Дриль Дмитрий Андреевич - О значении органических условий душевной жизни

О значеніи органическихъ условій душевной жизни.

Въ числѣ явленій, относящихся въ области психологіи, глубокій интересъ и поучительность представляютъ собою явленія человѣческой преступности, преимущественно, какъ показываетъ ближайшее изученіе, являющіяся результатомъ процесса медленно развивающагося физическаго и нравственнаго вырожденія и деградаціи человѣка,-- процесса, но большей части охватывающаго жизнь нѣсколькихъ родовыхъ поколѣній. Преступленіе -- это одно изъ заключительныхъ слѣдствій этого процесса. Издавна занявшись изученіемъ этой области міровыхъ явленій, я невольно самымъ "авторитетомъ фактовъ", какъ выразился французскій психіатръ Эскироль, былъ приведенъ къ убѣжденію, что преступность, какъ и все въ области душевныхъ явленій, имѣетъ свою органическую основу: порочность и неуравновѣшенность психо-физической организаціи дѣятеля, мало или вовсе не приспособленной къ условіямъ жизни окружающаго ее общества. Придя къ такому выводу, свидѣтельствомъ тѣхъ же фактовъ я былъ приведенъ и къ другому заключенію, что основанія самыхъ различій въ характерѣ преступности необходимо искать въ тѣхъ же различіяхъ дурно уравновѣшенной, порочной психо-физической организаціи дѣятеля преступленія. Такимъ образомъ, причины преступленій сами собою подраздѣлились для меня: 1) на ближайшія или непосредственныя, кроющіяся въ порочностяхъ психо-физической организаціи дѣятеля; 2) на болѣе отдаленныя или посредственныя, заключающіяся въ неблагопріятныхъ внѣшнихъ условіяхъ, подъ вліяніемъ которыхъ вырабатываются первыя, какъ болѣе или менѣе устойчивые факторы преступленій, и 3) на предрасполагающія, подъ вліяніемъ которыхъ уже сложившіяся дефективныя и дурно уравновѣшенныя натуры наталкиваются на нарушенія установленнаго общественнаго порядка.

Въ этой градаціи причинъ преступленій я какъ бы отвожу главное мѣсто причинамъ внутреннимъ. Но въ конечномъ своемъ анализѣ и въ процессѣ міроваго развитія и эти послѣднія сводятся къ причинамъ внѣшнимъ.

Ребенокъ, являясь на свѣтъ, не представляетъ собою какой-то tabula rasa. Напротивъ, онъ приноситъ опредѣленный наслѣдственный задатокъ, который есть какъ бы отпечатокъ жизненной исторіи его предковъ, ихъ жизненныхъ опытовъ и упражненій, ихъ добродѣтелей и пороковъ, ихъ порывовъ, страстей и заблужденій, и въ которомъ уже кроются тѣ или иныя особенности, стремящіяся опредѣлить будущій нравственно-умственный обликъ его личности. Но хотя этотъ наслѣдственный задатокъ, приносимый въ міръ тою или другою данною личностью A, и является прирожденнымъ и потому независимымъ въ своемъ существованіи и особенностяхъ отъ внѣшнихъ вліяній на эту самую личность A, тѣмъ не менѣе, и онъ, въ свою очередь, въ своей исторіи представляется результатомъ дѣятельности все тѣхъ же внѣшнихъ факторовъ. Да это я считаю нужнымъ обратить особое вниманіе и подчеркнуть это рѣшительное вліяніе внѣшнихъ воздѣйствій, внѣшней окружающей среды на весь обликъ нравственно-умственной личности человѣка,-- вліяніе, съ которымъ намъ постоянно приходится считаться въ исторіи личности вообще и въ исторіи преступленія въ частности. Дѣйствительно, если въ теченіе жизни данной личности А наслѣдственно ей переданный и принесенный готовымъ въ міръ задатокъ, подъ вліяніемъ внѣшнихъ жизненныхъ воздѣйствій, постоянно и постепенно, какъ учитъ ежедневный опытъ, частично измѣняется въ своихъ особенностяхъ, то понятно, что такія же измѣненія должны были происходить и въ теченіе жизни каждаго ряда ея восходящихъ, т.-е. ея родителей B и C, дѣдовъ D и F, прадѣдовъ G и H и т. д. Поэтому, если бы мы прослѣдили крайне сложную и долгую исторію постепенной выработки наслѣдственнаго задатка психическаго механизма личности A въ ряду ея восходящихъ, то получили бы постоянно упрощающіяся психическія величины, въ которыхъ, при переходахъ отъ нисходящихъ къ ихъ ближайшимъ восходящимъ, постепенно и постоянно отпадала бы часть ихъ сложности, приходящаяся на долю внѣшнихъ вліяній, дѣйствовавшихъ въ теченіе жизни этихъ нисходящихъ, и такъ постепенно вплоть до весьма упрощенныхъ психическихъ величинъ, у которыхъ непосредственная связь между внѣшними стимулами и конечными эффектами улавливается сравнительно легко. Такимъ образомъ, мы можемъ сказать, что характеръ дѣятельности человѣка опредѣляется особенностями его психо-фи8ическаго механизма, отвѣчающаго своею дѣятельностью на внѣшніе импульсы, но, въ свою очередь, эти особенности являются болѣе или менѣе быстро вырабатывающимся результатомъ постепенныхъ частичныхъ измѣненій, совершавшихся подъ вліяніемъ тѣхъ же внѣшнихъ воздѣйствій въ рядѣ восходящихъ поколѣній.

Это сведеніе нравственныхъ особенностей къ внѣшнимъ вліяніямъ нисколько не ослабляетъ нравственныхъ ученій, ни мало не умаляетъ нравственной стороны человѣка и не затрогиваетъ вопроса о сущности сознанія, о сущности души, которая, при любомъ углѣ зрѣнія, навсегда останется для человѣка неразрѣшимою загадкой бытія. Напротивъ, вытекающее отсюда ученіе вполнѣ признаетъ неизмѣримо-важное значеніе чуткой совѣсти, устойчиваго чувства долга и хорошо организованнаго механизма воли,-- всѣхъ этихъ совершеннѣйшихъ плодовъ умственно-нравственной культуры человѣка, совершающейся путемъ долгихъ общественныхъ взаимодѣйствій. Оно лишь выясняетъ дѣйствительный процессъ ихъ образованія и освѣщаетъ тотъ путь, которому должно слѣдовать для выработки возможно совершенной нравственной личности.

Нерѣдко приходится слышать, что тѣ или другія предлагаемыя улучшенія, представляющіяся симпатичными мечтаніями, на самомъ дѣлѣ не соотвѣтствуютъ природѣ человѣка. И по отношенію къ данному времени такое утвержденіе нерѣдко бываетъ совершенно вѣрно. Но вопросъ представится нѣсколько въ иномъ видѣ, если мы спросимъ себя: о какой же природѣ человѣка идетъ рѣчь? Человѣкъ, какимъ мы его знаемъ въ дѣйствительности, представляетъ значительныя разнообразія. Если мы встрѣчаемъ крайнихъ индивидуалистовъ, узкихъ эгоистовъ, которые не проявляютъ никакой благожелательности къ людямъ и спокойно попираютъ важные общественные интересы ради своихъ даже незначительныхъ выгодъ, которые не чувствуютъ никакого влеченія дѣлать что-либо для другихъ и не ощущаютъ никакого удовольствія при видѣ ихъ довольства и благосостоянія, то на ряду съ ними мы встрѣчаемъ и такихъ, которые посвящаютъ всѣ свои силы служенію общему благу и беззавѣтно жертвуютъ всѣми своими интересами своимъ ближнимъ, радуются чужими радостями, наслаждаются чужимъ счастіемъ, страдаютъ чужимъ горемъ, отзывчиво откликаются на нужды окружающихъ и почти не знаютъ разницы между моимъ и твоимъ. Лучшее и полнѣйшее отраженіе подобнаго совершеннѣйшаго образа мы находимъ въ Евангеліи съ его міровою любовью. Въ различные періоды преобладаютъ и различные характеры, различныя породы людей съ ихъ многочисленными разновидностями, налагающими особую окраску на всякое данное время. Въ ходѣ исторія передъ нами проходятъ непрерывною чередой вѣка и эпохи, а вмѣстѣ съ тѣмъ проходятъ и различные умственно-нравственные типы людей. Римлянинъ начала республики и римлянинъ временъ упадка, какъ болѣе общіе типы, суть двѣ различныя, разнохарактерныя величины съ своими различными вкусами и стремленіями. Первый, это -- человѣкъ, полный жизни съ чувствомъ долга и умѣющій спокойно полагать душу свою за отечество, а второй, это -- Неронъ, это Каракалла, это обжора Вителій, это, наконецъ, тотъ, что восклицаетъ: "Мы слабы лицомъ къ лицу съ тѣмъ, что нужно выдержать. Мы не можемъ выносить ни труда, ни удовольствій, ни даже нашего собственнаго существованія". "И постоянно все одно и то же! Всегда мы должны то бодрствовать, то спать, то быть сытыми, то голодными, ощущать холодъ или жаръ! Ничто не кончается; всегда одинъ и тотъ же кругъ явленій; они бѣгутъ и слѣдуютъ другъ за другомъ: день смѣняется ночью, а ночь смѣняетъ день. За лѣтомъ слѣдуетъ осень, за осенью зима, а за нею весна. И такъ проходитъ все, чтобы вернуться снова, и мы не видимъ и не знаемъ ничего новаго". И всѣ эти различные типы суть люди и пѣли природу человѣка. А, между тѣмъ, какая между ними разница! Немудрено поэтому, что то, что удовлетворяло и соотвѣтствовало природѣ однихъ, оказалось несоотвѣтствующимъ природѣ другихъ, и наоборотъ. Но чѣмъ же, спрашивается, обусловливаются подобныя рѣзкія различія въ природѣ людей? Различіями въ особенностяхъ остова психической личности, въ особенностяхъ инстинктивной природы человѣка, налагающихъ рѣзкій отпечатокъ на все его умственно-нравственное существо и, какъ учитъ опытъ, постепенно слагающихся подъ вліяніемъ внѣшнихъ воздѣйствій. Всѣ особенности человѣка, всѣ его вкусы, влеченія и стремленія, всѣ его навыки и привычки суть результаты медленно сложившейся приспособленности путемъ воспитанія и унаслѣдованія слѣдовъ прежде бывшихъ воздѣйствій къ тѣмъ или другимъ направленіямъ, въ тѣмъ или другимъ идеаламъ. Въ виду этого люди, живя обществами, въ которыхъ, по самому ихъ существу, дѣйствія одного такъ или иначе въ большей или меньшей мѣрѣ отражаются и на всѣхъ остальныхъ въ интересахъ общаго блага и счастія, на ряду съ закономъ наслѣдственности, который есть законъ консерватизма, законъ сохраненія разъ пріобрѣтеннаго, должны въ широкой мѣрѣ пользоваться и закономъ приспособляемости, который есть законъ измѣняемости и, при благопріятныхъ условіяхъ, законъ усовершенствованія и прогресса, и должны организовать могущественныя внѣшнія воздѣйствія въ систему напередъ разсчитанныхъ разумныхъ мѣръ для постепеннаго подготовленія въ подрастающихъ поколѣніяхъ типа соціабельныхъ личностей въ истинномъ и благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова и для выработки въ нихъ навыковъ и привычекъ, соотвѣтствующихъ требованіямъ общественности. Только такимъ путемъ,-- путемъ постепеннаго нравственнаго совершенствованія породы можетъ быть вѣрно достигнуто устраненіе общественныхъ нестроеній вообще и преступленій въ частности.

Таковы самыя общія положенія. Ими, конечно, нельзя удовольствоваться и необходимо подступить къ изученію болѣе близкихъ соотношеній между оттѣнками преступности и особенностями психо-физической организаціи дѣятеля. Въ этой статьѣ я не имѣю въ виду затронуть этотъ интересный вопросъ во всей его широтѣ. Я остановлю вниманіе читателя только на одной изъ частей психическаго механизма -- на чувственныхъ влеченіяхъ вообще, особенности которыхъ ярко оттѣняютъ всѣ стороны умственно-нравственной личности человѣка. При этомъ спѣшу оговориться, что я коснусь только общихъ особенностей чувственныхъ влеченій. Подъ именемъ же чувственныхъ влеченій я разумѣю только влеченія, порождаемыя дѣятельностью болѣе или менѣе развитыхъ низшихъ органическихъ системъ или системъ растительной жизни. При изложеніи я воспользуюсь въ широкой мѣрѣ клиническимъ матеріаломъ. Область психическихъ явленій въ ихъ факторахъ только еще понемногу начинаетъ освѣщаться и преимущественно при помощи случаевъ изъ клиники душевныхъ разстройствъ, которыя, по справедливому замѣчанію д-ра Tebaldi, представляютъ собою какъ бы "психологическіе эксперименты", которые для насъ дѣлаетъ природа. Но предварительно я сдѣлаю нѣсколько самыхъ краткихъ пояснительныхъ замѣчаній о строеніи нервной системы, которая служитъ матеріальнымъ субстратомъ всей психической жизни.

На внѣшней поверхности тѣла, въ органахъ чувствъ, органахъ растительной жизни и въ мускулахъ размѣщено множество концевыхъ аппаратовъ нервныхъ волоконъ, которые или расположены отдѣльно, или скучены вмѣстѣ и иногда, какъ, напримѣръ, въ глазу, имѣютъ очень сложное строеніе. Они представляютъ собою окончанія нервныхъ волоконъ, которыя на дальнѣйшемъ своемъ пути отъ поверхности къ центру соединяются вмѣстѣ и образуютъ нервные стволы различной толщины. Каждое нервное волокно представляется сложнымъ органомъ, состоящимъ въ своей средней части, извѣстной подъ именемъ осеваго цилиндра, изъ тончайшихъ нервныхъ нитей или фибриллей. Начиная отъ поверхности, нервныя волокна идутъ, не прерываясь, и заканчиваются въ двухъ большихъ скопленіяхъ нервнаго вещества, одно изъ которыхъ замкнуто въ сложную костную трубку спины и извѣстно подъ именемъ спиннаго мозга, а другое -- въ полость головы и извѣстно подъ именемъ головнаго мозга; въ этомъ послѣднемъ нервныя волокна перекрещиваются такъ, что волокна одной стороны тѣла переходятъ въ половину мозга противуположной стороны. Только что описанныя нервныя волокна суть волокна, приводящія съ поверхности, по своей функціи иначе называемыя чувствующими. Скопленія нервнаго вещества, въ которыхъ они заканчиваются, кромѣ связующаго вещества, состоятъ, съ одной стороны, изъ большаго или меньшаго количества микроскопическихъ тѣлецъ различной величины и формы, извѣстныхъ подъ именемъ нервныхъ клѣтокъ. Скопленія этихъ послѣднихъ, окрашенныя желтовато-бурымъ цвѣтомъ, зависящимъ отъ пигментаціи, извѣстны подъ названіемъ сѣраго вещества мозга. Нервныя клѣтки имѣютъ удлиняющіеся и вѣтвящіеся отростки. Одни изъ этихъ клѣточныхъ отростковъ служатъ для соединенія клѣтокъ съ нервными волокнами (приводящими и выводящими), составляющими своими скопленіями вторую часть мозга, извѣстную подъ названіемъ бѣлаго его вещества. Другіе отростки служатъ для многообразнаго соединенія нервныхъ клѣтокъ между собою. Изъ нихъ-то и образуются проѣзжіе, если можно такъ выразиться, пути самаго мозга, взаимно соединяющіе въ разныхъ направленіяхъ разныя его части. Благодаря такому строенію, спинно-головной мозгъ отъ одного своего предѣла въ спинномъ каналѣ и до другаго въ корковомъ или поверхностномъ слоѣ головнаго мозга представляетъ собою одну непрерывную массу, состоящую изъ множества по всѣмъ направленіямъ связанныхъ между собою элементовъ. Отъ этой массы жъ периферіи отходятъ другія нервныя волокна: выводящія или двигательныя, заканчивающіяся въ мускулахъ, сокращеніемъ которыхъ (т.-е. мускуловъ) и производятся всѣ работы организма. Центральная нервная система съ своими приводящими и выводящими волокнами представляетъ, такимъ образомъ, какъ бы внутреннее чувствующее и распоряжающееся существо, помѣщенное въ организмѣ.

Таковы въ общихъ чертахъ составныя части нервной системы животной жизни. На ряду съ нею въ животномъ организмѣ существуетъ другая нервная система растительной жизни, завѣдывающая растительными функціями и называемая симпатической.

Еще древніе (напримѣръ, Пиѳагоръ и Галленъ) отличали въ человѣкѣ нѣсколько душъ, имѣющихъ и разныя сѣдалища: чувственную, волнующуюся и разумную. "Въ человѣкѣ,-- говоритъ Pinel,-- нужно различать два важныя подраздѣленія, провозглашенныя всѣми физіологами, два весьма различныя существа: одно, которое питается и воспроизводится, и другое, которое движется и думаетъ".

Симпатическая нервная система, завѣдывающая всѣми отправленіями "питающагося и воспроизводящагося человѣка", составляетъ краеугольный камень всей органической, а, слѣдовательно, и психической жизни, фундаментъ личности. "Организмъ,-- совершенно справедливо замѣчаетъ Trumet de Fontarce,-- долженъ сохраняться, возобновляться и лить, прежде нежели поддерживать сношенія съ окружающею средой. Низшія животныя не имѣютъ ни головнаго, ни спиннаго мозга, ни чувствующихъ нервовъ; только по мѣрѣ повышенія въ животной лѣстницѣ жизнь дополняется; между животными устанавливаются отношенія послѣдовательнымъ развитіемъ, которое у человѣка достигаетъ своего высшаго выраженія, къ нуждамъ, порождаемымъ сохраненіемъ оживленной матеріи, прибавляется потребность въ совмѣстной и разумной жизни; въ то время, когда высшія функціи человѣка еще не существуютъ или, вслѣдствіе тѣхъ или другихъ причинъ, отпадаютъ, функціи симпатической нервной системы продолжаютъ существовать и еще часто повышаются въ своей интенвивности. Симпатическая система, это -- самая сущность животности, тогда какъ головно-спинной аппаратъ есть, собственно говоря, лишь аппаратъ роскоши, аппаратъ прибавочный къ первичному плану творенія". Симпатическая нервная система появляется въ животной лѣстницѣ ранѣе спинно-головной; она постоянно бодрствуетъ и основными органическими функціями, функціями питанія и обмѣна веществъ, она же завѣдываетъ и кровообращеніемъ, отъ особенностей котораго зависятъ основныя особенности остова психической личности. Всѣ эксцессы, напримѣръ, пьянство, обжорство, развратъ и проч., прежде всего, поражаютъ основу органической жизни, симпатическую систему, и тѣмъ самымъ постепенно подтачиваютъ и самые устои высшей разумной жизни и постепенно подготовляютъ ея полное помутнѣніе и разложеніе, предварительно возвѣщаемое временными замѣшательствами и разстройствами, рѣзво всегда отражающимися на настроеніи. Эту зависимость системы высшей отъ системы низшей необходимо уяснить себѣ вполнѣ; только при такомъ условіи намъ вполнѣ выяснится и скрытый, но основной механизмъ психической жизни, и зависимость ея особенностей отъ темныхъ процессовъ органической жизни, которые, какъ увидимъ далѣе, при помощи общаго чувства, обусловливающаго настроеніе, отражаются въ зеркалѣ нашего сознанія, изображаясь въ немъ особыми знаками. Только понявъ все это, мы поймемъ безусловно рѣшающее значеніе развитой, здоровой и прочной физической основы для всей качественной стороны нашей психической личности.

Различные внутренніе органы инервируются особыми нервными волокнами, симпатическими, которыя берутъ свое начало изъ такъ называемыхъ симпатическихъ нервныхъ узловъ или маленькихъ мозговъ, какъ удачно выражается д-ръ Descaret; главнымъ между ними является сыгнозное сплетеніе, "которое анатомы и медики называли прежде брюшнымъ мозгомъ".

Всѣ эти узлы соединены нервными волокнами между собой и въ своей совокупности образуютъ нервную систему, въ вѣдѣніи которой и стоять всѣ процессы растительной жизни. Эта система, однако, не представляется обособленной, а, напротивъ, тѣсно соединяется съ спинно-головнымъ мозгомъ, и только гармоническое развитіе этихъ двухъ системъ и ихъ взаимная уравновѣшенность и могутъ способствовать образованію совершеннаго человѣка. На концевые аппараты приводящихъ или чувствующихъ нервныхъ волоконъ воздѣйствуютъ совершающіяся повсюду въ природѣ разнообразныя движенія или пространственныя перераспредѣленія отдѣльныхъ матеріальныхъ частицъ, извѣстныя подъ именемъ явленій дѣйствія силъ. Этими воздѣйствіями или толчками концевымъ аппаратахъ передается происходящее вокругъ нихъ движеніе и они приводятся въ особое дѣятельное состояніе, извѣстное подъ именемъ состоянія возбужденія. Передача движенія этимъ не заканчивается; движеніе распространяется дальше по нервному волокну и несется отъ периферіи къ центру. Воспринимающіе концевые аппараты мы "можемъ сравнить поэтому съ разбросанными повсюду на поверхности наблюдательными станціями, собирающими извѣстія о совершающемся какъ во внѣшней средѣ, такъ я во внутреннихъ органахъ. Этимъ собираніемъ свѣдѣній роль концевыхъ аппаратовъ приводящихъ волоконъ и заканчивается. Собранныя извѣстія не остаются въ наблюдательныхъ станціяхъ; они, какъ мы видѣли, отправляются дальше въ центрамъ управленія -- узламъ и спинно-головному мозгу, въ различныхъ частяхъ котораго приводящія волокна, идущія отъ различныхъ органовъ тѣла, имѣютъ свои окончанія. Каждая такая часть по отношенію къ органу, инервируемому заканчивающимися въ немъ приводящими волокнами, представляетъ собою его нервный центръ или станцію управленія. Понятно, что чѣмъ богаче инервація и, слѣдовательно, чѣмъ ярче чувствительность того или другаго органа у того или другаго лица, тѣмъ значительнѣе будетъ представительство этого органа въ мозгу, иначе говоря, тѣмъ развитѣе будетъ и его мозговой центръ. Проф. Meinert, говоря о мозговыхъ локализаціяхъ, замѣчаетъ, напрны., что у животныхъ, которыя, разыскивая пахучія вещества, держатъ носъ близко къ землѣ, обонятельная доля представляется весьма развитой и большой, а у человѣка и обезьяны, для которыхъ обоняніе имѣетъ меньшее значеніе и которые меньше его упражняютъ, она мала. У водяныхъ млекопитающихся, живущихъ на сушѣ и въ водѣ, эта долька по своимъ размѣрамъ приближается въ человѣческой, а у китообразныхъ она вовсе отсутствуетъ.

Различіемъ въ развитіи у отдѣльныхъ личностей различныхъ мозговыхъ центровъ,-- различіемъ, зависящимъ отъ различій въ количествѣ упражненій органа не только въ теченіе жизни самаго индивида, но и въ теченіе жизни его восходящихъ, удовлетворительно объясняется какъ съ психологической, такъ и съ физіологической стороны повседневно наблюдаемое и рѣзко бросающееся въ глаза различіе въ напряженности у этихъ личностей различныхъ функцій, отъ котораго, на основаніи всего извѣстнаго намъ о механизмѣ организма, мы въ правѣ заключать къ неравномѣрному развитію ихъ органовъ. Особенно рельефно это бываетъ замѣтно у идіотовъ, у которыхъ, вслѣдствіе недоразвитости мозга, высшія способности отсутствуютъ, но иногда одна какая-либо изъ нихъ рѣзко выдѣляется по своему сравнительно значительному и исключительному развитію. Такъ, наприм., въ заведеніи для идіотовъ въ Ирльсвудѣ одинъ мальчикъ проявлялъ большую способность въ рѣшеніи наизусть ариѳметическихъ дѣйствій. "Онъ складывалъ и множилъ трехзначное число на трехзначное съ поразительною скоростью". "Я видѣлъ, -- пишетъ д-ръ Аткинсонъ,-- одну женщину-идіотку, которая обладала этою способностью въ чрезвычайной степени; занятіе ариѳметическими* вопросами доставляло ей только наслажденіе". Одинъ изъ примѣровъ неравномѣрно-усиленной напряженности одной функціи и, слѣдовательно, неравномѣрно-усиленнаго развитія ея органа съ его нервными центрами намъ представляетъ знаменитый Моцартъ. Будучи еще трехъ лѣтъ отъ роду, онъ уже съ величайшимъ удовольствіемъ отыскивалъ терціи на фортепіано. Съ этихъ раннихъ поръ усиленное и обусловленное прирожденными особенностями развитіе однѣхъ частей организаціи уже рѣзко проявлялось и необходимо было слѣдить, чтобы ребенокъ не забывался за фортепіано. Его чувствительность къ звукамъ, ясно указывающая на усиленную и богатую инервацію соотвѣтствующихъ органовъ, была настолько велика, что звукъ трубы вызывалъ у него конвульсіи. Гайднъ также съ самаго ранняго возраста испытывалъ величайшее наслажденіе при звукахъ музыки и слушаніе ея всегда предпочиталъ всѣмъ дѣтскимъ играмъ. Усиленное развитіе опредѣленныхъ частей организаціи ясно проявлялось и у него въ необычайномъ влеченіи къ музыкѣ, которое деспотически заставило его, еще восьмилѣтняго ребенка, усиленно заниматься ею по 16 и 17 часовъ въ сутки, рѣшительно забывая о привлекательныхъ для всѣхъ другихъ дѣтей дѣтскихъ играхъ. Подобно атому Микель-Анджело проявлялъ усиленную раннюю склонность къ краскамъ и рисованію. Еще болѣе рельефный примѣръ преобладанія въ развитіи однихъ нервныхъ центровъ и обусловливаемыхъ ими влеченій надъ другими намъ представляетъ полная лишеній жизнь венгерскаго ученаго Ментелли, который, несмотря на свои обширныя знанія, открывавшія ему широкій путь въ жизни, отказался отъ всего и все принесъ въ жертву своему неодолимому и ненасытному влеченію къ знанію. Полный жажды къ нему, бѣднякъ Ментелли покинулъ родную страну, чтобы пѣшкомъ выходить всю Европу, все увидѣть, все узнать. Въ Парижѣ, подъ игомъ своего влеченія, онъ отлагался отъ возможной для него и хорошо оплачиваемой каѳедры и поселился въ плохо сколоченной лачугѣ въ саду, гдѣ всецѣло и предался своимъ занятіямъ. Онъ спалъ въ ящикѣ и выходилъ изъ своего жилища только одинъ разъ въ недѣлю, чтобы давать урокъ, который и доставлялъ ему средства существованія. Болѣе одного урока онъ не бралъ. Во время своего выхода онъ закупалъ и провизію на цѣлую недѣлю. Послѣдняя состояла изъ хлѣба и картофеля, которыми онъ питался, и масла, которое онъ жегъ въ лампѣ во время своихъ занятій. Питьемъ для него служила чистая вода. Особенности организаціи Ментелли уже ясно проявлялись въ томъ, что при всѣхъ своихъ лишеніяхъ онъ регулярно работалъ по двадцати часовъ въ сутки. Одинъ лишній кусокъ пищи производилъ уже разстройство въ его организмѣ, а одинъ стаканъ вина вызывалъ у него лихорадочныя явленія. Въ 1814 году онъ не имѣлъ уроковъ и вынужденъ былъ обратиться въ одно заведеніе. "Очень немного пищи,-- сказалъ онъ, обращаясь къ профессору,-- съ меня будетъ достаточно; для помѣщенія я удовольствуюсь всякимъ угломъ, а денегъ мнѣ вовсе не надо. Доставьте мнѣ то, что я прошу у васъ, и я вамъ обѣщаю употребить всѣ усилія, чтобы быть полезнымъ". Оказалось, что онъ въ совершенствѣ знаетъ латинскій и греческій языки и ихъ литературу. Онъ получилъ занятія и принялся за свою прежнюю жизнь. Онъ отказался отъ употребленія бѣлья, носилъ грязные лохмотья до тѣхъ поръ, пока они не сваливались, и позволялъ себѣ одну только роскошь -- покупать разъ въ недѣлю немного лакомствъ, которыя онъ съ наслажденіемъ раздавалъ дѣтямъ. Онъ отличался всегда необычайною ровностью характера, спокойствіемъ, пріятнымъ настроеніемъ и ясностью ума. Онъ не чувствовалъ никакихъ неудобствъ и ни на что не жаловался. Когда однажды друзья и поклонники прислали ему въ подарокъ множество платья, онъ было надѣлъ нѣкоторое, но потомъ сложилъ все въ коробъ и пошелъ продавать, чтобы вырученныя деньги употребить на покупку книгъ.

Во время осады Парижа союзниками бомбы ихъ начали падать въ садъ, гдѣ жилъ Ментелди. Его пришли предупредить объ опасности и застали за какою-то задачей. Онъ поднялъ голову и съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ сказалъ пришедшимъ: "Что эти бомбы имѣютъ общаго со мной? Оставьте ихъ падать, но, и оставьте меня въ покоѣ". Ментелли утонулъ въ 1836 году, имѣя 60 лѣтъ отъ роду. Въ теченіе своей многолѣтней жизни онъ всегда оставался вѣренъ себѣ и всегда былъ самимъ собою. Въ немъ мы наблюдаемъ человѣка съ сравнительно мало развитыми центрами жизни растительной и, напротивъ, съ усиленно развитыми центрами жизни мыслительной. Послѣдніе, какъ значительно сильнѣйшіе, и предъявляютъ свои повелительныя требованія, господствуютъ надъ всѣми остальными безъ протеста, придаютъ особый отпечатокъ всему существу и опредѣляютъ ихъ обладателя къ соотвѣтствующимъ дѣйствіямъ.

Въ лицѣ Ментелли я представилъ примѣръ личности не вполнѣ уравновѣшенной, но съ усиленнымъ развитіемъ влеченій высшаго порядка. Теперь я представлю другой примѣръ личности, также не уравновѣшенной, но личности иного, низшаго типа, у которой влеченія низшаго порядка господствуютъ надъ всѣмъ существомъ и ярко опредѣляютъ особенности ея нравственной окраски.

Въ какой мѣрѣ Ментелли посвятилъ всѣ свои силы на служеніе своему ненасытному влеченію къ знанію, въ такой же мѣрѣ субъектъ, о которомъ теперь пойдетъ рѣчь, посвятилъ ихъ на служеніе влеченіямъ и аппетитамъ своего желудка, которые налагали рѣзкій отпечатокъ на все его душевное существо. Это нѣкто Н., су-префектъ въ Альзасѣ, бывшій на весьма далекое разстояніе извѣстенъ своею необычайною любовью къ ѣдѣ и своимъ обжорствомъ. Въ Кольмарѣ не проходило ни одного обѣда, ни одного собранія съ ѣдой, на которое Н. не съумѣлъ бы назваться. Онъ какъ бы чутьемъ угадывалъ такое собраніе и всегда являлся вовремя. Въ большимъ обѣдамъ онъ готовился долгимъ искусомъ, напередъ предвкушая ожидаемое наслажденіе. Всѣ его помыслы были сосредоточены на ѣдѣ и поглощены ѣдой. Онъ искренно уважалъ только гастрономовъ и поваровъ. Когда одинъ изъ его знакомыхъ оставилъ однажды званый обѣдъ, не дождавшись его окончанія, то, при первой же встрѣчѣ съ нимъ, Н. сказалъ ему: "Бѣдный, какъ вы могли оставить такой обѣдъ, когда еще предстояло два блюда? Какое продолжительное наслажденіе они доставили бы мнѣ!" Узнавъ о смерти сестры Марты, матери солдатъ и героини великой арміи, о которой всѣ много говорили, онъ воскликнулъ, обращаясь къ собесѣдникамъ: "Вы говорите только о сестрѣ Мартѣ, тогда какъ намъ угрожаетъ большое бѣдствіе. Рифенекъ, бѣдный Рифенекъ теперь въ опасности, и если мы потеряемъ этого повара, имѣющаго европейскую извѣстность, то кто намъ замѣнитъ его когда-нибудь? Это будетъ, я полагаю, потеря гораздо большая, нежели ваша сестра Марта". Въ этой оцѣнкѣ сказался весь человѣкъ. При этомъ въ ней интересно наблюдать, какъ ощущенія отъ усиленно развитыхъ органовъ,-- въ данномъ случаѣ ощущенія желудочныя,-- какъ бы одѣваются соотвѣтствующими представленіями, фиксируютъ мысль на опредѣленныхъ предметахъ и придаютъ всему мышленію особую желудочную окраску, если можно такъ выразиться.

Убранству стола Н. всегда придавалъ громадное значеніе, а потому еще за два дня до смерти своей жены онъ уже готовилъ тарелки для ея похороннаго пира. Часто и чрезмѣрно удовлетворяя своему господствующему влеченію, на которомъ сосредоточивался интересъ его жизни, Н. столь же часто страдалъ усиленными и болѣзненными разстройствами пищеваренія. Въ одинъ изъ такихъ приступовъ, на увѣщанія д-ра Мореля о воздержности, Н. отвѣтилъ: "Не говорите мнѣ никогда о діэтѣ. Я довольствуюсь чашкой чая только въ тѣ дни, когда долженъ съѣсть больше. Что же дѣлать докторъ? Ѣсть -- это мое единственное наслажденіе". И это наслажденіе погубило Н. Однажды онъ давалъ обѣдъ и съ утра занимался пробою различныхъ блюдъ, закусокъ и дессертовъ. Наконецъ, гости собрались, но хозяинъ еще до начала стола долженъ былъ удалиться. Долго не видя его возвращенія, приглашенные начали безпокоиться и отправились на поиски. Было, однако, уже поздно: Н. палъ жертвою своего влеченія, которое деспотически господствовало надъ нимъ въ теченіе всей его жизни. Онъ, очевидно, принадлежалъ къ тому типу желудочныхъ личностей, которыя, при видѣ или при мысли о съѣдобномъ, начинаютъ захлебываться, теряютъ всякое равновѣсіе духа и самообладаніе, усиленно возбуждаются и приходятъ въ состояніе, близкое къ состоянію экстаза, когда весь окружающій міръ со всѣми послѣдствіями связи явленій исчезаетъ изъ сознанія и въ немъ господствуютъ только мощные тоны усиленно вибрирующаго и возбужденнаго влеченія.

Другой субъектъ того же типа организаціи, хотя и нѣсколько иной разновидности, нѣкто М., также посвятилъ всю свою жизнь служенію своему желудку. Онъ изъѣздилъ всѣ мѣстности Франціи, хотя чѣмъ-либо замѣчательныя по съѣдобной части. Онъ ревностно изучалъ физіологію пищеваренія, а также исторію и путешествія, но съ кулинарной точки зрѣнія. Онъ прекрасно зналъ и любилъ разсказывать, въ какомъ году, при какомъ королѣ, что изъ съѣдобнаго, кѣмъ и откуда вывезено. Онъ почти ни о чемъ не говорилъ болѣе, какъ только о гастрономіи, и посвящалъ все свое свободное время рѣшенію трудныхъ кулинарныхъ задачъ и съ этою цѣлью производилъ многообразные опыты. М., повидимому, и самъ понималъ значеніе подобнаго типа организаціи. "Если дѣло идетъ о выборѣ начальника,-- говорилъ онъ,-- и если выбираемый имѣетъ большіе рѣзцы, отвергните его: это грызунъ народа. Если онъ имѣетъ большіе клыки, отвергните также, потому что онъ истерзаетъ его. Если выступающій кандидатъ обладаетъ широкими коренными зубами, берегитесь подавать за него голосъ: это великій ѣдокъ, а эта раса людей постоянно перевариваетъ, и такъ какъ пищевареніе поглощаетъ умственныя способности, то онъ будетъ постоянно спать на скамьяхъ центра и будетъ просыпаться только для того, чтобы выкрикнуть о закрытіи засѣданія для ускоренія времени своего обѣда".

Къ тому же типу принадлежалъ и знаменитый англичанинъ Томъ Роджестонъ, который въ шесть лѣтъ проѣлъ состояніе въ 50 т. фунт. стерлинговъ годичной ренты. Онъ изъѣздилъ всю Европу съ гастрономическими цѣлями, не миновалъ и Россію и вездѣ издерживалъ колоссальныя суммы на свой желудокъ. Онъ имѣлъ агентовъ въ Мексикѣ, Китаѣ, Канадѣ и пр., которые высылали ему лакомые кусочки. Оставшись съ гинеей въ карманѣ, онъ купилъ себѣ бекаса, зажарилъ его по всѣмъ правиламъ кулинарнаго искусства, далъ желудку два часа на пріятное пищевареніе и, насладившись имъ въ послѣдній разъ, пошелъ и утопился, потому что смыслъ жизни безъ денегъ для удовлетворенія требованія это всесильнаго желудка для него былъ исчерпанъ. Онъ былъ приспособленъ только къ пищеваренію и для него только и жилъ.

Разнообразныя разновидности этой желудочной породы были особенно распространены въ Римѣ временъ имперіи, когда, по свидѣтельству современниковъ, "невоздержность, лѣнь, небрежность, разгулъ, пьянство и сонъ овладѣли всѣми, когда роскошь, погоня за наживой и чувственность достигли ужасныхъ размѣровъ, когда гордая римская знать унижалась и ползала, какъ рабъ, ради займовъ и богатыхъ наслѣдствъ, когда значительное число людей, попрежнему носившихъ имя римскихъ гражданъ, превратились въ какіе-то ходячіе желудки и когда послѣдніе сдѣлались богомъ руководящихъ классовъ римскаго общества. "За столомъ, если не поспѣетъ съѣсть чего,-- читаемъ мы описаніе нѣкоторыхъ изъ подобныхъ личностей-паразитовъ у Сид. Аполлинарія, -- такъ украдетъ; плачетъ, если слишкомъ скоро наѣстся; жалуется на то, что все хочется пить. Хвастунъ, привыкшій къ побоямъ, любитель попьянствовать, еще большій охотникъ поклеветать, онъ, кажется, въ одно время извергаетъ изо рта и грязь, и винный запахъ. Паразитъ отличается большими ушами, какъ у слона. Носъ его съ широкими ноздрями и узкимъ переносьемъ; отсюда противный видъ и дыханіе спертое. Потомъ слѣдуетъ ротъ, окаймленный свинцовыми губами, съ звѣриною пастью, съ нечистыми деснами, желтыми зубами; изъ дупла коренныхъ, почти подгнившихъ, исходитъ удушливый запахъ, съ которымъ смѣшивается отрыжка отъ вчерашнихъ блюдъ, обременяющихъ желудокъ, и поднятіе худо переваренныхъ ужиновъ. Лобъ его наморщенъ отвратительнымъ образомъ съ длинными бровями. Все лицо такъ блѣдно, какъ будто видѣнія и тѣни приходятъ пугать его. Я ничего не скажу о его тѣлѣ, одержимомъ подагрою и потопленномъ въ жиру. Умолчу и о томъ, что, вслѣдствіе короткости шеи, его плечи сходятся на затылкѣ. Умолчу о его груди, обвисшей отъ жиру. Умолчу о его животѣ, опустившемся чуть не до земли... Что сказать о его спинѣ, о позвоночномъ хребтѣ? Хотя отъ него идутъ вокругъ ребра, чтобы прикрыть грудь, но этотъ вѣтвистый скелетъ затопленъ вышедшимъ изъ береговъ желудкомъ. Но, несмотря на всю безобразность частей своего тѣла, полуживой и безсильный, онъ не въ состояніи ходить безъ поддержки и является еще отвратительнѣе въ словахъ, чѣмъ въ своей внѣшности".

Не трудно понять, какія формы взаимныхъ отношеній могло и должно было создавать общество, въ значительной мѣрѣ состоявшее изъ такихъ и другихъ, столь же порочныхъ, вырождающихся разновидностей человѣчества.

Въ нѣкоторыхъ изъ приведенныхъ примѣровъ мы имѣемъ передъ собою личности, у которыхъ непропорціонально развитыя чувственныя влеченія, всплывающія изъ органической глубины отъ дѣятельности усиленно развитыхъ органовъ растительной жизни съ ихъ мозговыми центрами, рѣзко опредѣляютъ весь характеръ личности, ея дѣятельность, ея отношенія къ окружающимъ и весь строй ея мышленія. Одинъ основный тонъ, одна могучая нота господствуютъ надъ всѣмъ ихъ существомъ и создаютъ изъ нихъ гражданъ общества опредѣленнаго типа, которые, въ свою очередь, соотвѣтственно опредѣляютъ и строй общественныхъ отношеній. Какъ не можетъ щука летать въ воздухѣ, такъ и многія изъ разновидностей подобныхъ порочныхъ организацій, разъ онѣ вполнѣ сформировались, при всѣхъ формахъ учрежденій, мало могутъ создать добраго. Онѣ всегда и вездѣ остаются сами собой. Нѣтъ въ нихъ добраго, теплаго чувства, нѣтъ въ нихъ искры Божіей.

Я бы могъ привести много примѣровъ чувственныхъ личностей другихъ типовъ, съ другими преобладающими чувственными влеченіями, но я предпочитаю ограничиться сказаннымъ. Замѣчу лишь, что горе тому народу и тому обществу, среди которыхъ усиленно размножаются подобныя неуравновѣшенныя натуры съ непропорціонально усиленно тонирующими чувственными влеченіями низшаго порядка.

Изъ взаимно связанныхъ между собою нервныхъ центровъ, завѣдывающихъ различными функціями, и состоитъ спинно-головной мозгъ. Онъ не представляетъ собою поэтому однороднаго органа, а ассоціацію или федерацію отдѣльныхъ органовъ, какъ выражается проф. Шарко. Раздѣльностью взаимно связанныхъ между собою управляющихъ центровъ и объясняется, почему у вторично-слабоумныхъ, т.-е. у такихъ, у которыхъ слабоуміе является слѣдствіемъ предшествующихъ фазъ душевной болѣзни, часто поражаются однѣ способности и остаются нетронутыми другія.

Мозговые центры не одного порядка. Они, напротивъ, представляютъ собою какъ бы іерархію центровъ. Надо замѣтить, что, повидимому, всѣ органы въ симпатическихъ узлахъ и въ спинно-головномъ мозгу имѣютъ свои высшіе и низшіе центры. Послѣдніе и пространственно помѣщаются ниже, соединяясь связующими путями съ выше ихъ лежащими центрами сознательной жизни. Самая верхняя и разнообразно изборожденная часть головнаго мозга, составляющая его наружную поверхность и первая бросающаяся въ глаза при вскрытіи черепа и по удаленіи твердой мозговой оболочки, представляетъ собою совокупность высшихъ центровъ, повидимому, для всѣхъ органовъ. Это въ полномъ смыслѣ слова высшее центральное управленіе, состоящее изъ самостоятельныхъ, хотя и взаимно связанныхъ центровъ; это -- такъ называемый корковый слой полушарій. Онъ состоитъ изъ слоевъ связанныхъ ихъ отростками различной величины и формы нервныхъ клѣтокъ. Въ различныхъ частяхъ этого управленія расположены центры внутреннихъ органовъ, центры движеній, центры слуха, центры зрѣнія, высшіе разсудочные и направляющіе центры и т. д. Это конечный высшій этапъ, до котораго доходятъ, предварительно пройдя станціи низшаго порядка, приводящіе пути отъ всѣхъ органовъ и отъ котораго, въ свою очередь, расходятся выводящіе пути также ко всѣмъ органамъ. "Между нервными элементами, -- замѣчаетъ д-ръ Lays,-- одни, наиболѣе низшіе съ точки зрѣнія іерархической конституціи, исключительно посвящены актамъ питанія периферическихъ тканей, тогда какъ другіе, въ центрахъ, имѣютъ въ своемъ завѣдываніи большія колеса живой машины; одни изъ нихъ регистрируютъ операціи чувства, другіе завѣдуютъ двигательными процессами. Наконецъ, на вершинѣ находится область психической дѣятельности, сѣрые элементы воры, которые, несмотря на особыя свойства, тѣмъ не менѣе, въ своихъ динамическихъ проявленіяхъ обнаруживаютъ тѣ же основныя особенности живой матеріи вообще и нервныхъ клѣтокъ въ частности: чувствительность, автоматизмъ и свойство сохранять полученныя впечатлѣнія".

Въ тѣхъ случаяхъ, когда направляющее вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ или временно парализуется, или устойчиво поражается недоразвитіемъ, тогда низшіе и уже не подчиняющіеся центры становятся самостоятельны въ своей дѣятельности, послѣдняя получаетъ полный просторъ и, не сдерживаемая въ должныхъ границахъ, нерѣдко порождаетъ крайне уродливыя явленія.

Этотъ фактъ нервной, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, и психической организаціи оказываетъ самое рѣшительное вліяніе на всѣ проявленія душевной жизни и имъ объясняется механизмъ весьма многихъ душевныхъ движеній, который, на первый взглядъ, кажется иногда весьма непонятнымъ и загадочнымъ. Высотою степени подчиненности чувственныхъ влеченій, порождаемыхъ дѣятельностью низшихъ органовъ и ихъ центровъ, разумнымъ вліяніямъ центровъ высшихъ и объясняется существованіе въ душѣ у нѣкоторыхъ людей столь сильнаго сознанія долга, что оно почти безъ труда направляетъ всѣ дѣйствія и подавляетъ всѣ нехорошія и всѣ нечистые порывы. Напротивъ, слабостью этого подчиненія объясняется та нравственная распущенность и дряблость, несчастные носители которыхъ, ясно сознавая вредъ или некрасивость своихъ поступковъ, тѣмъ не менѣе, не бываютъ въ силахъ воздержаться отъ нихъ, легко увлекаются могучими влеченіями и легко падаютъ въ возникающей борьбѣ. По собственному признанію Альфіери, только благодаря безумной любви къ занятіямъ, онъ избѣжалъ ига любовныхъ страстей, сумасшествія и самоубійства. Въ этомъ еще случаѣ сильное влеченіе къ высшей умственное дѣятельности было достаточно властно, чтобы уравновѣсить и даже побороть ясно сознававшіяся въ ихъ мощи бурныя движенія души. Не то въ другихъ, болѣе выраженныхъ случаяхъ неуравновѣшенности, когда сравнительно слабая задерживательная сила высшихъ разсудочныхъ центровъ легко уступаетъ и поборается энергичными влеченіями низшаго порядка. Одинъ изъ подобныхъ примѣровъ сравнительной слабости высшихъ направляюще-задерживающихъ центровъ намъ можетъ представить хотя бы та наслѣдственница-дипсоманка, о которой разсказываетъ д-ръ Magnan. Отецъ ея былъ пьяница, а бабка со стороны матери кончила жизнь самоубійствомъ. Дѣтство и юность ея протекли безъ болѣзней и особыхъ происшествій. Впослѣдствіи у нея стали развиваться различныя странныя влеченія и, между прочимъ, ею овладѣла періодически появлявшаяся неудержимая страсть къ пьянству. Въ промежутки между приступами ей казалось, однако, что влеченіе не повторится болѣе, но, несмотря на самое твердое рѣшеніе противустоять, оно снова и снова повторялось, и она снова и снова уступала ему. "Я пыталась бороться,-- разсказывала она Magnan'у,-- и повторяла громкимъ голосомъ совѣты, которые вы мнѣ часто давали и которымъ, я думала, легко слѣдовать. Я угрожала себѣ всѣми несчастіями и всевозможнымъ позоромъ, которыхъ роковою причиной будетъ эта пагубная страсть; я была увѣрена, что моя слабость приведетъ меня къ пагубѣ, но ничто не помогало, необходимо было пить". И она пила. Желая, однако, вселить въ себя отвращеніе къ вину и водкѣ, она подмѣшивала въ нихъ различныя мерзости и въ томъ числѣ ревень. Ее тошнило и рвало, но она, все-таки, пила. Подъ вліяніемъ стыда и отчаянія она сдѣлала послѣднюю попытку удержаться и съ этою цѣлью примѣшивала къ водкѣ всякія мерзости, но это не помогало. Это случай, правда, болѣзненный, но существующее въ немъ разстройство, не измѣняя процесса въ его существѣ, только рѣзче и рельефнѣе оттѣняетъ его механизмъ.

Другимъ примѣромъ намъ можетъ служить нѣкто Franèois N., представлявшійся въ разговорѣ вполнѣ разсудительнымъ и разумнымъ. Съ самаго ранняго дѣтства онъ уже проявлялъ буйный и неукротимый характеръ, имѣлъ частыя ссоры съ сверстниками я представлялъ рѣзкіе переходы отъ веселости къ печали и наоборотъ,-- особенность, отмѣчающая нервно слабыя и подбитыя натуры. При малѣйшихъ упрекахъ родителей и воспитаталей онъ начиналъ кататься по полу и предавался неудержимому бѣшенству. Рано женившись и рано начавъ злоупотреблять алкоголемъ, онъ вскорѣ какъ-то неестественно возненавидѣлъ жену и дѣтей и сдѣлалъ жизнь ихъ адомъ. Жена вынуждена была бѣжать изъ дома и не разъ подвергалась опасности быть убитой мужемъ. На разспросы доктора, N. съ вспыхнувшею и дурно сдерживаемою злобой воскликнулъ: "Я уничтожу ея жизнь или она мою; я ихъ разорю, я ихъ обезчещу и затѣмъ убью себя, потому что нельзя жить при такихъ страданіяхъ, какъ мои". Въ этомъ примѣрѣ мы имѣемъ передъ собою человѣка, у котораго сдерживающее и умиряющее вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ, направляющихъ дѣятельность, почти не развивалось, а, напротивъ, ослаблялось привычкой и алкоголемъ, а потому почти отсутствуетъ, вслѣдствіе чего влеченія и порывы, возникающіе изъ тайниковъ дурно тонирующей растительной жизни, получили полный просторъ и, не сдерживаемые, являются опредѣлителями безобразныхъ дѣйствій и поступковъ.

Тою же крайнею недостаточностью подчиненія въ данное время объясняется и наблюдаемая иногда импульсивность, при наличности которой стремящіяся перейти въ дѣятельность влеченія, зарождающіяся въ тѣхъ или иныхъ низшихъ центрахъ, всецѣло овладѣваютъ человѣкомъ, превращаютъ его въ какое-то слѣпое орудіе и опредѣляютъ къ нежеланной и даже наводящей ужасъ дѣятельности. Для пониманія механизма этихъ явленій прекрасные примѣры и, притомъ, примѣры, рѣзко выраженные въ различныхъ степеняхъ, намъ могутъ представить эпилептики. Иногда дѣятельность высшихъ разсудочныхъ центровъ у нихъ вовсе отпадаетъ и въ этомъ состояніи они совершаютъ рядъ безумныхъ, но крайне сложныхъ дѣйствій, указывающихъ на дѣятельность центровъ головнаго мозга. Одинъ изъ нихъ совершилъ въ такомъ состояніи длинное путешествіе изъ Франціи въ Бомбей, гдѣ и очутился къ крайнему своему изумленію, ничего не вѣдая о своей поѣздкѣ. Другой, наблюдавшійся мною въ клиникѣ Крафтъ-Эбинга, пріѣхалъ въ такомъ состояніи изъ Богеміи въ Грацъ, гдѣ разыскивалъ какое-то учрежденіе, будто бы снаряжающее экспедицію въ Африку, и гдѣ, по нѣкоторой странности своихъ поступковъ, онъ былъ задержанъ полиціей и доставленъ въ госпиталь. То же иногда наблюдается и въ состояніи естественнаго и гипнотическаго сомнамбулизма, когда исчезаютъ представленія времени и окружающей обстановки и когда, тѣмъ не менѣе, совершаются крайне сложныя дѣйствія. Кондильякъ, напр., писалъ въ такомъ состояніи.

Иногда же въ дѣятельности эпилептиковъ, подъ вліяніемъ "эпилептическаго удара", какъ бы "уничтожающаго на время наиболѣе высшіе центры мозговыхъ полушарій", наблюдаются импульсы, оттѣняющіеся характеромъ "роковой неудержимости", подъ вліяніемъ которыхъ они нерѣдко совершаютъ ужасающія своимъ варварствомъ, но не мотивированныя преступленія. Слѣдующій случай прекрасно обрисуетъ намъ психическій механизмъ подобныхъ явленій.

Нѣкто Паже, 56 л., вслѣдствіе время отъ времени повторявшихся странныхъ приступовъ, былъ извѣстенъ въ округѣ за человѣка страннаго и причудливаго. Случалось, что безъ всякой видимой причины онъ покидалъ свой домъ и бродилъ по полямъ и пустырямъ безъ ночлега и часто безъ пищи. Подъ вліяніемъ одного веденнаго имъ процесса имъ овладѣла сильная тоска. Къ этому вскорѣ присоединилась смерть жены, послѣ которой его удрученное состояніе стало ухудшаться съ каждымъ днемъ, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, стало возрастать и его всегдашнее расположеніе къ уединенію. Онъ продолжалъ, однако, работать и сосредоточилъ всѣ свои привязанности на дѣтяхъ.

"Въ концѣ февраля, -- такъ разсказываетъ онъ самъ, -- мнѣ вдругъ пришла мысль убить моихъ дѣтей". Эта мысль, внезапно и какъ бы безпричинно возникшая внѣ связи со всѣмъ остальнымъ мышленіемъ, очевидно, была автоматическимъ продуктомъ какого-то ненормальнаго органическаго раздраженія, шедшаго изъ тайниковъ всегда, повидимому, дурно тонировавшей растительной жизни. Всплывши, если можно такъ выразиться, изъ органической глубины, эта странная и навязчивая гостья, среди другихъ мыслей, вызванныхъ или разнообразными воздѣйствіями внѣшняго міра, или ассоціаціей идей, понятно, должна была явиться чѣмъ-то насильственнымъ и чуждымъ, такъ какъ и источникъ ея былъ иной и, притомъ, источникъ, неуловимый для сознанія.

"Еще господинъ самого себя,-- продолжаетъ разсказывать Паже,-- я могъ спать". Здѣсь я обращаю вниманіе на ясно звучащую въ этихъ словахъ нѣкоторую двойственность, отражающую дѣйствительную двойственность органическаго процесса. "Я еще господинъ самого себя",-- говоритъ Паже. Въ этихъ словахъ, судя по формѣ выраженія, я является и дѣйствующимъ субъектомъ, и, въ то же время, претерпѣвающимъ воздѣйствія объектомъ. И такая форма выраженія, повторяю опять, является отраженіемъ дѣйствительной двойственности органическаго процесса. Выраженіе: "я еще господинъ самого себя" иными словами можно выразить слѣдующимъ образомъ: задерживательное вліяніе и власть моихъ высшихъ разсудочныхъ центровъ, дѣятельность которыхъ, вѣроятно, и создаетъ сознаніе индивидуальности, какъ можно думать по нѣкоторымъ опытамъ съ гипнотизированными, еще достаточно сильно, чтобы господствовать надъ стимулами къ дѣятельности, исходящими отъ возбужденія моихъ центровъ низшихъ.

"Я чувствовалъ,-- разсказываетъ далѣе Паже,-- какъ тяжесть на желудкѣ". Здѣсь не мѣшаетъ замѣтить, что не изъ этой ли области, подъ вліяніемъ органическихъ состояній, и поднималось первоначальное раздраженіе, промежуточно вліяя и на другія органическія сферы?

"Я имѣлъ головныя боли и не ѣлъ болѣе,-- продолжаетъ далѣе Паже.-- Кровотеченія изъ носу, которыя у меня постоянно бывали съ самаго дѣтства, исчезли около того времени, когда со мной случилось недоброе". Нельзя не отмѣтить также и этого обстоятельства. Кровь, обычно выходившая въ указанномъ направленіи, должна была устремиться и сосредоточиться въ какой-либо иной части организма и, въ качествѣ внутренняго стимула, производить раздраженіе.

"Я чувствовалъ тогда,-- слышимъ мы далѣе отъ Даже,-- что я не былъ какъ обыкновенно; моя голова была тяжела утромъ до такой степени, что я чувствовалъ необходимость опираться. Иногда я старался забыться, но я не былъ сильнѣйшимъ" (je n'étais pas le pins fort,-- говоритъ онъ). Также весьма характерное выраженіе, указывающее на ту же двойственность органическаго процесса. "Въ теченіе четырехъ или пяти мѣсяцевъ, пока я думалъ объ этомъ, я чувствовалъ, что погибаю изо дня въ день. Я былъ толкаемъ на это злодѣяніе. Я не имѣлъ силы сказать себѣ: "Нѣтъ, ты не сдѣлаешь этого!" Я постоянно имѣлъ эту мысль; я пытался отдѣлаться отъ нея, но она ночью, какъ и днемъ, всегда возвращалась снова, даже во время работы". И не могла не возвращаться, замѣчу я отъ себя, потому что органическое раздраженіе, заставлявшее ее всплывать изъ тайниковъ дурно уравновѣшенной растительной жизни, продолжало существовать, хотя, какъ таковое, ясно и не улавливалось сознаніемъ.

"Я работалъ въ продолженіе двухъ или трехъ дней до злодѣянія, но это подталкивало меня. Въ теченіе трехъ ночей я поднимался, чтобы убить моихъ дѣтей". Наконецъ, на третью ночь, послѣ долгой, мучительной борьбы, онъ вошелъ въ ихъ комнату со свѣчею въ одной рукѣ и съ заступомъ въ другой. "Постель моего сына,-- разсказываетъ онъ,-- была пуста и, при видѣ ея, я почувствовалъ сильное внутреннее облегченіе. Но мои дочери были въ своей кровати. Я приблизился и, чтобы быть сильнѣе, поставилъ лѣвую ногу на стулъ, который былъ около постели, и началъ наносить учащающіеся удары по ихъ головамъ. Онѣ спали и не сдѣлали ни одного движенія". Такъ совершилось убійство. Задерживательное вліяніе высшихъ разсудочныхъ центровъ не устояло передъ могучимъ напоромъ какого-то темнаго душевнаго движенія, исходившаго изъ органической глубины, и отецъ немотивированно, безъ всякой сколько-нибудь осмысленной причины, противъ своего горячаго желанія и, въ то хе время, сознательно обагрилъ руки въ крови нѣжно любимыхъ дѣтей. Послѣ убійства несчастный даже не поглядѣлъ на трупы и на нѣкоторое время почувствовалъ значительное облегченіе отъ своего мучительно напряженнаго состоянія,-- облегченіе, которое впослѣдствіи перешло въ приступы раскаянія и тяжелаго сожалѣнія о случившемся. Что толкало его? На этотъ вопросъ анализомъ логической стороны мы не подыщемъ отвѣта. Все, что могутъ дать намъ наблюденіе и анализъ смѣны исключительно сознательныхъ состояній,-- констатированіе факта, но не болѣе того. Чтобы выяснить занимающее насъ странное явленіе въ его невзбѣхной связи съ другими, т.-е. въ его закономѣрности, намъ придется внимательно присмотрѣться и заглянуть, какъ мы и пытались сдѣлать это, въ тайники безсознательной жизни, изъ которыхъ поднималась своеобразныя ощущенія, опредѣлившія настроеніе, а, черезъ него движеніе чувства, мышленія и, наконецъ, дѣйствія.

Въ только что разсказанномъ случаѣ я подчеркнулъ фактъ существованія какого-то начальнаго внутренняго органическаго раздраженія, повидимому, автоматически породившаго принудительную мысль объ убійствѣ. Теперь я приведу другой крайне интересный примѣръ, заимствованный мною у Деспинъ, въ которомъ вліяніе внутренняго органическаго раздраженія, повидимому, вызывавшаго усиленное возбужденіе низшихъ мозговыхъ центровъ и тѣмъ порождавшаго столь же усиленныя чувственныя влеченія низшаго порядка, выступаетъ еще яснѣе.

Къ доктору Деспинъ явился однажды одинъ негоціантъ X. "Докторъ,-- сказалъ онъ,-- я страдаю крайне удивительною болѣзнью. По временамъ мною овладѣваютъ весьма странныя идеи, въ которыхъ, я не могу дать себѣ отчета. Я имѣю восьмилѣтняго ребенка и очень люблю его. И что же? По временамъ я его ненавижу. Одновременно я чувствую тогда к отвращеніе къ моей женѣ. Если мнѣ противорѣчатъ, если мнѣ даже говорятъ, то гнѣвъ овладѣваетъ мною; я раздражаюсь противъ всѣхъ, противъ моего тестя и тещи, прелестныхъ стариковъ. Эти идеи, продлившись нѣсколько дней, совсѣмъ исчезаютъ; тогда я ощущаю самое живѣйшее сожалѣніе по поводу происшедшаго; я спрашиваю себя, какъ я могъ имѣть такія мысли. Я плачу отъ гнѣва и прошу прощенья за ругательства и грубости, сказанныя мною. Сверхъ того, въ теченіе трехъ лѣтъ, въ различные періоды я съ ожесточеніемъ преслѣдовалъ мою свояченицу; когда же эти нехорошія мысли меня оставляли, я оплакивалъ мое поведеніе и искренно раскаявался. Въ такіе періоды я не могъ отдать себѣ отчета въ этой страсти, такъ какъ моя жена гораздо лучше своей сестры. Наконецъ, мнѣ случалось нѣсколько разъ безумно влюбляться въ женщинъ старыхъ, дурныхъ и противныхъ. Тогда я постоянно думалъ о нихъ и онѣ казались мнѣ самыми красивыми въ свѣтѣ. Когда мои дурныя идеи овладѣваютъ мною (mes mauvaises idées méprennent,-- говоритъ онъ), тогда онѣ преслѣдуютъ меня и во время сна сновидѣніями, которыя я громко разсказываю. Я не знаю, не сумасшествіе ли это?" Но это было не оно.

Съ физической стороны нашъ странный больной представлялъ слѣдующія особенности: крайне упорные запоры и во время приступовъ "черныхъ мыслей" головныя боли, тягостное и неопредѣленное ощущеніе въ груди, тяжесть въ эпигастріи и сжатія горла. Подъ вліяніемъ повторныхъ пріемовъ слабительныхъ, умѣряющаго режима, длительныхъ и частыхъ ваннъ больной выздоровѣлъ и его странныя психическія состоянія послѣ того не повторялись болѣе.

Въ этомъ случаѣ раздраженіе низшихъ органическихъ центровъ, какъ исходнаго момента странныхъ влеченій, въ свою очередь одѣвавшихся, какъ платьемъ, и соотвѣтствующими представленіями, выступаетъ вполнѣ ясно. Особенно интересно слѣдить въ немъ за связью періодически появляющихся приступовъ бурной ненависти, даже какъ будто кровожадности, и амурныхъ влеченій, смѣнявшихся болѣе нормальныхъ состояніемъ и раскаяніемъ.

Сходное мы можемъ наблюдать и во время гипноза, когда дѣятельность высшихъ разсудочныхъ центровъ, повидимому, парализуется и отпадаетъ. При этомъ усиленное возбужденіе ставшихъ теперь самостоятельными низшихъ и подчиненныхъ центровъ, своею дѣятельностью порождающихъ чувственныя влеченія, какъ извѣстно, сохраняется нѣкоторое время и по пробужденіи. Тогда съ наступленіемъ послѣдняго наблюдаются очень интересныя явленія. Значительно повышенное возбужденіе центровъ низшихъ, вызванное внушеніемъ, неудержимо стремится и дѣйствительно опредѣляетъ субъекта къ извѣстнымъ дѣйствіямъ, тогда какъ еще не вполнѣ овладѣвшіе теченіемъ и бывшіе временно парализованными центры высшіе оказываются безсильны сдержать напоръ искусственно вызваннаго влеченія.

Французскій экспериментаторъ Боттей произвелъ, наприм., слѣдующій опытъ. Онъ приказалъ загипнотизированной имъ молодой дѣвушкѣ любить прислужника анатомическаго театра, всѣми своими особенностями внушавшаго отвращеніе. Послѣ пробужденія дѣвушка начала усиленно плакать, но долго отказывалась объяснить причину слезъ. Послѣ многихъ разспросовъ она пояснила, наконецъ, что ее влечетъ какая-то господствующая неодолимая сила къ прислужнику анатомическаго театра, къ которому она, въ то же время, чувствуетъ и ужасное отвращеніе. Боттей поспѣшилъ ее загипнотизировать снова и дать ей противуположное влеченіе, чѣмъ и положилъ конецъ ненормальному, но неодолимому влеченію. Подобный же случай, только окончившійся болѣе печально Для жертвы, извѣстенъ и въ анналахъ французскаго уголовнаго суда.

Въ подобныхъ случаяхъ мы, повидимому, имѣемъ дѣло съ игрою кровеносныхъ сосудовъ неустойчивыхъ организацій въ тѣхъ или другихъ органическихъ центрахъ,-- игрою, вызываемою по произволу внушеніями экспериментаторовъ. Подтвержденіемъ такого взгляда можетъ служить другой опытъ того же Боттей -- вызыванія періодическихъ явленій у одной женщины.

Я привелъ въ примѣръ случаи болѣзненные, случаи анормальные, какъ случаи, гораздо болѣе рѣзко выраженные и потому яснѣе обрисовывающіе механизмъ интересующихъ насъ явленій. Но и во всѣхъ остальныхъ случаяхъ послѣдній представляется построеннымъ по тому же тину, хотя, вслѣдствіе большей гармоніи въ дѣятельности частей, и труднѣе уловимымъ.

-----

Направляющая и задерживающая сила высшихъ центровъ по отношенію къ центрамъ низшимъ не представляетъ собою у всѣхъ людей всегда величину постоянную. Она измѣняется по индивидуумамъ въ зависимости отъ ихъ унаслѣдованныхъ особенностей и отъ ихъ послѣдующаго развитія и воспитанія, которое можетъ въ значительной мѣрѣ повышать или понижать ее. Развить въ человѣкѣ эту задерживающую силу высшихъ центровъ, а, слѣдовательно, и самообладаніе, и ослабить вліяніе центровъ низшихъ и тѣмъ сдѣлать его господиномъ страстей и чувственныхъ влеченій,-- важнѣйшая и труднѣйшая, но, во всякомъ случаѣ, доступная задача воспитанія. Укрѣпленіе, путемъ постоянныхъ упражненій, соотвѣтствующихъ нервныхъ центровъ и выработка соотвѣтствующихъ привычекъ,-- таковы могущественныя средства, находящіяся въ рукахъ у способнаго воспитателя.

Задерживающая сила высшихъ центровъ измѣняется и по возрастамъ жизни: она отсутствуетъ въ раннемъ дѣтствѣ, она мала въ отрочествѣ и юности, постепенно увеличивается до полнаго развитія, если ничто тому не препятствуетъ, а затѣмъ, повидимому, также постепенно уменьшается съ поступательнымъ движеніемъ къ глубокой старости или вторичному дѣтству. Она измѣняется и колеблется также и въ зависимости отъ временныхъ органическихъ состояній, то повышаясь, то понижаясь, а иногда временно нисходя почти до нуля. Колебанія въ задерживательно-направляющей силѣ высшихъ центровъ въ сравнительно короткіе промежутки времени можно наблюдать, напр., у алкоголиковъ, у которыхъ къ вечеру, когда ихъ усталость увеличивается, "воля ослабляется" и они менѣе становятся "господами самихъ себя"; обыкновенно усиливаются и всевозможныя галлюцинаціи и иллюзіи, являющіяся продуктами внутренняго раздраженія подчиненныхъ низшихъ центровъ, ставшихъ, съ ослабленіемъ командованія, болѣе самостоятельными въ своей дѣятельности. Интересный случай временнаго высвобожденія дѣятельности однихъ подчиненныхъ центровъ изъ-подъ направляющей власти центровъ высшихъ намъ представляетъ, напр., больная, о которой упоминаетъ д-ръ Magnan и которая, несмотря на просьбы окружающихъ и собственное горячее желаніе воздержаться, противъ воли неудержимо говорила и разсказывала не желаемое. "Не странно ли говорить, и, притомъ, хорошо сознавая это, такія вещи, которыя я бы не хотѣла говорить!" -- восклицала она. И такихъ явленій Magnan имѣлъ случай наблюдать нѣсколько.

Высшіе направляющіе и регулирующіе центры представляютъ собою высшій и сравнительно менѣе устойчивый продуктъ нервнаго развитія въ животной лѣстницѣ, а потому дѣятельность ихъ, развиваясь позже и замирая раньше, легче ослабляется и отпадаетъ, тогда какъ болѣе устойчивые центры растительной жизни съ зарождающимися въ нихъ чувственными влеченіями продолжаютъ оставаться въ своей силѣ и, лишенные высшаго контроля, какъ бы разнуздываются. "Если области сознательной церебраціи ослабляются со стороны ихъ динамической энергіи,-- замѣчаетъ д-ръ Luys,-- если ихъ дѣятельность прекращается обморокомъ или постепенно истощаются медленною порчей органическаго субстрата, служащаго ихъ основою, тогда съ тѣсными связями жизни мозга происходитъ то же, что происходитъ и тогда, когда вивисекція или травма производятъ раздѣленіе спиннаго и головнаго мозга. Въ этомъ случаѣ командованіе ослабляется и подчиненныя области присваиваютъ себѣ самостоятельность, возбуждаются и становятся не подчиняющимися".

Примѣръ прирожденныхъ дефектовъ въ задерживательно-направляющей силѣ высшихъ нервныхъ центровъ, и, притомъ, дефектовъ самыхъ разнообразныхъ степеней, намъ представляютъ идіоты. У нихъ, вслѣдствіе большей или меньшей недоразвитости высшихъ центровъ, внутренно не сдерживаемыя движенія низшаго порядка часто проявляются съ такою силой, что внѣшнее постоянное регулированіе и сдержка для нихъ безусловно необходимы. "Эта задняя (мозговая) область,-- замѣчаетъ д-ръ Magnan,-- есть сѣдалище чувственныхъ влеченій (аппетитовъ) и инстинктовъ. По скольку лобная область остается закрытой, по стольку субъектъ предоставляется идіотизму. Онъ пользуется дѣятельностью своихъ чувствъ, но безъ контроля, безъ умѣряющей власти, которой обладаютъ переднія области. Онъ представляется прожорливымъ, воромъ и склоннымъ къ отвратительнымъ дѣйствіямъ; онъ спинно-задне-мозговой,-- однимъ словомъ, онъ инстинктивенъ". Сходныя явленія мы можемъ наблюдать и у эпилептиковъ во время ихъ припадковъ, когда у нихъ временно поражаются высшіе мозговые центры, вслѣдствіе чего они становятся какъ бы игрушками "роковыхъ неудержимыхъ импульсовъ и подъ вліяніемъ ихъ часто совершаютъ кровавыя преступленія".

Примѣръ же ослабленія задерживательно-направляющей власти высшихъ нервныхъ центровъ,-- ослабленія, постепенно пріобрѣтаемаго въ теченіе жизни индивида, намъ представляютъ алкоголики. Неумѣренно поглощаемый ими алкоголь дѣйствуетъ крайне разрушительно на нервные центры и, понижая умственныя способности вообще, въ то же- время, значительно ослабляетъ задерживательно-направляющую силу высшихъ центровъ, почему нерѣдко алкоголики, "стыдясь, какъ, напр., больные Magnan'а, своего поведенія" и раскаиваясь въ своихъ поступкахъ, въ то же время, не могутъ сдержаться и изо дня въ день повторяютъ одни и тѣ же эксцессы. Сходно, хотя и не въ равной мѣрѣ, повидимому, вліяютъ злоупотребленія и другими наркотиками, временно повышающими нервное возбужденіе. Въ 1883 г. въ клиникѣ проф. Крафтъ-Эбинга въ Грацѣ мнѣ пришлось наблюдать весьма интересный случай 16-ти лѣтняго мальчика, у котораго, вслѣдствіе крайняго нервнаго истощенія продукта различныхъ эксцессовъ, сознательная жизнь съ ея задерживательно-направляющимъ вліяніемъ, повидимому, совсѣмъ отпала, но за то сила различныхъ, не сдерживаемыхъ больше движеній, проистекавшихъ изъ тайниковъ растительной жизни, значительно повысилась.

Сходныя съ эпилептиками и алкоголиками черты инстинктивности, импульсивности и слабости задерживательно-направляющей силы высшихъ центровъ, хотя и нѣсколько менѣе рѣзко выраженныя, наблюдаются и между преступниками. У нѣкоторыхъ изъ нихъ, по словамъ тщательно изучившаго ихъ д-ра Ferrus'а, на ряду крайнею слабостью, замѣчается "рѣшительное преобладаніе процессовъ растительной жизни" и значительная сила различныхъ низшихъ влеченій (конечно, объясняющаяся усиленнымъ развитіемъ отъ наслѣдственныхъ упражненій нервныхъ центровъ этихъ влеченій и ихъ питаніемъ), приближающая ихъ къ звѣрству. "Дѣти лицъ порочныхъ (vicieux) и преступныхъ,-- въ свою очередь замѣчаетъ д-ръ Thomson,-- имѣютъ унаслѣдованныя склонности къ дѣятельности нѣкоторыхъ способностей, между тѣмъ какъ тѣ высшія способности и чувствованія, назначеніе которыхъ контролировать низшія, остаются въ оцѣпенѣніи". То же подтверждаетъ и д-ръ Nicolson. Онъ говоритъ про нѣкоторыхъ преступниковъ, что "воля у нихъ настолько слаба или настолько не совершенно образована (imperfectly foimed), что она неспособна представить дѣйствительное противодѣйствіе даже тогда, когда съ ея стороны требуется только незначительная энергія". "Я былъ по природѣ лѣнивъ и жестокъ,-- разсказывалъ, говоря о послѣдней жертвѣ своего ужаснаго характера, нѣкто Chodron, осужденный на казнь за многочисленныя убійства.-- И сказать вамъ откровенно, я любилъ кровь. У меня есть въ душѣ, я не знаю что-то, что дѣлаетъ меня жестокимъ противъ моей воли. Я не гожусь болѣе ни на что; мои преступленія гнетутъ меня; я въ нихъ раскаиваюсь и, между тѣмъ, я не чувствовалъ бы въ себѣ силы оставаться честнымъ человѣкомъ". Другой, еще двадцати-лѣтній молодой человѣкъ, пожизненно осужденный за ночную кражу на большой дорогѣ, такъ характеризовалъ себя: "Я и самъ не знаю, что такое толкаетъ меня дѣлать зло съ тѣхъ поръ, какъ я пришелъ въ разумный возрастъ, но ничто меня не исправляетъ. Я уже былъ два раза въ тюрьмѣ Cleurvaux; тамъ я много страдалъ, но товарищи, которыхъ я имѣлъ въ первый разъ, меня такъ хорошо обучили ремеслу, что это стало сильнѣе меня и необходимо, чтобы я воровалъ.

Я виноватъ, я огорченъ этимъ, но такова уже моя судьба, чтобы быть такимъ". На вопросъ автора о томъ, грамотенъ ли онъ, тотъ же осужденный, какъ бы сознавая, хотя и весьма не ясно, дѣйствительныя органическія причины странныхъ душевныхъ явленій, отвѣтилъ ему: "Нѣтъ; если бы я былъ менѣе невѣжественъ (иначе говоря, если бы упражненіемъ были развиты и подняты въ силѣ высшіе разсудочные центры), то я не былъ бы столь преступенъ". Во всѣхъ приведенныхъ случаяхъ задерживательно-направляющая сила высшихъ центровъ, вслѣдствіе ли ихъ значительной неразвитости, или вслѣдствіе ихъ ослабленія, оказывалась недостаточной, чтобы сдерживать бурный напоръ чрезмѣрно развитыхъ и упитанныхъ, если можно такъ выразиться, центровъ чувственныхъ влеченій, дѣятельность которыхъ, не встрѣчая достаточныхъ задержекъ, всесильно управляетъ человѣкомъ и дѣлаетъ его игрушкой его страстей, чувственныхъ желаній и порывовъ. Вообще же, повидимому, можно утверждать, повторяю опять, что большая или меньшая задерживательная сила и распорядительная власть высшихъ нервныхъ центровъ надъ дѣятельностью центровъ растительной жизни и центровъ инстинктивныхъ обусловливается большимъ или меньшимъ соотносительнымъ ихъ развитіемъ по индивидуумамъ, а также и временнымъ соотносительнымъ состояніемъ ихъ силы или истощенія въ каждый данный моментъ жизни индивидуума.

Не трудно понять, какую важную роль должна играть эта особенность техническаго механизма во всей душевной жизни человѣка и какія важныя указанія можетъ извлечь изъ яснаго ея пониманія всякій способный воспитатель, особенно воспитатель заброшенныхъ и преступныхъ дѣтей. Послѣднія, по большей части вслѣдствіе дурной и порочной наслѣдственности, а также и вслѣдствіе дурнаго начальнаго воспитанія, часто отличаются крайнею слабостью воли и контроля и отсутствіемъ той внутренней нравственной дисциплины, которая одна только и представляетъ собою вѣрный оплотъ противъ напора бурныхъ чувственныхъ влеченій. Такія дѣти обыкновенно пари на всякія удовольствія; они склонны въ лѣни, представляются нравственно распущенными и сдерживаются преимущественно вліяніемъ ежеминутно вновь возбужденнаго страха или примѣненіемъ внѣшнихъ ограниченій. Разъ же эти вліянія отпадаютъ, и они, не медля, увлекаются сильными влеченіями своей порочной натуры. Среди заброшенныхъ и преступныхъ дѣтей мы находимъ множество такихъ, которыя представляютъ "дѣйствительныя состоянія вырожденія умственнаго, физическаго и нравственнаго". Среди нихъ, особенно въ послѣднее время, встрѣчается много дѣтей застарѣлыхъ пьяницъ, которые въ теченіе собственной жизни, а иногда и въ теченіе жизни предшествующихъ поколѣній, постепенно медленнымъ ядомъ убивали въ себѣ лучшія стороны человѣческой природы и ослабляли, иногда низводя до minimnm'а, ту власть, которую разумъ и его органическій субстратъ -- высшіе разсудочные нервные центры имѣютъ надъ низшими движеніями души. Истощенное и безумно растраченное органическое богатство они наслѣдственно передаютъ и своимъ несчастнымъ дѣтямъ, которыя уже съ раннихъ поръ отличаются усиленно развитыми чувственными влеченіями, нравственною распущенностью и слабостью внутренняго нравственнаго контроля. По отношенію къ этимъ дѣтямъ можно только повторить сказанное Morel'емъ: "Я имѣлъ случай,-- говоритъ онъ,-- наблюдать такихъ дѣтей дурныхъ семей въ ихъ самомъ нѣжномъ возрастѣ и я могъ убѣдиться, что преступленія, въ которыхъ ихъ обвиняютъ и которыя ежегодно увеличиваютъ уголовно-статистическія таблицы, очень часто находятъ свое объясненіе въ прирожденныхъ порочныхъ склонностяхъ". Въ отмѣткахъ заведеній для заброшенныхъ и преступныхъ дѣтей мнѣ всегда приходилось встрѣчать слѣдующія краткія характеристики ихъ воспитанниковъ: 1) "Родители бѣдаяки, отецъ честный человѣкъ, а мать порочная женщина, пьяница и развратница; всѣ дѣти, не исключая и воспитанника, которому 14 лѣтъ, почти идіоты; онъ отличается нѣсколько дикимъ характеромъ, наклонностью въ бродяжеству и воровству и предается пьянству при первой возможности. 2) Родители пьяницы и бѣдные. Во время рожденія матери было 43 г., а отцу 40. Воспитанникъ, которому 11 лѣтъ, лѣнтяй, бродяга и непослушный. 3) Родители бѣдняки, отецъ пилъ, братъ также. Воспитанникъ, которому 13 лѣтъ, отличается дурнымъ характеромъ, мрачнымъ и недовольнымъ настроеніемъ духа, наклонностью къ бродяжеству; онъ имѣетъ приступы предсердечной тоски, судороги и считаетъ себя жертвою." И такъ далѣе, и такъ безъ конца.

-----

Этимъ я и закончу свою статью. Въ ней я по возможности старался оттѣнить истинное значеніе слишкомъ часто упускаемой изъ вида при оцѣнкѣ событій инстинктивной стороны въ природѣ человѣка или области такъ называемой безсознательной души. При этомъ я старался обрисовать и особенности органической неуравновѣшенности. Приведенные факты, если мнѣ только удалось вѣрно истолковать ихъ, ясно показываютъ намъ, что корни, если можно такъ выразиться, различныхъ душевныхъ влеченій, настроенія и даже мышленія, опредѣляющихъ дѣйствія, уходятъ далеко въ глубь тайниковъ органической жизни. А, между тѣмъ, изъ дѣйствій людей исключительно и слагаются всѣ явленія общественной жизни. Поэтому при оцѣнкѣ послѣднихъ всегда необходимо внимательно присматриваться къ мелочнымъ явленіямъ будничной повседневной жизни, подъ могущественнымъ вліяніемъ которыхъ отъ колыбели постепенно и слагаются будущія особенности умственно-нравственной личности человѣка.

Д. Дриль.

"Русская Мысль", кн. VIII, 1886