Книговод

Невеста короля

Безант Уолтер


   

НЕВѢСТА КОРОЛЯ

РОМАНЪ
ВАЛЬТЕРА БЕЗАНТА

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО

(А Fountain Sealet)

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ЖУРНАЛУ "ИСТОРИЧЕСКІЙ ВѢСТНИКЪ".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР.,
1898

ОТЪ АВТОРА.

   Исторія любви или связи Георга, принца Уэльскаго (будущаго Георга III), съ молодой квакершей долго ходила по свѣту. Какъ различно называли героиню этой легенды, Лайтфутъ, Вилеръ и Войгфутъ, такъ различно разсказывали ея романъ: одни увѣряли, что она вышла замужъ за принца Уэльскаго въ церкви Сентъ-Джемскаго дворца, а по словамъ другихъ, она была женой не принца, а какого-то лавочника, по фамиліи Аксфорда; по одному варіанту она, обвѣнчавшись въ часовнѣ на Мейферской улицѣ, разсталась съ мужемъ у дверей часовни и никогда болѣе съ нимъ не видалась, а умерла въ Пикадилѣ отъ разбитаго горемъ сердца; по другому же варіанту, она долго жила съ мужемъ, лавочникомъ, имѣла дѣтей и умерла черезъ много лѣтъ въ Излингтонѣ, гдѣ похоронена на мѣстномъ кладбищѣ подъ вымышленнымъ именемъ. Въ подтвержденіе легенды объ ея замужествѣ съ принцемъ представлялись будто бы подлинные документы, а въ Америкѣ и Африкѣ нашлись люди, которые выдавали себя за ея потомковъ. Наконецъ, лѣтъ тридцать тому назадъ, В. Хомсъ взялся за основательное изученіе этого сложнаго и запутаннаго вопроса. Послѣ долгихъ и старательныхъ изслѣдованій онъ доказалъ достовѣрно, что дѣйствительно существовала молодая дѣвушка, по имени Ганна Лайтфутъ, что она происходила изъ квакерской семьи, жившей въ Шадвелѣ, что она вышла замужъ за Аксфорда въ часовнѣ на Мейферской улицѣ, что ее изгнали изъ секты квакеровъ за то, что она вѣнчана пасторомъ англійской церкви и не жила съ своимъ мужемъ, что все это происходило, когда принцу Георгу не было и пятнадцати лѣтъ, что неизвѣстно, гдѣ и когда умерла Ганна, что Аксфордъ, овдовѣвъ, женился вторично, въ Варминстергѣ, въ 1759 году, и, наконецъ, что нѣтъ ни малѣйшихъ свѣдѣній о близкихъ отношеніяхъ Ганны къ Георгу.
   Вотъ, что говорятъ объ этой темной исторіи легенды и трезвые факты. Была ли Ганна когда нибудь фавориткой принца? Во-первыхъ, не существуетъ никакихъ скандальныхъ свѣдѣній объ этомъ въ письмахъ и воспоминаніяхъ современниковъ, во-вторыхъ, жизнь всякаго принца настолько проходитъ на глазахъ у всѣхъ, что трудно предположить, что Георгъ могъ сохранить въ тайнѣ этотъ эпизодъ своей жизни, и, въ-третьихъ, самъ Георгъ, пользовавшійся репутаціей правдиваго человѣка, торжественно заявилъ, спустя двадцать лѣтъ послѣ своего восшествія на престолъ, что онъ никогда не былъ замѣшанъ въ подобной интригѣ. Эти соображенія побудили Томса отвергнуть, какъ безусловно невѣрную, всю эту исторію отъ начала до конца. Однако можно предположить, и съ большой вѣроятностью, что Георгъ, въ юности, ухаживалъ за какой нибудь дѣвушкой средняго класса, и что при этомъ онъ скрывалъ свое настоящее положеніе. Подобное обстоятельство и могло служить основой для упорныхъ слуховъ объ его связи съ красивой квакершей.
   Другими словами, предлагаемый разсказъ составляетъ попытку изложить настоящую исторію Георга и Ганны. Что бы ни сказали критики о достовѣрности этой исторіи, всякій признаетъ, что она ближе къ истинѣ, чѣмъ всѣ прежнія легенды. Но, конечно, я не ручаюсь, какъ историкъ, за безусловную точность каждой подробности въ этомъ разсказѣ.
   
   Лондонъ, 1 мая, 1897 годя.
   

Прологъ.

   Ровно въ полдень, какъ это доказывалось солнечными часами, посреди зеленаго лужка, боемъ на колокольнѣ Гакнейской церкви и исчезновеніемъ тѣни на боковыхъ стѣнахъ моего сада, который лежитъ прямо на югъ я сидѣла на скамейкѣ и дышала чистымъ воздухомъ. Я очень хорошо помню, что это было въ субботу 16 сентября 1780 года. Хотя на дворѣ уже стояла осень, но погода была свѣтлая и теплая: на яблоняхъ еще виднѣлись золотистые, розовые плоды, а послѣдніе лѣтніе цвѣты сохраняли свой блескъ и благоухали. Пчелы жужжали въ воздухѣ, а малиновки пѣли въ листвѣ. Что жужжали пчелы, и о чемъ пѣли малиновки я не знаю, но я чувствовала мирное спокойствіе и была настолько счастлива, насколько можетъ быть счастливой такая женщина, какъ я, для которой вся жизнь въ прошедшемъ, а будущее освѣщено лишь скучною, однообразною покорностью судьбѣ.
   Передъ моими глазами тянулся красивый садъ моего дома, выходившій въ долину, по которой пробѣгала рѣка Ли. Такъ какъ мой домъ находится на возвышеніи, то я могу видѣть изъ его оконъ и изъ сада безконечную ширь Гакнейской равнины.
   Я имѣю полное право называть этотъ домъ и садъ моими, такъ какъ они дѣйствительно принадлежатъ мнѣ. Хотя мнѣ ихъ подарили, но вовсе не то лицо, съ именемъ котораго соединяютъ этотъ подарокъ, а потому теперь я рѣшилась разсказать, отъ кого я ихъ получила, и по какой причинѣ я живу здѣсь вдали отъ всего свѣта.
   Болѣе двадцати лѣтъ я одна обитаю въ этомъ домѣ съ моей вѣрной служанкой Молли. Много прошло времени съ тѣхъ поръ, какъ я поселилась здѣсь, и хотя во всѣ эти годы я не испытала ни серіозной болѣзни, ни новаго горя, но иногда, вспоминая о томъ, что я собственница всего, что окружаетъ меня, въ моемъ умѣ пробуждаются тревожныя мысли. Все въ этомъ домѣ мое: и книги, и мебель, и серебро, и гардеробъ, и драгоцѣнные камни, и цвѣты въ саду, и фруктовыя деревья въ огородѣ, и тропическія растенія въ оранжереяхъ, но какой цѣной я заплатила за обладаніе всѣмъ этимъ? При такой мысли мое сердце начинаетъ сильно биться, а щеки покрываются румянцемъ. Если подобныя минуты находятъ на меня въ моей комнатѣ, то я поспѣшно открываю ящикъ письменнаго стола и вынимаю два медальона. Одинъ изъ нихъ изображаетъ того, кто нѣкогда меня любилъ, другой -- самаго вѣрнаго и преданнаго друга, какого когда либо имѣла женщина. Оба эти человѣка были моими, и вотъ какой цѣной я за все заплатила, что меня окружаетъ. Послѣдующій мой разсказъ покажетъ, какъ я добровольно пожертвовала своимъ добрымъ именемъ и репутаціей, своими родственниками и друзьями, какъ я предпочла одиночество веселой свѣтской жизни. Врядъ ли кто когда нибудь жилъ такъ одиноко, какъ я во всѣ эти годы, не видя никого, кромѣ одного стараго пріятеля, который изрѣдка меня посѣщаетъ, и пастора сосѣдней церкви, добраго и достойнаго человѣка, вѣрящаго всѣмъ злымъ слухамъ обо мнѣ и ожидающаго, что я когда нибудь повинюсь ему во всемъ.
   Конечно, я купила теперешнюю свою жизнь тяжелой цѣной, и, принося всѣ эти жертвы, я никогда не думала о ихъ грустныхъ послѣдствіяхъ, но все-таки, если бы надо было повторить то, что прошло, то я радостно на это бы рѣшилась. Какое мнѣ дѣло до разсказываемыхъ обо мнѣ скандаловъ: я умерла для свѣта и не слышу, что говорятъ вокругъ меня. Мнѣ теперь за сорокъ лѣтъ, и вся моя жизнь была сосредоточена въ трехъ быстро пролетѣвшихъ мѣсяцахъ. Однако, какъ ни кратко было это счастливое время, но оно наполнило всю мою жизнь, и до сихъ поръ я существую только, снова и снова вспоминая о каждомъ днѣ этого краткаго блаженнаго времени. Я никогда не устаю воскрешать въ моей памяти все, что произошло съ перваго дня, когда лица, изображенныя на этихъ двухъ медальонахъ, явились впервые въ моей жизни, и до послѣдняго дня, когда я навсегда разсталась съ тѣмъ, для котораго я снова отдала бы все на свѣтѣ.
   При думахъ объ этомъ прошедшемъ времени въ моихъ глазахъ исчезаетъ и домъ, и садъ, и огородъ, и лазоревое небо, а я снова переношусь въ гостиную дома на Сентъ-Джемской площади, гдѣ я такъ часто ждала того, кто меня горячо любилъ, и котораго я была первой любовью. У меня достаточно мѣднаго лба, чтобы въ своемъ сердцѣ гордиться своимъ прошедшимъ, всю правду о которомъ знаетъ только одна вѣрная Молли. Но и съ ней я никогда прямо не говорю о немъ, такъ какъ бываютъ такіе предметы, о которыхъ нельзя упоминать и шепотомъ.
   Сидя въ саду въ упомянутое утро, я въ тысячный разъ уносилась мысленно въ былые и счастливые дни, когда неожиданно ко мнѣ подбѣжала Молли и вернула меня въ мрачную дѣйствительность.
   -- Добрая госпожа!-- воскликнула она,-- лордъ пріѣхалъ, но его экипажъ завязъ на дорогъ, такъ что вы успѣете переодѣться. Прикажете вамъ подать черное шелковое платье?
   Такъ какъ меня посѣщалъ только одинъ лордъ, единственный свидѣтель моей прежней жизни, то мы съ Молли никогда не называли его по имени.
   -- Молли,-- отвѣчала я,-- дай мнѣ сѣрое шелковое платье, и если есть еще время, то поправь мнѣ волосы, и пока лордъ будетъ здѣсь, угости его слугъ пивомъ и сыромъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ я вышла въ свою гостиную въ сѣромъ шелковомъ платьѣ, съ золотой цѣпочкой на шеѣ и въ ажурныхъ перчаткахъ.
   Моему гостю, виконту Роберту де-Лису, было въ то время пятьдесятъ лѣтъ. Съ молодости онъ былъ преданъ бутылкѣ, и съ нѣкоторыхъ поръ въ немъ обнаруживались симптомы, грозившіе пресѣчь его земное поприще. Дѣйствительно, онъ умеръ, спустя три мѣсяца послѣ этого визита, бывшаго послѣднимъ нашимъ свиданіемъ. Подагра окончательно доконала его среди ужасныхъ страданій, и онъ похороненъ съ установленными почестями въ Вестминстерскомъ аббатствѣ, гдѣ надъ его могилой поставленъ памятникъ, съ изображеніемъ, какъ два ангела несутъ его на небо. Я надѣюсь, что это символическое изваяніе представляетъ совершившійся фактъ, такъ какъ, въ сущности, кромѣ пьянства, онъ велъ жизнь очень нравственную и былъ добрымъ, великодушнымъ человѣкомъ и вѣрнымъ другомъ.
   Въ описываемый день онъ хромалъ болѣе обыкновеннаго, опираясь на свою палку съ золотымъ набалдашникомъ. На ногахъ у него были мягкіе башмаки, пальцы его вспухли въ суставахъ, глаза налиты кровью, лицо поражало пурпурнымъ оттѣнкомъ, а голосъ раздавался глухо. Когда я вошла въ комнату, то онъ всталъ съ подоконника, на которомъ сидѣлъ, любуясь на цвѣты въ моемъ саду, поцѣловалъ мнѣ руку и сказалъ изысканно свѣтскимъ тономъ:
   -- Мнѣ, конечно, излишне повторять, что я попрежнему вашъ преданный слуга и готовъ исполнять всѣ ваши приказанія.
   -- Нѣтъ, почтенный лордъ,-- отвѣчала я,-- вы мнѣ не слуга, а лучшій другъ.
   -- Причиной моего сегодняшняго посѣщенія служатъ письма, которыя я считаю нужнымъ вамъ показать.
   -- Я очень обязана этимъ письмамъ, что они доставили мнѣ удовольствіе видѣть васъ. Но что это за письма? Вѣроятно, они такъ или иначе касаются меня.
   -- Во всякомъ случаѣ, они для васъ интересны, но насколько они касаются вашей особы, вамъ судить самимъ.
   -- Покажите, покажите! Я сгораю отъ любопытства.
   -- Это письма отъ извѣстной особы, которую вы когда-то хорошо знали, къ лорду Норту.
   -- Не понимаю, какое дѣло лорду Норту до меня, и зачѣмъ извѣстная мнѣ особа пишетъ ему письма обо мнѣ?
   -- Вы совершенно правы, что лорду Норту нѣтъ до васъ никакого дѣла, и онъ не знаетъ о вашемъ существованіи.
   -- Такъ я рѣшительно отказываюсь понять, какъ они могутъ касаться меня. Неужели свѣтъ по своей жестокости продолжаетъ клеветать на меня?
   -- Не тревожьтесь. Вы часто объясняли мнѣ истинный характеръ вашихъ отношеній, т. е. я хочу сказать, вашей искренней дружбы съ извѣстной особой, а потому я полагалъ, что вамъ пріятно будетъ взглянуть на эти письма, подтверждающія ваши слова.
   -- Если вы желаете, то я взгляну на эти письма, но очень неохотно. Я думала, что все кончено между мной и свѣтомъ, и что никогда болѣе не будетъ между нами столкновенія.
   -- Повѣрьте, я никогда безъ причины не нарушилъ бы избранное вами одиночество, но вы должны прочесть эти письма для своего собственнаго удовлетворенія.
   -- Но я вторично спрашиваю васъ, какъ лордъ Нортъ можетъ знать что нибудь обо мнѣ?
   -- Мнѣ это неизвѣстно, и я увѣренъ, что его свѣдѣнія очень неопредѣленны. Кромѣ меня, никто на свѣтѣ теперь не узнаетъ вашей исторіи.
   -- А вы вполнѣ убѣждены, что ее знаете?
   -- Никто не можетъ знать женщины болѣе того, что она сама захочетъ о себѣ открыть.
   -- Ну, не томите же меня и скажите, что думаетъ или слышалъ обо мнѣ лордъ Нортъ.
   -- Объ юности извѣстной особы ходятъ смутные слухи. Это, вѣроятно, происходитъ отъ того, что онъ одинъ среди людей его положенія всегда велъ и ведетъ въ настоящее время незапятнанную жизнь. Вообще люди не любятъ, чтобы человѣкъ, стоящій высоко, отличался добродѣтелью, и, чтобы заслужить популярность, принцамъ необходимо отличаться обычными людскими слабостями, что доводитъ ихъ до уровня простыхъ смертныхъ. Слухи, о которыхъ я упоминаю, соединяютъ имя извѣстной особы съ однимъ домомъ на Сентъ-Джемской площади и съ жившей тамъ молодой дѣвушкой.
   -- И эти слухи, конечно, самаго позорнаго характера?
   -- Это зависитъ отъ варіанта легенды. Одни говорятъ, что молодая дѣвушка убѣжала съ нимъ, а другіе утверждаютъ, что она тайно вышла за него замужъ. Достовѣрнаго во всемъ этомъ только то, что извѣстно ваше имя, и то, что вы были квакершей. Всякій, кто желаетъ оклеветать извѣстную особу, идетъ на Сентъ-Джемскую площадь и, указывая на пресловутый домъ, разсказываетъ любопытную исторію.
   -- Мнѣ рѣшительно все равно, что бы ни говорили, такъ какъ я окончательно отреклась отъ свѣта.
   -- Лордъ Нортъ заѣхалъ ко мнѣ надняхъ и сказалъ: "говорятъ, что вы знаете кое-что о темномъ эпизодѣ въ жизни... ну, извѣстной особы?" Я отвѣчалъ, что дѣйствительно мнѣ извѣстны изъ этой исторіи такіе факты, которые не могутъ быть обнаружены,
   -- Такимъ образомъ, вы дали понять лорду, что позорные слухи справедливы.
   -- Нимало. Онъ требовалъ, чтобы я призналъ справедливыми ходящіе по городу слухи, но я отказался. Тогда онъ вынулъ изъ кармана эти письма и просилъ, чтобы я ихъ прочелъ. "Если какая другая личность знаетъ объ этихъ фактахъ, то дайте ей прочесть означенныя письма, и онъ или она пойметъ, что теперь болѣе, чѣмъ когда, слѣдуетъ хранить молчаніе".
   -- А если нечего скрывать?
   -- Лордъ Нортъ еще прибавилъ: "если существуютъ другія письма, и надо заплатить за нихъ деньги"...
   -- Не оскорбляйте меня!
   -- Простите, но я повторяю то, что мнѣ было сказано.
   -- Письма, о которыхъ вы говорите, писаны извѣстной особой; но ей извѣстно, что вы покажете мнѣ эти письма?
   -- Не думаю, даже увѣренъ, что нѣтъ. Извѣстная особа, вѣроятно, забыла о моемъ существованіи. Онъ, конечно, желаетъ изгладить изъ своей памяти нѣкоторыя обстоятельства своей жизни.
   -- Никакая низкая мысль не можетъ входить въ его голову, такъ какъ онъ выше всѣхъ людей. Совершенно излишне толковать теперь о сохраненіи тайны. Я могла въ прежнее время искать славы извѣстнаго рода, но теперь, послѣ двадцатилѣтняго одиночества, безсмысленно заподозрѣвать меня въ этомъ. Что касается денегъ, то я никогда въ нихъ не нуждалась и теперь не нуждаюсь.
   -- Ваше поведеніе всегда было безупречно и вполнѣ достойно той высокой любви, которую вы нѣкогда внушали!
   -- Довольно болтать. Покажите мнѣ письма.
   Онъ вынулъ записную книжку, въ которой лежали два письма, и подалъ ихъ мнѣ со словами:
   -- Вы, вѣроятно, признаете почеркъ.
   Я посмотрѣла на адресъ писемъ и узнала почеркъ. У меня было одно, только одно письмо, написанное той же рукой. Лордъ открылъ одно изъ писемъ, и я прочла въ немъ сначала распоряженіе писавшаго объ учрежденія особаго штата для его старшаго сына, а потомъ слѣдующія слова: "я благодарю небо, что мои нравственныя правила и моя прежняя жизнь не похожи на то, что преобладаетъ теперь въ свѣтѣ, и наибольшей моей заботой служитъ желаніе воспитать своихъ дѣтей такъ, чтобы они служили достойнымъ примѣромъ для всѣхъ".
   -- Это чувство вполнѣ достойно того, кто писалъ это письмо,-- сказала я.
   -- И его благодарность небу, конечно, имѣетъ твердую, незыблемую почву.
   -- Конечно. Это все, что вы имѣете мнѣ показать?
   -- Нѣтъ, прочтите второе письмо,-- отвѣчалъ онъ и пристально посмотрѣлъ на меня.
   Второе письмо было строго частнаго характера, и такъ какъ оно предназначалось для глазъ одного только лорда Норта, то мнѣ было какъ-то совѣстно его читать. Оно оканчивалось слѣдующими словами: "я, по счастью, могу сказать, что никогда лично не былъ замѣшанъ въ подобномъ дѣлѣ, которое поэтому такъ меня озабочиваетъ".
   -- Онъ разумѣетъ подъ подобнымъ дѣломъ,-- замѣтилъ лордъ,-- юношескую добрачную любовь.
   -- Нисколько,-- отвѣчала я,-- это означаетъ, что его сынъ увлекся какою нибудь низкой, позорной любовью, и теперь приходится откупить у презрѣнной женщины его письмо. Вотъ почему его отецъ пишетъ, что на его совѣсти нѣтъ такого недостойнаго дѣла, что онъ никогда не писалъ писемъ, которыхъ весь свѣтъ не могъ бы читать, и что нѣтъ на свѣтѣ существа, которое могло бы или хотѣло угрожать ему. Вотъ смыслъ этихъ словъ.
   -- А мнѣ кажется просто, что память ему измѣнила; хотя удивительно, что онъ все забылъ.
   -- Что вы этимъ хотите сказать, лордъ?-- воскликнула я, покраснѣвъ.
   -- Оставимъ это, но я долженъ прибавить, что въ настоящее время очень важно сохраненіе въ тайнѣ намековъ, заключающихся въ этомъ письмѣ. Даже не слѣдуетъ, чтобы существовалъ слухъ о любви, хотя бы платонической, высокой особы, писавшей письмо, такъ какъ, въ случаѣ распространенія этихъ слуховъ, злые языки могутъ спросить, почему за одну дружбу заплачено красивымъ загороднымъ домомъ и ежегодной пенсіей.
   -- Подождите, лордъ!-- воскликнула я, перебивая его,-- вы совершенно ошибаетесь. Этотъ домъ и пенсія, на которую я живу, назначена мнѣ вовсе не тѣмъ лицомъ, которое писало это письмо. Если вы такъ думали до сихъ поръ, то прошу васъ измѣнить свое мнѣніе.
   -- Неужели?-- замѣтилъ онъ, задумываясь,-- кто же тогда... Впрочемъ, я не желаю дѣлать вамъ непріятность, и, показавъ вамъ письмо, а также, передавъ слова лорда Норта, я болѣе ничего не прибавлю.
   -- Я, съ своей стороны, не понимаю, отчего вы такъ хлопочете о сохраненіи въ тайнѣ этой старой исторіи. Кто же можетъ ее разболтать? Вы, почтенный лордъ, никому объ этомъ не разскажете; его братъ Эдуардъ умеръ, спустя семь лѣтъ послѣ означенной исторіи. Капралъ Бетцъ убитъ на войнѣ: моя двоюродная сестра Изабелла умерла. Робертъ Сторей также умеръ, бѣдняжка, въ тюрьмѣ за долги. Докторъ мистеръ Чемберъ уѣхалъ за границу и, должно быть, теперь не находится въ живыхъ. Молли держитъ языкъ за зубами, а мистриссъ Бетцъ если и знаетъ что нибудь, то очень немного.
   -- Если дѣйствительно ни я, ни вы, ни Молли не проговоримся, то, можетъ быть, чрезъ посредство мистриссъ Бетцъ и распространились слухи. А, вы знаете, заткнуть всѣмъ ротъ невозможно. Достаточно будетъ, если я увѣрю лорда Норта, что дѣло не пойдетъ дальше слуховъ, и никто не можетъ представить доказательствъ того, что сынъ идетъ по стопамъ отца. Ну, лучше поговоримъ о прошломъ, которое гораздо интереснѣе глупыхъ слуховъ, старающихся омрачить ваше доброе имя.
   Мы, дѣйствительно, перемѣнили разговоръ и часа три или четыре вспоминали о старомъ, добромъ времени.
   -- Нанси,-- произнесъ онъ, наконецъ, такъ какъ во время разговора онъ выпилъ стакана два вина и совершенно перенесся въ ту отдаленную эпоху, когда онъ, дѣйствительно, называлъ меня попросту Нанси,-- вспоминая о тѣхъ годахъ, когда двѣ, три бутылки вина причиняли мнѣ головную боль на слѣдующее утро, я вижу всегда передъ собою ваше прелестное лицо, милая Нанси.
   -- Вы видите меня чрезъ выпитыя бутылки?
   -- Можетъ быть; но это не мѣшало мнѣ до сихъ поръ помнить, что ваше лицо, и теперь очень пріятное, было тогда самымъ красивымъ, самымъ очаровательнымъ на свѣтѣ.
   -- Что же это, лордъ, сегодня вы такъ щедры на комплименты?
   -- Это не комплименты, а правда. Поэтому, какъ бы вы ни увѣряли въ противномъ, я все-таки увѣренъ, что извѣстная особа раздѣляла тогда мое мнѣніе. Ну, послушайте, Нанси, мы старые друзья, и я никогда не открою вашей тайны. Не увѣряйте же меня, что извѣстная особа былъ камнемъ.
   -- Конечно, онъ не былъ камнемъ; но то, что написано въ показанномъ мнѣ вами письмѣ, совершенная правда.
   -- Ну, ну, ну! Вы всегда были упрямы, хотя и очаровательны.
   И онъ сталъ подмигивать, качая головой.
   -- Знаете что?-- воскликнула я, озаренная неожиданной мыслью,-- посовѣтуйте, лордъ, не взяться ли мнѣ за опроверженіе ходящихъ обо мнѣ неблагопріятныхъ слуховъ?
   -- Въ настоящее время лучше было бы хранить молчаніе.
   -- Но вѣдь вы говорите, что ходятъ слухи.
   -- Да, ходятъ, и какъ имъ не ходить: вѣдь извѣстную особу видали часто на Сентъ-Джемской площади, у дома, гдѣ жила извѣстная молодая дѣвушка, которая вдругъ исчезла.
   -- Прибавьте къ этому, что молодую дѣвушку всегда сопровождала дама, а извѣстная особа приходила въ означенный домъ со своимъ братомъ.
   -- Этого никто не знаетъ,-- замѣтилъ лордъ, пожимая плечами.
   -- Ну, все равно. Разъ, что слухи существуютъ, то не написать ли мнѣ всю правду, не ради себя, а въ интересахъ извѣстной особы!
   -- Конечно, публика очень заинтересовалась бы такимъ сочиненіемъ, и книгопродавцы нажили бы себѣ состояніе. Но извѣстная особа не была бы вамъ благодарна, вы не очистили бы себя, и слухи продолжались бы попрежнему.
   -- Но, вѣдь, всегда лучше, если извѣстна правда.
   -- Конечно. Никому она такъ хорошо неизвѣстна, какъ вамъ, и для всякой женщины пріятно говорить о своихъ побѣдахъ.
   Мнѣ показалось, что лордъ де-Лисъ произнесъ эти слова саркастически, а потому я поспѣшила отвѣтить:
   -- Какъ бы то ни было, я рѣшилась исполнить свое намѣреніе.
   -- Хорошо, Нанси, но имѣйте въ виду, что свѣтъ всегда отдаетъ предпочтеніе своему варіанту вашей правдивой исторіи. Но все-таки, милая моя, скажите всю правду, и навѣрное, читая вашу книгу, всѣ влюбятся въ васъ.
   -- Безъ комплиментовъ, лордъ! Но дайте мнѣ добрый совѣть.
   -- Относительно совѣта вотъ все, что я могу сказать. Если вы намѣрены писать о вашей любви, то придерживайтесь только этой любви и не пускайтесь ни въ какія постороннія разсужденія, а, главное, не касайтесь государственныхъ дѣлъ. Пусть читатель видитъ передъ собой только любовь и слышитъ только голосъ любви. Не примѣшивайте къ своей исторіи ни обстоятельствъ его прежней жизни, ни событій вашего послѣдующаго существованія. Скажите лишь въ нѣсколькихъ словахъ, кто вы, и затѣмъ разсказывайте о своей любви. Когда же исторія любви окончена, то сходите со сцены и пишите конецъ.
   Его слова показались мнѣ очень благоразумными, и я отвѣтила:
   -- Я постараюсь воспользоваться вашимъ совѣтомъ, но позвольте мнѣ, лордъ, сказать теперь лично вамъ нѣсколько словъ. Вы только что говорили, что извѣстная молодая дѣвушка исчезла со свѣта и продолжала жить роскошно, но втайнѣ отъ всѣхъ. Я очень хорошо понимаю, на что вы намекали, и всегда предчувствовала, что такъ будутъ говорить обо мнѣ. Это мой домъ, и мнѣ его подарили по моей собственной просьбѣ. Я живу въ немъ съ ноября 1760 года, а 25-го октября того же года, когда я разсталась съ извѣстной особой, ко мнѣ вечеромъ пришелъ его братъ Эдуардъ.
   -- Да, это вѣрно. Я очень хорошо помню, какъ онъ переходилъ въ этотъ день, вечеромъ, чрезъ Сентъ-Джемскую площадь.
   -- Вы видите, что я говорю правду. Ну, Эдуардъ сидѣлъ у меня долго и бесѣдовалъ со мной очень нѣжно, очень печально. По его словамъ, во всемъ былъ виновенъ онъ, такъ какъ ему слѣдовало открыть мнѣ тайну его брата съ самаго начала. Потомъ онъ спросилъ меня, что я намѣрена дѣлать, и согласился съ мной, что я не могу вернуться къ моему брату; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ предложилъ поручить своимъ стряпчимъ заставить брата отдать мнѣ мое состояніе; а когда я заявила желаніе, чтобы онъ подарилъ мнѣ небольшой загородный домикъ, живя въ которомъ я всегда считала бы себя обязанной своимъ существованіемъ его брату и ему, то онъ охотно согласился исполнить мою прихоть.
   -- Вы меня удивляете! Я всегда былъ увѣренъ, что вы получили этотъ домъ и пенсію, которой вы существуете, отъ извѣстной особы.
   -- Я вамъ сказала полную правду. Этотъ благороднѣйшій, преданнѣйшій изъ друзей часто посѣщалъ меня въ этомъ домѣ до своего послѣдняго путешествія, изъ котораго онъ никогда не вернулся. Никто не повѣритъ, какую братскую любовь онъ питалъ ко мнѣ, и какъ онъ горько оплакивалъ судьбу, которая разбила вдребезги чашу счастія, уже поднесенную къ моимъ губамъ. Свѣтъ не знаетъ, какой прекрасной души онъ лишился, когда умеръ Эдуардъ... мой братъ Эдуардъ. Я, право, не могу его иначе называть!
   Въ эту минуту пробило четыре часа, и Молли, отворивъ дверь, сказала, что обѣдъ поданъ.
   -- Любезный лордъ,-- сказала я, быстро перемѣняя свой тонъ:-- если вы окажете мнѣ честь отобѣдать у меня, то я васъ угощу жареной телятиной, пудингомъ и бутылкой хорошаго вина. Молли не важная кухарка, но все, что она подаетъ на столъ, здорово и вкусно.
   Онъ остался обѣдать, но ѣлъ очень мало, хотя все похваливалъ, а когда, послѣ пудинга, Молли поставила на столъ бутылку стараго портвейна, то онъ взялъ ее дрожащими руками и, обращаясь къ ней, сказалъ:
   -- Я всегда любилъ тебя, дорогая бутылка, и если бы не моя любовь къ ней, то я теперь былъ бы здоровый человѣкъ и стоялъ бы на колѣняхъ передъ очаровательной Нанси. И чѣмъ же ты воздала мнѣ за всю мою любовь? Проклятой подагрой. Но все-таки, хотя я и инвалидъ, продолжаю обожать тебя.
   Онъ налилъ два стакана вина и, подавая одинъ изъ нихъ мнѣ, прибавилъ:
   -- Я долженъ выпить за ваше здоровье, красавица Нанси. Можете себѣ представить, нашъ разговоръ о старинѣ совершилъ чудо, и вы мнѣ кажетесь теперь тою очаровательною Нанси, которую когда-то любилъ онъ. Ахъ, если бы онъ могъ видѣть васъ теперь и отдѣлаться отъ...
   -- Полноте, лордъ, неприлично человѣку вашего положенія такъ говорить. Въ этомъ домѣ мы съ Молли каждый день пьемъ за здравіе и благоденствіе извѣстной особы.
   Онъ молча налилъ третій стаканъ для Молли, а я, вставъ съ кресла, сказала:
   -- Пью... нѣтъ, лучше мою Бога, чтобы онъ сохранилъ надолго въ здравіи и безопасности благороднѣйшаго человѣка всего королевства!
   -- Съ вашего позволенія, сударыня,-- произнесла Молли, опускаясь на колѣни:-- я пью за здоровье и счастіе вашего друга!
   Лордъ съ трудомъ всталъ и, высоко поднявъ стаканъ, сказалъ:
   -- Нѣтъ на свѣтѣ сердца болѣе преданнаго и нѣжнаго, чѣмъ ваше, Нанси. Я пью за здоровье того, кто нѣкогда васъ любилъ и былъ вашимъ женихомъ!.. За его величество короля!..
   

I.

   Если я закрою глаза и перенесусь мысленно во дни моего дѣтства, то передъ моими глазами возстаетъ большой четыреугольный домъ, съ зеленымъ лужкомъ передъ фасадомъ. Отъ большой дороги онъ отдѣленъ высокой каменной стѣной съ двумя желѣзными рѣшетчатыми воротами, сквозь которыя виденъ рядъ низенькихъ зданій, принадлежащихъ бумажной фабрикѣ квакера Самюеля Вольдена. По ту сторону фабрики протекала рѣка Доренгъ, а въ разстояніи одной мили находился городъ Дартфордъ. По внѣшности домъ некрасивый, мрачный; въ него, кажется, никогда не свѣтить солнце, а внутри, хотя комнаты большія и высокія, мебель же массивная, дорогая, но въ виду обнаженныхъ стѣнъ, безъ малѣйшихъ украшеній, это квакерское жилище очень походило на тюрьму.
   Позади дома тянулся прекрасный садъ, въ которомъ цѣлыми часами бѣгала дѣвочка, а по временамъ въ его аллеяхъ показывалась сухощавая, блѣдная фигура женщины въ сѣромъ, квакерскомъ платьѣ и бѣломъ чепцѣ. Это мать ребенка: она иногда смотритъ на него, но чаще погружена въ размышленія. Вся жизнь этой квакерши проходила въ подобныхъ размышленіяхъ о спасеніи души, и она очень мало разговаривала, безмолствуя даже на квакерскихъ собраніяхъ.
   У дѣвочки не было ни подругъ, ни куклъ, ни игрушекъ, ей никогда не разсказывали волшебныхъ сказокъ, и она никогда не читала другихъ книгъ, кромѣ Библіи. Она не знала, что такое музыка, такъ какъ въ домѣ никогда не раздавалось ни пѣнія, ни звуковъ гитары; она не видывала ни картинъ, ни рисунковъ, такъ какъ въ домѣ не было ни одного художественнаго изображенія деревьевъ и цвѣтовъ, а тѣмъ болѣе человѣческихъ существъ. Ея ушамъ невѣдомъ былъ смѣхъ, такъ какъ въ домѣ никто не смѣялся, и вообще квакеры считаютъ смѣхъ грѣховнымъ дѣломъ.
   Эта дѣвочка была я, и легко можно представить, какова была моя дѣтская жизнь въ такой средѣ и при такихъ условіяхъ. Что касается до внѣшняго міра, то я знала только, что это царство дьявола, и что истинно вѣрующему человѣку надо избѣгать всего мірского, какъ дьявольскаго наважденія.
   Общество друзей, какъ называли себя квакеры, начало свое существованіе въ самой бѣдной обстановкѣ, но мало-по-малу оно разбогатѣло, и хотя среди него находились, какъ всюду и вездѣ, бѣдняки, но между ними встрѣчалось значительное число богачей, которые, вмѣстѣ со своимъ богатствомъ, потеряли свой прежній идеальный характеръ, духовную энергію и человѣчныя стремленія. Они были совершенно замуравлены въ узкихъ рамкахъ своего рутиннаго существованія и, отказавшись отъ всякихъ сношеній съ внѣшнимъ міромъ, стати сухими эгоистами, безъ малѣйшаго слѣда человѣколюбія. Хотя они кичились тѣмъ, что вѣчно думаютъ о спасеніи души, но ничто не можетъ быть такъ вредно для человѣческой души, какъ отчужденіе отъ науки, литературы и общественной жизни, съ ихъ передовыми представителями, какъ холодное равнодушіе къ страждущимъ и неимущимъ внѣ лона ихъ церкви.
   Мое воспитаніе было основано на строгихъ квакерскихъ началахъ, и моя мать внушила мнѣ свои узкія религіозныя вѣрованія, а также научила всему, что необходимо для хозяйки.
   Однако, несмотря на то, что мое дѣтство не было счастливымъ и веселымъ, но я не узнала настоящаго горя до смерти моихъ родителей, которые умерли вскорѣ одинъ послѣ другого, когда мнѣ было пятнадцать лѣтъ. Я осталась на попеченіи моего брата Джозефа. Не было человѣка, на котораго бы я въ дѣтствѣ смотрѣла съ такимъ страхомъ и уваженіемъ, какъ на него. Еще юношей, онъ былъ всегда серьезенъ, никогда не смѣялся и казался старше отца. Онъ вѣчно читалъ только одну книгу -- Библію, да и то не всю, а только посланіе святого Павла. Если онъ когда нибудь открывалъ ротъ въ квакерскихъ собраніяхъ, то одинаково исключительно коментировалъ слова святого Павла, въ особенности его ученіе о малочисленности избранныхъ. Въ практической жизни Джозефъ былъ очень благоразумный, смѣтливый дѣлецъ. Но, кромѣ религіи и дѣлъ, для него ничего не существовало.
   По внѣшности Джозефъ всегда отличался мрачнымъ, суровымъ видомъ; его волоса, густыя брови и большіе глаза были черны, какъ смоль; росту онъ былъ высокаго, сухощавъ и держалъ себя очень гордо, надменно. У него не было друзей, а знакомство онъ водилъ только съ людьми, которые могли бесѣдовать о религіозныхъ вопросахъ. Онъ не выказывалъ никакой склонности къ женщинамъ и считалъ, что онѣ обязаны во всемъ подчиняться мужчинамъ. По вечерамъ онъ сидѣлъ одинъ въ своей комнатѣ, сводя фабричныя книги, и громко стоналъ, когда итоги обнаруживали малый процентъ барыша. Онъ не читалъ книгъ, не интересовался политическимъ положеніемъ страны, не хотѣлъ знать о томъ, пользовалось ли миромъ или несло бремя войны то государство, которое охраняло его богатства. Въ домашней жизни онъ отличался умѣренностью и трезвостью, хотя любилъ пить мадеру, повидимому, вовсе не дѣйствовавшую на него.
   Вѣроятно, есть человѣческія натуры, которыя рождены для счастья и, не достигнувъ его, хирѣютъ и даже умираютъ. Я полагаю, что у меня была подобная натура, потому что, перейдя изъ дѣтства въ молодость и не видя вокругъ себя ничего счастливаго, свѣтлаго, радужнаго, а лишь мракъ, суровыя лица и скучную, до одурѣнія, обстановку,-- я подверглась на двадцать первомъ году своей жизни странному умственному недугу, называемому меланхоліей. Мысль объ этомъ болѣзненномъ состояніи возбуждаетъ во мнѣ страхъ. Сначала на меня напало черное отчаяніе, подъ вліяніемъ вѣчныхъ бесѣдъ брата о томъ, что очень немногіе могутъ спасти свою душу, а потомъ со мной сдѣлался какой-то нравственный столбнякъ, и я стала равнодушно, даже съ отвращеніемъ относиться ко всему: къ цвѣтамъ въ саду, къ пѣнію птицъ, къ хозяйству, къ ѣдѣ, даже къ чтенію Библіи.
   Вскорѣ послѣ того, что со мной приключился этотъ диковинный недугъ, къ намъ пріѣхала погостить вдова племянника моей матери, Изабелла Сторей, которая въ дѣвушкахъ принадлежала къ англиканской церкви, а въ квакерскую секту вступила только изъ любви къ мужу. Она жила въ Лондонѣ, но отъ времени до времени пріѣзжала къ намъ. Эту молодую женщину очень поразило мое разстроенное положеніе, и она сначала стала разспрашивать мою служанку Молли, но, не добившись отъ нея ничего, кромѣ слезъ, она пыталась поговорить со мной, но это также ни къ чему не привело, и она обратилась къ Джозефу. Оказалось, что онъ не замѣтилъ во мнѣ никакой перемѣны, но, узнавъ отъ Изабеллы, что я больна, послалъ за докторомъ, который прописалъ мнѣ какое-то лѣкарство, не принесшее мнѣ никакой пользы. Мнѣ становилось все хуже: я не знала, что дѣлать съ собой, то плакала безъ всякой причины, то падала въ обморокъ; дни я проводила безцѣльно, ни за что не принимаясь, а ночи не смыкала глазъ. Наконецъ мои нравственныя и физическія страданія дошли до того, что однажды утромъ я направилась къ пруду, отстоявшему не вдалекѣ отъ дома, и уже хотѣла съ отчаяніемъ броситься въ воду, какъ Молли, послѣдовавшая за мною, схватила меня сзади и потащила домой.
   Я слегла въ постель, и братъ снова послалъ за докторомъ. Онъ наговорилъ много ученой белиберды, въ которой я не понимала ни слова, но мое положеніе ничуть не измѣнилось. Я попрежнему ничего не дѣлала, ничего не говорила, ни о чемъ не думала. Мое безнадежное положеніе, которое могло окончиться только сумасшествіемъ, такъ подѣйствовало на Изабеллу, что она сказала брату:
   -- Джозефъ, положеніе Нанси очень серьезно.
   -- На то воля Божья,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Конечно, но и мы не должны плошать.
   -- Я призывалъ два раза ученаго доктора, и онъ сказалъ, что ничего нельзя сдѣлать.
   -- Извини, братецъ, я не могу согласиться съ твоей покорностью судьбѣ, и даже съ квакерской точки зрѣнія нельзя успокоиться, прежде чѣмъ сдѣлать все, что возможно, для спасенія бѣдной Нанси.
   -- Что же еще можно сдѣлать?
   -- Я думаю, что ея припадки меланхоліи происходятъ отъ того, что она не видитъ никакого общества и не имѣетъ ни малѣйшаго развлеченія.
   -- Но общество и развлеченія могутъ отвлечь ея мысли отъ спасенія души.
   -- Я не буду съ тобой спорить, Джозефъ, но очень бы хотѣла испытать самое простое средство для излѣченія бѣдной дѣвушки.
   -- Что же ты хочешь сдѣлать?
   -- Я хочу увезти ее въ Лондонъ къ себѣ, на мѣсяцъ или на два. Она тебѣ не нужна, а я постараюсь ее вылѣчить и вернуть тебѣ веселой, счастливой.
   -- Она увидитъ суету мірскую,-- сказалъ брать, качая головой.
   -- Что касается суеты мірской,-- замѣтила Изабелла: -- то на нее можно насмотрѣться здѣсь. Вотъ, напримѣръ, наши кузинки Рахиль и Ревекка окружены суетой въ перчаточной лавкѣ своего отца. А я живу въ Лондонѣ, очень скромно, въ отдаленномъ кварталѣ.
   Но Джозефъ колебался, и тогда Изабелла воскликнула:
   -- Ну, Джозефъ, будемъ говорить прямо. Твоей сестрѣ грозитъ сумасшествіе, а, можетъ быть, худшій недугъ, особенно для юнаго существа. Доктора отъ нея отказались. Позволь же мнѣ попробовать мои средства для ея излѣченія. Я измѣню воздухъ, которымъ она дышитъ, обстановку, окружающую ее, и мысли, наполняющія ея голову. Вмѣсто этого пустыннаго сада она увидитъ шумную улицу, полную экипажей, пѣшеходовъ и нарядныхъ дамъ.
   -- Іезавелей.
   -- Можетъ быть, но вѣдь Нанси невинный ребенокъ и не отличитъ Іезавели изъ Руѳи. Право, отпустите ее ко мнѣ. Я увѣрена она поправится, благодаря развлеченію и перемѣнѣ жизни. Ну, Джозефъ, соглашайся. Вѣдь ты не желаешь же смерти своей сестры.
   -- Конечно, нѣтъ, но я боюсь за ея душу.
   Послѣ продолжительнаго разговора, онъ наконецъ согласился на предложеніе Изабеллы, а она, настоявъ на своемъ, конечно, поспѣшила меня увезти. Ни она, ни Молли, которая должна была сопровождать, не сказали мнѣ ни слова о поѣздкѣ, и однажды утромъ, когда я сидѣла въ саду, въ обычномъ припадкѣ меланхоліи, онѣ обѣ, одѣтыя подорожному подошли ко мнѣ.
   -- Нанси,-- сказала Изабелла, пока Молли надѣвала мнѣ шаль и шляпу, необходимыя принадлежности квакерскаго наряда:-- ты поѣдешь со мной и Молли. У воротъ ждетъ карета четверкою, и она довезетъ насъ часа въ три или четыре въ Лондонъ. Ну, ну, поѣдемъ. Ты будешь у меня счастлива; я окружу тебя всѣмъ, что необходимо молодежи.
   Я молча послѣдовала за ними и сѣла въ карету. Онѣ обѣ помѣстились рядомъ и противъ меня. Кучеръ хлестнулъ бичемъ, и экипажъ покатился.
   Такъ какъ Изабелла всегда у насъ одѣвалась и держала себя по-квакерски, то я ужасно удивилась, когда выѣхавъ изъ воротъ, она обняла меня и осыпая поцѣлуями, стала говорить, совершенно несвойственныя для квакерши рѣчи:
   -- Голубушка, милое дитя мое, ты просто жаждешь счастья. Я знаю причину твоего недуга и скоро тебя вылѣчу. Молодая и красивая дѣвушка должна жить весело, счастливо и пріятно. Я окружу тебя новой обстановкой, дамъ тебѣ новыя мысли, заставлю смѣяться. Подумай только, Нанси, ты никогда не слыхивала смѣха въ вашемъ мрачномъ домѣ. Тебѣ сначала будетъ очень странно смѣяться, но ты скоро привыкнешь. Я научу тебя играть и пѣть. Право, стыдно квакерамъ, что они изгнали музыку изъ своей среды, а вѣдь музыка возвышаетъ душу, и ты знаешь, что музыка облегчила душу Саула. Ты увидишь, твое хорошенькое лице въ два дня станетъ еще прелестнѣе, твои блѣдныя щеки порозовѣютъ и твои сухощавыя руки станутъ полными, красивыми. Что ты скажешь на это, Молли?
   Я съ удивленіемъ слушала эту странную болтовню Изабеллы, а Молли отвѣчала;
   -- Вы совершенно правы, моей барышнѣ надо только вырваться изъ печальной квакерской среды, и она скоро поправится.
   -- Посмотри, Молли,-- продолжала Изабелла,-- у нея уже теперь блестятъ глаза. Да, Нанси, тебѣ необходимо посмотрѣть на грѣшный міръ! Вонъ по улицамъ все ходятъ грѣшные люди, работающіе для пропитанія своихъ грѣшныхъ женъ и грѣшныхъ дѣтей. А вонъ тамъ (мы уже въ это время ѣхали по Лондону) грѣшный паркъ, въ которомъ гуляютъ грѣшныя дамы, а передъ нами уже мое грѣшное жилище.
   Я нарочно распространилась о моемъ дѣтствѣ и напавшей на меня меланхоліи, чтобы было понятно, какимъ я была простымъ, не вѣдавшимъ жизни, существомъ, когда неожиданно совершились событія, совершенно меня пересоздавшія.
   

II.

   Теперь мнѣ приходится разсказать о чудѣ, которое совершилось по моемъ прибытіи въ Лондонъ, такъ я иначе не могу назвать происшедшей во мнѣ неожиданной перемѣны.
   Какъ только экипажъ остановился передъ домомъ, въ которомъ жила Изабелла, то я хотѣла выйти изъ него, но задрожала всѣмъ тѣломъ и упала въ обморокъ. Очнувшись, я увидала себя въ хорошенькой спальнѣ на диванѣ. Подлѣ меня стояли Изабелла и Молли. Онѣ быстро меня раздѣли и положили въ постель, словно я была ребенкомъ. Мною овладѣлъ крѣпкій сонъ, и я проспала не только цѣлый день, но и слѣдующую ночь, ниразу не проснувшись и не видя никакихъ сновъ.
   Я открыла глаза только въ девять часовъ утра подъ странные для меня, но пріятные звуки. Я впослѣдствіи узнала, что это Изабелла играла на фортепіано. На сердцѣ у меня стало легко, отрадно, и счастливыя слезы потекли изъ моихъ глазъ. Я не могу изъяснить словами, какое сладкое впечатлѣніе произвела на меня впервые услышанная музыка.
   Мало-по-малу я сознала, что находилась не дома, а у Изабеллы. Я вскочила съ постели, подбѣжала къ окну и отдернула темную занавѣсь. Моимъ глазамъ представилась комната, совершенно иная, чѣмъ та, въ которой я жила дома. Въ моей комнатѣ не было ничего, кромѣ кровати, шкафа и плетенаго стула; при этомъ стѣны были обнаженныя и чисто выбѣлены, а тутъ на стѣнахъ висѣли картины, на полу лежалъ мягкій коверъ, кровать стояла подъ балдахиномъ съ дорогими занавѣсями; подлѣ виднѣлся туалетъ съ большимъ зеркаломъ и со всѣми предметами, которые для женщины необходимы. По обѣ его стороны стояли два низкихъ маленькихъ кресла, покрытыхъ краснымъ плюшемъ.
   Окинувъ быстрымъ взоромъ внутренность комнаты, я выглянула въ окна. Оно выходило въ Гринъ-паркъ. Погода была свѣтлая, теплая, дѣти съ матерями и няньками наполняли аллеи парка; не много далѣе, сквозь зеленую листву, виднѣлась дорога, по которой ѣхали всадники и тянулись экипажи, въ томъ числѣ большой дилижансъ, нагруженный сверху чемоданами и сундуками.
   Нѣсколько времени я съ любопытствомъ смотрѣла на всѣ эти новые для меня предметы. Потомъ я сдѣлала удивительное открытіе. Меланхолія исчезла, и я чувствовала себя совершенно здоровою.
   Вотъ то чудо, о которомъ я только что упоминала.
   Музыка продолжалась, и я приписала ей мое чудесное исцѣленіе, вспомнивъ примѣръ Саула. Но вотъ замолкли чудные звуки, и мнѣ стало страшно, чтобы я не впала снова въ прежнее оцѣпенѣніе. Но нѣтъ, оно не возвращалось. Я чувствовала свѣжій воздухъ, доносившійся до меня изъ парка, я слышала смѣхъ дѣтей, а также команду сержанта, обучавшаго солдатъ на песчаной площадкѣ. Я могла сознавать то, что меня окружало, я могла думать и разсуждать.
   Дѣйствительно, совершилось чудо, и въ одну ночь! При этомъ нелишне замѣтить, что я никогда впослѣдствіи не страдала меланхоліей.
   Я наскоро одѣлась и отворила дверь въ гостиную. Изабелла подбѣжала ко мнѣ, обняла меня и поцѣловала на обѣ щеки.
   -- Ну, вотъ видишь, какъ мое лѣкарство дѣйствуетъ!-- воскликнула она съ веселымъ смѣхомъ:-- твои глаза счастливо блестятъ, а щеки похожи на розы. Ну, что, ты хорошо спала? Голова у тебя не болитъ? Мысли ясны, и на сердцѣ спокойно? Я была въ этомъ увѣрена. Все случилось, какъ я думала. Ну, теперь садись и давай пить шоколадъ.
   Въ эту минуту Молли вошла съ подносомъ.
   -- Вотъ жареный хлѣбъ и сдобныя булки,-- продолжала Изабелла;-- ѣшь и пей, голубушка, а потомъ мы поговоримъ. Ты, вѣроятно жаждешь поговорить послѣ такого продолжительнаго молчанія.
   Въ сущности я желала не говорить, а слушать и смотрѣть. Пока болтала Изабелла, я осматривала комнату. Съ перваго взгляда было видно, что тутъ жила не квакерша, а женщина, которой не были чужды свѣтскіе обычаи и удовольствія. Стѣны были увѣшаны масляными картинами и крашенными гравюрами, изображавшими сцены изъ сельской и городской жизни; на фортепіано лежала груда нотъ, а на полкахъ виднѣлись книги не серіозныя, а сочиненія беллетристовъ, драматурговъ и поэтовъ.
   -- Ты удивляешься, что я не придерживалась квакерскихъ взглядовъ въ своей обстановкѣ и туалетѣ,-- произнесла между прочимъ Изабелла;-- но знай же, что я вступила въ общество квакеровъ изъ любви къ мужу и вышла оттуда изъ любви къ себѣ. Я надѣваю квакерскій нарядъ, только посѣщая домъ твоего брата.
   Дѣйствительно на ней былъ красивый розовый капотъ и чепецъ съ лентами того же цвѣта; на пальцахъ ея блестѣли кольца, и вообще она далеко не походила на квакершу.
   -- Я не говорила еще Джоржу о томъ, что вышла изъ общества квакеровъ, такъ какъ онъ, узнавъ объ этомъ, пересталъ бы принимать меня въ свой домъ,-- продолжала она; -- но, Нанси, ты не можешь себѣ представить, какъ мнѣ жаль было видѣть тебя, такую юную, красивую дѣвушку въ скучной, мрачной квакерской средѣ. Клянусь небомъ, что твоя мать, увидѣвъ тебя въ эту минуту съ блестящими глазами и розовыми щеками, простила бы мнѣ обманъ, благодаря которому я спасла тебя. Въ сущности что же я сдѣлала? Я родилась въ лонѣ англиканской церкви и вернулась въ него. Развѣ это грѣшно?
   Нанси долго говорила безъ умолка. Я никогда не слышала такой свободной, легкомысленной рѣчи, но эта красивая, молодая женщина съ большими глазами, здоровымъ румянцемъ во всю щеку и полною фигурой была такъ добра, что въ каждомъ ея взглядѣ и словѣ обнаруживалось желаніе, чтобъ всѣ вокругъ нея были счастливы. Поэтому я съ удовольствіемъ слушала ее, хотя плохо понимала ея слова. Одно для меня было только ясно, что она удержитъ меня у себя на время, и что мнѣ придется видѣть много новаго.
   -- Ну, какъ я рада, что ты просвѣтлѣла и оправилась отъ твоего мрачнаго настроенія,-- воскликнула она наконецъ: -- теперь мы съ тобой увидимъ грѣшный міръ, и грѣшный міръ увидитъ въ паркѣ прелестное олицетвореніе невинности. Я говорю, моя милая, о томъ паркѣ, гдѣ гуляютъ модныя дамы, но я не принадлежу къ ихъ числу, хотя я одѣваюсь не хуже ихъ, потому что мой мужъ оставилъ мнѣ много денегъ. Но эти дамы не принимаютъ въ свое общество вдову торговца, какъ бы хорошо и богато одѣта она ни была. Но я на это и не обращаю вниманія, и мы, Нанси, посмотримъ на нихъ въ паркѣ, и я буду не я, если онѣ не посмотрятъ съ завистью на тебя. Ты уже теперь совершенно измѣнилась; мысль о твоемъ домѣ, отъ котораго несетъ могильной...
   Она неожиданно умолкла и бросилась ко мнѣ, такъ какъ я поблѣднѣла и лишилась чувствъ при одномъ воспоминаніи о мрачномъ домѣ, проповѣдяхъ брата, о маломъ числѣ избранныхъ и моей страшной меланхоліи, которая могла всегда вернуться. Когда я очнулась, то Изабелла давала мнѣ нюхать спирту, а Молли терла мнѣ руки губкой.
   -- Слышишь, Молли,-- говорила въ это время добрая кузина:-- никогда не надо упоминать при ней о старомъ ея домѣ. Надо старательно удерживаться отъ мыслей о прошедшемъ.
   Дѣйствительно когда я совсѣмъ пришла въ себя, то она продолжала попрежнему болтать, но исключительно о настоящемъ и о томъ новомъ свѣтѣ, въ который она хотѣла меня ввести.
   -- Вотъ видишь, Нанси, если мы живемъ въ свѣтѣ, то должны жить, какъ всѣ живутъ. Поэтому ты будешь одѣваться, говорить, смѣяться и вообще вести себя, какъ всѣ свѣтскія дамы и дѣвушки, я даже полагаю, что въ такой жизни заключается большая нравственная польза. Въ квакерской средѣ нѣтъ никакихъ соблазновъ для красивой молодой дѣвушки, никто не ухаживаетъ за ней, никто не кружитъ ей голову комплиментами, сладкими рѣчами, никто не разставляетъ ей прелестныхъ силковъ? Но подумай, Нанси, что лучше -- побороть всѣ соблазны, или никогда ихъ не видать? Какъ неизмѣримо выше первое?
   Если меня упрекнутъ въ томъ, что я очень легко и быстро измѣнила своей церкви, то не надо упускать изъ вида, что я не была тогда въ состояніи разсуждать и противодѣйствовать. Мною въ то время совершенно овладѣли два чувства: смущенное любопытство относительно настоящаго и ужасный страхъ прошедшаго. Ни я, ни Изабелла не понимали, что, однажды снявъ квакерскую одежду и отказавшись отъ ихъ образа жизни, я уже не могла къ нимъ вернуться. Все прошлое было связано въ моихъ мысляхъ съ меланхоліей, а о ней я не могла вспомнить безъ лихорадочной дрожи и даже теперь, двадцать лѣтъ спустя, холодъ пробѣгаетъ по всему моему тѣлу, когда я неожиданно переношусь въ мрачный, безмолвный домъ моего брата и слышу его роковыя слова, что мало избранныхъ, а потому громадному большинству грѣшниковъ грозитъ геенна огненная.
   Надо отдать справедливость Изабеллѣ, что она энергично и серіозно принялась за исполненіе своей задачи заставить меня забыть мрачное прошедшее и превратиться въ свѣтскую барышню. Прежде всего она обратила вниманіе на туалетъ и была очень удивлена, какъ скоро я усвоила себѣ я уроки относительно шелковыхъ, штофныхъ и бархатныхъ платьевъ, модныхъ шляпъ и кушаковъ, лентъ и кружевъ, перчатокъ и т. д. Когда же я по временамъ протестовала противъ исключительнаго занятія женщинами однимъ туалетомъ, то Изабелла отвѣчала смѣясь.
   -- Конечно, Нанси. Какая польза отъ хорошаго туалета? Онъ украшаетъ прелестную женщину. Но зачѣмъ прелестной женщинѣ заботиться объ увеличеніи своихъ чаръ? Чтобъ привлечь къ себѣ мужчинъ. А зачѣмъ имъ привлекать къ себѣ мужчинъ? Чтобъ овладѣть ими и дѣлать все, что вздумается. Мужчины думаютъ, что они повелѣваютъ свѣтомъ, но въ сущности женщины повелѣваютъ повелителями свѣта.
   Какъ на были легкомысленны эти слова, но я находилась тогда всецѣло подъ вліяніемъ Изабеллы и оказалась очень способною ученицей. Спустя недѣлю или двѣ, мнѣ можно было видѣть моду каждый день въ модныхъ магазинахъ Лудіэтъ-Гиль или Чипъ-Сайда, гдѣ ловкіе приказчики показывали мнѣ послѣднія новости по части женскаго туалета.
   Второй заботой Изабеллы было научить меня свѣтскимъ манерамъ, и это стоило ей небольшого труда. Я вскорѣ усвоила себѣ свѣтскую рѣчь, свѣтское обращеніе и свѣтскую граціозность. Для пріобрѣтенія послѣдняго качества моя учительница нашла нужнымъ дать мнѣ нѣсколько уроковъ танцевъ. Но чему я научилась безъ всякихъ уроковъ, это смѣяться. Я, право, не знаю, когда я разсмѣялась въ первый разъ и почему, но, вѣроятно, я стала смѣться такъ же, какъ утенокъ начинаетъ плавать, смотря на другихъ.
   Музыка, рисованье и чтеніе докончили мое превращенье изъ квакерши въ свѣтскую барышню. Я уже говорила, что у Изабеллы было много книгъ по беллетристикѣ. Она начала читать ихъ со мной и выбирала для перваго опыта моего знакомства съ литературой извѣстный романъ Ричардсона. Безсмертный образъ Клариссы показался мнѣ столь жизненнымъ, ея несчастья столь незаслуженными, а поведенье ея обольстителя столь гнуснымъ, что я почувствовала изъ чтенія этой книги большую нравственную пользу. Отъ Клариссы мы перешли къ поэтамъ: къ Шекспиру, Мильтону. Драйдену, Попу и другимъ. Изабелла читала очень хорошо и по временамъ останавливаясь указывала мнѣ на красоты поэтическаго произведенія, на истинный смыслъ какой нибудь возвышенной мысли, на художественную картину и т. д.
   Посѣщеніе Вестминстерскаго аббатства убило во мнѣ послѣдніе слѣды квакерства. Все различіе между шириной взглядовъ англиканской церкви и узкостью нашей секты поразило меня настолько, что, выходя изъ аббатства, гдѣ одинаково похоронены всѣ послужившіе отечеству, богатые и бѣдные, знатные и простые смертные, гдѣ раздаются краснорѣчивыя слова проповѣдниковъ, призывающихъ всѣхъ, вѣрующихъ въ Лоно Христово, не дѣля ихъ на избранныхъ и неизбранныхъ, гдѣ чудное пѣніе славно переноситъ васъ на небо,-- я сказала Изабеллѣ, что отнынѣ во что бы то ни стало буду принадлежать къ церкви, дозволяющей вѣрить въ милосердіе и любовь Бога.
   -- Что ты, дитя мое!-- воскликнула она съ ужасомъ.-- Вѣдь всѣ скажутъ, что я тебя научила быть отступницей.
   -- Добрая Изабелла,-- отвѣчала я:-- многимъ я тебѣ обязана, но какъ хочешь, я не могу болѣе оставаться въ обществѣ друзей.
   Мое превращеніе было окончено, и я стала совершенно инымъ новымъ существомъ. Три мѣсяца, май, іюнь и іюль 1760 года, Изабелла посвятила на мое развитіе, и по истеченіи этого времени я стала одѣваться, говорить, читать и думать, какъ всѣ дѣвушки и женщины того времени. Друзей у насъ было мало и хоть мы знали жильцовъ нашего дома: сержанта Бэтся съ семьей, капитана Селлинджера и доктора мистера Чембера, но мы имѣли мало съ ними сношеній. Мнѣ такъ опротивѣли квакеры, что я перестала посѣщать ихъ собранія и даже начала ходить съ Изабеллой въ церковь св. Іакова на улицѣ Пикадилли, что же касается пѣнія, рисованія, чтенія, игры на фортепьяно, вышиванія и туалета, то я все это обожала, къ полному удовольствію моей учительницы.
   

III.

   Въ среду, 17 августа случилось событіе, которое измѣнило всю мою жизнь. Въ 7 1/2 часовъ вечера я возвращалась домой отъ вечерни въ церкви св. Іакова. Меня сопровождала Молли, которая шла за мной и держала въ рукахъ мой молитвенникъ. Много другихъ дамъ и молодыхъ дѣвушекъ также шло изъ церкви съ лакеями или служанками.
   Мы съ Молли благополучно достигли угла Сентъ-Джемской площади, но тутъ встрѣтились лицомъ къ лицу съ двумя джентельмэнами, которые шли, поддерживая другъ друга.
   Они оба были въ красныхъ офицерскихъ мундирахъ. Одного изъ нихъ я хорошо знала. Это былъ Робертъ Селлинджеръ, младшій братъ лорда де-Лиса и капитанъ королевской гвардіи. Ему тогда было не болѣе двадцати пяти лѣтъ; онъ былъ высокаго роста, и къ нему прекрасно шелъ гвардейскій мундиръ, такъ что на него нельзя было смотрѣть безъ удовольствія, хотя отъ излишняго употребленія портвейна и пунша, шея у него стала слишкомъ толстой, а щеки слишкомъ красными для его лѣтъ. Но по утрамъ онъ былъ прекраснымъ собесѣдникомъ, отличаясь приличными манерами, хорошимъ образованіемъ, основательнымъ знаніемъ литературы, добротой и предупредительностью. По внѣшности онъ былъ, какъ я уже сказала, высокаго роста, глаза у него всегда лучезарно свѣтились, а губы вѣчно улыбались. Онъ былъ очень внимателенъ къ моей кузинѣ и ко мнѣ, часто насъ посѣщалъ, ходилъ съ нами гулять въ паркъ и расказывалъ намъ о старомъ королѣ, жившемъ въ Сентъ-Джемскомъ дворцѣ, а также о принцахъ, обитавшихъ въ Лейстерскомъ сквэрѣ. Хотя онъ постоянно говорилъ мнѣ комплименты, но не ухаживалъ за мною, и въ сущности онъ никогда никого не любилъ, кромѣ бутылки, зло воздавшей ему впослѣдствіи подагрой за этотъ преданный культъ.
   Еслибъ капитанъ Селлинджеръ былъ трезвымъ въ этотъ вечеръ, то ничего бы не случилось. Трезвый онъ уважалъ всѣхъ женщинъ, но въ пьяномъ видѣ онъ приравнивалъ всѣхъ женщинъ къ тѣмъ безстыднымъ созданіямъ, которыхъ мужчины скандально хватали за подбородокъ къ паркѣ, какъ я не разъ видывала. Въ этотъ вечеръ онъ былъ совершенно пьянъ и едва держался на ногахъ.
   Увидавъ насъ, эта веселая парочка загородила намъ дорогу.
   -- Капитанъ Селлинджеръ,-- сказала я:-- пропустите меня.
   -- Джакъ,-- произнесъ онъ, съ трудомъ ворочая языкомъ:-- это Нанси, это божественная Нанси. Она молилась въ церкви, опустившись на свои прелестныя колѣнки. Знаешь, что Джакъ, поѣдемъ съ ней въ Мерилебонскій садъ и весело окончимъ тамъ вечеръ.
   -- Еще бутылку,-- пробормоталъ его товарищъ, ничего не понимая отъ опьяненія.
   -- Пропустите меня, капитанъ Селлинджеръ,-- повторила я.
   -- Ты возьмешь служанку, Джакъ,-- продолжалъ капитанъ не сторонясь: -- тебѣ и она годится. Молли, крикните карету для насъ четверыхъ.
   -- Капитанъ Селлинджеръ,-- воскликнула я:-- вы пьяны, иначе я не могу объяснить вашего страннаго обращенія. Стыдитесь, сэръ, и пропустите меня.
   -- Др...угую бутылку,-- пробормоталъ его товарищъ, поникнувъ головою.
   -- Вы отправитесь въ моихъ объятіяхъ, въ каретѣ, въ паланкинѣ,-- отвѣчалъ капитанъ, самъ не зная, что онъ говорилъ:-- въ Мерилебонскій садъ. Тамъ... мы будемъ танцовать. Я еще никогда не танцовалъ съ вами, прелестная Нанси. А потомъ мы поужинаемъ и... Джакъ, опрокинемъ другую бутылку.
   -- Др...угую бутылку,-- повторилъ Джакъ, но но его стекляннымъ главамъ было видно, что онъ уже опрокинулъ болѣе бутылокъ, чѣмъ слѣдовало, и неспособенъ на дальнѣйшіе подвиги.
   -- Пустите меня, капитанъ Селлинджеръ,-- закричала я въ испугѣ.
   -- Мы вмѣстѣ поѣдемъ въ Мерилебонскій садъ,-- промолвилъ онъ, схвативъ меня за руку:-- всѣ другія женщины лопнутъ отъ ревности, чортъ ихъ возьми, а мужчины отъ зависти. Я имъ покажу Венеру, настоящую Венеру, богиню красоты. Добромъ или зломъ, а быть тебѣ, Нанси, сегодня въ Мерилебонѣ.
   -- Это нестерпимо, капитанъ Селлинджеръ. Вы такъ пьяны, что забываетесь. Вы не знаете, что говорите. Пустите меня, или силой вырвусь отъ васъ.
   Что затѣмъ случилось, я хорошенько не помню: знаю только, что онъ сжалъ мнѣ обѣ руки и хотѣлъ поцѣловать, а я совершенно потеряла голову отъ страха и чувства оскорбленія. Однако я закричала и стала звать на помощь; Молли также закричала и, оттолкнувъ капитана, заслонила меня. Онъ спьяна не разобралъ, кто передъ нимъ, и онъ сталъ обнимать служанку вмѣсто госпожи, за что Молли ударила его кулакомъ по уху. А затѣмъ я увидѣла его впервые.
   Два молодыхъ человѣка, одинъ лѣтъ двадцати одного, а другой моложе года на два, перебѣжали черезъ улицу и, поровнявшись съ нами, обнажили шпаги.
   -- Не бойтесь, сударыня,-- сказалъ старшій изъ нихъ рѣшительнымъ голосомъ и сверкающими глазами: -- мы очистимъ для васъ путь.
   Говоря это, онъ всталъ передо мной и направилъ свою шпагу въ грудь пьянаго капитана.
   Второй джентельменъ всталъ рядомъ съ своимъ другомъ, но не много впереди и какъ бы защищалъ его. Несмотря на мое волненіе, я замѣтила, что они оба были въ богатыхъ мундирахъ. Старшій, болѣе высокій и статный, былъ въ такомъ красномъ мундирѣ, какъ капитанъ Селлинджеръ, но съ золотымъ шитьемъ на воротникѣ и обшлагахъ, а также въ треуголкѣ съ широкимъ золотымъ галуномъ; на младшемъ былъ синій мундиръ съ большими отворотами и одинаковымъ золотымъ шитьемъ. Я тогда такъ мало умѣла отличать мундиры, что не узнала въ немъ офицера королевскаго флота.
   При видѣ обнаженныхъ шпагъ капитанъ вдругъ преобразился. Въ его сердцѣ проснулась военная доблесть; онъ неожиданно отрезвѣлъ, оттолкнулъ товарища, который упалъ на землю, и быстро обнажилъ шпагу.
   -- Къ вашимъ услугамъ, господа,-- сказалъ онъ:-- если вамъ угодно вмѣшаться въ чужое дѣло.
   Онъ поклонился своимъ противникамъ и скрестилъ свою шпагу съ шпагой старшаго джентельмена.
   Мы обѣ съ Молли закричали въ одинъ голосъ:
   -- Господа, остановитесь. Онъ пьянъ.
   Но въ капитанѣ Селлинжерѣ произошла новая перемѣна. Лицо его выразило удивленіе, сомнѣніе и, наконецъ, полное сознаніе, что ему знакомъ его противникъ.
   -- Господа!-- воскликнулъ онъ, опустилъ шпагу до земли, снялъ треуголку, низко поклонился, вложилъ шпагу въ ножны и, пятясь назадъ, исчезъ въ паркѣ.
   Меня это странное обращеніе не очень удивило, такъ какъ у квакеровъ вовсе не въ ходу такіе поклоны, и я не знала, какъ слѣдуетъ кому кланяться.
   -- Ну, дѣло кончилось хорошо,-- сказалъ младшій джентельменъ:-- что дѣлать съ этимъ поклонникомъ бутылки.
   -- Благодарю васъ, господа, за вашу помощь,-- произнесла я,-- что же касается до этого лежачаго врага, то онъ пьянъ. Будьте такъ добры, вложите въ ножны ваши шпаги.
   Они повиновались. Старшій съ почтительнымъ поклономъ спросилъ, далеко ли мнѣ идти. Я отвѣчала, что живу у родственницы въ Сенъ-Джемской площади и что могу теперь дойти до дома совершенно безопасно.
   -- Нѣтъ, сударыня,-- отвѣчалъ онъ:-- позвольте намъ проводить васъ до дверей.
   Они пошли со мною, и когда мы очутились передъ домомъ, гдѣ жила Изабелла, я снова поблагодарила ихъ и пожелала имъ доброй ночи.
   -- Сударыня,-- произнесъ старшій, смотря мнѣ прямо въ глаза, но безъ слѣдовъ надменности или нахальства въ взглядѣ: -- мы по крайней мѣрѣ должны узнать имя молодой дѣвушки, скорѣе юной богини, которой мы по счастью оказали услугу.
   -- Сэръ,-- отвѣчала я, покраснѣвъ отъ его комплимента:-- я дочь покойнаго Самюеля Вольдена, бумажнаго фабриканта въ Дартфордѣ, въ Кентѣ. Я здѣсь въ гостяхъ у мистриссъ Изабеллы Сторей, вдовы моего двоюроднаго брата Рувима Сторея, американскаго лавочника въ Тауерской улицѣ.
   -- Ну, Джорджъ,-- сказалъ младшій изъ джентельменовъ: -- мы задерживаемъ миссъ Вальденъ.
   -- Сударыня,-- произнесъ старшій съ почтительнымъ поклономъ:-- я надѣюсь, что вы позволите намъ быть знакомыми съ вами?
   -- И я также, сударыня,-- отвѣчалъ младшій:-- прошу о томъ же.
   -- Господа,-- отвѣчала я:-- мнѣ невозможно ни принять, ни отказать той чести, которую вы хотите мнѣ оказать, такъ какъ я сама гостья въ домѣ моей двоюродной сестры.
   -- Что вы, миссъ Нанси,-- замѣтила Молли, смѣло вмѣшиваясь въ разговоръ:-- въ нашемъ домѣ бываетъ такъ мало молодыхъ людей, что знакомство этихъ джентльменовъ будетъ очень пріятно хозяйкѣ. Приходите, господа, а я вамъ ручаюсь за радушный пріемъ. Прощайте, господа, благодарю васъ отъ имени моей госпожи.
   Они громко засмѣялись и, раскланявшись, стали уходить. Я не могла вытерпѣть и, повернувъ голову, поглядѣла имъ вслѣдъ; но была за это наказана: мой взглядъ встрѣтился со взглядомъ старшаго джентльмена, и я невольно покраснѣла.
   Въ дверяхъ нашего дома стоялъ докторъ мистеръ Чемберъ, въ старомъ, поношенномъ халатѣ и ночномъ колпакѣ.
   -- Эге!-- сказалъ онъ съ низкимъ поклономъ:-- вы уже обзавелись поклонниками, да еще такими, что другія нифмы съ ума сойдутъ отъ зависти.
   -- У меня нѣтъ никакихъ поклонниковъ.
   -- Полно, полно. Васъ только можно поздравить съ такимъ блестящимъ началомъ. Одинъ изъ нихъ, конечно, вернется сюда. А сказали они вамъ, кто они такіе?
   -- Нѣтъ еще.
   -- Ну, это придетъ со временемъ. Вся исторія полна женскихъ побѣдъ. Любовь повелѣваетъ самыми могущественными государями и самыми славными завоевателями. Имена этихъ героинь, которыя водили за насъ королей,-- Розамунда, Алиса, Нелли, Габріэль и т. д. Онѣ царятъ одинъ день -- и довольно. Вы знаете, какъ мошки вертятся вокругъ огня? Повертятся, повертятся и сгорятъ.
   Все это онъ говорилъ какимъ-то зловѣщимъ тономъ, который тѣмъ болѣе меня устрашалъ, что лицо у него было ястребиное.
   -- Я не понимаю, о чемъ вы говорите.
   -- Хорошо, хорошо! Поймете со временемъ. Но, знаете что, не спрашивайте ихъ именъ. Но все-таки странно, чтобы они явились именно въ этотъ домъ.
   Онъ удалился въ свою комнату, но его слова меня напугали, и я никакъ не могла понять, зачѣмъ онъ упоминалъ намъ объ историческихъ женщинахъ, и о какихъ мошкахъ, сгорающихъ на огнѣ, говорилъ онъ.
   Когда я разсказала Изабеллѣ о случившемся, она воскликнула:
   -- Удивляюсь, кто были господа! А Молли, значитъ, пригласила ихъ сюда. Вотъ нахалка! Впрочемъ, я не стану мѣшать твоему счастью. Они придутъ къ тебѣ, и я приму ихъ радушно. Только бы они не оказались кутилами.
   -- Нѣтъ, они кажутся очень нравственными молодыми людьми.
   -- Всѣ они кажутся нравственными до поры до времени. По внѣшности никогда нельзя довѣрять мужчинамъ. Вотъ еще въ прошломъ году одинъ искатель приключеній увезъ богатую наслѣдницу, и, прежде чѣмъ родители узнали объ ея исчезновеніи, парочка уже была въ Гретна-Гринъ.
   -- Но я вѣдь небогатая наслѣдница, и поэтому никто меня не увезетъ.
   -- Не знаю, дитя мое, увозятъ женщинъ и по другимъ причинамъ. Мужчины столько же охотятся за нимфами, сколько за деньгами. Помни о Клариссѣ и о Ловеласѣ.
   -- Если бы Кларисса жила у тебя, милая Изабелла, то Ловеласъ никогда бы не рѣшился посягнуть на ея честь, и во всякомъ случаѣ это ему не удалось бы.
   

IV.

   На слѣдующій день у насъ перебывало много гостей.
   Прежде всего явился капитанъ Селлинджеръ, чтобы извиниться за свое неприличное поведеніе. Его извиненія были однако довольно странныя: онъ увѣрялъ, что не былъ очень пьянъ, такъ какъ могъ отличить хорошенькую женщину.
   -- А вы это доказали тѣмъ, что поцѣловали вмѣсто меня Молли,-- замѣтила я съ улыбкой.
   Онъ отвѣчалъ, что на него нашло только минутное потемнѣніе. Однако, какъ подобало джентльмену, онъ все-таки выразилъ сожалѣніе, что оскорбилъ женщину.
   -- Простите, капитанъ Селлинджеръ, ноя очень рада, что Молли ударила васъ по лицу.
   -- Я вызову ее на дуэль, потому что джентльменъ долженъ смыть кровью подобную обиду, Вы говорите, что я поцѣловалъ Молли вмѣсто васъ, и что она меня ударила, но я этого рѣшительно не помню. Но вотъ что я помню, такъ это принца Уэльскаго, который вдругъ появился передо мной съ обнаженной шпагой.
   -- Вы это во снѣ видѣли, капитанъ Селлинджеръ.
   -- Нѣтъ, наяву. Но скажите мнѣ, пожалуйста, прелестная Нанси, какъ попалъ въ нашу компанію принцъ Уэльскій?
   -- Право, вамъ это померещилось спьяна. Къ тому же ко мнѣ на помощь явились два джентльмена, а не одинъ.
   -- Ни, ни, ни, я дѣйствительно видѣлъ двухъ, но когда человѣкъ выпьетъ три бутылки, то у него всегда въ глазахъ двоится; а потому я и говорю, что былъ одинъ, а не два. Вотъ если бы я видѣлъ четырехъ, то это значило бы, что было два.
   Вполнѣ убѣжденный въ справедливости своихъ словъ, капитанъ никакъ не хотѣлъ признать, что онъ ошибся, и, чтобы положить конецъ этому разговору, я его простила, подъ условіемъ, что онъ не будетъ пить портвейна цѣлую недѣлю.
   -- Прелестная Нанси!-- воскликнулъ онъ съ какой-то странной улыбкой:-- я готовъ не пить двѣ недѣли, чтобы только заслужить ваше прощеніе.
   Однако, въ тотъ же вечеръ его принесли мертвецки пьянымъ, а на слѣдующее утро онъ клялся, что сдержалъ свое слово, такъ какъ напился не портвейномъ, а пуншемъ.
   Вторымъ нашимъ гостемъ былъ сержантъ Бетцъ, служившій въ одномъ гвардейскомъ полку съ капитаномъ. Онъ жилъ съ женой и шестью дѣтьми на чердакѣ нашего дома. Цѣлый день, если только не шолъ дождь, дѣти бѣгали и играли въ Гринъ-паркѣ, а ихъ мать шила и штопала ихъ одежду, которую они рвали немилосердно. Сержантъ же, которому тогда было около тридцати лѣтъ, содержалъ свою семью, благодаря многочисленнымъ своимъ талантамъ и урокамъ по различнымъ предметамъ. Дѣйствительно, я никогда не встрѣчала человѣка съ такими разнообразными способностями. Но при всемъ этомъ его заработокъ былъ такой скромный, что если бы Изабелла не навѣщала по временамъ чердака, то его дѣти голодали бы и ходили въ лохмотьяхъ. Прежде всего сержантъ обучалъ военному дѣлу, т. е. фехтованію, фортификаціи и исторіи великихъ полководцевъ, отъ Александра и Ганнибала до Мальборо. Во-вторыхъ, онъ давалъ уроки французска го языка, на которомъ говорилъ очень бѣгло, алгебры, межеванія и другихъ отраслей математики, наконецъ, въ-третьихъ, онъ могъ учить рисованію и чистописанію. Въ свободное же время онъ составлялъ планы знатныхъ сраженій и осадъ, а также писалъ различныя военныя брошюры, которыхъ ни одинъ книгопродавецъ не хотѣлъ печатать. Его излюбленной мечтой было добиться офицерскаго патента, что было для него недостижимо, такъ какъ средства ему не позволяли купить этотъ патентъ.
   Возвращаясь въ это утро домой съ дежурства, сержантъ Бетцъ, въ мундирѣ съ шерстяными эполетами, означавшими, что онъ стоялъ все-таки на іерархической лѣстницѣ, хотя и на первой ступени,-- зашелъ къ намъ.
   -- Почтенная красавица,-- сказалъ онъ, салютуя намъ повоенному:-- я явился, чтобы засвидѣтельствовать вамъ свое глубочайшее почтеніе и поздравить васъ со счастливымъ избавленіемъ отъ дерзостей нахаловъ. Я едва не вырвалъ изъ головы всѣ свои волосы, услыхавъ, что злая судьба лишила меня счастія спасти васъ, а предоставила это сдѣлать двумъ джентльменамъ, да еще, можетъ быть, не военнаго сословія. Если бы я былъ на мѣстѣ, то задалъ бы ему ходу, хотя онъ и капитанъ моего полка, и меня могли бы за это разжаловать.
   -- Благодарю васъ, сержантъ Бетцъ,-- сказала я:-- но лучше, что дѣло обошлось безъ драки. Но если бы представилась надобность въ вашихъ услугахъ, то я воспользуюсь вашей любезностью.
   -- Пожалуйста, и какъ только вы соберетесь вечеромъ въ церковь, то скажите мнѣ, и я пойду за вами съ обнаженной шпагой.
   -- Я не могу оставить безъ награды такой преданности и храбрости!-- воскликнула Изабелла:-- васъ, вѣроятно, мучитъ жажда?
   Съ этими словами она вынула изъ буфета бутылку портвейна и, наливъ стаканъ, поднесла сержанту.
   -- Въ присутствіи красоты каждый воинъ чувствуетъ жажду!-- произнесъ сержантъ:-- пью за ваше здоровье, сударыня, и за здоровье миссъ Нанси. Надѣюсь, что вы, миссъ, прибѣгнете въ слѣдующій разъ, когда вамъ понадобится помощь героя, ко мнѣ.
   Третьимъ нашимъ посѣтителемъ въ этотъ день былъ Робертъ Сторей, книгопродавецъ въ улицѣ Пель-Мель. Онъ приходился двоюроднымъ братомъ покойному мужу Изабеллы, но та вѣтвь семьи, къ которой онъ принадлежалъ, не исповѣдывала квакерства. Ему было не болѣе двадцати восьми лѣтъ, и онъ недавно наслѣдовалъ книжную торговлю своего отца. Одѣвался онъ, какъ состоятельный гражданинъ, и по внѣшности походилъ на почтеннаго завсегдатая биржи. На немъ всегда былъ черный бархатный кафтанъ, бѣлые шелковые чулки, башмаки съ серебряными пряжками, напудренный парикъ, кружевное жабо и шляпа съ серебрянымъ позументомъ.
   -- Кузина Сторей и миссъ Нанси, свидѣтельствую вамъ свое почтеніе,-- сказалъ онъ, переступивъ порогъ и становясь въ картинную позу.
   Вмѣстѣ съ этимъ онъ отвѣсилъ намъ обѣимъ низкій поклонъ, а потомъ торжественно усѣлся въ кресло, скрестивъ ноги, засунувъ лѣвую руку за жилетъ и оставивъ правую свободной для жестовъ.
   Его книжная лавка, которую мы часто посѣщали по утрамъ была переполнена всякаго рода книгами и разнообразными посѣтителями, въ томъ числѣ поэтами, учеными, духовными лицами и собирателями рѣдкихъ книгъ. По вечерамъ же онъ нерѣдко заходилъ къ намъ и то читалъ намъ книги, то разсказывалъ о поэтахъ, ученыхъ и мыслителяхъ, которые избрали себѣ пристанищемъ его лавку. Среди этихъ завсегдатаевъ его книжной лавки были такіе люди, какъ Самюэль Джонсонъ, Генри Фильдингъ, Тобіасъ Смолеть, Лоренсъ Стернъ, лордъ Лительтонъ и Давидъ Гаррикъ, если можно примѣшать актера къ такимъ знаменитостямъ.
   Но чаще всего Робертъ разсказывалъ намъ о свѣтскихъ новостяхъ, скандалахъ и анекдотахъ, которые онъ слышалъ отъ своихъ пріятелей, такъ какъ, повидимому, ученые и писатели любятъ сплетничать еще болѣе женщинъ.
   На этотъ разъ, однако, Изабела не дала ему возможности пуститься въ болтовню, такъ какъ, она прямо встрѣтила его разсказомъ о моемъ вчерашнемъ приключеніи.
   -- Это событіе,-- произнесъ онъ съ благороднымъ негодованіемъ:-- кажется мнѣ самымъ позорнымъ актомъ въ длинномъ рядѣ безнравственныхъ поступковъ аристократіи нашего времени.
   -- Но, мистеръ Робертъ,-- замѣтила я, удивляясь, что онъ отнесся къ этому случаю съ такимъ жаромъ:-- капитанъ былъ пьянъ и не зналъ, что дѣлалъ.
   -- Ваше невѣдѣніе зла, миссъ Нанси,-- отвѣчалъ онъ съ улыбкой:-- побуждаетъ васъ защищать такого дурного человѣка. Я хорошо знаю, по необходимисти, нечестивый свѣтъ и потому увѣренъ, что эти четыре джентльмена разыграли заранѣе придуманную комедію: первые двое представились пьяными и напали на беззащитную дѣвушку, а другіе два взяли на себя роль ея спасителей.
   -- Это невозможно, мистеръ Сторей, потому что они не знали, когда и гдѣ мы пройдемъ, къ тому же, увѣряю васъ, капитанъ былъ пьянъ.
   Онъ пожалъ плечами, покачалъ головой и продолжалъ:
   -- Я знаю, что миссъ Нанси уже многіе замѣтили. Я слыхалъ въ моемъ магазинѣ, какъ восторгались ея красотой доктора богословія. Если достопочтенные пасторы обращаютъ вниманіе на красоту молодой дѣвушки, то вы можете быть увѣрены, что объ ней ужъ давно болтаютъ франты. Впрочемъ, будемъ надѣяться, что это дѣйствительно кончилось.
   -- Нѣтъ, Робертъ,-- отвѣчала Изабелла:-- эти господа заявили желаніе быть знакомыми съ нами, что намъ дѣлаетъ большую честь.
   -- Ай! Ай! Нечестье молодежи въ этой части города необыкновенно, хотя одна моя фирма издаетъ сочиненія пяти сатириковъ въ стихахъ и одиннадцати въ прозѣ, которые бичуютъ пороки знатныхъ и богатыхъ. Каждое воскресенье о томъ же проповѣдуютъ въ церкви св. Іакова. Ну, милостивыя государыни, это дѣло очень серьезное. Поручите его мнѣ и будьте увѣрены, что я сумѣю защитить васъ.
   -- Мнѣ кажется,-- отвѣтила я:-- что нѣтъ ничего удивительнаго въ желаніи двухъ хорошо воспитанныхъ джентельменовъ засвидѣтельствовать свое почтеніе двумъ дамамъ, одной изъ которыхъ они оказали услугу. Я рѣшительно не понимаю, мистеръ Сторей, отчего вы горячитесь и обвиняете ихъ въ обманѣ, въ питіи. Не лучше ли считать всякаго человѣка порядочнымъ и благороднымъ, пока противное не доказано.
   -- Вѣрьте мнѣ, миссъ, что вы и ваша родственница ничего не понимаете въ этомъ дѣлѣ. Какъ можете вы знать, въ какую компанію вы попадете?
   -- Мы, по крайней мѣрѣ, читали "Клариссу",-- отвѣчала Изабелла.
   -- Конечно, мистеръ Ричардсонъ умѣетъ учить и предостерегать женскія сердца. Но я не могу, Нанси, не вызвавъ улыбку на вашихъ щекахъ, разсказать, въ какомъ обществѣ вы можете очутиться. Знайте, по крайней мѣрѣ, что подобные франты живутъ въ совершенно особомъ мірѣ, въ который мы не можемъ ни за что попасть. Слава Богу, я вовсе не желаю промѣнять свою долю на ихъ положеніе. Мы честные труженики, а они -- праздные трутни; мы создаемъ богатства, а они проживаютъ ихъ; мы откладываемъ на черный день, а они расточаютъ; мы заботимся о завтрашнемъ днѣ, а они ни о чемъ не думаютъ, зная, что будущее для нихъ обезпечено; мы живемъ для будущей жизни, а они -- для настоящей; мы боимся Бога и исполняемъ его заповѣди, а они претендуютъ, словно не существовало вовсе никакихъ заповѣдей; мы преданны и постоянны въ своихъ чувствахъ, а они постоянно обманываютъ и обольщаютъ довѣрчивыхъ женщинъ. Вотъ, еслибъ эти господа, во злоупотребившіе вашей неопытностью, пришли при мнѣ, то я сказалъ бы имъ: уходите со стыдомъ изъ этого дома добродѣтели и набожности: оставьте не оскверненными украшающихъ этотъ домъ дщерей невинности. Уходите и раскайтесь въ своемъ зломъ намѣреніи, или приведите его въ исполненіе въ другомъ домѣ, болѣе соотвѣтствующемъ вашимъ недостойнымъ цѣлямъ. Уважьте благородное негодованіе книгопродавца, хотя вы и гордитесь титуломъ барона.
   Неизвѣстно, когда бы окончилась эта блестящая рѣчь, еслибъ въ комнату не вбѣжала Молли, крича во все горло:
   -- Сударыня! Миссъ Нанси! Молодые господа пришли.
   Дѣйствительно, на порогѣ показались наши благородные рыцари, и мы всѣ встали.
   -- Сударыня,-- сказалъ старшій изъ нихъ, кланяясь прежде Изабеллѣ, а потомъ мнѣ,-- мы позволили себѣ зайти къ вамъ, чтобъ узнать, оправилась ли миссъ Нанси отъ вчерашняго страха и непріятности.
   -- Помилуйте,-- отвѣчала я:-- благодаря вашему мужеству, сэръ...
   -- Нанси,-- перебила меня Изабелла:-- естественно чувствовала себя нехорошо, но вскорѣ она успокоилась, выпивъ немного вишневки.
   Я поспѣшила представить ей молодыхъ людей и сказала:
   -- Господа, это моя двоюродная сестра, мистриссъ Сторей, вдова Рувима Сторей, американскаго торговца въ Тоуерской улицѣ.
   Они вторично низко поклонились.
   -- А это мистеръ Робертъ Сторей,-- прибавила я.
   Они слегка кивнули головой, словно я имъ представляла свою горничную Молли. На нихъ были прежніе мундиры, но шпаги они оставили въ сѣняхъ.
   Мы всѣ сѣли, и я, признаюсь, со страхомъ ожидала, что Робертъ произнесетъ обѣщанную филиппику. Но онъ былъ очень смущенъ, и на него нашать какой-то столбнякъ. Лицо его вытянулось, руки висѣли, какъ плетки, вся его рѣшимость исчезла. Онъ даже не присѣлъ, а пробормоталъ что-то Изабеллѣ, отвѣсилъ низкій поклонъ джентельменамъ и направился къ дверямъ. По дорогѣ онъ спотыкнулся и едва не упалъ. Такъ постыдно кончилась его защита добродѣтели невинности.
   

V.

   Послѣ того, какъ мистеръ Сторей такъ странно и непонятно исчезъ, младшій изъ джентельменовъ сказалъ, обращаясь къ Изабеллѣ:
   -- Позвольте мнѣ, сударыня, представить вамъ моего брата, сэра Джорджа ле-Бретона, а я самъ -- мистеръ Эдуардъ ле-Бретонъ, офицеръ королевскаго флота. Вѣрьте намъ, что мы всегда остаемся къ вашимъ услугамъ.
   Сэръ Джорджъ молча поклонился и сталъ съ любопытствомъ осматривать комнату, словно онъ попалъ въ необычайную для него обстановку.
   -- Господа,-- отвѣчала Изабелла съ привѣтливой улыбкой,-- я очень польщена вашимъ посѣщеніемъ, тѣмъ болѣе, что оно даетъ мнѣ возможность поблагодарить васъ за ваше рыцарское поведеніе вчера относительно моей двоюродной сестры.
   Они заявили, что не заслуживаютъ никакой похвалы, и, покончивъ съ комплиментами, мы завели общій разговоръ.
   -- Мой братъ, землевладѣлецъ,-- сказалъ морякъ и живетъ въ деревнѣ, а я постоянно рыскаю по морямъ.
   -- Очень пріятно быть землевладѣльцемъ,-- произнесла Изабелла, обращаясь къ сэру Джорджу:-- но позвольте спросить, гдѣ находится ваше помѣстье?
   Онъ смутился и покраснѣлъ.
   -- У меня нѣсколько помѣстій,-- пробормоталъ онъ: -- преимущественно въ графствѣ Берке, но есть... и въ другихъ мѣстахъ.
   Въ это время сэръ Джорджъ находился въ первомъ расцвѣтѣ возмужалости; высокаго роста, хорошо сложенный, широкоплечій, онъ отличался правильными чертами лица, розовыми щеками, свидѣтельствовавшими о прекрасномъ здоровьѣ, добрыми, мягкими глазами, рѣшительнымъ очертаніемъ рта и общимъ серьезнымъ выраженіемъ, ясно говорившимъ, что онъ сознавалъ всю тяжесть лежавшей на немъ отвѣтственности.
   Моряка я по его собственной просьбѣ всегда называла просто Эдуардомъ. Всѣ его черты носили отпечатокъ необыкновенной живости; онъ былъ оживленъ въ словахъ, въ движеніяхъ, во взглядахъ; онъ всегда былъ веселъ и счастливъ, постоянно шутилъ и смѣялся. Но по временамъ онъ, подобно брату, принималъ гордый, повелительный видъ. По внѣшности онъ былъ ниже ростомъ и тоньше брата; одежда его, именно морской мундиръ, была проще, но къ нему удивительно шла.
   Ихъ разговоръ во время перваго визита былъ гораздо формальнѣе, чѣмъ въ послѣдующіе раза. Нашихъ новыхъ друзей очень интересовали квакеры, съ представителями которыхъ они никогда не встрѣчались, и, узнавъ, что я принадлежу къ этой сектѣ, а Изабелла находилась одно время въ ней, стали разспрашивать съ любопытствомъ о квакерскихъ обычаяхъ.
   -- Я думалъ,-- сказалъ сэръ Джорджъ,-- что у квакеровъ особая одежда.
   -- Въ старину въ этомъ отношеніи они доходили до эксцентричныхъ крайностей,-- отвѣчала Изабелла,-- но теперь ограничиваются для мужчинъ драпомъ чернаго цвѣта, а для женщинъ той же матеріей одинаковаго цвѣта или сѣраго.
   -- Значитъ, миссъ Нанси не квакерша.
   -- Она еще не покинула общество друзей, но, живя у меня, она одѣвается, какъ всѣ. По смерти моего мужа я вернулась въ англиканскую церковь, въ которой родилась.
   -- Сударыня,-- отвѣчалъ съ жаромъ сэръ Джорджъ,-- позвольте мнѣ сказать, что вы поступили совершенно правильно. Англиканская вѣра болѣе всѣхъ религій обезпечиваетъ человѣку счастье на землѣ и надежду на будущую жизнь, къ тому же ни въ одной религіи не было столько замѣчательныхъ богослововъ, ученыхъ и философовъ.
   -- Смѣю прибавить,-- замѣтилъ Эдуардъ,-- что не надо дозволять миссъ Нанси вернуться къ сѣрому драпу, а то она введетъ его въ моду, а пока она одѣвается, какъ всѣ, нашимъ дамамъ не грозитъ опасности.
   -- Можетъ быть, ее удастся уговорить болѣе никогда не надѣвать квакерской одежды,-- произнесла Изабелла.
   -- Помилуйте, сѣрый драпъ идетъ только къ монахинѣ, а вѣдь вы, миссъ Нанси, не предназначаете же себя для монашеской жизни.
   Мы продолжали долго разговаривать, касаясь различныхъ предметовъ. Наконецъ, сэръ Джорджъ сталъ разсматривать картины Изабеллы, отзываясь о нихъ съ большою похвалой, а между тѣмъ Эдуардъ спрашивалъ меня, кого я знаю въ Сенгь-Джемскомъ кварталѣ, и выражалъ удивленіе, что никогда не встрѣчался со мною.
   -- Я не только квакерша, но и дочь фабриканта,-- отвѣчала я,-- потому я не имѣю доступа въ свѣтское общество. Мы живемъ здѣсь между аристократіей, но не имѣемъ друзей въ ея средѣ.
   -- И однако,-- произнесъ онъ съ улыбкой,-- клянусь, что вы достойны украшать любой дворъ.
   -- Какъ вы счастливы, что не бываете при дворѣ,-- замѣтилъ сэръ Джорджъ, окончивъ осмотръ картинъ на стѣнахъ и подходя ко мнѣ,-- вы не можете себѣ представить, что за скука слышать свѣтскія сплетни о томъ, что леди Бетти вчера проиграла въ карты груду золота, леди Шарлота убѣжала отъ мужа съ своимъ грумомъ. Пожалуйста, миссъ Нанси, не измѣняйте своей жизни въ этомъ отношеніи.
   Пересматривая портфель съ гравюрами, Эдуардъ напалъ случайно на изображеніе морской битвы и тотчасъ пустился въ безконечные разсказы о сраженіяхъ на морѣ, о буряхъ, о кораблекрушеніяхъ и личныхъ его воспоминаніяхъ на счетъ морской жизни. При этомъ онъ оживился болѣе обыкновеннаго; щеки его горѣли, глаза сверкали, а когда онъ дошелъ до разсказа о взятіи непріятельскаго корабля, въ чемъ онъ принималъ участіе, то вскочилъ съ кресла и, махая руками, воскликнулъ:
   -- Ура! Ура!
   Братъ слушалъ его съ такимъ волненіемъ, какъ мы.
   -- Счастлива страна,-- сказалъ онъ,-- счастливъ король, которымъ служатъ такіе молодцы.
   -- Но я привыкла считать, что всякая драка грѣхъ,-- отвѣчала я,-- квакеры исповѣдываютъ принципъ непротивленія. Они строго придерживаются евангельскаго ученія и подставляютъ лѣвую щеку, когда ихъ ударяютъ по правой.
   -- Но если война грѣхъ, то и грѣхъ любовь къ родинѣ и преданность къ королю,-- серьезно произнесъ сэръ Джорджъ,-- а равно грѣхъ презрѣніе къ смерти и самопожертвованіе. Можетъ быть, придетъ время, когда левъ будетъ спокойно лежать рядомъ съ агнцемъ, но повѣрьте мнѣ, это время еще не пришло. Относительно оскорбленій между честными людьми еще можно допустить для нѣкоторыхъ людей теорію о подставленіи щеки, но вообще эти евангельскія слова слѣдуетъ принимать за пророчество, а не за обязательную заповѣдь.
   Въ девять часовъ Молли подала ужинъ. Изабелла бросила безпокойный взглядъ на подносъ, такъ какъ обыкновенно нашъ ужинъ состоялъ изъ куска хлѣба съ сыромъ и стакана вина, но на ея лицѣ тотчасъ показалась улыбка. Видя, что гости засидѣлись, Молли сбѣгала въ сосѣднюю лавку и принесла холодную жареную курицу, ветчины, паштетъ и тортъ, а изъ домашняго погреба захватила бутылку старой мадеры, которою очень гордился покойный мужъ хозяйки. Въ такомъ видѣ и среди бѣлой скатерти, синей фарфоровой посуды и серебряныхъ приборовъ наша скромная трапеза могла возбудить аппетитъ любаго джентельмена.
   -- Пожалуйста, господа, не покидайте насъ,-- сказала Изабелла, когда оба брата встали и начали раскланиваться,-- мы не можемъ предложить вамъ утонченной пищи, но были бы очень счастливы, если бы вы поужинали съ нами.
   Они сѣли за столъ: хозяйка разрѣзала курицу, а Эдуардъ налилъ въ стаканы вино, причемъ прикоснулся къ своему стакану лишь послѣ того, какъ братъ попробовалъ вино.
   -- Помилуйте,-- воскликнулъ онъ весело,-- да это пиръ для боговъ Олимпа. Если-бъ вы только знали, какъ часто въ морѣ мы довольствуемся черствыми сухарями и сухою солониной. Благодарю васъ, сударыня, вы какъ бы отгадали мой вкусъ, я всегда предпочитаю ножку всѣмъ остальнымъ частямъ всякой птицы, но позвольте мнѣ положить вамъ ветчины. Братъ, отчего ты не пьешь? Это не хорошо. Опорожни скорѣе свой стаканъ. Эта ветчина, сударыня, вѣроятно, изъ Вестфаліи, она такъ хороша и сочна, а мадера, конечно, нѣсколько разъ съѣздила въ Индію.
   -- Да, вы правы, она побывала тамъ три раза,-- отвѣчала Изабелла съ гордою улыбкой,-- мой мужъ понималъ толкъ въ винѣ.
   Послѣ ужина гости просили насъ съиграть что нибудь на фортепіано. Изабелла охотно исполнила ихъ желаніе, такъ какъ она играла очень искусно и съ большимъ чувствомъ. Сначала она исполнила нѣсколько пьесъ знаменитаго композитора Генделя, а потомъ перешла къ болѣе легкимъ произведеніямъ и кончила народными пѣснями. Гости слушали съ большимъ вниманіемъ, особливо сэръ Джорджъ.
   -- Нанси, спой что нибудь,-- сказала она, отходя отъ фортепіано,-- у нея, господа, прекрасный голосъ, хотя онъ еще не совсѣмъ обработанъ.
   Братья такъ усердно стали просить меня, что я не могла имъ отказать и спѣла романсъ, которому меня научила Изабелла. Слова были сочинены ею самою, а музыку она подобрала изъ извѣстныхъ мотивовъ.
   -- Благодарю васъ, миссъ Нанси,-- произнесъ сэръ Джорджъ,-- рѣдко можно встрѣтить такую красоту и такой божественный голосъ въ одной особѣ. Можетъ быть, вы осчастливите насъ и споете еще что нибудь.
   -- Нѣтъ, господа,-- отвѣчала Изабелла, закрывая фортепіано:-- теперь довольно, но если вы еще разъ посѣтите насъ, то мы съ удовольствіемъ будемъ пѣть и играть для васъ. Теперь позвольте вамъ предложить пуншу, по обычаю лондонскаго Сити, къ которому принадлежали мой отецъ и мужъ.
   Молли принесла горячей воды, лимоны, сахаръ, пряности, графинъ рома и красивую пуншевую чашу, а Эдуардъ воскликнулъ:
   -- Позвольте мнѣ приготовить пуншъ поморскому. Никто лучше моряковъ не умѣетъ варить пуншъ, единственное ихъ утѣшеніе на морѣ, вдали отъ милой и любви.
   Онъ взялся за дѣло: засучилъ рукава и сталъ священнодѣйствовать самымъ серіознымъ, торжественнымъ образомъ. Сначала онъ разрѣзалъ лимоны, затѣмъ обтеръ коркой чашку внутри, выжалъ лимоны и вылилъ графинъ рома до конца.
   -- Эге,-- произнесъ онъ,-- я не даромъ служу во флотѣ. Это настоящій ромъ съ Барбадоса, и ему не менѣе двадцати лѣтъ. Оказывается, вашъ мужъ блаженной памяти былъ такимъ же знатокомъ рома, какъ и мадеры.
   -- Онъ одинаково смаковалъ хересъ и рейнвейнъ.
   -- Надо надѣяться, что онъ имѣетъ случай примѣнять эти почтенныя способности въ томъ злачномъ мѣстѣ, гдѣ онъ теперь находится,-- продолжалъ Эдуардъ, выливая въ чашу два стакана мадеры.
   Затѣмъ онъ старательно всыпалъ туда большую порцію сахара, положилъ пряности и, наконецъ, влилъ немного горячей воды.
   -- Миссъ Нанси,-- сказалъ онъ, подавая мнѣ ложку,-- помѣшайте хорошенько. Вотъ этого недостаетъ на морѣ. Увѣряю васъ, никто не можетъ такъ смѣшать пунша, какъ хорошенькая ручка хорошенькой женщины.
   Я повиновалась со смѣхомъ; тогда Эдуардъ объявилъ, что пуншъ готовъ, и, благодаря мнѣ, долженъ быть великолѣпенъ.
   Онъ налилъ пять стакановъ, въ томъ числѣ удивленной Молли, и воскликнулъ:
   -- Ну, Джорджъ, предлагай тостъ.
   -- Я пью за здоровье прелестной квакерши, миссъ Нанси,-- сказалъ старшій братъ.
   Покраснѣвъ, какъ дѣвица, онъ выпилъ полстакана и поставилъ на столъ. Но Эдуардъ опорожнилъ залпомъ два стакана, одинъ за другимъ и объяснилъ, что такой тостъ слѣдовало пить сто разъ.
   Было уже десять часовъ, и они удалились, обѣщая вскорѣ вернуться.
   

VII.

   Утромъ я пошла въ книжную лавку Роберта Сторея въ такое время, когда еще тамъ не бываетъ ученыхъ и литераторовъ. Онъ стоялъ за прилавкомъ въ коричневомъ сюртукѣ, очень довольный собой; его приказчики стирали пыль и приводили въ порядокъ книги, а одинъ изъ его литературныхъ кліентовъ мялся съ ноги на ногу, держа подъ мышкой рукопись и, очевидно, испрашивая авансъ въ гинею. Увидавъ меня, Робертъ перемѣнился въ лицѣ.
   -- Я только хочу поздравить васъ, мистеръ Робертъ,-- сказала я,-- съ вашей вчерашней краснорѣчивой рѣчью. Вашъ горячій протестъ противъ порока, конечно, произвелъ сильное впечатлѣніе.
   -- Правда, я удалился,-- отвѣчалъ Сторей въ смущеніи,-- но я не хотѣлъ присутствовать при легкомысленныхъ разговорахъ и понялъ, что излишни были всякіе протесты передъ такими суетными франтами. Къ тому же, эти джентльмены могли когда нибудь заглянуть въ мою книжную лавку, и тогда имъ было бы очень неловко признать въ ея хозяинѣ человѣка, котораго они встрѣчали въ гостиной хорошенькой женщины. Я удалился въ ихъ интересѣ.
   -- Это было очень любезно съ вашей стороны, мистеръ Робертъ.
   -- Необходимо соблюдать градацію классовъ,-- произнесъ Сторей и прибавилъ, обращаясь къ бѣдному литератору, ожидавшему его отвѣта,-- уходите, мнѣ теперь не время. Вернитесь въ болѣе удобную минуту. Да, миссъ Нанси, надо соблюдать градацію классовъ, а то мы превратились бы въ безпорядочную чернь. Вотъ, напримѣръ, литераторы, произведенія которыхъ я покупаю, не ожидаютъ же, что я буду ихъ приглашать къ своему столу.
   -- Конечно, нѣтъ, г. Сторей,-- отвѣчалъ бѣдный писатель, покраснѣвъ отъ стыда,-- я былъ бы болѣе у мѣста за другимъ столомъ, съ вашими гинеями въ карманѣ.
   -- Вотъ и я не пригласилъ бы къ себѣ вашихъ знакомыхъ,-- продолжалъ Сторей,-- такъ какъ, по выраженію моего автора, имъ было бы умѣстнѣе находиться въ другомъ мѣстѣ; одинаково и они не позвали бы меня обѣдать, кто бы они ни были. Что касается до меня, то я ихъ считаю за самозванцевъ.
   -- Ничто въ ихъ поведеніи этого не доказываетъ.
   -- Погодите, все вскорѣ обнаружится. Это, можетъ быть, ирландскіе искатели приключеній, гоняющіеся за богатой невѣстой.
   -- Въ такомъ случаѣ, узнавъ правду, они болѣе къ намъ не вернутся,-- отвѣчала я,-- не имѣя никакого понятія о своемъ состояніи.
   -- Нѣтъ, миссъ Нанси, узнавъ правду, они будутъ еще болѣе упорствовать. Но, можетъ быть, они не джентльмены, а просто лавочники, выдающіе себя за джентльменовъ и модныхъ франтовъ. Даже признаюсь, у старшаго изъ вашихъ знакомыхъ очень подозрительныя манеры.
   -- Я недавно живу въ Лондонѣ, но я увѣрена, что вы ошибаетесь, и что этотъ джентльменъ не самозванецъ.
   -- Я не обвиняю никого и ни въ чемъ, а я только предупреждаю васъ. Мы живемъ въ нечестивое время и въ нечестивомъ городѣ.
   -- Мнѣ много говорили о нечестіи Лондона, но съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь...
   -- А что бы вы сказали, если-бъ ваши пріятели оказались разбойниками?
   -- Но что дѣлать разбойникамъ въ нашемъ скромномъ жилищѣ?
   -- Они проникаютъ всюду. Младшій изъ нихъ своей дерзкой смѣлостью возбудилъ во мнѣ мысль о разбойникѣ.
   -- Но развѣ вы такъ близко знакомы съ разбойниками, что знаете ихъ примѣты?
   -- Я видалъ, какъ многихъ изъ нихъ везли на казнь, но нѣкоторые сохраняли дерзкую смѣлость до послѣдней минуты.
   -- Какъ вамъ не стыдно, мистеръ Сторей, сравнивать живого, легкоподвижнаго джентльмена съ преступникомъ.
   -- О, миссъ Нанси, міръ такой нечестивый,-- отвѣтилъ книгопродавецъ, печально качая головой.
   -- И, однако, вы убѣжали, оставивъ насъ на произволъ ихъ хитрости и насилія. Развѣ это хорошо?
   Онъ ничего не отвѣчалъ, а я ушла.
   Трудно повѣрить, въ виду его словъ, что онъ съ первой минуты зналъ, кто такіе наши знакомые, и я до сихъ поръ не понимаю смысла его предостереженій и подозрѣній.
   Напротивъ, Изабелла нимало не сомнѣвалась въ цѣли знакомства съ нами этихъ джентльменовъ.
   -- Милая Нанси,-- говорила она,-- одинъ изъ нихъ влюбленъ въ извѣстную особу, а другой ходитъ съ нимъ по дружбѣ, или, быть можетъ, онъ также влюбленъ.
   -- Не знаю,-- отвѣчала я,-- они ничѣмъ еще не доказываютъ своей любви.
   -- Во всякомъ случаѣ пламя любви обнаружится въ скоромъ времени. Теперь еще трудно сказать, кто изъ нихъ влюбленъ, то, мнѣ кажется, одинъ, то другой. Подождемъ, время покажетъ, а покуда будемъ одѣваться, какъ можно, лучше.
   Дѣйствительно, она стала съ этой минуты болѣе, чѣмъ когда, заботиться о моихъ туалетахъ, и признаюсь, мнѣ доставляло удовольствіе замѣчать, какъ во время нашихъ прогулокъ по парку многія модницы оборачивались и смотрѣли съ завистью на мой прелестный костюмъ.
   -- Если-бъ меня теперь видѣлъ братъ, что бы онъ сказалъ?-- воскликнула я, примѣривъ передъ зеркаломъ мое первое нарядное платье.
   -- Ахъ, ты, глупая квакерша,-- отвѣчала Изабелла съ громкимъ смѣхомъ,-- ты все еще думаешь о своемъ братѣ. Я не полагаю, чтобъ кто-то дозволилъ тебѣ когда нибудь вернуться къ брату.
   Но, по совѣсти, я нимало не хотѣла привлечь чьей нибудь любви своими прелестными костюмами, а просто надѣвала ихъ потому, что, меня, какъ всякую женщину, забавляло хорошо одѣваться.
   Между тѣмъ наши новые друзья посѣтили насъ во второй разъ, а затѣмъ въ третій и т. д.; они всегда подыскивали предлогъ своему визиту, принося намъ то рисунокъ, то книжку, то какую нибудь любопытную бездѣлушку. Спустя двѣ недѣли, они уже стали приходить каждый день, то утромъ, то вечеромъ.
   Въ августѣ мѣсяцѣ аристократическая часть Лондона пустѣетъ. Модный свѣтъ живетъ въ городѣ отъ января до іюня, а потомъ разъѣзжается. Потому въ это время паркъ почти совершенно пустъ, и мы часто гуляли съ нашими друзьями по аллеямъ Сентъ-Джемскаго парка, или смотрѣли на ученье солдатъ въ Гринъ-паркѣ. Не разъ, встрѣчавшіеся намъ люди останавливались, снимали шляпы и смотрѣли на насъ съ удивленіемъ.
   -- Это, вѣроятно, мои знакомые,-- говорилъ тогда сэръ Джорджъ,-- я знаю половину Лондона, но не могу всякаго признать. Однако, миссъ Нанси, они смотрятъ болѣе на васъ, чѣмъ на меня, и это очень понятно.
   Мало-по-малу я стала ясно понимать, что старшій брать приходилъ къ намъ ради меня, а младшій просто по любви къ нему. Вообще Эдуардъ обращался съ сэромъ Джорджемъ очень почтительно, хотя подружески, а послѣдній принималъ оказываемую честь съ достоинствомъ и сознаніемъ своего превосходства, хотя безъ всякой самонадѣянности.
   Я уже говорила, что сэръ Джорджъ былъ очень красивый молодой человѣкъ. Его большое, открытое лицо дышало благородствомъ его души, честностью, мужествомъ, а глаза лучезарно блестѣли. Волоса его были напудрены и собраны на затылкѣ въ косу, перевязанную черною лентой. Говорилъ онъ быстро, повелительно, но голосъ его звучалъ нѣжно, мелодично. Въ манерахъ онъ былъ изященъ, простъ; добрая, любезная улыбка не сходила съ его губъ, хотя онъ не терпѣлъ противорѣчія.
   Иногда, во время ихъ посѣщеній, мы читали стихи, но оба брата не долюбливали поэзію, и хотя Изабелла декламировала, какъ хорошая актриса, она не производила на нихъ ни малѣйшаго впечатлѣнія. На мое замѣчаніе, что меня удивляетъ и холодное отношеніе сэра Джемса къ музѣ, онъ отвѣчалъ:
   -- Еслибъ я былъ женщиной, то читалъ бы съ наслажденіемъ стихи. Люди дѣйствуютъ, а женщины смотрятъ на ихъ дѣйствія, а такъ какъ имъ нельзя видѣть ихъ подвиги воочію, то они довольствуются ихъ отраженіемъ въ поэзіи.
   -- Но вѣдь не однѣ женщины читаютъ поэтовъ, и не о всѣхъ мужчинахъ пишутъ поэты.
   -- Въ такомъ случаѣ, вѣрнѣе сказать, что поэты пишутъ не для людей дѣйствія, не для королей и принцевъ, епископовъ и адмираловъ, администраторовъ и судей. Смотрите, какое большое число людей исключается изъ аудиторіи поэтовъ. Я также, вѣроятно, буду современемъ въ числѣ людей дѣйствія, а потому не могу интересоваться стихоплетами, которые пишутъ диѳирамбы удачнымъ людямъ дѣйствія и клевещутъ на несчастныхъ. Нѣтъ, я рѣшительно не понимаю того восторженнаго поклоненія, которымъ окружаютъ поэтовъ. Нашего короля обвиняютъ въ томъ, что онъ не покровительствуетъ поэтамъ, но къ чему это покровительство? Хорошимъ поэтамъ оно не нужно; вотъ Елисавета не поощряла Шекспира, а онъ отлично обходился и безъ ея поощренія. Дѣло другое -- солдаты, защищающіе страну и увеличивающіе ея славу, государственные люди, управляющіе ею, купцы, умножающіе ея богатство, ученые богословы, поддерживающіе ея религію,-- вотъ имъ короли обязаны покровительствовать. А поэтовъ пусть поощряютъ тѣ, для которыхъ они пишутъ, то-есть, управляемые, повинующіеся, а не правители и повелители. Поэтому я рѣшительно предпочитаю тѣхъ, которые создаютъ исторію, то-есть королей, чѣмъ людей, воспѣвающихъ ихъ подвиги.
   -- Но, сэръ,-- отвѣчала я,-- вѣдь существуютъ не одни эпическіе поэты, есть поэзія буколическая, лирическая, сатирическая...
   -- Поздравляю васъ, миссъ Нанси, съ ихъ произведеніями. Въ буколикахъ воспѣваются красоты природы, но чтобъ восхищаться ими, я не нуждаюсь въ помощи поэтовъ. Что же касается до сатиръ, то онѣ полны клеветами и ложью. Вотъ о стихотвореніяхъ, посвященныхъ любви, я долженъ отозваться съ уваженіемъ, такъ какъ мой отецъ, очень любившій искусство, во всѣхъ его видахъ, написалъ два сонета. Одинъ изъ нихъ я хорошо помню, и онъ посвященъ предмету его любви, то-есть, женѣ.
   -- Прочтите намъ эти стихи?
   -- Я лучше спою ихъ.
   Такимъ образомъ оказалось, что онъ игралъ на фортепіано и пѣлъ. Голосъ его былъ пріятный, музыкальный, а стихи звучные, проникнутые чувствомъ. Послѣ этого онъ часто пѣвалъ у насъ, и мы слушали его съ удовольствіемъ.
   О писателяхъ и книгахъ онъ былъ не высшаго мнѣнія, чѣмъ о поэтахъ.
   -- Если люди желаютъ передать свои мысли другимъ,-- говорилъ онъ,-- то достойнѣе дѣлать это на словахъ, въ кружкѣ друзей, какъ и поступаютъ многіе ученые и мыслители. Что же касается до оборванцевъ, ухаживающихъ за издателями и за деньгами, готовыхъ бранить и хвалить, кого угодно, то это -- гнусные торгаши.
   -- Но писатели заставляютъ міръ плакать и смѣяться своими романами и драмами. Напримѣръ, что вы скажете о "Клариссѣ" Ричардсона?
   -- Коли и такъ, то ваши писатели гаеры, и болѣе ничего. Относительно "Клариссы" я могу только сказать, что я ее не читалъ, но не полагаю, чтобъ добродѣтель могла выиграть отъ выставленія пороковъ, да еще торжествующихъ. Я признаю полезными только книги серьезныя, напримѣръ, о земледѣліи, о медицинѣ, о ремеслахъ, объ искусствахъ и т. д. Но вообще слишкомъ много читать нехорошо: человѣкъ тогда перестаетъ надѣяться на себя, а возлагаетъ всю надежду на книги. Вотъ я гораздо болѣе люблю слушать, чѣмъ читать: изъ устъ знающаго человѣка научишься гораздо большему, чѣмъ изъ книгъ, авторы которыхъ болѣе говорятъ о себѣ, чѣмъ о предметѣ своего сочиненія.
   Насчетъ театра онъ высказывалъ ту идею, что весь интересъ пьесы сосредоточивается въ актерахъ, а не въ авторѣ.
   -- Слова ничего,-- увѣрялъ онъ,-- а все игра и производимое ею впечатлѣніе. Вотъ, еслибъ я былъ учитель, то я устроивалъ бы въ школахъ спектакли: дѣло учителя составить подробную программу пьесы, а ученики уже сами, играя, подбирали бы подходящія слова.
   Кромѣ разговоровъ, мы иногда играли съ нашими друзьями въ карты. Любимой ихъ игрой была комета. Сэръ Джорджъ игралъ съ интересомъ, но всегда возставалъ противъ страсти къ азартнымъ играмъ. По его словамъ, джентельменъ, а тѣмъ болѣе дама должны проигрывать только то, что ихъ не разоритъ, а выигрывать то, что ихъ не обогатитъ. Конечно, во время нашей игры мы продолжали болтать.
   Въ особенности меня удивляло полное невѣдѣніе обоими братьями низшихъ классовъ, что они объясняли иностраннымъ происхожденіемъ ихъ матери и замкнутой жизнью въ тѣсномъ семейномъ кружкѣ. Гордясь болѣе всего тѣмъ, что онъ родился англичаниномъ, сэръ Джорджъ вовсе не зналъ англійскаго народа, но питалъ глубокое уваженіе къ купцамъ.
   -- Классъ, къ которому вы принадлежите, сударыни,-- произнесъ онъ однажды съ чувствомъ,-- составляетъ главную славу страны; вы обогащаете и даете работу народу. Вѣрьте, мы это цѣнимъ и глубоко уважаемъ вашъ классъ. Что же касается до меня и моего брата, то мы считаемъ за особое счастье, что мы пользуемся обществомъ такихъ добродѣтельныхъ и образованныхъ лицъ, какъ вы обѣ. Здѣсь я нахожу удовольствіе безъ тѣни грубости и дружбу безъ заискиванія.
   Сказавъ это, онъ всталъ и поцѣловалъ руки намъ обѣимъ.
   

VIII.

   Въ это время я уже не могла сомнѣваться, что сэръ Джорджъ приходилъ къ намъ для меня. Онъ смотрѣлъ на меня съ такой любовью, что ошибиться было невозможно. Но, право, я не понимаю, что нашелъ во мнѣ этотъ человѣкъ, стоявшій такъ высоко надо мною? Я уже понимала, что онъ знатенъ и богатъ; для меня былъ ясенъ смыслъ однажды переданнаго имъ мнѣ разсказа о томъ, какъ важный лордъ влюбился въ простую молодую поселянку и, женившись на ней, взялъ ее въ свой замокъ. По словамъ сэра Джорджа, ему не слѣдовало этого дѣлать, а лучше было поселить ее въ котеджѣ, среди цвѣтовъ и зелени, гдѣ онъ посѣщалъ бы ее въ свободныя минуты. Онъ часто потомъ возвращался къ этой исторіи. Что же касается до тѣхъ низостей, которыя разсказывали обо мнѣ, то я увѣрена, что имъ не повѣритъ никто, прочитавшій эти строки. Никогда, никогда, никогда эта благородная душа не загрязнила бы себя ничѣмъ позорнымъ. Иначе я не могла бы его уважать. Иначе я не считала бы его достойнымъ моей любви, которая принадлежитъ ему всецѣло до сихъ поръ.
   Вскорѣ произошло важное событіе въ моей жизни. Я перешла въ англиканскую вѣру и главнымъ образомъ по желанію сэра Джорджа. Онъ былъ религіозный человѣкъ и питалъ неограниченную преданность къ установленной церкви. Онъ горячо ее отстаивалъ, доказывая, что это была древняя церковь Христова, очищенная отъ позднѣйшихъ злоупотребленій, что она основана на словахъ евангелія и библіи, что ею управляютъ, какъ при апостолахъ, служители алтаря, что въ ней сохранились древнія таинства и древнія молитвы, что она создала многихъ достойныхъ богослововъ и философовъ.
   -- Одного только недостаетъ въ этой прелестной дѣвицѣ,-- говорилъ онъ не разъ Изабеллѣ,-- она еретичка.
   -- Она никогда не вернется къ квакерамъ,-- отвѣчала моя кузина.
   -- Этого мало, Нанси,-- продолжалъ онъ, обращаясь ко мнѣ,-- церковь ждетъ васъ съ распростертыми объятіями.
   Въ концѣ концовъ, я пошла къ пастору церкви св. Іакова на Пикадилли, и почтенный служитель алтаря посвятилъ нѣкоторое время на обученіе меня англиканскому катехизису. Затѣмъ былъ назначенъ день для церемоніи крещенія, и моей крестной матерью была Изабелла.
   Въ церкви было очень мало народа. Сэръ Джорджъ стоялъ въ уголкѣ, гдѣ его никто не видѣлъ.
   -- Теперь,-- шепотомъ сказалъ онъ, подходя ко мнѣ послѣ церемоніи,-- мы одной вѣры, однихъ убѣжденій. Я совершенно счастливъ.
   Между нами еще не было сказано ни слова любви, но я такъ же, какъ онъ, была совершенно счастлива.
   Естественно, мы интересовались семьей нашихъ друзей, но на всѣ наши разспросы они только отвѣчали, что отецъ ихъ умеръ, а мать, иностранка, жила съ ними въ Лондонѣ, что у нихъ былъ дѣдушка, о которомъ они отзывались съ особымъ уваженіемъ, что, наконецъ, у старшаго брата было помѣстье въ Кью, а младшій довольствовался положеніемъ морского офицера.
   -- Всѣ знаютъ о семьѣ Сторей,-- говорила Изабелла,-- и всегда на лондонской биржѣ есть хоть одинъ извѣстный Сторей. Я знаю всѣхъ въ лондонскомъ Сити и разскажу исторію любого изъ выдающихся въ немъ семействъ. Но насчетъ знатныхъ особъ я ничего не знаю.
   Поэтому мы не имѣли никакого понятія объ исторіи и современномъ положеніи семьи Ле-Бретонъ.
   И однако всѣмъ вокругъ насъ было вполнѣ извѣстно, кто такіе наши друзья: и капитану Селлинджеру, и сержанту Бетцу, и доктору, и Роберту Сторею. Еще было удивительнѣе, что всѣ они знали и не говорили намъ объ этомъ ни слова, полагая, что мы хорошо вѣдали, съ кѣмъ имѣемъ дѣло.
   Въ особенности, поведеніе доктора меня удивляло. Я уже упоминала, что этотъ старикъ занималъ комнату въ нижнемъ этажѣ нашего дома, и его средства къ жизни не были никому извѣстны. Онъ называлъ себя мистеромъ Чомберомъ, но впослѣдствіи оказалось, что эта фамилія была фальшивая, а мы дали ему кличку доктора, не знаю почему, такъ какъ онъ не практиковалъ. Большую часть дня онъ смотрѣлъ въ отворенную дверь на лѣстницѣ, какъ бы поджидая кого-то. У него бывало много гостей, и нѣкоторыхъ изъ нихъ онъ выпускалъ въ садовую калитку, выходившую въ паркъ. Всякій разъ, какъ я выходила съ Изабеллой, онъ широко открывалъ дверь своей квартиры и, стоя на порогѣ, говорилъ мнѣ самые чудовищные комплименты, которые меня, однако, очень забавляли.
   Однажды утромъ онъ пригласилъ насъ войти въ его комнату. Изабелла давно желала посмотрѣть жилище этой таинственной личности, и потому она охотно приняла его приглашеніе. Комната, въ которую мы вошли, была очень скудно меблирована; въ ней находились деревянная кровать, накрытая простыней, столъ, заваленный бумагами, два или три простые стула, платяной шкафъ и большой деревянный сундукъ съ желѣзными скобами. Шляпа, шпага, сюртукъ и парикъ висѣли на стѣнѣ, а на самомъ докторѣ былъ поношенный, выцвѣтшій халатъ и ночной колпакъ въ видѣ тюрбана.
   -- Мое помѣщеніе очень скромное,-- сказалъ онъ,-- но для стараго моряка лучшаго не надо.
   Предложивъ намъ стулья, онъ продолжалъ:
   -- Я живу здѣсь десять лѣтъ, и впервые меня удостоили своимъ посѣщеніемъ дамы. Чѣмъ же бы васъ угостить?
   Онъ подошелъ къ шкафу и вынулъ изъ него бутылку странной формы и двѣ маленькія рюмки.
   -- Это,-- сказалъ онъ,-- напитокъ, приготовляемый монахами Шартрезской обители. Попробуйте его, сударыни. Не бойтесь, хоть онъ очень крѣпокъ, но я налилъ вамъ лишь нѣсколько капель.
   Дѣйствительно, я никогда не пила лучшаго нектара, но онъ слишкомъ крѣпокъ для дамъ.
   -- Мой смиренный уголокъ,-- продолжалъ докторъ,-- посѣщаютъ только немногіе друзья, такіе же старики, какъ я; мы вспоминаемъ о прошломъ и горюемъ, что его нельзя вернуть. Въ старости единственное развлеченіе вспоминать о быломъ и нюхать табакъ.
   Онъ вынулъ табакерку и, взявъ щепотку табаку, поднесъ ее къ своему носу.
   Въ его выговорѣ слышался иностранный акцентъ, а потому Изабелла спросила:
   -- Вы бывали за границей?
   -- Да, я изъѣздилъ почти всю Европу. Я бывалъ въ королевскихъ дворцахъ и въ хижинахъ бѣдняковъ. Я могу говорить на большей части европейскихъ языковъ.
   -- Вы, должно быть, видѣли много интереснаго?
   -- Различіе между народностями сначала васъ интересуетъ, но подъ старость оно теряетъ значеніе. Мужчины и женщины всѣ одинаковы во всѣхъ странахъ; ихъ высшія добродѣтели тѣ же, которымъ учатъ у насъ дѣтей.
   -- Что вы подъ этимъ разумѣете?
   -- Честность, повиновеніе, цѣломудріе, трудолюбіе и преданность. Еслибъ эти основныя добродѣтели царили вездѣ, то не было бы бѣдности, недовольства, стряпчихъ, тюремъ, висѣлицъ, проповѣдей. Еслибъ люди были честны, то всѣ вѣрили бы другъ другу; повиновеніе породило бы порядокъ и спокойствіе; цѣломудріе поддержало бы достоинство женщинъ; трудолюбіе обогатило бы свѣтъ, а преданность власти обезпечивала бы правильный ходъ общественнаго колеса.
   -- Ну, слава Богу, мы здѣсь всѣ преданы королю,-- замѣтила я.
   -- Всѣ преданы королю!-- повторилъ докторъ съ кислой гримасой,-- о, какъ бы я радъ былъ, еслибъ всѣ въ странѣ были преданы своему законному королю. И, напротивъ, сколько несчастій порождено отсутствіемъ этой преданности. Послѣ убійства Карла I сколько бѣдствій пережила страна, а низверженіе Іакова II не навлекло ли на нее одну напасть за другой.
   -- Что вы говорите, сэръ!-- воскликнула Изабелла.
   Дѣйствительно, странно было слышать такія теоріи въ царствованіе Георга II.
   -- И, однако, несмотря на все, преданность законному государю сохранилась въ странѣ. Еще живы мученики событій 1715 и 1745 годовъ. Духъ Дервенватера не исчезъ.
   Изабелла вскочила и съ ужасомъ воскликнула:
   -- Нанси! Это іаковитъ.
   -- Полноте, садитесь, сударыня. Что значатъ слова и мнѣнія стараго философа? Они безвредны. Но вѣдь никто не можетъ оспорить того факта, что претендентъ законный король по наслѣдству, если не по Божьей воли. Говорятъ, тысячи людей въ странѣ готовы обнажить мечъ, хотя я не оправдываю насилія и предпочелъ бы, чтобъ они подождали десять, двадцать, сто лѣтъ. Въ концѣ концовъ, право и справедливость восторжествуютъ.
   -- Прекратите, сэръ, этотъ разговоръ,-- замѣтила Изабелла,-- онъ опасенъ и ни къ чему не ведетъ.
   -- Не безпокойтесь,-- отвѣчалъ докторъ,-- мои политическія убѣжденія сходятся съ вашими. Вотъ, посмотрите, я пью за здоровье короля.
   И онъ опорожнилъ рюмку шартреза.
   -- А теперь,-- продолжалъ онъ,-- я покажу вамъ кое-что любопытное. Всѣ старики любятъ собирать коллекціи, и вотъ я собралъ нѣсколько миніатюръ самыхъ прелестныхъ женщинъ въ свѣтѣ. Ото дѣйствительно красавицы, но, конечно, ни одной изъ нихъ не сравниться съ миссъ Нанси, которая затмитъ ихъ всѣхъ своей славой.
   Онъ открылъ небольшой ящикъ и досталъ изъ него значительное число миніатюръ въ золотыхъ рамкахъ. Я стала съ любопытствомъ ихъ разсматривать. Это дѣйствительно была галлерея красавицъ.
   -- Вотъ портретъ, который вамъ, миссъ Нанси, никогда не поднесъ бы джентельменъ, который посѣщаетъ васъ ежедневно,-- сказалъ докторъ, указывая на одну изъ миніатюръ, изображавшую молодую дѣвушку въ шотландскомъ костюмѣ.
   -- Отчего?
   -- Не могу сказать. Если вы не знаете, и я не долженъ знать. Это портретъ Флоры Макдональдъ, которая спасла жизнь принца Карла Эдуарда.
   -- Молодого претендента,-- поправила его Изабелла.
   -- Какъ хотите, принца или претендента, но дѣло въ томъ, что она спасла ему жизнь и была утѣшеніемъ его несчастной жизни, подобно Клементинѣ Ванькинессо, Джени Камеронъ и лэди Макинтошъ. Ну, теперь вы понимаете, почему ваши друзья не могутъ вамъ подарить портрета Флоры Макдональдъ.
   -- Нѣтъ.
   -- Ну, такъ и я не понимаю. Оставимъ-те этотъ вопросъ. Посмотрите на остальные портреты. Это все фаворитки королей и принцевъ. Вотъ Агнеса Сорель, любимица французскаго короля Карла VII, и красавица Габріелль, сводившая съ ума Генриха IV, а вотъ Ла-Вальеръ, г-жа Монтеспанъ, также француженки. Ну, а теперь перейдемъ къ англичанкамъ: тутъ Розамунда, Алиса Ферорсъ, Джени Ширъ, но у нихъ всѣхъ печальныя лица. Я, право, не знаю, почему любимицы королей никогда не бывали долго счастливы. А вотъ Нелли Гвинъ...
   -- Спрячьте ихъ, спрячьте скорѣе, сэръ,-- воскликнула Изабелла гнѣвно:-- развѣ можно показывать такіе портреты молодой дѣвушкѣ?
   Докторъ знаменательно улыбнулся, но ничего не отвѣтилъ.
   -- Пойдемъ, Нанси,-- продолжала расходившаяся Изабелла,-- моя нога никогда не будетъ въ вашей комнатѣ, мистеръ Чемберъ. Не смѣйте даже заговаривать съ нами. Скажите, пожалуйста, показывать молодой дѣвушкѣ Розамунду и Нелли Гвинъ...
   Она быстро вывела меня на лѣстницу и, вернувшись домой, долго не могла успокоиться.
   -- Что значитъ эта дерзость низкаго старика?-- говорила она... Я не знаю, кто были его француженки, но англичанки всѣмъ извѣстны. Что же касается до его глупой болтовни, то она прямо обнаруживаетъ въ немъ іаковита. Но вотъ я не могу понять, на что онъ намекалъ, говоря, что наши друзья не подарили бы намъ портрета шотландки.
   

VIII.

   Около этого времени Робертъ Сторей сдѣлалъ мнѣ визитъ очень знаменательный. Онъ зашелъ утромъ, полагая, что въ эти часы Изабелла уходитъ съ Молли на рынокъ. Дѣйствительно, я была одна дома, именно, по этой причинѣ. Съ того вечера, когда онъ убѣжалъ при видѣ нашихъ друзей, книгопродавецъ не былъ у насъ ни разу, и я нимало объ этомъ не сожалѣла.
   Теперь на немъ была его обычная одежда, въ которой онъ сидѣлъ въ своей лавкѣ и принималъ кліентовъ. Хотя его самонадѣянный тонъ не шелъ къ этому скромному костюму, но въ глазахъ его виднѣлось какое-то тревожное, безпокойное выраженіе.
   -- Вотъ неожиданный гость мистеръ Робертъ,-- сказала я, когда онъ сѣлъ, съ достоинствомъ, и засунувъ правую руку за жилетку,-- вѣдь въ это время вы всегда заняты.
   -- Я оставилъ въ лавкѣ много поэтовъ и авторовъ, умоляющихъ моего покровительства, но я сказалъ имъ, чтобъ они подождали. Меня звалъ сюда голосъ долга, а вы знаете, миссъ Нанси, что я никогда не ослушаюсь голоса долга.
   -- Неужели? Во всякомъ случаѣ, ваше посѣщеніе очень лестно для меня.
   -- Когда существу, къ которому я питаю дружескія, а, быть можетъ, еще болѣе теплыя чувства, грозитъ гибель, то медлить было бы преступленіемъ. Прочь всякое благоразуміе, и впередъ, несмотря на всѣ опасности.
   -- Это очень благородно, но достойна ли причина такого благородства?
   -- Въ нѣкоторыхъ случахъ имѣетъ право заступиться за погибающее существо родственникъ или старый другъ, даже человѣкъ, который питаетъ пламенную любовь. Такова сила, такова святость любви! Любовь, даже не признанная и отвергнутая, даетъ права. Любить достойную женщину возвышаетъ человѣка и какъ бы даетъ ему патентъ на благородство. Венера беретъ у Марса его мечъ и имъ посвящаетъ въ рыцари влюбленнаго въ нее человѣка.
   Эти цвѣтистыя фразы, очевидно, были заранѣе придуманы, и онъ говорилъ бы безъ конца, если бы я, потерявъ терпѣніе, не перебила его:
   -- Ради всего святого, бросьте этотъ торжественный языкъ, который вы заимствовали у вашихъ голодающихъ писателей, и переходите къ дѣлу. Что вы разумѣете подъ вашими правами, вашимъ долгомъ и вашей пламенной любовью?
   Онъ покраснѣлъ, вынулъ правую руку изъ жилета и, нагнувшись ко мнѣ, сказалъ шепотомъ, хотя въ комнатѣ никого не было, кромѣ насъ:
   -- Миссъ Нанси, я не могу забыть, что я былъ первымъ.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?
   -- Вы не можете же отрицать, что я былъ первымъ.
   -- Въ чемъ первымъ?
   -- Вы очень хорошо знаете, въ чемъ. Два мѣсяца я ухаживалъ за вами, какъ благородный, трезвый, приличный гражданинъ лондонскаго Сити, прежде чѣмъ явился другой.
   -- Вы ухаживали за мной, мистеръ Робертъ!-- воскликнула я въ неописанномъ удивленіи,-- я никогда не подозрѣвала этого. Вы обходились со мною такъ же, какъ съ Изабеллой, а потому прошу прекратить этотъ разговоръ и выбить изъ вашей головы мысль, что вы имѣете какое нибудь право на вмѣшательство въ мои дѣла...
   Онъ глубоко вздохнулъ, скрестилъ руки, поднялъ глаза къ небу и торжественно произнесъ:
   -- Какъ скоро можетъ свѣтъ развратить женское сердце! Какъ скоро прозрачная душа можетъ омрачиться! Какъ скоро безсердечное кокетство можетъ наполнить даже квакерское сердце?
   -- Вы уже позволяете себѣ говорить грубости, мистеръ Робертъ Сторей. Увѣряю васъ, что я не имѣла ни малѣйшаго понятія о вашихъ чувствахъ ко мнѣ.
   -- Не могу повѣрить! Вѣдь я вамъ носилъ книги. Я проводилъ у васъ цѣлые вечера, вмѣсто того, чтобы ходить въ клубъ, гдѣ я почетнымъ членомъ.
   -- Прошу меня извинить, сэръ, я воспитана въ такомъ захолустьѣ, что не поняла смысла этихъ любезностей.
   -- Мало того, вы дозволили мнѣ льстить себя надеждой, что я не былъ вамъ непріятенъ.
   -- Правда, я не считала васъ непріятнымъ, но вѣдь, еслибъ вы и дѣйствительно были мнѣ непріятны, то не могла же я сказать вамъ это въ глаза.
   -- Потомъ неожиданно явился на сцену другой, ослѣпилъ васъ своимъ блескомъ, и вы меня забыли. Вотъ на основаніи этого прошедшаго, я и считаю себя въ правѣ васъ предупредить. Съ тѣхъ поръ, какъ молодые джентльмены стали васъ посѣщать каждый вечеръ, честнаго купца выгнали за дверь.
   -- Не правда, васъ никто не выгонялъ, а вы сами убѣжали. Двери для васъ не закрыты. Милости просимъ; приходите, когда угодно!
   -- Вы знаете, что я не могу водить знакомство съ такими лицами.
   -- Однако, вы когда-то были убѣждены, что это самозванцы и даже разбойники. Что же, вы признаете себя теперь неправыми въ вашемъ мнѣніи о нихъ?
   -- Если мой утвердительный отвѣтъ можетъ васъ заставить одуматься,-- произнесъ книгопродавецъ,-- то я готовъ признать свою ошибку. Какъ вы сами знаете, они люди очень высокопоставленные, но ихъ свѣтъ -- не мой свѣтъ, и я даже не рѣшусь сѣсть передъ ними.
   -- Вы прежде считали ихъ развратными кутилами. Что же, вы и въ этомъ отношеніи перемѣнили свое мнѣніе? Впрочемъ, это все равно. Лучше скажите, отъ чего вы желаете меня предупредить.
   -- Они проводятъ каждый вечеръ у васъ, миссъ Нанси. Подумали ли вы или ваша родственница о томъ, что скажетъ свѣтъ о подобныхъ отношеніяхъ?
   -- Мы живемъ такъ далеко отъ свѣта, что не слышимъ его говора.
   -- Ни одна женщина не должна пренебрегать тѣмъ, что говоритъ о ней свѣтъ!
   -- Вы очень добры, мистеръ Робертъ, что заботитесь обо мнѣ, но я сомнѣваюсь, чтобы можно было истолковать во зло посѣщенія двухъ братьевъ молодой вдовы и ея родственницы.
   Онъ всталъ и, какъ бы не находя словъ для отвѣта, подошелъ къ окну. Постоявъ тамъ нѣсколько минутъ, онъ вернулся къ столу и медленно произнесъ:
   -- Я вамъ передамъ, что о васъ говорятъ. Вчера вы прошли мимо моей лавки, а я стоялъ въ дверяхъ и разговаривалъ съ однимъ изъ постоянныхъ моихъ покупщиковъ объ извѣстной вамъ особѣ. Онъ посмотрѣлъ на васъ и на сопровождавшую васъ родственницу и сказалъ: "вотъ у этихъ дамъ "онъ" бываетъ каждый вечеръ". Потомъ онъ отвернулся и покачалъ головой.
   -- Это все? Ну, такъ что же?
   -- Свѣтъ всегда любитъ злословить, миссъ Нанси. Вы не знаете, какъ онъ безжалостенъ.
   -- Но какое намъ дѣло до безжалостнаго свѣта? Джентльменъ, о которомъ вы говорите, приходитъ не одинъ, а съ братомъ, и я принимаю его не одна, но съ родственницей. Вѣрьте мнѣ, что они ведутъ себя прилично, да и не могли бы поступать иначе. Они хорошо воспитанные молодые люди, и съ ними очень пріятно разговаривать. Къ тому же я убѣждена, что они не принадлежатъ къ тому развратному обществу, о которомъ вы упоминаете.
   -- Положимъ, что и такъ, но зачѣмъ они къ вамъ ходятъ? Если хотите, то я вамъ прямо скажу, зачѣмъ они ходятъ. Они не разбойники, не самозванцы и не авантюристы, но вы не хотите назвать ихъ настоящими именами, ну, и я ихъ не назову.
   -- И хорошо сдѣлаете. Если они, дѣйствительно, скрыли свое настоящее имя, то я подожду, чтобы они сами открыли мнѣ эту тайну. Впрочемъ, послѣ вашей ошибки относительно ихъ я бы и не повѣрила вамъ, что бы вы ни говорили.
   -- Значитъ, я прямо перейду къ дѣлу,-- произнесъ Робертъ Сторей торжественнымъ тономъ,-- въ этой странѣ существуетъ строго опредѣленная іерархія или, иначе сказать, общественная лѣстница, на ступеняхъ которой каждый изъ англичанъ родится. Переходъ съ одной ступени на другую влечетъ за собою гибель и горе. Люди, стоящіе на верхнихъ ступеняхъ, не могутъ жениться на женщинахъ низшихъ ступеней. Однако, иногда эти люди высшихъ ступеней влюбляются и ухаживаютъ за женщинами низшихъ ступеней. Они или увлекаютъ ихъ въ бездну своимъ блескомъ и дорогими подарками, или обманываютъ обѣщаніями, которыхъ никогда не исполнятъ, или, наконецъ, влюбляютъ въ себя такъ, что несчастныя созданія рѣшаются на все, ради любимаго человѣка. Ну, а остальное понятно.
   -- Что остальное?-- воскликнула я съ негодованіемъ,-- говорите прямо, а не туманными намеками.
   -- Подъ остальнымъ я разумѣю то, что всегда бываетъ съ женщинами, которыя поддаются вліянію такихъ людей, какъ ваши новые пріятели. Въ подобномъ случаѣ одинъ исходъ. Неужели вы думаете, миссъ Нанси, что эта особа можетъ жениться на васъ? На купчихѣ, на квакершѣ! Даже, если бы онъ сошелъ съ ума отъ любви къ вамъ и сдѣлалъ бы такую глупость, то ему пришлось бы скрывать этотъ бракъ отъ всего свѣта и отрекаться отъ него передъ всѣми. Какъ бы вы перенесли всю тяжесть, весь позоръ подобнаго положенія! Никто бы тогда не захотѣлъ васъ знать: ваши и его друзья одинаково бы отвернулись отъ васъ. Мужчины со смѣхомъ говорили бы о васъ, а женщины не оставили бы камня на камнѣ, чтобы разссорить васъ съ мужемъ.
   -- Мистеръ Сторей,-- отвѣтила я на эту цвѣтистую рѣчь,-- вы, кажется, перешли всѣ границы приличія, но я готова вѣрить, что вы дѣйствуете искренно. Увѣряю васъ, что во всѣхъ вашихъ опасеніяхъ нѣтъ ни малѣйшаго основанія. А теперь прекратимъ этотъ разговоръ.
   -- Еще одно слово, если позволите. Опасность существуетъ; въ этомъ я твердо убѣжденъ, и отъ этого убѣжденія я, можетъ быть, сказалъ что нибудь лишнее. Прошу меня въ этомъ извинить. Теперь выслушайте меня хладнокровно. Есть средство положить конецъ всѣмъ подозрѣніямъ и скандаламъ: выходите за меня замужъ.
   Произнося эти слова, онъ всталъ и протянулъ ко мнѣ обѣ руки.
   -- Выходите за меня замужъ,-- повторилъ онъ,-- вы сдѣлаете счастливымъ честнаго человѣка и...
   -- Какъ! Вы хотите, чтобы я была вашей женой?
   -- Да. Тогда свѣтъ, не обращающій вниманія на честныхъ женъ честныхъ гражданъ, оставитъ васъ въ покоѣ и станетъ клеветать на другую женщину, быть можетъ, на Изабеллу. Выходите за меня замужъ, Нанси.
   -- Это не возможно... Это не возможно,-- произнесла я.
   -- При мысли, что извѣстная особа играетъ твоимъ сердцемъ, Нанси, моя душа застываетъ отъ злобы. Вѣрь мнѣ, я тебя искренно люблю! Твой образъ всегда передо мною, днемъ и ночью. По вечерамъ я часто прихожу сюда подъ окно и схожу съ ума, думая, что онъ сидитъ съ тобой. Нанси, я не могу этого болѣе терпѣть!
   -- Мистеръ Робертъ! это не возможно. Не говорите болѣе ни слова, а уходите, если сожалѣете меня.
   -- Нѣтъ, я не уйду, прежде чѣмъ не выскажу всего. Повторяю, извѣстная особа только играетъ вами, а я искренно желаю, чтобы вы сдѣлались моей женой. Вы меня знаете: я человѣкъ благоразумный, у меня приличныя манеры, я происхожу изъ почтенной семьи, меня знаютъ съ лучшей стороны на лондонской биржѣ, я получаю хорошій доходъ, и у меня немало сбережено денегъ. Я человѣкъ образованный и читалъ болѣе многихъ, а на счетъ моихъ религіозныхъ убѣжденій могу сказать...
   -- Довольно, довольно! Уходите, оставьте меня.
   -- Я буду любящимъ и преданнымъ мужемъ!
   -- Мистеръ Робертъ, я не могла бы быть вашей женой, даже если бы никогда не видѣла этихъ джентельменовъ.
   Онъ пристально посмотрѣлъ на меня, взялъ шляпу и сказалъ:
   -- Я вижу, что ваши глаза, Нанси, не хотятъ смотрѣть на меня. Они ждутъ кого нибудь другого. Я больше не скажу ни слова, но вспомни, Нанси, когда настигнетъ тебя горе,-- а это будетъ неминуемо,-- что былъ человѣкъ, добрый, набожный, почтенный, который тебя любилъ, и что отъ тебя зависѣло предупредить обрушившееся на тебя горе.
   -- Благодарю васъ, мистеръ Робертъ,-- отвѣчала я, протягивая ему руку, которую онъ, однако, не взялъ,-- если, дѣйствительно, меня посѣтитъ горе, то я охотно признаю, что съ вами мнѣ бы не извѣдать такого горя. Но знайте, что я скорѣе перенесу такое горе безъ васъ, чѣмъ иное съ вами.
   Онъ ушелъ молча, безъ цвѣтистыхъ фразъ, безъ искусственныхъ позъ. На лицѣ его было написано искреннее горе, неподдѣльное отчаяніе. Онъ, вѣроятно, любилъ меня, но какъ могла я выйти за него замужъ, когда мнѣ постоянно мерещился образъ другого!
   

IX.

   Такъ прошли августъ и сентябрь. О счастливое время! По вечерамъ мы пѣли, играли въ карты, танцовали, читали, разговаривали и смѣялись. Всегда я видѣла въ устремленныхъ на меня глазахъ старшаго брата тотъ взглядъ, который отлично понимаетъ самая невинная, неопытная женщина, а меньшой постоянно смотрѣлъ на меня съ нѣжнымъ братскимъ, но безпокойнымъ сочувствіемъ. Всѣ мы были счастливы.
   Иногда, но не часто мы гуляли въ паркѣ по утрамъ, когда тамъ не бываетъ свѣтскаго общества. На мой вопросъ однажды, что дѣлаютъ въ это лучшее время для прогулокъ знатныя дамы, сэръ Джорджъ отвѣчалъ презрительнымъ тономъ:
   -- Онѣ еще въ постели. Онѣ провели всю ночь за картами и вернулись домой въ пять часовъ, утомленныя, разстроенныя. Въ одиннадцать часовъ онѣ потребуютъ шоколадъ, а потомъ горничныя станутъ ихъ одѣвать и раскрашивать. Я не понимаю, какъ можно влюбиться въ существо съ раскрашенными щеками, какъ у актрисы, и головой, полною картъ. Добродѣтелей у нихъ нѣтъ никакихъ; онѣ глупы и невѣжественны; онѣ не имѣютъ ни талантовъ, ни способностей; онѣ не любятъ дѣтей и оставляютъ ихъ на попеченіе служанокъ; ихъ религія дѣло пастора, ихъ вкусъ -- дѣло горничной; онѣ завистливы, сердиты и постоянно ссорятся между собою. Вотъ съ какими женщинами я до сихъ поръ встрѣчался, и онѣ еще удивлялись, что я за ними не ухаживалъ. Какъ же я могу говорить о любви подобнымъ существамъ, въ особенности теперь, когда въ моемъ сердцѣ запечатлѣнъ образъ чистоты, правды и красоты.
   И онъ нѣжно пожалъ мнѣ руку.
   Какъ-то, разговаривая объ удовольствіяхъ Лондона, Изабелла замѣтила, что для мужчинъ были клубы, скачки, ярмарки, таверны, пѣтушиный бой, боксъ и т. д., но на долю женщинъ не приходилось ни одного развлеченія.
   -- Сударыня,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ, переговоривъ въ полголоса съ братомъ,-- мы до сихъ поръ пользовались вашимъ любезнымъ гостепріимствомъ, позвольте же и намъ въ свою очередь доставить вамъ хоть маленькое удовольствіе.
   -- Слышишь, Нанси, что предлагаетъ сэръ Джорджъ? Куда бы ты желала отправиться?
   -- Не знаю, развѣ пойти въ церковь св. Павла или на биржу?-- произнесла я, не зная, что сказать.
   Оба брата переглянулись, и сэръ Джорджъ сказалъ, что мало удовольствія было толкаться по улицамъ, среди грубой толпы.
   -- Такъ не пойти ли намъ во дворецъ,-- продолжала я,-- говорятъ, что туда пускаютъ днемъ всѣхъ прилично одѣтыхъ лицъ. Я бы желала увидѣть хоть разъ короля.
   -- Нѣтъ,-- возразилъ поспѣшно сэръ Джорджъ,-- король старъ, и для него необходимо спокойствіе. Но при первомъ удобномъ случаѣ я покажу вамъ Сентъ-Джемскій дворецъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сэръ Джорджъ, мы предоставимъ выборъ вамъ самимъ,-- произнесла я.
   -- Вы возлагаете на меня тяжелую отвѣтственность,-- сказалъ онъ,-- а какія есть увеселенія сегодня или завтра вечеромъ, Эдуардъ?
   -- Сегодня балъ по подпискѣ въ Карлайль-гаузѣ.
   -- Нѣтъ, можетъ быть, ты въ состояніи тамъ бывать,-- сказалъ сэръ Джорджъ, качая головой,-- но для меня это невозможно.
   -- Поѣдемъ въ Ваксалъ.
   -- Въ прошедшее мое посѣщеніе тамъ были все торговцы саломъ.
   -- Ну, такъ что же? Благо бы они только оставляли дома сало. Еще есть Рапели.
   -- Нашимъ дамамъ будетъ скучно все ходить взадъ и впередъ среди толпы незнакомыхъ людей.
   -- Ну, такъ завтра большой маскарадъ въ Мерилебонскомъ саду.
   -- Это лучше. Мы можемъ всѣ надѣть маски, и, вѣроятно, нашимъ дамамъ зрѣлище маскарада будетъ забавной новинкой. Вы никогда не бывали, сударыня, въ маскарадахъ?-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Изабеллѣ.
   -- Я всегда слышала, что тамъ бываютъ только дамы, которыя не дорожатъ своей репутаціей,-- отвѣчала она.
   -- Я съ удовольствіемъ вижу, какъ дамы лондонскаго Сити разборчивы насчетъ удовольствій,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ,-- правда, послѣ двѣнадцати часовъ на маскарадахъ бываютъ скандалы; но раньше тамъ весело, оживлено и даже иногда очень пріятно. Повѣрьте, сударыня, что мы не пригласили бы васъ на оргію.
   -- Конечно, сэръ, мы вполнѣ вамъ довѣряемъ, и если вы полагаете, что намъ можно...
   -- Не только можно, но должно разъ взглянуть на маскарадъ. Это, въ сущности, веселое, невинное, безвредное зрѣлище.
   Признаюсь, мнѣ очень хотѣлось увидѣть такое свѣтское собраніе, гдѣ всѣ замаскированы, и къ тому же я замѣтила, по выраженію лица сэра Джорджа, что онъ очень желалъ отправиться съ нами въ Мерилебонскій садъ. Но Изабелла, вспоминая квакерскіе предразсудки, долго не соглашалась; наконецъ, ее уломали, и было рѣшено, что мы поѣдемъ вчетверомъ на маскарадъ, съ тѣмъ условіемъ, что немедленно послѣ ужина вернемся домой.
   Затѣмъ явился вопросъ о нашихъ костюмахъ, и братья пересчитали цѣлый рядъ историческихъ личностей, которыхъ я могла бы изобразить. Но всѣ онѣ, одна за другой, были забракованы по разнымъ вполнѣ основательнымъ причинамъ; царица Баодицея, Розамунда, Нелли Гвинъ, Анна Болейнъ, королева Елисавета, Марія Стюартъ, Прекрасная Елена, царица Дидона, весталка, Юдиѳь и т. д. не оказались подходящими. Оставалось перейти къ литературнымъ типамъ, но Офеліи, Корделіи, Джульеттѣ, Розалиндѣ также не посчастливилось. Наконецъ, Эдуардъ воскликнулъ:
   -- Мы даромъ теряемъ время: миссъ Нанси можетъ и должна явиться богиней любви, Венерой.
   -- Венерой?-- воскликнула Изабелла,-- но какъ мы ее одѣнемъ?
   -- Очень просто. Она надѣнетъ свое обыкновенное, бѣлое платье, въ которомъ сама Венера не могла бы быть прелестнѣе ея, а золотой поясъ, скипетръ и золотое яблоко ясно обнаружатъ, кто она. Ты помнишь, брать, что пастухъ далъ золотое яблоко Венерѣ, какъ первой красавицѣ.
   -- Онъ былъ правъ,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ:-- такъ какъ тамъ не было миссъ Нанси.
   -- Вы оба заставляете меня краснѣть отъ вашихъ комплиментовъ,-- сказала я со смѣхомъ,-- я согласна держать въ рукѣ золотое яблоко, но моимъ скипетромъ будетъ вѣеръ.
   Покончивъ съ моимъ костюмомъ, перешли къ Изабеллѣ, и снова Эдуардъ разрѣшилъ трудную задачу:
   -- Вамъ лучше всего одѣться Діаной, съ полумѣсяцемъ на головѣ, колчаномъ за спиной и съ лукомъ въ рукахъ.
   -- А придется мнѣ кого нибудь пронзить стрѣлой?-- спросила она съ улыбкой.
   -- Если кто нибудь скажетъ вамъ грубость, то вы превратите его въ оленя и застрѣлите безмилосердно.
   Слѣдующее утро мы посвятили приготовленію туалетовъ, а среди нашихъ хлопотъ Молли внесла въ комнату большой пакетъ, который, по ея словамъ, былъ привезенъ лакеемъ въ блестящей ливреѣ. Мы съ любопытствомъ его открыли и увидали золотой поясъ венеціанской филигранной работы, золотое яблоко и красивый вѣеръ, съ изображеніемъ Венеры, выходящей изъ воды, а также лукъ въ три фута длины, украшенный лентами, полдюжины золоченныхъ стрѣлъ и серебряный полумѣсяцъ и вѣеръ съ изображеніемъ несчастной судьбы Актеона.
   -- Все это, конечно, суета суетъ!-- воскликнула Изабелла,-- что бы сказали квакеры и твой братецъ, если бы они были здѣсь. Но это ничего, Нанси, я увѣрена, что не грѣхъ невинныя удовольствія. Что касается до этихъ молодыхъ людей, то они, очевидно, богаты, и по временамъ я думаю, что они еще болѣе высокаго класса, чѣмъ говорятъ. Ну, да все равно, кто бы они ни были, будемъ сегодня веселиться, не думая ни о чемъ. Вскорѣ все выяснится, такъ какъ влюбленный юноша не можетъ долго молчать. Ну, ну, хорошо, я болѣе не скажу ни слова.
   Я выбрала лучшее свое платье, бѣлое, атласное, а Изабелла украсила его своими кружевами. На шеѣ у меня была серебряная цѣпочка, въ волосахъ бѣлыя ленты, а на рукахъ бѣлыя перчатки. Парикмахеръ пришелъ въ пять часовъ и возился съ нашей прической болѣе часа.
   Въ 7 часовъ пріѣхали наши кавалеры въ каретѣ четверней. Они привезли хорошенькія маленькія полумаски.
   -- Надѣньте ихъ дома,-- сказалъ сэръ Джорджъ,-- тогда васъ никто не узнаетъ даже на лѣстницѣ.
   Сами же они послѣдовали нашему примѣру только въ каретѣ. Одѣты они были очень богато, въ пурпурныхъ кафтанахъ, съ бѣлой шелковой подкладкой, въ пестрыхъ жилетахъ и башмакахъ съ золотыми пряжками.
   Мерилебонскій садъ находился на Тиборнской улицѣ, и близъ входа толпилось много народа, среди котораго слышались громкія сужденія о костюмахъ подъѣзжавшихъ мужчинъ и женщинъ. Признаюсь, я была очень взволнована и смущена, когда мы очутились въ саду, такъ какъ я еще никогда не бывала въ общественномъ мѣстѣ. Главная аллея была блестяще иллюминована разноцвѣтными фонарями, а въ концѣ ея виднѣлось ярко освѣщенное зданіе. Публики было уже много, но я не смотрѣла на нее, а любовалась открывшимся передо мною волшебнымъ зрѣлищемъ. Черезъ нѣсколько шаговъ мы очутились на большой площадкѣ передъ крытымъ балкономъ, гдѣ играла музыка, и пѣла какая-то роскошно одѣтая женщина.
   -- Послѣдуемъ-те за публикой въ залу,-- сказалъ сэръ Джорджъ,-- а потомъ мы можемъ вернуться въ садъ.
   Зала была четыреугольная, украшенная картинами и зеркалами, въ которыя смотрѣлись всѣ дамы. На галлереѣ играла музыка, но такъ какъ въ этотъ вечеръ была хорошая погода, то танцы происходили на чистомъ воздухѣ.
   Всѣ дамы были въ маскахъ и нарядныхъ костюмахъ. Кого-кого тутъ не было? И королева Елисавета, и турецкая султанша, и дюжины Венеръ, Діанъ и другихъ богинь, а также безконечное число нимфъ, драматическихъ типовъ и т. д. Мужчины были частью въ маскахъ и домино, а частью безъ нихъ.
   Сэръ Джорджъ шелъ со иной впереди, а за нами слѣдовали Эдуардъ и Изабелла. Мой кавалеръ смотрѣлъ на публику съ презрительнымъ пренебреженіемъ.
   -- Я удивляюсь,-- говорилъ онъ,-- что это все за народъ. Какъ они неловко подражаютъ свѣтскому обществу!
   -- Почему вы знаете, что они не прин адлежатъ къ высшему свѣту,-- отвѣчала я,-- они такъ хорошо одѣты.
   -- Одежда не дѣлаетъ человѣка; все, что видите, обезьяничанье, да еще не искусное. Я бы желалъ видѣть всѣхъ этихъ блестящихъ кавалеровъ въ ихъ конторахъ и лавкахъ.
   -- Не забывайте, сэръ Джорджъ, что и я дочь....
   -- Мнѣ все равно, чья вы дочь, миссъ Нанси. Мнѣ достаточно знать, что вы самая прелестная женщина въ свѣтѣ съ самыми лучшими манерами. Вѣрьте мнѣ, что съ вами нельзя сравнить ни одной придворной дамы.
   Говоря это, онъ нѣжно пожалъ мою руку. Тутъ я неожиданно замѣтила, что у него на груди большая брильянтовая звѣзда. Хотя я мало знала свѣтъ, но все-таки мнѣ было извѣстно, что такія звѣзды носятъ только очень знатныя особы.
   -- Что означаетъ эта звѣзда, сэръ Джорджъ?-- спросила я,-- вы что-то скрыли отъ меня?
   -- Если я и скрылъ, прелестная Нанси, то на это была уважительная причина. Но если хотите, я все вамъ скажу.
   -- Нѣтъ, я буду ждать, когда вы найдете нужнымъ все объяснить. Мнѣ довольно и того, что вы обращаетесь со мной не такъ, какъ съ окружающей насъ публикой.
   -- Благородный лордъ,-- произнесъ сэръ Джорджъ, возвращаясь къ своей любимой исторіи,-- женившись на поселянкѣ, дурно сдѣлалъ, что перевезъ ее въ свой замокъ. Ему слѣдовало оставить ее на всю жизнь въ ея деревнѣ. Ему было бы лучше самому жить съ ней скромно, тихо. О Нанси,-- прибавилъ онъ почти шепотомъ,-- если бы мнѣ выпало счастье такой жизни съ существомъ невиннымъ, чистымъ, безкорыстнымъ, любящимъ!
   Обойдя два или три раза вокругъ залы, мы вышли въ садъ и тотчасъ встрѣтили тамъ Эдуарда съ Изабеллой.
   -- Джорджъ,-- сказалъ меньшой братъ,-- танцуютъ снаружи на досчатомъ полу. Протанцуемъ съ нашими дамами хоть одинъ разъ. Ты забылъ снять свою звѣзду,-- прибавилъ онъ вполголоса,-- но это ничего: она сойдетъ за маскарадное украшеніе. Здѣсь есть звѣзда еще большаго размѣра и болѣе блестящая, на груди, вѣроятно, какого нибудь лавочнаго приказчика.
   Въ это время къ намъ подошелъ распорядитель танцевъ и, низко поклонившись сэру Джорджу или скорѣе его звѣздѣ, произнесъ:
   -- Не угодно ли вамъ, почтенный лордъ, протанцовать придворный менуэтъ съ богиней любви?
   И онъ сочувственно окинулъ взоромъ мой костюмъ.
   -- Съ удовольствіемъ, если божественная Венера удостоитъ танцовать со мной.
   Сэръ Джорджъ вывелъ меня на середину, и глаза всѣхъ присутствующихъ устремились на насъ. Въ публикѣ слышались толки о томъ, кто были господинъ со звѣздой и его дама. Эта таинственность еще болѣе усиливала общее любопытство, и всѣ ожидали увидѣть примѣръ того, какъ танцуютъ менуэтъ въ высшемъ обществѣ.
   Между тѣмъ, музыка заиграла, и начался танецъ. Хотя я училась танцамъ у Изабеллы, но я нѣсколько разъ танцовала дома съ сэромъ Джорджемъ и заимствовала у него нѣкоторые его пріемы. Онъ самъ танцовалъ съ особымъ достоинствомъ и изяществомъ. При видѣ такого образцоваго исполненія менуэта, всѣ остальныя пары мало-по-малу стушевались, и мы одни окончили танецъ при шумныхъ рукоплесканіяхъ.
   -- Нанси,-- сказала Изабелла, когда я вернулась къ ней,-- нельзя не гордиться тобою: всѣ отъ тебя въ восторгѣ.
   -- А ея кавалеръ болѣе всѣхъ,-- прибавилъ сэръ Джорджъ.
   Мало-по-малу заиграли другіе танцы, и значительное число паръ приняли въ нихъ участіе. Начался шумъ, гамъ, сутолока.
   -- Не довольно ли?-- сказалъ мнѣ сэръ Джорджъ,-- пойдемте лучше ужинать. Братъ послѣдуетъ за нами съ своей дамой.
   Мы помѣстились за отдѣльнымъ столикомъ, и намъ подали заранѣе заказанный ужинъ, состоявшій изъ дичи съ салатомъ, бутылки лиссабонскаго вина и пунша.
   Издали намъ было видно, какъ веселились маски, оглашая воздухъ смѣхомъ и криками. Неожиданно я увидала между деревьями, прямо противъ насъ, доктора Чембера, съ тремя или четырьмя неизвѣстными господами. Всѣ они были въ маскахъ, но я тотчасъ узнала доктора по его длинной, сухощавой фигурѣ и по поношенному коричневому сюртуку. Что онъ дѣлалъ? Зачѣмъ пристально смотрѣлъ на насъ и какъ будто чего-то поджидалъ вмѣстѣ со своими товарищами?
   Это странное зрѣлище меня безпокоило, но я еще болѣе удивилась, когда замѣтила вдали въ одной изъ заднихъ аллей капитана Селлинджера и сержанта Бетца. Зачѣмъ они тутъ были и почему вмѣстѣ?
   Въ половинѣ двѣнадцатаго мы встали и направились къ выходу. Тотчасъ за нами послѣдовали докторъ съ товарищами, но имъ перерѣзали дорогу капитанъ и сержантъ, которые такимъ образомъ составили нашъ почетный эскортъ.
   Садясь въ карету, я оглянулась и увидѣла, что попрежнему близъ насъ находились капитанъ и сержантъ, а докторъ съ компаніей стояли поодаль, очевидно чѣмъ-то недовольные.
   

X.

   Чтобы читателю было ясно странное появленіе въ Мерилебонскомъ саду, съ одной стороны, доктора и его товарищей, а съ другой, капитана и сержанта, я должна передать то, что мнѣ потомъ разсказала Молли.
   Отъ нечего дѣлать, она съ любопытствомъ слѣдила за всѣми жильцами нашего дома, и особое ея вниманіе обращалъ на себя докторъ, котораго посѣщали таинственные друзья. Сначала она сообщала мнѣ и Изабеллѣ свои подозрѣнія на счетъ доктора, но, видя наше равнодушіе къ этому предмету, она нашла себѣ сочувственныхъ собесѣдниковъ въ сержантѣ Бетцѣ и его женѣ, съ которыми она скоро подружилась.
   Первое время сержантъ слушалъ ее разсѣянно, находя, что всякій человѣкъ могъ принимать, кого хотѣлъ, и что въ этомъ нѣтъ ничего предосудительнаго, но когда Молли сообщила, что докторъ говорилъ со своими посѣтителями на какомъ-то иностранномъ языкѣ, вѣроятно, на французскомъ, онъ насторожилъ уши. Тогда Англія воевала съ Франціей, и сержантъ изъ патріотическихъ цѣлей рѣшилъ выяснить, зачѣмъ французы собирались у доктора, если, дѣйствительно, это были французы. Впервые въ жизни онъ принялъ на себя роль шпіона, но изъ благородныхъ побужденій, хотя къ нимъ и примѣшивалась надежда, что если ему удастся открыть что либо серьезное, то это могло доставить ему офицерскій чинъ.
   -- Главное,-- говорилъ онъ Молли,-- надо составить себѣ планъ дѣйствій и повести правильную осаду. Жизнь доктора разсчитана по часамъ: онъ уходитъ обѣдать въ два часа и возвращается домой въ шесть. Я достану ключъ, открывающій всѣ замки, и когда завтра докторъ пойдетъ обѣдать, то произведу первую рекогносцировку.
   Онъ такъ и поступилъ, попросивъ изъ предосторожности Молли запереть наружную дверь. Осмотрѣвъ всю комнату доктора и не найдя въ ней ничего подозрительнаго, сержантъ вернулся къ Молли.
   -- Ну, на первый разъ довольно,-- сказалъ онъ,-- теперь можно отпереть дверь, и пусть докторъ пожалуетъ, когда ему угодно.
   Но, очевидно, сержантъ видѣлъ въ комнатѣ доктора кое-что интересное, потому что въ нашей кухнѣ, которая была рядомъ съ этой комнатой, онъ отсчиталъ нѣсколько шаговъ отъ задняго угла, отодралъ обои и выбилъ нѣсколько кирпичей изъ стѣны. Когда его рука прикоснулась къ обоямъ сосѣдней комнаты, то онъ осторожно просверлилъ въ нихъ нѣсколько маленькихъ незамѣтныхъ отверстій.
   -- Ну, теперь, Молли, я могу слышать все, что будутъ говорить въ комнатѣ доктора. Днемъ я буду вставлять обратно кирпичи, а вы завѣсьте ихъ чѣмъ нибудь или скройте какой нибудь посудой, а вечеромъ, когда соберутся гости доктора, я займу мѣсто на своей обсерваторіи.
   Все это было исполнено, и какъ только, въ девять часовъ, явились друзья доктора, въ числѣ четырехъ или пяти человѣкъ, то сержантъ занялъ свой обсерваціонный пунктъ.
   -- Правда, Молли,-- промолвилъ онъ шепотомъ, спустя нѣсколько времени,-- они говорятъ пофранцузски. Хорошо, что я понимаю этотъ языкъ.
   Онъ снова прильнулъ къ обоямъ и весь обратился въ слухъ.
   -- Молли,-- произнесъ онъ снова,-- это величайшіе разбойники. Они измѣнники, заговорщики и...
   Онъ замолчалъ и до одиннадцати часовъ не отходилъ отъ стѣны. Когда же докторъ проводилъ своихъ гостей чрезъ садовую калитку, то сержантъ возстановилъ порядокъ въ кухнѣ и ушелъ домой, очень озабоченный и не сказавъ ни слова Молли.
   На слѣдующее утро онъ все-таки казался очень озабоченнымъ.
   -- Молли,-- сказалъ онъ,-- ни слова объ этомъ даже твоимъ барынямъ. Помни, что отъ малѣйшей неосторожности могутъ произойти роковыя послѣдствія, можетъ пролиться человѣческая кровь. Ну, позови теперь мою жену.
   Это была простая, терпѣливая, трудолюбивая женщина, работавшая безъ устали цѣлый день и заботившаяся только о своемъ мужѣ и дѣтяхъ.
   -- Милая жена,-- сказалъ Бетцъ,-- будемъ веселиться. Вскорѣ случится нѣчто очень важное, и я, наконецъ-то, получу офицерскій чинъ. Молли и жена, выпьемъ вмѣстѣ за мою удачу.
   -- Да что ты, голубчикъ, съ ума сошелъ?-- воскликнула добрая женщина.
   -- Нисколько. Я очень радъ и веселъ. Вотъ и все. Ну, теперь, когда я промочилъ глотку, я пойду посовѣтоваться съ капитаномъ Селлинджеромъ на счетъ важнаго государственнаго дѣла.
   -- Теперь не стоитъ къ нему идти,-- произнесла Молли,-- его поздно ночью принесли совершенно пьянымъ, и онъ, вѣроятно, теперь еще спитъ.
   Такъ и оказалось на дѣлѣ, а потому сержанту пришлось отложить свою бесѣду съ капитаномъ до двѣнадцати часовъ, когда послѣдній всталъ и началъ одѣваться.
   -- Извините, что я васъ безпокою, сэръ, въ такую неудобную минуту, но я пришелъ къ вамъ по очень важному, не терпящему отлагательства, дѣлу.
   -- У васъ, сержантъ, есть свой офицеръ, и если дѣло идетъ о службѣ, то вы должны обратиться къ нему.
   -- Нѣтъ, сэръ, мое дѣло не служебное, и я хочу прежде всего передать его вамъ, а потомъ, если вы посовѣтуете, то я обращусь къ своему офицеру.
   -- Хорошо. Говорите, но прежде дайте мнѣ опохмелиться пивомъ; это очень здорово.
   Сержантъ подождалъ, пока капитанъ залпомъ выпилъ кружку пива, а затѣмъ разсказалъ, что докторъ, живущій въ ихъ домѣ, оказался іаковитомъ и французскимъ шпіономъ. Его друзья, также іаковиты, были, повидимому, англичане, но, судя по ихъ прекрасному французскому выговору, они, вѣроятно, были сыновьями или внуками тѣхъ, которые составляли дворъ Іакова II, во время его изгнанія. Собираясь у доктора и разговаривая изъ предосторожности пофранцузски, они подготовляли возстаніе на случай смерти семидесяти-семи-лѣтняго короля.
   -- Вы все это сами слышали?-- произнесъ капитанъ, когда сержантъ окончилъ свой разсказъ,-- и видѣли, что у нихъ есть бумаги, списки и т. д.?
   -- Да.
   -- Если эти бумаги хранятся у доктора, то мы можемъ ихъ легко добыть; но, послушайте, сержантъ, мнѣ кажется, что вамъ слѣдуетъ обо всемъ этомъ доложить своему офицеру. Если возникнетъ изъ этого судебное дѣло, то въ вашихъ же интересахъ необходимо, чтобы оно началось правильно.
   -- Позвольте мнѣ, сэръ, сказать еще два слова.
   -- Если они хотятъ провозгласить королемъ претендента,-- продолжалъ капитанъ, не обращая вниманія на слова сержанта,-- то я полагаю, что надо дать имъ полную свободу дѣйствій. Пусть они зарвутся хорошенько, и тогда обнаружится, кто стоитъ за нихъ въ странѣ.
   -- Это еще не все, сэръ.
   -- Чего же они еще хотятъ? Не намѣрены же они похитить короля!
   -- Не короля, а кого-то другого. Они составили дьявольскій планъ, который хотятъ привести въ исполненіе сегодня или завтра вечеромъ.
   -- Въ чемъ состоитъ этотъ планъ?
   -- Какъ извѣстно вамъ, нашъ домъ посѣщаютъ каждый вечеръ два джентльмена. Вы такъ же, какъ я, знаете, кто они такіе, но они окружаютъ себя тайной, а потому не будемъ ихъ называть. Представьте себѣ, что эти джентльмены, выходя изъ нашего дома, часовъ въ одиннадцать, попали бы въ засаду. Докторъ со своими пріятелями набросился бы на нихъ, заткнулъ бы имъ чѣмъ нибудь рогъ и, посадивъ въ приготовленную карету, отвезъ бы къ Вестминстерскому мосту, откуда на лодкѣ доставилъ бы на корабль, отходящій во Францію.
   -- Вы лжете и нахально лжете, сержантъ Бетцъ!-- воскликнулъ капитанъ, вскакивая со стула.
   -- Нисколько. И если бы я не былъ такъ честенъ и правдивъ, то давно уже дослужился бы до офицерскаго чина.
   -- Этого не можетъ быть,-- продолжалъ капитанъ въ сильномъ волненіи,-- но все-таки надо принять мѣры; король старъ и можетъ умереть со дня на день. Сколько ихъ?
   -- Я видѣлъ шестерыхъ, но, можетъ быть, ихъ и больше.
   -- Знаете, сержантъ, если вы только лжете...
   -- Я клянусь на библіи,-- сказалъ торжественно Бетцъ, кладя руку на священную книгу, которая, неизвѣстно, какъ и для чего, находилась въ квартирѣ капитана,-- клянусь Господомъ Богомъ, что я сказалъ правду! Вы сами можете, капитанъ, убѣдиться сегодня вечеромъ, лжецъ я или нѣтъ. Корабль, который ихъ ждетъ,-- амстердамскій бригъ, подъ названіемъ "Брильскій Замокъ". Заговорщики подкупили шкипера, хотя я не полагаю, чтобы онъ зналъ имена тѣхъ двухъ джентльменовъ, которыхъ ему поручено перевезти во Францію. Карета также ужъ нанята, а кучеромъ будетъ одинъ изъ заговорщиковъ. Сегодня они хотятъ привести въ исполненіе свой планъ, но еще не рѣшено, гдѣ напасть на своихъ жертвъ, въ коридорѣ или на улицѣ?
   -- Приходится вамъ вѣрить, сержантъ,-- произнесъ капитанъ, задумавшись,-- дайте сообразить, какъ лучше помѣшать этимъ негодяямъ.
   Онъ медленно одѣлся и, серіозно обдумывая планъ дѣйствія, задавалъ по временамъ сержанту вопросы:
   -- Вы готовы драться?
   -- Съ удовольствіемъ, въ фехтованіи я собаку съѣлъ...
   -- Вы умѣете молчать?
   -- Я солдатъ, а слѣдовательно нѣмъ, какъ рыба. Я учу новичковъ всѣмъ обязанностямъ солдата.
   -- У васъ жена, можетъ ли она держать языкъ за зубами?
   -- Она ничего не знаетъ.
   -- Кому нибудь въ домѣ извѣстно оба, этихъ таинственныхъ посѣтителяхъ?
   -- Нѣтъ. Молли знаетъ, что они приходятъ, но только намъ двоимъ извѣстенъ ихъ планъ.
   -- Ну, сержантъ, это такое дѣло, что о немъ нечего доводить до свѣдѣнія полиціи. Сохраняя его въ тайнѣ, мы окажемъ большую услугу правительству. Невозможно опредѣлить роковыхъ послѣдствій этого заговора, еслибъ онъ удался, и того скандала, который произошелъ бы въ случаѣ открытаго преслѣдованія заговорщиковъ. Нѣтъ, мы должны вдвоемъ съ вами помѣшать осуществленію этого плана, ради нашихъ дамъ и ихъ кавалеровъ. Наши подвиги не будутъ пропечатаны въ газетахъ, и намъ не дадутъ оффиціальныхъ наградъ, но вы можете быть увѣрены, что вы отъ этого ничего не проиграете.
   Бѣдный сержантъ поникъ головой. Ему приходилось дѣйствовать въ тайнѣ, а онъ жаждалъ открытаго боя и офицерскихъ эполетъ въ награду за свое геройство.
   -- Повторяю, сержантъ, что вы не останетесь въ накладѣ. Мы оба должны зорко караулить этихъ негодяевъ, со времени ихъ прибытія сюда до ухода, а потомъ намъ слѣдуетъ незамѣтно проводить до дома нашихъ джентльменовъ.
   -- Вы увѣрены, что дамы ничего не знаютъ?
   -- Увѣренъ.
   -- Вотъ дайте Молли гинею, чтобъ она молчала.
   И капитанъ снова задумался.
   -- Вотъ планъ нижняго этажа,-- сказалъ Бэтцъ, вынимая изъ кармана бумагу и раскладывая ее на столъ,-- это комната доктора, тутъ лѣстница, здѣсь кухня, а тамъ задній ходъ, садъ и калитка. Набросалъ я этотъ планъ сегодня для большей наглядности.
   -- Прекрасно. У васъ много талантовъ, сержантъ. Я думаю, не мѣшаетъ всыпать немного песку въ замочную скважину калитки, чтобы помѣшать быстрому отступленію негодяевъ, въ случаѣ открытой схватки, до чего врядъ ли дойдетъ. Сегодня вечеромъ, сержантъ, вы будете на часахъ въ проходѣ и въ саду, а если увидите, что кто нибудь прячется, то убейте его на мѣстѣ. Я отвѣчаю за послѣдствія.
   -- Съ удовольствіемъ.
   -- Не скрывайтесь, а напротивъ по временамъ поднимайте шумъ, чтобы доказать свое присутствіе, и поставьте по зажженной свѣчкѣ въ проходѣ и на кухнѣ. Я буду караулить дворъ и наружную дверь. Поймите, что намъ надо помѣшать осуществленію ихъ плана, а не вызвать ихъ на бой. Наша цѣль спасти джентельменовъ и ихъ дамъ отъ скандала.
   Въ эту ночь друзья доктора явились, и карета ждала; но заговорщики, хотѣвшіе спрятаться на лѣстницѣ, увидѣли тамъ горѣвшую свѣчку и солдата, ходившаго взадъ и впередъ, а кучеръ замѣтилъ, что передъ наружной дверью караулитъ офицеръ. Около десяти часовъ докторъ выглянулъ изъ своей комнаты, а затѣмъ изъ нея вышли два его пріятеля. Они остановились на порогѣ; и тотчасъ по обѣ ихъ стороны очутились капитанъ и сержантъ. Спустя нѣсколько минутъ, они направились къ каретѣ; капитанъ и сержантъ послѣдовали за ними. Они уѣхали, а капитанъ и сержантъ продолжали караулить.
   Никто не зналъ объ этомъ ночномъ дежурствѣ, но появленіе добровольнаго патруля въ Мерилебонскомъ саду обратило на себя мое вниманіе.
   -- Мы не принцессы и не нуждаемся въ почетномъ караулѣ,-- сказала я капитану Селлинджеру на слѣдующій день.
   -- Никто этого не заслуживаетъ болѣе васъ, миссъ Нанси,-- отвѣчалъ онъ, смотря на меня съ какимъ-то страннымъ безпокойствомъ.
   -- Вы, кажется, караулили насъ?
   -- Теперь столько разбойниковъ, воровъ и мошенниковъ въ Лондонѣ, что необходимо охранять безопасность дамъ.
   -- Благодарю васъ. Но у насъ есть свои покровители, два храбрые молодые человѣка.
   -- Лондонъ полонъ опасностями, хотя вы, повидимому, миссъ Нанси, не признаете, чтобы вамъ грозила какая нибудь опасность.
   

XI.

   Послѣ маскарада замѣчательнѣйшимъ событіемъ нашей тихой, скромной жизни была прогулка по Темзѣ. Она состоялась въ началѣ октября, вечеромъ, когда солнце садится послѣ пяти часовъ. Погода была теплая, хотя уже наступила осень, и потому вечерняя прохлада была очень пріятна. Когда наши кавалеры предложили намъ это удовольствіе, то я думала, что мы поѣдемъ въ обыкновенной лодкѣ съ двумя гребцами, и не ожидала ничего хорошаго отъ такой прогулки, кромѣ, конечно, счастія, которое я всегда чувствовала въ обществѣ сэра Джорджа.
   По уговору, мы отправились на Вайтголскую пристань, въ четыре съ половиною часа, подъ прикрытіемъ сержанта Бетца, такъ какъ въ этой мѣстности и вообще по всѣмъ берегамъ Темзы молодымъ дѣвушкамъ было не безопасно ходить однѣмъ. Намъ пришлось ждать недолго, и черезъ нѣсколько минутъ къ пристани подошелъ нарядный золоченый ботъ, въ родѣ тѣхъ судовъ, на которыхъ любила кататься королева Елисавета, а лордъ-мэръ ежегодно, 9 ноября, совершаетъ свой торжественный переѣздъ изъ Сити въ Вестминстеръ. На носу бота сидѣло шесть гребцовъ, въ красныхъ ливреяхъ, а рулемъ управлялъ боцманъ, также весь въ красномъ; на кормѣ была устроена каюта изъ рѣзного дерева, а внутри находился столъ и вокругъ него стояли скамьи, покрытыя коврами. По срединѣ же бота помѣщался оркестръ музыки, подлѣ котораго стояло нѣсколько лакеевъ, одинаково въ красныхъ ливреяхъ.
   Едва ботъ присталъ къ пристани, какъ раздались звуки арфы, моего самаго любимаго инструмента, и сэръ Джорджъ, соскочивъ на берегъ, воскликнулъ:
   -- Милости просимъ. Намъ удалось достать этотъ красивый ботъ, и я надѣюсь, что вамъ будетъ удобно и пріятно прокатиться на немъ.
   Онъ протянулъ мнѣ руку и провелъ меня въ каюту, гдѣ посадилъ на первое мѣсто, а самъ помѣстился рядомъ со мной. Его братъ съ Изабеллой заняли мѣста по другую сторону стола.
   Въ ту же минуту ботъ отчалилъ и торжественно двинулся, весь изукрашенный флагами, вверхъ по рѣкѣ. Солнце роскошно садилось на западѣ, а мнѣ съ Изабеллой подобное зрѣлище было такъ не привычно, что мы спрашивали другъ друга безмолвными взглядами, не былъ ли это чудный сонъ.
   -- Я никогда не видывала ничего подобнаго!-- воскликнула Изабелла.
   -- Я съ вами совершенно согласенъ, хотя видалъ закатъ солнца и на Атлантическомъ океанѣ, и на Средиземномъ морѣ,-- отвѣчалъ Эдуардъ:-- но ничто не сравнится съ нашей родной Темзой.
   -- Мой братъ счастливѣе меня,-- прибавилъ сэръ Джорджъ: -- онъ морякъ и можетъ кататься по всему свѣту, а я долженъ сидѣть дома, потому я радъ слышать, что на Темзѣ можно видѣть столь же великолѣпное зрѣлище, какъ на самыхъ знаменитыхъ водахъ въ свѣтѣ.
   Я молчала и, вполнѣ счастливая, наслаждалась, какъ окружавшими меня красотами природы, такъ и мелодичными звуками арфы.
   Мало-по-малу солнце сѣло и стало смеркаться.
   -- Не желаютъ ли дамы закусить, братъ?-- спросилъ Эдуардъ.
   -- Какъ вы можете говорить объ ѣдѣ въ такой романтической обстановкѣ?-- замѣтила Изабелла.
   Но по тону ея голоса было слышно, что и она не прочь что нибудь съѣсть. По знаку Эдуарда два лакея быстро накрыли столъ и уставили его жаренымъ фазаномъ, парой тетеревей и безконечнымъ числомъ всякаго рода фруктовъ.
   Когда ужинъ былъ готовъ, то уже совершенно стемнѣло, и весь ботъ мгновенно иллюминовался цвѣтными фонариками, а на столѣ въ каютѣ появились канделябры съ зажженными свѣчами. Вмѣстѣ съ тѣмъ нѣжную арфу замѣнилъ веселый хоръ трубачей.
   -- Ну, посмотримъ,-- произнесъ сэръ Джорджъ:-- чѣмъ угоститъ нашихъ милыхъ гостей мой братъ, такъ какъ онъ взялся устроить всю эту прогулку. Я боюсь, что онъ осрамится, и наши любезныя гостьи подымутъ насъ обоихъ насмѣхъ.
   Я уже сказала, что ужинъ былъ великолѣпный, а послѣ него подали пуншъ въ серебряной чашѣ.
   Сэръ Джорджъ сидѣлъ подлѣ меня и большею частью молчалъ и не сводилъ съ меня главъ, дышавшихъ, очевидно, пламенною любовью, къ которой примѣшивалась, однако, какая-то тайная печаль.
   -- Какъ вамъ нравится наша музыка, прекрасная Нанси?-- спросилъ онъ наконецъ, нагибаясь ко мнѣ.
   -- Музыка довершаетъ всѣ прелести этого чуднаго вечера,-- отвѣчала я:-- она такъ трогаетъ меня, что я готова расплакаться.
   Онъ робко обвилъ лѣвой рукой мой станъ, а правой взялъ мою руку и поцѣловалъ ее.
   -- Прелестная Нанси,-- промолвилъ онъ шепотомъ:-- вѣрьте мнѣ, что я скорѣе умру, чѣмъ вызову слезы на ваши хорошенькіе глазки. Если музыка васъ печалитъ, то я велю ей умолкнуть.
   -- Но есть слезы радости,-- отвѣчала я и хотѣла взять свою руку, но онъ держалъ ее такъ крѣпко, что неожиданно я поняла, что любила его всѣмъ сердцемъ, всей душей.
   Хотя изъ каюты послѣ ужина были вынесены канделябры, но, благодаря фонарикамъ, въ ней не могло быть такъ темно, чтобы Изабелла и Эдуардъ не видѣли этой сцены; но мнѣ и сэру Джорджу было все равно въ пылу нашей первой любви.
   Дѣйствительно, какъ впослѣдствіи оказалось, онъ никого не любилъ до меня, и я заняла въ его сердцѣ первое мѣсто.
   -- Счастье мое, любовь моя,-- шепталъ онъ и, забывъ все, прижималъ меня къ своему сердцу, покрывая поцѣлуями мои щеки, губы и шею.
   Что касается меня, то я молча поддавалась его ласкамъ и теперь безъ стыда вспоминаю о нихъ, такъ какъ мы искренно и невинно любили другъ друга.
   Мы оба очнулись, услыхавъ голосъ Эдуарда:
   -- Джорджъ! Что ты заснулъ? Мы уже подходимъ къ пристани.
   -- Нѣтъ, братъ,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ:-- я никогда въ жизни не былъ такъ далекъ отъ сна, какъ въ эту минуту. Неужели мы вернулись къ пристани? Пойдемъ назадъ и начнемъ снова эту чудную прогулку.
   -- Это было бы недурно,-- отвѣчалъ со смѣхомъ Эдуардъ:-- но насъ ждутъ сегодня вечеромъ.
   -- Да, это правда. Насъ съ братомъ ждетъ самая скучная партія въ карты, миссъ Нанси.
   Выходя на берегъ, я увидѣла съ изумленіемъ, что насъ ждали совершенно трезвый капитанъ Селлинджеръ и сержантъ Бетцъ.
   -- Если вы позволите, сэръ,-- сказалъ капитанъ, снимая шляпу и низко кланяясь сэру Джорджу:-- то я провожу этихъ дамъ до дому.
   -- Сдѣлайте одолженіе,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ, который, повидимому, зналъ капитана.
   Онъ взялъ мою руку, снова поцѣловалъ ее и произнесъ шепотомъ:
   -- Я никогда въ жизни не забуду этого вечера.
   Онъ съ братомъ вернулся на ботъ, который быстро сталъ удаляться внизъ по рѣкѣ.
   Къ моему изумленію, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ пристани стояли докторъ Чемберъ и трое его друзей. Они о чемъ-то пошептались, съ неудовольствіемъ поглядѣвъ вслѣдъ удалявшемуся боту, и тихо удалились.
   Капитанъ проводилъ насъ до дому, а сержантъ Бетцъ слѣдовалъ за нами въ нѣсколькихъ шагахъ.
   -- Такъ вы знаете сэра Джорджа Ле-Бретона?-- спросила я у капитана:-- вы давно съ нимъ знакомы?
   -- Я знакомъ ли съ сэромъ Джорджемъ Ле-Бретономъ? Нѣтъ... Да... конечно, я его знаю.
   -- Близко?
   -- Нѣтъ, я не достоинъ этой чести, но, конечно, я его знаю, хотя не такъ хорошо, какъ вы, миссъ Нанси.
   Я покраснѣла и прибавила:
   -- Мы съ Изабеллой находимъ, что оба брата очень пріятное общество.
   -- А они, конечно, скажутъ то же о васъ.
   -- Они, кажется, очень достойные люди?
   -- О! да. Въ особенности сэръ Джорджъ. Онъ отличается всѣми добродѣтелями. Это у нихъ въ семьѣ: они всѣ изъ поколѣнія въ поколѣніе образцы добродѣтели.
   -- Я васъ не понимаю, капитанъ Селлинджеръ, вы какъ будто подсмѣиваетесь надъ ихъ добродѣтелью, а вѣдь, признайтесь, они не бываютъ пьяны каждый вечеръ, какъ одинъ мой хорошій знакомый.
   -- Признаю, но не могу помочь горю! Если я утромъ просыпаюсь съ головною болью, то сожалѣю, что наканунѣ пилъ, а если голова свѣжа, то сожалѣю, что наканунѣ былъ трезвъ.
   Въ это время мы уже достигли дверей нашего дома, и капитанъ съ нами распрощался.
   -- Теперь, прощайте!-- сказалъ онъ:-- я пойду вернуть потерянное время и напьюсь до чертиковъ послѣ всего, что я видѣлъ сегодня.
   Что видѣлъ капитанъ, я рѣшительно не понимала, но по выраженію лица Изабеллы было очевидно, что отъ ея вниманія не ускользнула сцена въ каютѣ. Поэтому я нашла лучшимъ безъ всякихъ объясненій броситься къ ней на шею, какъ только мы остались вдвоемъ въ комнатѣ.
   -- Какъ я счастлива,-- промолвила я: -- нѣтъ женщины, счастливѣе меня! Онъ меня любитъ.
   И я убѣжала въ свою спальню.
   На слѣдующее утро добрая Изабелла не спрашивала меня ни о чемъ, а только была еще добрѣе и любезнѣе со мной, чѣмъ обыкновенно. Послѣ завтрака она отпустила меня гулять въ Гринъ-паркъ, такъ какъ я хотѣла остаться одна и на досугѣ обдумать свое новое положеніе.
   По возвращеніи домой, я увидѣла въ дверяхъ доктора.
   -- Я надѣюсь, миссъ Нанси,-- сказалъ онъ, почтительно кланяясь,-- что вы вчера пріятно провели вечеръ? Я видѣлъ, какъ вы выходили изъ лодки, въ которой вы катались съ блестящимъ кавалеромъ. Позвольте мнѣ, миссъ Нанси, предложить вамъ одну изъ моихъ миніатюръ, которыя я уже вамъ показывалъ.
   И онъ подалъ мнѣ портретъ прелестной женщины съ голубыми глазами и русыми волосами, какъ у меня.
   -- Это дѣвица Лавальеръ, первая любовь Людовика XIV,-- продолжалъ онъ:-- она была также невинна и прелестна, какъ вы. Ее ослѣпила любовь молодого принца, и говорятъ, что Людовикъ никогда и никого не любилъ такъ, какъ этотъ первый предметъ своей любви. Возьмите портретъ, миссъ Нанси, въ немъ есть что-то, схожее съ вами.
   Я тогда не подозрѣвала, на что намекалъ докторъ, и взяла портретъ. Онъ до сихъ поръ находится у меня. И теперь, смотря на него послѣ столькихъ лѣтъ, я не могу не согласиться, что онъ былъ правъ. Въ глазахъ этой любимицы французскаго короля есть что-то родное мнѣ. Въ нихъ блеститъ такая же любовь, такая же печаль, какъ въ моихъ.
   

XII.

   Вскорѣ, если не оба брата, то одинъ изъ нихъ замѣтилъ, что за ними караулятъ и ихъ эскортируютъ два добровольныхъ стража. Конечно, вниманіе на это обратилъ младшій братъ, а не старшій, у котораго голова была слишкомъ наполнена любовью, чтобы заниматься подобными пустяками. Я увѣрена, что, приходя ко мнѣ и уходя изъ моего дома, онъ мысленно выдерживалъ тяжелую борьбу. Умъ ему говорилъ: она дочь купца и не имѣетъ никакихъ связей. Она гораздо ниже тебя по положенію, а потому тебѣ не слѣдуетъ о ней думать. Но сердце возражало: нѣтъ, ты ее любишь, ты ей признался въ своей любви, и она отвѣчаетъ тебѣ взаимностью. Бросить ее -- низко, жестоко; придумай какой нибудь способъ, чтобы тебѣ было возможно любить ее. Наконецъ, и совѣсть возвышала свой голосъ: помни Джорджъ, что люди высокостоящіе должны подавать примѣръ. Если, дѣйствительно, подобная борьба происходила въ его головѣ, то до того ли ему было, чтобы смотрѣть, караулитъ его кто, или нѣтъ.
   Дѣло другое -- Эдуардъ. У него умъ былъ свободный и всегда насторожѣ. Какъ только онъ замѣтилъ, что двое людей караулятъ его съ братомъ и провожаютъ ихъ издали по Сенгь-Джемской площади, то, выбравъ удобный случай, когда братъ вошелъ въ квартиру, онъ остался на лѣстницѣ и, приблизясь къ капитану, сказалъ довольно рѣзко:
   -- Послушайте, сэръ, я вижу, что вы устроили почетный караулъ и таковой же эскортъ для меня и брата.
   -- Позвольте мнѣ объяснить мое поведеніе,-- отвѣчалъ Селлинджеръ, низко кланяясь.
   -- Я васъ хорошо знаю, и вы также хорошо знаете меня съ братомъ.
   -- Имѣю эту честь.
   -- Хорошо. Ваше усердіе очень похвально, но оно вовсе не прошено и нежелательно, поэтому я прошу васъ, даже приказываю, чтобы вы оставили это дѣло.
   -- Но позвольте мнѣ прежде объяснить...
   -- Какое тутъ объясненіе! Если я хочу сохранить инкогнито, и у меня есть шпага для защиты своей чести, то я никогда не позволю, чтобы мнѣ назойливо надоѣдали.
   -- Конечно, вы можете говорить, что угодно,-- началъ спокойно капитанъ, но Эдуардъ его перебилъ:
   -- Да, и буду говорить, что хочу, а если скажу что лишнее, то всегда готовъ дать отвѣтъ, какъ подобаетъ между джентльменами. Я, право, не понимаю, почему вы не приведете сюда вашихъ солдатъ и не устроите парадъ передъ окнами нашихъ дамъ.
   -- Я васъ увѣряю, что у меня есть серьезная причина для подобнаго поведенія, и я нимало не желаю быть назойливымъ, или непріятнымъ для васъ и вашего брата. Будьте такъ добры, выслушайте меня.
   -- Хорошо, говорите.
   И онъ прислонился къ притолку наружной двери.
   -- Я не злоупотреблю вашимъ временемъ,-- произнесъ капитанъ, понижая голосъ: -- прежде всего я долженъ вамъ сказать, что въ этомъ домѣ живетъ ярый іаковитъ, а, можетъ быть, и французскій шпіонъ.
   -- Іаковитъ, іаковитъ! Ну, такъ чтожъ? Неужели вы такъ глупы, что считаете іаковитовъ опасными? Вѣдь младшему претенденту сорокъ лѣтъ, и онъ бездѣтенъ, а его братъ -- католикъ. Если этотъ человѣкъ только іаковитъ, то чортъ съ нимъ. А если онъ еще и французскій шпіонъ, то скажите полиціи, и его живо повѣсятъ. Такъ вы изъ-за такого вздора слѣдите за каждымъ шагомъ моего брата?
   -- Нѣтъ. У меня причина поважнѣе. Выслушайте меня терпѣливо до конца. Каждый вечеръ у этого человѣка собирается пять или шесть пріятелей. Это, вѣроятно, внуки англійскихъ и ирландскихъ сторонниковъ Іакова. Они говорятъ прекрасно поанглійски, а потому ихъ никто не трогаетъ; вотъ они спокойно и живутъ, надѣясь, что когда нибудь имъ удастся возстановить Стюартовъ на англійскомъ престолѣ, а пока они составили заговоръ, въ которомъ и заключается вся суть.
   -- Какой заговоръ?
   -- А вотъ послушайте. Каждый вечеръ вы можете замѣтить, что у этого дома стоитъ карета. Вмѣсто кучера сидитъ на козлахъ одинъ изъ заговорщиковъ. У Вайтгольской пристани ждетъ лодка съ двумя гребцами, также заговорщиками. Они втроемъ готовы доставить двухъ пассажировъ на амстердамскій корабль, стоящій посреди Темзы, у Редрифа. Капитанъ подкупленъ ими, и онъ доставитъ пассажировъ въ Кале, гдѣ французы примутъ ихъ.
   -- А кто же эти пассажиры?
   -- Вы и вашъ братъ.
   -- Чортъ возьми! Да какъ же они насъ захватятъ?
   -- Очень просто. Каждый вечеръ пріятели іаковита только ждутъ удобной минуты, чтобы схватить васъ и отправить во Францію.
   -- Полноте! Это вздоръ!.. Это глупая шутка.
   Однако Эдуардъ произнесъ эти слова шепотомъ.
   -- Нѣтъ, не шутка, и я могу всегда доказать справедливость своихъ словъ. Ну, теперь скажите, правъ ли я былъ, что вмѣшался въ это дѣло, или мнѣ слѣдовало обо всемъ донести судьѣ и выставить вашихъ дамъ свидѣтелями?..
   -- Капитанъ Селлинджеръ,-- сказалъ Эдуардъ, протянувъ ему руку,-- это дѣло серьезное. Дайте мнѣ подумать.
   Послѣ продолжительнаго молчанія онъ прибавилъ:
   -- Вы вполнѣ убѣждены въ основательности вашихъ свѣдѣній? Отъ кого вы ихъ узнали?
   -- Отъ сержанта моего же полка, человѣка образованнаго и говорящаго пофранцузски. Онъ самъ слышалъ разговоры сообщниковъ, и я могу вамъ доставить случай сдѣлать то же. Экипажъ же вы можете сами видѣть на улицѣ.
   -- Благодарю васъ, капитанъ Селлинджеръ,-- сказалъ Эдуардъ, протянувъ ему руку, до которой офицеръ едва дотронулся, съ глубокимъ поклономъ,-- простите меня за мое легкомысліе. Мнѣ слѣдовало сразу понять, что джентльменъ не рѣшится на такой странный поступокъ безъ уважительной причины. Ну, какъ же вы, сэръ, совѣтуете мнѣ поступить?
   -- Если позволите высказать мнѣ свое мнѣніе, то я полагаю, что намъ слѣдуетъ продолжать свой караулъ. Пока мы насторожѣ, заговорщики не рѣшатся на открытое насиліе. Пятеро или шестеро человѣкъ могутъ напасть на двухъ, но на четырехъ, да еще вооруженныхъ, они никогда не рѣшатся. Къ тому же подобныя дѣла творятся всегда въ тайнѣ, и заговорщики больше всего боятся огласки. Если же они будутъ продолжать свои продѣлки, то не дурно было бы ихъ предупредить о грозящей имъ опасности.
   -- Подобное дѣло требуетъ большой осторожности. Ни наши дамы, ни мой брать не должны подозрѣвать объ этомъ. Вашъ сержантъ честный человѣкъ?
   -- Я полагаю и даже убѣжденъ. Конечно, онъ самолюбивъ, но за его благородство я ручаюсь.
   -- Что касается меня, то я не прочь вмѣстѣ съ вами и съ вашимъ сержантомъ вступить въ рукопашную съ заговорщиками, но я боюсь, чтобы дѣло не дошло до моего брата, и чтобы мы не впутали его въ какой нибудь скандалъ. Пока продолжайте съ сержантомъ вашу добровольную службу, а я, на досугѣ, серьезно подумаю, и когда рѣшу что нибудь, то сообщу вамъ.
   Впродолженіе слѣдующихъ дней все шло по-старому. Съ одной стороны, заговорщики собирались въ опредѣленное время, карета стояла на улицѣ, а съ другой, добровольные сторожа караулили.
   -- Вы очень поздно гуляете по ночамъ, капитанъ Селлинджеръ,-- сказалъ однажды докторъ, встрѣтивъ капитана утромъ на лѣстницѣ,-- я иногда выхожу поздно, чтобы подышать чистымъ воздухомъ, и всегда вижу, что вы ходите или около дома, или на площади.
   -- А если бы вы, докторъ, имѣли свиданіе съ кѣмъ нибудь, и вамъ постоянно мозолила бы глаза карета, которая каждый вечеръ стоитъ на одномъ и томъ же мѣстѣ, то было ли бы вамъ это пріятно?
   -- Если дѣло идетъ о женщинѣ, капитанъ, то... и я бывалъ молодъ.
   -- О комъ бы дѣло ни шло, но я полагаю, что это скоро прекратится: вѣдь ночи стали холодными.
   Въ этотъ вечеръ никто не приходилъ къ доктору, и карета не показывалась, но, спустя нѣсколько дней, снова стали появляться и заговорщики, и карета.
   -- Капитанъ,-- сказалъ докторъ, встрѣтившись съ офицеромъ въ другой разъ,-- посовѣтуйте, что мнѣ дѣлать. Сержантъ Бетцъ, живущій въ нашемъ домѣ, на чердакѣ, безпокоитъ меня постоянной ходьбой по коридору.
   -- Онъ не въ моемъ эскадронѣ, и я не могу съ нимъ переговорить. Лучше всего обратитесь къ Молли, или пріударьте за его женой.
   Такимъ образомъ докторъ не имѣлъ ни малѣйшаго успѣха въ своихъ переговорахъ съ капитаномъ, котораго, очевидно, онъ сталъ подозрѣвать.
   Что касается до меня и до Изабеллы, то мы рѣшительно ничего не знали. И не удивительно; по крайней мѣрѣ, мнѣ было не до того, чтобы обращать вниманіе на заговорщиковъ и добровольныхъ сторожей. Я жила въ какомъ-то заколдованномъ мірѣ и думала только о томъ, кто меня любилъ и предпочиталъ всѣмъ богатымъ, всѣмъ знатнымъ красавицамъ.
   

XII.

   Я уже говорила, что сэръ Джорджъ ловко уклонился отъ исполненія моей просьбы показать намъ съ Изабеллой королевскій дворецъ, подъ предлогомъ, что король старъ, и что мы докажемъ свои вѣрноподданническія чувства, если не станемъ его безпокоить. Поэтому я очень удивилась, когда однажды онъ сказалъ мнѣ:
   -- Вы какъ-то хотѣли посмотрѣть дворецъ. Приходите завтра утромъ къ дворцовой рѣшеткѣ, во время смѣны караула, и я вамъ все покажу.
   Мы обѣ были очень рады этому предложенію, и на слѣдующій день въ одиннадцать часовъ утра пошли къ Сентъ-Джемскому дворцу. Не успѣлъ смѣниться караулъ, какъ къ намъ подошелъ сэръ Джорджъ, въ красномъ мундирѣ, съ лентой и звѣздой.
   -- Я здѣсь, какъ бы власть имѣющій, а потому не удивляйтесь, что мнѣ будутъ всѣ кланяться. Я приказалъ никого не пускать сегодня утромъ во дворецъ, кромѣ лицъ, вызванныхъ королемъ по дѣлу. Весь дворецъ въ вашемъ распоряженіи, кромѣ личныхъ покоевъ короля.
   Съ этими словами, онъ повелъ насъ по заламъ, и всѣ попадавшіеся намъ навстрѣчу какъ лакеи, такъ и придворные чины при видѣ его останавливались и почтительно кланялись.
   Я, право, не помню всего, что я видѣла во дворцѣ, потому что въ моей памяти сохранились не блескъ и роскошь королевскаго жилища, а тѣ знаменательныя слова, которыя сказалъ сэръ Джорджъ въ этотъ счастливый для меня день.
   Прежде всего мы посѣтили часовню, въ которой короли въ старину творили чудеса однимъ прикосновеніемъ своей руки къ больнымъ и страждущимъ.
   -- Если,-- произнесъ сэръ Джорджъ,-- дѣйствительно короли царятъ Божьею милостью, то нѣтъ ничего страннаго, они совершали чудеса, но Георгъ I отмѣнилъ этотъ обычай.
   -- Однако,-- отвѣчала я,-- вѣдь и мы всѣ живемъ Божьею милостью, но никто изъ насъ не творитъ чудесъ.
   -- Я не настаиваю на этомъ,-- продолжалъ нашъ спутникъ,-- и вообще преклоняюсь передъ всѣмъ, что установлено королевской властью и церковью. Если короли больше не творятъ чудесъ, и церковь на это согласна, то нечего и разговаривать. Ну, а теперь пойдемте въ парадные апартаменты.
   Въ числѣ этихъ парадныхъ покоевъ были тронная зала, комната королевы Анны, оружейная палата и т. д., потому что всѣхъ названій я не помню. Всѣ эти комнаты были большія, высокія, съ коврами на полу и тяжелыми занавѣсами на окнахъ и дверяхъ; мебели было мало; преимущественно, золоченые стулья, картежные столы, диваны, громадныя зеркала и т. д. Всюду виднѣлись гербы, короны и вензеля, между которыми мнѣ бросились въ глаза вензеля Генриха VIII и Анны Болейнъ. На стѣнахъ висѣли картины, преимущественно, портреты. Мнѣ понравились портреты двухъ принцевъ Уэльскихъ, умершихъ въ юности: Артура, сына Генриха VII, Генриха, сына Іакова I, а также Дженни Симаръ, герцогини Іоркской и Карла I. Еще я помню большую картину, изображавшую Адама и Еву въ раю. Самыя комнаты напоминали трогательныя и важныя историческія событія, а потому я съ любопытствомъ смотрѣла вокругъ себя. Здѣсь умерла королева Марія, тамъ спалъ, если онъ только могъ спать, Карлъ I, наканунѣ своей казни, а далѣе жила и умерла королева Анна. Вообще, тутъ происходили придворные банкеты, балы, пріемы и т. д.
   -- Да,-- произнесъ сэръ Джорджъ:-- этотъ дворецъ возбуждаетъ много интересныхъ воспоминаній, какъ всякое королевское жилище. Но большая ихъ часть грустнаго характера, словно надъ этимъ дворцомъ тяготѣетъ злой рокъ.
   -- Однако, нельзя назвать несчастнымъ дворецъ Георга I и Георга II.
   -- Но нельзя сказать, чтобы семья этихъ обоихъ королей была очень счастлива. Но пора намъ перейти въ другую часть дворца. Я вамъ теперь покажу такія комнаты, въ которыя обыкновенно публику не пускаютъ.
   Онъ провелъ насъ по нѣсколькимъ пустымъ коридорамъ и, наконецъ, отворилъ дверь въ комнату, въ которой сидѣлъ полудремавшій дежурный лакей. При видѣ сэра Джорджа онъ вскочилъ и молча стоялъ передъ нимъ, вытянувшись во весь ростъ.
   -- Гдѣ король?-- спросилъ нашъ спутникъ.
   -- Его величество въ дворцовомъ саду,-- отвѣчалъ лакей.
   -- Значитъ, мы можемъ войти,-- продолжалъ сэръ Джорджъ,-- я вамъ покажу собственные покои короля, а прежде зайдемъ въ комнаты покойной королевы.
   Въ этой серіи комнатъ были спальня съ богато-украшенной золоченой кроватью, маленькая комнатка, гдѣ жила камеръ-юнгфера королевы, гардеробная, уборная и т. д.
   -- Здѣсь все осталось постарому,-- произнесъ шепотомъ сэръ Джорджъ,-- мебель стоитъ на томъ же мѣстѣ, и платья висятъ на томъ же мѣстѣ, какъ и въ минуту ея жизни. Она была прекрасная женщина.
   -- А вы ее видали?
   Онъ на минуту задумался, а потомъ произнесъ:
   -- Нѣтъ, она умерла за годъ до моего рожденія, но я много слышалъ о ней и право удивляюсь, почему ея сынъ разссорился съ такой доброй и замѣчательной женщиной. На ея смертномъ одрѣ она послала ему свое прощеніе. Король, никогда не оправившись отъ удара, нанесеннаго ему ея смертью, всегда говорить, что онъ никогда не видалъ женщины, которая была достойна застегнуть пряжку ея башмака. А многіе государственные люди увѣряли меня, что ея умъ былъ столь же замѣчателенъ, какъ ея сердце.
   Мнѣ тогда показалось страннымъ, отчего, при имени покойной королевы, онъ обнаруживалъ замѣтное волненіе.
   -- Вотъ и ея портретъ,-- продолжалъ онъ, указывая на одну изъ картинъ, висѣвшихъ на стѣнѣ,-- внѣшній міръ мало знаетъ о внутренней жизни двора. И тѣмъ лучше. Дворъ полонъ интригъ, и короля обманываетъ одинъ ложный другъ за другимъ, такъ что все искусство быть государемъ заключается въ томъ, чтобы умѣть распознавать правду.
   Я ничего не отвѣчала, и онъ повелъ насъ далѣе въ собственныя комнаты короля: спальню, кабинетъ, пріемную, столовую и т. д. Меня особенно удивила ихъ простота и отсутствіе всякой роскоши.
   -- Вы понимаете,-- замѣтилъ съ улыбкой сэръ Джорджъ,-- почему сюда не пускаютъ публику. Короли должны всегда представляться въ глазахъ народа въ парадной одеждѣ и, если возможно, съ короной на головѣ, а если они верхомъ и съ оружіемъ въ рукахъ то еще лучше. Если бы народъ увидѣлъ своего короля въ видѣ добродушнаго старичка, спокойно и скромно живущаго въ обыденной обстановкѣ, то, быть можетъ, уменьшился бы его престижъ. Авторитетъ сильныхъ міра сего поддерживается ихъ достойной внѣшностью. Міръ еще не научился раздѣлять понятія о королѣ и человѣкѣ, иначе, король могъ бы въ свободную минуту свободно гулять по лондонскимъ улицамъ и сидѣть на скамеечкѣ въ паркѣ въ лѣтній вечеръ.
   Вообще, я не могла не замѣтить, что не только въ комнатахъ короля, но и во всемъ дворцѣ преобладала какая-то странная простота, и все какъ будто невозмутимо спало.
   -- Говорятъ, здѣсь все было иначе при жизни королевы,-- продолжалъ сэръ Джорджъ,-- тогда всѣ придворные, лакеи и т. д. ходили по стрункѣ, и никто не зѣвалъ, никто не дремалъ, какъ теперь. Король старъ, и теперь уже не даются балы, не играютъ въ карты и т. д. Если его наслѣдникъ вздумаетъ возстановить старый блескъ и прежнее веселье, то ему придется потратить не мало труда. Вообще, королямъ не легко жить, они никогда не могутъ дѣлать, что хотятъ, а всегда должны быть на показъ.
   Онъ тяжело вздохнулъ и прибавилъ:
   -- Ну, теперь, кажется, ничего не осталось вамъ показывать. Свою библіотеку король отдалъ въ британскій музей, гдѣ она сослужитъ большую службу, чѣмъ здѣсь. Въ послѣднее время мало читаютъ во дворцахъ, а это жаль. Не мѣшало бы англійскому королю знать, что Ричардъ II дурно поступилъ, наложивъ секвестръ на сбереженія лондонскихъ купцовъ, и что Стюарты до сихъ поръ царили бы, если бы Карлъ II не ограбилъ лондонское Сити на полтора милліона, чего ему никогда не простили. Вотъ библіотеку королевы вы можете видѣть, если желаете.
   Эта библіотека находилась отдѣльно отъ дворца и помѣщалась въ маленькомъ зданіи посреди сада.
   -- Библіотека построена для королевы Каролины,-- сказалъ сэръ Джорджъ,-- а она часто проводила тамъ время съ придворными дамами. У нея собрано много книгъ, болѣе легкаго содержанія, чѣмъ тяжелые фоліанты, наполнявшіе библіотеку короля.
   Нѣкоторыя изъ книгъ лежали на столахъ, другія были разставлены на полкахъ, а были и такія, которыя валялись на полу.
   -- Вы, можетъ быть, желаете узнать, какія книги любила покойная королева?-- сказалъ сэръ Джорджъ, обращаясь къ Изабеллѣ,-- такъ не угодно ли вамъ обойти библіотеку и посмотрѣть любую книгу.
   Изабелла улыбнулась и отошла отъ насъ, а онъ взялъ меня за руку и повелъ къ креслу, которое стояло у окна, выходившаго въ садъ.
   Въ эту минуту въ противоположномъ концѣ комнаты отворилась дверь, и вошелъ старикъ, опиравшійся на палку. За нимъ слѣдовали два лакея, которые остановились на порогѣ.
   -- Это король,-- промолвилъ шепотомъ сэръ Джорджъ,-- мнѣ надо съ нимъ поговорить.
   Онъ подошелъ къ старику и преклонилъ одно колѣно.
   -- Это ты, Джорджъ?-- промолвилъ съ удивленіемъ король,-- какъ ты попалъ сюда?
   -- Да, это я. Надѣюсь, что ваше величество въ добромъ здравіи
   -- Такъ себѣ. Зайди ко мнѣ послѣ того, какъ проводишь своихъ друзей.
   Онъ пристально посмотрѣлъ на меня и покачалъ головой, словно тщетно старался припомнить мое лицо. Затѣмъ онъ медленно вышелъ изъ комнаты.
   -- Король пришелъ въ библіотеку только потому, что она принадлежала королевѣ,-- сказалъ сэръ Джорджъ,-- онъ вообще не любитъ книгъ, но питаетъ культъ къ тому, что напоминаетъ ему жену.
   И все-таки я ничего не поняла, и все-таки я не имѣла ни малѣйшаго подозрѣнія.
   -- Сядьте, Нанси, милая, милая Нанси,-- произнесъ сэръ Джорджъ, взявъ мои руки и покрывая ихъ поцѣлуями, несмотря на присутствіе Изабеллы,-- я васъ привелъ сюда для того, чтобы здѣсь разсказать вамъ конецъ исторіи благороднаго лорда и красавицы поселянки, въ томъ видѣ, въ какомъ, я полагаю, долженъ былъ бы кончиться этотъ разсказъ. По моему, онъ долженъ былъ показать ей свой замокъ, во всемъ его великолѣпіи, и когда она поняла, кто онъ такой, ему слѣдовало отвести ее обратно въ ея скромное жилище и сказать: "милая моя, вамъ жить не въ золоченомъ дворцѣ, а въ хорошенькомъ сельскомъ домикѣ, гдѣ я буду проводить съ вами все свободное время отъ государственныхъ дѣлъ". Что бы вы отвѣтили, Нанси, если бы находились на мѣстѣ красавицы-поселянки?
   -- А вы развѣ очень высокая особа, въ родѣ лорда Бурлея?
   -- Повыше. У меня дома почти такая же обстановка, какъ здѣсь.
   И все-таки я ничего не отгадала, а, протянувъ ему руку, произнесла шепотомъ.
   -- Я ваша. Дѣлайте со мной, что хотите, что подскажетъ вамъ сердце и дозволитъ ваша честь.
   Онъ нагнулся и поцѣловалъ меня въ лобъ.
   -- Моя честь,-- отвѣчалъ онъ,-- велитъ мнѣ показать вамъ все это, а сердце говоритъ мнѣ, чтобы я отказался отъ всего и посвятилъ вамъ свою жизнь до гробовой доски.
   

XIII.

   Робертъ Сторей пришелъ еще разъ, но уже въ послѣдній. Это было на другой день послѣ нашего посѣщенія дворца, когда я еще находилась подъ живымъ впечатлѣніемъ всего, что тамъ произошло. По выраженію его лица я тотчасъ поняла, что почтенный книгопродавецъ явился ко мнѣ съ извѣстною цѣлью.
   -- Я оставилъ Изабеллу въ своей лавкѣ,-- сказалъ онъ,-- она разговариваетъ съ какимъ-то путешественникомъ, который только что вернулся изъ Сибири, если вѣрить его словамъ, хотя путешественники очень часто врутъ. Онъ разсказываетъ ей о своихъ приключеніяхъ среди людоѣдовъ; но одинъ поэтъ увѣрялъ меня вчера, что видѣлъ этого путешественника на лондонскихъ улицахъ въ то самое время, когда онъ, по его словамъ, жилъ съ людоѣдами. Онъ намѣренъ издать описаніе своего путешествія и продавать его по подпискѣ, по гинеѣ за экземпляръ. По всей вѣроятности, онъ такъ обворожитъ Изабеллу своей болтовней, что она сдѣлается первой подписчицей на его книгу.
   Онъ замолчалъ и, покойно усѣвшись въ кресло, продолжалъ:
   -- Когда я былъ здѣсь въ послѣдній разъ, то позволилъ себѣ наговорить вамъ лишнее по поводу продолженія знакомства съ вами одной неравной вамъ особы.
   -- Говорите прямо, мистеръ Робертъ.
   -- Я всегда говорю прямо. Одинъ изъ моихъ пріятелей сатириковъ, которому я вчера далъ авансъ въ три гинеи, сказалъ мнѣ, что мои слова дороже золота.
   -- Будьте такъ добры, скажите сейчасъ все, что имѣете передать мнѣ, а то каждую минуту можетъ вернуться Изабелла.
   -- Хорошо. Такъ вотъ, извольте видѣть, джентельменъ, о которомъ идетъ рѣчь, бываетъ здѣсь каждый день, и его видѣли съ вами въ Мерилебонскомъ саду и на Темзѣ въ золоченой лодкѣ съ музыкой. Все это очень естественно для него. Онъ недаромъ джентельменъ, ему и подобаетъ увлекаться хорошенькимъ лицемъ. Вотъ мы, книгопродавцы, не обращаемъ вниманія на лица своихъ кліентокъ, да и въ свободное время, напримѣръ, я, дорожа своей репутаціей, никогда не бѣгаю за красавицами.
   -- Я вамъ охотно вѣрю, мистеръ Робертъ, но къ чему вы мнѣ объ этомъ говорите?
   -- Для контраста. Впрочемъ, я не только, по принципу, не бѣгаю за красавицами, а и по той причинѣ, что если бы былъ грѣшенъ въ этомъ отношеніи, то не считалъ бы себя въ правѣ явиться къ вамъ сегодня и высказать снова свои чувства. Переходя къ предмету моего посѣщенія, я прямо долженъ сказать, что простой книгопродавецъ можетъ питать такую же пламенную любовь, какъ первый человѣкъ въ королевствѣ.
   -- Я въ этомъ увѣрена.
   -- Прежде всего я позволю себѣ указать вамъ на различіе, которое существуетъ между мною и джентльменомъ. Послѣднему нечего дѣлать, и онъ можетъ на досугѣ заниматься своей любовью, а я, какъ человѣкъ занятой, не могу терять время на любовную канитель; но, повѣрьте мнѣ, моя любовь надежнѣе и преданнѣе того чувства, которое питаетъ къ вамъ кто-то.
   -- Вы снова оскорбляете моихъ друзей, мистеръ Робертъ, и, право, это напрасно.
   -- Я пришелъ съ другою болѣе важною цѣлью. Зачѣмъ мнѣ оскорблять вашего друга? По словамъ Изабеллы, онъ ведетъ себя очень прилично, и я, конечно, ей вѣрю. Я не сомнѣваюсь, что вы ему нравитесь, и что, можетъ быть, онъ любитъ васъ; но я хотѣлъ спросить васъ, миссъ Нанси, чѣмъ все это кончится.
   -- А какое право имѣете вы объ этомъ спрашивать?
   Онъ не отвѣчалъ на мой вопросъ, а воскликнулъ съ большимъ оживленіемъ:
   -- Подумайте только о его высокомъ положеніи.
   -- А вы знаете, кто онъ?
   -- Еще бы не знать!
   По тону его голоса было ясно, что онъ не вѣрилъ моему невѣдѣнію.
   -- Не обманывайте себя надеждой, что никому неизвѣстно его настоящее положеніе. Я съ перваго взгляда узналъ его и его брата. Всѣ знаютъ его: и капитанъ Селлинджеръ, и сержантъ Бетцъ, и сухощавый докторъ, котораго завсегдатаи моей книжной лавки называютъ іаковитомъ.
   Итакъ, всѣ знали, кто былъ тотъ, кого я любила всѣмъ сердцемъ; одной мнѣ это было неизвѣстно, но я нимало этимъ не интересовалась, предоставляя ему самому открыть эту тайну, когда онъ захочетъ.
   -- Вы видите, миссъ Нанси,-- продолжалъ Сторей -- что всему міру извѣстна ваша исторія.
   -- Какая исторія?-- воскликнула я, выходя изъ себя,-- развѣ молодой человѣкъ не свободенъ ухаживать, за кѣмъ хочетъ, если даже признать, что онъ ухаживаетъ за мной.
   -- Вотъ въ томъ-то и дѣло, что онъ недолго будетъ свободенъ! Вѣдь старику-то восемьдесятъ лѣтъ.
   -- Я не знаю ни о какомъ старикѣ!
   -- Полноте!-- произнесъ книгопродавецъ съ нетерпѣніемъ,-- будемъ говорить серьезно. Вѣдь онъ не можетъ на васъ жениться. Это безусловно невозможно! Вѣдь вы должны же съ этимъ согласиться!
   -- Я не считаю нужнымъ въ чемъ либо съ вами соглашаться!
   -- Но вѣдь вы не можете надѣяться быть его женой. Это просто было бы безуміемъ!
   -- Мистеръ Робертъ, я не желаю болѣе говорить съ вами объ этомъ предметѣ.
   -- Но если вы не можете быть его женой, чѣмъ же вы будете?
   -- Мистеръ Робертъ! Ваши слова до того неприличны,-- воскликнула я, вскакивая съ кресла,-- что если вы сейчасъ не замолчите, то я выйду изъ комнаты!
   -- Ну, хорошо. Я больше не буду говорить,-- отвѣчалъ онъ, не вставая съ мѣста,-- но, пожалуйста, присядьте, я имѣю сообщить вамъ еще кое-что. Я вчера встрѣтилъ въ кофейной вашего брата, мистера Джозефа, и сообщилъ ему, что вы здоровы и живете у вдовы моего двоюроднаго брата, близъ Сентъ-Джемскаго дворца. Онъ отвѣчалъ, что вы это сдѣлали съ его согласія, и что онъ зайдетъ въ слѣдующій разъ, когда пріѣдетъ въ Лондонъ.
   -- Мой братъ былъ въ Лондонѣ?
   -- Да. Подумайте, если онъ зайдетъ сюда, то вѣдь ему много не понравится въ вашей новой жизни, и вамъ будетъ трудно объяснить, почему вы отказались отъ квакерскихъ обычаевъ.
   Я молчала. Признаюсь, я никогда не вспоминала о моемъ братѣ и совершенно забыла о его существованіи.
   -- Джозефъ вамъ опекунъ, и хотя вы черезъ нѣсколько дней будете совершеннолѣтней, но онъ, конечно, постарается удержать, какъ можно, дольше въ своихъ рукахъ ваше состояніе, которое, говорятъ, очень крупное. Могу я васъ спросить: намѣрены вы вернуться въ Дартфордъ?
   -- Никогда!-- воскликнула я, вспоминая съ ужасомъ о своей жизни въ этомъ провинціальномъ захолустьѣ.
   -- Ну, какъ бы то ни было, вы должны ожидать его скораго посѣщенія, и вамъ придется сказать ему, что вы желаете перемѣнить, или уже перемѣнили вашу религію. Я принадлежу къ установленной церкви, и меня очень радуетъ, что вы перешли въ нашу церковь; но вѣдь Джозефу это не понравится.
   Извѣстіе о томъ, что братъ посѣтить меня, поразило меня, какъ громомъ, и хотя я рѣшилась сказать ему всю правду, но неизбѣжное столкновеніе съ нимъ было мнѣ очень непріятно, и я невольно почувствовала, что свѣтлые дни приходили къ концу.
   -- Конечно, я не сказалъ ни слова брату о вашихъ друзьяхъ, но, подумайте, какое впечатлѣніе произведетъ на него подобный фактъ.
   -- Джозефъ мой брать и опекунъ, но я ему ни въ чемъ не подчинена и никогда не буду отъ него зависѣть. Коли вы не имѣете болѣе ничего сообщить мнѣ, то, право, мистеръ Робертъ, напрасно вы безпокоились заходить сюда.
   -- Нѣтъ, миссъ Нанси, мнѣ еще надо сказать вамъ два слова. Я теперь спокойно повторю то предложеніе, которое сдѣлалъ вамъ сгоряча. Вы находитесь въ очень опасномъ положеніи, и ваша репутація можетъ быть на вѣки запятнанной. Но мнѣ это все равно,-- прибавилъ онъ, опускаясь на колѣни:-- я предлагаю вамъ свое сердце и руку. Мнѣ все равно, что бы объ васъ ни говорили, и я женюсь на васъ, несмотря ни на что. Ваше состояніе можно вложить въ мое книжное дѣло. Оно идетъ очень хорошо, и вашимъ капиталомъ будетъ завѣдывать человѣкъ честный и знающій, а мужъ у васъ будетъ самый нѣжный и самый любящій!
   -- Встаньте, мистеръ Робертъ,-- сказала я, не понимая ни оскорбительнаго смысла его словъ, ни его корыстнаго желанія присвоить мое состояніе,-- встаньте! Ваше предложеніе неосуществимо.
   -- Отчего?-- произнесъ онъ, попрежнему стоя на колѣняхъ,-- ничто не можетъ помѣшать нашему браку. Я женюсь на васъ хоть завтра. Вамъ нечего и прощаться съ вашимъ другомъ. Вы просто покинете этотъ домъ и никогда болѣе его не увидите. Что касается вашего состоянія, то я заставлю Джозефа отдать его и потребую полнаго отчета въ долговременномъ завѣдываніи имъ. Подумайте серьезно, Нанси, милая Нанси, что будетъ съ вами, если вы не примете моего предложенія.
   Онъ старался схватить мою руку и поцѣловать ее, но тщетно.
   -- Встаньте, мистеръ Робертъ! Какъ можетъ человѣкъ, уважающій себя, разыгрывать роль такого дурака?
   Онъ поднялся съ пола и, вынувъ изъ кармана платокъ, отеръ себѣ колѣни.
   -- Во всякомъ случаѣ,-- продолжалъ онъ,-- вамъ понадобится дѣлецъ для того, чтобы добыть ваши деньги изъ рукъ брата и помѣстить ихъ выгоднымъ образомъ. Выйдя за меня замужъ, вы пріобрѣтаете даромъ услуги опытнаго дѣльца. Я выгодно помѣщу ваши деньги, и вы будете имѣть все, что пожелаете: экипажъ, дачу съ прекраснымъ садомъ; мнѣ же все равно, что ваша репутація съ грѣшкомъ.
   -- Низкій плутъ!-- воскликнула я, вторично вскакивая съ кресла,-- вы прикрываете любовью желаніе обобрать меня! И вы еще смѣете клеветать на благороднѣйшаго, честнѣйшаго человѣка въ свѣтѣ. Уходите! или я...
   -- Хорошо, я уйду,-- отвѣчалъ Сторей, едва сдерживая свою злобу,-- но вы дорого поплатитесь за то, что назвали меня низкимъ плутомъ. Я скажу обо всемъ вашему брату, и онъ, явившись сюда, потребуетъ отъ васъ отвѣта не только въ томъ, что вы перемѣнили вѣру, но и во многомъ другомъ.
   И онъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
   

XIV.

   Однако, прошла недѣля, прежде чѣмъ явился Джозефъ, и когда онъ дѣйствительно пришелъ, то засталъ свою сестру въ такомъ настроеніи, что ей было не до его упрековъ, или угрозъ. Ея сердце было тогда переполнено такими заботами и такими опасеніями, что гнѣвъ Джозефа не могъ произвести на нее никакого впечатлѣнія.
   Я очень хорошо помню, что это было 24 октября, наканунѣ катастрофы, омрачившей всю мою жизнь. Я сидѣла у окна и смотрѣла на паркъ, залитый осеннимъ солнцемъ и полный пестрой толпой. Я была одна дома, такъ какъ Изабелла отправилась куда-то по дѣламъ. Хотя въ рукахъ у меня была книга, но я не читала, а думала о немъ.
   Неожиданно я услышала шаги, но не того, о комъ я думала.
   Дверь отворилась, и Эдуардъ вошелъ одинъ.
   -- Эдуардъ!-- воскликнула я, вскакивая съ мѣста,-- а гдѣ Джорджъ?
   -- Я его не видалъ сегодня. Онъ не знаетъ, что я пошелъ сюда. Вы одни, Нанси?
   -- Да, Изабелла ушла по дѣламъ, съ Молли.
   -- Я очень радъ, что засталъ васъ одной. Мнѣ надо поговорить съ вами серіозно.
   Онъ сѣлъ на стулъ и, взявъ мою руку, поцѣловалъ ее.
   -- Нанси,-- произнесъ онъ съ чувствомъ,-- вы знаете, что я васъ люблю, какъ сестру, и желаю вамъ всего, что вы сами себѣ желаете.
   -- Вы всегда были очень добры ко мнѣ, Эдуардъ; вы мой братъ, или будете моимъ братомъ.
   -- Я не слѣпой и не глухой, Нанси, а потому видѣлъ и слышалъ кое-что на лодкѣ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что Джорджъ любить васъ до безумія, и вы... могу я сказать прямо?
   -- Нѣтъ, не говорите, но можете думать, что хотите.
   -- Бѣдная Нанси... Я во всемъ виноватъ.
   -- Какъ вы можете быть виновными въ томъ, что мы любимъ другъ друга и счастливы.
   -- Мы случайно встрѣтились съ вами въ первый разъ. На Джорджа эта встрѣча произвела большое впечатлѣніе, такъ какъ онъ не привыкъ къ подобнымъ приключеніямъ и, благодаря обстоятельствамъ, никогда не пользовался свободой, безъ чего они не мыслимы. Что же касается меня, то мнѣ, какъ младшему сыну, дозволяли дѣлать все, что угодно. Я всегда сожалѣлъ, что мой братъ не знаетъ общества внѣ тѣснаго свѣтскаго кружка, и былъ очень радъ, что явился случай показать ему людей изъ того почтеннаго класса, гдѣ мужья и братья работаютъ для своей семьи, а жены и сестры -- сознательныя существа, вмѣсто куколъ, какъ въ большомъ свѣтѣ. Вотъ, почему я привелъ его сюда, и вы, конечно, замѣтили, какъ Джорджъ сначала былъ не ловокъ въ вашемъ обществѣ.
   -- Да, я замѣтила, что онъ совсѣмъ не зналъ жизни.
   -- А главное, онъ не зналъ женщинъ, а молодому человѣку необходимо знать кое-что по этому предмету.
   -- Но въ чемъ же вы упрекаете себя? Вы привели его сюда съ добрымъ намѣреніемъ, а онъ уже самъ сдѣлалъ все остальное.
   -- Да. Сначала Джорджъ пришелъ къ вамъ чисто изъ учтивости, чтобы узнать о вашемъ здоровьѣ; но потомъ вы овладѣли его сердцемъ. Онъ никогда не видывалъ такого простого, безхитростнаго и прелестнаго существа, какъ вы. Удивительно ли, что онъ потерялъ и сердце, и голову? День за днемъ, онъ сталъ приходить сюда, и я долженъ былъ его сопровождать. Утромъ онъ только и говорилъ, что о васъ, вечеромъ разговаривалъ съ вами, а во все остальное время молчалъ, какъ рыба.
   -- Что же тутъ дурного?-- спросила я со смѣхомъ.
   -- Нанси, онъ полюбилъ первый разъ въ жизни, а ему двадцать два года. Я -- дѣло другое, хотя мнѣ только двадцать лѣтъ; мы, моряки, живо увлекаемся. Онъ впервые понялъ, что такое женщина, и вашъ образъ всецѣло наполняетъ его душу.
   -- Ну, такъ что же?
   -- Вотъ въ этомъ-то и бѣда,-- произнесъ Эдуардъ съ такимъ печальнымъ лицемъ, что я невольно вздрогнула,-- время, которое мы проводили у васъ такъ весело и счастливо, никогда не забудется нами. Джорджъ въ вашемъ обществѣ не только научился любить, но и понялъ, что простая, хорошая женщина выше всѣхъ свѣтскихъ и придворныхъ красавицъ. А я съ удовольствіемъ видѣлъ его постепенное развитіе. Все это хорошо,-- прибавилъ онъ со слезами на глазахъ,-- но пришло время положить конецъ нашимъ пріятнымъ отношеніямъ.
   -- Отчего?
   -- Повторяю, я во всемъ виноватъ: надо было прекратить это знакомство, прежде чѣмъ Джорджъ потерялъ свое сердце, а вы...
   -- Зачѣмъ же прекратить? Вы не знаете, Эдуардъ, какъ мнѣ больно слышать ваши слова.
   -- Развѣ Джорджъ ничего вамъ не говорилъ?... Развѣ вы сами ничего не подозрѣваете?
   -- Джорджъ -- джентльменъ высокаго происхожденія. Вотъ все, что я знаю, и мнѣ нѣтъ причины въ чемъ либо подозрѣвать его.
   -- Пусть онъ самъ скажетъ вамъ правду. Я обѣщалъ ему не открывать вамъ этой тайны. Но поймите, Нанси, что онъ не можетъ жениться на васъ. Это невозможно и не зависитъ отъ него. Онъ обязанъ заключить бракъ, достойный его высокаго положенія.
   -- Такъ зачѣмъ же онъ клянется, что любитъ меня?-- промолвила я послѣ минутнаго молчанія.
   -- Онъ говоритъ совершенную правду. Онъ, дѣйствительно, любитъ васъ. Его мнѣ не жаль: не ему одному приходится отказаться отъ любимой женщины. Но вы, вы, Нанси, меня озабочиваете.
   -- Зачѣмъ вы мнѣ все это говорите, чего вы отъ меня хотите?
   -- Я самъ не знаю. Какъ жаль, Нанси, что вы любите не меня. Я бы тогда показалъ всему міру, что не ставлю его въ грошъ; но мой братъ -- дѣло другое. Вы не можете быть его женою, Нанси; вѣрьте мнѣ, что онъ не можетъ этого сдѣлать, а предложить вамъ другую любовь онъ никогда и не подумаетъ: онъ слишкомъ васъ любитъ и уважаетъ. Что же дѣлать, Нанси? Что дѣлать?
   -- Вы пришли сюда по порученію Джорджа?
   -- Нѣтъ, онъ ничего объ этомъ не знаетъ. Онъ на седьмомъ небѣ отъ счастія, что вы его любите, и не думаетъ ни о чемъ. Я пришелъ къ вамъ по собственному почину, съ цѣлью предупредить васъ. Надо, во что бы то ни стало, положить всему конецъ.
   -- Вы всегда были моимъ добрымъ другомъ, Эдуардъ,-- сказала я послѣ продолжительнаго молчанія,-- и я вѣрю, что вы не желаете мнѣ зла. Помните, что Джорджъ самъ ухаживалъ за мною, а не черезъ ваше посредство. Онъ просилъ моей любви. Я всецѣло принадлежу ему, и только онъ можетъ порвать связывающія насъ узы. Я все сдѣлаю, что онъ мнѣ прикажетъ. Если онъ пожелаетъ жениться на мнѣ и скрыть отъ всѣхъ мое существованіе, то я радостно подчинюсь его волѣ. Я его раба, и онъ воленъ дѣлать со мной, что хочетъ.
   -- Милая Нанси, вы рѣжете меня тупымъ ножемъ. Дѣлать нечего, приходится сказать вамъ, чего я желаю. Уѣзжайте тайно, Нанси, и всему будетъ конецъ.
   -- Нѣтъ, я ни за что не убѣгу отъ Джорджа. Отъ него зависитъ моя судьба. Пусть онъ располагаетъ мною, какъ хочетъ.
   -- Такъ я напрасно терялъ время, а все-таки конецъ настанетъ но весь свѣтъ узнаетъ объ этой исторіи. Вы всю жизнь, Нанси, будете ненавидѣть меня.
   -- Нѣтъ, Эдуардъ, я всю жизнь буду считать васъ братомъ, хотя бы...
   И я залилась слезами. Онъ также заплакалъ.
   -- Ну, пусть будетъ, что будетъ,-- произнесъ онъ послѣ долгаго молчанія,-- рѣшайте съ Джорджемъ, какъ знаете, я болѣе не вмѣшиваюсь въ ваше дѣло. Джорджъ васъ любитъ, и ему слѣдуетъ найти выходъ изъ этого невозможнаго положенія.
   

XV.

   Онъ пошелъ къ дверямъ и удалился бы, если бы на порогѣ не показалась фигура моего брата Джозефа.
   Эдуардъ посторонился и хотѣлъ пропустить Джозефа, но тотъ преградилъ ему дорогу и грубо произнесъ:
   -- Другъ, что ты тутъ дѣлаешь? Что ты дѣлаешь съ моей сестрой?
   -- Хотя она ваша сестра, и я у нея въ гостяхъ, но вамъ бы слѣдовало, сэръ, вести себя болѣе прилично, болѣе достойно вашего квакерскаго положенія.
   -- Я не хочу слушать твоихъ замѣчаній, а повторяю, что ты дѣлаешь съ моей сестрой?
   -- Въ такомъ случаѣ, я не желаю болѣе съ вами разговаривать. Миссъ Нанси, вашъ братъ, если онъ дѣйствительно вашъ братъ, очень сердитъ, и не остаться ли мнѣ, чтобы оградить васъ отъ него?
   -- Пожалуйста, останьтесь,-- отвѣчала я.
   Очевидно, Джозефъ видѣлъ Роберта Сторея, и тотъ разсказалъ ему самую ужасную исторію о моемъ нравственномъ паденіи. Иначе нельзя было понять его гнѣвнаго настроенія. Но онъ попалъ ко мнѣ въ самую неудобную минуту. Мнѣ грозило гораздо большее несчастье, чѣмъ его гнѣвъ, который только раздражалъ меня, но нисколько не пугалъ.
   Остановившись посреди комнаты, Джозефъ молча осмотрѣлъ ее во всѣхъ подробностяхъ и потомъ спросилъ:
   -- Сестра, это твоя квартира или Изабеллы?
   -- Изабеллы. Она тебѣ нравится, Джозефъ?
   -- А эти дьявольскія навожденія,-- продолжалъ онъ, указывая на картины миѳологическаго содержанія,-- принадлежать Изабеллѣ или тебѣ?
   -- Изабеллѣ, но я очень сожалѣю, что они не мои.
   -- Нанси, я сяду съ вашего позволенія?-- сказалъ Эдуардъ.
   -- Пожалуйста. Я боюсь, что мой братъ еще болѣе разсердится отъ дальнѣйшаго разговора со мной.
   Джозефъ взглянулъ на него съ неудовольствіемъ, но ничего не сказалъ.
   -- Если бы эти картины принадлежали тебѣ, то я тотчасъ бы уничтожилъ ихъ,-- продолжалъ онъ,-- а эти цимбалы, подъ звуки которыхъ грѣшники низвергаются въ геенну огненную, твои или ея?
   -- Ея. Все, что здѣсь въ комнатѣ, принадлежитъ Изабеллѣ: и картины, и фортепіано, и ноты, и книги, и молитвенн икъ англиканской церкви.
   -- Что же это такое? Здѣсь потѣшался дьяволъ?
   -- Просто Изабелла вернулась въ англиканскую церковь, къ которой она принадлежала до замужества.
   -- Робертъ Сторей мнѣ объ этомъ уже говорилъ; но ты, сестра, что дѣлаешь? Что значитъ этотъ свѣтскій человѣкъ, съ которымъ я засталъ тебя наединѣ?
   -- Ты узнаешь, Джозефъ, много новаго. Во-первыхъ, я навѣки покинула квакеровъ.
   -- Пойдемъ отсюда, сестра, пойдемъ изъ этого проклятаго вертепа!-- воскликнулъ Джовефъ, внѣ себя отъ ярости и ударяя своей палкой по столу,-- пойдемъ, или я вытащу тебя отсюда за волоса. Какъ тебѣ не стыдно покрыть такимъ позоромъ наше доброе имя!
   -- Братъ, нахалъ,-- сказалъ Эдуардъ, вставая и подходя къ Джозефу,-- я остался здѣсь, чтобы охранить твою сестру отъ тебя, и если ты еще скажешь одно грубое слово, то я спущу тебя по лѣстницѣ головой впередъ.
   Эдуардъ говорилъ спокойно, но съ твердою рѣшимостью исполнить свою угрозу.
   -- Пойдемъ, сестра,-- продолжалъ Джозефъ, значительно понижая свой тонъ,-- вернись въ лоно друзей и покинь этотъ адъ кромѣшный!
   -- Джозефъ,-- сказала я, подходя къ нему и смотря ему прямо въ глаза,-- развѣ ты не видишь, что я совершенно и во всемъ измѣнилась. Къ тому же,-- я прибавила, неожиданно вспомнивъ это обстоятельство,-- мнѣ сегодня минуло двадцать одинъ годъ; слѣдовательно, я сама себѣ барыня.
   -- Какъ бы не такъ! это мы еще увидимъ. Слушайся своего опекуна, или я тебя силой вытащу отсюда.
   -- Ну, ужъ нѣтъ, другъ, ты этого не сдѣлаешь,-- замѣтилъ спокойно Эдуардъ.
   -- Наконецъ, я перешла въ англиканскую церковь,-- промолвила я,-- и никогда не вернусь въ нашъ старый домъ.
   -- Другъ,-- произнесъ снова Эдуардъ,-- хотя никому не слѣдуетъ вмѣшиваться между братомъ и сестрой, такъ же, какъ между мужемъ и женой, но я позволю себѣ замѣтить, что если, дѣйствительно, этой молодой дѣвушкѣ минуло двадцать одинъ годъ, то никто не можетъ распоряжаться ею.
   -- Ты ничего не понимаешь!
   -- Но если ты имѣешь право такъ поступать съ ней, то обратись въ судъ. Я, слава Богу, не законникъ, но сомнѣваюсь, чтобы судъ позволилъ квакеру силой подчинить своей волѣ молодую дѣвушку, перешедшую въ установленную церковь.
   -- Это одинъ изъ твоихъ новыхъ друзей, о которыхъ мнѣ говорилъ Робертъ Сторей? Они принадлежатъ ко двору, къ развратному, безбожному двору и обольщаютъ неопытныхъ женщинъ. Ну, сестра, я не стану говорить крупныхъ словъ, не стану угрожать, но выбирай одно изъ двухъ: адъ или небо, меня или твоего...
   -- Миссъ Нанси совершеннолѣтняя,-- перебилъ его Эдуардъ,-- и поступитъ такъ, какъ пожелаетъ.
   -- Нанси? Ее зовутъ Ганна, а поступитъ она такъ, какъ я хочу, или не получить ни гроша. Слышишь, Ганна!
   -- Ну, ужъ нѣтъ,-- произнесъ Эдуардъ,-- повидимому, вашъ отецъ оставилъ значительное состояніе, и одно изъ двухъ: или онъ оставилъ это состояніе Нанси по завѣщанію, и вы не имѣете права имъ распоряжаться, по достиженіи ею совершеннолѣтія, или завѣщанія не осталось, и тогда состояніе нужно подѣлить по закону между вами обоими. Поэтому ваши слова не основательны и просто глупы. Знайте, что ея друзья обратятся въ судъ, для защиты ея правъ. Потому я вамъ совѣтую вернуться домой и приготовить всѣ отчеты по опекѣ.
   -- Судомъ или безъ суда, но она не получитъ ни гроша, если не уйдетъ отсюда со мной.
   -- Судомъ или безъ него, но я не пойду съ тобой,-- сказала я.
   -- Выслушай меня, другъ,-- промолвилъ Джозефъ, обращаясь къ Эдуарду,-- нѣсколько времени тому назадъ, Ганна подверглась тяжелымъ припадкамъ меланхоліи, что случается нерѣдко между нашими сестрами, живущими въ вѣчномъ созерцаніи своихъ грѣховъ. Моя двоюродная сестра предложила мнѣ взять ее къ себѣ для перемѣны воздуха, и я согласился, такъ какъ эта женщина вдова и принадлежала къ нашему обществу.
   -- И вы поступили очень разумно,-- замѣтилъ Эдуардъ.
   -- Нѣтъ, теперь оказывается, что меня обманули. Мою бѣдную сестру совратили съ истиннаго пути и научили свѣтскому нечестію. Она отказалась отъ своей вѣры и стоитъ на краю геенны огненной. Ты видишь, другъ, что я не даромъ выхожу изъ себя: мою бѣдную сестру погубили, ея душу ввергли въ тьму кромѣшную!
   -- Но мнѣ кажется, сэръ, что вы преувеличиваете послѣдствія случившагося.
   -- Джозефъ,-- произнесла я,-- пора прекратить этотъ разговоръ. Мы такъ глубоко расходимся съ тобою во всемъ, что намъ нечего и пытаться убѣдить другъ друга. Но я желаю объяснитъ все, что случилось со мною, этому господину, котораго ты такъ оскорбилъ безъ всякой причины.
   Джозефъ покачалъ головой, но ничего не отвѣтилъ.
   -- Я почти сошла съ ума,-- продолжала я,-- отъ ужаса, нагнаннаго на меня квакерскими порядками, и только благодаря Изабеллѣ, вырвавшей меня изъ квакерской среды, я стала человѣкомъ. Потомъ, Эдуардъ, благодаря вашему брату, я перешла въ англиканскую церковь и... Тугъ я расплакалась, сама не зная почему.
   -- Успокойтесь, Нанси,-- сказалъ Эдуардъ,-- пора покончить этотъ непріятный разговоръ. Вы бы лучше ушли, сэръ.
   -- И всѣмъ этимъ я обязана добрѣйшей и лучшей женщинѣ на свѣтѣ Изабеллѣ Сторей,-- продолжала я,-- я ни за что не вернусь въ твой домъ, Джозефъ, и скорѣе пойду служанкой къ Изабеллѣ, чѣмъ буду жить съ тобой. При одной мысли о твоемъ домѣ я дрожу, и голова моя кружится. Твоя власть надо мной кончилась. Уходи и оставь меня въ покоѣ.
   -- Если я уйду, то навѣки, и ты не получишь ни гроша изъ твоихъ денегъ.
   -- Нѣтъ, она всѣ получитъ,-- замѣтилъ Эдуардъ.
   -- Еще послѣдній вопросъ,-- произнесъ Джозефъ,-- пойдешь со мной, сестра?
   -- Еще послѣдній отвѣтъ: не пойду, братъ.
   Джозефъ молча вышелъ изъ комнаты.
   Я его болѣе никогда не видала и, по всей вѣроятности, никогда не увижу. Говорятъ, онъ женился, и его жена, навѣрное, квакерша.
   Что касается до угрозы Джозефа удержать мои деньги, то Эдуардъ исполнилъ свое обѣщаніе. Недѣли черезъ полторы или двѣ явился ко мнѣ какой-то законовѣдъ и предложилъ мнѣ нѣсколько вопросовъ, а затѣмъ поѣхалъ въ Дартфордъ и переговорилъ подробно обо всемъ съ Джозефомъ. Оказалось, что послѣ смерти отца не сказалось никакого духовнаго завѣщанія, и Джозефъ забралъ въ свои руки все наслѣдство, которымъ и владѣлъ до сихъ поръ. Узнавъ отъ законовѣда, что ему придется уступить мнѣ половину всего состоянія, которое было очень велико, какъ движимое, такъ и недвижимое, онъ пришелъ въ такую ярость, что съ нимъ сдѣлался нервный припадокъ, и, придя въ себя, онъ расплакался, какъ ребенокъ.
   -- Половину,-- бормоталъ онъ въ отчаяніи,-- мнѣ надо отдать половину? Никогда! Скорѣе я умру, чѣмъ уступлю то, что мнѣ принадлежитъ.
   Это отчаяніе ясно доказывало, что, несмотря на его квакерскія убѣжденія, онъ высоко цѣнилъ земныя блага.
   Спустя нѣсколько мѣсяцевъ, я, дѣйствительно, получила значительное наслѣдство, но, какъ увидитъ впослѣдствіи читатель, я уже тогда ни въ чемъ не нуждалась и стала посвящать большую часть денегъ на добрыя дѣла.
   Но возвратимся къ моему разсказу.
   Послѣ ухода Джозефа, Эдуардъ возобновилъ прерванный разговоръ, но я его перебила.
   -- Не забывайте, что я только отъ самого Джорджа готова выслушать все. Я все сдѣлаю, что онъ прикажетъ; но пусть онъ самъ скажетъ мнѣ, что мы должны разстаться. Васъ я никогда не послушаюсь, хотя увѣрена, что вы меня любите. Джорджъ придетъ сегодня вечеромъ, и я попрошу Изабеллу оставить насъ вдвоемъ. Тогда онъ можетъ сказать мнѣ все, что хочетъ, и я послушаюсь его приказаній.
   

XVI.

   Уходя отъ меня, Эдуардъ не пошелъ внизъ по лѣстницѣ, а, напротивъ, поднялся наверхъ, въ квартиру капитана Селлинджера.
   При видѣ такого неожиданнаго гостя капитанъ, бывшій безъ сюртука, растерялся и пробормоталъ:
   -- Какая неожиданность! Какая честь!
   -- Я только что былъ съ визитомъ у вашихъ прекрасныхъ сосѣдокъ,-- отвѣчалъ Эдуардъ, отказываясь отъ предложеннаго стула и садясь на столъ,-- пожалуйста, не церемоньтесь: безъ сюртука можно также разговаривать, какъ и въ сюртукѣ. Такъ я прямо перейду къ дѣлу.
   -- Сдѣлайте одолженіе, сэръ.
   -- Ночь за ночью, экипажъ стоитъ во дворѣ, и я слышу голоса въ нижнемъ этажѣ. Когда это кончится?
   -- Не знаю.
   -- Неужели имъ никогда не надоѣсть ждать удобнаго случая, который все не является?
   -- Вѣдь намъ не надоѣдаетъ слѣдить за ними.
   -- Можетъ быть, вамъ не надоѣдаетъ, но мнѣ положительно противно уходить отсюда каждый вечеръ подъ конвоемъ, хотя бы и гвардейцевъ, и все изъ-за какихъ-то проклятыхъ полдюжины іаковитовъ.
   -- Однако, сэръ, съ вашего позволенія...
   -- Знаю, знаю,-- перебилъ его Эдуардъ,-- моего брата нельзя подвергать опасности, и его репутація не должна омрачаться ни малѣйшей клеветой. Что же касается до молодой дѣвушки внизу, то она не должна быть вмѣшана ни въ какой скандалъ. Слышите, капитанъ!
   -- Да вѣдь до сихъ поръ, кажется, нѣтъ никакого скандала?
   -- Я все это время обдумывалъ дѣло и, наконецъ, нашелъ средство успѣшно покончить съ нимъ. Но мнѣ нужна помощь какъ ваша, такъ и сержанта.
   -- Мы оба къ вашимъ услугамъ.
   -- И вы обязываетесь до окончанія дѣла не проговориться ни пьяные, ни трезвые?
   -- Я никогда не напиваюсь, прежде чѣмъ вашъ братъ не достигнетъ безопасно своего дома.
   -- Это ничего не значитъ. Но скажите мнѣ, капитанъ Селлинджеръ, къ какому роду пьяницъ вы принадлежите? Одни во хмелю болтаютъ безъ устали, а другіе молчатъ. Вы въ числѣ первыхъ или послѣднихъ?
   -- Послѣднихъ; но если вы сомнѣваетесь, то я готовъ обязаться не пить болѣе двухъ бутылокъ въ день, пока не окончится это дѣло. Что же касается до нашей усталости, то не думайте объ этомъ. Они же, безъ сомнѣнія, поймутъ, наконецъ, что ихъ подозрѣваютъ, и сами откажутся отъ своего плана, тѣмъ болѣе, что вѣдь голландскій шкиперъ стоитъ имъ недешево, и ночи становятся холоднѣе,-- даже иногда идетъ снѣгъ.
   -- Трудно разсчитывать, чтобы они сами отказались отъ своего плана.
   -- Но вѣдь нижнія дамы могутъ перемѣнить квартиру?
   -- Конечно. Но ужъ это дѣло касается не меня, а брата. Однако глупую исторію съ іаковитами я хочу самъ покончить, и какъ можно скорѣе. Сколько ихъ?
   -- Шестеро безъ доктора.
   -- Хорошо. А насъ трое. Вотъ мой планъ. Сержантъ спрячется въ назначенный день на кухнѣ или подъ лѣстницей, а вы останетесь насторожѣ въ своей комнатѣ. Въ половинѣ десятаго вы сойдете внизъ и постучитесь въ дверь мистриссъ Сторей. Я выйду къ вамъ, и мы станемъ вмѣстѣ спускаться по лѣстницѣ, какъ можно, шумнѣе, давъ сигналъ сержанту, чтобы онъ былъ наготовѣ. Наши друзья-іаковиты, конечно, подумаютъ, что это выходитъ мой братъ. Они бросятся на насъ, а мы ихъ встрѣтимъ шпагой въ рукахъ. Что вы на это скажете, капитанъ?
   -- Я полагаю, что планъ прекрасный, и отвѣчаю за сержанта; вамъ стоитъ только назначить день для забавы.
   -- Мнѣ очень не нравится, что вы стѣсняете себя ради насъ, а потому устроимъ эту потѣху сегодня вечеромъ, а завтра вы спокойно вернетесь къ своей бутылочкѣ.
   -- Сегодня вечеромъ? И прекрасно!
   Такъ дѣло и было рѣшено.
   Въ половинѣ девятаго братья, по обыкновенію, пришли къ намъ. Джорджъ былъ очень взволнованъ, онъ сѣлъ за фортепіано и сталъ играть, но вскорѣ вскочилъ и, усѣвшись рядомъ со мной, началъ разговаривать о постороннихъ предметахъ. Эдуардъ нетерпѣливо ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, часто посматривая на часы.
   Мы всѣ четверо были не въ своей тарелкѣ.
   Наверху капитанъ сидѣлъ у окна и ждалъ, а во дворѣ стоялъ экипажъ, и подлѣ него находилось два человѣка.
   Внизу, предупрежденный обо всемъ капитаномъ, сержантъ подслушивалъ въ устроенномъ имъ отверстіи, что говорили за стѣной. Заговорщики заявляли, что пора бросить дѣло, такъ какъ, очевидно, ихъ подозрѣваютъ и слѣдятъ за ними. Напротивъ, докторъ просилъ подождать еще нѣсколько дней, доказывая, что капитанъ Селлинджеръ узналъ высокихъ посѣтителей второго этажа и оказываетъ имъ честь, провожая ихъ до дому. Поэтому было глупо отказаться отъ хорошо подготовленнаго плана.
   Съ этими словами онъ вышелъ, чтобы произвести рекогносцировку. Онъ прошелъ вдоль и поперегъ всю Сентъ-Джемскую площадь, а также заглянулъ въ Сентъ-Джемскую улицу, но капитана и сержанта нигдѣ не было видно. Тогда онъ вернулся и осмотрѣлъ всю лѣстницу. Она была совершенно пуста, и дверь въ садъ заперта. Убѣдившись въ этомъ, онъ постучалъ въ дверь кухни.
   -- Кто тамъ?-- спросила Молли.
   -- Гдѣ капитанъ?
   -- Не знаю. Куда-то ушелъ.
   -- А сержантъ?
   -- Не знаю. Онъ также ушелъ.
   Докторъ вернулся къ своимъ друзьямъ и объявилъ имъ, что, наконецъ, представился случай для выполненія ихъ плана, тѣмъ болѣе, что ночь была темная и вполнѣ способствовала осуществленію такъ давно подготовленнаго событія.
   У доктора въ это время сидѣло четыре человѣка. Одного изъ нихъ, рослаго, дороднаго молодца, сержантъ принялъ за шкипера голландскаго корабля, тѣмъ болѣе, что онъ былъ одѣть, какъ матросъ, и говорилъ на ломаномъ французскомъ языкѣ.
   -- Вы меня наняли, господа, и я готовъ вступить въ драку ради васъ, а также отвезти во Францію вашихъ плѣнниковъ. Но если вы будете откладывать это дѣло, то мы попадемся. Вы видите, что за нами слѣдятъ, и, конечно, наши молодцы никогда не выйдутъ изъ дома безъ прикрытія.
   -- Но вамъ говорятъ, что сегодня нѣтъ часовыхъ.
   -- Можетъ быть, они гдѣ нибудь скрываются? Я нанятъ вами, но не согласенъ рисковать своей жизнью и попасть въ руки солдатъ и офицеровъ.
   Водворилось молчаніе, и сержантъ болѣе ничего не слыхалъ.
   Въ девять часовъ съ четвертью онъ пересталъ подслушивать и, обращаясь къ Молли, сказалъ:
   -- Еще нѣсколько минутъ, и счастье, наконецъ, мнѣ улыбнется. Я могу теперь говорить откровенно, такъ какъ вполнѣ увѣренъ, что вы никому не скажете ни слова объ этомъ.
   -- Я не болтунья, сержантъ.
   -- Такъ узнай же, милая Молли, что черезъ нѣсколько минутъ я буду или офицеромъ, или мертвымъ.
   -- Избави Богъ!
   -- Конечно, избави Богъ, и я, на двадцать девятомъ году жизни, предпочитаю быть офицеромъ, чѣмъ переселиться въ другой міръ. Дай мнѣ, Молли, кружку пива. Вотъ, спасибо! Теперь я тебѣ скажу, что господа въ сосѣдней комнатѣ хотятъ напасть на двухъ джентльменовъ, проводящихъ ежедневно вечера у твоей госпожи, и отвезти ихъ во Францію.
   -- Зачѣмъ?
   -- Это я тебѣ разскажу въ другой разъ, а теперь пора готовиться къ дѣлу. Смотри, какая у меня твердая рука и вѣрный глазъ. Но еще рано, надо подождать, хоть руки у меня чешутся, чтобы вступить въ бой съ негодяями.
   Наконецъ, пробило девять съ половиною часовъ, послышались шаги на лѣстницѣ и условленный сигналъ. Сержантъ выхватилъ шпагу и вышелъ на лѣстницу, которая смутно была освѣщена двумя свѣчами.
   Капитанъ и Эдуардъ шли по лѣстницѣ съ обнаженными шпагами, а черезъ минуту дверь изъ квартиры доктора отворилась, и четверо людей бросилось на своихъ двухъ соперниковъ. Они не были вооружены, но, видимо, надѣялись на стремительность своего натиска.
   Сержантъ бросился впередъ и встрѣтился съ дороднымъ шкиперомъ, который навалился на него. Сержантъ вонзилъ свою шпагу неизвѣстно въ какую часть его тѣла, и несчастный грохнулся на полъ. Остальные трое обнажили шпаги, а сержантъ командовалъ, какъ на урокѣ фехтованія:
   -- Разъ, два, три! Впередъ!
   Его громкій крикъ достигъ до нашихъ ушей, и сэръ Джорджъ сказалъ:
   -- Это вашъ другъ сержантъ кому-то даетъ урокъ фехтованія. Но странное онъ выбралъ для этого время и мѣсто.
   Дѣйствительно, онъ давалъ урокъ, но совершенно другого рода.
   Старый докторъ взялъ со стола своей комнаты двѣ свѣчки и освѣтилъ ими побоище. По словамъ капитана, который потомъ разсказывалъ мнѣ всю эту исторію, неизвѣстно, чѣмъ окончилось бы дѣло и сколько бы оказалось мертвыхъ, кромѣ толстаго голландца, который, впрочемъ, можетъ быть, былъ только раненъ, если бы на сцену не явилось новое дѣйствующее лицо -- Молли. Она послѣдовала за сержантомъ и, видя, что началась свалка, взяла съ очага чугунъ съ кипѣвшей въ немъ похлебкой и вылила ее въ лицо тремъ противникамъ сержанта.
   Они громко завопили, шпаги выпали у нихъ изъ рукъ. Въ глазахъ у нихъ потемнѣло, а лица покрылись сильными ожегами.
   Между тѣмъ сэръ Джорджъ вскочилъ съ мѣста и хотѣлъ выбѣжать на лѣстницу, говоря:
   -- Это не урокъ, а какая-то драка!
   Но я его не пустила и сказала:
   -- Пустяки, это какая нибудь шутка капитана.
   На лѣстницѣ драма продолжалась: сержантъ поднялъ шпагу и сказалъ своимъ тремъ противникамъ:
   -- Сдавайтесь, господа!
   -- Я думаю, сэръ,-- произнесъ капитанъ, обращаясь къ Эдуарду,-- что Молли покончила бой. Что намъ теперь дѣлать?
   -- Ну, что же, господа,-- произнесъ Эдуардъ,-- неужели вы отъ ожеговъ не можете отвѣчать, сдаетесь ли вы, или я поручу сержанту покончить съ вами?
   -- Сдаемся,-- отвѣчалъ одинъ изъ нихъ.
   -- Сдаемся,-- прибавилъ докторъ, уходя со свѣчами въ свою комнату.
   -- Господа,-- сказалъ Эдуардъ,-- мнѣ очень жаль, что дѣло кончилось вопреки всѣмъ правиламъ, и, если вамъ угодно, я всегда готовъ дать вамъ удовлетвореніе. Теперь же я вамъ вотъ что скажу. Вашъ заговоръ пустяшный, и чѣмъ меньше о немъ будутъ говорить, тѣмъ лучше. Садитесь въ экипажъ, приготовленный моему брату и мнѣ, отправляйтесь на нанятый вами корабль и снимайтесь тотчасъ съ якоря. Если же завтра утромъ ваше судно будетъ стоять на Темзѣ, то васъ арестуютъ и повѣсятъ.
   Никто ничего не отвѣчалъ.
   -- Возьмите съ собой вашего раненаго или умершаго товарища.
   Полуослѣпленные и испытывая ужасныя страданія, заговорщики взяли на руки шкипера и понесли его въ экипажъ.
   Капитанъ послѣдовалъ за ними и потомъ разсказывалъ, что шкиперъ жалобно стоналъ. Значитъ, онъ былъ живъ.
   Когда всѣ помѣстились въ экипажѣ, капитанъ подошелъ къ окну кареты и торжественно произнесъ:
   -- Господа, я васъ поздравляю. Вы произвели смѣлую вылазку, но не разсчитали, что къ намъ на помощь явится женщина. Вѣрьте мнѣ, что если вашъ католическій претендентъ когда нибудь явится въ Англію, то съ нимъ поступятъ такъ же. А также не забывайте, что если кто изъ васъ вернется въ Англію, то самъ будетъ виноватъ, если покончить свою жизнь на висѣлицѣ. Ну, а теперь -- добраго пути!
   Произнеся эту рѣчь, капитанъ вернулся въ комнату доктора, въ которой засталъ хозяина и Эдуарда, сидѣвшаго за столомъ.
   -- Такъ они уѣхали, капитанъ?-- спросилъ онъ, увидавъ Селдинджера,-- а что толстякъ раненъ или убитъ?
   -- Не знаю. Другой заговорщикъ немного оцарапанъ. Вотъ и все. Имъ измѣна обошлась очень дешево.
   -- Вотъ руководитель и глава заговора,-- продолжалъ Эдуардъ, указывая на доктора,-- я задержалъ его, чтобы поговорить съ нимъ серьезнѣе.
   Докторъ былъ одѣтъ подорожному и въ шляпѣ съ широкими полями. Сундукъ, въ которомъ онъ держалъ документы, былъ открытъ и пусть, такъ что, очевидно, онъ приготовился къ бѣгству, каковъ бы ни былъ результатъ осуществленія его плана. Онъ стоялъ, прислонившись къ стѣнѣ, и на морщинистомъ лицѣ его не было ни малѣйшаго слѣда волненія. У дверей караулилъ сержантъ съ обнаженной шпагой. На столѣ лежала пачка бумагъ.
   -- Эти бумаги, капитанъ Селлинджеръ,-- продолжалъ Эдуардъ,-- были взяты изъ кармана арестанта, называвшаго себя докторомъ. Онъ собирался бѣжать и хотѣлъ ихъ взять съ собою. Я уже успѣлъ просмотрѣть нѣкоторыя изъ нихъ, и онѣ вполнѣ доказываютъ его двойную измѣну. Что мнѣ съ нимъ дѣлать?
   -- Повѣсить, если вы не найдете другой болѣе мучительной для него формы смерти.
   Докторъ не дрогнулъ и не произнесъ ни слова.
   -- Послѣ моего разговора съ вами, капитанъ, я навелъ справки о томъ, что это за человѣкъ. Вы видите, что онъ старикъ и близокъ къ могилѣ, значитъ, ему слѣдовало бы вести себя честно и благородно.
   -- Не забывайте, сэръ,-- промолвилъ докторъ,-- что я не могу вызвать васъ на дуель.
   -- Еще бы. Я дерусь только съ джентльменами, а вы... фи! Представьте себѣ, капитанъ Селлинджеръ, что этотъ человѣкъ впродолженіе двадцати-пяти лѣтъ былъ шпіономъ на жалованьѣ англійскаго правительства и все это время доставлялъ свѣдѣнія объ арміи и флотѣ Франціи.
   -- Эге! значитъ, онъ дѣйствительно былъ двойнымъ измѣнникомъ,-- отвѣчалъ капитанъ,-- но вѣдь отъ шпіона нечего ожидать, кромѣ подлости.
   -- Я, право, не знаю, какъ его такъ долго терпѣли, вѣроятно, по привычкѣ. Сегодня я узналъ, что онъ іаковитъ, сынъ одного изъ англичанъ, сопровождавшихъ Іакова II, одинъ изъ приближенныхъ претендента и шпіонъ французскаго правительства въ Англіи. Вы понимаете, что, ведя двойную игру, онъ былъ вполнѣ безопасенъ въ обѣихъ странахъ.
   -- Повѣсить его!-- промолвилъ капитанъ.
   -- Что касается до составленнаго имъ заговора, то онъ, конечно, удался бы, если бы случайно его не открылъ сержантъ Бетцъ. Конечно, поимка меня съ братомъ не принесла бы никакой пользы ни претенденту, ни Франціи, такъ какъ, рано или поздно, безъ драки намъ не обойтись. Ну, сэръ,-- прибавилъ Эдуардъ, обращаясь къ доктору,-- что вы можете сказать въ свое оправданіе?
   Докторъ поднялъ голову, снялъ шляпу и воскликнулъ громкимъ, твердымъ голосомъ:
   -- Да здравствуетъ король Іаковъ!
   -- Хорошо. Но не имѣете ли вы что либо прибавить, прежде чѣмъ мы васъ отправимъ въ тюрьму?
   -- Знайте, сэръ,-- произнесъ докторъ съ достоинствомъ,-- что я и мои друзья люди благородные и, по истинѣ, преданные своему королю. Вѣрность іаковита -- все терпѣливо переносить: глупость одного короля, развратъ другого и упрямство третьяго, такъ какъ для него король, какъ бы онъ ни былъ дуренъ, Божій помазанникъ. Іаковъ II бросилъ свою корону, но онъ не могъ заставить своихъ сторонниковъ бросить его. Наша преданность королю безгранична, и мы готовы жертвовать для него не только жизнью, но и честью. Я джентльменъ, но исполняю обязанности шпіона. Я надѣваю на себя маску шпіона англійскаго правительства и будто бы передаю ему тайны своего короля, а въ сущности развѣдываю, что дѣлается при англійскомъ дворѣ, и доношу королю Іакову. Я беру отъ васъ деньги и сообщаю вамъ ложныя свѣдѣнія о французскомъ флотѣ.
   -- Вотъ подлецъ-то!-- воскликнулъ капитанъ.
   -- За то, что я прикидываюсь шпіономъ, меня здѣсь всюду пускаютъ, и я свободно разговариваю съ министрами, отъ которыхъ узнаю всѣ ихъ планы. Я не спорю, что подобное поведеніе при другихъ обстоятельствамъ было бы въ высшей степени позорнымъ, но мы, іаковиты, считаемъ его честнымъ и благороднымъ. Мои дѣйствія вполнѣ одобряются моимъ королемъ и моими друзьями, а до вашихъ мнѣній мнѣ нѣтъ никакого дѣла.
   -- Такъ по вашему, поддерживая правое дѣло, можно нарушать всѣ десять заповѣдей?
   -- Я знаю только одно, что преданно служу своему королю, и этого достаточно. Нечего болѣе разговаривать, я готовъ идти въ тюрьму. Мнѣ семьдесятъ пять лѣтъ, и я не слишкомъ старъ, чтобы умереть за моего короля, но слишкомъ старъ, чтобы бояться смерти.
   -- Можетъ быть, мы обойдемся и безъ тюрьмы. Вы, слуга претендента, однажды удалившись изъ нашей страны, не можете приносить намъ вреда. Поэтому мы заберемъ всѣ ваши бумаги, а васъ отпустимъ. Сержантъ, обыщите арестанта. Нѣтъ ли на немъ еще бумагъ?
   Но обыскъ оказался лишнимъ: всѣ бумаги, находившіяся у него, уже лежали на столѣ.
   -- Ну, ступайте. Вы еще поспѣете на голландскій корабль, прежде чѣмъ онъ снимется съ якоря. Но помните, что если это судно будетъ завтра утромъ на Темзѣ, то васъ повѣсятъ вмѣстѣ съ вашими товарищами. Этотъ сержантъ знаетъ пофранцузски и можетъ быть свидѣтелемъ противъ васъ.
   -- О!-- воскликнулъ докторъ,-- вы понимаете пофранцузски? Такъ, можетъ быть, вы также слуга законнаго короля?
   -- Да, короля брауншвейгскаго дома!
   -- И вы подслушивали насъ, и вы донесли на насъ? Вотъ мерзавецъ! Да вы шпіонъ, подлый шпіонъ!
   -- А ты самъ-то кто!-- воскликнулъ капитанъ,-- ну, убирайся, да поживѣй, дьявольскій измѣнникъ!
   Докторъ вышелъ изъ комнаты, гордо поднявъ голову.
   -- Сержантъ Бетцъ,-- сказалъ Эдуардъ, когда докторъ исчезъ,-- я никогда не забуду событій сегодняшняго дня. Если бы не вы, то этотъ заговоръ могъ бы удаться, и мы съ братомъ сидѣли бы въ какой нибудь французской тюрьмѣ. Или мы могли бы быть убитыми въ свалкѣ. Будьте увѣрены, что я при первой возможности разскажу брату о вашемъ подвигѣ, а теперь возьмите вотъ этотъ кошелекъ на память обо мнѣ.
   Сержантъ взялъ кошелекъ, въ которомъ было около пятидесяти гиней, и молча поклонился. Онъ ожидалъ другой награды и, видимо, былъ не доволенъ.
   -- Я знаю, сержантъ Бетцъ, что вы человѣкъ способный, знаете нѣсколько языковъ, хорошо фехтуете и даете уроки фортификаціи, что вы, кромѣ того, трезвый человѣкъ, женаты на приличной женщинѣ и вообще не посрамите офицерскихъ эполетъ.
   Сержантъ псблѣднѣлъ отъ счастія.
   -- Мнѣ извѣстно отъ капитана Селлинджера, что вы болѣе всего желаете быть офицеромъ.
   -- Да, это совершенно справедливо.
   -- Хорошо. Я буду ходатайствовать за васъ у его величества.
   Лице сержанта вытянулось.
   Капитанъ Селлинджеръ сказалъ что-то на ухо Эдуарду, и тотъ громко произнесъ:
   -- А, можетъ быть, вы желали бы сдѣлаться офицеромъ морской пѣхоты?
   -- Почелъ бы за величайшую честь.
   -- Такъ дѣло въ шляпѣ. Капитанъ Селлинджеръ, поручикъ Бетцъ перваго полка морской пѣхоты.
   Новый поручикъ упалъ на колѣни, и слезы радости потекли по его щекамъ.
   -- Я теперь желаю только одного,-- сказалъ онъ,-- чтобы мнѣ удалось отличиться въ дѣлѣ передъ вашими глазами и тѣмъ заслужить оказанную мнѣ милость.
   -- Ну, господа, сегодня мы не нуждаемся въ эскортѣ. Прощайте!
   И онъ удалился съ любезнымъ поклономъ.
   -- Поручикъ Бетцъ,-- сказалъ капитанъ, оставшись наединѣ съ бывшимъ сержантомъ,-- мы теперь съ вами братья по оружію и можемъ вмѣстѣ пить. Намъ придется провозгласить много новыхъ тостовъ: "за достойную кару измѣнниковъ и шпіоновъ", "за здоровье младшаго офицера на службѣ его величества короля", "за счастье божественной Нанси". Ну, пойдемъ, поручикъ, я васъ сегодня потоплю въ пуншѣ.
   

XVII.

   Передъ приходомъ Джорджа въ этотъ день я откровенно передала Изабеллѣ все, что мнѣ говорилъ Эдуардъ.
   -- Какъ! Сэръ Джорджъ не можетъ жениться на тебѣ? Вотъ вздоръ. Положимъ, что онъ какой-то важный лордъ,-- не даромъ онъ носитъ звѣзду, а мы съ тобой принадлежимъ къ купеческому сословію. Но вѣдь любовь равняетъ всѣхъ, и онъ мнѣ не разъ говорилъ, что онъ никогда не видалъ среди важныхъ барынь такой умной, пріятной и обворожительной красавицы, какъ ты.
   -- И все-таки Эдуардъ говорилъ, что онъ не можетъ на мнѣ жениться.
   -- Значитъ, онъ, подлецъ, женатъ!
   -- Нѣтъ, я въ этомъ убѣждена. Онъ мнѣ самъ объ этомъ говорилъ, и Эдуардъ утверждаетъ, что онъ до меня никого никогда не любилъ.
   -- Но въ такомъ случаѣ что это значитъ? Онъ совершеннолѣтній, отецъ его умеръ, и, значитъ, онъ можетъ дѣлать, что хочетъ. Можетъ быть, его въ дѣтствѣ обручили съ кѣмъ нибудь; вѣдь это не можетъ помѣшать ему жениться на тебѣ, если онъ дѣйствительно тебя любитъ.
   -- О! въ его любви я не сомнѣваюсь!
   -- Такъ говорятъ всѣ женщины. Но не въ этомъ дѣло: намъ надо непремѣнно узнать, Нанси, почему онъ не можетъ на тебѣ жениться.
   -- Онъ долженъ самъ мнѣ сказать причину, не дозволяющую ему жениться на мнѣ.
   -- Не лучше ли мнѣ поговорить съ нимъ, а ты сегодня не выходи изъ своей комнаты.
   -- Нѣтъ. Я не хочу, чтобы кто либо вмѣшивался между мной и имъ. Пусть онъ самъ мнѣ скажетъ. И ужь если разставаться...
   Я горько расплакалась.
   -- Пустяки, не плачь. Онъ не можетъ бросить такой красавицы, какъ ты. Развѣ онъ король? Но вѣдь это невозможно. Успокойся, онъ поведетъ тебя къ алтарю. Зачѣмъ же онъ уговорилъ тебя перейти въ его вѣру и такъ упорно ухаживалъ за тобой, если намѣревался тебя бросить? Нѣтъ, онъ не похожъ на измѣнника.
   -- Но если женитьба на мнѣ принесетъ ему вредъ, то лучше я умру.
   -- Полно, полно, истинная любовь никогда не можетъ вредить. Кто бы онъ тамъ ни былъ, лордъ или герцогъ, но онъ тебя любитъ и никогда не обидитъ тебя.
   Несмотря на утѣшеніе Изабеллы, у меня было тяжело на сердцѣ, и я предчувствовала, что мнѣ грозитъ большая бѣда.
   Вечеромъ, по обыкновенію, къ намъ пришли наши друзья. Изабелла ушла изъ дому подъ предлогомъ какого-то дѣла, и когда Эдуардъ вышелъ на лѣстницу и долго пропадалъ тамъ по неизвѣстной причинѣ, то я осталась одна съ сэромъ Джорджемъ.
   Мы еще впервые были съ нимъ наединѣ, и онъ, упавъ на колѣни передо мною, схватилъ мою руку и сталъ покрывать ее поцѣлуями.
   -- О Нанси!-- говорилъ онъ,-- моя любовь, сердце моего сердца
   Я уже не помню всѣхъ нѣжныхъ, пламенныхъ словъ, которыя онъ произнесъ, но знаю только, что никто никогда не любилъ такъ женщины, какъ онъ любилъ меня. Я слушала его радостно и плакала отъ счастія.
   -- О Нанси,-- промолвилъ онъ, нѣсколько успокоившись,-- мы еще никогда не оставались вдвоемъ. Поговоримъ съ тобою по душѣ. Хочешь быть моей... моей женой?
   -- Дѣлай со мной, что хочешь! Я вся твоя!
   -- Я поговорю объ этомъ съ Эдуардомъ, такъ какъ я безъ него ничего не дѣлаю, и мы рѣшимъ, когда назначить свадьбу.
   -- Но онъ былъ у меня сегодня и говорилъ, что есть причина, по которой ты не можешь жениться на мнѣ.
   -- Какая причина? Что можетъ мнѣ помѣшать поступить, какъ я хочу.
   -- Не знаю. Онъ мнѣ не открылъ тайны, и я не настаивала, такъ какъ желаю узнать только отъ тебя свою судьбу. Но если намъ суждено разстаться, то пусть это будетъ поскорѣй!
   Онъ молча обнялъ меня, привлекъ на свою грудь и сталъ цѣловать пламенно, безумно.
   -- Намъ разстаться!-- воскликнулъ онъ со смѣхомъ,-- нѣтъ, Нанси, насъ разлучитъ только смерть! Пойми, дитя мое, что я не могу жить безъ тебя. Эдуардъ уже не разъ говорилъ мнѣ о какихъ-то преградахъ, но я ихъ не знаю и не признаю. Мнѣ все равно, что будетъ говорить свѣтъ, а если, дѣйствительно, мнѣ не дадутъ сдѣлать то, что я хочу, такъ я уйду и откажусь отъ всего въ пользу Эдуарда.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала я, не понимая, на что онъ намекалъ,-- я слишкомъ люблю тебя, Джорджъ, чтобы быть причиной твоего несчастія. Мнѣ довольно и твоей любви, но мы разстанемся, и ты будешь помнить, какую жертву я тебѣ принесла.
   -- Нѣтъ, я никогда съ тобой не разстанусь, Нанси, выслушай меня. Дѣйствительно, есть причина, по которой я не могу открыто жениться на тебѣ, но я женюсь тайно, и мы будемъ жить съ тобою въ уединенномъ уголкѣ, вдали отъ всѣхъ. Теперь я тебѣ все откровенно скажу. Мы уже порѣшили съ Эдуардомъ, что моя свадьба будетъ завтра утромъ. Я даже не знаю, въ какой церкви, но все это устроитъ Эдуардъ. Онъ нашелъ пастора, и они согласились, что я буду вѣнчаться подъ именемъ Лебретона. Въ восемь часовъ утра пріѣдетъ за тобой карета, а послѣ церемоніи мы поѣдемъ въ маленькій домикъ въ паркѣ, купленый и омеблированый Эдуардомъ. Въ этомъ уютномъ гнѣздѣ мы будемъ счастливы, будемъ любить, любить и любить другъ друга. Вѣрь мнѣ, что я никогда не зналъ, что такое любовь, прежде чѣмъ увидѣлъ тебя. Я всегда жаждалъ встрѣтить такую женщину, которой я могъ бы посвятить себя всецѣло и отдать ей мой умъ, мое сердце. И вотъ я нашелъ такую женщину въ тебѣ. Такого счастія, дѣйствительно, достоинъ только король, а оно выпало на мою долю; но ты должна жить со мной вдали отъ всѣхъ и быть моей тайной женой. Согласна ли ты на такую жертву?
   -- Я такъ люблю тебя, Джорджъ, что готова умереть за тебя!
   Онъ снова сталъ безумно цѣловать меня, но скоро вернулся Эдуардъ, и нашему счастью наступилъ конецъ.
   -- Что это у васъ была за драка?-- спросилъ Джорджъ у брата.
   -- Важная,-- отвѣчалъ тотъ,-- но это пустяки, а ты, Джорджъ, сказалъ ли прелестной Нанси о томъ, что ожидаетъ ее завтра?
   -- Да, и она согласна.
   -- Такъ, значитъ, Нанси, мы завтра съ вами будемъ братомъ и сестрой; но я начинаю думать, что Джорджъ васъ не достоинъ, хотя онъ искренно и преданно васъ любитъ. Я надѣюсь, Нанси, что выбранный мною домъ вамъ понравится. Хотя комнаты маленькія, но хорошенькія, а одно венеціанское окно съ балкономъ выходитъ прямо въ паркъ.
   -- А вѣдь мы, братъ, еще не говорили ей нашего настоящаго имени,-- произнесъ сэръ Джорджъ.
   -- Нѣтъ, не теперь,-- отвѣчала я,-- я сегодня и такъ слишкомъ счастлива, а завтра будь чѣмъ хочешь: барономъ, графомъ или герцогомъ.
   -- Хорошо. Я завтра буду тѣмъ, кѣмъ родился.
   -- Я помню, что вы мнѣ разсказывали о благородномъ лордѣ, который женился на поселянкѣ и перевезъ ее въ свой большой домъ. У васъ также большой домъ?
   -- У меня ихъ два или три, а со временемъ будетъ больше.
   -- Такъ не берите меня въ эти роскошныя жилища, а дозвольте мнѣ жить въ маленькомъ домикѣ, нанятомъ Эдуардомъ. Мнѣ не надо быть вашей женой для всего свѣта, а я буду довольствоваться сознаніемъ, что я принадлежу вамъ, и что вы меня любите.
   Онъ снова обнялъ меня и началъ попрежнему пламенно цѣловать.
   Въ эту минуту вошла въ комнату Изабелла.
   -- Извините, сэръ Джорджъ, что я такъ долго замѣшкалась, но мнѣ надо было навѣстить бѣдную вдову съ шестью дѣтьми.
   -- Позвольте мнѣ содѣйствовать вамъ въ этомъ добромъ дѣлѣ,-- сказалъ сэръ Джорджъ, подавая ей кошелекъ, полный гинеями,-- я такъ счастливъ сегодня, что хочу, чтобы и другіе были счастливы. Мы сегодня покончили съ Нанси, и она согласилась быть моей женой, какъ только мнѣ позволятъ обстоятельства устроить это дѣло, какъ слѣдуетъ. Вѣрьте, мистриссъ Изабелла, что я буду имѣть въ виду только желанія и счастье Нанси.
   -- Я въ этомъ увѣрена, но, признаюсь, хотя и ожидала такой развязки, никакъ не могу понять, что вы находите съ братомъ въ такихъ простушкахъ, какъ мы.
   -- Моя Нанси,-- отвѣчалъ сэръ Джорджъ,-- далеко не простушка: она научила меня многому, чего я не зналъ, вращаясь въ большомъ свѣтѣ. Вамъ неизвѣстно, какъ тяжела наша жизнь. Мы не работаемъ, а потому ничѣмъ не наслаждаемся; мы думаемъ, что все намъ доступно, и ничѣмъ не дорожимъ. Мы не заботимся о своей судьбѣ и увѣрены, что будемъ спокойны всегда. Конечно, исторія учитъ насъ, что иногда бываютъ печальные результаты подобнаго существованія. Но въ наше время не убиваютъ принцевъ въ Лондонской башнѣ и не казнятъ королей въ Вайтголѣ. Мы не вѣдаемъ жизненной борьбы и дѣлаемся черствыми эгоистами, тѣмъ болѣе, что никто намъ не противорѣчитъ. Моя милая Нанси, напротивъ, часто мнѣ противорѣчитъ, она мнѣ доказала, что я ничего не знаю, и что люди, о которыхъ я всегда отзывался съ пренебреженіемъ, гораздо лучше большого свѣта. Моя гордость унижена, но зато я нравственно выросъ. Она безсознательно сдѣлала меня болѣе достойнымъ ея руки, хотя, увѣряю васъ, что нѣтъ никого на свѣтѣ, какого бы онъ ни былъ высокаго положенія, который былъ бы вполнѣ достоинъ ея.
   

XVIII.

   Братья ушли отъ насъ очень поздно, и, оставшись со мной наединѣ, Изабелла бросилась ко мнѣ на шею.
   -- Ты рождена для любви, Нанси,-- воскликнула она,-- и что бы тамъ ни говорили, а жизнь безъ любви не полна! Одна любовь свѣтитъ и грѣетъ; ну, теперь пора спать. Тебѣ завтра нужно быть свѣжей, прелестной. Нельзя идти къ алтарю съ блѣдными щеками и мутными глазами.
   Я легла спать, но во всю ночь не сомкнула глазъ.
   Въ семь часовъ утра Молли подала мнѣ письмо, которое, по ея словамъ, принесъ лакей въ блестящей ливреѣ. Это было первое и единственное любовное письмо, когда либо мною полученное. Вотъ оно:
   "Милая, милая, милая Нанси! Всю ночь я думалъ только о тебѣ и о нашей любви. Теперь шесть часовъ, и я пишу тебѣ эти строки, которыя застанутъ тебя въ постели. Часа черезъ два ты будешь моей. Эдуардъ все устроитъ, и намъ только остается исполнять его распоряженія. Это будетъ первымъ шагомъ на томъ новомъ пути, на который я вступаю сегодня. Отнынѣ я всегда буду повиноваться моей Нанси, хотя бы весь міръ повиновался мнѣ. Я сегодня въ церкви произнесу монашескій обѣтъ нищеты, повиновенія и нравственной чистоты, то-есть, я дамъ клятву, что у меня не будетъ ни гроша своего, а все будетъ принадлежать тебѣ, что я никогда не нарушу повиновенія твоей волѣ и никогда не буду знать другой женщины, кромѣ тебя. Голубушка моя, прочти эти слова въ постели, а потомъ встань и въ своей молитвѣ помяни меня. Затѣмъ одѣнься и спѣши въ церковь: сегодня день нашего счастія. Моя любовь, моя все!

Твой Джорджъ".

   Я повиновалась. Покрывъ письмо поцѣлуями, я встала и одѣлась. Потомъ я разбудила Изабеллу и показала ей письмо. Молли я также объявила, что черезъ нѣсколько часовъ я буду женой сэра Джорджа, и обѣщала оставить ее у себя въ услуженіи.
   Причесывая меня, она разсказала о вчерашней схваткѣ, и я поздравила ее съ ея геройствомъ.
   Я надѣла свое бѣлое атласное платье, которое Изабелла украсила кружевами и бѣлыми лентами. Мою шляпку она также убрала бѣлыми лентами и дала мнѣ бѣлыя шелковыя перчатки.
   -- Одно жаль,-- говорила Изабелла, суетясь вокругъ меня,-- что на твоей свадьбѣ никого не будетъ. Я желала бы, напротивъ, чтобы съ нашей стороны былъ твой братъ Джозефъ, Робертъ Сторей и цѣлая вереница квакеровъ, а съ его стороны -- блестящій рядъ придворныхъ красавицъ, которыя кусали бы свои губы изъ зависти.
   -- Ничего, мнѣ никого не нужно, кромѣ тебя, Молли и Эдуарда
   -- Ну, ужъ нечего сказать, ты прелестная невѣста!-- воскликнула она, осматривая меня съ ногъ до головы,-- и какая ты веселая. Какъ у тебя блестятъ глаза и горятъ щеки! Но знаешь, Нанси,-- прибавила она, горячо меня обнимая:-- мнѣ сегодня очень радостно и вмѣстѣ съ тѣмъ грустно: что я буду дѣлать безъ тебя? Вѣдь эти три мѣсяца мы были такъ счастливы съ тобой.
   Когда мой туалетъ былъ оконченъ, я подошла къ комоду и выбрала вещи, которыя Молли должна была отнести въ мое новое жилище. Ихъ было немного, но я положила въ число илъ миніатюрный портретъ Лавальеръ, которая почему-то печально смотрѣла на меня.
   Сердце мое екнуло, и мнѣ стало страшно за мое будущее счастье, словно что-то ужасное ему грозило.
   

XIX.

   Въ половинѣ восьмого я была совершенно готова и стала поджидать жениха. Изабелла сидѣла рядомъ со мною и безъ умолку болтала, но я ея не слушала и только смотрѣла на часы, негодуя на стрѣлки, которыя слишкомъ медленно двигались.
   Ровно въ восемь часовъ послышался стукъ колесъ, и черезъ минуту въ комнату вбѣжалъ сэръ Джорджъ.
   Онъ бросился ко мнѣ, крѣпко меня обнялъ и сталъ горячо цѣловать.
   -- Милая моя, милая!-- могъ онъ только промолвить.
   Подъ его поцѣлуями я забыла о горькихъ мысляхъ и была снова счастлива.
   -- Извините, мистриссъ Изабелла,-- сказалъ онъ, отходя отъ меня,-- я васъ не замѣтилъ.
   -- Еще бы, въ такую радостную минуту. Я васъ охотно извиняю и поздравляю съ днемъ вашей свадьбы!
   Онъ поцѣловалъ ея руку и со смѣхомъ произнесъ:
   -- Вы правы, я такъ счастливъ сегодня, что не помѣнялся бы ни съ кѣмъ своимъ положеніемъ.
   -- Даже съ королемъ?
   Онъ поблѣднѣлъ, но тотчасъ оправился и отвѣчалъ:
   -- Я нимало не хочу быть королемъ. Но гдѣ Эдуардъ?
   -- Онъ еще не пришелъ.
   -- Странно, Эдуардъ всегда очень аккуратенъ. Впрочемъ, еще рано, и мы можемъ его подождать десять минутъ, а если онъ и тогда не придетъ, то мы повѣнчаемся безъ него.
   -- А въ какой церкви?
   -- Не знаю. Эдуардъ знаетъ. Да не безпокойтесь, онъ придетъ.
   -- Не выпьете ли вы покуда шоколаду?-- спросила Изабелла.
   -- Полноте, развѣ кто пьетъ или ѣстъ въ день своей свадьбы!? Но, право, куда это запропастился Эдуардъ?
   Однако, когда Молли принесла шоколадъ, онъ выпилъ чашку и даже съѣлъ поджареннаго хлѣба съ масломъ.
   -- Эдуардъ -- лучшій изъ братьевъ,-- продолжалъ онъ,-- и готовъ на все ради меня, тогда какъ бывали случаи, что младшіе братья желали смерти старшаго. Знаешь, Нанси, онъ тебя любитъ не меньше моего, но нимало не ревнуетъ меня. Вѣдь онъ устроилъ нашу свадьбу. Заведя объ этомъ разговоръ надняхъ, онъ сталъ требовать, чтобы я покончилъ съ тобой, такъ какъ нашъ бракъ, по его словамъ, не мыслимъ. Онъ увѣрялъ, что англичане не любятъ подобныхъ mesalliance, и что не разъ происходили отъ этого междоусобія. "Конечно,-- говорилъ онъ,-- тебѣ за это не отрубятъ голову, но будетъ общее неудовольствіе". А я ему на это отвѣчалъ: "будетъ, что будетъ, а женюсь, и завтра же утромъ, на моей Нанси". Тогда мы съ нимъ порѣшили, какъ устроить это дѣло. Ты будешь, Нанси, моей женой, но въ тайнѣ, и никто объ этомъ не узнаетъ. Не думай, однако, Нанси, что я гнушаюсь тобой. Нѣтъ, я вѣчно буду тобой гордиться!
   -- Ну, теперь мы, наконецъ, узнаемъ, кто вы такіе,-- сказала Изабелла.
   -- Конечно, хотя признаюсь, что ваше незнаніе увеличивало прелесть нашего знакомства. Сначала мы съ братомъ думали, что вы знаете, кто мы, такъ какъ странно было, что только вы оставались въ невѣдѣніи, когда всѣ вокругъ знали насъ. Но теперь пришла минута сказать вамъ все. Ты хочешь, Нанси,-- прибавилъ онъ, взявъ меня за руку и цѣлуя ее,-- чтобы я сейчасъ открылъ свою тайну, а не послѣ нашего вѣнчанія?
   -- Нѣтъ, Джорджъ,-- отвѣчала я,-- я хочу прежде всего принадлежать тебѣ, а потомъ говори мнѣ все, что хочешь.
   -- Быть по-твоему. Но вотъ и Эдуардъ!
   Я вскочила и взглянула въ окно. Эдуардъ бѣжалъ черезъ площадь, блѣдный и взволнованный. Снова дрогнуло у меня сердце, и снова закралось въ него предчувствіе грозившей мнѣ бѣды.
   Черезъ нѣсколько минутъ Эдуардъ стоялъ въ дверяхъ и смотрѣлъ на насъ дикими блуждающими глазами.
   -- Джорджъ!-- промолвилъ онъ, задыхаясь.
   -- Какъ ты опоздалъ, братъ, но все-таки время не ушло. Пойдемъ, Нанси.
   -- Оставь ее и иди со мной!-- воскликнулъ Эдуардъ,-- иди со мной!
   -- Съ тобой? Нѣтъ, ты пойдешь съ нами въ церковь.
   -- Это невозможно, Джорджъ!
   -- Да ты съ ума сошелъ?
   -- Къ несчастью, нѣтъ. Мистриссъ Сторей, уведите бѣдную Нанси въ ея комнату и снимите съ нея вѣнчальное платье.
   -- Что это такое? Что случилось?-- воскликнулъ сэръ Джорджъ.
   -- Всѣ тебя ищутъ, всѣ тебя ждутъ. Пойдемъ скорѣй.
   -- Что это значитъ? Говори!
   -- Если ты хочешь, чтобы я сказалъ при ней,-- изволь: король умеръ.
   Преклонивъ колѣно, онъ поцѣловалъ руку брата и торжественно произнесъ:
   -- Да здравствуетъ король!
   Наступило тяжелое молчаніе. Я не знаю, сколько оно длилось. Джорджъ стоялъ неподвижно, поднявъ глаза къ небу.
   Я все поняла и едва не упала въ обморокъ.
   На лицѣ моего Джорджа я прочла ясно свою судьбу. Оно вдругъ измѣнилось. Глаза его болѣе не дышали любовью, а въ нихъ свѣтилась забота о благѣ ввѣренной ему страны. Что значила для него простая, молодая дѣвушка въ сравненіи съ цѣлымъ народомъ, благоденствіе котораго зависѣло отъ него. Любовь внезапно исчезла изъ его сердца, и онъ былъ теперь король и болѣе ничего.
   -- Да будетъ воля Божія!-- промолвилъ онъ, наконецъ, и, обернувшись ко мнѣ, сказалъ торжественно:
   -- Нанси, мы должны покориться судьбѣ. Я король, хотя и не достойный. Забудь меня и молись обо мнѣ. Братъ тебя не оставитъ. Ты, Нанси, добрая, прости меня!
   Онъ нагнулся и поцѣловалъ меня въ лобъ.
   Въ глазахъ у меня потемнѣло, и я лишилась чувствъ.
   Часто я потомъ думала, что напрасно я не умерла въ этотъ несчастный день; но нѣтъ, я бы тогда не могла вспоминать о немъ, о его любви. Я была его первой любовью, и когда мы съ нимъ встрѣтимся на томъ свѣтѣ, я подойду прямо къ нему и скажу:
   -- Джорджъ, ты меня любилъ прежде той, которую ты выписалъ изъ-за моря. Я твоя первая любовь, и такъ какъ я никогда не переставала тебя любить, то мы все-таки принадлежимъ другъ другу..
   

XX.

   О дняхъ, слѣдовавшихъ за этимъ омрачившимъ всю жизнь событіемъ, нечего много говорить. Эдуардъ часто приходилъ ко мнѣ и старался меня утѣшить, хотя часто плакалъ вмѣстѣ со мной.
   -- Подумайте,-- говаривалъ онъ не разъ,-- король не можетъ жениться, на комъ онъ хочетъ. Его невѣста должна принадлежать къ королевскому роду, такъ какъ отъ этого зависитъ польза всего государства. Если бы онъ женился на комъ нибудь, не столь высокаго положенія, то вся страна могла бы отъ этого пострадать. Я согласился на его тайный бракъ съ вами только потому, что онъ безумствовалъ, но я предчувствовалъ, что вамъ грозитъ бѣда. Вѣдь, еслибъ дѣйствительно вы вышли за него замужъ, и онъ потомъ сдѣлался бы королемъ, то какова бы была ваша роль. Вамъ пришлось бы вѣчно скрываться, и все-таки когда нибудь все обнаружилось бы; парламентъ вмѣшался бы въ дѣло и потребовалъ бы вашего развода. А если бы онъ сталъ упорствовать, то ему оставался бы одинъ выходъ -- отказаться отъ престола. Наконецъ, какова бы была судьба вашихъ дѣтей? Они были бы рождены въ законномъ бракѣ, но не имѣли бы ни имени, ни титула.
   Однако его слова меня нисколько не утѣшали.
   -- Что касается меня,-- продолжалъ Эдуардъ,-- то я не имѣлъ ни минуты покоя съ тѣхъ поръ, какъ узналъ о вашей любви. Повѣрьте мнѣ, что онъ теперь очень несчастливъ. Онъ васъ искренно любилъ и не можетъ разлюбить въ одинъ день, но онъ будетъ скрывать свое горе отъ всѣхъ, даже отъ меня.
   Долго я ждала отъ него письма или какой нибудь вѣсточки, но ни того, ни другого не пришло, а Эдуардъ утѣшалъ меня тѣмъ, что лучше было разстаться разомъ, чѣмъ постоянно растравлять ужасную рану.
   Не только моя судьба, но и судьба всѣхъ въ нашемъ домѣ совершенно измѣнилась. У капитана Селлинджера умеръ братъ, и онъ наслѣдовалъ его титулъ виконта Делиса и большое помѣстье, гдѣ и поселился, выйдя въ отставку. Поручикъ Бетцъ уѣхалъ на войну, и вскорѣ мы узнали о его славной смерти. Докторъ исчезъ, и никто никогда не зналъ ничего о его дальнѣйшей судьбѣ.
   Наконецъ, въ концѣ ноября принцъ Эдуардъ, навѣщавшій меня ежедневно, сказалъ, что пора рѣшить вопросъ о моей дальнѣйшей жизни.
   -- Я уже давно хотѣла поговорить съ вами объ этомъ серьезно,-- отвѣчала я.-- Изабелла проситъ меня остаться жить съ нею, но я считаю себя вдовой, хотя никогда не была женой, и желаю жить отдѣльно.
   -- Вполнѣ разумно.
   -- Я не хочу жить въ Лондонѣ, а хотѣла бы поселиться въ маленькомъ сельскомъ домикѣ, съ моими книгами и Молли.
   -- Полноте! Вы молоды, и не пройдетъ много времени, какъ станете сохнуть по Лондонѣ.
   -- Какъ вы меня мало знаете, Эдуардъ!
   -- Во всякомъ случаѣ вы можете исполнить свой капризъ. Стряпчіе, которымъ я поручилъ дѣло о вашемъ наслѣдствѣ, говорятъ, что оно скоро кончится, и вы будете богаты, получивъ половину отцовскаго наслѣдства.
   -- Да, я буду очень рада имѣть свои деньги, хотя не для меня, а для бѣдныхъ, которыхъ такъ много на свѣтѣ. Но, Эдуардъ, я имѣю къ вамъ большую просьбу: не забывайте, что если бы вы пришли получасомъ позже, то я была бы законной женой вашего брата, а, слѣдовательно, вашей сестрой.
   -- Я и теперь вамъ брать и всегда останусь имъ!
   -- Въ такомъ случаѣ поступите согласно этому. Подарите мнѣ сельскій домикъ, и пусть онъ будетъ моимъ свадебнымъ подаркомъ. Я проведу всю свою жизнь въ этомъ домикѣ и буду съ удовольствіемъ помнить, что обязана своимъ жилищемъ брату своего жениха.
   Мой разсказъ конченъ. Домъ, въ которомъ я теперь живу, подаренъ мнѣ Эдуардомъ, герцогомъ Іоркскимъ, а не королемъ, какъ говорятъ злые языки. Живу же я на свое собственное довольно крупное состояніе.
   Что касается до моего бывшаго жениха, то я никогда болѣе не видѣла его и не получала отъ него никакой вѣсточки. Я слышала, что онъ женился и былъ очень счастливъ. Я нимало не сержусь на него, а, напротивъ, утромъ и вечеромъ молюсь о немъ, утѣшая себя мысленно, что все-таки я была его первою любовью.

"Историческій Вѣстникъ", т. 73, 1898

   
   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов