Книговод

Король Лир

Шекспир Вильям


В. ШЕКСПИРЪ.

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

Трагедія въ 5-ти дѣйствіяхъ

Съ рисунками.

С-ПЕТЕРБУРГЪ.
1899.

   

1. Что такое театръ.

   Въ каждомъ значительномъ городѣ найдется театръ -- особое зданіе, въ которомъ даютъ "театральныя" представленія.
   Внутри театръ состоитъ изъ двухъ частей: 1) изъ шатра на высокомъ помостѣ, въ которомъ происходитъ представленіе, и 2) изъ помѣщенія передъ помостомъ. Въ этомъ помѣщеніи устроены мѣста для зрителей, или -- какъ говорятъ по иностранному -- для "публики".
   Шатеръ на помостѣ называютъ -- "сцена". Сцену устраиваютъ на возвышеніи для того, чтобы представленіе было видно всѣмъ зрителямъ -- и тѣмъ, которые сидятъ по-ближе, и тѣмъ, которые по-дальше.
   Передъ началомъ представленія сцена обыкновенно завѣшана. Сцена открывается зрителямъ только, когда занавѣсъ поднимаютъ или раздвигаютъ.
   Задняя стѣна сцены и обѣ боковыя стѣны заняты какъ бы огромными картинами. Зовутъ эти картины -- "декораціи". Декораціи изображаютъ что требуется для представленія: то внутренность жилья (избы, дома, дворца), то поля, луга, то лѣсъ, то скалы и море...
   За сценой на помостѣ оставляютъ проходъ. Въ этомъ проходѣ представляющіе (какъ говорятъ -- "актеры, и актрисы") ждутъ своей очереди выходить на сцену; туда же они уходятъ со сцены. За тѣмъ, чтобы актеры и актрисы выходили во время, чтобы представленіе вообще шло порядкомъ, наблюдаетъ особый распорядитель -- "режисеръ".

*

   На сценѣ стараются представить какое-либо событіе изъ жизни людской во-очію -- совсѣмъ такъ же, какъ бы оно происходило передъ зрителемъ въ дѣйствительности.
   Въ повѣствованіи, въ разсказѣ писатель (авторъ) обыкновенно описываетъ -- гдѣ дѣйствіе происходитъ. Пишетъ онъ, напримѣръ:
   
   "На пригоркѣ, на берегу рѣчки, стояла одиноко небольшая хата съ садочкомъ"...
   
   или
   
   "Дремучій лѣсъ покоился, весь окутанный снѣгомъ"...
   
   или
   
   "Сидѣла семья въ небольшой, но уютной комнатѣ за самоваромъ. На столѣ горѣла лампа"...
   
   А при театральномъ представленіи мѣста, гдѣ происходитъ дѣйствіе ("мѣста дѣйствія"), описывать не приходится. Поднимутъ занавѣсъ, и гляди: передъ тобою избушка-ли съ зеленымъ садочкомъ на высокомъ берегу, лѣсъ-ли дремучій, засыпанный снѣгомъ, уютная-ли комната... Тутъ же и столъ стоитъ, на немъ самоваръ, приборъ чайный, лампа... И семья собралась...

*

   Въ разсказѣ опишутъ мѣсто, принимаются людей, "дѣйствующія лица", описывать. Въ театрѣ и лицъ описывать не приходится. Сидитъ-ли кто на сценѣ, вошелъ-ли кто -- гляди на него, каковъ онъ есть.
   "Актеры и актрисы" не только одѣты, какъ слѣдуетъ быть одѣтымъ людямъ, которыхъ они изображаютъ, а самыя лица стараются подмазать, подладить, чтобы походить на кого требуется.
   Выходятъ актеры на сцену и каждый говоритъ не отъ себя, а свою "роль", то есть то, что полагается говорить человѣку, котораго онъ изображаетъ.
   Каждаго отдѣльнаго человѣка изображаетъ отдѣльный актеръ.

*

   Такъ передъ зрителемъ и мѣсто дѣйствія нарисовано, и люди живьемъ стоятъ...
   Не станутъ въ театрѣ, какъ въ повѣсти, разсказывать:
   "Встрѣтились Иванъ съ Петромъ на московскомъ перекресткѣ. Поздоровались, спросили другъ друга о здоровьѣ, о дѣлахъ поговорили..."
   А прямо и московскій перекрестокъ нарисуютъ, и на сцену двухъ "актеровъ" выпустятъ: одинъ Ивана изображаетъ, другой Петра. Глядите -- какъ они здороваются; слушайте, что у нихъ за разговоры, за дѣла такія... и воображайте, что передъ вами въ самомъ дѣлѣ живьемъ стоятъ Иванъ да Петръ.

*

   И показываютъ на сценѣ не только близкія страны, и выводятъ на сцену не только людей нашего времени, а любое мѣсто, любое время, любыхъ людей... Сидишь въ Москвѣ, а передъ тобой широкая южная степь, страны жаркія, или Кіевъ, да еще Кіевъ не нынѣшній, а старый Кіевъ, какимъ онъ былъ лѣтъ 800 тому назадъ, и люди одѣты въ одежды стараго покроя, и рѣчь ведутъ о дѣлахъ давно минувшихъ...

*

   Сочиненія, въ которыхъ мѣста, люди описываются. въ которыхъ о всякихъ событіяхъ разсказывается, повѣствуется, называются произведеніями описательными, повѣствовательными; сочиненія же. написанныя для представленія ихъ на сценѣ въ живомъ движеньи, въ разговорахъ, называются произведеніями сценическими, или -- того чаще -- произведеніями драматическими.
   

2. Комедія, драма, трагедія.

   Какъ разсказы, такъ и драматическія произведенія бываютъ очень различны:
   Въ однихъ изображается будничная, повседневная суета: изображаются людскія слабости; изобличаются мелкіе людишки, что гонятся только за наживой да грубой потѣхой, лицемѣры, ханжи, пустозвоны... Такія драматическія произведенія называются комедіями.
   Въ другихъ, напротивъ, выводятъ человѣка въ борьбѣ съ житейскими невзгодами: семейный разладъ, тяжкія неудачи, несчастія въ привязанностяхъ... Люди обыкновенные, не обладающіе сильною душой, крѣпкою волей, отъ такихъ невзгодъ страдаютъ; не умѣютъ ни примириться съ бѣдой, ни выйти изъ нея, и часто погибаютъ: спиваются, заболѣваютъ, даже кончаютъ самоубійствомъ... И не особенно тяжелы положенія, и выходы есть, да силенки у человѣка мало; ума или сердца сильнаго, воли крѣпкой не хватаетъ: борьба ведется вяло. Такія положенія выводятся въ обыкновенной драмѣ.
   Но иногда судьба сталкивается съ людьми сильными духомъ, съ людьми сильнаго закала, которые невзгодамъ сразу не поддаются; не хотятъ покоряться судьбѣ, а сами стремятся повелѣвать ей. Такіе люди смѣло, стойко, крѣпко бьются съ обстоятельствами; стараются сокрушить все, что становится имъ поперекъ пути; нерѣдко выходятъ побѣдителями, а если и гибнутъ, такъ гибнутъ доблестно, вызывая невольное уваженіе къ своей силѣ и стойкости. Вокругъ такихъ людей слышатся не вздохи, не оханье, не слезы, какъ въ драмѣ, а мощныя рѣчи; такіе люди не гнутся, а сами ломятъ; не поддаются горю, а оказываютъ ему могучее сопротивленіе. Такая борьба называется трагической, выводится въ трагедіи.
   Потому обыкновенно въ драматическихъ произведеніяхъ различаютъ комедіи, драмы и трагедіи.
   

3. Шекспиръ.

   Триста лѣтъ тому назадъ жилъ въ Англіи писатель, котораго и земляки его, англичане, и образованные люди всего міра въ одинъ голосъ признаютъ самымъ великимъ изъ писателей, когда-либо жившихъ на землѣ. Писатель этотъ Вильямъ Шекспиръ. Онъ умеръ 23 апрѣля 1616 года, пятидесяти двухъ лѣтъ отъ роду.
   Особенно прославился онъ своими произведеніями, написанными для театра, т. е. произведеніями драматическими: трагедіями и комедіями.
   Одною изъ лучшихъ трагедій его признается трагедія о Королѣ Лирѣ.
   

4. Лица, которыя выводятся на сцену въ трагедіи Шекспира "Король Лиръ".

   Есть преданіе, будто лѣтъ за 800 до Рождества Христова (то есть около 2700 лѣтъ тому назадъ) въ Британіи (въ нынѣшней Англіи) правилъ Король Лиръ; будто правилъ онъ лѣтъ сорокъ и заслужилъ общее уваженіе, любовь своихъ подданныхъ, такъ какъ при немъ Британія наслаждалась благоденствіемъ. Изъ того, что разсказывается въ преданіи о послѣднихъ годахъ жизни этого короля, Шекспиръ и составилъ свою трагедію.
   Вотъ какія лица, "дѣйствующія лица", встрѣчаются въ этой трагедіи:
   1) Король-Лиръ -- величавый старецъ. Онъ благополучно правилъ страною сорокъ лѣтъ. Онъ избалованъ уланами, привычкой къ власти, привычкой видѣть со всѣхъ сторонъ повиновеніе своимъ малѣйшимъ желаніямъ, даже прихотямъ; потому подъ старость сталъ скоръ на рѣшенія, легко поддается всякому порыву, не позволяетъ возражать себѣ, не умѣетъ сдержаться Онъ не допускаетъ самой мысли, чтобы кто-нибудь дерзнулъ обмануть его, и поддается лести: не умѣетъ выслушивать правды, льстивымъ рѣчамъ вѣритъ; вѣритъ, что угождать ему каждый считаетъ за счастье. Потому Лиръ не умѣетъ различать, цѣнить людей. Мы увидимъ, однако, какъ, передъ смертью, несчастія просвѣтили умъ и сердце короля, научили его не довѣрять лести, доискиваться правды, различать людей.
   У короля три дочери:
   2) старшая -- Гонерилла,
   3) средняя -- Регана,
   4) младшая -- Корделія.
   5) Старшая, Гонерилла, за мужемъ за герцогомъ албанскимъ,
   6) Средняя, Регана,-- за герцогомъ корнуэлльскимъ.
   Герцогъ собственно значитъ "военачальникъ". Встарь короли постоянныхъ войскъ не держали. Они раздавали знатнымъ лицамъ земли въ полное, наслѣдственное владѣніе. Изъ такихъ землевладѣльцевъ болѣе важные назывались герцогами, менѣе важные -- графами, баронами. Они обязаны были: 1) оказывать почетъ королю да 2) являться съ вооруженными людьми на помощь королю по первому его требованію.
   Изъ такихъ ополченій составлялись войска короля въ случаѣ войны. Еще лѣтъ пятьсотъ тому назадъ постоянныхъ войскъ не было нигдѣ.
   Герцоги, въ свою очередь, раздавали земли во владѣніе своимъ приближеннымъ (которые тоже титуловались графами, баронами), и также требовали себѣ почета и вооруженной помощи въ случаѣ надобности.
   Въ трагедіи мы видимъ двухъ герцоговъ: албанскаго (мужа Гонериллы) и корнуэлльскаго (мужа Реганы). Ихъ, проще, зовутъ, по ихъ владѣніямъ, одного "Альбани", другого -- "Корнуэлль".
   Встрѣчаемъ въ трагедіи и двухъ графовъ:
   7) Графа кентскаго.
   8) Графа глостерскаго.
   Проще называютъ перваго -- "Кентъ", втораго -- "Глостеръ".
   Младшая дочь Лира, Корделія, еще не замужемъ. За нее сватаются
   9) Король французскій и
   10) Герцогъ бургундскій.
   Встрѣчаются въ трагедіи и два сына графа Глостера -- Эдгаръ и Эдмундъ.
   11) Эдгаръ -- старшій сынъ графа, отъ законнаго брака.
   12) Эдмундъ -- младшій сынъ его, прижитый имъ внѣ брака. Графъ долго скрывалъ, что у него есть побочный сынъ, держалъ его вдали отъ себя, но потомъ рѣшился приблизить къ себѣ. Графъ любитъ его чуть ли не болѣе, чѣмъ Эдгара, и заботится о немъ такъ же, какъ объ Эдгарѣ.
   13) Вездѣ почти со старымъ королемъ Лиромъ появляется его шутъ.
   Встарь у знатныхъ лицъ велось держать при себѣ потѣшниковъ, шутовъ, "дураковъ". Шуты эти забавляли господъ своихъ всякими шутками-прибаутками, а иной шутъ -- любимецъ, баловень господскій -- позволялъ себѣ подъ часъ, какъ бы шутя, дѣлать намеки и на серьезныя дѣла,-- намеки, на которые и знатные придворные не рѣшились бы. Шуту-"дураку" сходило съ рукъ многое, за что другому умному, того гляди, пришлось бы худо.
   Надо полагать, что Лиръ со своимъ шутомъ всегда обращался ласково. О шутѣ въ трагедіи говорится, какъ о "баловнѣ" короля. За то и шутъ всей душой преданъ своему старому королю и любитъ его беззавѣтно.
   Всѣ эти лица (короля, его дочерей, мужей днухъ старшихъ дочерей королевскихъ, шута королевскаго, графовъ Кента и Глостера, сыновей Глостера) необходимо запомнить и различать. Менѣе важны женихи младшей дочери Лира, Корделіи: король французскій и герцогъ бургундскій.
   Еще упоминаются въ трагедіи:
   14) Освальдъ, дворецкій Гонериллы,
   15) приближенные короля Лира,
   16) двое изъ слугъ Глостера, и
   17) нищій.
   
   Трагедія Шекспира "Король Лиръ" дѣлится на пять большихъ частей, или (какъ принято говорить, когда рѣчь идетъ о драматическихъ произведеніяхъ) на "пять дѣйствій" е по иностранному -- на пять "актовъ"). Дѣйствія раздѣлены на "сцены", "явленія"...
   Чтобы читателю, мало привычному читать сценическія произведенія, легче было вникнуть въ ходъ трагедіи, рѣшились мы въ началѣ каждаго дѣйствія разсказывать его содержаніе.
   Кому пересказы наши покажутся ненужными, тотъ можетъ пропустить ихъ, и прямо читать самую трагедію.
   

Содержаніе перваго дѣйствія трагедіи "Король Лиръ".

1.

Зала во дворцѣ Лира. На лѣво стоитъ возвышенное сѣдалище -- "тронъ".

   Залы, украшенныя трономъ ("тронныя" залы), назначаются во дворцахъ для торжественныхъ пріемовъ.
   Входятъ графъ Кентъ, графъ Глостеръ. Съ Глостеромъ его пріемышъ -- Эдмундъ.
   Они ожидаютъ короля. Глостеръ представляетъ своего пріемыша Кенту...
   Входятъ Лиръ, его три дочери (Гонерилла, Регана, Корделія); супругъ Гонериллы -- герцогъ Альбанскій (Альбани), и супругъ Реганы -- герцогъ Корнуэлльскій (Корнуэллъ). Съ ними вельможи, почетная стража.
   Король садится на тронь и держитъ торжественную рѣчь: Онъ объясняетъ, что усталъ отъ дѣлъ правленія, да и боится -- какъ бы, по смерти его, изъ-за дѣлежа его наслѣдства, не произошло раздоровъ; потому рѣшился еще при жизни раздѣлить владѣнія свои между дочерьми. Онъ задумалъ было отдать каждой дочери треть королевства, а самъ жить до могилы при младшей дочери, Корделіи. Она ему болѣе по сердцу, чѣмъ старшія дочери.
   Но вздумалось старику прежде спросить у дочерей: "На сколько каждая изъ нихъ его любить?"
   И вотъ, Гонерилла и Регана разсыпаются въ пышныхъ словахъ; увѣряютъ, что жизнь бы отдали за отца; что никто, кромѣ отца, имъ не милъ на свѣтѣ...
   Корделія слушаетъ и чувствуетъ, что говорятъ, онѣ не отъ искренняго сердца. Когда приходитъ ея чередъ отвѣтить отцу, она смущена.
   -- Вы мой родитель -- говоритъ она -- и я, конечно, васъ люблю и почитаю. Но не могу увѣрять, что кромѣ васъ никого не люблю. Я собираюсь за-мужъ, и мужа своего буду любить...
   Она -- кстати -- почти невѣста. У Лира гостятъ король французскій и герцогъ бургундскій. Оба они пріѣхали сватать Корделію, и только ждутъ -- котораго изъ нихъ она выбереть?
   Простая, чистосердечная рѣчь младшей дочери не нравится Лиру. Не сльннить онъ отъ нея громкихъ увѣреній въ любви, и ему кажется, что она мало любитъ. Онъ за это проклинаетъ Корделію...
   Вѣрный Кентъ хочетъ остановить его, умоляетъ его одуматься, но старый Лиръ себя не помнитъ отъ гнѣва. Корделію онъ лишаетъ наслѣдства, ея долю тутъ же отдаетъ старшимъ дочерямъ. И вѣкъ свой онъ рѣшается доживать не при Корделіи, какъ намѣревался было, а у старшихъ дочерей. Онъ оставляетъ при себѣ сто самыхъ близкихъ слугъ и съ ними будетъ гостить по-очередно у Гонериллы и Реганы; мѣсяцъ у одной, мѣсяцъ у другой.
   -- Я -- думается старцу -- отдалъ имъ все свое королевство. Онѣ, конечно, изъ благодарности не потяготятся содержать меня съ моею свитой.
   Кентъ опять предостерегаетъ его... Но Лиръ не хочетъ слушать никакихъ предостереженій. Онъ обзываетъ Кента "крамольникомъ", удаляетъ его отъ себя, изъ королевства... въ изгнаніе!

*

   Въ это время входятъ король французскій и герцогъ бургундскій. Король, еще до начала своей рѣчи о раздѣлѣ царства, послалъ за ними Глостера. Король обѣщалъ сегодня же объявить -- которому изъ двухъ отдастъ младшую дочь и какое за нею дастъ приданое. Онъ объявляетъ, что любой изъ нихъ можетъ взять Корделію... безъ приданаго, какъ нелюбимую дочь его.
   Герцогъ бургундскій отъ невѣсты безъ приданаго отказывается; король французскій, напротивъ, беретъ ее съ радостью. Для него она "богата душою", и это богатство онъ цѣнитъ выше всего.

*

   Лиръ со свитою уходитъ, уходитъ и король французскій съ Корделіей. Гонерилла и Реіана остаются однѣ. Изъ разговора ихъ тотчасъ обнаруживается -- на сколько онѣ были искренни, когда громкими словами увѣряли отца въ своей горячей любви къ нему.
   -- Очень ужъ отецъ сталъ своенравенъ подъ старость -- говоритъ одна сестра.-- Будетъ онъ жить у насъ, надоѣсть своими причудами.
   -- Подумаемъ, какъ обуздать его -- предлагаетъ другая.
   

II.
Пока все это свершается въ семьѣ Лира, вотъ что происходитъ

въ домѣ графа Глостера:

   У графа Глостера -- помните -- два сына. Одинъ, Эдгаръ, прижитъ въ бракѣ, другой, Эдмундъ, внѣ брака; но и этого "незаконнаго" сына графъ принялъ въ домъ свой, и любитъ даже болѣе, чѣмъ Эдгара.
   Да и какъ не любитъ его: Эдгаръ -- прекрасный молодой человѣкъ, но Эдмундъ -- и красивѣе, и даровитѣе. Онъ -- обворожителенъ и по наружности, и по уму, и по силѣ характера... Но онъ не любитъ ни отца, ни брата. Онъ озлобленъ тѣмъ, что Эдгару -- и менѣе даровитому, и менѣе любимому -- оказываютъ болѣе почета; что къ Эдгару должна перейти большая часть отцовскаго достоянія; что къ Эдгару, а не къ нему перейдетъ графство Глостеръ...
   Эдмундъ готовъ сгубить и брата, и отца, лишь бы отвоевать себѣ и почетъ, и богатство.
   Онъ началъ съ того, что написалъ, поддѣлываясь подъ руку брата, письмо къ себѣ, въ которомъ будто бы Эдгаръ уговариваетъ его убить отца, чтобы скорѣе завладѣть наслѣдствомъ. Затѣмъ Эдмундъ старается, чтобы письмо это, будто случайно, попало въ руки стараго Глостера.
   Хитрость удается: Входитъ Глостеръ, Эдмундъ какъ бы спѣшить спрятать отъ него бумагу, которую держитъ въ рукахъ. Глостеръ спрашиваетъ: "Что это за бумага?"... заставляетъ Эдмунда показать ее... и съ ужасомъ читаетъ -- какіе замыслы питаетъ противъ него родной сынъ!.. Онъ уходитъ, проклиная Эдгара.

*

   А Эдмундъ уже спѣшитъ къ Эдгару, и, притворяясь другомъ, предупреждаетъ брата, что отецъ на него "почему-то" сердится, совѣтуетъ брату избѣгать отца, не выходить безъ оружія, пока все не разъяснится.
   -- Когда же я узнаю въ чемъ дѣло?-- спрашиваетъ Эдгаръ.
   -- Положись на меня -- успокаиваетъ его Эдмундъ.

*

   Такъ онъ заронилъ въ сердце отца гнѣвъ противъ Эдгара, Эдгара удалилъ отъ отца... и убѣдился, что обмануть ихъ легко:
   
   Отецъ довѣрчивъ, братъ простосердеченъ.
   Душа его такъ далека отъ зла,
   Что зла ни въ комъ и не подозрѣваетъ.
   Надъ этой глупой честностью нетрудно
   Торжествовать. Мнѣ ясно: не рожденьемъ,
   Такъ хитростью пріобрѣту и земли,
   И все, чего бы я ни пожелалъ.
   
   Такъ -- на ряду съ трагедіей въ семьѣ Лира, зарождается и трагедія въ семьѣ Глостера. Въ основѣ обѣихъ -- неблагодарность дитей къ рооителямъ. Обѣ онѣ потомъ -- какъ увидимъ -- сплетаются въ одну.
   

III.

У Гонериллы. Въ ея дворцѣ.

   Лиръ, вѣрный слову, переѣхалъ жить къ Гонериллѣ.
   Взялъ онъ съ собою сто вѣрныхъ слугъ.
   Здѣсь тотчасъ начинаются для него непріятности. Кто-то изъ челяди Гонериллы посмѣялся надъ любимымъ шутомъ короля. Король ударилъ обидчика.
   Узнала объ этомъ Гонерилла и приказываетъ дворецкому своему, Освальду, распорядиться, чтобы королю и его свитѣ поблажки не давали.
   Подлый лакей радъ позволенію быть грубымъ и пользуется имъ при первой же встрѣчѣ съ Лиромъ.
   Лиръ хочетъ спросить его о чемъ-то, подзываетъ его... а Освальдъ и ухомъ не ведетъ.
   При королѣ какъ разъ вновь нанятый имъ слуга... Этотъ слуга -- Кентъ.
   Кентъ зналъ Гонериллу и Регану, сразу понялъ, что король, отдавая имъ и власть, и королевство, навлекаетъ на себя большія бѣды, старался -- какъ мы видѣли -- предостеречь его... и подвергся изгнанію. Но графъ не рѣшился покинуть старика. Онъ переодѣлся, постарался измѣнить свое лицо, голосъ... и пришелъ къ Лиру наниматься въ услуженіе. Лиръ не узналъ его, и принялъ къ себѣ на службу.
   Въ его-то присутствіи, дворецкій Гонериллы, Освальдъ, какъ разъ и нагрубилъ королю. Кентъ тотчасъ же проучилъ негодяя.
   Освальдъ пожаловался Гонериллѣ. Гонерилла приходить объясняться съ Лиромъ.
   Она объявляетъ, что не позволитъ его прислугѣ "безчинствовать" въ своемъ домѣ. Но Лиръ знаетъ, что оставилъ при себѣ лучшихъ слугъ, что виноваты не его люди.
   
   -- Ты лжешь -- возражаетъ онъ дочери.-- При мнѣ
   Отборные, достойнѣйшіе слуги.
   Они свои обязанности знаютъ
   И честь ихъ не запятнана ничѣмъ.
   
   Онъ оскорбленъ, онъ бѣжитъ отъ неблагодарной дочери. У него есть другая дочь -- Регана. Онъ ѣдетъ къ ней; онъ увѣренъ, что Регана не одобритъ поведенія сестры, не позволить обижать отца.
   Онъ посылаетъ Кента предупредить Регану о своемъ пріѣздѣ. Но въ то же время и Гонеридла отправляетъ Освальда гонцомъ къ сестрѣ. И сама она собирается къ Регапѣ вслѣдъ за отцомъ. Она надѣется найти въ сестрѣ помощницу своимъ замысламъ противъ Лира
   Добродушный супругъ Гонериллы, Альбани,-- человѣкъ слабой воли. Онъ предоставилъ женѣ всю власть въ домѣ. Онъ ничего не знаетъ о ея распоряженіяхъ. Видитъ онъ гнѣвъ Лира, и не понимаетъ, въ чемъ дѣло... Онъ старается успокоить старца, однако напрасно... Лиръ едва слушаетъ его... и уѣзжаетъ къ Реганѣ.
   Какъ встрѣтитъ Лира Регана, увидимъ по второмъ дѣйствіи.
   

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ В. Шекспира.

Дѣйствіе первое.

I.
Тронная зала во дворци Лира.

I.

Входятъ Кентъ; Глостеръ, съ нимъ Эдмундъ.

   Кентъ. Мнѣ думалось, король болѣе расположенъ къ герцогу Албанскому, чѣмъ къ герцогу Корнуэлльскому.
   Глостеръ. Всѣмъ такъ думалось; однако, если судить по тому, какъ онъ подѣлилъ королевство, надо полагать, что оба зятя ему равно дороги.
   Кентъ (Указывая Глостеру на Эдмунда). Это вашъ сынъ, графъ?
   Глостеръ. Мой пріемышъ. Прежде я краснѣлъ, говоря о немъ, теперь привыкъ къ своему положенію...
   Кентъ. Не понимаю.
   Глостеръ. Я былъ близокъ съ его матерью, и у насъ родился ребенокъ. Она была такъ хороша! Есть у меня и другой сынъ постарше, рожденный въ бракѣ, но я равно люблю обоихъ. Знаешь ты этого вельможу, Эдмундъ?
   Эдмундъ. Нѣтъ, милордъ {"Милордъ". "Лордами" зовутъ англійскихъ вельможъ. "Милордъ" то же, что "мой лордъ", значить -- "господинъ мой".}.
   Глостеръ. Запомни же имя графа Кента, какъ имя моего почтеннаго друга.
   Эдмундъ (Кенту). Я всегда готовъ къ услугамъ вашимъ, графъ.
   Кентъ. Искренно желаю познакомиться съ вами поближе и полюбить васъ.
   Эдмундъ. Постараюсь заслужить ваше расположеніе.
   Глостеръ (указывая на Эдмунда). Его девять лѣтъ не было на родинѣ, и скоро онъ опять уѣдетъ... (За сценой слышны трубы)... Король идетъ!
   

2

Входятъ Лиръ, герцогъ Албанскій, герцогъ Корнуэлльскій, дочери Лира: Гонерилла, Регана, Корделія, вельможи.
Лиръ садится на тронъ.

   Лиръ. Глостеръ, пригласи сюда короля французскаго и герцога бургундскаго!
   Глостеръ. Иду, государь. (Уходить).
   Лиръ. А мы пока объявимъ волю нашу.
             Подайте планъ владѣній нашихъ. (Ему подаютъ карту королевства). Знайте,
             Что мы ихъ на три доли подѣлили.
             Желаемъ съ плечъ усталыхъ сбросить бремя
             Правленія и, силамъ молодымъ
             Его вручивъ, ждать смерти безъ заботы.
             Любезный сынъ нашъ, Корнуэлль, и ты
             Не менѣе намъ милый сынъ, Альбани!..

          (Герцоги и супруги ихъ подходятъ къ трону).

             Чтобъ въ будущемъ предотвратить раздоры,
             Теперь же мы объявимъ, что рѣшили
             Въ приданое дать старшимъ дочерямъ.
             Еще у насъ давно гостять король
             Французскій и бургундскій герцогъ. Каждый
             Склонить къ себѣ желаетъ сердце младшей
             Изъ нашихъ дочерей. Имъ также нынѣ
             Ладимъ отвѣтъ... Но, дочери, отъ власти
             И отъ земель отречься собираясь,
             Хочу я знать -- которая изъ васъ
             Меня сильнѣе любитъ, и воздать,
             Какъ надлежитъ, за большую любовь
             И большею наградой. Гонерилла,
             Рѣчь за тобой, какъ старшей.
   Гонерилла.                               Государь,
             Любовь мою не выразить словами.
             Вы для меня дороже глазъ, дыханья.
             Свободы... Нѣтъ на свѣтѣ ничего,
             Что я бы такъ цѣнила. Не дороже
             Мнѣ жизнь, здоровье, слава, красота...
             Сильнѣй, чѣмъ я люблю васъ, никогда
             Дитя отца родного не любило!..
             Я чувствъ своихъ къ вамъ высказать не въ силахъ.
   Корделія (про себя). Что дѣлать мнѣ? Любить безъ громкихъ словъ...
   Лиръ (указывая на планъ). Весь этотъ край -- отсюда и досюда,
             Съ тѣнистымъ лѣсомъ, съ пышными лугами,
             Съ обильемъ рѣкъ и пажитей, тебѣ
             И твоему потомству отдаемъ.
             Что скажешь ты, вторая дочь, Регана?
   Регана. Во мнѣ съ сестрой -- кровь та же, государь.
             Меня по ней цѣните. Рѣчь ея
             Мнѣ откликомъ моей души казалась.
             Прибавила бы только: Для меня
             Ничтожны всѣ земныя наслажденья,
             Все счастье -- въ васъ.
   Корделія (про себя). О какъ бѣдна словами
             Корделія! За то любовь моя
             Цѣннѣе словъ.
   Лиръ (Реганѣ, указывая на планъ): Тебѣ съ дѣтьми твоими
             Принадлежитъ отнынѣ эта треть
             Владѣній нашихъ. Въ ней земли, угодій
             Не менѣе, тѣмъ въ части Гонериллы.
             (Корделіи): Теперь ты, радость наша, дочь меньшая,
             Отнюдь не менѣе любимая,
             Ты, чьей руки явились домогаться
             Бургундія и Франція,-- что скажешь,
             Чтобъ заслужить часть лучшую, чѣмъ сестры?
   Корделія. Ничего, государь.
   Лиръ. Ничего!
   Корделія. Ничего.
   Лиръ. Изъ ничего ничто и выйдетъ. Что ты хотѣла сказать?
   Корделія. Къ несчастью чувствъ словами не умѣю
             Высказывать. Люблю васъ, государь,
             Какъ долгъ велитъ -- не больше и не меньше.
   Лиръ. Какъ, какъ, Корделія? Да ты смягчи
             Свои слова. Не навлекай бѣды!
   Корделія. Вамъ, государь, я жизнью, воспитаньемъ
             Обязана; меня любили вы.
             Какъ должно -- вамъ за то я повинуюсь,
             Я васъ люблю, глубоко почитаю...
             Зачѣмъ же сестры за мужъ шли, коль вамъ
             Вся ихъ любовь принадлежитъ? Когда
             Я замужъ выйду, мужу половину
             Любви, заботъ отдамъ. Я никогда
             Не вышла бы и замужъ, если бъ только
             Васъ одного любила.
   Лиръ.                               Это все
             Ты говоришь отъ искренняго сердца?
   Корделія. Да, государь мой добрый.
   Лиръ.                                                   Въ эти годы
             Такъ безсердечна!
   Корделія.                               Нѣтъ; правдива я.
   Лиръ. Ну, будь по твоему! И пусть правдивость
             Тебѣ приданымъ служитъ. Свѣтомъ солнца
             Клянусь я, жизнью, смертью -- что отнынѣ
             Заботь моихъ отцовскихъ не увидишь.
             Отнынѣ ты не кровь моя, не дочь
             Ты мнѣ, ты сердцу моему -- чужая!
   Кентъ. О добрый государь...
   Лиръ.                                         Ни слова, Кентъ!
             Не подходи къ змѣѣ разсвирѣпѣлой!
             (Указывая на Корделію): Ее любилъ я, думалъ поручить
             Остатокъ дней ея заботамъ нѣжнымъ!..
             (Корделіи): Прочь съ глазъ моихъ! Какъ изъ сырой могилы
             Не встать мнѣ, такъ же не воскреснуть въ сердцѣ
             Моей любви отцовской. (Придворнымъ): Пригласите
             Монарха Франціи!.. Что стали?.. Также
             И герцога!.. (Зятьямъ): Корнуэллъ, Альбани!
             Къ приданому, которое мы дали
             За вашими супругами, и эту
             Прибавьте треть. (Указываетъ на Корделію): Въ приданое за ней
             Достаточно ея гордыни или
             "Правдивости" -- какъ говоритъ она.
             Передаю вамъ также власть свою,
             И первенство, и всѣ права монаршьи.
             Я при себѣ рѣшилъ оставить только
             Сто человѣкъ. По мѣсяцу я съ ними
             У каждаго изъ васъ поочередно
             Гостить намѣренъ. Вы и содержать
             Насъ обязуетесь. Я сохраню
             Санъ короля, почетъ, съ нимъ нераздѣльный...
             Правленье же, доходы, судъ, расправу
             Предоставляю вамъ. И, въ подтвержденье
             Рѣчей моихъ, примите мой вѣнецъ. (Хочетъ снять вѣнецъ съ головы).

   Кентъ (останавливай его): Великій Лиръ! Всегда я чтилъ тебя,
             Какъ короля, и какъ отца, любилъ.
             Всегда тебѣ былъ, какъ владыкѣ, вѣренъ,
             Всегда тебя въ молитвахъ поминалъ...
   Лиръ. Натянуть лукъ! Не стой передъ стрѣлою!
   Кентъ. Спускай ее! И пусть пронзитъ мнѣ сердце!
             Не можетъ Кентъ покорнымъ быть, когда
             Безуменъ Лиръ. Что дѣлаешь ты, старецъ?
             Иль думаешь, что, долгъ свой забывая,
             Смолчу, когда ты поддаешься лести!
             Мнѣ честь велитъ правдивымъ быть, когда
             Король безумствуетъ. Молю, исправь
             Свой приговоръ поспѣшный. Головой
             Ручаюсь: дочь тебя меньшая любить
             Не менѣе, чѣмъ сестры. Скромность рѣчи
             Безъ словъ пустыхъ -- не признакъ безсердечья.
   Лиръ. Ни слова, Кентъ! Молчи, коль жизнь ты цѣнишь!
   Кентъ. Я жизнь свою привыкъ цѣнить, по скольку
             Она нужна въ борьбѣ съ врагами Лира,
             И для его спасенія, готовъ
             Разстаться съ ней.
   Лиръ.                               Прочь съ глазъ моихъ!
   Кентъ.                                                                       Король,
             Опомнись, выслушай...
   Лиръ (Хватается за мѣчъ): О рабъ, измѣнникъ!
   Альбани и Корнуэлль. Сдержитесь, государь!
   Кентъ.                                                             Рази, убей!
             Убей врача, и мрачному недугу
             Поддайся!.. Вѣрь мнѣ, отмѣни рѣшенье.
             Пока дышу, твердить не перестану:
             Ты поступилъ несправедливо!
   Лиръ.                                                   Слушай,
             Крамольникъ! Насъ ты дерзко призывалъ
             Отъ слова, нами даннаго, отречься
             (Чего мы никогда не дѣлали!)
             Осмѣлился ты гордо намъ перечить
             (Чего нашъ нравъ, нашъ санъ снести не могутъ!).
             Достойное ты примешь наказанье.
             Пять дней даемъ тебѣ, чтобы уладить
             Дѣла, и жизнь въ изгнаньи обезпечить;
             Въ шестой же день къ границамъ нашихъ странъ
             Направишься. А если въ день десятый,
             Измѣнникъ, ты еще въ предѣлахъ нашихъ
             Окажешься... конецъ тебѣ!
   Кентъ.                                         Прощай!
             'Ты такъ дѣла устроилъ, что, пожалуй,
             Здѣсь жить труднѣй, чѣмъ на чужбинѣ станетъ.
             (Корделіи): Пусть небеса хранятъ тебя, дитя,
             Правдивое и въ помыслахъ, и въ словѣ.
             (Гонериллѣ и Реганѣ): А вамъ желаю -- пышныя слова
             На дѣлѣ оправдать; пусть добрый плодъ
             Произростегъ отъ вашихъ увѣреній...
             Прощайте, сильные земли! Уйду,
             Но и въ дали себѣ останусь вѣренъ. (Уходитъ).
   

3.

Входитъ Глостеръ съ королемъ французскимъ и съ герцогомъ бургундскимъ.

   Глостеръ (Входя, докладываетъ Лиру): Король французскій и бургундскій герцогъ!
   Лиръ. Къ вамъ первому мы обратимся, герцог/,.
             Вы и король пріѣхали искать
             Руки Корделіи. А что бы вы
             Желали взять за ней по меньшей мѣрѣ?
   Г. бургундскій. Не больше, чѣмъ вы сами назначали...
             А меньшаго вы дать не захотите.
   Лиръ. Мы дорого ее цѣнили, герцогъ.
             Теперь же ей цѣна упала.
             (Указываетъ на Корделію). Если
             Вамъ это миловидное созданье
             По вкусу,-- вотъ оно; а съ нимъ въ придачу
             Немилость наша вамъ принадлежитъ.
   Г. бургундскій. Я не пойму...
   Лиръ.                                         Берете ли ее
             Со всѣмъ, что въ ней недобраго гнѣздится,
             Намъ чуждую, отвергнутую нами?
             Нашъ гнѣвъ въ приданое дастся ей
             Съ проклятіемъ...
   Г. бургундскій.                     Простите, государь,
             Въ условіяхъ такихъ немыслимъ бракъ...
   Лиръ. Такъ бросьте же ее! Клянуся небомъ,
             Исчислилъ я вамъ всѣ ея богатства.
             (Королю): Вамъ, государь великій, не рѣшаюсь
             И предложить предметъ, мнѣ ненавистный.
             Любовь свою достойнѣйшей отдайте,
             Не этому созданью, что позоромъ
             Природѣ служитъ.
   К. французскій.                     Странно! Какъ она,
             Которую до сихъ поръ вы всегда
             Сокровищемъ, своей опорой звали,
             Которою гордились, какъ милѣйшей,
             Любимой дочерью, внезапно такъ
             Въ глазахъ отца упала? Государь,
             Ея вина должна быть чрезвычайна,
             Чудовищна, коль заглушить могла
             Въ васъ прежнюю, горячую любовь.
             Но разумъ мой не можетъ допустить
             Такой вины въ Корделіи... Иль чудо
             Свершилося?
   Корделія (Лиру):           Позвольте, Государь...
             Я, сознаюсь, не обладаю вовсе
             Искусствомъ въ. громкой, маслянистой рѣчи
             Высказывать чего на сердцѣ нѣтъ;
             Словамъ всегда предпочитаю дѣло.
             Но заявить благоволите, что
             Лишилась я и милости, и ласки
             Отъ васъ не за безчестныя дѣянья,
             Не за убійство, низость, иль безстыдство,
             А именно за то, что не умѣю
             Глядѣть на васъ просящими глазами,
             Словами льстить... И этого умѣнья
             Пріобрѣсти я не желаю, даже
             Подъ страхомъ гнѣва вашего.
   Лиръ.                                         Ты лучше бъ
             Не родилась, чѣмъ мнѣ на горе жить!
   К. французскій. И это все? Естественная скромность,
             Не склонная впередъ провозглашать
             Свои намѣренья? (Герцогу бургундскому): Бургундскій герцогъ,
             Что скажете невѣстѣ? Нѣтъ любви,
             Тамъ, гдѣ корысть примѣшана. Берете
             Ее иль нѣтъ? Въ самой въ ней -- цѣнный кладъ.
   Г. бургундскій (Лиру) Великій Лиръ! Дай, что предполагалъ,
             И герцогинею бургундской станетъ
             Корделія.
   Лиръ.                     Не дамъ я ничего.
             Я поклялся, и въ клятвѣ твердъ!
   Г. бургундскій.                                         Принцесса,
             Мнѣ жаль васъ. Вы лишаетесь за разъ
             Отца и мужа.
   Корделія.                     Успокойтесь, герцогъ.
             Разъ вы въ любви корыстны, я за васъ
             И не пойду.
   К. французскій. Корделія, ты въ бѣдности -- богаче,
             Въ несчастій -- прекраснѣй, въ униженьи --
             Любви достойнѣе. Тебя съ богатствомъ
             Души твоей беру. Позволь поднять,
             Что брошено другими. Ихъ презрѣньемъ
             Любовь моя сильной воспламенилась.
             (Лиру): Такъ, государь, предъ вами королева
             Прекрасной Франціи. (Корделіи): Пойдемъ со мною
   Корделія. Простись съ родней суровой,
             Въ дали найдешь ты лучшую судьбу.
   Лиръ. Она твоя, король. Такая дочь
             Намъ не нужна, и никогда ее
             Не захотимъ мы видѣть. Пусть уходитъ
             Безъ ласкъ прощальныхъ, безъ благословенья!...
             (Герцогу бургундскому): Пойдемте, герцогъ...

(Лиръ, герцогъ бургундскій, Альбани, Корнуэллъ, свита уходятъ, остаются на сценѣ: король французскій, Корделія, Гонерилла, Регана).

   К. французскій (Корлеліи): Съ сестрами простись.
   Корделія. Сокровища родителя, въ слезахъ
             Я покидаю васъ, и -- какъ сестрѣ --
             Поступокъ вашъ по имени назвать
             Мнѣ тяжело. Любите же отца,
             Слова свои заботами о немъ
             Съумѣйте оправдать... Ахъ, если бъ мнѣ
             Довѣрился онъ, лучшій бы ему
             Пріютъ нашла я... Ну, прощайте, сестры!..
   Регана. Прошу безъ наставленій!
   Гонерилла.                               Поучись-ка
             Ты лучше, какъ супругу угодить,
             Что взялъ тебя изъ милости. Достойно
             Наказана ты за свою строптивость!
   Корделія. Что хитрость скрыла, то раскроетъ время.
             Когда нибудь неправда посрамится.
             Желаю счастія.
   К. французскій.                     Пойдемъ, голубка.

(Король и Корделія уходятъ).

   Гонерилла. Сестра, хотѣлось бы мнѣ поговорить съ тобою обо многомъ, что насъ обѣихъ касается. Отецъ, кажется, сегодня же собирается выѣхать.
   Регана. Да, къ тебѣ. А на слѣдующій мѣсяцъ онъ переѣдетъ къ намъ.
   Гонерилла. Какъ онъ подъ старость сталъ раздражителенъ, перемѣнчивъ! Сейчасъ пришлось намъ повидать не мало. Сестру онъ любилъ больше насъ обѣихъ, и изъ-за какого пустяка оттолкнулъ ее отъ себя! Это поразительно.
   Регана. Конечно, тутъ отчасти виною его годы, но вѣдь и прежде онъ собою владѣть не умѣлъ.
   Гонерилла. Да, и въ лучшіе, прежніе годы онъ бывалъ раздражителенъ. Что же будетъ если своеволіе его съ годами будетъ еще усиливаться?
   Регана. Да, пожалуй, наглядимся еще на причуды, вродѣ сегодняшняго изгнанія Кента...
   Гонерилла. Или вродѣ прощанія съ королемъ французскимъ! Если при такомъ настроеніи отца сохранить за нимъ прежнее положеніе, не великъ окажется для насъ прокъ отъ сегодняшней передачи его власти и владѣній.
   Регана. Объ этомъ необходимо подумать.
   Гонерилла. И что-нибудь предпринять поскорѣе...

(Уходятъ).

   

II.

Зала въ замкѣ графа Глостера.

I.

Входитъ Эдмундъ съ письмомъ въ рукѣ.

   Эдмундъ. Родился я немного позже брата.
             Родился я внѣ брака... Что же? Или
             Поэтому и уступать мнѣ брату,
             Поэтому мнѣ и терпѣть обиды?..
             Красивъ я, строенъ, смѣлъ, уменъ, силенъ,
             Отецъ меня не меньше брата любитъ...
             За что же весь почетъ, всѣ земли брату
             Достанутся?.. Нѣтъ, этому не быть!
             Удайся мнѣ мой замыселъ съ письмомъ,
             Подашься ты, законное дитя,
             Передо мной, пріемышемъ презрѣннымъ.
             Я подымусь, я выросту!.. О небо,
             Пріемышу яви свою защиту!
   

2.

Входитъ Глостеръ въ раздумьи.

   Глостеръ. Въ изгнаньи Кентъ, король французскій
             Разгнѣванный уѣхалъ; нашъ король
             Какъ бы въ тѣни,-- безвластенъ, безпріютенъ...
             И какъ-то вдругъ!.. Что новаго, Эдмундъ?
   Эдмундъ. (Какъ бы въ смущеніи, прячетъ письмо). Ничего..
   Глостеръ. Что за бумагу ты тамъ прячешь?
   Эдмундъ. Новаго ничего нѣтъ, увѣряю васъ.
   Глостеръ. Я спрашиваю: что ты читалъ, когда я вошелъ?
   Эдмундъ. Пустякъ.
   Глостеръ. Пустякъ? Зачѣмъ же ты въ такомъ смущеніи спѣшилъ его запрятать? Пустяки незачѣмъ скрывать. Подай сюда.
   Эдмундъ. Простите. Это письмо отъ брата, которое я еще не все прочелъ... Но, на сколько я успѣлъ прочесть его... его вамъ читать не слѣдуетъ.
   Глостеръ. Дай его сюда.
   Эдмундъ. Дать его вамъ или не дать -- все не къ добру. За такое письмо, на сколько понимаю, брата похвалить нельзя...
   Глостеръ. Покажи, покажи!
   Эдмундъ. (Подаетъ письмо отцу). Надо полагать, брать писалъ его только, чтобы испытать меня.
   Глостеръ. (Читаетъ). "Обычное уваженіе къ старцамъ отравляетъ лучшіе годы нашей жизни, лишаетъ насъ достоянія до возраста, въ которомъ жизнью уже нельзя пользоваться. Подчиняться старикамъ, которые сильны не собственною властью, а единственно нашимъ терпѣніемъ, представляется мнѣ скучнымъ, глупымъ раболѣпіемъ. Зайди ко мнѣ переговорить объ этомъ подробнѣе. Если бы отецъ уснулъ и не просыпался, пока я не разбужу его, тебѣ досталась бы половина его богатства, и ты остался бы навсегда дорогимъ мнѣ братомъ.

Эдгаръ".

   Что это? Заговоръ?.. (Перечитываетъ): "Если бы отецъ уснулъ и не просыпался, пока я не разбужу его"?.. "Тебѣ досталась бы половина его богатства"... Сынъ мой... Эдгаръ!.. Его рука могла написать такія строки? Въ его головѣ, на его сердцѣ такія мысли?.. Кто принесъ письмо?.. Когда ты получилъ его?

   Эдмундъ. Его мнѣ не принесли. Мнѣ бросили его въ окно.
   Глостеръ. Ты узнаешь руку брата?
   Эдмундъ. Будь письмо иного содержанія, я бы поклялся, что оно написано братомъ, но не хочу допустить и мысли, чтобы писалъ его братъ.
   Глостеръ. Рука -- его!
   Эдмундъ. Рука -- его... Но сердце его, надѣюсь, непричастно тому, что написано.
   Глостеръ. Не намекалъ онъ тебѣ на свои умыслы прежде?
   Эдмундъ. Никогда! Говаривалъ онъ, правда, что когда отцы дряхлѣютъ, а дѣти ихъ уже въ лѣтахъ, отцамъ слѣдовало бы поступать подъ опеку сыновей и сдавать имѣнія въ распоряженіе сыновьямъ...
   Глостеръ. Негодяй!.. Таковъ и смыслъ письма!.. Бездѣльникъ, звѣрь!.. Онъ хуже звѣря!.. Ступай, найди его... Я велю задержать его!.. Гдѣ онъ?
   Эдмундъ. Не знаю. Но, прошу васъ, не гнѣвайтесь, пока ваши догадки о намѣреніяхъ брата не подтвердятся, Поступите круто, а потомъ окажется, что вы ошиблись... и вамъ стыдно будетъ, и брата ожесточите противъ себя. Жизнью ручаюсь -- онъ писалъ безъ злого умысла: хотѣлъ, должно быть, испытать мою преданность вамъ.
   Глостеръ. Ты думаешь?
   Эдмундъ. Если позволите, я скрою васъ въ удобномъ мѣстѣ. Оттуда вы услышите нашъ разговоръ и узнаете, чего держаться. Устроить это можно сегодня же вечеромъ.
   Глостеръ. Да не можетъ онъ быть такимъ чудовищемъ!..
   Эдмундъ. Увѣренъ, что онъ не чудовище.
   Глостеръ. Итти противъ отца, который любилъ его такъ нѣжно, такъ глубоко! Эдмундъ, разыщи его, разспроси его... Дѣйствуй, какъ знаешь... Ничего не пожалѣю, чтобы дознаться правды!
   Эдмундъ. Сейчасъ узнаю, что смогу, и сообщу вамъ все, что узнаю.
   Глостеръ. Не даромъ затмѣвалось солнце, затмѣвалась луна! Что ни говори -- не къ добру были эти знаменія! {Люди невѣжественные обыкновенно суевѣрны. Въ явленіяхъ природы они нерѣдко видятъ "знаменія", "предвѣщанія". Затменіе солнца, мѣсяца, появленіе на небѣ "хвостатыхъ звѣздъ" (кометъ), "огненныхъ столповъ" (сѣвернаго сіянія, всполоховъ) -- явленія самыя простыя, а еще и теперь они невѣжественнымъ людямъ кажутся необычайными, предвѣстниками бѣдъ. Мы уже указывали, что дѣйствіе трагедіи "Король Лиръ" относится къ очень давнему времени. Тогда о природѣ знали мало, наука еще не допыталась до объясненія явленій, которыя теперь знакомы даже школьникамъ. Въ то время всѣ были довольно невѣжественны, а потому суевѣрны. Не мудрено, что суевѣренъ и старикъ Глостеръ.} Исчезаетъ на свѣтѣ любовь, дружба, братъ возстаетъ на брата, въ городахъ и весяхъ смуты, раздоры, во дворцахъ -- измѣна... Порваны узы между отцами и чадами: мой сынъ поднимаетъ руку на меня, король отвергъ свое дѣтище... Минуло доброе время! Въ гробъ провожаютъ насъ коварство, безсердечіе, измѣна... Сыщи, сыши изверга, Эдмундъ; займись этимъ дѣломъ. Въ проигрышѣ не останешься!.. И благородный, правдивый Кентъ въ изгнаніи! Вся вина его -- въ его честности... Странныя дѣла дѣлаются! (Уходитъ).
   Эдмундъ. Вотъ людская глупость! Чуть случилась бѣда (случилась по нашей же винѣ), сей-часъ ищемъ причины ей въ солнцѣ, лунѣ... не вѣсть въ чемъ. Видятъ мошенника, говорятъ -- судьба его такова; дурака -- такъ небесамъ угодно; плута, вора, пьяницу -- онъ подъ несчастной звѣздой родился! Прекрасное оправданіе всякому негодяю -- сваливать вину на какую то судьбу, на звѣзды!.. А, вотъ и Эдгаръ! Очень кстати... (Насмѣшливо): О, виною нашихъ раздоровъ -- затменіе! {Эдмундъ -- человѣкъ порочный, но чрезвычайно даровитый. Умъ его смѣлъ. Онъ можетъ быть и не умѣетъ пояснитъ -- отчего происходятъ затменія, но понимаетъ, что нелѣпо предполагать связь между движеніемъ солнца, луны и поступками людей. Къ томъ, что Эдмундъ не раздѣляетъ суевѣрныхъ предразсудковъ своего времени, что онъ во всемъ отдаетъ себѣ отчетъ, не повторяя безъ толку чужихъ сужденій, сказывается лишній разъ, что Эдмундъ человѣкъ не заурядный. Онъ -- сила; онъ не идетъ за людьми, а ведетъ людей за собою.}
   

3.

(Входить Эдгаръ).

   Эдгаръ. Какъ поживаешь, братъ? О чемъ ты задумался?
   Эдмундъ. Не выходятъ у меня изъ головы разныя предсказанія по поводу недавнихъ затменій.
   Эдгаръ. Давно-ли ты предсказаніями занимаешься?
   Эдмундъ. Да вотъ оправдываются они! Предсказывали разладъ между родителями и дѣтьми, раздоры въ государствѣ, изгнаніе друзей... Все сбывается... Давно ты видѣлъ отца?
   Эдгаръ. Вчера вечеромъ.
   Эдмундъ. Говорилъ ты съ нимъ?
   Эдгаръ. Часа два говорилъ.
   Эдмундъ. И вы разстались дружески? Не примѣтилъ ты въ его словахъ, въ лицѣ его неудовольствія?
   Эдгаръ. Нисколько.
   Эдмундъ. Припомни -- не оскорбилъ ли его чѣмъ?.. Послушай, берегись попадаться ему на глаза, пока гнѣвъ его не остынетъ. Теперь отецъ такъ раздраженъ противъ тебя, что разтерзай тебя кто -- онъ не пожалѣетъ!
   Эдгаръ. Какой нибудь негодяй наговорилъ ему обо мнѣ вздору.
   Эдмундъ. Пожалуй. Только, прошу тебя, до поры, до времени, избѣгай встрѣчи съ нимъ. Дай ему сколько нибудь успокоиться. Пройди въ мои комнаты; я тебя тамъ спрячу и дамъ тебѣ случай послушать, что отецъ говоритъ о тебѣ. Вотъ мой ключъ. А если рѣшишься выйти, выходи при оружіи.
   Эдгаръ. При оружіи?
   Эдмундъ. Да, безъ оружія не выходи. Таковъ мой добрый совѣтъ. Будь я плутомъ, если противъ тебя не замышляютъ недобраго. Я только намекнулъ тебѣ на то, что видѣлъ и слышалъ, а далеко не разсказалъ всей ужасной правды. Ступай, ступай скорѣе!
   Эдгаръ. Но ты мнѣ пояснишь -- въ чемъ дѣло?
   Эдмундъ. Положись на меня. (Эдгаръ уходитъ).
   Эдмундъ. Отецъ довѣрчивъ, брать простосердеченъ.
             Душа его такъ далека отъ зла,
             Что зла ни въ комъ и не подозрѣваетъ.
             Надъ этой глупой честностью нетрудно
             Торжествовать. Мнѣ ясно: не рожденьемъ,
             Такъ хитростью пріобрѣту и земли,
             И все, чего бы я ни пожелалъ! (Уходитъ).
   

III.

У Гонериллы. Комната во дворцѣ ея.

Входятъ Гонерилла и ея дворецкій -- Освальдъ.

   Гонерилла. Правда ли, что король ударилъ моего слугу за насмѣшку надъ королевскимъ шутомъ?
   Дворецкій. Правда, государыня.
   Гонерилла. Ни днемъ, ни ночью не даетъ покоя!
             Дня не пройдетъ, чтобъ выходкой нелѣпой
             Не досадилъ мнѣ. Лопнуло терпѣнье!
             Приспѣшники его до-нельзя дерзки,
             Самъ изъ-за каждой мелочи бранится...
             Я не хочу его сегодня видѣть.
             Когда съ охоты онъ вернется, скажешь.
             Что я больна. Да не трудись впередъ
             И угождать ему, а коль придется
             Отвѣтъ держать, отвѣчу я. (За сценой трубятъ въ охотничій рогъ).
   Дворецкій.                                         Вотъ онъ.
   Гонерилла. Не обращай ты на него вниманья,
             И нашимъ слугамъ то же прикажи.
             Давно хочу съ нимъ объясниться. Если
             Ему у насъ не нравится, пускай
             Попробуетъ, къ сестрѣ переберется.
             Однихъ мы взглядовъ съ ней на это дѣло;
             Взять въ руки насъ обѣихъ не легко.
             Старикъ безумный! передалъ намъ власть
             А властвовать по прежнему желаетъ...
             Да, старики -- что малые ребята:
             Когда добромъ не поддаются, надо
             Острастку дать имъ!.. Мой приказъ запомни.
   Дворецкій. Исполню все.
   Гонерилла.                               Да и къ его прислугѣ
             Вниманія поменьше! Что бъ ни вышло,
             Я не взыщу. Необходимъ мнѣ поводъ
             Потолковать съ отцомъ. Пишу сестрѣ:
             Пусть такъ же держится!.. Готовь обѣдать. (Уходить).
   

2.

Входитъ Кентъ, переодѣтый слугою, съ измѣненнымъ лицомъ.

   Кентъ. Теперь бы только голосъ измѣнить!
             И, можетъ быть, достигну доброй цѣли,
             Изъ-за которой такъ преобразился.
             Ну, Кентъ-изгнанникъ, коль судьба поможетъ
             Тебѣ въ странѣ запретной удержаться,
             Опять найдетъ твой дорогой властитель
             Въ тебѣ неутомимаго слугу.

(Входитъ Лиръ со свитой и слугами).

   Лиръ. Чтобы мнѣ не ждать обѣда ни минуты.
             (Одному изъ слугъ своихъ): Распорядись. (Кенту): Ты кто?
   Кентъ. Человѣкъ.
   Лиръ. Чѣмъ занимаешься? Чего отъ насъ желаешь?
   Кентъ. Стараюсь быть чѣмъ кажусь; кто мнѣ довѣряетъ, тому служу вѣрой и правдой; честныхъ людей люблю; люблю жить съ людьми умными, не болтливыми, когда надо драться -- дерусь...
   Лиръ. Да кто ты?
   Кентъ. Честный малый; бѣдный, какъ король.
   Лиръ. Если ты такъ же бѣденъ для подданнаго, какъ король для короля -- не богатъ ты, нечего сказать! Что тебѣ надобно?
   Кентъ. Службы ищу.
   Лиръ. Къ кому же хочешь поступить въ услуженіе?
   Кентъ. Къ вамъ.
   Лиръ. Да знаешь-ли кто я?
   Кентъ. Нѣтъ, не знаю, но что-то въ васъ располагаетъ служить вамъ.
   Лиръ. Что же именно?
   Кентъ. Величіе въ васъ есть.
   Лиръ. Что дѣлать умѣешь?
   Кентъ. Умѣю молчать, когда слѣдуетъ; съѣздить, сбѣгать куда велятъ; кое-какъ разсказать забавную сказку; исправно выполнить что поручатъ... Короче -- годенъ на все, что можно требовать отъ немудренаго человѣка... А главное -- я старательный малый.
   Лиръ. Сколько тебѣ лѣтъ?
   Кентъ. Сорокъ восемь.
   Лиръ. Ну, оставайся при мнѣ... Обѣдать!.. Эй, обѣдать!.. Гдѣ мой шутъ? (Слугамъ): Кто нибудь, позовите моего шута! (Одинъ изъ слугъ уходитъ. Входитъ дворецкій Гонериллы. Лиръ обращается къ нему): Ты!.. Какъ тебя!.. Гдѣ дочь?
   Дворецкій. Прошу извиненія... (Уходить).
   Лиръ. Что онъ сказалъ? Позовите сюда этого урода! (Одинъ изъ слугъ Лира уходитъ)... Да гдѣ же мой шутъ?.. Заснули всѣ что-ли! (Слуга возвращается) Ну, гдѣ же этотъ негодяй?
   Слуга. Онъ, государь, говоритъ -- ваша дочь нездорова.
   Лиръ. Отчего онъ не вернулся, когда я звалъ его?
   Слуга. Онъ, ваше величество, на отрѣзъ заявилъ, что не хочетъ вернуться.
   Лиръ. Не хочетъ?
   Слуга. Не понимаю, государь, что тутъ происходитъ... Но мнѣ кажется, будто вашему величеству не оказываютъ почтительнаго вниманія, какъ прежде.. Не только прислуга, но и герцогъ, и герцогиня становятся небрежны въ обращеніи съ вами.
   Лиръ. А!.. Тебѣ такъ кажется?
   Слуга. Простите, государь; я, быть можетъ, ошибаюсь. Но долгъ не позволяетъ мнѣ молчать, когда ваше величество оскорбляютъ.
   Лиръ. Ты только подтверждаешь то, что я самъ чувствую. Я съ нѣкоторыхъ поръ самъ замѣчаю какое-то холодное къ себѣ пренебреженіе, но думалъ не ошибаюсь ли по мелочной подозрительности. Мнѣ не хотѣлось предполагать умышленную грубость. Надо приглядѣться... Да гдѣ же мой дуракъ? Я его два дня не видѣлъ.
   Слуга. Съ отъѣздомъ младшей принцессы во Францію, онъ совсѣмъ затосковалъ.
   Лиръ. Объ этомъ ни слова. (Одному слугѣ): Поди, скажи дочери, что я желаю ее видѣть. (Другому слугѣ): А ты, позови сюда шута.

(Входитъ дворецкій).

   А, пріятель! Поди-ка, поди-ка сюда поближе. Кто я?
   Дворецкій. Отецъ герцогини.
   Лиръ. Отецъ герцогини?.. Подлый холопъ!
   Дворецкій. Никогда я подлымъ не былъ, извините!
   Лиръ. Да какъ ты на меня смотришь, собака! (Бьетъ его).
   Дворецкій. Я бить себя не позволю!
   Кентъ. (Сбиваетъ дворецкаго съ ногъ подножкой). А къ ногамъ королю бросить тебя позволишь, скоморохъ проклятый?
   Лиръ. Спасибо, пріятель. Ты понимаешь службу, ты мнѣ придешься по сердцу.
   Кентъ. (Дворецкому): Вставай! Я тебя научу разбирать людей... И пошелъ вонъ, или еще разъ растянешься... Слышалъ?.. Вонь! (Выталкиваетъ дворецкаго). Вотъ такъ!
   Лиръ. Ну, спасибо, вѣрный слуга. Получи на первый разъ. (Даетъ Кенту деньги).

(Входитъ Шутъ. Входя, онъ видѣлъ расправу Кента съ дворецкимъ).

   Шутъ. Дай-ка и я его найму! (Подаетъ Кенту свой колпакъ). Вотъ тебѣ мой колпакъ дурацкій { Дурацкій колпакъ... Шутовъ одѣвали въ шутовскіе наряды, обвѣшанные бубенчиками. На головѣ вмѣсто шапки, шуты носили колпакъ съ ослиными ушами или съ пѣтушьимъ гребешкомъ, съ погремушками. См. далѣе рисунки къ дѣйствіямъ второму и третьему.}.
   Лиръ. А, плутишка! Гдѣ пропадалъ?
   Шутъ. (Кенту). Слушай, пріятель. Ты напрасно моего колпака не берешь.
   Кентъ. Къ чему онъ мнѣ, дуракъ?
   Шутъ. Дурацкій-то колпакъ зачѣмъ? Какъ тебѣ не ходить въ дурацкомъ колпакѣ, коли ты къ опальнымъ льнешь, не но вѣтру носъ держишь!.. Смотри, какъ разъ насморкъ наживешь! Бери, бери колпакъ! (Указываетъ на Лира). Этотъ дяденька двухъ дочерей прогналъ, а третью, самъ того не подозрѣвая, благословилъ... Если думаешь ему служить, нельзя тебѣ безъ моего колпака! (Лиру). Ну, какъ поживаешь, куманекъ? Ахъ, если бы мнѣ два колпака да двѣ дочери!..
   Лиръ. Что онѣ тебѣ понадобились?
   Шутъ. Отдалъ бы я все добро свое дочерямъ, колпаки бы у меня остались... Выпроси-ка и ты себѣ колпакъ у дочерей, куманекъ.
   Лиръ. Берегись ты... Хлыстъ знаешь?
   Шутъ. Такъ! Правду, видно, что добраго сторожевого пса, то и знай хлыстомъ въ конуру загоняютъ. А вотъ комнатная собаченка, у которой одно дѣло -- къ хозяевамъ ластиться, лежи себѣ у камелька, да потягивайся! Хочешь, дядя, я спою тебѣ пѣсенку?
   Лиръ. Спой.
   Шутъ. Смекай-ка:
   
             Безъ расчета не трать,
             Научись не болтать,
             Денегъ въ долгъ не давать,
             Въ грязь съ коня не слѣзать,
             Осторожнѣй играть,
             Въ ротъ хмѣльного не брать,--
             Можешь много собрать,
             Мирно вѣкъ доживать!
   
   Лиръ. Пустая это пѣсня, шутъ.
   Шутъ. Пуста она, какъ на судѣ рѣчь защитника, который защиту ведетъ безплатно {"Защитникъ, который защиту ведетъ безплатно"... Когда передъ судомъ стоитъ лицо, заподозренное въ преступленіи, судъ сначала выслушиваетъ обстоятельства дѣла. Затѣмъ обвинитель (прокуроръ) указываетъ на все, что обличаетъ подсудимаго; защитникъ же (адвокатъ) -- на все, что можетъ служить къ оправданію подсудимаго или смягчаетъ его вину. Защитниковъ подсудимые могутъ выбирать, и, конечно, люди состоятельные, попавъ подъ судъ, не жалѣютъ денегъ, лишь бы поручить свое дѣло адвокату толковому, лишь бы адвокатъ не полѣнился вникнуть въ дѣло, обдумалъ защиту, подыскалъ все, что можно сказать въ пользу подсудимаго. Если подсудимый -- человѣкъ бѣдный, защитникъ назначается ему отъ суда безплатно. Добросовѣстный защитникъ и при такой даровой защитѣ старается вести дѣло внимательно, выискать все, что можно для облегченія участи подсудимаго. Но и между адвокатами, какъ вездѣ, есть люди недобросовѣстные. Частенько адвокаты беззаботно относятся къ дѣламъ, по которымъ не надѣются получить вознагражденія. Къ защитѣ они не готовятся, потому защитительныя рѣчи ихъ пусты, необдуманы. Съ такими пустыми рѣчами шутъ и сравниваетъ свою пустую пѣсенку.}. Вѣдь ты, дяденька, мнѣ за мою пѣсню ничего не заплатилъ. А изъ ничего что же можетъ выйти?
   Лиръ. Съ ничего, братъ, ничего не получишь!
   Шутъ (Кенту). Скажи ему, пожалуйста, что онъ ровно столько же теперь со своихъ земель получаетъ. Сказалъ бы я это ему самъ, да онъ дураку не повѣритъ.
   Лиръ. Золъ ты, дуракъ!
   Шутъ. Что злой дуракъ, что простодушный дурень -- одного поля ягода. Знавалъ я простака, который въ ненастье своего осла черезъ грязь на плечахъ перетаскивалъ!.. Это-ли не дурень!.. Эхъ, куманекъ, не много было толку въ твоей лысой маковкѣ, когда ты снялъ съ нея золотую шапку. Для дураковъ насталъ тяжелый годъ, всѣ умники дурачиться пустились! Дядя, найми мнѣ лгуна въ учители. Охота мнѣ лгать научиться.
   Лиръ. За ложь, братецъ ты мой, бьютъ!
   Шутъ. Ого! Ты грозишься побить за ложь; дочки твои сбираются меня за правду бить; достается мнѣ иной разъ и за то, что молчу. Плохое житье дураку!.. А на твое, куманекъ, я его все-таки не промѣняю... Смотри, вонъ дочка твоя идетъ.

(Входитъ Гонерилла).

   

3.

   Лиръ. Что это, Гонерилла, ты опять хмуришься? Тебѣ послѣднее время все будто не по себѣ.
   Шутъ. Лихой ты малый былъ, когда не разбиралъ -- хмурится она или нѣтъ. А нынче ты -- что нуль безъ цифры -- ничто! Нынче я больше тебя сталъ. Я хоть шутъ, а ты совсѣмъ ничто!.. (Гонериллѣ): Молчу, молчу, сударыня! Ничего вы мнѣ не говорите, да очи ваши молчать повелѣваютъ... Мм... мм... Тому жить горько, у кого ни корки! (Указываетъ на Лира): Вылущенный стручокъ!
   Гонерилла (Лиру). Не только вашъ балованный дуракъ,
             Вся челядь ваша то и дѣло буйства
             И ссоры затѣваетъ. Мочи нѣтъ!
             Вамъ это я замѣтила однажды,
             Надѣясь, что немедленно затѣмъ
             Все перемѣнится. Однако вижу
             Изъ вашихъ словъ и дѣлъ, что вы безчинствамъ
             Мирволите. Придется мнѣ вмѣшаться
             И строгостью порядокъ водворить.
             Вамъ обижаться этимъ было-бь странно:
             Мнѣ долгъ велитъ предохранять свой домъ
             Отъ грязи и позора...
   Шутъ.                               Слышалъ, дядя:
             Синичка кукушку въ гнѣздѣ выкормила,
             Кукушка синичку изъ гнѣзда выкинула...
             Да, погасилъ свѣчу, въ потемкахъ сиди!
   Лиръ. (Гонериллѣ): Ты дочь моя иль нѣтъ?
   Гонерилла. Полно вамъ чудить!..
   Лиръ. Добрые люди, знаетъ меня кто-нибудь изъ васъ? Сдается мнѣ -- я не Лиръ! Или глаза меня обманывають; или разсудокъ мой помрачается... Или я во снѣ все это вижу?-- Скажите -- кто я?
   Шутъ. Тѣнь Лира!
   Лиръ. Хотѣлось бы мнѣ знать -- кто я? Вѣдь если сознаніе меня не обманываетъ, если я дѣйствительно король,-- у меня были дочери...
   Шутъ. Которыя обратили тебя въ послушнаго папашу.
   Лиръ. (Гонериллѣ съ насмѣшливой любезностью): Позвольте, сударыня, узнать какъ ваше имя?
   Гонерилла. Оставьте неумѣстныя выходки! Поймите меня, какъ слѣдуетъ. Вы -- человѣкъ старый, почтенный, будьте и человѣкомъ разумнымъ...
             Вы держите сто человѣкъ прислуги --
             Распутниковъ, дворецъ нашъ обратившихъ
             Въ притонъ какой-то. Домъ свой оградить
             Отъ грязи я желаю. Потому
             Прошу... Хотя могла бы я, конечно,
             И не спросясь, сама распорядиться,
             Но я прошу васъ: распустите часть
             Своей прислуги. При себѣ оставьте
             Людей, которые -- по нраву, лѣтамъ --
             Подходятъ къ вамъ, себя вести умѣютъ,
             И вашу честь блюсти...
   Лиръ.                               О мракъ и адъ!
             Сѣдлать коней, созвать моихъ людей!
             Нѣтъ нужды намъ стѣснять тебя, отродье.
             Еще у насъ осталась дочь!

(Входитъ Альбани).

   Гонерилла.                               Вы бьете
             Моихъ людей, безстыжая ватага
             Слугъ вашихъ здѣсь хозяйничаетъ нагло.
   Лиръ. О горе тѣмъ, кто кается, да поздно!
             (Герцогу албанскому): А, герцогъ, вы!.. Вы съ нею за одно?..
             Отвѣтьте же!.. Сѣдлать моихъ коней!
             Неблагодарность -- бѣсъ съ гранитнымъ сердцемъ!
             Когда въ дѣтей вселишься, ты мерзѣе
             Чудовища морского...
   Альбани.                                         Успокойтесь.
   Лиръ (Гонериллѣ): Ты лжешь, свирѣпый коршунъ!.. Лжешь!.. При мнѣ
             Отборные, достойнѣйшіе слуги.
             Они свои обязанности знаютъ
             И честь ихъ не запятнана ничѣмъ!..
             Какъ могъ мнѣ вздоръ какой-то показаться
             Въ Корделіи ужаснымъ преступленьемъ,
             Природу извратить: любовь, какъ рычагомъ,
             Изъ сердца отчаго исторгнуть, желчью
             Его по край наполнить!.. Лиръ, Лиръ, Лиръ,
             (Бьеть

Приложеніе къ журналу "РУССКАЯ МЫСЛЬ."

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ 5-ти ДѢЙСТВІЯХЪ
В. ШЕКСПИРА.

Переводъ С. Юрьева.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Лиръ, король Британіи.
   Король Французскій.
   Герцогъ Альбанскій.
   Герцогъ Корнвалійскій.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгаръ, законный сынъ Глостера.
   Эдмондъ, побочный сынъ Глостера.
   Коранъ, придворный.
   Старикъ, ленникъ Глостера.
   Лѣкарь.
   Шутъ.
   Освальдъ, дворецкій Гонерилы.
   Офицеръ, на службѣ у Эдмонда.
   Дворянинъ, изъ свиты Корделіи.
   Герольдъ.
   Слуги герцога Корнвалійскаго.
   Гонерила, Регана, Корделія, дочери Лира.

Рыцари изъ свиты короля, офицеры, вѣстники, солдаты и слуги.
Мѣсто дѣйствія -- Британія.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Сцена І-я.

Тронная зала во дворцѣ Лира.

(Входятъ Кентъ, Глостеръ и Эдмондъ.)

Кентъ.

   Я полагалъ, что король любитъ герцога Альбанскаго больше, чѣмъ герцога Корнвалійскаго.
  

Глостеръ.

   И намъ такъ всегда казалось; а, вотъ, изъ раздѣла королевства не видно, который изъ герцоговъ дороже для короля. Части назначенныя для каждаго такъ уравновѣшены, что самый внимательный разборъ не въ силахъ опредѣлить, которая изъ нихъ лучше.
  

Кентъ.

   Не вашъ ли это сынъ, мой лордъ?
  

Глостеръ.

   Своимъ рожденіемъ онъ мнѣ обязанъ; но я такъ часто краснѣлъ, признаваясь въ этомъ, что совсѣмъ сталъ похожъ на красную мѣдь.
  

Кентъ.

   Не могу васъ понять.
  

Глостеръ.

   А вотъ мать этого молодчика поняла, округлилась и получила ребенка въ колыбель прежде, чѣмъ законнаго мужа въ свою постель. Вы чуете тутъ проступокъ съ моей стороны?
  

Кентъ.

   Было бы очень жаль, еслибы не было такого проступка, потому что плодъ его такъ хорошъ.
  

Глостеръ.

   Но у меня есть сынъ, вполнѣ законный, нѣсколькими годами старше его и котораго я люблю однако не болѣе, чѣмъ, этого. Хотя этотъ плутишка выскочилъ на свѣтъ нѣсколько дерзко, прежде, чѣмъ его позвали; но мать его была такъ прекрасна и такое доставляла мнѣ счастіе своею любовью, что я вынужденъ былъ признать, что этотъ сынъ грѣха -- мой сынъ... Эдмондъ, знаешь ли ты этого благороднаго лорда?
  

Эдмондъ.

   Нѣтъ, милордъ.
  

Глостеръ.

   Это -- лордъ Кентъ. Не забывай съ этой минуты, что это мой дорогой другъ.
  

Эдмондъ.

   Я весь къ услугамъ вашимъ, сэръ.
  

Кентъ.

   Я долженъ васъ любить и постараюсь узнать васъ ближе.
  

Эдмондъ.

   Я постараюсь заслужить ваше вниманіе.
  

Глостеръ.

   Онъ былъ въ отлучкѣ девять лѣтъ и теперь уѣзжаетъ скоро. Вотъ и король.

(За сценой трубы. Входятъ: Лиръ, герцоги Корнвалійскій и Альбанскій, Гонерила, Регана, Корделія и свита.)

  
                                 Лиръ.
  
             Графъ Глостеръ, встрѣть властителей Бургундіи и Франціи.
  
                                 Глостеръ.
  
             Исполню, повелитель.

(Глостеръ и Эдмондъ уходятъ.)

  
                       Лиръ (входитъ на тронъ).
  
             А между тѣмъ предъ всѣми мы объявимъ
             Живущее во глубинѣ души
             Намѣреніе наше. Карту мнѣ!
             Да будетъ вѣдомо: мы на три части
             Все наше королевство раздѣлили
             И твердое намѣренье пріяли,
             Стряхнувъ съ преклонныхъ нашихъ лѣтъ заботы
             И всѣ дѣла, скорѣй ихъ возложить
             На силы юныя. Хотимъ мы тихо,
             Безъ бремени идти на встрѣчу смерти.
             Вы -- сынъ нашъ, герцогъ Корнвалійскій, вы --
             Не менѣе любимый нами сынъ,
             Альбанскій герцогъ! Неизмѣнной волей
             Рѣшили мы для нашихъ дочерей
             Приданое предъ всѣми объявить.
             Предупредить хотимъ всѣ ссоры мы,
             Могущія впередъ легко возникнуть.
             Король Французскій и Бургундскій герцогъ --
             Два гордые соперника въ любви
             Къ юнѣйшей нашей дочери -- давно
             При насъ удержаны ихъ сильной страстью
             И ждутъ на предложенье ихъ отвѣта.--
             Ну, дочери, скажите-жь,-- такъ какъ мы
             Хотимъ отъ власти, отъ доходовъ нашихъ,
             Отъ тягости правленья отказаться,--
             Которая изъ васъ, желаемъ знать,
             Сильнѣйшую любовь питаетъ къ намъ?
             Хотимъ, чтобы щедротъ богатство нашихъ
             Достойныхъ въ васъ соперниковъ нашло
             Въ достоинствѣ себѣ. Ты, Гонерила,
             Ты прежде всѣхъ рожденная, начни.
  
                                 Гонерила.
  
             О, повелитель мой! Не въ силахъ слово
             Объять громадность той любви глубокой,
             Которую питаю къ вамъ. О, вы
             Мнѣ драгоцѣннѣе, нѣмъ свѣтъ очей,
             Пространство и свобода! Безъ сравненья
             Вы мнѣ любезнѣй всѣхъ сокровищъ міра,
             Всей роскоши вселенной безпредѣльной.
             Вы милы мнѣ, какъ жизнь съ ея дарами
             Усладъ, здоровья, красоты и чести!
             Люблю я васъ, какъ никакая дочь
             И никогда любить была не въ силахъ,
             Какъ не былъ ни одинъ отецъ любимъ.
             Безсильны и дыханіе и слово
             Вамъ выразить вполнѣ мою любовь.--
             Люблю я васъ безъ мѣры и предѣловъ!
  
                                 Корделія (въ сторону).
  
             А что-жь Корделіи теперь осталось?--
             Любить, молчать.
  
                                 Лиръ (указывая на карту).
  
                                 Владычицей я ставлю
             Тебя отъ этихъ и до тѣхъ предѣловъ.
             Твои всѣ эти страны съ ихъ дарами.
             Владѣй ты ихъ тѣнистыми лѣсами,
             Полями и роскошными лугами,
             Рѣками ихъ, несущими богатства.--
             Все это за тобой, твоимъ потомствомъ
             На вѣчно утверждаю.-- Что же скажетъ
             Вторая, столь же милая намъ дочь
             И герцога Корнвальскаго супруга,
             Моя Регана?... Говори, Регана.
  
                                 Регана.
  
             Изъ одного металла мы съ сестрой,
             Въ ея словахъ собою я любуюсь.
             Она изъ сердца моего взяла
             Моей любви, король, къ вамъ вѣрный образъ;
             Но не вполнѣ онъ ею отчеканенъ.
             Я здѣсь открыто объявляю: мнѣ
             Противно все, чѣмъ людямъ жизнь мила,--
             Всѣ радости и всѣ ея блаженства,--
             И счастіемъ единымъ я считаю
             Лишь вашего величества любовь.
  
                                 Корделія (въ сторону).
  
             А если такъ, бѣдна же ты, Корделья...
             Да нѣтъ, не то,-- нѣтъ. Я не такъ... Я знаю,
             Моя любовь сильнѣе громкихъ словъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Тебѣ и роду твоему на вѣки
             Треть полную даемъ мы королевства,
             Усладами, богатствомъ и пространствомъ
             Обильную не менѣй той, что мы
             За Гонерилой нашей утвердили
             Навѣкъ. (Корделіи) Теперь что скажетъ наша радость,
             Хоть младшая, но все-жь другихъ не менѣй
             Намъ милое дитя! Тебѣ къ услугамъ,
             Изъ-за любви твоей враждуя юной,
             На-перерывъ спѣшатъ и вина Францьи,
             И млечныя сокровища Бургундьи.
             Что скажешь ты, чтобъ получить удѣлъ
             Роскошнѣе обоихъ, что на часть
             Сестрамъ твоимъ достались?
  
                                 Корделія.
  
                                                     Ничего,
             Мой добрый повелитель!
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Ничего?
  
                                 Корделія.
  
             Да, ничего.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Изъ ничего ничто
             И выйдетъ. Дочь, Корделія, поправься.
  
                                 Корделія.
  
             Несчастна я; мое не можетъ сердце
             Перенестися на языкъ. Люблю
             Священное величество я ваше,
             Какъ долгъ велитъ, не болѣй и не менѣй.
  
                                 Лиръ.
  
             Какъ, какъ, Корделія! Поправь немного
             Ты рѣчь свою, чтобъ не могла она
             Совсѣмъ разрушить счастіе твое.
  
                                 Корделія.
  
             Мой добрый повелитель и отецъ,
             Родили вы меня, вы воспитали,
             Притомъ любили. Возвращаю вамъ
             Все это въ равной мѣрѣ.-- Повинуюсь,
             Люблю васъ и вполнѣ васъ уважаю...
             Къ чему-жь сестрамъ мужья, когда сказали,
             Что любятъ васъ однихъ? Быть-можетъ я
             И выйду замужъ; мужъ съ моею клятвой
             Возьметъ себѣ и пол-любви моей
             И половину всѣхъ заботъ моихъ,
             И половину власти надо мной!--
             Клянусь, не выйду замужъ, какъ онѣ,
             Чтобы любить лишь одного отца!
  
                                 Лиръ.
  
             И это у тебя изъ сердца все
             Исходитъ?
  
                                 Корделія.
  
                                 Да, мой добрый повелитель.
  
                                 Лиръ.
  
             Такъ молода еще и такъ сурова!
  
                                 Корделія.
  
             Такъ молода, но съ правдою дружна.
  
                                 Лиръ (сходитъ съ трона.)
  
             Пусть будетъ такъ. Пусть будетъ и приданымъ
             Тебѣ одна лишь эта правда только.--
             Клянусь священными лучами солнца
             И тайнами Гекаты, мракомъ ночи,
             Живущими въ кругахъ свѣтилъ судьбами,
             Отъ нихъ же все пріемлетъ жизнь и гибнетъ,--
             Здѣсь отрекаюсь отъ заботъ о ней,
             Отъ всей любви отца, и здѣсь мои
             Съ ней узы, всякое единство крови
             Я разрываю.-- Сердцу моему
             И мнѣ чужда ты будешь навсегда --
             Отнынѣ и во вѣкъ!-- Какъ Канибалу,
             Который жретъ своихъ дѣтей голодный,
             Открыта грудь моя для состраданья,
             Любви и помощи, такъ и тебѣ,
             Когда-то бывшей дочерью моей!
  
                                 Кентъ.
  
             О, добрый повелитель мой!
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Молчать!
             Драконъ взбѣшенъ и страшенъ гнѣвъ его,--
             Межъ ними не кидайся, Кентъ!... Любилъ
             Ее я сильно!-- Думалъ лѣтъ остатокъ
             Въ ея рукахъ, какъ милаго младенца,
             Я убаюкать... (Корделіи) Прочь, прочь съ глазъ долой!
             О, еслибъ такъ же въ гробѣ вѣренъ былъ
             Покой, какъ вѣрно то, что сердце я
             Отъ ней навѣки оторвалъ мое!...
             Позвать Француза мнѣ!... Кто смѣетъ медлить?!
             Позвать Бургундца!... Герцогъ Корнвалійскій
             И вы, Альбанскій, завладѣйте оба
             Съ наслѣдіемъ двухъ нашихъ дочерей,
             А вашихъ милыхъ женъ, и этой третью...
             Пусть гордость та, что правдою святой
             Она зоветъ, и будетъ мужемъ ей!--
             А васъ я облекаю здѣсь во власть,
             Въ величіе и блескъ, слѣпящій очи,
             Величеству во слѣдъ всегда грядущій!
             Себѣ-жь сто слугъ мы оставляемъ только,
             А содержанье имъ отъ васъ.... и будемъ
             Помѣсячно мы пребыванье наше
             Поперемѣнно раздѣлять межъ вами,--
             Еще удержимъ имя короля
             И всѣ его священнѣйшіе титлы!--
             А власть, доходы и правленье -- все
             Пусть будетъ ваше, дѣти дорогія.
             Чтобъ утвердить, возьмите -- вотъ корона.
             Дѣлите! (Отдаетъ корону.)
  
                                 Кентъ.
  
                       О, могущественный Лиръ,
             Кому служилъ всегда я честно, рабски,
             Кого любилъ всегда я, какъ отца,
             Кого наставникомъ я чтилъ и слушалъ,
             Кому молился я, какъ божеству...
  
                                 Лиръ.
  
             Напряженъ лукъ... Стрѣла летитъ... Съ дороги --
             Прочь, Кентъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                 Рази! И пусть твоя стрѣла
             Пронзитъ мнѣ сердца глубину... Кентъ дерзокъ,
             Когда безуменъ Лиръ... Старикъ несчастный,
             Чего желаешь ты? Иль мнишь, что страхъ
             Скуетъ языкъ у чести и у долга,
             Когда предъ лестью подло гнется власть;
             Открыта и безъ страха рѣчь у чести,
             Когда величество теряетъ умъ!
             Перемѣни рѣшеніе, подумай
             И овладѣй собой! Останови
             Безумную и страшную поспѣшность.
             На -- жизнь мою, что дочь тебя меньшая
             Не менѣй любитъ, чѣмъ онѣ. Не пусты
             Сердца такія! Нѣтъ, не пустота
             Къ намъ высылаетъ слабый звукъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                                               Клянусь:
             Коль жизнь тебѣ мила, ни слова болѣ!
  
                                 Кентъ.
  
             Жизнь берегу, чтобъ бросить лишь врагамъ
             Твоимъ и выкупить твою, король!
             Бери-жь ее ты смѣло! Можетъ-быть
             Она нужна для безопасности
             Твоей.
  
                                 Лиръ (Кенту).
  
                       Прочь съ глазъ моихъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Смотри сюда:
             Стою недвиженъ, цѣлью для тебя!
  
                                 Лиръ.
  
             Клянуся Аполлономъ, Кентъ!... *)
  
   *) Мэлоне и Стивенсъ полагаютъ, что Шекспиръ заставляетъ Лира потому клясться Аполлономъ, что, по сказанію Жофруа Монмоута, изъ котораго взятъ сюжетъ для трагедіи, Блэдудъ, отецъ Лира, въ бѣгствѣ изъ своего царства, въ храмѣ Аполлона разбилъ себѣ голову и умеръ, гдѣ и погребенъ. Капище Аполлона стало священнымъ для Лира. Перев.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     О, Лиръ!
             Клянуся тѣмъ же Аполлономъ я,
             Безумныя безсильны клятвы богомъ.
  
                       Лиръ (кладетъ руку на мечъ).
  
             Безбожникъ, рабъ!
  
             Герцоги Бургундскій и Корнвалійскій.
  
                                 Король, остановитесь!
  
                                 Кентъ.
  
             Ну, что-жь?! Убей врача и все отдай
             Болѣзни злой твоей. Назадъ, назадъ
             Возьми свое ты слово, или я...
             Пока дыханье въ горлѣ не изсякнетъ,
             Кричать я стану: зло ты сдѣлалъ, Лиръ!
  
                                 Лиръ.
  
             Послушай, бунтовщикъ, ты, рабъ, послушай:
             Замыслилъ дерзко ты заставить насъ
             Во прахъ низринуть клятву нашей воли,--
             Чего свершить и сами не дерзнемъ,--
             Въ безумной гордости всталъ между властью
             И волей нашей ты,-- чего ни я,
             Ни королевскій санъ снести не можемъ,--
             Поправилъ дѣло!... Вотъ тебѣ награда:
             Пять дней даримъ. Ты въ нихъ вооружися
             Противу бурь твоихъ грядущихъ дней,
             Въ шестой же день изъ англійскихъ владѣній,
             Спиной къ намъ ненавистной обратясь,
             Бѣги. Но ежели десятый день {*}
             На мигъ увидитъ здѣсь твой ликъ опальный,--
             Мигъ этотъ будетъ смертью для тебя!
             Юпитеромъ клянуся, я сказалъ,
             И слово неизмѣнно. Вонъ, исчезни!
   *) Во всѣхъ изданіяхъ Шекспира до Колльера: if on the tenth dey, въ нашемъ переводѣ: "Но ежели въ десятый день; то же указаніе на десятый день сохранено во всѣхъ переводахъ нѣмецкихъ, намъ извѣстныхъ до 1873 года. Въ изданіи же Колльера: if on the seventh day; и согласно чему слѣдуетъ въ переводѣ читать: "Но если утро въ день седьмой". Н. Кетчеръ слѣдуетъ въ этомъ мѣстѣ своего перевода колльеровскому изданію.
  
                                 Кентъ.
  
             Прощай, король! Когда ты сталъ такимъ,
             Изгнанье -- здѣсь, свобода -- тамъ далеко.
             (Корделіи) Тебя щитомъ своимъ покроетъ небо!
             Какъ солнце, дѣва, сердцемъ ты свѣтла
             И рѣчію правдива. Вы-жь... (Реганѣ и Гоперилѣ) молю,
             Чтобы дѣла вѣнчали вашу рѣчь
             И чтобъ изъ вашихъ словъ родилось благо.
             (Герцогамъ) Прощается и съ вами, принцы, Кентъ,
             Въ далекія страны нести онъ хочетъ
             Глубокой бремя старости своей... (Уходитъ).

(Входятъ гр. Глостеръ и съ нимъ король Французскій и герцогъ Бургундскій со свитами.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Король Французскій и Бургундскій герцогъ
             Передъ тобою, мощный повелитель.
  
                                 Лиръ.
  
             Къ тебѣ, во-первыхъ, обращаю рѣчь,
             Бургундскій герцогъ. Съ этимъ королемъ
             Ты былъ соперникомъ въ любви къ Кордельи,
             Съ Французскимъ королемъ,-- въ какой цѣнѣ
             Сойдемся мы, чтобъ ты не отказался
             Съ Корделіей въ супружество вступить?
  
                                 Герцогъ Бургундскій.
  
             Лишь дайте то, что обѣщали вы,
             А менѣе, я знаю, не дадите.
  
                                 Лиръ.
  
             Прекрасный, чудно-благородный герцогъ!...
             Когда любили мы ее, тогда
             Цѣнили высоко; теперь она
             Въ цѣнѣ упала. Да. Смотрите: вонъ
             Стоитъ она. Угодно завладѣть
             Хоть частью маленькой ея фигурки,
             Хоть всею ей, съ отцовскимъ только гнѣвомъ,--
             Берите, вонъ она къ услугамъ вашимъ.
  
                                 Герцогъ Бургундскій.
  
             Здѣсь долженъ смолкнуть я.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Любезный герцогъ,
             Хотите-ль нищей, чуждой всѣмъ отнынѣ,
             Усыновленной ненавистью нашей,
             Проклятіемъ жестокимъ награжденной
             И клятвенно отвергнутой отцомъ,--
             Хотите-ль вашу жизнь отдать иль нѣтъ?
  
                                 Герцогъ Бургундскій.
  
             Король, простите: при такихъ условьяхъ
             И выбора никакъ не можетъ быть.
  
                                 Лиръ.
  
             Такъ бросьте же ее, Бургундскій герцогъ!
             Клянуся я меня создавшей силой,
             Тутъ все ея богатство, больше нѣтъ.
             (Королю Франціи) А вы, о драгоцѣнный мой король,
             Да не обманетесь своей любовью;
             Я не хочу васъ злобно обручать
             Съ предметомъ полной ненависти нашей.
             Прошу я васъ, любовь свою направьте
             На лучшій путь,-- туда, гдѣ нѣтъ ея,
             Нѣтъ той, которую природѣ стыдно
             Признать созданіемъ своимъ.
  
                                 Король Франціи..
  
                                                     Какъ странно!...
             Непостижимо, непонятно мнѣ:
             Она, предметъ любви, предметъ похвалъ,
             Бальзамъ отрадный вашихъ лѣтъ преклонныхъ
             И счастіе, и радость вашихъ дней...
             О, страшное она свершила дѣло,
             Когда могла такъ быстро уничтожить
             Всю силу вашей къ ней любви, король!...
             Нѣтъ, думать такъ о ней не въ силахъ я.
             Клянусь, теперь здѣсь чудо совершилось,
             Его умомъ постигнуть не могу!
  
                                 Корделія.
  
             И я прошу васъ, дорогой отецъ,--
             Я гибкихъ, масляныхъ рѣчей не знаю,
             Которыя скользятъ, звучатъ безъ мысли,--
             Прошу, скажите всѣмъ, что не злодѣйство,
             Не преступленье злое, не убійство,
             И не развратъ, и не позоръ лишили
             Меня любви и милостей всѣхъ вашихъ,
             А скудость лишь въ словахъ... Горжуся ею
             И радуюсь, что подло льстить и нищить
             Ни рѣчью, ни очами не умѣю,
             Хотя и поплатилася за то
             Отца любовью!
  
                                 Лиръ.
  
                                 Лучше-бъ не родиться,
             Чѣмъ пренебречь любовію моей!
  
                                 Король Франціи.
  
             И только это? Какъ?-- Одна природа
             Коснѣетъ высказать, чѣмъ сердце полно?...
             Бургундскій герцогъ, что отъ васъ услышитъ
             Корделія? Любовь ужь не любовь,
             Когда она разсчетомъ занята.
             Онъ долженъ изгнанъ быть на вѣкъ изъ всѣхъ
             Любви владѣній гордыхъ и свободныхъ!
             Хотите-ль вы ее имѣть супругой?
             Она сама себѣ приданымъ служитъ.
  
                                 Герцогъ Бургундскій.
  
             Могучій Лиръ, дадите мнѣ ту часть,
             Что прежде обѣщали вы за ней,
             И я Корделью назову сейчасъ
             Бургундской герцогиней.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Ничего.
             Я клялся и я твердъ.
  
                       Герцогъ Бургундскій (Корделіи).
  
                                           Такъ жаль мнѣ васъ,
             Корделія: лишившися отца,
             Вы вмѣстѣ съ нимъ лишаетесь супруга.
  
                                 Корделія.
  
             Да будетъ съ вами миръ, Бургундскій герцогъ!
             Когда любовь у васъ -- одинъ разсчетъ,
             Я не хочу супругой вашей быть.
  
                                 Король Франціи.
  
             Прекрасная Корделія, бѣдна,
             Но ихъ богаче ты! Ты брошена,
             Но драгоцѣнна мнѣ. Въ презрѣньи ты,
             За то сильнѣй любима мной. Тебя
             И добродѣтели твои беру,
             Съ тобой я ихъ отсюда увожу.--
             Что бросили ошибочно другіе,
             Гордясь, законно поднимаю я.
             Не диво-ль? Хладная ея безпечность
             Зажгла любовь огнемъ боготворенья!
             Дочь безприданницу твою, король,
             На произволъ здѣсь брошенную мной,
             Владычицей я ставлю надъ собой,
             Надъ Франціей прекрасной и надъ всѣмъ
             Ея народомъ гордымъ, благороднымъ!
             Всѣмъ герцогамъ болотистой Бургунды!
             Безцѣнную дѣвицу не купить!
             Корделія моя, простись теперь
             Съ враждебными мѣстами для тебя!
             Теряй здѣсь все, чтобы въ отчизнѣ новой
             И счастіемъ, и славой заблистать!
  
                                 Лиръ.
  
             Она твоя. Возьми ее, король!
             У насъ не будетъ дочери такой,
             И ненавистнаго ея лица
             Мы больше не увидимъ. Отрѣшенной
             На вѣкъ отъ насъ, отъ отческой любви,
             Ей нѣтъ уже на жизнь благословенья! (Герцогу Бургундскому)
             Пойдемте съ нами, благородный герцогъ!

(Трубы. Уходятъ: Лиръ, герцоги: Бургундскій, Корнвалійскій и Альбанскій, и Глостеръ, и свита.)

  
                                 Король французскій.
  
             Корделія, простись съ сестрами.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Вы --
             Два камня драгоцѣнные отца.
             Корделія, слезами обливаясь,
             Вамъ говоритъ: прости. О, знаю я,
             Что вы на самомъ дѣлѣ. Какъ сестрѣ,
             Мнѣ тяжело, противно, говорить
             О недостаткахъ вашихъ... О, покойте
             Вы дряхлаго отца! Я поручаю
             Его любви краснорѣчивой вашей...
             Я лучше-бъ дорогаго сберегла,
             Когда-бъ его любви не потеряла...
             Обѣимъ вамъ я говорю: прости.
  
                                 Гонерила.
  
             Избавьте, просимъ, насъ отъ приказаній.
  
                                 Регана.
  
             Подумайте вы сами хорошенько,
             Какъ вашему супругу угодить,
             Который принялъ васъ, какъ счастья даръ.--
             Не очень любите повиноваться.
             Пріобрѣсти здѣсь многое могли,
             Но сами глупо потеряли все!
  
                                 Корделія.
  
             Развернетъ время свернутую кожу,
             Въ которой, ловко завернувшись, скрылось
             Коварство гнусное, и простота
             Надъ хитростью такою посмѣется!
             Желаю счастья вамъ.
  
                                 Король французскій.
  
                                           Пойдемъ отсюда,
             Прекрасная Корделія, пойдемъ.

(Корделія и король Французскій уходятъ.)

  

Гонерила.

   Сестра, мнѣ нужно поговорить съ тобой о дѣлѣ немаловажномъ, близко насъ касающемся. Я думаю, отецъ уѣдетъ сегодня же ночью.
  

Регана.

   И къ вамъ, навѣрно, а на слѣдующій мѣсяцъ къ намъ.
  

Гонерила.

   Видишь, какъ онъ на старости сталъ перемѣнчивъ. Мы сейчасъ были свидѣтельницами его бѣшенства. Онъ постоянно болѣе чѣмъ насъ любилъ Корделію, а какъ безразсудно отбросилъ ее отъ себя. Это ужь кидается въ глаза.
  

Регана.

   Старческая болѣзнь. Да, впрочемъ, онъ и никогда не владѣлъ собой.
  

Гонерила.

   Правда, и въ лучшіе свои годы былъ онъ такъ же капризенъ и быстро измѣнчивъ.-- Придется намъ теперь не только вытерпѣть много отъ этой закоренѣлой въ немъ дури, но и порядкомъ пострадать отъ необузданно-злобныхъ его вспышекъ, неразлучныхъ съ болѣзненною раздражительностью старости.
  

Регана.

   Конечно, и надъ нами можетъ разразиться такая же полоумная вспышка, какъ сейчасъ кончившаяся изгнаніемъ Кента.
  

Гонерила.

   И кромѣ того прощаніемъ съ королемъ Французскимъ... Прошу тебя, сговоримся. Если при такомъ состояніи отца власть останется у него въ рукахъ, такъ изъ его наградъ выйдетъ одно только намъ горе.
  

Регана.

   Мы подумаемъ объ этомъ.
  

Гонерила.

   Надо ковать желѣзо, пока горячо. (Уходятъ.)
  

Сцена II.

Зала въ замкѣ графа Глостера.

(Входитъ Эдмондъ съ письмомъ).

             Природа, только ты мнѣ -- божество,
             Твоимъ законамъ только повинуюсь.
             Зачѣмъ бы сталъ терпѣть я злыя муки,
             Обычаямъ смиренно подчиняясь?
             Ограбитъ ли меня народовъ бредня,
             И только потому, что раньше брата,
             Однимъ лишь годомъ, вышелъ я на свѣтъ?
             Да чѣмъ же незаконенъ я? И чѣмъ
             Мое рожденіе не честно, чѣмъ?
             Не такъ же-ль благородно-гордъ мой духъ?
             Не такъ же-ль правильны черты лица?
             Не такъ же ли красивъ мой станъ и строенъ,
             Какъ самого законнаго сынка
             Наизаконнѣйшей супруги въ мірѣ?
             Клеймятъ меня названьемъ "незаконный",
             Зовутъ безчестнымъ, именуютъ даже
             И подлымъ!... Подлымъ?... По какому праву?
             Да не въ восторгѣ-ль смѣло я похищенъ
             У матери природы, въ то мгновенье,
             Когда среди разгара пылкой страсти
             Дарится намъ, излюбленнымъ твореньямъ,
             Такое силъ, огня, ума богатство,
             Какого и не знать тѣмъ пошлякамъ,
             Что создаются въ скукѣ брачныхъ узъ,
             Безъ наслажденія, лѣниво, вяло,
             Въ туманахъ между бдѣніемъ и сномъ?--
             Желаю здравствовать, Эдгаръ законный!
             Твоя земля моею быть должна:
             Отецъ и незаконнаго Эдмонда
             Не менѣй любитъ, чѣмъ законнаго,
             Тебя... А ловкое словцо: законный!
             А ну-ка, мой законный: вотъ письмо.
             Когда имъ мѣтко попаду я въ цѣль
             И планъ удастся мой, такъ незаконный
             Законнаго подъ пятку... Выростаю
             И жизнь моя роскошно разцвѣтаетъ.
             О, боги, незаконнымъ помогайте!
  
                                 Глостеръ (входитъ).
  
             Ну, вотъ, Кентъ изгнанъ и король Французскій
             Отсюда въ гнѣвѣ удалился. Въ полночь
             Уѣхалъ Лиръ,-- отъ власти отказался...
             Лишь содержать себя велѣлъ. И какъ
             Все это быстро и нежданно, а?...
             Эдмондъ!... Ну, что, что новаго, скажи?
  

Эдмондъ (стараясь скрыть письмо).

   Ничего, мой лордъ.
  

Глостеръ.

   Что это ты такъ старательно хочешь спрятать?
  

Эдмондъ.

   Я не знаю никакой новости, милордъ.
  

Глостеръ.

   Что ты читалъ сейчасъ?
  

Эдмондъ.

   Ничего, мой лордъ.
  

Глостеръ.

   Ничего?... А зачѣмъ понадобилась эта удивительная поспѣшность, съ какой ты опустилъ что-то въ карманъ? Ничего нечего и прятать. Ну-ну, покажи. Если это -- ничто, такъ и очки мнѣ не понадобятся.
  

Эдмондъ.

   Прошу васъ, сэръ, простите мнѣ. Это -- письмо моего брата. Я еще не дочиталъ его до конца, но изъ того, что успѣлъ прочесть, я вижу, что оно не должно быть открыто для вашихъ глазъ.
  

Глостеръ.

   Подайте мнѣ письмо, сэръ!
  

Эдмондъ.

   Отдамъ ли вамъ его, или не отдамъ, во всякомъ случаѣ оскорблю васъ. Содержаніе письма, насколько я понимаю его, заслуживаетъ порицанія.
  

Глостеръ.

   Покажи, покажи!
  

Эдмондъ.

   Я надѣюсь,-- въ оправданіе брата,-- что онъ хотѣлъ только испытать или обнаружить мою честность.
  

Глостеръ (читаетъ).

   "Этотъ установленный обычай,-- я разумѣю уваженіе къ старикамъ,-- отравляетъ горечью лучшіе наши годы, отнимаетъ у насъ всю роскошь жизни до той поры, когда настанетъ старость и лишитъ насъ самыхъ пожеланій. Я начинаю почитать глупымъ и слабодушнымъ рабствомъ сносить деспотизмъ сѣдовласыхъ тирановъ, которые господствуютъ надъ нами не потому, что за ними сила, а потому только, что ихъ терпятъ. Приходи ко мнѣ; я, могу прибавить къ этому многое. Еслибы нашъ отецъ не просыпался, пока я его не разбужу, ты бы постоянно сталъ получать половину его доходовъ, наслаждался ею и зажилъ бы любимымъ братомъ твоего Эдгара..." Гм... заговоръ!... "Еслибы отецъ не просыпался, пока я не разбужу его...", "наслаждаться половиною его доходовъ..." Сынъ мой Эдгаръ!... И нашлась у него рука написать это... и сердце и умъ породить такое?!... Когда ты получилъ это? Кто принесъ?
  

Эдмондъ.

   Никто не приносилъ, сэръ. Въ этомъ-то и ловкость вся. Письмо было брошено ко мнѣ въ форточку окошка.
  

Глостеръ.

   И ты увѣренъ, что это писалъ твой братъ, что это его рука?
  

Эдмондъ.

   Еслибы содержаніе письма было хорошо, я бы поклялся, что это онъ писалъ; но не честно думать, что это его рука.
  

Глостеръ.

   Его, его!
  

Эдмондъ.

   Его, милордъ; но я надѣюсь, что сердце его чуждо такому содержанію.
  

Глостеръ.

   Не старался ли онъ прежде узнать твое мнѣніе по этому дѣлу?
  

Эдмондъ.

   Никогда, сэръ. Но я довольно часто слышалъ, какъ онъ утверждалъ, что когда сыновья достигнутъ совершенныхъ лѣтъ, а отцы состарѣются, такъ было бы справедливо отдавать отцовъ подъ опеку ихъ сыновьямъ съ правомъ послѣднихъ распоряжаться доходами первыхъ.
  

Глостеръ.

   О, мерзавецъ, мерзавецъ!... Это самое мнѣніе высказываетъ и письмо. Ужасный негодяй!... Неестественный, ненавистный, звѣрскій негодяй!... Хуже чѣмъ звѣрь!... Иди и отыщи его! Я замуравлю его!... Отвратительный негодяй!... Гдѣ онъ?
  

Эдмондъ.

   Не знаю навѣрно, мой лордъ. Я бы васъ просилъ немного смягчить ваше негодованіе на моего брата, пока я не доставлю вамъ возможности лучше узнать его намѣренія; тогда бы вы пошли вѣрнымъ путемъ. Если поступите съ нимъ жестоко, то, въ случаѣ ошибки относительно его намѣреній, вы пораните вашу собственную честь и разорвете на части самое сердце его покорности къ вамъ. Закладываю жизнь мою за него; ручаюсь, что все это написалъ онъ для того, чтобъ испытать мою привязанность къ вамъ, и что во всемъ этомъ не было и тѣни опасности.
  

Глостеръ.

   Ты думаешь такъ?
  

Эдмондъ.

   Если найдете мое предложеніе удобнымъ, я помѣщу васъ тамъ, гдѣ вы услышите мой разговоръ съ нимъ и собственныя ваши уши убѣдятъ васъ, въ чемъ нужно, безъ дальнѣйшаго отлагательства, сегодня же вечеромъ.
  

Глостеръ.

   Онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ.
  

Эдмондъ.

   Конечно, безъ сомнѣнья, онъ не таковъ.
  

Глостеръ.

   И на своего отца, который такъ нѣжно и безгранично его любилъ!... Небо и земля!... Эдмондъ, сыщи его. Дай мнѣ проникнуть въ его душу. Прошу тебя, устрой все это, какъ знаешь. Я готовъ пожертвовать собой, чтобъ узнать всю правду.
  

Эдмондъ.

   Я отыщу его и, какъ только найду возможность устроить дѣло, тотчасъ извѣщу васъ.
  

Глостеръ.

   Не доброе приносятъ намъ послѣднія затмѣнія луны и солнца. Хоть мудрость человѣческая и знаніе природы объясняютъ ихъ и такъ, и этакъ, а все же послѣдствія такихъ явленій бичуютъ природу. Охладѣваетъ любовь, слабѣетъ дружба, братья враждуютъ между собою, въ городахъ бунты, въ деревняхъ раздоры, во дворцахъ предательства и лопается связь между сыномъ и отцомъ!-- А мой-то негодяй какъ разъ и угодилъ подъ эти предзнаменованья!... Вотъ сынъ противъ отца, а вотъ и король пошелъ противъ естественныхъ чувствъ: отецъ отрекся отъ своего дитяти. Мы видѣли лучшія времена! Происки, коварство, обманъ и губительныя смуты будутъ теперь слѣдовать за нами и тревожить до самыхъ нашихъ могилъ.-- Найди ты этого негодяя, Эдмондъ! Тебѣ отъ того дурно не будетъ,-- похлопочи... И благородный, вѣрный Кентъ изгнанъ! Вина его -- честность... Странно, странно!... (Уходитъ.)
  

Эдмондъ.

   Ну, не великолѣпное ли безуміе живетъ въ этомъ мірѣ: какъ только захвораетъ наше счастье (и большею частью отъ нашихъ собственныхъ излишествъ), тотчасъ валимъ всю вину въ этомъ на солнце, мѣсяцъ и звѣзды. Мерзавцы мы -- въ силу необходимости, дураки -- по принужденію надзвѣздныхъ силъ, плуты, обманщики -- по волѣ небеснаго свода, пьяницы, лгуны, развратники -- по неодолимому принужденію планетами, какъ будто все злое въ насъ лишь исполненіе воли боговъ. Славная увертка для героя непотребствъ свалить всѣ свои козлиныя, животныя наклонности на звѣзды!... Сблизился мой отецъ съ моею матерью подъ хвостомъ дракона, а я родился подъ большой медвѣдицей,-- вотъ отъ того и грубъ я, и сладострастенъ. Какъ бы не такъ! Еслибъ и самая дѣвственная звѣзда блистала на небосклонѣ при моемъ незаконномъ рожденіи, тѣмъ же бы я былъ, что и теперь... Эдгаръ! (Входитъ Эдгаръ.) И какъ кстати онъ пришелъ, точно катастрофа въ старой комедіи. Моя роль въ ней -- плутовское раздумье съ небольшимъ вздохомъ Тома изъ Бедлама.-- Да, эти затмѣнія предвѣщаютъ раздоры. Фа, соль, ля, ми.
  

Эдгаръ.

   Что такое, братъ? Что погрузило тебя въ такое глубокое раздумье?
  

Эдмондъ.

   Размышляю о предсказаніяхъ, которыя я прочелъ на дняхъ, о послѣдствіяхъ этихъ затмѣній.
  

Эдгаръ.

   Можешь ли ты этимъ заниматься?
  

Эдмондъ.

   Увѣряю, что предсказанія сочинителя книги сбываются къ несчастію: неестественныя отношенія между сыновьями и отцами, моръ, неурожай, разрушеніе старой дружбы, раздоры въ государствѣ, угрозы и проклятія королю и дворянству, ничѣмъ не вызванная подозрительность, изгнаніе друзей, разбродъ войска, брачная невѣрность и мало ли еще что...
  

Эдгаръ.

   Съ какихъ же поръ поступилъ ты въ секту астрологовъ?
  

Эдмондъ.

   Оставимъ это. Давно ли ты видѣлъ отца?
  

Эдгаръ.

   Вчера вечеромъ.
  

Эдмондъ.

   Говорилъ ты съ нимъ?
  

Эдгаръ.

   Какъ же. Часа два сряду.
  
   Эдмондъ.
  
   И хорошо вы разстались?... Не замѣтилъ ты въ словахъ его иль въ обращеніи съ тобою неудовольствія на тебя?
  

Эдгаръ.

   Нисколько.
  

Эдмондъ.

   Припомни: не оскорбилъ ли ты его чѣмъ?... Прошу тебя, не попадайся ему на глаза, по крайней мѣрѣ, пока не пройдетъ первый пылъ его гнѣва, который овладѣлъ имъ такъ, что не смягчитъ его даже никакое несчастіе съ тобой.
  

Эдгаръ.

   Какой-нибудь мерзавецъ налгалъ на меня.
  

Эдмондъ.

   И я этого боюсь. Умоляю тебя, будь постоянно на-сторожѣ, пока не ослабѣетъ бѣшенство его ярости. Иди въ мою комнату. Тамъ я такъ устрою, что ты услышишь все, что говоритъ отецъ. Прошу тебя, уходи. Вотъ ключъ. А если тебѣ нужно будетъ выйти, выходи съ оружіемъ.
  

Эдгаръ.

   Съ оружіемъ, братъ?
  

Эдмондъ.

   Братъ, совѣтую!... Такъ будетъ лучше. Не будь я честнымъ человѣкомъ, если что-нибудь доброе ждетъ тебя. Я разсказалъ, что видѣлъ и слышалъ, и то только въ слабомъ очеркѣ. Все это еще далеко отъ настоящихъ ужасовъ. Умоляю, уходи.
  
                                 Эдгаръ.
  
             А скоро я тебя опять увижу?
  
                                 Эдмондъ.
  
             Устрою дѣло Я твое. (Эдгаръ уходитъ.) Отецъ
             Мой легковѣрный! Благородный братъ,
             Который такъ душой далекъ отъ зла,
             Что нѣтъ въ немъ даже тѣни подозрѣнья!--
             Ослиную ихъ честь легко взнуздать
             И, осѣдлавъ ее, нестися къ цѣли.
             Открыто дѣло все передо мной,
             Какъ на ладони!-- Если не рожденьемъ,
             Такъ хитростью добуду я богатство.--
             Пригодно все, что въ руки мнѣ дается! (Уходитъ.)
  

Сцена IІІ.

Комната во дворцѣ герцога Альбанскаго.

(Входятъ: Гонерила и Освальдъ, ея дворецкій.)

  

Гонерила.

   И король прибилъ моего дворянина за то, что тотъ выбранилъ его шута?
  
                                 Освальдъ.
  
             Такъ точно, герцогиня.
  
                                 Гонерила.
  
             Ни днемъ, ни ночью нѣтъ покоя намъ
             И каждый часъ какой-нибудь да взрывъ
             Его капризовъ вздорныхъ, дико-грубыхъ!
             Я этого терпѣть не буду больше.
             Часъ отъ часу дерзчѣе его слуги,
             И самъ насъ безпрерывно мучить сталъ
             Изъ пустяковъ. Когда вернется онъ
             Съ охоты, съ нимъ не стану говорить.
             Не выйду. Спроситъ,-- скажете: больна.
             Да сбавьте съ прежняго къ нему усердья.
             Не дурно будетъ. Я за васъ въ отвѣтѣ.
  
                                 Освальдъ.
  
             Вотъ онъ идетъ,-- я слышу, герцогиня.
  
                                 Гонерила.
  
             И будьте съ нимъ небрежны, какъ хотите,
             И ты, и всѣ товарищи твои.
             Хочу, чтобы дошло до объясненій.--
             А не по вкусу будетъ, такъ ступай
             Къ сестрѣ. Мы одного съ ней духа,-- знаю.
             И помыкать собой она не дастъ.--
             О, глупый ты старикъ, тебѣ-бъ хотѣлось
             Еще все прежней пользоваться властью,
             Тогда какъ самъ ее ты съ-дуру отдалъ.
             Клянусь моею жизнью, старики
             Становятся дѣтьми; и тамъ, гдѣ ласкъ
             Они не понимаютъ, строгость, строгость
             Необходима съ ними. Помни все,
             Что я сказала.
  
                                 Освальдъ.
  
                                 Вѣрьте, герцогиня,
             Исполню все.
  
                                 Гонерила.
  
                                 Со свитою его
             Какъ только можно, будьте холоднѣй.
             Что-бъ изъ того ни вышло,-- не смущайтесь.
             Все объясни товарищамъ твоимъ.
             Себѣ доставить случай я хочу,
             Чтобъ на-чистую объясниться съ нимъ.
             Я напишу сестрѣ, чтобъ и она
             Моей дорогой шла.-- Готовь обѣдъ.
  

Сцена IV.

Зала во дворцѣ герцога Альбанскаго.

(Входитъ Кентъ переодѣтый.)

                                 Кентъ.
  
             Когда теперь удастся мнѣ вполнѣ
             Заговорить такъ голосомъ чужимъ,
             Что рѣчь моя измѣнится совсѣмъ,
             Тогда подъ чуждымъ мнѣ нарядомъ
             Достигну цѣли доброй и желанной...
             Ну, вотъ, Кентъ изгнанный!-- Когда сумѣешь
             Тамъ службу взять, гдѣ былъ ты осужденъ,--
             Да будетъ долгъ исполненъ до конца,--
             Найдетъ тебя возлюбленный король
             Безъ устали готовымъ на работу.

(Входитъ Лиръ окруженный свитой.)

Лиръ.

   Обѣдать, обѣдать!... Не хочу ждать ни единой минуты!.. Чтобъ тотчасъ было все готово!-- (Кенту) Ты кто?
  

Кентъ.

   Человѣкъ, сэръ.
  

Лиръ.

   Человѣкъ, человѣкъ!... Я хочу знать, что ты за человѣкъ? Что тебѣ надо?
  

Кентъ.

   Я тотъ, кто не умѣетъ притворяться: каковъ съ виду, таковъ и на дѣлѣ. Служу вѣрно тому, кто мнѣ довѣряется. Люблю только честныхъ людей и наслаждаюсь бесѣдой мудрыхъ. Мало говорю, а больше слушаю. Боюсь судовъ. Вступаю въ ссору и дерусь только въ крайней необходимости и не пощусь {Собственно "не ѣмъ рыбы". Стивенсъ при этомъ замѣчаетъ, что при королевѣ Елизаветѣ паписты почитались врагами королевы. Не ѣсть рыбы, не поститься -- значило не быть папистомъ, а быть протестантомъ, приверженцемъ королевы. Перев.}.
  

Лиръ.

   Но кто же ты?
  

Кентъ.

   По-истинѣ добрый и честный человѣкъ и такой же бѣднякъ, какъ и здѣшній король.
  

Лиръ.

   Если ты такъ же бѣденъ среди подданныхъ, какъ здѣшній король среди королей, такъ ты не богатъ. Чего же ты ищешь здѣсь?
  

Кентъ.

   Службы.
  

Лиръ.

   Кому же ты хочешь служить?
  

Кентъ.

   Вамъ.
  

Лиръ.

   Да развѣ ты меня знаешь?
  

Кентъ.

   Нѣтъ, но я вижу въ васъ нѣчто, что возбуждаетъ во мнѣ желаніе назвать васъ моимъ повелителемъ.
  

Лиръ.

   Что же ты видишь во мнѣ?
  

Кентъ.

   Величіе властелина.
  

Лиръ.

   На какую службу считаешь ты себя годнымъ?
  

Кентъ.

   Я способенъ твердо хранить ввѣренную мнѣ честную тайну. И пѣшкомъ, и на конѣ я равно неутомимъ. Я не умѣю подстрекать любопытство, не мастеръ болтать, могу испортить, опошлить любой остроумный разсказъ, если вздумаю передавать его моими словами; но исполняю всякое порученіе просто, толково и точно. Я годенъ на все, на что способенъ простой человѣкъ, а главное мое достоинство -- усердіе.
  

Лиръ.

   А сколько тебѣ лѣтъ?
  

Кентъ.

   Я не настолько молодъ, чтобы влюбиться въ женщину ради ея голоса, и не настолько старъ, чтобы любовь превратила меня въ глупаго шута. На моихъ плечахъ 48 лѣтъ.
  

Лиръ.

   Оставайся у меня. Если ты мнѣ послѣ обѣда такъ же понравишься, какъ и теперь, такъ будешь у меня служить. Обѣдать!... Эй, обѣдать!... Что же мнѣ не даютъ обѣдать?! А гдѣ мой дуракъ?... (Кенту) Поди и отыщи моего шута! (Дворецкому, который проходитъ) Эй, ты; постой! Гдѣ моя дочь?
  

Освальдъ (проходя).

   Извините... (Уходитъ.)
  

Лиръ (одному изъ своей свиты).

   Что онъ сказалъ? Воротить грубіяна! (Одинъ изъ рыцарей уходитъ.) Гдѣ мой шутъ? Эй, заснули, что ли? Я спрашиваю: куда ушелъ и что сказалъ дерзкій выродокъ?
  

Рыцарь (возвращаясь).

   Онъ сказалъ, государь, что дочь ваша нездорова.
  

Лиръ.

   А почему этотъ подлый рабъ не воротился, когда я приказалъ ему?
  

Рыцарь.

   Онъ прямо объявилъ, что "не хочетъ воротиться".
  

Лиръ.

   Онъ не хочетъ, не хочетъ?!
  

Рыцарь.

   Не знаю, государь, какая причина тому, но я замѣчаю, что обходятся съ вами не такъ, какъ прежде. Нѣтъ уже той предупредительной вѣжливости, которую вамъ оказывали. Любовь и усердіе, какими вы были окружены, очень охладѣли и эта перемѣна замѣчается въ обращеньи съ вами какъ герцога и его супруги, вашей дочери, такъ и всѣхъ ихъ слугъ.
  

Лиръ.

   Гм... И ты думаешь такъ?
  

Рыцарь.

   Простите, государь, если я ошибаюсь. Мнѣ долгъ повелѣваетъ говорить такъ, когда я вижу, что оскорбляютъ ваше величество.
  

Лиръ.

   Ты высказываешь только то, что уже давно сидитъ у меня въ головѣ. Я съ нѣкоторыхъ поръ замѣчаю самъ какую-то, впрочемъ слабую, небрежность въ отношеніи меня. Но я скорѣе бранилъ себя, приписывалъ это моей собственной ревнивой взыскательности, чѣмъ преднамѣренной холодности въ обращеніи со мной. Теперь я буду внимателенъ... Да гдѣ же мой шутъ? Вотъ уже два дня какъ я его не видалъ.
  

Рыцарь.

   Съ тѣхъ поръ, какъ молодая наша госпожа, ваша младшая дочь, уѣхала во Францію, шутъ вашего величества совсѣмъ истомился тоской.
  

Лиръ.

   Оставимъ это. Я самъ все это замѣтилъ хорошо. Поди и скажи дочери, что я хочу ее видѣть. Позови и шута. (Дворецкій появляется.) А, ты пришелъ, дружище? Поди-ка сюда. Ты знаешь ли, кто я?
  

Освальдъ.

   Отецъ моей госпожи.
  

Лиръ.

   Какъ, отецъ твоей госпожи и -- только?! Непотребная собака, холопъ, дворняжка!
  

Освальдъ.

   Нѣтъ, ужь пожалуйте, я ни то, ни другое.
  

Лиръ.

   И ты смѣешь смотрѣть такъ дерзко мнѣ въ глаза?! (Бьетъ его.)
  

Освальдъ.

   Я не позволю себя бить.
  

Кентъ.

   И подшибить тебя, и швырнуть, какъ негодный мячъ...

(Бросаетъ его на землю и бьетъ.)

  

Лиръ.

   Благодарю, другъ,-- хорошо служишь. Я буду любить тебя.
  

Кентъ.

   Ну, вставай! Вонъ отсюда! Я научу тебя вести себя. Пошелъ, пошелъ, если не хочешь еще помѣрять собой этого пола. Пошелъ, пошелъ! Впередъ будь умнѣй. Ну, ну, вотъ такъ!... (Выталкиваетъ его.)
  

Лиръ.

   Славно. Добрый слуга!... Не слуга, а другъ.-- Благодарю, благодарю.
  

Шутъ (входитъ).

   Постойте, постойте, дайте и мнѣ подкупить его. Вотъ тебѣ моя дурацкая шапка.
  

Лиръ.

   Что это значитъ, дружище? Зачѣмъ это?
  

Шутъ (Кенту).

   А хорошо бы тебѣ надѣть мою шапку.
  

Кентъ.

   Это почему?
  

Шутъ.

   Какъ почему? Да вѣдь ты связался съ тѣмъ, кто попалъ въ великую немилость. Противъ вѣтра идти -- насморкъ схватить. Знай-бери мою шапку. Видишь, этотъ молодецъ выгналъ двухъ своихъ дочерей, а третью -- не хотѣлъ, а наградилъ. Съ нимъ остаться -- быть тебѣ въ дурацкомъ колпакѣ. А?... Какъ поживаешь, дядюшка? Хорошо, когда бы у меня было два дурацкихъ колпака, да двѣ дочери?
  

Лиръ.

   Зачѣмъ они тебѣ?
  

Шутъ.

   Дочерямъ бы я отдалъ все, а себѣ бы оставилъ два колпака. Одинъ ужь есть у меня, а другой попроси у дочерей.
  

Лиръ.

   Смотри, дуракъ... Видишь вотъ эту плетку?
  

Шутъ.

   Правда -- дворняжка:, плетью ее, плетью: ступай въ холодную конуру, а неправда -- комнатная собачка, хоть и больно кусается и ни къ чему негодна, а знай себѣ нѣжится въ теплѣ да въ холѣ, точно дворянка.
  

Лиръ.

   Ты ядовитъ и золъ, дуракъ!
  

Шутъ.

   Я знаю кое-какія поговорки, дядя; хочешь послушать?
  

          Лиръ.

   Ну, ну!
  

Шутъ.

   Запомни хорошенько:
             Своей казной не щеголяй,
             А крѣпче скрыню запирай.
             Не много болтай,
             А больше смѣкай.
             Взаймы ты давай,
             Себѣ-жь оставляй.
             И пѣшъ не ходи,
             Коня заводи.
             Учись, а не вѣрь *),
             Умомъ свѣтъ мѣрь,
             И спорь ты да смѣйся,
             Въ закладъ же не бейся.
             Скорѣй брось гудокъ,
             Копи свой домокъ.
             И будешь себѣ господинъ,
             Добудешь алтынъ на алтынъ.
   *) Въ подлинникѣ: Learn more than thou trowest. Варбуртонъ говоритъ, что to trow -- старинное слово, означающее to believe -- вѣрить. Перев.
  

Лиръ.

   Все это вздоръ.
  

Шутъ.

   Какъ и защита стряпчаго, коли не подмазалъ ее деньгами. Да за что буду я говорить въ пользу твою? Развѣ ты мнѣ что-нибудь подарилъ? Да и что ты можешь подарить?... Послушай, дядя, или ты въ силахъ изъ ничего сдѣлать все?
  

Лиръ.

   Конечно, нѣтъ: изъ ничего ничто и выйдетъ.
  

Шутъ (Кенту).

   Прошу тебя, скажи ему, что именно столько же получаетъ онъ доходовъ съ своихъ владѣній. Онъ дураку не повѣритъ.
  

Лиръ.

   Ты золъ, дуракъ!
  

Шутъ.

   Да сумѣешь ли ты, дружокъ, отличить злаго дурака отъ добраго?
  

Лиръ.

   Нѣтъ. Научи меня.
  
                                 Шутъ.
  
             Кто далъ тебѣ добрый и умный совѣтъ --
             Презрѣть все богатство и бросить его,
             Пусть встанетъ со мною здѣсь рядомъ, иль нѣтъ,
             Ты лучше самъ встань-ка на мѣсто его.
             И явятся тотчасъ, красивы собой,
             Два друга -- и добрый, и злой дуралей:
             Одинъ изъ нихъ пестрый стоитъ предъ тобой,
             Другой же въ несчастной фигурѣ твоей.
  

Лиръ.

   Такъ стало-быть меня зовешь ты дуракомъ?
  

Шутъ.

   Да вѣдь ты другія свои прирожденныя титла всѣ отдалъ?
  

Кентъ (указывая на шута).

             Это не совсѣмъ глупо, мой лордъ.
  

Шутъ.

   Конечно, нѣтъ. Вельможи и богачи никакъ не хотятъ оставить дурачество за мной однимъ. Еслибъ у меня даже была монополія {Насмѣшка, по замѣчанію Варбуртона, на существовавшую раздачу монополій при королевѣ Елизаветѣ. Перев.} на глупость, такъ и тогда урвали бы они частичку изъ нея для себя. Дамы даже -- и тѣ ни за что не хотятъ дать мнѣ вполнѣ насладиться моимъ дурачествомъ и имъ хочется добыть изъ него хоть что-нибудь... Дядя, дай мнѣ яйцо, а я дамъ тебѣ двѣ короны.
  

Лиръ.

   Да откуда же возьмешь ты двѣ короны?
  

Шутъ.

   Разрѣжу яйцо пополамъ, выѣмъ середину, а изъ остальнаго будутъ тебѣ двѣ яичныя короны. Какъ ты разломилъ свою корону на части, да отдалъ половинки твоимъ дочерямъ, такъ пришлось тебѣ ослиную глупость взвалить себѣ на плечи да и тащить ее черезъ всю грязь. А грязна твоя дорожка, дядя! Мало было ума подъ твоей плѣшивой короной, когда сбросилъ ты съ себя золотую. Ужь если такъ сильно тебѣ хочется сѣчь, такъ высѣки лучше того, кто первый надумалъ такую глупость.
  
             Какъ выгодно вдругъ стало намъ,
             Въ шуты все умники пошли!
             Они негодны къ остротамъ,
             Въ нихъ просто дураковъ нашли.
  

Лиръ.

   Давно ты такъ разбогатѣлъ пѣснями?
  

Шутъ.

   Съ тѣхъ поръ, какъ ты сталъ сынкомъ твоихъ дочекъ; съ тѣхъ поръ, какъ ты далъ имъ розги въ руки и подставилъ свою старую спину, съ тѣхъ поръ и пою:
  
             Они отъ радости ревѣли,
             А я отъ горести все пѣлъ,
             Какъ короля шутомъ одѣли,
             Когда рядиться захотѣлъ.
  
   Прошу, найми ты кого-нибудь, чтобъ поучилъ твоего дурака лгать. Смертельно хочется выучиться лганью.
  

Лиръ.

   Коли ты вздумаешь лгать, дуракъ, такъ я тебя отстегаю плеткой.
  

Шутъ.

   Удивляюсь! Ужь полно, ты родня ли своимъ дочерямъ? Тѣ хотятъ меня сѣчь за то, что я правду говорю, а ты за то, что собираюсь лгать. А то еще сѣкутъ, когда молчу. О, боги, вы боги! готовъ быть чѣмъ хотите, только не дуракомъ; а все же лучше быть дуракомъ, чѣмъ такимъ, какъ ты, дядя. Ты разрубилъ пополамъ разсудокъ и ничего, даже серединки, себѣ не оставилъ. А, вотъ видишь, летитъ сюда одна изъ этихъ половинокъ.

(Входитъ Гонерила.)

Лиръ.

   Что это значитъ, дочь? Отчего такъ сдвинулись брови твои, что кажутся онѣ черною лентой вкругъ головы твоей? Мнѣ кажется, въ послѣднее время ты часто, очень часто стала наморщивать твои брови.
  

Шутъ.

   А былъ ты славнымъ малымъ, когда не задумывался, морщитъ она брови, или нѣтъ, а теперь ты просто нуль безъ цифръ. Я, дядя, важнѣе тебя: я -- дуракъ, а ты -- ровно ничего. (Гонерилѣ) Изволь, изволь, привяжу мой языкъ: лицо твое и безъ того uоворитъ ясно... гм... гм.... хоть ты и ничего не говоришь.
             Онъ не сберегъ себѣ ни мякиша, ни корки,
             Усталому прилечь мышиной нѣтъ и норки!
   Это пустая гороховая шелуха, изъ которой вытрясены всѣ зерна. (Указываетъ на Лира.)
  
                                 Гонерила.
  
             Не только шутъ, кому ужь всѣ спускаютъ,
             Но ваша вся безумная ватага,
             Причина вѣчная раздоровъ, смутъ,
             Въ невыразимо дикомъ буйствѣ,
             Безчинствуетъ невыносимо здѣсь.
             Я говорила вамъ и я ждала...
             Я думала, что, зная все подробно,
             Поправить дѣло сами захотите;
             Судя-жь, король, по всѣмъ поступкамъ вашимъ,
             Со страхомъ убѣждаюсь, вижу я,
             Что не противны вамъ безпутства эти,
             Что вашихъ слугъ вамъ любо защищать
             И ободрять на новыя безчинства.
             Когда смирить ихъ буйства не хотите,
             Крутыя мѣры я принять должна,--
             И судъ, и казнь не пощадятъ виновныхъ.
             Хоть эти мѣры вызваны желаньемъ
             Возстановить у насъ порядокъ должный;
             Но могутъ вамъ обидными казаться.
             Позорны, правда, но необходимы...
  

Шутъ.

   Да какъ же, ты вѣдь знаешь, дядя:
             Воробушекъ кукушечку вскормилъ и воспиталъ,
             Подросъ малютка -- воробью головку расклевалъ.
   Такъ потухъ свѣтъ и мы теперь въ потемкахъ.
  

Лиръ.

   Дочь ли вы моя?
  

Гонерила.

   Полноте, государь... Правьте искуснѣй вашимъ разумомъ. Я знаю, вы не лишены его. Отбросьте эти странности,-- онѣ васъ совершенно измѣнили. Съ нѣкотораго времени вы не похожи стали на то, чѣмъ были прежде.
  

Шутъ.

   Полно, дядя, куда тебѣ! Раку ли съ клешней угоняться за конемъ съ копытомъ? Ай да конь! Молодецъ! Любо посмотрѣть.
  

Лиръ.

   Знаетъ ли меня кто-нибудь здѣсь? Да отвѣчайте же: такъ ли ходитъ Лиръ? Такъ ли говоритъ? Его ли это глаза?... Сознаніе заснуло, разбитъ разсудокъ! Во снѣ или на яву? А право это все, не то. Ахъ, кто скажетъ мнѣ, кто я? Тѣнь Лира? Постойте, разберу это хорошенько. Стало-быть, когда я былъ королемъ, чувствовалъ и думалъ,-- ложно я думалъ,-- что у меня были дочери?
  

Шутъ.

   Которыя изъ тебя сдѣлаютъ препослушнаго отца.
  

Лиръ.

   Имя ваше, прекрасная миледи?
  
                                 Гонерила.
  
             О, полноте! Такое удивленье
             Сродни, король, недавней вашей вспышкѣ.
             Прошу, умненько сами разсудите,
             Что предложу я вамъ: вы очень стары,
             Почтенныхъ лѣтъ, такъ будьте же умны.
             У васъ сто слугъ какъ пѣшихъ, такъ и конныхъ,
             Въ безчинствѣ буйномъ жизнь свою проводятъ.
             Они развратомъ дворъ нашъ заразили,--
             На домъ безпутства онъ похожимъ сталъ;
             Разгуломъ безобразнымъ превратили
             Въ простой кабакъ нашъ герцогскій дворецъ!
             Стыдъ заставляетъ измѣнить скорѣй
             Все это. Да, король! Васъ проситъ та,
             Что и безъ просьбы все могла бы сдѣлать.
             Немного свиту вашу уменьшите,
             А что останется при васъ, пусть будетъ
             Изъ болѣе приличныхъ вамъ людей,
             Чтобъ понимать они могли и васъ,
             И ваши лѣта!
  
                                 Лиръ.
  
                                           Адъ и дьяволъ!
             Сѣдлать мнѣ лошадей, созвать всю свиту!
             Позорное исчадіе разврата!
             Тебѣ я въ тягость ужь не буду. Дочь
             Еще одна осталась у меня.
  
                                 Гонерила.
  
             Народ

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ШЕКСПИРА
ВЪ ПРОЗѢ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

ТОМЪ ВТОРОЙ.

1) Цимбелинъ. II) Король Лиръ. III) Мэкбеть. IV) Іоркширская трагедія и примѣчанія.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
КЪ ЖУРНАЛУ
"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРѢНІЕ"
за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДѢЕВА.
1893.

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА

   Лиръ, король Британіи.
   Король Франіци.
   Герцогъ Бургундскій.
   Герцогъ Корнуэльскій.
   Герцогъ Эльбени.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостэръ.
   Эдгаръ, его сынъ.
   Эдмондъ, тоже его сынъ, только побочный.
   Шутъ Лира.
   Осуольдъ, дворецкій Гонэрили.
   Коренъ, придворный.
   Старикъ, вассалъ Глостэра.
   Врачъ.
   Офицеръ, въ услуженіи y Эдмонда.
   Придворный, приближенный Кордэліи.
   Герольдъ.
  
   Гонэрилъ, |
   Рэгана, } дочериЛира.
   Кордэлія, |
  

Рыцари, воины, послы, гонцы, лица изъ свиты и проч.

Дѣйствіе происходитъ въ Великобританіи.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Пышный залъ во дворцѣ Лира.

Входять Кентъ, Глостэръ и Эдмондъ.

  
   Кентъ. Мнѣ до сихь поръ казалось, что король болѣе расположенъ къ герцогу Эльбени, чѣмъ къ герцогу Корнуэльсскому.
   Глостэръ. Такъ всегда казалось и всѣмъ; но теперь при раздѣлѣ королевства не замѣтно, чтобы король благоволилъ къ кому-нибудь особенно. Удѣлы уравновѣшены съ такою точностью, что самый выборъ становится труденъ.
   Кентъ. Этотъ молодой человѣкъ, вѣроятно, вашъ сынъ, милордъ?
   Глостэръ. Я взялъ его воспитаніе на свою отвѣтствеяность и такъ часто краснѣлъ, сознаваясь, что онъ мой сынъ, что теперь въ этомъ отношеніи совсѣмъ закалился.
   Кентъ. Я васъ не понимаю.
   Глостэръ. A вотъ мать этого молодаго человѣка не только поняла, но и зачала. Вслѣдствіе этого ея животъ сталъ постепенно округляться и матерью она сдѣлалась ранѣе, чѣмъ успѣла добыть себѣ мужа.
   Кентъ. Не приходится жалѣть о проступкѣ, когда слѣдствіемъ его является такой прекрасный плодъ.
   Глостэръ. У меня есть еще другой сынъ, немного постарше этого и прижитый въ законномъ бракѣ, но онъ все-таки не болѣе мнѣ дорогъ, чѣмъ этотъ. Хотя плутъ, котораго вы видите, явился на свѣтъ нѣсколько нахально и ранее, чѣмъ его объ этомъ попросили, его мать все-таки была красавица. Ея любовь доставила мнѣ столько минуть блаженства, что теперь волей-неволей приходится признавать этого пригулка. Знаешь ты почтеннаго этого джентльмена Эдмондъ?
   Эдмондъ. Нѣть, милордъ, не знаю.
   Глостэръ. Это графъ Кенть. Запомни хорошенько его лицо, потому что онъ лучшій мой другь.
   Эдмондъ (Кенту). Радъ всегда служить, чѣмъ могу.
   Кентъ. Мнѣ очень-бы хотѣлось полюбить васъ; для этого намъ слѣдуетъ познакомиться поближе.
   Эдмондъ. Постараюсь заслужить ваше расположеніе.
   Глостэръ. Онъ девять лѣтъ пробылъ въ отсутствіи и скоро уѣзжаетъ опять... Вотъ и король (За сценой гремятъ трубы. Входитъ Лиръ, герцоги Корнуэльскій и Эльбена, Гонэриль, Регана, Кордэлія и свита).
   Лиръ. Глостэръ, ступай навстрѣчу королю Франціи и герцогу Бургундскому, a затѣмъ проведи ихъ сюда.
   Глостэръ. Сейчасъ, мой повелитель (Уходитъ).
   Лиръ. A мы тѣмъ временемъ объяснимъ наши, до сихъ для многихъ еще темныя намѣренія. Дайте мнѣ ландкарту страны. Пусть знаюъ всѣ, что мы раздѣлили свое государство на три равныя части, такъ-какъ твердо намѣрены избавить наши преклонные годы отъ всякихъ правительственныхъ трудовъ и заботъ. Пусть эти труды выпадаютъ на долю болѣе молодыхъ силъ, a мы, ничѣмъ болѣе не обремененные, потащимся навстрѣчу смерти. Ты, сынъ нашъ, герцогъ Корнуэлскій, и ты, Эльбени, тоже преданный нашъ сынъ, слушайте: -- чтобы избѣжать всякихъ поводовъ къ недоразумѣніямъ въ будущемъ, мы рѣшились теперь-же во всеуслышанье объявить, какую часть нашего государства должна получить каждая изъ нашихъ дочерей. Что-же касается властелиновъ Франціи и Бургундіи, двухъ этихъ блистательныхъ соперниковъ, добивающихся руки младшей нашей дочери и для этой цѣли любезно продлившихъ свое пребываніе при нашемъ дворѣ, отвѣтъ нашъ они узнаютъ сегодня-же здѣсь. Вы-же, дочери мои, ради которыхъ мы поступаемся властью, доходами съ государства, какъ и правительственными заботами, говорите. Повѣдайте, которая изъ васъ любитъ меня сильнѣе, дабы наша щедрость соотвѣтствовала этой любви и дабы на этомъ основаніи истинное достоинство было награждено по заслугамъ. Гонэриль, ты старшая; воэтому тебъ первой предоставляется слово.
   Гонэриль. Отецъ и государь, того, какъ сильно я люблю васъ, не выразитъ слово. Вы мнѣ дороже, чѣмъ свѣтъ очей, чѣмъ необъятный міръ, чѣмъ свобода. Вы для меня цѣннѣе всего, что можетъ считаться рѣдкимъ и дорогимъ. Вы не менѣе мнѣ дороги, чѣмъ сама жизнь со всѣми ея благами, какъ здоровье, счастіе, красота и почести. Едва-ли когда-либо дочь умѣла такъ сильно любить, a родитель могъ быть любимъ такою беззавѣтною любовью, отъ которой дыханіе замираетъ въ груди, и рѣчь становится безсильной, любовью болѣе могучей, чѣмъ всѣ восклицанія: -- "Я люблю тебя!"
   Кордэлія (про себя), Что-же скажешь ты, Кордэлія? Люби и молчи!
   Лиръ. Отъ этой черты, Гонзриль, и до этой, часть государства со всѣми его тѣнистыми лѣсами, тучными полями, многоводными рѣками и широко раскинувшимися пастбищами назначена мною тебѣ. Пусть этотъ участокъ вѣчно сохранится во владѣніи твоемъ и твоего потомства отъ герцога Эльбени... Что скажетъ теперь вторая наша дочь, горячо любимая нами Рэгана, супруга герцога Корнуэльскаго? Говори, Рэгана.
   Рэгана. Я вылита изъ тогоже металла, какъ и сестра, цѣните и меня, сообразуясь съ ея достоинствами. Клянусь, она съумѣла передать самую сущность моей любви къ вамъ. Не съумѣла она только высказать, что всевозможныя, даже высшія радости жизни для меня ничто, что я живу и счастлива только своею любовью къ вамъ, отецъ мой и государь.
   Кордэлія (про себя). Какъ-же ты бѣдна, Кордэлія!.. Но, нѣтъ! я убѣждена, что твоя любовь цѣннѣе ихъ громкихъ словъ.
   Лиръ. Тебѣ и твоему потомству, Рэгана, я назначаю вотъ эту треть прекраснаго нашего королевства. Она ни по цѣнности, ни по живописности не уступаетъ той, которая назначена Гонэрили. Теперь величайшая ваша радость, наша младшая, но не менѣе другихъ любимая дочь, руки которой домогаются властелины французскихъ виноградниковъ и обильныхъ молокомъ бургундскихъ стадъ, твоя очередь. Говори, и на основаніи своихъ словъ ты получишь, быть можетъ, самую роскошную часть нашихъ владѣній. Что скажешь, Кордэлія?
   Кордэлія. Ничего, государь.
   Лиръ. Какъ, ничего?
   Кордэдія. Да, ничего.
   Лиръ. Изъ ничего ничего не выйдеть. Говори-же!
   Кордэлія. Я, несчастная, не умѣю изливать въ словахъ того, что y меня на сердцѣ. Я люблю васъ, государь, такъ, какъ обязана любить дочь -- ни больше, ни меньше.
   Лиръ. Что такое, Кордэлія? Измѣни хоть немного свою рѣчь, чтобы окончательно не повредить своему счастію?
   Кордэлія. Добрый мой государь! Вамъ я обязана жизнью, вы воспитали, любили меня. Я плачу вамъ за это, какъ предиисываеть мнѣ долгь: -- я повинуюсь вамъ, люблю васъ и уважаю. Зачѣмъ моимъ сестрамъ мужья, когда онѣ увѣряютъ, будто любятъ одного васъ? Придется и мнѣ выйти замужъ; тогда тотъ, кому достанется моя рука, получитъ съ нею половину моей любви, моихъ попеченій, моихъ обязанностей. Никогда не выйду я замужъ такъ, какъ сестры, чтобь продолжать любить одного только отца. ,
   Лиръ. И ты говоришь это отъ сердца?
   Кордэлія. Отъ всего сердда, добрый мой государь!
   Лиръ. Такъ молода и такъ мало чувства въ душѣ!
   Кордэлія. Да, государь, молода, но правдива.
   Лиръ. Да? Если такъ, пускай правдивость останется единственнымъ твоимъ приданымъ! Клянусь свѣтомъ лучистаго солнца, таинствами Гекаты и ночи, всѣми сокровенными вліяніями планетъ, отъ которыхъ зависитъ и жизнь наша и смерть, я отрекаюсь отъ всякихъ родительскихъ заботъ о тебѣ, отъ всякой близости, оть всякихъ узъ крови и отнынѣ навсегда считаю тебя чужою мнѣ и по рожденію, и по сердцу. Каждый злобньій скиѳъ или другой какой-нибудь варваръ, погашающій жадный свой голодъ собственнымъ своимъ отродьемъ, будетъ отнынѣ столько-же близокъ моему сердцу, настолько-же станетъ возбуждать въ этомъ сердцѣ сочувствіе и жалость, насколъко будешь вызывать ихъ ты, которую я когда-то называлъ дочерью.
   Кентъ. Добрѣйшій государь...
   Лиръ. Молчи, Кенть! не становись между дракономъ и тѣмъ, что возбуждаетъ его ненависть. Я любилъ ее болѣе, чѣмъ ея сестеръ, думалъ ея нѣжннымъ попеченіямъ довѣрить свой будущій покой (Корделіи). Прочь съ моихъ глазъ! Да не найти мнѣ успокоенія даже въ могилѣ, если неправда, что я выбрасываю ее вонъ изъ отцовскаго сердца!.. Попросить сюда короля Франціи! Эй, кто тамъ? попроситъ и герцога Бургундскаго. Герцогъ Корнуэльскій и ты, Эльбени, пользуйтесь вмѣстѣ съ надѣлами, назначенными вашимъ женамъ, и тѣмъ, который предназначался ихъ младшей сестрѣ. Пусть высказанная гордость, называемая ею правдивостью, поможетъ ей найти мужа. Вамъ вмѣстѣ съ своими владѣиіями и властью, я передаю и всѣ преимущества, нераздѣльныя съ королевскимъ величіемъ, a сами мы съ сотней рыцарей будемъ по мѣсяцу жить y каждой изъ васъ поочередно. За собою оставимъ только названіе и всѣ титулы короля. Управляйте страною; всѣ доходы съ нея всецѣло предоставляю вамъ, возлюбленные мои сыны. Въ подтвержденіе моихъ словъ раздѣлите между собою вотъ эту корону (Подаетъ коропу).
   Кентъ. Царсгвенный Лиръ, я всегда чтилъ тебя, какъ своего короля, любилъ, какъ отца, служилъ тебѣ, какъ вѣрный слуга, и никогда не забывалъ тебя въ своихъ молитвахъ къ небесамъ.
   Лиръ. Если титева натянута, сторонись отъ стрѣлы.
   Кентъ. Выпусти ее, хоть-бы ея остріе вонзилось мнѣ въ сердце. Кенту позволительно погрѣшать противъ закона царедворства, когда самъ Лиръ сошелъ съ ума. Что сдѣлалъ ты, старикъ?! Не думаешь-ли ты, что долгъ побоится говорить правду, когда власть прислушивается только къ словамъ лести? Честность обязываетъ говорить откровенно, когда царственная власть впадаетъ въ безуміе. Будь благоразуменъ и по зрѣломъ размышленіи удержи власть отъ возмутительной несправедливости. Жизнью ручаюсь тебѣ, что младшая дочь любитъ тебя нисколько не менѣе, чѣмъ обѣ другія. Не безсердечно еще пусты тѣ, чей слабый голосъ звучитъ, какъ пустота.
   Лиръ. Ни слова болѣе, Кентъ, если тебѣ дорога жизнь.
   Кентъ. Жизнь свою я всегда считалъ только ставкою противъ злобы твоихъ враговъ. Я не побоюсь пожертвовать ею, когда дѣло идетъ о твоемъ спасеніи.
   Лиръ. Прочь съ моихъ глазъ!
   Кентъ. Одумайся, Лиръ, и позволь мнѣ попрежнему постоянно оставаться мишенью для твоего зрѣнія.
   Лиръ. Клянусь Аполлономъ...
   Кентъ. Тѣмъ-же Аполлономъ клянусь и я, что ты напрасно взываешь къ богамъ.
   Лиръ (Хватаясъ за мечъ). Мятежный рабъ!
   Эльвени и герцогъ Корнуэльсскій. Остановитесь, государь!
   Кентъ. Убей своего врача и плати обильную дань возмутительному своему недугу. Отмѣни свое рѣшеніе на счетъ раздѣла королевства или, пока мое горло снособно издавать звуки, я не перестану кричать: -- "Дурно ты поступилъ, государь, очень дурно"!
   Лиръ. Слушай-же меня, крамольникъ! Слушай, какъ обязанъ подданный слушать своего государя! Я вижу, что ты пытался заставить насъ нарушить наши обѣты, a на это мы никогда до сихъ поръ не покушались. Ты въ наглой гордынѣ своей пытался стать между нашимъ рѣшеніемъ и нашей властью, a такой самонадѣянности допустить мы не можемъ, и вотъ, въ награду за прежнія твои заслуги, что рѣшила наша снисходительная воля. Мы даемъ тебѣ пять дней на то, чтобы запастись всѣмъ необходимымъ и обезпечить себя противъ всѣхъ случайностей, могущихъ встрѣтиться тебѣ среди горькихъ волнъ житейскихь. На шестой день ты отправишься тыломъ къ нашему королевству, a если на десятый изношенный твой остовъ будетъ гдѣ-нибудь найденъ среди нашихъ владѣній -- минута эта будеть минутою твоей смерти. Вонъ! Клянусь Юпитеромъ, что не измѣню этого рѣшенія!
   Кентъ. Прощай, государь! Если ты являешься такимъ, то свобода всюду, а изгнаніе только здѣсь (Кордэліи). Непорочная дѣвушка, да примутъ милосердые боги подъ свою защиту тебя, мыслящую такъ благородно и отвѣчавшую такъ правдиво (Рэганѣ и Гонэрили). A вы подтвердите своими поступками то, что наговорили, и пусть ваши увѣренія въ любви дѣйствительно поведутъ къ добру. Такъ, о гордые властители, прощается съ вами Кентъ; онъ и въ новой странѣ пойдетъ старою дорогою (Уходитъ. При звукѣ трубъ появляется Глостэръ, Король Франціи, Герцогъ Бургундскій со своими свитами).
   Глостэръ. Вотъ, государь, король Франціи и герцогъ Бургундскій.
   Лиръ. Къ вамъ, герцогъ Бургундскій, соперничавшему съ королемъ Французскимъ въ исканіи руки нашей дочери, я обращусь къ первому. Если вы желаете взять за нею приданое, довольствуйтесь самымъ меньшимъ, иначе вамъ придется прекратить свои исканія.
   Герц. Бургундскій. Государь, я готовъ удовольствоваться тѣмъ, что вы предлагали; и сами вы, ваше величество, не дадите менѣе.
   Лиръ. Да, благородный герцотъ, когда обѣщали дать за нею приданое, она была еще дорога нашему сердцу; но теперъ цѣна ея значительно понизилась. Вотъ стоитъ она передъ вами. Если ея худощавая, далеко не внушительная личность въ добавокъ къ нашему къ ней нерасположенію можетъ понравиться вамъ сама по себѣ, берите ее; она ваша.
   Герц. Бургундскій. Право, не знаю, что отвѣтить вашему величеству.
   Лиръ. Если она со всѣми своими недостатками, только-что накликавшая на себя нашу ненависть, вмѣсто приданаго награжденная однимъ нашимъ проклятіемъ, навѣки клятвеннымъ зарокомъ отчужденная отъ нашего сердца, можетъ все-таки вамъ нравиться, берите ее, но можете и отказаться.
   Герц. Бургундскій. Простите государь, но при подобныхъ условіяхъ немедленно сдѣлать тотъ или другой выборъ -- довольно затруднительно.
   Лиръ. Если такъ, откажитесь отъ нея прямо, потому что, клянусь! -- я не измѣню своего рѣшенія и никакого приданаго за нею не дамъ (Королю Франціи). Что-же касается васъ, государь, хотѣлось-бы мнѣ доказать вамъ мою искреннюю привязанность чѣмъ-нибудь болѣе достойнымъ, чѣмъ связавъ васъ съ существомъ, которое ненавижу. Поэтому совѣтую вамъ, государь, перенести свое сочувствіе на болѣе достойный предметъ и отказаться отъ жалкаго созданія, которое сама природа стыдится признать своимъ.
   Кор. Франціи. Не понимаю! Какъ могла та, которая до сихъ поръ была драгоцѣннѣйшимъ вашимъ сокровищемъ, предметомъ горячихъ похвалъ и обожаній, которую вы называли цѣлебнымъ бальзамомъ вашей старости и лучше, дороже которой вы не знали ничего на свѣтѣ,-- да, спрашиваю я: -- какъ могла она въ одно какое-нибудь мгновеніе совершить нѣчто такое чудовищное, что прежняя безграничная любовь ваша къ ней разомъ изгладилась въ вашемъ сердцѣ и перешла даже въ ненавистъ? Вина ея дѣйствительно должна быть ужасна, чудовищна, или приходится думать, что она и не была достойна вашей любви. Чтобы придти къ такому убѣжденію, необходимо утратить всякую въ нее вѣру, a это моему уму совершенно немыслимо безъ какого-нибудь явнаго чуда.
   Корделія (Отцу). Объ одномъ только прошу ваше величество. Такъ-какъ я не имѣю дара высказывать въ медоточивыхъ и елейныхъ словахъ то, чего не думаю, a задуманное исполняю ранѣе, чѣмъ о немъ говорю, скажите королю Фращіи, что привязанности вашей я лишилась не вслѣдствіе какого-нибудь гнуснаго или предательскаго преступленія, не вслѣдствіе какого-нибудь клейма порока, которымъ бы я опозорила себя, и не утратила права на уваженіе какимъ-нибудь легкомысленнымъ поступкомъ. Засвидѣтельствуйте, по крайней мѣрѣ, что заслужила я вашу немилость только тѣмъ, что y меня нѣтъ,-- a это я считаю величайшимъ сбоимъ богатствомъ! -- ни вѣчно молящихъ, чего-нибудь выпрашивающихъ взглядовъ, ни такого языка, который умѣлъ бы только льстить, хотя именно послѣднее, къ великому моему огорченію, и вызвало ваше негодованіе.
   Лиръ. Для тебя было-бы лучше совсѣмъ не рождаться на свѣтъ, чѣмъ казаться мнѣ такою, какою я вижу тебя тедерь.
   Король Франціи. Только-то? Итакъ, виною всему -- врожденная робость, не находящая иногда словъ высказать то, что она намѣрена сдѣлать? Герцогъ Бургундскій, что скажете вы о леди Кордэліи? Любовь уже не любовь, когда къ ней примѣшиваются разныя соображенія, не имѣющія ничего общаго съ главною цѣлью. Хотите взять ее въ жены? Она сама по себѣ стоить цѣлаго королевства.
   Герцогъ Бургундскій. Царственный Лиръ, дайте за дочерью хоть только то, что сами-же предлагали, и Кордэлія принявъ мою руку, тотчасъ-же сдѣлается герцогинею Бургундскою.
   Лиръ. Я поклялся, что не дамъ ничего и останусь непоколебимымъ.
   Герцогъ Бургундсіий. Мнѣ очень жаль, что вы, лишившись отца, лишаетесь въ то-же время и мужа.
   Кордэлія. Пусть герцогъ Бургундскій удаляется съ миромъ. Когда его ко мнѣ влекла не любовь, a одни только разсчеты, я ни за что не соглашусь быть его женою.
   Король Франціи. Прелестная Кордэлія, ты, которую нищета дѣлаетъ еще болѣе богатою, отверженіе еще болѣе царственною, оскорбленіе еще болѣе очаровательною, -- да, ты и твои добродѣтели теперь моя собственность. Да позволено мнѣ будетъ поднять то, что выбрасываютъ вонъ... О боги, боги! Не странно-ли, что ваше холодное презрѣніе разогрѣло мою любовь до пылкой страсти? (Лиру) Король, мой выборъ палъ на твою обездоленную дочь; она будетъ царствовать надъ нами самими, нашимъ народомъ, надъ нашей красавицей -- Франціей. О, теперь ни одинъ властитель болотистой Бургундіи не выкупитъ y меня этой драгоцѣнной, хотя и не оцѣненной какъ слѣдуетъ дѣвушки!.. Какъ не справедливы къ тебѣ они, Кордэлія, простись съ ними. То, что ожидаеть тебя въ другомъ мѣстѣ, лучше того, что ты теряешь здѣсь.
   Лиръ. Бери ее, король Франціи; она твоя. Такая дочь для насъ ничто. Пусть никогда она не показывается къ намъ на глаза (Кордэліи). Уѣзжай безъ нашей милости, безъ нашей любви, безъ нашего бдагословенія. Благородный герцогъ Бургундскій, идемъ (При звукахъ трубъ уходитъ сь герцогами Буріундскимъ, Корнуэльскимъ и Эльбени; за ними Глостэръ и свита).
   Король Французскій. Простись съ сестрами.
   Кордэлія. Дорогія жемчужины моего отца, при прощаніи съ вами y Кордэліи на глаза навертываются слезы. Я знаю, что вы такое, но мнѣ, какъ сестрѣ, противно называть ваши недостатки по имени. Спокойствіе нашего отца повѣряю заботамъ вашихъ сердецъ,-- по вашимъ-же громкимъ заявленіямъ,-- переполненныхъ кь нему безконечной любовъю. Ахъ, если-бы я не утратила его привязанности, ему y меня было-бы лучше, чѣмъ y васъ.
   Гонэридь. Нечего учить насъ нашимъ обязанностямъ.
   Рэгана. Думай лучше, какъ угодить своему мужу, берущему тебя, какъ милостыню счастья. Ты выказала недостатокъ послушанія, и вотъ наказана теперь достойнымъ образомъ.
   Кордэлія. Время покажетъ, что скрывается подъ складками коварства. Скрывающимъ свои пороки на долю выпадетъ стыдъ. Будьте счастливы.
   Король Франціи. Идемь, милая Кордэлія (Уходитъ съ нею).
   Гонэриль. Сестра, мнѣ необходимо переговорить съ тобою объ очень важномъ дѣлѣ, касающемся обѣихъ насъ. Я думаю, отецъ сегодня-же уѣдетъ отсюда.
   Рэгана. Непремѣнно, и прямо къ тебѣ, поживетъ y тебя мѣсяцъ, a на слѣдующій къ намъ.
   Гонэриль. Ты видишь, какимъ измѣнчивымъ, какимъ взбалмошнымъ дѣлаетъ его старость. Не мало случаевъ имѣли мы замѣчать это и ранѣе. Сестру онъ всегда любилъ болѣе, чѣмъ насъ, a теперь, посмотри, съ какою безумною поспѣшностью онъ лишилъ ее прежней любви. Это просто бросается въ глаза.
   Рэгана.Это болѣзнь, свойственяая его годамъ; впрочемъ, онъ никогда не умѣлъ вполнѣ владѣть собою.
   Гонэриль. Даже въ лучшіе, цвѣтущіе свои годы, y него часто проявлялись порывы вспыльчивости; поэтому когда старость еще значительно усилила этотъ вкоренившійся недостатокъ, мы должны ожидать много непріятностей, къ которымъ приведутъ проявленія его безсильнаго и раздражительнаго старчества.
   Рэгана. Да, вѣроятно, и намъ не разъ придется видѣть такія нелѣпыя выходки съ его стороны, какъ сегодняшнее изгнаніе Кента.
   Гонэриль. Прощанія его съ королемъ Франціи, вѣроятно, еще не кончились; воспользуемся же этимъ временемъ, чтобы сговориться хорошенько. Если, при настоящемъ его настроеніи, верховная власть все-таки останется за нимъ, раздѣлъ королевства между нами явится обидной для насъ насмѣшкой и источникомъ всякихъ непріятностей.
   Регана. Надо объ этомъ подумать.
   Гонэриль. И, не теряя времени, что-нибудь предпринять (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Комната въ домѣ Глостэра.

Входитъ Эдмондъ сь письмомъ въ рукахъ.

  
   Эдмондъ. Природа, ты моя богиня! и я обязанъ повиноваться только твоимъ законамъ. Зачѣмъ дозволять чрезмѣрной щепетильности общества лишать меня того, что и такъ было-бы моимъ, если бы на пиръ я явился немного позже a не мѣсяцевъ черезъ двѣнадцать или четырнадцать послѣ брата? Почему я считаюсь незаконнымъ? Почему считаютъ меня какимъ-то позорнымъ исчадіемъ, когда сложенъ я такъ-же красиво, духъ y меня такъже бодръ, черты такъ-же правильны, какъ и y дѣтей, родившихся отъ честнѣйшихъ женщинъ. Зачѣмъ-же насъ, насъ именно клеймятъ презрѣніемъ? да, презрѣніемъ за то, что мы пригулки? Почему-же достоинъ презрѣнія тотъ, кто, какъ я, благодаря воровской прихоти природы, проявляетъ болѣе страстности, болѣе отваги, чѣмъ того требуется отъ родившихся на надоѣвшемъ скучномъ и истощенномъ ложѣ слабодушныхъ и изнѣженныхъ созданій, вяло зачатыхъ между сномъ и пробужденіемъ? Почему бы, законный Эдгаръ, твоимъ землямъ не перейти ко мнѣ? Любовь отца не дѣлаеть различія между побочнымъ Эдмондомъ и законнымъ Эдгаромъ... Какое громкое слово "законный"!.. Ну, хорошо, оставайся законнымъ! Если письмо это подѣйствуетъ какъ слѣдуетъ, если на долю мысли моей выпадетъ надлежащій успѣхъ, презираемый Эдмондъ далеко оставитъ за собою законнаго Эдгара. Тогда меня ожидаютъ богатство, почести! Ну, вы, боги, стойте-же хорошенько за меня, незаконнорожденнаго! (Читаетъ письмо; входитъ Глостэръ).
   Глостэръ. Итакъ, Кентъ изгнанъ, a король Франціи уѣхалъ въ величайшемъ гнѣвѣ. Въ эту-же ночь уѣхалъ и нашъ король, отказавшійся отъ власти и вынужденннй отнынѣ довольствоваться небольшимъ содержаніемъ. И все это такъ неожиданно, вдругъ!.. А, Эдмондъ! Что новаго?
   Эдмондъ (Пряча письмо). Ничего, милордъ.
   Глостэръ. Зачѣмъ прячешь ты это письмо такъ старательно?
   Эдмондъ. Я говорю, что, право, нѣть ничего новаго.
   Глостэръ. Что это за бумага, которую ты читалъ, когда я вошелъ?
   Эдмондъ. Милордъ, я ровно ничего не читалъ.
   Гдостэръ. Ничего? Зачѣмъ-же, если такъ, ты съ такою поспѣшностью спряталъ бумагу въ карманъ? Если ничего не было, то и прятать было нечего. Давай сюда бумагу. Посмотримъ! Если это дѣйствительно ничего, то и очковъ мнѣ не понадобится.
   Эдмондъ. Простите, милордъ; это письмо отъ брата. Я его еще не дочиталъ, но изъ того, что успѣлъ прочесть, вижу, что показывать его вамъ не слѣдуетъ.
   Глостэръ. Давай письмо.
   Эдмондъ. И показать его, и не показать, значитъ одинаково васъ огорчить. Насколько я понимаю, содержаніе его нехорошо.
   Глостэръ. Посмотримъ, посмотримъ.
   Эдмондъ. Мнѣ кажется, что только одно и можетъ оправдать брата, именно предположеніе, что ппсьмо это писано, чтобы испытать меня.
   Глостэръ (Читаетъ). Эта необходимость оказывать старику уваженіе и повиновеніе въ лучшіе годы нашей жизни подливаетъ много горечи въ нашу жизнь. Она лишаетъ насъ возможности пользоваться дарами молодости, пока время и насъ не лишитъ способности пользоваться ими какъ слѣдуетъ. Я считаю глупымъ, нелѣпымъ раболѣпствомъ подчиняться старческой тираніи, правящей нами, не потому что она власть, но потому что ее нужно терпѣть. Приходи повидаться со мною, и тогда я скажу тебѣ болѣе. Хорошо, если-бы отецъ нашъ могъ спать до тѣхъ поръ, пока я его не разбужу. Ты постоянно пользовался бы половиною его доходовъ и былъ-бы дорогимъ любимымъ братомъ твоего Эдгара. "Это что-то похоже на заговоръ" (Читаетъ). "Хорошо, если-бы отецъ нашъ могъ спать". "Ты постоянно пользовался-бы половиною его доходовъ"... И это говоритъ Эдгаръ, родной мой сынъ! Его рука могла написать это?.. Такая мысль могла найти зачатіе въ его мозгу, въ его сердцѣ!.. Когда попало къ тебѣ зто письмо? Кто его принесъ?
   Эдмондъ. Никто мнѣ его не приносилъ, милордъ. Въ этомъ-то вся хитрость и есть. Я нашелъ его y себя въ комнатѣ на окнѣ.
   Глостэръ. И ты убѣжденъ, что это почеркъ Эдгара?
   Эдмондъ. Если-бы содержаніе письма было хорошее, я поклялся-бы, что да; но теперь я радъ-бы усомниться, что это такъ.
   Глостэръ. Это положительно его почеркъ.
   Эдмондъ. Да, можетъ быть; но я вполнѣ увѣренъ, что сердце его не участвовало въ томъ, что писала его рука.
   Глостэръ. Никогда не заговаривалъ онъ съ тобою объ этомъ предметѣ?
   Эдмондъ. Со мною, милордъ, никогда. Однако, я не разъ слыхалъ, какъ онъ говорилъ другимъ, что состарившійся отецъ обязанъ передавать управленіе надъ имѣніемъ пришедшему въ возрастъ сыну, a самъ такимъ образомъ оставаться какъ-бы подъ опекою y сына.
   Глостэръ. О, негодяй, негодяй! Ту-же мысль проводитъ онъ и въ письмѣ! Отвратительный мерзавецъ! Противуестественый, ненавистный скотъ! Нѣть, онъ хуже каждаго скота! Ступай, отыщи его! Я засажу его подъ замокъ! Гдѣ-же, гдѣ этотъ извергъ?
   Эдмондъ. Навѣрное, милордъ, не знаю. Если бы вамъ бъмо угодно обуздать свое негодованіе противъ моего брата до полнаго разъясненія его намѣреній, вы могли-бы дѣйствовать съ большею увѣренностью. Если, ошибаясь въ его намѣреніяхъ, вы поступите съ нимъ черезъ чуръ круто, подумайте, какую жестокую рану нанесете вы собственной своей чести? Вмѣстѣ съ тѣмъ вы въ дребезги разобьете его сердце, такъ что онъ совсѣмъ утратитъ способность вамъ повиноваться. Я готовъ прозакладывать свою душу, что написалъ онъ это только затѣмъ, чтобы испытать мою сыновнюю любовь къ вамъ, милордъ,-- и что никакихъ онасныхъ замысловъ онъ совсѣмъ противъ васъ не питаетъ.
   Глостэръ. Ты думаешь?
   Эдмондъ. Если вы, милордъ, считаете это исполнимымъ. я не позже, какъ сегодня-же вечеромъ, спрячу васъ въ такое мѣсто, откуда вы услышите весь нашъ разговоръ и тогда при посредствѣ собственныхъ ушей будете знать то, что вамъ желательно узнать.
   Глостэръ. Нѣтъ, онъ не можетъ быть такимъ извергомъ!
   Эдмоядъ. О, конечно, нѣтъ!
   Глостэръ. О, небо и земла! Замышлять подобные ужасы противъ отца, любящаго его такъ нѣжно! Прошу тебя, отыщи его, Эдмондъ, и заставь его высказаться съ полною откровенностью!.. Дѣйствуй такъ, какъ тебѣ внушитъ твой разумъ. Я готовъ-бы не быть самимъ собою, чтобы только прійти къ должному рѣшенію.
   Эдмондъ. Я сейчасъ отправлюсь за нимъ, и какъ только все будетъ готово, я тотчасъ-же извѣщу васъ.
   Глостэръ. Недавнее солнечное затмѣніе и вскорѣ послѣдовавшее за нимъ лунное не предвѣщаютъ намъ ничего хорошаго. Наука, изучающая природу, можетъ объяснить эти явленія и такъ, и этакъ, находя ихъ естественными, но они все-таки потрясаютъ міръ и оставляютъ послѣ себя глубокіе слѣды: любовь остываетъ, дружба распадается; братъ возстаетъ на брата; въ городахъ -- мятежи, въ селеньяхъ несогласія, во дворцахъ измѣна; даже узы между отцомъ и сыномъ и тѣ разрываются. Негодяй, получившій жизнь отъ меня, оправдываетъ предзнаменованія, и вотъ, примѣръ, какъ сынъ возстаеть противъ отца! Король противится естественнымъ наклонностямъ природы, и вотъ опять примѣръ, какъ отецъ идетъ противъ родного своего дѣтища. Мы уже пережили лучшіе свои годы. Что видимъ мы теперь? Происки, козни, плутовство и всякіе губительные безпорядки преслѣдуютъ насъ до самой могилы безъ малѣйшей передышки. Отыщи же этого мерзавца, Эдмондъ. Приложи всѣ старанія; они тебѣ не повредятъ... Итакъ, благородный, правдивый Кентъ изгнанъ, когда единственнымъ его проступкомъ была честность! Изумительно, изумительно! (Уходитъ).
   Эдмондъ. Вотъ какими пустяками люди обманываютъ себя въ мірѣ. Часто, когда счастіе начинаетъ намъ измѣнять, a это бываетъ иногда по собственной нашей неосмотрительности, мы сваливаемъ вину на солнце, на мѣсяцъ, на звѣзды, словомъ, мы дѣлаемся негодяями въ силу необходимости и дѣлаемъ глупости по волѣ небесъ, становимся бездѣльниками, ворами и обманщиками подъ вліяніемъ враждебныхъ созвѣздій, a пьяницами, лгунами и прелюбодѣями, благодаря вліянію планетъ, какъ будто всѣ наши пороки являются послѣдствіями какого-то рокового предопредѣленія свыше. Сваливать свою козлиную похоть на звѣзды -- обычная уловка всѣхъ блудодѣевъ. Отецъ мой сошелся съ моею матерью подъ хвостомъ дракона; яже явился на свѣтъ подъ "большою медвѣдицею", должно-быть, поэтому я и жестокъ, и развратенъ. Все вздоръ! Я былъ-бы такимъ-же, какъ и теперь, если-бы при моемъ незаконнорожденіи мигала самая дѣвственно-чистая звѣзда на всемъ небосклонѣ (Входитъ Эдгаръ). А, Эдгаръ... Какъ нельзя болѣе кстати... Совсѣмъ, какъ развязка въ старинныхъ комедіяхъ. Мнѣ приходится изображать изъ себя мрачнаго меланхолика, издающаго такіе тяжкіе вздохи, какіе раздаются только въ Бедламѣ. Да, мало хорошаго предвѣщаютъ намъ эти затмѣнія. Фа, соль, ла, ми.
   Эдгаръ. Что съ тобою, братъ Эдмондъ? О чемъ ты такъ глубоко задумался?
   Эдмондъ. Думаю, Эдгаръ, о томъ, что прочелъ на-дняхъ, то-есть, о предсказаніи того, что должно послѣдовать за затмѣніями.
   Эдгаръ. И это тебя тревожитъ?
   Эдмондъ. Какъ-же не тревожиться, когда всѣ предзнаменованія одно за другимъ сбываются, къ несчастію, воочію. Вспомни, напримѣръ, о предсказаніяхъ на счетъ противуестественныхъ отношеній между родителями, о морѣ, о голодѣ, о расторженіи старой дружбы, о смутахъ въ государствѣ, объ угрозахъ и проклятіяхъ королю и его приближеннымъ, о ни на чемъ не основанной подозрительности, объ изгнанін друзей, о раздорахъ въ войскахъ, о расторженіи браковъ и мало-ли еще о чемъ.
   Эдгаръ. Давно-ли ты записался въ звѣздочеты?
   Эдмондъ. Будетъ объ этомъ! Скажи, когда ты въ послѣдній разъ видѣлся съ отцомъ?
   Эдгаръ. Вчера вечеромъ.
   Эдмондъ. Долго ты съ нимъ говорилъ?
   Эдгаръ. Часа два.
   Эдмондъ. И разстались вы мирно? Не замѣтилъ-ли ты изъ его словъ или по выраженію его лица, что онъ недоволенъ тобою?
   Эдгаръ. Ничего не замѣтилъ.
   Эдкондъ. Припомни, чѣмъ могъ ты вызвать въ немъ недовольство тобой. Прошу тебя, не попадайся ему на глаза, пока не остылъ свирѣпствующій въ немъ гнѣвъ. Онъ такъ на тебя сердитъ, что, случись съ тобою несчастіе, даже это едва-ли укротило-бы его негодованіе.
   Эдгаръ. Какой-нибудь негодяй наговорилъ ему на меня.
   Эдмондъ. Я и самъ такъ думаю. Но все-таки, прошу тебя, избѣгай встрѣчъ съ нимъ, пока не прекратится его бѣснованіе. Слушай, ступай ко мнѣ въ мое помѣщеніе; тамъ ты услышишь, какъ отзывается о тебѣ отецъ. Прошу тебя, иди; вотъ тебѣ ключъ. Если понадобится выйти изъ дому, выходи не иначе, какъ вооруженнымъ.
   Эдгаръ. Вооруженнымъ? Зачѣмъ-же, братъ?
   Эдмондъ. Потому, что такъ надо. Послушайся добраго совѣта. Не будь я честнымъ человѣкомъ, если противъ тебя не замышляютъ чего-то недобраго. Я сообщилъ тебѣ то, что видѣлъ и слышалъ, что понялъ изъ намековъ, и мои слова еще весьма далекя оть страшной дѣйствительности. Прошу тебя, ступай.
   Эдгаръ. Скоро я тебя увижу?
   Эдмондъ. Я всячески стараюсь тебѣ помочь (Эдгаръ уходитъ). Довѣрчивый отецъ и благородный брать! Природа послѣдняго такъ чужда всякаго зла, что ему и на умъ не приходятъ никакія подозрѣнія. Какъ легко моимъ замысламъ пользоваться его честностью... Развязка видна. Если не по рожденію добуду я отцовскія земли, то пріобрѣту ихъ умомъ. Все хорошо то, что можетъ служить моимъ цѣлямъ (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Комната въ замкѣ y Эльбени.

Входятъ Гонэриль и Осуольдъ.

  
   Гонэриль. Правда-ли, что отецъ прибилъ одного изъ приближенныхъ мнѣ джентельменовъ за то, что тотъ обругалъ его шута?
   Осуольдъ. Совершенная правда, миледи.
   Гонэриль. Ни днемъ, ни ночью не перестаетъ онъ мнѣ досаждать. Часа не проходитъ безъ какой-нибудь дикой выходки съ его стороны, отъ которой всѣмъ одно только безпокойство. Долѣе выносить этого я не хочу. Рыцари его становятся все болѣе и болѣе назойливыми, a самъ онъ ссорится съ нами на каждомъ шагу и изъ-за всякихъ пустяковъ. Я не хочу говорить съ нимъ сегодня; поэтому, когда онъ вернется съ охоты, скажи, что я нездорова. Хорошо сдѣлаешь если позбавишь къ нему прежней услужливости, прежняго уваженія; отвѣтственность за это я беру на себя (За сценой трубятъ рога).
   Осуольдъ. Это онъ возвращается, миледи, я слышу рога.
   Гонэриль. Обращайтесь съ нимъ и ты, и твои товарищи какъ можно небрежнѣе. Я хочу вызвать его на объясненія. Если такое обращеніе ему не по вкусу, пусть отправляется къ сестрѣ. Ея взглядъ на это дѣло мнѣ извѣстенъ; она тоже недолго потерпитъ отца y себя. Взбалмошному старику все еще хотѣлось-бы пользоваться полною властью, отъ которой онъ самъ-же отказался въ нашу пользу. Клянусь жизнью, старые глупцы -- тѣже дѣти; если ласка на нихъ не дѣйствуетъ, надо прибѣгать къ строгости. Помни, что я тебѣ сказала.
   Осуольдъ. Будетъ исполнено.
   Гонэриль. A съ его рыцарями будь какъ можно холоднѣе; все равно, что бы изъ этого ни вышло. Передай это своимъ товарищамъ. Хочу добиться объясненія и добьюсь, a сестрѣ сейчасъ напишу, чтобы и она поступала такъ-же, какъ я. Вели подавать обѣдъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Другая комната тамъ-же.

Входитъ Кентъ, переодѣтый.

  
   Кентъ. Если мнѣ при помощи подражанія чужестранному говору такъ-же ловко удастся сдѣлать неузнаваемою настоящую мою рѣчь, какъ, благодаря этой грубой одеждѣ, удалось сдѣлать неузнаваемымъ мой внѣшній образъ, благая моя цѣль будетъ достигнута. Теперь, изгнанникъ Кентъ, если ты можешь быть полезнымъ тому, кто тебя изгналъ, то-есть твоему безконечно любимому господину, да увѣнчается успѣхомъ твое доброе намѣреніе: -- служи ему вѣрой и правдой! (За сценой гремятъ трубы).
  

Входитъ Лиръ; за нимъ рыцари и свита.

  
   Лиръ. Я не намѣренъ ни одной минуты ждать обѣда; вели подавать сейчасъ-же (Одинъ изъ свиты уходитъ. Король обращается къ Кенту). Ты кто такой?
   Кентъ. Человѣкъ.
   Лиръ. Какой y тебя промыселъ? Чего ты отъ насъ хочешь?
   Кентъ. Мой промыселъ? чего я хочу? Мнѣ хотѣлось-бы, чтобы меня считали не ниже того, чѣмъ я кажусь; хочу честно служить тому, кто удостоитъ меня своего довѣрія; любить того, кто честенъ, знаться съ людьми разумными и не слишкомъ словоохотливыми, воздерживаться отъ слишкомъ рѣзкихъ сужденій, сражаться, если нѣтъ возможности этого избѣжать, и не питаться постоянно одною рыбою.
   Лиръ. Кто ты такой?
   Кентъ. Я честный малый и такой-же бѣднякъ, какъ король.
   Лиръ. Если ты, какъ подданный, настолько-же бѣденъ, насколько бѣденъ онъ, какъ король, то ты дѣйствительно, не богатъ. Чего-же ты хочешь?
   Кентъ. Службы.
   Лиръ. Кому-же ты жедаешь служить?
   Кентъ. Вамъ.
   Лиръ. Развѣ ты меня знаешь, пріятель?
   Кентъ. Нѣтъ, не знаю, но y васъ въ лицѣ есть нѣчто такое, что вызываетъ во мнѣ желаніе назвать васъ своимъ господиномъ.
   Лиръ. Что это такое?
   Кентъ. Привычка повелѣвать.
   Лиръ. Что-же умѣешь ты дѣлать?
   Кентъ. Я умѣю честно хранить тайны, ѣздить верхомъ, бѣгать, портить любопытный разсказъ, пересказывая его самъ, и самымъ безупречнымъ образомъ доставлять простыя носланія. Я годенъ на все, что способенъ исполнять обыкновенный человѣкъ, но лучшее, что во мнѣ есть, это все-таки мое усердіе.
   Лиръ. Который тебѣ годъ?
   Кентъ. Я уже не тактъ молодъ, чтобы полюбить женщину за ея пѣніе, но и не настолько старъ, чтобы полюбить ее безъ всякой основатедьной причины. У меня за спиною сорокъ восемь лѣть.
   Лиръ. Идемъ за мною: ты будешь моимъ слугой. Если ты и послѣ обѣда не разонравишься мнѣ, я не скоро съ тобою разстанусь... Эй, что-же обѣдъ? Отчего до сихъ поръ не подаютъ? Гдѣ мой дуракъ? мой шутъ? Позвать его! (Осуольдъ возвращается). Эй, ты, любезный, гдѣ моя дочь?
   Осуольдъ. Извините (Уходитъ).
   Лиръ. Что сказалъ онъ, бездѣльникъ? Верните сейчасъ-же сюда этого грубіяна (Одинъ изъ рыцарей уходитъ). Эй, гдѣ мой шутъ. Здѣсь всѣ какъ будто заснули? (Рыцарь, уходившій за Осуольдомъ, возвращается). Ну, гдѣ-же тотъ ублюдокъ?
   Рыцарь. Онъ говоритъ, государь, что ваша дочь нездорова.
   Лиръ. Отчего-же этотъ холопъ не вернулся, когда я его звалъ?
   Рыцарь. Онъ отвѣтилъ мнѣ наотрѣзъ, что возвращатъся онъ не можетъ и не желаетъ!
   Лиръ. Не желаетъ!
   Рыцарь. Не знаю, государь по какой причинѣ, но я нахожу, что съ вами начинаютъ обращаться далеко не съ прежнимъ глубокимъ уваженіемъ. Не только вся прислуга обходится съ вами несравненно менѣе внимательно, но даже самъ герцогъ и герцогиня...
   Лиръ. А! Ты находишь?
   Рыцарь. Прошу y васъ прощенія, государь, если я ошибаюсь; но я нахожу невозможнымъ молчать, когда вижу, что на каждомъ шагу выказываютъ полное неуваженіе къ вашему величеству.
   Лиръ. Твои слова заставили меня вспомнить то, что я замѣчалъ и самъ. Мнѣ самому бросалась за послѣднее время въ глаза какая-то не особенно, впрочемъ, большая невнимательность ко мнѣ, но я болѣе приписывалъ ее своей не въ мѣру развитой и обидчивой щепетильности, чѣмъ дѣйствительному, преднамѣренному невниманію. Теперь я стану наблюдать за этимъ болѣе зорко. Гдѣ-же мой шутъ? Я совсѣмъ не вижу его за два послѣдніе дня.
   Рыцарь. Съ тѣхъ поръ, какъ юная миледи отбыла во Францію, шутъ вашъ, государь, сталъ совсѣмъ мрачнымъ.
   Лиръ. Объ этомъ болѣе ни слова; я и самъ хорошо это замѣтилъ. Ступай къ моей дочери и передай, что мнѣ нужно переговорить съ нею. A также позови сюда моего шута (Осуольдъ возвращается). A это ты, ты, почтеннѣйшій. Подойди сюда, скажи, почтеннѣйшій, ты знаешь, кто я?
   Осуольдъ. Отецъ моей госпожи.
   Лиръ. Отецъ моей госпожи! холопъ моего господина! Ублюдокъ, ты! Рабъ! Дворняшка!
   Осуольдъ. Ничѣмъ этимъ я никогда не былъ, милордъ! Пошу прощенія.
   Лиръ. Какъ ты смѣешь смотрѣть на меня, мерзавецъ.
   (Бьетъ ею).
   Осуодьдъ. Не позволю я вамъ драться.
   Кентъ (Сваливая его съ ногъ). И этого не позволишь, дрянной игрокъ въ мячъ!
   Лиръ. Спасибо, любезный! Ты служишь мнѣ и я чувствую, что полюблю тебя.
   Кентъ (Осуольду). Ну, a ты. почтеннѣйшій, вставай, и скорѣе вонъ отсюда! Я научу тебя, какъ слѣдуетъ держаться на почтительномъ разстояніи! Вонъ-же, говорю тебѣ, вонъ! Или тебѣ, олуху, можетъ-быть, хочется опять измѣрить длину свою на полу? Въ такомъ случаѣ оставайся; но все-таки лучше проваливай. Такъ для тебя безопаснѣе будетъ! Ну, живо проваливай! (Выталкиваетъ Осуольда въ дверь). Вотъ такъ!
   Лиръ. Благодарю тебя, вѣрный мой слуга (Даетъ Кенту денегъ). Вотъ тебѣ въ счетъ будущаго жалованія.

Входитъ Шутъ.

   Шутъ. Я тоже хочу отблагодарить его (Кенту). Вотъ тебѣ дурацкій мой колпакъ (Подаетъ ему колпакъ).
   Лиръ. Ну, что? Какъ поживаешь, милый мой забавникъ?
   Шутъ. Право, тебѣ лучше-бы надѣть мой колпакъ съ пѣтушинымъ гребешкомъ.
   Лиръ. Почему-же такъ, шутъ?
   Шутъ. Почему? A потому, что онъ смѣетъ вступаться за павшихъ въ немилость. Повѣрь, какъ разъ простудишься, если станешь улыбаться не въ ту сторону, куда дуетъ вѣтеръ. Бери-же пѣтушій мой гребень... Ты все еще не понимаешь, зачѣмъ? Вотъ этотъ пріятель мой прогналъ двухъ дочерей, a третью облагодѣтельствовалъ противъ ея желанія. Если ты желаешь оставатъся около его особы непремѣнно, надѣнь дурацкій колпакъ! Ну, a ты, дядя, какъ поживаешь? Хотѣлось-бы мнѣ, чтобы y меня было два дурацкихъ колпака и двѣ дочери.
   Лиръ. Это зачѣмъ, мальчуганъ?
   Шутъ. Зачѣмъ? Дочерямъ я отдалъ-бы все состояніе, a колпаки оставилъ-бы себѣ. Вотъ тебѣ одинъ колпакъ; другой пусть тебѣ, какъ милостыню, броситъ которая-нибудь изъ твоихъ дочерей.
   Лпръ. Не забывай, шутъ, что и на тебя есть плетка!
   Шутъ. Правда -- такая собака, что ей только на псарнѣ и мѣсто. A воть сученка-ищейка можетъ преспокойно грѣться y камина и вонять сколько ей угодно.
   Лиръ. Да, это довольно ядовитая насмѣшка надо многимию
   Шутъ. Хочешь, пріятель, я буду учить тебя уму-разуму?
   Лиръ. Учи.
   Шутъ. Слушай-же обоими ушами:--
   Въ запасѣ болѣе имѣй, чѣмъ видятъ люди;
   Старайся менѣе высказывать, чѣмъ знаешь;
   Въ долгъ болѣе не вѣрь другимъ, чѣмъ долженъ самъ,
   И чаще на конѣ являйся, чѣмъ пѣшкомъ.
   Поменьше думай, но побольше собирай
   Полезныхъ свѣдѣній, другимъ вредить могущихъ.
   На кости меньше ставь, чѣмъ бросить могъ бы зря;
   Отъ пьянства отрекись и отъ красотокъ тоже.
   Сиди вѣкъ дома, и богаче будешь ты,
   Насколько двадцать два десятка превышаетъ.
   Лиръ. Это одно пустословіе, шутъ.
   Шутъ. Въ такомъ случаѣ мое краснорѣчіе тоже что рѣчь адвоката, когда онъ защищаетъ обвиняемаго безплатно. Ты мнѣ за мое краснорѣчіе ничего, вѣдь, не далъ. Тебѣ, дядя, хотѣлось бы извлекать выгоды даже изъ ничего.
   Лиръ. Почему-бы нѣтъ, мальчикъ, если-бы можно было извлечь хоть что-нибудь изъ ничего.
   Шутъ. Ну, сдѣлай милость, скажи вотъ этому, что доходы съ тебя равняются теперь именно ничему. Шуту онъ, пожалуй, не повѣритъ.
   Лиръ. Злой дуракъ!
   Шутъ. A ты, дядя, знаешь разницу между злымъ и добрымъ дуракомъ?
   Лиръ. Нѣть, объясни ее.
   Шутъ. Пусть тотъ, кто далъ тебѣ совѣтъ нелѣпый --
   Отречься отъ владѣній добровольно --
   Становится здѣсь на ряду со мною
   Иль хоть съ тобой, мой пышный властелинъ.
   Рѣшитъ онъ, кто изъ насъ двоихъ добрѣе: --
   Я ли въ нарядъ дурацкій облеченный,
   Иль ты въ своей блистательной одеждѣ,
   Великій Лиръ, посмѣшище для всѣхъ?
   Лиръ. Такъ ты дуракомъ называешь меня?
   Шутъ. Отъ всѣхъ своихъ пріобрѣтенныхъ титуловъ та отрекся добровольно; отъ этого не отречешься; ты съ нимъ родился на свѣтъ.
   Кентъ. Это не совсѣмъ глупо, государь.
   Шутъ. Разумѣется, далеко не глупо. Знатные и великіе люди никакъ не хотятъ предоставить глупость одному мнѣ. Если-бы я потребовалъ, чтобы она всецѣло укрѣплена была за мною, они непремѣнно потребовали бы часть ея на свою долю. Да и женщины тоже очень до нея охочи; каждая то здѣсь урветъ клочекъ ея, то здѣсь, то тамъ. Дядя, дай мнѣ яйцо, a я дамъ тебѣ за него двѣ короны.
   Лиръ. Какія короны, шутъ?
   Шутъ. Двѣ его половинки. Я разрѣжу его пополамъ; содержаніе его съѣмъ, a пустую скорлупу отдамъ тебѣ; вотъ тебѣ и двѣ короны. Когда ты разломилъ пополамъ свою корону и обѣ половины отдалъ другимъ, ты взвалилъ своего осла на плечи и понесъ его черезъ грязъ. Мало было мозга подъ плѣшивою твоею головою, когда золотую ты отдавалъ другимъ. Если я говорю глупо, пусть выпорютъ перваго, кто это скажеть (Поетъ):
   Увы, для дураковъ настанетъ тяжкій годъ:
   Дуракъ вдругъ поумнѣлъ, сталъ умный весь народъ...
   Боюсь лишь, что совсѣмъ простится тотъ съ умишкомъ,
   Кто подражать глупцамъ начнетъ уже съ излишкомъ.
   Лиръ. Съ которыхъ это поръ научился ты пѣснямъ, шутъ?
   Шутъ. Съ тѣхъ поръ, дядя, какъ ты обѣихъ дочерей превратилъ въ твоихъ матерей. Въ этотъ день ты отдалъ имъ въ руки розги, a самъ спустилъ штаны (Поетъ):
   Онѣ отъ радости расплакались нежданной;
   А я, несчастный шутъ, съ печали распѣваю,
   Что и король, попавъ въ ораву дураковъ,
   Для развлеченья самъ теперь играетъ въ прятки.
   Сдѣлай милость, дядя, найми учителя, чтобы онъ научилъ твоего шута лгать. Какъ-бы хотѣлось мнѣ поучитъся этому искусству.
   Лиръ. Если ты, бездѣльникъ, научишься лгать, не миновать тебѣ плетки.
   Шутъ. Удивительно, какая близость существуетъ между тобою и твоими дочерями. Онѣ грозятъ выпороть меня за правду, ты за ложь, a еще другіе за молчаніе. Лучше быть чѣмъ угодно, только не шутомъ, a все-таки, дядя, я бы нежелалъ быть тобою. Ты ощипалъ свой здравый смыслъ съ обоихъ концовъ и ничего не оставилъ въ серединѣ (Входитъ Гонэриль). Вотъ идеть одна изъ тѣхъ, ради которыхъ ты себя ощипалъ.
   Лиръ. Скажи, дочка, откуда происходитъ угрюмая тѣнь, омрачающая твое лицо? Я замѣчаю, что за послѣднее время ты сильно стала хмуриться.
   Шyтъ. Ты былъ вполнѣ счастливымъ малымъ, когда тебѣ не приходидось обращать вниманіе хмурится она или нѣтъ, а теперь ты нѣчто иное, какъ муль, не имѣющій ровно никакой цѣнности; даже я теперь больше, чѣмъ ты; я хоть шутъ, a ты ровно ничего (Гонэрили). Хорошо, хорошо. Буду держать языкъ за зубами. Хотя вы и ничего не говорите, но я по вашему лицу вижу, что вы это приказываете... Ни слова болѣе (Напѣваетъ):
   Молчу, молчу! Но тотъ, кто гордый носъ воротитъ
   Съ пренебреженіемъ отъ мякиша и корки,
   Лишившися всего, и о крохѣ потужитъ.
   Онъ теперь совсѣмъ выщелушенный гороховый стручокъ.
   Гонэриль. Государь, не только этотъ дуракъ, которому вы дали право говорить и дѣлать все, что угодно, но и другіе изъ вашей въ конецъ распущенной свиты, постоянно предаваясь гнусному безпрерывному пьянству, позволяютъ себѣ всякія безчинства и поминутно заводятъ ссоры. Послѣ того, какъ я сообщила это вамъ, я думала, что безобразія ихъ прекратятся. Однако, теперь, судя по тому, что вы сами недавно говорили и дѣлали, я начинаю бояться, что подобныя безобразія вамъ не только не противны, но что вы одобряете, даже поощряете ихъ. Если это такъ, имъ отнынѣ не избѣжать осужденія и наказаніе за вину дремать не будетъ. Можетъ-быть, мѣры, къ которымъ придется прибѣгать ради возстановленія порядка, покажутся вамъ обидными, и онѣ дѣйствительно были-бы возмутительны, если-бы ихъ не требовало благоразуміе.
   Шутъ. Ты, дядя, вѣдь, знаешь:
   Кукушекъ кормилъ бѣдный зябликъ такъ долго,
   Что птицы ему отклевывали головку.
   Вотъ такъ догорѣла свѣча и мы остались въ потьмахъ.
   Лиръ. Дочь-ли ты наша?
   Гонэриль. Я знаю, что вы здравымъ смысломъ не бѣдны, поэтому я желала-бы, чтобы вы прибѣгли къ нему и бростли тѣ причуды, которыя дѣлаютъ васъ такъ мало похожимъ на то, чѣмъ вы были ранѣе.
   Шутъ. Ослу-ли не знать, когда телѣга тащятъ лошадь, a не лошадь телѣгу? "Эй, Джогги, я тебя люблю"!
   Лиръ. Знаетъ-ли кто-нибудь здѣсь, кто я такой? Нѣтъ, я, конечно, не Лиръ! Развѣ Лиръ ходитъ такъ, говоритъ такъ? Гдѣ его глаза? Ослабѣлъ разсудокъ въ немъ окончательно или только его соображеніе охвачено летаргическимъ сномъ?.. Неужто онъ не спитъ? Не можетъ этого быть!.. Кто-же скажетъ мнѣ, что я такое?
   Шутъ. Тѣнь Лира.
   Лиръ. Мнѣ хотѣлось-бы убѣдиться, такъ-ли это на самомъ дѣлѣ, потому что, благодаря высокому свидѣтельству пониманія и разума, я могу вообразить, будто y меня когда-то были дочери.
   Шутъ.Желающіе теперь превратить тебя въ послушнаго отца.
   Лиръ. Какъ ваше имя, прелестная миледи?
   Гонэриль. Такой странный вопросъ, государь, совершенно во вкусѣ недавнихъ вашихъ сумасбродствъ. Прошу васъ хорошенько прислушаться къ тому, что я вамъ говорю. Ваша разсудителкаость должна бы идти объ руку съ преклонными вашими годами и съ тѣиъ уваженіемъ, которое вы должны-бы внушать. Вы держите при себѣ сто человѣкъ рыцарей, до того разнуздавныхъ, развращенныхъ и наглыхъ что нашъ дворъ, зараженный ихъ безобразнымъ примѣромъ, обращается въ какую-то буйную гостинницу на большой дорогѣ. Вѣчное пьянство и разгулъ дѣлаютъ его скорѣе похожимъ на какую-то харчевню или на домъ терпимости, чѣмъ на дворецъ, гдѣ живутъ честные люди.Такой позоръ требуетъ немедленнаго врачеванія; поэтому позвольте той, которая и безъ всякихъ позволеній можетъ получить желаемое, да, позвольте ей просить, чтобы вы хоть сколько-нибудь уменьшили свою свиту и оставили при себѣ только тѣхъ, кто хоть сколько-нибудь подходитъ къ вамъ по годамъ, по умѣнію уважать и васъ, и. себя.
   Лиръ. О, адскій мракъ и дьяволы! Сѣдлайте мнѣ скорѣе коня! Созовите скорѣе мою свиту! Тебя, незаконнорожденннй выродокъ, я не стану долѣе безпокоить своимъ присутствіемъ. У меня естъ еще другая дочь!
   Гонэриль. Вы бьете приближенныхъ мнѣ лицъ, a ваша свита пытается обратить въ своихъ слугъ такія лица, которыя много лучше ея самой (Входитъ Эльбени).
   Лиръ. О, горе тому, къ кому слишкомъ поздно придеть раскаяніе! А, вотъ и вы, герцогъ! Скажите, все это дѣлается съ вашего одобренія? Скорѣе готовъте мнѣ коней! О, неблагодарность, ты въ родномъ дѣтищѣ являешься болѣе возмутительвой, чѣмъ морское чудовшце!
   Эльбени. Терпѣніе, государъ! Прошу васъ, успокойтесь.
   Лиръ (Дочери). Ненавистная, хищная птица, ты лжешь! Сопровождающая меня свита состоитъ изъ лщъ избранныхъ, вполнѣ знающихъ свои обязанности и съ полнымъ уваженіемъ относящихся къ чести своего имени. О, какъ когла мнѣ показаться въ Кордэліи гнусной такая ничтожная вина? Какъ могли мнѣ показаться ея слова чѣмъ-то подобнымъ орудію пытки, способнымъ разчленитъ всѣ волокна моего существа, вырвать изъ моего сердца всю любовь къ ней и превратить эту любовъ въ одну мерзкую желчь? (Ударяетъ себя по лбу). О, Лиръ, Лиръ, Лиръ, стучись въ эти ворота, впустившія твое безуміе, a твой разсудокъ оставившій за своими предѣлами! ѣдемъ, ѣдемъ, дорогіе мои спутники!
   Эльбени. Государь, я здѣсь не виноватъ ни въ чемъ и даже не знаю, что васъ такъ волнуетъ.
   Лиръ. Очень можетъ быть, герцогъ. О, слушай, природа! Слушай всеблагая богиня! Если ты рѣшилась сдѣлать эту тварь плодородною, отмѣни свое рѣшеніе! Пусть ея чрево остается безплоднымъ! Изсуши ея нѣдра распложенія настолько, чтобы ея гнусное тѣло никогда не разрѣшилось ребенкомъ, могущимъ служить ей утѣшеніемъ! Если-же суждено ей зачать и разрѣшиться, награди ее такимъ полнымъ злобы исчадіемъ, которое, живя, будетъ для нея страшнымъ, сверхъестественнымъ мученіемъ! Пусть морщины до времеяи избороздятъ ея молодое чело! Пусть жгучія слезы изроють ея молодыя щеки! Пусть всѣ материнскія ея заботы обратятся въ смѣхъ и въ поруганіе, чтобы она на себѣ почувствовала, насколько ядовито змѣиное жало дочерней неблагодарности! Вонъ отсюда! Вонъ! (Уходитъ).
   Эльбени. О, боги, изъ-за чего все это?
   Гонэриль. Не обращай вниманія! Пусть себѣ идетъ путемъ сумасбродства (Лиръ возвращается).
   Лиръ. Какъ! Пятьдесятъ сопровождающихъ меня спутниковъ безъ моего вѣдома уже распущены въ какія-нибудь двѣ недѣли!
   Эльбени. Въ чемъ дѣло, государь?
   Лиръ. Сейчасъ узнаешь! Жизнь и смерть! (Дочери). Какой для меня позоръ, что ты имѣешь власть потрясать мою мужественную силу настолько, что противъ моей воли льющіяся слезы признаютъ тебя какъ-бы достойной ихъ. Призываю на тебя тлѣтворныя испаренія и ржавчину тумановъ! Пусть отцовское проклятіе разразится надъ тобою бездной незаживающихъ язвъ, a эти язвы пусть прокрадутся въ каждое изъ твоихь чувствъ! Глупые старые глаза, заплачьте о ней еще разъ, a затѣмъ я вырву васъ, чтобы вы вмѣстѣ съ расточаемою вами влагой размягчили глину. Вотъ до чего дошло! Пусть такъ и будетъ!.. У меня есть еще другая дочь! Я убѣжденъ, что она, нѣжная и ласковая, узнавъ о твоемъ чудовищномъ поступкѣ, изцарапаетъ ногтями волчье твое лицо. Ты еще увидишь меня такимъ, какимъ болѣе не думала увидѣть (Уходитъ съ Кентомъ и со свитой).
   Гонэриль. Видѣлъ и слышалъ?
   Эльбени. Не смотря на всю мою любовь къ тебѣ, Гонэриль, я не могу не быть безпристрастнымъ.
   Гонэриль. Прошу объ одномъ: -- будь покоенъ, Осуольдъ! (Шуту). Ну, ты, скорѣе плутъ, чѣмъ шутъ, иди за своимъ господиномъ.
   Шутъ. Дядя Лиръ! Дядя Лиръ! Захвати съ собою и меня, своего дурака!
             Съ захваченной лисою,
             Да съ дочерью такою
   Я-бъ не задумался, хоть я -- дуракъ!
             Нашелъ-бы я снаровку,
             Какъ вымѣнять веревку
   На этотъ вотъ колпакъ! (Уходитъ).
   Гонэриль. Цѣлыхъ сто человѣкъ рыцарей! Придумано недурно. Какъ было-бы умно и благоразумно оставить при немъ сто человѣкъ, всегда при каждомъ неудовольствіи, при каждомъ поводѣ готовыхъ вступиться за него, a онъ при ихъ содѣйствіи могъ бы поддерживать свой безумный бредъ и даже грозить опасностью нашей жизни. Осуольдъ!
   Эльбени. Легко можетъ быть, что страхъ твой преувеличенъ.
   Гонзриль. Это безопаснѣе, чѣмъ чрезмѣрная довѣрчявость. Позволь мнѣ лучше отвратить отъ насъ тѣ бѣды, противъ которыхъ я принимаю мѣры; это будетъ удобнѣе, чѣмъ вѣчно бояться, что вотъ-вотъ сейчасъ онѣ обрушатся на насъ. Я его знаю, поэтому письменно сообщаю сестрѣ все, что онъ дѣлалъ и говорилъ. Едва-ли, сообразуясь съ тѣмъ, что я пишу, она приметъ и его, и его рыцарей (Входитъ Осуольдъ). Ну, что, Осуольдъ, готово письмо къ моей сестрѣ?
   Осуольдъ. Готово, миледи.
   Гонэриль. Возьми съ собою еще нѣсколько человѣкъ провожатыхъ и скорѣе на коней! Передай сестрѣ всѣ мои соображенія и подкрѣпи ихъ своими собственными. Итакъ, отправляйся сейчасъ-же въ путь и возвращайся скорѣе (Осуольдъ уходитъ). Нѣтъ, нѣтъ, дорогой мой герцотъ, хотя я и не осуждаю твоего мягкосердечія, тебя, другъ мой, все-таки слѣдуетъ упрекать за недостатокъ благоразумія, и ты болѣе заслуживаешь порицанія, чѣмъ похвалы за свою чрезмѣрную кротость.
   Эльбени. Не знаю, насколько ты проницательна и дальновидна, но мы, стремясь къ лучшему, часто губимъ то хорошее, что y насъ есть.
   Гонэриль. Не можетъ этого быть, потому что...
   Эльбени. Хорошо. хорошо! Увидимъ послѣ, что будетъ.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА V.

Дворъ передъ замкомъ Эльбени.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

  
   Лиръ. Возьми это письмо и поѣзжай съ нимъ впередъ въ Глостэръ. Передай моей дочери все, что тебѣ извѣстно, но отвѣчай ей только на тѣ вопросы, которые возникнутъ вслѣдствіе письма. Совѣтую поторопиться; иначе мы будемъ тамъ ранѣе тебя.
   Кентъ. До тѣхъ поръ, государь, не сомкну глазъ, пока не вручу вашего письма (Уходитъ).
   Шутъ. Что, если бы человѣческій мозгъ находился въ пяткахъ, подвергалась бы ихъ кожа простуднымъ трещинамъ?
   Лиръ. Разумѣется, мальчуганъ.
   Шутъ. Въ такомъ случаѣ, сдѣлай одолженіе, возликуй; твоему уму никогда не ходить въ стоптанной обуви.
   Лиръ. Ха, ха, ха!
   Шутъ. Увидишь какъ ласково обойдется сь тобою вторая твоя дочь. Хотя она и похожа на здѣшнюю, какъ садовое яблоко на лѣсное, тѣмъ не менѣе я все-таки знаю то, что знаю.
   Лиръ. Что-же ты знаешь, дитя?
   Шутъ. A вотъ увпдишь, что между пріемомъ y той и здѣшнимъ окажется такая-же разница, какъ во вкусѣ одного лѣсного яблока и другаго. Знаешь-ли ты, зачѣмъ носъ y человѣка торчитъ на самой серединѣ лица?
   Лиръ. Нѣтъ, не знаю.
   Шутъ. A вотъ зачѣмъ:-- чтобы по сторонамъ его помѣстить два глаза, которые видѣли бы то, чего нельзя пронюхать носомъ.
   Лиръ. Развѣ я чѣмъ-нибудь ее обидѣлъ?
   Шутъ. Можешь-ли ты объяснить, какъ устрица дѣлаетъ свою раковину?
   Ляръ. Нѣтъ, не могу.
   Шутъ. Ну, и я не могу. Но за то скажу тебѣ, зачѣмъ улитка носитъ свой домъ на спинѣ.
   Лиръ.Зачѣмъ?
   Шутъ. Затѣмъ, чтобы укрывать въ него голову, a не для того, чтобы отдавать его дочерямъ, оставляя такимъ образомъ собственные рога безъ всякаго пріюта.
   Лиръ. Надо пересилить свою приироду... Обойтись такь, съ безконечно любящимъ отцомъ!. Что-же, готовы лошади?
   Шутъ. Твои ослы пошли взглянуть, готовы-ли. A какая причина тому, что въ созвѣздіи изъ семи звѣздъ ихъ всего только семь!
   Диръ. A что ихъ не восемь.
   Шутъ. Именно такъ! Изъ тебя вышелъ-бы отличный шуть.
   Лиръ. Не отобрать-ли подаренное силой? Чудовищная неблагодарность!
   Шутъ. Если-бы ты, дядя, былъ моимъ шутомъ, какъ-бы я велѣлъ тебя драть за то, что ты состарился прежде времени.
   Лиръ. Какъ такъ?
   Шутъ. Сначала набрался-бы благоразумія, a состарился бы уже потомъ.
   Лиръ. О вы, благія небеса, не дайте, не дайте мнѣ сойти съ ума! Дайте мнѣ сохранить разсудокъ! Не хочу я быть сумасшедшимъ! (Входитъ рыцарь). Что-жь, готовы лошади?
   Рыцарь. Готовы, государь.
   Лиръ. Такъ идемъ, дуракъ.
   Шутъ. Та дѣва, что смѣется надъ моимъ уходомъ, не долго сохранитъ дѣвство, если, впрочемъ, это дѣло не остановится на полдорогѣ (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Часть двора въ замкѣ Глостэра.

Ночь. Эдмондъ и Корэнъ вспурѣчаются.

  
   Эдмондъ. Здравствуй, Корэнъ.
   Корэнъ. Здравствуйте, сэръ. Я прямо отъ вашего отца. Я принесъ ему извѣстіе, что герцогъ Корнуэльскій съ своею супругою Рэганой прибудутъ сюда сегодня-же позднимъ вечеромъ.
   Эдмондъ. Зачѣмъ?
   Корэнъ. Право, не знаю. Вамъ извѣстно, какіе ходятъ слухи. Я говорю о тѣхъ слухахъ, которые, какъ нѣчто не вполнѣ еще вѣрное, другъ другу передаютъ не иначе, какъ на ухо.
   Эдмондъ. Ничего мнѣ не извѣстно. Скажи, пожалуйста, въ чемъ дѣло?
   Корэнъ. Развѣ вы не слыхали, что между герцогами, Корнуэльскимъ и Эльбени легко можетъ вспыхнуть война?
   Эдмондъ. Не слыхалъ ни слова.
   Корэнъ. Значитъ, скоро услышите. Прощайте, сэръ (Уходитъ).
   Эдмондъ. Сегодня позднимъ вечеромъ герцогъ прибудетъ сюда. Тѣмъ лучше... даже лучшего быть ничего не можетъ. Это событіе само собою, какъ-бы по волѣ судьбы, вплетается въ мой планъ. Отецъ разставилъ часовыхъ, чтобы взять брата подъ стражу, a мнѣ еще предстоитъ исполнить очень щекотливое дѣло. Надо дѣйствовать. Ты, ловкость, за дѣло, a ты, счастіе, помоги (Зоветъ). Эй, братъ, на одно слово! Говорю тебѣ, братъ, сойди сюда скорѣе! (Входитъ Эдгаръ). Отецъ слѣдитъ за тобою. Бѣги-же отсюда. Отцу извѣстно, гдѣ ты скрываешься, но тебѣ на пользу послужитъ ночная темнота. Не говорилъ-ли ты чего-нибудь дурнаго про герцога Корнуэльскаго? Онъ зачѣмъ-то торопливо ѣдетъ сюда и прибудетъ сегодня-же, a съ нимъ и Рэгана. Не говорилъ-ли ты чегб-нибудь о его козняхъ противъ герцога Эльбени? Подумай хорошенько.
   Эдгаръ. Ни одного слова, я въ этомъ увѣренъ.
   Эдмондъ. Я слышу, сюда идетъ отецъ... Прости, я для вида вынужденъ обнажить противъ тебя мечъ... Ты тоже обнажи свой и притворись, будто защищаешься... Ну, a теперь отступай (Очень громко). Ну, сдавайся! Предстань на судъ передъ отцомъ! Эй, огня сюда, огня! (Тихо). Братъ, бѣги скорѣе (Еричитъ). Огня сюда, факеловъ! (Тихо). До свиданія, братъ, бѣги (Эдгаръ убѣгаетъ). Нѣсколько капель крови изъ моихъ жилъ заставятъ подумать, будто я вынужденъ былъ отражать болѣе сильное нападеніе (Слегка колетъ себѣ руку). Я видалъ, какъ пьяные люди дѣлаютъ еще хуже и все только ради шутки (Входящему Глостэру). Остановись, отець, остановись! Помощь не нужна (Входитъ Глостэръ и слуги съ факелами).
   Глостэръ. Эдмондъ, гдѣ-же негодяй?
   Эдмондъ. Онъ съ обнаженнымъ мечомъ стоялъ вотъ адсь во мракѣ и обращался съ какими-то волшебными заклинаніями къ лунѣ, умоляя ее быть его богиней-покровктельницей.
   Глостэръ. Да гдѣ-же онъ?
   Эдмондъ. Посмотрите, милордъ, y меня изъ руки течетъ кровь.
   Глостэръ. Эдмондъ, гдѣ-же этотъ извергъ?
   Эдмондъ. Онъ убѣжалъ вотъ въ ту сторону. Когда онъ никакими силами не могъ...
   Глостэръ. Эй, бѣгите, гонитесь за нимъ! (Одинъ изъ слугъ убѣгаетъ). Чего-же не могъ онъ сдѣлать никакими силами?
   Эдмондъ. Вырвать y меня согласіе убить васъ, милордъ. Я говорилъ ему, что карающіе боги направляютъ всѣ свои громы на головы отцеубійцъ. Указывалъ ему я также, какими многочисленными и несокрушимыми узами дѣти связаны съ родителями. Короче, видя, съ какимъ отвращеніемъ я отвергаю гнусныя его предложенія, онъ въ дикомъ изступленіи обнажилъ бывшій при немъ мечъ и бросился на меня. Я никакъ этого не ожидалъ, и вотъ онъ ранилъ меня въ руку. Увидавъ однако, какъ мужественно я сопротивляюсь, или боясь, какъ-бы на мои крики не сбѣжался сюда народъ, онъ внезапно убѣжалъ вотъ въ эту сторону.
   Глостэръ. Пусть бѣжитъ! Въ этомъ краю онъ не укроется отъ преслѣдованій, a разъ онъ будетъ схваченъ, конецъ не заставитъ себя ждать. Благородный герцогъ, мой повелитель, достойный мой властелинъ и покровитель, будетъ сегодня здѣсъ. Съ его разрѣшенія я велю провозгласить, что крупное отъ меня вознагражденіе получитъ тотъ, кто откроетъ мнѣ мѣстопребываніе гнуснаго убійцы и доставитъ этого убійцу въ руки палача. Того-же, кто вздумаетъ укрывать его, ждетъ смерть.
   Эдмондъ. Когда-же, не смотря на всѣ мои убѣжденія оказалось, что намѣреніе его непоколебимо, a я въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ сталъ грозить, что обнаружу все, онъ отвѣчалъ:-- "Неужто ты думаешь, лишенный наслѣдія пригулокъ, что въ силу только твоей честности, твоихъ добродѣтелей и твоей правдивости. твоимъ словамъ дадутъ вѣру, если я скажу, что ты лжешь? Конечно, нѣтъ! Простымъ отрицаніемъ правды,-- a я стану отрицатъ ее даже въ томъ случаѣ, если-бы на глаза мнѣ представили подтвержденіе, написанное собственною моею рукою,-- я всю вину свалю на твои происки, на твои козни, на твое лукавство! Только въ томъ случаѣ, когда-бы весь міръ превратился въ скопище дураковъ, онъ не замѣтилъ-бы, что въ твоихъ показаніяхъ противъ меня, грозящихъ мнѣ неминуемою смертью, тобою руководіттъ ничто иное, какъ выгоды, сопряженныя для тебя съ моею гибелью и заставляющія тебя такъ дѣятельио хлопотать о моей смерти".
   Глостэръ. Невиданный закоренѣлый злодѣй! Онъ готовъ отречься даже отъ сойственнаго письменнаго признанія! (За сценой трубы). Слышишь? Этимъ извѣщаютъ, что герцогъ прибылъ, a зачѣмъ онъ ѣдетъ сюда, не знаю. Велю запереть всѣ выходы, и тому мерзавцу отъ меня не уйти. Герцотъ не можетъ не изъявить на это своего согласія. Кромѣ этого, разошлю во всѣ стороны его примѣты, чтобы его знало все государство. Что-же касается моихъ земель, право наслѣдія ихъ я предоставлю тебѣ, мой добрый, мой единственный сынъ (Входятъ Корнуэль, Рэгана и свита).
   Корнуэль. Что это значитъ, мой благородный другъ, съ самого прибытія моего сюда, a это произошло минуту тому назадъ, я узнаю самыя странныя вещи.
   Рэгана. Если это правда, нѣтъ такой кары, которая была-бы слишкомъ жестока для виновнаго. Какъ поживаете, милордъ.
   Глостэръ. Ахъ, государыня, старое сердце мое совсѣмъ разбито, совсѣмъ растерзано.
   Регана. Какъ, крестникъ моего отца, давшаго ему свое имя: -- "Эдгаръ", замышлялъ покуситься на вашу жизнь?
   Глостэръ. О, герцогиня! Позоръ такъ великъ, что хотѣлось-бы его скрыть.
   Рэгана. Не дружилъ-ли онъ съ разнузданными рыцарями, составляющими свиту моего отца?
   Глостэръ. Не знаю, государыня! Слишкомъ это ужасно.
   Эдмондъ. Да, герцогиня, онъ состоялъ съ ними въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ.
   Рэгана. Послѣ этого дурныя его наклонности совсѣмъ меня не удивляютъ. Должно быть, они-то и внушили ему мысль убить старика отца, чтобы завладѣть его состояніемъ, a потомъ живо его промотать. Сегодня-же передъ вечеромъ я получила письмо отъ сестры. Она самымъ подробнымъ образомъ описываетъ мнѣ ихъ поведеніе, и когда они явятся ко мнѣ, меня на основаніи этихъ извѣщеній не окажется дома.
   Герц. Корнуэльскій. Даю тебѣ слово, Рэгана, что не окажется и меня. Ты, Эдмондъ, какъ я слышалъ, оказалъ отцу чисто сыновнюю услугу.
   Эдмондъ. Государь, я только исполнилъ свой долгъ.
   Глостэръ. Всѣ замыслы брата открылъ онъ и, стараясь схватить изверга, какъ видите, получилъ рану.
 

КОРОЛЬ ЛИРЪ

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДbЙСТВІЯХЪ
ШЕКСПИРА

ПЕРЕВОДЪ
В. ЛАЗАРЕВСКАГО

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

Въ типографіи В. Головина, у Владимірской церкви, домъ барона Фредерикса No 15, кварт. 3
1864

ПОСВЯЩАЕТСЯ
Л. З.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Лиръ, король британскій.
   Король Французскій.
   Герцогъ бургундскій.
   Герцогъ Корнвалльскій.
   Герцогъ Альбани.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгаръ, сынъ Глостера.
   Эдмундъ, побочный сынъ Глостера.
   Куранъ, придворный.
   Старикъ, фермеръ Глостера.
   Лекарь.
   Шутъ.
   Освальдъ, дворецкій Гонерили.
   Офицеръ при Эдмундѣ.
   Джентльменъ изъ свиты Лира.
   Герольдъ.
   Гонериль, Регана, Корделія, дочери Лира.
   Свита Лира, офицеры, гонцы, слуги, солдаты.

Дѣйствіе въ Британіи.

   

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Тронная во дворцѣ Лира.

Входятъ Кентъ, Глостеръ и Эдмундъ.

   

Кентъ.

   Я думалъ, что король больше расположенъ къ герцогу Альбани, чѣмъ къ Корнвалю.
   

Глостеръ.

   И намъ оно всегда такъ казалось, но теперь, при раздѣлѣ королевства2), незамѣтно, чтобъ одного онъ ставилъ выше другаго: всѣ части выравнены такъ, что хоть не выбирай.
   

Кентъ.

   Это не сынъ вашъ, милордъ?
   

Глостеръ.

   Воспитаніе его, сэръ, было на моей отвѣтственности, и я такъ часто краснѣлъ, сознаваясь въ этомъ, что теперь ужъ не проступаетъ краска.
   

Кентъ.

   И не понимаю васъ...
   

Глостеръ.

   Мать этого молодаго шалуна меня понимала... И вотъ талія ея примѣтно округлилась, и ей, бѣдняжкѣ, пришлося хлопотать о люлькѣ прежде, чѣмъ о брачной постелѣ.... Не пахнетъ -- ли это грѣшкомъ?
   

Кентъ.

   Что за грѣхъ, коли изъ него выходятъ такіе бравые молодцы!
   

Глостеръ.

   У меня, сэръ, есть и законный сынъ, немного постарше,-- но я           одинаково люблю обоихъ; правда, буянъ безсовѣстно выскочилъ на свѣтъ прежде, чѣмъ попросили его, но его мать, сэръ, была прекрасна.... Иного радости дарила мнѣ любовь ея, и грѣшно было бы бросить бѣднаго малаго. Ты знаешь, Эдмундъ, этого лорда?
   

Эдмундъ.

   Не знаю, милордъ.
   

Глостеръ.

   Графъ Кентъ.... Помни, это лучшія другъ мой.
   

Эдмундъ, кланяясь.

   Радъ вамъ служить, милордъ.
   

Кентъ.

   И полюбилъ тебя, и хотѣлъ бы сойтись покороче.
   

Эдмундъ.

   Я постараюсь, сэръ, оправдать ваше вниманіе.
   

Глостеръ.

   Онъ пробылъ девять лѣтъ за границею и скоро опять отправится туда... А вотъ и король!

Слышенъ звукъ трубъ.-- Входятъ Лиръ, Корнвалль, Альбани, Гонериль, Регана, Корделія и свита.

   

Лиръ.

             Ты проводи къ намъ, Глостеръ, короля
             Французскаго и герцога Бургундьи.
   

Глостеръ.

             Иду, король.

Уходитъ съ Эдмундомъ.

Лиръ.

                                 А мы разскажемъ нашъ
             Завѣтный планъ. Подайте карту. Знайте,

Приносятъ и развертываютъ карту.

             Что на -- трое мы дѣлимъ королевство,
             И твердо мы рѣшили снять съ себя,
             Подъ -- старость, всѣ труды и всѣ заботы:
             Пускай идутъ на дѣло молодые,
             Мы-жь на -- легкѣ къ могилѣ побредемъ...
             Нашъ сынъ Корнвалль и милый сынъ Альбани,
             Мы, въ этотъ часъ, желаемъ всенародно
             Приданое назначить дочерямъ,
             Чтобъ не было потомъ межъ ними спору.
             Король Французскій и бургундскій герцогъ,
             Влюбленные въ меньшую нашу дочь,
             Что при дворѣ у насъ гостятъ такъ долго,
             Услышатъ здѣсь послѣднее рѣшенье....
             И вотъ, когда мы порѣшили сдать
             Доходы, власть и управленье царствомъ
             Скажите же мнѣ, дочери мои,
             Которая изъ васъ насъ больше любитъ?
             Чтобъ тамъ щедрѣй сказалась доброта,
             Гдѣ явится достойнѣе заслуга.
             Ты, Гонериль, какъ старшая, начни.
   

Гонериль.

             Люблю тебя я свыше всякихъ словъ!
             Ты мнѣ милѣй чѣмъ свѣтъ, пространство, воля,
             Дороже чѣмъ все дорогое здѣсь!
             Люблю, какъ жизнь съ здоровьемъ, честью, славой
             И красотой... Люблю, какъ только дѣти
             Могли когда -- нибудь любить отца!
             И грудь тѣсна, и нѣмъ языкъ для чувства...
   

Корделія встрону.

             Ну какъ же мнѣ-то быть? Любить... молчать...
   

Лиръ, указывая на картѣ.

             Дарю тебѣ вотъ это все пространство.
             Тутъ много селъ богатыхъ, вѣковыхъ
             Лѣсовъ, луговъ и рѣкъ глубоководныхъ:
             Владѣй съ дѣтьми но вѣки нерушимо. --
             Что-жь скажешь ты, вторая паша дочь,
             Жена Корнвалля, милая Регана?
   

Регана.

             Изъ одного металла мы съ сестрой,
             И я цѣню себя въ такую-жь цѣну.
             Я-бъ поклялась, что Гонериль сказала
             Мою любовь,-- но скупо говоритъ
             Она: я врагъ всему, что намъ даруетъ
             Глубокая, живая область чувства,
             И знаю я единственное счастье
             Въ любви къ тебѣ, мой царственный отецъ!
   

Корделія всторону.

             Попалась ты, Корделія бѣдняжка!...
             А впрочемъ, что-жь? Вѣдь хорошо я знаю,--
             Любовь моя богаче словъ моихъ.
   

Лиръ.

             Изъ рода въ родъ, тебѣ мы назначаемъ
             Вотъ эту треть прекрасныхъ нашихъ странъ,
             Не меньше той обширностью, красой,
             Значеніемъ своимъ. Ну, радость наша,
             Хоть и послѣдняя, но не меньшая,
             За юную любовь которой спорятъ,
             Бургундіи и Франціи цари,
             Что скажешь ты, чтобъ получить удѣлъ
             Богаче тѣхъ, что подарилъ я сёстрамъ?
   

Корделія.

   Ничего, король.
   

Лиръ.

   Ничего?
   

Корделія.

   Ничего.
   

Лиръ.

             Изъ ничего и выйдетъ ничего!
             Скажи еще разъ.
   

Корделія.

                                 Какъ несчастна я!
             Я не могу сказать того словами,
             Что на сердцѣ моемъ.... Люблю тебя,
             Какъ долгъ велитъ: не больше и не меньше.
   

Лиръ.

             Корделья, что ты! Хоть немножко сгладь
             Слова свои, а то придется плохо...
   

Корделія.

             О добрый мой отецъ! Ты далъ мнѣ жизнь,
             Любилъ меня, лелѣялъ: я, за это,
             Свои долгъ плачу, какъ требуетъ законъ --
             Покорностью, любовью, уваженьемъ.
             Зачѣмъ же для сестёръ мужья, когда,
             Но ихъ словамъ, онѣ тебя лишь ловятъ?
             Нѣтъ, если мнѣ отдать придется руку --
             Съ своей рукой, отдамъ я половину
             Моей любви, вниманья и заботъ....
             Да, никогда, подобно сестрамъ, замужъ
             Не вышла -- бъ я, отдавши всю любовь
             Отцу.
   

.

                       И рѣчь твоя отъ сердца?
   

Корделія.

                                                     Да.
   

Лиръ.

             Такъ молода и такъ черства душой?
   

Корделія.

             Такъ молода, король мой, и правдива.
   

Лиръ.

             Ну, пусть и такъ! Возьми-жь свою правдивость
             Въ приданое сей.-- Клянусь святымъ
             Сіяньемъ дня, таинственною ночью,
             Вліяньемъ сферъ на нашу жизнь и смерть:
             Отрекся я -- вотъ здѣсь, на этомъ мѣстѣ --
             Отъ всѣхъ моихъ отеческихъ заботъ,
             Отъ всѣхъ связей родства, свойства и крови:
             И будешь ты, отнынѣ и во вѣки,
             Чужая мнѣ и сердцу моему.
             Жестокій Скиѳъ и дикій людоѣдъ
             Мнѣ дороги теперь и милы также.
             Какъ ты -- давно ль! дитя мое...
   

Кентъ.

                                                     Король!
   

Лиръ.

             Молчать! Не становись между дракономъ
             И яростью его!-- Такъ много я
             Любилъ ее... И думалъ вѣкъ дожить
             Подъ ласковымъ ея призоромъ.-- Корделіи.-- Прочь
             Съ очей моихъ! Такъ вѣрно, какъ мой миръ
             Въ гробу моемъ, я здѣсь же отъ тебя
             Беру мое родительское сердце!...
             Да гдѣ жь Французъ? Кто тамъ пошелъ за нимъ?
             Позвать бургундца! Ну, Корнвалль, Альбани,
             Возьмите вы и эту третью долю,
             Къ приданому двухъ дочерей моихъ.
             Она -- жь пускай вѣнчается съ тѣмъ чванствомъ,
             Что правдою зовется у нее.
             Вамъ отдаю права мои, значенье,
             Все царское достоинство свое,
             А для себя сто рыцарей оставлю
             И буду жить помѣсячно у васъ.
             Я сохраню лишь царскій санъ да титло,
             А власть, казну, управу надъ страною
             Вамъ, милые сыны, передаю.
             Въ залогъ -- вотъ вамъ въ раздѣлъ моя корона!

Снимаетъ съ себя и отдаетъ имъ корону.

Кентъ.

             Державный Лиръ!
             Какъ короля всегда я чтилъ тебя:
             Какъ своего отца любилъ; какъ рабъ
             Служилъ тебѣ; тебя я поминаю,
             Какъ ангела -- хранителя, въ молитвѣ...
   

Лиръ.

             Натянутъ лукъ -- поберегись стрѣлы!
   

Кентъ.

             Пускай летитъ -- хоть разорветъ мнѣ сердце...
             Будь смѣлымъ Кентъ, когда безуменъ Лиръ!
             На что пошелъ ты, старый человѣкъ?
             Ты ждешь, что долгъ замолкнетъ передъ страхомъ,
             Изъ -- за -- того, что власти лесть нужна?
             Нѣтъ, честь на шагъ отъ правды не отступитъ,
             Когда вверху пойдетъ мѣшаться толкъ!
             Уйми свою нелѣпую горячку,
             Возьми назадъ свой приговоръ.... Клянусь,
             Меньшая дочь тебя не меньше любитъ --
             Пойду на смерть за правду словъ моихъ!
             Тотъ не всегда безъ сердца, у кого
             Рѣчь сдержана достоинствомъ спокойнымъ...
   

Лиръ.

             Ни-слова! Жизнь твоя на волоскѣ....
   

Кентъ.

             На жизнь свою смотрѣлъ я не иначе,
             Какъ на оплотъ противъ враговъ твоихъ,
             И для тебя ее охотно брошу.
   

Лиръ.

             Прочь съ глазъ моихъ!
   

Кентъ.

                                 Смотри вѣрнѣе, Лиръ,
             И не спускай очей съ меня...
   

Лиръ.

                                           Клянусь
             Я Аполлономъ!
   

Кентъ.

                                 Аполлонъ свидѣтель,
             Не къ дѣлу ты плетешь сюда боговъ.
   

Лиръ.

             Невѣрный рабъ!...

Схватывается за мечъ.

Альбани и Корнвалль.

                                 Король, остановитесь!
   

Кентъ.

             Ну, что-жь! Убей врача, а счетъ его
             Пойдетъ тебѣ на новые рецепты!
             Возьми назадъ, что зря тутъ разсовалъ,
             Не то -- корить тебя не перестану,
             Пока смогу изъ глотки вырвать крикъ.
   

Лиръ.

             Такъ слушай же крамольникъ! слушай рабъ!
             Ты ногъ желать, чтобъ измѣнилъ я слову
             (Я въ -- жизнь свою на то не посягалъ).
             Ты, съ гордостью безумною, затѣялъ
             Остановить нашъ царскій приговоръ
             (Ни кровь моя, ни санъ того не стерпятъ) --
             Такъ вотъ тебѣ за то отъ насъ награда:
             Дарю тебѣ пять дней -- устрой дѣла,
             Пакъ знаешь самъ; въ шестой -- спиной проклятой
             Ты повернись къ странѣ моей; а если
             Въ десятый день найдутся, на моихъ
             Земляхъ, твои изганничьи обноски --
             Тутъ смерть твоя! Прочь отъ меня! Клянусь
             Юпитеромъ, я слова не верну.
   

Кентъ.

             Прощай король!-- Твоихъ рѣчей послушать --
             Такъ ссылка здѣсь, свобода -- жь далеко.

Корделіи.

             И мысль твоя, и рѣчи благородны:
             Храни тебя, святыя небеса.

Реганѣ и Гонсрили.

             Пусть вашъ обѣтъ на дѣлѣ подтвердится,
             И на словахъ любви добро взойдетъ.

Принцамъ.

             А вамъ, князья, Кентъ скажетъ на прощанье:
             Онъ съ старымъ сердцемъ въ новый край пойдетъ.

Уходить.-- Входятъ Глостеръ, за нимъ Французскій король, Бургундскій герцогъ и свита.

   

Глостеръ.

             Король Французскій и бургундскій герцогъ!
   ,

Лиръ.

             Мы, герцогъ, съ васъ начнемъ. Вы съ королемъ
             Ведете споръ за нашу дочь,-- какого-жь
             Хотѣли-бъ вы приданаго за ней?
   

Герцогъ.

             Я больше не прошу, король державный,
             Какъ то, что вы назначили уже,--
             А меньше вы и сами не дадите.
   

Лиръ.

             Такъ я цѣнилъ ее, пока любилъ.
             Теперь она упала. Вотъ она:
             И если что-нибудь въ игрушкѣ этой,
             Иль вся какъ есть, съ придачею одной
             Вражды моей (и ничего ужъ больше!),
             Вамъ по-сердцу -- извольте получить.
   

Герцогъ.

             Не знаю, что сказать...
   

Лиръ.

                                           Какъ есть она:
             Съ ничтожностью своей, намъ всѣмъ чужая,
             Лишь ненависть моя за дочь ее
             Взяла,-- отвержена подъ царской клятвой,
             Въ приданое проклятье ей мое....
             Угодно взять ее, угодно кинуть?
   

Герцогъ.

             Простите, сэръ, но при тактъ условьяхъ
             И выбирать нельзя.
   

Лиръ.

                                 Такъ брось ее!
             Клянусь творцомъ, тутъ все ея богатство.

Королю французскому.

             А что до васъ, король -- за вашу дружбу,
             Я-бъ не хотѣлъ на совѣсть взять свою
             Связать васъ съ тѣмъ, что самъ возненавидѣлъ.
             Найдете вы достойнѣе жену,
             Чѣмъ эта тварь, что самая природа,
             Признавъ своей, готова покраснѣть.
   

Король Французскій.

             Но это для меня рѣшительно загадка!
             Она, давно-ль сокровище для васъ,
             Живой восторгъ, на старости утѣха,
             Всѣхъ лучше, всѣхъ милѣй,-- и вдругъ
             Упала такъ позорно, безъисходно,
             Что лопнула межъ вами разомъ вся
             Святая вязь любви!-- Одно изъ двухъ:
             Иль грѣхъ ея великъ уже не въ мѣру,
             Иль ваша страсть къ ней не прочна была...
             Но чтобъ признать за нею преступленье,
             Того мой смыслъ безъ чуда не пойметъ.
   

Корделія.

             Не знаю я лукаваго искусства
             Твердить про то, чего на мысли нѣтъ;
             Вспадетъ что въ умъ -- иду я къ дѣлу прямо,
             Безъ лишнихъ словъ... Молю тебя, король,
             Сказать, что ты любовь свою и милость
             Взялъ отъ меня не за порокъ, развратъ,
             Не за дурной, безнравственный поступокъ,-- 3)
             Но именно за то, что нѣтъ во мнѣ
             Ни розсказней, ни взглядовъ попрошайки.
             И рада я, что нѣтъ ихъ у меня,
             Хоть черезъ то любви твоей лишаюсь.
   

Лиръ.

             Не родилась бы лучше ты на свѣтъ,
             Чѣмъ выросла неласковой такою.
   

Король Французскій.

             И только-то!-- Неловкая стыдливость,
             Что иногда не сможетъ передать,
             Что по сердцу идетъ!-- Такъ какъ же, герцогъ?
             Любовь ужь не любовь, когда разсчетъ
             Мѣшается въ святую тайну сердца....
             Угодно взять ее? Она сама --
             Приданое себѣ.
   

Герцогъ.

                                 Державный Лиръ,
             Отдайте ей назначенную долю --
             И здѣсь же я Корделію беру
             Бургундской герцогиней!
   

Лиръ.

             Нѣтъ ничего! Я поклялся, я твердъ.
   

Герцогъ Корделіи.

             Печально мнѣ, что потерявши такъ
             Отца, должны вы потерять и мужа.
   

Корделія.

             Утѣшьтесь, принцъ! У васъ любовь была
             Разсчетъ -- и вашей я женой не буду.
   

Король Французскій.

             Корделья, ты бѣдна -- и всѣхъ богаче,
             Отвержена -- и лучшая изъ нихъ,
             Поругана -- и больше всѣхъ любима:
             Беру тебя съ твоею чистотой
             На мѣстѣ, здѣсь. Да будетъ это свято:
             И поднялъ то, что бросили они.
             Но, боги, что за чудеса! Отъ ихъ
             Холоднаго презрѣнья загорѣлась
             Но мнѣ любовь до страстнаго огня.

Лиру.

             Дочь -- безприданница твоя, король,
             Что бросилъ ты на выборъ мой случайный --
             Теперь царица Франціи прекрасной,
             Моихъ вассаловъ и моя.-- Клянусь,
             Что всѣмъ князьямъ Бургундьи многоводной
             Не выкупить во-вѣки у меня
             Безцѣнной, но неоцѣненной дѣвы.

Корделіи.

             Простись съ семьей недоброю своей:
             Ты больше тамъ найдешь, чѣмъ здѣсь теряешь.
   

Лиръ

             Ты взялъ ее... ну, пусть твоей и будетъ!
             Такая дочь не дочь для насъ, и ввѣкъ
             Ея лица мы больше не увидимъ.

Корделіи.

             Иди-жь безъ ласкъ, любви, благословенья! --
             Пойдемъ со иной, мой благородный герцогъ.

Звукъ трудъ.-- Уходятъ Лиръ, герцоги Бургундскій, Корнвалльскій и Альбани, Глостеръ и свита.

   

Король Французскій.

             Простись теперь ты съ сестрами, Корделья.
   

Корделія.

             Иду отъ васъ, любимицы отца,
             Съ слезами на глазахъ. Вѣдь я васъ знаю,
             Но, какъ сестрѣ, мнѣ тяжко называть
             Но имени, что на сердцѣ у васъ....
             Любите же отца! Онъ остается
             При той любви, что вы клялись ему...
             О, если бъ онъ меня не отвергалъ --
             Я бы нашла пріютъ ему теплѣе.
   

Гонерилья.

             Насъ не учи.
   

Регана.

                                 Сама ты поучись,
             Какъ заплатить за милостыню мужа;
             Вѣдь взялъ тебя что подаянье бросилъ!
             Пошла на споръ -- такъ плачься на себя!
   

Корделія.

             Что скрылъ обманъ, то время развернетъ,
             И стыдъ сорветъ съ коварства покрывало...
             Желаю вамъ добра.
   

Король Французскій.

                                 Пойдемъ, моя
             Прекрасная Корделья.

Король и Корделія уходятъ.

Гонериль.

   Намъ серіозно слѣдуетъ поговорить, сестра, о дѣлѣ равно важномъ для обѣихъ насъ. Я думаю, отецъ сегодня же уѣдетъ.
   

Регана.

   Очень вѣроятно; и на этотъ разъ съ тобой, а черезъ мѣсяцъ пріѣдетъ ко мнѣ.
   

Гонериль.

   Ты видишь, какъ онъ на старости становится своенравенъ. Припомни все, что было сегодня; это не пустяки. Онъ всегда любилъ сестру больше насъ, и вдругъ прогналъ ее! Странность эта слишкомъ бросается въ глаза.
   

Регана.

   Конечно, въ этомъ виновата старость; впрочемъ, онъ и всегда плохо владѣлъ собою.
   

Гонериль.

   Да, и въ лучшее свое время, онъ не умѣлъ сдерживать себя, а теперь придется намъ не только терпѣть отъ милыхъ качествъ, окрѣпшихъ въ немъ съ лѣтами, но выносить и тѣ порывы, что приноситъ съ собою желчная нетерпимость старости.
   

Регана.

   Узнаемъ и мы, конечно, эти выходки, въ родѣ изгнанія Кента.
   

Гонериль.

   Теперь идетъ у него прощанье съ французскимъ королемъ. Прошу тебя дѣйствовать заодно. Если, при такомъ характеръ, дать ему волю, то вся эта недавняя щедрость его окажется чистою насмѣшкой.
   

Регана.

   Мы еще потолкуемъ объ этомъ.
   

Гонериль.

   Да, нужно на что-нибудь рѣшиться, а главное на первыхъ-же порахъ.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 2.

Зала въ замкѣ графа Глостера.

Входитъ Эдмундъ съ письмомъ въ рукѣ.

   

Эдмундъ,

             Природа -- богъ мои!4) Твой законъ лигѣ святъ!
             Съ чего склонюсь я предъ гнилымъ уставомъ,
             И допущу тащить мое добро
             Изъ-за -- смѣшныхъ и вздорныхъ толкованій,
             Что, какъ то тамъ, не въ срокъ я родился! --
             Чѣмъ низокъ я? за что я незаконный?
             Я статенъ, смѣлъ, пригожъ... пускай поспоритъ
             Со мной сынокъ законнѣйшей четы!
             За что горитъ на насъ клеймо безчестья?
             Кричатъ позоръ! кричатъ презрѣнный, низкій!
             Кто низокъ? я -- созданье страстной тайны,
             Въ комъ гордыхъ силъ хватило бы въ раздѣлъ
             На легіонъ мишурной этой дряни,
             Съ лѣниваго прогонка зачатой
             Въ затасканной, пріѣвшейся постелѣ? --
             Да, братъ Эдгаръ законный! я возьму
             Свое! Одно вѣдь сердце у отца
             Къ своимъ дѣтямъ законнымъ, незаконнымъ...
             Законный! вишь словцо... Ну, мой законный,
             Коли письмо мнѣ дѣло смастеритъ
             И замыслъ мой пройдетъ, такъ незаконный
             Законнаго согнетъ!.. Росту я, крѣпну...
             За насъ теперь, за незаконныхъ боги!

Входить Глостеръ.

Глостеръ.

             Кентъ изгнанъ странно такъ!-- Французъ домой
             Помчался самъ не свой!-- Пустился въ ночь
             Король! самъ подписалъ свою отставку!
             Въ нахлѣбники пошелъ... Все живо, вдругъ!
             А вотъ Эдмундъ... что новаго? ну что?
   

Эдмундъ, пряча письмо.

   Ничего, милордъ.
   

Глостеръ.

   Что ты такъ суетливо прячешь это письмо?
   

Эдмундъ.

   Я не знаю ничего новаго, милордъ.
   

Глостеръ.

   Что за письмо читалъ ты?
   

Эдмундъ.

   Ничего, милордъ.
   

Глостеръ.

   Ничего? зачѣмъ же ты съ такою торопливостью суешь его въ кармамъ? Ничего не прячутъ такъ усердно. Дай-ка посмотрю: коли тутъ и вправду ничего нѣтъ, такъ мнѣ и очковъ не нужно.
   

Эдмундъ.

   Простите, сэръ,-- это письмо отъ моего брата,-- я еще не кончилъ его, но, судя по началу, оно не назначалось для вашего чтенія.
   

Глостеръ.

   Давай же сюда.
   

Эдмундъ.

   Грѣшно скрыть его, грѣшно и показать.-- Содержанія его, сколько я понимаю, одобрить нельзя.
   

Глостеръ.

   Посмотримъ, посмотримъ.
   

Эдмундъ.

             Для чести брата, я готовъ думать, что этимъ письмомъ онъ хотѣлъ только испытать мою честность.

Отдаетъ письмо.

Глостеръ читаетъ.

   "Эта угодливость старикамъ отравляетъ намъ жизнь въ лучшую ея пору: она отнимаетъ у насъ средства къ наслажденіямъ, а тамъ старость отниметъ возможность наслаждаться. Я начинаю считать глупымъ и позорнымъ это рабство въ тискахъ старческой тираніи, которая угнетаетъ насъ не потому что имѣетъ силу, а потому что мы терпимъ это. Приходи ко мнѣ, услышишь больше. Если бы отецъ нашъ проспалъ до тѣхъ норъ, пока я разбужу его, ты бы пользовался навсегда половиной его доходовъ и поживалъ любимцемъ брата твоего Эдгара".-- Какъ, заговоръ!... Если бы проспалъ до тѣхъ поръ, пока разбужу -- ты бы пользовался половиной доходовъ... Мой сынъ Эдгаръ! Нашлась у тебя рука написать это? Твоя голова и сердце могли это замыслить!... Когда ты получилъ письмо? Кто принесъ?
   

Эдмундъ.

   Оно не принесено, милордъ,-- тутъ сыграна ловкая штука: я нашелъ его въ своей комнатѣ, на окнѣ.
   

Глостеръ.

   Ты признаёшь почеркъ твоего брата?
   

Эдмундъ.

   Если бы содержаніе письма было честно, милордъ, я бы поклялся, что это его почеркъ, но какъ оно есть -- мнѣ бы сильно хотѣлось думать, что писалъ не онъ.
   

Глостеръ.

   Онъ.
   

Эдмундъ.

   Его рука, милордъ, но я надѣюсь, что здѣсь нѣтъ его сердца.
   

Глостеръ.

   Не заговаривалъ ли онъ съ тобою объ этомъ прежде?
   

Эдмундъ.

   Никогда, милордъ.-- Но я часто слышалъ его мнѣніе, что если сыновья ужь выросли, а отцы на склонѣ лѣтъ, то отецъ долженъ поступить въ опеку сына, а сынъ прибрать къ рукамъ наслѣдство....
   

Глостеръ.

   О, злодѣй, злодѣй!... Да, эта самая мысль и въ письмѣ!... Безчеловѣчный, проклятый извергъ! Звѣрь дикій! Хуже звѣря! Ступай, сыщи его! Я его усажу... Позорная тварь! Гдѣ онъ?
   

Эдмундъ.

   Навѣрно не знаю, милордъ.-- Самое лучшее, если бы вамъ угодно было скрыть негодованіе на брата, пока онъ не выскажетъ своихъ замысловъ точнѣе: иначе, если вы погорячитесь, а все это окажется однимъ недоразуменіемъ, то уроните свое достоинство и убьете въ конецъ сыновнее повиновенье. Готовъ прозакладывать жизнь свою, что онъ хотѣлъ только испытать мою привязанность къ вамъ, и въ умѣ не помышлялъ ни о какомъ злодѣйствѣ.
   

Глостеръ.

   Ты такъ думаешь?
   

Эдмундъ.

   Если вы признаете это удобнымъ, я бы уладилъ такъ, что, не позже вечера, вы сами, не будучи видимымъ, услышите нашъ разговоръ съ братомъ и лично увѣритесь во всемъ.
   

Глостеръ.

   Онъ не можетъ быть подобнымъ чудовищемъ...
   

Эдмундъ.

   Конечно, нѣтъ.
   

Глостеръ.

   Противъ своего отца, который любитъ его такъ нѣжно, такъ горячо!... Небо и земля!-- Сыщи его, Эдмундъ, введи меня въ душу его; прошу тебя, устрой все это такъ, какъ самъ признаешь лучшимъ... Я готовъ отступиться отъ всякаго своего значенія, лишь бы по совѣсти разобрать это дѣло.
   

Эдмундъ.

   Я сейчасъ иду искать его; устрою дѣло какъ найду лучшимъ и обо всемъ извѣщу насъ.
   

Глостеръ.

   Послѣднія затмѣнія солнца и луны не обѣщаютъ намъ ничего путнаго. Хотя разумъ и силится объяснять ихъ такъ или иначе, тѣмъ не менѣе неизбѣжныя ихъ послѣдствія бичуютъ самую природу: любовь стынетъ, дружба распадается, братъ возстаетъ на брата, въ городахъ смуты, въ деревняхъ раздоры, во дворцахъ измѣна, и разрываются связи межъ сыномъ и отцомъ. Мой злодѣй попадаетъ подъ предсказаніе -- вотъ ужь и есть сынъ противъ отца; король возстаетъ противъ симпатіи сердца вотъ и отецъ противъ дочери!-- Минули наши лучшіе дни... Коварство, измѣна, заговоры, всѣ разрушительныя смуты неустанно пойдутъ за нами до самой могилы!-- Найди же этою злодѣя, Эдмундъ! Ты не потеряешь ничего; займись дѣломъ усердно.... И благородный, прямодушный Кентъ изгнанъ! Преступленіе его -- честность!... Странно, странно!

Уходитъ.

Эдмундъ.

   Все это только великолѣпное чванство людское! Чуть мы разладимъ съ удачей, что часто зависитъ отъ насъ самихъ, и пошли валить бѣду на солнце, на луну, на звѣзды, какъ будто мы дѣлаемся негодяями по необходимости, глупѣемъ по волѣ небесъ, подличаемъ, крадемъ, измѣняемъ по какому-то вліянію сферъ; пьянствуемъ, лжемъ, распутничаемъ, невольно повинуясь велѣнію планетъ; словомъ, все зло идетъ по предписанію свыше.... Удивительная находчивость волокиты сваливать свои козлиныя поползновенія на звѣзды!... Согрѣшила, знать, моя матушка подъ хвостомъ Дракона, а родился я подъ Большой-Медвѣдицей, изъ чего и выходитъ, что мнѣ слѣдуетъ быть звѣремъ и развратникомъ! Кажись, впрочемъ, я бы выросъ все тѣмъ же, хоть бы самая дѣвственная звѣзда озаряла мое незаконное зачатье.... Эдгаръ! (входитъ Эдгаръ) А онъ какъ тутъ, словно развязка старинной комедіи. Моя роль -- отчаянная меланхолія со стонами, на наперъ Бедламскаго-Тома. О, эти затмѣнія предвѣщаютъ смуты.... Фа, соль, ля, ми....5).
   

Эдгаръ.

   Здорово, брать Эдмундъ... Что за глубокая дума на челѣ твоемъ?
   

Эдмундъ.

   Все, братъ, думаю о толкованіяхъ, что вотъ на дняхъ читалъ: -- что-то пророчатъ намъ эти затмѣнія?
   

Эдгаръ.

   А ты занимаешься этими вещами?
   

Эдмундъ.

             Увѣряю тебя, что все, какъ оно тамъ пишется, такъ къ несчастію и сбывается: неестественность отношеній между родителями и дѣтьми, язва, голодъ, разрывъ прочныхъ связей, раздоръ въ государствахъ, угрозы и проклятія противъ короля и вельможъ, подозрительность безъ основаній, изгнаніе друзей, разбродъ войскъ, нарушеніе супружескихъ обѣтовъ -- всего и не перечесть!
   

Эдгаръ.

   Давно ты записался къ астрономы?
   

Эдмундъ.

   Ладно, ладно!-- Когда ты видѣлся съ отцомъ?
   

Эдгаръ.

   А что?... Вчера вечеромъ.
   

Эдмундъ.

   Говорилъ съ нимъ?
   

Эдгаръ.

   Да, часа два сряду.
   

Эдмундъ

   И вы разстались друзьями? Не замѣтилъ ты какого неудовольствія въ его словахъ, или поступкахъ?
   

Эдгаръ.

   Ровно ничего.
   

Эдмундъ.

             Припомни, чѣмъ бы ты могъ разсердить его, и, сдѣлай милость, не понадайся ему на глаза, пока хоть немного пройдетъ горячка его досады; теперь онъ такъ взбѣшенъ, что самая погибель твоя едва -- ли можетъ успокоить его.
   

Эдгаръ.

   Скорѣй всего, какой -- нибудь мерзавецъ наболталъ на меня.
   

Эдмундъ.

   Я самъ того же боюсь.-- Поберегись, прошу тебя, пока стихнетъ припадокъ его гнѣва; и, какъ я говорилъ уже, пойдемъ въ мою комнату; я устрою такъ, что ты услышишь какъ поговариваетъ батюшка.-- Ступай скорѣе, вотъ и ключъ; на-случай выйдешь оттуда -- захвати оружіе.
   

Эдгаръ.

   Оружіе, братъ?
   

Эдмундъ.

   Я, братъ, совѣтую тебѣ къ лучшему. Да, оружіе... Будь я подлецъ, если здѣсь нѣтъ какого-то умысла противъ тебя. Во всемъ мною сказанномъ только намекъ на то, что я видѣлъ и слышалъ, но тугъ нѣтъ и подобія того, что идетъ на самомъ дѣлѣ... Прошу тебя,-- уходи.
   

Эдгаръ.

   Скоро-ли ты разрѣшишь мнѣ эту загадку?
   

Эдмундъ.

   Ужь я услужу тебѣ въ этомъ дѣлѣ.

Эдгаръ уходить

             Отецъ колпакъ, а братъ мой благороденъ!
             Кто душа такъ далека отъ зла,
             Что не пройдетъ по ней и подозрѣнье:
             И съ ловкостью моей легко взять верхъ
             Надъ этою дурацкой прямотою. --
             Передо мной, какъ на ладони, планъ.
             Возьму свое не нравомъ, такъ сноровкой....
             Мнѣ ладно все, что къ цѣли приведетъ.

Уходитъ.

   

СЦЕНА 3.

Комната во дворцѣ герцога Альбани.

          Входишь Гонериль и Дворецкій.

Гонериль.

   Билъ мой отецъ нашего джентльмена за то, что онъ посчитался съ его шутомъ?
   

Дворецкій.

   Да, лэди.
   

Гонериль.

             Ни день, ни ночь покою нѣтъ,-- какъ-разъ
             Онъ выкинетъ не ту -- другую штуку!
             Кругомъ содомъ, не станетъ силъ моихъ!
             Орда его -- одинъ другаго лучше;
             Самъ знай ворчитъ на насъ за все, про все.
             Когда домой вернется онъ съ охоты,
             Я не пойду къ нему; скажи -- больна.
             Ты уменьши свое усердье тоже --
             Отвѣтственность беру я на себя.

Слышенъ звукъ роговъ.

Дворецкій.

             Вернулся онъ, ужь слышно, подалъ голосъ.
   

Гонериль.

             Вели людямъ не очень -- то спѣшить
             На крикъ его.-- Ахъ, какъ бы я хотѣла
             Чтобъ онъ со мной повелъ объ этомъ рѣчь!
             Не любо здѣсь -- къ сестрѣ уѣхать можетъ....
             Я знаю, тамъ немного наживетъ! --
             Вотъ шутъ блажной! туда же въ командиры,
             Отрекшись самъ отъ всякихъ правъ своихъ.
             Да, старые глупцы дурятъ какъ дѣти,--
             И гдѣ нельзя уладить съ ними лаской,
             Приходится шумѣть.... Такъ помни-жь все,
             Что я тебѣ сказала.
   

Дворецкій.

                                 Не забуду.
   

Гонериль.

             Его людей, смотри, не баловать!
             Чтобъ изъ того ни вышло -- не бѣда.
             Всѣмъ но дому сейчасъ сказать объ этомъ.
             Давно ищу, и ужь найду, я случай
             Поговорить путёмъ.-- Пойду писать
             Сестрѣ, чтобъ за -- одно вести намъ дѣло....
             Готовь обѣдъ.
   

СЦЕНА 4.

Та же комната.

Входитъ Кентъ переодѣтый.

Кентъ.

             Съумѣй теперь занять чужой я говоръ,
             Чтобъ могъ путёмъ подѣлать рѣчь свою
             Какъ разъ бы я добился доброй цѣли,
             Изъ-за которой ряженымъ вотъ сталъ.
             Изгнанникъ Кентъ, когда-бъ ты могъ теперь
             (О, еслибъ могъ!) работать въ той сторонкѣ,
             Гдѣ осужденъ твой дорогой властитель
             Тебя нашелъ бы съ дѣломъ на рукахъ.

Слышны рога. Входитъ Лиръ, его джентльмены и свита.

Лиръ.

             Чтобъ меѣ не ждать обѣда ни минуты! --
             Ступай, вели скорѣе....

Одинъ изъ свиты уходитъ.-- Кенту.

   Ты что за человѣкъ?
   

Кентъ.

   Человѣкъ, сэръ.
   

Лиръ.

   На что ты годенъ? Чего хочешь отъ насъ?
   

Кентъ.

   Годенъ на то, чтобъ быть тѣмъ, чѣмъ кажусь; вѣрно служить тому, кто довѣрится мнѣ; любить того, кто честенъ; толковать съ тѣмъ, кто не болтаетъ вздору;-- я боюсь суда, бьюсь когда слѣдуетъ драться и не ѣмъ рыбы6).
   

Лиръ.

   Кто ты?
   

Кентъ.

   Честный добрякъ, бѣдный, какъ король,
   

Лиръ.

   Если ты также бѣденъ для подданнаго, какъ онъ для короля, то не богатъ, признаться.... Чего-жь тебѣ хочется?
   

Кентъ.

   Службы.
   

Лиръ.

   Кому хочешь служить?
   

Кентъ.

   Вамъ.
   

Лиръ.

   А ты меня знаешь, пріятель?
   

Кентъ.

   Нѣтъ, сэръ; но въ особѣ вашей есть что-то такое, за что я охотно бы назвалъ васъ своимъ господиномъ.
   

Лиръ.

   Что-жь это такое?
   

Кентъ.

   Что-то властительное.
   

Лиръ.

   А что ты умѣешь?
   

Кентъ.

   Умѣю честно хранить тайну, скакать верхомъ, проворно бѣгать, переврать веселую сказку, покончить нехитрое дѣло: гожусь на все, что сможетъ простой человѣкъ, а лучшее качество во мнѣ усердіе.
   

Лиръ.

   Какъ ты старъ?
   

Кентъ.

             Не такъ молодъ, сэръ, чтобъ врѣзаться въ бабу за пѣсенку; не такъ старъ, чтобы безъ толку связаться съ нею: на спинѣ моей сорокъ восемь лѣтъ.
   

Лиръ.

   Ступай за мной, я принимаю тебя; если ты мнѣ также полюбишься и послѣ обѣда -- мы не скоро разстанемся. Обѣдать! Эй, обѣдать!... Гдѣ мой дуракъ, шутъ мой? Ступай, позови сюда моего шута.... Входитъ дворецкій.-- Эй ты, чудакъ, гдѣ дочь моя?
   

Дворецкій.

   Вы извините меня....

Уходитъ.

Лиръ.

   Что онъ бормочетъ? воротить этого болвана!-- Джентьменъ уходить. Да гдѣ же мой шутъ?-- Эй! Спите вы, что-ли? -- Джентльменъ возвращается.-- Ну что? гдѣ этотъ оборотень?
   

Джентльменъ.

   Онъ говорить, что ваша дочь не совсѣмъ здорова.
   

Лиръ.

   Да что -- жь онъ, рабъ, не вернулся, когда и зову его?
   

Джентльменъ.

   Онъ прямо отвѣтилъ, что не хочетъ.
   

Лиръ.

   Онъ? Не хочетъ?...
   

Джентльменъ.

   Не знаю, государь, въ чемъ дѣло, но мнѣ бы казалось, что на васъ уже далеко не такъ смотрятъ, какъ прежде; всѣмъ видно, что ни дворцовые люди, ни герцогъ съ вашей дочерью не оказываютъ вамъ прежняго вниманія.
   

Лиръ.

   Ты думаешь?
   

Джентльменъ.

   Умоляю васъ, государь, простить, если я ошибаюсь; но я, по долгу, не могу молчать, когда вижу, что васъ оскорбляютъ.
   

Лиръ.

   Ты только наводишь меня на мысль о томъ, что и мнѣ приходило къ голову; самъ я замѣтилъ, что, съ нѣкоторыхъ поръ, меня здѣсь и знать не хотятъ; но я скорѣе готовъ винить себя въ мелочной подозрительности, чѣмъ предполагать умышленную дерзость. Нужно присмотрѣться ближе.-- Но гдѣ же мой шутъ? Я не вижу его цѣлыхъ два дня.
   

Джентльменъ.

   Какъ только молодая наша принцесса уѣхала во Францію, шутъ совсѣмъ захирѣлъ.
   

Лиръ.

   Не поминай про это,-- я и самъ хорошо замѣтилъ -- Поди, скажи моей дочери, что я хочу говорить съ нею.... Да позовитк-жь сюда моего шута.

Входитъ Дворецкій. Джентльменъ уходитъ.

   А, это вы, вы, сэръ -- подите-ка поближе. Вамъ вамъ кажется, сэръ, кто я таковъ?
   

Дворецкій.

   Отецъ госпожи моей.
   

Лиръ.

   Отецъ госпожи моей!... Болванъ своего господина! недоносокъ собачій! холопъ!
   

Дворецкій.

   Съ вашего позволенія, милордъ, я ни то, ни другое, ни третье.
   

Лиръ.

   Что-жь ты переглядываешься со мною, бездѣльникъ!

Бьетъ его.

Дворецкій.

   Я не позволю бить себя, милордъ.
   

Кентъ.

   А ножку подставить позволишь, скоморохъ поганый?...

Сбиваетъ его съ ногъ.

Лиръ.

   Спасибо, мой милый. Ты дѣло разумѣешь, и полюблю тебя.
   

Кентъ.

   Ну, сударь, вставай и прочь отсюда! Ты у меня станешь разбирать съ кѣнъ говоришь,-- вонъ пошелъ! Коли хочешь еще разъ вымѣрять длину глупой своей особы -- такъ скоро дождешься... Ступай же прочь!... да ты очумѣлъ? Вонъ, говорятъ тебѣ!

Выталкиваетъ его.

Лиръ.

   Спасибо, дружище вотъ тебѣ задатокъ.

Даетъ Кенту деньги; входитъ.

Шутъ.

   Ну, такъ и я принайму его.... вотъ тебѣ дурацкій колпакъ.!

Отдаетъ ему колпакъ.

Лиръ.

   Что, мой милый шалунъ? каково поживаешь?
   

Шутъ Кенту.

   Умное, братъ, дѣло ты сдѣлаешь, коли возьмешь мой колпакъ.
   

Кентъ.

   Зачѣмъ, дурачина?
   

Шутъ.

   Гмъ! зачѣмъ?... вѣдь ты пристаешь къ опальнымъ: ну, если не умѣешь улыбаться, смотря потому какъ вѣтеръ повѣетъ, то какъ-разъ схватишь насморкъ,-- вотъ и пригодится колпакъ!... Зачѣмъ?... видишь-ли, этотъ молодецъ прогналъ двухъ своихъ дочекъ, а третью нехотя благословилъ,-- такъ если ты хочешь состоять при немъ, то непремѣнно долженъ носить дурацкій колпакъ.-- Что, дяденька?... Эхъ, когда-бъ у меня было два колпака да двѣ дочки!
   

Лиръ.

   На что они тебѣ, болтунъ?
   

Шутъ.

   На то, что если-бъ я отдалъ имъ всѣ свои пожитки, то по-крайности колпаки бы у меня остались... Возьми вотъ мой; а другой выпроси у своихъ дочекъ.
   

Лиръ.

   А хлыстъ забылъ? Берегись, пріятель!
   

Шутъ.

   Вотъ то-то! правда, что дворовая собака: вѣчно ее гонютъ хлыстомъ въ конуру, а важный мопсъ развалится-себѣ передъ каминомъ и знать ничего не хочетъ.
   

Лиръ.

   Злодѣйская острота противъ насъ!
   

Шутъ.

   Хочешь, дядя, спою тебѣ пѣсню?
   

Лиръ.

   Ладно.
   

Шутъ.

   Примѣчай же:
             Больше жмись, меньше пыли пускай,
             Меньше ври, больше на -- усъ мотай,
             Не давай кошелька цѣликомъ,
             Больше ѣзди, чѣмъ бродишь пѣшкомъ,
             Всѣмъ не вѣрь, дѣло самъ разузнай,
             Сѣлъ играть -- на мѣлокъ не играй,
             За дѣвчонками зря не гоняй,
             Чарку кинь, знай сиди -- работай....
             Такъ, пожалуй, сто на сто набьешь,
             И подъ старость съ сумой не пойдешь.
   

Лиръ.

   Тутъ нѣтъ смыслу, шутъ.
   

Шутъ.

   Камъ въ рѣчи адвоката, которому не платятъ; вѣдь и ты мнѣ шишъ далъ.... Съумѣешь -- ли, дядя, сдѣлать что-нибудь изъ ничего?
   

Лиръ.

   Нѣтъ, мой милый, изъ ничего и выйдетъ ничего.
   

Шуть Кенту.

   Скажи ему, пожалуйста, что столько-же дохода приносятъ его земли; шуту вѣдь онъ не повѣритъ.
   

Лиръ.

   Ты злой дуракъ.
   

Шутъ.

   А знаешь-ли, голубчикъ, разницу между злымъ дуракомъ и добрымъ дурнемъ?
   

Лиръ.

   Нѣтъ, плутъ,-- поучи меня.
   

Шутъ.

             Случися здѣсь стоять тому,
             Что присовѣтывалъ раненько
             Раскошелить тебѣ суму,--
             А ты подвинулся-бъ маленько....
             Я-бъ разговоръ повелъ такой:
             Вотъ два шута стоятъ преважно -- Указывая на Лира.
          ;   Одинъ дуракъ блажной, Указывая себя.
             Друтой дуракъ присяжной.
   

Лиръ.

   Такъ ты и меня пожаловалъ въ дураки?
   

Шутъ.

   Да вѣдь ты зря растыкалъ всѣ свои титла,-- ну, а съ этимъ некуда дѣваться -- съ нимъ на свѣтъ пришелъ.
   

Кентъ.

   Это не совсѣмъ глупо, милордъ.
   

Шутъ.

   Клянусь, сильные земли не хотятъ уступить мнѣ даже глупости. Возьми я на нее монополію7), они какъ-разъ пристанутъ въ долю; даже барыни пойдутъ на споръ.... по клочкамъ разщиплютъ.... Дай мнѣ яичко, дядя, а я тебѣ дамъ двѣ короны8).
   

Лиръ.

   Что-жь это за короны?
   

Шутъ.

   Вотъ видишь-ли, если я разобью яйцо пополамъ и съѣмъ серединку, такъ останется только двѣ короны; когда ты разломилъ свою корону на -- двое и отдалъ обѣ половины, значитъ, ты на собственной спинѣ перенесъ своего осла черезъ лужу. Мало, братъ, было толку въ твоей плѣшивой коронѣ, когда ты снималъ золотую. Если я говорю это какъ дуракъ, вели отдуть перваго, кто признаетъ, что это дурацкая рѣчь.

Поётъ.

             Насталъ шутамъ тяжелый годъ,
             Шутомъ сталъ мудрый весь народъ,--
             Да съ радости дуритъ ужь слишкомъ
             Послѣднимъ-то умишкомъ.
   

Лиръ.

   Давно ли ты записался въ пѣвцы?
   

Шутъ.

   Съ тѣхъ поръ, дядя, какъ ты изъ своихъ дочекъ сдѣлалъ себѣ маменьку; и только что далъ имъ розгу въ руки, а самъ сталъ отстегивать подтяжки; --
             Онѣ съ восторга залились слезами,
             А я съ тоски запѣлъ,
             Что мой король надъ королями
             Въ шутахъ на-вѣкъ засѣлъ.
   Пожалуйста, дядя, найми учителя, чтобъ поучилъ твоего дурака вранью,-- страхъ хочется научиться лгать.
   

Лиръ.

   Смотри, братъ, за ложь -- хлыстъ.
   

Шутъ.

   Сколько мнѣ кажется, твои дочки сродни тебѣ.... онѣ меня школятъ за правду, ты грозишься за ложь; а приходится иной разъ съѣсть тумака и за то, что промолчишь. Готовъ быть чѣмъ хочешь, только бы не дуракомъ; но все-таки не хотѣлось бы стать на твое мѣсто: ты обрѣзалъ свой толкъ съ обѣихъ сторонъ, да и на серёдкѣ ничего не оставилъ.... Вотъ шествуетъ одинъ обрѣзокъ.

Входитъ Гонериль,

Лиръ.

   Что, дочь моя? зачѣмъ такое строгое лицо?-- Мнѣ кажется, что, съ нѣкоторыхъ поръ, ты слишкомъ часто хмуришь брови.
   

Шутъ.

   Лихой ты малый былъ, когда мало было тебѣ нужды до того, что она выдѣлываетъ съ своими бровями; а теперь ты круглѣйшій нуль.... И я, братъ, лучше тебя. Я хоть шутъ, а ты ровно ничего. -- Гонерили.-- Молчу! молчу! Ликъ вашъ гласно то повелѣваетъ, хоть уста и не глаголютъ...
             Коли не приберегъ ни мякиша, ни корки,--
             Смыкаютъ бурку крутыя горки!

Указывая на Лири.

             А вотъ вылущенный стручекъ!
   

Гонериль.

             Не только, сэръ, распущенный вашъ шутъ,
             Но чуть не всѣ изъ вашей наглой свиты
             Знай ссорятся, ругаются, шумятъ,
             И буйству ихъ нѣтъ мѣры, ни предѣла.
             Казалось мнѣ, довольно тутъ намёка,
             Чтобы дѣла по старому пошли,
             Но, глядя какъ за дѣло вы взялися,
             Серіозно я боюсь,-- не сами ль вы
             Благословили ихъ на всѣ четыре....
             Но если такъ,-- нельзя же не помочь
             Бѣдѣ и не встряхнуть сонливость вашу.
             Будь все у насъ въ порядкѣ -- рѣчь моя
             Насъ оскорбить могла-бъ, но тутъ кругомъ
             Позоръ -- и кто-жь въ ней не признаетъ смысла?
   

Шутъ.

   Вѣдь и тебѣ извѣстно, дядя,
             Что зябликъ до тѣхъ поръ кукушку балуетъ,
             Пока ему дочка головку проклюетъ....
   Да, свѣчка потухла, и мы осталися въ потьмахъ9).
   

Лиръ.

   Дочь ли ты моя?
   

Гонериль.

   Полно, сэръ! Какъ бы я хотѣла, чтобъ вы взялись за умъ, котораго было у васъ таки довольно!... Бросьте эти причуды: съ нѣкоторыхъ норъ, онѣ изъ васъ сдѣлали совсѣмъ не то, что вы на самомъ дѣлѣ.
   

Шутъ.

   Смекаетъ ли оселъ, когда телѣга везетъ коня? Право, дядя, люблю тебя за удаль!
   

Лиръ.

             Есть кто-нибудь здѣсь, кто бы зналъ меня?
             Нѣтъ, я не Лиръ!-- Такъ развѣ ходить Лиръ?
             Такъ говоритъ онъ? Гдѣ глаза его?
             Потухъ въ немъ смыслъ? Окоченѣло чувство?
             Что это сонъ?... не сонъ?-- О, вѣрно нѣтъ!...
             Что-жь можетъ мнѣ сказать кто я таковъ?
   

Шутъ.

             Тѣнь Лира. 10)
   

Лиръ.

   Желалъ бы я дознать это,-- иначе и знаки власти, и намять, и смыслъ заставятъ меня по-неволѣ вѣрить, что у меня есть дочери... 11)
   

Шутъ.

   И онѣ сдѣлаютъ изъ тебя почтительнаго батюшку.
   

Лиръ.

   Ваше имя, прекрасная дама?
   

Гонериль.

             Вотъ выходка такого-жь точно сорта,
             Какъ прежнія любезныя затѣи!
             Прошу васъ, сэръ, поймите дѣло прямо;
             Вѣдь вы старикъ -- возьмитесь же за умъ!
             Вы держите сто человѣкъ прислуги;
             Чрезъ ихъ развратъ, безстыдство и нахальство
             Нашъ дворъ теперь скорѣй распутный домъ
             Или кабакъ, чѣмъ царскія палаты;
             Самъ стыдъ велитъ крутыя мѣры взять....
             Такъ будьте же добры-хоть я могла-бъ
             И не просить -- убавьте вашу свиту.
             Пускай при васъ останутся лишь тѣ,
             Что ровня вамъ по лѣтамъ, что умѣютъ
             Цѣнить себя и васъ.
   

Лиръ.

                                 О, смерть и адъ!
             Сѣдлать коней! Зови людей моихъ!
             И не хочу смущать тебя, злодѣйка!
             И безъ тебя найду я дочь себѣ...
   

Гонериль.

             Вы бьете слугъ моихъ, а ваша сволочь
             Знать никого не хочетъ...

Входитъ Альбинъ.

Лиръ.

                                           Горе тѣмъ,
             Кто хватится за голову, да поздно! --
             А, сэръ, и вы пришли? Вы за -- одно?
             Да говорить!... Готовьте лошадей!
             Неблагодарность! камнесердый демонъ!
             Когда въ дѣтяхъ проглянешь ты на свѣтъ --
             Твои видъ гнуснѣй, чѣмъ гадина въ болотѣ.
   

Альбани.

             Прошу васъ, сэръ....
   

Лиръ.

                                 Ты лжешь, проклятый коршунъ!
             При мнѣ теперь все выборный народъ:
             Свой долгъ они прекрасно понимаютъ,
             И честь свою ревниво берегутъ....
             Ничтожный вздоръ, какъ могъ ты показаться
             Такимъ пятномъ въ Корделіи моей!
             Какъ воротомъ, весь жизненный мои строй
             Свернуть съ его упористой укрѣпы,--
             И вытянуть изъ сердца всю любовь,
             И желчь налить въ него!

Бьетъ себя во голову.

                                           О Лиръ! Лиръ! Лиръ!
             Бей въ эту дверь, куда вошло безумье
             И вышелъ умъ!-- Скорѣе, мой народъ!
   

Альбани.

             Повѣрьте, сэръ, тутъ нѣтъ вины моей,--
             Не знаю я изъ-за -- чего тревога.
   

Лиръ.

             Быть можетъ, сэръ.-- Такъ слушай же, природа,
             Ты, добрая богиня, слушай!-- Прочь
             Твой приговоръ, коли ты назначала
             Чтобъ матерью была такая тварь.
             Пошли на-вѣкъ въ утробу ей безплодье,
             Всѣ органы зачатья изсуши:
             Чтобъ никогда испорченное тѣло
             Не принесло младенца ей въ почетъ!
             Но если ей родить дитя судилось:
             Создай его изъ желчи,-- пусть растетъ
             И будетъ ей невыносимой мукой!
             На гладкомъ лбу пробьетъ рубцы, а щеки
             Промоиной горючихъ слезъ разъѣстъ,--
             За трудъ, за боль, за матернюю нѣжность
             Заплатитъ ей насмѣшкой и враждой...
             Чтобъ знала мать, что нелюбовь дитяти
             Грызетъ больнѣй чѣмъ зубъ змѣи.... Идемъ,
             Идемъ!

Уходить.

Альбани.

                       Но что-жь все это значитъ?
   

Гонериль.

                                                               Полно!
             Не хлопочи, пускай себѣ дуритъ!

Входитъ Лиръ.

Лиръ.

             Какъ! пятьдесятъ изъ рыцарей моихъ,
             Недѣли въ двѣ, какъ -- будто не бывало!
   

Альбани.

             Въ чемъ дѣло, сэръ?
   

Лиръ.

                                 Я разскажу въ чемъ дѣло...
             Проклятье! смерть!.. Мнѣ стыдъ, что ты смогла
             Такъ потрясти весь складъ моей натуры,
             Что вотъ изъ глазъ пробилася насильно
             Горячая слеза... какъ будто ты
             Достойна слезъ моихъ!-- Гроза и мгла
             Сырая на тебя!-- Пусть каждый нервъ
             Въ тебѣ гніетъ незаживимой язвой!
             Отцовскаго проклятья моего!...
             Вы старыя, дурацкія вы очи,
             Не плакать!-- а не то, я вырву васъ
             И съ вашей мокретью швырну въ творило...
             Такъ вотъ дѣла -- то!-- Ну пускай и такъ!
             И безъ тебя найду себѣ я дочь...
             Она добра, угодлива -- я знаю;
             Пусть про дѣла твои дойдетъ къ ней вѣсть: --
             Она тебѣ когтями волчью морду
             Всю изорветъ.... Увидишь ты, какъ я
             Добьюсь того значенья, что на-вѣки
             Отпѣла ты въ мечтаніяхъ своихъ...
             Увидишь,-- я ручаюся за это!

Лиръ, Кентъ и свита уходятъ.

Гонериль.

             Ну, что, мой другъ, замѣтилъ вѣдь и ты?
   

Альбани.

             Я не могу на столько быть пристрастнымъ. --
             Какъ ни люблю тебя я, Гонериль...
   

Гонериль.

             Ну, перестань, довольно!-- Эй, Освальдъ!

Шуту.

             Ты, больше плутъ, чѣмъ шутъ, ступай за нимъ!
   

Шутъ.

   Дядя Лиръ! на подожди же, дядя,-- возьми своего шута.
             Готовъ колпакъ свой даромъ подарить
             Лишь бы поймать живьемъ лисицу,
             Сомкнуть съ ней эту царь-дѣвицу
             И разомъ ихъ на садкѣ растравить....
             За симъ дуракъ грядетъ своей дорогой.

Уходить.

Гонериль.

             Сто рыцарей! себѣ онъ на умѣ!...
             Умно бы я и тонко поступила,
             Позволивъ здѣсь сто рыцарей имѣть,
             Чтобъ каждый разъ, какъ въ мозгъ ему залѣзетъ
             Пустѣйшій вздоръ, причудливый капризъ,
             Онъ могъ бы тутъ же подкрѣпить оружьемъ
             Любую блажь, и нашу жизнь въ рукахъ
             Держать.... Освальдъ!
   

Альбани.

                                 Тутъ право лишній страхъ...
   

Гонериль.

             Онъ повѣрнѣй, чѣмъ лишнее довѣрье!
             Скорѣй сама я изведу опасность,
             Чѣмъ стану ждать, что изведутъ меня....
             Мы старые знакомцы съ нимъ!-- Про все,
             Что онъ оралъ -- сестрѣ я написла,
             И если все-таки она возьметъ
             Его со всей ордой... Да гдѣ-жь Освальдъ?

Входитъ Освальдъ.

             Письмо къ сестрѣ готово?
   

Освальдъ.

                                           Да, милэди.
   

Гонериль.

             Возьми-жь людей и попроворнѣй въ путь.
             Скажи сестрѣ всѣ наши опасенья
             И самъ прибавь резоны по умнѣй,
             Чтобъ убѣдить ее.... Ну, отправляйся
             И поспѣшай назадъ.

Освальдъ уходитъ,.

                                 Нѣтъ, нѣтъ, мой другъ!
             Хоть я и не виню твой взглядъ на вещи
             И вѣчную уступчивость твою,
             Но право ты скорѣй упрека стоишь
             Въ недальности своихъ соображеній,
             Чѣмъ похвалы за эту мягкость сердца.
   

Альбани.

             Незнаю, какъ далеко ты глядишь,
             Но часто мы, гоняяся за лучшимъ,
             Теряемъ то, что право хорошо.
   

Гонериль.

             Такъ по тебѣ...
   

Альбани.

                                 Ну, ладно! тамъ увидимъ....
   

СЦЕНА 5.

Дворъ при томъ же дворцѣ.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.


КОРОЛЬ ЛИРЪ,
ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Сочиненіе Шекспира.

Перевелъ съ Англійскаго

Василій Якимовъ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Печатано въ типографіи X. Гинце.
1833.

ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

   Кто знаетъ Шекспира, не по одному слуху, но по собственному опыту, тотъ въ состояніи судить, какое вліяніе на Русскую Словесность можетъ имѣть переводъ геніальныхъ твореній Британскаго Драматурга. Доказывать важность и обширность этого вліянія, значило бы оскорблять просвѣщеннаго читателя и почтенную тѣнь великаго Поэта.
   Переводчикъ, желая содѣйствовать, по мѣрѣ силъ своихъ, успѣхамъ отечественнаго языка и Литтературы, осмѣлился остановишься на мысли: переводить Шекспира, и въ сей Трагедіи представляетъ первый опытъ своего перевода.-- Чуждый всякихъ притязаній на талантъ и литтературную славу, но внутренно убѣжденный въ пользѣ предпринятаго имъ труда, онъ ласкаетъ себя надеждою, что благонамѣренная критика пособитъ ему пройти далекій путь, на коемъ каждый шагъ должно покупать болѣе терпѣніемъ, нежели чѣмъ либо другимъ. Перевести, хотя бы и посредственно, 37 созданій Шекспировыхъ, не смотря на то, что не всѣ они одинаковой трудности -- это не легко на однѣ руки. Потому-то переводчикъ покорнѣйше проситъ всякаго, кому угодно и кто можетъ, при появленіи каждой піэсы высказывать ему свое мнѣніе, дѣлать замѣчанія, указывать на промахи и ошибки. Этимъ облегчится и ускорится исполненіе; и для того все, сказанное дѣльно и благородно, будетъ принято съ благодарностью.
   Піэсы будутъ выходить каждая отдѣльно, но всегда вмѣстѣ по-нѣскольку. Такъ и съ этой Трагедіей въ одно время выходитъ Драма: Венеціанскій купецъ. Мѣста, темныя въ подлинникѣ для самихъ Англичанъ, поясняются примѣчаніями Англійскихъ Филологовъ и иностранныхъ переводчиковъ. Впрочемъ, кое-гдѣ читатели найдутъ и примѣчанія Русскаго переводчика, мелочныя, но не лишнія, какъ ему кажется, для нѣкоторыхъ любителей чтенія.
   Читатели, знакомые съ духомъ и пріемами Автора, увидятъ, что переводчикъ старается сберечь все, что есть въ подлинникѣ, исключая то, что противно нашимъ приличіямъ: въ одномъ мѣстѣ онъ долженъ совсѣмъ пропустить, въ другомъ нѣсколько смягчить, въ третьемъ замѣнить.-- Касательно внѣшней отдѣлки тоже. Гдѣ можно, тамъ онъ переводитъ стихъ въ стихъ, и даже слово въ слово; гдѣ нѣтъ, тамъ, по необходимости, вмѣсто одного стиха, онъ ставитъ полтора и болѣе. Кто знаетъ сколько нибудь Англійскій языкъ, тотъ не потребуетъ отъ Русскаго перевода такой же сжатости и краткости, какою вообще отличаются Англійскіе Поэты.-- Самый размѣръ стиховъ, повторенія словъ въ извѣстныхъ мѣстахъ, риѳмы,-- удерживаются вездѣ, гдѣ можно, и все высказывается такъ, какъ есть. Но, удается ли переводчику, при внѣшней отдѣлкѣ, высказывать духъ подлинника -- объ этомъ онъ предоставляетъ судить знатокамъ.
   Наконецъ, онъ долгомъ поставляетъ изъявить свою искреннюю признательность благороднѣйшимъ соотечественникамъ-Литтераторамъ обѣихъ Столицъ, за то Русское радушіе, съ коимъ они приняли переводчика и первые труды его. Имѣя честь быть лично съ ними знакомымъ, ихъ особенно осмѣливается онъ просить о принятіи участія въ этомъ дѣлѣ; отъ нихъ особенно ожидаетъ онъ и безпристрастія и благонамѣренности, и долженъ сказать откровенно, что его предпріятіе не иначе можетъ достигнуть своей цѣли, какъ если свѣтъ ихъ учености и образованы какими нибудь путями будетъ доходишь до его скромнаго провинціяльнаго кабинета.
  
   Санктпетербургъ, Февраля 6, 1833.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Лиръ, Король Британскій.
   Король Французскій.
   Герцогъ Бургундскій (Бургундъ).
   Герцогъ Корнвалльскій (Корнвалль).
   Герцогъ Альбанскій (Альбани).
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгаръ, сынъ Глостера.
   Эдмундъ, побочный сынъ Глостера.
   Куранъ, Придворный.
   Старикъ, Откупщикъ Глостера.
   Лекарь.
   Дуракъ.
   Освальдъ, Дворецкій Гонериллы.
   Офицеръ при Эдмунде.
   Джентлеменъ изъ свиты Корделіи.
   Герольдъ.
   Слуга Корнвалля.
   Гонерилла, Регана, Корделія -- Дочери Лира.
   Рыцари, служащіе при Лирѣ, Офицеры, Вѣстники, солдаты и свита.

Дѣйствіе въ Британіи.

  

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Тронная во Дворцѣ Короля Лира.

Входятъ: Кентъ, Глостеръ и Эдмундъ.

Кентъ.

   Я думалъ, что Король больше любитъ Герцога Альбани, нежели Корнвалля.
  

Глостеръ.

   Оно такъ всегда казалось намъ: но теперь, при раздѣлѣ Королевства, не видно, кого изъ Герцоговъ онъ больше цѣнитъ; ибо равенство частей такъ взвѣшено, что ни того ни другаго смѣтливость не можетъ сдѣлать выбора одной изъ нихъ.
  

Кентъ.

   Не сынъ ли это вашъ, Милордъ?
  

Глостеръ.

   Его воспитаніе, Сиръ, мнѣ должно было принять на себя. Я такъ часто краснѣлъ, признавая его, что теперь ужъ прикраснѣлся къ тому.
  

Кентъ.

   Я не могу понять васъ.
  

Глостеръ.

   Сиръ, мать этого молодаго человѣка могла.-- Вамъ это ошибкой пахнетъ?
  

Кентъ.

   По моему, пусть ошибка останется ошибкой.
  

Глостеръ.

   Но у меня, Сиръ, есть сынъ законный, нѣсколько постарше этого; онъ, однакожъ, не больше мною любимъ.-- Знаешь ли ты этого благороднаго Лорда, Эдмундъ?
  

Эдмундъ.

   Нѣтъ, Милордъ.
  

Глостеръ.

   Милордъ Кентъ: отнынѣ помни въ немъ почтеннаго моего друга.
  

Эдмундъ.
(Кенту.)

   Готовъ къ вашимъ услугамъ, Милордъ.
  

Кентъ.

   Я долженъ любить васъ, и желаю познакомиться съ вами покороче.
  

Эдмундъ.

   Постараюсь, Сиръ, сдѣлаться того достойнымъ.
  

Глостеръ.

   Онъ девять лѣтъ былъ за границей, и опять отправится.-- Король идетъ.

(За театромъ слышны трубы.)

Входятъ: Лиръ, Герцогъ Корнвалльскій, Герцогъ Альбанскій, Гонерилла, Регана, Корделія и свита.

  

Лиръ.

   Король Французскій и Бургундскій Герцогъ -- Ты, Глостеръ, ихъ прими!
  

Глостеръ.

   Исполню волю, Государь, твою.

(Глостеръ и Эдмундъ уходятъ.)

                                 Лиръ.
  
             Межъ тѣмъ мы свой объявимъ тайный планъ.
             Подать сюда мнѣ карту!-- Знайте, что
             Мы дѣлимъ Королевство на три части,
             И твердое намѣренье имѣемъ
             Спокоить свой преклонный вѣкъ отъ всѣхъ
             Заботъ и дѣлъ, отдать все младшимъ силамъ,
             И, такъ съ себя снявъ, бремя, ждать кончины.--
             Сынъ нашъ, Корнвалльскій Герцогъ! и, не меньше
             Намъ преданный, любезный сынъ, Альбани!
             Мы, въ этотъ часъ, рѣшительно хотимъ
             Приданое извѣстнымъ сдѣлать каждой
             Изъ нашихъ дочерей, чтобы теперь
             Предупредить всѣ будущіе споры.
             Король Французскій и Бургундскій Герцогъ,
             Великіе совмѣстники въ любви
             Къ меньшой изъ нашихъ дочерей, давно
             Живутъ у насъ, ища ея руки,
             И нашего отвѣта ожидаютъ.
             Скажите, дочери мои, (какъ мы
             Намѣрены уже сдать власть свою,
             Земель доходы, суеты правленья),--
             Кто, спросимъ мы, изъ васъ насъ больше любитъ?
             Чтобъ большую мы доброту могли
             Тамъ показать, гдѣ большая заслуга
             Того достойна.-- Гонерилла, ты,
             Дочь старшая, намъ прежде говори.
  
                                 Гонерилла.
  
             Сиръ, я люблю васъ больше, чѣмъ словами
             Вамъ это въ состояньи изъяснишь; --
             Чѣмъ свѣтъ очей, свободу и пространство; --
             Чѣмъ все, что можетъ быть въ цѣнѣ какой,--
             Богатымъ, рѣдкимъ; -- столько жъ, сколько жизнь
             Съ здоровьемъ, славой, честью, красотой; --
             Какъ только дочь отца когда любила,
             Или отецъ встрѣчалъ: любовь, для коей
             Дыханье бѣдно, рѣчь нѣма; -- люблю васъ
             Я выше всякой степени любви.
  
                                 Корделія
                                 (въ сторону.)
  
             Что дѣлать мнѣ? Любить и быть безгласной!
  
                                 Лиръ
                       (показывая на картѣ.)
  
             Всѣхъ сихъ земель, отъ этой, вотъ, черты,
             До этой, здѣсь,-- съ тѣнистыми лѣсами,
             Богатствами полей, глубокихъ рѣкъ,
             Луговъ неизмѣримыхъ,-- госпожой
             Мы дѣлаемъ тебя: тебѣ, съ потомствомъ,
             Принадлежитъ все это въ родъ и родъ!--
             Что скажетъ намъ теперь вторая наша
             Дочь, Герцога Корнвалльскаго супруга,
             Дражайшая Регана? Говори.
  
                                 Регана.
  
             Изъ одного съ сестрой металла я,
             И той же съ ней цѣны. Въ открытомъ сердцѣ
             Моемъ я нахожу, что изъясняетъ
             Она мою, по сущности, любовь,--
             Лишь очень коротко: а для меня --
             Противны наслажденья всѣ, какія
             Тончайшее намъ чувство доставляетъ,
             И я могу быть счастлива одной
             Лишь къ Вашему Величеству любовью!
  
                                 Корделія
                                 (въ сторону.)
  
             О бѣдная Корделія! Но нѣтъ!
             Я не бѣдна. Я знаю, что любовь.
             Моя богаче, нежели языкъ.
  
                                 Лиръ
                                 (Реганѣ)
  
             Тебѣ, съ твоими, вѣкъ владѣть вотъ этой
             Богатой третью нашихъ странъ прекрасныхъ!
             Не меньше въ ней пространства, удовольствій
             И цѣнности, чѣмъ въ той, какая нами,
             Утверждена за Гонериллой.-- Ну,
             Ты, наша радость (хоть и послѣ всѣхъ,
             Но тѣмъ ничуть не меньше), у которой
             Любовь занять стараются собой
             Король Французскій и Бургундскій Герцогъ,--
             Что скажешь ты, чтобъ получить отъ насъ
   Треть лучшую , чѣмъ сестры ? Говори.
  
                                 Корделія.
  
   Я ничего, родитель.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Ничего?
  
                                 Корделія.
  
             Да, ничего.
  
                                 Лиръ.
  
             Изъ ничего не выйдетъ ничего.
             Еще разъ говори.
  
                                 Корделія.
  
                                 Какъ я несчастна!
             Языкъ мой сердца высказать не можетъ.
             Я васъ люблю, какъ дочь должна -- ни больше,
             Ни меньше.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Какъ, Корделія? Поправь
             Немного рѣчь: а то испортитъ вѣдь
             Она твою Фортуну.
  
                                 Корделія.
  
                                 Добрый Лордъ мой!
             Вы дали жизнь мнѣ, дали воспитанье;
             Меня любили вы; и я съ моей
             Вамъ стороны плачу, какъ долгъ велитъ.
             Покорна вамъ, люблю васъ, почитаю.
             Что жъ для сестеръ мужья, коль говорятъ
             Онѣ, что васъ однихъ на свѣтѣ любятъ?
             Когда судьба мнѣ судитъ выйдти за-мужъ,
             То Лордъ, котораго рука возметъ
             Съ меня обѣтъ -- возметъ съ нимъ половину
             Моей любви, моихъ заботъ и долга.
             Я, вѣрно, никогда не выйду за-мужъ,
             Чтобы любить, какъ сестры, лишь отца.
  
                                 Лиръ.
  
             Отъ сердца ли ты говоришь мнѣ?
  
                                 Корделія.
  
                                                               Да,
             Милордъ.
  
                                 Лиръ.
  
                       Такъ молода и хладнокровна?
  
                                 Корделія.
  
             Такъ молода и искренна, Милордъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Пусть такъ.-- Пускай же искренность твоя
             Тебѣ приданымъ будетъ: ибо я
             Клянусь священными лучами солнца,
             Гекаты таинствами, мракомъ ночи,
             Вліяньемъ сферъ, которое даетъ
             Намъ бытіе и насъ уничтожаетъ,--
             Что отрекаюсь я отъ всѣхъ заботъ
             Отца, родства,-- отъ собственности крови,
             И сердцу моему чужой считаю
             Тебя, съ сихъ поръ, на вѣкъ! Жестокій Скиѳь,
             Иль тотъ, кто собственныхъ своихъ дѣтей
             Съѣдаетъ, чтобъ свой голодъ утолить,--
             Моей душѣ такъ будетъ жалокъ, милъ,
             Какъ ты, когда-то бывшая мнѣ дочь!
  
                                 Кентъ.
  
             Мой добрый Государь,--
  
                                 Лиръ.
  
             Молчи, Кентъ! Не ходи между дракономъ
             И лютостью его. Я больше всѣхъ
             Ее любилъ, и свой покой хотѣлъ
             Вручить ея заботливости нѣжной.

(Корделіи.)

             Вонъ! и нигдѣ чтобъ не видалъ тебя!--
             Пусть такъ меня спокоитъ гробъ, какъ я
             Беру отъ ней отеческое сердце!
             Французскаго звать Короля!-- Ну, кто жъ
             Идетъ?-- Бургундьи Герцога звать съ нимъ!--
             Корнвалль, Альбани! вы себѣ возмите,
             Къ приданымъ дочерей моихъ, и эту
             Треть. Пусть на ней оженится та гордость,
             Которую она простосердечьемъ
             Зоветъ. Вамъ совокупно обоимъ
             Даю я власть мою, права, и все,
             Величество себя чѣмъ окружаетъ.
             Оставивши сто рыцарей, которыхъ
             Вы на себя должны взять содержанье,
             Изъ мѣсяца мы въ мѣсяцъ будемъ жить
             У васъ, неперемѣнно. Мы себѣ
             Лишь оставляемъ имя Короля
             И титла. Власть, доходы, и всѣмъ прочимъ
             Распоряженье -- пусть все будетъ вашимъ,
             Любезные сыны; а въ подтвержденье --
             Вотъ вамъ моя корона по-поламъ!

(Даетъ имъ корону.)

                                 Кентъ.
  
                                 Вѣнчанный Лиръ! тебя
             Всегда я почиталъ, какъ Короля;
             Любилъ, какъ своего отца; -- тебѣ
             Какъ господину я служилъ, и какъ
             Великаго заступника тебя
             Въ моихъ молитвахъ поминалъ,--
  
                                 Лиръ.
  
             Согнутъ, натянутъ лукъ -- посторонись!
  
                                 Кентъ.
  
             Спускай скорѣй, хотя стрѣла пронзитъ
             Мнѣ сердце: пусть невѣжливъ будетъ Кентъ,
             Когда безуменъ Лиръ. Чего ты хочешь,
             Старикъ? Ужель ты думаешь, что долгъ
             Бояться будетъ говорить, когда
             Внимаетъ лести власть? О, уничтожь
             Свой приговоръ, и, лучшимъ разсужденьемъ,
             Останови нелѣпую поспѣшность.
             Я жизнью въ томъ своей тебѣ клянусь!
             Меньшая дочь тебя не меньше любитъ; --
             Вѣдь не съ пустымъ тѣ сердцемъ, отъ которыхъ
             Негромкій голосъ въ пустотѣ не слышанъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Твоею жизнью, Кентъ! Ни слова больше!
  
                                 Кентъ.
  
             Жизнь мнѣ всегда была залогомъ только,
             Который долженъ я противъ твоихъ
             Враговъ нести. Я не боюсь лишиться
             Ея, для безопасности твоей.
  
                                 Лиръ.
  
             Чтобъ не видалъ тебя я больше!
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Лиръ,
             Видь лучше, и позволь мнѣ оставаться
             Неложной мѣтой взора твоего.
  
                                 Лиръ.
  
             Ну Аполлонъ свидѣтель --
  
                                 Кентъ.
  
                                           Аполлонъ, Лиръ,
             Свидѣтель, что клянешься ты своими
             Богами тщетно.
  
                                 Лиръ.
  
                                 О вассалъ, мятежникъ!

(Схватывается за мечъ.)

  
   .                    Альбани и Корнваль.
  
             Дражайшій Сиръ, остановитесь.
  
                                 Кентъ.
  
             Изволь!
             Убей врача, а плату передай
             Болѣзни гибельной своей. Раздѣлъ
             Свой отмѣни ; или дотоль, пока
             Дышать я буду, -- буду говорить
             Тебѣ: ты худо сдѣлалъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Слушай же,
             Предатель ! вѣрностью твоею! слушай!
             Хотѣлъ ты, чтобъ нарушили мы клятву,
             (Но мы и въ жизнь не дѣлали того),
             И съ гордостью безумной стать межъ нашимъ
             Судомъ и нашей властью (но того
             Ни нравъ нашъ допустить, ни санъ не можетъ),--
             Такъ знай же нашу власть. О возми награду!
             Пять дней тебѣ даемъ, чтобъ ты взялъ мѣры
             Себя отъ всѣхъ бѣдъ жизни обезпечить;
             А на шестой -- ты долженъ удалиться
             Изъ Королевства. Если черезъ десять
             Дней твой изгнанничій скелетъ найдутъ
             Среди владѣній нашихъ,-- та минута
             Есть -- смерть твоя! Пошелъ! Клянусь тебѣ
             Юпитеромъ, что это неизмѣнно!
  
                                 Кентъ.
  
             Прощай, Король: когда твое желанье,--
             Свобода тамъ живетъ, а здѣсь -- изгнанье.

(Корделіи.)

             Подъ кровъ тебя да примутъ боги свой,
             Дѣвица. Правъ и прямъ отвѣть былъ твой.

(Реганѣ и Гонерилли)

             А ваша рѣчь, богатая словами,
             Пускай любви докажется дѣлами.
             Такъ, Принцы, всѣмъ отъ Кента вамъ прости!
             Онъ будетъ тамъ, какъ здѣсь, себя вести.

(Уходитъ.)

Входятъ: Глостеръ съ Французскимъ Королемъ, Бургундскимъ Герцогомъ и свитой.

  
                                 Глостеръ.
  
             Король Французскій и Бургундскій Герцогъ
             Здѣсь, Государь.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Милордъ Бургундъ, скажите
             Намъ прежде вы, который съ Королемъ симъ
             Соперничествовалъ за нашу дочь.
             Какого вѣна, въ самой меньшей мѣрѣ,
             Вы будете къ ней требовать,-- или
             Оставите любовный поискъ? (1)
  
                                 Бургундъ.
  
                                                     Ваше
             Величество, я не желаю больше
             Того, что мнѣ вы сами предложили;
             Да и не захотите вы дать меньше.
  
                                 Лиръ.
  
             Бургундскій прямо благородный Герцогъ!
             Любя ее, мы такъ ее цѣнили;
             Теперь -- цѣна ея упала. Вотъ, Сиръ!

(указываетъ.)

             Коль въ этомъ что красивенькомъ твореньи,
             Иль все оно, съ негодованьемъ нашимъ,
             И ничего ужъ больше,-- вамъ по вкусу,
             Такъ вотъ она, и ваша!
  
                                 Бургундъ.
  
                                           Я не знаю,
             Сказать что --
  
                                 Лиръ.
  
                                 Сиръ, угодно вамъ, со всѣми
             Пороками ея, безъ связей дружбы,
             Дочь ненависти нашей, вмѣсто вѣна
             Проклятье взявшую, и нашей клятвой
             Отвергнутую,-- взять ее, иль бросить?
  
                                 Бургундъ.
  
             Вѣнчанный Сиръ, прошу простить меня;
             На сихъ условьяхъ выборъ невозможенъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Ну, такъ оставьте жъ, Сиръ, ее: клянусь
             Я силою, создавшею меня,
             Что объявилъ вамъ все ея богатство!

(Королю Французскому.)

             А что до васъ, Король великій мой,--
             Я бъ не желалъ такъ ошибиться въ вашей
             Любви (2), и васъ женить, гдѣ ненавижу.
             По этому, прошу васъ -- обратить
             Любовь свою къ достойнѣйшей дѣвицѣ,
             Чѣмъ эта тварь, которую природа
             Почти своей стыдится признавать.
  
                       Французскій Король,
  
             Я внѣ себя отъ удивленья! Какъ!
             Она, до сей минуты бывъ для васъ
             Сокровищемъ, предметомъ всѣхъ похвалъ,
             Бальзамомъ лѣтъ, всего милѣй, дороже,--
             Могла въ одинъ мигъ сдѣлать что, такое
             Ужасное, что развязала тѣмъ
             Столь многосложные узлы любви!
             Ея вина ужъ вѣрно такъ преступна,
             Что въ ней она чудовищемъ явилась;
             Или у васъ любовь была притворна.
             Чтобы тому о ней повѣрить, должно
             Той вѣры быть, какой, безъ чуда, разумъ
             Во мнѣ не могъ бы поселить.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Я Ваше
             Величество прошу, по крайней мѣрѣ
             (Хоть у меня и нѣтъ искуства плавно
             И гладко говорить, чего въ душѣ нѣтъ,--
             А что въ душѣ, то дѣлаю я прежде,
             Чѣмъ выскажу въ словахъ), извѣстнымъ сдѣлать,
             Что не порокъ, убійство, или подлость,
             Безчестный шагъ, или худое дѣло --
             Лишили вашихъ милостей меня,
             Но именно тотъ самый недостатокъ,
             Отъ коего я болѣе богата:
             Просящій вѣчно взоръ,-- языкъ, какого
             Я рада не имѣть, хоть безъ любви
             Чрезъ это вашей.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Лучше бъ не родилась
             Ты въ свѣтъ, чѣмъ мнѣ не угодила лучше!
  
                       Французскій Король.
  
             И въ этомъ все? Застѣнчивость природы,
             Которая не можетъ изъяснить
             Того нерѣдко, что желаетъ дѣлать?
             Милордъ Бургундъ, что скажете Принцессѣ?
             Любовь не есть любовь, когда, она
             Съ разсчетами мѣшается, и цѣль
             Единую изъ виду упускаетъ.
             Она сама приданое себѣ.
  
                                 Бургундъ.
  
             Вѣнчанный Лиръ, вы согласитесь только
             Дать часть, которую вы обѣщали,
             И за руку Корделію возму я --
             Бургундской Герцогиней.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Ничего!
             Поклялся я; я твердъ.
  
                                 Бургундъ.
                                 (Корделіи.)
  
             Мнѣ жалко васъ: вы такъ отца лишились,
             Что черезъ то должны лишиться мужа.
  
                                 Корделія.
  
             Пускай Бургундъ себя не безпокоитъ.
             Когда любовь его въ разсчетахъ вѣна,--
             Не буду я его женой.
  
                                 Французскій Король.
  
             Прекрасная Корделія, ты очень
             Богата, будучи бѣдна; -- избраннѣй
             Тѣмъ, что не избрана, и тѣмъ любезнѣй,
             Что пренебрежена. Я здѣсь беру
             Тебя и добродѣтели твои.
             Законно то. Я брошенное поднялъ.
             О боги, боги! чудно! Хладъ презрѣнья
             Ихъ, произвелъ во мнѣ огонь почтенья.
             Безъ вѣна ставъ моей, Лиръ, дочь твоя,
             Есть Королева Франціи, моя!
             За всѣхъ Князей Бургундьи многоводной
             Я не продамъ сей дѣвы благородной!

(Корделіи.)

             Скажи прости безчувственнымъ душамъ.
             Здѣсь потерявъ, найдешь ты лучше тамъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Король, она твоя теперь! Возми!
             У насъ такой нѣтъ дочери, и мы
             Не будемъ вѣкъ встрѣчать ея лица!
             Идите же -- безъ ласкъ, любви отца!--
             Пойдемъ, Бургундъ мой благородный!

(Звукъ трубъ.)

(Лиръ, Бургундскій Герцогъ, Корнвалль, Альбани, Глостеръ свита уходятъ.)

  
                       Король Французскій.
  
             Проститесь съ вашими сестрами.
  
                                 Корделія.
  
             Родителя каменья дорогіе,
             Корделія идетъ отъ васъ въ слезахъ.
             Я знаю, что вы; и такъ какъ сестра вамъ,
             Не упрекаю васъ въ порокахъ вашихъ.
             Старайтесь угождать отцу, какъ должно.
             Открытымъ вами чувствамъ я его
             Препоручаю. Но, увы! когда бы
             Меня любилъ онъ, я ему нашла бы
             Пріютъ, гораздо лучшій.-- До свиданья!--
  
                                 Гонерилла.
  
             О, не предписывай намъ наши долги.
  
                                 Регана.
  
             Старайся Лорду угодить, который
             Тебя, какъ милостыню счастья, взялъ.
             Покорностью ты для отца скупилась;
             Такъ стоишь не имѣть, чего лишилась.
  
                                 Корделія.
  
             Раскроетъ время, что ковъ хитрый скрылъ.
             Кто преступленія свои таитъ,
             Того, въ послѣдствіи, позорить стыдъ.
             Счастливо оставаться.--
  
                                 Король Французскій.
  
             Пойдемъ, прекрасная Корделія!--

(Французскій Король и Корделія уходятъ.)

  

Гонерилла.

   Сестра, я хочу сказать тебѣ кое-что, очень важное для насъ обѣихъ. Я думаю, отецъ нашъ отсюда выѣдетъ къ ночи.
  

Регана.

   Безъ всякаго сомнѣнія, и къ вамъ; а на слѣдующій мѣсяцъ къ намъ.
  

Гонерилла.

   Ты видишь, какъ старость-то его перемѣнчива. То, что мы замѣтили объ этомъ, немаловажно: онъ всегда любилъ нашу сестру больше всѣхъ, и, по какой пустой причинѣ теперь отвергъ ее -- ужъ слишкомъ странно!
  

Регана.

   Это болѣзнь его лѣтъ: но онъ всегда зналъ только поверхностно самаго себя.
  

Гонерилла.

   Въ лучшіе годы, при лучшемъ здоровья, онъ все былъ вспыльчивъ: вѣдь послѣ этого намъ надобно ждать отъ его старости не только пороковъ долговременной закоренѣлой привычки, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и своенравнаго упрямства, неразлучнаго съ болѣзненными и многожелчными лѣтами.
  

Регана.

   Вѣроятно, и мы отвѣдаемъ его своенравія въ такомъ вкусѣ, какъ изгнаніе Кента.
  

Гонерилла.

   Не разъ еще доведется услышать такое прощанье, какъ съ Французскимъ Королемъ. Прошу тебя, станемъ заодно! Если отецъ нашъ, при такомъ расположеніи, будетъ еще имѣть власть: то отказъ короны его -- только позоръ для насъ.
  

Регана.

   Мы объ этомъ еще подумаемъ.
  

Гонерилла.

   Намъ надобно сдѣлать что нибудь, пока еще горячо желѣзо.--

(Уходятъ)

  

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Зала въ замкѣ Графа Глостера.

Входитъ Эдмундъ съ письмомъ.

  
                                 Эдмундъ.
  
             Природа, ты мой богъ; твои законы
             Я долженъ исполнять. Съ чего я стану
             Томить себя въ цѣпяхъ обыкновенья,
             И позволять, чтобъ умничанье свѣта
             Меня лишало потому наслѣдства,
             Что я чрезъ двѣ, иль болѣе, недѣли
             Произошелъ на свѣтъ сей послѣ брата? --
             ................. Когда письмо вотъ это
             Успѣхъ имѣть свой будетъ, и моя
             Удастся выдумка,-- такъ ужъ тогда
             И низкій брать Эдмундъ повыше станетъ

Входить Глостеръ.

  
                                 Глостеръ.
  
             Кентъ изгнанъ такъ! Съ Французскимъ Королемъ
             Разстался въ гнѣвѣ Лиръ! Уѣхалъ ночью!
             Сдалъ власть свою! Остался при одномъ
             Лишь содержаньи! И все это вдругъ!--
             Эдмундъ, здоровъ ли ты? Что новостей?
  

Эдмундъ.
Прячетъ письмо.)

   Съ вашего позволенія, Милордъ, ничего.
  

Глостеръ.

   На что съ такою заботливостью стараешься ты прятать это письмо?
  

Эдмундъ.

   Я не знаю никакихъ новостей, Милордъ.
  

Глостеръ.

   Какую ты бумагу читалъ?
  

Эдмундъ.

   Ничего, Милордъ.
  

Глостеръ.

   Ничего? Такъ для чего жъ было съ такимъ страхомъ и поспѣшностью класть ее въ карманъ? Ничего не имѣетъ надобности такъ прятаться. Покажи сюда! Скорѣй! Если тамъ ничего, такъ очки мнѣ не будутъ нужны.
  

Эдмундъ.

   Прошу васъ, Милордъ, простите мнѣ. Это письмо отъ моего брата; я его еще не дочиталъ; но изъ прочитаннаго вижу, что вамъ нейдетъ читать его.
  

Глостеръ.

   Подай мнѣ письмо, Сиръ.
  

Эдмундъ.

   Я сдѣлаю оскорбленіе,-- удержу ли его, отдамъ ли вамъ. Содержаніе, какъ я отчасти понимаю его, не дѣлаетъ чести сочинителю.
  

Глостеръ.

   Покажи сюда, покажи сюда!
  

Эдмундъ.

   Я надѣюсь, съ оправданіе моего брата, что это писалъ онъ мнѣ только для испытанія моей добродѣтели.
  

Глостеръ.
(Читаетъ.)

   "Эта вѣжливость и уваженіе къ старости лѣтъ причиной, что жизнь намъ несносна въ самыя лучшія лѣта наши; -- не даетъ намъ въ руки имѣнія, пока мы, пришедши въ старость, дѣлаемся неспособны имъ пользоваться. Я начинаю почитать глупымъ и сумасброднымъ раболѣпствомъ зависимость отъ престарѣлаго тирана, который владѣетъ, не потому, что имѣетъ власть, а потому, что это терпятъ. Приходи ко мнѣ; я хотѣлъ бы съ тобою объ этомъ побольше поговорить. Если бъ нашъ отецъ спалъ до тѣхъ поръ, пока я разбудилъ бы его, то ты бы навсегда могъ пользоваться половиной его доходовъ, и поживалъ бы себѣ, какъ любезный братъ твоего Эдгара." -- Ба! Заговоръ!-- "Спалъ до тѣхъ поръ, пока я разбудилъ бы его; -- ты бы могъ пользоваться половиной его доходовъ." -- Сынъ мой Эдгаръ! Онъ имѣлъ руку, чтобъ это написать? Въ его сердцѣ, въ его душѣ это могло родиться?-- Когда ты получилъ письмо? Кто его принесъ?
  

Эдмундъ.

   Мнѣ его не приносили, Милордъ. Тутъ употреблена хитрость. Я нашелъ его въ своемъ кабинетѣ; оно было брошено въ окно.
  

Глостеръ.

   Ты знаешь, что это рука твоего брата?
  

Эдмундъ.

   Если бы содержаніе было хорошее, Милордъ, то я бы поклялся, что рука его; судя жъ по этому, я желалъ бы вѣрить, что это не онъ писалъ.
  

Глостеръ.

   Это его рука.
  

Эдмундъ.

   Его рука, Милордъ; но я надѣюсь, что его сердца нѣтъ въ содержаніи.
  

Глостеръ.

   Не вывѣдывалъ ли онъ у тебя прежде когда нибудь на счетъ этого дѣла?
  

Эдмундъ.

   Никогда, Милордъ. Часто, однакожъ, слышалъ я, какъ утверждалъ онъ, что когда сыновья уже въ совершенномъ возрастѣ, а отцы старѣются, то отецъ, по праву, долженъ оставаться на. попеченіи сына, а сынъ распоряжать его доходами.
  

Глостеръ.

   О извергъ, извергъ! Эта самая мысль его и въ письмѣ!-- Подлый извергъ! Безчеловѣчный, проклятый, гнусный извергъ! хуже, нежели гнусный! (Слугѣ.) Поди ты, сыщи его; я посажу его подъ стражу. Презрѣнный извергъ!-- Гдѣ онъ?
  

Эдмундъ.

   Я навѣрное не знаю, Милордъ. Еслибъ вамъ угодно было удержать гнѣвъ свой противъ моего брата, пока вы отъ самаго его точнѣе узнаете о его цѣли; то это было бы всего лучше для васъ: напротивъ, если вы, обманувшись въ его намѣреніи, поступите съ нимъ жестоко, то этимъ можете, нанесть великое пятно собственной чести вашей, а сына вашего совершенно вооружить противъ васъ. Я смѣю отвѣчать за него моею жизнію, что это онъ писалъ мнѣ единственно для испытанія моей къ вамъ привязанности, а не съ другимъ какимъ-либо опаснымъ намѣреніемъ.
  

Глостеръ.

   Ты такъ думаешь?
  

Эдмундъ.

   Если только честь ваша найдетъ то приличнымъ, я поставлю васъ въ такомъ мѣстѣ, откуда вы будете слышать нашъ съ нимъ разговоръ объ этомъ; тогда собственный слухъ вашъ удовлетворитъ вашему желанію; -- и это не дальше нынѣшняго вечера.
  

Глостеръ.

   Онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ!
  

Эдмундъ.

   И не есть, безъ сомнѣнія.
  

Глостеръ.

   Противъ отца своего, который его такъ нѣжно, такъ искренно любитъ! Небо и земля! Эдмундъ, сыщи его! Проникни мнѣ въ глубину души его, прошу тебя! Сдѣлай такъ, какъ внушитъ тебѣ собственное твое благоразуміе! Я готовъ лишишься всего, чтобъ только узнать истину!
  

Эдмундъ.

   Я сейчасъ сыщу его, Милордъ; все сдѣлаю такъ, какъ только возможно будетъ, и обо всемъ извѣщу васъ.
  

Глостеръ.

   Эти послѣднія затмѣнія въ солнцѣ и лунѣ не предвѣщаютъ намъ добраго. Пускай знаніе природы разсуждаетъ объ этомъ такъ и сякъ; но сама природа часто страдаетъ отъ послѣдствій. Любовь хладѣетъ; дружба разрывается; братья враждуютъ; самыя узы, связывающія отца съ сыномъ, расторгаются! Мой извергъ подходитъ подъ предсказаніе: вотъ сынъ противъ отца! Король выступаетъ изъ границъ природы: вотъ отецъ противъ собственнаго порожденія!-- Отжили мы лучшія времена. Хитрости, притворство и всѣ бѣдствія разстройства и безпорядка, не давая намъ покоя ни на минуту, преслѣдуютъ насъ до самыхъ могилъ нашихъ. Сыщи этого изверга, Эдмундъ! Тебѣ не сдѣлаетъ это никакого вреда; употреби все стараніе!-- И благородный, прямодушный Кентъ -- изгнанъ! Его преступленіе -- честность! Удивительно, удивительно!

(Уходитъ.)

  

Эдмундъ.

   Вотъ прекрасная глупость на свѣтѣ: когда мы бываемъ нездоровы Фортуной, (чему причиною часто бываетъ невоздержность нашего поведенія) (3), то обвиняемъ въ нашихъ несчастіяхъ солнце, луну и звѣзды; какъ будто мы бываемъ бездѣльниками -- по необходимости; глупцами -- по принужденію Небесъ; плутами, ворами и измѣнниками -- отъ дѣйствія сферъ; пьяницами, лжецами и -- по неизбѣжной зависимости отъ вліянія планетъ; и всѣмъ тѣмъ, въ чемъ только видна порочность наша -- по божественному содѣйствію.-- Эдгаръ --

(Входитъ Эдгаръ.)

   А онъ шутъ и есть, какъ катастрофа въ старинной нашей Комедіи.-- Моя роль -- бсздѣльническая задумчивость, со вздохами, какъ у сумасшедшаго изъ Бедлама.-- О, эти затмѣнія -- предвѣстники этихъ разстройствъ! Фа, соль, ла, ми -- (4)
  

Эдгаръ.

   Какъ въ своемъ здоровьѣ, братъ Эдмундъ? Въ какія важныя размышленія углубленъ ты?
  

Эдмундъ.

   У меня, братъ, въ головѣ читанное мною на этихъ дняхъ предсказаніе о слѣдствіяхъ этихъ затмѣній.
  

Эдгаръ.

   Тебя это занимаетъ?
  

Эдмундъ.

   Я тебѣ говорю, что все описываемое сбывается, къ несчастію; какъ напр. безчеловѣчіе дѣтей и родителей, смерть, голодъ, разрывъ старинныхъ дружествѣ, раздоры въ Государствѣ, угрозы и проклятія противъ Короля и вельможъ, ненужная недовѣрчивость, изгнаніе друзей, разсѣяніе войскъ, расторженіе брачныхъ союзовъ, и -- мало ли еще чего.
  

Эдгаръ.

   Давно ли ты слѣдуешь сектѣ звѣздочетовъ?
  

Эдмундъ.

   Полно, полно.-- Когда ты видѣлъ въ послѣдній разъ отца?
  

Эдгаръ.

   Вчера, вечеромъ.
  

Эдмундъ.

   Говорилъ ты съ нимъ?
  

Эдгаръ.

   Да, цѣлые два часа.
  

Эдмундъ.

   Хорошо вы разстались? Не замѣтилъ ты никакого неудовольствія противъ тебя, въ словахъ его, или на лицѣ?
  

Эдгаръ.

   Совершенно никакого.
  

Эдмундъ.

   Припомни, чѣмъ бы ты могъ оскорбить его; и сдѣлай милость, берегись попадаться ему на глаза; пусть время нѣсколько смягчитъ его гнѣвъ, который теперь такъ пылаетъ, что самое зло, тебѣ сдѣланное, едва уйметъ его.
  

Эдгаръ.

   Вѣрно, какой нибудь бездѣльникъ оклеветалъ меня.
  

Эдмундъ.

   Этого-то я и боюсь. Сдѣлай милость, будь въ безпрестанной осторожности, пока онъ немного смягчится. Да пойдемъ въ мои комнаты; я такъ сдѣлаю, что ты оттуда услышишь, какъ Милордъ будетъ о тебѣ говорить. Иди, пожалуй-ста; вотъ тебѣ мой ключъ.-- Если вздумаешь выйдти, выходи вооруженный.
  

Эдгаръ.

   Вооруженный, братъ?
  

Эдмундъ.

   Братъ, я совѣтую тебѣ къ лучшему; выходи вооруженный. Я не честный человѣкъ, если думаютъ сдѣлать тебѣ что нибудь доброе.-- Я тебѣ намекнулъ только о томъ, что видѣлъ и слышалъ; но ни малѣйшаго не далъ еще понятія о грозящей опасности.-- Сдѣлай милость, иди отсюда.
  

Эдгаръ.

   Ты скоро будешь?
  

Эдмундъ.

   Я стараюсь услужить тебѣ въ этомъ дѣлѣ.

(Эдгаръ уходитъ.)

             Отецъ, котораго легко увѣрить; --
             И благородный братъ; -- его природа
             Такъ далека отъ дѣланія зла,
             Что противъ зла въ немъ нѣтъ и подозрѣнья.
             Надъ глупой честностью его -- мои
             Уловки верхъ берутъ. Я вижу дѣло!--
             Когда права рожденья не даютъ
             Помѣстья мнѣ,-- мой умъ его найдетъ!
             Мнѣ честно все, что только съ рукъ сойдетъ.
  

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Комната во дворцѣ Герцога Альбанскаго.

Входятъ: Гонерилла и Дворецкій.

  

Гонерилла.

   Отецъ прибилъ моего Джентлемена за то, что онъ выбранилъ дурака его?
  

Дворецкій.

   Да, Миледи.
  
                                 Гонерилла.
  
             Клянусь днемъ, ночью! Мучитъ онъ меня!
             То такъ, то такъ онъ вѣчно напроказитъ --
             И все вверхъ дномъ! Терпѣнья больше нѣтъ!
             Народъ его живетъ въ такомъ распутствѣ;
             А самъ онъ насъ бранитъ за всякій вздоръ.
             Пріѣдетъ онъ съ охоты -- я не буду
             Съ нимъ говорить; скажи, что нездорова.
             Коль прежнія услуги ты оставишь,
             Такъ хорошо: сама въ томъ отвѣчаю!
  
                                 Дворецкій.
  
             Я слышу, что онъ ѣдетъ ужъ, Миледи.

(Рога за театромъ.)

  
                                 Гонерилла.
  
             Не слушайся, лѣнись себѣ, какъ хочешь!
             Другіе -- тожъ! Желала бъ только я,
             Чтобъ рѣчь о томъ зашла. Когда ему
             То не понравится, ну, такъ пускай
             Къ сестрѣ моей идетъ; она, я знаю,
             На этотъ разъ однѣхъ со мною мыслей:
             Подъ властію не быть! Пустой старикъ!
             Имѣть права тѣ хочетъ, кои отдалъ.
             Клянусь моею жизнью! Старики --
             Глупцы преобращаются въ дѣтей.
             Ихъ надобно наказывать, когда
             Имъ ласки больше дѣлаютъ вреда.
  
             Ты жъ не забудь, что я тебѣ сказала.
  

Дворецкій.

   Очень хорошо, Миледи.
  
                                 Гонерилла.
  
             И къ рыцарямъ показывать должны вы
             Холодности побольше. Что ужъ выйдетъ
             Изъ этого, -- нѣть нужды. Всѣмъ скажи такъ
             Желала бы имѣть причины я --
             Да и должна имѣть -- чтобъ объясниться.
             Сестрѣ моей я тотчасъ напишу,
             Чтобъ сдѣлала, какъ я. -- Готовь къ обѣду.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Зала тамъ же.

Входить: Кентъ переодтый.

  
                                           Кентъ.
  
             Коль такъ же хорошо приму я голосъ,
             Которымъ рѣчь измѣнится моя;
             То безъ труда достигну доброй цѣли,
             Для коей видъ я свой перемѣнилъ.
             Ну, Кентъ, изгнанникъ! если можешь ты
             Служить въ томъ мѣстѣ, гдѣ ты осужденъ,--
             (О, еслибъ такъ!), то твой Король любезный
             Тебя найти въ большихъ заботахъ долженъ.

(Рога за театромъ.)

          Входятъ: Лиръ, Рыцари и свита.

  

Лиръ.

   Чтобъ ни минуты я не дожидался обѣда! Иди, готовь тотчасъ.-- Ну, ты что такое?

(Слуга уходитъ.)

Кентъ.

   Человѣкъ, Сиръ.
  

Лиръ.

   Что же ты за человѣкъ? Чего ты отъ насъ хочешь?
  

Кентъ.

   Я ни больше, ни меньше, какъ такой человѣкъ, какимъ кажусь. Я могу вѣрно служить тому, кто будетъ имѣть ко мнѣ вѣру; -- любить того, кто честенъ; дѣлить время съ тѣмъ, кто уменъ, и говоритъ мало. Я боюсь судовъ; могу рубиться, когда того избѣжать нельзя, и не ѣмъ рыбы (5).
  

Лиръ.

   Кто ты?
  

Кентъ.

   Честный малый, и такой бѣдный, какъ Король.
  

Лиръ.

   Если ты такъ бѣденъ для подданнаго, какъ онъ бѣденъ для Короля, то ты довольно бѣденъ. Чего ты хочешь?
  

Кентъ.

   Службы.
  

Лиръ.

   Кому хотѣлъ бы ты служить?
  

Кентъ.

   Вамъ.
  

Лиръ.

   Ты меня знаешь, любезный?
  

Кентъ.

   Нѣтъ, Сиръ; но вы имѣете въ вашей наружности то, что я охотно желалъ бы назвать Государемъ.
  

Лиръ.

   Что такое?
  

Кентъ.

   Повелительность.
  

Лиръ.

   Какія службы можешь ты отправлять?
  

Кентъ.

   Я могу хранить честную тайну,-- ѣздить верхомъ, бѣгать пѣшкомъ, разсказать кое-какъ забавную сказку, спроворить немудреное порученьеце. Къ чему обыкновенные люди способны, то и мое дѣло; а лучшее во мнѣ -- рачительность.
  

Лиръ.

   Какихъ ты лѣтъ?
  

Кентъ.

   Не такъ молодъ, Сиръ, чтобы любить молодку за пѣсенку, и не такъ старъ, чтобъ влюбиться въ нее, за что попало. У меня на спинѣ сорокъ восемь лѣтъ.
  

Лиръ.

   Оставайся у меня. Ты будешь служить мнѣ. Если ты не меньше понравишься мнѣ послѣ обѣда, то я не разстанусь съ тобой.-- Обѣдать, эй, обѣдать! Гдѣ мой плутъ? дуракъ мой? Поди ты, и позови сюда моего дурака.

(Входитъ Дворецкій),

   Ты, ты, эй! Гдѣ дочь моя?
  

Дворецкій.

   Извините --

(уходитъ)

  

Лиръ.

   Что онъ тамъ говоритъ? Позови назадъ повѣсу!-- Гдѣ мой дуракъ, а?-- Мнѣ кажется, что міръ спитъ.-- Ну, что? Гдѣ этотъ неублюдокъ?
  

Рыцарь.

   Онъ говоритъ, Милордъ, что дочь ваша нездорова.
  

Лиръ.

   Почему же рабъ не воротился ко мнѣ, когда я звалъ его?
  

Рыцарь.

   Сиръ, онъ отвѣчалъ мнѣ, просто напросто, что онъ не хотѣлъ.
  

Лиръ.

   Не хотѣлъ?
  

Рыцарь.

   Милордъ, я не знаю, почему; только, по моему мнѣнію, съ Вашимъ Величествомъ обходятся безъ должной чинности, какъ это обыкновенно бывало; примѣтно великое уменьшеніе вѣжливости къ вамъ, какъ вообще во всей прислугѣ, такъ и въ самомъ Герцогѣ, и въ дочери вашей.
  

Лиръ.

   А! въ самомъ дѣлѣ?
  

Рыцарь.

   Прошу васъ, простите мнѣ, Милордъ, если я ошибся; но долгъ мой не можетъ молчать, когда я думаю, что оскорбляютъ Ваше Величество.
  

Лиръ.

   Ты только напоминаешь мнѣ то, что я самъ замѣтилъ: я замѣтилъ, недавно, величайшее невниманіе; но я болѣе винилъ въ томъ щекотливую свою подозрительность, нежели видѣлъ намѣреніе и умыселъ недоброхотства.-- Я посмотрю еще!-- Но гдѣ мой дуракъ? Я его не видалъ два дня сряду.
  

Рыцарь.

   Съ тѣхъ поръ, Сиръ, какъ молодая Принцесса уѣхала во Францію, дуракъ очень похудѣлъ.
  

Лиръ.

   Ни слова больше о томъ! Я то замѣтилъ довольно!-- Поди, скажи моей дочери, что я хочу говорить съ нею; -- а ты поди, позови сюда моего дурака.--

(Входить Дворецкій.)

   А! Сиръ, Сиръ, пожалуйте сюда! Кто я такой, Сиръ?
  

Дворецкій.

   Милединъ отецъ.
  

Лиръ.

   Милединъ отецъ? Милордовъ ты подлецъ!!.. рабъ! неублюдокъ!
  

Дворецкій.

   Никакъ нѣтъ, Милордъ; прошу извинить.
  

Лиръ.

   Ты смѣешь на меня коситься, подлая тварь?

(Бьетъ его)

  

Дворецкій.

   Я не дамъ бить себя, Милордъ.
  

Кентъ.
(Сбиваетъ его съ ногъ)

   И съ ногъ сбить нѣтъ; шелудивецъ -- ты!
  

Лиръ.

   Благодарю тебя, братецъ; ты мнѣ служишь, и я буду любить тебя.
  

Кентъ.

             Ну, Сиръ, поднимайся! вонъ! Я научу тебя различіямъ. Вонъ, вонъ! А если хочешь еще разъ вымѣрять ослиную долготу свою, такъ подожди. Но вонъ! Пошелъ! Съ умомъ ты? Такъ....--

(Выталкиваетъ вонъ Дворецкаго.)

  

Лиръ.

   Ну, любезный, благодарю тебя. Вотъ тебѣ задатокъ на твою службу.

(Даетъ Кенту деньги. Входитъ Дуракъ)

Дуракъ.

   Позволь и мнѣ нанять его.-- Вотъ тебѣ мой калпакъ.

(Даетъ Кенту калпакъ)

Лиръ.

   Ну, плутишка: что ты это?
  

Дуракъ.

   Послушай, братецъ: всего бы лучше тебѣ взять мой калпакъ.
  

Кентъ.

   Почему же, дуракъ?
  

Дуракъ.

   Почему? Потому, что ты присталъ къ партіи того, кто въ немилости: да, если ты не можешь оскаливать зубы по вѣтру, то скоро схватишь насморкъ. Ну, возми жъ мой калпакъ. Вотъ видишь ты, этотъ пріятель прогналъ двухъ своихъ дочерей, а третьей, противъ воли своей, далъ благословеніе. Если ты будешь служить при немъ, то непремѣнно долженъ носить калпакъ мой,-- Какъ поживаешь, кумъ?-- А я желалъ бы имѣть два калпака и двухъ дочерей.
  

Лиръ.

   Для чего жъ такъ, братецъ?
  

Дуракъ.

   Для того, что когда я отдалъ бы имъ все свое имущество, то калпаки оставилъ бы себѣ. Вотъ одинъ у меня. Попроси другаго у дочерей своихъ.
  

Лиръ.

   Берегись, дружокъ; -- хлыстъ!
  

Дуракъ.

   Правда есть такая собака, которая должна лежать въ будкѣ; ее надобно хлыстомъ; а Леди-гончая можетъ стоять подлѣ камина и......
  

Лиръ.

   Убійственная пилюля для меня!
  

Дуракъ.

   Послушай; я хочу тебя выучить рѣчи.
  

Лиръ.

   Хорошо.
  

Дуракъ.

   Замѣчай же, куманёкъ:
             Меньше показывай, больше скрывай;
             Меньше разсказывай, больше смекай;
             Меньше взаймы, чѣмъ имѣешь, давай;
             Больше, чѣмъ ходишь, верхомъ разъѣзжай;
             Больше, чѣмъ вѣришь, самъ узнавай;
             Меньше ставь, чѣмъ бросай;
             Пить да гулять не ходи;
             Больше дома сиди:
             Такъ тебѣ будетъ больше, чѣмъ дважды
             Десять больше, чѣмъ двадцать однажды.
  

Лиръ.

   Это ничего, дуракъ.
  

Дуракъ.

   Ну, такъ оно похоже на рѣчь адвоката, которому не заплатили: вы мнѣ ничего за это не дали.-- Кумъ, можешь ли ты употребишь ничто на что нибудь?
  

Лиръ.

   Ну, нѣтъ, братецъ; изъ ничего нельзя сдѣлать ничего.
  

Дуракъ.
(Кенту.)

   Пожалуй-ста скажи ему, что этому равняются доходы его Королевства; онъ дураку не повѣритъ.
  

Кентъ.

   Онъ не совсѣмъ дуракъ, Милордъ.
  

Дуракъ.

   О, нѣтъ, Лорды и великіе господа не соглашаются на это. Если бъ я имѣлъ монополію (6) на глупость, то они захотѣли бы участвовать въ ней. Да и барыни не дадутъ мнѣ одному пользоваться вполнѣ всею глупостью. Онѣ все понемножку будутъ ее отщипывать у меня.-- Дай мнѣ яичко, кумъ, а я тебѣ дамъ двѣ короны.
  

Лиръ.

   Что жъ это будутъ за короны такія?
  

Дуракъ.

   Ну, я разобью яичко на двѣ равныя половины, и выѣмъ ихъ: вотъ тебѣ и двѣ личныя короны (7). Когда ты ломалъ свою на двѣ части, и обѣ отдавалъ,-- то ты переносилъ осла черезъ грязь на спинѣ своей. Мало было ума въ твоей лысой коронѣ, когда ты отдавалъ свою золотую. Если это говорю я такъ, какъ я, то вели того хлыстомъ, кто первый это замѣтитъ.

(Постъ.)

             Худой насталъ годъ дуракамъ,
             Всѣ въ глупость мудрецы пустились,
             И, давъ смѣшной покрой умамъ,
             Смѣшными тварями явились.
  

Лиръ.

   Съ какихъ поръ у тебя такая привычка распѣвать?
  

Дуракъ.

   Съ тѣхъ поръ, куманекъ, какъ изъ двухъ твоихъ дочерей стало у тебя двѣ матери: ибо когда ты далъ имъ розгу....... то --

(Поетъ.)

             Онѣ -- отъ радости мгновенной
             Разплакались; а я сталъ пѣть --
             Отъ горя, что мой Лиръ почтенный
             Вѣкъ будетъ въ дуракахъ сидѣть.
  
   Пожалуй-ста, куманекъ, найми учителя, чтобъ училъ твоего дурака лгать. Я бы съ охотой учился лгать.--
  

Лиръ.

   Если ты будешь лгать, плутъ, такъ мы тебя прикажемъ бить.
  

Дуракъ.

   Я удивляюсь, какое у тебя родство съ твоими дочерьми: онѣ хотятъ меня бить за то, что я говорю правду, а ты хочешь меня бить за то, если я буду лгать; а иногда меня бьютъ за то, что я молчу. Я лучше бы желалъ быть чѣмъ нибудь другимъ, нежели дуракомъ; но все не желалъ бы быть тобою, куманекъ. Ты обрѣзалъ умъ свой съ обѣихъ сторонъ, а въ срединѣ ничего не оставилъ. Вотъ идетъ одинъ обрѣзокъ.

(Входить Гонерилла)

  

Лиръ.

   Что это значитъ, дочь моя? Что же дѣлаетъ твоя повязка? (8) Мнѣ кажется, съ недавняго времени у тебя слишкомъ много морщинъ.
  

Дуракъ.

   Ты былъ славный малый, когда не имѣлъ надобности заботиться о морщинахъ ея; теперь ты кружокъ безъ цифры. Я лучше тебя теперь. Я дуракъ, а ты нуль. (Гонерилли.) Да, истинно такъ; я придержу свой языкъ: ваше лице мнѣ такъ приказываетъ, хотя вы и ничего не говорите.
  
             Тоди, дади!
             Ни мягкаго, ни корки, у кого,
             Тому, при всемъ, бытъ безъ коё-чего.

(указывая на Лира.)

   Это гороховая шелуха.
  
                                 Гонерилла.
  
             Не только этотъ тутъ, Сиръ,-- и другіе
             Изъ вашей наглой свиты безпрестанно
             Заводятъ ссоры, и въ невыносимомъ
             Живутъ распутствѣ. Сиръ, казалось мнѣ,
             Что сдѣлавъ это вамъ извѣстнымъ, я
             Навѣрно исправленье ихъ увижу;
             Теперь же начинаю опасаться,
             Изъ словъ и дѣлъ послѣднихъ вашихъ видя,
             Что вы такихъ поступковъ покровитель; --
             Вы ихъ поддерживаете -- поблажкой.
             Когда ужъ такъ, то наказанье будетъ --
             За каждый шагъ, и строгость не задремлетъ.
             Что, цѣлію добро имѣя, можетъ,
             При дѣйствіи своемъ, васъ оскорблять:
             То, будучи стыдомъ въ иное время,
             Теперь -- поступокъ лишь благоразумья.
  

Дуракъ.

   Вѣдь ты знаешь, кумъ, что
  
             Мухоловъ кукушкѣ дотоль ѣсть даетъ
             Пока ему дочка головку склюетъ.
  
   Ну, свѣчу вынесли, и мы остались въ потьмахъ.
  

Лиръ.

   Дочь ли ты наша?
  

Гонерилла.

   И, Сиръ, чтобы вамъ употребить-то въ какую нибудь пользу здравый разсудокъ вашъ, и бросить эти странности! Вы отъ нихъ, съ нѣкотораго времени, сами на себя не похожи.
  

Дуракъ.

   Можетъ ли оселъ не знать, когда повозка везетъ лошадь?-- Ихъ, Ванюша, я люблю тебя. (9)
  

Лиръ.

   Знаетъ ли кто здѣсь меня? Да это не Лиръ! Лиръ такъ ходитъ? такъ говоритъ? Гдѣ глаза его? Или его разсудокъ въ разслабленіи, или чувства онѣмѣли. Во снѣ я, или на-яву? А! вѣрно это не такъ.-- Кто можетъ сказать мнѣ: кто я?-- Тѣнь Лира? Я желалъ бы знать это! Ибо признаки того, что я Король, что я знаю и понимаю вещи, суть ложныя доказательства того, что у меня есть дочери.
  

Дуракъ.

   Которыя изъ тебя сдѣлаютъ покорнаго отца.
  

Лиръ.

   Ваше имя, прекрасная дама?
  
                                 Гонерилла.
  
             Да полно, Сиръ. Недоумѣнье это
             Въ такомъ же, видно, вкусѣ, какъ другія
             Недавнія проказы ваши. Я
             Прошу васъ, точно цѣль мою понять:
             По вашимъ лѣтамъ, вамъ быть должно умнымъ.
                                                     Позоръ
             Самъ говоритъ о скоромъ врачеваньи.--
             Позвольте жъ той (которая безъ просьбы
             Взять можетъ то, что проситъ), васъ просить,
             Чтобъ свиту вы немного уменьшили,
             И чтобы тѣ, которые при васъ
             Останутся, по вашимъ были лѣтамъ,
             И знали бы себя и васъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Геэнна
             И дьяволы!--
             Сѣдлать мнѣ лошадей! созвать мнѣ свиту!--
             Уродливое порожденье! Я
             Тебя не безпокою; у меня
             Еще есть дочь.
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Людей моихъ вы бьете;
             Распутная же ваша сволочь тѣхъ,
             Кто лучше ихъ, имѣть слугами хочетъ.

(Входитъ Альбани.)

  
                                 Лиръ.
  
             Увы, къ кому приходитъ слишкомъ поздно
             Раскаянье! О, Сиръ, и вы пришли?
             Была то ваша воля? Сиръ, скажите!--
             Готовить лошадей моихъ!--
             Неблагодарность! ты мраморо-сердый
             Духъ злобы! въ дѣтищѣ являясь, ты --
             Гнуснѣй чудовища морской пучины!
  
                                 Альбани.
  
             Прошу васъ, Сиръ, не безпокойтесь такъ.
  
                                 Лиръ.
                                 (Гонериллѣ.)
  
             Проклятое чудовище! (10) лжешь ты;
             При мнѣ народъ отличнѣйшій, который
             Во всѣхъ подробностяхъ свой знаетъ долгъ
             И въ точности блюдетъ святыню сана.
             О, малозначущій порокъ! Сколь гнуснымъ
             Въ Корделіи ты показался! Ты,
             Какъ колесо преступнической пытки,
             Составъ моей природы извратилъ; --
             Исторгъ изъ сердца моего любовь,
             И желчи влилъ въ него. О Лиръ, Лиръ, Лиръ!

(Бьетъ себя въ голову.)

             Бей въ эту дверь, которая впустила
             Безуміе, а выпустила умъ.--
             Ну, ѣхать, ѣхать! Мой народъ!--
  
                                 Альбани.
  
             Милордъ, невиненъ я; не знаю даже,
             Что сильно такъ могло разгнѣвать васъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Быть можетъ, Сиръ.-- Внемли же мнѣ, природа!
             Услышь меня, благое Божество!
             О, уничтожь свое опредѣленье,
             Когда назначило ты этой твари
             Производить на свѣтъ дѣтей! Пошли
             Ей въ ложесна безплодность! Изсуши
             Ей органы ращенія, да вѣчно
             Не-человѣческій ея составъ
             Не принесетъ плода, чтобъ сдѣлать честь ей!
             Когда жъ она должна зачать во чревѣ,--
             О, образуй дитя ея изъ желчи!
             Пускай оно живетъ, и будетъ ей
             Неслыханной на свѣтѣ мукой! Пусть
             Оно ей наклеймитъ на молодомъ
             Челѣ морщины; горькихъ слезъ струями
             Бразды прорѣжетъ на ея щекахъ; --
             Всѣ матери труды, благодѣянья --
             Въ насмѣшку и презрѣнье обратитъ!
             Пускай она узнаетъ, какъ змѣиныхъ
             Зубовъ острѣй -- дѣтей неблагодарность!--

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ III.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-на А. Ф. МАРКСЪ.

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

   Трагедія "Король Лиръ" явилась въ печати съ именемъ автора еще при жизни Шекспира, въ 1608 году, въ форматѣ in quarto, подъ слѣдующимъ заглавіемъ: "М. William Shak-speare: his true chronicle historie of the life and death of king Lear and his three daughters. With the unfortunate life of Edgar, sonne and heire to the Earle of Gloster and his sullen and assumed humour of Tom of Bedlam. As it was played hefore the kings maiestie at Whitehall upon S. Stephans night in Christmas Hollidayes. By his Maiestries servants playing usually at the Glohe and the Bancke-side. London, printed for Nathaniel Butter and are to be sold at his shop in Paul's Churchyard, 1608", т.-е. "Вильяма Шекспира: истинная исторія жизни и смерти короля Лира и его трехъ дочерей, съ присоединеніемъ несчастной жизни Эдгарда, сына и наслѣдника графа Глостера, а также описаніе его печальнаго притворнаго настроенія, когда онъ разыгрывалъ роль Тома изъ Бедлама {Бедламъ -- сумасшедшій домъ, а прозвище Томъ нерѣдко давалось несчастнымъ бѣднякамъ.}, въ томъ видѣ, какъ пьеса была играна предъ его величествомъ королемъ въ Уайтголлѣ, въ день святого Стефана на Рождественскихъ праздникахъ, слугами его величества, обыкновенно игравшими въ театрѣ Глобуса, на Банксайдѣ. Лондонъ. Печатано Натаніелемъ Боттеромъ и можетъ быть покупаемо въ его лавкѣ, на дворѣ церкви св. Павла. 1608".
   За этимъ первымъ изданіемъ драмы послѣдовали въ томъ же 1608 году два другихъ, послѣ чего "Лиръ" не издавался въ теченіе пятнадцати лѣтъ, до 1623 года, когда вышло, выпущенное Геммингомъ и Конделемъ, первое посмертное изданіе сочиненій Шекспира, въ форматѣ in folio, гдѣ "Лиръ" помѣщенъ въ отдѣлѣ трагедій по счету восьмой пьесой, между "Гамлетомъ" и "Отелло". Сличеніе текстовъ изданій in quarto и in folio показало, что въ послѣднемъ недоставало противъ in quarto 220 стиховъ и, напротивъ, прибавлено 50, не бывшихъ въ изданіи in quarto. Относительно сдѣланныхъ издателями in folio сокращеній (въ числѣ которыхъ въ изданіи пропущена, напримѣръ, превосходная сцена, кода сумасшедшій Лиръ воображаетъ, что дочери призваны имъ на судъ) полагаютъ, что причиной такихъ пропусковъ была чрезмѣрная длиннота драмы при представленіяхъ на сценѣ; что же касается до 50 прибавленныхъ въ in folio стиховъ, то въ большинствѣ они такъ поразительно хороши, что современная критика почти единогласно приписываетъ эти добавленія и измѣненія самому Шекспиру. Текстъ in folio отличается отъ in quarto еще тѣмъ, что въ немъ трагедія напечатана съ раздѣленіемъ на акты и на сцены, съ означеніемъ именъ дѣйствующихъ лицъ и съ болѣе правильнымъ раздѣленіемъ стиховъ.
   Изданный въ первый разъ въ 1608 году, "Лиръ" былъ однако написанъ Шекспиромъ значительно ранѣе. Указаніемъ времени его сочиненія служитъ сохранившееся свѣдѣніе, что драма эта была представлена въ первый разъ 26 декабря 1606 года въ присутствіи короля Іакова, въ Уайтголлѣ, а слѣдовательно, и написана не позже этого года. Сверхъ того, извѣстно, что Шекспиръ заимствовалъ изъ книги доктора Гарснета: "Discovery of Popish impostors" (изобличеніе папистскихъ обманщиковъ) -- имена злыхъ духовъ, которыхъ въ драмѣ перечисляетъ притворяющійся сумасшедшимъ Эдгардъ. А такъ какъ книга эта вышла въ 1603 году, то, значить, "Лиръ" не могъ быть написанъ ранѣе этого времени. Слѣдовательно, общій срокъ, когда написанъ Шекспиромъ "Король Лиръ", точно опредѣляется временемъ между 1603 и 1606 годами, т.-е. почти одновременно съ "Гамлетомъ", когда достигшій сорокалѣтняго возраста авторъ былъ въ полномъ расцвѣтѣ своихъ силъ и таланта.
   Легенда о королѣ Лирѣ и его неблагодарныхъ дочеряхъ была извѣстна въ Англіи задолго до Шекспира. Впервые встрѣчается она въ старинной, переведенной въ XII вѣкѣ Джеффри Монмусомъ съ британскаго на латинскій языкъ, хроникѣ, въ которой заключалось полубаснословное изложеніе цѣлаго періода древней исторіи Британіи -- періода, восходившаго чуть ли не до времени разрушенія Трои. Лиръ, или Лейръ, по сказанію этой хроники, былъ сыномъ Бальдуда и царствовалъ въ городѣ Лейрѣ (нынѣшнемъ Лейстерѣ). Достигнувъ преклонныхъ лѣтъ, вздумалъ онъ подѣлиться царской властью со своими тремя дочерьми -- Гонерильей, Реганой и Корделіей, при чемъ для того, чтобъ рѣшить, которой отдать лучшую часть государства, обратился къ нимъ съ вопросомъ, какъ онѣ его любятъ? Двѣ старшія дочери отвѣтили льстивыми, но притворными словами, младшая же, Корделія, сказала, что она не умѣетъ притворяться и любитъ его не болѣе, чѣмъ долгъ велитъ дочери любить своего отца. Тогда Лейръ, раздраженный такимъ отвѣтомъ, отдалъ половину своего государства двумъ старшимъ дочерямъ, выдавъ ихъ вмѣстѣ съ тѣмъ замужъ за герцоговъ корнуэльскаго и албанскаго, Корделію же лишилъ наслѣдства и отдалъ безъ всякаго приданаго французскому королю Аганиппу, полюбившему ее за красоту и искренность. Вскорѣ затѣмъ, когда Лейръ состарѣлся еще болѣе, двѣ старшія дочери, возставъ на своего отца, отняли у него послѣднюю, оставленную имъ для себя, часть государства, предложивъ ему жить въ домѣ одной изъ нихъ со свитой въ шестьдесятъ человѣкъ. Но и это показалось слишкомъ много неблагодарнымъ дочерямъ. Согласившись между собою, онѣ сначала рѣшили уменьшить эту свиту наполовину, а затѣмъ и отнять ее совсѣмъ, оставивъ Лейру только одного слугу. Тогда глубоко оскорбленный Лейръ, громко изливъ свои жалобы на жестокость старшихъ дочерей и глубоко раскаиваясь въ своемъ дурномъ поступкѣ съ младшей, отправился просить защиты и помощи къ ней во Францію. Корделія съ горькими слезами выслушала разсказъ о несчастьяхъ отца и, приказавъ дать ему приличную свиту, разсказала о его прибытіи своему мужу. Затѣмъ оба они передали въ руки Лейра всю власть надъ Галліей для того, чтобъ онъ могъ собрать войско и отвоевать у неблагодарныхъ дочерей свой англійскій престолъ. Происшедшая война была счастлива для Лейра. Онъ разбилъ войска своихъ старшихъ дочерей и, сдѣлавшись вновь королемъ, счастливо процарствовалъ три года, послѣ чего умеръ и былъ погребенъ Корделіей въ подземномъ храмѣ, устроенномъ въ честь Януса подъ русломъ рѣки Соры. Корделія наслѣдовала ему на престолѣ и правила государствомъ пять лѣтъ, но затѣмъ ей объявили войну племянники, дѣти ея старшихъ сестеръ. Разбитая въ сраженіи и взятая въ плѣнъ, Корделія была заключена въ темницу, гдѣ въ отчаяніи лишила сама себя жизни.
   Такова, въ общихъ чертахъ, легенда хроники. Популярность ея въ Англіи была такъ велика, что даже серьезный лѣтописецъ Голлиншедъ, изъ котораго Шекспиръ, какъ извѣстно, заимствовалъ сюжеты многихъ своихъ произведеній, не задумался, несмотря на явную сказочность преданія о Лирѣ, включить его въ свою лѣтопись, при чемъ подкрѣпилъ свою вѣру въ истинность легенды даже хронологическимъ указаніемъ, будто бы Лиръ вступилъ на британскій престолъ въ 3105 году отъ сотворенія міра одновременно съ іудейскимъ царемъ Іоасомъ. Въ изложеніи событій Голлиншедъ вездѣ слѣдовалъ хроникѣ Монмоуса и не прибавилъ отъ себя ничего, кромѣ нѣсколькихъ мелочныхъ разъясненій. Такъ, напримѣръ, говоря о королѣ Аганиппѣ, женившемся на Корделія, онъ прибавляетъ, что король этотъ былъ одинъ изъ двѣнадцати тогдашнихъ владѣтелей Галліи. Въ разсказѣ о походѣ Лира въ Британію прибавлено, что онъ далъ Корделіи слово сдѣлать ее своей единственной наслѣдницей. Въ описаніи смерти Корделіи указано прямо, что она повѣсилась, чего также не находимъ въ хроникѣ Монмоуса.
   Кромѣ этой исторической обработки, легенда о королѣ Лирѣ не разъ служила темой для поэтическихъ произведеній. Такъ, существуетъ переложеніе хроники Монмоуса въ стихи подъ именемъ: "Roman de Brut", сдѣланное труверомъ Уасомъ,-- сочиненіе, составляющее цѣлую эпопею болѣе чѣмъ въ 15.000 стиховъ. Спенсеръ въ своей "Fairy queen" (книга 2-я, пѣснь 10-я) посвятилъ исторіи Лира шесть стансовъ. Гиггинсъ обработалъ ту же тему въ сочиненіи: "Mirror for magistrates", и наконецъ, незадолго до Шекспира, появилась написанная на тотъ же сюжетъ драма, помѣченная въ издательскихъ каталогахъ 1594 годомъ и озаглавленная: "The true chronicle history of king Leir and his three daughters, Gronorill, Regan and Cordelia", т.-е. "истинная, заимствованная изъ хроникъ, исторія о королѣ Лирѣ и его трехъ дочеряхъ -- Гонориллѣ, Реганѣ и Корделіи". Драма эта нѣкоторыми комментаторами (въ томъ числѣ Тикомъ) приписывалась даже Шекспиру и считалась за первоначальный, впослѣдствіи будто бы переработанный имъ вновь, текстъ его трагедіи, но мнѣніе это не выдерживаетъ критики, во-первыхъ, по своей бездоказательности, а во-вторыхъ -- по слишкомъ уже большому различію обѣихъ пьесъ. Неизвѣстный авторъ старинной пьесы построилъ ее исключительно на тѣхъ фактахъ, которые изложены въ Голлиншедовой хроникѣ, введя только, согласно требованіямъ сцены, нѣсколько новыхъ лицъ, напримѣръ, вѣрнаго слугу Перилла, который слѣдуетъ за Лиромъ въ его несчастьѣ и въ чьемъ лицѣ мы можемъ видеть первообразъ Шекспирова Кента. Развязка драмы обработана также согласно хроникѣ. Корделія, какъ тамъ, спасаетъ отца и возвращаетъ ему престолъ; между тѣмъ въ трагедіи Шекспира, какъ извѣстно, исходу драмы приданъ ужасающій трагическій характеръ, и, сверхъ того, съ исторіей Лира связана не менѣе трагическая исторія графа Глостера, ослѣпленнаго своимъ сыномъ. Уже это одно измѣненіе и расширеніе сюжета могло бы служить полнымъ доказательствомъ, что Шекспиръ не былъ причастенъ сочиненію старинной драмы, но, помимо того, самый ея слогъ и концепція, не напоминающіе ни въ чемъ руку Шекспира, подтверждаютъ это еще яснѣе, позволяя много-много допустить, что нѣкоторыя изъ положеній старой драмы навели, можетъ-быть, Шекспира лишь на мысль самостоятельно развить и разработать этотъ сюжетъ въ своей пьесѣ на совершенно новыхъ началахъ. Упомянувъ о соединеніи съ исторіей Лира эпизода о слѣпомъ Глостерѣ, слѣдуетъ прибавить, что эпизодъ этотъ былъ также заимствованъ Шекспиромъ изъ посторонняго источника, а именно изъ "Аркадіи" Сиднея,-- сочиненія, въ которомъ изображена исторія одного пафлагонскаго царя, пострадавшаго изъ-за привязанности къ своему побочному сыну и доведшаго себя до такого же печальнаго положенія, въ какомъ Шекспиръ изобразилъ Глостера. Ослѣпленіе отца кознями злого сына, трогательная заботливость законнаго сына о слѣпомъ отцѣ и наконецъ даже извѣстная сцена, когда бѣдный старикъ хочетъ лишить себя жизни, бросившись съ утеса,-- заимствованы Шекспиромъ изъ этого источника, хотя, конечно, все это переработано и мотивировано иначе. Въ заключеніе объ источникахъ, какими могъ пользоваться Шекспиръ для созданія своего короля Лира, упоминаютъ еще о напечатанной въ одномъ сборникѣ стихотворной поэмѣ, въ которой обработанъ тотъ же сюжетъ; однако новѣйшія изысканія (Колльеръ) заставляютъ думать, что поэма написана позднѣе Шекспировой драмы, и потому скорѣе можно предположить, что неизвѣстный авторъ заимствовалъ содержаніе своего произведенія у Шекспира, чѣмъ наоборотъ. Разсматривая эти источники, изъ которыхъ Шекспиръ заимствовалъ реальные факты своей трагедіи, мы можемъ ясно видѣть, что психологическая ея основа принадлежитъ всецѣло самому автору. Временное сумасшествіе Лира, послѣ чего онъ превращается изъ прежняго деспота въ просвѣтленнаго печальника за человѣчество, составляетъ всю психологическую основу трагедіи, и мысль эта принадлежитъ исключительно самому Шекспиру. Трогательныя отношенія Лира и Корделіи, на которыхъ основаны лучшія сцены драмы, также почти-что не затронуты въ указанныхъ выше источникахъ.
   Если о "Гамлетѣ" долгое время существовало ошибочное мнѣніе, будто основной идеей этой драмы было изображеніе мести сына за смерть отца, то о "Королѣ Лиръ" немало людей и до сихъ поръ думаютъ, что въ трагедіи этой изображена дѣтская неблагодарность. Источники, изъ которыхъ Шекспиръ заимствовалъ канву своего произведенія, повидимому, подтверждаютъ эту мысль; однако при сличеніи этихъ источниковъ съ тѣмъ, что сдѣлалъ изъ своего произведенія Шекспиръ, вниманіе каждаго серьезнаго читателя непремѣнно остановится на двухъ интересныхъ фактахъ, заставляющихъ задуматься надъ вопросомъ, точно ли основная идея "Лира" именно такова? Спрашивается, во-первыхъ, почему авторъ, если намѣреніе его было изобразить дѣтскую неблагодарность, не удовольствовался фактами, какіе давала ему легенда о Лирѣ, но усилилъ во много разъ трагическое начало пьесы, набросивъ на все свое произведеніе мрачный, ужасающій характеръ и погубивъ въ развязкѣ въ одномъ всеобщемъ погромѣ правыхъ вмѣстѣ съ виновными, и, во-вторыхъ, для какой цѣли рядомъ съ исторіей Лира поставленъ эпизодъ съ Глостеромъ, гдѣ фактически изображена совершенно аналогичная идея -- страданія отца вслѣдствіе неблагодарности родныхъ дѣтей? Углубляясь далѣе въ анализъ этихъ двухъ исторій, соединенныхъ въ одномъ произведеніи, мы непремѣнно придемъ къ третьему, еще болѣе интересному, вопросу. Нѣтъ сомнѣнія, что всякій, кого спросятъ, чья личность, Лира или Глостера, производитъ болѣе величавое и болѣе потрясающее впечатлѣніе,-- отвѣтитъ, не задумываясь, въ пользу Лира. Но почему? Если смотрѣть на драму съ предвзятой мыслью, что главная ея идея заключается въ изображеніи дѣтской неблагодарности, то едва ли можно счесть въ этомъ случаѣ Лира болѣе несчастнымъ, чѣмъ Глостера. Несчастья послѣдняго могутъ даже показаться болѣе тяжкими, чѣмъ страданія Лира. Стоить вспомнить, что страданія Глостера были посланы ему судьбою совершенно помимо его собственной вины, тогда какъ Лиръ не только самъ сдѣлалъ первый шагъ навстрѣчу своему горю, но впослѣдствіи по собственной винѣ постоянно его усугублялъ своими поступками. Глостеръ отвергъ любимаго сына по наговору и клеветѣ, которымъ имѣлъ слабость повѣрить, но все-таки иниціатива этого дѣла исходила не отъ него; тогда какъ Лиръ лишилъ себя ласкъ и попеченій Корделіи изъ чисто самолюбиваго самодурства. Онъ отвергъ и изгналъ ее самъ. Далѣе Глостеръ былъ схваченъ, ослѣпленъ и прогнанъ безпомощнымъ изъ дому открытой силой и злодѣйствомъ. Въ судьбѣ же Лира мы не видимъ ничего подобнаго. Положимъ, дочери жестоко поступили съ бѣднымъ старикомъ, а также оскорбили въ немъ самолюбіе короля, отнявъ его свиту, но прямо насильственныхъ дѣйствій онѣ противъ него все же не дѣлали. Онъ покинулъ ихъ жестокій кровъ по собственной водѣ, главнѣйше же вслѣдствіе своего гордаго самолюбія, и если пострадалъ физически и нравственно, бродя въ бурю и грозу подъ открытымъ небомъ, то все-таки нельзя не видѣть, что, смирясь предъ своимъ горемъ, онъ могъ бы его смягчить въ значительной степени. Между тѣмъ бѣднякъ Глостеръ лишенъ былъ даже этой возможности. Конечно, это не уменьшаетъ степени страданій Лира съ субъективной точки зрѣнія, но все же нельзя не согласиться, что если мы видимъ одинаковыя нравственныя страданія двухъ людей, то участіе наше невольно склоняется въ большей степени къ тому, на кого страданія эти упали безъ всякой съ его стороны вины или ошибки. И однако, несмотря на это, образъ страдающаго Лира безусловно затемняетъ предъ нами образъ несчастнаго Глостера, затемняетъ до того, что вся исторія Глостера кажется въ драмѣ не болѣе, какъ вставнымъ эпизодомъ, правда, эпизодомъ вполнѣ умѣстнымъ и звучащимъ въ тонъ съ общимъ настроеніемъ драмы, но все-таки имѣющимъ второстепенное значеніе. Фактъ этотъ ясно показываетъ, что между Лиромъ и Глостеромъ есть какая-то очень большая разница, и что величавый образъ Лира будитъ и трогаетъ въ нашей душѣ какія-то иныя и притомъ болѣе высокія струны, чѣмъ несчастный Глостеръ. Вслѣдствіе этого въ основной идеѣ драмы мы должны видѣть нѣчто болѣе широкое и великое, чѣмъ изображеніе одной дѣтской неблагодарности. Въ чемъ состоитъ эта разница -- обнаружится, если мы разберемъ и прослѣдимъ развитіе обоихъ характеровъ, Лира и Глостера, при чемъ выяснится и истинная основная идея всего произведенія.
   Начнемъ съ Глостера.
   Мягкій и добродушный отъ природы, онъ остается такимъ въ теченіе всей своей жизни, какъ до постигшаго его несчастья, такъ равно и послѣ. Хотя подъ впечатлѣніемъ клеветы на сына, которой онъ имѣлъ слабость повѣрить, въ душѣ его просыпается какъ будто даже гнѣвъ, доходящій до того, что онъ намѣренъ казнитъ виновника, но, вникая въ его дальнѣйшія рѣчи и поступки, легко замѣтить, что это было не болѣе, какъ увлеченіе первымъ порывомъ. Кода, въ сценѣ въ степи (д. III, сц. 5-я), онъ горько жалуется на свое несчастье и, вспоминая объ Эдгардѣ, распространяется о томъ, какъ глубоко онъ его любилъ, то въ словахъ его звучитъ не гнѣвъ, а глубокая скорбь, доказывающая, что любовь въ предполагаемому виновнику нимало не угасла въ его сердцѣ, такъ что, если бъ онъ въ эту минуту встрѣтилъ и узналъ Эдгарда, то навѣрно обратился бы къ нему не съ угрозами и упреками, а скорѣе со слезами горести и съ готовымъ прощеніемъ. Далѣе, кода ужасная катастрофа разражается окончательно надъ его головой, и онъ, одновременно съ потерей зрѣнія, узнаётъ о своей несчастной ошибкѣ,-- мягкая, добрая его натура также берегъ верхъ надъ всякимъ инымъ чувствомъ, и онъ не только не ищетъ мстить своимъ врагамъ, Корнуэльсу и Эдмунду, но какъ будто даже забываетъ о ихъ существованіи, сокрушаясь лишь объ ужасномъ оскорбленіи, которое нанесъ своему дорогому Эдгарду. Затѣмъ, когда, потерявъ все, онъ бродитъ несчастнымъ, безпріютнымъ слѣпцомъ, оказывается, что и тутъ мягкость и покорность судьбѣ сквозятъ во всѣхъ его словахъ и поступкахъ. Онъ, правда, хочетъ лишить себя жизни, но и это неудавшееся покушеніе исполняется имъ не въ бурномъ порывѣ отчаянія, но тихо и спокойно, съ теплой молитвой къ богамъ о прощеніи за свой поступокъ. Не бороться съ судьбой хочетъ несчастный слѣпецъ, но лишь смягчить ея невыносимые удары. Одной изъ характернѣйшихъ чертъ душевнаго состоянія, въ которомъ онъ находится, является искренно высказываемое имъ желаніе потерять разсудокъ для того, чтобъ не чувствовать своихъ страданій. Эта черта, характерная сама по себѣ, важна еще тѣмъ, что даетъ, какъ увидимъ дальше, весьма рельефный пунктъ для опредѣленія разницы между Глостеромъ и Лиромъ. Изъ вышесказаннаго понятно, что если такая кроткая и неспособная къ борьбѣ съ судьбою натура, какъ Глостеръ, и можетъ возбудить наше участіе, то исключительно только вслѣдствіе перенесенныхъ имъ горестей. Удивляться ему или ставить его высоко за твердость характера, или за какія-либо иныя иниціативныя качества мы не имѣемъ никакихъ данныхъ. Онъ просто глубоко несчастный человѣкъ вообще, а съ болѣе опредѣленной точки зрѣнія -- несчастный отецъ. Потому, если бъ Шекспиръ задался мыслью изобразить въ своей драмѣ идею дѣтской неблагодарности, то намѣреніе его было бы вполнѣ достигнуто изображеніемъ исторіи одного Глостера.
   Совсѣмъ иное видимъ мы въ Лирѣ, чей характеръ, въ противоположность однообразному характеру Глостера, представляетъ постоянное движеніе и рядъ удивительнѣйшихъ по своему разнообразію психологическихъ переходовъ и положеній, бурно проносящихся предъ глазами зрителя отъ первой сцены трагедіи до послѣдней.
   Въ первой сценѣ Лиръ не только не возбуждаетъ какой-либо мягкой къ себѣ симпатіи, но, напротивъ, способенъ вызвать совершенно противоположное чувство. Предъ нами деспотъ-самодуръ, человѣкъ, до того избалованный раболѣпствомъ своихъ подчиненныхъ и до того наполнившій всю свою жизнь внѣшними, театральными эффектами, этими всегдашними атрибутами дошедшей до самообожанія власти, что онъ воображаетъ подчинить этому театральному декоруму даже нѣжнѣйшее и сердечнѣйшее изъ всѣхъ чувствъ -- любовь дѣтей къ отцу. Что, какъ не совершенное потемнѣніе всякой логики и сердечности, можетъ довести до мысли, будто любовь способна выразиться пышной декламаціей по заказу? Но такъ думаетъ или, лучше сказать, такъ хочетъ державный Лиръ, а потому какое же можетъ быть сомнѣніе въ томъ, что такъ будетъ и быть должно? Послѣдствія даже какъ будто показываютъ, что Лиръ не ошибся: двѣ его старшія дочери, которыхъ никакъ нельзя счесть безхарактерными, покорно подчиняются волѣ стараго деспота и удовлетворяютъ его прихоти вполнѣ -- значитъ, ясно, что онъ ошибаться не можетъ. Но тутъ вдругъ встрѣчается нежданное и негаданное препятствіе. Младшая дочь не только не подчиняется капризной блажи старика, но даже пробуетъ убѣдитъ его, что онъ судить неправо. Это ли не обида, это ли не преступленіе, достойное жесточайшей кары? И кара дѣйствительно падаетъ быстро, какъ громовой ударъ. Жестокая кара, можетъ-быть, скажутъ на это: отецъ отвергаетъ родную дочь за искренность! Нѣтъ! Здѣсь нѣтъ ни отца ни дочери! Здѣсь только забывшійся до самообоготворенія властитель-деспотъ, карающій подданнаго. За что? За измѣну и непокорность? Нѣтъ -- хуже: за неумѣнье ему угодить! Вѣдь извѣстно, что большаго преступленія нѣтъ въ глазахъ людей, находящихся въ томъ положеніи, въ какомъ является Лиръ въ этой сценѣ.-- Но буря пронеслась, кара постигла виновныхъ, и затѣмъ все, повидимому, вошло въ обычной порядокъ. Лиръ сдалъ свою власть и, надо думать, сдѣлается обыкновеннымъ смертнымъ. Но на дѣлѣ вышло иначе. Онъ сдалъ свою власть только потому, что былъ властенъ это сдѣлать, и вслѣдствіе того, самъ не замѣчая, сохранилъ совершенно свои прежнія деспотическія замашки. Въ чужомъ домѣ началъ онъ распоряжаться, какъ у себя: билъ, бранилъ прислугу, требовалъ, когда вздумается, всякихъ услугъ для себя и своей свиты, которая, по всему можно заключить, также вела себя не вполнѣ безупречно,-- словомъ, держалъ себя такъ, что врядъ ли могъ считаться спокойнымъ гостемъ для кого бы то ни было. Если деликатное чувство дѣтской любви и благодарности, конечно, удержало бы почтительныхъ и любящихъ дѣтей отъ выраженія старику даже тѣни какого-либо неудовольствія, то посторонніе люди, обсуждая подобнаго рода домашнюю жизнь, имѣли бы полное право поставить старику насчетъ кое-какія его погрѣшности. Но судьба приготовила ему иное, болѣе чувствительное наказаніе. Дочери, которымъ онъ отдалъ свою власть, очень хорошо поняли, что положить предѣлъ безпокоившему ихъ своеволію старика зависитъ теперь вполнѣ отъ нихъ, а такъ какъ обѣ онѣ не только не обладали тѣнью той деликатности, о которой только-что сказано, но, напротивъ, имѣли, по выраженію Кента, "сердца двухъ бездушныхъ псовъ", то вслѣдствіе этого не заставило себя долго ждать первое столкновеніе Лира (воображавшаго себя все еще самовластнымъ) съ горькою дѣйствительностью, которую онъ самъ себѣ приготовилъ. Старшая дочь съ высокомѣрной холодностью, но тѣмъ не менѣе еще довольно сдержанно, предложила старику умѣрить его желанія и подчиниться тѣмъ порядкамъ, которые заведены въ домѣ. Тутъ намѣчается въ драмѣ первый пунктъ, на которомъ можно замѣтить разницу между Лиромъ и Глостеромъ. Глостеръ, услышавъ о воображаемомъ злодѣйствѣ сына, съ первой же минуты выходить изъ себя и, подобно всѣмъ слабохарактернымъ людямъ, громко кричитъ о своихъ намѣреніяхъ покарать виновника. Лиръ же только ошеломленъ. Онъ не вѣритъ въ возможность того, что видитъ и слышитъ. Онъ щупаетъ свои руки, думаетъ, не сонъ ли проносится предъ его глазами, сомнѣвается даже въ томъ, что онъ Лиръ. Если поведеніе Глостера похоже на громовой ударъ изъ быстро набѣжавшей тучи, то манера себя держать Лира напоминаетъ ту ужасную тишину, которая наступаетъ за минуту до страшной бури, и предъ которою ничто быстро разразившаяся гроза. Однако на этотъ разъ гроза еще миновала. Какъ ни пораженъ былъ Лиръ поступкомъ старшей своей дочери, но онъ сохранилъ еще самообладаніе и вѣру въ себя. Онъ еще монархъ, а главное -- у него остался еще незыблемый столпъ: увѣренность, что вторая дочь не похожа на первую, значитъ, падать духомъ пока причины нѣтъ. Наговоривъ гордыхъ угрозъ, смѣшанныхъ, впрочемъ, ужъ съ горькими упреками, отправляется Лиръ къ второй дочери, и тутъ, по дорогѣ, у него вырывается одно изъ характернѣйшихъ восклицаній, рисующихъ еще болѣе его разницу съ Глостеромъ. Собравъ всѣ усилія, чтобъ сберечь свою гордость и вѣру въ себя, Лиръ однако чувствуетъ, что восьмидесятилѣтней природѣ поставленъ предѣлъ, и что выдержанная имъ сцена серьезно грозитъ разстроить его силы, какъ тѣлесныя, такъ и душевныя. Потому, боясь всего болѣе потерять эти силы, чѣмъ утратилась бы для него всякая возможность борьбы противъ сокрушающихъ его ударовъ, онъ обращается съ молитвой къ богамъ, чтобъ они спасли его отъ безумія, котораго онъ только и боится (д. 1-е, сц. 5-я). Какая яркая и характерная разница съ Глостеромъ! Тотъ, сокрушенный бѣдой, молитъ судьбу лишить его именно разсудка, чтобъ не чувствовать горя. Лиръ же, напротивъ, только того и боится, какъ бы не потерять этотъ разсудокъ, который нуженъ ему для борьбы съ горемъ. Глостеръ похожъ на овцу, смиренно протягивающую шею подъ ножъ,-- Лиръ напоминаетъ могучаго льва, который не намѣренъ сдаваться даже въ моментъ неизбѣжной опасности.
   Пріѣздъ Лира ко второй дочери и слѣдующая затѣмъ сцена составляютъ, въ общихъ чертахъ, повтореніе въ усиленномъ во много разъ размѣрѣ тѣхъ положеній и душевныхъ состояній, которыя онъ пережилъ передъ тѣмъ. Въ деталяхъ проскакиваютъ, правда, здѣсь нѣкоторыя новыя психологическія черты, о которыхъ будетъ сказано ниже, при подробномъ анализѣ отдѣльныхъ сценъ, но въ общемъ положеніе остается то же. Подобно тому, какъ повторенный ударъ землетрясенія довершаетъ дѣло перваго и только увеличиваетъ количество развалинъ, такъ и здѣсь мы видимъ, что въ Лирѣ происходитъ полное паденіе его надеждъ и упованій, надломленныхъ первымъ ударомъ. Но рядомъ съ этимъ возстаетъ съ новой силой и его титаническій образъ. Старикъ, слабый и больной, разрушенный физически и нравственно, онъ не только не думаетъ покориться, удовольствуясь той сравнительно спокойной жизнью, которую ему предлагаютъ, но, напротивъ, гордо отталкиваетъ такое недостойное его подаяніе и затѣмъ бросаетъ вызовъ цѣлому свѣту: дѣтямъ, судьбѣ, стихіямъ -- словомъ, всему, что только можно встрѣтить враждебнаго въ мірѣ. "Погибну, но не покорюсь!" -- вотъ девизъ, съ которымъ уходитъ Лиръ изъ негостепріимнаго замка, предавая себя всей ярости двухъ бурь, объявившихъ ему войну: бури внѣшней, рвущей въ клочки подъ вѣтромъ и дождемъ его сѣдые волосы, и бури внутренней, бушующей въ его сердцѣ, которую онъ самъ признаетъ во много разъ сильнѣйшей, чѣмъ первая. Обѣ эти бури окончательно надламываютъ и разрушаютъ какъ нравственное, такъ и физическое существо прежняго Лира. Долголѣтняя власть, привычка къ которой сдѣлалась его второй натурой, вырвана изъ его рукъ окончательно; человѣческое чувство также попрано безъ слѣда неблагодарностью дѣтей, и наконецъ физическія страданія подъ бурей и дождемъ, чувствительность которыхъ во много разъ увеличивается его восьмидесятилѣтнимъ возрастомъ, довершаютъ дѣло разрушенія. Призвавъ громы небесные на головы своихъ оскорбительницъ, Лиръ мѣшается въ умѣ, не выдержавъ напора бѣдъ, обрушившихся на его сѣдую голову. Этой сценой кончаются въ драмѣ всѣ тѣ факты, на основаніи которыхъ можно проводить параллель между Лиромъ и Глостеромъ. Оба несчастные отца пали, но пали каждый по-своему. Глостеръ подчинился судьбѣ, покорно сложивъ предъ нею оружіе,-- Лиръ палъ, какъ смѣлый титанъ, сраженный силой, которой невозможно было противостоять. Если бъ Шекспиръ кончилъ на этомъ свою трагедію, то и тутъ симпатія наша имѣла бы всѣ данныя склониться болѣе на сторону Лира, въ силу правила, что люди-титаны, гордо борющіеся съ судьбой, всегда интересуютъ насъ болѣе, чѣмъ кроткія, мирныя существа, покорно подчиняющіяся ея рѣшеніямъ. Но трагедія этимъ не кончается. Катастрофа, о которой идетъ рѣчь, происходитъ въ срединѣ третьяго дѣйствія -- значитъ, престарѣлый и разбитый, повидимому, окончательно страдалецъ будетъ еще въ теченіе цѣлыхъ двухъ длинныхъ дѣйствій занимать насъ своей судьбой. Откуда же было взять матеріалъ для этого продолженія драмы, если бъ въ ней была изображена только дѣтская неблагодарность? Какими средствами можно было поддержать интересъ къ предмету, который, повидимому, былъ исчерпанъ окончательно? Можно съ увѣренностью сказать, что любой поэтъ, привыкшій въ своихъ произведеніяхъ бить на внѣшность и поражать читателей подборомъ интересныхъ фактовъ, остановился бы предъ такимъ положеніемъ и не придумалъ ничего болѣе; но Шекспиръ для поддержки интереса въ своихъ произведеніяхъ имѣлъ неисчерпаемый источникъ, и источникъ этотъ былъ -- человѣческое сердце. Поэтому предстоитъ взглянуть, какъ успѣлъ онъ воспользоваться этимъ источникомъ въ настоящемъ случаѣ и какимъ образомъ удалось ему изъ полной развалины прежняго Лира возродить, какъ феникса, новаго человѣкъ, ни въ чемъ не похожаго на прежняго, хотя и связаннаго съ нимъ органически вѣрной, психологической связью.
   Первый, чуть замѣтный мотивъ, служащій задаткомъ этого новаго направленія, проскальзываетъ въ словахъ Лира, обращенныхъ къ дочери еще въ предыдущемъ дѣйствіи, когда, на возраженіе Реганы, что при жизни на всемъ готовымъ въ ея домѣ ему не будетъ нужды ни въ одномъ изъ его слугъ, онъ отвѣчаетъ:
  
   . . . . . . . . . . . . Не говори
   О нуждѣ такъ! Послѣднимъ бѣднякамъ
   Малѣйшій вздоръ казаться можетъ лишкомъ!
   Когда ты людямъ дашь лишь только то.
   Что имъ необходимо,-- приравняешь
   Людей къ животнымъ ты!
  
   Хотя слова эти, произнесенныя среди бурной сцены объясненія съ дочерью, проходятъ почти незамѣтно и кажутся совершенно естественными, однакожъ, вдумываясь въ нихъ глубже, а главное, сопоставляя заключенный въ нихъ смыслъ съ образомъ мыслей и поступковъ прежняго Лира, можно невольно задать себѣ вопросъ: откуда явилась мысль о нуждахъ какихъ-то бѣдняковъ въ душѣ человѣка, привыкшаго всю жизнь деспотически повелѣвать, вовсе не думая о послѣдствіяхъ своихъ прихотей? Переходя далѣе къ сценѣ въ степи, кода старый король уже совершенно разбитъ и нравственно и физически, и когда отъ него, какъ отъ избалованнаго во всемъ человѣка, можно было бъ ждать въ подобномъ положеніи или отчаянныхъ проклятій на весь міръ, или совершенной апатіи ко всему окружающему, мы вдругъ видимъ, что, несмотря на тяжелое свое положеніе, онъ на приглашеніе шута укрыться отъ бури въ хижину заботится прежде о немъ, говоря, что, скорбя о многомъ, онъ скорбитъ частью сердца и за него. Явно, что эта новая черта характера Лира въ полной связи съ приведеннымъ выше его обращеніемъ къ дочери. Далѣе направленіе это выступаетъ еще рельефнѣе. Вотъ что говоритъ онъ въ послѣдующей сценѣ:
  
   . . . . . . . . . . . . О, бѣдные больные,
   Гдѣ бъ вы ни находились!-- вы, кого
   Безжалостно бичуетъ этотъ страшный,
   Злой ураганъ!-- гдѣ скроете свою
   Бездомную вы голову? Какую
   Найдете вы защиту отъ дождя
   Къ дырявыхъ вашихъ рубищахъ? Какъ мало
   О васъ я думалъ прежде! Испытать
   На собственной спинѣ должно богатство
   Зло нищеты, чтобы понять, какія
   Страданья терпитъ бѣдность!
  
   И эти высокія, трогательныя слова говоритъ онъ, когда разсудокъ его уже явно обнаруживаетъ слѣды помѣшательства, едва рѣчь зайдетъ о несчастьяхъ, касающихся его лично. Такъ, напримѣръ, увидя рубище Эдгарда, онъ полубезумно начинаетъ увѣрять, что только злость дочерей можетъ довести до подобнаго печальнаго положенія. Съ этой минуты въ Лирѣ какъ бы совмѣщаются два различныхъ человѣка: одинъ -- прежній Лиръ, уничтоженный и разбитый нравственно и физически; другой же Лиръ -- новый, возникающій на развалинахъ прежняго, и этотъ новый Лиръ уже не деспотъ, не хотѣвшій ничего знать кромѣ своей воли и игравшій людьми, какъ пѣшками, но, напротивъ, это -- великій печальникъ за человѣчество -- Лиръ, готовый забыть себя, чтобъ подать руку помощи несчастнымъ. Если вспомнить, что онъ становится такимъ Лиромъ не въ минуту счастья и довольства, когда жалѣть ближнихъ и плакать о ихъ судьбѣ ничего не стоитъ, а напротивъ -- въ минуту собственныхъ невыносимыхъ мукъ, то при этой мысли образъ новаго Лира облекается въ нашихъ глазахъ такимъ высокимъ ореоломъ величія, что настроеніе его души и вообще все нравственное существо невольно напоминаютъ образъ того Великаго Страдальца, Который молился за Своихъ враговъ на крестѣ. Вотъ какое чудное превращеніе произвелъ поэтъ въ нашихъ глазахъ взмахомъ своего волшебнаго жезла! Для того однако, чтобъ признать за такой внезапной перемѣной значеніе вѣрной художественной черты и не счесть ея простой фантазіей автора, слѣдуетъ прослѣдить, какимъ образомъ это превращеніе могло произойти, и провѣрить, дѣйствительно ли оно соотвѣтствуетъ тѣмъ психологическимъ фактамъ, которые обнаруживаются при анализѣ сердечныхъ движеній, замѣчаемыхъ у людей, стоящихъ въ одинаковомъ положеніи съ Лиромъ. Изъ наблюденія, какое дѣйствіе производитъ на людей страшное, внезапное горе, можно замѣтить, что въ большинствѣ случаевъ дѣйствіе это бываетъ двояко: одни люди возстаютъ на горе всѣми силами души и озлобленно вступаютъ съ нимъ въ отчаянную борьбу, порой даже непосильную и потому безполезную, при чемъ нерѣдко гибнутъ въ этой борьбѣ совершенно, другіе, напротивъ, смиряются передъ горемъ иногда до полной покорности, переходящей даже въ совершенную апатію ко всякимъ инымъ впечатлѣніямъ. Примѣняя этотъ взглядъ къ Лиру и Глостеру, не трудно замѣтить, что Лиръ до той сцены, о которой идетъ рѣчь, дѣйствовалъ совершенно въ духѣ людей первой категоріи, тогда какъ Глостеръ во все продолженіе драмы былъ представителемъ людей второго рода. Но кромѣ этихъ двухъ послѣдствій, вызываемыхъ въ человѣческомъ сердцѣ горемъ, есть еще третье, замѣчаемое рѣже. Состоитъ оно въ томъ, что въ душѣ постигнутаго горемъ человѣка, иногда даже послѣ отчаянной съ этимъ горемъ борьбы, вдругъ проявляется какая-то теплая струя доброты, побуждающая относиться съ особенной мягкостью къ страданіямъ ближнихъ и порой даже въ гораздо большей степени, чѣмъ прежде. Примѣры подобнаго явленія можно видѣть въ обыденной жизни на каждомъ шагу. Такъ, женщина, потерявшая дорогого человѣка, идетъ въ сестры милосердія и посвящаетъ свою жизнь облегченію страданій ближнихъ. Такъ, мать, лишившаяся ребенка, пристращается нерѣдко къ чужимъ дѣтямъ и находитъ смягченіе своему горю въ заботахъ объ ихъ воспитаніи. Наконецъ даже такое заурядное, мелочное явленіе, какъ общепринятый обычай раздавать милостыню нищимъ, толпящимся у воротъ кладбища въ такую минуту, когда податель, схоронивъ дорогого человѣка, казалось бы, менѣе всего былъ расположенъ думать о другихъ,-- даже это мелочное явленіе мотивируется этимъ же загадочнымъ, но тѣмъ не менѣе дѣйствительно существующимъ свойствомъ души. И вотъ на этомъ-то именно свойствѣ Шекспиръ, какъ великій знатокъ, человѣческаго сердца, и построилъ то чудесное превращеніе Лира, о которомъ идетъ рѣчь. Нужно ли прибавлять, съ какимъ искусствомъ и какими чудными красками расцвѣтилъ онъ этотъ мотивъ своего замысла и какъ усилилъ во много разъ его впечатлѣніе мастерскимъ подборомъ фактовъ! Степень впечатлѣнія, какое производитъ на насъ, всякій фактъ, всегда находится въ прямомъ отношеніи съ его неожиданностью. Чѣмъ менѣе мы чего-нибудь ожидали, тѣмъ болѣе поражаемся случившимся. Такъ и здѣсь: кто бы могъ себѣ представить, что печальникомъ за страданія человѣчества сдѣлается именно Лиръ, этотъ деспотъ отъ головы до пятокъ, поправшій въ минуту славы и самолюбія даже такое нѣжнѣйшее чувство, какъ любовь родителей къ дѣтямъ! Однако и онъ, пораженный горемъ, нашелъ въ своемъ сердцѣ эту дивную, теплую струю къ людямъ! Даже онъ подъ вліяніемъ этого, можно сказать, лучшаго изъ загадочныхъ свойствъ человѣческаго сердца измѣнился такъ, что сдѣлался совсѣмъ другимъ человѣкомъ, въ которомъ отъ прежняго Лира не осталось и слѣда. Какъ же не оцѣнить такой фактъ во много разъ больше именно въ Лирѣ сравнительно съ кѣмъ-либо другимъ?
   Разъ ставъ на такую почву и выбравъ для продолженія драмы столь удачный и психологически вѣрный исходный пунктъ, великій поэтъ съ неменьшимъ искусствомъ развилъ въ этомъ тонѣ и дальнѣйшій ходъ пьесы. Самымъ поразительнымъ моментомъ этого развитія безспорно является сцена, когда сумасшедшій Лиръ, воображая себя попрежнему королемъ, является въ соломенномъ вѣнцѣ и съ соломеннымъ скипетромъ. Можно ли не подивиться тому тонкому искусству и той законченности въ рисовкѣ душевныхъ состояній, которыя изобразилъ Шекспиръ въ этой сценѣ? Прежній Лиръ-деспотъ уже разрушенъ. Отъ него осталась только потрясающая душу развалина въ образѣ человѣка, потерявшаго разсудокъ, но образъ новаго Лира-человѣка, наполняя эту разбитую фopмy, сквозитъ чрезъ нее и сквозитъ, окрашенный цвѣтомъ этой формы. Въ сценѣ въ степи Лиръ-бѣднякъ просто жалѣлъ несчастныхъ; тутъ же, воображая себя королемъ, онъ спѣшитъ помочь этимъ несчастнымъ, какъ король и ихъ могучій защитникъ. Онъ обличаетъ неправедныхъ судей, громитъ общественные пороки и въ концѣ концовъ проявляетъ величайшую и трогательнѣйшую изъ прерогативъ верховной власти, изрекая прощеніе всѣмъ виновнымъ. Кто не увидитъ изъ этой сцены, что даже Лиръ-король является здѣсь уже не тѣмъ, чѣмъ былъ прежде, но что даже и онъ смягчился подъ тѣмъ вѣяніемъ, которое произвело на его душу перенесенное горе. Смѣлое сочетаніе сумасшедшаго человѣка съ человѣкомъ правды и милости принадлежитъ къ одному изъ тѣхъ чудесъ поэзіи, какія можно найти только въ Шекспирѣ. Онъ даже сумасшествіе, это безусловно антихудожественное состояніе, умѣлъ употребить какъ гармоническій колеръ для того, чтобъ придать чудный цвѣтъ и видъ общему тону картины, которую замыслилъ написать. Дальнѣйшія положенія, въ какихъ является предъ нашими глазами обновленный нравственно Лиръ, еще выше и еще трогательнѣе. Тонкій эстетическій вкусъ, конечно, шепталъ поэту, что нельзя было заключить драму, оставивъ главнаго героя сумасшедшимъ, и потому безуміе Лира, сослуживъ свою службу замысламъ поэта въ только-что описанной сценѣ, должно было непремѣнно кончиться. Но бѣдныхъ безумцевъ можно вылѣчить только нѣжнымъ уходомъ и любовью. Нужно ли спрашивать, гдѣ и въ комъ слѣдовало искать это цѣлительное средство? Великія произведенія поэзіи замѣчательны именно тѣмъ, что въ нихъ нѣтъ надобности искать развязки внѣ самаго дѣйствія и создавать новыя лица для достиженія намѣченныхъ авторомъ цѣлей. Такъ и здѣсь,-- кто, какъ не Корделія, эта главная представительница всего, что въ драмѣ есть добраго и любящаго, должна была явиться, чтобъ спасти бѣднаго сумасшедшаго старика? Сцена, когда онъ, пробудясь отъ тяжелаго сна, видитъ и узнаетъ свою Корделію, давно уже признана выше всего, что только было создано въ драматической поэзіи, какъ древней, такъ и новой, а потому, не распространяясь о красотѣ этой сцены, остается упомянуть только о ея значеніи относительно дальнѣйшаго развитія характера Лира и тѣхъ психологическихъ переходовъ, которые онъ переживаетъ. Пробудясь съ душой, уже размягченной и готовой къ пріему всего добраго, и вмѣстѣ съ тѣмъ исцѣленный нѣжнымъ уходомъ отъ острыхъ припадковъ болѣзни, Лиръ видитъ свою Корделію, ту самую Корделію, которую онъ обидѣлъ такъ глубоко, что въ душѣ ея, по собственному его сознанію, были всѣ данныя, чтобы его ненавидѣть. Но что же вмѣсто того онъ въ ней находитъ?-- Любовь,-- любовь святую, пламенную, самоотверженную до готовности пожертвовать всѣмъ, лишь бы его утѣшить и успокоить. Отвѣтить на такую любовь можно было только тѣмъ же самымъ, и мы дѣйствительно видимъ, что, начиная съ этой сцены, въ душѣ Лира исчезаетъ все, кромѣ пламенной, безконечной любви къ его Корделіи,-- любви, въ которой потонуло все, что онъ перечувствовалъ и пережилъ до того. О Лирѣ-королѣ нѣтъ болѣе помину: онъ уничтожился безслѣдно вмѣстѣ съ тяжелыми припадками безумія. Лиръ-мститель своимъ врагамъ пересталъ существовать также. О своихъ преступныхъ дочеряхъ онъ не хочетъ вспоминать даже въ тотъ мигъ, когда попадаетъ вмѣстѣ съ Корделіей въ ихъ руки, и когда неизбѣжная гибель грозитъ ему и ей. Даже Лиръ-печальникъ за человѣчество -- эта третья стадія развитія, на которой мы его видѣли въ предыдущихъ сценахъ-заслоняется въ послѣднемъ дѣйствіи драмы Лиромъ-отцомъ, забывшимъ весь міръ ради любви къ своей спасительницѣ-дочери. Монологъ, въ которомъ онъ выражаетъ эту безпредѣльную любовь, наслаждаясь мыслью, что даже въ тюрьмѣ будутъ они съ Корделіей жить привольно и счастливо, какъ птицы въ клѣткѣ, слишкомъ извѣстенъ, чтобъ нужно было о немъ распространяться. Дойдя до такого апоѳоза своихъ сердечныхъ чувствъ, Лиръ, конечно, могъ только умереть, потому что всякое иное разрѣшеніе драмы было бы грубымъ, вопіющимъ диссонансомъ противъ того лучезарнаго состоянія души, до какого умѣлъ довести поэтъ Лира-деспота, съ которымъ мы познакомились въ первой сценѣ драмы. Были, правда, критики и даже передѣлыватели драмы, которымъ не нравился печальный ея исходъ, но врядъ ли хоть одинъ читатель, обладающій тонкимъ вкусомъ, согласится съ такимъ взглядомъ и допуститъ возможность иного окончанія. Положимъ, напримѣръ, что Шекспиръ захотѣлъ бы оставить въ живыхъ и Лира и Корделію. Единственнымъ исходомъ такой мысли могло бы быть только возстановленіе Лира на престолѣ. Но неужели такое положеніе было бъ естественно? Могъ ли остаться королемъ, т.-е. человѣкомъ, которому прежде всего нужны желѣзная воля и твердость, тотъ Лиръ, чья душа дошла до такого полнаго, небеснаго просвѣщенія, что въ ней не было уже болѣе мѣста никакимъ чувствамъ, кромѣ безпредѣльной святой любви и полнаго всепрощенія, т.-е. свойствъ, не имѣющихъ въ себѣ ничего земного и способныхъ служить только переходомъ къ небесному блаженству? Смерть Лира въ концѣ драмы потому является вполнѣ естественнымъ и единственно возможнымъ ея заключеніемъ. Но при этомъ невольно рождается вопросъ: была ли необходимость въ печальной катастрофѣ и для Корделіи? Не увлекся ли здѣсь поэтъ черезчуръ мрачнымъ настроеніемъ своего духа и не превысилъ ли чувства мѣры драматической эстетики, заставя умереть и Корделію? Возможность оставить ей жизнь и окончить пьесу въ болѣе примирительномъ тонѣ представлялась, повидимому, сама собой даже въ случаѣ смерти Лира. Вѣдь могъ же онъ, спасенный Корделіей, умереть отъ избытка счастья и, подобно Глостеру, мирно отойти "съ улыбкой на полпути отъ горя къ свѣтлой радости", при чемъ Корделія осталась бы въ живыхъ. Вникнувъ однако глубже въ то окончаніе драмы, какое предпочелъ Шекспиръ, мы увидимъ, что и тутъ онъ избралъ лучшую изъ всевозможныхъ комбинацій. Не говоря уже о томъ, что при подобномъ окончаніи въ драмѣ не было бы потрясающей сцены Лира надъ тѣломъ Корделіи, сцены, которая одна по своей красотѣ можетъ оправдать подобный выборъ, но если даже оставить въ сторонѣ эту сцену, то и тутъ должно сознаться, что болѣе счастливое окончаніе драмы уничтожило бы свѣтъ того лучезарнаго мученическаго ореола, который окружаетъ въ нашихъ глазахъ личность младшей дочери Лира. Усомнится ли кто-нибудь въ отвѣтѣ на вопросъ, какой образъ болѣе поэтиченъ и трогателенъ: Корделіи ли, остающейся въ живыхъ и дѣлающейся королевой, или Корделіи -- невинной мученицы, чья смерть, подобно искупительной жертвѣ, дѣлается исходнымъ пунктомъ новаго, болѣе мягкаго и болѣе свѣтлаго времени, представителями котораго являются герцогъ Альбани и Эдгардъ, въ чьи руки попадаетъ судьба государства, оставленнаго Лиромъ? Взглянувъ на смерть Корделіи съ такой точки зрѣнія, мы увидимъ, что Шекспиръ зналъ, что дѣлалъ, заставя ее умереть ужасной смертью. Какъ ни тяжело производимое этой смертью впечатлѣніе, но за нимъ стоитъ свѣтлый образъ Корделіи-мученицы, служащій цѣлительнымъ бальзамомъ тяжелому, гнетущему насъ горю.
   Изъ вышесказаннаго легко выясняются какъ основная идея драмы, такъ равно и вопросы, поставленные въ началѣ статьи, а именно: почему Шекспиръ, не удовольствовавшись матеріаломъ, какой давали ему старыя легенды о Лирѣ, развилъ этотъ матеріалъ гораздо обширнѣе, придавъ всей драмѣ трагическій характеръ, а также, какое значеніе имѣетъ поставленная въ драмѣ аналогичная съ исторіей Лира исторія Глостера. Что не дѣтская неблагодарность составляетъ основную идею драмы, видно, какъ уже сказано выше, изъ того, что болѣе несчастный Глостеръ совершенно затемняется въ нашихъ глазахъ величавой фигурой Лира. Потому для опредѣленія основной идеи драмы надо обратиться къ другимъ положеніямъ, въ которыя Лиръ поставленъ. Изъ нихъ же мы можемъ вывести заключеніе, что въ судьбѣ Лира изображена логически неизбѣжная кара, постигающая человѣка, который, въ силу своего необузданнаго самолюбія, усиленнаго еще болѣе благопріятной этому самолюбію внѣшней обстановкой, вздумалъ попрать законы человѣческаго сердца и сдѣлаться въ глазахъ всѣхъ непогрѣшимымъ богомъ. Трагизмъ положенія усиливается еще тѣмъ, что этотъ бѣдный, заблудшій человѣкъ вполнѣ вѣритъ самъ въ свою непогрѣшимость и нимало не видитъ неестественности своихъ поступковъ. Затѣмъ идея эта получаетъ дальнѣйшее, еще болѣе глубокое развитіе. Оказывается, что человѣкъ этотъ отнюдь не былъ лишенъ добрыхъ чувствъ, но что они только спали въ его душѣ, заглушенные тѣмъ родомъ жизни, какой онъ велъ. Когда же надъ нимъ разразилась гроза судьбы, то, подобно настоящей грозѣ, всегда благотворной для здоровыхъ, хорошихъ сѣмянъ, она заставила раскрыться эти сѣмена и дать такіе роскошные побѣги, что подъ свѣжей ихъ листвой засохло и исчезло безъ слѣда все, что было дурного и безобразнаго. Отсюда и наша непреодолимая симпатія къ Лиру, превосходящая во много разъ симпатію къ Глостеру. Какъ несчастныхъ отцовъ, мы жалѣемъ ихъ обоихъ, но Лиръ дорогъ намъ сверхъ того тѣмъ, что въ немъ мы видать человѣка съ сердцемъ, способнымъ на добро и любовь, тѣмъ болѣе похвальныя, что они проявились въ такую минуту, когда другіе, болѣе ничтожные, люди или озлобленно вступаютъ въ непосильную борьбу съ судьбою, или вяло и апатично склоняютъ подъ ея ударами свою голову.
   Необходимость развить и дополнить матеріалъ, какой давала поэту легенда, рисовавшая только несчастнаго отца, такимъ образомъ становится понятна сама собой; что же до трагическаго окончанія пьесы, то о полной цѣлесообразности такого конца съ общимъ тономъ всего произведенія было уже сказано выше. Потому, въ заключеніе общаго взгляда на трагедію, остается сказать лишь, какое впечатлѣніе по отношенію ко всей пьесѣ производитъ вводный эпизодъ о Глостерѣ. Эпизодъ этотъ, рисуя исключительно несчастнаго отца, пострадавшаго изъ-за дѣтской неблагодарности, могъ бы быть самъ по себѣ достаточнымъ сюжетомъ для художественнаго произведенія, если бъ авторъ задался мыслью изобразить только эту неблагодарность. Но, поставленный возлѣ исторіи Лира, эпизодъ съ Глостеромъ тотчасъ обнаруживаетъ свою одностороннюю малость сравнительно съ неизмѣримо болѣе глубокой и болѣе широкой идеей, которую олицетворяетъ Лиръ. Такимъ образомъ Глостеръ, разсматриваемый съ этой сравнительной точки зрѣнія, играетъ роль какъ бы мѣрки, стоящей возлѣ Лира для того, чтобъ предупредить противъ признанія послѣдняго только несчастнымъ отцомъ. Такъ, художникъ, рисующій на картинѣ огромное зданіе, иногда нарочно ставитъ возлѣ небольшой домикъ -- для того, чтобъ малые размѣры послѣдняго могли дать понятіе о величинѣ перваго. Надо, конечно, оговориться, что, высказывая подобный взглядъ на Глостера, никакъ не слѣдуетъ непремѣнно заключать, будто самъ Шекспиръ намѣренно придалъ въ своей драмѣ этому лицу такое значеніе. Шекспиръ, подобно всѣмъ великимъ художникамъ, творилъ безъ предвзятыхъ идей, и если мы находимъ въ его произведеніяхъ великіе для себя уроки, то потому лишь, что необычайная яркость, правда и сила его образовъ дѣлаютъ ихъ равными явленіямъ самой жизни, этой единственной великой школы, изъ которой мы черпаемъ всю нашу премудрость. Такъ и здѣсь внутренній, можетъ-быть, безсознательный для самого Шекспира, голосъ подсказалъ ему цѣлесообразность слить легенды о Лирѣ и Глостерѣ въ одномъ и томъ же произведеніи; мы же, наслаждаясь созданными поэтомъ образами, имѣемъ полное право комбинировать и обсуждать взаимныя ихъ отношенія, тѣмъ болѣе, если помощью такого сопоставленія получается возможность лучше понять и уяснить себѣ все произведеніе.

-----

   Характеръ Лира такъ тѣсно связанъ съ основной идеей всей драмы, что, говоря на предыдущихъ страницахъ объ этой идеѣ, невольно пришлось намѣтить вмѣстѣ съ тѣмъ почти всѣ наиболѣе важные психологическіе моменты, чрезъ которые Лиръ проходитъ, а потому, обращаясь теперь къ частному обзору характеровъ дѣйствующихъ лицъ, о Лирѣ собственно остается сказать уже сравнительно меньше и коснуться только нѣкоторыхъ, наиболѣе выдающихся, второстепенныхъ деталей.
   Первая сцена, когда Лиръ отвергаетъ Корделію, вызывала нерѣдко нападки критики за свою излишнюю будто бы грубость и жестокость. Нѣкоторые комментаторы, какъ, напримѣръ, Леноксъ и Бриггэмъ, пытались даже объяснить и смягчить эту сцену, проводя мысль, будто Лиръ уже въ ней обнаруживаетъ признаки помѣшательства ума, которому подвергся впослѣдствіи. Но объясненіе это, не говоря уже о совершенной бездоказательности, становится излишнимъ просто потому, что сцена эта, если разсмотрѣть ее внимательнѣй, вовсе не такъ ужасна и дика, какъ кажется съ перваго взгляда. Выше уже было сказано, что въ ней не слѣдуетъ видѣть ни отца ни дочери, но просто неограниченнаго деспота, карающаго непокорнаго подданнаго. Сверхъ того, анализируя сцену въ деталяхъ, можно замѣтить, что и деспотъ является здѣсь не такимъ ужаснымъ деспотомъ и злодѣемъ, какъ кажется. Стоитъ вспомнить, что, изгоняя за такую же дерзость Кента, Лиръ самъ смягчаетъ свой приговоръ, давая ему пять дней срока, чтобъ устроить дѣла. Значитъ, и въ его сердцѣ искра милости и великодушія не угасла совершенно. Правда, онъ не оказываетъ никакой подобной льготы Корделіи, но вѣдь зато онъ и не изгоняетъ ее безпомощной. Онъ только отвергаетъ ее, какъ дочь, фактически же отдаетъ ее французскому королю, человѣку, который ее любитъ и потому спасетъ отъ всякаго горя и насилія, какія могли бы грозить бѣдной изгнанницѣ. Это обстоятельство, равно какъ и эпизодъ съ Кентомъ, такъ характерны, что при анализѣ этой сцены невольно какъ-то приходитъ на мысль спросить себя: что было бъ въ случаѣ, если бъ Шекспиръ провелъ эту сцену нѣсколько иначе, заставивъ французскаго короля отвергнуть безприданницу Корделію, точно такъ же, какъ это сдѣлалъ герцогъ бургундскій, вслѣдствіе чего она очутилась бы дѣйствительно въ безвыходной бѣдѣ? Очень можетъ быть, что упрямый старикъ Лиръ очутился бы тогда въ довольно затруднительномъ положеніи, не лишенномъ даже нѣкотораго комизма. Сознаться въ сдѣланной по увлеченію глупости ему, какъ Лиру-королю, конечно, было бы невозможно, но, съ другой стороны, слѣдовало непремѣнно поправить эту глупость. Конечно, эта предполагаемая сцена не могла имѣть мѣста въ трагедіи, такъ какъ подобная постановка дѣла была бы неудобна для дальнѣйшаго предначертаннаго хода дѣйствія, но вѣдь лица Шекспира такъ живы и такъ естественны, что, вѣроятно, многіе, изучая его произведенія, невольно воображаютъ этихъ лицъ въ иныхъ, даже и не изображенныхъ поэтомъ житейскихъ положеніяхъ.
   Слѣдующая сцена представляетъ Лира живущимъ у своей старшей дочери и, повидимому, наслаждающимся тѣмъ покоемъ и тѣмъ бездѣйствіемъ, о которыхъ онъ мечталъ. Онъ забавляется на охотѣ, нетерпѣливо требуетъ, чтобъ ему угождали, и вообще обнаруживаетъ намѣреніе вести себя, какъ полный хозяинъ въ домѣ. Но и тутъ уже видно, что какая-то черная струйка проскользнула на свѣтломъ фонѣ его довольства, хотя онъ и старается отогнать отъ себя эту мысль. Такъ, на слова дворянина изъ свиты, что вниманіе къ нему какъ будто уменьшилось, онъ тихо отвѣчаетъ, что замѣтилъ это самъ, но тутъ же спѣшитъ прибавить, что готовъ винить въ этомъ свою собственную требовательность! Вотъ какъ страшна для него даже самая мысль, чтобъ кто-нибудь могъ отнестись къ нему съ меньшимъ противъ прежняго уваженіемъ! Мысль о несправедливомъ поступкѣ съ Корделіей также начинаетъ тихо и незамѣтно вонзаться въ его сердце. Онъ обрываетъ разговоръ, едва о ней упоминаютъ, но дѣлаетъ это уже безъ гнѣва, а какъ будто конфузясь и стыдясь своего поступка. Наконецъ на шутки своего дурака, которыми тотъ бьетъ его не въ бровь, а прямо въ глазъ, онъ не только не возражаетъ, но даже какъ будто нарочно пропускаетъ ихъ мимо ушей. Сцена кончается, какъ извѣстно, бурнымъ объясненіемъ съ Гонерильей, послѣ котораго, конечно, для старика не остается уже возможности сохранять прежнее выжидательное положеніе, и приходится волей-неволей поднять брошенную ему судьбою перчатку.
   Хотя, покидая Гонерилью, Лиръ, повидимому, не думаетъ сдаваться и смотритъ на случившееся съ нимъ, какъ на частный мятежъ, который онъ смиритъ и покараетъ, но на дѣлѣ выходитъ не такъ. Слѣдующая сцена -- во дворѣ замка -- рисуетъ Лира пораженнымъ и надломленнымъ гораздо больше, чѣмъ онъ, храбрясь, обнаруживалъ это въ сценѣ объясненія съ Гонерильей, и это выражается всего лучше въ той напускной беззаботности, съ какой онъ относится къ балагурствамъ шута и даже отвѣчаетъ на нихъ смѣхомъ. Напускное равнодушіе въ тяжелыя минуты жизни -- вѣрный знакъ, что минуты эти дѣйствительно тяжелы, и что мы только дѣлаемъ усиліе, чтобъ замаскировать наружное выраженіе этого горя. Но Лиру не удается даже и это. Рядомъ съ шутливыми отвѣтами у него не разъ, помимо воли, вырываются горькія восклицанія, похожія на острыя, внезапно вонзающіяся въ сердце, стрѣлы. "Я ее обидѣлъ!" -- вдругъ говоритъ онъ вмѣсто отвѣта на одну изъ выходокъ шута, и нужно ли объяснять, что восклицаніе это относится именно къ той Корделіи, чей образъ начинаетъ самовластно вторгаться въ его сердце. Далѣе, въ этой же сценѣ, онъ обращается и съ той страшной молитвой, о которой уже было говорено, прося боговъ спасти его отъ безумія, въ чемъ особенно рельефно обнаруживается различіе между Лиромъ и Кентомъ. Словомъ, видно по всему, что процессъ нравственнаго разрушенія прежняго Лира уже начался, и что онъ борется съ судьбой послѣдними оставшимися ему силами.
   Подготовленное такимъ образомъ разрушеніе достигаетъ полной силы въ слѣдующей сценѣ свиданія со второй дочерью. Пріѣхавъ все-таки съ надеждой обрѣсть себя и возстановить прежнее обаяніе имени и власти, Лиръ съ перваго же момента встрѣчается съ новымъ ударомъ для его самолюбія: посланникъ его оказывается подвергнутымъ унизительному наказанію. Какъ ни ничтожно кажется это обстоятельство на первый взглядъ, но не надо забывать, что раненое сердце чувствительнѣе къ боли, и потому немудрено, что видъ посаженнаго въ колодки Кента окончательно выводитъ Лира изъ себя. А тутъ еще новое, усугубляющее обстоятельство: зять и дочь отказались къ нему выйти, ссылаясь на явно придуманный, ничтожный предлогъ. Что жъ мудренаго, что горячій старикъ забушевалъ, какъ раненый левъ. Но бушеванье это продолжалось недолго. Среди приступа самаго яраго гнѣва Лиръ вдругъ останавливается: "нѣтъ, нѣтъ, не надо! Не теперь! Быть-можетъ, точно онъ нездоровъ,-- говоритъ онъ, стихая, какъ испуганный ребенокъ: -- я виноватъ, что принялъ, погорячась, болѣзненную блажь за разсудокъ!" -- Нужно ли говорить о художественной и психологической правдѣ этого вводнаго эпизода? Чуя недоброе и здѣсь, Лиръ, какъ утопающій, хватается за послѣднее средство сберечь свое прежнее значеніе. Страшный вопросъ: что, если гнѣвъ не поможетъ, и онъ будетъ разбитъ?-- инстинктивно приходитъ ему въ голову, и вотъ, чтобъ обойти эту готовую разверзнуться предъ его ногами пропасть, онъ рѣшается даже обвинить себя,-- конечно, въ горячности только,-- но все-таки обвинить. Кто же изъ людей не горячится?-- а королю это даже позволительно. Зять и дочь когда-нибудь придутъ, и тогда можно будетъ все забыть и исправить, сославшись на горячность. Вотъ какой мостъ строитъ бѣдный старикъ для своего отступленія. Но надежда его не сбывается. Ожидаемое свиданіе вмѣсто мира и лада, навстрѣчу которымъ онъ шелъ самъ такъ привѣтливо, только окончательно показало ему, что прошедшее разрушено безвозвратно, и что онъ остался одинъ,-- одинъ въ цѣломъ мірѣ, разбитый и отвергнутый всѣми! Съ отчаянной вспышкой гнѣва, которая была съ тѣмъ вмѣстѣ и вспышкой послѣднихъ силъ, уходитъ онъ, грозя страшной местью, какъ будто у него можетъ на нее хватить силъ и средствъ! Изъ послѣдующихъ сценъ въ степи подъ бурей и грозой мы видимъ, что силъ у него хватаетъ только на то, чтобъ сказать свое громовое, раздирательное обращеніе къ стихіямъ, а затѣмъ разумъ прежняго Лира-короля разрушается окончательно, послѣ чего на развалинахъ его возникаетъ новая, величавая фигура Лира-печальника за человѣчество.
   Значеніе слѣдующихъ душевныхъ стадій, въ которыхъ Лиръ является сначала въ образѣ короля-защитника несчастныхъ, а затѣмъ любящаго отца и просвѣтленнаго мученика, было уже объяснено выше, а потому, не повторяя сказаннаго, перехожу къ анализу характеровъ прочихъ дѣйствующихъ лицъ драмы.
   Лица эти, кромѣ своей живости, замѣчательны еще рѣдкой законченностью, съ какою отдѣланы ихъ характеры. Хотя въ произведеніяхъ Шекспира не встрѣчается вообще блѣдныхъ и неопредѣленныхъ характеровъ (кромѣ, конечно, вводныхъ лицъ, въ родѣ гонцовъ, слугъ и т. п.), но все-таки можно нерѣдко замѣтить, что, занявшись съ особенной любовью детальнымъ изображеніемъ одного или двухъ главныхъ характеровъ какой-нибудь пьесы, поэтъ обставлялъ ихъ второстепенными лицами, нарисованными болѣе эскизно, хотя все-таки ясными и вѣрными чертами. Замѣтить это можно, напримѣръ, въ "Гамлетѣ", въ "Макбетѣ" и во многихъ другихъ пьесахъ, но "Король Лиръ" составляетъ въ этомъ случаѣ положительное исключеніе. Живость и законченность, съ какою изображены второстепенныя лица этой пьесы, начиная съ трехъ принцессъ и кончая небольшой ролью дворецкаго Освальда, нисколько не уступаютъ той законченности и ясности, съ какими изображена личность самого стараго короля.
   О характерѣ и значеніи Глостера было уже довольно сказано при общемъ обзорѣ трагедіи, а потому здѣсь остается прибавить, что двѣ наиболѣе вызывавшія критику сцены, когда Глостера лишаютъ зрѣнія, и когда онъ бросается съ утеса, а также нѣкоторыя другія черты его характера подробно объяснены въ прим. 90 и 115.
   О трехъ дочеряхъ короля Лира было писано очень много и очень различно. Въ большинствѣ высказанныхъ отзывовъ можно замѣтить одно шаблонное направленіе, состоящее въ томъ, что двѣ старшія дочери, Гонерилья и Регана, обыкновенно изображаются чудовищами, лишенными всякаго человѣческаго чувства, тогда какъ личность Корделіи возводится на степень неземного существа, одареннаго всѣми возможными или, скорѣе, невозможными на землѣ совершенствами. Такой взглядъ, пожалуй, вѣренъ, если смотрѣть на личность трехъ сестеръ исключительно съ нравственной точки зрѣнія, но лица Шекспира прежде всего живые люди, и потому содержаніе ихъ характеровъ нельзя исчерпать, прилагая къ нимъ одну философскую или этическую мѣрку. Такъ и въ настоящемъ случаѣ: Корделія дѣйствительно можетъ показаться какимъ-то нравственнымъ совершенствомъ и неземнымъ существомъ тому, кто будетъ оцѣнивать одни ея душевныя качества съ психологической только стороны, но если взглянуть на нихъ съ обыкновенной, реальной точки зрѣнія, т.-е. подвергнуть разбору основныя черты характера Корделіи и внѣшнюю манеру поступковъ, оставивъ въ сторонѣ нравственное ихъ значеніе, то мы увидимъ вовсе не такую эѳирную, неземную личность, какою привыкли ее изображать, а напротивъ -- живую женщину, въ которой кровь короля Лира выказывается не менѣе, чѣмъ въ немъ самомъ или даже въ двухъ другихъ его дочеряхъ. Возведеніе Корделіи въ неземной идеалъ доходило даже до сравненія ея съ Мадоннами Рафаэля (статья мистриссъ Джемисонъ), но, приложивъ именно эту мѣрку къ тому, что дѣйствительно даетъ драма, мы сейчасъ увидимъ, что сравненіе это близоруко и односторонне. Рафаэлевы Мадонны выражаютъ полное отреченіе отъ всего земного, съ сохраненіемъ лишь идеи одной любви въ самомъ чистомъ и безстрастномъ ея видѣ. Всякое понятіе о реальной борьбѣ со зломъ, о самолюбіи и о земныхъ страданіяхъ къ Мадоннѣ неприложимо. А что же видимъ мы въ Корделіи? Во-первыхъ, она является личностью не только не безхарактерной, но, напротивъ, обладающей характеромъ даже упорнымъ. Отказъ свой сказать хотя и льстивое по внѣшности, но, въ сущности, все-таки ласковое слово избалованному отцу она, правда, мотивируетъ своимъ отвращеніемъ ко лжи и лести; однако если строго разсудить, то окажется, что настоящій случай вовсе не представлялся настолько важнымъ, чтобъ раздражать по поводу его, конечно, нѣсколько капризнаго и блажного, но все-таки любящаго и любимаго отца. Опредѣляя свой поступокъ, Корделія говоритъ, что она подверглась наказанію за отсутствіе въ ней двухъ качествъ: "лукавой, льстивой рѣчи и вѣчно обращенныхъ съ просьбой глазъ". Этими словами она сама показываетъ, что въ ней есть, значитъ, противоположныя свойства, т.-е. твердая прямота и гордое самолюбіе. И она выражаетъ ихъ затѣмъ во всей своей роли. Дрянному герцогу бургундскому презрительно отвѣчаетъ, что не хочетъ быть женой человѣка, который ищетъ только богатства; предложеніе же французскаго короля принимаетъ молча, равно какъ не отвѣчаетъ и Лиру на послѣднія оскорбительныя слова, которыя онъ произносить, уходя. Эти двѣ черты чрезвычайно замѣчательны. Имѣй Корделія меньше благороднаго самолюбія и болѣе мягкости въ характерѣ, она едва ли бы могла удержаться отъ горячей мольбы къ отцу о мирѣ и прощеніи или отъ выраженія живой благодарности заступившемуся за нее французскому королю. Но она слишкомъ хорошо сознаетъ свое достоинство и потому принимаетъ протянутую ей руку помощи молча и съ благородной простотой, а Лиру своимъ наружнымъ равнодушіемъ къ его словамъ дѣлаетъ заслуженный укоръ за его дикую выходку. Далѣе узнаемъ мы изъ разсказа рыцаря (д. 4-е., сц. 3-я), что, зарыдавъ объ отцѣ, она выбѣгаетъ изъ комнаты, чтобъ не плакать при постороннихъ,-- черта, правда, мелкая, но также не лишенная значенія для опредѣленія характера Корделіи. Наконецъ твердость и стойкость ея души высказываются еще болѣе тѣмъ, что, возставъ на защиту правъ отца, она принимаетъ на себя даже предводительство войскомъ, чего, конечно, нельзя было бы ждать отъ Десдемоны, Офеліи и вообще отъ женщины съ робкимъ или мягкимъ характеромъ.
   Но если Корделія дѣйствительно такова, то естественно является вопросъ: чѣмъ же успѣла эта героиня Шекспира завоевать общую любовь, и почему съ мыслью о ней связывается въ мнѣніи большинства представленіе объ однихъ идеально хорошихъ качествахъ? Отвѣтъ простъ: все вышесказанное относится только до основныхъ началъ характера Корделіи, а не до индивидуальныхъ качествъ, развившихся изъ этихъ началъ. Твердость, настойчивость и самолюбіе могутъ служить основаніемъ для весьма различныхъ поступковъ, какъ хорошихъ, такъ равно и дурныхъ, а потому главная чарующая прелесть Корделіи именно въ томъ и заключается, что, обладая такими же основными чертами характера, какія мы видимъ и въ Лирѣ и въ его старшихъ дочеряхъ, она взрастила на этой почвѣ не тѣ дурныя, какъ въ Лирѣ, и чудовищныя, какъ въ ея сестрахъ, качества, а напротивъ -- самыя лучшія, самыя нѣжнѣйшія изъ всѣхъ, какія только могутъ существовать въ человѣческомъ сердцѣ. Правдивость, непоколебимая, какъ скала, рисуется въ лицѣ Корделіи первымъ и самымъ живымъ изъ этихъ качествъ. Рядомъ съ этимъ обнаруживается въ ней благородное умѣнье прощать обиды. О мести своимъ врагамъ у ней нѣтъ даже мысли. Далѣе трогательное состраданіе къ чужому несчастью сквозить въ каждомъ ея душевномъ движеніи, а наконецъ способность любить -- любить нѣжно, возвышенно, самоотверженно -- достойно вѣнчаетъ это рѣдкое соединеніе въ одномъ лицѣ столь многихъ очаровательныхъ свойствъ. Попробуйте возсоздать на основаніи этихъ данныхъ личность Корделіи. Представьте себѣ блондинку, высокаго роста, съ величаво-спокойной осанкой, обличающей твердость и умѣнье владѣть собой; придайте ей глубокій, увѣренный взглядъ, нѣжный серебристый голосъ (о которомъ упоминаетъ самъ Лиръ), чарующую красоту (о ней упоминается въ драмѣ не разъ); вообразите, что женщина эта не щедра на слова, но если ихъ скажетъ, то это будутъ непремѣнно слова, полныя значенія и смысла; когда же въ нихъ будетъ заключаться какое-нибудь обѣщаніе или намѣреніе достичь цѣли, то знайте, что на нихъ можно положиться, какъ на каменную гору,-- представьте себѣ все это, и образъ младшей дочери короля Лира возникнетъ передъ вами, какъ живой. Если же прибавить, что образъ этотъ увѣнчанъ еще ореоломъ мученичества, то вполнѣ понятна станетъ та симпатія, которую эта героиня Шекспира преимущественно завоевываетъ въ сердцахъ всѣхъ, кто хотя разъ прочитаетъ драму.
   Сестры Корделіи, обладая общими, свойственными всему семейству Лира, основными чертами характера, т.-е. твердостью, рѣшительностью и самолюбіемъ, представляютъ, въ противоположность Корделіи, развитіе на этихъ основахъ самыхъ порочныхъ, чудовищныхъ качествъ, но при этомъ обѣ сестры отнюдь не похожи одна на другую. Шутъ, правда, говоритъ, что онѣ такъ же мало отличаются другъ отъ друга, какъ два лѣсныхъ яблока, но слова эти относятся только до ихъ обращенія съ Лиромъ,-- обращенія, въ которомъ онѣ какъ будто дали сл


Вилльямъ Шекспиръ.

Король Лиръ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Переводъ Н. Голованова.

Типографія Товарищества И. Д. Сытина, Валовая ул., свой д.
МОСКВА.-- 1900.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Лиръ, король Британіи.
   Король Французскій.
   Герцогъ Бургундскій.
   Герцогъ Корнвалльскій.
   Герцогъ Альбани.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгаръ, сынъ Глостера.
   Эдмундъ, его же побочный сынъ.
   Освальдъ, дворецкій Гонерильи, герцогини Альбани.
   Старикъ, крѣпостной Глостера.
   Врачъ.
   Шутъ.
   Капитанъ, служащій Эдмунду.
   Рыцарь изъ свиты Корделіи.
   Герольдъ.
   Слуги герцога Корнвалльскаго.
   Гонерилья, герцогиня Альбани, Регана, герцогиня Корнвалльская, Корделія, дочери Лира.

Рыцари изъ свиты Лира, вѣстники, солдаты, слуги. Дѣйствіе происходитъ въ Британіи.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Сцена I.

Тронная зала во дворцѣ короля Лира.

Входитъ: Кентъ, Глостеръ и Эдмундъ.

   Кентъ. Я думалъ, что король больше любитъ герцога Альбани, чѣмъ Корнвалльскаго!
   Глостеръ. Мы сами это думали; но теперь, когда королевство раздѣлено, оказалось совсѣмъ не такъ, доля каждаго герцога такъ ровно взвѣшена, что, даже измѣривъ ихъ самымъ точнымъ образомъ, не скажешь, чья больше.
   Кентъ (указывая на Эдмунда). Это вашъ сынъ, милордъ?
   Глостеръ. По крайней мѣрѣ, я его воспиталъ. Мнѣ такъ часто приходилось краснѣть, говоря о немъ, что я даже привыкъ къ этому.
   Кентъ. Я васъ не пойму...
   Глостеръ. Зато мать этого мальчика хорошо меня понимала: она вдругъ пополнѣла, и у ней оказался сынъ въ колыбели, раньше чѣмъ мужъ въ постели. Чуете грѣхъ?
   Кентъ. Нельзя жалѣть, что такой грѣхъ случился, если у него оказался такой прекрасный плодъ!
   Глостеръ. У меня есть и законный сынъ, немного постарше; но я одинаково люблю обоихъ. Только этотъ плутъ явился на свѣтъ довольно безцеремонно и раньше, чѣмъ его просили! А его мать была очень хороша; мнѣ съ ней такъ славно жилось, что мнѣ теперь грѣшно было бы не признавать его своимъ сыномъ. Ты знаешь этого господина, Эдмундъ?
   Эдмундъ. Нѣтъ, батюшка.
   Глостеръ. Это мой другъ, милордъ Кентъ.
   Эдмундъ. Я всегда радъ служить вамъ, милордъ...
   Кентъ. Я, вѣроятно, полюблю васъ, а потому хочу узнать васъ покороче.
   Эдмундъ. А я постараюсь быть достойнымъ вашего вниманія.
   Глостеръ. Онъ былъ въ отъѣздѣ девять лѣтъ, и скоро опять уѣдетъ. Но вотъ король идетъ!

(Трубятъ въ трубы).

   Король Лиръ. Пусть Глостеръ выйдетъ встрѣтить государей.
             Бургундіи и Франціи...
   Глостеръ.                     Сейчасъ,
             Мой повелитель! (Уходятъ Глостеръ и Эдмундъ).
   Король Лиръ. Мы же въ это время
             Давнишнее намѣреніе наше
             Объявимъ всѣмъ. Подайте карту мнѣ.
             Пусть знаютъ всѣ, что наше королевство
             Отнынѣ мы раздѣлимъ на три части.
             Желаемъ мы избавить старость нашу
             Отъ всяческихъ заботъ и треволненій:
             Заботы эти силамъ молодымъ
             Поручимъ мы, чтобъ намъ самимъ къ могилѣ
             Плестись безъ всякой ноши. Вамъ, нашъ сынъ,
             Корнвалльскій герцогъ, а равно и вамъ,
             Не менѣе насъ любящій Альбани,
             Теперь хотимъ мы объявить, какое
             Приданое даемъ за дочерьми,
             Чтобъ послѣ споровъ не было межъ вами.
             Король Французскій и Бургундскій герцогъ,--
             Высокіе соперники въ исканьи
             Руки меньшой изъ нашихъ дочерей,
             Что при дворѣ давно у насъ гостятъ,--
             Теперь отвѣтъ узнаютъ. Потому,
             Разъ мы рѣшили снять съ себя заботы
             Правленія и обладанья царствомъ,
             Отъ нашихъ дочерей хотимъ мы слышать,
             Которая изъ нихъ насъ любитъ больше,
             Чѣмъ остальныя; чтобы мы по нраву
             И по заслугамъ всѣхъ ихъ наградили.
             Ты, Гонерилья, старшая изъ нихъ,
             А потому всѣхъ прежде говори!
   Гонерилья. О государь, отецъ мой! Я люблю
             Васъ больше, чѣмъ могу сказать словами.
             Вы мнѣ дороже, чѣмъ сіянье дня,
             Чѣмъ свѣтъ моихъ очей, просторъ и воля;
             Дороже, чѣмъ все то, что можетъ быть
             Оцѣнено, что рѣдко или цѣнно;
             Дороже жизни, красоты, здоровья,
             Дороже счастья, почестей, дороже,
             Чѣмъ дочери любой отецъ былъ дорогъ,
             Или отцу еі'о ребенокъ милъ.
             Предъ той любовью духъ мой замираетъ,
             И рѣчь моя слаба. Сверхъ всякой мѣры
             Люблю я васъ!
   Корделія (про себя). Что жъ мнѣ сказать? Осталось
             Любить въ молчаньи!
   Лиръ.                     Мы тебѣ за это
             Даримъ весь край отъ тѣхъ до этихъ мѣстъ,
             Съ дремучими лѣсами, съ тучной пашней,
             Съ рѣками многоводными, съ лугами
             Прекрасными; теперь владѣй имъ ты
             И всѣ твои и герцога Альбани
             Сыны и внуки. Но что скажетъ намъ
             Вторая дорогая наша дочь
             Регана, герцогиня Корнваллиса?
   Регана. Я изъ того же сдѣлана металла,
             Какъ и сестра; какъ цѣните ее,
             Такъ и меня цѣните. Я всѣмъ сердцемъ
             Готова повторить ея слова,
             И только лишь еще могу добавить,
             Чего моя сестра не досказала:
             Что я была бы рада отказаться
             Отъ всякихъ радостей, отъ всякихъ лучшихъ
             И всякихъ высшихъ наслажденій въ жизни,
             Чтобъ тѣмъ полнѣе наслаждаться счастьемъ
             Любви къ вамъ. О, мой царственный отецъ!
   Корделія (про себя). О, бѣдная Корделія! Но все жъ
             Не вовсе я бѣдна,-- моя любовь
             Значительнѣе, чѣмъ мои слова...
   Лиръ. Тебѣ съ твоимъ потомствомъ въ обладанье
             Наслѣдственное отдаемъ мы эту
             Треть королевства. Цѣнностью, пространствомъ
             И населеніемъ она не меньше,
             Чѣмъ получила Гонерилья. Что же
             Намъ скажетъ наша радость, наше третье
             Меньшое, но не меньшее дитя,
             Чьей юною любовью овладѣть
             Стараются въ соперничествѣ давнемъ,
             Бургундія, млекомъ текущій край,
             И Франція, царица винъ? Что можетъ
             Она добавить, чтобы получить
             Часть лучшую, чѣмъ сестры? Говори...
   Корделія. Ничего, государь.
   Лиръ.                               Ничего?
   Корделія.                               Ничего.
             Лиръ. Но ничего вѣдь ничего не дастъ.
             Поэтому прибавь!
   Корделія.           Какъ я несчастна,
             Что душу не могу излить въ словахъ!
             Но ваше я величество люблю,
             Какъ я должна, -- не больше и не меньше!
   Лиръ. Какъ, какъ, Корделія? Поправь немного
             Свои слова, чтобъ не лишиться счастья!
   Корделія. Мой добрый государь, вы даровали
             Мнѣ жизнь, меня взростили и любили...
             Я тѣмъ же вамъ плачу; такъ долгъ велитъ!
             Я повинуюсь вамъ, я васъ люблю,
             Я глубоко васъ чту и уважаю.
             Зачѣмъ же сестры при мужьяхъ живутъ,
             Когда они вамъ говорятъ, что только
             Однихъ васъ любятъ? Если мнѣ, быть-можетъ,
             Придется замужъ выйти, то съ моей рукою
             Получитъ мой супругъ и половину
             Моей любви, заботливости, долга...
             Но, только одного отца любя,
             Какъ сестры, я бъ не вышла замужъ вовсе!
   Лиръ. И это ты отъ сердца говоришь?
   Корделія. Да, государь.
   Лиръ.                     И ты такъ молода
   И такъ безчувственна?
   Корделія.           Да, государь!
             Такъ молода я, но и такъ правдива.
   Лиръ. Такъ. Пусть же только эта правда будетъ
             Твоимъ единственнымъ приданымъ! Я
             Клянусь теперь священнымъ блескомъ солнца
             И тайнами полночи, всѣмъ вліяньемъ
             Планетъ, людскою правящихъ судьбою,
             Что я отрекся отъ тебя отнынѣ,
             Отрекся отъ отеческихъ заботъ,
             Отъ близости и отъ родства по крови...
             Ты мнѣ и сердцу моему чужда.
             Такъ прочь отсюда съ глазъ моихъ на-вѣки!
             Скиѳъ дикій или грубый людоѣдъ,
             Пожравшій собственныхъ дѣтей, отнынѣ
             Дороже мнѣ, пріятнѣй и желаннѣй,
             Чѣмъ ты, когда-то дочь моя!
   Кентъ.                               О, добрый
             Мой государь!
   Лиръ.                     Кентъ, замолчи! Не стой
             Межъ змѣемъ и межъ яростью его!
             Ее любилъ я больше всѣхъ; я думалъ,--
             Она остатокъ дней моихъ взлелѣетъ.
             Вонъ! Не кажись мнѣ на глаза! Отъ сердца
             Тебя я оторвалъ, и это вѣрно,
             Какъ то, что я когда-нибудь умру.
             Гдѣ женихи ея? Король Французскій?
             Позвать его. Кто тамъ? Позвать еще
             И герцога Бургундскаго. Альбани
             И ты, Корнвалль, себѣ вы раздѣлите
             Ея приданое. Пускай та гордость,
             Которую зоветъ чистосердечьемъ
             Она, ей помогаетъ выйти замужъ!
             Обоихъ васъ совмѣстно облекаю
             Я властью и господствомъ и всѣмъ тѣмъ,
             Что я имѣлъ но сану государя.
             Мы сами же, оставивъ при себѣ
             Лишь свиту во сто рыцарей, мы будемъ
             У каждаго изъ васъ поочередно
             По мѣсяцу гостить и жить у васъ.
             Мы только лишь себѣ оставимъ титулъ
             И почесть королевскую; а власть,
             Дѣла правленья, всѣ доходы, -- вамъ,
             Любезнѣйшія дѣти, отдаемъ...
             И въ знаменіе этого снимаю
             И вамъ я отдаю свою корону!

(Отдаетъ имъ Корону).

   Кентъ. Лиръ царственный, тебя я почиталъ*
             Всегда, какъ короля, любилъ тебя
             Какъ своего отца, повиновался
             Тебѣ какъ государю, за тебя
             Какъ за благотворителя молился...
   Лиръ. Натянутъ лукъ мой, прочь же отъ стрѣлы!
   Кентъ. Пусть лучше ужъ стрѣла твоя пронзитъ
             Мнѣ сердце самое! Но Кентъ не будетъ
             Преступникомъ, хотя бы и тогда,
             Когда въ безумьѣ Лиръ. Что сдѣлалъ ты,
             Старикъ? Или ты думаешь, что долгъ,
             Мнѣ говорить велящій, замолчитъ
             Лишь потому, что власть склоняетъ слухъ
             Къ льстецамъ? Но гдѣ безумствуетъ король,
             Тамъ честь велитъ сказать, не обинуясь:
             Лиръ! Подожди власть отдавать; размысли
             И измѣни поспѣшное рѣшенье.
             Готовъ я головою отвѣчать,
             Что въ младшей дочери любви къ тебѣ
             Не менѣе, чѣмъ въ прочихъ. Далеко
             Не пусто сердце въ тѣхъ, чья болтовня
             Отзвучьемъ пустоты его не служитъ!
   Лиръ. Ни слова, Кентъ, иль головой отвѣтишь!
   Кентъ. Я жизнь свою въ закладъ давалъ не разъ
             Противъ твоихъ враговъ, и не пугаюсь
             Пискнуть ей вновь для твоего спасенья,
             Хотя бъ твоимъ врагомъ ты самъ явился...
   Лиръ. Прочь съ глазъ моихъ!
   Кентъ. Нѣтъ, Лиръ, пускай ужъ лучше
             Я дольше у тебя въ глазахъ останусь,
             Чтобъ лучше видѣли они.
   Лиръ,                               Клянусь
             Я Аполлономъ!
   Кентъ.                     Я клянуся имъ же,
             Что ты напрасно имъ клянешься!
   Лиръ.                                         Рабъ!
             Отверженецъ! (Вынимаетъ мечъ).
   Альбани и Корнвалль. О, государь, простите!
   Кентъ. Доканчивай! Убей скорѣй врача
             И дай просторъ своей болѣзни гнусной.
             Возьми скорѣй обратно свой подарокъ
             Или, пока у глотки силъ достанетъ.
             Кричать я буду, что ты сдѣлалъ дурно!
   Лиръ. Такъ слушай же, мятежникъ, ты мсня,
             Какъ государя слушать долженъ ты.
             За то, что ты пытался насъ склонить
             Нарушить наше слово (а его
             Всегда мы соблюдали нерушимо),
             За то, что ты такъ дерзко становился
             Межъ нашей властью и рѣшеньемъ нашимъ
             (Чего ни кровь ни санъ нашъ не потерпятъ),
             То, какъ твой государь, тебѣ теперь
             Назначу я возмездье. Мы даруемъ
             Тебѣ пять дней на сборы, съ сохраненьемъ
             Твоихъ всѣхъ правъ теперешнихъ и жизни.
             Но на шестой ты долженъ удалиться
             Изъ королевства вонъ, и если кто
             Тебя найдетъ въ немъ на десятый день,
             То смерть тебѣ. Иди же! И клянусь
             Юпитеромъ, не измѣню я слову.
   Кентъ. Прощай, король! Ты этимъ показалъ,
             Что отъ себя прогналъ ты прочь свободу.
             И что изгнанье -- около тебя!

(Къ Корделіи).

             Пусть, дѣвушка, тебя благословятъ
             Благіе боги! Въ мнѣніи своемъ
             Ты справедлива, а въ рѣчахъ -- правдива.

(Къ Реганѣ и Гонерилъѣ).

             А вы дѣлами подтвердите правду
             Рѣчей своихъ напыщенныхъ. Узнаемъ,
             Какой въ нихъ толкъ и сколько въ нихъ любви...
             Прощайте жъ всѣ! Всему Кентъ говоритъ: прощай!
             Какимъ былъ встарь, такимъ идетъ онъ въ новый край.

(Входить Глостеръ, съ нимъ король Французскій, герцогъ Бургундскій и свита).

   Глостеръ. Вотъ, государь, французскій и бургундскій
             Властители.
   Лиръ.           Свѣтлѣйшій герцогъ, вы,
             Соперникъ съ королемъ изъ-за-руки
             Меньшой изъ нашихъ дочерей; скажите,
             Какимъ бы удовольствовались вы
             Количествомъ приданого за нею,
             Чтобы вовсе отъ нея не отказаться?
   Герцогъ Бург. Великій государь, я но прошу
             Нисколько болѣе того, что вы
             Желаете ей дать по доброй волѣ;
             Вѣдь, не обдѣлите же вы ея!
   Лиръ. Нѣтъ, благородный герцогъ, нѣтъ! Когда
             Она была намъ дорога, мы такъ
             Ко цѣнили. Но ея цѣна
             Упала. Посмотрите на нее.
             Когда въ смазливенькомъ созданьи этомъ
             Вамъ что-нибудь пришлося по душѣ,
             То вотъ она -- берите! Но приданымъ
             Ей будетъ только гнѣвъ нашъ на нее
             И больше ничего!
   Герцогъ Бург.           Что мнѣ отвѣтить?
   Лиръ. Да, герцогъ. Такъ рѣшайте же, возьмете
             Ее вы, несмотря на всѣ пороки.
             Которые призвали на нее
             Нашъ ярый гнѣвъ и ненависти нашей
             Ее усыновили, и приданымъ
             Ей дали наше грозное проклятье
             И наше отреченье отъ нея,--
             Возьмете, иль откажетесь?
   Герцогъ Бург.                     Простите,
             Великій государь, но при такихъ
             Условіяхъ мнѣ выборъ невозможенъ,
   Лиръ. Тогда ее оставьте, государь.
             Клянусь могуществомъ Творца, я вамъ
             Исчислилъ всѣ ея богатства!

(Къ королю Французскому).

                                           Вамъ же,
             Король великій, за любовь ко мнѣ
             Я не рѣшусь въ замужество отдать
             Такую дочь, которая мнѣ стала
             Противна, даже ненавистна. Нѣтъ!
             И васъ прошу, пусть ваша страсть отыщетъ
             Себѣ предметъ достойнѣе, чѣмъ та,
             Которую отецъ признать стыдится
             Своею дочерью.
   Король Франц. Какъ это странно!
             Она для васъ сокровищемъ была,
             Дороже всѣхъ другихъ сокровищъ вашихъ;
             Вы ей хвалились, вы ее считали
             Усладой вашей старости, считали
             Всего дороже и всего милѣй;
             Какое же неслыханное дѣло
             Могло такую жаркую любовь
             Въ одно мгновенье погасить? Конечно,
             Ея поступокъ долженъ быть ужасенъ,
             Чудовищенъ, иль ваша вся любовь,
             Которою вы прежде такъ хвалились,
             Сомнительна. Простите, только я
             Отказываюсь думать о принцессѣ
             Такъ дурно; и разубѣдить меня
             Лишь чудо можетъ!
   Корделія.           Государь, прошу васъ,--
             Въ виду того, что не умѣю я
             Подмаслить рѣчь красивыми словами,
             Но дѣлаю все ранѣй, чѣмъ скажу,--
             Прошу васъ, только объявите громко,
             Что не какимъ-нибудь кровавымъ дѣломъ,
             Убійствомъ иль безумьемъ, иль какимъ
             Позорящимъ дѣяньемъ, иль поступкомъ
             Безчестнымъ я лишилася у васъ
             Благоволенья и любви; а тѣмъ,
             Что дѣлаетъ меня еще богаче,--
             Тѣмъ, что нѣтъ у меня умильныхъ взоровъ,
             И тѣмъ, что лести нѣтъ во мнѣ. Я рада,
             Что взглядами выпрашивать подачекъ
             Была я неспособна, хоть за это
             И тяжко поплатилась я потерей
             Благоволенья вашего!
   Лиръ.                               О, лучше бъ
             Ты не родилась, чѣмъ меня разгнѣвать!
   Король Франц. И только? Лишь медлительность одна,
             Застѣнчивость природная, такъ часто
             Мѣшающая высказать намъ то,
             Что дѣлать мы сбираемся!.Ахъ, герцогъ,
             Что говорили вы сейчасъ принцессѣ?
             Любовь не есть любовь, когда она
             Мѣшается въ расчеты, что ее
             Отъ настоящей цѣли уклоняютъ.
             Хотите ль взять ее? Она сама
             Не всякаго ль приданаго дороже?
   Герцогъ Бург. Великій Лиръ, отдайте мнѣ лишь то,
             Что сами обѣщали вы; тогда
             Корделіи я руку предлагаю
             И назову Бургундской герцогиней.
   Лиръ. Я ничего не дамъ. Клялся я въ этомъ
             И буду твердъ!
   Герцогъ Бург.           Тогда, какъ мнѣ ни грустно,
             Но потерявъ отца, вы вмѣстѣ съ тѣмъ
             Теряете супруга.
   Корделія.           Для чего
             Слова напрасно тратить, герцогъ? Если
             Меня вы изъ расчета лишь любили,
             Такъ я женою быть вамъ не хочу!
   Король Франц. Прекрасная Корделья! Обѣднѣвши,
             Ты тѣмъ богаче стала для меня,
             Въ изгнаньи -- тѣмъ дороже мнѣ; въ презрѣньи --
             Тѣмъ для меня милѣй! Тебя я нынѣ
             Съ твоею добродѣтелью беру.
             Вѣдь неужели не въ правѣ буду я
             Поднять, что брошено? О боги, боги!
             Какъ странно, что всеобщее презрѣнье
             Во мнѣ удвоили любовь къ ней и почтенье...
             Лиръ! Дочь твоя отвергнута тобой,
             Но будетъ царствовать во Франціи со мной!
             За всѣ сокровища Бургундьи благодатной
             Вамъ, герцогъ, я ее не отдалъ бы обратно.
             Простись, Корделія, съ отчизною своей:
             Все лучше ты найдешь, что потеряешь въ ней!
   Лиръ. Возьми ее, король, теперь она твоя.
             Ее впредь не хочу ни знать ни видѣть я.
             Безъ нашихъ милостей, любви, благословенья,
             Бери ее теперь, вези въ свои владѣнья...
             За мной, Бургундскій герцогъ!

(Уходитъ Лиръ, герцогъ Бургундскій, Корнвалльскій и Альбани, Глостеръ и свита).

   Король Франц. Такъ простись же
             Ты съ сестрами...
   Корделія.           Съ слезами на глазахъ
             Васъ, брильянты нашего отца,
             Я покидаю. Мнѣ ли васъ не знать?
             Но, какъ сестра, я лучше умолчу
             О вашихъ недостаткахъ. Берегите
             Отца; любви сладкорѣчивой вашей
             Ввѣряю я его; хотя, быть-можетъ,
             Будь въ милости я у него, я бъ лучше
             Обѣихъ васъ его покоить стала...
             Прощайте жъ!
   Регана.                     Не тебѣ бы насъ учить!
   Гонерилья. Прибереги свои нравоученья
             Для господина, взявшаго тебя
             Изъ милости! Не ты ли надъ отцомъ
             И надъ его любовью надругалась?
             И по дѣломъ ты нищею осталась!
   Корделія. Кто изъ насъ трехъ правѣй, то намъ покажетъ время:
             Все скрытое оно объявитъ передъ всѣми.
             Такъ, будьте счастливы!
   Король Франц.                     Корделія, пойдемъ.

(Уходятъ король Французскій и Корделія).

   Гонерилья. Сестра, я тебѣ хочу сказать кое-что, касающееся насъ обѣихъ. Я думаю, отецъ уѣдетъ отсюда сегодня же...
   Регана. Навѣрно. Онъ сейчасъ поѣдетъ къ тебѣ, а черезъ мѣсяцъ къ намъ.
   Гонерилья. Ты видишь, какъ отецъ на старости лѣтъ сталъ измѣнчивъ нравомъ. Шуточное ли дѣло! Сестру онъ всегда любилъ больше всѣхъ, а сегодня прогналъ ее отъ себя, да еще какъ грубо!
   Регана. Этому виною его годы; хотя, впрочемъ онъ и всегда былъ не сдержанъ.
   Гонерилья. Онъ отличался опрометчивостью и ранѣе; что же намъ теперь ждать отъ него въ такомъ возрастѣ, кромѣ того, что его давнишнія привычки усилятся, а старость еще къ тому же принесетъ обычное безразсудное старческое упрямство!
   Регана. Намъ слѣдуетъ ожидать такихъ же неожиданныхъ вспышекъ, въ родѣ изгнанія Кента.
   Гонерилья. Пока онъ тамъ прощается съ Французскимъ королемъ, прошу тебя, поговоримъ другъ съ другомъ. Если отецъ будетъ такъ себя вести и сохранитъ свою власть, то намъ не поздоровится.
   Регана. Намъ надо подумать.
   Гонерилья. И надо торопиться дѣйствовать, пока есть у насъ время. (Уходятъ,).
   

Сцена II.

Замокъ графа Глостера.

Эдмундъ съ письмомъ въ рукахъ.

   Эдмундъ. Природа, ты -- моя богиня! Я
             Однимъ твоимъ законамъ повинуюсь.
             Что мнѣ терпѣть, когда меня гнететъ
             Людской обычай, иль меня наслѣдства
             Брезгливость чуждыхъ мнѣ людей лишаетъ?
             Что въ томъ, что я моложе брата на годъ
             Или немного больше? Виноватъ ли
             Я въ томъ, что я рожденъ внѣ брака? Развѣ
             Отъ этого я хуже? У меня
             Въ рукахъ или въ ногахъ не меньше силы,
             Не меньше смысла въ головѣ, не меньше
             Въ фигурѣ стройности, чѣмъ у любого
             Изъ сыновей законныхъ. Такъ за что же
             Меня клеймить презрѣньемъ? Незаконный,
             Побочный сынъ! Какое основанье
             Для этой незаконности? Природа,
             Въ пылу такого воровства, щедрѣй
             Способностью и силой гордой сыплетъ,
             Чѣмъ на законномъ, скучномъ, надоѣвшемъ
             Холодномъ ложѣ, въ вялыхъ и сонливыхъ
             Объятіяхъ безстрастныхъ. Превосходно,
             Законный сынъ, Эдгаръ! Твои всѣ земли
             Моими будутъ; вѣдь отецъ нашъ любитъ
             Побочнаго Эдмунда такъ же точно,
             Какъ и законнаго Эдгара,-- да!
             Прекрасное словцо -- законный сынъ!
             Такъ вотъ, мой дорогой законный брата,
             Когда вотъ эта выдумка моя
             Удастся и вотъ это письмецо
             Подѣйствуетъ, тогда Эдмундъ побочный
             Столкнетъ законнаго Эдгара съ мѣста.
             Такъ пусть же я расту и процвѣтаю,
             И боги будутъ благосклонны къ дѣтямъ
             Побочнымъ!

(Входитъ Глостеръ).

   Глостеръ. Значитъ, Кентъ въ изгнанье посланъ,
             Король Французскій въ гнѣвѣ удалился,
             Самъ государь уѣдетъ нынче ночью
             И отъ своей всей власти отказался,
             Себѣ оставивъ только содержанье,--
             Все это такъ нежданно, такъ внезапно!
             Эдмундъ, что ты? Что новаго мнѣ скажешь?
   Эдмундъ (пряча письмо). Прошу у вашей свѣтлости прощенья!
             Но новаго нѣтъ ничего.
   Глостеръ.                     Постой,
             Что за письмо ты такъ поспѣшно спряталъ?
   Эдмундъ. Я никакихъ не знаю новостей.
   Глостеръ. Что ты читалъ сейчасъ?
   Эдмундъ. Ничего, милордъ.
   Глостеръ. А что за письмо ты тамъ прячешь?
   Эдмундъ. Я не знаю ничего новаго, милордъ.
   Глостеръ. Что за листокъ ты читалъ?
   Эдмундъ. Ничего, милордъ.
   Глостеръ. Ничего? Зачѣмъ же такъ спѣшно ты что-то прячешь въ карманъ? Если, въ самомъ дѣлѣ ничего, то не зачѣмъ торопиться. Покажи-ка. Давай же! Если ничего, такъ нечего и скрываться.
   Эдмундъ. Прошу прощенія, милордъ. Это письмо моего брата, которое я еще не дочиталъ до конца. А судя по тому, что я уже прочелъ, его негодится показывать вамъ...
   Глостеръ. Дай мнѣ это письмо!
   Эдмундъ. Мнѣ непріятно и отдавать и не отдавать его. То, что въ немъ написано, поскольку я его прочелъ, непохвально.
   Глостеръ. Посмотримъ, посмотримъ.
   Эдмундъ. Я думаю, братъ его написалъ только для того, чтобы испытать меня...
   Глостеръ (читаетъ). "Такой почетъ старикамъ отравляетъ для насъ лучшее время нашей жизни: оно отнимаетъ у насъ то, чѣмъ владѣемъ, до той поры, покуда мы настолько состаримся, что не въ силахъ будемъ наслаждаться имъ! Мнѣ начинаетъ казаться глупымъ и гнуснымъ это раболѣпство предъ жестокимъ ярмомъ стариковъ, которыхъ мы почитаемъ но потому, что они сильны, а потому, что мы ихъ терпимъ... Приходи ко мнѣ, поговоримъ объ этомъ подробнѣе. Если бы отца удалось усыпить до тѣхъ поръ, покуда я его не разбужу, на твою долю пришлась бы половина всѣхъ доходовъ и любовь твоего брата Эдгара". Гм... заговоръ! "Усыпить до тѣхъ поръ, покуда я его не разбужу, на твою долю пришлась бы половина всѣхъ доходовъ..." И это мой сынъ Эдгаръ? И рука у него поднялась написать такую вещь? И у него хватитъ духу и силы исполнить, что здѣсь написано? Какъ оно попало къ тебѣ? Кто тебѣ его принесъ?
   Эдмундъ. Его мнѣ никто не приносилъ, милордъ,-- въ томъ-то и хитрость! Я его нашелъ на окнѣ своей комнаты.
   Глостеръ. И ты узналъ почеркъ своего брата?
   Эдмундъ. Если бы тутъ было написано хорошее, милордъ, я поклялся бы, что это его рука: но теперь я думаю, что это писалъ не онъ.
   Глостеръ. А рука его.
   Эдмундъ. Его рука, милордъ; но я надѣюсь, что сердце его не находится съ ней въ полномъ согласіи...
   Глостеръ. Онъ никогда съ тобою раньше не говорилъ объ этомъ дѣлѣ?
   Эдмундъ. Никогда, милордъ. Но я часто отъ него слыхалъ, что когда сынъ возмужалъ, а отецъ въ лѣтахъ преклонныхъ, то отецъ -- обуза для сына, и имуществомъ долженъ владѣть сынъ!
   Глостеръ. О негодяй, негодяй! Вѣдь то же самое онъ говоритъ и въ письмѣ... Отвратительный негодяй! Безчеловѣчный, гнусный! Звѣрь! больше, чѣмъ звѣрь! Поди, отыщи его мнѣ, я велю его схватить... Мерзкій негодяй! Гдѣ онъ?
   Эдмундъ. Не знаю хорошенько, милордъ. Но, съ вашего позволенія, сдержите вашъ гнѣвъ на моего брата до тѣхъ поръ, пока его намѣренія не будутъ полнѣе доказаны; потому, что если вы сдѣлаете надъ нимъ какое-нибудь насиліе, а замыслы его окажутся вовсе не такъ дурны, то это будетъ большимъ пятномъ для вашей чести и разобьетъ совсѣмъ его покорное сердце... Я готовъ поручиться головою, что онъ писалъ это только для того, чтобы испытать мою любовь къ вашей свѣтлости и что никакой другой опасности нѣтъ.
   Глостеръ. Ты такъ думаешь?
   Эдмундъ. Если вамъ будетъ угодно, я васъ помѣщу въ такое мѣсто, гдѣ вы услышите, какъ мы объ этомъ предметѣ будемъ разговаривать, и убѣдитесь собственными ушами,-- даже не далѣе какъ сегодня же вечеромъ.
   Глостеръ. Въ самомъ дѣлѣ, не такой же онъ извергъ!
   Эдмундъ. Конечно, нѣтъ.
   Глостеръ. Отца, который такъ нѣжно, всѣмъ сердцемъ его любитъ!.. О небо и земля! Эдмундъ, отыщи его скорѣе, прошу тебя, дѣйствуй такъ, какъ самъ знаешь, -- только выясни мнѣ правду!
   Эдмундъ. Я сейчасъ отыщу его, сэръ, поведу дѣло смотря но обстоятельствамъ и обо всемъ извѣщу васъ...
   Глостеръ. Эти послѣднія солнечныя и лунныя затменія не предвѣщаютъ ничего добраго. Какъ ихъ тамъ науки ни объясняютъ, а природа чувствуетъ ихъ гибельное вліяніе: любовь охладѣваетъ, дружба исчезаетъ, между братьями появляется раздоръ; въ городахъ -- мятежи, въ деревняхъ -- буйства, во дворцахъ -- измѣна, даже союзъ между отцомъ и сыномъ разрушается! Вотъ на моемъ сынѣ исполняются эти предзнаменованія: сынъ возсталъ на отца. Король тоже подчинился вліянію природы,-- отецъ возсталъ на свое дитя! Что было хорошаго -- мы видѣли въ свою пору: теперь до могилы насъ будутъ преслѣдовать заговоры, безсердечіе, измѣна, коварство... Отыщи мнѣ его, Эдмундъ, тебѣ въ этомъ не будетъ никакого стыда, наоборотъ, ты выкажешь свое усердіе. И благородный вѣрный Кентъ тоже изгнанъ! Все его преступленіе въ томъ, что онъ честенъ... Удивительно, удивительно!

(Уходитъ).

   Эдмундъ. Люди особенно какъ-то глупы, когда въ неудачѣ, -- случающейся часто не отъ чего другого, какъ отъ пресыщенія, -- взваливаютъ вину своихъ несчастій на солнечныя и лунныя затменія или на звѣзды! Какъ будто мы подлы только потому, что это необходимо; глупы только потому, что такъ хочетъ Небо; плутуемъ, воруемъ и предаемъ лишь подъ вліяніемъ звѣздъ; пьянствуемъ, лжемъ и развратничаемъ лишь потому, что насъ заставляетъ дѣйствіе небесныхъ свѣтилъ, и вообще все зло, которое съ нами происходитъ, случается по небесному попущенію... Превосходная отговорка для сладострастника всю пылкость своей натуры свалить на вліяніе звѣздъ! Мой отецъ сошелся съ матерью моей подъ хвостомъ Дракона, мое рожденіе произошло подъ Большою Медвѣдицей, и, конечно, созвѣздіе Дѣвы виновато, что я родился побочнымъ, Эдгаръ же...

(Входитъ Эдгаръ).

   А вотъ и онъ, какъ развязка въ старой комедіи... Мнѣ надо задуматься и вздыхать, какъ Ѳомушка-дурачокъ. Охъ, ужъ эти предвѣщанія затменій! Фа, соль, ля, ми...
   Эдгаръ. Какъ дѣла, братъ Эдмундъ? О чемъ такъ задумался?
   Эдмундъ. Я думаю, братъ, о предсказаніи, которое я на-дняхъ прочелъ, относительно недавнихъ затменій...
   Эдгаръ. А тебѣ-то какое дѣло до нихъ?
   Эдмундъ. Говорю тебѣ, затменія предвѣщаютъ ужасныя вещи: разрывъ между дѣтьми я родителями, смерть, измѣны, конецъ старой дружбы, раздѣленія въ государствѣ, раздоры между королемъ и знатью, безпричинное недовѣріе, изгнаніе друзей, распущенность войскъ, брачные разводы, и не умѣю сказать, что еще.
   Эдгаръ. Давно ли ты вступилъ въ секту астрологовъ?
   Эдмундъ. Постой, постой; давно ли ты видѣлъ отца?
   Эдгаръ. Вчера вечеромъ.
   Эдмундъ. И говорилъ съ нимъ?
   Эдгаръ. Цѣлыхъ два часа.
   Эдмундъ. Хорошо ли вы разстались? Не замѣтилъ ли ты въ его лицѣ или рѣчахъ какой-нибудь непріязни?
   Эдгаръ. Ничуть.
   Эдмундъ. Припомни, чѣмъ ты могъ его обидѣть; еще прошу тебя, избѣгай съ нимъ встрѣчаться, пока не остынетъ горячка его гнѣва; потому что онъ такъ разсерженъ теперь, что его едва возможно удержать отъ насилій надъ тобою.
   Эдгаръ. Какой-нибудь негодяй очернилъ меня предъ нимъ...
   Эдмундъ. Я тоже думаю. Прошу тебя, избѣгай его старательнѣе, покуда онъ разсерженъ; если хочешь, спрячься въ моей комнатѣ, ты тамъ услышишь, что о тебѣ говоритъ графъ. Вотъ возьми, пожалуйста, ключъ! А если ты уйдешь изъ нее, захвати съ собой оружіе.
   Эдгаръ. Оружіе, братъ?
   Эдмундъ. Братъ, я тебѣ совѣтую, что лучше. Уходи съ оружіемъ въ рукахъ. Не будь я честный человѣкъ, если противъ тебя не замышляютъ недобраго! Я только вкратцѣ разсказалъ тебѣ про то, что слышалъ и видѣлъ; ты не повѣришь, какъ плохо дѣло... Прошу тебя, уходи!
   Эдгаръ. Ты скоро извѣстишь меня, какъ дѣла?
   Эдмундъ. Положись на меня.

(Эдгарь уходить).

             Довѣрчивость отца и благородство
             Эдгара мнѣ побѣду облегчили.
             Какъ оба глупо честны, какъ и въ мысли
             Отъ всякаго коварства далеки!
             Чѣмъ кончится, ужъ я теперь предвижу:
             Коль не рожденіе, такъ хитрость дастъ
             Мнѣ почести, имущество и знатность;
             А что мнѣ въ пользу, то и хорошо!

(Уходить.).

   

Сцена III.

Передъ дворцомъ герцога Альбани.

   Гонерилья. Мой отецъ прибилъ моего слугу за то, что тотъ смѣялся надъ его шутомъ?
   Освальдъ. Да, государыня.
   Гонерилья. Онъ мучаетъ меня и день и ночь.
             Ежеминутно дѣлаетъ онъ буйства,
             Которыя насъ безпокоятъ. Полно!
             И не хочу ихъ больше выносить.
             И свита его тоже съ каждымъ днемъ
             Грубѣе и грубѣе; а онъ самъ
             За мелочь всякую готовъ сердиться.
             Какъ скоро онъ воротится съ охоты,
             Я видѣться съ нимъ не хочу; скажи,
             Что я больна. А если ты не будешь
             Излишне скоръ прислуживать ему,
             То не останешься за то въ накладѣ;
             За все отвѣтъ беру я на себя!

(Трубы ).

   Освальдъ. Вотъ, государыня, онъ ужъ пріѣхалъ!
   Гонерилья. Какъ ты, такъ и другіе пусть къ нему
             Небрежнѣй будутъ; я хочу, чтобъ онъ
             Со мной скорѣй заговорилъ объ этомъ.
             А если здѣсь не нравится ему,
             То пусть къ сестрѣ уѣдетъ. Я вѣдь знаю,
             Что въ этомъ на меня она похожа
             И тожъ ему хозяйничать не дастъ!
             Старикъ безумный, онъ все хочетъ снова
             Власть отобрать, которую онъ самъ
             Намъ подарилъ! Клянусь я головою,
             Что старость, что ребячество,-- все то же,
             И тамъ, гдѣ не возьмешь добромъ и лаской,
             Недурно будетъ строгость въ ходъ пустить.
             Замѣть, что я сказала!
   Освальдъ.                     Хорошо.
   Гонерилья. Не очень церемоньтесь тожъ со свитой,
             Что бъ тамъ ни вышло. Передай и прочимъ.
             Объ этомъ то жъ мы потолкуемъ съ нимъ,
             Да и сестрѣ своей я напишу,
             Чтобъ и она такъ тоже поступала...
             Ну, а теперь ступай готовь обѣдъ!

(Оба уходятъ).

   

Сцена IV.

Тамъ же.

Входитъ Кентъ переодѣтый.

   Кентъ. Когда мнѣ измѣнить удастся голосъ
             И рѣчь, какъ измѣнилъ свою наружность,
             То доброе намѣренье мое
             Осуществится. Ну, изгнанникъ Кентъ,
             Пускай ты тамъ окажешься полезенъ,
             Гдѣ ты былъ осужденъ; чтобъ оказался
             Ты истиннымъ и доблестнымъ слугой
             Любимому тобою государю!

(Рога трубятъ; входитъ Лиръ со свитою).

   Лиръ. Вели мнѣ скорѣй давать обѣдать; скажи чтобы поторопились!

(Одинъ изъ свиты уходитъ).

   Ну, кто же ты такой?
   Кентъ. Человѣкъ, сэръ.
   Лиръ. Какое твое занятіе? Что тебѣ надо отъ насъ?
   Кентъ. Мое занятіе -- быть не меньше того, чѣмъ кажешься; служить вѣрно тому, кто мнѣ окажетъ довѣріе; любить тѣхъ, кто честенъ; имѣть дѣло съ тѣми, кто уменъ и мало говоритъ; бояться суда, вступать въ рукопашную, когда это необходимо, и не брать въ ротъ рыбы!
   Лиръ. Кто ты такой?
   Кентъ. Честный человѣкъ; бѣденъ, какъ самъ король.
   Лиръ. Если ты такъ же бѣденъ среди подданныхъ, какъ онъ среди королей, то ты, дѣйствительно, бѣденъ. Чего ты хочешь?
   Кентъ. Службы.
   Лиръ. Кому?
   Кентъ. Вамъ.
   Лиръ. А ты развѣ меня знаешь?
   Кейтъ. Нѣтъ, сэръ; но въ вашей наружности есть что-то заставляющее повиноваться вамъ.
   Лиръ. Что же такое?
   Кентъ. Царственность.
   Лиръ. Что же ты умѣешь?
   Кентъ. Умѣю не выдавать ввѣренную тайну, ѣздить верхомъ, бѣгать бѣгомъ, скучно пересказать интересную сказку и скверно передать простое порученіе; я годенъ на все то, на что годенъ обыкновенный человѣкъ, но главное мое достоинство -- усердіе.
   Лиръ. Сколько тебѣ лѣтъ?
   Кентъ. Я не такъ молодъ, чтобы полюбить женщину за хорошую пѣсню; но и не такъ старъ, чтобы бредить ею изъ-за чего бы то ни было. Мнѣ сорокъ-восемь лѣтъ.
   Лиръ. Иди за мной; ты будешь мнѣ служить. Если послѣ обѣда ты мнѣ такъ же угодишь, какъ сейчасъ, я съ тобой не разстанусь. Обѣдать, эй, обѣдать! Гдѣ мой шутъ? мой дуракъ?

(Одинъ изъ свиты уходитъ. Входитъ Освальдъ).

   Эй ты, малый! Гдѣ моя дочь?
   Освальдъ. Прошу извинить. (Уходитъ).
   Лиръ. Что онъ сказалъ? Позовите мнѣ его назадъ!

(Уходитъ одинъ изъ рыцарей).

   Гдѣ мой шутъ, а? Словно всѣ заснули!

(Рыцарь возвращается).

   Ну, гдѣ же этотъ нахалъ?
   Рыцарь. Онъ говоритъ, государь, что ваша дочь нездорова...
   Лиръ. Почему же онъ не вернулся, когда я его звалъ?
   Рыцарь. Государь, онъ мнѣ отвѣтилъ очень грубо, что онъ не желаетъ.
   Лиръ. Не желаетъ?
   Рыцарь. Государь, я не знаю, въ чемъ дѣло; но ваше величество встрѣчаютъ далеко не съ той почтительной внимательностью, какъ прежде. Невѣжливѣе стали не только слуги, но и герцогъ съ вашей дочерью...
   Лиръ. А! Ты думаешь?
   Рыцарь. Простите меня, государь, если я ошибаюсь... Но я изъ усердія не могу молчать, когда ваше величество обижаютъ.
   Лиръ. Ты мнѣ сказалъ то, что я самъ замѣчаю. Я съ нѣкотораго времени самъ вижу какое-то пренебрежительное охлажденіе; но я это приписывалъ скорѣе своей черезчуръ чуткой щекотливости, чѣмъ намѣренному пренебреженію. Нужно всмотрѣться внимательнѣе... Но гдѣ же мой дуракъ? Я его не видалъ два дня.
   Рыцарь. Съ отъѣзда младшей принцессы во Францію, шутъ сильно затосковалъ.
   Лиръ. Ни слова объ этомъ, я самъ это вижу. Поди, скажи моей дочери, что я хочу съ ней говорить. (Рыцарь уходить). А ты поди позови ко мнѣ шута. (Уходитъ другой. Входитъ Освальдъ).
   Лиръ. А, дружокъ, поди-ка ты сюда; скажи мнѣ, кто я такой?
   Освальдъ. Отецъ моей государыни.
   Лиръ. "Отецъ моей государыни!" Болванъ своего государя! Негодная собака, мерзавецъ, сволочь!
   Освальдъ. Я не въ силахъ дольше сносить этого, сэръ; извините меня.
   Лиръ. Ты на меня глаза выпучилъ, негодяй? (Бьетъ его).
   Освальдъ. Я не позволю себя бить, милордъ!
   Кентъ. А ножку подставить позволишь, шутъ гороховый? (Сбиваетъ его съ ногъ).
   Лиръ. Спасибо, голубчикъ, ты хорошо служишь мнѣ, и я буду любить тебя.
   Кентъ. Ну, пріятель, поднимайся скорѣе и убирайся прочь! Я научу тебя различать людей,-- ну, убирайся! Вели не хочешь растянуться еще разъ, скорѣй на ноги, и вонъ! Убирайся, будь умницей, вотъ такъ! (Выталкиваетъ Освальда).
   Лиръ. Спасибо, дружокъ, вотъ тебѣ за твою услугу! (Даетъ Кенту деньги. Входитъ шутъ).
   Шутъ. Дай и мнѣ его наградить; вотъ тебѣ мой колпакъ! (Отдаетъ Кенту свой колпакъ).
   Лиръ. А, вотъ ты гдѣ, пріятель! Ну, что, какъ поживаешь?
   Шутъ. Голубчикъ, бери-ка лучшій мои колпакъ!
   Кентъ. Зачѣмъ, мой дурачокъ?
   Шутъ. Зачѣмъ? А затѣмъ, что кто съ нимъ свяжется, тотъ впадаетъ въ немилость. Кто не умѣетъ держать носъ но вѣтру, тотъ схватитъ насморкъ... Поэтому, получи мой колпакъ! Ты знаешь, вотъ этотъ человѣкъ прогналъ двухъ дочерей, а третью благословилъ противъ воли. Если ты съ нимъ свяжешься, тебѣ придется носить мой колпакъ! Ахъ, дяденька! Если бы у меня было два колпака и двѣ дочери!
   Лиръ. Что жъ тогда, мой мальчикъ?
   Шутъ. Если бы я имъ отдалъ все свое имущество, я колпаки, все-таки, оставилъ бы себѣ. У меня, все-таки, былъ бы свой колпакъ. А тебѣ приходится выкляньчивать себѣ колпакъ у дочерей!
   Лиръ. Берегись, пріятель, плетки.
   Шутъ. Правда -- собачонка, которую гонятъ въ конуру. Ее порютъ тогда, когда гончая грѣется барыней у печки и воняетъ.
   Лиръ. На мой счетъ и очень ядовито!
   Шутъ. Хочешь я спою тебѣ пѣсенку?
   Лиръ. Спой!
   Шутъ. Слушай же, дяденька.
             Не все кажи, что есть въ карманѣ;
             Не все, что знаешь, говори;
             Въ долгъ не давай друзьямъ, а ранѣ
             Самъ ты у нихъ взаймы бери.
             Не бѣгай ты пѣшкомъ, пока
             Возможно осѣдлать лошадку,
             Да не надѣйся на догадку,
             А узнавай навѣрняка.
             Что проиграть хотѣлъ бы, разомъ
             На карту никогда не ставь;
             Забудь вино и барынь; разумъ
             На сбереженіе направь,--
             Такъ будетъ у тебя, мой другъ,
             Въ мошнѣ побольше дважды-двухъ!
   Лиръ. Ну, что жъ? Ничего, дуракъ.
   Шутъ. Я словно адвокатъ, говорившій даромъ, получилъ ничего. А что съ этимъ ничего можно сдѣлать, дядя?
   Лиръ. Ничего, голубчикъ, изъ ничего ничего не получишь.
   Шутъ (Кенту). Скажи ему, пожалуйста, что съ своего государства онъ получаетъ ровно столько же доходу, а то онъ дураку не повѣритъ!
   Лиръ. Ты злой, дуракъ.
   Шутъ. А ты знаешь ли, какая разница между дуракомъ злымъ и дуракомъ добрымъ?
   Лиръ. Нѣтъ, не знаю; скажи.
   Шутъ. Того, кто далъ тебѣ совѣтъ
             Все царство дочерямъ раздать,
             Со мной поставить рядомъ слѣдъ,
             Со мной и самъ ты долженъ стать.
             Тогда сойдутся рядомъ оба:
             Тотъ добръ и глупъ, тотъ глупъ изъ злобы.
             На этомъ будетъ хоть колпакъ,
             А тотъ безъ колпака дуракъ!
   Лиръ. Это ты меня величаешь дуракомъ, пріятель?
   Шутъ. Да вѣдь всѣ другіе свои титулы ты роздалъ, а этотъ принадлежитъ тебѣ съ рожденья.
   Кентъ. Онъ не совсѣмъ дуракъ, милордъ.
   Шутъ. Конечно, нѣтъ; развѣ знатные господа и вельможи оставятъ меня въ покоѣ? Они позарятся и на глупость и отнимутъ ее у меня; даже барыни меня не оставятъ и будутъ щеголять моей глупостью. Дай мнѣ яичко, дядя, я тебѣ дамъ двѣ короны!
   Лиръ. Какіе жъ это будутъ короны?
   Шутъ. Я разломлю его пополамъ, съѣмъ то, что есть внутри, а скорлупки и будутъ тебѣ коронами. Вѣдь если ты разломалъ свою корону пополамъ и отдалъ обѣ половины, значитъ, ты перетащилъ лошадку черезъ грязь на плечахъ! Не много было у тебя ума подъ твоей плѣшивою короной, если ты отдалъ золотую. Если я это говорю на свой манеръ, такъ вели выпороть того, кто первый это выдумалъ.
             (Поетъ). Охъ, годы тяжкіе намъ, дуракамъ, грозятъ!
             Всѣ умники на свѣтѣ поглупѣли,
             Но такъ какъ шуточки у нихъ нейдутъ на ладъ,
             Такъ начали они глупить на самомъ дѣлѣ!
   Лиръ. Давно ли ты выучилъ столько пѣсенъ, пріятель?
   Шутъ. Съ тѣхъ поръ, какъ ты сдѣлалъ своихъ дочерей своими же маменьками; ты далъ имъ въ руки плетку, а самъ снялъ себѣ штанишки...
   (Поетъ). Заплакали отъ радости ребятки,
             А я отъ горя пѣсенку запѣлъ,
             Что старый мой король играетъ въ прятки
             И какъ ребенокъ поглупѣлъ.
   Дяденька, прошу тебя, найми учителя, чтобы онъ поучилъ твоего дурака врать. Мнѣ очень хочется научиться врать!
   Лиръ. Если ты будешь вратъ, мы тебя выпоремъ...
   Шутъ. Немало я дивлюсь, какъ ты сродни своимъ дочерямъ: оги хотятъ меня выпороть на правду, а ты собираешься пороть за вранье. А если я буду держать языкъ за зубами, то порки мнѣ не миновать тоже. Нѣтъ, дуракомъ быть плохо; королемъ лучше, только не тобою, дяденька! Ты обрѣзалъ свой разсудокъ съ обѣихъ сторонъ и ничего не оставилъ посрединѣ.

(Входитъ Гонерилья).

   А вотъ одинъ изъ обрѣзковъ!
   Лиръ. Ну, дочка! Видъ твой пасмуренъ опять;
             Становится онъ что-то слишкомъ мраченъ!
   Щутъ. Хорошо тебѣ жилось, когда тебѣ не надо еще было замѣчать, хмурится она или нѣтъ; а теперь ты нуль безъ цифры! Я теперь больше тебя: я хоть дуракъ, а ты ничто! (Къ Гонерильѣ). Ладно, ладно, сейчасъ замолчу, я вижу, что ваше лицо мнѣ велитъ молчать, хоть вы и ничего не говорите.
             Молчокъ, молчокъ!
             Кто не сберегъ
             Ни мякиша ни корокъ,
             Тому обгрызокъ всякій дорогъ!
   А вотъ и шелуха безъ орѣшка! (Показываетъ на Лира).
   Гонерилья. Да, государь, не только этотъ шутъ,
             Которому все сходитъ съ рукъ, но также
             Вся остальная свита ваша дерзко
             Заводитъ драки, ссоры каждый часъ,
             И не стѣсняется ничѣмъ; она
             Мнѣ стала нестерпима. Государь,
             Я думала, что, извѣстивши васъ
             О буйствахъ вашей свиты, я достигну
             Того, по крайней мѣрѣ, что вы сами
             Ее смирите; а теперь я вижу,
             Послѣ всего того, что говорите
             И дѣлаете вы за эти дни,
             Становится она еще ужаснѣй.
             Вы ей же покровительство даете
             И буйство одобряете ея...
             Коль дѣло такъ поставлено, отнынѣ
             Вина не ускользнетъ отъ наказанья,
             И неусыпенъ будетъ нашъ надзоръ!
             И, въ цѣляхъ блага общаго, мы будемъ
             Должны прибѣгнуть къ дѣйствіямъ такимъ,
             Которыми бъ могли вы оскорбиться,
             Когда бъ насъ не вела къ тому нужда.
   Шутъ. Видишь, дяденька?
             Такъ долго зябличекъ кормилъ въ гнѣздѣ кукушку,
             Что птенчикъ проклевалъ ему макушку!
   А потомъ свѣтъ погасъ, и мы остались въ темнотѣ.
   Лиръ. И ты -- моя дочь?
   Гонерилья. Государь, послушайте!
             Коль скоро вы вернетесь вновь къ тому
             Благоразумію, которымъ вы
             Въ былыя времена такъ отличались,
             И бросите капризы, отъ которыхъ
             Становитесь вы далеко не тѣмъ,
             Что вы на самомъ дѣлѣ...
   Шутъ. Чувствуетъ ли оселъ, что уже лошадь впряжена въ его повозку? Ахъ, Ванюша дурачокъ какъ я тебя люблю!
   Лиръ. Иль здѣсь нѣтъ никого, кто знаетъ Лира?
             Иль я не Лиръ? И такъ ли ходитъ Лиръ?
             И такъ ли говоритъ онъ? Наяву ли,
             Или въ бреду все это вижу? Или
             Мой разумъ помрачился? Наяву?
             Нѣтъ, быть не можетъ! Кто же скажетъ мнѣ,
             Кто я?
   Шутъ. Тѣнь Лира.
   Лиръ.                     Убѣдиться въ этомъ
             Мнѣ хочется; а то разсудокъ, память
             И знаки царственности въ заблужденье
             Меня приводятъ, увѣряя, будто
             Я дочерей имѣю!
   Шутъ. Которымъ хочется сдѣлать изъ тебя покорнаго папеньку.
   Лиръ. Какъ звать васъ, благороднѣйшая дама?
   Гонерилья. Такой допросъ и удивленье ваше
             Подъ стать всѣмъ вашимъ выходкамъ недавнимъ.
             Прошу меня какъ слѣдуетъ понять.
             Вамъ слѣдуетъ благоразумнымъ быть
             На столько жъ, какъ вы стары и почтенны!
             Вы держите сто рыцарей р слугъ,
             Людей настолько буйныхъ, безобразныхъ
             И дерзкихъ, что отъ безобразья ихъ
             Нашъ дворъ походитъ на трактиръ какой-то.
             Они себя ведутъ такъ непристойно,
             Какъ будто здѣсь кабакъ или притонъ,
             А не дворецъ владѣтельнаго князя!
             Изъ одного стыда ужъ я должна
             Немедленно все это прекратить.
             Поэтому но доброй волѣ сдѣлать
             Я то васъ попрошу, что я иначе
             Заставлю васъ, -- уменьшите немного
             Толпу, сопровождающую васъ,
             И въ то число, которое себѣ
             Оставить вы хотите, наберите
             Такихъ людей, которые приличны
             Лѣтамъ преклоннымъ вашимъ, сознавая
             Получше то, кто вы и кто они.
   Лиръ. О, адъ и дьяволы! Коней сѣдлайте,
             Сзывайте рыцарей моихъ! Подкидышъ,
             Проклятый выродокъ! Тебя изъяинть
             Я не хочу, -- вѣдь у меня есть дочь!
   Гонерилья. Вы бьете слугъ моихъ; а ваша челядь
             Служить себѣ ихъ тоже заставляетъ.

(Альбана входитъ).

   Лиръ. О горе тѣмъ, кто кается, но поздно!

(Къ Альбани).

             Вы, герцогъ, отвѣчайте! Это вашъ
             Приказъ? Да отвѣчайте жъ!-- Приготовить
             Моихъ коней!-- Неблагодарность, демонъ
             Съ окаменѣвшимъ сердцемъ, ты страшнѣй
             Всѣхъ чудищъ моря, если ты явилась
             Въ лицѣ дѣтей!
   Альбани.           Опомнитесь, милордъ.
   Лиръ (къ Гонерильѣ). Проклятый коршунъ, лжешь! Моя вся свита
             Мной избрана изъ доблестныхъ и самыхъ
             Отборныхъ рыцарей. Они свой домъ
             Прекрасно знаютъ всѣ и честь свою
             До мелочей ревниво охраняютъ...
             Зачѣмъ такой ничтожною виною
             Корделіи я былъ такъ раздраженъ!
             Какъ будто бы во мнѣ перевернулась
             Природа вся, какъ будто бы насильно
             Изъ сердца своего я всю любовь
             Вдругъ вырвалъ и его наполнилъ желчью...
             О Лиръ, Лиръ, Лиръ!

(Бьетъ себя по лбу).

             Такъ бей же въ эту дверь,
             Откуда ты свой выпустилъ разсудокъ,
             Взамѣнъ его пустивъ туда безумье!
             Пойдемте, кто со мною!
   Альбани.                     Государь,
             Ни въ чемъ не виноватъ я и не знаю,
             Что раздражаетъ васъ.
   Лиръ.                     Быть-можетъ, герцогъ.
             Услышь меня, природа, о услышь,
             Услышь, великая богиня! Если
             Хотѣла даровать ты этой твари
             Ребенка, -- измѣни свое желанье!
             Неплодье ея чреву будь проклятьемъ!
             Къ зачатью пусть изсякнетъ въ ней способность,
             Пусть никогда на радость ей дитя
             Отъ крови ея мерзкой не родится!
             А ежели зачнетъ она, пусть будетъ
             Ея дитя ей тягостью и горемъ
             И возрастетъ на. срамъ и гибель ей!
             Пусть юное чело ея прорѣжетъ
             Морщинами, слезами безъ конца
             Избороздитъ поблекнувшія щеки!
             Пусть за ея любовь и ласку ей
             Заплатитъ поруганіемъ и смѣхомъ!
             Чтобъ чувствовать она сама могла,
             Что жала скорпіонова больнѣе
             Дѣтей неблагодарность. Ну, пойдемте, жъ!

(Уходятъ).

   Альбани. Во имя всѣхъ боговъ, что это значитъ?
   Гонерилья. Не безпокойтесь узнавать. Оставьте,
             Пусть бѣшенство его приводитъ къ цѣли,
             Приличной для безумія его!

(Лиръ возвращается).

   Лиръ. Какъ? Сразу пятьдесятъ моихъ людей?
             Чрезъ двѣ недѣли?
   Альбани.           Государь, что съ вами?
   Лиръ. Такъ слушай же. О адъ и смерть! Мнѣ стыдно,
             Что я, мужчина, плачу о тебѣ,
             Что противъ воли я изъ-за тебя
             Горючими слезами обливаюсь.
             Пусть на тебя падутъ чума и язвы!
             Пусть самыя ужаснѣйшія стрѣлы
             Отцовскаго проклятія пронижутъ
             Все существо твое! О нѣтъ, не плачьте
             И не ребячьтесь, старые глаза,
             Иль я васъ вырву вмѣстѣ со слезами,
             Которыя вы пролили, и брошу
             На землю! Пусть же будетъ то, что будетъ!
             Вѣдь у меня еще осталась дочь!
             Она меня такъ нѣжно, жарко любитъ...
             Когда она о томъ услышитъ только,
             Такъ выдеретъ тебѣ глаза ногтями.
             Проклятая волчица! Ты меня
             Еще увидишь тѣмъ, чѣмъ навсегда,
             По твоему предположенью, я
             Быть отказался, -- да, клянусь, увидишь!

(Лиръ, Кентъ и свита уходятъ).

   Гонерилья. Вы слышите, милордъ?
   Альбани.                               Я быть пристрастнымъ
             Не въ силахъ, какъ васъ сильно ни люблю!
   Гонерилья. Прошу, оставимъ это. Эй, Освальдъ!

(Къ шуту).

             А ты, болѣе плутъ, чѣмъ шутъ, ступай за своимъ господиномъ!
   Шутъ. Дядя Лиръ, а дядя Лиръ, постой-ка, возьми съ собой дурака.
             Съ лисою, что въ капканъ попала,
             Да съ милой дочкою такой
             Я бъ не задумался нимало:
             Сейчасъ ей голову долой!
             А то дурацкій мой колпакъ
             Не стоилъ бы полушки мѣдной;
             Ну, а теперь ступай, дуракъ,
             Туда, гдѣ господинъ твой бѣдный! (Уходитъ).
   Гонерилья. Задумано недурно -- съ сотней свиты!
             Какъ было бъ политично и умно
             Всю сотню у него въ рукахъ оставить!
             Тогда, чуть что-нибудь ему приснилось,
             Или приспичило, иль захотѣлось,
             При каждой выходкѣ, капризѣ каждомъ
             Безумецъ опирался бы на силу,
             И наша жизнь зависѣла бъ тогда
             Отъ мановенія его. Освальдъ,
             Ты слышишь?
   Альбани. Страхъ напрасный, ты повѣрь мнѣ.
   Гонерилья. Все лучше, чѣмъ излишне довѣряться.
             Позволь мнѣ раньше отвратить тѣ бѣды,
             Которыя мнѣ страшны, чѣмъ бояться
             Того, что вотъ сейчасъ онѣ нагрянутъ.
             Его я знаю. Напишу къ сестрѣ,
             Что ежели она его принять
             Рѣшится и сто рыцарей его,

(Освальдъ входитъ).

             Тогда... Ну что жъ, Освальдъ, ты описалъ
             Сестрѣ все, что случилось?
   Освальдъ.                     Да, миледи.
   Гонерилья. Возьми же провожатыхъ исками,
             Скажи ей все, что такъ меня пугаетъ,
             И доводами собственными тоже
             Мои соображенья подкрѣпи.
             Иди, тебя я отпускаю. Только
             Вернись скорѣй назадъ!

(Освальдъ уходитъ).

                                 Нѣтъ, нѣтъ, милордъ.
             Хоть вашу мягкость или доброту
             Я порицать не смѣю; по, простите,
             Скорѣе вы достойны порицанья
             За неблагоразумье, чѣмъ похвалъ
             За кротость безразсудную!
   Альбани.                     Не знаю,
             Насколько дальновидны вы: порой
             Мы, къ лучшему стремясь, теряемъ только
             И то хорошее, что есть у насъ.
   Гонерилья. Однако...
   Альбани.           Хорошо, конецъ покажетъ!

(Уходятъ ).

   

Сцена V.

Дворъ предъ замкомъ Альбани.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

   Лиръ. Поѣзжай сперва къ Глостеру съ этими письмами. Скажи моей дочери изъ того, что знаешь, только то, о чемъ она у тебя спроситъ, прочитавши письмо. Если ты поѣдешь медленно, я буду тамъ скорѣе тебя!
   Кентъ. Государь, я не засну, пока не передамъ этого письма. (Уходитъ).
   Шутъ. А что если бъ у человѣка мозгъ былъ въ пяткахъ, вѣроятно, явилась бы опасность натереть на немъ мозоли?
   Лиръ. Конечно, мой мальчикъ.
   Шутъ. Значитъ, веселись, дядя! Мой мозгъ никогда не будетъ щеголять въ туфляхъ!
   Лиръ. Ха-ха-ха!..
   Шутъ. Берегись только, не встрѣтила бы тебя другая дочь по-родственному; потому что, хотя она и похожа на эту, какъ картофель на яблоко, но ужъ что я знаю, то знаю...
   Лиръ. Что же ты знаешь, пріятель?
   Шутъ. Онѣ вкусомъ похожи одна на другую какъ двѣ картофелины. Знаешь ли ты, зачѣмъ носъ посаженъ между двумя глазами?
   Лиръ. Нѣтъ.
   Шутъ. Затѣмъ, чтобы у него по ту и другую сторону его было по глазу, и чтобы эти глаза видѣли то, что носъ не можетъ пронюхать...
   Лиръ. Я ее обидѣлъ.
   Шутъ. А знаешь ли, изъ чего улитка строитъ свою раковину?
   Лиръ. Нѣтъ.
   Шутъ. Я тоже не знаю; но я знаю, для чего она строитъ.
   Лиръ. Для чего же?
   Шутъ. Для того, чтобы прятать туда голову, а вовсе не затѣмъ, чтобы дарить ее дочерямъ и оставлять свои рога безъ покрышки.
   Лиръ. Я готовъ выйти изъ себя. Такого нѣжнаго отца!.. Готовы ли мои лошади?
   Шутъ. За ними пошли твои ослы. А если въ семизвѣздьѣ всего семь звѣздъ, такъ на это есть вѣская причина...
   Лиръ. Та, что ихъ не восемь?
   Шутъ. Именно. Изъ тебя бы вышелъ хорошій дуракъ.
   Лиръ. Но я все отниму у нея силою. Чудовище неблагодарности!
   Шутъ. Если бы ты былъ моимъ дуракомъ, дядя, я бы тебя велѣлъ выпороть за то, что ты состарѣлся раньше времени.
   Лиръ. Какъ такъ?
   Шутъ. Ты состарѣлся раньше, чѣмъ поумнѣлъ.
   Лиръ. О небеса! Спасите вы меня
             Отъ изступленья! Помогите мнѣ
             Сдержаться! Я быть не хочу безумцемъ.

(Входитъ рыцарь).

             Ну, что жъ, готовы ли лошади?
   Рыцарь. Готовы, государь.
   Лиръ.                               Пойдемъ, голубчикъ!
   Шутъ. Той, кто дѣвицею смѣется,
             На нашъ безвременный уходъ,
             Недолго быть дѣвицей остается;
             А намъ капутъ еще скорѣй придетъ!

(Уходитъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Сцена I.

Дворъ предъ замкомъ графа Глостера.

Эдмундъ и Куранъ встрѣчаются.

   Эдмундъ. Здравствуй, Куранъ.
   Куранъ. Здравствуйте, сэръ. Я иду отъ вашего батюшки... Я принесъ ему извѣстіе, что герцогъ Корнвалльскій и герцогиня Регана пріѣдутъ сюда сегодня ночью.
   Эдмундъ. Зачѣмъ это?
   Куранъ. Не знаю. А развѣ вы не слыхали новостей,-- конечно, исподтишка, потому что онѣ передаются еще шопотомъ?
   Эдмундъ. Нѣтъ; раскажи, пожалуйста!
   Куранъ. Не слыхали, что ждутъ войны между герцогами Корнвалльскимъ и Альбани?
   Эдмундъ. Не слыхалъ ни слова.
   Куранъ. Такъ скоро услышите. До свиданія! (Уходитъ).
   Эдмундъ. Сегодня ночью герцогъ будетъ здѣсь?
             Прекрасно! Лучше быть нельзя! Въ мой планъ
             Еще нечаянный залогъ успѣха.
             Отецъ вездѣ разставилъ часовыхъ,
             Чтобъ брата моего схватить; а я
             Еще задумалъ славненькое дѣльце...
             На помощь мнѣ, удача съ быстротою!
             Братъ, на два слова! Братъ, спустись ко мнѣ!

(Входитъ Эдгаръ ).

             Отецъ тебя сбирается поймать.
             Бѣги отсель! Онъ получилъ извѣстье,
             Что здѣсь ты скрылся. Ночь тебя укроетъ
             Отъ поисковъ его. Не говорилъ ли
             Дурного ты о герцогѣ Корнвалльскомъ?
             Сюда онъ скоро будетъ, нынче ночью;
             Регана съ нимъ. Не говорилъ ли ты
             О ссорѣ его съ герцогомъ Альбани?
             Припомни.
   Эдгаръ.           Нѣтъ, не говорилъ ни слова.
   Эдмундъ. Я слышу, нашъ отецъ сюда идетъ!
             Прости, я долженъ буду изъ притворства
             Мечъ обнажить противъ тебя; и ты
             Свой обнажи и будемъ дѣлать видъ,
             Что мы сражаемся. Теперь бѣги. (Громко).
             Сдавайся! (Тихо). Убѣгай же до отца! (Громко).
             Огня, огня сюда! (Тихо). Спасайся, братъ!
             (Громко). Свѣчей сюда, скорѣе! (Тихо). До свиданья!

(Эдгаръ уходитъ).

             Немного крови мнѣнье обо мнѣ
             Улучшитъ (ранитъ себя) и мое усердье ярче
             Покажетъ; пьяницы себя сильнѣй
             Порой уродуютъ. Отецъ, отецъ!
             Стой, стой! На помощь!

Входятъ Глостеръ и слуги съ факелами.

   Глостеръ.                     Дорогой Эдмундъ!
             Гдѣ жъ негодяй?
   Эдмундъ.           Здѣсь, въ темнотѣ стоялъ
             И, вынувъ мечъ, шепталъ онъ заклинанья,
             И мѣсяца волшебное вліянье
             Къ себѣ на помощь звалъ...
   Глостеръ.                     Гдѣ жъ онъ теперь?
   Эдмундъ. Взгляните же, я истекаю кровью!
   Глостеръ. Эдмундъ, гдѣ жъ негодяй?
   Эдмундъ.                               Онъ убѣжалъ;
             Но сколько все жъ ни дѣлалъ онъ усилій...
   Глостеръ. Бѣгите догонять его, бѣгите!

(Нѣсколько слугъ уходятъ).

             Усилій -- для чего?
   Эдмундъ.                     Чтобъ убѣдить,
             Меня убить васъ,-- я ему сказалъ,
             Что боги -- мстители отцеубійцамъ
             Грозятъ страшнѣйшей карой, что отецъ
             И сынъ между собой съединены
             Священнѣйшими узами, -- ну, словомъ,
             Я съ отвращеньемъ, съ ужасомъ отрекся
             Отъ противоестественнаго дѣла.
             Тогда онъ, раздраженный, нападаетъ
             Съ мечомъ на безоружнаго меня
             И ранитъ меня въ руку. Но увидѣвъ,
             Что нападеніе его мнѣ руки
             Развязываетъ только и даетъ
             Возможность мнѣ излить негодованье
             Борьбою съ нимъ, а можетъ, испугавшись
             Моихъ призывовъ къ помощи, бѣжитъ

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ
ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА.

По, найденному Пэнъ Колльеромъ, старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 8.

КОРОЛЬ ЛИРЪ.
МНОГО ШУМУ ПО ПУСТОМУ.
ЦИМБЕЛИНЪ.
КАКЪ ВАМЪ УГОДНО.

Изданіе И. Солдатенкова

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.

МОСКВА.
Типографія Грачева и К°, у Пречистенскихъ вор., д. Шиловой
1877.

   

КОРОЛЬ ЛИРЪ

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

   Лиръ, король Британіи.
   Король Французскій.
   Герцогъ Бургундскій.
   Герцогъ Корнвелльскій.
   Герцогъ Альбенскій.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгаръ, сынъ его.
   Эдмондъ, его же побочный сынъ.
   Коранъ, придворный.
   Освальдъ, дворецкій Гонерилы.
   Старикъ, ленникъ Глостера.
   Лѣкарь.
   Шутъ.
   Офицеръ, служащій Эдмонду.
   Дворянинъ изъ свиты Корделіи.
   Герольдъ.
   Служители Корнвелла.
   Гонерила, Регана, Корделія, дочери Лира.

Рыцари изъ свиты Лира, Вѣстники, Солдаты и Служители.

Мѣсто дѣйствія: Британія.

   

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Тронная зала во дворцѣ порода Лира.

Входятъ Кентъ, Глостеръ и Эдмондъ.

   КЕНТ. Я думалъ, герцога Альбенскаго король любитъ болѣе, чѣмъ Корнвелльскаго.
   ГЛОС. Такъ всегда намъ казалось; но вотъ, раздѣлъ королевства не показываетъ чтобы онъ предпочиталъ котораго нибудь изъ герцоговъ. Участки уравнены такъ тщательно, что и выбору нѣтъ мѣста.
   КЕНТ. Не сынъ ли это вашъ, мой лордъ?
   ГЛОС. Моей было заботой воспитаніе его; признавая его, я такъ часто краснѣлъ, что наконецъ совсѣмъ противъ этого закалился.
   КЕНТ. Не понимаю я васъ, сэръ.
   ГЛОС. А вотъ мать этого малого поняла; чрево ея отъ этого закруглилось, и сынъ явился въ колыбели прежде, чѣмъ мужъ на брачномъ ложѣ. Чуете грѣхъ-то?
   КЕНТ. Послѣдствіе этого грѣха такъ однакожь хорошо, что не могу и пожелать чтобъ его не было.
   ГЛОС. Есть у меня другой еще сынъ, законный; нѣсколькими годами постарше, нисколько однакожь не больше этого любимый. Хотя негодяй этотъ явился въ свѣтъ нѣсколько нахально, прежде чѣмъ попросили,-- но мать его была такъ прекрасна, такъ счастливила меня своей любовью, что и сына грѣха долженъ былъ признать.-- Знаешь ты почтеннаго этого лорда, Эдмондъ?
   ЭДМО. Нѣтъ, мой лордъ.
   ГЛОС. Лордъ Кентъ; помни отнынѣ что это дорогой другъ мой.
   ЭДМО. Мое вамъ почтеніе, лордъ.
   КЕНТ. Я долженъ любить васъ, и потому желалъ бы покороче съ вами познакомиться.
   ЭДМО. Постараюсь, сэръ, заслужить ваше расположеніе.
   ГЛОС. Онъ былъ девять лѣтъ въ отлучкѣ, и скоро уѣзжаетъ опять.-- Но вотъ и король. (За сценой трубные звуки.)

Входятъ Лиръ, Герцоги Корнвелльскій и Альбанскій, Гонерила, Регана, Корделія и свита.

   ЛИРЪ. Глостеръ, встрѣть и проводи сюда властителей Франціи и Бургундіи.
   ГЛОС. Сейчасъ, мой повелитель. (Уходите съ Эдмондомъ.)
   ЛИРЪ. А мы, между тѣмъ, объявимъ наше, смутно извѣстное уже, намѣреніе. Подайте вонъ ту карту.-- Знайте, что мы раздѣлили наше королевство на три части; что твердо рѣшились облегчить свою старость, стряхнуть съ себя всѣ дѣла и заботы, передавъ ихъ силамъ юнымъ, плестись ко гробу беззаботно. Сынъ нашъ Корнвелль, и ты, столько же любезный сынъ Альбени, чтобы предотвратить всякій раздоръ въ будущемъ, мы непремѣнно теперь же хотимъ объявить, что даемъ въ приданое каждой изъ дочерей нашихъ. Властители Франціи и Бургундіи, соперничая въ любви къ нашей младшей дочери, давно уже живутъ при нашемъ дворѣ, ожидая отвѣта.-- Скажите же, милыя мои дочери -- такъ какъ мы хотимъ отказаться отъ власти, государственныхъ доходовъ и заботъ правленія,-- которая изъ васъ любитъ насъ болѣе, чтобы мы могли соразмѣрить нашу щедрость достоинству. Гонерила, ты старшая, говори первая.
   ГОНЕ. Я люблю васъ больше, чѣмъ можно выразить словами {Въ прежнихъ изданіяхъ: Sir I love you more than word... По Кольеру: I love you more than words...}; больше чѣмъ свѣтъ очей, пространство и свободу; больше всего, что можетъ быть признано драгоцѣннымъ или рѣдкимъ; не меньше жизни, съ здоровьемъ, счастьемъ, красотой и почестью; какъ только дочь когда-нибудь любила, или отецъ бывалъ любимъ; любовью, дѣлающей и дыханіе бѣднымъ и рѣчь безсильной; любовью, большей всѣхъ возможныхъ "какъ только" люблю я васъ.
   КОРД. (Про себя). Что же скажетъ Корделія? Люби, и безмолвствуй.
   ЛИРЪ. Дѣлаемъ тебя, вотъ отъ этой черты до этой, госпожей всего этого пространства, богатаго тѣнистыми лѣсами и полями, много-водными рѣками и широко-раскинувшимися лугами; да будетъ оно навсегда достояніемъ твоего и герцога Альбени потомства.-- Что скажетъ вторая наша дочь, дорогая наша Регана, Корнвелла супруга? Говори.
   РЕГА. Изъ того же, какъ сестра, и я металла; цѣните меня по ея достоинству. Клянусь, она высказала самую сущность моей любви; умолчала только о томъ, что всѣ другія, возможныя высшей сферѣ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Which the most precious square of sense... По Кольеру: Which the most precious sphere of sense...} ощущенія радости мнѣ противны, что я только любовью вашего величества и счастлива.
   КОРД. (Про себя). Бѣдна же ты, Корделія! Да нѣтъ,-- я увѣрена, что моя любовь богаче языка.
   ЛИРЪ. Тебѣ и твоимъ въ вѣчное, потомственное владѣніе вся вотъ эта треть прекраснаго нашего королевства, пространствомъ, цѣнностью и живописностью не уступающая дарованной Гонерилѣ.-- Ну ты, наша радость, хоть ты и послѣдняя и меншая, чьей юной любви добиваются вины Франціи и млеко Бургундіи, что можешь ты сказать, чтобы добыть треть еще богатѣйшую, полученныхъ твоими сестрами? Говори.
   КОРД. Ничего, государь.
   ЛИРЪ. Ничего?
   КОРД. Ничего.
   ЛИРЪ. Изъ ничего ничего вѣдь и не выйдетъ; скажи же.
   КОРД. Не могу я, несчастная, перенесть мое сердце въ уста. Я люблю ваше величество какъ должна; ни больше, ни меньше.
   ЛИРЪ. Какъ? какъ, Корделія? поисправь немного рѣчь свою, чтобъ не повредить своему счастью.
   КОРД. Добрый мой повелитель, вы даровали мнѣ жизнь, воспитали, любили меня. Я плачу вамъ за то, какъ велитъ долгъ: повинуюсь вамъ, люблю и уважаю васъ. Къ чему мужья сестрамъ, когда говорятъ, что любятъ только васъ? Приведется и мнѣ выйдти замужъ -- тотъ, кому достанется моя рука, возьметъ съ нею и половину моей любви, половину моей заботливости, моего долга; никогда не выйду я замужъ, какъ сестры, для того, чтобы любить только отца.
   ЛИРЪ. И это отъ сердца говоришь ты?
   КОРД. Да, мой добрый повелитель.
   ЛИРЪ. Такъ молода, и такъ безчувственна?
   КОРД. Такъ молода, государь, и правдива.
   ЛИРЪ. Такъ; такъ да будетъ же твоя правдивость и твоимъ приданымъ; потому что -- клянусь священной лучезарностью солнца, таинствами Гекаты и ночи, всѣми вліяніями планетъ, которыми существуемъ и перестаемъ существовать,-- отрекаюсь я отъ всѣхъ родительскихъ заботъ, всякаго родства и единокровности, считаю тебя отнынѣ навсегда чуждой мнѣ и моему сердцу. И лютый Скисъ, и дѣлающій свое собственное порожденіе снѣдью своей прожорливости будетъ такъ же близокъ мнѣ, такъ же соболѣзнуемъ и вырученъ мною, какъ ты, нѣкогда бывшая моей дочерью.
   КЕНТ. Государь --
   ЛИРЪ. Молчи, Кентъ! не становись между дракономъ и его яростью. Я любилъ ее больше всѣхъ", думалъ повѣрить покой мой ея нѣжной заботливости.-- (Корделіи) Вонъ! не кажись мнѣ на глаза!-- Да будетъ могила моимъ успокоеніемъ такъ же вѣрно, какъ то, что отторгаю отъ нея отцовское сердце!-- Позвать короля Франціи.-- Кто идетъ? позвать герцога Бургундіи.-- Корнвеллъ и Альбени, пользуйтесь, вмѣстѣ съ приданымъ двухъ моихъ дочерей, и третьимъ; пусть гордость, которую она называетъ прямодушіемъ, выдаетъ ее замужъ. Облекаю васъ обоихъ совокупно нашей властью, господствомъ и всѣми широкими правами царственности. Сами мы, съ сотней рыцарей, на вашемъ содержаніи, по мѣсяцу будемъ жить у васъ поочередно. Оставляемъ за собой только названіе и всѣ титла короля; правленіе же, доходы и все прочее предоставляю вамъ, возлюбленные сыны мои; въ подтвержденіе этого -- вотъ, (Подавая имъ корону) раздѣлите эту корону между собой.
   КЕНТ. Царственный Лиръ, я всегда чествовалъ тебя какъ короля моего, любилъ какъ отца, служилъ тебѣ какъ господину, поминалъ тебя, какъ заступника {Въ прежнихъ изданіяхъ: As my great patron... По Колльеру: And as my patron...}, въ моихъ молитвахъ --
   ЛИРЪ. Лукъ натянутъ -- сторонись отъ стрѣлы.
   КЕНТ. Спускай ее, хотябъ ея желѣзо и вонзилось въ мое сердце; будь Кентъ невѣжливъ, когда Лиръ сошелъ съ ума,-- Что сдѣлаешь ты, старикъ? Не думаешь ли, что долгъ убоится говорить, когда власть склоняется къ лести? Честь обязана быть откровенной, когда царственность впадаетъ въ безуміе. Удержи власть, и останови, болѣе зрѣлымъ обсужденіемъ, чудовищную эту поспѣшность; жизнью ручаюсь, твоя меньшая дочь любитъ тебя не меньше; не безсердечно пусты еще тѣ, чей слабый голосъ не звучитъ, какъ пустота.
   ЛИРЪ. Дорожишь, Кентъ, жизнію, ни слова болѣе.
   КЕНТ. Жизнь мою я всегда считалъ только залогомъ отваги противъ враговъ твоихъ, и не страшусь потерять ее, когда дѣло идетъ о твоей безопасности.
   ЛИРЪ. Прочь, съ глазъ моихъ!
   КЕНТ. Одумайся, Лиръ, и дозволь навсегда остаться вѣрной цѣлью глаза твоего.
   ЛИРЪ. Клянусь Аполлономъ --
   КЕНТ. Клянусь, король, Аполлономъ, напрасно клянешься ты богами.
   ЛИРЪ. (Хватаясь за рукоять меча). Рабъ! крамольникъ!
   АЛЬБ. и КОРН. Удержитесь, добрый государь.
   КЕНТ. Убей врача своего, и отдай вознагражденіе гнусной болѣзни. Отмѣни передачу, или, пока горло мое не утратитъ способности издавать звуки, буду говорить тебѣ: дурно ты дѣлаешь.
   ЛИРЪ. Слушай же, предатель! какъ нашъ подданный слушай! Такъ какъ ты замышлялъ довести насъ до нарушенія клятвы -- на что мы никогда еще не отваживались, -- стать заносчивой гордыней между нашимъ рѣшеніемъ и нашей властью -- чего ни санъ, ни нравъ нашъ не могутъ допустить,-- ты задержалъ тѣмъ власть за нами, прими же за то награду. Пять дней даемъ мы тебѣ на снабженіе себя всѣмъ нужнымъ для обезпеченія отъ невзгодъ чужбины, а шестой на обращеніе противной спины твоей къ нашему королевству, если же въ седьмой, слѣдующій за тѣмъ день {Въ прежнихъ изданіяхъ: if on the tenth clay following... По Колльеру: if on the svetenth day following...}, изгнанное твое тѣло окажется въ нашихъ еще владѣніяхъ -- мгновеніе это твоей смерти. Вонъ! этого, клянусь Юпитеромъ, не отмѣнимъ мы.
   КЕНТ. Прощай же, король; хочешь быть такимъ -- свобода на чужбинѣ, изгнанье здѣсь.-- (Корделіѣ) Да примутъ боги подъ благодатный кровъ свой тебя, дѣва, такъ праведно думающая и такъ правдиво высказавшаяся!-- (Реганѣ и Гонерилѣ) А ваши многословныя рѣчи да оправдаются дѣломъ, чтобы слова любви оказались благодатными. Такъ, о властители, прощается Кентъ со всѣми вами; пойдетъ и въ странѣ новой старой дорогой. (Уходитъ.)

Трубы. Возвращается Глостеръ съ Королемъ Франціи, Герцогомъ Бургундіи и ихъ свитами.

   ГЛОС. Вотъ, государь, король Франціи и герцогъ Бургундіи.
   ЛИРЪ. Герцогъ Бургундіи, обращаемся прежде къ вамъ, сопернику этого короля въ исканіи руки нашей дочери; что, самое меньшее, потребуете вы за ней въ приданое, или прекратите любовный вашъ поискъ?
   ГЕРЦ. Прошу, ваше величество, не больше того, что сами предлагали; меньше вы вѣдь и не предложите.
   ЛИРЪ. Благородный Герцогъ, когда она была еще дорога намъ, мы такъ и цѣнили ее; но теперь цѣна ея понизилась. Вонъ она; если что-нибудь въ этомъ небольшомъ, смазливомъ созданьи, или все оно, съ придаткомъ только нашего недовольства, вамъ по вкусу -- она ваша.
   ГЕРЦ. Не знаю что и отвѣчать.
   ЛИРЪ. Хотите взять ее, новаго, лишеннаго друзей пріемыша нашей ненависти, со всѣми ея недостатками, съ приданымъ нашего проклятія, клятвенно нами отчужденную -- возьмите, или откажитесь.
   ГЕРЦ. Простите, государь, при такихъ условіяхъ нѣтъ выбора.
   ЛИРЪ. Такъ откажитесь; потому что, клянусь Создателемъ, я перечислилъ вамъ все ея богатство.-- (Королю Франціи) Что касается до васъ, Король, не хотѣлось бы мнѣ уклониться отъ моей любви къ вамъ на столько, чтобъ связать васъ съ тѣмъ, что ненавижу; и потому, прошу, перенесите ваше расположеніе на предметъ достойнѣйшій несчастной, которую сама природа признать своей стыдится.
   К. ФР. Странно; какъ же это та, которая до сихъ поръ была величайшимъ вашимъ сокровищемъ, предметомъ всѣхъ похвалъ, бальзамомъ вашей старости, лучшимъ, драгоцѣннѣйшимъ всего, могла въ одно какое нибудь мгновеніе совершить что-то до того чудовищное, что сгладило оно столько складокъ любви. Вина ея должна быть до чудовищности противуестественна, или сомнительна ваша прежняя любовь, а чтобы этому о ней повѣрить нужна такая вѣра, какой разумъ мой, безъ чуда, никогда не допуститъ.
   КОРД. Прошу ваше величество -- такъ-какъ не имѣю бойкой, медоточивой способности говорить чего не думаю, потому что то, что задумаю, прежде чѣмъ высказать, исполняю,-- заявите, по крайней мѣрѣ, что ни пятно порока, ни какая другая гадость, не какое нибудь гнусное дѣяніе, не какой нибудь позорящій проступокъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: It is no vicious blot, murier or foulness, No unchaste action or dishonour'd step... По Колльеру: It is no vicious blot, nor other foulness, No unchaste action or dishonour'd stoop...} лишили меня вашей любви и милоcтей, а именно недостатокъ того, что дѣлаетъ меня еще богаче -- вѣчно-молящаго взора и такого языка, какого я рада не имѣть, хотя неимѣнье его и лишило меня вашего расположенія.
   ЛИРЪ. Лучше бы тебѣ не родиться, чѣмъ не угодить мнѣ получше.
   К. ФР. Только это? косность природы, часто не высказывающая что замышляетъ сдѣлать?-- Что скажете вы принцессѣ, герцогъ Бургундіи? Любовь -- не любовь, когда мѣшается съ разсчетами, далекими отъ настоящей цѣли. Берете вы ее? Она сама себѣ приданое.
   ГЕРЦ. Царственный Лиръ, дадите часть, которую сами предлагали, и я возьму руку Корделіи, сдѣлаю ее герцогиней Бургундіи.
   ЛИРЪ. Ничего; я поклялся; я твердъ.
   ГЕРЦ. Жалѣю въ такомъ случаѣ, что утратой отца вы должны утратить и мужа.
   КОРД. Всякаго счастія герцогу Бургундіи! Такъ какъ его любовь расчетъ на достояніе -- не буду я женой его.
   К. ФР. Прекрасная Корделія, бѣдной еще богатѣйшая, отвергнутой еще желаннѣйшая, презрѣнной еще болѣе любимая, беру тебя и твои добродѣтели; позволительно вѣдь поднять брошенное. О, боги, боги! не странно ли, что ледяное ихъ презрѣніе разжигаетъ мою любовь до пламеннаго чествованія.-- Безприданная твоя дочь, король, брошенная на мое счастье, отнынѣ королева наша, нашихъ подданныхъ и прекрасной нашей Франціи; и всѣмъ герцогамъ водянистой Бургундіи не купить у меня этой не оцѣненной безцѣнной дѣвы.-- Простись съ ними, Корделія, несмотря на непріязненность ихъ. Ты теряешь здѣсь, чтобъ найдти лучшее въ иномъ мѣстѣ.
   ЛИРЪ. Она твоя, король Франціи; и пусть будетъ твоей, потому что нѣтъ у насъ такой дочери, и не видать уже намъ никогда лица ея; уѣзжайте безъ нашей милости, нашей любви, нашего благословенья. Идемъ, благородный герцогъ Бургундіи. (Трубы. Уходитъ съ герцогами Бургундскимъ, Корнвелльскимъ и Альбенскимъ, Глостеромъ и свитой.)
   К. ФР. Простись съ сестрами.
   КОРД. Вы, брилліанты отца нашего, заливаясь слезами разстается Корделія съ вами. Знаю я что вы такое, но, какъ сестрѣ, противно мнѣ называть ваши недостатки ихъ собственными именами. Любите нашего отца; повѣряю его вашимъ, такъ громко завѣрявшимъ сердцамъ. Ахъ! пользуйся я его расположеніемъ, лучше пріютила бы я его. Прощайте.
   РЕГА. Не предписывай намъ нашихъ обязанностей.
   ГОНЕ. Думай лучше о томъ, какъ бы угодить твоему господину, взявшему тебя, какъ милостыню счастья. Ты поскупилась послушаньемъ, и обдѣлъ вполнѣ заслуженъ тобой тѣмъ, что сама обдѣлила.
   КОРД. Время обнаруживаетъ что прячутъ складки коварства; скрываютъ онѣ преступное -- осмѣетъ оно подъ конецъ позоромъ. Будьте счастливы!
   К. ФР. Идемъ, прекрасная моя Корделія. (Уходитъ съ ней.)
   ГОНЕ. Сестра, мнѣ надо поговорить съ тобой объ очень важномъ, близко касающемся насъ обѣихъ. Отецъ, я думаю, нынче же уѣдетъ отсюда.
   РЕГА. Непремѣнно, и къ тебѣ; а на слѣдующій мѣсяцъ къ намъ.
   ГОНЕ. Ты видишь, какъ на старости сталъ онъ перемѣнчивъ; не мало имѣли мы случаевъ замѣчать это; онъ всегда любилъ сестру больше, чѣмъ насъ, и какъ безумно отвергъ онъ ее теперь -- бросается въ глаза.
   РЕГА. Болѣзнь это лѣтъ его; впрочемъ, онъ всегда плохо владѣлъ собою.
   ГОНЕ. И въ лучшіе, цвѣтущіе здоровьемъ годы онъ былъ страшно опрометчивъ, и потому мы должны ожидать отъ его старости не только непріятностей этого давно закоренѣвшаго недостатка, но вмѣстѣ съ ними и необузданной своенравности, неразлучной съ лѣтами немощей и раздражительности.
   РЕГА. Весьма вѣроятно, что и намъ не избѣжать взбалмошныхъ вспышекъ, подобныхъ изгнанію Кента.
   ГОНЕ. Онъ занятъ еще окончательнымъ прощаніемъ съ королемъ Франціи. Прошу, сговоримся; сохранитъ отецъ нашъ, при такомъ расположеніи, власть, и эта передача будетъ для насъ источникомъ только непріятностей.
   РЕГА. Мы подумаемъ объ этомъ.
   ГОНЕ. Надо что-нибудь предпринять, и не теряя времени. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Зала въ замкѣ графа Глостера.

Входитъ Эдмондъ, съ письмомъ въ рукѣ.

   ЭДМО. Ты, природа, моя богиня; твоему закону долженъ служить я. Къ чему мучиться мнѣ обычаемъ, и дозволять щепетильности обществъ обездоливать меня, потому только что на какія нибудь двѣнадцать или четырнадцать лунъ отсталъ отъ брата? Почему я незаконный? почему подлъ, когда сочлененъ такъ же хорошо, духъ мой такъ же возвышенъ, черты такъ же правильны, какъ и у произведенія честнѣйшей изъ женъ? Зачѣмъ же клеймятъ насъ подлыми? подлостью? незаконнорожденностью? подлъ, подлъ тотъ, кому страстной вороватостью природы дается больше силъ, больше живыхъ способностей, чѣмъ порожденіемъ на скучномъ, истертомъ, надоѣвшемъ ложѣ цѣлой ордѣ дурней, зачатыхъ между сномъ и бдѣніемъ?-- Такъ хорошо же, твои земли, законный Эдгаръ, должны быть моими;отецъ нашъ любитъ вѣдь и незаконнаго Эдмонда такъ же, какъ законнаго.-- Славное это слово -- законный!-- Ну, законный, посчастливится этому письму, удастся моя выдумка -- подлый Эдмондъ перевыситъ законнаго. Возрасту; процвѣту.-- Помогайте же, боги, незаконнымъ! (Читаетъ письмо.)

Входитъ Глостеръ.

   ГЛОС. Кентъ изгнанъ! Король Франціи разстался съ нами въ гнѣвѣ! Лиръ уѣхалъ ночью! передалъ власть свою! выговорилъ только содержаніе! И все это такъ вдругъ!-- А, Эдмондъ! Ну что, что новаго?
   ЭДМО. (Пряча письмо). Ничего, милордъ.
   ГЛОС. Что это ты такъ стараешься спрятать?
   ЭДМО. Ничего новаго, милордъ, не знаю я.
   ГЛОС. Что это читалъ ты?
   ЭДМО. Ничего, милордъ.
   ГЛОС. Ничего? Такъ къ чему же эта торопливая отправка его въ карманъ? ничего не нуждается вѣдь въ прятаньи. Посмотримъ; дай; ничего это -- и очковъ мнѣ не понадобится.
   ЭДМО. Извините, милордъ, это письмо брата; я не дочиталъ еще его, но и по тому что прочелъ, вижу что вамъ читать его никакъ не слѣдуетъ.
   ГЛОС. Давай.
   ЭДМО. И удержать и отдать -- огорчить васъ. Нехорошо, на сколько я понимаю, содержаніе его.
   ГЛОС. Покажи, покажи.
   ЭДМО. Я думаю, въ оправданіе моего брата, что это писано только для испытанія меня.
   ГЛОС. (Читаетъ). "Эта хитрость и почтенность старости отравляютъ лучшіе годы нашей жизни, удерживаютъ за собой наше достояніе до поры, когда и насъ лѣта сдѣлаютъ неспособными наслаждаться имъ. Глупымъ и сумасброднымъ раболѣпствомъ начинаю я почитать покорность старческому тиранству, распоряжающемуся не потому что имѣетъ на то силу, а потому что дозволяется. Приходи ко мнѣ, чтобъ поговорить объ этомъ пообстоятельнѣе. Спи нашъ отецъ, пока разбужу его -- ты навсегда воспользовался бы половиной его доходовъ и жилъ бы любимымъ братомъ твоего Эдгара".-- А!-- Заговоръ!-- "Спи пока разбужу его -- ты навсегда воспользовался бы половиной его доходовъ".-- Мой сынъ Эдгаръ! И у него нашлась рука написать, сердце и мозгъ задумать это?-- Когда ты получилъ его? Кто принесъ его?
   ЭДМО. Никто не приносилъ, милордъ; въ томъ-то и хитрость. Я нашелъ его брошеннымъ въ окно моей комнаты.
   ГЛОС. И увѣренъ, что это рука брата?
   ЭДМО. Будь содержаніе получше, поклялся бы, милордъ, что его; но по такому -- желалъ бы думать, что не его.
   ГЛОС. Его это рука.
   ЭДМО. Его, милордъ; но его сердце, убѣжденъ, не причастно содержанію.
   ГЛОС. Не пыталъ онъ тебя какъ нибудь и прежде по этому дѣлу?
   ЭДМО. Никогда, милордъ; слыхалъ только нерѣдко какъ онъ утверждалъ, что придетъ сынъ въ возрастъ, а отецъ состарѣется, отцу слѣдовало бъ быть какъ бы подъ опекой сына, а сыну распоряжаться его доходами.
   ГЛОС. О негодяй, негодяй!-- Эта самая мысль и въ письмѣ!-- Гнусный негодяй! Безсердечный, безчувственный, звѣрь! хуже чѣмъ звѣрь!-- Ступай, сыщи его; засажу его. Извергъ!-- Гдѣ онъ?
   ЭДМО. Навѣрное не знаю, милордъ. Еслибъ, однакожь, вамъ было угодно задержать ваше негодованіе до полнѣйшаго дозванія его намѣреній -- это было бы вѣрнѣе; поступите съ нимъ жестоко но ошибочному предположенію -- большую сдѣлаетъ это прорѣху въ вашей собственной чести, разобьетъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ дребезги самое сердце его покорности. Ручаюсь жизнью, что онъ написалъ это только для испытанія моего расположенія къ вашей милости; ни для чего другаго, чѣмъ нибудь опаснаго.
   ГЛОС. Ты думаешь?
   ЭДМО. Найдетъ ваша милость соотвѣтственнымъ, я доставлю вамъ возможность подслушать нашъ разговоръ объ этомъ, убѣдиться свидѣтельствомъ собственныхъ ушей вашихъ, и безъ всякаго отлагательства, нынѣшнимъ же вечеромъ.
   ГЛОС. Не можетъ онъ быть такимъ чудовищемъ.
   ЭДМО. И не чудовище онъ навѣрное.
   ГЛОС. Съ отцемъ, который такъ нѣжно, такъ искренно любилъ его!-- Небо и земля!-- Отыщи его, Эдмондъ; дай мнѣ, умоляю, возможность проникнуть въ его душу; устрой это какъ знаешь. Все готовъ я отдать, чтобы только узнать истину.
   ЭДМО. Я сейчасъ же отыщу его, и какъ только все улажу -- извѣщу васъ.
   ГЛОС. Послѣднія солнечное и лунное затмѣнія не предвѣщаютъ намъ ничего добраго. Изучающая природу наука можетъ, пожалуй, объяснять ихъ и такъ и эдакъ, а сама природа все таки бичуется послѣдственными ихъ дѣйствіями: любовь охладѣваетъ, дружба угасаетъ, братья враждуютъ, въ городахъ бунты, въ селахъ раздоры, въ дворцахъ измѣна, лопается и связь отца съ сыномъ. Мой негодяй какъ разъ подходитъ подъ предсказаніе.: тутъ сынъ вѣдь противъ отца; король отрекается отъ естественной наклонности: отецъ тутъ противъ дѣтища. Прошли напга лучшіе годы; происки, козни, измѣна и всевозможные гибельные безпорядки провожаютъ насъ безъ устали въ могилу.-- Отыщи же негодна, Эдмондъ; тебѣ нисколько не повредитъ это; постарайся.-- И благородный, прямодушный Кентъ изгнанъ! провинился честностью!-- Удивительно! [Уходитъ.)
   ЭДМО. Ну не великолѣпнѣйшее это надувательство! прихворнуло наше счастіе -- часто отъ нашей же собственной невоздержности,-- виноваты солнце, мѣсяцъ, звѣзды; какъ будто негодяи мы -- по необходимости; глупцы -- по велѣнію небесъ; бездѣльники, воры, измѣнники -- отъ созвѣздій; пьяницы, лжецы и прелюбодѣи -- отъ вынужденной подчиненности вліянію планетъ; какъ будто всѣмъ, чѣмъ ни бываемъ скверны, бываемъ по божественному къ тому побужденію. Дивная увертка блудника, взваливать свое козлиное расположеніе на звѣзды! Сошелся отецъ мой съ матерью подъ хвостомъ дракона, а родился я подъ ursa major {Большой медвѣдицей.} -- вотъ я и жестокъ и сладострастенъ.-- Дудки! а былъ бы тѣмъ, что я есть, еслибъ и дѣвственнѣйшая изъ звѣздъ мерцала при моемъ незаконнорожденіи.

Входитъ Эдгаръ.

   Эдгаръ -- какъ нельзя кстати, какъ развязка въ старыхъ комедіяхъ; моя роль -- плутовское раздумье со вздохомъ Тома изъ Бедлама.-- Да, разладъ предвѣщаютъ намъ эти затмѣнія. Фа, соль, ля, ми {Mi contra Fa est diabolicus, писала въ средніе вѣка монахи, и Эдмондъ уподобляетъ предвѣщаемый разладъ этому опорочиваемому соединенію звуковъ.}.
   ЭДГА. Что у тебя, братъ Эдмондъ? О чемъ это въ такомъ глубокомъ раздумьи?
   ЭДМО. Думаю, братъ, о прочтенномъ на дняхъ предсказаніи того, что послѣдуетъ за этими затмѣніями.
   ЭДГА. И тебя это занимаетъ?
   ЭДМО. Увѣряю, сбывается, къ несчастію, что оно говоритъ объ ихъ дѣйствіи: о противуестественныхъ, напримѣръ, отношеніяхъ между дѣтьми и родителями, о морѣ, голодѣ, расторженіи старой дружбы, раздорахъ въ государствѣ, угрозахъ и проклятіяхъ королю и дворянству, безпричинной недовѣрчивости, изгнаніи друзей, разбродѣ войскъ, разрывѣ браковъ, и мало ли еще о чемъ.
   ЭДГА. Давно ли пошелъ ты въ аcтрологи?
   ЭДМО. Полно; когда видѣлъ ты отца?
   ЭДГА. Вчера вечеромъ.
   ЭДМО. Говорилъ съ нимъ?
   ЭДГА. Часа съ два.
   ЭДМО. И хорошо разстались? Не замѣтилъ въ словахъ, или въ лицѣ какого-нибудь недовольства тобой? ЭДГА. Никакого.
   ЭДМО. Припомни, чѣмъ бы могъ ты оскорбить его, и прошу, избѣгай встрѣчи съ нимъ, пока время не умѣритъ нѣсколько пылъ его неудовольствія, такъ теперь свирѣпствующаго, что даже и несчастіе съ тобой едва ли укротитъ его.
   ЭДГА. Какой нибудь бездѣльникъ наговорилъ на меня.
   ЭДМО. Такъ я и думаю. Прошу, избѣгай его постоянно, пока не угомонится бѣснованіе его ярости. Ступай въ мою комнату; тамъ я дамъ тебѣ возможность подслушать отца. Прошу, иди; вотъ тебѣ и ключь отъ нея. Вздумаешь выйдти -- выходи вооруженный.
   ЭДГА. Вооруженный?
   ЭДМО. Братъ, совѣтую для тебя лучшее; не честный я человѣкъ, если противъ тебя замышляется что-нибудь доброе. Я передалъ тебѣ, что видѣлъ и слышалъ, намеками, весьма еще далекими отъ страшной дѣйствительности. Прошу, ступай.
   ЭДГА. Скоро я тебя увижу?
   ЭДМО. Я стараюсь помочь тебѣ. (Эдгара уходитъ.) Легковѣрный отецъ и благородный братъ, природа котораго такъ далека отъ всякаго зла, что никакого и не подозрѣваетъ; глупой честностью котораго легко пользоваться моимъ замысламъ!-- Исходъ видѣнъ.-- Не рожденьемъ, такъ умомъ пріобрѣту я земли. Все хорошо, что мнѣ для этого пригодно.

(Уходитъ.)

   

СЦЕНА 3.

Комната въ замкъ герцога Альбени.

Входятъ Гонерила и Освальдъ.

   ГОНЕ. Ударилъ отецъ моего дворянина за то, что онъ обругалъ дурака его?
   ОСВА. Ударилъ.
   ГОНЕ. Ни днемъ, ни ночью нѣтъ мнѣ отъ него покоя; каждый часъ какая нибудь продѣлка, всѣхъ насъ разсгроивающая. Не хочу долѣе терпѣть это. Рыцари его становятся черезъ-чуръ ужь безпокойны, а самъ вздоритъ съ нами изъ-за всякой бездѣлицы.-- Возвратится съ охоты -- не хочу говорить съ нимъ; скажи, что нездорова. Посбавишь прежнее услуживаніе -- хорошо сдѣлаешь; отвѣтъ за эту провинность беру на себя. (Звуки роговъ за сценой.)
   ОСВА. Это онъ ѣдетъ.
   ГОНЕ. Будьте, и ты и твои товарищи, какъ хотите нерадивы съ нимъ; хочу чтобы дошло до объясненія. Не по вкусу это ему, пусть отправляется къ сестрѣ, которая, знаю, въ этомъ отношеніи однѣхъ со мною мыслей -- не поддастся. Взбалмошный старикъ, которому хотѣлось бы еще пользоваться властью, имъ же самимъ отданною! Старые глупцы -- клянусь жизнію,-- дѣти, на которыхъ, когда злоупотребляютъ ласкою, надо дѣйствовать строгостью.-- Помни же что сказала.
   ОСВА. Слушаю.
   ГОНЕ. Будьте съ рыцарями его похолоднѣе. Что бы тамъ изъ этого ни вышло -- ничего. Передай это своимъ товарищамъ. Хочу добиться, и добьюсь объясненія.-- Сестрѣ же сейчасъ напишу, чтобы дѣйствовала, какъ я.-- Собирай обѣдъ. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 4.

Зала тамъ же.

Входитъ Кентъ, переодѣтый.

   КЕНТ. Удастся позаимствоваться чужимъ голосомъ до совершенной перемѣны моего говора -- доброе мое намѣреніе само собою даруетъ мнѣ полный успѣхъ, для котораго измѣнилъ мою наружность.-- Ну, изгнанный Кентъ, можешь быть полезнымъ -- чего дай Боже -- тамъ, гдѣ осужденъ, твой, такъ тобой любимый господинъ, найдетъ тебя полнымъ готовности.

Трубы за сценой. Входитъ Лиръ съ Рыцарями и со Свитой.

   ЛИРЪ. Чтобы ни минуты не заставляли меня ждать обѣда; ступай, скажи чтобъ подавали. (Одинъ изъ свиты уходитъ. Кенту) Ты что?
   КЕНТ. Человѣкъ, сэръ.
   ЛИРЪ. Твое занятіе? Что тебѣ отъ насъ надобно?
   КЕНТ. Занятіе? стараніе быть тѣмъ, чѣмъ кажусь; служить вѣрно тому, кто удостоитъ довѣрія; любить того, кто честенъ; водиться съ тѣми, кто мудръ и не болтливъ; бояться судовъ; биться, когда нельзя избѣжать этого, и не ѣсть рыбы {Въ царствованіе Елисаветы католики считались врагами государства; отсюда пословица: онъ честный человѣкъ и не ѣстъ рыбы, (то есть протестантъ).}.
   ЛИРЪ. Что жь ты такое?
   КЕНТ. Честнѣйшій малой, и такъ же, какъ и король, бѣдный.
   ЛИРЪ. Ну, если ты такъ же бѣденъ для подданнаго, какъ онъ для короля -- порядочно же ты бѣденъ. Что жь надо тебѣ?
   КЕНТ. Службы.
   ЛИРЪ. Кому же хотѣлъ бы служить ты?
   КЕНТ. Вамъ.
   ЛИРЪ. Ты знаешь меня?
   КЕНТ. Нѣтъ, сэръ; но въ вашей наружности есть что-то, почему охотно назвалъ бы васъ господиномъ.
   ЛИРЪ. Что же это такое?
   КЕНТ. Царственность.
   ЛИРЪ. На какія жь послуги способенъ ты?
   КЕНТ. Могу хранить честную тайну, скакать, бѣгать, портить разсказомъ и остроумнѣйшую сказку, передавать пошлымъ образомъ и простѣйшее порученіе; на все, на что способенъ обыкновенный смертный, способенъ и я; а самое лучшее во мнѣ -- это старательность.
   ЛИРЪ. Какихъ ты лѣтъ?
   КЕНТ. Не такъ молодъ, чтобъ полюбить женщину за пѣсни, и не такъ старъ, чтобъ изъ-за чего-нибудь ею бредить; сорокъ ужь восемь на плечахъ моихъ.
   ЛИРЪ. Ступай за мной; служи мнѣ; понравишься не менѣе и послѣ обѣда -- я съ тобой не разстанусь.-- Обѣдать, эй, обѣдать!-- Гдѣ жь мой негодяй? мой шутъ? Ступай ты, позови сюда шута моего.

Входитъ Освальдъ.

   Эй ты, ты, гдѣ дочь?
   ОСВА. Извините -- (Уходитъ.)
   ЛИРЪ. Что пробормоталъ онъ тамъ? Воротить олуха. (Одинъ изъ рыцарей уходитъ.) Да гдѣ же мой шутъ, а?-- Весь міръ заснулъ, кажется.-- (Рыцарь возвращается.) Ну что? гдѣ жь выродокъ-то?
   РЫЦА. Онъ говоритъ, государь, что дочь ваша нездорова.
   ЛИРЪ. Зачѣмъ же подлый рабъ не вернулся, когда я звалъ его?
   РЫЦА. На это, государь, онъ напрямки сказалъ, что не хочетъ.
   ЛИРЪ. Не хочетъ?
   РЫЦА. Государь, я не знаю въ чемъ тутъ дѣло; но, по моему разумѣнію, съ вами обходятся не съ прежнимъ обычнымъ уваженіемъ; замѣтно значительное уменьшеніе внимательности какъ во всей прислугѣ, такъ и въ самомъ герцогѣ, и въ вашей дочери.
   ЛИРЪ. А! ты думаешь?
   РЫЦА. Прошу, ваше величество, простить, если ошибаюсь; потому что мой долгъ не дозволяетъ мнѣ молчать, когда полагаю, что оскорбляютъ васъ.
   ЛИРЪ. Ты напомнилъ мнѣ мое собственное предположеніе. Какъ-то недавно, замѣтилъ и я весьма впрочемъ небольшую невнимательность, и приписалъ ее болѣе своей ревнивой щекотливости, чѣмъ дѣйствительно преднамѣренному, умышленному пренебреженію. Посмотрю еще.-- Гдѣ же однакожь шутъ мой? Вотъ ужь два дня что я не вижу его.
   РЫЦА. Съ отъѣзда меньшой вашей дочери во Францію, шутъ вашего величества сильно омрачился.
   ЛИРЪ. Ни слова болѣе объ этомъ; замѣтилъ я это и самъ.-- Ступай ты, скажи дочери что хочу говорить съ ней.-- Поди и ты, позови сюда шута моего.

Входитъ Освальдъ.

   А, любезнѣйшій, пожалуй-ка, пожалуй-ка сюда. Кто я, любезнѣйшій?
   ОСВА. Отецъ госпожи моей.
   ЛИРЪ. Отецъ госпожи моей! холопъ моего господина; собака ты! рабъ! тварь!
   ОСВА. Извините, ничѣмъ этимъ не бывалъ я.
   ЛИРЪ. Перекидываешься еще грозными со мной взглядами, мерзавецъ? (Бьетъ его.)
   ОСВА. Не позволю я вамъ бить себя.
   КЕНТ. (Сшибая его съ ногъ). Ни подшибить, дрянной игрочишка въ мячь.
   ЛИРЪ. Спасибо, любезный; услужилъ ты мнѣ; я непремѣнно полюблю тебя.
   КЕНТ. Ну, почтеннѣйшій, вставай же, и вонъ! Научу я тебя различать людей; вонъ, вонъ! А хочется еще разъ измѣрить дурацкую длину свою -- останься; да нѣтъ, убирайся. Ну же, не совсѣмъ если обезумѣлъ; (Выталкивая его въ двери) вотъ такъ.
   ЛИРЪ. Благодарю, вѣрный слуга мой; (Давая ему деньги) вотъ тебѣ впередъ за твою службу.

Входитъ Шутъ.

   ШУТЪ. Позволь и мнѣ принанять его(Подавая Кенту колпакъ свой) вотъ тебѣ пѣтушій мой гребень {Колпакъ шута снабжался иногда ослиными ушами, а иногда заканчивался пѣтушьей головой съ гребнемъ, или однимъ только пѣтушьимъ гребнемъ.}.
   ЛИРЪ. Ну что, дорогой мой забавникъ? какъ поживаешь?
   ШУТЪ. (Кенту). Право, лучше взять тебѣ пѣтушій мой гребень.
   ЛИРЪ. Почему же, дружище?
   ШУТЪ. Почему? Потому что беретъ сторону вышедшаго изъ милости.-- Повѣрь, не умѣешь улыбаться по вѣтру -- какъ разъ получишь насморкъ; бери пѣтушій мой гребень. Почему? господинъ этотъ, видишь ли, прогналъ двухъ дочерей своихъ, а третью, совсѣмъ не желая этого, благословилъ; рѣшилъ ты служить ему -- необходимо долженъ носить мой пѣтушій гребень.-- Ну что, дядя? Хотѣлось бы, чтобъ у меня были два пѣтушьихъ гребня и двѣ дочери!
   ЛИРЪ. Для чего же, другъ?
   ШУТЪ. Отдавъ имъ все мое достояніе -- я удержалъ бы за собой мой пѣтушій гребень. Это мой; попроси себѣ другой у дочерей своихъ.
   ЛИРЪ. Берегись бича, негодяй.
   ШУТЪ. Правда -- дворняшка, должна лежать въ конурѣ; пороть ее, тогда какъ госпожа гончая преспокойно можетъ вонять у камина.
   ЛИРЪ. Злая противъ меня выходка.
   ШУТЪ. Научить тебя славной поговоркѣ?
   ЛИРЪ. Научи.
   ШУТЪ. Вникни жь, дядя, хорошенько.
   
   Имѣй болѣе, чѣмъ кажешь;
   Болтай менѣе, чѣмъ знаешь;
   Болѣе, чѣмъ самъ долженъ, въ долгъ не давай;
   Болѣе, чѣмъ ходишь, верхомъ разъѣзжай;
   Болѣе, чѣмъ думать, тщись узнавать;
   Ставь меньше, чѣмъ могъ бы бросать;
   Вино и красотокъ забудь,
   Да дома болѣе будь;
   И будетъ у тебя больше,
   Чѣмъ дважды десять -- двадцати.
   
   ЛИРЪ. Ничего, стало?
   ШУТЪ. То же, стало, что слово ничего не получившаго стряпчаго; ты ничего вѣдь за нее мнѣ не далъ. Не можешь развѣ, дядя, и ничѣмъ попользоваться?
   ЛИРЪ. Ну нѣтъ, любезный, изъ ничего ничего не сдѣлаешь.
   ШУТЪ. Такъ скажи же ему, сдѣлай милость, ты, что именно тому и равняются доходы съ земель его; дураку-то онъ вѣдь не повѣритъ.
   ЛИРЪ. Злой дуракъ!
   ШУТЪ. А знаешь, дружище, разницу между злымъ и добрымъ дуракомъ?
   ЛИРЪ. Нѣтъ; скажи.
   ШУТЪ.
   
   Того, кто далъ тебѣ совѣтъ благой
   Твои владѣнія отдать,
   Поставь ты рядушкомъ со мной,
   Иль, лучше, самъ тутъ потрудися стать:
   И злой и добрый дураки
   Тотчасъ представятся очамъ;
   Одинъ, весь въ пестромъ, тутъ,
   Другой виднѣется вонъ тамъ.
   
   ЛИРЪ. Ты меня дуракомъ называешь?
   ШУТЪ. Да вѣдь всѣ другія прирожденныя тебѣ титла ты отдалъ.
   КЕНТ. Не совсѣмъ это глупость, государь, шутъ. Нѣтъ, клянусь; знатные и великіе міра никакъ не хотятъ предоставить ее мнѣ; выхлопочи я даже монополію на нее -- они и въ ней захотятъ имѣть свою часть, и большую еще {Въ прежнихъ изданіяхъ: they would have part on't; and ladies too, they will not let... По Колльеру: they would liave part on't, and loads too; they will not let...}; ни зачто не дадутъ одному воспользоваться всей глупостью: все будутъ ею щемиться.-- Дай мнѣ, дядя, яйцо, и я дамъ тебѣ двѣ короны.
   ЛИРЪ. Какія жь это двѣ короны?
   ШУТЪ. Да двѣ его половинки {The crowns of the egg -- коронки яйца; такъ называются по англійски конечныя части яичной скорлупы.}, когда, разрѣзавъ его по срединѣ, съѣмъ все въ немъ съѣдобное. Когда ты разломилъ свою корону по срединѣ и отдалъ обѣ половинки, ты взвалилъ осла своего на спину, и понесъ его черезъ грязь; мало было мозгу подъ плѣшивой твоей короной, когда отдавалъ золотую. Если я говорю это, какъ дуракъ -- выпори того, кто первый скажетъ: такъ. (Поетъ:)
   
   Насталъ для дураковъ куда тяжелый годъ;
   Дурить принялся умный весь народъ,
   И, гладь, совсѣмъ разстанется съ умишкомъ,
   Обезьянствуя черезъ чуръ ужь слишкомъ.
   
   ЛИРЪ. Съ которыхъ это поръ сдѣлался ты пѣвуномъ?
   ШУТЪ. А съ тѣхъ, дядя, какъ ты двухъ своихъ дочекъ сдѣлалъ своими маменьками, далъ имъ по розгѣ и спустилъ штанишки,-- (Поетъ:)
   
   Онѣ отъ радости расплакались нежданной,
   А я распѣлся отъ печали.
   Что король такой играетъ въ прятки,
   Попавъ въ среду глупцовъ.
   
   Сдѣлай милость, дядя, найми учителя, способнаго научить дурака твоего лганью. Куды какъ хотѣлось бы мнѣ налечь на лганье.
   ЛИРЪ. Наляжешь {Тутъ непереводимая игра значеніями слова lie -- лгать и лежать.} -- выпоремъ.
   ШУТЪ. Не понимаю, какое жь родство между тобой и дочерьми; имъ хочется выпороть меня за правду, а тебѣ -- за ложь; порютъ меня иногда и за молчанье. Лучше быть чѣмъ угодно, только не дуракомъ, и все-таки не хотѣлъ бы я, дядя, быть тобою. Ты обрѣзалъ свой смыслъ съ обѣихъ сторонъ, и ничего не оставилъ въ серединѣ.

Входить Гонерила.

   Вотъ и одинъ изъ обрѣзковъ.
   ЛИРЪ. Ну что, дочка? Зачѣмъ на челѣ эта повязка недовольства? Въ послѣднее время, кажется, ты слишкомъ ужь стала хмуриться.
   ШУТЪ. Славный ты былъ малой, когда нечего было тебѣ бояться ея хмуренья; а теперь ты нуль безъ цифры. Я лучше тебя теперь; я дуракъ, а ты ничто.-- (Гонерилѣ.) Замолчу, замолчу; такъ велитъ твое лице, хоть ты и не говоришь ничего. (Поетъ.)
   
   Молчу, молчу!
   Тотъ, кто не берегъ ни мякиша, ни корки,
   Лишившися всего, потужитъ и о крошкѣ.
   
   Вылущенный стручекъ это.
   ГОНЕ. Государь, не только этотъ, на все вами уполномоченный шутъ, но и другіе изъ своевольной вашей свиты, то и дѣло вздорятъ и затѣваютъ ссоры, предаваясь гнусному и невыносимому бражничеству. Доведеніемъ этого до вашего свѣдѣнія, я думала прекратить это; но теперь, потому, что вы сами недавно говорили и дѣлали, боюсь, что вамъ такое безчинство нисколько не противно, что вы поощряете даже къ нему своимъ одобреніемъ. Если это и такъ, отнынѣ винѣ не ускользать отъ осужденія, не спать наказанію; стараніе возстановить благодатный порядокъ потребуетъ, можетъ быть, отъ насъ и оскорбительныхъ для васъ дѣйствій, которыя были бы постыдны, еслибъ необходимость не дѣлала ихъ благоразумными.
   ШУТЪ. Ты, дядя, знаешь вѣдь:
   
   Кормилъ зябликъ кукушекъ такъ долго,
   Что и головку ему птенцы отклевали.
   
   Такъ вотъ и погасъ свѣточь, и оставлены мы во мракѣ.
   ЛИРЪ. Дочь ли ты наша?
   ГОНЕ. Я желала бы, чтобъ вы воспользовались здравымъ умомъ, которымъ, знаю, не обездолѣны, и бросили странности, съ нѣкотораго времени дѣлающія васъ совсѣмъ не тѣмъ, что вы есть.
   ШУТЪ. Ослу ли не знать, когда телѣга везетъ лошадь?-- Эхъ! люблю жь я, Жанна, тебя!
   ЛИРЪ. Знаетъ кто здѣсь меня?-- Не Лиръ это! Развѣ Лиръ ходитъ такъ? говоритъ такъ? Гдѣ глаза его? Ослабѣло его пониманіе, или усыплено только соображеніе? А! бодрствуетъ?-- не то.-- Кто же скажетъ мнѣ кто я?
   ШУТЪ. Тѣнь Лира.
   ЛИРЪ. Мнѣ хотѣлось бы знать это; потому что знаки царственности, память и разумѣніе могутъ довесть меня до ложнаго убѣжденія, что были у меня дочери.
   ШУТЪ. Жаждущія сдѣлать тебя отцемъ покорнымъ.
   ЛИРЪ. Ваше имя, прекрасная госпожа?
   ГОНЕ. Это недоумѣніе, государь, рѣшительно во вкусѣ другихъ недавнихъ проказъ вашихъ. Прошу понять меня какъ слѣдуетъ; вы должны быть такъ же разсудительны, какъ стары и почтенны. Вы держите при себѣ сто рыцарей и оруженосцевъ, до того безпорядочныхъ, развращенныхъ и дерзкихъ, что нашъ дворъ, зараженный ихъ поведеніемъ обращается въ шумный постоялый дворъ; бражничество и распутство уподобляютъ его скорѣй тавернѣ иль дому разврата, чѣмъ дворцу благопристойному. Самый стыдъ взываетъ о немедленномъ врачеваніи; и потому позвольте той, которая и не прося, можетъ достигнуть желаемаго, просить васъ уменьшить нѣсколько вашу свиту, оставить при себѣ только тѣхъ, которые соотвѣтствуютъ вашимъ лѣтамъ, уважаютъ себя и васъ.
   ЛИРЪ. Адъ и дьяволы!-- Сѣдлайте лошадей! скличьте мою свиту!-- Не хочу я безпокоить тебя, гнусный выродокъ; есть еще дочь у меня.
   ГОНЕ. Вы бьете моихъ служителей, а распущенная ваша сволочь дѣлаетъ служителями далеко лучшихъ себя.

Входитъ Альбени.

   ЛИРЪ. Горе поздно раскаевающемуся.-- А, и вы явились, герцогъ? Ваше это желаніе? Говорите, герцогъ.-- Сѣдлайте лошадей!-- Неблагодарность, мраморно-сердый демонъ, страшнѣе ты, когда проявляешься въ дѣтяхъ, и морскаго чудища!
   АЛЬБ. Прошу, успокойтесь, государь.
   ЛИРЪ. (Гонерилѣ). Лжешь ты, гнусный коршунъ! Свита моя составлена изъ людей отборныхъ, рѣдкихъ качествъ, вполнѣ знающихъ свои обязанности и свято хранящихъ честь своего имени.-- Какъ же это самый ничтожный проступокъ Корделіи могъ показаться мнѣ такъ ужаснымъ, что сдвинулъ, какъ орудіе пытки, весь составъ мой съ мѣста, исторгъ изъ сердца всю любовь и превратилъ ее въ желчь? О, Лиръ, Лиръ, Лиръ! (Ударяя себя по головѣ) стучи въ эти врата, впустившіе твою глупость и выпустившіе здравый смыслъ твой!-- Ѣдемъ, ѣдемъ, друзья.
   АЛЬБ. Государь, я ни при чемъ тутъ; не знаю даже что такъ раздражило васъ.
   ЛИРЪ. Можетъ быть, герцогъ.-- Услышь же, услышь, природа! услышь, благое божество! Отмѣни свое рѣшенье, если предположило сдѣлать эту тварь плодородной! внѣдри въ ея чрево безплодіе! изсуши въ ней органы распложенія, чтобы никогда ея подлое тѣло не разрѣшалось ребенкомъ, ей на утѣшеніе! Если же должна зачать -- сотвори ей ребенка изъ злобы, и пусть онъ живетъ, и будетъ ей страшнымъ, неестественнымъ мученіемъ! пусть прорѣжетъ морщины на ея юномъ челѣ, избраздитъ щеки жгучими слезами, обратитъ всѣ материнскія заботы и попеченія въ смѣхъ и презрѣнье, чтобы почувствовала она на сколько острѣе и змѣинаго зуба дѣтская неблагодарность!-- Вонъ! вонъ! (Уходите.)
   АЛЬБ. О, боги, изъ-за чего же все это?
   ГОНЕ. Не безпокойся этимъ; дай ему волю идти путемъ сумасбродства.

Лиръ возвращается.

   ЛИРЪ. Какъ, пятьдесятъ моихъ спутниковъ разомъ! въ какія нибудь двѣ недѣли?
   АЛЬБ. Въ чемъ дѣло, государь?
   ЛИРЪ. Скажу.-- Жизнь и смерть! (Гонерилѣ) Стыдно мнѣ, что имѣешь еще силу до того потрясать мое мужество, что горячія эти, противъ воли прорывающіяся слезы дѣлаютъ тебя еще достойной ихъ. Ржа и туманы на тебя! незакрывающимися язвами отеческаго проклятія да проникнется каждое изъ чувствъ твоихъ!-- Глупые, старые глаза, заплачьте еще разъ о ней, и я вырву васъ, и брошу, вмѣстѣ съ источаемой вами влагой, размягчать глину.-- Дошло до этого? пусть такъ и будетъ; есть у меня другая дочь; она, увѣренъ, нѣжна и ласкова; узнаетъ о твоемъ поступкѣ -- ногтями издеретъ волчье лице твое. Увидишь еще меня тѣмъ, отъ чего, думаешь, навсегда я отказался. (Уходитъ въ бѣшенствѣ съ Кентомъ и свитой.)
   ГОНЕ. Слышалъ?
   АЛЬБ. Не могу я быть вполнѣ пристрастнымъ, Гонерила, не смотря на всю мою любовь къ тебѣ.
   ГОНЕ. Будь, прошу, покоенъ.-- Эй, Освальдъ! (Шуту) Ну, и ты, скорѣе плутъ, чѣмъ шутъ, за господиномъ.
   ШУТЪ. Дядя Лиръ, дядя Лиръ, погоди, захвати съ собой дурака-то.
   
   Съ пойманной лисой
   Да съ дочкою такой
   Я не задумался бъ никакъ,
   Купи веревку мой колпакъ;
   Съ тѣмъ и убирается дуракъ.

(Уходитъ.)

   ГОНЕ. Сто рыцарей!-- придумано не дурно. Какъ было бы умно и благонадежно, оставить ему сто, всегда на все готовыхъ рыцарей, чтобы при каждомъ вздорѣ, каждой причудѣ, каждомъ наветѣ, каждомъ поводѣ къ жалобѣ или неудовольствію, онъ могъ поддержать свой бредъ ихъ силой, располагать даже нашей жизнью.-- Освальдъ!
   АЛЬБ. Очень можетъ быть, что ты преувеличиваешь свои опасенія.
   ГОНЕ. Вѣрнѣе это чрезмѣрнаго довѣрія. Позволь мнѣ лучше отвратить бѣды, которыхъ опасаюсь, чѣмъ вѣчно бояться, что вотъ онѣ нагрянутъ. Знаю я его. Я пишу сестрѣ все, что онъ говорилъ; приметъ она его и его сто рыцарей и за моимъ объясненіемъ несообразности --

Входитъ Освальдъ.

   Ну что, Освальдъ? готово письмо къ сестрѣ моей? ОСВА. Готово, герцогиня.
   ГОНЕ. Возьми же нѣсколько спутниковъ, и скорѣй на лошадей; передай ей всѣ мои опасенія, и подкрѣпи ихъ своими собственными соотвѣтствующими соображеніями. Отправляйся; да не замедляй возвратомъ.-- (Освальдъ уходитъ). Нѣтъ, нѣтъ, дорогой мой герцогъ, своей мягкостью, хоть я нисколько и не осуждаю ее, ты все таки, извини, заслуживаешь болѣе обвиненія въ недостаткѣ благоразумія, чѣмъ похвалы за безобидную твою кротость.
   АЛЬБ. Не знаю на сколько ты дальновидна; но, стремясь къ лучшему, часто губимъ мы и хорошее.
   ГОНЕ. Да нѣтъ же, потому что --
   АЛЬБ. Хорошо, хорошо; увидимъ.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА 5.

Дворъ замка герцога Альбанскаго.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

   ЛИРЪ. Отправляйся ты впередъ съ этимъ письмомъ въ Глостеръ. Изъ всего, что знаешь, передай моей дочери только то, о чемъ по письму спроситъ. Не поторопишься -- буду тамъ прежде тебя.
   КЕНТ. Не засну, пока не вручу письма вашего. (Уходите.)
   ШУТЪ. А что, еслибъ мозгъ человѣка былъ въ пяткахъ -- подвергался бы онъ мозолямъ?
   ЛИРЪ. Конечно.
   ШУТЪ. Такъ радуйся; не ходить твоему умишкѣ въ туфляхъ.
   ЛИРЪ. Ха, ха, ха!
   ШУТЪ. Увидишь, какъ ласково обойдется съ тобой твоя другая дочь; потому что, хоть она и похожа на эту какъ лѣсное яблоко на садовое, могу однакожь сказать, что могу сказать.
   ЛИРЪ. Что же можешь ты сказать?
   ШУТЪ. Что на вкусъ она такъ же съ этой одинакова, какъ лѣсное яблоко съ лѣснымъ. А можешь ты сказать, зачѣмъ носъ у человѣка на самой серединѣ лица?
   ЛИРЪ. Нѣтъ.
   ШУТЪ. Чтобъ имѣть съ каждой стороны носа по глазу; чтобъ то, чего не можешь пронюхать, могъ высмотрѣть.
   ЛИРЪ. Оскорбилъ я ее --
   ШУТЪ. Можешь сказать какъ устрица дѣлаетъ свою раковину?
   ЛИРЪ. Нѣтъ.
   ШУТЪ. Не могу и я; но могу сказать для чего улитка имѣетъ домишко.
   ЛИРЪ. Для чего?
   ШУТЪ. Для того, чтобъ прятать въ него свою головку; никакъ не для того, чтобъ отдавать дочерямъ и оставлять свои рожки безъ пріюта.
   ЛИРЪ. Забуду природу свою.-- Отца такъ любящаго!-- Готовы лошади?
   ШУТЪ. Твои ослы побѣжали за ними. А причина, почему семь звѣздъ не больше семи, безподобная причина.
   ЛИРЪ. Потому что не восемь?
   ШУТЪ. Ну да. Славный былъ бы ты шутъ.
   ЛИРЪ. Взять назадъ силой!-- Чудовище неблагодарности!
   ШУТЪ. Будь ты, дядя, моимъ шутомъ -- отдулъ бы я тебя за то, что прежде времени состарѣлся.
   ЛИРЪ. Какъ это?
   ШУТЪ. Не слѣдовало тебѣ состарѣться прежде, чѣмъ сдѣлался умнымъ.
   ЛИРЪ. О, не дайте, не дайте мнѣ сойти съ ума, благіе небеса!--Поддержите меня; не хотѣлъ бы я сойдти съ ума!

Входитъ Рыцарь.

   Что? готовы лошади?
   РЫЦА. Готовы, государь.
   ЛИРЪ. Идемъ, дуракъ.
   ШУТЪ. Той что, бывши еще дѣвой, смѣется надъ моимъ, уходомъ, быть дѣвой не долго, если все не порѣшится скорѣе еще. (Уходитъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ II

СЦЕНА 1.

Дворъ замка герцога Глостера.

Входятъ съ разныхъ сторонъ Эдмондъ и Коранъ.

   ЭДМО. Здравствуй, Коранъ.
   КОРА. Здравствуйте, сэръ. Я былъ у вашего родителя, сообщилъ ему, что герцогъ Корнвелльскій и Регана, герцогиня его, будутъ къ вечеру здѣсь.
   ЭДМО. Это по какому случаю?
   КОРА. Не знаю. Вы вѣроятно слышали, что поговариваютъ, разумѣю, шепотомъ, потому что это только ухо лобызающія новости?
   ЭДМО. Нѣтъ; что же это такое?
   КОРА. Не слыхали о весьма вѣроятной близкой войнѣ между герцогами Корнвелльскимъ и Альбенскимъ?
   ЭДМО. Ни слова.
   КОРА. Такъ услышите еще. Прощайте, сэръ. (Уходитъ.)
   ЭДМО. Герцогъ будетъ къ вечеру здѣсь? Тѣмъ лучше! превосходно! Само собой, насильно вплетается это въ мой планъ! Отецъ разставилъ стражей чтобъ схватить брата, и мнѣ предстоитъ не легкая еще продѣлка.-- Быстрота и счастье, помогайте!-- Братъ, на одно слово;-- сходи, братъ, сходи.

Входить Эдгаръ.

   Отецъ сторожитъ.-- О, бѣги отсюда; онъ узналъ гдѣ ты скрываешься; ночь благопріятствуетъ.-- Не говорилъ ты чего противъ герцога Норивелльскаго? Онъ спѣшитъ сюда; будетъ къ вечеру здѣсь, и съ Реганой. Не говорилъ ли чего о его приготовленіяхъ противъ герцога Альбенскаго? Припомни.
   ЭДГА. Ни слова; это вѣрно.
   ЭДМО. Отецъ, слышу, спѣшитъ сюда.-- Извини, для виду, я долженъ обнажить противъ тебя мечъ мой. Обнажи и ты, и какъ будто защищайся.-- Ну же, хорошенько.-- Сдайся;-- или къ отцу.-- Огня, огня сюда!-- Бѣги, братъ.-- Огня, огня!-- Прощай.-- (Эдгарь убѣгаетъ.) Нѣсколько капель крови убѣдятъ еще болѣе въ рьяномъ моемъ стараніи; (Ранитъ себѣ руку) пьянчуги, видалъ, дѣлаютъ для шутки и больше этого.-- Отецъ! отецъ! стой! стой! Никто не поможетъ?

Входятъ Глостеръ и Служители съ факелами.

   ГЛОС. Ну, Эдмондъ, гдѣ же негодяй-то?
   ЭДМО. Стоялъ вотъ тутъ во мракѣ, съ обнаженнымъ мечемъ въ рукѣ, бормоча преступныя чары, заклиная луну быть благодатной его богиней.
   ГЛОС. Гдѣ же онъ?
   ЭДМО. Видите, я истекаю кровью.
   ГЛОС. Да гдѣ жь негодяй-то, Эдмондъ?
   ЭДМО. Бѣжалъ вонъ туда. Когда ничѣмъ не могъ --
   ГЛОС. Эй вы, въ погоню! за нимъ!-- (Нѣсколько Служителей уходятъ.) Не могъ,-- чего не могъ?
   ЭДМО. Склонить меня на умерщвленіе вашей милости. Я сказалъ, что карающіе боги устремляютъ на отцеубійцу всѣ громы свои; говорилъ, сколькими крѣпкими узами связаны дѣти съ родителями; коротко -- видя съ какимъ негодованіемъ возстаю я противъ его гнуснаго замысла, онъ бросается вдругъ, въ дикой ярости, съ мечемъ бывшимъ въ его рукѣ, на меня, никакъ этого не ожидавшаго, и ранитъ въ руку; но, потому ли что замѣтилъ, что я оправился и, смѣлый въ правомъ дѣлѣ, готовъ на отпоръ, потому ли, что испугался поднятаго мною крика, бѣжалъ внезапно.
   ГЛОС. Пусть бѣжитъ дальше; въ этой странѣ не скрыться ему, а попадется -- все разомъ кончено {Въ прежнихъ изданіяхъ: And found -- detpatch... По Колльеру: And found despatch'd...}.-- Благородный герцогъ, мой достойный государь и покровитель, будетъ къ ночи здѣсь; его именемъ объявлю я, что тотъ, кто отыщетъ и доставитъ кровожаднаго труса къ позорному столбу, будетъ награжденъ нами; тому же, кто скроетъ его -- смерть.
   ЭДМО. Когда, стараясь отклонить его отъ его замысла, я увидалъ какъ твердо онъ на него рѣшился и потому рѣзко погрозилъ все открыть, онъ возразилъ мнѣ: "и ты, незаконнорожденный нищій, думаешь, что словамъ твоимъ, какъ бы ни было хорошо мнѣніе о твоей правдивости, честности и добродѣтели, дадутъ какую нибудь вѣру, когда я противъ тебя возстану? Никогда; все что отвергну -- а я все отвергну, хотя бъ ты представилъ даже и письмо мое,-- все это обращу я въ наговоръ, злой вымыселъ, гнусную твою продѣлку, и тебѣ необходимо будетъ сдѣлать весь міръ совершенно тупоумнымъ, чтобъ не подумали, что именно существенная для тебя выгодность моей смерти, и заставляетъ тебя искать ее".
   ГЛОС. Неслыханный, закоснѣлый извергъ! Откажется и отъ собственнаго письма своего?-- Не мой онъ сынъ. (Трубы за сценой.) Слышишь! это трубы герцога. Зачѣмъ онъ ѣдетъ, я не знаю.-- Запру всѣ гавани; не ускользнуть негодяю; герцогъ долженъ дозволить это; разошлю, кромѣ того, примѣты его во всѣ концы, чтобы все государство знало его; что же касается до земель моихъ -- доставлю тебѣ, мой добрый, истинный сынъ, право быть ихъ наслѣдникомъ.

Входятъ Корнвелль, Регана и Свита.

   КОРН. Ну что, благородный другъ? съ моего пріѣзда, а я только что пріѣхалъ, странныя вещи узналъ я.
   РЕГА. Правда все -- всякое наказаніе такого преступника будетъ мало еще. Какъ ваше здоровье?
   ГЛОС. О, государыня, растерзано, растерзано старое мое сердце!
   РЕГА. И крестникъ моего отца, получившій отъ него и имя, вашъ наслѣдникъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: your Edgar?... По Колльеру: your heir, your Edgar?...}, вашъ Эдгаръ, покушался на вашу жизнь?
   ГЛОС. О, герцогиня, герцогиня, стыду хотѣлось бы скрыть это!
   РЕГА. Не былъ ли онъ въ сношеніяхъ съ распутными рыцарями моего отца?
   ГЛОС. Не знаю, государыня; слишкомъ, слишкомъ это скверно.
   ЭДМО. Былъ, герцогиня, былъ въ близкихъ съ ними отношеніяхъ.
   РЕГА. Не удивляюсь послѣ этого его извращенности; это они настроили его убить старика, чтобъ имѣть возможность пользоваться, мотать его доходами. Недальше какъ нынѣшнимъ же вечеромъ получила я отъ сестры отличныя о нихъ извѣстія и рѣшила: явятся они на побывку въ мой замокъ -- меня тамъ не будетъ.
   КОРН. Не будетъ и меня, увѣряю тебя, Регана.-- Эдмондъ, я слышалъ, что ты оказалъ твоему отцу истинно сыновнюю услугу.
   ЭДМО. Это былъ мой долгъ, государь.
   ГЛОС. Онъ открылъ его продѣлки, и получилъ, видите, эту рану, стараясь схватить его.
   КОРН. Послали за нимъ погоню?
   ГЛОС. Какже.
   КОРН. Поймаютъ его -- не ужасать ему болѣе злодѣйствами; уполномочиваемъ тебя поступить съ нимъ какъ тебѣ будетъ угодно.-- Что же касается до тебя, Эдмондъ, такъ зарекомендовавшаго себя и добродѣтелью и покорностью, ты будешь нашимъ. Намъ будутъ нужны люди такой глубокой преданности, и мы разсчитываемъ на тебя.
   ЭДМО. Каковъ бы я ни былъ, готовъ служить вамъ, герцогъ, вѣрно.
   ГЛОС. Благодарю за него ваше высочество.
   КОРН. Но вы не знаете еще зачѣмъ мы къ вамъ пріѣхали.
   РЕГА. Такъ не во время, пробираясь темно-окой ночью.-- По дѣлу, благородный Глостеръ, довольно щекотливому, вынудившему прибѣгнуть къ вашему совѣту. Пишетъ намъ нашъ отецъ, пишетъ и сестра о размолвкѣ, уладить которую, полагаю, удобнѣе не изъ своего замка; гонцы ихъ ждутъ здѣсь отвѣта.-- Добрый, старый нашъ другъ, успокойтесь и помогите намъ своимъ совѣтомъ въ этомъ, требующемъ немедленнаго рѣшенія дѣлѣ.
   ГЛОС. Готовъ, герцогиня, служить вамъ.-- Искренно радъ пріѣзду вашихъ высочествъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Передъ замкомъ Глостера.

Входятъ Кентъ и Освальдъ съ разныхъ сторонъ.

   ОСВА. Добраго утра, любезный; ты изъ замка вѣдь?
   КЕНТ. Изъ замка.
   ОСВА. Гдѣ бы поставить намъ лошадей?
   КЕНТ. Да вонъ въ лужу.
   ОСВА. Скажи же, сдѣлай милость, дружище.
   КЕНТ. Нисколько я не другъ тебѣ.
   ОСВА. Нисколько послѣ этого и не жалѣю о томъ.
   КЕНТ. Пожалѣлъ бы, еслибъ былъ у меня въ Финсбурійской овчарнѣ {Въ прежнихъ изданіяхъ: If I had the in Lipsbury pinfold.... По Колльеру: If I had the in Finsbvry pinfold.}.
   ОСВА. Что ты противъ меня имѣешь? Я не знаю тебя.
   КЕНТ. За то я-то знаю тебя.
   ОСВА. Кто жь я по твоему?
   КЕНТ. Бездѣльникъ, пройда, блюдолизъ; подлый, надменный, пустѣйшій, нищенски трехъ-одежный, сто-фунтовый, грязный, шерстяно-чулочный бездѣльникъ; трусливый, только къ жалобамъ прибѣгающій мерзавецъ; жеманный, изъ рукъ вонъ угодливый, безпрестанно въ зеркало смотрящійся прощелыга; одинъ только сундучишко наслѣдующая сволочь; негодяй, который, при всемъ желаніи сдѣлаться, изъ угодливости, сводней, только смѣсь бездѣльника, нищаго, труса, сводника и сына и наслѣдника выродившейся суки; смѣсь, которую вздую до страшнѣйшаго визга, если отвергнешь, хоть одинъ только слогъ изъ этого перечня примѣтъ твоихъ.
   ОСВА. Что же за безобразный уродъ ты, что поносишь человѣка, котораго такъ же, какъ и онъ тебя, не знаешь?
   КЕНТ. Что же за мѣдно-лобая погань ты, что отпираешься отъ знакомства со мной? Развѣ, какіе нибудь дни два тому назадъ, не сшибъ я тебя съ ногъ, и не отдулъ предъ лицемъ короля? Обнажай же мечъ, мерзавецъ; ничего что ночь -- мѣсяцъ свѣтитъ. (Обнажая мечъ) Состряпаю я и при его свѣтѣ славную лапшу {А sop o'the moonshine -- по всей вѣроятности названіе какого-нибудь кушанья.} изъ тебя, подлый, гнусный брадобрѣй. Обнажай!
   ОСВА. Отстань; нѣтъ у меня никакого съ тобой дѣла.
   КЕНТ. Обнажай, бездѣльникъ; ты вѣдь съ письмами противъ короля, сторонникъ куклы Тщеславія противъ царственности ея отца. Обнажай, негодяй, или такъ искрошу твои ляшки,-- обнажай, бездѣльникъ; къ дѣлу.
   ОСВА. Помогите! разбой! помогите!
   КЕНТ. Защищайся жь, подлецъ; да стой же, стой, бездѣльникъ; рубись, подлая тварь. (Бьетъ его.)
   ОСВА. Помогите! разбой! убійство!

Входятъ Корнвелль, Регана, Глостеръ, Эдмондъ и Слуги.

   ЭДМО. Что тутъ? Въ чемъ дѣло? Разойдитесь.
   КЕНТ. А, угодно вамъ, извольте; милости просимъ; потѣшу и васъ; ну, наступайте жь, юный храбрецъ.
   ГЛОС. Оружіе! мечи! въ чемъ дѣло?
   КОРН. Перестаньте, если дорога вамъ жизнь. Смерть первому, кто нанесетъ еще ударъ. Въ чемъ дѣло?
   РЕГА. Это посланцы отъ сестры и отъ короля.
   КОРН. Изъ чего поссорились вы? говорите.
   ОСВА. Едва перевожу я духъ, ваше высочество.
   КЕНТ. Не удивительно, ты такъ гналъ твою храбрость. Подлый трусишка, природа отрекается отъ тебя; портной сшилъ тебя.
   КОРН. Въ умѣ ты? портной сшилъ человѣка?
   КЕНТ. Да, герцогъ, портной; ваятель, или живописецъ, не сдѣлалъ бы его такъ скверно и черезъ два часа занятія ремесломъ своимъ.
   КОРН. Изъ-за чего, скажите, повздорили вы?
   ОСВА. Старый этотъ разбойникъ, котораго, изъ уваженія къ сѣдой бородѣ его, пощадилъ я --
   КЕНТ. Ты, безпутная ижица {Въ подлинникѣ: Zed.}? ты, безполезнѣйшая изъ буквъ?-- Дозвольте, герцогъ, я истолку мерзостнаго этого негодяя въ известь и замажу имъ щели отхожаго мѣста.-- Пощадилъ сѣдую мою бороду ты, трясогузка?
   КОРН. Молчи, негодяй! Не знаешь, дерзкій рабъ, никакого уваженія?
   КЕНТ. Извините, герцогъ; бѣшенство имѣетъ свою привилегію.
   КОРА. Что же разбѣсило тебя такъ?
   КЕНТ. Да то, что такой, какъ онъ, мерзавецъ носитъ мечъ, не приносящій никакой чести. Такіе, какъ онъ, улыбающіеся бездѣльники, какъ крысы, перегрызаютъ часто и священные, такъ крѣпко затянутые узы, что не развязать бы ихъ; льстятъ каждой страсти бунтующей въ ихъ повелителяхъ; подливаютъ масло въ огонь, подсыпаютъ снѣгъ въ болѣе холодную ихъ прихоть; отрицаютъ, поддакиваютъ и повертываютъ гальціоньи носы свои по каждому вѣтру {Было въ Шекспирово время мнѣніе, что клювъ повѣшенной за шею гальціоны повертывается по вѣтру.}, съ каждой перемѣной въ своихъ властелинахъ, не зная, какъ собаки, ничего кромѣ слѣдованія. Проклятіе припадочнымъ вашимъ рожамъ! Смѣетесь вы надъ моими рѣчами, какъ бы надъ дурацкими? О, гуси, попадись вы мнѣ на Сарумской равнинѣ, загналъ бы я васъ, какъ бы вы тамъ ни гоготали, домой, въ Камлотъ {Холмъ, бывшій однимъ изъ мѣстъ, на которыхъ собирался круглый столъ Артура, а по близости его находились болота, въ которыхъ водилось множество гусей.}.
   КОРН. Съ ума ты сошелъ, старикъ?
   ГЛОС. Какъ поссорились вы? ты вотъ это скажи намъ,
   КЕНТ. Нѣтъ двухъ противуположностей такъ противныхъ другъ другу, какъ я и этотъ бездѣльникъ.
   КОРН. За что зовешь ты его бездѣльникомъ? Что имѣешь ты противъ него?
   КЕНТ. Не нравится мнѣ наружность его.
   КОРН. Такъ же, можетъ быть, какъ и моя, и его, и ея?
   КЕНТ. Сэръ, мой обычай говорить правду напрямки. Видалъ я въ свое время лица получше каждаго изъ тѣхъ, которыя вижу теперь на плечахъ передъ собою.
   КОРН. Это, видно, одинъ изъ тѣхъ молодцовъ, которые, разъ за прямизну ихъ похвалили, накидываютъ на себя дерзкую грубость, стараются казаться совсѣмъ не тѣмъ, что есть; не можетъ онъ, изволите видѣть, льстить; честный и откровенный -- онъ долженъ говорить правду, понравится -- хорошо; не понравится -- онъ прямой человѣкъ. Знаю я этотъ родъ бездѣльниковъ; въ ихъ прямизнѣ скрывается болѣе хитрости, болѣе скверныхъ цѣлей, чѣмъ въ двадцати глупыхъ, утонченно-вѣжливыхъ низкопоклонникахъ.
   КЕНТ. Сэръ, по совѣсти, по совершеннѣйшей истинѣ, съ дозволенія великой вашей личности, вліяніе которой, подобно вѣнцу изъ лучезарваго огня на сверкающемъ челѣ Феба --
   КОРН. Что хочешь ты этимъ?
   КЕНТ. Перемѣнить мою манеру говорить, такъ вамъ не угодную. Знаю, сэръ, что не льстецъ я, и что тотъ, кто надулъ васъ своимъ прямодушіемъ, прямѣйшій бездѣльникъ, каковымъ я, что меня касается, никогда не буду, какъ бы ваше неудовольствіе ни побуждало къ тому.
   КОРН. Чѣмъ оскорбилъ ты его?
   ОСВА. Никогда, ничѣмъ не оскорблялъ я его. Какъ-то, весьма недавно, королю, его господину, было угодно, по его навѣту, на меня накинуться; онъ же, какъ бы сговорясь съ нимъ, льстя его неудовольствію, подшибъ меня сзади, и когда я упалъ -- ругался, издѣвался надо мной, такъ при этомъ храбрясь, что удостоился похвалъ короля за нападеніе на человѣка, который самъ преодолѣлъ себя. Вотъ, отуманенный еще такимъ геройскимъ подвигомъ, онъ и накинулся на меня снова.
   КЕНТ. Нѣтъ изъ этихъ подлецовъ и трусовъ ни одного, который не считалъ бы и Аякса, въ сравненіи съ собой, дурнемъ.
   КОРН. Принести колодки! Старый, заносчивый рабъ, сѣдой хвастунъ, научимъ мы тебя --
   КЕНТ. Старъ я, сэръ, для ученья. Не требуйте для меня колодокъ; я служу королю, и по его дѣлу явился я къ вамъ; слишкомъ мало уваженія, слишкомъ явную враждебность къ царственной особѣ моего господина окажете вы, посадивъ его посланца въ колодки.
   КОРН. Принести колодки! Сидѣть ему въ нихъ, клянусь жизнью и честью, до полудня.
   РЕГА. До полудня! до ночи, всю ночь, милордъ.
   КЕНТ. Что вы, герцогиня, будь я и собакой вашего отца, вамъ не слѣдовало бы такъ поступать со мной.
   РЕГА. А съ рабомъ его поступлю, любезнѣйшій. (Приносятъ колодки.)
   КОРН. Это одинъ изъ тѣхъ негодяевъ, о которыхъ пишетъ сестра.-- Ну, давайте жь колодки.
   ГЛОС. Прошу васъ, герцогъ, не дѣлайте этого. Вина его велика, и добрый король, господинъ его, самъ намылитъ ему за то голову; придуманному же вами позорному наказанію подвергаютъ только подлѣйшихъ, презрѣннѣйшихъ негодяевъ за кражи и другія мѣлкія преступленія. Не понравится королю, что вы не уважили его въ лицѣ посланнаго, осудивъ его на такое заключеніе.
   КОРН. Отвѣчу за это я.
   РЕГА. Еще непріятнѣй будетъ сестрѣ, что ея посланнаго ругаютъ и бьютъ за исполненіе ея порученій.-- Сажайте жь его. (Кента сажаютъ въ колодки.) Идемъ, милордъ. (Уходитъ съ Корнвеллемъ.)
   ГЛОС. Жаль мнѣ тебя, любезный; такъ угодно герцогу, а его распоряженія, всѣмъ извѣстно, не терпятъ ни возраженій, ни задержекъ. Но я все-таки попрошу за тебя.
   КЕНТ. Прошу, не просите, сэръ. Я долго бодрствовалъ, уто себя по лбу): Разбей ты дверь, которою безумье
             Впустилъ, а разумъ выпустилъ!.. Скорѣе
             Прочь, прочь отсюда! (Уходитъ).
   Альбани (Гонериллѣ):                     Что случилось?
   Гонерилла.                                                   Полно,
             Не хлопочи, пускай себѣ дуритъ!

(Лиръ возвращается).

   Лиръ. Какъ! Изъ моей прислуги половина
             Осталась только?..
   Альбани.                               Не пойму въ чемъ дѣло?
   Лиръ. Я разскажу въ чемъ дѣло!.. (Гонериллѣ): Стыдно мнѣ,
             Что предъ тобой я плачу, что не въ силахъ
             Слезъ одолѣть!.. Сугубо отольются
             Онѣ тебѣ! Проклятіе отца,
             Какъ громъ, разитъ... Вы, старые глаза,
             Довольно! Коль изъ-за нея еще
             Одну слезу пророните, я вырву
             И брошу васъ!.. Вотъ до чего дошло!
             Пусть будетъ такъ! Вѣдь у меня еще
             Есть дочь. Она, увѣренъ я, отца
             Съ любовью и съ привѣтомъ нѣжнымъ встрѣтить.
             Она, узнавъ, что было здѣсь, въ лицо
             Тебѣ ногтями вцѣпится, волчица!
             Я, думаешь, совсѣмъ ничтоженъ сталъ?..
             Нѣтъ, мощь свою я покажу еще...
             Ручаюсь, покажу! (Уходитъ. За нимъ Кентъ, шутъ, свита).
   Гонерилла.                     Ты слышалъ, герцогъ?
   Альбани. Пристрастнымъ я не буду, Гонерилла,
             Какъ ни люблю тебя...
   Гонерилла.                               Да перестань!..
             Сообразилъ старикъ не дурно: Сотню
             Вооруженныхъ слугъ держать желаетъ!
             Куда умно и осторожно было-бъ
             Мнѣ допустить, чтобы въ его рукахъ
             Всегда была такая сила; чтобы
             На эту силу могъ онъ опереться
             При всякой вспышкѣ, жалобѣ, причудѣ;
             Чтобъ угрожалъ онъ самой жизни нашей...
             Освальдъ, сюда!

(Подходитъ Освальдъ. Гонерилла тихо даетъ ему какое-то приказаніе {Очевидно Гонерилла приказываетъ ему заготовитъ письмо Реганѣ. Объ этомъ письмѣ будетъ рѣчь нѣсколько строкъ далѣе.}. Освальдъ уходитъ.)

   Альбани.                               Твой страхъ преувеличенъ.
   Гонерилла. Излишняя довѣрчивость опасна.
             Позволь же мнѣ предупредить бѣду.
             Предосторожностей не бойся. Знаю
             Отца насквозь, и объ всемъ, что здѣсь
             Онъ говорилъ, сестру я извѣщаю
             Письмомъ. Еще увидимъ, согласится-ль
             Она принять орду его къ себѣ.
             Освальдъ! (Входить дворецкій.) Написано письмо?
   Освальдъ.                                                             Готово.

(Подаетъ Гонериллѣ письмо. Она просматриваетъ его, и отдаетъ обратно Освальду).

   Гонерилла. Возьми людей, и въ путь, къ сестрѣ, проворнѣй!
             Ей разъясни, чего я опасаюсь,
             И отъ себя добавишь, что придется,
             Чтобъ убѣдить ее. Спѣши, не мѣшкай!
             И возвратись скорѣе! (Освальдъ уходитъ).
             (Къ Альбани): Нѣтъ, мой другъ,
             За мягкій нравъ тебя я не корю,
             Но -- извини -- полезнѣе подъ часъ
             Разсудокъ твердый, чѣмъ телячья кротость.
   Альбани. Ты можетъ быть и дальновидна, но
             Нерѣдко отъ добра добра искать
             Опасно...
   Гонерилла.           Значить...
   Альбани.                               Поглядимъ что будетъ!

(Уходятъ).

-----

Дворъ передъ дворцомъ Гонериллы.

Входятъ Лиръ, Кентъ, Шутъ.

   Лиръ (Кенту): Скачи съ этимъ письмомъ къ Реганѣ. Не разсказывай самъ ничего о томъ, что здѣсь видѣлъ; но если она что спрашивать будетъ, когда прочтетъ письмо, на все отвѣчай. Спѣши, чтобы я не пріѣхалъ раньше тебя.
   Кентъ. Не засну прежде, чѣмъ не доставлю вашего письма, государь.

(Уходитъ).

   Шутъ. А вотъ посмотримъ: какъ-то тебя вторая дочка встрѣтитъ. Я кое-что смекаю.
   Лиръ. Что же ты смекаешь?
   Шутъ. Похожи онѣ одна на другую какъ кислое яблоко на кислое яблоко... Знаешь-ли, дядя, зачѣмъ носъ между глазъ поставленъ?
   Лиръ. Не знаю.
   Шутъ. А затѣмъ, чтобы глаза разглядывали, чего носъ не разчухаетъ!
   Лиръ (про себя). Неправъ я передъ нею! {Лиръ слушаетъ шута -- какъ говорятъ -- "однимъ ухомъ", а самъ весь преданъ своимъ мыслямъ. Слова шута о "глазахъ и носѣ" напомнили ему какъ онъ плохо оцѣнилъ слова Корделіи... Слова: "Неправъ я передъ нею" онъ говоритъ про себя, они относятся къ Корделіи.}
   Шутъ. А знаешь-ли, дядя, какъ улитка свою раковину дѣлаетъ?
   Лиръ. Не знаю.
   Шутъ. И я не знаю. За то знаю зачѣмъ ей эта раковина нужна. Чтобы было куда ей спрятаться. Она раковины дочерямъ не отдастъ, безъ крова не останется.
   Лиръ (въ задумчивости). Такъ обидѣть любящаго отца!.. О, я еще съ тобою расплачусь, неблагодарное чудовище!.. {Эти слова относятся къ Гонериллѣ.} О небо, дай мнѣ терпѣнія... Не попусти съ ума сойти!..

(Входитъ слуга).

   Готовы лошади?..
   Слуга. Готовы, государь
   Лиръ (шуту). Ѣдемъ, ѣдемъ! (Уходятъ).
   

Содержаніе второго дѣйствія.

   Во второмъ дѣйствіи узнаемъ, какъ встрѣтила Лира вторая дочь, Регана; а также -- какъ удаются ковы Эдмунда противъ Эдгара.
   Второе дѣйствіе почти все происходитъ въ замкѣ Глостера.
   При раздѣлѣ королевства графство Глостеръ, очевидно, вошло въ долю Реганы, и старый графъ оказался подъ властью герцога Корнуэлльскаго.
   

I.

Дворъ въ замкѣ Глостера.

   Вечерѣетъ. Входятъ съ одной стороны Эдмундъ съ другой -- одинъ изъ придворныхъ герцога. Онъ прибылъ къ Глостеру, чтобы предупредить, что, слѣдомъ за нимъ, къ графу должны прибыть герцогъ и герцогиня Регана. Встрѣтивъ Эдмунда, онъ разсказываетъ объ этомъ и ему.
   Эдмундъ не знаетъ -- чѣмъ объяснить такое посѣщеніе, но радъ ему.
   -- Герцогъ -- разсчитываетъ онъ про-себя -- застанетъ старика Глостера и весь домъ въ тревогѣ. Обманутый подложнымъ письмомъ, графъ велѣлъ схватить, связать Эдгара. Эдгара ищутъ всюду. Не успѣетъ герцогъ пріѣхать, ему доложатъ объ ужасномъ замыслѣ сына противъ отца. Герцогъ скоръ на рѣшенія... Онъ, конечно, приказъ о поимкѣ и казни злодѣя разошлетъ по всему герцогству...

*

   Между тѣмъ довѣрчивый Эдгаръ -- мы знаемъ -- спрятанъ въ покояхъ Эдмунда. Эдмундъ призываетъ его и еще запугиваетъ новыми уловками:
   -- Не замышлялъ-ли ты чего противъ герцога Корнуэлльскаго? спрашиваетъ онъ.-- Герцогъ сейчасъ зачѣмъ-то прибудетъ сюда. Тебя подозрѣваютъ въ важномъ преступленіи. Ищутъ всюду. Не сдобровать тебѣ!.. Бѣги, бѣги скорѣе!
   Въ это время слышатся голоса... Эдмундъ будто испуганъ, онъ будто боится -- какъ бы, заставъ его съ Эдгаромъ, старый графъ не счелъ его сообщникомъ брата.
   -- Какъ бы и мнѣ изъ-за тебя не досталось!-- восклицаетъ онъ. Обнажи свой мечъ. Бейся со мною! Пусть думаютъ, что я тебя преслѣдовалъ, а ты защищался!
   Эдгаръ и Эдмундъ выхватываютъ мечи. При этомъ Эдмундъ кричитъ, призываетъ на помощь, а самъ шепчетъ Эдгару: "Бѣги теперь, бѣги скорѣе!"
   Эдгаръ убѣгаетъ. Коварный Эдмундъ слегка ранить себѣ руку...

*

   Вбѣгаетъ Глостеръ; за нимъ люди съ факелами.
   -- Что случилось?-- спрашиваетъ графъ.
   -- Сейчасъ братъ былъ здѣсь -- съ ужасомъ разсказываетъ Эдмундъ.-- Онъ склонялъ меня убить васъ.
   Я сталъ было увѣщевать его, а онъ выхватилъ мечъ и бросился на меня; вотъ слегка ранилъ мнѣ руку; но я успѣлъ тоже обнажить мечъ, закричалъ... Увидалъ онъ, что я готовъ биться съ нимъ, испугался крика... и убѣжалъ!
   -- Догнать, догнать его!-- приказываетъ Глостеръ.
   Слуги бросаются въ погоню за бѣглецомъ. Глостеръ обѣщаетъ вознаградить пріемыша своего за любовь и вѣрность.

*

   Въ этой-то суматохѣ и застаютъ домъ графа герцогъ Корнуэлльскій съ Реганой. Герцогу уже доложили о "гнусномъ замыслѣ Эдгара". И герцогъ, и герцогиня выражаютъ сочувствіе горю Глостера.
   -- Послана-ли погоня?-- спрашиваетъ герцогъ.--
             Лишь только бы его схватили, вѣрьте --
             Вредить онъ больше никому не станетъ!
   Герцогь готовитъ казнь "преступному сыну", Эдмунда же, за его вѣрность старому отцу, береть къ своему двору.
   Затѣмъ Регана объясняетъ Глостеру -- что заставило ее пріѣхать къ нему:
   -- Отъ отца и отъ сестры мы получили вѣсти объ ихъ раздорахъ. Дайте намъ совѣтъ: какъ поступить?
   Глостеръ приглашаетъ высокихъ гостей въ свои покои. Всѣ уходятъ.

*

   Регана, конечно, говорила съ Глостеромъ не искренно. Она давно рѣшила -- какъ поступить. Она прибыла въ замокъ Глостера не за совѣтомъ.
   Получила Регана письмо отъ отца и сестры, и рѣшилась поддержать сестру, даже не принимать къ себѣ стараго короля до условленнаго срока -- пока онъ не выживетъ мѣсяца у Гонериллы. А чтобы легче отказать ему въ пріютѣ, она, вмѣстѣ съ мужемъ, задумала уѣхать на время изъ своего дворца и встрѣтить отца въ чужомъ домѣ, у Глостера. Принять его и людей его въ чужомъ домѣ она не можетъ.

*

   Посланнымъ отца и сестры она велѣла слѣдовать за собою. И вотъ, едва герцогъ, герцогиня, Глостеръ, Эдмундъ вошли въ замокъ, на дворъ замка входятъ съ одной стороны Кентъ, съ другой Освальдъ.
   Кентъ не можетъ спокойно видѣть Освальда. Вѣрный служитель Лира -- онъ, мы видѣли, уже проучилъ разъ грубаго дворецкаго Генериллы за непочтительное отношеніе къ старому королю. У Реганы онъ опять встрѣтился съ Освальдомъ.
   Вотъ какъ Кентъ разсказываетъ объ этой встрѣчѣ
             "Когда письмо отъ короля привезъ я герцогинѣ
             И подавалъ его, колѣно преклонивъ,
             Другой гонецъ явился, задыхаясь,
             Въ пыли, въ поту. Поспѣшно произнесъ
             Привѣтъ отъ госпожи своей, и тоже
             Вручилъ письмо. Едва его прочли,
             Призвали слугъ, коней сѣдлать велѣіи,
             А мнѣ, съ небрежнымъ взглядомъ, приказали
             За ними слѣдовать, и ждать отвѣта.
   Кентъ понимаетъ, что Освальдъ поддерживаетъ въ Реганѣ недобрыя чувства къ старому отцу. Онъ полонъ негодованія...
   Едва завидѣвъ Освальда во дворѣ Глостера, Кенгъ требуетъ, чтобы Освальдъ бился съ нимъ:
   -- Вынимай мечъ, мерзавецъ! Ты привезъ письмо противъ короля. Ты смѣешь сѣять раздоръ между отцомъ и дочерью!.. Рубись, бездѣльникъ!
   Таковъ встарину былъ обычай въ западныхъ странахъ. Напасть съ мечемъ на безоружнаго человѣка считалось и тогда разбоемъ, но вполнѣ честнымъ и доблестнымъ признавалось вызвать обидчика на бой.
   Въ такомъ бою видѣли "Божій судъ"; думали: "Богъ дастъ побѣду правому".
   Кентъ вызываетъ Освальда на бой; но Освальдъ -- подлая, лакейская душа. Онъ грубъ тамъ, гдѣ можетъ грубить безнаказанно; но гдѣ есть малѣйшая опасность -- онъ жмется и труситъ. При вызовѣ Кента онъ вопитъ о помощи:
   -- Разбой, разбой!.. Помогите!

*

   На эти крики выходятъ изъ замка Герцогъ, Регана, старикъ Глостеръ, Эдмундъ, слуги.
   -- Въ чемъ дѣло?-- спрашиваютъ герцогъ, Глостеръ...
   Освальдъ объясняетъ:
             Недавно господинъ его, король,
             Меня ударить вздумалъ; онъ же тотчасъ,
             Поддѣлаться желая къ государю,
             Меня подножкой сшибъ, и надо мною
             Сталъ издѣваться. За такую доблесть --
             За то, что билъ лежачаго, награды
             Онъ удостоился. А ныньче вспомнилъ
             Свой подвигъ и задумалъ повторить.
   Герцогъ велитъ заковать Кента въ колодки:
   -- Заковать его! И пусть остается въ колодкахъ всю ночь, до полудня.
   -- Нђтъ, до слѣдующей ночи, и еще ночь!-- прибавляетъ Регана.
   Напрасно Глостеръ напоминаетъ герцогу, что а въ колодки принято сажать только за кражу, за самые низкіе поступки, что, если посланный короля виноватъ, надо о винѣ его разсказать господину его -- королю, и предоставить наказаніе самому королю; что самовольная обида гонцу Лира -- обида самому Лиру.
   -- Я за все отвѣчаю!-- коротко прерываетъ герцогъ стараго графа.
   Такъ Кентъ и остается въ колодкахъ.
   

II.

   Читатель предчувствуетъ, какая встрѣча готовится Лиру. Да его прихода Шекспиръ знакомитъ насъ съ судьбой Эдгара Мы видимъ его

Въ пустой степи.

   Эдгара всюду ищутъ. По распоряженію герцога Корнуэлльскаго въ гаваняхъ осматриваютъ каждый выходящій корабль. Какъ спастись отъ погони?.. Эдгаръ прячется сначала въ какомъ-то дуплѣ, потомъ рѣшается
             Юродивымъ прикинуться, принять
             Скотоподобный видъ, лицо запачкать,
             Взъерошить волосы космами и бродить
             Полунагимъ подъ бурею и вѣтромъ,
   питаться подаяніемъ. Кто въ этомъ видѣ узнаетъ сына графа Глостера!..
   Мы его скоро (въ третьемъ дѣйствіи) и встрѣтимъ подъ именемъ "юродиваго, бѣсноватаго Тома".
   

III.

Возвратимся во --

Дворъ передъ замкомъ графа Глостера.

   Прошла ночь, приближается и вечеръ слѣдующаго дня... Кентъ все еще сидитъ въ колодкахъ. Входить Лиръ. Съ нимъ одинъ изъ его приближенныхъ и шутъ.
   Лиръ держалъ было путь ко дворцу герцогини, но узналъ, что она уѣхала къ Глостеру... и самъ поѣхалъ слѣдомъ за нею. Но онъ не можетъ понять, какъ Регана не предупредила его о своемъ переѣздѣ, не послала ему на встрѣчу хотя бы его же гонца?
   И вдругъ видитъ этого гонца... въ колодкахъ! Онъ спѣшить въ замокъ, къ дочери... Его не принимаютъ. Корнуэлль и Регана высылаютъ Глостера сказать ему, что они "ѣхали всю ночь, устали, больны"...
   Лиръ въ негодованіи. Онъ посылаетъ сказать герцогу и герцогинѣ, чтобы они пришли тотчасъ же:
             Не придутъ,-- въ дверь ихъ спальни прикажу
             Стучать какъ въ барабанъ, пока не выйдутъ!

*

   Корнуэлль, Регана являются. За ними Глостеръ, слуги. Съ Кента снимаютъ колодки.
   Лиръ говорить съ Реганой уже не такъ, какъ говорилъ съ Гонериллой.
   Шекспиръ мастерски слѣдитъ за тѣмъ, какъ сердце Лира просвѣтляется въ страданіи, какъ его необузданное своеволіе переходитъ въ мягкость къ людямъ...
   Когда съ нимъ обращались небрежно у Гонериллы, онъ долго даже не замѣчалъ этого. Ему долго въ голову не могло притти, чтобы кто-нибудь осмѣлился отнестись къ нему небрежно. Когда же, наконецъ, Гонерилла подвергаетъ его грубости подлыхъ слугъ, и вступается за этихъ слугъ; когда она позволяетъ себѣ открыто быть непочтительной съ отцомъ, угрожать ему -- старикъ сразу приходитъ въ ярость.
   Первый разъ въ жизни онъ встрѣтилъ оскорбленіе, и отъ кого же? Отъ дочери; отъ дочери, которой только что отдалъ и власть, и земли... Гнѣвъ его не знаетъ границъ... Страданіе еще ново для него, онъ еще не испытывалъ его... И онъ сейчасъ же велитъ сѣдлать коней, не хочетъ долѣе ни минуты оставаться у Гонериллы, проклинаетъ ее; онъ увѣренъ, что еще "покажетъ ей свое величіе!"
   Но -- разъ коснувшись Лира -- страданіе начинаетъ просвѣтлять его сердце. Онъ невольно вспоминаетъ о Корделіи: "Я ее обидѣлъ"!.. На пути къ Реганѣ онъ уже подумалъ обо многомъ, что прежде ему и въ голову не приходило. Передъ нимъ рядъ дурныхъ предзнаменованій: Регана не только не встрѣтила его въ своемъ дворцѣ, она уѣхала изъ лому... Она не послала предупредить отца о своемъ выѣздѣ... Она посадила его гонца въ колодки, она "не можетъ принять отца"...
   Ясно -- и здѣсь "любящей, нѣжной" дочери у Лира нѣтъ. Но онъ не даетъ воли своимъ мрачнымъ предчувствіямъ, своимъ подозрѣніямъ, онъ силится сдержать свой гнѣвъ, онъ винитъ себя за крутой нравъ... Онъ старается не видѣть, что Регана еще болѣе жестка сердцемъ, чѣмъ Гонерилла. Въ своихъ объясненіяхъ съ Реганой "старикъ тихъ, долготерпѣливъ, почти угодливъ"...

*

   Но обманываться долго старику нельзя. Еще не окончился разговоръ Лира съ Реганой, прибыла и Гонерилла.
   Регана открыто, рѣшительно принимаетъ сторону сестры. Она не соглашается принять короля, пока онъ не выживетъ мѣсяца у сестры. Затѣмъ обѣ дочери требуютъ, чтобы Лиръ распустилъ своихъ людей, чтобы довольствовался прислугой, которую онѣ приставятъ къ нему...
   Лиру ясно -- у него нѣтъ дочерей, передъ нимъ двѣ "злыя вѣдьмы". Онъ въ ужасѣ. Онъ проситъ небеса дать ему силы, чтобы снести такое горе... и не показать слабости, не заплакать.
   -- Я съ ума сойду!-- говорилъ онъ шуту, и уходитъ...
   Куда? Куда глаза глядятъ! Вѣдь ему итти некуда, если онъ не хочетъ покориться Гонериллѣ и Реганѣ.
   Съ нимъ уходятъ шутъ, Кентъ...
   Глостеръ идетъ за ними. Его смущаетъ: "Куда же дѣнется король"?

*

   Ночь на дворѣ, надвигается сильная гроза...
   -- Его одного, безъ свиты я бы, пожалуй, приняла; а куда дѣнешь его людей! говоритъ Регана.
   -- Конечно!-- поддерживаетъ ее Гонерилла.
   Возвращается Глостеръ.
   -- Куда же король поѣхалъ?-- спрашиваетъ Корнуэлль.
   -- Велѣлъ всей свитѣ садиться на коней, и поѣхалъ... куда -- не знаю?
   -- Пусть ѣдетъ куда хочетъ!-- рѣшаетъ герцогъ.
   Пытается Глостеръ напомнить;
             -- Ночь на дворѣ, бушуетъ рѣзкій вѣтеръ,
             Въ степи куста нѣтъ!--
   Но Регана находитъ, что "упрямому урокъ полезенъ", и велитъ запереть ворота.
   А буря разыгрывается все сильнѣе, сильнѣе!..
   

Дѣйствіе второе.

I.

Дворъ въ замкѣ графа Глостера.

I.

          Встрѣчаются Эдмундъ и придворный герцога Кориуэлльскаго.

   Эдмундъ. Здравствуйте. Откуда вы?
   Придворный. Здравствуйте. Я отъ вашего отца. Спѣшилъ предупредить его, что сейчасъ прибудутъ сюда герцогъ и герцогиня Регана.
   Эдмундъ. По какому случаю?
   Придворный. Не знаю... До свиданія. (Уходитъ)
   Эдмундъ. Здѣсь герцогъ будетъ къ ночи?.. Превосходно!
             Сплетается само собою дѣло:
             Отецъ велѣлъ схватить Эдгара. Надо
             Вершить, что началъ. Выручайте -- смѣлость
             И счастье!.. (Обратясь къ одному изъ оконъ замка:)
             Братъ, сойди на пару словъ!

(Входить Эдгаръ).

   Эдмундъ. Бѣги! Отецъ провѣдалъ, гдѣ ты скрылся!
             Авось тебя прикроетъ ночь!.. Скажи --
             Не отзывался-ль ты неосторожно
             О герцогѣ Корнуэлльскомъ? Онъ
             Сюда спѣшитъ зачѣмъ-то, съ нимъ -- Регана.
   Эдгаръ. Ни слова я не говорилъ о немъ.
   Эдмундъ. Идетъ отецъ -- я слышу! Извини,
             Прикинуться я долженъ, что съ тобою
             Дерусь!.. Мечь выхвати... и бейся! (Бьются мечами) Такъ!
             (Громко) Сдавайся! (Тихо Эдгару) Ну, теперь бѣги скорѣе!
             (Громко) Сюда! Огня! (Тихо) Бѣги, бѣги!.. Прощай!

(Эдгаръ убѣгаетъ).

             Немного крови скраситъ дѣло... Скажутъ --
             Я былъ въ опасности. (Слегка ранитъ себѣ руку). Видалъ я пьяницъ,
             Которые царапали себя
             Сильнѣй потѣхи ради (Громко): Стой!.. Держите!
             Отецъ!.. Сюда!.. На помощь!
   

3.

   Глостеръ (входить поспѣшно. За нимъ слуги съ факелами).
                                                     Гдѣ бездѣльникъ?
   Эдмундъ. Здѣсь былъ онъ тотчасъ.
   Глостеръ.                                         Да куда онъ скрылся?
             Что это?
   Эдмундъ.                     Раненъ я...
   Глостеръ.                                         Эдмундъ, гдѣ онъ?
   Эдмундъ. Бѣжалъ туда (Указываетъ въ ладь). Напрасно онъ склонялъ...
   Глостеръ. (Слугамъ). За нимъ, за нимъ!.. (Эдмунду). Склонялъ кого? къ чему?
   Эдмундъ. Напрасно онъ склонялъ меня убить васъ.
             Сталъ говорить ему я: "Небеса
             Сошлютъ всѣ громы въ казнь отцеубійцѣ!"
             Напоминалъ, какъ велики, священны
             Отцовъ съ дѣтьми связующія узы...
             Увѣрясь, что чудовищнаго дѣла
             Гнушаюсь я, онъ на меня съ мечомъ
             Неистово рванулся... и задѣлъ
             Мнѣ руку; но сознанье правоты
             Рѣшимость мнѣ внушило: быстро я
             Мечъ выхватилъ для обороны. Тутъ...
             Да, можетъ быть, испуганный и крикомъ
             Моимъ о помощи,-- онъ убѣжалъ.
   Глостеръ. И пусть бѣжитъ подальше! Въ этомъ краѣ
             Ему не сдобровать: попался -- казнь!
             Сейчасъ сюда пожалуетъ нашъ герцогъ --
             Властитель и защитникъ. Разрѣшитъ,
             Увѣренъ я, онъ именемъ своимъ
             Оповѣстить награду тѣмъ, кто схватитъ
             И приведетъ злодѣя на расправу;
             Смерть -- каждому, кто скрыть его посмѣетъ.
   Эдмундъ. Когда его я отклонить старался
             Отъ злого умысла, а онъ упорно
             Твердилъ: "убьемъ!" я, въ гнѣвѣ, пригрозилъ
             Раскрыть все дѣло.-- "Ты, пріемышъ нищій",--
             Воскликнулъ онъ.-- "Ты думаешь, повѣрятъ
             Правдивости твоихъ доносовъ?.. Нѣтъ,
             Сказать мнѣ стоитъ: "Лжетъ онъ!" и разрушу
             Доносъ твой въ прахъ, хотя бы ты представилъ
             Въ свидѣтельство письмо моей руки.
             Слова твои признаютъ клеветой,
             Письмо -- коварнымъ, адскимъ измышленьемъ.
             Иль думаешь -- такъ поглупѣли люди,
             Что не поймутъ, какъ выгодно тебѣ
             Меня сгубить; какъ выгода способна
             Толкнуть на зло..."
   Глостеръ.                               О негодяй безстыдный
             И отъ руки своей готовъ отречься!
             Не сынъ онъ мнѣ! (Слышатся трубы).
             Чу!.. Герцогь!.. И зачѣмъ
             Пріѣхалъ онъ?.. Нѣтъ, не уйти злодѣю! 1)
             Выглядывать его на всѣхъ заставахъ
             Прикажетъ герцогъ; я же разошлю
             Его портреты всюду, чтобы каждый
             Признать его свободно могъ. Тебя же
             Эдмундъ, мой вѣрный сынъ, повѣрь -- сумѣю
             Наслѣдникомъ своихъ земель оставить.
   1) Мысли несчастнаго старика раздвояются. Его смущаетъ неожиданное посѣщеніе герцога, но подавляющая мысль о злодѣйствѣ сына не даетъ ему остановиться на догадкахъ по поводу пріѣзда герцога и Реганы. Слова: "И зачѣмъ пріѣхалъ онъ?" относятся къ герцогу; со словами: "Нѣтъ не уйти злодѣю!" Глостеръ возвращается къ сыну.
   

4.

Входятъ Корнуэлль, Регана, придворные.

   Корнуэлль. (Глостеру) Здорово, честный другъ. Едва успѣлъ
             Ступить въ вашъ домъ, меня встрѣчаютъ вѣсти
             Недобрыя.
   Регана.                     Уже-ли это правда?
             Всѣхъ казней мало за такой поступокъ.
             А какъ здоровье?
   Глостеръ.                               Сердцу тяжко, тяжко!
   Регана. Какъ, вашъ Эдгаръ?..
   Глостеръ.                                         Сознаться стыдно,-- онъ!
   Регана. Да съ шайкою безпутною отца
             Онъ не водился-ли?
   Глостеръ.                               Не знаю!.. Горько!
             Эдмундъ. Онъ въ свитѣ короля былъ, герцогиня
   Регана. Такъ нечего злодѣйству и дивиться!
             Конечно, тамъ его и подстрекали
             Къ убійству, чтобы промотать скорѣе
             Его добро. Сегодня получила
             Я отъ сестры пространное письмо.
             Въ немъ слугъ она отцовскихъ описала
             Мнѣ такъ, что я рѣшилась прочь изъ дому
             Бѣжать, когда они въ мой домъ прибудутъ.
   Корнуэллъ. Я точно такъ же. (Эдмунду). Ты, Эдмундъ, я слышалъ,
             Отцу, какъ сынъ достойный, послужилъ.
   Эдмундъ. Я только долгъ исполнилъ свой.
   Глостеръ.                                                             Открылъ
             Онъ замыселъ злодѣя; раненъ былъ,
             Когда хотѣлъ схватить его...
   Корнуэллъ.                                         Погоня
             За нимъ, конечно, послана?
   Глостеръ                                        . Да, герцогъ.
   Корнуэллъ. Лишь только бы его схватили, вѣрьте --
             Вредить онъ больше никому не станетъ!
             Графъ, въ этомъ дѣлѣ именемъ моимъ
             Распоряжайтесь, какъ сочтете нужнымъ.
             А ты, Эдмундъ, за преданность отцу
             Поступишь въ нашу герцогскую службу.
             Намъ слугъ испытанныхъ и вѣрныхъ нужно.
   Эдмундъ. Служить вамъ буду вѣрою и правдой.
   Глостеръ. Я за него благодарю васъ, герцогъ.
   Корнуэллъ. Теперь скажу, что привело насъ къ вамъ..
   Регана. (Перебивая герцога, продолжаетъ за него)-
             Не во время, въ такую ночь глухую.
             Причины есть на это не пустыя.
             Нуждаемся въ совѣтѣ вашемъ, графъ.
             Отецъ намъ пишетъ, пишетъ и сестра...
             Возникли между ними несогласья.
             Отсюда имъ я предпочла отвѣтить,
             Не изъ дому. Ихъ посланнымъ велѣла
             Я здѣсь отвѣта ждать. Вы, старый другъ,
             Поуспокойтесь, и совѣтомъ добрымъ
             Намъ въ неотложномъ дѣлѣ помогите.
   Глостеръ. Я вашъ слуга. Привѣтствовать васъ счастливъ.

(Всѣ уходятъ въ замокъ)

   

II.

Дѣйствіе происходитъ на томъ же дворѣ Глостера.

Входятъ съ одной стороны Освальдъ (посланный Гонериллы), съ другой Кентъ (посланный Лира).

   Освальдъ. Здравствуй, пріятель. Ты здѣшній?
   Кентъ. Здѣшній.
   Освальдъ. Куда бы лошадей поставить?
   Кентъ. Въ лужу.
   Освальдъ. Скажи, пожалуйста, будь другомъ.
   Кентъ. Какой я тебѣ другъ!
   Освальдъ. Ну, и безъ тебя обойдемся.
   Кентъ. Охъ, обошелся бы я съ тобою по своему!
   Освальдъ. Чего ты на меня взъѣлся? Я тебя и не знаю.
   Кентъ. Да я-то тебя знаю.
   Освальдъ. Знаешь? Ну, кто же я такой?
   Кентъ. Каналья, негодяй, лизоблюдъ, подлая тварь, которую я исколочу до смерти, если...
   Освальдъ. Да что ты въ самомъ дѣлѣ лаешься на человѣка, котораго не знаешь, который тебя съ роду не видывалъ.
   Кентъ. Не видывалъ ты меня, безстыжая рожа! Двухъ дней не прошло -- какъ я тебя училъ королю въ ноги кланяться!.. Мечъ на голо, мерзавецъ! (Кентъ выхватываетъ мечъ изъ ноженъ).
   Освальдъ. Пошелъ ты! Не хочу я съ тобою вожжаться.
   Кентъ. Говорятъ тебѣ: "мечъ на голо"! Ты развозишь письма противъ короля, ты поддерживаешь раздоры между отцомъ и дочерью. Я искрошу тебя... Защищайся!.. Ну!
   Освальдъ. Разбой, разбой! Помогите!
   Кентъ. Вынимай мечъ, подлый трусъ!.. Защищайся!.. (Бьетъ его). Защищайся!
   Освальдъ. Помогите! Разбой!.. рѣжутъ!

*

Выбѣгаетъ Эдмундъ.

   Эдмундъ. Что это? Въ чемъ тутъ дѣло?
   Кентъ. (Эдмунду). Сунься, сунься только, молокососъ! Достанется и тебѣ!

Входитъ Глостеръ.

   Глостеръ. Что за шумъ?.. Мечи на голо?.. Что случилось?

Входятъ Корнуэлль, Регана, слуги.

   Герцогъ. Стой! Смерть тому, кто еще мечъ подыметъ! Въ чемъ дѣло?
   Регана. Это -- гонецъ сестры, тотъ -- гонецъ короля.
   Герцогъ. Изъ-за чего вы подрались?
   Освальдъ. Духа перевести не могу!
   Герцогъ. Я спрашиваю -- изъ-за чего вы поссорились?
   Освальдъ. Вотъ этотъ буянъ, котораго я пошалилъ ради его сѣдой бороды...
   Кентъ. Ты меня пощадилъ?.. Дайте волю, герцогъ. Я его въ порошокъ истолку!.. Онъ меня пошалилъ!
   Герцогъ (Кенту). Молчать! Ты, грубіанъ, забываешь передъ кѣмъ говоришь.
   Кентъ. Забудешься, когда злость возьметъ!
   Герцогъ. Изъ-за чего же ты разозлился?
   Кентъ. Да злитъ меня, когда холопъ негодный
             Мечъ носить, а въ душѣ не носитъ чести.
             Что крыса онъ, священнѣйшія узы,
             Которыхъ развязать не могутъ люди,
             Радъ перегрызть; всегда готовъ польстить
             Страстямъ господъ своихъ, въ огонь лить масло,
             Туда же, гдѣ уже холодность вкралась,
             Подсыпать льда; готовъ на каждый спросъ
             И "да", и "нѣтъ" отвѣтить безразлично,
             И вертится по вѣтру, какъ флюгарка;
             Потворствуетъ любой господской блажи;
             Какъ песъ, всегда бѣжитъ за господами
             (Освальду). Чего смѣешься, харя? Непонятны
             Тебѣ слова мои? Такому гусю,
             Какъ ты, въ хлѣву бы жить.
   Герцогъ.                                         Ты, старый хрычъ,
             Съ ума сошелъ!
   Глостеръ.                               Изъ-за чего дрались вы?
   Кентъ. Мнѣ видъ его противенъ, гадокъ...
   Герцогъ.                                                             Видъ?
             Того гляди -- не по тебѣ придется
             И мой видъ, и ея...
   Кентъ.                               Сложилась, герцогъ,
             Повадка у меня -- всѣмъ правду рѣзать:
             Случалось мнѣ не мало видѣть лицъ,
             Получше тѣхъ, что вижу предъ собою.
   Герцогъ. А! Ты, братъ, вижу я, изъ тѣхъ, которыхъ
             За прямоту разъ стоить похвалить,
             Чтобъ принялись затѣмъ они грубить.
             Душою, видите-ль, они "правдивы"
             Похвалятъ ихъ за правду -- хорошо;
             Бранятъ -- они за правду пострадали!
             Знавалъ я подъ такой личиной плутовъ,
             Въ которыхъ больше хитрости скрывалось,
             Чѣмъ въ двадцати низкопоклонныхъ слугахъ!
   Кентъ. О -- говорю безъ лести -- государь,
             Блистаете вы ярче звѣздъ и солнца!
             Вы совершеннѣе...
   Герцогъ.                               Что говоришь ты?
   Кентъ. Я, герцогъ, стараюсь отвыкнуть отъ рѣчей, которыя вамъ не по вкусу, стараюсь говорить иначе...
   Герцогъ. (Освальду). Чѣмъ ты его обидѣлъ?
   Освальдъ.                                                   Я?.. Ничѣмъ.
             Недавно господинъ его, король.
             Меня ударить вздумалъ; онъ же тотчасъ,
             Поддѣлаться желая къ государю,
             Меня подножкой сшибъ, и надо мною
             Сталъ издѣваться. За такую доблесть
             За то, что билъ лежачаго, награды
             Онъ удостоился. А нынче вспомнилъ
             Свой подвигъ и задумалъ повторить.
   Кенту.-- Послушаешь -- какихъ онъ честныхъ правилъ
             Какъ доблестенъ!
   Герцогъ.                               Подать сюда колодки!
             Тебя, хвастунъ, я проучу.
   Кентъ.                                         Не поздно-ль
             Меня учить! Колодки-то бы лучше
             Вамъ отмѣнить. Служу я королю.
             Сюда гонцомъ я прибылъ отъ него.
             Проявите вы мало уваженья
             Къ его особѣ, если закуете
             Его гонца въ колодки.
   Герцогъ (Слугамъ).                     Я велѣлъ
             Подать сюда колодки!.. (Кенту) И, клянусь,
             Въ нихъ просидишь до завтра, до полудня.
   Регана. Нѣтъ до ночи, затѣмъ еще всю ночь.
   Кентъ. Будь я собакой вашего отца,
             Такъ поступать со мною, герцогиня,
             Не слѣдовало бы.
   Регана.                               А вотъ съ тобою
             Такъ поступать необходимо.
   Герцогъ.                                                   Онъ
             Изъ молодцовъ, съ которыми сестра
             Знакомитъ насъ въ своемъ письмѣ. Колодки!
   Глостеръ. (Герцогу). Позвольте мнѣ просить васъ: Отмѣните
             Свой приговоръ. Онъ виноватъ, конечно;
             Съ него король, его властитель, взыщетъ.
             Колодкамъ, вамъ извѣстно, подвергаютъ
             Лишь самыхъ низкихъ и презрѣнныхъ плутовъ
             Неуваженіе къ себѣ увидитъ
             Король въ такомъ постыдномъ наказаньи
             Его гонцу.
   Герцогъ.                     За это я отвѣчу.
   Регана. Сестра скорѣе можетъ оскорбиться,
             Узнавъ, что посланный ея обиженъ,
             Побитъ былъ здѣсь за службу ей. Надѣть,
             Надѣть колодки! (Герцогу) И пойдемте, герцогъ.

(Регана, Герцогъ возвращаются въ замокъ. Кенту надѣваютъ колодки).

   Глостеръ (Кенту). Мнѣ жаль тебя, пріятель. Но перечить
             Я герцогу не смѣю Постараюсь
             При случаѣ замолвить...
   Кентъ.                                         Не трудитесь,
             Достойный графъ. Въ дорогѣ я не спалъ,
             И утомленъ. Теперь засну, а тамъ...
             Хоть посвищу. Къ намъ, честнымъ людямъ, счастье
             Непостоянно... Доброй ночи, графъ!
   Глостеръ. Неправъ, неправъ нашъ герцогъ. Не похвалитъ
             Его никто.
   Кентъ.                     Ну, дорогой король,
             Изъ-подъ дождя ты попадаешь въ воду!
   

III.

Дикая степь.

   Эдгаръ. Меня преслѣдуютъ. Съ трудомъ въ дуплѣ
             Я отъ погони спасся. Заперты
             Всѣ гавани, меня повсюду ищутъ.
             Придется мнѣ, пока я не попался,
             Юродивымъ прикинутся, принять
             Скотоподобный видъ; лицо запачкать,
             Да волосы взъерошить, и бродить
             Полунагимъ подъ бурею и вѣтромъ.
             Такихъ бродягъ здѣсь шляется не мало
             По деревнямъ. Прикинется безумнымъ.
             Веригъ нацѣпитъ, въ тѣло понатычетъ
             Гвоздей, колючекъ, вопитъ, и подачку
             Гдѣ вымолитъ, гдѣ выбросить заставить,
             Чтобъ отвязался только. Ремесло --
             Печальное! А за него приняться
             Приходится. Юродивымъ еще
             Могу я жить, Эдгара же не стало!

(Уходитъ).

   

IV.

Опять дворъ передъ замкомъ Глостера.

(На другой день послѣ того, какъ заковали Кента).

I.

Кентъ въ колодкахъ. Входятъ Лиръ, съ шутомъ и слугою.

   Лиръ. Мнѣ странно -- какъ уѣхали они
             И моего гонца не отослали!
   Слуга. Да, слышно, государь, еще вчера
             О выѣздѣ никто не помышлялъ.
   Кентъ. Привѣтъ тебѣ, король великій!
   Лиръ.                                                   Что?
             Для смѣха ты срамишь себя.
   Кентъ.                                         О нѣтъ!
   Шутъ. Ха, ха, ха! Жестки твои подвязки, пріятель! Отчего это лошадей вяжутъ за голову, собакъ за шею, быка за рога, а человѣка за ноги? Прытокъ очень ты оказался, должно быть, вотъ тебѣ и надѣли деревянные чулки!
   Лиръ. Кто же это забылъ, что ты мой слуга? Кто осмѣлился такъ поступить съ тобою.
   Кентъ. Оба -- онъ и она. Вашъ сынокъ названый, ваша дочка.
   Лиръ. Нѣтъ!
   Кентъ. Да!
   Лиръ. Нѣтъ!-- говорю.
   Кентъ. А я говорю -- да!
   Лиръ. Клянусь, ты лжешь.
   Кентъ. Клянусь -- не лгу!
   Лиръ. Не смѣли, не могли они такъ нагло
             Попрать нашъ санъ высокій. Легче смерть
             Перенести, чѣмъ это посрамленье!
             Открой же мнѣ скорѣе безъ утайки --
             Чѣмъ заслужилъ такой позоръ? Вѣдь знали
             Они, что отъ меня ты присланъ?
   Кентъ.                                                   Знали.
             Когда письмо привезъ я герцогинѣ
             И подавалъ, колѣно преклонивъ,
             Другой гонецъ явился, задыхаясь,
             Въ пыли, въ поту. Поспѣшно произнесъ
             Привѣтствіе отъ госпожи своей,
             Отъ вашей старшей дочери; и тоже
             Вручилъ письмо. Едва его прочли,
             Призвали слугъ, коней сѣдлать велѣли,
             А мнѣ, съ небрежнымъ взглядомъ, приказали
             За ними ѣхать вслѣдъ и ждать отвѣта.
             Здѣсь я опять гонца того же встрѣтилъ,
             Который такъ испортилъ дѣло. Это
             Тотъ самый плутъ, который вамъ недавно
             Смѣлъ нагрубить. Тутъ, каюсь, осторожность
             Я позабылъ и волю сердцу далъ:
             Я вынулъ мечъ, и звалъ гонца на бой,
             Но онъ, какъ трусъ, крикъ поднялъ. Домъ сбѣжался:
             И вотъ, вашъ зять и ваша дочь меня,
             Какъ видите -- къ позору присудили.
   Шутъ. Э! видно зима-то еще не прошла: гуси все въ ту же сторону тянутъ!
             У отца въ лохмотьяхъ
             Дочка -- что змѣя,
             Гдѣ отецъ богаче --
             Ласкова семья!
             Счастье о богатыхъ,
             Ревностно хлопочетъ;
             Тѣхъ, кто побѣднѣе,
             Вовсе знать не хочетъ!
   Еще накладутъ тебѣ дочки клажи на горбъ, куманекъ!
   Лиръ. (Хватается за грудь). И какъ подступило къ сердцу!.. Гдѣ дочь?
   Кентъ. Въ замкѣ графа.
   Лиръ. (Шуту и слугѣ). Останьтесь здѣсь. Одинъ пойду я.

(Уходитъ).

   Королевскій слуга. (Кенту). Не напроказилъ ли ты еще чего, пріятель?
   Кентъ. Все я сказалъ королю. (Шуту). Отчего при королѣ такъ мало слугъ?
   Шутъ. Если тебя за такой вопросъ въ колодки посадили, по дѣломъ тебѣ.
   Кентъ. Что такъ?
   Шутъ. Хоть бы ты у муравья поучился! И тотъ знаетъ что зимой работать не стоитъ. И на что у тебя носъ, коли разобрать не умѣешь, гдѣ лучше пахнетъ. Не хватайся за колесо, когда оно внизъ повертывается,-- шею сломишь! Цѣпляйся за него, когда оно вверхъ идетъ, самъ на верху будешь.
   Кентъ. Гдѣ ты, дуракъ, такой мудрости набрался?
   Шутъ. Не въ колодкахъ сидючи, пріятель!
   

2.

(Возвращается Лиръ, за нимъ Глостеръ).

   Лиръ. Меня принять не могутъ? Нездоровы?
             Устали, ночь въ дорогѣ провели?
             Все это вздоръ, уловки, непокорность,
             Ступай, переспроси.
   Глостеръ.                               О, государь мой,
             Вы знаете, нашъ герцогъ вспыльчивъ; твердо
             Стоитъ на томъ, что разъ сказалъ.
   Лиръ.                                                   Проклятье!
             Онъ вспыльчивъ? Герцогъ вспыльчивъ!.. Слышалъ, Глостеръ,
             Я герцога и герцогиню видѣть
             Желаю.
   Глостеръ.           Такъ и доложилъ я имъ.
   Лиръ. Ты доложилъ... Да самъ-то понялъ ты
             Что доложить я приказалъ?
   Глостеръ.                                         Конечно
   Лиръ. Ты имъ сказалъ, что съ герцогомъ король
             Желаетъ видѣться; отецъ родной
             Дочь видѣть хочетъ, требуетъ къ себѣ
             Сказалъ?.. Забыть я не могу: "Онъ вспыльчивъ"!
             Поди, скажи ты вспыльчивому... Нѣтъ!
             Быть можетъ онъ и въ самомъ дѣлѣ боленъ,
             И я неправъ? Болѣзнь подъ часъ заставить
             И долгъ забыть. Когда страдаетъ тѣло,
             Съ нимъ за одно нерѣдко духъ подавленъ.
             Я подожду. Больной блажитъ, съ него
             Взыскать нельзя, какъ съ здраваго!.. (Смотритъ на Кента). Однако,
             Зачѣмъ онъ скованъ! Нѣтъ, мнѣ ясно: Герцогъ
             И съ нимъ жена хитрятъ!.. (Глостеру) Колодки снять!
             Поди, скажи: И герцога, и дочь
             Хочу я видѣть тотчасъ же, не медля.
             Не придутъ -- въ дверь ихъ спальни прикажу
             Стучать, какъ въ барабанъ, пока не выйдутъ!
   Глостеръ. О если бы все сладилось у васъ! (Уходить).
   Лиръ. Какъ бьется сердце!.. Тише, тише, сердце!..
   Шутъ. Кухарка рыбу потрошила. Рыба билась, а кухарка приговаривала: "Тише, тише, рыбка"!
   

3.

Входятъ Корнуэлль, Регана, Глостеръ, слуги. Съ Кента снимаютъ колодки.

   Лиръ. День добрый вамъ!
   Корнуэлль.                     Привѣть вамъ, государь!
   Регана. Я счастлива, что вижу васъ.
   Лиръ.                                         Я вѣрю
             И не могу не вѣрить -- ты мнѣ дочь.
             (Увидавъ Кента): Свободенъ ты! Такъ рѣчь объ этомъ послѣ!
             (Реганѣ): Сестра меня обидѣла, Регана.
             Сюда она мнѣ къ сердцу (указываетъ на сердце) привязала,
             Какъ коршуна, свою неблагодарность.
             И поминать мнѣ тяжко! Не повѣришь
             Съ какою лютой злостью... О Регана!..
   Регана. Поговоримъ спокойно. Мнѣ сдается,
             Скорѣе вы сестры не оцѣнили,
             Чѣмъ васъ она обидѣла.
   Лиръ.                                         Какъ такъ?
   Регана. Не вѣрится, чтобы сестра забыла
             Свой долгъ. Она, быть можетъ, попыталась
             Сдержать безпутство вашихъ челядинцевъ.
             Въ такомъ поступкѣ, въ этой цѣли доброй
             Худого нѣтъ.
   Лиръ.                     Проклятье на нее!
   Регана. О государь, вы стары, вы стоите
             На рубежѣ могилы: вами надо
             Руководить, забота вамъ нужна
             Людей, которые васъ знаютъ лучше,
             Чѣмъ сами вы. Прошу васъ, возвратитесь
             Опять къ сестрѣ, въ своей винѣ сознайтесь.
   Лиръ. Просить ея прощенія?.. Скажи,
             Ты думаешь пристало мнѣ молить: (Становится на колѣни)
             "Дитя мое, я сознаюсь -- я дряхлъ,
             Я ни на что не годенъ. На колѣняхъ
             Прошу тебя: дай уголокъ, дай хлѣба!.."
   Регана. Довольно, государь, такія шутки
             Вамъ не къ лицу. Вернитесь.
   Лиръ. (Подымаясь).                              Никогда!
             Моихъ людей она разогнала
             На половину. Взглядъ ея суровъ
             И рѣчь язвитъ, змѣею сердце жалитъ.
             Пускай всѣ кары неба разразятся
             Надъ головой ея неблагодарной!
             Пускай ее зараза искалѣчитъ...
   Корнуэллъ. Да полноте!
   Лиръ.                               Пусть гордые глаза
             Ей молнія огнемъ слѣпящимъ выжжетъ!..
   Регана. О небо! И меня въ часъ гнѣва такъ же
             Клясть будете...
   Лиръ.                     Зачѣмъ Регана? Нѣтъ.
             Ты моего проклятья не услышишь.
             Добра ты нравомъ; сердце не позволитъ
             Тебѣ быть злобной. Взоръ ея палитъ,
             А твой ласкаетъ, нѣжитъ. Ты не станешь
             Ворчаньемъ отравлять мои потѣхи,
             Ты слугъ моихъ не станешь разгонять,
             Урѣзывать что выговорилъ я
             И, наконецъ, на цѣпи да замки
             Передо мной ворота не запрешь.
             Почтеніе отцу и благодарность --
             Священный долгъ, возложенный природой,--
             Ты помнишь; ты, увѣренъ, не забыла,
             Что я тебѣ полцарства подарилъ.
   Регана. Скажите -- въ чемъ же дѣло?
   Лиръ.                                                   Кто колодки
             Велѣлъ надѣть на моего слугу? (За сценой слышатся трубы).
   Корнуэлль. Трубять? (Входитъ Освальдъ).
   Регана.                     Я слышу. Это -- Гонерилла.
             Она писала мнѣ, что къ намъ на дняхъ
             Сбирается. (Освальду) Ты съ госпожею прибылъ.
   Лиръ. Вотъ подлый рабъ, что наглости набрался,
             Благодаря поблажкѣ мимолетной
             Своихъ господъ. Прочь съ глазъ моихъ, мерзавецъ!
   Корнуэлль. Позвольте, государь... Что это значитъ?
   Лиръ. Слуга мой кѣмъ закованъ былъ? Регана,
             Объ этомъ ты, надѣюсь, и не знала? (Входить Гонерилла).
             Кто это?.. Боги! Если къ старцамъ вы
             Благоволите, если вамъ угодно
             Признаніе благихъ законовъ вашихъ,--
             Меня примите подъ свою защиту. 1)
             (Гонериллѣ). Ужель тебѣ на сѣдины мои
             Глядѣть не стыдно? (Реганѣ) Неужли, Регана,
             Ты руку ей подашь?
   1) "Боги, если вамъ угодно признаніе благихъ законовъ вашихъ"... "Боги"... Лиръ говорить о богахъ, а не о единомъ Богѣ. По преданію Лиръ жилъ за 800 лѣтъ до Рождества Христова (см. стр. 9). Тогда Британія коснѣла въ язычествѣ, исповѣдовала многобожіе. Однако и у язычниковъ уваженіе дѣтей къ родителямъ (которому у насъ учитъ заповѣдь "Чти отца твоего и матерь твою") признавалось чувствомъ естественнымъ, какъ бы установленнымъ богами. Лиръ говоритъ: "Боги, если вамъ угодно, чтобы эти благіе законы признавались людьми, защитите меня". Тутъ рѣчь идетъ именно о законѣ, установляющемъ связь родителей съ дѣтьми. Нарушая почтеніе къ отцу, дочери Лира нарушили "благой законъ" боговъ о почитаніи родителей.
   Гонерилла.                     А почему же
             И не подать? Чѣмъ провинилась я?
             Не все порокъ въ чемъ сумасброды видятъ
             Порокъ, и что глупцы зовутъ порокомъ.
   Лиръ. Выносчиво ты сердце, даже это
             Ты вынесло!.. Кто-жь сего слугу
             Смѣлъ заковать?
   Корнуэлль.                     Я, государь. Но строже
             Съ него взыскать бы слѣдовало...
   Лиръ.                                                   Ты?
   Регана. Отецъ, вы слабы, и держитесь такъ,
             Какъ подобаетъ слабымъ. Возвратитесь
             Къ сестрѣ, и мѣсяцъ этотъ доживите
             При ней; число своихъ людей убавьте
             На половину. Срокъ придетъ -ко мнѣ
             Пожалуйте. Теперь же я не дома,
             И содержать васъ съ свитой мнѣ здѣсь нечѣмъ.
   Лиръ. Вернуться къ ней? На половину сбавить
             Число людей?.. Нѣтъ, лучше я безъ крова
             Остануся, во власти буйныхъ вѣтровъ,
             Въ лѣсу съ совой, съ волками поселюсь.
             Нужда всему научитъ!.. Къ ней вернуться?
             Да не упасть ли въ ноги королю,
             Что безъ приданаго меньшую дочь
             Взялъ за себя? Ужъ не его-ль молить,
             Какъ нищему, о хлѣбѣ на колѣняхъ?..
             Вернуться къ ней? Потребуй лучше прямо,
             Чтобъ я рабомъ сталъ, вьючною скотиной
             Вотъ этого мерзавца! (Показываетъ на Освальда).
   Гонерилла.                     Коль угодно!..
   Лиръ. Дочь! Не своди съ ума! Обременять
             Тебя собой не стану я. Прощай!
             Не встрѣтимся, не свидимся мы больше.
             Но все-таки ты плоть, ты кровь моя...
             Вѣрнѣе -- недугъ, что гнететъ мнѣ тѣло,
             Вѣрнѣе -- язва, что признать своею
             Я вынужденъ. А потому не стану
             Тебя корить; на голову твою
             Позора звать не буду; пусть прилетъ,
             Когда придетъ; я громовъ на тебя
             У неба правосуднаго не буду
             Вымаливать... Тебя прошу.- подумай
             Что дѣлаешь, исправься, если можешь.
             Я потерплю. Могу пожить съ Реганой,
             Мнѣ съ сотней слугъ пристанище она,
             Конечно, дастъ.
   Регана.                     Исполнить это трудно.
             Васъ не ждала я, васъ теперь принять
             Мнѣ негдѣ. Вамъ бы лучше, государь,
             Послушаться сестры. Кто приглядится
             Къ причинамъ гнѣва вашего, не можетъ
             Не увидать, что гнѣваетесь вы
             По старости, сестра же твердо знаетъ
             Что дѣлаетъ.
   Лиръ.                     Ты говоришь отъ сердца?
   Регана. И повторю. Пятидесяти слугъ
             Вамъ, слышу, мало? Да куда ихъ больше?
             И столькихъ-то зачѣмъ держать? И это
             Опасно, тягостно. Огромной дворнѣ
             При двухъ хозяевахъ, подъ общей кровлей
             Ужиться трудно, прямо -- невозможно!
   Гонерилла. Не проще-ль вамъ довольствоваться нашей --
             Моей да сестриной -- прислугой.
   Регана.                                                   Да,
             Конечно, государь. А если вамъ
             Не угодятъ чѣмъ, мы съ виновныхъ взыщемъ.
             Когда ко мнѣ пріѣдете, прошу васъ
             Слугъ двадцать пять съ собой возьмите. Больше
             Ихъ допустить я не могу къ себѣ
   Лиръ. Я вамъ все отдалъ.
   Регана.                               Время подошло.
   Лиръ. Я и себя вамъ отдалъ подъ опеку
             Съ условіемъ, однако, чтобъ вы
             Сто слугъ моихъ всегда кормили Ты же
             Желаешь, чтобы двадцатью пятью
             Я ограничился. Ты такъ сказала?
   Регана. И вновь скажу я тоже.
   Лиръ.                                         Злая тварь
             Предъ тварью злѣйшей кажется намъ доброй.
             Не худшей быть -- уже заслуга. (Гонериллі) Такъ
             Я при тебѣ останусь, Гонерилла.
             Полсотни болѣе, чѣмъ двадцать пять...
   Гонерилла. На что вамъ двадцать пять, на что вамъ десять.
             Пять слугъ своихъ, когда у насъ найдете
             Слугъ множество.
   Регана.                               Нужды нѣтъ и въ одномъ.

   Лиръ. Ты говоришь: "Нужды нѣтъ"? Лишній грошъ
             У нищаго найдется иногда!
             Лай людямъ только что по естеству
             Необходимо,-- между человѣкомъ
             И звѣремъ разница исчезнетъ. Если
             Тепло едва намъ нужно; для чего же
             Богатые наряды? И тепла-то
             Отъ нихъ немного!.. О, въ одномъ нуждаюсь
             Дѣйствительно: терпѣнья дайте, боги,
             Терпѣнія! Вдвойнѣ несчастный старецъ --
             И годами, и горемъ удрученный,
             Васъ молить. Если вы такую злобу
             У дочерей къ отцу зажгли, такъ дайте
             И силы мнѣ, чтобъ не ослабнуть духомъ;
             Чтобъ женское орудіе -- слеза
             Моей щеки мужской не посрамила...
             Нѣтъ, вѣдьмы, вамъ я страшно отомщу.
             Не знаю самъ, что сдѣлаю, но только...
             Такъ отомщу, что содрогнется свѣтъ!
             Вы думали заплачу я? Напрасно,
             Нѣтъ, плакать я не стану...
             Есть мнѣ о чемъ заплакать, но скорѣе,
             Я на куски дамъ разорваться сердцу,
             Чѣмъ пророню одну слезу... О шуть,
             Схожу съ ума!

(Уходятъ Лиръ, шутъ, Кентъ. За ними Глостеръ).

   Корнуэлль.                               Уйдемте со двора,
             Гроза близка.
   Регана.                     Домъ не великъ; отца
             И слугъ его здѣсь негдѣ помѣстить.
   Гонерилла. Самъ виноватъ, самъ убѣжалъ изъ дома
             Такъ пусть теперь поплатится за дурь.
   Регана. Его бы я и приняла, пожалуй,
             Но ни души изъ слугъ его.
   Гонерилла.                               Конечно.
             А гдѣ же Глостеръ?
   Корнуэлль.                     Вслѣдъ за старикомъ
             Пошелъ. (Возвращается Глостеръ) Вотъ онъ.
   Глостеръ. Король въ жестокомъ гнѣвѣ!
   Корнуэлль. Куда собрался онъ?
   Глостеръ.                                         Сѣдлать коней
             Велѣлъ; куда направитъ путь -- не знаю.
   Корнуэлль. Пусть дѣлаетъ что хочетъ.
   Гонерилла.                                         Графъ, его
             Удерживать не вздумайте, прошу васъ.
   Глостеръ. Ночь на дворѣ, бушуетъ рѣзкій вѣтеръ,
             Въ степи куста нѣтъ...
   Регана.                               Самодуръ въ бѣдѣ.
             Его упрямствомъ вызванной, найдетъ
             Урокъ полезный. Запереть ворота!
             У короля отчаянные слуги,
             Того гляди, его "добру" научатъ!
             Увлечь его не трудно. Осторожность --
             Не лишнее.
   Корнуэлль.           Да, запереть ворота!
             Совѣтуетъ моя Регана дѣло...
             Уйдемъ, пока не грянула гроза.

(Уходятъ).

   

Содержаніе третьяго дѣйствія.

I.

Лихая степь. Буря, дождь, громъ, молнія.

   Лиръ, выгнанный дочерьми изъ замка Глостера, въ бурную ночь очутился въ дикой степи. Люди его частью бросили нищаго короля, разбѣжались, частью разбрелись, чтобы пріискать себѣ гдѣ-нибудь пріютъ на ночь. Для короля пріюта ищетъ Кентъ. При Лирѣ остался только его вѣрный шутъ. Кентъ, при поискахъ за пріютомъ, повстрѣчалъ достойнаго человѣка, который -- онъ знаетъ -- глубоко преданъ королю. Кентъ разсказываетъ ему, что вѣсти о тяжеломъ житьѣ Лира дошли до Корделіи. Она выпросила у мужа -- французскаго короля -- войско для защиты отца, и съ этимъ войскомъ высадилась на британскій берегъ въ городѣ Доверѣ. Кентъ поручаетъ встрѣчному оповѣстить Корделію, что, наконецъ, сестры ея совсѣмъ оставили короля безъ крова, а также, что многіе изъ прежнихъ подданныхъ Лира готовы присоединиться къ французскимъ войскамъ на его защиту.
   

II.

   Между тѣмъ --

Въ другой части той же степи

   Лиръ въ ужасномъ положеніи. Онъ весь промокъ, продрогъ; разсудокъ его начинаетъ туманиться... Но сила духа его не падаетъ. И въ эти тяжелые часы онъ, по мощи, остается "королемъ съ головы до пятокъ". Онъ какъ бы радъ бурѣ; она -- подъ стать его душевной тревогѣ. Къ тому же буря "отвлекаетъ его отъ тяжкихъ думъ".
   На ряду съ мыслью о собственномъ горѣ, въ головѣ Лира начинаютъ толпиться мысли, которыя прежде, въ дни могущества, не посѣщали его. Онъ стоялъ далеко отъ бѣдъ житейскихъ, и не могъ легко представить себѣ, что значитъ быть безъ пріюта, безъ хлѣба... Онъ впервые понимаетъ, что для иного даже охапка соломы подъ шалашомъ -- радостный пріютъ, кровъ.
   -- Нужда -- сила чудная -- разсуждаетъ онъ.-- Пустой предметъ она дѣлаетъ драгоцѣннымъ!..
   Прежде онъ повелѣвалъ, мало заботился о томъ, легко-ли исполнять его прихоти... Теперь онъ ощущаетъ сочувствіе къ чужому горю, онъ чувствуетъ въ сердцѣ жалость къ страдающимъ.
   -- Мой вѣрный другъ,-- говоритъ онъ своему шуту,-- и для тебя есть уголокъ въ моемъ сердцѣ.
   Вспоминаетъ Лиръ и о бездомныхъ бѣднякахъ;
   
                       Вы, одежды
             И крова неимущіе скитальцы,
             Гдѣ-бъ ни засталъ васъ этотъ ураганъ,--
             Какъ вамъ его перенести въ лахмотьяхъ,
             Съ пустымъ желудкомъ, подъ открытымъ небомъ?..
             Какъ мало я объ этомъ прежде думалъ!
             Учись, богачъ! Переживи хоть разъ
             Что бѣднота переживаетъ;-- съ нею
             Избыткомъ ты научишься дѣлиться!..
   

III.

   Пока Лиръ такъ скитается подъ бурей съ вѣрнымъ своимъ шутомъ, пока Кентъ ищетъ ему пріюта, не можетъ успокоиться и Глостеръ. Этотъ разъ онъ уже страдаетъ не своимъ горемъ: его до глубины души возмутила жестокость дочерей Лира; онъ думаетъ -- какъ бы помочь королю... Вѣдь этому королю онъ вѣрно служилъ сорокъ лѣтъ! Онъ не можетъ теперь измѣнить старику для безсердечнаго, глуповатаго герцога и Реганы. Передъ нами
   

Комната въ замкѣ Глостера.

   Глостеръ повѣряетъ свои тревоги Эдмунду:
   -- Мнѣ не дали пріютить короля въ собственномъ моемъ домѣ; мнѣ, подъ угрозою вѣчной немилости, запретили говорить о немъ, пособить ему чѣмъ бы то ни было!.. Но я этого выполнить не могу. Не могу я оставить безъ помощи своего стараго государя. Пойду разыщу его и гдѣ-нибудь дамъ ему пріютъ.
   -- Впрочемъ -- прибавляетъ онъ -- преслѣдованію старца-короля скоро наступитъ конецъ. Въ Доверѣ высадилось французское войско на его защиту. Я получилъ письмо объ этомъ. Оно заперто въ моей комнатѣ. Намъ съ тобою долгъ велитъ стать за короля. Готовься...
   Глостеръ уходить разыскивать Лира, а Эдмундъ... спѣшитъ захватить письмо въ комнатѣ отца и отнести его къ герцогу Корнуэлльскому!.. Онъ безжалостно выдаетъ отца жестокому герцогу въ надеждѣ "за преданность" получить отъ герцога отцовскія помѣстья и титулъ "графа Глостера".

-----

   Такова, можно сказать, первая половина третьяго дѣйствія.
   Во второй половинѣ увидимъ --
   чѣмъ кончились заботы Кента и Глостера о пріютѣ королю?
   чѣмъ завершилась гнусная измѣна Эдгара старому отцу?
   

IV.

   Передъ нами еще

Новая частъ дикой степи съ шалашомъ.

   Кентъ набрелъ было на какую-то хижину, но -- сколько ни стучался въ нее -- его не впустили. Затѣмъ нашелъ онъ въ степи шалашъ и привелъ къ нему короля.
   Но королю не до покоя -- "Буря заглушаетъ его страданія"... Онъ посылаетъ въ шалашъ Кента, шута...
   -- Я же -- говоритъ онъ -- помолюсь и лягу спать послѣ.
   Шутъ пробирается въ шалашъ, но тотчасъ же выскакиваетъ изъ него:
   -- Злой духъ, злой духъ!-- вопитъ онъ.
   А вслѣдъ за шутомъ выходитъ изъ шалаша и грязный, всклокоченный безумецъ. Лохмотья едва прикрываютъ его наготу. Шалашъ -- его жилище. Его-то и испугался шутъ.
   Безумный голякъ этотъ -- Эдгаръ, сынъ Глостера. Онъ -- помните -- убѣгая отъ погони, прикинулся полоумнымъ, юродивымъ. Онъ притворяется, будто ему мерещатся бѣсы; будто они мучаютъ, преслѣдуютъ его... Въ округѣ онъ сталъ извѣстенъ подъ именемъ Тома -- "бѣднаго Тома", "бѣсноватаго Тома".
   Такъ сошлись подъ бурей въ степи оклеветанный сынъ графа Глостера, вынужденный прикидываться помѣшаннымъ, бѣсноватымъ, и старецъ-король, выгнанный дочерьми, у котораго отъ горя, отъ тяжкихъ потрясеній начинаетъ путаться разсудокъ.

*

   Ихъ застаетъ въ бесѣдѣ старикъ Глостеръ. Онъ разыскивалъ короля, радъ, что нашелъ его, и зоветъ къ себѣ:
   
                                           Мой государь,
             Со мной пойдемте. Я не въ силахъ больше
             Повиноваться вашимъ дочерямъ.
             Приказано мнѣ запереть ворота
             И бросить васъ на жертву ночи бурной.
             Я этого исполнить не могу --
             Готовы вамъ пріютъ, тепло и ужинъ.
   
   Лиръ требуетъ, чтобы съ нимъ пріютили и Тома.
   

V.

   Вотъ и

Комната у одного изъ арендаторовъ графа Глостера.

Сюда графъ Глостеръ привелъ Лира, шута его, Кента, Тома (Эдгара).

   Уже не остается сомнѣнія, что "король повредился въ разсудкѣ".
   Въ безумныхъ рѣчахъ его ясно слышится -- чѣмъ онъ былъ особенно потрясенъ, что свело его съ ума.
   Глостеръ, давъ пріютъ Лиру, уходитъ хлопотать -- какъ, съ кѣмъ отправить старика въ Доверъ, къ Корделіи, къ войскамъ, которыя она привела для зашиты отца. Пора позаботиться объ этомъ. Чтобы отдѣлаться отъ Лира, старшія дочери уже задумали убить его.

*

   Уладилъ все Глостеръ, и возвращается. Стараго короля онъ застаетъ спящимъ. Будить измученнаго страдальца не рѣшаются въ надеждѣ, что сонъ успокоитъ его. Соннымъ уносятъ Лира по дорогѣ въ Доверъ...
   

VI.

   Дорого поплатился, однако, Глостеръ за довѣріе къ пріемышу Эдмунду, за помощь своему государю!
   

Комната въ замкѣ Глостера.

   Герцогъ Корнуэлльскій, Регана, Гонерилла узнали отъ Эдмунда о высадкѣ войскъ Корделіи въ Доверѣ; о помощи, оказанной Глостеромъ королю, объ отправкѣ короля въ Доверъ... Глостера приказано схватить. Ему предстоить ужасная казнь.
   А пока Корнуэлль спѣшить собрать войска, Регана торопится отправить гостью свою, Гонериллу, обратно къ мужу, герцогу Албанскому, чтобы и онъ снаряжалъ войска противъ Корделіи и французовъ. Провожать Гонериллу поручаютъ Эдмунду. Кстати -- его удалить необходимо. Ему неудобно присутствовать при казни преданнаго имъ отца.

*

   Не успѣли Гонерилла и Эдмундъ выѣхать изъ замка, какъ старика Глостера, связаннаго, приводить къ герцогу Корнуэлльскому. Герцогъ велитъ привязать его къ ъ мой бьете! Ваша шайка...

(Входитъ герцогъ Альбанскій.)

  
                                 Лиръ.
  
                                                               Горе,
             Кто поздно кается!-- Вы, герцогъ, здѣсь?
             Иль это ваша воля? Говорите!--
             Сѣдлать мнѣ лошадей!... Неблагодарность,
             Ты съ сердцемъ мраморнымъ мучитель, дьяволъ,
             А въ дѣтищѣ родномъ отвратнѣй ты,
             Чѣмъ чудище морское!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Успокойтесь,
             Я васъ прошу.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Проклятый коршунъ, лжешь!
             Мои всѣ люди качествъ рѣдкихъ, чудныхъ,
             Всѣ мелочи обязанностей знаютъ!
             Внимательному взору не подмѣтить,
             Гдѣ-бъ оскорбляли честь свою они...
             Корделіи моей проступокъ слабый,
             Какъ могъ ты мнѣ столь гнуснымъ показаться,
             Что мощнымъ рычагомъ сорвалъ съ основъ
             Мою природу, вытянулъ любовь
             И желчью сердце напоилъ? О, Лиръ,
             Лиръ, Лиръ, стучи ты въ эту дверь! Въ нее (бьетъ себя въ голову)
             Само дурачество вломилось сразу,--
             Разсудокъ дорогой исчезъ. Друзья,
             За мной! Друзья, бѣжимъ, бѣжимъ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                               Король!
             Ни въ чемъ я неповиненъ и не знаю,
             Что возмутило васъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Быть-можетъ, герцогъ...
             Услышь меня, услышь меня, природа!
             Ты, дорогое божество, услышь!
             Останови свои предначертанья,
             Останови, когда ты эту тварь
             Задумала благословить ребенкомъ!
             Безплодіемъ ей чрево порази,
             Въ ней органы рожденья изсуши!...
             Не дай ты ей, съ ея нечистой кровью,
             Великой чести матерью назваться!
             А если ужь должна она родить,
             Пусть зло лишь выкинетъ на свѣтъ въ исчадьѣ.
             Чтобы вся жизнь его была уродствомъ,
             Неизглаголанною мукой ей!
             Чтобы отъ мукъ морщинами свело
             Ея чело младое! Токи слезъ
             Чтобъ медленно изрыли щеки ей!
             Чтобъ матери и ласки, и любовь
             Онъ обратилъ ей въ смѣхъ и поношенье!
             Въ страданьяхъ пусть извѣдаетъ сама:
             Не такъ остеръ змѣи зубъ ядовитый,
             Какъ дѣтище неблагодарно. Вонъ
             Бѣжимъ отсюда! (Уходитъ. )
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Боги всемогущи!
             Откуда бѣдствіе на насъ такое?!
  
                                 Гонерила.
  
             О, не трудись причину узнавать!
             Оставь безумнаго идти туда,
             Куда ведетъ его безумство.
  
                                 Лиръ (возвращаясь).
  
                                                     Какъ!
             Слугъ пятьдесятъ и сразу уничтожить,
             А въ двѣ недѣли сколько?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Въ чемъ тутъ дѣло?
  
                                 Лиръ.
  
             Послушай, разскажу... О, жизнь и смерть,
             Какъ стыдно стало мнѣ, что ты могла
             Поколебать такъ мужество мое,
             Что слезы эти въ силахъ ты исторгнуть!...
             А все-жь текутъ, текутъ!-- Туманъ и вихрь
             На голову твою! Отца проклятья
             Пусть изможжатъ твои всѣ чувства... Вы-жь,
             Вы старые и глупые глаза,
             Посмѣйте только плакать,-- васъ я вырву
             И брошу въ грязь,-- мочите тамъ ее
             Водой соленой вашей. Боги, боги!
             И до того дошло... Пусть будетъ такъ,--
             Еще одна осталась дочь, осталась...
             Нѣжна она, любезна и кротка;
             Но ежели услышитъ про тебя,
             Ногтями волчіе лицо твое
             Все изорветъ. Увидишь ты, увидишь,
             Что гордо въ прежній видъ я облекусь.
             Ты думаешь, я потерялъ его
             На вѣки?-- Нѣтъ. Клянусь, сама увидишь.

(Уходитъ. За нимъ уходятъ Кентъ и свита.)

  
                                 Гонерила.
  
             Замѣтили вы, герцогъ?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Гонерила!
             Какъ ни люблю я васъ, но не могу
             Быть столь пристрастнымъ....
  
                                 Гонерила.
  
                                                     Пощадите, сэръ.
             Освальдъ, Освальдъ, сюда! (Шуту) А вы, вы, сэръ,--
             Мерзавецъ больше, чѣмъ дуракъ!... Ступайте,
             Бѣгите лучше съ господиномъ вашимъ.
  

Шутъ.

   Дядя Лиръ, дядя Лиръ! Постой, захвати съ собой дурака.
             Когда-бъ лисичку я схватилъ
             Да дочь такую получилъ,
             Веревку-бъ за колпакъ купилъ
             И ихъ обѣихъ задушилъ.--
             Затѣмъ и слѣдъ шута простылъ! (Убѣгаетъ.)
  
                                 Гонерила.
  
             Придумалъ, право, хорошо: сто слугъ
             Ему, головорѣзовъ сотню, здѣсь
             Оставить, чтобъ при каждой вздорной вспышкѣ,
             Чтобъ при пустѣйшей всякой клеветѣ
             Онъ, укрѣпясь своими сорванцами,
             Могъ нашей жизни угрожать всечасно.
             Освальдъ!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Ты подозрительна ужь очень.
  
                                 Гонерила.
  
             Надежнѣй такъ, чѣмъ довѣряться глупо.
             Позволь: предупредить бѣду вѣдь лучше,
             Чѣмъ трепетать, боясь ежеминутно,
             Что вотъ она, нежданная, нагрянетъ...
             Его я знаю и сестрѣ подробно
             Описано, что здѣсь онъ говорилъ.
             А если вздумаетъ она принять
             Его и съ цѣлой свитой въ сотню... Га,
             Освальдъ! (Освальдъ входитъ) Ты написалъ уже письмо
             Къ моей сестрѣ?
  
                                 Освальдъ.
  
                                 Готово, герцогиня.
  
                                 Гонерила.
  
             Бери же спутниковъ и на коней.
             Скачите къ герцогинѣ. Передай,
             Чего боюсь. Все это подкрѣпи
             Чѣмъ хочешь, вздумаешь, чѣмъ можешь, только.
             Спѣши, скачи быстрѣй!... Назадъ вернись
             Немедля... (Освальдъ уходитъ) Нѣтъ, мой герцогъ драгоцѣнный,
             Не осуждая твой характеръ мягкій,
             Виню неразсудительность твою,
             И не могу тебя я не хулить
             За кротость пренаивную твою.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Не знаю, какъ ты видишь далеко,
             Но только ты смотри: какъ часто мы,
             Стремяся къ лучшему, спѣшимъ ужь слишкомъ
             И губимъ то, что было хорошо...
  
                                 Гонерила.
  
             Да нѣтъ же, потому что...
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Ну, довольно!
             Ну, хорошо!-- Увидимъ все увидимъ...
  

Сцена V.

Дворъ замка герцога Альбанскаго.

(Входятъ: Лиръ, Кентъ и шутъ.)

  

Лиръ.

   Иди впередъ въ Глостеръ съ этимъ письмомъ. Ты разскажешь моей дочери только то, о чемъ она спроситъ, прочтя это письмо,-- не больше. Если ты не поспѣшишь, я буду тамъ прежде тебя.
  

Кентъ.

   Я не засну, пока не доставлю вашего письма... (Уходитъ.)
  

Шутъ.

   А что, еслибы мозгъ у человѣка былъ въ пяткахъ, вѣдь страшно бы было намозолить его?
  

Лиръ.

   Конечно, милашка.
  

Шутъ.

   Ну, такъ радуйся, дядя: твоему умишкѣ не придется бѣгать теперь въ истоптанныхъ башмакахъ!
  

Лиръ.

   Ха-ха-ха!
  

Шутъ.

   Увидишь, какъ ласково приметъ тебя другая дочь... Хоть она и похожа на эту, какъ дикое яблоко на садовое, а все-таки могу сказать только то, что могу сказать.
  

Лиръ.

   Что-жь можешь ты сказать?
  

Шутъ.

   Что она, собственно, на вкусъ такая же, какъ и та. Онѣ -- какъ два дикихъ яблока. Можешь ли сказать, зачѣмъ у человѣка носъ посаженъ на срединѣ лица?
  

Лиръ.

   Нѣтъ.
  

Шутъ.

   А за тѣмъ, чтобъ съ каждой стороны у него было по глазу,-- чтобы можно было высмотрѣть то, чего нельзя пронюхать.
  

Лиръ.

   Я обидѣлъ ее...
  

Шутъ.

   Можешь ли сказать, какъ улитка дѣлаетъ свою раковину?
  

          Лиръ.

   Нѣтъ.
  

Шутъ.

   И я не могу, а знаю, для чего у улитки домикъ.
  

Лиръ.

   А для чего?
  

Шутъ.

   Чтобы прятать въ него головку, а не для того, конечно, чтобъ отдать ее своимъ дочерямъ и оставить безъ покрышки свои рожки.
  

Лиръ.

   Хочу забыть мою природу! И такого нѣжнаго отца... Готовы ли лошади?
  

Шутъ.

   Твои ослы побѣжали за ними. А причина, почему семизвѣздіе состоитъ только изъ семи звѣздъ -- прелестная причина.
  

Лиръ.

   Потому что ихъ не восемь!
  

Шутъ.

   Ну, да, конечно, такъ. Изъ тебя вышелъ бы славный шутъ.
  

Лиръ.

   Силой возвратить себѣ?!... Чудовище неблагодарности!...
  

Шутъ.

   Еслибы ты, дядя, былъ моимъ шутомъ, знатно бы я тебя отколотилъ за то, что ты прежде времени состарѣлся.
  

Лиръ.

   Какъ такъ?
  

Шутъ.

   Тебѣ не надо было старѣться, пока не поумнѣешь.
  

Лиръ.

   О, не дай мнѣ сойти съ ума, съ ума сойти, о дорогое небо!... Поддержи меня!... Не хочу я съ ума сходить!... (Входитъ дворянинъ.) Что тамъ? Лошади готовы?
  

Дворянинъ.

   Готовы, милордъ.
  

Лиръ.

   Идемъ, дуракъ *).
   *) Сцена эта кончается слѣдующими стихами шута, которые онъ произноситъ, уходя со сцены:
             Та дѣвушка, которая смѣется,
             Теперь, какъ я со сцены убѣгаю,
             Дѣвицей не останется надолго.
             Конечно, если прежде не рѣшилась.
   Стивенсъ и Мэлоне полагаютъ, что это обращеніе къ публикѣ, пустое и совершенно лишнее, попало въ театральную копію трагедіи прямо изъ устъ какого-нибудь комическаго актера. Комики любили заканчивать сцены подобными шутками отъ себя. Мы съ этимъ согласны и не включили этихъ стиховъ въ текстъ трагедіи. Перев.
  

ДѢЙСТВІЕ II.

Сцена I.

Дворъ замка графа Глостера.

(Встрѣчаются Эдмондъ и Коранъ.)

  

Эдмондъ.

   Здравствуй, Коранъ.
  

Коранъ.

   Здравствуйте, сэръ. Я былъ у вашего отца и увѣдомилъ его, что герцогъ Корнвалійскій и герцогиня Регана сегодня ночью будутъ здѣсь.
  

Эдмондъ.

   Зачѣмъ это?
  

Коранъ.

   Не знаю. Вѣдь вы, конечно, слышали новости, которыя бродятъ кругомъ. Я разумѣю такія, которыя передаются только шепотомъ, потому что это не болѣе какъ слухи, которые щекотятъ уши.
  

Эдмондъ.

   Право, не знаю. Ради неба, разскажи, что такое?
  

Коранъ.

   Не слыхали вы ничего о войнѣ, весьма возможной, между герцогомъ Корнвалійскимъ и герцогомъ Альбанскимъ?
  

Эдмондъ.

   Ни слова.
  

Коранъ.

   Ну, такъ услышите въ свое время. Прощайте, сэръ. (Уходитъ. )
  
                                 Эдмондъ.
  
             Сюда пріѣдетъ герцогъ на ночь. Славно,
             Чудесно! Самъ собой, какъ бы насильно,
             Пріѣздъ его вплетается въ мой планъ.
             Отецъ разставилъ всюду сторожей,
             Чтобъ изловить Эдгара- мнѣ-жь осталось
             Теперь обдѣлать дѣльце потруднѣй.
             Ну, выручайте-жь, счастье, быстрота!
             Послушай, братъ, сойди сюда скорѣй!

(Входитъ Эдгаръ.)

             Отецъ тебя подстерегаетъ, братъ.
             Бѣги, бѣги скорѣй изъ этихъ мѣстъ!
             Ужь всѣмъ извѣстно стало, гдѣ ты скрылся.
             Теперь тебѣ одна защита -- ночь...
             Чего-нибудь ты не сказалъ ли, братъ,
             О герцогѣ Корнвальскомъ? Онъ сюда
             Спѣшитъ и здѣсь сегодня будетъ въ ночь.
             Регана съ нимъ. Не говорилъ ли ты,
             Что онъ на герцога Альбанскаго
             Возсталъ?... Подумай, вспомни.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               Братъ, ни слова.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Отецъ идетъ. Прости, для вида долженъ
             Я вынуть мечъ противъ тебя. Вынь свой
             Для вида только. Защищайся. Ну,
             Смѣлѣй... Сдавайся, и къ отцу, къ отцу!
             Огня, огня!-- Бѣги, братъ.-- Факеловъ!
             О, факеловъ скорѣй!-- Вотъ такъ.-- Прощай! (Эдгаръ убѣгаетъ.)
             Немного крови -- и всему повѣрятъ.
             Видалъ я пьяницъ, какъ они себя
             Сильнѣе рѣзали для шутки только.
             Отецъ!... Стой, стой!-- Никто нейдетъ на помощь!

(Входятъ Глостеръ и слуги съ факелами.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Эдмондъ, гдѣ онъ, гдѣ онъ, гдѣ негодяй?!
  
                                 Эдмондъ.
  
             Онъ здѣсь, мечъ острый обнаживъ, стоялъ
             Во мракѣ и волшебныя слова
             Бормоча, мѣсяцъ ясный заклиналъ
             Помочь ему въ злодѣйствѣ...
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Гдѣ же онъ?
  
                                 Эдмондъ.
  
             Смотрите, какъ я кровью истекаю!
  
                                 Глостеръ.
  
             Да гдѣ-жь злодѣй-то самый? Гдѣ же онъ?
  
                                 Эдмондъ.
  
             Бѣжалъ, когда увидѣлъ, что не могъ...
  
                                 Глостеръ.
  
             Бѣжать за нимъ, ловить его, догнать!...
             Не могъ... Чего же онъ не могъ?
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Не могъ
             Онъ убѣдить меня -- зарѣзать васъ...
             Я говорилъ ему, что небо страшно
             Отцеубійцъ караетъ, грозно въ нихъ,
             Неотразимо, молніями мечетъ.
             Я убѣждалъ его, я объяснялъ,
             Какое множество священныхъ узъ
             Отцовъ съ дѣтьми связуетъ. Наконецъ,
             Онъ, видя, какъ неколебимо я,
             Исполнясь чувствомъ долга, возставалъ
             На замыселъ его безбожный, вдругъ,
             Нежданно, на меня, какъ звѣрь, озлобясь,
             Свирѣпо кинулся и въ руку ранилъ.
             Ну, тутъ уже я вспыхнулъ правымъ гнѣвомъ
             И грозно встрѣтилъ острый мечъ злодѣя
             Моимъ мечомъ, а онъ, чего, не знаю,
             Меня, иль шума, подло испугавшись,
             Бѣжалъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 И пусть бѣжитъ онъ дальше, дальше!
             А если попадется,-- смерть ему!
             Въ странѣ родной нигдѣ ему не скрыться.
             Нашъ герцогъ, мой владыка и защитникъ,
             Сюда пріѣдетъ. Тотчасъ возвѣщу
             Я именемъ его: тому награда,
             Тому и благодарность, кто найдетъ
             И приведетъ къ позорному столбу
             Трусливаго и подлаго убійцу;
             А кто его укроетъ,-- смерть тому.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Когда я понялъ ясно, что нельзя
             Отвлечь его отъ страшнаго злодѣйства,
             Что онъ рѣшился твердо въ исполненье
             Свой умыселъ привесть, я сталъ ему
             Грозить, что все открою. Онъ въ отвѣтъ:
             "Ты -- нищій, незаконный сынъ. Когда
             Противъ тебя я голосъ подниму,
             Кто вѣру дастъ твоимъ рѣчамъ правдивымъ?
             А гдѣ же честь, достоинства твои,
             Которыя-бъ могли порукой быть
             Твоимъ словамъ? Скажи!-- Ты самъ -- ничто!
             Ты про меня что хочешь говори,
             Показывай письмо моей руки;
             Однимъ лишь отрицаніемъ моимъ,--
             А я, конечно, отрекусь,-- я все,
             Все обращу на голову твою.
             Все станетъ умысломъ твоимъ злодѣйскимъ,
             Проклятою интригою твоей,
             Безчестной клеветою на меня.
             Ты прежде дураками сдѣлай всѣхъ,
             Потомъ питай надежду, что никто
             Понять не въ силахъ, какъ тебѣ нужна
             Моя погибель, и не будетъ вѣрить,
             Что этого довольно одного,
             Чтобъ подстрекнуть тебя на клевету!"
  
                                 Глостеръ.
  
             О, подлый, закоснѣлый въ злѣ, мерзавецъ!
             И отъ руки своей отречься хочетъ!
             Не я его родилъ!... Чу, трубы!... Герцогъ.--
             Зачѣмъ пріѣхалъ онъ, не знаю.-- Порты
             Я всѣ запру: злодѣй не убѣжитъ.--
             Дозволить это долженъ герцогъ мнѣ.--
             Я разошлю портреты негодяя
             По всѣмъ мѣстамъ и близкимъ, и далекимъ,
             Чтобъ знало наше королевство все
             Его примѣты!... Такъ распоряжусь
             Я всѣмъ моимъ, что ты, Эдмондъ, мой вѣрный,
             Самой природой мнѣ усыновленный,
             Наслѣдникомъ моихъ владѣній будешь.

(Входятъ герцогъ Корнвалійскій, Регана и ихъ свита.)

  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Что это значитъ, благородный другъ?
             Лишь только я пріѣхалъ въ замокъ вашъ,--
             А я сюда пріѣхалъ лишь сейчасъ,--
             Престранную услышалъ новость.
  
                                 Регана.
  
                                                               Если
             Она не лжива, то достойной кары
             Преступнику найти нельзя. Что съ вами?
  
                                 Глостеръ.
  
             О, лэди! Сердце старое мое
             Разорвалось, разорвалось на части!
  
                                 Регана.
  
             Скажите!... Крестникъ нашего отца,
             Кому онъ самъ Эдгара имя далъ,
             На жизнь умыслилъ вашу?... Вашъ Эдгаръ?
  
                                 Глостеръ.
  
             О, лэди! Чувство честнаго стыда
             Желало бы все это утаить.
  
                                 Регана.
  
             Онъ не былъ ли товарищемъ буяновъ,
             Которыхъ держитъ при себѣ король?
  
                                 Глостеръ.
  
             Не знаю, право, герцогиня; только
             Все это очень дурно, слишкомъ дурно!
  
                                 Эдмондъ.
  
             Такъ точно: былъ онъ съ ними въ тѣсной дружбѣ.
  
                                 Регана.
  
             Не диво же, что сталъ такимъ злодѣемъ.
             Они его, повѣрьте, подучили
             Убить отца, чтобъ послѣ завладѣть
             Его доходомъ и мотать безпутно,--
             Сегодня вечеромъ сестра о нихъ
             Меня ужь извѣстила. Я рѣшилась:
             Когда прибыть изволятъ въ замокъ нашъ,
             Чтобъ съ нами жить,-- меня тамъ не найдутъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             А также и меня, покойна будь.
             Эдмондъ, я слышалъ, вашему отцу
             Вы оказали важную услугу,
             Какъ честный, добрый сынъ.
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Я, государь,
             Мой долгъ исполнилъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Заговоръ открылъ
             И тутъ же рану въ руку получилъ,
             Стараясь тотчасъ задержать злодѣя.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Послали-ль вы сыскать его, схватить?
  
                                 Глостеръ.
  
             Послалъ, мой герцогъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           Только бы поймать:
             Не будетъ больше ужасать злодѣйствомъ.
             Передаю его вамъ въ руки, Глостеръ:,
             Располагайте нашей властью, графъ.
             А васъ, Эдмондъ, за преданность отцу,
             За доблесть вашу,-- вы ихъ доказали
             Блистательно теперь предъ всѣми нами,--
             Мы оставляемъ при особѣ нашей.--
             Нуждаясь въ вѣрности такой, какъ ваша,
             Отнынѣ мы овладѣваемъ вами.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Я, государь, служить вамъ буду вѣрно.
  
                                 Глостеръ.
  
             Благодарю васъ, герцогъ, за него!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Не знаете вы, графъ, зачѣмъ теперь
             Пріѣхали мы къ вамъ?...
  
                                 Регана.
  
                                           Въ такое время?--
             Не даромъ мы во мракѣ ночи черной
             Спѣшили къ вамъ,-- за дѣломъ очень важнымъ
             Желаемъ вашего совѣта, графъ.
             Писалъ отецъ, писала Гонерила
             О ссорѣ между ними. Полагаемъ,
             Что лучше сдѣлаемъ, когда отвѣтимъ
             Не въ замкѣ нашемъ. Оба ихъ гонца
             Отвѣтовъ нашихъ съ нетерпѣньемъ ждутъ.
             Нашъ вѣрный, старый другъ, вы успокойтесь
             И дайте намъ такой совѣтъ полезный,
             Въ какомъ теперь нуждаемся мы очень.
  
                                 Глостеръ.
  
             Всегда готовъ служить вамъ, герцогиня.
             Я радъ прибытію высочествъ вашихъ.
  

Сцена II.

Предъ замкомъ Глостера.

(Кентъ и Освальдъ встрѣчаются.)

  

Освальдъ.

   Добраго утра, пріятель! Ты не отсюда ли?
  

Кентъ.

   Да.
  

Освальдъ.

   Куда намъ поставить лошадей?
  

Кентъ.

   Туда вонъ, въ грязь.
  

Освальдъ.

   Да скажи же путемъ, если любишь.
  

Кентъ.

   Не люблю я тебя.
  

Освальдъ.

   Ну, коли такъ, и мнѣ нѣтъ дѣла до тебя.
  

Кентъ.

   Вотъ, еслибы ты мнѣ попался въ Липсбургской овчарнѣ, было бы у тебя дѣло до меня.
  

Освальдъ.

   Да съ чего-жь ты такъ со мной? Я тебя совсѣмъ не знаю.
  

Кентъ.

   А я тебя, пріятель, такъ знаю.
  

Освальдъ.

   Кто-жь я по-твоему?
  

Кентъ.

   Ты?-- Холопъ, плутъ, лизоблюдъ, нищій о трехъ одеждахъ, стопудовикъ, сквернавецъ въ шерстяныхъ чулкахъ, трусъ, кляузникъ, непотребный уродъ, любующійся на себя въ зеркало, противный угодникъ всѣмъ, отъявленный мошенникъ, свистунъ, сводникъ, который изъ кожи лѣзетъ, чтобы выслужиться и все-таки остается чѣмъ былъ -- смѣсью холопства, нищеты и сводничества, сынъ и наслѣдникъ выродившейся суки... И вздую-жь я тебя такъ, что завизжишь благимъ матомъ, если только посмѣешь отказаться хоть отъ одной буквы этихъ истинныхъ твоихъ именъ.
  

Освальдъ.

   Да что ты за уродъ, что ругаешь того, кого ты совсѣмъ не знаешь и кто тебя никогда не знавалъ!
  

Кентъ.

   Что же ты за безстыжій, мѣднолобый холопъ, коли забылъ, какъ два дня тому назадъ я перекинулъ тебя черезъ мою ногу и знатно отдулъ въ присутствіи короля! Вытаскивай-ка твой мечъ, гадкая ты харя! Нужды нѣтъ, что ночь: мѣсяцъ свѣтитъ достаточно, чтобъ я могъ приготовить изъ тебя поганую котлету {Въ подлинникѣ стоитъ непонятное выраженіе: I'll make а sop o'the monshine, котораго не могли хорошо объяснить такіе комментаторы, какъ Стивенсъ, Варбуртонъ, Мэлоне и Джонсонъ. Перев.}. Вытаскивай, непотребный цирюльникъ, свою бритву, вытаскивай! (Обнажаетъ мечъ.)
  

Освальдъ.

   Оставь, я не хочу съ тобой связываться.
  

Кентъ.

   Вытаскивай, говорю тебѣ, мерзавецъ! Ты здѣсь съ письмами противъ короля. Ты за одно съ куклой тщеславія {Джонсонъ видитъ тутъ намекъ на мистеріи и другія аллегорическія представленія, въ которыхъ олицетворялись тщеславіе и другіе пороки. Перев.} противъ его величества. Вытаскивай, бестія, не то изрублю твои жирныя ляжки. Вытаскивай и къ дѣлу!
  

Освальдъ.

   Помогите... то! Рѣжутъ, помогите!
  

Кентъ.

   Защищайся, холопъ! Стой же, плутъ, стой! Защищайся, разряженная кукла!
  

Освальдъ.

   Помогите... то! Разбой, рѣжутъ!

(Входятъ Эдмондъ, герцогъ Корнвалійскій, Регана, Глостеръ и свита.)

  

Эдмондъ.

   Что такое? Въ чемъ дѣло?... Разойтись!
  

Кентъ.

   А, и тебѣ хочется? Милости просимъ, молодчикъ, и тебя поподчую. Изволь. Начинай!
  

Глостеръ.

   Оружіе, мечи! Что здѣсь такое?
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Разойтись, если дорога вамъ жизнь! Смерть тому, кто нанесетъ хоть одинъ ударъ. Что здѣсь было?
  

Регана,

   Это гонцы отца и сестры.
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   За что поссорились, говорите?
  

Освальдъ.

   Насилу могу перевести духъ, ваше высочество.
  

Кентъ.

   Не диво: замучился, пришпоривая свою храбрость, трусъ подлый! Природа отказывается отъ тебя. Какой-нибудь портной скроилъ и сшилъ тебя.
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Вотъ чудакъ: портные у него кроятъ и шьютъ людей!
  

Кентъ.

   Да, портной, герцогъ. Скульпторъ и живописецъ не сдѣлаютъ такой мерзости, хотя-бъ работали не больше двухъ часовъ.
  

Герцогъ Корнвалійскій (Освальду).

   Ну, говори теперь ты, изъ чего вышла у васъ ссора?
  

Освальдъ.

   Это, сэръ, давно извѣстный разбойникъ, котораго жизнь я пощадилъ только ради сѣдой его бороды.
  

Кентъ.

   Ахъ ты зетъ пустозвонный, буква ненужная! Дозвольте, герцогъ, я растолку этого негодяя, сотру эту грязь съ известью и вымажу имъ стѣны отхожаго мѣста. Онъ пощадилъ мою сѣдую бороду... Трясогузка проклятая!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Молчать, мерзавецъ, грубое созданье!
             Или забылъ почтенье къ намъ?
  
                                 Кентъ.
  
                                                               Нѣтъ, сэръ;
             Но правый гнѣвъ свои права имѣетъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Да что же такъ озлобило тебя?
  
                                 Кентъ.
  
             А то, что носитъ мечъ такой подлецъ
             И такъ его позоритъ. Эти плуты
             Съ улыбкой вѣчной на устахъ, какъ крысы,
             Перегрызаютъ самыя святыя
             И крѣпкія природы узы, льстятъ
             Безумнымъ похотямъ своихъ владыкъ:
             Иль масло въ пламень страстный подливаютъ,
             Иль холодятъ какъ ледъ и безъ того
             Холодную жестокость ихъ сердецъ;
             Клянутся, отрицаютъ, утверждаютъ,
             Какъ птицы зимородки направляютъ
             Свой острый клювъ всегда по волѣ вѣтра
             Всѣхъ прихотей своихъ господъ порочныхъ
             И, будто-бъ, ничего не понимая,
             Бѣгутъ за ними точно псы. Чума
             На эти отвратительныя хари! (Окружающимъ.)
             Смѣетесь вы? Слова мои для васъ --
             Слова шута.-- О гуси, гуси вы!
             Когда-бъ въ равнинѣ были мы Сарумской,
             Загналъ бы васъ въ Камлотскія болота *).
   *) Варбуртонъ говоритъ, что здѣсь Кентъ разумѣетъ то мѣсто на западѣ Англіи, гдѣ, по сказанію романсовъ, собирался круглый столъ короля Артура, а Гаммеръ замѣчаетъ, что въ Сомерсетширѣ, близъ Камлота, существовали большія болота, гдѣ воспитывалось великое множество гусей. Перев.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Да ты съ ума сошелъ, старикъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Да ты
             Постой. Какъ вы поссорились? Вотъ это
             Намъ разскажи.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Нѣтъ въ мірѣ двухъ существъ
             Другъ другу такъ противныхъ, ненавистныхъ,
             Какъ я, да этотъ негодяй.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                                     За что
             Ты такъ его зовешь? Чѣмъ онъ обидѣлъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Противна рожа мнѣ его!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                                     Быть-можетъ
             И не противнѣе моей, его,
             Ея.
  
                                 Кентъ.
  
                       Сэръ, слово правды -- мой обычай.
             Иначе говорить я не умѣю.
             Видалъ я лица на вѣку моемъ,
             Которыя получше будутъ тѣхъ,
             Что вижу предъ собой на плечахъ здѣсь
             Теперь стоящихъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                            А, да онъ изъ тѣхъ,
             Которыхъ только стоитъ похвалить
             За откровенную ихъ грубость, тотчасъ
             Они напялятъ на себя одежду
             Не по себѣ и станутъ наглецами.
  
                                 Кентъ.
  
             По совѣсти, милордъ, по чистой правдѣ,
             Съ соизволенія особы вашей,
             Всѣхъ поражающей своимъ величьемъ,
             Сіяніемъ, блистанію подобнымъ
             Коронѣ, пламенѣющей огнями
             Вкругъ Феба лучезарнаго чела!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Но что же хочешь этимъ ты сказать?
  

Кентъ.

   Я измѣнилъ тотъ способъ выраженья, который не угоденъ вамъ.-- Не льстецъ я, сэръ, и тотъ, кто обманулъ васъ своей прямою рѣчью, прямой мерзавецъ, какимъ не буду никогда, какъ бы вашъ гнѣвъ ни принуждалъ меня къ тому.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Ну, ты чѣмъ оскорбилъ его?
  
                                 Освальдъ.
  
                                                     Ничѣмъ.
             Недавно вздумалъ господинъ его,
             Король, прибить меня, и по его-жь
             Навѣтамъ. Только лишь король хотѣлъ
             Меня ударить, этотъ,-- льстя конечно
             Капризамъ господина,-- вдругъ подшибъ
             Меня. Конечно, я упалъ. Тогда-то
             И началъ онъ ругаться надо мной,
             Храбриться, величаться, а король --
             Его хвалить за славную побѣду
             Надъ тѣмъ, кто и противиться не думалъ.
             Такимъ геройствомъ одуренный, здѣсь
             Онъ безъ причины всякой на меня
             Напалъ.
  
                                 Кентъ.
  
                       Для этихъ подлецовъ трусливыхъ
             И самъ Аяксъ не болѣе какъ шутъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Подать колодки! Закоснѣлый плутъ,
             Хвастунъ сѣдой, я научу тебя...
  
                                 Кейтъ.
  
             Я слишкомъ старъ, чтобы учиться, сэръ:,
             Не для меня колодки ваши. Я --
             На службѣ короля! Я здѣсь, у васъ,
             Его посолъ и будетъ слишкомъ мало
             Оказано его величеству
             Почтенья.... дерзость будетъ велика,
             Когда набьете на его посла
             Колодки!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Гей, скорѣй подать колодки!
             Клянуся жизнію моей и честью,
             Въ колодкахъ просидишь ты до полудни.
  
                                 Регана.
  
             Не до полудни,-- до ночи, милордъ,
             Всю ночь!
  
                                 Кентъ.
  
                                 Милэди, еслибы я былъ
             Собакой даже вашего отца,
             Вы не должны-бъ со мной такъ поступать.
  
                                 Регана.
  
             Ты не собака -- плутъ, а съ плутомъ такъ
             Я поступаю.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Онъ того-жь закала,
             Какъ тѣ, которыхъ описала намъ
             Сестра твоя. Скорѣй сюда колодки!
  
                                 Глостеръ.
  
             Дозвольте васъ усердно умолять:
             Не дѣлайте вы этого, мой герцогъ!
             Не малъ его проступокъ, это правда;
             Но вѣдь король и самъ его осудитъ
             И безъ взысканья, вѣрьте, не оставитъ.
             Но наказанье ваше такъ позорно,
             Что существуетъ только для презрѣнныхъ
             И самыхъ закоснѣлыхъ негодяевъ,
             За воровство и подлыя убійства.
             Король, я знаю, очень дурно приметъ,
             Что поступили такъ съ его посломъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Все на себя я принимаю.
  
                                 Регана.
  
                                                     Развѣ
             Не болѣе обижена сестра,
             Что надъ ея посломъ ругались здѣсь
             И на него съ оружіемъ напали,
             Когда пріѣхалъ онъ съ ея дѣлами?
             Надѣть ему сейчасъ колодки! Ну!... (Кенту надѣваютъ колодки.)
             Уйдемъ отсюда, добрый герцогъ мой.

(Эдмондъ, герцогъ Корнвалійскій, Регана и свита ихъ уходятъ.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Мнѣ очень, очень жаль тебя, мой другъ.
             Такъ герцогъ хочетъ. Нравъ его извѣстенъ
             Вѣдь всѣмъ. Что вздумаетъ, тому не знаетъ
             Ни остановокъ, ни препятствій... Но
             Я все-жь пойду и стану за тебя
             Молить.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Не дѣлай этого, прошу.
             Всю ночь сюда скакалъ я на-пролетъ
             И глазъ не свелъ, теперь сосну немного.
             А тамъ... Ну, тамъ я посвищу отъ скуки.
             Что-жь? Доброму фортуна очень часто
             Показываетъ пятки. До свиданья,
             До утра.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Герцога нельзя хвалить...
             И дурно-жь примется все это, дурно! (Уходитъ.)
  
                                 Кентъ.
  
             Король мой добрый, на тебѣ сбылось:
             Ты изъ огня да въ полымя попалъ *)!--
             Приближься къ намъ скорѣе свѣточъ міра,
             Пошли свои отрадные лучи
             И дай возможность мнѣ прочесть письмо.--
             Несчастный отовсюду ждетъ чудесъ.--
             Я знаю, отъ Корделіи оно.
             По случаю она узнала какъ-то
             О тайныхъ похожденіяхъ моихъ.
             И время не пропуститъ, чтобъ разсѣять
             Тотъ безобразный и ужасный хаосъ,
             Въ которомъ мы вращаемся теперь,
             Найдетъ и средство вѣрное скорѣй
             Исправить это зло... Усталъ я сильно;
             Не спалъ всю ночь... Воспользуйтеся этимъ
             Отяжелѣвшіе безъ сна глаза,
             Чтобы дворца позорнаго не видѣть.
             Прощай, фортуна! Улыбнись хоть разъ
             Еще и колесо переверни. (Засыпаетъ.)
   *) Въ подлинникѣ: "Отъ неба благодати да на солнца зной" (англійская пословица). Перев.
  

Сцена ІІІ.

Лѣсъ.

(Входитъ Эдгаръ.)

                                 Эдгаръ.
  
             Я слышалъ, какъ повсюду оглашали
             Эдгара имя, въ слѣдъ за мной гнались;
             Но, къ счастью, я нашелъ дупло большое,
             Въ немъ спрятался и спасся отъ погони.
             Закрыты порты,-- некуда бѣжать.
             Нѣтъ мѣста, гдѣ бы бдительная стража
             Не стерегла меня. Пока есть время,
             Приму я мѣры такъ для всѣхъ исчезнуть,
             Чтобъ, встрѣтяся со мной, не узнавали.
             Хочу я на себя принять такой
             Презрѣнный, грязно-безобразный видъ,
             Какимъ лишь скупость или нищета,
             Надъ человѣкомъ злобно насмѣхаясь,
             Его животному уподобляютъ:
             Лицо нечистотами измараю,
             Лохмотьями все тѣло обовью,
             На головѣ всѣ волосы всклокочу
             И наготу свою отдамъ на волю
             Всѣхъ вѣтровъ и стихій враждебныхъ намъ.
             Такіе образцы мнѣ представляетъ
             Нашъ край въ Бедлама нищихъ сумасшедшихъ *).
             Они себѣ со стономъ забиваютъ
             Въ изсохшія, нагія, въ язвахъ руки
             Щепы отъ дуба, гвозди, кости, когти
             И вѣтки розмарина. Въ страшномъ видѣ
             Являются они у фермъ, у хижинъ
             И близъ овчаренъ, мельницъ. Съ клятвой страшной
             Иль съ жалобной мольбою у прохожихъ
             Насильно подаянье вынуждаютъ.
             И бѣдный Турлигутъ **), и бѣдный Томъ
             Все значатъ что-нибудь; Эдгаръ -- ничто. (Уходитъ.)
   *) Стивенсъ выписываетъ въ своихъ коментаріяхъ на трагедію "Лиръ" Шекспира слѣдующее описаніе бедламскихъ нищихъ изъ сочиненія Дикера -- "The Bellman of London", изданнаго въ 1640 году, именно изъ статьи, озаглавленной "Abraham Man": "Вы встрѣчаете на дорогѣ людей, которые неистово клянутся, что они изъ Бедлама, съ болью забиваютъ въ разныя части своего нагого тѣла, преимущественно въ руки, сосновыя иглы и щепы, для того, чтобы признавали ихъ сумасшедшими. Они называютъ себя бѣдными Томами и кричатъ: "Бѣдный           Томъ озябъ". Одни изъ этихъ Abraham men чрезвычайно веселы, безпрестанно поютъ пѣсни собственныхъ измышленій, другіе пляшутъ, третьи только смѣются или плачутъ. Нѣкоторые изъ нихъ ходятъ понурыми, угрюмо смотря изъ подлобья, высматриваютъ, въ какомъ домѣ поменьше народа, входятъ въ него неожиданно, дерзко, грубо, пугаютъ слугъ и забираютъ все, что имъ приглянется". Перев.
   **) По словамъ Джонсона, Турлигутъ -- испорченное Турлупинъ, а Турлупинами, по замѣчанію Варбуртона, въ XIV вѣкѣ назывались особаго рода цыганы, составлявшіе братство нагихъ нищихъ. Они бродили по всей Европѣ. Потомъ великая церковь объявила ихъ еретиками и нѣсколькихъ сожгла въ Парижѣ. Но что это была за секта, явствуетъ изъ извѣстія, которое сообщаетъ о нихъ Дженебрордъ. Онъ говоритъ: "Turlupin Cynicorum sectam suscitantes, de nuditate pudendorum et publico coitu". Конечно, прибавляетъ Варбуртонъ, это одно изъ развѣтвленій Бедламскихъ Томовъ. Перев.
  

Сцена IV.

Передъ замкомъ графа Глостера.

(Входятъ Лиръ, шутъ и дворянинъ. Кентъ въ колодкахъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Какъ странно: вдругъ уѣхать и посла
             Не воротить назадъ съ отвѣтомъ мнѣ.
  
                                 Дворянинъ.
  
             Я слышалъ, государь, еще вчера
             Никто изъ нихъ не думалъ объ отъѣздѣ.
  
                                 Кентъ.
  
             Привѣтъ тебѣ, мой повелитель.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Какъ?
             Иль самъ себя отъ скуки забавляешь
             Такимъ позоромъ?
  
                                 Кентъ.
  
                                           Нѣтъ, мой государь!
  

Шутъ.

   Ха-ха-ха! Посмотри, дядя, какія у него злыя подвязки. Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясъ, а людей -- за ноги. Кто больно прытокъ, тому и деревянные чулки.
  
                                 Лиръ.
  
             Кто-жь смѣлъ такъ дерзко, нагло ошибиться --
             Тебя въ колодки посадить?
  
                                 Кентъ.
  
                                           Ошиблись,
             И оба въ разъ, онъ и она -- вашъ зять
             И ваша дочь.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Нѣтъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                           Да.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Нѣтъ, говорю!
  
                                 Кентъ.
  
             Клянусь, что да.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Нѣтъ, нѣтъ, не захотятъ!
  
                                 Кентъ.
  
             Но сдѣлали.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Юпитеромъ клянусь,
             Что нѣтъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                 Юноною клянусь, что да.
  
                                 Лиръ.
  
                                                               Они
             Не захотятъ, не смѣютъ и не могутъ!
             Вѣдь это хуже всякаго убійства...
             Умышленно, смертельно такъ обидѣть!...
             Скорѣй, но не спѣша, мнѣ разъясни,
             Какъ могъ ты заслужить, иль ихъ заставить
             Такъ оскорбить меня въ твоемъ лицѣ?
  
                                 Кентъ.
  
             Едва лишь я успѣлъ принесть въ ихъ замокъ
             Отъ вашего величества письмо,
             Едва лишь я успѣлъ подняться съ мѣста,
             Гдѣ на колѣнахъ заявлялъ мое
             Почтеніе къ особамъ ихъ высочествъ,
             Во весь опоръ примчался въ замокъ ихъ,
             Дымяся жаркими парами пота,
             Полузадохшійся гонецъ. Сказавъ
             Привѣтъ отъ герцогини Гонерилы,
             Онъ передалъ письмо. И, несмотря,
             Что онъ прервалъ меня, письмо его
             Немедля было прочтено. Затѣмъ
             Они, созвавъ людей и приказавъ
             Мнѣ слѣдовать за ними въ ожиданьи,
             Когда угодно будетъ имъ отвѣтить
             На вашего величества посланье,
             Поспѣшно сѣли на коней и быстро
             Поѣхали сюда. А здѣсь я встрѣтилъ
             Втораго ужъ гонца отъ Гонерилы.
             Привѣтъ его мнѣ сердце отравилъ
             И я, какъ слѣдуетъ, ему отвѣтилъ.
             Узналъ я плута въ немъ, того, который
             Недавно смѣлъ васъ дерзко оскорбить.
             Вскипѣлъ мой гнѣвъ, замолкъ разсудокъ,-- я
             Мечъ выхватилъ, а онъ трусливымъ крикомъ
             Весь поднялъ домъ. Вашъ зять и ваша дочь
             Нашли, что тѣмъ я заслужилъ позоръ,
             Который здѣсь теперь переношу.
  

Шутъ.

   Видно, еще не прошла зима, коли дикіе гуси летятъ сюда.
             Когда отецъ, какъ нищій, прибредетъ,
             Найдетъ, что дѣти слѣпы и небрежны,
             А золота мѣшокъ имъ принесетъ,
             Увидитъ, какъ они вдругъ станутъ нѣжны!
             Развратница фортуна! У тебя
             Бѣднякъ не сыщетъ ласки для себя.
   И потому-то дочки наградятъ тебя, дядя, такимъ множествомъ горестей, что въ цѣлый годъ не сосчитаешь.
  
                                 Лиръ.
  
             Какая судорога!... Боль какая
             Вдругъ поднялась и къ сердцу подступила!
             Внизъ, внизъ, ползущее все къ верху, горе!
             Внизу тамъ жизнь твоя... Гдѣ-жь эта дочь?
  
                                 Кентъ.
  
             Тамъ въ замкѣ съ графомъ, сэръ.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Никто за мной! (Уходитъ.)
  
                                 Дворянинъ.
  
             Ты все ли вѣрно Лиру разсказалъ?
             Не сдѣлалъ ли чего похуже?
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Нѣтъ.
             А отчего васъ мало съ королемъ?
  

Шутъ.

   Вотъ, кабы за этотъ вопросъ набили на тебя колодки, такъ точно было бы за дѣло.
  

Кентъ.

   Это почему, дуракъ?
  

Шутъ.

   А вотъ мы пошлемъ тебя въ школу къ муравью, чтобъ научилъ тебя неработать въ зимній холодъ. Всякаго, кромѣ слѣпыхъ, ведутъ его глаза вслѣдъ за носомъ, а изъ двадцати носовъ нѣтъ ни одного, который бы не пронюхалъ, отъ кого воняетъ. Прочь руку отъ большаго колеса, если оно катится съ горы, не то сломишь себѣ шею; а если идетъ оно въ гору, хватайся за него,-- вынесетъ тебя наверхъ. Если какой разумникъ подаритъ тебѣ совѣтъ лучше моего, отдай мнѣ мой назадъ. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы пользовались имъ только плуты, потому что это дурацкій совѣтъ.
             Кто лишь изъ выгодъ службу тянетъ
             И другъ и спутникъ только лишь на видъ,
             Тотъ смотритъ прочь, какъ дождикъ канетъ,
             И ужь бѣжитъ, какъ буря загремитъ.
             Дуракъ стоитъ, не думаетъ о томъ,
             Что умный плутъ спасается тогда.
             Подъ часъ и плутъ бываетъ дуракомъ;
             Дуракъ же плутомъ подлымъ -- никогда!
  

Кентъ.

   Гдѣ ты научился этому, дуракъ?
  

Шутъ.

   Ужь конечно не въ колодкахъ.

(Лиръ возвращается съ Глостеромъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Со мною не хотѣть сказать и слова!...
             Они больны! Они устали очень!
             Они всю ночь безъ отдыха скакали!
             Тутъ -- хитрость, знамя бунта, своеволья!...
             Ступай и лучшій принеси отвѣтъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Вы знаете, мой добрый повелитель,
             Характеръ герцога. Какъ онъ горячъ,
             Какъ вспыльчивъ, какъ упрямъ въ своихъ рѣшеньяхъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Чума и мщенье, муки, смерть, безумье!...
             Кто вспыльчивъ? Чей характеръ? Глостеръ, Глостеръ!
             Хочу... Мнѣ надо съ герцогомъ Корнвальскимъ,
             Съ его женой мнѣ надо говорить.
  
                                 Глостеръ.
  
             Я точно такъ, мой добрый государь,
             Какъ должно, обо всемъ имъ доложилъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Онъ доложилъ имъ все... Послушай, ты...
             Ты понялъ ли мои слова, какъ надо?
  
                                 Глостеръ.
  
             Я понялъ ихъ, мой добрый повелитель.
  
                                 Лиръ.
  
             Король здѣсь хочетъ говорить съ Корнвальцемъ,
             Родитель нѣжный съ дочерью своей,--
             Вели-жь имъ слушаться, сюда явиться!--
             Ты такъ ли имъ сказалъ? О, кровь моя!
             Мое дыханье!... Вспыльчивъ?... Герцогъ вспыльчивъ?!
             Такъ пылкому высочеству скажи...
             Иль нѣтъ... постой... быть-можетъ, онъ и боленъ.
             Такъ, такъ... Больные мы принуждены
             Пренебрегать священнымъ даже долгомъ,--
             Нашъ духъ стѣсненъ, мы сами не свои...
             Когда недугъ намъ тѣло разобьетъ
             И духъ страдаетъ такъ же, вмѣстѣ съ тѣломъ.--
             Я удержусь, я потерплю... Не дамъ
             Моей горячности чрезмѣрно быстрой
             Вольнаго за здороваго принять...
             Но, адъ и смерть! Зачѣмъ же этотъ тутъ
             Сидитъ? Вотъ это самое меня
             И увѣряетъ,-- дочь моя и герцогъ
             Съ злымъ умысломъ пріѣхали сюда!...
             Сейчасъ отдайте мнѣ его! Скажи
             Ты герцогу съ его супругой: я
             Хочу ихъ видѣть здѣсь, теперь, сейчасъ!
             Чтобы явились, слушали меня...
             Не то въ ихъ дверь такъ буду барабанить,
             Что закричитъ: издохните вы сномъ!
  

Глостеръ.

   Ахъ, еслибы все кончилось между ними хорошо!
  

Лиръ.

   О, сердце, мое вздымающееся сердце! Внизъ, внизъ!
  

Шутъ.

   Закричи на него, дядя, какъ кухарка на миногъ, когда ихъ живыхъ запрятывала въ пашкетъ. Она щелкала ихъ палкой по головамъ и кричала: "Внизъ, дураки, внизъ!" Ея вѣдь братецъ изъ большой любви къ своей лошади поливалъ для нея сѣно масломъ {Изъ народной сказки -- Перев.}.

(Входятъ герцогъ Корнвалійскій и Регана.)

                                 Лиръ.
  
             А, здравствуйте вы оба.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           Нашъ привѣтъ,
             Король.
  
                                 Регана.
  
                       Я рада видѣть васъ, король.
  
                                 Лиръ.
  
             Увѣренъ я, что рада ты, Регана!--
             И знаю, почему увѣренъ я:
             Когда-бъ ты рада не была, я-бъ думалъ,
             Что мать твоя надъ бракомъ наругалась!
             Тогда-бъ я съ ней и съ мертвой развелся!
             А, ты свободенъ? (Кенту) Ну, объ этомъ послѣ.
             О, другъ, Регана, зла твоя сестра!
             Жестокостью своей ко мнѣ впилась
             Она вотъ тутъ...

(показываетъ на сердце)

                                 какъ коршунъ острымъ клювомъ!
             И разсказать тебѣ едва я въ силахъ...
             Ты не повѣришь... О, Регана!
  
                                 Регана.
  
                                                     Сэръ,
             Прошу, примите на себя терпѣнье.
             Надѣюсь, вы скорѣй не оцѣнили
             Какъ слѣдуетъ заслугъ моей сестры,
             Чѣмъ долгъ свой не исполнила она.
  
                                 Лиръ.
  
             Что, что такое?...
  
                                 Регана.
  
                                 Думать не могу,
             Чтобъ Гонерила преступить могла
             Обязанность свою. Она, быть-можетъ,
             И обуздала буйство вашей свиты.
             Такъ что-жь?-- Къ тому имѣла основанье.
             Для цѣли доброй поступила такъ.
             Отъ порицанья, сэръ, она свободна.
  
                                 Лиръ.
  
             Проклятье ей!
  
  
                                 Регана.
  
                                 О, сэръ, вы очень стары!
             Природа въ васъ послѣдняго конца
             Своихъ предѣловъ ужь достигла. Вы
             Должны ужь подчиниться управленью
             И разуму того, кто лучше васъ
             Самихъ пойметъ и васъ, и ваши лѣта.
             Къ сестрѣ моей скорѣе воротитесь
             И помните: ее вы оскорбили,
             Мой сэръ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 У ней просить прощенья... мнѣ?!..
             Смотри, а хорошо ли это будетъ: (Становится на колѣна.)
             "Дочь милая, я сознаюсь, что старъ,
             Что старость безполезна. На колѣняхъ
             Молю: дай платье мнѣ, постель и пищу".
  
                                 Регана.
  
             О, перестаньте, сэръ! Такая шутка,
             Ну, право, неприлична. Воротитесь
             Вы къ Гонерилѣ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Никогда, Регана!
             Она отнять полсвиты у меня
             Хотѣла, злобно на меня смотрѣла
             И языкомъ, ехидная змѣя,
             Мнѣ сердце жалила. Чтобъ мщенья неба,
             Собравшись во-едино, въ темя ей
             Ударили и голову разшибли...
             Чтобъ ядовитый воздухъ изможжилъ
             Ей кости!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Фи, фи!...
  
                                 Лиръ.
  
                                           Молньи быстролетны!
             Блесните грозно въ дерзскія ей очи,
             Сожгите ихъ! Вы, горные туманы,
             Съ мѣстъ ядовитыхъ собранные солнцемъ,
             Красу ея въ заразу обратите
             И гордость истребите въ ней до тла!
  
                                 Регана.
  
             О, небо!.. И меня, пожалуй, вы
             Такимъ же точно даромъ наградите,
             Когда горячность овладѣетъ вами.
  
                                 Лиръ.
  
             О, нѣтъ, моя Регана, никогда
             Проклятій отъ меня ты не услышишь!
             Любовію твоя природа дышитъ,
             Отъ дерзости суровой далека,
             А у нея пылаютъ адомъ очи!
             Твои-жь такъ сладко-нѣжны и отрадны,--
             Въ нихъ яда нѣтъ. Не станешь обрывать
             Ты радостей моихъ и свиту гнать!
             Не станешь злобныхъ словъ мнѣ посылать
             И унижать величіе мое!
             И, наконецъ, ты двери не запрешь,
             Когда къ ея порогу подойду!
             Ты лучше понимаешь долгъ природы
             И сердцемъ знаешь связь дѣтей съ отцами.
             Ты не забыла также полуцарства
             И помнишь, кто тебя имъ наградилъ.
  
                                 Регана.
  
             О, добрый сэръ, прошу, скорѣе къ дѣлу.

(Слышны за сценой трубы.)

  
                                 Лиръ.
  
             Кто моего посла заколотилъ
             Въ колодки?
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Что за трубы?

(Входитъ Освальдъ.)

  
                                 Регана.
  
                                                     А, я знаю.
             Сестра писала, что сюда пріѣдетъ.
             (Освальду) Ну, что? Когда прибудетъ герцогиня?
  
                                 Лиръ.
  
             Тотъ самый рабъ, что милостью господъ,
             Хоть на водѣ написанной, кичится...
             Прочь съ глазъ моихъ, мерзавецъ!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                                               Что угодно
             Вамъ, государь?
  
                                 Лиръ.
  
                                 Кто, скажи, запряталъ
             Въ колодки моего посла? Регана,
             Надѣюсь, и не ложно, что не ты.

(Входитъ Гонерила.)

             О, кто идетъ сюда!.. О, силы неба!
             Когда еще вамъ старцы драгоцѣнны,
             Когда вамъ повинуется земля,
             Когда вы сами стары, такъ себя
             Въ лицѣ моемъ вы защитите! Грозныхъ
             Посланниковъ пошлите! За себя
             Вы ополчитесь!... И тебѣ не стыдно
             Смотрѣть на бороду мою сѣдую?...
             Регана, ты... ты за руку берешь
             Ее?!
  
                                 Гонерила.
  
                       А почему-жь не брать? И въ чемъ
             Я провинилась? Вѣдь не все преступно,
             Что неразумный или сумасбродный
             Такимъ названьемъ отмѣчать изволитъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Крѣпка-жь ты, грудь моя, когда теперь
             Ты выдержишь!... Кто моего посла
             Въ колодки посадилъ?
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           Я приказалъ
             Набить ему колодки, государь.
             Своимъ поступкомъ дерзкимъ большей кары
             Онъ стоитъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Ты?... Такъ это сдѣлалъ ты?
  
                                 Регана.
  
             Прошу васъ, вспомните, и такъ вы слабы,
             Отецъ. Когда къ моей сестрѣ вернуться
             Рѣшитесь и прожить съ ней цѣлый мѣсяцъ,
             Такъ послѣ, распустивъ полсвиты вашей,
             Ко мнѣ вы можете пріѣхать. Я
             Теперь не дома. У меня сейчасъ
             Запасовъ нѣтъ для содержанья васъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Къ ней воротиться? Пятьдесятъ мнѣ слугъ
             Отбросить отъ себя?-- Нѣтъ, нѣтъ! Скорѣе
             Отъ всякаго я крова откажусь
             И брошуся на волю всѣхъ стихій,
             Сову и волка изберу друзьями,
             Чѣмъ воротиться къ ней когда нибудь...
             О, злобный, острый зубъ нужды!... Мнѣ къ ней?
             Да не труднѣе было бы меня
             Заставить на колѣни подло пасть
             Предъ трономъ пылко-гордаго француза,
             Что нищей за себя взялъ дочь мою,
             И умолять, чтобъ нанялъ онъ меня
             На должность дворскаго, презрѣннаго
             Слуги... Мнѣ къ ней?-- Да легче вы меня
             Уговорите стать рабомъ подлѣйшимъ
             Иль вьючной лошадью вотъ этого
             Проклятаго холопа!
  
                                 Гонерила.
  
                                           Какъ хотите.
  
                                 Лиръ.
  
             Да не своди же, дочь, меня съ ума!...
             Не потревожу больше я тебя,
             Мое дитя. Пр   Герц. Корнуэльскій. Послали вы за нимъ погоню?
   Глостэръ. Послалъ.
   Герц. Корнуэльскій. Когда его поймаютъ, онъ не станетъ болѣе изумлять міръ своими злодѣйствами. Предоставляю вамъ, графъ, полную власть поступить съ нимъ какъ вамъ заблагоразсудится. Что-же касается тебя, Эдмондъ, чьи добродѣтели, чье послушаніе являются въ самомъ выгодномъ свѣтѣ, ты сдѣлаешься y насъ своимъ человѣкомъ. Преданные люди будутъ скоро намъ необходимы, и мы разсчитываемъ на тебя.
   Эдмондъ. Хорошъ-ли я или дуренъ, но служить вамъ, герцогъ, я готовъ вѣрой и правдой.
   Глостэръ. Благодарю за него вашу свѣтлостъ.
   Герц. Корнуэльскій. Однако, вы до сихъ поръ не знаете, зачѣмъ мы къ вамъ пріѣхали.
   Рэгана. И въ такой непоказанный часъ, подъ прикрытіемъ темной ночи. Мы, благородный Глостэръ, пріѣхали по нѣсколько щекотливому дѣлу, вынудившему насъ обратиться къ вамъ за совѣтомъ. И отецъ, и сестра пишутъ о возникшей между ними размолвкѣ, уладить которую мнѣ кажется удобнѣе здѣсъ, чѣмъ y насъ въ замкѣ; гонцы ихъ ждутъ отвѣта здѣсь. Старый и добрый нашъ другъ, не горячитесь и помогите намъ своими совѣтами въ этомъ дѣлѣ, требующемъ немедленно рѣшенія.
   Глостэръ. Готовъ во всемъ помочь вамъ, герцогиня. Вы, ваша свѣтлость, безконечно осчастливили меня своимъ пріѣздомъ. Добро пожаловать (Всѣ уходятъ въ замокъ).
  

СЦЕНА II.

Передь замкомъ Глостэра.

Съ разныхъ сторонъ входятъ Кентъ и Осуольдъ.

  
   Осуольдъ. Добраго утра, пріятель. Ты не изъ здѣшнихъ-ли?
   Кентъ. Да.
   Осуольдъ. Куда-бы намъ поставить лошадей.
   Кентъ. Да вотъ въ лужу.
   Осуольдъ. Нѣтъ, пріятелъ, скажи безъ шутокъ.
   Кентъ. Какой я тебѣ пріятель?
   Осуольдъ. Послѣ такихъ словъ нисколько объ этомъ не жалѣю.
   Кентъ. Если-бы ты побывалъ y меня въ липсбэрійской овчарнѣ, ты пожалѣлъ-бы, что я тебѣ не друтъ.
   Осуолъдъ. Что-же имѣешъ ты противъ меня? Я совсемх тебя не знаю.
   Кентъ. За то я знаю тебя отлично.
   Осуольдъ. За кого-же ты меня принимаешь?
   Кентъ. За то, что ты есть, то-есть: -- за негодяя, проныру, за пожирателя объѣдковъ съ чужихъ тарелокъ; за подлаго, наглаго, пустопорожняго нищаго, готоваго носить разомъ хоть три ливреи; за стофунтоваго мерзавца въ грязныхъ шерстяныхъ чулкахъ, за подлеца, y котораго вмѣсто печени одни отвратительные подонки; за гнуснаго сутягу, за сына потаскушки, вѣчно самодовольно смотрящагося въ зеркало; за бездѣльника, за тунеядца, за скота, такъ и рвущагося за наслѣдствомъ въ видѣ всякаго хлама; за мерзавца, которомѵ за свою угодливость чужой похоти страстно хотѣлось бы сдѣлаться сводней, но который все-таки остается нищимъ, лизоблюдомъ, трусишкой и даже не сводникомъ, a только жалкимъ пометомъ паршивой собаки; за мерзкую помѣсь, которую я заставлю визжать на всѣ голоса, если ты дерзнешь отрицать хоть одинъ слогъ изъ тѣхъ обвиненій, которыя я на тебя взвожу.
   Осуольдъ. Что-же ты за чудовшцный мерзавецъ, когда рѣшаешься взводить возмутительнѣйшія небылицы на человѣка, который тебя не знаетъ -- котораго не знаешь и ты самъ?
   Кентъ. У тебя, должно быть, мѣдный лобъ, если ты дерзаешь утверждать, будто не знаешь меня? Развѣ какихъ-нибудь дня два тому назадъ я не сшибъ тебя съ ногъ и не исколотилъ тебя въ присутствіи короля? Вынимай-же, подлецъ, свой мечъ! Ничего, теперь не день; мѣсяцъ свѣтитъ, и при его лучахъ, поганый трусливый брадобрей, я состряпаю изъ тебя отличное крошево! Ну, обнажай-же мечъ, подлецъ!
   Осуольдъ. Отвяжись! Никакихъ общихъ дѣлъ y меня съ тобою нѣтъ.
   Кентъ. Говорятъ тебѣ, мерзавецъ, обнажай мечъ! Я знаю, ты привезъ сюда письма съ жалобами на короля и самъ стоишь за эту куклу тщеславія противъ царственнаго величія ея отца. Обнажай мечъ, мошенникъ, или вотъ этимъ я изрублю тебя въ куски. Обнажай-же мечъ, негодяй, и защищайся!
   Осуольдъ. Помогите! Здѣсь разбой! Помогите!
   Кентъ. Защищайся, подлый трусъ! Да стой-же, стой-же, гнусная тварь! Я заставлю тебя защмщаться (Бьетъ его).
   Осуольдъ. Здѣсь разбой! Помогите, здѣсь убиваютъ людей!

Входятъ герцогъ Корнуэльскій, Рэгана, Глостэръ, Эдмондъ и слуги.

   Эдмондъ. Что здѣсь за шумъ? Въ чемъ дѣло? разойдитесь!
   Кентъ. А! быть можетъ, вамъ угодно занять его мѣсто? Извольте, очень радъ васъ потѣшить. Что-же, обнажайте мечъ, юный храбрецъ,
   Глостеръ. Что это значитъ? Оружіе? Мечи на голо? Въ чемъ дѣло?
   Герцогъ Корнуэльскій. Если дорога вамъ жизнь, прекратите это безобразіе. Первому, кто нанесеть еще ударъ, не миновать смерти. Въ чемъ дѣло?
   Рэгана. Это гонецъ отъ сестры и отъ короля.
   Герцогъ Корнуэльсклй. Изъ-за чего-же вы поссорились? Говорите.
   Осуольдъ. Ваша свѣтлость, я едва перевожу духъ.
   Кентъ. Не мудрено! Ты такъ подговялъ твою храбрость, что совсѣмъ выбился пзъ силъ. Подлый трусишка, не природа тебя создала,-- она оть тебя отрекается!-- тебя сшилъ изъ тряпокъ портной.
   Герцогъ Корнуэльскій. Какой ты чудакъ! Развѣ портной можеть сшить человѣка?
   Кентъ. Разумѣется, никто иной, какъ портной! Ваятель или живописецъ даже черезъ два часа послѣ того, какъ начали заниматься своимъ ремесломъ, не сдѣлали-бы его такъ скверно.
   Герцогъ Корнуэльскій. Скажите, изъ-за чего вы поссорились?
   Осуольдъ. Ваша свѣтлость, этоть старый неучъ, жизнь котораго я пощадиаъ изъ уваженія къ сѣдой его бородѣ...
   Кентъ. Что такое, незаконнорожденный зедъ, ненужная буква. Если позволитъ ваша свѣтлость, я въ ступѣ истолкѵ этого мерзавца и тѣмъ, что получится, вымажу стѣны помойныхъ ямъ. Ты-то пощадилъ меня изъ уваженія къ моимъ сѣдымъ волосамъ? Ахъ ты, тщедушная трясогузка!
   Герцогъ Корнуэльскій. Замолчи, старый грѣховодникъ! Ты, грубый простолюдинъ, кажется, понятія не имѣешь о томъ, что такое приличія?
   Кентъ. Нѣтъ, ваша свѣтлость, имѣю, но y гнѣва есть свои права.
   Герцогъ Корнуэльскій. Что-же привело тебя въ такую ярость?
   Кентъ. A то, что такой, не имѣющій чести мерзавецъ носитъ y бедра мечъ. Такіе, какъ онъ, вѣчно улыбающіеся подлецы, нерѣдко, словно крысы, перегрызаютъ священные, туго-завязанные узлы, которыхъ, казалось-бы, никому не развязать! Они потворствуютъ каждой страсти, кипящей въ ихъ властелинахъ; они подливаютъ масла въ огонь этихъ страстей, подсыпаютъ снѣгъ въ болѣе холодныя ихъ поползновенія, поворачивають свои алкіоновы клювы въ ту сторону, откуда дуетъ вѣтеръ для ихъ хозяевъ. Словно псы, оне умѣютъ только выискивать слѣдъ своихь господъ. Тысячу язвъ на ихъ припадочныя рожи! Насмѣхайтесь надъ моими словами, какъ надъ рѣчами шута! О, гуси, если-бы вы встрѣтились мнѣ на Сарумской равнинѣ, я, несмотря на ваше гоготаніе, жизо загналъ-бы васъ снова домой въ Кэмлотъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Старикъ, ты, кажется, сумасшедшій.
   Глостэръ. Изъ-за чего вы поссорились, говори.
   Кентъ. Изъ-за того, что во всемъ свѣтѣ нѣтъ большей разницы, какъ между мною и такимъ мошенникомъ, какъ онъ.
   Гбрцогъ Корнуэльскій. За что обзываешь ты его мошенникомъ? Въ чемъ онъ провинился?
   Кентъ. Рожа его мнѣ не нравится.
   Герцогъ Корнуэльскій. Быть можетъ, такъ-же какъ моя? Или вотъ его, или ея?
   Кентъ. Милордъ, я привыкъ высказываться откровенно. Да, видалъ я на своемъ вѣку лица много получше тѣхъ, которыя держатся на плечахъ y многихъ находящихся передо мною.
   Гірцогъ Корнуэльскій. Это, какъ видно, одинъ изъ тѣхъ молодцовъ, которыхъ какъ-то похвалили за прямодушіе; вотъ онъ и кичится теперь дерзкою грубостью и старается казаться совсѣмъ не тѣмъ, что есть. Изволите-ли видѣть,-- онъ не умѣетъ льстить и, какъ человѣкъ честный и откровенный, во что бы-то ни стало долженъ говорить правду въ глаза. Придется правда по вкусу, хорошо; не прядется, -- на то онъ человѣкъ прямой. Этотъ родъ бездѣльниковъ давно мнѣ знакомъ; въ ихъ мнимой прямотѣ и въ ихъ гнусно грубыхъ рѣчахъ скрывается больше коварства, болѣе предосудительныхъ цѣлей, чѣмъ въ раболѣпныхъ расшаркиваніяхъ двадцати глупыхъ, но изысканно вѣжливыхъ низкопоклонниковъ.
   Кентъ. Герцогъ, съ позволенія вашей свѣтлости и подъ впечатлѣніемъ лучезарнаго вѣнца, окружающаго ваше чело, болѣе свѣтлое, чѣмъ ликъ самого Феба, вотъ вамъ искреннѣйшая и чистѣйшая правда.
   Герцогъ Корнуэльскій. Чего-же ты хочешь?
   Кентъ. Измѣнять способъ выражать свои мысли, такъ-какъ онъ вызвалъ съ вашей стороны неодобреніе. Милордъ, я знаю, что я не льстецъ и что тотъ, кто обманулъ васъ своимъ мнимымъ прямодушіемъ, былъ, вѣроятно, отъявленный мошеннякъ, какимъ я,-- о, за это я ручаюсь!-- самъ не былъ и не буду никогда, какъ бы ни побуждало меня къ этому ваше неудовольствіе.
   Герцогъ Корнуэльскій, Чѣмъ ты такъ разобидѣлъ его?
   Осуольдъ. Ничѣмъ я его не обижалъ. Напротивъ, какъ-то недавно королю, которому онъ прислуживаетъ, вздумалось, вслѣдствіе легкаго недоразумѣнія и по его-же наговорамъ, напуститься на меня при немъ, a онъ, чтобы угодить королю и потворствуя его вспыльчивости, вздумалъ придти къ нему на помощь, бросился на меня сзади и свалилъ на землю. Когда я. оказался въ его власти, онъ сталъ всячески оскорблять, ругать меня и совершилъ столько подвиговъ насилія, что они обратили на себя вниманіе короля; мало того: -- эти надруганія надъ беззащитнымъ человѣкомъ вызвали даже похвалы со стороны короля. Поощряемый королевскими похвалами, онъ дошелъ до того, что напалъ на меня съ оружіемъ въ рукахъ.
   Кентъ. Нѣтъ изъ числа этихъ трусливыхъ подлецовъ ни одного, который не считалъ-бы и самого Аякса олухомъ въ сравненіи съ нимъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Принести колодки! Тебя, упрямый старый негодяй, почтеннаго вида нахалъ, мы кое-чему научимъ.
   Кентъ. Слишкомъ старъ я, чтобы меня учить. Если нужны для кого-нибудь кододки, то не для меня; я служу королю и не по своей волѣ, a по его дѣлу явился къ вамъ. Посадивъ въ колодки посланника короля, вы выкажете слишкомъ мало уваженія къ моему господину, слишкомъ явную враждебность его царственной особъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Принести колодки! Клянусь и жизнью, и честью, онъ просидитъ въ нихъ до полудня.
   Рэгана. Какъ, только до полудня? Опомнись! -- до слѣдующей ночи или даже на всю ночь.
   Кентъ. За что, герцогиня? Вы съ отцовской собакой не обошлись-бы хуже чѣмъ со мною.
   Рэгана. Я обращаюсь съ тобою, какъ слѣдуеть обращаться съ холопомъ (Приносятъ колодки).
   Герцогъ Корнуэльскій. Я убѣжденъ, что этотъ нахалъ того-же пошиба, какъ и другіе рыцари, о которыхъ говоритъ сестра. Пододвиньте колодки ближе.
   Глостэръ. Умоляю васъ, герцогъ, не дѣлайте этого. Вина его, правда, велика, но повелитель его -- добрый король самъ накажеть его за чрезмѣрную заносчивость. Позорному-же наказанію, придуманному вами, подвергаютъ только гнуснѣйшихъ и презрѣннѣйшихъ негодяевъ, уличенныхъ въ воровствѣ или въ иныхъ мелкихъ, но скверныхъ преступленіяхъ. Королю не понравится, что вы, осудивъ его посланнаго на такое наказаніе, не оказали должнаго уваженія самому королю.
   Герцогъ Корнуэльскій. За это отвѣчу я самъ.
   Рэгана. Еще непріятнѣе покажется сестрѣ, что ея посланнаго ругаютъ и бьютъ за то, что онъ исполяетъ ея порученія. Сажайте же его въ колодки (Ея приказаніе исполняется). Идемте, герцогъ (Уходитъ съ мужемъ).
   Глостэръ. Жаль мнѣ тебя, бѣднягу; но что дѣлать?-- такъ угодно герцогу, a всѣмъ извѣстно, что его распоряженія не допускаютъ ни возраженій, ни отлагательствъ. Но все-таки я попрошу за тебя...
   Кентъ. Не просите ни о чемъ, сэръ. Я долго не спалъ; утомился отъ дороги. Усну теперь немного, a потомъ примусь свистать. Даже и хорошаго человѣка судьба можетъ отколотить иной разъ по пяткамъ. Доброй ночи вамъ, сэръ.
   Глостэръ. Нельзя же, однако, похвалить за это герцога. Я убѣжденъ, что его поступокъ вызоветъ въ королѣ сильное негодованіе (Уходитъ).
   Кентъ. Добрый король, ты на себѣ доказываешь, какъ, по народной поговоркѣ, люди изъ-подъ кроткихъ небесъ попадаютъ подъ палящіе лучи солнца... Всходи-же свѣточь земнаго міра, чтобы я при сіяніи твоихъ лучей могъ прочесть это письмо. Говорятъ, будто чудеса совершаются только для несчастныхъ... Письмо это,-- я знаю,-- отъ Кордэліи. Она на наше счастіе какъ-то узнала и о моемъ незавидномъ положеніи, и о мѣстѣ, гдѣ я скрываюсь. Я надѣюсь, что благодаря ея вмѣшательству, это невыносимое положеніе покончится, и мучительныя раны исцѣлятся. О вы, усталые отъ безсонныхъ ночей глаза мои, воспользуйтесь своимъ утомленіемъ, чтобы не видѣть мѣста своего гнуснаго ночлега. Покойной ночи! О, Фортуна; улыбнись еще хоть разъ и поверни свое колесо (Засыпаетъ).
  

СЦЕНА III.

Поросшая верескомъ степь.

Входитъ Эдгардъ.

  
   Эдгардъ. Я слышалъ, какое страшное обвиненіе тяготѣеть надо мною, но, благодаря дуплу въ деревѣ, мнѣ удалось избѣгнуть преслѣдованій. Нѣтъ ни одной пристани, которая не была-бы для меня закрыта, ни одного мѣстечка, гдѣ бы самая суровая бдительность не стояла на стражѣ, не старалась меня подстеречь. Пока я могу ускользать, жизнь моя въ безопасности. Я рѣшился принять видъ самаго жалкаго, самаго отверженнаго созданія, котораго нищета изъ человѣка превратила почти въ скота. Выпачкаю лицо себѣ грязью, чресла свои опояшу тряпицей; пусть волосы мои какъ по волшебству совьются въ колтунъ; я своею наготою надсмѣюсь надъ буйными порывами вѣтра и надъ преслѣдованіями небесъ. Даже въ этой странѣ я вижу, какъ нищіе, вырвавшіеся изъ Бедлама, втыкаютъ въ свои тощія, высушенныя болѣзнями руки булавки, древесныя занозы, гвозди и шипы терновника, чтобы отвратительнымъ видомъ этихъ язвъ вызывать состраданіе y обитательницъ фермъ и мелкихъ поселковъ, скотопригонныхъ дворовъ и мельницъ, прибѣгая то къ грознымъ заклинаніямъ, то къ жалостнымъ мольбамъ. Теперь я Томъ, бѣдный юродивый Томъ. Это хоть что-нибудь, тогда какь самъ Эдгаръ ровно ничего (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Передъ замкомъ Глостэра.

Кентъ спитъ; входятъ -- Лиръ, Шутъ и Джентльменъ.

  
   Лиръ. Странно! Сами уѣхали изъ дому и даже не позаботились вернуть назадъ моего посланнаго.
   Джентльменъ. Я слышалъ, что вчера они совсѣмъ еще не думали уѣзжать.
   Кентъ (Просыпаясь). Привѣтъ мой тебѣ, государь!
   Лиръ. Что это значитъ! Ужь не дѣлаешь-ли ты себѣ изъ позора забаву?
   Кентъ. Нѣтъ, государь.
   Шутъ. Ха, ха, ха! Посмотри, какія y него жесткія подвязки. Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за горло, обезьянъ за подмышки, a людей за ноги. Если человѣкъ уже больно легокъ на ногу, на него надѣваютъ деревянные башмаки, именуемые колодками.
   Лиръ. Кто-же могъ до того забыть, кто ты чтобы подвергпуть тебя такому унизительному наказанію?
   Кентъ. Оба они -- и сынъ твой, и дочь.
   Лиръ. Не можетъ быть.
   Кентъ. Но оно, однако, такъ.
   Лиръ. Повторяю: -- не можетъ быть!
   Кентъ. Самъ видишь, государь, что можеть.
   Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, онн бы не захотѣли!
   Кентъ. A все-таки захотѣли.
   Лир ъ. К ляну сь Юпитеромъ, что нѣтъ.
   Кеятъ. A я Юноною, что да.
   Лиръ. Не посмѣли-бы они этого сдѣлать! Не могли, не захотѣли-бы. Такое страшное проявленіе неуваженія хуже убійства! Объясни мнѣ скорѣе, но безъ торопливости, какъ и за что рѣшились они подвергнуть такому униженію моего посланнаго?
   Кентъ. Государь, тотчасъ по прибытіи въ ихъ замокъ, я поспѣшилъ передать имъ посланіе вашего величества, но ранѣе, чѣмъ я успѣлъ подняться съ колѣнъ, явился другой гонецъ, весь въ пыли и въ поту. Едва переводя духъ, онъ пробормоталъ привѣтствіе отъ Гонэрили ея сестрѣ и подалъ письмо, которое они прочли сейчасъ-же, не обращая никакого вниманія на поданное мною ранѣе посланіе отъ вашего величества, Познакомившись съ содержаніемъ письма отъ Гонэрили, они тотчасъ-же собрали своихъ слугъ, вскочили на коней и съ приказаніемъ мнѣ ждать, когда y нихъ явится досугъ отвѣчать, окинули меня леденящимъ взоромъ и уѣхали. Здѣсь я встрѣтилъ гонца, явившагося съ такими извѣстіями, которыя по моимъ догадкамъ отравилт извѣстія, привезенныя мною. Гонецъ оказался тѣмъ самымъ мерзавцемъ, который недавно выказалъ такое возмутительное неуваженіе къ вашему величеству. Его наглость оказалась сильнѣе собственнаго моего благоразумія. Я выхватилъ изъ ноженъ мечъ, a онъ своими дикими криками вызвалъ сюда всѣхъ обитателей замка. Ваша дочь и ея мужъ нашли меня вполнѣ достойнымъ того наказанія, которому я подвергся.
   Шутъ. Зима видно не совсѣмъ миновала, когда дикіе гуся все еще летятъ въ эту сторону. У отца, ходящаго въ рубищѣ, дѣти бываютъ слѣпы; но y тѣхъ отцовъ, y которыхъ туго набиты мошны, дѣти бываютъ самые почтительные. Фортуна, какъ отъявленная потаскушка, никогда не отопретъ своихъ дверей для бѣдняка. Впрочемъ, жди отъ своихъ дочекъ столько огорченій, что ты ихъ и въ годъ не пересчитаешь.
   Лиръ. Какъ мучительно подннмается къ сердцу эта плѣсень, Hysterica passio! Опустись ниже, вздымающееся горе; твое мѣсто на днѣ сосуда. Гдѣ-же теперь Рэгана*
   Кентъ. Здѣсь, въ замкѣ y графа.
   Лиръ. Не слѣдуйте за мной. Подождите меня здѣсь (Уходитъ).
   Джентльменъ. А, кромѣ этого, вы ничѣмъ ихъ не оскорбили?
   Кентъ. Ничѣмъ. Что-же, однако, значитъ, что король пріѣхалъ съ такою ничтожною свитой?
   Шутъ. Если-бы тебя посадили въ колодки за этотъ вопросъ, это было-бы тебѣ по дѣломъ.
   Кентъ. Почему-же, шуть?
   Шутъ. Мы пошлемъ тебя набираться ума-разума къ муравью. Онъ научитъ тебя, что зимою нѣтъ работы. Хотя при отысканіи дороги, всѣ, разумѣется, кромѣ слѣпыхъ, пользуются помощью не только чутья, но и глазъ, однако изъ двадцати слѣпыхъ не найдется ни одного который не сказалъ-бы сразу, отъ кого воняетъ. Брось большое колесо, если оно влечетъ тебя къ подножію холма; ты, слѣдуя за нимъ на буксирѣ, только неизбѣжно сломаешь себѣ шею. Когда мудрый человѣкъ даеть тебѣ болѣе умный совѣтъ, чѣмъ я, возврати мнѣ обратно тотъ, который я тебѣ далъ. Желалъ-бы я, чтобы этому совѣту не слѣдовалъ никто, кромѣ дураковъ, такъ какъ и даетъ-то его шуть.
   Тоть, кто служитъ изъ-за денегъ
   Часто лишь для вида преданъ;
   Дождь пойдеть, онъ тотчасъ тягу
   Дастъ, a ты безъ крова
   Одиноко оставайся
   И борися съ непогодой.
   Пустъ разумный убѣгаетъ,
   Я,--дуракъ,--съ тобой останусь.
   Коль бѣжитъ дуракъ, онъ мигомъ
   Обратится въ негодяя;
   Негодяй-же -- тотъ вовѣки
   Въ дурака не обратится.
   Кентъ. Дуракъ, гдѣ ты этому научился?
   Шутъ. Разумѣется не въ колодкахъ, дуракъ (Лиръ возвращается вмѣстѣ съ Глостеромъ).
   Лиръ. Они не хотятъ говорить со мной? Больны? Устали съ дороги, такъ-какъ ѣхали почти всю ночь? Все это одинъ вздоръ, но въ немъ я вижу стремленіе возмутиться противъ меня, желаніе отъ меня отвертѣться. Добѣйся отъ нихъ болѣе приличнаго отвѣта.
   Глостэръ. Вамъ, добрѣйшій государь, извѣстенъ пылкій нравъ герцога, какъ онъ настойчивъ и непреклоненъ въ своихъ рѣшеніяхъ.
   Лиръ. Проклятіе! Чума! Смерть и разрушеніе! Какое мнѣ дѣло до того, что y герцога нравъ пылкій? Эй, Глостэръ, Глостэръ! Я во что бы то ни стало хочу переговорить съ герцогомъ Корнуэльсскимъ и съ его женою.
   Глостэръ. Добрѣйшій государь, я только-что увѣдомлялъ ихъ объ этомъ.
   Лиръ. Увѣдомлялъ!.. Слышалъ ты и понялъ, что я тебѣ сказалъ?
   Глостэръ. Добрѣйшій государь...
   Лиръ. Король хочетъ говорить съ герцогомъ Корнуэльскимъ; нѣжно любимый отецъ, имѣя дѣло къ дочери, желаетъ переговорить съ дочерью и надѣется, что встрѣтитъ согласіе съ ея стороны. Передано имъ это?.. О кровь моя, мое дыханіе! вы настолько же пылки, насколько пылокъ герцогъ. Скажите этому пылающему герцогу... Нѣтъ, нѣть, погоди еще! Можетъ-быть, онъ и теперь еще нездоровъ? Болѣзнь, вѣдь, постоянно заставляетъ забывать о всякомъ долгѣ, который при здоровомъ состояніи является обязательнымъ. Мы перестаемъ быть сами собою, когда удрученное болѣзнью тѣло заставіяетъ и духъ страдать вмѣстѣ съ собою. Я воздержусь отъ всякихъ вспышекъ. Мнѣ досадно, что моя неисправимая вспыльчивость заставляетъ меня забывать различіе между больнымъ и здоровымъ человѣкомъ, принимая проявленія болѣзни за обдуманныя выходки здороваго человѣка. Смерть и проклятіе! (Увидавъ Кента). Человѣкъ сидитъ въ колодкахъ? Одно уже это доказываетъ мнѣ, что мнимое нездоровье и усталость герцога и его жены только притворство, однѣ пустыя отговорки. Освободить сейчасъ же моего слугу! Глостэръ, ступай скажи герцогу и его женѣ, что я требую свиданья съ ними! Да, требую теперь-же, сію минуту. Пусть явятся сейчасъ и выслушаютъ меня! Иначе я такъ громко стану бить въ барабанъ y дверей ихъ спальни, что производимый мною громъ убьетъ ихъ сонъ!
   Глостэръ. Очень буду радъ, если все между вами уладится (Уходитъ).
   Лиръ. О, ты, сердце мое, негодующее сердце, перестань такъ сильно биться!.. Успокойся!
   Шyтъ. Прикажи ему, дядя, тоже, что приказывала кухарка, всовывая въ пирогъ живыхъ угрей. Она била ихъ палочкою по головѣ и въ тоже время приговаривала: "ну, не ворочайтесь, глупые, лежите смирно". A братъ этой самой кухарки до того любилъ свою лошадь, что даже сѣно для нея приправлялъ масломъ (Входятъ герцоіъ Корнуэльскій, Рэгана, Глостэръ и свита).
   Лиръ. Добраго утра вамъ обоимъ.
   Герц. Корнуэльскій. Того-же и вамъ, государь (Кента освобождаютъ).
   Рэгана. Очень рада видѣть ваше величество.
   Лиръ. Надѣюсь, что такъ, Рэгана, потому что имѣю основанія надѣяться. Если-бы ты не была рада, я нанесъ бы оскорбленіе могилѣ твоей матери, какъ могилѣ непотребной женщины (Кенту). А, пріятель, ты свободенъ, но мы поговоримъ объ этомъ въ другое время. Рэгана, твоя сестра женщина гнусная (Ударяя себя въ грудь). Она припустила вотъ сюда свою острозубую неблагодарность, и та, словно коршунъ, клюетъ мнѣ сердце. Я едва въ силахъ говорить съ тобою... Если-бы ты могла только вообразить, о Рэгана, съ какимъ постыднымъ безсердечіемъ...
   Рэгана. Терпѣніе, государь, прошу васъ. Я думаю, что скорѣе вы способны объяснить въ дурную сторону поступки сестры, чѣмъ она забыть чувство долга.
   Лиръ. Что такое?
   Рэгана. Никакъ не могу повѣрить, чтобы сестра хоть на волосъ могла уклониться отъ того, что ей предписываетъ долгъ. Если она, быть можетъ, нѣсколько рѣзко отнеслась къ безчинствамъ вашихъ рыцарей и постаралась подавить эти безчинства, поступить такимъ образомъ ее заставили весьма уважительныя и законныя причины. Порицать ее за это нельзя.
   Лиръ. Будь она проклята!
   Рэгана. Государь, вы уже стары, и жизнь ваша почти уже достигла крайнихъ своихъ предѣловъ. Вамъ-бы слѣдовало дать право кротко и мягко руководить вами кому-нибудь, кто-бы лучше понималъ ваше положеніе, чѣмъ вы сами. Поэтому я посовѣтовала-бы вамъ тотчасъ-же вернуться къ моей сестрѣ, покаяться, что вы предъ нею виноваты...
   Лиръ. Просить у нея прощенія? Посмотри, какъ такая рѣчь была-бы умѣстна со стороны главы дома: -- "Дражайшая дочь, сознаюсь, что я старъ; старый человѣкъ ни на что не нуженъ, поэтому (Становится на колѣни)... я на колѣняхъ умоляю тебя, не лишай меня одежды, постели и пропитанія!"
   Рэгава. Перестаньте, добрѣйшій государь! Такое шутовство вамъ совсѣмъ не къ лицу. Отнравляйтесь-ка лучше къ моей сестрѣ.
   Лиръ. Никогда, Рэгана, никогда! Она сократила мою свиту на половину, смотрѣла на меня съ нескрываемою злобою, язвила меня своимъ змѣеподобнымъ языкомъ до глубины души. Пусть небеса соберутъ всѣ свои громы и разразятся ими надъ ея неблагодарной головой! A вы, тлетворныя испаренія, сгноите мозгъ въ молодыхъ ея костяхъ!
   Герцогъ Корнуэльскій. Полноте, государь, стыдно, не хорошо!
   Лиръ. О, вы, быстрыя и ослѣпительныя молніи, сверкайте прямо въ ея глаза! A вы, испаренія, вызываемыя солнцемъ изъ гнилыхъ болотъ, подѣйствуйте какъ безпощадная отрава на ея тщеславную красоту! Пусть лицо и тѣло ея покроется гнойными прыщами и струпьами!
   Рэгана. О,милосердые боги! Вы государь, въ минуту гнѣва, пожалуй, и меня станете осынать такими-же пожеланіями?
   Лиръ, Нѣтъ, Рэгана, ты не подашь мнѣ повода проклинать тебя. Твоя добрая и кроткая душа не допуститъ тебя дойти до грубаго безсердечія! У нея глаза кровожадиые; твой же взглядъ только ласкаетъ, согрѣваетъ, но не жжетъ. Тебѣ никогда, конечно, не пришло-бы на мысль урѣзывать мои удовольствія, сокращать на половину мою свиту, оскорблять меня язвительными словами и въ заключеніе запереть на крючекъ дверь передъ самымъ моимъ носомъ, чтобы помѣшать мнѣ войти. Тебѣ лучше, чѣмъ ей извѣстны и долгъ относительно природы, и обязанности дочери относительно отца; ты лучше ея помнишь тѣ попеченія, которыми я окружалъ тебя въ дѣтствѣ, правила вѣжливости и требованія благодарности. Ты не забыла, что я отдалъ тебѣ половину своего королевства,
   Рэгана. Прошу васъ, государь, къ дѣлу (За сценой трубятъ).
   Лиръ. Кто, скажи, приказалъ посадитъ моего слугу въ колодки?
   Герцогъ Корнуэльсеій. Чьи это трубы? (Входитъ Осуольдъ).
   Рэгана. Это трубы сеотры; я ихъ узнаю. Она и въ письмѣ предупреждала меня, что скоро будетъ здѣсь (Осуольду). Пріѣхала твоя госпожа?
   Лиръ. Напускная самоувѣренность этого нахала поддерживается одною только прнчудливою и измѣнчивою милостью той, кому онъ служитъ. Прочь съ моихь глазъ, гнусный холопъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Чего-же вы хотите, государь?
   Лиръ. Скажи, Рэгана, кто посадилъ въ колодки моего стугу? Сама ты, конечно, ничего объ этомъ не знала... Однако, кто-же это идетъ? (Входитъ Гонэриль). О, небеса, если въ васъ есть хоть капля жалости къ старикамъ, если ваша кроткая власть сочувствуетъ покорности и послушанію; если сами вы можете состариться, сочтите мое дѣло личнымъ своимъ дѣломъ, заступитесь за меня и разразитесь громам и надъ головой этой женщины! (Гонэрили). Неужто y тебя хватаетъ духу, не краснѣя, смотрѣть на мою сѣдую бороду?-- Какъ,Рзгана, ты согласна пожать ей руку?!
   Гонэрнль. A почему-бы и нетакъ, сэръ? Въ чемъ моя вина? Еще не все то настоящая вина, что находятъ виною, что осуждаютъ безъ толку недомысліе и дряхлость.
   Лиръ. О, крѣпка-же ты, грудь моя! Говорите, кто приказалъ посадить въ колодки моего слугу.
   Герцогъ Корнуэльскій. Я приказаль, государь. Онъ такъ безобразничалъ, что я вынужденъ былъ прибѣгнуть къ этому наказанію, хотя оно слишкомъ для него милостиво.
   Диръ. А, такъ ты засадилъ его! Ты?
   Рэгана. Вы, государь, уже человѣкъ слабый; прошу васъ сознайте это сами. Мой совѣтъ вамъ вернуться къ сестрѣ и прожить y нея, распустивъ половину своей свиты, a затѣмъ если угодно, пріѣзжайте ко мнѣ. Вы видите въ настоящее время я не дома, и y меня ничто, даже самое необходимое еще не приготовлено для вашего пріѣзда.
   Лпръ. Мнѣ вернуться къ ней, отпустивъ пятьдесятъ чедовѣкъ моей свиты! Ни за что! Я скорѣе соглашусь остаться совсѣмъ безъ пристанища, бороться противъ враждебныхъ стихій, имѣть товарищами волковъ и совъ, испытывать всѣ мучительныя пытки, неразлучныя съ нищетою!.. Вернуться къ ней! Нѣтъ, пылкій король Франціи, взявшій себѣ въ жены младшую нашу дочь безъ всякаго приданаго, я скорѣе готовъ броситься на колѣни передъ твоимъ трономъ и, какъ нищій, вымаливать y тебя для поддержанія моей жалкой жизни хоть такое-же ничтожное содержаніе, какое ты даешь послѣднему изъ своихъ оруженосцевъ. Чтобы я вернулся къ ней? Нѣтъ я скорѣе соглашусь быть рабомъ, вьючнымъ животнымъ вотъ этого гнуснаго холопа! (Указываетъ на Осуольда).
   Гонэриль. К акъ угодно.
   Лиръ. Умоляю тебя, дочь, не своди меня съ ума, я не хочу безпокоить тебя, дитя мое, поэтому прощай!.. Мы больше не встрѣтимся, не увидимся. Однако, ты все-таки моя дочь, плоть отъ плоти моей; въ тебѣ течетъ моя кровь! Или нѣтъ, ты скорѣе болячка моей плоти, которую я волей-неволей вынужденъ признавать своею! Ты гнойный нарывъ, заразная язва, безпощадный огневикъ, народившійся изъ моей испорченной крови. Но я не буду бранить тебя; пусть позоръ, когда ему вздумается, падетъ на твою голову, но я его не призываю, не молю громовержца поразить тебя своими стрѣлами, не жалуюсь на тебя Юпитеру, верховному судьѣ надъ всѣми живущими. Если можешь, исправься и постарайся на досугѣ сдѣлаться лучше. Я еще не безпріютенъ; могу съ сотней своихъ рыцарей жить y Рэганы.
   Рэгана. Не совсѣмъ такъ, государь. Я не ожидала васъ такъ рано, поэтому и не приготовилась принять васъ какъ должно. Послушайтесь, государь, моей сестры. Всякій, кто при помощи разсудка сталъ-бы провѣрять ваши выходки, пришелъ-бы къ заключенію, что вы стары, а поэтому... Впрочемъ, Гонэриль знаетъ, что она дѣлаеть.
   Лиръ. Что-же по-твоему хорошо это сказано?
   Рэгана. Убѣждена, государь, что именно такъ. Неужто съ васъ мало пятидесяти человѣкъ свиты? Зачѣмъ вамъ большее количество рыцарей? Мнѣ кажется, что и пятидесяти слишкомъ много. Значительность расходовъ на ихъ содержаніе, опасность, сопряженная съ ихъ присутствіемъ -- все говоритъ противъ такой многочисленной свиты. Неужто въ одномъ и томъ-же домѣ, въ которомъ два хозяина, слѣдовательно двѣ власти, такое множество людей способно уживаться мирно? Это очень трудно, даже почти совсѣмъ невозможно.
   Гонэриль. Почему люди, служащіе мнѣ и ей не могли-бы въ тоже время служить и вашему величеству?
   Рэгана. Да, государь, почему-бы не такъ? Если-бы въ ихъ служеніи вамъ вы стали замѣчать нерадѣніе, мы живо сумѣли-бы положить этому конецъ. Прошу ваше величество,-- такъ-какъ я только теперь увидала, какъ велика опасность отъ слишкомъ многочисленной свиты,-- если вамъ угодно будетъ пріѣхать ко мнѣ, не брать съ собою болѣе двадцати пяти человѣкъ. Если вы явитесь съ большею свитою, мнѣ негдѣ будетъ ее помѣстить, и я окажусь вынужденной отказать вамъ въ гостепріимствѣ.
   Лиръ. Однако, я обѣимъ вамъ отдалъ все...
   Рэгана. И, къ счастію, совершенно во время.
   Лиръ. Я сдѣлалъ васъ моими попечительницами, моими казнохранительницами, но выговорилъ для себя право держать при своей особѣ свиту въ точно опредѣленномъ количествѣ человѣкъ, a теперь, Рэгана, ты говоришь, чтобы я къ тебѣ болѣе двадцати пяти человѣкъ не привозилъ? Вѣдь ты это сказала?
   Рэгана. И повторяю тоже, государь. Больше какъ двадцать пять человѣкъ я не приму.
   Лиръ. Самыя злыя созданія иногда еще сохраняютъ чеіовѣческій образъ. Какъ-бы люди ни были злы, y нихъ всегда есть оправданіе, что другіе еще хуже ихъ, a это своего рода достоинство (Гонэрили). Я вернусь къ тебѣ. Пятьдесятъ чеговѣкъ все-таки вдвое болѣе двадцати пяти. Твоя любовь ко мнѣ равняется ея любви, взятой два раза.
   Гонэриль. Послушайте, государь! Зачѣмъ вамъ свита въ двадцать пять человѣкъ, въ десять, даже въ пять, когда въ домѣ, гдѣ вы будете жить, всегда окажется вдвое болѣе людей, чѣмъ сколько необходимо для услугъ лично вамъ.
   Рэгана. Даже и въ одномъ-то человѣкѣ нѣтъ никакой необходимости.
   Лиръ. О, не торгуйтесь съ нуждою. Самый жалкій нищій и тотъ живетъ въ изобиліи среди еще болѣе вопіющей нищеты! Давай человѣку въ обрѣзъ только то, безъ чего онъ не въ состояніи обойтись, и ты его жизнь приравняешь къ жизни животнаго. Вотъ ты женщина знатная. Если-бы одежда была необходима только для того, чтобы согрѣвать тѣло, зачѣмъ тебѣ этотъ великолѣпный нарядъ, когда онъ даже едва тебя согрѣваетъ?.. Что-же касается истинной нужды -- о небо, пошли мнѣ терпѣніе, -- потому что въ терпѣніи я нуждаюсъ всего болѣе!.. Вы, о, боги, видите здѣсь несчастнаго старика, столько-же удрученнаго годами, сколько и подавленнаго горемъ. Если именно вы вооружаете сердца дочерсй противъ меня, вдвойнѣ несчастнаго человѣка, не дайте мнѣ сдѣлаться посмѣшищемъ, не дайте переносить обиды съ гнусной покорностью! Распалите въ моей груди благородное чувство гнѣва и не дайте этому женскому оружію, каплямъ соленой влаги,-- осквернить мои мужскія щеки! Подождите вы, безсердечныя вѣдьмы, я придумаю для обѣихъ васъ такое страшное мщеніе, что весь міръ придетъ въ ужасъ!.. Я сдѣлаю то... Впрочемъ, я самъ еще не знаю, что именно сдѣлаю, но отъ моего мщенія задрожитъ вселенная! Вы думаете, что я заплачу? Нѣтъ, плакать я не стану, хотя имѣю много причинъ, чтобы проливать слезы! A все-таки, если-бы мое сердце разорвалось на тысячу частей, я не допущу себя заплакать! (Вдали слышны раскаты грома). Идемъ, шутъ, я сойду съума! (Уходитъ съ Глостэромъ, Кентомъ и шутомъ).
   Герцогъ Корнуэльскій. Войдемте въ замокъ; надвигается гроза.
   Рэгана. Замокъ не великъ; въ немъ не хватитъ удобнаго помѣщенія для старика и для его свиты.
   Гонэриль. Виноватъ онъ самъ. Онъ доброводьно лишилъ себя покоя, вотъ и вкушай теперь плоды своего безумія.
   Рэгана. Самого его я приму охотно, но не впущу къ себѣ ни одного человѣка изъ его свиты.
   Гонэриль. Такъ-же и я. Куда-же, однако, ушелъ графъ Глостэръ?
   Герцогъ Корнуэльскій. Пошелъ за старикомъ (Глостэръ возвращается). Да вотъ и онъ.
   Глостэръ. Гнѣву короля нѣтъ границъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Куда-же онъ направляется?
   Глостэръ. Требуетъ лошадей, a куда думаетъ отправиться, не знаю.
   Гегцогъ Корнуэльскій. Лучше всего ему не мѣшать. Пусть ѣдетъ куда хочетъ.
   Гонэриль. Вы, любезный графъ, ни подъ какимъ видомъ не уговаривайте его остатъся y васъ.
   Глостэръ. Какъ-же это? Ночь уже близка; гроза обѣщаетъ быть ужасной, a на нѣсколько миль въ окружности нѣтъ ни одного кустика, гдѣ можно былобы укрыться отъ непогоды.
   Рэгана. О, графъ, невзгоды, которыи сумасброды накликаютъ на себя, должны служить имъ урокомъ. Велите запереть ворота замка. Свита его состоитъ изъ отчаянныхъ головорѣзовъ. Человѣкъ онъ довѣрчивый, готовый слушать всякія наговоры; мало-ли на какое новое сумасбродство могутъ подстрекнуть его спутники. Благоразуміе велитъ быть какъ можно осторожнѣе.
   Герцогъ Корнуэльскій. Рэгана даетъ хорошій совѣтъ. Да, графъ, заприте ворота. Уйдемте отъ грозы (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Поросшая верескомъ степь. Буря, громъ и молніи.

Входятъ Кентъ и Рыцаръ.

  
   Кентъ. Кто есть здѣсь, кромѣ гнусной этой непогоды?
   Рыцарь. Человѣкъ, настолько-же возмущенный, какъ и сама природа,
   Кентъ. Я васъ узнаю. Гдѣ король?
   Рыцарь. Онъ злобствуетъ противъ стихій, взываетъ къ вѣтрамъ, чтобы они сдунули землю въ море и залили ее цѣликомъ своими пѣнистыми волнами. Онъ требуетъ, чтобы міръ измѣнился или совсѣмъ пересталъ существовать, рветъ свои сѣдые волосы, a неистовые порывы бури подхватываютъ этя сѣдины и съ дикою яростью превращаютъ ихъ въ ничто, тщится съ своими крохотными человѣческими силами насмѣяться надъ разгуломъ ливня и бури. Въ такую ночь, когда кормящая дѣтенышей медвѣдица не вышла-бы изъ своего логовища, и ни y льва, ни y проголодавшагося волка шкура не сохранились бы сухою, онъ, съ непокрытою головой, бѣгаетъ по степи, вызывая на бой все противъ всего.
   Кентъ. Кто-же при немъ?
   Рыцарь. Одинъ только шуть, старающійся шутками заглушить горе, разъѣдающее его душу.
   Кентъ. Сэръ, я васъ знаю, поэтому рѣшаюсь довѣрить вамъ многое и весьма важное. Между герцогами Корнуэльсскимъ и Эльбени возникла вражда, хотя до сихъ поръ полное ея проявленіе съ обѣихъ сторонъ скрывается подъ личиною хитрости. У нихъ, какъ и y всѣхъ, кого счастливая звѣзда возвела на высоту величія, есть слуги такіе же лукавые какъ и они сами, служащіе лазутчиками королю Франціи, смѣтливыми наблюдателями нашего положенія и сообщающіе ему все, что они видятъ, какъ-то: козни обоихъ герцоговъ, безсердечное отношеніе къ королю обѣихъ дочерей, a можетъ быть, и нѣчто большее, чему все зто зло служить только первыми предвозвѣстниками. Однако, вполнѣ несомнѣнно, что французское войско уже высадилось на берегъ и теперь уже находится въ предѣлахъ нашего, тревожимаго смутами государства. Пользуясь нашею безпечностью, войско это нашло подъ шумокъ нѣсколько удобныхъ случаевъ овладѣть лучшими нашими гаванями и уже вполнѣ готово открыто развернуть свое знамя. Теперь обращаюсь къ вамъ съ преддоженіемъ. Если вы довѣряете мнѣ, скачите скорѣе въ Дувръ. Тамъ вы увидите одно лицо, которое щедро отблагодаритъ васъ за правдивый перечень всѣхъ возмутительныхъ, превосходящихъ всѣ человѣческія силы страданій, отъ которыхъ горько стонетъ несчастный нашъ король. По рожденію, я принадлежу къ знати; человѣкъ я благовоспитанный и честный, поэтому, зная и васъ за такого-же человѣка, я предлагаю вамъ взять на себя исполненіе моего порученія.
   Рыцарь. Мы еще поговоримъ объ этомъ въ другое время.
   Кентъ. Зачѣмъ-же? Въ доказательство того, что я выше того, чѣмъ кажусь, воть вамъ кошелекъ. Сосчитайте то, что въ немъ есть, и содержащееся въ немъ возьмите себѣ. Еслт вы увидите Кордэдію, a я не сомнѣваюсь, что такъ оно и будетъ, покажите ей воть этотъ перстень. Она скажетъ вамь то, чего вы еще не знаете, то-есть, имя вашего сообщника... Проклятая буря!.. Отправимтесь отыскивать короля.
   Рыдарь. Дайте руку. Вамъ нечего прибавить къ сказанному?
   Кентъ. Весьма немногое, но оно будетъ еще несравненно важнѣе того, что вамъ уже извѣстно. Однако прежде намъ необходимо отыскать короля. Отправьтесь въ эту сторону, a я въ другую. Первый, кому удастся его повстрѣчать, пусть крикомъ дастъ объ этомъ знать другому (Расходятся въ разныя стороны).
  

СЦЕНА II.

Другая часть той-же степи. Буря продолжается.

Входятъ Лиръ и Шутъ.

  
   Лиръ. Бушуй, неистовый вѣтеръ, надувай свои щеки. Бѣснуйся, надрывайся! Ливни и ураганы, разверзите свои хляби и потопите землю такъ, чтобы не видно было даже пѣтуховъ на ея колокольняхъ. Вы, молніи, пропитанныя сѣрой и быстрыя, какъ мысль, предшественницы громовъ, обращайте въ щепки могучіе вѣковые дубы, палите мою сѣдую годову! a ты, всесокрушающій громъ, сплюсни толстую округлость этого міра, разбей всѣ формы, въ которыя природа отливаетъ свои произведенія, и въ самомъ зачаткѣ изсуши сѣмена, изъ которыхъ произрастаетъ неблагодарное человѣчество!
   Шутъ. A что, дядя, придворная святая вода въ сухомъ домѣ много, вѣдь, пріятнѣе, чѣмъ этотъ ливень подъ открытымъ небомъ? Знаешь ли что, добрый дядя? Помирился-бы ты съ дочерьми, въ такую ночь мокнуть подъ дождемъ, право, одинаково непріятно, какъ умнымъ, такъ и дуракамъ.
   Лиръ. Рокочи, свирѣпствуй, буря! Изрыгай пламя, разражайся ливнемъ! Дождь, громъ, вѣтеръ и молніи все-таки не то, что мои дочери. Васъ, разъяренныя стихіи, я не обвиняю въ неблагодарности, вамъ я никогда не дарилъ королевствъ, васъ никогда не называлъ своими дѣтьми; вы ничѣмъ мнѣ не обязаны. Такъ предавайтесь ужасающей своей потѣхѣ. Вотъ передъ вами вашъ рабъ, бѣдный, хилый, безпомощннй,презрѣнный старикъ! A я все-таки назову васъ подлыми угодниками за то, что вы заодно съ моими гнусными дочерьми ополчились противъ такой старой и сѣдой головы, какъ моя, и могучей ратью вступаете съ нею въ неравный бой. О, омерзительно это, омерзительно!
   Шутъ. Умная голова y того, кто имѣетъ свой домъ, гдѣ можно преклонить усталую головѵ. Другое дѣло, когда:-- (Поетъ).
   Семейно зажить вдругъ задумаетъ гульфикъ,
   При томъ ни кола, ни двора не имѣя;
   Съ женою онъ только совсѣмъ обовшивитъ:--
   Вѣдь браки такіе намъ видѣть не рѣдкость.
   То сдѣлаетъ тоже для пальца ножнаго,
   Что-то надо-бы дѣлать ему лишь для сердца,
   Не диво, что онъ отъ мозолей застонетъ
   И сонъ превратитъ свой въ тяжелое бдѣнье.
   Потому что не родилась еще такая красивая женщина, которая не любила-бы вертѣться передъ зеркаломъ и улыбаться самой себѣ.

Входитъ Кентъ.

   Лиръ. Нѣтъ, хочу быть образцомъ терпѣнія и не стану больше ничего говорить.
   Кентъ. Кто здѣсь?
   Шутъ. Высокая душа и гульфикъ, то-есть, мудрецъ и дуракъ.
   Кентъ. Вы здѣсь, государь? Даже то, что любитъ ночную темноту, не любитъ такихъ ночей, какъ эта. Разъяренное небо нагоняетъ ужасъ даже на настоящихъ ночныхъ скитальцевъ и вынуждаетъ ихъ робко ютиться въ своихъ норахъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ взрослымъ человѣкомъ, не запомню такихъ потоковъ огня, такихъ страшныхъ громовыхъ раскатовъ, такого ливня, такого воя и такихъ стоновъ вѣтра. Человѣческая природа не въ силахъ выносить подобныхъ ужасовъ, подобныхъ неистовствъ разсвирѣпѣвшихъ стихій.
   Лиръ. Пусть всемогущіе боги, такъ грозно гремящіе надъ нашими головами, узнаютъ теперь настоящихъ своихъ враговъ. Трепещи злодѣй, душу котораго тяготитъ неоткрытое еще преступленіе, и котораго еще не постигла кара правосудія! Прячься подальше ты, окровавленная рука, и ты, клятвопреступникъ, и ты, кровосмѣситель, надѣвшій на себя личину добродѣтели! Дрожи, дрожи такъ, чтобы кости твои трещали! Трепещи, извергъ, подъ прикрытіемъ ловкаго лицемѣрія покушавшійся на жизнь другого человѣка! Запертые на замокъ преступленія, порвите свои таинственныя цѣпи и молите о пощадѣ гремящихъ надъ вами грозныхъ вашихъ судей!.. Я-же самъ -- скорѣе жертва, чѣмъ преступникъ.
   Кентъ. Увы, онъ въ такую непогоду бродитъ съ непокрытою головою! Милостивый мой повелитель, неподалеку отсюда есть шалашъ; тамъ вы найдете пристанище. Оно защититъ васъ отъ жестокой бури. Отдохните тамъ, a я тѣмъ временемъ опять отправлюсь въ безжалостное жилище, болѣе жесткое и грубое, чѣмъ тѣ камни, изъ которыхъ оно сложено. Еще недавно, когда я спрашивалъ о васъ тамъ, меня не захотѣли впустить; но я вернусь туда снова и во чтобы то ни стало заставлю безсердечнихъ этихъ людей оказать вамъ гостепріимство.
   Лиръ. Мои мысли начинаютъ путаться. Идемъ, дитя. Какъ ты себя чувствуешь мой, мальчикъ? Озябъ? Я и самъ озябъ. Другъ, гдѣ-же шалашъ? У нужды есть одно неоцѣненное качество: благодаря ей, самыя жалкія вещи становятся дороже самыхъ драгоцѣнныхъ... Гдѣ-же шалашъ? Бѣдный мой шутикъ, одна часть моего сердца страдаетъ даже и за тебя.
   Шутъ (Поетъ). Надо быть на все готовымъ,
   Чтобъ въ борьбѣ не унывать,
   Помириться съ горемъ новымъ
   И съ терпѣньемъ счастья ждать.
   Лиръ. Правда, дитя.-- Веди-же насъ въ шалашъ (Уходитъ съ Кентомъ).
   Шутъ. Отличная ночь, чтобы простуживались шляющіяся по улицамъ потаскушки, Однако, ранѣе, чѣмъ уйти, я выскажу свое прорицаніе: -- "Коль алтарю служить ты будешь только словомъ,-- коль пиво шинкари начнутъ водою портить,-- коль вкусу обучать начнутъ портныхъ дворяне,-- и не еретиковъ сжигать, a блудодѣевъ;-- коль дѣло каждое считать судъ будетъ правимъ,-- не будетъ должниковъ, въ расплатѣ неисправныхъ,-- ни средь рабовъ, ни средь вдругъ обнищавшей знати;-- коль клевета шептать не станетъ на ушко,-- карманники кишѣть въ толпѣ не станутъ больше,-- и лихву ростовщикъ считать краснѣя станетъ,-- a сводни съ шлюхами начнутъ вдругъ строить храмы,-- тогда, о Альбіонъ, въ великое смятенье -- и въ страхъ впадеть твое владычество пустое.-- Настанутъ времена,-- кто доживетъ увидить -- что на ногахъ ходить всѣ люди перестали". Все это когда-нибудь предскажетъ Мерлинъ, такъ какъ я живу paнѣe его нарожденія (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Комната въ замкѣ Глостэра.

Входятъ Глостэръ и Эдмондъ.

  
   Глостэръ. Какъ хочешъ, Эдмондъ, a мнѣ не по душѣ такое неестественное жестокосердіе. Когда я сталъ просить позволенія сжалиться надъ нимъ, y меня даже отняли власть распоряжаться въ собственномъ домѣ. Мнѣ, подъ страхомъ вѣчной опалы, запретили даже произносить его имя, не говоря уже о томъ, что мнѣ строго запрещено ходатайствовать за него, a тѣмъ болѣе ему помогать.
   Эдмондъ. Совсѣмъ дико и вполнѣ противуестествеино.
   Глостэръ. Слушай, но не разсказывай никому. Между обоими герцогами начались несогласія; есть нѣчто и еще похуже. Прошедшею ночью я получилъ письмо... Объ этомъ опасно даже и говорить, поэтому я скорѣе заперъ письмо въ конторку... За оскорбленія, которыя теперь наносятъ королю, отомщено будетъ жестоко. Часть французскаго войска уже высадилась; наша обязанность быть на сторонѣ короля. Я розыщу его и окажу ему помощь. Ступай, займи герцога разговорами, такъ чтобы мое отсутствіе не было замѣчено. Если онъ обо мнѣ спроситъ, скажи, что я нездоровъ и лежу въ постели. Если-бы, какъ меня предупредили заранѣе, мнѣ предстояло лишиться за это жизни, я все-таки не оставлю безъ помощи своего стараго властелина. Мы должны приготовиться увидать очень странныя дѣла въ самомъ недалекомъ будущемъ; но ты, Эдмондъ, прошу тебя, будь остороженъ (Уходитъ).
   Эдмондъ. Хотя ты и запрещаешь, a я все-таки доведу твои намѣренія до свѣдѣнія герцога; разскажу ему и про письмо и тѣмъ окажу важную услугу. За нее я получу все то, что потеряетъ отецъ, то-есть, все и никакъ не меньше. Тамъ, гдѣ старика ожидаетъ паденіе, молодой найдетъ повышеніе (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Часть той-же степи; на ней шалашъ.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

  
   Кентъ. Вотъ и шалашъ. Войдите, добрый мой государь. Оставаться въ такую ночь подъ открытымъ небомъ не подъ силу человѣку (Буря все продолжается).
   Лиръ. Оставь меня.
   Кентъ. Государь, умоляю васъ, войдите сюда.
   Лиръ. Ты, кажется, хочешь въ конецъ разорвать мнѣ сердце?
   Кентъ. Скорѣе разорвалъ бы я свое собственное! Войдите, добрѣйшій государь.
   Лиръ. Неужто ты считаешь чѣмъ то важнымъ эту бурю, заставившую насъ продрогнуть до мозга костей. Для тебя, можетъ быть, это и важно, но тотъ, кого терзаютъ болѣе крупныя страданія, не обратитъ ни малѣйшаго вниманія на мелкія. Передъ медвѣдемъ ты обратился-бы въ бѣгство, но увидавъ передъ собою бушующее море, ты готовъ будѣшь броситься въ самую пасть хищнаго животнаго. Когда душа покойна, тѣло становится чувствительнымъ до крайности; буря-же, ревущая въ моей душѣ, заглушаетъ всѣ чувства, кромѣ того, что бьется вотъ здѣсь... О, неблагодарность дѣтей! Не похожа-ли ты на зубы, кусающіе ту руку, которая приноситъ имъ пищу?.. Но я хочу наказанія чрезмѣрнаго!.. Нѣтъ, не хочу я болѣе плакать!.. Въ такую ночь заставить меня бродить безъ пристанища! Вы, хляби небесныя, изливайте на меня всѣ свои потоки, всѣ водопады!-- я вынесу все, даже въ такую ночь, какъ эта!.. О, Рэгана, о, Гоиэриль! Любящее сердце отца заставило его отдать вамъ все, все! Но если долѣе думать объ этомъ, сойдешь съ ума! Надо этого избѣгать. Довольно!
   Кентъ. Добрый господинъ, войдите въ шалашъ.
   Лиръ. Нѣтъ, прошу тебя, войди туда самъ и ищи тамъ себѣ успокоенія. Эта буря помогла мнѣ забыть о такихъ вещахъ, которыя для меня еще мучительнѣе... А, впрочемъ, пожалуй, войдемъ (Шуту.). Ты, дитя, жертва безпріютной нищеты, иди впередъ... Ну, идемъ-же. Я помолюсь, a потомъ лягу спать. (Шутъ уходитъ въ шалашъ). Гдѣ-бы и кто-бы вы ни были, несчастные бѣдняки, застигнутые непогодой, вы, -- когда самая неприкрытая нищета, словно въ окна и двери, выглядываетъ изъ каждой прорѣхи жалкаго вашего рубища,-- кто пріютитъ, согрѣетъ васъ въ такую ужасную ночь?.. Какъ мало думалъ я объ этомъ ранѣе. Ты, пышность, прими хоть лекарства, чтобы сколько-нибудь имѣть понятія о томъ, что чувствуютъ бѣдняки! Тогда ты раздѣлишь съ ними свой избытокъ, и такимъ образомъ небо явится болѣе справедливымъ.
   Эдгаръ (изъ шалаша). Полторы сажени! Полторы сажени! Бѣдный Томъ (Шутъ выбѣгаетъ изъ шалаша).
   Шутъ. Не ходи туда, дядя, не ходи! Тамъ духъ. О, помогите, помогите!
   Кентъ. Дай мнѣ руку. Что тамъ такое?
   Шутъ. Духъ, говорятъ вамъ, духъ! Онъ увѣряетъ, будто имя ему бѣдный Томъ.
   Кентъ. Ты что за человѣкъ, лежащій здѣсь на соломѣ? Выходи, выходи.

Входитъ Эдгаръ, одѣтый, какъ сумасшедшій.

   Эдгаръ. Бѣгите отсюда! За мною гонится нечистая сила!.. Сквозь колючія вѣтви боярышника прорывается леденящій вѣтеръ. Бррр! Ступай отогрѣваться на холодную постель.
   Лиръ. Что довело тебя до такого положенія? Тоже, вѣроятно, отдалъ дочерямъ все, что имѣлъ?
   Эдгаръ. Кто дастъ что-нибудь бѣдному Тому?Нечистая сила заставила его пройти черезъ огонь и сквозь пламя, заставила переплывать черезъ рѣки и водовороты, таскала меня по топямъ и по трясинамъ; она положила ему ножи подъ подушку, мочальныя веревки на его скамью въ церкви, подсыпала ему въ похлебку отраву, вселила гордыню въ его сердце, заставляла его верхомъ на гнѣдомъ конѣ переѣзжать черезъ мосты въ четыре дюйма шириною, какъ предателя, заставляла его гоняться за своею тѣнью! Да поможетъ тебѣ небо сохранить всѣ пять душевныхъ твоихъ силъ! Бѣдному Тому холодно!.. О, ду-ди, ду-ди, ду-ди, ду! Да сохранятъ тебя боги отъ вѣтра, отъ дыханія зловредныхъ звѣздъ и отъ чаръ колдовства! Подайте что-нибудь бѣдному Тому... Его, несчастнаго, терзаетъ нечистая сила! Знаете, я могу ее поймать... вотъ туть... и вотъ тутъ опять... и опять вотъ тутъ (Гроза продолжается).
   Лиръ. Неужто дочери довели его до такого состоянія... Ты имъ отдалъ все и ничего не оставилъ себѣ?
   Шутъ. Ну, нѣтъ, для себя онъ приберегъ тряпицу, иначе, при видѣ его наготы, мы сгорѣли бы со стыда.
   Лиръ. Если такъ, всѣ рѣющія въ струящемся воздухѣ грозныя кары, по волѣ судьбы долженствующія обрушиться на людей преступныхъ, да падутъ на головы твоихъ дочерей.
   Кентъ. У него нѣть дочерей, государь.
   Лиръ. Смерть тебѣ, обманщикъ! Кромѣ безсердечныхъ дочерей, ничто не могло бы довести человѣческую его природу до такого униженія. Развѣ теперь такой уже обычай, чтобы отвергнутый дѣтьми отецъ чувствовалъ такъ мало состраданія къ собственной плоти?.. Наказаніе вполнѣ справедливое! Вѣдь эти пеликаны -- дочери народились именно отъ этой плоти.
   Эдгаръ. Пиликокъ сидѣлъ на Пеликоковомъ холмѣ... Элло, ло-ло, ло-ло!
   Шутъ. Эта холодная ночь всѣхъ насъ обратитъ въ дураковъ и въ бѣсноватыхъ.
   Эдгаръ. Берегись нечистой силы, повинуйся родителямъ, твердо держи данное слово, не сквернословь, не поддѣлывайся къ законной женѣ твоего ближняго, не наряжай своей любовницы въ яркіе наряды! Тому холодно.
   Лиръ. Чѣмъ ты былъ ранѣе?
   Эдгаръ. Женскимъ угодникомъ, гордившимся умомъ своимъ и сердцемъ. Я завивалъ волосы, носилъ перчатку за околышемъ шляпы, служилъ страстной похоти своей возлюбленной и совершалъ съ нею дѣло мрака; при моемъ разговорѣ было столько-же клятвъ, сколько словъ вообще, и я безпечно нарушалъ ихъ передъ лучезарнымъ лицомъ самого неба. Засыпалъ я не иначе, какъ мечтая о сладострастіи, a просыпался, чтобы осуществлять этя мечты. Вино любилъ я сильно, игру въ кости тоже, а любовницъ имѣлъ болѣе, чѣмъ женъ y любого турка. Сердце y меня было вѣроломное, ухо жадное, рука кровавая; по лѣнн я былъ свиньей, по лукавству -- лисой, по прожорливости волкомъ, по злобѣ -- собакой и львомъ относительно моей добычи... Берегись, какъ бы скрипъ башмаковъ и шелестъ шелка не отдали твоего бѣднаго сердца во власть женщины, не позволяй своимъ ногамъ переступать за порогъ домовъ терпимости; держи свои руки подальше отъ женскихъ юбокъ, перо подальше отъ записныхъ книгъ ростовщиковъ, и тебѣ нечего будетъ бояться нечистой силы!.. Холодный вѣтеръ все еще продолжаетъ прорываться сквозь вѣтви боярышника? A какъ онъ воетъ-то? -- у-у-у... но ты, дельфинъ, мой сынъ, не мѣшай ему. Пусть себѣ мчится, пусть себѣ злится (Буря продолжается).
   Лиръ. Лучше-бы тебѣ лежать въ могилѣ, чѣмъ подвергатъ свое обнаженное тѣло всѣмъ ужасамъ непогоды. Неужто человѣкъ въ самомъ дѣлѣ не больше этого? Вглядитесь въ него хорошенько. Нельзя сказать, чтобы y червя онъ былъ въ долгу за шелкъ, y краснаго звѣря за мѣхъ, y овцы за шерсть, a у кабарги за благовонія. Онъ заставдяетъ васъ всѣхъ краснѣть за наши умствованія... Да, ты, пріятель, остался тѣмъ, чѣмь былъ созданъ, то есть настоящимъ, безъискуственнымъ человѣкомъ, то есть, жалкимъ и нагимъ двуногимъ животнымъ. Долой съ меня все чужое! Дѣлайте тоже и вы! (Рветъ на себѣ одежды).
   Шутъ. Полно, дядя, что ты затѣялъ? Раздѣваться незачѣмъ, такъ-какъ плавать здѣсь негдѣ. Явись теперь въ этой степи хоть крошечный огонекъ, онъ былъ бы тѣмъ-же, чѣмъ сердце въ тѣлѣ стараго развратника. Оно тепло, словно искорка, a остальное тѣло холодно, какъ ледъ. А, смотрите, вотъ сюда приближается блуждающій огонекъ.
   Эдгаръ. Это злой духъ Флибертиджибетъ. Его обязанность кричать, чтобы гасили огни, и бродить по землѣ до первыхъ пѣтуховъ. Онъ насылаетъ бѣльмы, заставляетъ глаза косить, приставляетъ заячью губу, портитъ пшеницу, примѣшивая къ ней спорынью, и всячески старается досаждать бѣднымъ, земнымъ созданіямъ.
   Трижды Уитольдъ святой по долинѣ похаживалъ;
   До трехъ разъ злобныхъ вѣдьмъ изъ долинъ выпроваживалъ;
   Трижды міръ и людей онъ щадить имъ приказывалъ
   И кикиморъ тѣхъ грозными клятвами связывалъ.
   Такъ отсюда скорѣе-жь ты, вѣдьма, бѣги!
   Кентъ. Какъ вы себя чувствуете, государь?

Входитъ Глостеръ сь факеломъ.

   Лиръ. Это кто?
   Кентъ. Ты кто такой? Кого тебѣ нужно?
   Глостэръ. Сами вы кто такіе? Какъ васъ зовутъ?
   Эдгаръ. Я бѣдный Томъ. Питаюсь я водяными лягушками, жабами, головастиками, ящерицами земляными и водяными, a когда сидящая во мнѣ нечистая сила очень разгуляется, приправляю кушанья коровьимъ каломъ, жру старыхъ крысъ и утопленныхъ собакъ. Пью зеленоватѵю плѣсень, покрывающую поверхность стоячихъ лужъ; меня гонятъ кнутами отъ одной десятины до другой, сажаютъ въ колодки, бьютъ, заключаютъ въ тюрьмы, a прежде y меня было три пары платья, шестъ рубахъ для прикрытія наготы, конь для верховой ѣзды, a y лѣваго бедра мечъ, чтобы имъ сражаться.
   Скоро семь лѣтъ, да, семь лѣтъ ужь сравняется,
   Какъ акридами бѣдненькій Томи питается.
   О, перестань, мой мучитель, уймись Смолькинъ, уймись, мой терзатель!
   Глостэръ. И вы, государь, не нашли общества получше этого?
   Эдгаръ. Нечистый духъ тоже джентльменъ. Имя ему Модо и еще Маху.
   Глостэръ. Наши плоть и кровь, государь, до того выродились, что стали ненавидѣть того, кому обязаны жизнью.
   Эдгаръ. Бѣдный Томъ продрогъ.
   Глостэръ. Идемте, государь, ко мнѣ. Мой долгъ предписываетъ мнѣ не вполнѣ подчиняться волѣ вашихъ дочерей. Несмотря на строгій ихъ приказъ запереть передъ вами ворота моего замка и предоставить васъ на волю свирѣпствующихъ стихій, я все-таки рѣшился васъ отыскать и отвести туда, гдѣ васъ ожидаютъ тепло и пища.
   Лпръ. Дай мнѣ прежде побесѣдовать вотъ съ этимъ философомъ. Скажи, откуда берется громъ?
   Кентъ. Добрѣйшій государь, воспользуйтесь его приглашеніемъ, идите къ нему.
   Лиръ. Хорошо. Дай прежде поразспросить воть этого ученаго ѳивянца. Чему ты учишься?
   Эдгаръ. Какъ избѣгать нечистой силы и убивать гадинъ.
   Лиръ. Позволь тебѣ предложить одинъ вопросъ на ухо.
   Кентъ. Сэръ, попросите его еще разъ идти съ вами. Онъ начннаетъ мѣшаться въ разсудкѣ.
   Глостэръ. Всякій-бы помѣшался. Дочери явно желаютъ его смерти. Ахъ, невольно вспомнишь теперь добраго Кента. Бѣдный изгнанникъ тогда-же предсказалъ все это. Ты говоришь, будто король только начинаетъ мѣшаться въ разсудкѣ, a я скажу тебѣ, любезный, что я и самъ почти совсѣмъ уже помѣшался. Былъ y меня сынъ, котораго я знать теперь не хочу. Недавно, о, какъ еще недавно, онъ тоже покушался на мою жизнь. A я, мой другъ, какъ горячо его любилъ! Едва-ли хоть одинъ отецъ любилъ сына такъ сильно, какъ я любилъ его, и отъ этого горя, признаюсь тебѣ, y меня голова тоже не на мѣстѣ (Буря продолжается). Какая ужасная ночь! Умоляю ваше величество, пойдемте.
   Лиръ. Ахъ, извините меня, сэръ. Благородный философъ, просимъ тебя не лишать насъ твоего общества.
   Эдгаръ. Томи прозябъ.
   Глостэръ. Отправляйся, любезный, въ шалашъ и грѣйся тамъ.
   Лиръ. Идемте-же всѣ туда.
   Кентъ. Намъ, государь, надо совсѣмъ въ другую сторону.
   Лиръ. Нѣтъ, съ моимъ философомъ я не разстанусь!
   Кентъ. Сэръ, не противорѣчьте королю; пусть онъ возьметъ съ собою этого несчастнаго.
   Глостэръ. Пожалуй, пусть беретъ.
   Кентъ. Идемъ съ нами, любезный.
   Лиръ. Да, добрый аѳинянинъ, идемъ съ нами.
   Глостэръ. Только, чуръ, не разговаривать, a идти молча и тихо.
   Эдгаръ. A когда къ башнѣ той грозный Гаулендъ подъѣхалъ, закричалъ онъ: -- "Фи! фай! Вонъ отсюда скорѣе: -- Здѣсь британскою кровью несетъ"! (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Комната y Глостэра.

Входятъ герцогъ Корнуэльскій и Эдмондъ.

  
   Герцогъ Корнуэльскій. Не уѣду отсюда безъ того, чтобы не отомстить.
   Эдмондъ. Одного боюсь я, герцогъ -- меня, пожалуй, станутъ осуждать за то, что чувство долга оказалось во мнѣ сильнѣе, чѣмъ родственное чувство.
   Герцогъ Корнуэльскій. Теперь я понимаю, что не одинъ только злой нравъ заставилъ твоего брата помышлять о смерти отца. Твой отецъ былъ человѣкъ гнусный, a это-то и послужило главною побудительною причиною.
   Эдмондъ. Какое для меня горе, что я вынужденъ раскаяваться, совершивъ даже справедливое и правое дѣло. Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ и которое ясно доказываетъ, что отецъ былъ не только сторонникомъ Франціи, но уже вошелъ въ сношенія съ нею. О, боги, какимъ-бы счастіемъ было, если-бы никогда не существовало этой проклятой измѣны или, по крайней мѣрѣ, не мнѣ пришлосьбы ее обличать.
   Герцогъ Корнуэльскій. Идемъ къ герцогинѣ.
   Эдмондъ. Если все, что тутъ написано -- правда, хлопотъ насъ ожидаетъ не мало.
   Герцогъ Корнуэльскій. Правда оно или ложь, но ты именно этому обязанъ титуломъ графа Глостэра. Розыщи отца, чтобы мы немедленно могли привлечь его къ отвѣтственности.
   Эдмондъ (Про себя). Если я захвачу его въ такое время, когда онъ ухаживаетъ за королемъ, это еще усилитъ уже существующія подозрѣнія (Громко). Какъ ни тяжело столкноьеніе между долгомъ вѣрноподданнаго и долгомъ родственнымъ, я все-таки останусь вѣренъ вамъ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Вполнѣ тебѣ вѣрю, и ты увидишь, что я своею любовью вполнѣ замѣню тебѣ отца (Уходять).
  

СЦЕНА VI.

Комната въ строеніи, прилегающемъ къ замку Глостэра.

Входятъ Глостеръ, Лиръ. Кентъ, Шутъ и Эдгаръ.

  
   Глостэръ. Будьте благодарны и за это; здѣсь во всякомъ случаѣ лучше, чѣмъ подъ открытымъ небомъ. Впрочемъ, на сколько могу, постараюсь еще улучшить ваше положеніе здѣсь.
   Кентъ. Изъ всего прежняго его разсудка теперь сохранилась одна только нетерпѣливость. A васъ да наградятъ боги за вашу доброту (Глостэръ удаляется).
   Эдгаръ. Фратэрэтто зоветъ меня и увѣряетъ, будто Неронъ удитъ рыбу въ озерѣ мрака, Молитесь, невинные люди, и остерегайтесь нечистой силы.
   Шутъ. Дядя, сдѣлай одолженіе, скажи, кто такой сумасшедшій -- джентльменъ или простолюдинъ?
   Лиръ. Король, король!
   Шутъ. A по моему нѣть:-- онъ простолюдинъ, y котораго сынъ джентльменъ. Кто-же, кромѣ сумасшедшаго, потерпитъ, чтобы сынъ ранѣе его самого попалъ въ знать, какъ допускаетъ это указанный простолюдинъ.
   Лиръ. О, если-бы имѣть подъ руками тысячу человѣкъ, которые съ змѣинымъ шипѣніемъ набросились-бы на нихъ и насквозь прожгли имъ грудь раскаленными докрасна спицами!
   Эдгаръ. Нечистая сила кусаетъ мнѣ спину.
   Шутъ. Сумасшедшій тотъ, кто воображаетъ, будто волка можно приручить, что лошадь всегда будетъ здорова, что можно вѣрить любви юноши или клятвамъ потаскушки.
   Лиръ. Рѣшено! Я сейчасъ-же призову ихъ къ суду (Эдгару). Ты, ученѣйшій изъ судій, займешь предсѣдательское мѣсто (Шуту). A ты, мудрый законовѣдъ, садись вотъ сюда (Шутъ сдаится). Ну, a теперь очередь за вами, лисицы.
   Эдгаръ. Смотри, какъ она стоитъ и какъ сверкаетъ глазами. Неужто, миледи, вы желаете разжечь сластолюбіе даже въ судьяхъ? (Поетъ):
   Ну, плыви скорѣе, Бесси, ты ко мнѣ.
   Шутъ (Продолжая).
   Но, къ несчастью, дырка y нея въ челнѣ;
   И нельзя признаться Бесси, почему
   Плыть она не можетъ къ другу своему.
   Эдгаръ. Вотъ теперь нечистая сила терзаетъ бѣднаго Тома голосомъ соловья. Хопдэнсъ требуетъ, чтобы въ желудкѣ y Тома оказались двѣ бѣлыя селедки. Не каркай, черный ангелъ! Нечѣмъ мнѣ тебя угоститъ!
   Кентъ. Государь, зачѣмъ стоите вы, словно окаменѣлый? Прилягте лучше вотъ на эти подушки и отдохните.
   Лиръ. Хорошо, но прежде посмотрю, какъ ихъ будутъ судить. Вводите свидѣтелей (Эдгару). Ты, облеченный въ мантію судьи, занимай свое мѣсто (Шуту). Ты, товарищъ его по правосудію, садись рядомъ съ нимъ (Кенту). Садись и ты, такъ-какъ ты тоже принадлежишь къ числу судей.
   Эдгаръ. Будемъ-же судить по совѣсти (Поетъ).
   Спишь ты или дремлешь, милый пастушокъ,
   На сосѣдскомъ полѣ, вѣдь, стада пасутся;
   Не бѣда, однако! Заиграй въ рожокъ,
   И сейчасъ овечки всѣ къ тебѣ вернутся.
   Брысь, брысь, сѣрая кошка!
   Лпръ. Вызовите сперва вотъ эту. Она -- Гонэриль. Клянусь передъ находящимся здѣсь почетнымъ собраніемъ, что она пинками вытолкала изъ дома бѣднаго короля своего отца.
   IIIyтъ. Пожалуйте сюда, миледи. Ваше имя -- Гонэриль?
   Лиръ. Не можетъ она этого отрицать.
   Шутъ. Отъ души прошу y васъ прощенія:-- я было сначала принялъ васъ за складную скамью.
   Лиръ. А вотъ и другая; ея уклончивый взглядъ прямо говоритъ, изъ какого вещества вылѣплено ея сердце. Взять ее подъ стражу! Оружія, оружія! Мечей! Огня! Здѣсь измѣна, подкупъ! Судьи предатели, зачѣмъ допустили вы, чтобы она ушла отъ должной кары?
   Эдгаръ. Да сохранятъ тебѣ боги пять твоихъ человѣческихъ чувствъ.
   Кентъ. О, какое горе! Вспомните, государь, сколько разъ вы хвалились, что вы ни въ какомъ случаѣ не утратите терпѣнія. Гдѣ-же оно?
   Эдгаръ (Про себя). Мои слезы доказываютъ, какъ сильно я ему сочувствую, a онѣ того и гляди выдадутъ, что я совсѣмъ не то, чѣмъ притворяюсь.
   Лиръ. Смотрите, вотъ собаченки... Ихъ цѣлая стая и всѣ онѣ лаятъ на меня, да всѣ: Трэйка, Бѣлянка, Любимка!
   Эдгаръ. Томъ броситъ въ нихъ своею головою, и онѣ разбѣгутся. Эй, прочь вы, мерзавки!
   Собака, будь съ бѣлой иль черной ты мордой,
   Пусть зубъ ядовитъ твой, какъ жало змѣи,
   Дворняшка-ублюдокъ иль пудель ты гордый,
   Красивы иль скверны статьи всѣ твои;
   Пушистымъ иль куцымъ хвостомъ ты кичишься,
   Мнѣ стоитъ тебѣ лишь свой ликъ показать;
   Отъ этого лика ты съ воемъ умчишься
   И больше ко мнѣ не вернешься опять.
   Эй, до-ди, до-ди, до! Идемте на посидѣлки, на рынки въ большіе, торговые города... Бѣдный Томъ! рогъ твой совсѣмъ сухъ.
   Лиръ. Пусть вскроютъ грудь Рэганы и дознаются, чѣмъ заражено ея сердце. Постарайтесь узнать, отчего природа дѣлаетъ иныя сердца такими жестокими и безчеловѣчными (Эдгару). Тебя, любезный, я зачисляю въ свою сотню, только одежда твоя не совсѣмъ мнѣ по вкусу. Ты, пожалуй, скажешь, что одѣтъ персіаниномъ, но нарядиться иначе все-таки не мѣшало-бы.
   Кентъ. Теперь, добрый государь, лягте здѣсь и отдохните.
   Лиръ. Не шумите только, не шумите. Опустите занавѣски y оконъ. Вотъ такъ, такъ! a поутру я отправлюсь ужинать.
   Шутъ. A я въ полдень лягу спать.

Входитъ Глостэръ.

   Глостэръ. Слушай, любезный, гдѣ мой король и повелитель?
   Кентъ. Онъ здѣсь, сэръ. Не безпокойте его; онъ совсѣмъ помѣшался!
   Глостэръ. Добрый другъ, возьми его скорѣе на руки и спаси во чтобы то ни стало. Я подслушалъ, что думаютъ посягнуть на его жизнь. Носилки готовы; положи его на нихъ и постарайся какъ можно скорѣе пробраться въ Дувръ, гдѣ тебя ждетъ ласковый пріемъ и гдѣ ты найдешь могучихъ покровителей. Уноси своего госдодина! Если ты промедлишь хоть полчаса, придетея разстаться съ жизнью и ему, и тебѣ, и еще многимъ, предлагающимъ взять его подъ свою защиту. Бери-же его на руки и слѣдуй за мною. Для большей безопасности я дамъ тебѣ хорошихъ провожатыхъ.
   Кентъ. Утомленная природа взяла таки свое:-- онъ заснулъ глубокимъ сномъ. Сонъ этотъ можетъ хоть немного успокоить больной его мозгъ; вполнѣ-же излечить его /div>

Лиръ.

   Ступай впередъ, съ этими письмами, въ Глостеръ;12) не разсказывай дочери моей ничего, что тебѣ извѣстно; отвѣчай только на то, что она спроситъ по этому письму.... Если ты не поспѣшишь, я опережу тебя.
   

Кентъ.

   Я не сомну глазъ, милордъ, пока не доставлю письма.

Уходитъ.

Шутъ.

   Что если-бъ мозгъ нашъ сидѣлъ въ пяткахъ, не боялся бы онъ набить себѣ мозоли?
   

Лиръ.

   Конечно, мой другъ.
   

Шутъ.

   Такъ можешь утѣшиться: твой умъ не станетъ щеголять въ туфляхъ.
   

Лиръ.

   Ха, ха, ха!
   

Шутъ.

   Увидишь, что другая дочка приметъ тебя также любовно. Хоть та и похожа на эту, какъ кислица на моченое яблоко, однако я кое-что смекаю.
   

Лиръ.

   Что-жь ты смекаешь, плутъ?
   

Шутъ.

   То, что онѣ обѣ кислицы Не знаешь ли ты, зачѣмъ носъ прилаженъ къ серёдкѣ лица?
   

Лиръ.

   Не знаю.
   

Шутъ.

   Затѣмъ, чтобы ему ловчѣй было держать глаза справа и слѣва: на-случай человѣкъ чего и не пронюхаетъ, такъ подсмотритъ.
   

Лиръ.

   Я оскорбилъ ее... 13)
   

Шутъ.

   Знаешь ли, какъ устрица дѣлаетъ свой черепокъ.
   

Лиръ.

   Не знаю.
   

Шутъ.

   Я тоже не знаю, но знаю для чего она его дѣлаетъ.
   

Лиръ.

   А для чего?
   

Шутъ.

   Чтобъ хоронить туда свою голову, а не за тѣмъ, чтобъ отдать своимъ дочкамъ и остаться самой безъ шапки.
   

Лиръ въ задумчивости.

   Я готовъ забыть бытіе свое! Отецъ такой добрый!... Шуту. -- Что, лошади готовы?
   

Шутъ.

   За ними пошли твои ослы.... Резонъ, почему семь звѣздъ не больше какъ семь -- чудесный резонъ.
   

Лирь.

   Да потому что ихъ не восемь.
   

Шутъ

   Браво!-- Изъ тебя бы вышелъ славный шутъ!
   

Лиръ.

   Воротить просто силою.... 14) Неблаголарное чудовище!
   

Шутъ.

   Если-бъ ты былъ шутомъ моимъ, дядя, я бы поколотилъ тебя за то, что ты рано состарился.
   

Лиръ.

   Какъ это?
   

Шутъ.

   Не слѣдъ бы тебѣ дѣлаться стариковъ, не поумнѣвши.
   

Лиръ.

   Не попусти мнѣ обезумѣть, небо! Даруй мнѣ миръ и кротость... Не хочу безумнымъ быть...

Входитъ джентльменъ.

   Что, готовы лошади?
   

Джентльменъ.

Готовы.

   

Лиръ шуту.

   Ѣдемъ, дитя мое.
   

Шутъ.

             Смѣется вотъ дѣвчонка надъ шутомъ,
             Да дѣвочкой плясать-то ей не долго,--
             Ужъ развѣ грѣхъ попутаетъ какой.... 15)

Уходитъ.

   

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Дворъ въ замкѣ графа Глостера.

Эдмундъ и Куранъ, при входѣ встрѣчаются.

Эдмундъ.

   Здорово, Куранъ.
   

Куранъ.

   Здравствуйте, сэръ.-- Сейчасъ видѣлъ вашего батюшку и доложилъ ему, что герцогъ Корнвалль и супруга его Регана будутъ къ ночи сюда.
   

Эдмундъ.

   Чтобы это значило?
   

Куранъ.

   Право, не знаю.-- Вы слышали, конечно, послѣднія новости? Я разумѣю тѣ, что разсказываютъ пока шопотомъ,-- да о нихъ и можно говорить только на-ухо.
   

Эдмундъ.

   Ничего не знаю. Разскажи, сдѣлай милость,
   

Куранъ.

   Вы не слыхали, что между герцогами Корнваллемъ и Альбани затѣвается будто война?
   

Эдмундъ.

             Ни слова не слыхалъ.
   

Куранъ.

   Ну, такъ скоро услышите.
   

Эдмундъ.

             Корнвалль сюда прискачетъ въ ночь?-- отлично!
             Сама собой удача въ дѣло прётъ....
             Но мой отецъ велѣлъ схватитъ Эдгара --
             Тутъ голову придется поломать.
             Э, быстрота да смётка -- сладимъ!-- Кричитъ -- Слушай!
             На слово, братъ! Сойди-жь, Эдгаръ! Ты слышишь?

Входитъ Эдгаръ.

             Отецъ слѣдитъ тебя, бѣги отсюда,--
             Ему дано ужь знать гдѣ скрылся ты,
             Передъ тобой вся ночь.... Припомни,
             Не говорилъ ли про Коривалля ты?
             Мы скоро ждемъ его,-- хотѣлъ быть къ ночи,
             Регана съ нимъ.... Не проболтался ты
             О замыслахъ его противъ Альбани?
   

Эдгаръ.

             И рѣчи не было, хоть побожусь!
   

Эдмундъ.

             Идетъ отецъ!-- Ты не сердись: для виду,
             Я долженъ стать съ мечомъ противъ тебя.
             Бери-жь свои мечъ и будто защищайся....

Вынимаютъ мечи; бьются.

             Теперь ловчѣй назадъ...-- Громко.-- Сдавайся, братъ!
             Ступай къ отцу! Огня! живѣй!-- Тихо.-- Бѣги!

Громко.

             Огня! огня!-- Тихо.-- Ну, съ богомъ.

Эдгаръ уходитъ.

                                           Каплю-бъ крови --
             И, значитъ, я отчаянно дрался....

Ранитъ себѣ руку.

             Не разъ видалъ я пьяныхъ, что больнѣе
             Изъ удали царапаютъ себя....
             Отецъ! отецъ!-- Ни-съ-мѣста! стой! --
             И ни души на помощь!

Входитъ Глостеръ и слуги съ факелами.

Глостеръ.

                                           Что, Эдмундъ?
             Гдѣ нашъ злодѣй?
   

Эдмундъ.

                                 Здѣсь онъ стоялъ, въ потемкахъ,
             Мечъ обнаживъ, и клалъ зарокъ на мѣсяцъ
             Спасти его.
   

Глостеръ.

                                 Гдѣ-жь онъ?
   

Эдмундъ.

                                                     Смотрите, сэръ,
             Я раненъ.
   

Глостеръ.

                       Гдѣ злодѣй?
   

Эдмундъ.

                                           Онъ побѣжалъ
             Сюда.-- Когда не смогъ...
   

Глостеръ.

                                           За немъ! ловить!

Слуги убѣгаютъ.

             Ну что? когда не смогъ....
   

Эдмундъ.

                                           Склонить меня
             На вашу смерть, и я ему отвѣтилъ,
             Что мститель-богъ, кидаетъ весь свой громъ
             На голову отцеубійцъ; что много
             Священныхъ узъ межъ сыномъ и отцомъ,--
             Тогда, милордъ, замѣтивъ какъ я смѣло
             Сталъ на отпоръ его злодѣйскимъ цѣлямъ,
             Накинулся, какъ звѣрь, онъ на меня,
             Мечъ на-голо, и вотъ поранилъ въ руку,--
             Но увидавъ, что, сильный нравомъ, весь
             Я закипѣлъ отвагой, или струсивъ,
             Что поднялъ шумъ я, вдругъ онъ побѣжалъ.
   

Глостеръ.

             Далеко же бѣжать ему!-- Вѣдь негдѣ
             Укрыться здѣсь, а схватятъ -- и конецъ!
             Сюда спѣшитъ нашъ герцогъ благородный;
             Я оглашу отъ имени его:
             Кто выдастъ мнѣ злодѣя-благодарность,
             Кто скроетъ -- смерть.
   

Эдмундъ.

                                           Когда мнѣ стало ясно,
             Что онъ меня и слушать не хотѣлъ,
             Я горячо вскричалъ, что все открою....
             "Ахъ выродокъ бездомный!-- онъ отвѣтилъ,--
             Ты думаешь, что такъ-вотъ и возьмешь
             Заслугою, да правдою и честью,
             Когда на судъ съ тобой я стану?... Нѣтъ!
             Мнѣ стоитъ лишь отречься (что и будетъ,
             Поди тамъ уличай меня письмомъ!)
             И все пойдетъ за умыслъ, ложь, коварство....
             Вѣдь нужно просто обморочить свѣтъ,
             Чтобъ не понять, что ты все это дѣло
             Такъ горячо повелъ изъ-за того,
             Что выгодъ ждешь отъ гибели моей".
   

Глостеръ.

             Что за злодѣй заматерѣлый, крѣпкій....
             Ужь онъ готовъ отречься отъ письма!
             Не сынъ онъ мнѣ!

Звуки трубъ.

                                 Чу, герцогскія трубы! --
             Не разберу, зачѣмъ онъ ѣдетъ къ намъ....
             Запру порты -- куда-жь злодѣю скрыться! --
             Корнвалль мнѣ дастъ согласіе на то.
             Потомъ пошлю вездѣ его примѣты,
             А тамъ ужь я съумѣю такъ устроить,
             Что все свое имѣнье передамъ
             Тебѣ, мой истинный, мой честный сынъ.

Входятъ Корнвалль, Регана и свита.

Корнвалль.

             Что, добрый другъ?... Чуть на порогъ -- я слышу
             Такую вѣсть....
   

.

                                 О, если это правда --
             Любая казнь разбойнику мала!
             Ну, какъ вы, графъ?
   

Глостеръ.

                                 Разбито сердце, лэди --
             Разбито старое мое!
   

Регана.

                                           Эдгаръ!..
             Ему отецъ мой имя далъ, себя
             Нарекъ его патрономъ -- и пошелъ онъ
             На вашу жизнь?
   

Глостеръ.

                                 О лэди, лэди! Стыдъ
             Хотѣлъ бы это скрыть....
   

Регана.

                                           Онъ не видался
             Съ гуляками, что служатъ при отцѣ?
   

Глостеръ.

             Не знаю.... охъ, ужь очень, очень дурно....
   

Эдмундъ.

             Да, лэди, онъ имъ не чужой.
   

          Регана.

                                                     Такъ что-жь
             И страннаго, что онъ затѣялъ мерзость!
             Они его, конечно, натравили
             На старика, чтобъ послѣ прогулять
             Добро его.... Сестра мнѣ все сказала
             И нагнала такого страху, что едва
             Они къ намъ въ домъ -- я изъ дому.
   

Корнвалль.

                                                     Я тоже....
             Я слышалъ, ты, Эдмундъ, держалъ себя
             Какъ честный сынъ.
   

Эдмундъ.

             То былъ мой долгъ, милордъ.
   

Глостеръ.

             Онъ мнѣ открылъ весь заговоръ его,
             Хотѣлъ схватить и -- видите -- онъ раненъ.
   

Корнвалль.

             Погоня есть за нимъ?
   

Глостеръ.

                                           Да, добрый лордъ.
   

Корнвалль.

             Ну, только бы поймать -- такъ перестанетъ
             Пугать коварствомъ замысловъ своихъ! --
             Приказывай вездѣ моею властью....
             А ты, Эдмундъ, за благородство правилъ,
             Что вотъ сейчасъ на дѣлѣ заявилъ,
             Ты нашъ теперь. Намъ крѣпко нужны люди
             Съ такой глубоко честною душой!
             Беру въ полонъ тебя.
   

Эдмундъ.

                                           И послужу
             Я правдой вамъ, на сколько станетъ силъ.
   

Глостеръ.

             Я за него благодарю васъ, герцогъ.
   

Корнвалль.

             Не угадать вамъ, сэръ, чтобъ значилъ нашъ
             Пріѣздъ...
   

Регана.

                       Такъ поздно, непроглядной ночью.
             Да, графъ, дѣла серіозныя случились,
             И вашъ совѣтъ необходимъ для насъ. --
             Отецъ съ сестрой ко мнѣ обое пишутъ,
             Что ссора тамъ у нихъ,-- и я нашла
             Что отвѣчать имъ лучше не изъ дому:
             Пускай отъ васъ уѣдутъ ихъ гонцы. --
             Но, добрый другъ, придите же въ себя,
             И дайте намъ въ горячемъ этомъ дѣлѣ
             Благой совѣтъ.
   

Глостеръ.

                       Радъ вамъ служить, милэди,
             И радостно встрѣчаю вашъ пріѣздъ.
   

СЦЕНА 2.

Передъ замкомъ Глостера.

Встрѣчаются Кентъ и Освальдъ.

Освальдъ.

   Здорово, пріятель! Что, ты здѣшній?
   

Кентъ.

   Здѣшній.
   

Освальдъ.

   Куда бы намъ оставить лошадей?
   

Кентъ.

   Въ лужу.
   

Освальдъ.

   Сдѣлай дружбу, скажи.
   

Кентъ.

   Что я за другъ тебѣ!
   

Освальдъ.

   Ну такъ и мнѣ нѣтъ до тебя дѣла.
   

Кентъ.

   Будь это не здѣсь, я бы научилъ тебя дѣлу.
   

Освальдъ.

   Да что ты пристаешь! Я тебя знать -- незнаю.
   

Кентъ.

   Я знаю тебя, соколъ.
   

Освальдъ.

   Кто-жь я по-твоему?
   

Кентъ.

   Каналья, бездѣльникъ, лизоблюдъ; прощелыга, индюкъ, продажная бестія, ползунъ, трусишка, кляузникъ, помѣщикъ голой деревни; мѣшанина скряги, пролаза, нищаго, сводни; тварь, которую я заставлю визжать, какъ поросенка, если ты осмѣлишься не согласиться хоть съ одною буквою своего титула.
   

Освальдъ.

   Да что ты за взбалмошный шутъ!-- Напалъ на человѣка, котораго въ глаза не видѣлъ, который самъ не знаетъ тебя.
   

Кентъ.

   Какова безсовѣстная каналья! онъ не знаетъ меня!... А кто тебя третьяго дня сбилъ съ ногъ и тузилъ въ глазахъ короля?-- Вынимай мечъ, мерзавецъ! Ничего что ночь,-- мѣсяцъ посвѣтитъ, пока я искрошу тебя въ котлетку.... Становись, бездѣльникъ! Отбивайся!
   

Освальдъ.

   Проваливай,-- мнѣ нечего толковать съ тобою.
   

Кентъ.

   Защищайся, мерзавецъ!-- А, возить письма противъ короля! Поджигать тщеславную куклу противъ царственнаго отца ея!... Дерись,-- не то обрублю на тебѣ все мясо.
   

Освальдъ.

   Караулъ! бьютъ! рѣжутъ!
   

Кентъ.

   Отбивайся, рабъ! Стой какъ слѣдуетъ! Ну, рубись, подлая образина!
   

Освальдъ.

   Сюда! разбой, разбой!

Входятъ: Эдмундъ, Корнвалль, Регана, Глостеръ и слуги.

   

Эдмундъ.

   Что за шумъ? Въ чемъ дѣло?-- Перестать!
   

Кентъ.

   Не хочешь ли, слётокъ, попробовать и ты? Подходи, окарнаемъ! Что-жь, молодой баринъ?...
   

Глостеръ.

   Оружіе! драка!-- Изъ-за чего?
   

Корнвалль.

   Остановись, коли мила вамъ жизнь! Кто двинетъ лишь рукой -- убью.... Въ темъ дѣло?
   

Регана.

   Это гонцы отъ сестры и короля.
   

Корнвалль.

   Что у васъ за ссора? говори!
   

Освальдъ.

   Я еле духъ перевожу.
   

Кентъ.

   Еще бы! Мало вишь ты храбрился! Эхъ, ты трусъ поганый. Сама природа отъ тебя отопрется: портной видно стачалъ тебя!
   

Корнвалль.

   Да ты чудакъ! Портной стачалъ человѣка!
   

Кентъ.

   Такъ и есть что портной. Лѣпщикъ, не то маляръ не сочинили бы такого урода, посидѣвъ хоть часокъ за работой.
   

Корнвалль.

   Да говори же изъ-за чего вы подрались?
   

Освальдъ.

   Вотъ этотъ старый плутъ, что я пощадилъ за его сѣдую бороду....
   

Кентъ.

             Ахъ, ты беззаконный зетъ16)! Пятое колесо у воза!-- Съ вашего позволенія, милордъ, я истолку эту каналью въ известку и замажу имъ щели по хлѣвамъ. Онъ пощадилъ мою сѣдую бороду!... Ахъ, ты трясогузка! --
   

Корнвалль.

             Молчать болванъ! --
             Ты знаешь ли приличье, дерзкій олухъ!
   

Кентъ.

             Да, сэръ,-- но гнѣвъ свои права имѣетъ.
   

Корнвалль.

             За что-жь ты золъ?
   

Кентъ.

                                 За то, что вотъ такой
             Бездѣльникъ знай павлинится мечомъ,
             А чести ни на грошъ!-- Съ улыбкой сладкой
             Подобные мерзавцы, словно крысы
             Грызутъ узлы съ святою, вѣчной вязью....
             Льстятъ всѣмъ страстямъ господъ своихъ, умѣютъ
             Разжечь въ нихъ зло и остудить добро;
             У нихъ и да и нѣтъ -- какъ вѣтеръ тянетъ;
             Въ умѣ одно-собакой вслѣдъ бѣжать.

Освальду.

             Погибель на твою дрянную харю!
             Что носъ дерешь? что за посмѣхъ нашелъ?
             Понался-бъ, гусь, ты мнѣ въ Сарумскомъ полѣ,
             Я-бъ гналъ тебя до Кемлота лозой 17).
   

Корнвалль.

             Съ ума старикъ ты спятилъ?
   

Глостеръ.

                                                     Да скажи,
             Изъ-за чего межъ вами вышла ссора?
   

Кентъ.

             На свѣтѣ розни нѣтъ съ такой враждой,
             Намъ между мной и вотъ подобнымъ плутомъ!
   

Корнвалль.

             За что же плутъ?-- чѣмъ провинился онъ?
   

Кентъ.

             Ну просто мнѣ противна эта рожа.
   

Корнвалль.

             Примѣрно, какъ моя?

Указываетъ на Глостера.

                                           Его?

На Регану.

                                                     Ея?
   

Кентъ.

             И къ правдъ, сэръ, привыкъ: была пора,
             Случалось мнѣ видать почище лица,
             Что на иныхъ плечахъ торчатъ вотъ здѣсь.
   

Корнвалль.

             Онъ знать изъ тѣхъ, что разъ спусти имъ дерзость,
             Сейчасъ пойдутъ ломаться и дурить,
             На зло своимъ мозгамъ.-- Онъ льстить не можетъ,
             Куда! вѣдь онъ честнѣйшая душа!
             Онъ правду такъ и рѣжетъ: удалось? --
             Чудесно. Нѣтъ?-- прямой онъ человѣкъ.
             И этотъ сортъ плутовъ довольно знаю:
             Подъ маскою задорной прямоты,
             У нихъ сидитъ двуличья и коварства
             Десятка на два прирожденныхъ бестій.
   

Кентъ.

             Но чистой, сэръ, и не облыжной правдѣ.
             Съ велѣнія пресвѣтлыхъ сихъ очесъ,
             Которыхъ огнь, какъ пламенно сіянье,
             Блстающе надъ Фебовой главой...
   

Корнвалль.

             Что ты думаешь этимъ сказать?
   

Кентъ.

   Думаю выйти изъ моего тона, который такъ не нравится вамъ... Да, сэръ, я не льстецъ. Тотъ, кто надувалъ васъ прямыми рѣчами, былъ прямой плутъ, какимъ не буду я, даже на цѣну вашихъ милостей.
   

Корнвалль Освальду.

             Чѣмъ ты его обидѣлъ?
   

Освальдъ.

                                           Я?-- ничѣмъ.
             На дняхъ король меня ударить вздумалъ,
             Такъ ни-за-что: чтобъ злость его потѣшить,
             Напалъ онъ сзади, сбилъ меня, ругался,
             Безсовѣстно ломался надо мной
             И царское спасибо заработалъ,
             Что одолѣлъ того, кто самъ поддался...
             И вотъ, въ чаду отъ доблести своей,
             Опять напалъ онъ на меня съ оружьемъ.
   

Кентъ.

             Послушать ихъ, трусливыхъ наглецовъ,
             Такъ имъ Аяксъ въ подметки не годится!
   

Корнвалль.

             Колодки, эй!-- Я вышколю тебя,
             Упрямый плутъ, хвастунъ достопочтенный!
   

Кентъ.

             Я слишкомъ старъ ужь для науки, сэръ! --
             Верните вашъ приказъ: я королю
             Служу, я къ вамъ съ его приказомъ посланъ,
             И засадить гонца его въ колодки --
             Вѣдь будетъ злой насмѣшкою надъ нимъ.
   

Корнвалль.

             Колодки! что-жь?-- Клянуся жизнью, честью --
             Ты просидишь въ нихъ до полудня.
   

Регана.

                                                     Только?
             Нѣтъ, до ночи... всю ночь!
   

Кентъ.

                                           Что съ вами, лэди?
             Будь я собакой вашего отца,
             Не слѣдъ бы вамъ такъ надо мной глумиться.
   

Регана.

             Ты рабъ его-глумиться я вольна.

Приноситъ колодки.

   

Корнвалль.

             Онъ одного полета видно съ тѣми,
             Что пишетъ намъ сестра.... Скорѣй колодки!
   

Глостеръ.

             Я васъ прошу, оставьте это, герцогъ!
             Вина его важна, но пусть король
             Накажетъ самъ его.... Вѣдь такъ казнятъ
             У насъ однихъ отъявленныхъ мерзавцевъ18). --
             И короля не можетъ не обидѣть
             Такой позоръ въ лицѣ гонца его.
   

Корнвалль.

             Отвѣтчикъ я!
   

Регана.

                                           Да и сестра, конечно,
             Не очень -- то спасибо скажетъ намъ,
             Что посланца ея мѣшаютъ съ грязью....
             Забить его въ колодки!-- Ну, пойдемъ,
             Мой добрый другъ.

Кента сажаютъ въ колодки.-- Коривалль и Регана уходятъ.

   

Глостеръ.

                                 Мнѣ жаль тебя, пріятель,
             Да ничего вѣдь не подѣлать съ нимъ!
             Весь свѣтъ знакомъ съ его упрямствомъ дикимъ....
             Хоть колъ теши на головѣ!-- Пойду
             Еще просить.
   

Кентъ.

                                 Не хлопочите даромъ!
             Издалека я ѣхалъ и усталъ;
             Часокъ сосну, потомъ свистать я стану....
             Да, бѣднякамъ Фортуна не везетъ!
             Прощайте, сэръ.
   

Глостеръ.

                                 Не правъ онъ въ этомъ дѣлѣ!
             Добра не ждать....

Уходитъ.

   

Кентъ.

                                 Чтобъ не сбылось, король,
             И надъ тобой присловье: изъ огня
             Да въ поломя!

Вынимаетъ изъ кармана бумагу и развертываетъ.

                                 Придвинься-ка поближе,
             Маякъ земли, и посвѣти, пока
             Я разберу письмо.-- Вѣдь только горе
             И ждетъ чудесъ!-- Да, это отъ Кордельи:
             И во-время развѣдать удалось
             О томъ, что я въ лакеи записался....
             А ужь она не потеряетъ случаи,--
             Хоть набрался тутъ цѣлый ворохъ вздору,--
             Уладить такъ, чтобы помочь бѣдѣ.... 19)
             Устали вы, глаза,-- засните кстати,
             Чтобъ не глядѣть на этотъ подлый домъ....
             Ну, улыбнись, Фортуна, хоть разочекъ,--
             Толкни свое ты колесо.-- Прощай!

Засыпаетъ.

СЦЕНА 3.

Дикое поле.

Входитъ Эдгаръ.

Эдгаръ.

             Я самъ слыхалъ, что гонятся за мной,
             И не случись дупла, меня-бъ схватили!
             Всѣ гавани закрыты; нѣтъ угла,
             Гдѣ бы за мной погони не шаталась.
             Пока не взятъ -- поберегу себя.
             Приму я вилъ возможнаго позора,
             Что нищета, въ презрѣньи къ человѣку,
             Даетъ ему, чтобъ къ звѣрю приравнять.
             Лицо натру навозомъ, на плеча
             Наволоку кошмы обрывокъ грязный,
             Собью въ колтунъ 20) я волосы свои,
             И такъ пойлу, полунагой, скитаться
             Подъ слякотью, подъ бурей и грозой.
             Случалось мнѣ встрѣчать здѣсь юродивыхъ 21):
             Ревутъ какъ звѣрь, вгоняютъ иглы, спицы
             Въ гнилыя язвы омертвѣлыхъ рукъ,
             И съ жалкою мольбой, и съ дикимъ воемъ
             Канючатъ хлѣбъ по селамъ, хуторамъ....
             Но нищій Томъ и нищій Терлигудъ 22) --
             Тутъ есть хоть что-нибудь... Эдгаръ -- ничто!

Уходитъ.

   

СЦЕНА 4.

Передъ замкомъ графа Глостера.

Входятъ Лиръ, Шутъ и Джентльменъ узъ свиты короля.

   

Лиръ.

             Диковина! помчались вдругъ изъ дому,
             Не отославъ обратно посланца.
   

Джентльменъ.

             Вчера еще, какъ мнѣ тутъ говорили,
             И рѣчи не было про ихъ отъѣздъ.
   

Кентъ.

             Привѣтъ тебѣ, мой добрый господинъ!
   

Лиръ.

             Что, ты полѣзъ на этотъ срамъ съ бездѣлья?
   

Кентъ.

             Нѣтъ, государь.
   

Шутъ.

   Ого-то! погляди-ка! нечего сказать, мягкія23) у него подвязки!! Лошадей вяжутъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясницу, а людей за ноги. Коли кто ужь больно егозитъ ногами, такъ ему натягиваютъ деревянные чулки.
   

Лиръ.

             Да кто-жь посмѣлъ, презрѣвъ твоимъ значеньемъ,
             Ругаться надъ тобой?
   

Кентъ.

                                           Обои -- онъ,
             Она -- вашъ сынъ и дочь.
   

Лиръ.

   Нѣтъ!
   

Кентъ.

   Да.
   

Лиръ.

   Нѣтъ, я говорю!!
   

Кентъ.

   Я говорю: да.
   

Лиръ.

   Нѣтъ, нѣтъ! Они бы не могли...
   

Кентъ.

   А вотъ смогли.
   

Лиръ.

   Юпитеромъ клянуся, нѣтъ!
   

Кентъ.

   Юноною клянуся, да!
   

Лиръ.

             Они не смѣли сдѣлать это!
             И не могли, не захотѣли-бъ сдѣлать!
             Такъ оскорбить!... да это горше смерти!...
             Ну, говори скорѣе и толковѣй,
             Какъ, посланецъ мой, заслужить ты могъ
             Позоръ такой?... Какъ стало ихъ на это?
   

Кентъ.

             Когда я подалъ имъ письмо отъ васъ,--
             Я не успѣлъ съ колѣнъ подняться, вижу.
             Къ пыли, въ поту гонецъ летитъ. Чуть духъ
             Переводя, бормочетъ онъ поклоны
             Отъ Гонериль, и отдаетъ письмо.
             Сейчасъ прочли его, забывъ про ваше,
             Созвали слугъ, скорѣй на лошадей,
             И свысока велѣли мнѣ проѣхать
             За ними вслѣдъ и ожидать, пока
             Найдется имъ досугъ отвѣтъ сготовить....
             Здѣсь встрѣтилъ я того же посланца,
             Кто дѣло намъ, какъ я смекнулъ, испортилъ
             (Вѣдь онъ-то вамъ на-дняхъ и досадилъ)....
             Что будешь дѣлать, сердце вѣдь не камень!
             И мечъ схватилъ, мой трусъ поднялъ весь домъ,--
             Вашъ сынъ и дочь нашли, что я достоинъ
             Того стыда, что вотъ пришлось терпѣть.
   

Шутъ.

   Знать постоитъ еще зима, коли гуси летятъ но этому пути24).
   
             У отца съ пустой сумой
             Дѣтки всѣ слѣпыя словно;
             А тряхни-ка онъ мошной --
             Какъ прильнутъ къ нему любовно!
             Въ счастью ходъ на что просторъ....
             А для насъ и тутъ запоръ!
   
   Но, конецъ концовъ, надарятъ тебѣ дочки столько сластей, что въ годъ не пережуешь.... 25)
   

Лиръ.

             О какъ мнѣ жолчь подходитъ къ сердцу....26) Прочь,
             Палящая тоска!-- Гдѣ эта дочь?
   

Кентъ.

             Здѣсь въ замкѣ, сэръ,-- и герцогъ тутъ же съ нею.
   

Лиръ.

             За мною не ходить... Стой здѣсь!

Уходитъ.

Джентльменъ.

                                                     Тутъ весь
             Твой грѣхъ?
   

Кентъ.

                                 Ну да.... Что мало такъ народу
             При королѣ?
   

Шутъ.

   Стоишь ты, брать, колодокъ за этотъ вопросъ!
   

Кентъ.

   Отчего, дуракъ?
   

Шутъ.

   Оттого, что, видно, не посылали тебя въ науку къ муравью: тамъ бы сказали тебѣ, что зимою плохая работа.-- Каждаго, кто идетъ за своимъ носомъ, ведутъ его же глаза,-- разумѣется, кромѣ слѣпыхъ,-- и на двадцать носовъ врядъ ли сыщется одинъ, чтобъ не слышалъ вони.... Не хватайся за то колесо, что бѣжитъ подъ гору -- своротишь себѣ шею; но уцѣпись за то, что въ гору идетъ. Коли умный человѣкъ дастъ тебѣ лучшій совѣтъ -- возврати мой по принадлежности. Я бы хотѣлъ, чтобъ слѣдовали ему только плуты, такъ какъ изрекъ его шутъ.
   
                       Кто служитъ только изъ разсчета --
                       Чуть тучка, онъ ужь норовитъ,
                       Какъ -- бы скорѣй покончить счеты,
                       А грянулъ громъ -- какъ вихрь летитъ! --
             Пусть мудрецы несутся на рысяхъ,
             Дуракъ прождетъ упрямо подъ грозою:
             Плутъ на утёкъ -- онъ въ чистыхъ дуракахъ,
             Шутъ не уйдетъ -- онъ съ честной головою.
   

Кентъ.

   Гдѣ ты научился этому, дуракъ?
   

Шутъ.

   Да ужь не въ кандалахъ, умная башка.

Входятъ Лиръ и Глостеръ.

   

Лиръ.

             И говорить со мною не хотятъ!...
             Больны! устали! ѣхали всю ночь! --
             Пустой предлогъ, задатокъ своеволья....
             Дай лучшій мнѣ отвѣтъ!
   

Глостеръ.

                                           Мой государь,
             Вы знаете горячій нравъ Корнвалля,--
             Какъ гордъ, упрямъ въ своемъ рѣшеньи онъ....
   

Лиръ.

             О мщенье! смерть! чума! хаосъ!... Горячъ?
             Что-жь мнѣ, что онъ горячъ!... О Глостеръ! Глостеръ!
             Съ Корнваллемъ и женой его хочу
             Я говорить.
   

Глостеръ.

                                 Я такъ имъ и сказалъ.
   

Лиръ.

             Такъ имъ сказалъ!... Да ты меня-то понялъ?
   

Глостеръ.

             Да, государь.
   

Лиръ.

             Король -- хочу я говорить съ Корнваллемъ,
             Отецъ любимый -- съ дочерью моей
             Я говорить хочу,-- я жду вниманья....
             Ну такъ ли ты сказалъ имъ?-- Душитъ кровь! --
             Онъ гордъ! Корнвалль нашъ гордъ!-- Поди, скажи ты
             Горячему Корнваллю.... Нѣтъ, постой!
             Быть можетъ, онъ и вправду разнемогся,
             А вѣдь больной -- махнешь рукой на все,
             Изъ-за чего здоровый такъ хлопочетъ.
             Мы сами не свои, когда болѣзнь
             Неволитъ духъ страдать истомой тѣла....
             Нѣтъ, удержусь!-- а то, съ своей горячкой,
             Вольной капризъ за дѣло я принялъ....
             Погибель на такую жизнь! Да какъ же

Смотритъ на Кента.

             Въ колодкахъ онъ!-- Невольно вѣру дашь,
             Что ихъ отъѣздъ изъ дому только маска....

Громко.

             Колодки прочь! освободить его!-- Глостеру.
             Ступай, скажи Корнваллю и Реганѣ,
             Что здѣсь, сейчасъ, я съ ними говорить
             Хочу; проси ихъ выслушать меня...
             Не то-велю у самой ихней двери
             Бить въ барабанъ, пока онъ прогремитъ;
             "Засните-жь въ смерть!"27)
   

Глостеръ.

             Хотѣлось бы уладить....

Уходить.

   

Лиръ.

             О, сердце! ты, вскипающее сердце!...
             Нѣтъ, нѣтъ, уймись!...
   

Шутъ.

   Скажи ты ему, какъ говорила кухарка угрямъ, упрятывая ихъ живьёмъ въ пирогъ. Она колотила ихъ прутомъ по головкамъ, приговаривая: смирно, шалуны, смирно! -- А братецъ ея, изъ нѣжной любви къ своей клячѣ, поливалъ ей маслицомъ сѣно.

Входятъ Корнвалль, Регана, Глостеръ и свита.

   

Лиръ.

             День добрый вамъ!
   

Корнвалль.

                                 Привѣтъ вамъ, государь!

Съ Кента снимаютъ колодки.

   

Регана.

             Я счастлива, что вижу васъ, король.
   

Лиръ.

             И вѣрю, дочь,-- и знаю, почему
             Увѣренъ я: не будь ты рада мнѣ
             Я-бъ съ гробомъ матери твоей развелся,
             Какъ съ гробомъ твари площадной.-- Кенту.-- Ого!
             На волѣ ты? Ну послѣ потолкуемъ.-- Реганѣ.
             О милая Регана! дрянь сестра твоя....
             Вотъ здѣсь она, у сердца, привязала,
             Какъ коршуна, свою неблагодарность!
             И поминать мнѣ тяжко... Не повѣришь,
             Съ какой холодной злостью.... о Регана!
   

Регана.

             Прошу васъ, сэръ, спокойнѣй!-- Смѣю думать,
             Что вы скорѣй сестры не оцѣните,
             Чѣмъ Гонериль свой позабудетъ долгъ.
   

Лиръ.

             Ты говоришь... Да какъ же?...
   

Регана.

                                                     Не могу
             Повѣрить я, чтобы метра забыла
             Малѣйшую обязанность свою.
             Но если бы сдержать она хотѣла
             Безпутную прислугу вашу, сэръ,
             Такъ тутъ и цѣль, и поводы поступка --
             Все говоритъ, что Гонериль права.
   

Лиръ.

             Проклятье ей!
   

Регана.

                                 Вы стары, государь,
             Вашъ вѣкъ дошелъ до рубежа могилы:
             Для васъ нужна заботливость другихъ,
             Что знаютъ васъ вѣрнѣе, чѣмъ вы сами.
             Прошу васъ, сэръ, вернитеся къ сестрѣ,
             Сознайтеся, что вы тутъ виноваты.
   

Лиръ.

             Просить ея прощенья!-- Но скажи
             Сама -- идетъ -- ли говорить отцу:28)
             "Дитя мое! я старъ.... печальный возрастъ!
             Вотъ я у ногъ твоихъ: одѣнь меня,
             Дай уголокъ, дай хлѣба "
   

Регана.

                                           Полно, сэръ!
             Не весело глядѣть на эти шутки.
             Вернитесь....
   

Лиръ.

                                 Никогда!-- На -- половину
             Моихъ людей она разогнала,
             Все изподлобья на меня смотрѣла,
             Она своимъ змѣинымъ языкомъ
             Пробилась мнѣ какъ -- разъ подъ сердце.... Грянь
             Надъ головой ея неблагодарной,
             Готовая уже на небѣ месть!
             Разбей, дума, параличомъ ей кости....
   

Корнвали.

             Что съ вами?...
   

Лиръ.

                                 Молнья быстрая, ударь
             Ей въ гордые глаза огнемъ слѣпящимъ!
             Сырая мгла, на воздухъ поднятая,
             Изъ смраднаго болота, мощнымъ солнцемъ,
             На гордую красу ея пади
             И струпьями по ней ты разстелися29)!
   

Регана.

             О, небо! такъ и мнѣ, въ припадкѣ гнѣва,
             Могли-бъ вы то-жь сказать?
   

Лиръ.

                                           О нѣтъ, Регана!
             Ты моего проклятья не услышишь....
             Твоя натура нѣжности полна
             И на сердце тебѣ не пуститъ злобы....
             Она змѣей глядитъ, твои-жь глаза
             Ласкаютъ, а не жгутъ.-- Не станешь ты
             На-перекоръ идти моимъ порядкамъ,
             Гнать рой народъ, перечить мнѣ въ рѣчахъ,
             Тянуть назадъ мое по уговору 30),
             И дерзко дверь мнѣ подносъ запирать.
             Ты лучше долгъ природы поникаешь,
             Признательность, приличія законъ
             И дѣтскую любовь... Ты не забыла.
             Что я тебѣ полцарства подарилъ.
   

Регана.

             Скажите же, въ чемъ дѣло, добрый сэръ?

Слышны звуки трудъ.

   

Лиръ.

             Кто моего гонца забилъ въ колодки?
   

Коривалль.

             Что за труба?

Входить Освальдъ.

   

Регана.

                                 Должно быть Гонериль.
             Сестра ко мнѣ писала, что пріѣдетъ.-- Освальду.
             Ты бы взглянулъ, она -- ль?
   

Лиръ.

                                           А вотъ онъ, рабъ,
             Котораго напущенное чванство
             Живетъ однимъ капризомъ госпожи! --
             Прочь съ глазъ моихъ!
   

Корнвалль.

                                           Что-жь вамъ угодно, сэръ?
   

Лиръ.

             Кто моего гонца забилъ въ колодки? --
             Я убѣжденъ, что ты, моя Регана,
             Тутъ ровно ни-причемъ.

Входитъ Гонериль.

                                           Кто къ намъ идетъ?...
             О, небеса, коли мила вамъ старость,
             И лаской вы внушаете покорность,
             Коли вы сами стары, небеса --
             Такъ за -- одно со мной сходи на землю!
             Стой за меня! -- Тебѣ смотрѣть не стыдно -- Гонерили.
             На бороду мою?.. Реганѣ.-- И подаешь
             Ты руку ей!
   

Гонериль.

                                 А почему-бъ не такъ?
             И въ чемъ вина моя?-- Не все то грѣхъ,
             Что узкій толкъ да блажь грѣхомъ считаютъ.
   

Лиръ.

             О, какъ тягуча грудь! И тутъ сдержала....
             Какъ онъ поналъ въ колодки, мой гонецъ?
   

Корнвалль.

             Я засадилъ,-- хоть выходка его
             Не стоила подобной чести.
   

Лиръ.

                                                     Ты?...
             Такъ это ты?
   

Регана.

                       Намъ не къ лицу угрозы!..
             Когда теперь, весь мѣсячный свой срокъ
             Пробудете у ней, прогнавъ полсвиты,
             Тогда прошу пожаловать ко мнѣ.
             Теперь же я, какъ видите, не дома
             И нечѣмъ васъ, какъ слѣдуетъ, принять.
   

Лиръ.

             Вернуться къ ней, прогнать полсотни слугъ? --
             Нѣтъ, я скорѣй жилье людское брошу
             И побреду по слякоти холодной,
             Товарищемъ волковъ и совъ ночныхъ....
             У нужды зубъ грызучъ31)!-- Вернуться къ ней?
             Что-жь не упасть мнѣ въ ноги королю,
             Что съ -- милости взялъ нашу дочь меньшую,
             И нищенски просить кусокъ насущный,
             Чтобъ дотянуть пнѣ каторжную жизнь! --
             Вернуться къ ней?-- Ты лучше посовѣтуй
             Мнѣ стать рабомъ, или скотиной вьючной
             Вотъ итого поганаго лакея....

Указываетъ на Освальда.

   

Гонериль.

             Какъ знаете, милордъ.
   

Лиръ.

                                           О, не своди
             Съ ума меня!-- Я наскучать не буду,
             Тебѣ, дитя мое.... Прощай на вѣкъ!
             Не встрѣтимся, не свидимся мы больше....
             А ты вѣдь плоть моя, ты кровь моя,
             Ты дочь моя!-- Или скорѣе-немочь
             Въ костяхъ моихъ: и долженъ но неводъ
             Тебя я звать своей,-- тебя, болячку
             Въ испорченной моей крови -- Но я
             Корить тебя не стану, Гонериль...
             Пускай позоръ идетъ, коли онъ нуженъ --
             Я не зову его.-- Не клочу я
             На голову твою громовыхъ тучъ,
             И плакаться я на тебя не буду
             Великому судьѣ на небесахъ....
             Достанетъ силъ -- исправься, стань добрѣе.
             Я потерпѣть могу... Могу пробыть
             Я съ сотнею джентльменовъ у Реганы.
   

Регана.

             Ну врядъ -- ли такъ!-- Вѣдь я васъ не ждала,
             И не могу теперь принять прилично.
             Послушайтесь, король, сестры;-- вѣдь тѣ,
             Которыхъ смыслъ въ борьбѣ съ упрямствомъ вашимъ.
             Должны признать, что очень стары вы,
             И потому.... Сестра вѣдь, впрочемъ, знаетъ,
             Что дѣлаетъ она.
   

Лиръ.

                                 Но хорошо-ль
             Ты говоришь?
   

Регана.

                                 Я смѣло повторю
             Слова мои. Какъ, пятьдесятъ вамъ мало!...
             Но больше-то зачѣмъ? на что и столько?
             И хлопоты, и страхъ мнѣ говорятъ
             Противъ такой орды: какъ ей ужиться
             Въ одномъ дому, гдѣ не одинъ приказъ?
             Опасно, трудно, просто невозможно.
   

Гонериль.

             И почему -- бъ мои, или Реганы люди
             Вамъ не могли служить?
   

Регана.

                                           И въ самомъ дѣлѣ!
             Случится, кто забудется предъ вами --
             Не долго проучить.-- Хотите, сэръ,
             Пожаловать въ мой домъ (теперь опасность
             Понятна мнѣ), прошу васъ привести
             Лишь двадцать пять; когда -- жь пріѣдетъ больше
             Я имъ не дамъ ни хлѣба, ни угла.
   

Лиръ.

             Я отдалъ все вамъ!...
   

Регана.

                                 Время знать пришло!
   

Лиръ.

             Я и себя вамъ отдалъ подъ опеку...
             Но при себѣ оставилъ я сто слугъ! --
             И долженъ я взять только двадцать пять
             Въ твой домъ? Вѣдь такъ сказала ты, Регана?
   

Регана.

             И повторю, я больше не приму.
   

Лиръ.

             А вѣдь глядягь -- то вѣдьмы словно люди32)!
             Гдѣ все позоръ -- тамъ вспышку честной мысли
             Готовы мы достоинствомъ считать.... Гонерили.
             Ну, и къ тебѣ! Вѣдь пятьдесятъ -- два раза
             Но двадцати пяти: такъ у тебя
             Въ два раза и любви ко мнѣ побольше.
   

Гонерили.

             Послушайте, зачѣмъ вамъ двадцать пять!
             На что вамъ десять, пять -- въ томъ домѣ, гдѣ
             Готово вамъ прислуги вдвое больше?
   

Регана.

             Да нуженъ ли одинъ?
   

Лиръ.

                                           О, про нужду
             Не поминай!-- Послѣдній нищій нашъ,
             Въ своихъ грошахъ, найдетъ пожалуй лишекъ....
             Оставь людей при томъ лишь, безъ чего
             Имъ жить нельзя, такъ человѣкъ отъ звѣря
             Недалеко уйдетъ.-- Вотъ ты принцесса --
             Когда ходить въ теплѣ, и то ужь роскошь,
             Такъ для чего-жь намъ пышныя одежды,
             Что врядъ -- ли и тепло даютъ?... Но что
             До истыхъ нуждъ... О, небо, лигѣ терпѣнья....
             Терпѣнья дай!-- Смотри, передъ тобой
             Бѣднякъ-старикъ!... Тутъ и лѣта, и горе...
             Вдвойнѣ бѣднякъ!-- И если, небо, ты
             Сердца дѣтей противъ отца подняло --
             Не отними-жь во мнѣ на столько смысла,
             Чтобъ рабски снёсъ -- я кровный мой позоръ!...
             Коснись души мнѣ благороднымъ гошмъ,
             Чтобъ женское оружіе-слеза
             Мужской щеки моей не постыдила....
             Нѣтъ, вѣдьмы чортовы, я подниму
             Такую месть противу васъ обѣихъ,
             Что цѣлый свѣтъ.... Я сдѣлаю вамъ то....
             На что пойду, я самъ еще не знаю,
             Но я встряхну весь ужасъ на землѣ! --
             Ни ждете слезъ; вы ждете, я заплачу....
             Нѣтъ, не заплачу я!
             Мнѣ плакать есть о чемъ, но на сто тысячъ
             Кусковъ мое порвется сердце прежде,
             Чѣмъ слезы дастъ....
                       Шуту.-- О, шутъ мой! я съ ума
             Сойду!

Лиръ, Глостеръ, Кентъ и Шутъ уходятъ.

   

Корнвалль.

                                 Уйдемъ и мы; гроза находитъ.

Слышенъ шумъ бури.

   

Регана.

             Домъ этотъ малъ,-- ну гдѣ тутъ старику,
             Съ его ордой, порядкомъ размѣститься!
   

Гонериль.

             Кто-жь вина: самъ убѣжалъ изъ дому,
             Такъ пусть теперь поплатится за дурь.
   

Регана.

             Его то я взяла-бъ къ себѣ охотно,
             Но ни души изъ свиты.
   

Гонериль.

                                           Такъ и я. --
             Гдѣ Глостеръ?
   

Корнвалль.

             Вслѣдъ за старикомъ пошелъ.

Входить Глостеръ.

             Вотъ онъ.
   

Глостеръ.

                                 Король взбѣшенъ.
   

Корнвалль.

                                                               Куда онъ ѣдетъ?
   

Глостеръ.

             Онъ закричалъ: коня!-- но я не знаю
             Пути его.
   

Корнвалль.

                                 Да хоть на всѣ четыре,--
             Какъ знаетъ самъ!
   

Гонериль Глостеру.

                                 Не хлопочите, сэръ,
             Удерживать его.
   

Глостеръ.

                                 Находитъ ночь
             И потянулъ холодный вѣтеръ.... Здѣсь
             На много верстъ едва ли кустъ найдется.
   

Регана.

             То зло, милордъ, что самодуры кличутъ
             На голову свою -- наука имъ. --
             Пускай запрутъ ворота; у него
             Отчаянный народъ,-- они, пожалуй,
             Толкнутъ его на умныя дѣла;
             Вѣдь убѣдить его легко въ чемъ хочешь. --
             Намъ слѣдуетъ подумать о себѣ.
   

Кориналль.

             Ворота на запоръ.-- Моя Регана
             Совѣтуетъ умно.-- Ночь будетъ страшна....
             Уйдемъ, пока не грянула гроза.

Уходятъ.

   

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Дикое мѣсто.-- Буря съ громомъ и молніею.

Входитъ Кентъ,-- на встрѣчу ему Джентльменъ изъ свиты короля.

Кентъ.

             Кто бродить здѣсь въ такую непогоду?
   

Джентльменъ.

             Тотъ, у кого невзгодье на душѣ.
   

Кентъ.

             А, люди-то свои!-- Гдѣ нашъ король?
   

Джентльменъ.

             Пошелъ на споръ съ разгнѣванной природой --
             Онъ проситъ вѣтръ сдуть землю въ океанъ,
             Или поднять весь океанъ на землю:
             Чтобъ міръ пошелъ иначе, иль погибъ.
             Онъ рветъ себѣ на головѣ сѣдины,
             А бурный вихрь, схвативши ихъ. какъ звѣрь,
             Несетъ невѣсть куда съ слѣпою злобой.
             Онъ тянется съ силёнкою своей
             Презрѣньсмъ взять надъ мятежомъ стихійнымъ..
             Въ такую ночь, когда медвѣдь лежитъ
             Съ голодными дѣтьми въ своей берлогѣ
             И не пойдетъ искать добычи волкъ --
             Онъ; бѣгаетъ, безъ шапки, подъ грозою
             И кличетъ смерть на все....
   

Кентъ.

                                 Но кто же съ нимъ?
   

Джентльменъ.

             Да только шутъ хлопочетъ отшутить
             Обиду, рвущую его за сердце.
   

Кентъ.

             Ты не чужой,-- рѣшаюсь я не даромъ
             Сказать тебѣ про важныя дѣла.
             Межъ герцоговъ Кориваллемъ и Альбани
             Размолвка есть,-- подъ маскою пока.
             Прислуга ихъ (нѣтъ знати безъ лакейства!)
             Не лучше баръ, и, зная вещи близко,
             Передаетъ Французамъ обо-всемъ:
             Извѣстна тамъ вражда и ссора принцевъ,
             Ихъ подлости со старымъ королемъ,
             А можетъ быть дѣла и покрупнѣе,
             Что въ ростъ пойдутъ изъ этого зерна...
             Но вѣрно, что Французскія войска
             Пришли уже въ нашъ безурядный край,
             И проскользнувъ по гаванямъ украдкой,
             Того-гляди пойдутъ въ открытый бой.
             Такъ слушай же: коли ты дашь мнѣ вѣру
             И въ Дувръ пойдешь, то встрѣтишь тамъ людей,
             Что доброе тебѣ спасибо скажутъ
             Да вѣсть о томъ, что терпитъ здѣсь король. --
             И дворянинъ по званью и но крови,
             И знаю почему довѣрился тебѣ.
   

Джентльменъ.

             Хотѣлось бы потолковать подробнѣй....
   

Кентъ.

             Что толковать!-- Открой вотъ кошелекъ,
             Возьми, что есть тамъ,-- ты увидишь ясно,
             Что я важнѣе, чѣмъ кажусь тебѣ.
             Когда увидишь ты Корделью (въ чемъ
             Увѣренъ я), отдай ей этотъ перстень,
             Такъ отъ нея узнаешь обо-мнѣ....
             А буря-то!-- пойдемъ за королемъ.
   

Джентльменъ.

             Ну, руку, сэръ!-- Вы все мнѣ разсказали?
   

Кентъ.

             Не много словъ.... но много дѣла ждетъ! --
             За королемъ теперь, вотъ двѣ дороги:
             Кто нападетъ на слѣдъ, скорѣй дай кличъ.

Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Другое мѣсто на томъ же дикомъ полѣ. Ночь. Буря продолжается.

Входятъ Лиръ и Шутъ.

Лир.

             Вой, вѣтеръ! дуй, хоть треснутъ щоки-дуй!
             Вся вихремъ встань, бездонная пучина,
             Все затопи до башенныхъ зубцовъ!
             Вы, сѣрные, вы, быстрые какъ дула,
             Предтечи стрѣлъ, что дубъ въ щепу дробятъ,
             Гори огнемъ надъ сѣдиной моею!...
             А ты, о громъ всесокрушитель, грянь,--
             И пластомъ положи толстуху землю!
             Бей на -- смерть жизнь! Въ -- прахъ сокруши всѣ зерна,
             Плодящія неблагодарный родъ!
   

Шутъ.

   Эхъ, дядя, святая-то водица подъ кровлей куда лучше дождевой за дверью!... Вернись, кумъ, повинись предъ дочками: видишь, ночь эта не лижетъ ни умниковъ, ни дураковъ.
   

Лиръ.

             Реви гроза! лей дождь! пылай огонь!
             Дождь, вѣтръ, громъ, огнь -- не дочери мои...
             Въ жестокости я васъ не укоряю:
             И никогда вамъ царства не давалъ,
             Не звалъ дѣтьми... Склониться предо мною
             Неволи нѣтъ... Такъ кто-жь вамъ не велитъ
             Швырять въ лицо мнѣ лютымъ посмѣяньемъ!
             Вотъ я стою, невольникъ вашъ -- старикъ
             Оплеванный, вольной, дрожащій, хилый --
             А все зову васъ низкими рабами:
             Пристали-жь вы къ двумъ подлымъ дочерямъ,
             Съ перунами небесъ, на битву съ этой,
             Такой сѣдой и старой головой!...
             О, стыдно, вамъ!
   

Шутъ.

   Да, кто умѣлъ запастись квартирой для головы, тотъ не безъ головы, дядя. Поетъ.
                       Кому дороги гроши,
                       А рубли нипочемъ --
                       У того въ рубахѣ вши,
                       Нищей братьи барыши,
                       Расплодятся очень.
                       У кого въ однихъ ногахъ
                       И душа, и воля --
                       Тотъ, на первыхъ же порахъ,
                       Наколотитъ за пятахъ
                       Славные мозоли....
   Не родилось еще той красавицы, чтобъ не вертѣлась передъ зеркаломъ.

Входитъ Кентъ.

Лиръ.

   Нѣтъ, я буду образцомъ терпѣнья,-- не скажу ни слова.
   

Кентъ.

   Кто тамъ?
   

Шутъ.

   Величіе и вздоръ, то-есть умница и дурень.
   

Кентъ.

             Король! вы здѣсь?... И то, что любитъ мракъ,
             Такихъ ночей не любитъ! Эта буря
             Разогнала ночныхъ бродягъ лѣсныхъ
             К держитъ ихъ въ берлогахъ.-- Какъ живу,
             Не помню я такого треска грома,
             Такихъ полосъ огня и воя вѣтра,
             Ревущаго съ дождемъ.... Людской натурѣ
             Не вынести такихъ тревогъ и мукъ.
   

Лиръ.

             Такъ пусть тотъ богъ, что держитъ этотъ хаосъ
             Надъ нашей головой, сочтетъ теперь
             Враговъ своихъ!... Дрожи, злодѣи, успѣвшій
             Передъ судомъ свой тяжкій грѣхъ сокрыть;
             Заройся въ-глубь торгашъ святою клятвой;
             Ты, вся въ крови замокшая, рука
             И съ постной рожею, кровосмѣситель;
             Весь лопни на куски, подлецъ, готовый
             Съ улыбкою на горло брату стать;
             Ползи на свѣтъ, подпольное злодѣйство,
             Нади съ мольбой предъ мстителемъ святымъ! --
             А я?-- скорѣй я мученикъ, чѣмъ грѣшникъ...
   

Кентъ.

             И шапки нѣтъ на немъ!-- Мой добрый царь,
             Вблизи тутъ есть шалашъ: тамъ я отъ бури
             Укрою васъ: а самъ опять пойду
             Въ безжалостный тотъ домъ (гдѣ вотъ недавно,
             На спросъ о васъ, мнѣ хлопнули дверьми),
             И силою ихъ жалости добьюся.
   

Лиръ.

             Мѣшается мои смыслъ...
                       Шуту.-- Пойдемъ, голубчикъ. --
             Ну что, озябъ? Мнѣ тоже холодно... Кенту.
             А гдѣ-жь твоя, мой проводникъ, солома?
             Диковинно умѣнье у нужды....
             Изъ вздору вмигъ состроитъ просто чудо! --
             Идемъ въ шалашъ. -- Бѣдняжка шутъ, есть мѣсто
             Въ душѣ моей, гдѣ больно за тебя...
   

Шутъ.

                       Кто хоть немножко съ головою --
                       И дождь и вѣтеръ, чортъ возьми,
                       Хоть каждый день себѣ шуми,--
                       Махнулъ на бурю онъ рукою!
   

Лиръ.

             Правда, голубчикъ.-- Кенту.-- Ну, веди насъ въ шалашъ.

Лиръ и Кентъ уходятъ.

   

Шутъ.

   Славная ночь! любая куртизанка простынетъ.... А я все-таки пущусь немножко въ пророки.
             Придетъ пора -- умно пойдетъ какъ -- разъ
             Все, что теперь зѣло смущаетъ насъ,
             Портной возьметъ къ себѣ въ науку баръ,
             У волокитъ замретъ дурацкій жаръ,
             Не упекутъ бѣднягу безъ суда,
             Расплатятся съ долгами господа,
             Клеветнику зажмутъ широкій ротъ,
             Честныхъ воровъ не пустятъ межъ народъ,
             Откроетъ всѣмъ сундукъ свой ростовщикъ
             И цѣлы          й грошъ дастъ нищимъ отк
             Вонъ, вонъ отсель! --

(уходитъ. )

  
                                 Альбани.
  
             О боги, коимъ кланяемся мы,
             Отколѣ это происходитъ?
  
                                 Гонерилла.
  
             Не безпокой себя, чтобъ знать причину.
             Пускай капризъ его идетъ къ той цѣли,
             Куда ведетъ отсутствіе разсудка.

(Опять входитъ Лиръ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Какъ, пятьдесятъ изъ свиты въ одинъ разъ?--
             Въ теченье двухъ недѣль?
  
                                 Альбани.
  
             О чемъ вы, Сиръ?
  
                                 Лиръ.
  
                                 Скажу тебѣ я.

(Гонериллѣ)

             Жизнь и смерть! Мнѣ стыдно,
             Что можешь ты мою такъ трогать твердость
             Что слезы эти теплыя насильно
             Ліясь, тебя ихъ дѣлаютъ достойной.--
             Погибель, истребленье на тебя!
             Незаживающія никогда
             Проклятія родительскаго язвы
             Да заразятъ всѣ чувства у тебя!
             Глупые старые глаза, заплачьте
             Еще лишь вы объ этомъ! Я васъ вырву,
             И брошу вмѣстѣ съ той водой, что вы
             Роняете,-- для растворенья глины!--
             А! вотъ къ чему пришло? Пусть будетъ такъ!
             Но у меня еще осталась дочь;
             Она добра; она меня утѣшитъ.
             Услышавъ это о тебѣ, она
             Ногтьми своими издеретъ тебѣ
             Твое волчиное лицо. Увидишь
             Ты, что опять я буду тѣмъ, чѣмъ быть,
             Ты думаешь, на вѣкъ я отказался: --
             Увидишь,-- я тебѣ за то ручаюсь!

(Лиръ, Кентъ и свита уходятъ.)

  
                                 Гонерилла.
  
             Милордъ, ты это замѣчаешь?
  
                                 Альбани.
  
             Я не могу пристрастнымъ быть, при всей
             Моей къ тебѣ любви.
  
                                 Гонерилла.
  
             Прошу, не безпокойся.-- Ну, Освальдъ!--

(Дураку.)

             Ты, плутъ, скорѣй, чѣмъ шутъ! За господиномъ!
  

Дуракъ.

   Кумъ Лиръ, кумъ Лиръ, подожди меня; возми дурака съ собою.
  
             Въ рукахъ была бъ лисица у кого,
             И дочь покроя съ этой одного,--
             Я бъ шубки снятъ съ нихъ попросилъ того --
             Стой калпака мнѣ это моего.--
             Ну -- догонятъ я кума своего!

(Уходитъ.)

  
                                 Гонерилла.
  
             Онъ въ полномъ ли умѣ? Сто человѣкъ!
             Покойная политика -- позволить
             Ему имѣть сто рыцарей съ собой!
             На то, чтобы при всякомъ, и малѣйшемъ,
             Неудовольствіи, онъ тотчасъ могъ
             Ихъ силою поддерживать безумье,
             И нашу жизнь въ рукахъ своихъ имѣть?--
             Освальдъ, я говорю!
  
                                 Альбани.
  
             Ты, можетъ быть, боишься слишкомъ.
  
                                 Гонерилла.
  
             Все лучше вѣры. Лучше упреждать
             Опасность, чѣмъ въ опасности быть вѣчно.
             Его я знаю сердце. Что кричалъ
             Онъ, я сестрѣ писала. Будетъ ли
             Она держать его, и съ нимъ еще
             Сто рыцарей, когда я объяснила,
             Что это не идетъ.-- Ну, что Освальдъ?

(Входитъ Дворецкій)

             Ну, то письмо къ сестрѣ ты написалъ?
  
                                 Дворецкій.
  
             Оно готово.
  
                                 Гонерилла.
  
             Возми съ собой людей, и поѣзжай!
             Подробно обо всемъ ее увѣдомь,
             Чего боюсь я больше, и прибавь
             Причины отъ себя, для подтвержденья.
             Ступай, и сколько можно, возвращайся
             Скорѣй!

Герцогу.)

             Нѣтъ, нѣтъ, Милордъ; такую тихость,
             Учтивость и такой твой образъ жизни
             Хоть я не осуждаю,-- съ твоего,
             Однакожъ, позволенья, больше ты
             За недостатокъ смысла стоишь брани,
             Чѣмъ похвалы за тихость нрава.
  
                                 Альбани.
  
             Какъ далеко ты видишь, я не знаю.
             Стремяся къ лучшему, мы часто портимъ
             Хорошее.
  
                                 Гонерилла.
  
   Нѣтъ, ужъ тогда --
  
                                 Альбани.
  
                                           Ну, ну,
             Чѣмъ кончится.
  

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Входятъ: Лиръ, Кентъ и Дуракъ.

  

Лиръ.

   Ступай ты съ этимъ письмомъ впередъ, въ Глостеръ, и не говори моей дочери ничего, что ты знаешь; отвѣчай только на то, что она будетъ спрашивать у тебя по содержанію письма. Если твоя рачительность не тороплива, то я тамъ буду прежде тебя.
  

Кентъ.

   Я не буду спать, Милордъ, пока не доставлю вашего письма.
  

Дуракъ.

   Еслибъ мозгъ былъ у насъ на пяткахъ,-- подвергался бы онъ опасности имѣть мозоли?
  

Лиръ.

   Конечно, братецъ.
  

Дуракъ.

   Ну, такъ радуйся, пожалуй-ста; твой умъ никогда не будетъ ходить въ башмакахъ съ отвернутыми задниками.
  

Лиръ.

   Ха, ха, ха!
  

Дуракъ.

   Ты увидишь, что другая дочь твоя обойдется съ тобою ласковѣе: ибо хотя она походитъ на эту такъ, какъ кислица на яблоко; но я могу сказать, что я могу сказать.
  

Лиръ.

   Ну, что ты можешь сказать, шалунъ?
  

Дуракъ.

   Она будетъ вкусомъ походить на эту такъ, какъ кислица на кислицу.-- Можешь ли ты сказать, для чего носъ у человѣка стоитъ по срединѣ лица?
  

Лиръ.

   Нѣтъ.
  

Дуракъ.

   Да для того, чтобъ онъ имѣлъ глаза по обѣимъ сторонамъ носа, и чего не можетъ обонять носомъ, такъ-чтобы глазами высматривалъ.
  

Лиръ.

   Я ее обидѣлъ (11)
  

Дуракъ.

   Можешь ли ты сказать, какъ устрица дѣлаетъ свою раковину?
  

Лиръ.

   Нѣтъ.
  

Дуракъ.

   И я нѣтъ; но я могу сказать, для чего черепаха имѣетъ домикъ.
  

Лиръ.

   Для чего?
  

Дуракъ.

   Для чего? Для того, чтобы прятать туда свою головку; а не для того, чтобы подарить его дѣткамъ своимъ, и носить рожки свои безъ чахольчика.
  

Лиръ.

   Я забуду свою природу! Такого нѣжнаго отца!-- Готовы ль мои лошади?
  

Дуракъ.

   Твои ослы пошли за ними.-- Причина, по чему семь звѣздъ не больше семи звѣздъ, есть прекрасная причина!
  

Лиръ.

   Потому, что ихъ не восемь? "
  

Дуракъ.

   Да, именно! Ты бы могъ играть добраго дурака.
  

Лиръ.

   Назадъ взять насильственно! Чудовище-неблагодарность!
  

Дуракъ.

   Если бъ ты, кумъ, былъ мой дуракъ, то я бъ тебя билъ за то, что ты состарѣлся прежде времени.
  

Лиръ.

   Какъ это?
  

Дуракъ.

   Тебѣ бъ не должно было дѣлаться старикомъ, не сдѣлавшись прежде умникомъ.
  
                                 Лиръ.
  
             О небо милосердое! не дай
             Мнѣ впасть въ безуміе. Терпѣнье мнѣ
             Пошли! Я не хотѣлъ-бы быть безумнымъ!

(Входить Рыцарь.)

             Ну, что? готовы лошади мои?
  
                                 Рыцарь.
  
             Готовы, Государь
  
                                 Лиръ.
  
             Поѣдемъ, братъ.
  
                                 Дуракъ.
  
             Ты, дѣвушка, теперь съ меня смѣешься?
             Смотри!.. а то вѣдь такъ не разочтешься!...

(Уходятъ)

  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Въ замкѣ Глостера на дворѣ.

Эдмундъ и Куранъ встрѣчаются.

  

Эдмундъ.

   Здравствуй, Куранъ.
  

Куранъ.

   Здравствуйте, Сиръ. Я былъ у вашего батюшки и извѣщалъ его, что Герцогъ Корнвалльскій и Регана, его Герцогиня -- будутъ сюда къ ночи.
  

Эдмундъ.

   Какимъ это образомъ?
  

Куранъ.

   Я не знаю.-- Вы, конечно, слышали новости: я разумѣю тѣ, о которыхъ шепчутъ; ибо онѣ такого содержанія, что разсказываются еще на-ухо.
  

Эдмундъ.

   Нѣтъ. Скажи, пожалуй, какія это?
  

Куранъ.

   Слышали вы, что, вѣроятно, будетъ война между Герцогомъ Корнвалльскимъ и Альбанскимъ?
  

Эдмундъ.

   Ни одного слова.
  

Куранъ.

   Такъ услышите со-временемъ. Прощайте, Сиръ.

(Уходитъ.)

  
                                 Эдмундъ.
  
             Здѣсь къ ночи Герцогъ? Славно! безподобно!
             Само, насильно, это вьется въ планъ мой!--
             Отецъ поставилъ стражу, чтобъ взять брата,
             И мнѣ осталось трудненькое дѣльцо
             Свершить. Проворство, счастье, помогите!--
             На слово, братъ! Сойди!-- Братъ, говорю!

(Входить Эдгаръ)

             Отецъ вѣдь сторожитъ. Бѣги отсюда!
             Ему сказали ужъ, гдѣ скрылся ты.
             Вотъ ночь благопріятствуетъ тебѣ.--
             Не говорилъ ли ты противъ Корнвалля?
             Его, съ Реганой, къ ночи ждутъ сюда.--
             Ты никогда ни слова не сказалъ
             На счетъ вражды его съ Альбани? Вспомни.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Я очень твердо помню, что ни слова.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Отецъ идетъ, я слышу.-- Извини!
             Для хитрости, я обнажу свой мечъ.
             Вынь свой, и будто защищайся! Ну,
             Давай отпоръ, живѣе! Стой! Пока онъ
             Не здѣсь, спасайся!-- Эй, огня сюда!--
             Бѣги, брать!-- Факелы сюда!-- Прощай!--

(Эдгаръ уходитъ.).

             Увидя кровь, нельзя вѣдь не повѣрить,

(Ранитъ себѣ руку)

             Какъ храбро я стоялъ противъ него.
             Я видѣлъ, пьяные гораздо больше
             Для шутки дѣлаютъ.-- Отецъ! отецъ!
             Стой! стой! Нѣтъ помощи?

(Входитъ Глостеръ и слуги съ факелами)

  
                                 Глостеръ.
  
                                           Эдмундъ, гдѣ извергъ?
  
                                 Эдмундъ.
  
             Здѣсь, въ темнотѣ, стоялъ онъ, острый свой
             Извлекши мечъ; слова чаръ вредныхъ онъ
             Сквозь зубы бормоталъ, и заклиналъ
             Луну -- помочь ему.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Но гдѣ же онъ?
  
                                 Эдмундъ.
  
             Вотъ, раненъ я, Милордъ --
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Да гдѣ же извергъ?
  
                                 Эдмундъ.
  
             Сюда бѣжалъ, Сиръ. Не успѣвъ ни какъ --
  
                                 Глостеръ.
                                 (Слугѣ)
  
             Бѣги, гонись за нимъ!

(Слуга уходитъ.)

                                           Что не успѣвъ?--
  
                                 Эдмундъ.
  
             Склонить меня, Милордъ, чтобъ я убилъ васъ.
             Я все твердилъ, что на отцеубійцъ,
             Въ отмщенье, весь свой громъ бросаютъ боги;
             Я говорилъ, что сынъ къ отцу привязанъ
             Различными и крѣпкими цѣпями;
             Короче, Сиръ, увидѣвъ непреклонность,
             Какой вооружился я противъ
             Ужаснаго намѣренья его,--
             Онъ вдругъ свой мечъ, сготовленный, извлекши,
             Бросается, даетъ мнѣ рану въ руку;
             Увидя жъ, что я вспыхнулъ весь, и, смѣлый,
             Въ законномъ дѣлѣ, самъ готовъ рубиться, --
             Иль моего перепугавшись крику,
             Бѣжалъ онъ тотчасъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Пусть, какъ можетъ, дальше!--
             Гдѣ бъ въ этой онъ землѣ ни скрылся -- схватятъ;
             А схватятъ -- Кончено! Къ намъ въ вечеру
             Сегодня будетъ благородный Герцогъ,
             Мой Государь и благодѣтель. Я
             Его указомъ объявлю, что кто
             Найдетъ его, заслужитъ благодарность,
             Убійцу-труса выдавши на казнь;
             А кто его укроетъ -- смерть тому!
  
                                 Эдмундъ.
  
             Когда я отклонялъ его отъ мысли
             Такой, и видѣлъ, что онъ ужъ рѣшился
             На дѣло,-- жесткой рѣчью я грозилъ
             Донесть вамъ на него. А онъ въ отвѣтъ:
             Ты безпомѣстный. . . . . . . . .! уже ль
             Ты думаешь, что если стану я
             Противъ тебя, -- твоя правдолюбивость,
             Достоинство, иль добродѣтель, твой
             Доносъ и сдѣлаютъ достойнымъ вѣры?
             Нѣтъ! что отвергну я, (какъ это я
             Хочу; да, если бъ ты представилъ даже
             Ему письмо моей руки), все то
             Я обращу въ коварный замыслъ твой,
             И хитрость гнусную; и долженъ ты
             Людей глупцами сдѣлать, чтобъ они
             Не думали, что выгоды отъ смерти
             Моей тѣ были острыя, живыя шпоры,
             Которыя принудили тебя
             Искать ее.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 О закаленный извергъ!
             Откажется отъ своего письма?--
             Я не рождалъ его!

(Трубы за театромъ.)

             Чу! трубы Герцога! Не знаю я,
             Зачѣмъ онъ ѣдетъ.-- Всѣ позаперсть
             Велю я гавани. Онъ не уйдетъ!
             Мнѣ Герцогъ долженъ то позволить! Кромѣ
             Того, портретъ его во всѣ концы
             Я разошлю, дабы все Королевство,
             Его, какъ должно, знало; а наслѣдство
             Имѣнья моего я постараюсь
             Тебѣ, мой истинный сынъ, предоставить.

(Входятъ Корнваль, Регана и свита.)

  
                                 Корнваль.
  
             Ну, что, мой благородный другъ? Лишь только
             Что я сюда -- сію минуту вотъ,
             Могу сказать -- и странныя вдругъ вѣсти!
  
                                 Регана.
  
             Да, если въ самомъ дѣлѣ такъ, то мщенье,
             Какое бъ ни было, все слишкомъ мало
             Въ сравненіи съ поступкомъ.-- Что, Милордъ,
             Какъ вы въ здоровьѣ вашемъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Ахъ, Миледи!
             На старости такая рана сердцу!
  
                                 Регана.
  
             Какъ! крестникъ моего отца хотѣлъ
             Тебя убить? Тотъ, коему отецъ
             Мой имя далъ? Эдгаръ твой?--
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Ахъ, Миледи,
             Миледи! Самый стыдъ стыдился бы
             Объ этомъ говорить!
  
                                 Регана.
  
                                           Онъ не былъ ли
             Товарищемъ тѣмъ рыцарямъ распутнымъ,
             Что служатъ при моемъ отцѣ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Не знаю,
             Миледи ; только худо , очень худо !
  
                                 Эдмундъ.
  
             Такъ точно, Герцогиня , быль.
  
                                 Регана.
  
             Не удивительно жъ, что онъ жестокъ такъ !
             Они его настроили убить
             Отца, чтобъ съ нимъ мотать его доходъ.
             Сегодня вечеромъ сестра меня
             Увѣдомила хорошо о нихъ,
             И такъ остерегла, что если жить
             Они пріѣдутъ въ домъ мой, -- тамъ меня
             Не будетъ.
  
                                 Корнваллъ.
  
                                 Ни меня, я увѣряю. --
             Эдмундъ, я слышу, что вы здѣсь отцу
             Сыновнюю услугу оказали.
  
                       .          Эдмундъ.
  
             То быль мой долгъ, Сиръ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Онъ его злой умыслъ
             Открылъ, и рану получилъ, стараясь
             Его схватить.
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Преслѣдуютъ его?
  
                                 Глостеръ.
  
             Преслѣдуютъ, Милордъ.
  
                                 Корнвалль.
  
                                           Пускай лишь схватятъ,--
             Не будетъ страшенъ никому вредомъ.
             Вы дѣлайте моею властью, что
             Угодно.-- Вы жъ, Эдмундъ, который такъ
             Своею храбростью и послушаньемъ
             Себя рекомендуете предъ нами,--
             Вы нашимъ будете. Намъ будутъ нужны
             Такой глубокой преданности люди.
             Вы нашъ!
  
                                 Эдмундъ.
  
                       Я буду вамъ служить, Милордъ,
             Со всею вѣрностью.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Я за него,
             Милордъ, благодарю Васъ.
  
                                 Корнвалль.
  
                                                     Вы конечно
             Не знаете, зачѣмъ теперь мы къ вамъ
             Пріѣхали.
  
                                 Регана.
  
                                 Не во-время совсѣмъ,
             По этой страшной темнотѣ. Къ тому
             Насъ побудило, благородный Глостеръ,
             Такое обстоятельство, въ которомъ
             Намъ нужно ваше мнѣнье. Намъ отецъ
             Писалъ, писала и сестра, о ссорахъ:
             На что за лучшее я отвѣчать
             Почла не изъ-дому. Той и другаго
             Нарочные отправы ждутъ отсюда.
             Нашъ добрый, старый другъ! скрѣпись душей,
             И твой намъ дай совѣтъ, такъ нужный въ дѣлѣ,
             Которое не терпитъ замедленья.
  
                                 Глостеръ.
  
             Готовъ служить, Миледи. Радъ душевно
             Пріѣзду Вашей Свѣтлости въ мой домъ.

(уходятъ.)

  

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Передъ замкомъ Глостера.

Входятъ: Кентъ и Дворецкій, съ разныхъ сторонъ.

  

Дворецкій.

   Доброе утро тебѣ, братъ. Ты здѣшній?
  

Кентъ.

   Да.
  

Дворецкій.

   Гдѣ бы намъ поставишь лошадей?
  

Кентъ.

   Въ лужѣ.
  

Дворецкій.

   Сдѣлай милость, скажи мнѣ, коли ты любишь меня.
  

Кентъ.

   Ну-да я не люблю тебя.
  

Дворецкій.

   О, такъ и я о тебѣ думать забылъ.
  

Кентъ.

   Еслибъ я тебя поймалъ въ Липсбурской овчарнѣ (12), я бъ тебя заставилъ думать обо мнѣ.
  

Дворецкій.

   Да за что ты такъ на меня? Я тебя и не знаю.
  

Кентъ.

   Такъ я, братъ, знаю тебя.
  

Дворецкій.

   А за кого ты знаешь меня?
  

Кентъ.

   Ты бездѣльникъ! подлецъ! лизоблюдъ! низкій! наглый! пустой! нищій! трехъ-плательный (13)! сто-фунто-стерлинговый, (14)! въ грязныхъ изношенныхъ чулкахъ - бездѣльникъ! трусъ! волокита по судамъ-бездѣльникъ, (15)! безпрестанно смотрящаяся въ зеркало (16), черезъ-чуръ услужливая, жеманная шельма! рабъ-наслѣдникъ одного пустаго сундука,-- который охотно желалъ бы быть.... но есть не что иное, какъ композиція изъ бездѣльника, нищаго, труса....; не что иное, какъ сынъ и наслѣдникъ....; такой, котораго я истолку въ порошокъ, если онъ осмѣлится отрицать самый малѣйшій слогъ изъ своихъ прилагательныхъ.
  

Дворецкій.

   Ну, что ты за скверный человѣкъ! бранишь такъ того, кого ты не знаешь, и кто тебя не знаетъ!
  

Кентъ.

   Какъ, мѣдно-лобая шельма? Ты говоришь, что ты не знаешь меня? А два дня назадъ, я подъ пятки подбилъ тебя, и билъ тебя при Королѣ! Вынимай мечъ, каналья! Нѣтъ нужды, что ночь! Луна свѣтитъ! Я сдѣлаю изъ тебя кусокъ луннаго бифстексу! (17) Вынимай мечъ, борододеръ! (18)! вынимай!

(Вынимаетъ свой мечъ.)

  

Дворецкій.

   Отойди; мнѣ нечего съ тобой дѣлать.
  

Кентъ.

   Рубись, подлецъ ты! Ты пріѣхалъ съ письмомъ противъ Короля, и принимаешь роль куклы Тщеславія (19) противъ Королевскаго Величества, ея отца. Рубись, подлецъ! или я такое жаркое сдѣлаю изъ твоихъ ляшекъ; -- рубись, бездѣльникъ! ну! живо!
  

Дворецкій.

   Разбой! разбой! убійство!
  

Кентъ.

   Рубись, подлая тварь! Стой, подлецъ, стой! Ты, мерзкая тварь, рубись!

(Бьетъ его)

  

Дворецкій.

   Разбой! разбой! убійство!

(Входятъ: Эдмундъ, Корнвалнъскій Герцогъ, Регана, Глостеръ и слуги.)

  
                                 Эдмундъ.
  
             Что значитъ? Что межъ вами? Разойтись!
  

Кентъ.

   Съ вами, молодчикъ? Извольте! Ну-те ; я васъ поучу; ну-те жъ, баричъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Оружіе ? О чемъ идетъ тутъ дѣло?
  
                                 Корнвалль.
  
             Остановитесь, заклинаю васъ!
             Умретъ, кто дастъ одинъ ударъ!-- За что вы?
  
                                 Регана.
  
             Нарочные сестры и Короля.
  
                                 Корнвалль.
  
             За что межъ вами ссора? Говорите!
  
                                 Дворецкій.
  
             Едва перевожу я духъ, Милордъ.
  

Кентъ.

   Неудивительно. Ты такъ поторопилъ свою храбрость! Подлый ты трусъ! Тебя не мать родила ; тебя сшиль портной !
  

Коривалль.

   Съ умомъ ли ты? Портной сшилъ человѣка!
  

Кентъ.

   Да, портной, Сиръ. Каменотесецъ, или маляръ, не сдѣлали бъ его такъ скверно, употребивъ только два часа на работу.
  
                                 Корнвалль.
             Но вы скажите, какъ межъ вами ссора
             Произошла?
  
                                 Дворецкій.
  
                       Плутъ этотъ старый, Сиръ,
             Которому я пощадилъ жизнь, въ немъ
             Сѣдую бороду почтить хотѣвъ,--
  

Кентъ.

   Ахъ-ты незаконнорожденный зетъ (20)! Ахъ-ты ненужная буква! Милордъ, если вы мнѣ позволите, то я истолку эту наглую шельму въ известь, и залѣплю ею трещины въ стѣнахъ отхода. Хотѣлъ почтить во мнѣ сѣдую бороду! трясогузка ты!
  
                                 Корнвалль.
  
             Послушай, полно, ты, скотъ и невѣжа!
             Ты должнаго почтенія не знаешь.
  

Кентъ.

   Знаю, Сиръ; но гнѣвъ имѣетъ привилегію.
  
                                 Корнвалль.
  
             За что ты разсердился?
  
                                 Кентъ.
  
             За то, что тварь такая носитъ мечъ,
             А честности не носитъ. Таковымъ
             Подобные, улыбочки-канальи,
             Какъ крысы, перегрызываютъ часто
             Святыя верви по-поламъ, когда
             Онѣ такъ связаны, что не развяжешь;
             Льстятъ всякой прихоти своихъ патроновъ;
             Въ огонь льготъ масло, снѣгъ кладутъ въ холодность
             Сердецъ и душъ ихъ; -- или говорятъ
             Имъ да, иль нѣтъ, и гальціоній носъ (21)
             Свой обращаютъ съ каждой перемѣной
             Погоды въ господахъ своихъ; -- не знаютъ
             Ни эти, какъ псы, а только въ слѣдъ бѣгутъ.--
             Чума вамъ въ скривленныя ваши рожи!
             Смѣетесь вы моимъ рѣчамъ, какъ будто
             Какой дуракъ я? Гуси - вы! Коли бъ
             Я васъ поймалъ на Сарумской равнинѣ (22),--
             Я бъ васъ погналъ, то-то-то-то, въ Кемлотъ!
  
                                 Корнвалль.
  
             Что ты съ ума сшелъ, что-ли, старый плутъ?
  
                                 Глостеръ.
  
             Какъ вы поссорились? Скажи ты это.
  
                                 Кентъ.
  
             Нѣтъ двухъ противностей съ антипатіей
             Такой, съ какою я, и эта шельма.
  
                                 Корнвалль.
  
             За что зовешь его ты шельмой? Чѣмъ
             Тебя обидѣлъ онъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Не нравится его наружность мнѣ.
  
                                 Корнвалль.
  
             Быть можетъ и моя, его, ея?
  
                                 Кентъ.
  
             Мое, Сиръ, ремесло -- быть откровеннымъ.
             Въ былое время лучшія гораздо
             Видалъ я лица, нежели какія
             Передо мной стоятъ сію минуту.
  
                                 Корнвалль.
  
             Онъ изъ такихъ быть тварей долженъ, кои,
             За грубость бывъ похвалены, притворно
             Бываютъ дерзкими, и носятъ вовсе
             Навыворотъ свою природу. Льстить
             Не можетъ онъ! Онъ честенъ, простодушенъ!
             Онъ долженъ правду говорить: повѣрятъ --
             Такъ хорошо; не то -- онъ простодушенъ.
             Я знаю этотъ родъ плутовъ: они
             Подъ простодушіемъ такимъ скрываютъ
             Побольше хитростей и вредныхъ цѣлей,
             Чѣмъ двадцать слугъ низкопоклонныхъ, кои
             По ниточкѣ стараются служить вамъ.
  
                                 Кентъ.
  
                                                               Сиръ,
             По правдѣ, истинѣ нелицемѣрной,
             За позволеньемъ взора вашего, сіянье
             Котораго, какъ пламенный вѣнецъ
             Поверхъ главы катящагося Феба,--
  
                                 Корнвалль.
  
             Что черезъ это хочешь ты сказать?
  

Кентъ.

   Хочу выйдти изъ моего діалекта, который вамъ такъ не нравится. Я знаю, Сиръ, что не льстецъ я. Тотъ, кто обманывалъ васъ откровеннымъ тономъ, былъ откровенный плутъ, которымъ, на мою часть, я быть не хочу, еслибъ даже, успѣвъ смягчишь гнѣвъ вашъ, довелъ васъ до того, что вы стали бы просить меня о томъ.
  
                                 Корнвалль
                                 (Дворецкому );
  
             Какую ты ему обиду сдѣлалъ?
  
                                 Дворецкій.
  
             Я? Никакой. Недавно Королю,
             Которому слуга онъ, разсудилось
             Прибить меня, по недоразумѣнью:
             Онъ, тутъ же бывъ, и гнѣву льстя его,
             Сбилъ, сзади, съ ногъ меня. Упалъ я. Онъ
             Ругался, издѣвался надо мной,
             Видъ важнаго принявши человѣка,
             И похвалу отъ Лира получилъ
             За то, что на того напалъ, кто самъ
             Себя далъ одолѣть; теперь же, вспомнивъ
             Великій подвигъ свой, извлекъ онъ мечъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Изъ этихъ подлецовъ и трусовъ всякъ
             Мечтаетъ, что Аякса,-- въ сравненьи съ ними --
             Дуракъ, не болѣе (23).
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Подать колодки! (24)
             Ты грубый, старый плутъ, сѣдой болтунъ,--
             Я выучу тебя.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Сиръ, слишкомъ старъ
             Я ужъ -- учиться. Не велите вашихъ
             Колодокъ несть. Я Королю служу,
             И по его отправленъ дѣлу къ вамъ:
             Его вы не почтете такъ, какъ должно;
             Покажете злость дерзостную слишкомъ
             Противъ Его Величества лица,
             Въ колодки посадивъ его курьера.
  
                                 Корнвалль.
  
             Подать колодки! Какъ я честь и жизнь
             Имѣю -- ты до полдня просидишь въ нихъ.
  
                                 Регана.
  
             Милордъ, такъ надо! До ночи! Всю ночь!
  
                                 Кентъ.
  
             Какъ, Леди? Если бъ вашего отца
             Собака былъ я, и тогда вамъ такъ
             Не должно бы со мною поступать.
  
                                 Регана.
  
             Ты, Сиръ, вѣдь тварь его: такъ должно!

(Приносятъ колодки.)

  
                                 Корнвалль.
  
             Онъ долженъ быть одинъ изъ тѣхъ, о коихъ
             Сестра писала намъ.-- Подать колодки!
  
                                 Глостеръ.
  
             Позвольте, Сиръ... Не дѣлайте того...
             Великъ его проступокъ: но за это
             Пускай его накажетъ самъ Король.
             Столь низкимъ наказаньемъ только подлыхъ
             Наказываютъ шельмъ, за воровство
             И гнусныя другія преступленья.
             Король тѣмъ очень будешь недоволенъ,
             Что въ посланномъ такъ мало уважаютъ
             Его.
  
                                 Корнвалль.
  
                       За то ужъ отвѣчаю я.
  
                                 Регана.
  
             Сестрѣ еще то непріятнѣй будетъ,
             Что ею посланный обиженъ здѣсь,
             Обруганъ.-- Посадить его въ колодки!--

(Кента сажаютъ въ колодки.)

             Пойдемъ, мой добрый Лордъ! пойдемъ отсель.

(Регана и Корнваллъ уходятъ.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Мнѣ жалко, другъ, тебя. Такъ хочетъ Герцогъ.
             Характеръ у него -- то знаютъ всѣ --
             Упрямый, непреклонный. За тебя
             Просить еще я буду.
  
                                 Кентъ.
  
             Сиръ, сдѣлайте мнѣ милость, не просите.
             Не спалъ я долго, долго ѣхалъ. Я
             Часть времени просплю, другую -- буду
             Свистать. Фортуна добраго легко
             Вѣдь можетъ спотыкаться. Утра вамъ
             Я добраго желаю!
  
                                 Глостеръ.
  
             Напрасно Герцогъ сдѣлалъ! Худо будетъ!
  
                                 Кентъ.
  
             Король мой добрый! надъ тобою, вѣрно,
             Пришлось теперь сбываться поговоркѣ:
             Къ медвѣдю ты попалъ, бѣжа отъ волка.
             Приближься, ты, маякъ Земнаго шара (25),
             Чтобъ я при утѣшительныхъ твоихъ
             Лучахъ могъ прочитать сіе письмо.--
             Съ кѣмъ больше чудныхъ встрѣчъ, какъ съ бѣднякомъ?
             О, вѣрно, отъ Корделіи оно.
             Она, по счастію, извѣщена,
             Какъ я скрываюсь; -- и поры дождется,--
             Отъ сей ужасной участи; пополнитъ
             Потери всѣ (26).-- Уставшіе безъ сна
             Глаза! воспользуйтесь, чтобъ не смотрѣть
             На этотъ домъ постыдный. Доброй ночи,
             Фортуна! Улыбнись еще разомъ! и
             Перевернись на колесцѣ своемъ!

(Засыпаетъ.)

  

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Часть дикаго поля.

Эдгаръ входитъ.

  
                                 Эдгаръ.
  
             Они мое произносили имя,
             И дерево, по счастію, пустое
             Спасло меня. Нѣтъ гавани свободной;
             Нѣтъ мѣста, на которомъ бы не могъ
             Необычайно бдительный дозоръ --
             Схватишь меня. Я буду безопасенъ
             Въ одномъ лишь бѣгствѣ. На себя приму
             Я самый гнусный, самый бѣдный видъ,
             Какой когда лишь нищаго, въ презрѣнье
             Природы нашей, сравнивалъ съ скотами.
             Лице свое я выпачкаю грязью;
             Накинусь одѣяломъ шерстянымъ;
             Собью въ колтушки волосы свои,
             И съ непокрытой наготою буду
             Вооружаться противъ бурь и всѣхъ
             Ударовъ атмосферы.-- Въ сей странѣ
             Я вижу опытъ и примѣрь Бедламовъ.
             Они, съ неистовымъ вонзаютъ воплемъ
             Въ полмертвыя свои, нагія руки:
             Булавки, гвоздья, стебли розмарина,
             И, при такомъ ужасномъ видѣ, въ малыхъ
             Арендахъ, бѣдныхъ деревняхъ, овчарняхъ,--
             Безумнымъ заклинаньемъ, иль мольбой,
             Выпрашиваютъ подаянье. Бѣдный
             Турлигудъ! Бѣдный Томъ (27)! Все это
             Ужъ что нибудь; Эдгаръ же -- я -- ничто

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Передъ замкомъ Глостера.

Входятъ: Лиръ, Дуракъ и Рыцарь.

  
                                 Лиръ.
  
             То странно, что уѣхали они
             Изъ дому, не отправивши назадъ
             Курьера моего.
  
                                 Рыцарь.
  
                                 Какъ я узналъ,
             Вчера они не думали совсѣмъ
             Сюда и ѣхать.
  
                                 Кентъ
  
                                 Здравія желаю
             Вамъ, славный Государь мой!
  
                                 Лиръ.
  
                                           Какъ! такимъ
             Позоромъ ты себя здѣсь забавляешь?
  
                                 Кентъ.
  
             Нѣтъ, Милордъ.
  

Дуракъ.

   Го, го! Посмотри, какія у него жесткія подвязки! Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясницу, а людей за ноги. Когда человѣкъ черезъ-чуръ крѣпокъ ногами, такъ носитъ деревянные чулки.
  
                                 Лиръ.
  
             Кто онъ, кто много такъ въ тебѣ ошибся,
             Въ колодки посадивъ тебя?
  
                                 Кентъ.
  
                                           Милордъ,
             И онъ то и она: вашъ сынъ и дочь.
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Да.
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ, говорю я.
  
                                 Кентъ.
  
             Да, говорю я.
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ, нѣтъ! Они не стали бы --
  
                                 Кентъ.
  
             Да, стали --
  
                                 Лиръ.
  
             Клянусь Юпитеромъ, что нѣтъ!
  
                                 Кентъ.
  
             Клянусь Юноною, что да.
  
                                 Лиръ.
  
             Они того никакъ не смѣли сдѣлать!
             И не могли, и не хотѣли сдѣлать!
             Величества такое оскорбленье --
             Смертоубійства хуже! Разскажи мнѣ,
             Со всею скромной скоростью, какимъ
             Ты образомъ могъ заслужить, или
             Они велѣть -- такъ поступить съ тобой?
             Мной посланъ ты!
  
                                 Кентъ.
  
                                 Милордъ, когда въ ихъ домѣ
             Я Вашего Величества письмо
             Имъ подалъ,-- прежде, чѣмъ я съ мѣста сталъ,
             Гдѣ, на колѣна павъ, исполнилъ долгъ свой,--
             Поспѣшный прискакалъ туда гонецъ.
             Отъ торопливости въ поту, едва
             Успѣлъ проговорить онъ, задыхаясь,
             Привѣтствія отъ Леди Гонериллы,
             И въ ту жъ минуту подалъ имъ письмо; --
             Тотчасъ они его прочли, и въ слѣдъ
             За тѣмъ, созвали челядь, поскакали,
             Приказъ отдавъ мнѣ слѣдовать за ними
             И ждать отвѣта; -- обо мнѣ они,
             Какъ кажется, не думали; а я
             Гонца здѣсь встрѣтивъ, коего пріѣздъ *
             Замѣтилъ я, былъ ядомъ моему,--
             (Онъ былъ тотъ самый малый, что недавно
             Такъ Вашему Величеству грубилъ),
             И больше храбръ бывъ, чѣмъ уменъ, извлекъ
             Свой мечъ; вотъ онъ, какъ трусъ, на цѣлый домъ.
             Надѣлалъ крику, а вашъ сынъ и дочь
             Нашли достойнымъ это преступленье
             Позора -- и оно его, вотъ, сноситъ.
  

Дуракъ.

   Стало-быть зима-то еще не прошла, коли дикіе гуси летятъ въ, эту сторону.
  
             Отцы, бродящіе пѣшкомъ,
             Слѣпыми дѣлаютъ дѣтей;
             А съ полнымъ золота мѣшкомъ,
             Имѣютъ нѣжныхъ дочерей,
             Фортуна, шельма, такъ гадка!
             А вѣдь не приметъ бѣдняка?
  
   Но, за всѣмъ этимъ, дочери твои столько разсыплютъ передъ тобою нѣжностей, что тебѣ некуда будетъ дѣваться отъ нихъ (28).
  
                                 Лиръ.
  
             О, какъ тоска подходитъ къ сердцу мнѣ!
             Истерика, (29) спустись! О, ты, печаль,
             Вверхъ восходящая! твоя стихія
             Внизу.-- Гдѣ эта дочь?
  
                                 Кентъ.
  
                                           У Графа, Сиръ,
  
                                 Лиръ.
  
             За мною не ходи; останься здѣсь.

(Уходитъ.)

  
                                 Рыцарь.
  
             Такъ только въ томъ лишь и вина твоя,
             Что ты разсказывалъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Да больше ничего.-- Что значить, что
             Король съ такой пріѣхалъ малой свитой?
  

Дуракъ.

   Если бы тебя посадили въ колодки за этотъ вопросъ, такъ ты бы сидѣлъ въ нихъ по заслугамъ.
  

Кентъ.

   Почему, дуракъ?
  

Дуракъ.

   Мы тебя отдадимъ въ школу къ муравью; пусть онъ тебя научитъ, что зимой не работаютъ.-- Всѣ, идущіе въ слѣдъ за своими носами, идутъ по указанью глазъ, исключая слѣпыхъ людей; и нѣтъ одного носа на двадцать, который бы не слышалъ того, кто пахнетъ. Не держись за большое колесо, когда оно катитея подъ гору, а то сломишь себѣ шею; если жъ оно вскатывается на гору, такъ пускай тебя тащитъ за собой.-- Когда умный человѣкъ дастъ тебѣ лучшій совѣтъ, такъ ты мой отдай назадъ. Пускай одни плуты ему слѣдуютъ, какъ скоро даетъ его дуракъ.
  
             Кто служитъ, Сиръ, лишь за награду,
             Для формы за тобой идетъ,--
             Лишь дождикъ -- мигомъ въ ретираду,
             Оставитъ въ бурѣ, и уйдетъ.
             Дуракъ, я буду дожидаться,--
             Пустъ умники себѣ бѣгутъ;
             Плутъ долженъ въ дуракахъ остаться;
             Я жъ хотъ дуракъ, да все не плутъ!
  

Кентъ.

   Гдѣ ты научился этому, дуракъ?
  

Дуракъ.

   Да не въ колодкахъ, калпакъ.

(Опятъ входитъ Лиръ съ Глостеромъ).

  
                                 Лиръ.
  
             Со много говорить они не могутъ?
             Больны? устали? ѣхали всю ночь?--
             Уловки лишь, подъ коими они
             Скрываютъ отчужденье, непокорность!
             Поди -- мнѣ лучшій принеси отвѣтъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Дражайшій Государь мой! Вамъ извѣстенъ
             Нравъ пылкій Герцога. Какъ твердъ бываетъ
             И непреклоненъ онъ въ своихъ поступкахъ!
  
                                 Лиръ.
  
             Отмщеніе! зараза! смерть! смятенье!--
             Нравъ пылкій! Что за дѣло? Глостеръ! Глостеръ!
             Я -- съ Герцогомъ Корнвалльскимъ говоришь
             Хочу, и съ Герцогинею его!
  
                                 Глостеръ.
  
             Мой добрый Государь! Такъ точно я
             Увѣдомлялъ ихъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Ихъ увѣдомлялъ?
             Да понялъ ли меня ты, человѣкъ?
  
                                 Глостеръ.
  
             Конечно, добрый Государь мой --
  
                                 Лиръ.
  
             Король -- съ Корнвалльскимъ Герцогомъ; родитель
             Дражайшій -- съ дочерью своей желаетъ
             Поговорить, и хочетъ приказать
             Ей кой-что. Это имъ уже извѣстно?--
             Мое дыханье! Кровь моя!-- Нравъ пылкій
             У Герцога? Ты пылкому скажи,
             Что -- Нѣтъ, нѣтъ! Погоди! Быть можетъ, онъ
             И въ самомъ дѣлѣ нездоровъ. Болѣзнь
             Обязанности позабыть заставитъ,
             Которыя здоровье исполняетъ.
             Мы сами не свои бываемъ, если
             Природа, изнуренная, велитъ душѣ
             Дѣлить страданье съ тѣломъ.-- Подожду.
             Прошло. Увлекся-было я упрямствомъ --
             Почелъ больныхъ, разстроенныхъ людей --
             Здоровыми!--

(Смотритъ на Кента)

                                 Какъ такъ? За что бъ ему
             Сидѣть въ нихъ? Это увѣряетъ въ томъ
             Меня, что Герцога съ женой отъѣздъ
             Изъ дому -- хитрость лишь!-- Слугу сюда!--
             Поди, скажи ты Герцогу съ женой
             Его, что говоришь хочу я съ ними,
             Теперь, сію минуту!-- Прикажи
             Имъ выйдти, выслушать меня; не то,
             Я у двери ихъ комнаты велю
             Бить въ барабанъ до тѣхъ поръ, какъ раздастся:
             Не пробуждайтесь вѣчно!
  
                                 Глостеръ.
  
             Когда бъ все было хорошо межъ вами!

(Уходитъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             О сердце, о, трепещущее сердце
             Мое!-- Но перестань!
  

Дуракъ.

   Закричи ему, кумъ, какъ кухарка угрямъ, когда она ихъ клала въ пирогъ за-живо; -- она ихъ била прутикомъ по головамъ, да кричала: внизъ, канальи! внизъ! а братъ ея такъ, изъ любви къ своей лошадкѣ, сѣнцо переливалъ маслицомъ.

(Входятъ: Корнвалль, Регана, Глостеръ и слуги.)

  
                                 Лиръ.
  
             Желаю добраго вамъ утра, дѣти.
  
                                 Корнваль,
  
             Привѣтствую васъ, Государь.

(Кента освобождаютъ)

  
                                 Регана.
  
             Величество я Ваше рада видѣть.
  
                                 Лиръ.
  
             Регана, думаю я, что ты рада;
             Я знаю, почему такъ думать долженъ:
             Когда бъ ты рада не была, я бъ съ гробомъ
             Развелся матери твоей, предавъ
             Землѣ прелюбодѣицу. (Кенту) А! ты
             Освобожденъ?-- О томъ въ другое время.--
             Регана милая! Сестра твоя --
             Негодница. Какъ коршуна, (30) она,
             Здѣсь

(показываетъ на сердце)

                       остро-зубую мнѣ привязала
             Змѣю-неблагодарность. Я едва
             Сказать тебѣ могу; ты не повѣришь,
             Какое развращенье,-- о, Регана!
  
                                 Ренана.
  
             Прошу васъ потерпѣть, Сиръ. Я надѣюсь,
             Скорѣй вы можете не оцѣнить
             Ея заслуги, чѣмъ она нарушить
             Свою обязанность.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Скажи, какъ это?
  
                                 Регана.
  
             Я не могу подумать, чтобъ сестра
             Въ малѣйшемъ свой не выполнила долгъ.
             Милордъ, могло случиться, что она
             Развратъ обуздывала вашей свиты:
             Такъ это по такой уже причинѣ,
             И для такой полезной цѣли, что
             Ее отъ всѣхъ упрековъ увольняетъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Да будетъ проклята она!
  
                                 Регана.
  
                                           О, Сиръ,
             Вы стары; въ васъ находится природа
             На самомъ краѣ рубежей своихъ:
             Вамъ должно бы ужъ быть подъ управленьемъ
             Благоразумія чьего нибудь,
             Которое бъ гораздо лучше васъ
             Могло судить о вашемъ положеньи.
             Прошу жъ васъ, возвратитесь въ домъ сестры.;
             Скажите ей, Милордъ, что вы ее
             Обидѣли.
  
                                 Лигъ.
  
                       Просить у ней прощенья?
             Но посмотри! Прилично ль такъ отцу?

(Падаетъ на колѣна.)

             Догъ милая, признаться, старъ я;
             Старикъ негоденъ ни къ чему; прошу
             Тебя я на колѣнахъ! дай мнѣ платье,
             Постель и пищу.
  
                                 Регана.
  
             Сиръ добрый, полно! На такія шутки
             Смотрѣть пріятно ль? Возвратитесь лишь
             Къ сестрѣ моей!
  
                                 Лиръ.
  
                                 Регана, никогда!--
             Она убавила на половину
             Мнѣ свиту; взгляды на меня бросала
             Суровые; вонзала прямо въ сердце
             Мое, змѣиный свой языкъ.-- Да упадутъ
             На голову ея, всѣ мщенья Неба!
             Ты, воздухъ заразительный, увѣчьемъ
             Ей молодыя кости порази!
  
                                 Корнвалль.
             Тьфу, тьфу, тьфу!
  
                                 Лиръ.
  
             Вы, быстрыхъ молній пламенныя стрѣлы!
             Направьте вашъ слѣпительный огонь
             Въ надменные глаза ея! Ты, мгла
             Болотомъ впитая и мощнымъ солнцемъ
             Подъятая на воздухъ! зарази
             Ей красоту! Пади, и уничтожь
             Ея надменность!
  
                                 Регана.
  
                                 О благіе боги!--
             И мнѣ того жь вы будете желать,
             Когда вамъ вдругъ придетъ на --
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Нѣтъ, Регана;
             Ты моего проклятья не заслужишь;
             Твой кроткій правъ не можетъ измѣниться
             До таковой жестокости. У ней
             Въ глазахъ -- свирѣпость; твой же взоръ
             Рождаетъ утѣшенье и не жжетъ.
             Тебѣ совсѣмъ несвойственно роптать
             На удовольствія мои, ни свиту
             Мнѣ уменьшать, ни рѣчь перебивать,
             Иль унижать меня, а въ заключенье --
             Дверь запирать, когда иду къ тебѣ.
             Ты лучше знаешь, что есть долгъ природы,
             Признательность и дѣтское почтенье.
             Ты помнишь Королевства половину,
             Которою тебя я наградилъ.
  
                                 Ренана.
  
             Сиръ добрый, говорите дѣло!

(Слышны трубы за Театромъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Кто моего слугу сажалъ въ колодки?
  
                                 Корнвалль.
  
             Чьи трубы?

(Входить Дворецкій.)

  
                                 Регана.
  
                                 Сестрины; такъ говоритъ
             Письмо ея, что скоро будетъ здѣсь
             Она. Кто это?

(Дворецкому)'

                                 Не твоя ли Леди?
  
                                 Лиръ.
  
             Легко занятая рабомъ симъ гордость
             Живетъ минутной милостью отъ той,
             Которой служитъ онъ. Вонъ, негодяй!
             Прочь съ глазъ моихъ!
  
                                 Корнвалль.
  
                                           Что это вы сказали?
  
                                 Лиръ.
  
             Кто мнѣ слугу въ колодки посадилъ?
             Регана, я надѣюсь, что того
             Не знала ты.-- Кто это? Небеса!

(Входитъ Гонерилла.)

             О, если только любите вы старость;
             О, если только въ вашемъ кроткомъ царствѣ
             Уважена покорность; если сами
             Вы стары, (31) сдѣлайте то вашимъ дѣломъ,
             Сошлите, и мнѣ помощи подайте!

(Гонериллѣ.)

             На эту бороду тебѣ смотрѣть
             Не стыдно? О, Регана, неужель
             Ты за руку ее возмешь?
  
                                 Гонерилла,
  
             А почему бъ не взять, Сиръ? Въ чемъ виновна
             Я? Все ль вина, что глупость такъ находитъ,
             И что безумью кажется такимъ.
  
                                 Лиръ.
  
             О, сердце! слишкомъ твердо ты! Еще ль
             Ты сдержишь?-- Какъ слуга зашелъ въ колодки?
  
                                 Корнвалль.
  
             Я посадилъ его въ нихъ, Сиръ. Но только
             Его поступокъ меньшей стоитъ чести.
  
                                 Лиръ.
  
             Вы это, вы?
  
                                 Регана.
  
             Отецъ, прошу васъ, такъ какъ вы ужъ слабы,
             То слабымъ и кажитесь. Если вы
             Для окончанья мѣсяца, хотите
             Къ сестрѣ моей опять въ домъ возвратиться,
             Да половину свиты распустить,--
             Такъ и ко мнѣ пожалуйте. Теперь
             Не дома я, и нѣтъ при мнѣ запасовъ,
             Для содержанья васъ со свитой нужныхъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Мнѣ къ ней, и пятьдесятъ слугъ отпустить?
             Нѣтъ, отрекусь скорѣй отъ всѣхъ я крововъ,
             Рѣшусь сражаться съ злобой атмосферы,
             Товарищемъ быть волку и совѣ.
             Зубъ нужды остръ! Но возвратиться къ ней?
             Нѣтъ! Пылко-кровный Франціи Король,
             Меньшую дочь мою безъ вѣна взявшій,--
             Передъ его скорѣе трономъ я,
             Какъ щитоносецъ, павши на колѣна,
             Просить его о жалованьи стану,
             Чтобъ жить, какъ рабъ. Но возвратиться къ ней?
             Ты лучше мнѣ слугой быть посовѣтуй,
             Вьючнымъ конемъ проклятой этой твари.

(Указываетъ на Дворецкаго.)

  
                                 Гонерилла.
  
             Сиръ, это совершенно въ вашей волѣ.
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу тебя, о дочь, не доводи
             Меня до бѣшенства. Дитя мое!
             Я болѣе тебѣ скучать не буду.
             Прости; намъ не видать уже другъ друга.
             Однако жъ плоть ты, кровь ты, дочь моя,
             Иль лучше -- боль въ моемъ составѣ тѣла;
             Она должна моей быть, по неволѣ.
             Ты чирей, заразительный нарывъ,
             Болячка отъ испортившейся крови.
             Но я тебя бранить не буду. Пусть
             Приходитъ стыдъ, когда ему угодно.
             Я не зову его. Не умоляю
             Громоносителя, чтобъ онъ разилъ.
             Не говорю ни слова про тебя
             Судящему на небесахъ Зевесу.
             Исправься, если можешь; на досугѣ,
             Стань лучшей. Я могу терпѣть; могу
             Я у Реганы жить,-- я, и со мной --
             Мои сто рыцарей.
  
                                 Регана.
  
                                 Сиръ, не совсѣмъ такъ.
             Я васъ никакъ еще не ожидала,
             И не готова васъ принять прилично.
             Послушайтесь сестры, Сиръ: ибо тѣ,
             Которые съ умомъ на гнѣвъ вашъ смотрятъ,
             Должны сказать, что вы старикъ, и такъ
             Сестра жъ моя уже конечно знаетъ,
             Что дѣлаетъ.
  
                                 Лиръ.
  
                       Да вслушался ль я, полно?
  
                                 Регана.
  
             Я смѣю то доказывать вамъ, Сиръ.
             Какъ, пятьдесятъ? Не хорошо ли это?
             На что вамъ больше? Да и столько-то,
             Когда и страхъ и тягость говорятъ
             Противъ числа великаго такого?
             Какъ въ одномъ домѣ будетъ жить согласно
             Толпа народа, подъ двумя властями?
             Вѣдь это трудно, вовсе невозможно!--
  
                                 Гонерилла.
  
             Сиръ, почему бъ вамъ не могли служить
             Тѣ люди, кои служатъ ей, иль мнѣ?
  
                                 Регана.
  
             И въ правду! Если жъ кто чѣмъ провинился бъ
             Предъ вами,-- мы наказывать могли бъ.
             Когда ко мнѣ хотите быть (опасность
             Теперь предвижу я), прошу васъ взять
             Съ собою двадцать пять; я столько лишь
             И помѣстить могу, и содержать.
  
                                 Лиръ.
  
             Я все вамъ отдалъ,--
  
                                 Регана.
  
                                           Да, и въ добрый часъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Васъ опекуншами моими сдѣлалъ,
             Хранительницами моихъ сокровищъ,
             Оставивъ лишь сто рыцарей себѣ.
             Не ужь ли долженъ я къ тебѣ пріѣхать
             Лишь съ двадцатью пятью, Регана? Ты
             Сказала такъ?
  
                                 Регана.
  
                                 И говорю еще: не больше.
  
                                 Лиръ.
  
             Развратная тварь кажется хорошей,
             Когда другія есть еще развратнѣй.
             Не быть подлѣйшимъ самымъ -- ужъ похвально.

(Гонериллѣ.)

             Къ тебѣ!-- Вѣдь пятьдесятъ ужъ вдвое больше,
             Чѣмъ двадцать пять, и ты вдвойнѣ ея
             Любовь имѣешь.
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Сиръ, вотъ что еще
             Къ чему имѣть вамъ двадцать, десять, пять,
             Въ томъ домѣ, гдѣ, по данному приказу,
             Служить должны вамъ будутъ вдвое столько?
  
                                 Регана.
  
             Да нуженъ ли одинъ-то?
  
                                 Лиръ.
  
                                           О, о нуждѣ
             Не говори. Нашъ самый бѣдный нищій --
             И въ скудости имѣетъ онъ избытокъ.
             Природѣ дай не больше, сколько нужно,--
             Жизнь человѣка будетъ -- жизнь скота.
             Ты женщина. Когда тепло ходить,
             Есть и нарядно вмѣстѣ,-- такъ природѣ
             Не нуженъ твой нарядъ, который держитъ
             Едва тебя въ теплѣ. Но что до истыхъ
             Нуждъ,-- Небеса! О, дайте мнѣ терпѣнье!
             Терпѣнье нужно мнѣ! Вы зрите здѣсь
             Меня, вы, боги,-- бѣдное созданье,
             Согбенное лѣтами и печалью.
             Сугубо я страдалець! Если сами
             Вы злобите сердца сихъ дочерей
             Противъ отца ихъ,-- то не обезумьте
             Меня такъ, чтобъ я снесъ то равнодушно!
             Зажгите духъ мой благороднымъ гнѣвомъ!
             О, да орудье женщинъ, капли слезъ
             Не запятнаютъ у меня щекъ мужа!--
             Нѣтъ, фуріи, исчадія природы!
             Я такъ вамъ отомщу, что міръ весь будетъ,
             Я то вамъ сдѣлаю,-- что -- и самъ не знаю,
             Но это будутъ ужасы вселенной!!--
             Вы думаете, плакать буду я?
             Нѣтъ! плакать я не буду:--
             Есть полная причина плача мнѣ;
             Но сердце у меня скорѣй порвется
             На тысячу кусковъ, чѣмъ я заплачу!
             О, о, дуракъ, я буду безъ ума.

(Лиръ, Глостеръ, Кентъ и Дуракъ уходятъ.)

  
                                 Корнвалль.
  
             Пойдемъ-те въ комнаты; гроза находитъ.

(Слышанъ громъ въ отдаленіи)

  
                                 Регана.
  
             Домъ этотъ малъ; старикъ съ людьми своими
             Не можетъ въ немъ удобно помѣститься.
  
                                 Гонерилла.
  
             Его вина; самъ не хотѣлъ покоя.
             Пускай теперь свою узнаетъ глупость.
  
                                 Регана.
  
             Его могла бъ охотно я принять;
             Но ни души изъ свиты.
  
                                 Гонерилла.
  
                                           Такъ и я.-- -
             Гдѣ жъ Глостеръ?

(Глостеръ возвращается.)

  
                                 Корнвалль.
  
             Пошелъ за старикомъ,-- Вотъ онъ идетъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Король въ великомъ изступленьи гнѣва.
  
                              ово соперничать въ жестокости и безсердечіи. Безсердечность въ нихъ дѣйствительно одинакова, но способы ея обнаруженія различны. Въ Гонерильѣ развиты болѣе свирѣпость и жестокость, въ Реганѣ -- хитрость и коварство. Гонерилья идетъ къ цѣли прямо и сражается хотя и ужаснымъ, но по крайней мѣрѣ открытымъ оружіемъ, Регана напротивъ, всегда ищетъ за кѣмъ-нибудь спрятаться, чтобъ ужалить изъ-за спины. Такъ, Гонерилья въ первой ссорѣ съ Лиромъ нагло и открыто бросаетъ ему въ лицо свой жестокій вызовъ; Регана, напротивъ, старается сначала убаюкать старика лицемѣрнымъ уговариваніемъ и лишь потомъ начинаетъ поддакивать во всемъ Гонерильѣ, превосходя въ концѣ сцены безсердечностью даже ее. Гонерилья наносить ударъ рѣшительно и скоро, никогда не затрудняясь въ пріискиваніи средствъ для достиженія своихъ цѣлей; Регана не такъ находчива, но зато, если представится случай ухватиться за зло, придуманное другими, и удесятерить его силу коварствомъ, то тутъ она чувствуетъ себя вполнѣ въ своей сферѣ и выказываетъ виртуозность, до которой Гонерильѣ далеко. Такъ, въ ужасной сценѣ ослѣпленія Глостера, хотя самый фактъ этого дѣла придумывается не Реганой, но когда Корнуэльсъ вырываетъ несчастному страдальцу глазъ, Регана съ чудовищной насмѣшкой подстрекаетъ его вырвать и другой для того, чтобъ "зрячій глазъ не смѣялся надъ слѣпымъ". Слугу, вступившаго за Глостера, она убиваетъ, подкравшись къ нему изъ-за спины. Гонерилья не разсуждаетъ о своихъ поступкахъ, Регана, напротивъ, не прочь о нихъ даже какъ будто благодушно поговорить. Такъ, что можетъ быть отвратительнѣй змѣиной ироніи, звучащей въ ея словахъ: "Зачѣмъ жить бѣдному слѣпцу!", которыя произноситъ она, узнавъ, что Эдмундъ отправился убить Глостера. Вообще, при всей разницѣ характеровъ, трудно сказать, которая изъ сестеръ опаснѣе и злѣе. Гонерилья, правда, не скрываетъ своихъ поступковъ и потому даетъ какъ бы скорѣе возможность противъ нихъ защититься, но зато она дѣйствуетъ скорѣе и рѣшительнѣе, чѣмъ Регана. Такъ, въ своей взаимной ненависти изъ-за Эдмунда, Гонерилья первая подноситъ Реганѣ ядъ, хотя послѣдняя была бы способна на то же самое не меньше сестры. Рисуя этихъ двухъ чудовищъ, Шекспиръ, по обыкновенію, не былъ одностороненъ въ изображеніи ихъ душевныхъ свойствъ и, на ряду съ преступными наклонностями, поселилъ въ ихъ сердцахъ даже нѣжное чувство любви. Но въ какую ужасную форму выродилось въ нихъ это благородное чувство! Обѣ онѣ влюблены въ Эдмунда и влюблены искренно. Въ Гонерильѣ эта искренность доходитъ до того, что она, будучи вся олицетворенной гордостью, тѣмъ не менѣе называетъ счастьемъ преклониться предъ этимъ человѣкомъ. Такъ можетъ чувствовать только страсть и страсть истинная! Но въ Гонерильѣ даже и истинная страсть, способная возбудить наше сочувствіе ко всякой другой женщинѣ, искажена преступленіемъ. Она замышляетъ убить своего мужа для того только, чтобы удовлетворить своей преступной любви къ Эдмунду. Регана, правда, не идетъ такъ далеко, но лишь потому, что это ей не нужно, такъ какъ послѣдовавшая смерть мужа открываетъ ей удобный путь для достиженія цѣли и безъ преступленія. Смерть обѣихъ сестеръ также звучитъ въ тонъ съ ихъ различными характерами. Коварная, но не столь рѣшительная Регана погибаетъ жертвой своего недосмотра отъ яда; смѣлая и дерзкая Гонерилья, потерявъ все, находитъ довольно мужества для самоубійства, которое и совершаетъ, бросивъ въ лицо мужу послѣднее надменное слово.
   Мужья обѣихъ сестеръ изображены не менѣе ясно. Мужъ Реганы, герцогъ Корнуэльсъ -- типъ грубаго, надменнаго и злого глупца. Міровоззрѣніе его не идетъ дальше самаго узкаго, чисто животнаго эгоизма, подъ чьимъ впечатлѣніемъ онъ, подобно всѣмъ злымъ и недальнимъ людямъ, бросается, какъ дикій звѣрь, на все, въ чемъ видитъ для себя препятствіе. Сцена ослѣпленія Глостера, при всей своей чудовищности, доходящей до излишества, служитъ самымъ типическимъ выраженіемъ характера Корнуэльса. Дѣйствуя, какъ необузданный дикарь, по первому и всегда поверхностному впечатлѣнію, онъ иной разъ можетъ показаться даже какъ будто смышленымъ и хитрымъ, хотя хитрость его и оказывается сшитой бѣлыми нитками. Такъ, повѣривъ, что Эдмундъ заступился за отца, онъ пріятельски приглашаетъ его къ себѣ на службу, почуя, что такой храбрый, смѣлый человѣкъ можетъ быть полезенъ ему самому. Грубая его глупость прекрасно выражена въ сценѣ ссоры Реганы съ Лиромъ, во время которой онъ, не умѣя сказать ни слова впопадъ, молчитъ, какъ пень, и ввертываетъ свое грубое замѣчаніе только, когда надо похвастать, что именно онъ нанесъ старику оскорбленіе, посадивъ Кента въ колодки. Для Реганы онъ какъ нельзя болѣе подходящій мужъ. Хитрая и коварная, она, какъ сказано выше, не любитъ соваться первая въ какое-нибудь затѣянное дѣло, но поддержать и направить мужа, когда тотъ бросается на что-нибудь зря,-- вполнѣ ея дѣло. Смерть, внезапно застигающая его, какъ кара судьбы за чудовищный поступокъ, достойно завершаетъ изображеніе этого лица.
   Личность Альбани, въ противоположность Корнуэльсу, примыкаетъ въ драмѣ къ группѣ лицъ, служащихъ представителями добра и отраднаго направленія, которое однако оказалось, къ несчастью, безсильнымъ. Рыцарски честный и благородный Альбани по своему высокому положенію, казалось, могъ бы не только взять въ руки орудіе кары и мести, но даже предупредить ужасную катастрофу, и однако онъ этого не сдѣлалъ, допустивъ катастрофѣ свершиться. Будучи въ концѣ драмы побѣдителемъ и хозяиномъ положенія, онъ вмѣсто немедленнаго освобожденія Лира и Корделіи только напрасно теряетъ время въ разговорахъ и разспросахъ.-- "Боже! мы главное забыли!" -- восклицаетъ онъ, правда, спохватясь, но уже было поздно: Корделія погибла, а за ней слѣдомъ гибнетъ и Лиръ. Восклицаніе это прекрасно опредѣляетъ характеръ Альбани. Дѣло въ томъ, что, при всемъ своемъ благородствѣ и честности, онъ былъ человѣкомъ медленнымъ и тяжелымъ на подъемъ, когда собирался что-нибудь сдѣлать, и чрезъ это терялъ время для энергическаго дѣйствія, когда оно было нужно. Отношенія къ нему прочихъ дѣйствующихъ лицъ вполнѣ соотвѣтствуютъ его характеру. Честные Кентъ и Эдгардъ видятъ его хорошія качества и обращаются съ нимъ предупредительно и со вниманіемъ; напротивъ, Эдмундъ и Гонерилья считаютъ его за ничтожество и дрянь. Эдмундъ смѣется надъ нимъ въ глаза, а Гонерилья съ злобнымъ презрѣніемъ сѣтуетъ на то, что ей достался мужъ тряпка. При анализѣ характера Альбани нельзя не замѣтить, до чего просто и естественно ложились подъ перо Шекспира черты, какія были ему нужны для обрисовки того или другого характера, сообразно съ общимъ замысломъ произведенія. Альбани, по своему благородному характеру и по положенію, въ какое онъ поставленъ, былъ бы долженъ, какъ сказано, спасти Лира и Корделію, но обоимъ, по основной идеѣ драмы, слѣдовало погибнуть. И вотъ, чтобъ достигнуть двухъ цѣлей, т.-е., съ одной стороны, привести къ катастрофѣ Лира и Корделію, а съ другой -- не запятнать ихъ гибелью честную и благородную личность Альбани, Шекспиръ прибавилъ къ его характеру одну лишнюю черту, сдѣлавъ его по натурѣ человѣкомъ слова, а не дѣла, и этимъ совершенно просто и естественно вышелъ изъ представлявшейся затруднительной дилеммы.
   Побочный сынъ Глостера, Эдмундъ, по цѣлостности и законченности, съ какими нарисованъ его характеръ, принадлежитъ къ числу интереснѣйшихъ лицъ не только настоящей драмы, но вообще всего, что создано Шекспиромъ. Личность его можетъ быть опредѣлена въ короткихъ словахъ тѣмъ, что въ ней изображенъ типъ авантюриста высшаго полета въ самомъ широкомъ значеніи этого слова. Это одно изъ тѣхъ лицъ, которыхъ природа, можно думать, съ намѣреніемъ одарила точно на подборъ сгруппированными способностями для достиженія первенства въ той средъ, въ которой этимъ людямъ приходится жить. Надо, конечно, при этомъ оговориться, что о нравственной сторонѣ этихъ способностей нечего заводить и рѣчи, но вѣдь дѣятельность авантюристовъ именно тѣмъ и отличается, что для нихъ цѣль оправдываетъ средства. Лица эти при неудачѣ -- отъ которой они тоже не гарантированы -- гибнутъ безъ слѣда, а при удачѣ дѣлаются нерѣдко извѣстностями и достигаютъ такого положенія, что даже сама исторія обходитъ въ своихъ приговорахъ ихъ темныя стороны и выставляетъ на видъ лишь тотъ блестящій результатъ, котораго они успѣли достичь. Что же до обыкновенной толпы, то та, по склонности къ поверхностному, стадному выраженію чувствъ, часто дѣлаетъ изъ такихъ людей своихъ кумировъ и служитъ имъ, не входя въ разборъ причинъ, почему это произошло. Чтобъ убѣдиться въ справедливости такого мнѣнія, стоитъ бросить на личность Эдмунда самый поверхностный взглядъ. Онъ, во-первыхъ, уменъ и рѣшителенъ; затѣмъ онъ съ замѣчательной ясностью умѣетъ намѣтить цѣль, къ которой стремится, разъ же ее намѣтивъ, не отвлекается уже отъ нея ничѣмъ инымъ. Что до средствъ къ достиженію этой цѣли, то на это у людей, какъ Эдмундъ, готовъ такой богатый арсеналъ всевозможнаго оружія, что остается только выбирать любое, подходящее къ данному случаю. Если нужно что-нибудь придумать, то на это есть у Эдмунда находчивость и умъ; если надо дѣйствовать скоро и рѣшительно, то для этого найдется непочатый запасъ смѣлости и воли; нужно ли хитрить и лицемѣрить -- пускается въ дѣло вкрадчивость и лесть, которыми онъ также владѣетъ въ совершенствѣ; нужно ли похвастать добродѣтелью и преданностью -- тотчасъ готово доказательство самоотверженія; потребуется ли выказать вѣрноподданническія чувства -- объявляется готовность пожертвовать ради нихъ даже кровными узами. Наконецъ даже въ томъ нерѣдкомъ въ жизни авантюристовъ случаѣ, когда разрѣшеніе важнаго вопроса зависитъ отъ женщинъ,-- Эдмундъ и тутъ чувствуетъ себя, какъ рыба въ водѣ, будучи одаренъ тѣмъ обаяніемъ наружности, противъ котораго женщины не могутъ устоять и покорно предъ нимъ преклоняются. Словомъ, за что бы онъ ни взялся -- вездѣ ждутъ его успѣхъ и удача. Людьми играетъ онъ, какъ пѣшками, и дѣйствительно считаетъ ихъ за пѣшекъ. Сила такихъ личностей заключается, конечно, прежде всего въ ихъ способностяхъ, но она удесятеряется еще полнѣйшей безцеремонностью въ выборѣ средствъ для достиженія предположенной цѣли, вслѣдствіе чего они даже и вопроса себѣ не задаютъ, дѣлаютъ ли, въ томъ или другомъ случаѣ, добро или злодѣйство. Немало помогаетъ имъ также обаяніе, какое производятъ они на толпу своей самоувѣренностью и сознаніемъ силы. О силѣ Эдмунда надъ женщинами было уже сказано, и въ доказательство этого достаточно упомянуть, что обѣ дочери короля Лира -- личности также не слабыя -- доходятъ, увлекшись страстью къ Эдмонду, до того, что, забывъ всю гордость и самолюбіе, превращаются въ покорныхъ ему самокъ. Характеру своему Эдмундъ остается вѣренъ до самой своей смерти. Пока жизнь ему улыбалась, онъ съ гордымъ удовольствіемъ пользовался ея дарами, а разъ счастье измѣнило -- онъ умѣлъ умереть такъ же гордо и небрежно, какъ жилъ. Чрезвычайно характерно его предсмертное желаніе сдѣлать разъ въ жизни "вопреки природѣ" доброе дѣло, спасши Лира и Корделію. Слова: "вопреки природѣ" показываютъ, что Эдмундъ хорошо зналъ себя, и что въ его желаніи сдѣлать добро не было никакой нравственной подкладки. Онъ просто, не имѣя въ предсмертную минуту надобности ни въ добрѣ ни въ злѣ, хотѣлъ, точно изъ любопытства, взглянуть, что выйдетъ изъ поступка, совершенно противоположнаго тому, что онъ дѣлалъ до сихъ поръ. Смерть постигла его совершенно случайно и неожиданно, и это также очень обыкновенный конецъ карьеры авантюристовъ. Но будь иначе, очень могло бы выйти, что тотъ же Эдмундъ достигъ бы высшей степени власти и почестей и сдѣлался именно однимъ изъ тѣхъ кумировъ, которыхъ толпа прославляетъ за успѣхъ, не входя въ разбирательство, чѣмъ этотъ успѣхъ достигнутъ.
   Второй сынъ Глостера, Эдгардъ, нарисованъ, повидимому, болѣе блѣдными чертами, чѣмъ прочія лица драмы, но это кажется лишь потому, что онъ самыми событіями поставленъ въ положеніе, въ которомъ долженъ почти во все время дѣйствія притворяться и не быть собой, отчего предъ глазами зрителей и обнаруживаются болѣе его внѣшніе, вынужденные обстоятельствами, поступки, чѣмъ внутренняя подкладка характера. Уже съ перваго явленія на сцену Эдгардъ ставится въ ненормальное положеніе. Онъ долженъ спасать свою жизнь отъ опасности, въ которую поставилъ его Эдмундъ. Далѣе онъ притворяется сумасшедшимъ,-- слѣдовательно, опять является не самимъ собой; затѣмъ, провожая отца, онъ разыгрываетъ роль простолюдина и наконецъ, въ сценѣ поединка, является неизвѣстнымъ для всѣхъ присутствующихъ рыцаремъ -- значитъ, показать себя, каковъ онъ есть по душѣ, ему не удается почти въ теченіе всего хода дѣйствія драмы. Однако и при этомъ въ драмѣ есть данныя, по которымъ можно сдѣлать заключеніе о его характерѣ. Шекспиръ для точнѣйшаго опредѣленія характеровъ дѣйствующихъ лицъ часто употреблялъ тотъ пріемъ, что заставлялъ говорить о нихъ другихъ. Такъ и въ настоящемъ случаѣ мы можемъ узнать, что такое Эдгардъ, изъ словъ брата его Эдмунда, этого замѣчательнаго знатока людей. "Братъ прямъ душой; онъ неспособенъ даже заподозрѣть возможность зла. Душой наивенъ онъ до простоты",-- эти слова говоритъ Эдмундъ въ первой сценѣ его свиданія съ братомъ послѣ успѣшной своей на него клеветы (дѣйствіе 1-е, сцена 2-я). И дѣйствительно, Эдгардъ обрисовывается этими словами весь, какъ есть. Прямые и добрые люди обыкновенно попадаютъ въ бѣду именно потому, что считаютъ честными всѣхъ, вслѣдствіе чего и не заботятся вовремя пріискать защиту отъ грозящихъ имъ козней. Страданія и несчастья Эдгарда были прямымъ слѣдствіемъ такого взгляда на жизнь. Но изъ этого опредѣленія характера Эдгарда нельзя однако дѣлать выводъ, будто онъ лишенъ способности разсуждать. Напротивъ, онъ хорошо видитъ и понимаетъ зло, когда оно уже свершилось. Въ примѣръ можно привести хотя бы его разсужденіе о Лирѣ (въ концѣ б-й сцены 3-го дѣйствія) или при попыткѣ Глостера лишить себя жизни, но бѣда въ томъ, что и тутъ по своей прямотѣ и неумѣлости онъ не можетъ сражаться со зломъ его оружіемъ, т.-е. хитростью и коварствомъ, а ищетъ встать противъ зла открытой силой, подстрекаемый на то горячей молодостью и прямотой. Его намѣреніе разрубить гордіевъ узелъ своего тяжелаго положенія путемъ поединка такъ и дышитъ этимъ прекраснымъ, но не всегда пригоднымъ къ дѣлу качествомъ молодой и неопытной души. Случай помогъ ему, конечно, въ его намѣреніи на этотъ разъ, но очень могло бы случиться и противное. Если бъ побѣдителемъ остался Эдмундъ, то Эдгардъ унесъ бы въ могилу опозоренное имя. Къ чему жъ бы тогда послужили его прямота и честность?
   Шуты и клоуны, какъ извѣстно, были необходимыми лицами на современномъ Шекспиру театрѣ, при чемъ публика требовала, чтобъ они потѣшали ее даже такими выходками, которыя не имѣли ничего общаго съ пьесой. Шекспиръ, чувствуя всю несообразность такихъ неидущихъ къ дѣлу вставокъ (совѣты Гамлета актерамъ), но, вѣроятно, не имѣя возможности итти противъ явнаго вкуса публики, старался исправить дѣло тѣмъ, что сталъ писать для такихъ лицъ роли, связанныя по своему значенію съ содержаніемъ самой пьесы. Но укоренившаяся привычка публики была такъ велика, что даже этихъ, часто совершенно самостоятельныхъ, лицъ, издатели пьесъ называли попрежнему шутами или клоунами. Такъ, напримѣръ, зовутся этимъ именемъ въ старыхъ изданіяхъ даже могильщики въ "Гамлетѣ". Но иногда, если содержаніе пьесы то допускало, Шекспиръ выводилъ и настоящихъ шутовъ по профессіи. Шутъ, выведенный въ "Королѣ Лирѣ", принадлежитъ къ числу самыхъ удачныхъ, созданныхъ имъ въ этомъ родѣ, лицъ,-- удачныхъ какъ по мастерству, съ какимъ нарисованъ этотъ характеръ, такъ равно и по тѣсной его связи съ общимъ содержаніемъ драмы. По характеру это совершеннѣйшій типъ тѣхъ шутовъ, какіе считались необходимыми въ то время при каждомъ дворѣ и въ каждомъ знатномъ домѣ. Умный и находчивый проныра, умѣющій все подмѣтить и все осмѣять, Лировъ шутъ въ то же время одаренъ необыкновеннымъ добродушіемъ, на подкладкѣ котораго насмѣшки его смягчаются и теряютъ свой задирающій тонъ. Это же добродушіе, помимо своего прекраснаго значенія въ общемъ характерѣ шута, служитъ и естественной связью этого лица съ общимъ содержаніемъ пьесы. Если бъ Лировъ шутъ былъ однимъ изъ тѣхъ саркастическихъ людей, которые умѣютъ только язвительно насмѣхаться, то не было бы никакой возможности оставить его спутникомъ Лира въ ужасныя для послѣдняго минуты горя и отчаянья. Но разъ этотъ насмѣшникъ въ то же время добродушнѣйшій и преданнѣйшій слуга, то контрастъ сопоставленія его съ удрученнымъ Лиромъ не только теряетъ рѣзкость, но производитъ, наоборотъ, въ высшей степени гармоническое и даже трогательное впечатлѣніе. Самая роль шута настолько ясна, что не требуетъ какихъ-либо особенныхъ разъясненій. Что же касается мнѣнія нѣкоторыхъ комментаторовъ, будто въ концѣ трагедіи шутъ гибнетъ, какъ приверженецъ Лира, то неправдоподобность такого толкованія подробно объяснена въ примѣчаніи 159.
   Два послѣднія лица, о которыхъ осталось еще сказать: графъ Кентъ и дворецкій Освальдъ, представляютъ то внѣшнее между собою сходство, что въ обоихъ изображенъ типъ вѣрныхъ и преданныхъ слугъ, готовыхъ пожертвовать за своихъ господъ всѣмъ, до жизни включительно. Но какая глубокая между ними разница вслѣдствіе той различной нравственной подкладки, которую поэтъ придалъ этимъ наружно сходнымъ характерамъ! Въ то время, какъ служитель Лира, Кентъ, является представителемъ честности, прямой и непоколебимой, какъ скала,-- Освальдъ, слуга Гонерильи, напротивъ, изображаетъ типъ самаго низменнаго негодяя, никогда не слыхавшаго ни слова о чести и совѣсти. При такомъ опредѣленіи его характера странно, казалось бы, представить, какимъ образомъ могли уживаться въ его душѣ такія чувства, какъ преданность и самоотверженіе; но на дѣлѣ выходитъ, что это дѣйствительно было такъ. Мы видимъ, что онъ служитъ вѣрнѣйшимъ образомъ своей госпожѣ не только при жизни, но заботится о ея интересахъ, даже умирая, когда отъ этого не могло быть ему уже никакой пользы. Его просьба къ убившему его Эдгарду о передачѣ Эдмунду письма Гонерильи вполнѣ безкорыстна и обличаетъ несомнѣнно, что духъ преданности и самоотверженія могъ жить даже въ такой испорченной натурѣ. О характерѣ Освальда было много писано различными комментаторами, понимавшими его весьма различно. Такъ, Джонсонъ видѣлъ въ немъ только негодяя; Верпланкъ, наоборотъ, открылъ и призналъ въ немъ тѣ хорошія качества преданности и самоотверженія, о которыхъ только-что сказано, и съ мнѣніемъ этимъ нельзя не согласиться. Верпланкъ однако только констатировалъ присутствіе этихъ качествъ, но не объяснилъ ихъ причины. Для насъ, русскихъ, подобнаго рода типъ понятенъ въ особенности. Стоитъ заглянуть въ наше недавнее прошлое, чтобъ признать немалое число подобныхъ Освальдовъ въ нашихъ прежнихъ крѣпостныхъ, особенно же въ дворовыхъ, бывшихъ приближенными къ господамъ типа Куролесовыхъ и тому подобныхъ героевъ, не привыкшихъ себя чѣмъ-либо стѣснять въ своихъ прихотяхъ и желаніяхъ. Извѣстное выраженіе: "tel maître -- tel valet" примѣняется къ такимъ людямъ какъ нельзя лучше. Низкіе, неразвитые и отъ природы склонные къ жестокости люди, подобные Освальду, видятъ въ порочныхъ склонностяхъ своихъ господъ свою собственную забаву, но, не будучи въ состояніи, по своему положенію, затѣвать такія забавы сами, они довольствуются тѣмъ, что охотно исполняютъ самыя дикія и самыя злыя приказанія своихъ господъ. Такого рода преданность и услужливость, конечно, отвратительны, но тѣмъ не менѣе вполнѣ искренни. Этимъ свойствомъ совершенно объясняется вѣрность Освальда Гонерильѣ, а также и его инстинктивная ненависть къ Лиру, въ которомъ онъ не видѣлъ родственныхъ себѣ дурныхъ качествъ.
   Король французскій и герцогъ бургундскій хотя и играютъ въ первой сценѣ довольно значительную роль, но, принадлежа къ лицамъ, нужнымъ лишь для внѣшней стороны дѣла, не имѣютъ психологически опредѣленныхъ характеровъ.
   Хотя "Король Лиръ" былъ понятъ и оцѣненъ публикою легче и скорѣе, чѣмъ "Гамлетъ", но все-таки до истиннаго пониманія драмы додумались люди, жившіе гораздо позднѣе Шекспирова вѣка. Что это было дѣйствительно такъ, лучше всего доказываетъ безобразная передѣлка драмы, сдѣланная Тэтомъ и державшаяся довольно долго на англійской сценѣ, при чемъ по этому искаженному тексту играли Лира даже такіе актеры, какъ Гаррикъ. Главнѣйшія измѣненія подлинника въ этой передѣлкѣ состояли въ слѣдующемъ: Глостеръ является убѣжденнымъ въ виновности Эдгарда уже при самомъ началѣ трагедіи. Эдгардъ изображенъ влюбленнымъ въ Корделію. Роли шута нѣтъ совсѣмъ. По окончаніи сцены Лира въ степи является Корделія съ своей горничной Арантой, причемъ на нихъ нападаютъ разбойники, отъ которыхъ спасаетъ Корделію Эдгардъ. Она признаётся ему въ своей любви, восклицая: "приди въ мои объятья!" (come in my arms!). Регана, занимаясь съ Эдмундомъ музыкой, находить на его груди письмо Гонерильи. Затѣмъ Регана и Гонерилья громко сознаются въ любви къ Эдмунду надъ его трупомъ и отравляютъ другъ друга взаимно. Послѣдняя сцена происходить въ тюрьмѣ, гдѣ заключены Лиръ и Корделія. Входятъ убійцы съ веревками, чтобъ ихъ повѣсить, но въ эту минуту врываются Альбани съ Эдгардомъ и спасаютъ обоихъ. Въ заключеніе Эдгардъ женится на Корделіи.
   Достойно оцѣнить подобное обращеніе съ драмой можетъ легко всякій мало-мальски развитой читатель.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Лиръ, король Британіи.
   Король Франціи.
   Герцогъ бургундскій, Герцогъ корнуэльскій, Герцогъ Альбани, зятья Лира.
   Графъ Кентъ.
   Графъ Глостеръ.
   Эдгардъ, сынъ Глостера.
   Эдмундъ, побочный сынъ Глостера.
   Куранъ, придворный.
   Старикъ, вассалъ Глостера.
   Врачъ.
   Шутъ Лира.
   Освальдъ, управитель Гонерильи.
   Офицеръ при Эдмундѣ.
   Дворянинъ изъ свиты Корделіи.
   Герольдъ.
   Слуга герцога корнуэльскаго.
   Гонерилья, Регана, Корделія, дочери Лира.

Рыцари, офицеры, гонцы, солдаты и свита.
Мѣсто дѣйствія въ Британіи.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Комната во дворцѣ Лира.

(Входятъ Кентъ, Глостеръ и Эдмундъ).

   Кентъ. Мнѣ всегда казалось, что король расположенъ къ герцогу Альбани болѣе, чѣмъ къ Корнуэльскому.
   Глостеръ. Всѣмъ намъ такъ казалось; но теперь, судя по совершенно равному качеству раздѣленныхъ частей королевства 1), нѣтъ никакой возможности сказать, который изъ герцоговъ ему болѣе дорогъ. Раздѣленныя части до того равны достоинствомъ, что самое пристрастье затруднилось бы въ выборѣ.
   Кентъ (указывая на Эдмунда). Это вашъ сынъ, милордъ?
   Глостеръ. Какъ вамъ сказать? Я его воспитывалъ; что жъ до признанія его сыномъ, то прежде мнѣ случалось при этомъ краснѣть,-- ну а теперь я привыкъ и стыда больше не чувствую.
   Кентъ. Я васъ не понимаю.
   Глостеръ. Мать этого шалуна понимала меня лучше 2), вслѣдствіе чего и случилось, что люлька завелась у нея прежде мужа. Чуете вы теперь, въ чемъ грѣхъ?
   Кентъ. Въ грѣхѣ нечего каяться, если изъ него вышло такое хорошее послѣдствіе.
   Глостеръ. У меня, впрочемъ, есть другой сынъ, рожденный въ полномъ, законномъ порядкѣ. Тотъ на какой-нибудь годъ старше 3), но люблю я совершенно равно обоихъ. Этотъ мальчишка, правда, выскочилъ на свѣтъ незваный, непрошеный; но мать его заставила бы согрѣшить хоть кого, а потому и пришлось признать незаконное законнымъ.-- Знаешь ли ты. Эдмундъ, этого джентльмена?
   Эдмундъ. Нѣтъ, милордъ.
   Глостеръ. Графъ Кентъ. Помни, что это одинъ изъ моихъ лучшихъ друзей.
   Эдмундъ. Прошу милорда разсчитывать вполнѣ на мою готовность къ его услугамъ.
   Кентъ. Искренно желаю сойтись съ вами ближе и васъ полюбить.
   Эдмундъ. Постараюсь заслужить это.
   Глостеръ. Онъ десять лѣтъ былъ въ отсутствіи и скоро уѣзжаетъ опять.-- Идетъ король. (Трубы. Входятъ Лиръ, герцоги Корнуэльскій и Альбани, Гонерилья, Регана, Корделія и свита).
             Лиръ (Глостеру). Король французскій и бургундскій герцогъ
             Почтили насъ пріѣздомъ; попроси
             Сюда обоихъ, Глостеръ.
             Глостеръ.                     Повинуюсь,
             Достойный повелитель. (Уходятъ Глостеръ и Эдмундъ).
             Лиръ.                     Мы жъ покамѣстъ
             Объявимъ всѣмъ обдуманный въ тиши
             Нашъ тайный замыселъ 4).-- Пусть принесутъ
             Мнѣ карту королевства. Знайте всѣ,
             Что на три равныхъ части раздѣлили
             Мы нашу всю страну, признавъ за благо
             Стряхнуть подъ старость лѣтъ съ усталыхъ плечъ
             Заботы царской власти.-- Пусть несутъ
             Впередъ ихъ тѣ, въ комъ молодость и силы
             Свѣжей и крѣпче нашихъ 5). [Намъ самимъ
             Пришла уже пора плестись ко гробу
             Безъ ноши на плечахъ.-- Приблизься, сынъ
             Корнуэльскій, къ намъ, а также ты, не меньше
             Любимый сынъ, Альбани. Часъ насталъ,
             Когда хотимъ мы объявить предъ всѣми,
             Какимъ рѣшились надѣлить приданымъ
             Мы нашихъ дочерей, чтобы пресѣчь
             Возможность споровъ въ будущемъ.] Сегодня жъ
             Получатъ нашъ рѣшительный отвѣтъ
             Король французскій и бургундскій герцогъ,
             Два соискателя руки и сердца
             Послѣдней нашей дочери, давно ужъ
             Зажившіеся здѣсь со страстной цѣлью
             Достичь своихъ желаній.-- (Дочерямъ) Рѣчь теперь
             За вами будетъ, дѣти! Знать хочу
             Я въ этотъ часъ [когда по доброй волѣ
             Отрекся я отъ власти и заботъ] 6) --
             Которою изъ васъ всего сердечнѣй
             И больше я любимъ.-- Отвѣтъ послужитъ
             Мнѣ мѣриломъ, чтобъ наградить изъ васъ
             Достойнѣйшую лучшимъ, цѣннымъ даромъ 7).
             Пусть первою, по праву старшинства,
             Рѣчь держитъ Гонерилья.
             Гонерилья.                     Васъ люблю
             Я выше всякихъ словъ! Вы мнѣ дороже,
             Чѣмъ Божій міръ, чѣмъ солнца ясный свѣтъ!
             Люблю я васъ, какъ радость, какъ свободу!
             Сильнѣй всего, что только на землѣ
             Есть лучшаго! Сильнѣй, чѣмъ жизнь и счастье,.
             Со всѣмъ, что намъ даютъ они! Сильнѣй,
             Чѣмъ красоту, чѣмъ славу, чѣмъ здоровье!--
             Примѣра нѣтъ, чтобы отецъ вселилъ
             Въ дитя свое любовь, какой привыкла
             Я васъ любить! Нѣтъ въ мірѣ словъ и мыслей,
             Чтобъ выразить ее; нѣтъ средствъ и силъ,
             Которыя могли бъ ее измѣрить!
             Корделія (въ сторону). Что мнѣ сказать 8)? любить въ тиши и молча!
             Лиръ (указывая на карту). Всѣхъ этихъ странъ, очерченныхъ границей
             Двухъ этихъ рубежей -- со всѣмъ, что есть
             Въ нихъ добраго: съ тѣнистыми лѣсами,
             Съ водами рѣкъ, со злаками луговъ
             И пажитей -- мы дѣлаемъ тебя
             Владычицей, навѣки закрѣпивъ
             Ихъ за тобой и за прямымъ потомствомъ
             Альбани и твоимъ.-- Посмотримъ, что
             Сказать найдетъ теперь намъ дорогая
             Вторая дочь, Регана, и жена
             Корнуэльскаго владыки?
             Регана.                     Кровь и плоть
             Съ сестрою въ насъ одна, а потому
             Съ ней мѣряю себя одной я мѣрой.
             Во всемъ, что говорила вамъ она,
             Мнѣ слышался лишь точный отголосокъ
             Моей любви, и потому прибавлю
             Я только то, чего не досказала
             Въ рѣчахъ своихъ она. Я объявляю
             Себя врагомъ всѣхъ радостей и благъ,
             Помянутыхъ въ словахъ ея! Считаю
             Ничтожнымъ все, въ чемъ могутъ наши чувства
             Найти себѣ усладу,-- лишь бы только
             Могла любить я васъ, въ чемъ для меня
             Заключены всѣ радости, все счастье,
             Какихъ достичь возможно на землѣ!
             Корделія (въ сторону). Бѣдна покажешься предъ ними ты,
             Корделія! Извѣстно, впрочемъ, мнѣ,
             Что я люблю сильнѣе громкой рѣчи.
             Лиръ. Тебѣ съ твоимъ потомствомъ отдаемъ
             Мы эту треть страны обширной нашей.
             Найдешь ты въ ней богатства и земель
             Не меньше, чѣмъ сестра.-- (Корделіи) Ну, моя радость!
             Дитя мое меньшое, но не меньше
             Любимое 9)! Ты, за кого вступили
             Въ горячій споръ французскій виноградъ
             Съ добромъ бургундскихъ пажитей,-- что скажешь
             Ты для того, чтобъ заслужить себѣ
             Послѣднюю и лучшую изъ всѣхъ
             Трехъ названныхъ частей?-- Рѣчь за тобою.
             Корделія. Я не скажу вамъ, государь, ни слова.
             Лиръ. Не скажешь ты ни слова мнѣ?..
             Корделія.                                         Ни слова.
             Лиръ. Постой, постой! изъ ничего не можетъ
             И выйти что-нибудь. Обдумай лучше
             Свои слова.
             Корделія. Я не могу, къ несчастью,
             Высказывать сердечныхъ чувствъ наборомъ
             Кудрявыхъ словъ. Я васъ люблю, какъ это
             Велитъ мой долгъ,-- не больше и не меньше.
             Лиръ. Корделія!.. Опомнись!.. Взвѣсь умнѣй
             Слова твои. Ты ими повредишь
             Себѣ самой.
             Корделія. Ахъ, государь! я знаю,
             Что вамъ однимъ обязана я всѣмъ!
             Меня взростили вы, любили нѣжно,
             И потому обязана воздать
             Вамъ тѣмъ же самымъ я.-- Я васъ люблю
             И вамъ во всемъ послушна; почитаю
             Я въ васъ отца. Когда клялись вамъ сестры
             Въ своей любви -- хотѣлось мнѣ спросить:
             Затѣмъ же было выходить имъ замужъ,
             Любя лишь васъ? Когда бъ дала я слово
             Быть чьей-нибудь женой -- невольно мнѣ
             Пришлось отдать бы мужу половину
             Моей любви; любя же только васъ,
             Я лучше откажусь отъ счастья брака,
             Чтобъ съ вами быть всегда.
             Лиръ.                               И это все
             Сказала мнѣ отъ чистаго ты сердца?
             Корделія. Отъ чистаго.
             Лиръ.                              Такъ молода и такъ
             Черства душой?
             Корделія.           О, нѣтъ; но такъ правдива.
             Лиръ. Ну хорошо! Такъ пусть правдивость будетъ
             Тебѣ твоимъ приданымъ; я жъ клянусь
             Сіяньемъ дня и тайнами Гекаты,
             Движеньемъ звѣздъ -- подъ чьимъ вліяньемъ всѣ
             Мы на землѣ родимся и живемъ --
             Что вмѣстѣ съ этой клятвой разрываю
             Съ тобой я связь родства!.. Впередъ тебѣ
             Я больше не отецъ!.. Навѣки будешь
             Ты мнѣ чужой! Послѣдній варваръ, скиѳъ
             Иль людоѣдъ, зубами жадно рвущій
             Трупъ собственнаго сына -- встрѣтитъ больше
             Въ моей душѣ участья и любви,
             Чѣмъ ты, когда-то бывшая родной
             Мнѣ дочерью!..
             Кентъ.           О, государь!..
             Лиръ.                               Молчи!..
             Не становись предъ яростью дракона!
             Ее любилъ сильнѣе я, чѣмъ всѣхъ!
             Свою я старость думалъ успокоить,
             Довѣрившись рукамъ ея... (Корделіи) Прочь съ глазъ!..
             Пусть гробъ не дастъ покоя мнѣ, коль скоро
             Когда-нибудь приближу я опять
             Тебя къ себѣ!-- Эй, гдѣ король французскій?
             Позвать его!-- Ну, что жъ вы встали?.. Пусть
             Зовутъ бургундца также.-- Подойдите,
             Альбани и Корнуэльсъ;-- берите часть
             Ея себѣ;-- я вамъ и вашимъ женамъ
             Оставлю все. Заносчивость свою
             Она зоветъ правдивостью -- такъ будь же
             Заносчивость ей мужемъ! Отдаю
             Всю власть мою я вамъ -- почетъ, величье --
             Все вамъ однимъ! Оставлю для себя
             Отрядъ лишь во сто рыцарей. Съ нимъ буду
             Гостить поочередно каждый мѣсяцъ
             У васъ двоихъ. Вы будете насъ всѣхъ
             Кормить и содержать.-- Я сохраню
             Одинъ лишь санъ монарха; власть же, средства,
             Дѣла и все передаю я вамъ,
             Моимъ любимымъ дѣтямъ. Раздѣлите
             Вѣнецъ мой между вами. (Отдаетъ имъ корону).
             Кентъ.                     Лиръ державный!
             Всегда тебя я чтилъ какъ короля!
             Дороже былъ ты мнѣ отца родного!
             Во всемъ тебя я слушалъ;-- на тебя
             Чуть только не молился 10)...
             Лиръ.                     Лукъ натянутъ!
             Страшись стрѣлы!..
             Кентъ.           О, пусть летитъ она!
             Пускай пронзить мнѣ острой сталью сердце!
             Пусть будетъ непокорнымъ Кентъ, когда
             Безуменъ Лиръ!-- Что дѣлаешь ты, старецъ?
             Иль думаешь, что преданность закуситъ
             Отъ страха свой языкъ, когда попала
             Въ тенета лести власть? Что предъ безумьемъ
             Умолкнетъ честь?-- Одумайся, возьми
             Назадъ свой дикій приговоръ! Поправь
             Нелѣпость здравымъ смысломъ! Жизнью я
             Тебѣ въ томъ поручусь, что ни на іоту,
             Ни на волосъ не меньше ты любимъ
             Твоею младшей дочерью!-- Что бѣдность
             Рѣчей и словъ служить не можетъ знакомъ,
             Что черствы сердцемъ мы!..
             Лиръ.                     Ни слова, если
             Свою ты цѣнишь жизнь!..
             Кентъ.                     Всегда была
             Она въ моихъ глазахъ лишь только броней,
             Которою тебя я прикрывалъ
             Отъ недруговъ,-- такъ побоюсь ли въ жертву
             Принесть ее теперь, чтобы спасти
             Тебя отъ гибели?
             Лиръ.           Прочь съ глазъ!..
             Кентъ.                               Открой
             Глаза свои, а мнѣ вели, напротивъ,
             Остаться здѣсь: ты, глядя на меня,
             Увидишь лучше правду.
             Лиръ.                     Аполлономъ
             Клянусь я...
             Кентъ. Не клянись; зовешь боговъ
             Напрасно ты своихъ.
             Лиръ (хватаясь за мечъ). Вассалъ невѣрный 11)!
             Корнуэльсъ и Альбани. Придите, сэръ, въ себя 12)!
             Кентъ.                                                   Рази!-- убей
             Врача, тебя лѣчившаго, и дай
             Изгрызть себя въ конецъ своей болѣзни!
             Я повторю: опомнись! Отмѣни
             Свой приговоръ! Пока мой голосъ будетъ
             Служить послушно мнѣ -- не перестану
             Я громко вопіять, что сдѣлалъ злую
             Неправду ты!
             Лиръ.           Вотъ что тебѣ, измѣнникъ,
             Отвѣчу я,-- а ты молчи и слушай!..
             Ты понялъ ли?.. Я властью короля
             Велю тебѣ молчать!-- За то, что ты
             Подумать смѣлъ заставать насъ отречься
             Отъ сказаннаго разъ (чего случиться
             Не можетъ никогда), за то, что дерзко
             Ты встать задумалъ между нашей волей
             И тѣмъ, что мы рѣшили (до чего
             Унизиться не можетъ намъ позволить
             Ни санъ ни духъ) -- я покажу тебѣ,
             Что значитъ наша власть! Даю пять дней
             Тебѣ на то, чтобъ могъ ты здѣсь устроить
             Свои дѣла и обезпечить средства
             Для жизни впредь 13). А тамъ, чтобъ твоего
             Здѣсь не было и духа! Оглянуться
             Чтобъ ты не смѣлъ назадъ! И если впредь
             Увидятъ какъ-нибудь твой слѣдъ проклятый
             Еще у насъ въ странѣ -- то въ тотъ же мигъ
             Тебѣ конецъ! Вонъ съ глазъ!-- Клянусь Зевесомъ,
             Слова мои законъ 14)!
             Кентъ.           Прощай, король!
             Достигнешь ты, давъ это приказанье,
             Что предпочтемъ отчизнѣ мы изгнанье. (Корделіи)
             Принцесса, вамъ за правду вашихъ словъ
             Воздастъ добромъ сторицей власть боговъ! (Гонерилъѣ и Реганѣ)
             А что до васъ, богатыхъ столь словами,
             Дай Рокъ вамъ силъ ихъ оправдать дѣлами! (Къ прочимъ)
             Прощайте всѣ! Остатокъ старыхъ дней
             Иду влачить вдали я отъ друзей.

(Уходитъ Кентъ. Возвращается Глостеръ въ французскимъ королемъ и бургундскимъ герцогомъ).

             Глостеръ. Король французскій и бургундскій герцогъ
             Явились, государь.
             Лиръ.           Владѣтель славный
             Бургундіи! Я обращусь со словомъ
             Сначала къ вамъ: вы вмѣстѣ съ королемъ
             Намъ заявили страстное желанье
             Быть мужемъ нашей дочери;-- скажите жъ,
             Какое вы желаете имѣть
             Приданое, чтобъ взять ее?
             Бург. герц.                     Мнѣ надо
             Лишь то, что обѣщали вы; надѣюсь,
             Что вы не захотите предложить
             Мнѣ меньшаго.
             Лиръ.           Я точно обѣщалъ
             Ей много дать, пока она была
             Мнѣ дорога; но нынче ей упала
             Въ глазахъ моихъ цѣна.-- Она предъ вами.
             Вглядитесь хорошенько: если точно
             Она успѣла васъ плѣнить своей
             Смазливостью, и если вы согласны
             Въ придачу взять за ней мою немилость
             И больше ничего,-- то дѣло кончимъ
             Мы тотчасъ же; скажите только слово --
             И вотъ ея рука.
             Бург. герц. Я въ затрудненьи,
             Что вамъ сказать на это...
             Лиръ.                     Отвѣчайте!
             Покрытая позоромъ и стыдомъ,
             Пріемышъ гнѣва нашего, съ приданымъ
             Отцовскаго проклятья, передъ вами
             Стоитъ она! Берете или нѣтъ
             Ее вы такъ?
             Бург. герц. Прошу васъ, государь,
             Меня простить; но при такихъ условьяхъ
             О бракѣ нѣтъ и рѣчи.
             Лиръ.                     Такъ оставьте
             Ее безъ дальнихъ словъ! А я клянусь
             Вамъ властью той, которая призвала
             Меня на свѣтъ, что описалъ я все,
             Что есть за ней и въ ней.-- (Королю) Васъ, государь,
             Я ставлю такъ высоко, что не смѣю
             Вамъ даже предлагать избрать предметомъ
             Своей любви созданье, низко такъ
             Упавшее въ глазахъ моихъ. Направьте
             На путь иной любовь свою; сыщите
             Кого-нибудь достойнѣй этой твари,
             Которую стыдится признавать
             Своей сама природа.
             Кор. франц.           Признаюсь,
             Я въ крайнемъ изумленьи! Какъ могло
             Случиться, что сокровище, которымъ
             Гордились вы, что дочь, которой краше
             И лучше вы не знали -- радость вашихъ
             Преклонныхъ лѣтъ -- упала такъ внезапно
             Въ глазахъ отца 15)?'Что жъ сдѣлала она
             Для столь жестокой кары? Тутъ возможны
             Лишь два предположенья: иль проступокъ
             Ея ужасенъ точно, иль, напротивъ,
             Въ любви прошедшей вашей было мало
             Правдивости. Но, какъ ни объяснять
             Прискорбный этотъ случай, мнѣ онъ будетъ.
             Всегда казаться чудомъ, предъ которымъ
             Теряется мой умъ.
             Корделія (Лиру). Я, государь,
             Прошу васъ объ одномъ: я сознаюсь,
             Что нѣтъ во мнѣ дѣйствительно умѣнья
             Красиво говорить; что исполняю
             Задуманное дѣло я всегда
             Безъ болтовни,-- такъ будьте потому
             Настолько справедливы, чтобъ сказать
             Предъ всѣми здѣсь, что не порочнымъ дѣломъ
             Иль чѣмъ-нибудь преступнымъ и дурнымъ
             Обречена была лишиться вашей
             Я милости;-- что потерять ее
             Пришлось, напротивъ, мнѣ за недостатокъ
             Такихъ двухъ свойствъ, которыхъ не цѣнила.
             Я никогда: лукавой, льстивой рѣчи
             И вѣчно обращенныхъ съ просьбой глазъ.
             Лиръ. Совсѣмъ бы не родиться лучше было
             Тебѣ на свѣтъ, чѣмъ не умѣть исполнить
             Того, что я хочу.
             Кор. франц. Какъ! въ томъ все дѣло?..
             Въ одной простой застѣнчивости, часто
             Мѣшающей намъ высказать словами
             То, что хранимъ мы въ сердцѣ?-- Что на это
             Отвѣтите вы, герцогъ? Неужели
             Назвать хотите именемъ любви
             Такое чувство вы, когда, помимо
             Его сердечныхъ свойствъ, мы прибавляемъ
             Къ нему расчетъ корысти?-- Говорите:
             Согласны ль вы назвать своей женой
             Корделію, чье сердце лучше всякихъ
             Приданыхъ и богатствъ?
             Бург. герц.                     Скажите слово,
             Державный Лиръ, что вы согласны датъ
             Ей часть, какую сами обѣщали,
             И я ее немедля назову
             Бургундской герцогиней.
             Лиръ.                     Данной клятвѣ
             Отмѣны нѣтъ: я ничего не дамъ.
             Бург. герц. (Корделіи). Тогда, какъ ни прискорбно мнѣ, но долженъ
             Сказать я вамъ, что, потерявъ отца,
             Лишились вы и мужа.
             Корделія.                     Всякихъ благъ
             Желаю вамъ! Когда искали вы
             Однихъ богатствъ -- то вамъ женой не буду
             Я никогда.
             Кор. франц. О, какъ ты несказанно
             Богата въ нищетѣ! Какъ ты прелестна
             Въ несчастьѣ и позорѣ!-- Будь же впредь
             Моей навѣкъ! Отверженное въ правѣ
             Я взять себѣ.-- Не странно ли сказать,
             Что, чѣмъ ихъ злость кипитъ къ тебѣ сильнѣе,
             Тѣмъ для меня ты краше и милѣе!
             Твои враги впередъ въ тебѣ должны
             Царицу чтить родной моей страны!
             Бургундцы всѣ моей невѣсты милой
             Изъ рукъ моихъ теперь не вырвутъ силой.
             Прости безъ зла обидчикамъ твоимъ,
             Насъ счастье ждетъ, и зло пройдетъ, какъ дымъ.
             Лиръ. Она твоя; ее я ненавижу
             И никогда, клянусь въ томъ, не увижу. (Корделіи)
             Ты мнѣ не дочь! я чуждъ тебѣ;-- иди
             За нимъ одна и нашихъ ласкъ не жди!..
             Вотъ сказъ тебѣ! Идемте, славный герцогъ.

(Трубы, Лиръ, герцогъ бургундскій, Корнуэльсъ, Альбани, Глостеръ и свита уходятъ).

             Кор. франц. (Корделіи). Простись съ своими сестрами.
             Корделія (сестрамъ).                               Прощайте,
             Сокровища отца! Разстаться съ вами
             Мнѣ тяжело! Я знаю хорошо
             Обѣихъ васъ, и, какъ сестрѣ, мнѣ больно
             По имени назвать тѣ недостатки,
             Какіе вы умѣете скрывать
             Въ душѣ своей.-- Старайтесь хорошенько
             Беречь отца 16),-- его я поручаю
             Сердцамъ искуснымъ вашимъ.-- О, когда бы
             Меня онъ не отвергъ,-- иное счастье
             Могло бъ ему принесть мое участье!
             Прощайте же.
             Регана.           Учить насъ не тебѣ.
             Гонерилья. Старайся лучше, какъ бы угодить
             Любезному супругу: онъ вѣдь взялъ
             Тебя изъ милости. Ты не умѣла
             Вести себя, какъ слѣдуетъ, съ отцомъ --
             Терпи жъ за то и муку подѣломъ.
             Корделія. Какъ ни хитро порокъ скрываться станетъ,
             Предъ правдой онъ когда-нибудь предстанетъ!
             Всѣхъ благъ обѣимъ вамъ!
             Кор. франц.                     Идемъ, другъ милый.

(Уходятъ Корделія и король).

   Гонерилья. Слушай, сестра, мнѣ надо поговорить съ тобой о дѣлѣ, которое касается насъ обѣихъ. Ты знаешь, отецъ сбирается ѣхать сегодня вечеромъ.
   Регана. Да, прямо къ тебѣ,-- а черезъ мѣсяцъ это счастье свалится на меня.
   Гонерилья. Ты видѣла, до чего онъ въ старости выжилъ изъ ума. То, что мы замѣчали до сихъ поръ,-- бездѣлица въ сравненіи съ его послѣдней выходкой. Онъ всегда любилъ младшую сестру больше насъ и вдругъ прогналъ ее сегодня такъ грубо и такъ глупо изъ-за пустой, ничтожнѣйшей причины.
   Регана. Старики всѣ таковы. Впрочемъ, онъ не отличался умѣньемъ себя держать и прежде.
   Гонерилья. Въ томъ все дѣло. Если онъ былъ часто невыносимъ даже въ молодости, то чего же можно ждать отъ него теперь, когда, кромѣ укоренившихся природныхъ недостатковъ, онъ будетъ поступать еще подъ вліяніемъ глупости и старческаго упрямства, неразлучныхъ съ годами.
   Регана. Намъ придется на каждомъ шагу сталкиваться съ его выходками, подобными, напримѣръ, сегодняшней, когда онъ прогналъ Кента.
   Гонерилья. Мы улучимъ еще минутку поговорить объ этомъ, пока онъ будетъ занять проводами французскаго короля. Намъ надо непремѣнно согласиться, что дѣлать. Если онъ сохранитъ за собой какую-нибудь власть, то сегодняшняя передача ея намъ обратится въ пустую, оскорбительную для насъ комедію.
   Регана. Объ этомъ надо точно подумать.
   Гонерилья. Непремѣнно, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 2-я.

Зала въ замкѣ Глостера.

(Входитъ Эдмундъ съ письмомъ).

             Эдмундъ. Я признаю одной природы власть;
             Она мнѣ Богъ! Одни ея законы
             Привыкъ я чтить -- такъ стану ль я смирять
             Себя предъ тѣмъ, что выдумали люди?
             Позволю ли людской толпѣ соваться
             Въ мои дѣла? Бросать въ лицо мнѣ глупый
             Упрекъ за то, что родился я годомъ
             Позднѣй, чѣмъ братъ?-- Побочный я!-- такъ что же?
             Гдѣ въ этомъ зло? Не такъ же ль строенъ я,
             Не такъ же ли уменъ, красивъ и ловокъ,
             Какъ баловень любой, рожденный самой
             Почтенной женщиной? Такъ гдѣ жъ причина
             Меня корить? Въ лицо кричатъ мнѣ всѣ:
             "Побочный сынъ", зовутъ меня ничѣмъ,
             Пустымъ отребьемъ, дрянью!-- А вѣдь если
             Пошло на то -- спрошу: не больше ль данныхъ,
             Чтобъ вышло лучше тѣломъ и умомъ
             Дитя любви и пылкой, бурной страсти,
             Чѣмъ жалкій родъ тѣхъ хилыхъ бѣдняковъ,
             Что зачаты впросонкахъ, по привычкѣ,
             Съ зѣвотой на лицѣ?-- Такъ потому-то
             Сумѣю у законнаго Эдгарда
             Отнять наслѣдство я.-- Отецъ вѣдь любитъ
             Обоихъ насъ; съ законнымъ равенъ я
             Въ его глазахъ.-- И выдумали жъ слово:
             "Законный сынъ" 17)! Такъ знай же, мой законный,
             Что ежели удастся мнѣ затѣя
             Моя съ письмомъ -- тогда Эдмундъ побочный
             Пригнетъ тебя къ землѣ, себя жъ сумѣетъ
             На твой возвысить счетъ. Зову боговъ
             На помощь я побочнымъ! (Входитъ Глостеръ).
             Глостеръ.                     Изгнанъ Кентъ,
             Уѣхалъ въ гнѣвѣ прочь король французскій,
             А нашъ король, покинувъ тронъ и власть,
             Жить хочетъ подаяньемъ!-- И упало
             Все это вдругъ, какъ на голову снѣгъ 18)!
             Что новаго мнѣ скажешь ты, Эдмундъ?,
   Эдмундъ (пряча письмо). Ничего, милордъ.
   Глостеръ. Зачѣмъ спряталъ ты такъ поспѣшно эту бумагу?
   Эдмундъ. Право, я ничего не знаю новаго.
   Глостеръ. Я спрашиваю, какая это бумага?
   Эдмундъ. Такъ, вздоръ, ничего.
   Глостеръ. Вздоръ? Такъ для чего же было прятать ее съ такой поспѣшностью? Изъ-за вздора безпокоиться нечего. Покажи;-- пустую вещь я прочитаю и безъ очковъ.
   Эдмундъ. Убѣдительно прошу васъ меня извинить: это письмо отъ брата, которое я еще не успѣлъ дочитать до конца... хотя... вижу и по началу... что вамъ его читать не слѣдуетъ.
   Глостеръ. Подай мнѣ письмо.
   Эдмундъ. Я одинаково дурно поступлю, давъ его вамъ или не давъ. Содержаніе, насколько я его понялъ, очень непохвально.
   Глостеръ. А вотъ мы сейчасъ это увидимъ.
   Эдмундъ. Къ чести брата я готовъ думать, что онъ писалъ это лишь для того, чтобъ меня испытать.
   Глостеръ (читаетъ). "Это, введенное обычаемъ, уваженіе къ старости причиной того, что намъ скверно живется въ лучшіе годы жизни. А когда мы получимъ наконецъ возможность его насладиться, то этому помѣшаетъ наша собственная старость. Я начинаю находить невыносимой эту тиранію лѣтъ, которая держитъ насъ въ неволѣ вовсе не потому, что она сильна, но единственно вслѣдствіе того, что мы ее терпимъ. Зайди ко мнѣ поговорить объ этомъ по душѣ и подробнѣе. Если мы достигнемъ, что отецъ заснетъ "до радостнаго утра" 19), то тебѣ будетъ принадлежать половина его добра, и ты хорошо и тепло проживешь всю жизнь вмѣстѣ съ любящимъ тебя братомъ Эдгардомъ".
   Какъ? Заговоръ?-- "если отецъ заснетъ до радостнаго утра"!-- Сынъ мой Эдгардъ! Твоя рука могла это написать! Голова и сердце воспитали такую мысль!-- Какъ попало къ тебѣ это письмо? Кто его принесъ?
   Эдмундъ. Никто, милордъ. Я нашелъ его ловко подброшеннымъ черезъ окно въ мою комнату.
   Глостеръ. Ты хорошо знаешь почеркъ брата?
   Эдмундъ. Будь содержаніе письма похвально -- я не задумался бы сказать, что оно написано имъ; но въ настоящемъ случаѣ радъ утверждать противное.
   Глостеръ. Значитъ, письмо писалъ онъ?
   Эдмундъ. То-есть его рука, милордъ; но я надѣюсь, что сердце не было съ нею въ союзѣ.
   Глостеръ. Не дѣлалъ ли онъ тебѣ намековъ на свой умыселъ прежде?
   Эдмундъ. Никогда.-- Впрочемъ, мнѣ случалось слышать, какъ онъ выражалъ мнѣніе, что состарѣвшихся родителей слѣдовало бы отдавать въ опеку совершеннолѣтнимъ дѣтямъ, съ тѣмъ, чтобъ дѣти могли пользоваться ихъ добромъ.
   Глостеръ. О, негодяй! Это какъ разъ тоже, что сказано въ письмѣ. Негодяй отъявленный, чудовищный, гнусный, хуже, чѣмъ гнусный!-- Поди, позови его! Я велю его задержать. Гдѣ онъ теперь?
   Эдмундъ. Не знаю, милордъ; но я умоляю васъ сдержать порывъ вашего негодованія противъ брата до тѣхъ поръ, пока вы не получите болѣе вѣскихъ доказательствъ его вины. Такой путь дѣйствія будетъ гораздо вѣрнѣе, между тѣмъ какъ всякая насильственная противъ него мѣра можетъ только уронить вашу собственную честь и возстановить его противъ васъ окончательно. Я готовъ поручиться жизнью, что онъ написалъ это письмо съ единственной цѣлью меня испытать и не имѣлъ никакихъ угрожающихъ намѣреній относительно васъ.
   Глостеръ. Ты такъ думаешь?
   Эдмундъ. Я предложилъ бы вамъ тайно подслушать нашъ съ нимъ разговоръ. Вы убѣдитесь тогда въ дѣлѣ собственными ушами. Это можно будетъ устроить даже сегодня вечеромъ.
   Глостеръ. Я самъ думаю, что онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ.
   Эдмундъ. Я держусь того же мнѣнія.
   Глостеръ. Замыслить такую вещь противъ отца, который любилъ его такъ нѣжно! Боги, боги!-- Эдмундъ, постарайся разузнать все хорошенько! Дѣйствуй, какъ тебѣ подскажетъ твой разумъ. Я готовъ пожертвовать всѣмъ, что имѣю, лишь бы узнать въ этомъ дѣлѣ сущую правду.
   Эдмундъ. Я поговорю съ нимъ сейчасъ же и вообще, будьте увѣрены, поведу дѣло такъ, что скоро вы узнаете все.
   Глостеръ. Недаромъ случились эти проклятыя затменья солнца и луны! Вся бѣда отъ нихъ. Мудрецы могутъ объяснять ихъ -- какъ имъ угодно, а я все-таки скажу, что подобныя вещи не могутъ оставаться безъ вліянія на природу нашей жизни. Любовь стынетъ, дружба падаетъ, братья ссорятся, въ городахъ смуты, безпорядокъ въ странѣ, измѣна во дворцахъ, и наконецъ рушатся даже узы крови, связывающія дѣтей съ родителями! Поступокъ этого негодяя подтверждаетъ мои слова. Въ его лицѣ сынъ возсталъ противъ отца, а нашъ король отрекся, наоборотъ, отъ родной дочери. Видно, пережили мы безвозвратно хорошее, доброе время! Измѣна, коварство, заговоры -- вотъ спутники, преслѣдующіе насъ по пятамъ до могилы.-- Иди, Эдмундъ, поговори съ этимъ негодяемъ. Тебѣ терять нечего, и потому ты можешь разумно исполнить это дѣло.-- А какъ я подумаю, что и благородный Кентъ изгнанъ!-- И за что же? За одну честность!-- Ужасно, ужасно!

(Уходитъ Глостеръ).

   Эдмундъ. Вотъ она людская глупость! Чуть случится бѣда, въ которой виноваты мы сами,-- сейчасъ же давай валить ее на солнце, луну и звѣзды, какъ будто плуги могутъ рождаться по необходимости, дураки по особому небесному соизволенію, а пьяницы, развратники я лгуны -- вслѣдствіе особеннаго расположенія планетъ!-- За всѣ наши собственныя скверности мы непремѣнно винимъ Божественное Провидѣніе! Развратникъ приписываетъ свои козлиные инстинкты вліянію ии въ немъ неповинной звѣзды!-- Значитъ, если мои отецъ и матъ сотворили меня подъ хвостомъ Дракона, а Большая Медвѣдица 20) была моей повитухой -- то вотъ причина, почему я грубъ и сладострастенъ! Ха! Я увѣренъ, что былъ бы такимъ даже въ томъ случаѣ, если бъ на мое рожденіе смотрѣла самая цѣломудренная звѣзда во всемъ небѣ. (Входитъ Эдгардъ). Тсс... вотъ идетъ онъ, точно развязка старыхъ комедій. Надо сдѣлать кислую физіономію и вздыхать, какъ рехнувшійся въ сумасшедшемъ домѣ 21). (Громко) Да, да, эти затменья разстроили все! Міровая гармонія звучитъ, какъ фальшивый аккордъ,-- fa, sol, la, mi 22)!
   Эдгардъ. Что съ тобой, братъ? О чемъ ты такъ серьезно задумался?
   Эдмундъ. Я разсуждалъ объ одномъ предсказаніи, которое вычиталъ недавно по поводу этихъ затменій.
   Эдгардъ. Неужели ты этимъ занимаешься?
   Эдмундъ. Увѣряю тебя, что книга въ этомъ случаѣ не солгала. [Въ ней предсказывались ссоры между родителями и дѣтьми, голодъ, моръ, разрывы старой дружбы, смуты въ государствѣ, заговоры противъ короля и вельможъ, безпричинное недовѣріе, изгнаніе друзей, разстройство дисциплины 23), супружеская невѣрность -- словомъ, многое множество подобныхъ бѣдъ.
   Эдгардъ. Съ которыхъ поръ ты сдѣлался астрологомъ?
   Эдмундъ. Нѣтъ, ты выслушай:] Когда видѣлъ ты въ послѣдній разъ отца?
   Эдгардъ. Вчера вечеромъ.
   Эдмундъ. Ты съ нимъ говорилъ?
   Эдгардъ. По крайней мѣрѣ два часа.
   Эдмундъ. И вы разстались въ полномъ согласіи? Не замѣтилъ ли ты признаковъ неудовольствія въ его рѣчахъ и голосѣ?
   Эдгардъ. Ни малѣйшихъ.
   Эдмундъ. Подумай, не оскорбилъ ли ты его чѣмъ-нибудь? Я совѣтую тебѣ избѣгать нѣкоторое время съ нимъ встрѣчаться, пока неудовольствіе его не пройдетъ. Представь, онъ до того на тебя сердитъ, что, я думаю, не укротился бы, даже услыхавъ о твоей погибели.
   Эдгардъ. Вѣроятно, какой-нибудь негодяй меня оклеветалъ.
   Эдмундъ. Я самъ того боюсь. 24) [Потому совѣтую тебѣ быть сдержаннымъ и осторожнымъ, пока первый пылъ его недовольства не успѣетъ улечься. Лучше всего переселись на это время ко мнѣ. Я постараюсь дать тебѣ возможность услышать его рѣчи.-- Иди же,-- вотъ ключъ отъ моей комнаты.-- А сверхъ того совѣтую тебѣ выходить не иначе, какъ вооруженнымъ.
   Эдгардъ. Вооруженнымъ?]
   Эдмундъ. Братъ, повѣрь, я тебѣ дурного не посовѣтую! Повторяю, какъ честный человѣкъ, что противъ тебя замышляется что-то недоброе. Я передалъ тебѣ только малую часть того, что видѣлъ и слышалъ, такъ что ты всей опасности не можешь даже вообразить. Иди же скорѣй.
   Эдгардъ. Но ты мнѣ разскажешь, въ чемъ дѣло?
   Эдмундъ. Я сдѣлаю для тебя все, что могу. (Эдгардъ уходитъ).
             Отецъ довѣрчивъ, братъ же прямъ душой;
             Онъ не способенъ даже заподозрѣть
             Возможность зла: душой наивенъ онъ
             До простоты;-- съ нимъ а легко достигну,
             Чего хочу, а цѣль моя ясна:
             Законныхъ правъ мнѣ не дало рожденье --
             Такъ ихъ возьмутъ нахальство и умѣнье! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Комната въ замкѣ герцога Альбани.

(Входятъ Гонерилья и Освальдъ).

   Гонерилья. Правда ли, что отецъ ударилъ моего джентльменя за то, что тотъ выбранилъ его шута?
   Освальдъ. Правда, принцесса.
             Гонерилья. Покоя отъ него не будетъ скоро
             Намъ здѣсь ни днемъ ни ночью! Что ни день,
             То выходка одна другой глупѣе!
             Онъ всѣмъ здѣсь надоѣлъ! Пора поставить
             Предѣлъ его дурачествамъ. Прислуга
             Его шумитъ и буйствуетъ, а самъ онъ
             Придирчивъ и упрямъ.-- Когда вернется
             Съ охоты онъ -- скажи, что я больна
             И видѣть не могу его. Не будь
             И самъ чрезчуръ услужливъ съ нимъ; отвѣть
             Беру я на себя. (За сценой звукъ роговъ).
             Освальдъ. Вотъ онъ, принцесса.-
             Гонерилья. Такъ помни же: и ты и вся прислуга
             Пусть будутъ понебрежнѣй съ нимъ. Старайтесь
             Достичь, чтобъ онъ вспылилъ;-- а если жить
             Ему здѣсь не по нраву, такъ пускай
             Отправится къ сестрѣ. Мы съ ней согласны
             На этотъ счетъ,-- ее вѣдь тоже въ руки
             Взять не легко.-- Сѣдой глупецъ затѣялъ,
             Какъ кажется, здѣсь властвовать, забывши,
             Что власть онъ отдалъ намъ.-- Нѣтъ, вѣрно, правда,
             Что въ старости становимся похожи
             Мы на дѣтей; съ дѣтьми жъ нужна острастка
             Тамъ, гдѣ достичь не можетъ цѣли ласка.
             Замѣть, что я сказала.
             Освальдъ.                     Все исполню.
   Гонерилья. Также не зачѣмъ вамъ церемониться съ его свитой. Что бы изъ этого ни вышло -- бѣды не будетъ. Передай это своимъ товарищамъ. Я найду случай къ чему-нибудь придраться и съ нимъ поговорить какъ слѣдуетъ.-- Сейчасъ же напишу сестрѣ и посовѣтую ей взять съ меня примѣръ.-- Вели готовить обѣдъ. (Уходитъ) 25).
  

СЦЕНА 4-я.

Тамъ же. Другая комната.

(Входитъ Кентъ переодѣтый).

             Кентъ. Когда бы могъ я измѣнить свой голосъ,
             Какъ измѣнилъ, переодѣвшись, видъ,--
             Легко бы удалась тогда моя
             Благая цѣль, съ которой я явился
             Сюда въ чужой одеждѣ.-- Если можетъ
             Изгнанникъ Кентъ быть чѣмъ-нибудь полезенъ
             На родинѣ, гдѣ онъ сочтенъ преступнымъ --
             То часъ насталъ,-- мой дорогой монархъ
             Найдетъ во мнѣ слугу, какъ въ дни былые.

(За сценой звукъ роговъ. Входитъ Лиръ со свитой).

   Лиръ. Эй, живо обѣдать! Да сказать, чтобъ не мѣшкали!

(Одинъ изъ свиты уходитъ).

   Кто ты такой?
   Кентъ. Человѣкъ.
   Лиръ. Говори, чѣмъ ты занимаешься и чего отъ меня хочешь?
   Кентъ. Я изъ тѣхъ, что бываютъ въ душѣ такими же, каковы съ виду. Тому, кто мнѣ довѣрится -- служу честно; хорошихъ людей люблю, умныхъ слушаю, самъ говорю мало, дурного боюсь, дерусь, когда нѣтъ другого выхода, а въ посты скоромнаго не ѣмъ 26).
   Лиръ. Кто ты такой?
   Кентъ. Честный малый и бѣдный, какъ король.
   Лиръ. Если ты бѣденъ добромъ, какъ король - властью, то ты не богатъ дѣйствительно.-- Чего же ты отъ меня хочешь?
   Кентъ. Хочу служить.
   Лиръ. Кому?
   Кентъ. Вамъ.
   Лиръ. Развѣ ты меня знаешь?
   Кентъ. Нѣтъ; но въ вашей осанкѣ есть что-то, ради чего мнѣ хотѣлось бы звать васъ своимъ господиномъ.
   Лиръ. Что жъ ты нашелъ въ моей осанкѣ?
   Кентъ. Величавость.
   Лиръ. А на какія услуги ты годенъ?
   Кентъ. Когда слѣдуетъ -- умѣю молчать; могу сбѣгать -- когда пошлютъ; врать и балагурить не мастеръ 27); что велятъ -- сдѣлаю. Словомъ, все, на что годны простые люди,-- гожусь и я. Лучшее жъ мое качество -- усердіе.
   Лиръ. Сколько тебѣ лѣтъ?
   Кентъ. Не такъ я молодъ, чтобъ влюбиться за пѣсенку, и не такъ старъ, чтобъ ни за что ни про что сходить съ ума но всякой женщинѣ. У меня сорокъ восемь на плечахъ.
   Лиръ. Ступай за мной: я беру тебя на службу. Если не разсердишь меня до обѣда, то, значить, мы другъ съ другомъ поладимъ.-- Эй, давайте обѣдать!-- Да гдѣ мой дуракъ? Пускай его сыщутъ. (Входитъ Освальдъ). Эй, ты, болванъ, гдѣ моя дочь?
   Освальдъ (уходя). Не взыщите. (Уходитъ Освальдъ).
   Лиръ. Что онъ такое сказалъ? Воротить его. (Одинъ изъ свиты уходитъ). Да гдѣ же мой дуракъ?-- Спятъ здѣсь, что ли, всѣ? (Посланный возвращается). Ну что? Гдѣ этотъ бездѣльникъ?
   Посланный. Онъ велѣлъ сказать, сэръ, что ваша дочь больна.
   Лиръ. Почему онъ не вернулся, когда я его звалъ?
   Посланный. Онъ, сэръ, прегрубо отвѣтилъ мнѣ, что не хотѣлъ.
   Лиръ. Не хотѣлъ?!..
   Посланный. Я не знаю, сэръ, что здѣсь случилось; но обязанъ сказать, что съ вами, насколько я могъ замѣтить, начинаютъ обращаться далеко не съ тѣмъ почтеніемъ, къ какому вы привыкли. Это замѣчается не только въ прислугѣ, но даже въ самихъ герцогинѣ и герцогѣ.
   Лиръ. Ты это замѣтилъ?..
   Посланный. Я почтительно прошу ваше величество меня извинить, если я ошибся, но я не считаю себя въ правѣ молчать, когда дѣло идетъ о неуваженіи къ вамъ.
   Лиръ. Ты сказалъ то, что замѣтилъ я самъ. Мнѣ самому казалось не разъ, что прежнее почтительное обращеніе со мной смѣнилось холодной небрежностью; но я готовъ скорѣе приписывать это моей излишней требовательности, чѣмъ непочтительности хозяевъ.-- Подождемъ -- посмотримъ.-- Да гдѣ же мой дуракъ? Вотъ два дня, какъ я его не видалъ.
   Кентъ. Онъ не можетъ утѣшиться съ тѣхъ поръ, какъ молодая принцесса уѣхала во Францію.
   Лиръ. Ну, ну, довольно! Я замѣтилъ это самъ. (Одному изъ свиты) Ступай, скажи моей дочери, что я хочу съ ней говорить. (Другому) А ты позови моего дурака. (Входить Освальдъ). Подойди-ка сюда, любезный! Кто я, по-твоему?
   Освальдъ. Принцессинъ отецъ!
   Лиръ. Принцессинъ отецъ!.. Принцевъ ты негодяй! Собака, бездѣльникъ!..
   Освальдъ. Прошу извинить. Я ни то, ни другое, ни третье.
   Лиръ. Какъ ты смѣешь такъ дерзко на меня смотрѣть 28)? (Бьетъ его).
   Освальдъ. Вы однако тише: я бить себя не позволю.
   Кентъ. А съ ногъ сбить позволишь, площадной ты гаеръ? (Сбиваетъ Освальда съ ногъ).
   Лиръ. Спасибо, молодецъ: ты, вижу, служить умѣешь.
   Кентъ. А теперь вставай и убирайся по-добру, по-здорову! Я тебя научу знать, съ кѣмъ говоришь. Слышишь? Если не хочешь еще разъ разбить затылокъ объ землю, то убирайся вон онъ
             И исчезаетъ.
   Глостеръ.           Какъ бы далеко
             Ни убѣжалъ онъ, все жъ онъ нашихъ странъ
             Возможности покинуть не имѣетъ.
             Всѣ гавани закрыты для него.
             И если бы онъ гдѣ-нибудь попался,
             Тогда ему отъ кары не уйти!
             Нашъ герцогъ, мой свѣтлѣйшій государь
             И повелитель, будетъ нынче ночью
             Сюда. По повелѣнію его,
             Я повѣщу повсюду, что награду
             Получитъ тотъ, кто изверга отыщетъ
             И въ руки правосудія предастъ,
             А кто его укроетъ, -- смерть тому!
   Эдмундъ. Когда его я убѣждалъ отречься
             Отъ пагубныхъ намѣреній его,
             А послѣ видя то, что и увѣщанья
             Не дѣйствуютъ, я пригрозилъ ему, --
             ("въ мнѣ сказалъ: "Ты -- нищій, сынъ побочный
             Ты думаешь, что если мы поспоримъ,
             То кто-нибудь тебѣ повѣрить можетъ,
             Какъ ты ни будь правдивъ или достоинъ?
             Нѣтъ, все я опровергну, даже, если
             Мое собственноручное представишь
             Письмо, такъ я скажу, что это все
             Поддѣлка, злобный умыселъ, уловка;
             Что этимъ только ты людей морочишь,
             Что выгодна тебѣ моя погибель,
             И что мои имѣнья я доходы
             Тебя заставили искать ея.
   Глостеръ. Испорченный и вредный негодяй!
             Не отъ письма ль онъ хочетъ отказаться?..

(Трубы на сценой).

             Чу! Трубы герцога! Зачѣмъ онъ ѣдетъ
             Ко мнѣ, не знаю я. Но я запру
             Всѣ гавани: негодный не уйдетъ.
             Мой государь позволитъ это мнѣ.
             Я всюду разошлю его портреты,
             Чтобъ всякій въ королевствѣ зналъ его.
             А что касается моихъ земель,
             То, мой достойный сынъ, я такъ устрою.
             Чтобы онѣ теперь тебѣ достались.

Входятъ Герцогъ Корнвалльскій и Регана со свитою.

   Герцогъ Корнв. Привѣтствую васъ, благородный другъ мой!
             Едва лишь я успѣлъ сюда прибыть,
             Какъ ужъ я слышалъ странныя извѣстья.
   Регана. И ежели они правдивы, нѣтъ
             Достойной кары злодѣянью. Графъ,
             Какъ поживаете?
   Глостеръ.           Увы! Разбито,
             Разбито мое старческое сердце!
   Регана. Какъ? Крестникъ моего отца пытался
             Васъ умертвить? Которому отецъ мой
             Далъ имя? Этотъ самый,-- нашъ Эдгаръ?
   Глостеръ. О государыня! Стыдъ заставляетъ
             Меня молчать.
   Регана.           Быть-можетъ, слишкомъ близко
             Онъ знался съ свитой моего отца?
   Глостеръ. Не знаю, государыня, не знаю.
             Такъ это отвратительно, такъ гадко!
   Эдмундъ. Да, государыня, онъ знался близко.
   Регана. Тогда не удивительно, что онъ
             Такимъ злодѣемъ оказался. Это
             Они его подговорили, вѣрно,
             Покончить съ старикомъ отцомъ, чтобъ послѣ
             Кто наслѣдство вмѣстѣ прокутить.
             Моя сестра мнѣ ярко описала
             Всѣ ихъ проказы и меня отъ нихъ
             Такъ предостерегаетъ, что велю я,
             Когда они ко мнѣ пріѣдутъ, имъ
             Сказать, что дома нѣтъ меня.
   Герц. Корнв.                     И я
             Велю имъ тоже отказать, Регана.
             Эдмундъ, я слышалъ, ты для своего
             Отца явился благороднымъ сыномъ.
   Глостеръ. Онъ мнѣ открылъ весь заговоръ. Злодѣй
             Сейчасъ напалъ здѣсь на него и ранилъ.
   Герц. Корнв. Послали ли за нимъ погоню?
   Глостеръ. Да.
   Герц. Корнв. Когда его поймать удастся намъ,
             То никому ужъ больше не придется
             Злодѣйствъ его бояться. Власть моя
             Къ услугамъ вашимъ, графъ. Распоряжайтесь
             По усмотрѣнью нашему. Эдмундъ,
             За выказанныя теперь тобою
             Повиновенье съ преданностью, мы
             Тебя беремъ къ себѣ на службу: намъ
             Нужна такая вѣрность. На тебя
             Могу я положиться?
   Эдмундъ.           Государь,
             Я буду вѣрно вамъ служить во всемъ.
   Глостеръ. Спасибо вашей свѣтлости за сына.
   Геец. Корнв. Вѣдь вы не знали, для него мы къ вамъ
             Пріѣхали?
   Регана.           Безъ времени и ночью?
             До васъ, графъ, мы имѣемъ дѣло. Да,
             Намъ нуженъ вашъ совѣтъ. Отецъ мнѣ пишетъ,
             И пишетъ мнѣ сестра; но письма ихъ
             Разнорѣчивы и на нихъ отвѣтить
             Удобнѣе не дома мнѣ. Гонцы
             Отъ той и отъ другого ѣдутъ съ нами
             И ждутъ отвѣта. Васъ, мой старый другъ,
             Прошу я успокоиться и намъ
             Подать необходимый намъ совѣтъ
             Въ столь важномъ и столь спѣшномъ дѣлѣ.
   Глостеръ. Я весь вашъ. Добро пожаловать въ мой домъ!

(Всѣ уходятъ).

   

Сцена II.

Тамъ же.

Входятъ съ разныхъ сторонъ Кентъ и Освальдъ.

   Освальдъ. Здравствуй, пріятель. Ты здѣшній?
   Кентъ. Да.
   Освальдъ. Гдѣ бы мнѣ поставить лошадей?
   Кентъ. Въ грязь.
   Освальдъ. Прошу тебя, скажи, будь другомъ.
   Кентъ. Какой я тебѣ другъ?
   Освальдъ. Ну, такъ нечего мнѣ съ тобой и разговаривать.
   Кентъ. Попадись ты мнѣ въ руки, ты бы со мной поговорилъ!
   Освальдъ. Чего ты ко мнѣ присталъ? Я тебя не знаю.
   Кентъ. Да я тебя знаю, негодяй.
   Освальдъ. Кто же я по-твоему?
   Кентъ. Ты -- мошенникъ, нахалъ, лизоблюдъ, низкая, высокомѣрная, пустая тварь, двуличный, грязный, грубый мерзавецъ, трусъ и ябедникъ, доносчикъ, фатишка, развратникъ, негодяй, нищій, холопъ, изъ угодливости рѣшающійся на сводничество, смѣсь изъ шельмы, попрошайки, разбойника и сводника, выкидышъ, унаслѣдовавшій всѣ пороки своихъ родителей, и я выбью изъ тебя твою гадкую душонку, если ты осмѣлишься отрицать хоть одну іоту изъ всѣхъ этихъ почетныхъ названій.
   Освальдъ. Ты, должно-быть, съ ума сошелъ, что такъ набрасываешься на человѣка, котораго ты не знаешь, и который тебя не знаетъ.
   Kентъ. Что же ты за безмозглый олухъ, если ты меня не узнаешь? Не я ли два дня тому назадъ сшибъ тебя съ ногъ и прибилъ тебя предъ королемъ? Постой же, негодяй, благо теперь ночь, я сдѣлаю такъ, что у тебя искры изъ глазъ посыплются. Защищайся, мерзкій, негодный неучъ, защищайся! (Вынимаетъ мечъ).
   Освальдъ. Убирайся прочь! Мнѣ до тебя нѣтъ дѣла.
   Кентъ. Защищайся, говорятъ тебѣ; ты привозишь письма, переносишь вѣсти отъ тщеславной дуры съ жалобами на ея царственнаго отца. Берись же за мечъ, или я тебя искрошу въ кашу! Защищайся, говорятъ тебѣ!
   Освальдъ. Помогите! Разбой! Помогите!
   Кентъ. Смирно, неучъ! Стой, говорятъ тебѣ, и защищайся! (Бьетъ его).
   Освальдъ. Помогите! Разбой, разбой!

Входитъ Эдмундъ, герцогъ Корнвалльскій, Регана, Глостеръ и слуги.

   Эдмундъ. Эй, вы! Что тамъ за шумъ? Насчетъ чего?
   Кентъ. На твой счетъ, юнецъ. Подходи, я и тебя потѣшу, молокососъ.
   Глостеръ. Шумъ и драка? О чемъ спорятъ?
   Герц. Корнв. Молчать, коль жизнь вамъ дорога! Въ чемъ дѣло?
             Кто первый мечъ подниметъ, смерть тому!
   Регана. Ахъ, то гонцы сестры и короля.
   Герц. Корн. Изъ-за чего вы подрались? Разсказывай.
   Освальдъ. Я не могу духъ перевести, милордъ.
   Кентъ. Онъ вышелъ у тебя отъ напряженья.
             Сама природа, значитъ, отказалась
             Признать тебя своимъ, уродъ! Портной
             Тебя скроилъ!
   Герц. Корн. А сказано недурно:
             Портной скроилъ!
   Кентъ. Конечно, портной скроилъ. Рѣзчикъ или живописецъ не сдѣлали бы такую дрянь, если бы они и пробыли всего два часа въ ученьи.
   Герц. Корн. Теперь разсказывай, изъ-за чего вы подняли ссору?
   Освальдъ. Этотъ старый наглецъ, государь, жизнь котораго я пощадилъ только изъ сожалѣнія къ его сѣдинамъ...
   Кентъ. Что, проклятая ижица, что, безполезнѣйшая буква въ азбукѣ? Позвольте, государь, я затопчу его въ глину и замажу ею щели въ отхожемъ мѣстѣ. Ты пощадилъ меня ради моихъ сѣдинъ, хвастунъ?
   Герц. Корн. Молчать! Ты, негодяй! Иль о приличьѣ
             Не слыхивалъ ни разу въ жизни ты?
   Кентъ. Слыхалъ, государь; по вѣдь надо излить и гнѣвъ.
   Герц. Корн. Чѣмъ же ты разгнѣванъ?
   Кентъ. За то, что негодяй тотъ носитъ шпагу,
             А чести не имѣетъ. Наглецы
             Такіе съ приторною улыбкой, часто
             Какъ будто мыши, разгрызаютъ узы,
             Которыхъ бы не должно намъ касаться.
             Они готовы всякому желанью
             Потворствовать, какое зародится
             У господина ихъ; они готовы
             Лить масло въ пламя, холоду наддать
             И безъ того въ холодныхъ отношеньяхъ.
             Они готовы молвить да и нѣтъ
             И всюду носъ повертывать, какъ флюгеръ,
             Но вѣтру глядя, сообразно всякимъ
             Капризамъ ихъ господъ; они способны,
             Какъ псы, лишь только вслѣдъ бѣжать да лаять.

(Къ Освальду).

             Чума и судороги на твою
             Припадочную рожу! Что хохочешь,
             На каждое ты слово, какъ дуракъ!
             О, доведись мнѣ встрѣтиться cъ тобой,
             Подъ горкой гдѣ-нибудь, такъ я тебя
             Закинулъ бы на самую вершину!
   Герц. Корн. Старикъ, да ты съ ума сошелъ!
   Глостеръ.                                         Какъ ссора
             Произошла? ты разскажи.
   Кентъ.                               Не знаю
             Я крайностей противнѣе другу другу,
             Чѣмъ я и этотъ негодяй.
   Герц. Корн.                     За что
             Его зовешь ты негодяемъ? Чѣмъ онъ
             Тебя обидѣлъ?
   Кентъ.                     Вынесть не могу я
             Его противной рожи.
   Герц. Корн.                     Можетъ-быть,
             Тебѣ противны также наши лица, --
             Мое иль вотъ ея, или другихъ?
   Кентъ. Сэръ, правду рѣзать я люблю въ глаза.
             Мнѣ много видѣть въ жизни доводилось
             Получше лицъ, чѣмъ вижу я сейчасъ
             Вокругъ себя!
   Герц. Корн.           Знать, этотъ молодецъ,
             Разъ ужъ его за правду похвалили,
             Такъ радъ грубить, чтобъ показать другимъ,
             Вотъ какъ де льстить я вовсе не умѣю!
             Кто честенъ, такъ тотъ правду скажетъ смѣло:
             Понравится она, -- его похвалятъ,
             А не понравится, -- онъ все же правъ;
             Онъ правду говорилъ! Такихъ нахаловъ
             И знаю; подъ ихъ прямотой притворной
             Таится больше хитрости съ расчетомъ,
             Чѣмъ въ двадцати униженныхъ льстецахъ,
             Которые свой долгъ умѣютъ помнить.
   Кентъ. Сэръ, говорю отъ полноты души
             Со всѣмъ чистосердечіемъ, какое
             Возможно и позволено въ высокомъ
             Присутствіи свѣтлѣйшаго монарха,
             Сіяющаго словно лучезарный-
             Вѣнецъ вкругъ кудрей Феба....
   Герц. Корн.                     Что такое?
   Кентъ. Я хочу измѣнить свою манеру говорить, которая вамъ такъ не нравится. Знайте, государь, что я не льстецъ; тотъ, кто надулъ васъ своимъ прямодушіемъ, былъ плутъ; но я плутомъ никогда не буду, хоть вы и разсердитесь.
   Герц. Корн. Чѣмъ ты его обидѣлъ?
   Освальдъ.                               Я? Ничѣмъ!
             Недавно лишь случилось, что король,
             Которому онъ служитъ, разсердился
             И, гнѣваясь, меня ударилъ. Этотъ
             Тутъ тоже подвернулся и, стараясь
             Поддѣлаться къ капризу господина,
             Сшибъ съ ногъ меня. Когда же я упалъ,
             Онъ сталъ меня бранить и надсмѣхаться
             И выказалъ себя такимъ героемъ,
             Что похвалой почтенъ отъ короля
             За надругательство надъ безоружнымъ,
             И вотъ въ пылу тогдашняго усердья
             Онъ и теперь меня хотѣлъ побить.
   Кентъ. Послушать труса этого, такъ самъ
             Аяксъ ему въ подметки не годится.
   Герц. Корн. Принести колодки! Ахъ, ты старый плутъ,
             Ты, льстецъ сѣдой, тебя я проучу!
   Кентъ. Я слишкомъ старъ, чтобы меня учить.
             Въ колодки жъ вамъ меня сажать не должно,
             Я королю служу, и къ вамъ сюда
             Я по его пріѣхалъ порученью.
             И выказавъ такое непочтенье
             Къ его гонцу, ему вы нанесете
             Обиду; нанесете оскорбленье
             И сану и особѣ моего
             Властителя, въ колодки посадивши
             Того, кого онъ къ вамъ прислалъ.
   Герц. Корн.                               Колодки!
             Клянусь моею жизнію и честью,
             Въ колодкахъ просидишь ты до полудня.
   Регана. Что до полудня? Нѣтъ, милордъ, до ночи,
             Всю ночь, вплоть до разсвѣта!
   Кентъ.                               Герцогиня,
             Будь я собакой вашего отца,
             Не хорошо бъ вамъ было обходиться
             Со мной такъ худо.
   Регана.                     А его угодникъ
             Достоинъ худшаго.
   Герц. Корн.           А этотъ плутъ
             Изъ тѣхъ, должно-быть, буйныхъ молодцовъ,
             Которыхъ намъ сестра изобразила
             Въ письмѣ своемъ. Принесть сюда колодки!

(Приносятъ колодки).

   Глостеръ. Позвольте, государь, просить у васъ
             Не дѣлать этого. Положимъ, онъ
             И натворилъ тутъ лишняго; за это
             Его накажетъ господинъ его,
             Король нашъ добрый. А сажать въ колодки, --
             Подобной низкой карѣ подвергаютъ
             Лишь самые презрѣнные проступки,
             Какъ кража иль иное въ этомъ родѣ.
             Для короля тяжелою обидой
             Покажется такое обхожденье
             Съ его гонцомъ, когда его посадятъ
             Въ колодки.
   Герц. Корн.           Ну, за это я въ отвѣтѣ.
   Регана. Моя сестра обидится сильнѣе
             За тѣ побои, что нанесены
             Ея гонцу, при исполненьи имъ
             Своихъ обязанностей. Ну, сажайте
             Его скорѣй. (Кента сажаютъ въ колодки).
                                 Пойдемте же, милордъ.

(Всѣ, кромѣ Глостера и Кента, уходятъ).

   Глостеръ. Мнѣ жаль тебя, мой другъ. Но такъ угодно,
             Какъ видишь, герцогу; а нравъ его
             Противорѣчій никакихъ не терпитъ.
             Но за тебя еще я попрошу.
   Кентъ. Пожалуйста, сэръ, не просите; я
             Не спалъ дорогою и утомился.
             Теперь сосну, а послѣ посвищу.
             Вѣдь счастіе порою и въ колодки
             Заводитъ насъ, -- что жъ? Добраго утра!
   Глостеръ. Нехорошо нашъ герцогъ поступаетъ
             Боюсь я, худо кончится все это. (Уходитъ).
   Кентъ. Добрякъ-король, пословицѣ народной
             Послѣдовать тебѣ придется, вѣрно,
             И изъ огня да въ полымя попасть.
             Свѣти получше ты, ночникъ земли,
             Чтобъ я при трепетномъ твоемъ сіяньи
             Письмо могъ разобрать. Скажу по правдѣ,
             Въ одной нуждѣ увидишь чудеса!
             Я знаю, отъ Корделіи оно,
             Которая, по счастію, узнала,
             Гдѣ я скрываюсь, и помочь бѣдѣ
             Отыскиваетъ средства. А теперь,
             Мои глаза, вы такъ отяжелѣли
             И такъ устали, что вы въ полномъ правѣ
             Не видѣть то, какъ неудобно мнѣ.
             Ну, счастіе мое, покойной ночи!
             Быть-можетъ, ты еще мнѣ улыбнешься.
             И колесо еще разъ повернешь.

(Засыпаетъ).

   

Сцена III.

Открытая степь.

Входитъ Эдгаръ.

   Эдгаръ. Я слышалъ приговоръ себѣ и скрылся
             Удачно отъ погони здѣсь, въ дуплѣ.
             Всѣ гавани закрыты для меня,
             Нѣтъ мѣста, гдѣ бъ меня не сторожили.
             Но я спасаться буду до тѣхъ поръ,
             Пока я въ силахъ; я укроюсь лучше
             Въ томъ видѣ, недостойномъ и печальномъ,
             Что до скота низводитъ человѣка.
             Лицо себѣ я выпачкаю грязью,
             Лохмотьями прикрою наготу,
             Всклокочу волосы и въ этой скудной
             Одеждѣ я привыкну выносить
             Ненастье и измѣнчивость погоды.
             Пусть мнѣ отнынѣ образцами будутъ
             Тѣ нищіе безумцы, что въ окрестныхъ
             Селеньяхъ бродятъ съ изступленнымъ воемъ.
             Вонзая въ руки голыя себѣ
             Занозы, иглы и кусочки терна,
             И въ видѣ страшномъ томъ по деревнямъ,
             По мельницамъ и хуторамъ себѣ
             Выпрашиваютъ пищу то мольбами
             А то проклятьями. Отнынѣ я --
             Ѳома безумный, -- больше нѣтъ Эдгара!

(Уходитъ).

   

Сцена IV.

Передъ замкомъ Глостера.

Кентъ въ колодкахъ; входятъ Лиръ, Шутъ и одинъ изъ рыцарей свиты.

   Лиръ. Какъ странно, что уѣхали они,
             Не отославши мнѣ гонца обратно!
   Рыцарь. Мнѣ довелось узнать, что объ отъѣздѣ
             Помину не было еще вчера.
   Кентъ. Привѣтъ тебѣ, мой царственный властитель.
   Лиръ. Какъ? Что ты? Шутки ради, что ли, могъ
             Забраться ты въ постыдныя оковы?
   Кентъ. Нѣтъ, государь!
   Шутъ. Ха-ха-ха! Какія у него жесткія подвязки! Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, мартышекъ за поясъ, а людей за ноги; когда человѣкъ начинаетъ задирать слишкомъ высоко ноги, ему надѣваютъ деревянныя подвязки.
   Лиръ. Кто приказалъ тебя такъ посадить,
             Иль онъ не зналъ, кто ты?
   Кентъ.                               Велѣли оба --
             Вашъ сынъ и дочь.
   Лиръ.                     Нѣтъ.
   Кентъ.                               Да.
   Лиръ. Нѣтъ, говорю я.
   Кентъ.                     Да, говорю я.
   Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, не могли они
             Такъ поступить!
   Кентъ.                     Они такъ поступили.
   Лиръ. Юпитеромъ клянусь я, нѣтъ!
   Кентъ.                                         Юноной
   Клянусь я, да!
   Лиръ.                     Нѣтъ, не могли они,
             Не смѣли, не желали это сдѣлать.
             Вѣдь это даже больше, чѣмъ убійство,
             Такъ всякимъ уваженьемъ пренебречь!
             Скажи мнѣ, коротко и безъ задора,
             Что сдѣлалъ ты и чѣмъ ты заслужилъ
             Подобный срамъ,-- ты, мой гонецъ и вѣстникъ
   Кентъ. Когда, предъ ними преклонивъ колѣна,
             Отъ вашего величества письмо
             Доставилъ я, примчался, задыхаясь,
             Другой гонецьи, обливаясь потомъ,
             Поклонъ отъ герцогини Гонерильи
             Имъ передалъ и отдалъ имъ письмо,
             Которое, хоть я примчался первый,
             Сперва было прочитано, и тотчасъ,
             Прочтя его, они сбираться стали
             Въ дорогу, приказали лошадей
             Закладывать, а мнѣ велѣли слѣдомъ
             Скакать за ними и отвѣта ждать.
             Холодный мнѣ оказанъ былъ пріемъ.
             И вотъ, когда я встрѣтилъ здѣсь гонца,
             Который отравилъ мое извѣстье
             Своимъ (а это былъ какъ разъ тотъ самый
             Негодный, что предъ вашею особой
             Недавно такъ осмѣлился грубить),
             То движимый скорѣй негодованьемъ,
             Чѣмъ разумомъ, его прибить хотѣлъ я.
             Онъ поднялъ тотчасъ крикъ на цѣлый замокъ,
             А ваши дочь и сынъ проступокъ мой
             Сочли достойнымъ этой срамной кары.
   Шутъ. Значитъ, зима еще не прошла, а журавли ужъ летятъ.
             Когда отцы въ лохмотьяхъ да съ сумой,
             Ихъ видѣть не хотятъ, не слушаютъ ихъ дѣти;
             Когда жъ карманъ у нихъ звенитъ казной,
             То для дѣтей они милѣй всего на свѣтѣ.
             Фортуна вѣтреная баба
             И знать не хочетъ бѣдняковъ...
             А сверхъ всего этого твои дочки тебя такъ отпотчуютъ, что ты будешь сытъ на цѣлый годъ.
   Лиръ. О, что за буря въ сердцѣ поднялась!
             Смирись, порывъ тоски! Твоя стихія
             Вѣдь низменна! Гдѣ жъ эта дочь, скажи?
   Кентъ. У графа въ замкѣ, государь.
   Лиръ.                                         Останьтесь
             Всѣ здѣсь! Никто не смѣй итти за мною.

(Уходить).

   Рыцарь. Ты герцога ничѣмъ не оскорбилъ,
             Кромѣ того, что ты намъ разсказалъ?
   Кентъ. Ничѣмъ. Но, молви, почему такъ мало
             У короля осталось свиты?
   Шутъ. За этотъ вопросъ тебя стоитъ посадить въ колодки.
   Кентъ. Почему, дуракъ?
   Шутъ. Поучись у муравья, что когда наступила зима, такъ нечего собирать запасы. Кто умѣетъ разнюхивать носомъ, тотъ долженъ смотрѣть во всѣ глаза: иначе онъ, значитъ, слѣпъ. Но, я думаю, изъ десяти одинъ развѣ не пронюхаетъ, гдѣ вонь. Когда большое колесо катится подъ гору, брось его, иначе сломаешь себѣ шею; а если оно взбирается на гору, то ухватись за него: оно тебя встащитъ. Если какой-нибудь мудрецъ дастъ тебѣ совѣтъ получше, такъ возврати мнѣ мой: я желалъ бы, чтобы ему послѣдовали одни бездѣльники, потому что его даетъ дуракъ.
             Кто изъ-за денегъ угождаетъ,
             Кто вѣренъ только лишь на видъ,
             Завидя дождикъ, убѣгаетъ
             И подъ грозой не устоитъ.
             Но пусть разумникамъ надутымъ
             Не по разсудку дѣлать такъ!
             Дуракъ сбѣжавшій сталъ бы плутомъ,
             Хоть плутъ сбѣжавшій не дуракъ.
   Кентъ. Гдѣ ты этому научился, дуракъ?
   Шутъ. Ужъ, конечно, не въ колодкахъ, дуракъ.

Входятъ Лиръ и Глостеръ.

   Лиръ. Не хочетъ говорить со мной? Больна?
             Они устали? Ѣхали всю ночь?
             Да объясни же. Это отговорки,
             Уловки все! Поди и принеси
             Отвѣтъ яснѣй.
   Глостеръ.           Мой добрый государь,
             Вы знаете, какъ герцогъ вспыльчивъ, какъ
             Упрямъ и непреклоненъ онъ въ рѣшеньяхъ.
   Лиръ. Адъ и проклятіе! Позоръ и гибель!
             Онъ вспыльчивъ? Онъ упрямъ? Ахъ, Глостеръ, Глостеръ!
             Мнѣ надо видѣть герцога съ женой.
   Глостеръ. Такъ, государь, я имъ и доложилъ.
   Лиръ. Такъ, что ты мнѣ сказалъ? Меня ты понялъ?
   Глостеръ. Да, государь.
   Лиръ. Король желаетъ видѣть
             Корнвалля, хочетъ дочь свою увидѣть
             Отецъ любимый; дочери велитъ онъ
             Повиноваться, -- слышали они?
             Клянусь моимъ дыханіемъ и кровью!
             Твой герцогъ вспыльчивъ? вспыльчивъ, да?
             Такъ, молви вспыльчивому твоему...
             Нѣтъ, подожди. Онъ вправду, можетъ, боленъ;
             Въ болѣзни такъ возможно пренебречь
             Обязанностями; мы тогда не сами,
             А наше нездоровье управляетъ
             Поступками, и разумъ вмѣстѣ съ тѣломъ
             Бываетъ нездоровъ. Я подожду;
             Я такъ былъ раздраженъ въ припадкѣ гнѣва,
             Что принялъ за умышленный проступокъ
             То, что лишь было слѣдствіемъ болѣзни.

(Глядитъ на Кента).

             Но, смерть и адъ! Зачѣмъ онъ здѣсь сидитъ?
             Я этимъ убѣждаюсь, что отъѣздъ
             Обоихъ ихъ -- одна уловка только.
             Пусть отдадутъ мнѣ моего слугу.
             Иди и герцогу скажи, скажи
             Его женѣ, что я хочу ихъ видѣть
             Сейчасъ, немедленно. Пускай сюда
             Сейчасъ придутъ они, иль я велю
             Бить въ барабаны подъ окномъ ихъ спальни,
             Пока ихъ звуки сна не умертвятъ.
   Глостеръ. О, если бъ по-хорошему все шло
             Межъ вами! (Уходить).
   Лиръ. О, мое сердце, мое неспокойное сердце! Смирись!
   Шутъ. Кричи имъ, дяденька, какъ кухарка кричала угрямъ, запихивая ихъ живыми въ пирогъ: "Успокойтесь, голубчики, лежите смирно!" А то у ней еще былъ братъ, который до того любилъ свою лошадь, что давалъ ей сѣно съ масломъ.

Герцогъ Корнвалльскій, Регана, Глостеръ и свита входятъ.

   Лиръ. День добрый вамъ обоимъ.
   Герц. Корнв.                               Посылаемъ
             И вашему величеству привѣтъ.

(Кента освобождаютъ).

   Регана. Я очень рада видѣть васъ.
   Лиръ.                                         Регана,
             Надѣюсь я, что рада ты, надѣюсь;
             А если бы ты рада не была,
             Потребовалъ я развода съ гробомъ
             Той, кто тебя родила, словно съ гробомъ
             Прелюбодѣйки, осквернившей бракъ.

(Къ Кенту).

             Свободенъ ты? Но мы объ этомъ послѣ..
             Регана, дорогая! Негодяйка
             Твоя сестра. О, милая Регана!
             Она, какъ коршунъ, мнѣ терзаетъ здѣсь

(Показываетъ на сердце).

             Своей неблагодарностію черной.
             Я разсказать едва ль могу тебѣ.
             Съ какимъ жестокимъ сердцемъ... О, Регана!
   Регана. Прошу васъ, успокойтесь, государь.
             Скорѣе вы ее не оцѣнили,
             Чѣмъ долгъ свой позабыть она могла,
   Лиръ. Какъ это?
   Регана.                     Я повѣрить не могу,
             Чтобы сестра моя хотя бъ на Іоту
             Обязанностями пренебрегла.
             Вѣдь, можетъ-быть, она пыталась только
             Смирить немного буйство вашей свиты,
             И это привело, въ концѣ концовъ,
             Вашъ гнѣвъ на голову ея.
   Лиръ.                               Проклятье,
             Проклятье на нее!
   Регана.                     О государь!
             Вы стары; ваши силы всѣ къ упадку
             Склоняются; для васъ нужны заботы
             И зоркій глазъ, чтобы слѣдить за вами
             И вами управлять, гдѣ сами вы
             Не въ силахъ справиться съ собою. Право,
             Вернитесь-ка вы лучше, государь,
             Къ сестрѣ обратно и скажите ей,
             Что вы ее обидѣли.
   Лиръ.                     Вотъ какъ!
             Просить у ней прощенья? Представляешь
             Себѣ ты, какъ все это хорошо?

(Становится на колѣни).

             "Дочь милая, я сознаюсь, я старъ,
             "А старики вѣдь пользы не приносятъ,
             "И на колѣняхъ я тебя прошу,
             "Не откажи мнѣ въ хлѣбѣ, въ платьѣ, въ кровѣ..."
             Не за на. Довольно, государь, прошу, оставьте
             Такое шутовство; вернитесь лучше
             Къ моей сестрѣ.
   Лиръ (подымается съ колѣнъ). Къ ней? Никогда, Регана!
             Она моихъ полсвиты отняла,
             Она глядитъ такимъ недобрымъ взглядомъ
             И горькимъ языкомъ язвитъ мнѣ сердце.
             Какъ ядовитая змѣя. О, пусть
             Небесное отмщеніе падетъ
             На голову ея, неблагодарной!
             Пусть вѣтромъ принесетъ ей язвы съ гноемъ,
             И пусть тѣ язвы кости ей съѣдятъ.
   Герц. Корнв. Тьфу, государь!
   Лиръ. Вы, стрѣлы яркихъ молній,
             Вонзитесь ослѣпляющимъ огнемъ
             Въ ея глаза безстыдные! Туманы,
             Носители тлетворныхъ испареній,
             Бѣгущіе отъ солнечнаго лика,
             Ея красу чумою пропитайте,
             Чтобы она состарѣлась и сняла!
   Регана. О боги! Государь, быть-можетъ, вы
             Такія жъ пожеланія пошлете
             И мнѣ въ горячности когда-нибудь?
   Лиръ. О, нѣтъ, Регана, нѣтъ! Я никогда
             Тебя не прокляну. Твоя природа
             Нѣжна, и никогда она тебя
             До грубости постыдной не допуститъ.
             Ея глаза надменны, а твои
             Такъ ласково сіяютъ и не жгутъ!
             Не будешь ты лишать меня того,
             Что мнѣ по нраву; отнимать не будешь
             Ты свѣту у меня; не будешь дерзко
             Перечить мнѣ; не будешь отнимать
             Того, что на прожитіе мнѣ нужно,
             И, наконецъ, не будешь запираться
             Отъ моего прихода и замками
             И цѣпью; вѣдь тебѣ извѣстны лучше
             Природы долгъ и узы дочеринства.
             Обязанность почтительности или
             Долгъ благодарности; ты не забыла,
             Что я тебѣ полцарства подарилъ
             И что тебя я....
   Регана.                     Къ дѣлу, государь!
   Лиръ. Кто моего слугу послалъ въ колодки?

(Трубы за сценой).

   Гегц. Корнв. Кто это можетъ быть?
   Регана.                                         Я знаю, кто.
             Сестра; она писала мнѣ, что ѣдетъ.

Входитъ Освальдъ.

             Кто ѣдетъ къ намъ? Не ваша ль госпожа?
   Лиръ. А вотъ тотъ рабъ, чья наносная гордость
             Гнѣздится въ мимолетномъ господина
             Расположеніи. Прочь съ глазъ моихъ!
   Герц. Корн. Что вы сказать хотите, государь.
   Лиръ. Кто моему слугѣ надѣлъ колодки?
             Регана, я надѣюсь, что не ты.
             Но кто это сюда идетъ? О боги!

Входитъ Гонерилья.

             Когда вы старцевъ любите, когда
             Вашъ кроткій скипетръ долгъ повиновенья
             Хранитъ и защищаетъ, наконецъ,
             Когда вы сами стары, -- заступитесь,
             Примите мое дѣло ближе къ сердцу
             И сторону мою примите!

(Къ Гонерильѣ).

                                           Какъ?
             И не стыдишься ты взглянуть на эти
             Сѣдины? О Регана! Неужели
             Ты руку ей подашь?
   Регана.                               А почему бы
             И не подать ей, государь? Ничѣмъ
             Вѣдь не обидѣла она меня.
             Не все то дурно, что дурнымъ считаютъ
             Упрямые или глупцы.
   Лиръ.                               О сердце!
             Еще ты крѣпко, выдержишь ли ты?
             Какъ этотъ вотъ попалъ въ колодки?
   Герц. Корнв.                               Я
             Велѣлъ его въ нихъ посадить; но онъ
             Заслуживалъ гораздо большей кары.
   Лиръ. Вы? Вы велѣли?
   Регана.                     Батюшка, прошу васъ,
             Вы слабы, успокойтесь же. До срока,
             Покуда мѣсяцъ кончится, отправьтесь
             Къ сестрѣ и тамъ живите. А потомъ,
             Полсвиты распустивши, пріѣзжайте
             Ко мнѣ; сейчасъ же я не у себя,
             Да и запасовъ столько не имѣю,
             Чтобъ содержать васъ у себя.
   Лиръ.                               Вернуться!
             Вернуться къ ней? Полсвиты распустить?
             Нѣтъ, лучше я съ проклятьемъ отрекусь
             Отъ крова всякаго и произволу
             Небесъ открытыхъ я себя отдамъ,
             И буду жить въ лѣсу, какъ волкъ иль филинъ!
             О, какъ мучительна нужда! Вернуться!
             Нѣтъ, лучше ѣхать къ пылкому французу,
             Что безъ приданаго меньшую дочь
             Взялъ у меня, и, гордость побѣдивши,
             Склонить предъ нимъ колѣна и, какъ нищій.
             Просить пристанища и хлѣба! Къ ней?
             Вернуться къ ней? Ужъ посовѣтуй лучше.
             Чтобы я сталъ холопомъ или вьючнымъ
             Осломъ, хотя бъ у этого мерзавца!

(Указываетъ на Освальда).

   Гонерилья. Вамъ выбирать, сэръ.
   Лиръ.                               Дочь, прошу тебя,
             Не заставляй меня сойти съ ума.
             Тебѣ быть въ тягость не хочу я; нѣтъ,
             Мое дитя, простимся, я тебѣ
             Надоѣдать не буду; я не буду
             Лѣзть на глаза; но ты мое дитя,
             Ты плоть моя и кровь, -- скажу ужъ лучше.
             Болѣзнь моя, которую своей мнѣ
             Считать приходится; ты моя язва,
             Нарывъ заразный, вздувшійся волдырь,
             Налившійся моей больною кровью.
             Ну, хорошо, бранить тебя не буду,
             Стыдъ пусть на голову твою падетъ,
             Когда онъ самъ захочетъ; призывать его
             Не стану я; и громы призывать
             Я на тебя не стану тожъ; не стану
             И жалобъ приносить судьѣ Зевесу
             Всевышнему. Исправься, если можешь.
             Мало-по-малу я могу терпѣть,
             Лишь пусть останемся мы у Реганы, --
             Я и мои сто рыцарей.
   Регана.                     Но только
             Не всѣ, мой государь. Я не ждала васъ,
             Я васъ не приготовилась принять.
             Послушайтесь сестры; вѣдь, въ самомъ дѣлѣ,
             Кто взглянетъ взглядомъ разума на васъ,
             На гнѣвъ вашъ, право, скажетъ безпристрастно,
             Что вы состарѣлись, что такъ и надо.
             Она вѣдь знаетъ то, что надо дѣлать.
   Лиръ. По-твоему, ты хорошо сказала?
   Регана. Я повторить согласна, государь.
             Полсотни человѣкъ для свиты, -- что жъ?
             Иль мало ихъ? Зачѣмъ вамъ нужно больше?
             И даже столько вамъ зачѣмъ? Держать ихъ
             Опасно, да и тяжело для насъ.
             Возможно ли, чтобъ столько человѣкъ
             Всѣ жили мирно въ домѣ, гдѣ еще
             Хозяевъ двое? Трудно, очень трудно,
             Почти что невозможно!
   Гонерилья.                     И зачѣмъ
             Вамъ свита, государь, когда мои
             Иль сестрины всѣ слуги служатъ вамъ?
   Регана. Конечно, если бъ неповиновенье
             Они вамъ оказали, мы бы ихъ
             Немедленно подвергли должной карѣ.
             И если вы пріѣдете ко мнѣ
             (Но не теперь; теперь мнѣ неудобно),
             Такъ попрошу я васъ привесть съ собою
             Лишь двадцать-пять, пожалуйста, не больше.
             На большее количество у насъ
             Ни мѣста нѣтъ ни средствъ ихъ содержать.
   Лиръ. Но я вамъ отдалъ все.
   Регана.                               И, согласитесь,
             Прекрасно поступили.
   Лиръ.                               Поручилъ вамъ
             Меня покоить и радѣть о мнѣ;
             Но я себѣ оставилъ свиту, -- да,
             Сто рыцарей себѣ оставилъ я.
             И вотъ теперь, Регана, долженъ я
             Къ тебѣ привесть лишь двадцать-пять, не такъ ли?
   Регана. Я повторяю, государь, -- не больше.
   Лиръ. Когда такое черствое созданье
             На видъ такъ привлекательно, насколько жъ
             Черствы другіе всѣ? Она гордится,
             Что люди есть еще черствѣй ея.

(Къ Гонерилъѣ).

             Такъ я къ тебѣ пойду; вѣдь пятьдесятъ
             Все жъ вдвое болѣе, чѣмъ двадцать-пять,
             И потому ты мнѣ милѣе вдвое.
   Гонерилья. Послушайте, зачѣмъ вамъ двадцать-пять,
             Иль десять, или пять, тамъ, гдѣ для васъ
             Гораздо больше слугъ всегда готово
             Желанья ваши исполнять?
   Регана.                               Зачѣмъ
             Вамъ даже нуженъ хоть одинъ изъ нихъ?
   Лиръ. Не говори о томъ, что нужно. Нищій,
             Послѣдній голодающій найдетъ
             Ненужное ему въ томъ, что имѣетъ.
             Когда бы намъ природа даровала
             Лишь только то, что нужно, -- человѣкъ
             Ничѣмъ не отличался бы отъ звѣря.
             Вотъ ты принцесса, ты тепло одѣта,
             И платье дорогое на тебѣ;
             Но развѣ это дорогое платье
             Природѣ нужно? Ей вѣдь только нужно,
             Чтобъ одѣвалась ты чуть-чуть тепло....
             Но что, дѣйствительно, мнѣ нужно... Боги!
             Терпѣнья нужно мнѣ, терпѣнья дайте!
             Вы видите, вотъ я предъ вами, старый
             Несчастный жалкій человѣкъ, разбитый
             Годами и тоской, вдвойнѣ несчастливъ!
             Вы видите и то, какъ эта дочь
             Противъ отца ожесточила сердце.
             Такъ не дурачьте же меня, не дайте
             Спокойно это вытерпѣть; но сердце
             Во мнѣ зажгите гнѣвомъ благороднымъ!
             Пусть то, чѣмъ сильны женщины, пусть слезы
             Не оскверняютъ щекъ моихъ, -- я мужъ!
             Нѣтъ, дьяволы, нѣтъ! Вамъ я за себя
             Такъ отомщу, что цѣлый свѣтъ... Рѣшусь
             На то, что... я еще и самъ не знаю.
             Но міръ весь ужаснется! А, вы ждете,
             Что плакать буду я? Нѣтъ, нѣтъ, не буду.
             Хоть есть о чемъ мнѣ плакать, но сперва
             Я сердце разобью на черенки,
             На сотню тысячъ черепковъ, а плакать
             Не буду все жъ!.. Шутъ, я схожу съ ума!

(Лиръ, Глостеръ, Кентъ и Шутъ уходятъ. Слышны завыванія бури).

   Герц. Корнв. Укроемтесь куда-нибудь: погода
             Пророчитъ бурю...
   Регана.                     Замокъ слишкомъ малъ
             Для старика и цѣлой свиты.
   Гонерилья.                     Въ этомъ
             Самъ виноватъ онъ; не умѣлъ онъ быть
             Спокойнымъ, такъ расплачивайся нынѣ
             За собственныя глупости.
   Регана.                               По мнѣ,
             Его я приняла бъ охотно; только
             Не свиту.
   Гонерилья. Я сама того же мнѣнья.
             Но гдѣ же Глостеръ?
   Герц. Корнв.                     Вслѣдъ за старикомъ
             Пошелъ онъ; но вотъ онъ и воротился.

(Глостеръ возвращается).

   Глостеръ. Король въ ужасномъ гнѣвѣ.
   Герц. Корнв.                               Гдѣ же онъ?
   Глостеръ. На лошадь онъ садится, но куда
             Поѣдетъ, -- я не знаю.
   Герц. Корнв.                     Что жъ, пускай!
             Что намъ держать его, коль онъ не хочетъ
             Остаться здѣсь?
   Гонерилья. Не вздумайте его
             Упрашивать остаться здѣсь.
   Глостеръ.                     О Боже!
             Ночь наступаетъ; вѣтеръ поднялся
             Холодный, рѣзкій; а вкругъ насъ далеко
             Ни кустика кругомъ.
   Регана.                     Сэръ, для упрямства
             Урокомъ пусть послужитъ та неловкость,
             Въ какой оно поставлено. Заприте
             Ворота замка. Въ свитѣ у него
             Отчаянныхъ не мало, и они
             Воспламенить его настолько могутъ,
             Что намъ бояться слѣдуетъ, не вздумалъ
             Чего бы сдѣлать онъ.
   Герц. Корнв.                     Да, сэръ, ворота
             Велите запереть. Совѣтъ Реганы
             Хорошъ. А сами поспѣшите въ замокъ.

(Всѣ уходятъ).

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Сцена I.

Степь, буря, громъ и молнія.

Кентъ и Рыцарь входятъ съ разныхъ сторонъ.

   Кентъ. Кто здѣсь, кромѣ бушующей стихіи?
   Рыцарь. Тотъ, кто какъ и стихія, неспокоенъ.
   Кентъ. А, я васъ знаю. Гдѣ и что король?
   Рыцарь. Онъ борется съ разгнѣванною бурей;
             Онъ молитъ вѣтеръ свергнуть землю въ море,
             А грозную волну все потопить,
             Чтобъ ничего на свѣтѣ не осталось.
             Онъ обнажилъ свои сѣдые кудри,
             И бурный вѣтръ срываетъ гнѣвно ихъ
             И прочь уноситъ.. Съ бурей и дождемъ
             Онъ хочетъ въ бой вступить своею слабой
             Природой человѣческой и ихъ
             Переупрямить. Въ эту ночь, когда
             Голодная медвѣдица не хочетъ
             Оставить логовища, волкъ и левъ
             Боятся показаться, бродитъ онъ
             Съ открытой головою и кричитъ,
             Что все желаетъ вынести.
   Кентъ.                               Кто съ нимъ?
   Рыцарь. Одинъ его дуракъ веселой шуткой
             Старается прогнать его тоску,
             Ему терзающую сердце.
   Кентъ.                               Сэръ,
             Я знаю васъ, и то, насколько могъ
             Я васъ узнать, порукой служитъ мнѣ,
             Что тайну важную сказать вамъ можно.
             Вы слышали, что герцогъ Корнваллійскій
             Съ Альбани въ непріязни и враждѣ,
             Хоть та вражда съ той стороны и съ этой
             Равно хитро скрывается. У нихъ, --
             Какъ и у всѣхъ, кто волею судебъ
             Возвысился до трона, -- слуги есть,
             Хоть вѣрные снаружи, но на дѣлѣ
             Шпіоны Франціи, и наблюдаютъ
             За всѣмъ, что происходитъ здѣсь, за всѣми
             Поступками и рознью государей.
             Извѣстна имъ и тяжесть положенья.
             Въ которое старикъ-король повергнутъ,
             И многое другое, для чего
             Примѣромъ только это можетъ быть.
             И вотъ теперь изъ Франціи войска
             Высаживаются тайкомъ, разумно
             Воспользовавшись нашимъ небреженьемъ,
             И ждутъ минуты, чтобы въ раздѣленный
             Враждою край нашъ вторгнуться открыто.
             Теперь о васъ. Когда мои слова
             Внушаютъ вамъ довѣріе, отправьтесь
             Вы въ Дувръ скорѣе. Тамъ кой-кто найдется,
             Кто скажетъ вамъ спасибо, если вы
             Разскажете подробно о страданьяхъ,
             Которымъ такъ безчеловѣчно нашъ
             Король подвергнулся. Я дворянинъ
             По крови и по сану; васъ я знаю,
             И по тому, что знаю я о васъ,
             Я это порученье вамъ даю.
   Рыцарь. Поговорить еще мнѣ съ вами надо.
   Кентъ. Нѣтъ, не теперь. Чтобъ подтвердить все то,
             Что я сказалъ, и чтобъ вамъ доказать,
             Что я немного поважнѣй того,
             За что принять меня по виду можно,
             Возьмите этотъ кошелекъ и все,
             Что въ немъ находится. Когда вы тамъ
             Увидите Корделію, -- а въ этомъ
             Не сомнѣваюсь я, -- ей покажите
             Вотъ этотъ перстень, и она вамъ скажетъ,
             Какъ имя другу вашему, теперь
             Вамъ неизвѣстное. Ахъ, что за буря!
             Я короля пойду теперь искать.
   Рыцарь. Позвольте вашу руку. Ничего
             Вы больше не имѣете сказать?
   Кентъ. Немногое, но важное зато.
             Когда мы съ вами короля отыщемъ, --
             Вы въ этомъ направленіи пойдете,
             А я сюда, -- такъ первый, кто его
             Увидитъ, пусть другого позоветъ.

(Расходятся въ разныя стороны).

   

Сцена II.

Другая мѣстность степи. Буря продолжается.

Входятъ Лиръ и Шутъ.

   Лиръ. Бѣснуйся, вѣтръ, покуда хватитъ щекъ,
             Дуй, злись! А вы, ручьи и ливни, лейте,
             Покуда не затопите всѣ башни
             До самыхъ шпицовъ! Сѣрные огни,
             Быстрѣе мысли мчитесь вы предъ громомъ
             И рушите столѣтніе дубы, --
             Падите жъ нынѣ на мои сѣдины!
             Ты, громъ всесокрушающій, расплюсни
             Лепешкою весь толстый шаръ вселенной,
             Разбей всѣ формы у природы разомъ,
             Развѣй всѣ сѣмена, отъ коихъ можетъ
             Неблагодарный человѣкъ возникнуть...
   Шутъ. Ахъ, дяденька, святая вода въ сухомъ домѣ гораздо пріятнѣе, чѣмъ дождевая здѣсь въ степи. Добрый дяденька, примирись съ дочерьми, а то эта ночь не щадитъ ни дурака ни умнаго.
   Лиръ. Вой досыта! Сыпь пламенемъ и брызгай
             Дождемъ! Вѣдь дождь и вихрь, и громъ, и пламень
             Не дочери мои! Я васъ, стихіи,
             Въ неблагодарности не упрекну.
             Я царства вамъ не раздѣлялъ, не звалъ
             Дѣтьми васъ: и повиноваться мнѣ
             Вы не обязаны. Такъ тѣшьтесь вволю
             Потѣхой грозной вашей надо мною!
             Вотъ я стою предъ вами, я, вашъ рабъ,
             Я презираемый, я бѣдный, дряхлый,
             Ничтожный старичишка. Будьте жъ вы
             Прислужниками льстивыми моихъ
             Проклятыхъ дочерей, въ союзѣ съ ними
             Стоящими; обрушьте всѣ удары
             Надъ этой головой сѣдой и старой!
             О, о, -- какъ это глупо!..
   Шутъ. У кого есть домикъ и теплый уголъ, тому есть куда приклонить голову; а это стоитъ хорошаго колпака.
             Кто жъ, не наживши колпака,
             Задумаетъ еще жениться,
             Погибнетъ тотъ навѣрняка;
             Лишь больше нищихъ расплодится.
             И если въ пятки ты положишь,
             Что ты держать лишь въ сердцѣ можешь,
             Тебя замучаютъ мозоли,
             И ты не будешь спать отъ боли, --
   потому что до сихъ поръ еще не народилось такой красотки, которая бы не любила вертѣться предъ зеркаломъ.
   Лиръ. Нѣтъ, я хочу примѣромъ быть терпѣнья;
             Я не скажу ни слова.

Входитъ Кентъ.

   Кентъ. Кто здѣсь?
   Шутъ. Важная особа и оборванецъ, другими словами, мудрецъ и дуракъ.
   Кентъ. Какъ, государь, вы здѣсь! Въ такую ночь
             Попрятались ночныя птицы даже.
             Разгнѣванное небо напугало
             Звѣрей самихъ, ночныхъ бродягъ, и тѣ
             Попряталися въ норы. Сколько помню,
             Такихъ потоковъ пламени, такихъ
             Раскатовъ страшныхъ грома и такого
             Всепотопляющаго ливня я
             Не только не видалъ, но даже слышать
             Не приходилось. Ярости такой
             И ужаса такого невозможно
             Перенести природѣ человѣка.
   Лиръ. Вы, божества великія, надъ нами
             Гремящія и грозныя! ищите
             Своихъ враговъ. Дрожи теперь, злодѣй.
             Что скрылся отъ закона и спокойно
             Жнешь злодѣянья тайнаго плоды!
             Прячь окровавленныя руки ты,
             Измѣнникъ вѣроломный! Такъ и ты,
             По виду добродѣтельный ханжа,
             Причастный злодѣянію! Во прахъ
             Пади скорѣе, грѣшникъ, подъ одеждой
             Невинности таящій грѣхъ кровавый!
             Вы, скрытыя глубоко преступленья,
             Съ себя снимите всѣ покровы тайны
             И о прощеньи судію молите!
             Вѣдь вотъ я человѣкъ, который больше
             Обиженъ, чѣмъ обидѣлъ!
   Кентъ.                               Вы безъ шапки,
             .Мой государь! вблизи здѣсь есть шалашъ,
             Гдѣ можно отъ грозы слегка укрыться.
             Укройтесь тамъ, а я пока пойду
             Въ тотъ домъ, отколь безчувственные люди,--
             Безчувственнѣе даже, чѣмъ тѣ камни,
             Изъ коихъ онъ построенъ, -- насъ изгнали
             И дверь за нами заперли; пойду
             И силой вынужу у нихъ скупое
             Гостепріимство ихъ.
   Лиръ.                     Мой разумъ началъ
             Мутиться. Подойди ко мнѣ, мой мальчикъ.
             Что ты? Знать, холодно тебѣ? Мнѣ тоже.
             Соломы нѣтъ ли, другъ мой? Удивляюсь,
             Что дѣлаетъ нужда! Такой пустякъ
             Она желаннымъ дѣлаетъ и цѣннымъ!
             Пойдемъ въ шалашъ. Мой бѣдный дурачокъ.
             Должно-быть, у меня еще остался
             Кусочекъ сердца, -- жаль тебя мнѣ стало.
   Шутъ (поешь). Тотъ, кто разсудкомъ малость боленъ,
             Тотъ на дождѣ себѣ свисти
             И будь хотя бы тѣмъ доволенъ,
             Что дождь не пересталъ итти.
   Лиръ. Такъ, мой малютка, вѣрно. Гдѣ шалашъ? (Уходитъ съ Кентомъ).
   Шутъ. Въ такую ночь хорошо провѣтрить сводней. Покуда я не ушелъ еще, я начну пророчествовать:
             Когда попы не на словахъ, а въ жизни станутъ жить правдиво,
             Когда водою разбавлять не станутъ пивовары пиво,
             Портного будетъ франтъ учить, а не наоборотъ,
             Не будутъ жечь еретиковъ, а соблазнителей да сводней,
             Когда, съ долгами расплатись, вздохнетъ придворный штатъ свободнѣй,
             И тяжба каждая въ судѣ себѣ рѣшеніе найдетъ,
             Когда разбойники другихъ не будутъ грабить безпощадно,
             И золото свое беречь ростовщики не будутъ жадно,
             Когда не знавшая стыда франтиха церкви строить станетъ, --
             Для края нашего тогда пора смятенія настанетъ.
             Кто еще будетъ живъ изъ насъ, тогда увидитъ, вѣрно, тотъ,
             Что, ноги вверхъ, на головахъ ходить научится народъ.
   Это же предсказываетъ и Мерлинъ, а потому я еще доживу до этого времени.

(Уходитъ).

   

Сцена III.

Зала въ замкѣ Глостера.

Входятъ Глостеръ и Эдмундъ.

   Глостеръ. Нѣтъ, Эдмундъ, мнѣ не по сердцу такое безчеловѣчное обращеніе. Когда я хотѣлъ сжалиться надъ нимъ и укрыть его, она не позволили мнѣ распоряжаться даже моимъ собственнымъ домомъ, и запретили мнѣ, подъ угрозой ихъ вѣчнаго гнѣва, говорить о немъ, просить за него и вообще стараться какъ бы то ни было облегчить его участь.
   Эдмундъ. Дико и безчеловѣчно!
   Глостеръ Подойди сюда. Скажу тебѣ по секрету. Герцоги враждуютъ; есть новость и хуже. Я сегодня получилъ письмо, -- объ этомъ даже опасно и говорить, -- я заперъ это письмо у себя въ кабинетѣ. За всѣ обиды, которыя король терпитъ, готовится жестокая месть. Войско частію уже высадилось. Мы должны пристать къ королю. Я пойду отыщу его тайкомъ и укрою его. А ты поди и заведи съ герцогомъ разговоръ, чтобы онъ не замѣтилъ моего ухода. Если онъ спроситъ обо мнѣ, скажи, что я заболѣлъ и легъ въ постель. Королю, моему прежнему государю, я долженъ помочь, хотя бы мнѣ за это грозила даже смерть (а это вполнѣ вѣроятно). Странныя вещи происходятъ, Эдмундъ, прошу тебя, будь только остороженъ. (Уходитъ).
   Эдмундъ. Ужъ извини, а про твое участье
             Я герцогу сейчасъ все разскажу;
             И кстати про письмо. Онъ это мнѣ
             Какъ разъ зачтетъ въ великую заслугу
             И мнѣ отдастъ все то, что у тебя
             Отниметъ, земли всѣ и всѣ помѣстья.
             Коль скоро падаетъ старикъ, тѣмъ паче
             Стремиться долженъ молодой къ удачѣ!

(Уходитъ).

   

Сцена IV.

Степь съ шалашомъ.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

   Кентъ. Вотъ мой шалашъ; войдите, государь.
             Ночь черезчуръ ужасна; подъ однимъ
             Открытымъ небомъ страшно ночевать.

(Буря продолжается).

   Лиръ. Оставь меня.
   Кентъ.                     Войдите жъ, государь!
   Лиръ. Иль хочешь ты совсѣмъ разбить мнѣ сердце?
   Кентъ. Свое я прежде разобью. Войдите,
             Войдите, государь.
   Лиръ.                     Вѣдь, можетъ-быть,
             Ты думаешь, мнѣ больно оттого,
             Что грозный вихрь и буря рвутъ меня?
             Тебѣ они больнѣй; а тамъ, гдѣ есть
             Сильнѣе боль, тамъ эта не слышна.
             Ты отъ медвѣдя побѣжишь, а если
             Бушующее море на дорогѣ
             Ты встрѣтишь, -- къ звѣрю въ пасть полѣзешь прямо.
             Когда спокоенъ духъ, тогда и тѣло
             Чувствительно. Но буря на душѣ
             Чувствительность въ моемъ убила тѣлѣ:
             Одно я только чувствую и слышу,
             Одно во мнѣ бушуетъ, -- то дѣтей
             Неблагодарность! Зубы укусили
             Ту руку, что имъ пищу подавала!
             О, накажу жестоко я! Не буду
             Я больше плакать, нѣтъ! Въ такую ночь
             Меня прогнать! Лей, дождь, я все стерплю.
             Въ такую ночь! Регана! Гонерилья!
             Отца родного, стараго отца,
             Чье сердце щедрое вамъ подарило
             Все, что имѣлъ онъ! О, съ ума сойду я!
             Нѣтъ, этого я не хочу. Ни слова
             Объ этомъ больше.
   Кентъ.                     Государь мой добрый,
             Войдите жъ, наконецъ.
   Лиръ.                               Прошу тебя,
             Войди ты самъ, заботься о себѣ.
             Мнѣ жъ буря помогаетъ забывать
             О томъ, что такъ меня терзаетъ. Впрочемъ,
             Войду и я.

(Къ шуту).

                       Пойдемъ, мой мальчикъ; первый
             Войди сюда, вѣдь ты -- бѣднякъ безъ крова,
             И онъ тебѣ нужнѣй. Я помолюсь
             И лягу спать.

(Шутъ входитъ въ шалашъ).

                       Вы, бѣдный людъ бездомный,
             Гдѣ бъ на скитались вы, гдѣ бъ ни терпѣли
             Удары этой безпощадной ночи, --
             Кто защититъ васъ, кто дастъ кровъ и уголъ
             Бездомнымъ вашимъ головамъ, согрѣетъ
             Окоченѣвшее въ лохмотьяхъ тѣло,
             И кто накормитъ васъ въ такую ночь,
             Какъ нынѣшняя? Какъ я мало прежде
             Заботился о васъ! Богачъ роскошный,
             Очнись и помоги, почувствуй самъ
             То, что бѣднякъ выноситъ, и отбрось
             Что у тебя излишне! Правоту
             Боговъ небесныхъ этимъ сохранишь ты!
   Эдгаръ (внутри шалаша). Полторы сажени, полторы сажени! Бѣдный Ѳомушка!
   Шутъ (выбѣгаетъ изъ шалаша). Не входи сюда, дяденька: здѣсь сидитъ духъ. Помогите, помогите!
   Кентъ. Дай мнѣ руку. Кто тамъ?
   Шутъ. Духъ, духъ; онъ говоритъ, что его зовутъ бѣднымъ Ѳомушкой.
   Кентъ. Кто тамъ прячется въ соломѣ? Выходи!

Входитъ Эдгаръ, переодѣтый сумасшедшимъ.

   Эдгаръ. Прочь, прочь! Злой духъ преслѣдуетъ меня.
             Сквозь тернъ колючій дуетъ вѣтръ летучій.
             Ступай въ свою холодную постель,
             Нагрѣй ее!
   Лиръ.           Какъ? Видно, то жъ ты роздалъ
             Свое имѣнье дочерямъ, что ты
             Дошелъ до этого?
   Эдгаръ. Кто подастъ что-нибудь бѣдному Ѳомушкѣ? Злой духъ его гналъ сквозь огонь и пламень, сквозь пучины и хляби, сквозь дебри и болота. Онъ клалъ ему ножъ подъ подушку, змѣю подъ сидѣнье, отраву въ похлебку. Онъ заставлялъ его гоняться на черномъ конѣ по мостамъ, шириною въ два вершка, за своею собственною тѣнью, какъ за предателемъ! Сохрани тебѣ, Боже, твои пять чувствъ. Ѳомушкѣ холодно! (Дрожитъ отъ холода). О, до-де, до-де! Сохрани тебя, Боже, отъ вихрей, враждебныхъ созвѣздій и порчи! Подайте милостыню бѣдному Ѳомушкѣ, его гонитъ злой духъ; вотъ я его поймаю... вотъ онъ; нѣтъ, вотъ онъ; вотъ онъ опять!

(Буря завываетъ).

   Лиръ. И до такого бѣдствія дошелъ
             Отъ дочерей ты тоже? Ничего
             Себѣ ты не оставилъ? Все имъ роздалъ?
   Шутъ. Нѣтъ, у него осталось одѣяло, иначе намъ всѣмъ было бы стыдно.
   Лиръ. Такъ всякая зараза, въ наказанье
             Для грѣшниковъ носящаяся въ мірѣ,
             Пускай падетъ на дочерей твоихъ!
   Кентъ. Государь, у него нѣтъ дочерей.
   Лиръ. Измѣнникъ, смерть тебѣ! Ничто не въ силахъ
             Такъ исказить природу человѣка,
             Какъ дочерей неблагодарность. Что жъ,
             Иль нынче въ модѣ дочерямъ глумиться
             Надъ бѣдствіями прогнанныхъ отцовъ?
             И по дѣломъ! Зачѣмъ они родили
             Подобныхъ дочерей!
   Эдгаръ. Пиликокъ на горку скокъ! А у!
   Шутъ. Такая холодная ночь всѣхъ насъ сдѣлаетъ дураками или сумасшедшими.
   Эдгаръ. Берегись злого духа, повинуйся родителямъ, держи твердо свое слово, не клянись, не соблазняй чужой невѣсты, не прельщайся суетной роскошью. Ѳомушкѣ холодно!
   Лиръ. Кто ты былъ прежде?
   Эдгаръ. Щеголь надутый; я завивалъ себѣ волосы, носилъ на шляпѣ перчатки, служилъ прихотямъ своей возлюбленной и дѣлалъ съ нею темныя дѣла; давалъ клятвы на каждомъ словѣ, и постоянно нарушалъ ихъ; предавался сладострастнымъ мечтаніямъ, пока спалъ, а когда вставалъ, то приводилъ ихъ въ исполненіе. Крѣпко любилъ пить вино, еще больше играть въ кости; а въ любовныхъ похожденіяхъ перещеголялъ любого турка. Я сердцемъ былъ вѣроломенъ, что слышалъ въ одно ухо, то выпускалъ въ другое; руки мои обагрены кровью. Я былъ свинья по лѣности, лиса по хитрости, волкъ по жадности, собака по бѣшентву, левъ по ярости. Берегись, чтобъ скрипъ башмаковъ и шелестъ шелка не отдали твоего бѣднаго сердца въ руки женщинъ. Пусть ноги твоей не будетъ въ притонахъ разврата, руки твоей не будетъ въ прорѣхѣ кармана, пера твоего не будетъ въ книгѣ ростовщика. Берегись злого духа.
             Вѣтеръ воетъ въ лѣсу, брумъ-брумъ-брумъ!
             Гой, наслѣдникъ, гой, сынъ мой любимый,
             Пусть ихъ скачутъ себѣ! Мимо, мимо!

(Буря завываетъ ).

   Лиръ. О, тебѣ въ могилѣ было бы лучше, чѣмъ нагому въ такую погоду! Неужели человѣкъ только таковъ на самомъ дѣлѣ, а не больше? Посмотрите на него! Да, ты не занималъ у червей шелка, у звѣрей кожи, у овецъ шерсти, у выхухоля духовъ. Гмъ, трое изъ насъ поддѣлка; только одинъ настоящій; человѣкъ, какъ онъ есть, не болѣе какъ бѣдный, нагой, дурной звѣрекъ, въ родѣ тебя. Прочь все заемное, все лишнее! Эй, разстегните меня!

(Срываетъ съ себя платье).

   Шутъ. Успокойся, дяденька, въ такую ночь холодно купаться. Ботъ сейчасъ появился было маленькій огонекъ въ степи, точь въ точь сердце стараго сводника: маленькая искорка, а все остальное -- холодно. Глядите, вонъ блуждающій огонь.
   Эдгаръ. Это злой духъ Флибберти-джиббетъ; онъ появляется съ вечеренъ и остается до перваго пѣтуха. Онъ наводитъ бѣльма, перекашиваетъ глаза, посылаетъ килы и мучитъ бѣдную тварь земную.
             Трижды старый Витольдъ весь нашъ край проходилъ,
             Трижды три раза онъ домовыхъ находилъ.
             Всякій разъ онъ ихъ гналъ,
             Всякій разъ заклиналъ:
             Сгинь, сгинь, сгинь,
             Аминь, аминь!
             Убирайся въ геенну, проклятое племя!
   Кентъ. Какъ вы себя чувствуете, государь?

Глостеръ входитъ съ огнемъ.

   Лиръ. Кто здѣсь?
   Кентъ. Кто это? Кого вамъ надо?
   Глостеръ Кто вы такіе? Какъ васъ звать?
   Эдгаръ. Бѣдный Ѳомушка, который питается лягушками, летучими мышами, ящерицами и водяными крысами. Когда злой духъ его мучитъ, онъ въ изступленіи ѣстъ навозъ, вмѣсто салату, глотаетъ крысъ и дохлыхъ собакъ, пьетъ воду изъ гнилой лужи. Его дерутъ отъ зари до зари, сажаютъ на цѣпь, запираютъ за рѣшетку. У него было три одежды, шесть сорочекъ, верховая лошадь и мечъ.
             А мышей, крысъ и всякую погань себѣ на обѣдъ,
             Достаетъ бѣдный Ѳомушка скоро семь лѣтъ.
   Берегись злого духа, который меня терзаетъ! Усмирись, Смолкинъ, усмирись, нечистый!
   Глостеръ. Какъ? У вашего величества нѣтъ собесѣдника получше?
   Эдгаръ. О, князь тьмы очень знатенъ; его зовутъ Модо, иначе Магу.
   Глостеръ. О государь мой! Наша плоть и кровь
             Безумствуетъ и противъ тѣхъ бунтуетъ,
             Кто породилъ ее.
   Эдгаръ.                     Ѳома озябъ.
   Глостеръ. Пойдемте вслѣдъ за мною. Вѣрнымъ сердцемъ
             Я вынесть не могу; я не могу
             Приказы вашихъ дочерей исполнить.
             Онѣ сейчасъ велѣли запереть
             За вами дверь и произволу ночи
             Ужасной этой васъ отдать. По я
             Рѣшился обмануть ихъ, васъ найти
             И предложить вамъ теплый кровъ и ужинъ.
   Лиръ. Сперва вотъ съ этимъ мудрецомъ я кончу
             Бесѣду. Отчего такъ громъ гремитъ?
   Кентъ. Примите приглашенье, государь.
             Пойдемте, гдѣ тепло.
   Лиръ.                     Еще два слова
             Съ ѳиванцемъ этимъ вѣщимъ. Что ты знаешь?
   Эдгаръ. Я знаю, какъ отъ дьявола бѣжать
             И гадинъ убивать.
   Лиръ.                     Я по секрету
             Хочу съ тобой поговорить.
   Кентъ.                               Милордъ,
             Ведите же его скорѣй подъ кровлю!

(Буря продолжается).

             Умъ у него мутиться начинаетъ.
   Глостеръ. Что жъ этому дивиться? Погубить
             Его желаютъ дочери. Ахъ, добрый
             Кентъ это все предсказывалъ заранѣй!
             Изгнанникъ бѣдный! Такъ, боишься ты,
             Какъ бы король разсудку не лишился?
             Повѣрь, я самъ почти съ ума схожу.
             Сынъ у меня былъ, -- нынѣ изгнанъ онъ,
             На жизнь мою онъ вздумалъ покуситься
             На-дняхъ, совсѣмъ недавно. А его
             Всѣмъ сердцемъ я любилъ, мой другъ,
             Любилъ, какъ ни одинъ отецъ не любитъ
             Свое дитя. И я скажу тебѣ,
             Что отъ такого огорченья можетъ
             Умъ помутиться. Ахъ, какая ночь!
             У вашего величества, еще разъ
             Прошу, пойдемте.
   Лиръ.                     А, прости. Философъ
             Мой благородный мился дорогой -- посплю сперва немного, а тамъ -- посвищу. И хорошему человѣку несчастливится иногда. Добраго вамъ утра.
   ГЛОС. Нельзя за это похвалить герцога; дурно будетъ это принято. (Уходитъ.)
   КЕНТ. Вотъ и оправдывается надъ тобой, добрый король, народная поговорка: изъ благодати неба, да на припекъ солнца. Поднимайся жь свѣточь дольнаго міра, чтобы при отрадныхъ лучахъ твоихъ я могъ прочесть это письмо.-- Чудеса почти только въ несчастій и видишь.-- Оно, я знаю, отъ Корделіи; отыскивая средства поправить зло, она совершенно случайно узнала, гдѣ я скрываюсь; она покончитъ чудовищную эту неурядицу.-- Воспользуйтесь же усталые, изнуренные бдѣніемъ глаза возможностью не смотрѣть на позорный этотъ ночлегъ. Доброй ночи, Фортуна; улыбнись еще разокъ; поверни колесо свое! (Засыпаетъ.)
   

СЦЕНА 3.

Часть поросшаго верескомъ поля.

Входитъ Эдгаръ.

   ЭДГА. Я слышалъ оглашеніе моего приговора, и только благодаря благодатному дуплу спасся отъ погони. Нѣтъ гавани не запертой, нѣтъ мѣста, на которомъ не подстерегала бы меня необыкновенно бдительная стража. Пока могу еще ускользать, постараюсь обезопасить себя; приму бѣднѣйшій, жалчайшій видъ, какимъ только можетъ нищета, изъ презрѣнія къ человѣку, уподобить его животному; запачкаю лице грязью, оберну чресла одѣяломъ, всклочу волосы, насмѣюсь наготой надъ вѣтромъ и всѣми невзгодами неба. Самый этотъ край надоумливаетъ меня на то Бедламскими своими нищими {Бедламскими нищими, называвшимися такъ по Бедламскому аббатству, при которомъ былъ пріютъ для сумасшедшихъ, прикидывались зачастую и бродяги.}, которые, съ ревомъ, вонзаютъ въ свои голыя, изъязвленныя, безчувственныя руки булавки, деревянныя спицы, гвозди, вѣтви розмарина, и въ такомъ страшномъ видѣ вынуждаютъ себѣ подаяніе въ небольшихъ фермахъ, въ бѣдныхъ деревушкахъ, на скотныхъ дворахъ, на мѣльницахъ, то дикими заклинаніями, то мольбами.-- Бѣдный Турлигудъ {Турлигутъ искаженіе Турлюпина. Турлюпинами назывались, бродившіе въ XIV столѣтіи по Италіи, Франціи и Германіи, фанатическіе сектаторы, выказывавшіе какъ своей наружностью, такъ и дѣйствіями сильнѣйшее помѣшательство. Бродящіе Бедламскіе нищіе, въ особенности прикидывавшіеся сумасшедшими, назывались и Турлюпинами или Турлигудами.}, бѣдный Томъ! ты что нибудь еще; Эдгаръ -- ничто. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА. 4.

Передъ замкомъ Глостера.

Входятъ Лиръ, Шутъ и Дворянинъ.

   ЛИРЪ. Странно; уѣхать, не отправивъ назадъ моего посланнаго.
   ДВОР. Слышалъ я, что вчера они совсѣмъ и не думали уѣзжать.
   КЕНТ. (Просыпаясь.) Привѣтъ тебѣ, мой государь!
   ЛИРЪ. Что это! потѣшаешься ты отъ скуки этимъ позоромъ?
   КЕНТ. Нѣтъ, государь.
   ШУТЪ. Ха, ха! погляди-ка, какія жесткія у него подвязки. Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясницу, а людей за ноги. Боекъ черезъ чуръ человѣкъ на ноги, щеголяетъ въ деревянныхъ чулкахъ.
   ЛИРЪ. Кто же это такъ жестоко ошибся въ подобающемъ тебѣ мѣстѣ, что усадилъ тебя здѣсь?
   КЕНТ. Оба, и онъ и она: и сынъ твой, и дочь твоя.
   ЛИРЪ. Быть не можетъ.
   КЕНТ. Можетъ.
   ЛИРЪ. Не можетъ, говорю я.
   КЕНТ. Можетъ, говорю я.
   ЛИРЪ. Нѣтъ, нѣтъ; не захотѣли бъ они --
   КЕНТ. Захотѣли однакожь.
   ЛИРЪ. Нѣтъ, клянусь Юпитеромъ.
   КЕНТ. Клянусь Юноной, да!
   ЛИРЪ. Не смѣли бъ они сдѣлать это; не могли, не захотѣли бъ это сдѣлать; хуже убійства такое страшное нарушеніе уваженія. Объясни мнѣ скорѣй, но не спѣша, чѣмъ могъ ты заслужить, или какъ могли они подвергнуть такому позору моего посланнаго.
   КЕНТ. Государь, когда я передавалъ имъ, въ ихъ замкѣ, письмо вашего величества, тогда какъ не успѣлъ еще подняться съ мѣста, на которомъ колѣнопреклоненіемъ свидѣтельствовалъ должное къ нимъ уваженіе -- явился другой дымящійся гонецъ, вспаренный спѣхомъ, полузадохшійся, пробормоталъ привѣтъ Говерилы, госпожи своей, и подалъ письмо, которое, несмотря на то что онъ перебилъ меня, они прочли тутъ же, и за тѣмъ тотчасъ же, созвавъ свою челядь, сѣли на лошадей, приказавъ мнѣ слѣдовать за ними и ждать ихъ отвѣта; при этомъ они очень холодно посмотрѣли на меня. Встрѣтивъ здѣсь втораго этого гонца, привѣтъ котораго, догадывался, отравилъ мой -- это былъ тотъ самый бездѣльникъ, что недавно такъ дерзко грубилъ вашему величеству,-- движимый не столько благоразуміемъ, сколько негодованіемъ, я обнажилъ противъ него мечъ мой; онъ же поднялъ весь замокъ громкимъ, трусливымъ крикомъ, и ваши сынъ и дочь нашли мой проступокъ достойнымъ позора, который переношу здѣсь.
   ШУТЪ. Зима не миновала еще, когда дикіе гуси летятъ еще въ эту сторону.
   
   Въ лохмотьяхъ отцы --
   Слѣпотою дѣти страдаютъ;
   Съ мѣшками они --
   Дѣти любовью пылаютъ.
   Счастье -- потаскушка:
   Знать не хочетъ бѣдняка;
   А выводъ изъ того 1):
   Не или отъ дочекъ дорогихъ
   Кромѣ горя ничего.
   1) Въ прежнихъ изданіяхъ: But for all this, thou shalt have as many dolours... По Колльеру: But for all this, it follows, Thou shalt have as many dolours...
   
   ЛИРЪ. О, какъ поднимаются эти подонки къ сердцу. Нуsterica passio! внизъ, вздымающееся горе, внизу твоя стихія.-- Гдѣ же дочь эта?
   КЕНТ. У графа; здѣсь, въ замкѣ.
   ЛИРЪ. Вы подождете меня здѣсь. (Уходитъ.)
   ДВОР. И кромѣ этого, вы ничѣмъ не оскорбили ихъ?
   КЕНТ. Ничѣмъ. Что же это однакожь значитъ, что король пріѣхалъ съ такой небольшой свитой?
   ШУТЪ. Сиди ты въ колодкѣ за этотъ вопросъ -- сидѣлъ бы по дѣломъ.
   КЕНТ. Почему же?
   ШУТЪ. Мы пошлемъ тебя въ школу къ муравью; тамъ ты узнаешь, что зимой нѣтъ работы. Всѣ слѣдующіе за своимъ носомъ ведутся, за исключеніемъ слѣпыхъ, глазами, и изъ двадцати носовъ не найдется и одного, который не пронюхалъ бы воняющаго. Брось большое колесо, когда оно мчится подъ гору, чтобъ, слѣдуя за нимъ, не сломить шеи, и пусть тащитъ оно тебя за собою, когда взбирается на гору. Дастъ тебѣ разумникъ совѣтъ еще лучшій, возврати мнѣ мой. Желалъ бы, чтобъ кромѣ бездѣльниковъ никто не слѣдовалъ ему, такъ какъ дуракомъ онъ дается.
   
   Тотъ, что служитъ изъ корысти,
   Лишь для виду льнетъ,
   Улизнетъ какъ только брызнетъ дождь --
   Борись себѣ одинъ ты съ непогодой.
   Но я останусь; останется дуракъ,
   Бѣги себѣ разумникъ;
   Бѣжитъ дуракъ -- онъ будетъ плутомъ,
   Но плутъ отъ этого, ей-ей не будетъ дуракомъ 1).
   1) Въ прежнихъ изданіяхъ: The knave turns fool, that runs away, The fool no knave, perdy... По Колльеру: The fool turns knave, that runs away, The knave no fool perdy...
   
   КЕНТ. Гдѣ это, ты этому научился, дуракъ?
   ШУТЪ. Да не въ колодкѣ, дуракъ?

Лиръ возвращается съ Глостеромъ.

   ЛИРЪ. Отказываются говорить со мной? Больны? утомлены? всю были ночь въ дорогѣ? Все это чистѣйшій вздоръ; отзывается возмущеніемъ, увертками. Добудь мнѣ лучшій отвѣтъ.
   ГЛОС. Вы знаете, мой добрый государь, пылкій характеръ герцога; какъ онъ упрямъ и непреклоненъ въ своихъ рѣшеньяхъ.
   ЛИРЪ. Адъ и проклятіе! позоръ и гибель!-- Пылкій? Къ чему тутъ характеръ? Глостеръ, Глостеръ, вѣдь я поговорить только хочу съ герцогомъ Корнвелльскимъ и женой его.
   ГЛОС. Я такъ, мой добрый государь, и докладывалъ имъ.
   ЛИРЪ. Докладывалъ? Да ты понялъ ли меня?
   ГЛОС. Понялъ, добрый государь.
   ЛИРЪ. Король хочетъ поговорить съ герцогомъ Корнвелльскимъ; любящій отецъ хочетъ поговорить съ своей дочерью, требуетъ, ждетъ готовности. Передано имъ это?-- Моя кровь, мое дыханіе!-- Пылкій? пылкій герцогъ?-- Скажи горячему этому герцогу, что -- нѣтъ, не теперь еще; можетъ быть онъ и въ самомъ дѣлѣ нездоровъ. Хворь всегда забываетъ вѣдь о всякомъ долгѣ, для здоровья обязательномъ; мы не мы, когда удрученная природа вмѣстѣ съ тѣломъ заставляетъ страдать и духъ. Воздержусь, не дозволю горячности принять хворь и немощь за здороваго человѣка.-- Но -- адъ и проклятіе!-- (Указывая на Кента) зачѣмъ же онъ-то сидитъ здѣсь? Это убѣждаетъ меня, что ихъ отъѣздъ одна только хитрость. Выдать мнѣ моего служителя. Ступай, скажи герцогу и женѣ его, что хочу говорить съ ними теперь, сейчасъ же; заставь ихъ выйдти и выслушать меня, или у дверей ихъ спальни, буду колотить въ барабанъ до тѣхъ поръ, пока не умертвитъ онъ сна.
   ГЛОС. Какъ желалъ бы я, чтобъ не было между вами разлада. (Уходитъ.)
   ЛИРЪ. О мое сердце, мое вздымающееся сердце!-- улягся жь, однакожь.
   ШУТЪ. Кричи ему, дядя, какъ кухарка угрямъ, всовывая ихъ въ пирогъ живыми; покалачивая ихъ по головкамъ палочкой, она покрикивала: ну, укладывайтесь же, дурашки, укладывайтесь; а братъ ея -- такъ тотъ, изъ любви къ своей лошади, и сѣно маслилъ ей.

Входятъ Корнвеллъ, Регана, Глостеръ и Слуги.

   ЛИРЪ. Добраго обоимъ вамъ утра.
   КОРН. Благо и вамъ, государь! (Кента освобождаютъ.)
   РЕГА. Очень рада видѣть ваше величество.
   ЛИРЪ. Думаю что рада, Регана. Знаю и почему такъ долженъ думать; не была бъ ты рада -- развелся бы я съ сокрывшей въ себѣ прелюбодѣйку могилой твоей матери.-- (Кенту.) А, свободенъ ты? но объ этомъ, какъ нибудь въ другое время.-- Милая Регана, твоя сестра негодница!-- О, Регана, она привязала (Показывая на сердце) сюда, какъ коршуна, остро-зубую жестокость. Я едва въ силахъ говорить съ тобой; ты не повѣришь съ какой извращенностью -- О, Регана!
   РЕГА. Прошу, государь, успокойтесь. Я думаю, скорѣе вы не съумѣли оцѣнить, какъ слѣдуетъ, ея достоинствъ, чѣмъ она измѣнила долгу.
   ЛИРЪ. Скажи, какъ же это?
   РЕГА. Не могу себѣ представить, чтобы моя сестра, хоть въ самомалѣйшемъ, могла уклониться отъ своихъ обязанностей; обуздала она, можетъ быть, развратъ вашихъ спутниковъ, такъ и поводъ къ тому былъ такъ достаточенъ, и цѣль такъ благотворна, что избавляетъ ее отъ всякаго порицанія.
   ЛИРЪ. Проклятіе ей!
   РЕГА. О, государь, вы стары; природа въ васъ на самомъ краю рубежа своего; необходимо чтобъ вами управляло, руководило вами чье либо благоразуміе, лучше васъ понимающее ваше положеніе. И потому, прошу, возвратитесь къ сестрѣ; скажите ей, государь, что оскорбили ее.
   ЛИРЪ. Просить у ней прощенія? Послушай, какъ это хорошо въ устахъ моихъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: how this becomes the house... По Колльеру: how this becomes the mouth...}. Безцѣнная дочь моя, признаюсь, я старъ; старость ни на что не пригодна; на колѣняхъ молю: не откажи мнѣ въ одеждѣ, постелѣ и пищѣ.
   РЕГА. Перестаньте, государь; непристойны такія шутки. Возвратитесь къ сестрѣ.
   ЛИРЪ. Никогда, Регана. Она на половину уменьшила мою свиту; смотрѣла на меня непріязненно; уязвила языкомъ змѣи въ самое сердце. Да низвергнется же весь запасъ каръ небесныхъ на неблагодарное ея темя! Изкалечьте вы, ядовитыя испаренія, юныя ея кости!
   КОРН. Фи, государь, фи!
   ЛИРЪ. Вы, быстрыя молніи, мечите ослѣпительное ваше пламя въ злобные глаза ея! Вы, болотами всасываемые, солнцемъ поднимаемые туманы, заразите ея красоту, чтобъ исчезла, покрылась волдырями!
   РЕГА. О, боги! того же пожелаете вы и мнѣ, какъ только найдетъ на васъ.
   ЛИРЪ. Нѣтъ, Регана, никогда не придется мнѣ проклинать тебя; твоя мягко-сердая природа {Въ прежнихъ изданіяхъ: Thy tender-halfted nature.... Во Колльеру: Thy tender-hearted nature...} оградитъ тебя отъ жестокости; ея глаза злобны, твои -- радуютъ, не жгутъ. Ты не вздумаешь ворчать на мои забавы, убавлять мою свиту, дерзко перечить мнѣ, обрѣзывать мое содержаніе, и, въ заключеніе, задвижкой препятствовать входу моему; тебѣ лучше извѣстны: долгъ природы, дочернія обязанности, пріемы угодливости, чувствъ благодарности; ты не забыла половины королевства, дарованной тебѣ въ приданое.
   РЕГА. Прошу, къ дѣлу, добрый государь.
   ЛИРЪ. Кто посадилъ моего служителя въ колодки? (Трубы за сценой.)
   КОРН. Чьи это трубы?

Входитъ Освальдъ.

   РЕГА. Я знаю; сестры моей; она писала что скоро здѣсь будетъ.-- Пріѣхала госпожа твоя?
   ЛИРЪ. Это рабъ, легко-заимствованная гордыня котораго живетъ минутной только милостью госпожи своей.-- Убирайся, прочь съ глазъ моихъ, бездѣльникъ!
   КОРН. Чего хотите вы, государь?
   ЛИРЪ. Кто посадилъ моего служителя въ колодки? Регана, надѣюсь ты ничего объ этомъ не знала.-- Это кто идетъ сюда? О боги,

Входитъ Гонерила.

   любите вы людей старыхъ, допускаетъ кроткое ваше правленіе послушаніе, стары вы сами -- содѣлайте это вашимъ дѣломъ, вступитесь, примите мою сторону!-- (Гонерилѣ.) И тебѣ не стыдно глядѣть на эту бороду?-- О Регана, ты не подашь вѣдь ей руки?
   ГОНЕ. Отчего жь не подастъ она ее мнѣ, государь? Что такое сдѣлала я? Не все еще преступленье то, что имъ считаетъ неразумье, называетъ сумазбродство.
   ЛИРЪ. О, крѣпка еще грудь моя! выдержишь ли ты теперь?-- Какъ попалъ мой служитель въ колодки?
   КОРН. Я, сэръ, посадилъ его въ нихъ; его безчинство заслуживало и не такого помѣщенія.
   ЛИРЪ. Ты, ты?
   РЕГА. Прошу васъ, батюшка, ослабѣвъ въ самомъ дѣлѣ, сознайте жь это. Возвратитесь, уменьшивъ вашу свиту на половину, къ сестрѣ, а по истеченіи мѣсяца -- пріѣзжайте ко мнѣ; теперь же я не дома, и не запаслась необходимымъ для вашего содержанія.
   ЛИРЪ. Возвратиться къ ней, уволивъ пятьдесятъ человѣкъ? Нѣтъ, скорѣй откажусь отъ всякаго крова, предпочту бороться съ враждою непогодъ, быть товарищемъ волковъ, и выть {Въ прежнихъ изданіяхъ: with the wolf and owl... По Колльеру: with the wolf, and howl...} отъ страшныхъ щипковъ нужды!-- Возвратиться къ ней?-- Это такъ же легко, какъ заставить меня пасть передъ трономъ короля Франціи, безъ приданаго взявшаго младшую нашу дочь, и подобно простому царедворцу, вымаливать у него жалованья для поддержанія жалкой жизни.-- Возвратиться къ ней? скорѣй убѣдите вы меня сдѣлаться рабомъ, вьючной лошадью (Указывая на Освальда) этой дряни.
   ГОНЕ. Какъ вамъ угодно, государь.
   ЛИРЪ. Прошу тебя, дочь, не своди меня съ ума. Я не буду больше докучать тебѣ, дитя мое; прощай. Мы не встрѣтимся уже болѣе, не увидимъ другъ друга; но ты все-таки моя кровь, мое тѣло, моя дочь, или скорѣе -- болѣзнь моего тѣла, которую по неволѣ долженъ называть моею; ты чирей, чумный волдырь, вздутый карбункулъ моей испортившейся крови. Но я не буду бранить тебя; да падетъ стыдъ на твою голову, когда ему вздумается,-- не зову я его. Не молю громовержца разить, не жалуюсь на тебя Юпитеру, судіѣ верховному. Исправляйся, если можешь, становись лучше на досугѣ. Я могу терпѣть; я и мои сто рыцарей можемъ остаться у Реганы.
   РЕГА. Не совсѣмъ всѣ. Я не ждала васъ, и не готова еще принять васъ какъ слѣдуетъ. Послушайтесь, государь, сестры моей; тотъ кто умѣряетъ страсть разсудкомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: For those that mingle reason with your passion... По Колльеру: For those that mingle reason with their passion....} не можетъ не сознать что стары вы, и потому -- она знаетъ что дѣлаетъ.
   ЛИРЪ. И хорошо это сказано?
   РЕГА. Смѣю утверждать, государь. Какъ! пятидесяти человѣкъ развѣ не достаточно? На что вамъ болѣе? Къ чему и эти, когда и расходы на содержаніе и трудность съ ними справиться говорятъ противъ такого количества? Какъ, въ одномъ домѣ, удержать въ такой, двумъ властямъ подчиненной толпѣ миръ и согласіе? Трудно; невозможно почти.
   ГОНЕ. Почему бы не могли служить вашему величеству и люди ей, или мнѣ служащіе?
   РЕГА. Въ самомъ дѣлѣ, почему бы, государь? Будутъ они нерадивы къ вамъ -- мы можемъ взыскать съ нихъ. По этому, вздумаете пріѣхать ко мнѣ -- чего теперь опасаюсь,-- прошу не брать съ собой болѣе двадцати пяти; больше не приму.
   ЛИРЪ. Я все вамъ отдалъ --
   РЕГА. И во время.
   ЛИРЪ. Сдѣлалъ васъ моими попечительницами, казнохранительницами, но съ условіемъ имѣть свиту именно въ томъ числѣ. Какъ же это? только съ двадцатью пятью могу я пріѣхать къ тебѣ? Такъ вѣдь ты сказала, Регана?
   РЕГА. И повторю, государь; никакъ не съ большей.
   ЛИРЪ. Такъ и гнусныя созданія становятся благообразными, когда другія еще гнуснѣе; не быть худшимъ -- тоже своего рода достоинство.-- (Гонерилѣ) Я ѣду съ тобой; твои пятьдесятъ, какъ бы тамъ ни было, удвоиваютъ двадцать пять; ты двойная ея любовь.
   ГОНЕ. Послушайте, государь. Какая вамъ надобность въ двадцати пяти, десяти, или пяти спутникахъ въ домѣ, гдѣ дважды столько получатъ приказъ служить вамъ?
   РЕГА. Какая надобность даже и въ одномъ?
   ЛИРЪ. О, не торгуйся съ нуждой; и у послѣдняго нищаго бываетъ въ самомъ жалкомъ преизбытокъ. Не даруетъ природа болѣе, чѣмъ природѣ нужно -- жизнь человѣка такъ же не важна, какъ и жизнь животнаго. Ты госпожа; еслибъ ты рядилась только для теплоты, такъ для этого природа нисколько не нуждается въ твоихъ нарядахъ, едва тебя согрѣвающихъ. Истинная же нужда -- о небо, даруй мнѣ только терпѣніе, терпѣніе необходимо мнѣ!-- Вы зрите, о боги, меня, бѣднаго стараго человѣка, удрученнаго сколько лѣтами, столько же и горемъ, несчастнаго и тѣмъ и другимъ! ожесточаете вы сами сердца этихъ дочерей противъ отца ихъ, не одуряйте жь меня до смиреннаго переношенія этого; воодушевите благороднымъ негодованіемъ! и не допускайте чтобъ женское орудіе, водяныя капли, осквернили щеки мужа!-- Нѣтъ, чудовищныя вѣдьмы, я отомщу вамъ обѣимъ такъ, что весь свѣтъ -- сдѣлаю то -- хоть и не знаю еще что именно, но такое, что ужаснетъ весь міръ. Вы думаете, я буду плакать; нѣтъ, не буду я плакать. Имѣю полнѣйшую причину плакать, и все таки, скорѣй на тысячу частей разорвется это сердце, чѣмъ заплачу.-- (Слышны далекіе раскаты грома.) О, сойду я съ ума, шутъ! (Уходитъ съ Глостеромъ, Кентомъ и Шутомъ.)
   КОРН. Войдемъ, будетъ буря.
   РЕГА. Замокъ не великъ; не найдетъ въ немъ старикъ удобнаго съ своей свитой помѣщенія.
   ГОНЕ. Самъ, собственной виной лишилъ онъ себя покоя, ну, и вкушай плоды своего безумія.
   РЕГА. Его, я съ радостью приняла бы, но ни души изъ его свиты.
   ГОНЕ. Точно такъ же и я. Гдѣ же, однакожъ, лордъ Глостеръ?

Глостеръ возвращается.

   КОРН. Пошелъ за старикомъ. Да вотъ и онъ.
   ГЛОС. Король въ страшной ярости.
   КОРН. Куда жь онъ отправляется?
   ГЛОС. Требуетъ лошадей; куда же отправляется -- не знаю.
   КОРН. Всего лучше не мѣшать ему; пусть ѣдетъ куда хочетъ.
   ГОНЕ. Вы, любезный лордъ, никакъ не уговаривайте его остаться.
   ГЛОС. Какъ же это! ночь вѣдь близка, буря страшно разъигрывается, а въ окружности на нѣсколько миль ни кустика.
   РЕГА. О, сэръ, непріятности, которыя сумазброды сами на себя накликаютъ должны служить имъ урокомъ. Заприте ворота замка. Свита его отчаянная, и того, на что она можетъ подстрекнуть довѣрчивое его ухо, благоразуміе велитъ остерегаться.
   КОРН. Да, заприте ворота, лордъ; ночь будетъ бурная; Регана дѣло вамъ совѣтуетъ.-- Уйдемъ же отъ грозы.

(Уходитъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Степь пустынная.

Буря съ громомъ и молніей. Входятъ съ разныхъ сторонъ Кентъ и Дворянинъ.

   КЕНТ. Кто здѣсь, кромѣ гнусной непогоды?
   ДВОР. Человѣкъ, страшно, какъ эта непогода, встревоженный.
   КЕНТ. Я знаю васъ. Гдѣ король?
   ДВОР. Препирается съ злобствующими стихіями; взываетъ къ вѣтрамъ, чтобъ они сдули землю въ море, или покрыли всю твердь пѣнистыми его волнами; чтобъ все измѣнилось или уничтожилось; рветъ бѣлые свои волосы, и буйные порывы вѣтра, подхвативъ ихъ, обращаютъ съ дикой яростью въ ничто; силится своимъ крохотнымъ міркомъ человѣка насмѣяться надъ неистовствомъ дождя и вѣтра. Въ такую ночь, въ которую и кормящая медвѣдица не поднялась бы, и у льва и у проголодавшагося волка сохранилась бы шкура сухой, онъ, съ непокрытой головой, бѣгаетъ и вызываетъ все на все.
   КЕНТ. Кто же съ нимъ?
   ДВОР. Только шутъ, старающійся отшутить сердце-раздирающее горе его.
   КЕНТ. Я знаю васъ, сэръ, и потому что знаю, осмѣливаюсь довѣрить вамъ дѣло весьма важное. Между герцогами Альбенскимъ и Корнвелльскимъ вражда, хотя черты ея доселѣ и таятся еще подъ покрываломъ обоюдной ихъ хитрости; у обоихъ -- какъ у всѣхъ, возведенныхъ счастливыми звѣздами на тронъ, высокопоставленныхъ,-- есть слуги не менѣе хитрые, которые въ то же время и лазутчики Франціи, ловкіе для нея соглядатаи {Въ прежнихъ изданіяхъ: the spies and speculations... По Колльеру: the spies and speciators...} нашего положенія, неудовольствій и происковъ нашихъ герцоговъ, оскорбительныхъ обоими ограниченій нашего добраго стараго короля, а можетъ быть, чего нибудь и большаго, чему все это только провозвѣстники {Въ прежнихъ изданіяхъ: these are but furnishings... По Колльеру: these are but flourishing...};-- вѣрно во всякомъ случаѣ то, что изъ Франціи отправлено въ раздѣленное это королевство войско; что, благодаря нашей небрежности, оно тайно вошло уже въ нѣкоторыя изъ нашихъ лучшихъ гаваней, и готово развернуть знамена свои.-- Теперь, вотъ въ чемъ дѣло. Если вы, довѣряя мнѣ, поспѣшите въ Дувръ, вы найдете тамъ людей, которые очень будутъ вамъ благодарны за вѣрное извѣстіе о томъ, на какое страшное, одуряющее горе король имѣетъ полное право жаловаться. Я дворянинъ по крови и рожденію и по тому, что объ васъ знаю, предлагаю вамъ это порученіе.
   ДВОР. Мы объ этомъ поговоримъ еще съ вами.
   КЕНТЪ. Нѣтъ, не нужно. Въ доказательство, что я больше того, что можно предположить по моей наружности, возьмите этотъ кошелекъ и все содержимое имъ. Увидите Корделію -- въ чемъ увѣренъ -- покажите ей это кольцо, и она скажетъ вамъ кто вашъ неизвѣстный теперешній товарищъ. (Громъ.) Проклятая эта буря! Иду отыскивать короля.
   ДВОР. Вашу руку. Не имѣете ли еще что сказать мнѣ?
   КЕНТ. Не многое, но важнѣйшее, когда отыщемъ короля; ступайте вы въ эту сторону, а я пойду въ эту: первый нашедшій его крикнетъ объ этомъ другому. (Уходятъ въ разныя стороны.)
   

СЦЕНА 2.

Другая часть степи. Гроза продолжается.

Входятъ Лиръ и Шутъ.

   ЛИРЪ. Дуйте вѣтры, надрывайте щеки свои! бѣснуйтесь! дуйте! Хлещите хляби и ураганы, пока зальете колокольни, потопите кресты ихъ! Вы, сѣрные, какъ мысль быстрые огни, предтечи дубы-расщепляющихъ стрѣлъ громовыхъ, опаляйте бѣлую мою голову! А ты, громъ все-сокрушающій, сплюсни толстую округлость міра, разбей формы природы, уничтожь разомъ всѣ зародыши неблагодарнаго человѣка!
   ШУТЪ. Ахъ, дядя, придворная святая вода въ сухомъ домѣ, право, лучше дождевой внѣ дома. Воротись, добрый дядя, и попроси у дочерей снисхожденія; у такой ночи нѣтъ вѣдь спуску ни дураку, ни умнику. (Громъ.)
   ЛИРЪ. Рокочи до-сыта! плюй огнемъ! лей дождемъ! Дождь, громъ, вѣтеръ, огонь, не дочери мои! Не корю я васъ, стихіи, неблагодарностью; никогда не отдавалъ я вамъ королевства, не называлъ дѣтьми; ничѣмъ не обязаны вы мнѣ; разражайтесь же страшной вашей потѣхой; передъ вами вашъ рабъ, бѣдный, хилый, слабый, презрѣнный старикъ. Не могу, однакожь, не назвать васъ подлыми угодниками, за одно съ двумя преступными дочерьми, выступающими высоко-зарожденною ратью противъ головы такъ старой и бѣлой, какъ эта. О, гнусно, гнусно это!
   ШУТЪ. Умная тотъ голова, у кого есть домъ, чтобъ скрывать въ немъ свою голову. А
   
   Вздумалось зажить гульфу домкомъ,
             Прежде чѣмъ имъ запаслась голова --
   Пропадутъ низачто и головка и онъ;
             Такъ женится нищихъ не мало.
   
   Кто палецъ ноги дѣлаетъ тѣмъ,
             Чѣмъ сдѣлать долженъ бы сердце --
   Отъ мозолей застонетъ какъ разъ,
             Обратитъ и свой сонъ въ тяжелое бдѣнье,
   
   потому что не родилась еще красивая женщина, которая не гримасничала бы передъ зеркаломъ.

Входитъ Кентъ.

   ЛИРЪ. Нѣтъ, буду образцомъ терпѣнія, не скажу ничего болѣе.
   КЕНТ. Кто тутъ?
   ШУТЪ. Благодушіе и гульфъ; сирѣчь мудрецъ и дуракъ.
   КЕНТ. Вы здѣсь, государь? И все что любитъ ночь, не любитъ такихъ ночей, какъ эта; яростное небо пугаетъ даже истыхъ скитальцевъ во мракѣ, заставляетъ сидѣть въ норахъ своихъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я возмужалъ, не помню такихъ потоковъ огня, такихъ раскатовъ страшнаго грома, такого стона воющихъ дождя и вѣтра; природа человѣка не можетъ выносить такихъ невзгодъ, такихъ ужасовъ.
   ЛИРЪ. Пусть всемогущіе боги, такъ страшно надъ нашими головами гремящіе, выискиваютъ теперь враговъ своихъ. Дрожи негодяй, таящій въ себѣ не открытыя и правосудіемъ не взысканныя еще преступленія; прячься рука кровавая, и ты, вѣроломство, и ты, кровосмѣсительная поддѣлка подъ добродѣтель; трепещи до распаденья на части извергъ, скрытно, подъ благовидной личиной, замышлявшій на жизнь человѣка! Злодѣянія, крѣпко на крѣпко замкнутыя, расторгните скрывающее васъ, и молите у этихъ грозныхъ вызывателей пощады.-- Я человѣкъ не на столько грѣшный, на сколько грѣшатъ противъ меня.
   КЕНТ. И съ непокрытой головой!-- Добрый государь, близехонько отсюда есть шалашъ; онъ хоть сколько нибудь защититъ васъ отъ непогоды; отдохните въ немъ, а я между тѣмъ схожу въ безчувственный замокъ -- безчувственнѣйшій и самыхъ стѣнныхъ камней его, въ которомъ сейчасъ освѣдомлялся объ васъ и въ который меня не впустили,-- вынужу у нихъ скупое ихъ гостепріимство.
   ЛИРЪ. Умъ мой начинаетъ мѣшаться.-- Идемъ, дружище. Ты что? Озябъ? озябъ и я.-- Гдѣ жь солома-то, любезный? Странная нужда наша -- она и дрянь дѣлаетъ драгоцѣнной. Идемъ въ шалашъ. Бѣдный шутъ и рабъ, есть еще въ моемъ сердцѣ частичка жалѣющая тебя.
   ШУТЪ. (Поетъ:)
   
   У кого хоть крошка есть ума,
   Что ему вѣтеръ и дождь -- дребедень;
   Довольнымъ надо быть всѣмъ, что бъ ни послала судьба,
   Хоть бы тамъ дождикъ и каждый лилъ день.
   
   ЛИРЪ. Такъ, дружище.-- Ну, веди же насъ въ шалашъ. (Уходитъ съ Кентомъ.)
   ШУТЪ. Славная это ночь для прохлажденія блудницъ.-- Прежде чѣмъ уйдти -- попророчествую однакожь.
   
   Когда попами будутъ больше на словахъ, чѣмъ на дѣлѣ;
   Когда пивовары будутъ портить пиво водой,
   Когда дворяне учителями своихъ будутъ портныхъ,
   Когда не еретиковъ, а блудниковъ примутся жечь,
   Когда всякое тяжебное дѣло будетъ право въ судѣ,
   Не будетъ ни задолжавшихъ рабовъ, ни обѣднявшихъ господъ,
   Когда клевета не будетъ жить больше въ устахъ,
   Перестанутъ воришки втѣсняться въ толпы,
   На поляхъ ростовщики не побоятся денегъ считать,
   А потаскушки и сводни строить церкви начнутъ,
                                 Тогда царство Альбіона
                       Въ великое придетъ смятенье:
             Настанутъ времена, кто доживетъ -- увидитъ,
                       Что будутъ ногами ходить.
   
   Все это предскажетъ впрочемъ Мерлинъ, потому что живу до его времени. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 3.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ Глостеръ и Эдмондъ.

   ГЛОС. Ахъ, не нравится мнѣ, Эдмондъ, это неестественное жестокосердіе. Когда я просилъ у нихъ позволенія сжалиться надъ нимъ, они лишили меня возможности распоряжаться даже моимъ собственнымъ жилищемъ; приказали, подъ опасеніемъ вѣчнаго ихъ неудовольствія, никогда не говорить объ немъ, не просить за него, никакимъ образомъ не помогать ему.
   ЭДМО. Ужасно, совершенно противуестественно!
   ГЛОС. Слушай же; никому только не разсказывай. Между герцогами разладъ; пожалуй еще и худшее этого. Ночью я получилъ письмо -- опасно даже и говорить объ немъ; я заперъ его въ моемъ кабинетѣ,-- оскорбленія, которымъ король теперь подвергается, будутъ отомщены; часть войска высадилась ужь; мы должны быть на сторонѣ короля. Я отыщу его, и тайно помогу ему; ступай и займи герцога разговоромъ, чтобы онъ не догадался о моемъ добромъ намѣреніи. Спроситъ меня -- скажи что заболѣлъ, слегъ въ постель. Хотя бы и пришлось, по ихъ угрозамъ, умереть за это, не останется мои король, мой старый повелитель, безъ помощи.-- Чудныя ждутъ насъ, Эдмондъ, дѣла впереди; будь, прошу, остороженъ. (Уходитъ.)
   ЭДМО. Какъ ни запрещай, а объ этой нѣжности герцогъ узнаетъ сейчасъ же; и о письмѣ также. Это будетъ порядочная услуга; она даруетъ мнѣ что отецъ потеряетъ -- не меньше какъ все. Падетъ старикъ, возвысится молодой. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 4.

Часть степи съ шалашемъ.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

   КЕНТ. Вотъ здѣсь, государь; войдите, мой добрый государь. Свирѣпство ночи на открытомъ воздухѣ не подъ силу человѣку. (Буря продолжается.)
   ЛИРЪ. Оставь меня.
   КЕНТ. Войдите, добрый государь, сюда.
   ЛИРЪ. Хочешь разорвать сердце мое?
   КЕНТ. Скорѣй разорву свое собственное. Войдите, добрый государь.
   ЛИРЪ. Великое, думаешь ты, дѣло, что злая эта буря пробираетъ насъ до костей; для тебя это такъ; но тамъ, гдѣ засѣлъ недугъ далеко большій -- меньшій почти и не ощущается. Ты бросишься отъ медвѣдя; но, встрѣтивъ ревущее море, вернешься и въ самую пасть его. Покойна душа -- воспріимчиво и тѣло; буря жь моей души заглушаетъ всѣ чувства, кромѣ здѣсь вотъ бьющагося.-- Дѣтская неблагодарность! не тоже ль это что кусанье руки, за то что подноситъ ко рту пищу?-- Но я страшно накажу за это.-- Нѣтъ, плакать я ужь болѣе не буду.-- Выжить меня въ такую ночь!-- Лей себѣ;-- все вытерплю.-- Въ такую ночь, какъ эта! О, Регана! Гонерила!-- Стараго, добраго вашего отца, щедрое сердце котораго все вамъ отдало!-- о, это ведетъ къ сумасшествію; постараемся избѣжать его; ни слова болѣе объ этомъ.
   КЕНТ. Войдите, добрый государь, сюда.
   ЛИРЪ. Прошу, войди туда самъ; хлопочи о своемъ собственномъ удобствѣ. Эта буря лишаетъ меня возможности разобрать что болѣе повредитъ мнѣ.-- Войду, однакожь. (Шуту) Входи, любезный, входи ты первый.-- Входи, нищета бездомная,-- да входи же. (Шутъ входитъ въ шалашъ.) Помолюсь, и засну потомъ.-- Бѣдные, нагіе горемыки, гдѣ бъ вы ни подвергались неистовству этой безжалостной бури, какъ защитить васъ вашимъ безпріютнымъ головамъ, вашимъ тощимъ желудкамъ, вашимъ продыреннымъ лохмотьямъ отъ такой непогоды? О, я слишкомъ мало объ этомъ заботился. Принимай же лѣкарство, роскошь; почувствуй что чувствуютъ бѣдняки, чтобъ могла бросать имъ преизбытокъ, представлять небо болѣе правосуднымъ.
   ЭДГА. (Въ шалашѣ). Сажень съ половиной, сажень съ половиной! Бѣдный Томъ!
   ШУТЪ. (Выбѣгая изъ шалаша.) Не входи туда, дядя; тамъ духъ. Помогите! помогите!
   КЕНТ. Дай руку.-- Кто тамъ?
   ШУТЪ. Духъ, духъ; зовутъ его, говоритъ, бѣднымъ Томомъ.
   КЕНТ. Кто ворчитъ тамъ на соломѣ? Выходи.

Эдгаръ выходитъ въ видѣ сумасшедшаго.

   ЭДГА. Прочь! злой духъ идетъ за мной!-- Дуетъ вѣтеръ сквозь колючій боярышникъ.-- У! ступай на холодную постель свою и грѣйся.
   ЛИРЪ. Ты все отдалъ дочерямъ своимъ? оттого и дошелъ до этого?
   ЭДГА. Кто даетъ что-нибудь бѣдному Тому? злой духъ велъ его сквозь огнь и пламя, по болотамъ и пучинамъ {Въ старыхъ изданіяхъ: through ford and Whirlpool.... По Колльеру: through twamp and Whirlpool....}, по топямъ и трясинамъ; клалъ ножи подъ подушку, и петли на церковную скамью его; подставлялъ мышьякъ къ его похлебкѣ; подстрекалъ гоняться на буромъ рысакѣ по мостамъ въ четыре, вершка шириною за собственной своей тѣнью, какъ за предателемъ.-- Да сохранишь ты пять чувствъ своихъ {Пять душевныхъ силъ, соотвѣтствующихъ пяти чувствамъ: здравомысліе, представленіе, воображеніе, сужденіе и память.}! Озябъ Томъ.-- О, до де, до де, до де.-- Да хранятъ тебя боги отъ вихрей, гибельныхъ созвѣздій и порчи! Дайте что нибудь бѣдному Тому, котораго злой духъ такъ мучитъ.-- Вонъ онъ тамъ,-- (Махая палкой) и тамъ,-- и тамъ,-- и тамъ опять, и тамъ. (Буря все продолжается.)
   ЛИРЪ. Неужели это дочери довели его до такой крайности?-- Не могъ ты ничего спасти? Отдалъ ты имъ все?
   ШУТЪ. Не все -- оставилъ себѣ одѣяло; безъ того всѣмъ намъ было бъ зазорно быть съ нимъ.
   ЛИРЪ. Да падутъ же всѣ предопредѣленныя человѣческимъ преступленіямъ кары, въ зыбкомъ воздухѣ висящія, на главы дочерей твоихъ!
   КЕНТ. Да у него нѣтъ дочерей, государь.
   ЛИРЪ. Смерть тебѣ, измѣнникъ! кромѣ жестокосердыхъ дочерей его ничто не могло бы довести природу до такого униженія.-- Въ модѣ развѣ такая къ плоти отверженныхъ отцовъ безжалостность? Справедливая это кара! вѣдь эта плоть породила пеликаньихъ дочерей этихъ.
   ЭДГА. Пиликокъ сидѣлъ на холму Пиликока;-- у, у, у!
   ШУТЪ. Холодная эта ночь всѣхъ насъ подѣлаетъ дураками и сумасшедшими.
   ЭДГА. Берегись злого духа. Повинуйся твоимъ родителямъ; держи слово; будь справедливъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Keep thy word justly;... По Колльеру: Keep thy word; do justice;....}; не клянись; не связывайся съ законной женой другого; не пріучай своей возлюбленной къ суетнымъ нарядамъ. Озябъ Томъ.
   ЛИРЪ. Чѣмъ ты былъ прежде?
   ЭДГА. Отъявленнымъ волокитой, заносчивымъ и умомъ и сердцемъ; завивалъ волосы, носилъ перчатки на шляпѣ {Перчатку на шляпѣ носили или какъ знакъ благосклонности любимой особы, или какъ знакъ вызова на единоборство.}, угождалъ похоти моей владычицы и совершалъ съ ней дѣло тьмы; произносилъ столько же клятвъ, сколько словъ, и тотчасъ же нарушалъ ихъ передъ свѣтлымъ ликомъ неба; засыпалъ придумывая соблазны, и просыпался осуществлять ихъ. Вино любилъ я страшно, кости -- страстно, а на счетъ женщинъ -- перещеголялъ бы и Турка; былъ лживъ сердцемъ, падокъ на ухо, кровожаденъ на руку, свиньей по лѣни, лисой по лукавству, волкомъ по жадности, псомъ по бѣшенству, львомъ по хищности. Смотри, чтобъ скрипъ башмаковъ, да шелестъ шелковаго платья не поддѣли бѣднаго твоего сердца; чтобъ твоя нога не была въ домахъ разврата, твоя рука -- въ прорѣхѣ сорочки; а твое перо -- въ книгѣ ростовщика; не уступай злому духу.-- А холодный вѣтеръ все дуетъ въ боярышникѣ; воетъ: у, у, зумъ, мунъ, дитя, дитя мое Дольфинъ, оставь; пусть проѣзжаетъ себѣ {Слова изъ старой баллады, въ которой король Франціи, опасаясь въ битвѣ за Дофина, кричатъ ему: Dolphin my boy, my boy; sessa! let him trot by.}. (Буря все продолжается.)
   ЛИРЪ. Лучше лежать бы тебѣ въ могилѣ, чѣмъ подвергать обнаженное тѣло такому неистовству непогоды.-- Неужели человѣкъ не больше этого? Вглядитесь въ него хорошенько. Ты не обязанъ червю шелкомъ, звѣрю -- шкурой, овцѣ -- шерстью, выхухолю -- благоуханіемъ.-- А! здѣсь трое изъ насъ поддѣлка!-- Только ты то, что есть; неподдѣльный человѣкъ -- такое жь, какъ ты, жалкое, нагое, развиленное животное.-- Долой же, долой все заемное.-- (Сбрасывая си себя одежды) Разоблачайтесь же и вы.
   ШУТЪ. Сдѣлай милость, успокойся, дядя; скверная эта ночь для купанья въ ней.-- Теперь и небольшой огонекъ въ широкомъ полѣ былъ бы то же, что сердце стараго сластолюбца: крохотная искорка, тогда какъ все остальное его тѣло -- ледъ.-- Смотри, какой-то бродячій огонекъ идетъ сюда.
   ЭДГА. Злой это духъ Флибертижибетъ; онъ выходитъ съ призывомъ гасить огонь, и бродитъ до первыхъ пѣтуховъ; онъ насылаетъ бѣльмы, перекашиваетъ глаза, дѣлаетъ губу заячьей, портитъ пшеницу рожками, всячески пакоститъ земному созданію.
   
   Трижды Витольдъ святый по долу похаживалъ;
   Трижды три мару 1) нахаживалъ,
             Давить марѣ заказывалъ,
             Клятвой мару связывалъ.
   Убирайся же, вѣдьма, убирайся скорѣй!
   1) Родъ домоваго или кикиморы. Святой Витольдъ почитался защитникомъ отъ домовыхъ.
   

Входитъ Глостеръ съ факеломъ.

   КЕНТ. Какъ вы себя чувствуете, государь?
   ЛИРЪ. Кто это?
   КЕНТ. Кто тамъ? Чего ищешь ты?
   ГЛОС. Вы кто? Имена ваши?
   ЭДГА. Бѣдный Томъ, питающійся лягушками, жабами, головастиками, ящерицами, саламандрами; ѣстъ онъ, когда злой духъ въ немъ занеистовствуетъ, и коровье кало вмѣсто салата; жретъ крысъ и дохлыхъ собакъ; пьетъ зеленое покрывало стоячихъ прудовъ; бичуютъ его отъ сбора до сбора десятины, сажаютъ въ колодки, наказываютъ и заключаютъ въ темницу; было у него три платья для плечъ, шесть рубахъ для тѣла, лошадь для ѣзды, и мечъ при бедрѣ,--
   
   Но мышей и крысъ и подобныхъ маленькихъ звѣрковъ
   Кушаетъ Томъ цѣлыхъ семь ушь годковъ.
   
   Берегись моего преслѣдователя.-- Уймись же, Смолькинъ! уймись, мой мучитель!
   
   ГЛОС. И вы, ваше величество, не нашли общества получше этого?
   ЭДГА. Князь тьмы тоже джентльменъ; его зовутъ Модо, и Маху еще {Модо, Маху, Фратеретто, Флибертижибетъ и Смолькинъ названія злыхъ духовъ, заимствованныя Шекспиромъ, по всей вѣроятности, изъ вышедшей въ 1603 году книги Самуила Херснета: А declaration of Egregious Popish Impostures, to withdraw the hearts of Her Majesty snbjects from their allegiance, under the pretence of casting out devils practised by Edmunds alias Weston, a Jesuit, and divers Romish priests, his wicked associates.}.
   ГЛОС. Плоть и кровь наша, государь, до того изгадилась, что ненавидитъ даже и то, что порождаетъ ее.
   ЭДГА. Озябъ бѣдный Томъ.
   ГЛОС. Идемте, государь, ко мнѣ; мой долгъ не допускаетъ полнаго повиновенія жестокимъ предписаніямъ дочерей вашихъ. Несмотря на строгій ихъ приказъ замкнуть для васъ ворота, предоставить васъ свирѣпству этой страшной ночи, я все таки рѣшился отыскать и отвести васъ туда, гдѣ васъ ждутъ и огонь и пища.
   ЛИРЪ. Позволь мнѣ прежде побесѣдовать съ этимъ философомъ.-- Что причина грома?
   КЕНТ. Примите, государь, его предложеніе; идите къ нему.
   ЛИРЪ. Поразспрошу только этого ученаго Ѳиванца.-- Что изучаешь ты?
   ЭДГА. Какъ избѣгать злого духа и убивать гадинъ.
   ЛИРЪ. Позволь предложить тебѣ одинъ вопросъ по секрету. (Разговариваютъ тихо.)
   КЕНТ. Попросите его еще идти съ вами, сэръ; умъ его начинаетъ мѣшаться.
   ГЛОС. Что жь удивительнаго? Его дочери ищутъ его смерти.-- Ахъ, вспомнишь теперь добраго Кента!-- Будетъ такъ, говорилъ бѣдный изгнанникъ!-- Ты говоришь, умъ короля мѣшается; а я, скажу тебѣ, любезный, почти и совсѣмъ ужь обезумѣлъ. Былъ у меня сынъ, теперь отвергнутый; онъ недавно, очень еще недавно, также покушался на мою жизнь. А какъ, мой другъ, любилъ я его; ни одинъ отецъ не любилъ еще сына такъ сильно; это-то горе, признаться, и разстроило мой умъ.-- (Буря все продолжается.) Какая ночь!-- Прошу, ваше величество --
   ЛИРЪ. Ахъ, извините, сэръ.-- Философъ благородный, просимъ не лишать насъ твоего сообщества?
   ЭДГА. Озябъ Томъ.
   ГЛОС. Ступай, любезный туда, въ шалашъ; погрѣйся тамъ.
   ЛИРЪ. Войдемте жь туда всѣ.
   КЕНТ. Намъ надо сюда, государь.
   ЛИРЪ. Съ нимъ; съ моимъ философомъ я не разстанусь.
   КЕНТ. Уступите, сэръ; пусть беретъ его съ собой.
   ГЛОС. Возьмите его съ собою.
   КЕНТ. Идемъ, любезный; идемъ съ нами.
   ЛИРЪ. Идемъ, добрый Аѳинянинъ.
   ГЛОС. Безъ разговоровъ только; тихохонько.
   ЭДГА. А какъ, къ темной Ровландъ башнѣ подъѣхалъ,
             Онъ все рычалъ: фи, фуй, фай,
                       Чую Британца я кровь.

(Уходятъ.)

   

СЦЕНА 5.

Комната въ замки Глостера.

Входятъ Корнвелль и Эдмондъ.

   КОРН. Отомщу прежде, чѣмъ оставлю замокъ.
   ЭДМО. Меня, милордъ, нѣсколько пугаетъ только то, что могутъ порицать такое, съ моей стороны, подчиненіе природы долгу.
   КОРН. Теперь понимаю, что не одинъ только дурной нравъ заставилъ твоего брата искать его смерти; что и его собственная гадость была справедливымъ къ тому побужденіемъ.
   ЭДМО. Какъ я несчастливъ, что и въ должномъ долженъ раскаиваться! Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ; изъ него ясно, что онъ дѣятельный сторонникъ Франціи. О боги, зачѣмъ эта измѣна, или зачѣмъ не другому, а мнѣ пришлось быть обличителемъ!
   КОРН. Идемъ къ герцогинѣ.
   ЭДМО. Правда все тутъ написанное, много будетъ вамъ хлопотъ.
   КОРН. Правда или ложь -- она сдѣлала тебя графомъ Глостеръ. Разузнай гдѣ твой отецъ, чтобы мы тотчасъ же могли привлечь его къ отвѣтственности.
   ЭДМО. (Про себя). Найду его ухаживающимъ за королемъ -- это еще болѣе усилитъ его подозрѣніе.-- (Громко) Не измѣню моей вѣрности вамъ, какъ ни тяжко ея столкновеніе съ родственными обязанностями.
   КОРН. Я вполнѣ полагаюсь на тебя, и моей любовью дарую тебѣ отца еще болѣе нѣжнаго. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 6.

Комната прилегающей съ замку мызы.

Входятъ Глостеръ и Кентъ.

   ГЛОС. Здѣсь лучше, чѣмъ на открытомъ воздухѣ; будьте и за это благодарны. Постараюсь еще, на сколько могу, улучшить ваше здѣсь положеніе. Я скоро возвращусь къ вамъ.
   КЕНТ. Вся сила умственныхъ его способностей уступила горячности.-- Боги да наградятъ доброту вашу! (Глостеръ уходитъ.)

Входятъ Лиръ, Эдгаръ и Шутъ.

   ЭДГА. Фратеретто зоветъ меня; говоритъ, Неронъ удильщикъ въ озерѣ мрака. Молись, невинный, и берегись злого духа.
   ШУТЪ. Скажи, сдѣлай милость, дядя, кто сумасшедшій -- мужикъ или дворянинъ?
   ЛИРЪ. Король, король!
   ШУТЪ. Нѣтъ; мужикъ, у котораго сынъ въ дворянахъ; потому что безумный онъ мужикъ, если сынъ прежде его сдѣлался дворяниномъ.
   ЛИРЪ. Тысячи раскаленныхъ копій, шипя, да вонзятся въ нихъ!
   ЭДГА. Злой духъ кусаетъ мнѣ спину.
   ШУТЪ. Сумасшедшій тотъ, кто довѣряетъ прирученности волка, здоровью лошади, любви мальчишки, или клятвѣ дѣвы радости.
   ЛИРЪ. Рѣшено; потребую ихъ къ суду сейчасъ же.-- (Эдгару) Садись ты, ученѣйшій судія, здѣсь; (Шуту) ты, мудрецъ -- здѣсь.-- Ну, вы лисы!
   ЭДГА. Смотри, какъ онъ сверкаетъ тамъ глазами!-- Мало еще вамъ, почтенная госпожа, глазъ на судѣ?
   
             Переплывай чрезъ ручей, Бесси, во мнѣ!
   
   ШУТЪ.           Въ челнокѣ дырка у ней,
             И нельзя ей сказать,
                       Почему переплыть не смѣетъ къ тебѣ.
   
   ЭДГА. Злой духъ преслѣдуетъ бѣднаго Тома голосомъ соловья. Хопденсъ требуетъ, въ желудкѣ Тома, двухъ селедокъ. Не каркай, черный ангелъ! нѣтъ у меня для тебя пищи.
   КЕНТ. Что съ вами, государь? Что стоите какъ окаменѣлый? Прилягте лучше на эти подушки и отдохните.
   ЛИРЪ. Посмотрю прежде судъ ихъ.-- Вводите свидѣтелей.-- (Эдгару) Ты, облеченный въ мантію судьи, займи свое мѣсто;-- (Шуту) и ты, спаренный съ нимъ ярмомъ правосудія, садись подлѣ него.-- (Кенту) Ты то же вѣдь изъ судей, садись и ты.
   ЭДГА. Будемъ судить по совѣсти.
   
   Спишь иль бодрствуешь, прекрасный пастушокъ,
             Твои овцы разбрелися по ржи;
   Но ты, однимъ твоихъ устъ дуновеньемъ въ рожокъ
             Можешь избавить себя и овечекъ отъ всякой бѣды.
   
   Мурлычь! кошка-то сѣрая.
   ЛИРЪ. Судите прежде ее; это Гонерила. Предъ лицемъ почтеннаго этого собранія клянусь, она вытолкала бѣднаго короля, отца своего.
   ШУТЪ. Подойдите, сударыня. Ваше имя Гонерила?
   ЛИРЪ. Не можетъ она отречься.
   ШУТЪ. Ахъ, извините, я принялъ васъ за скамейку.
   ЛИРЪ. А вотъ и другая; сведенныя брови высказываютъ какое у нея сердце.-- Держите ее! Оружія, оружія, мечей, огня!-- Подкупъ и здѣсь! Гнусный судья, зачѣмъ далъ ты ей ускользнуть?
   ЭДГА. Сохрани тебѣ, Господь, пять чувствъ твоихъ!
   КЕНТ. О горе!-- Государь, гдѣ жь теперь самообладаніе, которымъ такъ часто хвалились?
   ЭДГА. (Про себя). Мои слезы до того берутъ его сторону, что, пожалуй, и выдадутъ меня.
   ЛИРЪ. И маленькія собаченки, и всѣ, Трэй, Бѣлый, Сокровище, смотрите, всѣ лаютъ на меня.
   ЭДГА. Томъ швырнетъ въ нихъ своей головой!-- Прочь, псы!
   
   Будь твоя морда черна иль бѣла,
   Будь твой зубъ ядовитъ;
   Будь лягавой, ублюдкомъ, цѣпной,
   Гончей, нщейкой, борзой;
   Будь съ длиннымъ иль куцымъ хвостомъ,
   Заставитъ тебя Томъ выть и визжать;
   Какъ только швырнетъ головой --
   Черезъ тыны полетите вы врознь.
   
   До, де, до, де. Смотри, смотри {Въ прежнихъ изданіяхъ: Sessa... По Колльеру: See, see!...}. Идемъ на торги и ярмарки, въ города гдѣ бываютъ базары.-- Сухъ, бѣдный Томъ, рожокъ твой {Бедламиты носили большой бычачій рогъ, въ который сливали подаваемое имъ вино.}.
   ЛИРЪ. Такъ вскройте же грудь Реганы, посмотрите, что зарождаетъ ея сердце.-- Есть въ природѣ какая нибудь причина порожденія такихъ жестокихъ сердецъ?-- (Эдгару) Васъ, сэръ, я считаю однимъ изъ моихъ ста; не нравится мнѣ только нарядъ вашъ; вы скажете, пожалуй, что это Персидскій -- вы все таки перемѣните его.
   КЕНТ. Прилягте теперь, государь, вотъ здѣсь; отдохните немного.
   ЛИРЪ. Не шумите же; не шумите; задерните занавѣску. Такъ, такъ, такъ; а поужинаемъ завтра утромъ; такъ, такъ, такъ.
   ШУТЪ. А я засну въ полдень.

Глостеръ возвращается.

   ГЛОС. Послушай, любезный; гдѣ король, мой повелитель?
   КЕНТ. Здѣсь, сэръ; не безпокойте только его; онъ совсѣмъ помѣшался.
   ГЛОС. Любезный другъ, прошу, бери его скорѣй на руки; я подслушалъ умыселъ на жизнь его. Носилки готовы; положи его на нихъ, и скорѣй въ Дувръ; тамъ ты найдешь, мой другъ, и привѣтъ и покровительство. Поднимай же твоего господина; промедлишь хоть полчаса -- и онъ, и ты, и кто бы ни вздумалъ помочь ему, погибли. Поднимай же, поднимай его, и за мной; для большей безопасности, я дамъ тебѣ хорошихъ провожатыхъ.
   КЕНТ. Спитъ удрученная природа. Сонъ этотъ, можетъ, успокоилъ нѣсколько надорванныя твои чувства, которыя не легко будетъ изцѣлить, если обстоятельства не поблагопріятствуютъ.-- (Шуту) Ну, помогай же нести твоего господина; не слѣдуетъ тебѣ отставать.
   ГЛОС. Идемъ, идемъ. (Кентъ, Глостеръ и Шутъ уходятъ, унося короля.)
   ЭДГА. Когда видишь, что и лучшіе насъ страдаютъ какъ мы, горе кажется не такъ уже враждебнымъ. Страждущій одиноко -- болѣе страдаетъ духомъ, забывая все чуждое страданію, всякую мысль о счастіи; болѣе переноситъ духъ, когда есть товарищи страданія. Какъ легко и сносно кажется мнѣ теперь мое несчастіе, когда вижу что то, что только принагнуло меня, совсѣмъ согнуло короля. Его -- дѣти, меня -- отецъ!-- Скройся же, Томъ! Слѣди за событіями, а явись, когда позорящая тебя клевета уничтожится сознаніемъ правоты твоей. Что-то еще, кромѣ бѣгства короля, произойдетъ въ эту ночь! Посмотримъ, посмотримъ. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 7.

Комната въ замкъ Глостера.

Входятъ Корнвеллъ, Регана, Гонерила, Эдмондъ и Служители.

   КОРН. Отправляйтесь скорѣе къ его высочеству, супругу вашему; покажите ему это письмо -- французское войско высадилось уже.-- Сыскать измѣнника Глостера. (Нѣсколько Служителей уходятъ.)
   РЕГА. Повѣсить его сейчасъ же.
   ГОНЕ. Вырвать ему глаза.
   КОРН. Предоставьте его мнѣ.-- Эдмондъ, ты сопутствуешь нашей сестрѣ; неприлично тебѣ быть зрителемъ кары, которой мы должны подвергнуть вѣроломнаго отца твоего. Посовѣтуйте герцогу, къ которому ѣдете, какъ можно спѣшить приготовленіями; поспѣшимъ и мы. Гонцы между нами будутъ скоры и толковы. Прощай, любезная сестра; -- прощайте, лордъ Глостеръ.

Входитъ Освальдъ.

   Ну что? Гдѣ король?
   ОСВА. Лордъ Глостеръ выпроводилъ его отсюда. Человѣкъ тридцать пять или тридцать шесть его рыцарей, ревностно его искавшихъ, встрѣтили его у воротъ и отправились съ нимъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ еще вассаловъ лорда, въ Дувръ, гдѣ, хвастали, имѣютъ друзей весьма сильныхъ.
   КОРН. Подавай лошадей госпожѣ твоей.
   ГОНЕ. Прощайте, герцогъ, и ты, сестра.
   КОРН. Прощай, Эдмондъ.-- (Гонерила, Эдмондъ и Освальдъ уходятъ.) Ступайте, отыщите измѣнника Глостера, скрутите, какъ вора, и представьте сюда. (Уходятъ еще нѣсколько Служителей.) Хотя мы и не можемъ безъ суда лишить его жизни -- власть наша угодитъ таки нашему гнѣву, который могутъ порицать, но ничѣмъ не удержатъ. Кто тамъ? Предатель?

Входятъ Служители съ Глостеромъ.

   РЕГА. Неблагодарная лиса! Онъ.
   КОРН. Свяжите крѣпче высохшія руки его.
   ГЛОС. Что же это такое?-- Добрые друзья мои, вспомните, вы мои гости; не поступайте со мной такъ гнусно, друзья мои.
   КОРН. Свяжите, говорю вамъ. (Служители вяжутъ его.)
   РЕГА. Крѣпче, крѣпче.-- О гнусный измѣнникъ!
   ГЛОС. Не измѣнникъ я, безчеловѣчная женщина.
   КОРН. Привяжите его къ этому стулу.-- Узнаешь, бездѣльникъ -- (Служители привязываютъ его; Регана рветъ ему бороду.)
   ГЛОС. Страшно, клянусь благими богами, неблагородно рвать мою бороду.
   РЕГА. Съ такой бѣлой, и такой предатель!
   ГЛОС. Безжалостная, волосы, вырываемые тобой изъ моего подбородка, оживотворятся и обвинятъ тебя. Я вашъ хозяинъ; не слѣдовало бы вамъ вашими разбойническими руками такъ позорить радушное мое гостепріимство. Чего хотите вы?
   КОРН. Какое письмо получилъ ты недавно изъ Франціи?
   РЕГА. Безъ увертокъ -- мы все знаемъ.
   КОРН. И какія сношенія у тебя съ измѣнниками, недавно высадившимися въ королевство?
   РЕГА. Къ кому отправилъ ты сумасшедшаго короля? Говори.
   ГЛОС. Письмо, писанное по предположеніямъ только, получилъ я отъ человѣка безпристрастнаго, нисколько не враждебнаго.
   КОРН. Увертка.
   РЕГА. Ложь.
   КОРН. Куда отправилъ ты короля?
   ГЛОС. Въ Дувръ.
   РЕГА. Зачѣмъ въ Дувръ? Не было тебѣ предписано подъ опасеніемъ --
   КОРН. Зачѣмъ въ Дувръ? Дай ему прежде на это отвѣтить.
   ГЛОС. Привязанъ я къ столбу -- долженъ выдерживать эту травлю.
   РЕГА. Зачѣмъ въ Дувръ?
   ГЛОС. За тѣмъ что не хотѣлъ видѣть, какъ жестокіе твои ногти примутся выцарапывать его бѣдные старые глаза, или какъ безпощадные кабаньи клыки жестокосердой твоей сестры вопьются въ помазанное его тѣло. Въ такую бурю, какую онъ, съ непокрытой головой, въ эту адски-черную ночь выдерживалъ, вздымавшееся море готово было погасить и свѣтъ звѣздный,-- а онъ, бѣдный старикъ, помогалъ еще небу дождить. Еслибъ и волки въ такое страшное время выли у воротъ твоихъ, тебѣ слѣдовало бы сказать: отопри имъ, добрый привратникъ; все жестокое, кромѣ тебя, смягчилось бы; но я увижу еще, какъ крылатое мщеніе настигнетъ такихъ дѣтей.
   КОРН. Не увидишь ты этого никогда.-- Эй, вы, держите стулъ крѣпче. Выдавлю глаза ногой.
   ГЛОС. О, кто надѣется еще дожить до старости, помоги мнѣ какъ нибудь!-- О извергъ! О боги!
   РЕГА. Одна сторона будетъ вѣдь надъ другой насмѣхаться; выдави и другой.
   КОРН. Увидишь мщеніе --
   СЛУЖ. Остановитесь, лордъ. Я служу вамъ съ дѣтства, но никогда еще не услуживалъ вамъ такъ, какъ теперь этой просьбой остановиться.
   РЕГА. Это что такое, собака?
   СЛУЖ. Будь у васъ борода на подбородкѣ, вытеребилъ бы я ее теперь. Чего хотите вы?
   КОРН. (Бросаясь на него съ обнаженнымъ мечемъ). Бездѣльникъ!
   СЛУЖ. (Обнажая также мечъ). Если такъ, пожните жь плоды бѣшенства. (Ранитъ его.)
   РЕГА. Твой мечь. (Вырываетъ его у другаго Служителя и вонзаетъ сзади въ перваго.) Рабъ смѣетъ возставать такъ!
   СЛУЖ. О, убитъ!-- Милордъ, у васъ остается еще глазъ видѣть кару ему.-- О!-- (Умираетъ.)
   КОРН. А чтобъ не видалъ -- предупредимъ.-- Вонъ, гадкій студень!-- Гдѣ теперь блескъ твой?
   ГЛОС. Все мрачно и безотрадно.-- Гдѣ же мой сынъ Эдмондъ? Эдмондъ, вздуй всѣ искры твоей природы на отплату за страшное это дѣло.
   РЕГА. Нѣтъ его здѣсь, вѣроломный бездѣльникъ! Ты взываешь къ тому, кто ненавидитъ тебя; онъ-то и открылъ намъ твою измѣну; слишкомъ онъ хорошъ, чтобъ жалѣть тебя.
   ГЛОС. О безумецъ! Напрасно стало оскорбилъ я Эдгара.-- О простите мнѣ это, боги милосердые, и наградите его!
   РЕГА. Вытолкайте его за ворота; пусть носомъ отыскиваетъ дорогу въ Дувръ.-- Что съ вами, милордъ?
   КОРН. Я раненъ.-- Пойдемъ со мною.-- Вытолкайте безглазаго негодяя; бросьте бездѣльника на новозную кучу.-- Регана, я истекаю кровью; не ко времени эта рана. Поддержи меня (Уходитъ съ Реганой. Служители развязываютъ Глостера и ведутъ его вонъ.)
   1 сл. Будетъ этому человѣку хорошо -- не будетъ безпокоить меня ни одинъ изъ грѣховъ моихъ.
   2 сл. Проживетъ она долго и умретъ своей смертью -- всѣ женщины обратятся въ чудищь.
   1 сл. Пойдемъ за старымъ графомъ и уговоримъ Бедламита вести его, куда онъ захочетъ; нищенское его безуміе на все согласится.
   2 сл. Ступай ты, а я добуду льну и яичнаго бѣлка, чтобъ перевязать кровавыя его раны. Помоги ему небо! (Уходятъ въ разныя стороны.)
   

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Степь.

Входитъ Эдгаръ.

   ЭДГА. Лучше быть такъ, безвѣстно {Въ прежнихъ изданіяхъ: Yet better thus, and knovm to be contemn'd... По Колльеру: les better thus, unknown to be contemn'd...} презираемымъ, чѣмъ презираемымъ, упиваясь лестью.-- Быть несчастнѣйшимъ -- и самое жалкое, наиболѣе счастіемъ обиженное созданіе постоянно надѣется, не живетъ въ страхѣ; плачевны переходы отъ лучшаго; худшее возвращаетъ къ смѣху. Привѣтствую же тебя, безплотный, обнимаемый мною воздухъ; бѣднякъ, сдутый тобой въ самое худшее, ничѣмъ не обязанъ твоимъ порывамъ.-- Кто это, однакожь, идетъ сюда?

Входитъ Глостеръ, ведомый Старикомъ.

   Мой отецъ, и нищимъ ведомый?-- Свѣтъ, свѣтъ, о свѣтъ! не заставляй насъ странныя твои перемѣны ненавидѣть тебя, жизнь не уступала бы лѣтамъ.
   СТАР. О, мой добрый лордъ, восемьдесятъ лѣтъ былъ я вашимъ и вашего отца ленникомъ.
   ГЛОС. Уйди, уйди отъ меня; уйди, добрый другъ мой. Твоя помощь никакой не принесетъ мнѣ пользы; тебѣ же можетъ повредить.
   СТАР. Да вѣдь вы не можете видѣть вашей дороги.
   ГЛОС. Нѣтъ у меня дороги, потому и въ глазахъ не нуждаюсь; спотыкался я и зрячій. Какъ часто приводится видѣть, что наши недостатки обезопасиваютъ насъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Our means secure us... По Колльеру: Our wanh secure us...}, и самое лишеніе дѣлается пріобрѣтеніемъ.-- О, сынъ мой, дорогой мой Эдгаръ, снѣдь ярости твоего обманутаго отца, доживи я до возможности увидать тебя осязаніемъ, сказалъ бы я: есть у меня глаза снова.
   СТАР. Тутъ кто-то есть. Кто тамъ?
   ЭДГА. (Про себя). О боги! кто же можетъ сказать: я несчастнѣйшій? Вотъ, я несчастнѣе, чѣмъ былъ когда нибудь.
   СТАР. Это бѣдный, безумный Томъ.
   ЭДГА. (Про себя). И могу быть еще несчастнѣе; нѣтъ еще величайшаго несчастія, пока можемъ говорить: это величайшее.
   СТАР. Куда идешь ты, любезный?
   ГЛОС. Кто это -- нищій?
   СТАР. И безумный, и нищій.
   ГЛОС. Не совсѣмъ онъ безъ ума; не могъ бы иначе нищить. Въ бурю послѣдней ночи, я видѣлъ такого безумца, заставившаго меня думать, что человѣкъ -- червь; пришелъ мнѣ на мысль и мой сынъ, но мысль моя была тогда едва ли благосклонна къ нему; за тѣмъ узналъ я многое. То же мы для боговъ, что мухи для шаловливыхъ ребятишекъ; убиваютъ они насъ для потѣхи своей.
   ЭДГА. (Про себя). Какъ же быть мнѣ?-- Скверное дѣло разыгрывать дурачка передъ горемъ, досаждая и себѣ и другимъ. (Громко.) Божье вамъ благословеніе, господинъ.
   ГЛОС. Тотъ это голякъ?
   СТАР. Онъ, мой лордъ.
   ГЛОС. Такъ уходи же, сдѣлай милость. А вздумаешь, по старой любви, нагнать насъ на дорогѣ къ Дувру, за милю или за двѣ отсюда, нагони, да захвати съ собой какую нибудь прикрышку для нагой этой души, которую попрошу вести меня.
   СТАР. Да онъ вѣдь безумный, сэръ.
   ГЛОС. Кара то времени, когда безумные дѣлаются вожаками слѣпыхъ. Сдѣлай какъ я сказалъ, или какъ тамъ тебѣ вздумается; уходи только скорѣе.
   СТАР. Принесу ему мое лучшее платье, будь тамъ, что будетъ. (Уходите.)
   ГЛОС. Ну, голякъ.
   ЭДГА. Озябъ, бѣдный Томъ. (Про себя) Не могу долѣе притворяться.
   ГЛОС. Подойди ко мнѣ, любезный.
   ЭДГА. (Про себя). А долженъ еще.-- (Громко) Да заживутъ дорогіе глаза твои; они точатъ еще кровь.
   ГЛОС. Знаешь ты дорогу въ Дувръ?
   ЭДГА. И лазейки и рогатки, и проѣзжую и пѣшеходную. Бѣднаго Тома спугнули съ ума; боги да хранятъ тебя, добраго человѣка, отъ злого духа! Пять злыхъ духовъ было въ бѣдномъ Томѣ разомъ: духъ сластолюбія Обидикутъ, Гоббидиденсъ -- князь нѣмоты, Маху -- воровства, Модо -- убійства, и Флиббертижибетъ -- корчь и кривлянья; теперь они вселились въ горничныхъ и работницъ. Да хранитъ тебя небо, господинъ!
   ГЛОС. Вотъ, возьми этотъ кошелекъ; злобныя созвѣздія подвергли тебя всѣмъ своимъ карамъ; мое несчастіе дѣлаетъ тебя счастливѣе.-- Поступай же такъ всегда и ты, небо! Пусть роскошествующій, въ сладострастіи утопающій, твоими законами пренебрегающій {Въ прежнихъ изданіяхъ: That slaves your ordinance... По Колльеру: That braves your ordinance...}, не хотящій видѣть, потому что не чувствуетъ, разомъ почувствуетъ мощь твою; такое распредѣленіе предотвратитъ излишество; у каждаго будетъ достаточно.-- Знаешь ты Дувръ?
   ЭДГА. Знаю, господинъ.
   ГЛОС. Тамъ есть скала, высокая, нависшая вершина которой боязливо глядитъ въ глубь у ея подножія. Взведи меня на нее, на самый ея край, и я облегчу гнетущую тебя нищету немногимъ, оставшимся у меня цѣннымъ; оттуда вожака мнѣ уже не нужно.
   ЭДГА. Давай руку; бѣдный Томъ поведетъ тебя. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Предъ замкомъ герцога Альбенскаго.

Входятъ Гонерила и Эдмондъ, и имъ на встрѣчу Освальдъ.

   ГОНЕ. Милости просимъ, любезный лордъ,-- Удивляюсь, что кроткій нашъ супругъ не встрѣтилъ насъ на дорогѣ.-- Гдѣ господинъ твой?
   ОСВА. Дома; только никогда еще человѣкъ такъ не измѣнялся. Сказалъ я ему о высадившемся войскѣ -- онъ улыбнулся; сказалъ, что вы возвращаетесь -- "тѣмъ хуже", было отвѣтомъ; когда же сообщилъ объ измѣнѣ Глостера, и о вѣрной службѣ его сына -- онъ назвалъ меня глупцемъ, прибавивъ что выворотилъ все на изнанку. То, чему слѣдовало бъ быть непріятнымъ для него, кажется ему забавнымъ; пріятное же -- оскорбительнымъ.
   ГОНЕ. (Эдмонду). Такъ вы и не входите. Это трусливая пугливость ума его, боящагося предпринять что нибудь; не хочетъ онъ чувствовать обидъ, требующихъ отместки. Но то, что мы дорогой задумали, можетъ все таки удасться. Назадъ, Эдмондъ, къ нашему брату; поторопите сборъ войскъ его, и станьте во главѣ ихъ. Я же должна дома помѣняться оружіемъ, передать веретено мужу. Сноситься мы будемъ черезъ этого вѣрнаго служителя, и скоро услышите вы, вѣроятно, если только осмѣлитесь попытать счастія, желаніе возлюбленной. (Подавая ему цѣпъ) Носите это; поберегите слова; наклонитесь; этотъ поцѣлуй, еслибъ онъ смѣлъ говорить, окрылилъ бы духъ вашъ.-- Пойми, и прощай.
   ЭДМО. Вашъ въ рядахъ смерти.
   ГОНЕ. Милый Глостеръ! (Эдмондъ уходитъ.) О, какая разница между мущиной и мущиной! Тебѣ угода женщины -- должное; дурень же мой -- противный хищникъ моего тѣла.
   ОСВА. Герцогъ, миледи, идетъ сюда. (Уходитъ.)

Входитъ Альбени.

   ГОНЕ. Свистка-то, я думаю, я стоила {Была поговорка: жалкая та собака, которая и свистка не стоитъ.}.
   АЛЬБ. О Гонерила, не стоишь ты даже и пыли, которую буйный вѣтеръ взвѣваетъ тебѣ въ лицо.-- Боюсь я твоего настроенія: натура, презирающая свое начало, не можетъ сдерживаться въ должныхъ границахъ; отрывающая, отсѣкающая себя отъ родственнаго пня, поневолѣ должна засохнуть, пойти на смертоносную потребу {Занимавшіеся чародѣйствомъ часто употребляли для своихъ продѣлокъ и сухія вѣтви.}.
   ГОНЕ. Довольно; все это очень глупо.
   АЛЬБ. Гнусному и доброта и мудрость кажутся гнусными; грязи только грязь по вкусу. Что сдѣлали вы? Тигрицы, не дочери, чего добились вы? Отца, добрѣйшаго старца, почтенность котораго и понурый медвѣдь лизалъ бы, жестокосердые, чудовищнѣйшіе выродки, свели вы съ ума. И какъ могъ допустить это добрый братъ мой, мужъ, герцогъ, такъ имъ облагодѣтельетвованный? Не поспѣшитъ небо послать видимыхъ духовъ для обузданія такихъ страшныхъ преступленій, люди неминуемо примутся пожирать другъ друга, какъ чудища пучинъ морскихъ.
   ГОНЕ. Жалкій трусъ, у котораго щеки только для пощечинъ, голова -- для поруганій, и нѣтъ глазъ во лбу для различенія почета отъ оскорбленій; не знающій, что только глупцамъ подобаетъ жалѣть негодяевъ, наказываемыхъ прежде, чѣмъ успѣли совершить преступленіе. Гдѣ твои барабаны? Франція развиваетъ свои знамена въ мирной странѣ нашей; пернатые шлемы врага грозятъ, а ты, добродѣтельный дурень, сидишь себѣ, восклицая: ахъ! зачѣмъ они это дѣлаютъ?
   АЛЬБ. Взгляни, демонъ, на себя! И въ нечистомъ, свойственное ему безобразіе не такъ ужасно, какъ въ женщинѣ.
   ГОНЕ. О глупецъ пустоголовый!
   АЛЬБ. Выродокъ, прикрывающійся личиной стыда ради, не дѣлай же лица своего чудовищнымъ. Не считай я неприличнымъ дать рукамъ моимъ волю повиноваться крови, онѣ растерзали бы твое тѣло, повыдергали бы кости; тебя, хоть ты и демонъ, защищаетъ женскій твой образъ.
   ГОНЕ. Какое вдругъ мужество!

Входитъ Вѣстникъ.

   АЛЬБ. Что новаго?
   ВѢСТ. О, мой лордъ, герцогъ Корнвелльскій умеръ, убитъ служителемъ, въ то время какъ вырывалъ другой глазъ Глостера.
   АЛЬБ. Глазъ Глостера?
   ВѢСТ. Слуга, имъ вскормленный, подвигнутый состраданіемъ, возсталъ противъ такого дѣла и обнажилъ мечъ противъ господина, который, въ ярости, бросился на него и убилъ его тутъ же, но не избѣжавъ смертельной раны, отъ которой и умеръ.
   АЛЬБ. Доказательство, что есть на небѣ судіи, быстро карающіе совершаемыя нами на землѣ преступленія!-- Но, о бѣдный Глостеръ! что же -- лишился онъ другаго глаза?
   ВѢСТ.. Обоихъ, обоихъ, мой лордъ. (Подавая Гонерилѣ письмо) Это письмо, герцогиня, требуетъ скорѣйшаго отвѣта; оно отъ вашей сестры.
   ГОНЕ. (Про себя). Съ одной стороны мнѣ весьма это пріятно; но она вдова теперь, и мой Глостеръ съ ней -- все зданіе моей мечты можетъ, пожалуй, рухнуть на противную мою жизнь. Съ другой, не такъ все таки эта новость непріятна.-- Прочту и отвѣчу. (Уходитъ.)
   АЛЬБ. Гдѣ же былъ сынъ его, когда вырывали ему глаза?
   ВѢСТ. Уѣхалъ съ герцогиней сюда.
   АЛЬБ. Его нѣтъ здѣсь.
   ВѢСТ. Нѣтъ, мой лордъ; я встрѣтилъ его возвращающимся.
   АЛЬБ. Знаетъ онъ объ этомъ злодѣйствѣ?
   ВѢСТ. Какъ же; онъ самъ вѣдь и донесъ на него, и уѣхалъ, чтобъ имъ свободнѣе было наказывать его.
   АЛЬБ. Глостеръ, я живу, чтобъ поблагодарить тебя за твою преданность королю, и чтобъ отомстить за глаза твои.-- Войдемъ, любезный; разскажи мнѣ все, что знаешь. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 3.

Французскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ Кентъ и Дворянинъ.

   КЕНТ. Знаете вы, что побудило короля Франціи такъ внѣзапно вернуться?
   ДВОР. Что-то, оставленное имъ не улаженнымъ, о чемъ хватились только по прибытіи его сюда; что-то до того страшное и опасное для королевства, что потребовало его возвращенія, какъ настоятельной необходимости.
   КЕНТ. Кому жь передалъ онъ начальство?
   ДВОР. Французскому маршалу, монсье Леферъ.
   КЕНТ. Побуди столбу; затѣмъ и герцогъ, и Регана злобно допрашиваютъ его:
   -- Какія ты велъ дѣла съ врагами, что высадились въ наши земли?
   -- А короля безумнаго въ чьи руки ты отдалъ? Зачѣмъ отправилъ въ Доверъ?
   -- А затѣмъ -- отвѣчаетъ Глостеръ Реганѣ -- Чтобъ не видать, злодѣйка, какъ отцу
             Ты старые глаза царапать будешь;
             Чтобъ не видать, какъ въ царственное тѣло
             Твоя сестра вонзить клыки кабаньи!..
   -- Да я еще увижу, какъ на тебя съ сестрою нагрянетъ отплата -- прибавляеть Глостеръ.
   -- Нѣтъ, не видать тебѣ этого!-- въ бѣшенствѣ восклицаетъ Корнуэлль, кидается на привязаннаго Глостера и выкалываетъ ему глазъ...
   -- Помогите, помогите!-- вопитъ Глостеръ.
   А волчица-Регана въ бѣшенствѣ кричитъ:
   -- И тотъ глазъ вонъ!
   Корнуэлль готовъ уже исполнить это звѣрское желаніе Реганы... но одинъ изъ слугъ кидается къ нему останавливаетъ его:
   -- Опомнитесь, герцогъ!
   Гдѣ жестокому, тупому звѣрю опомниться! И герцогъ, и Регана совсѣмъ освирѣпѣли...
   -- Собака!-- кричитъ на слугу Регана...
   Герцогъ кидается на него съ мечомъ... Но и слуга -- человѣкъ рѣшительный. И онъ обнажаетъ мечъ. Герцогъ раненъ... Регана выхватываетъ мечъ у другаго слуги, кидается сзади на противника герцога, и убиваетъ его...
   -- Убитъ я, графъ!-- кричитъ Глостеру умирающій слуга.-- Но и мучитель вашъ погибъ, наказанъ! Поглядите!
   -- Нѣтъ, онъ не поглядитъ!-- восклицаетъ Корнуэллъ.
   И, собравъ послѣднія силы, кидается къ Глостеру, выкалываетъ ему другой глазъ!
   -- Эдмундъ, Эдмундъ!-- призываетъ несчастный.-- Отомсти за меня!
   -- Напрасно надѣешься на него!-- съ злою радостью говоритъ Регана.-- Эдмундъ врядъ-ли о тебѣ пожалѣетъ! Онъ-то тебя и предалъ...
   Тутъ Глостеру сразу становится яснымъ все дѣло:
   -- Горе, горе!-- восклицаетъ онъ --
             Безумецъ я, и мой Эдгаръ невиненъ!
             Пошлите счастіе ему, о боги!
             Простите-ль вы меня?...
   Рана, нанесенная герцогу, оказывается смертельною.
   Регана уводитъ его, уже полуживаго. Слуги спѣшатъ отвязать Глостера, помочь ему; обмыть, перевязать его изуродованные глаза...
   -- За такое злодѣйство небеса должны страшно покарать эти чудовища!-- разсуждаютъ они при этомъ о герцогѣ и герцогинѣ.
   Надъ герцогомъ кара вскорѣ свершилась... Онъ умеръ отъ тяжелой раны. Что станется съ Реганой -- увидимъ дальше.
   

Дѣйствіе третье.

1.

Дикая степь. Буря, дождь, громъ, молнія.

Входитъ Кентъ. Ему встрѣчается одинъ изъ приближенныхъ Лира.

   Кентъ. Кто въ эту бурю бродить?
   Встрѣчный.                               Человѣкъ,
             Въ душѣ котораго такая-жъ буря.
   Кентъ. Ахъ, это вы! А гдѣ король?
   Встрѣчный.                               Съ грозою
             И съ буйнымъ вѣтромъ борется упорно.
             То молитъ вихрь сдуть землю въ океанъ,
             То океанъ -- чтобъ затопилъ онъ землю,
             Чтобъ міръ погибъ иль измѣнился; рветъ
             Свои сѣдины; вѣтеръ разъяренный
             По степи ихъ безслѣдно развѣваетъ.
             Противостать питается старикъ
             И ливню, и бушующему вѣтру.
             Онъ въ эту ночь, когда медвѣдь голодный
             И тощій волкъ скрываются, гдѣ могутъ,
             Съ открытой головой по степи бродитъ
             И свѣтъ клянетъ!
   Кентъ.                     А есть съ нимъ кто-нибудь?
   Встрѣчный. Одинъ съ нимъ шутъ, который отшутить
             Тоску его старается.
   Кентъ.                               Васъ знаю,
             Вамъ довѣряю, потому рѣшаюсь
             Вѣсть важную вамъ сообщить: Войска
             Французскія въ нашъ раздробленный край
             Вступили, и, благодаря небрежной
             Охранѣ береговъ, занять успѣли
             Важнѣйшіе изъ портовъ нашихъ. Вскорѣ
             Война открыто вспыхнетъ. Дочь меньшая
             За короля вступиться порѣшила.
             Скорѣе отправляйтесь въ Доверъ, тамъ
             Явитесь къ ней, правдиво разскажите
             Какимъ невѣроятнымъ испытаньямъ
             Король подвергся.

(Передаетъ собесѣднику перстень)

                                           Этотъ перстень вы
             Представите Корделіи. Она
             Вамъ скажетъ -- кто я.
   Встрѣчный.                               Вѣрю вамъ, и вотъ
             Моя рука -- исполню все...
   Кентъ.                                         Теперь
             Пойдемъ искать -- гдѣ нашъ король? Ступайте
             Въ ту сторону, а я сюда пойлу.
             Кто первый встрѣтитъ короля, другому
             Пусть знакъ подастъ... (Уходятъ въ разныя стороны).
   

II.

Другая часть той же степи. Буря продолжается.

Лиръ, съ нимъ шутъ.

   Лиръ. Вой вѣтеръ, злись! Нахлыньте ураганы,
             И бѣшеной волною захлесните
             Всю землю, башни, и вершины башенъ!
             Огни небесъ, быстрѣйшіе чѣмъ мысль,
             Дубовъ крушители, обрушьтесь всѣ
             На голову мою сѣдую! Громъ,
             Ты все разящій, шаръ земной расплюсни,
             Основы естества разбей, исторгни
             Съ земли все, все, что можетъ породить
             Людей неблагодарныхъ!
   Шутъ. Тьфу, дяденька, помирился бы ты лучше съ дочерьми!.. Какая ночь: ни умныхъ, ни дураковъ не щадитъ.
   Лиръ. Бушуй, какъ знаешь! Жги огнемъ, лей ливнемъ...
             Дождь, вѣтеръ, громъ -- не дочери вы мнѣ,
             Въ жестокости насъ упрекать не стану,
             Вамъ царства я не отдавалъ, дѣтьми
             Я васъ не звалъ, вы не подвластны мнѣ.
             О тѣшьтесь, тѣшьтесь надо мной! Я рабъ вашъ,
             Несчастный, слабый, нищій старикашка.
             Одно скажу: Вы -- низкіе клевреты,
             Угодники двухъ злобныхъ дочерей...
             Такую мощь обрушить на хилую,
             Сѣдую голову... Какой позоръ!
   Шутъ. Не глупъ -- кто себѣ на эту ночь кровъ припасъ!

(Входитъ Кентъ).

   Лиръ. Нѣтъ, ни слова больше. Буду терпѣливъ, совсѣмъ терпѣливъ.
   Кентъ. Кто тутъ?
   Шутъ. И большая штука и совсѣмъ ничто... Мудрецъ и дуракъ.
   Кентъ. Вы, государь? И тѣ, кому съ руки
             Глухая ночь, такой боятся ночи.
             Бродяга въ ночь такую не покинетъ
             Своей трущобы. На своемъ вѣку
             Видалъ я виды, но такой грозы,
             Такого ливня, грома -- не запомню!
             Невольно страхъ одолѣваетъ...
   Лиръ.                                                   Боги,--
             Вы въ чьихъ рукахъ мощь грозная,-- теперь
             Враговъ своихъ разите. Трепещи,
             Злодѣй, сумѣвшій тайное злодѣйство
             Скрыть отъ суда; ты, руки обагрившій
             Убійствомъ; ты клятвопреступникъ гнусный;
             Развратникъ; лицемѣръ, изподтишка
             Людей губившій -- всѣ въ своихъ грѣхахъ
             Покайтесь и молите громовержцевъ
             Васъ пощадить!.. Передо мною люди
             Грѣшнѣй, чѣмъ я былъ грѣшенъ передъ ними.
   Кентъ. Онъ съ головой открытой!.. Государь,
             Вблизи шалашъ есть; хоть бы въ немъ пока
             Укрылись вы. А я пойду, еще
             Попробую въ томъ ломѣ постучаться,
             Гдѣ предо мной дверь заперли, когда
             Васъ пріютить просилъ я. Жестче камней
             Его стѣны сердца его хозяевъ.
             На этотъ разъ смягчиться ихъ заставлю
             Хоть силою.
   Лиръ.                     Мутиться начинаетъ
             Разсудокъ мой. (Шуту) Пойдемъ, пріятель; "вижу
             Продрогъ ты! Да, озябъ и я!.. (Кенту) Ну гдѣ же
             Шалашъ твой? О, нужда подъ часъ чудныя
             Дѣла творитъ: Дрянную вещь заставить
             Цѣнить высоко. (Шуту) Бѣдный другъ, ступай
             И ты со мной. Я чувствую -- здѣсь въ сердцѣ
             И для тебя есть уголокъ!.. Идемъ. (Уходятъ).
   

III.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ Глостеръ и Эдмундъ.

   Глостеръ. Эдмундъ, не по душѣ мнѣ пріемъ оказанный королю. Я просилъ разрѣшенія пожалѣть его, но мнѣ пригрозили вѣчной немилостью, если я дамъ ему пріютъ въ своемъ домѣ; мнѣ запретили просить за него, говорить о немъ, запретили всякую заботу о немъ!
   Эдмундъ. Чудовищная жестокость!
   Глостеръ. Но... Сообщу тебѣ подъ великой тайной. Сейчасъ я получилъ письмо... Объ этомъ и говорить опасно... Письмо это я заперъ у себя въ комнатѣ. Крѣпко поплатятся они за оскорбленіе короля. Младшая дочь короля выпросила у мужа войско на защиту старика. Часть французскаго войска уже высадилась на британскій берегъ. Мы съ тобой обязаны стать на сторону короля. Я разыщу его и помогу ему, чѣмъ могу, а ты поди къ герцогу и займи его разговорами, чтобы онъ меня не хватился. А спроситъ обо мнѣ, скажи -- я нездоровъ, прилегъ. Мнѣ угрожали смертью, если я помогу королю... Но я не могу не помочь своему старому государю... Поразительныя событія!.. Будь осмотрителенъ, Эдмундъ. Прошу тебя, держись на сторожѣ. (Уходитъ).
   Эдмундъ. О преданности этой доложу
             Сейчасъ же герцогу, письмо представлю
             И, кажется, тѣмъ службу сослужу
             Ему не малую. Вознаградить
             Меня онъ долженъ, предоставить мнѣ
             Владѣнія отцовскія. Старье,
             Съ дороги прочь, дорогу молодежи! (Уходитъ)
   

IV.

Еще часть степи съ шалашомъ. Буря продолжается.

Входятъ Лиръ, Шутъ, Кентъ.

   Кентъ. Вотъ и шалашъ. Войдите, государь.
             Такую ночь безъ крова провести
             Не станетъ силъ.
   Лиръ.                     Оставь меня!
   Кентъ.                                         Войдите.
   Лиръ. Разбить мнѣ сердце хочешь?
   Кентъ.                                                   Легче мнѣ
             Свое разбить.
   Лиръ.                     Ты думаешь, промокнуть --
             Бѣда большая! Для тебя -- пожалуй.
             Но гдѣ великій недугъ водворился,
             Тамъ меньшій нечувствителенъ. Представь --
             Бѣжалъ ты отъ медвѣдя и наткнулся
             На море разъяренное... Къ медвѣдю
             Обратно кинешься!.. Коль духъ спокоенъ
             И тѣло нѣжится. За бурей въ сердцѣ
             Я ко всему иному равнодушенъ,
             Она одна, одна меня терзаетъ.
             Неблагодарность въ дѣтяхъ! Что же это.
             Какъ бы уста, терзающія руку,
             Что кормитъ ихъ!.. О, тяжко накажу ихъ!..
             Не стану больше плакать!.. Въ ночь такую
             Не дать мнѣ крова?.. Лей! Снесу я все!
             Въ такую ночь? Регана, Гонерилла!..
             Отца, который въ добротѣ сердечной
             Все отдалъ вамъ!.. О нѣтъ, объ этомъ думать --
             Съ ума сойдешь!.. Нельзя объ этомъ думать!
   Кентъ. Мой государь, войдите.--
   Лиръ.                                         Самъ войди.
             Прошу тебя, заботься о себѣ.
             Мнѣ буря не даетъ остановиться
             На тяжкихъ помыслахъ... (Кентъ и шутъ стараются
             подвести его къ шалашу).           Иду! иду!
             (Шуту) Ступай впередъ, пріятель!.. Вы, скитальцы
             Бездомные... (Шуту) Ступай, ступай! И я
             Вотъ помолюсь, да лягу... (Шутъ входитъ въ шалашъ)
                                                     Вы, одежды
             И крова не имущіе бѣдняги,
             Гдѣ бъ ни засталъ васъ этотъ ураганъ,--
             Какъ вамъ его перенести въ лахмотьяхъ,
             Съ пустымъ желудкомъ, подъ открытымъ небомъ?..
             Какъ мало я объ этомъ прежде думалъ!
             Учись, богачъ! Переживи хоть разъ
             Что бѣднота переживаетъ:-- съ нею
             Избыткомъ ты научишься дѣлиться,
             Спасая вѣру въ справедливость неба!
   Эдгаръ. (Въ шалашѣ). Ого, то!.. Бѣдный Томъ!
   Шутъ. (Выбѣгая изъ шалаша). Не входи, дяденька!.
             Злой духъ тамъ!
   Кентъ. Дай руку... (Обращается къ шалашу): Кто тамъ?

   Шутъ. Злой духъ, злой духъ! Онъ себя называетъ бѣднягой Томомъ.
   Кентъ. (Заглядывая въ шалашъ). Эй, кто тамъ на соломѣ. Выходи сюда!

(Эдгаръ запачканый, полунагой, въ лахмотьяхъ, въ видѣ юродиваго, бѣсноватаго).

   Эдгаръ. Прочь! За мной злые духи гонятся!.. О-го-го, какой холодъ!
   Лиръ. Какъ ты дошелъ до такой нищеты? Или отдалъ все имущество дочерямъ?
   Эдгаръ. Подайте что-нибудь бѣднягѣ Тому... Его злые духи сквозь огонь гоняютъ, черезъ пучины, по топямъ; они ему ножи въ изголовье кладутъ, въ ѣду ему отравы подсыпаютъ.-- Ого, го, го, го! (Дрожитъ и ежится отъ холода). Подайте милостынку бѣдному Тому.. Бѣднаго Тома бѣсъ мучаетъ!
   Лиръ. До чего его дочери-то довели! Или ты для себя ничего не приберегъ, все отдалъ?
   Кентъ. У него, государь, нѣтъ дочерей.
   Лиръ. Измѣнникъ, лжешь! Кто, кромѣ дочерей
             Неблагодарныхъ, могъ бы естество
             До этой степени унизитъ! Ныньче всюду
             Отцовъ гоняютъ дѣти... По дѣломъ!
             Зачѣмъ такихъ чудовищъ породили!
   Эдгаръ. О-го, го, го, го!
   Лиръ. Насъ эта ночь всѣхъ съ ума сведетъ!
   Эдгаръ. Берегись злого духа, родителямъ повинуйся, слову не измѣняй, носу не подымай!.. Холодно бѣдному Тому!
   Лиръ. Лучше бы тебѣ въ могилѣ лежать, чѣмъ нагишемъ бродить въ такую бурю!.. А подумаешь -- вѣдь это-то и есть настоящій человѣкъ? Вглядитесь въ него! Ни толкомъ отъ червя, ни шерстью отъ овцы онъ не позаимствовался, и мѣха звѣринаго на немъ нѣтъ!.. Какъ есть человѣкъ безъ всякой прибавки, безъ всякой передѣлки -- двуногое животное!.. Прочь и съ меня все чужое! (Шуту). Разстегни здѣсь! (Рветъ на себѣ одежды).
   Шутъ. Дяденька, дяденька, не раздѣвайся! Здѣсь купаться негдѣ. Теперь бы у огонька посидѣть. Стой, стой!.. Это что? Какъ будто и впрямь огонекъ сюда приближается?..
   Эдгаръ. Это злой духъ бродитъ! Я его знаю!... Сгинь, сгинь, окаянный!

(Входитъ Глостеръ съ фонаремъ).

   Кентъ. Что съ вами, государь?
   Лиръ. Кто это?
   Кентъ. Кто тутъ? Кого ты ищешь?
   Глостеръ. Что вы за люди?
   Эдгаръ. Я -- бѣдный Томъ, что ѣстъ крысъ да ящерицъ... бѣдный Томъ, котораго бѣсы мучаютъ! Ой, берегитесь бѣсовъ!
   Глостеръ. Какъ, государь, вы здѣсь съ чтимъ юродивымъ?
             Со мной пойдемте. Я не въ силахъ больше
             Повиноваться вашимъ дочерямъ.
             Приказано мнѣ запереть ворота,
             И бросить васъ на жертву ночи бурной.
             Я этого исполнить не могу,
             Готовы вамъ пріютъ, тепло и ужинъ.
   Лиръ. Постой, постой! Дай съ чтимъ мудрецомъ
             Поговорить. (Эдгару). Откуда громъ -- ты знаешь?
   Кентъ. Мой добрый государь, пойдемте, кровъ
             Намъ предлагаютъ.
   Лиръ.                               Не слыхали вы,
             Что съ этимъ мудрецомъ я говорить
             Желаю. (Эдгару) Въ чемъ, скажи, твоя наука?
   Эдгаръ. Бить гадовъ разныхъ, бѣсовъ гнать умѣю.
   Лиръ. Такъ надо мнѣ тебя спросить тихонько...

(Притягиваетъ къ себѣ Эдгара и говорить ему что-то на ухо).

   Кентъ. (Глостеру). Настойчивѣй его зовите, графъ.
             Мѣшается въ немъ разумъ.
   Глостеръ.                                         Мудрено-ли!
             Его кончины дочери желаютъ...
             Мой добрый Кентъ, изгнанникъ бѣдный! Все
             Ты предсказалъ!.. "Мѣшается въ немъ разумъ" --
             Сказалъ ты. Самъ къ тому же близокъ я.
             Имѣлъ я сына; онъ отвергнуть мною.
             На жизнь мою на-дняхъ онъ покусился...
             На-дняхъ еще! А дорогъ, ахъ какъ дорогъ
             Онъ былъ мнѣ. Нѣтъ отца, который
             Любилъ бы сына больше. Говорю:
             Съ ума схожу отъ горя... Что за ночь!...
             (Лиру). Прошу васъ, государь...
   Лиръ.                                                   Что? виноватъ...
             (Эдгару). Пожалуйте и вы, мудрецъ почтенный.
   Эдгаръ. Озябъ Томъ.
   Глостеръ.                     Что жъ, иди въ шалашъ, согрѣйся!
   Лиръ. И мы за нимъ.
   Кентъ.                     Нѣтъ, мы сюда...
   Лиръ.                                         Я съ нимъ,
             Я съ мудрецомъ останусь.
   Кентъ. (Глостеру).                     Уступите,
             Убогаго съ собой возьмите, графъ.
   Глостеръ. Пожалуй.
   Кентъ.                    Ну иди за нами.
   Лиръ.                                                  Да,
             Иди, мудрецъ.
   Глостеръ.                               Идемте... да безъ шума.

(Уходятъ).

   

V.

Въ хижинѣ одного изъ арендаторовъ Глостера, вблизи замка.

Входятъ Глостеръ, Кентъ.

   Глостеръ. Пока побудьте здѣсь. Здѣсь все-таки лучше, чѣмъ подъ открытымъ небомъ. Постараюсь доставить сюда, что нужно, чтобы помѣстить короля поудобнѣе. Сейчасъ вернусь къ вамъ.
   Кентъ. Да воздадутъ вамъ боги за доброе дѣло.

(Глостеръ уходитъ. Входятъ Лиръ, Шутъ его, Эдгаръ).

   Эдгаръ. Бѣсы зовутъ меня, хотятъ удить рыбу въ черномъ озерѣ. (Шуту.) Помолись за меня, простая душа, да берегись злого духа.
   Шутъ. (Лиру). А какъ по твоему, дядя, злой духъ изъ дворянъ или разночинецъ?
   Лиръ. Король онъ, король!
   Шутъ. Нѣтъ, дядя. Онъ -- мѣщанинъ, да сынка своего въ дворяне вывелъ. Вотъ и мается. Бѣда дѣтокъ выше себя посадить!
   Лиръ. Нарядимъ судъ. Я ихъ зову къ отвѣту.
             (Эдгару). Садись сюда, премудрый мой судья.
             (Шутъ). Ученый, здѣсь садись. Къ суду, волчицы!
   Кентъ. Что съ вами, государь. Не стойте такъ,
             Задумавшись. Прилягте, отдохните!
   Лиръ. Нѣтъ, дай суду свершиться. Призовите
             Свидѣтелей... (Эдгару и Шуту). Прошу вниманья, судьи!
             (Кенту). А ты присяжный? Сядь и ты на мѣсто.
   Вызываю первую подсудимую... Гонерилла! Свидѣтельствую передъ честнымъ судилищемъ: она своего отца, стараго короля, пинками изъ-дому вытолкала.

   Шутъ. Пожалуйте, сударыня. Ваше имя -- Гонерилла?
   Лиръ. Этого она отрицать не можетъ.
   Шутъ. Извините, я васъ принялъ было за скамейку.
   Лиръ. А вотъ еще одна. По взгляду видно,
             Что сердце у нея сурово... Стой, держите!
             Къ оружію! Щитъ, мечъ!.. Нашъ судъ подкупленъ!
             Зачѣмъ отсюда выпустилъ ее
             Судья невѣрный!
   Эдгаръ.                               Да хранятъ васъ боги!
   Кентъ. О горе! Государь, да гдѣ жъ терпѣнье,
             Которое вы сохранить клялись?
   Эдгаръ. (Про себя). Невольно къ горлу подступаютъ слезы.
             Боюсь -- себя я выдамъ.
   Лиръ.                                         Почему
             Такъ лаютъ на меня собаки?
   Эдгаръ.                                         Томъ
             Сейчасъ уйметъ ихъ... Прочь вы, дрянь!
   Лиръ. Такъ, хорошо!.. Теперь вскройте грудь Реганы. Посмотрите -- что у нея такое около сердца? Нѣтъ-ли естественной причины ея жестокости? (Эдгару). Вы, сударь, изъ сотни моихъ слугъ? Мнѣ вашъ нарядъ не нравится. Вы будете увѣрять меня, что это -- персидскій нарядъ. Все равно, перемѣните его!
   Кентъ. Государь, прилягте сюда, отдохните.
   Лиръ. (Ложится на кровать). Тише, тише! Спустите занавѣски!.. Такъ, такъ! Ужинать я буду завтра поутру.-- Такъ!
   Шутъ. А я въ полдень спать залягу.

(Возвращается Глостеръ.)

   Глостеръ. (Кенту). Ты здѣсь, мой другъ? Что съ нашимъ государемъ?
   Кентъ. Вотъ онъ. Его не троньте. Онъ совсѣмъ
             Помѣшанъ.
   Глостеръ.                     Надо вынести его.
             Я заговоръ подслушалъ: короля
             Убить рѣшили. Я припасъ носилки.
             Укладывай его, и отправляйтесь въ Доверъ.
             Тамъ встрѣтятъ васъ привѣтомъ и любовью.
             Скорѣе! Полъ-часа промедлишь,-- онъ,
             И ты, и всѣ, кто королю служилъ,
             Погибли неминуемо.. Спѣши!
             Я приготовилъ вамъ проводниковъ.
   Кентъ. (Смотритъ на спящаго Лира).
             Свое взяла усталость. Онъ заснулъ.
             Спокойствіе могло бы возвратить
             Ему здоровье, но въ такой тревогѣ
             Куда поправиться! (Шуту). Ты, помоги
             Поднять его. Отъ насъ ты врядъ-ли
             Отстать захочешь.
   Глостеръ. Живо, живо, въ путь!

(Кентъ, Глостеръ, Шутъ уносятъ Лира.)

   Эдгаръ. Когда на лучшихъ рушится страданье,
             Свои печали намъ едва замѣтны.
             Когда самъ-другъ съ бѣдой живешь, вокругъ
             Встрѣчая радость, тяжело на сердцѣ.
             Но много горя можно перенесть,
             Когда найдутся братья по страданью!
             Мое несчастье кажется мнѣ сноснымъ,
             Съ тѣхъ поръ, какъ вижу что подобнымъ горемъ
             Сраженъ и Лиръ великій: Дочерей
             Лишился онъ, а я -- отца лишился.
             Бодрѣе, Томъ! Прислушивайся къ бурямъ
             Житейскимъ, и, когда настанетъ время
             Изобличить клеветника, ты въ люди
             Вернешься примиреннымъ... Какъ-то
             Минуетъ ночь? Спасется-ли король? (Уходить).
   

VI.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ Корнуэлль, Регана, Гонерилла, Эдмундъ, слуги.

   Корнуэлль (Гонериллѣ). Вамъ, Гонерилла, необходимо скорѣе ѣхать къ мужу. Покажите ему это письмо, которое благородный Эдмундъ принесъ изъ покоевъ отца. Французы высадились на британскій берегъ! (Слугамъ). Розыскать злодѣя Глостера.

(Нѣсколько слугъ уходятъ).

   Регана. Повѣсить его безъ разговоровъ!
   Гонерилла. Ослѣпите его.
   Корнуэлль. Предоставьте его моему гнѣву. Эдмундъ, ты проводишь сестру {Сестру... т. е. Гонериллу. Въ Англіи, сестру жены называютъ также "сестра".}. Тебѣ неудобно присутствовать здѣсь при расправѣ съ измѣнникомъ-отцомъ. Убѣди герцога Албанскаго, что необходимо вооружиться немедленно. И мы этимъ дѣломъ не замедлимъ. На дняхъ же къ нему прибудутъ наши посланные -- переговорить, какъ двинуться на врага общими силами. Прощайте, сестра; прощайте, графъ Глостеръ... Отнынѣ, знайте, и земли стараго графа, и титулъ его -- принадлежатъ вамъ. (Входитъ Освальдъ).
   Корнуэлль. Ну? гдѣ же король?
   Освальдъ. Его отсюда выпроводилъ графъ.
             Вокругъ него опять собралось тридцать
             Иль тридцать пять изъ слугъ его; не мало
             Пристало къ нимъ и графскихъ челядинцевъ.
             По слухамъ, двинулись они на Доверъ,
             И хвастали, что тамъ вооруженныхъ
             Друзей найдутъ.
   Корнуэлль.                     Коней для герцогини!
   Гонерилла. Прощай, сестра... Прощайте, милый герцогъ.
   Корнуэлль. Эдмундъ, прощай! (Гонерилла, Эдмундъ, Освальдъ уходятъ).
             (Слугамъ.)                     Измѣнника найти,
             Связать, какъ вора, и сюда представить. (Слуги уходятъ).
             Казнить его намъ-безъ суда нельзя.
             Но гнѣву можемъ волю дать; пускай
             Потомъ ворчитъ, кто хочетъ, а вмѣшаться
             Въ свои дѣла мы не позволимъ. (Слуги вводятъ Глостера). А,
             Ты, извергъ!
   Регана.                     Онъ! Онъ -- подлая лисица!
   Корнуэлль. Связать его велѣлъ я!
   Глостеръ.                                         Что вы, герцогъ?
             Вы у меня въ гостяхъ; одумайтесь, что съ вами?
   Корнуэлль. Связать! (Глостера вяжутъ).
   Регана.                     Да крѣпче, крѣпче! А, измѣнникъ!
   Глостеръ. Измѣнникомъ я не былъ никогда,
             Тварь безсердечная!
   Корнуэлль.                     Эй, привязать его
             Сюда къ столбу! Вотъ погоди, увидишь...

(Регана хватаетъ Глостера за бороду).

   Глостеръ. Зову боговъ въ свидѣтели; позоренъ
             Поступокъ твой!
   Регана. (Теребитъ со злостью бороду Глостера).
                                 Вѣдь сѣдъ, а измѣняетъ!

   Глостеръ. Злодѣйка, къ небу вопіютъ сѣдины,
             Которыя ты вырвала. Въ гостяхъ
             Вы у меня; разбойникъ не подыметъ
             Рукъ на того, кто далъ ему пріютъ.
   Корнуэлль. А что тебѣ изъ Франціи писали?
   Регана. Намъ все извѣстно; правду говори!
   Корнуэлль. Какія ты дѣла ведешь съ врагомъ,
             Что вторгся къ намъ въ Британію?
   Регана.                                                   Кому
             Сдалъ короля безумнаго?
   Глостеръ.                                         Письмо
             Я получилъ съ догадками, не больше,
             Не отъ врага, а отъ лица совсѣмъ
             Отъ дѣлъ далекаго.
   Корнуэлль.                     Уловки!
   Регана.                                         Лжешь!
   Корнуэлль. Куда ты короля спровадилъ?
   Глостеръ.                                                   Въ Доверъ.
   Регана. Зачѣмъ же въ Доверъ? Сказано тебѣ...
   Корнуэлль. Пусть объяснитъ сперва -- зачѣмъ же въ Доверъ?
   Глостеръ. Привязанъ я къ столбу; грызитесь вволю!
   Регана. Зачѣмъ же въ Доверъ?
   Глостеръ. Чтобъ не видать, злодѣйка, какъ отцу
             Ты старые глаза царапать будешь;
             Чтобъ не видать, какъ въ царственное тѣло
             Сестра твоя вонзитъ клыки кабаньи 1)!
             Въ такую ночь, когда до звѣздъ небесныхъ
             Вздымало море бурную волну,
             Онъ съ головой, открытой непогодѣ,
             Бродилъ въ степи, съ своимъ убитымъ сердцемъ,
             И слезы лилъ, мѣшая ихъ съ дождемъ!
             Когда бы волкъ, въ такую ночь къ воротамъ
             Пришелъ, и съ воемъ сталъ просить о кровѣ,
             Должна бы ты приказъ отдать: "Откройте
             Ему ворота!" И свирѣпый долженъ
             Въ такую ночь смягчиться Но мы скоро
             Увидимъ, какъ крылатая расплата
             Настигнетъ, васъ.
   1) Въ концѣ третьяго дѣйствія нѣсколько стиховъ заимствовано изъ переводовъ А. В. Дружинина и А. Л. Соколовскаго.
   Корнуэлль.                               Нѣтъ, этого тебѣ
             Не видѣть! Эй, держать его покрѣпче!

(Глостера держатъ. Герцогъ бросается на него и выкалываетъ ему глазъ).

   Глостеръ. О помоги, кто думаетъ дожить
             До старости!.. Злодѣй!.. О боги, боги!
   Регана. Коли другой! Чтобъ не обидно было!
   Корнуэлль. Ты хочешь мстить...
   Одинъ изъ слугъ.                     Остановитесь, герцогъ,!
             Вамъ съ малыхъ лѣтъ служу я, но услуги
             Вамъ лучшей оказать не могъ, какъ нынче,
             Когда молю: "сдержитесь"!
   Регана.                                         Что, собака?..
   Слуга. (Реганѣ). Будь съ бородой ты, въ бороду тебѣ
             Вцѣпился бы!
   Корнуэлль. Какъ ты, холопъ... (Выхватываетъ мечъ и бросается на слугу).
   Слуга.                               Ну, если
             На то пошло,-- посмотримъ, чья возьметъ!

(Тоже выхватываетъ мечъ и бросается на Корнуэлля. Корнуэллъ тяжело раненъ).

   Регана. (Выхватываетъ мечъ у другого слуги).
             Давай твой мечъ!.. Холопы возстаютъ!

(Кидается на слугу, который бьется съ Корнуэллемъ, и убиваетъ этого слугу сзади).

   Слуга. Убитъ, я! Графъ, еще у васъ есть глазъ --
             Глядите -- месть свершилась!
   Корнуэлль. (Опять бросается на Глостера и выкалываетъ ему другой глазъ).
                                                     Ничего
             Онъ не увидитъ больше!
   Глостеръ.                                         О! темно!
             Мнѣ страшно! Гдѣ Эдмундъ? Мой сынъ, Эдмундъ,
             Всѣ молніи зажги во отомщенье
             Злодѣйству этому!
   Регана.                               Измѣнникъ, знай
             Взываешь ты къ тому, кто ненавидитъ
             Тебя глубоко. Онъ твою измѣну
             Раскрылъ намъ; онъ тебя не пожалѣетъ!
   Глостеръ. Безумецъ я! Эдгаръ, мой сынъ, невиненъ!
             Простите мнѣ о боги, а ему
             Пошлите счастья.
   Регана. (Слугамъ).           Выбросьте его
             За ворота и пусть чутьемъ находитъ
             Дорогу въ Доверъ. (Герцогу). Что, мой другъ, себя
             Какъ чувствуешь?
   Корнуэлль.                     Я раненъ тяжело.
             (Указываетъ на дверь). Пройдемъ туда!.. (Слугамъ,
             указывая на Глостера). Прочь эту тварь слѣпую!

          (Указывая на мертваго слугу).

             А этого -- въ навозъ!.. Я много крови
             Теряю. Охъ, не во время я раненъ.
             Дай руку. (Уходятъ Регана и Корнуэлль, опираясь на Регану).

Слуги освобождаютъ Глостера и выводятъ его.

   Первый слуга. Нѣтъ, коль этого злодѣя
             Не покараетъ небо, безъ оглядки
             Грѣшить начну!
   Второй слуга.                     Да и она -- не лучше!
             Коль ей вѣкъ долгій небо дастъ, въ чудовищъ
             Всѣ женщины преобразятся.
   Первый слуга.                                         Надо
             Кого-нибудь изъ нищихъ въ вожаки
             Для графа приспособить. Всѣ дороги
             Извѣстны имъ.
   Второй слуга.           Иди же, хлопочи,
             А я пока къ глазамъ окровавленнымъ
             Бѣлковъ яичныхъ съ паклей приложу...
             Да сохранятъ страдальца небеса!
   

Содержаніе Четвертаго дѣйствія.

   Вспомнимъ, гдѣ, въ какомъ положеніи оставлены при концѣ третьяго дѣйствія Лиръ, старикъ Глостеръ, Гонерилла, Регана, Корделія? Какъ выполняются замыслы Эдмунда?
   Корделія во Доверѣ. Она явилась съ французскимъ войскомъ заступиться за отца. Къ ней вѣрные слуги и понесли стараго короля. Въ ея лагерь поплелся и ослѣпленный Глостеръ.
   Между тѣмъ Реганѣ и Гонериллѣ приходится готовить войска для борьбы съ младшей сестрой.
   Для этого Гонериллѣ, которая гостила у Реганы, приходится вернуться къ мужу- Провожаетъ ее Эдмундъ. Ослѣпленія Глостера, смерти герцога Корнуэлльскаго она не видала...

-----

   Въ четвертомъ дѣйствіи передъ нами сначала опять
   

I.

Степь, прилегающая къ замку Глостера,

   Идетъ слѣпой Глостеръ. Его ведетъ очень старый крестьянинъ, который родился и лѣтъ восемьдесятъ прожилъ на земляхъ графа. Онъ взялся провести графа до Довера, но Глостеръ боится, какъ бы добрый человѣкъ не поплатился за такую заботливость о немъ.
   Крестьянинъ, однако, рѣшается покинуть слѣпого только, когда повстрѣчалъ "бѣднаго Тома". Эдгаръ спѣшитъ предложить себя отцу въ проводники. Крестьянинъ даетъ "бѣдному Тому" приличную одежду.
   Мы вскорѣ встрѣтимъ и несчастнаго слѣпца, и вожака его -- Эдгара у Довера.
   

II.

   Пока обратимся къ Гонериллѣ. Она съ Эдмундомъ прибыла къ своему дому. Вотъ они

Передъ дворцомъ герцога Албанскаго.

   Гонерилла удивляется, что мужъ, Альбани, не встрѣчаетъ ея. Дворецкій объясняетъ ей въ чемъ дѣло:
   Альбани -- человѣкъ слабый, нерѣшительный, онъ не умѣетъ заступиться за Лира, но онъ -- человѣкъ добрый и правдивый. Его возмущаетъ поведеніе жены, Реганы, герцога Корнуэлльскаго. Онъ въ душѣ стоитъ на сторонѣ Корделіи; онъ расположенъ во французахъ видѣть не враговъ, а союзниковъ, друзей, которые вступились за правое дѣло.
   Услыхала объ этомъ Гонерилла и приглашаетъ Эдмунда не входить въ домъ герцога. Она понимаетъ, что герцогъ новаго "графа Глостера" встрѣтитъ очень недружелюбно, особенно, когда узнаетъ -- какимъ гнуснымъ предательствомъ онъ возвысился.
   А подвергать Эдмунда непріятностямъ она не желаетъ. Эдмундъ ей дорогъ.
   Регана, Гонерилла мужей своихъ не любятъ. Мужъ Реганы, Корнуэллъ, человѣкъ грубый и глуповатый, мужъ Гонериллы, Альбани, правдивъ, добръ, но вялъ, нерѣшителенъ.
   Встрѣтили сестры статнаго, красиваго, смѣлаго до дерзости, умнаго Эдмунда и обѣ увлекаются имъ.
   Онъ при всемъ умѣ, при всей силѣ воли своей не можетъ нравиться женщинамъ достойнымъ, нравственнымъ, потому что не знаетъ чести, способенъ на самое гнусное злодѣйство, на предательство. Но Регана, Гонерилла -- сами жестоки, лицемѣрны, лживы. Ихъ безнравственность Эдмунда не пугаетъ; онѣ видятъ только его красоту, силу, умъ, смѣлость.
   Оставшись на-единѣ съ Эдмундомъ, Гонерилла открылась ему, высказала даже готовность выйти за него замужъ, если онъ какъ-нибудь изведеть Альбани, т. е. убьетъ его. подошлетъ къ нему убійцъ...
   Однимъ злодѣйствомъ больше, однимъ меньше -- не все-ли равно для такихъ людей, какъ Гонерилла и Эдмундъ!
   И Эдмундъ, конечно, передъ новымъ злодѣйствомъ не останавливается. Вѣдь, со смертью Альбани, онъ возьметъ за Гонериллой половину Британіи... А тамъ?.. Можно изъ-за чего-нибудь затѣять ссору съ герцогомъ Корнуэлльскимъ... Одна побѣда -- и вся Британія въ рукахъ Эдмунда!.. Ему, пріемышу Глостера, уже мерещится, пожалуй, въ дали королевская корона!
   На признаніе Гонериллы онъ, конечно, отвѣчаетъ горячими увѣреніями въ любви:
   -- Я твой до гроба!
   Съ этими клятвами въ любви Гонериллѣ онъ и уѣзжаетъ обратно къ Реганѣ...
   Вѣдь онъ еще не знаетъ, что Регана овдовѣла. Не то, быть можетъ, онъ и повременилъ бы клятвами Гонериллѣ.

*

   Является Альбани. При самой встрѣчѣ его съ Гонериллой ясно, что между ними полный разладъ. Альбани прямо называютъ жену "злодѣйкою", "чудовищемъ", она же его -- "глупцомъ" "трусомъ"...

*

   Эту ссору прерываетъ гонецъ. Онъ выѣхалъ почти слѣдомъ за Гонериллой, а привезъ изъ замка Глостера нежданныя вѣсти: "Герцогь Корнуэлльскій убитъ, Глостеръ ослѣпленъ и выгнанъ изъ своего замка".
   Альбани въ ужасѣ. Непріятно поразили эти вѣсти и Гонериллу:
   -- Сестра овдовѣла... Она свободна... Эдмунду прямой расчетъ жениться на ней. Тутъ, чтобы захватить половину Британіи, ему не нужно никого устранять съ своей дороги!
   Она спѣшитъ написать Эдмунду, напомнить ему о своей любви, о его клятвахъ. Письмо свое она, конечно, поручаетъ Освальду.
   

III.

   Что же между тѣмъ дѣлается

Во французскомъ лагерѣ подъ Доверомъ?

   Кентъ благополучно доставилъ туда короля. Розыскалъ онъ и служителя, котораго посылалъ изъ степи къ Корделіи съ извѣстіями о Лирѣ (см. стр. 97).
   Служитель этотъ разсказываетъ Кенту, какъ Корделія приняла вѣсть о несчастіяхъ отца:
   -- Сначала -- говоритъ онъ -- прелестная королева старалась оставаться твердою, не поддаваться горю, но, наконецъ, не выдержала, зарыдала, и ушла въ свои покои, "чтобы остаться на-единѣ съ печалью".
   Въ свою очередь и Кентъ разсказываетъ, что король все еще безуменъ, хотя минутами приходитъ въ себя. Въ эти минуты его упрашиваютъ итти къ Корделіи. Онъ не рѣшается. Его гложетъ совѣсть, онъ будто не смѣетъ глядѣть въ глаза дочери, которую лишилъ благословенія, отдалъ безъ приданаго въ дальній, чужой край, у которой отнялъ наслѣдство...
   

IV.

   Между тѣмъ Корделія

Въ своей палаткѣ.

   ждетъ отца, велитъ непремѣнно разыскать страдальца
   
             -- Его,-- говорить королева --
                                                     Встрѣчаютъ въ полѣ
             Безумнымъ, буйнымъ, словно море; громко
             Поетъ онъ; голову вѣнкомъ убралъ
             Изъ васильковъ, крапивы, повилики,--
             Изъ сорныхъ травъ, что хлѣбъ глушатъ... Послать
             Сто человѣкъ, пусть всѣ поля обыщутъ
             И приведутъ его сюда.
   Съ Корделіей и врачъ, который надѣется, что при покоѣ, при хорошемъ снѣ Лиръ еще можетъ оправиться, что разсудокъ его возвратится.
   

V.

   А что дѣлаетъ въ то-же время Регана?
   Она все еще

Въ замкѣ Глостера.

   Мужа схоронила. Эдмундъ вернулся къ ней и, узнавъ о смерти Корнуэлля, раздумываетъ -- не выгоднѣе-ли, не легче-ли взять за себя Регану, чѣмъ Гонериллу? Все, что было у него съ Гонериллой, онъ отъ Реганы, конечно, скрываетъ... и вѣрно служитъ ей: Регана слышала, что, куда ни покажется ослѣпленный Глостеръ, всюду народъ жалѣетъ о немъ, клянетъ покойнаго герцога и герцогиню, вспоминаетъ о Лирѣ.
   -- Такъ, пожалуй, весь народъ подымется противъ меня?-- думается Реганѣ... и она поручаетъ Эдмунду "какъ-нибудь покончить съ Глостеромъ".
   Эдмундъ принялъ на себя это порученіе и уѣхалъ къ Доверу, гдѣ, слышно, скитается Глостеръ.

*

   Не успѣлъ онъ уѣхать, является въ замокъ Освальдъ съ письмомъ къ нему отъ Гонериллы.
   Регана догадывается, что между сестрой и Эдмундомъ что-то есть?.. Она ревнуетъ. Она обѣщаетъ Освальду большую награду, чтобы онъ выдалъ ей письмо сестры, чтобы только даль прочесть его.
   Но Освальдъ вѣрно служитъ своей госпожѣ, и письма не отдаетъ...
   -- Ну такъ передай же сестрѣ, что мужъ мой умеръ и я Эдмунда ей не уступлю!-- говоритъ Регана рѣшительно.
   -- Да, кстати, -- прибавляетъ она, -- если встрѣтишь "слѣпого измѣнника" Глостера, помни, что за голову его назначена хорошая награда!
   Освальдъ направляется къ Доверу въ надеждѣ встрѣтить тамъ и слѣпого Глостера, и Эдмунда.
   

VI.

Вотъ передъ нами

Поле близъ Довера.

   Входятъ Глостеръ и Эдгаръ, одѣтый въ приличное крестьянское платье.
   Старый Глостеръ упалъ духомъ, и рѣшилъ покончить съ собою. Онъ помнитъ, что близъ Довера есть утесъ, который высится надъ пропастью. Онъ даетъ вожаку своему кошелекъ, полный денегъ.
   -- Поставь меня на край утеса, -- проситъ онъ при этомъ -- и отойди подальше.
   Эдгаръ ставитъ слѣпого отца на гладкое мѣсто, но увѣряетъ, что поставилъ его на край утеса, съ котораго внизъ взглянуть страшно: люди кажутся величиною съ мышь, корабль -- съ лодку, лодка -- съ поплавокъ!
   Глостеръ прощается съ проводникомъ, прыгаетъ... и падаетъ на томъ же мѣстѣ, на которомъ стоялъ!
   Но Эдгаръ подбѣгаетъ къ нему, прикидывается совсѣмъ незнакомымъ, новымъ человѣкомъ, встрѣчнымъ, который, будто случайно, проходя, увидѣлъ, какъ старикъ бросился со скалы и упалъ невредимымъ.
   -- Что живъ, ты, мертвъ?-- спрашиваетъ онъ у старика, измѣняя голосъ:
             Да изъ чего ты сотворенъ? Изъ пуха,
             Изъ воздуха, осенней паутины?
             Какъ могъ слетѣть ты съ этой высоты
             И не разбиться?
   Это можно объяснить только чудомъ,-- прибавляетъ Эдгаръ -- только милостью боговъ къ тебѣ, счастливый старецъ. Въ благости своей боги не попустили тебя покончить жизнь самоубійствомъ, умереть прежде срока, назначеннаго ихъ верховною волей. А толкалъ тебя на самоубійство злой духъ. Я видѣлъ кто подвелъ тебя на край утеса. Это былъ не человѣкъ, это несомнѣнно былъ злой духъ -- рогатый, носатый, глаза у него, что двѣ луны...
   Эдгаръ знаетъ, что старикъ Глостеръ суевѣренъ, и пользуется этимъ, чтобы отстранить отъ старика мысль о самоубійствѣ.
   Хитрость вполнѣ удается. Глостеръ кается въ своемъ грѣхѣ, въ своей непокорности волѣ боговъ и даетъ себѣ слово не поддаваться отчаянію, терпѣливо ждать естественнаго конца своей жизни.

*

   Бесѣду Глостера съ Эдгаромъ прерываетъ безумный старикъ, причудливо убранный цвѣтами. Это,-- Лиръ! Онъ бѣгаетъ по окрестности именно въ томъ видѣ, какъ его описывали Корделіи (стр. 121). Его рѣчи безумны, но въ нихъ не мало и глубокой правды... Глостеръ потрясенъ его несчастіемъ.

*

   Въ это время входятъ люди, которыхъ Корделія отправила разыскивать отца... Они спѣшатъ схватить несчастнаго короля и отвести его въ палатку Корделіи.

*

Глостеръ и Эдгаръ опять одни въ полѣ.

   -- Не удалось мнѣ помереть помимо вашей воли, о боги;-- молитъ Глостеръ -- смилуйтесь же надо мною: пошлите мнѣ смерть скорѣе!
   И боги будто услышали его молитву. Входитъ Освальдъ.
   -- Вотъ моя награда!-- радостно восклицаетъ онъ, завидѣвъ старика Глостера, и бросается на него съ мечемъ. Эдгаръ вступается за слѣпца. Освальдъ убитъ.
   -- Убитъ я!-- едва успѣваетъ проговорить онъ, умирая:-- Ты, возьми мой кошелекъ, но не брось тѣла моего здѣсь, похорони честно. На мнѣ найдешь письма. Если хочешь награды, отвези ихъ тотчасъ въ британскій лагерь, Эдмунду Глостеру...
   Эдгаръ обшариваетъ карманы мертвеца и находитъ письмо Гонериллы къ Эдмунду:
   "Вспомни свою клятву. Удобныхъ случаевъ покончить съ мужемъ найдешь сколько угодно. Кончай же скорѣе и займи его мѣсто".
   "Твоя... хотѣла бы я сказать "твоя жена!.." но пока только

Преданная тебѣ
Гонерилла.

   Такъ раскрывается преступный замыселъ Гонериллы и Эдмунда на жизнь Альбани.
   

VII.

Послѣдняя сцена четвертаго дѣйствія происходитъ

Во французскомъ лагерѣ, въ палаткѣ Корделіи.

   Лиръ спитъ. Врачъ, чтобы успокоить короля, даль ему снотворнаго лѣкарства, и несчастный заснулъ. Корделія, Кентъ, врачъ стоятъ у постели короля. Корделія благодаритъ Кента за службу отцу, за безкорыстныя заботы о немъ... Наконецъ, когда пришло время, врачъ рѣшается разбудить Лира, призываетъ музыкантовъ и велитъ имъ играть. Корделія цѣлуетъ отца... и онъ просыпается. Лиръ не понимаетъ сначала -- гдѣ онъ? Видя себя на постели, близъ любимой дочери, онъ не вѣритъ своимъ глазамъ...
             -- Вотъ эти руки, кажется, мои?..
             Я чувствую, что колется булавка --
             И все не вѣрю!--
   --говоритъ онъ.
   Затѣмъ узнаетъ Корделію, узнаетъ Кента... И все еще не вѣритъ своему счастію. Онъ становится передъ Корделіей на колѣни, проситъ у нея прощенія. Она ласкаетъ, успокаиваетъ старика...
   Передъ нами -- минута полнаго счастія!.. Но -- увы -- только минута: входить гонецъ съ извѣстіемъ, что британскія войска подходятъ. Ихъ ведетъ Эдмундъ Глостеръ...
   -- Будетъ бой, и тяжкій!-- предчувствуютъ всѣ.
   Чѣмъ-то онъ кончится?
   

Дѣйствіе четвертое.

I.

Пустая степь.

(Входитъ Эдгаръ).

   Эдгаръ. Да, лучше знать, что презираютъ насъ,
             Чѣмъ жить въ презрѣньи, окруженнымъ лестью.
             Надеждою на лучшее утѣшенъ
             Послѣдній горемыка. Онъ безъ страха
             Ждетъ перемѣнъ. Вѣдь тяжекъ переходъ
             Отъ счастья къ горю, а бѣда улыбкой
             Смѣниться только можетъ. Я извѣдалъ
             Всю глубину напастей! Мнѣ-ль еще
             Житейскихъ бурь бояться! Пусть бушуютъ,
             Какъ знаютъ!.. Кто тамъ?

Входитъ слѣпой Глостеръ. Его ведетъ старикъ-крестьянинъ.

   Эдгаръ.                                         Какъ? отецъ? Его
             Ведутъ, какъ нищаго?.. Свѣтъ, свѣтъ... о свѣтъ!
             Такъ все въ тебѣ непрочно, что и жизнь
             Становится намъ ненавистной!
   Старикъ.                                                   Графъ,
             Я восемьдесятъ лѣтъ на земляхъ вашихъ
             Живу; отца я вашего знавалъ...
   Глостеръ. Ступай, мой другъ. Оставь меня. Помочь
             Ты мнѣ не можешь, а, того гляди,
             Самъ попадешь въ бѣду.
   Старикъ.                                         Да какъ же вы
             Дорогу-то найдете?
   Глостеръ.                               Всѣ дороги
             Мнѣ безразличны, потому и глазъ
             Не нужно мнѣ. И зрячимъ я споткнулся...
             Нерѣдко намъ тяжелыя страданья,
             Лишенія на пользу! Мой Эдгаръ,
             Мой бѣдный сынъ! Обманутый отецъ
             Тебя сгубилъ! О, еслибъ мнѣ дожить
             Хоть до того, чтобы обнять тебя,
             Со слѣпотой я помирюсь! 1)
   1) "Я зрячимъ споткнулся"... Глостеръ, очевидно, вспоминаетъ здѣсь о своемъ довѣріи къ Эдмунду. Онъ "споткнулся", ошибся, слишкомъ легко повѣривъ разсказу о замыслахъ Эдгара. Ошибка выяснилась Глостеру, когда онъ самъ пострадалъ за довѣріе къ Эдмунду; оттого онъ и говоритъ: "страданія намъ иногда на пользу".
   Старикъ.                                         Эй, кто тутъ?
             Послушай!
   Эдгаръ (про себя). Боги! Кто же утверждать
             Рѣшится "Я несчастнѣй всѣхъ на свѣтѣ"!
             Вотъ я еще несчастнѣй сталъ, чѣмъ былъ.
   Старикъ. Да это бѣдный Томъ!
   Эдгаръ (продолжаетъ про себя). Пока живешь.
             Нельзя конца предвидѣть бѣдамъ! 1)
   1) Въ началѣ дѣйствія Эдгаръ разсуждалъ, что бѣдъ ему болѣе опасаться нечего, что для него могутъ быть только "перемѣны къ лучшему". Но не успѣлъ онъ высказать это, какъ увидѣлъ ослѣпленнаго отца... и созналъ свою ошибку. Ему приходится сознаться, что нѣтъ предѣла бѣдамъ, что никто не въ правѣ сказать: "Нѣтъ человѣка несчастнѣе меня на свѣтѣ"! Велики были печали Эдгара: онъ -- сынъ могущественнаго графа, чтобы жить, вынужденъ прикидываться юродивымъ, нищимъ; его невинно преслѣдуютъ и отецъ, и герцогъ. За поимку его назначена награда. Какъ только его схватятъ, его казнятъ... Какихъ, еще несчастій ждать ему? И все-таки "сталъ онъ еще несчастнѣе".
   Старикъ.                                        Томъ,
             Куда бредешь, пріятель?
   Глостеръ (старику).                     Нищій онъ?
   Старикъ. И нищій, и безумный.
   Глостеръ. Еще въ немъ есть разсудокъ, если можетъ
             Заботиться о хлѣбѣ. Вотъ вчера
             Такого въ бурю встрѣтилъ я бѣднягу,
             Что человѣкъ червемъ мнѣ показался!
             О сынѣ вспомнилъ. А вчера я сына
             Еще врагомъ считалъ. Съ тѣхъ поръ такъ много
             Успѣлъ узнать я! Мучаютъ насъ боги,
             Какъ мухъ ребята мучаютъ, играя.
   Эдгаръ (про себя). Какъ быть? Иль дурня корчить предъ страдальцемъ
             И людямъ, и себѣ въ досаду?.. (Громко). Небо
             Да сохранитъ насъ, добрый господинъ.
   Глостеръ. Кто это? тотъ голякъ несчастный?
   Старикъ.                                                             Да.
   Глостеръ (старику). Коль такъ, иди, мой другъ. А насъ нагонишь
             Ты на дорогѣ въ Доверъ. Изъ любви
             Ко мнѣ -- прошу, добудь бѣднягѣ платье,
             Онъ поведетъ меня.
   Старикъ.                               Онъ сумасшедшій.
   Глостеръ. Таковъ сталъ свѣтъ: слѣпыхъ ведутъ безумцы.
             Исполни же, что я просилъ... иль дѣлай,
             Что знаешь, только уходи!
   Старикъ.                                         Одежду
             Отдамъ ему, какая есть получше,
             И будь что будетъ! (Уходить).
   Глостеръ. (Эдгару).           Слушай ты, пріятель!
   Эдгаръ. Ой, Томъ озябъ! (Про себя). Нѣтъ силы притворяться!
   Глостеръ. Поди сюда.
   Эдгаръ (про себя).           А притворяться надо.
             (Громко). Твои глаза въ крови. Да ниспошлютъ
             Имъ облегченье боги.
   Глостеръ.                               Ты дорогу
             На Доверъ знаешь?
   Эдгаръ. Хорошо знаю: и проѣзжія дороги, и тропочки. Вѣдь у Тома прежде разсудокъ былъ, да бѣсы отняли. Пять бѣсовъ меня мучаютъ!.. Да хранитъ тебя небо, добрый человѣкъ!
   Глостеръ. Вотъ кошелекъ; возьми его себѣ,
             Бѣднякъ, убитый небомъ! Можетъ статься,
             Онъ облегчитъ судьбу твою. О, боги,
             Пусть вашу мощь почувствуютъ глубоко
             Живущіе въ излишествахъ и нѣгѣ,
             Слѣпые къ неиспытаннымъ страданьямъ,
             Подѣлятся избыткомъ съ неимущимъ,
             И -- нищеты не станетъ!.. Доверъ знаешь?
   Эдгаръ. Хорошо знаю.
   Глостеръ. Есть тамъ утесъ высокій. Онъ вершиной
             Нависъ безстрашно надъ морскою бездной.
             Взведи меня на самый край утеса.
             Тамъ щедрую получишь ты награду...
             Вести меня ужъ дальше не придется!
   Эдгаръ. Дай руку. Томъ тебя туда доставитъ. (Уходятъ)
   

II.

Входъ во дворецъ герцога Албанскаго.

I.

Входятъ Гонерилла, Эдмундъ.

   Гонерилла. Добро пожаловать. Дивлюсь, что мужъ мой
             На встрѣчу намъ не вышелъ. (Входитъ Освальдъ).
             Гдѣ же герцогъ?
   Дворецкій. Онъ дома. Очень герцогъ измѣнился.
             Я разсказалъ о высадкѣ французовъ,
             Онъ улыбнулся; доложилъ, что вы
             Пріѣдете, отвѣтилъ онъ: "Тѣмъ хуже!"
             О Глостерѣ-измѣнникѣ, о томъ,
             Какъ, вѣрный службѣ, сынъ его меньшой
             Открылъ измѣну- все я разсказалъ.
             Глупцомъ меня за это назвалъ герцогъ,
             Прибавивъ: "Все на выворотъ ты видишь!"
             Что всѣхъ печалитъ, то его какъ разъ
             И радуетъ, а что для всѣхъ страда,
             Ему печаль.
   Гонерилла (Эдмунду). Такъ не идите дальше.
             Я узнаю его пугливый умъ.
             Онъ предпринять не смѣетъ ничего,
             Обидъ не чувствуетъ. (Ласково): желанья наши,
             Которыми дорогой мы дѣлились,
             Осуществиться могутъ. Поѣзжайте
             Вы къ герцогу Корнуэлльскому, и тамъ
             Войска стяните. Станьте во главѣ ихъ.
             Здѣсь съ мужемъ я трудами помѣняюсь:
             Ему отдамъ веретено. Вотъ этотъ (указываетъ на Освальда)
             Слуга надежный будетъ между нами
             Посредникомъ. Надуюсь я услышать
             Что вы, себѣ на пользу, порѣшили
             Желаніе возлюбленной исполнить. (Даетъ ему ленту).
             Носите это... Тише!.. Наклонитесь!

(Цѣлуетъ Эдмунда).

             О если этотъ поцѣлуй поймешь ты,
             Онъ вознесетъ, онъ окрылитъ твой духъ!..
             Пойми меня. Прощай!
   Эдмундъ.                               Я твой до гроба! (Уходитъ).
   Гонерилла. О милый Глостеръ! Вовсе другъ на друга
             Мужчины не похожи. Какъ его
             Не полюбить, а мной владѣетъ дурень!
   Освальдъ. Вотъ, государыня, и герцогъ.
   

2.

(Входить Альбани).

   Альбани.                                                   Гонерилла,
             Ты праха стоишь-ли, который вѣтеръ
             Тебѣ въ лицо кидаетъ! Страшно мнѣ
             Подумать -- чѣмъ ты стала. Кто способенъ
             Попрать свое начало, самъ не проченъ.
             Сучокъ, сломясь отъ дерева родного,
             Не можетъ жить...
   Гонерилла.                     Довольно. Поученья
             Мнѣ приторны.
   Альбани.                               Негодному, конечно,
             Все доброе и мудрое негодно.
             Грязь къ грязи липнетъ. Что вы натворили,
             Не дочери -- волчицы? О позоръ!
             Съ ума свели отца... отца родного,
             Благого старца. И медвѣдь ему
             Съ почтеніемъ лизалъ бы руку!.. Стыдъ!
             Какъ братъ могъ это допустить? Вѣдь онъ
             Такъ королю обязанъ? Если боги
             Не разразятся явной карой, люди
             Чудовищъ хищныхъ въ злобѣ превзойдутъ!
   Гонерилла. Не кровь въ тебѣ, а молоко течетъ,
             Коль подставляешь голову обидамъ,
             А щеки оплеухамъ; различить
             Не можешь, гдѣ почетъ, гдѣ поруганье!..
             Простакъ! Жалѣетъ, что связали руки
             Злодѣю прежде, чѣмъ онъ зла надѣлалъ!
             Готовься къ бою Въ нашъ спокойный край
             Французы вторглись. Надо дать отпоръ,
             А онъ, правдивый дурень, разсуждаетъ:
             "Зачѣмъ враги явились"?
   Альбани.                                         Ты бы, вѣдьма,
             Себѣ въ лицо взглянула! Въ бѣсѣ злоба
             Не такъ гадка, какъ въ женщинѣ!..

Входитъ гонецъ.

                                                               Что скажешь?
   Гонецъ. Скончался герцогъ Корнуэлльскій. На смерть
             Слугой онъ раненъ былъ, когда второй
             Глазъ выколоть у Глостера сбирался.
   Альбани. Какъ, глазъ у Глостера?
   Гонецъ.                                         Слуга, что съ дѣтства
             При графѣ жилъ, негодованья полонъ,
             Мечъ обнажилъ на герцога. Слугу
             Убили тутъ-же, но и герцогъ тяжко
             Былъ раненъ и скончался вскорѣ.
   Альбани.                                                   Есть
             Верховный судъ небесный! Онъ злодѣевъ
             Караетъ быстро!.. И несчастный Глостеръ
             Обоихъ глазъ лишился?
   Гонецъ.                                         Да, обоихъ.

(Гонериллѣ, подавая ей письмо):

             Отъ герцогини вамъ письмо, и просятъ
             Скорѣйшаго отвѣта.
   Гонерилла (про себя).                     Вѣсти эти
             Не всѣ мнѣ по сердцу. Сестра свободна.
             Эдмундъ при ней. Мои надежды кончить
             Съ своей постылой жизнью могутъ сразу
             Погибнуть!.. Но до времени смущаться
             Нѣтъ повода. (Громко) Сейчасъ прочту письмо
             И дамъ отвѣтъ. (Уходить).
   Альбани (гонцу).           А гдѣ же былъ Эдмундъ,
             Когда отца терзали?
   Гонецъ.                               Провожалъ
             Супругу вашу.
   Альбани.                               Какъ? Его здѣсь нѣтъ.
   Гонецъ. Его я на пути обратномъ встрѣтилъ.
   Альбани. Онъ о злодѣйствѣ знаетъ?
   Гонецъ. Отца онъ предалъ и покинулъ домъ
             Умышленно, чтобъ казни не мѣшать.
   Альбани. О Глостеръ, живъ я, чтобъ вознаградить
             Твою любовь къ страдальцу королю
             И за твои мстить бѣдные глаза!
             (Гонцу). Пойдемъ; еще поразскажи, что знаешь.

(Уходятъ).

   

III.

Французскій лагерь подъ Доверомъ.

Входятъ Кентъ и служитель Лира, котораго Кентъ посылалъ съ письмомъ къ Корделіи 1).

1) См. дѣйствіе III, сцену первую. Стр. 96 и 97.

   Кентъ. Королева очень была огорчена вѣстями, которыя вы ей передали?
   Служитель. При мнѣ сама прочла она письмо
             И тихо, тихо за слезой слеза
             По нѣжному лицу катилась Съ горемъ
             Боролася достойно королева,
             Хотя оно и рвалося мятежно
             Ее осилить.
   Кентъ.                     Тронута она?
   Служитель. Да тронута, но сдержана. Печаль
             И твердость духа въ ней боролись явно.
             Какъ въ день весенній дождь съ сіяньемъ солнца,
             Въ ея лицѣ улыбка со слезой
             Чередовались. Въ ясную улыбку
             Уста слагались, будто и не знали,
             Что по сосѣдству изъ прелестныхъ глазъ
             Катятся слезы жемчугомъ. Короче --
             Будь грусть всегда такою, мы искать
             Вы стали, гдѣ полюбоваться грустью.
   Кентъ. Съ разспросами она къ намъ обращалась?
   Служитель. Да, раза два произнесла "отецъ",
             Со вздохомъ тяжкимъ, будто съ сердца бремя
             Снимая; восклицала: "Сестры, сестры!
             Скажите женщинъ вы! О Кентъ! И ночью!
             Въ такую бурю? Гдѣ же жалость"!.. Вдругъ
             Святая влага хлынула ручьемъ
             Изъ глазъ лазурныхъ, и она, рыдая,
             Поспѣшно удалилась, чтобъ съ печалью
             Одной остаться.
   Кентъ.                     Какъ въ одной семьѣ
             Бываютъ такъ различны дѣти!-- Больше
             Вамъ говорить съ ней не пришлося?
   Служитель.                                         Нѣтъ.
   Кентъ. Страдалецъ Лиръ здѣсь въ городѣ. Порою
             Ему какъ будто лучше; вспоминаетъ
             Зачѣмъ сюда попалъ, но ни за что
             Не хочетъ видѣть дочери.
   Служитель.                               Какъ такъ?
   Кентъ. Онъ глубоко стыдится, что жестоко
             Ей отказалъ въ своемъ благословеньи,
             Забросилъ въ край чужой, ея наслѣдство
             Двумъ сестрамъ отдалъ съ песьими сердцами.
             Его все это гложетъ, показаться
             Корделіи не хочетъ онъ...
   Служитель.                               Несчастный!
   Кентъ. А что войска британскія?
   Служитель.                               Вполнѣ
             Собрались.
   Кентъ.                     Ну, пойдемте къ королю.
             Оставлю васъ при немъ. Пока еще
             Скрываться мнѣ приходится. Когда
             Узнаете, кто я, тогда, повѣрьте,
             Вы каяться въ довѣріи ко мнѣ
             Не станете. Идемъ. (Уходитъ.)
   

IV.

Палатка Корделіи во французскомъ лагерѣ подъ Доверомъ.

Входятъ Корделія, врачъ, нѣсколько офицеровъ.

   Корделія. Ахъ, это -- онъ! Его встрѣчаютъ въ полѣ
             Безумнымъ, буйнымъ, словно море; громко
             Поетъ онъ; голову вѣнкомъ убралъ
             Изъ васильковъ, крапивы, повилики,--
             Изъ сорныхъ травъ, что хлѣбъ глушатъ. Послать
             Сто человѣкъ, пусть всѣ поля обыщутъ
             И приведутъ его сюда. (Одинъ офицеръ уходитъ. Врачу). Скажи,
             Возможно-ли вернуть ему разсудокъ?
             Поможешь, я тебя озолочу.
   Врачъ. Какъ не помочь! Цѣлебной силы сна
             Король лишенъ; а намъ извѣстны травы,
             Настой которыхъ можетъ усыпить
             Отчаянье.
   Корделія.                     О еслибъ оказались
             Въ слезахъ моихъ невѣдомыя силы,
             Цѣлебныя... Найдите мнѣ его,
             Пока въ тоскѣ безумной не растратилъ
             Онъ силъ послѣднихъ. (Входить гонецъ).
   Гонецъ.                               Съ важной вѣстью я.
             Британскія войска подходятъ.
   Корделія.                                                   Встрѣтить
             Мы ихъ готовы. Дорогой родитель!
             Я за тебя иду врагамъ на встрѣчу.
             Я для тебя съ горючими слезами
             У короля о помощи молила.
             Не съ гордостью тщеславной, изъ любви --
             Любви къ отцу, въ защиту правъ его
             Оружіе мы подняли. Ско ощай на вѣкъ. Съ тобою
             Не встрѣтимся мы больше никогда
             И никогда другъ друга не увидимъ...
             Но все-таки моя ты кровь, мое
             Ты тѣло и моя ты дочь, иль, лучше,
             Болѣзнь гнѣздящаяся въ тѣлѣ, боль,
             Которую родной назвать, къ несчастью,
             Я долженъ, чирій ты, заразы язва,
             Карбункулъ, вздувшійся и воспаленный
             Въ моей испорченной крови... Но нѣтъ,
             Ругать тебя не стану... Пусть позоръ
             Падетъ на голову твою, когда
             Захочетъ самъ. Я не зову его,
             И громовержца я не призываю
             Тебя разить, и на твое злодѣйство
             Верховному судьѣ не доношу!
             Исправься, если можешь, на досугѣ
             И постарайся лучше стать. А я?...
             Я терпѣливымъ быть смогу. Съ Реганой
             Останемся мы всѣ, и я, и сотня
             Моихъ дворянъ.
  
                                 Регана.
  
                                 Ну, нѣтъ, не всѣ.-- Я, сэръ,
             Васъ не ждала и не готова васъ
             Принять. Послушайтесь моей сестры-
             Вашъ умъ теперь такъ перепутанъ страстью!
             Довольствуйтесь сознаньемъ, что вы стары,
             Затѣмъ... сестра, что дѣлать надо, знаетъ!
  
                                 Лиръ.
  
             А это хорошо сказала ты?
  
                                 Регана.
  
             Я подтвердить слова сестры готова.
             Какъ? Пять десятковъ слугъ? И это мало?
             Къ чему вамъ больше? Да не много-ль даже
             И этого? И содержанье ихъ,
             И трудность справиться съ такимъ числомъ;
             Все говоритъ, что много. Какъ въ одномъ
             Дому, подъ властью двухъ господъ, ужиться
             Такому множеству народа? Трудно,
             Почти-что невозможно.
  
                                 Гонерила.
  
                                                     Почему-жь
             Вамъ не принять услугъ людей моихъ
             Или ея?
  
                                 Регана.
  
                                 Ну, почему-жь, мой лордъ?--
             Когда служить вамъ будутъ нерадиво,
             Мы будемъ взыскивать. Когда угодно
             Ко мнѣ пріѣхать вамъ,-- чего теперь
             Я опасаюсь,-- то прошу васъ, сэръ,
             Съ собой привесть слугъ двадцать пять, не болѣй.
             На большее число я не согласна
             И мѣста имъ не дамъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Я все вамъ отдалъ...
  
                                 Регана.
  
             И хорошо, что во-время намъ дали.
  
                                 Лиръ.
  
             Я васъ избралъ охраной для себя
             И въ управленье ваше отдалъ все
             Съ условіемъ, что будутъ у меня
             Сто слугъ, мнѣ одному принадлежащихъ;
             Такъ какъ же это вотъ теперь я долженъ
             Придти къ тебѣ лишь съ двадцатью пятью,
             Регана? Такъ вѣдь ты сказала, такъ?
  
                                 Регана.
  
             Я повторяю: больше не приму.
  
                                 Лиръ.
  
             И злая тварь покажется намъ доброй,
             Когда гнуснѣй и злѣй ея найдется!
             Уже достоинство и то, когда
             Ты не гнуснѣй гнуснѣйшихъ.-- Гонерила,
             Къ тебѣ иду. Вѣдь пятьдесятъ твоихъ
             Въ два раза больше двадцати пяти;
             Меня ты, значитъ, вдвое больше любишь.
  
                                 Гонерила.
  
             Послушайте-жь меня, милордъ, къ чему
             Вамъ двадцать пять,-- и десять, даже пять
             Тамъ, гдѣ найдется вдвое больше слугъ,
             Къ услугамъ...
  
                                 Регана.
  
                                 Вамъ не нуженъ и одинъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Да не толкуйте-жь вы о томъ, что нужно!...
             Бѣднякъ послѣдній въ нищетѣ своей,
             Подумавъ, можетъ лишнее найти.
             Оставь природѣ только, безъ чего
             Ей быть нельзя, и человѣка жизнь --
             Животныхъ жизнь. Вотъ, лэди -- ты. Тебѣ
             Достаточно согрѣтой быть; природѣ
             Не нужны пышные твои наряды;
             Отъ холода они вѣдь не защита!
             Но что намъ нужно... Мнѣ терпѣнье нужно!
             Терпѣнье дайте, боги, мнѣ. О, боги!
             Смотрите, вотъ я, бѣдный, дряхлый старецъ,
             Подавленный и горемъ, и лѣтами,
             И всѣми презрѣнный вдвойнѣ за то!...
             Когда вы на отца войной воздвигли
             Сердца вотъ этихъ самыхъ дочерей,
             Не посрамите-жь до того меня,
             Чтобъ я смиренно перенесъ ихъ злобу,
             Чтобы ланиты мужа опозорилъ
             Оружьемъ женскимъ, слезъ водой... А вы,
             Противъестественныя чуда, вѣдьмы!...
             Обѣимъ вамъ отмщу, отмщу я такъ,
             Что цѣлый міръ... Я сдѣлаю такое...
             А что?-- Еще теперь не знаю я...
             Такое, что отъ ужаса земли
             Основы дрогнутъ! Думали, что плакать
             Я буду?-- Нѣтъ, не буду плакать я!
             Причинъ по горло, чтобы плакать!... Но
             Скорѣе сердце лопнетъ, разорвется
             На тысячу частей, чѣмъ уроню
             Одну слезу. Дуракъ! Съ ума сойду!

(Уходятъ Лиръ, Глостеръ, Кентъ и шутъ.)

  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
             Пойдемте въ замокъ,-- будетъ буря. (Слышна буря.)
  
                                 Регана.
  
                                                               Замокъ
             Вѣдь не великъ: старикъ съ его людьми
             Не можетъ хорошо въ немъ помѣститься.
  
                                 Гонерила.
  
             Самъ виноватъ. Не захотѣлъ покоя,--
             Ну, долженъ и узнать, сладка ли глупость.
  
                                 Регана.
  
             Его бы самого я приняла,
             И съ радостью, но ни души изъ свиты.
  
                                 Гонерила.
  
             Я также. Но куда-жь дѣвался Глостеръ?
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Онъ провожаетъ старика. Да вотъ
             Онъ воротился.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Въ гнѣвѣ яростномъ
             Король.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                       Куда-жь отправиться онъ хочетъ?
  
                                 Глостеръ.
  
             Кричалъ, чтобъ лошадей скорѣй сѣдлали.
             Куда-жь отправится -- не знаю.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Ему на волю предоставить лучше это:,--
             Пусть ѣдетъ онъ, куда захочетъ самъ.
  
                                 Гонерила.
  
             Милордъ, смотрите, вы его отнюдь
             Не думайте просить остаться здѣсь.
  
                                 Глостеръ.
  
             О, боги!-- Ночь теперь. Холодный вѣтеръ
             Болѣзненно пронзаетъ, а кругомъ
             На много миль едва найтися можетъ
             Какой-нибудь кустарникъ.
  
                                 Регана.
  
                                                     О, мой сэръ,
             Такія непріятности упрямымъ
             Въ науку служатъ. А ворота замка
             Заприте. Свита у него дерзка,
             Отчаянно дерзка, буйна и мало-ль,
             Какъ можетъ раздражить его, и мало-ль,
             Что можетъ и внушить ему. Всегда
             Благоразумный остороженъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                                     Да,
             Милордъ, заприте же ворота замка.
             Совѣтуетъ Регана хорошо.
             Скорѣй, скорѣй укроемся отъ бури!

(Уходятъ всѣ.)

  

ДѢЙСТВІЕ III.

Сцена I.

Степь, покрытая верескомъ.

(Кентъ и дворянинъ встрѣчаются )

                                 Кентъ.
  
             Кто, кромѣ этой страшной бури, здѣсь?
  
                                 Дворянинъ.
  
             Здѣсь тотъ, чей духъ взволнованъ, какъ она,
             А тѣло терпитъ отъ нея въ добавокъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Я знаю васъ. Но гдѣ король?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                                     Въ борьбѣ
             Со злобою стихій, взываетъ къ вѣтрамъ
             Съ мольбой сдуть землю въ море, иль на ней,
             Кудрявыми волнами затопивъ,
             Все въ корень измѣнить иль уничтожить.
             И рветъ онъ волосы свои сѣдые,
             А бурный вихрь ихъ, въ бѣшенствѣ слѣпомъ
             Схвативъ, разноситъ, въ прахъ уничтожая.
             Въ лицѣ его тотъ крохотный мірокъ,
             Что называютъ человѣкомъ, хочетъ
             Презрительно смѣяться надъ борьбой
             Стихій, дождей и вихрей межъ собой.--
             Въ такую ночь медвѣдица съ дѣтьми
             Смирнехонько лежитъ и левъ, и волкъ
             Голодный не замочатъ шкуръ своихъ;
             А онъ?-- Онъ съ головою не покрытой --
             Въ степи и громкимъ воплемъ призываетъ
             На землю все, въ чемъ гибель для всего!
  
                                 Кентъ.
  
             Но кто-жь, скажите, съ нимъ?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                                     Одинъ лишь шутъ,
             Который хочетъ отшутить отъ сердца
             Страдальца горе, бьющее его.
  
                                 Кентъ.
  
             Васъ знаю. Полагаясь на мое
             Искусство понимать людей, рѣшаюсь
             Вамъ дѣло дорогое поручить.
             Идетъ вражда межъ герцогомъ Альбанскимъ
             И герцогомъ Корнвальскимъ, хоть она
             Еще прикрыта толстымъ покрываломъ
             Лукавой хитрости обоихъ ихъ.
             У нихъ не менѣй хитрые есть слуги.--
             А у кого-жь изъ тѣхъ, кто, возвеличенъ
             Счастливыми звѣздами, возсѣдаетъ
             На тронѣ, не найдется слугъ такихъ.--
             И эти слуги герцоговъ -- шпіоны
             Французскаго двора и всѣ они
             Умно и очень ловко наблюдаютъ
             За тѣмъ, что здѣсь теперь у насъ творится,
             За герцоговъ враждою межъ собой,
             За происками ихъ, и знаютъ, какъ
             Они вдвоемъ скрутили короля.
             Быть-можетъ ждутъ и большаго, къ чему
             Все прошлое -- приготовленье только.
             Всего-жь вѣрнѣй, скажу вамъ прямо, то,
             Что въ наше королевство ужь вступило
             Французовъ войско и, тогда какъ мы
             Теперь безпечно обо всемъ забыли,
             Успѣло лучшіе всѣ наши порты
             Занять и развернуть уже готово
             Свои знамена. Что теперь до васъ
             Касается, то, если вы рѣшитесь
             Вполнѣ довѣриться моимъ словамъ,
             Такъ поспѣшите въ Дувръ, ни чуть не медля.
             Вы тамъ найдете тѣхъ, кто будетъ васъ
             Благодарить. Вы передайте имъ,
             Въ какомъ, противномъ естеству людей
             И до безумья доводящемъ, зломъ
             Поступкѣ можетъ обвинять король
             Сестеръ безчеловѣчныхъ, герцогинь.--
             Я -- дворянинъ по крови, по рожденью,
             И знаю, что ручается за васъ,
             А потому я смѣло предлагаю
             Вамъ это дѣло.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Послѣ съ вами, сэръ,
             Поговоримъ объ этомъ.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Нѣтъ, не послѣ.--
             Чтобъ доказать, что я гораздо болѣй
             Того, что можно думать обо мнѣ,
             Вамъ предлагаю этотъ кошелекъ.
             Возьмите все сполна, что въ немъ найдете.
             Когда увидите Корделью вы,--
             Я знаю, вы увидите ее,--
             Ей покажите это вотъ кольцо... (отдаетъ кольцо)
             И скажетъ вамъ, кто я -- товарищъ вашъ;
             А знать меня сейчасъ вы не должны.
             Фай эта буря!... Нужно короля
             Скорѣй найти.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Такъ дайте руку вашу.
             Вамъ больше нечего мнѣ передать?
  
                                 Кентъ.
  
             Немногое, но поважнѣй для дѣла,
             Когда найдемъ мы съ вами короля.
             Идите вы сюда, а я туда.
             Кто первый встрѣтитъ, дастъ другому знать.
  

Сцена ІІ.

Другая часть степи. Буря продолжается.

(Входятъ Лиръ и шутъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Бѣснуйтесь, злитесь, дуйте вѣтры такъ,
             Чтобъ щеки лопнули у васъ съ надсады!
             Вы, ливни бурные и ураганы,
             Хлещите и волнами заливайте
             Всѣ башни выше самыхъ пѣтушковъ,
             Вертящихся на ихъ шпиляхъ высокихъ!
             Вы, сѣрные и быстрые, какъ мысль,
             Огни, предтечи страшныхъ стрѣлъ громовыхъ,
             Что дубы сразу въ щепы разбиваютъ,
             Спалите голову мою сѣдую!
             Ты, громъ, все потрясающій, расплющи
             Всю эту круглую земли чреватость,
             Чтобъ лопнули всѣ формы жизни въ ней,
             Чтобъ истребились сѣмена и всѣ
             Зачатки, изъ которыхъ въ свѣтъ родится
             Неблагодарный человѣкъ!
  
                                 Шутъ.
  
                                                     Ахъ, дядя!...
   Послушай, дядя, благодатная водица при дворѣ и подъ крышей сухаго дома, право, лучше дождевой воды за воротами. Голубчикъ, дядя, воротись къ твоимъ дочерямъ и попроси у нихъ милости! Вѣдь эта ночь безжалостна ко всѣмъ: и къ мудрецамъ, и дуракамъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Бушуйте до-сыта, хлещите ливнемъ
             И плюйтеся огнемъ и дождь, и вихрь,
             И громъ!-- Не дѣти вы мои родные!
             Я не кляну васъ за жестокость вашу!--
             Я королевства вамъ не отдавалъ,
             Дѣтьми моими васъ не называлъ
             И долга нѣтъ на васъ; такъ тѣшьтесь вволю
             Потѣхой вашей страшной!-- Вотъ я здѣсь
             Стою вашъ рабъ, старикъ больной и хилый,
             И нищій, и въ презрѣніи позорномъ...
             Но нѣтъ, могу я васъ клеймить названьемъ
             Подлѣйшихъ слугъ злодѣевъ дочерей!--
             Вы съ ними за одно небесной ратью
             Возстали всѣ на голову сѣдую
             И старую, такую, какъ моя!
             Вѣдь это подло, гнусно... Страшно гнусно!
  

Шутъ.

   Хорошая у того шапка, у кого есть домикъ, куда онъ можетъ спрятать свою голову.
             Хоть ищетъ брюхо для себя домокъ,
             Да голова не думаетъ о томъ;
             Ну, и сгніютъ они потомъ вдвоемъ
             И оба вмѣстѣ, и въ недальній срокъ.
             Вотъ такъ и нищій съ головою хилой
             Сгніетъ съ женой, лохмотницею милой!
             Бѣда, кто не на пальцахъ на ногахъ,
             А на сердцѣ мозоль себѣ натретъ;
             Отъ боли страшной, въ крикахъ и слезахъ,
             Безъ сна простонетъ ночи на-пролетъ!
   А все отъ того, что не бывало еще красивой женщины, которая-бъ не строила рожъ передъ зеркаломъ.

(Входитъ Кентъ.)

  

Лиръ.

   Я буду образцомъ терпѣнья, не промолвлю слова.
  

Кентъ.

   Кто здѣсь?
  

Шутъ.

   Здѣсь его милость и его изнанка {Въ подлинникѣ: "here's grace end a cod-piece", т.-е. "здѣсь его милость и гульфикъ штановъ". Стивенсъ видить въ этомъ намекъ на современную Шекспиру поговорку: "ниже пояса нѣтъ благоразумія!"}: здѣсь мудрецъ и дуракъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Ахъ, сэръ, вы здѣсь? И тотъ, кто любитъ ночь,
             Такихъ ночей не взлюбитъ. Гнѣвъ небесъ,
             Пугая, гонитъ въ норы даже тѣхъ,
             Кто любитъ ночь и бродитъ только въ мракѣ.
             Съ тѣхъ поръ, какъ только помню я себя,
             Такихъ полосъ огня я не видалъ,
             Такого грохота громовъ и рева,
             И вѣтровъ, и дождей я не слыхалъ!
             Такого страха и такихъ мученій
             Не вынесетъ природа человѣка!
  
                                 Лиръ.
  
             Такъ пусть же боги всемогущи, такъ
             Надъ нами громомъ разразившись, пусть
             Они теперь враговъ своихъ отыщутъ!--
             Дрожи-жь, злодѣй, чьи страшныя дѣла
             Укрылися отъ лютой казни; спрячься
             Скорѣй и ты, кровавая рука,
             И ты, безбожный нарушитель клятвъ,
             И ты, кровосмѣситель, подъ личиной
             Невинности святой, ты, извергъ подлый,
             Украсть хотѣвшій жизнь у человѣка!
             Дрожите такъ, чтобъ всѣ суставы ваши
             Отъ трепета распалися на части.
             О, крѣпко запертыя въ тайникахъ,
             Злодѣйства скрытыя, скорѣй ломайте
             Все то, что васъ таитъ, и о пощадѣ
             Молите силы страшнаго возмездья!
             А я?... Не такъ же грѣшенъ, какъ грѣшны
             Передо мной!...
  
                                 Кентъ.
  
                                 И съ головой совсѣмъ
             Открытой! Милостивый лордъ, тутъ близко
             Есть хижина. Ея хозяинъ -- добрый,
             Дозволитъ вѣрно вамъ укрыться въ ней
             Отъ бури. Отдохните тамъ, пока
             Я ворочусь въ безчувственный тотъ замокъ,--
             Безчувственнѣй, чѣмъ камни стѣнъ его,--
             Въ который отказалися впустить
             Меня, лишь только я спросилъ о васъ.
             На щедрость вынужу скупое ихъ
             Гостепріимство.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Умъ мутится мой!...
             Пойдемъ, дружокъ... Ну, что съ тобой? Озябъ?--
             Озябъ я самъ. Товарищъ, гдѣ-жь солома?
             Хитра нужда: она и дрянь иную
             Вдругъ можетъ въ драгоцѣнность обратить.
             Идемъ же мы въ лачугу нашу. Рабъ
             И шутъ! Есть у меня мѣстечко въ сердцѣ,
             Которое тебя еще жалѣетъ.
  
                                 Шутъ.
  
             Ума нѣтъ крошки у того въ мозгахъ,
             Кто отъ дождя и вихря -- охъ да ахъ.
             Доволенъ долженъ всякій быть судьбой,
             Хотя бы дождь лилъ каждый день рѣкой!
  

Лиръ.

   Правда, мой милый! Ну, веди же насъ въ хижину.
  

Шутъ.

   Славная ночка,-- прохладитъ любую прелестницу. Стойте. Прежде, чѣмъ уйдемъ отсюда, хочу изречь пророчество.
             Когда духовный важенъ будетъ на словахъ,
             А не на дѣлѣ самомъ,-- на костра огняхъ
             Не еретикъ, а другъ блудницъ, ихъ покровитель
             Горѣть начнетъ, и жадный пивоваръ водой
             Свое испортитъ пиво, и пойметъ портной,
             Что ужь не онъ, а дворянинъ ему учитель,
             И правда грозно воцарится на судахъ,
             Не бѣденъ будетъ пажъ и рыцарь не въ долгахъ,
             И клевета замолкнетъ робко на устахъ,
             Въ толпѣ не будутъ шмыгать тысячи воровъ
             И станутъ -- жидъ открыто золото считать,
             Развратница, постяся, храмы созидать;--
             Тогда перевернется все вверхъ дномъ, придетъ
             Въ хаосъ весь Альбіонъ и старое -- во прахъ,
             Тогда стоять мы будетъ прямо на ногахъ!
   Такъ въ свое время будетъ пророчествовать Мерлинъ. Я-то самъ, замѣтьте, живу до его пришествія {Шутъ пророчествуетъ, какъ сталъ бы пророчествовать пророкъ временъ Елизаветы, котораго онъ называетъ Мерлиномъ, именемъ древняго пророка, и напоминаетъ жителямъ, что самъ онъ принадлежитъ къ болѣе древнимъ временамъ. При Шекспирѣ такіе разговоры актеровъ съ публикой были употребительны. Перев.}.
  

Сцена III.

Комната въ домѣ Глостера.

(Глостеръ и Эдмондъ.)

  

Глостеръ.

   Ахъ, какъ маѣ невыносимо-непріятенъ этотъ противуестественный поступокъ. Когда я выразилъ желаніе, чтобъ они не препятствовали мнѣ сожалѣть о королѣ, они отняли у меня право распоряжаться моимъ домомъ, запретили подъ страхомъ опалы просить за короля, говорить объ немъ и помогать ему чѣмъ бы то ни было.
  

Эдмондъ.

   Въ высшей степени дико и безчеловѣчно!
  

Глостеръ.

   Ну, оставь это. Никому ни слова. Между герцогами разладъ, да и нѣчто похуже. Я получилъ сегодня ночью письмо,-- опасно объ этомъ говорить,-- я заперъ его въ кабинетѣ. Оскорбленія, которыя вынесъ король, будутъ отмщены. Часть французскаго войска высадилась на наши берега. Намъ слѣдуетъ быть на сторонѣ короля. Я отыщу его и тайно ему помогу. Ты займи герцога такъ, чтобъ онъ не замѣтилъ моего добраго дѣла. А спроситъ обо мнѣ, скажи, что я боленъ и въ постелѣ. Еслибъ мнѣ пришлось даже умереть,-- а мнѣ грозили не меньшимъ,-- я не оставлю короля, моего стараго господина, безъ помощи. Странныя дѣла въ ходу... Прощай, будь остороженъ! (Уходитъ.)
  
                                 Эдмондъ.
  
             Какъ ты ни запрещай, старикъ, а герцогъ
             О нѣжностяхъ твоихъ сейчасъ узнаетъ
             И также о письмѣ. А это все
             Зачтется мнѣ въ великую заслугу!...
             Затѣмъ мнѣ въ руки попадетъ и то,
             Чего отецъ лишится,-- да, все, все!--
             Когда внизъ старость падаетъ глубоко,
             Вверхъ юность поднимается высоко!
  

Сцена IV.

Другая часть степи съ хижиной.

(Входятъ Лиръ, Кентъ и шутъ.)

  
                                 Кентъ.
  
             Вотъ здѣсь. Войдите, добрый лордъ. Такой
             Свирѣпой ночи подъ открытымъ небомъ
             Не вынесетъ природа человѣка.
  
                                 Лиръ.
  
             Оставьте одного меня.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Мой лордъ,
             Мой добрый лордъ, сюда войдите.
  
                                 Лиръ.
  
                                                               О!...
             Не разорвется мое сердце?
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Ахъ,
             Скорѣй мое! Войдите-жь, добрый лордъ.
  
                                 Лиръ.
  
             За очень важное считаешь ты,
             Что эта злая буря до костей
             Насъ пробираетъ,-- такъ вѣдь для тебя;
             Но въ комъ гнѣздится боль ужаснѣй этой,
             Такъ эта уже ни-по-чемъ. Когда
             Ты бросишься въ испугѣ отъ медвѣдя,
             А на пути -- ревущее вдругъ море,
             Такъ кинешься назадъ хоть звѣрю въ пасть!
             Покоенъ духъ -- и тѣло чутко. Буря
             Въ моей душѣ въ ней чувства заглушила:
             Я слышу только то, что бьется здѣсь. (Указываетъ на сердце.)
             Дѣтей неблагодарная жестокость!...
             О, боги, боги!... Да не то же-ль это,
             Какъ еслибъ зубы стали руку рвать
             За то, что пищу къ нимъ она подноситъ?
             Казнить я ихъ хочу, казнить на мѣстѣ!
             Не буду плакать, нѣтъ!... И въ ночь такую
             Меня такъ выгнать!... Лей же, дождь, какъ хочешь,--
             Все вытерплю... И въ ночь такую! О,
             Регана, Гонерила... Дряхлаго
             И добраго отца, который вамъ
             Такъ щедро, простодушно отдалъ все!...
             Отъ этого съ ума сойдешь... Нѣтъ, нѣтъ,
             Не буду думать. Нѣтъ, ни слова болѣй
             И ни единаго объ этомъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Лордъ,
             Мой добрый лордъ, войдите же сюда.
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу, иди ты самъ и хлопочи
             Тамъ объ удобствахъ для себя, а мнѣ?--
             Мнѣ эта буря взвѣсить не даетъ,
             Что мнѣ вреднѣй... А впрочемъ, я войду.--
             Иди, дружокъ, иди. Войди ты первымъ.
             (Шуту) Ну, нищета бездомная, входи же...
             А я тамъ помолюсь, да и засну...
             Ахъ, бѣдные, нагіе горемыки,
             Гдѣ-бъ васъ теперь ни била безпощадно
             Безжалостная буря, какъ теперь
             Васъ защитятъ отъ ярости такой
             Открытая, безъ крова, голова,
             Безъ пищи тощіе желудки ваши,
             Дырявые клочки лохмотій вашихъ!?
             Ахъ, мало я объ этомъ думалъ! Вотъ
             Тебѣ лѣкарство, роскошь! На себѣ
             Ты испытай, что чувствуетъ бѣднякъ,
             Чтобъ сбросить на него, стряхнувъ съ себя,
             Избытокъ твой и небо оправдать.
  

Эдгаръ (въ хижинѣ).

   Полторы сажени, полторы сажени. Бѣдный Томъ.

(Шутъ выбѣгаетъ изъ хижины.)

  
                                 Шутъ.
  
             Нѣтъ, дядя, не ходи туда. Тамъ духъ!
             Ой, помогите, помогите!
  
                                 Кентъ.
                                           Ну,
             Дай руку мнѣ. Кто-жь тамъ?
  
                                 Шутъ.
  
                                                     Духъ, дядя, духъ!
             Зовутъ его: Томъ бѣдный.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Кто же тамъ?
             Кто на соломѣ тутъ ворчитъ? Выдь вонъ.
  
                       Эдгаръ (переодѣтый сумасшедшимъ).
  
             Прочь, прочь! За мною бѣсъ, духъ сумасбродства!...
             Холодный вѣтеръ дуетъ, свищетъ, свищетъ
             Сквозь острыя боярышника иглы.
             Гумфъ, гумфъ, въ холодную постель и -- грѣйся!
  
                                 Лиръ.
  
             А что? Ты также дочерямъ все отдалъ
             И вотъ до этого дошелъ, бѣднякъ?
  

Эдгаръ.

   Кто дастъ что-нибудь бѣдному Тому? Дьяволъ велъ его сквозь огонь и пламя, по волнамъ и пучинамъ, клалъ ему ножи подъ изголовье, вѣшалъ петлю надъ его церковной скамьей, клалъ мышьякъ подлѣ его похлебки, подстрекалъ его хвастливымъ желаньемъ промчаться на гнѣдомъ жеребцѣ по мосту въ четыре вершка ширины, скакать за собственной тѣнью, принявъ ее за врага-предателя. Храните ваши пять чувствъ. Холодно Тому. О, до-де, до-де, до-де. Подайте что-нибудь бѣдному Тому. Его мучитъ злой духъ. Вотъ онъ опять!... Вонъ тутъ... и тутъ... и тутъ опять... и тутъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Неужели дочери его сгубили,
             До крайности ужасной довели?
             (Эдгару) Не спасъ ты ничего,-- все отдалъ имъ?
  

Шутъ.

   Нѣтъ, вонъ приберегъ себѣ покрышку, а безъ того намъ было бы зазорно и взглянуть на него.
  
                                 Лиръ.
  
             Такъ пусть же всѣ заразы, что висятъ
             Надъ нами въ воздухѣ, на казнь злодѣямъ,
             Пусть всѣ падутъ на дочерей его!
  
                                 Кентъ.
  
             Сэръ, у него нѣтъ дочерей.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Умри,
             Предатель;-- кромѣ дочерей жестокихъ,
             Нѣтъ силы той, которая-бъ могла
             Заставить такъ глубоко пасть его
             Природу.-- Мода что ли ужь такая --
             Нещадно истреблять отцовъ за то,
             Что ихъ же дѣти выгнали ихъ вонъ!--
             За дѣло, стоятъ казни!... Это тѣло
             Родило пеликановъ -- дочерей! *).
   *) Джонсонъ говоритъ: "во время Шекспира вѣрили, что молодые пеликаны сосутъ кровь своихъ матерей". Перев.
  
                                 Эдгаръ.
  
   Сидѣлъ пилликокъ *), на кормѣ пилликокъ, кокъ!--
             Галлу, галлу, лу-лу, лу-лу, лу-лу!
   *) Для объясненія этого слова Стивенсъ отсылаетъ читателя къ замѣткѣ, сдѣланной Томсономъ Урквартомъ къ его переводу Рабеле, V. I, В. 1. Перев.
  

Шутъ.

   А эта холодная ночь оборотитъ насъ всѣхъ въ дураковъ и сумасшедшихъ.
  

Эдгаръ.

   Остерегайся злаго духа, повинуйся отцу и матери, держи слово твердо, не клянись, не связывайся съ чужой женой, не прилѣпляй твоего добраго сердца къ тщеславной красотѣ!
  

Лиръ.

   Чѣмъ былъ ты прежде?
  

Эдгаръ.

   Я?-- Я былъ поклонникомъ женщинъ, заносчивъ сердцемъ, завивалъ мои волосы, носилъ боевыя {Варбуртонъ замѣчаетъ: перчатки на шляпѣ означали, что носившій ихъ пользуется благосклонностію своей красавицы. Таковъ былъ обычай. Стивенсъ говоритъ, что былъ встарину обычай носить перчатки на шляпѣ въ трехъ случаяхъ: а) какъ знакъ благосклонности красавицы, b) въ память друга и c) какъ вызовъ на бой обидчика или соперника. Перев,} перчатки на шляпѣ, угождалъ похотямъ моей красавицы и занимался съ ней дѣлами мрака, клялся столькими клятвами, сколько словъ произносилъ, и нарушалъ тотчасъ же ихъ всѣ передъ лицомъ свѣтлаго неба; засыпая, я вымышлялъ и обдумывалъ самыя развратныя потѣхи и просыпался, чтобъ ихъ исполнить; вино любилъ я сильно и игру въ кости -- страстно, а насчетъ женщинъ я былъ почище сладострастнаго турка; коварный сердцемъ, легковѣрный ко всякому слуху, готовый лить кровь моими собственными руками, я былъ свиньей -- по лѣни, лисой -- въ воровствѣ, волкомъ -- по жадности, бѣшенъ, какъ собака, и хищенъ, какъ левъ. Берегись, чтобы скрипъ башмаковъ и шелестъ шелковаго платья не предали твоего сердца женщинѣ. Прочь ноги отъ домовъ разврата, прочь руки отъ юбокъ, не поддавайся злому духу!... А все дуетъ холодный вѣтеръ сквозь боярышникъ. Слышите, голоситъ: зу-умъ, зу-умъ, мумъ. Га, но, нони. Дольфинъ, дитя мое, дитя мое, оставь, пусть проѣзжаетъ {Заимствовано,-- говоритъ Стивенсъ,-- изъ баллады: "The Two Noble Kinsmen", какъ говорятъ, написанной Шекспиромъ вмѣстѣ съ Флетчеромъ. Перев.}.
  

Лиръ.

   Легче бы тебѣ лежать въ гробу, чѣмъ выставлять твое нагое тѣло въ отвѣтъ на ярость небесъ. Или человѣкъ не болѣе этого? Смотрите на него. Ты никому ничѣмъ не обязанъ: ты не взялъ ни шелка у червя, ни шкуры у звѣря, ни шерсти у овцы, ни благоуханія у выхухоли. Мы трое здѣсь -- лжемъ на человѣка. Ты одинъ только то, что ты есть на самомъ дѣлѣ: ничѣмъ не приправленный человѣкъ, не болѣе, какъ вотъ такое нагое, пилообразное животное, какъ ты. Долой, долой все заемное! Разстегните тутъ. (Рветъ на себѣ одежду.)
  

Шутъ.

   Полно, дядя, успокойся! Куда какъ негодна эта ночь для купанья. Теперь маленькій огонекъ въ этомъ пустынномъ полѣ былъ бы очень похожъ на сердце стараго сластолюбца: крохотная искорка въ серединѣ, а все остальное тѣло холодно, какъ ледъ. Гляди, вонъ идетъ сюда бродячій огонекъ.
  

Эдгаръ.

   Злой духъ, злой духъ, Флибертитжибетъ! {Перси замѣчаетъ, что Гарснетъ причисляетъ Флибертитжибета къ четыремъ демонамъ, составлявшимъ одну изъ степеней злыхъ силъ. Товарищи Флибертитжибета носили названія Фратеретто, Гобердидэнце, Токобатто. У этихъ духовъ было по сорока помощниковъ. Перев.} Онъ выходитъ, какъ только погасятъ огни, и бродитъ до первыхъ пѣтуховъ. Онъ затягиваетъ глаза бѣльмами, заливаетъ ихъ темною водой или дѣлаетъ косыми, насаживаетъ заячьи губы, надѣляетъ ржавчиной бѣлую пшеницу и всячески вредитъ бѣднымъ созданьямъ на землѣ.
             Святой Витольдъ долину трижды обошелъ
             И на пути ночную Мару онъ нашелъ
             И девять страшныхъ спутниковъ ея въ ту ночь.
             Душить людей на вѣкъ имъ строго заказалъ
             И клятвою великой крѣпко ихъ связалъ!--
   Прочь, вѣдьма, прочь, прочь, прочь, колдунья злая, прочь {Варбуртонъ говоритъ, что содержаніе этой пѣсни заимствовано изъ легенды о Святомъ Витольдѣ, а самая пѣсня есть народное заклинаніе ночнымъ злымъ духамъ. Перев.}!
  

Кентъ.

   Что съ вами, государь?

(Глостеръ входитъ съ факеломъ.)

Лиръ.

   Кто это?
  

Кентъ.

   Кто тутъ? Что надо вамъ?
  

Глостеръ.

   Вы кто? Ваши имена?
  

Эдгаръ.

   Бѣдный Томъ, который питается водяными лягушками, жабами, головастиками, маленькими ящерицами, что водятся на старыхъ стѣнахъ. Когда начнетъ неистовствовать злой духъ и бѣшенство найдетъ на сердце бѣднаго Тома, онъ ѣстъ коровій пометъ вмѣсто салата, пожираетъ околѣлыхъ крысъ, дохлыхъ собакъ, пьетъ зеленую плѣсень въ лужахъ. Бѣднаго Тома сѣкутъ отъ одного сбора десятины до другаго, набиваютъ на него колодки, запираютъ его въ тюрьму. Было у него три накидки для плечъ, три рубахи для тѣла, конь для ѣзды и оружіе для битвъ.
             Лишь мыши да крысы и множество мелкихъ звѣрковъ
             Служили питаньемъ для Тома семь долгихъ годковъ.
   Берегитесь моего мучителя! Уймись, Смолькенъ {Перси причисляетъ Смолкена, на основаніи соч. Гарснета, къ разряду коварныхъ духовъ, вводящихъ человѣка въ обманъ. Перев.}, уймись, злой духъ!
  

Глостеръ.

   И нѣтъ у васъ, государь, общества получше этого?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Князь тьмы -- великій, тонкій джентльменъ,--
             Зовутъ Іодо или Магу *).
   *) Стивенсъ, ссылаясь на Гарснета, называетъ Модо или Магу княземъ злыхъ духовъ. Перев.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           И кровь,
             И тѣло такъ испортились у насъ,
             Что ненавидятъ даже тѣхъ, кто ихъ
             Родилъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                       Бѣдняга Томъ озябъ, озябъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Пойдемте, сэръ, со мною. Чувство долга
             Не можетъ выносить повиновенья
             Жестокимъ вашимъ дочерямъ. Онѣ
             Хотя и строго повелѣли мнѣ
             Замкнуть ворота замка передъ вами
             И васъ на полный произволъ оставить
             Ужасной ночи этой; я рѣшился
             Васъ отыскать и отвести туда,
             Гдѣ пищу и тепло найдете вы.
  
                                 Лиръ.
  
             Постой. Дай прежде мнѣ поговорить
             Съ философомъ. Послушай, объясни
             Причину грома и откуда онъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Мой добрый лордъ, примите предложенье,
             Идемте въ домъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Хочу я перемолвить
             Лишь слова два вотъ съ нимъ,-- вотъ съ этимъ самымъ
             Ученѣйшимъ ѳиванцемъ. Ну, скажи,
             Что изучаешь ты?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Какъ убѣгать
             Отъ злыхъ духовъ и гадинъ убивать.
  
                                 Лиръ.
  
             Еще одинъ вопросъ, на-единѣ.

(Отводитъ Эдгара въ сторону.)

  
                                 Кентъ (Глостеру).
  
             Мой добрый лордъ, еще разъ попросите
             Настойчивѣй его уйти отсюда.
             Смотрите, онъ умомъ своимъ не правитъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             А можно ли винить его за это?--
             Родныя дочери вѣдь ищутъ смерти
             Его. Ахъ, этотъ добрый, честный Кентъ!
             Онъ предсказалъ, что будетъ такъ. Сбылось!
             Изгнанникъ бѣдный!... Говоришь: король
             Мѣшается въ умѣ; скажу тебѣ,
             Мой другъ, я самъ почти-что помѣшался.
             И у меня былъ сынъ!... Онъ мнѣ теперь
             Чужой. Я отказался отъ него.
             На жизнь мою онъ замышлялъ недавно,
             Недавно очень... Я его любилъ.
             И нѣтъ отца, которому бы сынъ
             Дороже былъ, чѣмъ мнѣ Эдгаръ. Ахъ, другъ,
             Повѣрь мнѣ: это горе раздавило
             Мой умъ! Но что за ночь! О, государь,
             Я умоляю...
  
                                 Лиръ.
  
                                 Ахъ, прошу прощенья.--
             Философъ благородный, не лишайте
             Бесѣды вашей насъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Ухъ! бѣдный Томъ
             Озябъ.
  
  
                                 Глостеръ.
  
                       Вотъ хижина, дружокъ. Иди
             И грѣйся тамъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Мы всѣ туда пойдемъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Вамъ путь сюда, мой добрый лордъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                                               И съ нимъ.--
             Съ философомъ, я не хочу разстаться.
  
                                 Кентъ.
  
             Сэръ, успокойте короля. Пусть онъ
             Возьметъ его съ собой.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Пускай возьметъ.--
             И лучше даже!-- Ну, идемъ же вмѣстѣ.
  
                                 Лиръ.
  
             Идемъ же, добрый аѳинянинъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Только
             Ни слова и какъ можно тише, тише.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Лишь къ сумрачной башнѣ подъѣхалъ Раулэндъ,
             Какъ слово замолкло его: фи, фо, фумъ!
             Здѣсь, чувствую, пахнетъ британскою кровью! *)
   *) По замѣчанію Райтсона, эти три стиха, не срифмованные въ подлинникъ, взяты изъ двухъ старинныхъ балладъ. Первый стихъ взятъ изъ перевода испанской баллады, а два послѣдніе изъ старинной англійской баллады: "Jack and the Giands". Перев
  

Сцена V.

Комната въ залѣ Глостера.

(Входятъ герцогъ Корнвалійскій и Эдмондъ.)

  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Я ему отмщу за себя,-- отмщу прежде, чѣмъ уѣду изъ его замка.
  

Эдмондъ.

   Какъ будутъ осуждать меня и порицать за то, что я чувствомъ долга заглушилъ голосъ природы. Это страшитъ меня нѣсколько.
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Теперь я понимаю, что не совсѣмъ дурныя наклонности заставили твоего брата искать смерти отца; его возстановила противъ себя возмутительная подлость старика.
  

Эдмондъ.

   Несчастная судьба моя! Я вынужденъ раскаяваться въ честномъ и справедливомъ поступкѣ. Вотъ, герцогъ, письмо. Оно доказываетъ, что графъ -- сторонникъ Франціи и ея соумышленникъ. О, небо! Еслибъ не было этой измѣны и еслибъ я не долженъ былъ стать доносчикомъ!
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Пойдемъ къ герцогинѣ.
  

Эдмондъ.

   У васъ въ рукахъ, герцогъ, чрезвычайно важный документъ, если только содержаніе письма справедливо.
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Справедливо или нѣтъ, но письмо дѣлаетъ тебя графомъ Глостеромъ. Разыщи, гдѣ твой отецъ, чтобъ мы могли скорѣй его схватить.
  

Эдмондъ (въ сторону).

   Если только я застану его съ королемъ и въ ухаживаніи за нимъ, то сильнѣе укрѣпится увѣренность въ его измѣнѣ. (Вслухъ) Я останусь вѣрнымъ долгу, какъ ни болѣзненно отзывается въ моей душѣ борьба чувства долга съ голосомъ моей крови.
  

Герцогъ Корнвалійскій.

   Я полагаюсь на тебя. Ты во мнѣ найдешь лучшаго отца!
  

Сцена VI.

Комната на фермѣ, прилегающей къ замку.

(Входятъ: Глостеръ, Лиръ, Кентъ, шутъ и Эдгаръ.)

  

Глостеръ.

   Здѣсь лучше, чѣмъ на открытомъ воздухѣ. Прибавлю къ этому все, что могу для вашего удобства. Я оставлю васъ не надолго.
  

Кентъ.

   Вся сила его ума уступила его раздражительной горячности. Боги наградятъ васъ за вашу доброту.
  

Эдгаръ.

   Фратерето зоветъ меня и говоритъ, что Неронъ удитъ рыбу въ темномъ озерѣ {Райтсонъ замѣчаетъ, что это взято у Рабеле, изъ его исторіи о Гаргантуѣ, переведенной на англійскій языкъ въ 1575 году. Перев.}. Молись, невинный, и берегись злаго духа!
  

Шутъ.

   Ну-ка, дядя, скажи мнѣ, кто сумасшедшій: дворянинъ или мужикъ?
  

Лиръ.

   Король, король!
  

Шутъ.

   Нѣтъ, дядя, мужикъ, у котораго сынъ сдѣлался дворяниномъ; потому онъ и сумасшедшій, что позволилъ сыну сдѣлаться дворяниномъ прежде себя.
  
                                 Лиръ.
  
             Пусть тысячи горячихъ, острыхъ копій,
             Шипя, вонзятся въ тѣло ихъ!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                     Злой духъ,
             Злой духъ кусаетъ больно спину мнѣ.
  

Шутъ.

   Сумасшедшій тотъ, кто полагается на кротость волка, на крѣпость лошади, на любовь мальчишки и на клятву гулящей дѣвки.
  
  
                                 Лиръ.
  
             Я все рѣшу и все покончу. Здѣсь
             На судъ, на строгій судъ ихъ притащу!--
             (Эдгару) Ученый правовѣдъ, садися здѣсь,
             А ты, премудрый мужъ, вотъ тутъ. Ну, вы,
             Лисицы -- самки!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Вонъ стоитъ онъ, вонъ
             Глазами какъ сверкаетъ! Госпожа,
             Вамъ мало, что ли, глазъ здѣсь на судѣ?
             Приплыви ко мнѣ, Бесси, красотка!
  
                                 Шутъ.
  
             У Бесси красотки съ дыркой лодка;
             И никакъ не смѣетъ объяснить,
             Почему къ тебѣ боится плыть! *)
   *) Джансонъ полагаетъ, что эта пѣсенка въ нѣсколько измѣненномъ видѣ взята изъ книги товарищества продавцовъ бумаги и прочихъ принадлежностей письма ("Stationers Company"), напечатанной въ 1564 году. Стивенсъ замѣчаетъ, что въ пѣсняхъ и сказаніяхъ бѣдный Томъ и Бесси постоянно путешествуютъ вмѣстѣ. Перев.
  

Эдгаръ.

   Злой духъ преслѣдуетъ бѣднаго Тома соловьиными трелями {Перси замѣчаетъ, что въ книгѣ Гарснета разсказывается, что одна хозяйка имѣла соловья. Соловей вызвалъ ее въ садъ, гдѣ она нежданно умерла. Думали, что злой духъ, вселясь въ соловья, убилъ хозяйку. На это намѣкаетъ Эдгаръ, говоря о преслѣдованіи его пѣніемъ соловья. Перев.}. Въ животѣ Тома -- Гопдэнцъ. Онъ требуетъ съ крикомъ двѣ селедки. Не каркай, черный ангелъ,-- тебѣ нечего у меня ѣсть {Стивенсъ приводитъ изъ книги Гарснета описаніе случаевъ, когда слышны были крики въ животѣ одержимыхъ злыми духами, по увѣренію вѣровавшихъ въ это въ то время. Перев.}.
  
                                 Кентъ.
  
             Что съ вами, сэръ? Не стойте такъ. Какъ будто
             Въ испугѣ вы окаменѣли. Вотъ
             Подушка. Лягте, сэръ, и полежите.
  
                                 Лиръ.
  
             Хочу я быть при первомъ имъ допросѣ.
             Свидѣтелей сюда! Садися здѣсь (Эдгару)
             Ты, облеченный въ мантію судьи,
             И мѣсто занимай твое. И ты (шуту)...
             Одно вѣдь правосудія ярмо
             Лежитъ на немъ и на тебѣ; такъ рядомъ
             Садися съ нимъ же на скамью судьи.
             (Кенту) И ты въ числѣ судей,-- садись и ты.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Станемъ же по совѣсти рѣшать.
             Спишь иль нѣтъ ты, пастушокъ?
             Въ хлѣбъ овечки забрели.
             Заиграй лишь въ свой рожокъ --
             И опять къ тебѣ пришли.
             Пуръ *), кошка-то сѣра!
   *) Пуръ, по замѣчанію Мэлоне, одинъ изъ злыхъ духовъ, о которыхъ упоминаетъ Гарснетъ. Перев.
  

Лиръ.

   Ее прежде, ее къ суду! Это Гонерила. Клянусь я здѣсь, передъ этимъ высокимъ собраніемъ, они растоптали ногами своего отца, бѣднаго короля!
  

Шутъ.

   Подойдите сюда, мистриссъ. Ваше имя -- Гонерила?
  

Лиръ.

   Она не смѣетъ сказать: "нѣтъ".
  

Шутъ.

   Прошу прощенья, я принялъ васъ за складную скамейку.
  
                                 Лиръ.
  
             Вонъ и другая. Взглядъ изъ-подъ бровей
             Уклончивый, какъ воръ, даетъ вамъ знать,
             Какой запасъ у ней на сердцѣ. О,
             Держите же ее! Мечей, огня,
             Оружія! Здѣсь подкупъ! Плутъ судья!
             Зачѣмъ ты выпустилъ ее отсюда?
  

Эдгаръ.

   Береги свои пять чувствъ!
  
                                 Кентъ.
  
             Какая гадость! Гдѣ же, государь,
             У васъ умѣнье сдерживать себя,
             Которымъ такъ хвалились вы всегда?
  
                                 Эдгаръ (въ сторону).
  
             Неудержимо выступаютъ слезы
             Участія къ нему. Того гляди,
             Они мое притворство обличатъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Вотъ собаченка! Вотъ и всѣ миляги!
             И Трей, и Бѣлый! Лаютъ на меня!
  

Эдгаръ.

   А вотъ я швырну въ нихъ моей головой. Прочь, мордашки!
             Будь ты съ мордой черной или бѣлой,
             Будь мордашкой въ злобѣ застарѣлой,
             Будь ублюдкомъ страшнымъ всѣмъ на видъ,
             Будь твой зубъ остеръ и ядовитъ,
             Будь ищейкой ловкой, будь борзой,
             Будь твой нравъ, какъ у бульдога, злой,
             Будь собакой гнусною испанской,
             Будь породы лютой меделянской,
             Будь хоть бы взбѣсившимся ты псомъ
             (Съ длиннымъ иль коротенькимъ хвостомъ),
             Будь ты чѣмъ захочешь только быть,--
             Будешь у меня визжать и выть.
             Лишь швырну въ васъ этой головой,
             Въ мигъ махнете черезъ тынъ стрѣлой.
   До-де, до-де... Сесса. Пойдемте. Маршъ на праздникъ храмовой, на торги, на ярмарки городскія. Бѣдный Томъ, сухъ твой рожокъ.
  

Лиръ.

   Анатомируемъ Регану. Разсѣчемъ ея грудь и посмотримъ, какіе зародыши скрыты въ ея сердцѣ. Существуетъ ли въ природѣ причина, рождающая такія жесткіе сердца? (Эдгару) Я, сэръ, считаю васъ въ моей свитѣ; но неприличенъ вашъ нарядъ. Вы скажете, что это -- нарядъ персидскій; но все-таки перемѣните его.
  
                                 Кентъ.
  
             Теперь, мой лордъ, прилягте здѣсь, вотъ тутъ,
             И успокойтеся немного.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Тише,
             Какъ можно тише. Занавѣсъ задерни.
             Такъ, такъ, такъ. Ужинать мы будемъ завтра
             Поутру рано. Такъ вѣдь, такъ?-- Такъ, такъ.
  
                                 Шутъ.
             А я въ постель, когда обѣдать надо.

(Входить Глостеръ. )

  
                                 Глостеръ.
  
             Да гдѣ жь король, мой повелитель?
  
                                 Кентъ.
  
                                                               Здѣсь.
             Не безпокойте только вы его.
             Совсѣмъ онъ помѣшался.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Добрый другъ,
             Бери скорѣе на руки его,--
             На жизнь его я заговоръ подслушалъ,--
             Готовы вонъ носилки. Мы на нихъ
             Его уложимъ и скорѣе въ Дувръ.
             Найдете тамъ охрану и привѣтъ.
             А если ты промедлишь полчаса,--
             И онъ, и ты, и каждый, кто предложитъ
             Ему себя въ защиту -- всѣ погибнутъ.
             Поднимемъ же скорѣй его; поднимемъ,
             Да и за мной. А для охраны вашей
             Я далъ тебѣ проводниковъ надежныхъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Усталая природа ужь заснула.
             Разбитымъ чувствамъ сонъ -- успокоенье;
             Но исцѣлить ихъ будетъ очень трудно,
             Когда тому событья не помогутъ. (Шуту)
             Иди и господина твоего
             Нести намъ помогай. Ты отставать
             Не долженъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Ну, идемъ, идемъ скорѣй.

(Уходятъ Кентъ, Глостеръ и шутъ, унося Лира.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Когда предъ нами тѣ, кто лучше насъ,
             Страдаютъ такъ же, какъ и мы страдаемъ,--
             Намъ переноснѣй нашей муки часъ
             И горе за врага едва считаемъ.
             Когда же радость царствуетъ кругомъ,
             А мы одни мученья переносимъ.
             Тогда мы безъ надеждъ уже живемъ,
             Въ душѣ одно отчаянье лишь носимъ.--
             Какъ стало мнѣ легко теперь страданье,
             Какъ стало переносно и изгнанье!--
             Бѣды меня лишь только приклонили,
             Мученья-жь короля -- его сломили.
             Меня изгналъ отецъ, его же -- Дѣти... (Пауза.)
             Слѣди-жь, Эдгаръ, что въ высшемъ будетъ свѣтѣ.
             Смотри же, Томъ, чтобъ тотчасъ измѣниться,
             Какъ только ложь, что такъ тебя чернитъ,
             Предъ правды силою не устоитъ
             И твой отецъ съ тобою помирится!--
             То сбудется сегодня-жь ночью, до зари,
             Какъ только короля спасутъ. Смотри!
  

Сцена VII.

Комната въ замкѣ Глостера.

(Входятъ герцогъ Коривалійскій, Регана, Гонерила, Эдмондъ и слуги.)

  

Герцогъ Корнвалійскій (Гонерилѣ).

   Спѣшите, какъ можно скорѣе, къ его высочеству, вашему супругу, и покажите ему это письмо. Войско Франціи уже высадилось на наши берега. Отыщите плута Глостера.
  

Регана.

   Повѣсить его немедля!
  

Гонерила.

   Вырвать ему глаза!
  

Герцогъ Корнвалійсеій.

   Предоставьте его моему негодованью. Эдмондъ, предлагаю вамъ сопутствовать нашей сестрѣ. Вамъ неудобно присутствовать при наказаніи, которому мы намѣрены подвергнуть вашего отца -- предателя. Мы совѣтуемъ его высочеству, къ которому вы отправляетесь, спѣшить приготовленіями. Мы считаемъ и себя обязанными тѣмъ же заняться. Я и онъ изберемъ быстрыхъ и смышленныхъ гонцовъ для сношеній между нами. Прощайте, лордъ
  
                                 Глостеръ.
                       (Входитъ Освальдъ.)
  
             Ну, что же? Гдѣ король?
  
                                 Освальдъ.
  
                                           Его лордъ Глостеръ
             Увелъ отсюда тайно. Тридцать пять
             Иль тридцать шесть изъ рыцарей его
             Всю ночь его искали съ нетерпѣньемъ
             И, встрѣтя у воротъ, съ нимъ вмѣстѣ въ Дувръ
             Ушли, гдѣ, хвалятся они, ихъ ждутъ
             Друзья, вооружась вполнѣ, отъ ногъ
             До головы.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Коня для герцогини.
  
                                 Гонерила.
  
             Прекрасный лордъ и ты, сестра, прощайте.

(Уходятъ Говорила, Эдмондъ и Освальдъ.)

  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Эдмондъ, прощайте. Глостера скорѣй
             Найти!-- Связать его, какъ вора, крѣпко
             И притащить сюда. Хоть мы не можемъ,
             Не соблюдая формъ суда, его казнить;
             Но въ этомъ случаѣ намъ наша власть
             Услугу полную окажетъ. Послѣ
             Пускай насъ всѣ бранятъ, какъ имъ угодно;
             Никто же не дерзнетъ насъ ограничить.
             Кто здѣсь?.. Ага, предатель.

(Входятъ слуги съ Глостеромъ.)

  
                                 Регана.
  
                                                     О, лиса
             Неблагодарная!
  
                       Герцогъ Корнвалійсбій.
  
                                 Связать, скрутить
             Его сухія руки крѣпче, крѣпче!
  
                                 Глостеръ.
  
             Что-жь это, герцогъ, герцогиня?-- Други? --
             Подумайте, вы гости у меня!--
             Да не шутите же со мной такъ зло.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Вяжите-жь, говорю я.

(Глостера вяжутъ.)

  
                                 Регана.
  
                                           Крѣпче, крѣпче!
             Предатель гнусный...
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Женщина безъ сердца
             И безъ пощады!-- Не предатель я.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Здѣсь, къ этому вотъ стулу привяжите.--
             Бездѣльникъ гнусный, ты теперь узнаешь...

(Регана рветъ бороду Глостера.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Клянуся милосердыми богами,
             Безчестно рвать такъ бороду мою!
  
                                 Регана.
  
             Такой сѣдой,-- такой предатель гнусный!
  
                                 Глостеръ.
  
             О, женщина ничтожная! Вотъ эти
             Сѣдые волосы, что ты дерзнула
             Похитить злобно съ моего лица,
             Всѣ оживутъ и обвинятъ тебя!
             Я твой хозяинъ,-- не должна бы ты
             Разбойничьей твоей рукой безчестить
             Радушное мое гостепріимство.
             Что надо вамъ?
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 А вотъ что, сэръ любезный:
             Изъ Франціи какое письмецо
             Вы получили?
  
                                 Регана.
  
                                 Прямо отвѣчай!
             Мы знаемъ правду.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           Что тамъ за сношенья
             У васъ съ ворами, сэръ, что вотъ недавно
             Украдкою вступили въ нашу землю?
  
                                 Регана.
  
             Въ чьи руки сдалъ безумца короля?
             Ну, говори!
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Въ письмѣ одни гаданья.
             Писалъ его мнѣ тотъ, кто не стоитъ
             На сторонѣ ни короля, ни вашей
             И никому не врагъ.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           Уловка!
  
                                 Регана.
  
                                                     Ложь!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Куда ты короля отправилъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Въ Дувръ.
  
                                 Регана.
  
             Зачѣмъ же въ Дувръ? (Мужу) Ты дай ему на это
             Отвѣтить прежде.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Вотъ, къ столбу привязанъ
             И травлю выдержать я долженъ!
  
                                 Регана.
  
                                                     Въ Дувръ --
             Зачѣмъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                       За тѣмъ, что не хотѣлъ я видѣть,
             Какъ будутъ ногти лютые твои
             Рвать старые и бѣдные глаза
             Отца -- и какъ твоей сестры свирѣпой
             Кабаній клыкъ вонзится глубоко
             Въ его, боговъ помазанника, тѣло!--
             Въ ночь черную какъ адъ и съ головой
             Открытой вынесъ онъ такую бурю,
             Что море воздымаясь до небесъ
             Хотѣло звѣзды погасить, а онъ
             Слезами ливнямъ только помогалъ.
             Когда-бъ не только онъ въ такую ночь,
             А волки выли у твоихъ воротъ;
             Такъ и тогда бы ты должна была
             Сказать: привратникъ добрый, отопри.
             Нѣтъ сердца въ мірѣ, кромѣ твоего,
             Чтобы не сдѣлать такъ. Еще увижу,
             Какъ мщеніе крылатое дѣтей
             Такихъ, какъ вы, настигнетъ!
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                                     Никогда
             Ты не увидишь! Эй! держите стулъ!
             Твой глазъ моей ногой я раздавлю.

(Служители держатъ стулъ, къ которому привязанъ Глостеръ, и герц. Корнвалійскій вырываетъ одинъ глазъ его и давитъ ногой.)

  
                                 Глостеръ.
  
             О, помогите, кто дожить захочетъ
             До старости! О, ужасъ, ужасъ! Боги!
  
                                 Регана.
  
             Одинъ глазъ цѣлъ еще и надъ другимъ
             Смѣется! Раздави его.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                           И если
             Ты мщеніе увидишь...
  
                                 Слуга.
  
                                           Стойте лордъ!
             Служилъ я съ дѣтства вамъ, но лучшей службы
             Нельзя вамъ оказать, какъ васъ теперь
             Остановить.
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 Что это ты? Собака!
  
                                 Слуга.
  
             Когда-бъ вы бороду носили, лордъ,
             Я вырвалъ бы ее теперь у васъ!
             Что дѣлать вы хотите, сэръ?!
  
             Герцогъ Корнвалійскій (обнажая мечъ).
  
                                                     Мой рабъ!
  
                                 Слуга.
  
             Ты такъ?-- Такъ испытай же мое сердце.

(Дерутся. Герцогъ раненъ.)

  
                                 Регана (др будетъ довольно трудно, если не придутъ на помощь благопріятныя обстоятельства (Шуту). Помогай-же нести твоего господина; отставать отъ насъ тебѣ не слѣдуетъ.
   Глостэръ. Идите, идите впередъ! (Глостэръ уходитъ; за нимъ Кентъ и Шутъ уносятъ Лира).
   Эдгаръ. Когда видимъ, что и тѣ, кто много лучше насъ, страдаютъ такъ-же, какъ и мы, собственное горе начинаетъ казаться менѣе жестокимъ. Въ томъ, кто страдаетъ одиноко, всего сильнѣе говоритъ воображеніе, напоминающее, сколько въ прошломъ было благолопучія, сколько свѣтлаго счастія. Но видя, что y нея есть товарищи по несчастію, душа быстро превозмогаеть горе. Теперь личное мое горе кажется мнѣ не только выносимымъ, но и совсѣмъ ничтожнымъ, когда я вижу, что несчастіе, заставившее меня поникнуть головою, совсѣмъ подкосило короля. Ему ударъ нанесенъ, какъ отцу, мнѣ, какъ сыну. Скройся-же, Томъ, и снова появись на свѣтъ Божій только тогда, когда распространенная насчетъ тебя клевета разъяснится, a ты окажешься вполнѣ оправданнымъ въ глазахъ людей. Пусть въ эту ночь произойдетъ что угодно, но лишь-бы удалось спасти короля (Уходитъ).
  

СЦЕНА VII.

Комнаа въ замкѣ Глостэра.

Входитъ герцогъ Корнуэльскій, Регана, Гонэриль, Эдмондъ и свита.

  
   Герцогъ Корнуэльскій. Отправьтесь скорѣе къ вашему супругу, герцогиня, покажите ему это письмо и сообщите, что французское войско уже высадилось y насъ. Разыскать измѣнника Глостэра! (Нѣсколько человѣкъ изъ свиты уходятъ).
   Рэтана. Повѣситъ его сейчасъ-же!
   Гонэридь. Вырвать y него глаза!
   Герцогъ Корнуэльскій. Расправиться съ нимъ предоставьте мнѣ. Ты, Эдмондъ, проводишь домой нашу сестру. Тебѣ неприлично быть свидѣтелемъ наказанія, которому мы вынуждены подвергнуть вѣроломнаго твоего отца (Гонэрили). Посовѣтуйте герцогу, къ которому ѣдете, какъ можно скорѣе приступить къ приготовленіямъ. Такъ-же поступимъ и мы. Благодаря толковымъ гонцамъ, извѣстія между нами будутъ передаваться быстро. Прощайте, любезная сестра; счастливаго пути, графъ Глостэръ (Входитъ Осуолъдъ). Ну что? Гдѣ король?
   Осуольдъ. Графъ Глостэръ куда то укрылъ его. Человѣкъ тридцать пять или тридцать шесть изъ рыцарей короля искали своего повелителя неустанно. У воротъ замка они встрѣтили его носилки и присоединились къ немy; къ нимъ въ свою очередь примкнуло нѣсколько еще вассаловъ графа Глостэра, и всѣ направились къ Дувру, хвастаясь тѣмъ, что у нихъ есть тамъ высокіе покровители.
   Герцогъ Корнуэльскій. Вели подавать лошадей для твоей госпожи.
   Гонериль. Прощайте, герцотъ; прощай, сестра.
   Гегцогъ Корнуэльскій. Прощай, Эдмондъ (Гонэриль, Эдмондъ и Осуольдъ уходятъ). Отыскать сейчасъ-же измѣнника Глостэра, скрутить ему, какъ вору, руки и представитъ сюда (Уходятъ еще нѣсколъко чемвѣкь изъ свиты). Хотя безъ приговора суда мы не имѣемъ права лишить его жизни, но наша власть придетъ на помощь нашему гнѣву; этотъ гнѣвъ могутъ порицать, но обуздать его не могутъ. Кто тамъ? А! ведутъ измѣнника (Слуги вводятъ Глостэра).
   Рэгана. Да, это онъ! Неблагодарная лиса.
   Герцогъ Корнуэльскій. Вяжите крѣпче его высохшія, какъ плети, руки.
   Глостэръ. Что-же это значить? Друзья мой, вспомните, вы y меня въ гостяхъ... Добрые друзья мои, не платите мнѣ зломъ за гостепріимство!
   Герцогъ Корнуэльскій. Вяжите-же его.
   Рэгана. Крѣпче, крѣпче! О, гнусный измѣнникъ! (Слуги вяжутъ Глостэра).
   Глостзръ. Нѣть, безжалостная женщина, я не измѣнникъ!
   Герцогъ Корнуэльскій. Прикрутите его къ этому стулу... Ты, негодяй, предатель, узнаешь все (Слуги привязываютъ Глостэра; Рэгана вырываетъ y него изъ бороды клочья волосъ).
   Глостэръ. Клянусь богами, рвать мою бороду гнусно, безчеловѣчно!
   Рэгана. Даже и такая бѣлая борода не помѣшала ему сдѣлаться измѣнникомъ!
   Глостэръ. Безчеловѣчная женщива, волосы, вырванные у меня изъ бороды, оживятся и явятся свидѣтелями противъ тебя! Хозяинъ здѣсь я; не слѣдовало-бы вамъ своими разбойничьими руками наносить мнѣ такія позорныя обиды за мое радушное гостепріимство. Чего хотите вы отъ меня?
   Герцогъ Корнуэльскій. Какое письмо получилъ ты недавно изъ Франціи?
   Рэгана. Не запирайся; мы знаемъ все.
   Герцогъ Корнуэльскій. Какія сношенія y тебя съ войсками, недавно предательски высадившимися y насъ?
   Рэгана. Къ кому отправилъ ты сумасшедшаго короля? Говори!
   Глостэръ. Въ письмѣ высказаны одни только предположенія, и получилъ я его не изъ непріятельскаго стана, a отъ человѣка, не принадлежащаго ни къ той, ни къ другой сторонѣ.
   Герцогъ Корнуэльскій. Запирательство!
   Регана. Ложь!
   Герцогъ Корнуэльскій. Куда отправилъ ты короля?
   Глостэръ. Въ Дувръ.
   Рэгана. Зачѣмъ именно въ Дувръ? Какъ ты смѣлъ? Развѣ ты забылъ, что тебѣ подъ страхомъ казни было запрещено...
   Герцогъ Корнуэльскій. Дай ему прежде отвѣтить, зачѣмъ онъ отправилъ короля въ Дувръ.
   Глостэръ. Я привязанъ, словно къ позорному столбу, и вынужденъ терпѣть эту пытку!
   Рэгана. Зачѣмъ отправвлъ ты его въ Дувръ?
   Глостэръ. Затѣмъ, что я не хотѣлъ видѣть, какъ твои безжалостные когти примутся вырывать его старческіе глава или какъ кабаньи клыки твоей сестры вонзятся въ его царственное тѣло. Въ такую бурю, онъ подъ ливнями дождя блуждалъ съ непокрытою головою; онъ остался безъ крова въ такую ночь, когда бушующее море, казалось, готово было затопить послѣдній блескъ звѣздъ, и отъ слезъ царственнаго старца всѣ ужасы этой ночи казались еще ужаснѣе. Если-бы въ такую непогоду даже волки выли y твоихъ воротъ, ты должна-бы была оказать имъ правосудіе. При видѣ того, что вынесъ твой отецъ, смягчилось-бы самое черствое сердце, но только не твое. Однако я еще увижу, какъ крылатая месть обрушится на такихъ людей, какъ вы оба.
   Герцогъ Корнуэльскій. Не увидишь ты ея никогда! Держите его крѣпче; я шпорой выколю ему глазъ.
   Глостэръ. О, пусть тотъ, кто надѣется дожить до старости, поможетъ мнѣ хоть чѣмъ-нибудь! О боги, какіе они изверги!
   Рэгана. Одинъ глазъ будетъ видѣть и издѣваться надъ другимъ. Выколи и его.
   Герцогъ Кор.нуэльскій. Да, увидишь ты теперь мщеніе.
   Слуга. Остановитесь, герцогъ! Я служу вамъ съ дѣтства, но еще никогда не оказывалъ вамъ такой важной услуги, какъ теперь, прося васъ остановнться.
   Рэгана. Это еще что такое, собака?
   Слуга. Будь y васъ на подбородкѣ волосы,я вырвалъ бы ихъ всѣ до одного! Чего вы хотите? (Герцогъ бросаетсяш него съ обнаженпымъ мечомъ).
   Герцогъ Корнуэльскій. Вотъ тебѣ, мерзавецъ!
   Слуга (Тоже обнажая мечъ). Если такъ, пожми плоды своихъ дѣяній! (Ранитъ герцога).
   Рэгана (Другому слугѣ). Давай сюда! (Вырываетъ y этого слуги мечъ и сзади наноситъ первому слугѣ ударъ въ спину). Рабъ дерзаетъ возставать на господина!
   Слуга. Я раненъ насмерть! Графъ, y васъ еще остался одинъ глазъ, и вы увидите кару, которая ихъ постигнеть... О! (Умираетъ).
   Герцогъ Корнуэльскій. A чтобъ онъ не увидалъ, мы примемъ свои мѣры... Вонъ, бѣлая слизь! Ну, что, гдѣ теперь твой блескъ?
   Глостэръ. Все мрачно... темно!.. Гдѣ-же ты, сынъ мой Эдмондъ? Воспламени каждую искру твоей души и отомсти за это ужасное дѣло!
   Рэгана. Твоего сына, вѣроюмный негодяй, здѣсь нѣть, и ты напрасно взываешь къ тому, кто тебя ненавидитъ. Онъ-то и открылъ намъ твою измѣну; слишкомъ онъ хорошъ для того, чтобы тебя жалѣть!
   Глостэръ. О, глупецъ я, глупецъ! Значитъ Эдгара оклеветали безъ всякой вины съ его стороны? О, всемогущіе богп, простите меня, и пусть онъ будетъ счастливъ!
   Рэгана. Вытолкать его за ворота! Пусть онъ носомъ отыскиваетъ дорогу въ Дувръ... Что съ вами, герцогъ?
   Герцогъ Корнуэльскій. Я раненъ... Пойдемъ со мною. Безглазаго негодяя вытолкать за ворота, a вотъ этого свалить въ выгребную яму. Рэгана, я истекаю кровью; эта рана совсѣмъ не ко времени. Дай мнѣ руку (Уходитъ съ Рэганой; слуги развязываютъ Глостэра и уводятъ).
   1-й слуга. Если этотъ человѣкъ будетъ попрежнему наслаждаться счастіемъ, меня не станетъ тревожить ни одинъ изъ моихъ грѣховъ.
   2-й слуга. A если она проживеть долго и умретъ своею смертью,-- всѣ женщины обратятся въ изверговъ.
   1-й слуга. Пойдемъ за старымъ графомъ и уговоримъ бѣсноватаго изъ Бедлама вести его туда, куда тому будетъ угодно. Юродивый нищій согласится на все.
   2-й слуга. Ступай ты, a я добуду льна, яичнаго бѣлка и привяжу ихь къ ранамъ несчастнаго. Помоги ему небо (Уходятъ въ разныя стороны).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Степь.

Входитъ Эдгаръ.

  
   Эдгаръ. Если мы заслуживаемъ презрѣнія, пусть насъ презираютъ явно; это лучше, чѣмъ презрѣніе, прикрытое лестью. Самое жалкое, несчастное, обиженное судьбою существо и то живеть надеждою на лучшіе дни и не впадаетъ въ отчаяніе. Перевороть къ худшему страшенъ только въ дна счастія, a въ бѣдѣ обратною стороною горя является смѣхъ. Привѣтъ тебѣ, безплотный воздухъ, который я теперь обнимаю! Не ты, не твои необузданные порывы виною тому, что вихрь несчастія загналъ какого-нибудь горемыку на самое дно пропасти. Однако, кто-же это идетъ сюда? (Входитъ старикъ, ведущій Глостэра). Это онъ! мой отецъ! и его ведеть нищій. О, ты, свѣтъ! Ты необъятный свѣтъ, не заставь человѣка возненавидѣть тебя за страшныя въ тебѣ перемѣны! Неужто въ самомъ дѣлѣ ты способенъ служить только дѣлу разрушенія?
   Старикъ. Добрый лордъ, я цѣлыя тридцать лѣтъ былъ вассаломъ вашего отца и вашимъ слугою.
   Глостэръ. Уйди, уйди отъ меня, добрый мой друтъ. Помощъ твоя никакой пользы мнѣ не принесетъ, a тебѣ она можетъ только повредить.
   Старикъ. Да, вѣдь, одни вы не можете отыскать дорогу.
   Глостэръ. Никакой дороги y меня больше нѣтъ, поэтому мнѣ и глазъ больше не нужно. Я палъ зрячимъ. Такъ бываетъ нерѣдко. Благополучіе только балуетъ насъ, a невзгоды служатъ намъ на пользу. О, дорогой мой сынъ Эдгаръ, на котораго такъ незаслуженно обрушился гнѣвъ обманутаго отца, если-бы небо послало мнѣ радость, если не видѣть тебя, то хоть дотронуться до тебя руками! Тогда я сказалъ-бы, что зрѣніе мнѣ возвращено!
   Старикъ. Эй, кто здѣсь такой?
   Эдгаръ. О, боги, кто можетъ когда-либо сказать:-- "Вотъ теперь я дошелъ до самой глубины несчастія"? Никогда не былъ я такъ несчастенъ, какъ теперь.
   Старикъ. А, это Томъ, бѣдный бѣсноватый Томъ!
   Эдгаръ. A между тѣмъ, могу-ли я сказать, что дошелъ до крайняго предѣла несчастія, потому что кто же знаетъ, гдѣ этотъ предѣлъ?
   Старикъ. Куда идешь, пріятель?
   Глостэръ. Съ кѣмъ ты говоришь? Съ нищимъ?
   Старикъ. Да, онъ разомъ и нищій, и сумасшедшій.
   Глостэръ. Въ немъ, должно быть, сохранились хоть проблески разсудка, потому что иначе онъ не могъ-бы и милостыни просить. Прошедшею ночью я во время бури видѣлъ одного изъ такихъ, и съ тѣхъ поръ мнѣ стало казаться, что человѣкъ не болѣе, какъ земляной червь. Тогда мнѣ невольно припомнился сынъ, но въ то время я не могъ думать о немъ иначе, какъ съ ожесточеніемъ. Съ тѣхъ поръ для меня настало просвѣтлѣніе. Что мухи въ рукахъ дѣтей, тоже и мы въ рукахъ боговъ, убивающихъ насъ забавы ради.
   Эдгаръ (Про себя), Какъ могло это произойти?.. Печальна необходимость разыгрывать помѣшаннаго передъ лицомъ страданія! Это тяжело и другимъ, и себѣ (Громко). Благослови васъ безсмертные, добрый господинъ.
   Глостэръ. Это тотъ нищій?
   Старикъ. Онъ самый, графъ.
   Глоствръ. Когда такъ, сдѣлай милость, уйди. A если по старой првязанности вздумаешь вывести насъ на дорогу въ Дувръ,-- она, должно быть, пролегаетъ въ милѣ или въ двухъ отсюда, -- то выведи, и, если можешь, добудь какую-нибудь покрышку, чтобы накинуть ее на плечи этой бѣдной душѣ человѣческой. Я попрошу его отвести меня.
   Старикъ. Сэръ, да вѣдь онъ сумасшедшій.
   Глостэръ. Горьки тѣ времена, когда вожаками слѣпыхъ становятся сумасшедшіе. Сдѣлай такъ, какъ я сказалъ, или какъ заблагоразсудится самому, только уходи скорѣе.
   Старпкъ. Принесу ему лучшую мою одежду, a тамъ будь что будетъ (Уходитъ).
   Глостеръ. Эй, любезный бѣднякъ.
   Эдгаръ. Бѣдненькій Томъ озябъ... (Про себя). Нѣтъ, притворяться долѣе нѣтъ силъ!
   Глостэръ. Любезный, подойди ко мнѣ поближе.
   Эдгаръ (Про себя). A продолжать притворяться все-таки необходимо (Громко). Пошли боги, чтобы твои глаза зажили поскорѣе; изъ нихъ до сихъ поръ сочится кровь.
   Глостэръ. Знаешь-ли ты дорогу въ Дувръ?
   Эдгаръ. И большую проѣзжую, и тропинки для пѣшеходовъ, каждый ровъ и каждую заставу, все знаю. Страхъ выколотилъ разсудокъ изъ бѣднаго Тома, a тебя, добрый человѣкъ, да избавятъ боги отъ нечистой силы. Цѣлыхъ пять бѣсовъ вселилось разомъ въ бѣднаго Тома:-- бѣсъ любострастія -- Обидикутъ; бѣсъ нѣмоты -- Хоббидидэнсъ; бѣсъ убійства -- Модо; бѣсъ воровства -- Мэпо и бѣсъ кривлянья и ломанья --Флиббертиджиббетъ. Этимъ бѣсомъ теперь одержимы всѣ горничныя и служанки. A затѣмъ будь здоровъ, господинъ.
   Глостэръ. Вотъ тебѣ кошелекъ. Бичъ небесъ до сихъ поръ заставлялъ тебя гнуть спину подъ ударами всевозможныхъ бѣдъ, теперь мое горе облегчитъ хоть немного твою судьбу. О, небеса, поступайте всегда такъ-же. Человѣку богатому, среди всякихъ наслажденій живущему только въ свою утробу и потому попирающему ваши законы, что онъ ничего не видитъ, не чувствуетъ, дайте скорѣе познать ваше всемогущество, такъ чтобы не было ни взысканныхъ не въ мѣру, ни совсѣмъ обдѣленныхъ! Нѣтъ, пусть каждый имѣетъ только необходимое. Итакъ, ты знаешь дорогу въ Дувръ?
   Эдгаръ. Знаю, господинъ.
   Глостэръ. По дорогѣ есть утесъ. Вершина этого утеса съ ужасомъ глядится въ море, надъ которымъ она нависла. Проводи меня теперь на самый край пропасти, и я постараюсь всѣмъ, чѣмъ только могу, облегчить заѣвшую тебя нищету. Когда я доберусь до края пропасти, проводникъ станетъ мнѣ болѣе не нуженъ.
   Эдгаръ. Давайте руку, бѣдный Томъ васъ проводитъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Передъ замкомъ герцога Эльбени.

Входятъ Гонэриль, Эдмондъ; на встрѣчу имъ появляется Оесуольд.

  
   Гонэриль. Добро пожаловать, любезный графь. Меня удивляетъ, почему мой мягкосердый супругъ не выѣхалъ ко мнѣ навстрѣчу. Гдѣ твой господинъ?
   Осуольдъ. Онъ дома, но только едва-ли когда человѣкъ такъ сильно измѣнялся въ самое короткое время. Когда я объяснилъ ему, что французское войско высадилось на наши берега, онъ только улыбнулся; когда-же я сообщилъ о вашемъ возвращеніи, онъ только промолвилъ: -- "Тѣмъ хуже". Когда-же я разсказадъ про измѣну Глостэра и про необычайную преданность графа Эдмонда, онъ обругадъ меня дуракомъ и сказалъ, что я понимаю все на выворотъ. Тому, чѣмъ слѣдовало-бы огорчаться, онъ радуется, a то, что должно бы радовать, только сердитъ его.
   Гонэриль (Эдмонду). Такъ вы лучше ему не показывайтесь. Это не болѣе, какъ проявленіе трусливости недалекаго ума, боящагося предпринять что-нибудь рѣшительное, и нежеланіе обращать вниманіе на обиды, требующія возмездія. Тѣмъ не менѣе то, что мы задумали дорогой, все-таки можетъ осуществиться. Вернитесь, Эдмондъ, къ нашему брату; уговорите его набрать скорѣе войско и стать въ главѣ его. Дома мнѣ придется помѣняться оружіемъ: -- предоставить мужу веретено, a самой схватиться за мечъ. Переписываться мы будемъ черезъ вѣрнаго нашего дворецкаго и, если только не побоитесь попытать счастіе, вы, вѣроятно, скоро узнаете желаніе той, кого любите (Даетъ ему бантъ). A на память о ней возьмите этотъ бантъ. Не будьте расточительны на слова. Наклоните голову! Этотъ поцѣдуй, если-бы онъ могъ говорить, объявилъ-бы самимъ богамъ, какъ и кого я люблю. Пойми и будь счастливъ.
   Эдмондъ. Даже и въ рядахъ смерти я все-таки былъ-бы вашъ.
   Гонэриль. Милый Глостэръ! (Эдмондъ уходитъ). О, какая разница между однимъ мужчиной и другимъ! Воть этоть беретъ меня, какъ должную дань, a мой законный супругъ только отвратительный похититель моего тѣла.
   Осуольдъ. Миледи, герцогъ идетъ сюда (Уходитъ; появляется Эльбени).
   Гонэриль. Все-таки меня стоило-бы спросить.
   Эльбени. Нѣтъ, Гонэриль, ты не стоишь и пыли, которою вѣтеръ осыпаетъ твое лицо. Твое настроеніе меня пугаетъ. Личность, презирающая того, кому обязана своимъ существованіемъ, не сумѣетъ долго сдерживаться въ надлежащихъ границахъ. Вѣтвь, оторвавшаяся, отсѣкшая себя отъ родного ствола, неминуемо должна засохнуть и пойти на гибельную потребу.
   Гонэриль. Будетъ! Все это довольно глупо.
   Эльвени. Дурному человѣку и доброта, и мудрость одинаково кажутся дурными; грязи по вкусу одна только грязь. Ну, тигрицы, a не дочери, что-же вы сдѣлали, чего добились? Добрѣйшаго старца-отца, которому даже свирѣпый медвѣдь сталъ-бы лизать руки, вы, безчеловѣчные, чудовищные выродки, довели до умопомѣшательства. И какъ могъ допустить это добрый мой брать, мужъ Рэганы, такъ много обязанный королю? Если небо не поручить невидимымъ духамъ обуздывать такія ужасныя преступленія, люди непремѣнно и въ самомъ скоромъ времени примутся пожирать друтъ друга, словно чудовища морскихъ пучинъ.
   Гонэриль. Жалкій, глупый трусъ, y котораго вмѣсто печени -- сгущенное молоко, щеки y когораго созданы для однѣхъ только пощечинъ, a глаза во лбу -- для неумѣнія различить почета оть оскорбленій; ты, незнающій, что только глупцамъ подобаетъ жалѣть негодяевъ, карать которыхъ слѣдуетъ ранѣе, чѣмъ они успѣли совершить преступленіе, гдѣ твой барабанъ? Французскія знамена уже развѣваются въ нашей мирной странѣ; намъ отовсюду угрожаютъ украшенные перьями шлемы враговъ, a ты сидишь себѣ да восклицаешь: -- "Ахъ зачѣмъ они это дѣлаютъ?"
   Эльбени. Посмотри хорошенько на себя, дьяволъ! Даже и въ немъ свойственное еыу безобразіе не такъ отвратительно, какъ въ женщинѣ.
   Гонэриль. Пустоголовый ты олухъ и больше ничего!
   Эльвени. Ты, чудовищный выродокъ, стыда ради, прикрывающій лицо свое личиною, носи эту личину всегда, чтобы никто и никогда не могъ разглядѣть твоего безобразія. Если-бы я позволилъ своимъ рукамъ послѣдовать внушенію моего сердца, онѣ искрошили-бы тебя въ куски, сорвали-бы все мясо съ твоихъ костей. Хотя ты и демонъ, но женскій твой образъ служитъ тебѣ защитою.
   Гонэриль. Фу, какое вдругъ мужество напало! (Входитъ гонецъ).
   Эльбани. Что новаго?
   Гонецъ. О, милордъ, герцотъ Корнуэльскій умеръ отъ раны, нанесенной ему однимъ изъ слугъ въ то время, когда онъ хотѣлъ выколоть Глостэру другой глазъ.
   Эдьбени. Другой глазъ Глостэру?
   Гонецъ. Слугa этотъ, вскормленный своимъ господиномъ, уступая чувству состраданія, возсталъ противъ такой жестокости, обнажилъ мечъ и яростно бросился на герцога. Хотя слуга и былъ убитъ тутъ-же, но все-таки успѣлъ нанести своему господину смертельную рану, отъ которой тотъ и умеръ.
   Эльбени. Явное доказательство, что на небѣ есть правосудіе, быстро карающее за преступленія, совершаемыя нами на землѣ. Но что-же бѣдный Глостэръ? Лишился онъ и другого глаза?
   Гонецъ. Обоихъ, государь. Вотъ письмо отъ вашей сестры, герцогиня. Оно требуетъ немедленнаго отвѣта.
   Гонэриль (Про себя). Съ одной стороны мнѣ это пріятно; но сестра теперь вдова, a мой Эдмондъ съ нею. Вслѣдствіе этого здаяіе, воздвигнутое моею мечтою, можетъ, пожалуй, рухнуть и раздавить всю остальную мою жизнь. Вотъ почему съ другой стороны эта вѣсть меня тревожить. Прочту и отвѣчу (Уходитъ).
   Эльбени. Гдѣ-же находился сынъ, когда ослѣпляли его отца?
   Гонецъ. Онъ уѣхалъ провожать сюда герцогиню.
   Эльбени. Его здѣсь, однако, нѣтъ.
   Гонецъ. Дѣйствительно, милордъ, нѣть; я встрѣтилъ его на дорогѣ, когда онъ возвращался домой.
   Эльбени. Знаетъ онъ объ этомъ злодѣйствѣ?
   Гонецъ. Знаетъ, государь. Онъ самъ донесъ на отца и уѣхалъ нарочно, чтобы тѣмъ двоимъ безъ него было удобнѣе расправиться съ старикомъ.
   Эльбени. Глостэръ, вся жизнь моя будетъ направлена на то, чтобы отблагодарить тебя за твою преданность королю и чтобы отмстить за твои глаза. Войдемъ, любезный, въ замокъ; разскажи мнѣ подробно все, что знаешь еще (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Французскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ Кентъ и Рыцарь.

  
   Кентъ. Не знаетели, что заставило короля Франціи такъ поспѣшно вернуться домой?
   Рыцарь. Онъ забылъ уладить какое-то дѣло и спохватился объ этомъ только здѣсь, а дѣло это -- нѣчто такое важное, что король вынужденъ былъ уѣхать тотчасъ-же, чтобы уладить его лично.
   Кентъ. Кому-же передалъ онъ главное начальство надъ арміей?
   Рыцарь. Французскому маршалу Лефэру.
   Кентъ. Какое впечатлѣніе произвело на королеву переданное ей вами письмо? Огорчилась-ли она?
   Рыцарь. Разумѣется. Она взяла письмо, стала при мнѣ его читать, и крупныя слезы полились по ея щекамъ. Замѣтно было, что она подавляетъ свои непокорныя чувства, которыя старались взять верхъ надъ нею.
   Кентъ. И сильно было ея волненіе?
   Рыцарь. До изступленія она не доходила; сильнѣе въ глаза бросалось другое: казалось, будто терпѣніе и грусть спорили въ ней о томъ, кому одержать верхъ. Вы видали, какъ въ одно и то же время шелъ дождь, и свѣтило солнце; это красиво, но ея улыбка сквозь слезы была еще красивѣе. Прелестная улыбка, игравшая на сочныхъ ея губахъ, казалось, не вѣдала, какіе гости до сихъ поръ находились въ ея глазахъ, съ которыми эти гости разставались теперь, какъ жемчужины съ другими драгоцѣнными каменьями. Словомъ, скорбь сдѣлалась-бы милѣе радостей, если-бы слезы ко всѣмъ шли такъ, какъ къ ней.
   Кентъ. Что-же она говорила?
   Рыцарь. Разъ или два, тяжело переводя духъ, произнесла она имя отца, словно это имя давило ей сердце, a затѣмъ воскликнула:-- "О, сестры, сестры, вы позоръ для женщинъ! Кентъ! Отецъ!.. безжалостныя сестры! Какъ, въ такую ночь, въ такую бурю!.. Вѣрьте-же послѣ этого, что существуетъ состраданіе!" Затѣмъ святая влага хлынула изъ небесныхъ глазъ королевы, и она торопливо удалилась, чтобы наединѣ съ собою предаться скорби.
   Кентъ. Сіяющія надъ нами звѣзды, вы несомнѣнно управляете нашими судьбами; иначе было-бы немыслимо, чтобы между существами, вышедшими изъ одного и того-же чрева, могла оказаться такая громадная разница! A затѣмъ, удалось вамъ снова поговорить съ королевой?
   Рыцарь. Нѣтъ.
   Кентъ. Было это еще до отъѣзда короля?
   Рыцарь. Нѣтъ, уже послѣ.
   Кентъ. Такъ. Бѣдный, доведенный до отчаянія Лиръ въ городѣ. Иногда, въ лучшія свои минуты, онъ начинаетъ понимать, зачѣмъ онъ здѣсь, но ни за что не соглашаетея увидаться съ дочерью.
   Рыцарь. Почему-же такъ?
   Кентъ. Его преслѣдуетъ мучительный стыдъ. Ta cypoвостъ, съ какою онъ отказалъ Кордэліи въ благословеніи и предоставилъ ее на произволъ невѣдомой судьбы, а священнѣйшія свои права передалъ двумъ другимъ дочерямъ, надѣденнымъ такими сердцами, какъ y гіенъ, служитъ для него ядовитымъ упрекомъ, поэтому жгучій стыдъ не допускаегъ его увидаться съ обиженною дочерью.
   Рыцарь. Бѣдный, бѣдный король!
   Кентъ. Не слыхали-ли вы чего-нибудь о войскахъ герцоговъ Корнуельскаго и Эльбени?
   Рыцарь. Слышалъ; говорятъ, они выступили въ походъ.
   Кентъ. Хорошо, сэръ; я провожу васъ къ вашему властелину, королю Лиру, и оставлю его на ваше попеченіе. Самъ-же я по очень важнымъ причинамъ вынужденъ буду скрыться на нѣкоторое время. Когда я достигну желаемаго, вы не пожалѣете, что удостоили меня своего знакомства. Прошу васъ, идемте (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Палатка.

Входятъ Кордэлія, Врачъ и Французскіе Воины.

  
   Кордэлія. Увы, это онъ; его сейчасъ видѣли. Онъ бушевалъ, какъ разъяренное море. Увѣнчанный горькой дымянкой, куколемъ, крушиной, омегомъ, крапивой, словомъ, всѣми сорными травами нашихъ плодоносныхъ нивъ, онъ громко распѣвалъ пѣсни. Пошлите цѣлую сотню людей; пусть они обыщатъ каждый клокъ земли, поросшій высокими хлѣбами, и приведутъ короля ко мнѣ (Нѣсколько воиновъ уходятъ). Могутъ-ли человѣческія знанія возвратить ему утраченный разсудокъ? Если могутъ, бери всѣ мои драгоцѣяности тотъ, кому это удастся!
   Врачъ. Ваше величество, средство помочь ему есть. Это средство -- питающій насъ кормилецъ сонъ, котораго король лишенъ столько времени. Есть много снадобій, могущихъ вызвать желанный этотъ сонъ; они сомкнутъ вѣки, удрученныя горемъ.
   Кордэлія. О, всѣ вы, благодатныя тайны, всѣ еще неизвѣданныя силы земли, излейтесь вмѣстѣ съ моими слезами! Помогите бѣдному страдальцу, уврачуйте его горе! Отыщите, отыщите-же его, чтобы несдерживаемое волей изступленіе не расторгло узъ жизни, утративъ способность управлять собою (Входитъ Гонецъ).
   Гонецъ. Важное извѣстіе, государыня! Британское войско идетъ сюда.
   Кордэлія. Это намъ уже извѣстно. Мы готовы и ожидаемъ его. О, безцѣнный мой отецъ, за тебя только я и вступилась, a великодушный король Франціи сжалился надъ моею тоскою, надъ моими горючими слезами. Не ненасытное честолюбіе заставило насъ поднять оружіе, a только любовь къ нашему престарѣлому отцу и желаніе вступиться за его права. О, скоро ли я увижу его, услышу его голосъ? (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Комната въ замкѣ Глостэра.

Входитъ Рэгана и Осуольдъ.

  
   Рэгана. Однако, войско нашего брата все таки выступило?
   Осуольдъ. Да, миледи, выступило.
   Рэгана. A самъ онъ идетъ во главѣ?
   Осуольдъ. Не легко было его уговорпть. Настоящимъ воителемъ является не онъ, a его супруга.
   Рэгана. У васъ въ замкѣ графъ Эдмондъ не говорилъ съ твоямъ господиномъ?
   Осуольдъ. Нѣтъ, герцогиня, не говорилъ.
   Рэгана. Что-же можетъ говорить сестра въ письмѣ своемъ къ нему?
   Осуольдъ. Не знаю, герцогиня.
   Рэгaнa. Онъ уѣхалъ по важному дѣлу. Величайшею ошибкой было, выколовъ графу глаза, оставить его въ живыхъ. Гдѣ бы ни появился старикъ, онъ во всѣхъ сердцахъ станетъ возбуждать противъ насъ ропотъ. Я предполагаю, что Эдмондъ затѣмъ и уѣхалъ, чтобы изъ состраданія къ слѣпому старику совсѣмъ съ нимъ покончить, a также поразвѣдать и о непріятелѣ.
   Осуольдъ. Придется съ этимъ письмомъ скакать за нимъ въ догоню.
   Рэгана. Наше войско выступаетъ завтра. Останься до тъхъ поръ y насъ; пути теперь не безопасны.
   Осуольдъ. Не могу, герцогиня. Моя госпожа приказала мнѣ строго-настрого.
   Рэгана. О чемъ писать ей къ Эдмонду? Развѣ ты не могъ-бы передать ея порученіе на словахъ?.. Вѣроятно, что-нибудь... Впрочемъ, сама еще не знаю что. Дай мнѣ прочесть ея письмо. Я буду очень тебѣ благодарна.
   Осуольдъ. Нѣтъ, герцогиня, я скорѣе способенъ...
   Рэгана. Я знаю, твоя госпожа не любитъ мужа. Въ этомъ я убѣждена. Въ послѣдній свой пріѣздъ сюда, она бросала на Эдмонда такіе странные, такіе наглые взгляды. Ты-же ея повѣренный; это я тоже знаю.
   Осуольдъ. Я, миледи?
   Регана. Я говорю не наобумъ. Я знаю, что ты ея повѣренный, поэтому совѣтую принять въ соображеніе слѣдующее. Мой мужъ умеръ; мы съ Эдмондомъ объяснились, и для него я женщина болѣе подходящая, чѣмъ твоя госпожа. Изъ этого можешь выводить дальнѣйшее. Если ты отыщешь Эдмонда, прошу, передай ему вотъ это; a когда госпожа твоя узнаетъ отъ тебя обо всемъ, что ты слышалъ, попроси ее быть благоразумнѣе. Затѣмъ, прощай. Если тебѣ удастся услыхать о слѣпомъ измѣнникѣ, знай, что того, кто съ нимъ покончитъ, ждетъ большое повышеніе.
   Осуольдъ. Желалъ-бы я встрѣтить его, герцогиня; тогда я доказалъ-бы, на чьей я сторонѣ.
   Рэгана. Прощай (Оба уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Поле неподалеку отъ Дувра.

Входятъ Глостэръ и одѣтый въ крестъянское платье Эдгаръ.

  
   Глостэръ. Когда-же я достигну вершины утеса?
   Эдгаръ. Вы уже взбираетесь на него. Чувствуете, какъ тяжело становится идти?
   Глостэръ. Мнѣ все кажется, будто мы идемъ по ровному мѣсту.
   Эдгаръ. Мы взбираемся на страшную крутизну. Прислушайтесь, какъ шумитъ море. Слышите?
   Глостэръ. Нѣтъ.
   Эдгаръ. Боль въ глазныхъ впадинахъ, стало быть, ослабила и другія ваши чувства.
   Глостэръ. Можетъ быть, оно такъ и есть. Вотъ мнѣ кажется, будто и твой голосъ измѣнился, что ты говоришь лучше, и что рѣчь твоя болѣе не похожа на рѣчь бѣсноватаго.
   Эдгаръ. Опять ошибаетесь, сэръ. Ничто во мнѣ не измѣншось, кромѣ одежды.
   Глостэръ. Нѣтъ, ты сталъ говорить много лучше.
   Эдгаръ. Сюда, сэръ! Воть то самое ыѣсто. Стойте!.. Ахъ, какой ужасъ! Голова идетъ кругомъ, когда передъ глазами такая страшная глубина! Вороны и воронья, разсѣкающіе пространство между нами и подножіемъ утеса, кажутся не болѣе жуковъ. На полпути между вершиною и подножіемъ ѵтеса кто-то виситъ на веревкѣ и собираетъ укропъ. Какой ужасный промыселъ! Собирающій весь-то кажется не болѣе своей головы, a рыбаки, расположившіеся y берега, кажутся не болѣе мышатъ. Большое судно, стоящее y берега, можно принять за его ладью, за едва замѣтный для глаза поплавокъ. На такой высотѣ не слышно даже прибоя, дробящагося о камни, разбросанные на прибрежьѣ. Нѣтъ, не могу болѣе смотрѣть: пожалуй, закружится голова, въ глазахъ помутится; тогда, того и гляди, стремглавъ полетишь въ бездну.
   Глостэръ. Подведи меня туда, гдѣ ты стоишь.
   Эдгаръ. Давайте руку. Теперь вы не болѣе какъ на разстояніи одного фута отъ обрыва. За всѣ сокровища міра несогласился-бы прыгнуть внизъ.
   Глостэръ. Вотъ моярука, вотъ так-же и другой кошелекъ, а въ немъ драгоцѣнный камень, стоющій того, чтобы на него польстился бѣднякъ. Пусть этотъ камень призоветь на тебя милость боговъ и волшебницъ. Отойди отсюда подальше, простись со мною и дай мнѣ услышать, какъ удаляются твои шаги.
   Эдгаръ. Прощайте, добрый господинъ (Притворяется, будто уходитъ).
   Глостэръ. Отъ всего сердца желаю тебѣ счастія.
   Эдгаръ (Про себя). Если я и рѣшаюсь обманывать его, то для его-же спасенія.
   Глостэръ. Всемогущіе боги, я добровольно покидаю этотъ міръ. Безропотно передъ вашими очами стряхну я съ себя великое свое горе. Если-бы, не вступая въ борьбу съ непобѣдимою вашею волею, я еще могъ выносить свое горе, огарокъ этой жизни догорѣлъ-бы самъ собою. Если Эдгаръ еще живъ, надѣлите его всѣми дарами счастія! Ну, любезный, прощай! (Какъ-бы прыгаетъ въ бездну и падаетъ въ обморокъ).
   Эдгаръ. Я ушелъ, сэръ, прощайте! Однако, я не знаю, не можетъ-ли воображеніе похитить y насъ драгоцѣнную жизнь, когда сама жизнь поддается на такое хищеніе? Если-бы онъ дѣйствительно находился тамъ, гдѣ думалъ, все было-бы покончено и для него самого, и для его мысли (Походитъ къ Глостэру). Послушайте вы, господинъ, живой или мертвый! Скажите хоть слово. Онъ, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ могъ бы убиться насмерть... Нѣтъ, онъ приходитъ въ себя... Господинъ, кто вы такой?
   Глостэръ. Прочь! Дай мнѣ умереть.
   Эдгаръ. Не будучи ни паутинкой, ни пушинкой, ни дыханіемъ вѣтра, ты, упавъ съ такой вышины, не могъ-бы не разбиться въ дребезги, какъ яичная скорлупа. Но ты, тяжелое тѣло, еще дышешь, не истекаешь кровью, говоришь и вполнѣ здравъ и невредимъ. Десять корабельныхъ мачтъ, поставленныхъ одна на другую, не прнравнялись-бы тому пространству, которое ты пролетѣлъ стремглавъ. Живъ ты остался какимъ-то чудомъ. Но говори, говори еще.
   Глостэръ. Упалъ я или нѣтъ?
   Эдгаръ. Да, вотъ съ этой мѣловой скалы. Взгляни на ее вышину. И голосистаго жаворонка не было-бы ни видно, ни слышно, если-бы онъ запѣлъ на вершинѣ. Посмотри-ка хорошенько.
   Глостэръ. Увы, y меня больше нѣтъ глазъ! Неужто страданіе лишено даже желанной возможности покончить съ собою? Если-бы несчастный могъ своею смертью обмануть злобу этого тирана, насмѣяться надъ его гордой волей, даже это было бы чѣмъ-то въ родѣ утѣшенія.
   Эдгаръ. Давай руку! (Помогаетъ ему встать). Вставай! Вотъ такъ! Ты стоишь на ногахъ. Чувствуешъ ты подъ ними землю?
   Глостэръ. Слишкомь, слишкомъ хорошо чувствую.
   Эдгаръ. Это просто чудо! Скажи, кто разговаривалъ съ тобою на вершинѣ утеса?
   Глостэръ. Жалкій помѣшанный нищій.
   Эдгаръ. Я стоялъ здѣсь внизу и, насколько могъ разглядѣть отсюда, его глаза казались двумя полными мѣсяцами, a его носъ, нѣть, тысяча носовъ, какъ и рога, крутились и вздымались, словно разъяренныя морскія волны. Онъ, какъ видно по всему, былъ непремѣнно злой духъ, поэтому ты, счастливый старецъ, будь увѣренъ, что своимъ спасеніемъ обязанъ милости свѣтлыхъ боговъ, умѣющихь извлекать свою пользу изъ такихъ чудесъ, какихъ не въ силу исполнить смертные.
   Глостэръ. Припоминаю теперь все и до тѣхъ поръ стану безропотно переносить страданія, пока не выплачу всѣхъ слезъ и судьба не крикнеть мнѣ: -- "Довольно, довольно." Тогда умру съ миромъ. Тотъ-же, о комъ вы сейчасъ говорили и кого я принималъ за человѣка, безпрестанно упоминалъ про нечистую силу. Онъ-то и привелъ меня на край обрыва.
   Эдгаръ. Успокойся, старикъ, и будь терпѣливъ. Однако, кто-же это идетъ сюда еще? (Входитъ Лиръ, причудливо увѣшанный увитый цвѣтами). Здравый смыслъ никогда не допустилъ-бы своего господина вырядиться такимъ страннымъ образомъ.
   Лиръ. Нѣтъ, за то, что я чеканилъ монету, они ничего не могуть мнѣ сдѣлать! Вѣдь я король.
   Эдгаръ. Какое щемящее сердце зрѣлище!
   Лиръ. Въ этомъ отношеніи природа выше искусства. Вотъ деньги, за которыя ты завербовался. Этотъ малый умѣетъ обращаться съ самострѣломъ не лучше, чѣмъ воронье пугало:-- тебѣ-бы не стрѣлкомъ быть, а торгашемъ, отмѣривающимъ товары! Смотрите, смотрите, мышь! Тише, тише! Куска поджареннаго сыра будетъ достаточно за глаза... Вотъ моя желѣзная перчатка; я хочу бросить ее въ лицо великану... Принесите сюда вороненыя копья! Славно ты летаешь, птица! Прямо въ силокъ! Прямо въ силокъ!.. Эй, лозунгъ!
   Эдгаръ. Душистый маіоранъ.
   Лиръ. Проходи.
   Глостэръ. Мнѣ знакомъ этоть голосъ.
   Лиръ. А! Гонэриль!--и съ бѣлою бородою!.. Они ласкали меня, какъ собаченку, и говорили, что y меня въ бородѣ ранѣе появились сѣдые волосы, чѣмъ выросли черные.. На все, чтобы я ни говорилъ, отвѣчали либо "да", либо "нѣтъ"... Изъ этихъ "да" и "нѣтъ" выходило весьма сомнительное богословіе. Воть, когда меня какъ-то дождь промочилъ до костей, да насквозь продуло меня вѣтромъ, a громъ, не внемля моимъ приказаніямъ, не унимался, вотъ тутъ-то я увидалъ, что онѣ такое, узналъ ихъ какъ нельзя лучше! Нѣтъ, не госпожи онѣ своему слову! Увѣряли, будто я для нихъ все на свѣтѣ! Но это ложь! Пусть меня затреплетъ лихорадка, если не ложь!
   Глостэръ. Вѣдь это король! Я отлично помню его голосъ!
   Лиръ. Да, король! съ головы до ногъ! Смотри, какъ пристальный мой взглядъ заставляетъ дрожать моихъ подданныхъ. Я прощаю этого человѣка и дарю ему жизнь. Въ чемъ-же онъ провинился? Въ прелюбодѣяніи! Ты будешь жмть! Можно-ли казнить людей за прелюбодѣяніе? Конечно, нѣтъ! Крапивникъ балуется съ самкой, a маленькая золотистая мушка безстыдно развратничаеть y меня на глазахъ. Пусть процвѣтаеть сближеніе: незаконнорожденный сынъ Глостэра относится къ отцу лучше, чѣмъ мои дочери, зачатыя на законномъ ложѣ. Ну, блудъ, дѣлай свое дѣло, старайся! Мнѣ нужно поболѣе солдатъ! Смотрите, вотъ стоитъ женщина и скромно улыбается; по лицу ея можно подумать, будто y нея между ляшками снѣгъ; она изображаетъ изъ себя строжайшую добродѣтель и жеманно опускаетъ голову всякій разъ, какъ только заговорятъ при ней о плотскихъ вожделѣніяхъ, а между тѣмъ ни хорекъ, ни жеребецъ не превзойдутъ ея и подобныхъ ей въ той необузданности, съ какою онѣ отдаются любострастію. До пояса онѣ кентавры; ниже пояса -- женщины. Верхня часть ихъ тѣла принадлежитъ богамъ; нижняя -- дьяволамъ. Воть тутъ-то -- настоящій адъ, мракъ, сѣрная пучина, неугасаемый огонь, клокотаніе, вонь, зараза и, наконецъ, истощеніе. Фи, какая мерзость!.. Эй, пріятель, торгующій лекарственными снадобьями, дай мнѣ унцію мускуса, чтобы заглушить въ своемъ воображеніи смрадъ отъ всего этого непотребства. Вотъ тебѣ и деньги!
   Глостэръ. О, дай мнѣ облобызать твою руку!
   Лиръ. Нѣтъ, дай прежде вытереть ее хорошенько; отъ нея сильно несетъ мертвечиной.
   Глостэръ. Чудесное произведеніе природы, ты теперь разбито!.. неужто подобный-же конецъ постигнетъ и весь необъятный міръ?... Узнаете вы меня, государь?
   Ліиръ. Да, я помню твои глаза. Только зачѣмъ ты смотришь ими на меня искоса. Напрасный трудъ, слѣпой купидонъ; любить я больше не намѣренъ. Прочти вотъ этотъ вызовъ и обрати вниманіе, каковъ почеркъ.
   Глостэръ. Если-бы вмѣсто каждой буквы было по солнцу, я и тогда не въ состояніи былъ-бы разсмотрѣть ни одной.
   Эдгаръ. Когда-бы мнѣ это разсказывали, я-бы не повѣрилъ; оказывается -- правда, и она надрываетъ мнѣ сердце.
   Лиръ. Читай.
   Глостэръ. Какъ-же читать, когда глазныя мои впадины пусты?
   Лиръ. Такъ вотъ, какъ я вижу до чего дошло: y тебя нѣтъ ии глазъ во лбу, ни денегъ въ кошелькѣ! Въ такомъ случаѣ положеніе твоего зрѣнія такъ-же увѣсисто, какъ легковѣсенъ твой кошелекъ. Видишь, какъ все идетъ на свѣтѣ?
   Глостэръ. Видѣть не вижу, a чувствую.
   Лиръ. Какъ, съума ты, что-ли, сошелъ? Человѣкъ и безъ глазъ можетъ видѣть, какъ все идетъ на свѣтѣ; зрѣніе при этомъ замѣняетъ ему уши. Смотри, какъ вонъ тотъ судья издѣвается надъ этимъ простоватымъ воршикой. Слушай, что я скажу тебѣ на ушко: -- заставь ихъ помѣняться мѣстами и отгадай, кто воръ, a кто судья? Видалъ ты, какъ собаки фермера лають на нищаго?
   Глостэръ. Видалъ, государь.
   Лиръ. И какъ бѣдняга бѣжитъ отъ пса? Вотъ тебѣ полнѣйшее олицетвореніе власти:-- повинуются даже псу, когда онъ исполняетъ долгъ службы. Эй, ты, негодяй -- сторожъ, не давай воли своей кровожадной рукѣ! За что стегаешь ты эту потаскушку? Пори собственную свою спину! Не ты-ли самъ совершилъ съ нею грѣхопаденіе, за которое бичуешь ее теперь? Ростовщикъ ведетъ на висѣлицу плута. Сквозь дырявыя одежды видны даже мелкія пятна на тѣлѣ, a мѣховыя скрываютъ даже самыя крупныя. Одѣнь преступленіе въ золото, и самая крѣпкая сѣкира правосудія отскочитъ, даже не поранивъ его; но одѣнь тоже преступленіе въ рубище, и соломенка карлика пронзитъ его насквозь. Никто не виноватъ, говорю я! Никто! Я поднимаюсь на защиту всѣхъ. Другъ, узнай это отъ меня, имѣющаго власть зажимать ротъ обвинителю. Добудь себѣ очки и, словно сгнившій государственный мужъ, притворись, будто видишь то, чего совсѣмъ видѣть нельзя... Ну, ну, ну! снимай съ меня сапоги!.. Ну, тяните сильнѣе! Вотъ такъ.
   Эдгаръ. Какая странная смѣсь здраваго смысла съ безсмыслицей; изъ-за его помѣшательства сквозитъ умъ.
   Лиръ. Если ты хочешь оплакивать мою судьбу, возьми себѣ мои глаза. Я узнаю тебя какъ нельзя лучше; имя твое -- Глостеръ. Но надо вооружиться терпѣніемъ; всѣ мы съ плачемъ являемся на свѣтѣ. Ты, вѣдь, это знаешь. Какъ только ыы понюхаемъ свѣжаго воздуха, какъ тотчасъ-же начинаемъ пищать и крмчать. Слушай внимательно: я буду говорить проповѣдь для тебя.
   Глостеръ. Какое горе! Какое горе!
   Лиръ. Стоитъ намъ родиться, какъ мы тотчасъ начинаемъ плакать, зачѣмъ родились для этихъ подмостковъ, выстроенныхъ для дураковъ... Фу, какая великолѣпная шапка! Ею можно было-бы подковать всѣхъ лошадей въ цѣломъ отрядѣ конницы.. Я попытаюсь это сдѣлать, потомъ подстерегу своихъ зятьевъ, и тогда смерть имъ, смерть, смерть! Рѣжьте ихъ. Убивайте, убивайте, убивайте! (Входитъ Рыцаръ въ сопровожденіи воиновъ).
   Рыцарь. Вотъ онъ; держите его. Государь, ваша дражайшая дочь...
   Лиръ. Неужто никто не вступится? Плѣнникъ я теперь, что-ли? Значитъ, я вѣчная игрушка въ рукахъ судьбы! Обращайтесь со мною хорошенько; за меня вамъ внесутъ выкупъ. Добудьте мнѣ врача; я раненъ въ мозгъ.
   Рыцарь. Вамъ ни въ чемъ не будетъ отказа.
   Лиръ. У меня нѣтъ помощниковъ; я вынужденъ все дѣлать самъ, a это можетъ заставшъ человѣка превратиться въ соль, изъ глазъ своихъ сдѣлать садовыя лейки и изъ нихъ прибивать потомъ осеннюю пыль.
   Рыцаръ. Государь...
   Лиръ. Я умру мужественно, какъ нарядный женихъ. Что же, не стану унывать! идемте-же, идемъ! Вѣдь я король. Знаете вы это, господа?
   Рыцарь. Да, знаемъ, и будемъ повиноваться вамъ, какъ королю.
   Лиръ. Значитъ эта старая рухлядь еще жива? Если хотите завладѣть ею, догоняйте ее бѣгомъ, иначе вы ея не догоните. Ну, впередъ! (Убѣгаетъ; за нимъ воины).
   Рыцарь. Въ такомъ положеніи было-бы жаль видѣть и послѣдняго рыцаря; но нѣтъ словъ выразить, какъ больно за короля! Однако, страдалецъ, y тебя есть еще дочь; она сниметъ съ тебя проклятіе природы, накликанное двумя друтими дочерями.
   Эдгаръ. Желаю здравія, благородный сэръ.
   Рыцарь. Того-же самаго желаю и тебѣ, пріятель. Чте тебѣ нужно?
   Эдгаръ. Не слыхали-ли вы чего-нибудь о предстоящей битвѣ?
   Рыцарь. Что готовитея битва и что она неизбѣжна, знаютъ всѣ; это не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію. Чтобы слышать о ней, достаточно умѣть различать одинъ звукъ оть другаго.
   Эдгаръ. Сдѣлайте еще милостъ, сэръ, скажите, далеко-ли другое войско?
   Рыцарь. Очень близко и стремится сюда съ крайнею поспѣшностью. Съ минуты на минуту ожяидаютъ прибытія главныхъ силъ.
   Эдгаръ. Благодарю васъ, сэръ. И это все?
   Рыцарь. Хотя королева по личному своему дѣлу все еще здѣсь, войско ея уже выступило въ походъ.
   Эдгаръ. Благодарю васъ (Рицарь уходитъ).
   Глостеръ. О, вѣчно-милосердые боги, порвите-же нить моего существованія; не дозвольте моему злому духу внушить мнѣ снова мысль покончить съ собою ранѣе, чѣмъ это угодно будетъ вамъ!
   Эдгаръ. Старикъ, молитва твоя хорошая.
   Глостэръ. Но сами-то вы, сэръ, кто такой?
   Эдгаръ. Бѣднякъ, смиренный ударами судьбы. Собственное извѣданное и испытанное горе расположило меня къ кроткому состраданію. Дайте руку, я доведу васъ до какого-нибудь жилья.
   Глостеръ. Благодарю тебя отъ души. Да благословитъ и наградитъ тебя за это милосердое небо (Входитъ Осуольдъ).
   Осуольдъ. Какая счастливая встрѣча! За твою голову обѣщана крупная награда; вотъ эта-то безглазая голова создана для моего возвышенія. Припоминай-же скорѣе всѣ свои грѣхи, жалкій старый измѣнникъ (Обнажаетъ мечъ). Мечъ, который долженъ съ тобою покончить, уже обнаженъ.
   Глостэръ. Желаю отъ всей души, чтобы y твоей руки хватило на это силъ (Эдгаръ становится между ними).
   Осуольдъ. Зачѣмъ, дерзкій сынъ черни, рѣшаешься ты защищать явнаго измѣнника,голова котораго оцѣнена? Вонъ отсюда! иначе онъ горькою своею участью заразитъ и тебя. Оставь руку!
   Эдгаръ. Не оставлю, сэръ, если не буду имѣть болѣе уважительной причины.
   Осуольдъ. Пусти, холопъ, или не сдобровать и тебѣ.
   Эдгаръ. Идите, господинъ, своею дорогою, a бѣднякамъ дайте идти своею. Если-бы словами меня можно было вычеркнуть изъ числа живыхъ, это было-бы сдѣлано двѣ недѣли тому назадъ. Не смѣйте-же подходить къ старику; иначе я увижу, что крѣпче: -- ваша-ли башка или моя дубина? Объявляю это вамъ прямо, безъ всякой утайки.
   Осуольдъ. Прочь, груда навоза!
   Эдгаръ. Если такъ, я пересчитаю ваши зубы, сэръ. Сдѣлайте одолженіе, выходите впередъ. Я нисколько не боюсь подвиговъ вашего меча (Дерутся. Эдгаръ сшибаетъ Осуольда съ ногъ).
   Осуольдъ. Подлый холопъ, ты нанесъ мнѣ смертельный ударъ. Вотъ тебѣ, мерзавецъ, мой кошелекъ. Если хочешь вполнѣ воспользоваться своею удачею, зарой гдѣ-нибудь мой трупъ, но ранѣе достань находящееся при мнѣ письмо и передай его графу Эдмонду Глостэру. Ты отыщешь графа въ британскомъ войскѣ.... А, вотъ она преждевременная смерть! (Умираетъ).
   Эдгаръ. Знаю я тебя, услужливый негодяй, такъ усердно потакавшій порочнымъ наклонностямъ своей госпожи, что ея развращенная природа не могла желать ничего лучшаго.
   Глостэръ. Какъ, онъ умеръ?
   Эдгаръ. Присядь, старикъ, и отдохни. Обыщемъ его карманы. Письмо, о которомъ онъ говорилъ, можетъ оказаться для меня драгоцѣннымъ помощникомъ... Онъ умеръ, и я жалею только о томъ, что смерть его произошла отъ моей, a не отъ чьей-нибудь другой руки... Посмотримъ... Уступай нашимъ усиліямъ, мягкій воскъ, a строгая нравственность пусть не порицаетъ меня черезчуръ сурово. Прочесть то, что пишутъ наши враги, значитъ узнать то, что y нихъ на душѣ. Ихъ письма бывають болѣе откровенны, чѣмъ ихъ сердца (Читаетъ). "Не забывай нашихъ клятвъ; тебѣ представится не мало случаевъ съ нимъ покончить. Стоитъ тебѣ только захотѣтъ, время и мѣсто для этого найдутся. Ничего не сдѣлано, если онъ возвратится побѣдителемъ: тогда плѣнницей окажусь я, и его ложе -- моя темница, отъ отвратительной теплоты которой молю меня избавить. За эту услугу ты займешь его мѣсто. Твоя Гонэриль. Хотѣлось-бы прибавить -- твоя жена." Вотъ оно ничѣмъ неприкрытое выраженіе женскихъ желаній. Она замышляетъ убить добраго своего мужа и предоставить его мѣсто моему брату. Здѣсь, въ этотъ песокъ зарою я тебя, несчастная жертва кровожадныхъ прелюбодѣевъ. Въ свое время эта бумага изумитъ зрѣніе обреченнаго на смерть герцога. Счастіе его, что я могу разомъ увѣдомить его и о твоей смерти, гнусный посредникъ, и о содержаніи имѣвшагося при тебѣ посланія (Уходитъ, унося трупъ).
   Глостэръ. Король не выдержалъ, сошелъ съ ума. Какъ-же крѣпокъ ненавистный мой разсудокъ, когда онъ все еще держится, все еще даетъ мнѣ сознавать мое горе? Лучше-бы сойти съ ума и мнѣ. Тогда безсвязность мыслей заглушила-бы мои страданія, a эти страданія въ блужданіи воображенія потеряли-бы сознаніе собственнаго своего существованія (Эдгаръ возвращается. Вдали барабанный бой).
   Эдгаръ. Давайте мнѣ опять вашу руку. Я слышу вдали громъ барабановъ. Идемте, почтенный старикъ, я отведу васъ къ другу (Уходятъ).
  

СЦЕНА VII.

К.оролевская палатка во французскомъ лагерѣ.

Лиръ спитъ на постели; около него находятся Врачь, Рыцари и разные слуіи. Входятъ Кордэлія и Кентъ.

  
   Кордэлія. Добрый Кентъ, научи меня, какь жить, какъ поступать, чтобы достойнымъ образомъ отблагодарить тебя за твою преданность? Жизнь моя для этого слишкомъ коротка, и чтобы я ни сдѣлала, все-таки будетъ мало.
   Кентъ. Государыня, разъ услуга оцѣнена, за нее заплачено съ избыткомъ. Все, что вы узнали отъ меня, лишь скромная истина, я ничего не прибавилъ и не убавилъ.
   Кордэлія. Надѣнь платье побогаче. Этотъ чрезмѣрно скромный нарядъ напоминаетъ слишкомъ тяжелые дни. Прошу тебя, сними его.
   Кентъ. Простите, добрая государыня. Моимъ цѣлямъ сильно повредитъ, если я теперь-же обнаружу, кто я. Какъ въ награду себѣ прошу, не признавайте меня тѣмъ, кто я есть, пока яе настанутъ болѣе удобныя времена.
   Кордэлія. Пусть будетъ по твоему, мой добрый лордъ (Врачу). Что король?
   Врачъ. Все еще спитъ.
   Кордэлія. О, милосердые боги, исцѣлите его тяжкій недугъ, вызванный жестокою несправедливостью! приведите въ прежнее согласіе разстроившіяся и не ладно звучащія чувства этого отца, снова ставшаго ребенкомъ!
   Врачъ. Если угодно вашему величеству, мы разбудимъ его. Онъ спалъ достаточно.
   Кордэлія. Поступайте такъ, какъ найдете нужнымъ и какъ внушатъ вамъ ваши познанія. Переодѣли его?
   Врачъ. Переодѣли. Пользуясь глубокимъ его сномъ, мы сняли съ него прежнее платье и замѣнили другимъ.
   Кентъ. Находитесь, государыня, тутъ, когда мы его разбудимъ. Я убѣжденъ, что бушевать онъ болѣе не станетъ.
   Кордэлія. Хорошо (За сценой музыка). эВрачъ. Не угодно-ли вамъ будетъ стать здѣсь поближе, a музыка пусть играетъ громче.
   Кордэлія. Ненаглядный отецъ мой!.. О, врачующая сила природы, сосредоточь всѣ цѣлебныя средства на губахъ моихъ, чтобы я одннмъ поцѣлуемъ могла избавить его отъ всѣхъ страданій, которымъ обѣ сестры мои подвергли почтенную старость.
   Кентъ. Милостивая, дорогая королева!
   Кордэлія (Наклоняясь надъ отцомъ). Если-бы эти сѣдыя пряди волосъ даже не принадлежали ему, онѣ въ душѣ y каждаго вызвалябы соетраданіе. Можно-ли было такое милое лицо подвергать неистовству бушующаго вѣтра, страшнымъ раскатамъ неумолкавшаго грома, скрещиванію сверкавшихъ повсюду молній, заставлять тебя, бѣдный отверженецъ, во время ливня бродить по степи съ ничѣмъ непокрытою головою? Собака моего врага, если-бы она даже укусила меня, въ такую ночь спокойно лежала-бы около моего камелька, a ты, бѣдный мой отецъ, вынужденъ былъ искать убѣжища среди скотовъ, забытыхъ самими небесами, и искать покоя на гнилой и жесткой соломѣ! Остается только удивляться, что вмѣстѣ съ разсудкомъ не лишился ты и жизни! Онъ просыпается; заговорите съ нимъ.
   Врачъ. Лучше сдѣлать это вамъ, королева.
   Кордэдія. Какъ ваше здоровье, государь? Какъ чувствуетъ себя ваше ведичество?
   Лиръ. Не хорошо ты со мною поступаешь, вырывая меня изъ могилы. Ты, дѵша, призванная къ небесному блаженству, тогда какъ я привязанъ къ огненному кодесу, которое собственныя мои слезы превращаетъ въ расплавленный свинецъ.
   Кордэлія. Узнаете вы меня, государь?
   Лиръ. Да, узнаю. Ты безплотный духъ. Когда ты умерла?
   Кордэдія. Онъ все еще не приходитъ въ себя.
   Врачъ. Не совсѣмъ еще онъ проснудся. Оставимъ его въ покоѣ еще на минуту.
   Лиръ. Гдѣ я былъ? Гдѣ я теперь? Какой чудесный день! Я умеръ-бы отъ состраданія, увидавъ другаго въ такомъ положеніи, въ какомъ находился я... Не знаю, что и сказать... не рѣшусь даже побожиться, что эти руки дѣйствительно мои... Посмотримъ... Уколъ этой булавки я чувствую... Хотѣлось-бы узнать, въ какомъ именно я положеніи?
   Кордэлія. Вглядитесь въ меня, государь, и въ видѣ благословенія положите руки мнѣ на голову (Лиръ падаетъ передъ нею на колѣги). Нѣтъ, государь, вы не должны преклонять колѣнъ передо мною.
   Лиръ. Умоляю тебя, не насмѣхайся надо мной. Я жалкій, глупый, взбалмошный старикъ. Мнѣ уже восемьдесятъ лѣтъ... даже слишкомъ и ни однимъ часомъ не менѣе... къ тому-же я боюсь, что я не совсѣмъ въ своемъ умѣ. Мнѣ чудится, что я долженъ знать и тебя (указываетъ на Кента) и вотъ этого человѣка, но все-таки сомнѣваюсь, потому что никакъ не могу сообразить, гдѣ я нахожусь; сколько ни напрягаю память, никакъ не могу припомнить, чтобы y меня была такая одежда. Не припомню также, гдѣ провелъ я прошедшую ночь. Не насмѣхайтесь-же надо мною, потому что такъже вѣрно, какъ то, что я мужчина, я думаю, что ты, прелестная леди, дитя мое, моя Кордэлія.
   Кордэлія. Она, отецъ, она!
   Лиръ. Мокры y тебя глаза? Да, мокры... Умоляю тебя, не плачь! Если y тебя есть для меня ядъ, давай, я его выпью. Я знаю, ты меня не любишь. Твои сестры, какъ я припоминаю, обидѣли меня жестоко. У тебя есть причина не любить, y нихъ-же никакой.
   Кордэлія. И y меня тоже никакой, никакой!
   Лиръ. Значитъ я во Франціи?
   Кордэлія. Нѣтъ, государь, въ собственномъ вашемь королевствѣ
   Врачъ. Теперь, государыня, можете быть вполнѣ покойны. Цѣлебное средство, какъ видите, одержало верхъ надъ жестокимъ умоизступленіемъ. Однако, вызывать въ памяти то, что онъ забылъ, все-таки еще опасно. Попросите его пройтись съ вами и не утруждайте его ничѣмъ болѣе, пока онъ не оправится окончательно.
   Кордэлія. Угодно вашему величеству пойти со мною?
   Лпръ. Будь ко мнѣ снисходительна. Умоляю тебя, забудь все и прости. Я старъ и выжилъ изъ ума (Уходитъ еъ Кopдэліей; за ними врачъ и свита).
   Рыцарь. Правда-ли, сэръ, что герцогъ Корнуэльскій убить и при такихъ странныхъ обстоятельствахъ?
   Кентъ. Совершенная иравда.
   Рыцарь. Кто-же идеть во главѣ его войска?
   Кентъ. Говорятъ, побочный сынъ Глостэра,
   Рыцарь. A изгнанный графомъ законный его сынъ Эдгардъ, говорятъ, вмѣстѣ съ графомъ Кентомъ удалился въ Германію?
   Кентъ. Мало-ли что говорятъ! Однако, пора привести себя въ оборонительный порядокъ; британскія войска приближаются къ намъ съ величайшею поспѣшностью.
   Рыцарь. По всему видно, что сраженіе произойдетъ кровавое. Прощайте, сэръ (Уходитъ).
   Кентъ. Скоро покончатся и мои хлопоты, a хорошо или дурно? это рѣшитъ исходъ сраженія (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ;

СЦЕНА I.

Британскій лагерь близь Дувра.

Съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами входятъ Эдмондъ, Рэгана, начальники отрядовъ и воины.

  
   Эдмондъ (одному изъ начальниковъ). Узнайте, остается герцогъ при послѣднемъ своемъ рѣшеніи или придумалъ что-нибудь совершенво противоположное? Планы его такъ измѣнчивы и онъ такъ недовѣрчивъ къ самому себѣ! Принесите-же намъ окончательное его рѣшеніе (Начальникъ уходитъ).
   Рэгана. Съ дворецкимъ сестры непремѣнно случилось что-нибудь недоброе.
   Эдмондъ. Легко можетъ статься.
   Рэгана. Теперь, дорогой мой графъ, вамъ извѣстно все то хорошее, что я для васъ придумала. Скажите-же,-- но только правду, одну только правду,-- любите вы мою сестру?
   Эдмондъ. Я чувствую къ ней уваженіе, но не любовь.
   Рэгана. И никогда не находили дороги къ такому мѣсту, куда доступъ запрещенъ каждому, кромѣ законнаго супруга?
   Эдмондъ. Въ этомъ отношеніи вы въ полнѣйшемъ заблужденіи.
   Рэгана. Сдается мнѣ, что вы были съ нею въ связи и притомъ въ связи самой близкой.
   Эдмондъ. Нѣтъ, герцогиня, никогда! Клянусь вамъ въ этомъ честью.
   Рэгана. Я просто ее ненавижу! Дорогой мой государь молю васъ, держитесь отъ нея подальше.
   Эдмондъ. Не бойтесь; ничего не будетъ. A вотъ и она идетъ сюда съ мужемъ (Входятъ Эльбени и Гонэриль со свитой).
   Гонэриль (про себя). Скорѣе соглашусь проиграть сраженіе, чѣмъ допущу, чтобы сестра отбила его y меня.
   Эльвени. Привѣтъ любезнѣйшей сестрѣ нашей. Сэръ, до меня дошли слухи, что король успѣлъ присоединиться къ младшей своей дочери, a вмѣстѣ съ нимъ многіе другіе, недовольные нашими не въ мѣру суровыми порядками, и подняли противъ насъ знамя возстанія. Я только тогда отличаюсь настоящимъ мужествомъ, когда воюю за правое дѣло. Въ настоящемъ-же случаѣ я только потому согласился взяться за оружіе, что французскія войска нахлынули на нашу страну, но нисколько не потому, что войска эти держать сторону и короля, и другихъ, -- какъ я боюсь, -- имѣющихъ полное основаніе быть нами недовольными, поэтому грозящихъ намъ оружіемъ.
   Эдмондъ. Ваши слова, герцогъ, полны благородства.
   Рэгана. Но къ чему они?
   Гонэриль. Пойдемъ общими силами противъ врага, не время разбирать теперь семейныя дрязги.
   Эльбени. Созовемъ-же совѣтъ изъ старѣйшихъ воиновъ и обсудимъ, какъ намъ слѣдуетъ поступать.
   Эдмондъ. Я сію минуту приду въ герцогскую палатку.
   Рэгана. A ты, сестра, идешь съ нами?
   Гонэриль. Нѣтъ.
   Рэгана. Было-бы несравненно приличнѣе, если-бы ты пошла съ нами. Прошу тебя, идемъ.
   Гонэриль (про себя). Понимаю, съ какимъ умысломъ это говорится (Громко). Хорошо, иду (Входитъ переодѣтый Эдгаръ).
   Эдгаръ. Если вашей свѣтлости случалось когда -нибудь разговаривать съ такимъ бѣднякомъ, какъ я, умоляю васъ выслушать меня.
   Эльвени. Ступайте впередъ; я васъ догоню. (Эдмондь, Рэгана, Гонэриль, начальствующіе и свита уходятъ). Говори.
   Эдгаръ. Ранѣе, чѣмъ вступить въ бой, прочтите вотъ это. Если одержите побѣду, вызовите трубою того, кто доставилъ вамъ посланіе. Какъ ни кажусь я ничтожнымъ и жалкимъ, я могу выставить свидѣтеля рыцаря, который подтвердитъ все, что здѣсь сказано. Если-же сраженіе будетъ вами проиграно, тогда на этомъ свѣтѣ все будетъ для васъ кончено, a въ томъ числѣ и возможныя козни (Уходя). Желаю вамъ счастія.
   Эльвени. Погоди. Дай прочесть письмо.
   Эдгаръ. Не могу; не приказано. Когда придетъ пора, велите протрубить вызовъ; тогда явлюсь я снова (Уходитъ).
   Эльбени. Если такъ, прощай. А письмо я все-таки прочту.

(Эдмондъ возвращается).

   Эдмондъ. Непріятель уже въ виду. Отдайте приказъ войску тотчасъ-же строиться въ боевой порядокъ. Вотъ основанный на самыхъ точныхъ данныхъ перечень дѣйствительныхъ нашихъ силъ. Васъ просятъ не терять ни одной минуты; величайшая поспѣшность необходима.
   Эльбени. Будьте покойны (Уходитъ).
   Эдмондъ. Я поклялся въ любви обѣимъ сестрамъ, и обѣ такъ-же мало довѣряютъ одна другой, какъ способной ужалить ядовитой ехиднѣ. Кого-же мнѣ выбрать? Обѣихъ? Одну изъ нихъ или ни одной? Если обѣ будутъ живы, не удастся вполнѣ воспользоваться ни одною. Выбрать вдову, значило-бы взбѣсить Гонэриль, довести ее до изступленія; a если держаться старшей, цѣли мои едва-ли осуществимы, пока живъ ея мужъ. Во всякомъ случаѣ необходимо обезпечить за собою ея помощь въ сраженіи; когда-же это будетъ сдѣлано, если ей такъ уже не терпится избавиться отъ мужа, пусть избавляется сама, какъ знаетъ. Что-же касается того милосердія, которое герцогъ готовъ проявить относительно Кордэліи и ея отца, дай имъ только попасться къ намъ въ руки, и это милосердіе не найдетъ случая проявиться на дѣлѣ. Мнѣ-же самому приходится думать только о самозащитѣ, a не тратить попусту время на переговоры (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Равнина между враждающими лагерями.

За сценой громъ битвы. Лиръ, Кордэлія и ихъ войско проходятъ черезъ сцену сь барабаннымъ боемъ и съ развѣвающимися знаменами; потомъ входятъ Эдгаръ и Глостэръ.

  
   Эдгаръ. Иди за мной, старикъ. Сядь и отдохни подъ этимъ деревомъ. Моли боговъ,чтобы восторжествовало правое дѣло! Я вернусь къ тебѣ и, надѣюсь, съ доброю вѣстью.
   Глостэръ. Благодать боговъ да будетъ твоего спутннцею (Эдгаръ уходитъ. Громъ битвы усиливается, потомъ трубятъ отступленіе. Эдгаръ возвращается).
   Эдгаръ. Надо уходить, старикъ! Давай руку и идемъ. Королъ Лиръ проигралъ сраженіе. И онъ, и дочь его въ плѣну. Давай-же руку и идемъ.
   Глостэръ. Нѣтъ, не пойду больше никуда. Человѣкъ можеть сгнить и здѣсь.
   Эдгаръ. Какъ? Опять черныя мысди? Не по своей волѣ является человѣкъ въ этотъ міръ; не можетъ онъ и уйти изъ него своевольно. Все дѣло въ томъ, чтобы быть готовымъ къ смерти. Идемъ-же.
   Глостэръ. Да, это правда (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Британскій лагерь близь Дувра.

Съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами входитъ торжествующій Эдмондъ. Затемъ ведутъ плѣнныхъ: Лира и Кордэлію, за которыми слѣдуютъ военачальники и войско.

  
   Эдмондъ (воинамъ). Уведите ихъ и смотрите за ннми неусыпно, пока имѣющіе власть ихъ судить не вынесуть своего рѣшенія.
   Кордэлія. Мы не первые при самыхъ лучшихъ намѣреніяхъ подвергаемся самой печальной долѣ. Скорблю я только о тебѣ, угнетаемый, обездоленный король; безъ тебя я съумѣла-бы посмѣяться надъ насмѣшками обманчивой фортуны. Увидимъ-ли тѣхъ двухъ, то-есть, моихъ сестеръ, a твоихъ дочерей?
   Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣть! Идемъ лучше скорѣе въ тюрьму. Тамъ, наединѣ другъ съ другомъ, мы станемъ распѣвать, какъ птички въ клѣткѣ. Если ты попросишь y меня благословенія, я упаду передъ тобою на колѣни и буду просить прощенія y тебя! Такъ-то потечетъ наша жизнь среди молитвъ и пѣсенъ. Мы станемъ разсказывать другъ другу старыя были, улыбаться, глядя на золотистыхъ бабочекъ, и слушать, какъ бѣдняки передаютъ одинъ другому придворныя новости. Мы не погнушаемся разговориться съ этими бѣдняками и узнаемъ отъ нихъ, кто при дворѣ выигрываетъ, кто проигрываетъ, чье благополучіе идетъ въ гору и чье понижается, a мы, словно соглядатаи всевѣдующихъ боговъ, станемъ объяснять себѣ таинственный смыслъ событій. Да, въ четырехъ стѣнахъ темницы мы заживемъ мирно, и не будетъ намъ никакого дѣла до ухищреній и козней сильныхъ мира, такъ неизмѣнно смѣняющихся одни другими, какъ, послушные мѣсяцу, приливы и отливы.
   Эдмондъ. Уведите ихъ.
   Лиръ. Подобныхъ жертвъ, моя Кордэлія, сами боги осыпають ладономъ (Обнимаетъ ее). Вотъ ты возвращена мнѣ, дорогая. Если кто вздумаетъ разлучить насъ, пусть тотъ принесетъ огня съ неба и выкуритъ насъ, какъ лисицъ изъ ихъ норъ. Утри-же слезы. Скорѣе удастся проказѣ сгноить ихъ кожу и мясо, чѣмъ сами они заставятъ насъ плакать.Прежде, чѣмъ достигнуть этого, они сами подохнутъ съ голода. Мы это еще увидимъ. Идемъ-же (Уходитъ съ Кордэліей; за ними стража).
   Эдмондъ (одному изъ начальствующизсъ). Капитанъ, подойтите ближе и слушайте (Передаетъ ему бумаіу). Вотъ вамъ письмо. Вы и такъ уже обязаны мнѣ повышеніемъ, a толковымъ исполненіемъ того, что здѣсь сказано, вы проложите себѣ дорогу къ еще болѣе блестящему будущему. Каково время, таковы и люди; помните это твердо. Мечу не пристала чрезмѣрно нѣжная чувствительность. Возлагаемое на васъ порученіе не терпятъ ни возраженій, ни отлагатедьствъ. Отвѣтьте только: "исполню", или ищите счастія въ другомъ мѣстѣ.
   К апитанъ. Все будеть исполнено, милордъ.
   Эдмондъ. Итакъ,скорѣе къ дѣлу. Я только тогда вздохну вполнѣ свободно, когда оно будетъ исполнено. Затѣмъ, повторяю, пусть тотчасъ-же будетъ такъ поступлено, какъ сказано здѣсь.
   Капитанъ. Не могу я ни телѣги возить, ни ѣсть высушеннаго овса, но все, что въ силахъ сдѣлать человѣкъ, будетъ сдѣлано (Уходитъ; при звукахь трубъ появляются Эльбени, Гонэриль, Рэгана, начальствующіе и воины).
   Эльбени (Эдмонду). Сэръ, вы сегодня выказали много храбрости, да и счастіе благопріятствовало вамъ. Главные виновники настоящей войны y васъ въ плѣну. Мы требуемъ отъ васъ ихъ выдачи, чтобы поступить съ ними согласно тому, что мы найдемъ справедливымъ и необходимымъ для нашей безопасности.
   Эдмондъ. Герцогъ, я счелъ за лучшее подъ вѣрной охраной отправить жалкаго, дряхлаго короля въ одно изъ мѣстъ заключенія. Его годы, a еще болѣе его санъ имѣютъ власть привлекать къ нему сердца простолюдиновъ, и нами-же набранныя копья могутъ впослѣдствіи обратить свое остріе противъ насъ-же самихъ, повелѣвающихъ ими. По той-же самой причинѣ отправилъ я съ нимъ и королеву Франціи. Завтра, или когда вамъ будетъ угодно, они предстанутъ передъ вашъ судъ, гдѣ-бы вы его ни назначили. Теперь-же всѣ мы залиты потомъ и кровью; другъ лишился лучшаго друга. Даже самыя битвы вызываютъ проклятія тѣхъ, кто на себѣ испыталъ ихъ жестокость. Судъ надъ Кордэліей и ея отцомъ требуетъ болѣе подходящаго мѣста.
   Эльбени. Съ вашего позволенія, сэръ, я замѣчу вамъ, что въ сегодняшней битвѣ вы участвовали только, какъ подданннй, но нисколько не какъ равный намъ братъ.
   Рэгана. Именно возведеніемъ въ этотъ санъ мы и намѣрены его наградить. Я думаю, прежде чѣмъ заводить объ этомъ рѣчь, вамъ слѣдовало-бы узнать, чего желаемъ мы. Онъ шелъ во главѣ нашего войска, былъ облеченъ нашею властью, былъ нашимъ вождемъ, a это, разумѣется, могло поставить его на одну высоту съ вами и дать ему право называться вашимъ братомъ.
   Гонэриль. Поменьше горячности! Собственныя его доблести даютъ ему болѣе правъ на повышеніе, чѣмъ твое покровительство.
   Рэгана. Облеченный моимъ довѣріемъ, онъ сталъ равнымъ самымъ высокопоставленнымъ лицамъ.
   Гонэриль. Это самое большее, что ты могла-бы сказать, если-бы онъ уже былъ твоимъ мужемъ.
   Рэгана. Шутки нерѣдко являются пророчествами.
   Гонэриль. Какъ видно, глазъ, сказавшій тебѣ это, немного косилъ.
   Рэгана. Герцогиня, я чувствую себя нехорошо; мой желудокъ какъ будто переполненъ; иначе я сумѣла-бы отвѣтпть вамъ какъ слѣдуетъ, Глостэръ, бери себѣ мои войска, моихъ плѣнниковъ, все, чѣмъ я владѣю! Распоряжайся ими, какъ и мною. Я покоряюсь тебѣ. Весь міръ свидѣтель, что я провозглашаю тебя своимъ мужемъ и повелителемъ!
   Гонэриль. И ты въ самомъ дѣлѣ думаешь стать е упщикъ. --
             Въ сіи торжественные вѣки
             Смутятся бѣдны человѣки...
             Кто будетъ живъ -- у тѣхъ вѣдь на-глазахъ
             Пойдетъ народъ на собственныхъ ногахъ.
   Впрочемъ, все это предскажетъ Мерлинъ,-- мнѣ еще рано.

Уходитъ.

   

СЦЕНА 3

Въ замкѣ Глостера.

Входятъ Глостеръ и Эдмундъ.

Глостеръ.

   Ахъ, Эдмундъ, мнѣ не нравится это безбожное дѣло!-- Когда я просилъ у нихъ позволенія позаботиться о немъ, они отняли у меня даже право хозяина, и, подъ страхомъ вѣчной опалы, запретили говорить о немъ, просить за него, чѣмъ нибудь помочь ему.
   

Эдмундъ.

   Слишкомъ жестоко и безчеловѣчно!
   

Глостеръ.

   Между нами, герцоги въ ссорѣ, но хуже всего вотъ что: въ эту ночь я получилъ письмо опасно и говорить объ этомъ письмо я запряталъ у себя въ кабинетѣ.... За эти оскорбленія, что выноситъ король, придется поплатиться кому слѣдуетъ. Часть войскъ уже на берегу; мы должны принять сторону короля.-- Хочу сыскать его           и втихомолку помочь. Ты межъ тѣмъ ступай къ герцогу и займи его разговоромъ, чтобъ не дать ему замѣтить моего ухода. Вслучаѣ спроситъ: я боленъ, я въ постелѣ. Хоть бы жизнью пришлось заплатить, какъ мнѣ и угрожали, а нужно помочь королю, моему старому господину.... Да, Эдмундъ, готовятся странныя вещи: смотри, будь остороженъ.

Уходитъ.

Эдмундъ.

             Запретное великодушье это
             Сейчасъ же я Корнваллю передамъ,--
             Письмо туда -- жь пойдетъ.-- Маневръ не дуренъ:
             Онъ дастъ мнѣ то, что потерялъ отецъ --
             Не менѣе какъ все его наслѣдство! --
             Валится старость -- молодость встаетъ....

Уходитъ.

   

СЦЕНА 4.

Дикое поле; шалашъ.

Входятъ Лиръ, Кентъ и Шутъ.

Кентъ.

             Вотъ и шалашъ: войдите, государь!
             Такую ночь не вынесть человѣку
             Подъ ливнемъ и грозой.
   

Лиръ.

                                           Оставь меня.
   

Кентъ.

             Войдите, мой король.
   

Лиръ.

                                 Ты хочешь сердце
             Мнѣ разорвать?
   

Кентъ.

                                 Скорѣй свое въ куски
             Я разорву.... Войдите, добрый сиръ.
   

Лицъ.

             Ты думаешь невѣсть какъ тяжело,
             Когда такой грозою пронимаетъ
             Насъ до костей?-- Тебѣ, пожалуй, такъ,--
             Но гдѣ сидитъ безвыходное горе,
             Тамъ нипочемъ случайная бѣда.
             Уходишь ты, примѣрно, отъ медвѣдя,
             А повстрѣчай-ка бездну на пути --
             Такъ ты скорѣй къ медвѣдю поворотишь. --
             Душа ясна -- не прочь отъ нѣги тѣло....
             А тутъ гроза души сожгла дознанье
             Всѣхъ болей въ ней,-- одна, одна дрожитъ....
             Родныхъ дѣтей неблагодарность!
             Вѣдь это то-жь какъ если-бъ ротъ сталъ грызть
             Ту руку, что кусокъ ему подноситъ....
             Но строго я отмщу!-- Нѣтъ, я не плачу....
             Въ такую ночь прогнать меня изъ дому!
             Лей ливмя, дождь.... Я все перенесу!
             Въ такую ночь!... Регана, Гонериль!
             Такого добряка, отца сѣдаго!...
             Онъ отъ души все отдалъ валъ.... Вѣдь такъ
             Недолго и съ ума сойти!-- Довольно.
             Поберегусь...
   

Кентъ.

                                 Мой добрый государь,
             Войдите же сюда.
   

Лиръ.

                                 Да сдѣлай милость,
             Ступай ты самъ! Заботься о себѣ...
             Гроза не дастъ подумать мнѣ о томъ,
             Что бьетъ больнѣй меня.... Ну, такъ и быть,
             Войдемъ.-- Шуту.-- Ступай ты первый, мой бѣдняжка!
             Ты нищета безъ крова,-- ну, идижь!
             Я помолюсь теперь... потомъ засну.

Шутъ входитъ въ шалимъ.

             Гдѣ-бъ ни были вы, бѣдные скитальцы,
             Что эта буря неустанно бьетъ,
             Какъ голымъ вамъ, голоднымъ, безпріютнымъ
             Укрыть себя отъ бѣшеной грозы!
             О, мало я заботился объ этомъ....
             Вотъ бы принять тебѣ лекарство, роскошь!
             Попробуй вынесть. что они выносятъ:
             Такъ ты стряхнешь имъ крохи со стола,
             Покажешь имъ, что есть на небѣ правда.
   

Эдгаръ кричитъ имъ шалаша.

   Сажень съ половиною! сажень съ половиною! Бѣдный Томъ!
   

Шутъ выбѣгаетъ изъ шалаша.

   Не ходи сюда, дядя; тутъ чортъ сидятъ.
   

Кентъ.

   Дай руку.-- Кто тамъ?
   

Шутъ.

   Чортъ! чортъ! -- онъ говоритъ, что его зовутъ бѣднымъ Томомъ.

Кентъ заглядывая въ дверь.

   Кто тутъ ворчитъ на соломѣ? Выходи....

Выходитъ Эдгаръ, одѣтый какъ полоумный.

Эдгаръ.

             За мной бѣжитъ, бѣжитъ нечистый духъ.
             Сквозь тернъ густой холодный вѣтеръ воетъ.
             Иди въ постель холодную погрѣться.
   

Лиръ.

             Ты все отдалъ двумъ дочерямъ своимъ? --
             И къ этому пришелъ!
   

Эдгаръ.

   Кто подастъ бѣдному Тому?-- Злой духъ таскалъ его чрезъ огонь и пламя, по бродамъ и омутамъ, по ямамъ и трясинамъ; клал! ему ножи подъ подушку, удавку подъ молитвенникъ, мышьякъ въ похлебку; раздулъ его такой гордыней, что онъ скачетъ на гнѣдомъ рысакѣ по четырехвершковымъ мостамъ, гоняясь за своею тѣнью, какъ за предателемъ.-- Благословеніе на твои пять чувствъ!-- Холодно Тому.-- Стучитъ зубами.-- Спаси тебя небо отъ вихря, язвы и порчи. Подайте бѣдному Тому, мученику нечистаго духа.... Постой-ка, я схвачу его; вотъ онъ, вотъ онъ... опять здѣсь... и здѣсь....

Буря продолжается.

Лиръ.

             Какъ дочки-то отдѣлали его!
             Ты ничего не могъ сберечь? все отдалъ?
   

Шутъ.

   Какъ видишь, онъ сберегъ хоть это обноски, иначе бы просто осрамилъ насъ.
   

Лиръ.

             Такъ пусть все зло, что въ воздухъ волнистомъ
             Колышется надъ мерзостью людской,
             Падетъ на дочерей твоихъ!
   

Кентъ.

   У него нѣтъ дочерей, сэръ.
   

Лиръ.

             Предатель, смерть!... Что-жь кромѣ дочекъ злыхъ
             Могло бы такъ натуру исковеркать?
             Не въ модъ ли, что прогнаннымъ отцамъ
             И дѣла нѣтъ, какъ ихъ страдаетъ тѣло?
             Казнь хороша... изъ этого вѣдь тѣла
             И родились тѣ дочки-пеликаны!
   

Эдгаръ.

   Сидѣлъ Пилликокъ на горъ Пилликокъ. -- Галлу! галлу! лу! лу!
   

Шутъ.

   Эта холодная ночь всѣхъ насъ сведетъ съ -- ума.
   

Эдгаръ.

   Берегись нечистой силы, слушайся родителей, честно держи слово, не клянись, не вводи въ искушеніе жену ближняго, не ряди пышно свою милую.... Холодно Тому.
   

Лиръ.

   Что такое ты былъ?
   

Эдгаръ.

   Волокита, гордый умомъ и сердцемъ;-завивалъ волоса, носилъ перчатки на шляпѣ33), служилъ игрушкой своей любовницѣ и творилъ съ нею дѣло тьмы; бросалъ клятвы за всякимъ словомъ и смѣялся надъ ними предъ липомъ святаго неба; засыпалъ, обдумывая соблазны, и просыпался, чтобъ приняться за нихъ. Слишкомъ любилъ вино, вдвое карты, а что до женщинъ, такъ перещеголялъ бы самого турка; коварный въ сердцѣ, продажный въ словѣ, съ кровью на рукахъ, свинья лѣностью, лисица лукавствомъ, волкъ жадностью, собака злостью, левъ по разбою.... Берегись, чтобъ скрипъ башмачка да шелестъ шолка не полонили твоего бѣднаго сердца; не таскайся, гдѣ не слѣдуетъ, не щупая корсета, не давай ростовщику росписокъ и не вѣрь нечистой силѣ.... А сквозь тернъ все дуетъ холодный вѣтеръ. Онъ говоритъ: "мумъ, мумъ! не тронь его моя мальчикъ.... пусть его бѣжитъ!"34)

Буря продолжается.

Лиръ.

   Лучше бы тебѣ лежать въ могилѣ, чѣмъ голому выносить ярость этой бури! Неужь-то тутъ весь человѣкъ!.... Разглядимъ-ка его поближе; ты не прихватилъ у червя шелку, у звѣря меду, у овцы шерсти, у цибета мускусу.... Указывая на Кента и Шута.-- А! такъ мы-то втроемъ плутовская подѣлка! Ты одинъ -- самая суть!-- Человѣкъ на чистоту -- не болѣе какъ бѣдное, голое, двуногое животное въ этомъ родѣ.... Рветъ на себѣ платье.-- Прочь, прочь съ меня все приставное.... растеши здѣсь, скорѣй....
   

Шутъ.

   Не хлопочи по пусту, дядя,-- но такой ночи недалеко уплывешь.-- Теперь огонекъ въ дикомъ полѣ походилъ бы на сердце стараго волокиты: одна, муть видная, искорка,-- все остальное ледъ. -- Посмотри, вотъ лѣзетъ сюда блудящій огонь.
   

Эдгаръ.

   Это злой духъ Флибертиджиббетъ,-- онъ бродитъ съ сумерекъ до первыхъ пѣтуховъ; дѣлаетъ бѣльма, гноитъ муку и всячески мучитъ бѣдное созданіе земли.
                       Была ночная пора,
                       Шелъ по долинѣ святой35),
                       Видитъ онъ, лѣзетъ мара36),
                       Лѣзетъ кошмаръ за марой.
                       Вѣщій мару опросилъ,
                       Вѣчный зарокъ положилъ:
                       Чуръ не таскаться ночною порой!
                       Чуръ не таскать колдуна за собой!...
   

Кентъ.

   Какъ вы чувствуете себя, государь?

Входитъ Глостеръ съ факеломъ.

   

Лиръ.

   Кто это?
   

Кентъ.

   Кто тамъ? Чего ты ищешь?
   

Глостеръ.

   Вы что за люди? Какъ васъ зовутъ?
   

Эдгаръ.

   Бѣдный Томъ, что глотаетъ жабъ, ящерицъ, змѣй, лягушекъ. Когда разозлитъ его нечистый духъ, онъ, въ бѣшенствѣ, ѣстъ старыхъ крысъ и дохлыхъ собакъ съ саладолъ изъ навоза, а запиваетъ зеленой плѣсенью болотъ: отъ села до села гоняютъ его бичами, забиваютъ въ колодки, сажаютъ въ тюрьму;-а вѣдь онъ имѣлъ когда-то три кафтана для спины, шесть рубахъ для тѣла, коня для скачки и шпагу для тона....
   
             Теперь же то крыса, то мышь на обѣдъ,
             А все же обѣдаю цѣлыхъ семь лѣтъ!
   
   Берсгись моего мучителя.... Тише, Смолкинъ, тише ты, чортъ!
   

Глостеръ.

   Какъ, государь! вы съ этимъ народомъ?
   

Эдгаръ.

   Князь тьмы вѣдь знатный баринъ. Кличка ему Надо и Магу.
   

Глостеръ.

             Я плоть и кровь отъ насъ -- такъ стали подлы,
             Что ненавидятъ тѣхъ, кто далъ имъ жизнь.
   

Эдгаръ.

   Холодно бѣдному Тому.
   

Глостеръ.

             Пойдемъ со мной; мой долгъ признать не можетъ
             Жестокой воли вашихъ дочерей.
             Пусть ихъ велятъ ворота запереть
             И бросить васъ на жертву страшной ночи,--
             И все таки рискнулъ васъ отыскать
             И проводить туда, гдѣ вы найдете
             И ужинъ, и тепло.
   

Лиръ.

                                           Но прежде я
             Съ философомъ немножко потолкую.... Эдгару.
             Откуда громъ родится?
   

Кентъ.

                                           Добрый сэръ,
             Послушайтесь его, пойдемъ къ жилью.
   

Лиръ.

             Хочу я съ немъ, съ ѳивяниномъ ученымъ,
             Словцо сказать.-- Ну что ты изучаешь?
   

Эдгаръ.

             Какъ заклинать чертей, давить червей.
   

Лиръ.

             Позвольте мнѣ словечко съ вали молвить
             На-единѣ!

Кентъ Глостеру.

                       Да требуйте-жь, милордъ,
             Чтобъ онъ ушелъ! Вѣдь онъ теряетъ смыслъ!...
   

Глостеръ.

             Ты не кори его! Родныя дѣти
             Хлопочутъ какъ его со-свѣту сжить....
             Ахъ, добрый Кенгъ! онъ вѣрно угадалъ,
             Какъ сложатся дѣла, изгнанникъ бѣдный!...
             Ты говоришь, король теряетъ смыслъ;
             Признаться, я и самъ иду къ тому же.
             И у меня былъ сынъ, но кровь моя
             Не признаетъ его... Онъ умышлялъ
             На жизнь мою,-- недавно, наканунѣ....
             А я любилъ его, моя другъ,-- любилъ
             Какъ ни одинъ отецъ! Сказать по правдѣ:
             Кругомъ пошла отъ горя голова....

Буря продолжается.!

             Но что за ночь!-- Лиру.-- Я умоляю васъ!
   

Лиръ.

             Ахъ, виноватъ!-- Философъ благородный,
             Угодно вамъ пожаловать со мной?
   

Эдгаръ.

   Холодно Тому.
   

Глостеръ.

             Ступай, мой другъ, къ себѣ въ шалашъ погрѣться.
   

Лиръ.

             Ну, съ нимъ и мы пойдемъ.
   

Кентъ.

                                           Со мной, милордъ....
   

Лиръ.

             Нѣтъ, съ нимъ,-- хочу я съ мудрецомъ остаться.
   

Кентъ. Глостеру.

             Позвольте, сэръ, и нищему идти.
   

Глостеръ.

             Ну, пусть его!
   

Кентъ Эдгару.

                                 Ступай и ты за ними.
   

Лиръ.

             Аѳинянинъ, идемъ!
   

Глостеръ.

                                 Молчать, молчать!
   

Эдгаръ.

             Дитя Роландъ подъѣхалъ къ черной башнѣ,
             И прикусилъ языкъ.... Фай, Фай!
             Здѣсь пахнетъ аглицкою кровью.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 5.

Комната къ замкѣ Глостера.

Входятъ герцогъ Коривалль и Эдмундъ.

Корнвалль.

   
   Я отомщу ему прежде, чѣмъ выѣхать отсюда.
   

Эдмундъ.

   Но меня станутъ укорять, милордъ, что исполненіе долга я предпочелъ голосу крови: эта мысль пугаетъ меня.
   

Корнвалль.

   Теперь я вижу, что не одна порочность натуры тянула твоего брата на убійство отца: низость старика вызывала это преступленіе.
   

Эдмундъ.

   Какъ тяжко мое положеніе! я долженъ раскаяваться въ честнемъ поступкѣ... Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ; оно уличаетъ его въ преступныхъ сношеніяхъ съ Франціей.... О, лучше-бъ не было этой измѣны, или не я, по крайней мѣрѣ, открылъ ее.
   

Корнвалль.

   Пойдемъ со мной къ герцогинѣ.
   

Эдмундъ.

   Если письмо говоритъ правду -- много дастъ оно вамъ на руки дѣла.
   

Корнвалль.

   Правду или нѣтъ, но оно сдѣлало тебя графомъ Глостеромъ. Узнай, гдѣ твой отецъ; нужно скорѣе схватить его.
   

Эдмундъ в сторону.

   Если онъ хлопочетъ теперь при королѣ, это пуще усилитъ подозрѣніе.-- Громко.-- Я строго выполню долгъ свой, чтобы ни говорило противъ него чувство родства и крови.
   

Корнвалль.

   Надѣюсь на тебя вполнѣ,-- и въ любви моей ты найдешь болѣе нѣжнаго отца.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 6.

Комната на Фермѣ близъ замка Глостера.

Входятъ Лиръ, Глостеръ, Кентъ, Эдгаръ и Шутъ.

Глостеръ.

   Здѣсь все-таки лучше чѣмъ на дворѣ Чѣмъ богаты тѣмъ и рады. Готовъ служить вамъ всѣмъ, что отъ меня зависитъ.... Я скоро ворочусь.
   

Кентъ Глостеру.

   Горячка перемогла въ немъ всю силу разсудка.-- Небо заплатитъ за доброту вашу.

Глостеръ уходитъ.

Эдгаръ.

   Меня кличетъ Фратеретто и говоритъ, что Неронъ удитъ рыбу на озеръ тмы 37).-- Шуту.-- Молись, праведникъ 38), и берегись нечистой силы.
   

Шутъ.

   Скажи-ка, дядя, что дуракъ -- баринъ или мужикъ?
   

Лиръ.

   Король! король!
   

Шутъ.

   Нѣтъ, мужикъ, котораго сынъ бариномъ сталъ,-- значитъ, глупъ тотъ мужикъ, что пустилъ сына въ баре прежде себя.
   

Лиръ.

             О, тысячу, каленыхъ до-бѣла,
             Ножей швырнуть бы въ нихъ....
   

Эдгаръ.

   Нечистый духъ грызетъ мнѣ спину....
   

Шутъ.

   Глупъ тотъ, кто вѣритъ кротости волка, копыту коня39), дружбѣ мальчишки и клятвѣ потаскухи.
   

Лиръ.

             Ну, рѣшено!-- Я ихъ на судъ зову.-- Эдгару.
             Ты здѣсь садись, юристъ многоученый.-- Шуту.
             А ты, мудрецъ, вотъ тутъ.... Эй, вы, лисицы!
   

Эдгаръ.

             Глядите, какъ она стоитъ и смотритъ 40)!
             Не хочешь ли, мадамъ, судью прельстить? --
                       Приплыви, моя Лиза, сюда! --
   

Шутъ.

                       И хотѣла -- бъ, да дома бѣда:
                       Въ ея маленькой лодкѣ
                       Щель по середкѣ.
   

Эдгаръ.

   Нечистый духъ ластится къ бѣдному Тому въ соловьиной пѣснѣ.... Гопденсъ ворчитъ въ брюхѣ у Тома: дай пару бѣлыхъ селёдокъ.... Не каркай, черный демонъ, нечѣмъ покормить тебя.
   

Кентъ.

             Что, каково вамъ, сэръ?-- Не нужно такъ
             На все смотрѣть пугливо.... Не угодно-ль
             Прилечь въ постель?
   

Лиръ.

                                 Нѣтъ, прежде видѣть судъ
             Хочу. Зови свидѣтелей скорѣе.-- Эдгару.
             Вотъ кресло валъ, ученый судія!-- Шуту.
             А съ боку здѣсь мудрецъ -- товарищъ сядетъ.-- Кенту.
             Ты -- тоже членъ комисіи, садись.
   

Эдгаръ.

             Смотрите-жь мнѣ, судить по чистой правдѣ! --
             Спишь или нѣтъ, мой душа -- пастушокъ?
             Видишь ли, какъ разбрелось твое стадо....
             Ну, поскорѣе за звонкій рожокъ!
             Стадо опять вкругъ тебя затолпится.
             Ну, такъ!-- а кошка -- то вѣдь сѣра.
   

Лиръ.

   Подавай сначала ее-это Гонериль!-- Здѣсь, предъ лицомъ этого почтеннаго собранія, свидѣтельствую, что она прогнала пинками бѣднаго короля, своего отца.
   

Шутъ.

   А пожалуйте-ка сюда, сударыня.-- Васъ зовутъ Гонериль?
   

Лиръ.

   Она не можетъ не согласиться съ этимъ.
   

Шутъ.

   Ахъ, извините, сударыня.... Представьте, я было принялъ васъ за скамейку.
   

Лиръ.

             Другая вотъ! ужь видно по глазамъ,
             Что за -- сердце у ней.... Схватить ее!
             Мечъ! мечъ! огня!... Въ судъ обманъ, подлогъ!
             Ты, подкупной судья, зачѣмъ позволилъ
             Ей убѣжать?
   

Эдгаръ.

   Благословеніе на твои пять чувствъ.
   

Глостеръ.

             О горе! гдѣ-жь, король, терпѣнье ваше,
             Что столько разъ хвалилися вы имъ!
   

Эдгаръ въ сторону.

             А слезы такъ плывутъ -- плывутъ на сердце,
             Что, я боюсь, испортятъ весь мой планъ....
   

Лиръ.

             Смотрите-ка: Соколъ, Голубка, Бѣлка
             Накинулись всей стаей на меня.
   

Эдгаръ.

   Томъ броситъ имъ башку свою.-- Назадъ!
   
             Будь мопсъ, борзой, гончакъ, бульдогъ,
             Овчарь съ кудлатой головою,--
             Полѣномъ хвостъ или трубою,--
             Томъ въ нихъ швырнетъ своей башкою:
             И стая врозь со всѣхъ собачьихъ ногъ.
   
   Ну, пойдемъ бродить но рынкамъ, базарамъ.-- Бѣдный Томъ! рогъ твой сухъ 42).
   

Лиръ.

   Теперь подъ ножъ Регану: смотрите, что у нея кругомъ сердца.... Есть ли въ природѣ силы способный такъ окаменить сердца! Эдгару. Насъ, сэръ, я принимаю въ свою сотню. Мнѣ только не нравится нарядъ вашъ. Вы можете сказать, что одѣты на персидскій манеръ,-- но все-таки переодѣньтесь.
   

Кентъ.

   Теперь, мой добрый государь, ложитесь здѣсь и отдохните немного.

Лиръ ложится.

   Не шуми, не шуми! Задерни занавѣску. Такъ, такъ, такъ.... Поужинаемъ ужо поутру.
   

Шутъ.

             А я съ полдня въ постелю завалюсь.

Входитъ Глостеръ.

Глостеръ.

             Поди сюда, мой другъ.... Гдѣ нашъ король?
   

Кентъ.

             Онъ здѣсь, но не тревожь его.... Съ -- ума
             Сошелъ!
   

Глостеръ.

                                 Бери-жь его на руки, другъ! --
             И заговоръ на жизнь его подслушалъ....
             Носилки здѣсь. Ищи его скорѣй
             И поспѣшай съ нимъ въ Дувръ: тамъ вы найдете
             Защиту и привѣтъ.... Живѣй за дѣло!...
             Промедлишь часъ: король, и ты, и всѣ,
             Кто за него, навѣрно здѣсь погибнутъ. --
             Бери-жь его, бери и въ путь за мной.
             Я проведу васъ вѣрною дорогой43).
   

Кентъ.

             Спитъ угнетенная душа!... Твой сонъ,
             Ныть можетъ, спасъ бы поврежденный разумъ;
             Но если вновь по старому пойдетъ,--
             Добра не ждать!-- Шуту.-- Бери же короля,
             Тебѣ-то ужь не оставаться сзади....
   

Глостеръ.

             Идемъ, идемъ скорѣй!

Кентъ, Глостеръ и Шутъ уносятъ Лира.

Эдгаръ.

                                 Какъ поглядишь.
             Что лучше насъ несутъ такое-жь горе,
             Такъ со своимъ мириться бы готовъ.
             Горитъ душа, когда одинъ страдаешь,
             А все кругомъ свободно и свѣтло;
             Но если есть въ страданіи товарищъ
             Душа осилитъ боль.-- Сносна теперь
             Мнѣ скорбь моя! То, что меня согнуло,
             Сломило короля: онъ безъ дѣтей,
             Я безъ отца!-- Ступай же, Томъ, отсюда,
             Гляди во всѣ глаза, и смѣло встань,
             Когда молва, заѣвшая бѣднягу,
             Развѣетъ стыдъ надъ именемъ твоимъ
             И помиритъ съ людьми.... Чтобъ ни случилось
             За эту ночь -- спасти-бъ лишь короля!...
             Ну, не зѣвать!

Уходитъ.

   

СЦЕНА 7.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ Корнваллъ, Регана, Гонерилъ, Эдмундъ и слуги.

Корнвалль.

   Поѣзжайте скорѣе къ своему мужу и покажите ему это письмо. Французская армія уже на берегу.-- Слугамъ.-- Сыскать мнѣ каналью Глостера.
   

Регана,

   Повѣсить его теперь же.
   

Гонериль.

   Вырвать ему глаза.
   

Корнваллъ.

   Предоставьте уже это мнѣ. Ты, Эдмуидъ, поѣдешь съ нашей сестрою. Тебѣ не годится быть свидѣтелемъ той казни, какую мы готовимъ твоему предателю-отцу. По пріѣздѣ, надоумь герцога возможно поспѣшить дѣломъ; я тоже займусь этимъ. Намъ нужно часто и толково обмѣниваться распоряженіями.... Прощайте, милая сестра. Прощай Глостеръ.

Входить Освальдъ.

   Ну что же, гдѣ король?
   

Освальдъ.

             Отсюда велъ его одинъ графъ Глостеръ;
             Душъ тридцать пять изъ свиты королевской
             Примкнуло къ нимъ здѣсь у воротъ, потомъ
             Подъѣхали еще вассалы графа,
             И всѣ пошли на Дувръ: тамъ, говорятъ,
             Найдемъ друзей съ оружіемъ надежнымъ.
   

Корнвалль.

             Вели давать для лэди лошадей.

Освальдъ уходитъ.

Гонериль.

             Прощай, сестра: прощайте, милый герцогъ.
   

Корнвалль.

             Прощай, Эдмундъ.

Гонериль и Эдмундъ уходятъ.

                                 Мнѣ Глостера давайте!
             Вяжи его, какъ вора и тащи.

Нѣсколько слугъ уходитъ.

             Хоть безъ суда неловко посягнуть
             На жизнь его, но гнѣвъ мой обзаконитъ
             Моя же власть.... Пусть тамъ себѣ ворчатъ,
             Къ суду меня не позовутъ.... Эй, кто тамъ?
             Измѣнникъ?

Входятъ слуги и Глостеръ.

Регана.

                                 Онъ! лукавая лиса!
   

Корнвалль.

             Скрутить ему предательскія руки!
   

Глостеръ.

             Что вы, милордъ!-- Ахъ, добрые друзья,
             Подумайте, вѣдь вы мои здѣсь гости....
             Не обижайте же меня, друзья.
   

Корнвалль.

             Я говорю, вяжи!

Слуги вяжутъ его.

Регана.

                                 Покрѣпче! крѣпче!...
             Безсовѣстный предатель!
   

Глостеръ.

                                           Ты-безъ сердца....
             Я-ничему не измѣнялъ!
   

Корнвалль.

                                           Вяжи
             Вотъ къ стулу злись,-- теперь поймешь, мерзавецъ....

Регана рветъ ему бороду.

Глостеръ.

             Что за позоръ!.... ты бороду мнѣ рвешь!
   

Регана.

             Да, борода бѣла, а самъ каковъ-то!
   

Глостеръ.

             Проклятая!... О, эти волоса,
             Что рвешь теперь изъ щекъ моихъ, воскреснутъ
             И обвинятъ тебя!-- Я вашъ хозяинъ:
             И вамъ не слѣдъ, разбойницкой рукой,
             Срамить лицо мое.... Ну что вамъ нужно?
   

Корнвалль.

             Что за письмо имѣлъ ты отъ Французовъ?
   

Регана.

             Ты не хитри,-- мы знаемъ все.
   

Корнвалль.

                                                     И что
             На шашни свелъ ты съ нашими врагами?
   

Регана.

             Куда побрелъ твой взбалмошный король?
   

Глостеръ.

             Да, есть письмо,-- но въ немъ однѣ догадки;
             Писалъ не врагъ, а человѣкъ сторонній.
   

Корнвалль.

             Коварство!
   

Регана.

                                 Ложь!
   

Корнвалль.

                                           Куда ты короля
             Спровадилъ?
   

Глостеръ.

                                 Въ Дувръ.
   

Регана.

                                                     За чѣмъ же въ Дувръ, когда
             Тебѣ было приказано подъ страхомъ....
   

Корнвалль.

             Нѣтъ, въ Дувръ за чѣмъ,-- пусть прежде скажетъ онъ.
   

Глостеръ.

             Я словно на цѣпи... крутомъ собаки.
   

.

             За чѣмъ же въ Дувръ?
   

Глостеръ.

                                           Чтобъ не видать, какъ станешь
             Когтями рвать ты старческія очи,
             А лютая сестра полосовать,
             Клыкомъ кровавымъ, царственное тѣло...
             Вчера, въ грозу той адски-черной ночи,
             Что вынесъ онъ съ открыто! головой,
             Высокою волной хотѣло море
             Залить огонь на небесахъ,-- а онъ,
             Убитая душа, онъ помогалъ
             Дождю свое! горючею слезою....
             Завой въ ту ночь подъ воротами волкъ,
             Сказала-бъ ты: впусти его, мой сторожъ! --
             Въ ту ночь все зло стихало.... Но еще
             Увижу я, какъ на такихъ дѣтей
             Крылатая нагрянетъ месть!
   

Корнвалль.

                                           Во-вѣкъ
             Не увидать тебѣ.-- Держите стулъ....

Слуги держатъ Глостера на стулѣ; Корнваллъ вырываетъ у него глазъ и топчетъ.

             Твои глаза топчу моей пятою 43)!
   

Глостеръ.

             Кто ждетъ сѣдинъ -- вступися за меня!...
   

Регана.

             Другой-то глазъ пошкольничать захочетъ --
             Долой его!
   

Корнвалль.

                                 Ну что, увидишь месть?
   

Слуга Корнваллю.

             Постойте, сэръ!-- Я съ дѣтства вамъ служу,
             Но лучшая услуга-- это слово!
   

Регана.

             Собака! ты?...
   

Слуга.

                                 Ходи ты съ бородою,
             Я бы за бороду схватилъ теперь
             Тебя... Ну что?
   

Корнвалль.

                                 Мой рабъ!

Вынимаетъ мечъ и бросается на него.

Слуга.

                                           Что-жь, выходи,--
             Но за исходъ борьбы я не ручаюсь.

Вынимаетъ мечъ. Дерутся. Корнвалль раненъ.

   

Регана другому слугѣ.

             Дай мечъ... Мужикъ посмѣлъ!...

Схватываетъ мечъ, забѣгаетъ сзади и ранитъ его.

Слуга.

                                           О, я убитъ!...
             Милордъ! у васъ остался глазъ.... Смотрите,

Указываетъ на Корнвалля.

             Вы отмщены.... О!

Умираетъ.

Корнвалль.

                                 Не посмотритъ больше....

Вырываетъ у Глостера другой глазъ и бросаетъ.

             Прочь, гадкій студень!... Гдѣ твой блескъ теперь!
   

Глостеръ.

             Все гибель, мракъ!-- Да гдѣ-жь мой сынъ Эдмундъ?...
             Воспламени, что есть огня въ натуръ,
             И заплати за дьявольскій разбой!
   

Регана.

             Прочь, низкій плутъ!-- Не кличь того, кто самъ
             Гнушается тобой! Твою измѣну
             Онъ намъ открылъ; онъ слишкомъ добръ, чтобъ могъ
             Сочувствовать тебѣ.
   

Глостеръ.

                                 О, я безумецъ! --
             Мой сынъ Эдгаръ предательски погибъ....
             Прости мнѣ грѣхъ, спаси его, о небо!
   

.

             Гони его за ворота,-- пускай
             Свою дорогу въ Дувръ онъ носомъ ищетъ.-- Корнвалю.
             Но что съ тобой? такъ странно смотришь ты....
   

Корнвалль.

             И раненъ, другъ мой.... Ну, пойдемъ отсюда. --
             Прочь тварь слѣпую,-- на навозъ его!

Смотритъ на свою руку.

             Какъ кровь бѣжитъ! Не кстати эта рана....
   

Регана.

             Дай руку мнѣ.

Корнваль уходить, поддерживаемый Реганою; слуги развязываютъ Глостера и уводятъ его.

1-й слуга.

                                 Когда сойдетъ ему
             И это съ рукъ,-- на всякій грѣхъ пущуся.
   

2-й слуга.

             Ну, если ей судилось долго жить
             И встрѣтить смерть на старости спокойно,
             Такъ женщины въ чудовищъ обратятся.
   

1-й слуга.

             Пойти скорѣй за графомъ,-- да сыскать
             Хоть нищаго, чтобы водилъ слѣпого:
             Они на все готовы шатуны.
   

2-й слуга.

             Ступай -- а я пока бѣлковъ да тряпокъ
             Для глазъ его кровавыхъ захвачу. --
             Не покидай его, святое небо!

Уходятъ съ разныя стороны.

   

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1,

Поляна.

Входитъ Эдгаръ.

Эдгаръ.

             Быть такъ и знать про свой позоръ -- намъ легче,
             Чѣмъ слушать лесть и чуять свой позоръ 44)!
             Кто выжилъ всю житейскую невзгоду --
             Тревоги нѣтъ, надежда впереди.
             Удачѣ жутко, что то будетъ завтра,
             А горе только радости и ждетъ....
             Такъ здравствуй же, ты, вѣтеръ безтѣлесный,
             Что льнешь къ груди моей! Ты сдулъ меня
             На самый низъ: за то я расквитался
             Со всѣмъ съ тобой Но это кто идетъ?

Старикъ ведетъ Глостера.

             Отецъ! съ такимъ вожатымъ!... словно нищій....
             О міръ! о міръ! о міръ!-- Когда -- съ твоя
             Смѣшная дребедень не заставляла
             Насъ презирать тебя -- до позднихъ дней
             Не дотянула-бъ жизнь!...
   

Старикъ.

   О, мой добрый господинъ,-- ужь лѣтъ восемьдесятъ будетъ, какъ я живу фермеромъ, у покойнаго вашего батюшки и у васъ.
   

Глостеръ.

             Оставь меня, мой другъ,-- твое участье
             Мнѣ ни къ -- чему, тебѣ же насолитъ.
   

Старикъ.

             Но вы, милордъ, не видите дороги....
   

Глостеръ.

             Нѣтъ у меня дороги, такъ и глазъ
             Не нужно мнѣ. И зрячій то я падалъ....
             Какъ часто насъ сбиваетъ съ толку счастье,--
             А горе, смотришь, наведетъ на умъ! --
             Ахъ, милый сынъ Эдгаръ, сгубилъ бѣднягу
             Обманутый отецъ!-- Когда-бъ дожить,
             Чтобъ увидать тебя хоть осязаньемъ --
             И бы сказалъ: опять съ глазами я!

Старикъ Эдгару.

             Эй ты, постой!

Эдгаръ всторону.

                       О, боги, кто-жь посмѣетъ
             Сказать: вотъ край всѣхъ золъ моихъ!-- Теперь
             Я чую зло, какъ прежде не бывало....
   

Старикъ.

   А, это полоумный Томъ.
   

Эдгаръ всторону.

             И все еще подкрасться можетъ зло....
             Нѣтъ злу конца, пока есть сила молвить:
             Вотъ злу конецъ!
   

Старикъ.

                                 Куда идешь, пріятель?
   

Глостеръ.

             Онъ нищій?
   

Старикъ.

                                 Да,-- и нищій, и помѣшанъ.
   

Глостеръ.

             Но есть же смыслъ, коли на-хлѣбъ онъ проситъ.
             Вчера въ грозу, такого бѣдняка
             Я повстрѣчалъ, и не-хотя подумалъ,
             Что человѣкъ есть червь. Потомъ на мысль
             Пришелъ мой сынъ, хоть онъ былъ чуждъ еще
             Душѣ моей.... Съ тѣхъ поръ я много понялъ....
             Мы для боговъ, что мухи для дѣтей:
             Охотятся по человѣку боги!
   

Эдгаръ всторону.

             Да какъ могло то статься!... Тяжело
             Шута передъ страдальцемъ корчить.... Горько
             И людямъ и себѣ.-- Глостеру.-- Богъ въ помочь вамъ!
   

Глостеръ.

             Не это ли оборвышъ-нищій твой?
   

Старикъ.

             Да, сэръ.
   

Глостеръ.

                       Оставь же насъ,-- но если хочешь
             Мнѣ услужить, припомнивъ старину,
             Такъ принеси какіе есть обноски
             Для бѣдняка, и попроси его
             Быть вожакомъ моимъ. Ты насъ догонишь
             За милю, за двѣ по дорогѣ въ Дувръ.
   

Старикъ.

             Но онъ дуракъ.
   

Глостеръ.

                                 Плохія времена,
             Когда слѣпыхъ пойдутъ водить безумцы....
             Ну, дѣлай же, какъ я тебѣ сказалъ,
             Или какъ самъ ты знаешь, но прошу
             Тебя, уйди отсюда.
   

Старикъ.

                                 Будь, что будетъ,
             Я принесу, что лучшее найду.

Уходитъ.

   

Глостеръ.

             Эй ты, оборвышъ?
   

Эдгаръ.

                                           Тому холодно.... Всторону.
             Я не могу съ нимъ больше притворяться....
   

Глостеръ.

   Поди сюда.
   

Эдгаръ всторону.

   Я долженъ.... Громко.-- Миръ бѣднымъ глазамъ, твоимъ,-- онѣ сочатся кровью.
   

Глостеръ.

   Знаешь дорогу въ Дувръ?
   

Эдгаръ.

   И проѣздную, и пѣшую, всѣ заставы и перелазы. Бѣдный Томъ загубилъ свою голову. Да спасутъ тебя боги, добрый человѣкъ, отъ нечистой силы. Пятеро бѣсовъ разомъ залѣзли въ бѣднаго Тона: Обидикутъ -- бѣсъ распутства, Гобидидэнсъ -- князь нѣмоты, Магу -- воровства, Maдо -- убійства, Флибертиджибетъ -- ломанья и гримасъ,-- у этого въ командѣ всѣ ключницы и горничныя.... Да помилуетъ тебя небо!
   

Глостеръ.

             Послушай, другъ, возьми вотъ кошелекъ,
             Ты, волею судебъ уничиженный!
             Съ моей бѣды тебѣ добро пойдетъ....
             Да будетъ такъ во-вѣкъ! Пускай богачъ,
             По горло въ роскоши, весь равнодушный
             Къ тому, чего онъ самъ не пережилъ,
             Который знать не хочетъ божьей правды --
             Пусть дрогнетъ онъ подъ карою небесъ!...
             Тогда пошелъ бы на дѣлежъ весь лишекъ,
             И каждому достался бы свой пай....
             Ты знаешь Дувръ?
   

Эдгаръ.

                                 Еще-бъ!
   

Глостеръ.

                                           Тамъ есть скала:
             Высокою, понурой головою
             Глядитъ она пугливо въ глубь. Взведи
             Меня на ту скалу, на самый гребень --
             И нищету твою подаркомъ цѣннымъ
             Я искуплю. Оттуда вожака не нужно мнѣ.
   

Эдгаръ.

             Дай руку,-- бѣдный Томъ
             Сведетъ тебя.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 2.

Передъ дворцомъ герцога Альбани,

Входятъ Гонерилб, Эдмундъ,-- на встрѣчу имъ Освальдъ.

Гонериль.

             Привѣтствую васъ, графъ!-- Мнѣ странно то,
             Что сладенькій супругъ мой насъ не встрѣтилъ.-- Освальду.
             Гдѣ герцогъ?
   

Освальдъ.

                       Здѣсь, но онъ совсѣмъ не тотъ,
             Что прежде былъ.... Я говорю, что врагъ
             На берегу уже -- онъ улыбнулся;
             Я говорю, вернулись вы домой --
             "Тѣмъ хуже", онъ въ отвѣтъ; сказалъ ему
             Про Глостера измѣну, честный подвигъ
             Эдмунда -- онъ глупцомъ назвалъ меня:
             Ты, говоритъ, все видишь на изнанку.
             Онъ радъ тому, что должно злить его,
             А злитъ его, что радовать могло бы.
   

Гонериль.

             Ну, значитъ, путь вашъ конченъ. Это страхъ
             Дрянной души, что воли нѣтъ на дѣло.
             Онъ тѣхъ обидъ не чуетъ, что смолчать
             Нельзя. Свершиться можетъ планъ, что мы
             Рѣшили на пути....45) Вернитесь къ (Грату,
             Собравъ полки, ведите ихъ на бой,--
             А я должна смѣняться здѣсь оружьемъ
             И прялку сдать на руки муженьку. --
             Посредникъ нашъ -- вотъ вѣрный мой дворецкій...
             И если вы пойдете смѣло къ цѣли
             Васъ скоро ждетъ душевный мой завѣтъ....

Надѣваетъ на него шарфъ

             Носи его!... Склонись, Эдмундъ....46) молчи....

Быстро цалуетъ его и тихо говоритъ.

             Когда-бъ сказался поцалуй мой словомъ,
             Высоко-бъ онъ унесъ мечту твою....
             Пойми меня.... Прощай!
   

Эдмундъ.

                                           Я твой до гроба.

Уходитъ.

Гонериль.

             О милый мой! о дорогой мой Глостеръ! --
             То человѣкъ -- и это человѣкъ...
             Тебѣ, какъ дань, весь пылъ моихъ желаній,--
             А шутъ грязнитъ постель пою....
   

Освальдъ.

                                                     Вотъ герцогъ!
   

Гонериль.

             Мнѣ кажется, я-бъ стоила хоть свиста47).
   

Альбани.

             Ты пыли той не стоишь, Гонериль,
             Что на лицо тебѣ сдуваетъ вѣтеръ.
             Ты мнѣ страшна... Кто пренебрегъ своимъ
             Началомъ, тотъ не сдержится ничѣмъ.
             Отпала вѣтвь отъ дерева роднаго,
             Навѣки ей возврата къ жизни нѣтъ 48).
   

Гонериль.

             Ну будетъ! что за глупый текстъ вы взяли.
   

Альбани.

             И правда, и добро для низкихъ низко.
             Позоръ однимъ позоромъ и живетъ.
             Что сдѣлали -- не дочери, тигрицы,
             Что сдѣлали вы надъ отцомъ роднымъ!
             Вы старика съ душой такою ясной,
             Что звѣрь бы сталъ лизать ему сѣдины,
             Вы, выродки, съ ума его свели!
             И какъ стерпѣлъ то братъ мой благородный?
             Онъ мужъ, онъ князь, онъ ввѣкъ ему должникъ...
             О, если тутъ же всѣми зримый мститель
             Не снидетъ къ намъ, чтобы уздой сдержать
             Позорное злодѣйство это-люди,
             Какъ гадъ морской, другъ друга станутъ жрать.
   

Гонериль.

             Бездушный шутъ! ты носишь на плевки
             Свой лобъ, ты носишь щеки для пощечинъ.
             Не разберешь ты гдѣ позоръ, гдѣ честь.
             Не знаешь ты, что только слабоумнымъ
             Жаль тѣхъ плутовъ, что настигаетъ казнь,
             Пока ихъ планъ не вызрѣлъ въ преступленье....
             Ну что молчитъ твой кличъ?-- Французскій стягъ
             Давно шумитъ надъ нашею страною,
             Тебѣ грозитъ въ пернатомъ шлемѣ врагъ,
             А ты, дуракъ мой нравственный, глядишь
             Да хнычешь: ахъ, что-жь это за напасть!
   

Альбани.

             Да оглянись ты, демонъ, на себя! --
             Коли пойдетъ на безобразье баба --
             Ужаснѣй дьявола она...
   

Гонериль.

                                           Пустой
             Болванъ!
   

Альбани.

                       Хоть изъ стыда-то не юродствуй,
             Лукавая и скрытная ты тварь!
             Когда -- бъ, въ слѣпомъ ожесточеньи, руки
             Пошли на то, что кровь мнѣ говоритъ --
             Я-бъ тѣло рвалъ твое, ломалъ бы кости....
             Но ты хоть чортъ -- твой женскій видъ тебя
             Спасаетъ.
   

Гонериль.

                       Что-жь? еще-ль не молодчина!

Входитъ гонецъ.

Гонецъ.

             Милордъ! Корнвалль скончался, пораженный
             Слугой, когда у Глостера сталъ рвать
             Другой онъ глазъ.
   

Альбани.

                                 Какъ! Глостера глаза!
   

Гонецъ.

             Слуга вскормленъ имъ.... Дрожь его забила....
             На графа мечъ на принца поднялъ онъ;
             Тотъ, въ бѣшенствѣ, свалилъ его на мѣстѣ,
             Но раненъ былъ, и скоро номеръ самъ.
   

Альбани.

             Есть правда тамъ, коли небесный судъ
             Такъ быстро мститъ за наши злодѣянья!...
             Но бѣдный графъ!-- такъ глаза онъ лишонъ?
   

Гонецъ.

             Обоихъ, сэръ, обоихъ!-- Гонерили.-- Вотъ письмо
             Реганы,-- просятъ отвѣчать скорѣе.
   

Гонериль всторону.

             Бѣда, кажись, еще не велика....
             Но вѣдь она -- вдова. Съ ней -- Глостеръ мой.
             Все зданіе мечты моей готово
             Упасть на жизнь постылую мою!...
             А, впрочемъ, вѣсть не очень-то дурная.... 49) Гонцу.
       ;      Сей-часъ прочту и напишу отвѣтъ.

Уходитъ.

   

Альбани.

             Но гдѣ-жь былъ сынъ, когда у графа рвали
             Глаза его?
   

Гонецъ.

                       Онъ вмѣстѣ съ герцогиней
             Отправился сюда.
   

Альбани.

                                 Но онъ здѣсь не былъ.
   

Гонецъ.

             Вернулся ужь,-- мы повстрѣчались съ нимъ.
   

Альбани.

             Онъ зналъ про то?
   

Гонецъ.

                                 Да, зналъ, милордъ,-- вѣдь онъ
             На графа и донесъ, потомъ уѣхалъ,
             Чтобъ руки имъ на пытку развязать.
   

Альбани.

             Я, Глостеръ, живъ!-- Я оцѣню твою
             Предъ королемъ заслугу; я отмщу
             За бѣдные глаза твои!-- Ступай,
             Мой другъ, ты мнѣ разскажешь все подробно.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 3.

Французскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ Кентъ и джентльменъ изъ свиты короля.

Кентъ.

   Намъ извѣстно зачѣмъ французскій король такъ внезапно уѣхалъ домой50)?
   

Джентльменъ.

   Говорятъ, позабылъ кончить какія-то дѣла, на столько важныя, что они потребовали личнаго его распоряженія.
   

Кентъ.

             Кто безъ него командуетъ войсками?
   

Джентльменъ.

             Французскій маршалъ де Ле-Феръ.
   

Кентъ.

                                                     Ну что,
             Письмо мое Корделью огорчило?
   

Джентльменъ.

             Она при мнѣ его читала, сэръ,
             И крупная слеза не разъ сбѣгала
             На нѣжную щеку ея;-- казалось,
             Она царитъ надъ спорною тревогой,--
             Тревога-жь, словно смѣлый бунтовщикъ,
             Боролась съ ней.
   

Кентъ.

                                 Такъ это взволновало
             Ее?
   

Джентльменъ.

                       Не до отчаянья.-- Волненье
             Въ ней спорило съ покорностью судьбѣ:
             Что больше ей придастъ очарованья? --
             Видали вы, какъ солнце свѣтить въ дождь?
             Такъ изъ за-слезъ свѣтилась въ ней улыбка....
             Счастливица, играя на устахъ
             Ея роскошныхъ, точно и не знала
             Кто тамъ гоститъ у глазъ,-- а слезы все
             Сбѣгали съ нихъ, какъ перлы изъ алмазовъ....
             Ну, словомъ, грусть была-бъ любимой вещью,
             Когда бы всѣ такъ мило горевали.
   

Кентъ.

             И ничего она не говорила?
   

Джентльменъ.

             Да, разъ иль два промолвила: отецъ!
             И глубоко вздохнула, словно звуки
             Давили грудь. Потомъ вскричала: "Сестры!
             Стыдъ женщинъ! о, сестры! Кентъ! отецъ!
             О, сестры! какъ! въ такую ночь! въ грозу!...
             Нѣтъ сердца въ васъ!" Но тутъ она стряхнула
             Святую влагу отъ небесныхъ глазъ
             И смыла вопль. За тѣмъ, бѣдняжка,
             Скользнула въ дверь, чтобы одной остаться
             Съ тоской своей.
   

Кентъ.

                                 Есть звѣзды, высоко
             Царящія надъ нашей волей звѣзды....
             Иначе, какъ, отъ одного отца
             И матери, такимъ дѣтямъ родиться! --
             Ты послѣ съ ней не говорилъ?
   

Джентльменъ.

                                                     Нѣтъ, сэръ.
   

Кентъ.

             Король былъ здѣсь?
   

Джентльменъ.

                                 Да, здѣсь.
   

Кентъ.

                                           Ну это лучше....
             Страдалецъ Лиръ нашъ въ городѣ теперь.
             Когда порой яснѣетъ въ немъ разсудокъ,
             Онъ сознаетъ, что привело насъ въ Дувръ,
             И низачто не хочетъ согласиться
             Увидѣть дочь свою.
   

Джентльменъ.

                                           Да отчего-жь?
   

Кентъ.

             Такъ захватилъ его всесильный стыдъ!...
             Онъ снялъ съ нее свое благословенье,
             Пустилъ къ чужимъ на всякую невзгоду,
             Онъ лучшія права ея отдалъ
             Тѣнь дочерямъ своимъ собако-сердымъ...
             Все это такъ язвительно грызетъ
             Въ немъ мысль, что жгучій стыдъ не допускаетъ
             И близко къ ней.
   

Джентльменъ.

                                           Ахъ, бѣдный мой король!
   

Кентъ.

             Гдѣ армія Альбани и Корнвалля?
   

Джентльменъ.

             Ужь на пути.
   

Кентъ.

                                 Пойдемъ же прямо къ Лиру.
             Ты будь при немъ.... Есть важныя причины,
             Что я еще открыться помогу.
             Когда-жь скажусь я подъ своимъ прозваньемъ,
             Ты плакаться не станешь, что сошлось
             Съ тобою мы.-- Пойдемъ же поскорѣе.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Королевская палатка.

Входитъ Корделія, лекарь, офицеръ и солдаты.

Корделія.

             Ахъ, это онъ!-- Сей-часъ встрѣчался здѣсь
             Безумный, какъ разгнѣванное море....
             Онъ громко пѣлъ, въ вѣнкѣ изъ васильковъ,
             Горчицы, куколя, крапивы, маку
             И сорныхъ травъ, растущихъ по хлѣбамъ --
             Послать скорѣй хоть цѣлый полкъ солдатъ.-- Офицеру.
             Пускай вездѣ обыщутъ по бурьянамъ
             И приведутъ его мнѣ на-глаза.

Офицеръ уходитъ.

             Ахъ, можетъ ли людское знанье всё
             Вернуть ему потерянный разсудокъ?
             Кто исцѣлитъ его, пусть все возьметъ,
             Въ чемъ я властна...
   

Лекарь.

                                 Возможность есть, милэди.
             Теперь ему всего нужнѣе сонъ --
             Кормилица и няня всей природы.
             А усыпить его есть много средствъ:
             Отъ силы ихъ заснетъ само мученье.
   

Корделія.

             Растите же, съ росою слезъ моихъ,
             Вы всѣ, земли невѣдомыя силы,
             Вы таинства святыя,-- и душѣ
             Его больной даруйте исцѣленье....
             Искать, искать его! Одинъ, съ тоской
             Своей, онъ жизнь загубитъ, безпомощный.

Входитъ гонецъ.

Гонецъ.

             Войска враговъ подходятъ, королева.
   

Корделія.

             И ихъ ждала, готова встрѣтить ихъ.
             Я за тебя иду, отецъ мой милый!
             Высокій мой властитель пожалѣлъ
             Моей тоски и слезъ моихъ горючихъ....
             Не честолюбіе ведетъ меня,--
             Любовь, любовь святая, и нрава
             Отца сѣдаго... Какъ бы мнѣ скорѣе
             Его услышать, на него глядѣть.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 5.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входитъ Регана и Дворецкій.

Регана.

             Что, братнины войска въ походѣ?
   

Дворецкій.

                                                               Да.
   

Регана.

             И братъ пошелъ?
   

Дворецкій.

                                 На-силу собрался....
             Сестрица ваша много лучшій воинъ.
   

Регана.

             Что, лордъ Эдмундъ съ нимъ въ замкѣ говорилъ?
   

Дворецкій.

             Онъ не видалъ его.
   

Регана.

                                 Но что же значитъ
             Письмо сестры къ Эдмунду?
   

Дворецкій.

                                                     Я не знаю.
   

Регана.

             Не даромъ онъ такъ поспѣшилъ отъ насъ....
             Неловко мы взялось тогда за дѣло!
             Чтобъ стоило вамъ Глостера убить,
             Какъ вырвала глаза! И вотъ куда бы
             Онъ ни пришелъ -- вездѣ и все на насъ.
             Мнѣ кажется, Эдмундъ теперь поѣхалъ
             Изъ жалости безсвѣтную его51)
             Покончить жизнь,-- да кстати о французахъ
             Поразузнать.
   

Дворецкій.

                                 Я поспѣшу за нимъ.
   

Регана.

             Мои полки выходятъ на разсвѣтѣ,--
             Ты ѣхать могъ бы при войскахъ; пути
             Опасны здѣсь.
   

Дворецкіе.

                                 Не смѣю,-- мнѣ велѣло
             Спѣшить съ письмомъ.
   

Регана.

                                           Да что же ей писать-то!
             Вѣдь могъ бы ты и на словахъ сказать. --
             Ужь что нибудь да есть... но что -- не знаю.
             Дай мнѣ письмо, я буду благодарна.
   

Дворецкій.

             Скорѣй готовъ....52)
   

Регана.

                                 Я знаю хорошо,
             Что госпожа твоя не любитъ мужа.
             Молча, молча.... Въ послѣдній свой пріѣздъ,
             Она смотрѣла на Эдмунда такъ,
             Что словно съѣсть хотѣла бы глазами.
             Я знаю, ты повѣреннымъ у нихъ....
   

Дворецкій.

             Я, лэди!
   

Регана.

                                 Ты,-- я дѣло говорю....
             Но слушай: мужъ мой, самъ ты знаешь, умеръ;
             Съ Эдмундомъ мы сошлись -- и онъ скорѣй
             На мнѣ, чѣмъ на сестрѣ жениться можетъ.
             Ученаго учить -- вѣдь только портить! --
             Вручи ему вотъ эту вещь.... Но если
             Сестрѣ меня ты выдашь, такъ прибавь ужь,
             Что ей пора бы взяться и за умъ.
             Затѣмъ, прощай! -- Случится, что узнаешь
             Про этого измѣнника -- слѣпца,
             Не позабудь про щедрую награду
             За голову его.
   

Дворецкій.

                                 О, еслибъ мнѣ
             Cъ нимъ встрѣтиться,-- я показалъ бы
             Кому служу.
   

Регана.

                                 Ну, хорошо,-- прощай!

Уходятъ.

   

СЦЕНА 6.

Поле близъ Дувра.

Входятъ Глостеръ и Эдгаръ въ платьѣ селянина.

Глостеръ.

             Когда же мы взойдемъ на верхъ утеса?
   

Эдгаръ.

                 Корнвалль.
  
             Куда онъ ѣдетъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Онъ велитъ садиться
             На лошадей; куда жъ, не знаю я.
  
                                 Корнвалль.
  
             Нѣтъ лучшаго, какъ дать ему дорогу.
             Онъ самъ себя ведетъ.
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Вы ни за что,
             Милордъ, его остаться не просите.
  
                                 Глостеръ.
  
             Ахъ, ночь близка; холодный вѣтръ шумитъ
             Ужасно; миль на нѣсколько вкругъ нѣтъ
             Ни одного куста.
  
                                 Регана.
             
                                 О, Сиръ, упрямымъ
             Тѣ непріятности должны быть школой,
             Которыя они находятъ сами.
             Заприте лишь ворота ваши. Съ нимъ
             Отчаянная свита; опасаться
             Велитъ того само благоразумье,
             Къ чему они его настроить могутъ;
             А обмануть его весьма легко.
  
                                 Корнвалль.
  
             Милордъ, велите запереть ворота.
             Ночь страшная! Совѣтъ моей Реганы
             Хорошъ. Уйдемъ-те отъ грозы.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Дикая степъ. Буря съ громомъ и молніей.

Кентъ и Джентлеменъ встрѣчаются.

  
                                 Кентъ.
  
             Кто здѣсь, кромѣ дурной погоды?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Тотъ, чья душа мятется, какъ погода.
  
                                 Кентъ.
  
             Я знаю васъ. Гдѣ нашъ Король?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Сражается съ сердитою стихіей;
             Взываетъ къ вѣтру, чтобъ сдулъ землю въ море,
             Иль къ морю, чтобы потопило сушу,
             Да все измѣнится, или погибнетъ!
             Рветъ волосы сѣдые на себѣ,
             И бурный вѣтръ, въ слѣпомъ ожесточеньи,
             Ихъ подхвативъ, уноситъ въ безпредѣльность
             Онъ силится, своимъ духовнымъ міромъ,
             Противустать дождю и вѣтру. Въ ночь,
             Когда медвѣдица съ дѣтьми въ берлогѣ,
             Левъ, тощій волкъ -- сухую шерсть имѣютъ,
             Онъ бѣгаетъ съ открытой головой,
             И вызываетъ гибель на сраженье.
  
                                 Кентъ.
  
             Но кто же съ нимъ?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Одинъ дуракъ, который отшутить
             Старается души его мученья.
  
                                 Кентъ.
  
             Сиръ, я васъ знаю, и рѣшаюсь вамъ --
             Порукой въ томъ мнѣ опытность моя
             Повѣрить дѣло важное весьма.
             Произошелъ раздоръ (хотя его
             Лице взаимной хитростью досель
             Закрыто) межъ Альбани и Корнваллемъ.
             Они имѣютъ слугъ (да у кого
             И нѣтъ ихъ, кто счастливою звѣздой
             Взведенъ на тронъ и высоко поставленъ?),
             Которые, подъ маской доброхотства,
             Лазутчиками служатъ для Французовъ.
             Извѣстно- все имъ въ Государствѣ: ссоры
             Межъ Герцоговъ и всѣ лукавства ихъ;
             Безчеловѣчность, съ коей поступили
             Они противу старца-Короля,--
             А можетъ быть и что либо поглубже,
             Къ чему все это лишь -- приготовленья.
             Но вѣрно, что идутъ войска Французовъ
             Въ разстроенное это Королевство.
             Оплошностью воспользовавшись нашей,
             Войска сіи ужъ тайно въ самыхъ лучшихъ
             Изъ нашихъ гаваней на берегъ вышли,
             И знамена свои распустятъ скоро.
             До васъ же вотъ въ чемъ дѣло: если вы,
             Мнѣ вѣря, поспѣшите въ Дувръ,-- вы тамъ
             Такихъ найдете, кои благодарны
             За точное извѣстіе вамъ будутъ,
             О томъ, какой жестокою печалью
             Терзается Король.
             Я Джентлеменъ, по крови, воспитанью,
             И, зная, что я въ васъ не обманусь,
             Вамъ предлагаю это дѣло.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Я
             Поговорю еще объ этомъ съ вами.
  
                                 Кентъ.
  
             О, нѣтъ, не дѣлайте того.
             Для подтвержденья, что я больше, чѣмъ
             Кажусь, откройте этотъ кошелекъ,
             И, что тамъ есть, возмите. Если вы
             Увидите Корделію (въ чемъ я
             Не сомнѣваюсь), покажите ей
             Сей перстень, и тогда она вамъ скажетъ,
             Кто человѣкъ, котораго теперь вы
             Не знаете еще.-- Какая буря!
             Пойду искать я Короля.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Подайте
             Мнѣ руку вашу. Не хотите ль вы
             Еще сказать мнѣ что?
  
                                 Кентъ.
  
                                 Въ словахъ не много,
             Но въ сущности, гораздо больше, чѣмъ
             До сихъ поръ, то есть, если Короля
             Найдемъ мы (для того идите вы
             Сюда, а я туда),-- то тотъ, кто прежде
             Съ нимъ встрѣтится, другаго пусть покличетъ.

(Уходятъ въ разныя стороны.)

  

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Другая часть дикой степи.-- Буря продолжается.

Лиръ и Дуракъ.

  
                                 Лиръ.
  
             Дуй, вѣтеръ! рви щеки (32)! Злися! Дуй.!
             Вы, хляби, ураганы, изрыгайтесь,
             Пока зальете флюгеры на башняхъ!
             Вы, быстрые, какъ взоръ и мысль, огни,
             Предтечи стрѣлъ, въ куски дробящихъ дубы!
             Палите бѣлую мою главу!
             А ты, громъ, все колеблющій подѣ солнцемъ,
             Грянь прямо въ толстый шаръ вселенной!
             Разбей основы бытія! Разсыпь
             Всѣ семена, отъ коихъ возникаетъ
             Неблагодарныи человѣкъ!
  

Дуракъ.

   О, кумъ, въ сухомъ домѣ лучше, нежели подъ этимъ дождемъ на дворѣ. Добрый кумъ, иди туда, и проси у дочерей своихъ благословенія. Эта ночь не жалѣетъ ни умныхъ людей, ни дураковъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Реви всей бездною! Жги, огнь! Лей, дождь!
             Дождь, вѣтръ, огнь, громъ -- не дочери мои.
             Васъ, элементы, я не укоряю
             Въ жестокости. Я не давалъ вамъ Царства,
             Не называлъ дѣтьми своими васъ.
             Вы не должны повиноваться мнѣ.
             Такъ тѣштесь же ужасно надо мною!
             Вотъ я стою предъ вами, какъ невольникъ,--
             Безсильный, бѣдный, презрѣнный старикъ;--
             Но все зову васъ подлыми рабами,
             Которые, съ четой дѣтей преступныхъ
             Вступивъ въ союзъ, подняли брань на небѣ,
             Противъ главы, такъ бѣлой, какъ моя!
             О, о, позоръ!
  

Дуракъ.

   Тотъ, кто имѣетъ домикъ, чтобы туда прятать свою голову, имѣетъ хорошую башку.
  
             Калпакь, ища мѣстечка прежде,
             Чѣмъ будетъ домъ у головы,
             Обманется въ своей надеждѣ: --
             (Женитьбы нищихъ таковы). (53)
             Кто ставить палецъ свой большой
             Тамъ у себя, гдѣ сердце бьется,--
             Кричитъ отъ боли: ой, ой, ой!
             И что вздремнетъ, то и проснется.
  
   Вѣдь не было еще ни одной красавицы, которая не кривлялась бы передъ зеркаломъ.

(Входитъ Кентъ)

  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ! Я хочу быть образцомъ терпѣнья!
             Не буду говорить ни слова.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Кто здѣсь?
  

Дуракъ.

   Правду сказать, здѣсь Король да калпакъ, то есть умникъ да дуракъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Ахъ, Сиръ, вы здѣсь? Все, любящее ночь,
             Не любить таковыхъ ночей, какъ эта.
             Разгнѣванное небо ужасаетъ
             Тѣхъ самыхъ, кои бродятъ среди мрака (34),
             И имъ велитъ скрываться по норамъ.
             Какъ взросъ, не помню я такихъ потоковъ
             Огня, такихъ ужасныхъ тресковъ грома,--
             Стонанья, шума вѣтра и дождя.
             Не можетъ снесть природа человѣка --
             Страданія и ужаса.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Пусть боги
             Великіе, десница коихъ держитъ
             Надъ нашими глазами эти громы,
             Теперь найдутъ своихъ враговъ! Дрожи,
             Несчастное творенье, внутрь себя
             Таящее такія преступленья,
             Которыхъ судъ правдивый не каралъ.
             Сокройся ты, кровавая рука,
             Ты, нарушитель клятвъ, кровосмѣситель*
             Личину добродѣтели носящій!
             Разтрепещись въ куски, презрѣнный рабъ,
             Подъ маскою поступковъ благовидныхъ
             На жизнь злоумышлявшій человѣка.
             Раскройте скрытыя свои вины,
             Развейте свитые изгибы сердца,
             И вѣстниковъ ужасныхъ сихъ молите --
             Васъ пощадить! Я человѣкъ, который
             Винъ больше терпитъ, чѣмъ виновенъ самъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Ахъ! онъ съ открытой головой! Милордъ,
             Не далеко отсюда есть шалашъ:
             Вамъ оный ссудитъ дружба отъ невзгоды;.
             Спокойтесь тамъ; межъ тѣмъ пойду я въ сей
             Жестокій домъ (жесточе, камень чѣмъ,
             Изъ коего построенъ; -- гдѣ сію
             Минуту, какъ я спрашивалъ о васъ,
             Во входѣ отказали мнѣ),-- и силой
             Въ нихъ разбужу скупое состраданье.
  
                                 Лигъ.
  
             Мой умъ мѣшаться начинаетъ.-- Ну!
             Пойдемъ, братъ! Каково тебѣ? Озябъ ты?
             Я самъ озябъ.-- Любезный, гдѣ жъ солома?--
             Какъ удивительно искуство нуждъ!
             Ничтожную вещь дѣлаетъ безцѣнной.--
             Ступай въ шалашъ, ты бѣдный мой дуракъ
             И плутъ. Въ моемъ еще есть сердцѣ часть,
             Которая жалѣетъ о тебѣ (35).
  
                                 Дуракъ.
  
             Кто капельку ума имѣетъ,
             Гей, го! вѣтръ, дождь ли -- все пройдешь!
             Поладить съ счастьемъ онъ сумѣстъ,
             Хотъ дождь и каждый день идетъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Ты правъ, любезный!-- Ну, веди въ шалашъ насъ!

(Лиръ и Кентъ уходятъ.)

  

Дуракъ.

   Вотъ прекрасная ночь Прежде, чѣмъ пойду, предскажу я кое-что.
  
             Когда лишь словомъ святъ ключарь;
             Льетъ въ пиво воду пивоваръ;
             Портному щеголъ кроитъ мѣрку;
             Святой считаютъ лицемѣрку; --
             Когда все право на судѣ; --
             Ни бѣдныхъ, ни долговъ нигдѣ; --
             Злословь пускать свой ядъ забудетъ,
             Воръ тибритъ кошельковъ не будетъ,
             Покажетъ деньги всѣмъ скупецъ,
             И церковь выстроитъ подлецъ:
             Тогда мой славный Альбіонъ
             Придетъ въ большой конфузіонъ (36)!
             Кто живъ, увидитъ, въ тѣхъ вѣкахъ
             Ходить всѣ будутъ на ногахъ.
  
   Это предскажетъ Мерлинъ; ибо я живу прежде его времени.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ТРЕТІЯ.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ: Глостеръ и Эдмундъ.

  

Глостеръ.

   Ахъ, ахъ, Эдмундъ! мнѣ не нравится этотъ жестокій поступокъ. Когда я просилъ ихъ, чтобъ они позволили мнѣ принять въ немъ участіе,-- они отняли у меня право располагать собственнымъ моимъ домомъ; запретили мнѣ, подъ опасеніемъ вѣчнаго-гнѣва, говорить съ нимъ, просить за него, или какимъ нибудь образомъ помогать ему.
  

Эдмундъ.

   Жестоко и безчеловѣчно!
  

Глостеръ.

   Ну! только не говори ничего. Герцоги въ раздорѣ; а еще того хуже вотъ что: я получилъ письмо нынѣшнюю ночь; -- опасно говорить объ этомъ; -- я заперъ письмо это въ своемъ кабинетѣ. За оскорбленія, какія теперь переноситъ Король, будетъ страшное мщеніе. Часть войска уже вышла на берегъ: -- мы должны быть на сторонѣ Короля. Я сыщу его, и тайно буду ему помогать. Иди и разговаривай съ Герцогомъ, чтобъ онъ не замѣтилъ моего отсутствія. Если онъ спроситъ обо мнѣ,-- я боленъ, въ постелѣ. Пусть я умру,-- какъ и должно ожидать по угрозамъ,-- но Королю, моему престарѣлому Государю, должно помочь. Чего-то страннаго надобно ожидать, Эдмундъ; пожалуй-ста будь остороженъ.

(Уходитъ.)

                                 Эдмундъ.
  
             Такая нѣжность, извините, тотчасъ
             Ему извѣстна будетъ; съ нею жъ вмѣстѣ
             И то письмо.-- Прекрасная услуга!
             И мнѣ должна дать то, что мой отецъ
             Теряетъ: все имѣнье цѣликомъ.
             Вверхъ молодой, разставшись съ старикомъ!

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Часть дикой степи съ шалашомъ.

Входятъ: Лиръ, Кентъ и Дуракъ

  
                                 Кентъ.
  
             Милордъ, вотъ мѣсто; добрый Лордъ, войдите!
             Свирѣпство грозной ночи столь жестоко,
             Что человѣкъ сносить его не въ силахъ.

(Буря продолжается.)

  
                                 Лиръ.
  
             Оставь меня.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Мой добрый Лордъ, войдите.
  
                                 Лиръ.
  
             Ты сердце мнѣ рвать хочешь?
  
                                 Кентъ.
  
                                           Нѣтъ! пусть лучше
             Порвется у меня. Милордъ, войдите!
  
                                 Лиръ.
  
             Великимъ ты считаешь, что такой
             Жестокій вѣтръ насъ до костей пронзаетъ.
             То такъ тебѣ; но большая гдѣ боль,
             Тамъ меньшей и не слышно. Ты бѣжишь
             Медвѣдя; но когда твой путь лежитъ
             Шумящаго въ пучину Океана,--
             Ты бросишься скорѣй къ медвѣдю въ пасть.
             Спокоенъ духъ, такъ нѣжится и тѣло.
             Души моей волненье заглушаетъ
             Всѣ чувства у меня; одно лишь нѣтъ,
             Которое такъ бьется здѣсь.

(Указываетъ на сердце.)

                                           Дѣтей
             Неблагодарность! Это не одно ль,
             Какъ если бы уста терзали руку,
             Когда она имъ пищу подаетъ?
             Но я ужасно накажу!-- Нѣтъ! плакать
             Не буду больше я!-- Въ такую ночь
             Не дать мнѣ крова!-- Лей! терпѣть я буду!--
             Въ такую ночь! Регана! Гонерилла!
             Сѣдаго старца, нѣжнаго отца,
             Который вамъ отъ доброты все отдалъ!
             О, это можетъ къ бѣшенству привесть!
             Беречься долженъ я! Ни слова больше
             О томъ!
  
                                 Кентъ.
  
             Войдите, добрый Лордъ, сюда.
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу тебя, иди ты самъ; ищи
             Себѣ покоя. Буря не позволитъ
             Мнѣ размышлять о томъ, что мнѣ вреднѣй,
             Чѣмъ буря.-- Но -- иду.

(Дураку)

                                           Ты, брать, впередъ.
             О, нищета бездомная!-- Иди же.
             Я помолюсь, а тамъ ужъ буду спать.

(Дуракъ идетъ въ шалашъ.)

             Нагія, бѣдныя творенья,-- гдѣ бъ
             Вы ни были,-- которыя жестокость
             Испытываете сей страшной бури!
             Какъ вы, съ открытой головой, съ голоднымъ
             Желудкомъ, въ рубищѣ своемъ раздранномъ,--
             Укроете себя отъ сей грозы?
             О, я заботился ужъ слишкомъ мало
             Объ этомъ. Вотъ! прими лекарство, пышность!
             Открой себя, чтобы узнать по чувству,
             Что чувствуютъ несчастныя творенья;
             Да имъ свое все лишнее отдашь,
             И больше оправдаешь Небеса!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Сажень съ половиной! Сажень съ половиной!
             Бѣдный Томъ.

(Дуракъ бѣжитъ вонъ изъ шалаши.)

  

Дуракъ.

   Не ходи сюда, кумъ; тутъ домовой. Боюсь, боюсь!
  

Кентъ.

   Дай руку мнѣ.-- Кто здѣсь?
  

Дуракъ.

             Домовой, домовой! Онъ говоритъ, что его зовутъ бѣднымъ Томомъ.
  

Кентъ.

   Кто тамъ ворчитъ въ шалашѣ? Выйди вонъ!

(Выходитъ Эдгаръ въ видѣ сумасшедшаго.)

  

Эдгаръ.

   Прочь! злой духъ за мною гонится!-- Сквозь колючій терновникъ дуетъ холодный вѣтръ. Ну! Иди въ твою холодную постель, и грѣйся.
  
                                 Лиръ.
  
             Ты отдалъ все своимъ двумъ дочерямъ?
             И вотъ до этого дошелъ!--
  

Эдгаръ.

   Кто даешь что нибудь бѣдному Тому, котораго злой духъ водилъ по огню и пламени, по мелямъ и пучинамъ, по болоту и топи,-- клалъ ему ножи подъ изголовье, и вѣшалъ петли на молитвенное кресло; ставилъ мышьякъ подлѣ супу,-- такую гордость поселилъ въ его сердцѣ, что онъ на бурой лошади рысью переѣзжаетъ чрезъ четырехъ-дюймовые мосты, и гонится за собственною тѣнью своею, какъ за предателемъ. Пусть будутъ здоровы твои пять чувствъ! Томъ озябъ! О, доди, доди, доди. Боги да спасутъ тебя отъ вихрей, отъ вредоносной кометы, отъ заразы. Подай что нибудь бѣдному Тому, котораго злой духъ мучитъ.-- Я могъ бы теперь имѣть его здѣсь, и тамъ, и тамъ, и здѣсь еще, и тамъ --

(Буря продолжается.)

  
                                 Лиръ.
  
             Какъ! дочери его до состоянья
             Такого довели! Ты ничего
             Не могъ себѣ сберечь? Ты все имъ отдалъ?
  

Дуракъ.

   Нѣтъ, онъ оставилъ себѣ одѣяло; а то всѣмъ намъ было бы стыдно.
  
                                 Лиръ.
  
             И такъ, всѣ язвы, кои воздухъ зыбкій
             Для наказанья преступленій носитъ,
             Да упадутъ на дочерей твоихъ!
  

Кентъ.

   Онъ не имѣетъ дочерей, Милордъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Умрешь, предатель!... Что жъ могло бы
             До низости такой довесть природу,
             Кромѣ его жестокихъ дочерей?
             Не въ модѣ ль, чтобъ несчастные отцы
             Такъ мало жалости къ себѣ встрѣчали
             Въ дѣтяхъ? Казнь правды! Эта плоть родила
             Тѣхъ пеликановъ дочерей!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Пилликокъ сидѣлъ на холмѣ Пилликока.
             Галлу! галлу! лу! лу!
  

Дуракъ.

   Эта холодная ночь всѣхъ насъ подѣлаетъ дураками и сумасшедшими.
  

Эдгаръ.

   Берегись Злаго духа, повинуйся твоимъ родителямъ; свято сдерживай твое слово; не клянись; не давай гордости поселяться въ твоемъ сердцѣ. Бѣдный Томъ озябъ.
  

Лиръ.

   Что былъ ты?
  

Эдгаръ.

   Слуга, гордый душею и сердцемъ; -- я завивалъ себѣ волосы (37), носилъ перчатки на шляпѣ (38), служилъ вожделѣнію сердца своей любезной, и дѣлалъ съ нею дѣло тмы; столько давалъ клятвъ, сколько говорилъ словъ, и нарушалъ ихъ предъ лицемъ милосердаго Неба; -- я засыпалъ, выдумывая похоть, а просыпался, чтобъ творить ее; вино любилъ я до крайности; игру въ кости чрезвычайно; а на счетъ женщинъ перещеголялъ Султана. Не-искренній сердцемъ, легковѣрный ухомъ, жестокій рукою, свинья въ нечистотѣ, лисица въ воровствѣ, волкъ въ жадности, собака въ бѣшенствѣ, левъ въ хищности! Берегись, чтобъ женщины не поймали твоего сердечушка скрыпомъ башмачковъ, шелестомъ шелковаго платья; -- чтобъ нога твоя не стояла; чтобъ рука твоя не дотрогивалась; чтобъ пера твоего не было въ книгахъ заимодавцевъ; да противься злому духу.-- Все сквозь терновникъ дуетъ холодной вѣтръ.-- Говоритъ суумъ мунъ, га но нонни; Дольфинъ, мой мальчикъ, мой мальчикъ, полно! пускай онъ ѣдетъ мимо! (59)

(Буря продолжается.)

  

Лиръ.

   Но лучше бы тебѣ лежать въ могилѣ, нежели нагому переносили, такую жестокость атмосферы? Неужели человѣкъ не больше, какъ это? Разсмотрите его хорошенько! Ты не обязанъ червю шелкомъ, звѣрю кожей, овцѣ шерстью, кошкѣ мускусомъ.-- Га! здѣсь трое изъ насъ поддѣланы! -- Ты самая вещь; -- неодѣтый человѣкъ есть не болѣе, какъ такое бѣдное, двуногое животное, какъ ты. Прочь съ меня, прочь съ меня, ты, взятое взаймы!-- На, разстегни здѣсь.--

(Срываетъ съ себя платье.)

  

Дуракъ.

   Пожалуй-ста, кумъ, не безпокойся: по этой ночи нельзя плавать. Теперь небольшой огонекъ въ дикомъ полѣ былъ бы то же, что сердце стараго шалуна,-- маленькая искра, а всѣ другія части тѣла холодны. Посмотрите-ка! вонъ идетъ ходячій огонь.

(Вдали показывается Глостеръ съ факеломъ.)

  

Эдгаръ.

   Это злой духъ Флиббертиджиббетъ. Онъ начинаетъ вечеромъ, и ходитъ до перваго пѣтуха; насылаетъ бѣльма; дѣлаетъ людей косыми и трегубыми; мочитъ ѣдучею росой бѣлую пшеницу, и портитъ бѣдненькое твореніе земли.
  
             Святой Вейтъ (40) трижды по полю прошелъ,
             Стѣнъ, съ девятью ослёнкаліи, нашелъ:
                       Велѣлъ ей сойти,
                       И клятву принести.
             Убирайся ты, вѣдьма, убирайся!
  
                                 Кентъ.
  
             Какъ чувствуете вы себя, Милордъ?

(Входитъ Глостеръ съ факеломъ.)

  
                                 Лиръ.
  
             Кто онъ такой?
  
                                 Кентъ.
  
             Кто тамъ?-- Чего вы ищете?
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Кто вы
             Такіе? Какъ зовутъ васъ?
  

Эдгаръ.

   Бѣдный Томъ, который ѣстъ плавающую лягушку, жабу, змѣю, саламандру и ящерицу; который въ ярости своего сердца, когда злой духъ бѣсится,-- глотаетъ старую крысу и дохлую собаку; пьетъ зеленую одежду стоячей лужи; -- котораго сѣкутъ отъ десятины до десятины, сажаетъ въ колодки, накалываютъ и заключаютъ въ темницу; который имѣетъ три платья на спинѣ своей, шесть рубашекъ на тѣлѣ, лошадь, чтобъ ѣздить, и шпагу, чтобъ носить,--
  
             Мышей же, крысъ и всѣхъ такихъ звѣрковъ
             Томъ кушаетъ ужъ сряду семъ годовъ.
  
   Берегись моего гонителя! Тише, Смолкинъ! тише, ты, духъ злой!
  

Глостеръ.

   Какъ, Государь! Вы не имѣете лучшаго общества?
  

Эдгаръ.

   Князь тмы Джентлеменъ. Модо его называютъ, и Магу.
  
                                 Глостеръ.
  
             Плоть ваша, Государь, и кровь,
             Такъ подлой сдѣлалась, что ненавидитъ
             Ей давшихъ бытіе.
  

Эдгаръ.

   Бѣдный Томъ озябъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Прошу со мной! Мой долгъ мнѣ не велитъ
             Во всемъ повиноваться волѣ вашихъ
             Жестокихъ дочерей. Хотя онѣ
             Мнѣ запереть ворота приказали,
             И васъ отдать на жертву ночи сей
             Ужасной; но рѣшился выйдти я,
             Чтобъ васъ сыскать и отвести туда,
             Гдѣ вамъ готовъ огонь и пища.
  
                                           Лиръ.
  
                                                     Прежде
             Дай съ симъ философомъ поговорить мнѣ: --
             Какая бы была причина грома?
  
                                 Кентъ.
  
             Мой добрый Лордъ, примите предложенье,
             Идите въ домъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                 Скажу словцо вотъ съ этимъ
             Ѳивяниномъ ученымъ. Въ чемъ твое
             Ученье состоитъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Какъ чорта прогонять, бишь червяка.
  
                                 Лиръ.
  
             Постой, спрошу я на-ухо тебя --
  
                                 Кентъ.
  
             Милордъ, еще просите вы его
             Идти. Въ немъ умъ мѣшаться начинаетъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Но можно ли винить его за то?
             Ему погибели желаютъ дѣти
             Его! Ахъ, добрый Кентъ! Онъ говорилъ,
             Что будетъ такъ! Изгнанникъ бѣдный!-- Ты
             Сказалъ, что умъ мѣшаться начинаетъ
             У Короля? Сказать тебѣ, мой другъ:
             Я самъ почти ужъ сдѣлался безумнымъ!
             Имѣлъ я сына,-- онъ теперь отвергнутъ
             Мной,-- смерти онъ моей искалъ, вотъ, вотъ
             Недавно. Я любилъ его, мой другъ,--
             Такъ не любилъ никто на свѣтѣ сына,--
             По истинѣ тебѣ сказать, мнѣ горесть

(Буря продолжается.)

             Поколебала умъ. Какая ночь!--
             Прошу васъ, Государь!
  
                                 Лиръ.
  
                                           О, извините!--

(Эдгару.)

             Философъ благородный, просимъ съ нами!
  

Эдгаръ.

   Томъ озябъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Иди въ шалашъ, мой другъ, и грѣйся тамъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Пойдемъ-те всѣ туда!
  
                                 Кентъ.
  
                                           Сюда, Милордъ!
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ, съ нимъ! Съ философомъ я самъ останусь.
  
                                 Кентъ.
  
             Мой добрый Лордъ, просите вы его.
             Пускай съ собой возметъ онъ и бѣдняжку!
  
                                 Глостеръ.
  
             Возмите вы его съ собой.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Пойдемъ,
             Любезный, съ нами вмѣстѣ.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Съ нами, добрый
             Аѳинянинъ!
  
                                 Глостеръ.
  
                       Ну, полно жъ, полно; тише! --
  
                                 Эдгаръ.
  
             Дитя (41) Роландъ подъѣхалъ къ темной башнѣ.
             Онъ безпрестанно говорилъ: фай, фай!
             Мнѣ пахнетъ кровію Британца.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Комната въ замкѣ Глостера.

Корнвалль и Эдмундъ.

  

Корнвалль.

   Отомщу прежде, нежели выѣду изъ его дому.
  

Эдмундъ.

   Какъ, Милордъ? Я могу подвергнуться укоризнѣ за то, что вѣрность предпочелъ природѣ; какъ-то страшно мнѣ о томъ подумать.
  

Корнвалль.

   Я теперь вижу, что совсѣмъ не злой нравъ заставилъ твоего брата искать смерти отца, но чувство достоинства, пробужденное его преступною подлостью.
  

Эдмундъ.

   Какъ я несчастенъ! Я долженъ раскаиваться въ томъ, что справедливъ! Вотъ письмо: изъ него видно, что онъ держитъ сторону Франціи. О, небеса! еслибъ измѣна эта не существовала, или не я бъ открылъ ее!
  

Корнвалль.

   Пойдемъ со мною къ Герцогинѣ.
  

Эдмундъ.

   Если справедливо то, что въ этомъ письмѣ написано, то вамъ предстоитъ много хлопотъ.
  

Корнвалль.

   Справедливо, или ложно, но оно сдѣлало тебя Графомъ Глостеромъ. Разыщи, гдѣ твой отецъ, чтобъ тотчасъ взять его подъ стражу!
  

Эдгаръ.
(Въ сторону.)

   Если я найду его у Короля, то это еще болѣе утвердитъ Герцога въ подозрѣніи.-- (Вслухъ) Моя преданность къ вамъ будетъ непоколебима, какъ ни сильно вооружается противъ ней кровь моя.
  

Корнвалль.

   Я буду надѣяться на тебя; а ты найдешь гораздо нѣжнѣйшаго отца въ любви моей.
  

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

Комната въ загородномъ домѣ, прилежащемъ къ замку.

Входятъ: Глостеръ, Лиръ, Кентъ, Дуракъ и Эдгаръ.

  

Глостеръ.

   Здѣсь лучше, нежели на открытомъ воздухѣ. Примите съ благодарностью. Я доставлю все, что могу, для вашего удовольствія, и тотчасъ буду назадъ.
  

Кентъ.

   Нетерпѣніе превозмогло въ немъ всѣ силы ума его. Да наградятъ боги вашу доброту!

(Глостеръ уходитъ.)

  

Эдгаръ.

   Фратеретто зоветъ меня, и говоритъ мнѣ: Неронъ удитъ рыбу въ озерѣ гимы.

(Дураку.)

   Молись, невинный, (42) и берегись злаго духа.
  

Дуракъ.

   Пожалуй-ста, кумъ, скажи мнѣ: сумасшедшій человѣкъ Джентлеменъ, или мужикъ?
  

Лиръ.

   Король! Король!
  

Дуракъ.

   Нѣтъ, онъ мужикъ, который имѣетъ сына Джентлемена: но тотъ сумасшедшій мужикъ, который видитъ сына Джентлеменомъ прежде, нежели самъ имъ сдѣлается.
  
                                 Лиръ.
  
             О, если бъ тысячи на нихъ, съ рожнами
             Горячими, шипящими --
  

Эдгаръ.

   Злой духъ кусаетъ меня за спину.
  

Дуракъ.

   Тотъ сумасшедшій, кто вѣритъ кротости волка, копытамъ лошади, любви парня, и клятвъ прелестницы.
  
                                 Лиръ.
  
             То будетъ сдѣлано! Я ихъ къ суду!

(Эдгару)

             Ну! сядь ты здѣсь, ученѣйшій судья!--

(Дураку)

             Ты, мудрый Сиръ, сядь здѣсь!-- Ну, вы, лисицы!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Смотрите, какъ стоитъ онъ и сверкаетъ!--
             Вы предъ судомъ мигаете, Мидели?--
             Поплыви сюда, Бесси, ко мнѣ. (43)
  
                                 Дуракъ.
                       Поврежденъ у ней ботъ,
                       Стыдно ей открытъ ротъ --
             Сказать, что ей нельзя плыть къ тебѣ.
  

Эдгаръ.

   Злой духъ гонится за бѣднымъ Томомъ, и свищетъ соловьемъ. Годпансъ проситъ въ животѣ Тома двѣ сельди. Не ворчи, черный ангелъ! У меня нѣтъ пищи для тебя.
  
                                 Кентъ.
  
             Что съ вами, Сиръ? Не погружайтесь такъ
             Въ задумчивость! Не будетъ ли угодно
             Вамъ лечь и отдохнуть въ постелѣ?
  
                                 Лиръ.
  
             Хочу я видѣть судъ ихъ? Объясняйте --

(Эдгару.)

             Ты, въ мантіи судьи, садись на мѣсто!

(Дураку.)

             А ты, его товарищъ, близъ него сядь!

(Кенту.)

             И ты къ коммиссіи принадлежишь;
             И ты садись!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Начнемъ судить -- рядить по правдѣ.--
             Ты спишь, илъ нѣтъ, веселый пастушокъ?
             Барашекъ твой во ржи.
             Но ротикомъ прекраснымъ ты лишь дунь --
             И ни какой не будетъ съ нимъ бѣды. (44)
             Мурръ! кошка вѣдь сѣрая!
  

Лиръ.

   Суди ее сперва! Это Гонерилла! Я клянусь здѣсь, предъ симъ почтеннымъ собраніемъ, что она прогнала бѣднаго Короля, отца своего.
  

Дуракъ.

   Подите сюда, сударыня! Ваше имя Гонерилла?
  

Лиръ.

   Она не можетъ этого отрицать.
  

Дуракъ.

   Прошу извинить. Я васъ принялъ за скамейку.
  
                                 Лиръ.
  
             Вотъ и другая здѣсь, которой взгляды
             Косые говорятъ, какое сердце
             У ней. Держи ее! Держи ее!
             Оружіе! мечъ! огнь!-- Всѣхъ подкупили!
             Судья несправедливый, по чему
             Ты далъ уйти ей?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Пять чувствъ твоихъ да будутъ здравы!
  
                                 Кентъ.
  
             О жалость! гдѣ жъ теперь терпѣнье, Сиръ,
             Которымъ вы не рѣдко такъ хвалились?
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Въ сторону.)
  
             Я такъ его разтроганъ положеньемъ,
             Что по слезамъ, боюсь, меня узнаютъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Собачки, мопсы, пудели, кудлашки,
             Смотри, вонъ лаютъ на меня!
  

Эдгаръ.

   Томъ броситъ имъ свою голову. Пошли, вы ублюдки!
  
             Черный, бѣлый, вислогубъ --
             Ядовитъ илъ нѣтъ вашъ зубъ --
             Шафки, гончія, сочейки,
             Кудлы, моськи и ищейки
             На коротенькихъ ногахъ,--
             Томъ васъ перебьетъ на прахъ:
             Я лишь голову вамъ брось,--
             И вы въ запуски -- есть врознь!
   Де, де, де, де, сесса (45). Пойдемъ на торги, и на ярмарки, и въ города, гдѣ бываютъ базары. Бѣдный Томъ! Рогъ твой сухъ. (46)
  

Лиръ.

   Теперь пусть они разсѣкаютъ Регану. Смотри, что тамъ около сердца у ней! Неужели есть въ природѣ сила, которая такъ ожесточаетъ сердца? (Эдгару.) Вы, Сиръ; я содержу васъ, какъ одного изъ моихъ ста рыцарей. Только мнѣ не нравится покрой вашего платья. Вы скажете, что это Персидскій уборъ; однакожъ перемѣните его.
  

Кентъ.

   Мои добрый Лордъ! Лягте здѣсь (указывая на постелъ) и отдохните немного.
  

Лиръ.

   Не шумите, не шумите! Задерните занавѣсъ! Такъ, такъ, такъ! Мы будемъ ужинать завтра утромъ. Такъ, такъ, такъ!
  

Дуракъ.

   А я лягу спать въ полдень.

(Глостеръ возвращается.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Поди сюда, другъ! Гдѣ Король нашъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Здѣсь, Сиръ; но вы его не безпокойте;
             Онъ въ помѣшательствѣ ума.
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Другъ добрый!
             Возми его ты, и неси. Я слышалъ,
             Противъ него есть смерти заговоръ.--
             Носилки здѣсь. Ты положи его
             Въ нихъ, и ступай съ нимъ въ Дувръ; тамъ найдешь ты
             Себѣ пріемъ хорошій и защиту.
             Возми: онъ господинъ твой. Если жъ ты
             На полчаса замедлишь,-- жизнь его,
             Твоя и всѣхъ, кто станетъ защищать
             Его,-- въ опасности неотвратимой.
             Возми, возми, и слѣдуй съ нимъ за мной.
             Я дамъ тебѣ все въ путь, и скорый проводъ.
  
                                 Кентъ.
                       (Смотря на Лира.)
  
             Покоится уставшая природа.
             Да оживитъ твои покой сей чувства!
             Когда временъ мы лучшихъ не дождемся,--
             Они неизлечимм. (Дураку) Помогай
             Нести мнѣ господина своего.
             Ты отъ него не долженъ отставать.
  
                                 Глостеръ.
  
             Пойдемъ, пойдемъ.

(Кентъ, Глостеръ и Дуракъ уходятъ и выноситъ Короля.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Когда насъ лучшіе страдаютъ столько,
             Какъ мы,-- не такъ намъ горе наше горько.
             Страдаетъ очень, кто одинъ страдаетъ,
             Межъ тѣмъ какъ взоръ вкругъ счастіе встрѣчаетъ;
             Сноснѣй тоска, когда тоски своей
             Имѣемъ мы товарищей, друзей.
             Какъ мнѣ теперь легка судьба моя,
             Когда король несчастнѣе меня!
             Онъ отъ дѣтей, я отъ отца!-- Ступай,
             Томъ, и порывы вѣтра замѣчай.
             Явись, когда на счетъ твой заблужденье,
             Тебя узнавъ, свое измѣнитъ мнѣнье.
             Что ни случись ужъ въ эту ночь со мной,
             Но все Король спастися долженъ мой.
             Смотри, смотри!--
  

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ: Корнвалль, Регана, Гонерилла, Эдмундъ и слуги.

  

Корнвалль.

   Поѣзжайте скорѣй къ Милорду, супругу вашему; покажите ему это письмо. Французская армія вышла на берегъ.-- Ищите изверга, Глостера!

(Нѣкоторые изъ слугъ уходятъ.)

  

Регана.

   Повѣсить его тотчасъ!
  

Гонерилла.

   Вырвать ему глаза!
  

Корнвалль.

   Предоставьте его моему гнѣву.-- Эдмундъ, вы поѣдете вмѣстѣ съ сестрою нашей. Вамъ неприлично быть зрителемъ того мщенія, которое мы хотимъ оказать надъ измѣнникомъ, отцемъ вашимъ. Совѣтуйте Герцогу, къ которому ѣдете, скорѣй приготовляться; мы должны дѣлать одно. Скорые гонцы будутъ сообщать намъ извѣстія другъ отъ друга. Прощайте, любезная сестра! -- Прощайте, Милордъ Глостеръ!-- Ну, что же, гдѣ Король?

(Входитъ Дворецкій.)

  
                                 Дворецкій.
  
             Его отсель Лордъ Глостеръ проводилъ.
             Десятка за три рыцарей, искавшихъ
             Его, съ нимъ повстрѣчались у воротъ;
             Въ сопровожденьи нѣсколькихъ слугъ Лорда
             Поѣхали они съ нимъ къ Дувру, гдѣ,
             Хвалились, хорошо вооруженныхъ
             Друзей они имѣютъ.
  
                                 Корнвалль.
  
             Давай твоей Миледи лошадей!
  
                                 Гонерилла.
  
             Прощайте, Лордъ любезный и сестра!

(Гонерилла и Эдмундъ уходятъ.)

  
                                 Корнвалль.
  
             Эдмундъ, простите!-- Глостера искать
             Предателя! Связать его, какъ вора,
             И привести сюда!

(Уходятъ другіе слуги.)

             Хоть мы его лишить не можемъ жизни
             Безъ формы судной: впрочемъ наша власть
             Изъявитъ вѣжливость предъ гнѣвомъ нашимъ,
             Который люди могутъ порицать,
             Но не удерживать.-- Кто? Онъ измѣнникъ?

(Входятъ слуги съ Глостеромъ.)

  
                                 Регана.
  
             Неблагодарная лисица! Онъ!
  
                                 Корнвалль.
  
             Связать ему сухія руки крѣпко!
  
                                 Глостеръ.
  
             Что это? Добрые мои друзья!
             Припомните, что гости вы мои.
             Дурныхъ со мною шутокъ не играйте,
             Друзья!
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Связать его, я говорю!

(Слуги связываютъ его.)

  
                                 Регана.
  
             Покрѣпче! Ахъ, измѣнникъ гнусный ты!
  
                                 Глостеръ.
  
             Какая ты безжалостная Леди!
             Я не измѣнникъ.
  
                                 Корнвалль.
  
                                           Къ этому его
             Вяжите стулу! Ты найдешь, злодѣй --

(Регана рветъ ему бороду.)

  
                                 Глостеръ.
  
             О, боги милосердые! Какой
             Позоръ! Рвать бороду!
  
                                 Регана.
  
                                           Въ такихъ сѣдинахъ
             Такой предатель!
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Женщина безъ чувства!
             Вѣдь волосы, которые ты рвешь
             Изъ бороды моей, возоживутъ,
             И обвинятъ тебя!-- Я вашъ хозяинъ;
             Вы не должны, разбойниковъ руками,
             Такъ рвать мое радушное лицо.
             Чего хотите вы?
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Скажи, Сиръ, что
             За письма ты недавно получилъ
             Изъ Франціи?
  
                                 Ренана.
  
                                 Скажи по правдѣ; все
             Мы знаемъ.
  
                                 Корнвалль.
  
                                 И въ какомъ союзѣ ты
             Съ врагами Королевства, что недавно
             Пристали къ намъ?
  
                                 Регана.
  
                                 Въ чьи руки Короля
             Безумнаго ты отдалъ? Говори!
  
                                 Глостеръ.
  
             Имѣю я письмо; въ немъ, по догадкамъ,
             Писалъ ко мнѣ одинъ, но съ неутральной,
             А вовсе не съ противной стороны.
  
                                 Регана.
  
             Лукавство!
  
                                 Корнвалль.
  
                       И обманъ!
  
                                 Ренана.
  
                                           Куда отправилъ
             Ты Короля?
  
                                 Глостеръ.
  
                       Въ Дувръ.
  
                                 Регана.
  
                                 Для чего же въ Дувръ?
             Не ждала ли тебя за это казнь?
  
                                 Корнвалль.
  
             Въ Дувръ для чего? Пусть это прежде скажетъ!
  
                                 Глостеръ:
  
             Привязанъ я къ столбу, и принужденъ
             Выдерживать псовъ напускъ.
  
                                 Регана.
  
                                                     Въ Дувръ зачѣмъ?
  
                                 Глостеръ.
  
             Я не хотѣлъ смотрѣть, какъ будешь ты
             Своими звѣрскими ногтями рвать
             Глаза у старца, а сестра твоя --
             Вонзать въ его помазанное тѣло
             Медвѣжьи лапы. Море, въ эту бурю,
             Какую онъ, средь адско-мрачной ночи,
             Переносилъ съ открытой головой,--
             Хотѣло выхлынуть и погасить
             Жаръ звѣздъ; но, бѣдный старецъ! небесамъ,
             Онъ помогалъ дождить.
             Когда бы волкъ вылъ у воротъ твоихъ
             Въ такое время страшное, то ты бъ
             Должна сказать: впусти, привратникъ добрый!
             Все лютое теперь уже не люто.--
             Но буду видѣть я, какъ отомщенье
             Крылатое такихъ дѣтей постигнетъ!
  
                                 Корнвалль.
  
             Не будешь видѣть никогда. Эй, слуги!
             Держите стулъ! Вотъ я глаза твои
             Топчу своей ногой!

(Глостера придерживаютъ на стулъ; Корнвалль вырываетъ у него глазъ, и топчетъ оный.)

  
                                 Глостеръ.
  
             О, кто дожить до дней преклонныхъ чаетъ,--
             Подай мнѣ помощи! О звѣрство! Боги!
  
                                 Ренана.
  
             Одинъ бокъ надъ другимъ смѣяться будетъ.
             Другой глазъ вонъ!
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Когда ты видишь мщенье,--
  
                                 Слуга.
  
             Милордъ, остановите вашу руку.
             Отъ самаго я дѣтства вамъ служилъ,
             Но лучшей вамъ не оказалъ услуги,
             Какъ вотъ теперь, прося васъ -- удержаться.
  
                                 Ренана.
  
             Ну, что, собака?
  
                                 Слуга.
  
                                 Если бъ борода у васъ
             Была, я сталъ бы рвать ее теперь.
             Чего хотите вы?
  
                                 Корнвалль.
  
                                 Мой рабъ!?

(Извлекаетъ мечъ и бросается къ нему.)

  
                                 Слуга.
  
             Извольте, и извѣдайте, что въ гнѣвѣ
             Случиться можетъ.

(Извлекаетъ мечъ. Они сражаются. Коривиллъ получаетъ рану.)

  
                                 Регана.
                       (Другому слугѣ.)
             Дай мнѣ свой мечъ! Такъ возстаетъ мужикъ!?

(Схватываетъ мечъ, заходитъ сзади и пронзаетъ его.)

  
                                 Слуга.
  
             О, смерть мнѣ, Сиръ! У васъ есть глазъ еще,
             Чтобъ видѣть нѣсколько вреда ему.
             О!...

(Умираетъ.)

  
                                 Корнвалль.
  
             Предупредить, чтобъ не видалъ онъ больше.
             Вонъ, подлое желе! Ну, гдѣ твой блескъ?

(Вырываетъ другой глазъ у Глостера и бросаетъ его на землю.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Безъ глазъ и утѣшенья! Гдѣ мой сынъ
             Эдмундъ? Эдмундъ, воспламени всѣ искры
             Природы, чтобы заплатить за сей
             Чудовищный поступокъ!
  
                                 Регана.
  
                                           Вонъ, подлецъ,
             Предатель! Призываешь ты того,
             Кто ненавидитъ самъ тебя. Онъ намъ
             Открылъ твою измѣну, и такъ добръ,
             Что сожалѣть не станетъ о тебѣ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Ахъ, я безумный! Такъ Эдгаръ страдаетъ
             Невинно? О, благія Небеса!
             Простите мнѣ, его жъ благословите!
  
                                 Регана.
  
             Ну! за ворота выбросить теперь
             Его. Пускай онъ ищешь носомъ въ Дувръ
             Дороги.-- Что, Милордъ! Какъ глазки ваши?
  
                                 Корнвалль.
  
             Я рану получилъ! Пойдемъ, Миледи.
             Безглазую тварь эту вывесть вонъ!
             На кучу выбросить его навоза!--
             Регана! у меня идетъ кровь сильно.
             Не во-время случилось. Дай мнѣ руку.--

(Корнвалль уходитъ, ведомый Реганою.-- Слуги отвязываютъ Глостера и выводятъ его.)

  
                                 Первый слуга.
  
             Я никогда заботиться не стану,
             Какое бы ни сдѣлалъ преступленье,--
             Коль отъ боговъ получитъ милость Герцогъ.
  
                                 Второй слуга.
  
             Проживши долго, если, наконецъ,
             Она умретъ обыкновенной смертью,--
             То женщины чудовищами станутъ.
  
                                 Первый слуга.
  
             Пойдемъ за старымъ Графомъ, и ему
             Бедлама сыщемъ, весть его, куда
             Захочетъ. Вѣдь такой, въ простомъ безумьи,
             На все согласенъ будетъ.
  
                                 Второй слуга.
  
                                           Ты иди;
             А я сыщу льну и бѣлковъ яичныхъ,
             Чтобъ приложить къ кровавому лицу
             Его. Пускай Небесъ съ нимъ будетъ помощь!

(уходятъ съ разныя стороны.)

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Дичая степь.

Входитъ Эдгаръ.

  
                                           Эдгаръ.
  
             Но лучше такъ, (47) и знать, что мы въ презрѣньи,
             Чѣмъ, будучи въ презрѣньи, видѣть лесть.
             Несчастнѣйшее самое творенье
             Всегда живетъ въ надеждѣ, а не въ страхѣ.
             Отъ лучшаго прискорбенъ переходъ;
             Отъ худшаго возвратъ отраденъ.
             Добро жъ пожаловать, безсущный воздухъ,
             Въ объятія мои! Бѣднякъ, тобой
             На крайность сдутый, ни чего не долженъ
             Твоимъ порывамъ.-- Это кто идетъ?

(Входитъ Глостеръ, ведомый старикомъ.)

             Отецъ мой? Нищій у него вожатымъ?
             О свѣтъ, свѣтъ, свѣтъ! Когда бъ непостоянство
             Твое намъ не могло быть ненавистно,
             Жизнь не могла бъ до старости дожить. (48)
  

Старикъ.

   О мой добрый Лордъ! я былъ у васъ ленникомъ, и у отца вашего ленникомъ, восемьдесятъ лѣтъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Поди, поди себѣ, поди любезный!
             Твое мнѣ утѣшенье безполезно;
             Тебѣ жъ оно вредъ можетъ причинить.
  

Старикъ.

   Ахъ, Милордъ, вы не можете видѣть своей дороги.
  
                                 Глостеръ.
  
             Мнѣ нѣтъ дороги, такъ и глазъ не нужно.
             Я спотыкался прежде, хоть и видѣлъ.
             Какъ наша бѣдность часто насъ спасаетъ,
             И недостатки самые намъ въ пользу!
             О, милый сынъ, Эдгаръ мой, жертва гнѣва
             Отца, введеннаго въ обманъ! О, если бъ
             Тебя увидѣлъ я хоть осязаньемъ,--
             Я бъ, кажется, опять съ глазами былъ!
  
                                 Старикъ.
  
             Что это? Кто тамъ?
  
                                           Эдгаръ.
                                 (Въ сторону.)
  
             О боги! кто сказать мнѣ можетъ: ты
             Несчастнѣйшій? Вотъ я еще несчастнѣй,
             Чѣмъ прежде былъ когда.
  
                                 Старикъ.
  
             Это бѣдный сумасшедшій Томъ.
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Въ сторону)
  
             Но я могу еще несчастнѣй быть.
             Нѣтъ крайности несчастья до тѣхъ поръ,
             Какъ можемъ мы сказать: вотъ край несчастья
  

Старикъ.

   Куда ты, другъ, идешь?
  

Глостеръ.

             Кто это? Нищій?
  
                                 Старикъ,
  
             И сумасшедшій онъ, и нищій, вмѣстѣ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Какой нибудь да есть умъ у него;
             Иначе, онъ не могъ бы вѣдь просить.
             Въ послѣднюю грозу ночную видѣлъ
             Такого я: невольно онъ родилъ
             Во мнѣ ту мысль, что человѣкъ -- червякъ.
             Эдгаръ тогда жъ пришелъ на память мнѣ,
             Хоть во враждѣ еще былъ съ нимъ мой духъ.
             Съ тѣхъ поръ я и того извѣдалъ больше.
             Мы -- то богамъ, что рѣзвымъ дѣтямъ мухи:
             Насъ бить -- забава имъ.
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Въ сторону.)
  
                                           Что тутъ мнѣ дѣлать?
             Худое ремесло -- въ глазахъ печали
             Играть шута: это вѣдь самому
             Несносно и другимъ.

(Глостеру и старику)

             Богъ помочь вамъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Не это ли нагой тотъ нищій?
  
                                 Старикъ.
  
                                           Да, Лордъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Такъ ты жъ, мой другъ, поди себѣ, теперь.
             Когда же хочешь насъ нагнать отсель
             За милю -- за двѣ, по дорогѣ въ Дувръ,
             Такъ сдѣлай это мнѣ изъ старой дружбы;
             Да принеси бѣдняжкѣ, чѣмъ прикрыться.
             Его я попрошу быть мнѣ вожатымъ.
  
                                 Старикъ.
  
             Ахъ, Лордъ мой! Онъ вѣдь сумасшедшій.
  
                                 Глостеръ.
  
             Чума временъ несчастныхъ то, когда
             Сошедшіе съ ума -- ослѣпшихъ водятъ.
             Пожалуй-эта, любезный, сдѣлай такъ,
             Какъ я тебя просилъ; иль дѣлай, что
             Тебѣ угодно; лишь иди себѣ.
  
                                 Старикъ.
  
             Я принесу ему свой лучшій плащъ;
             Чтобъ изъ того ни вышло, такъ и быть.

(Уходитъ)

  
                                 Глостеръ.
  
             Послушай-лишь, нагой товарищъ!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Бѣдный Томъ, озябъ.

(Въ сторону)

             Не въ силахъ я ужъ больше притворяться.
  
                                 Глостеръ.
  
             Поди сюда, мой другъ!
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Въ сторону.)
  
             Однако жъ долженъ. (Ему) Здравія твоимъ
             Желаю милымъ глазкамъ!-- Кровь плыветъ
             Изъ нихъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                       Ты знаешь ли дорогу въ Дувръ?
  

Эдгаръ.

   Ступеньки при перелазахъ, и рогатки, дороги для конныхъ, и дорожки для пѣшихъ.-- Бѣдный Томъ съ ума сошелъ. Боги да сохранятъ добраго человѣка ютъ злаго духа. Пять духовъ было въ бѣдномъ Томѣ за одинъ разъ: духъ сластолюбія, Оббидикутъ; Гоббидидансъ, Князь нѣмоты; Магу -- воровства; Модо -- убійства; и Флиббертиджиббетъ -- коверканья и кривлянья, который съ тѣхъ поръ поселился въ горничныхъ дѣвушкахъ и служанкахъ (49). Такъ, да будетъ помощь боговъ съ тобою, господинъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Возми себѣ ты этотъ кошелекъ.
             Гнѣвъ Неба, всѣмъ подвергъ тебя ударамъ.
             Я бѣдствую; ты отъ того счастливѣй.
             О Небеса, дѣлите такъ всегда!
             Пускай живущій въ роскоши богачъ,
             Который презираетъ вашъ законъ,--
             Не хочетъ видѣть, самъ не испытавъ,--
             Да чувствуетъ онъ скоро вашу власть!
             Тогда бъ раздѣлъ излишность истребилъ,
             И каждый бы имѣлъ довольно.-- Ты
             Дорогу знаешь въ Дувръ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Да, знаю, господинъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Тамъ есть скала: высокое чело
             Склонивъ, глядитъ она въ пучину страшно.
             Взведи меня на самый верхъ ея,
             А я терпимую тобою бѣдность
             Одною награжу богатой вещью.
             Отъ той скалы вожатый мнѣ не нуженъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Дай руку. Бѣдный Томъ ведетъ тебя.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Передъ Дворцомъ Герцога Альбанскаго.

Входятъ: Гонерилла и Эдмундъ; Дворецкій встрѣгаетъ ихъ.

  
                                 Гонерилла.
  
             Прошу пожаловать, Милордъ.-- Мнѣ странно,
             Что кроткій муженекъ не вышелъ къ намъ
             На-встрѣчу.-- Гдѣ твой господинъ?
  
                                 Дворецкій.
  
                                                     Миледи,
             Онъ дома, только никогда
             Такъ человѣкъ не измѣнялся. Я
             Сказалъ ему, что высадилось войско;
             Онъ улыбнулся; -- я сказалъ, что вы
             Пріѣхали; тѣмъ хуже, отвѣчалъ онъ.
             Когда измѣну Глостера, и сына
             Его услугу я пересказалъ,--
             Такъ онъ меня глупцомъ назвалъ, прибавивъ,
             Что я изнанкой на-лицо поставилъ.
             Все непріятное -- ему смѣшно,
             А все пріятное -- ему досадно.
  
                                 Гонерилла.
                                 (Эдмунду.)
  
             Такъ ужъ теперь вы не ходите. Это
             Трусливый страхъ его души, въ которой
             Рѣшительности нѣтъ. Ни какъ не видитъ
             Онъ тамъ обидъ, гдѣ долженъ отвѣчать (50).
             Желанья жъ наши между тѣмъ своей
             Достигнуть цѣли могутъ. Вы, Эдмундъ,
             Ступайте къ брату моему; войска
             Его скорѣе осмотрѣвъ, возмите
             Ихъ подъ свою команду. Я должна
             Оружіемъ пообмѣняться дома,
             И пряслицу супругу передать.
             Слуга сей вѣрный -- почта между нами.
             Коль смѣлы вы для вашихъ пользъ, то скоро
             Услышите отъ милой приказанье.
             Носите, вотъ. Ни слова. Наклонитесь.

(Даетъ ему поцѣлуй и сувениръ.)

             Когда бъ сей поцѣлуй могъ говорить,--
             Онъ поднялъ бы на воздухъ вашу душу!
             Поймите это, и прощайте.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                           Вашъ
             До тѣхъ рядовъ, гдѣ ходитъ смерть съ сраженье.
  
                                 Гонерилла.
   ъ!.. Будь уменъ и дѣлай, что тебѣ велятъ. (Выталкиваетъ Освальда).
   Лиръ (Кенту) Хорошо, пріятель, хорошо! Вотъ тебѣ за труды. (Даетъ ему денегъ. Входитъ шутъ).
   Шутъ. И я его награжу: На-ка тебѣ мой дурацкій колпакъ. (Подаетъ колпакъ Кенту).
   Лиръ. А, плутъ, наконецъ-то ты явился. Каково поживаешь?
   Шутъ (Кенту). Что жъ ты не берешь колпака?
   Кентъ. Зачѣмъ мнѣ онъ?
   Шутъ. Зачѣмъ? А затѣмъ, что ты заступаешься за того, кто въ немилости!-- Помни, что, кто не умѣетъ чуять носомъ, откуда дуетъ вѣтеръ -- наживетъ насморкъ. Бери мой колпакъ! (Указывая на Лира) Видишь ты этого шута? Онъ двухъ дочерей выгналъ, а третью, самъ того не расчухавъ, благословилъ. Потому, если ты хочешь ему служить, то долженъ непремѣнно напялить мой колпакъ себѣ на голову. (Лиру) Знаешь ли ты, дядюшка, что бы я сдѣлалъ, если бъ у меня были колпакъ и двѣ дочери?
   Лиръ. Что жъ бы ты сдѣлалъ?
   Шутъ. Я отдалъ бы все добро имъ, а колпакъ себѣ оставилъ. Вотъ тебѣ мой колпакъ, а другой выклянчи въ подарокъ у своихъ дочерей.
   Лиръ. Ты, кажется, захотѣлъ палки.
   Шутъ. Извѣстно, что правдѣ, какъ дверной собакѣ, кромѣ палки ждать нечего. Зато ищейкѣ житье: лежи передъ огнемъ да потягивайся.
   Лиръ. Горькая для меня истина.
   Шутъ. Хочешь, я тебя уму-разуму научу?
   Лиръ. Научи.
   Шутъ. А ты слушай да мотай на усъ:
             Лишнихъ словъ не болтай,
             На совѣты крѣпись,
             Денегъ въ долгъ не давай,
             На прибытокъ не льстись.
             Есть добро -- крѣпче спрячь,
             Больше дома сиди,
             А завелъ пару клячъ --
             Такъ пѣшкомъ не ходи.
             Глупой бабѣ не вѣрь,
             Пей умно, если пьешь,
             Вотъ тогда безъ потерь
             Вѣкъ ты свой проживешь29).
   Лиръ. Ты городишь вздоръ, шутъ 30).
   Шутъ. Какъ стряпчій, которому денегъ не платятъ. Вѣдь ты мнѣ за мой вздоръ ни шиша не заплатилъ. А что, дядя, можетъ ли, по-твоему, изъ шиша что-нибудь выйти?
   Лиръ. Ну нѣтъ,-- изъ шиша, кромѣ шиша, ничего не получишь.
   Шутъ (Кенту). Такъ растолкуй ему, что онъ ровно столько получитъ отъ своего королевства. Вѣдь онъ мнѣ, дураку, не повѣритъ.
   Лиръ. Злой дуракъ.
   Шутъ. Хочешь ты знать, какая разница между злымъ дуракомъ и хорошимъ?
   Лиръ. Какая?
             Шутъ. [Зови того; по чьему ты совѣту
             Добро свое все отдалъ дочерямъ.
             Двухъ дураковъ притянешь ты къ отвѣту:
             Хорошій въ колпакѣ, другого сыщешь самъ 31).
   Лиръ. Не меня ли зовешь ты этимъ дуракомъ?
   Шутъ. А то кого же? Вѣдь отъ прочихъ своихъ титуловъ ты отказался самъ, а съ этимъ на свѣтъ родился.
   Кентъ. Въ его словахъ, сэръ, не одна глупость.
   Шутъ. Еще бы! Воображаю, какъ взбеленились бы наши вельможи, если бъ я всю глупость забралъ себѣ на откупъ. Она имъ нужна, а женщинамъ того пуще 32).] Дай мнѣ, дядя, яичко; я тебѣ сдѣлаю изъ него два колпака.
   Лиръ. Какіе же это колпаки?
   Шутъ. А вотъ смотри: видишь, я разрѣзалъ яичко пополамъ и съѣлъ -- что было въ серединѣ. Остались двѣ пустыя скорлупки. Онѣ-то и есть тѣ самые колпаки.-- Когда ты разломилъ точно такъ же свою корону и отдалъ половинки дѣтямъ, то ты взвалилъ на свои плечи осла, для того, чтобъ перетащить его черезъ грязь. Мало было ума въ твоей лысинѣ, когда ты снималъ съ нея свою золотую корону!-- Это тебѣ хотъ и дуракъ говоритъ, но ты отдуй палками того, кто скажетъ, что это неправда. (Напѣваетъ)
             Житье плохое дуракамъ,
             Гдѣ умныхъ не излишекъ.
             Пропивши умъ, они, всѣ тамъ
             Похожи на мартышекъ33).
   Лиръ. Давно ли ты такъ полюбилъ пѣсни?
   Шутъ. Съ тѣхъ поръ, какъ ты сдѣлалъ дочерей своими родительницами и далъ имъ въ руки розги, а себѣ штаны спустилъ. (Напѣваетъ)
             Въ нихъ радостью сердце взыграло,
             А я закурныкалъ съ тоски:
             Обидно ужъ очень мнѣ стало,
             Что врѣзался ты въ дураки
   Не знаешь ли ты, дядя, хорошаго учителя, у котораго я бы могъ поучиться лганью?
   Лиръ. Будешь лгать -- берегись палки.
   Шутъ. Дивлюсь, какъ ты похожъ на своихъ дочерей! Онѣ бьютъ меня за правду, а ты за лганье. Иной же разъ достается мнѣ за то, что я не говорю ни слова. Надоѣла мнѣ дурацкая должность; но все-таки я лучше соглашусь быть дуракомъ, чѣмъ тобой. Ты вѣдь обрѣзалъ свой умъ съ двухъ концовъ, а въ серединѣ ничего не оставилъ.-- Смотри, вонъ идетъ одинъ изъ этихъ обрѣзковъ. (Входитъ Гонерилья).
   Лиръ. Что съ тобой, дочь? Ты такъ мрачна съ виду. Что заставляетъ тебя хмуриться?
   Шутъ. Эхъ, дядя, было времечко, когда ты и вниманья не обращалъ, если кто на тебя хмурился, а нынче сталъ ты пустымъ нулемъ безъ цифры. Я теперь выше тебя: я все-таки хоть дуракъ, а ты нуль. (Гонерилъѣ) Молчу, молчу! Вижу по вашему лицу, что замолчать надо, хоть вы еще и слова не успѣли промолвить! Мм... м... мм... мм!
             Колъ нѣтъ ни мякиша ни корки,
             Катясь нуждѣ навстрѣчу съ горки35)! (Указывая на Лира)
             Вѣдь онъ пустой гороховый стручокъ.
             Гонерилья. Я, сэръ, должна сказать: не только этотъ
             Балованный дуракъ, вся ваша челядь
             Становится часъ отъ часу наглѣй.
             Переносить ихъ дерзкія безчинства
             Нѣтъ больше силъ. Я думала сначала,
             Что вы, узнавъ объ этомъ, поспѣшите
             Какъ слѣдуетъ унять ихъ, но теперь,
             При видѣ, какъ глядите вы на все,
             Спустивши рукава,-- я прихожу
             Невольно къ убѣжденью, что безчинствамъ
             Мирволите вы сами. Дѣло такъ
             Итти не можетъ дальше! Мы прибѣгнемъ
             Немедля къ строгимъ мѣрамъ, чтобъ порядокъ
             Вошелъ въ свои права. Такъ поступить
             Велитъ намъ здравый смыслъ. Когда же вамъ
             Покажется поступокъ мой обиднымъ,
             То я напомню вамъ, что виноваты
             Вы сами же во всемъ, такъ и терпите
             За дѣло стыдъ.
             Шутъ.           Знай, дядя, про себя (напѣваетъ):
             Кукушку птичка пріютила,
             А та ей голову скусила36)!
   Если нѣтъ свѣчи, поневолѣ надо сидѣть въ потемкахъ.
   Лиръ. Дочь ли ты моя?..
             Гонерилья. Ахъ, перестаньте! Право, время было бъ
             Вамъ поумнѣть: не потеряли жъ вы
             Совсѣмъ свой смыслъ. Пора вамъ бросить ваши
             Нелѣпыя причуды. Съ вами нынче
             Ни сладу вѣдь ни ладу не найдешь.
   Шутъ. Гдѣ же ослу догадаться, въ чемъ дѣло, если не лошадь въ телѣгу, а телѣгу въ лошадь впрягли 37).
             Лиръ. Скажите, я ли здѣсь?.. Здѣсь Лира нѣтъ!..
             Таковъ ли былъ мой взглядъ, лицо, осанка?
             Заснулъ ли я тяжелымъ, крѣпкимъ сномъ,
             Иль отупѣлъ?-- Но нѣтъ! я передъ собой
             Все вижу!-- Я не сплю!..-- Кто объяснитъ мнѣ,
             Чѣмъ былъ я прежде и чѣмъ сталъ теперь 38)?
   Шутъ. Былъ Лиромъ, да сплылъ39).
             Лиръ. [Я знать хочу! Мнѣ память, умъ и смыслъ
             Твердятъ, что былъ когда-то я монархомъ,
             Что былъ отцомъ, что я имѣлъ дѣтей 40)!..
   Шутъ. Онѣ сдѣлали изъ тебя послушнаго папеньку]
   Лиръ (Гонерильѣ). Скажите, принцесса, кто вы?
             Гонерилья. Что за вопросъ! Вѣдь, сдѣлавши его,
             Вы только подтверждаете нелѣпость
             Послѣднихъ вашихъ выходокъ. Поймете ль
             Меня вы наконецъ? Тотъ, кто достигъ
             Преклонныхъ лѣтъ, какъ вы, съ тѣмъ вмѣстѣ долженъ
             Имѣть и здравый смыслъ. Вы привезли
             Съ собой ватагу во сто человѣкъ,
             Нахальныхъ до того, что ихъ манера
             Себя держать перевернула здѣсь
             Весь домъ вверхъ дномъ. Могу увѣрить васъ:
             Ихъ выходки, попойки и безчинства
             Скорѣй напоминаютъ домъ разврата,
             Чѣмъ герцогскій дворецъ. Мы изъ стыда
             Должны исправить это. Покоритесь
             Поэтому и вы разумной просьбѣ
             И помните, что иначе придется
             Смириться вамъ безъ просьбъ.-- Вы распустить
             Должны часть вашей челяди, оставя
             Изъ нихъ лишь тѣхъ, чей нравъ и чьи года
             Подходятъ ближе къ вашимъ. Знать пора
             И имъ и вамъ порядокъ и приличье.
             Лиръ. Огонь и адъ!.. Сѣдлайте лошадей!
             Позвать мою всю свиту!.. Ни минуты
             Не стану я стѣснять тебя, отродье
             Позора и стыда! Осталась мнѣ
             Еще другая дочь!..
             Гонерилья.           Вы дерзко бьете
             Моихъ людей, а челядь ваша хочетъ,
             Чтобъ ей они служили, позабывъ,
             Во сколько разъ они ея приличнѣй. (Входитъ Альбани).
             Лиръ. О, какъ ты горекъ, запоздалый мигъ
             Раскаянья! (Альбани) А! это вы, милордъ!
             Вы съ нею заодно? Прошу, отвѣтьте...
             Что жъ лошадей?.. О, демонъ, демонъ злой
             Людской неблагодарности, черствѣй
             И тверже камня ты, но если въ сердцѣ
             Родныхъ дѣтей ты свилъ себѣ пріютъ --
             То и въ моряхъ не сыщется тогда
             Чудовища ужаснѣй!..
             Альбани.           Успокойтесь.
             Лиръ (Гонерилъѣ). Ты лжешь, свирѣпый коршунъ! Люди свиты
             Моей честны!-- Я выбиралъ ихъ самъ!..
             Они исправно знаютъ, какъ имъ должно
             Себя вести. Они достойно носятъ
             Почетное ихъ званье.-- Какъ я могъ
             Придать такъ много важности проступку
             Корделіи!.. Какъ могъ онъ показаться
             Мнѣ столь дурнымъ!.. Подобно пыткѣ, вырвалъ
             Онъ сердце мнѣ, убилъ мою любовь,
             Наполнилъ душу желчью!-- Лиръ! Лиръ! Лиръ!..

(Бьетъ себя по головѣ).

             Бей, бей себя! Бей эту дверь, откуда
             Ты выпустилъ свой разумъ, и взамѣнъ
             Его вошло безуміе!.. (Сттѣ) Идемте,
             Идемте прочь отсюда!..
             Альбани.                     Увѣряю
             Васъ, добрый сэръ, что я ни въ чемъ не виненъ.:
             Мнѣ даже неизвѣстно, что могло
             Васъ такъ смутить.
             Лиръ.           Пусть будетъ такъ.-- Склони
             Ко мнѣ, природа, слухъ! Склони, склони,
             Отрадная богиня! Если было
             Начертано въ премудрости твоей
             Послать дѣтей презрѣнной этой твари --
             Возьми назадъ рѣшенье! Изсуши
             Утробу ей! Срази ее безплодьемъ!
             Не посылай на радость ей и счастье
             Ласкъ милаго ребенка!-- Если жъ будетъ
             Онъ у нея -- то пусть, облитый желчью,,
             Онъ явится на свѣтъ!-- Пусть будетъ мукой
             И вѣчнымъ горемъ матери!-- Покрой
             Морщинами ей лобъ! Пусть слезъ потоки
             Изроютъ ей лицо! Пускай, въ отплату
             Заботъ и горя матери, получитъ
             Она одно презрѣнье!.. Пусть узнаетъ,
             Что жало ядовитѣйшей змѣи
             Не такъ ужасно, какъ неблагодарность
             Родныхъ дѣтей!-- Прочь, прочь отсюда!.. (Уходитъ Лиръ).
             Альбани.                               Боги!
             Что жъ это наконецъ?
             Гонерилья.                     Прошу, не суйся,
             Когда не знаешь дѣла. Дай ему
             Досыта наболтаться: выльетъ злость --
             И все пройдетъ. (Лиръ возвращается).
             Лиръ.           Какъ, пятьдесятъ всего
             Людей осталось въ свитѣ?.. Такъ ограбленъ
             Ужъ я чрезъ двѣ недѣли!..
             Альбани.                     Что случилось?
             Лиръ. Я все тебѣ скажу. (Гонерилугь) Смотри: я плачу!..
             Мнѣ стыдно самому, что вызвать слезы
             Могла ты мнѣ изъ глазъ, что такъ сразила
             Во мнѣ ты мужество! Сдержать не въ силахъ
             Я слезъ моихъ! Но отольются скоро
             Онѣ тебѣ! Туманомъ злой тоски
             Подернется вся жизнь твоя! Изъѣстся
             Душа твоя несокрушимымъ гнетомъ.
             Отцовскаго проклятья!.. Полно плакать
             Вамъ, старые глаза!-- За васъ мнѣ стыдно!
             Я вырвать васъ готовъ и бросить въ грязь!
             Пускай она проникнется ужъ лучше
             Соленой вашей влагой!-- Ну, да, впрочемъ,
             Что будетъ -- будь!.. Другая дочь еще
             Осталась мнѣ! Она, увѣренъ я,
             Честнѣе и сердечнѣй!-- Знай, волчица,
             Что если бы она узнать успѣла
             О сдѣланномъ тобой -- тебѣ ногтями
             Вцѣпилась бы въ лицо она!-- Увидишь,
             Что ворочусь попрежнему сюда
             Я тѣмъ, чѣмъ былъ!.. Что вновь найду я власть,
             Которую, ты думала, утратилъ
             Я навсегда,-- ручаюсь въ томъ тебѣ!..

(Уходятъ Лиръ, Кентъ и свита).

             Гонерилья (Альбани). Надѣюсь, все ты понялъ?
             Альбани.                                                   Гонерилья!
             Какъ ни люблю сердечно я тебя,
             Но не могу настолько быть пристрастнымъ...
             Гонерилья. Ахъ, замолчи!-- Сюда, Освальдъ! (Шуту) А ты,
             Кого всегда считала больше плутомъ
             Я, чѣмъ шутомъ,-- вонъ съ глазъ! Ступай и ты
             Вослѣдъ за господиномъ!
   Шутъ. Дядюшка Лиръ, постой, прихвати своего дурака.

(Напѣваетъ):

             Кто лисицу поймалъ -- придержи;
             Злая дочь завелась -- придуши!
             Петли здѣсь не купить за колпакъ,
             Такъ ступай во-свояси, дуракъ 41)! (Уходитъ шутъ).
             Гонерилья. 42) [Старикъ умно придумалъ! Сотня слугъ!
             Разумно было бъ очень согласиться
             Ему ихъ дать да сверхъ того позволить
             Носить всегда оружье? Что ни день,
             Выдумывалъ бы новую онъ блажь
             И новые капризы, да, пожалуй,
             Въ сердитый часъ затѣялъ бы отнять
             Назадъ, что далъ! Пришлось бы у него
             Намъ снова жить изъ милости!-- Эй, Освальдъ!
             Альбани. Мнѣ, право, кажется, что ты боишься
             Уже чрезчуръ.
             Гонерилья. Излишній страхъ вѣрнѣй,
             Чѣмъ лишняя довѣрчивость. Оставь,
             Прошу, меня распоряжаться дома,
             Какъ я хочу! Я нахожу, что лучше
             Предупредить грозящую опасность,
             Чѣмъ дать застигнуть ей себя врасплохъ.
             Его насквозь я вижу!-- Обо всемъ,
             Что здѣсь онъ наболталъ, я напишу
             Сейчасъ къ сестрѣ. Увидимъ, согласится ль
             Она ему попрежнему оставить
             Ватагу слугъ, когда узнаетъ, чѣмъ
             Грозитъ намъ это въ будущемъ.-- Освальдъ!]

(Входитъ Освальдъ).

             Написано ль письмо къ моей сестрѣ?
             Освальдъ. Написано.
             Гонерилья.           Возьми сейчасъ двухъ-трехъ
             Товарищей въ дорогу и затѣмъ
             Скачи немедля къ ней. Ты ей разскажешь
             О томъ, чѣмъ я встревожена, а также
             Прибавишь отъ себя, что самъ признаешь
             За лучшее, чтобъ убѣдить сильнѣй
             Ее во всемъ.-- Ступай же и вернись
             Поспѣшнѣе назадъ. (Альбани) А васъ, милордъ,
             Хоть я и не намѣрена корить
             За вашу мягкость сердца,-- но однако
             Замѣчу вамъ, что недостатокъ смысла
             Вреднѣе, чѣмъ излишекъ доброты.
             Альбани. Не знаю я еще, куда ты мѣтишь,
             Но въ жадности добра себѣ не встрѣтишь.
             Гонерилья. Такъ, значитъ, ты...
             Альбани.                     Кто правъ -- увидимъ впредь.
  

СЦЕНА 5-я.

Тамъ же. Дворъ замка.

(Входятъ Лиръ, Кентъ и шутъ).

   Лиръ (Кенту). Свези это письмо въ Глостерширъ; но смотри, не распространяйся о томъ, что слышалъ и видѣлъ здѣсь. На вопросы, которые тебѣ станетъ дѣлать дочь, отвѣчай коротко. Помни, что если ты не будешь торопиться -- я пріѣду раньше тебя.
   Кентъ. Не засну, пока не доставлю письма.

(Уходитъ Кентъ).

   Шутъ А что, дядя, если бъ нашъ умъ сидѣлъ въ пяткахъ, были бы на немъ мозоли или нѣтъ?
   Лиръ. Конечно, были бы.
   Шутъ. Ну такъ ты успокойся: туфель тебѣ для твоихъ мозговъ не понадобится.
   Лиръ. Ха-ха-ха!
   Шутъ. Увидишь самъ, какъ по-родственному приметъ тебя вторая дочь. Она хоть и похожа на первую, какъ одно яблоко на другое, но я все-таки кое-что смекаю.
   Лиръ. Что же ты смекаешь?
   Шутъ. А то, что на вкусъ будутъ обѣ твои дочери такъ же различны, какъ два одинаковыхъ яблока. Знаешь ли ты, для чего носъ посреди лица поставленъ?
   Лиръ. Если знаешь, скажи.
   Шутъ. А для того, чтобъ по сторонамъ его была два глаза: чего не расчухалъ -- на то смотри.
   Лиръ. Я ее обидѣлъ 43)!..
   Шутъ. А знаешь ли ты, какъ устрица строитъ свой домъ?
   Лиръ. Нѣтъ.
   Шутъ. И я не знаю; а вотъ для чего данъ домъ улиткѣ -- это сказать могу.
   Лиръ. Для чего же?
   Шутъ. Для того, чтобъ туда прятаться; ничего не давать дочерямъ, а когда нужно, рога оттуда выставить.
   Лиръ. Во мнѣ мысли путаются... Я ли не былъ нѣжнымъ отцомъ!.. Ну что жъ, готовы ли лошади?
   Шутъ. За ними ословъ послали. Скажи, почему въ Медвѣдицѣ семь звѣздъ?
   Лиръ. Потому что не восемь.
   Шутъ. Вотъ такъ угадалъ! Изъ тебя шутъ вышелъ бы хорошій.
   Лиръ. Отнять, отнять силой!.. О, чудовищная неблагодарность!..
   Шутъ. Если бы ты, дядя, былъ моимъ шутомъ, я бы тебя поколотилъ за то, что ты рано состарѣлся.
   Лиръ. Почему рано?
   Шутъ. Тебѣ надо было прежде ума набраться.
             Лиръ. О, боги, боги, объ одномъ прошу я:
             Спасите отъ безумія меня!
             Его боюсь я только! (Входитъ дворянинъ изъ свиты).
             Что? Готово?
             Дворянинъ. Готово, государь.
             Лиръ (шуту).           Такъ ѣдемъ, ѣдемъ!..
             Шутъ (напѣваетъ):
             Какъ уѣдемъ гурьбой, красныхъ дѣвушекъ рой
             Дурака здѣсь навѣрно забудетъ!
             Впрочемъ, что горевать: какъ вернемся опять,
             Хоть одна врядъ ли дѣвушкой будетъ 44) (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Дворъ замка Глостера. Ночь.

(Эдмундъ и Куранъ встрѣчаются).

   Эдмундъ. Здравствуй, Куранъ.
   Куранъ. Здравствуйте, сэръ. Я сейчасъ видѣлъ вашего батюшку и сообщилъ ему, что герцогъ корнуэльскій съ герцогинею Реганою будутъ сюда къ ночи.
   Эдмундъ. По какой причинѣ?
   Куранъ. Право, не знаю навѣрно; что жъ до ходячихъ слуховъ, то вы, вѣроятно, знаете ихъ не хуже меня. Я разумѣю тѣ слухи, которые пока передаются еще другъ другу на ухо 45).
   Эдмундъ. Ничего я не знаю. Скажи мнѣ, въ чемъ дѣло.
   Куранъ. Слышали вы, что между герцогами корнуэльскимъ и Альбани не сегодня-завтра вспыхнетъ война?
   Эдмундъ. Не слыхалъ ни слова.
   Куранъ. Ну такъ скоро услышите.-- Прощайте.

(Уходитъ Куранъ).

             Эдмундъ. Прибудетъ къ ночи герцогъ,-- вотъ событье
             Мнѣ на руку. Оно вплелось само
             Въ мой планъ ему на помощь. Брата схватятъ,
             Какъ велѣно отцомъ; мнѣ жъ надо ловко
             Воспользоваться всѣмъ.-- Къ работѣ жъ, умъ!
             Ко мнѣ, моя фортуна!-- Эй, Эдгардъ!
             Сойди на пару словъ. (Входитъ Эдгардъ).
                                           Бѣда! Спасайся!
             Отецъ успѣлъ провѣдать, гдѣ ты спрятанъ.
             Бѣги, бѣги!.. На счастье ночь темна!
             Не отзывался ль та неосторожно
             О герцогѣ корнуэльскомъ? Къ ночи будетъ
             Сюда и онъ; Регана съ нимъ.-- Быть-можетъ,
             Сболтнулъ при комъ-нибудь та невзначай
             О ссорѣ ихъ съ Альбани?-- Отвѣчай же!..
             Припомни все.
             Эдгардъ.           Ни слова никогда я
             О нихъ не говорилъ.
             Эдмундъ.           Тсс!.. Слышу я --
             Идетъ сюда отецъ!-- Мечъ, мечъ, скорѣй
             Изъ ноженъ мечъ! Я долженъ притвориться,
             Что мы съ тобой сражались; дѣлай видъ,
             Что будто защищался ты.-- Вотъ такъ... (Фехтуютъ).
             Теперь бѣги!-- Эй, эй! Огня!-- Прощай!
             Бѣги скорѣй! (Эдгардъ убѣгаетъ). Прекрасно! Двѣ-три капли
             Пустить невинной крови (ранитъ себя въ руку) -- и улика
             Готова въ томъ, что точно былъ я здѣсь
             Въ опасности.-- Видалъ я часто пьяницъ,
             Которые калѣчили себя
             Для смѣха вдвое хуже. (Громко) Стой!.. держите!..
             Эй, кто-нибудь на помощь!

(Входятъ Глостеръ и служители ѣ огнемъ).

             Глостеръ.                     Гдѣ? Гдѣ онъ?
             Гдѣ негодяй?..
             Эдмундъ.           Напалъ онъ на меня
             Въ потемкахъ здѣсь; махалъ мечомъ, шепталъ
             Какія-то заклятья, звалъ на помощь
             Луну, свою союзницу 46).
             Глостеръ.                     Куда,
             Куда, скажи, онъ скрылся?..
             Эдмундъ.                     Ахъ!.. взгляните!
             Я раненъ! Я въ крови...
             Глостеръ.                     О, негодяй!
             Гдѣ онъ, Эдмундъ?
             Эдмундъ.                     Онъ скрылся, убѣдись,
             Что я быль твердъ...
             Глостеръ.           Эй, эй, за нимъ! (Служители бѣгутъ).
                                                     Въ чемъ твердъ
             Ты былъ, Эдмундъ?..
             Эдмундъ.                     Въ отказѣ посягнуть
             На вашу жизнь. Напрасно я твердилъ,
             Что месть боговъ сразить отцеубійцу
             Огнемъ громовъ; напрасно выставлялъ
             На видъ святую связь дѣтей съ отцами,--
             Безъ пользы все! Едва онъ убѣдился,
             Что возбуждала эта мысль во мнѣ
             Одинъ лишь ужасъ,-- выхватилъ онъ быстро
             Изъ ноженъ мечъ и, полный ярой злости,
             Нанесъ мнѣ рану въ руку, прежде чѣмъ
             Успѣлъ себя прикрыть я; но, увидя,
             Что въ мигъ одинъ успѣлъ ужъ ободрить
             Себя я чувствомъ правды, иль, быть-можетъ,
             Услышавъ шумъ -- онъ быстро убѣжалъ
             Отсюда прочь.
             Глостеръ.           Пускай бѣжитъ!-- Далеко
             Ему не убѣжать:-- поймать успѣютъ
             Его еще у насъ, а чуть поймаютъ --
             Такъ тутъ же и конецъ ему.-- Сегодня
             Сюда прибудетъ герцогъ, нашъ достойный
             И честный государь;-- ему подамъ
             Немедля просьбу я, чтобъ повсемѣстно
             Позволилъ объявить онъ о наградѣ,
             Какую назначаю я тому,
             Кто выдастъ негодяя и отправитъ
             Его на эшафотъ.-- Смерть даже тѣмъ,
             Кто вздумаетъ скрывать его!
             Эдмундъ.                               Когда
             Увидѣлъ я, что всѣ мои старанья
             Его уговорить, чтобъ онъ оставилъ
             Свой подлый замыселъ, не приносили
             Ни пользы ни плода,-- я пригрозилъ
             Открыть его затѣю. И, представьте,
             Что мнѣ отвѣтилъ онъ! "Побочный нищій!--
             Воскликнулъ онъ:-- подумать смѣешь ты,
             Что ежели поставятъ на очную
             Другъ съ другомъ ставку насъ -- то кто-нибудь
             Придастъ хоть искру вѣры всѣмъ твоимъ
             Божбамъ и увѣреньямъ? Молвивъ просто
             И прямо: "нѣтъ!" -- я уничтожу въ прахъ
             Все, что ни скажешь ты, хотя бы даже
             Доказывать ты вздумалъ правду словъ
             Письмомъ моей руки! Я обращу
             Все на тебя! Въ злодѣйствѣ будешь признанъ
             Виновнымъ ты! Не такъ же глупъ весь свѣтъ,
             Чтобъ не понять, какъ выгодно бы было
             Тебѣ меня сгубить!..-- Одно ужъ это
             Тебя могло бъ заставить посягнуть
             На жизнь мою!"
             Глостеръ.           Что за коварство! Хочетъ
             Отречься онъ отъ собственной руки!
             Не сынъ онъ мнѣ, не сынъ! (За сценой трубы).
                                           Чу, слышишь?-- Трубы.
             Пріѣхалъ, значитъ, герцогъ. Я не знаю
             Причинъ его пріѣзда.-- Путь къ побѣгу
             Злодѣю мы запремъ; отказа въ этомъ
             Не будетъ мнѣ. Я разошлю вездѣ
             Его портретъ, чтобъ первый встрѣчный могъ
             Его узнать. Что жъ до моихъ достатковъ --
             То, вѣрь, мой честный мальчикъ, я сумѣю.
             Устроить такъ, что будешь ты моимъ
             Наслѣдникомъ.

(Входятъ герцогъ корнуэльскій, Регана и свита).

             Корнуэльсъ. Ну что, старикъ? Услышалъ
             Я скверныя извѣстья, чуть успѣлъ
             Сюда прибыть.
             Регана.           Намъ не придумать даже,
             Какое наказанье заслужилъ
             Такой злодѣй!-- Успѣли ли прійти
             Въ себя вы, добрый лордъ?
             Глостеръ.                     О, герцогиня,
             Разбито сердце старое мое!
             Въ куски разбито горемъ!
             Регана.                     Мнѣ подумать
             Объ этомъ даже страшно:-- васъ хотѣлъ
             Убить вашъ сынъ Эдгардъ!-- Эдгардъ, кому
             Былъ крестнымъ мой отецъ 47)!
             Глостеръ.                     Сознаться стыдно,
             Принцесса, въ этомъ мнѣ;-- охотно скрылъ бы
             Я это все!
             Регана. Ужъ не былъ ли онъ въ шайкѣ
             Безпутныхъ слугъ отца?
             Глостеръ.                     Не знаю, право;
             Но горько, горько мнѣ!
             Эдмундъ.                     Служилъ онъ точно,
             Принцесса, въ этой свитѣ 48),
             Регана.                     О, тогда
             Я больше не дивлюсь его поступку!
             Онъ, безъ сомнѣнья, подученъ былъ ими
             Желать отцовской смерти, чтобъ растратить
             Скорѣй его добро. Я получила
             Письмо сестры съ подробнымъ описаньемъ
             Всѣхъ ихъ безпутныхъ. подвиговъ. Коль скоро
             Пожаловать задумаютъ они
             Жить къ намъ сюда -- я уѣзжаю тотчасъ
             Изъ дома прочь.
             Корнуэльсъ. Да ужъ и я, конечно.
             Что до тебя, любезный другъ Эдмундъ,
             То оказалъ, какъ слышалъ я, большую
             Услугу ты отцу?
             Эдмундъ.           Я тѣмъ исполнилъ
             Лишь только долгъ мой, сэръ.
             Глостеръ.                     Онъ обнаружилъ
             Злодѣя адскій умыселъ и даже
             Былъ раненъ, какъ вы видите, когда
             Пытался убѣдить его.
             Корнуэльсъ.           Послали ль
             Погоню за злодѣемъ?
             Глостеръ.                     Да, милордъ.
             Корнуэльсъ. Лишь только бъ былъ онъ взятъ, а тамъ его
             Мы сдѣлаемъ безвреднымъ. Отдаю
             Тебѣ свою я власть: распоряжайся,
             Какъ хочешь, въ этомъ дѣлѣ. Ты жъ, Эдмундъ,
             За то, что доказалъ ты такъ прекрасно
             Любовь къ отцу и вѣрность,-- будешь впредь
             Служить у насъ. Людей съ такимъ закаломъ
             Должны цѣнить мы; я вербую первымъ
             Тебя къ себѣ на службу.
             Эдмундъ.                     Я вамъ слово
             Даю всегда быть вашимъ.
             Глостеръ.                     Вѣчно вамъ
             Я буду благодаренъ, славный герцогъ.
             Корнуэльсъ. Но вы еще не знаете, зачѣмъ
             Мы прибыли сюда...
             Регана.                     Въ такую ночь,
             Въ грозу и холодъ. Важная причина
             Могла заставить насъ, почтенный Глостеръ,
             Искать свиданья съ вами. Вы должны
             Дать добрый намъ совѣтъ. Отецъ съ сестрою,
             Какъ вижу я, поссорились, и мнѣ
             Ужасно бъ не хотѣлось отвѣчать
             Имъ изъ дому. Я написать рѣшила
             Отвѣтъ мой здѣсь;-- гонецъ готовъ въ дорогу,
             А потому прошу васъ, старый другъ,
             Забудьте на минуту ваше горе
             И дайте намъ совѣтъ, какъ поступить
             Въ такомъ серьезномъ дѣлѣ.
             Глостеръ.                     Я готовъ
             Служить во всемъ вамъ, добрая принцесса. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Передъ замкомъ Глостера.

(Кентъ и Освальдъ входятъ съ разныхъ сторонъ).

   Освальдъ. Съ добрымъ утромъ, пріятель! Ты здѣшній?
   Кентъ. Здѣшній.
   Освальдъ. Такъ скажи, куда намъ поставить лошадей?
   Кентъ. Да ставьте вотъ тутъ, въ лужу.
   Освальдъ. Полно тебѣ шутить. Скажешь -- добро сдѣлаешь 49).
   Кентъ. Я совсѣмъ не хочу дѣлать тебѣ добра.
   Освальдъ. Ну такъ обойдемся и безъ тебя.
   Кентъ. Смотри, чтобъ не обошелся съ тобой по-своему я 50).
   Освальдъ. Что ты лаешься? Я и въ глаза-то тебя не знаю.
   Кентъ. Зато я тебя знаю.
   Освальдъ. Кто жъ я, по-твоему?
   Кентъ. Бездѣльникъ и негодяй, блюдолизъ, глупый хамъ, задающій господской ливреей, подъ которой спрятаны дырявые сапоги. Сынъ послѣдней твари безъ сердца и желчи; прихвостень, подлецъ отпѣтый, готовый сдѣлаться сводникомъ, лишь бы подслужиться. Ты -- смѣсь бездѣльника, нищаго и труса,-- вотъ что ты такое, и если ты вздумаешь отказаться хоть отъ одного изъ этихъ именъ -- я буду бить тебя до того, что ты даже ревѣть перестанешь 51).
   Освальдъ. Что ты самъ за бездѣльникъ и съ чего ты такъ ругаешься, когда мы другъ друга даже въ глаза не знаемъ?
   Кентъ. Мѣдный же у тебя лобъ, если ты говоришь, что не знаешь меня. Двухъ дней не прошло съ тѣхъ поръ, какъ я сбилъ тебя съ ногъ и отколотилъ при королѣ. Мечъ наголо, бездѣльникъ! Теперь хоть и ночь, да луна, благо, свѣтитъ.-- Становись, я тебя изрублю, какъ битую говядину. (Вынимаетъ мечъ).
   Освальдъ. Провались ты совсѣмъ. Не хочу я съ тобой связываться.
   Кентъ. Говорятъ, становись! Ты, я знаю, привезъ ябеду на короля. Вѣдь ты на сторонѣ тѣхъ бездушныхъ куколъ, что возстали противъ отца. Становись, я тебя въ куски искрошу.
   Освальдъ. Караулъ! Помогите!..
   Кентъ (бьетъ его). Реви, негодяй, реви, мерзавецъ!
   Освальдъ. На помощь! Рѣжутъ! (Входятъ Эдмундъ, Корнуэльсъ, Регана, Глостеръ и слуги).
   Эдмундъ. Что тутъ? Драка' Въ чемъ дѣло?
   Кентъ. Сунься, юноша, сунься!-- достанется и тебѣ!
   Глостеръ. Мечи! Драка! Что такое случилось?
             Корнуэльсъ. Ни съ мѣста, негодяи! Мертвымъ ляжетъ,
             Кто схватитъ мечъ.-- Съ чего сцѣпились вы?
   Регана. Это посланные сестры и короля.
   Корнуэльсъ. За что вы поссорились? Отвѣчайте!
   Освальдъ. Я едва дышу, сэръ.
   Кентъ. Немудрено! Храбро очень сражался лыкомъ ты шитая образина 52)!
   Корнуэльсъ. Вотъ сказалъ! Когда же люди лыкомъ шиты бываютъ?
   Кентъ. А какъ иначе про него сказать? Всякій камеищикъ лучше бы оболванилъ его фигуру, если бъ вздумалъ ее вылѣпить,
   Корнуэльсъ. Говорите, изъ-за чего вы поссорились?
   Освальдъ. Этотъ негодяй, сэръ, котораго я пощадилъ ради его сѣдой бороды...
   Кентъ. Ахъ, ты, выкидышъ проклятый! Послѣдняя ты спица въ колесницѣ 53)! Что выдумалъ!.. Дайте, милордъ, волю моимъ рукамъ -- я истолку этого негодяя въ ступѣ и сдѣлаю изъ него замазку для стѣнъ. Онъ пощадилъ меня ради моей сѣдой бороды!..
             Корнуэльсъ. Молчи, болванъ! Ты, кажется, готовъ
             Забыться самъ.
             Кентъ.           Обида поневодѣ
             Заставитъ позабыться.
             Корнуэльсъ.           Кто жъ тебя
             Обидѣлъ такъ?
             Кентъ.           Обидно видѣть мнѣ,
             Что подлецы безъ чести смѣютъ дерзко
             Носить мечи! Что прихвостни, какъ крысы,
             Тишкомъ перегрызаютъ узы крови,
             Скрѣпленныя природой навсегда.
             Отъ нихъ потачку видятъ тѣ, кто выше,
             Страстямъ своимъ! Они всегда какъ тутъ,
             Чтобъ масло лить въ огонь, иль подморозить --
             Что холодностью дышитъ безъ того.
             Твердятъ они то да, то нѣтъ; вертятся,
             Какъ флюгера 54)" смотря, откуда дуютъ
             Капризъ и блажь господъ. Какъ псы умѣютъ
             Они слѣдить лишь только по пятамъ. (Освальду)
             Вонъ этотъ хоть! Пусть чумная зараза
             Сразитъ тебя! Смѣешься ты, какъ будто бъ
             Была безумна рѣчь моя.-- Ты глупый,
             Бездушный гусь! Прогнать бы хворостиной
             Тебя въ твой грязный хлѣвъ 55)!
             Корнуэльсъ.                     Тсс... старый хрычъ!
             Ты спятилъ, кажется.
             Глостеръ.                     Въ чемъ между вами
             Такое несогласье?
             Кентъ.           Въ чемъ?-- Во всемъ!
             Двѣ крайности скорѣй сошлись бы вмѣстѣ,
             Чѣмъ я съ такимъ мерзавцемъ.
             Корнуэльсь.           Что жъ онъ сдѣлалъ
             За что его бранишь ты?
             Кентъ.           Мнѣ противенъ
             Онъ весь, каковъ онъ есть.
             Корнуэльсь.                     Найдешь такими жъ,
             Пожалуй, ты меня, ее и всѣхъ,
             Кто здѣсь стоитъ.
             Кенть.           Да, если молвить правду
             (А лгать я не привыкъ), встрѣчалъ я прежде
             Людей пріятнѣй видомъ и душой,
             Чѣмъ тѣ, что здѣсь стоятъ теперь.
             Корнуэльсь.                               Эге!
             Теперь я раскусилъ тебя, пріятель!
             Изъ тѣхъ, я вижу, хитрыхъ ты проныръ,
             Которымъ стоитъ разъ лишь дать поблажку
             За грубый тонъ рѣчей, чтобы зазнались
             Они совсѣмъ.-- Лесть имъ не по нутру!
             Душа ихъ такъ пряма! На языкѣ
             У нихъ слова лишь правды. Если хвалятъ
             За правду ихъ -- тѣмъ лучше; если жъ нѣтъ,
             То все равно -- они сумѣютъ выйти
             Сухими изъ воды. Видалъ довольно
             Такихъ я негодяевъ, въ чьей душѣ
             Таится вредныхъ мыслей вдвое больше,
             Чѣмъ въ двадцати пустыхъ говорунахъ,
             Привыкшихъ льстить и говорить учтиво.
             Кентъ. Униженно прошу, великій сэръ,
             Дозвольте мнѣ смиренно преклониться
             Предъ вашимъ велемочьемъ! Ярче звѣздъ
             И солнышка свѣтлѣе вѣдь горите
             На тверди вы небесной...
             Корнуэльсь.                     Это что?
             Что ты затѣялъ этой новой рѣчью?
   Кентъ. Хочу отучиться отъ моей прежней манеры говорить, которая вамъ не нравится.-- Что я не льстецъ -- я знаю самъ; а тотъ, кто надулъ васъ своей откровенностью, былъ дѣйствительно откровенный мошенникъ. Такимъ я не буду никогда, хотя бы могъ даже этимъ средствомъ уничтожить ваше ко мнѣ нерасположеніе.
             Корнуэльсь (Освальду). Что сдѣлалъ ты ему?
             Освальдъ.                     Ни въ чемъ я, сэръ,
             Предъ нимъ не виноватъ. Его король,
             Которому онъ служитъ, вздумалъ нынче
             Меня прибить, а онъ, чтобъ подслужиться,
             Сбилъ съ ногъ изъ-за спины меня, ругался,
             Топталъ меня ногами -- словомъ, дѣлалъ,
             Что только могъ, и былъ вознагражденъ
             Достойно королемъ за эти злыя
             Насмѣшки надъ лежачимъ. Нынче жъ, вспомнивъ
             Свой храбрый, славный подвигъ, вздумалъ онъ
             Грозить ужъ мнѣ мечомъ.
             Кенть.                     Послушать труса
             И подлеца -- окажется, пожалуй,
             Храбрѣй Аякса онъ.
             Корнуэльсь.           Подать колодки!
             Научимъ мы тебя, упрямый хрычъ,
             Какъ слѣдуетъ вести себя.
             Кентъ.                     Изъ лѣтъ
             Я вышелъ, чтобъ учиться; что жъ до вашихъ
             Колодокъ, сэръ,-- онѣ не для меня.
             Я состою на службѣ у монарха,
             Которымъ присланъ къ вамъ. Не много
             Окажете къ нему вы уваженья
             И очень зло подшутите надъ нимъ,
             Сажая такъ гонцовъ его въ колодки.
             Корнуэльсь. Колодки, я сказалъ,-- въ нихъ просидишь,
             Клянусь, ты до полудня!
             Регана.                     Мало, мало!
             До вечера, всю ночь!
             Кентъ.                     Скажу, милэди,
             На это вамъ, что если бъ былъ собакой
             Я вашего отца -- и съ ней грѣшно
             Вамъ было бъ обращаться такъ.
             Регана.                     А съ дрянью,
             Такой, какъ ты, позволено.
             Корнуэльсъ.                     Онъ, вѣрно,
             Изъ шайки тѣхъ буяновъ, о которыхъ
             Писала намъ сестра.-- Колодки! Живо!
             Глостеръ. Достойный сэръ, не поступайте такъ!
             [Когда виновенъ онъ -- его накажетъ
             Король, его властитель. Наказанью,
             Которымъ вы грозите, подвергаютъ
             Лишь самыхъ низкихъ, презрѣнныхъ воровъ.] 56)
             Король глубоко, вѣрьте, оскорбится,
             Когда вы такъ поступите. Обидѣвъ
             Его гонца, вы причините этимъ
             Обиду и ему.
             Корнуэльсъ. Отвѣтчикъ я.
             Регана. Сестра оскорблена гораздо больше:
             Ея гонецъ обруганъ и прибитъ
             У насъ въ дому, когда онъ исполнялъ
             Свою обязанность. Эй, надѣвайте
             Ему колодки тотчасъ же! (Кента сажаютъ въ колодки).
                                           Идемте
             Домой, милордъ. (Уходятъ всѣ, кромѣ Глостера и Кента).
             Глостеръ.           Жаль мнѣ тебя, пріятель;
             Но съ герцогомъ невыгодно шутить.
             Всѣ знаютъ здѣсь, что нравъ его не любитъ
             Ни споровъ ни помѣхъ.-- При словѣ, впрочемъ,
             Я съ нимъ поговорю еще.
             Кентъ.                     Не нужно,
             Достойный сэръ! Усталъ съ дороги я
             И ночь не спалъ, такъ высплюсь на досугѣ
             Зато теперь; а какъ проснусь, то буду
             Свистѣть отъ скуки. Тотъ, кто чистъ душой,
             Во всемъ найдетъ утѣху. До свиданья 57)!
             Глостеръ. Неправъ, неправъ нашъ герцогъ! Очень дурно
             Все это будетъ принято. (Уходитъ Глостеръ).
             Кентъ.                     Придется,
             Какъ кажется, мой добрый государь,
             Попасть тебѣ изъ-подъ дождя да въ воду 58)!
             Темно теперь; но ты, фонарь земли,
             Нашъ свѣтлый, добрый мѣсяцъ, мнѣ позволишь
             Прочесть письмо. (Вынимаетъ писъмо). Гдѣ горе -- надо тамъ
             И добрыхъ ждать чудесъ.-- Посланье это
             Писала мнѣ Корделія! На счастье
             Дошла къ ней вѣсть, что подъ чужимъ я скрылся
             Здѣсь именемъ. Когда жъ она узнаетъ
             О томъ, что здѣсь творится, то найдетъ
             И средство все поправить.-- Клонитъ сонъ!
             Усталъ, не спавъ я ночь.-- Смыкайтесь мирно,
             Усталые глаза! Что вамъ смотрѣть
             На этотъ домъ стыда и безсердечья!
             Прощай, фортуна добрая! Быть-можетъ,
             Еще ты улыбнешься намъ!-- Верти же,
             Пока я сплю, проворнѣй колесо! (Засыпаетъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Степная дебрь.

(Входитъ Эдгардъ).

             Эдгардъ. Я выслѣженъ вездѣ! Едва успѣлъ
             Въ дуплѣ спастись отъ сыщиковъ. Закрытъ
             Мнѣ доступъ къ кораблямъ. Нѣтъ мѣста, гдѣ бы
             Меня не сторожили! Бѣгствомъ только
             Могу себя я какъ-нибудь спасти!
             Одно осталось средство мнѣ: одѣться
             Несчастнымъ голякомъ, однимъ изъ тѣхъ,
             Которыхъ злость людская превратила
             Почти въ звѣрей. Измажу грязью я
             Себѣ лицо, одѣнусь весь въ лохмотья,
             Всклокочу въ космы волосы, и пусть
             Гроза и дождь свирѣпо бьютъ мнѣ тѣло.--
             Немало видѣлъ я такихъ бродягъ
             У насъ въ странѣ. Какъ дикіе безумцы,
             Они себѣ втыкаютъ въ тѣло гвозди,
             Колючки и шипы и въ этомъ видѣ
             Шатаются по селамъ и полямъ,
             По мельницамъ и фермамъ, съ дикимъ воемъ
             Вымаливая хлѣбъ то жалкой просьбой,
             То бранью и проклятьемъ!-- Какъ ни низко
             Стоятъ они на лѣстницѣ людской.59),
             Все жъ чѣмъ-нибудь они назваться могутъ!
             Эдгардъ одинъ полнѣйшее ничто! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Передъ замкомъ Глостера.

(Входятъ Лиръ, шутъ и дворянинъ изъ свиты. Кентъ въ колодкахъ).

             Лиръ. Мнѣ страннымъ кажется, что такъ они
             Уѣхали внезапно, не отправивъ
             Ко мнѣ назадъ гонца.
             Дворянинъ.           Я слышалъ, будто
             У нихъ и рѣчи не было въ то время
             О сборахъ въ путь.
             Кентъ.           Привѣтъ вамъ, государь.
             Лиръ. Ба,-- это что? Въ забаву, что ли, ты
             Надѣлъ себѣ колодки?
             Кентъ. Нѣтъ, милордъ.
   Шутъ. Ха-ха-ха, жесткія у тебя, пріятель, подвязки.-- Лошадей вяжутъ за головы, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясъ, а людей за ноги. И подѣломъ! У людей часто пятки чешутся, такъ вотъ имъ деревянные чулки, чтобъ не чесались.
             Лиръ. Кто такъ тебя позорно осрамилъ,
             Забывъ, кому ты служишь?
             Кентъ.                     Оба, сэръ:
             Вашъ сынъ и ваша дочь.
             Лиръ.                     Не можетъ быть!..
             Кентъ. Однако вышло такъ.
             Лиръ.                     Нѣтъ, говорю я...
             Кентъ. А я скажу, что да.
             Лиръ.                     [Они не смѣли бъ.
             Кентъ. Какъ видите, посмѣли.
             Лиръ.                               Я Зевесомъ
             Клянусь, что нѣтъ!
             Кентъ.           А я клянусь Юноной] 60).
             Лиръ. Не вѣрю я! Не сдѣлали бъ они,
             Не смѣли бъ сдѣлать этого! Чрезчуръ
             Дерзка такая наглость! Хуже смерти
             Такой позоръ! Открой мнѣ безъ утайки,
             Что сдѣлалъ ты? Чѣмъ могъ ты заслужить
             Такое обращенье? Какъ могли
             Такъ осрамить того, кто посланъ мною?
             Кентъ. Когда привезъ я имъ отъ васъ письмо
             И передалъ его, какъ было должно,
             Съ почтеньемъ, на колѣняхъ,-- въ этотъ мигъ
             Примчался вдругъ на пышущемъ конѣ
             Другой гонецъ. Весь красный отъ волненья,
             Едва дыша, съ трудомъ пробормоталъ
             Онъ имъ привѣтъ отъ лэди Гонерильи
             И точно такъ же передалъ письмо.
             Прочтя его, они велѣли тотчасъ
             Сѣдлать коней, собрали всю прислугу
             И, холодно взглянувши на меня,
             Велѣли мнѣ за ними ѣхать слѣдомъ,
             Не удостоивши ни словомъ, будетъ
             Отвѣтъ иль нѣтъ. Прибывъ сюда, я встрѣтилъ
             Здѣсь на дворѣ проклятаго гонца,
             Который (было ясно мнѣ) испортилъ
             Своимъ прибытьемъ вѣсть, какую я
             Доставилъ имъ отъ васъ. Посланецъ былъ
             Тотъ самый негодяй, который сдѣлалъ
             Намедни дерзость вамъ. Ну, тутъ, я каюсь,
             Что точно, позабывъ совѣтъ разсудка,
             Схватилъ я мечъ; мерзавецъ закричалъ;
             На крикъ сбѣжались всѣ, и ваши дѣти
             Нашли, что заслужилъ своимъ поступкомъ
             Я тотъ позоръ, въ которомъ нахожусь.
   Шутъ. Зима, значитъ, еще не прошла, если гуси попрежнему тянутъ въ одну сторону. (Напѣваетъ):
             Кто въ лохмотьяхъ и рубищѣ ходитъ,
             Дѣти въ томъ не узнаютъ отца.
             Только тотъ, кто деньжонки заводитъ,
             Ласку встрѣтитъ себѣ безъ конца.
             О богатыхъ фортуна хлопочетъ,
             Голяковъ же и видѣть не хочетъ 61).
   Отсыплютъ тебѣ твои дочери куль такихъ червонцевъ, что не снести ихъ твоей старой спинѣ 62).
             Лиръ (хватаясь за грудъ). Я чувствую -- мнѣ старая болѣзнь 63)
             Сжимаетъ грудь!.. Прочь, недугъ злой! Не время
             Тебѣ меня терзать.-- Гдѣ герцогиня?
             Кентъ. Въ покояхъ вмѣстѣ съ герцогомъ.
             Лиръ.                                         Останьтесь
             Всѣ на мѣстахъ -- не смѣй итти никто
             За мною къ нимъ.

(Уходитъ Лиръ въ замокъ).

             Дворянинъ.           Не больше ль напроказилъ,
             Пріятель, ты, чѣмъ намъ сказалъ?
             Кентъ.                               Не сдѣлалъ
             Я ничего.-- Скажите, почему
             Прибылъ король съ такой ничтожной свитой?
   Шутъ. Если тебя посадили въ колодки за такой вопросъ, такъ подѣломъ.
   Кентъ. Почему?
   Шутъ. Мы пошлемъ тебя къ муравьямъ, чтобъ ты научился у нихъ не разсчитывать на работу зимой. Одни слѣпые суютъ носъ, не глядя; да и тѣ умѣютъ расчухать, гдѣ вонь. Не цѣпляйся за колесо, которое внизъ катится: можешь шею сломать. А вотъ за то, которое вверхъ ползетъ -- держись: самъ наверху будешь. Если кто-нибудь дастъ тебѣ совѣтъ умнѣй этого -- я возьму свой назадъ. Желалъ бы я, чтобъ ему одни плуты послѣдовали, потому что далъ его дуракъ. (Напѣваетъ):
             Кто за деньги встаетъ на запятки,
             Не ищи много путнаго въ томъ:
             Въ первый дождикъ покажетъ онъ пятки
             И оставитъ тебя подъ дождемъ.
             Впрочемъ; гдѣ дураку догадаться:
             Кто умнѣе -- тѣ только бѣгутъ.
             Дуракомъ можетъ плутъ оказаться,
             Но дуракъ не окажется плутъ 64).
   Кентъ. Гдѣ ты этому, дуракъ, научился?
   Шутъ. Ужъ, конечно, не въ колодкахъ сидя, какъ ты.

(Возвращается Лиръ съ Глостеромъ).

             Лиръ. Они больны, утомлены дорогой,
             Не спали ночь!.. Не могутъ потому
             Меня принять:-- нелѣпый, глупый вздоръ!..
             Пустой предлогъ -- одна въ немъ непокорность!.. (Глостеру)
             Пошелъ назадъ и принеси сейчасъ же
             Отвѣтъ умнѣй!..
             Глостеръ.           Достойный сэръ, извѣстно,
             Конечно, вамъ, какой горячій нравъ
             У герцога; какъ твердъ бываетъ онъ
             Въ томъ, что рѣшилъ однажды.
             Лиръ.                               Смерть и мщенье!..
             Горячій нравъ!.. Смотрѣть я очень стану
             На ихъ горячій нравъ!-- Меня ты понялъ?
             Хочу я видѣть герцога съ женой
             Сейчасъ же здѣсь...
             Глостеръ.           [Я передалъ обоимъ,
             Что вы желали видѣть ихъ.
             Лиръ.                     Ты это
             Имъ передалъ?.. Ты самъ-то не забылъ ли,
             Кто предъ тобой?
             Глостеръ.           Какъ можно, государь] 65).
             Лиръ. Сказалъ ли ты, что герцога Корнуэльса
             Зоветъ король? Что дочь зоветъ отецъ?..
             Что хочетъ говорить онъ съ ней?-- Сказалъ ли
             Ты это все?.. Во мнѣ бушуетъ кровь!..
             Горячъ, горячъ онъ нравомъ!.. Такъ скажи
             Горячему ты герцогу... Но, впрочемъ,
             Не надо, нѣтъ!.. Вѣдь можетъ быть, что точно
             Онъ нездоровъ: болѣзнь заставить можетъ
             Легко забыть насъ долгъ. Его исполнить
             Подъ силу лишь здоровымъ. Часто мы
             Перестаемъ подъ гнетомъ злой болѣзни
             Самими быть собой, когда разсудокъ
             Страдаетъ вмѣстѣ съ тѣломъ. Подождать
             Согласенъ я. Я виноватъ, что принялъ,
             Погорячась, болѣзненную блажь
             Больного за разсудокъ. (Увидя Кента) Но зачѣмъ же
             Въ колодкахъ онъ?.. О, вотъ чѣмъ снова я
             Способенъ убѣдиться, что одно
             Притворство въ нихъ!.. Что не хотятъ притти
             Они съ намѣреньемъ!.. Хочу, чтобъ тотчасъ
             Онъ былъ освобожденъ!.. Ступай сказать
             Обоимъ имъ, что говорить мнѣ надо
             Немедля съ ними здѣсь! Скажи, что если
             Откажутъ мнѣ они -- велю стучать
             Я въ двери ихъ; стучать, какъ въ барабанъ,
             Пока не разбужу ихъ,-- будь ихъ сонъ
             Хоть смертнымъ сномъ!..
             Глостеръ.                     О, если бъ какъ-нибудь
             Мнѣ удалось уладить это горе! (Уходитъ Глостеръ).
             Лиръ. Встаешь въ груди ты, сердце!-- Тише, тише!..
   Шутъ. Уйми, дядя, свое сердце, какъ кухарки унимаетъ угрей, когда кладетъ ихъ живьемъ въ пирогъ. Стукни его, какъ она дѣлаетъ съ ними, палочкой и прикрикни: "тише, тише!" -- У этой кухарки братъ былъ -- такъ тотъ добрѣе оказался: онъ даже свою лошадь сѣномъ съ масломъ кормилъ.

(Входятъ Корнуэльсъ, Регана, Глостеръ и служители).

             Лиръ. Обоимъ добрый день.
             Корнуэльсъ.                     Того жъ и мы
             Желаемъ вашей милости. (Кента освобождаютъ).
             Регана.                     Какъ рада
             Я видѣть васъ, милордъ!
             Лиръ.                     Охотно вѣрю,
             Регана, я тебѣ. Причинъ не мало
             Во мнѣ для этой вѣры. Будь иначе --
             Отъ гроба отказался бъ я тогда
             Твоей покойной матери; я гробомъ
             Его бы счелъ развратницы. (Кепту) Ага!
             Свободенъ ты!-- Поговоримъ объ этомъ
             Въ другой мы разъ.-- Регана дорогая!
             Ничтожество сестра твоя! Какъ коршунъ,
             Впилась неблагодарнымъ безсердечьемъ
             Она мнѣ въ грудь! Ты даже не повѣришь,
             Моя Регана милая, когда
             Тебѣ я разскажу, съ какимъ злодѣйствомъ...
             Регана. Придите, сэръ, въ себя.-- Скорѣй готова
             Подумать я, что оцѣнили сами
             Сестру вы худо, чѣмъ сочту способной
             Ее забыть свой долгъ.
             Лиръ.           Что это значитъ?..
             Регана.                               Вѣрить
             Я не могу, чтобы сестра забыла
             Хоть въ чемъ-нибудь обязанность. А если
             Пришлось ей обуздать немного дерзость
             Распутныхъ вашихъ слугъ, то вѣдь нельзя же
             Ее за то винить! Такой поступокъ
             Законенъ и понятенъ самъ собой.
             Лиръ. Проклятье на нее!..
             Регана.                     Милордъ, вы стары!
             Способности и силы вамъ совсѣмъ
             Готовы измѣнить. Вы непремѣнно
             Должны себя поставить подъ защиту
             Кого-нибудь, кто думалъ бы и дѣлалъ
             Все вмѣсто васъ и понималъ бы лучше,
             Что нужно вамъ. Вернитесь потому
             Назадъ къ сестрѣ. Сознайтесь прямо ей,
             Какъ были вы неправы съ нею.
             Лиръ.                               Мнѣ
             Просить у ней прощенья?.. Хорошо!
             Взгляну, какъ это сдѣлаетъ предъ всѣми
             Отецъ семьи... Я встану на колѣни.

(Становится на колѣни).

             Потомъ скажу: "Дитя мое, дай хлѣба!..
             Я голоденъ! Одѣнь меня -- я нагъ!..
             Мнѣ холодно -- я немощенъ и хилъ..."
             Регана. О, добрый сэръ! оставьте эти шутки;--
             Въ нихъ смысла нѣтъ. Послушайте меня:
             Вернитесь къ ней.
             Лиръ (вставая). Нѣтъ, не вернусь, Регана!
             Она меня лишила половины
             Моихъ людей! Когда бъ могла ты видѣть
             Тотъ злобный взглядъ, который брошенъ ею
             Былъ на меня! Ехидны злѣй впилась
             Она мнѣ въ сердце рѣчью! Мщенье неба
             Срази ее! Пусть ядовитый вѣтеръ
             Ей кости молодыя поразитъ!..
             Корнуэльсъ. О, тьфу!..
             Лиръ.                     Вонзится молнія пускай
             Зловреднымъ, ослѣпительнымъ сіяньемъ
             Въ надменные глаза ея! Поблекнетъ
             Пускай вся красота ея подъ гнетомъ
             Отравленныхъ паровъ, какіе солнце
             Родитъ въ болотномъ смрадѣ!..
             Регана.                     Боги! боги!..
             И мнѣ желать вы будете того же
             Въ припадкѣ гнѣва вашего?
             Лиръ.                     Нѣтъ, нѣтъ,
             Регана дорогая! Никогда
             Тебя не прокляну я:-- ты нѣжна
             Душой и сердцемъ! Овладѣть собой
             Не дашь ты черствости! Глаза сестры
             Сверкаютъ безсердечьемъ,-- твой же взглядъ
             Покоитъ и не жжетъ. Ты не захочешь
             Мои испортить радости, не станешь
             Урѣзывать права мои, лишать
             Меня моей прислуги иль корить
             Меня жестокимъ словомъ! Не запрешь
             Ты наконецъ передъ моимъ приходомъ
             Своихъ дверей! Отзывчивѣй на голосъ
             Природы ты: ты понимаешь лучше
             Обязанность дѣтей, гостепріимства;
             Въ тебѣ живетъ признательность,-- забыть
             Не можешь ты, что далъ я половину
             Тебѣ всего, что было у меня!..
             Регана. Скажите покороче, сэръ, чего
             Хотите вы? (За сценой трубы).
             Лиръ.           Кто моему слугѣ
             Велѣлъ набить колодки?
             Корнуэльсъ. Кто трубитъ? (Входитъ Освальдъ).
             Регана. Я догадалась: это, вѣроятно,
             Труба сестры. Она писала мнѣ,
             Что будетъ здѣсь. (Освальду) Пріѣхала ль мидэди?
             Лиръ. Вотъ тотъ проклятый рабъ, что съ дерзкимъ чванствомъ
             Зазнался, мимолетно заслуживъ
             Довѣріе господъ! Вонъ съ глазъ!..
             Корнуэльсъ.                     Чего вы
             Затѣяли еще?
             Лиръ.           Кто моему
             Слугѣ набилъ колодки?.. Вѣрить я
             Хочу, что ничего о томъ не знала,
             Регана, ты.-- Но кто идетъ? (Входитъ Гонерилья). О, боги!
             Когда вы старцевъ любите, когда
             Угодно вамъ людское послушанье,
             Когда, быть-можетъ, сами стары вы --
             Вступитесь за меня!.. Сойдите съ неба!..
             Защитой будьте мнѣ!-- Ужель безъ краски
             Стыда въ лицѣ глядишь ты на мою
             Сѣдую бороду? Ужель, Регана,
             Подашь ты руку ей?..
             Гонерилья.                     А почему же
             И не подать? Въ чемъ виновата я?
             Вины еще не вижу я въ названьи
             Вещей по именамъ и въ остановкѣ
             Нелѣпыхъ сумасбродствъ.
             Лиръ.                     И грудь моя
             Способна это выдержать!.. Кто смѣлъ
             Сажать въ колодки слугъ моихъ?..
             Корнуэльсъ.                     Велѣлъ
             Надѣть колодки я, хоть по заслугамъ
             Покрѣпче надо было бъ проучить.
             Лиръ.                               Ты, ты?..
             Регана. Милордъ, прошу васъ, успокойтесь!
             Кто слабъ и хилъ, тотъ долженъ и держать
             Себя скромнѣй. Когда вы согласитесь
             Вернуться вновь къ сестрѣ, прожить съ ней мѣсяцъ,--
             Конечно, распустивши половину
             Своихъ людей,-- то милости прошу
             Затѣмъ и къ намъ. Вы видите, что мы
             Теперь не у себя и не готовы,
             Какъ должно, васъ принять и содержать.
             Лиръ. Вернуться къ ней? Часть свиты распустить?..
             Нѣтъ, нѣтъ,-- скорѣй отъ всякаго пріюта
             Я откажусь... Бороться буду съ бурнымъ
             Неистовствомъ стихій; жить поселюсь
             Среди звѣрей, между совой и волкомъ!.
             Нужда всему научитъ!-- Къ ней вернуться?..
             Я къ пылкому французскому монарху
             Скорѣй пойду, который безъ богатствъ
             Взялъ дочь мою меньшую! Передъ нимъ
             Склоню свои колѣни, какъ простой
             Его слуга, съ мольбой, чтобъ поддержалъ
             Изъ милости онъ жизнь мою!-- Вернуться
             Обратно къ ней!.. Дай лучше мнѣ совѣтъ,
             Чтобъ этому мерзавцу (показывая на Освальда) сталъ холопомъ
             И вьючной тварью я!
             Гонерилья.                     Какъ вамъ угодно!
             Лиръ. Дочь, дочь, тебя молю я, не сведи
             Меня съ ума!.. Сердить тебя не буду
             Я болѣе, дитя мое! Съ тобой
             Мы больше не увидимся; но все же
             Ты плоть моя и кровь! Ты мнѣ родная!
             Сказать вѣрнѣе, впрочемъ бы, что рана
             Кровавая на тѣлѣ ты моемъ,
             Которую, неволей-волей, долженъ
             Я выносить! Ты ядовитый вередъ,
             Изъ крови зародившійся моей!..
             Но упрекать я все жъ тебя не стану!--
             Пусть стыдъ падетъ на голову твою,
             Когда захочетъ самъ! Творить не буду
             Молитвы Громовержцу я, чтобъ онъ
             Сразилъ тебя! Исправься, если можешь,
             Сама собой. Я потерплю:-- могу я
             Съ Реганой жить: она намъ дастъ пріютъ.
             Ста рыцарямъ и мнѣ.
             Регана.                     Ну, не совсѣмъ!
             Я вамъ уже сказала,. что покамѣстъ
             Мы съ мужемъ не готовы васъ принять,
             А потому послушайтесь сестры.
             Она прекрасно, вижу, поняла,
             Что дѣлать ей:-- кто помирить захочетъ
             Съ разсудкомъ ваши выходки, навѣрно
             Васъ извинитъ лѣтами и упадкомъ
             Всѣхъ вашихъ силъ.
             Лиръ.           Сердечна ль рѣчь такая?..
             Регана. Беру я смѣлость утверждать, что да!
             Подумайте лишь сами: пятьдесятъ
             Даютъ вамъ слугъ -- ужели не довольно?
             Къ чему держать вамъ больше?-- Слишкомъ много,.
             По-моему, и этихъ. Осторожность
             И вмѣстѣ съ тѣмъ расчетъ велятъ признать
             Излишними и ихъ. Какъ соблюсти
             Согласье и порядокъ, если въ домѣ
             Царятъ двѣ разныхъ власти? Это трудно
             И даже невозможно.
             Гонерилья.                     Почему бы
             Не пользоваться вамъ услугой тѣхъ,
             Которыхъ держатъ въ домѣ,-- будь то люди
             Сестры или мои?
             Регана.           И въ самомъ дѣлѣ!
             Когда бы оказались наши люди
             Виновны противъ васъ -- могли бъ мы строже
             За то взыскать!-- Я прихожу теперь
             Къ рѣшительному мнѣнью, что, коль скоро
             Хотите вы пріѣхать жить ко мнѣ --
             Тогда, въ виду грозящихъ затрудненій,
             Должны вы привезти изъ вашихъ слугъ
             Лишь двадцать пять.-- Когда вы не согласны,
             Я начисто отказываюсь вамъ
             Давать пріютъ.
             Лиръ.           Не все ль я отдалъ вамъ?..
             Регана. И въ добрый часъ.
             Лиръ.                     Изъ васъ хотѣлъ я сдѣлать
             Хранительницъ всего, что я имѣлъ!
             Для нуждъ своихъ считалъ необходимымъ
             Сберечь сто слугъ;-- ужель вы мнѣ даете
             Лишь двадцать пять?-- Регана, такъ ли ты
             Сказала мнѣ?..
             Регана.           Такъ точно, сэръ, и больше
             Ни одного! Что сказано -- готова
             Я повторить.
             Лиръ.           Покажется и злость
             Терпима и мягка, когда сравнится
             Она со злостью большей! Похвалить
             Мы можемъ и порокъ, когда бываетъ
             Онъ легче, чѣмъ другой! (Гонерильѣ) Къ тебѣ иду
             Согласна дать ты пятьдесятъ мнѣ слугъ --
             Не двадцать пятъ. Твоя любовь, я вижу,
             Сердечнѣй, чѣмъ ея.
             Гонер , слѣдуйте за мною!
             Эдгаръ.. Ѳома озябъ.
             Глостеръ.           Пойдемъ, пріятель, тоже,
             Тамъ ты согрѣешься.
   Лиръ.                     Идите всѣ.
   Кентъ. Милордъ, пойдемте.
   Лиръ.                               Пусть идетъ и онъ,
             А я съ моимъ философомъ останусь.
   Глостеръ. Да вы съ собой его возьмите тоже.
   Кентъ. И ты иди! Пойдемъ и ты за нами!
   Лиръ. Аѳинянинъ почтенный мой, пойдемъ.
   Глостеръ. Тсъ, не кричите. Въ путь безъ разговоровъ!
   Эдгаръ. Витязь Роландъ къ крѣпкой башнѣ идетъ.
             Фу-фу-фу! про себя онъ поетъ:
             Пахнетъ британскою кровью!

(Всѣ уходятъ).

   

Сцена V.

Замокъ Глостера.

Входятъ герц. Корнвалль и Эдмундъ.

   Герц. Корнв. Я еще съ нимъ расправлюсь, покуда я у него въ гостяхъ.
   Эдмундъ. Страшно подумать, милордъ, какъ меня будутъ бранить за то, что я долгъ службы поставилъ выше сыновней любви.
   Герц. Корнв. Теперь.я вижу, что твой братъ не просто изъ одной только злобы покушался на его жизнь; вѣроятно, вѣроломство старика само побудило его къ преступленію.
   Эдмундъ. Несчастная моя судьба! Я долженъ раскаиваться въ томъ, что поступаю но правдѣ. Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ. Изъ него ясно, что онъ былъ тайнымъ приверженцемъ французской партіи. О, благія небеса! Не отцу бы измѣнять, и не мнѣ бы открывать его измѣну!
   Герц. Корнв. Пойдемъ со мною къ герцогинѣ.
   Эдмундъ. Если то, что написано въ письмѣ вѣрно, такъ у васъ въ рукахъ важныя вѣсти.
   Герц. Корнв. Вѣрно ли, нѣтъ ли, но это письмо сдѣлало тебя графомъ Глостеромъ. Отыщи своего отца, чтобы я немедленно же привлекъ его къ отвѣту.
   Эдмундъ (про себя). Если я его найду около короля, то моя хитрость еще болѣе подтвердится. (Громко). Я останусь вѣренъ вамъ, какъ ни больно это моему сердцу.
   Герц. Корнв. А я стану тебѣ довѣрять и во мнѣ ты найдешь другого и лучшаго отца.

(Оба уходятъ).

   

Сцена VI.

Въ хижинѣ около замка Глостера.

Входятъ Глостеръ, Лиръ, Кентъ, Шутъ и Эдгаръ.

   Глостеръ. Здѣсь все-таки лучше, чѣмъ подъ открытымъ небомъ; скажите спасибо и за это. Я сдѣлаю все, что могу, чтобы вамъ было поудобнѣе. Сейчасъ я вернусь сюда опять.
   Кентъ. Всѣ силы его разсудка поглощены негодованіемъ. Да наградятъ васъ боги за вашу доброту!

(Глостеръ уходитъ).

   Эдгаръ. Фратеретто зоветъ меня и говоритъ, что Неронъ удитъ рыбу въ озерѣ тьмы. (Къ шуту). Ты невиненъ; молись и берегись злого духа.
   Шутъ. Скажи мнѣ, дяденька: сумасшедшій -- мужикъ или баринъ?
   Лиръ. Король, король!
   Шутъ. Нѣтъ, мужикъ, у котораго сынъ сталъ бариномъ. Въ самомъ дѣлѣ, не глупый ли онъ мужикъ, коли сынъ раньше него пролѣзъ въ баре?
   Лиръ. Пусть тысячами раскаленныхъ копій
             Пронзятъ ее!
   Эдгаръ. Злой духъ мнѣ кусаетъ спину.
   Шутъ. Безумный тотъ, кто полагается на кротость волка, выносливость лошади, любовь мальчика и клятву женщинъ.
   Лиръ. Такъ быть должно! Ее предамъ суду я.
             (Къ Эдгару). Пожалуйте, ученѣйшій судья.
             (Къ шуту). И ты, мудрецъ, садись. Ну, вы, волчицы!..
   Эдгаръ. Глядите, какъ онъ стоитъ и сверкаетъ глазами. Ну, что жъ, угодно вамъ явиться на судъ, прекрасная дама?
             Ко мнѣ, мой миленькій дружокъ,
             Переплывай чрезъ ручеекъ!
   Шутъ. Увы! У ней съ дырой челнокъ,
             А потому она боится
             Переплывать чрезъ ручеекъ.
   Эдгаръ. Злой духъ преслѣдуетъ бѣднаго Ѳомушку соловьиною пѣсней. Гондансъ въ желудкѣ у Ѳомушки проситъ двухъ селедокъ. Не каркай, черный ангелъ! Я тебя не накормлю ничѣмъ.
   Кентъ. Что съ вами, государь? Что вы стоите
             Такъ неподвижно? Лягте, отдохните.
   Лиръ. Я прежде слышать слѣдствіе хочу.
             Свидѣтелей сюда!
                       (Къ Эдгару). Ты, судія
             Верховный, въ мантіи, садись въ срединѣ.
             (Къ шуту). А ты, его помощникъ отъ дворянства,
             Сядь рядомъ съ нимъ.
             (Къ Кенту). Присяжные, вы тоже
             Садитесь.
   Эдгаръ. Будемъ всѣ судить по правдѣ.
             Уснулъ ты, что ль, мой милый пастушокъ?
             Въ хлѣба твое забралось стадо.
             Но ты играй себѣ безпечно въ свой рожокъ,
             Тебѣ о нихъ тревожиться не надо.
             Бр... какая сѣрая кошка.
   Лиръ. Судите сперва эту. Это Гонерилья... Я клянусь предъ этимъ почтеннымъ собраніемъ, что она затоптала ногами короля, своего отца!
   Шутъ. Пожалуйте сюда, сударыня. Васъ зовутъ Гонерилья?
   Лиръ. Этого она не можетъ отрицать.
   Шутъ. Благодарю васъ, а то я васъ принялъ за скамейку!
   Лиръ. А вотъ другая. Черствый взглядъ ея
             Показываетъ ясно черствость сердца.
             Держите ее крѣпче! Эй, оружья!
             Огня, мечей, оружья! О проклятье!
             Судья-измѣнникъ, какъ ты смѣлъ дозволить.
             Ей убѣжать?
   Кентъ.           О горе! Государь,
             Гдѣ же та сдержанность, которой вы
             Хвалились нѣкогда?
   Эдгаръ (про себя). Отъ состраданья
             Слезъ удержать я не могу. Онѣ
             Мѣшаютъ мнѣ хранить мое притворство.
   Лиръ. Эй, собачонки! Жучки, Моськи, Бѣлки!
             Зачѣмъ онѣ всѣ лаютъ на меня?
   Эдгаръ. А, вотъ, Ѳомушка бросится въ нихъ головою. Прочь, бестіи!
             Будь ты черный песъ иль бѣлый,
             Какъ ни лай, что тамъ ни дѣлай,
             Будь дворовый иль цѣнной,
             Будь лягавый иль борзой,
             Будь ты гончій иль ублюдокъ,
             Длиннохвостъ иль нѣтъ, съ Ѳомой
             Вамъ не сладить! Головой
             Въ васъ онъ пуститъ, и разсудокъ
             Потерявъ, безъ головы
             Сами всѣ помчитесь вы,
             Безъ ума помчитесь всѣ вы,
             Взадъ, впередъ, направо, влѣво,
             Вкривь и вкось, куда ни глядь,
             Лишь бы только убѣжать!
   Тра-та-тамъ трамъ! Гляди, гляди! Пойдемъ на попойки и на рынки! Бѣдняга, Ѳомушка! Въ твоей фляжкѣ ни капли!
   Лиръ. Пусть у Реганы вырѣжутъ сердце и взглянутъ, нѣтъ ли въ самомъ его устройствѣ какой причины, что оно такъ безчувственно! (Къ Эдгару). Васъ, рыцарь, я зачисляю въ свою сотню... Только мнѣ не нравится покрой вашего платья! Вы скажете, что это персидское одѣяніе; но, все-таки, перемѣните его...
   Кентъ. Государь, да лягте же и отдохните немного.
   Лиръ. Тсъ... не шумите, не шумите. Задерните занавѣску... Такъ, такъ, такъ. Ужинать мы будемъ завтра утромъ; такъ, такъ, такъ!
   Шутъ. А я лягу въ полдень.

Глостеръ возвращается.

   Глостеръ. Поди сюда, пріятель; гдѣ король?
   Кентъ. Здѣсь, сэръ; лишь не будите, онъ въ забытьи...
   Глостеръ. Ты добрый человѣкъ; храни жъ его.
             Сейчасъ я слышалъ, что на жизнь его
             Злоумышляютъ. Здѣсь носилки есть...
             На нихъ его ты положи и въ Дувръ
             Его несите; тамъ вамъ съ нимъ дадутъ
             Пріютъ и покровительство. Скорѣе
             Бери его; коль полчаса промедлить,
             Тогда погибъ и онъ, и ты, и всѣ,
             Всѣ, кто о немъ заботится, погибли...
             Поэтому спѣши скорѣй отсюда!
             За мной! За мной! Я отыщу тебѣ
             Проводника на помощь...
   Кентъ.                               Спите ль вы,
             Надорванныя силы? Пусть цѣлебнымъ
             Бальзамомъ явится вамъ этотъ сонъ.
             Васъ обновить ne такъ легко, когда
             Судьба для васъ опять не улыбнется!

(Къ Шуту).

             Иди и господину своему
             Укрыться помоги... Не отставай!
   Глостеръ.                               Пойдемте.

(Кентъ, Глостеръ и Шутъ уносятъ Лира. Эдгаръ остается одинъ).

   Эдгаръ. Когда страдаютъ вмѣстѣ съ нами тѣ,
             Кто лучше насъ, то мы свое страданье
             Почти не чувствуемъ. Кто одиноко
             Страдаетъ, тотъ страдаетъ больше всѣхъ!
             Великое для сердца облегченье,--
             Найти себѣ товарища въ страданьи...
             Мое несчастье много для меня
             Сноснѣй становится, когда я вижу
             Страданье короля отъ тѣхъ же самыхъ
             Причинъ: какъ я отцомъ, такъ онъ дѣтьми
             Отвергнутъ. Ободрись же ты, бѣднякъ,
             И наблюдай за ходомъ дѣлъ. Быть-можетъ,
             Та клевета, отъ коей ты страдаешь,
             Падетъ со срамомъ, и ты будешь въ силахъ
             Свое очистить имя... Будь, что будетъ,
             Лишь спасся бы король... О тише, тише!

(Уходитъ).

   

Сцена VII.

Замокъ Глостера.

Входятъ Герцогъ Корнвалльскій, Регана, Гонерилья, Эдмундъ и слуги.

   Герц. Корнв. Спѣшите къ вашему супругу, герцогиня, покажите ему это письмо. Французское войско уже высадилось... а вы ищите измѣнника лостера! (Нѣкоторые изъ слугъ уходятъ).
   Регана. Повѣсить его безъ дальнихъ словъ!
   Гонерилья. Выколоть ему глаза!
   Герц. Корнв. Предоставьте его моему гнѣву... Эдмундъ, ты проводишь нашу сестру. Не тебѣ присутствовать при наказаніи, какимъ мы накажемъ твоего измѣнника-отца! Скажите герцогу, когда пріѣдете, чтобы онъ дѣлалъ приготовленія какъ можно скорѣе. Мы будемъ дѣлать тоже! Нарядите самыхъ быстрыхъ гонцовъ, чтобы сношенія между нами не прерывались... До свиданія, любезная сестрица, до свиданія, лордъ Глостеръ!

Входитъ Освальдъ.

   Ну, что, гдѣ король?
   Освальдъ. Его укрылъ графъ Глостеръ! Тридцать-пять
             Иль тридцать-шесть изъ рыцарей своихъ
             Онъ въ поиски тотчасъ за нимъ отправилъ.
             Они его невдалекѣ отъ замка
             Нашли и, вмѣстѣ съ прочими людьми
             Изъ графскихъ слугъ, отправили его
             Въ Дувръ, гдѣ вооруженная защита,
             По ихъ словамъ, найдется для него!
   Герц. Корнв. Для государыни своей готовь
             Скорѣе лошадей!
   Гонерилья.           Прощайте, герцогъ.
             Прощай, сестра!

(Гонерилья, Эдмундъ и Освальдъ уходятъ).

   Герц. Корнв. Эдмундъ, прощай! Предателя сыскать,
             Связать его какъ вора и привесть
             Его сюда!

(Еще нѣсколько слугъ уходятъ).

                                 Хоть и не можемъ мы
             Его казнить безъ всякаго суда,
             Но пусть на этотъ случаи наша власть
             Дастъ волю гнѣву нашему... Вѣдь это
             Лишь можно порицать, а помѣшать
             Никто не властенъ. Кто это? Измѣнникъ?

(Слуги, вводятъ Глостера).

   Регана. Лиса неблагодарная! Вотъ онъ.
   Герц. Корнв. Связать ему его сухія руки!
   Глостеръ. Что вашей свѣтлости сказать угодно?
             Подумайте, друзья, вѣдь у меня вы
             Въ гостяхъ; не нападайте жъ на меня!
   Герц. Корнв. Связать его!

(Глостера связываютъ).

   Регана.                               Вяжите крѣпче! Крѣпче!
             Предатель гнусный!
   Глостеръ.           Никогда,
             Неблагодарнѣйшее существо,
             Предателемъ я не былъ!
   Герц. Корнв.                     Привяжите
             Его на стулѣ! Негодяй, увидишь...

(Регана вцѣпляется ему въ бороду).

   Глостеръ. О Небо, какъ неблагородно старцу
             Вцѣпиться въ бороду.
   Регана.                     Такой сѣдой
   И все жъ такой измѣнникъ вѣроломный!
   Глостеръ. Безжалостная женщина! Дай срокъ --
             И каждый волосъ, вырванный тобою
             Изъ бороды моей, живымъ предстанетъ
             И обвиненье на тебя взведетъ!
             Вы у меня въ гостяхъ -- ивы жъ меня
             Своей разбойничьей рукой дерзнули
             Въ моемъ же домѣ оскорбить! Что вы
             Хотите отъ меня?
   Герц. Корнв.           Скажи, скажи-ка,
             Какія это письма шлютъ тебѣ
             Изъ Франціи?
   Регана.                     Да отвѣчай короче;
             Мы знаемъ все.
   Герц. Корнв.           Что у тебя за связь
             Съ измѣнниками, чьи войска недавно
             На берегъ высадились?
   Регана.                               Говори,
             Въ чьи руки сдалъ ты короля-безумца?
   Глостеръ. Дѣйствительно, письмо я получилъ,
             Но отъ лица, которое нимало
             Ни въ той ни въ этой сторонѣ участья
             Не принимаетъ, какъ и не враждуетъ.
   Герц. Корнв. Шпіонъ!
   Регана.                     Лазутчикъ!
   Герц. Корнв.                     А куда дѣвалъ
             Ты короля?
   Глостеръ.           Онъ въ Дуврѣ.
   Регана.                                         Въ Дуврѣ? Онъ?
             Зачѣмъ? Ты жизнію за это намъ...
   Герц. Корнв. Постой, сперва пусть скажетъ онъ: зачѣмъ
             Онъ въ Дувръ отправилъ короля?
   Глостеръ.                               Зачѣмъ?
             Затѣмъ, что не хотѣлось видѣть мнѣ,
             Какъ старческіе бѣдные глаза
             Когтями ты бы стала раздирать;
             Затѣмъ, что не хотѣлось видѣть мнѣ,
             Какъ Гонерилья бы клыки вонзила
             Въ помазанника. Да! Въ такую бурю,
             Какъ онъ съ открытой головою въ полночь
             Бродилъ безъ крова, море возмутилось
             И вѣчные огни небесныхъ звѣздъ
             Волнами погасило. Онъ же, онъ,
             Несчастный, дряхлый старецъ, призывалъ
             На голову свою всѣ хляби неба!
             Когда бъ такую ночь у вашей двери
             Вылъ волкъ, и то бы ты слугамъ сказала:
             Впустить его! Въ сравненіи съ тобой
             Всѣ изверги невинны. Но я вѣрю,
             Что все-таки увижу, какъ караетъ
             Такихъ дѣтей отмщеніе небесъ!
   Герц. Корнв. Ты не увидишь никогда! Держите
             Его на стулѣ крѣпче! Подожди,
             Я растопчу твои глаза.
   Глостеръ.                     На помощь,
             На помощь мнѣ, кто старости достигнуть
             Надѣется! О ужасъ! Боги, боги!
   Регана. Что бъ не было другому стыдно, дай
             Я вырву и другой.
   Герц. Корнв.           Ну? Что жъ ты видишь?
   Одинъ изъ слугъ. Милордъ, постойте! Я служилъ вамъ съ дѣтства,
             Но лучше службы сослужить ни разу
             Не доводилось мнѣ, чѣмъ нынѣ. Стой!
             Стой, говорю я!
   Регана.                     Что съ тобой, собака?
   Слуга. Когда бъ на подбородкѣ у тебя
             Росъ также волосъ, я его бъ не медля
             Вонъ вырвалъ! Что затѣяли вы тутъ?
   Герц. Корнв. Какъ? Ты? Холопъ?

(Вынимаетъ шпагу).

   Слуга. Ну что же? Попытаемъ, кто сердитѣй
             И кто счастливѣй!

(Дерутся: герцогъ раненъ).

   Регана (другому слугѣ). Дай шпагу мнѣ! Рабы на насъ возстали.

(Ранитъ ею сзади).

   Слуга. Я умираю. Но, милордъ, у васъ
             Остался глазъ, вы видѣли отмщенье...

(Умираетъ).

   Герц. Корнв. Мы сдѣлаемъ, чтобы и онъ не видѣлъ.
             Вонъ, гадкій студень! Гдѣ теперь твой блескъ?
   Глостеръ. И мракъ и горе! Гдѣ мой сынъ Эдмундъ?
             Эдмундъ, раздуй всѣ угольки твоей
             Природы, но отмсти за этотъ ужасъ!
   Регана. А, извергъ вѣроломный! Ты зовешь
             Того, кто ненавидитъ самъ не меньше,
             Чѣмъ мы, твое предательство. Вѣдь онъ же
             И обнаружилъ намъ твою измѣну.
             Онъ слишкомъ вѣренъ, чтобъ тебя жалѣть.
   Глостеръ. О я, безумецъ! Значитъ, я Эдгара
             Изгналъ невиннаго! Простите мнѣ,
             О боги, и его благословите!
   Регана. Пусть выбросятъ его за дверь и пусть
             Дорогу въ Дувръ теперь онъ носомъ ищетъ.
             Что съ вами, герцогъ? Вамъ нехорошо?
   Герц. Корнв. Меня онъ ранилъ. Уведи меня!
             Вонь этого слѣпого негодяя!
             Въ грязь его бросьте, словно пса! Регана,
             Я истекаю кровью. Какъ некстати,
             Я раненъ! Дай мнѣ руку, поддержи!

(Регана уводитъ герцога. Глостера выталкиваютъ).

   Второй слуга. Когда все это даромъ имъ сойдетъ,
             То я теперь грѣшить безъ страха буду.
   Третій слуга. Когда пошлетъ ей небо долголѣтье
             И легкую кончину, такъ тогда
             Всѣ женщины въ чудовищъ превратятся.
   Второй слуга. Пойдемъ за старымъ графомъ. Мы отыщемъ
             Юродиваго; пусть его онъ водить.
             Какъ нищій и блаженный, для всего
             Пригоденъ онъ.
   Третій слуга.           Иди, а я достану
             Пеньки ему съ яичными бѣлками,
             Чтобъ приложить къ лицу и кровь унять.
             Пускай его хранятъ благіе боги!

(Расходятся въ разныя стороны).

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Сцена I.

Степь.

Входитъ Эдгаръ.

   Эдгаръ. Нѣтъ, лучше въ неизвѣстности сносить
             Презрѣніе, чѣмъ, упиваясь лестью,
             Въ несчастья утопая! Самый низшій
             И обдѣленный счастьемъ человѣкъ
             Надѣется на лучшее всегда
             И не страшится перемѣнъ къ дурному.
             Несчастье измѣняется во счастье,
             А горе въ радость. Потому, привѣтъ
             Тебѣ, безплотный воздухъ, коимъ я
             Дышу! Несчастный, свергнутый тобою
             Въ пучину бѣдствій, не обязанъ я
             Ничѣмъ тебѣ. Но кто идетъ сюда?

(Входитъ старикъ, ведущій Глостера).

             Отецъ мой? Съ нищимъ подъ руку? О міръ.
             Міръ, міръ! Когда бы перемѣнъ твоихъ
             Необычайность насъ не заставляла
             Тебя возненавидѣть, жизнь тогда бы
             Не старилась съ текущими годами!
   Старикъ. Мой добрый лордъ, вѣдь восемьдесять лѣтъ
             Служилъ я вамъ и вашему отцу.
   Глостеръ. Нѣтъ, отойди, оставь меня, старикъ,
             Твои услуги не помогутъ мнѣ,
             Тебѣ же повредятъ.
   Старикъ.           Но вы вѣдь слѣпы;
             Куда пойдете вы, пути не видя?
   Глостеръ. Мнѣ некуда итти, а потому
             И видѣть нечего. Споткнулся я
             Жестоко, еще зрячій. Часто бѣды
             Наводятъ насъ на умъ: лишившись зрѣнья,
             Мы учимся нерѣдко видѣть лучше.
             О, милый сынъ Эдгаръ! Ты слѣпотою
             Отца, въ обманъ введеннаго, погубленъ.
             Когда бъ я могъ дожить до той поры,
             Чтобы тебя оправданнымъ увидѣть,
             Тогда бъ ко мнѣ мое вернулось зрѣнье.
   Старикъ. Эй, кто тамъ?
             Эдгаръ (про себя). Боги, кто же молвить вправѣ:
             "Несчастнѣй нѣтъ меня?" Теперь еще
             Несчастнѣй я, чѣмъ былъ.
   Старикъ.                     А, то Ѳома
             Юродивый.
   Эдгаръ (про себя). И быть еще несчастнѣй
             Могу, затѣмъ что быть несчастнѣй можно
             Еще сильнѣй, коль скоро признаешь
             Себя на высшей глубинѣ несчастья.
   Старикъ. Куда идешь, пріятель?
   Глостеръ.                     Это нищій?
   Старикъ. Юродивый и нищій.
   Глостеръ.                     Если онъ
             Кормиться можетъ, стало-быть, разсудка
             Довольно у него. Я одного
             Такого встрѣтилъ этой бурной ночью.
             Еще меня навелъ онъ на раздумье,
             Что человѣкъ не болѣе какъ червь.
             Мой сынъ еще пришелъ на разумъ мнѣ,
             Но я тогда едва-едва способенъ
             Былъ пожалѣть его; но нынѣ,-- нынѣ
             Я знаю болѣе. Мы для судьбы --
             Что мухи для лѣниваго: она
             Насъ для своей забавы убиваетъ.
   Эдгаръ (про себя). Возможно ли? Въ такомъ несчастья плохо
             Дурачиться и этимъ злить другихъ
             И самого себя. (Громко). Привѣтъ мой вамъ!
   Глостеръ. То голый нищій?
   Старикъ.                     Да, милордъ.
   Глостеръ.                                         Тогда
             Оставь меня, мой другъ. Когда тебѣ
             Захочется меня еще увидѣть,
             Такъ къ Дувру я пойду. Въ воспоминанье
             Любви былой тогда захватишь ты
             Какой-нибудь лоскутъ, чтобы прикрыть
             Нагого моего проводника.
   Старикъ. Ахъ, сэръ, вѣдь онъ же сумасшедшій!
   Глостеръ. Что же?
             Знать, знаменіе времени въ этомъ,
             Что сумасшедшіе ведутъ слѣпцовъ.
             Такъ сдѣлай то, что я просилъ иль нѣтъ,
             Какъ хочешь самъ. А главное, уйди.
             Старикъ. Я принесу вамъ лучшую свою
             Одежду, а ужъ тамъ случись, что хочетъ!

(Уходить).

   Глостеръ. Гей, молодецъ!
   Эдгаръ.                     Ѳома озябъ. (Про себя). Едва я
             Могу сдержаться.
   Глостеръ.           Подойди сюда.
   Эдгаръ (про себя). А нужно сдерживаться. (Громко). Небеса
             Да сохранятъ твои глаза больные!
             Въ крови они.
   Глостеръ.           Ты въ Дувръ дорогу знаешь?
   Эдгаръ. И проселокъ и большую дорогу и всѣ тропинки. Бѣдному Ѳомушкѣ вернулся разсудокъ. Сохрани тебя Богъ, бѣдный сынъ человѣческій, отъ злого духа! Пять демоновъ сидѣли въ бѣдномъ Ѳомушкѣ: Обидикутъ, бѣсъ сладострастія; Гоббидидансъ, духъ нѣмоты; Магу, демонъ воровства; Моду, духъ убійства и Флиббертиджибетъ, духъ кривлянія; онъ напалъ на кухарокъ и горничныхъ. Богъ тебя храни, господинъ!
   Глостеръ. Тогда возьми вотъ этотъ кошелекъ.
             Тебя небесный гнѣвъ столь многимъ карамъ
             Подвергъ, что даже я, несчастный самъ,
             Могъ облегчить тебѣ твое несчастье!
             И такъ всегда творите, небеса!
             Пускай пресыщенный и погруженный
             Въ роскошествѣ безумецъ, презиравшій
             Законы ваши, видѣть не хотѣвшій
             Вкругъ многаго по одному тому,
             Что ничего не испыталъ онъ, вдругъ
             Почувствуетъ всю вашу мощь и силу!
             Распредѣляйте равномѣрнѣй блага,
             Чтобъ было всѣмъ довольно. Такъ ты знаешь
             Дорогу въ Дувръ?
   Эдгаръ.                     Да, господинъ.
   Глостеръ.                               Тамъ есть
             Утесъ высокій и остроконечный.
             Надъ бездною онъ страшно наклонился.
             Сведи меня на самый край его --
             И тяжесть твоего несчастья я
             Немногимъ тѣмъ, что у меня осталось
             Изъ цѣннаго, немного облегчу.
             Оттуда жъ мнѣ проводника не надо.
             Эдгаръ. Дай руку мнѣ. Ѳома тебя сведетъ!

(Уходятъ).

   

Сцена II.

Передъ замкомъ герцога Альбани.

Входятъ Гонерилья и Эдмундъ. Освальдъ ихъ встрѣчаетъ.

   Гонерилья. Добро пожаловать, милордъ; дивлюся я,
             Что кроткій мой супругъ насъ не встрѣчаетъ.
             (Къ Освальду). Гдѣ государь твой?
   Освальдъ.                               Дома, герцогиня.
             Я передалъ ему о томъ, что войско
             Ужъ высадилось. Онъ мнѣ улыбнулся.
             Я передалъ ему про вашъ пріѣздъ.
             Онъ мнѣ сказалъ: "Тѣмъ хуже!" Я сказалъ
             Про Глостера измѣну и про вѣрность,
             Которую сынъ Глостера явилъ;
             Тогда меня назвалъ онъ дуракомъ,
             Прибавивъ, что событья извращаю
             Разсказомъ я. Что, какъ я ждалъ, его
             Порадовать должно, то непріятно,
             Повидимому, было для него,
             А то, что огорчить должно, -- пріятно.
   Гонерилья (къ Эдмунду). Такъ вы и не входите. Мужъ мой -- трусъ
             И ни на что рѣшиться не способенъ.
             И никакой обидой изъ терпѣнья
             Его не выведешь. Въ чемъ мы дорогой
             Условились, то намъ исполнить надо.
             Поэтому, Эдмундъ, вернитесь къ брату,
             Его приготовленья торопите.
             Его войска ведите. Я же дома
             Оружьемъ помѣняюсь: мужу дамъ
             Веретено. Переговоры наши
             Мы поведемъ чрезъ этого слугу.
             Онъ вѣренъ мнѣ. Услышите вы скоро, --
             Когда у васъ для собственнаго счастья
             Довольно хватитъ смѣлости, -- что ваша
             Возлюбленная хочетъ. Помните же это.
             Поменьше разговоровъ. Наклонитесь
             Теперь, -- и пусть въ васъ этотъ поцѣлуй
             Прибавитъ духу къ достиженью цѣли.
             Пойми меня. Прощай.
   Эдмундъ.                     Твой даже въ смерти.

(Уходитъ).

   Гонерилья. Тотъ и другой мужчина,-- о какое
             Различіе! Да благосклонность женщинъ
             Тебѣ принадлежитъ, и мой глупецъ
             Владѣетъ мной противу всѣхъ законовъ.
   Освальдъ. Вотъ герцогъ, государыня.

(Уходитъ).

Входитъ Альбани.

   Гонерилья.                               Должно-быть,
             Я, какъ собака скверная, свистка
             Отъ васъ не стою даже.
   Альбани.                     Гонерилья,
             Не стоишь пыли ты, которой вѣтеръ
             Тебѣ въ лицо пахнетъ. Тебя мнѣ страшно.
             Всѣ, кто возсталъ противу отпей крови
             Себя самихъ не могутъ удержать,
             И вѣтвь, что оторвалась прочь отъ корня
             Насильственно, должна сама погибнуть.
   Гонерилья. Довольно. Ваше поученье скучно.
   Альбани. Что хорошо и мудро, то дурному
             Покажется дурнымъ. Осуждена
             Грязь запахъ собственный повсюду слышать.
             Что вы надѣлали? Тигрицы вы,
             Не дочери; да, вотъ кто вы! Отца
             И старца столь почтеннаго, что даже
             Медвѣдь къ нему почувствуетъ почтенье!
             А вы его съ ума свели! Какъ могъ
             Мой благородный братъ дозволить вамъ
             Такъ обойтись съ отцомъ? Вѣдь онъ мужчина,
             Онъ государь, онъ королю обязанъ
             Всѣмъ достояніемъ! Коль духовъ неба,
             Васъ наказать немедленно пришедшихъ,
             Воочью не увидимъ мы, то люди
             Въ звѣрей должны всѣ превратиться хищныхъ,
             Въ чудовищъ бездны.
   Гонерилья.                     Жалкій человѣкъ,
             Въ тебѣ не кровь, а сыворотка, вѣрно!
             Кто подставляетъ щеки для удара,
             Кого бранятъ въ лицо и чьи глаза
             Не могутъ даже различить почета
             Отъ оскорбленія и кто не знаетъ,
             Что лишь глупцы предателей жалѣютъ,
             Того несчастіе настигнетъ ранѣй,
             Чѣмъ ожидаетъ онъ. Что жъ барабаны
             Твои молчатъ? Французскія войска
             На берегъ высадилися тихонько;
             Противникъ нашъ надѣлъ пернатый шлемъ
             И гордо угрожаетъ намъ; а ты,
             Ты, добродѣтельный дуракъ, ты стонешь:
             "Ахъ, для чего онъ дѣлаетъ все это?"
             Альбани. Взгляни на самое себя ты, дьяволъ!
             Такая злоба въ сатанѣ красивѣй,
             Чѣмъ въ женщинѣ!
   Гонерилья.           Пустой болванъ!
   Альбани.                               Стыдись
             Ты, выродокъ, не искажай лица
             Своею злобой. Если бъ эти руки
             Повиновалися призывамъ крови,
             Онѣ бъ тебя сейчасъ же растерзали
             И кости прочь отъ мяса оторвали!
             Хоть ты и дьяволъ, но тебя спасаетъ,
             Что ты по виду женщина.
   Гонерилья.                     Какой
             Мужчина доблестный!

Входитъ Вѣстникъ.

   Альбани.           Какія вѣсти?
   Вѣстн. О, государь! Корнвалльскій герцогъ умеръ.
             Его убилъ слуга въ тотъ мигъ, какъ герцогъ
             У графа Глостера другой главъ вырвалъ.
   Альбани. У Глостера? Глазъ вырвалъ?
   Вѣстн.                                         Да, слуга,
             У графа выросшій, изъ состраданья
             Пытался защитить его и поднялъ
             Свой мечъ на государя. И хотя
             Онъ схваченъ былъ сейчасъ же, но успѣлъ
             Нанесть ударъ для герцога смертельный.
   Альбани. Такъ, значитъ, ты не сказка въ самомъ дѣлѣ,
             О, вышній судія, когда ты мстишь
             Такъ скоро за земныя злодѣянья!
             Такъ бѣдный Глостеръ, значитъ, глазъ лишился?
   Вѣстн. Обоихъ, государь мой. Герцогинѣ
             Письмо есть отъ сестры. Отвѣтить просятъ
             Немедленно.
   Гонерилья (про себя). Не очень мнѣ по сердцу
             То, что она вдова и что при ней
             Мой Глостеръ. Весь воздушный замокъ, мной
             Построенный, пожалуй, распадется.
             Съ другой же стороны, извѣстье это
             Пріятно. Я прочту и дамъ отвѣтъ. (Уходитъ).
   Альбани. Гдѣ жъ былъ сынъ Глостера, когда отца
             Лишили зрѣнья?
   Вѣстн.                     Онъ поѣхалъ съ вашей
             Супругою.
   Альбани.           Но вѣдь его здѣсь нѣтъ.
   Вѣстн. Онъ возвращается; его я встрѣтилъ.
   Альбани. Онъ слышалъ о злодѣйствѣ этомъ?
   Вѣсти.                                                   Да,
             Вѣдь онъ же на отца доносъ и сдѣлалъ;
             А замокъ онъ покинулъ для того,
             Чтобъ наказанья не стѣснять.
   Альбани.                     О, Глостеръ!
             Еще я живъ и награжу тебя
             За вѣрность королю и отомщу
             За ослѣпленіе твое!-- Пріятель
             Иди за мной и разскажи мнѣ все,
             Что знаешь ты про это злодѣянье.

(Оба уходятъ).

   

Сцена III.

Французскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ Кентъ и Рыцарь.

   Кентъ. Вы не знаете, по какой причинѣ французскій король такъ поспѣшно уѣхалъ?
   Рыцарь. Отозвало во Францію его
             Какое-то неконченное дѣло,
             О коемъ вспомнилъ онъ ужъ по отъѣздѣ,
             Внушавшее для государства столько
             Заботъ и опасенія, что стало
             Присутствіе его необходимо.
   Кентъ. Кому жъ онъ поручилъ военачальство?
   Рыцарь. Леферу, маршалу.
   Кентъ.                               Когда вы письма
             По назначенью передали, что же,
             Печальной вы застали королеву?
   Рыцарь. Да, сэръ; она ихъ приняла, прочла
             Въ моемъ присутствіи; и лишь порою
             Горячая слеза текла украдкой
             По нѣжному лицу. Своей печалью,
             Что такъ ее хотѣла побороть,
             Она повелѣвала, какъ царица!
   Кентъ. Такъ, значитъ, тронута она была?
   Рыцарь. Но не до изступленья. Словно въ ней
             Борьба происходила межъ терпѣньемъ
             И горестью, кто изъ нихъ двухъ сильнѣе.
             Видали ль вы когда-нибудь и солнце
             И дождикъ? И у ней, какъ днемъ весеннимъ,
             Улыбка вдругъ смѣнялася слезами;
             Какъ будто та блаженная улыбка,
             Которая играла на губахъ,
             Не знала про гостей, что на рѣсницахъ
             Являлись, различаясь отъ очей,
             Какъ перлы разнятся отъ брилліантовъ.
             Короче, если бы печаль людей
             Всегда такъ красила, ее цѣнили бъ
             Какъ драгоцѣннѣйшее украшенье.
   Кентъ. И ни о чемъ она васъ не спросила?
   Рыцарь. Разъ или два воскликнула "Отецъ!"
             Со стономъ, словно вышедшимъ изъ сердца.
             Потомъ сказала: "Сестры, сестры! Стыдно!
             "Вы женщины! Ахъ, сестры! Въ ночь и бурю!
             "Иль нѣтъ въ васъ состраданья!" И тутъ
             Святыя слезы изъ очей небесныхъ
             Вдругъ хлынули и жалобу ея
             Росою омочили; и она
             Вонъ бросилась, чтобы съ своей печалью
             Наединѣ остаться.
   Кентъ.                     Звѣзды, звѣзды
             Рожденіемъ и нравомъ нашимъ правятъ,
             Иначе отъ родителей однихъ
             Какъ можно было бъ столь различнымъ дѣтямъ
             Произойти? Вы говорили съ ней
             Еще о чемъ-нибудь?
   Рыцарь.                    Я? Нѣтъ.
   Кентъ.                               Король
             Еще не возвратился?
   Рыцарь.                     Нѣтъ, пока.
   Кентъ. Прекрасно, сэръ. Больной, несчастный Лиръ
             Теперь ужъ въ городѣ; но онъ порой
             Въ сознаніе придя, припоминаетъ
             Зачѣмъ мы здѣсь, и ни за что не хочетъ
             Увидѣть дочь опять.
   Рыцарь.                     Но почему жъ?
   Кентъ. Его терзаетъ стыдъ, что изъ упрямства
             Ее благословенія лишилъ,
             Отдавъ ее на произволъ судьбы
             И раздѣливъ ея наслѣдье сестрамъ, --
             Все это въ стыдъ такой его приводитъ,
             Что свидѣться съ Корделіею вновь
             Не хочетъ онъ.
   Рыцарь.                     Ахъ, бѣдный государь!
   Кентъ. Не слышали ль вы, гдѣ теперь войска
             Двухъ герцоговъ?
   Рыцарь.                     Ужъ въ полѣ, говорятъ.
   Кентъ. Теперь васъ поведу я къ королю
             И поручу его заботамъ вашимъ.
             Причины важныя мнѣ запрещаютъ
             Открыться вамъ, кто я такой. Когда же
             Откроюсь я, не станете жалѣть вы,
             Что познакомились со мною вы.
   Теперь, прошу васъ, слѣдуйте за мною.

(Оба уходитъ).

   

Сцена IV.

Шатеръ Корделіи.

Трубы и барабаны. Входятъ: Корделія, Врачъ, Свита, Рыцари и Солдаты.

   Корделія. Ахъ, это онъ. Его сейчасъ видали.
             Онъ бушевалъ, какъ море подъ грозою,
             Онъ громко пѣлъ и съ головы до ногъ
             Увѣшанъ былъ репейникомъ, крапивой.
             Пыреемъ, куколемъ, болиголовомъ
             И всякой сорною травой, какая
             Растетъ на незасѣянныхъ ноляхъ.
             " Пошлите въ поиски сто человѣкъ
             Иль больше; пусть обыщутъ все кругомъ.
             Всю степь и къ намъ его скорѣй доставятъ.

(Одинъ изъ офицеровъ уходитъ).

             Скажи, способно ли твое умѣнье
             Разсудокъ возвратить ему погибшій?
             Кто вылѣчитъ его, тому готова
             Отдать я всѣ сокровища мои.
   Врачъ. Есть средство, государыня! То сонъ --
             Недуговъ исцѣлитель; онъ-то снова
             Ему даруетъ силы. Есть растенья,
             Что очи безпокойныя безумья
             Сомкнутъ и сонъ цѣлительный навѣютъ.
   Корделія. Вы, тайныя и благостныя силы,
             Невѣдомыя свойства естества,
             Въ моихъ слезахъ сойдите на него!
             Воздѣйствуйте и облегчите муку
             Несчастнаго больного старика!
             Ищите же его, скорѣй ищите,
             Пока слѣпой разсудокъ не погубитъ
             Ту жизнь, которая уже собой
             Не въ силахъ править.

Входитъ Вѣстникъ.

   Вѣстн.                               Королева, знайте,
             Британскія войска сюда идутъ.
   Корделія. Мы это знаемъ ужъ, и мы готовы
             Ихъ встрѣтить. О, мой дорогой отецъ,
             Изъ-за тебя лишь начала войну я!
             Изъ-за тебя мои мольбы и слезы
             Склонили моего супруга въ битву.
             Не честолюбіе пустое насъ
             Ведетъ сражаться, но одна любовь
             Къ отцу несчастному и сожалѣнье...
             О, если бъ мнѣ его скорѣй увидѣть!

(Уходятъ всѣ).

   

Сцена V.

Зала въ замкѣ Глостера.

Регана и Освальдъ.

   Регана. Что жъ, войско герцога уже въ походѣ?
   Освальдъ. Да, герцогиня.
   Регана.                               И онъ самъ при войскѣ?
   Освальдъ. Да, хоть съ трудомъ на это согласился.
             А герцогиня наша оказалась
             Воинственнѣй, чѣмъ герцогъ.
   Регана.                               Лордъ Эдмундъ
             Съ нимъ видѣлся, когда онъ былъ у васъ?
   Освальдъ. Нѣтъ, герцогиня.
   Регана.                               Что могла бъ сестра
             Писать ему?
   Освальдъ.           Не знаю, герцогиня.
   Регана. Конечно, онъ уѣхалъ по серьезной
             Причинѣ, и ошибкой страшной было
             Оставить Глостера въ живыхъ, когда
             Его мы ослѣпили. Гдѣ бы онъ
             Ни появлялся, всюду противъ насъ
             Негодованьемъ всѣхъ онъ зажигаетъ.
             Эдмундъ, какъ полагаю я, поѣхалъ
             Изъ жалости къ его страданьямъ тяжкимъ
             Покончить съ горькой жизнію его,
             И вмѣстѣ разузнать про вражьи силы.
   Освальдъ. Письмо ему лишь я могу отдать,
             И потому за нимъ я долженъ ѣхать.
   Регана. Но наше войско завтра выступаетъ.
             Останьтесь здѣсь. Пути теперь опасны.
   Освальдъ. Не смѣю, герцогиня. Я обязанъ
             Желанье государыни исполнить.
   Регана. Но что она могла бъ писать Эдмунду?
             И почему она не поручила
             Все, что ей нужно, передать изустно?
             Повидимому, что-нибудь... не знаю,
             Что бъ это быть могло. Ты бъ угодилъ
             Немало мнѣ, когда бы далъ прочесть
             Ея письмо.
   Освальдъ.           Скорѣй я, герцогиня...
   Регана. Я знаю, что сестра моя не любитъ
             Супруга своего; я въ этомъ даже
             Увѣрена. Когда въ послѣдній разъ
             У насъ она была, она бросала
             На лорда Глостера такіе взгляды...
             А вы -- ея повѣренный?
   Освальдъ.                     Какъ? Я?..
   Регана. Я знаю, что я говорю; я знаю,
             Что вы ея повѣренный; затѣмъ-то
             Я вамъ даю совѣтъ, а вы его
             Примите къ свѣдѣнью. Мой мужъ скончался.
             Съ Эдмундомъ я ужъ переговорила.
             И бракъ ему со мною подходящѣй,
             Чѣмъ связь съ сестрой; добавьте дальше сами.
             Когда его настигните, отдайте
             Ему вотъ это. Вашей герцогинѣ,
             Когда вы это ей передадите,
             Совѣтъ подайте -- быть благоразумнѣй.
             Теперь прощайте. Если вамъ случится
             Измѣнника слѣпого увидать,
             То помните, что цѣнная награда
             Назначена для тѣхъ, кто съ нимъ покончитъ.
   Освальдъ. Попался бы онъ только, герцогиня,
             Такъ я ему тогда бы показалъ,
             На чьей я сторонѣ!
   Регана.                     Теперь прощайте!

(Уходятъ).

   

Сцена VI.

Мѣстность близъ Дувра.

Входятъ: Глостеръ и Эдгаръ въ одеждѣ крестьянина.

   Глостеръ. Когда же мы взойдемъ на верхъ скалы?
   Эдгаръ. Вы слышите! Уже туда мы лѣземъ.
             Какъ тяжело!
   Глостеръ.           Мнѣ кажется, дорога
             По ровному идетъ.
   Эдгаръ.                     По страшной кручѣ.
             Чу! Слышите вы рокотъ волнъ морскихъ?
   Глостеръ. Не слышу ничего.
   Эдгаръ.                               Тогда, должно-быть,
             Со зрѣньемъ вмѣстѣ притупились также
             Въ васъ остальныя чувства.
   Глостеръ.                     Можетъ-быть.
             Мнѣ кажется, что голосъ твой -- другой,
             И что ты сталъ разумнѣй говорить.
   Эдгаръ. Вы ошибаетесь; во мнѣ ничто
             Не измѣнилось, кромѣ платья.
   Глостеръ.                               Нѣтъ,
             Ты лучше говоришь.
             Эдгаръ.           Сэръ, подойдите.
             Вотъ это мѣсто. Страшно посмотрѣть,--
             Въ глазахъ темнѣетъ! Галки и вороны
             Внизу летящія, на видъ не больше
             Чѣмъ мухи. Въ половинѣ высоты
             Карабкается кто-то за укропомъ,--
             Ужасный промыселъ! Отсюда онъ
             Не болѣе своей же головы,
             А рыбаки снуютъ на прибережномъ
             Пескѣ, какъ будто мыши, не крупнѣе.
             Корабль, на якорѣ стоящій, кажетъ
             Не больше лодки; лодка же на взглядъ --
             Едва замѣтный глазу поплавокъ.
             Бушующій прибой, что набѣгаетъ
             И въ брызги разлетается на камняхъ,
             Не слышенъ здѣсь. Я болѣе не буду
             Туда глядѣть; кружится голова;
             Въ глазахъ становится темно.
   Глостеръ.                     Поставь же
             Меня туда, гдѣ самъ стоишь.
   Эдгаръ.                               Подайте
             Мнѣ руку. Вотъ теперь вы лишь на шагъ
             Отъ самой пропасти. За все на свѣтѣ
             Не согласился бъ я туда спрыгнуть.
   Глостеръ. Теперь пусти меня, мой другъ. Возьми
             Вотъ этотъ кошелекъ. Тамъ есть алмазъ.
             Тебѣ, бѣднякъ, онъ пригодится. Боги
             Благословятъ тебя! Теперь прощай,
             Иди обратно, такъ чтобъ я услышалъ,
             Что ты ушелъ.
   Эдгаръ.                     Прощайте, господинъ!
   Глостеръ. Всего хорошаго!
   Эдгаръ (про себя).           Такимъ обманомъ
             Его я отъ отчаянья спасу.
   Глостеръ (становится на колѣни). О, боги всемогущіе! Отъ жизни
             Отказываюсь я, и передъ вами
             Безропотно я складываю съ плечъ
             Великое страданіе мое.
             Вѣдь, если бъ дальше я понесъ его,
             Не возмущаясь духомъ противъ вашей
             Неотвратимой воли, жизнь моя
             Изсякла бъ и угасла бъ все равно.
             Когда Эдгаръ мой живъ еще, его
             Благословите!-- Уходи, пріятель.
   Эдгаръ. Прощайте, господинъ; ужъ я ушелъ.

(Глостеръ прыгаетъ и падаетъ на землю).

   Эдгаръ (про себя). Боюсь я, не могло бъ воображенье
             Жизнь погасить, когда она стремится
             Сама угаснуть. Если бы онъ былъ
             Тамъ, гдѣ онъ думалъ, думать не пришлось бы
             Ему теперь. (громко).
                                 Эй, живъ ты или нѣтъ?
             Пріятель! Господинъ! да говорите жъ!
             Вы слышите меня? (про себя).
                                 Ужъ въ самомъ дѣлѣ,
             Не умеръ ли? Нѣтъ, живъ. (громко).
                                           Кто вы такой?
   Глостеръ. Прочь! дай мнѣ умереть.
   Эдгаръ.                                         Да что ты -- пухъ,
             Перо иль воздухъ, что ты могъ упасть,
             Съ подобной высоты и не разбиться?
             Но дышешь ты и тѣломъ ты нелегокъ,
             Нѣтъ крови на тебѣ, ты говоришь;
             Да ты здоровъ! Вѣдь, если бъ десять мачтъ
             Поставить другъ на друга, и тогда бы
             Онѣ до той вершины не достали,
             Съ которой ты упалъ -- и невредимо!
             Вотъ чудеса! Да говори же ты.
   Глостеръ. Упалъ я или нѣтъ?
   Эдгаръ.                               Упалъ ты съ самой
             Вершины этихъ скалъ. Ты посмотри,
             Взгляни туда; вѣдь жаворонка тамъ
             Не только не увидѣть, -- не слыхать!
   Глостеръ. О, боги! Да вѣдь у меня нѣтъ глазъ.
             Что жъ, неужели несчастному нельзя
             Хоть смертью прекратить свое несчастье?
             Такое утѣшеніе всегда
             У нихъ имѣлось, чтобы посмѣяться
             Надъ яростью тирана и его
             Жестокимъ произволомъ.
   Эдгаръ.                               Дай мнѣ руку.
             Вставай. Вотъ такъ. Здоровъ ли ты ногами?
             Встань на ноги.
   Глостеръ.           О, черезчуръ здоровъ!
   Эдгаръ. Вотъ это удивительно! А кто
             Стоялъ съ тобой на самомъ краѣ бездны
             И прочь ушелъ потомъ?
   Глостеръ.                     Несчастный нищій.
   Эдгаръ. Отсюда мнѣ его глаза казались
             Двумя лунами; тысячью носовъ,
             И множествомъ роговъ онъ былъ усыпанъ
             И страшенъ какъ бушующее море.
             То, вѣрно, былъ самъ дьяволъ. Значитъ, старецъ,
             Спасли тебя благіе боги; къ славѣ
             Своей они свершаютъ зачастую
             И невозможное.
   Глостеръ.           Да, это такъ.
             Поэтому, я долженъ терпѣливо
             Нести свое несчастіе, пока
             Оно само не скажетъ мнѣ: довольно!
             И я умру. А провожатый мой
             Казался человѣкомъ мнѣ] онъ часто
             Про злого духа, правда, толковалъ.
             Вотъ онъ-то и привелъ меня туда.
   Эдгаръ. Спокойся и утѣшься!-- Это кто?

(Входитъ Лиръ, причудливо увѣшанный цвѣтами и травами ).

   Эдгаръ. Разсудокъ здравый недопуститъ такъ
             Тому, кто имъ владѣетъ, одѣваться.
   Лиръ. Нѣтъ, у меня они отнять не могутъ
             Чеканъ монеты! Вѣдь я самъ король.
   Эдгаръ. О этотъ видъ мнѣ растерзаетъ душу!
   Лиръ. Природа въ этомъ случаѣ, значитъ, больше, чѣмъ умѣнье.-- Вотъ тебѣ плата за вербовку. Этотъ малый держитъ свой лукъ, какъ огородное чучело. Дайте ему лучше аршинъ мѣрять сукно. Гляди, гляди, мышь. Тсс... вотъ ей кусочекъ поджареннаго сыру. Вотъ моя боевая перчатка. Попробуемъ ее на великанѣ. Оружіе на голо! Какъ славно полетѣла птичка, -- прямо въ цѣль, такъ! Скажи пароль.
   Эдгаръ. Душистый майоранъ.
   Лиръ. Проходи.
   Глостеръ. Голосъ мнѣ что-то знакомъ.
   Лиръ. А, Гонерилья съ сѣдой бородой! Они гладили меня, какъ собачонку, и увѣряли, что моя борода посѣдѣла раньше, чѣмъ стала черною. Они говорили мнѣ да и нѣтъ на все, что бъ я имъ не сказалъ. Да и нѣтъ заразъ -- хорошо придумано. А когда я размокъ отъ ливня, прдрогъ отъ вѣтра, велѣлъ замолчать грому, а громъ меня не послушался, тогда я понялъ все, я ихъ раскусилъ. Нѣтъ, нѣтъ! Имъ вѣрить нельзя. Они говорили, что мнѣ подвластно все, а мнѣ не устоять даже и противъ лихорадки.
   Глостеръ. Мнѣ голосъ что-то очень ужъ знакомъ.
             Ужъ не король ли то?
   Лиръ.                     Король! и каждымъ
             Вершкомъ своимъ король! Гляди, гляди,
             Какъ подданныхъ моихъ трясетъ отъ страха,
             Едва на нихъ я поведу глазами.
             Но человѣку этому даю я
             Прощенье и жизнь. Въ чемъ онъ виновенъ?
             Въ прелюбодѣйствѣ? О, ты не умрешь!
             Какъ? За прелюбодѣйство смерть? О, нѣтъ,
             Вѣдь этимъ же грѣшитъ и воробей
             И золотая мушка: на глазахъ
             Моихъ прелюбодѣйствуетъ она.
             Пусть размножаютъ племя. Вѣдь отца
             Сынъ Глостера побочный любитъ больше,
             Чѣмъ дочери меня; а ихъ я въ бракѣ
             Родилъ! Поэтому грѣшите смѣло,
             Вѣдь мнѣ солдаты нужны. Вотъ взгляните
             На эту щеголиху: вѣдь по виду
             Она невиннѣй снѣга; разыграть
             Саму она готова добродѣтель,
             И отвернуться прочь спѣшитъ, когда
             При ней заговорятъ о сладострастьи.
             А между тѣмъ, ни жеребенокъ вешній,
             Ни даже кроликъ столь не похотливы.
             Такъ! Женщины онѣ лицомъ по поясъ, --
             А ниже кобылицы; половина,
             Которая вверху -- боговъ наслѣдье,
             А ниже пояса владѣетъ дьяволъ:
             Тамъ адъ и мракъ и сѣрная пучина
             Пылаетъ и клокочетъ, вонь, зараза...
             Тьфу, тьфу! Дай мнѣ скорѣй духовъ, аптекарь.
             Чтобъ освѣжить мое воображенье;
             Вотъ тебѣ деньги!
   Глостеръ.           О, позволь мнѣ руку
             Твою поцѣловать!
   Лиръ.                     Дай, вытру прежде,
             А то она пропахла мертвечиной.
   Глостеръ. Развалина великаго созданья
             Природы! Ахъ! Въ концѣ-концовъ весь міръ
             Великій обратится тожъ въ ничто.
             Меня ты знаешь?
   Лиръ. Я прекрасно помню твои глаза. Ты ими на меня косишься? Не старайся, слѣпой Купидонъ, вѣдь меня влюбиться не заставишь. Прочти лучше вотъ этотъ вызовъ, да обрати вниманіе на почеркъ.
   Глостеръ. Когда бы въ каждой буквѣ было солнце,
             И то бъ я не одной не увидалъ!
   Эдгаръ (про себя). Я слухамъ вѣрить не хотѣлъ; но вижу --
             И сердце разрывается во мнѣ!
   Лиръ. Читай!
   Глостеръ. Какъ? Одними глазницами?
   Лиръ. Ого! Такъ вотъ какъ у васъ идутъ дѣла! Ни глазъ во лбу, ни денегъ въ карманѣ. Глазамъ твоимъ тяжело, зато кошельку легко. Но, вѣдь ты видишь все-таки, что на бѣломъ свѣтѣ дѣлается?
   Глостеръ. Чутьемъ и догадкой.
   Лиръ. Да ты съ ума сошелъ! Надо умѣть видѣть и безъ глазъ. Гляди ушами. Смотри, какъ издѣвается судья надъ этимъ жалкимъ воришкой. А скажу тебѣ на ушко: перемѣни ихъ мѣстами, кто тогда судья и кто воръ? Ты видалъ, какъ собака богача бросается на нищаго?
   Глостеръ. Да, государь.
   Лиръ. И человѣкъ повинуется псу. Вотъ и пойми, что значитъ власть: псамъ въ чинахъ тоже приходится кланяться.
             Прочь окровавленную руку, ты,
             Палачъ негодный! Для чего ты порешь
             Прелюбодѣйку такъ жестоко? Нѣтъ,
             Ужъ лучше самого себя пори ты.
             Ты самъ бы радъ былъ сдѣлать съ ней тотъ грѣхъ,
             За что ее ты порешь. Ростовщикъ
             Обманщика на висѣлицу тащитъ.
             Малѣйшіе проступки сквозь лохмотья
             Сквозятъ, а шуба богача -- вельможи
             Скрываетъ всякій грѣхъ. Одѣнь порокъ
             Одеждою изъ золота -- и крѣпкій
             Мечъ судіи, не повредивъ ему,
             Самъ переломится; одѣнь въ лохмотья, --
             Его пронзитъ соломинка пустая...
             Не обвиняйте никого на свѣтѣ,
             Никто не виноватъ, я говорю!
             Я всѣхъ оправдываю и прощаю,
             Я власть, имѣющій закрыть уста
             Всѣмъ обвинителямъ на свѣтѣ! Ты же
             Купи себѣ стеклянные глаза
             И какъ плохой политикъ, дѣлай видъ,
             Что видишь ими. А теперь, теперь,
             Теперь, теперь, сними мнѣ сапоги
             Скорѣй, скорѣй, вотъ такъ!
   Эдгаръ (про себя).           Какъ здравый смыслъ
             Смѣшался съ бредомъ, и какая мудрость
             Въ безуміи!
   Лиръ.           А если обо мнѣ
             Ты захотѣлъ бы плакать, то возьми
             Мои глаза; вѣдь я тебя узналъ:
             Ты Глостеръ. Будь же терпѣливѣй.
             Вѣдь мы въ слезахъ рождаемся на свѣтъ.
             Ты знаешь самъ, едва мы въ первый разъ
             Ночуемъ воздухъ, мы кричимъ и плачемъ.
             Я проповѣдь тебѣ скажу: внимай мнѣ.
   Глостеръ. О, боги!
   Лиръ.                     Мы, на свѣтъ рождаясь, плачемъ
             Затѣмъ, что намъ и горько и противно
             Комедію безъ смысла начинать.
             Какая шляпа чудная! Ага,
             Я выдумалъ уловку для войны.
             Такимъ же войлокомъ мы обернемъ
             Копыта лошадей и тише, тише
             Мы подкрадемся, на зятьевъ нагрянемъ;
             Тогда, -- бей, бей, бей, бей, бей, бей, бей, бей.

Входитъ Рыцарь съ солдатами.

   Рыцарь. Вотъ онъ, держите. Государь, пойдемте;
             Здѣсь ваша дочь любимая...
   Лиръ.                               Никто
             Не выручитъ меня? Я въ плѣнъ попался?
             Судьба играетъ мною цѣлый вѣкъ!
             Но со мною лучше обращайтесь.
             Я выкупъ дамъ. Врача пришлите мнѣ.
             Я раненъ въ голову.
   Рыцарь.                     У васъ все будетъ.
   Лиръ. Безъ всякой помощи? Я долженъ самъ
             Все дѣлать? О, отъ этого, пожалуй.
             Въ столпъ соляной могу я обратиться,
             Глаза же въ лейки, чтобъ слезами
             Осеннею порою поливать.
   Рыцарь. Мой добрый государь...
   Лиръ.                               По крайней мѣрѣ,
             На смерть пойду я, какъ женихъ на свадьбу!
             Да! Радостно пойду я! Вы! За мной,
             За мной! Вѣдь я король. Вы это знали?
             Рыцарь. Да, государь, вы нашъ король, и мы
   Вамъ повинуемся.
   Лиръ.                     Такъ, значитъ, дѣло
             Еще не проиграли мы. Когда
             Хотите вы спастись, спасайтесь бѣгствомъ!
             Такъ, такъ, такъ, такъ!

(Уходитъ. Солдаты за нимъ).

   Рыцарь.                     Въ подобномъ страшномъ видѣ
             Бѣднякъ послѣдній будитъ сожалѣнье.
             Для короля же,-- не найдешь и словъ!
             Но у тебя есть дочь; она-то сниметъ,
             Богъ дастъ, съ тебя проклятіе природы,
             Накликанное сестрами ея.
   Эдгаръ. Здорово, господинъ.
   Рыцарь.                               Здорово. Что вамъ?
             Короче говорите.
   Эдгаръ.                     Не слыхали ль,
             Сраженье скоро будетъ или нѣтъ?
   Рыцарь. Навѣрно, скоро. Кто жъ про то не знаетъ?
             Объ этомъ слышалъ всякъ, кто слышать можетъ.
   Эдгаръ. Простите; а другое войско близко?
   Рыцарь. И близко и спѣшитъ сюда;мы ждемъ
             Съ часу на часъ ихъ главныхъ силъ.
   Эдгаръ.                                         Спасибо,
             Мнѣ больше ничего не надо.
   Рыцарь.                               Даже
             Когда бъ одна причина королеву
             Не задержала, сами мы навстрѣчу
             Пошли бы къ нимъ.
   Эдгаръ.                     Спасибо, господинъ.

(Рыцарь уходитъ).

   Глостеръ. Вы, боги всеблагіе, прекратите
             Мое дыханье, и недопускайте,
             Чтобы злой духъ вновь искушалъ меня
             Жизнь кончить ранѣе, чѣмъ вамъ угодно!
   Эдгаръ. Хорошая мольба, отецъ.
   Глостеръ.                     Теперь же,
             Мой другъ, скажи мнѣ, кто ты?
   Эдгаръ.                                         Я бѣднякъ,
             Смиренный подъ ударами судьбы
             И наученный жалости къ другимъ
             Тяжелой школой собственнаго горя.
             Дай руку мнѣ; я въ домъ тебя сведу.
   Глостеръ. Сердечное спасибо. Небеса
             Пусть наградятъ тебя за эту ласку.

Входитъ Освальдъ.

   Освальдъ. А, вотъ за что обѣщана награда!
             Какое счастье! Твой безглазый черепъ
             Какъ разъ и будетъ первою ступенью
             Для возвышенья моего! Предатель,
             Припоминай скорѣй свои грѣхи.
             Ужъ обнаженъ тотъ мечъ, который долженъ
             Убить тебя.
   Глостеръ.           О, благодѣтель мой,
             Пускай въ твоей рукѣ прибудетъ силы,
             Чтобъ ты исполнилъ это!

(Эдгаръ становится между ними)

   Освальдъ.                     Какъ, мужикъ,
             Измѣнника ты смѣешь защищать?
             Прочь! А не то его судьбы несчастье
             Твой жребій также заразитъ. Пусти.
   Эдгаръ. Не пущу, баринъ, подожди.
   Освальдъ. Пусти, холопъ, или ты умрешь!
   Эдгаръ. Ступай своей дорогой, баринъ, и не приставай къ бѣднымъ людямъ. Если бы однимъ бахвальствомъ ты могъ погубить меня, такъ это случилось бы двѣ недѣли тому назадъ. Да не трогай старика, а то я попробую, что крѣпче, твоя башка или моя дубина. Говорю прямо.
   Освальдъ. Прочь, навозная куча!
   Эдгаръ. Ужъ я пересчитаю тебѣ зубы, баринъ, а твоего меча я не боюсь нисколько.

(Сражаются; Эдгаръ убиваетъ ею).

   Освальдъ. Холопъ, меня убилъ ты. Вотъ возьми
             Мой кошелекъ и если хочешь счастьемъ
             Своимъ вполнѣ воспользоваться ты,
             Похорони меня и передай
             Письмо, какое у меня найдешь,
             Эдмунду, графу Глостеру. Найдешь ты
             Его въ англійскомъ войскѣ. О, кончина
             Безвременная (умираетъ).
   Эдгаръ.                     О, тебя я знаю,
             Услужливый бездѣльникъ; ты настолько жъ
             Усердствовалъ служить ея порокамъ,
             Насколько самъ былъ злобенъ.
   Глостеръ.                     Умеръ онъ?
   Эдгаръ. Присядь, отецъ и отдохни (про себя).
                                                     Посмотримъ
             Теперь его карманы. Вотъ письмо,
             Онъ про него мнѣ говорилъ; оно
             Мнѣ пригодится (громко). Да, онъ умеръ, только
             Мнѣ жаль, что я былъ палачомъ его.

(Про себя).

             Теперь посмотримъ. Воскъ, ты терпѣливъ;
             Приличье, тожъ не осуждай меня.
             Чтобы узнать, что думаютъ враги,
             Вскрываютъ даже ихъ сердца; зачѣмъ же
             Не вскрыть мнѣ ихъ письмо? Вѣдь это проще.

Читаетъ).

   Вспомни наши взаимныя обѣщанія. У тебя представится много удобныхъ случаевъ покончить съ нимъ. Если у тебя есть на это желаніе, мѣсто и время найдутся. Не выйдетъ ничего, если онъ вернется побѣдителемъ; тогда я -- его плѣнница, и моя постель -- моя темница. Избавь меня отъ этой противной теплоты и, если хочешь, займи его мѣсто.
   Твоя (я бы хотѣла сказать: жена) преданная

тебѣ Гонерилья.

             О ненасытная пучина женской
             Постыдной похоти! Какъ? Замышлять
             Погибель мужа, замѣнивъ его
             И кѣмъ же? моимъ братомъ! Здѣсь въ песокъ
             Тебя я закопаю, недостойный
             Посланникъ кровожадныхъ блудодѣевъ;
             И выбравъ время, этою бумагой
             Позорной поражу и удивлю
             Я очи герцога, который вами
             Приговоренъ къ погибели. Спасибо
             Судьбѣ, что я предупредить его
             Могу о томъ, о чемъ ты хлопоталъ.

(Уходитъ унося трупъ).

   Глостеръ. Король сошелъ съ ума; а мой разсудокъ
             Противный все еще настолько крѣпокъ,
             Что сноситъ все до нынѣ, и вполнѣ
             Несчастія свои я сознаю!
             О, если бы и мнѣ сойти съ ума!
             Тогда бы думами я былъ далёко
             Отъ бѣдъ моихъ; а призраки и бредъ
             Лишили бъ скорбь мою самосознанья.

(вдали барабанный бой).

   Эдгаръ. Дай руку мнѣ; я слышу барабаны
             Идемъ, тебя я другу передамъ.

(Оба уходитъ).

   

Сцена IV.

Палатка во французскомъ лагерѣ.

Входятъ: Корделія, Кентъ. Лиръ спитъ на постели. Слышна тихая музыка. Врачь, Рыцарь и свита.

   Корделія. О, добрый Кентъ! Чѣмъ я вознагражу
             Тебя за преданность твою! На это
             Моей всей жизни, право, не достанетъ,
             И я тебѣ обязана сверхъ мѣры.
   Кентъ. Когда заслуга признана, въ признаньѣ
             Ей вся награда, королева. Все,
             Что я вамъ сообщилъ, одна лишь правда,
             Не больше и не меньше.
   Корделія.                     О, надѣнь
             Одежду лучше. Скорбный твой нарядъ
             Напоминаетъ мнѣ о дняхъ печали.
             Прошу тебя, сними его теперь.
   Кентъ. Нѣтъ, государыня, то повредитъ
             Намѣреньямъ моимъ; у васъ прошу
             Какъ милости,-- меня не узнавайте,
             Покуда я и время не найдемъ
             Удобнымъ этого.
   Корделія.           Пусть будетъ такъ,
             Мой благородный лордъ (къ врачу).
                                           А что король?
   Врачъ. Онъ спитъ еще.
   Корделія.                     О, всеблагіе боги!
             Пошлите исцѣленье тяжкимъ ранамъ
             Его измученной души. Исправьте
             Разсудка разногласье въ старикѣ,
             Въ ребенка превратившемся!
   Врачъ.                               Быть-можетъ,
             У вашего величества желанье
             Есть разбудить его? Онъ долго спалъ.
   Корделія. Какъ нужно, какъ искусство ваше вамъ
             Предписываетъ, такъ и поступайте.
             Переодѣли вы его, конечно?
   Ры ло ваше письмо королеву къ обнаруженію какого-нибудь огорченія?
   ДВОР. Какъ же; она взяла его, принялась читать при мнѣ, и временами крупная слеза катилась по ея нѣжной щекѣ; казалось, она была царицей гнѣва, мятежнически старавшагося сдѣлаться царемъ ея.
   КЕНТ. Такъ оно сильно раздражило ее?
   ДВОР. Не до изступленія; терпѣніе и грусть спорили, кто изъ нихъ придастъ ей лучшее выраженіе. Вы видали дождь и солнце въ одно время; ея слезы и улыбки походили на что-то еще лучшее; прелестная улыбка, игравшая на полныхъ ея губахъ, казалось, не знала какіе гости были въ глазахъ, съ которыми они разставались, точно перлы съ брилліантовъ скатывавшіеся.-- Коротко, печаль сдѣлалась бы любимѣйшей рѣдкостью, еслибы такъ шла ко всѣмъ.
   КЕНТ. Не говорила она чего?
   ДВОР. Разъ или два произнесла она имя отца, тяжело переводя духъ, словно оно давило ея сердце, и воскликнула: "Сестры, сестры!-- Позоръ женщинъ! сестры! Кентъ! отецъ! сестры! Какъ? въ бурю? ночью? Не вѣрьте жь, чтобъ существовало состраданіе!" -- За тѣмъ священная влага, хлынувшая изъ небесныхъ глазъ, залила эти вопли, и она быстро удалилась, чтобы на единѣ предаться горести.
   КЕНТ. Звѣзды, звѣзды надъ нами правятъ нашими судьбами; иначе былоли бъ возможно такое различное отъ одной и той же четы порожденіе?-- За тѣмъ вы не говорили съ ней?
   ДВОР. Нѣтъ.
   КЕНТ. А было это до отъѣзда короля?
   ДВОР. Нѣтъ, послѣ.
   КЕНТ. Такъ; бѣдный угнетенный Лиръ въ городѣ; иногда, въ свѣтлыя минуты, онъ помнитъ зачѣмъ мы здѣсь, но увидаться съ дочерью никакъ не соглашается.
   ДВОР. Отчего же?
   КЕНТ. Отъ непреодолимаго стыда; его жестокосердіе лишившее ее его благословенія, то что онъ подвергъ ее всѣмъ случайностямъ чужбины, отдалъ драгоцѣнныя ея права дочерямъ съ собачьими сердцами, все это такъ ядовито терзаетъ его душу, что жгучій стыдъ никакъ не допускаетъ его къ Корделіи.
   ДВОР. Бѣдный король!
   КЕНТ. А о войскахъ Альбени и Корнвелля вы не слыхали?
   ДВОР. Слышалъ, что выступили.
   КЕНТ. Такъ; я сведу васъ къ царственному Лиру; при немъ вы и останетесь. Я же, по одному весьма важному обстоятельству, долженъ нѣкоторое время скрываться.-- Придетъ время, узнаете кто я -- не пожалѣете, что удостоили меня этого знакомства. Прошу, идемте. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Палатка.

Входятъ Корделія, Врачъ и Французскіе воины.

   КОРД. Ахъ, это онъ; его сейчасъ встрѣтили бушующаго, какъ взволнованное море, громко распѣвающаго, увѣнченнаго горькой дымянкой, пыреемъ, дикой горчицей, болиголовомъ, крапивой, кукушницей, куколемъ, всѣми сорными растеніями плодородныхъ нивъ нашихъ. Пошлите цѣлую сотню; обыщите каждую десятину высоко-поросшаго поля и приведите его ко мнѣ. (Одинъ изъ офицеровъ уходитъ.) -- Можетъ человѣческая мудрость возвратить ему отнятой у него разсудокъ? Поможетъ ему кто -- бери всѣ мои драгоцѣнности.
   ВРАЧ. Есть, ваше величество, средство. Питающая природу нашу кормилица -- сонъ, котораго онъ лишенъ; даровать его ему могутъ многія снадобья -- силой своей они сомкнутъ вѣки тоски.
   КОРД. О, брызните же, вмѣстѣ съ моими слезами, всѣ благодатныя тайны, всѣ не оповѣщенныя еще силы земли! помогите, уврачуйте горе бѣднаго человѣка!-- Отыщите, отыщите его, чтобы несдерживаемое бѣшенство не расторгло узъ жизни, утратившей возможность управлять собою.

Входитъ Гонецъ.

   ГОНЕ. Новость, государыня. Британскія войска идутъ сюда.
   КОРД. Это извѣстно уже намъ; мы готовы и ждемъ ихъ.-- О, дорогой мой отецъ, только за тебя и вступаюсь я; потому великодушный король Франціи и сжалился надъ грустью и горькими моими слезами. Не раздутое честолюбіе побудило насъ поднять оружіе -- только любовь, горячая любовь и права дряхлаго нашего отца. Скоро ли услышу и увижу я его! (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 5.

Комната къ замкѣ Глостера.

Входятъ Регана и Освальдъ.

   РЕГА. Но войско нашего брата -- выступило оно?
   ОСВА. Выступило.
   РЕГА. А самъ онъ съ нимъ?
   ОСВА. Не легко было согласить его на это. Сестра ваша воинственнѣй.
   РЕГА. Въ замкѣ лордъ Эдмондъ не говорилъ съ твоимъ господиномъ?
   ОСВА. Нѣтъ.
   РЕГА. Что же можетъ быть въ письмѣ моей сестры къ нему?
   ОСВА. Не знаю, леди.
   РЕГА. Онъ уѣхалъ по важному дѣлу. Величайшее было неблагоразуміе, обезглазивъ Глостера, оставить его въ живыхъ; куда ни придетъ онъ -- онъ возбуждаетъ противъ насъ сердца всѣхъ. Эдмондъ поѣхалъ, я полагаю, покончить, изъ состраданія къ его бѣдствію, омраченную жизнь его, а за тѣмъ поразвѣдать и о непріятелѣ.
   ОСВА. Приходится гнать съ этимъ письмомъ за нимъ.
   РЕГА. Наше войско выступаетъ завтра; останься съ нами; дороги не безопасны.
   ОСВА. Не могу, герцогиня; госпожа моя строго наказала.
   РЕГА. Зачѣмъ писать ей къ Эдмонду? Развѣ ты не могъ передать ея желаніе и на словахъ? Вѣроятно что-нибудь -- не знаю что.-- Я буду очень тебѣ благодарна; дай мнѣ прочесть письмо ея.
   ОСВА. Герцогиня, скорѣе я --
   РЕГА. Я знаю, госпожа твоя не любитъ своего мужа -- я убѣждена въ этомъ; въ послѣдній ея пріѣздъ сюда, она бросала на благороднаго Эдмонда такіе странные, такъ ясно говорившіе взгляды. Ты, я знаю, ея повѣренный.
   ОСВА. Я герцогиня?
   РЕГА. Я говорю не наобумъ; ты ея повѣренный, я знаю это, и потому совѣтую принять въ соображеніе вотъ что: мой мужъ умеръ, Эдмондъ и я объяснились, и подходящѣе онъ моей рукѣ, чѣмъ рукѣ госпожи твоей.-- Изъ этого можешь вывести дальнѣйшее. Отыщешь его, прошу, отдай ему это; а когда госпожа твоя узнаетъ отъ тебя обо всемъ, что слышалъ, попроси ее прибѣгнуть къ благоразумію. За симъ, прощай. Случится тебѣ услышать о слѣпомъ измѣнникѣ -- ждетъ повышенье того, кто съ нимъ покончитъ.
   ОСВА. Желалъ бы встрѣтить его, герцогиня; показалъ бы чей я сторонникъ.
   РЕГА. Прощай. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 6.

Поле близь Дувра.

Входятъ Глостеръ и Эдгаръ въ крестьянскомъ платьѣ.

   ГЛОС. Когда жь дойду я до вершины скалы?
   ЭДГА. Вы ужь взбираетесь на нее; чувствуете, какъ тяжело становится?
   ГЛОС. Мнѣ все кажется, что идемъ по ровному.
   ЭДГА. По страшной крутизнѣ. Слушайте! слышите шумъ моря?
   ГЛОС. Нѣтъ.
   ЭДГА. Боль глазъ ослабила, стало, и другія ваши чувства.
   ГЛОС. Можетъ быть и въ самомъ дѣлѣ. Вотъ, мнѣ кажется, что и твой голосъ измѣнился, что и говоришь ты лучше и складнѣе, чѣмъ прежде.
   ЭДГА. Сильно ошибаетесь; ничего, кромѣ одежды, не измѣнилось во мнѣ.
   ГЛОС. Лучше, кажется мнѣ, сталъ ты говорить.
   ЭДГА. Сюда, сэръ; Здѣсь то мѣсто; стойте.-- У, какая страсть; голова кружится, какъ взглянешь въ такую глубь! Вороны и галки, разсѣкающія воздухъ на срединѣ между нами и подножьемъ, кажутся не больше жуковъ; на полдорогѣ внизъ кто-то виситъ и собираетъ морской укропъ {Морской укропъ ростетъ въ большомъ количествѣ на крутыхъ приморскихъ скалахъ близь Дувра; собираніе его сопряжено съ большой опасностью, потому что для этого, собирающаго спускаютъ на веревкѣ на нѣсколько сажень внизъ.}; страшный промыселъ! онъ кажется не больше головы своей. Рыбаки, прохаживающіеся по прибережью, представляются мышами; большое, стоящее на якорѣ судно -- его лодкой, а его лодка -- поплавкомъ, едва глазу замѣтнымъ. Рокотъ прибоя, разбивающагося о множество разбросанныхъ внизу камней, не слышенъ на такой высотѣ. Не смотрю болѣе -- пожалуй, закружится еще голова, помутится въ глазахъ, и полетишь стремглавъ внизъ.
   ГЛОС. Подведи меня туда, гдѣ ты стоишь.
   ЭДГА. Давайте руку. Теперь вы на шагъ только отъ самого края; ни за что во всей подлунной не отважился бы я подпрыгнуть тутъ.
   ГЛОС. Пусти жь мою руку; вотъ тебѣ, мой другъ, другой кошелекъ, и въ немъ брилліантъ, нисколько не лишній для бѣднаго человѣка; феи и боги да содѣлаютъ его въ твоихъ рукахъ благодатнымъ! Ступай теперь своей дорогой; скажи прощай, и дай мнѣ услышать твое удаленіе.
   ЭДГА. Счастливо жь оставаться, добрый господинъ.
   ГЛОС. Отъ души желаю.
   ЭДГА. (Про себя). Обманывая такъ его отчаяніе, я излечу его отъ него.
   ГЛОС. О, всемогущіе боги! покидаю я этотъ міръ; безропотно, передъ вашими очами, стряхиваю я съ себя великое мое горе. Еслибъ я могъ еще нести его, не вступая во вражду съ непреодолимой вашей волей, мой огарокъ, ненавидимая эта частичка природы, догорѣлъ бы самъ собою. Если Эдгаръ живъ, о, благословите его!-- Ну, любезный, прощай! (Бросается какъ бы съ высоты, падаетъ и лежитъ безъ чувствъ.)
   ЭДГА. Ушелъ, сэръ. Прощайте!-- (Про себя) А я не знаю еще -- можетъ и воображеніе въ силахъ похитить сокровище жизни, когда сама жизнь на то подается; будь онъ тамъ, гдѣ думалъ быть, не думалъ бы онъ больше.-- (Громко) Живъ или мертвъ? Эй, ты, почтеннѣйшій! дружище!-- Слышишь, любезный?-- да говори же!-- (Про себя) Пожалуй онъ и въ самомъ дѣлѣ умеръ; -- нѣтъ, оживаетъ.-- (Громко) Что ты такое, любезный?
   ГЛОС. Прочь, дай мнѣ умереть.
   ЭДГА. Будь ты, чѣмъ бы ты тамъ ни былъ, только не осенней паутинкой, пушинкой, или воздухомъ, слетѣвъ съ такой высоты, ты разбился бы, какъ яйцо, въ дребезги; но ты дышешь; тяжеленекъ таки, а не обливаешься кровью, говоришь, цѣлехонекъ. И десять мачтъ, другъ на друга поставленныхъ, не составятъ еще той высоты, съ которой ты стремглавъ свалился. Что ты остался живъ -- просто чудо. Молви еще что нибудь.
   ГЛОС. Да дѣйствительно ли свалился я?
   ЭДГА. Со страшной вершины вотъ этой извѣстковой скалы. Взгляни-ка на эту высь; и голосистаго жаворонка на такой высотѣ не увидишь и не услышишь; глянь только.
   ГЛОС. Ахъ, нѣтъ глазъ у меня.-- Неужели несчастіе лишено даже и благодатной возможности покончить себя смертью? Еслибъ горемыка могъ такимъ образомъ надуть свирѣпство тирана, насмѣяться надъ его надменной волей -- было бы и это хоть какимъ нибудь утѣшеніемъ.
   ЭДГА. Давай руку. (Помогая ему встать.) Вставай!-- такъ.-- Ну что? чувствуешь подъ собой ноги? Ты стоишь.
   ГЛОС. Слишкомъ, слишкомъ хорошо.
   ЭДГА. Чудо изъ чудесъ. На вершинѣ утеса, кто это разстался съ тобой?
   ГЛОС. Бѣдный, жалкій нищій.
   ЭДГА. Отсюда, снизу, мнѣ казалось, что глаза его были двѣ полныя луны; что у него тысяча носовъ и рога, извивавшіеся и крутившіеся, какъ взбудараженное море. Это былъ какой нибудь злой духъ; и потому, вѣрь, счастливый старикъ, тебя спасли благодатнѣйшія божества, совершающія, во славу свою, невозможное для человѣка.
   ГЛОС. Припоминаю теперь; отнынѣ буду переносить горе, пока само оно не воскликнетъ: довольно, довольно, умри!-- А того, о комъ ты сейчасъ говорилъ, я принималъ за человѣка; часто вырывалось у него: злой, злой духъ!-- онъ привелъ меня на это мѣсто.
   ЭДГА. Будь же поспокойнѣе и потерпѣливѣе.-- Это кто идетъ сюда?

Входитъ Лиръ, фантастически убранный травой и цвѣтами.

   Здравый смыслъ никогда не уберетъ такъ своего хозяина.
   ЛИРЪ. Нѣтъ, за битье монеты, ничего не могутъ они мнѣ сдѣлать; я король вѣдь.
   ЭДГА. О сердце надрывающій видъ!
   ЛИРЪ. Природа въ этомъ отношеніи выше искусства.-- Вотъ тебѣ вербовочный задатокъ. Этотъ малый дѣйствуетъ лукомъ словно огородное чучело; дайте ему лучше аршинъ суконщика.-- Смотрите, смотрите, мышь! Тише, тише!-- мы справимся съ ней этимъ кусочкомъ поджареннаго сыра.-- Вотъ боевая моя перчатка; попытаю ее противъ великана.-- Давайте сѣкиры.-- Ай, какъ славно летитъ эта птичка!-- въ цѣль, въ цѣль прямо!-- Эй, лозунгъ!
   ЭДГА. Душистый майоранъ.
   ЛИРЪ. Проходи.
   ГЛОС. Знаю я этотъ голосъ.
   ЛИРЪ. А! Гонерила!-- съ бѣлой бородой!-- Онѣ ласкали меня, какъ собаку; говорили, что бѣлые волосы были у меня въ бородѣ прежде черныхъ. Говорить да и нѣтъ на все, что ни сказалъ бы!-- Да, и вмѣстѣ нѣтъ -- плохое это было богословіе. А вотъ, какъ промочилъ меня однажды дождь, продулъ вѣтеръ, и не замолкъ громъ, по моему требованію -- я и увидалъ что онѣ такое, узналъ ихъ. Подите, не господа онѣ своего слова; говорили онѣ, что я все; ложь это -- не устоять мнѣ и противъ лихорадки.
   ГЛОС. Помню хорошо я этотъ голосъ. Король это?
   ЛИРЪ. Король, король каждый вершокъ мой. Взглянулъ пристально -- смотри, какъ дрожитъ подданный. Этого я прощаю, дарую ему жизнь; какого рода твое преступленіе?-- Прелюбодѣяніе?-- Не умрешь ты. Умереть за прелюбодѣяніе! Нѣтъ, и воробей грѣшитъ этимъ, и крошечная золотая мушка блудитъ на моихъ глазахъ. Да процвѣтаетъ блудъ; вѣдь побочный Глостера былъ къ отцу добрѣе, чѣмъ мои дочери, зачатыя на законномъ ложѣ. Работай же сладострастіе, какъ тамъ ни попало -- нужны вѣдь мнѣ солдаты.-- Посмотрите на эту глупо-улыбающуюся барыню, по лицу которой подумаешь -- снѣгъ у ней въ развилинѣ, прикидывающуюся самой добродѣтелью {Въ старыхъ изданіяхъ: That minces virtue... По Колльеру: That mimics virtue...}, покачивающую головой и при одномъ звукѣ слова наслажденіе; а и хорекъ, и выпущенная весной на траву лошадь, не такъ похотливо-жадны до него. Центавры онѣ отъ поясницы, хоть верхъ и женской; достояніе боговъ только до пояса, за нимъ все дьявольское; тамъ адъ, тамъ мракъ, тамъ сѣрная бездна, пылающая, клокочущая, вонь, зараза;-- фи, фи! пфу, пфу!-- Дай мнѣ, добрый аптекарь, унцію выхухоля; поприправь мое воображеніе; вотъ тебѣ деньги.
   ГЛОС. О, позволь мнѣ поцѣловать эту руку!
   ЛИРЪ. Позволь мнѣ прежде вытереть ее; сильно пахнетъ она смертностью.
   ГЛОС. О развалина дивнаго произведенія природы! Такъ и великій этотъ міръ обратится въ ничто.-- Знаешь ты меня?
   ЛИРЪ. Помню хорошо глаза твои.-- Ты косишься на меня? Нѣтъ, слѣпой Купидонъ, ничѣмъ и худшимъ этого не заставить ты меня любить.-- Прочти этотъ вызовъ; обрати только вниманіе на почеркъ.
   ГЛОС. Еслибъ и всѣ его буквы были солнцами -- не увидалъ бы я все-таки ни одной.
   ЭДГА. Не хотѣлъ я вѣрить этому по разсказамъ, а выходитъ правда, и разрываетъ это мое сердце.
   ЛИРЪ. Читай.
   ГЛОС. Какъ, глазницами?
   ЛИРЪ. Ого! вотъ оно до чего дошло. Ни глазъ въ головѣ, ни денегъ въ кошелькѣ? Твои глаза въ тяжеломъ положеніи, а кошелекъ -- въ легкомъ; видишь, какъ все идетъ на свѣтѣ.
   ГЛОС. Вижу чувствуя.
   ЛИРЪ. Какъ, сошелъ ты съ ума? Человѣкъ можетъ и безъ глазъ видѣть какъ все идетъ на свѣтѣ. Гляди ушами; смотри какъ вонъ тотъ судья издѣвается надъ энтимъ глупымъ воришкой. Скажу тебѣ на ушко: перемѣсти ихъ, и отгадай-ка {Въ подлинникѣ handy-dandy -- дѣтская игра, состоящая въ отгадываніи, въ которой рукѣ что-нибудь зажато.} тогда который судья, который воръ? Видалъ ты, что собака мызника лаетъ на нищаго?
   ГЛОС. Видалъ, государь.
   ЛИРЪ. И что бѣдняга бѣжитъ отъ пса? Вотъ тебѣ вѣрнѣйшее представленіе власти; повинуются и псу, когда онъ при исполненіи своихъ обязанностей.-- Эй ты, гнусный палачъ, останови кровожадную свою руку! За что стегаешь ты эту дѣву радости? Хлещи свою собственную спину; вѣдь ты самъ, съ радостью, совершилъ бы съ ней грѣхъ, за который сѣчешь ее. Ростовщикъ вѣшаетъ надувалу. Сквозь дырявую одежду видны и маленькія продѣлки; богатая, подбитая мѣхомъ -- все скрываетъ. Облеки преступленіе въ золото, и крѣпкое копье правосудія переломится, не поранивъ; облеки его въ рубище -- пронзитъ и соломенка пигмея. Никто не виновенъ, никто, говорю я, никто; всѣхъ защищу. Узнай это, любезный другъ, отъ меня, имѣющаго силу замыкать уста обвинителя. Добудь себѣ очки, и, какъ паршивый политикъ, дѣлай видъ, что видишь и то, чего не видишь.-- Ну, ну же, ну! снимайте съ меня сапоги; проворнѣй, проворнѣй; такъ.
   ЭДГА. Смѣсь дѣла со вздоромъ! здравый смыслъ въ безуміи!
   ЛИРЪ. Хочешь оплакивать мое несчастіе, возьми мои глаза. Я хорошо знаю тебя; твое имя Глостеръ. Надо быть терпѣливымъ. Съ плачемъ явились мы на свѣтъ. Ты знаешь, въ первое время, только почуемъ воздухъ, мы пищимъ, кричимъ. Скажу тебѣ проповѣдь; слушай.
   ГЛОС. О, боги!
   ЛИРЪ. Родившись, мы вопимъ о томъ, что явились на великій этотъ помостъ глупцовъ.-- А! славная это мысль {Въ прежнихъ изданіяхъ: This а good block?... По Колльеру: T'is а good plot!...}. Хитрая была бы штука обуть лошадей въ поярокъ; попробую, и какъ подкрадусь къ зятьямъ -- бей, бей, бей, бей, бей, бей {Слово kill -- бей, убивай, было лозунгомъ въ нападенію.}!

Входитъ Дворянинъ съ Служителями.

   ДВОР. Вотъ онъ; держите его.-- Государь, прекрасная ваша дочь --
   ЛИРЪ. Никто не выручаетъ? Что же это, плѣнникъ я? Вѣчная я игрушка счастія.-- Обращайтесь же со мной хорошо; получите выкупъ. Дайте мнѣ врача -- раненъ я въ мозгъ,
   ДВОР. Доставятъ вамъ все, что пожелаете.
   ЛИРЪ. Нѣтъ помощниковъ? Все долженъ самъ? Это можетъ сдѣлать человѣка, человѣкомъ изъ соли, способнымъ обратить глаза въ садовыя лейки и прибивать осеннюю пыль {Въ прежнихъ изданіяхъ: Ау, and for laying autumn's dust... По Колльеру: And laying autumn's dust...}.
   ДВОР. Государь --
   ЛИРЪ. Умру мужественно, какъ разряженный женихъ. Чтожь! буду веселъ. Идемте же, идемте; вѣдь я король, господа, знаете вы это?
   ДВОР. Вы король, и мы повинуемся вамъ.
   ЛИРЪ. Такъ дѣло и не проиграно еще. А хотите добиться -- добивайтесь бѣгомъ. Ну-ка, ну! (Убѣгаетъ; за нимъ и Служители.)
   ДВОР. Больно видѣть въ такомъ положеніи и послѣдняго нищаго; но короля -- нѣтъ словъ для выраженья!-- Но у тебя есть еще дочь; сниметъ она съ природы проклятіе, накликанное на нее двумя другими.
   ЭДГА. Богъ въ помощь, почтенный сэръ.
   ДВОР. Короче, любезный; что тебѣ надо?
   ЭДГА. Не слыхалиль вы, что въ непродолжительномъ времени будетъ сраженье?
   ДВОР. Непремѣнно; кто жь этого не знаетъ; всякій, кто только можетъ различать звуки, слышалъ объ этомъ.
   ЭДГА. А позвольте спросить: далеко другое-то войско?
   ДВОР. Близко, и спѣшитъ сюда; съ часу на часъ ожидаютъ появленія главной силы.
   ЭДГА. Благодарю, сэръ; это все.
   ДВОР. Двинулись и войска королевы, хотя она, по одному обстоятельству, и остается еще здѣсь.
   ЭДГА. Благодарю, сэръ. (Дворянинъ уходитъ.)
   ГЛОС. Прекратите же, боги вѣчно-милосердые, мое дыханіе; не дайте моему злому духу, довести меня снова до искушенія умереть прежде, чѣмъ вамъ угодно!
   ЭДГА. Хорошая молитва, отецъ.
   ГЛОС. Но вы-то, вы-то кто-же, сэръ?
   ЭДГА. Бѣднякъ, смирённый ударами счастья; приспособленный, извѣданнымъ и перечувствованнымъ горемъ, къ кроткому состраданію. Давайте руку, я доведу васъ до какого нибудь жилища.
   ГЛОС. Отъ души благодарю тебя; да благословитъ и да вознаградитъ тебя за это благое небо!

Входитъ Освальдъ.

   ОСВА. А, провозглашенная награда!Чего еще счастливѣе! Безглазая твоя голова именно только для моего возвышенія и создана.-- Припоминай же, старый, жалкій измѣнникъ, грѣхи свои проворнѣй; -- (Обнажая мечъ) мечъ, долженствующій уничтожить тебя, обнаженъ ужь.
   ГЛОС. Да даруетъ же ему дружественная твоя рука достаточную для того силу. (Эдгаръ становится между ними.)
   ОСВА. Къ чему, дерзкій мужланъ, хочешь ты защитить объявленнаго измѣнника? Убирайся; не то заразитъ онъ тебя горькой своей участью. Брось его руку.
   ЭДГА. Не брошу, сэръ, безъ болѣе достаточной причины {Въ оригиналѣ Эдгаръ, прикидываясь крестьяниномъ, говоритъ съ Освальдомъ Сомерсетскимъ нарѣчіемъ.}.
   ОСВА. Пусти, рабъ, или умрешь ты.
   ЭДГА. Идите, господинъ, своей дорогой, и дайте бѣднякамъ идти своей. Еслибъ меня можно было выхвастать изъ жизни -- такъ это удалось бы ужь дней четырнадцать назадъ. Нѣтъ, не подходите къ старику; держитесь подальше; не то, предостерегаю васъ, попробую, что крѣпче -- ваша башка, или моя дубина. Говорю вамъ прямо, безъ утайки.
   ОСВА. Прочь, навозная куча!
   ЭДГА. Пересчитаю жь я ваши зубы, сэръ. Милости просимъ; продѣлокъ вашего меча не боюсь я нисколько. (Они бьются; Эдгаръ сшибаетъ ею съ ногъ.)
   ОСВА. Рабъ, убилъ ты меня.-- Возьми, негодяй, мой кошелекъ. Хочешь вполнѣ воспользоваться своимъ счастіемъ, закопай мой трупъ, и доставь письмо, которое найдешь у меня, Эдмонду, графу Глостеръ; отыщи его въ англійскомъ войскѣ.-- О, смерть преждевременная! (Умираете.)
   ЭДГА. Знаю я тебя, услужливый бездѣльникъ, преданный порокамъ своей госпожи, какъ только можетъ желать ея гнусность.
   ГЛОС. Какъ, умеръ онъ?
   ЭДГА. Присядь, отецъ; отдохни.-- Посмотримъ его карманы; письмо, о которомъ онъ говорилъ, можетъ быть и весьма полезное намъ.-- Онъ умеръ; жалѣю объ одномъ только, что не другой кто былъ палачемъ его.-- Посмотримъ.-- Позволь, снисходительный воскъ; и ты, приличіе, не кори насъ за это. Чтобъ узнать мысли враговъ, вскрываютъ и сердца ихъ; вскрыть ихъ бумагу простительнѣе. (Читаетъ.) "Вспомни наши клятвы. У тебя много удобныхъ случаевъ съ нимъ покончить; захочешь -- время и мѣсто для этого найдутся. Ничего не сдѣлано, если онъ возвратится побѣдителемъ; тогда я плѣнница, и его ложе -- моя темница, отъ противной теплоты которой избавь меня, и, за трудъ, займи его мѣсто. Твоя -- жена хотѣлось бы сказать -- преданная тебѣ, Гонерила".-- О, ничѣмъ не угашаемый пылъ женской прихоти {Въ прежнихъ изданіяхъ: О undistinguis'd space of woman's will!.. По Колльеру: О unextinguis'd blaze of womans will!...}!-- Замыселъ на жизнь добраго мужа, и замѣна его -- моимъ братомъ!-- Здѣсь, въ этотъ песокъ, зарою я тебя, несчастный посолъ кровожадныхъ блудодѣевъ; и въ свое время, позорная эта бумага изумитъ глаза обреченнаго на смерть герцога. Счастье его, что могу увѣдомить его о твоей смерти и о винѣ твоего посланія.
   ГЛОС. Король сошелъ вѣдь съ ума; какъ же крѣпокъ противный мой разсудокъ -- все еще выдерживаетъ, все еще вполнѣ чувствую я страшное мое горе! Лучше бы и мнѣ сойти съума; тогда мышленіе отдѣлилось бы отъ горя, ложныя представленія лишили бъ мое горе сознанія. (Вдали барабанный бой.)
   ЭДГА. Давайте жь мнѣ вашу руку. Мнѣ слышатся вдали барабаны. Идемъ, отецъ; я передамъ тебя другу. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 7.

Палатка во Французскомъ лагерѣ.

Лиръ спитъ на постелѣ. Врачъ, Дворяне и другіе Прислужники. Входятъ Корделія и Кентъ.

   КОРД. О мой добрый Кентъ, какъ мнѣ жить и дѣйствовать, чтобы вполнѣ вознаградить тебя за доброту твою? Жизнь моя слишкомъ коротка для этого, и все, что ни сдѣлаю, будетъ слишкомъ недостаточно.
   КЕНТ. Признана, государыня, услуга -- заплачено съ излишкомъ. Все, что я сообщилъ вамъ -- скромная истина; ничего ни убавлено, ни прибавлено.
   КОРД. Надѣнь же платье получше. Напоминовеніе тяжелого времени этотъ нарядъ; прошу, сбрось его.
   КЕНТ. Извините, добрая государыня, обнаружить кто я теперь же -- повредить моей главной цѣли {Въ прежнихъ изданіяхъ: shortens my made intent... По Колльеру: shortens my main intent....}. Прошу, въ награду, не признавать меня, пока время и я не найдемъ это удобнымъ.
   КОРД. Пусть будетъ, мой добрый лордъ, по вашему.-- (Врачу) Что король?
   ВРАЧ. Все спитъ еще.
   КОРД. О, уврачуйте, милосердые боги, страшное растройство всего оскорбленнаго существа его! уладьте разлаженныя, разногласящія чувства этого, ребенкомъ сдѣлавшагося отца!
   ВРАЧ. Угодно вашему величеству, чтобъ мы разбудили его? онъ спалъ достаточно.
   КОРД. Дѣйствуйте какъ велитъ ваше искусство, какъ найдете нужнымъ. Переодѣли его?
   ВРАЧ. Какже; пользуясь его глубокимъ сномъ, мы все на немъ перемѣнили.
   КЕНТ. Будьте, государыня, тутъ, когда мы разбудимъ его; я увѣренъ -- онъ будетъ тихъ.
   КОРД. Хорошо. (Музыка.)
   ВРАЧ. Неугодно ли вамъ стать поближе,-- Громче, музыка.
   КОРД. О, отецъ! Да сосредоточитъ выздоровленіе все цѣлебное на устахъ моихъ, и да уврачуетъ моимъ поцѣлуемъ жестокую скорбь, которой двѣ мои сестры подвергли почтенную твою старость!
   КЕНТ. Добрая, дорогая государыня!
   КОРД. Еслибъ ты и не былъ отцомъ ихъ -- эти бѣлые клочки должны бы пробудить въ нихъ состраданіе. Такое ли лицо можно было подвергнуть буйству враждующихъ вѣтровъ? страшнымъ ударамъ рокочущаго грома? грозному сверканію быстрой, во всѣхъ направленіяхъ перекрещивавшейся молніи? заставить тебя -- бѣдный заброшенный -- бодрствовать съ головой такъ плохо прикрытой? И собака моего врага, хотя бы она и кусала меня, лежала бы въ такую ночь у огня моего; а ты, мой бѣдный отецъ, долженъ былъ искать убѣжища между свиней и небомъ отверженныхъ, на гнилой, жесткой соломѣ! Ахъ, можно удивляться, что твоя жизнь не покончилась разомъ, вмѣстѣ съ твоимъ разсудкомъ.-- Онъ просыпается; заговорите съ нимъ.
   ВРАЧ. Говорите вы, государыня; это будетъ лучше.
   КОРД. Какъ ваше здоровье, государь? Какъ вы, ваше величество, чувствуете себя?
   ЛИРЪ. Дурно ты со мной поступаешь, вытаскивая меня изъ могилы.-- Ты душа благословенная, а я привязанъ къ огненному колесу, которое мои собственныя слезы обдаютъ какъ растопленный свинецъ.
   КОРД. Знаете вы меня, государь?
   ЛИРЪ. Знаю; ты духъ. Когда умерла ты?
   КОРД. Все, все далекъ еще.
   ВРАЧ. Онъ не совсѣмъ еще проснулся; оставимъ его на минуту въ покоѣ.
   ЛИРЪ. Гдѣ былъ я? Гдѣ теперь?-- Дневной это свѣтъ?-- Я страшно обманываюсь.-- Я умеръ бы отъ жалости, увидавъ другого въ такомъ положеніи.-- Не знаю, что и говорить.-- Не побожусь, что мои это руки;-- посмотримъ; поводъ этой булавки я чувствую. Хотѣлось бы убѣдиться въ какомъ я положеніи!
   КОРД. О, взгляните на меня, государь, и подержите, благословляя, надо мной ваши руки. (Лиръ падаетъ передъ ней на колѣни.) Нѣтъ, государь, не должны вы преклонять колѣнъ.
   ЛИРЪ. Прошу, не насмѣхайся надо мной. Я страшно глупо-взбалмошный старикъ, слишкомъ мнѣ за восемьдесятъ, ни часомъ больше или меньше, и, говоря откровенно, боюсь, не совсѣмъ въ здравомъ умѣ. Мнѣ кажется, что я долженъ бы знать тебя, знать (Указывая на Кента) и этого человѣка; но сомнѣваюсь, потому что никакъ не возьму въ толкъ, что это за мѣсто, и сколько ни ломаю головы, не припомню и этой одежды; не знаю и гдѣ провелъ послѣднюю ночь. Не смѣйся надо мной, потому что, такъ вѣрно, какъ то, что я мущина, я думаю -- эта леди мое дитя Корделія.
   КОРД. Она, она.
   ЛИРЪ. Мокры твои слезы? Да. Прошу, не плачь. Есть у тебя ядъ для меня -- я выпью его. Я знаю, ты не любишь меня; твои сестры, какъ припоминаю, обидѣли меня. Ты имѣешь причину -- онѣ никакой.
   КОРД. Никакой, никакой.
   ЛИРЪ. Во Франціи я?
   КОРД. Въ вашемъ собственномъ королевствѣ, государь.
   ЛИРЪ. Не обманывай меня.
   ВРАЧ. Можете быть теперь вполнѣ покойны, государыня; жестокое бѣснованіе, вы видите, убито въ немъ; но приводить на память забытое имъ время, все-таки опасно еще. Попросите его пройтись съ вами, и не безпокойте ничѣмъ болѣе, пока совершенно не оправится.
   КОРД. Угодно вашему величеству идти со мной?
   ЛИРЪ. Тебѣ надо быть снисходительной ко мнѣ. Прошу, забудь и прости. Я старъ, и глупъ. (Уходитъ съ Корделіей, Врачемъ и свитой.)
   ДВОР. Правда, сэръ, что герцогъ Корнвелльскій убитъ, и такъ именно?
   КЕНТ. Несомнѣнная.
   ДВОР. Кто жъ ведетъ его войско?
   КЕНТ. Говорятъ, побочный сынъ Глостера.
   ДВОР. А Эдгардъ, изгнанный его сынъ, говорятъ въ Германіи съ графомъ Кентскимъ.
   КЕНТ. Слухи розные. Время однакожь поосмотрѣться; войска королевства быстро приближаются сюда.
   ДВОР. По всему рѣшенье будетъ кровавое. Прощайте, сэръ. (Уходитъ.)
   КЕНТ. Покончатся и мои хлопоты, хорошо или дурно, смотря по исходу этой битвы. (Уходитъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Британскій лагерь близь Дувра.

Входятъ, съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами, Эдмондъ, Регана, Офицеры, Солдаты и другіе.

   ЭДМО. (Одному изъ Офицеровъ). Узнайте, остается герцогъ при послѣднемъ своемъ рѣшеніи, или придумалъ еще что, совершенно его измѣняющее. Онъ такъ измѣнчивъ, недовѣрчивъ къ себѣ; -- добудьте намъ окончательное его рѣшеніе. (Офицеръ уходитъ.)
   РЕГА. А съ служителемъ сестры непремѣнно случилось что-нибудь недоброе.
   ЭДМО. Весьма возможно.
   РЕГА. Теперь, милый мой лордъ, вы знаете все хорошее, что я для васъ задумала. Скажите же, но правду, сущую правду: любите вы сестру мою?
   ЭДМО. Почтительнѣйшей любовью.
   РЕГА. И никогда не находили дороги къ мѣсту всѣмъ, кромѣ брата, заказанному?
   ЭДМО. Въ полнѣйшемъ вы, въ этомъ отношеніи, заблужденіи.
   РЕГА. Боюсь, вы были съ ней въ связи, въ связи самой близкой.
   ЭДМО. Никогда, клянусь, герцогиня, честью.
   РЕГА. Я не могу терпѣть ее. Милый мой лордъ, не будьте же слишкомъ коротки съ ней.
   ЭДМО. Не безпокойтесь.-- Но вотъ и она, и герцогъ, супругъ ея.

Входятъ Альбени, Гонерила и Свита.

   ГОНЕ. (Про себя). Лучше для меня потерять сраженіе, чѣмъ допустить, чтобъ сестра развела насъ съ нимъ.
   АЛЬБ. Привѣтъ любезнѣйшей сестрѣ нашей.-- Сэръ, до насъ дошло, что король прибылъ къ своей дочери, со многими, возбужденными противъ насъ суровостью нашего правленія. Никогда не бывалъ я еще храбрымъ, когда не могъ оставаться честнымъ; и въ этомъ случаѣ, я возстаю только противъ вторженія Франціи въ наши предѣлы, нисколько не противъ поддержки короля и другихъ, имѣющихъ, боюсь, весьма достаточныя и основательныя причины къ возстанію.
   ЭДМО. Благородно говорите вы, герцогъ.
   РЕГА. Но къ чему все это?
   ГОНЕ. Соединитесь противъ врага, всѣмъ намъ общаго; не въ личныхъ, домашнихъ дрязгахъ дѣло.
   АЛЬБ. Такъ обсудимъ же со старшими въ военномъ дѣлѣ какъ намъ дѣйствовать.
   ЭДМО. Я сейчасъ же явлюсь въ вашу палатку.
   РЕГА. Ты съ нами, сестра?
   ГОНЕ. Нѣтъ.
   РЕГА. Былобъ гораздо приличнѣе; прошу, идемъ съ нами.
   ГОНЕ. (Про себя). А! знаю я эту загадку.-- (Громко') Иду.

Входитъ Эдгаръ переодѣтый.

   ЭДГА. Если ваше высочество говаривали когда нибудь съ такимъ, какъ я, бѣднякомъ, прошу выслушать меня.
   АЛЬБ. Я догоню васъ.-- (Эдмондъ, Регана, Гонерила, Офицеръ и свита уходятъ.) Говори.
   ЭДГА. Прежде чѣмъ начнете битву, прочтите это письмо. Одержите побѣду -- вызовите трубой принесшаго вамъ это; какъ ни кажусь я жалкимъ, могу все-таки выставить вамъ рыцаря, который докажетъ все здѣсь написанное. Проиграете -- мірское ваше дѣло тѣмъ и кончится; кончатся и всѣ козни. (Уходя) Будьте счастливы!
   АЛЬБ. Погоди, пока прочту письмо.
   ЭДГА. Запрещено. Придетъ пора, велите только герольду сдѣлать вызовъ, и я явлюсь снова. (Уходитъ.)
   АЛЬБ. Такъ прощай; письмо я прочту.

Эдмондъ возвращается.

   ЭДМО. Врагъ въ виду ужь; стройте ваше войско. Вотъ вѣрный перечень силъ и средствъ его. Пуще всего просятъ васъ поторопиться.
   АЛЬБ. Не опоздаемъ. (Уходитъ.)
   ЭДМО. Я поклялся въ любви и той и другой сестрѣ; обѣ недовѣряютъ другъ другу, какъ ужаленный -- ехиднѣ. Которую жь взять мнѣ? Обѣихъ? одну? или ни одной? Ни одной не добьешься, будутъ обѣ живы; возмешь вдову -- взбѣленится, взбѣсится Гонерила, а съ ней, при жизни мужа, едвали и выгоритъ мое дѣло. Чтожь, воспользуемся имъ для битвы, а тамъ, пусть жаждущая избавиться отъ него и придумываетъ средство какъ бы скорѣй его сбыть. Что же касается до замышляемой имъ пощады Лиру и Корделіи, попадутся они, по окончаніи битвы, въ наши руки -- не слыхать имъ никогда его прощенья; потому что не разсужденье, а защищенье себя предстоитъ мнѣ теперь. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 2.

Поле между двухъ лагерей.

За сценой шумъ битвы. Черезъ сцену проходятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами, Лиръ, Корделія и ихъ войско.

Входятъ Эдгаръ и Глостеръ.

   ЭДГА. Сюда, отецъ; сядь здѣсь, подъ сѣнь этого дерева, и моли чтобы правое дѣло восторжествовало. Возвращусь къ тебѣ -- возвращусь съ радостной вѣстью.
   ГЛОС. Благодать да сопутствуетъ тебѣ! (Эдіаръуходитъ.)
   Шумъ битвы и за тѣмъ отступленіе. Эдгаръ возвращается.
   ЭДГА. Уходи, старикъ! давай руку; уходи! Король Лиръ потерялъ сраженіе, онъ и дочь въ плѣну. Давай же руку; идемъ.
   ГЛОС. Не пойду я дальше; сгнить можно вѣдь и здѣсь.
   ЭДГА. Чтожь это! опять черныя мысли? И свое отшествіе отсюда человѣкъ долженъ выжидать, какъ свое пришествіе сюда. Все дѣло въ созрѣніи. Идемъ.
   ГЛОС. И то правда. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 3.

Британскій лагерь близь Дувра.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами Эдмондъ, въ торжествѣ, Лиръ и Корделія плѣнниками, Офицеры и Солдаты.

   ЭДМО. (Офицерамъ). Уведите и стерегите ихъ хорошенько, пока властные судить ихъ не объявятъ высочайшей своей воли.
   КОРД. Мы не первые, подвергающіеся, при самыхъ лучшихъ стремленіяхъ, самой худшей долѣ. Только о тебѣ, угнѣтенный король, сокрушаюсь я; безъ того съумѣла бы насмѣяться надъ издѣвками лживаго счастья.-- Увидимъ мы тѣхъ дочерей, сестеръ тѣхъ?
   ЛИРЪ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Идемъ скорѣе въ тюрьму. Тамъ одни, мы будемъ вдвоемъ распѣвать, какъ птички въ клѣткѣ. Попросишь ты у меня благословенія -- паду на колѣни, и буду молить у тебя прощенія. Такъ будемъ мы жить, и молить, и пѣть, и разсказывать старыя былины, и радоваться золотистымъ бабочкамъ, и слушать толки жалкихъ бѣдняковъ о дворскихъ новостяхъ; будемъ и мы разсуждать съ ними о томъ, кто теряетъ, кто выигрываетъ, кто въ милости, кто въ немилости; возьмемъ на себя толкованіе и сокровеннѣйшаго, точно будто соглядатаи мы Господа; и переживемъ мы, въ стѣнахъ темницы, всѣ козни, всѣ партіи великихъ міра сего, приливающія и отливающія по мѣсяцу.
   ЭДМО. Уведите ихъ.
   ЛИРЪ. На такія жертвы, милая моя Корделія, сами боги бросаютъ ѳиміамъ. (Обнимая ее) Возвратилъ я тебя? Вздумаетъ кто разлучить насъ -- долженъ принести огонь съ неба и выкуритъ насъ оттуда, какъ лисицъ. Оботри же глаза; скорѣй проказѣ удастся сожрать ихъ съ кожей и мясомъ, чѣмъ имъ заставить насъ плакать; увидимъ -- околѣютъ прежде съ голода. Идемъ. (Уходить съ Корделіей и стражей.)
   ЭДМО. Подойди, капитанъ; слушай. (Подавая ему бумагу) Возьми вотъ эту записку и ступай за ними въ темницу. Я повысилъ уже тебя; сдѣлаешь что тутъ написано -- проложишь себѣ дорогу къ болѣе еще блестящей будущности. Знай, что каково время, таковы и люди; что жалостливость нейдетъ мечу. Порученье это не допускаетъ возраженій; скажи исполню, или ищи счастья другимъ путемъ.
   КАПИ. Исполню, лордъ.
   ЭДМО. Такъ къ дѣлу; и считай себя счастливѣйшимъ, какъ только будетъ оно сдѣлано.-- Замѣть,-- говорю: тотчасъ, и такъ, какъ тутъ написано.
   КАПИ. Не могу я ни возить телегу, ни ѣсть сухаго овса; въ силахъ это человѣка -- будетъ сдѣлано. (Уходитъ.)

Трубы. Входятъ Альбени, Гонерила, Регана, Офицеры и Служители.

   АЛЬБ. Сэръ, вы оказали сегодня много доблести, да и счастье благопріятствовало вамъ. У васъ въ плѣну виновники нынѣшней борьбы; мы требуемъ ихъ отъ васъ, чтобы поступить съ ними, какъ найдемъ справедливымъ и необходимымъ для нашей безопасности.
   ЭДМО. Сэръ, я счелъ не лишнимъ, отправить жалкаго стараго короля, подъ вѣрное охраненіе въ одно изъ мѣстъ заключенія. Его лѣта и еще болѣе его санъ имѣютъ чародѣйственную силу привлекать къ себѣ сердца простонародія; могутъ поэтому повернуть и наши, нами набранныя копья въ наши глаза, ими повелѣвающіе. Съ нимъ отправилъ я и королеву, и но той же самой причинѣ; завтра, или позже они будутъ готовы предстать предъ вашъ судъ, гдѣ бы вы ни назначили его. Теперь же мы въ поту и въ крови; другъ лишился друга; и лучшія битвы проклинаются, въ горячности, на себя испытывающими жестокость ихъ. Судъ надъ Корделіей и ея отцемъ требуетъ болѣе приличнаго мѣста.
   АЛЬБ. Съ вашего позволенія, сэръ, вы участвовали въ этой войнѣ, какъ подданный, нисколько не какъ братъ нашъ.
   РЕГА. Именно возвышеніемъ его до этого и намѣрены мы вознаградить его. Я полагаю, прежде чѣмъ договориться до этого, вамъ слѣдовало бы освѣдомиться и о нашемъ желаніи. Онъ предводительствовалъ нашими войсками, былъ облеченъ нашей властью, былъ нашимъ представителемъ, что конечно могло поставить его въ уровень съ вами, и дать право называться вашимъ братомъ.
   ГОНЕ. Не горячись. Собственныя его доблести возвысили его болѣе всѣхъ твоихъ милостей.
   РЕГА. Облеченный мною моими правами -- онъ сдѣлался равнымъ и высшему.
   ГОНЕ. Это самое большее, что могла бы ты сказать, сдѣлавъ его своимъ мужемъ.
   РЕГА. Шутники бываютъ часто и пророками.
   ГОНЕ. Э, э, глазъ сказавшій тебѣ это, косилъ не много.
   РЕГА. Мнѣ что-то дурно, герцогиня; съумѣла бы я иначе отвѣтить вамъ, какъ слѣдуетъ.-- Глостеръ, возьми мои войска, моихъ плѣнниковъ, мои владѣнія; распоряжайся ими, мною; сдаюсь. Свидѣтель весь этотъ міръ, что дѣлаю тебя моимъ мужемъ и господиномъ.
   ГОНЕ. И ты думаешь быть женой его?
   АЛЬБ. Не въ твоей власти помѣшать этому.
   ЭДМО. Да и не въ вашей, герцогъ.
   АЛЬБ. Въ моей, полукровный бездѣльникъ!
   РЕГА. (Эдмонду). Вели бить въ барабаны, и докажи имъ, что моя власть въ твоихъ рукахъ.
   АЛЬБ. Погоди; выслушай почему.-- Эдмондъ, я беру тебя подъ стражу, какъ государственнаго измѣнника, а вмѣстѣ съ тобою (Указывая на Гонерилу) и эту позлащенную змѣю.-- Что же до вашихъ притязаній, любезная сестра, я долженъ, радѣя о пользѣ жены, возстать противъ нихъ; она въ тайнѣ помолвилась съ этимъ лордомъ, и я, мужъ ея, не допускаю вашего оглашенія. Хотите выйдти замужъ -- выходите за меня; моя жена сговорена ужь.
   ГОНЕ. Что за комедія!
   АЛЬБ. Ты вооруженъ, Глостеръ.-- Трубите. Не явится никто, чтобъ на тебѣ доказать твои гнусныя, несомнѣнныя и многократныя измѣны.-- (Бросая перчатку) вотъ мой залогъ. Я самъ, прежде чѣмъ какая кроха попадетъ мнѣ въ ротъ, докажу что ты ни въ чемъ нисколько не меньше того, чѣмъ провозгласилъ я тебя.
   РЕГА. Тяжело! о, какъ тяжело мнѣ!
   ГОНЕ. (Про себя). Не было бъ такъ -- потеряла бы я вѣру въ ядъ.
   ЭДМО. (Бросая свою перчатку). Вотъ и мой въ обмѣнъ; кто бы ни назвалъ меня измѣнникомъ -- солгалъ, какъ бездѣльникъ. Пусть трубы вызываютъ; кто бы ни выступилъ -- на немъ, на тебѣ, и не знаю на комъ еще -- докажу я мою правоту и честь.
   АЛЬБ. Герольда!
   ЭДМО. Герольда, герольда, сюда!
   АЛЬБ. Полагайся теперь только на свои собственныя силы; потому что твое войско, моимъ именемъ набранное, моимъ именемъ и распущено.
   РЕГА. Боль преодолѣваетъ меня.
   АЛЬБ. Ей дурно; отведите ее въ мою палатку. (Регану уводятъ.)

Входитъ Герольдъ.

   Сюда, герольдъ. Вели трубить, и прочти намъ это.
   КАПИ. Трубите. (Трубятъ.)
   ГЕРО. (Читаетъ). "Если есть въ рядахъ нашихъ кто-нибудь, соотвѣтствующаго происхожденія, или званія, готовый поддержать, что Эдмондъ, предполагаемый графъ Глостеръ, многократный измѣнникъ -- пусть явится по третьему трубному звуку. Онъ готовъ защищать себя".
   ЭДМО. Трубите! (Первый трубный вызовъ.)
   ГЕРО. Еще! (Второй трубный вызовъ.) -- Еще! (Третій трубный вызовъ, на который за сценой отвѣчаютъ трубой же.)

Входитъ Эдгаръ, вооруженный и предшествуемый Трубачемъ.

   АЛЬБ. Спроси, что ему надо; зачѣмъ явился онъ на этотъ трубный зовъ.
   ГЕРО. Кто вы? Ваше имя? ваше званіе? и для чего отвѣтили вы на этотъ вызовъ?
   ЭДМО. Имя мое, да будетъ тебѣ извѣстно, погибло, съѣдено, сглодано острымъ зубомъ измѣны; но я такъ же благороденъ, какъ противникъ, съ которымъ пришелъ биться.
   АЛЬБ. Кто же этотъ противникъ?
   ЭДГА. Кто говоритъ здѣсь за Эдмонда, графа Глостеръ?
   ЭДМО. Онъ самъ; что скажешь ты ему?
   ЭДГА. Вынь же мечъ свои, чтобы рука твоя, если моя рѣчь оскорбитъ благородное сердце, могла доставить тебѣ должное возмездіе; (Обнажая свой) мой готовъ. Слушай, по праву, праву моей чести, клятвы и призванія, я объявляю тебя -- несмотря на твою силу, искусство, юность, и положеніе {ъ прежнихъ изданіяхъ: thy strength, youth, place and eminence... По Колльеру: thy strength, skill, youth and eminence...}, на зло побѣдоносному твоему мечу и новоиспеченному счастію, твоему мужеству и храбрости,-- гнуснымъ измѣнникомъ, вѣроломнымъ и богамъ твоимъ, и твоему отцу, и твоему брату, злоумышляющимъ противъ этого благороднаго герцога; что ты, отъ темя до подошвъ, до пыли подъ ними, грязнѣйшій и самой грязной жабы измѣнникъ. Скажешь: нѣтъ -- этотъ мечъ, эта рука, глубокое мое убѣжденіе, готовы доказать на тебѣ, что лжешь ты.
   ЭДМО. Благоразуміе требовало бы освѣдомиться о твоемъ имени; но такъ какъ твоя наружность такъ прекрасна и воинственна, и рѣчь твоя отзывается воспитаньемъ -- я не воспользуюсь, пренебрегу всѣмъ, на что, по законамъ рыцарства, могъ бы настаивать. Перебрасываю всѣ эти измѣны назадъ на твою голову, переваливаю и адомъ ненавидимую ложь на твое сердце, а такъ какъ онѣ доселѣ только, едва задѣвая, скользили, мой мечъ сейчасъ же проложитъ имъ дорогу туда, гдѣ оставаться имъ на вѣки.-- Гремите грубы! (Грубы. Они дерутся. Эдмондъ падаетъ.)
   АЛЬБ. Пощади! пощади его!
   ГОНЕ. Все это заговоръ, Глостеръ. По законамъ рыцарства, ты нисколько не былъ обязанъ отвѣчать на вызовъ неизвѣстнаго; ты не побѣжденъ -- обойденъ, обманутъ ты. АЛЬБ. Зажмите вашъ ротъ, сударыня; или я заткну его той бумагой?-- Возьмите ее, сэръ!-- Гнуснѣйшій, чѣмъ можно выразить, читай свою собственную пакость. (Гонерилѣ, которыя хочетъ вырвать письмо.) Нѣтъ, зачѣмъ же; вижу, знакома она вамъ. (Отдаетъ письмо Эдмонду.)
   ГОНЕ. Если и знакома, законы въ моемъ, не въ твоемъ распоряженіи; кто можетъ за нее потребовать меня къ отвѣту?
   АЛЬБ. Чудовище! ты знаешь эту бумагу?
   ГОНЕ. Не спрашивай, что знаю. (Уходитъ.)
   АЛЬБ. Ступайте за ней; она въ бѣшенствѣ; смотрите за ней. (Одинъ изъ офицеровъ уходитъ.)
   ЭДМО. Во всемъ, въ чемъ ты обвинялъ меня -- я виновенъ, и еще въ большемъ, гораздо большемъ; время покажетъ. Все это прошедшее -- и я тоже. Но кто же ты, счастливый побѣдитель?-- Если благородный -- прощаю тебя.
   ЭДГА. Обмѣняемся милосердіемъ. По крови я благороденъ не менѣе тебя, Эдмондъ; если жь болѣе -- тѣмъ больше и зло тобой мнѣ сдѣланное. (Снимая шлемъ.) Я Эдгаръ, сынъ твоего отца. Боги правосудны, любимѣйшіе наши пороки дѣлаютъ они и орудіями наказанія насъ. Темное, грѣховное твое зачатіе стоило ему глазъ.
   ЭДМО. Правду говоришь ты, правду; колесо совершили полный поворотъ свой, и я здѣсь.
   АЛЬБ. Ужь и по походкѣ я предполагалъ въ тебѣ царственное благородство. Дай обнять тебя. Пусть горе растерзаетъ мое сердце, если я когда-нибудь питалъ какую либо ненависть къ тебѣ, или къ отцу твоему, ЭДГА. Знаю я это, доблестный герцогъ.
   АЛЬБ. Гдѣ жь ты скрывался? Какъ узналъ ты о несчастіи отца?
   ЭДГА. Ухаживая за нимъ, ваше высочество.-- Выслушайте не длинный разсказъ, и когда кончу его, о, еслибъ мое сердце могло за тѣмъ разорваться!-- Чтобъ ускользнуть отъ кровожаднаго провозглашенія, гнавшагося за мной по пятамъ -- о, обаяніе жизни, для которой и ежечасное въ смертельныхъ мукахъ умираніе лучше смерти разомъ,-- я придумалъ облечься въ лахмотья сумасшедшаго, принять видъ того, кѣмъ даже и собаки гнушаются, и въ этомъ-то нарядѣ встрѣтилъ я моего отца съ кровавыми кольцами, только что утратившими драгоцѣнные свои камни; сдѣлался его вожакомъ, водилъ его, нищилъ для него, спасъ его отъ отчаянія; все это время -- горестная ошибка!-- скрывая отъ него кто я. Только какіе нибудь полчаса тому назадъ, когда я вооружился, не вполнѣ увѣренный въ успѣхѣ, хоть и надѣялся на него, я попросилъ его благословенія, и разсказалъ ему отъ начала до конца все мое странствованіе; и надорванное его сердце, увы! слишкомъ слабое, чтобъ выдержать борьбу двухъ страстей -- горя и радости, разорвалось съ улыбкой на устахъ.
   ЭДМО. Разсказъ твой тронулъ меня, принесетъ, можетъ быть, и пользу; но продолжай, ты смотришь такъ, какъ будто имѣешь еще что сказать.
   АЛЬБ. Если есть что-нибудь еще, еще горестнѣйшее, не говори; я и отъ того что слышалъ готовъ уже залиться слезами.
   ЭДГА. М это могло бы показаться тому, кто не любитъ горя, высочайшимъ; но къ нему присоединилось еще другое, доведшее его до послѣдней крайности. Между тѣмъ какъ я громко стеналъ надъ нимъ, подошелъ ко мнѣ человѣкъ, который, встрѣчая меня въ моемъ жалкомъ положеніи, избѣгалъ противнаго моего общества; но тутъ, узнавъ кто этотъ бѣднякъ, онъ бросился ко мнѣ на шею, обнялъ меня крѣпко и зарыдалъ такъ сильно, что казалось расторгнетъ самое небо; упалъ на трупъ отца, и разсказалъ мнѣ о Лирѣ и о себѣ такую плачевную повѣсть, какой человѣческое ухо и не слыхивало еще. По мѣрѣ разсказа, скорбь его все росла, и жизненныя его струны начинали лопаться -- тутъ раздался вторый трубный призывъ, и я оставилъ его почти въ безчувственномъ состояніи.
   АЛЬБ. Но кто же это былъ?
   ЭДГА. Кентъ, сэръ, изгнанный Кентъ; переодѣвшись, онъ слѣдовалъ за негодовавшимъ на него королемъ, и несъ такую службу, какой и рабъ погнушался бы.

Вбѣгаетъ Дворянинъ съ кровавыхъ кинжаломъ.

   ДВОР. Помогите, помогите! О, помогите!
   ЭДГА. Какая нужна тебѣ помощь?
   АЛЬБ. Говори.
   ЭДГА. Что значитъ кровавый кинжалъ этотъ?
   ДВОР. Горячь, дымится еще онъ; онъ прямо изъ сердца -- О, умерла она.
   АЛЬБ. Да кто же? говори.
   ДВОР. Ваша супруга, герцогъ, ваша супруга; и сестра ея ей отравлена; она созналась въ этомъ.
   ЭДМО. Сговорился я съ обѣими; вотъ, разомъ мы и повѣнчались.
   АЛЬБ. Несите трупы ихъ, живы онѣ или мертвы, сюда!-- Этотъ судъ неба, заставляетъ насъ содрогаться, но состраданія не вызываетъ. (Дворянинъ уходитъ.)

Входитъ Кентъ.

   ЭДГА. Вотъ и Кентъ.
   АЛЬБ. Онъ. Обстоятельства не даютъ намъ возможности привѣтствовать тебя какъ бы слѣдовало.
   КЕНТ. Я пришолъ пожелать моему королю и повелителю навсегда покойной ночи. Нѣтъ его здѣсь?
   АЛЬБ. Ахъ, главное-то мы и забыли!-- Говори, Эдмондъ, гдѣ король? гдѣ Корделія?-- (Вносятъ трупы Реганы и Гонерилы.) Видишь ты это, Кентъ?
   КЕНТ. Боже! что же это?
   ЭДМО. Былъ же любимъ Эдмондъ. Изъ-за меня одна отравила другую, и за тѣмъ убила себя.
   АЛЬБ. Такъ.-- Закройте ихъ лица.
   ЭДМО. Я едва дышу;-- хочу, вопреки своей природы, сдѣлать что нибудь доброе. Пошлите скорѣе -- какъ можно скорѣе -- въ замокъ; мое предписаніе враждебно жизни Лира и Корделіи. Скорѣе, чтобъ поспѣли.
   АЛЬБ. Бѣгите, бѣгите, о, бѣгите!
   ЭДГА. Къ кому же? Кому данъ приказъ? Пошли что нибудь въ знакъ отмѣны.
   ЭДМО. Хорошо, что спохватился; возьми мой мечъ, отдай его капитану.
   АЛЬБ. Спѣши, жизнью твоей заклинаю. (Эдгаръ уходитъ.)
   ЭДМО. Ему поручено твоей женой и мною повѣсить Корделію въ темницѣ, и приписать это ей самой, ея отчаянію.
   АЛЬБ. О, боги, защитите ее!-- Унесите его отсюда, (Эдмонда уносятъ.)

Входятъ Лиръ съ мертвой Корделіей на рукахъ, Эдгаръ, Офицеры и другіе.

   ЛИРЪ. Войте, войте, войте, войте!-- О, да вы каменные. Имѣй я ваши языки и глаза -- и воспользовался бы ими такъ, что треснулъ бы и сводъ небесный.-- Отошла она навсегда.-- Знаю я когда кто умеръ, когда кто живъ еще; мертва она, какъ земля.-- Дайте мнѣ зеркало; уменьшится, потускнѣетъ блескъ его отъ ея дыханія {Въ прежнихъ изданіяхъ: mist or stain the stone... По Колльеру: mise or stain the shine.} -- жива она.
   КЕНТ. Конецъ это міру?
   ЭДГА. Или прообразованіе этого ужаса?
   АЛЬБ. Пади, и умирай!
   ЛИРЪ. Перо движется; жива она! такъ это -- вознагражденъ я за всѣ скорби, когда либо мной испытанныя.
   КЕНТ. (Становясь на колѣни). О, мой добрый государь!
   ЛИРЪ. Прочь, прошу тебя, ЭДГА.
   Благородный это Кентъ, вашъ другъ.
   ЛИРЪ. Проклятіе вамъ всѣмъ, всѣ вы убійцы, измѣнники! Я могъ бы спасти ее; а вотъ, отошла она навсегда.-- Корделія, Корделія, погоди же немного! А! что ты сказала?-- Голосъ ея всегда былъ нѣженъ, сладостенъ и тихъ -- отлично это въ женщинѣ. Я убилъ раба, тебя повѣсившаго.
   ОФИЦ. Да, лорды, онъ дѣйствительно убилъ его.
   ЛИРЪ. Убилъ вѣдь, дружище? Было время, когда мой добрый острый мечъ и всѣхъ ихъ заставилъ бы попрыгать. Старъ я теперь, и всѣ эти бѣды добиваютъ меня.-- Кто вы? глаза мои не изъ лучшихъ. Скажу вамъ сейчасъ.
   КЕНТ. Если счастье можетъ похвастаться своей любовью къ одному и ненавистью къ другому -- одного изъ нихъ мы видимъ.
   ЛИРЪ. Темно что-то!-- не Кентъ ли ты?
   КЕНТ. Онъ, вашъ служитель Кентъ. Гдѣ вашъ служитель Кайюсъ?
   ЛИРЪ. Хорошій былъ онъ малый, могу это сказать тебѣ; стукнетъ тебя такъ, и безъ разговоровъ.-- Умеръ и сгнилъ онъ.
   КЕНТ. Нѣтъ, мой добрый государь; я тотъ самый человѣкъ --
   ЛИРЪ. Сейчасъ я это увижу.
   КЕНТ. Который съ первыхъ вашихъ размолвокъ и утратъ шелъ за вами грустной вашей дорогой.
   ЛИРЪ. Очень радъ тебѣ.
   КЕНТ. Ни мнѣ, ни кому другому. Все безрадостно, мрачно, мертво. Старшія твои дочери сами погубили себя, умерли страшной смертью.
   ЛИРЪ. Да, такъ я и думаю.
   АЛЬБ. Не знаетъ онъ что говоритъ; и мы напрасно пристаемъ къ нему.
   ЭДГА. Совершенно безполезно.

Входитъ Офицеръ.

   ОФИЦ. Эдмондъ умеръ, ваше высочество.
   АЛЬБ. Не важно это теперь.-- Лорды, благородные друзья наши, узнайте наше намѣреніе. Все, что хоть сколько-нибудь можетъ облегчить великое это несчастіе, будетъ сдѣлано; что касается насъ самихъ -- на все продолженіе жизни царственнаго этого старца мы передаемъ неограниченную нашу власть ему; (Кенту и Эдгару) вамъ же возвращаемъ ваши права, съ придаткомъ новыхъ почестей, которыя вы вашей доблестью болѣе чѣмъ заслужили. Никто не будетъ обойденъ: изъ друзей -- наградой за добродѣтель, а изъ враговъ -- чашей золъ за злобу.-- О, посмотрите, посмотрите!
   ЛИРЪ. И бѣдный мой шутъ повѣшенъ! Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ жизни. Зачѣмъ же живутъ собака, лошадь, мышь, а ты не дышешь?-- Не придешь ужь ты, никогда, никогда, никогда!-- Отстегните, прошу, эту пуговицу; благодарю, сэръ.-- Видите это? Посмотрите на нее,-- посмотрите -- на эти уста,-- смотрите, смотрите сюда!-- (Умираетъ.)
   ЭДГА. Лишается онъ чувствъ.-- Государь, государь!
   КЕНТ. Разорвись, молю, разорвись сердце!
   ЭДГА. Взгляните, государь.
   КЕНТ. Не тревожь его духа. Дай отойдти ему; возненавидитъ онъ того, кто задержалъ бы его еще на дыбѣ жестокаго этого міра.
   ЭДГА. Онъ въ самомъ дѣлѣ умеръ.
   КЕНТ. Можно дивиться, какъ онъ такъ еще долго держался; захватъ это былъ жизни.
   АЛЬБ. Несите ихъ отсюда.-- Первая теперь наша забота -- общее горе.-- (Кенту и Эдгару) Други души моей, возьмите вы оба на себя правленіе, поддержите облитое это кровью государство.
   КЕНТ. Сэръ, я скоро долженъ отправиться въ дорогу; властелинъ мой зоветъ меня; не могу я его ослушаться.
   АЛЬБ. Не можемъ и мы не поддаться гнету горестной этой минуты, и говоримъ то, что чувствуемъ -- не то, что бы слѣдовало. Старѣйшій изъ насъ вынесъ наибольшее; намъ, юнѣйшимъ, никогда не видать столько, и не жить такъ долго. (Уходятъ при звукахъ похороннаго марша.)
   
рѣе
             Вы услыхать мнѣ, увидать его! (Уходятъ всѣ).
   

V.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ Регана и Освальдъ, дворецкій Гонериллы.

   Регана. Выступили войска брата?
   Освальдъ. Выступили, герцогиня.
   Регана. Герцогъ самъ ведетъ ихъ?
   Освальдъ. Очень неохотно. Лучшій воинъ въ войскахъ -- ваша сестра.
   Регана. Графъ Эдмундъ не говорилъ съ герцогомъ когда былъ у васъ?
   Освальдъ. Ни слова.
   Регана. О чемъ сестра можетъ писать ему?
   Освальдъ. Не знаю, государыня.
   Регана. Отправился отсюда онъ по дѣлу.
             Безумно было Глостера слѣпого
             Въ живыхъ оставить. Гдѣ бы ни явился,
             Онъ противъ насъ сердца возстановляетъ.
             Эдмундъ рѣшился кажется съ отцомъ,
             Изъ состраданія, покончить; кстати
             О силахъ непріятеля развѣдать.
   Освальдъ. Мнѣ вслѣдъ за нимъ съ письмомъ придется ѣхать.
   Регана. И наше войско выступаетъ завтра.
             Останься здѣсь. Пути не безопасны.
   Освальдъ. Не смѣю. Мнѣ приказано спѣшить.
   Регана. О чемъ она Эдмунду пишетъ? Можешь
             Ты на словахъ, что надо, передать.
             Пожалуй... И не знаю... Я тебя
             Бы наградила... Дай письмо прочесть.
   Освальдъ. Нѣтъ, лучше...
   Регана.                               Знаю, госпожа твоя
             Не любитъ мужа, а когда гостила
             У насъ, она глядѣла на Эдмунда
             Такъ странно, такъ безстыдно... Посвященъ
             Ты въ тайны эти...
   Освальдъ.                               Герцогиня, я?
   Регана. Не запирайся! Знаю я прекрасно
             Что говорю, а потому запомни:
             Вдова я, мы съ Эдмундомъ столковались.
             Ему со мной въ супружество вступить
             Пристойнѣе, чѣмъ съ нею. Это ты
             Сообрази. И вотъ при встрѣчѣ съ графомъ
             Отдай ему (подаетъ Освальду кольцо). Когда же госпожѣ
             Разсказывать объ этомъ станешь, ей
             Совѣтъ дай -- быть разумною. Прощай
             Да помни: коль измѣнника слѣпого
             Случится встрѣтить, наградимъ мы щедро
             За смерть его.
   Освальдъ.                     Хотѣлось бы его
             Мнѣ повстрѣчать -- я показать сумѣю
             Кого держусь.
   Регана.                               Ну, добраго пути! (Уходитъ).
   

VI.

Въ окрестностяхъ Довера.

Входить Глостеръ. Его ведетъ Эдгаръ въ опрятной крестьянской одеждѣ.

   Глостеръ. А скоро мы наверхъ взберемся?
   Эдгаръ.                                                   Тотчасъ.
             Какъ крутъ подъемъ! Вы чувствуете?
   Глостеръ.                                                             Нѣтъ.
             Путь будто ровенъ?
   Эдгаръ.                               Крутъ, ужасно крутъ.
             А слышите вы море?
   Глостеръ.                               Нѣтъ, не слышу.
   Эдгаръ. Страданье глазъ должно быть притупило
             Въ васъ и другія чувства.
   Глостеръ.                                         Можетъ статься!
             Мнѣ кажется -- твой голосъ измѣнился,
             И лучше ты, складнѣе говоришь.
   Эдгаръ. Вы очень ошибаетесь. Одно
             Во мнѣ перемѣнилось -- платье.
   Глостеръ.                                                   Странно.
             А рѣчь твоя мнѣ глаже показалась.
   Эдгаръ. Мы на утесѣ. Смирно стойте. Жутко
             Внизъ поглядѣть. Мутится голова!
             Вороны, чайки кажутся съ жуковъ.
             Вонъ кто-то тамъ какъ бы повисъ надъ бездной
             И травы рветъ. Ужасное занятье!
             Величиной онъ съ голову отсюда --
             Не болѣе. У моря рыбаки,
             Что мыши. Вонъ на якорѣ стоитъ
             Корабль. Онъ -- съ лодку, лодка -- съ поплавокъ,
             Едва замѣтна глазу. Плескъ волны,
             Что бьетъ о камни, вовсе и не слышенъ..*
             Нѣтъ не хочу я больше внизъ глядѣть!
             Кружиться стала голова, слетишь
             Того гляди!
   Глостеръ.                     Туда, гдѣ ты стоишь,
             Меня поставь.
   Эдгаръ.                     Давайте руку. Вотъ
             Вы на краю. За всѣ богатства міра
             Отсюда спрыгнуть я бы не рѣшился!
   Глостеръ. Оставь же руку. Вотъ, возьми мой кошелекъ.
             Въ немъ камень есть большой цѣны. Будь счастливъ,
             Прощай, мой другъ. Ты отойди подальше..
             Чтобъ слышалъ я какъ отойдешь...
   Эдгаръ.                                                   Прощайте,
             Мой добрый господинъ. (Про себя). Авось обманемъ
             Я исцѣлю отчаянье его!

   Глостеръ. Прощаюсь съ міромъ. Боги, я свергаю
             Съ себя отъ васъ ниспосланныя муки!
             О если бы я въ силахъ былъ нести
             Безропотно такое бремя, я
             Спокойно далъ бы жизни догорѣть!
             Коль живъ Эдгаръ, его благословите!..
             Ступай ты прочь, пріятель.
   Эдгаръ.                                         Ухожу.
             Къ чему самоубійство, коли жизнь
             И безъ того- дорога къ вѣрной смерти!

(Отходитъ далеко въ сторону. Глостеръ прыгаетъ... и падаетъ на то же мѣсто, гдѣ стоялъ. Эдгаръ подбѣгаетъ къ нему и говорить, измѣнивъ голосъ, представляясь уже не "бѣднымъ Томомъ", а совершенно инымъ человѣкомъ, какъ бы встрѣчнымъ который видѣлъ паденіе старика съ утеса и подбѣжалъ взглянуть -- какъ онъ расшибся).

             Что, живъ ты?.. Умеръ?.. Слушай!.. Отвѣчай!
             Нѣть, живъ! Да, надо полагать, расшибся!..
             Ты кто?!
   Глостеръ.                     Оставь, дай умереть, поди!
   Эдгаръ. Да изъ чего ты створенъ? Изъ пуха,
             Изъ воздуха, осенней паутины?
             Какъ могъ слетѣть ты съ этой высоты
             И не разбиться! Дышешь ты... нигдѣ
             Не видно крови... говорить?.. Ты цѣлъ!
             До высоты, съ которой ты свалился,
             Хоть десять мачтъ свяжи,-- не доберешься!
             И живъ.. Ну, чудеса!.. Еще хоть слово
             Проговори.
   Глостеръ.                     Да падалъ я иль нѣтъ?
   Эдгаръ. Какъ падалъ-ли? Стремглавъ упалъ съ той кручи.
             Взгляни наверхъ. Коль жаворонокъ съ пѣсней
             Въ такую высь взовьется, здѣсь его
             Не видно и не слышно!.. Погляди!
   Глостеръ. Увы, я слѣпъ... Неужели и въ смерти
             Спасенья нѣтъ отъ бѣдствій? Въ ней одной
             Всегда страдальцамъ было утѣшенье --
             Убѣжище отъ самовластья неба!
   Эдгаръ. Дай руку.. Встань!.. Встать можешь?.. Держатъ ноги?
   Глостеръ. Охъ держать, держать!
   Эдгаръ.                                         Это прямо -- чудо!
             А кто съ тобой стоялъ тамъ на утесѣ
             И отошелъ?
   Глостеръ.                     Одинъ бѣднякъ несчастный.
   Эдгаръ. А снизу мнѣ казалось, что глаза
             Его свѣтились, будто двѣ луны.
             Онъ нѣсколько носовъ имѣлъ, волною
             Рога его вились и колебались.
             То былъ злой духъ! Тебя, счастливый старецъ,
             Спасли, конечно, благостные боги.
             Они, себѣ во славу, совершаютъ
             Что невозможно людямъ.
   Глостеръ.                                         Все я понялъ,
             И впредь клянусь сносить свою печаль,
             Пока конецъ назначенный придетъ.
             То былъ злой духъ. Я принималъ его
             За человѣка. Часто поминалъ онъ:
             "Злой духъ, злой духъ"! и велъ меня къ утесу1).
   1) Просимъ читателя вспомнить, что старый Глостеръ -- человѣкъ суевѣрный. Уже въ первомъ дѣйствіи мы могли подмѣтить въ немъ суевѣріе (см. его разговоръ съ Эдмундомъ, стр. 36). Въ примѣчаніи пояснено, что въ давнія времена, къ которымъ относится дѣйствіе Лира, суевѣрныхъ людей встрѣчалось еще много болѣе, чѣмъ теперь. Эдгаръ умѣло воспользовался настроеніемъ отца. Старый графъ, пожалуй, усумнился бы, что упалъ съ высокаго утеса и остался невредимымъ. Но разъ онъ           увѣрился, что его съ утеса толкалъ "злой духъ", а отъ козней "злого духа" спасали "боги", онъ свое счастливое паденіе находитъ правдоподобнымъ.
   Эдгаръ. Теперь ты успокойся... Это кто?
   

2.

(Входитъ Лиръ; голова его причудливо убрана полевыми травами, цвѣтами).

   Эдгаръ. Человѣкъ въ здравомъ умѣ такого наряда не надѣлъ бы...
   Лиръ. Чеканить монету я въ-правѣ; я -- король!
   Эдгаръ. Видъ его разрываетъ сердце!
   Лиръ. Этотъ малый оружія въ рукахъ держать не умѣетъ!.. Смотрите, смотрите -- мышь!.. Тсс!.. Мы ее подманимъ кусочкомъ сыру... Подайте бердыши!.. Какъ славно летаетъ эта птичка!.. Въ цѣль, прямо въ цѣль!
   Глостеръ. Этотъ голосъ я знаю.
   Лиръ. А, Гонерилла! Съ бѣлой бородой! Онѣ ласкали меня, какъ собаку; увѣряли, что волосы въ моей бородѣ были сначала сѣды, потомъ почернѣли; отвѣчали "да" и "нѣтъ" на все, чтобы я ни сказалъ... И "да", и "нѣтъ" въ одно время! А вотъ какъ меня разъ дождь промочилъ, да вѣтеръ продулъ, да какъ громъ не замолкъ по моему приказанію -- понялъ я на сколько имъ вѣрить можно! Онѣ говорили -- я "все" могу... Это ложь, я вотъ и лихорадки одолѣть не могу.
   Глостеръ. Хорошо помню этотъ голосъ. Это -- король.
   Лиръ. Король съ головы до ногъ! Только поглядѣлъ пристально и всѣ дрожатъ. Этого человѣка я прощаю!.. Аптекарь, поправь мои мозги.. Вотъ тебѣ деньги.
   Глостеръ. О дай мнѣ поцѣловать эту руку!
   Лиръ. Надо ее сперва вытереть... Тлѣномъ пахнетъ!
   Глостеръ. О развалина былого величія! Такъ весь великій міръ когда-нибудь обратится въ ничто! Знаешь-ли ты меня?
   Лиръ. Помню хорошо твои глаза. Да ты не косись на меня. Прочти-ка, что тутъ написано. Обрати вниманіе на почеркъ.
   Глостеръ. Если бы каждая буква тутъ свѣтилась, какъ солнце, я не могъ бы видѣть ее.
   Эдгаръ. Не хотѣлъ вѣрить тому, что разсказываютъ о королѣ, а выходитъ -- все правда.
   Лиръ. (Глостеру). Читай... Видишь, какъ все идетъ на свѣтѣ.
   Глостеръ. Не вижу, да чувствую.
   Лиръ. Да, чтобы понять, какъ все идетъ на свѣтѣ, и глазъ не надо. Вотъ судья глумится надъ воришкой. Скажу я тебѣ на ухо: Если перемѣстить ихъ -- не разгадаешь: который изъ двухъ воръ? Видалъ ты, какъ собака на нищаго лаетъ?
   Глостеръ. Видалъ, государь.
   Лиръ. И нищій бѣжитъ отъ собаки. Собаки онъ долженъ слушаться; она -- власть!.. Стой! Какъ ты смѣешь бить женщину за развратъ... Вѣдь ты самъ развратникъ! Ростовщикъ повѣсилъ обманщика. Сквозь лохмотья всякую мелкую продѣлку видно, богатая одежда все скроетъ! Облеки преступленіе въ золото, и крѣпкое копье правосудія о него сломится; одѣнь его въ рубище -- соломенной его насквозь пронзишь. Нѣтъ виноватыхъ!-- говорю тебѣ. Всѣхъ защищу! Всѣмъ обвинителямъ уста зажму. Добудь себѣ очки и, какъ дрянной политикъ, дѣлай видъ, будто что-то видишь, когда ничего не видишь!.. Проворнѣй -- снять съ меня сапоги!
   Эдгаръ. Какъ въ его рѣчахъ вздорь мѣшается съ правдивыми мыслями, здравый смыслъ съ безуміемъ!
   Лиръ. Если хочешь оплакивать мою судьбу, возьми мои глаза. Я знаю тебя. Ты -- Глостеръ. Надо быть терпѣливымъ. Съ плачемъ явились мы на свѣтъ... Едва почуяли воздухъ, уже пищимъ, кричимъ!.. Скажу тебѣ проповѣдь. Слушай!
   Глостеръ. О боги!
   Лиръ. Едва родимся, плачемъ. Горько намъ
             Къ комедіи житейской подступаться!.. 1)
             А, вотъ такъ шляпа!.. Штуку я придумалъ
             Прехитрую: я конному отряду
             Велю копыта войлокомъ подбить.
             Подкрадусь съ нимъ къ зятьямъ и... бей, бей, бей!
   1) Жизнь человѣческую часто называютъ "комедіей", "драмой", "трагедіей" (см. стр. 7--8). Этимъ хотятъ сказать, что въ дѣйствительной жизни встрѣчается все, что выводится въ комедіяхъ, драмахъ, трагедіяхъ: и обыденныя, и чрезвычайныя событія; при столкновеніяхъ съ чрезвычайными событіями слабые духомъ гнутся, гибнуть, сильные же вступаютъ въ борьбу съ обстоятельствами. Что же мудренаго въ томъ, что жизнь сходна съ комедіей, драмой, трагедіей! Вѣдь иначе и быть не можетъ: Хорошія комедіи, драмы, трагедіи и пишутся съ жизни; тѣмъ и хороши, что правдиво воспроизводятъ жизнь.
   Не даромъ принято характеры, положенія пошлыя называть "комическими" (т. е. годными для воспроизведенія въ комедіи). Когда печальныя обстоятельства обрушиваются на заурядныхъ людей, которые не въ силахъ бороться съ ними, получаются положенія "драматическія" (т. е. годныя для воспроизведенія въ драмѣ) Борьба людей могучихъ духомъ съ лютыми невзгодами даетъ положенія "трагическія" (т. е. годныя для воспроизведенія въ трагедіи).
   Иногда называютъ жизнь и "траги-комедіей". Этимъ хотятъ сказать, что въ ней всего найдется: и обыденной пошлости, и борьбы; и слабости, и силы. Обыденнаго, конечно, больше, чѣмъ чрезвычайнаго, и людей слабыхъ, больше, чѣмъ людей сильныхъ, но, тѣмъ не менѣе, жизнь представляетъ собою непрерывный рядъ явленій комическихъ, драматическихъ, трагическихъ. Всѣ они сплетаются, спутываются. Произведенія хорошихъ писателей учатъ насъ вглядываться въ нихъ, разбираться въ нихъ, и тѣмъ приносятъ большую пользу. Они намъ уясняютъ жизнь.

(Входитъ посланный Корделіи съ людьми).

   Посланный. Вотъ, вотъ онъ, здѣсь!.. Берите-же его.
             Васъ, государь, дочь ваша ожидаетъ.
   Лиръ. Спасенья нѣтъ! Что? Я въ плѣну? Судьба
             Играетъ мной. Со мною обращайтесь
             Получше. Выкупъ будетъ... Врачъ мнѣ нуженъ;
             Я раненъ въ мозгъ.
   Посланный.                     Сейчасъ вамъ все доставятъ.
   Лиръ. Нѣтъ помощи! Одинъ остался я.
             Хоть землю поливай слезами!
   Посланный.                                         Вѣрьте...
   Лиръ. Умру я бодро; смерти, какъ женихъ,
             Пойду на встрѣчу. Весело впередъ!
             Вѣдь я король. Вы знаете-ли это?
   Посланный. Вы государь нашъ, всѣ мы -- слуги ваши.
   Лиръ. Такъ дѣло еще не потеряно! Хотите на своемъ поставить, такъ сначала побѣгайте! Ха, ха, ха, ха!

(Убѣгаетъ; посланные за нимъ).

   Глостеръ. Мнѣ, боги милосердые, скорѣе
             Пошлите смерть, чтобъ снова злому духу
             Не поддался я, и не сталъ до срока
             Искать кончины непокорно.
   Эдгаръ.                                         Старецъ,
             Честна твоя молитва.
   Глостеръ.                               Кто же ты?
   Эдгаръ. Я человѣкъ, ударами судьбы
             Смиренный. Самъ не мало испыталъ я
             И сострадать несчастнымъ научился.
             Дай руку мнѣ. Поищемъ крова.
   Глостеръ.                                                   Небо
             Воздастъ тебѣ сторицею! Спасибо.
   

3.

Входитъ Освальдъ.

   Освальдъ. (Увидя Глостера). Моя награда! Вотъ удача! Ты,
             Безглазый, вижу, мнѣ на счастье созданъ.
             Припоминай грѣхи свои проворнѣй,
             Мой мечъ тебя сразить готовъ!
   Глостеръ.                                                   Рази,
             Кончай, будь другомъ.

(Эдгаръ становится между Глостеромъ и Освальдомъ).

   Освальдъ.                                         Ты куда суешься?
             Не знаешь, онъ -- объявленный измѣнникъ. 1)
             Тебя съ собой въ бѣду онъ втянетъ... Прочь!
   1) "Объявленный" т. е. о которомъ было объявлено во всеуслышаніе. Тому, кто убьетъ или доставить "измѣнника Глостера" объявлена была отъ Реганы награда (см. стр. 140).
   Эдгаръ. Нѣтъ, сударь, это для насъ не причина, чтобы людей въ обиду давать.
   Освальдъ. Говорить тебѣ, холопъ: прочь пошелъ!.. Не то убью.
   Эдгаръ. А вы бы лучше шли своей дорогой и людей въ покоѣ оставили. Къ старику не подходите. Не то, смотрите -- какъ бы я не попробовалъ, что крѣпче -- ваша голова или моя дубинка. Слышали?
   Освальдъ. Ахъ ты, куча навозная!
   Эдгаръ. Приходится вамъ зубы пересчитать!.. Боюсь я вашего меча!

(Бьются. Эдгаръ сбиваетъ противника съ ногъ и наносить ему сильный ударъ).

   Освальдъ (умирая). Убилъ, негодный!.. Здѣсь мой кошелекъ.
             За то не брось, похорони... А письма,
             Которыя при мнѣ, отдай скорѣе
             Эдмунду, графу Глостеру. Найдешь
             Его въ британскомъ лагерѣ. Охъ, смерть
             Не во время!

(Умираетъ. Элгаръ наклоняется надъ нимъ, осматриваетъ его карманы).

   Эдгаръ.                     Я узнаю тебя,
             Лакейская душенка! Ты, потатчикъ
             Всѣмъ гнусностямъ своихъ господъ.
   Глостеръ.                                                             Онъ умеръ?
   Эдгаръ. Присядь, старикъ, да отдохни вотъ тутъ.
             Карманы я обшарю. Пригодятся,
             Пожалуй, письма.
   Глостеръ.                               Умеръ?
   Эдгаръ.                                         Жаль что, мнѣ
             Пришлось быть палачомъ. (Достаетъ письмо). Печать взломаемъ...
             Чтобы замыслы врага узнать, и сердце
             Ему пронзить рѣшаются подъ часъ,
             Не только что письмо его прочесть.

(Читаетъ):

   "Вспомни о нашихъ клятвахъ. Удобныхъ случаевъ покончить съ мужемъ найдешь сколько угодно. Кончай скорѣе и займи его мѣсто".
   "Твоя... хотѣла бы я сказать -- "твоя жена"!.. но пока только

Преданная тебѣ,
Гонерилла".

             О прихоть женская! Ей добрый мужъ
             Не по сердцу, Эдмунда хочетъ взять!
             Зарою я тебя въ песокъ, приспѣшникъ!
             А герцогу позорное письмо
             Отдамъ я въ руки. Счастіе его,
             Что ты погибъ и заговоръ открылся!

(Уходитъ и волочитъ тѣло Освальда съ собою за сцену).

   Глостеръ. Съ ума сошелъ король, а мой разсудокъ
             Все держится. Я съ болью сознаю
             Свой жребій тяжкій. Лучше бъ помѣшался!
             Отъ бѣдъ своихъ я оторвался-бъ мыслью,
             Сознаніе померкло бы въ бреду!

(Возвращается Эдгаръ. Слышатся въ дали барабаны).

   Эдгаръ. Чу, барабанъ вдали. Старикъ, дай руку
             Къ пріятелю сведу тебя. Пойдемъ.
   

VII.

Палатка Корделіи во французскомъ лагерѣ.

Входятъ Корделія, Кентъ.

   Корделія. Кентъ дорогой, за всѣ твои услуги
             Вознаградитъ тебя достойно -- жизни
             И средствъ моихъ не хватитъ.
   Кентъ.                                         Королева,
             Достаточно я награжденъ и тѣмъ,
             Что вы за мной заслуги признаете.
             Я только долгъ исполнилъ свой, не больше.
   Корделія. Перемѣни одежду- Въ этомъ платьѣ
             Ты грустные напоминаешь дни.
             Сними его.
   Кентъ.                     Нѣтъ, королева, рано;
             Боюсь я тѣмъ испортить, что затѣялъ.
             Прошу васъ- даже узнавать меня
             Повремените.
   Корделія.                     Поступай, какъ знаешь.

(Входятъ врачъ и офицеръ, который нашелъ Лира {См. стр. 148.}).

             А что король?
   Врачъ.                     Все спитъ еще.
   Корделія.                                                   О боги,
             Цѣленіе пошлите тяжкимъ ранамъ.
             Ребенкомъ сталъ онъ. Возродите въ немъ
             Душевныхъ силъ утраченную стройность.
   Врачъ. Не разбудить-ли короля? Довольно
             Онъ почивалъ.
   Корделія.                    Какъ знаешь, такъ и дѣлай
             Одѣть онъ?
   Офицеръ.                    Да. Въ глубокомъ снѣ его
             Переодѣли.

(Врачъ тихо даетъ офицеру приказаніе. Офицеръ уходятъ).

   Врачъ (Корделіи) Васъ просилъ бы я
             При немъ стоять, когда его разбудимъ.
             Спокойно онъ проснется.
   Корделія.                               Хорошо.

(Офицеръ и слуги вносятъ на постели спящаго Лира, и ставятъ постель къ сторонѣ. Входятъ нѣсколько музыкантовъ. Врачъ разставляетъ ихъ у входа въ палатку).

   Врачъ (Корделіи). Поближе станьте... Здѣсь. (Музыкантамъ). Играйте!.. (Тихая музыка). Громче! (Музыка немного болѣе громкая).
   Корделія. Отецъ, отецъ! О, если бъ поцѣлуй мой
             Смягчить могъ скорбь, которую тебѣ
             На склонѣ жизни сестры причинили!
   Кентъ (про себя). О добрая, благая королева!
   Корделія. Да если бы и не бытъ ты отцомъ ихъ,
             Какъ сѣдины твоей не пожалѣть!
             Какъ старца беззащитнаго отдать
             На произволъ бушующимъ стихіямъ?
             Ему-ль бороться съ рокотомъ громовъ
             И съ молніей сверкающей!.. Собаку --
             Хоть бы она меня кусала, я
             Въ такую ночь не выгоню... А ты.
             Отецъ мой бѣдный, на гнилой соломѣ
             Съ бродягами, со свиньями едва
             Пріютъ нашелъ. О боги, боги!.. Чудо
             И то, что жизнь съ разсудкомъ не погасла.
             (Врачу). Проснулся онъ. Поговори съ нимъ.
   Врачъ.                                                             Лучше
             Вы, государыня, поговорите.

   Корделія (Лиру). Какъ вашему величеству спалось?
             Какъ государь мой чувствуетъ себя?
   Лиръ. Зачѣмъ меня изъ мертвыхъ воскресили?
             (Корделіи) Ты -- свѣтлый духъ? Давно ты умерла?
   Корделія. Нѣтъ, все еще онъ не въ своемъ умѣ!
   Врачъ. Въ просонкахъ онъ. Опомнится.
   Лиръ.                                                   Да гдѣ же
             Я былъ, и гдѣ теперь? Свѣтло, какъ днемъ...
             Иль это все обманъ?.. Случись мнѣ встрѣтить
             Кого-нибудь въ подобномъ положеньи,
             Какъ я о немъ бы пожалѣлъ!.. Не знаю
             Что и подумать... Утверждать не смѣю,
             Что эти руки мнѣ принадлежатъ.
             Вотъ посмотрю... (Колетъ себя булавкой). Да, чувствую уколъ...
             И все не вѣрю!
   Корделія.                     Государь, взгляните
             Вы на меня. Съ благословеньемъ руки
             Надъ головой моей соедините.

(Лиръ вглядывается въ лицо Корделіи и опускается передъ нею на колѣни).

   Корделія. Что вы? зачѣмъ?.. зачѣмъ вы на колѣняхъ?
   Лиръ. Молю тебя, не смѣйся надо мной.
             Безпомощный я, слабый старичишка.
             За восемьдесятъ мнѣ. Сознаюсь прямо:
             Пожалуй мой разсудокъ не въ порядкѣ.
             Тебя я будто знаю... (Смотритъ ни Кента) И его!..
             Да сомнѣваюсь. Не могу понять --
             Гдѣ я? Припомнить не могу -- откуда
             Взялась одежда эта? Гдѣ провелъ
             Я эту ночь. Не смѣйтесь надо мной!
             Коль живъ я, вѣрить долженъ я, что это --
             Дитя мое... Корделія!
   Корделія.                                         Я, я!
   Лиръ (Ощупываетъ голову Корделіи) Да, мокры эти слезы... 1) О, не плачь!
             Коль ты мнѣ ядъ преподнесешь,-- я выпью.
             Не любишь ты меня! На сколько помню --
             Я оскорбленъ былъ сестрами твоими.
             Имъ повода меня обидѣть я
             Не подавалъ, тебѣ же есть причина...
   1) "Да, мокры эти слезы!.." Лиръ ощупываетъ лицо Корделіи опасаясь -- не во снѣ-ли ее видитъ? не видѣніе-ли какое передъ нимъ?... Безплотнаго видѣнія не ощупаешь; мокрыя слезы -- дѣйствительныя слезы. Ихъ не только видитъ глазъ, а осязаетъ рука.
   Корделія. Нѣтъ, нѣтъ причины!
   Лиръ.                                         Гдѣ же я, скажите?
             Во Франціи.
   Корделія.                     Нѣтъ, въ вашемъ королевствѣ.
   Лиръ. Обманывать меня грѣшно.
   Врачъ (Корделіи).                     Теперь
             Утѣшьтесь, государыня. Порывъ
             Безумія, какъ видите, прошелъ.
             Пока ему опасно объяснять,
             Что было съ нимъ за это время. Дайте
             Опомниться.
   Корделія (Лиру)           Пройтись вы, государь,
             Желаете?
   Лиръ.                     Со мной терпѣнье нужно!..
             Прости, забудь!.. Прости -- я старъ, безуменъ!

(Уходятъ всѣ, кромѣ Кента и офицера)

   Офицеръ. Правда, что герцогъ Корнуэлльскій убитъ... и убить именно такъ, какъ разсказываютъ?
   Кентъ. Несомнѣнная правда.
   Офицеръ. Кто же ведетъ его войска?
   Кентъ. Говорятъ -- пріемышъ Глостера.
   Офицеръ. А Эдгаръ, изгнанный сынъ Глостера,-- слышно -- въ Германіи, съ графомъ Кентскимъ?
   Кентъ. Слухи ходятъ объ этомъ разные... Пойдемте къ войску; британскія силы подходятъ.
   Офицеръ. Да, будетъ тяжкій бой! (Уходитъ).
   Кентъ. Теперь ужъ ждать не долго... Счастья или новыхъ бѣдъ -- рѣшить битва! (Уходить).
   

Содержаніе пятаго дѣйствія.

I.

   Передъ нами

Британскій лагерь у Ловера.

   Сейчасъ долженъ начаться бой. Герцогъ Албанскій дѣйствуетъ нерѣшительно. Подчиняясь женѣ, онъ привелъ войска противъ французовъ, но совѣсть запрещаетъ ему видѣть въ нихъ враговъ. Онъ знаетъ, что пришли они не для завоеваній, что пришли только защитить стараго короля... Очень многіе изъ британцевъ присоединились къ нимъ, такъ же какъ Глостеръ, какъ Кенгъ... Регана свои войска поручила Эдмунду...
   Альбани, Эдмундъ сошлись на послѣднее совѣщаніе передъ боемъ. Гонерилла и Регана съ ними.
   Но сестеръ занимаетъ не столько предстоящій бой, сколько вопросъ -- которой изъ нихъ удастся выйти за Эдмунда? Изъ-за него онѣ возненавидѣли одна другую. Понимая, что Реганѣ, какъ вдовѣ, легче поставить на своемъ, Гонерилла рѣшается отравить ее...
   Эдмундъ же разсуждаетъ такъ:
   -- Которую изъ нихъ взять?.. Которую бы я ни взялъ, другая не уступитъ.. Во всякомъ случаѣ пока, до боя, Альбани еще нуженъ. Если его войска не вступятъ въ бой, французовъ не одолѣть. А тамъ -- посмотримъ! Если одержимъ побѣду, если захватимъ Лира и Корделію, надо прежде всего покончить съ ними. Альбани, конечно, пожелаетъ помиловать ихъ.. Этого я не допущу.
   Расчетъ -Эдмунда ясенъ: На которой бы изъ сестеръ онъ ни женился, съ войсками одной онъ уничтожитъ войска другой и...-- если на свѣтѣ не будетъ ни Лира, ни Корделіи -- вся Британія можетъ оказаться въ его рукахъ!

*

   Такъ, кажется, въ случаѣ побѣды, должно наступить полное торжество Эдмунда.
   Но вотъ, передъ самымъ началомъ боя, къ Альбани является Эдгаръ, по прежнему -- переодѣтый крестьяниномъ. Онъ вручаетъ Альбани письмо, которое перехватилъ у Освальда.
   -- Герцогъ -- говоритъ онъ -- прочтите эти строки... И, когда вы пожелаете доказательствъ тому, что написано, найдутся люди, готовые дать эти доказательства въ честномъ бою.

*

   Припомните, что говорилось при передачѣ содержанія второго дѣйствія (стр. 57) о старинномъ "судѣ Божіемъ":
   "Напасть съ мечемъ на безоружнаго человѣка и встарь считалось разбоемъ",-- говорили мы -- "но вполнѣ честнымъ и доблестнымъ признавалось вызвать обидчика на бой. Въ такомъ бою видѣли "Божій судъ", думали: "Богъ дастъ побѣду правому".
   Точно также -- обвинять человѣка въ измѣнѣ, въ злодѣйствѣ безъ доказательствъ считалось безчестнымъ, но каждый могъ позволить себѣ обвиненіе, если соглашался поддержать его въ честномъ бою, "судомъ Божіимъ".
   Съ другой стороны и обвиняемый имѣлъ право заявить, что готовъ "судомъ Божіимъя доказать свою правоту. При большомъ собраніи приказывали глашатаю ("герольду") провозгласить съ трубнымъ звукомъ:
   -- Такой-то призываетъ на честный бой всякаго, кто позволитъ себѣ обвинить его!
   Обвинитель дрался съ обвиняемымъ и побѣда рѣшала -- кто изъ нихъ правъ. Если обвинитель или обвиняемый самъ почему нибудь драться не могъ, за него могъ выйти и другой боецъ. Такъ нерѣдко доблестные воины выходили биться въ оправданіе напрасно-обвиняемой женщины.

*

   Ввиду непріятеля заниматься поединкомъ, однако, некогда... Бой съ французами уже завязывается. Бьютъ барабаны, слышатся боевые крики...
   

II.

   Вотъ

Поле неподалеку отъ мѣста сраженія.

   Эдгаръ приводитъ старика Глостера, сажаетъ его подъ дерево, поручаетъ ему молиться за "правое дѣло", и спѣшитъ принять участіе въ битвѣ.
   Но вскорѣ онъ уже и возвращается съ ужасной вѣстью:
   -- Французы разбиты. Стараго короля и Корделію Эдмундъ захватилъ въ плѣнъ!
   

III.

   Дѣйствительно передъ нами опить

Британскій лагерь.

   Эдмундъ входитъ съ торжествомъ: съ барабаннымъ боемъ, съ развернутыми знаменами, окруженный офицерами. За нимъ вводятъ Лира и Корделію.
   Корделія мужественно покоряется судьбѣ. Старикъ Лиръ не чувствуетъ всего ужаса своего положенія. Онъ боится только, чтобы его не разлучили съ Корделіей... А съ нею ему и тюрьма кажется раемъ!
   -- Уведите ихъ и держите подъ крѣпкою стражей!-- приказываетъ Эдмундъ, и подзываетъ къ себѣ самого надежнаго изъ своихъ офицеровъ -- человѣка, въ которомъ вполнѣ увѣренъ.
   -- Я тебя не разъ отличалъ -- говоритъ онъ этому офицеру -- и еще отличу, если въ точности, не медля исполнишь, что здѣсь написано.
   И съ этими словами передаетъ ему бумагу.
   -- Помни -- прибавляетъ Эдмундъ -- все должно быть исполнено не медля и въ точности.

*

   Едва ушелъ офицеръ, входятъ Альбани, Гонерилла, Регана. Впереди нихъ трубачи, позади почетная стража.
   Эдмундъ разсказываетъ Альбани, что приказалъ запереть Лира и Корделію въ ближній замокъ, "чтобы они не возбуждали къ себѣ жалости и тѣмъ не мутили народъ"...
   Альбани напоминаетъ Эдмунду, что онъ напрасно распоряжается такъ самостоятельно, такъ какъ, если ему и поручено было начальство надъ Корнуэлльскими войсками, то все таки онъ герцогу Альбани -- не ровня, онъ подчиненный, отнюдь не братъ герцога.
   -- Объ этомъ мнѣ судить!-- перебиваетъ его Регана.-- Я поручила ему свои войска, а теперь объявляю, что беру его себѣ въ супруги.
   -- Соберите войска и объявите громко о нашемъ предстоящемъ бракѣ, графъ!-- обращается она къ Глостеру.
   -- Этому не бывать!-- восклицаетъ Гонерилла... Да, не бывать -- подтверждаетъ Альбани.-- Но и тебѣ онъ не достанется, Гонерилла.
   -- Объявляю графа измѣнникомъ прибавляетъ онъ.-- А съ нимъ и эту змѣю, жену мою. Глостеръ, ты при оружіи. Я велю трубить и, если, по третьему зову никто не явится подтвердить мои слова честнымъ боемъ, я самъ выйду биться съ тобою!
   Выступаетъ глашатай и выкликаетъ:
   -- Если человѣкъ одного званія съ графомъ Эдмундомъ Глостеромъ желаетъ подтвердить честнымъ боемъ, что Эдмундъ Глостеръ -- измѣнникъ, пусть выходитъ на бой по третьему трубному призыву! {Каждый имѣлъ право отказаться отъ боя съ человѣкомъ низшаго званія.}.

*

   Не успѣлъ еще раздаться третій призывъ къ поединку съ Эдмундомъ, какъ Регана почувствовала себя очень не хорошо.
   -- Мой ядъ дѣйствуетъ!-- замѣчаетъ про себя Гонерилла.
   Регану уносятъ.

*

   Вотъ третій призывъ. Выступаетъ воинъ съ опущеннымъ забраломъ {Встарину знатные воины ходили въ панциряхъ, а на головѣ носили шлемъ. Къ шлему придѣлывалась спереди какъ бы желѣзная рѣшетка, которую можно было свободно поднимать и опускать на лицо. Такую рѣшетку называли "забрало".}... Это -- Эдгаръ.
   -- Я такой же дворянинъ, какъ и мой противникъ!-- заявляетъ онъ.
   -- По повадкѣ и рѣчи вижу, -- отвѣчаетъ Эдмундъ.
   Противники дерутся. Эдмундъ раненъ, падаетъ...
   -- Спасите его!-- восклицаетъ Гонерилла.
   -- Молчи!-- останавливаетъ ее Альбани.
   -- Гляди на это письмо!-- говоритъ онъ Эдмунду, развертывая передъ нимъ письмо Гонериллы, взятое съ Освальда -- и признавайся.
   -- И ты письмо это знаешь? обращается онъ затѣмъ къ женѣ.
   -- Стану я тебѣ отвѣчать!-- съ негодованіемъ восклицаетъ Гонерилла... и уходитъ.
   -- Виновать я,-- сознается Эдмундъ.-- И многое еще я натворилъ недобраго въ жизни...
   -- Кто ты?-- спрашиваетъ онъ у Эдгара.
   Эдгаръ поднимаетъ забрало и называетъ себя...
   -- Колесо свершило полный кругъ: я поднялся было высоко, но снова низвергнутъ во прахъ!-- восклицаетъ умирающій...

*

   Въ то же время вбѣгаетъ офицеръ съ вѣстью:
   "Гонерилла зарѣзалась! Умирая, она созналась, что отравила сестру"...
   Что обѣщала ей жизнь? Мужа она ненавидѣла, Эдмундъ убитъ, на совѣсти у нея лежала смерть сестры... Она порѣшила съ собою.

*

   Эдгаръ разсказываетъ, какъ былъ вожакомъ отца, какъ старикъ Глостеръ радостно скончался, когда, наконецъ, узналъ его!
   Входитъ и Кентъ... И уже не переодѣтымъ, а въ настоящемъ видѣ своемъ.
   Эдмундъ чувствуетъ, что настала развязка.
   -- Хочу, вопреки собственной природѣ, при послѣднемъ вздохѣ сдѣлать доброе дѣло -- восклицаетъ онъ.-- Скорѣе пошлите въ замокъ остановить казнь Лира и Корделіи. Мы съ Гонериллой рѣшили повѣсить Корделію и объявить, что она повѣсилась съ отчаянія...
   Эдгаръ бросается къ замку...

*

   Но уже поздно! Вотъ выбѣгаетъ Лирь съ Корделіей на рукахъ. Корделію успѣли повѣсить; Лиръ уцѣлѣлъ, потому только, что убилъ палача, который вѣшалъ дочь. Всѣ окружаютъ несчастную... Думаютъ -- нельзя-ли еще спасти ее?.. Напрасно. Она мертва.
   Лиръ въ отчаяньи... Разсудокъ его опять помрачается... Вопли его ужасны... Горе душитъ его.-- Онъ умираетъ у трупа Корделіи.
   

Дѣйствіе пятое.

1.

Британскій лагерь подъ Доверомъ.

Входятъ Эдмундъ, Регана, офицеръ.

   Эдмундъ. (Офицеру). Ступай, спроси: свое рѣшенье герцогъ
             Перемѣнить не думаетъ? Пожалуй
             Опять себя далъ съ толку сбить. Измѣнчивъ,
             Колеблется онъ. Все узнай точнѣе.
   Регана. А съ посланнымъ сестры чего худого
             Не сталось-ли?
   Эдмундъ.                     Мнѣ думается то же.
   Регана. Ну, милый графъ, извѣстно вамъ, какъ мнѣ
             Вы дороги, скажите же -- по правдѣ,
             По истинѣ -- вы любите сестру?
   Эдмундъ. Почтительно.
   Регана.                               Не больше?
   Эдмундъ.                                                   Ни на шагъ.
   Регана. Мнѣ кажется -- вы очень близки съ нею?
   Эдмундъ. Напрасно.
   Регана.                     Я ее не выношу.
             Мой дорогой, не довѣряйтесь ей!..
   Эдмундъ. Не безпокойтесь... Вотъ она и герцогъ.
   

2.

Входятъ Альбани, Гонерилла.

   Гонерилла (Про себя). Хоть битву проиграемъ, не позволю
             Ей разлучить насъ.
   Альбани.                               Здравствуйте, сестра.
             Король при дочери, я слышалъ. Къ нимъ
             Пристало нашихъ подданныхъ не мало,
             Суровостью правленья недовольныхъ.
             Гдѣ не могу быть честнымъ, тамъ и храбрымъ
             Быть не могу. Французовъ оттѣснить,
             Которые въ предѣлы наши вторглись,
             Я выступилъ, но не могу въ упрекъ
             Поставить имъ защиту короля.
   Эдмундъ. Вы честно говорите.
   Регана.                                         Но -- къ чему?
   Гонерилла. Столкуйтесь лучше, какъ вамъ обшей силой
             Врага сразить, а о домашнихъ дрязгахъ
             Рядить не мѣсто.
   Альбани.                               Такъ сообразимъ
             Въ совѣтѣ общемъ -- какъ намъ наступать.
   Эдмундъ. Сейчасъ явлюсь въ палатку вашу.
   Регана. (Гонериллѣ).                                         Съ нами,
             Сестра, идешь?
   Гонерилла.                     Нѣтъ.
   Регана.                                         А пристойнѣй было-бъ
             Тебѣ итти.
   Гонерилла. (Про себя). Насквозь тебя я вижу!
             (Громко). Иду.
   

3.

Входитъ Эдгаръ, по прежнему -- въ одеждѣ крестьянина.

   Эдгаръ. (Подходить къ Альбани). Коль съ бѣднякомъ сказать два слова
             Вамъ не обидно, герцогъ, удостойте
             Вниманія...
   Альбани (Эдмунду). Сейчасъ приду! (Эдмундъ, Регана, Гонерилла уходятъ).
             (Эдгару). Въ чемъ дѣло?
   Эдгаръ. Вы передъ тѣмъ, какъ бой начать, прочтите
             Записку эту. Если побейте,
             Того, кто вамъ ее прислалъ, трубою
             Велите вызвать. Я ничтоженъ съ виду,
             Но выставлю достойнаго бойца,
             Который честнымъ боемъ подтвердить
             Все, что здѣсь сказано 1). А суждено
             Вамъ проиграть сраженіе, для васъ
             Съ нимъ кончатся и козни, и заботы.
             Прощайте, будьте счастливы.
   1) См. объясненіе на стр. 158.
   Альбани.                                                   Постой,
             Пока прочту письмо.
   Эдгаръ.                               Не приказали
             Мнѣ ожидать. Придетъ пора -- велите
             Герольду вызовъ крикнуть. Я явлюсь.
   Альбани. Коль такъ, прощай. Записку я прочту.

(Эдгаръ уходитъ).
(Возвращается Эдмундъ).

   Эдмундъ. Враги въ виду. Разставьте ваше войско.
             Вотъ списокъ силъ французскихъ по новѣйшимъ
             Извѣстіямъ. Васъ просятъ торопиться.
   Альбани. Не опоздаемъ. (Уходитъ).
   Эдмундъ.                               Я обѣимъ сестрамъ
             Клялся въ любви. Онѣ одна другую
             Не терпятъ, какъ ужаленный -- змѣю.
             Которую же взять?.. Обѣихъ?.. Нѣтъ,
             Коль обѣ живы будутъ, ни съ одной
             Житья никакъ не сладить. Предположимъ --
             Вдову возьму... Озлится Гонерилла!
             А въ ней, пока живъ герцогъ, проку мало.
             Пока я имъ воспользуюсь для битвы,
             А тамъ пусть та, которой онъ помѣха,
             Придумаетъ -- какъ сбыть его скорѣй!
             Ну, что до короля касается
             Съ Корделіей,-- напрасно ихъ щадить
             Задумалъ герцогъ... Только бы попались,
             Пощады имъ не будетъ!.. Мнѣ теперь
             Не разсуждать, а дѣло дѣлать надо. (Уходятъ).
   

II.

Поле, неподалеку отъ мѣста сраженія.

За сценой крики. Черезъ сцену проходятъ съ развернутыми знаменами французскія войска, Лиръ и Корделія. Слѣдомъ за ними выходятъ Глостеръ и Эдгаръ.

   Эдгаръ. Сюда, мой другъ. Подъ дерево сядь, въ тѣнь.
             Моли боговъ дать правому побѣду.
             Коль я вернусь, вернусь я съ доброй вѣстью...
   Глостеръ. Да сохранитъ тебя благое небо! (Эдгаръ поспѣшно уходитъ. За сценой шумъ битвы. Спустя нѣкоторое время Эдгаръ вбѣгаетъ обратно на сцену).
   Эдгаръ. Скорѣй, скорѣй! Дай руку. Уходи...
             Проигранъ бой. Лиръ съ дочерью въ плѣну.
             Давай же руку!
   Глостеръ.                     Не пойду я дальше.
             И здѣсь сгнить можно!
   Эдгаръ.                               Снова поддался
             Унынію. Кончины, какъ рожденья,
             Съ терпѣніемъ ждать надобно. Дозрѣть
             Плодъ каждый долженъ.
   Глостеръ (Встаетъ). Правда это, правда! (Уходятъ).
   

III

Британскій лагерь подъ Доверомъ.

Входитъ торжественно Эдмундъ. За нимъ отрядъ войскъ съ развернутыми знаменами. Бьютъ барабаны. Лира и Корделію вводятъ подъ стражею.

1.

   Эдмундъ (офицеру). Ихъ увести и содержать подъ стражей,
             Пока надъ ними судъ произнесетъ,
             Кто властенъ ихъ судить.
   Корделія (Лиру).                     Не мы одни,
             Къ добру стремясь, подпали горькой долѣ.
             Я о тебѣ, родимый, сокрушаюсь;
             Не то бы на глумленія судьбы
             Съ презрѣніемъ глядѣла я. Увидимъ
             Мы что-ли этихъ дочерей... сестеръ?
   Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Идемъ скорѣй въ тюрьму!
             Тамъ распѣвать, какъ птицы въ клѣткѣ, будемъ.
             Попросишь ты благословенья, я
             Паду передъ тобою на колѣни
             Съ мольбой: "Прости меня"! Такъ станемъ жить,
             Молиться, пѣть, другъ друга сказкой тѣшить,
             И бабочкамъ наряднымъ улыбаться.
             Услышимъ толки бѣдняковъ о томъ,
             Что при дворѣ творится, будемъ тоже
             Судить-рядить кто вверхъ, кто внизъ идетъ,
             Кто въ милости, надъ кѣмъ стряслась опала...
             Разсмотримъ сокровенныя пружины
             Всего, что дѣется, какъ бы отъ неба
             Поставлены мы были наблюдать
             Дѣла земныя . Такъ въ стѣнахъ тюремныхъ
             Переживемъ приливы и отливы
             Всѣхъ козней, всѣхъ раздоровъ сильныхъ міра..
   Эдмундъ. Убрать ихъ!
   Лиръ.                               Боги предъ такою жертвой,
             Корделія, воскурятъ ѳиміамъ!
             Вѣдь ты со мной! О, чтобъ насъ разлучить,
             Огонь съ небесъ похитить надо, дымомъ
             Насъ выкурить изъ нашего пріюта,
             Какъ изъ норы лисицу... Оботри
             Глаза свои... Скорѣе ихъ проказа
             Сожретъ съ костьми и кожей, чѣмъ увидятъ
             Слезу въ моихъ глазахъ; скорѣе сдохнутъ
             Отъ голоду...
   Эдмундъ (подзываетъ къ себѣ офицера) Ты, капитанъ сюда!
             И слушай. Вотъ записка. Съ ней поди
             Въ тюрьму за ними. Я тебя повысилъ,
             А если все исполнишь, что въ запискѣ
             Приказано, передъ тобой дорога
             Широкая откроется. Пойми:
             По времени и люди. При мечѣ
             Не кстати сердце мягкое. Исполнить
             Ты долженъ это порученье твердо,
             Безъ колебаній. Отвѣчай: "исполню"
             Иль счастія инымъ путемъ ищи!
             Офицеръ. Исполню, графъ.
   Эдмундъ. Такъ, къ дѣлу! И, какъ только
             Оно свершится, счастливъ будешь. Помни
             Сейчасъ исполнить все, какъ написалъ я.
   Офицеръ. Все сдѣлаю, что въ силахъ человѣка. (Уходить).
   

2.

Гремятъ трубы. Входятъ Альбани, Гонерилла, Регана, офицеры...

   Альбани (Эдмунду). Графъ, доблестно себя держали вы
             И счастье вамъ благопріятно было.
             Виновники борьбы у васъ въ плѣну.
             Мы требуемъ ихъ выдачи. Мы съ ними
             Поступимъ, какъ велитъ намъ справедливость
             И безопасность наша
   Эдмундъ.                               Герцогъ, я
             Не лишнимъ счелъ хилого короля
             Отдать подъ стражу вѣрную. Лѣта
             И санъ его, какъ чары, привлекаютъ
             Къ нему сердца простыхъ людей; къ нему,
             Пожалуй, обратятъ и войско наше.
             По этой же причинѣ съ нимъ отправилъ
             Я королеву. Завтра или позже,
             Когда назначите, они предстанутъ
             Предъ судъ вашъ. Но пока еще мы всѣ
             Въ поту, въ крови, друзей считаемъ падшихъ...
             И при побѣдѣ чувствуетъ утраты
             Тотъ, кто понесъ ихъ!.. Время-ли теперь
             Корделіей и Лиромъ заниматься.
   Альбани. Позвольте, графъ!.. Какъ подданный нашъ, въ битвѣ
             Участіе вы принимали. Мнѣ
             Не братъ вы.
   Регана.                     Но мы возвести его
             Постановили въ этотъ санъ въ награду
             За доблести его. Вамъ, герцогъ, прежде,
             Чѣмъ высказать упрекъ свой, не мѣшало бы
             Сообразить, что нашимъ войскомъ графъ
             Начальствовалъ, что нашей властью онъ
             Былъ облеченъ, и это все его
             Равняетъ съ вами. Право онъ имѣетъ
             Назваться братомъ вашимъ...
   Гонерилла.                               Что такое!
             Возвысился онъ доблестью, никакъ
             Не милостью твоею.
   Регана.                               Мною онъ
             Былъ облеченъ правами, я его
             Сравняла саномъ съ высшими...
   Гонерилла.                                         Сравняла?
             Для этого по крайней мѣрѣ надо
             Тебѣ за графа за-мужъ выйти!
   Регана.                                                   Шутишь,
             А, глядь, и напророчишь.
   Гонерилла.                               Сомнѣваюсь!
   Регана. Сумѣла бы тебѣ отвѣтить я,
             Да нездоровится мнѣ что-то. Глостеръ,
             Возьми войска и плѣнниковъ моихъ,
             Владѣнія,-- распоряжайся всѣмъ,
             И мной самой. Тебя предъ цѣлымъ свѣтомъ
             Владыкою и мужемъ признаю.
   Гонерилла. Ты -- думаешь -- его женою станешь.
   Альбани (Гонериллѣ). Ты этому не властна помѣшать.
   Эдмундъ. На это, герцогъ, и у васъ нѣтъ власти.
   Альбани. Неправда, есть, бездѣльникъ полукровный!
   Регана. (Эдмунду) Вели войскамъ собраться, докажи,
             Что власть свою тебѣ я отдала.
   Альбани. Не торопитесь. (Эдмунду). Я тебя подъ стражу
             Беру и объявляю громогласно
             Измѣнникомъ, да за одно и эту (показываетъ на Гонериллу)
             Змѣю блестящую. (Реганѣ). А васъ, сестрица,
             Предупредить я долженъ: опоздали
             Вы сватовствомъ. Коль хочется вамъ за-мужъ,
             Ужъ за меня не выйти-ль вамъ? жена
             Сговорена за графа.
   Гонерилла.                     Что онъ мелетъ!
   Альбани. (Эдмунду). Вооруженъ ты? Протрубите вызовъ!..
             И, коль никто не явится тебя
             На поединкѣ честномъ обличить
             Въ измѣнѣ гнусной, самъ на бой я выйду
             И докажу мечемъ, что ты злодѣй.
   Регана. Охъ, худо мнѣ!
   Гонерилла. (Про себя). А, дѣйствуетъ мой ядъ!
   Эдмундъ. Я принимаю вызовъ. Утверждаю:
             Бездѣльникъ, лжецъ, кто смѣлъ меня назвать
             Измѣнникомъ! Трубите. (Герцогу). Кто бъ ни вышелъ
             Со мною биться -- ты, другой -- любому
             Я докажу, что нѣтъ на мнѣ пятна.
   Альбани. Герольдъ!
   Эдмундъ.                     Герольдъ!
   Регана.                                         Какая боль! Нѣтъ силы!
   Альбани. (Офицеру). Пусть отведутъ ее въ мою палатку.

(Регану уводятъ. Входитъ Герольдъ).

   

3.

   Альбани. (Герольду). Сюда! Вели трубить. Прочтешь вотъ это.

(Раздаются трубы).

   Герольдъ. (Читаетъ громко): "Если есть кто-либо, готовый честнымъ боемъ поддержать обвиненіе въ измѣнѣ Эдмунда, именующаго себя графомъ Глостеромъ, и по званію равный обвиненному,-- пусть явится по третьему трубному призыву. Обвиненный готовъ защищать себя".
   Герольдъ. (Трубачу). Труби! (Раздается трубный вызовъ)
                                           Еще! (Второй вызовъ).
                                                               Еще!

(Третій вызовъ. Входитъ Эдгаръ въ датахъ, со спущеннымъ забраломъ на шлемѣ).

   Альбани. (Герольду).                                         Спроси зачѣмъ
             Явился онъ на вызовъ?
   Герольдъ.                               Ваше званье?
             И почему явились вы на вызовъ?
   Эдгаръ. Измѣна острымъ зубомъ сгрызла имя,
             Которое носилъ я, но я родомъ
             Противнику не уступлю.
   Альбани.                                         А кто,
             Отвѣть, противникъ твой?
   Эдгаръ.                                         Эдмундъ, графъ Глостеръ.
   Эдмундъ. Что скажешь мнѣ? Я Глостеръ.
   Эдгаръ.                                                   Вынь свой мечъ.
             Я честнымъ боемъ подтвердить готовъ:
             Ты правдѣ измѣнилъ, отцу и брату;
             Злоумышлялъ на герцога. Ты съ ногъ
             До головы измѣнникъ самый низкій.
             Коль скажешь: "нѣтъ", я докажу мечемъ,
             Что ты солгалъ.
   Эдмундъ.                               Имѣю право я
             Настаивать, чтобы себя ты назвалъ,
             Но видомъ ты и рѣчью дворянинъ,
             И этого съ меня довольно. Все,
             Что на меня ты взводишь, я обратно
             Тебѣ кидаю, называю ложью,
             И докажу слова свои мечомъ.
             Гремите трубы! (Трубы. Эдгаръ и Эдмундъ дерутся. Эдмундъ раненъ, падаетъ).
   Альбани. (Эдгару)                     Пощади его!
   Гонерилла. Все это заговоръ. Обманутъ Глостеръ,
             Не долженъ былъ онъ драться съ неизвѣстнымъ!
   Альбани. (Гонериллѣ). А ты, молчи! Не то бумагой этой.
             Тебѣ я ротъ заткну.

(Показываетъ ей ея письмо къ Эдмунду, потомъ показываетъ то же письмо Эдмунду).

                                 Читай, бездѣльникъ!

(Гонерилла хочетъ вырвать у него письмо).

             Зачѣмъ, зачѣмъ! Бумага эта, вижу.
             Тебѣ знакома.
   Гонерилла.                     Если и знакома,
             Судить меня здѣсь некому.
   Альбани.                                         Такъ знаешь
             Бумагу эту ты, чудовище?
   Гонерилла.                               Тебѣ
             И отвѣчать не стану! (Уходить)
   Альбани. (Офицеру).                     Ты, ступай,
             Гляди за ней. Она себя не помнитъ

(Офицеръ уходить слѣдомъ за Гонериллой).

   Эдмундъ. Во всемъ, въ чемъ здѣсь меня ты обвинялъ,
             Я виноватъ... и въ большемъ, много большемъ!
             Но это все минуло, да и я
             Кончаюсь. Кто же ты, мой побѣдитель?
   Эдгаръ. (Снимаетъ шлемъ). Сынъ графа Глостера. Эдгаръ, твой братъ.
   Эдмундъ. Свершило кругъ свой полный колесо,
             И я опять во прахѣ оказался.
   Альбани. Высокій санъ по всей твоей повадкѣ
             Я угадалъ. Другъ, обними меня,
             Всегда тебя и твоего отца
             Любилъ я.
   Эдгаръ.                     Это мнѣ извѣстно, герцогъ.
   Альбани. Гдѣ ты скрывался? О судьбѣ отца
             Гдѣ ты узналъ?
   Эдгаръ.                     Все время я ему
             Служилъ вожатымъ. Чтобы ускользнуть
             Отъ злой погони... (Дорога намъ жизнь,
             И умереть труднѣе, чѣмъ влачить
             За днями дни въ мученьѣ непрерывномъ!..)
             Чтобъ отъ погони ускользнуть, безумнымъ
             Прикинулся я, рубище надѣлъ...
             Въ немъ и отца слѣпого встрѣтилъ. Сталь я
             Проводникомъ его; пріюта, пиши
             Искалъ ему, старался ободрить...
             Но -- горькая ошибка!-- не посмѣлъ
             Ему открыться сразу. Полчаса
             Тому назадъ, уже вооруженный,
             Идя на бой, рѣшился, наконецъ,
             Я испросить его благословенья
             И разсказать всю правду о себѣ.
             Увы, его истерзанное сердце
             Не вынесло борьбы блаженства съ горемъ
             Разорвалось! Съ улыбкой на устахъ
             Отецъ и умеръ.
   Эдмундъ.                     Тронулъ ты меня!
             И тѣмъ, пожалуй, пользу ты принесъ...
             Но, вижу, ты еще сбирался что-то
             Повѣдать намъ.
   Эдгаръ.                     Да... Я стоналъ надъ тѣломъ,
             Когда меня увидѣлъ человѣкъ,
             Который прежде грязнымъ и безумнымъ
             Меня встрѣчалъ. Тутъ онъ меня узналъ,
             Мнѣ бросился на шею, обнялъ крѣпко
             И зарыдалъ. Потомъ на трупъ отца
             Упалъ и съ плачемъ разсказалъ о Лирѣ
             И о себѣ... О, болѣе печальной,
             Увѣренъ я, нѣтъ повѣсти на свѣтѣ!..
             Онъ говорилъ и скорбь его росла...
             Казалось онъ не вынесетъ страданья...
             Но тутъ труба вторично прозвучала,
             И я его оставить долженъ былъ
             Почти безъ чувствъ.
   Альбани.                               Да кто же это былъ?
   Эдгаръ. Изгнанникъ Кентъ. Переодѣлся онъ
             И къ королю, изгнавшему его,
             Слугой нанялся, и служилъ ему,
             Какъ рабъ простой служить не согласится!

(Вбѣгаетъ офицеръ, посланный съ Гонериллой. У него въ рукѣ окровавленный кожъ).

   Офицеръ (вбѣгая). На помощь!
   Эдгаръ.                                         Что такое?
   Альбани.                                                             Говори!
   Эдгаръ. Ножъ у тебя въ крови...
   Офицеръ.                                         Еще онъ тепелъ,
             Сейчасъ изъ сердца вынуть!.. Умерла!
   Альбани. Кто умеръ? Толкомъ говори!
   Офицеръ.                                                   Супруга,
             Супруга ваша герцогъ!.. Отравила
             Она сестру... Сама созналась въ этомъ
             И тутъ же ножъ себѣ вонзила въ грудь!
   Эдгаръ. Обѣимъ слово далъ я... Всѣмъ намъ свадьбы
             Недолго ждать!
   Альбани.                     Несите ихъ сюда
             Живыхъ иль мертвыхъ! Предъ судомъ небеснымъ
             Нельзя не содрогнуться, но жалѣть
             О гибели ихъ не могу!.. (Входить Кентъ).
   Эдгаръ.                               Вотъ Кентъ!
   Альбани. Да, это онъ! Въ такой тревогѣ, графъ,
             Достойно васъ привѣтствовать не можемъ...
   Кентъ. Владыкѣ своему и королю
             Я пожелать пришелъ спокойной ночи.
             Онъ здѣсь?
   Альбани.                     О главномъ мы и позабыли!
             Эдмундъ, гдѣ Лиръ, Корделія?..

(Вносятъ и ставятъ рядовъ тѣло Гонерилли и Реганы).

                                           (Кенту). Гляди!
   Кентъ. О небо! Что же это?
   Эдмундъ.                               Да, любили
             Онѣ Эдмунда!.. Отравить сестру,
             Затѣмъ съ собой покончить Гонерилла
             Изъ-за меня рѣшилась.
   Альбани.                                         Лица ихъ
             Закройте... Такъ!
   Эдмундъ.                     Едва дышу!.. Хочу
             Добро я сдѣлать, вопреки природѣ.
             Пошлите въ замокъ... Я велѣлъ убить
             Корделію и Лира... Торопитесь!
   Альбани (Эдгару) Бѣги!
   Эдгаръ.                               Къ кому?
   Альбани.                                                   Кому ты далъ приказъ?
   Эдгаръ. Дай знакъ отмѣны.
   Эдмундъ.                               Спохватился кстати!
             Возьми мой мечъ... Предъявишь капитану!..
   Альбани. Спѣши! (Эдгаръ убѣгаетъ).
   Эдмундъ.                     Жена твоя и я рѣшили
             Корделію повѣсить, а потомъ
             Слухъ распустить, что на самоубійство
             Въ отчаяньи она рѣшилась...
   Альбани.                                         Небо
             Храни ее!

(Слугамъ, которые принесли тѣла Реганы и Гонериллы. Указываетъ на трупъ Эдмунда).

                       Убрать его отсюда!

(Эдмунда уносятъ).

   

4.

Входитъ Лиръ съ мертвой Корделіей на рукахъ. За ними Эдгаръ, офицеры.

   Лиръ. Рыдайте! о рыдайте! Иль вы -- камни?..
             О если-бъ столько глазъ и языковъ
             Имѣлъ я,-- сводъ небесный бы потрясъ
             Рыданьями!.. Она скончалась! Да!
             Живыхъ отъ мертвыхъ различать умѣю.
             Мертва, какъ прахъ! Дать зеркало сюда!
             Коль на стеклѣ дыханіе ея
             Оставитъ слѣдъ, скажу она жива!
   Кентъ. Что это -- свѣтъ кончается?
   Эдгаръ.                                                   Прообразъ
             Послѣднихъ дней?
   Альбани.                               Хоть помереть!.. Ужасно!
   Лиръ (подымаетъ небольшое перо и подноситъ его къ устамъ Корделіи).
             А, дрогнуло перо! Она жива!
             О если такъ, всѣ скорби я забуду,
             Что испыталъ.
   Кентъ.                     Мой добрый государь...
   Лиръ. Прочь, прочь поди!
   Эдгаръ.                               Вѣдь это другъ вашъ -- Кентъ
   Лиръ. Проклятье вамъ, измѣнники, убійцы!
             Ее спасти я могъ бы -- а она...
             Вотъ умерла! Корделія! Немного
             Повремени!.. А! Что сказала ты?
             Твой голосъ былъ такъ ласковъ, нѣженъ, тихъ..
             Большая прелесть въ женщинѣ!.. Убилъ я
             Того раба, что вѣшалъ...
   Офицеръ.                                         Въ самомъ дѣлѣ
             Его убилъ король.
   Лиръ.                               Убилъ! Ты видѣлъ?
             О, было время -- острый мечъ мой всѣхъ
             Вы сокрушилъ! Но старъ сталъ, добиваетъ
             Меня бѣда!.. Сталъ и глазами слабъ.
             Вы кто?.. Сейчасъ скажу-- Темно!.. Ты Кентъ?
   Кентъ. Да, да, слуга вашъ -- Кентъ.
   Лиръ.                                         Былъ добрый малый!
             Да умеръ онъ, давно истлѣлъ въ могилѣ
   Кентъ. Я, государь мой добрый тотъ слуга...
   Лиръ. Сейчасъ увижу
   Кентъ.                     Тотъ слуга, который
             Съ начала всѣхъ размолвокъ и утратъ
             Не разлучался съ вами.
   Лиръ.                               Очень радъ.
   Кентъ. Охъ, мало радости здѣсь!.. Все печально.
             Ужасною погибли смертью ваши
             Двѣ дочери.
   Лиръ.                     Мнѣ думается тоже.
   Альбани. Не знаетъ самъ, что говоритъ. Напрасно
             Его тревожимъ, кажется?
   Эдгаръ.                                         Конечно.

Входитъ офицеръ.

   Офицеръ. Эдмундъ скончался.
   Альбани.                                         Намъ не до Эдмунда!
             Друзья мои. Все сдѣлать постараюсь,
             Чтобъ облегчить великую печаль.
             Пока страдалецъ царственный живетъ,
             Пусть будетъ онъ у власти. (Кенту и Эдгару). Вамъ обоимъ
             Права всѣ возвращаемъ, и еще
             Васъ наградимъ... Глядите на него! (Указываетъ на Лира).

(Лиръ припадаетъ къ тѣлу Корделіи).

   Лиръ. Ты умерла, малютка!... Нѣтъ въ ней жизни!
             Зачѣмъ живутъ собака, лошадь, мышь,
             А ты не дышетъ?.. Не вернешься къ намъ
             Во вѣкъ, во вѣкъ, во вѣкъ, во вѣкъ, во вѣкъ!..
             Охъ, пуговку мнѣ отстегните здѣсь (Рветъ воротъ).
             угому слугѣ).
  
             Твой мечъ, твой мечъ подай! Здѣсь рабъ бунтуетъ!

(Порывисто выхватываетъ мечъ у втораго слуги, забѣгаетъ сзади перваго и пронзаетъ его.)

  
                                 Слуга.
  
             О, я убитъ. (Глостеру) Мой лордъ, у васъ одинъ
             Остался глазъ, чтобъ видѣть, какъ злодѣй
             Наказанъ. (Умираетъ.)
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
                                 А чтобъ онъ не видѣлъ, мы
             Предупредимъ. О, скверный студень!... Что?

(Вырываетъ второй глазъ я бросаетъ его на полъ.)

             Ну, гдѣ-жь теперь твой свѣтлый блескъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Мракъ полный
             И безотрадный! Гдѣ же мой Эдмондъ?
             Эдмондъ, воспламени теперь всѣ искры
             Твоей природы и воздай, какъ должно,
             За это страшное злодѣйство!
  
                                 Регана.
  
                                                     Вонъ,
             Бездѣльникъ лживый! Ты зовешь того,
             Въ комъ ненависть къ тебѣ живетъ. Вѣдь онъ,
             Онъ намъ открылъ предательство твое.--
             И слишкомъ онъ хорошъ, чтобы жалѣть
             Тебя!
  
                                 Глостеръ.
  
                       Безумецъ я! Такъ стало-быть
             Напрасно я преслѣдовалъ Эдгара?--
             Простите же вы мнѣ, благіе боги,
             И наградите счастіемъ его.
  
                                 Регана.
  
             Вонъ! За ворота выкиньте его,
             И пусть ощупаетъ дорогу въ Дувръ.
             Что съ вами, лордъ? Что смотрите вы такъ?
  
                                 Герцогъ Корнвалійскій.
  
             Порядкомъ раненъ я.-- Идемте, лэди.--
             Вонъ выкинуть безглазаго мерзавца
             И бросить гдѣ-нибудь тамъ на навозѣ!--
             Регана, сильно истекаю кровью!
             Не во время мнѣ эта рана. Дайте
             Мнѣ вашу руку, герцогиня.

(Уходитъ съ Реганой.)

  
                                 1-й слуга.
  
                                                     Я
             И думать позабуду о грѣхахъ,
             Когда добромъ расплатится съ нимъ жизнь.
  
                                 2-й слуга.
  
             А если долго проживетъ она
             И смертію обычною умретъ,--
             Всѣ женщины въ чудовищъ обратятся.
  
                                 1-й слуга.
  
             Пойдемъ за старымъ графомъ и велимъ
             Мы бедланиту отвести его,
             Куда захочетъ онъ. Безумный нищій
             Всегда на все согласенъ.
  
                                 2-й слуга.
  
                                           Ты иди,
             А я достану льну, бѣлокъ яичный,
             Чтобъ приложить къ его ужаснымъ ранамъ.
             Благое небо! Помоги ему.
  

ДѢЙСТВІЕ IV.

Сцена I.

Степь.

(Входитъ Эдгаръ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Гораздо лучше такъ. Терпѣть обиды,
             Когда никто тебя не знаетъ, легче,
             Чѣмъ слушать лесть и въ то же время знать,
             Что всякъ тебя навѣрно презираетъ.
             Въ тяжелой самой, низкой, жалкой долѣ
             Безъ страха смотритъ человѣкъ впередъ;
             Надежда въ немъ живетъ и утѣшаетъ:
             За горемъ вслѣдъ всегда приходитъ радость.
             За жизнь трепещетъ лишь счастливый; страшенъ
             Намъ переходъ отъ счастія въ напасть.--
             Стихіи невещественной движенье,
             Тебя привѣтствую и обнимаю!
             Несчастнаго ты сдуло въ пропасть золъ;
             Но бурями твоими онъ не связанъ.

(Входитъ слѣпой Глостеръ. Его ведетъ нищій старикъ.)

             Но кто идетъ? Отецъ!-- И нищій жалкій
             Ведетъ его! О, міръ, о, міръ! Когда-бъ
             Твоихъ судебъ измѣнчивостью странной
             Ты не вселялъ въ насъ ненависть къ тебѣ,
             Съ лѣтами-бъ не мирился человѣкъ! *).
   *) Начало этого монолога Эдгара не совсѣмъ понятно въ подлинникѣ. Джонсонъ полагаетъ его испорченнымъ переписчиками и исправляетъ. Съ исправленіями Джонсона согласны Тирвайтъ и Мэлоне. Смыслъ согласный съ этими исправленіями придаетъ первымъ словамъ монолога и Гэнли и мы этотъ смыслъ сохранили въ переводѣ. Также темнымъ словамъ, слѣдующимъ за воззваніемъ Эдгара къ міру, мы сообщаемъ то же значеніе, какое придаютъ имъ объясненія Варбуртона и Мэлоне. Перев.
  

Старикъ нищій.

   О, мой добрый лордъ, я былъ ленникомъ и вашимъ, и вашего отца цѣлыя восемьдесятъ лѣтъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Уйди, оставь меня, мой добрый другъ,--
             Уйди. Всѣ утѣшенія твои
             Не принесутъ мнѣ пользы никакой,
             Тебѣ же могутъ повредить.
  
                                 Старикъ.
  
                                                     Ахъ, сэръ,
             Вѣдь вы совсѣмъ не видите дороги.
  
                                 Глостеръ.
  
             Да для меня ужь больше нѣтъ дорогъ,
             Мой милый, и не нужно зрѣнье мнѣ!--
             Споткнулся я, когда еще былъ зрячимъ.--
             Не видимъ ли мы часто, очень часто,
             Что доля скромная спасаетъ насъ,
             А множество пороковъ -- вѣрный признакъ
             Довольства въ жизни!-- Бѣдный мой Эдгаръ!
             Тебя сожралъ безумный гнѣвъ отца,
             Котораго злодѣйски обманули!--
             О, еслибъ могъ я до того дожить..
             Чтобы узрѣть тебя хоть осязаньемъ,--
             Сказалъ бы: снова у меня глаза.
  
                                 Старикъ.
  
             Что это? Кто такой?
  
                                 Эдгаръ (въ сторону).
  
                                           Кто можетъ, боги,
             Сказать, что онъ достигъ несчастій дна?
             Вотъ я теперь несчастнѣе, чѣмъ былъ.
  
                                 Старикъ.
  
             А! это сумасшедшій нищій Томъ.
  
                       Эдгаръ (въ сторону).
  
             И стать могу еще несчастнѣй. Да.
             Пока ты въ силахъ говорить: "меня
             Постигло величайшее несчастье",--
             Ты не достигъ еще несчастій края!
  
                                 Старикъ.
  
             Дружокъ, куда идешь?
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Кто это? Нищій?
  
                                 Старикъ.
  
             Да, нищій, вмѣстѣ съ тѣмъ и сумасшедшій.
  
                                 Глостеръ
  
             Хоть крошечку ума да сохранилъ,
             Коли умѣетъ нищить. Видѣлъ я
             Такого ночью, въ бурю. Онъ заставилъ
             Меня подумать: "человѣкъ -- червякъ,
             Не болѣй". Мнѣ тогда пришелъ на умъ
             Мой бѣдный сынъ; но мысль моя въ тотъ часъ
             Дружилась плохо съ нимъ; не много послѣ
             Пришлось уразумѣть... Мы для боговъ --
             Что мухи для мальчишекъ шалуновъ,--
             Насъ давятъ для потѣхи.
  
                                 Эдгаръ (въ сторону).
  
                                           Что мнѣ дѣлать?
             Роль дурака -- дурное ремесло
             Передъ лицомъ несчастія и горя,--
             Себѣ лишь досаждаешь и другимъ.
             (Громко) Благословеніе боговъ вамъ, лордъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             А! это тотъ голякъ?
  
                                 Старикъ.
  
                                           Онъ самый, сэръ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Такъ уходи-жь, прошу тебя, скорѣй.--
             Когда ты, по любви твоей ко мнѣ,
             Догнать захочешь насъ, догонишь вѣрно
             Отсюда, по дорогѣ въ Дувръ, за милю
             Иль мили за двѣ, но никакъ не болѣй.
             Да захвати съ собою что-нибудь,
             Чтобы прикрыть его вонъ наготу.--
             Я попрошу его вести меня.
  
                                 Старикъ.
  
             Но онъ вѣдь сумасшедшій, добрый сэръ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Да въ томъ и язва вѣка, что слѣпыхъ
             Безумные ведутъ. Ну, дѣлай такъ,
             Какъ я велѣлъ, иль какъ захочешь самъ.
             А главное -- уйди скорѣй отсюда.
  
                                 Старикъ.
  
             И лучшее, какое лишь найду
             Я, платье принесу, и будь что будетъ! (Уходитъ.)
  
                                 Глостеръ.
  
             Ну, ну, товарищъ голый мой, пойдемъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             А бѣдный Томъ озябъ. (Въ сторону) Нѣтъ, не могу
             Себя я дольше пачкать для притворства.
  

Глостеръ.

   Поди же сюда, милый.
  

Эдгаръ (въ сторону.)

   Пока еще я долженъ притворяться. (Громко) О, да заживутъ глаза твои дорогіе,-- изъ нихъ еще сочится кровь.
  

Глостеръ.

   Ты знаешь ли дорогу въ Дувръ?
  

Эдгаръ.

   Всѣ лазейки и ворота, всѣ пѣшія и конныя дороги. Бѣднаго Тома спугнули съ ума. Спасите, боги, добраго человѣка отъ злаго духа. Пять духовъ разомъ сидѣло въ бѣдномъ Томѣ: духъ сладострастья -- Обидикутъ, князь нѣмоты -- Гоббидидэнцъ, Магу -- воровства, Подо -- убійства и Флиббертиджиббетъ -- кривляній и корчей.-- Теперь они всѣ сидятъ въ горничныхъ и разныхъ служанкахъ {Все это взято изъ повѣрій народа, записанныхъ въ книгѣ Гарснета, бывшаго епископа Йоркскаго. Книга носитъ заглавіе: "А declaration of egregion Popish impostures to withdraw her Mayesty's subjects fromtheir allegeance etc. practiset by Edmunds, alias Weston, a Jesuit, and divers Romish Priests his wicked Associates" -- и была напечатана въ 1603 году. Перев.}. Да хранятъ тебя боги, господинъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Возьми, вотъ, кошелекъ. Тебя смирило
             Ударами карающее небо;
             А я, хоть самъ разбитый имъ, тебя
             Счастливлю... Небо, также вотъ и ты
             Свои даянья раздавай!-- Пускай
             Лишь тотъ почувствуетъ всю месть твою,
             Кто въ сладострастной нѣгѣ утопаетъ,
             Смѣяся надъ твоимъ закономъ; пусть
             И тотъ ее познаетъ разомъ, кто,
             Всѣ чувства притупивъ въ себѣ, ни знать,
             Ни видѣть ничего уже не хочетъ.
             Тогда излишества не будетъ въ мірѣ
             И общее довольство разольется
             По всей землѣ. Ты знаешь Дувръ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               Да, знаю.
  
                                 Глостеръ.
  
             Тамъ есть скала высокая при морѣ.--
             Глава ея нагнулась въ вышинѣ
             И, замирая въ страхѣ, смотритъ въ глубь,
             Что видитъ подъ собой внизу. Взведи
             Меня на самый край ея надъ бездной
             И нищету, что такъ тебя гнететъ,
             Я облегчу немногимъ, что имѣю.--
             Оттуда вожака не нужно будетъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Дай руку, поведетъ тебя Томъ бѣдный. (Уходятъ.)
  

Сцена II.

Передъ замкомъ герцога Альбанскаго.

(Входятъ Гонерила и Эдмондъ. Освальдъ встрѣчаетъ ихъ.)

  
                                 ГОНЕРИЛА.
  
             Ахъ, здравствуйте, милордъ. Дивлюся очень,
             Что кроткій нашъ супругъ насъ на пути
             Не встрѣтилъ. Гдѣ же господинъ вашъ?
  
                                 Освальдъ.
  
                                                               Дома,
             И измѣнился такъ, какъ никогда
             Никто не измѣнялся. Я сказалъ
             Ему о войскѣ, къ нашимъ берегамъ
             Приставшемъ, онъ же только улыбнулся.
             Я извѣстилъ его, что скоро вы
             Прибудете сюда: "тѣмъ хуже" -- былъ
             Его отвѣтъ. Разсказывать я сталъ
             О Глостера измѣнѣ, о поступкѣ
             Высоко благородномъ его сына,
             А онъ за то назвалъ меня болваномъ.--
             Еще къ тому прибавилъ, будто я
             Все наизнанку подло извратилъ.--
             Все непріятное ему пріятно,
             А то, что нравиться должно -- обидно...
  
                                 Гонерила.
  
             Ну, и такъ далѣй.-- (Эдмонду) Такова трусливость
             Его телячьяго ума: боится
             На что-нибудь рѣшиться, а обидъ,
             Что требуютъ отплаты, и не чуетъ.--
             Что съ вами мы задумали дорогой,
             То сбудется на дѣлѣ. А теперь
             Вернитесь въ брату нашему, милордъ,
             Поторопите сборъ всѣхъ нашихъ войскъ
             И во главѣ ихъ встаньте; я-жь должна
             Оружьемъ съ мужемъ дома помѣняться
             И въ руки дать ему веретено. (Указываетъ на Освальда Эдмонду.)
             Вотъ онъ, слуга нашъ вѣрный -- между нами.
             Онъ не замедлитъ передать вамъ скоро
             Отъ вашей дамы приказанье, если
             Осмѣлитесь на собственное счастье. (Даетъ ему подарокъ.)
             Надѣньте это. Словъ не нужно.-- Ну,
             Склоните голову.-- Вотъ поцѣлуй.
             Когда бы могъ онъ говорить,-- твой духъ
             Высоко, къ небу-къ самому, онъ поднялъ.
             Пойми.-- Прощай.
  
                                 Эдмондъ.
  
                                           Я твой и въ самой смерти.
  
                                 Гонерила.
  
             О, милый, дорогой мой Глостеръ! (Глостеръ уходитъ) Ахъ,
             Какъ разнятся мужчины отъ мужчинъ!
             Долгъ женщины тебѣ усладой быть,
             А мой дуракъ владѣетъ мной насильно.
  
                                 Освальдъ.
  
             Сюда идти изволитъ герцогъ, леди.

(Входитъ герцогъ Альбанскій.)

  
                                 Гонерила.
  
             Ужь не такая-жь я собачка, сэръ,
             Чтобы не стоить даже и свистка!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             О, Гонерила, праха ты не стоишь,
             Который вѣтра буйнаго порывы
             Тебѣ въ лицо бросаютъ!-- Страшенъ мнѣ
             Твой нравъ и твой характеръ! Та природа,
             Которая съ презрѣньемъ знать не хочетъ
             Источника, откуда жизнь взяла,
             Границъ не знаетъ. Кто себя отсѣкъ,
             Кто оторвалъ себя отъ пня родного,--
             Засохнетъ поневолѣ,-- смерти снѣдь...
  
                                 Гонерила.
  
             Не дальше. Содержанье рѣчи глупо.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Для гадкаго гадка и добродѣтель,
             Гадка и мудрость. Любитъ мерзость онъ
             Свою.-- Что вы надѣлали вдвоемъ?
             Не дочери,-- тигрицы вы!... Чего
             Добились вы?-- Свели съ ума отца,
             Добрѣйшаго изъ старцевъ.-- И медвѣдь,
             Съ почтеніемъ склоняся передъ нимъ,
             Принялся бы лизать его съ любовью.
             Жестокіе вы выродки природы!--
             Какъ допустилъ все это братъ нашъ добрый,
             И мужъ и принцъ, такъ много одаренный
             Несчастнымъ старикомъ! И если боги
             Не ниспошлютъ на васъ предъ всѣми явно
             И всѣми зримыхъ мстителей небесныхъ,
             Чтобъ страхомъ обуздать такихъ злодѣевъ;
             Такъ люди станутъ пожирать другъ друга,
             Какъ чудища морскія!
  
                                 Гонерила.
  
                                           Подлый трусъ,
             Чья голова для поруганій только,
             А щеки для пощечинъ! У тебя
             Нѣтъ глазъ во лбу, чтобъ различить, гдѣ честь
             И гдѣ позоръ. Не знаешь даже ты,
             Что негодяевъ больно бьютъ всегда,
             Вездѣ, чтобъ зла они не натворили,
             Что ихъ жалѣютъ только дураки!--
             Зачѣмъ твои не слышны барабаны?
             Французъ уже знамена развернулъ
             Надъ нашею безшумною страной;
             Пернатый шлемъ врага ужь намъ грозитъ,
             А ты, мой добродѣтельный глупецъ,
             Сидишь и вопишь: ахъ, зачѣмъ все такъ!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Взгляни ты только, дьяволъ, на себя.
             И демона ужасный видъ не такъ
             Ужасенъ въ немъ, какъ въ женщинѣ!
  
                                 Гонерила.
  
                                                               Дуракъ,
             Безмозглый!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Если уже захотѣла
             Сама стать дьяволомъ,-- по крайней мѣрѣ,
             Хоть ради ужь стыда, не дѣлай ты
             Свое лицо чудовища лицомъ.
             О, еслибъ я нашелъ меня достойнымъ
             Дать волю полную моимъ рукамъ
             И сдѣлать то, на что толкаетъ ихъ
             Моя бунтующая въ жилахъ кровь,
             Все тѣло бы твое я изорвалъ
             И вывернулъ всѣ кости у тебя!--
             Но женщина ты съ виду, хоть и дьяволъ.
  
                                 Гонерила.
  
             Смотрите, право, храбрость-то какая!

(Входитъ вѣстникъ.)

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Что новаго?
  
                                 Вѣстникъ.
  
                                 Сэръ, герцогъ Корнвалійскій
             Скончался. Онъ убитъ рукой слуги
             Въ тотъ самый мигъ, когда сталъ вырывать
             У Глостера второй ужь глазъ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                     Глаза
             У Глостера!...
  
                                 Вѣстникъ.
  
                                 Тотъ именно слуга,
             Котораго самъ герцогъ воспиталъ.
             Заговорила совѣсть въ немъ -- возсталъ,
             Противъ жестокости такой и мечъ
             На господина смѣло поднялъ. Герцогъ,
             Взбѣшенный этимъ, на него напалъ
             И тутъ же положилъ его на мѣстѣ,
             Однако-жь не избѣгъ и самъ удара,
             Который жизнь его прервалъ. Онъ умеръ
             Ужь послѣ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                       Значитъ, живы вы надъ нами
             Верховные судьи,-- казните быстро
             Злодѣйства наши! Бѣдный, бѣдный Глостеръ!
             Онъ и другой глазъ также потерялъ?
  
                                 Вѣстникъ.
  
             Да, оба, оба!-- Лэди, вотъ письмо
             Нуждается въ отвѣтѣ очень скоромъ,--
             Оно отъ герцогини Корнвалійской.
  
                                 Гонерила (въ сторону).
  
             Съ одной тутъ стороны я рада... Но...
             Вдова она и съ ней Эдмондъ!-- Пожалуй,
             Все, что построила моя мечта,
             Все это рухнетъ разомъ и падетъ
             На жизнь проклятую мою!... А все-жь
             Вѣсть не дурна. (Вслухъ вѣстнику) Прочту я и отвѣчу.

(Уходитъ).

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Но гдѣ-жь былъ сынъ его Эдмондъ, какъ рвали
             Глаза отца?
  
                                 Вѣстникъ.
  
                                 Уѣхалъ съ герцогиней
             Сюда.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                       Его здѣсь нѣтъ.
  
                                 Вѣстникъ.
  
                                           Такъ точно, лордъ.
             Его я встрѣтилъ на пути, когда
             Отсюда онъ ужь возвращался.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                     Такъ.
             И знаетъ о злодѣйствѣ онъ?
  
                                 Вѣстникъ.
  
                                                     Еще-бъ
             Не знать, когда онъ и донесъ на графа;
             Да и сюда уѣхалъ для того,
             Чтобы свободнѣе могли тиранить
             Его отца.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 О, Глостеръ! Я живу,
             Чтобъ благодарность доказать тебѣ
             За вѣрность королю и отомстить
             За очи бѣдныя твои.-- Дружокъ,
             Ты мнѣ разскажешь все, что только знаешь.

(Герцогъ уходитъ съ вѣстникомъ.)

  

Сцена III.

Лагерь французовъ близъ Дувра.

(Входятъ Кентъ и дворянинъ.)

  

Кентъ.

   Почему король французскій такъ нежданно, внезапно воротился во Францію, не знаете ли причины?
  

Дворянинъ.

   Онъ что-то тамъ оставилъ не конченнымъ и только здѣсь лишь вспомнилъ объ этомъ, что-то столь полное опасностей и страха для него, что возвращеніе домой, и скорое, вдругъ стало для него дѣломъ неизбѣжнымъ.
  

Кентъ.

   Кого же онъ оставилъ начальникомъ надъ войскомъ?
  

Дворянинъ.

   Маршала Франціи Monsieur le Fer.
  

Кентъ.

   Что-жь ваши письма? Произвели они впечатлѣніе на королеву, огорчили ее?
  
                                 Дворянинъ.
  
             Ахъ, какъ же, сэръ! Она взяла ихъ тотчасъ,
             При мнѣ же начала читать и слезы
             Обильно полилися по щекамъ
             Ея нѣжнѣйшимъ. То она казалась
             Царицей чувствъ своихъ, смиряя ихъ;
             То, власти не покорныя, они,
             Старались овладѣть ея особой.
  
                                 Кентъ.
  
             Такъ письма королеву взволновали
             Порядкомъ?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Не до изступленья, сэръ.--
             Терпѣнье и печаль вступили въ споръ,
             Кто выразитъ полнѣе всю красу
             Ея души. Видали вы и дождь
             И солнце вмѣстѣ? Такъ вотъ и улыбка,
             И слезы на ея лицѣ сливались
             Во что-то дня прекраснѣй. Та улыбка,
             Плѣнительно играя на губахъ,
             Казалось и не знала, что за гости
             Покинули ея глаза, катясь
             Съ ланитъ ея, какъ перлы иль брилльянты.
             Да, коротко сказать: печаль бы стала
             Сокровищемъ для всѣхъ желаннымъ, еслибъ
             Такъ украшала всѣхъ, какъ королеву.
  
                                 Кентъ.
  
             Ну да, конечно. Но скажите мнѣ,
             Не говорила ли она чего?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Да, правда, разъ иль два, едва дыханье
             Переводя, дрожа всѣмъ тѣломъ, имя
             Отца произнесла, воскликнувъ громко:
             О сестры, сестры! Женщинамъ позоръ --
             Вы сестры!.. Кентъ!... Отецъ!... О, сестры! Какъ?...
             И въ ночь и въ бурю?... Нѣтъ,-- о, нѣтъ, не вѣрьте
             Вы состраданью,-- нѣтъ его! И тутъ
             Святая влага глазъ ея небесныхъ
             Всѣ эти вопли залила. Затѣмъ
             Она ушла, чтобъ горести отдаться
             Наединѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                       Надъ нами воля звѣздъ,
             И звѣзды правятъ нашими судьбами!
             Иначе-бъ не могли одни и тѣ же
             Отецъ и мать родить на свѣтъ дѣтей
             Столь не похожихъ другъ на друга.-- Послѣ,
             Скажите, съ ней вы говорили?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                                     Нѣтъ.
  
                                 Кентъ.
  
             А это было прежде, чѣмъ король
             Во Францію уѣхалъ?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Послѣ, сэръ.
  
                                 Кентъ.
  
             Такъ.-- Въ городѣ нашъ жалкій, бѣдный Лиръ.--
             Онъ въ лучшія минуты понимаетъ,
             Зачѣмъ мы здѣсь теперь; но видѣть дочь
             Не хочетъ ни за что.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Да почему-жь,
             Мой сэръ?
  
                                 Кентъ.
  
                                 Неодолимый стыдъ мѣшаетъ#--
             Онъ мучится жестокостью своей,
             Что, отказавъ въ благословеньи, предалъ
             Корделію на полный произволъ
             Случайностей чужбины и права
             Священныя ея безумно отдалъ
             Другимъ двумъ дочерямъ съ сердцами псовъ.--
             Вотъ это самое, какъ страшный ядъ,
             Изранило всю душу у него
             И жгучій стыдъ его не допускаетъ
             Увидѣться съ Кордельей.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Бѣдный Лиръ!
  
                                 Кентъ.
  
             О герцога войскахъ вы не слыхали?
  
                                 Дворянинъ.
  
             Нѣтъ, слышалъ: выступили всѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Прекрасно.--
             Пойдемте къ царственному Лиру. Вы
             Останетесь при немъ.-- Меня-жь одна
             Причина, очень дорогая мнѣ,
             До времени скрываться заставляетъ.
             Когда узнаете, кто я такой,
             Не будете жалѣть, что обязали
             Меня знакомствомъ вашимъ. Ну, теперь
             Прошу васъ, сэръ, пойдемте вмѣстѣ въ путь.
  

Сцена IV.

Тамъ же. Палатка.

(Входятъ Корделія, врачъ и французскіе солдаты )

  
                                 Корделія.
  
             Онъ, онъ! Сейчасъ лишь видѣли его!
             Онъ бушевалъ какъ море, громко пѣлъ
             Въ вѣнкахъ изъ полевой травы, пырея,
             Дымянки горькой и кругомъ обвитый
             Кукушечьей травой, болиголовомъ,
             Крапивой, колокольчикомъ лѣснымъ
             И куколемъ, и сорными травами,
             Какія только на поляхъ родятся.
             Скорѣй за нимъ солдатъ пошлите сотню
             И каждое мѣстечко обыщите,--
             Скрываться можетъ онъ въ травѣ высокой,
             Спѣшите и сюда его ведите.
             (Врачу) Скажите, можетъ мудрость человѣка
             Возстановить его погибшій умъ?--
             Ахъ, кто ему поможетъ, тотъ бери
             Всѣ драгоцѣнности мои въ награду.
  
                                 Врачъ.
  
             Есть средство королева -- сонъ покойный,
             Питатель, данный намъ самой природой,
             Котораго лишенъ больной. Чтобъ вызвать
             Въ немъ этотъ сонъ, лѣкарства есть. Ихъ сила
             Сомкнетъ его тоскующія очи.
  
                                 Корделія.
  
             Пусть брызнутъ на него въ моихъ слезахъ
             Всѣ силы, тайныя для всѣхъ отъ вѣка,
             Всѣ силы благодатныя земли!
             О, помогите, пособите всѣ
             Здѣсь человѣку впавшему въ напасть.
             Ищите всѣ, найдите и не дайте,
             Чтобъ бѣшенствомъ разнузданная воля
             Расторгла узы жизни дорогой,
             Лишенной силы управлять собою.

(Входитъ гонецъ.)

  
                                 Гонецъ.
  
             Услышьте новость, королева: войско
             Вполнѣ готовыхъ къ бою англичанъ
             Идетъ сюда.
  
                                 Корделія.
  
                                 Уже извѣстно намъ.
             Готовы мы и ждемъ. Отецъ безцѣнный,
             Я для тебя лишь здѣсь! Печаль моя
             И слезы возбудили жалость въ сердцѣ
             Владыки Франціи. Не честолюбье
             Его подвигло на войну,-- любовь
             Одна, горячая любовь во мнѣ
             И святость правъ отца и старика.--
             О, боги, скоро-ль я отца увижу
             И скоро-ль, скоро ли его услышу?! (Уходятъ.)
  

Сцена V.

Зала во дворцѣ Глостера.

(Входятъ Регана и Освальдъ.)

                                 Регана.
  
             Что-жь, войско брата вышло уже въ поле?
  
                                 Освальдъ.
  
             Да, герцогиня.
  
                                 Регана.
  
                                 Самъ онъ, лично, съ нимъ?
  
                                 Освальдъ.
  
             Съ большимъ трудомъ его уговорили.--
             Воинственнѣй его сестрица ваша!
  
                                 Регана.
  
             А въ замкѣ съ нимъ Эдмондъ не говорилъ?
  
                                 Освальдъ.
  
             Нѣтъ, герцогиня.
  
                                 Регана.
  
                                 Что же можетъ быть
             Въ письмѣ сестры моей къ нему?
  
                                 Освальдъ.
  
                                                     Не знаю.
  
                                 Регана.
  
             Навѣрно былъ по важному онъ дѣлу
             Отсюда посланъ.-- Глупо, очень глупо,
             Лишивши зрѣнья Глостера, въ живыхъ
             Его оставить. Гдѣ-бъ онъ ни являлся,
             Онъ всѣ сердца на насъ вооружаетъ!--
             Эдмондъ, я думаю, уѣхалъ съ цѣлью:
             Изъ состраданья къ старику покончить
             Съ его ничтожной жизнью; сверхъ того
             Узнать, какъ сильно войско у враговъ.
  
                                 Освальдъ.
  
             За нимъ съ письмомъ я долженъ гнаться, лэди.
  
                                 Регана.
  
             Все войско наше выступаетъ завтра.--
             Опасенъ путь теперь,-- останьтесь здѣсь.
  
                                 Освальдъ.
  
             Нельзя никакъ мнѣ, лэди. Герцогиня
             Мнѣ строго приказала.
  
                                 Регана.
  
                                           Но... зачѣмъ
             Писать къ Эдмонду ей? Иль не могли
             Вы передать ему словесно всѣ
             Ея желанья. Что-то тутъ да есть...
             Не знаю что!... Я полюблю васъ, сэръ,
             Когда дадите мнѣ прочесть письмо.
  
                                 Освальдъ.
  
             Скорѣе, герцогиня, я...
  
                                 Регана.
  
                                           Я знаю,
             Не любитъ мужа ваша госпожа.
             Увѣрена я въ томъ. Въ ея послѣдній
             Пріѣздъ сюда, престранные она
             Бросала взгляды жадно на Эдмонда.--
             Я знаю, вы -- повѣренный ея...
  
                                 Освальдъ.
  
             Я, герцогиня?
  
                                 Регана.
  
                                 Вы. Я говорю
             Не наобумъ вамъ это. Знаю, вы --
             Повѣренный ея, и потому
             Совѣтую принять въ соображенье,
             Что мужъ мой умеръ, а Эдмондъ и я
             Во всемъ ужь объяснились, сговорились.
             Я для него удобнѣй Гонерилы...
             Вы можете тутъ больше понимать,
             Чѣмъ я сказала... Если вы его
             Увидите, такъ это вотъ вручите.
             Когда же вашей госпожѣ прекрасной
             Передадите все въ разсказѣ точномъ,
             Такъ не забудьте дать совѣтъ ей добрый,
             Призвать въ себѣ простой разсудокъ въ помощь!--
             Прощайте.-- Если встрѣтиться придется
             Съ измѣнникомъ слѣпымъ, такъ не забудьте:
             Награда ждетъ того, кто съ нимъ покончитъ.
  
                                 Освальдъ.
  
             Желалъ бы встрѣтиться я съ нимъ,-- узнали-бъ,
             На чьей я сторонѣ.
  
                                 Регана.
  
                                 Итакъ, прощайте!

(Уходятъ.)

  

Сцена VI *).

Поле близъ Дувра.

   *) По замѣчанію Джонсона, способъ, какимъ исцѣляется Глостеръ, заимствованъ Шекспиромъ изъ "Arcadia" Сиднея. Перев.
  
                                 Глостеръ.
  
             Когда же до вершины той горы
             Дойдемъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                       Мы всходимъ на нее. Замѣтьте,
             Съ какимъ трудомъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Мнѣ кажется, идемъ
             По ровному мы мѣсту.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Крутизна
             Ужасная. Чу!... Слышите вы шумъ
             Валовъ морскихъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Ну, право-жь, нѣтъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                                         Такъ значитъ
             Всѣ ваши чувства сильно ослабѣли
             Отъ боли глазъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Быть можетъ, что и такъ.--
             Мнѣ кажется, твой голосъ измѣнился
             И говоришь ты лучше и складнѣй.
  
                                 Эдгаръ.
  
             И ошибаетеся очень! Я
             Перемѣнилъ одну одежду только.
  
                                 Глостеръ.
  
             Мнѣ кажется, ты лучше говоришь.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Сюда, сэръ!-- Самое то мѣсто.-- Стойте.
             Ухъ, страшно! Ужасъ! Голова кружится,
             Какъ только взглянешь въ эту глубину.--
             И чайки, и вороны, что вонъ тамъ,
             Далеко, между нами и горы,
             Подножьемъ разсѣкаютъ воздухъ,-- право
             Не больше маленькихъ жучковъ.-- А вонъ,
             На полдорогѣ внизъ, виситъ тамъ кто-то,
             Укропъ морской сбирая. Промыслъ страшный!-
             Онъ тамъ -- не больше головы своей.--
             А вонъ, по берегу морскому бродятъ
             Тамъ рыбаки и кажутся отсюда
             Мышенками, снующими туда-
             Сюда. А вонъ стоитъ корабль большой
             На якорѣ -- не болѣе онъ лодки,
             А лодка -- поплавка, едва замѣтна.--
             На этой высотѣ не слышно даже
             Ни грохота, ни плеска волнъ морскихъ,
             Что бьются тамъ о тысячи камней.
             Нѣтъ, больше не могу смотрѣть.-- Пожалуй
             Такъ закружится голова, въ глазахъ
             Такъ помутится, что слетишь туда...
  
                                 Глостеръ.
  
             Поставь же ты меня, гдѣ ты стоишь!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Ну, дайте вашу руку.-- Вы теперь
             На шагъ одинъ отъ края крутизны!--
             За всѣ сокровища вселенной цѣлой
             Не подпрыгнулъ бы я на этомъ мѣстѣ!
  
                                 Глостеръ.
             
             Пусти же руку мнѣ.-- Вотъ кошелекъ
             Еще возьми. Найдешь въ немъ брилліантъ,
             Для бѣдняка конечно драгоцѣнный.
             Пусть съ нимъ тебя всѣ феи и всѣ боги
             Великимъ счастьемъ наградятъ. Теперь
             Уйди. Прощай и дай мнѣ знать... услышать,
             Что ты ушелъ.
  
                                 Эдгаръ.
                                 Прощайте, сэръ. (Дѣлаетъ видъ, что уходитъ.)
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Прощаюсь
             Отъ всей моей души.
  
                                 Эдгаръ (въ сторону).
  
                                           Такъ обманувъ
             Отчаянье несчастнаго отца,
             Я вылѣчу его.
  
                                 Глостеръ.
  
                                 О, боги, боги!
             Изъ міра ухожу.-- Передъ очами
             Я вашими съ себя стряхаю бремя
             Великой горести моей.-- Когда-бъ
             Я дольше могъ нести его, не впавъ
             Въ борьбу съ неодолимой вашей волей;
             Тогда бы самъ собою догорѣлъ
             И сгасъ огарокъ жизни ненавистной,
             Какую я влачу.-- Ахъ, еслибъ жилъ
             Эдгаръ! Благословеніе ему!--
             Теперь, прощай, мой милый!

(Онъ прыгаетъ и падаетъ.)

  
                                 Эдгаръ (отходя).
  
                                                     Я ушелъ,
             Прощайте. (Въ сторону) Я еще не знаю, право,
             Не въ силахъ ли воображенье наше
             Похитить нашу жизнь, когда она
             Сама себя хищенью отдаетъ.--
             Когда-бъ онъ очутился тамъ, гдѣ быть
             Онъ мысленно хотѣлъ, тогда бы въ немъ
             Исчезла мысль сама и навсегда... (Подходитъ къ Глостеру)
             Ты живъ иль нѣтъ? Эй ты, почтенный другъ!
             Ты слышишь или нѣтъ? Да говори-жь!
             Пожалуй, умеръ онъ. Нѣтъ, оживаетъ...
             Что ты такое -- а?
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Оставь и дай
             Мнѣ умереть.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Что-бъ ни былъ ты такое,
             Пріятель, если только не пушинка,
             Не паутинка и не воздухъ самый;
             Такъ съ высоты такой, слетѣвъ сюда,
             Ты какъ яйцо бы въ дребезги разбился.--
             А ты вѣдь тяжеленекъ, другъ, и дышишь,
             И говоришь, и капли крови нѣтъ!
             Цѣлехонекъ!-- Хоть десять мачтъ высокихъ
             Другъ на друга поставить, не достать
             До высоты, съ которой ты сюда
             Слетѣлъ и -- живъ остался. Вотъ такъ чудо!
             Промолви-жь хоть одно еще словечко.
  
                                 Глостеръ.
  
             Упалъ я или нѣтъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Съ ужасной выси,
             Вотъ съ этой самой меловой скалы.
             Взгляни-ка къ верху.-- Жаворонка тамъ,
             Какъ ни былъ бы онъ голосистъ и звонокъ,
             Не услыхать отсюда.-- Только ты
             Взгляни.
  
                                 Глостеръ.
  
                       Ахъ, у меня нѣтъ глазъ!-- Неужель
             Разбитые злодѣйствомъ лишены
             Послѣдняго благодѣянья даже --
             Съ собой покончить смертью?-- Счастье, боги,
             Тирана злобу смѣло обмануть,
             Надъ волей гордой насмѣяться!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                     Дай
             Мнѣ руку. Встань. Вотъ такъ. Ну, что теперь?
             Ты ноги чувствуешь свои? Стоишь.
  
                                 Глостеръ.
  
             И хорошо, и очень хорошо!...
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вотъ чудо изъ чудесъ!-- Кто на вершинѣ,
             Съ тобой разставшись, отъ тебя ушелъ?
  
                                 Глостеръ.
  
             Несчастный нищій.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Снизу мнѣ казалось,.
             Что у него во лбу не два глаза,--
             Двѣ полныя луны, а средь лица
             Носъ не одинъ, а тысячи носовъ.
             И были у него рога; вились,
             Крутилися они вотъ точно такъ,
             Какъ вьются и крутятся волны въ морѣ.
             Должно быть духъ какой-нибудь, не добрый,
             Съ тобою былъ.-- Ахъ, вѣрь, старикъ счастливый,
             Спасли тебя благія божества.
             Они для прославленія себя
             И невозможное свершаютъ часто.
  
                                 Глостеръ.
  
             Теперь припоминаю все.-- Отнынѣ
             Переносить съ терпѣньемъ буду горе,
             Пока само оно не закричитъ:
             "Довольно, будетъ!-- "Умирай!". Того,
             Кого со мной ты видѣлъ, принялъ я
             За человѣка.-- Говорилъ онъ часто:
             "Злой духъ, злой духъ". На мѣсто онъ меня
             Поставилъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Будь спокойнѣй!-- Кто идетъ
             Сюда? (Входитъ Лиръ, фантастически покрытый цвѣтами.)
                       Нѣтъ, никогда разсудокъ здравый,
             Такъ не рядилъ владыку своего!
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ, нѣтъ, они меня схватить не смѣютъ
             За то, что я чеканю мои деньги!--
             Я -- самъ король!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Что вижу я?! О, боги!
             Смотрѣть невыносимо на него.
  

Лиръ.

   Въ этомъ отношеніи природа выше искусства.-- Вотъ вербвочная плата.-- Этотъ молодецъ возится съ своимъ лукомъ точно чучело какое.-- Аршинъ суконщика ему въ руки!-- Смотрите, смотрите: мышь, мышь!-- Тише, тише,-- справимся съ ней вотъ этимъ кусочкомъ поджареннаго сыра.-- Вотъ моя желѣзная перчатка! Я испробую ее на этомъ великанѣ.-- Сѣкиры сюда! О, какъ славно летитъ птица!-- Въ цѣль, прямо въ цѣль!-- Гей! Пароль?
  

Эдгаръ

   Душистый майоранъ.
  

Лиръ.

   Проходи.
  

Глостеръ

   Я этотъ голосъ знаю
  

Лиръ.

   Га! Гонерила -- съ сѣдою бородой! Онѣ меня ласкали какъ собаку и говорили, что бѣлые волосы въ бородѣ моей явились прежде черныхъ.-- На все, что бы ни сказалъ я, одинъ отвѣтъ: и да и нѣтъ. Гм... Да и нѣтъ въ одно и то же время -- плохое богословіе!-- Вотъ, какъ промочилъ меня дождикъ, да продулъ вѣтеръ и я затрясся точно въ лихорадкѣ, а громъ не смолкъ, несмотря на мое приказаніе, тутъ-то я и увидѣлъ, тутъ-то я и понялъ, что онѣ такое.-- Подите прочь,-- не люди они честнаго слова: онѣ мнѣ говорили, что будто я все могу.-- Ложь! Я не выдержу и лихорадки.
  
                                 Глостеръ.
  
             Припоминаю голоса оттѣнки...
             Да не король ли это?
  
                                 Лиръ.
  
                                           Да, король.
             И каждый мой вершокъ -- король! Смотри.
             Взгляну вотъ такъ, и подданный трепещетъ.
             Дарую жизнь тебѣ! Вина какая?
             Развратъ.-- Ты не умрешь.-- Какъ за вину
             Такую умирать! Нѣтъ, нѣтъ. Нельзя.--
             Грѣшить вѣдь тѣмъ же каждый воробей,
             И даже крошка мушка золотая
             Въ развратѣ утопаетъ на моихъ
             Глазахъ. Да здравствуетъ развратъ и съ нимъ
             Безпутная любовь! Вѣдь незаконный
             Сынъ Глостера добрѣе оказался
             Къ отцу, чѣмъ обѣ дочери мои,
             Зачатыя въ законномъ самомъ бракѣ.
             Ну, такъ работай сладострастье гдѣ
             И какъ попало;-- нужны-жь мнѣ солдаты!--
             Смотрите на нее, на эту даму!
             Она такъ добродѣтельна, горда,
             Что кажется все льдомъ, что есть у ней,
             И тотчасъ закачаетъ головой,
             Какъ только маленькій намекъ услышитъ
             На наслажденья страстныя любви;
             Но ни хорекъ, ни конь весной въ лугу
             Такъ жадно не кидаются на нихъ,
             Какъ эта госпожа. Отъ головы
             До поясницы -- женщины онѣ,
             А далѣе -- лишь дикіе кентавры.--
             До пояса -- наслѣдія боговъ,
             А ниже -- дьяволовъ онѣ жилища!
   Тамъ адъ, тамъ мракъ, тамъ бездна сѣрная, пылающая, клокочущая какъ кипятокъ, смрадная, заразительная! Фи, фи, па, па!... Дай мнѣ, добрый аптекарь, хоть унцію выхухоли освѣжить мое воображенье!-- Вотъ тебѣ за это деньги.
  

Глостеръ.

   Позволь мнѣ поцѣловать эту руку.
  

Лиръ.

   Постой, дай мнѣ прежде ее вытереть,-- она пахнетъ мертвечиной.
  

Глостеръ.

   О, разрушенное созданіе природы! Такъ и весь великій міръ износится и обратится въ ничто.-- Меня ты знаешь?
  

Лиръ.

   Твои глаза я помню очень хорошо.-- Ты косо смотришь на меня?... Нѣтъ, это не поможетъ, слѣпой купидонъ,-- я не полюблю тебя.-- Прочти этотъ вызовъ, обрати вниманіе на почеркъ, какимъ онъ написанъ.
  

Глостеръ.

   Еслибы всѣ эти буквы разомъ стали солнцами, я тогда бы я не увидалъ изъ нихъ ни одной.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Я этому не вѣрилъ по разсказамъ,
             А вотъ на дѣлѣ оправдалось все
             И сердце разрывается на части.
  

Лиръ.

             Читай!
  

Глостеръ.

   Развѣ ямками однѣми, въ которыхъ прежде были глаза
  

Лиръ.

   А! Такъ-то ты со мной?-- Нѣтъ глазъ у тебя во лбу и монетки въ карманѣ? Твои глаза въ тяжеломъ положеніи, а кошелекъ въ легкомъ!-- Видишь однако, какъ все теперь идетъ на свѣтѣ.
  

Глостеръ.

   Вижу чувствомъ.
  

Лиръ.

   Что-жь, ты съ ума сошелъ? Можетъ ли человѣкъ не глазами видѣть, какъ все идетъ на свѣтѣ?!-- Смотри же ушами, какъ вотъ этотъ судья смѣется надъ тѣмъ вонъ глупымъ воришкой. Послушай,-- шепну на ухо,-- переставь ихъ одного на мѣсто другаго и отгадай, кто судья и кто воръ. Видалъ ты, какъ собака мызника лаетъ на нищаго?
  

Глостеръ.

   Видалъ, сэръ.
  

Лиръ.

   Ну, что-жь? Бѣдняга вѣдь бѣжитъ отъ пса? Теперь вотъ и любуйся великою картиной власти, смотри, какъ повинуются и псу, когда онъ при должности.
             Палачъ, мерзавецъ, стой, остановись!
             Зачѣмъ своей кровавою рукой
             Стегать развратницу ты эту хочешь?
             Ты съ нею самъ натѣшиться бы радъ
             Грѣхомъ, который такъ караешь здѣсь!--
             Хлещи-жь скорѣе собственную спину!--
             Плутъ ростовщикъ на висѣлицѣ давитъ
             Другаго плута за обманъ его!--
             Сквозь дыръ одежды ветхой бѣдняка
             Сквозитъ и малый недостатокъ; платье-жь
             Богатаго и драгоцѣнный мѣхъ
             Прикроютъ все! Ты золотомъ одѣнь
             Порокъ, и строгое судьи копье
             Сломается предъ нимъ, а рубище
             Пронзитъ соломенка гнилая.-- Нѣтъ,
             Никто быть обвиненъ не можетъ! Да.
             Никто, я говорю, никто, никто!--
             Я оправдаю всѣхъ!-- Ты это знай,
             Дружокъ, и отъ меня ты это знай.--
             Имѣю силу запечатать ротъ
             У всѣхъ, кто лишь помыслитъ обвинять.--
             Достань себѣ очки и видъ прими,
             Какъ подлый дипломатъ, что видишь все,
             Хоть ты не видишь ничего. Теперь,
             Теперь,-- ну, ну!-- Снимайте-жь сапоги
             Съ меня скорѣй, скорѣе; такъ вотъ, такъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Какая смѣсь нелѣпостей и дѣла
             И разума съ безумьемъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Хочешь плакать
             О горестяхъ моихъ, возьми мои
             Глаза. Тебя я знаю хорошо.
             Ты -- Глостеръ. Надо терпѣливымъ быть.
             Родимся съ плачемъ мы. Ты знаешь вѣдь,
             Что въ первыя минуты, лишь коснется
             Насъ воздухъ, жалобно пищимъ и вопимъ.--
             Я буду проповѣдывать. Внимай.
  
                                 Глостеръ.
  
             Какой -- о, боги, боги!-- день ужасный!
  
                                 Лиръ.
  
             Родимся мы и плачемъ, что нежданно
             Вдругъ очутились на аренѣ этой
             Шутовъ и дураковъ... А хороша
             Для проповѣдниковъ такая шляпа?-- *)
             Вѣдь хитрость славная: на бой сбираясь,
             Ковать коней пояркомъ, не желѣзомъ.--
             Попробую на самомъ дѣлѣ это:
             Къ зятьямъ неслышно подойду и вдругъ --
             Бей-бей, бей-бей, бей-бей.

(Входитъ дворянинъ съ солдатами.)

   *) Въ подлинникѣ This a good block? Block означаетъ чурбанъ. Стивенсъ говоритъ, что во времена Шекспира block означаю и болванъ, имѣвшія форму головы, на которомъ расправлялась шляпа, и самую шляпу, и описываетъ ходъ мыслей и дѣйствій Лира такомъ образомъ: Лиръ, сказавъ, я буду проповѣдывать, снимаетъ съ головы шляпу, потомъ смотрятъ на нее и говоритъ: "а хороша для проповѣдниковъ такая шляпа". Замѣтивъ, что шляпа сдѣлана изъ поярка, переходятъ къ мысли, что было бы хорошо сдѣлать подкова для лошадей не изъ желѣза, а изъ поярка. Прим. перев.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Вотъ онъ. Берите.--
             Мой сэръ, дочь ваша дорогая...
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Что-жь,
             Никто не защититъ? Какъ, плѣнникъ я?--
             На то и созданъ я, чтобъ быть игрушкой!
             Ахъ, обходитеся со мной получше.
             Я выкупъ дамъ.-- Ахъ, лѣкаря зовите,--
             Я раненъ въ мозгъ.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Вамъ все доставятъ, сэръ.
  
                                 Лиръ.
  
             И нѣтъ помощниковъ?! И все я самъ?--
             Да эдакъ можно обратиться въ соль,
             И очи станутъ лейками воды
             Соленой, чтобы осенью сухой
             Пыль по дорогѣ прибивать...
  
                                 Дворянинъ.
  
                                                     О, сэръ.
  
                                 Лиръ.
  
             Умру я бравымъ молодцомъ! Хочу
             Веселымъ быть, какъ радостный женихъ.
             Ну, что-жь, идемъ. Идемте.-- Я -- король!
             Извѣстно ли вамъ это, господа?
  
                                 Дворянинъ.
  
             Вы -- нашъ король, и мы послушны вамъ.
  

Лиръ.

   А если такъ,-- ничего не потеряно. Хотите поймать,-- ловите.-- Са, са, са, са... (Убѣгаетъ; за нимъ и солдаты.)
  
                                 Дворянинъ.
  
             Такимъ и нищаго увидѣть тяжко,
             А короля?-- и высказать нѣтъ силъ!--
             Но у тебя есть дочь, она любовью
             Съ природы сниметъ то небесъ проклятье,
             Которое призвали на нее
             Другія двѣ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Привѣтствую васъ, сэръ.
  
                                 Дворянинъ.
  
             Скорѣе говорите.-- Что угодно?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вы не слыхали-ль, скоро будетъ битва?
  
                                 Дворянинъ.
  
             О, безъ сомнѣнья, скоро. Знаютъ всѣ.--
             Кто только звуки можетъ различать,
             Тотъ слышалъ ужь объ этомъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                     Но позвольте
             Спросить васъ, сэръ, далеко ли отсюда
             Другое войско?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Близко. Скорымъ маршемъ
             Спѣшитъ сюда. Съ часу на часъ мы ждемъ,
             Что силы главныя врага увидимъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Благодарю васъ, сэръ,-- мнѣ только это
             И нужно было знать.
  
                                 Дворянинъ.
  
                                           Хоть королева
             Пока задержана случайно здѣсь
             Особою и важною причиной,
             Но войско уже двинула она.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Благодарю васъ, сэръ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           О, боги, боги!
             Вы боги милосердые, возьмите
             Скорѣе духъ мой отъ земли, не дайте
             Вы духу злобы снова искусить
             Меня желаньемъ страстнымъ умереть,
             Пока моей не захотите смерти.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Хорошая, отецъ, молитва эта.
  
                                 Глостеръ.
  
             Кто-жь вы?... Да кто же вы, мой сэръ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               Бѣднякъ,
             Котораго фортуна усмирила
             Ударами своими.-- Тотъ, кто горе
             Узналъ, извѣдавъ на себѣ, лишь можетъ
             Почувствовать чужое горе.-- Дайте
             Мнѣ вашу руку. Я васъ поведу,
             И мы найдемъ тутъ гдѣ-нибудь жилище.
  
                                 Глостеръ.
  
             Отъ всей души я васъ благодарю.
             Да ниспошлетъ святое небо вамъ
             Благословеній много и наградъ.

(Входитъ Освальдъ.)

  
                                 Освальдъ.
  
             Провозглашенная награда!-- Славно!--
             Твое безъ глазъ лицо живетъ на то,
             Чтобъ счастіе мое поднять.-- Ну, ты,
             Измѣнникъ жалкій, вспоминай скорѣй
             Твои грѣхи!-- Мечъ обнаженъ!-- Онъ здѣсь
             Тебя и уничтожитъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Пусть рука
             Твоя, мой другъ, теперь дастъ мощь и крѣпость
             Удару твоему. Кончай скорѣй!

(Эдгаръ становится между ними противъ Освальда.)

  
                                 Освальдъ.
  
             Что это? Дерзкій ты мужикъ! Ты смѣешь
             Въ защиту брать того, кто всенародно
             Измѣнникомъ объявленъ? Прочь отсюда!
             Не то тебя захватитъ, какъ зараза,
             Та участь, что назначена ему.
             Скорѣе брось его.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Не брошу, сэръ,
             Пока другой причины не найдется.
  
                                 Освальдъ.
  
             Ты бросишь, рабъ, или умрешь немедля.
  

Эдгаръ.

   Ступайте, добрый сэръ, дорогой вашей; не мѣшайте намъ идти, куда хотимъ. Еслибъ можно было однимъ хвастовствомъ выгнать меня изъ этой жизни, такъ удалось бы вамъ это дней четырнадцать тому назадъ.-- Нѣтъ, не смѣйте подходить близко къ старику, не то, берегитесь, я попробую, что крѣпче -- ваша башка или моя дубина. Слышите, я прямо говорю, на-чистую.
  

Освальдъ.

   Прочь, навозная куча!
  

Эдгаръ.

   Ну, такъ я пересчитаю зубки ваши, сэръ. Не страшны мнѣ всѣ эти штуки вашего меча!...

(Бьются. Эдгаръ ударомъ дубины сваливаетъ Освальда на землю.)

  
                                 Освальдъ.
  
             Убилъ меня ты, рабъ проклятый.-- На!
             Возьми мой кошелекъ, и, если хочешь,
             Ты быть вполнѣ счастливымъ, закопай
             Мой трупъ и графу Глостеру Эдмонду
             Доставь письмо, которое на мнѣ
             Найдешь.-- Эдмонда въ войскѣ англичанъ
             Ищи.-- Онъ тамъ.-- О, смерть нежданная!...

(Умираетъ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Тебя я знаю очень хорошо,
             Услужливый подлецъ, слуга пороковъ,
             Какого только можетъ пожелать
             Развратъ гнуснѣйшій...
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Умеръ онъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               Присядь,
             Отецъ, и отдохни. Я осмотрю
             Его карманы. О письмѣ сейчасъ
             Онъ говорилъ; оно, быть-можетъ, намъ
             Сослужитъ службу.-- Умеръ онъ; но жаль,
             Что не другой, а я былъ палачомъ
             Его. (Вынимаетъ письмо) Посмотримъ... (Распечатываетъ письмо)
             Добрый воскъ, позволь.--
             Не упрекай меня за это честь.--
             Чтобы узнать, что думаютъ враги,
             Вскрываютъ даже ихъ сердца, а вскрыть
             Письмо законнѣе, конечно, будетъ.

(Читаетъ.)

   "Вспомни наши взаимныя клятвы.-- У меня найдется много случаевъ, чтобъ устранить его навсегда; если только не измѣнитъ тебѣ рѣшимость. Найдутся и время, и мѣсто. Ничего не будетъ сдѣлано, если онъ вернется побѣдителемъ: тогда я -- въ плѣну и ложе его -- моя тюрьма. Избавь же меня отъ ея отвратительной теплоты и, въ награду за трудъ, займи его мѣсто.-- Твоя жена (хотѣла бы я сказать) и любящая служанка

Гонерила".

             О, произволъ, незнающій границъ,
             Разнузданнаго пыла женской страсти!
             Тутъ заговоръ на мужа жизнь и замыслъ
             Распутный -- мужа чести и добра
             Моимъ милѣйшимъ братомъ замѣнить!--
             А ты, посолъ проклятый и поганый
             Разбойниковъ развратныхъ, я тебя
             Здѣсь завалю кой-какъ пескомъ; затѣмъ,
             Когда приспѣетъ время, поражу
             Взоръ герцога письмомъ, его на смерть
             Приговорившимъ. Счастливъ онъ безмѣрно,
             Что я могу сказать, что ты убитъ,
             И объявить ему, съ чѣмъ былъ ты посланъ!

(Уходитъ, втаскивая Освальда.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Король съ ума сошелъ, а какъ же крѣпокъ
             Разсудокъ мой подлѣйшій: все держусь,
             Хоть чувствую мучительно-глубоко
             Невыразимѣйшее горе. Лучше,
             Когда-бъ мой умъ разшибенъ былъ и мысль,
             Отъ горя отдѣлясь совсѣмъ, игрой
   го женой?
   Эльбени. Не въ твоей власти этому помѣшать.
   Эдмондъ. Да и не въ вашей, герцогъ.
   Эльвени. Въ моей, полукровный ублюдокъ!
   Рэгана. Вели бить въ барабаны и докажи всѣмъ, что моя власть y тебя въ рукахъ.
   Эльвени. Постой и выслушай, Эдмондъ, почему, я беру тебя подъ стражу, какъ государственнаго измѣнника, a вмѣстѣ съ тобою (указывая на Гонэриль) и эту, сіяющую зломъ, змѣю (Рэганѣ). Ради выгодъ жены, я вынужденъ возстать противъ вашихъ намѣреній; она-же ранѣе вступила въ тайный брачный союзъ съ этимъ полуграфомъ, поэтому я и возстаю противъ преждевременнаго оглашенія будущей вашей помолвки. Если хотите, выходите за меня, такъ-какъ жена моя уже сосватана.
   Гонэриль. Что за шутовство?
   Эльбени. Ты вооруженъ, Глостэръ. Вели-же трубить. Если не явится никто, чтобы уличить тебя въ многократныхъ твоихъ измѣнахъ и въ гнусныхъ злодѣяніяхъ, обвинителемъ твоимъ явлюсь я самъ и вотъ тебѣ задатокъ (Бросаетъ ему перчатку). Пусть ни одна кроха не попадетъ мнѣ въ ротъ, пока я не докажу, что ты именно то, чѣмъ я тебя провозглашаю.
   Рэгана. Охъ, какъ мнѣ дурно, какъ дурно!
   Гонэриль (Про себя). Если-бы не такъ, я потеряла-бы вѣру въ силу яда.
   Эдмондъ (Тоже бросая перчатку). Вотъ вамъ въ обмѣнъ и моя перчатка. Кто-бы ни назвалъ меня подлецомъ,-- самъ подлецъ и бездѣльникъ! Пусть трубы вызываютъ желающихъ уличить меня. Кто-бы ни вышелъ на ихъ зовъ, я и на тебѣ, и на комъ угодно докажу правоту своей чести!
   Эльбени. Эй, трубы!
   Эдмондъ. Да, трубы и герольды, скорѣй!
   Эльбени. Полагайся теперь только на собственныя свои силы, такъ-какъ войско твое, всецѣло набранное отъ моего имени, уже распущено.
   Регана. A мое нездоровье становится все сильнѣе и сильнѣе.
   Эльбени. Ей дурно, проводите ее въ мою палатку (Рэгану уводятъ; входитъ герольдъ). Сюда, герольдъ. Вели трубить и во всеуслышаніе прочти вотъ это.
   Капитанъ. Трубите (Трубятъ).
   Герольдъ (Читаетъ). "Если въ рядахъ нашихъ найдется кто-нибудь подходящаго положенія и званія, готовый уличить Эдмонда, называющаго себя теперь графомъ Глостэромъ, въ многочисленныхъ измѣнахъ и злодѣяніяхъ, пусть является на нашъ зовъ. Глостеръ готовъ защищаться."
   Эдмондъ. Трубите-же (Трубятъ въ первый разъ).
   Герольдъ. Еще (Трубятъ во второй) и еще! (Трубятъ въ третій. За сценой слышенъ отвѣтный звукъ трубы).

Входитъ вооруженный Эдгаръ съ опущенпымъ забраломъ; впереди идетъ трубачь.

   Эльбени (Герольду). Спроси, что ему нужно и зачѣмъ онъ пришелъ на призывъ нашей трубы.
   Герольдъ. Кто ты такой? Имя твое и званіе? Зачѣмъ. явился ты на зовъ трубы.
   Эдгаръ. Знай, имя мое погибло. Оно изорвано въ клочки, изгрызено въ конецъ зубомъ измѣны. Но въ тоже время знай, что я настолько-же знатенъ, какъ и тотъ мой противникъ, съ кѣмъ я пришелъ сразиться.
   Эльбени. Кто-же этотъ противникъ?
   Эдгаръ. Кто изъ присутствующихъ хочетъ сказать хоть слово въ защиту графа Эдмонда Глостэра?
   Эдмондъ. Онъ самъ. Что скажешь ты ему?
   Эдгаръ. Обнажи мечъ, чтобы на тотъ случай, если рѣчь моя оскорбитъ благородное твое сердце, твоя рука могла отмстить за это. Мой мечъ наголо! Слушай! Пользуясь своимъ правомъ, предоставленнымъ мнѣ моею честью, совѣстью, даннымъ обѣтомъ и моимъ званіемъ, я, несмотря на твою силу, молодость, на имя твое, ловкость и положеніе, несмотря на твой побѣдоносный мечъ и на вновь испеченное счастіе, на храбрость твою и отвагу, все таки бросаю тебѣ упрекъ въ гнусныхъ вѣроломствахъ. Ты измѣнникъ противъ боговъ, противъ отца, противъ брата; ты питалъ злые умыслы даже противъ этого могучаго герцога! Да, я провозглашаю, что ты измѣнникъ отъ маковки до подошвъ, до той пыли, которую ты топчешь; что на тебѣ болѣе отвратительныхъ пятенъ, чѣмъ на спинѣ y отвратительнѣйшей жабы. Если ты скажешь, что это неправда, моя рука, при помощи этого меча, будетъ вынуждена доказать твоему горлу, къ которому я теперь обращаюсь, что оно лжетъ!
   Эдмондъ. Было-бы, пожалуй, благоразумно узнать прежде всего твое имя, но у тебя такая красивая воинственная наружность, а по рѣчи твоей замѣтно, что ты человѣкъ воспитанный, поэтому я поступаюсь, пренебрегаю всѣмъ, на чемъ-бы мооъ настаивать по законамъ рыцарства! Пусть всѣ взводимыя тобою на меня обвиненія въ вѣроломствѣ падутъ на твою-же голову, a гнусная твоя, адски гнусная ложь камнемъ ляжетъ на твое сердце. Однако, такъ-какъ мои опроверженія до сихъ поръ только скользили по тебѣ, совсѣмъ тебя не задѣвая, мой мечъ туда проложитъ имъ дорогу, гдѣ имъ суждено остаться навѣки! Эй, трубы! (Трубы гремятъ; братья сражаются, Эдмондъ падаетъ).
   Эльбени. Не убивай его, не убивай!
   Гонэриль. Глостэръ, все это гнусная западня! По законамъ поединковъ, ты нисколько не былъ обязанъ отвѣчать на вызовъ неизвѣстной личности. Ты не побѣжденъ, a обмануть и преданъ!
   Эльбени. Замолчи, или я заткну тебѣ ротъ вотъ этою бумагою. Взгляни, Глостэръ, на это письмо; взгляни на него и ты, гнусная тварь, для которой вполнѣ подходящаго названія не найдется на человѣческомъ языкѣ! (Гонэрили, стремящейся вырвать письмо). Руки прочь, миледи! Вижу, что письмо тебѣ знакомо (Бросаетъ его Эдмонду).
   Гонэриль. Что-жь, если и знакомо? Законы въ моемъ распоряженіи, а не въ твоемъ! Кто посмѣетъ требовать y меня отчета въ моихъ поступкахъ? (Уходитъ въ сильномъ гнѣвѣ).
   Эльбени. О, чудовищнѣйшая тварь! A тебѣ это письмо знакомо?
   Эдмондъ. Не спрашивайте меня объ этомъ.
   Эльбени. Она въ такомъ бѣшенствѣ. Ступайте и присматривайте за нвю (Одинъ изъ военачальниковъ уходитъ).
   Эдмондъ. Я не только виноватъ во всемъ, въ чемъ ты меня обвинялъ, но даже въ большемъ, въ несравненно большемъ, a въ чемъ именно?--покажетъ время. Все это уже покончено, какъ покончена и моя жизнь. Но кто ты, имѣющій передо мною столько преимуществъ? Если ты благороднаго происхожденія, я тебѣ прощаю.
   Эдгаръ. Я не хочу оставаться въ долгу. помѣняемся милосердіемъ. По рожденію я не менѣе благороденъ, чѣмъ ты, и чѣмъ благороднѣе я, тѣмъ ужаснѣе зло, сдѣланное мнѣ тобою (Поднимаетъ забрало). Я Эдгаръ, сынъ твоего отца. Великіе боги караютъ насъ при помощи любимѣйшихъ нашихъ пороковъ. Бѣдному нашему отцу за темное и грѣховное твое зачатіе пришлось поплатиться глазами.
   Эднондъ. Да, такъ. Все, что ты сказалъ, истинная правда. Колесо совершило полный оборотъ и довело меня вотъ до чего.
   Эльбени. (Эдгару). По одной твоей походкѣ я уже готовъ былъ предположить, что ты чуть-ли не царственнаго происхожденія. Дай мнѣ тебя обнять! Пусть неутѣшное горе растерзаетъ мое сердце, есля я когда-либо питалъ ненависть противъ тебя или противъ твоего отца.
   Эдгаръ. Я это знаю, великодушный герцогъ.
   Эльбени. Гдѣ-же ты скрывался? Когда узналъ ты о несчастіи, постигшемъ твоего отца?
   Эдгаръ. Государь, я все время ухаживалъ за бѣднымъ отцомъ. Выслушайте не длинный разсказъ, и когда онъ будетъ оконченъ, пусть сердце мое разорвется. Чтобы уйти отъ кроваваго приговора, преслѣдовавшаго меня по пятамъ,-- о, какъ должны быть могучи чары жизни, когда скорѣе бываешь готовъ ежеминутно переносить всѣ муки смерти, чѣмъ разомъ и навсегда отдаться въ ея руки!-- я придумалъ нарядиться въ рубище бѣсноватаго нищаго и принять такой образъ, какого погнушался бы даже послѣдній негодяй! Въ такомъ-то видѣ встрѣтился я съ опустѣвшими глазными впадинами отца, съ кровавою оправою, только-что лишившеюся драгоцѣнныхъ своихъ каменьевъ... Я сдѣлался его проводникомъ, всюду водилъ его съ собою, просилъ для него милостыню и спасъ его отъ отчаянія, все время скрывая отъ него, кто я. На такой обманъ вынуждала меня необходимость. Только какихъ-нибудь полчаса тому назадъ, когда я вооружался, я, хоть и надѣялся на успѣхъ, но, далеко въ немъ неувѣренный, попросилъ y него благословенія и разсказалъ про всѣ свои скитанія. Его удрученное, надорванное горем сердце не выдержало борьбы двухъ такихъ сильныхъ чувствъ, какъ горе и радость. Оно разбилось, и старикъ-отецъ скончался съ улыбкой на устахъ.
   Эдмондъ. Твой разсказъ тронулъ меня до глубины души; онъ, можетъ быть, принесетъ мнѣ даже пользу. Однако, продолжай: судя по твоему лицу, мнѣ сдается, что y тебя осталось еще кое-что поразсказать.
   Эльбени. Если еще что-нибудь болѣе грустное, не разсказывай. Уже и отъ того, что мнѣ пришдось выслушать, я готовъ залиться слезами.
   Эдгаръ. Тому, кто не любитъ тяжелыхъ ощущеній, то, что остается досказать, можетъ показаться горше всего предыдущаго; оно доводитъ страданіе до крайнихъ его предѣловъ. Межь тѣмъ, какъ я горько рыдалъ надъ умершимъ отцомъ, ко мнѣ подошелъ человѣкъ, который, встрѣчая меня въ грязномъ моемъ рубищѣ, избѣгалъ даже подходить ко мнѣ близко; но тутъ, узнавъ, кто этотъ бѣсноватый, онъ бросился ко мнѣ на шею, крѣпко-крѣпко обнялъ меня и зарыдалъ такъ сильно, что, казалось, само небо готово было прорваться отъ этихъ рыданій. Затѣмъ, онъ упалъ на трупъ отца и разсказалъ мнѣ о Лирѣ и о самомъ себѣ такую щемящую душу повѣсть, какой вовѣки не слыхивало человѣческое ухо. Чѣмъ дальше шелъ его разсказъ, тѣмъ сильнѣе возрастала его скорбь; а жизненныя его струны начинали порываться. Тутъ раздался второй возгласъ трубы, и я ушелъ, оставивъ его почти въ безчувственномъ состояніи.
   Эльбени. Кто-же этотъ человѣкъ?
   Эдгаръ. Кентъ, государь, несчастный, изгнанный Кентъ. Переодѣтый, онъ всюду слѣдовалъ за негодующимъ королемъ и исподнялъ такую должность, какой погнушался бы послѣдній рабъ!

Выбѣгаетъ рыцаръ; въ рукахъ y него окровавленный кинжалъ.

   Рыцарь. Помогите, помогите, о, помогите!
   Эдгаръ. Какойже помощи просишь ты?
   Эльбени. Говори!
   Эдгаръ. Что значитъ окровавленный этотъ кинжалъ?
   Рыцарь. Кровь на немъ еще горяча; она еще дымится. Онъ вынутъ прямо изъ ея сердца! Она умерла!
   Эльбени. Да говори, кто-же?
   Рыцарь. Ваша супруга, герцогъ, ваша супруга! Она созналась въ томъ, что отравила сестру.
   Эдмондъ. Я считался женихомъ обѣихъ; вотъ теперь всѣ трое повѣнчались разомъ.
   Эльбени. Живы-ли онѣ еще или уже умерли, несите ихъ сюда. Такой грозный судъ небесъ заставляетъ содрагаться, но не возбуждаетъ въ нихъ состраданія къ умершимъ! (Рыцарь уходитъ).

Появляется Кентъ.

   Эдгаръ. Вотъ и Кентъ.
   Эдьвени. Какъ, это онъ? Благородный Кентъ, время и обстоятельства не позволяютъ намъ привѣтствовать тебя какъ-бы должно.
   Кентъ. Я пришелъ пожелать покойной ночи моему королю и повелителю. Развѣ его здѣсь нѣтъ?
   Эльбени. О главномъ-то мы и забыли. Отвѣчай, Эдмондъ, гдѣ король, гдѣ Кордэлія? (Вносятъ трупы Гонэрили и Рэганы). Видишь это, Кентъ?
   Кентъ. Милостивые боги, что-же это такое?
   Эдмондъ. Это значить, что Эдмондъ былъ любимъ. Изъ-за него одна сестра отравила другую, a потомъ покончила съ собою.
   Эльвени. Это правда. Закройте имъ лица.
   Эдмондъ. Я и самъ едва живъ, поэтому хочу, несмотря на прирожденный мнѣ злой нравъ, сдѣлать хоть одно доброе дѣло. Скорѣе, насколько возможно скорѣе пойдите въ замокъ и скажите, что я отмѣняю свой приговоръ насчетъ Лира и Кордэліи. Поторопитесь, чтобы не опоздать.
   Эльбени (Эдгару). О, бѣги, бѣги скорѣе.
   Эдгаръ. Къ кому-же, государь? Кому отданъ приказъ? Дайте хоть что-нибудь въ доказательство, что приказъ дѣйствительно отмѣняется.
   Эдмондъ. Хорошо, что вспомнилъ вовремя. Вотъ мой мечъ; отдай его капитану.
   Эльбени. Спѣш! Заклинаю тебя твоею жизнью! (Эдгаръ уходитъ).
   Эдмондъ. Этому капитану, по приказанію твоей жены и моему предписанію, велѣно было повѣсить Кордэлію въ темницѣ, a насильственную смерть ея приписать отчаянію.
   Эльбени. О, боги, примите ее подъ свою защиту (Указывая на Эдмонда). Унесите его отсюда (Эдмонда уносятъ).

Входитъ Лиръ съ мертвою Кордэліею на рукахь; за нимъ другіе; въ томъ числѣ Эдгарь.

   Лиръ. О, войте, войте, надрывайтесь отъ воя! Вы, доджно быть, каменные! Имѣй я ваши глаза и языки, я такъ пустилъ-бы ихъ въ ходъ, что треснулъ-бы самый сводъ небесный! Она скончалась, замолкла навсегда! Я умѣю различать, кто умеръ, a кто еще живъ... a она вотъ мертва, мертва, какъ земля! Подайте мнѣ зеркало. Если, гладкая его поверхность потускнѣетъ отъ ея дыханія, значить, она еще жива.
   Кентъ. Это возвѣщаетъ, что настаетъ конецъ міра.
   Эдгаръ. Нѣтъ, это образчикъ его ужасовъ.
   Эльвени. Надо ложиться и умирать.
   Лиръ. Пухъ колебдется отъ ея дыханія! Она еще жива! О одно это вознаградить меня за всѣ испытанныя мною страданія!
   Кентъ (Становясъ на колѣни). Добрѣйшій мой государь!
   Лиръ. Прошу тебя, уйди.
   Эдгаръ. Вѣдъ это благородный Кентъ, испытанный вашъ слуга.
   Лиръ. Проклятіе всѣмъ вамъ! Всѣ вы убійцы, всѣ предатели! Ее можно было спасти, a она все-таки умерла, умерла! Кордэлія, повремени немного!.. А? Что ты сказала? Голосъ ея всегда былъ мягокъ, нѣженъ и тихъ, a это большое достоинство въ женщинѣ. Я убилъ удавившаго тебя раба.
   Капитанъ. Да, онъ дѣйствительно его убилъ.
   Лиръ. Вѣдь такъ, другъ, убилъ? Было время, когда мой добрый и вѣрный мечъ заставлялъ всѣхъ трепетать; но теперь я старъ, и всѣ старческія немощи окончательно добивають меня. Кто вы такіе? Глаза мои не изъ лучшихъ, поэтому объявите сами, кто вы, или я выскажу это за васъ.
   Кентъ. Если есть два человѣка, могущіе похвалиться тѣмъ, что насладились дарами природы и были ихъ лишены, два эти человѣка стоятъ теперь лицомъ къ лицу.
   Лвръ. Понимаю съ трудомъ. Ты не Кентъ-ли?
   Кентъ. Да, онъ, вѣрный слуга вашъ Кентъ. A гдѣ-же вашъ прислужникъ Кай?
   Лиръ. Хорошій онъ былъ человѣкъ, умѣлъ и наносить удары, и защищаться отъ нихъ. Онъ умеръ и теперь уже сгнилъ.
   Кентъ. Нѣтъ, государь, онъ живъ и человѣкъ этотъ я.
   Лиръ. A вотъ сейчасъ увидимъ.
   Кентъ. Не я-ли тотъ, кто съ первыхъ превратностей вашей судьбы шелъ съ вами одною печальною дорогой?
   Лиръ. Очень тебѣ радъ.
   Кентъ. Не можете вы, государь, быть рады ни ынѣ, ни кому-бы то ни было. На свѣтѣ все безрадостно, мрачно и мертво. Старшія ваши дочери сами погубили себя; обѣ умерли съ отчаянья.
   Лиръ. Да, хорошо, хорошо!
   Эльбени. Онъ самъ не знаетъ, что говоритъ, и мы напрасно къ нему пристаемъ.
   Эдгаръ. Совершенно напрасно.

Входитъ капитанъ.

   Капитанъ. Ваше Высочество, Эдмондъ умеръ.
   Эльбени. Теперь это уже неважно. Благородные лорды и друзья наши, узнайте дальнѣйшее наше намѣреніе. Будетъ сдѣлано все, что хоть сколько-нибудь въ состояніи заставить забыть о великомъ этомъ несчастіи. Что-же касается насъ лично, мы на время, пока будетъ живъ царственный старецъ, снова передаемъ ему въ руки неограниченную власть (Кенту и Эдгару). Вамъ-же мы возвращаемъ всѣ ваши права, съ прибавленіемъ новыхъ почестей, которыхъ вы за свою доблесть достойны вполнѣ. Никто не будетъ забытъ:-- друзья за добродѣтель получатъ достойную награду, a врагамъ придется до дна осушить чашу бѣдъ... О, смотрите, смотрите!
   Лиръ. Бѣднаго моего шута тоже повѣсили! Нѣтъ, нѣтъ, не надо мнѣ жизни! Зачѣмъ живутъ собака, лошадь, крыса, a ты, моя ненаглядная, совсѣмъ перестала дышать? Ты уже никогда не вернешься снова къ жизни, никогда, никогда, никогда! Прошу васъ, разстегните вотъ эту пуговицу. Такъ, хорошо, благодарю васъ, сэръ. Видите вы это? О, посмотрите на нее, посмотрите:-- ея уста... смотрите, смотрите (Умираетъ).
   Эдгаръ. Ему дурно! Государь! Государь!
   Кентъ. Разбейся, мое сердце, молю тебя, разбейся!
   Эдгаръ. Взгляните, государь.
   Эльбени. Не тревожъ его духа. Пусть отойдетъ съ миромъ. Плохую услугу оказалъ-бы ему тотъ, кто хоть одну лишнюю минуту заставилъ-бы его выносить мучительную пытку жизни.
   Эдгаръ. Да, онъ въ самомъ дѣлѣ скончался.
   Кентъ. Удивительно, какъ онъ могъ такъ долго выносить страданія! Это было захватомъ собственной жизни.
   Эльбени. Унесите ихъ всѣхъ отсюда. Теперь общее горе должно бытъ первою нашею заботой (Кенту и Эдгару). Друзья души моей, возьмите въ свои руки бразды правленія и поддержите наше пошатнувшееся государство.
   Кентъ. Государь, я долженъ отправиться въ дальній путь. Мой властелинъ зоветъ меня, и я обязанъ ему повиноваться.
   Эльвени. Приходится выносить иго текущихъ, печальныхъ временъ и высказывать то, что на душѣ, a не то, чтобы слѣдовало. На долю тѣхъ, кто были старше другихъ, выпали самыя тяжкія страданія; намъ, болѣе молодымъ, не вынести столько, сколько вынесли они и не жить такъ долго (Всѣ уходятъ при звукахъ траурнаго марша).
  

ПРИМѢЧАНІЯ.

КОРОЛЬ ЛИРЪ.

  
   Стр. 99. Исторія короля Лира -- въ томъ, что касается ея моральнаго фундамента, нашла себѣ мѣсто, уже до Шекспира, въ нѣсколькихъ произведеніяхъ какъ повѣствовательнаго, такъ и драматическаго характера. Но главнымъ источникомъ, изъ котораго Шекспиръ заимствовалъ существенныя внѣшнія подробности, считаютъ обыкновенно "Исторію Англіи" Голиншеда, давшую нашему драматургу матеріалъ и для нѣкоторыхъ другихъ его трагедій. У Голнишеда Лиръ управлялъ Британіею въ 3105 г. отъ сотворенія міра, одновременио съ царствованіемъ Іакова въ Іудеѣ. Трехъ дочерей своихъ -- Гонэриль, Рэгану и Корделію, онъ любитъ очеяь нѣжно (больше-же всѣхъ -- Корделію) и, достигши глубокой старости, рѣшаетъ отдать престолъ свой той изъ нихъ, которая окажется наиболѣе любящей отца. Происходитъ допросъ, (какъ y Шекспира), послѣ котораго Лиръ выдаетъ старшую дочь за герцога Корнуэльскаго, вторую -- за герцога Элбени и отдаетъ имъ теперь-же половину своего королевства, съ тѣмъ, чтобы послѣ его смерти къ нимъ перешла и вторая половина; на долю же Корделіи не достается ничего, что не мѣшаетъ ей скоро выдти за нороля Галліи (Франціи) Аганиппа. Скоро обнаружившіяся неблагодаряость и злоба Гонерили и Рэганы доходятъ мало по малу до такой степени, что заставляютъ Лира бѣжать въ Галлію, чтобы найти душевное утѣшеніе y Корделіи и фактическую помощь -- y ея мужа. Аганиппъ снаряжаетъ войско и флотъ и вмѣстѣ съ женою и Лиромъ отправляется въ Британію, тамъ одерживаетъ побѣду надъ обоими зятьями Лира, его же самого возстановляетъ на престолѣ, на которомъ тотъ и остается до своей смерти. Ему наслѣдуетъ Корделія, но послѣ смерти ея мужа, два ея племянника, сыновья сестеръ, возстаютъ противъ нея войной, берутъ ее въ плѣнъ и заключаютъ въ тюрьму, гдѣ она лишаетъ себя жизни.-- Одинъ изъ новѣйшихъ изслѣдователей и издателей Шекспира, Фернессъ (Furness), доказываетъ, что главнымъ источникомъ для "Короля Лира" дослужила не хроника Голиншеда, a появившаяся въ 1605 г. пьеса "Трагическая исторія Короля Лира и трехъ его дочерей",-- и мнѣніе свое онъ потверждаетъ доводами, изъ коихъ иные не выдерживаютъ строгой научной критики, другіе -- довольно вѣски. Не останавливаясь здѣсь на нихъ, сообщимъ только въ нѣсколькихъ словахъ содержаніе этой, безспорно любопытной по своимъ подробностямъ, отдѣльнымъ сценамъ, пьесы. У Лира и здѣсь три дочери-- Гонериль, Рэгана и Корделія, изъ которыхъ двѣ первыя ненавидятъ младшую, какъ любимицу отца. По совѣту одного изъ своихъ придворныхъ, онъ подвергаетъ испытанію дочернюю любовь всѣхъ трехъ, слышитъ горячія увѣренія Гонерили и Рэганы, возмущается видимою холодностью Корделіи, которая заявляетъ, что "ея языкъ никогда не упражнялся въ лести", и раздѣляетъ свое государство поровну между двумя старшими дочерьми, которыя скоро выходятъ за королей Корнуэльскаго и Кембрійскаго; Корделію же беретъ въ жены прельстившійся ея красотой и нравственными достоинствами король Галліи, пріѣхавшій въ Британію подъ видомъ пиллигрима. Вслѣдъ за тѣмъ начинаются враждебныя дѣйствія Рэганы и Гонерили противъ отца, доводящія его до нравственнаго изнеможенья, въ которомъ онъ говоритъ: "я не болѣе, какъ тѣнь самого себя". Рэгана, нанимаетъ даже убійцу, чтобъ умертвить Лира и его постояннаго спутника, Периллуса. Простая случайность мѣшаетъ осуществленью этого плана, но нанятый убійца открываетъ Лиру, что все это -- дѣло его дочерей, и старикъ король бѣжитъ въ Галлію. Мужъ Корделіи вслѣдствіе этого идетъ съ войскомъ въ Британію, обращаетъ владѣтелей Корнуалиса и Камбріи въ бѣгство и возстановляетъ Лира на престолѣ. Замѣтимъ еще, что эпизодъ съ Глостеромъ Шекспиръ заимствовалъ изъ пользовавшагося въ ту пору большою славою романа Сиднея "Аркадія". Время сочиненія траг. "Король Лиръ" съ полной достовѣрностью относятъ къ 1603--1606 г.; въ печати, съ именемъ автора, она появилась въ первый разъ въ концѣ 1607 г. подъ заглавіемъ "Исторія Короля Лира", причемъ объяснено, что на сцену ее поставили уже за годъ до того. Очень любопытно заглавіе трагедіи во 2-мъ ея изданіи (въ 1608 г.); "Вильямъ Шекспиръ. Его вѣрная хроника-исторія о жизни и смерти короля Лира и о его трехъ дочеряхъ, -- вмѣстѣ съ несчастною жизнью Эдгара, сына и наслѣдника графа Глостера, и его печальнымъ и притворнымъ состояніемъ Тома изъ Бедлама" (Бедламъ, какъ извѣстно -- лондонскій домъ умалишенныхъ).
  
   Стр. 101. По Голиншеду, часть Британіи получила назваяіе Эльбоніи вслѣдствіе того, что она досталась во владѣніе принцу королевскаго дома Албанактусу.
   Ctp. 102. Вводя на сцену короля французскаго и бургундскаго герцога, Шекспиръ такимъ образомъ переноситъ время дѣйствія трагедіи въ ту эпоху, послѣ Карла В., когда Франція и Бургундія сдѣлались отдѣльными государствами.
   Стр. 103. Страннымъ кажется, что вино (т. е. виноградники) Шекспиръ дѣлаетъ принадлежностью Франціи, на долю Бургундіи отводя молоко (т. е. настбища), тогда какъ извѣстно, что именно Бургундія славилась всегда и славится своимъ виномъ. Объясняютъ это предположеніемъ, что Ш--ръ въ настоящемъ случаѣ подъ Бургундіей понималъ богатую пастбищами южную Бельгію, составлявшую до смерти Карла Смѣлаго часть Бургундіи.
   Стр. 104. Клятва Лира сообразна съ религіозными вѣрованіями британцевъ въ пору язычества, которыя онъ воспроизводилъ здѣсь. Такъ они поклонялись "Ночи", какъ божеству, храмъ Гекаты (собственно Діаны) нѣкогда существовалъ въ Лондонѣ, Аполлонъ и Юпитеръ,-- которыхъ призываетъ Лиръ нѣсколько ниже -- находидись въ числѣ друидическихъ боговъ.
   Стр. 104. Геката -- y римлянъ и грековъ первоначально таинственное и могущественное божество, потомъ -- богпня ночныхъ привидѣній, призрачныхъ ужасовъ и т. п.; также богиня луннаго свѣьа (отчего ее и отождествляли съ Діаной, богиней луны.-- См. предыдущее примѣчаніе).
   Стр. 104. Вліяніе плане на жизнь человѣка составляло одно изъ самыхъ распространенныхъ вѣрованій.
   Стр. 104. О жестокостяхъ древнихъ скифовъ составлялясь цѣлыя легенды, и свирѣпость ихъ вошла даже въ пословнцу y римлянъ.
   Сір. 104. Думаютъ, что это фигуральное выраженіе о драконѣ и его бѣшенствѣ III--ръ влагаетъ въ уста Лира, имѣя въ виду, что на Лирѣ, по обычаю того времени, былъ шлемъ, на верху котораго помѣященъ золотой драконъ.
   Стр. 104. На основаніи того, что Лиръ отдаетъ зятьямъ "coronet" (маленькая корона) и что въ другой трагедіи (имежно "Буря") Ш--ръ дѣлаетъ различіе между "coronet" и "crown" (корона), нѣкоторые авторитетные коментаторы думаютъ, что Лиръ удерживаетъ себѣ настоящую, королевскую корону, a зятьямъ вручаетъ маленькую, герцогскую.
   Стр. 109. Въ обращеніи Эдмонда къ "природѣ", какъ къ своему "божеству", иные коментаторы видятъ намекъ на распространившійся во время Шекспира въ Англіи атеизмъ; другіе -- гораздо основательнѣе и проще -- усматриваютъ здѣсь указаніе на незаконнорожденность Эдмонда, который, смотря на себя, какъ на "сына по природѣ" (незаконнорожденный по-англійски -- natural son, какъ по-французски -- fils naturel), долженъ и слѣдовать только природѣ, не дѣлающсй никакого различія между законностью и незаконностью рожденія. Оттого онъ въ слѣдующей фразѣ и противопоставляетъ "природѣ" "обычай".
   Стр. 112. Читая монологъ Глостера о дѣйствіи затмѣній, надо имѣть въ виду современную Ш--y глубокую вѣру въ астрологію -- даже y самыхъ просвѣщенныхъ людей.
   Стр. 113. "Какъ развязка въ древней комедіи" -- т. е. въ самую надлежащую минуту, какъ нельзя болѣе кстати.
   Стр. 116. Во время Елисаветы, при ненависти къ католикамъ, составилась поговорка: "Онъ честный человѣкъ и не ѣстъ рыбы" т. е., онъ не врагъ англійскаго правительства и протестантъ, ибо употреблеяіе въ пищу рыбы, отъ которой строго воздержавались англійскіе протестанты, считалось несомнѣннымъ признакомъ принадлежности къ католичеству.
   Стр. 119. Въ этихъ словахъ шута ("Если-бы она всецѣло была укрѣплена за мною" и т. д.) -- сатирическій намекъ Шексппра на тогдашнія злоупотребленія монополіями и на продажность сановниковъ, получавшихъ взятки за раздачу патентовъ.
   Стр. 121. "Пустой стручокъ" -- въ томъ смыслѣ, что оболочка короля сохранилась, но всѣ существенные аттрибуты королевской власти уничтожились.
   Стр. 121. Слова шута "Такъ погасла свѣча" и т. д. составляютъ отрывокъ старой пѣсни; ихъ смыслъ, какъ поговорки, былъ тотъ, что когда человѣкъ лишается всего, его ложные друзья тотчасъ же разстаются съ нимъ. Шутъ поэтому могъ совершенно разумно примѣнить ихъ къ судьбѣ Лира.
   Стр. 121.!!!!!! "Ang I Іоѵе thec" -- припѣвъ старой пѣсни.
   Стр. 125. Лиръ посылаетъ письмо не къ Глостеру, a въ городъ Глостэръ, гдѣ живутъ его дочери; -- оттого нѣсколькими строками ниже: "я буду тамъ прежде васъ". Такимъ образомъ нѣтъ и неправдоподобности въ вечернемъ визитѣ Рэганы и Гонерили Глостеру (2-е д., сц. 4-я), замокъ котораго, по обычаю того времени, могъ находиться около города и дать этому послѣднему свое названіе.
   Стр. 126. "Семь звѣздъ"-- или Плеяды, или Болшая Медвѣдица.
   Стр. 126. Послѣднія слова шута, заканчивающія 1-е дѣйствіе, были, какъ полагаютъ коментаторы, вставлены въ пьесу какимъ-нибудь актеромъ (что случалось нерѣдко) и адресовались къ сидѣвшимъ въ театрѣ зрительницамъ.
   Стр. 129. Очень любопытно -- какой способъ сниманія портретовъ многими оттисками существовалъ во время Шекспира,-- какъ надо заключать изъ словъ Глостера?
   Стр. 130. На счетъ Липсберійской овчарни (Lipsbury plnfold) были саыыя разнообразныя толкованія: одни принимали это Lipsbury за названіе деревни (хотя не знали, гдѣ она находилась), другіе видѣли въ этомъ испорченное слово и т. п. Наиболѣе основательной представляется догадка, что этотъ "загонъ" или заборъ ничто иное, какъ губы, которые служатъ заборомъ y зубовъ -- (lips -- по-англійски зубы), a окончаніе bury прибавлено для того, чтобъ сдѣлать изъ lips прилагателноое: подобныя названія мѣстностей, на самомъ дѣлѣ никогда не существовавшихъ (имѣющія такимъ образомъ переносный смысіъ), часто встрѣчаются въ англійскихъ фразахъ съ характеромъ пословицы и поговорки,-- и такимъ образомъ Шекспиръ могъ очень легко сочинить свой "Lipsbury pinfold" въ этомъ духѣ. (Въ русскомъ языкѣ можно тоже найти нѣчто подобное, напримѣръ, народное выраженіе "заѣхать въ волосное правленіе" въ смыслѣ -- вцѣпиться въ волосы;-- a что касается даннаго шеспировскаго выражепія, то и y Гомера есть "ограда зубовъ").
   Стр. 131. Почему Кентъ называетъ Осуольда "трехкафтаннымъ" (three suited) -- трудно объяснить. За упрекъ въ бѣдности эти слова принять нельзя, потому что въ 4-й сц. 3-го д. Эдгаръ, вспоминая о своемъ матеріальномъ благосостояніи, говоритъ, между прочимъ, что y него было "три кафтана"; коментаторъ Деліусъ, дѣлающій это замѣчаніе, полагаетъ, кажется, основательно что тутъ упрекъ въ дурацкомъ фатовствѣ и франтовствѣ, побуждающихъ человѣка то и дѣло перемѣнять платье, или, пожалуй (гиперболически выражаясь) носить три кафтана въ одно и то же время.
   Стр. 131. "Сто фунтовъ" -- родъ брани, обозначающей, что человѣкъ легковѣсный, вѣситъ всего сто фунтовъ.
   Стр. 131. "Вь сквернѣйшихъ чулкахъ" -- имѣетъ отношеніе къ тому обстоятельству, что въ царствованіе Елисаветы хорошіе чулки -- даже почти исключительно шелковые -- считались необходимою принадлежностью въ костюмѣ мало мальски порядочнаго человѣка.
   Стр. 132. "Портной стачалъ тебя" -- т. е. въ тебе самое лучшее -- твое платье, сшитое портнымъ.
   Стр. 132 "Алькіоновы клювы". Алькіона или Гальціона -- латинское названіе птицы мартынъ-рыболовъ. По народному англійскому повѣрью, она, будучи повѣшена, мѣняетъ свое положеніе сообразно съ перемѣной вѣтра, такъ что служитъ своего рода флюгеромъ.
   Стр. 133. "Около Кемлоха, зъ Сомершайрѣ" -- объясняетъ одинъ коментаторъ -- есть много болотъ, около которыхъ разводятся въ огромномъ количествѣ стада гусей.
   Стр. 134. "Для такихъ негодныхъ людей -- замѣчаетъ одинъ коментаторъ -- именно Аяксъ, какъ образецъ благородства, храбрости и т. п., долженъ былъ представляться мишенью насмѣшекъ". A другой думаетъ, что называть Аякса шутомъ побуждаетъ ихъ дерзкое хвастовство своими доблестями.
   Стр. 136. "Бедламскими нищими" называли бродягъ, которые притворялись сумасшедшими (отъ слова "Бедламъ" -- названія знаменитаго въ Лондонѣ дома умалишенныхъ) и, бѣгая по городамъ и деревнямъ, выпрашивали себѣ подаяніе именно такимъ способомъ, какой описанъ здѣсь y Шекспира. Обычное прозвище ихъ (которое они придали сами себѣ) было "бѣдный Томъ". Что касается до употребленнаго тутъ-же Эдгаромъ "бѣднаго Турлигуда", вмѣсто "Тома", то думають, что это темное для всѣхъ прозвище -- варіантъ или испорченная форма прозвища "Тюрлюпенъ", которое носили въ XIV столѣтіи бродяги-нищіе (въ родѣ цыганъ), шлявшіеся по всей Европѣ. Есть также мнѣніе, что прозвище "Турлигудъ" -- чисто англійское (хотя пронсхожденіе его неизвѣстно), ибо оно слишкомъ отдаленно по своей формѣ отъ "Тюрлюпена", чтобы быть испорченною формою его. Въ настоящемъ переводѣ оно опущено, какъ непонятное для читателя.
   Стр. 138. Смыслъ отвѣта шута Кенту на счетъ муравья такой: "Если-бъ ты поучился y муравья, то узналъ-бы, что свита короля (малочисленность которой поразила Кента), подобно этому умному животному, предпочитаетъ лѣто (теплота, благосостояніе) зимѣ (холодъ, бѣдствіе) -- т. е. тому положенью , въ которомъ въ это время находится Лиръ".
   Стр. 139. То-есть, буду стучать въ барабанъ до тѣхъ поръ, пока онъ не разрушитъ ихъ сна -- не заставитъ ихъ проснуться.
   Стр. 147. "Придворная святая вода" -- англійская поговорка (которая есть и y французовъ: "eau bênite de cour"), обозначающая льстивыя слова, комплименты и т. п. Оттого y шута и выходитъ двусмысліе, на русскій языкъ буквадьно непереводимое.
   Стр. 149. Это "пророчество" шута, по основанному на вѣскихъ аргументахъ мнѣнію авторитетныхъ коментаторовъ, есть позднѣйшая вставка актера, игравшаго роль шута, для того, чтобы позабавить зритолей маленькою "интермедіею" въ тогдашнемъ вкусѣ и по тогдашнему обыкновенію. Въ изданіи 1608 г. этихъ стиховъ нѣтъ.
   Стр. 149. Мерлинъ -- знаменитый волшебникъ въ средніе вѣка пл о тогдашимъ легендамъ и разсказамъ. Шутъ говорить здѣсь о себѣ, какъ о жившемъ до Мерлина, потому что Шекспиръ, забывая, что перенесъ время дѣйствія своей трагедіи изъ глубокой древности, (опредѣленной въ хроникѣ Голиншеда (см. прим. 1-е), здѣсь имѣетъ въ виду именно эту древнюю эпоху (время Іакова),
   Стг. 151) Въ то время, когда Испанія готовилась послать противъ Ангбіи свою "непобѣдимую Армаду", іезуиты въ Англіи старались подготовить успѣхъ испанскаго дѣла вербованіемъ приверженцевъ католицизму; для этого они дѣйствовали разными обманами на суевѣріе толпы,-- и въ 1603 г. появилось описаніе всѣхъ ихъ операцій подъ заглавіемъ: "Разоблаченіе католическихъ обмановъ, дѣлавшихся съ цѣлью отвлечь сердца подданныхъ ея величества (королевы англійской) отъ ихъ долга и отъ истины христіанской религіи, въ Англіи господствующей, подъ предлогомъ изгнанія бѣсовъ изъ одержимыхъ таковыми,-- обмановъ, драктнковавншхся іезуитомъ Эдмундсомъ и различным римскими священниками, его порочными товарищами". Изъ этой-то книжки заимствована большая часть рѣчи Эдгара о томъ, чему его подвергалъ злой духъ.
   Стр. 152. О "пеликановыхъ дочеряхъ" Лиръ вспоминаетъ потому, что птица пеликанъ нѣжно любитъ своихъ дѣтей, a тѣ платятъ ей черною неблагодарностью, начиная бить отца и мать скоро послѣ своего рождеиія.
   Стр. 152. "Пилликокъ" -- тоже что нашъ "пѣтушокъ", ласкательное слово. Этотъ стихъ -- стихъ изъ дѣтской пѣсенки.
   Стр. 153. Упоминаніе Эдгаромъ дельфина (dolphin) одинъ коментаторъ объясняетъ такъ Эдгаръ воображаетъ себя встрѣтившимся съ человѣкомъ, который не хочетъ уступить ему дорогу, сначала издаетъ поэтому нѣсколько повелительныхъ восклицаній, потомъ успокоивается и, соглашаясь пропустить этого чедовѣка, говоритъ своему молодому слугѣ, Дольфину (Родольфъ), чтобы тотъ не мѣшалъ ему пройдти.-- Другой ссылается на какую-то старую пѣсню, въ которой были такіе-же два стиха, произносившіеся королемъ своему сыну -- дофину (dophin по-французски, dolphia на англійскомъ языкѣ того времени), и которую теперь почему-то припомнилъ Эдгаръ.
   Стр. 153. Флибертиджибелтъ -- народное названіе одного изъ дьяволовъ -- въ образованіи этого слова не играетъ ли роль слово gibbet (висѣлица)?
   Стр. 153. Стихи о св. Уитольдѣ заимствованы изъ одной легенды о немъ. Этотъ святой считался исцѣлителемъ разныхъ болѣзней.
   Стр. 154. Смолькинъ, Модо, Маху -- все народныя названія дьяволовъ (тоже перечисленныя въ вышеупомянутомъ "Разоблаченіи" -- см. примѣч. 151).
   Стр. 156. Вмѣсто Нерона, какъ рыбака, здѣсь слѣдовало стоять императору Траяну, ибо Эдгаръ имѣетъ здѣсь въ виду знаменитый романъ Раблэ "Гаргантюа", гдѣ въ загробномъ царствѣ являются Неронъ въ видѣ музыканта, Траянъ -- рыбака, Дидоиа -- торговки, и т. д. Шекспиръ поставилъ Траяна, но, по мнѣнію критика Уитона, актеры и издатели, не желая выставлять такого достойнаго государя, какъ Траянъ, въ такой низкой профессіи, замѣнили его Нерономъ.
   Стр. 157. Эта пѣсня къ Бетси (Лизѣ) -- остатокъ очень старой пѣсни, которая въ царствованіе Елисаветы нашла себѣ подражаніе въ появившемся задолго до "Короля Лира" стихотвореніи "Разговоръ между Елисаветою и Англіею", гдѣ Англія призываетъ къ себѣ королеву Елизавету (тоже соотвѣтственно Бетси), чтобы сдѣлать ее своею "дорогою госпожею".
   Стр. 157. Хоппедэнсъ -- народное названіе одного изъ дьяволовъ, упоминаемыхъ въ "Разоблаченіи". Эдгаръ представляетъ себя одержымъ этимъ бѣсомъ.
   Стр. 157. Отрывокъ изъ старой пастушеской пѣсни.
   Стр. 158;. "Я принялъ васъ за складную скамью" -- старая поговорка для обозначенія сдѣланной ошибки.
   Стр. 158. Слова "Бѣдный Томъ! твой рогъ высохъ" Эдгаръ, по одному объясненію, произноситъ всторону, выражая этимъ себѣ самому, что его изобрѣтательность въ играніи роли сумасшедшаго истощается; по другому-же объяснеиію, онъ этими словами продолжаетъ играть свою роль, говоря, тлю его томитъ жажда, a рогъ (который "нищіе бедламскіе" всегда носили при себѣ и наполняли подававшимися въ милостыню напитками) опустѣлъ.
   Стр. 158. Все пермидское считалось принадлежностью высшей роскоши.
   Стр. 165. "Куда сумасшедшіе ведутъ слѣпыхъ" -- намекъ на расширеніе въ ту пору въ Англіи элементовъ политическаго и общественнаго броженія подъ вліяніемъ энтузіастовъ-фанатиковъ. Они-то и суть "сумасшедшіе", о которыхъ говоритъ Глостеръ, a ,,слѣпые" -- масса народа.
   Стр. 168. Извѣстіе, принесенное гонцомъ, нравится Гонерили только "на половину", потому что ея планъ былъ -- отравить сестру, выйти за Эдмунда, убить герцога Эльбени и такимъ образомъ завладѣть всѣмъ королевствомъ. Но теперь, узнавъ, что Регана овдовѣла, она боится, что сестра выйдетъ за Эдмунда.
   Стр. 170. Подборъ цвѣтовъ и растеній въ вѣнцѣ Лира сдѣлавъ Шекспиромъ не случайно: почти всѣ они имѣютъ ошеломляющее, отравляющее и т. п. дѣйствіе; "такимъ образолъ этотъ вѣнецъ представляетъ собой удивительвую эмблему источника и разнообразной формы недуга, которымъ страдаетъ Лиръ".
   Стр. 172. Вся 6-я сц. 4-го дѣйствія заимствована изъ "Аркадіи" Сиднея.
   Стр. 176. Въ Англіи съ самыхъ давнихъ временъ возникла секта (Paterniani), утверждавшая, что верхняя часть человѣческаго тѣла, до пояса, создана Богомъ, вся остальная -- дьяволомъ и что, слѣдовательно, только эту верхнюю часть надо сохранять въ чистотѣ физически и нравственно. Вѣроятно, это ученіе и имѣетъ въ виду Лиръ.
   Стр. 187. Подъ "важнымъ порученіемъ" (капитану) Эдмондъ понимаетъ тотъ приказъ обь убійствѣ, который, какъ явствуетъ изъ послѣдующаго, былъ подписанъ имъ самимъ и Гонерилью.
   Стр. 194. Кенть говоритъ объ окончаніи міра, припоминая (по мнѣнію одного коментатора) при видѣ того, что совершается предъ нимъ, предсказааіе Спасителя апостоламъ объ этомъ окончаніи, какъ оно изложено въ евангеліи Марка.
  
 Вотъ всходимъ ужь,-- самъ видишь что за путь!
   

Глостеръ.

             Сдается, мы идемъ дорогой прежней.
   

Эдгаръ.

             Круть страшная! ты слышишь море?
   

Глостеръ.

                                                     Нѣтъ.
   

Эдгаръ.

             Отъ боли глазъ, должно быть, плохи стали
             Другія чувства у тебя.
   

Глостеръ.

                                           Пожалуй.
             Но голосъ твой какъ будто измѣнился53)
             И говоришь ты потолковѣй.
   

Эдгаръ.

                                           Вздоръ!
             Все тотъ же я,-- другое только платье.
   

Глостеръ.

             Нѣтъ, ты не спорь,-- совсѣмъ иная рѣчь....
   

Эдгаръ.

             Ну шагъ еще.... Вотъ самый край.... Стой тутъ!
             Страхъ до тоски беретъ, какъ глянешь въ бездну:
             На полстезѣ воздушной, вороньё
             Мнѣ кажется какими то жуками.
             Вонъ на краю скалы повисъ бѣднякъ
             И тянется за стебелькомъ укропа....
             Вотъ хлѣбъ-то! Онъ, на-глазъ, съ башку свою;
             А рыбаки на берегу какъ мыши.
             Подальше венъ заякорена барка,--
             Ну словно челнъ, а челнъ какъ поплавокъ,--
             И распознать нельзя между волнами.
             Не слышенъ намъ здѣсь бѣшеный прибой.
             Что рвется тамъ межъ валуновъ лѣнивыхъ....
             Нѣтъ, не хочу смотрѣть! -- того гляди,
             Что голова кругомъ пойдетъ, глаза
             Заволочетъ,-- и поминай какъ звали54)!
   

Глостеръ.

             Ну, подведи меня на это мѣсто.
   

Эдгаръ.

             Ступай.... вотъ ты на самомъ на краю.
             По чести, сэръ, ни за какія деньги
             Я-бъ не пошелъ на этакій прыжокъ.
   

Глостеръ.

             Пусти меня.... Вотъ кошелекъ еще.
             Для бѣдняка тутъ вѣрное богатство:
             Съумѣй, мой другъ, лишь только сладить съ нимъ!
             Ну, уходи-жь теперь. Простись со мной,--
             Да какъ пойдешь, стучи ногами крѣпче.
   

Эдгаръ.

             Прощайте, добрый сэръ.

Стучитъ ногами на мѣстѣ.

Глостеръ.

                                           Благодарю
             Отъ всей души.
   

Эдгаръ всторону.

                                 Чтобъ излечить страдальца --
             Пришлось играть отчаяньемъ его....
   

Глостеръ.

             Свободно я отъ міра отрекаюсь! --
             Въ твоихъ глазахъ безъ ропота, о небо,
             Стряхаю скорбь великую свою....
             Когда -- бъ я могъ нести ее безъ распри
             Съ твоей святою, нерушимой волей,
             Я бъ ждалъ пока сама собой сгоритъ
             Свѣтильня этой ненавистной жизни....
             И если живъ Эдгаръ -- благослови
             Его.... Прощай!

Бросается и падаетъ на землю.

Эдгаръ всторону.

                                 Махнулъ таки? прощай! --
             Не знаю какъ, а вѣдь воображенье
             Смогло-бъ украсть сокровищницу жизни,
             Когда сама дается вору жизнь.... 55)
             Будь онъ теперь гдѣ думалъ быть,-- ужь больше
             Не думать бы ему!

Подходитъ къ Глостеру.

                                 Что, живъ иль мертвъ?
             Ну что, мой другъ, ты слышишь? Говори же! всторону.
             Не диво такъ покончить не шутя....
             Ну, вотъ вздохнулъ....-- громко.-- Что ты за существо?
   

Глостеръ.

             Оставь меня! дай умереть!
   

Эдгаръ.

                                           Не будь
             Ты воздухомъ, перомъ иль паутиной --
             Ты-бъ, какъ яйцо, разбился, полетѣвъ
             Съ утеса внизъ,-- а между тѣмъ та дышешь,
             И на подъемъ тяжелъ, и крови нѣтъ,
             И говоришь.... совсѣмъ здоровъ!-- Свяжи
             Десятокъ мачтъ, такъ не достать той выси,
             Откуда ты стрѣлою внизъ слетѣлъ....
             И какъ ты живъ остался-просто чудо!
             Да разскажи....
   

Глостеръ.

                                 Я падалъ, или нѣтъ?
   

Эдгаръ.

             Какъ есть, съ гребня утеса мѣловаго!
             Взгляни на верхъ -- отсюда не видать
             И не слыхать намъ жаворонковъ звонкихъ.
   

Глостеръ.

             Увы! я безъ очей! --
             Что-жь, бѣдняку нѣтъ права и на смерть? --
             А только вѣдь у жертвы и отрады,
             Что бѣшенство тирана обмануть,
             Пустить по вѣтру гордое велѣнье....

Эдгаръ помогая ему встать.

             Дай руку. Встань.... Стоишь? Ты чуешь ноги?
   

Глостеръ.

             Стою, стою.
   

Эдгаръ.

                                 Диковина!-- Но что
             За существо, тамъ, на верху утеса,
             Оставило тебя?
   

Глостеръ.

                                 Бѣдняга нищій.
   

Эдгаръ.

             Отсюда мнѣ глаза его казались.
             Какъ полныхъ двѣ луны; онъ тысячу
             Носовъ имѣлъ; рога, какъ завитки
             Высокихъ волнъ, вились и колыхались....
             То былъ злой духъ!-- Повѣрь, благіе боги
             Спасли тебя: величье ихъ -- въ дѣлахъ
             Немыслимыхъ для человѣка.
   

Глостеръ.

                                                     Все
             Припомнилъ я!-- Теперь я понесу
             Свой крестъ, пока онъ самъ не крикнетъ: "баста!
             Довольно, умирай!" -- А я ту тварь,
             Что говоришь, принялъ за человѣка!
             Онъ что-то все про чорта бормоталъ,
             Онъ и подвелъ меня на это мѣсто....
   

Эдгаръ.

             Гляди на жизнь яснѣе и спокойнѣй....

Входитъ Лиръ; голова его убрана цвѣтами.

             Но это кто?-- Съ здоровой головой
             Не нарядился-бъ человѣкъ такъ странно!
   

Лиръ.

             Нѣтъ, имъ нельзя касаться правъ моихъ --
             Монету бить: вѣдь я король.... я самъ.
   

Эдгаръ.

   О зрѣлище, разрывающее сердце!
   

Лиръ.

   Такъ, пожалуй, природа выше искусства.... Вотъ твой задатокъ!-- Этотъ чудакъ натягиваетъ лукъ, словно огородное пугало. Дайте мнѣ хоть ткацкій аршинъ.... Ну, смотри, мышь!-- Тише теперь,-- мы ее какъ-разъ подловимъ на этотъ сыръ. Вотъ стальная рукавица моя -- бросаю ее исполину. Принесите боевую сѣкиру,-- видишь, какъ помчалася птичка! Въ цѣль, прямо въ цѣль....-- Эдгару. -- Что пароль?
   

Эдгаръ.

   Майоранъ.
   

Лиръ.

   Проходи.
   

Глостеръ.

   И узнаю этотъ голосъ....
   

Лиръ.

   Гонериль! И съ бѣлой бородой! -- то-то онѣ гладили меня, какъ собаку, приговаривая: какъ это выросла у тебя на бородѣ бѣлая шерсть, а черной что-то не примѣчали?... Зачѣмъ было говорить да и нѣтъ на все, что ни говорилъ я? Да и нѣтъ -- никогда не было честною рѣчью. Когда дождь пронялъ меня до костей57), и на холодномъ вѣтру стучали мои зубы, и громъ не стихалъ на мои вопли,-- тогда только я ихъ понялъ, тогда раскусилъ ихъ.... Да, онѣ плохо сдержали слово.... Вѣдь присягали, что я для нихъ все.... Вздоръ! не въ бреду же я.
   

Глостеръ.

             Такъ памятно звучитъ мнѣ этотъ голосъ....
             Король?...
   

Лиръ.

                                 Да, съ ногъ до головы король!
             Нахмурюсь -- глянь, какъ мой народъ дрожитъ!
             Ну, этому дарю я жизнь. Въ чемъ грѣхъ?
             Прелюбодѣйство?
             Ты не умрешь! За бабу умирать!...
             Нѣтъ! воробей и мушка золотая
             Шалятъ же на моихъ глазахъ....
             Гуляй, развратъ! Эдмундъ вѣдь незаконный --
             Добрѣй къ отцу, чѣмъ дочери мои,
             Зачатыя въ законнѣйшей постелѣ.
             Маршъ свальный грѣхъ! солдаты нужны мнѣ...
             Вотъ барыня съ дурацкою улыбкой; --
             По рожѣ -- ледъ подъ юпкою у ней:
             Святой глядитъ и знай головку клонитъ,
             Не прозѣвать бы милое словно....
             Тутъ ужь ни хорь, ни жеребецъ косячный
             Не кинутся такъ бѣшено на кличъ....
             По поясъ -- баба, съ пояса -- кентавръ;
             Что на верху -- хозяева тамъ боги,
             Что на низу -- хозяинъ полный чортъ....
   тамъ мракъ, геенна, сѣрная бездна, горючая, вонючая! Фи, фи, пахъ, пахъ! Дай мнѣ, добрый аптекарь, унцію мускусу, освѣжить воображеніе.... Вотъ тебѣ плата.
   

Глостеръ.

             Позвольте мнѣ поцаловать вамъ руку.
   

Лиръ.

             Дай вытереть -- воняетъ мертвецомъ.
   

Глостеръ.

             Разбитое созданіе природы!
             И также весь великій этотъ міръ
             Износится въ ничто....-- Лиру.-- Меня ты знаешь?
   

Лиръ.

   Глаза-то твои я помню хорошо.... Ну что косишься? Хоть совсѣмъ перекосись, слѣпой купидонъ, я больше не хочу любить.... Читай этотъ вызовъ, посмотри хоть на буквы.
   

Глостеръ.

             Пусть, вмѣсто буквъ твоихъ, горятъ тамъ солнцы --
             И не могу увидѣть ни одной.
   

Эдгаръ.

             Съ чужихъ рѣчей я бъ этому не вѣрилъ,
             Но вижу самъ -- и на-сердцѣ горитъ....
   

Лиръ.

   Читай.
   

Глостеръ.

   Намъ, впадинами глазъ?
   

Лиръ.

   Ого, такъ-то вы со мною! Ни глаза во лбу, ни гроша въ карманѣ! Глазамъ твоимъ, значитъ, пришлося тяжело, за то въ карманѣ легко; а все таки ты видишь, какъ свѣтъ идетъ.
   

Глостеръ.

   Вижу чувствомъ.
   

Лиръ.

   Съ-ума ты спятилъ! Такія вещи и безъ глазъ видны,-- смотри ушами!-- Видишь, судья распекаетъ простака вора. Ну, между нами, перепутай ихъ мѣста и попробуй угадать56) теперь: гдѣ воръ? гдѣ судья?-- Ты не видалъ, какъ дворницкая собака кидается на нищаго?
   

Глостеръ.

   Видѣлъ, сэръ.
   

Лиръ.

   И какъ бѣдняга отъ нея удираетъ?-- Ты, значитъ, видѣлъ великій образъ власти: собаку при мѣстѣ...
             Сдержи, палачъ, окровавленный кнутъ!
             За что сѣчешь ты эту потаскуху?
             Нагни свою спину: ты первый радъ
             Толкнуть ее на то, за что бичуешь...
             Смотри, плута повысилъ ростовщикъ...
             Сквозь тряпки-вздоръ намъ шибко колетъ очи,
             А подъ парчою-шито-крыто все!
             Грѣхъ въ золото одѣнь -- законъ сломаетъ
             Надъ нимъ свой мечъ, не ранивши его....
             Грѣхъ въ рубище одѣнь -- пигмеи проткнетъ
             Насквозь его соломенной своею....
             Виновныхъ нѣтъ! Нѣтъ, говорю я, нѣтъ!
             Я постою за нихъ.... ты это помни....
             Да, я смогу зажать доносу ротъ! --
             Достань очки, о тонкимъ дипломатомъ
             Гляди во всѣ глаза на то, чего
             Не видишь... А теперь, теперь, теперь
             Скинь сапоги мнѣ, ну,-- тащи сильнѣе.
   

Эдгаръ.

             Какъ съ дѣломъ онъ напуталъ пустяковъ!
             Въ безсмыслицѣ его какъ много смыслу!
   

Лиръ.

             А хочется поплакать обо мнѣ --
             Возьми мои глаза.-- Тебя, братъ, знаю
             Я хорошо: ты Глостеромъ зовешься.
             Будь терпѣливъ мы съ воплемъ въ свѣтъ идемъ.
             Самъ вѣдаешь, чуть воздуху прихватимъ --
             И стонемъ, и кричимъ.-- Хочу тебѣ
             Я проповѣдь сказать: ну, примѣчай...
   

Глостеръ.

             Увы! увы!
   

Лиръ,

             Чуть родились, мы плачемъ, что пришли
             Въ громаднѣйшій театръ глупцовъ.... А что,
             Вѣдь шапка хоть -- куда59)!-- Вотъ прелесть штука:
             Хоть эскадронъ бы подковать кошмой60)!
             Попробую... потомъ, къ зятьямъ подкравшись,
             Руби! руби! руби! руби! руби!

Входятъ офицеръ и слуги.

Офицеръ.

             А вотъ и онъ! бери его скорѣе!-- Лиру.
             Любимая дочь ваша, государь....
   

Лиръ.

             На выручку никто?-- Я, значитъ, плѣнникъ?
             Да, какъ всегда, естественный я шутъ
             Судьбы!-- Смотри-жь за мною-будетъ выкупъ....
             Сыскать врача мнѣ рана есть въ мозгу.
   

Офицеръ.

             Вамъ все дадутъ, король.
   

Лиръ.

                                           Подмоги нѣтъ?
             Я все одинъ?... Но такъ вѣдь можно сдѣлать
             Изъ человѣка -- человѣка слезъ61),
             И изъ очей, какъ изъ садовыхъ леекъ,
             Пыль поливать....
   

Офицеръ.

                                 О, добрый сэръ!
   

Лиръ.

                                                     Умру-жь
             Я гордо, какъ женихъ!-- Ну что тутъ хныкать....
             Вѣдь я король! Вамъ это, чай, извѣстно,
             Приставники мои?
   

Офицеръ.

                                 Вы государь нашъ,
             И мы васъ чтимъ, какъ короля.
   

Лиръ.

   Дѣло, значитъ, еще не совсѣмъ пропащее....62) Пожалуй, вы бы и послѣдки забрали, но для этого нужно побѣгать -- такъ! такъ! такъ!

Убѣгаетъ, слуги слѣдуютъ за нимъ.

Офицеръ.

             Насъ возмутилъ бы этотъ видъ и въ нищемъ,--
             А въ королѣ?... И словъ не приберешь!
             Но у тебя есть дочь,-- она снимаетъ
             Съ природы то великое проклятье,
             Что налегло на ней изъ за -- твоихъ
             Двухъ дочерей.
   

Эдгаръ.

                                 Привѣтъ вамъ.
   

Офицеръ.

                                                     Что угодно?
   

Эдгаръ.

             Слыхали вы, что скоро будетъ бой?
   

Офицеръ.

             Извѣстно всѣмъ, и очень достовѣрно.
             Всякъ слышалъ, кто не безъ ушей.
   

          Эдгаръ.

                                                     Еще
             Два слова, сэръ: что, непріятель близко?
   

Офицеръ.

             Да, онъ спѣшитъ, и ужъ недалеко.
             Ни съ часу на часъ ждемъ его отрядовъ
             Передовыхъ.
   

Эдгаръ.

                                 Спасибо.
   

Офицеръ.

                                           Королева
             Должна еще остаться по дѣламъ,
             Но войско ужъ пошло.
   

          Эдгаръ.

                                           Благодарю.

Офицеръ уходитъ.

Глостеръ.

             Примите, вѣчно всеблагіе боги,
             Дыханіе мое, и не введи
             Меня во искушеніе, лукавый,
             Безъ вашего велѣнья умереть.
   

Эдгаръ.

             Разумная, старикъ, твоя молитва!
   

Глостеръ.

             Но кто же ты, мои добрый другъ?
   

Эдгаръ.

                                                     Бѣднякъ,
             Смирившійся подъ тяжкимъ гнетомъ жизни.
             Я понялъ горе сердцемъ и умомъ,
             И полонъ весь святаго состраданья....
             Дай руку мнѣ,-- пойдемъ искать пріютъ.
   

Глостеръ.

             Благодарю, мой другъ, отъ всей души.
             Да наградитъ тебя святое небо.

Входитъ дворецкій.

Дворецкій.

             А вотъ и призъ мой драгоцѣнный,-- право!
             Безглазая башка твоя на то
             И создана, чтобъ мнѣ подняться въ гору...
             Скорѣй молись ты, старый грѣховодникъ:
             Мой мечъ готовъ покончить надъ тобой.
   

Глостеръ.

             Да будетъ твой ударъ и быстръ, и крѣпокъ.

Эдгаръ вступается за Глостера.

Дворецкій.

             Что ты, мужикъ! Онъ осужденъ закономъ,
             И смѣешь ты совать свой носъ сюда!
             Пошелъ! не то, его опала втянетъ
             Въ бѣду тебя.-- Ступай же прочь.
   

Эдгаръ.

Поддѣлываясь подъ деревенскій говоръ.

   Какъ же не ступай! было-бъ за что драться-то.
   

Дворецкій.

   Пусти его, бездѣльникъ,-- не то, положу на мѣстѣ.
   

Эдгаръ.

   Иди себѣ, честной баринъ, своею дорогой; не становись бѣднымъ людямъ на перепутьи, Помыкай такъ каждый шутъ моей головушкой, давно-бъ ей загинуть!-- Не суйся же къ старику, толкомъ говорятъ тебѣ, а то какъ -- разъ попробую что крѣпче -- вотъ эта дубинка, или башка твоя. У меня, видишь, что на умѣ, то и на языкъ.
   

Дворецкій.

   Прочь, навозная куча!
   

Эдгаръ.

   Пришлось, знать, пересчитать тебѣ зубы.-- Дворецкій фехтуетъ.-- Ну что ломаться! Видали мы виды...

Бьются, дворецкій падаетъ.

Дворецкій.

             Рабъ, ты убилъ меня! Возьми, презрѣнный,
             Мой кошелекъ и схорони меня; --
             А если хочешь деньги заработать,
             Снеси письмо, что у меня найдешь,
             Эдмунду, графу Глостеру, въ нашъ лагерь....
             Не въ-пору смерть!

Умираетъ.

Эдгаръ.

                                 Знакомъ я хорошо
             Съ тобой, подлецъ усердный!... Лишь мигни
             Прикащица твоя,-- и ты съ азартомъ
             Весь по уши въ любую мерзость лѣзъ.
   

Глостеръ.

             Такъ онъ убитъ?
   

Эдгаръ.

                                 Сядь здѣсь и отдохни,
             А я взгляну, что у него въ карманахъ:
             Его письмо сослужитъ службу мнѣ. --
             Да, онъ убитъ,-- мнѣ только жаль, что я
             Былъ палачомъ его.... А ну посмотримъ.
             Долой печать, приличія долой!-- Вынимаетъ письмо.
             Чтобъ мысль врага узнать -- мы-бъ разорвали
             И сердце у него, письмо-жь и богъ
             Велѣлъ.

Читаетъ.

   "Вспомни взаимные обѣты наши. Тебѣ представится столько случаевъ покончить съ нимъ! Была бы только добрая воля, а время и мѣсто сами найдутся. Вернись онъ побѣдителемъ,-- значитъ мы не сдѣлали ровно ничего. Тогда я плѣнница, а постель его -- темница моя. Вызволи меня изъ этой ненавистной духоты и, за свои хлопоты, займи его мѣсто. Твоя жена (такъ -- бы хотѣлось сказать) и преданная тебѣ Гонериль".
             Ширь неисходная интриги женской!63)
             Пойдти на жизнь честившаго супруга....
             А на обмѣнъ мой братъ!-- Сюда въ песокъ
             Тебя, почтарь убійцъ-прелюбодѣевъ!
             А подлое письмо отдамъ я въ-пору
             Тому, кто вами осужденъ на смерть.
             Конечно, герцогъ гнѣваться не станетъ,
             Когда про смерть твою и заговоръ
             Я разскажу.

Уходитъ, таща трупъ.

Глостеръ.

                                 Король съ ума сошелъ....
             Какъ ты упрямъ, дрянной разсудокъ мой!
             Все разбираю я и чутко слышу
             Безкрайную печаль свою.... Ну чтобъ
             Съ ума сойти! Тогда бы мысль моя
             Съ тоской своею врозь вошла, и горе,
             Въ своихъ бродячихъ бредняхъ, потеряло-бъ
             Сознанье самого себя.

Входитъ Эдгаръ.

Эдгаръ.

                                           Дай руку.
             Мнѣ слышится какъ будто барабанъ. --
             Пойдемъ, я для тебя найду здѣсь уголъ.

Уходятъ.

   

СЦЕНА 7

Палатка, во французскомъ лагерѣ. Въ глубинѣ сцены спитъ на постелѣ Лиръ; -- лекарь и слуги стоятъ подлѣ него.

Входятъ Корделія и Кентъ.

Корделія.

             Мой добрый Кентъ! Какъ жить мнѣ, что мнѣ дѣлать,
             Чтобъ вровень стать съ твоею добротой?
             Жизнь коротка, а средства такъ ничтожны....
   

Кентъ.

             Кто понятъ, тотъ ужь слишкомъ оцѣненъ.
             Все, что сказалъ я, сущая то правда,
             Но на волосъ не больше и не меньше.
   

Корделія.

             Послушай, скинь нарядъ ты этотъ,-- онъ
             Приводитъ мнѣ на мысль дурную пору.
   

Кентъ.

             Да какъ же быть -то, милая царица!
             Будь узнанъ я, весь планъ мой пропадетъ.
             Угодно вамъ почтить меня наградой:
             Забудьте что я здѣсь, пока я самъ
             И время вамъ напомнимъ.
   

Корделія.

                                           Пусть и такъ,
             Мой добрый другъ.-- Лекарю.-- А что король?
   

Лекарь.

                                                     Все спитъ.
   

Корделія.

             О, небеса святыя, исцѣлите
             Живую скорбь больной его души....
             Пошлите миръ бунтующему чувству
             Младенца -- старика!61)
   

Лекарь.

                                           Онъ много спалъ,--
             Угодно вамъ, такъ мы его разбудимъ.
   

Корделія.

             Совѣтуйтесь съ наукою своей,--
             Рѣшайте, сэръ, своею волей.... Онъ
             Одѣтъ?
   

Джентльменъ.

                       Да, мы его переодѣли
             Въ глубокомъ снѣ.
   

Лекарь.

                                 Вамъ нужно, лэди, стать
             Подлѣ него, въ минуту пробужденья.
             Онъ будетъ тихъ, я въ этомъ убѣжденъ.

Корделія подходитъ къ изголовью Лира.

Корделія.

             Такъ хорошо?
   

Лекарь.

                                 Поближе, королева. --

Входятъ музыканты.

             Играть сильнѣй.-- Играютъ.
   

Корделія.

                                 О, милый мой отецъ!
             Когда-бъ теперь врачующая сила
             Моимъ устамъ бальзамъ свои отдала....
             Когда-бъ могла я свѣять поцалуемъ
             Ту боль и скорбь, что двѣ мои сестры
             Тебѣ, король, на старость подарили.
   

Кентъ.

             О, добрая и милая царица!
   

Корделія.

             Да если-бъ ты и не былъ ихъ отцомъ,
             Такъ тронуть ихъ должны-бъ сѣдины эти!
             Тебѣ-ль бродить подъ бурею мятежной,
             Когда рвался изъ глуби неба громъ
             Въ летучемъ, грозномъ перекрестѣ молній!
             Тебѣ-ль стоять, подъ этимъ жалкимъ шлемомъ,
             Бѣдняжка-часовой! 65) Когда-бъ собака
             Злодѣя моего мнѣ руку грызла,
             Я-бъ провела ее въ ту ночь къ огню;
             А ты, отецъ, межъ нищихъ и свиней,
             Лежалъ въ гнилой, затасканной соломѣ...
             Какъ разомъ ты не потерялъ а смыслъ,
             И жизнь! Но онъ проснулся,-- говорите...
   

Лекарь.

             Начните вы.
   

Корделія.

                                 Что съ вами, государь?
             Здоровы-ль вы, мой царственный властитель?
   

Лиръ.

             Не на добро меня изъ гроба взяли! --
             Ты свѣтлая душа, а я распятъ
             На колесѣ огненномъ, и мои,
             Мои же слезы знай калятъ его
             Свинцовымъ кипяткомъ....
   

Корделія.

                                           Скажите, сэръ,
             Вы знаете меня?
   

Лиръ.

                                 Ты духъ.-- Когда
             Ты умерла?
   

Корделія.

                                 Онъ все еще, все бредитъ.
   

Лекарь.

             Онъ не пришелъ въ себя,-- уйдемъ отсюда.

Отходятъ отъ постели.

Лиръ.

             Гдѣ былъ я? гдѣ теперь?-- Прекрасныя день!
             Со мною что-то странное творится....
             Я умеръ бы отъ жалости, увидѣвъ
             Такимъ какъ я, другаго бѣдняка.
             Не знаю что сказать. Не поклянусь,
             Мои ли это руки.... Вотъ посмотримъ,--
             А, больно мнѣ... булавка уколола....
             Хотѣлъ бы я узнать, что я такое.
   

Корделія.

             О, посмотри же на меня, король!
             Благослови отеческой рукою!

Лиръ хочетъ стать предъ нею на колѣни, Корделія удерживаетъ его.

             Нѣтъ! нѣтъ, король! не нужно на колѣни....
   

Лиръ.

             Не смѣйтесь же, прошу васъ, надо мной,--
             Я простоватъ, я старый пустомеля,
             И мнѣ уже за восемьдесятъ лѣтъ....
             Ровнехонько, не больше и не меньше66)!
             Но правдѣ намъ сказать, боннъ я что-то,
             Не выжилъ ли я полно изъ ума?
             Сдается мнѣ, тебя какъ будто знаю....
             Нотъ тоже и его,-- а все беретъ
             Раздумье: не могу рѣшить гдѣ я
             Теперь? И какъ ни силюсь -- не припомню
             Что за нарядъ на мнѣ? Не знаю также,
             Гдѣ ночевалъ послѣднюю я ночь....
             Но вы не смѣйтесь надо мной: такъ вѣрно,
             Какъ человѣкъ я, думается мнѣ,
             Что это вотъ -- дитя мое, Корделья.
   

Корделія.

             Твое, твое дитя!
   

Лиръ.

             Что слезы у тебя мокры? навѣрно!...
             Не плачь, прошу тебя.-- Коли ты ядъ
             Ты припасла я выпью яду.
             Вѣдь знаю я, что ты меня не любишь...
             Какъ помнится, твои сестрины мнѣ
             Надѣлали бѣды, вотъ такъ, ни за -- что...
             А ты-бъ нашла за что!
   

Корделія.

                                 Нѣтъ, нѣтъ!
   

Лиръ.

                                                     Что, я
             Во Франціи теперь?
   

Кентъ.

                                 Въ своемъ вы царствѣ.
   

Лиръ.

             Не попрекай меня....
   

Лекарь.

                                 Утѣшьтесь, лэди,--
             Горячка въ немъ, какъ видите, прошла;
             Но все еще напоминать ему
             О времени утратъ его опасно.
             Возьмите вы его и не тревожьте,
             Пока придетъ въ себя.
   

Корделія.

                                           Угодно вамъ
             Пройтись, король?
   

Лиръ.

                                 Щади меня... Послушай,--
             Забудь, прости! Я старъ, дураковатъ....

Лиръ, Корделія, лекарь и свита уходятъ.

Джентльменъ.

             Не ужь-то такъ убитъ Корнвалльскій герцогъ?
   

Кентъ.

             Безъ всякаго сомнѣнья.
   

Джентльменъ.

                                           Кто-жь ведетъ
             Войска его?
   

Кентъ.

                                 Какъ говорятъ, Эдмундъ.
   

Джентльменъ.

             А братъ его Эдгаръ, какъ слышно, съ Кентомъ
             Въ Нѣмечинѣ теперь?
   

Кентъ.

                                           Толкуютъ розно.
             Но вотъ войска,-- за дѣло намъ пора.
   

Джентльменъ.

             Кажись, что споръ пойдетъ теперь кровавый.

Уходитъ.

Кентъ.

             И вотъ близка моихъ стремленіи цѣль:
             Добро иль зло -- рѣшитъ исходъ сраженья.

Уходитъ.

   

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Британскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ распущенными знаменами, впереди войскъ, Эдмундъ и Регана.

Эдмундъ офицеру.

             Поди, узнай, что герцогъ сохранилъ
             Все тотъ же планъ, или другой затѣялъ?
             Онъ вертится какъ флюгеръ. Принеси
             Прямой отвѣтъ его.

Офицеръ уходитъ.

Регана.

                                           Съ гонцомъ сестры
             Навѣрно что недоброе случилось.
   

Эдмундъ.

             Боюсь, что такъ.
   

Регана.

                                 Вы знаете, мой Глостеръ,
             Какъ искренно хочу я вамъ добра'
             Скажите-жь мнѣ, но правду говорите,
             Но совѣсти: вы любите сестру?
   

Эдмундъ.

             Почтительной любовью.
   

Регана.

                                           И ни-разу
             Намъ не пришлось спѣшить къ завѣтной двери?
   

Эдмундъ.

             Что за вопросъ!
   

Регана.

                                 Вѣдь вы ужь такъ сошлись,
             Что ничего желать вамъ не осталось?
   

Эдмундъ.

             Нѣтъ, честью вамъ клянусь....
   

Регана.

                                           На вѣки ей
             Вся ненависть моя!... Не будьте съ нею
             Такъ за-просто, мой милый графъ.
   

Эдмундъ.

                                           Не боитесь....
             Она и мужъ ея...

Входятъ Альбани, Гонериль, офицеръ и солдаты.

Гонериль сторону.

                                           Скорѣй готова
             И проиграть сраженье, чѣмъ стерпѣть,
             Чтобы сестра меня съ нимъ разлучила.
   

Альбани.

             Привѣтствую васъ, милая сестра.-- Эдмунду.
             Сей-часъ узналъ я, сэръ, что нашъ король
             У дочери своей, и съ нимъ всѣ лорды,
             Что вызваны на фунтъ неправдой нашей...
             Гдѣ не стою за честь, тамъ никогда
             Я не былъ храбръ; иду теперь войной
             Противъ враговъ, вступившихъ въ нашу землю,--
             Но мнѣ не врагъ, кто сталъ за короля,
             Не врагъ я тѣмъ, на сторонѣ которыхъ --
             Боюсь я -- всѣ законныя права.
   

Эдмундъ.

             Сэръ, ваша рѣчь честна.
   

Регана.

                                           Къ чему все это?
   

Гонериль.

             Мы дружно стать должны противъ врага,
             А подымать возню съ домашнимъ дрязгомъ
             Не мѣсто здѣсь.
   

Альбани.

                                 Въ совѣтѣ полководцевъ
             Мы порѣшимъ нашъ планъ.
   

Эдмундъ.

                                           Сей-часъ къ вамъ буду.
   

Регана.

             Ты съ нами?
   

Гонериль.

                                 Нѣтъ.
   

Регана.

                                           Но это слишкомъ странно!
             Пойдемъ со мной....
   

Гонериль всторону.

                                 А, поняла загадку!

Громко.

             Да, я иду.

Когда Эдмундъ, Гонерилъ и Регана готовы уходить, входитъ переодѣтый Эдгаръ.

Эдгаръ.

                                 Коли случалось, герцогъ,
             Вести вамъ рѣчь съ подобнымъ бѣднякомъ --
             Позвольте мнѣ одно вамъ молвить слово.
   

Альбани вслѣдъ уходящимъ.

             Я догоню васъ.-- Эдгару.-- Ну?

Эдмундъ, Регана, Глостеръ, офицеръ, солдаты уходятъ.

Эдгаръ.

                                           Вотъ вамъ письмо,--
             Вы прочитать должны его до битвы.
             И если вы возьмете верхъ пускай
             Герольдъ зоветъ того, кто это подалъ.
             Я бѣднякомъ гляжу, но я могу
             Дать вамъ бойца, который правду дѣла
             Докажетъ всѣмъ; когда-жь осилитъ врагъ --
             Все кончено для васъ, конецъ и заговору!...
             Вотъ въ помочь вамъ!
   

Альбани.

                                           Постой, дай прочитать.
   

Эдгаръ.

             Мнѣ ждать нельзя.-- Когда-жь наступитъ время --
             Пусть затрубитъ герольдъ, и я явлюсь.

Уходитъ.

Альбани.

             Прощай. Письмо я во-время прочту.

Входитъ Эдмундъ.

Эдмундъ.

             Враги въ виду,-- пора полки вамъ строить.
             Вотъ списокъ войскъ французскихъ. Нужно, герцогъ.
             Вамъ поспѣшить.
   

Альбани.

                                 Не опоздаю я.

Уходитъ.

Эдмундъ.

             Я поклялся въ любви обѣимъ сестрамъ.
             Одна другой ее терпитъ какъ змѣю....
             Которую-жь мнѣ взять?-- Одну? обѣихъ?
             Иль ни одной?-- Не кончишь ни съ одной,
             Пока вдвоемъ онѣ толкутся въ свѣтѣ....
             Возьми вдову -- вздурится Гонериль,--
             И врядъ-ли мнѣ уладить это дѣло,
             Пока живъ мужъ ея; такъ пусть же онъ
             Усердно намъ послужитъ прежде въ битвѣ,
             А тамъ, коли захочется сбыть съ рукъ --
             Пускай сама сживетъ его со свѣту....
             Что-жь до затѣй о Лирѣ и Кордельи:
             Чуть кончу бой и приберу ихъ въ руки,--
             Иначе мы поговоримъ.... Мнѣ нужно
             Не умничать, а думать о себѣ.

Уходитъ.

   

СЦЕНА 2.

Поле межъ двухъ лагерей

Шумъ битвы. По сценѣ проходятъ солдаты съ знаменами и барабаннымъ боемъ; впереди войскъ Корделія и Лиръ. Входятъ Глостеръ и Эдгаръ.

Эдгаръ.

             Сядь здѣсь, старикъ, въ тѣни гостепріимной
             И помолись, чтобъ правда верхъ взяла.
             Коли назадъ придется мнѣ вернуться --
             Я принесу покой душѣ твоей.

Уходитъ.

Глостеръ.

             Благослови тебя, святое небо!

Шумъ сраженія, бьютъ отступленіе; Эдгаръ возвращается.

Эдгаръ.

             Идемъ, старикъ, давай скорѣе руку....
             Лиръ потерялъ сраженье. Онъ и дочь
             Его въ плѣну.... Пойдемъ, давай мнѣ руку.
   

Глостеръ.

             Куда идти!.. не долго сгнить и здѣсь.
   

Эдгаръ.

             Опять ты за своё!-- Смотри спокойно,
             Идешь ли въ міръ, изъ міра ли идешь.
             На томъ вся жизнь.... Идемъ.
   

Глостеръ.

                                                     Святая правда!

Уходятъ.

   

СЦЕНА 3.

Британскій лагерь близъ Дувра.

Эдмундъ возвращается побѣдителемъ впереди войска; за нимъ плѣнные Лиръ и Корделія.

Эдмундъ.

             Подъ стражу ихъ!.. Да не зѣвать, смотри,
             Пока рѣшитъ ихъ дѣло судъ верховный.
   

Корделія.

             Не мы одни, что съ наилучшей цѣлью
             До худшаго дошли.-- Лишь за тебя
             Мнѣ тяжело, король уничиженный,--
             Сама же я съумѣла-бъ посмѣяться
             Надъ выходкой посмѣшливой судьбы! --
             А что, сестрицъ и дочекъ мы увидимъ?
   

Лиръ.

             Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!... Идемъ скорѣй въ тюрьму!
             Тамъ будемъ нѣтъ вдвоемъ, какъ птицы въ клѣткѣ.
             Ты скажешь мнѣ: благослови отецъ!
             А я тебѣ отвѣчу на колѣнахъ:
             Прости меня!-- Такъ станемъ жить, молиться,
             Разсказывать баллады, пѣсни пѣть,
             Надъ золотистымъ мотылькомъ смѣяться
             И слушать какъ пройдоха балагуритъ
             Про дворскія дѣла,-- и сами съ нимъ
             Пойдемъ болтать: кто въ силѣ, кто въ опалъ,
             Кто спасовалъ, кто ловко въ -- верхъ пошелъ,--
             И тайну дѣлъ вполнѣ себѣ раскроенъ,
             Какъ будто мы приставники боговъ....
             И за стѣной тюрьмы переживемъ
             Широкіе ряды героевъ этихъ,
             Что знай бѣгутъ, какъ ихъ луна погонитъ,
             То на приливъ, то на отливъ....
   

Эдмундъ.

                                                     Взять ихъ!
   

Лиръ.

             Дитя мое, вѣдь на такія жертвы
             Шлетъ ѳиміамъ самъ богъ!-- Такъ ты со мной!--
             Кто вздумалъ бы теперь насъ развести,
             Пусть прежде съ неба головню украдетъ
             И выкуритъ оттуда, какъ лисицъ 67). --
             Не плачь!-- Скорѣй проказа съѣстъ имъ плоть
             И кость, чѣмъ насъ они заставятъ плакать....
             Скорѣй голодная илъ сгложетъ смерть!
             Идемъ!

Уходятъ Лиръ, Корделія и стрижа.

Эдмундъ.

                       Поди сюда, мой капитанъ!-- Даетъ ему бумагу.
             Возьми приказъ68), и маршъ въ тюрьму за ними.
             Ты награжденъ уже, но если все
             Уладишь такъ, какъ значится въ запискѣ --
             Ты далеко пойдешь; вѣдь знаешь самъ --
             По времени и люди; мягкосердье
             Къ мечу не-йдетъ.-- Въ горячемъ этомъ дѣлѣ
             Не нуженъ мнѣ ни спросъ твой, ни совѣтъ...
             Скажи, что ты возьмешься это сдѣлать,
             Или ступай, ищи себѣ другихъ.
   

Офицеръ.

             Да, я возьмусь.
   

Эдмундъ.

                                 Такъ мигомъ же за дѣло!
             Пойдетъ на ладъ -- считай себя счастливцемъ.
             Но не забудь -- сейчасъ!-- И сдѣлать такъ,
             Какъ я сказалъ.
   

Офицеръ.

                                 Телеги не вожу,
             Овса не ѣмъ, но что подручно-сладимъ!

Уходить.-- Входятъ Альбани, Гонериль, Регина, офицеръ и свита.

Альбани.

             Сегодня вы сражались, какъ герой,
             И счастье васъ вело къ побѣдѣ, Глостеръ!
             Противники въ плѣну у васъ;-но мы
             Ихъ ждемъ сюда, чтобы рѣшить ихъ участь,
             Какъ требуютъ того значенье ихъ
             И выгоды страны.
   

Эдмундъ.

                                 Я признавалъ
             Полезнымъ, сэръ, чтобъ жалкій этотъ старецъ
             Подъ вѣрной былъ охраной заключенъ.
             Сіи лѣта -- въ нихъ есть своя приманка --
             А пуще самъ вмигъ привлекутъ къ нему
             Народную любовь, и противъ насъ
             Поднимутъ всю наёмную дружину --
             Корделья съ нимъ послалъ я въ тѣхъ же цѣляхъ.
             Ихъ приведутъ къ валъ завтра, послѣ-завтра,
             Туда, гдѣ вы назначите вашъ судъ.
             Съ насъ льется потъ и кровь; всякъ изъ бойцовъ
             Тутъ потерялъ друзей, а съ свѣжей болью
             Кто не клянетъ законнѣйшихъ изъ битвъ?
             Не здѣсь рѣшать судьбу военноплѣнныхъ.
   

Альбани.

             Позвольте, сэръ,-- въ теперешнее войнѣ
             И признаю васъ потайнымъ, не братомъ...
   

Регана.

             Достоинство его отъ насъ зависитъ!
             Я думаю, что, вдаль не заходя,
             Могли бы вы меня спросить объ этомъ.
             Онъ велъ войска мои, онъ замѣнялъ
             Мой санъ и власть, а это очень можетъ
             Доставитъ честь считаться братомъ намъ.
   

Гонериль.

             Не горячись,-- теперешнимъ значеньемъ
             Скорѣй своей онъ доблести обязанъ,
             Чѣмъ милостямъ твоимъ.
   

Регана.

                                           И, облеченъ
             Въ права мои, онъ никого не ниже....
   

Гонериль.

             Нельзя сказать сильнѣй -- будь онъ твой лужъ....
   

Регана.

             Чтобъ не попасть насмѣшкой вамъ въ пророки!
   

Гонериль.

             Но ты, кажись, попала плохо въ цѣль --
   

Регана.

             Не хорошо мнѣ, а иначе я
             Сказала-бъ все, что въ сердцѣ накипѣло... Эдмунду.
             Бери мои войска, владѣнья, плѣнныхъ --
             И властвуя всѣмъ моимъ и мной самою!
             Все отдаю.... Свидѣтель міръ, что здѣсь
             И избрала тебя своимъ владыкой!
   

Гонериль.

             Знать хочется самой къ нему попасть....
   

Альбани.

             И помѣшать тому не въ вашей волѣ.
   

Эдмундъ.

             И не въ твоей, милордъ.
   

Альбани.

                                           Въ моей, подкидышъ!
   

Регана Эдмунду.

             Бей въ барабанъ, и докажи, что ты
             Избранникъ мой.
   

Альбани.

                                 Постой пока,-- прислушай!
             Тебя, Эдмундъ, за важную измѣну
             Велю я взять подъ стражу, а съ тобой

Указывая на Гонериль.

             И гадину вотъ эту расписную.-- Регинѣ.
             Обѣтъ же вашъ, прелестная сестрица,
             Я порѣшилъ для пользъ жены моей.
             Она тайкомъ вѣдь сладила съ Эдмундомъ --
             Какъ мужъ, я противъ вашей свадьбы съ нимъ.
             Но если васъ ужъ очень тянетъ за-мужъ --
             И вамъ женихъ, такъ какъ жена моя
             Сговорена.
   

Гонериль.

                                 И вѣчно мелетъ вздоръ!
   

Альбани.

             Мечъ при тебѣ,-- пускай трубятъ, и если
             Не явится никто, чтобъ доказать
             Въ бою съ тобой, что ты измѣнникъ гнусный,
             Отъявленный, коварный -- вотъ залогъ!

Бросаетъ перчатку.

             И прежде чѣмъ кусокъ мнѣ хлѣба съѣсть,
             Я на груди твоей завѣрю смѣло,
             Что слова я неправды не сказалъ.
   

.

             О, тяжко мнѣ!
   

Гонериль всторону.

                                 Не будь тебѣ такъ тяжко,
             Я-бъ вѣровать не стала больше въ ядъ.
   

Эдмундъ.

             Вотъ мои обмѣнъ!-- И кто бы ни рѣшился
             Сказать, что я измѣнникъ,-- лжетъ онъ рабъ!
             Труби герольдъ!-- Кто-бъ ни посмѣлъ явиться --
             Я честь мою и правду отстою
             Предъ нимъ, передъ тобой, предъ цѣлымъ свѣтомъ.
   

Альбани.

             Герольдъ, сюда!
   

Эдмундъ.

                                 Герольдъ, сюда! герольдъ!
   

Альбани.

             Иди-жъ на бой съ одной своей отвагой:
             Войска твои на мой сошлися кличъ,
             И разошлись по моему приказу.
   

Регана.

             Горитъ въ груди!

Входитъ Герольдъ.

   

Альбани.

                                 Она больна,-- веди
             Ее въ шатеръ ко мнѣ.

Регину уводятъ.

                                           Герольдъ! труби,
             И вслухъ читай вотъ это.-- Даетъ ему бумагу.
   

Офицеръ.

                                                               Ну, труби!
   

Герольдъ трубитъ, потомъ читаетъ.

   Если кто изъ воиновъ, благородныхъ по рожденію, или высокимъ заслугамъ, пожелаетъ доказать, что Эдмундъ, выдающій себя за графа Глостера, есть закоренѣлый измѣнникъ -- такъ пусть явится при третьемъ зовѣ трубы. Онъ принимаетъ вызовъ.
   

Эдмундъ.

   Труби!

Трубятъ.

Герольдъ.

   Еще!

Трубятъ.-- За сценой смятенъ отвѣтный звукъ.

Герольдъ.

   Еще!

Трубятъ.-- Входитъ Эдгаръ, вооруженный и съ трубачомъ.

Альбани.

             Спроси, зачѣмъ явился онъ на кличъ.
   

Герольдъ.

             Скажи, кто ты по имени и званью,--
             Зачѣмъ въ отвѣтъ идешь на этотъ зовъ?
   

Эдгаръ.

             Кто я?-- Увы! мое пропало имя....
             Его изгрызъ, сгноилъ измѣны зубъ!
             Но родомъ я высокъ, какъ мои противникъ,
             Съ которымъ я помѣриться пришелъ.
   

Альбани.

             Кто-жь онъ?
   

Эдгаръ.

                                 Кто здѣсь зовется графомъ Глостеръ?
   

Эдмундъ.

             Онъ самъ! Ну что?
   

Эдгаръ.

                                 Берижь свой мечъ,-- и если
             Слова мои задѣнутъ честь твою,
             Твоя рука пусть сниметъ оскорбленье,

Обнажаетъ мечъ.

             Мой мечъ готовъ.-- Съ тобой я вправѣ биться
             Но моему значенью, долгу, клятвѣ.
             Ты молодъ, храбръ, отваженъ, знатенъ, гордъ,
             Твой мечъ горитъ побѣдой, но тебѣ
             Горитъ зарёй удача молодая....
             А я твержу, что ты Эдмундъ измѣнникъ!
             Ты измѣнилъ богамъ, отцу и брату,
             Ты заговоръ на герцога замыслилъ...
             Отъ головы до пыли подъ пятой --
             Ты весь въ грязи, ты въ пятнахъ весь, какъ жаба!
             Промолви: нѣтъ -- и этотъ мечъ, рука,
             Горячее мое негодованье
             Докажутъ на груди твоей, что лжешь.
   

Эдмундъ.

             Конечно, мнѣ спросить бы нужно: кто ты?
             Но видъ твои гордъ, отваженъ; эта рѣчь
             Достоинствомъ звучитъ. И я плюю
             На все, чѣмъ могъ бы оградить себя,
             По рыцарскимъ правамъ. Твои укоры
             Кидаю я назадъ въ лицо тебѣ,
             А дьявольско-противную неправду
             И густо сыплю на твою же грудь...
             Но но стали, не задѣвая сердца,
             Скользитъ она -- такъ я мечомъ пробью,
             Дорогу ей на вѣчную могилу.
             Труби!

Сражаются при звукахъ трубъ, Эдмундъ падаетъ.

Альбани.

                       Сберечь его69)!
   

Гонериль.

                                           Измѣна, Глостеръ!
             Ты могъ, Эдмундъ, по праву поединка,
             Не отвѣчать на безъименный зовъ....
             Не побѣжденъ ты, а обманутъ низко.
   

Альбани.

Вынимаетъ письмо, переданное ему Эдгаромъ.

             Зажми свой ротъ.... не то, забью его
             Письмомъ твоимъ! На вотъ, читай, Эдмундъ!...
             А ты -- тебѣ не приберешь и клички --
             Гляди на свой позоръ....

Гонериль хочетъ схватить письмо.

                                           Не рвать! я вижу,
             Ты узнаешь его.
   

Гонериль.

                                 Ну, узнаю!
             Кто-жь мнѣ указъ?-- Здѣсь мой, не твой законъ!
   

Альбани.

             Чудовище! Такъ узнаешь бумагу?
   

Гонериль.

             Не спрашивай про то, что знаю я....

Уходитъ.

Альбани.

             Въ ней бѣшенство кипитъ; ступай за нею
             И пригляди.

Офицеръ уходитъ.

Эдмундъ.

                                 И сдѣлалъ то, въ немъ ты
             Коришь меня! Я больше сдѣлалъ Время
             Раскроетъ все!-- Оно прошло.... и я
             Прошелъ!-- Эдгару.-- Но кто же ты, мои побѣдитель?
             Будь рыцарь ты, и я прошу тебѣ.
   

Эдгаръ.

             Такъ разойдемся же на добромъ словѣ!
             Мой родъ, Эдмундъ, не ниже твоего,
             А выше будь -- тѣмъ горшую обиду
             Нанесъ ты мнѣ. Передъ тобой -- Эдгаръ,
             Сынъ твоего отца!-- Есть правда въ небѣ:
             Изъ нашего любимаго грѣха
             Идетъ намъ казнь.... За грѣшное твое
             И темное рожденье заплатилъ
             Глазами онъ.
   

Эдмундъ.

                                 Да, правда!... Колесо
             Свой оборотъ прошло-и вотъ гдѣ я!
   

Альбани.

             Уже одинъ осанистый твой видъ
             Указывалъ на царственную доблесть!...
             Позволь обнять тебя, и пусть тоска
             Мнѣ сгложетъ грудь, коли я былъ врагомъ
             Тебѣ или отцу!
   

Эдгаръ.

                                 И знаю все.
   

Альбани.

             Но гдѣ же ты скрывался? Какъ провѣдалъ
             Про бѣдствія отца?
   

Эдгаръ.

                                 Вѣдь Я, милордъ,
             Водилъ его!-- Разсказъ мой будетъ кратокъ,
             И вслѣдъ за немъ пусть лопнетъ грудь моя! --
             Чтобъ избѣжать кроваваго приказа,
             Слѣдившаго за мною по пятамъ
             (О прелесть бытія! скорѣй готовы
             Мы изнывать подъ пыткой ежечасно,
             Чѣмъ сразу жизнь отдать), придумалъ я
             Одѣть себя въ лохмотья юродивыхъ
             И началъ жить, какъ не живутъ собаки.
             Такъ встрѣтилъ я отца, съ кровавой ямой
             На -- мѣсто глазъ.... Я сталъ ему вожатымъ:
             Водилъ его, просилъ ему на хлѣбъ,
             Мирилъ его съ несчастьемъ,-- но ни разу,
             Сказать кто я, не доставало силъ...
             И вотъ теперь, уже вооруженный,
             Не вѣруя въ успѣхъ, хоть и надѣясь,
             Я попросилъ его благословенья,
             И разсказалъ съ начала до конца
             Ему свою скитальческую повѣсть....
             Но тутъ его надорванное сердце
             (Увы, безъ силъ на трудную борьбу),
             Въ тревогѣ страстной радости и горя,
             Съ улыбкой тихой замерло на -- вѣкъ.
   

Эдмундъ.

             Меня разсказъ твой тронулъ,-- можетъ статься
             Передъ добромъ.... Но продолжай, Эдгаръ,--
             Ты смотришь такъ, какъ бы не все сказалъ.
   

Альбани.

             Но если есть еще утраты, слезы --
             Не говори... И то я самъ не свои
             Отъ словъ твоихъ.
   

Эдгаръ.

                                 Кто не охочъ до горя --
             Тому и здѣсь довольно зла. Другой --
             Все-бъ громоздилъ страданье на страданье,
             Чтобъ перешло и мѣру, и предѣлъ 70).
             Пока я плакалъ, человѣкъ какой -- то
             Къ намъ подошелъ, онъ прежде мной гнушался,
             Когда встрѣчалъ бродягою меня,--
             Но тутъ, узнавъ того, кто столько вынесъ,
             Схватилъ меня въ могучія объятья
             И такъ рыдалъ, какъ будто сводъ небесный
             Поколебать хотѣлъ.... Потомъ упалъ
             На трупъ отца, и говорилъ про Лира
             И про себя такое горе, скорбь,
             Какихъ людское ухо не слыхало....
             Онъ говорилъ, а на сердцѣ его
             Росла мертвящая тоска, и стали
             Трещать и рваться связи бытія....
             Но два раза уже труба звучала,
             И бросилъ я въ безпамятствѣ его.
   

Альбани.

             Кто-жь это былъ?
   

Эдгаръ.

                                 Нашъ Кентъ! изгнанникъ Кентъ!...
             Перемѣнивъ и голосъ, и одежду,
             Онъ съ королемъ, врагомъ своимъ, пошелъ --
             И такъ служилъ ему, какъ рабъ не служитъ.

Вбѣгаетъ джентльменъ съ окровавленнымъ ножомъ въ рукѣ.

Джентльменъ.

             Сюда! ко мнѣ! на помощь!
   

Эдгаръ.

                                           Что такое?
   

Альбани.

             Да говори-жь!
   

Эдгаръ.

                                 Что значитъ этотъ ножъ
             Кровавый?
   

Джентльменъ.

                                 Онъ горячъ.... дымится кровью....
             Онъ только что изъ сердца.... Умерла!
   

Альбани.

             Кто, отвѣчай!
   

Джентльменъ.

                                 Супруга ваша, сэръ! --
             Сестру свою она же отравила....
             Сказала намъ сама.
   

Эдмундъ.

                                 Сосваталъ двухъ...
             Всѣхъ трехъ за-разъ могила обвѣнчала!
   

Альбани джентльмену.

             Тащите ихъ, какъ есть -- живыхъ иль мертвыхъ! --
             Вотъ судъ небесъ: мы передъ нимъ дрожимъ,
             Но жалость намъ до сердца не доходитъ.

Джентльменъ уходитъ. Входитъ Кентъ.

Эдгаръ.

             Вотъ Кентъ.
   

Альбани.

                                 Да, это онъ.... Но намъ теперь
             Не до того, чтобъ хлопотать о встрѣчахъ.
   

Кентъ.

             Пришелъ сказать царю и господину:
             "Ночь добрая тебѣ!" -- Его здѣсь нѣтъ?
   

Альбани.

             Про главное отшибло память намъ...
             Скорѣй, Эдмундъ!... Гдѣ нашъ король? Корделья?

Вносятъ трупы Гонерили и Реганы.

             Ты видишь, Кентъ?
   

Кентъ.

                                           Но какъ же это такъ!...
   

Эдмундъ.

             Да, былъ любимъ Эдмундъ!... Изъ за -- меня
             Сестра сестру родную отравила,--
             Потомъ сама на ножъ пошла.
   

Альбани.

                                           Все такъ!...
             Закройте ихъ.
   

Эдмундъ.

                                 Уходитъ жизнь моя....
             На-перекоръ моей натурѣ, тянетъ
             Къ добру меня Послать скорѣе въ законъ!
             И далъ приказъ на жизнь Кордельи, Лира....
             Не опоздать!
   

Альбани.

                                 d>             Дражайшій Глостеръ мой !

(Эдмундъ уходитъ.)

                                                     О, вотъ какая
             Между мущиной разность , и мущиной !--
             Ты стоишь женскихъ ласкъ; а мой дуракъ
             Моей постелью завладѣлъ безъ права.
  
                                 Дворецкій.
  
             Миледи, вотъ Милордъ идетъ сюда.

(Входитъ Альбани)

  
                                 Гонерилла.
  
             Мнѣ кажется, что стоила я свисту (51).
  
                                 Альбани.
  
             Нѣтъ, Гонерилла, ты не стоишь пыли,
             Какую бьетъ тебѣ въ лице вѣтръ бурный.
             Ужасенъ для меня характеръ твой!--
             Тотъ, кто свое начало презираетъ,
             Не можетъ самъ въ границахъ должныхъ быть.
             Вѣтвь, отдѣлившая сама себя,
             Засохнетъ, и для адскаго лишь будетъ
             Служить употребленья (52).
  
                                 Гонерилла.
  
                                                     Перестань!
             Глупа матерія.
  
                                 Альбани.
  
                                 Для подлыхъ мудрость,
             Добро -- все подло. Мерзости по вкусу
             Лишь мерзость.-- Что вы сдѣлали? Вы, тигры
             Не дочери, что совершили вы?
             Отца, и добраго такого старца,--
             Медвѣдь бы сталъ лизать его почтенность,--
             Такъ варварски и такъ безчеловѣчно
             Вы обезумили. И неужель
             Мой братъ могъ допустить васъ до того?
             Мужъ, Принцъ, ему обязанный такъ много?
             О, если Небо скоро не пошлетъ
             На землю видимо своихъ духовъ,
             Чтобъ обуздать преступности такія,
             То люди по неволѣ станутъ ѣсть
             Другъ друга, какъ чудовища пучины (53).
  
                                 Гонерилла.
  
             Трусъ! Для пощечинъ лишь ты носишь щеку,
             Для поруганій голову. Во лбу
             Твоемъ нѣтъ глаза, чтобы различать
             Честь ото зла, которое ты терпишь.
             Не знаешь ты, что жалко лишь глупцамъ
             Тѣхъ подлецовъ, которыхъ прежде бьютъ,
             Чѣмъ зло они свое успѣли сдѣлать (54).
             Гдѣ барабанъ-то твой? Король Французскій
             Въ землѣ спокойной нашей знамена
             Развелъ; убійца твой, украсивъ шлемъ
             Свой перьями, угрозы начинаетъ;
             А ты, дуракъ моральный, все сидишь
             Спокойно, да кричишь: ахъ, что онъ это?
  
                                 Альбани.
  
             Взглянь, дьяволъ, на себя! И въ Сатанѣ
             Самомъ его такъ не ужасна гнусность,
             Какъ въ женщинѣ!
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Хвастливый ты дуракъ!
  
                                 Альбани.
  
             О, изуродованное творенье!
             Не искажай наружности твоей,
             Ради стыда. Когда бъ я могъ позволить --
             Повиноваться крови симъ рукамъ,--
             Онѣ бъ довольно были сильны -- трупъ
             Твой съ мясомъ и костьми порвать на части.
             Какъ ты ни кажешься мнѣ Сатаной,
             Но образъ женщины тебя спасаетъ.
  
                                 Гонерилла.
  
             Ну, ну! посмотримъ храбрости твоей!

(Входить курьеръ.)

  
                                 Альбани.
  
             Что новаго?
  
                                 Курьеръ.
  
                       Милордъ! Корнвалльскій Герцогъ
             Скончался; онъ убитъ слугой своимъ,
             Когда хотѣлъ у Глостера глазъ вырвать
             Другой.
  
                                 Альбани.
  
                       У Глостера глаза?...
  
                                 Курьеръ.
  
                                           Слуга,
             Вскормленный имъ, бывъ тронутъ состраданьемъ,
             Возсопротивился ему, извлекъ
             Свой мечъ на властелина своего;
             Симъ раздраженъ, онъ, бросился къ слугѣ --
             И мертваго повергъ его на землю,
             Но только не безъ той смертельной раны,
             Отъ коей самъ лишился жизни.
  
                                 Альбани.
  
                                                     Это
             Являетъ, что есте вы въ небесахъ,
             Вы, судіи, которые такія
             Преступныя дѣла земныя наши
             Столь скорой местью можете карать!--
             Но бѣдный Глостеръ, глазъ онъ потерялъ?
  
                                 Курьеръ.
  
             Обои, Государь, глаза, обои.--
             Сіе письмо отвѣта, Герцогиня,
             Немедленнаго требуетъ. Оно
             Отъ вашей вамъ сестры.
  
                                 Гонерилла.
                                 (Въ сторону.)
  
                                           Пріятно очень
             Съ одной мнѣ это стороны; но если
             Вдова она, и Глостеръ мой ей мужъ,--
             Тогда -- все зданіе моей мечты
             Падетъ на жизнь несносную мою.
             Такъ съ этой стороны такая новость
             Не такъ сладка.-- Прочту и дамъ отвѣтъ.

(Уходитъ.)

  
                                 Альбани.
  
             Гдѣ жъ былъ въ то время сынъ его, какъ рвали
             Они ему глаза?
  
                                 Курьеръ.
  
                                 Сюда, съ Миледи,
             Уѣхалъ онъ.
  
                                 Альбани.
  
                                 Его здѣсь нѣтъ.
  
                                 Курьеръ.
  
                                                     Да, добрый Лордъ мой.
             Я повстрѣчалъ его.
  
                                 Альбани.
  
                                 Извѣстно ли
             Ему злодѣйство?
  
                                 Курьеръ.
  
                                 Да, мой добрый Лордъ.
             Онъ самъ донесъ на своего отца,
             И выѣхалъ изъ дому для того,
             Чтобъ можно было имъ такъ наказать
             Его, какъ имъ угодно.
  
                                 Альбани.
  
                                           Глостеръ!
             Живу для благодарности тебѣ
             За Короля, и мщенья, за глаза
             Твои!-- Поди сюда, мой другъ; скажи
             Мнѣ, что еще ты знаешь?

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА ТРЕТІЯ.

Французскій лагерь близъ, Дувра.

Входятъ: Кентъ и Джентлеменъ.

  
                                 Кентъ.
  
             Не знаете ль, зачѣмъ Король Французскій
             Такъ скоро возвратился?
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Онъ оставилъ
             Неконченнымъ кое-что въ Государствѣ,
             И вспомнилъ то, отправившись сюда:
             Такой страхъ и опасность заключаетъ
             Оно въ себѣ, что личное его
             Необходимо возвращенье.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Кто
             Остался Генераломъ за него?
  
                                 Джентлеменъ.
             Monsieur Леферъ, Французскій Маршалъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Заставило ль письмо твое подать
             Какой-нибудь знакъ скорби Королеву?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             О, такъ. Она взяла, при мнѣ читала,
             И крупная, по временамъ, слеза
             Катилася съ ея щеки прекрасной.
             Казалось, что надъ гнѣвомъ Королевой
             Она была, а онъ, такъ какъ мятежникъ,
             Надъ ней хотѣлъ быть Королемъ.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Письмо,
             По этому, растрогало ее?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Растрогало, но не до изступленья.
             Терпѣнье и печаль соревновали
             Между собой, кто выразитъ ее
             Добрѣйшею. Въ одно и то же время
             Являлись въ ней и солнца свѣтъ и дождь,--
             Улыбка со слезой, какъ въ Майскій день.
             Прелестныя улыбки, что на зрѣлыхъ
             Ея устахъ рѣзвилися, казалось,
             Не вѣдали, какіе гости были
             Въ ея глазахъ, и скатывались съ нихъ,
             Такъ какъ жемчугъ катился бы съ алмазовъ.
             Ну, словомъ, скорбь была бъ безцѣннымъ камнемъ,
             Когда бъ она всѣмъ такъ была къ лицу.
  
                                 Кентъ.
  
             Не говорила ли она чего въ словахъ?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Да, разъ, иль два, съ трудомъ произнесла
             Она: отецъ; какъ будто слово это
             Давило сердце ей, подобно камню.--
             Вопила: "сестры! сестры! женщинъ стыдъ!
             О, сестры! Keнтъ! Родитель! Въ бурю? Въ ночь?
             Нѣтъ жалости на свѣтѣ!!" -- Тутъ вода
             Святая заструилась у нея
             Съ очей небесно-голубыхъ, и съ воплемъ
             Смѣшалась; а потомъ она ушла
             Съ поспѣшностью, чтобъ горести предаться
             Своей на-единѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Такъ! Небеса,
             Судьбою нашей правятъ Небеса!
             Иначе не могла бъ одна и та жъ
             Чета рождать такихъ дѣтей различныхъ.
             Съ тѣхъ поръ вы съ ней не говорили?
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                                               Нѣтъ
  
                                 Кентъ.
  
             То было предъ возвратомъ Короля!
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Нѣтъ, послѣ.
  
                                 Кентъ.
  
             Хорошо, Сиръ. Нашъ несчастный
             Лиръ въ городѣ. Онъ, иногда, въ минуты
             Хорошаго расположенья, помнитъ,
             Зачѣмъ здѣсь мы, но ни за что не хочетъ
             Видаться съ дочерью.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Но почему жъ ?
  
                                 Кентъ.
  
             Такъ власть стыда препятствуетъ ему.
             Жестокость, съ коей онъ лишилъ ее
             Благословенья своего; на жертву
             Превратностямъ въ чужбинѣ бросивъ, отдалъ
             Ея права жестокимъ (55) дочерямъ; --
             Все это ядъ такой-душѣ его
             Смертельный, что съ Корделіей не можетъ
             Онъ видѣться.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                 Ахъ, бѣдный джентлеменъ!
  
                                 Гентъ.
  
             О силахъ Герцоговъ вы не слыхали?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Они въ походѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                                 Хорошо, Сиръ. Я
             Васъ къ Лиру отведу, и съ нимъ оставлю.
             До времени скрываться должно мнѣ.
             Когда же я вамъ сдѣлаюсь извѣстнымъ,
             То вы жалѣть не будете, что такъ
             Со мною познакомились. Пойдемъ-те.

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

То же. Палатка.

Входятъ: Корделія, Лекарь и солдаты.

  
                                 Корделія.
  
             Ахъ! это онъ! онъ! видѣли сегодня
             Его, столь бѣшенымъ, какъ Океанъ
             Въ волненьи; -- громко пѣлъ онъ; -- голова
             Въ -болиголовѣ, полевой горчицѣ,
             Крапивѣ, буквицѣ, пестовникѣ,
             И всѣхъ дурныхъ травахъ, во ржи растущихъ.
             Сто человѣкъ послать! Искать его
             На каждой десятинѣ дикой степи,
             И привести ко мнѣ!

(Одинъ изъ Офицеровъ уходитъ.)

             Что мудрость человѣка въ силахъ сдѣлать,
             Дабы разстроенный поправишь въ немъ
             Разсудокъ? Кто ему поможетъ, тотъ
             Пусть всѣ мои сокровища возметъ!
  
                                 Лекарь.
  
             Вотъ средство, Государыня. Питатель
             Природы человѣческой -- есть сонъ,
             Котораго онъ вовсе не имѣетъ.
             Чтобы его склонить ко сну, на то
             Есть, способы простые, коихъ сила
             Глаза печали самой закрываетъ.
  
                                 Корделія.
  
             Всѣ благодѣтельныя тайны! всѣ
             Въ природѣ неиспытанныя силы!
             Возникните изъ слезъ моихъ, и будьте
             Въ несчастіи для добраго лекарствомъ!
             Искать, искать его! пока безумье
             Его не потеряетъ жизни, средствъ
             Лишенной длить себя.

(Входитъ курьеръ.)

                                 Курьеръ.
  
                                           Вотъ вѣсти, Ваше
             Величество! Британскія войска
             Идутъ къ намъ.
  
                                 Корделія.
  
                                 Прежде мы объ этомъ знали.
             Приготовленья наши ждутъ ихъ.--
             Дражайшій мой родитель! для тебя
             Вступаю я въ сраженье! для тебя
             Великій Франціи Король растроганъ
             Моими былъ горючими слезами!
             Не честолюбіе насъ побуждаетъ
             Къ войнѣ: одна лишь нѣжная любовь,
             И престарѣлаго отца права.--
             Когда его я буду слышать, видѣть!?

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Комната въ замкѣ Глостера.

Входятъ: Регана и Дворецкій.

  
                                 Регана.
  
             Но братъ войска свои ужъ двинулъ?
  
                                 Дворецкій.
  
                                                               Да,
             Миледи.
  
                                 Регана.
  
             Самъ онъ съ ними лично?
  
                                 Дворецкій.
  
                                           Это,
             Миледи, стоило ему труда.
             Сестрица ваша -- лучшій воинъ.
  
                                 Регана.
  
                                                     Лордъ
             Эдмундъ не говорилъ ли тамъ съ нимъ?
  
                                 Дворецкій.
  
                                                                         Нѣтъ.
             Миледи.
  
                                 Регана.
  
                       Что бъ такое быть могло
             Въ письмѣ сестры моей къ нему?
  
                                 Дворецкій.
  
                                                     Не знаю,
             Миледи.
  
                                 Регана.
  
                       Онъ за очень важнымъ дѣломъ
             Отсель отправился, конечно. То
             Великое недоразумье было,
             Что, ослѣпивши Глостера, живымъ
             Оставили. Куда онъ ни придетъ,
             Вездѣ сердца взволнуетъ противъ насъ.
             Эдмундъ, я думаю, поѣхалъ съ тѣмъ,
             Чтобы, изъ жалости, освободить
             Его отъ темной жизни; больше жъ, чтобъ
             О непріятельскихъ развѣдать силахъ.
  
                                 Дворецкій.
  
             Я долженъ непремѣнно съ симъ письмомъ
             За нимъ отправиться, Миледи.
  
                                 Регана.
  
             Мои войска идутъ въ походъ по-утру.
             Останься здѣсь. Опасныя дороги --
  
                                 Дворецкій.
  
             Ни какъ я не могу. Миледи мнѣ
             Строжайше приказала.
  
                                 Регана.
  
                                           Что бы ей
             Писать къ Эдмунду? Ты не могъ бы мнѣ
             Ея намѣренья сказать въ словечкѣ?
             Быть можетъ -- что нибудь -- не знаю, что
             Меня обяжешь очень ты; позволь
             Письмо мнѣ распечатать.
  
                                 Дворецкій.
  
                                           Я скорѣй,
             Миледи --
  
                                 Регана.
  
                                 О, я знаю, Герцогиня
             Твоя не любитъ мужа. Въ этомъ я
             Увѣрена: въ послѣдній разъ бывъ здѣсь,
             Она на благороднаго Эдмунда
             Посматривала странно, и на взглядахъ
             Съ нимъ говорила очень ясно; -- знаю,
             Ея любимецъ ты.
  
                                 Дворецкій.
  
                                 Миледи, я?
  
                                 Регана.
  
             Я говорю не безъ причинъ; ты, знаю.
             Вотъ почему прощу тебя; послушай!
             Мужъ умеръ мой; съ Эдмундомъ мы согласны;
             И выйдти за него приличнѣй мнѣ,
             Твоей чѣмъ Леди. Заключай теперь
             Ты далѣе себѣ. Когда его
             Увидишь, сдѣлай милость, это, вотъ,
             Отдай ему, и если госпожа
             Твоя услышитъ отъ тебя объ этомъ,
             Пожалуй-ста, ты посовѣтуй ей
             Къ разсудку обратиться. Ну, прощай!
             Случится о слѣпомъ тебѣ услышать
             Измѣнникѣ, такъ знай, что кто
             Его убьетъ, тотъ будетъ награжденъ.
  
                                 Дворецкій.
  
             Желалъ бы встрѣтить я его, Миледи,
             Чтобъ показать, чью сторону держу.
  
                                 Регана.
  
             Прощай!

(Уходитъ.)

  

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

Поле близъ Дувра.

Глостеръ и Эдгаръ, одѣтый въ платье поселянина.

  
                                 Глостеръ.
  
             Когда же мы взойдемъ на верхъ скалы той?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Да всходимъ, вотъ; ты видишь, какъ пыхтимъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Мнѣ кажется, что мы идемъ еще
             По ровному.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Ужасно высоко!
             Чу! слышишь ли ты море?
  
                                 Глостеръ
  
                                           Нѣтъ! ей нѣтъ!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Отъ боли глазъ, конечно, и другія
             Твои ослабли чувства.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Можетъ статься.
             Мнѣ кажется, твой голосъ измѣнился:
             Ты лучше говоришь теперь, чѣмъ прежде.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Въ обманѣ ты; другое платье лишь
             На мнѣ.
  
                                 Глостеръ.
  
             Кажись, ты лучше говорить сталъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Сюда, Сиръ. Здѣсь то мѣсто. Стойте! Стойте!
             Какъ страшно! Голова кружится, если
             Смотрѣть въ такую глубь. Вороны, галки,
             Что вьются на срединѣ разстоянья,
             Мнѣ кажутся не болѣе жуковъ.
             На половину внизъ, виситъ тамъ кто-то
             И рветъ укропъ; -- (вотъ промыселъ ужасный!)
             Отсель онъ головы своей не больше.
             По берегу морскому рыбаки
             Ходящіе мнѣ кажутся съ мышей.
             Высокая на якорѣ, тамъ, барка
             Не больше шлюбки; шлюбка съ поплавокъ,
             Котораго и глазъ почти не видитъ.
             Шумъ волнъ о берегъ каменистый бьющихъ,
             Не слышанъ здѣсь.-- Смотрѣть не буду больше "
             А то повернется мой мозгъ; въ глазахъ
             Помутится -- и ринешься стремглавъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Поставь меня тамъ, гдѣ ты самъ стоишь.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Дай руку. На одинъ ты шагъ теперь
             Отъ краю. Ни за что на свѣтѣ я
             Не бросился бъ туда!
  
                                 Глостеръ.
  
             На, другъ, еще вотъ кошелекъ; тамъ камень;
             Онъ стоитъ, чтобъ его взялъ бѣдный.
             Съ тобой всѣ блага жизни! Отойди жъ!
             Простись со мной! Поди жъ такъ, чтобъ я слышалъ
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Будто идя.)
  
             Прощайте, добрый Сиръ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Отъ всей души!
  
                                 Эдгаръ.
                                 (Въ сторону.)
  
             Отчаянье его такой уловкой
             Я излечу.
  
                                 Глостеръ.
  
             О вы, всевозмогающіе боги!
             Я отъ сего отказываюсь міра.
             Предъ вашими очами повергаю
             Съ терпѣньемъ бѣдственность мою съ себя.
             Когда бъ ее я долѣ могъ носить,
             Безъ ропота на предопредѣленье,--
             Тогда бъ я ждалъ, пока свѣтильня жизни
             Моей сама собою догорѣла бъ.
             О, если живъ Эдгаръ, благословите
             Его!-- Прощай, другъ!

(Бросается, и упадаетъ на томъ же мѣстѣ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Сиръ, упалъ? Прощай.
             Не знаю, какъ возможно расхищать
             Сокровищницу жизни, если жизнь
             Сама хищенью отдается. Будь
             Тамъ онъ, гдѣ думалъ быть,-- не могъ бы
             Онъ думать больше (56).

(Ему)

                                 Живъ или мертвъ? Эй, Сиръ!
             Любезный! Слышишь? Говори!-- Когда бъ
             Не умеръ въ правду онъ!-- Нѣтъ, оживаетъ.
             Что съ вами, Сиръ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                 Прочь! дай мнѣ умереть!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Когда бъ не перья, паутина, воздухъ,
             А что нибудь ты былъ другое,-- ты бъ
             Разшибся, какъ яйцо: но дышишь ты,
             Тяжелъ; -- нѣтъ крови; -- говоришь -- здоровъ;
             Связавши десять мачтъ, нельзя достать
             Вершины, съ коей ты стремглавъ упалъ;
             Что живъ ты, чудо!--
  
                                 Глостеръ.
  
             Да полно падалъ я, иль нѣтъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Съ ужасной этой меловой вершины?
             Взгляни! На высотѣ такой не видѣнъ,
             Не слышанъ жаворонокъ звонкій.-- Взглянь лишь!
  
                                 Глостеръ.
  
             Ахъ! у меня нѣтъ глазъ!..
             Ужели бѣдствіе лишилось права
             Искать спасенья въ смерти? Все еще
             Была отрада, если могъ несчастный
             Отъ бѣшенства тирана ускользнуть,
             И сдѣлать гордое велѣнье тщетнымъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Подай мнѣ руку!
             Встань!-- Такъ.-- Ну, слышишь ноги? Ты стоишь.
  
                                 Глостеръ.
  
             О, очень, очень.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Чудо, изъ чудесъ!
             Кто это былъ съ тобой, тамъ, на скалѣ,
             И отъ тебя пошелъ?
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Несчастный нищій.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Отсель казалось, что глаза его
             Свѣтили, какъ двѣ полныя луны;--
             Онъ тысячу имѣлъ носовъ; -- рога
             Его вились кругами, громоздились,
             Подобяся ярящемуся морю.
             То былъ злой духъ! Такъ вѣрь, отецъ счастливый,
             Что все-благіе боги,-- кои въ честь
             Себѣ вмѣняютъ совершать дѣла
             Намъ невозможныя,-- спасли тебя.
  
                                 Глостеръ.
  
             Теперь я помню.-- Съ этихъ поръ готовъ
             Я бѣдствіе сносить, пока оно
             Само мнѣ скажетъ: полно! и умри!
             А то, о чемъ ты говорилъ,-- я думалъ,
             Что то былъ человѣкъ; -- кажись хотъ, будто
             Я часто слышалъ: духъ злой, духъ злой.-- Онъ
             Привелъ меня въ такое мѣсто.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Спокойся мыслями.-- Но это кто?...

(Входить Лиръ, фантастически убранный цвѣтами.)

             Съ разсудкомъ человѣкъ такъ никогда бъ
             Не нарядился.
  

Лиръ.

   Нѣтъ, они не поживятся у меня на счетъ монеты. Я самъ Король.
  

Эдгаръ.

   О видъ, пронзающій сердце!
  

Лиръ.

   Природа выше искуства съ той стороны.-- Вотъ вамъ задатокъ.-- Этотъ молодецъ держитъ свой лукъ какъ чучело.-- Запрягите мнѣ аршинъ ткача.-- Смотри, смотри, мышь! Тише, тише! Вотъ этотъ кусочекъ поджаренаго сыру -- какъ разъ ее! Вотъ моя желѣзная перчатка; я ее попробую надъ исполиномъ.-- Подайте мнѣ черныя алебарды.-- О, славно полетѣла, птичка! Въ цѣль, въ цѣль! Браво! Пароль!
  

Эдгаръ.

   Пахучій маіоранъ.
  

Лиръ.

   Ступай.
  

Глостеръ.

   Я знаю этотъ голосъ.
  

Лиръ.

   Ба, Гонерилла! съ бѣлою бородой!-- Они меня ласкали, какъ собачку, и говорили, что у меня были въ бородѣ бѣлые волосы прежде, чѣмъ были тамъ черные. Говорить да и нѣтъ на все, что я ни говорилъ! Да и нѣтъ вмѣстѣ -- было не хорошее богословіе. Когда, однажды, мочилъ меня дождь, и я дрожалъ отъ вѣтру; когда громъ не хотѣлъ замолчать по моему приказанію; -- тамъ я нашелъ ихъ; тамъ я выслѣдилъ ихъ.-- Дальше, они не господа своему слову, они говорили мнѣ, что я все. Это ложь; я не лихорадочный.
  
                                 Глостеръ.
  
             Звукъ этого мнѣ голоса за память.
             Кажись, Король?
  
                                 Лиръ.
  
                                 Да! каждый дюймъ Король.
             Когда взгляну я, подданный мой, видишь,
             Дрожитъ-то какъ! Дарю я жизнь ему!--
  
                                 Глостеръ.
  
             О, дайте мнѣ поцѣловать ту руку!
  
                                 Лиръ.
  
             Дай вытру прежде; смертностію пахнетъ.
  
                                 Глостеръ.
  
             О, разрушенное произведенье
             Природы! Сей великолѣпный міръ
             Въ ничтожество такъ долженъ обратиться!
             Ты знаешь ли меня?
  

Лиръ.

   Я помню глаза твои довольно хорошо. Ты косишься на меня? Нѣтъ! хоть ты себѣ лопни, слѣпой Купидонъ, я не буду любить.-- Читай этотъ вызовъ; посмотри лишь на почеркъ!
  
                                 Глостеръ.
  
             Когда бъ всѣ буквы обратились въ солнцы,--
             Я все не могъ бы ни одной увидѣть.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Въ разсказѣ этому я бъ не повѣрилъ;
             Но вижу -- и на части рвется сердце
             Мое при видѣ.
  
                                 Лиръ.
  
             Читай!
  
                                 Глостеръ.
  
             Какъ, впадинами глазъ?
  

Лиръ.

   О, го! такъ вотъ до чего у тебя дошло? Ни глазъ во лбу, ни денегъ въ кошелькѣ? Глазамъ твоимъ очень тяжело, а кошельку очень легко. Но ты видишь, какъ все идетъ на свѣтѣ.
  

Глостеръ.

   Я это вижу ощупью.
  

Лиръ.

   Что ты, съ ума сошелъ? Можно безъ глазъ видѣть, какъ все идетъ на свѣтѣ. Смотри твоими ушами. Видишь, какъ вонъ тотъ судья бранитъ вонъ того глупаго вора.-- Послушай, на-ухо скажу тебѣ: перемѣни мѣста -- и -- маршъ! кто теперь судья, кто воръ?-- Видѣлъ ты, что собака арендатора лаетъ на нищаго?
  

Глостеръ.

   Да, Государь.
  

Лиръ.

   И бѣдняжка бѣжитъ отъ неублюдка? Здѣсь ты можешь видѣть великій образъ власти: собакѣ по должности повинуются; --
             Ты, приставъ, негодяй! останови
             Кровавую руку твою. За что
             Сѣчешь ты подлеца? Себѣ вздери
             Спину! Въ тебѣ самомъ кипитъ желанье
             То сдѣлать самое, за что сѣчешь.
             Обманщика повѣсилъ ростовщикъ!
             Пороки не большіе видны сквозь
             Худое платье; подъ богатой шубой,
             Нарядомъ -- скрыто все. Ты преступленье
             Лишь въ золото оправь, такъ и стальное
             Копье суда изломится, не ранивъ;
             А рубищемъ покрой, такъ и пигмея
             Соломенка пробьетъ его насквозь.
             Никто не виноватъ; нѣтъ, говорю;
             За всѣхъ стою я. Ты замѣть себѣ,
             Мой другъ, что я имѣю силу -- ротъ
             Зажать доносчику. Возми глаза
             Стеклянные себѣ, и, какъ паршивый
             Политикъ, дѣлай видъ, что видишь ты,
             Чего не видишь.-- Ну, ну, ну, ну, ну!
             Скинь сапоги мнѣ: крѣпче, крѣпче; такъ!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Какъ истина мѣшается со вздоромъ!
             Умъ -- въ помѣшательствѣ ума!
  
                                 Лиръ.
  
             Когда ты хочешь плакать о моемъ
             Несчастіи, возми мои глаза.
             Я знаю хорошо тебя; ты Глостеръ.
             Будь твердъ; мы съ крикомъ въ свѣтъ родимся сей.
             Ты знаешь, въ первый мигъ, какъ слышимъ воздухъ,
             Мы проливаемъ слезы и вопимъ.
             Я проповѣдь тебѣ скажу; ну, слушай!
  
                                 Глостеръ.
  
             Увы! увы!
  
                                 Лиръ.
  
             Лишь въ свѣтъ, ужъ мы льемъ слезы, что выходимъ
             На сей великій дураковъ театръ.--
             Вотъ шляпа славная (51)! Вотъ стратагема
             Прекрасная была бы: подковать
             Полкъ цѣлый конницы коровьей шляпой.
             Попробую, и подъ зятьевъ подкравшись --
             Руби! руби! руби! руби! руби!

(Входитъ Джентлеменъ съ слугами.)

  
                                 Джентлеменъ,
  
             Вотъ онъ; онъ здѣсь. Возмите. Государь,
             Дражайшая дочь ваша --
  
                                 Лиръ.
  
             Спасенья нѣтъ? Какъ плѣнникъ? Я
             За правду настоящій шутъ Фортуны.--
             Смотрите хорошо за мною! Выкупъ
             Получите. Хирурга дайте мнѣ;
             Я раненъ въ мозгъ.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Все будете имѣть.
  
                                 Лиръ.
  
             Нѣтъ мнѣ помощниковъ? Однимъ-одинъ я?
             Вѣдь это можетъ сдѣлать человѣка
             Солянымъ человѣкомъ; -- чтобъ глаза
             Употреблялъ онъ вмѣсто поливалень
             Садовничьихъ;--
             И чтобъ осеннюю пыль унималъ.
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Государь!
  
                                 Лиръ.
  
             Умру я храбро, какъ женихъ; ну, что?
             Я буду веселъ; ну, ну; я Король:
             Вамъ, господа, извѣстно это?
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                                     Вы
             Король, и повинуемся мы вамъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Такъ нечего жъ отчаиваться; да,
             Когда хотите получить, бѣгите!
             Са, са, са, са!

(Выбѣгаетъ; за нимъ слѣдуютъ.)

  
                                 Джентлеменъ.
  
             О, видъ жалчайшій въ самомъ бѣдномъ нищемъ!
             Но въ Королѣ, о! выше выраженья!--
             Еще осталась дочь тебѣ; она
             Природу искупаетъ отъ проклятья,
             Добытаго за двухъ ея сестеръ.
  
                                 Эдгаръ.
                       (Джентлемену.)
  
             Желаю здравствовать!
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Что вамъ угодно?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вы не слыхали ль, что сраженье будетъ?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             О, непремѣнно будетъ; всѣмъ извѣстно,
             Всякъ слышитъ это, кто имѣетъ слухъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Но, сдѣлайте мнѣ милость вы: скажите,
             Какъ близко непріятель?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Онъ близко, и спѣшитъ; а главный войскъ
             Его отрядъ часъ-на-часъ ожидаютъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Благодарю васъ, Сиръ! Вотъ тутъ и все.
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Хоть Королева по своимъ причинамъ
             Особымъ здѣсь; но армія ея
             Ужъ двинулась.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Благодарю васъ, Сиръ.

(Джентлеменъ уходитъ.)

  
                                 Глостеръ.
  
             Возми, о Небо! у меня дыханье.
             Не дай, чтобъ злой духъ искушалъ меня
             Ко смерти прежде, чѣмъ тебѣ угодно!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Прекрасная молитва, мой родитель.
  
                                 Глостеръ.
  
             А ты кто, другъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Бѣднѣйшій человѣкъ,
             Ударами несчастья удрученный;
             Который зналъ и чувствовалъ печали,
             И потому способенъ къ состраданью.
             Подайте руку мнѣ. Я отведу
             Васъ въ домъ какой нибудь.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Благодарю
             Сердечно! Милость и благословенье
             Съ небесъ да проліется на тебя!

(Входить Дворецкій.)

  
                                 Дворецкій.
  
             Объявлена награда! очень кстати!
             Безглазый лобъ твой для того слѣпленъ
             Изъ мяса, чтобъ поднять мою Фортуну.
             Ты, старый плутъ-измѣнникъ, ну! покайся
             Въ своихъ грѣхахъ. Мечъ обнаженъ -- тебя срубить.
  
                                 Глостеръ.
  
             Пусть добрая твоя рука свершитъ
             Ударъ съ довольной силой.

(Эдгаръ защищаетъ его).

  
                                 Дворецкій.
  
             Мужикъ, ты смѣешь защищать того,
             Кто ужъ измѣнникомъ объявленъ? Прочь!
             А то чума его Фортуны схватитъ
             Тебя. Брось руку-то его!--
  
                                 Эдгаръ.
  
             Нѣтъ, Сиръ, я за-просто не брошу.
  
                                 Дворецкій.
  
             Пусти рабъ, или ты умрешь на мѣстѣ!
  

Эдгаръ.

   Доброй джентлеменъ, или себѣ, куда идешь, а нашему брату, мужику, дороги не заслоняй. Коли бъ я хотѣлъ положишь-то свою голову, такъ бы ужъ двѣ недѣли назадъ ея не было на мнѣ. Нѣтъ; не подходи близко къ старику; -- не суйся, говорю тебѣ; а то я попробую, голова ль твоя крѣпче, или моя дубинка! Вѣдь я не стану умаливать.
  
                                 Дворецкій.
  
             Прочь, отойди, навозная ты куча!
  

Эдгаръ.

   Такъ я жъ тебѣ зубы пересчитаю, Сиръ. Ну! я не боюсь вашихъ фехтованій.

(Они сражаются, и Эдгаръ повергаетъ его на землю.)

  
                                 Дворецкій.
  
             Рабъ! ты убилъ меня. Возми, подлецъ,
             Мой кошелекъ. Когда ты хочешь вверхъ
             Подняться, погреби мой трупъ; письмо жъ,
             Которое со мною здѣсь, отдай
             Эдмунду, Глостерскому Графу; ты
             Его найдешь въ Британскомъ войскѣ. О!..
             Безвременная смерть!..

(умираетъ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Я очень знаю
             Тебя, услужливый подлецъ, послушный
             Своей порокамъ Герцогини, какъ
             Лишь можетъ злость ея желать.
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Онъ умеръ?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Садитесь, батюшка, и отдохните.
             Въ карманы дай его заглянемъ; то
             Письмо, о коемъ говорилъ онъ, можетъ
             Для насъ весьма полезно быть.-- Онъ умеръ;
             Жалѣю лишь, что отъ моей руки.
             Посмотримъ-ка! Позвольте, воскъ любезный,
             И вы, обычаи, насъ не браните.
             Чтобъ мысли нашихъ знать враговъ, на то
             Сердца ихъ можно разодрать, а ихъ
             Бумаги -- и того еще скорѣй!

(Читаетъ)

   "Вспомните взаимный нашъ обѣтъ. Вы имѣете много случаевъ -- отправитъ его; если только есть на то воля ваша, то времени и мѣста найдется довольно. Все пропало, если онъ возвратится побѣдителелѣ. Тогда я плѣнница, а его ложе мнѣ -- темница. Освободите меня отъ смрадной духоты въ ней, и, за трудъ, займите его мѣсто.
   Ваша жена (такъ хотѣла бы сказать я) и ваша приверженная услужница

Гонерилла."

             О, непонятное непостоянство
             Желаній женскихъ! Заговоръ на жизнь
             Почтеннаго супруга своего!
             Его жъ смѣняетъ -- братъ мой!-- Здѣсь тебя
             Въ пескѣ зарою я, проклятый ты
             Курьеръ любовниковъ-убійцъ, а эту
             Безбожную бумагу прочитаетъ
             Еще въ благую пору Герцогъ тотъ,
             Кому ты строилъ ковъ: ему подъ стать
             О смерти отъ меня твоей узнать.

(Уходитъ, выталкивая тѣло).

  
                                 Глостеръ.
  
             Король съ ума сошелъ! Какъ твердъ ничтожный
             Мой смыслъ! Я живъ, и чувствую моихъ
             Всю горечь золъ. О лучше бъ обезумѣть!
             Тогда бы я не понималъ, что скорбь;
             И, въ помѣшательствѣ ума, моя
             Печаль не знала бы самой себя.

(Входитъ опять Эдгаръ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Подай-те руку вашу мнѣ. Пойдемъ-те!
             Мнѣ кажется, я слышу барабанъ.
             Пойдемъ-те, батюшка. Я отведу
             Васъ къ другу.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

Палатка въ французскомъ лагерѣ.

Лиръ въ постелѣ, Лекарь, Джентлеменъ и другіе стоятъ вокругъ. Входятъ: Корделія и Кентъ.

  
                                 Корделія.
  
             О добрый Кентъ! какъ жить и поступать мнѣ,
             Чтобъ отплатить за доброту твою?
             Ни жизни мнѣ, ни мѣръ на то не станетъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Признаніе заслуги, Королева,
             Есть выше всѣхъ наградъ.
             Мои слова объ-руку ходятъ съ правдой.
             Ни больше въ нихъ, ни меньше: сколько должно.
  
                                 Корделія.
  
             Надѣнь получше платье: это служитъ
             Напоминаньемъ о часахъ несчастій.
             Прошу тебя -- его оставить.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Ваше
             Величество, простите мнѣ. Узнаютъ
             Меня теперь -- разстроится мой планъ.
             Въ награду я прошу себѣ отъ васъ,
             Ко мнѣ не признаваться до тѣхъ поръ,
             Какъ я, и время, то найдемъ приличнымъ.
  
                                 Корделія.
  
             Пусть такъ, мой добрый другъ.

(Лекарю.)

                                                     А что Король?
  
                                 Лекарь.
  
             Спитъ, Королева.
  
                                 Корделія.
  
                                           О благіе боги!
             Возставьте изнемогшую природу!
             Сведите въ строй разстроенныя чувства
             Отца, страдальца отъ своихъ дѣтей!
  
                                 Лекарь.
  
             Позвольте разбудить его намъ, Ваше
             Величество. Онъ долго спалъ.
  
                                 Корделія.
  
             Какъ вамъ внушаетъ умъ вашъ, ваша воля, такъ
             И дѣлайте. Одѣтъ ли онъ?
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Да, Ваше
             Величество. Когда онъ крѣпко спалъ,
             Мы въ свѣжее его одѣли платье.
  
                                 Лекарь.
  
             Вамъ, Королева добрая, быть должно
             При немъ, какъ мы его разсудимъ. Я
             Увѣренъ, онъ тихъ будетъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Хорошо.
  
                                 Лекарь.
  
             Угодно ль ближе? Музыка, (58) погромче!
  
                                 Корделія.
  
             Дражайшій мой родитель! Исцѣленье (59)!
             Вложи въ мои уста твое лекарство,--
             И поцѣлуй сей пусть излечитъ скорбь,
             Которую отъ двухъ моихъ сестеръ,
             На старости своей, ты перенесъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Чувствительная, нѣжная Принцесса!
  
                                 Корделія.
  
             Когда бы ты имъ не былъ и отцемъ,--
             Сіи власы должны бъ родить въ нихъ жалость.
             Такому ли лицу прилично было
             Стоять противъ враждующихъ стихій --
             Ударовъ грома, быстрыхъ, страшныхъ молній?
             Стоять (о, бѣдный старецъ!) съ головой
             Открытой. Моего врага собака,
             Кусавшая меня, стояла бы
             У моего огня въ такую ночь.
             А ты, измученный, отецъ страдалецъ,
             Съ свиньей, съ ночнымъ бродягой долженъ былъ
             Лежать на тертой и гнилой соломѣ!
             Увы! то чудо, что и жизнь твоя
             Не кончилась съ разсудкомъ.-- Онъ проснулся.
             Заговорите съ нимъ.
  
                                 Лекарь.
  
                                 Приличнѣй это
             Вамъ, Королева.
  
                                 Корделія.
  
                                 Государь, что съ вами?
             Какъ чувствуете вы себя, Король мой?
  
                                 Лиръ.
  
             Вы обижаете меня; на что
             Вы вынули меня изъ гроба? Ты
             Блаженная душа, а я привязанъ
             За огненное колесо;-- оно
             Моими раскаляется слезами,
             Какъ растопившимся свинцомъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Король,
             Вы знаете меня ?
  
                                 Лиръ.
  
                                 Ты духъ, я знаю.
             Когда ты умеръ?
  
                                 Корделія.
  
                                 Все онъ бредитъ.
  
                                 Лекарь.
  
                                                     Онъ
             Едва проснулся. Одного его
             Оставить должно нѣсколько часовъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Гдѣ былъ я? Гдѣ теперь? Свѣтъ милый дня!
             Въ какомъ обманѣ я! Отъ сожалѣнья
             Я умеръ бы, увидѣвъ такъ другаго.
             Не знаю, что сказать. Не поклянусь,
             Что эти руки мнѣ принадлежатъ.
             Посмотримъ! Чувствую, что спичка колетъ (60).
             О какъ бы я желалъ знать, что со мной?
  
                                 Корделія.
  
             Взгляните на меня, родитель мой!
             Прострите ваши руки, чтобъ меня
             Благословишь!

(Лиръ падаетъ предъ ней на колѣна)

                                 Нѣтъ, Государь! на что
             Вамъ передъ мною падать на колѣна?
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу тебя, не смѣйся надо мной!
             Старикъ я, очень глупый, сумасбродный.
             Мнѣ ужъ за восемьдесятъ лѣтъ, и правду
             Сказать, боюсь, ужъ въ полномъ ли умѣ я.
             Мнѣ кажется, что будто васъ я знаю,
             И этого, вотъ (указывая на Кента) человѣка знаю;
             Но сомнѣваюсь я еще, за тѣмъ,
             Что мѣсто это не знакомо мнѣ.
             Никакъ припомнить не могу я сихъ
             Одеждъ; не знаю, гдѣ я ночь провелъ
             Послѣднюю. Не смѣйтесь надо мной!--
             Клянусь вамъ, кажется мнѣ, будто дама,
             Вотъ эта -- дочь, Корделія моя.
  
                                 Корделія.
  
             Такъ точно, точно такъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                           Но мокры ль слезы
             Твои? Такъ точно, такъ.-- Прошу, не плачь.
             Когда имѣешь ядъ ты для меня,--
             Его я выпью.-- Знаю я, что ты
             Меня не любишь; сестры же твои,
             Какъ помню я, обидѣли меня.
             Тебѣ причина есть; имъ -- ни какой.
  
                                 Корделія.
  
             Мнѣ ни какой; мнѣ ни какой нѣтъ.
  
                                 Лиръ.
  
                                                               Я
             Во Франціи?
  
                                 Кентъ.
  
                                 Вы въ Королевствѣ вашемъ,
             Король.
  
                                 Лиръ.
  
             Не обманите же меня!
  
                                 Лекарь.
  
             Утѣштесь, Государыня! Сильнѣйшій
             Припадокъ изступленья излеченъ въ немъ.
             (Опасно только вспоминать ему
             Прошедшее). Просите вы его
             Къ себѣ; и болѣе не безпокойте,
             Пока онъ силами поукрѣпится.
  
                                 Корделія.
  
             Угодно ли вамъ, Государь, пойти?
  
                                 Лиръ.
  
             Ко мнѣ имѣть должна ты снисхожденье.
             Прошу, забудь, прости мнѣ! Старъ я
             И глупъ.

(Лиръ, Корделія, Лекарь и свита уходятъ.)

  
                                 Джентлеменъ.
  
             Ужели правда то, Сиръ, будто бы
             Убитъ Корнвалльскій Герцогъ?
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Точно такъ.
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Но кто жъ командуетъ его войсками?
  
                                 Кентъ.
  
             Какъ говорятъ, сынъ Глостера побочный.
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Эдгаръ, сынъ изгнанный его, по слухамъ,
             Въ Германіи; и тамъ же съ нимъ Графъ Кентъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Вѣдь слухи перемѣнчивы.-- Пора
             Поосмотрѣться. Силы Королевства
             Подходятъ быстро.
  
                                 Джентлеменъ.
  
                                           Вѣроятно, бой
             Кровавый будетъ. До свиданья, Сиръ.
  
                                 Кентъ.
  
             Моихъ желаній близко исполненье; --
             Къ худому ль, къ доброму ль -- рѣшитъ сраженье.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Лагерь Британскихъ войскъ близъ Дувра.

Входятъ съ барабанами и знаменами: Эдмундъ, Регана, Офицеры, солдаты и проч.

                                 Эдмундъ.
                                 (Офицеру)
  
             Узнай о Герцогѣ, остался ли
             Онъ при своемъ послѣднемъ планѣ, или
             Чѣмъ принужденъ -- перемѣнить его.
             Онъ нерѣшителенъ, непостояненъ.
             Узнай, на что рѣшился онъ теперь.

(Офицеръ уходитъ.)

  
                                 Регана.
  
             Конечно съ посланнымъ сестрой какое
             Несчастіе случилось.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Быть можетъ, Герцогиня.
  
                                 Регана.
  
                                           Милый Лордъ!
             Вы знаете, какъ предана я вамъ;
             Скажите мнѣ, но искренно,-- скажите
             По истинѣ: вы любите сестру?
  
                                 Эдмундъ.
  
             Какъ честный человѣкъ.
  
                                 Регана.
  
                                           И никогда
             Не находили вы дорожки брата
             Къ завѣтному мѣстечку?
  
                                 Эдмундъ.
  
                                           Въ заблужденьи
             Вы.
  
                                 Регана.
  
                       Опасаюсь я,-- вы такъ къ ней близки,
             Такъ къ ней пристали, что со всѣмъ -- её ужъ.
  
                                 Эдмундъ.
  
             О нѣтъ, клянусь моею честью, Леди!
  
                                 Peгана.
  
             Я не могу терпѣть ее!-- Любезный
             Милордъ, не будьте съ нею откровенны.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Не бойтеся меня.-- Она и Герцогъ,
             Ея супругъ --

(Входятъ: Альбани, Гонерилла и солдаты.)

  
                                 Гонерилла.
                                 (Въ сторону)
  
             Сраженье лучше потеряю, чѣмъ
             Позволю ей меня съ нимъ разлучить.
  
                                 Альбани.
  
             Любезная сестра, радъ видѣть васъ.

(Эдмунду)

             Сиръ, какъ я слышу, говорятъ, Король
             Уѣхалъ къ дочери своей, съ другими,
             Которые жестокостію нашей
             Заставлены взроптать противу насъ.--
             Гдѣ не былъ честенъ, тамъ и храбръ я не былъ.
             Но это дѣло потому къ намъ близко,
             Что Франціи Король на насъ воюетъ,--
             Не потому, что защищаетъ Лира,
             Съ другими, коимъ важныя причины,
             Боюсь, велятъ противу насъ возстать.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Вы благородно говорите, Герцогъ.
  
                                 Регана.
  
             Къ чему теперь всѣ эти разсужденья?
  
                                 Гонерилла.
  
             Противъ врага соединиться должно.
             Не о домашнихъ вѣдь и частныхъ ссорахъ
             Идетъ тутъ дѣло.
  
                                 Альбани.
  
                                 Надобно рѣшить
             Намъ съ опытными въ ремеслѣ военномъ,
             Какъ дѣйствовать.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                 Немедленно я къ вамъ
             Явлюсь въ палатку вашу.
  
                                 Регана.
  
                                           Вы, сестра,
             Пойдете съ нами?
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Нѣтъ.
  
                                 Регана.
  
                                           А было бь очень
             Прилично.
  
                                 Гонерилла.
                                 (Въ сторону.)
  
                       А!.. Загадку-то я знаю.
                       (Вслухъ.)
             Пойдемъ-те.

(Между тѣмъ какъ они уходятъ, входитъ Эдгаръ переодѣтый)

  
                                 Эдгаръ.
                                 (Герцогу)
  
                                 Ваша Свѣтлость, если вы
             Когда либо вели рѣчь съ человѣкомъ,
             Столь бѣднымъ,-- отъ меня услышьте слово.
  
                                 Альбани.
  
             Я догоню васъ.-- Что такое?

(Эдмундъ, Регана, Гонерилла, Офицеры, солдаты и свита уходятъ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
                                                     Прежде,
             Чѣмъ вступите въ сраженье вы, прочтите
             Письмо вотъ это. Если вы побѣду
             Одержите, пусть вызоветъ тогда
             Труба того, кто это вамъ принесъ.
             Какъ ни кажусь презрѣннымъ я, могу
             Я рыцаря представить вамъ, который
             То подтвердитъ, что говоритъ письмо.
             Когда же вамъ сраженье не удастся,
             Тогда (конецъ всѣхъ вашихъ дѣлъ на свѣтѣ,
             И злоумышленность -- перестаетъ (61).
             Да будетъ къ вамъ Фортуна благосклонна!
  
                                 Альбани.
  
             Постой, пока прочту.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Запрещено
             Мнѣ то. Когда придетъ пора, велите
             Герольду сдѣлать зовъ, и я явлюсь.
  
                                 Альбани.
  
             Ну такъ прощай. Бумагу прочитаю.

(Входитъ Эдмундъ.)

  
                                 Эдмундъ.
  
             Въ виду нашъ непріятель; ставьте войско.
             Вотъ силъ его подробное счисленье,
             По точному развѣду. Вамъ теперь
             Лишь нужно поспѣшить.
  
                                 Альбани.
                                           Не опоздаемъ.

(Уходитъ.)

  
                                 Эдмундъ.
  
             Я поклялся въ любви сестрамъ обѣимъ.
             Онѣ одна другую ненавидятъ
             Такъ, какъ эхидну -- уязвленный ею.--
             Которую изъ нихъ мнѣ взять? Обѣихъ?
             Одну, иль ни одной? Ни той нельзя
             Имѣть мнѣ, ни другой, какъ скоро обѣ
             Останутся въ живыхъ. Вдову взять? Это
             Ожесточитъ и взбѣситъ Гонериллу.
             И я едва ль своей достигну цѣли,
             Когда живъ будетъ мужъ ея. И такъ,
             Пусть прежде власть его намъ въ битвѣ служитъ;
             А тамъ, какъ кончится она,-- пусть та,
             Которой хочется сбыть съ рукъ его,
             Скорѣй его -- сведетъ!...Что жъ до пощады,
             Какъ мыслитъ онъ, Корделіи и Лира,--
             Лишь выиграть намъ дай сраженье это,
             И въ руки ихъ свои прибрать,-- прощенья
             Имъ отъ него не видѣть никогда.
             Теперь пора мнѣ дѣло защищать.
             На что часы въ раздумьи убивать!
  

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Поле между обоими лагерями.

Тревога за театромъ. Входятъ, съ барабанами и знаменами; Лиръ, Корделія и ихъ войска, и уходятъ.

Эдгаръ и Глостеръ.

  
                                 Эдгаръ.
  
             Садитесь, батюшка, подъ тѣнью сей
             Гостепріимною, и помолитесь,
             Чтобъ дѣло правое успѣхъ имѣло.
             Когда лишь я опять къ вамъ возвращусь,
             То принесу вамъ утѣшенье.
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     Милость
             Небесная да будетъ съ вами, Сиръ!

(Тревога; потомъ отбой. Входитъ опятъ Эдгаръ)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Бѣги, старикъ,; дай руку мнѣ, бѣги.
             Лиръ проигралъ, и съ дочерью взятъ въ плѣнъ.
             Дай руку мнѣ; пойдемъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Ни съ мѣста, Сиръ!
             И здѣсь вѣдь можно сгнить.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Какъ, въ мысляхъ злыхъ
             Ты снова? Человѣкъ быть долженъ твердымъ,
             Идя сюда, и уходя отсюда; --
             Готовъ лишь будь.-- Пойдемъ!
  
                                 Глостеръ.
  
                                                     И это правда.

(Уходятъ.)

  

СЦЕНА ТРЕТІЯ.

Британскій лагерь близь Дувра.

Эдмундъ возвращается побѣдителемъ, съ барабаннымъ боемъ и знаменами. Лиръ и Корделія, какъ плѣнники. Офицеры, солдаты и проч.

  
                                 Эдмундъ.
  
             Возмите ихъ! Покрѣпче стражу къ нимъ,
             Пока узнаемъ, что угодно тѣмъ,
             Которые судить ихъ будутъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Мы
             Не первые, что съ наилучшей волей
             Судь илья.                     Не знаю, право,
             Зачѣмъ держать вамъ десять, пять иль двадцать,
             Илъ сколько бъ вы ни вздумали, когда
             Найдется тамъ, гдѣ будете вы жить,
             Гораздо больше слугъ, всегда готовыхъ
             Во всемъ къ услугамъ вашимъ.
             Регана.                               Нужды тутъ
             Не будетъ и въ одномъ.
             Лиръ.                     Не говори
             О нуждѣ такъ! Послѣднимъ бѣднякамъ
             Малѣйшій вздоръ казаться можетъ лишкомъ!
             Когда ты людямъ дашь лишь только то,
             Что имъ необходимо,-- приравняешь
             Людей къ животнымъ ты! Когда считать
             Потребностью лишь только то, что нужно,
             Чтобъ жить въ теплѣ,-- то для чего же служитъ
             Блестящій твой нарядъ?-- Тебя согрѣть
             Не можетъ онъ.-- Но ежели о нуждахъ
             Зашла здѣсь рѣчь -- молю боговъ послать
             Терпѣнья мнѣ!-- Оно всего нужнѣе
             Мнѣ въ этотъ часъ!.. О, боги, передъ вами
             Несчастный, бѣдный старецъ, угнетенный
             Годами и бѣдой,-- сказать, чѣмъ больше --
             Не въ силахъ я!.. Когда велѣньемъ вашимъ
             Поселено такое безсердечье
             Въ родныхъ дѣтей,-- молю, не обезсильте
             Мнѣ умъ настолько вы, чтобъ безучастно
             Сносилъ я все!.. Зажгите благородный
             Мнѣ въ сердцѣ гнѣвъ! Не дайте, чтобъ глаза
             Мои взялись за женское оружье!
             Я не хочу свою позорить твердость
             Ручьями слезъ!-- Нѣтъ, твари безъ сердецъ!
             Отмщу я вамъ обѣимъ! Такъ отмщу,
             Что цѣлый міръ... Увидите вы обѣ
             Мои дѣла!-- Какія -- не умѣю
             Еще сказать; но вздрогнетъ вся земля,
             Увидя ихъ!.. Вы думаете, буду
             Лить слезы я?-- Такъ нѣтъ же! Не видать
             Вамъ слезъ моихъ!.. Причина велика
             Заплакать мнѣ; но разобью я сердце
             Себѣ скорѣй на тысячу кусковъ,
             Чѣмъ слезъ пролью хоть каплю!.. Шутъ мой, шутъ!
             Сойду съ ума я, кажется, сегодня!..

(Уходятъ Лиръ, Глостеръ, Кентъ и шутъ. Вдали слышатся раскаты грома).

             Гонерилья, Пойдемте въ замокъ,-- скоро быть грозѣ.
             Регана. Здѣсь домъ такъ малъ;-- куда намъ старика
             Дѣвать съ его оравой?
             Гонерилья.                     Наглупилъ --
             Такъ пусть за то и терпитъ. Отказался
             Онъ самъ вѣдь отъ пріюта.
             Регана.                     Самого
             Принять, пожалуй, я бы согласилась.
             Но свиту -- ни за что.
             Гонерилья.                     И я держусь
             Такого жъ точно мнѣнья.-- Гдѣ лордъ Глостеръ?
             Корнуэльсъ. Со старикомъ отправился онъ вмѣстѣ.
             Но вотъ и онъ. (Глостеръ возвращается).
             Глостеръ.           Король въ ужасномъ гнѣвѣ.
             Корнуэльсъ. Куда собрался онъ?
             Глостеръ.                               Сѣдлать велѣлъ онъ
             Своихъ коней; но самъ еще не знаетъ,
             Куда направить путь.
             Корнуэльсъ.           Всего умнѣе
             Его оставить дѣлать, мало-ль что взбредетъ
             Ему на умъ.
             Гонерилья. Не вздумайте просить
             Его остаться здѣсь.
             Глостеръ.           Нельзя жъ однако
             Забыть про то, что наступаетъ ночь;
             Встаетъ холодный вѣтеръ,-- вся жъ окрестность
             Пуста на много миль; въ степи не встрѣтишь
             Ни кустика кругомъ.
             Регана.                     Упрямымъ людямъ,
             Повѣрьте, сэръ, полезнѣе всего
             Почувствовать, что платятся они
             За собственную глупость. Прикажите
             Закрыть покрѣпче двери. Забывать
             Не должно намъ, что съ нимъ ватага буйныхъ,
             Отчаянныхъ головъ,-- такъ мало ль что
             Взбредетъ ему на умъ, когда захочетъ
             Онъ слушать ихъ: вѣдь нынче такъ легко
             Его увлечь. Быть надо осторожнымъ.
             Корнуэльсъ. Регана судитъ вѣрно;-- прикажите
             Закрыть ворота замка. Ночь страшна;
             Пора и намъ укрыться отъ ненастья. (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Степная дебрь. Ночь. Буря съ грозой.

(Кентъ и дворянинъ изъ свиты встрѣчаются).

             Кентъ. Кто бродитъ въ бурю здѣсь?
             Дворянинъ.                               Тотъ, у кого
             Такая жъ буря въ сердцѣ.
             Кентъ.                     Васъ теперь
             Я узнаю. Гдѣ государь?
             Дворянинъ.                     Онъ бродитъ
             Подъ бурей и грозой;-- то заклинаетъ
             Ужасный вихрь, чтобъ сбросилъ землю онъ
             Въ пучину водъ; то проситъ, чтобы море
             Поднялось до земли и все сокрыло
             Въ своихъ волнахъ. Его мольба -- чтобъ въ мірѣ
             Погибло все. [Безумно рветъ свои
             Онъ волосы сѣдые такъ, что вихрь
             Уноситъ ихъ крутящіеся клочья.
             Въ его душѣ свирѣпствуетъ такой же
             Ужасный ураганъ,-- когда не хуже,--
             Какъ въ небесахъ. Съ дождемъ и вѣтромъ спорить
             Онъ яростью. Въ такую ночь, когда
             Медвѣдь голодный въ страхѣ ищетъ скрыться
             Въ логовищѣ, когда и левъ и волкъ
             Не выйдутъ подъ грозу,-- онъ дико бродитъ,
             Съ открытой головой, зоветъ проклятье
             На цѣлый міръ] 66).
             Кентъ.           Но кто при немъ?
             Дворянинъ.                               Одинъ
             Его лишь шутъ. Онъ ходитъ съ нимъ и шуткой.
             Старается развлечь и успокоить
             Кручину старика.
             Кентъ.           Я повторю,
             Что знаю васъ, и, сколько наблюдалъ
             Характеръ вашъ, мнѣ кажется, могу
             Открыться вамъ во всемъ. У насъ готова,
             Замѣтно по всему, возникнуть распря
             Межъ герцогомъ Корнуэльскимъ и Альбани
             Хотя до сей поры ее никто
             Еще не могъ замѣтить 67). [Оба эти
             Властителя (подобно всѣмъ, кому
             Возвыситься позволила судьба
             До высшихъ мѣстъ) имѣютъ при себѣ
             Усердныхъ слугъ, которымъ довѣряютъ
             Во всемъ вполнѣ; но рядомъ съ ними есть
             Французскіе шпіоны, чьи доносы
             Успѣли ужъ подробно довести
             До свѣдѣнья французскаго монарха
             О томъ, что здѣсь творится. Знаетъ онъ
             О распрѣ нашихъ герцоговъ, а также
             О томъ неделикатномъ обращеньи,
             Какому былъ подвергнутъ ими старый
             Нашъ государь. Быть-можетъ, знаетъ онъ
             И болѣе, считая эти факты
             Поверхностнымъ лишь только выраженьемъ
             Гораздо худшихъ золъ] -- но такъ, иначе ль --
             Извѣстно мнѣ лишь то, что рать французовъ
             Идетъ на насъ. Они успѣли сдѣлать
             Въ двухъ-трехъ мѣстахъ ужъ высадку -- въ чемъ нашъ
             Виновенъ недосмотръ -- и скоро здѣсь
             Объявятся открыто.-- Если вы
             Мнѣ вѣрите -- спѣшите тотчасъ въ Дувръ.
             Тамъ встрѣтите вы лицъ, чья благодарность
             Сумѣетъ васъ достойно наградить,
             Когда вы сообщите вѣсть о тяжкихъ
             Страданьяхъ короля и тѣхъ несчастьяхъ,
             Какимъ подвергся онъ.-- Я повторю,
             Что самъ я дворянинъ хорошей крови
             И, только зная васъ, рѣшился вамъ
             Довѣрить это дѣло.
             Дворянинъ.           Мы о немъ
             Еще поговоримъ.
             Кентъ.           Нѣтъ, нѣтъ, не надо;--
             Довольно словъ!-- А чтобъ могли скорѣй
             Дѣйствительно повѣрить вы, что точно
             Я значу многимъ больше, чѣмъ кажусь,--
             То вотъ мой кошелекъ; возьмите все,
             Что вы найдете въ немъ. Когда удастся
             Увидѣть вамъ Корделію (а это
             Удастся вамъ навѣрно) -- покажите
             Ей этотъ перстень; скажетъ вамъ сейчасъ
             Она тогда, кто былъ тотъ неизвѣстный,
             Кѣмъ посланы вы къ ней.-- Какая буря!
             Я ухожу на поискъ короля.
             Дворянинъ. Жму руку вамъ. Имѣете ль еще
             Вы что-нибудь сказать мнѣ?
             Кентъ.                     Словъ не нужно --
             Намъ дѣло надо дѣлать. Помогите
             Сыскать мнѣ короля. Идите вправо,
             А я отправлюсь влѣво; тотъ, кто первый
             Его найдетъ, подастъ другому вѣсть.

(Уходятъ въ разныя стороны).

  

СЦЕНА 2-я.

Другая часть степи. Буря въ полномъ разгарѣ.

(Входятъ Лиръ и шутъ).

             Лиръ. Дуй, вѣтеръ, вой и злись!.. Порви свою
             Съ натуги грудь 68)! Низриньтесь, ураганы,
             На міръ земной! Бушуйте хляби водъ,
             Пока вершинъ не захлестнете башень 69)!
             Огни небесъ быстрѣйшіе, чѣмъ мысль,
             Предтечи грозъ, въ щепы разящихъ дубы,
             Зову я васъ!-- Летите, не щадя
             Моихъ сѣдинъ!-- Ты, разрушитель-громъ,
             Разбей весь міръ, весь шаръ земной! Срази
             Въ основахъ жизнь и все, что на землѣ
             Родитъ неблагодарныхъ!..
   Шутъ. Что, дядя? Видно, святая вода подъ сухой кровлей лучше, чѣмъ дождевая въ степи. Помирись-ка съ своими дочерьми! Такая ночь не щадитъ ни дураковъ ни умныхъ.
             Лиръ. Всей грудью злись 70)! Рази огнемъ! Бушуй
             Потокомъ водъ!.. Ни дождь, ни громъ, ни вѣтеръ
             Не дѣти мнѣ -- я не давалъ имъ царства!..
             Не обвиню стихій небесныхъ, я
             Въ свирѣпости:-- у нихъ меня щадить
             Причины нѣтъ!-- Такъ смѣйтесь надо мной,
             Нещадныя стихіи!.. Предаю
             Себя я вамъ! Предъ вами бѣдный старецъ,
             Дрожащій и больной, презрѣнный всѣми!..
             Рабами васъ послушными зову я
             Жестокихъ дочерей моихъ! Въ союзъ
             Вступили съ ними вы, чтобъ погубить
             Мою сѣдую голову!.. О, горько!
             До смерти горько мнѣ!..
   Шутъ. Хорошо тому, у кого есть теперь теплый уголъ, куда голову приклонить. (Напѣваетъ):
             Кто женится сглупа,
             А денегъ не доспѣетъ,
             Блоху лишь да клопа
             Въ дому своемъ пригрѣетъ.
             Когда о сердцѣ рѣчь,
             Забудь тогда мозоли,
             А то не уберечь
             Себя отъ худшей боли 71 ).
   Впрочемъ, вѣдь и первая красавица въ мірѣ не всегда своимъ зеркаломъ довольна бываетъ.
             Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, не буду плакать!.. Образцомъ
             Терпѣнья буду впредь, не молвивъ слова!..

(Входитъ Кентъ).

   Кентъ. Кто тутъ?
   Шутъ. Охапка величія съ пустымъ стручкомъ. Иначе говоря, умный человѣкъ съ глупымъ.
             Кентъ. О, государь, вы здѣсь?.. Какъ ни бываетъ
             Отрадна людямъ ночь, но врядъ ли кто
             Доволенъ ею нынче! Злыхъ бродягъ,
             Привыкшихъ къ темнотѣ, насильно держитъ
             Она въ ихъ грязныхъ норахъ. Сколько лѣтъ
             Ни прожилъ я на свѣтѣ, но ни разу
             Еще не приводилось видѣть мнѣ
             Подобныхъ грозъ иль слышать вой и ревъ
             Подобныхъ бурь! Людской природѣ ихъ
             Не выдержать, не задрожавъ отъ страха.
             Лиръ. О, сонмъ боговъ!.. Ты, что гремишь надъ нами
             Немолчнымъ этимъ рокотомъ,-- ищи
             Своихъ враговъ!.. Пусть задрожатъ они!..
             Дрожи, злодѣй, погрязшій въ преступленьяхъ
             И скрывшійся отъ праваго суда!
             Трепещетъ пусть запятнанная кровью
             Рука убійцъ! Пускай пощады просятъ
             Тѣ, что, принявъ наружный видъ добра,
             Таятъ обманъ и жалятъ ложной клятвой!
             Пускай дрожитъ коварный лицемѣръ,
             Губившій подъ личиною притворства
             Своихъ друзей!-- Пусть въ наготѣ предстанетъ
             Весь рядъ злодѣйствъ!-- Пусть молитъ о пощадѣ
             Онъ мстителя судью; но я наказанъ
             Превыше силъ и дѣлъ моихъ дурныхъ!..
             Кентъ. О, боги, бродитъ тамъ онъ, не покрывъ,
             Отъ вѣтра даже голову! О, добрый
             Мой государь, укройтесь здѣсь: вблизи
             Я вижу хижину; она покамѣстъ
             Вамъ дастъ пріютъ. Попробую я самъ
             Вернуться въ домъ жестокій. Тверже камня
             Его гранитныхъ стѣнъ сердца хозяевъ,
             Живущихъ въ немъ!-- Они ужъ отказали
             Мнѣ разъ, когда просилъ я пріютить
             Отъ бури васъ; но все равно -- вернусь
             Еще туда; ворвусь пусть даже силой.
             Лиръ. Я чувствую: мутиться начинаетъ
             Разсудокъ мой... (Шуту) Что, мой добрякъ? Я вижу,
             Продрогнулъ ты!-- Озябъ я самъ... (Кенту) Сказалъ ты,
             Что близко есть шалашъ!-- Нужда творитъ
             Великія дѣла: заставить можетъ
             Она цѣнить презрѣннѣйшую вещь.--
             Идемъ, мой бѣдный шутъ! Скорбя о многомъ,
             Скорблю я частью сердца моего
             И о тебѣ!..
             Шутъ (напѣваетъ).
             Въ комъ смыслъ живетъ -- смѣется тотъ несчастью
             И жизнь свою безъ горя проведетъ.
             Готовымъ быть лишь надобно къ ненастью:
             Вѣдь каждый день насъ дождикомъ сѣчетъ 72).
             Лиръ. Такъ, такъ, добрякъ!-- Идемте въ нашу хату. 73)

(Лиръ и Кентъ уходятъ):

   [Шутъ. Хорошая ночь, чтобъ раззолоченную развратницу прохладить. Прежде, чѣмъ уйти, у меня съ языка словечка два-три правды просятся:
             Когда попы болтать устанутъ,
             Воды лить въ пиво больше станутъ,
             Забудутъ щеголи нарядъ,
             А жечь лишь будутъ за развратъ,
             Когда суды обманъ забудутъ,
             Долги платить дворяне будутъ,
             Не станутъ лгать клеветники,
             А воры рѣзать кошельки,
             Ростовщики когда уймутся,
             А сводни святостью займутся --
             Тогда въ краю у насъ родномъ
             Перевернется все вверхъ дномъ,
             И будемъ мы дивиться сами,
             Что люди ходятъ вверхъ ногами 74)!
   Это все когда-нибудь Мерлинъ напророчитъ, потому что я раньше его живу. (Уходитъ).]
  

СЦЕНА 3-я.

Комната въ замкѣ Глостера.

(Входятъ Глостеръ и Эдмундъ;.

   Глостеръ. Скверно, Эдмундъ, скверно! Не могу я одобрить такого неестественнаго образа дѣйствія. Когда я просилъ ихъ разрѣшить мнѣ дать ему пріютъ, они отняли у меня право распоряжаться въ собственномъ домѣ и запретили, подъ угрозой своей немилости, не только помогать ему или за него ходатайствовать, но даже о немъ говорить.
   Эдмундъ. Дико и безчеловѣчно.
   Глостеръ. Ты только молчи! Есть вѣсти поважнѣе, чѣмъ извѣстная уже ссора между герцогами. Сегодня въ ночь я получилъ письмо, о которомъ опасно даже говорить. Оно спрятано въ моемъ кабинетѣ. Обиды, нанесенныя королю, скоро будутъ отомщены. Армія готова и уже высадилась. Мы, конечно, должны держать сторону короля. Я отыщу его тайно и окажу ему нужную помощь, а ты, между тѣмъ, постарайся отвести глаза герцогу, чтобъ онъ не провѣдалъ о моемъ добромъ дѣлѣ. Если онъ спроситъ обо мнѣ -- скажи, что я боленъ и лежу въ постели. Можетъ-быть, мнѣ грозитъ смерть, о чемъ мнѣ уже намекали, но я все-таки долженъ спасти моего короля и благодѣтеля. Страшныя дѣла готовятся, Эдмундъ, а потому будь остороженъ. (Уходитъ Глостеръ).
             Эдмундъ. Про добрыя дѣла твои скажу
             Немедленно я герцогу да кстати
             Отдамъ ему письмо твое.-- Такая
             Услуга не дурна, а потому
             Все то, что потерять тебѣ придется,
             Спокойно загребу сейчасъ же я.
             Возьму я все!-- Ну, молодость, впередъ!
             Смѣнить старье приходитъ твой чередъ! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Часть степи съ шалашомъ.

(Входятъ Лиръ, Кентъ и шутъ).

             Кентъ. Здѣсь нашъ пріютъ,-- войдите, государь.
             Чрезчуръ сурова ночь; природѣ нашей
             Ея не вынести. (Буря стихаетъ).
             Лиръ.           Остаться я
             Хочу одинъ.
             Кентъ.           Войдите, государь.
             Лиръ. Разбить ты хочешь сердце мнѣ?..
             Кентъ.                                         Свое
             Скорѣй я разобью. Прошу, войдите.
             Лиръ. Находишь ты ужаснымъ, что промокли
             Мы до костей?-- Пусть такъ; но страшно это
             Лишь для тебя!.. Когда охватитъ насъ
             Сильнѣйшая болѣзнь, то равнодушны
             Становимся мы къ меньшей!.. Если встрѣтимъ
             Медвѣдя мы и, думая спастись,
             Направимъ путь къ разъяренному морю --
             То злость прилива насъ заставитъ вновь
             Вернуться къ пасти звѣря! Наше тѣло
             Чувствительнымъ бываетъ лишь тогда,
             Когда спокоенъ духъ. Въ моей душѣ
             Кипитъ такая буря, что не въ силахъ
             Я что-нибудь почувствовать помимо
             И внѣ ея.-- Дѣтей неблагодарность!..
             Не схожа ли она съ поступкомъ злымъ,
             Когда уста кусаютъ больно руку,
             Дающую имъ кормъ?-- Постигнетъ кара
             Ихъ тяжкая!.. Но я -- я не хочу,
             Не буду больше плакать!.. Въ ночь такую
             Закрыть мнѣ дверь!.. Лей, дождь!-- тебя сносить
             Безъ жалобы я буду и упрека!..
             Въ такую ночь!.. Регана! Гонерилья!
             И это вы, которымъ такъ сердечно
             Я отдалъ все!.. Разсудокъ мой мутитъ
             Такая мысль!.. Молчу, молчу; не буду
             Объ этомъ вспоминать!
             Кентъ.                     Войдите, сэръ,
             Я васъ молю.
             Лиръ.           Войди сначала самъ;
             Заботься о себѣ.-- Мнѣ эта буря,
             Напротивъ, по душѣ: сношу я легче
             Подъ яростью ея иное горе,
             Во много разъ сильнѣйшее!-- Но, впрочемъ,
             Войду и я. (Шуту) Ступай впередъ, дружокъ;
             Всѣмъ нуженъ отдыхъ намъ.-- Иди,-- я только
             Прочту свои молитвы, а затѣмъ
             Самъ лягу спать. (Входитъ въ шалашъ шутъ).
                                 О, бѣдные больные!
             Гдѣ бъ вы ни находились,-- вы, кого
             Безжалостно бичуетъ этотъ страшный,
             Злой ураганъ,-- гдѣ скроете свою
             Бездомную вы голову? Какую
             Найдете вы защиту отъ дождя
             Въ дырявыхъ вашихъ рубищахъ? Какъ мало
             О васъ я думалъ прежде!.. Испытать
             На собственной спинѣ должно богатство
             Зло нищеты, чтобы понять, какія
             Страданья терпитъ бѣдность! Только этимъ
             Побудится оно давать избытокъ
             Несчастнымъ голякамъ, чтобъ и они
             Въ дѣлахъ небесъ прозрѣли справедливость!
   Эдгардъ (въ шалашѣ). Сажень съ четвертью, сажень съ четвертью!.. Здѣсь голякъ Томъ 75)!
   Шутъ (выбѣгая изъ шалаша). Не ходи, дядя,-- тамъ черти! Спрячься скорѣй.
   Кентъ. Дай руку. Кто тамъ сидитъ?
   Шутъ. Чортъ, чортъ,-- онъ зоветъ себя Томомъ!
   Кентъ (говоритъ въ шалашъ). Эй, кто тамъ рычитъ? Выходи!

(Изъ шалаша выходитъ Эдгардъ, переодѣтый юродивымъ).

   Эдгардъ. Назадъ! За мной дьяволъ скачетъ! Брр!.. холодно здѣсь; вѣтеръ въ кустахъ свищетъ! Убирайтесь въ постель грѣться 76).
             Лиръ. Свое добро ты, вѣрно, отдалъ дѣтямъ
             И тѣмъ довелъ себя до нищеты?
   Эдгардъ. Кто отдалъ? Никто Тому ничего не давалъ! Его чортъ чрезъ лѣса и дебри гонитъ; чрезъ вихрь и грозу носитъ; чрезъ пни и колоды съ нимъ скачетъ! Онъ ему ножей натыкалъ въ подушку; крысьяго зелья въ горшокъ насыпалъ.-- Томъ храбръ! Онъ верхомъ чрезъ мостокъ изъ жердей проскакалъ; свою тѣнь ловилъ; чудомъ пѣлъ остался!.. (Дрожитъ) Ва-ва-ва-ва-ва!.. холодно Тому, холодно! Храни васъ Господь отъ всякаго зла и напасти! Подайте голяку Тому на бѣдность! Его чортъ измучилъ! Я вамъ словлю его: -- вотъ онъ, вотъ онъ 77)!..
             Лиръ. И это дочери тебѣ, злодѣйки,
             Все сдѣлали? Ужель ты не оставилъ
             Хоть что-нибудь? Ужель имъ отдалъ все?
   Шутъ. Нѣтъ, видишь -- лохмотья у него остались; иначе было бы стыдно въ люди показаться.
             Лиръ. Пусть небеса весь градъ своихъ проклятій
             На злобныхъ дочерей твоихъ пошлютъ!
             Кентъ. У него нѣтъ дочерей, государь.
             Лиръ. Лжешь, клеветникъ!.. Злость дочерей одна
             До бѣдъ такихъ насъ довести способна'..
             Иль быть должно, чтобъ бѣдные отцы
             Такъ презирались собственною плотью?
             Терпи за дѣло плоть!-- Ты, плоть, грѣшила,
             Такъ дай же рвать себя, какъ пеликанъ 78)!
   Эдгардъ. Пилликокъ, пилликокъ! Галло-ло-ло!..
   Шутъ. Эта ночь, чего добраго, насъ всѣхъ съ ума сведетъ.
   Эдгардъ. Отъ чорта бѣги; отца и мать слушайся; слово держи крѣпко; съ чужой женой не шали, а съ тварью не связывайся!.. Холодно Тому, холодно!..
   Лиръ. Кѣмъ ты былъ прежде?
   Эдгардъ. За бабами бѣгалъ! О себѣ невѣсть что думалъ. Волосы завивалъ; перчатки на сердцѣ носилъ; за свою зазнобушку жизнь положить былъ радъ; а какъ съ ней грѣшили -- и говорить нечего! Бывало, что ни слово, то клятва съ языка, а тамъ суди Богъ какъ знаетъ! Спать ложился -- о грѣхѣ думалъ, а вставалъ затѣмъ только, чтобъ на дѣлѣ грѣшить. Вино любилъ; игру того больше, а съ женщинами прямымъ туркомъ былъ!.. Въ сердцѣ грязь; въ ушахъ сквернословье; руки на драку зудили; лѣнивъ, какъ свинья, былъ; воровалъ, какъ лисица; жралъ, какъ волкъ; бѣсился хуже собаки, а что въ руки попадало -- какъ левъ все себѣ забиралъ!-- Ей-ей, будь уменъ: не бросайся на скрипъ женскаго башмака или шуршанье платья! Въ вертепы не ходи; руки отъ юбокъ держи дальше; заемныхъ писемъ не пиши, а чорта гони прочь!-- Холодно, холодно! Вѣтеръ насквозь свищетъ!.. Бррр... Мимо, мимо бѣги! (Буря возобновляется).
   Лиръ. Лучше бы тебѣ въ могилѣ было лежать, чѣмъ въ твоихъ дырявыхъ лохмотьяхъ подъ открытымъ небомъ бѣгать.-- Вотъ онъ человѣкъ, какимъ природа его создала! Смотрите на него: не долженъ онъ ничего шелковому червяку за ткань, звѣрю за шкуру, овцѣ за шерсть, бобру за мускусъ. Онъ одинъ настоящій человѣкъ, а мы трое поддѣлка. Его одного зову я человѣкомъ, этой бѣдной, нагой, двуногой тварью. Не хочу чужого! Рвите съ меня все!..

(Рветъ свою одежду).

   Шутъ. Дядя, дядя, не дури,-- въ такую ночь купаться не           время! Хоть бы огонька гдѣ-нибудь достать. Былъ бы онъ похожъ въ степи на сердце стараго развратника: все тѣло холоднымъ стало, а искорка въ сердцѣ все-таки теплится. А, да вотъ и точно блуждающій огонекъ.

(Вдали показывается Глостеръ съ факеломъ).

   Эдгардъ. Это чортъ Флиббертиджибетъ! Онъ съ вечера до пѣтуховъ бродитъ; скотъ портитъ; лошадямъ гриву плететъ; людямъ глаза отводитъ; бѣдныхъ тварей мучитъ! (Напѣваетъ):
             Какъ святой, снова Витольдъ вернулся,
             На нечистую силу наткнулся.
             Сгинь, нечистая сила, сказалъ
             И ее предъ собою погналъ 79).
   Кентъ. Какъ вы себя чувствуете, государь? (Глостеръ приближается).
   Лиръ. Кто это?
   Кентъ. Эй, кто ты такой? Кого ищешь?
   Глостеръ. А кто вы такіе сами?
   Эдгардъ. Я Томъ голякъ; жабъ, крысъ и мышей глотаю, а разсержусь -- такъ и другой гадостью не побрезгаю: коровій пометъ сожру, дохлую собаку съѣмъ, болотную плѣсень выпью. Бьютъ меня, бродягу; съ этапа на этапъ пересылаютъ; въ колодки сажаютъ! А было время, когда и на моей спинѣ по три кафтана и по шести рубахъ разомъ надѣто было. Оружіе и лошади водились, а теперь... (Напѣваетъ):
             Вотъ семь лѣтъ, какъ пришлось мнѣ скитаться
             И мышами по нуждѣ питаться 80).
             Тише, чортъ Смолкинъ, тише!
             Глостеръ. Ужели, государь, вы не нашли
             Себѣ приличнѣй свиты?
             Эдгардъ.                     Чѣмъ не свита?
             Чортъ дворянинъ! Магогъ и Moдо должно
             Его намъ звать!
             Глостеръ.           Плохія времена!
             Испорчены мы такъ, что даже дѣти
             Возстали на отцовъ.
             Эдгардъ.                     Иззябъ я весь!..
             Глостеръ. Пойдемте, государь; я не могу
             Послушнымъ быть жестокому приказу,
             Какой мнѣ данъ. Запрещено впускать
             Мнѣ въ двери васъ, но все жъ я не оставлю
             Васъ такъ бродить подъ бурей и дождемъ
             Въ такую ночь. Отважился пойти я,
             Чтобъ васъ сыскать. Пойдемте; будетъ вамъ
             И теплый кровъ, и пища, и одежда.
             Лиръ. Постой, постой! Мнѣ хочется сначала
             Поговорить вотъ съ этимъ мудрецомъ

(показываетъ на Эдгарда).

      ;       Я знать хочу, что за причина грома.
             Кентъ. О, государь!-- послушайтесь: пойдемте
             За нимъ домой.
             Лиръ.           Сказалъ я вамъ, что надо
             Потолковать съ ѳиванскимъ этимъ мнѣ
             Философомъ. (Эдгарду) Скажи, мнѣ, другъ, какой
             Наукой занятъ ты?
             Эдгардъ.           Чертей гоняю
             Да змѣй душу.
             Лиръ.           Сойтись, я вижу, надо
             Поближе мнѣ съ тобой.
             Кентъ (Глостеру). Зовите, сэръ,
             Его настойчивѣй,-- мѣшаться началъ
             Въ немъ, кажется, разсудокъ.
             Глостеръ.                               Неужели
             Ты этому дивишься? Вспомни только,
             Что дочери хотѣли посягнуть
             На жизнь его!-- О, Кентъ, правдивый Кентъ!
             Ты истину предвидѣлъ и за это
             Въ изгнаньи ты!-- Мѣшается въ немъ разумъ,
             Сказалъ ты мнѣ,-- немудрено: я самъ
             Почти-что потерялъ его. Имѣлъ-
             Родного сына я, теперь навѣки
             Мной изгнаннаго прочь!-- Онъ умертвить
             Хотѣлъ меня. Случилось это все
             Недавно такъ; но дорогъ, ахъ, какъ дорогъ
             Онъ былъ мнѣ въ дни былые! Нѣтъ отца,
             Который бы любилъ родного сына
             Такъ горячо! Несчастье это тоже
             Сразить готово разумъ мой. (Буря усиливается). Но, боги!
             Какая ночь!-- Пойдемте, государь.
             Лиръ. Пожалуйста, оставь меня. (Эдгарду) Дай р)ку,
             Философъ мудрый, мнѣ.
             Эдгардъ.                     Бррр... весь продрогъ я!
             Глостеръ (Эдгарду). Ступай, убогій, въ хижину: ты тамъ
             Согрѣешься.
             Лиръ.           И мы за нимъ! Пойдемте
             И мы туда.
             Кентъ.           Пойдемте въ замокъ, сэръ.
             Лиръ. Ни-ни-ни-ни! Съ моимъ ученымъ я
             Не разлучусь!
             Кентъ.           Что дѣлать? Уступить
             Придется намъ и дать ему забрать
             Съ собой бродягу этого.
             Глостеръ.                     Бери,
             Когда нельзя иначе.
             Кентъ.                     Эй, убогій!
             Пойдемъ за нами также.
             Лиръ.                     Съ нами, съ нами,
             Аѳинянинъ мой мудрый...
             Глостеръ.                     Тш... довольно.
             Идемте всѣ.
             Эдгардъ (напѣваетъ):
             Роландъ на башню забрался;
             Тамъ великана встрѣтилъ.
             "Фуй, молвилъ онъ, я прежде здѣсь
             Британцевъ не замѣтилъ" 81). (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Комната въ замкѣ Глостера

(Входятъ Корнуэльсъ и Эдмундъ).

   Корнуэльсъ. Я отомщу, прежде чѣмъ оставлю этотъ домъ.
   Эдмундъ. Я невольно, сэръ, страдаю при мысли, что, можетъ-быть, меня будутъ осуждать за такое подчиненіе голоса природы чувству долга и вѣрности.
   Корнуэльсъ. Теперь я вижу, что не изъ одного злодѣйства желалъ твой братъ его смерти. Низость отца поневолѣ должна была возмутить его благородство.
   Эдмундъ. Какъ жестока ко мнѣ судьба! Я долженъ каяться въ томъ, что дѣйствую по правдѣ и совѣсти. Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ. Въ немъ вы найдете вѣрное доказательство его стачки съ французами. Какъ бы я хотѣлъ, чтобъ эта измѣна не существовала, или чтобъ по крайней мѣрѣ не мнѣ суждено было ее открыть,
   Корнуэльсъ. Пойдемъ со мною въ герцогинѣ.
   Эдмундъ. Если извѣстія письма вѣрны, то порядочно придется вамъ похлопотать съ этимъ дѣломъ.
   Корнуэльсъ, Правду или неправду говоритъ письмо -- во всякомъ случаѣ оно сдѣлаетъ тебя графомъ Глостеромъ. Узнай, гдѣ теперь твой отецъ, чтобъ мы могли немедленно потребовать его къ отвѣту.
   Эдмундъ (въ сторону). Если я застану его ухаживающимъ за старымъ королемъ, то это еще лучше подкрѣпитъ мой доносъ. (Громко) Вѣрьте, герцогъ, что я останусь вамъ преданнымъ, несмотря на противорѣчіе моей вѣрности съ голосомъ крови.
   Корнуэльсъ. Я тебѣ вѣрю, и ты найдешь во мнѣ второго отца. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 6-я.

Комната въ одной изъ пристроекъ къ замку Глостера.

(Входятъ Глостеръ и Кентъ).

   Глостеръ. Здѣсь все-таки лучше, чѣмъ на воздухѣ, а потому не брезгайте этимъ пріютомъ. Я постараюсь доставить вамъ всѣ удобства, какія только возможны, и скоро вернусь назадъ.
   Кентъ. Кажется, послѣднія силы разсудка готовы ему измѣнить. Да наградятъ васъ боги за вашу доброту. (Глостеръ уходитъ. Шутъ и Эдгардъ вводятъ Лира и сажаютъ въ кресло).
   Эдгардъ. Мутятъ меня бѣсы! Говорятъ, что Неронъ рыбу въ черномъ озерѣ удитъ! Молись, бѣднякъ, да чорта бѣги...
   Шутъ. А что, дядя, кто по-твоему глупѣе: мужикъ или дворянинъ?
   Лиръ. Король.
   Шутъ. Ну нѣтъ! Глупѣе мужикъ, у котораго сынъ дворяниномъ сталъ. Не великъ умъ у того, кто дѣтей въ дворяне прежде себя выводитъ.
             Лиръ. Рой демоновъ калеными когтями
             Со свистомъ ихъ и шипомъ истерзай!..
             Эдгардъ. [Бѣсъ мнѣ спину кусаетъ. 82)
   Шутъ. Глупъ тотъ, кто добротѣ волка вѣритъ, на свою лошадь надѣется, любовь мальчишки во что-нибудь ставить и клятвы продажной твари слушаетъ.
             Лиръ (вставая). Добьюсь я своего: на судъ обѣихъ
             Поставлю ихъ! (Эдгарду) Садись, законникъ мудрый,
             (Шуту) А также ты, ученый мужъ, судья.
             Сюда теперь, коварныя лисицы!..
   Эдгардъ. Смотрите, какъ она стоитъ.-- Она хочетъ подкупить судъ безстыдствомъ. Что встала, голубка? плыви.
             Шутъ. Приплыть-то она собиралась,
             Да въ лодочкѣ течь оказалась,
             Такъ ты ужъ ее не зови
   Эдгардъ. Бѣдный Томъ и въ соловьиномъ голосѣ бѣса слышитъ. Чортъ Гопданъ въ животѣ у него сидитъ; объѣвшись сельдей, пить проситъ. Молчи, черный бѣсъ! Нѣтъ у меня для тебя корма!..
             Кентъ (Лиру). Придите, сэръ, въ себя; утѣшьтесь, лягте:
             Въ постели отдохнете вы скорѣй.
             Лиръ. Нѣтъ, прежде пусть осудятъ ихъ!-- Зовите
             Свидѣтелей. (Эдгарду) Ты, въ мантіи судья,
             Займи свой стулъ. (Шуту) Сядь, обвинитель, рядомъ.
             (Кенту) Садись и ты: вѣдь ты въ числѣ судей.
             Эдгардъ. Будемъ судить по правдѣ, по совѣсти.
             Заснулъ ли пастухъ, или нѣтъ,
             Овцамъ далеко не забраться:
             Чуть свистнетъ -- отыщутъ свой слѣдъ
             И вѣрно къ нему возвратятся 84).
             Брысь, сѣрая кошка!
   Лиръ. Зовите прежде Гонерилью! Обвиняю ее предъ вами, честные судьи, въ томъ, что она выгнала изъ дома своего старика-отца.
   Шутъ. Пожалуйте, сударыня! Васъ зовутъ Гонерильей?
   Лиръ. Она отъ этого не отречется.
   Шутъ. Ну такъ вы меня извините: я принялъ васъ за скамью.
             Лиръ. А вотъ другая здѣсь. По взгляду глазъ,
             Смотрящихъ исподлобья, можешь видѣть
             Ты, что за сердце въ ней.-- Стой, стой, держите,
             Держите ихъ!.. Мечей, огня!.. Подкупленъ,
             Подкупленъ судъ! Зачѣмъ, судья лукавый,
             Ты далъ имъ убѣжать?..]
             Эдгардъ.                     Да сохранятъ
             Твой разумъ небеса!
             Кентъ.                     О, боги, боги!
             Гдѣ жъ то терпѣнье, сэръ, какимъ хотѣли
             Вы сдерживать себя?
             Эдгардъ.           Его несчастье
             До слезъ меня растрогало. Мнѣ роли
             Своей не выдержать.
             Лиръ.           Собаки даже
             Всей сворой рады лаять на меня 85)!
   Эдгардъ. А вотъ Томъ пуститъ въ нихъ своей головой.
             Эй, прочь вы, овчарки, борзыя,
             Бульдоги мордастые, злые,
             Что съ ядомъ привыкли кусать!
             Всѣхъ Томъ васъ заставитъ молчать!
             Словечко такое я знаю,
             Что разомъ всю выгоню стаю 86).
   Брысь на рынки и ярмарки! Пересохло горло у бѣднаго Тома 87).
   Лиръ. Разрѣжьте Реганѣ грудь!.. Взгляните, что у ней въ сердцѣ! Какая сила природы можетъ творить такія черствыя сердца?.. (Эдгарду) Тебя, другъ, я беру въ мою свиту.-- Не нравятся мнѣ только твои лохмотья. Ты одѣтъ точно персіянинъ! Перемѣни свое платье.
             Кентъ. Прилягте, сэръ,-- васъ успокоитъ сонъ.

(Лира укладываютъ въ постель).

             Лиръ. Тсс... тсс... безъ шума! Занавѣсъ закройте.
             Такъ хорошо... Я къ ужину проснусь. (Засыпаетъ).
             Шуть. [А я всхрапну ужъ лучше предъ обѣдомъ.] 88)

(Входитъ поспѣшно Глостеръ).

             Глостеръ (Кенту). Поди сюда. Гдѣ государь?
             Кентъ.                                         Въ постели.
             Не вздумайте будить его: разсудокъ
             Безслѣдно въ немъ померкъ.
             Глостеръ.                               Бери его
             Хоть на руки!-- Неси отсюда прочь.
             Услышалъ я сейчасъ, что здѣсь собрались
             Его убить. Клади его въ носилки;
             Бѣги съ нимъ въ Дувръ! Найдете тамъ защиту
             И помощь вы. Спѣши, спѣши! Спасай
             Его скорѣй. Отсрочка получаса
             Погубитъ все: лишится жизни онъ
             И ты и всѣ, кто съ преданностью хочетъ
             Ему помочь. Иди за мной, чтобъ васъ
             Я вывести успѣлъ отсюда тайно. 89)
             Кентъ. [Онъ спитъ теперь; усталая природа
             Взяла свое. Спокойствіе могло бы
             Его, быть-можетъ, вылѣчить -- и вотъ
             Опять грозитъ бѣда!-- Въ такихъ условьяхъ
             Какъ быть ему здоровымъ!-- (Шуту) Помоги
             Поднять его; ты оставаться здѣсь,
             Конечно, не захочешь.
             Глостеръ.                     Живо, живо!

(Кентъ, Глостеръ и шутъ уносятъ Лира).

             Эдгардъ. Какъ легче зло бываетъ намъ сносить,
             Когда оно за нами вслѣдъ сразить
             Рѣшаетъ тѣхъ, кто лучше насъ и выше!
             Какъ терпимъ мы покорнѣе и тише
             На людяхъ зло, и какъ, наоборотъ,
             Возстать готовъ на власть несчастья тотъ,
             Кому терпѣть придется тяжесть горя
             Лишь одному! Съ судьбою злобной споря,
             На родъ людей онъ съ завистью глядитъ,
             И счастья ихъ ему противенъ видъ,--
             Таковъ былъ я! Но видя, какъ бѣдою
             Сраженъ король, невольно я съ собою
             Сравнилъ его -- и стало легче мнѣ.
             Насъ съ нимъ бѣды постигнули однѣ:
             Бездѣтенъ онъ, а я отца лишился!
             Будь чутокъ, Томъ! Ты отъ несчастья скрылся,
             Такъ жди теперь, чтобъ лучшій мигъ насталъ
             И чистъ опять въ людскомъ ты мнѣньи сталъ.--
             Чего бы ночь ни принесла съ собою,
             Полны теперь заботой мы одною:
             Скрыть короля! Лишь спасся бъ онъ одинъ.
             Пекись о немъ, судьбой забытый сынъ! (Уходитъ).]
  

СЦЕНА 7-я.

Комната въ замкѣ Глостера.

(Входятъ Корнуэльсъ, Регана, Гонерилья и служитель).

   Корнуэльсъ (Гонерильѣ). Спѣшите къ герцогу, вашему супругу, и покажите ему эти письма. Французское войско высадилось.-- А теперь подайте мнѣ измѣнника Глостера.

(Нѣкоторые изъ свиты уходятъ).

   Регана. Повѣсить его сейчасъ же!
   Гонерилья. Выколоть ему глаза!
   Корнуэльсъ. Предоставьте раздѣлаться съ нимъ мнѣ.-- Ты, Эдмундъ, поѣдешь вмѣстѣ съ нашей сестрой. Не зачѣмъ тебѣ быть свидѣтелемъ расправы, какую я намѣренъ учинить съ измѣнникомъ твоимъ отцомъ. (Гонерильѣ) Посовѣтуйте герцогу спѣшить какъ можно скорѣй съ приготовленіями. Мы сами съ этимъ дѣломъ не замедлимъ. Быстрыя сношенія между собой мы устроимъ посредствомъ гонцовъ. Прощайте, сестра, (Эдмунду) а также и вы, лордъ Глостеръ. (Входитъ Освальдъ). Ну что? Гдѣ король?
             Освальдъ. Его отсюда прочь отправилъ Глостеръ.
             До тридцати изъ рыцарей умчались
             Вослѣдъ за нимъ, опрометью догнавъ
             Его въ воротахъ замка; къ нимъ присталъ
             Кой-кто изъ свиты Глостера, и всѣ
             Помчались въ Дувръ, крича, что тамъ найдутъ
             И помощь и друзей.
             Корнуэльсъ.           Вели сейчасъ же
             Подать коней принцессѣ.
             Регана.                     До свиданья,
             Любезный лордъ, а также ты, сестра.

Уходятъ Гонерилья и Эдмундъ)

             Корнуэльсъ. Прощай, Эдмундъ.-- Теперь подайте мнѣ
             Мерзавца Глостера. (Нѣкоторые изъ свиты уходятъ).
                                           Пускай ему
             Скрутятъ, какъ вору, руки.-- Умертвить
             Его нельзя, конечно, не предавъ
             Сперва суду; но, къ счастью, власть и сила
             Въ моихъ рукахъ -- такъ много толковать
             Тутъ нечего. Кто хочетъ -- пусть ворчитъ,
             Вмѣшаться жъ не посмѣетъ. (Вводятъ Глостера).
                                                     А, измѣнникъ!
             Такъ это ты?..
             Регана.           Проклятая лиса!
             Корнуэльсъ. Вязать его! Скрутите до костей
             Ему сухія руки.
             Глостеръ.           Что за шутки?
             Вы въ домѣ у меня;-- не позволяйте
             Себѣ такъ поступать со мной.
             Корнуэльсъ.                     Вяжите! (Глостера связываютъ).
             Регана. Сильнѣй, сильнѣй! А, негодяй, измѣнникъ!
             Глостеръ. Нѣтъ, женщина безъ сердца,-- никогда
             Измѣнникомъ я не былъ!
             Корнуэльсъ.           Привязать
             Его къ скамьѣ.-- Увидишь, негодяй,
             Что ждетъ тебя! (Регана вцѣпляется въ бороду Глостера)".
             Глостеръ.           О, гнусенъ и позоренъ
             Поступокъ твой!.. Зову боговъ безсмертныхъ
             Въ свидѣтели!..
             Регана.           Такъ сѣдъ и такъ коваренъ!
             Глостеръ. Коварна ты! Возстанетъ каждый волосъ,
             Что вырвала съ такою злостью ты
             Изъ старой бороды моей,-- возстанетъ,
             Чтобъ мстить тебѣ!-- Вы въ домѣ у меня,
             Такъ будете ль платить такимъ злодѣйствомъ
             За хлѣбъ мою и соль?
             Корнуэльсъ.           Какія письма --
             Сейчасъ намъ говори -- ты получилъ
             Изъ Франціи?..
             Регана.           Не вздумай притворяться:
             Мы знаемъ все!
             Корнуэльсъ.           Какія ты дѣла
             Завелъ съ врагомъ, который вторгся съ войскомъ.
             На берегъ нашъ?
             Регана.           Куда отправилъ тайно
             Безумца-короля?-- Все, безъ утайки,
             Открой сейчасъ!
             Глостеръ.           Я получилъ письмо
             Не отъ врага, но отъ лица, здѣсь къ дѣлу
             Нисколько не причастнаго;-- въ письмѣ же
             Изложены лишь слухи.
             Корнуэльсъ.           Вздоръ!
             Регана.                               Все ложь!
             Корнуэльсъ. Куда ты старика отправилъ?
             Глостеръ.                                                   Въ Дувръ.
             Регана. Зачѣмъ туда?-- Тебѣ запрещено
             Подъ страхомъ было смерти...
             Корнуэльсъ.                     Пусть отвѣтитъ
             Сперва, зачѣмъ?
             Глостеръ.           Привязанъ я:-- терпѣть
             Я долженъ все.
             Регана.           Отвѣть, отвѣть, зачѣмъ
             Отправилъ въ Дувръ?
             Глостеръ.           Затѣмъ, чтобы не видѣть,
             Какъ вырвешь ты злодѣйскими ногтями
             Ему глаза! Затѣмъ, чтобы не видѣть,
             Какъ гнусная сестра твоя вопьется,
             Какъ злой кабанъ, въ помазанную плоть!..
             Въ такую ночь, когда до звѣздъ небесныхъ
             Вздымалась хлябь свирѣпыхъ, бурныхъ волнъ --
             Онъ, съ головой, открытой непогодѣ,
             Бродилъ въ степи съ своимъ разбитымъ сердцемъ
             И слезы лилъ, мѣшая ихъ съ дождемъ!--
             Когда бы волкъ приблизился, продрогнувъ,
             Къ твоимъ дверямъ -- должна бы ты была
             И волку дать пріютъ! Сама свирѣпость
             Смягчила бы себя!-- Но будетъ время!--
             Увижу я еще, какъ месть сразитъ
             Такихъ дѣтей!
             Корнуэльсъ. Ну, этого тебѣ
             Увидѣть не удастся:-- растопчу
             Тебѣ глаза я прежде.-- Эй, держите
             Мерзавцу крѣпче руки 90).
             Глостеръ.                     О!.. Подай
             Мнѣ помощь тотъ, кто хочетъ самъ дожить
             До старыхъ лѣтъ!.. Злодѣйство!.. Боги, боги,
             Регана. Кончай съ другимъ, чтобъ не смѣялся зрячій
             Глазъ надъ слѣпымъ...
             Корнуэльсъ.           Жди мести!..
             Служитель.                               Стойте, сэръ!
             Вамъ съ малыхъ лѣтъ служилъ я вѣрой-правдой;
             Но никогда услуги лучшей вамъ
             Не могъ я оказать, какъ давъ сегодня
             Совѣтъ себя сдержать.
             Регана.                     Молчи, собака!..
             Служитель. Когда бъ ты съ бородой была -- вцѣпился бъ
             Я въ бороду твою! Во весь бы голосъ
             Тебѣ я крикнулъ: стой!
             Корнуэльсъ.           Ты, рабъ?.. (Выхватываетъ мечъ).
             Служитель.                               Ну, если
             Пошло на то -- посмотримъ, чья возьметъ.

(Выхватываетъ тоже мечъ и бросается на Корнуэлѣса. Корнуэльсъ тяжело раненъ).

             Регана (другому слугѣ). Дай мнѣ твой мечъ: холопы, вижу я,
             Хотятъ возстать. (Убиваетъ служителя изъ-за спины).
             Служитель.           О, я убитъ!.. (Глостеру) Смотрите,
             Смотрите, сэръ!.. однимъ вы глазомъ все же
             Увидите, что отомстить успѣлъ
             Злодѣю я. (Умираетъ).
             Корнуэльсъ. Ты это не увидишь 91)!..
             Вонъ, слизкій комъ!-- ищи твой прежній свѣтъ.
             Глостеръ. Темно вокругъ!.. Эдмундъ, Эдмундъ мой вѣрный!
             Гдѣ ты, Эдмундъ?.. Всѣ молніи зажжешь,
             Я знаю, ты, чтобъ отомстить жестоко
             Моимъ врагамъ!..
             Регана.           Зови, зови, измѣнникъ!--
             Всѣхъ больше ненавистенъ ты тому,
             Кого зовешь!-- Намъ именно Эдмундъ
             Открылъ твою измѣну. Слишкомъ честенъ
             Онъ былъ, чтобы жалѣть тебя!
             Глостеръ.                               Безуменъ,
             Безуменъ я!.. Эдгардъ былъ оклеветанъ!..
             Простите, боги, мнѣ тяжелый грѣхъ,
             Ему жъ пошлите счастье!..
             Регана.                     Пусть толкнутъ
             Его за дверь;-- пусть носомъ ищетъ онъ
             Дорогу въ Дувръ 92). (Корнуэльсу) Что, другъ мой, какъ себя
             Ты чувствуешь?
             Корнуэльсъ. Я раненъ тяжело...
             Пойдемъ со мной; дай руку. (Слугамъ) Выгнать вонъ
             Мерзавца прочь отсюда. (Доказывая на трупъ служителя)
                                           Эту жъ дрянь
             Зарыть въ навозъ.-- Того гляди, что кровью
             Я изойду... Не кстати эта рана...
             Дай руку мнѣ...

(Уходитъ, опираясь на Регану. Нѣкоторые изъ слугъ уводятъ Глостера) 93).

             1- и служитель. [Ну, ежели не будетъ
             Наказанъ онъ -- то я начну грѣшить
             Безъ страха и оглядки.
             2- и служитель.           Хороша,
             Признаться, и она.-- Когда дожить
             Удастся ей до старости -- въ чудовищъ
             Себя спокойно могутъ обратить
             Всѣ женщины.
             1-й служитель. Мы приглядимъ пока
             За бѣднякомъ, а тамъ къ нему приставимъ
             Кого-нибудь изъ нищихъ. Пусть онъ водитъ
             Его съ собой. Несчастнымъ голякамъ
             Привычно это дѣло.
             2- и служитель.           Я жъ добуду
             Бѣлковъ и льна: ихъ надо привязать
             Къ его глазамъ, чтобъ не истекъ онъ кровью.
             Покой и миръ пошли ему судьба. (Уходятъ).]
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Степь.

(Входить Эдгардъ).

             Эдгардъ. Быть презрѣннымъ въ глазахъ у всѣхъ все жъ лучше,
             Чѣмъ слушать лесть изъ устъ своихъ враговъ.--
             Послѣдній изъ несчастныхъ не боится
             Ни бѣдъ ни зла: онъ видитъ впереди
             Надежды лучъ. На худшее мѣняемъ
             Мы лишь добро -- за горемъ же придетъ
             Часъ радости 94). [Такъ пусть же встрѣчу смѣло
             Я вѣтеръ злой, надувшій мнѣ несчастье!
             Онъ сдѣлалъ все, что могъ, и мнѣ его
             Бояться больше нечего.] Чу,-- кто-то
             Идетъ сюда. (Старикъ ведетъ Глостера).
                                 Что вижу я? Отецъ!..
             Въ такомъ печальномъ видѣ!.. Міръ! Ужасный^
             Презрѣнный міръ! Не потому ль считаемъ
             Не стоящимъ бороться мы съ судьбой,
             Что слишкомъ ужъ нежданны и случайны
             Ея превратности?
             Старикъ.           О, добрый лордъ!
             Вотъ восемьдесятъ лѣтъ, какъ вѣрой-правдой
             Служилъ я вамъ и вашему отцу.
             Глостеръ. Ступай, мой другъ: твои заботы мнѣ
             Не надобны;-- ты ими мнѣ добра
             Не принесешь, а самъ попасться можешь
             Легко въ бѣду.
             Старикъ.           Вамъ не найти дороги.
             Глостеръ. Мнѣ въ жизни нѣтъ пути, а потому
             Не нужны и глаза. Споткнулся грубо
             Я, бывши даже зрячимъ! Злое горе
             Полезнѣе бываетъ намъ подчасъ,
             Чѣмъ радости.-- Эдгардъ, Эдгардъ мой вѣрный!
             Ты жертвой палъ ошибочнаго гнѣва!
             Когда бы могъ тебя хоть осязаньемъ
             Я ощутить -- почудилось бы мнѣ
             Отъ радости, что возвратились снова
             Мои глаза!
             Старикъ. Эй, кто тутъ?
             Эдгардъ.                     Боги, боги!
             Гдѣ человѣкъ, который громогласно
             Сказать имѣетъ право, что достигъ онъ
             Предѣловъ зла 95)? Во сколько разъ теперь
             Несчастнѣй я, чѣмъ прежде!
             Старикъ.                               Это бѣдный
             Бродяга Томъ.
             Эдгардъ.           И сдѣлаться могу
             Несчастнѣй я еще! Конца бѣдамъ
             Нельзя и предсказать, пока мы можемъ
             Пробормотать: "я зла достигъ границъ!"
             Старикъ (Эдгарду). Куда идешь, пріятель?
             Глостеръ.                                                   Ты сказалъ,
             Что нищій онъ?
             Старикъ.           И нищій и безумецъ.
             Глостеръ. Ума въ немъ проблескъ есть, когда онъ можетъ
             Просить на хлѣбъ. Прошедшей ночью встрѣтилъ
             Подъ бурей я такого жъ бѣдняка
             И въ этотъ мигъ невольно человѣка
             Сравнилъ съ червемъ. О сынѣ мысль пришла
             Мнѣ также въ умъ, хотя тогда считалъ я
             Его своимъ врагомъ.-- О, много мнѣ
             Пришлось узнать съ тѣхъ поръ!-- Въ рукахъ боговъ
             Похожи мы на мухъ: подобно дѣтямъ,
             Забавы ради, рвутъ на части насъ
             Они, какъ дѣти мухъ.
             Эдгардъ (въ сторону). Какъ быть? Что дѣлать?
             Грустна чрезчуръ задача предъ несчастнымъ
             Играть безумца роль, на грусть и горе
             Обоимъ намъ. (Громко) Благословенье неба
             Надъ вами будь.
             Глостеръ.           Предъ нами бѣдный нищій?
             Старикъ. Да, добрый лордъ.
             Глостеръ (старику).           Прошу тебя, уйди;
             А если оказать желаешь точно
             Ты мнѣ добро -- тогда настигни насъ
             Въ двухъ-трехъ отсюда миляхъ, по дорогѣ,
             Ведущей въ Дувръ, и принеси съ собой,
             Чѣмъ мы могли бъ прикрыть и отогрѣть
             Несчастнаго бѣднягу.-- Сдѣлай это,
             Когда меня ты любишь;-- самъ же я
             Останусь съ нимъ и попрошу его
             Меня водить.
             Старикъ.           Вѣдь онъ безуменъ, сэръ.
             Глостеръ. Въ томъ нынче злоба дня, что сумасшедшимъ
             Ждутъ вослѣдъ слѣпцы!-- Прошу, исполни,
             Что я сказалъ;-- а ежели не хочешь,
             Такъ дѣлай, какъ желаешь. Объ одномъ лишь
             Прошу: уйди.
             Старикъ.           Иду, милордъ, и тотчасъ
             Ему, какъ вы сказали, принесу
             Мой лучшій плащъ. А тамъ -- что будетъ, будь.

(Уходитъ старикъ).

             Глостеръ (Эдгарду). Эй, ты, голякъ, поди сюда!
   Эдгардъ. Холодно бѣдному Тому, холодно! (Въ сторону) Я не въ силахъ больше притворяться.
   Глостеръ. Подойди ближе.
   Эдгардъ (въ сторону). А притворяться надо. (Громко) Помоги небо твоимъ бѣднымъ, истекающимъ кровью, глазамъ.
   Глостеръ. Знаешь ли ты дорогу въ Дувръ?
   Эдгардъ. Все знаетъ Томъ! Скача чрезъ пни и колоды, Томъ со страху умъ потерялъ. Храни тебя небо отъ злыхъ бѣсовъ! [Ихъ цѣлыхъ пять сидятъ въ бѣдномъ Томѣ: первый -- распутства бѣсъ, второй -- глухоты, третій -- кражи, четвертый -- убійства, а пятый -- гримасы корчить да по ночамъ служанокъ мучить.-- Пошли тебѣ небо вѣчныхъ благъ!] 96)
             Глостеръ. Вотъ золото тебѣ: бери, бѣднякъ,
             Согбенный до послѣдняго предѣла
             Подъ гнетомъ зла. Утѣшься тѣмъ, что я
             Несчастенъ точно такъ же. Вѣчно будь
             Права рука судьбы! Карай нещадно
             Роскошныхъ сластолюбцевъ! Попираютъ
             Они твои законы и не видятъ
             Того, чего не чувствуютъ. Яви
             Свою имъ власть и силу! Равноправность
             Да царствуетъ во всемъ! Распредѣляй
             Всѣмъ поровну дары свои: избытокъ
             Однихъ давай другимъ... (Эдгарду) Скажи, ты знаешь
             Дорогу въ Дувръ?
             Эдгардъ.           Да, господинъ.
             Глостеръ.                               Веди же
             Меня туда; тамъ на дорогѣ есть
             Крутой утесъ; вознесся грозно онъ
             Надъ пропастью. Поставь меня на самомъ
             Его краю. Вознагражу за это
             Твою я щедро бѣдность. Разъ взойдя,
             Не буду я нуждаться съ той минуты
             Въ проводникѣ.
             Эдгардъ.           Подайте руку, сэръ,--
             Бѣдняга Томъ исполнитъ вашу волю. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Передъ дворцомъ Альбани.

(Входятъ Гонерилья и Эдмундъ. Ихъ встрѣчаетъ Освальдъ).

             Гонерилья. Привѣтъ примите, сэръ! Я удивляюсь,
             Что скромный мой супругъ не догадался
             Къ намъ выѣхать навстрѣчу. (Освальду) Гдѣ же герцогъ?
             Освальдъ. Онъ въ замкѣ, лэди. Не случалось мнѣ
             Ни разу видѣть въ жизни, чтобы люди
             Могли такъ измѣняться. Вѣсть, что войско
             Враговъ пристало къ берегу, онъ встрѣтилъ
             Улыбкою, а на слова, что вы
             Пріѣдете -- отвѣтилъ: "очень жалъ".
             Когда жъ я сообщилъ ему о гнусной
             Измѣнѣ Глостера и объ услугѣ,
             Какую оказалъ его достойный
             И честный сынъ,-- онъ, разсердясь, назвалъ
             Меня глупцомъ, сказавъ, что на изнанку
             Я вывернулъ все дѣло. Онъ какъ будто
             Умышленно находитъ то дурнымъ,
             Что стоитъ похвалы, а то, что дурно,
             Готовъ хвалить.
             Гонерилья (Эдмунду). Ну, если такъ, то лучше
             Вамъ не входить. Онъ дрянь и трусъ; въ немъ нѣтъ
             Ни капли смѣлой доблести, чтобъ прямо
             Итти навстрѣчу дѣлу. Онъ готовъ
             Прикинуться невидящимъ обиду,
             Лишь только бъ на нее не отвѣчать.
             Быть-можетъ, то, о чемъ мечтали мы
             Въ дорогѣ съ вами,-- сбудется 97)... Вернитесь
             Назадъ, Эдмундъ, вернитесь къ брату; тамъ
             Вы примете начальство надъ войсками
             И вдохновите ихъ; а я должна,
             Какъ кажется, съ супругомъ помѣняться
             Ролями здѣсь: взамѣнъ меча, придется
             Мнѣ въ руки дать ему веретено!
             Другъ другу вѣсти будемъ подавать
             Мы съ вами чрезъ Освальда: онъ усерденъ
             И преданъ намъ. Когда пойдете къ цѣли
             Вы съ твердостью -- то скоро прилетитъ
             Къ вамъ радостная вѣсть отъ той, кому
             Покорны вы98). (Даетъ ему ленту) Носите это!-- лишнихъ
             Не надо словъ. (Тихо) Склонись. (Быстро его цѣлуетъ)
                                                     Будь въ поцѣлуѣ
             Моемъ языкъ -- до неба воспарилъ бы
             Отъ счастья ты!-- Пойми и дожидайся!
             Эдмундъ. До гроба твой! (Уходитъ Эдмундъ).
             Гонерилья. О, милый, милый Глостеръ!
             Вотъ какъ различны могутъ быть мужчины!
             Склонились бы покорно передъ нимъ
             Всѣ женщины, а я, себѣ на стыдъ,
             Дрянной досталась тряпкѣ 99)!
             Освальдъ.                     Вотъ идетъ
             Сюда, милэди, герцогъ.

(Уходитъ Освальдъ. Входитъ Альбани).

             Гонерилья.                     Неужели
             Не стою я, чтобы меня позвать
             Хотя бъ свисткомъ 100)?
             Альбани.           Не стоишь праха ты,
             Какимъ въ лицо намъ дуетъ бурный вѣтеръ!
             Ты мнѣ страшна! 101) [На все способенъ тотъ,
             Кто ставитъ ни во что источникъ жизни
             И благъ своихъ! Сучокъ, порвавшій связь
             Съ его вскормившимъ корнемъ, осуждаетъ
             Себя на смерть; становится лишь годенъ
             На дѣло зла 102).
             Гонерилья.           Довольно:-- мнѣ смѣшны
             Вѣдь эти поученья.
             Альбани.           Голосъ правды
             Смѣшонъ однимъ злодѣямъ! Злость пріятна
             Лишь злости же!-- Что натворили вы,
             Вы -- дочери?-- нѣтъ, нѣтъ:-- тигрицы!-- Старца,
             Отца родного, полнаго такихъ
             Душевныхъ, рѣдкихъ свойствъ, что самъ медвѣдь
             Съ почтеньемъ сталъ ему лизать бы руку,
             Ума лишили вы!-- Злодѣйки, твари!
             Какъ сдѣлать вамъ позволилъ это братъ,
             Такъ взысканный отцомъ? Ему обязанъ
             Такъ многимъ онъ!-- О, если грозныхъ силъ
             Своихъ не вышлетъ небо, чтобъ достойной
             За злость сразить васъ карой -- будутъ люди,
             Какъ звѣри, жить! Начнутъ терзать другъ друга,
             Какъ чудищъ рой!]
             Гонерилья.           Дрянной простякъ, не желчь
             Въ тебѣ, а молоко! Щелчковъ презрѣнныхъ
             Твой проситъ лобъ, а щеки оплеухъ!
             Чутья въ тебѣ настолько нѣтъ, чтобъ видѣть,
             Гдѣ честь и гдѣ безчестье! 103) [Дураки
             Одни жалѣть вѣдь могутъ, что безумцу
             Связали руки, прежде чѣмъ надѣлать
             Успѣлъ онъ бѣдъ.-- Гдѣ мечъ твой? Грозный врагъ
             Идетъ на насъ; значки французовъ вѣютъ
             У насъ въ поляхъ! Съ ихъ окрыленныхъ шлемовъ
             Грозитъ намъ смерть, а ты,-- какъ будто дѣла
             Тебѣ тутъ нѣтъ,-- спустивши рукава,
             Сидишь, какъ дрянь, причитывая подъ носъ:
             "Зачѣмъ все это сдѣлалось?"]
             Альбани.                     Взгляни
             Себѣ въ лицо! И въ дьяволѣ самомъ
             Намъ злость не такъ противна и ужасна,
             Какъ въ женщинѣ.
             Гонерилья.                     Пустой дуракъ!
             Альбани. 104)                               [Узнать
             Въ тебѣ нельзя вѣдь женщину! Не дѣлай
             Хоть изъ стыда похожею себя
             На чудище! Когда бы зуду крови
             Я уступилъ -- то на куски тебя
             Я разорвалъ своими бы руками!..
             Ты дьяволъ злой въ душѣ своей; но все же
             Ты женщина -- вотъ почему себя я
             Могу еще сдержать.
             Гонерилья.           Храбрится! Тоже
             Мужчиной вздумалъ быть!] (Входитъ гонецъ).
             Альбани. Съ какимъ извѣстьемъ
             Явился ты?
             Гонецъ.           Милордъ! Корнуэльскій герцогъ
             Убитъ своимъ слугой, когда хотѣлъ
             Глаза онъ вырвать Глостеру.
             Альбани.                               Глаза
             Хотѣлъ онъ вырвать Глостеру?..
             Гонецъ.                               Служитель
             Тотъ былъ воспитанъ имъ; снести не могъ
             Онъ этого поступка и, схвативъ
             Въ порывѣ злобы мечъ, его направилъ
             Въ грудь герцога; но тотъ, разсвирѣпѣвъ,
             Самъ бросился впередъ и наповалъ
             Убилъ слугу, при чемъ однако раненъ
             Имъ былъ смертельно самъ.
             Альбани.                     Такъ, значитъ, живы
             Еще надъ нами судьи, чья рука
             Умѣетъ быстро мстить!-- Но бѣдный Глостеръ!
             Лишился глаза онъ?
             Гонецъ.                     Онъ потерялъ
             Ихъ оба, сэръ. (Гонерилъѣ) Вотъ письма къ вамъ, милэди.
             Сестрица ваша проситъ дать на нихъ
             Сейчасъ отвѣтъ.
             Гонерилья (въ сторону). Извѣстья хороши;
             Но вотъ бѣда: она вдовой осталась,--
             Эдмундъ же съ ней! Разрушить это можетъ,
             Пожалуй, всѣ блаженныя мечты,
             Какія я ласкала!-- Впрочемъ, новость
             Еще не такъ дурна. Прочту письмо
             И тотчасъ дамъ отвѣтъ. (Уходитъ).
             Альбани.                     А гдѣ же былъ
             Сынъ Глостера въ то время, какъ отецъ
   царь. Да, государыня. Глубокимъ сномъ
             Его воспользовавшись, мы одежду
             Ему перемѣнили.
   Врачъ.                     Королева,
             Останьтесь здѣсь, какъ мы его разбудимъ.
             Ручаюсь я, спокоенъ будетъ онъ.
   Корделія. Прекрасно.
   Врачъ.                     Подойдите только ближе.
             Пусть музыка еще сильнѣй играетъ.
   Корделія. Отецъ мой дорогой! Пусть въ поцѣлуѣ
             Моемъ въ тебя вольются силы жизни
             Цѣлящія! Пускай онъ утишитъ
             Бушующую скорбь, къ какую сестры
             Тебя вогнали!
   Кентъ.                     Добрая царица!
   Корделія. Когда бъ ты даже не былъ ихъ отцомъ,
             Твои сѣдины пробудить должны бы
             Въ нихъ состраданье. Неужели возможно
             Такую голову подвергнуть буйству
             Враждующихъ вѣтровъ? Открыть ударамъ
             Грохочущаго грома? Быстролетной,
             Сверкающей зловѣщимъ блескомъ молньи?
             И непокрытой головѣ твоей
             Не дать покрова! О, въ такую ночь
             Собака моего врага, меня
             Кусавшая, у моего огня
             Стояла бы! А ты, отецъ мой бѣдный,
             Ты долженъ былъ искать себѣ пріюта
             Въ соломѣ, межъ свиней и сумасшедшихъ!
             О, боги, боги! Надо удивляться,
             Что еще жизнь съ разсудкомъ вмѣстѣ ты
             Не потерялъ тогда жъ! Но онъ проснулся.
             Заговорите съ нимъ.
   Врачъ.                     Нѣтъ, королева,
             Заговорите сами; это лучше.
   Корделія. Здоровы ли вы, государь? Какъ, ваше
             Величество, сейчасъ вы почивали?
   Лиръ. Не мучьте вы меня, не вынимайте
             Изъ гроба. Да, ты добрый духъ. Но я
             Привязанъ къ пламенному колесу,
             И капли слезъ, которыми я плачу,
             Жгутъ, какъ свинецъ, меня.
             Корделія.                     О, государь!
             Меня вы узнаете?
   Лиръ.                     Узнаю.
             Ты духъ. Когда ты умерла?
   Корделія.                     Онъ бредитъ.
   Врачъ. Еще онъ не проснулся; подождите.
             Оставьте одного его пока.
   Лиръ. Гдѣ былъ я? Гдѣ теперь я? Это свѣтъ
             Дневной? Быть-можетъ, я обманутъ страшно!
             Когда бъ въ подобномъ положеньи я
             Другихъ увидѣлъ, то отъ состраданья
             Я бъ умеръ -- каково жъ мнѣ самому?
             Я не ручаюсь, что рука вотъ эта --
             Моя. Посмотримъ! Нѣтъ, уколъ булавки
             Я чувствую. О, если бы я былъ
             Увѣренъ, что все это вкругъ -- не сонъ.
   Корделія. О, государь, взгляните на меня!
             Съ благословеньемъ поднимите руки
             Надъ головой моей! Нѣтъ, государь,
             Не становитесь на колѣни, нѣтъ!
   Лиръ. Не смѣйтесь надо мной. Я слабый старецъ,
             Я выжилъ изъ ума; я прожилъ больше
             Восьмидесяти лѣтъ. Что больше часомъ,
             Что меньше часомъ, -- все равно. Скажу
             Вамъ откровенно: я почти боюсь,
             Что я сошелъ съ ума. Сдается мнѣ,
             Что я васъ знаю и что знаю также
             Вотъ этого (указываетъ на Кента). Но все жъ я не увѣренъ
             И не могу взять въ толкъ, гдѣ я теперь,
             И сколько ни ломаю головы,
             Не помню на себѣ такой одежды.
             Не помню и того, гдѣ эту ночь
             Провелъ я... О, не смѣйтесь надо мною!
             Но я увѣренъ,-- какъ увѣренъ въ томъ,
             Что я мужчина,-- я увѣренъ въ томъ,
             Что эта дама -- милое мое
             Дитя Корделія...
   Корделія.           Она! Она!
   Лиръ. Мокры ли твои слезы? Да, конечно!
             Прошу тебя не плачь. Коль у тебя
             Есть для меня отрава, дай, я выпью.
             Я знаю, ты меня не любишь! Да,
             Вѣдь сестры же твои меня терзали,
             Хоть я имъ зла не дѣлалъ, а тебя
             Обидѣлъ я.
   Корделія.           Нѣтъ, нѣтъ, ты не обидѣлъ!
   Лиръ. Гдѣ я? Во Франціи?
   Кентъ.                               Нѣтъ, государь,
             Въ своемъ вы королевствѣ.
   Лиръ.                               О, прошу васъ,
             Не смѣйтесь надо мною!
   Врачъ.                               Королева,
             Теперь спокойны будьте. Буйный бредъ
             Въ немъ прекратился, видите вы сами.
             Но есть ему опасность вспоминать
             Печальное забытое имъ время.
             Его вы попросите прогуляться,
             Идите съ нимъ, и до тѣхъ поръ, пока
             Онъ вовсе не оправится, ничѣмъ
             Его не безпокойте.
   Корделія.           Не угодно ль
             Вамъ прогуляться, государь?
   Лиръ.                               О, будь
             Ко мнѣ ты снисходительнѣй! Прошу,
             Забудь, прости меня. Я старъ и глупъ.

(Всѣ уходятъ кромѣ Кента и Рыцаря).

   Рыцарь. Подтвердилось ли извѣстіе, что герцогъ Корнвалльскій убитъ?
   Кентъ. Совершенно.
   Рыцарь. Кто же начальствуетъ надъ его войскомъ?
   Кентъ. По слухамъ, побочный сынъ Глостера.
   Рыцарь. Говорятъ, изгнанный его сынъ Эдгаръ живетъ вмѣстѣ съ графомъ Кентомъ въ Германіи.
   Кентъ. Слухи разные. Но намъ время осмотрѣться.-- Британскія войска подходятъ.
   Рыцарь. Повидимому, бой будетъ очень кровопролитенъ. Прощайте, сэръ. (Уходитъ).
   Кентъ. Рѣшенье близится и надъ моей судьбой:
             Удача мнѣ иль нѣтъ, покажетъ этотъ бой.

(Уходитъ).

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Сцена I.

Британскій лагерь близъ Дувра.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами Эдмундъ, Регана, рыцари и солдаты.

   Эдмундъ. Спросите герцога, рѣшился ль онъ,
             Иль новое придумалъ что-нибудь,
             Что прежнее рѣшенье измѣняетъ.
             Все время онъ въ борьбѣ и колебаньи.
             Узнайте, что жъ онъ хочетъ, наконецъ.

(одинъ изъ рыцарей уходитъ).

   Регана. А съ посланнымъ сестры навѣрняка
             Несчастіе случилось.
   Эдмундъ.           Я боюсь
             Того же, герцогиня.
   Регана.                     А теперь,
             Мой милый лордъ, вы знаете, что я
             Къ вамъ расположена; мои всѣ планы
             Извѣстны вамъ. Скажите жъ мнѣ, но правду,
             Лишь правду говорите мнѣ. Сестру
             Вы любите?
   Эдмундъ.           Почтительно люблю.
   Регана. И никогда вы на запретный путь,
             Доступный только брату моему,
             Вступить не покушались?
   Эдмундъ.                     Успокойтесь,
             Вы въ этомъ заблуждаетесь.
   Регана.                               Боюсь я,
             Что съ нею вы находитесь въ связи
             И самой близкой.
   Эдмундъ.           Нѣтъ, клянуся честью.
   Регана. Ея терпѣть я не могу; мой добрый,
             Мой милый лордъ, не будьте близки съ ней.
   Эдмундъ. Не безпокойтесь. Вотъ она и герцогъ.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами Герцогъ Альбани, Гонерилья, солдаты).

   Гонерилья (про себя). Я потерять готова лучше битву,
             Чѣмъ допустить его съ сестрой сближаться.
   Альбани. Любезнѣйшей сестрѣ привѣтъ нашъ. Сэръ.
             Я слышалъ, что король нашелъ пріютъ
             У дочери своей; и вмѣстѣ съ нимъ
             Всѣ тѣ, кто приведенъ въ негодованье
             Суровостію нашего правленья.
             Но въ дѣлѣ, гдѣ я не могу быть честнымъ,
             Я не могу быть храбрымъ. Потому,
             Я лишь враждую съ Франціей за то,
             Что вторгнулась она въ предѣлы наши,
             А не за короля и не за тѣхъ,
             Кто вѣскими причинами заставленъ
             Сопротивляться намъ.
   Эдмундъ.                     Вы благородно
             Сказали, герцогъ.
   Регана.                     Но къ чему все это?
   Гонерилья. Единодушно общаго врага
             Должны встрѣчать вы и оставить дома
             Соображенья личныя и дрязги.
   Альбани. Обсудимтежъ съ начальниками войска,
             Что дѣлать намъ.
   Эдмундъ.           Въ палатку вашу тотчасъ
             Явлюся я.
   Регана.           Сестра, ты съ нами тоже?
   Гонерилья.                               Я? Нѣтъ.
   Регана. Тебѣ приличнѣй было бъ
             Итти; прошу тебя, пойдемъ.
   Гонерилья (про себя).                     Ага!
             Загадку понимаю я (громко) Иду.

(Пока они уходятъ входитъ переодѣтый Эдгаръ).

   Эдгаръ. Коль скоро ваша свѣтлость снизойдетъ
             До разговора съ бѣднякомъ такимъ,
             То вѣсть я вамъ скажу.
   Альбани.                     За вами слѣдомъ
             Сейчасъ приду я. (Эдгару) Говори скорѣй.

(Всѣ, исключая Альбани и Эдгара уходятъ).

   Эдгаръ. Покуда бой еще вы не начнете,
             Прочтите это. Если вы побѣду
             Одержите, тогда вы трубнымъ звукомъ
             Подателя письма велите вызвать.
             Какъ я на видъ ни жалокъ, но могу я
             Вамъ рыцаря найти, который все
             Написанное здѣсь мечомъ докажетъ,
             А если проиграете сраженье,
             То нечего тогда вамъ больше дѣлать;
             Всѣ хитрости покончитъ неудача...
             Желаю счастья вамъ!
   Альбани.                     Не уходи,
             Покуда я прочту письмо.
   Эдгаръ.                               Нельзя.
             Придетъ пора, герольду вы тогда
             Велите вызовъ сдѣлать; я явлюся.

(Уходитъ).

   Альбани. Прощай, коль такъ. Письмо же я прочту.

(Эдмундъ возвращается).

   Эдмундъ. Враги въ виду. Трубите къ сбору. Вотъ
             Вамъ перечень всѣхъ войскъ. Я торопиться
             Необходимо намъ.
   Альбани.           Не опоздаемъ (уходить).
   Эдмундъ (одинъ). Той и другой сестрѣ въ любви я клялся;
             Другъ къ другу обѣ чувствуютъ довѣрье
             Такое жъ, какъ ужаленный къ змѣѣ.
             Которую жъ изъ нихъ мнѣ взять? Обѣихъ?
             Одну? Иль ни одной? Коль обѣ будутъ
             Въ живыхъ, то не добьешься ни одной.
             Возьмешь вдову, -- съ ума сойдетъ другая,
             А съ этой ничего не сдѣлать мнѣ,
             Покуда живъ супругъ. Ну, что же дѣлать?
             Воспользуемся имъ пока для боя,
             А тамъ, пусть та, которой не въ терпежъ
             Съ нимъ дольше жить, сама находитъ средство,
             Чтобъ отъ него скорѣй освободиться;
             А что касается того, чтобъ Лира
             Или Корделію въ живыхъ оставить,
             Когда они намъ попадутся въ плѣнъ,
             То пусть они о томъ не помышляютъ:
             Пощады не видать имъ! Мнѣ придется
             Не разсуждать, а защищать себя (уходить).
   

Сцена II.

Поле между обоими лагерями.

За сценою шумъ битвы. Лиръ, Корделія, и Солдаты съ барабаннымъ боемъ и знаменами проходятъ по сценѣ.

Входятъ Эдгаръ и Глостеръ.

   Эдгаръ. Сюда, отецъ; садись сюда, въ тѣни
             Развѣсистаго дерева; молися,
             Чтобъ дѣлу правому была побѣда
             Дарована. Когда я возвращу ея,
             То радостную вѣсть я принесу.
   Глостеръ. Мое благословенье надъ тобою!

(Эдгаръ уходитъ).

Шумъ битвы. Отступленіе. Эдгаръ возвращается.

   Эдгаръ. Спѣши, старикъ, дай руку мнѣ, пойдемъ.
             Лиръ проигралъ сраженье; онъ въ плѣну,
             Дочь вмѣстѣ съ нимъ. Дай руку мнѣ скорѣе.
             Бѣжимъ.
   Глостеръ. Я не пойду. Вѣдь сгнить и здѣсь
             Возможно.
   Эдгаръ.           Что? Отчаянье опять?
             Отшествія изъ міра человѣкъ
             Ждать долженъ такъ же, какъ онъ ждалъ минуты,
             Чтобъ въ міръ вступить. Пускай событья зрѣютъ.
             Идемъ скорѣй.
   Глостеръ.           Пожалуй, что и правда.

(Уходятъ).

   

Сцена III.

Британскій лагерь близъ Дувра.

Эдмундъ, въ качествѣ побѣдителя выступаетъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами. Лиръ и Корделія плѣнные, рыцари и солдаты.

   Эдмундъ. Возьмите ихъ и стерегите зорко,
             Покуда судьи ихъ вамъ не объявятъ
             Своей верховной воли.
   Корделія.                     Насъ не первыхъ,
             Стремившихся къ добру, судьба подвергла
             Такой печальной участи. Но если
             Я и боюсь, то только за тебя,
             Король несчастный; безъ тебя я стала бъ
             Смѣяться надъ измѣнчивостью счастья.
             Увидимъ ли мы дочерей твоихъ,
             Моихъ сестеръ?
   Лиръ.                     Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Идемъ
             Скорѣй въ тюрьму. Одни, вдвоемъ съ тобою
             Мы будемъ распѣвать, какъ птички въ клѣткѣ.
             А если у меня благословенья
             Попросишь ты, я стану на колѣни
             Передъ тобой и буду умолять,
             Чтобъ ты меня простила. Такъ мы будемъ
             Тамъ жить, молиться, пѣть, другъ другу сказки
             Разсказывать; летучимъ мотылькамъ
             Золотокрылымъ радоваться станемъ.
             Мы будемъ слушать сплетни бѣдняковъ
             О новостяхъ придворныхъ; станемъ сами
             Мы съ ними разговаривать о томъ,
             Кто падаетъ, кто подается въ гору,
             Кто въ милости, а кто въ опалѣ; будемъ
             Разгадывать всѣ тайны бытія,
             Какъ будто мы за Господомъ шпіоны.
             И такъ переживемъ въ стѣнахъ темницы
             Всѣ замыслы, весь блескъ, весь цвѣтъ и славу
             Великихъ міра; вѣдь она цвѣтетъ
             И вянетъ чаще, чѣмъ родится мѣсяцъ.
   Эдмундъ. Возьмите ихъ!
   Лиръ.                               Корделія моя,
             Вѣдь на такія жертвоприношенья
             Бросаютъ сами боги ѳиміамъ.
             Моя ли ты теперь? Кто насъ теперь
             Задумалъ разлучить бы, долженъ съ неба
             Украсть огонь и насъ зажечь имъ, словно
             Лисицъ. О, оботри свои глаза!
             Скорѣй ихъ всѣхъ сожретъ проказа вмѣстѣ
             Съ ихъ кожею и мясомъ, чѣмъ они
             Заставятъ плакать насъ. Пускай издохнутъ
             Они сперва! Пойдемъ.

(Лира и Корделію уводятъ подъ стражей).

   Эдмундъ.                     Эй, капитанъ,
             Сюда. Возьми вотъ это (подаетъ бумагу) и ступай!
             Въ тюрьму за ними. Я тебя возвысилъ
             Въ чинахъ, а если ты исполнишь то,
             Что я велю, такъ путь тебѣ открытъ
             Къ великимъ почестямъ. Замѣть себѣ:
             Какое время, таковы должны
             И люди быть. Чувствительность и нѣжность
             Для воина едва ль приличны будутъ.
             Что поручаю я тебѣ сейчасъ,
             Не допускаетъ возраженій. Молви:
             Исполню! иль ищи иначе счастья
             Другими средствами.
   Капит.                     Исполню, сэръ.
   Эдмундъ. Такъ къ дѣлу! Почитай себя счастливымъ,
             Когда его исполнишь. Но замѣть, --
             Какъ я сказалъ, -- не медля ни минуты --
             И такъ, какъ тутъ написано.
   Капит.                               Исполню.
             Возить воза иль ѣсть овесъ не стану,
             А что подъ силу мнѣ, исполню все.

(Уходитъ).

Входятъ Альбани, Гонерилья, Регана, офицеры и свита.

   Альбани. Сэръ, доблестью вы нынче отличились;
             Вамъ счастье помогло; у васъ въ плѣну
             Противники сегодняшніе ваши.
             Теперь мы ихъ потребуемъ отъ васъ,
             Чтобы, въ плѣну держа ихъ, согласить
             Почетъ ихъ сану съ требованьемъ нашей
             Предусмотрительности.
   Эдмундъ.                     Сэръ, за благо
             Почелъ я короля, въ виду его
             Преклонныхъ лѣтъ и слабости, подъ стражей
             Въ надежномъ спрятать мѣстѣ. Санъ его
             И старость обаяніе имѣютъ
             Большое для простолюдиновъ; сильно
             То и другое побуждаетъ ихъ
             Оружіе обратить противу насъ,
             Ихъ повелителей. Но той же самой
             Причинѣ я Корделію отправилъ
             Съ нимъ вмѣстѣ. Завтра или позже, оба
             Они предстать готовы передъ вами
             Въ томъ мѣстѣ, гдѣ угодно будетъ вамъ.
             Теперь же мы въ крови и потѣ; близкій
             Лишился близкаго и проклинать готовъ
             Тотъ бой, что намъ былъ такъ благопріятенъ
             Подъ впечатлѣніемъ потери. Мы
             О Лирѣ и Корделіи потомъ
             И на свободѣ будемъ толковать.
   Альбани. Позвольте, сэръ, я почитаю васъ
             За своего слугу, а не за брата.
   Регана. Соображайтесь съ тѣмъ, какъ намъ угодно.
             Мнѣ кажется, должны спросить вы прежде
             Меня, чѣмъ это высказать. Онъ наши
             Войска въ сраженье велъ, онъ защищалъ
             Особу нашу вмѣстѣ съ нашей честью;
             И въ силу столь высокихъ полномочій
             Онъ будетъ возвышаться и еще --
             И братомъ вашимъ станетъ.
   Гонерилья.                     О, не такъ
             Ретиво! Не твоимъ благоволеньемъ
             Возвысился онъ, -- собственной заслугой
   Регана. Во имя правъ моихъ я облекаю
             Достоинствами всякими его,
             Чтобъ равнымъ былъ онъ съ первыми.
   Гонерилья.                              Но это
             Возможно было бъ только, если бъ онъ
             Тебѣ былъ мужъ
   Регана.                     Насмѣшка зачастую
             Предсказываетъ будущее.
   Гонерилья.                     Вотъ какъ!
             Кто это предсказалъ тебѣ, немного
             Косилъ глазами.
   Регана.                     Лэди, я больна;
             А то бъ я вамъ отвѣтила какъ надо.
             Мой полководецъ! Отдаю тебѣ
             Мое все войско, плѣнныхъ, земли, всѣ
             Мои владѣнья; властвуй всѣмъ и мною...
             Отнынѣ все принадлежитъ тебѣ.
             Такъ убѣди же всѣхъ, что я тебя
             Признала господиномъ и супругомъ.
   Гонерилья. Какъ? Ты надѣешься, твоимъ онъ будетъ?
   Альбани. Ты этому не властна помѣшать.
   Эдмундъ. Вы, герцогъ, тожъ не властны.
   Альбани.                               Нѣтъ, я властенъ
             Наглецъ безродный!
   Регана (къ Эдмунду). Бейте въ барабаны,
             Отстаивай мои права; они --
             Вѣдь тоже и твои.
   Альбани.           Нѣтъ подождите.
             Одно лишь слово! Я тебѣ, Эдмундъ,
             Бросаю обвиненье въ томъ, что ты
             И эта золоченая змѣя (показ. на Гонерилью).
             Виновны въ государственной измѣнѣ.

(къ Реганѣ).

             А что до вашихъ плановъ, дорогая
             Сестрица, имъ я долженъ помѣшать
             Отъ имени моей жены. Она
             Помолвлена ужъ съ этимъ человѣкомъ,
             И потому помолвка ваша съ нимъ
             Не состоится. Ежели хотите
             Вы замужъ вытти, то въ мужья возьмите
             Меня; моя жена съ другимъ въ помолвкѣ.
   Гонерилья. Комедіантъ!
   Альбани.           Вооруженъ ты, Глостеръ
             Трубите жъ въ трубы! Если никого
             Не явится, чтобъ обвинить тебя
             Въ открытой, вѣроломнѣйшей измѣнѣ,--
             То вотъ залогъ мой въ томъ,--

(Бросаетъ перчатку).

                                                     что я готовъ
             Самъ боемъ доказать, что ты достоинъ
             Всѣхъ тѣхъ именъ, какія далъ тебѣ я!
   Эдмундъ. Вотъ мой отвѣтъ!

(Бросаетъ перчатку).

                                           Коль кто-нибудь на свѣтѣ
             Найдется, обвинить меня способный
             Въ измѣнѣ, онъ умретъ какъ клеветникъ.
             Ему и вамъ и всѣмъ я доказать
             Всегда готовъ и честь мою и вѣрность
   Альбани. Герольда, эй!
   Эдмундъ.                     Герольда! Эй герольда!
   Альбани. Защитникомъ себѣ одинъ ты будешь!
             Твое же войско именемъ моимъ
             Все навербовано, а потому
             Своимъ же именемъ я распускаю
             Его теперь.
   Регана.           Мое здоровье хуже.
   Альбани. Ей дурно: отведите прочь ее.

(Регану уводятъ).

Входитъ Герольдъ.

   Альбани. Иди сюда, герольдъ. Трубите въ трубы.
             Прочти вотъ это громче.

Трубятъ въ трубы. Герольдъ читаетъ:

   "Если какой-нибудь благородный человѣкъ готовъ подтвердить противъ Эдмунда, зовущаго себя графомъ Глостеромъ, обвиненіе въ томъ, что сей послѣдній предатель и измѣнникъ, такъ пусть онъ появится при третьемъ трубномъ звукѣ. Эдмундъ готовъ защищаться".
   Эдмундъ. Труби! (Первый разъ трубятъ).
   Герольдъ. Еще разъ! (Трубятъ еще разъ).
   Герольдъ. Еще разъ. (Трубятъ еще разъ).

(Этому откликается трубный звукъ за сценою. Выходитъ трубачъ, а за нимъ Эдгаръ въ полномъ вооруженіи).

   Альбани. Спроси сперва, кто онъ, чего онъ хочетъ
             И для чего пришелъ на трубный звукъ?
   Герольдъ. Кто вы? Какъ ваше имя? Кто вы родомъ?
             Зачѣмъ явились вы на трубный звукъ?
   Эдгаръ. Узнайте всѣ,-- мое угасло имя,
             Его сглодалъ змѣиный зубъ коварства;
             Но я, какъ мой противникъ, родомъ знатенъ
             И боя я прошу.
   Альбани.           Изъ за чего?
   Эдгаръ. Кого здѣсь звать Эдмундомъ, графомъ Глостеръ?
   Эдмундъ. Вотъ самъ я; что ты хочешь отъ меня?
   Эдгаръ. Такъ вынь свой мечъ и, если рѣчь моя
             Тебѣ пришлась бы не по сердцу, тотчасъ
             Рука твоя пусть правду возстановитъ!
             Внимай же мнѣ! Во имя преимуществъ,
             Которое даруютъ мнѣ рожденье
             Присяга и занятье, объявляю,
             Что ты измѣнникъ, несмотря на то,
             Что силы полонъ, молодъ, храбръ и знатенъ
             И упоенъ побѣдою и счастьемъ!
             Ты измѣнилъ богамъ, отцу и брату
             И государю своему; Предатель
             Коварный отъ вершины головы
             Вплоть до пылинки низшей йогъ твоихъ.
             И если ты на то мнѣ скажешь: нѣтъ!
             Мой мечъ, моя рука, моя отвага
             Тебѣ докажутъ тотчасъ смертнымъ боемъ,
             Что ты солгалъ.
   Эдмундъ.           Велитъ мнѣ осторожность
             Тебя спросить объ имени; но ты
             На видъ такъ доблестенъ и такъ изященъ,
             Такъ рыцарски звучала рѣчь твоя,
             Кто я готовъ обычай осторожный
             Презрѣть по праву рыцарства. Обратно
             Я на твою же голову отброшу
             Упрекъ въ измѣнѣ и въ твое же сердце
             Пошлю обратно гнусную ту ложь,
             Которая меня лишь вскользь задѣла;
             Своимъ мечомъ я укажу имъ путь
             Туда, гдѣ имъ навѣкъ должно остаться.
             Трубите въ трубы.

(Бьются. Эдмундъ падаетъ).

   Альбани.           Онъ упалъ, спасите
             Его!
   Гонерилья. Противъ законовъ это, Глостеръ.
             Когда противникъ имени не скажетъ,
             Ты не обязанъ вызовъ принимать,
             Не побѣжденъ ты, а убитъ измѣной.
   Альбани. Молчите, герцогиня, я заткну
             Вамъ ротъ вотъ этою бумагой, (къ Эдмунду). Сэръ,
             Взгляните.

(къ Гонерильѣ).

                       Посмотри и ты, которой
             Я даже не могу найти названья
             Достойнаго! Прочти свои злодѣйства.
             Не вырывать письмо! Я замѣчаю,
             Оно знакомо вамъ.

(отдаетъ письмо Эдмунду).

   Гонерилья.                     Хотя бъ и такъ!
             Вѣдь государство же мое, не ваше,
             Кто мнѣ судья?
   Альбани.           Чудовище! Ты знаешь,
             Что это за письмо?
   Гонерилья.           Хотя бъ и знаю,
             Не вамъ то спрашивать!

(Уходитъ).

   Альбани. Идите вслѣдъ за ней; она теперь
             Разстроена,-- за нею наблюдайте.

(Одинъ изъ офицеровъ уходитъ).

   Эдмундъ. Въ томъ, въ чемъ меня ты обвинялъ, виновенъ
             На самомъ дѣлѣ я; виновенъ въ большемъ,
             Въ гораздо большемъ; въ чемъ? Откроетъ время.
             Всему конецъ со мной. Но кто же ты,
             Мой побѣдитель? Я тебѣ прощаю,
             Когда ты родомъ знатенъ.
   Эдгаръ.                               О, тогда
             Обмѣнимся великодушьемъ; родомъ
             Не хуже я, чѣмъ ты, немного лучше;
             За то немногое меня ты предалъ.
             Меня зовутъ Эдгаръ, сынъ твоего
             Родителя. По боги справедливы.
             Изъ нашихъ похотей они свиваютъ
             И бичъ, который насъ за то накажетъ.
             Во тьмѣ тебя онъ зачалъ; эта тьма
             Теперь его глаза покрыла.
   Эдмундъ.                     Правда!
             Свой поворотъ свершило колесо,--
             И я погибъ.
   Альбани.           Уже въ твоей походкѣ
             Сквозило что-то царственное. Дай
             Тебя обнять. Мнѣ жаль, что такъ случилось.
             Къ тебѣ и твоему отцу я злобы
             Не чувствовалъ.
   Эдглръ.                     Я это знаю, герцогъ.
   Альбани. Но гдѣ же вы скрывались? Какъ дошло
             До васъ извѣстье объ отцовомъ горѣ?
   Эдгаръ. Я самъ за нимъ ходилъ. Скажу вамъ кратко.
             Когда жъ о томъ я кончу свой разсказъ,
             Пусть сердце разобьется! Чтобъ избѣгнуть
             Объявленной кровавой кары, мнѣ
             Грозившей, -- знать, для насъ такъ сладка жизнь,
             Что медленно и въ мукахъ умирать
             Намъ слаще, чѣмъ покончить съ нею разомъ --
             Я скрылся, видъ блаженнаго принявъ.
             Собаки въ этомъ видѣ мной гнушались!
             Скитаясь такъ, я встрѣтилъ разъ отца
             Тогда же, какъ въ его кровавыхъ кольцахъ
             Похищены алмазы были! Сталъ я
             Его проводникомъ, водилъ его
             И подаянья для него просилъ,
             И охранялъ его отъ покушеній
             Съ собой покончить. Никогда ему,--
             О горькая ошибка,-- никогда
             Не говорилъ я, кто я; лишь сейчасъ,
             Вооружась, надѣясь на побѣду,
             Но не вполнѣ увѣрясь въ ней еще,
             Я попросилъ его благословенья
             И, наконецъ, ему я разсказалъ
             Подробно всѣ скитанія свои.
             Тогда его измученное сердце,
             Ослабшее въ борьбѣ между отрадой
             И горестью, разорвалось, и онъ
             Съ улыбкою скончался.
   Эдмундъ.                     Ты разсказомъ
             Меня разстрогалъ; даже, можетъ -- быть,
             Хорошія послѣдствія онъ будетъ
             Имѣть. Но ты окончи свой разсказъ.
             Повидимому, ты его не кончилъ.
   Альбани. Когда конецъ его еще печальнѣй,
             То лучше замолчи; я внѣ себя
             И отъ того, что мнѣ пришлось услышать.
   Эдгаръ. Тому, кто горести не любитъ, можетъ
             И это показаться верхомъ горя.
             Но что случилось далѣе, во мнѣ
             До крайности то горе довело.
             Когда я громко плакалъ отъ кручины,
             Ко мнѣ приблизился тутъ человѣкъ,
             Который зналъ меня еще и прежде,
             Видалъ меня въ ужасномъ прежнемъ видѣ,
             Но избѣгалъ общенія со мной.
             Теперь же, услыхавъ, кто былъ умершій,
             Простеръ ко мнѣ онъ руки, заключилъ
             Меня въ свои объятья и заплакалъ
             Такъ громко, словно небо расколоть
             Онъ воплями своими собирался;
             Потомъ упалъ на трупъ отца и мнѣ
             Онъ про себя все разсказалъ. Такого
             Плачевнаго разсказа никогда
             Никѣмъ не слыхано! Пока онъ мнѣ
             Разсказывалъ, печаль его сверхъ мѣры
             Усилилась и надорвала силы
             Ему, и онъ почти лишился чувствъ,
             Какъ я, трубу заслышавъ, съ нимъ разстался.
   Альбани. Но кто жъ онъ былъ?
   Эдгаръ.                               Кентъ, сэръ, изгнанникъ Кентъ.
             Переодѣтый, слѣдовалъ онъ всюду
             За королемъ, его отсель изгнавшимъ,
             Служа ему, какъ рабъ служить не станетъ.

Вбѣгаетъ поспѣшно Рыцарь съ окровавленнымъ кинжаломъ.

   Рыцарь. На помощь, о на помощь!
   Эдгаръ.                                         Для кого
             Нужна та помощь?
   Альбани.                     Говори жъ!
   Эдгаръ.                                         Что это
             За окровавленный кинжалъ?
   Рыцарь.                               Онъ въ свѣжей
             Крови, еще дымящейся; она
             Себя убила!
   Альбани.           Кто убилъ себя?
             Да говори жъ!
   Рыцарь.                     Супруга ваша, герцогъ.
             Сестру свою она убила ядомъ;
             Она созналась въ этомъ передъ смертью.
   Эдмундъ. Я былъ въ связи съ обѣими; теперь
             Насъ всѣхъ троихъ соединяетъ смерть.
   Эдгаръ. А вотъ и Кентъ.
   Альбани.                     Несите ихъ обѣихъ
             Сюда, застанете ли ихъ въ живыхъ
             Иль не застанете. Насъ ужасаетъ
             Небесный судъ надъ ними, но не будитъ
             Въ насъ состраданья. (Рыцарь уходить).

Кентъ входитъ.

                                 Онъ ли это? Боги!
             Простите, время намъ не позволяетъ
             Васъ встрѣтить по-достоинству.
   Кентъ.                                         Пришелъ я
             Сказать "покойной ночи" королю
             И государю моему. Онъ здѣсь?
   Альбани. Важнѣйшее забыли мы. Гдѣ Лиръ
             Съ Корделіей?

(Приносить трупы Гонерилъи и Реганы).

                                 Ты видишь это, Кентъ?
   Эдмундъ. Да, былъ Эдмундъ любимъ! Изъ-за него
             Одна сестра другую отравила,
             А вслѣдъ затѣмъ покончила съ собой.
   Альбани. Да, въ самомъ дѣлѣ. Лица имъ покройте!
   Эдмундъ. Я умираю. Противу природы
             Я сдѣлать доброе хочу. Пошлите, --
             Скорѣе только, поскорѣй, какъ можно, --
             Въ тюрьму. Я приказалъ повѣсить
             Корделію и короля. Спѣшите
             Спасти ихъ.
   Альбани.           О, скорѣй, скорѣй бѣгите!
   Эдгаръ. Къ кому бѣжать? Кто получилъ приказъ?
             Дай что-нибудь, чтобъ подтвердить отмѣну.
   Эдмундъ. Придумалъ хорошо; возьми мой мечъ
             И капитану передай.
   Альбани.           Спѣши же!

(Эдгаръ уходитъ).

   Эдмундъ. Онъ повелѣнье отъ моей супруги
             И отъ меня имѣетъ, -- чтобъ въ тюрьмѣ
             Корделію повѣсить и свалить
             Вину на самое ее, какъ будто
             Съ отчаянья повѣсилась она.
   Альбани. Да сохранятъ насъ боги! Прочь его!

(Эдмунда уносятъ).

Лиръ вбѣгаетъ, неся на рукахъ мертвую Корделію; Эдгаръ и свита.

   Лиръ. О войте, войте, войте, войте, войте!
             О истуканы каменные! Если бъ
             Такъ много глазъ и глотокъ у меня
             Имѣлось, я бы такъ завылъ, что небо
             Разбилъ своими воплями! Она
             Скончалась. Я умѣю различать
             Живыхъ отъ мертвыхъ; умерла она,
             Мертва, какъ комъ земли. Скорѣе дайте
             Мнѣ зеркало: когда стекло его
             Немного запотѣетъ отъ дыханья, --
             Она жива.
   Кентъ.           Иль то конецъ вселенной?
   Эдгаръ. По крайней мѣрѣ, что-то въ этомъ родѣ.
   Альбани. О, если бъ въ самомъ дѣлѣ міръ весь сгинулъ!
   Лиръ. Перо шевелится... она жива!
             За это счастіе я позабуду
             Всѣ горести, какія перенесъ я!
   Кентъ (становится на колѣни).
             О, государь мой добрый!
   Лиръ.                               Прочь, сказалъ я.
   Эдгаръ. Вѣдь это Кентъ, вашъ благородный
             Другъ.
   Лиръ.           Проклятье вамъ, предатели! Убійцы!
             Я могъ ее спасти; теперь она
             Погибла! О, Корделія моя,
             Корделія! О подожди немного...
             А!.. ты сказала что-то... говорила
             Она всегда такъ тихо, такъ изящно,
             Такъ скромно... а умѣть такъ говорить --
             Для женщины большая красота!
             По я убилъ того раба, который
             Ее повѣсилъ
   Офицеръ.           Это правда. Онъ
             Его убилъ.
   Лиръ.           А развѣ не убилъ?
             Въ былыя времена мечомъ умѣлъ я
             Владѣть недурно. Нынче я ужъ старъ,
             Несчастія меня сломили. Кто ты?
             Я плохо вижу, но тебя я узналъ.
   Кентъ. Коль скоро счастье можетъ похвалиться
             Благоволеніемъ къ однимъ и злобой
             Къ другимъ, то я принадлежу къ послѣднимъ
   Лиръ. Вотъ удивительно! Да ты не Кентъ?
   Кентъ. Онъ самый; Кентъ слуга вашъ; гдѣ же Кагосъ?
   Лиръ. Ахъ, то былъ славный малый, вѣрьте мнѣ!
             Онъ расправлялся живо. Но онъ умеръ.
   Кентъ. Нѣтъ, государь; то былъ никто, какъ я.
   Лиръ. А вотъ увидимъ.
   Кентъ.                               Съ самаго начала
             Всѣхъ вашихъ бѣдствій, съ вами ихъ дѣлилъ я.
   Лиръ. Добро пожаловать!
   Кентъ.                               Нѣтъ, очень плохо!
             Здѣсь все такъ мрачно, грустно, вѣетъ смертью.
             Двѣ старшихъ вашихъ дочери съ собою
             Покончили въ отчаяньи.
   Лиръ.                               Да, да,
             Я такъ и думалъ.
   Альбани.                     Онъ не понимаетъ,
             Что говоритъ; и понапрасну будемъ
             Мы толковать съ нимъ.
   Эдгаръ.                               Да, совсѣмъ напрасно.

Офицеръ входитъ.

   Офицеръ. Милордъ, Эдмундъ скончался.
   Альбани.                                         Это намъ
             Теперь ужъ безразлично. Вы же, лордъ,
             И наши благородные друзья,
             Теперь узнайте нашу волю: все
             Что можетъ хоть бы частію исправить
             Несчастья эти страшныя, все будетъ
             Исполнено. Мы сами отречемся
             Отъ власти и всю полноту ея
             Передадимъ мы дарственному старцу,
             Покуда живъ онъ. Всѣ его друзья
             Получатъ прежній санъ; его враги --
             Достойное возмездье... Посмотрите!
             Лиръ. Повѣшенъ бѣдный дурачокъ мой! Ахъ,
             Мертва ты, да, мертва. Собака, лошадь,
             Мышь -- всѣ живутъ; а ты уже не дышишь.
             Ты не придешь ко мнѣ ужъ никогда,
             О, никогда!-- Прошу васъ отстегните
             Нотъ эту пуговицу мнѣ. Спасибо.--
             Вы видите? Смотрите на нее!
             О посмотрите: губы... посмотрите!
             Смотрите, да смотрите жъ!.. (умираетъ).
   Эдгаръ. Онъ чувствъ лишился. Государъ, очнитесь!
             Кентъ. Разбейся, сердце, о прошу тебя,
             Разбейся!
   Эдгаръ.           Государь, глаза откройте.
   Кентъ. Нѣтъ, не тревожьте его душу! Пусть
             Она спокойно улетитъ изъ тѣла!
             Его не любитъ тотъ, кто принуждаетъ
             Его остаться дольше въ этомъ мірѣ
             На пыткѣ жизни.
   Эдгаръ.                     Онъ и вправду умеръ.
   Кентъ. Достойно удивленія, что онъ
             Не умеръ раньше, -- словно жилъ онъ силой.
   Альбани. Возьмите прочь тѣла. Нашъ первый долгъ
             Теперь печаль всеобщая.

(Къ Кенту и Эдгару).

                                           Друзья,
             Возьмите-въ ваши руки гнетъ правленья;
             Лѣчите вмѣстѣ раны государства.
   Кентъ. Мой старый государь меня зоветъ,
             И мнѣ пора за нимъ сбираться тоже.
   Альбани. Снесемъ съ терпѣньемъ тяжкій гнетъ судьбы
             И если наши рѣчи не вполнѣ
             Излить способны наше горе, все же
             Пусть мы словами сердце облегчимъ!
             Старѣйшему изъ насъ судьба судила
             Тяжелый жребій; мы его моложе,
             Но намъ и части этого не вынесть!

(Изъ уходятъ при звукахъ похороннаго марша).

Конецъ.

   
   
 Благодарю!.. Вы видите-ли это?
             Глядите на нее! Ея уста...
             Сюда, сюда! (Умираетъ).
   Эдгаръ.                     Отходитъ! Государь!..
   Кентъ. О разорвись же, сердце, разорвись!
   Эдгаръ. Вы, государь...
   Кентъ.                               Да не тревожь его.
             Дай отойти спокойно. Только врагъ
             Его вернуть рѣшится къ пыткамъ жизни!
   Эдгаръ. Скончался.
   Кентъ.                     Какъ еще страдалецъ могъ
             Такъ долго жить!
   Альбани. (Указываетъ на мертвецовъ). Несите ихъ отсюда!
             Пока соединимся въ общемъ горѣ,
             А тамъ... (Кенту и Эдгару) Друзья, на вашу помощь я
             Въ правленіи надѣюсь. Помогите.
   Кентъ. Мнѣ, государь, въ путь собираться надо.
             Зоветъ король, ослушаться не смѣю.
   Альбани. Смиримся же предъ волею небесной
             Безъ ропота. Всѣхъ больше вынесъ старецъ...
             Намъ столькихъ лѣтъ и столькихъ бѣдъ не выжить!
   
   
          Воображенія туманясь часто,
             Самосознанье потеряла!

(Входитъ быстро Эдгаръ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Дайте
             Мнѣ вашу руку. Кажется, я слышу
             Тамъ, вдалекѣ, ужь барабаны бьютъ.
             Въ путь, въ путь! Я подарю вамъ друга тамъ. (Уходятъ.)
  

Сцена VII.

Палатка въ лагерѣ французовъ.

(Лиръ спятъ въ постелѣ. Врачъ, дворяне и другіе изъ свита Корделіи.-- Входятъ Корделія и Кентъ.)

  
                                 Корделія.
  
             О, Кентъ мой добрый, что должна я дѣлать
             И, даже, какъ устроить жизнь мою,
             Чтобы достойно заплатить тебѣ
             За все, что сдѣлалъ ты? Жизнь коротка;
             И что-бъ я ни придумала, все мало,
             Ничто передъ твоею добротой!
  
                                 Кентъ.
  
             Признаніемъ, государыня, однимъ,
             Признаніемъ того, что сдѣлалъ я,
             Заплачено съ лихвой. Повѣрьте мнѣ,
             Все, что я вамъ сказалъ, все -- истина
             Лишь скромная, и ничего въ разсказѣ
             Я не прибавилъ, не убавилъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Другъ,
             Прошу, одѣнься лучше. Это платье
             Напоминаетъ о часахъ тяжелыхъ.--
             Я умоляю, сбрось его съ себя.
  
                                 Кентъ.
  
             Простите, дорогая госпожа.--
             Быть узнаннымъ теперь въ мой планъ не входитъ,
             Вредитъ ему. Прошу, въ награду мнѣ,
             Признать меня не ранѣе, какъ я
             И время -- мы найдемъ къ тому возможность.
  
                                 Корделія.
  
             Пусть будетъ такъ, мой добрый лордъ. (Врачу) Ну, что
             Король?
  
                                 Врачъ.
  
                                 Изволитъ почивать еще.
  
                                 Корделія.
             
             О, боги милосердые, спасите
             И язву страшную въ его природѣ,
             Жестоко оскорбленной, умъ его
             Разбитый, въ хаосъ страшный превращенный
             Въ борьбѣ съ самимъ собою, исцѣлите,
             И нѣжно убаюкайте его,
             Въ ребенка обращеннаго отца!
  
                                 Врачъ.
  
             Какъ вашему величеству?... Угодно-ль,
             Чтобъ короля теперь мы разбудили?
             Онъ ужь довольно почивалъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Прошу
             Васъ, руководствуйтесь наукой вашей
             И дѣлайте, какъ сами вы рѣшите.
             Его переодѣли?
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Точно такъ:
             Совсѣмъ переодѣли, королева.
             Мы, пользуясь его глубокимъ сномъ,
             Все чистое надѣли на него.
  
                                 Врачъ.
  
             Прошу васъ, королева, будьте здѣсь,
             Когда его разбудимъ. Я ручаюсь,
             Что будетъ онъ спокоенъ, тихъ.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Прекрасно.
  
                                 Врачъ.
  
             Вамъ не угодно-ль ближе подойти.
             Гей, музыка, начни!-- Играйте громче *).
   *) По замѣчанію Стивенса, врачъ хочетъ разбудить Лира музыкой и потому велитъ играть громко. Перев.
  
                                 Корделія.
  
             Отецъ мой дорогой, пускай всѣ силы
             Целѣбныя сольются на устахъ
             Моихъ и поцѣлуй мой исцѣлитъ
             Твои жестокія страданья,-- всѣ,
             Какія старости твоей почтенной
             Могли нанесть двѣ дочери твои!
  
                                 Кентъ.
  
             О, добрая, о милая принцеса!
  
                                 Корделія.
  
             И еслибъ даже ихъ отцомъ ты не былъ,
             Такъ эти пряди бѣлыя волосъ --
             Онѣ однѣ должны бы пробудить
             Въ нихъ чувство состраданья!-- Можно-ль было
             Отдать вотъ это самое лицо
             На волю буйную стихій и злобныхъ,
             Свирѣпыхъ вѣтровъ?! О, возможно-ль было
             Отдать его подъ страшные удары
             Всепотрясающаго грома, бросить
             Подъ грозный пламень молній перекрестныхъ,
             Сверкающихъ со всѣхъ сторонъ? Возможно-ль
             Тебя, бѣднякъ мой, выкинутый въ ночь,
             Заставить всю ее пробыть подъ ливнемъ
             И съ головой, прикрытою такъ плохо?!--
             Собака даже моего врага,
             Хотя бы искусала всю меня,
             Лежала-бъ у камина моего
             Всю эту ночь; а ты, отецъ мой бѣдный,
             Былъ радъ лачугѣ грязной и соломѣ
             Гнилой между свиней и межъ воровъ
             Неисправимыхъ!-- Боги, боги!-- Чудо,
             Какъ жизнь твоя и умъ не сгибли сразу!...
             Проснулся!-- Ахъ, заговорите съ нимъ!
  
                                 Врачъ.
  
             Заговорите вы,-- такъ будетъ лучше.
  
                                 Корделія.
  
             Здоровье ваше, повелитель мой?
             Что вашему величеству угодно?
  
                                 Лиръ.
  
             Не хорошо обманывать меня!--
             Зачѣмъ вы подняли меня изъ гроба?--
             Ты -- духъ блаженный, я же къ колесу
             Изъ пламени привязанъ. Льются слезы
             Мои же на него, кипятъ на немъ,
             Какъ бы расплавленный въ огнѣ свинецъ!
  
                                 Корделія.
  
             Меня вы узнаете, сэръ?
  
                                 Лиръ
  
                                           Ты -- духъ.
             Я знаю.-- Ты когда же умерла?
  
                                 Корделія.
  
             О, какъ еще далёко онъ отъ насъ
             Своимъ умомъ блуждаетъ!
  
                                 Врачъ.
  
                                                     Не совсѣмъ
             Еще проснулся онъ, и будетъ лучше
             Оставить на минуту одного.
  
                                 Лиръ.
  
             Гдѣ былъ я? Гдѣ я? Свѣтъ дневной вѣдь это?
             Какъ былъ обманутъ я!-- Я-бъ даже умеръ
             Отъ жалости, когда бы увидалъ
             Такимъ, какъ я, другаго.-- Нѣтъ, я, право,
             Не знаю, что и говорить.-- Никакъ
             Не поклянусь, что руки эти вотъ --
             Мои.-- Посмотримъ.-- Чувствую уколъ,
             Булавки.-- Я увѣриться-бъ хотѣлъ,
             Въ какомъ я положеньи.
  
                                 Корделія.
  
                                           Сэръ мой добрый,
             Взгляните на меня и, руки ваши
             Поднявъ надъ головой моей дочерней,
             Благословите...

(Лиръ падаетъ за колѣни передъ Корделіей.)

                                 Падать на колѣна...
             Нельзя вамъ, мой отецъ и государь!
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу, не смѣйся надо мной! Старикъ
             Я въ самомъ дѣлѣ сумасбродный, глупый,
             Восьмидесяти лѣтъ иль даже больше
             И, просто, откровенно говоря,
             Боюсь, не въ полномъ я теперь разсудкѣ.--
             Мнѣ кажется, я долженъ знать тебя...
             И вонъ того! А все же сомнѣваюсь...
             Все не могу никакъ взять въ толкъ, гдѣ я...
             И какъ я ни ломаю головы,
             Не въ силахъ вспомнить даже платье это
             И гдѣ провелъ послѣднюю я ночь...
             Не смѣйтесь надо мной, но мнѣ, какъ вѣрно,
             Что я мущина, кажется, что леди...
             Дитя мое, Корделія!
  
                                 Корделія.
  
                                           Я, я!
  
                                 Лиръ.
  
             А!-- Слезы?-- Да, ты плачешь.-- Нѣтъ не плачь,
             Прошу тебя, не плачь!... Скажи: есть ядъ
             Съ тобою для меня?. Я выпью.-- Знаю,
             Меня не любишь ты; вѣдь обѣ сестры
             Твои меня, насколько помню я,
             Обидѣли жестоко, а у нихъ
             Къ тому причины не было совсѣмъ...
             А у тебя причина есть, большая!
  
                                 Корделія.
  
             О, никакой! Нѣтъ, никакой!
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Гдѣ я?
             Во Франціи?
  
                                 Кентъ.
  
                                 О, нѣтъ, мой государь.--
             Вы въ королевствѣ, вамъ принадлежащемъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Ахъ, не обманывай меня!
  
                                 Врачъ.
  
                                           Ну, вотъ
             Утѣшьтесь, ободритесь, королева!
             Онъ исцѣленъ, какъ видите, совсѣмъ
             Отъ бѣшенства припадковъ... Все-жь опасно
             Ему былое время вспоминать.
             Старайтесь больше не смущать его,
             Пока не успокоится совсѣмъ.
  
                                 Корделія.
  
             Угодно ли пройтись вамъ, государь?
  
                                 Лиръ.
  
             Ахъ, будь ты снисходительна ко мнѣ!
             Прошу: забудь, прости! Я -- старъ и глупъ...

(Уходятъ Лиръ, Корделія, вратъ и свита.)

  
                                 Дворянинъ.
  
             А правда-ль, сэръ, что герцогъ Корнвалійскій
             Убить, и такъ, какъ говорятъ?
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Да, правда,
             И правда несомнѣнная, мой сэръ.
  
                                 Дворянинъ.
  
             А кто-жь теперь ведетъ его войска?
  
                                 Кентъ.
  
             Да, говорятъ, сынъ Глостера побочный.
  
                                 Дворянинъ.
  
             Есть слухи также: выгнанный Эдгаръ,
             Другой сынъ Глостера, и съ графомъ Кентомъ
             Въ Германіи теперь.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Да, слуховъ много
             И всѣ измѣнчивы они. Пора
             Намъ осмотрѣться. Войско герцогинь
             Спѣшитъ и приближается къ намъ быстро.
  
                                 Дворянинъ.
  
             Какъ видно, все рѣшится кровью, сэръ.
             Прощайте. (Уходитъ.)
  
                                 Кентъ.
  
                                 Дѣло сдѣлано вполнѣ,
             Приведено къ конечной цѣли. Дурно
             Иль хорошо -- рѣшить все этотъ день.
  

ДѢЙСТВІЕ V.

Сцена I.

Лагерь британскихъ войскъ.

(Входятъ съ распущенными знаменами Эдмондъ, Регана, офицеры и свита.)

  
                                 Эдмондъ.
  
             Отъ герцога узнайте-жь наконецъ:
             Остался-ль при послѣднемъ мнѣньи онъ,
             Иль что-нибудь еще опять придумалъ?
             Измѣнчивъ онъ до-нельзя. Самъ себѣ
             Ни въ чемъ не довѣряетъ. Принесите
             Намъ неизмѣнное его рѣшенье.
  
                                 Регана.
  
             Не доброе случилось что-нибудь
             Съ слугой сестры,-- навѣрно.
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Надо думать.
  
                                 Регана.
  
             Теперь, прекрасный лордъ, извѣстно вамъ,
             Что сдѣлать я намѣрена для васъ.
             Прошу, скажите-жь мнѣ,-- но только правду,
             И правду сущую,-- вы любите-ль
             Сестру мою?
  
                                 Эдмондъ.
  
                                 Почтительной любовью.
  
                                 Регана.
  
             Не пролагали-ль вы себѣ пути,
             Куда онъ строго запрещенъ для всѣхъ
             Помимо мужа Гонерилы?
  
                                 Эдмондъ.
                                                     Лэди!--
             Вы ошибаетесь жестоко.
  
                                 Регана.
  
                                                     Я
             Боюсь: были съ нею вы, Эдмондъ,
             Въ связи, и въ самой близкой...
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Клянуся!
             Никогда.
  
                                 Регана.
  
                                 Не могу ее терпѣть!--
             Мой милый лордъ, не будь же съ ней коротокъ!
  
                                 Эдмондъ.
  
             Не безпокойся.-- Вотъ она и герцогъ.

(Входятъ герцогъ Альбанскiй, Гонерила и солдаты.)

  
                       Гонерила (въ сторону).
  
             Я лучше битву проиграть готова,
             Чѣмъ уступить, чѣмъ дать, чтобъ у меня
             Сестра похитила Эдмонда.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                     Радъ,
             Любезная сестрица, встрѣтить васъ.
             Я слышалъ, сэръ, къ Корделіи король,
             Отецъ нашъ, уже прибылъ и со всѣми
             Возставшими на наше управленье
             Жестокое.-- Я никогда не могъ
             Быть храбрымъ въ дѣлѣ съ честью несогласномъ.--
             Теперь вооружаюся на бой
             Не противъ короля, не противъ тѣхъ,
             Кто поднялъ знамя бунта за него,--
             Боюся, сэръ, что правы всѣ они.--
             Я обнажаю мечъ мой на французовъ,
             На чужеземцевъ, вторгнуться дерзнувшихъ
             Въ предѣлы Англійской земли и нашей.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Вы говорите благородно, сэръ.
  
                                 Регана.
  
             Однако-же, къ чему все это?
  
                                 Гонерила.
  
                                                     Бросьте
             Домашніе и частные вы споры,--
             Объ нихъ теперь не можетъ быть и рѣчи.
             Соединимся всѣ противъ враговъ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Обсудимъ все со старшинами войскъ,
             Какъ дѣйствовать намъ нужно.
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Буду, герцогъ,
             Васъ непремѣнно ждать въ палаткѣ вашей.
  
                                 Регана.
  
             А ты, сестра?-- Конечно, съ нами?
  
                                 Гонерила.
  
                                                               Нѣтъ.
  
                                 Регана.
  
             Приличнѣй было бъ такъ!... Прошу, пойдемъ.
  
                       Гонерила (въ сторону).
  
             Ого! Загадку эту знаю. (Громко) Ну,--
             Иду.

(Какъ только Регана, Гонерила и Эдмондъ хотятъ уходить, входитъ Эдгаръ переодѣтый.)

  
                                 Эдгаръ.
  
                       Когда вамъ, герцогъ, съ бѣднякомъ
             Такимъ, какъ я, случалось говорить
             Хоть разъ, прошу васъ выслушать меня.
  
             Герцогъ Альбанскій (Реганѣ, Гонерилѣ, Эдмонду).
  
             Идите.-- Догоню васъ. (Эдгару) Говори.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Не начинайте битвъ, пока письмо
             Вы это не прочтете. Побѣдите,
             Немедленно трубой велите звать
             Того, кто вамъ его вручилъ. Кажусь
             Я очень жалкимъ и презрѣннымъ, герцогъ;
             Но вамъ я рыцаря тогда представлю,
             Который все, что тутъ прочтете вы,
             Докажетъ. Если-жь будете разбиты,
             Тогда конецъ для васъ всему, а также
             И всѣмъ дѣламъ и кознямъ противъ васъ.--
             Счастливы будьте.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Прочту письмо.
             Подожди, пока
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Запрещено мнѣ ждать.--
             Когда придетъ пора, велите тотчасъ
             Герольду вызовъ протрубить,-- явлюсь.

(Уходитъ.)

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Коль такъ, прощай. Я просмотрю письмо.

(Входитъ Эдмондъ.)

  
                                 Эдмондъ.
  
             Враги уже въ виду. Постройте войско.--
             Вотъ перечень всѣхъ нашихъ силъ и средствъ.--
             Весьма старательно составленъ онъ.
             Отъ вашей быстроты зависитъ все.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Готовъ я встрѣтить всякую случайность.

(Уходитъ.)

  
                                 Эдмондъ.
  
             Поклялся я въ любви обѣимъ сестрамъ
             И обѣ бѣшено меня ревнуютъ
             Другъ къ другу, съ яростью эхиднъ,
             Уязвленныхъ жестоко. Что-жь, возьму-ль
             Обѣихъ иль одну, иль ни одной?--
             Пока во здравьи вожделенномъ обѣ,
             Мнѣ ни съ одной изъ нихъ нельзя связаться:
             Возьму вдову, такъ взбѣсится тотчасъ,
             Съ ума сойдетъ сестрица Гонерила.
             А съ ней и при ея супругѣ миломъ
             Я крѣпко сбитъ съ моей прямой дороги.--
             Ну, что-жь? Пока воспользуемся этимъ
             Супругомъ мягкосердымъ, нужнымъ мнѣ
             Для битвы; а потомъ -- кому угодно
             Себя избавить отъ него -- и думай
             Смахнуть его скорѣй. Что-жь до того,
             Что носится онъ съ мыслью о пощадѣ
             Корделіи и Лиру послѣ битвы;
             Такъ этого и въ жизнь имъ не видать,
             Лишь только попадутся въ руки мнѣ.--
             Моя теперь главнѣйшая задача --
             Не разсуждать, а за себя стоять.
  

Сцена II.

Поле между двумя лагерями.

(За сценой шумъ.-- Проходятъ съ барабаннымъ боемъ и распущенными знаменами Корделія, Лиръ и ихъ войска. Входятъ Эдгаръ и Глостеръ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Вотъ дерево... Пусть будетъ тѣнь его
             Хозяиномъ тебѣ гостепріимнымъ.
             Садись, отецъ.-- Молю я у боговъ
             Побѣды полной дѣлу правды. Если-жь
             Вернусь, такъ вѣстію моей тебя
             Утѣшу.
  
                                 Глостеръ.
  
                       Милость всѣхъ боговъ съ тобой.

(Эдгаръ уходитъ. )

(Шумъ битва; затѣмъ отступленіе. Эдгаръ вбѣгаетъ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Скорѣе уходи, старикъ. Дай руку
             И уходи.-- Лиръ проигралъ сраженье!--
             И онъ, и дочь его уже въ плѣну!
  
                                 Глостеръ.
  
             Нейду я дальше,-- сгнить могу и здѣсь.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Опять больныя думы! Человѣкъ
             Все долженъ перенесть -- и день рожденья,
             И смерти день. Все дѣло только въ томъ,
             Чтобы быть готовымъ.
  
                                 Глостеръ.
  
                                           Да, и это правда.

(Уходятъ.)

  

Сцена III.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ и распущенными знаменами Эдмондъ торжествующій, Лиръ и Корделія, какъ плѣнники, офицеры и солдаты.)

  
                                 Эдмондъ.
  
             Увезть отсюда и стеречь ихъ крѣпко,
             Пока властителей высокихъ воля
             Не изречетъ имъ приговора.
  
                                 Корделія.
  
                                                     Мы
             Не первые себѣ находимъ гибель,
             Стремяся къ правдѣ и добру.-- Сломили
             Меня страданья за тебя, несчастный;
             Не то иной дала бы я отвѣтъ
             Грозамъ судьбы предательской и лживой!--
             Увидимъ что ли этихъ дочерей,
             Сестрицъ прекрасныхъ этихъ?
  
                                 Лиръ.
  
                                           Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
             Идемъ скорѣй въ тюрьму. Вдвоемъ оставшись,
             Тамъ будемъ распѣвать, какъ птички въ клѣткѣ!--
             Ты будешь у меня, какъ дочь, просить
             Благословенія отца, а я
             Паду передъ тобою на колѣни
             И стану о прощеньи умолять.
             Такъ будемъ жить вдвоемъ, молиться, нѣтъ,
             И старыя разсказывать былины;
             На бабочекъ смѣяться золотыхъ
             И слушать разныхъ нищихъ болтовню
             О томъ, кто выигралъ, кто потерялъ,
             Кто въ милости, а кто попалъ въ опалу..
             И будемъ смѣло мы рядить, судить
             О самыхъ сокровенныхъ тайнахъ міра,
             Какъ будто мы въ боговъ совѣтахъ были!
             Переживемъ и переможемъ мы
             Въ стѣнахъ темницы тѣсной смуты всѣ
             И всѣ волненія народныхъ партій!
             Они, какъ волны бурныя морей,
             Гремящія по волѣ сильныхъ міра,
             То землю заливаютъ, то назадъ
             Бѣгутъ, какъ бы луною управляясь.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Убрать отсюда ихъ скорѣй.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Мы -- жертвы
             Съ тобой; но на такія приношенья
             Бросаютъ сами боги ѳиміамъ!--
             Моя ли снова ты?-- Кто разлучить
             Захочетъ насъ, тотъ пусть съ небесъ пожаръ
             На землю принесетъ и насъ огнемъ
             Изъ міра выжжетъ, какъ лисицъ изъ лѣса.
             Смотри, не плачь.-- Скорѣй проказа злая
             Источитъ и сожретъ ихъ мясо съ кожей,
             Чѣмъ мы съ тобой заплачемъ. Да, скорѣй
             Отъ голода подохнутъ всѣ! Идемъ.

(Лиръ и Корделія уходятъ подъ стражей.)

  
                                 Эдмондъ.
  
             Сэръ капитанъ, на пару словъ! Послушай,
             Возьми записку эту и (отдаетъ записку капитану) иди
             Въ тюрьму за ними.-- Я тебя повысилъ
             На степень ужь одну; когда-жь исполнишь,
             Что здѣсь предписано, себѣ откроешь
             Къ блестящей будущности путь. Ты знаешь,
             Что человѣкъ всегда быть долженъ тѣмъ,
             Чѣмъ время быть ему велитъ, и нѣжность
             Съ мечомъ непримирима.-- Это дѣло --
             Внѣ всякихъ возраженій: иль скажи
             "Исполню", иль инымъ путемъ, не здѣсь,
             Ищи ужь счастія себѣ.
  
                                 Капитанъ.
  
                                           Исполню,
             Милордъ.
  
                                 Эдмондъ.
  
                       Такъ къ дѣлу. Кончено оно,--
             Считай себя счастливѣйшимъ на свѣтѣ
             Кончай сейчасъ, не медля ни минуты,
             И точно такъ, какъ здѣсь я написалъ.
  
                                 Капитанъ.
  
             Я не могу возить телѣги, ѣсть
             Овесъ сухой; но если что велятъ
             Теперь исполнить -- въ силахъ человѣка,
             Я въ точности исполню непремѣнно. (Уходятъ.)

(Трубы. Входятъ герцогъ Альбанскій, Гонерила, Регана, офицеры и солдаты.)

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Вы намъ сегодня показали, сэръ,
             Что значитъ ваша храбрость; да и счастье
             Вамъ помогло: вы взяли въ плѣнъ тѣхъ самыхъ,
             Противъ кого мы билися сейчасъ.
             Ихъ требуемъ у васъ!-- Поступимъ, сэръ,
             Мы съ ними такъ, какъ намъ повелѣваютъ
             О нашей безопасности заботы
             И уваженье къ нимъ и сану ихъ.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Я счелъ не лишнимъ, сэръ, чтобы король,
             Старикъ несчастный, тотчасъ былъ отправленъ
             Подъ вѣрною охраной въ заключенье.
             Его лѣта, а санъ его тѣмъ болѣ,
             Имѣютъ силу привлекать къ себѣ
             Сердца простыхъ людей и могутъ копья,
             Послушныя движенью нашихъ глазъ,
             Мгновенно остріями повернуть
             На насъ самихъ. А съ нимъ отправилъ я
             И королеву, по тому-жь разсчету.
             Они готовы завтра или позже
             На судъ явиться вашъ, куда угодно
             Вамъ будетъ ихъ призвать.-- Теперь мы всѣ
             Покрыты кровію и потомъ. Другъ
             Лишился друга. Послѣ битвы каждый,
             Это только испыталъ ея жестокость,
             Готовъ виновниковъ ея проклясть,
             И для суда надъ Лиромъ и Кордельей
             Приличнѣе иное выбрать мѣсто.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Позвольте, сэръ, замѣтить: въ этомъ дѣлѣ
             Вы для меня лишь подданный,-- не братъ.
  
                                 Регана.
  
             Не братъ!-- А этимъ самымъ и хотимъ
             Его мы наградить!-- Мнѣ кажется,
             Что прежде, чѣмъ сказать такое слово,
             Не худо было-бъ у меня спроситься.
             Онъ -- предводитель нашихъ войскъ и насъ
             И нашей власти представитель здѣсь!
             Стоитъ высоко онъ, и вашимъ братомъ
             Онъ смѣло можетъ называть себя!
  
                                 Гонерила.
  
             Не горячися такъ! Онъ самъ себя,
             И только доблестью своею, поднялъ
             Гораздо болѣе, чѣмъ въ силахъ ты
             Его возвысить.
  
                                 Регана.
  
                                 Властію моей
             Онъ облеченъ и равенъ всѣмъ высокимъ!
  
                                 Гонерила.
  
             Еще бы несравненно выше сталъ,
             Когда бы на тебѣ женился онъ!
  
                                 Регана.
  
             Шуты пророками бываютъ!...
  
                                 Гонерила.
  
                                                     Э!
             Такъ глазъ, который это подсказалъ,
             Мигалъ тебѣ не даромъ, видно! *)
   *) Взято изъ англійской пословицы: "влюбленные недаромъ мигаютъ другъ другу".
  
                                 Регана.
  
                                                     Лэди,
             Больна я, а не то отъ полноты
             Всѣхъ чувствъ моихъ отвѣтила-бъ какъ надо...
             (Эдмонду) Возьмите, генералъ, моихъ солдатъ
             И плѣнниковъ и все, что я имѣю,
             И всѣмъ располагайте, какъ хотите,
             И мной самой.-- Тебѣ сдалася крѣпость!
             Клянуся здѣсь я цѣлою вселенной:
             Отнынѣ ты -- мой мужъ и повелитель!
  
                                 Гонерила.
  
             И думаешь, что насладишься имъ?
  
                       Герцогъ Альбанскій (Гонерилѣ).
  
             И не въ твоей же власти помѣшать
             Тому!
  
                       Эдмондъ (герцогу Альбанскому).
  
                       И не въ твоей, милордъ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                               Въ моей,
             Бездѣльникъ полукровный!
  
                                 Регана (Эдмонду).
  
                                                     Бей же сборъ
             И докажи имъ, что мои права --
  
             Твои.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                       Опомнися, молчи!-- Эдмондъ,
             Тебя я арестую за измѣну,
             За преступленье противъ государства!--
             Съ тобой и эту (указывая на Гонерилу) въ золотѣ змѣю!
             (Реганѣ) А что до вашихъ притязаній, лэди,
             Обязанъ я, любезная сестрица,
             Взять подъ мою защиту интересы
             Моей супруги. Съ этимъ самымъ лордомъ
             Она помолвилась ужь прежде васъ,
             И допустить никакъ я не могу,
             Чтобъ вы вступили въ соглашенье съ нимъ.
             Когда угодно выйти замужъ вамъ,
             Меня вы можете избрать супругомъ,--
             Жена моя ужь отдалась другому.
  
                                 Гонерила.
  
             Комедія какая!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Глостеръ, ты
             Вооруженъ! Трубите-жь вызовъ! Если
             Не явится никто, чтобъ на тебѣ
             Самомъ предъ всѣми доказать, что ты
             Отъявленный злодѣй и много разъ
             Предатель,-- здѣсь залогъ бросаю съ клятвой,

(Бросаетъ перчатку.)

             Что хлѣба не коснусь, пока на сердцѣ
             Твоемъ не докажу, что ты -- мерзавецъ
             Не менѣе того, какимъ тебя
             Провозгласилъ я здѣсь.
  
                                 Регана.
  
                                           Какая боль!
             Какъ больно, тяжело!
  
                       Гонерила (въ сторону).
  
                                           А если-бъ нѣтъ,--
             Я-бъ въ ядѣ усомнилась!
  
                                 Эдмондъ.
  
                                           На обмѣнъ
             Возьми. (Бросаетъ перчатку.) Кто-бъ ни дерзнулъ меня назвать
             Измѣнникомъ,-- солгалъ, какъ негодяй.
             Пусть явится. Трубите вызовъ, трубы!
             На немъ и на тебѣ, на комъ угодно,
             Я докажу и честь мою, и правду.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Герольда, го!
  
                                 Эдмондъ.
  
                                 Герольда, го! Герольда!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Теперь надѣйся только на себя,--
             Твоихъ солдатъ не существуетъ больше:
             Я ихъ собралъ, и я ихъ распустилъ.
  
                                 Регана.
  
             О, боль меня совсѣмъ одолѣваетъ!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Она больна,-- въ шатеръ мой отведите.

(Уводятъ Регану. Входитъ герольдъ.)

             Сюда, герольдъ! Прочти вотъ это громко,
             И пусть трубятъ. (Передаетъ герольду листъ.)
  
                                 Офицеръ.
  
                                 Трубите-жь трубы! Эй! (Трубы).
  

Герольдъ (читаетъ.)

   "Если найдется въ нашемъ войскѣ человѣкъ, надлежащаго званія и происхожденія, который захочетъ доказать, что Эдмондъ, принимаемый за графа Глостера,-- много разъ предатель, то пусть явится по третьему звуку трубы. Противникъ здѣсь и готовъ защищаться".
  
                                 Эдмондъ.
  
             Трубить!

(Трубятъ).

                       Еще!

(Трубятъ).

                                 Еще!

(Трубятъ. Въ отвѣтъ трубятъ за сценой. Входитъ Эдгаръ. Впереди его идетъ трубачъ.)

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Спросить, зачѣмъ онъ здѣсь? Зачѣмъ явился
             На трубный вызовъ?
  
                                 Герольдъ.
  
                                           Кто вы? Ваше имя
             И ваше званье? Почему, скажите,
             Явились вы теперь на этотъ вызовъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Мое погибло ими. Изглодалъ
             И съѣлъ его измѣны острый зубъ,
             Измѣны злой и ядовитой!-- Но
             Я такъ же благороденъ, какъ и тотъ,
             Съ кѣмъ въ бой вступить хочу.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Кто твой противникъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Кто здѣсь за графа Глостера Эдмонда?
  
                                 Эдмондъ.
  
             Онъ самъ. Что-жь дальше будетъ?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               Обнажи
             Твой мечъ, чтобъ могъ онъ наказать меня,
             Когда моею рѣчью оскорблю
             Я сердце благородное твое!
             Мой мечъ готовъ. Внимай! По нраву чести,
             По праву клятвы мной произнесенной,
             По праву моего призванья въ жизни,
             И несмотря на молодость и силу
             На храбрость и величіе твои,
             На твой побѣдный мечъ и на твое
             Недавно ярко вспыхнувшее счастье,
             Предъ всѣми объявляю: ты -- предатель
             И плутъ, обманщикъ подлый предъ богами,
             Передъ отцомъ твоимъ и передъ братомъ,
             Измѣнникъ, заговорщикъ передъ принцемъ,
             Отъ теми до подошвы ногъ твоихъ,
             До пыли самой подъ ногами ты
             Чернѣй и гаже самой гадкой жабы.
             Скажи, что нѣтъ, и этотъ самый мечъ
             И эта вотъ рука моя докажутъ,
             И на тебѣ самомъ, что лжешь безстыдно,
             Что слово истинно мое.
  
                                 Эдмондъ.
  
                                           Конечно,
             Благоразумнѣй было бы узнать,
             Кто ты, потомъ уже съ тобою биться;
             Но видъ твой такъ воинственно прекрасенъ,
             И воспитаньемъ благороднымъ дышитъ
             Такъ рѣчь твоя, что я пренебрегу
             Всѣмъ тѣмъ, на что по рыцарскимъ законамъ
             Имѣю право. Возвращаю вспять,
             На голову твою всѣ тѣ извѣты
             И на сердце твое тѣ лжи, какія
             Здѣсь бросилъ ты въ меня. Онѣ, блеснувъ,
             Едва меня задѣли; но мой мечъ
             Имъ путь туда проложитъ, гдѣ онѣ
             Останутся на вѣкъ. Трубите бой!

(Трубятъ призывъ къ бою. Эдгаръ к Эдмондъ дерутся. Эдмондъ падаетъ.)

  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Спасите мнѣ его, спасите!...
  
                                 Гонерила.
  
                                                     Глостеръ,
             Тутъ заговоръ! По рыцарскимъ законамъ
             Не могъ ты драться съ неизвѣстнымъ! Нѣтъ,
             Не побѣжденъ ты,-- обойденъ, обманутъ!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Заприте ротъ свой, госпожа честная,
             Иль я заткну вотъ этою бумагой. (Подавая письмо Эдмонду.)
             Ты, сэръ, бери ее.-- Читай, читай
             Ты, подлый изъ людей подлѣйшихъ; въ ней
             Читай твою всю гнусность. (Гонерила хочетъ рвать письмо.)
                                           Нѣтъ, не рвать!
             Письмо ты знаешь хорошо, я вижу.
  
                                 Гонерила.
  
             Ну, знаю. Что-жь? Законы не въ твоей,
             Въ моей вѣдь власти; кто же у меня
             Дерзнетъ потребовать отчета въ этомъ?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Чудовищно!-- Такъ знаешь ты письмо?
  
                                 Гонерила.
  
             Прошу не спрашивать, что знаю я. (Уходитъ.)
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             За ней скорѣе. Внѣ себя она.--
             За ней смотрите зорко.
  
                       Эдмондъ (въ предсмертной тоскѣ)
  
                                           Все, въ чемъ только
             Меня винили, я во всемъ виновенъ
             И даже въ большемъ и гораздо большемъ.--
             Откроетъ время все.-- Но это все
             Теперь ужь стало прошлымъ, какъ и я.--
             Но кто-жь ты мой счастливый побѣдитель?--
             И если крови благородной ты,
             Тебя прощаю я.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Прощеньемъ мы
             Съ тобою обмѣняемся теперь!
             По крови благороденъ я не менѣй,
             Чѣмъ ты, а если болѣй, такъ и зло;
             Которое ты мнѣ нанесъ, Эдмондъ,
             Становится гораздо большимъ. (Снимаетъ съ себя шлемъ) Я --
             Эдгаръ, я братъ твой по отцу.-- Какъ боги
             И ихъ судьбы надъ нами правосудны!
             Любезные для насъ пороки наши
             Становятся орудьемъ каръ для насъ же:
             За темное зачатіе тебя
             Въ грѣхѣ отецъ нашъ зрѣньемъ заплатилъ.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Ты правду говоришь.-- Сказалъ ты вѣрно!--
             Свершило колесо свой оборотъ,
             И я -- вотъ здѣсь.
  
                                 Герцогъ Альбанскій (Эдгару).
  
                                           И по твоей походкѣ
             Я ждалъ, что ты властительнаго рода.--
             Дай обниму тебя. Пусть горе мнѣ
             Все сердце истерзаетъ, если только
             Въ себѣ я ненависть когда-нибудь
             Питалъ къ тебѣ иль въ твоему отцу.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Я знаю это очень хорошо,
             Мой принцъ великодушный!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                     Гдѣ-жь однако
             Скрывался ты? И гдѣ и какъ узналъ
             О страшныхъ бѣдствіяхъ отца?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                     Когда
             Водилъ я и питалъ его, мой лордъ.--
             Послушайте короткій мой разсказъ.--
             Какъ кончу, пусть и сердце у меня
             Отъ боли разорвется пополамъ!--
             Отъ страшнаго бѣжалъ я объявленья,
             Грозившаго концомъ кровавымъ мнѣ.
             Оно гналось за мною по пятамъ.--
             Какъ дорога намъ жизнь!-- Готовы лучше
             Мы, ежечасно умирая, жить,
             Чѣмъ сразу умереть!-- Придумалъ я
             Надѣть лохмотья нищихъ на себя,
             Принять наружность тѣхъ, кто даже псамъ
             Противенъ, и, скитаясь такъ, отца
             Я встрѣтилъ. На лицѣ его увидѣлъ
             Кровавыя лишь кольца вмѣсто глазъ,
             А камни самоцвѣтныя, что въ нихъ
             Сіяли, навсегда пропали!-- Сталъ
             Его водить и нищить за него
             И отъ отчаянья спасти его
             Мнѣ удалось.-- Зачѣмъ, зачѣмъ тогда
             Я не сказалъ ему, кто я? Зачѣмъ
             Скрывался отъ него?-- Лишь полчаса
             Тому назадъ, на бой вооружаясь
             И на успѣхъ хотя надѣясь, все-жь,
             Не будучи вполнѣ увѣренъ въ немъ,
             Я сталъ просить отца благословить
             Меня и разсказалъ ему тутъ все,
             Всѣ странствія мои.-- Но не могло
             Его надорванное сердце вынесть
             Борьбы двухъ сильныхъ чувствъ -- и радости,
             И горя,-- разорвалося на части,
             Улыбку на устахъ его оставя.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Меня разсказъ твой тронулъ.-- Будетъ онъ
             Источникомъ добра быть-можетъ.-- Но
             Кончай.-- Ты смотришь такъ, какъ будто хочешь
             Сказать еще намъ что-то.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                     Если то,
             Что можешь намъ сказать, еще печальнѣй,--
             Не говори. И отъ того, что слышалъ,
             Готовъ слезами захлебнуться я!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Кто горестей другихъ людей не любитъ;
             Тому довольно ужь моихъ страданій;
             Тому-жь, кто тѣшится чужимъ мученье
             Кому ихъ нужно больше,-- разскажу
             О горѣ страшномъ, крайности достигшемъ *)
             Какъ я стеналъ, одинъ изъ бывшихъ тутъ
             Вдругъ подошелъ во мнѣ. Меня онъ видѣлъ,
             Когда я былъ въ презрѣнномъ самомъ видѣ,
             И избѣгалъ меня; но тутъ узнавъ,
             Нежданно, кто былъ тотъ бѣднякъ несчастный,.
             Ко мнѣ на шею кинулся, и громко
             Вдругъ зарыдавъ, могучими руками
             Меня такъ сильно обнялъ, что, казалось,
             Одно лишь небо развѣ было въ силахъ
             Объятія такія разорвать.--
             Потомъ, упавъ на моего отца
             Трупъ бездыханный, мнѣ онъ разсказалъ
             Такую повѣсть, полную страданій,
             О Лирѣ, о себѣ, какой еще
             И не слыхало ухо человѣка.--
             Съ разсказомъ выростало его горе,
             И стали постепенно разрываться
             Всѣ струны крѣпкой его жизни.-- Тутъ
             Услышалъ я второй уже призывъ
             И старика съ отчаяньемъ его,
             Оставилъ.
  
   *) Варбуртонъ, выписавъ начало рѣчи Эдгара изъ подлинника:
             This would have seem'd а period
             То such as love not sorrow; but another,
             To amplity too-much, would make mach more
             And top extremity,--
   говоритъ: "Читатель ясно видитъ, что это разсужденіе относится и къ герцогу Албанскому, который говоритъ, что для него достаточно уже разсказа о страданіяхъ Эдгара, и къ Эдмонду, который желаетъ слышать продолженіе повѣствованія. Эти стихи сильно искажены". въ этомъ согласенъ съ Варбуртономъ и Стивенсъ. Оба они возстановляютъ первоначальный смыслъ искаженныхъ стиховъ такъ, какъ мы передаемъ его въ нашемъ переводѣ. Перев.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Кто же это?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Кентъ, мой герцогъ.--
             Кентъ изгнанный.-- Въ одеждѣ рабской онъ
             Не покидалъ ни на минуту Лира,
             Враждебнаго ему, и службу несъ,
             Какою погнушался-бъ и невольникъ.

(Входитъ дворянинъ съ окровавленнымъ ножомъ.)

  
                                 Дворянинъ.
  
             О, помогите, помогите!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Въ чемъ
             Помочь, что нужно?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                           Говори скорѣй.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Что значитъ этотъ ножъ окровавленный'.
  
                                 Дворянинъ.
  
             Вотъ онъ еще горячъ, еще дымится!
             Онъ только-что изъ сердца вынутъ.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                                               Кто
             Убитъ? Да говори!
  
                                 Дворянинъ.
  
                                 Супруга ваша,
             Супруга ваша, сэръ!-- Она же, сэръ,
             Сестру свою Регану отравила!--
             Сама она, сама призналась!
  
                                 Эдмондъ.
  
                                                     Я
             Съ обѣими помолвленъ былъ, и всѣхъ
             Троихъ насъ сочетала бравомъ смерть!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Несите ихъ сюда живыхъ иль мертвыхъ.
             Свершился судъ небесъ предъ нами явно,
             И содрогаемся невольно мы;
             Но чувство состраданья въ насъ молчитъ
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вотъ Кентъ!
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Ахъ вотъ и онъ!-- Графъ Кентъ, теперь
             Намъ нѣтъ возможности васъ встрѣтить такъ,
             Какъ было-бъ надо.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Я пришелъ сюда
             Чтобъ пожелать ночей впередъ покойныхъ
             Владыкѣ моему и королю...
             Его здѣсь нѣтъ?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Мы главное забыли.
             Скажи, Эдмондъ, гдѣ нашъ король и гдѣ
             Корделія? (Вносятъ трупы Реганы и Гонерилы.)
                       Ты видишь это, Кентъ?
  
                                 Кентъ.
  
             Но что-жь такое это?
  
                       Эдмондъ (въ сторону.)
  
                                           Былъ же ты
             Эдмондъ любимъ! Изъ-за тебя одна
             Другую отравила, а затѣмъ
             Убила и себя.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Вотъ такъ всегда
             Бываетъ!-- Лица имъ закройте.
  
                                 Эдмондъ (въ сторону.)
  
                                                               Я
             Едва уже дышу.-- Хоть что-нибудь
             И доброе желается мнѣ сдѣлать.
             Осилю я мою природу. (Въ слухъ) О!
             Скорѣй пошлите, и скорѣй какъ можно,
             Въ тюрьму. Моя записка тамъ.-- Жизнь Лира,
             Корделіи зависитъ отъ нея.--
             Скорѣй, скорѣй...
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
                                 Бѣгите,-- ахъ, бѣгите!
             Бѣгите же скорѣй!
  
                                 Эдгаръ (Эдмонду).
  
                                 Къ кому, милордъ?
             Кому же данъ приказъ? Хоть что-нибудь
             Пошлите въ знакъ отмѣны повелѣнья.
  
                                 Эдмондъ.
  
             Ахъ, хорошо, что вспомнилъ!-- Вотъ мой мечъ.
             Отдайте капитану тамъ въ тюрьмѣ.
  
                       Герцогъ Альбанскій (Эдгару).
  
             Спѣши, твоею жизнью заклинаю. (Эдгаръ убѣгаетъ.)
  
                       Эдмондъ (въ предсмертной истомѣ).
  
             Твоя жена и я, мы приказали
             Въ тюрьмѣ Корделію повѣсить... Ей
             Самой такую смерть въ вину поставить,
             Сказавъ: себя съ отчаянья убила.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             О, боги, защитите вы ее!-- (Указывая на Эдмонда).
             Возьмите прочь его отсюда, прочь!

(Входитъ Лиръ съ Корделіей на рукахъ, Эдгардъ, офицеры и другіе.)

  
                                 Лиръ.
  
             О, войте, войте, войте, войте всѣ!
             О, каменные люди! Если-бъ ваши
             Глаза и языки моими были,
             Я ими-бъ такъ вселенную потрясъ,
             Что лопнулъ бы и сводъ небесный!
             Ушла она, ушла и навсегда!--
             Могу судить, кто умеръ или нѣтъ.
             Мертва, какъ эта мертвая земля!
             Скорѣе дайте зеркало, скорѣй!...
             И если отъ ея дыханья станетъ
             Оно тускнѣть не много иль одно
             Хоть пятнышко окажется на немъ,-
             Жива!
  
                                 Кентъ.
  
                       Да не кончина-ль это міра?!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Иль образъ страшный ужасовъ ея?
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             На землю пасть и умереть!
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Перо
             Вѣдь движется!-- Жива, жива она!--
             Ахъ, еслибъ такъ!-- Я-бъ былъ вознагражденъ
             За всѣ мученія, какими только
             Когда-либо страдалъ!
  
                                 Кентъ.
  
                                           О, господинъ
             Мой добрый!
  
                                 Лиръ.
  
                                 Прочь, прошу тебя я, прочь!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вѣдь это честный Кентъ, вашъ вѣрный другъ.
  
                                 Лиръ.
  
             Чума на васъ, чума на всѣхъ убійцъ,
             Предателей!-- Я-бъ могъ ее спасти!--
             Ея ужь нѣтъ теперь, ушла на вѣки!
             Корделія, Корделія, постой!
             Да подожди хотя немного! А... чу!
             Что говоришь ты?-- Голосъ у нея
             Всегда былъ тихъ и сладостенъ и нѣженъ!
             Для женщины какъ это хорошо!
             Раба убилъ я, что тебя повѣсилъ.
  
                                 Офицеръ.
  
             Такъ точно, лорды, онъ его убилъ.
  
                                 Лиръ.
  
             А развѣ не убилъ?-- Ахъ, было время,
             Мой мечъ кусался больно. Всѣхъ бы ихъ
             Заставилъ онъ попрыгать!-- Старъ я сталъ
             И эти всѣ напасти доконали
             Меня въ конецъ!-- Кто вы такіе -- а?
             Глаза мои ужь не изъ лучшихъ.-- Я
             Скажу вамъ прямо...
  
                                 Кентъ.
  
                                           Если только счастье
             Захочетъ хвастать предъ людьми своей
             Любовью къ нимъ или своей враждою
             И дать примѣры той или другой,
             Одинъ такой мы видимъ передъ нами.
  
                                 Лиръ.
  
             Туманно какъ-то здѣсь! Не Кентъ ли это?
  
                                 Кентъ.
  
             Онъ самый, вашъ слуга. А гдѣ-жь вашъ Кайюсъ?
             Что съ нимъ?
  
                                 Лиръ.
  
                                 Хорошій былъ онъ малый.-- Что
             И говорить!-- Захочетъ вздуть кого,
             Такъ это -- сразу, живо у него.
             Онъ умеръ ужь и сгнилъ.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Ахъ, нѣтъ, милордъ,
             Вашъ Кайюсъ -- я.
  
                                 Лиръ.
  
                                           А это я сейчасъ
             Увижу...
  
                                 Кентъ.
  
                       Тотъ, кто съ перваго мгновенья
             Несчастныхъ вашихъ ссоръ и вашихъ бѣдъ,
             Во слѣдъ вамъ, твердо, неизмѣнно шелъ
             Печальной вашею дорогой.
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Радъ
             Тебѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                       Ни мнѣ и никому другому!--
             Безрадостно и мрачно, мертво все.--
             Двѣ старшія изъ вашихъ дочерей
             Себя ужь осудили до суда
             И умерли съ отчаянія обѣ.
  
                                 Лиръ.
  
             Да, да, такъ точно думаю и я.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Не знаетъ самъ, что говоритъ!-- Напрасно
             Стараемся о томъ, чтобъ насъ призналъ.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Конечно.

(Входитъ офицеръ.)

  
                                 Офицеръ.
  
                                 Графъ Эдмондъ уже скончался...
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Ну, стоитъ ли объ этомъ говорить!--
             Друзья и лорды наши, знайте всѣ
             Намѣреніе наше. Мы хотимъ
             Все сдѣлать, что лишь только будемъ въ силахъ,
             Чтобъ нашего великаго страдальца
             Хоть малымъ чѣмъ утѣшить при разгромѣ
             Всего, что было дорого ему:
             Передаемъ отцу всецѣло нашу
             Неограниченную власть, и пусть
             Господствуетъ монархъ многострадальный,
             Пока онъ живъ. А что до васъ, то мы
             Возстановляемъ въ прежней силѣ ваши
             Права съ прибавкой почестей, наградъ,
             Которыхъ болѣй чѣмъ достойны вы.--
             Утѣшу васъ, друзья, за доблесть вашу
             И выпьютъ чашу горькую враги!
  
                                 Лиръ.
  
             И ты, дурашка *) милая моя,
             Повѣшена!-- Нѣтъ, нѣтъ въ ней болѣй жизни!--
             Живутъ же вѣдь собака, лошадь, мышь,
             А ты не дышишь? Ты?-- И не придешь
             Ужь больше никогда и никогда!...
             О, никогда! О, никогда!-- Скорѣй,
             Прошу, тутъ растегните.-- Очень, сэръ,
             Вамъ благодаренъ!-- Видите вы это?--
             Смотрите на нее, смотрите... Губки
             Ея... Сюда смотрите вы... Сюда
             Смотрите... (Умираетъ.)
   *) Въ подлинникѣ: my poor fool is hang'd. Буквально "мой бѣдный шутъ (или дуракъ) повѣшенъ". Стивенсъ справедливо говоритъ, что тутъ poor fool есть выраженіе нѣжности, обращенное Лиромъ къ умершей Корделіи. Перев.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Дурно съ нимъ... Милордъ, милордъ!
  
                                 Кентъ.
  
             О, разорвися сердце, разорвись,
             Молю тебя.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Взгляните, государь!--
  
                                 Кентъ.
  
             Нѣтъ, духа не тревожь его, не мучь.
             Пусть мирно отойдетъ. Возненавидитъ
             Онъ тѣхъ, кто долѣе его задержитъ
             Въ жестокихъ пыткахъ этой жизни.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                                               О,
             Ужь умеръ онъ на самомъ дѣлѣ!
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Чудомъ,
             Захватомъ уже лишнимъ жизни было
             И то, что выносилъ такъ долго онъ
             Такія тяжкія страданья здѣсь.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             Теперь несите ихъ отсюда. Первой
             Заботой будетъ общее намъ горе.

(Кенту и Эдгару.)

             Друзья моей души, возьмите оба
             Правленье на себя, и государство
             Облитое такъ кровью поддержите!
  
                                 Кентъ.
  
             Я скоро, сэръ, отправлюсь въ путь туда,
             Куда мой государь зоветъ меня!--
             Ему повиноваться долженъ я.
  
                                 Герцогъ Альбанскій.
  
             И мы, невольно повинуясь гнету
             Минуты горестной, здѣсь говоримъ
             Лишь то, что чувствуемъ, не то, чтобъ должно
             Вамъ было говорить.-- Онъ, престарѣлый,
             Страданій столько вытерпѣлъ, что намъ
             И юнымъ не подъ силу было-бъ вынесть,
             И какъ онъ жилъ, намъ долго-бъ не прожить.

(Уходятъ всѣ за похоронныхъ маршемъ.)

Конецъ.

  

"Русская Мысль", NoNo 6--9, 1882

  
 Спѣши, спѣши, спѣши!
   

Эдгаръ.

             Куда-жь милордъ?-- Эдмунду.-- Кому ты далъ приказъ?
             Пошли залогъ отмѣны.
   

Эдмундъ.

                                           Да, ты правъ.
             Возьми мой мечъ,-- спроси тамъ капитана.
   

Альбани.

             Спѣши, коли ты жизнью дорожишь!
   

Эдмундъ.

             Вдвоёмъ съ женой твоей мы порѣшили
             Корделію повѣсить.... тамъ въ тюрьмѣ....
             И разгласить, что, въ безъисходномъ горѣ,
             Она сама покончила съ собой.
   

Альбани.

             О, сохрани ее, святое небо!--
             Возьми его, неси скорѣй отъ насъ. --

Эдмунда уносятъ. Входитъ Лиръ, съ трупомъ Корделіи на рукахъ.-- Эдгаръ, офицеры, народъ.

   

Лиръ.

             Рыдайте люди! войте, войте, войте....
             О, каменный народъ! будь у меня
             Твои глаза да глотка, я бы такъ
             Рыдалъ, что вопль мой раскололъ бы небо! --
             Она пошла на вѣки Да, я знаю
             Что мертвый, кто живой.... Она мертва,
             Какъ мать сыра -- земля!
             Дай зеркало.... вотъ если на губахъ
             Стекло у ней потускнетъ, запотѣетъ --
             Тогда жива....
   

Кентъ.

                                 Не это-ль страшный судъ?
   

Эдгаръ.

             Или залогъ всѣхъ ужасовъ его?
   

Альбани.

             Тутъ бы упасть и умереть....71)
   

Лиръ.

                                                     Перо
             Дрожитъ.... Она жива.... Буль ты жива --
             За -- разъ бы тутъ снялось съ души все горе,
             Что пережилъ за свой я вѣкъ!
   

Кентъ становится на колѣни.

                                           О добрый
             Мой государь!
   

Лиръ.

                                 Иди ты отъ меня!
   

Эдгаръ.

             Но это Кентъ! вашъ другъ!
   

Лиръ.

                                           Чума на васъ,
             На всѣхъ на васъ, предатели-убійцы!
             Я-бъ могъ спасти ее... Теперь она
             Ушла на-вѣкъ! Корделія! Корделья,
             Постой на мигъ! Ты говоришь?... У ней
             Всегда былъ нѣжный, милый, тихій голосъ....
             У женщины прелестнѣйшая вещь. --
             А рабъ ее повѣсилъ.... Я убилъ
             Раба.
   

Офицеръ.

                                 Да, правда.
   

Лиръ.

                                           Скажешь не убилъ,
             Небось! Была пора, я-бъ ихъ погналъ
             Моей лихою саблей въ разсыпную!
             А нынче старъ я, весь взмученъ горемъ... Кенту.
             Ты кто?-- Глаза -- то плохи у меня,
             Скажу вамъ прямо....
   

Кентъ.

                                 Если есть у счастья
             Отверженникъ и избранный любимецъ --
             Одинъ изъ нихъ предъ нами.
   

Лиръ.

                                           Грустный видъ!...
             Не Кентъ ли ты?
   

Кентъ.

                                 Онъ самъ,-- слуга вашъ Кентъ...
             А гдѣ слуга вашъ Каюсъ?
   

Лицъ.

                                           Славный малый,--
             Ажь можно честь отдать,-- лихой боецъ!
             Онъ умеръ, сгнилъ....
   

Кентъ.

                                 Нѣтъ, мой король,-- живой
             Я человѣкъ.
   

Лицъ.

                                 А вотъ всмотрюсь поближе....
   

Кентъ.

             Онъ, съ первыхъ дней невзгодья и утратъ,
             Все съ вами шелъ печальною дорогой.
   

Лиръ.

             Ну, гостемъ будь у насъ.
   

Кентъ.

                                           Не кличь гостей
             Къ себѣ! Тутъ всё могильно, скорбно, мрачно....
             Двѣ дочери твои свершили сами
             Свой приговоръ... Безъ покаянья смерть!
   

Лиръ.

             Такъ думаю и я.
   

Альбани.

                                 Онъ самъ не знаетъ,
             Что говоритъ,-- къ чему намъ о себѣ
             Напоминать ему.
   

Эдгаръ.

                                 Ни правы, герцогъ.

Входить Офицеръ.

Офицеръ.

             Милордъ, Эдмундъ скончался.
   

Альбани.

                                                     До него-ль
             Теперь!-- Вотъ что хочу я передать,
             Вамъ благородные друзья и лорды....
             Великая руина эта -- онъ
             Получитъ все, что только можно дать.
             Пока онъ живъ, нашъ старый государь,
             Всю власть свою ему я уступаю.-- Эдгару и Кенту.
             Вамъ всѣ нрава, почетъ вамъ заслуженный.
             Друзьямъ моимъ -- но доблести награда,
             Съ врагами-счетъ иной.... Смотри, смотри!
   

Лиръ.

             Повѣшенъ мой голубчикъ бѣдный!...72) Нѣтъ!
             Нѣтъ жизни! нѣтъ!... Собака, лошадь, мышь --
             Живутъ, а ты.... хоть бы одно дыханье!
             И не придешь ты больше никогда!
             О, никогда! во вѣки никогда!...
             Послушай, здѣсь вотъ разстегни....73) Спасибо.
             Ты видишь? а?-- Смотрите на нее....
             Смотри.... Ея уста.... Смотри-жь, смотри!

Умираетъ.

Эдгаръ.

             Онъ изнемогъ.... Король!
   

Кентъ.

                                           Разбейся сердце....
             Разбейся въ прахъ!
   

Эдгаръ.

                                 Взгляни, король!
   

Кентъ.

                                                     Не мучь
             Души его.... пускай отходитъ съ миромъ!
             Лишь ненависть могла-бъ держать его
             Подъ пыткою суровой жизни.
   

Эдгаръ.

                                                     Умеръ!
   

Кентъ.

             То диво, что промаялся такъ долго:
             Чужой онъ зажилъ вѣкъ....
   

Альбани, указывая на трупы.

                                           Возьмите ихъ.
             Забота наша -- всенародный Трауръ.-- Эдгару и Кенту.
             А вы, друзья души моей, примите
             Власть надъ страной, чтобъ поддержать
             Порядокъ въ ней.
   

Кентъ.

                                 Нѣтъ, сэръ, мой путь лежитъ,
             И скорый путь!-- Меня король мой кличетъ
             Не долженъ я отвѣтить: не пойду74).
   

Альбани.

             Предъ тяжкою порой склониться нужно....
             Теперь не долгъ, пусть сердце говорить!
             Онъ много снесъ, старикъ,-- палъ, съ свѣжей силой,
             Не испытать, не вынести того.

Уходитъ при звукахъ похороннаго марша.

КОНЕЦЪ.

   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. The most famous Chronicle Historic of Leire King of England, and his tree Daughters, эта, по выраженію Гервинуса, самая трагическая изъ трагедій, появилась въ первый разъ на сценѣ 26 декабря 1606 г.
   По Стивенсу, трагедія эта могла быть написана не ранѣе 1603 г., а по Мэлону въ 1605 г. Натаніель Бэйеръ и Джонъ Бэсонъ дали, въ 1608 г., три изданіи Короля Лира одно въ слѣдъ за другимъ in 4°, и почти безъ всякихъ измѣненій.
   Въ 1623 г. Король Лиръ былъ перепечатанъ въ большомъ изданіи, in-folio.-- {Изданіе 1623 г. было перепечатано въ 1807 г., въ числѣ 200 экземпляровъ,-- но съ большими погрѣшностями.-- Второе Folio составляетъ теперь большую рѣдкость; экземпляръ цѣнится до 1500 р.} Противъ первыхъ изданій, тутъ недоставало 225 стиховъ, за то явилось 50 новыхъ.-- Нѣмецкіе, англійскіе и американскіе критики подняли горячій спорь о томъ, кто сдѣлалъ эти поправки: издатели, или самъ Шекспиръ. Одни, приписывавшіе ихъ автору, говорили, что новые стихи носятъ отпечатокъ чисто шекспировскій. Противники возражаютъ, что пропущенныя мѣста необходимы для красоты и ясности пьесы и что Шекспиръ не допустилъ бы такихъ пропусковъ.-- Статочное-ли дѣло, говорятъ послѣдніе, чтобы онъ самъ зачеркнулъ превосходную сцену, гдѣ Лиръ требуетъ Гонериль и Регану на судъ своего безумія, и другую, въ которой такъ трогательно разсказывается впечатлѣніе, произведенное на Корделію извѣстіемъ о бѣдствіяхъ отца. Какъ допустить, чтобъ Шекспиръ рѣшился исключить, въ концѣ 6 сцены 3 дѣйствія, монологъ, безъ котораго мы бы вправѣ думать, что Эдгаръ пошелъ за Лиромъ въ Дувръ, и потомъ, діалогъ слугъ, такъ живо сочувствующихъ ослѣпленному Глостеру?-- Возраженія эти совершенно основательны,-- но противная партія настойчиво твердитъ, что 50 стиховъ, прибавленныхъ къ первоначальному тексту, могли быть написаны только Шекспиромъ.
   Замѣчательно, что Король Лиръ, не смотря даже на представленіе его при королевскомъ дворѣ, былъ потомъ забыть де такой степени что, 80 лѣтъ спустя Пагэмъ Тэтъ передѣлалъ его и пустилъ на сцену, какъ собственное произведеніе, наивно впрочемъ оговоривши, что, по этому предмету, есть уже "малоизвѣстное сочиненіе, указанное ему однимъ пріятелемъ." -- Мало этаго, когда эта продѣлка стала уже извѣстной, на театрѣ все-таки шла пьеса Тэта; самъ Гэррикъ поставилъ ее на сцену {Одинъ критикъ сказалъ о Г'ррикѣ, что у него была "душа, родственная Шекспиру." -- Желательно бы, замѣчаетъ Клэркъ, думать, что Гэррикъ тогда не читалъ шекспировскаго Лира.},-- и игралъ въ ней. Она исполнялась на Дрюрилэнскомъ театрѣ, не далѣе какъ лѣтъ 20 назадъ.-- Никакое сценическое святотатство, говоритъ Чарльзъ Кларкъ, не можетъ идти въ сравненіе съ этимъ изуродованіемъ Короля Лира.
   2. При раздѣлѣ королевства. Въ этой приготовительной сценѣ есть какая-то темнота, неточность. Король раздѣлилъ уже страну, а между тѣмъ, спрашивая дочерей, которая больше любитъ его, прибавляетъ, что онъ будетъ щедрѣе къ той, которая выскажетъ больше любви къ нему. Можетъ быть, предположенный раздѣлъ былъ извѣстенъ только Кейту и Глостеру, какъ довѣреннымъ людямъ, но Лиръ не заявлялъ о немъ гласно, чтобъ удобнѣе измѣнять его, смотря по обстоятельствамъ. Джонсонъ.-- Король, хотя и рѣшился на раздѣлъ царства, однако дѣлаетъ еще разъ какъ бы допросъ дочерямъ своимъ, что совершенно ладитъ съ его блажнымъ характеромъ. Кольриджъ.
   3. It is not vicions blot, murder, or fulness -- это не есть порочное пятно, убійство, или безстыдство.-- Cлово murder вкралось здѣсь по ошибкѣ. Вмѣсто murder or, слѣдуетъ читать nor other. Корделіи меньше всего могло придти въ голову, что ее заподозрятъ въ убійствѣ. Колльеръ.
   4. Подъ словомъ природа Эдмундъ разумѣетъ только понятіе противоположное обычаю, условіямъ житейскимъ, а не сущность божественную, какъ полагаетъ Варбуртонъ. Эдмундъ хочетъ сказать, что, такъ какъ онъ рожденъ внѣ гражданскихъ условій, то обязанъ слѣдовать законамъ природы, которые не дѣлаютъ различія между тою или другою формою рожденія. Стивенсъ.-- Эдмундъ обращается къ натурѣ, какъ къ своему богу, въ томъ смыслѣ, какъ незаконнорожденнаго называютъ fils naturel: сынъ своего отца, по закону природы, есть nullus filius по гражданскимъ законамъ. Мэсонъ.
   5. Шекспиръ нарочно подобралъ здѣсь эту странную послѣдовательность тоновъ. Moнахи писавшіе о музыкѣ, говорили: mi contra fa est diabobis.-- Эдмундъ, впадая въ настроеніе своего отца, толкующаго о всяческихъ разстройствахъ, сравниваетъ ихъ съ разладицею тоновъ: фа, соль, ла, ми. Бэрне.-- Эдмундъ хочетъ показать, что онъ какъ бы думаетъ вслухъ, и лицемѣрныя рѣчи его -- въ связи съ идеею неестественности. Отсюда и разноголосица произносимыхъ имъ музыкальныхъ тоновъ. Они скорѣе отзвукъ его мыслей, чѣмъ истолкованіе ихъ. Найтъ.
   6. Во время Елисаветы, паписты, не безъ основанія, считались врагами правительства. Отсюда поговорка: онъ честный человѣкъ и не ѣстъ рыбы, т. е. другъ правительства и протестантъ. Варбуртонъ.
   7. Crown -- корона и крона, англійская монета.
   8. Намекъ на монополіи, которыя Елизавета и Іаковъ I щедро раздавали своимъ любимцамъ.-- Это мѣсто опущено въ изданіи 1623 г., что могло быть условлено тѣми или другими отношеніями издателей къ правительству.
   9. Фармеръ и Стивенсъ полагаютъ, что это долженъ быть отрывокъ какой нибудь старинной пѣсни. Вотъ что по этому предмету говорить Рейнольдсъ: Шекспиръ бралъ шутовъ своихъ вѣроятно съ натуры. Оригиналы, которыхъ копировалъ онъ, были, безъ сомнѣнія, люди бойкіе, веселые, насмѣшливые. Хотя имъ позволялось болтать что взбредетъ въ голову, однако, во избѣжаніе личныхъ оскорбленій, они должны были давать болтовнѣ своей шуточный тонъ,-- вотъ почему, чтобъ смягчить злость иной выходки, они спѣшили сгладить впечатлѣніе припѣвомъ старинной пѣсни, или первою, вспавшею на умъ, поговоркой.-- Иначе нельзя объяснить эту непослѣдовательность рѣчи, которою Шекспиръ часто оканчиваетъ реплики своихъ шутовъ.
   10. Въ однихъ изданіяхъ, слова: тѣнь Лира говорить самъ Лиръ,-- въ другихъ же, напр. у Тирвита, Пайта,-- ихъ говорить Шутъ.
   11. Это мѣсто затрудняло комментаторовъ Шекспира. Варбуртонъ, Тирвитъ, Мэлонъ, Мэсонъ каждый предлагаютъ свое чтеніе, поправки текста, объясненія.-- Труднѣе всего, говорить Джонсонъ, понятъ, какъ признаки верховной власти, память и смыслъ, могутъ, какимъ бы то ни-было образомъ, убѣдить Лира, что онъ имѣетъ, или не имѣетъ дочерей.
   12. Въ концѣ 4-й сцены 1-го дѣйствія, Гонериль отправляетъ гонца къ сестрѣ, не указывая куда именно ему ѣхать.-- Лиръ, посылая Кента, прямо говорить: "поѣзжай въ Глостеръ" -- а между тѣмъ Кентъ разсказываетъ, что онъ отправился сначала къ герцогу Корнвальскому, и оттуда уже, вмѣстѣ съ нимъ и Реганой, пріѣхалъ въ замокъ Глостера. Мэлонъ объясняетъ это тѣмъ, что Кентъ, и за тѣмъ Лиръ, отправились сначала въ городъ Глостеръ, какъ резиденцію Корнваль, откуда проѣхали въ замокъ Глостеръ, который, конечно, долженъ былъ находиться въ сосѣдствѣ съ нимъ.
   13. Лиръ задумывается о Корделіи. Джонсонъ.
   14. По Джонсону, Лиръ говорить здѣсь о возвращенія королевской власти.-- Гэмли полагаетъ, что рѣчь идетъ объ отданной половинѣ царства.-- Стивенсъ разумѣетъ тѣ условія, которыя Лиръ выговорилъ при отдачѣ королевства и которыхъ теперь такъ жестоко лишаетъ его Гонериль.
   15. Этотъ куплетъ попалъ въ театральную рукопись со словъ какого нибудь остряка актера, которыя говорить больше, чѣмъ для него написано. Стивенсъ.
   16. Беззаконный зетъ -- лишняя буква въ азбукѣ.
   17. На Кемлотскихъ болотахъ (въ Соммерсетширѣ) всегда садилось множество гусей. Ганмеръ.
   18. Встарину, это наказаніе употреблялось, въ знатныхъ домахъ, для наказанія слугъ, какъ и до-нынѣ оно еще не вывелось въ нѣкоторыхъ коллегіумахъ. Фаркеръ.
   19. Стивенсъ прямо говорить, что не понимаетъ того мѣста. Джонсонъ предлагаетъ свое чтеніе, но Мэсонъ считаетъ его невѣрнымъ, а съ Мэсономъ и Стивенсомъ не соглашается Гэмли.-- Темнота, говоритъ Мэсонъ, возникла въ ошибки первыхъ издателей, которые думали видѣть въ этихъ строкахъ выдержку изъ письма Корделіи, между тѣмъ какъ это говоритъ самъ Кентъ.-- Мэлонъ и Найтъ замѣчаютъ, то Кентъ не могъ бы читать на разсвѣтѣ, при мѣсяцѣ.
   20. Knote -- узлы.-- Стивенсъ говоритъ, что сбитъ, спутать такимъ образенъ волосы обыкновенно считалось дѣломъ эльфовъ.-- Это напоминаетъ колтунъ, который, у лошадей, тоже считается шалостью домоваго.
   21. Bedlam {Bedllam (испорченное отъ Betlehem) -- домъ умалишенныхъ въ Лондонѣ.} beggars -- Бедламскіе нищіе.-- Этихъ полоумныхъ нищихъ, если они выздоравливая, или когда не хватало средствъ для ихъ содержанія, выпускали съ дозволеніемъ проситъ милостыню. Они повсемѣстно возбуждали къ себѣ участіе, и почему множсство бродягъ, рѣшаясь на нищенство, желали казаться пенсіонерами Бедлама.
   22. Тэрлингуэдъ -- испорченное слово отъ французскихъ: Turlupin -- по Варбуртону, и Turluru -- по Ганмеру. То и другое означало фанатическихъ сектаторовъ во Франціи, Италіи и Германіи, въ XIII и XIV столѣтіяхъ. Оба эти слова -- старинный итальянскій терминъ для полоумныхъ.-- У Флеминга есть пословица: бѣднякъ, какъ Тюрлюпинъ и его дѣти.-- Бедламскіе нищіе обыкновенно называли себя бѣдный Томъ.
   23. Cruel -- лютый, свирѣпый -- эпитетъ конечно не идущій къ подвязкамъ. Здѣсь игра словами cruel и crewel -- клубокъ шерстяной пряжи. Стивенсъ.
   24. То есть бѣдствіямъ короля конца еще не видно. Джонсонъ.
   25. Не переводимая игра словами: dollar и dolour; -- собственно: ты будешь имѣть отъ своихъ дочерей такъ много горя (dolours), что не сможешь пересчитать его (какъ-бы считалъ доллары) за цѣлый годъ.
   26. Послѣ этихъ словъ, въ подлинникѣ слѣдуетъ восклицаніе Hysterien passіо! Шекспиръ нашелъ названіе этой демонической болѣзни, первые приступы которой чувствуетъ теперь Лиръ, въ сочиненіи Самуила Герспета (1603 г.): Обнаруженные обманы іезуитовъ. Отсюда, какъ кажется, заимствованы Шекспиромъ имена всѣхъ духовъ, упоминаемыхъ Эдгаромъ далѣе, а также и всѣ разсказываемыя имъ подробности о преслѣдованіи его нечистою силою. Перев.
   27. Sleep to death.-- Мэсонъ эту фразу называетъ просто безсмысленною и полагаетъ, что слѣдовало бы читать: Death tо slеер. Правда что фраза вычурна, но смыслъ, кажется, ясенъ.
   2S. Въ подл. the house -- домъ. Теобальдъ читаетъ thе use (обычай); Колльеръ -- mouth (ротъ); Капеллъ замѣчаетъ: "это одна изъ тѣхъ чертъ, которыя характеризуютъ Шекспира. Слово the house въ этомъ мѣстѣ -- выраженіе достойное его генія; отецъ не есть только глава дома или семейства, но и представитель ихъ; онъ -- домъ."
   29. Въ изданіяхъ in 4° -- То fall and blast her pride; іn-folio -- to fall aud blister (пузыриться).
   30. Sizes. Джонсонъ полагаетъ, его здѣсь идетъ рѣчь о положенномъ для него содержаніи, пенсіи.-- Стивенсъ говоритъ, что sizer -- одно изъ низшихъ отдѣленій Кембрижскихъ студентовъ пенсіонеровъ, а sizes -- извѣстная столовая порція, слово удержавшееся до сотъ поръ въ коллегіяхъ.
   31. To be a cоmrade with the wolf and owl
   Necessites sharp pinch!
   Опущеніе придыхательнаго h въ словѣ оwl, говорятъ Колльеръ, условило здѣсь важную ошибку: послѣдняя строка читалась всегда, какъ отдѣльное восклицаніе, безъ связи съ предъидущей; по кажется, что у Шекспира глаголъ и оwl -- выть, рыдать -- вяжется съ нею, и строки эти нужно бы читать:
   
   To be a cоmrade with the wolf, and howl
   Necessity's sharp pinch.
   
   T. e. выть, какъ волкъ, когда онъ чувствуетъ грызучій зубъ нужды.
   Стивенсъ замѣчаетъ, что восклицаніе Necessily's и проч. относится къ печальному жребію существованія, про которое Лиръ говорятъ въ предъидущихъ строкахъ.
   32. These wicked creatures yet do look well-favoured!
   Во многихъ изданіяхъ, вмѣсто восклицательнаго знака, запятая, что, въ связи съ послѣдующимъ, совершенно измѣняетъ смыслъ фразы.
   33. Подарокъ любовницы -- мода времени.
   34. Строфа изъ одной старинной баллады. Стивенсъ.
   35. Въ подлинникѣ -- святой Виттольдъ. Тирвитъ, впрочемъ, говорить, что онъ не могъ найдти этого мѣста въ легендѣ о Св. Виталіи, который, какъ онъ полагаетъ, названъ здѣсь St. Withold.
   36. Night-mare. Слова: вѣдьма, стѣнь не представляютъ вполнѣ этого образа, и мы рѣшились употребить малороссійское --мара -- нечистая сила, которая лѣзетъ, какъ сѣна копна, наваливается на встрѣчнаго и давитъ его кошемаромъ. Любопытна замѣтка Стивенса, что саксонское mara значить домовой.
   37. Мэлонъ замѣчаетъ, что Нерона помѣстили въ эту пьесу болѣе чѣмъ за 800 лѣтъ до его рожденія.-- Рабле, въ своей La vie de Gargantua, переведенной на англійскій языкъ около 1575 года, говоритъ: Trajan estoit peschenr de grenouilles et Néron vielleux. Pитcонъ.
   38. Стивенсъ и Мэлонъ, говорятъ, что встарину шуты назывались innocents. У насъ тоже юродивыхъ чествуютъ блаженными.
   39. Bъ подлинникѣ hоrsе's health -- здоровье коня.-- Варбуртонъ и Ритсонъ полагаютъ, что вмѣсто bealth, слѣдуетъ читать heel -- пята, копыто, въ томъ смыслъ, это опасно стоять сзади лошади.
   40. Я не увѣренъ, говоритъ Стивенсъ, понимаю ли я смыслъ этой несвязной рѣчи.
   Слова: Смотри, какъ она {Теобальдъ, вмѣсто она, читаетъ онъ.} стоитъ и сверкаетъ глазами -- Эдгаръ, можетъ бытъ, говорить какъ полоумный, думающій видѣть нечистаго духа.-- Мы не хотите ли плѣнить судъ?. Этотъ вопросъ повидимому относится къ воображаемой имъ Гонерили, или другой распутной женщинѣ, и можетъ означать: не мечтаете ли вы возбудитъ любовь даже когда стоите предъ судомъ?-- Вмѣсто: wantest thou eyes... Сьюардъ читаетъ: wauton'st thou eyes... т. е. вы играете глазами, дѣлаете глазки.
   41. Рогъ употреблялся прежде, какъ и теперь иногда, для питья. Рогъ твой сухъ -- можетъ быть и пословицей, имѣющей тотъ смыслъ, что человѣкъ все уже высказалъ. И думаю, что Эдгаръ, не въ силахъ выдерживать долѣе роль бѣднаго Тома, говоритъ это всторону; -- впослѣдствіи, при встрѣчѣ съ ослѣпленнымъ уже отцемъ, онъ тоже говоритъ: я не могу болѣе притворяться. Стивенсъ.
   41 Въ изданіи in-folio сцена оканчивается здѣсь. Слѣдующія двѣ заключительныя реплики Кента и Эдгара я взялъ изъ первыхъ изданій, in 4°. Монологъ Эдгара превосходенъ; съ другой стороны, онъ нуженъ и по сценическимъ требованіямъ: такъ какъ изъ вида пьесы не видно, что Эдгаръ тоже пошелъ за королемъ въ Дувръ, то дѣйствующему лицу подобнаго значенія странно было бы оставить сцену, не сказавъ ни одного слова, не сдѣлавъ даже намека на то, чего слѣдуетъ ждать отъ него. Тебальдъ.
   43. Въ изданіяхъ in 4° не говорится, какъ именно былъ ослѣпленъ Глостеръ. Указанія на то, что Корнваль вырываетъ у него одинъ глазъ и топчетъ его, потомъ другой -- введены позднѣйшими издателями. То обстоятельство, что Шекспиръ не указываетъ на это прямо, заставляетъ предполагать, что казнь происходила не на сценѣ.-- Тикъ подробно разсказываетъ, каково могло быть, по мнѣнію его, положеніе дѣйствующихъ въ это время лицъ на сценѣ. Не исчисляя отъ подробностей, мы замѣтимъ только, что Глостеръ, по мнѣнію его, могъ сидѣть на стулѣ, не на авансценѣ, и на столько скрытый отъ зрителей, что когда Корнваль, стоящіи у него сбоку, рветъ глаза, то зрители этого движенія не видятъ.-- По поводу этого мѣста есть, между прочимъ, у Кольриджа слѣдующая замѣтка: "что сказать объ этой сценѣ?-- тяжело мнѣ думать, что Шекспиръ не правъ, а между тѣмъ..."
   44. Yet better thus and known to be contemned.-- Джонсонъ читаетъ вмѣсто and known (и знать) и unknown (незнать), поясняя эту мысль такъ: Когда человѣкъ самъ съ себя снимаетъ личное значеніе, то для него презрѣніе не больно, потому что оно относится къ добровольно принятому имъ положенію, которое онъ можетъ сброситъ когда захочетъ.-- Тирвитъ и Мэлонъ не соглашаются съ этимъ.-- Генли читаетъ такъ: "лучше бытъ презираемымъ, какъ я, и знать про то, чѣмъ видѣть лесть отъ тѣхъ, которые внутренне насъ презираютъ." -- Чтеніе Рейнольдса; лучше быть такъ, въ этомъ сознательно-презираемомъ положеніи и проч.
   45. Здѣсь идетъ рѣчь объ убійствѣ ея мужа, герцога Альбани. Мэлонъ.
   46. Чтобы присутствующій тутъ же дворецкій не замѣтилъ, какъ она его цалуетъ и шепчетъ ему слѣдующія затѣмъ слова. Стивенсъ.
   47. Фраза, въ смыслѣ старинной англійской поговорки: Il is а poor dog, fiat is not worth the whistling -- дрянная собака, не стоющая свиста.
   48. Must wither and come to deadly use -- т. е. должно увянуть и пойдетъ на смертельное употребленіе. Эпитетъ смертельное служить намекомъ на то, что wither'd branches, валежникъ, идетъ на растопку, при совершеніи чаръ вѣдьмами. Варбуртонъ.
   49. Планъ Гонерили былъ слѣдующій: отравить сестру, выйдти замужъ за Эдмунда, лишить жизни Альбани и завладѣть цѣлымъ королевствомъ. Смерть Корнвалля облегчала для нея послѣднее, чему она и радуется, но ей непріятно, что это обстоятельство давало возможность Реганѣ также претендовать, и конечно съ большимъ основаніемъ, на Эдмунда. Мэлонъ.
   50. Такъ какъ въ королѣ Французскомъ не представляется болѣе надобности, то нуженъ былъ какой нибудь предлогъ, чтобы покончить съ нимъ, прежде чѣмъ пьеса подойдетъ къ концу. Съ этой, между прочимъ, цѣлью составлена настоящая сцена. Стивенсъ.
   51. It іs nighted life -- т. е. жизнь, сдѣлавшаяся темною какъ ночь (когда выкололи у него глаза). Стивенсъ.
   52. Не понимаю, зачѣмъ Шекспиръ хотѣлъ сдѣлать этого дворецкаго, который былъ посредникомъ возможно-гнусной интриги, образцомъ вѣрности. И здѣсь онъ отказывается дать письмо Реганѣ, и послѣ, передъ смертью, думаетъ только о томъ, какъ бы вѣрнѣе оно было доставлено по назначенію. Джонсонъ.-- Но это подлость рабства и собачья услужливость.-- Въ отвѣтъ его на вопросъ Лира: "Кто я?" -- "Отецъ моей госпожи" -- высказалось все его пониманіе своего значенія. Клэркъ.
   53. Эдгаръ измѣняетъ свой голосъ, въ цѣляхъ быть принятымъ впослѣдствіи за нечистаго духа. Джонсонъ.
   54. Это описаніе пріобрѣло большую извѣстность со времени Аддисона, который замѣтилъ, съ натянутой шуткой, что у того, "кто не почувствуетъ при этомъ чтеніи головокруженія, голова или слишкомъ крѣпка, или слишкомъ пуста." Описаніе конечно не дюжинное, но я далекъ отъ мысли давать ему высокое магическое значеніе. Смотрящій съ крутизны внизъ -- поражается страшнымъ видомъ неодолимой гибели,-- но это подавляющее впечатлѣніе разбѣгается и слабѣетъ, чуть только мысль начинаетъ разбирать частности, отдѣльныя явленія могучаго цѣлаго образа. Это перечисленіе галокъ и воронъ, этотъ укропъ, рыбаки -- ослабляютъ общее впечатлѣніе, пятная гладь безкрайной шири и одерживая мысль въ быстромъ ея пролетѣ по пустынной области ужаса. Джонсонъ.-- Въ этомъ мнѣніи высказываются какъ особенность взгляда Джонсона, такъ и вкусъ его времени. Именно то, чему онъ дѣлаетъ упрекъ, составляетъ драматическое достоинство Шекспира. Но и кромѣ драматизма, сцена эта полна высокихъ поэтическихъ красотъ. Найтъ.-- Не нужно забывать, что Эдгаръ описываетъ воображаемую крутизну, и что, слѣдовательно, нельзя полагать, чтобы страшный образъ неизбѣжной гибели югъ произвести на него тоже впечатлѣніе, какъ если бы онъ дѣйствительно находился въ такомъ положеніи. Мэсонъ.
   55. Когда она сама идетъ на погибель. Джонсонъ.
   56. Даусъ полагаетъ, что здѣсь намекъ на плату, выдаваемую солдатамъ, когда они состояли на королевской службѣ.-- Ср. слова Эдмунда, дѣйств, 5. сц. 3.
   
                                 И противъ насъ
   Возстановятъ наемную дружину.
   
   57. Кажется, что это намекъ на короля Канута, когда его придворные льстиво провозглашаютъ его владыкою морей. Стивенсъ.-- Нельзя не замѣтить здѣсь, что самъ же Стивенсь говоритъ, кажется, о Варбуртонѣ: "часто задаю я себѣ вопросъ: думалъ ли авторъ быть такъ глубокомысленнымъ, какъ хочетъ то навязать ему архи-ученый коментаторъ."
   58. Dandy-dandy -- названіе дѣтской игры, въ которой какая нибудь вещица перехватывается изъ руки въ руку; нужно угадать, у кого именно она очутилась. Мэлонъ.
   59. Лиръ, готовясь говорить проповѣдь, снялъ съ себя шляпу и вертитъ ее, по обычаю проповѣдниковъ, въ рукахъ, пока войлокъ, изъ котораго она сдѣлана, не навелъ это на мысль подковать войлокомъ лошадей. Стивенсъ.-- Лиръ, съ вѣнкомъ на головѣ, конечно былъ безъ шапки; block (шапка) удобно замѣнить plot (умыслъ) -- слово, идущее къ послѣдующей рѣчи о томъ, чтобы подковать лошадей войлокомъ, подкрасться къ зятьямъ и проч. Колльеръ.
   60. Мэлонъ приводить мѣсто изъ Life of Henry the Eight, гдѣ говорится, что на празднествѣ, данномъ герцогинею Маргаритою, въ Лиллѣ, Генриху VIII, было устроено въ самомъ домѣ нѣчто въ родѣ турнира: помостъ сдѣлали изъ плитъ, а лошадей, чтобъ не скользили по нимъ, подковали войлокомъ.
   61. A man of salt -- соленый человѣкъ.
   62. Then there's life in it. Въ переводѣ этого мѣста мы слѣдовали Джонсону.
   63. Въ подлинникѣ: О indistinguish'd sраcе (пространство) of womans will! Вмѣсто indistinguish'd space, Стивенсъ читаетъ: indistinguish'd licentiousness (распущенность), а Колльерь: unextinguish'd blase (неугасимый пылъ).
   64. Ghild-changed father -- т. е. отца, обращеннаго въ ребенка горемъ и годами, или, можетъ быть, приведеннаго въ это состояніе своими дѣтьми. Стивенсъ.
   65. Poor perdu. Намекъ на военныхъ, военныхъ удальцовъ, называніи шея во Франція enfants perdus. Такъ какъ они обыкновенію плохо и легко были одѣты, то Корделія прибавляетъ: with this thin helm -- въ этомъ плохомъ шлемѣ, съ непокрытой головою. Варбуртонъ.-- Объясненіе словъ thin helm несостоятельно. Нельзя допустить, чтобъ люди, идущіе на смерть не имѣли порядочнаго вооруженія. Стивенсъ.-- Намъ казалось, что, подъ этими словами, Корделія разумѣетъ сѣдые волоса отца; извѣстно, что въ ужасную эту ночь на Лирѣ не было шапки.
   66. I am a very foolish fond old man,
   Fourscore and upward; not an hour more or less.
   Въ изданіяхъ in 4° послѣдняго полустишія нѣтъ и Стивенсъ считаетъ его вставкою какого нибудь "глуповатаго" актера, съ чѣмъ соглашается и Ритсонъ.-- Мэлонъ также называетъ эту фразу нелѣпою, но Найтъ, замѣчая, что ее говоритъ very foolish fond old man, признаетъ ее чисто шекспировскимъ сколкомъ съ натуры. Зачеркнуть эти слова, говорить онъ, тоже, что отбить кусокъ отъ античной статуи.
   67. Нѣкоторые коментаторы Шекспира думали видѣть здѣсь намекъ на легенду о лисицахъ Самсона; но вопервыхъ и для библейскихъ лисицъ огонь былъ взять не съ неба, а вовторыхь извѣстно, что лисицъ именно выкуриваютъ изъ норъ.
   68. Приказъ Эдмунда и Гонерили о томъ, чтобы въ тюрьмѣ убить Лира и Корделію,
   69. Save him, save him!-- спаси его.-- Эти слова говоритъ Гонериль. Нелѣпо думать, чтобы Альбани, которому извѣстна измѣна Эдмунда и любовь къ нему Гонерили, хлопоталъ о его спасеніи. Теобальдъ.-- Альбани желаетъ въ настоящую миуту сохранить жизнь Эдмунда съ цѣлію добыть отъ него нужныя показанія. Джонсонъ.
   70. Читатель ясно видитъ, что это мѣсто относится къ желанію Эдмунда слышать болѣе и къ словамъ Альбани, что Эдгаръ сказалъ уже довольно. Но все это извращено жалкой безсмыслицей. Я бы читалъ это мѣсто такъ: для простаго человѣческаго чувства здѣсь сказалась уже вся глубина моихъ страданій, но натура жестокая надбавляла бы горе на горе, чтобъ достигнуть крайней степени зла. Варбуртонъ.-- Смыслъ этой фразы, я считаю, слѣдующій: здѣсь конецъ для тѣхъ, кому ненавистно зло, но разсказу моему я долженъ дать другой конецъ, въ которомъ прибавился бы новый ужасъ къ тому, что уже сказано мною. Стивенсъ.
   71. Легче тебѣ упасть и кончить бытіе вдругъ, чѣмъ тянуть жизнь только для того чтобъ выносить горе. Стивенсъ.
   72. Это восклицаніе: And my poor fооl іs hаnged!-- мои бѣдный шутъ повѣшенъ -- возбудило множество споровъ о томъ, кого слѣдуетъ разумѣть здѣсь: шута или Корделію.-- Обѣ эти личности такъ важны въ драмѣ, что мы считаемъ, нелишнимъ передать нѣсколько подробнѣе мнѣнія спорившихъ сторонъ.
   Poor fool -- говоритъ Стивенсъ -- есть выраженіе нѣжности къ мертвой Корделіи, за дыханіемъ которой Лиръ напряженно слѣдитъ до послѣдняго мгновенія, и умираетъ, все ожидая, что она подастъ какой нибудь знакъ жизни. Шутъ давно уже въ пьесѣ забыть. Выполнивъ назначенное ему, по строю драмы, дѣло, онъ появляется только за тѣмъ, чтобы молча сойдти со сцены (3 дѣйств. 6 сц.) Обратить чувство отца, въ самое тяжкое мгновеніе, когда, любимое дитя лежитъ мертвое на рукахъ его, обратить это чувство на балагура, который когда-то забавлялъ его -- вещь до того странная, что я не могу согласить ее съ понятіемъ дѣйствительнаго горя и отчаянія.-- Съ другой стороны, Корделія только что повѣшена, но мы не знаемъ былъ ли повѣшенъ шутъ,-- не имѣемъ даже повода предполагать это. Враждебная Лиру партія, конечно, мало интересовалась судьбою его джестера. Единственное назначеніе его было разгонятъ грусть своего господина: дѣло это выполнено и поэтъ съ нимъ покончилъ.--Выраженіе poor fool, обращенное къ Корделіи, могло бы казаться неправильнымъ въ устахъ подданнаго, оплакивающаго безвременную смерть королевы; но его могъ сказать хилый, старый, полусумасшедшій король, когда, надъ убитой дочерью, онъ испускаетъ послѣдній неистовый вопль.
   Признаюсь, я одинъ изъ тѣхъ, возражаетъ Рейнольдсъ, которые полагаютъ, что Лиръ обращается здѣсь къ шуту, а не къ Корделіи.-- Разумѣй онъ здѣсь Корделію, я бы смотрѣлъ на это мѣсто, какъ на художническую красоту, въ родѣ апеллесовской пѣны {Извѣстно, что Апеллесъ въ досадѣ, что ему не удавалось написать пѣну у рта Буцефала, бросилъ съ досады кисть и отъ этого мазка случайно вышли опѣненныя удила.}. Но задушевное воспоминаніе Лиромъ въ это мгновеніе шута, я считаю однимъ изъ тѣхъ униженій генія, которыя такъ часто встрѣчаются у Шекспира,-- и только у одного Шекспира.-- Несомнѣнно, что Лиръ имѣетъ особенную привязанность къ этому шуту, котораго усердіе въ ухаживаніи за нимъ и стараніе развлечь его печаль, кажется, заслуживаютъ всей его нѣжности.-- Бѣдный шутъ и и тутъ,-- говоритъ онъ подъ грошъ и бурей (3 д. 2 сц.),-- есть мѣсто въ сердцѣ моемъ, гдѣ больно за тебя.-- И потомъ, это еще не богъ-вѣсть, какая награда шуту, что Лиръ вспомнилъ о немъ!... Съ другой стороны, Лиръ въ тихой, великой своей печали, представленъ старикомъ добродушнымъ, причудливымъ, полубольнымъ, напоминающимъ избалованнаго ребенка. Нѣтъ ничего страннаго допуститъ въ такомъ характерѣ подобныя нѣжныя привязанности. Слова: no, no, no life! Лиръ, по моему мнѣнію, говоритъ не съ нѣжностью, но съ горячимъ гнѣвомъ: нѣтъ больше ничему жизни... гибни все!-- Можно замѣтить также, что неловко бы было оставить безвѣстной судьбу этого шута,-- любимца автора, Лира, а слѣдовательно и у публики, хоть нельзя не прибавить, впрочемъ, что Шекспиръ не всегда внимателенъ къ окончательной обрисовкѣ фигуръ своихъ группъ.-- Мнѣ остается только прибавить, что если слова poor fool относятся къ Корделіи, то зрителю, конечно, показалась бы довольно странною эта манера выраженія горести и нѣжности отца къ его любимой дочери,-- тѣмъ болѣе, что эта дочь королева.-- Нѣтъ, сомнѣнія, что слова poor fool означаютъ ласку -- и самъ Шекспиръ, говоря, въ другомъ мѣстѣ, объ умирающемъ животномъ, называетъ его poor dappled fool,-- но они не могли быть употреблены иначе, какъ изъявленіе сожалѣнія къ личности гораздо низшей, въ любовь къ которой не примѣшивается чувство нѣкотораго уваженія.
   Мнѣ непріятно расходиться во мнѣніи съ моимъ другомъ Рейнольдсомъ,-- но magic amica veritas должно быть девизомъ каждаго издателя Шекспира, и, въ силу этого, я долженъ сказать, что мнѣніе Стивенса признаю совершенно правильнымъ. Нужно замѣтить, что Лиръ, съ минуты появленія съ трупомъ Корделіи на сцену, занять уже, до самой смерти, только потерею дочери. Конечно, его развлекаетъ на мгновеніе Кентъ, но онъ тутъ же обращается опять къ своей возлюбленной Корделіи, все склоненный надъ мертвымъ ея тѣломъ. Его самого охватываетъ агонія смерти, и въ то время, когда надорвалось уже его сердце, было бы въ высшей степени неестественно, чтобы онъ вспоминалъ своего шута. Но главное и конечное возраженіе въ настоящемъ вопросѣ -- указаніе Стивенса, что Лиръ самъ видѣлъ, какъ повѣсили его дочь, и даже убилъ исполнителя казни, между тѣмъ какъ мы не имѣемъ никакого основанія предполагать, чтобы шутъ былъ тоже повѣшенъ.-- Конечно, выраженіе poor fool можно отнести только къ личности, неимѣющей права на особенное уваженіе наше,-- однако дѣло не въ томъ. Шекспиръ не всегда употребляетъ свои термины съ строгою точностью, но онъ всегда лучшій, самъ себѣ, коментаторъ, и, дѣйствительно, въ другомъ мѣстѣ, онъ относитъ эти слова къ юному, прекрасному, невинному Адонису, предмету болѣе чѣмъ простаго уваженія богини.-- Въ старинномъ англійскомъ языкѣ -- fool innocent были синонимы. Отсюда, вѣроятно, особенное употребленіе выраженіи poor fool.-- Въ настоящей фразѣ, я думаю, Лиръ разумѣлъ dear, tender, helpless innocence -- милая, нѣжная, безпомощная невинность. Мэлонъ.
   Признаемся, намъ трудно понять это равнодушное отношеніе Стивенса къ личности шута. "Онъ не забавникъ, отпускающій плоскія шутки для потѣхи партера,-- говоритъ Кольриджъ,-- онъ не вынужденная уступка генія Шекспира вкусу публики." Шутка его сквозитъ, такъ сказать, грустью. Главнѣйшій мотивъ ея -- безпомощность Лира. Человѣкъ простой, онъ видитъ, на первомъ планѣ, угрожающія ему житейскія, повседневныя лишенія, онъ не можетъ отбиться отъ этой мысли, и большая часть его припѣвовъ и поговорокъ въ дамъ типѣ. Шутъ, еще до появленія на сцену, высказывается уже личностью благородною; онъ совсѣмъ захирѣлъ съ отъѣздомъ Корделіи.-- Когда дерзкіе отвѣты дворецкаго дали уже понять Лиру чего ему ждать отъ дочерей -- шутъ тутъ же является какъ бы на помощь ему.-- Шутъ пошелъ съ своимъ нищимъ королемъ на скитальчество подъ бурею, конечно не по разчету; онъ только и хлопочетъ о томъ какъ бы отшутить обиду отъ сердца своего дорогаго господина.-- Кентъ зналъ, что говоритъ (6 сц. 3 дѣйств.), обращаясь къ нему съ словами: тебѣ-то ужь не оставаться сзади.-- Шутъ сходитъ со сцены только тогда, когда полоумному Лиру стало уже чуждо пониманіе житейства, когда его пріютила любовь дочери.-- И какъ тонко очеркнуто чувство Лира къ своему poor fool and knave {Knave -- плутъ, по свидѣтельству Клэрка, значило въ старинномъ саксонскомъ языкѣ собственно boy -- мальчикъ.}! На замѣчаніе, что шутъ захирелъ съ отъѣздомъ Корделіи, онъ отвѣчаетъ: "довольно.... хороню и самъ я это вижу.-- Въ страшную ночь въ степи, онъ заботится, чтобы шутъ первый вошелъ въ шалашъ: "Путается мой смыслъ; -- ступай, мой голубчикъ.-- Что, бѣдняжка, холодно тебѣ?" -- Сколько задушевнаго въ послѣднемъ къ нему словѣ Лира, въ минуту самыхъ горькихъ его страданій: "бѣдный ной шутъ, есть мѣсто въ моемъ сердцѣ, гдѣ больно за тебя."
   Мы не можемъ не привести здѣсь прекрасныхъ строкъ Франсуа Гюго.-- Лиръ прогнанъ, Лиръ убѣжалъ онъ замка Глостеръ. "Изъ всѣхъ клавишей ему въ вѣрности, его не покинулъ только одинъ,-- этотъ скоморохъ, въ дурацкомъ колпакѣ; это бѣдное чадо толпы, поднятое на улицѣ за свою смѣшливую уродливость, вскормленное какъ собака, подъ угрозой кнута, питавшееся, за свою шутку, бѣдными крохами отъ царственныхъ пировъ.-- О, преклонитесь предъ благородною мыслью поэта! Этото шута, низведеннаго до послѣдней степени рабства, одѣтаго въ позорныя одежды, это существо уничиженное, у котораго отнято даже право на свободное чувство, этого горемыку, осужденнаго на пытку неустанной шутливости -- Шекспиръ поднялъ изъ грязи. Подъ этикъ пошлымъ нарядомъ онъ заставилъ биться благороднѣйшее сердце. Въ этотъ выкидышъ онъ вдохнулъ великую душу. И, такъ преображенный, онъ уже не каторжникъ подсмѣиванья, онъ -- герой смѣха. Эта упряжная бойкость, которой нипочемъ лютость стакнувшихся стихій, которая, на каждый вопль бури, только позваниваетъ своимъ бубенчикомъ, у которой веселый хохотъ идетъ въ ладъ съ громомъ и молніей -- это уже не пошлая, присяжная шутливость, это несокрушимая веселость беззавѣтной преданности.-- Не для него царская милостыня,-- онъ самъ подаетъ.
   73. Это чрезвычайно-выразительное обстоятельство указываетъ на волненіе и тяжесть въ груди Лира. Уартонъ.
   74. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ, Кентъ упираетъ послѣ этихъ словъ.-- Стивенсъ и Мэлонъ замѣчаютъ, что ихъ можетъ сказать скорѣе человѣкъ въ отчаяніи, чѣмъ въ агоніи,-- и что въ старинныхъ изданіяхъ нѣтъ никакой помѣты, указывающей на смерть Кента на сценѣ.-- Впрочемъ Витсонъ говоритъ, что, во второмъ изданіи in-folio, есть замѣтка на-полѣ -- умираетъ.
   
   
   
бѣ подверглись наихудшей. Твой
             Удѣлъ терзаетъ душу мнѣ, родитель!
             Сама же я могу на дерзость счастья
             Смотрѣть съ презрѣньемъ.-- Но ужель не будемъ
             Мы видѣть тѣхъ сестеръ и дочерей?
  
                                 Лиръ.
  
             О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! пойдемъ, пойдемъ въ темницу!
             Мы будемъ пѣть съ тобой, какъ птички въ клѣткѣ.
             Когда меня попросишь ты -- тебя
             Благословить, я -- на колѣнахъ буду
             Просить, чтобъ ты меня простила. Такъ
             Мы будемъ жить, молиться, пѣть, и сказки
             Старинныя разсказывать другъ другу,
             И бабочкамъ смѣяться золотымъ...
             Мы говорить и сами съ ними будемъ,--
             Кто потерялъ, успѣлъ, вошелъ иль вышелъ,--
             И замѣчать таинственность вещей,
             Какъ будто бы посланники боговъ;
             И такъ сживемъ мы за стѣной темницы
             Всѣ партіи вельможъ и секты, коимъ
             Съ луной приливъ бываетъ и отливъ.
  
                                 Эдмундъ.
  
                       Возмите ихъ отсель!
  
                                 Лиръ.
  
                                                     Моя
             Корделія! на таковыя жертвы
             Вѣдь ѳиміамъ бросаютъ сами боги.
             Ты у меня теперь? Кто разлучить насъ
             Захочетъ, пусть снесетъ огонь съ небесъ,
             И выпалитъ (62) отсель насъ, какъ лисицъ.
             Утри свои глаза. Скорѣй поѣстъ
             Зараза ихъ всѣхъ, съ плотію и съ кожей,
             Чѣмъ насъ они заставятъ плакать. Прежде
             Помрутъ они отъ голоду. Пойдемъ!

(Лиръ и Корделія уходятъ подъ стражей)

  
                                 Эдмундъ.
                                 (Капитану.)
  
             Сюда, Сиръ. Выслушай!-- Возми вотъ эту
             Записку,

(Даетъ ему бумагу)

                       и иди въ темницу съ ними.
             Тебя уже подвинулъ я впередъ.
             Когда ты сдѣлаешь, что тамъ въ бумагѣ,
             Такъ ты себѣ проложишь путь ко счастью.
             Знай ты лишь то, что люди такъ, какъ время.
             Чувствительность души мечу нейдетъ.
             Ты не пойдешь въ отвѣтъ за исполненье
             Столь важнаго приказа. Иль скажи,
             Что ты исполнишь, иль преуспѣвай
             Себѣ другимъ чѣмъ!
  
                                 Офицеръ.
  
                                 Сдѣлаю, Милордъ.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Скорѣе же; и тотчасъ дай мнѣ знать,
             Какъ сдѣлаешь; замѣть же, въ ту жъ минуту,
             Я говорю; и такъ исполни, какъ
             Написано.
  
                                 Офицеръ.
  
             Повозки не вожу, овса не ѣмъ я (63).
             То сдѣлаю, что можетъ человѣкъ.

(Уходитъ.)

(Трубы.-- Входятъ: Альбани, Гонерилла, Регана, Офицеры и свита.)

  
                                 Альбани.
  
             Сиръ, вы сего-дня показали храбрость
             Свою, и счастье васъ вело прекрасно:
             У васъ въ плѣну тѣ самые враги,
             Съ которыми сего-дня мы сражались.
             Мы взять хотимъ у васъ ихъ, чтобы съ ними
             Такъ поступить, какъ ихъ заслуги намъ
             Велятъ, равно и безопасность наша.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Приличнымъ, Сиръ, почелъ я Короля,
             Который такъ ужъ слабъ и престарѣлъ,
             Послать въ одну изъ крѣпостей, подъ стражу.
             Лѣта его, еще же больше титло,--
             Своимъ очарованьемъ могутъ всѣ
             Сердца привлечь на сторону его,
             И противу насъ направить наши жъ копья.
             Съ нимъ тамъ и Королева. Я на то
             Одну имѣлъ причину; и они
             Готовы завтра, иль когда угодно,
             Явиться тамъ, гдѣ будете имѣть
             Свое вы засѣданье. Потъ и кровь
             Теперь текутъ съ насъ; другъ лишился друга;
             И самое счастливое сраженье,
             Въ горячности, клянутъ тѣ, кои стонутъ
             Еще отъ ранъ, на ономъ полученныхъ.
             Допросъ Корделіи съ отцемъ гораздо
             Въ приличнѣйшемъ быть долженъ сдѣланъ мѣстѣ.
  
                                 Альбани.
  
             Сиръ, съ позволенья вашего, я васъ
             Считаю подданнымъ, не братомъ, въ сей
             Войнѣ.
  
                                 Регана.
  
                       Такъ или нѣтъ -- какъ мы разсудимъ.
             Мнѣ кажется, вамъ должно бы спросить
             У насъ о томъ, что намъ угодно, прежде
             Чѣмъ вы сказали это. Онъ войсками
             Командовалъ моими; власть имѣлъ
             Лица и мѣста моего: такая
             Его правъ независимость легко
             Встать можетъ и назваться вашимъ братомъ.
  
                                 Гонерилла.
  
             Не горячитесь такъ! Онъ, самъ собой,
             Гораздо выше повышеній вашихъ.
  
                                 Регана.
  
             Въ моихъ правахъ, онъ кажется тѣмъ лучше.
  
                                 Гонерилла.
  
             Тогда бы такъ, когда бъ онъ былъ супругъ вашъ.
  
                                 Регана.
  
             Насмѣшники не рѣдко намъ -- пророки.
  
                                 Гонерилла.
  
             Голла, голла! Глазъ вашъ васъ обманулъ:
             Смотрѣлъ онъ на-искось. (64)
  
                                 Регана.
  
                                           Не по себѣ
             Мнѣ, Леди; иначе, я бъ отвѣчала
             Отъ преизбытка гнѣва. Генералъ!
             Возми моихъ ты плѣнниковъ, войска,
             Мои владѣнья -- и располагай
             Всѣмъ этимъ, мной самой!-- Твои окопы (65).
             Свидѣтель міръ, что дѣлаю тебя
             Я Герцогомъ, моимъ супругомъ!
  
                                 Гонерилла.
  
                                                     Ты
             Ему женой быть думаешь?
  
                                 Альбани.
                                 (Гонериллѣ.)
  
                                           Зависитъ
             То не отъ вашей доброй воли.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                                     Лордъ!
             Да и не отъ твоей.
  
                                 Альбани.
  
                                           Нѣтъ, отъ моей,
             Мой полукровный братецъ!
  
                                 Регана.
                                 (Эдмунду.)
  
                                                     Прикажи
             Ударить въ барабанъ, и объявить,
             Что власть моя теперь въ твоихъ рукахъ.
  
                                 Альбани.
  
             Постой-лишь; выслушай! Эдмундъ, тебя
             Я арестую, такъ какъ ты измѣнникъ;
             Съ тобою же и золотую эту
             Змѣю.

(Указываетъ на Гонериллу.)

             (Реганѣ.) Любезная моя сестрица,
             Я вашему противлюсь притязанью,
             Чтобъ угодить моей женѣ.-- Она
             За Лорда этого сговорена,--
             Я жъ, мужъ ея, вашъ бракъ хочу разстроить.
             Когда хотите за-мужъ, такъ за мной
             Вы волочитесь; а моя Миледи
             Помолвлена.
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Прелюдія какая!
  
                                 Альбани.
  
             Вооруженъ ты, Глостеръ.-- Затрубишь!
             Когда никто не явится сюда
             Для доказательства, что ты измѣнникъ,
             Презрѣнный и много-коварный,-- вотъ
             Залогъ мой!

(Бросаетъ на землю перчатку.)

                       Я то докажу на сердцѣ
             Твоемъ, не съѣвъ крохи, что ты ни чуть
             Того не меньше, чѣмъ тебя назвалъ я!
  
                                 Регана.
  
             Не хорошо мнѣ! о, не хорошо!--
  
                                 Гонерилла.
                                 (Въ сторону)
  
             Когда бъ не такъ,-- я бъ яду никогда
             Не вѣрила.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                 Вотъ мой обмѣнъ!

(Бросаетъ перчатку.)

             Чтобъ ни былъ онъ на свѣтѣ,
             Кто мнѣ даетъ измѣнника названье,--
             Онъ лжетъ, подлецъ! Зовите трубача!--
             Кто подойти осмѣлится, на томъ,
             На васъ, на комъ угодно, докажу
             Я честь мою и вѣрность!
  
                                 Альбани.
  
                                           Эй, Герольдъ!
  
                                 Эдмундъ.
  
             Герольдъ! Сюда, Герольдъ!
  
                                 Альбани.
  
                                           Надѣйся ты
             На собственную храбрость; а войска
             Твои всѣ были собраны на имя
             Мое, и на мое жъ распущены.
  
                                 Регана.
  
             Мнѣ хуже все и хуже!

(Входитъ Герольдъ.)

  
                                 Альбани.
  
             Отвесть ее скорѣй въ мою палатку.

(Регану выводятъ.)

             Сюда, Герольдъ!-- Трубить!-- Вотъ, прочитай,
             Что здѣсь.
  
                                 Офицеръ.
  
                                 Трубачъ, труби!
                                 (Трубятъ.)
  

Герольдъ
(Читаетъ:)

   "Если кто изъ благородныхъ, ко званію или чину въ арміи, хочетъ доказать, что Эдмундъ, мнимый Графъ Глостерскій, есть многоковарный измѣнникъ, тотъ пусть явится послѣ третьяго зова, трубы. Онъ смѣло защищается."
  

Эдмундъ.

   Труби!

(Трубятъ.)

  

Герольдъ.

   Еще!

(Трубятъ.)

  

Герольдъ.

   Еще!

(Трубятъ.-- За театромъ отвѣчаетъ труба.-- Входитъ Эдгаръ вооруженный, впереди его трубачъ)

  
                                 Альбани.
  
             Спроси его, съ какою цѣлью онъ
             Является на зовъ трубы?
  
                                 Герольдъ.
  
                                           Кто вы
             Такой? Какъ ваше имя, ваше званье?
             И для чего на настоящій зовъ
             Вы отвѣчаете?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Да знаютъ, что
             Мое погибло имя; зубъ коварства
             Скусалъ, сглодалъ его: но благородный
             Я, какъ и мой соперникъ, съ коимъ я
             Пришелъ сражаться.
  
                                 Альбани.
  
                                 Кто соперникъ твой?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Кто можетъ здѣсь сказать, что онъ Эдмундъ,
             Графъ Глостерскій?
  
                                 Эдмундъ.
  
                                 Я!-- Что ему ты скажешь?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Вынь мечъ твой, чтобы -- если рѣчь моя
             Духъ благородный оскорбитъ,-- твоя
             Рука могла съ тебя безчестье снять!
             Вотъ мой! Вотъ преимущество моихъ
             Честей, моихъ обѣтовъ и служенья!
             Я объявляю,-- не смотря на силу
             Твою, на юность, мѣсто, чинъ высокій,
             На мечъ побѣдный, счастье молодое,
             На храбрость, мужество твое,-- что ты --
             Измѣнникъ, вѣроломный и богамъ
             Твоимъ, и брату, и отцу; коварно
             Злоумышляющій противъ сего
             Высоко-именитаго владѣльца,--
             И отъ вершины головы до праха
             У ногъ твоихъ -- презрѣннѣйшій предатель!!
             Лишь скажешь: нѣтъ,-- сей мечъ, сія рука
             И мой геройскій духъ надъ сердцемъ то
             Твоимъ, которому я говорю,
             Готовы доказать, что лжешь ты!
  
                                 Эдмундъ.
  
                                                               Я,
             По настоящему, спросить бы имя
             Твое былъ долженъ: но какъ видъ наружный
             Твой такъ красивъ, воинственъ, и языкъ
             Твой обнаруживаетъ воспитанье,--
             То все, чего по рыцарскимъ законамъ
             Не могъ бы допустить -- я презираю!
             Бросаю я назадъ сіи измѣны
             На голову твою; на сердце -- ложь,
             Которую адъ самый ненавидишь!
             (Она мелькаетъ только предо мной,
             Едва скользитъ по мнѣ). Мой мечъ ей путь
             Найдетъ туда, гдѣ ей остаться вѣчно.
             Трубите!

(Звукъ трубъ. Они сражаются. Эдмундъ падаетъ.)

  
                                 Альбани.
  
                                 О, не дайте умереть
             Ему, не дайте!
  
                                 Гонерилла.
  
                                 Глостеръ! это хитрость
             Одна. Законъ тебя не принуждалъ
             Сражаться съ неизвѣстнымъ человѣкомъ.
             Не побѣжденъ, обманутъ ты!
  
                                 Альбани.
  
                                                     Миледи,
             Зажмите вы свой ротъ, иль я забью
             Его бумагой этой.-- Сиръ, постойте,--
             Ты, всякаго названья подъ луной
             Подлѣйшее творенье! вотъ, читай
             Твою вину!-- Не рвите, Леди; вамъ,
             Мнѣ кажется, оно знакомо.

(Даетъ письмо Эдмунду.)

  
                                 Гонерилла.
  
                                                     Пусть
             И такъ; вѣдь не твои, мои законы въ этомъ.
             Кто обвинять меня предъ ними можетъ?
  
                                 Альбани.
  
             О гнусность! Ты бумагу эту знаешь?
  
                                 Гонерилла.
  
             Не спрашивай меня, что знаю я.

(Гонерилла уходитъ.)

  
                                 Альбани.
                                 (Офицеру)
  
             Иди за ней; въ отчаяньи она;
             Смотри за ней.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Въ чемъ ты меня винилъ, то дѣлалъ я,
             И больше, много больше. Время все
             Раскроетъ; вотъ конецъ тому -- и мнѣ.
             Но кто ты, кто такъ надо мной былъ счастливъ?
             Коль благородный, я тебѣ прощаю.
  
                                 Эдгаръ.
  
             Въ обмѣнъ за ласку -- ласка.-- Я не меньше
             Тебя, Эдмундъ, по крови благороденъ;
             Когда же больше, такъ тѣмъ больше ты
             Меня обидѣлъ. Я Эдгаръ, отца
             Сынъ твоего. Правдивы Небеса,
             И наши преступленья обращаютъ
             Въ орудія для наказанья насъ.
             Преступное и темное то мѣсто,
             Гдѣ онъ тебѣ далъ жизнь, его лишило
             Очей.
  
                                 Эдмундъ.
  
                       Сказалъ ты правду; точно такъ.
             Сбѣжало колесо свой полный кругъ.
             Я здѣсь!
  
                                 Альбани.
  
                       Казалось, что твоя походка
             Кровь Королей въ тебѣ предвозвѣщала.
             О, дай обнять себя! Пускай печаль
             Мнѣ сердце разщепить, коль я когда
             Къ тебѣ, иль къ твоему отцу, питалъ
             Какую ненависть!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Достойный Принцъ!
             Я очень знаю то.
  
                                 Альбани.
  
                                 Гдѣ вы скрывались?
             Какъ вы о бѣдствіяхъ отца узнали?
  
                                 Эдгаръ.
  
             Питая ихъ, Милордъ! Послушайте
             Короткаго разсказа, и когда
             Онъ скажется, о! пусть зайдется сердце!
             Чтобъ избѣжать кроваваго указа,
             Который такъ слѣдилъ за мною близко,--
             (О, какъ для насъ пріятно бытіе!
             Скорѣй мы согласимся каждый часъ
             Въ жестокихъ мукахъ смерти умирать,
             Чѣмъ умереть одинъ разъ навсегда!)
             Я вздумалъ рубищемъ себя покрыть
             Ума лишенныхъ; -- видъ такой принять,
             Который самымъ псамъ противенъ былъ.
             Въ такомъ нарядѣ, встрѣтилъ я отца
             Съ его кровавыми кругами, кои
             Недавно были лишены своихъ
             Каменьевъ драгоцѣнныхъ; -- сталъ вожатымъ
             Ему; водилъ его; просилъ ему;
             Спасъ отъ отчаянья его; -- ни чуть
             (Какъ виноватъ!) ему не открывался,
             Когда за полчаса лишь передъ этимъ,
             Вооружась, и -- не увѣренъ бывъ
             Въ успѣхѣ добромъ семь, хотя надѣясь,
             Я попросилъ его благословенья,
             И отъ начала до конца сказалъ
             Ему о странствованіи моемъ.
             Но -- ахъ! его изтерзанное сердце,
             (О, слишкомъ слабое, чтобъ перенесть
             Борьбу!), среди двухъ крайностей: печали
             И радости, съ улыбкой замерло!
  
                                 Эдмундъ.
  
             Я тронутъ рѣчью сей, и, можетъ быть,
             Къ добру: но продолжай; ты смотришь такъ,
             Какъ будто бы еще сказать что хочешь.
  
                                 Альбани.
  
             Еще, такъ горестнѣй еще; довольно!
             Душа моя съ трудомъ держится въ тѣлѣ,
             Когда и это слышу.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Это даже
             Могло бъ казаться крайностью тому,
             Печали кто не любитъ; остальное жъ --
             Распространить излишне -- было бъ больше
             Еще того, и перешло бы крайность.
             Тогда, какъ громко я вопилъ, подшелъ
             Ко мнѣ тотъ человѣкъ, который прежде
             Гнушался обществомъ моимъ ужаснымъ;
             Когда жъ узналъ, кто былъ тотъ, кто страдалъ такъ,
             То крѣпкими сжалъ шею мнѣ руками,
             И такъ взрывалъ, какъ бы громилъ сводъ неба.
             Онъ бросился къ отцу; сказалъ о Лирѣ
             И о себѣ печальнѣйшую вѣсть,
             Какой лишь слухъ когда внималъ. Тоска
             Его при семъ усилилась разсказѣ,
             И начали въ немъ рваться фибры жизни;
             Потомъ раздался дважды звукъ трубы,
             И я его оставилъ въ мукахъ смерти.
  
                                 Альбани.
  
             Но кто былъ то?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                 Кентъ, Сиръ, изгнанникъ Кентъ,
             Который, видъ принявъ другой, ходилъ
             За Королемъ, врагомъ своимъ, и такъ
             Служилъ ему, какъ подлый рабъ не сталъ бы.

(Входитъ съ поспѣшностью Джентлеменъ, окровавленный ножъ въ рукахъ его.)

  
                                 Джентлеменъ.
  
             Несчастіе!
  
                                 Эдгаръ.
  
                       Какое?
  
                                 Альбани.
  
                                 Говори!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Что этотъ ножъ окровавленный значитъ?
  
                                 Джентлеменъ.
  
             Горячъ еще, дымится онъ. Сію
             Минуту онъ изъ сердца --
  
                                 Альбани.
  
                                           Говори,
             Чьего?
  
                                 Джентлеменъ.
  
                       Супруги вашей, Сиръ, супруги.
             Да и сестра ея отравлена ей;
             Она сама въ томъ признается.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                                     Я
             Съ обѣими помолвленъ былъ. Всѣ трое
             Теперь въ одну вѣнчаемся минуту.
  
                                 Альбани.
  
             Сюда ихъ трупы, мертвые ль, живые ль!
             Трепещемъ мы предъ симъ судомъ Небесъ --
             И жалости въ сердцахъ своихъ не слышимъ!

(Джентлеменъ уходитъ.-- Входитъ Кентъ.)

  
                                 Эдгаръ.
  
             Вотъ Кентъ, Сиръ.
  
                                 Альбани.
  
                                 О, такъ; это онъ.
             Не время намъ привѣтствовать его,
             Какъ требуетъ того обычай.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Я
             Пришелъ сюда за тѣмъ, чтобъ Королю
             И Государю моему сказать
             Желанье доброй ночи. Онъ не здѣсь?
  
                                 Альбани.
  
             Важнѣйшее забыли мы! Скажи,
             Эдмундъ, Корделія гдѣ и Король?--
             Ты видишь ли картину эту, Кентъ?

(Вносятъ тѣла Гонериллы и Реганы.)

  
                                 Кентъ.
  
             Увы! что это!
  
                                 Эдмундъ.
  
                                 Впрочемъ былъ любимъ
             Эдмундъ. Одна другую, за меня,
             Лишила ядомъ жизни, и сама
             Потомъ себѣ вонзила ножъ.
  
                                 Альбани.
  
                                                     Такъ точно.
             Закройте лица имъ.
  
                                 Эдмундъ.
  
                                 Я умираю.
             Хочу я сдѣлать нѣсколько добра,
             Природѣ вопреки моей. Пошлите
             Скорѣй -- скорѣй, какъ можно, въ замокъ: ибо
             Я отдалъ смерти приговоръ туда
             На Лира и Корделію; пошлите
             Во время.
  
                                 Альбани.
  
                                 О! бѣги, бѣги, бѣги!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Къ кому, Милордъ?-- Кто получилъ приказъ?
             Пошли свой знакъ, что отмѣнилъ его.
  
                                 Эдмундъ.
  
             Счастливая мысль; вотъ мой мечъ; его
             Отдайте Капитану.
  
                                 Альбани.
  
                                           Поспѣшай,
             Твоею жизнью заклинаю ! --

(Эдгаръ уходитъ.)

  
                                 Эдмундъ.
  
             Имѣетъ приказанье онъ отъ вашей
             Супруги и меня -- повѣсить тамъ
             Корделію въ темницѣ, и сказать,
             Что, изь отчаянья, она сама
             Себя лишила жизни.
  
                                 Альбани.
  
                                           Небеса
             Да сохранятъ ее!-- Межь тѣмъ его
             Примите прочь отсель

(Эдмунда выносятъ.-- Входитъ Лиръ, держа на рукахъ мертвую Корделію; Эдгаръ, Офицеръ и другіе.)

  
                                 Лиръ.
  
             О, войте! войте! войте! войте! камни,
             Не люди вы!-- Когда бъ имѣлъ я ваши
             Глаза и языки, я сталъ бы такъ
             Вопить и плакать, что небесный сводъ
             Распался бъ. О, она на вѣкъ меня
             Покинула!-- Я знаю, если кто
             Умретъ, или останется живымъ.
             Она мертва, такъ какъ земля. Подайте
             Мнѣ зеркало. Когда ея дыханье
             Покроетъ влагой иль пятномъ стекло,--
             Ну, такъ она жива.
  
                                 Кентъ.
  
                                           Не нынѣ ли
             День страшнаго суда?
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Иль образъ лишь
                                 Тѣхъ ужасовъ?
  
                                 Альбани.
  
             Пади и умирай!..
  
                                 Лиръ.
             (Держа перышко передъ устами Корделіи.)
  
             Ахъ! шевелится перышко! Она
             Жива! О, если такъ, то я забуду
             Печали всѣ,какія въ жизни зналъ!
  
                                 Кентъ.
                       (Падая на колѣна)
  
   Мой добрый Государь!
  
                                 Лиръ.
  
             Прошу, поди ты прочь!
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Это Кентъ,
             Вашъ другъ.
  
                                 Лиръ.
  
             На всѣхъ васъ гибель! душегубцы вы,
             Предатели! Я бъ могъ спасти ее...
             Теперь она на вѣки отъ меня....
             Корделія! Корделія! постой
             Немного!-- А? что ты сказала?-- Голосъ
             У ней былъ нѣжный, тихій и пріятный --
             Прекрасная вещь въ женщинѣ; -- о, я
             Убилъ того раба, который вѣшалъ
             Тебя.
  
                                 Офицеръ.
  
                       Милорды, такъ и сдѣлалъ онъ;
             Такъ точно.
  
                                 Лиръ.
  
                                 А? Не правда ли, любезный?
             Когда-то было время, что я могъ
             Моею острой саблей ихъ заставить
             Потанцовать; теперь же я старикъ;
             Меня страданья эти истощили
             Совсѣмъ.-- Кто вы такой? Глаза мои
             Не изъ хорошихъ. Вамъ я тотчасъ это
             Скажу.
  
                                 Кентъ.
  
                       Коль счастье хвастаетъ двумя --
             Одинъ любимъ, другой имъ ненавидимъ,
             То одного изъ нихъ мы видимъ здѣсь.
  
                                 Лиръ.
  
             Глаза-то у меня плохіе. Вы
             Не Кентъ ли?
  
                                 Кентъ.
  
                                 Точно такъ; слуга вашъ -- Кентъ.
             Гдѣ Кайюсъ, вашъ слуга?
  
                                 Лиръ.
  
             Онъ славный малый, я скажу вамъ;
             Онъ бьется, и проворно.-- Умеръ онъ,
             И сгнилъ.
  
                                 Кентъ.
  
             Нѣтъ, добрый Лордъ мой, я тотъ самый --
  
                                 Лиръ.
  
             Увижу тотчасъ это я --
  
                                 Кентъ.
  
             Который, съ самаго начала вашихъ
             Несчастій, шелъ за вами по печальнымъ
             Слѣдамъ.
  
                                 Лиръ.
  
                       Я радъ тебя здѣсь видѣть.
  
                                 Кентъ.
  
             О, нѣтъ(66)! Все здѣсь печально, мрачно, мертво.
             Двѣ ваши дочери предъ-осудили (67)
             Себя, и умерли ужасной смертью.
  
                                 Лиръ.
  
             Да, такъ я мыслю.
  
                                 Альбани.
  
             Не знаетъ онъ, что говоритъ; и тщетно
             Къ нему мы признаемся.
  
                                 Эдгаръ.
  
                                           Тщетно вовсе.

(Входитъ Офицеръ.)

  
                                 Офицеръ.
  
             Милордъ! Эдмундъ скончался.
  
                                 Альбани.
  
                                                     Это здѣсь
             Почти не значитъ ничего.-- Вы, Лорды
             И благородные друзья! узнайте
             Мое намѣренье. Чѣмъ лишь утѣшить
             Сего великаго страдальца можно, будетъ
             То сдѣлано. Предоставляю я
             По жизнь сему помазаннику-старцу
             Всю власть мою, а ваши вамъ права,

(Эдгару и Кенту:)

             Со всѣмъ тѣмъ, что вы вѣрностью своею
             Заслуживаете. Друзья получатъ
             Награду добрыхъ дѣлъ; враги же чашу
             Зла исчерпаютъ.-- О, взгляните вы!
             Взгляните!
  
                                 Лиръ.
  
                       И бѣдняжечка моя
             Повѣшена!-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ жизни, нѣтъ!--
             Зачѣмъ собака, лошадь, мышь -- живутъ,
             Ты жъ вовсе безъ дыханья? О, ты вѣчно
             Ужъ не придешь! О, вѣчно! вѣчно! вѣчно!--
             Прошу васъ, отстегните мнѣ вотъ здѣсь.

(указываетъ на сердце)

             Благодарю, Сиръ.-- Видите вы это?
             О, посмотрите на нее! Взгляните!
             Уста ея,-- взгляните, о, взгляните!...

(Умираетъ).

  
                                 Эдгаръ.
  
             Изнемогаетъ онъ! Милордъ! Милордъ!
  
                                 Кентъ.
  
             О сердце, замирай! о, замирай!
  
                                 Эдгаръ.
  
             Милордъ, взгляните!
  
                                 Кентъ.
  
                                 Не терзайте тѣни
             Его! О, пусть она себѣ отходитъ!
             Тотъ былъ бы врагъ ему, кто захотѣлъ бы
             Его привязывать къ печальной жизни.
  
                                 Эдгаръ.
  
             О, онъ скончался, въ самомъ дѣлѣ.
  
                                 Кентъ.
  
                                                     Чудно,
             Что онъ терпѣлъ такъ долго. Онъ
             Не жилъ, а мучился страданьемъ жизни.
  
                                 Альбани.
  
             Несите ихъ отсель.-- Нашъ долгъ теперь --
             Всеобщая печаль. Друзья мои!

(Эдгару и Кенту.)

             Вы власть надъ Королевствомъ симъ примите,
             И, близкое къ упадку, поддержите.
  
                                 Кентъ.
  
             Милордъ, я въ путь свой долженъ отправляться.
             Король зоветъ: могу ль я оставаться?

(умираетъ.)

  
                                 Альбани.
  
             Скорбь тяжкихъ дней сихъ мы должны сносить,--
             Что въ сердцѣ, то одно лишь говорить.
             Старѣйшій -- больше снесъ. Намъ, въ цвѣтѣ лѣтъ,
             Ни столько жить, ни столько видѣть бѣдъ.

(уходятъ при погребальномъ маршѣ).

КОНЕЦЪ

  

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Quest of love, любовный поискъ есть любовныя экспедиція; терминъ, взятый изъ Романа; предпріятіе, путешествіе Рыцаря. Стивенсъ.
   2. Т. е. такъ худо понять вашу любовь, такъ удалиться отъ настоящей цѣли вашей.
   3. Читатель въ послѣдствіи увидитъ, что въ этой оговоркѣ Эдмундъ смѣется надъ отцемъ своимъ.
   4. По изъясненію Бурнея, это такое неестественное послѣдованіе тоновъ, что древніе музыканты запрещали употребленіе онаго. Эдмундъ, говоря о затмѣніяхъ, какъ чудесахъ и знаменіяхъ, сравниваетъ разстройство и безпорядки тогдашніе съ неестественными и оскорбляющими слухъ звуками: Фа, соль, ла, ми.
   5. Въ царствованіе Елисаветы, Католики были почитаемы -- и не безъ причины -- врагами Государства. Отъ того вышла поговорка: онъ честный человѣкъ и не ѣстъ рыбы, т. е. онъ другъ Государства и Протестантъ; ибо рыбу употребляли Католики. Уарбуртонъ.
   6. Здѣсь осмѣивается тогдашнее злоупотребленіе монополій и корыстолюбіе придворныхъ, которые обыкновенно участвовали въ привилегіяхъ на оныя. Уарбуртонъ.
   7. Здѣсь сыграно словомъ crown, означающимъ и корону и яичную скорлупу. Передать на Русскій языкъ эту игру словъ невозможно.
   8. Повязка, которую употребляли для расправливанія морщинъ на лицѣ. Стивенсъ.
   9. Whoop, Jug! I love thee. Припѣвъ изъ одной Англійской пѣсни. Стивенсъ.
   10. Въ подлинникѣ Detested kite, проклятый коршунъ.
   11. Корделію.
   12. Слово pinfold (овчарня) Фоссъ переводитъ словомъ Wiese (лугъ). По его догадкѣ, Lipsbury pinfold есть испорченное названіе мѣста, пользовавшагося особенными привилегіями и вольностями.-- Впрочемъ и овчарню, здѣсь упоминаемую, не должно смѣшивать съ Русской овчарней.
   13. По мнѣнію Фармера, вмѣсто three-suited (трехъ-плательный), надобно читать third-suited, что и будетъ означать такого, который носитъ платье, двумя уже ношенное и оставленное.
   14. Hundred-pound (сто-фунто-стерлинговый), имѣющій только сто фунтовъ стерлинговъ. А hundred-pound gentleman, по замѣчанію Стивенса, есть слово ругательное.
   15. Action taking, такой, который, будучи обиженъ кѣмъ нибудь, ищетъ удовлетворенія въ Судѣ, а не платитъ за обиду мщеніемъ, какъ храбрый человѣкъ. Месонъ.
   16. Glass-gazing, по изъясненію Мелона, много занятый собою, влюбленный въ самаго себя.
   17. А sop of the moonshine. Вѣроятно, было кушанье, въ названіи коего входило слово moonshine, лунный свѣтъ. Къ сей догадкѣ ведетъ замѣчаніе Фармера. Въ The old Shepherd's Kalendar, говоритъ онъ, упоминается объ одномъ блюдѣ, называвшемся egges in moonshine. То же самое видно изъ примѣчанія Стивенса къ этому слову.
   18. Barber-monger, буквально значишь: бородобрѣй-продавщикъ. Комментаторы толкуютъ это слово различно. По Фармеру, это такой человѣкъ, который получаетъ нѣкоторую плату за то, что рекомендуетъ какихъ либо работниковъ въ домъ, для извѣстныхъ работъ. Я перевелъ еловомъ борододеръ, думая, что здѣсь можно разумѣть худаго, неискуснаго брадобрѣя.
   19. Намекъ на мистеріи, или аллегорическія представленія, въ коихъ тщеславіе, распутство и другіе пороки были дѣйствующими лицами. Джонсонъ.
   20. По замѣчанію Фармера, это относится къ тогдашнимъ Грамматистамъ, которые доказывали, что z есть ненужнал буква въ Англійскомъ алфавитѣ.
   21. По замѣчанію Ганмера, въ Соммсрсетширѣ, близъ Camelot, находятся большія болота, въ коихъ водится такое множество гусей, что многія другія мѣста снабжаются оттуда перьями.
   22. Было мнѣніе, будто птица рыболовъ (гальціона) -- если повѣсить ее за шею -- всегда виситъ носомъ противъ вѣтра. Стивенсъ.
   23. Месонъ говоритъ, что, когда хотятъ сравнивать кого съ такимъ, который превосходитъ сравниваемаго въ чемъ либо, то употребляютъ простонародное выраженіе: Не is but а fool to him -- онъ ему (передъ нимъ) дуракъ.
   24. Stoks собственно не колодки наши; но другаго, ближайшаго слова, у насъ нѣтъ.
   25. Онъ обращается къ лупѣ.
   26. Надобно предполагать, что онъ, читая письмо, произноситъ въ слухъ только нѣкоторыя слова изъ онаго, безъ связи.
   27. Роог Turlygood, poor Tom. Названія самыхъ презрѣнныхъ бродягъ, скитавшихся по Европѣ въ XIV столѣтіи. Уарбуртонъ.
   28. Здѣсь сыграно словомъ dolours, чего сдѣлать на Русскомъ языкѣ не льзя, а потому и надобно было замѣнить другою игрой словъ.
   29. По замѣчанію Перси, болѣзнь Hystelica passio, во времена Шекспира, почиталась не только свойственною женщинамъ, но и мущинамъ.-- Фоссъ переводитъ словомъ Hypohondrie.
   30. Намекъ на Прометеева коршуна. Уарбуртонъ.
   31. Ce trait pourroit paroitre ridicule à un lecteur inattentif; mais il faut se souvenir, que Lear est un Roi payen et que ceci fait allusion a la première théologie du Paganisme , qui enseigne que Coelus ou Ouranus ou le Ciel fut dctrôué par son fils Saturne qui se révolta contre lui. C'est la même position où se trouve le vieux Roi Lear. Le Tourneur.
   32. Рви щеки. Слова сіи употребляетъ онъ въ смыслѣ миѳологическомъ. Вѣтръ олицетворенный, представляется дующимъ, какъ человѣкъ. Дуй, говоритъ онъ, такъ крѣпко, чтобъ порвались у тебя щеки.
   33. Т. е. когда нищіе женятся, не имѣя ничего: слѣдственно не подумавъ, чѣмъ жить имъ, женившись, и гдѣ.
   34. Животныхъ, выходящихъ на добычу ночью.
   35. Т. е. еще я чувствую; не совсѣмъ окаменѣлъ.
   36. Confusion. Смѣшеніе, разстройство, безпорядокъ.
   37. Изъ гордости, по внушенію перваго изъ семи духовъ, о которыхъ говоритъ Гарснетъ въ своемъ сочиненіи: Declaration etc. Мелокъ. См. ниже.
   38. Уарбуртонъ замѣчаетъ, что тогда было въ модѣ носить перчатки любовницы на шляпѣ. Стивенсъ же говоритъ, что перчатки носились на шляпѣ, кромѣ этого, въ воспоминаніе о какомъ нибудь другѣ, или чтобы показать, что носящій вызванъ кѣмъ нибудь на поединокъ.
   59. По изъясненію Стивенса, это stanza изъ одной древней баллады, написаннной на одно изъ сраженій во Франціи. Въ продолженіе онаго Король, не желая подвергнутъ испытанію сомнительную храбрость своего сына, Dauphin (слово, которое въ то время выговаривали и писали Dolphin), желалъ удержатъ его отъ всякой встрѣчи съ кѣмъ либо изъ непріятелей, и потомъ приказалъ привязать къ дереву мертвое тѣло, чтобы онъ надъ нимъ показывалъ свое геройство. Поелику же во время этого многіе воины пробѣгали полемъ, и Дольфинъ могъ обнаруживать желаніе броситься на нихъ, то Король и повторялъ при каждомъ появленіи воина:
  
   Dolphin, my boy, my boy,
   Cease (cessa) let him trot by!
  
   40. Св. Вейтъ (Виталій) почитаемъ былъ сберегателемъ отъ домовыхъ. Стихи сіи взяты изъ житія его, и были произносимы какъ предохранительное заклинаніе противъ стѣни. Уарбуртонъ.
   41. Child, дитя. Словомъ симъ въ старинныхъ историческихъ пѣсняхъ и романсахъ часто назывались рыцари. Перси.
   42. Pools, дураки, назывались въ старину innocents, (невинные). Стивенсъ.
   45. Стихъ изъ одной пѣсни.
   44. Станца изъ одной пастушеской пѣсни, въ которой просятъ пастуха, чтобъ онъ поигралъ на свирѣли. Джонсонъ.
   45. Sessa. Джонсонъ принимаетъ сіе слово за Французское cessez, и въ такомъ смыслѣ его можно перевесть.
   46. Люди, подъ предлогомъ сумасшествія просившіе подаянія, косили съ собою рогъ, И дули въ оный. Джонсонъ.-- Слова: роог Tom, thy horn is dry, (Бѣдный Томъ, рогъ твой сухъ) Эдгаръ долженъ произносить въ сторону. Уставъ играть роль Бедлама, онъ говоритъ наконецъ: я не въ силахъ болѣе. Потому-то и далѣе, въ IV дѣйствіи, онъ является въ видѣ сумасшедшаго въ одномъ, или двухъ мѣстахъ своей роли, повторяя однакожъ: I cannot daub lt further. А horn (рогъ), замѣчаетъ Стивенсъ, употребляется еще и теперь во многихъ мѣстахъ, для питья, въ старину же употреблялся онъ еще болѣе. Thy horn is dry (твой рогъ сухъ) -- это должна быть поговорка, употреблявшаяся, когда кому ничего болѣе не оставалось дѣлать, или говорить.
   47. Въ такомъ видѣ, какой онъ принялъ на себя.
   48. Одна только возможность презирать и ненавидѣть непостоянный свѣтъ причиной, что человѣкъ можетъ жить и достигать до дряхлой старости: если бъ не такъ, онъ скорѣе согласился бы умереть.
   49. Шекспиръ часто заставлялъ притворно-сумасшедшаго Эдгара намекать на подлый обманъ нѣкоторыхъ Англійскихъ Іезуитовъ, бывшій тогда обыкновеннымъ предметомъ разговора: ибо въ это самое время вышла исторія онаго, изложенная Гарспетомъ въ сочиненіи: А declaration of egregions Popich Impostures to withdraw her Majesty's subjects from their Allegiance etc. 1603. Обманъ состоялъ вотъ въ чемъ: Когда Испанцы готовили свою армаду противъ Англіи, Іезуиты старались споспѣшествовать имъ, обращеніемъ къ своему ученію. Средство, ими для сего употребленное, состояло въ исцѣленіи мнимыхъ бѣснующихся, и этой хитростью они обратили къ себѣ многихъ изъ черни. Главная сцена изъ этой комедіи случилась въ домѣ нѣкотораго Эдмунда Пекгама. Между прочими, Сара и Фрисвудъ, Вильямсъ и Анна Смитъ, три горничныя изъ сего дома, были на излеченіи у мнимыхъ цѣлителей. Но дисциплина паціентовъ была такъ продолжительна и строга, а врачи такъ надменны и обезпечены на счетъ успѣха, что умыселъ былъ открытъ, и виновные достойно наказаны. Пять духовъ, здѣсь упоминаемые, означаютъ имена пяти изъ тѣхъ, кои должны были въ сей комедіи дѣйствовать на горничныхъ дѣвушекъ и служанокъ. Dfh,ehnjy].
   50. Отвѣчать мщеніемъ.
   51. Это присловное выраженіе. Гейвудъ въ одномъ изъ своихъ разговоровъ, состоящемъ изъ однѣхъ пословицъ, говоритъ: It is a poor dog that is not worth the whistling. Это бѣдная собака, нестоющая свисту (т. е того, чтобъ позвать ее.) Гонерилла хочетъ этимъ сказать: когда-то ты почиталъ меня стоющею того, чтобъ позвать къ себѣ, укоряя его въ томъ, что онъ не посовѣтовался съ нею на счетъ предстоящаго критическаго случая. Стивенсъ.
   Мнѣ кажется, что въ этомъ выраженіи она просто укоряетъ его въ томъ, что онъ ихъ не встрѣтилъ, какъ ясно показываетъ сказанное ею выше: I marvel, our mild husband not met us on the way: Мнѣ странно, что кроткій муженекъ не вышелъ къ намъ на встрѣчу.
   52. Намекъ на то употребленіе сухихъ вѣтвей, какое вѣдьмы и колдуны дѣлали при своихъ чарованіяхъ. Между тѣмъ и на то, чѣмъ послѣ явится Гонерилла. Уарбуртонъ.
   53. Чудовищами пучины названы здѣсь рыбы: ибо онѣ только пожираютъ себѣ подобныхъ. Джонсонъ.
   54. Мелонъ относитъ сіи слова къ Французскому Королю. Гораздо прямѣе относить ихъ къ Лиру. Смыслъ ясенъ.
   55. Въ подлинникѣ: dog-hearted, псо-сердымъ.
   56. Не былъ бы въ живыхъ.
   57. Надобно предполагать, что Лиръ, послѣ словъ: я проповѣдь тебѣ скажу, снимаетъ свою шляпу, держитъ ее въ рукахъ, ворочаетъ и ощупываетъ, стоя въ положеніи проповѣдниковъ того времени. Стивенсъ.
   58. Шекспиръ думалъ, что тихая музыка располагаетъ ко сну. Можно предполагать, что ею усыпленъ былъ Лиръ, а теперь Лекарь приказываетъ играть музыкантамъ громче, чтобъ разбудишь его. Уарбуртонъ.
   59. Исцѣленье (Restoration или Recovery.) Подъ именемъ олицетвореннаго исцѣленія, Корделія призываетъ богиню здравія, Гигіею.-- Уарбуртонъ.
   60. Надобно предполагать, что Лиръ колетъ себя въ руку чѣмъ нибудь, чтобы попробовать, больно ли ему будетъ или нѣтъ.
   61. Ей больше нечего дѣлать -- она достигнетъ своей цѣли.
   62. Т. е. выкурить, какъ лисицъ изъ норъ выкуриваютъ.
   65. Въ подлинникѣ: I cannot draw a cart, nor cat dried oats, т. е. за невозможное я не берусь.
   64. The walls are thine, метафора, взятая отъ лагеря, и означающая сдачу на произволъ.-- Уарбуртонъ.
   65. Намекъ на пословицу: Love being jealous makes a good eye look asquint. Такъ какъ любовь ревнива, то она и хорошій глазъ заставляетъ смотрѣть косо.-- Стивенсъ.
   66. Невозможно, чтобы ты былъ радъ видѣть кого нибудь здѣсь, въ такое время.
   67. Fore-doom'd, предъ-осудили, т. е. прежде, нежели постигла ихъ казнь Небесъ, онѣ сами осудили и наказали себя.
  
          Его лишился зрѣнья?
             Гонецъ.           Онъ пріѣхалъ
             Сюда съ принцессою.
             Альбани.           Его здѣсь нѣтъ.
             Гонецъ. Онъ былъ, милордъ; его сейчасъ я встрѣтилъ,
             Спѣша сюда.
             Альбани. Онъ зналъ о страшномъ дѣлѣ?
             Гонецъ. Не только зналъ, но даже самъ донесъ
             На старика;-- уѣхалъ же оттуда
             Нарочно, чтобъ свершить они могли
             Свое свободнѣй мщенье.
             Альбани.           Знай же, Глостеръ,
             Что живъ на счастье я и что сумѣю
             Вознаградить достойно я твое
             Усердье къ королю, а съ этимъ вмѣстѣ
             Отмстить за слѣпоту твою.-- Пойдемъ.
             Ты мнѣ разскажешь обо всемъ подробнѣй 105). (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Французскій лагерь близъ Дувра.

(Входятъ Кентъ съ однимъ изъ рыцарей свиты).

   Кентъ. Скажите, по какой причинѣ уѣхалъ такъ внезапно французскій король 106)?
   Рыцарь. Онъ оставилъ дома какой-то неразрѣшенный вопросъ, получившій тревожный характеръ во время его отсутствія. Дѣло оказалось до того серьезнымъ, что присутствіе короля въ государствѣ сдѣлалось необходимымъ.
   Кентъ. Кому же поручилъ онъ командованіе войсками?
   Рыцарь. Одному изъ маршаловъ Франціи, monsieur Леферу 107).
   Кентъ. Очень горевала королева, когда прочла мое письмо?
             Рыцарь. О, да, милордъ; я видѣлъ, какъ читала
             Она его. Слеза катилась тихо
             Вослѣдъ другой по нѣжному лицу;
             Сама жъ она, съ величьемъ королевы,
             Смиряла грусть, которая мятежно
             Старалась овладѣть ея душой.
             Кентъ. Она была растрогана?
             Рыцарь.                               Не бурно.
             Печаль съ терпѣньемъ спорили 108), казалось,
             Въ ея лицѣ, и трудно передать,
             Которое изъ этихъ чувствъ въ немъ было
             Прелестнѣе. Случалось видѣть вамъ,
             Конечно, дождь при солнечномъ сіяньи?
             Ея улыбка съ плачемъ походила
             На майскій, вешній день: улыбка тихо
             Скользила по устамъ,-- уста жъ какъ будто
             Не замѣчали грустныхъ, свѣтлыхъ слезъ,
             Катившихся изъ глазъ ея, какъ перлы
             Изъ двухъ блестящихъ яхонтовъ 109).-- Скажу,
             Что если бъ грусть могла себя всегда
             Такъ выражать, то не нашли бы въ мірѣ
             Мы зрѣлища прелестнѣй.
             Кентъ.                     Говорила
             Она при этомъ съ вами?
             Рыцарь.                     Разъ иль два
             Пролепетала съ тяжкимъ, скорбнымъ вздохомъ
             Слова: "о, мой отецъ!", какъ будто бъ ей
             Слова давили грудь; потомъ внезапно
             Воскликнула: "О, сестры, сестры! Стыдъ
             Всѣмъ женщинамъ за васъ! Отецъ мой! сестры!..
             Правдивый Кентъ!.. Въ грозу, подъ бурей, ночью!
             Гдѣ жалость послѣ этого?.." И тутъ
             Святая влага хлынула ручьемъ
             Изъ свѣтлыхъ глазъ. Залившись вся слезами,
             Она, рыдая, выбѣжала вонъ,
             Чтобъ быть одной съ своей тяжелой скорбью.
             Кентъ. Созвѣздья, все созвѣздья! Правятъ нами
             Они по произволу! Какъ иначе
             Намъ объяснить что вышли такъ различны
             Сердца дѣтей, рожденныхъ отъ однихъ
             Родителей?-- Не говорили больше
             Вы съ ней съ тѣхъ поръ?
             Рыцарь.                     Нѣтъ, добрый сэръ.
             Кентъ.                                         А этотъ
             Былъ разговоръ у васъ передъ отъѣздомъ
             Обратнымъ короля?
             Рыцарь.           Нѣтъ, послѣ.
             Кентъ.                               Знайте жъ,.
             Что Лиръ, сраженный горестью, укрытъ
             Здѣсь въ городѣ. Онъ въ свѣтлыя минуты
             Еще способенъ вспомнить, для чего
             Мы прибыли сюда, но видѣть дочь
             Не хочетъ ни за что.
             Рыцарь.           Но почему же?
             Кентъ. Онъ удрученъ томительнымъ стыдомъ 110),
             Невольно вспоминая безсердечность,
             Съ какой прогналъ онъ дочь свою, лишилъ
             Ее благословенья, предалъ въ руки
             Случайностямъ и въ то же время отдалъ
             Все, чѣмъ владѣлъ, двумъ выродкамъ съ сердцами
             Бездушныхъ псовъ. Онъ чувствуетъ такъ сильно
             Свою вину, что совѣсть гонитъ прочь
             Его отъ глазъ Корделіи.
             Рыцарь.                     Несчастный!..
             Кентъ. Слыхали ль что-нибудь вы о войскахъ
             Альбани и Корнуэльса?
             Рыцарь.                     Да,-- они
             Ужъ выступили въ поле.
             Кентъ.                     Хорошо.
             Теперь пойдемте къ королю. Я вамъ
             Покамѣстъ поручу его. Мнѣ должно
             Еще себя скрывать по очень важной,
             Извѣстной мнѣ, причинѣ.-- Въ срокъ, когда
             Узнаютъ всѣ, кто я -- вамъ не придется
             Раскаяться въ довѣріи, которымъ
             Почтили вы меня.-- Теперь идемте. (Уходятъ),
  

СЦЕНА 4-я.

Тамъ же. Палатка Корделіи.

(Входятъ Корделія, врачъ и солдаты).

             Корделія. Онъ, точно онъ!.. Дѣйствительно его
             Вы видѣли. Какъ море, раздраженный,
             Съ безумной, дикой пѣснью, бродитъ онъ,
             Убравъ себя крапивой, васильками,
             Соломой, лебедой -- всѣмъ, что глушитъ
             И портитъ въ полѣ хлѣбъ. Пошлите тотчасъ
             За нимъ отрядъ; пусть оглядятъ кругомъ
             Поля, лѣса!-- Сыщите, приведите
             Его ко мнѣ! (Врачу) Скажи мнѣ, есть ли средство
             Его спасти? Возможно ль возвратитъ
             Угасшій людямъ разумъ? Если въ этомъ
             Успѣешь ты, то всѣ бери богатства,
             Какими я владѣю!
             Врачъ.           Средство есть,
             Почтенная милэди. Отдыхъ -- лучшій
             Природы врачъ, а онъ его главнѣйше
             И былъ лишенъ. Наука намъ даетъ
             Немало средствъ, чтобъ вызвать благодатный,
             Спокойный сонъ. Мы можемъ усыпить
             Само отчаянье.
             Корделія.           О, почему
             Нѣтъ силъ благой, цѣлительной природы
             Въ моихъ слезахъ?-- Текли бъ онѣ тогда
             Несчастному на пользу!.. Ахъ, сыщите
             Его скорѣй!.. Сыщите, чтобъ послѣднихъ
             Онъ силъ не потерялъ въ борьбѣ съ ужаснымъ
             Душевнымъ недугомъ; чтобъ не пресѣклась
             До срока жизнь его!.. (Входитъ гонецъ).
             Гонецъ.                     Пришло извѣстье,
             Достойная милэди, что войска
             Враговъ идутъ на насъ.
             Корделія.                     Мы это знали.
             Всѣ мѣры вами приняты, чтобъ встрѣтить,
             Какъ должно, ихъ.-- Забота объ отцѣ
             Теперь одна крушитъ меня. Дала
             Мнѣ Франція, моимъ смягчившись горемъ,
             Возможность защитить его.-- Не гордость,
             Безъ цѣли и причинъ, подвигла насъ
             Начать войну; одна любовь, святая
             И чистая любовь -- любовь къ отцу
             И къ попраннымъ правамъ его вложила
             Намъ въ руки мечъ!-- О, если бъ я скорѣй
             Могла его увидѣть и утѣшить! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Комната въ замкѣ Глостера.

(Входятъ Регана и Освальдъ).

             Регана. По крайней мѣрѣ выслалъ ли Альбани
             Въ походъ войска?
             Освальдъ.           Да, герцогиня.
             Регана.                               Самъ ли
             Онъ ихъ ведетъ?
             Освальдъ.           Ведетъ-то самъ, да только
             Ужъ очень нехотя. Сестрица ваша
             Храбрѣй его.
             Регана.           Съ нимъ говорилъ Эдмундъ,
             Прибывши въ замокъ?
             Освальдъ.                     Нѣтъ, милэди.
             Регана.                                         Что бы
             Могла писать ему сестра?
             Освальдъ.                     Не знаю.
             Регана. Уѣхалъ онъ отсюда по причинамъ
             Безспорно важнымъ: очень глупо было
             Въ живыхъ оставить Глостера, когда
             Его лишили глазъ. Куда бы онъ
             Теперь ни появился -- будутъ всѣ
             Его встрѣчать съ сочувствіемъ. Эдмундъ,
             Какъ думаю я, именно поѣхалъ,
             Чтобъ кончить съ нимъ изъ жалости.-- Къ чему
             Жить бѣдному слѣпцу!-- При этомъ кстати
             Развѣдать онъ успѣетъ и о томъ,
             Какъ силенъ врагъ.
             Освальдъ.           Я долженъ отыскать
             Его теперь, милэди, чтобъ вручить
             Ему письмо.
             Регана.           Мы выступимъ въ походъ
             Лишь завтра утромъ. Путь опасенъ;-- лучше
             Тебѣ остаться здѣсь.
             Освальдъ.           Никакъ не смѣю,
             Достойная мидэди;-- данъ приказъ
             Строжайшій мнѣ исполнить порученье.
             Регана. Не понимаю, что могла писать
             Сестра Эдмунду!-- Могъ бы передать
             Ея приказъ словесно ты... Навѣрно
             Тутъ что-то, вижу, кроется!-- Послушай:
             Ты очень угодилъ бы мнѣ, отдавъ
             Ея письмо.
             Освальдъ. О, лэди, я скорѣй...
             Регана. Вѣдь мужъ сестрой, всѣ знаютъ, не любимъ.
             Я даже въ томъ увѣрена. Когда
             Въ послѣдній разъ мы видѣлись -- смотрѣла
             Ужъ очень недвусмысленно въ глаза
             Она Эдмунду.-- Ты, сказали мнѣ,
             Во всемъ ея довѣренный...
             Освальдъ.                     О, лэди!..
             Регана. Не запирайся! Хорошо я знаю,
             Что говорю!-- Такъ ты себѣ замѣть 111):
             Мой умеръ мужъ, и потому стакнулась
             Съ Эдмундомъ я. Ему, конечно, лучше
             Быть мужемъ мнѣ, чѣмъ прихвостнемъ сестры.
             О томъ, что будетъ дальше,-- догадаться
             Ты можешь самъ.-- Эдмунду отъ меня
             Отдай письмо; когда жъ свою увидишь
             Ты госпожу -- то посовѣтуй ей
             Держать себя умнѣе!-- Можешь ѣхать.
             Да кстати не забудь, что тотъ, кому
             Удастся кончить дѣло со слѣпымъ
             Измѣнникомъ,-- получитъ все, что можетъ
             Лишь пожелать.
             Освальдъ.           Лишь встрѣтиться бъ ему
             Пришлось со мной -- увидите вы сами,
             На чьей я сторонѣ.
             Регана.           Ты можешь ѣхать. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 6-я.

Поле близъ Дувра.

(Эдгардъ, одѣтый поселяниномъ, ведетъ Глостера).

             Глостеръ. Какъ далеко осталось до вершины?
             Эдгардъ. Мы близко къ ней; взбираемся по страшной
             Мы крутизнѣ.
             Глостеръ.           Мнѣ кажется, напротивъ,
             Что путь нашъ ровенъ.
             Эдгардъ.                     Крутъ, ужасно крутъ.
             Вы слышите шумъ моря?
             Глостеръ.                     Нѣтъ.
             Эдгардъ.                               Ну, значитъ,
             Лишившись глазъ, вы стали вмѣстѣ съ тѣмъ
             И худо слышать.
             Глостеръ.           Можетъ-быть! Твой голосъ,
             Представь себѣ, мнѣ сталъ казаться тоже
             Совсѣмъ другимъ. Ты говоришь какъ будто
             И лучше и складнѣй.
             Эдгардъ.                     Ну, это вамъ
             Такъ кажется;-- я тотъ же; измѣнилась
             Одна моя одежда 112).
             Глостеръ.                     Нѣтъ, ты, право,
             Сталъ лучше выражаться.
             Эдгардъ.                     Вотъ и конченъ
             Нашъ трудный путь. Не шевелитесь, стойте;
             Здѣсь самый край;-- кружится голова
             При взглядѣ внизъ. Вонъ вороны и чайки
             Рѣютъ вдали: они не больше мухъ..
             Вонъ кто-то на скалѣ, держась рукой,
             Почти повисъ и рветъ укропъ 113). Ужасно
             Такимъ опаснымъ средствомъ добывать
             Насущный хлѣбъ! Бѣднякъ не больше съ виду,
             Чѣмъ голова его. Вонъ рыбаки
             Чернѣютъ точно мыши на прибрежномъ
             Морскомъ пескѣ. На якорѣ корабль
             Ничтожной лодкой кажется, а лодка
             Чуть виднымъ поплавкомъ. Бурливый валъ
             Напрасно бьетъ въ утесы:-- шумъ прибоя
             Не слышенъ здѣсь. Смотрѣть отсюда больше
             Я не могу: кружится голова.
             Того гляди, оступишься и въ бездну
             Слетишь стремглавъ 114).
             Глостеръ.                     Поставь меня туда,
             Гдѣ ты стоишь.
             Эдгардъ.           Подайте руку;-- встали
             На самомъ вы краю; до бездны шагъ.--
             За всѣ богатства въ мірѣ не рѣшился бъ
             Прыгнуть я внизъ.
             Глостеръ.           Оставь меня. Бери
             Мой кошелекъ: въ немъ спрятанъ цѣнный перстень;
             Онъ бѣдняку находка въ черный день.
             Да будетъ надъ тобой благословенье
             Боговъ и свѣтлыхъ духовъ. Удались
             Теперь отсюда прочь. Прощай; хочу я
             Услышать, какъ уйдешь ты.
             Эдгардъ.                               До свиданья,
             Достойный сэръ. (Отходитъ).
             Глостеръ.           Благодарю.
             Эдгардъ (въ сторону). Обманомъ
             Его однимъ возможно мнѣ спасти.
             Глостеръ. О, боги сильные, покинутъ здѣшній
             Хочу я міръ!.. Предъ вами подчиняюсь
             Съ покорностью я злой моей судьбѣ,
             Но чувствую, что не по силамъ больше
             Сносить мнѣ бремя горя, не возставъ
             На то, что вы судили!-- Будь иначе --
             Я бъ подождалъ, покуда не угасъ
             Остатокъ бѣдной жизни самъ собою.--
             Когда въ живыхъ Эдгардъ -- пролейте благость
             Свою вы на него!-- Прощай, бѣднякъ.
             Эдгардъ. Ушелъ я, сэръ, ушелъ.

(Глостеръ дѣлаетъ шагъ, чтобъ броситься, и падаетъ на то же мѣсто, гдѣ стоялъ 115).

                                           Я не пойму,
             Изъ-за чего мы можемъ покушаться
             На жизнь свою, когда и безъ того
             Вся наша жизнь -- дорога къ вѣрной смерти.--
             Будь онъ, гдѣ быть онъ думаетъ,-- покончилъ
             Со всѣми онъ бы мыслями 116). (Подбѣгаетъ къ Глостеру).
                                           Скажи,
             Ты живъ иль мертвъ? Отвѣтъ! Меня ты слышишь?
             Не умеръ ли онъ точно 117)? Нѣтъ, очнулся.
             Что, другъ, съ тобой?
             Глостеръ.                     Оставь, дай умереть
             Спокойно мнѣ...
             Эдгардъ.           Скажи мнѣ, изъ чего
             Ты сотворенъ,-- изъ пуха, паутины
             Иль воздуха? Какъ могъ свалиться ты
             Съ подобной высоты и не разбиться;.
             Какъ яйцо? Ты живъ, ты дышишь; тѣло
             Твое имѣетъ тяжесть, какъ у всѣхъ.
             Ты можешь говорить; слѣдовъ не вижу
             Я крови на тебѣ. Вѣдь если десять
             Высокихъ мачтъ связать -- все будутъ ниже
             Онѣ, чѣмъ высь, съ которой ты упалъ.
             Живъ чудомъ ты! Отвѣть мнѣ.
             Глостеръ.                               Падалъ я --
             Скажи -- иль нѣтъ?
             Эдгардъ.                     Прямехонько упалъ
             Съ бѣлѣющей вершины. Ты взгляни лишь
             На эту высь! Тамъ жаворонки вьются
             Всегда веселой стаей, но отсюда
             Ни видѣть ихъ ни слышать намъ нельзя.
             Глостеръ. Увы, лишенъ я зрѣнья!-- Неужели
             Отчаянью возможность не дана
             Съ собой покончить смертью? Неужели
             Отказано ему въ пустой утѣхѣ
             Взглянуть въ лицо тирану своему,
             Презрѣвъ его угрозы?
             Эдгардъ.                     Дай мнѣ руку;
             Попробуй встать;-- вотъ такъ. Что, каково
             Тебѣ теперь? Владѣешь ли свободно
             Ногами ты?
             Глостеръ. Мнѣ ничего.
             Эдгардъ.                     Чуднѣй
             Я случая не знаю.-- Но, скажи,
             Кто былъ съ тобой сейчасъ, когда стоялъ ты
             На гребнѣ этихъ скалъ? Онъ удалился
             За мигъ оттуда прочь.
             Глостеръ.                     Бѣдняга нищій.
             Эдгардъ. Но мнѣ, представь, казалось, что сверкали
             Его глаза, какъ двѣ большихъ луны;
             Что на лицѣ имѣлъ онъ не одинъ,
             А множество носовъ; что былъ съ кривыми
             Рогами онъ, похожими на волны
             Своимъ крутымъ изгибомъ. Это былъ,
             Я въ томъ увѣренъ, дьяволъ. Долженъ счесть
             Счастливымъ ты себя: навѣрно, боги
             Тебя спасли. Они, чтобъ показать
             Свою намъ власть, творятъ нерѣдко то,
             Что не подъ силу бѣднымъ, слабымъ смертнымъ.
             Глостеръ. Я вспомнилъ все теперь. Клянусь нести
             Впередъ судьбу съ покорностью, покуда
             Она сама не возвѣститъ мнѣ громко
             Свой приговоръ, сказавъ: "умри, довольно!"
             Тотъ призракъ, о которомъ мнѣ сейчасъ
             Ты говорилъ,-- казалось мнѣ, что это
             Былъ человѣкъ, а между тѣмъ онъ точно
             Твердилъ все имя дьявола;-- я имъ
             Туда и приведенъ.
             Эдгардъ.           Храни въ себѣ
             Спокойный этотъ духъ.-- Но, чу,-- я вижу,
             Сюда подходить кто-то.

(Входитъ Лиръ, причудливо убранный цвѣтами 118).

                                           Здравый умъ
             Не выбралъ бы подобнаго наряда.
   Лиръ. Не могутъ они запретить мнѣ дѣлать монету: я король!
   Эдгардъ. Душу раздираетъ этотъ видъ.
   Лиръ. Природа выше искусства!-- Вотъ деньги, за которыя ты купленъ.-- Смотрите: этотъ негодяй держитъ въ рукахъ лукъ, какъ воронье пугало!.. Дайте мнѣ портняжный аршинъ... Тсс... смотрите, смотрите: мышь!.. Сыру, скорѣй кусокъ поджареннаго сыру!.. Вотъ моя перчатка,-- я брошу ее великану въ лицо... Подавайте алебарды! Славно вспорхнула птичка. Въ цѣль, прямо въ цѣль 119)!.. (Эдгарду) Стой,-- какой пароль?
   Эдгардъ. Майоранъ.
   Лиръ. Проходи.
   Глостеръ. Мнѣ знакомъ этотъ голосъ.
   Лиръ. Гонерилья!-- Она съ бѣлой бородой 120)... Онѣ осмѣяли меня, какъ собаку! Увѣряли, будто сѣдые волосы выросли въ моей бородѣ раньше черныхъ. Онѣ на все, что я говорилъ, разомъ да и нѣтъ отвѣчали. Развѣ это Божьи слова? Когда меня дождь мочилъ, когда мои зубы стучали отъ холода, когда громъ не хотѣлъ молчать по моему приказу -- я во всемъ этомъ ихъ видѣлъ, ихъ чуялъ!.. Онѣ отъ меня болтовней хотѣли отдѣлаться! Говорили, будто я все могу!.. Неправда, неправда,-- я отъ лихорадки не могу уберечься!..
             Глостеръ. Узналъ я этотъ голосъ. Не король ли
             Передо мной?
             Лиръ.           Не видишь развѣ?-- Каждый
             Вершокъ во мнѣ король 121)! Смотри, какъ въ страхѣ
             Мои рабы трепещутъ и дрожатъ,
             Чуть я взгляну!.. Кто предо мной? Дарую
             Тебѣ я жизнь! Въ чемъ грѣшенъ ты?-- Въ распутствѣ?
             Ты не умрешь!.. Нѣтъ, нѣтъ, не за распутство
             Казнятъ людей:-- въ моихъ глазахъ свободно
             Рой птицъ и мухъ творятъ любовный грѣхъ!
             Почетенъ блудъ! Сынъ Глостера побочный
             Отца любилъ сильнѣе, чѣмъ любимъ
             Дѣтьми былъ я,-- дѣтьми, которыхъ честно
             Прижилъ на брачномъ дожѣ... Къ дѣлу блудъ!
             Грѣху свальному мѣсто:-- будетъ больше
             Солдатъ къ войнѣ.-- Смотри, смотри: стоитъ
             Вотъ женщина! Подумать съ виду можно,
             Что все въ ней чище снѣга!-- Покраснѣть
             Заставить ты ее однимъ намекомъ
             На сласть грѣха -- на дѣлѣ жъ похотливѣй
             Она, чѣмъ звѣрь! Хорекъ не такъ охотно
             Бѣжитъ на грѣхъ! Въ ней женскаго найдешь ты
             Одно лицо -- внизу центавръ! [тамъ бездна,
             Жаръ, сѣрный смрадъ, зараза!.. Фуй! нѣтъ силъ!
             Дай мускусу, аптекарь, освѣжить я
             Хочу себя.-- Вотъ деньги, получай.] 122)
             Глостеръ. О, государь, поцѣловать позвольте
             Мнѣ руку вамъ.
             Лиръ.           Дай обтереть сперва:
             Рука могилой пахнетъ 123).
             Глостеръ.                     Вотъ остатокъ
             Разбитаго величья! Такъ погибнетъ
             И цѣлый міръ.-- Меня узнали вы?
   Лиръ. Я помню твои глаза;-- зачѣмъ ты на меня ими косишься? Не косись, слѣпой купидонъ: любить себя не заставишь. Прочти этотъ вызовъ. Узнаёшь ли ты почеркъ 124)?
             Глостеръ. Увы! Когда блестѣлъ бы ярче солнца
             Рядъ этихъ буквъ -- я все равно бъ не видѣлъ!
             Эдгардъ. Разсказу не повѣрилъ бы о томъ,
             Что вижу я!-- Во мнѣ разбилось сердце!
   Лиръ. Читай.
   Глостеръ. Чѣмъ?-- У меня вмѣсто глазъ пустыя впадины125).
   Лиръ. Ну, въ такомъ случаѣ мы съ тобой одного поля ягоды: -- нѣтъ глазъ во лбу, а денегъ въ карманѣ. Глазамъ твоимъ тяжело, зато карману легче. Значитъ, ты не видишь, что дѣлается на свѣтѣ?
   Глостеръ. Вижу глазами моего чувства.
   Лиръ. Ты съ ума сошелъ! Какъ же человѣкъ можетъ видѣть, не имѣя глазъ? Смотри ушами!.. Видишь, какъ этотъ судья глумится надъ пойманнымъ воромъ? Слушай же, что я тебѣ скажу на ухо: вели имъ помѣняться мѣстами... Разъ, два, три.126)!.. Смотри теперь, кто воръ, кто судья?.. Случалось ли тебѣ видѣть, какъ собака фермера лаетъ на нищаго?
   Глостеръ. Случалось, сэръ.
             Лиръ. И какъ бѣднякъ пускался безъ оглядки
             Бѣжать отъ пса?-- Ты видѣть въ этомъ могъ
             Земной эмблему власти: песъ ея
             Послушнымъ былъ орудьемъ.-- Руки прочь,
             Злодѣй-палачъ! До крови истерзалъ
             Продажную ты тварь! Самъ становись
             Подъ плеть свою:-- горишь желаньемъ ты
             Тотъ самый грѣхъ съ ней сдѣлать, за который
             Ты бьешь ее.-- Повѣсилъ ростовщикъ
             Того, кто задолжалъ ему! 127) [Сквозитъ
             Малѣйшій грѣхъ чрезъ рубище; но всѣ
             Злодѣйства скроетъ бархатъ! Если въ броню
             Злодѣй одѣтъ изъ золота -- судъ правды
             На немъ свой сломитъ мечъ, а кто въ лохмотьяхъ-
             Того легко соломинкой ничтожной
             Сразитъ пигмей!-- Виновныхъ нѣтъ!-- Ты слышалъ?
             Виновныхъ нѣтъ!-- я такъ сказалъ! Ихъ нѣтъ!
             Я всѣхъ простилъ!-- Замѣтитъ пусть исправно
             Мои слова тотъ, кто имѣетъ власть
             Замазать рты доносчикамъ] -- пусть купитъ
             Себѣ очки и смотритъ въ нихъ, не видя,
             Точь-въ-точь сановникъ важный, что съ лѣтами
             Свой прожилъ умъ... Эй, эй, прочь сапоги!
             Тащите ихъ!
             Эдгардъ.           Какая смѣсь разсудка
             Въ его словахъ съ безумствомъ!
             Лиръ (Глостеру).                     Если хочешь
             Заплакать съ горя ты -- возьми себѣ
             Мои глаза.-- Ты мнѣ знакомъ: зовутъ
             Тебя, я знаю, Глостеромъ. Утѣшься!
             Мы съ плачемъ всѣ рождаемся на свѣтъ.
             Нашъ первый вздохъ бываетъ вмѣстѣ съ тѣмъ
             И нашимъ первымъ крикомъ. Въ назиданье
             Скажу тебѣ я слово...
             Глостеръ.           Горе, горе!
             Ужасный день!
             Лиръ.           Сказалъ ужъ я, что всѣ
             Родимся съ плачемъ мы, вступая въ этотъ
             Дурацкій міръ... Смотри: что это? Шляпа
             Изъ войлока!.. Тс... слушай, вотъ какую
             Придумалъ хитрость я: мы обернемъ
             Тѣмъ войлокомъ копыта лошадей;
             Подкрадемся мы съ ними незамѣтно
             Къ зятьямъ моимъ -- и вотъ тогда-то бей!
             Бей, бей ихъ всѣхъ!..

(Входитъ отрядъ, посланный Корделіей за Лиромъ).

             Посланный. Вотъ онъ, вотъ онъ! Старайтесь
             Имъ овладѣть.-- Дочь ваша ожидаетъ
             Васъ, государь.
             Лиръ.           Какъ, плѣнникъ я? Спасенья
             Мнѣ, значитъ, нѣтъ?.. Останусь вѣчно я
             Шутомъ фортуны злой!.. О, обращайтесь
             Со мной добрѣй:-- я заплачу вамъ выкупъ.
             Мнѣ нуженъ врачъ; вѣдь раненъ тяжело
             Мой бѣдный мозгъ!..
             Посланный.           Получите вы все,
             Что только пожелаете.
             Лиръ.                     Защиты
             Мнѣ больше нѣтъ,-- остался я одинъ!..
             О, вотъ причина гдѣ, чтобъ слезы солью
             Разъѣли мнѣ глаза 128), чтобъ прахъ земной
             Я полилъ ими весь, какъ поливаетъ
             Садовникъ садъ свой лейкой!
             Посланный.                               Добрый сэръ...
             Лиръ. Увидите, что, какъ женихъ, умру
             Я съ бодростью! Ха-ха, не правда ль, счастье
             Ко мнѣ пришло?-- Вѣдь я король! Слыхали ль
             Объ этомъ вы?..
             Посланный. Вы нашъ король державный;
             Мы слуги вамъ во всемъ.
             Лиръ. Ну то-то жъ!-- Значитъ,
             Не все еще пропало!-- А хотите
             Вы это знать -- посмотримъ, кто догонитъ
             Меня скорѣй... Ловите -- убѣгу!..

(Убѣгаетъ. Нѣкоторые изъ посланныхъ спѣшатъ за нимъ).

             Посланный. Въ послѣднемъ бѣднякѣ ужасенъ былъ бы
             Подобный видъ; когда жъ такимъ несчастьемъ
             Сраженъ король -- должны нѣмѣть при этомъ
             И мысли и языкъ! На счастье, есть
             Еще у старца дочь. Она сотретъ
             Позорное пятно, какимъ покрыли
             Природу двѣ сестры ея.
             Эдгардъ (посланному). Привѣтъ вамъ,
             Достойный сэръ.
             Посланный.           Благодарю. Чего
             Желаешь ты?
             Эдгардъ.           Узнать хочу я, правда ль,
             Что будетъ скоро битва?
             Посланный.                     Безъ сомнѣнья.
             Объ этомъ могъ не слышать лишь глухой.
             Эдгардъ.: Могу ли я спросить, какъ далеко
             Войска враговъ?
             Посланный.           Близехонько: они
             Спѣшатъ сюда-усиленно; мы скоро
             Увидимъ ихъ.
             Эдгардъ.           Благодарю васъ, сэръ.
             Вотъ все, что знать хотѣлъ я.
             Посланный.                               Королева
             Осталась здѣсь покамѣстъ по причинамъ,
             Извѣстнымъ ей; но армія давно
             Ужъ двинулась.
             Эдгардъ.           Благодарю еще. (Посланный уходитъ).
             Глостеръ. Богамъ безсмертнымъ въ руки предаю
             Я жизнь мою! Не попущу, чтобъ демонъ
             Вновь побудилъ, въ противность волѣ ихъ,
             Меня искать конца въ самоубійствѣ.
             Эдгардъ. Свята, отецъ, мольба твоя.
             Глостеръ.                                         Но кто,
             Скажи мнѣ, ты?
             Эдгардъ.           Бѣднякъ я, проученный
             Рукой судьбы. Не позабылъ своихъ
             Я прошлыхъ бѣдъ, а потому съ участьемъ
             Смотрю на горе ближнихъ.-- Дай мнѣ руку;
             Тебѣ найду я гдѣ-нибудь пріютъ.
             Глостеръ. Благодарю. Небесъ благословенье
             Будь надъ тобой! Пускай оно сторицей
             Воздастъ тебѣ за все. (Входитъ Освальдъ).
             Освальдъ (въ сторону). Эге, добыча
             Ползетъ сама. Вотъ счастье гдѣ мое!
             Я за него обязанъ буду этой
             Безглазой головѣ. (Громко) Ну, старый плутъ!
             Попался ты! Молись скорѣй; готовъ мой
             И вынутъ мечъ.
             Глостеръ.           Рази, мой другъ! Лишь только бъ
             Достало силъ рукѣ твоей направить
             Его мнѣ въ грудь. (Эдгардъ бросается между ними).
             Освальдъ. Ты что, мужикъ, суешься?
             Иль защищать задумалъ ты собой
             Измѣнника? Бѣду накликать хочешь
             Самъ на себя? Прочь, говорю тебѣ.
             Эдгардъ (тономъ простолюдина).
             Нѣтъ, ты постой! Не растолкуешь толкомъ --
             Такъ не уйду 129).
             Освальдъ.           Назадъ, покуда цѣлъ!
   Эдгардъ. Проходите, ваша милость, своей дорогой. Бѣдный народъ обижать нехорошо. Намъ и безъ того солоно жить , на свѣтѣ;-- есть отчего помереть просто. А старичка вы не троньте. Это я вамъ въ сурьезъ говорю. Если вы къ нему подступите -- смотрите, чтобъ я вамъ самимъ трезвону не задалъ. У меня палка тоже о двухъ концахъ.
   Освальдъ. Прочь, навозная куча!
   Эдгардъ, (своимъ голосомъ). Вижу, что зубы тебѣ пересчитать придется! Ну, ну, очень боюсь я твоего меча!

(Дерутся. Эдгардъ сбиваетъ его съ ногъ).

             Освальдъ. А, смердъ, меня убилъ ты... такъ бери же
             Мой кошелекъ. Когда удачи хочешь
             Ты и впередъ -- зарой меня, но прежде
             Возьми письмо: вотъ здѣсь оно. Отдай
             Его Эдмунду Глостеру,-- найдешь ты
             Его въ британскомъ станѣ. О, не кстати,
             Не кстати эта смерть!.. (Умираетъ),
             Эдгардъ.                     Тебя я знаю,
             Прислужникъ и наглецъ! Не отыскать
             Преступной госпожѣ твоей мерзавца
             Усерднѣе тебя, чтобъ потакать
             Ея порочнымъ гнусностямъ.
             Глостеръ.                     Убитъ онъ?
             Эдгардъ. Садись, отецъ, и успокойся.-- Надо
             Теперь мнѣ обыскать его. Письмо,
             Которое онъ везъ, быть-можетъ, точно
             Полезно будетъ намъ.-- Онъ мертвъ. Жалѣю,
             Что не палачъ покончилъ съ нимъ. (Вынимаетъ письмо)"
                                                     Посмотримъ,
             Долой печать,-- стѣсняться тутъ не кстати.
             Секретъ врага нерѣдко вырываютъ
             Изъ груди вмѣстѣ съ сердцемъ, такъ письмо
             Открыть подавно можно. (Читаетъ)
   "Помни наши взаимныя обѣщанья. Ты найдешь много случаевъ съ нимъ покончить. Будь только твердъ въ намѣреніи; средство же и время представятся сами собой. Если ему удастся вернуться побѣдителемъ -- тогда все пропало. Я буду плѣнницей, и постель его сдѣлается моей вѣчной тюрьмой. Спаси меня отъ этой унылой, дрянной судьбы и займи въ награду его мѣсто.

Твоя (жена, хотѣлось бы мнѣ сказать), а до того:
твоя преданная Гонерилья".

             Эдгардъ. О, женщины, измѣнчивости вашей
             Предѣла нѣтъ! Преступный заговоръ,
             И на кого жъ?-- на мужа, чья душа
             Такъ преданна!-- И все затѣмъ, чтобъ мѣсто
             Его мой занялъ братъ!-- Въ песокъ зарою
             Тебя я, негодяй, посолъ разврата!
             Письмо жъ, когда придетъ пора, отдамъ
             Я герцогу -- тому, чьей жизни было
             Оно угрозой злой. Послала счастье
             Ему судьба тѣмъ, что успѣлъ убить
             Злодѣя я и все ему открыть. (Уноситъ трупъ)
             Глостеръ. Король лишился разума! Зачѣмъ же
             Такъ крѣпокъ разумъ мой? Зачѣмъ такъ ясно
             Рисуются въ моемъ воображеньи
             Тѣ горести, которыя пришлось
             Мнѣ выносить?-- Будь сумасшедшимъ я --
             Оторваны мои бы были мысли
             Отъ чувства тяжкихъ золъ моихъ; сознанья бъ
             Я былъ лишенъ; не мучился бы мыслью
             О томъ, что я терплю! (Эдгардъ возвращается).
             Эдгардъ.                     Пойдемъ, отецъ.
             Дай руку мнѣ. Я слышу барабаны.
             Найдемъ тебѣ пріютъ мы у друзей. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 7-я.

Палатка во французскомъ лагерѣ.

(Лиръ спитъ на постели 130). Возлѣ врачъ и свита. Входятъ Корделія и Кентъ).

             Корделія. Мой добрый Кентъ, чѣмъ наградить могу
             Я всѣ твои заслуги? Жизни мало
             Мнѣ для того, чтобы за нихъ воздать,
             Какъ стоишь ты.
             Кентъ.           Признать заслуги, значитъ --
             Ихъ наградить. Все то, что я сказалъ --
             Одна святая правда; не прибавилъ
             Я лишняго ни слова, а равно
             Не утаилъ.
             Корделія. Одѣнься же теперь
             Приличнѣе. Твой видъ напоминаетъ
             О горькомъ прожитомъ. Перемѣни,
             Прошу, твою одежду.
             Кентъ.                     Извините,
             Милэди, мнѣ; но я бы не желалъ
             Пока еще быть узнаннымъ. Я этимъ
             Испорчу, что задумалъ. Надо мнѣ,
             Чтобъ до поры меня не узнавали
             Ни вы ни кто другой.
             Корделія.                     Ну, если такъ,
             Пусть будетъ, какъ ты хочешь. (Врачу) Что король?
             Врачъ. Онъ спитъ теперь спокойно.
             Корделія.                               Исцѣлите
             Его, благіе боги!-- Тихій миръ
             Вновь даруйте душѣ его, смущенной
             Подъ гнетомъ золъ!-- Вѣдь старца обратила
             Ихъ власть почти въ ребенка 131).
             Врачъ.                               Если вамъ
             Угодно, государыня,-- мы можемъ,
             Пожалуй, разбудить его: онъ спалъ
             Достаточно.
             Корделія. Все дѣлайте, что вы
             Находите полезнымъ. Ваше знанье
             Будь вамъ руководителемъ.-- Одѣтъ ли.
             Какъ должно, онъ?
             Служитель.           Мы въ чистое успѣли
             Его одѣть въ глубокомъ снѣ.
             Врачъ.                     Останьтесь,
             Милэди, здѣсь. Я убѣжденъ вполнѣ,
             Что, пробудясь, вести себя онъ будетъ
             Разумно и спокойно 132).
             Корделія.                    [Я останусь.
             Врачъ. Приблизьтесь же, а между тѣмъ пускай
             Играетъ музыка.] 133)
             Корделія.           О, дорогой, любимый,
             Безцѣнный мой отецъ. (Цѣлуетъ спящаго Лира).
                                           Бальзамъ цѣлебный
             Пускай струится съ губъ моихъ, чтобъ могъ
             Тебя онъ исцѣлить 134)! Мой поцѣлуй
             Загладитъ пусть тяжелыя страданья,
             Какими былъ нарушенъ твой покой
             Жестокостью сестеръ моихъ!
             Кентъ.                               Святая
             И милая принцесса!
             Корделія (обращаясь попрежнему къ спящему Лиру).
                                 Если бъ не былъ
             Ты даже ихъ отцомъ -- однѣ твои
             Священныя сѣдины пробудить бы
             Должны въ нихъ были жалость 135)! [Горько вспомнить,
             Какъ въ страшный часъ, подъ громомъ и дождемъ,
             Среди сверкавшихъ молній -- съ бурнымъ вихремъ
             Боролся ты, какъ бѣдный часовой,
             Забытый на посту своемъ, безъ всякой
             Иной себѣ защиты, кромѣ бѣдныхъ
             Твоихъ сѣдинъ!] Когда бы укусила
             Меня собака моего врага
             Въ подобный часъ -- собаку не прогнала бъ.
             За двери я! А ты, отецъ, пріюта
             Искалъ себѣ въ хлѣву; гнилой соломой
             Ты грѣлъ себя!-- Почесться чудомъ можетъ,
             Что за разсудкомъ не лишился вслѣдъ
             И жизни ты!-- Тсс... тише,-- онъ проснулся!
             Прошу, заговорите съ нимъ. (Лиръ пробуждается).
             Врачъ.                               Вамъ лучше
             Самимъ исполнить это.
             Корделія.                     Какъ здоровье
             Достойнаго монарха? Всѣмъ ли здѣсь
             Довольны вы?
             Лиръ.           Мнѣ больно, что меня
             Вы вынули изъ гроба.-- Геній чистый,
             Я знаю, ты... а я!.. Привязанъ я
             Вѣдь къ огненному ложу. Слезы жгутъ
             Меня свинцомъ растопленнымъ!
             Корделія.                               Узнали ль
             Меня вы, повелитель?
             Лиръ.                     Знаю:-- ты
             Небесный духъ.-- Когда ты умерла?
             Корделія (врачу). Все бредитъ онъ попрежнему.
             Врачъ.                                         Проснуться
             Онъ не успѣлъ. Оставимте его,
             Чтобъ онъ успѣлъ очнуться. (Отходятъ).
             Лиръ.                              Гдѣ я былъ?
             И гдѣ теперь?-- День свѣтелъ... Для чего же
             Мнѣ лгали такъ? Умру я, увидавъ
             Еще подобный день... Не знаю я,
             Что говорю.-- Я даже не скажу,
             Мои ли это руки;-- убѣдиться
             Хочу я въ томъ,-- мои: булавка колетъ.
             Какимъ бы средствомъ точно мнѣ узнать,
             Что я?.. гдѣ я?..
             Корделія.           Взгляните на меня!
             Сложите ваши руки, чтобъ почтить
             Меня благословеньемъ.

(Лиръ падаетъ передъ нею на колѣни).

                                           Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
             Не надо, государь! О, встаньте, встаньте!
             Лиръ. Прости меня, не смѣйся надо мной!
             Вѣдь я старикъ, старикъ больной и глупый!..
             Вѣдь восемьдесятъ слишкомъ прожилъ лѣтъ
             На свѣтѣ я! Мнѣ чудится, что даже
             Не въ полномъ я умѣ. Порою смутно
             Сдается мнѣ, что видѣлъ васъ когда-то
             Обоихъ я:-- тебя, его! Но все же
             Я въ этомъ сомнѣваюсь. Мнѣ не вспомнить,
             Гдѣ мы теперь, затѣмъ я такъ одѣтъ?..
             Не знаю даже, какъ и гдѣ провелъ
             Я нынѣшнюю ночь!.. (Вглядывается въ Корделію).
                                 Прошу, не смѣйся
             Надъ тѣмъ, что я скажу; но мнѣ сдается,
             Смотря тебѣ въ лицо, что ты... что ты --
             Дитя мое, что дочь ты мнѣ!.. Что ты --
             Моя Корделія!..
             Корделія.           Я!.. Я!.. Я точно!

(Бросается въ ею объятія)

             Лиръ. Постой, постой! Дай мнѣ взглянуть, мокры ли
             Твои глаза?.. Да, да, ты плачешь точно!..
             Ахъ, лишь не плачь! Дай яду мнѣ; его
             Я выпить радъ.-- Вѣдь знаю я, что ты
             Любить меня не можешь! Много горя
             (Теперь я вспомнилъ это) привелось
             Мнѣ вынесть отъ сестеръ твоихъ, хотя
             Причинъ у нихъ такъ поступать со мною
             И не было; но у тебя на то
             Причина есть...
             Корделія.           Нѣтъ, нѣтъ!..
             Лиръ.                     Скажите жъ мнѣ,
             Во Франціи я, значитъ?..
             Кентъ.                     У себя,
             Въ своемъ вы государствѣ.
             Лиръ.                     Вамъ меня
             Обманывать грѣшно.
             Врачъ (Корделіи). Теперь вамъ можно
             Утѣшиться, милэди: злой порывъ
             Безумія прошелъ; [но не давайте
             Ему припоминать и много думать
             О томъ, что ужъ прошло,] 136) иначе можетъ
             Опасность вновь вернуться. Уведите
             Его съ собой, чтобъ не смущался онъ
             До полнаго покоя.
             Корделія.           Не угодно ль
             Уйти вамъ, государь?
             Лиръ.                     Со мной такъ много
             Хлопотъ тебѣ!.. Лишь не сердись... прости,
             Прости меня... я поглупѣлъ и старъ.

(Корделія и врачъ уводятъ Лира). 137)

             Рыцарь (Кенту). Скажите мнѣ, вѣрна ль молва, что будто
             Убить Корнуэльскій герцогъ?
             Кентъ.                     Это вѣрно.
             Рыцарь. Но кто жъ тогда ведетъ его войска?
             Кентъ. Какъ говорятъ, Эдмундъ, побочный сынъ
             Милорда Глостера.
             Рыцарь.           Я слышалъ также,
             Что изгнанный его законный сынъ,
             Эдгардъ, бѣжалъ въ Германію, а вмѣстѣ
             Бѣжалъ съ нимъ будто Кентъ.
             Кентъ.                               Довольно всякихъ
             Наслушались мы слуховъ. Время думать
             Теперь намъ о защитѣ. Непріятель
             Недалеко.
             Рыцарь. Кровопролитенъ будетъ
             Навѣрно этотъ бой.-- Прощаюсь съ вами,
             Достойный сэръ. (Уходитъ рыцарь).
             Кентъ.           Каковъ бы ни былъ бой,
             Но разрѣшить онъ долженъ мнѣ задачу:
             Бѣду мой планъ намъ дастъ или удачу. (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Англійскій лагерь близъ Дувра.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами Эдмундъ, Регана, офицеры, солдаты и свита).

             Эдмундъ (одному изъ свиты). Ступай спросить у герцога, готовъ ли
             Для битвы онъ, иль измѣнилъ, быть-можетъ,
             Опять свой планъ.-- Себѣ противорѣчивъ
             Онъ что ни часъ.-- Пусть скажетъ наконецъ
             Онъ намъ свое послѣднее рѣшенье. (Офицеръ уходитъ).
             Регана. Гонецъ сестры навѣрно былъ задержанъ
             Какимъ-нибудь несчастьемъ 138).
             Эдмундъ.                     Безъ сомнѣнья.
             Регана (подходя къ нему, говоритъ тихо).
             Теперь скажи -- но лгать не смѣй!-- ты знаешь,
             Чѣмъ сдѣлалась я нынче для тебя;--
             Такъ отвѣчай мнѣ безъ утайки: точно ль
             Не любишь ты сестру?
             Эдмундъ.                     Ее люблю я
             Почтительно, какъ братъ.
             Регана.                     А замѣнять
             Ей мужа невзначай не приходилось?
             Эдмундъ. [Что за безсмыслица!
             Регана.                               Сдается мнѣ,
             Что вы стакнулись съ ней; стакнулись такъ,
             Что васъ не развести уже.] 139)
             Эдмундъ.                     Все вздоръ
             И ложь одна;-- клянусь тебѣ въ томъ честью.
             Регана. Ее я ненавижу!.. Такъ не вздумай
             И ты сближаться съ ней.
             Эдмундъ.                     Не безпокойся;
             А кстати вотъ идетъ она сама,
             И съ герцогомъ. (Входятъ Альбани, Гонерилья и свита).
             Гонерилья (тихо, смотря на Эдмунда). Скорѣй согласна буду
             Я битву проиграть, чѣмъ уступлю
             Его сестрѣ.
             Альбани (Реганѣ). Примите нашъ любезный
             Привѣтъ, сестрица. (Эдмунду) Вамъ же, сэръ, сказать
             Вотъ что обязанъ я: король нашелъ
             Убѣжище у дочери, и съ нимъ
             Ушла туда жъ ватага недовольныхъ
             Теченьемъ дѣлъ въ странѣ. Я обнажать
             Привыкъ свой мечъ въ защиту только честныхъ
             И правыхъ дѣлъ, и ежели теперь
             Готовъ итти на бой, то потому лить,
             Что Франція вторгается въ предѣлы
             Открыто къ намъ; но противъ короля
             Я не боецъ. Равно не стану драться
             И противъ тѣхъ, которые имѣютъ,
             Увѣренъ въ этомъ я, немало данныхъ,
             Чтобъ быть, врагами нашими.
             Эдмундъ.                               Умно
             И честно въ полномъ смыслѣ.
             Регана.                               Только врядъ ли
             Умѣстно говорить о томъ.
             Гонерилья.                     Въ согласьѣ
             Должны теперь итти мы на врага;
             А этимъ всѣмъ домашнимъ дрязгамъ здѣсь
             Не мѣсто, сэръ.
             Альбани.           Рѣшимте жъ планъ сраженья
             Въ совѣтѣ съ ветеранами войны.
             Эдмундъ. Я буду дожидаться васъ въ палаткѣ.
             Регана. Сестра, идешь ты съ нами?
             Гонерилья.                                         Нѣтъ.
             Регана.                                                   Приличнѣй
             Тебѣ уйти.
             Гонерилья (тихо). Насквозь тебя я вижу.
             (Громко) Изволь, иду.

(Хотятъ итти. Входитъ переодѣтый Эдгардъ и останавливаетъ Альбани).

             Эдгардъ.                     Прошу васъ не побрезгать,
             Достойный сэръ, несчастнымъ бѣднякомъ.
             Мнѣ надо вамъ сказать два-три словечка.
             Альбани (прочимъ). Я буду къ вамъ сейчасъ. (Всѣ уходятъ).
             Ну что, въ чемъ дѣло?
             Эдгардъ.                     Вотъ вамъ письмо; откройте и прочтите
             Его предъ битвою. Когда побѣда
             Останется за вами -- пусть герольдъ
             Зоветъ трубой подателя письма.--
             Хоть съ виду я ничтоженъ, но, повѣрьте,
             Представлю вамъ отважнаго бойца,
             Который поддержать сумѣетъ честно,
             Что сказано въ письмѣ.-- Когда же бой
             Окажется несчастенъ -- значитъ, ваша
             Судьба на свѣтѣ рушилась и всѣмъ
             Намѣреньямъ конецъ.-- Прощайте! Будь
             Рука надъ вами счастья.
             Альбани.                     Погоди;
             Дай мнѣ прочесть сначала.
             Эдгардъ.                     Не могу;
             Мнѣ это не позволено;-- когда же
             Придетъ пора -- велите лишь герольду
             Трубить сильнѣй, и я явлюсь сейчасъ.
             Альбани. Ну, такъ прощай;-- письмо прочту я послѣ.

(Эдгардъ уходитъ. Входитъ Эдмундъ).

             Эдмундъ. Врага въ виду. Велите занимать
             Войскамъ мѣста. Вотъ свѣдѣнья о томъ,
             Какъ силенъ непріятель;-- ихъ собрали
             Съ возможно вѣрной точностью. Не худо бъ
             И вамъ поторопиться.
             Альбани.                     Для всего
             Свое найдется время. (Уходитъ Альбани).
             Эдмундъ.                     Имъ обѣимъ
             Поклялся я въ любви. Не терпятъ обѣ
             Онѣ другъ друга такъ же, какъ ехидну
             Не терпитъ тотъ, кто ею укушенъ..
             Вопросъ теперь: которую изъ двухъ
             Мнѣ лучше взять? Одну? Обѣихъ вмѣстѣ?
             Иль ни одной?-- Въ обѣихъ пользы мнѣ
             Не будетъ все равно, покуда обѣ
             Онѣ живутъ.-- Связаться со вдовой?--
             Такъ на стѣну полѣзетъ Гонерилья!
             А взять ее?-- Какой въ томъ прокъ, покуда
             Живъ мужъ ея?-- Всего полезнѣй будетъ,
             Какъ кажется, воспользоваться имъ,
             Чтобъ кончить бой, а тамъ пускай она,
             Когда ужъ ей не терпится, отыщетъ
             Сама удобный способъ, какъ скорѣе
             Его сбыть съ рукъ.-- Что жъ до того, что онъ
             Болталъ объ уваженьи къ старику
             Съ Корделіей -- то лишь бы въ руки мнѣ
             Они попались оба послѣ битвы!
             Раздѣлаться съ обоими какъ должно
             Сумѣю я!-- Вѣдь въ свѣтѣ я живу,
             Чтобъ грудью брать задуманное смѣло,
             А болтовня -- до ней мнѣ нѣту дѣла! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Поле битвы между двумя лагерями.

(За сценой шумъ. Проходятъ Лиръ и Корделія съ войскомъ и знаменами. Затѣмъ входятъ Глостеръ и Эдгардъ).

             Эдгардъ. Сядь здѣсь, отецъ, подъ деревомъ. Молись,
             Чтобъ правому послало помощь небо.
             Когда къ тебѣ я возвращусь съ вѣстями,
             Такъ съ добрыми.
             Глостеръ.           Будь небо надъ тобой.

(Эдгардъ уходитъ. За сценой шумъ битвы и отступленія. Затѣмъ вбѣгаетъ Эдгардъ). 140)

             Эдгардъ. Бѣги, отецъ! Дай руку мнѣ, спасайся!
             Проигранъ бой,-- и Лиръ и дочь въ плѣну!
             Идемъ, идемъ, дай руку!
             Глостеръ.                     Я не двинусь.
             Не все-ль равно, гдѣ ни придется тлѣть.
             Эдгардъ. Ты снова поддался угрюмымъ мыслямъ.
             Не забывай, что людямъ суждено
             Равно терпѣть, рождаясь въ свѣтъ, а также
             Готовясь съ нимъ проститься. Твердость намъ
             Нужнѣй всего.-- Идемъ!
             Глостеръ.                     Сказалъ ты правду. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Англійскій лагерь близъ Дувра.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами Эдмундъ и войско. Лиръ и Корделія въ плѣну).

             Эдмундъ (указывая на Лира и Корделію).
             Пусть изъ возьмутъ и крѣпко сторожатъ,
             Пока не выйдетъ должнаго рѣшенья,
             Что дѣлать съ ними дальше.
             Корделія (Лиру).                     Чаша зла
             Досталась намъ за доброе желанье!
             Сама я все безъ ропота бъ снесла;
             Но сердце мнѣ щемятъ твои страданья!
             Ужели тѣхъ сестеръ и дочерей
             Мы больше не увидимъ?
             Лиръ.                     Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
             Идемъ въ тюрьму! Какъ птицы въ клѣткѣ, будемъ
             Въ тюрьмѣ мы пѣть. Когда благословенья
             Попросишь ты -- я встану на колѣни
             Передъ тобой и буду умолять,
             Чтобъ ты меня простила! Жить мы станемъ
             Съ тобой вдвоемъ:-- молиться будемъ, пѣть,
             Другъ друга тѣшить сказками о прежнихъ
             Счастливыхъ дняхъ,-- на бабочекъ смотрѣть!
             Услышимъ мы извѣстья отъ своихъ
             Товарищей по горю о событьяхъ
             И новостяхъ на свѣтѣ; станемъ съ ними
             Объ этомъ толковать; увидимъ, кто
             Возвысился, кто палъ; всему мы скажемъ
             Свой тоже приговоръ, какъ будто бъ были
             Мы судьями Творца 141). Мы и въ тюрьмѣ
             Такимъ путемъ свое участье примемъ
             Во всѣхъ событьяхъ міра: будемъ знать
             Всѣ споры знатныхъ лицъ -- ихъ ссоры, дрязги*
             Что безъ конца волнуются, какъ воды
             Прилива подъ луной
             Эдмундъ.                     Возьмите ихъ.
             Лиръ. Прольютъ благоуханье сами боги
             На жертву ту, которую приносимъ
             Другъ другу мы! Моя ты!-- Кто захочетъ
             Насъ разлучить -- огонь небесный тотъ
             Похитить долженъ будетъ, чтобы, дымомъ
             Заставить насъ бѣжать, какъ выгоняютъ
             Лисицъ изъ норъ!-- Не плачь; отри глаза!
             Врагамъ скорѣй проказа сгложетъ тѣло,
             Чѣмъ станемъ плакать мы!-- Сгніютъ они.
             Не видя плача нашего.-- Идемъ!

(Стража уводитъ Лира и Корделію).

             Эдмундъ (одному изъ офицеровъ).
             Поди сюда и слушай: вотъ письмо;
             Возьми его и тотчасъ же за ними
             Ступай въ тюрьму.-- Тебя ужъ я повысилъ;
             Но если ты, какъ слѣдуетъ, исполнишь
             То, что найдешь написаннымъ въ письмѣ.
             Тогда считай упроченной навѣки
             Свою всю жизнь! Понять способенъ ты,
             Что поступать должны по указаньямъ
             Мы времени, а кто слезливъ -- тотъ лучше
             Пусть броситъ мечъ! Приказъ мой твердъ, и съ нимъ
             Шутить нельзя.-- Согласенъ, такъ берись!
             А если нѣтъ -- ищи иного счастья.
             Офицеръ.                               Исполню все.
             Эдмундъ. Такъ къ дѣлу! Счастья долго
             Не будешь ждать; но помни: проволочекъ
             Быть не должно, и все, какъ я сказалъ.
             Офицеръ. Возить телѣгъ и ѣсть овса не стану.
             А здѣсь вѣдь дѣло человѣчьихъ рукъ.

(Уходитъ офицеръ. Трубы. Входятъ Альбани, Гонерилья, Регана и свита).

             Альбани (Эдмунду). Вамъ счастье улыбнулось, сэръ! Въ бою
             Свою вполнѣ вы показали храбрость.
             Противники, съ которыми мы бились,
             У васъ въ плѣну, и потому мы просимъ,
             Чтобъ вы немедля выдали ихъ намъ.
             Мы знаемъ, какъ полезнѣй съ ними будетъ
             Намъ поступить, принявши во вниманье
             Ихъ санъ и нашу выгоду.
             Эдмундъ.                     Объ этомъ
             Я раньше васъ подумалъ. Старика
             Велѣлъ держать пока подъ крѣпкой стражей.
             Его года, а также санъ и званье,
             Что добраго, пожалуй, привлекутъ
             Къ нему вниманье глупыхъ простяковъ;
             Да и войска, которыя покуда
             У насъ въ повиновеньи -- могутъ также
             Пристать къ нему. Я королеву тоже
             Велѣлъ отправить съ нимъ, руководясь
             Тѣмъ самымъ же. Назначьте день, когда
             Угодно будетъ вамъ заняться ими.
             Будь это завтра утромъ иль позднѣй --
             Ихъ приведутъ. 142) [Теперь же не до нихъ.
             Устали мы и всѣ въ крови. Друзья
             Друзей лишились въ битвѣ. Вѣдь извѣстно,
             Что какъ силенъ бы ни былъ бранный пылъ
             Въ разгаръ борьбы -- все жъ приведетъ въ концѣ онъ
             Съ проклятьямъ и слезамъ,-- такъ время ль думать
             Теперь о Лирѣ съ дочерью!]
             Альбани.                     Потише,
             Любезный сэръ 143)! Позвольте вамъ замѣтить,
             Что васъ считаю я себѣ не ровней,
             Но подданнымъ.
             Регана.           Вашъ взглядъ зависѣть будетъ
             Отъ нашихъ словъ и отъ того, какимъ
             Его почтимъ мы званьемъ. Вамъ подумать
             Объ этомъ не мѣшало бъ прежде вашихъ
             Рѣшительныхъ рѣчей. Онъ наши въ битву
             Водилъ войска и облеченъ былъ нашимъ
             Довѣріемъ, а потому считаться
             Вполнѣ быть можетъ равнымъ вамъ.
             Гонерилья (Реганѣ).                     Сама ты
             Не очень горячись. Достигъ бы онъ
             Успѣха самъ, повѣрь, и безъ твоихъ
             Ненужныхъ полномочій.
             Регана.                     А теперь
             За этотъ я успѣхъ, во имя власти,
             Какой облечена, ему дарую
             Титулъ намъ равнаго.
             Гонерилья.                     Чтобъ это сдѣлать,
             Должна вѣдь будешь прежде выйти замужъ
             Ты за него 144).
             Регана.           Смѣясь, не напророчь 145).
             Гонерилья. Былъ кривъ тотъ глазъ, который увидалъ
             Такое чудо въ будущемъ 146).
             Регана.                     Умѣла бъ
             Тебѣ я отчитать, что накопилось
             Въ моей душѣ,-- жаль, не совсѣмъ здорова
             Сегодня я 147). (Эдмунду) А ты распоряжайся
             Всѣмъ, что увидишь здѣсь: добромъ, войсками
             И плѣнными;-- я отдаю тебѣ
             Все до крохи.-- Повелѣвай и мной!
             Предъ міромъ всѣмъ я громко объявляю,
             Что ты мнѣ мужъ!
             Гонерилья.           Убѣждена ль ты твердо,
             Что будетъ такъ?
             Альбани (Гонерилъѣ). Такъ или нѣтъ -- помѣхой
             Быть не тебѣ.
             Эдмундъ.           Да и не вамъ, милордъ.
             Альбани. Какъ знать еще, любезный полубратецъ 148).
             Регана (Эдмунду). Вели сейчасъ войскамъ провозгласить
             Тебя моимъ супругомъ 149).
             Альбани.                     Стойте, рѣчь
             Сперва за мной.-- Эдмундъ, тебя беру
             Подъ стражу я!-- Ты обвиненъ въ измѣнѣ!
             (Гонерилъѣ) Отвѣтишь съ нимъ, красивая змія,
             Равно и ты. (Реганѣ) Васъ, милая сестрица,
             Я попрошу пока повременить
             Желаннымъ вашимъ бракомъ:-- это сдѣлать
             Я долженъ для жены моей: она
             Съ милордомъ вѣдь успѣла обручиться
             Еще до васъ, и я, какъ мужъ, обязанъ
             Вамъ помѣшать. А если непремѣнно
             Вамъ хочется такъ замужъ -- обратите
             Взглядъ на меня: жену сосватавъ, сталъ я
             Свободнымъ самъ.
             Гонерилья.           Забава хоть куда!
             Альбани (Эдмунду). Ты при мечѣ -- такъ пусть трубитъ герольдъ.
             Когда никто не явится на вызовъ,
             Чтобъ доказать, какой ты негодяй --
             То вотъ залогъ! (Бросаетъ перчатку). Я выйду самъ и хлѣба,
             Клянусь, я не вкушу, пока предъ всѣми
             Не докажу, что ты презрѣннѣй вдвое,
             Чѣмъ я сказалъ.
             Регана (блѣднѣя). Мнѣ дурно... что со мной?..
             Гонерилья (въ сторону). Немудрено: будь иначе -- не стала бъ
             Въ лѣкарства вѣрить я 150).
             Эдмундъ (бросая сваю перчатку). Вотъ мой залогъ!
             Лжецъ гнусный тотъ, кто назоветъ меня
             Измѣнникомъ! Пускай трубитъ герольдъ.
             И если кто-нибудь сказать посмѣетъ
             Такое слово мнѣ или другимъ --
             Я твердою рукою защитить
             Свою сумѣю честь.
             Альбани.                     Пускай трубятъ.
             Эдмундъ. [Эй, гдѣ герольдъ?] 151)
             Альбани.                               Надѣйся на свое
             Лишь мужество. Твои солдаты были
             Мной созваны, и я же распустилъ
             Ихъ по домамъ.
             Регана.           Мнѣ съ каждымъ мигомъ хуже!..

(Входитъ герольдъ).

             Альбани. Она больна;-- пускай ее сведутъ
             Ко мнѣ въ палатку. (Регану уводятъ).
                                 Эй, герольдъ, труби
             И громко прочитай затѣмъ мой вызовъ.
             Офицеръ. Пускай трубятъ. (Трубы).
   Герольдъ (читаетъ). Если кто изъ облеченныхъ саномъ и рыцарскимъ званіемъ пожелаетъ доказать въ здѣшнемъ военномъ станѣ, что Эдмундъ, называющій себя графомъ Глостеромъ, отъявленный измѣнникъ,-- пусть тотъ явится по третьему звуку трубы. Эдмундъ намѣренъ смѣло защищать свою честь.
   Эдмундъ. Труби. (Трубятъ въ первый разъ).
   Герольдъ. Еще. (Трубятъ во второй разъ).
   Герольдъ. Еще. (Трубятъ въ третій разъ. За сценой отвѣчаютъ тѣмъ же. Входитъ Эдгардъ, вооруженный, предшествуемый трубачомъ}.
             Альбани. Спросите рыцаря, зачѣмъ сюда
             Явился онъ на этотъ трубный вызовъ?
             Герольдъ. Кто ты такой? Какой твой родъ и званье?
             И для чего явился ты сюда
             На трубный звукъ?
             Эдгардъ.           Я имени лишенъ:
             Оно измѣной сглодано и горемъ;
             Но знатенъ я не менѣе, чѣмъ тотъ,
             Съ кѣмъ я намѣренъ биться.
             Альбани.                     Съ кѣмъ же биться
             Намѣренъ ты?
             Эдгардъ.           Кто называетъ здѣсь
             Себя Эдмундомъ Глостеромъ?
             Эдмундъ.                               Я Глостеръ.
             Зачѣмъ тебѣ онъ надобенъ?
             Эдгардъ.                     Берись
             Тогда за
/dd> мечъ! Въ лицо тебѣ бросаю
             Я вызовъ мой, и если честь осталась
             Еще въ твоей душѣ -- то защищай
             Ее мечомъ.-- Я въ бой готовъ!-- Во имя
             Священныхъ клятвъ, какія произнесъ
             Какъ рыцарь, я, а также въ силу правъ,
             Даруемыхъ высокимъ этимъ званьемъ,
             Я, несмотря на власть твою, на санъ,
             На молодость, на счастье и на славу,
             Какими ты увѣнчанъ,-- объявляю
             Тебѣ въ лицо, что гнусный ты измѣнникъ
             Передъ отцомъ, предъ братомъ, предъ богами!
             Ты сверхъ того преступно виноватъ
             Предъ этимъ славнымъ принцемъ:-- замышлялъ ты
             На жизнь его! Все, словомъ, что ни дѣлалъ
             На свѣтѣ ты,-- открыто говоритъ,
             Что ты злодѣй,-- злодѣй отъ гребня шлема
             До праха ногъ, который попираешь
             Ты на землѣ! Когда посмѣешь это
             Ты отрицать -- мечомъ, рукой и сердцемъ
             Я докажу моихъ правдивость словъ
             И ложь твоихъ!
             Эдмундъ.           По правиламъ бы должно
             Узнать сначала мнѣ навѣрняка,
             Кто ты такой; но рыцаремъ ты точно
             Глядишь на видъ; равно и рѣчь твоя
             Звучитъ отважной доблестью. Хотъ могъ бы
             По всѣмъ уставамъ рыцарства презрѣть
             Я вызовъ твой -- но предразсудки чужды
             Моей душѣ.-- Глотай обратно все,
             Что ты сказалъ! Предательство и ложь,
             Въ какихъ ты обвинилъ меня -- бери ихъ
             Себѣ назадъ! Я знаю, что слова
             Лишь звукъ пустой и въ цѣль не попадаютъ,
             Но я мечомъ словамъ открою доступъ
             Туда, гдѣ, разъ попавши, успокоятъ
             Они тебя навѣкъ. (Сражаются. Эдмундъ падаетъ).
             Альбани.           Дай жизнь, дай жизнь
             Ему, отважный рыцарь.
             Гонерилья (бросаясь къ Эдмунду). Ты коварствомъ
             Сраженъ, Эдмундъ! По всѣмъ законамъ ты
             Не долженъ былъ сражаться съ первымъ встрѣчнымъ.
             Не доблестью сраженъ ты:-- жертвой палъ
             Злодѣйской ты засады.
             Альбани (вынимая полученное имъ отъ Эдгарда письмо).
                                           Прикуси
             Себѣ языкъ иль этой я бумагой
             Заткну твой дерзкій ротъ. (Эдмунду) Читай, злодѣй!
             (Гонерилъѣ) Что жъ до тебя, презрѣннѣйшая тварь
             Изъ всѣхъ, какихъ я знаю... Стой!.. Не смѣй
             Бумагу рвать: замѣтно по всему,
             Что знаешь ты, въ чемъ дѣло тутъ.
             Гонерилья.                               А если бъ
             И было такъ?-- Владычица здѣсь я,
             И нѣтъ судей судить меня 152).
             Альбани.                     Злодѣйка!
             Такъ знаешь ты?..
             Гонерилья. Отвѣчу не тебѣ! (Уходитъ Гонерилья).
             Альбани (одному изъ свиты). Смотри за ней; собой не въ состояньи
             Она владѣть.
             Эдмундъ (Эдгарду). Все правда, въ чемъ тобою
             Я обвиненъ, и много сверхъ того
             Откроется еще. Все скоротечно,
             Начавъ съ меня!-- Но кто, скажи мнѣ, ты,
             Счастливый мой соперникъ? Если точно
             Высокъ твой родъ -- тогда тебѣ прощаю
             Я смерть мою.
             Эдгардъ.           На слово мира -- тѣмъ же
             Отвѣчу я. Мой родъ высокъ не меньше,
             Чѣмъ твой, Эдмундъ, а можетъ-быть, и выше;
             А потому тѣмъ злѣе оскорбленье,
             Которое нанесъ ты мнѣ. Узнай же,
             Что я Эдгардъ; что одному отцу
             Обязаны мы жизнью.-- Боги правы:
             Они изъ нашихъ дѣлаютъ пороковъ
             Орудье нашей кары!-- Грѣхъ, въ которомъ
             Ты зачатъ былъ отцомъ, привелъ къ тому,
             Что онъ лишился зрѣнья.
             Эдмундъ.                     Правда все,
             Что ты сказалъ! Свершило колесо
             Свой поворотъ, и я раздавленъ имъ!..
             Альбани (Эдгарду). Я по твоей одной осанкѣ видѣлъ,
             Что рыцарь ты! Дай мнѣ себя обнять.--
             Пусть горе разобьетъ меня, коль скоро
             Я что-нибудь дурное замышлялъ
             На васъ съ отцомъ.
             Эдгардъ.           Я это знаю, сэръ.
             Альбани. Но гдѣ же ты скрывался? Какъ успѣлъ
             Узнать о томъ, что злымъ постигнутъ горемъ
             Былъ твой отецъ?
             Эдгардъ.           За этимъ горемъ я
             Слѣдилъ всегда.-- Вотъ въ краткомъ видѣ повѣсть
             Моихъ прошедшихъ бѣдъ.-- О, если бъ сердце
             Мое разорвалось, когда окончу
             Я свой разсказъ!-- Кровавымъ приговоромъ
             Былъ принужденъ во что бы то ни стало
             Я прятаться. Поистинѣ намъ сладко,
             Должно-быть, жить, когда предпочитаемъ
             Мы лучше жить подъ страхомъ ста смертей,
             Чѣмъ кончить жизнь однимъ самоубійствомъ!--
             Чтобъ скрыть себя, одѣлся я безумцемъ
             И бѣднякомъ. Я принялъ видъ, которымъ
             Гнушались псы, и въ этомъ страшномъ видѣ
             Я встрѣтился съ отцомъ моимъ! Увидѣлъ
             Его глаза, подобные двумъ перстнямъ
             Безъ яркихъ ихъ камней.-- Ему я сталъ
             Съ тѣхъ поръ проводникомъ; молилъ я всѣхъ
             Помочь ему; старался въ немъ смягчить
             Отчаянныя мысли. Никогда
             Ему не открывался я (и это
             На горе мнѣ). Лишь часъ тому назадъ,
             Совсѣмъ вооруженный и готовый
             Итти на бой, я, предъ его исходомъ,
             Рѣшился попросить, чтобъ онъ меня
             Благословилъ. Ему открылъ я все;
             Но онъ -- увы!-- не могъ перенести
             Такой внезапной вѣсти. Сердце было
             Чрезчуръ въ немъ переполнено! Съ улыбкой
             Взглянулъ онъ на меня и съ той же самой
             Улыбкой отошелъ, на полпути
             Отъ горя къ свѣтлой радости.
             Эдмундъ.                               Растрогалъ
             Меня разсказомъ ты! Быть-можетъ, выйдетъ
             Изъ этого добро.-- Но продолжай:
             Ты, кажется, не кончилъ.
             Альбани.                     Если дальше
             Разсказъ твой столь же горестенъ -- то лучше
             Не продолжай:-- я вынести не въ силахъ
             И то, что мной услышано 153).
             Эдгардъ.                               [Нерѣдко
             Бываетъ, сэръ, что люди, съ непривычки
             Къ бѣдамъ и злу, разсказанное горе
             Считаютъ верхомъ бѣдствій; но теперь
             Прибавить долженъ я къ тому, что мной
             Ужъ сказано -- другой разсказъ, и онъ
             Ужаснѣй будетъ перваго.-- Когда
             Рыдалъ я надъ отцомъ моимъ, явился
             Какой-то человѣкъ. Его я прежде
             Уже встрѣчалъ; хоть онъ тогда гнушался
             Моимъ презрѣннымъ видомъ, но зато,
             Узнавъ теперь въ лицо того, кто вынесъ
             Такъ много зла, со стономъ онъ повисъ
             На шею мнѣ!-- Рыдалъ,-- рыдалъ такъ горько,
             Что растопить своими бъ могъ слезами
             Онъ сводъ небесъ.-- Припалъ онъ къ мертвецу
             И вслѣдъ затѣмъ мнѣ передалъ онъ повѣсть
             О тѣхъ ужасныхъ бѣдствіяхъ, какими
             Постигнутъ былъ онъ вмѣстѣ съ королемъ.--
             Мнѣ повторять, конечно, вамъ не надо,
             Что врядъ ли кто когда-нибудь внималъ
             Такимъ вѣстямъ.-- Онъ выносилъ съ трудомъ
             Самъ свой разсказъ: въ немъ помутились мысли,
             И онъ, казалось мнѣ, почти былъ близокъ
             Къ кончинѣ самъ. Но тутъ раздался звукъ
             Второй трубы, и мнѣ пришлось оставить
             Его съ отцомъ.
             Альбани.           Но кто же это былъ?
             Эдгардъ. То былъ изгнанникъ Кентъ,-- тотъ самый Кентъ,
             Который всюду слѣдовалъ, скрываясь
             Въ одеждѣ бѣдняка, за королемъ,
             Врагомъ своимъ, и оказалъ такія
             Ему услуги въ бѣдствіи, какихъ бы
             Не оказать вѣрнѣйшему рабу].

(Вбѣгаетъ служитель Гонерильи съ окровавленнымъ кинжаломъ).

             Служитель. Бѣда! бѣда!.. Спасите!..
             Эдгардъ.                                         Что случилось?
             Кого спасать?
             Альбани.           Въ чемъ дѣло? Говори!..
             Эдгардъ. Чья это кровь?
             Служитель.                     Ея, ея! Тепла
             Она еще! Изъ сердца вынулъ я
             У ней кинжалъ! Она мертва!..
             Альбани.                               Кто, кто?
             Служитель. Она! Супруга ваша!.. Отравила
             Она сестру!-- Сама созналась въ томъ!..
             Эдмундъ. Обѣимъ обрученъ былъ я, и вотъ
             Вѣнчаетъ смерть насъ всѣхъ союзомъ брачнымъ!
             Эдгардъ. Но вотъ и Кентъ. (Входитъ Кентъ),
             Альбани.                               Велите принести
             Сюда тѣла обѣихъ -- все равно,
             Живыхъ или умершихъ.-- Воля неба
             Сказалась въ томъ! Невольно мы вздрогнуть
             Должны предъ ней,-- но жалости къ обѣимъ
             Мы чувствовать не можемъ. (Кенту) Ты ли это?
             Не время говорить теперь при встрѣчѣ
             Привѣтствій намъ, будь даже то слова
             Одной пустой учтивости.
             Кентъ.                     Пришелъ я,
             Чтобъ видѣть короля:-- хочу проститься
             Навѣки съ нимъ.-- Его здѣсь нѣтъ.
             Альбани.                               О, боги!..
             Мы главное забыли! Говори,
             Скорѣй, Эдмундъ, скорѣй,-- гдѣ государь?..
             Гдѣ дочь его? (Вносятъ тѣла Реганы и Гонерильи).
                                 Ты видишь это, Кентъ?
             Кентъ. Увы, зачѣмъ должно свершиться было
             Все это такъ?
             Эдмундъ. Любимъ же не на шутку
             На свѣтѣ былъ Эдмундъ: сестра сестру
             Изъ-за него отравой погубила
             И руки наложила на себя.
             Альбани. Сказалъ онъ правду!-- Пусть закроютъ лица
             Обѣимъ имъ.
             Эдмундъ.           Подходитъ смерть!.. Хочу
             Предъ нею я, природѣ вопреки,
             Свершить добро. Скорѣй пошлите въ замокъ:
             Мной данъ приказъ немедля умертвить
             И Лира и Корделію... бѣгите!
             Альбани.                               Скорѣй, скорѣй!..
             Эдгардъ. Кому ты далъ приказъ?
             Съ гонцомъ послать должны мы знакъ отмѣны;--
             Дай намъ его.
             Эдмундъ.           Ты правъ; пусть онъ съ собой
             Возьметъ мой мечъ; покажетъ пусть его
             Немедля капитану.
             Альбани (Эдгарду). О, бѣги!..
             Бѣги скорѣй, какъ будто бъ за тобою
             Гналася смерть! (Эдгардъ поспѣшно уходитъ).
             Эдмундъ (Альбани). Съ твоей женой вдвоемъ
             Мы удавить въ тюрьмѣ велѣли тайно
             Корделію и разгласить затѣмъ,
             Что собственной рукой она сразила
             Сама себя въ отчаяньи.
             Альбани.                     Защитой,
             Святые боги, будьте ей!.. Пускай
             Его возьмутъ и унесутъ отсюда.

(Эдмунда уносятъ. Входитъ Лиръ съ мертвой Корделіей на рукахъ. За нимъ Эдгардъ и свита).

             Лиръ. О, плачьте, стономъ плачьте!.. Иль изъ камня
             Вы сдѣланы!.. Когда бъ судьба мнѣ ваши
             Дала языкъ и голосъ -- сводъ небесъ
             Своимъ бы я вздрогнуть заставилъ стономъ!
             Мертва, мертва!.. Ушла отъ насъ навѣкъ!
             Я отличить умѣю смерть отъ жизни...
             Какъ прахъ, мертва!.. О, дайте кто-нибудь
             Мнѣ зеркало! Когда туманомъ легкимъ
             Подернется блестящее стекло
             Отъ устъ ея -- тогда еще, быть-можетъ,
             Она вернется къ жизни!..
             Кентъ.                     День насталъ
             Послѣдняго суда!
             Эдгардъ.           Иль образъ вѣрный
             Его всѣхъ ужасовъ.
             Альбани.           Скорѣе сгинь,
             Ужасный день 154)!
             Лиръ.           Тсс... тише! Легкій пухъ
             Колеблется близъ устъ ея!.. Жива!..
             Жива она!.. О, если такъ -- искупитъ
             Всѣ горести былыя этотъ мигъ!
             Кентъ (бросаясь предъ нимъ на колѣни).
             Король, король мой добрый!
             Лиръ (хлопочетъ около Корделіи). Ахъ, уйди!
             Прошу, уйди!..
             Эдгардъ. Предъ вами Кентъ,-- вашъ вѣрный
             Слуга и другъ!
             Лиръ.           Чума на васъ на всѣхъ
             Убійцъ презрѣнныхъ!.. Былъ готовъ я думать,
             Что спасъ ее -- и вотъ она навѣки
             Отъ насъ ушла!.. Корделія, помедли
             Хоть мигъ одинъ!.. А?.. Что сказала ты?..
             Твой голосъ былъ такъ серебристо нѣженъ,
             Такъ сладко тихъ... Вѣдь въ женщинѣ всего
             Прелестнѣй нѣжный голосъ.-- Мертвъ злодѣй,
             Которымъ ты убита.
             Офицеръ (Альбани). Точно, онъ
             Убилъ его.
             Лиръ.           Не правда ль, другъ?-- ихъ всѣхъ
             Въ куски бы искрошилъ я въ дни былые
             Мечомъ моимъ!-- Но нынѣ сталъ я слабъ!
             Состарѣлся!.. Разстроило все это
             Меня въ конецъ... Сталъ плохо видѣть я...
             Кто здѣсь стоитъ? Поближе разсмотрѣть
             Мнѣ надо васъ!..
             Кентъ.           Когда бы власть фортуны
             Двѣ крайности задумала свести
             И показать намъ мученика рядомъ
             Съ своимъ любимымъ баловнемъ -- смотрите:
             Одинъ изъ нихъ предъ вами.
             Лиръ.                               Здѣсь темно 155)...
             Скажи, ты Кентъ?
             Кентъ.           Я -- Кентъ и вмѣстѣ съ тѣмъ
             Слуга вашъ старый Каюсъ 156). Вы его
             Забыли, сэръ?
             Лиръ (въ полузабытьѣ). Нѣтъ, нѣтъ... хорошій былъ
             Онъ человѣкъ... исправный, дрался храбро 157).
             Но умеръ онъ -- въ могилѣ онъ истлѣлъ.
             Кентъ. Нѣтъ, государь, предъ вами онъ.
             Лиръ.                                         Ну, да...
             Тебя узналъ я тотчасъ.
             Кентъ.                     Вслѣдъ за вами
             Отъ самаго начала вашихъ бѣдъ,
             Какъ тѣнь, ходилъ я слѣдомъ.
             Лиръ (слабѣющимъ голосомъ). Гостемъ будь
             Желаннымъ здѣсь...
             Кентъ.           Нѣтъ, сэръ, гостей желанныхъ
             Здѣсь больше нѣтъ 158)! Здѣсь гости смерть и мракъ...
             Въ отчаяньи безвременную смерть
             Нашли двѣ ваши дочери: онѣ
             Себя сгубили сами.
             Лиръ.           Да... объ этомъ
             Я слышалъ, кажется...
             Альбани.                     Не понимаетъ
             Онъ самъ, что говоритъ; предъ нимъ напрасно.
             Стоимъ мы всѣ.
             Эдгардъ.           Онъ все равно не видитъ.

(Входитъ офицеръ).

             Офицеръ. Эдмундъ скончался, сэръ.
             Альбани.                                         Не до Эдмунда
             Намъ всѣмъ теперь.-- Друзья мои, намъ должно
             Исполнить все, чтобъ облегчить печаль
             Несчастнаго страдальца.-- Возвратимъ
             Ему мы санъ и власть. Пусть государемъ
             Онъ будетъ до конца. (Эдгарду и Кенту) Вы оба также
             Немедля возстановитесь во всѣхъ
             Правахъ и вашихъ званьяхъ, не считая
             Наградъ и новыхъ почестей, какими
             Вамъ воздадутъ за все, что такъ усердно
             Свершили вы. Друзей почтимъ по мѣрѣ
             Мы ихъ заслугъ, враговъ же покараемъ
             Достойнымъ наказаньемъ.-- Ахъ, взгляните!

(Указываетъ на Лира).

   Лиръ (который во время рѣчи Альбани склонился надъ трупомъ Корделіи).
             Задушена!.. Дитя мое 159)!.. Слѣдъ жизни
             Навѣкъ угасъ!.. Зачѣмъ живутъ на свѣтѣ
             Собака, крыса, лошадь?.. Нѣтъ дыханья
             Въ ея груди! Она къ намъ не вернется
             Ужъ никогда, о, никогда!.. нѣтъ, нѣтъ 160)!
             Прошу васъ, сэръ, ослабьте поясъ мнѣ 161).
             Благодарю!-- Вы видите ли это?..
             Взгляните на уста ея... взгляните!
             Сюда, сюда!.. (Умираетъ).
             Эдгардъ.           Отходитъ онъ. Придите
             Въ себя, милордъ.
             Кентъ.           О, сердце, разорвись 162)!
             Эдгардъ. Глаза откройте, сэръ.
             Кентъ.                               О, не смущайте
             Его души,-- пусть отойдетъ онъ съ миромъ!
             Самъ злѣйшій врагъ ему бъ не пожелалъ
             Вернуться вновь къ ужасной пыткѣ жизни.
             Эдгардъ. Онъ умеръ точно.
             Кентъ.                               Подивиться надо,
             Какъ могъ прожить онъ до сихъ поръ: онъ жилъ вѣдь
             Насильемъ надъ собой.
             Альбани.                     Пусть унесутъ.
             Съ почетомъ должнымъ мертвыхъ. Общій трауръ --
             Вотъ что должно покамѣстъ насъ занять.

(Эдгарду и Кенту)

             А что до васъ, друзья моей души,
             Товарищами будете моими
             Въ правленьи вы; совѣтами благими
             Должны вы мнѣ помочь.
             Кентъ.                     Судилъ мнѣ Рокъ
             Иное, сэръ: меня итти обрекъ
             Онъ старцу вслѣдъ! Судьбѣ сопротивляться
             Я не могу.
             Альбани 163). Предъ ней должны смиряться
             Равно мы всѣ: должны покорно брать,
             Что намъ дано, и дерзко не роптать.
             Хоть всѣ живутъ, съ несчастьемъ горькимъ споря,
             Но старецъ нашъ всѣхъ больше вынесъ горя!
             Послала жизнь ему такъ много бѣдъ,
             Что ихъ не снесть бы даже въ цвѣтѣ лѣтъ!
  

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Въ подлинникѣ здѣсь разница текстовъ. Въ изданіи in folio напечатано: "qualities are so weighed", а въ in quarto: "equalities", т.-е. въ первомъ случаѣ буквальный переводъ будетъ: "качества (раздѣленныхъ частей) взвѣшены" и т. д., а во второмъ: "количества". Не зная, какой редакціи отдать преимущество, я передалъ въ переводѣ оба понятія.
   2. Здѣсь непереводимая игра словъ: "conceive" понимать и "conceive" зачать. Кентъ говоритъ: "I can not conceive", т.-е. "я не могу понять васъ", а Глостеръ отвѣчаетъ: "tlie fellows mother conceived", т.-е. "мать его поняла" (или зачала).
   3. Въ подлинникѣ: "some year" -- одинъ годъ. Стивенсъ полагаетъ, что должно быть "some years", т.-е. "нѣсколько лѣтъ". Но позднѣе (д. 1, сц. 2-я) самъ Эдмундъ говоритъ, что онъ старше брата на 12--14 мѣсяцевъ, т.-е. на годъ. Поэтому я думалъ, что русское выраженіе: "на какой-нибудь годъ" вполнѣ передаетъ смыслъ выраженія: "some уеаг".
   4. Въ подлинникѣ Лиръ, говоря о своемъ намѣреніи, употребляетъ выраженіе: "our darker purpose", т.-е. буквально: "нашъ темный умыселъ"; но понятно, что Лиръ хочетъ этими словами сказать только то, что онъ обдумалъ этотъ умыселъ про себя, въ тишинѣ. Понятіе: "темный умыселъ" имѣетъ на русскомъ языкѣ совсѣмъ другой оттѣнокъ.
   5. Въ первомъ изданіи in folio Лиръ говоритъ: "conferring them on yonnger strength", т.-е. "взваливши ихъ (заботы) на молодыя силы", а въ изданіяхъ in quarto слово: "strength" замѣнено словомъ "years" -- годы. Я удержалъ въ переводѣ оба понятія. Въ первыхъ изданіяхъ in quarto нѣтъ слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, 8 строкъ до словъ "сегодня жъ...", которыя напечатаны только въ 1-мъ изданіи in folio.
   6. Словъ, напечатанныхъ въ скобкахъ, также нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   7. Этотъ стихъ переведенъ по смыслу изданія in quarto, гдѣ напечатано: "where merit doth most challenge it", т.-е. "гдѣ достоинство болѣе вызоветъ ее" (т.-е. Лирову щедрость). Въ изданіи же in folio Лиръ говоритъ: "where nature doth with merit challenge", т.-е. "гдѣ голосъ природы вступитъ въ споръ съ достоинствомъ". Первый смыслъ яснѣе.
   8. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ слово "speak" -- сказать -- замѣнено словомъ: "do", т.-е. "что мнѣ дѣлать?"
   9. Въ 1-мъ изданіи in folio эти слова Лира, обращенныя къ Корделіи, напечатаны такъ: "now our joy, although last and least", т.-е. "ну, моя радость, хотя послѣдняя и меньшая". Въ другихъ же изданіяхъ вмѣсто слова: "and" стоитъ: "not", и тогда смыслъ фразы будетъ: "послѣдняя, но не меньшая" (подразумѣвается: не меньшая въ моей любви). Я удержалъ эту послѣднюю редакцію, такъ какъ она гораздо трогательнѣе выражаетъ чувства Лира къ Корделіи.
   10. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: "as my great patron thought on in my prayers", т.-е. буквально: "во время молитвы я смотрѣлъ на тебя (Лира), какъ на своего великаго покровителя". Смыслъ тотъ, что онъ считалъ Лира почти за божество. Эту мысль вполнѣ передаетъ то выраженіе, которое употреблено въ переводѣ: "на тебя чуть только не молился".
   11. Въ подлинникѣ: "О vassal miscreant!". Такъ напечатано въ изданіи in folio. Въ in quarto -- "recreant". "Miscreant" (нечестивый или кощунственный) относится къ выраженію Кента, что Лиръ напрасно зоветъ боговъ. Если жъ принять выраженіе "recreant" (невѣрный или отступникъ), то переводъ будетъ: "невѣрный вассалъ".
   12. Этихъ словъ Корнуэльса и Альбани нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in quarto. Для объясненія ихъ Роу въ первый разъ напечаталъ въ своемъ изданіи (1709 г.), что Лиръ при этомъ хватается за мечъ.
   13. Буквально: "чтобъ ты могъ защитить себя отъ несчастій свѣта" (жизни).
   14. Буквально: "я не отмѣню, что сказалъ", но мнѣ казалось, что выраженіе: "слова мои -- законъ", гораздо энергичнѣе рисуютъ раздраженнаго Лира, передавая тотъ же самый смыслъ.
   15. Въ подлинникѣ: "to dismantle so many folds of favour", т.-е. "чтобъ сбросить (съ Корделіи) плащъ столькихъ милостей". Я не считалъ возможнымъ употребить въ переводѣ такое натянутое выраженіе.
   16. Въ изданіи in folio: "любить отца".
   17. Этой характерной фразы Эдмунда нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in-quarto.
   18. Въ подлинникѣ: "all this done upon the gad", т.-е. буквально: "все случилось, какъ на остріѣ". Gad -- клинъ или остріе. Настоящій смыслъ: случилось вдругъ или необдуманнj. Выраженіе это соотвѣтствуетъ приведенной русской пословицѣ.
   19. Буквально: "пока я его разбужу". Употребленное въ переводѣ русское выраженіе: "до радостнаго утра" рельефнѣе передаетъ ту же мысль.
   20. Въ подлинникѣ латинское выраженіе: ursa major.
   21. Въ подлинникѣ: "like Tom о Bedlam", т.-е. "какъ Томъ въ Бедламѣ". Бедламъ -- лондонскій сумасшедшій домъ, а имя Томъ часто употреблялось въ англійскомъ языкѣ для выраженія понятій: простякъ, бѣднякъ и т. п.
   22. Въ подлинникѣ послѣ словъ: "эти затменія разстроили все", стоитъ просто fa, sol, la, mi. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что Эдмундъ, завидя Эдгарда, начинаетъ напѣвать, чтобъ отвлечь его вниманіе отъ своей рѣчи; но въ такомъ случаѣ не было надобности выставлять именно нотъ, а было бъ достаточно сдѣлать примѣчаніе, что Эдмундъ напѣваетъ. Другіе комментаторы, напротивъ, объясняютъ, что Эдмундъ, упомянувъ о неурядицѣ во вселенной, произведенной затменіями, беретъ фальшивый аккордъ, чтобъ картинно выразить эту неурядицу. Я держусь этого же толкованія; но такъ какъ буквальный переводъ не передалъ бы этого оттѣнка понятія, то въ переводѣ прибавлено къ тексту выраженіе: "міровая гармонія звучитъ, какъ фальшивый аккордъ".
   23. Въ подлинникѣ: "dissipation of cohorts", т.-е. "разстройство въ когортахъ" или въ войскахъ. Джонсонъ объясняетъ, что вмѣсто: "cohorts" должно стоять "courts", т.-е. дворъ. Мнѣніе это однако не имѣетъ рѣшительно никакого основанія. Заключенныхъ въ скобки дальнѣйшихъ строкъ этого монолога и реплики Эдгарда нѣтъ въ изданіи in folio.
   24. Дальнѣйшаго, заключеннаго въ скобки, разговора нѣтъ въ изданіи in folio.
   25. Въ нѣкоторыхъ позднѣйшихъ изданіяхъ (напр., Деліуса) этотъ монологъ Гонерильи напечатанъ переложеннымъ въ стихи; но они вышли въ самомъ подлинникѣ до того грубы и шероховаты, что я рѣшился сохранить редакцію перваго изданія in folio, гдѣ Гонерилья говоритъ прозой.
   26. Въ подлинникѣ Кентъ кончаетъ монологъ словами: "eat no fish", т.-е. "не ѣмъ рыбы". Рыбу ѣли въ постные дни католики, считавшіеся въ Шекспирово время дурными христіанами и подданными. Понятно, что какъ эта редакція, такъ и избранная мною для перевода не имѣютъ прямого смысла по отношенію къ языческому двору короля Лира, но тѣмъ не менѣе я полагалъ, что, сохранивъ совершенно смыслъ, въ какомъ Кентъ говоритъ эти слова, я выразился болѣе понятно для русскихъ читателей.
   27. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: "I mar a curions tale in telling it", т.-е. буквально: "я испорчу интересную сказку, если начну ее разсказывать". По объясненію Деліуса, Кентъ хочетъ этимъ сказать, что онъ скроменъ и не умѣетъ болтать вздоръ. Въ переводѣ удержанъ этотъ смыслъ.
   28. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "do you bandy looks with me", т.-е. буквально: "ты перекидываешь мнѣ мой взглядъ". Выраженіе это заимствовано изъ игры въ шары, когда противникъ посылалъ обратно брошенный ему шаръ.
   29. Какъ этой, такъ и всѣхъ прочихъ пѣсенъ и приговорокъ шута приводится буквальный переводъ: "Имѣй больше, чѣмъ показываешь, говори меньше, чѣмъ знаешь; ссужай лишь тѣмъ, что имѣешь; ѣзди верхомъ больше, чѣмъ ходишь; узнавай больше, чѣмъ принимаешь на вѣру; проигрывай меньше, чѣмъ ставишь; брось питье и бабъ -- тогда у тебя изъ дважды десяти выйдетъ больше, чѣмъ двадцать".
   30. По изданію in quarto, эти слова говоритъ Лиръ, а по in folio -- Кенгъ. Первую редакцію надо считать болѣе вѣрной, потому что свою пѣсню шутъ поетъ Лиру, вслѣдствіе чего онъ ему и отвѣчаетъ.
   31. Буквальный переводъ: "поставь возлѣ меня того лорда, который посовѣтовалъ тебѣ отдать твои земли, или встань на его мѣсто самъ. Злой и хорошій дураки обнаружатся немедленно. Одинъ будетъ въ пестромъ платьѣ, другого ищи самъ, какъ знаешь". Этихъ четырехъ стиховъ шута и дальнѣйшаго разговора до словъ шута: "дай, дядя, мнѣ яичко", нѣтъ въ изданіи in folio.
   32. Въ современныхъ изданіяхъ эти слова шута обыкновенно печатаются такъ: "and ladies too", т.-е. "а женщины тѣмъ болѣе". Но въ прежнихъ изданіяхъ вмѣсто слова "ladies" -- женщины, напечатано: "loads" -- кладь, добро. Тогда слова шута получаютъ другой смыслъ, а именно: "она (глупость) имъ нужна также, какъ и добро" (въ смыслѣ богатство). Въ намекѣ на откупъ глупости шутъ осмѣиваетъ жадность вельможъ, выпрашивавшихъ у королей всевозможныхъ подачекъ и привилегій.
   33. Буквальный переводъ: "дуракамъ ни въ одномъ году не жилось такъ худо, потому что умные люди стали нынче глупцами и не знаютъ, куда дѣвать свой умъ. Манеры ихъ стали обезьяньи".
   34. Буквальный переводъ: "онѣ тогда заплакали съ радости, а я съ тоски закурныкалъ пѣсенку, видя, что такому королю, какъ ты, пришлось забавляться игрушками и попасть въ число дураковъ".
   35. Буквально: "тотъ, кто не сбережетъ ни корки ни мякиша, лишенный всего, почувствуетъ нужду во многомъ".
   36. Буквально: "воробей такъ долго кормилъ кукушку, что ему скусили голову ея птенцы".
   37. Здѣсь шутъ прибавляетъ совершенно непонятныя слова: "whoop Jug. I love thee", т.-е. "ну, ну, Джугъ, я люблю тебя". Стивенсъ полагаетъ, что это припѣвъ какой-нибудь старинной пѣсни. Джугъ -- испорченное имя Джонъ.
   38. Въ изданіи in quarto этотъ монологъ Лира напечатанъ прозой.
   39. Въ подлинникѣ шутъ говоритъ: "Lear's shadow", т.-е.- "тѣнь Лира".
   40. Хотя эти слова Лира обыкновенно печатаются прозой, но они такъ прекрасно гармонируютъ съ прочимъ его монологомъ, что я для сохраненія общаго тона этой сцены рѣшился передать ихъ стихами. Въ изданіи in folio нѣтъ ни этого монолога ни слѣдующей реплики шута.
   41. Буквальный переводъ пѣсни шута: "если бы кто-нибудь поймалъ лисицу и такую дочь, тотъ навѣрно бы ихъ задушилъ, когда бы только можно было вымѣнять мой колпакъ на веревку; а теперь дуракъ уходитъ".
   42. Слѣдующій, заключенный въ скобки, разговоръ Гонерильи съ Альбани до прихода Освальда напечатанъ въ первый разъ въ изданіи in folio.
   43. Здѣсь Лиръ вспоминаетъ Корделію.
   44. Эти стихи шута, по мнѣнію Стивенса, не принадлежатъ Шекспирову тексту, но, вѣроятно, были выдуманы для потѣхи публики какимъ-нибудь актеромъ, игравшимъ роль шута на манеръ тогдашнихъ клоуновъ, т.-е. съ прибаутками собственнаго сочиненія. Тѣмъ не менѣе я не считалъ себя въ правѣ ихъ выпустить, такъ какъ мнѣніе Стивенса не доказано безусловно. Вотъ буквальный переводъ этихъ стиховъ: "та дѣвушка, которая смѣется теперь надъ моимъ отъѣздомъ, въ дѣвушкахъ долго не останется, лишь бы не приключилось разомъ какой-нибудь бѣды".
   45. Въ подлинникѣ употреблено выраженіе: "ear kissing arguments", т.-е. "вѣсти, цѣлующія ухо".
   46. Послѣднія слова Эдмунда о лунѣ находятся въ связи съ его клеветой, что Эдгардъ, сражаясь съ нимъ, шепталъ заклятія. Луна считалась союзницей и помощницей всѣхъ занимавшихся колдовствомъ.
   47. Регана называетъ языческаго короля Лира крестнымъ отцомъ Эдгарда. Подобные анахронизмы встрѣчаются у Шекспира нерѣдко.
   48. Кромѣ этихъ словъ Эдмунда, во всей драмѣ нѣтъ ни одного указанія, чтобъ Эдгардъ былъ въ числѣ ста рыцарей, составлявшихъ свиту Лира. Очень можетъ быть, что Шекспиръ нарочно заставляетъ Эдмунда сказать ложь, такъ какъ этимъ прибавляется очень рельефная черта къ его характеру. Хитрый и пронырливый Эдмундъ пользуется дурнымъ настроеніемъ Реганы противъ свиты Лира и успѣваетъ своей ложью достичь двухъ цѣлей: подтвердить ея дурное мнѣніе объ этой свитѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ уронить въ ея главахъ Эдгарда.
   49. Въ подлинникѣ Освальдъ говоритъ: "if thou lov'st me -- tell me" т.-е. буквально: "если любишь, такъ скажи". Выраженіе это употребляется въ англійскомъ языкѣ не въ буквальномъ смыслѣ, но въ видѣ любезнаго обращенія къ тому, съ кѣмъ говорятъ, а потому буквальный его переводъ по-русски придалъ бы этой фразѣ смыслъ, какого въ подлинникѣ нѣтъ.
   50. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: "если бъ мы были въ Липсбурійскомъ загонѣ -- я бы тебѣ себя показалъ". Значеніе этого выраженія осталось необъясненнымъ. Деліусъ полагаетъ, что, можетъ-быть, такъ называлось мѣсто, гдѣ происходили кулачные бои.
   51. Какъ въ этомъ, такъ и въ слѣдующемъ монологѣ, Кентъ употребляетъ цѣлую серію ругательныхъ эпитетовъ, изъ которыхъ многіе совершенно потеряли современное значеніе и потому, переданные буквально, не имѣли бы никакого смысла. Такъ, напримѣръ: "трехъ-одёжный, стофунтовый бездѣльникъ (three-suited, hundred-pound knave), глядящій въ зеркало распречопорный негодяй (glassgazing superfinical rogue), наслѣдовавшій одинъ сундукъ рабъ (one-trunk-inheriting slave)". Другія выраженія еще безсмысленнѣе.
   52. Въ подлинникѣ: "а tailor made thee" -- "портной тебя сдѣлалъ". Бранный смыслъ этихъ словъ былъ бы потерянъ при буквальномъ переводѣ.
   53. Въ подлинникѣ: "thou unnecessary letter", т.-е. "ненужная ты буква". Послѣдняя буква англійской азбуки Z употреблялась такъ рѣдко, что ее считали ненужной. Въ переводѣ употреблена равнозначащая поговорка.
   54. Въ подлинникѣ: "turn their halcyon beaks", т.-е. "поворачиваютъ свои клювы гальціонъ". Было народное повѣрье, что чучело птицы гальціоны, повѣшенное на шнуркѣ, всегда поворачиваетъ свой клювъ къ вѣтру.
   55. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: "если бъ мы были на Сарумской равнинѣ, то я прогналъ бы тебя домой въ Камелотъ". Сарумская равнина въ Соммерсетширѣ, гдѣ стоялъ замокъ короля Артура, славилась какъ пастбище гусей. Замокъ Артура назывался Камелотъ.
   56. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   57. Въ подлинникѣ Кентъ заключаетъ свой монологъ словами: "а good man's fortune may grow out at heels", т.-е. "фортуна честнаго человѣка можетъ вырасти даже на пяткахъ".
   58. Въ подлинникѣ англійская пословица съ тѣмъ же смысломъ: "thou, out of Heaven's benediction cornet to the warm sun", т.-е. "попадешь изъ-подъ благословеннаго неба подъ жгучее солнце".
   59. Въ подлинникѣ Эдгардъ, говоря о бѣднякахъ, прибавляетъ ихъ имена: "бѣдняки Тюрлиготъ и Томъ". Имя Томъ очень часто употреблялось, какъ нарицательное, для выраженія понятія "голякъ" или "бѣднякъ". Что же до имени Тюрлиготъ, то Доусъ полагаетъ, что оно произошло отъ названія секты Тюрлюпиновъ, отличавшихся неистовствомъ кривляній въ своихъ сборищахъ.
   60. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   61. Буквальный переводъ пѣсни шута: "отецъ, носящій лохмотья, дѣлаетъ своихъ дѣтей слѣпыми, но отцы, носящіе мѣшки (съ деньгами), увидятъ своихъ дѣтей ласковыми. Фортуна, эта извѣстная развратница, никогда не повернетъ ключа въ пользу бѣднаго".
   62. Въ этихъ словахъ шута непереводимая игра словъ. Онъ говоритъ, что Лиръ получитъ отъ своихъ дочерей "many dolours", т.-е. "много горестей", но слово "dolour" произносится какъ "dollar" -- монета.
   63. Въ подлинникѣ Лиръ называетъ свою болѣзнь именемъ "mother" или "hysterica passio". Имя это заимствовано изъ книги Гарснета: "Declaration of poppisch impostors", т.-е. "обличеніе папскихъ обмановъ".
   64. Буквальный переводъ этой пѣсни: "тотъ, кто служитъ и заискиваетъ ради выгоды и слѣдуетъ (за нами) только для формы, убѣжитъ, когда начнется дождь, и оставитъ тебя подъ бурей. Но я замолчу; дуракъ остановится и предоставитъ бѣжать умному. Дуракъ, который убѣжитъ, окажется бездѣльникомъ, но дуракъ не бездѣльникъ".
   65. Строкъ, заключенныхъ въ скобкахъ, нѣтъ въ изданіи in quarto.
   66. Заключеннаго въ скобки окончанія монолога дворянина нѣтъ въ изданіи in folio.
   67. Заключенныхъ въ скобки слѣдующихъ 17 строкъ нѣтъ въ изданіи in quarto, остального же монолога Кента нѣтъ въ изданіи in folio.
   68. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "дуй вѣтеръ, пока не лопнутъ щеки". Мнѣ казалось, что это выраженіе было бы крайне некрасиво въ русскомъ стихѣ, и я замѣнилъ его другимъ, которое имѣетъ совершенно подобное же значеніе.
   69. Въ подлинникѣ: "drown'd the cocks", т.-е. "пока не потопитъ пѣтуховъ", изображенія которыхъ ставились на башняхъ церквей.
   70. Въ подлинникѣ: "rumbie the bellyfull", т.-е. "реви полнымъ брюхомъ". Редакція перевода измѣнена по тому же соображенію, которое высказано въ примѣчаніи 68.
   71. Буквальный переводъ пѣсни шута: "стручокъ (въ смыслѣ исхудалый голякъ), который захочетъ хозяйничать, прежде чѣмъ найдетъ пріютъ, куда приклонить голову, заведетъ въ головѣ только вшей. Такъ женятся многіе нищіе. Кто для пальца на ногѣ дѣлаетъ то, что слѣдуетъ дѣлать для сердца, будетъ кричать отъ больной мозоли и обратитъ свой сонъ въ безсонницу".
   72. Буквальный переводъ: "тотъ, въ комъ есть хоть капля разсудка, смѣясь (Гей! го!) встрѣтитъ вѣтеръ съ дождемъ и сумѣетъ поладить съ ударами судьбы, потому что дождь идетъ ежедневно".-- Замѣчательно, что вторая и четвертая строки этого четверостишія составляютъ тотъ же самый припѣвъ, который поетъ шутъ въ заключительной сценѣ комедіи: "Двѣнадцатая ночь".
   73. Этимъ оканчивается сцена по изданію in quarto. Дальнѣйшее ея, заключенное въ скобки, продолженіе и пророчество шута напечатаны въ первый разъ въ изданіи in folio.
   74. Буквальный переводъ пѣсни шута: "когда попы будутъ меньше дѣлать, чѣмъ говорить; когда пивовары будутъ больше лить воды въ пиво; когда знать проучитъ портныхъ; когда жечь будутъ не еретиковъ, а тѣхъ, которые бѣгаютъ за дѣвчонками; когда всякое дѣло будетъ судиться по закону; когда не будетъ бѣдныхъ рыцарей и задолжавшихъ сквайровъ; когда клеветники не будутъ жить языкомъ; когда карманные воры не будутъ толкаться въ толпѣ; когда ростовщики будутъ открыто считать свое золото, а сводни и потаскушки займутся постройкой церквей -- тогда въ государствѣ Альбіона настанетъ великое смятеніе, и кто до него доживетъ, увидитъ, какъ люди ходятъ вверхъ ногами".-- Въ заключительныхъ словахъ шутъ говоритъ о Мерлинѣ, великомъ чародѣѣ средневѣковыхъ легендъ.
   75. Рѣчи притворяющагося сумасшедшимъ Эдгарда, какъ въ этой, такъ и въ слѣдующихъ сценахъ, можно было перевести только по догадкамъ и по смыслу, хотя немного подходящему къ этимъ дикимъ и нелѣпымъ выраженіямъ. Многія изъ нихъ остались необъясненными до сихъ поръ, да, можетъ-быть, не имѣли смысла по самому намѣренію автора, задавшагося мыслью изобразить человѣка, который хочетъ, чтобъ его принимали за сумасшедшаго, и потому нарочно говоритъ безсмыслицу.
   76. Есть изданія, гдѣ этотъ монологъ Эдгарда печатается стихотворнымъ размѣромъ, въ виду чего нѣкоторые комментаторы видятъ въ немъ искаженный отрывокъ одной старинной баллады, которая однако не была отыскана.
   77. Очень многія изъ безсмысленныхъ выраженій Эдгарда, особенно его безпрестанныя повторенія, что онъ одержимъ злыми духами, при чемъ приводятся и ихъ имена, заимствованы Шекспиромъ изъ интересной, появившейся въ 1603 году, книги нѣкоего Самуила Гарснета, впослѣдствіи епископа Іоркскаго. Книга эта, написанная подъ впечатлѣніемъ ужаса, наведеннаго на Англію вооруженіемъ непобѣдимой армады Филиппа II, была направлена противъ католической пропаганды и озаглавлена такъ: "Разоблаченіе утонченныхъ папскихъ коварствъ, употреблявшихся для совращенія сердецъ подданныхъ ея величества со стези вѣрности, подъ предлогомъ изгнанія злыхъ духовъ Эдмундомъ Вестономъ и другими римскими священниками, его злодѣйскими соучастниками". Это заимствованіе, сдѣланное Шекспиромъ изъ книги, изданной въ 1603 году, послужило однимъ изъ данныхъ для опредѣленія, что драма "Король Лиръ" не могла быть написана ранѣе 1603 года.
   78. Намекъ на повѣрье, что пеликанъ кормитъ дѣтей своими внутренностями.
   79. Буквальный переводъ: "Святой Витольдъ трижды прошелъ черезъ поле; встрѣтилъ домового и его девять товарищей; онъ велѣлъ имъ убираться прочь и взялъ съ нихъ клятву. Прочь, нечистая сила, прочь!" Святой Витольдъ считался защитникомъ противъ нечистой силы. Стихи эти взяты изъ одной старинной баллады.
   80. Буквальный переводъ: "мыши, крысы и другая мелкая дичь въ этомъ родѣ сдѣлались пищей Тома вотъ ужъ семь лѣтъ". Стихи эти -- отрывокъ изъ одной старинной баллады. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ къ нимъ присоединяется, въ видѣ перваго стиха, предыдущая фраза монолога Эдгарда объ оружіи и объ лошадяхъ.
   81. Вторая строка этого четверостишія не вошла, вѣроятно, вслѣдствіе типографской ошибки, въ первыя изданія. Впослѣдствіи было найдено, что стихи эти взяты изъ одной старинной баллады о Роландѣ, при чемъ отыскана и самая баллада, откуда былъ дополненъ недостававшій стихъ. Вотъ буквальный переводъ этого четверостишія: "Витязь Роландъ подошелъ къ темной башнѣ. Великанъ заревѣлъ и убѣжалъ. Его слово было тихо: фи, пфуй! я слышу запахъ крови британца".
   82. Слѣдующей, заключенной въ скобки, сцены, когда Лиръ призываетъ на судъ своихъ дочерей, нѣтъ въ изданіи in folio до словъ Эдгарда: "да сохранятъ твой разумъ небеса!" Почему была выпущена въ изданіи in folio такая великолѣпная сцена, неизвѣстно. Полагаютъ, что это было сдѣлано для сокращенія трагедіи при представленіи. Если такъ, то это служитъ лучшимъ доказательствомъ, что изданіе in folio напечатано вовсе не по рукописямъ Шекспира, какъ увѣряютъ издатели, но тоже по искаженнымъ и измѣненнымъ театральнымъ спискамъ, подобно изданіямъ in quarto.
   83. Эти стихи также отрывокъ изъ одной старинной баллады. Вотъ ихъ буквальный переводъ: "Плыви, Бэтси, ко мнѣ черезъ потокъ. У нея въ лодкѣ течь, но она не смѣетъ объ этомъ говорить, а потому и не можетъ приплыть къ тебѣ".
   84. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: "спишь ты или бодрствуетъ, веселый пастушокъ? Если твои овцы забредутъ въ рожь, свистни только разъ твоими прекрасными устами, и овцы будутъ избавлены отъ всякой напасти".
   85. Въ подлинникѣ Лиръ перечисляетъ клички собакъ: Трей, Блэнчъ. и Чистое сердце (true heart).
   86. Буквальный переводъ этой пѣсни Эдгарда: "будь твоя морда черная или бѣлая, будь твой зубъ ядовитъ, когда онъ кусаетъ, бульдогъ, борзая, ублюдокъ, испанская собачонка, ищейка, кургузая шавка, или съ пушистымъ хвостомъ -- Томъ заставитъ васъ всѣхъ ревѣть и визжать, потому что если я брошу (въ васъ) мою голову, то собаки перескочатъ черезъ плетень и разбѣгутся".
   87. Сумасшедшіе изъ Бедлама, нищенствуя, постоянно просили пить. Эдгардъ, подражая имъ, говоритъ, что у него пересохло горло. Стивенсъ. напротивъ, объясняетъ, что, проговоривъ стихи, Эдгардъ произноситъ послѣднія слова въ сторону, выражая этимъ, что онъ не въ силахъ болѣе выдерживать свою роль сумасшедшаго и продолжать говорить вздоръ.
   88. Этихъ словъ шута, которыми оканчивается въ драмѣ вся его роль, нѣтъ въ изданіи in quarto.
   89. Въ изданіи in folio этимъ монологомъ Глостера, съ прибавкой словъ: "идемте, идемте прочь!" -- кончается сцена; дальнѣйшее, заключенное въ скобки продолженіе, дополнено по изданіямъ in quarto.
   90. Ужасная сцена, когда Корнуэльсъ вырываетъ Глостеру глаза, была предметомъ многочисленныхъ споровъ между комментаторами. Въ старыхъ изданіяхъ in quarto и in folio нигдѣ нѣтъ указанія, чтобъ ослѣпленіе происходило на глазахъ зрителей, и только Роу въ своемъ изданіи 1709 года въ первый разъ прибавилъ къ тексту драмы прямое объясненіе, что Глостера ослѣпляютъ на сценѣ. Вотъ подлинная редакція этой прибавки: "Geloster is held down while Kornwall treads out one of bis eyes", т.-е. "Глостера держатъ, пока Корнуэльсъ вырываетъ ему одинъ глазъ". Эта позднѣйшая прибавка даетъ не безъ основанія поводъ думать, что Шекспиръ съ его утонченнымъ чувствомъ изящнаго умѣлъ смягчить при представленіи драмы непріятное впечатлѣніе этой сцены, для чего, какъ объясняютъ, онъ воспользовался устройствомъ тогдашнихъ театровъ, сцена которыхъ всегда представляла комнату и при ней нишу въ задней стѣнѣ, отдѣленную отъ передней части занавѣсомъ. При подобномъ расположеніи можно было провести сцену ослѣпленія такимъ образомъ, что Глостера схватывали, тащили въ глубину сцены и привязывали къ стулу въ помянутой нишѣ, откуда онъ и произносилъ свой вызывающій монологъ. Когда же разсвирѣпѣвшій Корнуэльсъ бросался на него, то занавѣсъ, отдѣлявшій нишу отъ авансцены, въ эту минуту опускали, и ослѣпленіе происходило не на глазахъ зрителей. На современныхъ театрахъ сцена эта всегда составляетъ камень преткновенія для постановки и почти никогда не бываетъ удачна. Такъ, напримѣръ, мнѣ случилось видѣть, что Глостера уводили за сцену и ослѣпляли тамъ, о чемъ надо было догадываться по его воплю. Корнуэльсъ же въ этомъ не участвовалъ и произносилъ свою рѣчь, оставаясь на сценѣ. Но такая постановка, при которой Глостера ослѣплялъ не Корнуэльсъ, уничтожала и послѣднее оправданіе этой сцены -- выставить характеръ Корнуэльса, какъ жестокаго, дикаго звѣря, и превращала всю сцену въ совершенно ненужный противохудожественный эпизодъ. Вообще нельзя не прибавить, что хотя сцена эта прекрасно обрисовываетъ характеръ Корнуэльса, но все-таки было бъ лучше, если бъ Шекспиръ ея избѣжалъ. Ошибки геніальныхъ людей опасны тѣмъ, что даютъ часто оправдательное оружіе въ руки ихъ негеніалъныхъ подражателей, и мнѣ не разъ случалось слышать ссылки на сцену ослѣпленія Глостера въ оправданіе неистовыхъ произведеній современныхъ реалистовъ, далеко превзошедшихъ въ томъ, что они изображаютъ, даже помянутую сцену.-- Въ виду вышеизложеннаго, я сохранилъ въ текстѣ перевода редакцію первоначальныхъ изданій, оставивъ также безъ указанія, какимъ образомъ происходитъ ослѣпленіе Глостера.
   91. Здѣсь Корнуэльсъ вырываетъ Глостеру другой глазъ; но сценическаго на это указанія также нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ драмы.
   92. Дувръ, какъ ближайшій пунктъ, откуда можно было перебраться во Францію, былъ всегда мѣстомъ, куда старались бѣжать измѣнники и вообще всѣ, кому грозила опасность отъ преслѣдованія. Въ этомъ смыслѣ Регана посылаетъ Глостера въ Дувръ.
   93. Этимъ кончается сцена въ изданіи in folio. Слѣдующій, заключенный въ скобки, разговоръ служителей напечатанъ только въ изданіи in quarto.
   94. Слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, строкъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
   95. Встрѣтивъ отца въ такомъ ужасномъ видѣ, Эдгардъ отрекается отъ высказанныхъ имъ въ началѣ сцены словъ, что нельзя впасть въ большее несчастіе, чѣмъ то, въ какомъ былъ онъ самъ.
   96. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.-- Въ этомъ монологѣ Эдгардъ называетъ заимствованныя Шекспиромъ изъ книги Гарснета имена бѣсовъ (см. прим. 77), а именно: Обидикутъ -- распутникъ, Гоббидидансъ -- бѣсъ глухоты, Магу -- воровства, Модо -- убійства и Флиббертиджибетъ -- бѣсъ, что кривляется и служанокъ мучитъ. Въ текстѣ перевода эти имена выпущены по неимѣнію въ нихъ смысла на русскомъ языкѣ.
   97. Изъ дальнѣйшаго хода драмы выясняется, что Эдмундъ обѣщалъ обѣимъ, влюбившимся въ него, сестрамъ на нихъ жениться. Гонерилья намекаетъ на это обѣщаніе.
   98. Въ подлинникѣ Гонерилья употребляетъ слово: "mistress", которое, какъ извѣстно, имѣетъ въ англійскомъ языкѣ двойной смыслъ: повелительница и любовница. Въ переводѣ этого нельзя было передать.
   99. Послѣднія слова Гонерильи напечатаны въ разныхъ изданіяхъ не одинаково. Въ одномъ она говоритъ: "my fool usurps my body", т.-е. "глупецъ владѣетъ моимъ тѣломъ"; въ другихъ же вмѣсто слова "body" напечатано: въ одномъ изданіи -- "head" -- голова, а въ другомъ -- "bed" -- постель. Смыслъ словъ, впрочемъ, во всякомъ случаѣ тотъ, что она со злобнымъ презрѣніемъ отзывается о своемъ мужѣ.
   100. Въ этихъ словахъ Гонерильи намекъ на старинную пословицу: "it is a poor dog that is not worth the whistling", т.-е. "плоха собака, которая не стоитъ, чтобъ ее позвали свисткомъ".
   101. Заключенныхъ въ скобки 22 строкъ до окончанія слѣдующаго монолога Альбани нѣтъ въ изданіи in folio.
   102. Альбани, называя Гонерилью сучкомъ, порвавшимъ связь съ вскормившимъ его корнемъ (т.-е. отцомъ), въ то же время намекаетъ послѣдними словами на то, что по тогдашнимъ понятіямъ вѣдьмы и колдуны употребляли для своихъ чаръ (на дѣло зла) въ числѣ прочихъ снадобьевъ сухіе сучья.
   103. Слѣдующаго, заключеннаго въ скобки, окончанія монолога Гонерильи нѣтъ въ изданіи in folio.
   104. Слѣдующихъ восьми строкъ до прихода гонца нѣтъ въ изданіи in folio.
   105. Всей этой сцены нѣтъ въ изданіи in folio.
   106. Прозаическое начало этой сцены нѣкоторые позднѣйшіе издатели пытались переложить въ стихи; но попытка эта была неудачна.
   107. Нельзя не видѣть въ этомъ отвѣтѣ рыцаря, какъ мало обращалъ вниманія Шекспиръ на фактическую правду въ своихъ произведеніяхъ. Франція, какъ оказывается, имѣла маршаловъ во время языческаго короля Лира!
   108. Въ подлинникѣ слово: "спорили" (strove) исправлено, по предложенію Попа, вмѣсто не имѣющаго смысла слова: "streme", напечатаннаго въ первыхъ изданіяхъ.
   109. Въ этомъ поэтическомъ, хотя, правда, нѣсколько вычурномъ сравненіи перлами названы слезы, а яхонтами -- глаза Корделіи. Далѣе тоже нѣсколько натянутое выраженіе, въ которомъ грусть (sorrow) называется сокровищемъ (rarity).
   110. Въ подлинникѣ эта строка напечатана: "a Sovereign shame so elbows him", т.-е. буквально: "ужасный стыдъ толкаетъ его локтемъ" (въ смыслѣ безпокоитъ).
   111. По объясненію Деліуса, Регана, говоря: "take, this note", т.-е. "возьми это", подаетъ Освальду письмо для Эдмунда. Но выраженіе: "take this note" можетъ быть переведено также: "замѣть себѣ это хорошенько", а потому многіе комментаторы въ виду того, что черезъ нѣсколько строкъ Регана повторяетъ: "give him this", т.-е. "отдай ему это", полагаютъ, что слова Реганы въ началѣ монолога должны быть понимаемы во второмъ смыслѣ, т.-е. "замѣть себѣ". Къ переводѣ удержанъ этотъ послѣдній смыслъ.
   112. Эдгардъ перемѣнилъ лохмотья сумасшедшаго на одежду, которую по просьбѣ Глостера (дѣйств. 4, сц. 1-я) принесъ ему старикъ, водившій Глостера.
   113. Добываніе укропа и другихъ травъ, росшихъ въ разсѣлинахъ скалъ, окружающихъ берега Ламанша, было занятіемъ, которымъ во время Шекспира промышляли прибрежные жители. Укропъ росъ на неприступныхъ скалахъ, и потому добыча его была очень опасна.
   114. Не знаю, насколько удалось мнѣ передать поразительную красоту этого монолога, о которомъ Аддисонъ сказалъ, что тотъ, кто прочтетъ его, не ощутивъ головокруженія, долженъ имѣть или очень крѣпкую, или очень слабую (въ смыслѣ понимательной способности) голову.
   115. Сцена предполагаемаго паденія Глостера со скалы, помимо своей неудобной для исполненія, почти комической внѣшней стороны, возбуждала нападки критики еще тѣмъ, что, по ихъ мнѣнію, трудно себѣ представить, какимъ образомъ Глостеръ, упавъ на томъ же мѣстѣ, гдѣ стоялъ, могъ потомъ повѣрить словамъ Эдгарда, будто онъ точно свалился со скалы. Мнѣніе это кажется мнѣ невѣрнымъ. Прослѣдивъ въ роли Глостера его характеръ и душевное состояніе до и послѣ потери зрѣнія, нетрудно замѣтить, что несчастье произвело въ немъ совершенно иную душевную перемѣну, чѣмъ въ Лирѣ. Лиръ проклинаетъ свою бѣду и хочетъ бороться съ ея виновниками; Глостеръ, напротивъ, совершенно уходитъ въ себя и какъ будто забываетъ внѣшній міръ. Это душевное настроеніе при потерѣ зрѣнія и при тѣхъ физическихъ страданіяхъ, которыя онъ испытываетъ, доводитъ его до какого-то забытья всего, что дѣлается вокругъ, и превращаетъ почти въ ребенка, довѣряющаго тому, что онъ слышитъ, точно такъ же, какъ онъ довѣряется рукамъ, которыя его водятъ. При такомъ взглядѣ на Глостера разбираемая сцена не только перестаетъ казаться неправдоподобной, но, напротивъ, обнаруживаетъ одну изъ тѣхъ тончайшихъ психологическихъ чертъ, подмѣчать которыя умѣлъ только Шекспиръ.
   116. Здѣсь непереводимая игра двойнымъ значеніемъ слова: "thought" -- "думалъ" и "мысль".
   117. Изъ этихъ словъ Эдгарда надо заключить, что Глостеръ, упавъ, остается нѣсколько времени безъ чувствъ. Еще черта, подкрѣпляющая, что сказано въ примѣч. 115. У человѣка, очнувшагося отъ безчувствія, понимательная способность всегда бываетъ слаба, какъ у ребенка, такъ что онъ вѣритъ безъ разсужденія тому, что услышитъ.
   118. Указанія, что Лиръ входитъ убранный цвѣтами, нѣтъ въ изданіи in quarto, но тамъ сказано, что онъ входитъ безумный.
   119. Этотъ, хотя и безсвязный, повидимому, монологъ Лира указываетъ однако, что, по мысли автора, Лиръ входитъ, воображая себя королемъ, предводительствующимъ войскомъ. Затѣмъ во второмъ, дальнѣйшемъ монологѣ онъ вдругъ переходитъ къ гнетущей его мысли о дочеряхъ. Нечего говорить, какой благодарный матеріалъ даютъ эти быстрые переходы умному и талантливому актеру.
   120. Мысль о Гонерильѣ съ бородой приходитъ къ Лиру при видѣ бѣлой бороды Глостера.
   121. Хотя эти слова Лира передавались въ русскихъ переводахъ превосходнымъ выраженіемъ: "король отъ головы до пятокъ", но я не находилъ нужнымъ отступать отъ буквы подлинника въ переводѣ тѣхъ слишкомъ извѣстныхъ выраженій, буквальный переводъ которыхъ не противорѣчилъ духу русскаго языка.
   122. Заключенныя въ скобки послѣднія четыре строки обыкновенно печатаются въ подлинникѣ прозой, чѣмъ замѣтно нарушаются гармонія и плавность теченія этого монолога. Хотя нѣкоторые комментаторы, какъ, напр., Мэлоне и Нейтъ, не находили возможнымъ переложить эти строки въ стихи, но другіе (Уайтъ и Зингеръ) признавали это вовсе не труднымъ, если допустить нѣкоторую перестановку словъ. Я позволилъ себѣ сдѣлать стихотворный переводъ, чтобы не нарушать плавности теченія рѣчи и драматическаго паѳоса всего монолога.
   123. Въ подлинникѣ: "smells of mortality", т.-е. "пахнетъ смертностью".
   124. Въ подлинникѣ нѣтъ указанія, какую бумагу предлагаетъ Лиръ для прочтенія Глостеру. Можно однако предположить, что, воображая себя въ этой сценѣ (какъ сказано въ прим. 119) королемъ, предводительствующимъ войскомъ, онъ входитъ, держа въ одной рукѣ соломенный скипетръ, а въ другой -- написанный вызовъ своимъ врагамъ.
   125. Въ подлинникѣ: "what? with the case of eyes?", т.-е. "чѣмъ? ящиками (т.-е. впадинами) своихъ глазъ".
   126. Въ подлинникѣ вмѣсто "разъ, два, три" сказано: "handy-dandy", что было восклицаніемъ въ дѣтской игрѣ, когда одинъ изъ играющихъ пряталъ въ рукѣ какую-нибудь вещь, а другой при этомъ восклицаніи долженъ былъ угадать, въ которой рукѣ вещь спрятана.
   127. Слѣдующія, заключенныя въ скобки, десять строкъ напечатаны въ первый разъ въ изданіи in folio.
   128. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "this would make a man a man of sait", т.-е. буквально: "это могло бы превратить человѣка въ человѣка изъ соли"; но такое выраженіе показалось бы крайне неловкимъ на русскомъ языкъ. Эпитетъ "соленый" употребляется по-англійски въ примѣненіи къ слезамъ, подобно тому, какъ по-русски говорятъ: "горькія слезы".
   129. Эту фразу и слѣдующій монологъ Эдгардъ произноситъ искаженнымъ, вѣроятно, какимъ-нибудь провинціальнымъ нарѣчіемъ. Что это было за нарѣчіе -- осталось безъ объясненія. Стивенсъ нашелъ его слѣды въ Соммерсетскомъ графствѣ, а Колльеръ -- на сѣверѣ Англіи. Отступленіе отъ обыкновеннаго языка въ рѣчахъ Эдгарда состоитъ въ томъ, что вмѣсто буквы f онъ употребляетъ v, вмѣсто s -- z, а взамѣнъ мѣстоименія I -- слово che. Такая подстановка буквъ не имѣла бы никакого смысла для русскаго уха, а потому въ переводѣ словамъ Эдгарда приданъ простонародный оттѣнокъ, чѣмъ достигается въ переводѣ цѣль автора: заставить Эдгарда говорить такъ, чтобъ Освальдъ принялъ его за простолюдина.
   130. Указаніе, что спящій Лиръ присутствуетъ съ самаго начала этой сцены, взято изъ современныхъ изданій. По прежнимъ же изданіямъ in quarto и in folio Лира вносятъ на креслѣ позднѣе, послѣ вопроса Корделіи: "одѣтъ ли, какъ должно, онъ?" Первый сценарій принятъ современными издателями, какъ болѣе удобный для постановки.
   131. Говоря о Лирѣ, Корделія употребляетъ выраженіе: "child-changed father", что скорѣе всего можно понять въ смыслѣ: "обращенный въ ребенка". Однако нѣкоторые толкователи понимаютъ это выраженіе въ томъ смыслѣ, что Лиръ сдѣлался неузнаваемъ вслѣдствіе тѣхъ несчастій, которыя ему причинили дѣти (child-changed -- измѣненный дѣтьми).
   132. По изданію in folio, эту фразу врача и предыдущую служителя произноситъ одинъ изъ присутствующихъ дворянъ.
   133. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданія in folio.
   134. Въ подлинникѣ Корделія говоритъ: "restoration hang thy medicine on my lips", т.-е. буквально: "пусть выздоровленіе помѣститъ лѣкарство на мои губы".
   135. Слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, семи строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   136. Заключенныхъ въ скобки строкъ также нѣтъ въ изданіи in folio.
   137. Этимъ кончаются сцена и дѣйствіе по изданію in folio. Дальнѣйшій разговоръ рыцаря съ Кентомъ напечатанъ только въ изданіи in quarto. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ изданіяхъ (напр., Деліуса) этотъ разговоръ напечатанъ прозой.
   138. Это говорится объ убитомъ Освальдѣ.
   139. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   140. Постановка этой сцены въ томъ видѣ, какъ она написана, была возможна только на современныхъ Шекспиру театрахъ, когда не было ни декорацій ни прочихъ сценическихъ атрибутовъ, и зрители должны были все, что выходило за предѣлы игры актеровъ, дополнять воображеніемъ. При нынѣшнихъ же требованіяхъ драматическаго искусства, конечно, смѣшно себѣ представить, чтобы цѣлая битва могла произойти въ теченіе двухъ-трехъ минутъ, которыя Глостеръ проводитъ на сценѣ въ отсутствіи Эдгарда. Потому на современныхъ театрахъ шествіе Лира и Корделіи съ войскомъ въ началѣ сцены обыкновенно выпускается, и битва предполагается начавшеюся раньше. По поднятіи занавѣса, открывается декорація, изображающая рядъ холмовъ, на которыхъ стоятъ окрестные жители, наблюдая за ходомъ битвы. Эдгардъ приводить Глостера и сажаетъ его для отдыха. Затѣмъ происходитъ смятеніе, при чемъ смотрѣвшіе на битву разбѣгаются, а Эдгардъ, объявивъ Глостеру, что сраженіе проиграно, уводитъ его прочь.
   141. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "as if we were God's spies", т.-е. буквально: "какъ будто бъ мы были лазутчиками Творца"; но, конечно, слово это употреблено въ болѣе облагороженномъ смыслѣ, и потому въ переводѣ оно замѣнено словомъ "судья".
   142. Дальнѣйшаго, заключеннаго въ скобки, окончанія этого монолога Эдмунда нѣтъ въ изданіи in folio.
   143. Въ подлинникѣ Альбани употребляетъ выраженіе: "sir, by your patience", т.-е. буквально: "не во гнѣвъ будь вашему терпѣнью".
   144. По тексту in folio эту реплику произноситъ Альбани.
   145. Въ подлинникѣ Регана отвѣчаетъ пословицей: "jesters do oft prove prophets", т.-е. "шутники часто бываютъ пророками".
   146. Въ подлинникѣ Гонерилья здѣсь также намекаетъ на пословицу, которую приводитъ въ своихъ комментаріяхъ Стивенсъ: "love, being jealous, mades a good eye look asquint", т.-е. "любовь подъ вліяніемъ ревности дѣлаетъ кривымъ даже здоровый глазъ".
   147. Регана говоритъ это, начиная чувствовать дѣйствіе яда, который дала ей Гонерилья. Въ отвѣтѣ ея есть характерное, но неудобное для перевода выраженіе: "I should answer from а full flowing stomack", т.-е. "я отвѣтила бы отъ вполнѣ изобильнаго (въ смыслѣ здороваго) желудка".
   148. Въ подлинникѣ Альбани говоритъ: "half blooded fellow, yes!", т.-е. "полукровный пріятель".
   149. По изданію in quarto, эту фразу произноситъ Эдмундъ. При этой редакціи послѣднія слова: "тебя моимъ супругомъ" должно читать: "меня твоимъ супругомъ".
   150. Въ изданіи in quarto вмѣсто слова: "medicine" -- лѣкарство -- стоитъ: "poison" -- ядъ; но первое выраженіе, звучащее зловѣщей насмѣшкой, болѣе обрисовываетъ характеръ Гонерильи.
   151. Этихъ словъ Эдмунда нѣтъ въ изданіи in folio.
   152. По тексту in folio, Гонерилья, произнеся эти слова, уходитъ, такъ что послѣдующій вопросъ: "такъ знаешь ты?" -- Альбани дѣлаетъ, обращаясь къ Эдмунду.
   153. Слѣдующаго, заключеннаго въ скобки, разсказа Эдгарда до входа служителя, объявляющаго о смерти Гонерильи, нѣтъ въ изданіи in folio.
   154. Въ подлинникѣ Альбани просто говоритъ: "fall and cease", т.-е. "исчезни и прекратись". Стивенсъ полагаетъ, что Альбани говоритъ это, обращаясь къ Лиру, въ смыслѣ: "умри и перестань чувствовать", желая этимъ выразить, что послѣ перенесенныхъ имъ несчастій ему остается только умереть.
   155. Въ прежнихъ изданіяхъ эти слова Лира печатались: "this is a dull sight", т.-е. "здѣсь пасмурный (въ смыслѣ печальный) видъ"; но Колльеръ сдѣлалъ поправку, замѣнивъ "sight" словомъ "light" -- свѣтъ, что гораздо лучше выражаетъ состояніе Лира, начинающаго худо видѣть передъ наступающей для него агоніей смерти.
   156. Изъ этихъ словъ Кента надо заключить, что онъ служилъ Лиру подъ именемъ Каюса. Другого указанія на это въ драмѣ нѣтъ.
   157. Весьма вѣроятно, что этими словами Лира Шекспиръ хотѣлъ показать, что Лиръ припоминаетъ, какъ Кентъ дрался за него съ Освальдомъ (дѣйствіе 2-е, сцена 1-я). Если это предположеніе вѣрно, то нельзя не подивиться тонкой психологической наблюдательности Шекспира. Умирающій человѣкъ очень часто припоминаетъ въ полузабытьѣ ничтожныя мелочи прошедшей жизни, не имѣющія часто никакой связи съ его настоящимъ положеніемъ.
   158. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: "nor no man eise", т.-е. буквально: "ни одинъ человѣкъ болѣе",-- что, мнѣ кажется, слѣдуетъ понимать именно какъ реплику словамъ Лира на приглашеніе быть желаннымъ гостемъ. Нѣкоторые издатели полагаютъ, что этой фразой Кентъ, не обращая вниманія на слова Лира, продолжаетъ свою предыдущую рѣчь и хочетъ сказать, что, кромѣ него, за Лиромъ никто не ухаживалъ. Мнѣніе это, очевидно, ошибочно, потому что Лира постоянно сопровождали или шутъ, или Глостеръ, или кто-нибудь изъ свиты. Безъ нихъ входитъ на сцену онъ только одинъ разъ въ четвертомъ дѣйствіи, но и тутъ Кента при немъ нѣтъ.
   159. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "my fool is hanged". Такъ какъ слово "fool" значить -- дуракъ или шутъ, то это подало нѣкоторымъ толкователямъ поводъ думать, что дѣло идетъ здѣсь о шутѣ короля, который будто бы былъ повѣшенъ его врагами. Толкованіе это, помимо своего предположительнаго характера, совершенно излишне, если вспомнимъ, что слово "fool" нерѣдко употреблялось Шекспиромъ въ ласкательномъ смыслѣ. Напримѣръ, въ "Ромео и Джульеттѣ" кормилица говоритъ: "my pretty fool", т.-е. "милая дурочка" или "милая крошка". Въ виду этого можно гораздо вѣроятнѣй предположить, что слова Лира относятся къ мертвой Корделіи, которую онъ называетъ ласкательнымъ именемъ (мое дитя!), а никакъ не къ шуту, чья роль кончается еще въ третьемъ дѣйствіи, послѣ чего о немъ въ драмѣ нѣтъ болѣе рѣчи.
   160. Въ подлинникѣ въ этой строкѣ повторяется пять разъ слово: "never", т.-е. "никогда". Въ русскомъ переводѣ этой редакціи невозможно было удержать по требованіямъ размѣра стиха.
   161. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: "pray you undo this button", т.-е. спрошу васъ, отстегните мнѣ эту пуговицу". Такое выраженіе показалось бы въ русскомъ стихотворномъ переводѣ даже комичнымъ, а потому и замѣнено другимъ, равнозначащимъ по смыслу.
   162. По тексту in quarto, эти слова произноситъ Лиръ и умираетъ, проговоривъ ихъ.
   163. По тексту in folio, этотъ заключительный монологъ произноситъ Эдгардъ.
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов