Книговод

Венецианский купец

Шекспир Вильям


Шекспиръ

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ

СЪ РИСУНКАМИ

ДЖЕМСА Д. ЛИНТОНА


ИЗДАНІЕ Т-ВА А. С. СУВОРИНА
"НОВОЕ ВРЕМЯ" С.-ПЕТЕРБУРГЪ

   

ИЛЛЮСТРАЦІИ.

   1. Шейлокъ и Джессика Фронтисписъ.
   Запрешь плотнѣй, найдешь вѣрнѣй. (Д. II. сц. V, стр. 57).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ. СЦЕНА I.

   2. Бассаніо
   3. Антоніо Бассаніо
                                 Но если
   Рѣшитесь вы второй стрѣлой метнуть...
   

СЦЕНА II.

   4. Порція и Нерисса...
   Пожалуйста, перечисли ихъ по именамъ...
   

СЦЕНА III.

   5. Шейлокъ, Бассаніо и Антоніо...
             Я долженъ низко шляпу
   Предъ вами снять и тономъ должника,
   Едва дыша, вамъ прошептать смиренно...
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ. СЦЕНА 1.

   6. Порція
   7. Бассаніо, Лоренцо, Старикъ Гоббо и Ланчелотъ Гоббо
   Подойдите къ нему, батюшка (Стр. 43).
   8. Граціано
   

СЦЕНА III.

   9. Джессика и Ланчелотъ
   

СЦЕНА V.

   10. Джессика
   11. Шейлокъ
   

СЦЕНА VI.

   12. Лоренцо
   13. Джессика, Лоренцо, Граціано и Саларино
   Ловите-ка шкатулку эту
   14. Лоренцо и Джессика
             Мой ангелъ,
   И безъ того ты скрыта подъ своимъ
   Прелестнѣйшимъ костюмомъ.
   15. Джессика
   Я затворю всѣ двери, а себя
   Позолочу червонцами побольше
   

СЦЕНА VII.

   16. Принцъ Марокскій
   

СЦЕНА IX.

   17. Нерисса
   18. Принцъ Аррагонскій
   19. Принцъ Аррагонскій, Порція и Нерисса
   Прощай, красавица! Сдержу
   Я клятву, данную тебѣ,
   И покорюсь своей судьбѣ!
   20. Бассаніо и Граціано
   Путешествіе въ Бельмонтъ
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ. СЦЕНА I.

   21. Шейлокъ и Тубалъ
   Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ.
   22. Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано
   Но ты, простой свинецъ...
   23. Порція, Бассаніо, Граціано и Нерисса
   Вы госпожу подмѣтили, а я --
   Прислужницу.
   24. Бассаніо, Порція и Нерисса
                       Навѣрно,
   Есть страшное извѣстіе въ письмѣ
   25. Антоніо
   

СЦЕНА III.

   26. Шейлокъ, Антоніо, Соларино и Тюремщикъ
   Смотри за нимъ, тюремщикъ. О пощадѣ
   И слушать я не стану...
   

СЦЕНА IV.

   27. Порція, Нерисса и Бальтазаръ
   Возьми письмо -- и мчись съ нимъ въ Падую.
   

СЦЕНА V.

   28. Лоренцо и Джессика
   Имѣешь ты во мнѣ, какъ въ мужѣ, то,
   Чѣмъ Порція богата, какъ супруга.
   

ДѢЙСТВІЕ IV. СЦЕНА I.

   29. Шейлокъ, Порція, Баесаніо, Антоніо. Граціано и Нерисса
   Поэтому -- я говорю -- къ тебѣ
   Имѣетъ судъ претензію.
   30. Шейлокъ, уходящій изъ дворца Дожа.
   31. Порція, Нерисса и Граціано
                       Бассаніо, обдумавъ,
   Мнѣ поручилъ вамъ передать кольцо.
   

ДѢЙСТВІЕ V. СЦЕНА I.

   32. Лоренцо и Джессика
   Въ такую ночь, какъ эта...
   33. Входятъ Музыканты.
             Сегодняшняя ночь
   На день больной, по-моему, походитъ.
   34. Порція и Нерисса
   35. Торговое судно Антоніо
   36. Лоренцо, Джессика, Антоніо, Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано
   Свадебный пиръ.
   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Новая пѣсня, гдѣ поется о жестокости Гернутуса -- жида, который, давъ взаймы одному купцу сто кронъ, потребовалъ отъ него фунтъ его мяса, когда тотъ оказался не въ состояніи уплатить долгъ въ назначенный срокъ.

             Въ городѣ Венеціи не такъ давно
             Жилъ да былъ жестокосердый жидъ,
             Жилъ онъ ростовщичествомъ --
             Такъ говорятъ про него итальянскіе писатели.
   
             Гернутусъ -- было имя этого жида.
             Онъ о смерти никогда не помышлялъ
             И никогда не подавалъ милостыню
             Несчастнымъ бѣднякамъ на улицѣ.
   
             Его можно уподобить борову:
             Тотъ тоже два вѣка живетъ
             И никому не приноситъ пользы,
             Пока не сдерутъ съ него шкуру.
   
             Или еще той кучѣ гадкаго навоза,
             Что на дворѣ валяется:
             Та тоже не приноситъ пользы
             Пока ее не разбросаютъ на поляхъ.
   
             Незавидной жизнью жилъ тотъ ростовщикъ:
             Ему не спится по ночамъ,
             Все мучитъ его страхъ, чтобъ не забрался воръ
             И не ограбилъ его гнѣзда.
   
             На сердцѣ у него одна лишь мысль,
             Какъ бы надуть бѣдняка,
             Ротъ его и такъ ужъ полонъ всякой нечиста,
             А онъ все еще разѣваеть его, надѣясь захватить побольше.
   
             Жену свою онъ научилъ давать въ ростъ шиллингъ
             И наживать на него каждую недѣлю пенни,
             Притомъ залогъ брать вдвое дороже --
             Иначе денегъ не давать.
   
             Притомъ же берегись, заемщикъ, какъ бы не пропустить срока,
             А то всего лишишься.
             Вотъ каковы доходы у жены:
             Бѣднякъ -- ея дойная корова, какъ говорить она сама.
   
             Въ томъ же городѣ жилъ о ту пору
             Купецъ богатый, именитый.
             Но вотъ однажды, очутившись въ стѣсненномъ положеніи,
             Идетъ онъ къ Гернутусу
   
             И проситъ оказать ему дружескую услугу --
             Ссудить его сотней кронъ срокомъ на двѣнадцать мѣсяцевъ и одинъ день.
             За это онъ заплатитъ все, чего бы тотъ ни пожелалъ.
             Да и залогъ представить онъ готовъ.
   
             "Нѣтъ, сказалъ еврей съ насмѣшкой въ злобномъ взорѣ --
             Почтеннѣйшій, берите, сколько вамъ угодно
             И ни одного гроша мнѣ не платите
             По прошествіи двѣнадцати мѣсяцевъ и одного дня;
             Я сдѣлаю съ вами отмѣнный оборотъ
             На старости лѣтъ.
   
             Мы устроимъ веселую шутку --
             О ней долго будутъ говорить:
             Вы дадите мнѣ обязательство,
             Которое будетъ и цѣнно, и крѣпко.
   
             И это -- неустойка въ видѣ фунта
             Вашего собственнаго мяса.
             Если согласны, давайте поскорѣй росписку,
             А вотъ и сто кронъ".
   
             "Очень охотно!" говоритъ купецъ.
             Итакъ, условіе было заключено.
             Проходитъ двѣнадцать мѣсяцевъ и одинъ день,
             Наступаетъ срокъ уплаты.
   
             Корабли купца находятся всѣ въ плаваніи,
             А денегъ нѣтъ.
             "Какъ поступить, что дѣлать?" -- размышляетъ купецъ.
   
             Идетъ онъ прямо къ Гернутусу;
             Снявъ шапку и преклонивъ колѣна,
             Онъ говоритъ ему: "Окажи милость,
             Прошу тебя, потерпи немного,--
   
             "Пришелъ мой срокъ, но у меня нѣтъ
             Денегъ на уплату долга.
             А мое обязательство, я полагаю,
             Мало принесетъ тебѣ выгоды".
   
             "Отъ всего сердца", говоритъ Гернутусъ,--
             "Будьте увѣрены,
             Въ дѣлахъ даже болѣе важныхъ
             Вы всегда найдете меня готовымъ къ услугамъ".
             Тотъ ушелъ; но вотъ приходитъ срокъ,
             Гернутусъ не колеблется,
             Зоветъ тотчасъ же пристава
             И ударяетъ должника по плечу,
   
             Затѣмъ сажаетъ его въ тюрьму подъ крѣпкіе запоры
             И требуетъ исполненія обязательства.
             Наступаетъ день суда:
             Онъ требуетъ законнаго приговора.
   
             Друзья купца спѣшатъ въ судъ,
             У многихъ слезы на глазахъ.
             Иного исхода они не могутъ придумать --
             Онъ долженъ умереть!
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

О жестокости жида; о милосердіи судьи и купцу.

             Нѣкоторые предлагали за должныя сто кронъ
             Заплатить пятьсотъ,
             Другіе -- тысячу, даже двѣ -- три тысячи;
             Но жидъ отказывался наотрѣзъ.
   
             Наконецъ предложили ему десять тысячъ.
             Гернутусъ отвѣчалъ: "Мнѣ золота не надо,
             А требую я исполненія обязательства:
             Фунтъ мяса -- вотъ мое требованіе:
             Иной уплаты не хочу".
             Тогда сказалъ ему судья:"Однако, добрый другъ,
             Я ожидаю, что вы возьмете мяса изъ такой части тѣла,
              Чтобы человѣкъ могъ остаться живъ;
             Сдѣлайте такъ, и вотъ! я сотню кронъ За это вамъ даю".
   
             -- "Нѣтъ, нѣтъ, кричитъ тотъ, нѣтъ!
             Постановите приговоръ,
             Я требую фунта мяса Изъ его праваго бока".
             Всѣ присутствующіе ужаснулись,
   
             Видя такое жестокосердіе,
             Ибо ни другъ, ни врагъ не могъ бы тутъ помочь --
             Купцу погибели не миновать.
   
             Кровожадный жидъ уже готовъ
             Съ отточеннымъ клинкомъ въ рукѣ
             Пролить кровь неповинную,
             Во исполненіе обязательства.
   
             И когда онъ уже собирался нанести
             Смертельный ударъ,
             "Стой!" -- говоритъ судья -- остановись, жестокій человѣкъ,
             Приказываю тебѣ! А если ужъ ты непремѣнно
   
             "Хочешь получить условленную плату --
             Именно фунтъ мяса --
             Смотри, чтобы не пролить ни капли крови
             И не погубить человѣка!
   
             "Если же ты это сдѣлаешь, то, какъ убійца,
             Будешь повѣшенъ;
             Точно также берегись вырѣзать мяса
             Болѣе, чѣмъ тебѣ полагается.
   
             "Ибо если ты возьмешь мяса больше или меньше
             Хоть на полушку,
             Ты будешь немедленно повѣшенъ
             По закону и по справедливости".
   
             Гернутусъ въ ярости безумной
             Не знаетъ, что сказать;
             И вдругъ изрекъ: "Пусть же онъ
             Отдастъ мнѣ десять тысячъ кронъ,
   
             Тогда согласенъ я вернуть ему свободу".
             Судья на это отвѣчалъ:
             "Ты не получишь ни гроша --
             Возьми-ка лучше свой залогъ".
   
             Въ концѣ концовъ жидъ попросилъ
             Вернуть ему лишь то, что далъ взаймы.
             "Нѣтъ, говоритъ судья,
             Согласно твоему желанію приговоръ постановленъ
   
             Или бери свой фунтъ мяса,
             Или уничтожь обязательство".
             -- "О жестокій судья, говоритъ жидъ,
             Зачѣмъ идешь ты противъ меня!"
             И такъ, пристыженный, убитый,
             Онъ всѣмъ сказалъ "прощайте!"
             И всѣ возблагодарили Бога.
   
             Добрые люди, слышавшіе эту пѣснь,
             За правдивость которой я ручаюсь,
             Знайте, что и по сію пору
             Живутъ на землѣ злодѣи, столь жеу жасные, какъ Гернутусъ,
   
             Старающіеся объ одномъ только, какъ бы обобрать Честной народъ,
             И измышляющіе всевозможныя средства,
             Чтобы уловить невинныхъ въ западню.
             Отъ такихъ людей да хранить Господь и меня,
   
             И каждаго христіанина,
             И да пошлетъ Онъ имъ подобные же приговоры.

-----

   Слѣдуетъ упомянуть еще одну балладу, которую приводитъ Гунтеръ:
   Никому не случалось замѣтить, что кромѣ баллады о Гернутусѣ существуетъ въ англійской народной литературѣ еще другая баллада, заключающая въ себѣ обстоятельства, сходныя съ той частью трагедіи, которая относится къ сдѣлкѣ между купцомъ и лендомъ, а также и нѣсколько другихъ подробностей, очень схожихъ съ той частью "Цимбелина", гдѣ идетъ рѣчь о Постумѣ, Іоахимѣ и Имогенѣ. Эта баллада появлялась нѣсколько разъ въ печати вплоть до нынѣшняго столѣтія. Экземпляръ, который я имѣю въ рукахъ, носитъ заглавіе "Сѣверный властелинъ". Стихи слабы и плохи, но сюжетъ полонъ романтическихъ приключеній. Баллада эта мало извѣстна (или даже вовсе неизвѣстна) толкователямъ Шекспира, такъ что не лишнее будетъ привести ее въ извлеченіи. О времени ея происхожденія я не могу произнести авторитетнаго мнѣнія; по мнѣ кажется, судя по нѣкоторымъ выраженіямъ, что она принадлежитъ къ раннему періоду балладной поэзіи, и что приключенія, въ ней описанныя, слишкомъ многочисленны и слишкомъ романтическаго склада, чтобы ее можно было отнести къ современной эпохѣ.
   У нѣкоего государя двѣ дочери -- одна темноволосая, другая бѣлокурая. Одному рыцарю, явившемуся къ отцу ихъ въ качествѣ жениха, объявляютъ, что за темноволосой дано будетъ въ приданое количество золота вѣсомъ съ нея самоё, а наоборотъ, тотъ, кто возьметъ за себя "бѣлокурую", тотъ самъ обязанъ внести отцу количество золота, равное ея вѣсу. Рыцарь, разумѣется, выбираетъ красавицу -- бѣлокурую и, чтобы добыть требуемое золото, прибѣгаетъ къ жиду-ростовщику; тотъ снабжаетъ его нужной суммой, взявъ съ него росписку объ уплатѣ долга въ назначенный срокъ, причемъ въ случаѣ несостоятельности рыцарь долженъ поплатиться нѣсколькими унціями собственнаго мяса. Молодые люди женятся; черезъ годъ у нихъ родится сынъ; наступаетъ срокъ платежа по векселю, или же исполненія условія въ случаѣ неимѣнія денегъ. Рыцарь видитъ, что срокъ расплаты близится, а денегъ имъ не припасено; тогда жена уговариваетъ его бѣжать за море, такъ какъ это единственное средство спасенія. Они отправляются въ Германію, гдѣ императоръ, узнавъ обстоятельства, заставившія ихъ пріютиться въ его владѣніяхъ, устраиваетъ имъ "дворъ" и оказываетъ имъ великій почетъ, тѣмъ болѣе, что они прибыли изъ Англіи, "этой благословенной земли великой славы".
   Въ Германіи они прожили нѣкоторое время въ полномъ благополучіи, пока одинъ "голландскій принцъ", находившійся при дворѣ императора, не побился съ рыцаремъ объ закладъ на бочку золота, что онъ овладѣетъ его женой, а въ доказательство покажетъ ему брилліантовое кольцо, снятое съ ея пальца. Голландскій принцъ прибѣгнулъ къ обычной въ подобныхъ случаяхъ уловкѣ: онъ подкупилъ служанку, которая украла у своей госпожи кольцо и передала ему. Англійскій рыцарь, увидѣвъ кольцо въ рукахъ иностранца, пораженъ и близокъ къ обмороку. Въ отчаяніи онъ спѣшитъ домой и, встрѣтивъ жену, у калитки, бросаетъ ее въ ровъ, наполненный водой.
   Такое жестокое убійство всѣхъ возмущаетъ рыцаря судятъ и осуждаютъ на смертную казнь. Въ то время, какъ онъ ожидаетъ исполненія приговора, внезапно появляется при императорскомъ дворѣ другой англійскій рыцарь, одѣтый съ ногъ до головы въ зеленое; ему безъ труда удается у говорить императора согласиться на вторичное разбирательство этого дѣла, служанку заставляютъ сознаться въ ея проступкѣ; судъ пораженъ неожиданной мыслью, что преступленіе могло бы не быть совершено. Раньше улики направлялись лишь къ тому, чтобы доказать, что молодая женщина была брошена въ ровъ. Жизнь рыцаря была такимъ образомъ спасена; онъ требуетъ и получаетъ отъ голландскаго принца бочку золота, которое заслужилъ по справедливости.
   Дыша местью, голландскій принцъ извѣщаетъ еврея о мѣстопребываніи его должника. Раздраженный еврей является къ императору, и требуетъ уже не денегъ, которыя ему задолжали, а полученія неустойки. Пока разсматривается это требованіе, снова появляется зеленый рыцарь; вотъ отрывокъ этой баллады;
   
   Молвилъ благородный рыцарь въ зеленомъ одѣяніи;
   "Сударь, нельзя ли взглянуть на ваши документы?"
   -- "Можно, отвѣчаетъ жидъ,
   И я твердо рѣшилъ добиться того, что мнѣ слѣдуетъ".
   Рыцарь принялся читать
   И наконецъ сказалъ; "Поистинѣ, теперь я убѣдился
   Что вамъ полагается взять одно лишь мясо".
   -- "Его-то мнѣ и надобно", подтверждаетъ жидъ.
   
   Приводятъ бѣднаго, измученнаго рыцаря;
   Кровожадный жидъ замышляетъ
   Сегодня же отомстить ему
   И разстерзать тѣло его на части;
   Но вотъ зеленый рыцарь говоритъ:
   -- "Господинъ жидъ,-- по условію вамъ полагается одно лишь мясо и больше ничего.
   Смотрите, берегитесь!-- ни капли крови вы не смѣете пролить.
   А если прольете, то голову снесутъ за это вамъ".
   
   Затѣмъ еврей поступаетъ точно такъ, какъ Шейлокъ у Шекспира.
   На сцену появляется отецъ. До него дошли вѣсти, что его дочь убита мужемъ. Онъ приводитъ съ собой "много ретивыхъ копей", и одного изъ нихъ немедленно покупаетъ зеленый рыцарь. Отецъ вопіетъ о правосудіи, настаивая на томъ, что его дочь утопили, и въ концѣ концовъ рыцаря вторично приговаривають къ той же казни, что и раньше. Тутъ опять появляется зеленый рыцарь съ пріобрѣтеннымъ имъ конемъ, и, къ изумленію всѣхъ, а пуще всего отца, пронзаетъ мечомъ благородное животное -- оно падаетъ бездыханнымъ. Отецъ выражаетъ удивленіе по поводу такого страннаго поступка; рыцарь въ зеленомъ возражаетъ ему, что, такъ какъ онъ купилъ копя, то, разумѣется, можетъ дѣлать съ нимъ, что ему угодно. Затѣмъ начинаетъ доказываетъ ему, что такъ какъ онъ продалъ свою дочь, то лицо, купившее ее, также является ея полнымъ собственникомъ. Далѣе идетъ развязка. Зеленый рыцарь исчезаетъ и вскорѣ появляется снова въ роскошныхъ женскихъ одеждахъ: отецъ и мужъ узнаютъ дочь короля, которую считали утонувшей, а императоръ приглашаетъ всѣхъ на большое празднество.
   Неизвѣстно, принадлежитъ ли эта баллада къ болѣе раннему періоду, чѣмъ сама пьеса; но такъ какъ она имѣетъ много общаго съ двумя твореніями Шекспира, а между тѣмъ не была до сихъ поръ отмѣчена ни комментаторами Шекспира, ни собирателями балладной англійской поэзіи, то мы сочли нелишнимъ привести ее здѣсь въ извлеченіи.
   Жилъ во Флоренціи нѣкій купецъ, по имени Биндо. Онъ былъ богачъ и было у него три сына. Чувствуя приближеніе смерти, онъ позвалъ двоихъ старшихъ и назначилъ ихъ своими наслѣдниками; младшему же онъ не оставилъ ничего. Младшій, котораго звали Джіането, пришелъ къ отцу и говоритъ: "Чтоты сдѣлалъ, отецъ?""Дорогой Джіането, отвѣчалъ ему тотъ,-- тебѣ-то я желаю добра болѣе, чѣмъ кому либо. Отправляйся въ Венецію къ своему крестному отцу, Ансальдо. У него нѣтъ дѣтей и онъ часто писалъ мнѣ, прося, чтобы я прислалъ тебя туда. Онъ самый богатый изъ тамошнихъ купцовъ-христіанъ. Если ты будешь себя вести хорошо, то навѣрное сдѣлаешься богатымъ человѣкомъ. Сынъ отвѣчалъ: "Я готовъ исполнить все, что велитъ мнѣ отецъ". Старикъ благословилъ его, и черезъ нѣсколько дней скончался.
   Джіането отправился къ Ансальдо и предъявилъ ему письмо, данное ему отцомъ передъ смертью. Ансальдо, прочтя письмо, воскликнулъ:
   -- Дорогой мой крестникъ, добро пожаловать! Дай мнѣ обнять тебя. Какъ поживаетъ отецъ?
   -- Онъ умеръ,-- отвѣчалъ Джіането.
   -- Меня сильно огорчаетъ,-- воскликнулъ Ансальдо,-- это извѣстіе о смерти Биндо Но горе мое смягчается радостью при видѣ тебя. Онъ повелъ его къ себѣ въ домъ и приказалъ слугамъ во всемъ повиноваться Джіането и служить ему еще съ большимъ усердіемъ, чѣмъ ему самому. Притомъ онъ выдалъ юношѣ ключи отъ сундука съ наличными деньгами, сказавъ:
   -- Сынъ мой, трать эти деньги, держи открытый столъ и вообще пріобрѣтай извѣстность. Помни, что чѣмъ больше ты будешь снискивать всеобщее расположеніе, чѣмъ дороже ты будешь моему сердцу.
   И вотъ Джіането сталъ задавать пиры. Онъ былъ покорнѣе и почтительнѣе къ Ансальдо, чѣмъ къ отцу родному. Въ Венеціи всѣ его полюбили. Ансальдо только о немъ и думалъ: до того онъ былъ доволенъ его прекрасными манерами и поведеніемъ.
   Но вотъ двое изъ близкихъ его знакомыхъ рѣшили отправиться на двухъ корабляхъ въ Александрію и посовѣтовали Джіането предпринять такое же путешествіе, чтобы повидать свѣтъ.
   -- Я охотно поѣхалъ бы, сказалъ тотъ, еслибъ позволилъ мнѣ отецъ мой, Ансальдо.
   Его товарищи сами пошли къ Ансальдо, просили у него разрѣшенія для Джіането ѣхать съ ними весной въ Александрію и уговорили его снарядить для сына корабль. Ансальдо немедленно снарядилъ прекрасное судно, нагруженное товарами, украсилъ его флагами и снабдилъ оружіемъ. Какъ только все было готово, онъ отдалъ распоряженіе капитану и матросамъ во всемъ повиноваться Джіането.
   На пути Джіането однажды утромъ увидалъ заливъ съ прекраснымъ портомъ и спросилъ капитана, какъ портъ называется. Тотъ отвѣчалъ:
   -- Мѣсто это принадлежитъ одной благородной вдовѣ, погубившей не мало знатныхъ кавалеровъ.
   -- Какимъ образомъ? полюбопытствовалъ Джіането.
   Капитанъ отвѣчалъ:
   -- Эта вдова -- красивая, прекрасная дама, она постановила закономъ, чтобы всякій пріѣзжій добивался ея любви: кому это удастся, тотъ станетъ ея мужемъ и будетъ владѣть всей страной: если же кто не сможетъ снискать ея любовь, тотъ потеряетъ все добро, какое привезъ съ собой.
   Джіането послѣ короткаго размышленія приказалъ капитану зайти въ портъ. Его повелѣніе было исполнено; они проскользнули въ порть съ такою легкостью, что съ другихъ кораблей этого даже не замѣтили.
   Благородную госпожу скоро извѣстили о приходѣ новаго корабля. Она послала за Джіането, и тотъ предсталъ передъ нею. Взявъ его за руку, она стала разспрашивать: Кто онъ такой? Откуда прибылъ? Знаетъ ли онъ обычай страны? Юноша отвѣчалъ, что знаетъ, и это было единственной причиной, побудившей его заѣхать сюда. Вдова оказала ему великій почетъ, послала за баронами, рыцарями и графами,-- своими подданными, чтобы они водили компанію съ Джіането. Эти знатные вельможи были въ восторгѣ отъ благовоспитанности и прекрасныхъ манеръ Джіането. Всѣ они были бы рады имѣть его своимъ повелителемъ.
   Настала ночь; госпожа объявила, что пора ложиться спать; появились двѣ дѣвушки съ подносомъ, уставленнымъ виномъ и сластями. Вдова стала упрашивать Джіането отвѣдать вино; онъ взялъ немного сластей и выпилъ вина, къ которому было подмѣню по какое-то снотворное зелье. Послѣ этого онъ легъ въ постель, мгновенно заснулъ и не просыпался до поздняго утра.
   Вдова поднялась съ зарею и отдала приказаніе разгрузить корабль, оказавшійся наполненнымъ богатыми товарами. Послѣ девяти часовъ прислужница разбудила Джіането, велѣла ему вставать и уходить, такъ какъ онъ лишился своего корабля. Королева дала ему лошадь и денегъ; съ грустью покинулъ онъ городъ и отправился въ Венецію. Прибывъ туда, онъ постыдился идти домой; ночь онъ провелъ у одного пріятеля,-- тотъ былъ удивленъ, увидѣвъ его, сталъ разспрашивать о причинахъ его возвращенія. Джіането отвѣчалъ, что корабль его ночью наскочилъ на скалу и погибъ.
   Этотъ другъ, отправившись однажды посѣтить Ансальдо, засталъ его въ безутѣшномъ горѣ.
   -- Я такъ боюсь, говорилъ онъ, что сынъ мой умеръ, я нигдѣ не нахожу покоя. Другъ поспѣшилъ успокоить его, говоря, что дѣйствительно корабль Джіането потерпѣлъ крушеніе, по самъ онъ остался живъ, хотя и лишился всего. Ансальдо тотчасъ же вскочилъ и побѣжалъ отыскивать юношу.
   -- Дорогой сынъ мой, сказалъ онъ ему; тебѣ нечего бояться моего неудовольствіямъ тобой просто приключилось несчастіе -- перестань тревожиться.
   Онъ взялъ его съ собой и всю дорогу уговаривалъ его быть веселѣе и бодрѣе.
   Скоро вѣсть о приключеніи съ Джіането разнеслась по всей Венеціи и всѣ жалѣли его. Нѣсколько времени спустя вернулись оба его попутчика изъ Александріи, очень разбогатѣвшіе, стали спрашивать, что сталось съ ихъ пріятелемъ и, услыхавъ его исторію, утѣшали его, говоря, что будущую весну онъ наживетъ еще больше, чѣмъ потерялъ. Но у Джіането всѣ помыслы были заняты тѣмъ, какъ бы опять поѣхать къ дамѣ его сердца; онъ рѣшилъ или жениться на ней, или умереть. Ансальдо часто твердилъ ему, что унывать не слѣдуетъ. Джіането отвѣчалъ, что никогда не будетъ счастливъ, пока не предприметъ второго путешествія. Ансальдо снарядилъ ему новый корабль, еще болѣе цѣнный, чѣмъ первый. Джіането опять вошелъ въ портъ Бельмонта, а знатная вдова, наблюдая портъ изъ оконъ своей спальни и увидавъ корабль, спросила прислужницу, узнаетъ ли она флаги? Дѣвушка отвѣчала, что это корабль того самаго юноши, что пріѣзжалъ въ прошломъ году.
   -- Ты права, отвѣчала госпожа; безъ сомнѣнія, онъ долженъ питать ко мнѣ большое уваженіе, ибо никто еще не возвращался сюда вторично. Прислужница же сказала, что она никогда не видывала болѣе пріятнаго мужчины. Джіането явился въ замокъ и представился хозяйкѣ. Та, увидавъ его, обняла, обласкала его и весь день прошелъ въ пирахъ и ликованіи. Настала пора ложиться спать, госпожа стала упрашивать его отправиться на покой. Двѣ прислужницы, какъ водится, внесли подносъ съ виномъ и сластями, оба пили, ѣли, и затѣмъ пошли въ опочивальню. Джіането заснулъ немедленно, госпожа легла рядомъ; но онъ ни разу не проснулся за всю ночь. Поутру госпожа встаетъ, и опять отдаетъ приказаніе разгрузить корабль.
   Джіането снабжаютъ конемъ и деньгами, онъ уѣзжаетъ и не останавливается до самой Венеціи. Ночью онъ идетъ къ тому же другу, который съ удивленіемъ спрашиваетъ: "Въ чемъ дѣло? что случилось?"
   -- Я потерялъ все, отвѣчаетъ Джіането...
   Другъ упрекаетъ его, говоритъ, что онъ причина разоренія Ансальдо и что стыдъ его долженъ быть еще больше, чѣмъ понесенныя потери. Джіането послѣ этого скрывается нѣсколько дней.
   Наконецъ онъ рѣшился повидаться съ Ансальдо. Увидавъ его, тотъ вскочилъ съ мѣста, бросился къ юношѣ и облобызалъ его. Джіането со слезами отвѣчалъ на его поцѣлуи. Ансальдо внимательно выслушалъ его разсказъ:
   -- Не горюй, сынъ мой, сказалъ онъ, у насъ еще достаточно добра осталось; море однихъ людей обогащаетъ, другихъ разоряетъ.
   Мысли бѣднаго Джіането были день и ночь заняты его неудачей. Когда Ансальдо сталъ спрашивать, что съ нимъ такое, онъ сознался, что не успокоится до тѣхъ поръ, пока не получитъ возможности вернуть все имъ потерянное. Ансальдо, увидавъ его рѣшимость, началъ распродавать все свое имущество, чтобы снарядить новый корабль и снабдить его товарами. Но такъ какъ ему недоставало еще десяти тысячъ дукатовъ, то онъ обратился къ одному еврею въ Местрѣ и занялъ у него эту сумму, съ условіемъ, что если она не будетъ уплочена въ Ивановъ день, въ слѣдующемъ іюнѣ мѣсяцѣ, то еврею разрѣшено будетъ взять фунтъ мяса изъ любой части его тѣла. Ансальдо согласился на это условіе. Еврей взялъ съ него документъ, составленный и засвидѣтельствованный по всѣмъ правиламъ и формальностямъ; затѣмъ отсчиталъ ему десять тысячъ дукатовъ золотомъ. На эти деньги Ансальдо закупилъ все, что было еще нужно для корабля. Этотъ послѣдній корабль былъ снаряженъ и зафрахтованъ еще лучше, чѣмъ предыдущіе, а товарищи Джіането оба также приготовились къ путешествію, съ такимъ намѣреніемъ, чтобы всѣ полученные барыши отдать ихъ другу. Когда настала пора отправляться въ путь, Ансальдо просилъ Джіането, чтобы, онъ, зная объ обязательствѣ, принятомъ имъ передъ евреемъ, въ случаѣ несчастія непремѣнно вернулся въ Венецію повидаться со своимъ пріемнымъ отцомъ передъ его смертью -- тогда только онъ съ успокоеннымъ сердцемъ покинетъ этотъ міръ. Джіането обѣщалъ сдѣлать все, что, по его убѣжденію, можетъ доставить ему удовольствіе. Алсальдо далъ ему свое благословеніе, они распрощались и корабль пустился въ путь. У Джіането была на душѣ одна лишь мысль: поскорѣе пробраться въ Бельмонтъ; онъ уговорилъ одного изъ своихъ моряковъ ночью потихопьку проскользнуть въ эту гавань. Вдовѣ доложили о прибытіи Джіането въ портъ. Она увидѣла въ окно его корабль и немедленно послала за нимъ. Джіането отправляется въ замокъ, и день проходитъ въ радости и весельи; въ честь его устраиваютъ турниръ, на который стекаются много бароновъ и рыцарей для состязаній. Джіането творить чудеса, такъ искусно владѣетъ онъ копьемъ и представляетъ собою такую изящную фигуру на конѣ и вообще такъ нравится присутствующимъ, что всѣ горятъ желаніемъ имѣть его своимъ властелиномъ. Когда пришелъ обычный часъ, госпожа взяла его за руку и попросила идти на покой. На порогѣ въ комнату одна изъ прислужницъ шепнула ему, чтобы онъ притворился, будто пьетъ напитокъ, а самъ не проглотилъ бы ни капли. Вдова между тѣмъ говорила ему:
   -- Я знаю, вы навѣрное чувствуете жажду, выпейте вина передъ сномъ.
   Вошли двѣ дѣвицы и подали вина.
   -- "Кто можетъ отказаться отъ вина изъ такихъ прекрасныхъ рукъ?" воскликнулъ Джіането.
   На это вдова только улыбнулась. Джіането беретъ кубокъ, дѣлаетъ видъ, что пьетъ, а между тѣмъ выливаетъ вино себѣ за пазуху. Вдова, увѣренная, что онъ выпилъ зелье, думаетъ про себя съ великой радостью: "Поѣзжай-ка, молодой человѣкъ, назадъ да привози другой корабль -- этого ты лишишься"... Джіането легъ спать и захрапѣлъ, притворяясь, что погруженъ въ глубокій сонъ. Вдова, видя это, улеглась тутъ же. Вдругъ Джіането воскликнулъ:


Бассаніо.
Дѣйствіе I, сцена I.

   
   -- Теперь я выдержалъ искусъ, вы должны выдти за меня замужъ.
   Наутро Джіането былъ посвященъ въ рыцари, его посадили на тронъ, дали ему въ руки скипетръ, затѣмъ провозгласили его властителемъ страны съ великой торжественностью, и онъ былъ обвѣнчанъ съ вдовой.
   Джіането управлялъ страной образцово и творилъ строгую справедливость. Нѣкоторое время онъ продолжалъ жить въ этомъ счастливомъ состояніи и ни разу не вспомнилъ о бѣдномъ-Алсальдо, поручившемся своей жизнью за десять тысячъ дукатовъ. Но о дважды, стоя у окна дворца со своей молодой женой, онъ увидалъ множество народа, идущаго по площади съ заженными факелами въ рукахъ.
   -- Что это значитъ? спросилъ онъ.
   Жена его отвѣчала:
   -- Это мастеровые идутъ въ церковь Св. Іоанна,-- сегодня вѣдь празднуется память этого святого.
   Тутъ Джіането тотчасъ вспомнилъ про Апсальдо, глубоко вздохнулъ и поблѣднѣлъ. Жена спросила его о причинѣ такой внезапной перемѣны. Онъ отвѣчалъ, что не чувствуетъ ничего особеннаго. Она продолжала настаивать съ большимъ жаромъ, наконецъ заставила его сознаться -- въ чемъ заключается причина его безпокойства. Онъ объяснилъ ей всю исторію Ансальдо, какъ онъ принялъ на себя обязательство передъ евреемъ за взятыя имъ деньги, повѣдалъ ей о своемъ горѣ и страхѣ, что бы отецъ не погибъ изъ-за него, такъ какъ если десять тысячъ дукатовъ не будутъ уплачены въ тотъ же день, то Ансальдо принужденъ будетъ отдать ростовщику фунтъ своего мяса. Королева велѣла и ужу сѣсть на коня и ѣхать сушей кратчайшимъ путемъ, взявъ съ собой нѣсколько человѣкъ свиты и сто тысячъ дукатовъ, и не останавливаться, пока онъ не достигнетъ Венеціи; и если Ансальдо еще живъ, то приказала привезти его къ ней. Джіането садится на коня, забираетъ съ собой двадцать всадниковъ и спѣшитъ въ Венецію.
   Между тѣмъ уже насталъ срокъ уплаты по векселю. По ходатайству еврея, Ансальдо былъ схваченъ и присужденъ дать ему фунтъ своего мяса. Несчастный попросилъ лишь нѣсколько дней отсрочки, чтобы въ случаѣ, если пріѣдетъ его милый Джіането, имѣть радость обнять его передъ смертью. Еврей согласился подождать, но прибавилъ, что все-таки намѣренъ вырѣзать кусокъ мяса, согласно заключенному условію. Ансальдо согласился.
   Нѣсколько купцовъ готовы были сложиться, чтобы внести долгъ, по еврей ничего не хотѣлъ слышать и добивался только одного: доставить себѣ удовольствіе сказать, что онъ предалъ смерти одного изъ самыхъ видныхъ христіанскихъ купцовъ. Джіането изъ всѣхъ силъ торопился въ Венецію, а жена вскорѣ послѣдовала за нимъ, переодѣтая адвокатомъ и сопровождаемая двумя слугами. Джіането, прибывъ въ Венецію, отправился къ еврею и заявилъ ростовщику, что онъ готовъ уплатить деньги и даже болѣе условленной суммы -- сколько бы тотъ ни потребовалъ. Но жидъ отказался принять деньги, разъ онѣ не были уплачены въ срокъ, а требовалъ фунта мяса. Всѣ осуждали еврея; но такъ какъ въ Венеціи правосудіе чинилось строго законно, а еврей основывалъ свои притязанія на принятыхъ и вѣками установленныхъ формахъ, то единственнымъ средствомъ повліять на еврея оставались развѣ просьбы. Венеціанскіе купцы стали упрашивать его, но онъ оставался непреклоннымъ. Джіането предлагалъ ему сначала двадцать тысячъ дукатовъ, потомъ тридцать, сорокъ, пятьдесятъ и наконецъ сто тысячь. Еврей отвѣчалъ, что, предложи онъ ему золота, сколько стоитъ вся Венеція.-- онъ и тогда не согласится.
   -- Мало вы меня знаете, прибавилъ онъ, если думаете, что я отступлюсь отъ своего требованія.
   Между тѣмъ жена Джіането также пріѣхала въ Венецію въ своемъ адвокатскомъ костюмѣ; когда она остановилась въ гостинницѣ, хозяинъ обратился къ одному изъ ея слугъ съ вопросомъ; кто его господинъ? Слуга отвѣчалъ, что это молодой юристъ, окончившій курсъ въ Болоньѣ. Хозяинъ гостиницы обошелся съ нимъ очень учтиво. За столомъ, въ то время, какъ онъ прислуживалъ ему, юристъ освѣдомился, между прочимъ, какъ чинится правосудіе въ этомъ городѣ. Хозяинъ отвѣчалъ, что здѣсь судъ очень строгій, и кстати разсказалъ о дѣлѣ Ансальдо.
   -- Вопросъ этотъ легко разрѣшить, замѣтилъ юристъ.
   -- Если вы сможете разрѣшить его, вставилъ трактирщикъ, и спасти достойнаго человѣка отъ смерти, вы заслужите любовь и уваженіе всѣхъ лучшихъ людей этого города.
   Юристъ приказалъ сдѣлать оглашеніе, чтобы всякій, у кого есть какія-либо тяжебныя дѣла, обращался къ и ему за совѣтомъ. Дошло и до Джіането, что изъ Болоньи прибылъ знаменитый юристъ, способный разрѣшить всякія судебныя дѣла. Джіането предложилъ еврею обратиться вмѣстѣ къ юристу.
   -- Отъ всего сердца, отвѣчалъ Еврей, но кто бы ни явился, я не отступлюсь отъ своего требованія.
   Они пришли къ адвокату и привѣтствовали его. Джіането не узналъ жену, такъ какъ она измѣнила себѣ черты лица при помощи сока нѣкоторыхъ травъ. Джіането и еврей каждый съ своей стороны объяснили юристу обстоятельства дѣла; тотъ, прочитавъ условіе, сказалъ еврею;
   -- Совѣтую вамъ взять сто тысячъ дукатовъ и освободить этого почтеннаго человѣка, который навѣки сохранитъ къ вамъ чувство благодарности за оказанную ему милость.
   Еврей возразилъ, что никогда не сдѣлаетъ ничего подобнаго.
   -- Это было бы для васъ лучше! убѣждалъ его законникъ. Но еврей твердо рѣшилъ не уступать. Вслѣдъ затѣмъ они явились на судъ. Молодой судья предложилъ еврею вырѣзать у должника фунтъ мяса, откуда онъ ни пожелаетъ. Еврей велѣлъ ему раздѣться до-гола и уже занесъ ножъ, нарочно заказанный для этой цѣли. Видя это, Джіането въ страхѣ обратился къ судьѣ.
   -- Развѣ для этого я прибѣгнулъ къ вамъ?
   -- Успокойтесь, отвѣчалъ тотъ,-- фунтъ мяса вѣдь еще не вырѣзанъ.
   Только что еврей собрался нанести ударъ, какъ судья остановилъ его.
   -- Смотрите, берегитесь, если вы возьмете больше или или меньше фунта, я прикажу отрубить вамъ голову; кромѣ того, если вы прольете хоть одну каплю крови, вы будете казнены -- въ вашей роспискѣ не упомянуто о пролитіи крови, но весьма точно обозначено, что вы имѣете право взять фунтъ мяса,-- не больше и не меньше.
   Судья приказалъ немедленно принести топоръ и плаху.
   -- Теперь, сказалъ онъ, если я увижу хоть единую каплю крови, ваша голова будетъ снесена.
   Въ концѣ концовъ еврей, послѣ долгихъ колебаній, заявилъ, что согласенъ взять сто тысячъ дукатовъ и этимъ удовольствуется.
   -- Нѣтъ, говоритъ судья, ужъ вы лучше вырѣжьте фунтъ мяса, согласно обязательству; почему вы не брали раньше предложенныхъ денегъ?
   Еврей спустилъ цѣну до девяноста тысячъ дукатовъ, потомъ до восьмидесяти тысячъ; но судья стоялъ на своемъ. Джіането просилъ судью присудить еврею то, что онъ требуетъ, только бы поскорѣе освободили Аисальдо; но тотъ не захотѣлъ.
   -- Предоставьте мнѣ дѣйствовать, я справлюсь съ нимъ по своему.
   Еврей готовъ былъ взять уже только пятьдесятъ тысячъ, но судья объявилъ, что не дастъ ни гроша.
   -- По крайней мѣрѣ, отдайте мнѣ хоть мои собственныя десять тысячъ дукатовъ, и будьте вы всѣ прокляты.
   -- Я ничего не дамъ тебѣ, объявилъ судья,-- если желаешь получить фунтъ мяса,-- бери его, если нѣтъ, я прикажу твое условіе уничтожить.
   Еврей, убѣдившись, что онъ ничего не достигнетъ, разорвалъ росписку въ клочки въ страшномъ бѣшенствѣ. Ансальдо былъ освобожденъ и съ великой радостью приведенъ въ гостиницу своимъ сыномъ Джіането, который принесъ туда же сто тысячъ дукатовъ, намѣреваясь предложить ихъ адвокату. Но тотъ отказался.
   -- Мнѣ не нужны ваши деньги: свезите ихъ обратно вашей супругѣ, чтобы она не упрекнула васъ въ томъ, что вы тратите ихъ попустому.
   -- Супруга моя такъ добра, возразилъ Джіането, что я могъ бы истратить вчетверо больше -- она и тогда не разсердилась бы.
   -- Довольны вы вообще своей супругой? освѣдомился адвокатъ.
   -- Я люблю ее больше всего на свѣтѣ, воскликнулъ Джіането,-- это какое-то диво природы. Если вы пожелаете посѣтить ее, вы увидите, какіе вамъ будутъ оказаны почести.
   -- Я не могу сопровождать васъ, молвилъ юристъ, по разъ вы такъ хорошо отзываетесь о ней, я попрошу васъ передать ей мое почтеніе.
   -- Съ удовольствіемъ, сказалъ Джіането; однако прошу васъ принять хоть часть денегъ.
   Въ то время какъ онъ говорилъ, адвокатъ замѣтилъ на его пальцѣ кольцо.
   -- Дайте мнѣ это кольцо, сказалъ онъ,-- я не желаю иной награды.
   -- Охотно, говорить Джіането; но такъ какъ это кольцо подарено мнѣ женой, съ просьбой носить его на память, то мнѣ непріятно съ нимъ разставаться, а она, замѣтивъ, что кольца нѣтъ на моемъ пальцѣ, подумаетъ, пожалуй, что я подарилъ его другой женщинѣ.
   -- Она настолько уважаетъ васъ, говорить адвокатъ, что повѣритъ вашимъ словамъ,-- вы можете сказать ей, что подарили его мнѣ; но мнѣ сдается скорѣе, что вамъ хочется подарить это кольцо которой нибудь изъ вашихъ прежнихъ возлюбленныхъ здѣсь, въ Венеціи.
   -- Я не промѣняю ее ни на какую другую женщину въ мірѣ, возразилъ Джіането.
   Засимъ онъ снимаетъ кольцо съ своего пальца и даритъ его адвокату.
   -- У меня есть къ вамъ еще одна просьба, говоритъ законникъ."
   -- Она будетъ пополнена, отвѣчаетъ Джіането.
   -- Просьба моя заключается въ томъ, чтобы вы не оставались здѣсь, а какъ можно скорѣе вернулись къ женѣ.
   -- Мнѣ представляется, какъ будто мы тысячу лѣтъ не видались съ ней, замѣтилъ Джіането.
   И тотчасъ же они распростились. Адвокатъ сѣлъ на корабль и покинулъ Венецію. Джіането простился со своими венеціанскими друзьями и, взявъ съ собой Ансальдо, уѣхалъ тоже; нѣкоторые изъ его старыхъ знакомыхъ сопровождали его.
   Жена пріѣхала домой нѣсколькими днями раньше; она переодѣлась въ свое женское платье и сдѣлала видъ, какъ будто провела время на купаньяхъ. Вернувшись домой, она распорядилась, чтобы улицы были украшены коврами, и когда прибыли Джіането съ Ансальдо, весь дворъ вышелъ имъ навстрѣчу. Когда они пришли во дворецъ, жена выбѣжала привѣтствовать Джіането, но притворилась, какъ будто сердита на него, хотя любила его до чрезвычайности; между тѣмъ пиры, турниры и увеселенія шли своей чередой; на нихъ присутствовали всѣ придворные кавалеры и дамы. Джіането, замѣтивъ, что жена встрѣтила его не съ обычной радостью, подозвалъ ее къ себѣ и хотѣлъ съ ней поздороваться. Но она отвѣчала, что не желаетъ его ласкъ.
   -- Я увѣрена, сказала она, что вы расточали ихъ какой-нибудь изъ вашихъ прежнихъ возлюбленныхъ.
   Джіансто сталъ оправдываться. Она спросила:
   -- Гдѣ кольцо, которое я вамъ подарила?
   -- Ну вотъ, я такъ и ожидалъ!-- воскликнулъ Джіането,-- я былъ правъ, говоря, что вы разсердитесь на меня; но я клянусь всѣми святыми и всѣмъ, что мнѣ дорого, что я подарилъ его адвокату, выигравшему нашъ процессъ.
   -- А я могу поклясться, что ты подарилъ его женщинѣ, поэтому не клянись болѣе.
   Джіането сталъ увѣрять, что говоритъ сущую правду, и что то же самое онъ твердилъ адвокату, когда тотъ просилъ у него кольцо. Жена отвѣчала, что ему лучше бы оставаться въ Венеціи со своими любовницами, которыя, вѣроятно, плакали, когда онъ уѣзжалъ. У Джіането у самого потекли слезы и въ большомъ огорченіи онъ увѣрялъ ее, что сказанное ею неправда. Жена, видя его слезы, какъ кинжалы пронзившія ей сердце, бросилась цѣловать его; съ громкимъ смѣхомъ она показала кольцо и разсказала ему, что знаменитый адвокатъ былъ никто иной, какъ она сама. Джіането былъ пораженъ. Убѣдившись, что это правда, онъ сообщилъ всю исторію придворнымъ и своимъ спутникамъ. Все это еще болѣе усилило любовь между нимъ и его супругой. Онъ позвалъ ту самую дѣвушку, которая тогда, въ памятный вечеръ, подала ему добрый совѣтъ не пить снотворнаго зелья, и отдалъ ее въ жены Ансальдо. Всю остальную жизнь свою они прожили въ великомъ счастіи и благополучіи.


Антоніо и Бассаніо.
                              "Но если
Рѣшитесь вы второй стрѣлой метнутъ..."
Дѣйствіе I, сцена I.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Дожъ Венеціи.
   Принцъ Аррагонскій.
   Принцъ Мороккскій.
   Антоніо, венеціанскій купецъ.
   Бассаніо, его другъ.
   Саланіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Бассаніо.
   Лоренцо, влюбленный въ Джессику.
   Шейлонъ, богатый еврей.
   Тубалъ, еврей, другъ его.
   Ланчелотъ Гоббо, шутъ, служитель Шейлока.
   Старикъ Гоббо, отецъ Ланчелота.
   Леонардо, слуга Бассаніо.
   Бальтазаръ, слуга Порціи.
   Стефано, слуга Порціи.
   Порція, наслѣдница богатаго имѣнія.
   Нерисса, ея служанка.
   Джессика, дочь Шейлока.

Сенаторы, члены суда, тюремщики, слуги Порціи и проч.

-----

Дѣйствіе происходитъ частью въ Венеціи, частью въ Бельмонтѣ, замкѣ Порціи, на материкѣ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Антоніо, Саларино и Саланіо.

   

АНТОНІО.

             Признаться, я и самъ не понимаю,
             Чего я такъ печаленъ. Грусть и васъ
             Томитъ, какъ вы сказали мнѣ; но, право,
             Я все еще узнать стараюсь, какъ
             Я эту грусть поймалъ, нашелъ иль встрѣтилъ,
             И изъ чего она сотворена,
             И чье она произведенье. Просто
             Я сдѣлался какимъ-то дуракомъ,
             И самъ себѣ почти неузнаваемъ.
   

САЛАРИНО.

             Вашъ духъ теперь летаетъ по морямъ;
             Вы мыслью тамъ, гдѣ ваши галеоны,
             Подобные вельможамъ именитымъ
             И гражданамъ богатымъ водъ морскихъ,
             Вздувъ паруса, внизъ смотрятъ горделиво
             На мелкія торговыя суда,
             Что головы съ почтеньемъ преклоняютъ,
             Когда они несутся мимо ихъ
             На полотняныхъ крыльяхъ.
   

САЛАНІО.

                                                     О, повѣрьте,
             Когда бы я такъ много рисковалъ,
             Какъ вы, синьоръ,-- вослѣдъ моимъ надеждамъ
             Летали бы и чувства всѣ мои.
             Я вырывалъ бы травку поминутно,
             Чтобы узнать, откуда вѣтеръ; я
             Разсматривалъ бы въ картахъ безпрестанно
             Всѣ гавани и пристани -- и все,
             Что породить могло бы опасенье
             Несчастія съ имуществомъ моимъ,
             Печаль въ меня вселяло бы, конечно.
   

САЛАРИНО.

             Я, каждый разъ, какъ мой горячій супъ
             Дыханіе мое бы охлаждало,
             И самъ бы стылъ отъ ужаса, при мысли
             О той бѣдѣ, что можетъ натворить
             Въ открытомъ морѣ слишкомъ сильный вѣтеръ,
             Не могъ бы я ни разу на часы
             Песочные взглянуть, чтобъ не подумать
             Объ отмеляхъ песчаныхъ -- и о томъ,
             Что мой корабль, быть можетъ, погрузился
             Въ морской песокъ и ниже, чѣмъ бока,
             Склонилъ главу, чтобы свою могилу
             Поцѣловать. Войдя въ священный храмъ
             И бросивъ взглядъ на каменныя стѣны,
             Я могъ ли бы не вспомнить въ тотъ же мигъ
             О гибельныхъ утесахъ, что малѣйшимъ
             Толчкомъ въ корабль мой нѣжный могутъ вдругъ
             Всѣ пряности его разсѣять въ морѣ
             И тканями шелковыми его
             Одѣть валы бунтующаго моря?
             Короче -- могъ ли бъ я при этомъ всемъ
             Не представлять себѣ, что все богатство
             Вдругъ сдѣлалось ничтожествомъ? Могу ль
             Я мысль мою удерживать на мысли
             Объ этомъ всемъ, безъ мысли, что такимъ
             Несчастіемъ я былъ бы опечаленъ?
             Не спорьте: я увѣренъ -- оттого
             Антоніо груститъ, что вспоминаетъ
             Про свой товаръ.
   

АНТОНІО.

                                           Совсѣмъ не оттого --
             Повѣрьте мнѣ. Я очень благодаренъ
             Своей судьбѣ: не ввѣренъ мой товаръ
             Единственному судну или мѣсту;
             Не отдано имущество мое
             Въ зависимость отъ нынѣшняго года.
             Итакъ, меня печалятъ не дѣла
             Торговыя.
   

САЛАРИНО.

                                 Такъ, значитъ, вы влюбились?
   

АНТОНІО.

                                                                                   О, нѣтъ!
   

САЛАРИНО.

             Какъ -- нѣтъ? и не влюбились! Ну,
             Такъ скажемъ такъ: вы оттого печальны,
             Что просто вамъ невесело; могли бы
             Вы точно также хохотать и прыгать,
             И говорить: "Я веселъ оттого,
             Что не грущу!" О, Янусъ двуголовый,
             Клянусь тобой: забавныхъ чудаковъ
             Въ свои часы природа сотворяетъ:
             Одинъ -- гляди -- все щурится и все
             Хохочетъ, точно попугай, заслышавъ
             Волынки звукъ; а у другого видъ
             Такъ уксусенъ, что увѣряй самъ Несторъ,
             Что вещь смѣшна, не обнаружитъ онъ
             Своихъ зубовъ улыбкою веселой.

Входятъ Бассаніо, Лоренцо и Граціано.

САЛАНІО.

             Вотъ родственникъ достопочтенный вашъ
             Бассаніо, съ Лоренцо и Грацьяно.
             Прощайте: мы васъ оставляемъ въ лучшемъ
             Сообществѣ.
   

САЛАРИНО.

                                 Остался бъ съ вами я,
             Пока бы вы не стали веселѣе,
             Но болѣе достойные друзья
             Меня предупредили.
   

АНТОНІО.

                                           Вашей дружбѣ
             Я придаю большую цѣну. Мнѣ
             Сдается такъ, что есть у васъ другія,
             Свои дѣла и что такой предлогъ
             Сыскали вы, чтобы уйти отсюда.
   

САЛАРИНО.

             Привѣтъ-мой вамъ, синьоры.
   

БАССАНІО.

                                                     Что жъ, когда
             Мы съ вами вновь, синьоры, похохочемъ?
             Мы видимся ужъ слишкомъ рѣдко. Развѣ
             Такъ быть должно?
   

САЛАРИНО.

                                           Мы оба вамъ готовы
             Всегда служить въ свободные часы.

[Cаларино и Саланіо уходятъ.


Порція и Нерисса.
"Пожалуйста, перечисли ихъ по именамъ".
Дѣйствіе I, сцена II.

ЛОРЕНЦО.

             Бассаніо, теперь, когда нашли вы
             Антоніо -- уходимъ мы вдвоемъ.
             Но не забыть прошу, гдѣ въ часъ обѣда
             Мы встрѣтиться условились.
             Навѣрное.
   

БАССАНІО.

                                 Приду.
   

ГРАЦІАНО.

                                                     Антоніо, вы какъ-то
             Разстроены. Ужъ слишкомъ много вы
             Заботитесь объ этой жизни. Право,
             Тотъ жизнь свою теряетъ, кто ее
             Излишествомъ заботъ пріобрѣтаетъ.
             Повѣрьте мнѣ, есть перемѣна въ васъ
             Престранная.
   

АНТОНІО.

                                           Я этотъ міръ считаю
             Лишь тѣмъ, чѣмъ есть на самомъ дѣлѣ онъ:
             Подмостками, гдѣ роль играть всѣ люди
             Обязаны; а мнѣ досталась роль
             Печальная.
   

ГРАЦІАНО.

                                           Такъ мнѣ ужъ вы позвольте
             Взять роль шута. Пускай покроюсь я
             Морщинами при смѣхѣ и весельѣ!
             Пусть лучше я разгорячу виномъ
             Желудокъ мой, чѣмъ остужу все сердце
             Стенаньями смертельными! Тому,
             Въ чьихъ жилахъ кровь горячая струится,
             Зачѣмъ сидѣть, какъ дѣдушка его,
             Альбастровой статуей? спать въ то время,
             Когда вполнѣ онъ бодрствуетъ? брюзжать
             И злиться такъ, чтобъ желчь разлилась въ тѣлѣ?
             Антоніо, къ тебѣ привязанъ я --
             И говоритъ во мнѣ любовь. Послушай,
             Что я скажу: на свѣтѣ люди есть,
             Чьи лица такъ недвижны, какъ болото
             Стоячее; они всегда хранятъ
             Упорное молчаніе, желая
             Прослыть вездѣ за мудрецовъ большихъ,
             Серьезнѣйшихъ философовъ, и будто
             Вамъ говорятъ: "Я -- господинъ-пророкъ,
             И ужъ когда я губы раскрываю,
             Тогда молчать обязанъ каждый песъ".
             О, милый мой, изъ нихъ я многихъ знаю,
             Которые слывутъ за мудрецовъ
             Лишь потому, что никогда ни слова
             Не говорятъ; а между тѣмъ -- вполнѣ
             Увѣренъ я -- рѣшись они немного
             Заговорить -- ихъ слушатели всѣ
             Терзались бы, необходимость видя
             Болванами назвать собратьевъ. Я
             Подробнѣе поговорю объ этомъ
             Съ тобой потомъ, лишь перестань ловить
             На удочку печали мнѣнье свѣта,
             Служащее плотвою дуракамъ.
             Теперь идемъ, Лоренцо мой. Покамѣстъ
             Прощайте. Тамъ, какъ кончимъ мы обѣдъ,
             И рѣчь свою я кончу.
   

ЛОРЕНЦО.

                                           До свиданья;
             Мы до обѣда оставляемъ васъ.
             Должно быть, я къ тѣмъ мудрецамъ безмолвнымъ
             Принадлежу, затѣмъ, что никогда
             Поговорить не дастъ мнѣ Граціано.
   

ГРАЦІАНО.

             Да поживи еще хоть года два
             Со мной вдвоемъ -- и собственный свой голосъ
             Забудешь ты.
   

АНТОНІО.

                                           Прощайте. Болтуномъ
             Я сдѣлаюсь въ компаньи вашей.
   

ГРАЦІАНО.

                                                               Это
             Пріятно мнѣ; вѣдь только въ двухъ вещахъ
             Безмолвіе -- одно изъ качествъ важныхъ:
             Въ конченыхъ языкахъ и дѣвахъ непродажныхъ.

[Граціано и Лоренцо уходятъ.

АНТОНІО.

             Заключается ли что-нибудь во всѣхъ этихъ словахъ?
   

БАССАНІО.

   Ни одинъ человѣкъ во всей Венеціи не умѣетъ произносить такое безчисленное множество ничего незначащихъ словъ, какое произноситъ Граціано. Его разсужденія -- точно два зерна пшеницы, спрятанныя въ двухъ мѣрахъ соломы. Чтобы найти ихъ, нужно искать цѣлый день, а найдешь -- оказывается, что они не стоили поисковъ.
   

АНТОНІО.

             Ну, хорошо. Теперь скажите мнѣ,
             Кто дама та, которой покланяться
             Вы поклялись и о которой мнѣ
             Вы разсказать сегодня обѣщали?
   

БАССАНІО.

             Антоніо, небезъизвѣстно вамъ,
             Какъ сильно я дѣла свои разстроилъ,
             Живя пышнѣй, чѣмъ позволяли мнѣ
             Мои, совсѣмъ не важные, рессурсы.
             Я не скорблю о томъ, что не могу
             Жить долѣе такъ весело и пышно,
             Но главная забота у меня --
             Какъ заплатить долги мои большіе,
             Въ которые я мотовствомъ своимъ
             Былъ вовлеченъ. Вамъ я обязанъ больше,
             Антоніо, чѣмъ всѣмъ другимъ друзьямъ
             И деньгами, и дружбой. Эта дружба
             Порукой мнѣ, что я могу открыть
             Вамъ планы всѣ и всѣ предположенья,
             Которые я сдѣлалъ для того,
             Чтобъ отъ долговъ совсѣмъ себя очистить.


Шейлокъ, Бассаніо и Антоніо.
"Я долженъ низко шляпу
Предъ вами снятъ и тономъ должника,
Едва дыша, вамъ прошептать смиренно..."
Дѣйствіе I, сцена III.

   

АНТОНІО.

             Скажите все, прошу васъ, добрый мой
             Бассаніо, -- и если эти планы,
             Какъ сами вы, не отвращаютъ глазъ
             Отъ честности, то васъ могу увѣрить,
             Что кошелекъ и самого себя,
             И средства всѣ послѣднія открою
             Для вашихъ нуждъ.
   

БАССАНІО.

                                           Еще ребенкомъ я,
             Когда стрѣлу мнѣ потерять случалось,
             Сейчасъ металъ другую вслѣдъ за ней
             Такую же и въ томъ же направленьи,
             Но ужъ за ней внимательнѣй слѣдилъ,
             Чтобъ первую найти -- и такъ, рискуя
             Обѣими, я обѣ иногда
             Отыскивалъ. Такой примѣръ изъ дѣтскихъ,
             Невинныхъ лѣтъ привелъ я потому,
             Что и слово, которыя хочу я
             Сейчасъ сказать, вполнѣ невинны. Другъ
             Антоніо, и задолжалъ вамъ много,
             И все, что вы мнѣ дали, потеряла,
             Какъ юноша безпутнѣйшій; но если
             Рѣшитесь вы второй стрѣлой метнуть
             Въ ту сторону, куда метнули первой,
             То я вполнѣ увѣренъ, что, слѣдя
             Внимательно, иль обѣ отыщу я,
             Иль принесу вторую вамъ назадъ,
             И должникомъ признательнымъ останусь
             За первую.
   

АНТОНІО.

                                 Вы знаете меня
             И тратите лишь время въ изворотахъ
             Вокругъ моей привязанности къ вамъ,
             И -- вѣрьте мнѣ -- сомнѣнью подвергая
             Мою любовь, вы болѣе меня
             Печалите, чѣмъ еслибъ промотали
             Вы все мое имущество. Итакъ,
             Скажите лишь, что я обязанъ сдѣлать,
             И что могу, по мнѣнью твоему --
             Я все готовъ исполнить. Говори же.
   

БАССАНІО.

             Наслѣдница богатая живетъ
             Въ помѣстіи Бельмонтѣ, и прекрасна
             Она лицомъ, и тѣмъ еще прекраснѣй,
             Что чудныхъ добродѣтелей полна.
             Уже не разъ посланія нѣмыя
             Прелестныя изъ милыхъ глазъ ея
             Я получалъ. Знай -- Порція ей имя,
             И Порція, Катона дочь и Брута
             Жена, ничѣмъ не превзошла ее.
             Достоинства ея небезъизвѣстны
             Вселенной всей: четыре вѣтра къ ней
             Изъ всякихъ странъ наносятъ самыхъ знатныхъ
             Искателей; какъ солнце, блещутъ кудри,
             И золотымъ руномъ съ висковъ бѣгутъ,
             И дѣлаютъ ея Бельмонтскій замокъ
             Колхидою, куда ужъ не одинъ
             Герой-Язонъ являлся за побѣдой.
             О другъ, имѣй я средство для того,
             Чтобъ между нихъ соперникомъ явиться --
             Душа моя предсказываетъ мнѣ,
             Что я бъ успѣлъ и счастливъ былъ навѣрно.
   

АНТОНІО.

             Ты знаешь самъ -- имущество мое
             Все на морѣ; нѣтъ у меня ни денегъ,
             Ни средствъ достать сейчасъ же капиталъ.
             Ступай, ищи, развѣдай -- сколько силы
             Въ Венеціи имѣетъ мой кредитъ;
             Его готовъ я выжать до копѣйки,
             Чтобъ снарядить, какъ слѣдуетъ, тебя
             Въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай же,
             Развѣдывай; я тоже поищу,
             Гдѣ деньги есть -- и можетъ быть едва ли,
             Чтобъ мнѣ и подъ мою поруку отказали.

[Уходятъ.


Порція
Дѣйствіе II, сцена I.

   

СЦЕНА II.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ Порція и Нерисса.

ПОРЦІЯ.

   Право, Нерисса, моему маленькому тѣлу уже не подъ силу этотъ большой міръ.
   

НЕРИССА.

   Такъ бы оно и было, если бы вы настолько же бѣдствовали, насколько вы счастливы; но, видно, тѣ, которые черезчуръ много ѣдятъ, болѣютъ точно такъ же, какъ и тѣ, которые мучатся голодомъ. Потому-то среднее состояніе не маловажное счастіе. Излишество скоро доживаетъ до сѣдыхъ волосъ, а умѣренность живетъ долго.
   

ПОРЦІЯ.

   Хорошія правила и хорошо сказаны.
   

НЕРИССА.

   Они были бы еще лучше, если бы ихъ исполняли, какъ должно.
   

ПОРЦІЯ.

   Если бы дѣлать было такъ же легко, какъ знать что слѣдуетъ дѣлать -- часовни были бы церквами, а избы бѣдныхъ людей -- царскими дворцами. Тотъ хорошій проповѣдникъ, кто слѣдуетъ своимъ собственнымъ побужденіямъ: мнѣ легче научить двадцатерыхъ человѣкъ тому, что они должны дѣлать, чѣмъ быть одною изъ этихъ двадцати и слѣдовать моимъ собственнымъ наставленіямъ. Мозгъ можетъ изобрѣтать законы для крови, но горячая натура перепрыгиваетъ черезъ холодное правило. Безумная молодость -- заяцъ, перескакивающій черезъ капканы, которые ставитъ ему благоразуміе. Но такое разсужденіе некстати теперь, когда мнѣ предстоитъ выбрать себѣ мужа. Увы! къ чему я говорю: "выбрать"? Я не имѣю права ни избрать того, кого само желала бы, ни отказать тому, кто мнѣ не нравится. Такъ воля живой дочери склоняется подъ волею умершаго отца! Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?
   

НЕРИССА.

   Вашъ отецъ былъ всегда добродѣтельнымъ человѣкомъ, а къ святымъ людямъ, въ минуту смерти, приходятъ благія мысли. Потому-то эта придуманная имъ лоттерея, по которой вы будете принадлежать тому, кто угадаетъ его намѣреніе при выборѣ одного изъ трехъ ящиковъ -- золотого, серебрянаго и свинцоваго -- безъ сомнѣнія, выиграется только человѣкомъ, искренно любящимъ васъ. Но скажите, чувствуете ли вы горячую привязанность къ какому-нибудь изъ царственныхъ жениховъ, уже появлявшихся передъ вами?
   

ПОРЦІЯ.

   Пожалуйста, перечисли мнѣ ихъ по именамъ: по мѣрѣ того, какъ ты будешь называть ихъ, я буду ихъ описывать, и, судя по моему описанію, ты заключишь о степени моей привязанности.
   

НЕРИССА.

   Во-первыхъ, принцъ Неаполитанскій.
   

ПОРЦІЯ.

   Ну, этотъ -- родился въ конюшнѣ, потому что только и говоритъ, что о своей лошади, и хвастается, какъ большимъ талантомъ, тѣмъ, что умѣетъ самъ подковывать ее. Мнѣ очень сдается, что его почтенная матушка сыграла въ фальшивую игру съ какимъ-ни будь кузнецомъ.
   

НЕРИССА.

   Затѣмъ -- графъ Палатинскій.
   

ПОРЦІЯ.

   Этотъ только и дѣлаетъ, что морщитъ брови, какъ будто хочетъ сказать: "если вы не хотите меня, то рѣшайтесь". Онъ безъ улыбки слушаетъ веселые разсказы. Если ужъ въ молодости имъ овладѣла такая безнадежная угрюмость, то въ старости онъ, пожалуй, сдѣлается плачущимъ философомъ. Я лучше готова выйти за мертвую голову съ костью въ зубахъ, чѣмъ за одного изъ этихъ двухъ. Избави меня Господь отъ нихъ обоихъ!
   

НЕРИССА.

   Что вы скажете о французскомъ вельможѣ -- мосье Ле Бонъ?
   

ПОРЦІЯ.

   Его создалъ Богъ -- такъ пусть онъ и слыветъ человѣкомъ. Право, я знаю, что насмѣхаться грѣшно; но этотъ французъ... У него лошадь лучше, чѣмъ у неаполитанца; скверная привычка морщить брови у него лучше, чѣмъ у палатинскаго графа; онъ -- всѣ люди и вмѣстѣ съ тѣмъ никто. Стоитъ дрозду запѣть -- онъ тотчасъ же подпрыгиваетъ; онъ готовъ сражаться съ своею собственною тѣнью. Выйдя за него, я вышла бы за двадцать человѣкъ; если бы онъ даже презиралъ меня, я прощала бы ему это, потому что, люби онъ меня хоть до безумія, мое сердце никогда бы ему не отвѣчало.
   

НЕРИССА.

   Ну, такъ что вы скажете о Фальконбриджѣ, молодомъ англійскомъ баронѣ?
   

ПОРЦІЯ.

   Ты знае

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ШЕКСПИРА
ВЪ ПРОЗѢ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

ТОМЪ ШЕСТОЙ.

I. Жизнь и смерть короля Ричарда III.-- II. Венеціанскій купецъ.-- III. Троилъ и Крессида.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
КЪ ЖУРНАЛУ
"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРѢНІЕ"
за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДѢЕВА.
1893.

  

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Герцогъ Венеціи.
   Принцъ Мароккскій, Принцъ Арагонскій, искатели руки Порціи.
   Антоніо, купецъ Венеціанскій.
   Бассаніо, его другъ.
   Саланіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Бассаніо.
   Лоренцо, влюбленный въ Джессику.
   Шейлокъ, жидъ.
   Тубалъ, жидъ, его другъ.
   Ланцелотъ Гоббо, клоунъ, слуга Шейлока.
   Старикъ Гоббо, отецъ Ланцелота.
   Салеріо, венеціанскій гонецъ.
   Леонардо, слуга Бассаніо.
   Балтазаръ, Стэфано, слуги Порціи.
   Порціа, богатая наслѣдница.
   Нэрисса, ея прислужница.
   Джессика, дочь Шейлока.

Вельможи Венеціи, судьи, тюремщикъ, слуги и другіе.

Дѣйствіе происходитъ поочередно то въ Венеціи, то въ Бельмонтѣ, гдѣ, на материкѣ, живетъ Порція,

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Антоніо, Саларипо и Саланіо.

   Антоніо. Честное слово, не знаю, откуда у меня такая тоска. Вы говорите, что она дѣйствуетъ на васъ удручающимъ образомъ, на меня -- тоже. Но какъ она успѣла завладѣть мною? Нашелъ-ли я ее или она попалась мнѣ навстрѣчу, изъ какого вещества она создана, откуда родилась -- вотъ чего я до сихъ поръ не могу себѣ объяснить. Я отъ нея тупѣю до такой степени, что просто не узнаю самъ себя.
   Слларино. Всѣ ваши мысли направлены на океанъ, по которому, подъ гордыми парусами, плывутъ ваши большіе корабли, словно синьоры или именитые граждане влажной стихіи, или великолѣпные властелины моря, презрительно смотрящіе на мелкія купеческія суда, привѣтствующія ихъ и преклоняющіяся передъ ними въ то время, когда они носятся мимо нихъ на своихъ вытканныхъ крыльяхъ.
   Саланіо. И если-бы мое имущество подвергалось такимъ опасностямъ, какъ ваше, большая часть моихъ думъ странствовало-бы вмѣстѣ съ моими надеждами. Я безпрестанно срывалъ-бы былинки травы, чтобы узнать, съ которой стороны дуетъ вѣтеръ; отыскивалъ-бы на ландкартахъ порты, молы и рейды и, конечно, все, что могло-бы внушить даже ни на чемъ не основанный страхъ за мои грузы, повергало-бы меня въ глубокую тоску.
   Саларино. Если-бы я сталъ дуть на горячій бульонъ, чтобы его остудить, я-бы непремѣнно додулся до лихорадки при одной мысли о тѣхъ бѣдахъ, которыя могли-бы произойти на морѣ отъ слишкомъ сильнаго вѣтра. Глядя, какъ песокъ пересыпается въ часахъ, я-бы не могъ удержаться отъ мысли о днѣ морскомъ и о песчаныхъ отмеляхъ. Мнѣ постоянно грезилось-бы, что мой богатый, но поврежденный "Андреа" накреняетъ свою главную мачту ниже бортовъ корабля, цѣлуя свою могилу. Могъ-ли бы я ходить въ церковь и видѣть сооруженныя изъ камня священныя зданія безъ того, чтобы мнѣ тотчасъ не пришли на умъ опасные утесы, которые, отъ одного прикосновенія къ нимъ дорогого моего корабля, разсѣяли-бы по волнамъ весь запасъ моихъ пряностей и одѣли-бы морскія волны моими шелковыми тканями,-- словомъ, не думая о томъ, что все мое пышное благосостояніе, казавшееся до сихъ поръ такимъ прочнымъ, теперь обращено уже въ ничто? Могъ-ли я остановиться умомъ на этой мысли безъ того, чтобы подобная тревога не повергла меня въ тоску? Мнѣ кажется совершенно излишнимъ говорить объ этомъ: я знаю, что Антоніо печаленъ потому, что Антоніо тревожится за свои корабли.
   Антоніо. Повѣрьте мнѣ, что нѣтъ. Благодарю судьбу за то, что товары свои я довѣрилъ не одному кораблю и отправляются они не въ одно и то же мѣсто, да и за то, что все мое состояніе не находится въ зависимости отъ одного настоящаго года. Поэтому причиной моей тоски не могутъ быть торговые обороты.
   Саланіо. Значитъ, вы влюблены.
   Антоніо. Полно, полно!
   Саланіо. Какъ! Даже и не влюблены? Тогда придется рѣшить, что вы печальны потому, что вы не веселы. Такъ-же легко было-бы вамъ смѣяться, сказать и увѣрять, будто вы веселы только потому, что не печальны. Клянусь двулицымъ Янусомъ, природа, по временамъ, создаетъ очень странныхъ людей: одни готовы безъ умолка мигать глазами и смѣяться, какъ попугаи, при звукахъ волынки; у другихъ-же, напротивъ, такой кислый видъ, что они, улыбаясь, не показали-бы своихъ зубовъ, если-бы даже самъ Несторъ клялся, что шутка дѣйствительно забавна.

Входятъ Бассапіо, Лоренцо и Граціано.

   Саланіо. Вотъ идетъ Бассаніо, благородный вашъ родственникъ, а съ нимъ Граціано и Лоренцо. Прощайте, мы оставляемъ васъ въ болѣе пріятномъ обществѣ.
   Саларино. Я остался-бы съ вами, пока мнѣ не удалось-бы васъ развеселить, если-бы меня не предупредили болѣе достойные друзья.
   Антоніо. Вашу доброту ко мнѣ я цѣню очень высоко. Я думаю, что васъ призываютъ собственныя ваши дѣла и вы не безъ удовольствія пользуетесь случаемъ уйти отъ меня.
   Саларино. Здравствуйте, добрѣйшіе синьоры!
   Бассаніо. Добрѣйшіе синьоры, когда-же мы посмѣемся вмѣстѣ? Скажите-же, когда? Васъ почему-то видно очень рѣдко. Неужто такъ будетъ всегда?
   Саларино. Каждую свою свободную минуту мы предоставляемъ къ услугамъ каждой вашей минутѣ свободной (Саларино и Саланіо уходятъ).
   Лоренцо. Синьоръ Бассаніо, такъ какъ вы нашли Антоніо, то мы оставляемъ васъ съ нимъ. Однако, прошу васъ, не забывайте, что въ часъ обѣда мы рѣшили собраться вмѣстѣ.
   Бассаніо. За мной дѣло не станетъ.
   Граціано. Вамъ, синьоръ Антоніо, какъ будто не по себѣ? У васъ въ жизни черезъ-чуръ много заботъ, а слишкомъ усиленно отдаваться заботамъ -- значитъ прямо портить жизнь. Повѣрьте мнѣ, вы измѣнились самымъ изумительнымъ образомъ.
   Антоніо. Этотъ міръ, Граціано, я считаю тѣмъ, что онъ есть, то есть театральными подмостками, на которыхъ каждый долженъ играть свою роль и гдѣ моя роль -- тоскливая.
   Граціано. А мнѣ нравится роль шута. Пусть старческія морщины избороздятъ мое лицо при взрывахъ веселья и смѣха пусть лучше вино горячитъ мою печень, чѣмъ тоскливые вздохи леденятъ мое сердце. Зачѣмъ человѣку, у котораго кровь еще горячо переливается въ жилахъ, изображать изъ себя своего, высѣченнаго изъ алебастра, дѣда! Зачѣмъ ему спать, когда слѣдуетъ бодрствовать, и постояннымъ ворчаньемъ наживать себѣ желтуху! Вотъ и я тебѣ скажу, Антоніо, я тебя люблю и говорить будетъ моя любовь:-- существуетъ извѣстный родъ людей, лица которыхъ словно молоко, подернутое сливками, подернуты плесенью, какъ стоячія воды, они постоянно сохраняютъ добровольную неподвижность, чтобы заполучить репутацію людей мудрыхъ, положительныхъ и глубокихъ, которые какъ будто говорятъ: "вы видите во мнѣ самого оракула. Когда я разжимаю губы, пусть ни одна собака не смѣетъ лаять". Ахъ, другъ мой Антоніо, знаю я многихъ, которыхъ считаютъ за людей умныхъ за то, что они не говорятъ ни слова. А заговори они только, я увѣренъ, что они ввели-бы въ грѣхъ уши каждаго, кто-бы ихъ ни услышалъ, заставивъ этого слушавшаго назвать своихъ ближнихъ дураками. Въ другой разъ сказку тебѣ на этотъ счетъ болѣе. Повѣрь мнѣ: не старайся только поймать пискаря, называемаго общественнымъ мнѣніемъ, на удочку, гдѣ червякъ замѣненъ меланхоліей. Идемъ, Лоренцо. До свиданія. Проповѣдь свою я окончу послѣ обѣда. Прощайте до обѣда.
   Лоренцо. Хорошо, мы покидаемъ васъ до обѣда. Я поневолѣ долженъ разыгрывать изъ себя одного изъ нѣмыхъ мудрецовъ, такъ какъ Граціано никогда не даетъ мнѣ вымолвить ни слова.
   Граціано. Хорошо, поживи въ моемъ обществѣ еще года два и ты самъ перестанешь узнавать звукъ своего голоса.
   Антоніо. Прощайте. А я-бы въ этой школѣ сдѣлался болтуномъ.
   Граціано. Это было-бы недурно. Съ молчаньемъ можно помириться въ копченномъ бычачьемъ языкѣ или въ непродажной дѣвѣ (Граціано и Лоренцо уходятъ).
   Антоніо. Подъ всѣмъ этимъ что-то скрывается.
   Бассаніо. Во всей Венеціи не отыщешь другого человѣка, который умѣлъ-бы говорите столько пустяковъ, сколько Граціано. Его разсужденія похожи на два зерна пшеницы, затерянныя въ цѣлыхъ четверикахъ мякины. Вы проищите ихъ цѣлый день прежде, чѣмъ найти, а когда ихъ найдете, окажется, что искать ихъ не стоило.
   Антоніо. Быть можетъ, и такъ. Теперь объясни мнѣ, кто та синьора, которой ты далъ обѣтъ отправиться на это таинственное богомолье, и о которой ты хотѣлъ поговорить сегодня со мной?
   Бассаніо.Тебѣ извѣстно, Антоніо, какъ сильно я разстроилъ свое состояніе, живя болѣе широко, чѣмъ позволяли мои сродства. Но мысль о томъ, что я не могу уже жить такъ роскошно, какъ прежде, нисколько меня не сокрушаетъ. Единственная моя забота о томъ, какъ бы честно раздѣлаться съ крупными долгами, въ которые втянула меня въ свое время излишняя расточительность. Тебѣ, Антоніо, я задолжалъ болѣе чѣмъ кому либо другому, какъ деньгами, такъ и любовью. Твоя-же любовь служитъ порукой, что я могу открыть тебѣ всѣ планы и предположенія, какъ расплатиться со всѣми моими долгами.
   Антоніо. Прошу тебя, добрѣйшій Бассаніо, будь со мной откровененъ. Если твои долги такъ-же честны, какъ и ты самъ, то мой кошелекъ, я самъ, и послѣднее, что я имѣю -- къ твоимъ услугамъ.
   Бассаніо. Когда я былъ еще школьникомъ и не могъ отыскать пущенную стрѣлу, я пускалъ другую съ той же силой и по тому же направленію, только слѣдилъ за нею внимательнѣе и, рискуя лишиться обѣихъ, находилъ обѣ. Припоминаю эти дѣтскія попытки потому, что и слѣдующія также простодушны. Я много тебѣ долженъ и, благодаря моей юношеской вѣтренности, все, что я тебѣ долженъ, потеряно для тебя навсегда. Но, если ты согласенъ, я пущу вторую стрѣлу по тому же направленію, какъ и первую, и, такъ какъ буду зорко слѣдить за ея полетомъ, я не сомнѣваюсь, что найду обѣ или, по крайней мѣрѣ, принесу тебѣ обратно вторую, оставшись относительно первой твоимъ благодарнымъ должникомъ.
   Антоніо. Ты хорошо меня знаешь и только напрасно тратишь время, стараясь опутать мою дружбу разными обходами. Ты своимъ сомнѣньемъ въ несомнѣнной моей преданности приносишь мнѣ болѣе огорченія, чѣмъ если бы лишилъ меня всего, что я имѣю. Скажи мнѣ только, что надо сдѣлать; тебѣ извѣстно, что я въ силахъ сдѣлать и готовъ на все, что отъ меня зависитъ. Итакъ, говори.
   Бассаніо. Въ Бельмонтѣ живетъ богатая наслѣдница, красоту которой еще болѣе украшаютъ ея изумительныя добродѣтели. Благодаря ея глазамъ, я уже получилъ нѣсколько, хотя и нѣмыхъ, но весьма пріятныхъ посланій. Зовутъ ее Порціей и увѣряю тебя, что она ни въ чемъ не уступаетъ дочери Катона, бывшей женою Брута. Цѣна ея не безъизвѣстна всему міру; поэтому всѣ четыре вѣтра гонятъ къ ней со всѣхъ сторонъ знатныхъ искателей ея руки. Ея блестящія кудри, ниспадающія на ея щеки, словно золотое руно, превращаютъ Бельмонтъ -- мѣсто ея пребыванія -- въ берега Колхиды, куда является не мало Язоновъ, чтобы завоевать его. Дорогой мой Антоніо, еслибъ у меня оказалось настолько ловкости, чтобы выдержать соперничество съ ними, въ моей душѣ есть предчувствіе, что она непремѣнно была-бы моей.
   Антоніо. Ты знаешь, что все мое состояніе на морѣ. Нѣтъ у меня ни денегъ, ни средствъ собрать немедленно значительную сумму. Итакъ, отправься на розыски, узнай, что можетъ сдѣлать въ Венеціи мой кредитъ. Чтобы снарядить тебя и какъ слѣдуетъ отправить къ Бельмонтъ къ прекрасной Порціи, я готовъ воспользоваться этимъ кредитомъ до послѣдней степени. Я-же, со своей стороны, тоже буду отыскивать денегъ. Я пользуюсь въ городѣ довѣріемъ и сочувствіемъ, поэтому увѣренъ, что поиски мои не пропадутъ даромъ (Оба уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Бельмонтъ,-- Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ Порціа и Нэрисса.

   Порціа. Увѣряю тебя, Нэрисса, что большой этотъ свѣтъ сильно утомляетъ мою маленькую особу.
   Нэрисса. Было бы совершенно понятно, дорогая моя синьора, если бы вы и горемъ были настолько богаты, какъ и радостями. На сколько я вижу, переполненіе желудка влечетъ за собою болѣзнь, какъ и голодъ; поэтому умѣренное счастье лучше, чѣмъ его избытокъ. Избытокъ скорѣй доводитъ до сѣдыхъ волосъ и довольство только необходимымъ много надежнѣе.
   Порціа. Нравоученіе недурное и выражено оно прекрасно.
   Нэрисса. Было бы оно еще лучше, если бы вы ему послѣдовали.
   Порціа. Если бы поступать, какъ слѣдуетъ, было бы также легко, какъ знать, что хорошо, что дурно -- часовни обратились бы въ храмы, а лачуги бѣдняковъ въ царственныя палаты. Отличный тотъ проповѣдникъ, кто умѣетъ исполнять то, что проповѣдуетъ. Мнѣ было бы много легче хоть двадцать человѣкъ научить тому, что хорошо или худо, чѣмъ быть одною изъ двадцати умѣющихъ слѣдовать даваемымъ наставленіямъ. Мозгъ можетъ выдумывать законы, способные обуздывать страсть, но пылкій нравъ отважно перескакиваетъ черезъ холодное правило. Сумасбродная молодость превращается въ зайца, чтобы перепрыгивать черезъ сѣти, разставленныя ему старымъ калѣкой, называемымъ полезнымъ совѣтомъ. Однако не время прибѣгать къ такимъ соображеніямъ, когда дѣло идетъ о выборѣ мужа. Но, Боже мой, что я говорю! Какъ стану я выбирать? Я не могу выбрать ни того, кого бы мнѣ хотѣлось, ни отказать тому, кто мнѣ не нравится: воля живой дочери должна преклониться передъ волею умершаго отца. Скажи, Нэрисса, развѣ не горько не имѣть воли ни при выборѣ, ни при отказѣ?
   Нэрисса. Вашъ батюшка всегда былъ человѣкомъ добродѣтельнымъ, а на людей благочестивыхъ въ часъ смерти всегда слетаютъ самыя высокія вдохновенія; поэтому, въ придуманной имъ лоттерѣ, выборъ между тремя ящиками: золотымъ, серебрянымъ и свинцовымъ долженъ повести васъ къ счастью. Повѣрьте, что, согласно волѣ вашего родителя, настоящій ящикъ выберетъ только тотъ, кого вы полюбите настоящимъ образомъ. Скажите, однако, какъ вы находите уже прибывшихъ сюда царственныхъ искателей вашей руки.
   Порція. Перечисляй ихъ, и по мѣрѣ того, какъ ты станешь ихъ называть, я выскажу тебѣ мнѣніе о каждомъ. По этимъ описаніямъ суди потомъ, какъ я нахожу этихъ господъ.
   Нэрисса. Во первыхъ, принцъ неаполитанскій.
   Порціа. Это какой-то конюхъ, онъ только и говоритъ о своей лошади и въ главное достоинство себѣ ставитъ то, что самъ умѣетъ ее ковать. Сильно подозрѣваю, что госпожа его родительница вела не совсѣмъ позволительную игру съ какимъ нибудь кузнецомъ.
   Нэрисса. Потомъ здѣсь-же находится графъ Палатинъ.
   Порціа. Этотъ.только хмуритъ брови, какъ-бы желая сказать: "Не хотите избрать меня въ мужья, ну, и не надо"! Онъ слушаетъ самые веселые разсказы, даже не улыбнувшись. Боюсь, какъ бы онъ подъ старость не превратился въ слезоточиваго философа, когда онъ и въ молодости отличается такой неумѣренною грустью. Я бы скорѣе согласилась выйти замужъ за мертвую голову, у которой въ зубахъ торчитъ кость, чѣмъ за одного изъ этихъ двухъ искателей моей руки. Избави меня Богъ отъ этихъ людей!
   Нэрисса. Что скажете вы о французскомъ дворянинѣ, то есть о monsieur Лебонъ?
   Порціа. Пусть онъ слыветъ себѣ человѣкомъ, когда его такимъ создалъ Богъ. Я, правда, знаю, что насмѣхаться грѣшно, но какъ-же не смѣяться надъ нимъ, когда у него лошадь лучше даже, чѣмъ у неаполитанца, а хмурить брови онъ умѣетъ еще искуснѣе, чѣмъ Палатинъ. Въ немъ сливаются всѣ люди, но это все-таки еще не дѣлаетъ изъ него человѣка. Стоитъ запѣть дрозду, какъ онъ тотчасъ-же начинаетъ скакать и готовъ драться съ собственною своей тѣнью. Если-бы я вышла за него замужъ, у меня оказалось-бы двадцать человѣкъ мужей. Если-бы онъ относился ко мнѣ съ пренебреженіемъ, я бы ему это простила, но онъ влюбленъ въ меня до сумасшествія, а отвѣчать ему взаимностью я никогда не буду въ силахъ.
   Нэрисса. А что скажете вы о Фольконбриджѣ, молодомъ англійскомъ баронѣ?
   Порціа. Ты знаешь, я не говорю съ нимъ ни слова, потому что мы совсѣмъ не понимаемъ другъ друга. Онъ не умѣетъ говорить ни по латыни, ни по французски, ни по итальянски, а ты можешь даже передъ судомъ принять присягу, что я пикнуть не съумѣю по англійски. Онъ человѣкъ очень благообразный! Но, Боже мой, есть-ли какая нибудь возможность разговаривать съ нѣмымъ истуканомъ! И потомъ, какъ странно онъ одѣвается: камзолъ, какъ я предполагаю, онъ купилъ въ Италіи, широкія штаны во Франціи, шляпу въ Германіи, а умѣнье держать себя въ обществѣ вывезъ изъ всѣхъ странъ.
   Нэрисса. А что думаете вы о ближайшемъ его сосѣдѣ, шотландскомъ лордѣ?
   Порціа. Что онъ не лишенъ своего рода любви къ ближнимъ, потому что онъ получилъ пощечину отъ англичанина и поклялся отдать ее, когда будетъ въ состояніи. Мнѣ кажется, что за него поручился французъ и поклялся расплатиться за него вдвое.
   Нэрисса. Какъ находите вы молодого нѣмца, племянника герцога Саксонскаго?
   Порціа. Натощакъ утромъ онъ противенъ, а послѣ обѣда, когда пьянъ, еще противнѣе. Въ самыя лучшія свои минуты онъ немного похуже человѣка, а въ худшія -- немного похуже скота. Какое-бы несчастіе меня ни постигло, я все-таки надѣюсь отыскать случай избавиться отъ него.
   Нэрисса. А если у него дѣло дойдетъ до выбора и ему подъ руку попадется настоящій ящикъ, не откажетесь-ли вы отъ исполненія воли вашего родителя, отказавшись выйти замужъ за нѣмца?
   Порціа. Во избѣжаніе всякихъ несчастій, сдѣлай одолженіе, поставь стаканъ рейнвейна на ящикъ какъ разъ противоположный тому, который слѣдуетъ выбрать. Если-бы въ ящикѣ сидѣлъ самъ чортъ, внѣшнее искушеніе будетъ такъ сильно, что нѣмецъ непремѣнно выберетъ его. Я готова рѣшиться на все на свѣтѣ, милая Нэрисса, чтобы избавиться отъ необходимости выйти замужъ за губку.
   Нэрисса. Вамъ нечего бояться никого изъ нихъ, они всѣ сообщили мнѣ, что намѣрены возвратиться домой, чтобы долѣе не безпокоить васъ своими исканіями, если ужь нельзя добиться вашей руки какимъ нибудь инымъ способомъ, кромѣ того, который придумалъ вашъ родитель, то есть, при помощи выбора ящика.
   Порціа. Нѣтъ, Нэрисса, меня добудутъ или тѣмъ способомъ, который былъ предсмертнымъ желаніемъ моего отца, или я умру дѣвственной, какъ Діана, еслибы даже и пришлось дожить до возраста Сивиллы. Я очень рада, что эта часть искателей моей руки такъ разсудительна. Между ними нѣтъ ни одного, чьего отъѣзда я не желала-бы страстно. Поэтому молю у Бога счастливаго имъ пути.
   Нэрисса. А не помните-ли, еще при жизни вашего батюшки, сюда, вмѣстѣ съ маркизомъ Монферра, пріѣзжалъ одинъ, венеціанецъ родомъ, и ученый, и воинъ?
   Порціа. Помню, помню! Ты говоришь о Бассаніо. Такъ, вѣдь, кажется, его звали?
   Нэрисса. Такъ. Вотъ онъ-то изъ всѣхъ видѣнныхъ моими глупыми глазами, мнѣ кажется, болѣе достоинъ самой лучшей невѣсты.
   Порціа. Я помню его очень хорошо, помню также, что онъ вполнѣ достоинъ твоихъ похвалъ.

Входитъ слуга.

   Что скажешь новаго?
   Слуга. Четверо чужестранцевъ желаютъ васъ видѣть, чтобы съ вами проститься. Да еще пріѣхалъ передовой гонецъ отъ пятаго, именно отъ принца Мароккскаго съ извѣстіемъ, что его повелитель, принцъ, будетъ здѣсь сегодня къ ночи.
   Порціа. Если-бы я могла поздороваться съ пятымъ съ такимъ-же удовольствіемъ, съ какимъ прощаюсь съ четырьмя первыми, я была-бы очень рада его прибытію. Если у него не лицо праведника, а лицо дьявола, я желала-бы, чтобы онъ былъ лучше моимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Идемъ, Нэрисса!-- А ты ступай впередъ. Не успѣешь запереть воротъ за однимъ искателемъ руки, какъ въ нихъ стучится другой! (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Площадь въ Венеціи.

Входятъ: Бассаніо и Шейлокъ.

   Шейлокъ. И такъ, три тысячи червонцевъ?-- хорошо.
   Бассаніо. Да, синьоръ, и на три мѣсяца.
   Шейлокъ. На три мѣсяца?-- хорошо.
   Бассаніо. И за меня, какъ я вамъ уже сказалъ, поручится Антоніо.
   Шейлокъ. Антоніо поручится... Хорошо.
   Бассаніо. Отвѣтишь-ли ты, наконецъ, можешь ты помочь мнѣ и дать денегъ?
   Шейлокъ. Три тысячи дукатовъ на три мѣсяца и поручителемъ будетъ Антоніо?
   Бассаніо. Что-же ты на это отвѣтишь?
   Шейлокъ. Антоніо человѣкъ хорошій.
   Бассаніо. Слыхалъ-ли ты когда нибудь о немъ что либо противоположное?
   Шейлокъ. О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Сказавъ, что онъ человѣкъ хорошій, я хотѣлъ вамъ дать понять, что человѣкъ онъ достаточный. Но, тѣмъ не менѣе, размѣры его средствъ можно только предполагать, а вполнѣ положиться на нихъ нельзя. Одинъ корабль находится у него на пути въ Триполи, другой въ Индію; кромѣ того, я только что слышалъ на Ріальто, что будто еще третій на пути въ Мексику, четвертый въ Англію и еще много другихъ разсѣяны по разнымъ морямъ. Но корабли не болѣе, вѣдь, какъ доски, а матросы люди. Крысы есть и земляныя, есть и водяныя, есть воры земляные, есть и водяные,-- я говорю о пиратахъ,-- потому случаются несчастія и отъ волнъ, и отъ бурь, и отъ скалъ. Но все-таки человѣкъ онъ достаточный. Три тысячи дукатовъ? Полагаю, что его поручительствомъ удовольствоваться можно.
   Бассаніо. Увѣряю тебя, что можно.
   Шейлокъ. Нѣтъ. Можно или нельзя, надо увѣриться хорошенько, а чтобы увѣриться, надо хорошенько подумать. Можно мнѣ поговорить съ Антоніо?
   Бассаніо. Если хочешь, приходи обѣдать съ нами.
   Шейлокъ. Да, чтобы имѣть удовольствіе нюхать свинину, наѣсться того жилища, куда вашъ пророкъ Назареянинъ вогналъ дьявола. Я охотно могу продавать вамъ, покупать у васъ, что угодно, разговаривать съ вами, идти съ вами по дорогѣ и такъ далѣе, но ѣсть съ вами, пить съ вами, молиться съ вами -- ни за что на свѣтѣ. Что новаго на Ріальто? Кто это, однако, идетъ сюда?

Входитъ Антоніо.

   Бассаніо. Это какъ разъ синьоръ Антоніо.
   Шейлокъ (про себя). Какимъ онъ смотритъ раболѣпнымъ мытаремъ. Ненавижу я его за то, что онъ христіанинъ, и еще болѣе за то, что онъ по гнусной подлости даромъ даетъ взаймы деньги и тѣмъ сильно понижаетъ въ Венеціи нашъ процентъ. Попадись онъ только ко мнѣ въ лапы, я досыта удовлетворю мою застарѣлую къ нему злобу. Онъ ненавидитъ весь нашъ священный народъ, и тамъ, гдѣ сходится наибольшее число купцовъ, во всеуслышаніе издѣвается надо мной, надъ моей торговлей, надъ тѣмъ, что я пріобрѣтаю, называя все это ростовщичествомъ. Да будетъ проклято все мое племя, если я ему прощу!
   Бассаніо. Что же, Шейлокъ?
   Шейлокъ. Я соображаю, сколько у меня въ настоящее время наличныхъ денегъ. Если моя память меня не обманываетъ, я по приблизительному счету едва-ли могу разомъ выдать вамъ всѣ три тысячи червонцевъ. Но это ничего: Тубалъ, богатый еврей одного со мной колѣна, ссудитъ меня, сколько понадобится. Однако, позвольте, вы на сколько же мѣсяцевъ желаете занять? (обращаясь къ Антонію). Желаю вамъ всего хорошаго, почтенный синьоръ, а мы какъ разъ о васъ разговаривали.
   Антоніо. Шейлокъ, хотя я, занимая деньги и давая ихъ въ займы, не плачу и не беру процентовъ, но, чтобы помочь моему другу въ нуждѣ, я готовъ отступить отъ своей привычки. Объяснилъ-ли онъ тебѣ, сколько мнѣ нужно?
   Шейлокъ. Какже, какже, три тысячи дукатовъ.
   Антоніо. И на три мѣсяца?
   Шейлокъ. Совсѣмъ было забылъ. Значитъ, на три мѣсяца, такъ вѣдь вы, кажется, сказали? Прекрасно... Къ тому же съ вашимъ поручительствомъ,-- объ этомъ можно подумать. Однако, послушайте, вы, кажется, сказали, что не берете и не платите процентовъ?
   Антоніо. Никогда до сихъ поръ этого не дѣлалъ.
   Шейлокъ. Когда, но наущеніямъ разумной матери, Іаковъ пасъ овецъ своего дяди Лавана... А Іаковъ этотъ былъ третьимъ патріархомъ послѣ святѣйшаго нашего Авраама, да онъ былъ третьимъ...
   Антоніо. Что же изъ этого? Развѣ онъ тоже отдавалъ деньги подъ проценты?
   Шейлокъ. Нѣтъ, процентовъ онъ не бралъ, то есть, не бралъ того, что вы собственно называете процентами. Но замѣтьте, что дѣлалъ онъ: онъ условился съ Лаваномъ, что всѣ ягнята, которые родятся пестрыми или полосатыми, будутъ наградой Іакову за труды. Въ концѣ осени, когда въ овцахъ разыгралась похоть и онѣ принимались бѣгать за баранами, и когда между этою покрытою волнистою шерстью породой происходило дѣло оплодотворенія, хитрый пастухъ на половину сдиралъ кору съ извѣстныхъ ему прутиковъ, и когда природа совершала актъ оплодотворенія, держалъ эти прутики передъ глазами охваченной сладострастіемъ овцы. Когда въ извѣстную минуту весь новорожденный приплодъ оказался пестрымъ и полосатымъ, весь онъ долженъ былъ доставаться Іакову. Это была своего рода нажива, а всякая нажива благословенна, если она не плодъ воровства.
   Антоніо. Почтеннѣйшій Шейлокъ, Іаковъ служилъ за весьма сомнительную награду, такъ какъ то, чего онъ добивался, было не въ его власти, а устраивалось рукою Творца. Поэтому можно-ли на этомъ основаніи оправдывать лихоимство? Развѣ твое золото и серебро -- бараны и овцы?
   Шейлокъ. Не знаю, что вамъ отвѣтить, но то и другое распложается у меня также быстро. Однако, слушайте меня далѣе, синьоръ.
   Антоніо. Замѣть, Бассаніо, что дьяволъ ради достиженія своей цѣли способенъ брать цитаты изъ священнаго писанія. Злая душа, опираясь на священное доказательство, бываетъ похожа на злодѣя съ улыбающимся лицомъ или на красивое яблоко съ прогнившей сердцевиной. О, въ какія красивыя формы облекается иногда коварство!
   Шейлокъ. Три тысячи червонцовъ -- сумма значительная, почтенная. А если на три мѣсяца по двѣнадцати процентовъ, сколько же выйдетъ?
   Антоніо. Что жь, Шейлокъ, намѣренъ ты дать намъ денегъ взаймы?
   Шейлокъ. Вспомните, синьоръ Антоніо, сколько разъ и какъ зло поносили вы меня на Ріальто за то, что я, давая взаймы деньги, беру проценты? Я терпѣливо, пожимая плечами, переносилъ все, потому что умѣнье переносить безмолвно страданіе -- отличительная черта нашего племени. Вы называли меня поганымъ, злымъ псомъ, плевали на мой жидовскій плащъ -- и все за то, что я пользуюсь своею собственностью. Но вамъ теперь вдругъ понадобилась моя помощь. Дѣло, кажется, ясно. Вы приходите ко мнѣ и говорите: "Шейлокъ, намъ нужны деньги!" И это говорите вы! Вы избавлялись отъ слюны, харкая мнѣ въ бороду, и, словно чужую собаку, отталкивали меня ногой отъ вашего порога! Теперь вы просите денегъ. Что-бы мнѣ слѣдовало вамъ сказать? Не слѣдовало бы отвѣтить вамъ: развѣ у пса есть деньги? Развѣ собака можетъ дать взаймы три тысячи червонцевъ? Или не слѣдуетъ-ли мнѣ глубоко склониться передъ вами и, затаивъ дыханіе, едва слышнымъ, покорнымъ лепетомъ и раболѣпнымъ тономъ сказать вамъ: "прекраснѣйшій синьоръ, прошлую среду вы плевали на меня, а въ такой-то день прогнали меня пинками, а еще въ такой-то день назвали меня псомъ, и за всѣ эти любезности я готовъ дать вамъ взаймы денегъ!"
   Антоніо. Да, я виноватъ въ томъ, что опять готовъ называть тебя такъ же, готовъ опять на тебя плевать, выталкивать тебя, но говорю: если ты дашь мнѣ взаймы денегъ, не думай, что ты ссужаешь друга. Когда бывало, чтобы дружба давала другу безплодный металлъ за проценты? Нѣтъ, лучше считай, что ты даешь взаймы деньги личному своему врагу. Если онъ не исполнитъ обязательства, тебѣ удобно будетъ подвергнуть его законной отвѣтственности.
   Шей докъ. Ну, вотъ смотрите, какъ вы опять вспылили! Мнѣ бы хотѣлось помириться съ вами, добиться вашего расположенія, забыть всѣ обиды, которыя вы мнѣ наносили, и вывесть васъ изъ настоящей нужды, не требуя отъ васъ ни одной полушки процента за свои деньги, а вы совсѣмъ и слушать меня не хотите. Однако, мое предложеніе нельзя назвать злонамѣреннымъ.
   Антоніо. Это дѣйствительно было бы верхомъ доброжелательства.
   Шейлокъ. Вотъ это-то доброжелательство я и желалъ-бы вамъ высказать. Пойдемте со мною къ нотаріусу и подпишите мнѣ тамъ самый простой вексель отъ одного вашего лица. Но ради шутки прибавимъ, что въ томъ случаѣ, если вы не расплатитесь со мной въ такой-то день и въ такой-то часъ, не внесете мнѣ суммы, означенной на векселѣ, вы, въ видѣ неустойки, отдадите мнѣ ровно фунтъ вашего выхоленнаго мяса, который будетъ вырѣзанъ, изъ какой мнѣ вздумается части вашего тѣла.
   Антоніо. Пожалуй, я подпишу даже и такое обязательство и вмѣстѣ съ тѣмъ скажу: какъ много добродушія у жида.
   Бассаніо. Нѣтъ, ради меня ты такого обязательства не подпишешь! Я лучше согласенъ терпѣть нужду!
   Антоніо. Полно, не бойся, другъ мой! Самому-же мнѣ рѣшительно бояться нечего, такъ какъ я знаю, что не просрочу. Черезъ два мѣсяца, то есть ровно за мѣсяцъ до срока мнѣ предстоитъ получка въ девять разъ больше, чѣмъ та сумма, которая означена будетъ на векселѣ.
   Шейлокъ. О, отче Авраамъ, и это христіане! Сами въ своихъ поступкахъ они такъ безсердечны и жестки, что научаются относиться подозрительно къ намѣренію другихъ. -- Скажите, пожалуйста, въ томъ случаѣ, когда онъ окажется неаккуратнымъ въ расплатѣ, какая польза мнѣ взыскивать съ него неустойку? Фунтъ мяса, вырѣзанный изъ тѣла человѣка, далеко не имѣетъ той стоимости и не прибыленъ, какъ фунтъ мяса бараньяго, бычачьяго или козлинаго. Повторяю: услугу эту я предлагаю ему затѣмъ, чтобы войти къ нему въ милость. Если онъ согласенъ -- хорошо, если нѣтъ -- прощайте. Только прошу васъ не обижать меня за мою доброту.
   Антоніо. Хорошо, Шейлокъ, я подпишу обязательство.
   Шейлокъ. Ступайте-же къ нотаріусу и ждите меня тамъ; пусть онъ заранѣе напишетъ это странное условіе. Я-же отправляюсь перехватить гдѣ нибудь требуемыя три тысячи дукатовъ, да загляну къ себѣ въ домъ, неосторожно оставленный мною подъ охраной безпечнаго слуги, а затѣмъ тотчасъ-же явлюсь къ вамъ.
   Антоніо. Ступай, любезный жидъ. Въ этомъ евреѣ проявилась доброта: это значитъ, что онъ скоро перейдетъ въ христіанство.
   Бассаніо. Я не люблю, когда мысль мошенника выражается въ красивыхъ словахъ.
   Антоніо. Полно, чего намъ бояться! Мои корабли вернутся въ Венецію за цѣлый мѣсяцъ до дня расплаты по обязательству (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. У Порціи.

При звукахъ трубъ входятъ: принцъ Мароккскій со свитой, Порціа, Нэрисса и другіе ея служители.

   Принцъ Мароккскій. Не относись ко мнѣ съ отвращеніемъ за цвѣтъ моей кожи, за темную ливрею моего сосѣда, жгучаго солнца, вблизи котораго я выросъ. Призови сюда самаго красиваго рожденнаго на сѣверѣ человѣка, гдѣ отъ пламени Феба едва способны таять ледяныя сосульки, и изъ за любви къ тебѣ мы каждый сдѣлаемъ у себѣ разрѣзы, чтобы увидать, у кого изъ насъ кровь краснѣе. Говорю тебѣ, прелестная синьора, что лицо мое устрашало самыхъ храбрыхъ людей и моей любовью къ тебѣ клянусь, что юныя дѣвы, вызывавшія въ нашихъ странахъ наиболѣе восторговъ, любили меня за него еще сильнѣе. Разстаться со своимъ цвѣтомъ лица я не согласился-бы ни за что на свѣтѣ,-- впрочемъ, развѣ только въ томъ случаѣ, если-бы мнѣ удалось завладѣть твоими мыслями, моя прекрасная царица!
   Порціа. Въ моемъ выборѣ мною руководитъ не одно только поверхностное впечатлѣніе, вызванное взглядомъ молодой женщины, къ тому-же та лотерея, которой должна подвергнуться моя судьба, отнимаетъ у меня право дѣлать свободный выборъ. Но если-бы мой отецъ не ограничилъ моей воли и на смертномъ одрѣ не обязалъ меня стать женою того, кто добудетъ меня тѣмъ способомъ, о которомъ я вамъ уже говорила, вы, прославленный принцъ, на мои глаза не менѣе достойны моего расположенія, какъ любой изъ искателей моей руки, видѣнныхъ мною до сихъ поръ.
   Принцъ Мароккскій. Этого достаточно, чтобы вызвать мою благодарность. Прошу тебя, веди меня къ ящикамъ, дай попытать счастья. Клянусь вотъ этимъ мечемъ, убившимъ Софи и персидскаго принца, три раза разбивавшаго на полѣ битвы султана Солимана, что я готовъ, какъ громомъ, поразить своимъ взглядомъ самыхъ дерзкихъ нахаловъ и своимъ мужествомъ сокрушить самую дерзкую отвагу, оторвать дѣтенышей отъ сосцовъ медвѣдицы или даже вызвать на бой самого льва, рычащаго въ ожиданіи добычи,-- и все это для того, прелестная синьора, чтобы остаться побѣдителемъ и надъ тобою. Но, увы! Если-бы Геркулесъ вздумалъ играть въ кости съ Лихасомъ, чтобы рѣшить, кто изъ нихъ сильнѣе, легко вѣдь могло-бы случиться, что наиболѣе слабая рука выкинула наибольшее количество очковъ; такимъ образомъ Алкидъ былъ-бы побитъ своимъ пажемъ. Вотъ такъ и я, руководимый слѣпой фортуной, могу не достичь того, что, пожалуй, выпадетъ на долю менѣе достойнаго. А такая неудача сведетъ меня въ могилу.
   Порціа. Надо примириться съ судьбой. Или откажитесь совсѣмъ отъ выбора, или еще до выбора поклянитесь, дайте слово, что если на вашу долю выпадетъ неудача, никогда не приступать съ разговоромъ о бракѣ ни къ какой другой женщинѣ. И такъ, поразмыслите хорошенько.
   Принцъ Мароккскій. Согласенъ на все! Ведите меня къ ящикамъ и дайте испытать судьбу!
   Порціа. Нѣтъ, отправимтесь прежде въ храмъ, а послѣ обѣда испытайте свое счастье.
   Принцъ Мароккскій. Да не откажетъ мнѣ счастье въ своемъ покровительствѣ! Оно можетъ превратить мою жизнь или въ полную радостей, или въ полную проклятій (Уходитъ при звукахъ трубъ).
  

СЦЕНА II.

Улица въ Венеціи.

Входитъ Ланцелотъ Гоббо.

   Ланцелотъ. Такъ или иначе, а моей совѣсти придется согласиться на мой уходъ отъ жида, у котораго я живу. Дьяволъ толкаетъ меня подъ локоть и нашептываетъ мнѣ: "Гоббо, Ланцелотъ Гоббо, или добрѣйшій Ланцелотъ, или добрѣйшій Ланцелотъ Гоббо, бери ноги подъ мышки и давай скорѣй тягу, бѣги безъ оглядки!" А совѣсть говоритъ: "нѣтъ, честный Ланцелотъ, берегись! Берегись, честный Гоббо, или, какъ я сейчасъ говорилъ, честный Ланцелотъ Гоббо, не смѣй давать тягу, а заставь дать тягу самое это намѣреніе бѣжать". Невозмутимый демонъ, однако, продолжаетъ нашептывать мнѣ, чтобы я собирался въ дорогу. Онъ говоритъ мнѣ, чтобы я уложилъ свои вещи и тотчасъ отправился-бы въ дорогу. "Да,-- говоритъ онъ,-- ради самого неба, прибѣгни къ рѣшительнымъ средствамъ и бѣги безъ оглядки". Такъ говоритъ демонъ, а совѣсть схватываетъ меня за самое горло моего сердца и очень мудро говоритъ: "честный другъ мой Ланцелотъ, ты сынъ честнаго человѣкъ (или, скорѣе, честной женщины, потому что на моемъ отцѣ остались кое какія пятнышки: онъ иногда давалъ слишкомъ много воли себѣ и своимъ вкусамъ). И такъ, совѣсть говоритъ мнѣ: "Ланцелотъ, ни шагу отсюда"! "Улепетывай"! говоритъ демонъ. "Ни съ мѣста"! говоритъ совѣсть. Совѣсть, говорю я, ты подаешь мнѣ отличный совѣтъ, да и тебѣ, демонъ, говорю я, что твой совѣтъ хорошъ. Если я захочу послушаться своей совѣсти, я обязанъ остаться у жида, которому служу, а онъ, прости меня Господи, совсѣмъ вродѣ чорта; а чтобы уйти отъ жида, я обязанъ послушаться дьявола, который, съ позволенія сказать, самъ дьяволъ и есть. Но, во всякомъ случаѣ, нѣтъ сомнѣнія, что и жидъ воплощенный дьяволъ и по совѣсти, моя совѣсть очень жестокосердная совѣсть, когда она даетъ совѣтъ оставаться у жида, наиболѣе дружественный совѣть даетъ мнѣ дьяволъ. И такъ, господинъ дьяволъ, я намѣренъ улизнуть: возьму подъ мышки свои пятки и улизну.

Входитъ старикъ Гоббо; въ рукахъ у него корзина.

   Гоббо. Эй, синьоръ! Молодой человѣкъ! Я обращаюсь къ вамъ: гдѣ мнѣ пройти къ синьору жиду?
   Ланцелотъ (Про себя). О, Боже мой, это мой отецъ самолично. Онъ долженъ быть полуслѣпъ и слѣпъ совершенно, если не узнаетъ меня. Попытаюсь-же я продѣлать съ нимъ одну штучку.
   Гоббо. Добрѣйшій молодой человѣкъ, милѣйшій синьоръ, прошу васъ, укажите мнѣ дорогу, какъ пройти мнѣ къ синьору жиду.
   Ланцелотъ. Когда дойдешь до ближайшаго поворота, возьми направо, а у слѣдущаго возьми налѣво, а затѣмъ, чортъ возьми, опять у слѣдующаго не бери ни налѣво ни направо, но прямо спускайся къ жиду.
   Гоббо. Клянусь путями Всевышняго, найти этотъ путь будетъ не легко. Скажите мнѣ, пожалуйста, нѣкто, жившій у него, Ланцелотъ, все еще у него или нѣтъ?
   Ланцелотъ. Ты говоришь о молодомъ синьорѣ Ланцелотѣ? (про себя) Смотрите на меня, я пущу въ ходъ все свое остроуміе (Громко). Ты говоришь о юномъ синьорѣ Ланцелотѣ?
   Гоббо. Нѣтъ, синьоръ, онъ совсѣмъ не синьоръ, а сынъ бѣднаго человѣка. Отецъ его -- хотя и говорю это я -- человѣкъ честный. Онъ очень, очень бѣденъ, но, благодареніе Богу, у него все-таки есть, чѣмъ жить.
   Ланцелотъ. Ну, полно! Его отецъ можетъ быть всѣмъ чѣмъ ему угодно, мы все-таки поговоримъ о юномъ синьорѣ Ланцелотѣ.
   Гоббо. Будемъ говорить о Ланцелотѣ. Къ вашимъ услугамъ, синьоръ.
   Ланцелотъ. Однако, старичокъ, прошу тебя или, вѣрнѣе, молю тебя сказать мнѣ, о комъ ты говоришь? О юномъ синьорѣ Ланцелотѣ?
   Гоббо. Да, о Ланцелотѣ, не во гнѣвъ будь вамъ сказано;
   Ланцелотъ. Ergo, о синьорѣ Ланцелотѣ. Не говори о синьорѣ Ланцелотѣ, потому что юный этотъ синьоръ, но волѣ судебъ и предопредѣленія, по волѣ трехъ сестеръ и другихъ отраслей науки, на самомъ дѣлѣ скончался или, чтобы выразиться болѣе ясно, онъ отправился на небеса.
   Гоббо. О, чортъ возьми! Избави меня отъ этого Богъ! Молодецъ этотъ былъ единственнымъ старческимъ посохомъ, единственной опорой.
   Ланцелотъ (Про себя). Развѣ я, похожъ на костыль, на столбъ, на палку, на подпорку? Узнаешь ты меня, отецъ?
   Гоббо. Увы, нѣтъ, не узнаю, милѣйшій синьоръ. Но прошу васъ, скажите мнѣ, юный мой другъ, сынъ мой,-- да упокоитъ Господь его душу,-- въ самомъ дѣлѣ живъ или умеръ?
   Ланцелотъ. Развѣ ты не узнаешь меня, отецъ?
   Гоббо. Увы, синьоръ, зрѣніе у меня плохое и я васъ не узнаю.
   Ланцелотъ. Нѣтъ, честное слово, если-бы у тебя зрѣніе было и хорошее, ты, пожалуй, и тогда не узналъ-бы меня. Премудръ тотъ отецъ, который знаетъ свое дѣтище. Такъ и быть, старикъ, ужь сообщу тебѣ кое-что новое о твоемъ сынѣ. Благослови меня! Правда не можетъ не обнаружиться, а убійство не можетъ скрываться долго: сынъ смертнаго можетъ скрывать его нѣкоторое время, но правда въ концѣ концовъ все-таки выйдетъ наружу.
   Гоббо. Прошу васъ, встаньте, синьоръ. Я убѣжденъ, что вы не мой сынъ, не Ланцелотъ.
   Ланцелотъ. А я прошу тебя, перестанемъ пустословить и дай мнѣ свое благословеніе. Я Ланцелотъ, то-есть тотъ, кто и былъ твоимъ сыномъ, который и теперь твой сынъ, и который останется имъ всегда.
   Гоббо. Не думаю, чтобы вы были моимъ сыномъ.
   Ланцелотъ. Я еще и самъ не знаю, что объ этомъ подумаю, но я Ланцелотъ, слуга жида, и убѣжденъ, что Маргарита,-- твоя жена,-- мнѣ мать.
   Гоббо. Жену, въ самомъ дѣлѣ, зовутъ Маргаритой, и если ты Ланцелотъ, я поклянусь, что ты и плоть моя, и кровь. Прими мои восхваленія, Создатель! Какая борода-то у тебя выросла... У тебя на подбородкѣ волосъ больше, чѣмъ у Доббина, коренной моей лошади, на хвостѣ.
   Ланцелотъ. Если такъ, хвостъ у Доббина растетъ, должно быть, внутрь, потому что у него на хвостѣ, когда я послѣдній разъ его видѣлъ, волосъ было больше, чѣмъ у меня на лицѣ.
   Гоббо. Господи, какъ ты перемѣнился! Ну, сказки, какъ ты ладишь съ своимъ хозяиномъ? Я принесъ ему подарокъ... Какъ-же ты съ нимъ ладишь?
   Ланцелотъ. О, отлично, отлично! Что-жь касается меня то, рѣшившись убѣжать отъ него, я не остановлюсь до тѣхъ поръ, пока не оставлю за собой хоть какой-нибудь доли пространства. Хозяинъ мой -- сущій жидъ, и ему ты принесъ подарокъ, хотя веревка -- единственный подарокъ, котораго онъ стоитъ. Я у него на службѣ умираю съ голоду, ты можешь пальцами пересчитать всѣ мои ребра. Отецъ, я очень радъ, что ты пришелъ. Отдай подарокъ мнѣ, а я его передамъ нѣкоему синьору Бассаніо. Вотъ этотъ наряжаетъ своихъ слугъ въ великолѣпныя, новыя ливреи! Если онъ не возьметъ меня къ себѣ въ услуженіе, я буду все бѣжать и бѣжать, пока не пробѣгу всей созданной Богомъ земли. О, какое рѣдкое счастье: вотъ онъ самъ идетъ сюда. Обратись къ нему, отецъ, потому что я хочу сдѣлаться жидомъ, если долѣе останусь у жида.

Входитъ Бассаніо; за нимъ Леонардо и другіе слуги.

   Бассаніо (Одному изъ слугъ). Можешь и такъ, но поторопись, чтобы ужинъ непремѣнно былъ готовъ не позже какъ къ пяти часамъ; вели отнести эти письма по адресамъ; вели всѣмъ слугамъ одѣться въ ливреи и попроси Граціано, чтобы онъ немедленно пришелъ сюда ко мнѣ (Слуга уходитъ).
   Ланцелотъ. Подойди къ нему, отецъ.
   Гоббо. Да благословитъ Господь вашу свѣтлость!
   Бассаніо. Благодарю. Нужно тебѣ что-нибудь отъ меня?
   Гоббо. Вотъ мой сынъ, синьоръ, бѣдный мальчикъ...
   Ланцелотъ. Нѣтъ, не бѣдный мальчикъ, синьоръ, но слуга богатаго жида и ему хотѣлось-бы, синьоръ, какъ вамъ объяснитъ мой отецъ...
   Гоббо. У него, можно сказать, есть великій зудъ быть слугою.
   Ланцелотъ. Дѣйствительно, если вамъ въ сущности передать мое дѣло, окажется, что я служу у жида и что я желалъ-бы, какъ вамъ объяснитъ мой отецъ...
   Гоббо. Не во гнѣвъ будь сказано вашей милости, онъ и его хозяинъ относятся другъ къ другу далеко не по родственному.
   Ланцелотъ. Говоря коротко, сущая правда въ томъ, что хозяинъ обходится со мной не хорошо и вынуждаетъ меня, какъ, я надѣюсь, мой отецъ, въ качествѣ старика, объяснить вполнѣ ясно и многословно...
   Гоббо. Вотъ у меня здѣсь на жаркое изготовлены голуби, и я желалъ-бы предложить ихъ вашему превосходительству. Просьба-же моя заключается въ томъ...
   Ланцелотъ. Коротко и ясно: просьба моя, какъ вы узнаете отъ этого честнаго старика, который, не смотря на то, что онъ мнѣ отецъ, хоть и старъ, и бѣденъ...
   Бассаніо. Да пусть говоритъ одинъ изъ васъ: что вамъ нужно?
   Ланцелотъ. Чтобъ вы приняли меня въ услуженіе, синьоръ.
   Гоббо. Въ этомъ-то, синьоръ, и все содержаніе дѣла.
   Бассаніо. Я тебя знаю и просьбу твою исполню. Твой хозяинъ Шейлокъ сегодня-же говорилъ мнѣ о тебѣ и согласился тебя пристроить, если только можно себя считать пристроеннымъ, покинувъ службу у богатаго жида и поступивъ къ такому бѣдному дворянину, какъ я.
   Ланцелотъ. Между вами, синьоръ, и моимъ господиномъ Шейлокомъ можно отлично подѣлить старинную пословицу: съ вами благодать Божья, а съ нимъ туго набитая мошна.
   Бассаніо. Сказано недурно. Ступай съ своимъ сыномъ, старикъ, проститесь съ своимъ прежнимъ хозяиномъ и приходите ко мнѣ (Слугамъ). Дать ему ливрею, расшитую богаче другихъ. Смотрите-же, чтобы это было исполнено.
   Ланцелотъ. Вотъ все и устроилось, отецъ. Ну что, развѣ я не умѣю отыскивать мѣста, и неужто у меня во рту нѣтъ языка? Превосходно! (Смотритъ себѣ на ладонь). Ну, найдется-ли у кого въ Италіи ладонь лучше моей. Глядя на одну эту линію, можно поклясться на Библіи, что мнѣ повезетъ. Вотъ она, линія-то жизни. Женъ на ней не много, всего штукъ пятнадцать, а пятнадцать женъ почти что ничего; кромѣ того, одиннадцать вдовъ и девять дѣвушекъ, это тоже почти что только необходимое для человѣка. Потомъ оказывается, что я буду тонуть три раза и три раза спасусь, и что я буду подвергаться очень большой опасности, лежа на краю перины -- но все это только счастливыя случайности. Впрочемъ, если фортуна женщина, дѣвка на этотъ разъ она славная! Идемъ, отецъ.Ты и мигнуть не успѣешь, какъ я уже распрощусь съ жидомъ (Уходитъ со старикомъ Гоббо).
   Бассаніо. Пожалуйста, любезный Леонардо, позаботься обо всемъ хорошенько. Когда ты всѣмъ распорядишься и все купишь, возвращайся какъ можно скорѣе, потому что вечеромъ у меня въ гостяхъ будутъ самые близкіе мои пріятели. Ступай-же и поторопись.
   Леонардо. Пущу въ дѣло все мое стараніе.

Входитъ Граціано.

   Граціано. Гдѣ твой господинъ?
   Леонардо. Да вотъ онъ прохаживается (Уходитъ).
   Граціано. Синьоръ Бассаніо!
   Бассаніо. Граціано.
   Граціано. У меня есть къ вамъ просьба.
   Бассаніо. Она будетъ исполнена непремѣнно.
   Граціано. Но вы можете мнѣ въ ней отказать: мнѣ необходимо отправиться съ вами въ Бельмонтъ.
   Бассаніо. Если необходимо, отправимся. Но, послушай, Граціано, ты слишкомъ неосмотрителенъ, слишкомъ смѣлъ и рѣзокъ на языкъ. Такое обращеніе очень тебѣ идетъ и оно не кажется недостаткомъ въ глазахъ такихъ людей, какъ мы, но для тѣхъ, кто тебя не знаетъ, оно можетъ показаться вольнымъ. Поэтому постарайся нѣсколькими холодными каплями скромности немного поумѣрить не въ мѣру кипучій твой духъ, иначе, благодаря твоимъ сумасброднымъ выходкамъ, тамъ, куда мы отправляемся, могутъ составить дурное мнѣніе обо мнѣ. Тогда всѣ мои надежды разлетятся прахомъ.
   Граціано. Выслушайте меня, синьоръ Бассаніо: если я не напущу на себя степеннаго вида, не стану говорить осмотрительно, не стану сквернословить только самымъ умѣреннымъ образомъ, если въ моемъ карманѣ не окажется молитвенника, а на лицѣ богобоязненнаго выраженія, если въ то время, когда станутъ читать послѣобѣденныя молитвы, я не буду, вотъ какъ теперь, прикрывать лицо шляпой и говорить "аминь", какъ человѣкъ превосходно изучившій искусство казаться солиднымъ, чтобы угодить своей бабушкѣ,-- не вѣрьте мнѣ никогда ни въ одномъ словѣ!
   Бассаніо. Посмотримъ, какъ будешь ты себя держать.
   Граціано. Но только сегодняшній вечеръ въ счетъ не идетъ. Но немъ обо мнѣ не судите и не считайте задаткомъ того, что я буду дѣлать сегодня.
   Бассаніо. Нѣтъ, видѣть тебя другимъ сегодня было-бы прискорбно. Напротивъ, я попросилъ-бы тебя запастись, на сколько возможно, самой разнузданной веселостью, такъ какъ наши пріятели придутъ не за тѣмъ, чтобы скучать. Затѣмъ, до свиданія, у меня еще дѣло есть.
   Граціано. А мнѣ еще надо повидаться съ Лоренцо и съ другими, но, когда настанетъ часъ ужина, ждите насъ къ себѣ (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Въ Венеціи. Комната у Шейлока.

Входитъ Джессика и Ланцелотъ.

   Джессика. Мнѣ очень жаль, что ты отходишь отъ моего отца! Нашъ домъ настоящій адъ, а ты, вѣчно веселый дьяволенокъ, хоть немного разсѣивалъ его скуку. Ну, прощай, вотъ тебѣ червонецъ. Ахъ, да, вотъ что еще, Ланцелотъ: скоро за ужиномъ ты увидишь Лоренцо; онъ будетъ въ числѣ гостей у новаго твоего господина, передай ему вотъ это письмо, но только по секрету. Затѣмъ прощай; мнѣ не хотѣлось-бы, чтобъ мой отецъ видѣлъ, что я разговариваю съ тобой.
   Ланцелотъ. Прощайте! У меня нѣтъ другихъ словъ кромѣ слезъ. О, прелестная язычница, очаровательная жидовка! Если ради того, чтобы завладѣть вами, любой христіанинъ не прибѣгнетъ къ какому нибудь мошенничеству, то я жестоко ошибусь. Однако, все-таки прощайте, въ этихъ глупыхъ слезахъ почти совсѣмъ утонула моя мужественная отвага. Прощайте (Уходитъ).
   Джессика. Будь здоровъ, добрый Ланцелотъ. Боже мой, какой крупный грѣхъ съ моей стороны, что я краснѣю за свое происхожденіе, что я стыжусь быть дочерью своего отца! Но, хотя я его дочь по крови, по духу я ему совсѣмъ не родня. О, Лоренцо, если ты сдержишь свое обѣщаніе, я положу конецъ борьбѣ,-- сдѣлаюсь христіанкой, чтобы стать твоей женою! (Уходитъ.)
  

СЦЕНА IV.

Улица въ Венеціи.

Входятъ: Граціано, Лоренцо, Саларино и Саланіо.

   Лоренцо. Да, мы ускользнемъ во время ужина, переодѣнемся у меня и не пройдетъ часа, какъ мы уже вернемся назадъ.
   Граціано. Но у насъ далеко не все приготовлено, какъ слѣдуетъ.
   Саларино. Мы даже не подговорили факельщиковъ.
   Салаіно. Когда балъ устроенъ самымъ великолѣпнымъ образомъ, онъ становится крайне пошлымъ. По моему, ужь лучше ничего не затѣвать.
   Лоренцо. Теперь только четыре часа; передъ нами, чтобы позаботиться обо всемъ остальномъ, еще цѣлыхъ два часа времени (Входитъ Ланцелотъ съ письмомъ).
   Лоренцо. Что новаго, пріятель Ланцелотъ?
   Ланцелотъ. Если вамъ угодно будетъ сломать печать, вы, вѣроятно, скоро это узнаете.
   Лоренцо. Я узнаю почеркъ! Такъ пишетъ хорошенькая ручка. Да, эта ручка даже бѣлѣе той бумаги, на которой она пишетъ.
   Граціано. Вѣроятно, какое-нибудь любовное извѣстіе?
   Ланцелотъ. Если вы позволите, синьоръ...
   Лоренцо. Куда-же ты?
   Ланцелотъ. Извѣстно куда, синьоръ:-- бѣгу пригласить стараго своего хозяина-жида на ужинъ къ новому моему хозяину-христіанину.
   Лоренцо. Постой, возьми вотъ это. Скажи хорошенькой Джессикѣ, что я непремѣнно явлюсь въ назначенное время; только переговори съ ней по секрету. Ступай (Ланцелотъ уходитъ). Ну, господа, угодно вамъ будетъ приготовиться къ ожидающему насъ уже маскараду? Факельщика я уже добылъ.
   Саларино. Конечно угодно, даже хоть сію минуту.
   Саллніо. Я тоже готовъ!
   Лоренцо. Присоединитесь ко мнѣ и Граціано приблизительно черезъ часъ. Мы будемъ ждать васъ у Граціано.
   Саларино. Хорошо (Саларино и Саланіо уходятъ).
   Граціано. Это письмо, разумѣется, отъ Джессики?
   Лоренцо. Я волей-неволей долженъ тебѣ открыть все. Она въ письмѣ объясняетъ мнѣ, какъ мнѣ похитить ее изъ дома отца, сколько припасла она золота и драгоцѣнностей и, наконецъ, что костюмъ пажа у нея совершенно готовъ. Если ея отцу-жиду когда-нибудь удастся попасть на небеса, онъ будетъ этимъ обязанъ своей прелестной дочери. Если-же когда-нибудь несчастье дерзнетъ преградить ей дорогу, въ этомъ исключительно будетъ виновато то, что она дочь некрещенаго жида. Ну, хорошо, идемъ со мною, а дорогой ты прочтешь вотъ это. Моимъ факельщикомъ будетъ сама красавица Джессика (Уходятъ).
  

СЦЕНА V.

Въ Венеціи. Породъ домомъ Шейлока.

Входятъ Шейлокъ и Ланцелотъ

   Шейлокъ. Ну, теперь вотъ посмотришь и собственными глазами увидишь, какая разница между старикомъ Шейлокомъ и Бассаніо. Эй, Джессика! У него тебѣ уже не придется такъ обжираться, какъ у меня. Джессика! Не придется такъ спать, такъ храпѣть и такъ рвать на себѣ одежду. Джессика, гдѣ-же ты?
   Ланцелотъ. Эй, Джессика!
   Шейлокъ. Кто приказалъ тебѣ ее звать? Я ничего не говорилъ.
   Ланцелотъ. Но, ваша милость, вы не разъ говорили, что я безъ приказа ничего не умѣю сдѣлать.

Входитъ Джессика.

   Джессика. Ты звалъ меня, отецъ, что тебѣ угодно?
   Шейлокъ. Джессика, я званъ сегодня ужинать въ гости; -- вотъ тебѣ ключи. А впрочемъ, зачѣмъ я пойду? Приглашали меня не изъ расположенія ко мнѣ, а только чтобъ мнѣ польстить.Однако, я все-таки пойду, изъ ненависти къ нимъ, чтобы наѣсться на счетъ расточительнаго христіанина. Джессика, дочь моя, сторожи хорошенько за домомъ. Мнѣ, право, какъ-то особенно не хочется уходить: я убѣжденъ, что противъ моего покоя замышляютъ какую-нибудь гадость; не даромъ мнѣ снились сегодня ночью мѣшки съ серебромъ.
   Ланцелотъ. Умоляю васъ, синьоръ, не отказывайтесь пойти. Мой молодой господинъ очень огорчится, если ошибется въ своемъ ожиданіи.
   Шейлокъ. Какъ и я въ своемъ.
   Ланцелотъ. Они тамъ сговорились. Не говорю вамъ заранѣе, что вы тамъ увидите маскарадъ, но если увидите, значитъ, не даромъ текла у меня кровь изъ носа въ послѣдній понедѣльникъ святой недѣли и какъ разъ въ шесть часовъ утра, чему въ среду первой недѣли великаго поста нынѣшняго года, въ шесть часовъ послѣ обѣда, исполнилось ровно четыре года.
   Шейлокъ. Какъ, тамъ будетъ маскарадъ? Слушай, Джессика! Когда услышишь громъ барабановъ и гнусное пищанье кривыхъ дудокъ, не лѣзь къ окнамъ, не высовывай головы на улицу, чтобы глазѣть на христіанскихъ олуховъ съ замазанными рожами. Запри уши моего дома,-- я подразумѣваю окна,-- чтобы отклики пустого сумасбродства не проникли въ мое степенное жилище. Клянусь жезломъ Іакова, что я нынѣшнюю ночь совсѣмъ не расположенъ пировать. Однако, я все-таки пойду. Ступай, шалопай, впередъ и скажи, что я сейчасъ буду.
   Ланцелотъ. Иду впередъ, почтеннѣйшій.-- А вы все-таки въ окна-то поглядывайте:
  
   Здѣсь мимо васъ пройдетъ христіанинъ,
   Достойный взглядовъ миленькой жидовки (Уходитъ).
  
   Шейлокъ. Что говорилъ тебѣ этотъ олухъ изъ племени Агари?
   Джессика. Онъ мнѣ сказалъ: "прощайте, синьора", вотъ и все.
   Шейлокъ. Малый онъ, пожалуй, недурной, но, къ несчастью, страшный обжора, исполняющій каждую работу, словно улитка, и даже днемъ спящій болѣе, чѣмъ дикая кошка. Для трутней въ моемъ ульѣ мѣста нѣтъ. Поэтому я съ ними разстаюсь и уступаю его нѣкоему господину, чтобы онъ помогъ разсорить занятыя у меня деньги. Ну, Джессика, ступай къ себѣ. Быть можетъ, я вернусь почти сейчасъ-же. Поступай-же, какъ я тебѣ говорилъ, и, запри за собою дверь. Справедливо гласить пословица: чѣмъ крѣпче заперта дверь, тѣмъ легче найти въ цѣлости свое имущество (Уходитъ).
   Джессика. Прощай. Судьба относится къ намъ не враждебно: я, правда, лишилась отца, а ты дочери (Уходитъ).
  

СЦЕНА VI.

Тамъ-же.

Появляются: Граціано и Саларино въ маскахъ.

   Граціано. Вотъ именно тотъ навѣсъ, подъ которымъ Лоренцо просилъ насъ подождать его.
   Саларино. Часъ-то, кажется, уже прошелъ.
   Граціано. Удивленіе, что его до сихъ поръ нѣтъ: влюбленные всегда опережаютъ часы.
   Саларнно. О, голуби Венеры летаютъ, вдесятеро скорѣе, когда приходится скрѣплять новыя узы любви, чѣмъ когда дѣло идетъ о сохраненіи неприкосновенности данныхъ клятвъ.
   Граціано. Всегда бываетъ такъ. Кто-же уходить съ пира съ такимъ-же аппетитомъ, съ какимъ садился за столъ! Гдѣ такой конь, который, пробѣжавъ порядочное пространство, пробѣжалъ-бы его и обратно съ такимъ-же неослабѣвающимъ огнемъ, какъ въ первый разъ! Мы больше гоняемся за тѣмъ, что для насъ ново, чѣмъ наслаждаемся, добившись желаемаго. Какое большое сходство между блуднымъ сыномъ и разукрашеннымъ судномъ, когда оно, обнимаемое и лобызаемое безпутнымъ вѣтромъ, выходитъ изъ родной бухты, и какъ оно сильно похоже на блуднаго-же сына, когда, жалкое, оборванное и ограбленное безпутнымъ вѣтромъ, оно возвращается съ ребрами, избитыми непогодой, и когда всѣ паруса его въ клочьяхъ.

Входитъ Лоренцо.

   Саларино. Вотъ Лоренцо. Мы будемъ продолжать этотъ разговоръ послѣ.
   Лоренцо. Простите, друзья, я кажется опоздалъ, но ждать васъ заставилъ не я, а мои дѣла. Если сами вздумаете похищать женщину, я готовъ прождать васъ столько-же. Здѣсь живетъ отецъ мой, жидъ. Эй, кто тамъ есть?

Джессика, одѣтая въ мужское платье, показывается у окна.

   Джессика. Кто вы? Хотя я готова поклясться, что узнаю вашъ голосъ, но все-таки желала-бы быть болѣе увѣренной.
   Лоренцо. Я твоя любовь -- Лоренцо.
   Джессика. Что ты Лоренцо -- вѣрно, что ты моя любовь, тоже вѣрно. Кого-же люблю я наравнѣ съ тобой? Но кто-же, кромѣ тебя, Лоренцо знаетъ, что я тебя люблю?
   Лоренцо. Небо и сердце свидѣтели, что ты моя.
   Джессика. Лови-же вотъ этотъ ящикъ, онъ того стоитъ. Какъ я рада, что теперь уже ночь, и что ты меня не видишь: мнѣ такъ стыдно оттого, что я переодѣлась. Впрочемъ, любовь слѣпа, а любовники не видятъ тѣхъ прелестныхъ глупостей, которыя сами-же совершаютъ, потому что, если-бы они могли это видѣть, самъ Купидонъ покраснѣлъ-бы увидя, что я переодѣлась въ мальчика.
   Лоренцо. Сойди внизъ, такъ какъ ты будешь освѣщать мнѣ мой путь факеломъ.
   Джессика. Какъ, неужто я должна держать свѣчу, чтобы освѣщать свой позоръ, когда онъ и безъ того слишкомъ, слишкомъ замѣтенъ! Какъ, ненаглядный мой, ты возлагаешь на меня должность освѣтителя, когда я должна-бы скрываться?
   Логенцо. Развѣ, моя прелесть, ты недостаточно скрыта подъ этимъ красивымъ костюмомъ пажа? Иди-же, однако, скорѣй, темнота глухой ночи бываетъ мимолетна: насъ ждутъ на ужинъ къ Бассаніо.
   Джессика. Я запру дверь, позлащу себя еще нѣсколькими червонцами и затѣмъ я вся твоя (Отходитъ отъ окна).
   Граціано. Клянусь моимъ колпакомъ капуцина, что она не жидовка, а прелесть.
   Лоренцо. Клянусь, я люблю ее всѣми силами души. Насколько я могу судить -- она умна и прекрасна -- насколько вѣренъ мой глазъ, а что она мнѣ вѣрна, это она мнѣ сейчасъ доказала. А потому что она умна, прекрасна и вѣрна, она водворилась въ моемъ сердцѣ на продолжительный срокъ.

Входитъ Джессика.

   А, ты уже здѣсь! Идемте-же, господа, идемте, замаскированные наши товарищи, вѣрно, уже насъ заждались (Уходитъ съ Джессикой и Саларино).

Появляется Антоніо.

   Антоніо. Кто здѣсь?
   Граціано. Это вы, Антоніо?
   Антоніо. Какъ не стыдно такъ медлить, Граціано? Гдѣ-же всѣ остальные? Уже девять часовъ, и всѣ собесѣдники васъ ждутъ. Маскарада не будетъ: вѣтеръ повернулъ въ другую сторону. Бассаніо сейчасъ-же отправляется на корабль. Человѣкъ двадцать разослалъ онъ васъ разыскивать.
   Граціано. Очень радъ. Никакая забава не можетъ быть для меня пріятнѣе необходимости выйти въ море сегодня-же ночью (Уходитъ).
  

СЦЕНА VII.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

При звукахъ трубъ входятъ: Порціа, принцъ Мароккскій и ихъ свита.

   Порціа. Откиньте занавѣску и пусть благородный принцъ увидитъ ящики.-- Теперь выбирайте.
   Принцъ Мароккскій. Первый ящикъ золотой и на немъ надпись: "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего желаютъ многіе". Второй серебряный и на немъ такое-же обѣщаніе: "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего достоинъ". Третій невзрачный свинцовый и съ такимъ неутѣшительнымъ предостереженіемъ: "Тотъ, кто выберетъ меня, долженъ приготовиться къ возможности лишиться всего, что имѣетъ". Какъ же узнаю я, что выбралъ именно тотъ ящикъ, какой слѣдуетъ?
   Порціа. Въ одномъ изъ нихъ, принцъ, мой портретъ. Если выберете его съ нимъ, я и портретъ -- оба ваши.
   Принцъ Мароккскій. Пусть какое-нибудь божество руководитъ моимъ выборомъ. Пересмотрю еще разъ надписи. Что говоритъ свинцовый ящикъ:-- "Тотъ, кто выберетъ меня, долженъ приготовиться къ возможности лишиться всего, что имѣетъ". Неужто отдать все, и изъ-за чего? Изъ за свинца. Ото всего отказаться ради свинца! Вотъ чѣмъ угрожаетъ этотъ ящикъ. Если люди и отказываются отъ всего цѣннаго, то не иначе, какъ въ надеждѣ на значительную прибыль. Золотая душа не прельстится негоднымъ металломъ, поэтому я не отдамъ ничего изъ-за свинца, ни на что не отважусь. Посмотримъ, что своимъ дѣвственнымъ свѣтомъ говорить серебро? "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего достоинъ". Подожди немного, Мароккскій принцъ, и безпристрастною рукою взвѣсь то, чего ты стоишь. Если тебя оцѣнятъ по собственному твоему о себѣ мнѣнію, то цѣна тебѣ будетъ большая, но этой цѣны, быть можетъ, окажется недостаточно, чтобы добиться руки такой прекрасной синьоры. Но и сомнѣніе въ своихъ достоинствахъ не -- болѣе, какъ глупое самоуничиженіе. Чего-же я достоинъ? Достоинъ руки прекрасной Порціи и достоинъ я ея по рожденію, по богатству, по свойствамъ, по воспитанію, а всего болѣе изъ-за моей любви. Не остановиться-ли на этомъ? Нѣтъ, посмотримъ прежде надпись на золотомъ: "Кто выберетъ меня, тотъ получить то, чего желаютъ многіе". Рѣчь, очевидно, идетъ о ней, потому что ее желаетъ весь міръ. Со всѣхъ концовъ свѣта стекаются люди, чтобы облобызать раку святой праведницы, дышащей здѣсь. Пустыня Гирканіи, необъятныя, безлюдныя пространства Аравіи теперь превратились въ торныя дороги, проложенныя принцами, желающими посѣтить красавицу Порцію; водяное царство, гордая голова котораго плюетъ въ лицо небу, уже не служитъ преградой для чужестранцевъ, желающихъ узрѣть прекрасную Порцію. Они переправляются черезъ него, какъ черезъ ручей. Въ одномъ изъ этихъ ящиковъ таится ея прекрасный образъ! Возможно-ли предположить, что онъ таится въ свинцѣ. Такое низкое предположеніе стоило-бы проклятія; было-бы слишкомъ грубо, чтобы свинецъ служилъ ей саваномъ и могилой. Или онъ таится въ серебрѣ, цѣнность котораго въ десять разъ дешевле золота, такая мысль тоже нелѣпа. Подобному безцѣнному брилліанту достойной оправой можетъ служить только золото. У англичанъ есть монета съ изображеніемъ ангела, вычеканеннаго на золотѣ. Но ангелъ находится снаружи, а здѣсь онъ долженъ покоиться внутри на золотомъ ложѣ. Давайте ключъ. Будь, что будетъ, я избираю вотъ этотъ.
   Порціа. Вотъ ключъ, принцъ, и если мой портретъ тамъ -- я ваша.
   Принцъ Марокісскій (Открываетъ золотой ящикъ). О, адъ, что здѣсь такое? Голый черепъ, въ пустой глазницѣ котораго я вижу свернутый и исписанный клочокъ бумаги. Прочтемъ: "Ты, вѣроятно, не разъ слыхалъ, что не все то золото, что блеститъ. Не мало людей пожертвовало жизнью изъ-за того только, чтобъ на меня взглянуть; червь водится даже и въ золотыхъ могилахъ. Если-бы ты оказался на столько-же мудрымъ, на сколько смѣлымъ, тѣломъ юнымъ, а разсудкомъ зрѣлымъ,-- въ отвѣтъ тебѣ не попалась-бы эта бумага. Прощай, твое исканіе окончилось ничѣмъ"! Да, дѣйствительно, окончилось ничѣмъ и весь трудъ мой потерянъ. Прощай-же, пламя страсти! Въ удѣлъ мнѣ достается одинъ душевный ледъ. Прощай, Порціа, у меня слишкомъ тяжело на сердцѣ, чтобы медлить прощаньемъ. Такъ удаляется проигравшій (Уходитъ).
   Порціа. Слава Богу, отдѣлалась прекрасно. Задерните занавѣску. Ахъ, если бы всѣ, ему подобные, выбирали также удачно (Уходитъ).
  

СЦЕНА VIII.

Улица въ Венеціи.

Входятъ: Саларино и Саланіо.

   Саларино. Да, я видѣлъ, какъ Бассаніо садился на корабль. Граціано уѣзжалъ съ нимъ, но вполнѣ вѣрно, что Лоренцо тамъ не было.
   Саланіо. Проклятый жидъ своими криками встревожилъ герцога и они вмѣстѣ отправились отыскивать корабль Бассаніо.
   Саларино.Однако, явились поздно: корабль успѣлъ уже выйти въ море. Тутъ герцогу сообщили, будто видѣли Лоренцо вмѣстѣ съ его возлюбленной Джессикой въ одной изъ гондолъ. Кромѣ того, Антоніо поручился герцогу, что на кораблѣ Бассаніо нѣтъ ни бѣглянки, ни ея возлюбленнаго.
   Саланіо. Никогда ни слыхивалъ я такого безсвязнаго, безсмысленнаго, безумнаго неистовства, съ какимъ этотъ жидовскій песъ оралъ на улицѣ: "Дочь моя! О, мои червонцы! О, моя дочь! Бѣжала съ христіаниномъ! О, мои христіанскіе червонцы! Правосудіе! Законы! Моя дочь и червонцы мои! Она, моя дочь, украла у меня запечатанный мѣшокъ, нѣтъ, цѣлыхъ два запечатанныхъ мѣшка червонцевъ, двойныхъ червонцевъ! Украла и брилліанты! А мои брилліанты, два драгоцѣннѣйшихъ камня,-- ихъ тоже украла дочь! Правосудіе, отыщи мою дочь, у ней и камни, и червонцы!
   Саларино. А всѣ мальчишки въ Венеціи бѣгали за нимъ и кричали: "Его камни! Его дочь! Его червонцы"!
   Саланіо. Но теперь, Антоніо, держи ухо остро, не пропускай срока, иначе онъ поплатится непремѣнно.
   Саларино. Ахъ, вотъ ты напомнилъ кстати. Вчера я разговаривалъ съ однимъ французомъ и узналъ отъ него, что въ узкомъ проливѣ, раздѣляющемъ Францію отъ Англіи, погибъ какой-то изъ нашихъ богато нагруженныхъ кораблей. Я невольно подумалъ объ Антоніо и мысленно пожелалъ, чтобы корабль этотъ былъ не его.
   Саланіо. Лучше-бы сказать тебѣ объ этомъ прямо нашему другу Антоніо, но только не разомъ: это можетъ сильно его огорчить.
   Саларино. На свѣтѣ нѣтъ человѣка добрѣе его. Я видѣлъ, какъ онъ прощался съ Бассаніо. Бассаніо говорилъ, что поспѣшитъ вернуться, а онъ ему на это: "не торопись, не порти изъ-за меня своего дѣла, Бассаніо; дождись, пока оно совсѣмъ созрѣетъ. Что-же касается до моего условія съ жидомъ, не дозволяй, чтобы мысль о немъ смущала помыслы твоей любви. Будь веселъ и думай только о томъ, какъ-бы понравиться, и обо всемъ, что

Шекспиръ по-русски.

   Величайшій всемірный поэтъ, къ которому всѣ, и великіе народные поэты, по свойству производимаго обаянія, относятся такъ же, какъ обыкновенные платоническіе поклонники искусства относятся къ поэтамъ вообще -- по рѣдкой особенности своего умственнаго склада: облекать въ живые, чарующіе образы самыя отвлеченныя задачи природы и жизни; въ простыхъ обыденныхъ оборотахъ рѣчи, въ задушевномъ разговорѣ между друзьями, никогда и не помышлявшими объ умственныхъ чудесахъ, обнимать одною поэтическою фразой вѣчные міровые вопросы мысли и знанія; цѣлыя историческія эпохи воспроизводить въ сжатомъ, осязательномъ видѣ личныхъ чувствъ, житейскихъ распрь и игры мелкихъ человѣческихъ страстей, низводя такимъ образомъ земное величіе и потрясающій трагизмъ до горькой ироніи жизни, и мелочность себялюбиваго ничтожества возводя порой до величія трагизма такъ что всѣ, отъ ребенка до старца, могутъ входить въ этотъ заколдованный міръ, и выходить очарованными; но чтобы понимать его, какъ сказано уже Тэномъ, надо погрузиться въ самые омуты знанія и "призвать науку къ себѣ на помощь" -- въ двухъ изъ своихъ романтическихъ пьесъ поставилъ передъ нами лицомъ къ лицу, въ живыхъ проявленіяхъ чувствъ и образахъ, вѣчно волнующій мыслящіе умы вопросъ объ отношеніяхъ отдѣльнаго человѣка къ гражданскому обществу, и объ условности человѣческихъ учрежденій, ограничивающихъ личности, въ видахъ ея собственной защиты.
   Въ яркихъ краскахъ южнаго солнца "Мѣры за мѣру" -- произведенія критически превознесеннаго Гервинусомъ, съ фабулой на текстъ: "Какою мѣрою мѣрите, такою же отмѣрится и вамъ" -- передъ вами широкое и вольное теченіе жизни, зной юной страсти и свѣжесть весны, гдѣ среди благоуханіи проходятъ и тонкія струи острыхъ, крѣпкихъ испареній -- въ роковомъ и внезапномъ столкновеніи съ неумолимою силой закона, отрытаго изъ-подъ забытыхъ хартіи энергическимъ, суровымъ правителемъ въ отсутствіе мудраго и кроткаго государя. Никакія соображенія, никакія мольбы не въ состояніи поколебать отвлеченнаго принципа, разъ онъ забралъ въ свои руки дѣло спасенія общества. На отчаянныя восклицанія умоляющей за брата красавицы:
  
   "Явите-жь здравый смыслъ"........ "Явите правосудіе"........
   "Явите хоть какую-нибудь жалость!" --
  
   блюститель принципа отвѣчаетъ словами достойными лучшей цѣли:
  
   "Являю жалость болѣе всего,
   Когда являю твердость правосудія:
   Тутъ я жалѣю тѣхъ, кого не знаю,
   Такъ какъ плоды отпущенной вины
   Способны отравлять покой невинныхъ...
   И справедливость воздаю тому,
   Кто, разсчитавшись за одинъ проступокъ,
   Не будетъ жить, чтобъ совершить другой".
  
   И эта ледяная скала, не взирая ни на какія житейскія соображенія, грозитъ опрокинуть и раздавить общество, еслибы deus ex machina піесы -- инкогнито скрывающійся великодушный государь -- не отстранилъ скалу, отбросивъ ее на повинную голову самого носителя принципа, и не спасъ общества, доказавъ изъ самыхъ происшествій драмы, что для благоденствія обществъ необходимо не "Мѣра за мѣру", а "Bс                    e въ должную мѣру", и что не менѣе распущенности, если не болѣе, гибельны доведенные до крайнихъ своихъ послѣдствій идеалы нравственнаго порядка, въ принудительныхъ дѣйствіяхъ власти,
  
   "Тщета и суетность формальнаго закона,
   Правленіе безъ почвы и корней".
  
   Въ драмѣ, теперь предлагаемой бъ дословной передачѣ -- въ превратностяхъ "Венеціанскаго купца" передъ нами снова тотъ же философско-юридическій тезисъ, повернутый только другой стороной, -- несостоятельность доведенныхъ до своихъ крайнихъ послѣдствій требованій формальнаго гражданскаго права, съ идеаломъ выраженнымъ формулой: "Fiat justitia -- pereat mundus".
   Но хотя по свойству своихъ выводовъ оба произведенія существенно сходны между собой -- тамъ несостоятельность административныхъ крайностей; здѣсь -- неумолимой логики гражданскаго права.-- По тону красокъ, по нравственному складу, по средѣ и настроенію дѣйствующихъ лицъ -- эти произведенія до того различны, что едва ли кому-нибудь до сихъ поръ приходилось дѣлать между ними такое сближеніе. Тамъ, веселый пиръ юности, беззаботная радость жизни; здѣсь -- все серьезно, сдержанно, разсудливо, погружено въ соображенія матеріальныхъ выгодъ и мелкихъ житейскихъ заботъ -- и ровный полутонъ разсчетливой житейской мудрости носится въ воздухѣ, особенно въ началѣ пьесы. Тамъ, шумная разнузданность страсти наталкивается на непреклонную строгость закона, грозящую сокрушить ее, не щадя изъ-за нея и самой жизни; здѣсь -- чувство приличія и высокое, или просто независимое положеніе лицъ даютъ всему тонъ разсудительности и порядочности, сдерживая даже естественные порывы -- и самый ужасъ въ приложеніи закона, не внезапный сокрушительный ударъ надъ разгуломъ страстей, а дальновидная, тонко-выработанная стратагема, изъ несомнѣнныхъ положеній закона созданная засада, въ видахъ убійства изъ мести, но на основаніяхъ существующихъ не для подавленія, а напротивъ, для огражденія гражданской свободы. Вся вакханалія личной страсти тамъ, здѣсь, въ лицѣ напримѣръ, Граціано (отчасти Лоренцо и прекрасной Жидовки), умѣряется высшимъ тономъ общества и серьезностью самыхъ интересовъ, стремленій и цѣлей, въ которыхъ всѣ дѣйствующія лица, такъ или иначе, принуждены вращаться. Самъ Граціано, котораго бурная веселость скорѣе вызываетъ смѣхъ, чѣмъ неловкость, даетъ обѣщаніе держать себя въ уровень съ высшимъ тономъ у высоко поставленной феодальной дамы. Шейлокъ, изъ котораго профессіональная сцена сдѣлала, и продолжаетъ дѣлать, страшилище кровожадности и изувѣрства, самый этотъ Шейлокъ, какъ блистательно доказалъ Ирвингъ въ своемъ художественномъ воспроизведеніи въ прошломъ году, въ присутствіи знаменитаго гебраиста Ренана, и какъ онъ выразился потомъ въ разговорѣ съ нимъ за ужиномъ: "въ полномъ смыслѣ слова, по своему, настоящій джентльменъ". Онъ утонченно-вѣжливъ (когда съ кѣмъ захочетъ), и потому глубоко чувствуетъ всякій уколъ пренебреженія, а тѣмъ болѣе оскорбленія; онъ тонокъ, сдержанъ и остроуменъ, что замѣтили уже о немъ Шлегель и нашъ Пушкинъ. "Но буква закона, говоритъ Шлегель, его божество.......Онъ стоитъ на непреклонной справедливости, которая . обрушивается въ концѣ концовъ на его же собственную голову. Такимъ образомъ, онъ является воплощеніемъ всей исторіи своего несчастнаго племени." Ежели порой онъ вдается въ цинизмъ и не сдерживаетъ своихъ выраженій, какъ напримѣръ, въ сценѣ суда, такъ это съ преднамѣренною цѣлію оскорбить и унизить ненавистное ему христіанское общество въ его учрежденіяхъ и въ лицѣ его высшихъ представителей. И тутъ опять онъ это дѣлаетъ такъ ловко, съ такою неожиданностью, не поднимая голоса, что его не могутъ ни предупредить, ни остановить. Самая эта сказочная исторія съ вырѣзаніемъ живаго человѣческаго мяса, вытекая изъ глубоко-засѣвшей личной ненависти, есть въ то же время и плодъ дальновиднаго разсчета для удовлетворенія чувства чудовищной ироніи, открытаго издѣвательства надъ этимъ "самохвальнымъ христіанскимъ обществомъ";-- западня, подставленная на полномъ ходу "его самомнѣнію"....... "Всѣ они обожаютъ Антоніо, а онъ ненавидитъ избранный народъ и слышать не можетъ о процентахъ -- такъ и прекрасно!-- тѣмъ охотнѣе согласится выдать на себя обязательство такого нелѣпаго свойства -- безъ процентовъ! Деньги -- безъ прирощенья!-- И вмѣсто того, такъ -- для шутки, въ видѣ неустойки въ случаѣ просрочки, фунтъ его мяса -- въ ближайшемъ къ сердцу мѣстѣ! -- Посмотримъ, какъ-то они тогда изъ этого вывернутся, какъ они съ своими христіанскими "благожелательствами и вѣжливостями" выручатъ своего Антоніо... Дожъ долженъ мнѣ дать правосудіе... А счастье Израиля мнѣ поможетъ, что будетъ просрочка..." Въ этомъ смыслѣ онъ выражается и на судѣ, и до суда, съ явнымъ и твердымъ намѣреніемъ искусить достоинство и послѣдовательность статутовъ республики и поставить въ безвыходную дилемму это "хвалёное христіанское общество": или пожертвовать любимымъ всѣми Антоніо, позорно допустивъ его всенародное убійство, или:
  
   "Откажете -- къ чему тогда законъ?
   Въ опредѣленіяхъ Венеціи -- нѣтъ силы!"
  
   И дѣйствительно, съ необычайною скоростью исполняются всѣ самыя обольстительныя мечты Шейлока: гордость Венеціи, великолѣпные корабли Антоніо, тонутъ на всѣхъ моряхъ одинъ за другимъ, какъ еслибъ они были желѣзные опилки; и вотъ наступаетъ радостный день и часъ просрочки...
   Но Шейлокъ одного не разсчелъ -- кто можетъ все предвидѣть!-- Что народилось новое безпокойное и бойкое поколѣніе, въ которомъ молодыя женщины и дѣвушки изучали философію, классиковъ и заглядывали въ Ульніана, -- и несли "возрожденіе" міру, нисколько не стѣсняясь его, Шейлока, упованіями и вѣрованіями, что молодая женщина такого умственнаго уровня, да еще высшаго полета, не остановится ни передъ чѣмъ, если она видитъ явно терпимую несправедливость, или что ей кажется таковою, когда еще въ добавокъ въ этомъ замѣшаны интересы любимаго человѣка; и что Паллада-Аѳина, о которой Шейлокъ имѣлъ, конечно, самыя сбивчивыя понятія, не только на полѣ брани, но и въ фореизической борьбѣ никогда не оставалась побѣжденною; что такимъ образомъ его повидимому совершенно основательное требованіе "о точномъ исполненіи формальнаго обязательства согласно буквальному смыслу'', доведенное до крайнихъ своихъ послѣдствій, вдругъ встрѣтится при самомъ уже исполненіи съ такими условіями и осложненіями, которыя, будучи поставлены въ надлежащемъ свѣтѣ другимъ, болѣе свѣдующимъ и ловкимъ законникомъ, обратятся сторицею съ головы должника на голову самого заимодавца, къ подтвержденію другой извѣстной формулы: Summum jus -- summa injuriа.
  
   "И есть такой законъ?"
  
   въ оцѣпенѣніи спрашиваетъ на смерть пораженный истецъ.
  
   "Самъ можешь видѣть текстъ, "
  
   сухо отвѣчаетъ представитель законности:
  
   "Поклонникъ справедливости формальной,
   Утѣшься -- ты ее получишь больше,
   Чѣмъ ты бы самъ хотѣлъ."
  
   Въ этой знаменательной фразѣ все разрѣшеніе одной изъ фабулъ, давшихъ содержаніе піесѣ -- о займѣ у Жида, -- вся философія права піесы. Arms nimis intensus -- frangitur. Жиду предлагаютъ на судѣ втрое, вшестеро, вдесятеро!.. Какъ вдругъ изо всего этого выходитъ, что ему не слѣдуетъ ничего, что онъ явно посягалъ на жизнь гражданина, -- и онъ разомъ лишается всего, и самая его жизнь отдана на усмотрѣніе дожа... Другая фабула, романтическая сторона піесы, эта горькая иронія жизни въ выборѣ будущей жены посредствомъ отмыканія загадочныхъ ларцевъ, причемъ совершается такое не новое въ жизни чудо, что чѣмъ кто умнѣе, повидимому, разсуждаетъ, тѣмъ глупѣе выходитъ -- вся выражается мѣткимъ сарказмомъ въ радостномъ восклицаніи невыбранной невѣсты:
  
   "О, эти многодумные глупцы!
   При выборѣ, они имѣютъ мудрость
   Терять свой смыслъ по правиламъ ума!"
  
   Замѣчательно, что оба рѣшающія слова, измѣрившія самую глубину смысла піесы, сказаны однимъ и тѣмъ же лицомъ, и притомъ лицо это -- женщина; такъ какъ она же и рѣшившій эту "cause célèbre", по приглашенію дожа, великій юристъ, въ заимствованной у знаменитаго кузена одеждѣ доктора правъ, и, что важнѣе -- въ полномъ обладаніи тѣхъ профессіонально-сдержанныхъ пріемовъ и изумительныхъ свѣдѣній, которыя не пріобрѣтаются въ одно свиданіе, въ одинъ урокъ, а есть дѣло постояннаго и усерднаго умственнаго труда, прилежнаго изученія, самостоятельнаго развитія, давшаго ей возможность вращаться въ кругу такихъ лицъ, какъ знаменитый падуанскій юристъ Белляріо. Такимъ образомъ, на двухъ противуположныхъ концахъ всего этого хитросплетенія двухъ фабулъ, этого поэтическаго микрокозма въ смѣшеніи серьезнаго, забавнаго и романическаго, философскихъ идей, ироніи отрицанія и рапсодіи любви -- это свѣтлое и умиротворенное, какъ чистый разумъ, лицо является выразительницей господствующей мысли, объединяющей всѣ части пьесы. И не случайно это такъ выходитъ. Самая исключительность общественнаго положенія, врожденная способность такъ обращаться съ людьми, что всѣ принимаютъ ея просьбу за "милое приказаніе", и въ самой вспышкѣ досады и неудовольствія жесткость выговора теряетъ горечь личнаго чувства, а является какъ бы отвлеченнымъ выводомъ разума; какъ напримѣръ, когда она прерываетъ неумѣстную самолюбивую обидчивость принца Аррагонскаго, напоминая ему, что онъ только осужденъ судомъ, которому самъ же добровольно подчинился, и потому не имѣетъ никакого права обижаться.
   "Судить и оскорблять -- различныя призванья: Они враждебны по самой природѣ., .." рѣдкія душевныя свойства, и еще болѣе рѣдкая въ женщинѣ, въ молодой дѣвушкѣ серьезность, положительность ума, развитаго и обогащеннаго множествомъ познаній на благодатной почвѣ классическаго міра, не допускаютъ никакого сомнѣнія въ томъ, что для возсозданія такого лица поэту надо было вращаться въ средѣ, имѣющей весьма мало общаго съ обыкновенными героинями Green Room'а; знать такихъ лицъ коротко, имѣть доступъ in most intimate privacy къ ихъ задушевному міру, усвоить себѣ ихъ топъ, ихъ голосъ, самые переходы и оттѣнки голоса, въ минуты искреннихъ душевныхъ изліяній, или случайныхъ вспышекъ и порывомъ страсти, -- а не въ тѣ, когда простымъ непосвященнымъ смертнымъ все представляется въ отдаленномъ и обманчивомъ блескѣ искусственной свѣтской условности... Былъ ли то интимный кружекъ королевы; кто-нибудь изъ просвѣщеннѣйшихъ женщинъ вѣка -- сама она, или леди-Бэконъ, или можетъ-быть Джэни Грэй -- несчастная "Королева Мая", память о которой конечно воскресла при дворѣ съ торжествомъ протестантизма, -- нравственный образъ которыхъ носился предъ воображеніемъ поэта при созданіи имъ этого замѣчательнаго лица... Но если когда-нибудь замаскированная въ поэтической формѣ лесть доходила до слуха Елисаветы Тюдоръ, то характеристика, открывающая начало пьесы:
  
   "Есть знатная наслѣдница въ Бельмонтѣ...
   И хороша она.....
                                 ......... А на чело
   Ей ниспадаютъ солнечные кудри,
   Какъ бы руно златое..... И сталъ замокъ
   Ея, Бельмонтъ -- Колхидскимъ Лукоморьемъ,
   И многіе плывутъ къ нему Язоны"... прямо можетъ быть отнесена къ этой вѣчной царственной невѣстѣ, у которой увѣренность въ своей красотѣ была непомѣрна, волосы были песочнаго цвѣта, а множество знатныхъ жениховъ, въ соискательствѣ ея руки, плыли къ Колхидскому Лукоморью -- Бельмонту (Англіи -- столь же богатой, сколько и прекрасной -- bel-monte). Нѣкоторыя фактическія данныя очевидно указываютъ на королеву Елисавету, и на ту близость, которую имѣлъ поэтъ къ міру придворной сплетни. Вся эта придворная исторія съ принцемъ Анжуйскимъ о публичномъ поцѣлуѣ и надѣваніи ему на палецъ своего кольца прямо списана въ сценѣ окончательнаго "удачнаго выбора". Самая эта неразрѣшимая человѣческимъ умомъ загадка выбора ларцовъ ни что либо иное, какъ поэтическое воспроизведеніе множества случаевъ сватовства Елисаветы, которая изъ политическихъ видовъ постоянно завлекала и вводила въ заблужденіе, а затѣмъ отвергала своихъ жениховъ, и этимъ лишь сбивала всѣхъ съ толку; такъ какъ духъ ея не терпѣлъ зависимоcти, и она не выносила мысли о бракѣ. "Въ моихъ рукахъ, кажется, не веретено", будто бы говаривала она -- и дѣйствительно, это было не веретено!.. И героиня драмы, хотя по ходу дѣйствія и въ шутливомъ тонѣ, тоже говоритъ:
  
   ......."Съумѣю и кинжалъ
   Носить съ изящнымъ видомъ забіяки"...
  
   Что она затѣмъ и еще съумѣла -- въ этомъ вся мудрость и прелесть IV и V актовъ, и этого никогда не забыть Шейлоку, если только онъ могъ еще долго пережить свое пораженіе. Несчастный, до чиста обобранный и осмѣянный, онъ, который уже было такъ хорошо наточилъ свой ножъ, былъ ею просто безъ ножа зарѣзанъ одною неумолимою послѣдовательностью юридической логики, имъ самимъ излюбленной буквы закона. Свѣтлый ореолъ, постоянно окружающій нашу красавицу, и одинъ только отличающій ее отъ ея прототипа, какъ будто нѣсколько меркнетъ при ея сдержанно-злорадномъ торжествѣ, и той жесткой разсчитанности, съ которою она постепенно подводитъ свою жертву къ неминуемой развязкѣ. Но тутъ надо различать и xopoшенько помнить, что все, что мы видимъ здѣсь дурнаго по нашимъ теперешнимъ понятіямъ, есть дѣло ея вѣка и того поколѣнія, все же высокое и прекрасное -- ея собственное, что по истинѣ даетъ ей право назваться женщиной эпохи "возрожденія", первой эманципированной дѣвицей въ Европѣ, употребляя, конечно, слово въ самомъ лучшемъ и возвышенномъ смыслѣ, -- эманципированной въ духѣ Платона и Аристотеля, а не въ духѣ рабынь римскаго цирка. Въ полномъ сознаніи своихъ силъ она берется за исполненіе рискованной и трудной задачи -- и не какъ Имогена, Розалинда или Целія, которыя переодѣвались въ мужчинъ вынужденныя къ тому обстоятельствами -- преслѣдованія, отвергнутой любви, и пр., а по сознательному разсчету, motu proprio, съ высоты счастія, богатства и величія, по собственной патриціанской прихоти, она переодѣвается въ мужское платье, чтобы стать, подобно своему историческому образцу, между двухъ на смерть враждующихъ сторонъ и съ безтрепетнымъ, невозмутимымъ духомъ доказать вѣрующимъ въ непогрѣшимость логики и буквы закона, что полное удовлетвореніе вѣчныхъ требованій правды такъ же недостижимо человѣческими уставами, какъ неопредѣлимы человѣческою логикой и вѣчные законы истины.

Н. Шепелевъ.

   Москва, 1892, августа 30.
  

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ,

  

ДѢЙСТВУЮЩІЕ:

   Дожъ Венеціи.
   Принцъ Мороккскій, Принцъ Аррагонскій -- женихи.
   Антоніо, Венеціанскій купецъ.
   Бассаніо, его другъ.
   Граціано, Салярино, Соляніо -- ихъ общіе друзья.
   Лоренцо, обожатель Іессики.
   Шейлокъ, богатый Евреи, отецъ Іессики.1
   Тубалъ, его другъ, Еврей изъ его колѣна.
   Лёнчлотъ Гоббо, клоунъ, шутъ.
   Старикъ Гоббо, его отецъ.
   Порція, владѣтельная дама, наслѣдница.
   Нерисса, дѣвица изъ ея свиты.
   Іессика, Еврейка, дочь Шейлока.
   Бальтазаръ, Стефено, Леонардо -- слуги Порціи и Бассаніо. Кромѣ того, безъименные слуги, Маньификосы, судебные пристана, тюремщики, свита и проч.

Мѣсто -- частію Венеція, частію Бельмонтъ -- резиденція.

   1 Примѣчаніе. Это имя должно читаться такъ, какъ еслибъ оно начиналось съ одной гласной "Е", какъ оно читается въ другихъ европейскихъ языкахъ -- иначе произойдетъ, какъ измѣненіе въ имени, такъ и невозможное нарушеніе стиха.
  

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Антоніо, Салярино и Соляніо.

             Антоніо.-- Не знаю, право, почему мнѣ скучно
             Мнѣ это тяжело: вы говорите,
             Что тяжело и вамъ; но какъ дошелъ я
             До этого, какъ это захватилъ;
             И изъ чего оно порождено,
             Иль создано -- я-бъ самъ узналъ охотно.
             И такъ мнѣ скука притупила умъ,
             Что я не узнаю и самъ себя.
             Салярино.-- У васъ душа ни зыби океана,
             Гдѣ ваши же могучія суда
             Съ распущенными гордо парусами,
             Какъ господа, иль знатные граждане
             На лонѣ волъ, или, -- какъ бы такъ сказать:
             Торжественное зрѣлище морей --
             Такъ принижаютъ мелкихъ торгашей,
             Что тѣ почтительно склоняются предъ ними,
             Когда они несутся мимо1
             Съ своими самодѣльными крылами.
  
   1 Rev. John Hunter, М. А. и друг. относятъ слова: "as thye fly" къ "petty traffickers", мелкихъ торгашей, какъ это и было мною передано вполнѣ согласно съ поэтическимъ предствленіемь о маленькихъ судахъ, которыя на ходу всегда быстрѣе, и нѣсколько склоняются на сторону подъ напоромъ вѣтрилъ. Но Театральный Комитетъ въ этомъ усмотрѣлъ неточность. Въ виду того, что великое значеніе подлинника нисколько не измѣнится отъ того, такъ, или иначе будетъ понято сказанное мѣсто, я сдѣлалъ измѣненіе согласно указанію.
  
             Соляніо.-- Повѣрьте, еслибъ это у меня
             Такія предпріятья были въ морѣ,
             То и всѣ чувства лучшія мои
             Тамъ были бы вблизи моихъ надеждъ.
             Я-бъ все листочки рвалъ съ травы, чтобъ знать
             Откуда вѣтеръ; все-бъ смотрѣлъ на карты,
             Гдѣ порты, пристани и рейды, -- и все то,
             Что возбудить могло бы опасенья
             За предпріятье, дѣлало-бъ меня,
             Конечно, очень скучнымъ.
             Салярино.-- А я такъ дуя на свой супъ, надулъ бы
             Себѣ простуду, какъ подумать только,
             Чего надѣлать можетъ большій вѣтеръ
             На океанѣ. Видѣть бы не могъ
             Движенія песку въ песочной стклянкѣ,1
             Не думая объ отмеляхъ и рифахъ;
             Не видя перла изъ моихъ судовъ
             Зарывшимся въ пески, склонившимъ
             Высокую вершину ниже реберъ,
             Чтобы лобзать свой гробъ. Хотя бы въ церковь
             Пришлось пойти -- священная твердыня
             Напомнила бы мнѣ опасность скалъ,
             Одно прикосновеніе которыхъ
             Къ бокамъ любимца корабля, размечетъ
             Его всѣ бакалеи по водамъ,
             Одѣнетъ бурные валы въ мои шелки --
             И, словомъ, что лишь вотъ -- имѣло цѣну --
             -- И вотъ, уже не стоитъ ничего!
             Имѣя смыслъ сообразить все это,
             Какъ могъ бы я же не сообразить,
             Что, еслибъ такъ случилось въ самомъ дѣлѣ,
             Меня могло бы это сдѣлать скучнымъ?
             И не толкуйте мнѣ: Антоніо, я знаю, --
             Скучаетъ въ страхѣ за свои товары.
  
   1 Общеупотребительное выраженіе, говоря о песочныхъ часахъ -- "бьетъ такая-то стклянка": вмѣсто "теперь такой-то часъ".
  
             Антоніо.-- Повѣрьте, нѣтъ: благодаря судьбѣ,
             Мои затраты ввѣрены различнымъ
             Судамъ, и не въ одномъ они районѣ;
             И состояніе мое по оборотамъ
             Отъ одного лишь года не зависитъ:
             Выходитъ, не отъ дѣлъ моихъ мнѣ скучно.
             Салярино.-- Ну, если такъ, вы влюблены...
             Антоніо.--                               Ну вотъ!--
             Ну вотъ!
             Салярино.--           Какъ, и не влюблены?
             Ну, если такъ, мы скажемъ, что вамъ скучно
             Лишь отъ того, что невесело вамъ;
             И что вамъ также было бы легко
             Играть, смѣяться -- говоря, что вамъ
             Затѣмъ и весело, что вамъ не скучно.
             Клянусь двуликимъ Янусомъ!-- Природа
             Творитъ подчасъ престранныя созданья:
             Одни готовы вѣчно щурить глазки,
             И хохотать подобно попугаю,
             Заслыша лишь гудокъ; другіе жъ вѣчно
             Съ такимъ прокислымъ, уксуснымъ лицомъ,
             Что зубъ своихъ не выкажутъ улыбкой,
             Хотя бы Несторъ клялся, что смѣшно --

Входятъ Бассаніо, Граціано и Лоренцо.

             Соляніо.-- Вотъ и Бассаніо, вашъ благородный другъ,
             Грацьяно и Лоренцо. До свиданья:
             Мы въ лучшемъ обществѣ оставимъ васъ.
             Салярино.-- Остался бы, пока развеселю васъ,
             Но лучшіе друзья смѣняютъ насъ.
             Антоніо.-- Я вашу дружбу высоко цѣню;
             Но такъ какъ васъ зовутъ свои занятья,
             Вы пользуетесь случаемъ уйти.
             Салярино.-- Синьоры, съ добрымъ утромъ.
             Бассаніо.-- Друзья, когда мы будемъ вновь смѣяться?
             Скажите мнѣ -- когда? Вы что-то насъ
             Совсѣмъ чуждаться стали -- такъ-ли надо?
             Салярино. - Весь нашъ досугъ въ распоряженьи вашемъ.

(Саляр. и Солян. уходятъ).

             Лоренцо.-- Ну, такъ какъ вы Антоніо нашли,
             Мы оба васъ оставимъ; но къ обѣду
             Не позабудьте мѣста вашей встрѣчи.
             Бассаніо.-- Не измѣню вамъ.
             Граціано.-- Синьоръ Антоніо, вы будто нездоровы...
             Вы слишкомъ заняты дѣлами свѣта:
             Тутъ, кто купилъ за многія заботы,
             Ужь потерялъ предметъ своей покупки.
             Повѣрьте, вы ужасно измѣнились.
             Антоніо.-- Я понимаю свѣтъ, какъ свѣтъ, Грацьяно:
             Подмостки, на которыхъ каждый долженъ
             Свою исполнить роль, -- и мнѣ досталась
             Печальная.--
             Граціано.--           Мнѣ-жъ дайте роль шута:
             Пусть подъ веселый смѣхъ придутъ морщины...
             Пусть лучше печень грѣется виномъ,
             Чѣмъ сердцу коченѣть отъ скорбныхъ вздоховъ.1
             И почему же долженъ человѣкъ,
             Имѣя крови горячую внутри,
             Сидѣть подобно изваянью предка?
             Спать на яву и быть брюзгой, покуда
             Не разольется желчь? Вотъ что тебѣ скажу.
             Антоніо, какъ я тебя люблю --
             Моя любовь во мнѣ и говоритъ:
             Есть люди, у которыхъ лица могутъ
             Тускнѣть и меркнуть, какъ стоячій прудъ,
             И сохранять серьезность напускную
             Въ надеждѣ, что чрезъ то пріобрѣтутъ
             Во мнѣньяхъ важность, и глубокомыслье,
             И мудрость такъ, какъ еслибъ говорили:
             "Я -- самъ оракулъ; ни единый песъ
             Не смѣй залаять, какъ разину ротъ".
             О, мой Антоніо, я знаю и такихъ,
             Что потому лишь прослыли за умныхъ,
             Что все молчатъ; а то, увѣренъ, только
             Заговори -- ввели бы въ грѣхъ тѣ уши,
             Которыя, ихъ слыша, не могли бы
             Не обозвать глупцами ближнихъ.
             Подробнѣе о семъ въ другое время:
             Но не уди такой приманкой грусти
             Ты пискаря- глупца -- такое мнѣнье.
             Идемъ, Лоренцо: будьте же пока
             Здоровы; проповѣдь мою закончу
             Послѣ обѣда.
  
   1 Здѣсь поэтомъ дѣлается указаніе на одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ примѣровъ вліянія душевнаго настроенія на происхожденіе тѣлесныхъ недуговъ. Брезгливость причисляется къ тѣмъ душевнымъ разстройствамъ, которыя д-ръ Коплэндъ въ своемъ Медицинскомъ Словарѣ полагаетъ "самой обыкновенной возбудительной причиной желтячки". То, что говоритъ Граціано o вліяніи унынія на температуру сердца, и вина на печень., имѣетъ также непосредственную связь съ медицинскими науками. (Rev. John Hunter.) Не удивительно ли, что человѣкъ, находившійся по своему положенію совершенно внѣ сферы науки и профессіональныхъ ученыхъ, былъ такъ коротко знакомъ съ самыми послѣдними выводами ихъ научной спеціальности, что они всегда и при всякомъ случаѣ "были тотчасъ же у него на языкѣ"...
  
             Лоренцо.--           Ну, и такъ мы съ вами
             Разстанемся до времени обѣда.
             Мнѣ предстоитъ быть, кажется, однимъ
             Изъ этихъ молчаливыхъ мудрецовъ,
             Такъ какъ Грацьяно никогда не дастъ
             Мнѣ говорить.
             Граціано.--           Да, вотъ побудь со мною
             Еще годочка съ два, такъ не узнаешь
             Ты голоса, пожалуй, своего.
             Антоніо.-- Прощайте: а то, право, станемъ самъ
             Говоруномъ подъ-стать съ говорунами.
             Граціано.-- Благодарю за чести: такъ какъ молчанье
             Лишь хорошо въ копченомъ языкѣ,
             Да въ непродажной дѣвѣ. (Уходятъ Грац. и Лор.)
             Антоніо.--                     Ну, -- вотъ такъ:
             И что теперь онъ въ сущности сказалъ?
   Бассаніо.-- Граціано наскажетъ безконечное количество "ничего", какъ никто во всей Венеціи: его разсужденія какъ два зерна пшеницы въ двухъ четверикахъ мякины: надо проискать цѣлый день, чтобъ ихъ найти, а когда найдешь, то увидишь, что они не стоили, чтобъ ихъ искать.
             Антоніо.-- Ну, хорошо; скажи же мнѣ теперь,
             Что это за особа, для которой
             Ты далъ обѣтъ паломничества втайнѣ,
             О чемъ хотѣлъ мнѣ нынче разсказать.
             Бассаніо.-- Тебѣ, Антоніо, не безъизвѣстно,
             Какъ я свое разстроилъ состоянье,
             Выказывая въ нѣкоторомъ родѣ
             Жизнь болѣе роскошную и пышность,
             Чѣмъ то мои оправдывали средства.
             Я не ропщу, что я теперь обрѣзанъ
             Въ патриціанскихъ прихотяхъ моихъ;
             Но главная моя забота -- выдти
             Съ достоинствомъ изъ множества долговъ,
             Въ которые я впутался въ то время, --
             Шальное точно, въ нѣкоторомъ родѣ...
             Тебѣ, Антоніо, я долженъ больше всѣхъ
             И деньгами, и дружбой; въ той же дружбѣ
             Я черпаю увѣренность и смѣлость
             Открыть тебѣ всѣ замыслы мои,
             Какъ выпутаться мнѣ изъ всѣхъ долговъ.
             Антоніо.-- Прошу тебя мнѣ объяснить, въ чемъ дѣло:
             И если все, какъ любишь ты и самъ,
             Согласно съ чувствомъ чести, будь увѣренъ,
             Мой кошелекъ, я самъ, мои всѣ средства --
             Отверзто все въ твое распоряженье.
             Бассаніо.-- Въ дни дѣтства, какъ бывало промахнусь
             Одной стрѣлой, я ей вослѣдъ другую
             Пускалъ опять туда же, съ той же силой,
             Но съ болѣе разсчитаннымъ прицѣломъ,
             Чтобъ ту найти; и часто такъ рискуя
             Обѣими, я обѣ находилъ.
             Я выставляю этотъ дѣтскій опытъ,
             Такъ какъ ребячество и то, что будетъ дальше...
             Я много долженъ, и -- безпутный малый --
             Все, что я долженъ, пусть за мной пропало.
             Но еслибы попробовать пустить
             Стрѣлу другую въ томъ же направленьи,
             Въ какомъ пускалась та -- не сомнѣваюсь,
             Что, постаравшись лучше взять прицѣлъ,
             Я иль найду ихъ обѣ, иль послѣдній
             Твой рискъ я возвращу тебѣ, а въ первомъ
             Признательнымъ останусь должникомъ.
             Анѣоніо.-- Меня ты знаешь, и лишь тратишь время,
             Такъ около ходя издалека;
             И ужь, конечно, для меня обиднѣй
             Сомнѣніе твое въ моей любви,
             Чѣмъ если спустишь все, что я имѣю;
             Скажи же просто, что я долженъ дѣлать,
             И что по твоему могу я сдѣлать --
             Et j'у suis,1 -- а потому -- вѣщай.
  
   1 Слово "prest" не англійское, и старинное французское, итальянское "presto", и употреблено здѣсь въ подлинникѣ; вмѣсто англійскаго "ready"; а потому это мѣсто и передано по-французски, какъ шутливый оборотъ рѣчи между друзьями.
  
             Бассаніо.-- Есть знатная наслѣдница въ Бельмонтѣ.
             И хороша она, -- но дивныхъ свойствъ
             Ея не выразитъ вамъ это слово.
             Изъ глазъ ея я получалъ порой
             Прекрасныя, безмолвныя посланья...
             Ей имя -- Порція: ничѣмъ она не ниже
             Супруги Брута, дочери Катона.
             И полонъ міръ хвалой ея достоинствъ:
             Всѣ страны свѣта къ ней изъ всѣхъ концовъ
             Шлютъ знатныхъ жениховъ; а на чело
             Ей ниспадаютъ солнечныя кудри,
             Какъ бы руно златое... И сталъ замокъ
             Ея, Бельмонтъ, -- Колхидскимъ лукоморьемъ
             И многіе плывутъ къ нему Язоны.1
             О, мой Антоніо, имѣй я только средства,
             Чтобъ потягаться хоть съ однимъ изъ нихъ,--
             Есть у меня предчувствіе успѣха,
             Есть вѣра, что я выйду съ торжествомъ.
  
   1 Золотистыя кудри вообще превозносились въ то время въ знакъ непрямой тонкой лести королевѣ Елисаветѣ, у которой волосы были просто песочнаго цвѣта. (См. характеристику главнаго лица въ концѣ предисловія.) Они даже до того вошли въ моду, что тогдашнія щеголихи и львицы, если у какой были отъ природы свои прекрасные черные локоны, считали непозволительнымъ не носить рыжихъ накладныхъ волосъ, какъ это можно дальше видѣть въ разсужденіи надъ ларцами Бассаніо. И тутъ l'histoire se répète...
  
             Антоніо.-- Ты знаешь -- всѣ мои богатства въ морѣ;
             И у меня ни денегъ, ни товара,
             Чтобъ обратить въ наличность: потому
             Немедленно отправься, попытай,
             Что можетъ мой въ Венеціи кредитъ;
             Его мы выжмемъ, вытянемъ до нельзя,
             Чтобъ только снарядить тебя въ Бельмонтъ
             Къ прекрасной этой дамѣ. Такъ идемъ;
             Разузнавай -- я также, -- гдѣ есть деньги?
             При этомъ безразлично для меня --
             Подъ мои кредитъ, иль лично для себя. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА II.

Бельмонтъ. Покой замка.

Порція и Нерисса.

   Порція.-- По правдѣ сказать, Нерисса, мое маленькое существо начинаетъ тяготиться этимъ большимъ свѣтомъ.
   Нерисса.-- Было бы такъ, еслибы вмѣсто вашихъ успѣховъ вы испытывали однѣ неудачи. Но, какъ погляжу, пресыщеніе отъ излишества такъ же нездорово, какъ и изнуреніе отъ нужды: выходитъ, это не малое счастье умѣть довольствоваться малымъ. Изобиліе скорѣе доводитъ до сѣдыхъ волосъ, и только довольство долговѣчно.
   Порція.-- Мысли хороши, и высказаны не дурно.
   Нерисса.-- Еще было бы лучше, еслибъ имъ слѣдовали.
   Порція.-- Еслибы дѣлать было такъ же легко, какъ знать, что хорошо было бы дѣлать, часовенки стали бы церквами, а нищенскія хижины дворцами. Это ужь хорошій проповѣдникъ, который самъ исполняетъ свои назиданія: мнѣ легче научить двадцать человѣкъ, что хорошо бы сдѣлать, чѣмъ быть одною изъ этихъ двадцати, которая послѣдовала бы моему собственному ученію. Сколько мозгъ ни изобрѣтай законовъ для нашихъ чувствъ, страстныя натуры перепрыгиваютъ чрезъ холодныя правила. Безумная юность, какъ заяцъ, всегда перескочитъ черезъ сѣти инвалида -- мудраго совѣта. Но всѣ эти разсужденія не таковы, чтобы выбрать мнѣ мужа. О, я несчастная! Это слово -- выбрать! Я не могу ни выбрать кого бы я хотѣла, ни отказать тому, кого не хочу: такъ-то желанія живой дочери подчинены желанію покойнаго отца.-- Ну, не жестоко ли это, Нерисса, что я не могу ни выбрать кого бы то бы было, ни отказать никому.
   Нерисса.-- Вашъ батюшка былъ всегда добродѣтеленъ, а людямъ святой жизни бываютъ въ минуту смерти добрыя наитія; такимъ образомъ, эта игра въ случай, придуманная имъ съ этими тремя ларцами изъ золота. серебра и свинца (изъ которыхъ кто выберетъ по его мысли, тотъ и выберетъ васъ), безъ сомнѣнія, наведетъ на правильный выборъ только того, кого вы можете истинно полюбить. Но есть ли въ васъ какое-нибудь чувство хоть къ одному изъ высокихъ соискателей, которые уже явились?
   Порція.-- перебирай ихъ, пожалуста, по именамъ, а я, по мѣрѣ того, какъ ты будешь называть ихъ, буду ихъ описывать, и по моимъ описаніямъ ты можешь угадать мои чувства.
   Нерисса.-- Итакъ, первый: неаполитанскій принцъ.
   Порція.-- Ну, это просто какой-то жеребенокъ: онъ ни о чемъ больше не можетъ говорить, какъ о своей лошади, и поставляетъ это въ великую заслугу своимъ талантамъ, что самъ можетъ подковать ее. Право, мнѣ кажется, ужь не знавалась ли его маменька съ кузнецомъ.
   Нерисса.-- Затѣмъ, есть у насъ Палатинскій графъ.
   Порція.-- Только и дѣлаетъ, что хмурится, какъ будто говоря: "Что жь, если меня не желаете, -- выбирайте"... Слушаетъ смѣшное, и не улыбнется:-- Этотъ, мнѣ кажется, къ старости превратится въ плачущаго философа: такъ преисполненъ онъ неприличной скуки въ молодости. Лучше ужь выйти замужъ за мертвую голову съ костью во рту, чѣмъ за кого-нибудь изъ этихъ двухъ. Боже упаси меня отъ нихъ!
   Нериса.-- А что скажете о французскомъ грандѣ, monsieur le Bon?
   Порція.-- Богъ сотворилъ его, и потому -- идетъ за человѣка. Ну, право, я знаю, что грѣхъ быть насмѣшницей. Но этотъ!.. Помилуйте, у него лошадь еще лучше, чѣмъ у Неаполитанца; дурная привычка хмуриться еще лучше, чѣмъ у Палатинскаго графа: онъ просто всѣ -- и никто: стоитъ защелкать дрозду, и онъ ужь начинаетъ подпрыгивать; драться на рапирахъ готовъ хоть съ собственною тѣнью. Если я выйду за него, то у меня будетъ двадцать мужей. Еслибъ онъ вздумалъ мнѣ оказывать пренебреженіе, я и это простила бы ему; потому что еслибы даже онъ любилъ меня до безумія, то никогда бы не встрѣтилъ отвѣта.
   Нерисса.-- Ну, въ такомъ случаѣ, что скажете о Фольконбриджѣ,-- юномъ англійскомъ баронетѣ?
   Порція.-- Ты знаешь, мы не говоримъ съ нимъ, потому что ни онъ меня не понимаетъ, ни я его: онъ ни по латыни, ни по-французски, ни по-итальянски... а я -- ты можешь принять судебную присягу, какъ жалокъ мой копѣечный англійскій. Это картинка статнаго мужчины; но увы! какъ подѣлиться мыслми съ живою картиной? И какъ онъ всегда странно одѣтъ. Мнѣ такъ и кажется, что его дублетъ пріобрѣтенъ имъ въ Италіи, панталоны во Франціи, шапочка въ Германіи, а манеры -- по всему свѣту.
   Нерисса.-- А что вы думаете о шотландскомъ лордѣ, его сосѣдѣ?
   Порція.-- Что онъ преисполненъ сосѣдскаго благодушія, такъ какъ, занявъ пощечину у Англичанина, поклялся ее возвратить ему при первой возможности: кажется, Французъ взялся быть за него поручителемъ, и подписался на другую. {Саркастическій намекъ на тогдашнія политическія отношенія, причемъ Шотландія постоянно ожидала помощи со стороны Франціи во всѣхъ ея столкновеніяхъ съ Англіей; и въ угоду національному самолюбію здѣсь предполагается, что и Франція также будетъ поколочена.}
   Нерисса.-- А какъ вамъ нравится юный Германецъ, племянникъ Саксонскаго герцога?
   Порція.-- Довольно противенъ утромъ, когда еще не пьянъ, и невыносимъ послѣ полудня, когда уже пьянъ: въ самомъ лучшемъ своемъ видѣ онъ нѣсколько хуже человѣка; въ худшемъ же немного лучше животнаго. Еслибы меня постигло самое худшее, что только можетъ случиться, ужь что-нибудь придумаю, чтобъ избавиться отъ него.
   Нерисса.-- А если онъ потребуетъ участія въ выборѣ и выберетъ ларецъ настоящій, -- вы должны будете отказать въ повиновеніи волѣ вашего отца, если вы отъ него откажетесь.
   Порція.-- Потому, во избѣжаніе худшаго, поставь, пожалуста, добрую стопу рейнскаго на не тотъ ларецъ: будь тамъ хоть чортъ внутри, а это искушеніе снаружи, -- я знаю, что онъ его выберетъ. Я скорѣе на все пойду, Нерисса, чѣмъ соглашусь выдти за губку.
   Нерисса.-- Ну, вамъ ужь нечего опасаться этихъ господъ: они сообщили мнѣ свои намѣренія, которыя собственно въ томъ, чтобы возвратиться во-свояси и не безпокоить васъ больше своимъ сватовствомъ, если ужь васъ невозможно добыть никакимъ другимъ способомъ, кромѣ указаннаго вашимъ отцомъ, посредствомъ выбора ларцовъ
   Порція.-- Хотя бы я дожила до ветхихъ лѣтъ Сибиллы, {Знаменитѣйшая изъ Сибиллъ была та, которая пророчествовала въ Кумахъ, и когда Аполлонъ изъ любви къ ней обѣщалъ исполнить всякую ея просьбу, чего бы она ни пожелала -- просила, чтобъ ей было даровано столько же лѣтъ жизни, сколько песчинокъ она держала въ своей горсти. И ей было дано долгоденствіе; но впослѣдствіи она горько сѣтовала, что не догадалась тогда же включить въ свою просьбу также и о продленіи красоты и силъ юности.} я умру чиста, какъ Діана, если не буду взята согласно послѣдней волѣ моего отца. Очень рада, что эта партія соискателей оказалась такъ благоразумна, такъ какъ нѣтъ ни одного изъ нихъ, котораго отсутствія я не желала бы страстно, и не молила бы Бога о его благополучномъ отъѣздѣ.
   Нерисса.-- А помните, еще при жизни вашего отца -- одинъ Венеціанецъ, такой начитанный, и воинъ -- пріѣзжалъ сюда въ свитѣ маркиза Монферрато?
   Порція.-- Да, да, Бассаніо, -- такъ, кажется, его звали?
   Нерисса.-- Именно: вотъ кто изо всѣхъ мужчинъ, на комъ только останавливались мои глупые глаза, заслуживалъ бы жену красавицу.
   Порція.-- Я помню его хорошо, и помню, что онъ достоинъ твоей похвалы...-- Чего тамъ? Что еще?

Входитъ слуга.

   Слуга.-- Четыре чужеземца ожидаютъ вашей милости, чтобы откланяться; а еще прибылъ курьеръ отъ пятаго съ извѣстіемъ, что его повелитель, принцъ Морокскій, прибудетъ сюда нынче къ вечеру.
   Порція.-- Еслибъ я могла съ такимъ же искреннимъ удовольствіемъ привѣтствовать пятаго, съ какимъ иду проводить этихъ четырехъ -- я была бы, значитъ, очень рада его пріѣзду. Если у него, при всѣхъ качествахъ святаго, цвѣтъ кожи и наружность дьявола, то мнѣ было бы пріятнѣе имѣть его своимъ духовникомъ, чѣмъ своимъ мужемъ.-- Идемъ, Нерисса! А ты впередъ, любезный.-- Только-что выпроводимъ за дверь одного поклонника, другой уже стучится въ двери. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА III.

Венеція. Площадь.

Входятъ Бассаніо и Шейлокъ.

   Шейлокъ.-- Три тысячи дукатовъ, хорошо --
   Бассаніо.-- Такъ точно -- на три мѣсяца, синьоръ --
   Шейлокъ.-- На три мѣсяца, -- хорошо --
   Бассаніо.-- Въ каковыхъ, какъ я уже вамъ говорилъ, обязательство на Антоніо --
   Шейлокъ.-- И обязательство на Антоніо, -- хорошо --
   Бассаніо.-- Можете ли вы помочь мнѣ? Угодно ли вамъ одолжить меня? Узнаю ли я вашъ отвѣтъ?
   Шейлокъ.-- Три тысячи дукатовъ, -- на три мѣсяца и обязательство на Антоніо.
   Бассаніо.-- Вашъ на это отвѣтъ.
   Шейлокъ.-- Антоніо хорошій человѣкъ.
   Бассаніо.-- Развѣ вы слышали, чтобы кто-нибудь утверждалъ противное?
   Шейлокъ.-- О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ; говоря, что Антоніо хорошій человѣкъ, я хотѣлъ бы, чтобы вы меня поняли въ томъ смыслѣ, что онъ благонадеженъ; но все же его средства только предположительны: одинъ корабль у него на пути къ Триполи, другой въ Индію; кромѣ того, какъ я могъ понять на Ріальто, у него третій въ Мексикѣ, четвертый пошелъ въ Англію; есть у него еще и другія предпріятія, раскиданныя здѣсь и тамъ. Но корабли только доски, моряки только люди: есть сухопутныя крысы, и морскія крысы; сухопутные воры, и морскіе воры; я разумѣю -- пираты; и потомъ, есть опасности и отъ вѣтровъ, и отъ волнъ, и отъ скалъ. Человѣкъ, несмотря на то, благонадеженъ.-- Три тысячи дукатовъ -- Я думаю, я могу взять его обязательство.
   Бассаніо.-- Будьте увѣрены, что можете.
   Шейлокъ.-- Желаю быть увѣренъ, что могу; а чтобъ я могъ быть увѣренъ. желаю подумать. Могу я говорить съ самимъ Антоніо?
   Бассаніо.-- Не угодно ли вамъ будетъ отобѣдать съ нами?
   Шейлокъ.-- Такъ!-- Чтобъ нанюхаться свинины; вкусить отъ обиталища, въ которое вашъ пророкъ, Назареянинъ, загналъ заклинаніями дьявола! Я готовъ торговать съ вами, покупать -- продавать съ вами, прогуливаться съ вами и такъ далѣе... но я никогда не стану ѣсть съ вами, пить съ вами, молиться съ вами.-- Что новаго на Ріальто? {Ріальто сперва называлось L'Isola del riro alto, то-есть островъ глубокаго потока, или теченія, такъ какъ омывавшій его берегъ морской эстуарій былъ достаточно глубокъ для принятія значительныхъ судовъ. Ріальто стало также названіемъ и моста, соединяющаго островъ съ кварталомъ св. Марка; впослѣдствіи подъ этимъ именемъ всегда уже разумѣлась устроенная на островѣ биржа. Въ этомъ послѣднемъ смыслѣ оно здѣсь и употребляется.} -- Кто это такой идетъ сюда?

Входитъ Антоніо.

   Бассаніо.-- Это самъ синьоръ Антоніо.
             Шейлокъ. (Про себя.) -- Какъ онъ на льстиваго кабатчика похожъ!1
             Онъ ненавистенъ мнѣ, и какъ христіанинъ.
   И еще больше тѣмъ, что въ низкомъ простофильствѣ,
             Ссужаетъ деньги даромъ, понижая
             У насъ въ Венеціи размѣръ процента.
             Когда-бъ хоть разъ ему вцѣпиться въ ляжку,
             Насыщу застарѣлую я злобу.
             Онъ ненавидитъ избранный народъ;
             Ругается надъ нами даже тамъ,
             Гдѣ наибольше сходятся купцы;
             И надо мной, моими барышами,
             И прибыльми, стяжанными безгрѣшно,
             Которыя онъ называетъ лихвой.
             Будь проклято мое колѣно, если
             Ему прощу!
  
   1Слово "publican" -- трактирщикъ, кабатчикъ (нашъ прежній цѣловальникъ употребляется въ этомъ смыслѣ до сихъ поръ и въ Times, и въ другихъ мѣстахъ, когда говорится, напримѣръ, объ ограниченіи продажи спиртныхъ напитковъ въ Индіи. Но Московскій Театральный Комитетъ предлагаетъ передать это словомъ "мытарь". Во-первыхъ, этого слова, хотя быть-можетъ и болѣе литературнаго, нѣтъ въ подлинникѣ, а потомъ, какъ согласить его съ прилагательнымъ "льстивый", "ласкающійся" -- "fawning", эпитетъ мало идущій къ мытарю и, какъ извѣстно, вполнѣ идущій къ заманивающему кабатчику.
  
             Бассаніо.--           Вы слышите, Шейлокъ?
             Шейлокъ.-- Я тутъ соображаю, чѣмъ могу
             Располагать сейчасъ, -- и нахожу,
             По приблизительной, на память, смѣтѣ,
             Что тотчасъ не могу собрать всей суммы --
             Трехъ тысячей дукатъ.-- Что изъ того?
             Зажиточный Еврей изъ моего колѣна
             Снабдитъ меня1.-- Но стойте: Вы-бъ хотѣли
             На сколько мѣсяцевъ?-- Всѣ блага вамъ, синьоръ:

(Это къ Антоніо, котораго будто бы только-что увидалъ).

             Вы были только-что у насъ на языкѣ.
  
   1 Здѣсь должно замѣтить, что надежда лица еврейскаго племени на помощь своего единовѣрца даже въ вопросахъ такого исключительнаго свойства основана прямо на словахъ самого Писанія: "Иноземцу отдавай въ ростъ, а брату твоему не отдавай въ ростъ, чтобы Господь Богъ твой благословилъ тебя во всемъ"... Второзак. XXIII, 20. (Rev. John Hunter, М. А.)
  
             Антоніо.-- Шейлокъ, хоть не беру и не даю
             Я въ долгъ, не признавая права роста;
             Но чтобъ помочь, вотъ, другу въ затрудненьи,
             Нарушу правило.-- (Къ Бассаніо.)
                                 Извѣстно ли ему
             Количество?
             Шейлокъ.--           Да-да! Три тысячи дукатовъ.
             Антоніо.-- И на три мѣсяца.
             Шейлокъ.--           Я и забылъ --
             Три мѣсяца -- вы говорили такъ.
             Что-жь, ваше обязательство -- и вотъ
             Увидимъ.-- Но, послушайте, однако:
             Мнѣ показалось, вы сказали, что
             Не занимаете и не даете денегъ
             Для прирощенья.--
             Антоніо.--           Этого не дѣлалъ.--
             Шейлокъ.-- Когда Іаковъ насъ стала овецъ
             У дяди своего Лавана, -- сей Іаковъ
             Отъ нашего святаго Авраама --
             (Свершеньемъ мудрой матери своей)
             Сталъ третьимъ въ родѣ; да, да, онъ сталъ третьимъ.
             Антоніо.-- Къ чему же тутъ о немъ? И онъ бралъ лихву?
             Шейлокъ.-- Не лихву, нѣтъ; не то, что бъ вы назвали
             Такъ прямо лихвой; нѣтъ: вотъ что Іаковъ сдѣлалъ:--
             Когда они съ Лаваномъ согласились,
             Что всѣ съ полосками и пестрые ягнятки
             Должны пойти Іакову за трудъ;1
             И поздней осенью, прійдя въ охоту, овцы
             Сошлись съ баранами, и дѣло зарожденья
             Когда межь волосатыхъ совершалось --
             Искусный пастырь снялъ мнѣ съ прутьевъ кожу,
             И въ самомъ актѣ воспроизведенья
             Наткалъ ихъ предъ блудящими овцами...
             Тѣ тутъ же зачали -- во время же ягненья
             Всѣ наплодили пестренькихъ ягнятокъ;--
             А эти всѣ -- Іакова. Вотъ это
             Былъ путь къ преумноженію богатства;
             И Яковъ былъ благословенъ; и прибыль
             Благословенна, -- если то не кража.
  
   1 Измѣненія, утвержденныя Драматическою Цензурой на случаи представленія на сценѣ:
             И овцы осенью съ баранами сошлись --
             Искусный пастырь снялъ мнѣ съ прутьевъ кожу
             И, распестривъ, наставилъ ихъ вездѣ
             Передъ овцами -- тѣ жъ, въ пору ягненья,
             Всѣ наплодили пестренькихъ ягнятокъ; --
  
             Антоніо.-- Удачный случай, наградившій службу,
             Направленный небесною рукой.
             Чего безъ этого Іакову-бъ не сдѣлать.
             Что-жь, это вставлено, чтобъ оправдать лихву?
             Иль ваше золото и серебро --
             Овечки и бараны?
             Шейлокъ.-- Я не могу сказать: я заставляю
             Ихъ такъ же множиться. -- но вникните, синьоръ --
             Антоніо.-- Бассаніо, замѣть на всякій случай --
             И дьяволъ можетъ приводить Писанье
             Себѣ въ угоду. Злобная душа,
             Ссылаясь на свидѣтельства святыя,
             Что негодяй съ привѣтливымъ лицомъ:
             Красивый плодъ, прогнившій въ сердцевинѣ.
             Какихъ прикрасъ не принимаетъ лживость!
             Шейлокъ.-- Три тысячи дукатовъ -- ничего:
             Хорошенькая, кругленькая сумма.
             Три изъ двѣнадцати -- счесть, сколько будетъ въ мѣсяцъ...
             Антоніо.-- Ну что-жь, Шейлокъ, надѣяться на васъ?
             Шейлокъ -- Синьоръ Антоніо, не разъ, а много разъ
             Меня вы на Ріальто поносили
             За капиталъ мой, и за сроки роста.
             Я выносилъ все это постоянно
             Лишь съ терпѣливымъ пожиманьемъ плечъ:
             Терпѣнье -- знамя нашего народа.
             Вы обзывали извергомъ меня,
             Собакой кровожадной, и плевали
             На мой еврейскій плащъ; и это все --
             За пользованье тѣмъ, что есть мое же...
             Ну, хорошо -- теперь какъ бы выходитъ,
             Что вы нуждаетеся въ помощи моей:
             Давно бы такъ: пожалуйте!-- Вотъ вы
             Приходите ко мнѣ и говорите,
             "Шейлокъ, намъ нужны деньги", говорите,
             Вы, извергавшіе свою слюну
             Мнѣ въ бороду мою, пинками въ спину
             Толкавшіе меня, какъ пса бродяща
             Чрезъ свой порогъ: теперь вамъ нужны деньги --
             Что мнѣ сказать на это вамъ? Сказать ли:
             "Есть у собаки деньги? То возможно-ль,
             Чтобъ песъ ссудилъ три тысячи дукатовъ?"
             Иль мнѣ пригнуться, и въ холопскомъ тонѣ,
             Подобострастнымъ, робкимъ шепоткомъ
             Такъ вамъ сказать: "Прекраснѣйшій синьоръ,
             Въ ту середу вы на меня плевали;
             Меня вы тамъ-то встрѣтили пинками
             Въ такой-то день; въ другое время вы
             Изволили назвать меня собакой:
             И за любезности такого рода
             Какъ не ссудить вамъ столько-то дукатовъ?"
             Антоніо.-- Намѣренъ такъ честить тебя и впредь,
             Плевать, а можетъ и толкать ногою.
             Когда намъ ссудишь деньги, такъ ссужай
             Не какъ друзьямъ -- зачѣмъ?-- когда же дружба
             Беретъ приплодъ съ безплоднаго металла?1
             Ссужай намъ деньги, какъ своимъ врагамъ:
             Тогда ты можешь въ случаѣ просрочки
             Съ пріятнымъ видомъ вытребовать пеню.
  
   1 Противники ростовщичества утверждали, что въ немъ заключается нарушеніе субботы, такъ какъ деньги вынуждаются приносить доходъ во всѣ дни недѣли, и что даже вовсе ни съ чѣмъ не сообразно взымать проценты, по причинѣ естественной безплодности металла, который не можетъ порождать, какъ скотъ, или зерновой хлѣбъ. Миресъ говоритъ: "ростовщичество и прибыль въ серебрѣ и въ золотѣ незаконны, потому что противны самой природѣ, которая создала ихъ безплодными; ростовщичество же заставляетъ ихъ порождать". Въ этомъ же родѣ высказывался и Бэконъ Веруламскій въ своихъ "Опытахъ". Антоніо прямо цѣликомъ, и здѣсь и дальше, выражается ихъ словами.
  
             Шейлокъ.-- Ай!-- Посмотрѣть, въ какомъ же вы волненьи!
             А я бы такъ хотѣлъ быть въ дружбѣ съ вами,
             Пріобрѣсти любовь, забыть позоръ,
             Какимъ меня пятнали, васъ снабдить
             Въ теперешней нуждѣ, не взявъ полушки
             За продержанье вами капитала;
             А вы меня и слушать не хотите:
             Я предлагаю вамъ отъ доброты.
             Антоніо.-- Ужь то была-бъ и точно доброта.
             Шейлокъ.-- И эту доброту я окажу:
             Идемъ къ нотаріусу; подпишите
             Тамъ обязательство, простое, на себя;
             И такъ только, -- ну просто, ради шутки,
             Что если не послѣдуетъ уплаты
             Мнѣ съ васъ въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ,
             Такой-то суммы, иль такихъ-то суммъ,
             Означенныхъ въ контрактѣ -- неустойкой
             Пусть будетъ ровно фунтъ живаго мяса,
             Которое мнѣ вырѣзать и взять
             Изъ тѣла вашего въ какомъ угодно мѣстѣ.
             Антоніо.-- Готовъ, ей-ей! Подъ обязательствомъ такимъ
             Я подпишусь, и стану утверждать,
             Что доброта бываетъ и въ Жидѣ.
             Бассаніо.-- Ты обязательства такого не подпишешь
             Изъ-за меня.-- Пусть лучше я нуждаюсь...
             Антоніо.-- Чего! Вотъ испугался: не просрочу...
             Въ теченіи двухъ мѣсяцевъ, -- что будетъ
             Какъ разъ за мѣсяцъ до исхода срока, --
             Я ожидаю возвращенья втрое
             Утроенной цѣны всей этой ссуды.
             Шейлокъ.-- О, отче Авраамъ! Вотъ каковы
             Всѣ эти христіане, у которыхъ
             Жестокость собственныхъ ихъ дѣлъ ихъ учитъ
             Подозрѣвать намѣренья другихъ.
             Скажите мнѣ, прошу васъ, только это:
             Какъ скоро онъ нарушитъ данный срокъ,
             Что я возьму взысканьемъ неустойки?
             Фунтъ человѣческаго мяса, взятый
             Изъ человѣка -- и не столько цѣненъ,
             И менѣе полезенъ, чѣмъ фунтъ мяса
             Быка, козла, барана. Говорю же --
             Чтобъ пріобрѣсть его расположенье
             Такъ далеко я простираю дружбу:
             Захочетъ онъ принять ее -- пусть такъ;
             Нѣтъ -- и прощайте.-- За мою-жъ любовь
             Я васъ прощу, меня не обижайте.
             Антоніо.-- Подъ обязательствомъ я подпишусь, Шейлокъ.
             Шейлокъ.-- Тогда къ нотаріусу прямо -- прикажите,
             Чтобъ изготовилъ сей забавный актъ;
             А я явлюсь, и вамъ вручу дукаты.
             Домой навѣдаться, а то оставилъ домъ
             На попеченье нерадивой твари --
             И тотчасъ же я съ вами. (Уходитъ.)
             Антоніо.--                     Поспѣши,
             Милѣйшій Жидъ! -- еврей нашъ сталъ любезенъ:
             Пожалуй, обратится въ христіанство.
             Бассаніо.-- Не по нутру мнѣ выгодность условій,
             Предложенныхъ предательской душой.
             Антоніо.-- Пойдемъ; совсѣмъ напрасная забота;
             Мои суда придутъ за мѣсяцъ до разсчета.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. Залъ въ замкѣ.

Входятъ: принцъ Морокко и его свита; Порція, Нерисса и прочіе изъ домашнихъ. Тушъ роговъ.

             Морокко.-- Не отвергай меня по цвѣту кожи.
             Ливреѣ темной пламеннаго солнца,
             Которому сосѣдъ я и питомецъ.
             Пусть явится прекраснѣйшій изъ всѣхъ,
             Рожденныхъ въ царствахъ полуночи, гдѣ
             Отъ Фебовыхъ лучей не таетъ инеи --
             И сдѣлаемъ надрѣзы въ знакъ любви:
             Чья кровь краснѣй -- его, или моя?1
             Скажу тебѣ, что этотъ образъ мой
             Безстрашныхъ устрашалъ; моей любовью.
             Клянусь, наипочетнѣйшія дѣвы
             Странъ солнечныхъ -- и тѣ его любили.
             Я не хотѣлъ-бы измѣнить свой цвѣтъ,
             Какъ лишь затѣмъ, чтобы твои мечты
             Склонить къ себѣ, прекрасная царица.
  
   1 Монтэнь въ своихъ "Опытахъ" 1, 40, говоритъ: "у Турокъ есть обыкновеніе наносить себѣ раны въ честь своихъ красавицъ". Алая кровь была всегда традиціоннымъ признакомъ отваги и мужества. Потому и Бассаніо дальше упоминаетъ о трусахъ, у которыхъ печень такъ же бѣла, какъ молоко.
  
             Порція.-- Въ условьяхъ выбора мнѣ не дано
             Руководиться дѣвственнымъ капризомъ;
             И лотерейный смыслъ моей судьбы
             Лишилъ меня свободы при избраньи.
             Но еслибъ не стѣснилъ меня отецъ,
             Не ограничилъ вымысломъ своимъ --
             Отдаться въ жены только подъ условьемъ,
             Которое я объясняла вамъ,
             То Вы-бы были, достославный принцъ.
             Въ моихъ глазахъ не менѣе прекрасны,
             Чѣмъ кто-либо изъ посѣтившихъ насъ.1
  
   1 Тонкая насмѣшка надъ чернотою принца (пре-красны), еще болѣе замѣтная въ подлинникѣ отъ непереводимой игры словъ: fair -- прекрасный, и fair -- бѣлокурый, свѣтлый... Порція не терпитъ всѣхъ своихъ жениховъ, и потому послѣдняя ея любезность скорѣе отзывается дерзостью; но какъ насмѣшки, такъ и дерзость смягчаются въ ея сознаніи тѣмъ, что этотъ чужеземецъ не могъ понять ни того, ни другаго.
  
             Морокко.-- Благодарю Васъ даже и за это.
             И такъ прошу Васъ -- пусть меня сведутъ
             Передъ ларцы, чтобъ попытать мнѣ счастья.
             Клянусь кривымъ мечемъ, сразившимъ Софи,
             Персидскаго царевича, въ трехъ битвахъ
             Разбившаго Султана Солимана, --
             Что пересилю самый грозный взглядъ.1
             Встревожу духъ отважнѣйшій на свѣтѣ, --
             Схвачу сосущихъ малыхъ медвѣжатъ
             Изъ-подъ медвѣдицы, готовъ дразнить
             Рыкающаго по добычѣ льва, --
             Чтобъ овладѣть тобой.-- Но что все это?
             Когда Гераклъ съ Лихасомъ мечутъ кости,
             Кто большій тутъ изъ нихъ? Счастливый случай
             Дастъ болѣе очковъ рукѣ слабѣйшей:
             И вотъ, Алкидъ побитъ своимъ слугой.
             И я могу по слѣпотѣ судьбы,
             Впавъ въ заблужденье, не достичь того,
             Чего достигнетъ менѣе достойный --
             И съ горя умереть...
  
   1 Въ замѣткѣ Театральнаго Комитета выражена догадка, что этотъ буквально переданный стихъ существуетъ и другое чтеніе "over-stare", что будетъ то же самое), значитъ заставлю потупиться... я совершенно того же мнѣнія.
  
             Порція.-- Вамъ надо взять свой жребій...
             И -- или не пытайтесь выбирать,
             Иль выбирайте, но сперва давъ клятву,
             Что если выборъ будетъ неудаченъ,
             Вы больше съ женщиной не заведете рѣчи
             О бракѣ никогда: такъ взвѣсьте-жь все...
             Морокко.-- Да будетъ: я готовъ нести свои жребій.
             Порція.-- Сперва пойдемте въ храмъ; послѣ обѣда
             Вы можете допрашивать судьбу.
             Морокко.-- И такъ, слѣпаго счастья приговоръ --
             Блаженство, или горестный позоръ.

(Уходятъ при звукѣ роговъ.)

  

СЦЕНА II.

Венеція. Улица.

Входитъ Ленчелотъ Гоббо.1

1 Гоббо по-итальянски значитъ -- горбунъ.

   Ленчелотъ.-- Разумѣется, моя совѣсть меня оправдаетъ, если убѣгу отъ этого жида, моего хозяина: бѣсъ-то все толкаетъ меня подъ локоть и искушаетъ, говоря: "Гоббо, Ленчелотъ Гоббо, добрый Ленчелотъ, или добрый Гоббо, или добрый Ленчелотъ Гоббо, употреби въ дѣло свои ноги, возстань и спасайся!" А совѣсть-то говоритъ: "нѣтъ, берегись, честный Ленчелотъ; берегись, честный Гоббо", или, какъ это вышеупомянуто: "честный Ленчелотъ Гоббо; не уходи, гнушаися показывать пятки". Бѣсъ-то не испугался: приказываетъ мнѣ собираться. "Via!" говоритъ бѣсъ: "валяй!" говоритъ бѣсъ: "во имя самого неба, соберись ты съ духомъ", говоритъ бѣсъ, "и уходи". Какъ же, -- а совѣсть-то вотъ повисла у меня на сердцѣ да и говоритъ, все будто такъ умно: "мой честный другъ, Ленчелотъ, ты сынъ честнаго человѣка, или -- такъ-бы мало сказать -- честной женщины; потому -- отецъ-то, точно, что-то смекалъ, до чего-то доходилъ, какъ будто ощущалъ нѣкоторый непріятный вкусъ. Такъ вотъ совѣсть-то и говоритъ:, Ленчелотъ -- ни-ни!" "Валяй", говоритъ бѣсъ. "Ни-ни!" говоритъ совѣсть. Совѣсть, говорю я, хорошъ твой совѣтъ. Хорошъ, бѣсъ, и твой совѣтъ, говорю я; послушаться совѣсти, такъ оставаться мнѣ у жида, моего хозяина, который (прости Господи!) тоже что-то въ родѣ дьявола; а дать тягу отъ этого самаго жида, такъ стало-быть послушаться бѣса, который, на томъ не взыщите, и есть уже самъ дьяволъ. Да жидъ-то, право, само воплощеніе дьявола; и если ужь по совѣсти, тамъ моя совѣсти довольно-таки безчувственная совѣсть, коли заставляетъ меня оставаться у жида. Бѣсъ больше по душѣ совѣтуетъ: уйду, бѣсъ, мои ноги въ твоемъ распоряженіи; уйду.

Входитъ старикъ Гоббо съ корзиной.

   Гоббо.-- Господинъ молодой человѣкъ, постойте; прошу васъ, куда тутъ къ господину жиду?
   Ленчелотъ.-- Господи! Да вѣдь это самый мой настоящій единоутробный отецъ; и слѣпъ, какъ еслибъ въ глазахъ у него былъ не то, чтобъ песокъ, а щебень съ шоссейной дороги, -- и вѣдь не узнаетъ меня: попробуемъ-ка сыграть съ нимъ штуку.
   Гоббо.-- Господинъ молодой баринъ, прошу васъ, куда тутъ къ господину жиду?
   Ленчелотъ.-- Повернитесь направо при первомъ же поворотѣ, но при самомъ послѣднемъ поворотѣ налѣво; ну, а затѣ

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ" и съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ V.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ.

   Драма "Венеціанскій купецъ" была напечатана въ первый разъ въ 1600 году, въ двухъ изданіяхъ, въ форматѣ in quarto. Первое изъ этихъ изданій озаглавлено такъ: "The excellent history of the merchant of Venice, with the extreme cruelty of Schylock the Jew towards the saide merchant in cutting а just pound of his flesch. And the obtaining of Portia by the choyse of three caskets. Written hy W. Schakespeare. Printed hy J. Roberts. 1600", т.-е. "Превосходная исторія о венеціанскомъ купцѣ, съ описаніемъ ужасной жестокости жида Шейлока, хотѣвшаго вырѣзать помянутому купцу фунтъ мяса. При этомъ разсказъ о полученіи руки Порціи помощью выбора одного изъ трехъ ящичковъ. Сочинено. В. Шекспиромъ. Напечатано Д. Робертсомъ въ 1600 году".-- Второе изданіе, выпущенное въ томъ же году Гейсомъ, отличается отъ перваго лишь нѣсколькими незначительными варіантами отдѣльныхъ фразъ, и въ немъ, сверхъ того, прибавлено заявленіе, что пьеса неоднократно давалась въ присутствіи лорда-каммергера слугами его свѣтлости. Пьеса не издавалась затѣмъ ни разу до выхода въ 1623 году полнаго собранія сочиненій Шекспира въ форматѣ in folio, гдѣ она помѣщена по счету девятой пьесой въ отдѣлѣ комедій. Тщательное сличеніе текстовъ этихъ различныхъ изданій показало, что хотя текстъ in folio и представляетъ нѣкоторые варіанты съ первыми изданіями in quarto, но варіанты эти не имѣютъ существеннаго значенія. Текстъ современныхъ изданій обыкновенно перепечатывается по тексту in folio, съ исправленіемъ лишь его грамматическихъ ошибокъ и разъясненіемъ темныхъ мѣстъ.
   Изданная въ первый разъ въ 1600 году, пьеса была написана Шекспиромъ значительно раньше, что доказывается тѣмъ, что уже въ 1598 г. названіе ея упоминается въ каталогахъ въ числѣ другихъ игранныхъ Шекспировыхъ пьесъ. Нѣкоторые комментаторы относятъ созданіе драмы даже къ 1594 году, ссылаясь на то, что въ дневникѣ антрепренера Генслоу упоминается подъ рубрикой этого года объ исполненіи какой-то новой венеціанской комедіи. Точно ли эта комедія была Шекспировъ Венеціанскій купецъ, въ дневникѣ прямо не сказано, но предположеніе это имѣетъ нѣкоторую вѣроятность тѣмъ, что въ помянутомъ году труппа театра Блакфріарсъ, къ которой принадлежалъ Шекспиръ, играла вмѣстѣ съ труппой Генслоу. Сверхъ того, по формѣ стиха и по нѣкоторымъ другимъ внѣшнимъ пріемамъ сценоведенія пьесу слѣдуетъ отнести скорѣе къ болѣе раннимъ произведеніямъ Шекспира, написаннымъ въ періодъ времени 1593--1596 годовъ, чѣмъ къ позднѣйшимъ. Во всякомъ случаѣ совершенно точнаго хронологическаго указанія, кода была написана драма, мы не имѣемъ.
   Общій сюжетъ, послужившій основаніемъ драмы, не былъ въ Шекспирово время новостью. Исторія жестокихъ кредиторовъ обрабатывалась много разъ въ литературныхъ произведеніяхъ всѣхъ народовъ и облекалась даже въ совершенно тѣ же реальныя формы, какія выведены въ Шекспировой пьесѣ. Такъ, въ недавнее время открытъ Томасомъ Монроэ, въ древней персидской литературѣ, разсказъ о томъ, какъ одинъ бѣдный сирійскій мусульманинъ задолжалъ богатому жиду сто динаріевъ подъ условіемъ, что, въ случаѣ неуплаты, кредиторъ точно также имѣлъ право вырѣзать должнику фунтъ мяса. Когда же наступилъ срокъ, и купецъ оказался несостоятельнымъ, то жестокій жидъ строго потребовалъ исполненія условія. Сколько ни просилъ несчастный должникъ о правосудіи и милости, всѣ кадіи, къ которымъ онъ обращался, рѣшали дѣло въ пользу жида, пока наконецъ не встрѣтился одинъ, оказавшійся другомъ отца должника. Разсмотрѣвъ дѣло, этотъ кадій рѣшилъ его совершенно такъ же, какъ это мы видимъ и въ Шекспировой пьесѣ, т.-е. объявилъ, что жидъ можетъ взять фунтъ мяса должника, но будетъ немедленно казненъ, если отрѣжетъ хоть на волосъ болѣе или менѣе противъ фунта. Нельзя не замѣтить въ этомъ разсказѣ небольшой подробности, хорошо рисующей восточные нравы. Справедливость суда поставлена наивно и искренно въ зависимость отъ того, что судья былъ близкимъ человѣкомъ къ подсудимому.-- Совершенно такой же по главному содержанію разсказъ, но разработанный уже гораздо подробнѣе, помѣщенъ въ изданномъ на латинскомъ языкѣ сборникѣ повѣстей подъ заглавіемъ: "Gesta romanorum".-- Сборникъ этотъ былъ переведенъ на англійскій языкъ и появился въ печати въ 1577 г. Еще позднѣе разсказъ сборника явно послужилъ темой для итальянской новеллы Фіорентино, написанной уже съ несравненно болѣе богатымъ развитіемъ поэтическаго содержанія. Новелла помѣщена въ собраніи итальянскихъ повѣстей, озаглавленномъ: "Il pecorone", и имѣетъ въ общихъ чертахъ слѣдующее содержаніе. Богатый флорентійскій купецъ Биндо, чувствуя приближеніе смерти, раздѣлилъ все свое имущество между двумя старшими сыновьями, младшему же, носившему имя Джіанетто, не оставилъ ничего, сказавъ, что въ Венеціи у него есть богатый крестный отецъ Ансальдо, который обѣщалъ его усыновить и оставить ему все свое состояніе. Едва Биндо умеръ, Джіанетто немедленно отправился въ Венецію, гдѣ и былъ очень ласково принятъ своимъ крестнымъ отцомъ. Кончивъ воспитаніе, онъ захотѣлъ попытать счастье въ торговыхъ дѣлахъ, вслѣдствіе чего названный его отецъ снарядилъ богатый корабль, на которомъ Джіонетто отправился за море какъ для торговыхъ дѣлъ, такъ и для того, чтобъ увидѣть людей и свѣтъ. Послѣ нѣсколькихъ дней счастливаго плаванія корабль пришелъ въ прекрасный портъ съ великолѣпнымъ замкомъ на берегу. На вопросъ Джіанетто, кто жилъ въ этомъ замкѣ, ему сказали, что владѣтельница его была одна богатая вдова чудной красоты, разорившая уже очень многихъ путешественниковъ, вздумавшихъ воспользоваться ея гостепріимствомъ. Когда же Джіанетто спросилъ, какимъ образомъ она могла это дѣлать, то ему отвѣтили, что она сперва роскошно угощала являвшагося гостя, а затѣмъ предлагала провести съ нею ночь, при чемъ ставила условіемъ, что если гость исполнитъ это требованіе, то будетъ ея мужемъ, въ противномъ же случаѣ долженъ немедленно уѣхать, оставивъ ей все добро, какое привезъ съ собою. Разсказъ этотъ такъ заинтересовалъ молодого человѣка, что онъ во что бы то ни стало рѣшился объявить себя въ числѣ искателей руки красавицы. Принятый съ царской пышностью въ замкѣ, Джіанетто провелъ очаровательный день среди всевозможныхъ забавъ и удовольствій; когда же наступила ночь, то прекрасная дама, ложась въ постель и приглашая лечь съ собой и Джіанетто, предложила ему выпить кубокъ вина. Джіанетто охотно согласился, не подозрѣвая, что въ кубкѣ было усыпительное питье, въ слѣдствіе чего онъ, даже не допивъ кубка, заснулъ возлѣ красавицы глубочайшимъ сномъ, потерявъ всякую возможность исполнить поставленное ему условіе. Проснувшись утромъ, Джіанетто былъ встрѣченъ смѣхомъ дамы, объявившей, что онъ можетъ отправляться домой; что же касается до его корабля и находившагося на немъ добра, то все это она, согласно договору, дѣлала своею собственностью.
   Далѣе въ новеллѣ разсказывается, какъ Джіанетто, вернувшись въ Венецію и стыдясь своей неудачи, распустилъ слухъ, что корабль его погибъ, разбившись о подводную скалу; какъ Ансальдо, огорченный несчастьемъ любимаго молодого человѣка, снарядилъ для него новый корабль, на которомъ Джіанетто опять отправился къ коварной вдовѣ, потерпѣвъ въ этотъ разъ точно такую же неудачу, и какъ наконецъ онъ вздумалъ повторить опытъ еще въ третій разъ. Между тѣмъ состояніе Ансальдо оказалось до того разстроеннымъ двумя первыми путешествіями, что онъ долженъ былъ для снаряженія третьяго корабля занять десять тысячъ червонцевъ у одного жида, который поставилъ условіемъ, что если Ансальдо не заплатитъ своего долга въ назначенный срокъ, то онъ, жидъ, имѣетъ право вырѣзать у него фунтъ мяса. Джіанетто, прибывъ снова въ знакомый портъ, называвшійся Бельмонтомъ, былъ попрежнему радушно принятъ красавицей, но когда пришла пора ложиться въ постель, то одна изъ приближенныхъ къ хозяйкѣ дѣвушекъ, тронутая такимъ постоянствомъ молодого человѣка, тихонько шепнула ему, чтобъ онъ не пилъ поднесеннаго кубка. Догадавшись, въ чемъ дѣло, Джіанетто, вмѣсто того, чтобы выпить вино, вылилъ его себѣ за пазуху и затѣмъ съ торжествомъ сталъ ожидать хозяйку, повторяя про себя:-- "что теперь она уже найдетъ не напившагося въ трактирѣ пьяницу, а самого трактирщика".-- Послѣдствія наступившей ночи были таковы, что красавица, будучи, по наивному выраженію новеллы, "удовлетворена болѣе, чѣмъ желала сама", торжественно объявила Джіонетто своимъ мужемъ, послѣ чего оба они зажили въ такомъ блаженствѣ и счастьѣ, что Джіанетто совсѣмъ забылъ о своемъ благодѣтелѣ и вспомнилъ объ ужасномъ условіи, когда срокъ уплаты уже наступилъ, и дѣло могло принять очень дурной для Ансальдо оборотъ. Жена Джіанетто, видя испугъ мужа, пожелала во что бы то ни стало узнать его причину, и когда онъ ей все разсказалъ, то она тотчасъ же потребовала, чтобы онъ немедленно ѣхалъ въ Венецію и спасъ своего благодѣтеля, какихъ бы то ни стоило денегъ. Джіанетто послѣдовалъ ея совѣту, но, прибывъ въ Венецію, съ ужасомъ узналъ, что жидъ уже предъявилъ свой искъ и требовалъ во что бы то ни стало фунтъ мяса Ансальдо, объявивъ, что не пойдетъ ни на какое соглашеніе, хотя бы ему предложили вмѣсто десяти тысячъ червонцевъ цѣлыхъ сто. Между тѣмъ жена Джіанетто, встревоженная этимъ случаемъ на менѣе мужа, котораго горячо любила, отправилась вслѣдъ за нимъ въ Венецію съ цѣлью помочь ему, чѣмъ только могла. На пути ей пришла счастливая мысль, которую она и рѣшила привести въ исполненіе. Пріѣхавъ въ Венецію, гдѣ въ это время всѣ говорили объ этомъ необыкновенномъ процессѣ, она переодѣлась докторомъ правъ и объявила, что знаетъ, какимъ способомъ разрѣшить трудный вопросъ. Приглашенная затѣмъ въ судъ, она сначала стала уговаривать жида согласиться взять предложенные ему за отказъ отъ иска сто тысячъ червонцевъ, но когда онъ безусловно отвергъ предложеніе, объявила, что тогда дѣлать нечего, и что жидъ въ правѣ вырѣзать у Ансальдо фунтъ мяса. Но едва жидъ хотѣлъ къ этому приступить, она велѣла призвать въ залу суда палача съ топоромъ и плахой и объявила, что фунтъ мяса жидъ взять можетъ, но если прольетъ при этомъ хоть каплю крови или возьметъ больше или меньше фунта, то ему немедленно отрубятъ голову, какъ преступнику и убійцѣ. Испуганный жидъ согласился тогда на предложенную сдѣлку получить сто тысячъ червонцевъ, но переодѣтый судья рѣшилъ, что, за отказомъ отъ этой сдѣлки, когда она предлагалась, заимодавецъ потерялъ на нее право и можетъ теперь взять только или фунтъ мяса или разорвать договоръ, что жидъ, конечно, и исполнилъ къ общей радости всего города и къ подтвержденію, какъ прибавляетъ новелла, истины, что, кто роетъ яму другому, тотъ попадаетъ въ нее самъ.-- Едва процессъ былъ конченъ, восхищенный Джіанетто, не узнавшій своей жены, потому что она, переодѣвшись, выкрасила себѣ лицо, обратился къ ней съ просьбой принять въ награду большую сумму денегъ; но она рѣшительно отъ этого отказалась и просила взамѣнъ денегъ подарить ей на память кольцо, которое Джіанетто носилъ на пальцѣ. Джіанетто сначала затруднился исполнить эту просьбу, потому что кольцо это подарила ему жена, но, услышавъ рѣшительный отвѣтъ, что судья не возьметъ ничего другого, былъ принужденъ согласиться. Затѣмъ, когда оба вернулись въ Бельмонтъ, куда жена Джіанетто успѣла прибыть раньше его, между ними произошла забавная сцена, въ которой она укоряла его, будто онъ подарилъ кольцо женщинѣ. Новелла кончается всеобщимъ радостнымъ примиреніемъ и свадьбой Ансальдо, который женится на дѣвушкѣ, помѣшавшей Джіанетто выпить сонное питье.
   Таково вкратцѣ содержаніе новеллы. Въ подлинникѣ она гораздо длиннѣе и хотя въ общемъ характерѣ ничѣмъ не отличается отъ множества подобныхъ произведеній средневѣковой литературы, написанныхъ въ чисто-повѣствовательномъ родѣ, безъ всякой претензіи на изображеніе характеровъ, но ей нельзя отказать въ прелести изложенія и дѣйствительно поэтической граціи, съ какою обработаны многіе детальные эпизоды. Въ этомъ отношеніи она гораздо выше той, помѣщенной въ Gesta romanorum, повѣсти, которая послужила ей основаніемъ. Переходя къ значенію, какое новелла имѣетъ относительно шекспировой драмы, можно безъ труда замѣтить, что Шекспиръ взялъ свой сюжетъ именно изъ нея, а не изъ Gesta romanorum, что доказывается тѣмъ, что въ драмѣ мы находимъ много деталей, которыхъ въ разсказѣ Gesta romanorum нѣтъ совсѣмъ. Извѣстно однако, что, построивъ сюжетъ на фактахъ изложенной новеллы, Шекспиръ воспользовался только второю ея частью о распрѣ между жидомъ и купцомъ, откинувъ совершенно исторію обольстительной бельмонтской сирены, вмѣсто чего ввелъ въ свою пьесу эпизодъ о полученіи руки героини пьесы помощью выбора ея портрета изъ трехъ ящичковъ. Эпизодъ этотъ съ фактической стороны, конечно, также неваженъ, какъ и исторія Бельмонтской дамы, однако, измѣнивъ сюжетъ такимъ образомъ, Шекспиръ получилъ возможность вывести въ гораздо болѣе привлекательномъ видѣ героиню драмы, Порцію, личность которой безспорно принадлежитъ къ числу хотя и неособенно глубокихъ съ психологической точки зрѣнія, во во всякомъ случаѣ граціознѣйшихъ его созданій. Исторія съ ящичкомъ заимствована Шекспиромъ также изъ старинной повѣсти, помѣщенной въ томъ же сборникѣ Gesta romanorum. Но на этотъ разъ Шекспиръ имѣлъ дѣло уже не съ граціозной итальянской переработкой, а съ самымъ латинскимъ подлинникомъ (или, вѣрнѣе, съ вышедшимъ въ 1677 г. его англійскимъ переводомъ). Содержаніе состоитъ въ описаніи чудесныхъ приключеній дочери короля Апуліи, посланной своимъ отцомъ въ Римъ, гдѣ она должна была выйти замужъ за сына императора. Отецъ жениха, желая испытать умъ и душевныя качества невѣсты, подвелъ ее къ столу, на которомъ стояли три закрытыхъ сосуда: золотой, серебряный и свинцовый, объявивъ, что бракъ ея зависитъ отъ того, какой она выберетъ сосудъ. Золотой былъ наполненъ человѣческими костями, серебряный землей, а свинцовый золотомъ и драгоцѣнными камнями. Сверхъ того, на крышкахъ стояли надписи;-- на первомъ: "Qui me elegerit, in me inveniet, quod mernit", т.-е., кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, что заслужилъ; на второмъ:-- "Qui me elegerit in me inveniet, quod natura appetit",-- т.-е., кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, къ чему стремится его природа; а на третьемъ:-- "Qui me elegerit, in me inveniet, quod Deus disposuit",-- т.-е. кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, что ему судилъ Богъ. Принцесса не увлеклась внѣшностью и выбрала свинцовый сосудъ. Тогда восхищенный ея умомъ императоръ сказалъ:-- "Bona puella, bene elegisti, ideo filium meum habebis",-- т.-е. добрая дѣвушка, ты сдѣлала хорошій выборъ и потому получишь моего сына. (Я нарочно привелъ эти латинскія цитаты, чтобъ показать, до какой степени твердый и мѣткій латинскій языкъ не подходилъ въ подобнаго рода фривольнымъ, пустымъ произведеніямъ, которыми была однако заполонена вся средневѣковая литература). Повѣсть эта, впрочемъ, вообще принадлежитъ въ числу самыхъ плохихъ изъ помянутаго сборника и изобилуетъ описаніемъ приключеній, невѣроятныхъ даже до глупости. Такъ, напримѣръ, во время своего путешествія принцесса, упавъ съ разбитаго корабля въ море, проглатывается китомъ и спасается отъ смерти тѣмъ только, что разводитъ во внутренности кита огонь и изрѣзываетъ ему тѣло ножикомъ. Сопоставляя этотъ разсказъ съ тѣмъ, что находимъ въ драмѣ, можно безъ труда замѣтить, что сдѣланное Шекспиромъ заимствованіе на этотъ разъ гораздо менѣе значительно, чѣмъ матеріалъ, взятый имъ изъ итальянской новеллы Фіорентини. Заимствованіе это ограничивается лишь фактомъ выбора ящичковъ, при чемъ въ драмѣ измѣненъ даже основной разсказъ. Въ новеллѣ испытывается въ своихъ качествахъ невѣста, а у Шекспира, наоборотъ, нѣсколько жениховъ-соперниковъ рѣшаютъ судьбу жребіемъ. Чтобы покончить съ источниками, изъ какихъ могъ быть заимствованъ сюжетъ драмы, остается упомянуть еще объ одной старинной балладѣ, напечатанной въ сборникѣ Percy's reliques of ancient english poetry, гдѣ обработанъ тотъ же сюжетъ, хотя въ гораздо болѣе сжатой формѣ и съ большими пробѣлами противъ сюжета драмы. Такъ, напримѣръ, въ балладѣ нѣтъ вовсе эпизода о спасеніи жизни купца Порціей. Хотя нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что баллада написана позднѣе Шекспировой драмы, и потому вѣроятнѣе предположить, что неизвѣстный авторъ заимствовалъ сюжетъ своего произведенія изъ драмы Шекспира, а не наоборотъ, но вопросъ этотъ не рѣшенъ окончательно. Во всякомъ случаѣ въ балладѣ и драмѣ встрѣчаются нѣкоторыя одинаковыя детали, изъ чего можно заключить, что позднѣйшій авторъ былъ знакомъ съ произведеніемъ перваго.

-----

   Говоря въ вступительной статьѣ къ настоящему изданію о значеніи Шекспировыхъ произведеній, я проводилъ, между прочимъ, мысль, что хотя при анализѣ его пьесъ можно извлечь изъ каждой глубокую идею, освѣщающую и объясняющую какой-нибудь важный вопросъ или какую-нибудь сторону житейскихъ отношеній, но вмѣстѣ съ тѣмъ я предостерегалъ отъ ошибочнаго мнѣнія, будто Шекспиръ самъ имѣлъ намѣреніе проводить такія мысли, и что произведенія его были только внѣшней формой, подъ которой онъ скрывалъ тотъ или другой предвзятый, тенденціозный взглядъ. Между тѣмъ многіе критики держатся именно такого мнѣнія, видя въ Шекспирѣ при разборѣ его произведеній не столько поэта, сколько философа и моралиста, желавшаго насъ поучать и наставлять. Эта тенденція повела даже къ остроумному замѣчанію одного комментатора, сказавшаго, что Шекспиръ писалъ свои произведенія вовсе не съ тѣмъ, чтобъ дать критикамъ возможность вытащить за уши изъ каждой его пьесы спрятанную въ ней основную мысль. Настоящая пьеса можетъ служить прекраснымъ доказательствомъ вѣрности перваго взгляда и опроверженіемъ послѣдняго. Я не буду излагать многихъ разнорѣчивыхъ мнѣній о томъ, что хотѣлъ выразить Шекспиръ, сочиняя Венеціанскаго купца, но остановлюсь лишь на взглядѣ одного, очень, впрочемъ, умнаго и дѣльнаго во многихъ отношеніяхъ нѣмецкаго комментатора Шекспира -- Ульрици, и остановлюсь именно потому, что въ мнѣніи своемъ объ этой пьесѣ онъ уже слишкомъ увлекся такого рода тенденціей. Ульрици находитъ, что основная идея Венеціанскаго купца формулируется въ извѣстномъ выраженіи: summum ius summa iniuria. Для доказательства онъ указываетъ на главный, центральный пунктъ пьесы, т.-е. на исторію фунта мяса, и отсюда дѣлаетъ выводъ, до какихъ чудовищныхъ послѣдствій можетъ довести буквальное примѣненіе закона. Если бъ все содержаніе пьесы заключалось только въ развитіи этого эпизода, то взглядъ Ульрици имѣлъ бы, пожалуй, нѣкоторое основаніе; но фабула Венеціанскаго купца составлена не изъ одной только распри Шейлока съ Антоніо. Въ сущности, фабула эта веселая, граціозная комедія, на фонѣ которой помянутая распря возникаетъ, какъ темное грозовое облако, которое, напугавъ всѣхъ, скрывается затѣмъ такъ же быстро, какъ возникло, уступивъ мѣсто прежнему веселью и граціи. Потому при мнѣніи, что вся пьеса имѣетъ одну общую основную идею, представлялся вопросъ: какъ же слѣдовало смотрѣть на прочее содержаніе, не имѣвшее съ вводнымъ эпизодомъ о Шейлокѣ ничего общаго? Критикъ не задумался надъ разрѣшеніемъ этого вопроса. Не желая отступиться отъ предвзятой мысли, что въ каждой пьесѣ Шекспира долженъ непремѣнно заключаться задуманный имъ нравственный урокъ, а равно полагая, что урокъ этотъ для Венеціанскаго купца былъ найденъ въ формулѣ: summum ius summa iniuria, Ульрици безъ церемоніи притянулъ къ этому взгляду и все прочее содержаніе пьесы. Такимъ образомъ оказалось, что исторія трехъ ящиковъ должна выражать ту же основную мысль. Отецъ Порціи сковалъ во имя родительскихъ правъ ея волю въ выборѣ мужа и могъ потому сдѣлать несчастной на всю жизнь. Значитъ, и здѣсь summum ius оказывается summa iniuria. Далѣе, Шейлокъ, держа свою дочь Джессику подъ гнетомъ той же законной, отцовской власти, принудилъ ее сдѣлать преступленіе, убѣжавъ отъ отца, да еще вдобавокъ его обокравъ, чего бы навѣрно не случилось, если бъ онъ относился къ ней сердечнѣй и либеральнѣй. Опять, значитъ, виновато summum ius!.. Въ заключеніе критикъ подводить подъ этотъ взглядъ даже заключительный эпизодъ суда надъ Шейлокомъ, когда дожъ во имя своихъ правъ силой заставляетъ его принять христіанство, грозя въ противномъ случаѣ отнять дарованную милость. Кончивъ этотъ перечень эпизодовъ, совершенно доказывающихъ, по мнѣнію критика, его мысль, онъ въ заключеніе навязываетъ Шекспиру и общее разрѣшеніе вопроса, видя это разрѣшеніе въ рѣчи Порціи, когда она, уговаривая Шейлока пощадить купца, произноситъ свой блестящій монологъ о значеніи милости. Въ результатѣ выводъ: summum ius -- summa iniuria; но противъ этого зла существуетъ противоядіе, и это противоядіе -- милость! Она должна стоять выше закона и останавливать его мечъ, когда онъ при буквальномъ примѣненіи можетъ поразить невинныхъ или надѣлать болѣе зла, чѣмъ пользы! Вотъ что, значитъ, хотѣлъ сказать Шекспиръ, когда писалъ Венеціанскаго купца!-- Но такъ разбирать его произведенія не значитъ ли не только вытаскивать изъ нихъ основную мысль за уши, но еще и притягивать ее насильно къ тому выводу, какой пожелаетъ сдѣлать во что бы то ни стало критикъ. Хотя Шекспиръ великъ именно тѣмъ, что глубина его произведеній даетъ возможность изслѣдовать и комментировать ихъ безконечно сообразно съ характеромъ каждаго критика, но слишкомъ большое увлеченіе предвзятыми взглядами во всякомъ случаѣ принести пользы не можетъ.
   Венеціанскій купецъ тѣмъ не менѣе считается однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ произведеній Шекспира, и потому если даже отбросить предвзятые взгляды, будто въ драмѣ заключенъ самимъ авторомъ нравственный урокъ, то все-таки мы видимъ, что пьеса изображаетъ нѣчто большее, чѣмъ рядъ картинъ и сценъ, доставляющихъ лишь минутное удовольствіе глазамъ зрителя. Общій сюжетъ пьесы, какъ уже сказано, не болѣе, какъ граціозная веселая комедія, производящая впечатлѣніе коллекціи прелестныхъ фарфоровыхъ куколокъ, изящно сдѣланныхъ и раскрашенныхъ, хотя не имѣющихъ очень серьезнаго значенія. Но среди этой коллекціи возвышается, какъ колоссальное бронзовое изваяніе, фигура Шейлока, поражающая до того силой, съ какою она изображена, и тѣми серьезными мыслями, на какія наводитъ, что всякій прочитавшій пьесу невольно переноситъ центръ ея тяготѣнія на эту совершенно второстепенную относительно общей фабулы личность, ясно понявъ, что узелъ и значеніе всего произведенія слѣдуетъ искать въ Шейлокѣ, а не въ прочихъ лицахъ. Вѣрность такого взгляда всего лучше подтверждается тѣмъ, что при представленіи Венеціанскаго купца на сценѣ пьеса нерѣдко переименовывается въ Венеціанскаго жида, да и самая роль Шейлока, несмотря на свою, повидимому, второстепенность, всегда исполняется лучшимъ актеромъ, для котораго ставится вся драма. Потому, разбирая серьезно пьесу, мы въ полномъ правѣ обратить главное вниманіе на тѣ ея стороны, которыя дѣйствительно говорятъ что-либо важное, оставя прочее содержаніе и не стараясь дѣлать натянутыхъ выводовъ, а главное -- не утверждая, что къ этимъ выводамъ хотѣлъ насъ привести самъ авторъ.
   Что же въ такомъ случаѣ представляетъ разсматриваемая драма и къ какимъ серьезнымъ приводитъ она насъ заключеніямъ? Если личность Шейлока является центральнымъ пунктомъ того впечатлѣнія, какое мы испытываемъ, читая пьесу, то, значитъ, на эту личность мы и должны обратить особенное вниманіе. Исторія Шейлока, какъ извѣстно, изображаетъ его ссору съ Антоніо,-- ссору, возникшую вслѣдствіе ненависти этихъ двухъ лицъ другъ къ другу. Присматриваясь къ тому, какъ эта ненависть изображена, мы легко замѣтимъ, что подъ нею скрывается не одна только ссора двухъ частныхъ лицъ, но напротивъ -- рядъ явленій гораздо болѣе высшаго порядка,-- явленій, имѣющихъ уже не частное, а соціальное значеніе. Шейлокъ -- еврей, а Антоніо -- христіанинъ. Ихъ отношенія и споры до того проникнуты характерными чертами и взглядами обоихъ народовъ, что передъ изображеніемъ этихъ общихъ чертъ отодвигается на второй планъ даже личность обоихъ враговъ. Ясно потому, что въ этихъ двухъ лицахъ, кромѣ ихъ частной ссоры, мы должны видѣть изображеніе чего-то болѣе важнаго, а именно изображеніе отношеній, установившихся между евреями и христіанами, то-есть того труднаго, тяготѣющаго надъ образованнымъ человѣчествомъ уже столько вѣковъ вопроса, до разрѣшенія котораго не дошло общество даже нашего времени. Въ Шекспирово время вопросъ этотъ стоялъ въ гораздо болѣе рѣзкой стадіи, чѣмъ нынче, и настолько выдавался среди другихъ соціальныхъ отношеній, что о немъ говорилось и писалось повсемѣстно, не говоря уже о множествѣ реальныхъ столкновеній, какія вызывала по этому поводу сама жизнь. Изображеніе этихъ отношеній въ литературѣ далеко не было новостью и до Шекспира, а потому невольно возникаетъ вопросъ: почему же именно его взглядъ и выведенные имъ образы получили такое значеніе, что написанная имъ по этому поводу пьеса не потеряла до сихъ поръ своей поразительной силы? Отвѣтъ въ томъ, какъ относились къ помянутому вопросу современные Шекспиру писатели, и какъ отнесся онъ. Распря между еврействомъ и христіанствомъ началась очень давно, и если нельзя, конечно, отрицать, что въ основѣ ея лежалъ религіозный вопросъ, то въ дальнѣйшемъ развитіи приняли участіе совершенно иные факторы, имѣвшіе даже гораздо болѣе значенія. Факторы эти состояли въ различныхъ способностяхъ и различномъ родѣ дѣятельности обѣихъ сторонъ, что и приводило ихъ къ безпрестаннымъ столкновеніямъ, доведшимъ наконецъ въ средніе вѣка до безпощадной, слѣпой вражды. Нельзя не отмѣтить интересной особенности этой вражды. Исторія представляетъ множество примѣровъ борьбы разныхъ взглядовъ, мнѣній и людскихъ поступковъ, но почти во всѣхъ этихъ случаяхъ мы видимъ, что борющіяся стороны, враждуя между собой, въ то же время направляли усилія, чтобъ какъ-нибудь кончить эту распрю и найти сносный modus vivendi. Совсѣмъ иное представлялъ еврейскій вопросъ. Здѣсь обѣ стороны не только не думали мириться, но, напротивъ, каждое столкновеніе, казалось, еще сильнѣе разжигало обоюдную ненависть и еще болѣе обособляло оба враждующіе лагеря. Здѣсь не мѣсто входить въ разборъ историческихъ причинъ, предававшихъ этой борьбѣ такой характеръ, но важно лишь констатировать, что дѣло стояло именно такъ. Результатъ былъ тотъ, что подобнаго рода неразсуждающая борьба наложила на весь вопросъ такую солидную, непроницаемую наслойку предразсудковъ и предвзятыхъ мнѣній, что чрезъ нее (особливо въ средніе вѣка) уже трудно было добиться правды и разслѣдовать причины, породившія такое состояніе дѣла. Еврей и христіанинъ стояли другъ противъ друга во всеоружіи непримиримой ненависти и не только не думали когда-нибудь сойтись, но даже не предполагали къ тому какой-нибудь возможности. Если ненависть со стороны христіанъ выражалась въ дѣйствительно ужасныхъ гоненіяхъ, какимъ подвергались евреи; если было время, когда не только имущество послѣднихъ, но даже сама жизнь не были защищены отъ грубѣйшаго произвола, то, съ другой стороны, нельзя отрицать, что и евреи по мѣрѣ силъ мстили христіанамъ и если не могли дѣйствовать подобно имъ въ борьбѣ грубой силой, то, при свойственной ихъ племени способности къ меркантильной изворотливости, успѣли опутать христіанъ такой тончайшей и вмѣстѣ крѣпчайшей сѣтью, что выносить этотъ ежедневный, будничный гнетъ было христіанамъ не менѣе стѣснительно и непріятно, чѣмъ евреямъ терпѣть отъ нихъ. Что происходило въ жизни, то отозвалось и въ литературѣ. Но такъ какъ поэтической еврейской литературы въ средніе вѣка не существовало, то понятно, что во всѣхъ поэтическихъ произведеніяхъ того времени вопросъ объ отношеніяхъ евреевъ къ христіанамъ трактовался лишь съ христіанской точки зрѣнія. Евреи постоянно изображались злодѣями и кровопійцами, лишенными человѣческихъ чувствъ и недостойными даже самой жизни. Такъ изображали ихъ не только заурядные писаки, но авторы, обладавшіе даже недюжиннымъ талантомъ. Въ доказательство можно привести хотя бы Марло, въ чьей драмѣ "Мальтійскій жидъ" представлены именно тогдашнія отношенія къ евреямъ. Герой драмы -- еврей Варавва -- изображенъ чудовищемъ, не только какъ человѣкъ и общественный дѣятель, но даже какъ отецъ. Самая его наружность представлялась на тогдашней сценѣ отталкивающей и ужасной: у него были рыжіе, почти огненнаго цвѣта, волосы и огромный крючковатый носъ, какъ у дьявола. Въ душѣ его не было мѣста ни малѣйшему проблеску сердечности и чувства. Для примѣра, какъ онъ думалъ и говорилъ, привожу содержаніе одного изъ его разговоровъ съ Мавромъ, такимъ же злодѣемъ какъ и онъ. "Если хочешь служить мнѣ,-- говоритъ Варавва:-- то узнай прежде, что я дѣлаю и какъ живу самъ. По ночамъ я хожу душить больныхъ христіанъ, если нахожу ихъ умирающими съ голода на улицахъ. Иногда я отравляю колодцы. Порой случается мнѣ нарочно уронить монету для того, чтобъ ее подобралъ ловкій воръ, а я, уличивъ бездѣльника, отправилъ его на висѣлицу. Сдѣлавшись ростовщикомъ, я радуюсь, когда засаживаю въ тюрьмы несостоятельныхъ должниковъ, и хохочу отъ удовольствія при видѣ слезъ ихъ умирающихъ съ голоду дѣтей. Хочешь служить мнѣ -- поступай точно такъ же, и тогда, ставъ товарищами, мы никогда не будемъ нуждаться въ золотѣ".-- Если такъ близоруко изображали евреевъ даже такіе талантливые поэты, какъ Марло, то что же можно было ожидать отъ прочихъ, а еще болѣе отъ неразсуждающей толпы? И вотъ въ такое-то время и при такомъ общественномъ взглядѣ на предметъ вопросъ этотъ попалъ подъ перо Шекспира, попалъ, можно сказать, случайно, потому что, какъ сказано выше, вопросъ этотъ выступалъ въ его произведеніи не болѣе, какъ вводный эпизодъ въ веселой комедіи, назначавшейся исключительно для забавы зрителей. Но Шекспиръ тѣмъ именно и великъ, что для него не существовало вопросовъ важныхъ и неважныхъ. Какого бы предмета онъ ни касался, онъ никогда не оставлялъ его, не изслѣдовавъ до конца и не показавъ всѣхъ тончайшихъ, сокровенныхъ психологическихъ пружинъ, которыя заставляли выводимыхъ имъ лицъ поступать такъ или иначе. Это обнаружилось и въ настоящей драмѣ. Пока дѣло шло о незначительныхъ, легкихъ житейскихъ отношеніяхъ, предъ нами былъ рядъ веселыхъ, граціозныхъ сценъ, совершенно вѣрныхъ, но не имѣющихъ глубокаго значенія. Когда же, при дальнѣйшемъ ходѣ дѣйствія, намѣтились предъ глазами поэта факты и образы, выросшіе на несравненно болѣе глубокой, серьезной почвѣ, имѣвшей общественное значеніе -- онъ исчерпалъ до дна и ихъ съ такою же правдой и силой, съ какой изобразилъ и предыдущіе болѣе легкіе эпизоды. Результатъ вышелъ тотъ, что важный соціальный вопросъ, всплывъ надъ рядомъ легкихъ, граціозныхъ картинъ, подавилъ своею важностью ихъ значеніе и придалъ иной характеръ всему произведенію.
   Если разработка еврейскаго вопроса составляетъ главную мысль драмы, то интересно взглянуть, какъ же именно Шекспиръ отнесся къ этому вопросу и въ какомъ видѣ его изобразилъ? Между критиками пьесы существуетъ по этому поводу нѣсколько различныхъ мнѣній. Нѣкоторые находятъ, что Шекспиръ явился въ пьесѣ адвокатомъ евреевъ и унизилъ христіанъ. Въ доказательство этого мнѣнія приводятся то несправедливости, какимъ въ пьесѣ Шейлокъ подвергается со стороны христіанъ. Его жестоко оскорбляютъ, его ловятъ въ хитрую юридическую ловушку, при чемъ не только лишаютъ имущества, но совершаютъ надъ нимъ даже актъ величайшаго насилія, заставивъ, подъ угрозой смерти, отречься отъ вѣры отцовъ, этого драгоцѣннѣйшаго достоянія людей его племени; а наконецъ за нимъ не признаютъ даже безспорнѣйшаго изъ всѣхъ чувствъ -- чувства любви отца къ дѣтямъ. Убѣжавшая отъ него и вдобавокъ обокравшая отца дочь не только не подвергается со стороны его враговъ -- христіанъ какому-нибудь порицанію, но, напротивъ, встрѣчаетъ полное всеобщее одобреніе своему поступку. Ясно, значитъ,-- говорятъ критики,-- что Шекспиръ хотѣлъ, въ лицъ Шейлока, выставить евреевъ, какъ страдающую, угнетенную сторону и возбудить къ нимъ сожалѣніе и сочувствіе. Иначе разсуждаютъ критики, держащіеся противуположнаго взгляда. По ихъ мнѣнію, въ Шейлокѣ выведено самое презрѣнное существо, какое можно только себѣ представить. Его ненависть къ христіанамъ основывалась на самомъ низкомъ чувствѣ прирожденной страсти къ наживѣ. Онъ ненавидѣлъ Антоніо не столько за переносимыя отъ него оскорбленія, сколько за то, что тотъ, дѣлая добро, подрывалъ меркантильные расчеты Шейлока. Его жестокая, утонченная месть была вся основана на этомъ чувствѣ. Онъ даже враждовалъ съ Антоніо не прямымъ, честнымъ оружіемъ, но подкрался къ нему, какъ хитрый, ядовитый гадъ, чтобъ ужалить навѣрняка. Наконецъ, что же это былъ за отецъ, если онъ предпочиталъ видѣть дочь свою въ гробу, лишь бы съ нею вмѣстѣ лежали его червонцы?-- Таково противоположное мнѣніе критиковъ, изъ котораго также дѣлается выводъ, что Шекспиръ во взглядѣ на евреевъ нимало не поднялся выше взгляда своихъ современниковъ и точно такъ же пылалъ къ евреямъ злобой и презрѣніемъ, какъ всѣ. Если о какомъ-нибудь предметѣ существуютъ два противоположныя мнѣнія, при чемъ оба подтверждаются фактическими доказательствами, то въ этомъ вѣрный знакъ, что обѣ стороны вмѣстѣ и правы и неправы. Факты, приводимые въ настоящемъ случаѣ обѣими сторонами, вѣрны, но невѣренъ только выводъ, который онѣ дѣлаютъ, будто защищаемаго ими взгляда держался самъ Шекспиръ. Шекспиръ въ настоящемъ случаѣ, какъ и всегда, не держался никакого мнѣнія. Онъ только нарисовалъ предметъ, каковъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ, и все отличіе его въ этомъ процессѣ творчества отъ другихъ современныхъ ему писателей состояло въ томъ, что онъ отнесся къ предмету не поверхностно или тенденціозно, какъ дѣлали они, но вскрылъ своимъ всепроницающимъ поэтическимъ скальпелемъ разсматриваемый предметъ до самыхъ его основъ, обнаруживъ предъ глазами читателей всѣ тончайшія нити и пружины, которыя вызывали и обнаруживали въ изображаемыхъ имъ лицахъ всѣ ихъ поступки -- какъ важные, такъ и ничтожные. Отнесшись къ предмету такимъ образомъ, Шекспиръ, правда, нисколько не пошелъ далѣе своихъ современниковъ въ фактическомъ разрѣшеніи еврейскаго вопроса собственно и не начерталъ для того никакой программы, но онъ себѣ такой задачи и не задавалъ. Вся его заслуга состояла въ томъ, что онъ первый нарисовалъ портреты живыхъ людей тамъ, гдѣ прежде изображались лишь шаблонные манекены, и тѣмъ снялъ со всего вопроса пелену затемнявшихъ его предразсудковъ и взглядовъ, показавъ, что поступки какъ евреевъ, такъ и христіанъ одинаково мотивировались движеніями человѣческаго сердца и потому стояли на одной и той же доступной для анализа почвѣ. А этимъ давалась каждому возможность судить о всемъ вопросѣ, какъ кому угодно, и разрѣшать его сообразно своимъ личнымъ взглядамъ.
   Въ какой мѣрѣ и насколько глубоко исполнилъ Шекспиръ свою задачу, покажетъ краткій анализъ характеровъ драмы. Основной чертой характера Шейлока является желѣзная твердость въ преслѣдованіи цѣли, какую онъ намѣтилъ; цѣль же эта состояла въ наживѣ денегъ. Преслѣдованіе этой цѣли -- страсть, ради которой онъ готовъ пожертвовать всѣмъ. Что бы ни говорили объ этой страсти рьяные защитники евреевъ и какъ бы ни старались оправдать ея излишекъ ссылкой на историческія событія, будто бы особенно способствовавшія ея развитію, въ концѣ концовъ нельзя отрицать, что зерно этой страсти лежитъ и испоконъ вѣка лежало въ основѣ еврейскаго характера гораздо глубже, чѣмъ въ нравственномъ существѣ другихъ народовъ. Но если какое-нибудь начало заключается уже въ основѣ характера цѣлой націи, то ошибочно будетъ обвинять въ этомъ каждаго отдѣльнаго человѣка и видѣть въ томъ его личный порокъ. Потому Шекспиръ съ его утонченнымъ пониманіемъ человѣческаго сердца, поставивъ страсть къ наживѣ въ основѣ характера Шейлока, въ то же время остерегся мотивировать ее одними дурными инстинктами. Если бъ Шейлокъ, подобно Вараввѣ Марло, былъ одержимъ страстью къ пріобрѣтенію богатства лишь для того, чтобъ дѣлать зло, то этимъ былъ бы искаженъ весь его характеръ, и онъ превратился бы въ одного изъ тѣхъ шаблонныхъ злодѣевъ, какихъ сотнями изображала средневѣковая литература. Шейлокъ, напротивъ, съ любовью лелѣялъ эту страсть лишь для нея самой, какъ нѣчто идеально-высокое, какъ дѣятельность, указанную самимъ Богомъ. Какимъ искреннимъ, какимъ, можно сказать, библейскимъ паѳосомъ проникнуть его монологъ, когда, говоря о патріархѣ Іаковѣ, онъ восхищается его выдумкой присвоить себѣ Ливановы стада, придумавъ искусственный способъ, чтобъ овцы рожали пестрыхъ ягнятъ! Ему и въ голову не приходитъ, что въ поступкѣ этомъ не только нѣтъ ничего хорошаго, но, что онъ, напротивъ, совершенно непохвальная хитрость. Но выросшій на ветхозавѣтныхъ понятіяхъ Шейлокъ видитъ въ этомъ фактѣ Божью благодать и высказываетъ глубокое убѣжденіе, что Богъ благословить точно такъ и всякаго, кто наживаетъ прибыль не воровствомъ. Взглянувъ на убѣжденія Шейлока съ такой точки зрѣнія, всякій согласится, что если можно не раздѣлять его взглядовъ и имъ не симпатизировать, то, съ другой стороны, нельзя слишкомъ клеймить за нихъ Шейлока презрѣніемъ и ненавистью, а потому христіанинъ Антоніо, въ глаза называющій Шейлока дьяволомъ, умѣющимъ обращать въ свою пользу даже слова Священнаго Писанія, обнаруживаетъ въ свои взглядахъ гораздо больше близорукости и нетерпимости, чѣмъ преслѣдуемый имъ еврей. По поводу сравненія характеровъ Шейлока и Вараввы Марло появилась въ послѣдніе годы очень серьезная статья Давидсона (Нью-Іоркъ, 1901 г.), въ которой приведена высказанная выше мысль, что между этими характерами нѣтъ ничего общаго. Варавва -- шаблонный злодѣй, въ которомъ всѣ его пороки сгруппировались искусственно, а Шейлокъ -- живой человѣкъ въ полномъ смыслѣ слова.
   Слѣдя за развитіемъ характера Шейлока далѣе, мы видимъ, что онъ выказываетъ самую крайнюю, самую злую ненависть къ Антоніо. Разбирая причины этой ненависти, мы находимъ, что въ основѣ ея лежитъ опять та же страсть къ наживѣ. Антоніо, согласно очень распространенному въ то время взгляду, поддерживавшемуся даже церковью, не допускаетъ способа наживы отдачей денегъ въ ростъ за проценты (что, прибавимъ, вовсе не мѣшаетъ ему наживать богатство прямой торговлей). Оба, и Шейлокъ и Антоніо, являются такимъ образомъ людьми, сошедшимися на узкой дорожкѣ, гдѣ невозможно разойтись. Понятно, что взаимныхъ нѣжныхъ чувствъ между ними ожидать было нельзя. Разница лишь въ томъ, что Шейлокъ въ своей ненависти къ Антоніо признается лишь самому себѣ, а Антоніо оскорбляетъ его публично самымъ жестокимъ образомъ. Интересно при этомъ, что самъ Антоніо, въ томъ видѣ, какъ его изобразилъ Шекспиръ, не только не золъ или мстителенъ, но напротивъ -- человѣкъ идеальной доброты и честности и потому, казалось, могъ бы воздержаться отъ такихъ вовсе непохвальныхъ выходокъ. Но въ такомъ сопоставленіи контрастныхъ поступковъ мы опять видимъ тонкую наблюдательность Шекспира и его способность освѣтить вопросъ, который ложился подъ его перо. Евреевъ въ то время бранили и оскорбляли всѣ, а потому, если бъ въ лицѣ Антоніо былъ выведенъ заурядный человѣкъ, и отношенія его къ Шейлоку прошли бы незамѣченными; когда же мы видимъ, что такъ дѣйствуетъ человѣкъ хорошій и прямой, отъ котораго менѣе всего слѣдовало бы ожидать подобныхъ поступковъ, то при этомъ вопросы, зачѣмъ и почему -- приходятъ въ мысль сами собой, а этимъ возбуждается и поддерживается интересъ и къ разрѣшенію вопроса, составляющаго сущность драмы.-- Первая сцена свиданія Шейлока съ Антоніо оканчивается, какъ извѣстно, условіемъ о фунтѣ мяса. Фактъ этотъ приводится многими комментаторами въ доказательство, что Шекспиръ хотѣлъ представить Шейлока чудовищемъ и злодѣемъ; но это мнѣніе при нѣсколько болѣе внимательномъ взглядѣ не выдерживаетъ критики. Сцена эта, правда, служитъ исходнымъ пунктомъ, на которомъ построено все дальнѣйшее развитіе драмы, когда Шейлокъ въ самомъ дѣлѣ становится мстительнымъ извергомъ; но такимъ онъ становится лишь позднѣе, подъ вліяніемъ новыхъ обстоятельствъ, обострившихъ его природную безсердечность съ особенной силой. Въ этой же сценѣ онъ дѣлаетъ свое предложеніе, можно сказать, чисто ради курьеза, для шутки, какъ выражается самъ. Онъ даетъ деньги Антонію, высчитавъ самымъ точнымъ образомъ его состоятельность, а потому мысль, что должникъ не будетъ въ состояніи заплатить, не можетъ прійти ему въ эту минуту въ голову. А если такъ, то, значитъ, и предложенное имъ условіе не могло имѣть въ ту минуту реальнаго значенія даже въ его глазахъ и поставлено лишь какъ сценическій мотивъ для будущей развязки. Для оправданія этой сцены можно прибавить еще, что Шекспиръ вообще не стѣснялся выводами въ своихъ произведеніяхъ даже нелѣпыхъ фактовъ, которые онъ умѣлъ смягчать и осмысливать глубочайшей психологической разработкой характера тѣхъ людей, которые были имъ изображаемы.
   Слѣдующая сцена рисуетъ Шейлока съ новой стороны. Оказывается, что этотъ безсердечный, сосавшій кровь своихъ должниковъ, ростовщикъ былъ въ то же время любящимъ, нѣжнымъ отцомъ. Такое сопоставленіе, повидимому, совершенно противоположныхъ свойствъ души не представляетъ ничего удивительнаго и встрѣчается въ жизни на каждомъ шагу; но въ данномъ случаѣ эта черта характера Шейлока имѣетъ, сверхъ того, важное значеніе для дальнѣйшаго развитія драмы. Семейныя узы въ еврейскомъ народѣ отличались всегда строгой опредѣленностью отношеній, и Шейлокъ, какъ истый сынъ своего народа, является полнѣйшимъ представителемъ этихъ отношеній. Любящій отецъ, онъ въ то же время строгій исполнитель семейныхъ законовъ. Его молодая дочь не смѣетъ и подумать о томъ, чтобъ преступить завѣты, преподанные ей отцомъ. Что бы ни говорила ей молодая кровь, какъ бы ни хотѣлось ей примкнутъ къ несущемуся мимо ея вихрю веселья и радостей жизни, она, какъ дочь еврея, должна сидѣть взаперти и смотрѣть на это веселье и на эти радости, какъ на запретный плодъ, навѣки для нея недоступный. Мудрено ли, что при такомъ положеніи домъ отца начинаетъ казаться ей, по собственнымъ ея словамъ, адомъ, и что она въ пылу увлеченія молодостью и жаждой жизни хватается за первое средство, чтобъ выйти изъ этого невыносимаго положенія. А возможность выйти представлялась очень легкая именно потому, что она была дочь еврея. Всякая иная дѣвушка, покинувшая стараго отца, подверглась бы осужденію и, можетъ-быть, отвѣтственности; но ей стоило только выразить желаніе сдѣлаться христіанкой для того, чтобъ привлекательный міръ, со всѣми его радостями, принялъ ее съ распростертыми объятіями и защитилъ отъ всякихъ непріятностей, которыя могли бы иначе быть послѣдствіемъ ея поступка. Она дѣйствительно такъ и поступила и при этомъ не только покинула отца, но вдобавокъ еще его обокрала. Это послѣднее обстоятельство бросаетъ на личность Джессики, конечно, очень неблагопріятный свѣтъ; но, какъ увидимъ дальше, Шекспиръ, заставилъ Джессику поступить такимъ образомъ въ ущербъ свѣтлому ея образу лишь затѣмъ, чтобъ рельефнѣе представить Шейлока. Легко себѣ вообразить положеніе, въ какомъ почувствовалъ себя Шейлокъ, узнавъ объ этомъ поступкѣ дочери! Онъ потерялъ не только ее, но и богатство, т.-е. былъ пораженъ въ два самыхъ чувствительныхъ мѣста своей души. Нѣтъ человѣка, который, страдая такъ, какъ страдалъ онъ, не выразилъ бы громко своего отчаянія и горя; но всякій человѣкъ нашелъ бы въ такомъ случаѣ навѣрно и откликъ своему горю въ видѣ сочувствія окружающихъ. Но что же встрѣтилъ Шейлокъ?-- однѣ насмѣшки и оскорбленія! Кто бы сталъ сочувствовать не только въ тогдашнее, но даже и въ позднѣйшее время жиду, потерявшему деньги? Равно, кто могъ сказать слово противъ того, что еврейка захотѣла сдѣлаться христіанкой? Одно это обстоятельство оправдывало ее въ общемъ мнѣніи не только какъ неблагодарную дочь, но и какъ воровку. Таковы были вѣкъ и его предразсудки. Но, объясняя такъ дѣло, нельзя забыть и того, что долженъ былъ чувствовать при этомъ самъ Шейлокъ. Ненавистникъ христіанъ по самой натурѣ, онъ естественно долженъ былъ возненавидѣть ихъ еще болѣе, какъ единственныхъ виновниковъ своей бѣды. Отчаянный монологъ, въ которомъ онъ высказываетъ свое ужасное положеніе, такъ ясенъ и силенъ, что не нуждается ни въ какихъ комментаріяхъ. Выливъ свое горе въ этомъ монологѣ, Шейлокъ естественно не хотѣлъ оставить свою обиду неотомщенной; но кому же было мстить? Дочь одна была виновата въ постигшей его бѣдѣ! Горе, говоря библейскимъ языкомъ, выросло изъ его собственныхъ нѣдръ. Но люди, дошедшіе до изступленія, не убѣждаются такими логическими соображеніями, а напротивъ -- хватаются за первое средство, чтобъ хоть чѣмъ-нибудь облегчить себя и сорвать на комъ-нибудь свой гнѣвъ. Шейлокъ нашелъ это средство. Потерявъ безвозвратно все, онъ вспомнилъ, что у него еще остался документъ на Антоніо,-- документъ, основанный на законѣ и потому незыблемый, какъ скала. Что ему за дѣло, что въ постигшей его бѣдѣ Антоніо ничѣмъ не былъ виноватъ? Для него довольно, что Антоніо христіанинъ и, сверхъ того, мѣшалъ ему когда-то въ его дѣлахъ. А такъ какъ христіане были все-таки косвенно виновны въ его бѣдѣ, хотя бы тѣмъ, что не оказали ему никакого сочувствія, то онъ и рѣшилъ отмстить въ лицѣ Антоніо имъ всѣмъ. Рѣшась поступить такъ, онъ, понятно, уже не слушалъ никакихъ возраженій и уговоровъ.
   Онъ былъ правъ не только съ точки зрѣнія законовъ общихъ, но даже и тѣхъ законовъ нравственныхъ, которымъ вѣрилъ и служилъ. Эти законы выучили его правилу: "око за око, зубъ за зубъ", и потому что же удивляться, что въ припадкѣ своей злобы и жажды мститъ онъ прикрылъ свое рѣшеніе даже религіей, давъ клятву святой Субботой достичь своей цѣли во что бы то ни стало. Съ этой минуты Шейлокъ дѣйствительно перестаетъ быть человѣкомъ и становится звѣремъ, и если бъ былъ выведенъ въ драмѣ только такимъ, то ничѣмъ бы не отличался отъ упомянутаго выше Вараввы Марло. Зато, если прослѣдить всѣ тѣ душевныя состоянія, какія онъ пережилъ, то личность его становится намъ ясна до ощутительности. Мы получили всѣ данныя, чтобы судить о немъ, какъ о человѣкѣ, и можемъ сдѣлать свои выводы и заключенія сообразно вкусу и взглядамъ каждаго.
   Дальнѣйшая сцена суда подвергалась многимъ разнорѣчивымъ толкованіямъ. Одни критики находили въ ней достойное наказаніе Шейлоку за его чудовищную злость; другіе, напротивъ, видѣли въ карѣ, какой подвергся Шейлокъ, насиліе и хитрость враговъ, поймавшихъ его въ казуистическую ловушку. Ошибочность обоихъ взглядовъ происходитъ и здѣсь вслѣдствіе желанія критиковъ навязать Шекспиру тенденціозныя намѣренія, какихъ онъ не имѣлъ. Развязка драмы проста и естественна сама по себѣ. Если враги Шейлока дѣйствительно употребили всѣ усилія, чтобы его уничтожить, то это они дѣлали во-первыхъ, потому, что были его врагами, а во-вторыхъ, какой же судъ въ мірѣ не употребилъ бы даже казуистическихъ уловокъ, чтобы избѣжать явно нелѣпаго приговора, хотя бы онъ опирался съ внѣшней стороны на законную почву? Что касается второй части приговора, когда дожъ силой заставляетъ Шейлока принять христіанство, грозя въ противномъ случаѣ отнять дарованную милость, то здѣсь, конечно, поступокъ противниковъ Шейлока -- вопіющее дѣло противъ правды, но и въ немъ никакъ нельзя видѣть какихъ-либо тенденціозныхъ намѣреній автора защитить ту или другую сторону. Въ рѣшеніи дожа высказался общій, господствовавшій въ то время, взглядъ на еврейскій вопросъ. Обратить еврея въ христіанство считалось похвальнымъ, богоугоднымъ дѣломъ; а какими средствами это было достигнуто -- въ расчетъ не принималось. Потому мнѣніе, будто это рѣшеніе дожа -- лишній эпизодъ, введенный съ тенденціозной цѣлью, не имѣетъ основанія.
   Антоніо является въ драмѣ лицомъ, поставленнымъ возлѣ Шейлока съ цѣлью лучше оттѣнить и выразить его характеръ. Самый ходъ дѣйствія требовалъ, чтобъ въ лицѣ этомъ были изображены свойства, противоположныя тѣмъ, какія выставлены въ Шейлокѣ. Сравнивая оба характера, мы видимъ, что если Шейлокъ скрытенъ и золъ, то Антоніо, напротивъ, открыто прямъ и добръ. Шейлокъ знаетъ только одну страсть къ наживѣ и удовлетворяетъ этой страсти, нимало не думая, добро или зло можетъ изъ того выйти; Антоніо, напротивъ, готовъ сдѣлать добро, гдѣ только можетъ. Если бъ Шекспиръ ограничился въ изображеніи характера Антоніо лишь такими чертами, то хотя этимъ и была бы достигнута цѣль рельефно оттѣнить Шейлока, зато самъ Антоніо превратился бы въ шаблонную личность, служившую лишь для тенденціозной цѣли автора. Но Шекспиръ никогда не поступалъ такимъ образомъ. Всѣ созданныя имъ лица живутъ собственной, самостоятельной жизнью и если вступаютъ въ коллизіи съ прочими лицами, то не потому только, что такъ находилъ нужнымъ авторъ, но потому, что такія коллизіи вытекали, какъ неизбѣжная необходимость изъ фактовъ окружавшей ихъ жизни и изъ ихъ характеровъ. Такъ и въ Антоніо мы видимъ, что, кромѣ тѣхъ идеально-прекрасныхъ качествъ души, о которыхъ упомянуто, были въ немъ и другія -- худшія: онъ былъ гордъ и самолюбивъ,-- самолюбивъ, можетъ-быть, даже болѣе, чѣмъ это было полезно. Есть люди, добрые въ душѣ и въ то же время снисходительно смотрящіе на дурные поступки другихъ; но есть и такіе, которые при собственныхъ хорошихъ качествахъ склонны презрительно относиться къ чужимъ недостаткамъ. Антоніо принадлежалъ къ этой послѣдней категоріи. Будучи добръ и прямодушенъ самъ, онъ вовсе не снисходительно относился къ людямъ, въ которыхъ не находилъ этихъ качествъ. Видя въ Шейлокѣ злость, скупость и лицемѣріе, онъ ненавидѣлъ его не менѣе, чѣмъ былъ ненавистенъ ему самъ. Что же касается до внѣшняго выраженія этихъ чувствъ, то въ этомъ онъ поступалъ предосудительнѣе самаго Шейлока. Сдержанность и умѣнье владѣть собой всегда были и будутъ самыми лучшими качествами въ порядочныхъ людяхъ, а между тѣмъ Антоніо въ глаза оскорблялъ Шейлока самымъ жестокимъ образомъ, тогда какъ тотъ велъ себя относительно его гораздо сдержаннѣй и учтивѣй. Пусть эти сдержанность и учтивость были лицемѣрны и таили самую предосудительную ненависть; пусть даже Шейлокъ былъ сдержанъ относительно Антоніо изъ боязни, что ему, какъ еврею, не все легко сойдетъ съ рукъ,-- все же съ точки зрѣнія общепринятыхъ, внѣшнихъ, житейскихъ обычаевъ нельзя не признать, что Антоніо велъ себя гораздо хуже, чѣмъ Шейлокъ. И это было тѣмъ непростительнѣе, что лично ему Шейлокъ не сдѣлалъ никакого зла. Понятно, что когда Шейлокъ почувствовалъ себя хозяиномъ положенія, то нимало не задумался отмстить своему врагу чѣмъ только могъ.-- Строгій къ Шейлоку, Антоніо въ отношеніи къ другимъ лицамъ пьесы является самой симпатичной личностью. Его трогательная, можно сказать-отеческая любовь къ Бассаніо, освѣщая удивительно пріятнымъ, мягкимъ свѣтомъ все прочее веселое содержаніе пьесы, является связующимъ звеномъ съ трагическимъ ея эпизодомъ. Въ оправданіе грубыхъ отношеній Антоніо къ Шейлоку можно прибавить, что, ненавидя его, онъ вовсе не думалъ ему мстить за себя лично, и самъ смягчилъ приговоръ дожа, отказавшись отъ присужденнаго ему имущества противника.
   Въ Шейлокѣ и Антоніо сосредоточена и выражена вся серьезная частъ драмы. Остальныя лица соединены съ ними чисто эпизодической внѣшней связью и являются лишь матерьяломъ для той веселой комедіи, на фонѣ которой вытканъ описанный драматическій эпизодъ. Сама до себѣ комедія эта, вопреки мнѣнію Ульрици и одномыслящихъ съ нимъ критиковъ, желавшихъ видѣть и въ ней какой-то глубокій смыслъ, далеко не имѣетъ какого-либо серьезнаго значенія и сводится почти на веселый, граціозный водевиль. Если сравнить ее съ другими комедіями Шекспира, то она окажется далеко имъ уступающей не только по внутреннему значенію, но и по самому содержанію. Конечно, я не хочу этимъ сказать, что Шекспиръ дурно выполнилъ въ этомъ случаѣ то, что задумалъ. Напротивъ, всѣ сцены комедіи необыкновенно граціозны и милы (какъ, напримѣръ, забавный эпизодъ женитьбы Граціано, или прелестная сцена съ кольцами), но дѣло въ томъ, что самый замыселъ легокъ и поверхностенъ, а сверхъ того, онъ совершенно меркнетъ предъ силой прерывающаго его дѣйствіе драматическаго эпизода. Свадьба Бассаніо и Порціи основана на слишкомъ сказочной фабулѣ, да и самая любовь ихъ не мотивирована ничѣмъ. Характеры обоихъ не имѣютъ никакихъ выдающихся чертъ. Въ обоихъ мы видимъ не болѣе, какъ заурядныхъ, очень, правда, милыхъ и симпатичныхъ людей, но изъ поступковъ какъ того, такъ и другой нельзя подмѣтить ни одной изъ тѣхъ, хотя и не серьезныхъ, но все-таки оригинальныхъ, общежитейскихъ чертъ, какія такъ богато разсѣяны въ личностяхъ, напримѣръ, Венедикта и Беатрисы въ "Много шуму изъ пустяковъ", Петруччіо и Катарины въ "Укрощеніи своенравной", Віолы въ "Двѣнадцатой ночи", Розалинды въ "Какъ вамъ угодно", въ Юліи и Протеѣ въ "Двухъ веронцахъ" и вообще во всѣхъ прочихъ шекспировыхъ комедіяхъ. Нѣсколько обособленнѣе и оригинальнѣе являются личности Нериссы и Граціано, но въ послѣднемъ мы видимъ лишь слабое повтореніе характера веселаго гуляки, какого Шекспиръ гораздо рельефнѣе изобразилъ въ другихъ пьесахъ, напримѣръ, въ "Ромео и Джульеттѣ" -- въ лицѣ Меркуціо или въ "Мѣрѣ за мѣру" -- въ кутилѣ Луціо. Болѣе интереса могла бы представить личность Джессики. Молодая, страстная душа, томящаяся подъ гнетомъ сословныхъ предразсудковъ и жаждущая вырваться на волю во что бы то ни стало, представляла, повидимому, богатый матеріалъ для разработки, но эта сторона характера Джессики намѣчена лишь нѣсколькими чертами въ первой сценѣ ея появленія, а затѣмъ она является уже въ совершенно несимпатичномъ видѣ, когда не только бросаетъ отца, но и похищаетъ его богатство. Можетъ-быть, здѣсь подъ перо Шекспира легла черта, рисующая Джессику, какъ еврейку. Въ законахъ евреевъ есть случаи, когда даже подобное присвоеніе чужого считается извинительнымъ: примѣръ -- Рахиль, похитившая золотыхъ идоловъ Лавана. Но примѣненіе даже такого взгляда къ поступку Джессики не подходитъ ни въ какомъ случаѣ. Она хотѣла сдѣлаться христіанкой и потому не могла смотрѣть на свой поступокъ съ ветхозавѣтной точки зрѣнія, а сверхъ того, и самая цѣль ея поступка состояла только въ желаніи повеселиться и хорошо пожить. Въ общемъ ходѣ пьесы поступокъ Джессики, правда, имѣетъ огромное Значеніе тѣмъ, что служитъ главнымъ исходнымъ пунктомъ для дальнѣйшаго развитія характера Шейлока, но все-таки относительно ея самой такая постановка дѣла искажаетъ ея личность.-- Личности Мароккскаго и Аррагонскаго принцевъ не имѣютъ никакого значенія, и вообще весь эпизодъ съ ящичками является лишь отголоскомъ тѣхъ легендъ, изъ которыхъ заимствованъ сюжетъ пьесы. Длинныя рѣчи обоихъ принцевъ заключаютъ не мало отдѣльныхъ блестящихъ, замѣчательныхъ мыслей; но въ общемъ драматическомъ ходѣ дѣйствія рѣчи эти не болѣе, какъ декламація, которая могла быть умѣстна только на тогдашнихъ театрахъ, гдѣ отсутствіе внѣшней сценической постановки позволяло давать вставнымъ монологамъ болѣе значенія, чѣмъ на современной сценѣ. Ланселотъ Гоббо и его отецъ -- простые клоуны, выведенные для забавы публики. Роль ихъ не связана съ дѣйствіемъ пьесы ничѣмъ.
   Послѣдняя сцена недоразумѣнія по поводу колецъ самая милая и граціозная во всей пьесъ, несмотря на ея чисто поверхностный, водевильный характеръ. Нѣкоторые критики находили ее неумѣстной и даже лишней, говоря, что она ослабляетъ поражающее впечатлѣніе предшествующей сцены суда. Вслѣдствіе этого при постановкѣ пьесы на нѣкоторыхъ театрахъ, пятое дѣйствіе иногда даже выпускается совсѣмъ. Такой взглядъ, по моему мнѣнію, совершенно ошибоченъ. Незначительная и, можно сказать, даже пустая сама по себѣ, сцена эта будучи поставлена вслѣдъ за предшествующей, получаетъ именно тонкій психологическій смыслъ. Присматриваясь къ обыденнымъ явленіямъ проносящейся предъ нами жизни, мы часто видимъ случаи, какъ на счастливомъ и веселомъ фонѣ этихъ явленій вдругъ разражается какое-нибудь страшное событіе, грозящее безслѣдно уничтожить это счастье и это веселье. Представимъ себѣ затѣмъ, что гроза эта, напугавъ всѣхъ, миновала счастливо, не сдѣлавъ никакого зла. Какой тонъ и какое на строеніе возникнутъ въ этомъ случаѣ въ обществѣ, счастливо избавившемся отъ опасности? Въ большинствѣ случаевъ при этомъ, независимо отъ возврата прежняго хорошаго настроенія, непремѣнно возникнетъ особый подъемъ духа, побуждающій пошутить, пошалить и посмѣяться болѣе, чѣмъ въ обыкновенное время. Въ этомъ настроеніи невольно выкажется радость по поводу избѣгнутой опасности. Вотъ такой-то смыслъ и имѣетъ эта сцена, если ее разсмотрѣть въ связи съ предыдущими событіями, и потому Шекспиръ, поставивъ эти сцены рядомъ, выказалъ глубокое пониманіе той послѣдовательности нашихъ душевныхъ движеній, въ какой они обнаруживаются въ явленіяхъ дѣйствительной, обыденной жизни.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Дожъ Венеціи.
   Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагонскій, искатели руки Порціи.
   Антоніо, венеціанскій купецъ.
   Бассаніо, его другъ.
   Граціано, Соланіо, Саларино, пріятели Антоніо и Бассаніо.
   Лорензо, влюбленный въ Джессику,
   Шейлокъ, жидъ.
   Тубалъ, жидъ, его другъ.
   Ланселотъ Гоббо, слуга Шейлока.
   Старикъ Гоббо, его отецъ.
   Леонардо, слуга Бассаніо.
   Порція, богатая наслѣдница.
   Нерисса, ея приближенная.
   Джессика, дочь Шейлока.

Вельможи Венеціи, судьи, тюремщики, слуги, народъ.
Дѣйствіе частью въ Венеціи, частью въ Бельмонтѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Венеціи.

(Входятъ Антоніо, Саларино и Соланіо).

   Антоніо. Не знаю, право, отчего мнѣ стало
             Такъ тяжело? Тоску навелъ собой,
             Я вижу, и на васъ, но я не въ силахъ
             Самъ объяснить, откуда эта грусть
             Взялась, пришла, какая ей причина!--
             Я чувствую, что даже отъ нея
             Ослабъ умомъ и потерялъ способность
             Судить и сознавать себя.
   Саларино.                     Унесся
             Мечтой своей ты за море, гдѣ стая
             Большихъ твоихъ судовъ, красавцевъ этихъ
             Морскихъ равнинъ, презрительно глядитъ,
             Точь-въ-точь, какъ наши гордые синьоры,
             На маленькія лодки торгашей,
             Скользящія съ смиреннымъ видомъ мимо
             Ихъ гордыхъ, тканныхъ крыльевъ.
   Соланіо.                               Вѣрно, вѣрно!
             Я самъ, когда бъ пришлось мнѣ рисковать
             Столь многимъ дорогимъ, унесся бъ тоже
             Всей лучшей частью думъ моихъ туда же.
             Во слѣдъ моимъ надеждамъ; сталъ бы рвать
             Листки травы, пуская ихъ по вѣтру,
             Чтобъ знать, откуда дуетъ онъ; глаза бы
             Себѣ всѣ проглядѣлъ, ища на картахъ
             Маяки, дамбы, пристани. Все то,
             Чего, я могъ бояться, безъ сомнѣнья,
             Вселяло бъ и въ меня такой же точно
             Тяжелый страхъ.
   Саларино.           Да, и въ меня.-- Когда бы
             Я дулъ на супъ, то приходила бъ тотчасъ
             Мнѣ въ голову пугающая мысль
             О тѣхъ бѣдахъ, какія можетъ въ морѣ
             Надѣлать бурный вѣтеръ. Видъ одинъ
             Часовъ съ пескомъ напоминалъ бы мнѣ
             О меляхъ и пескахъ; -- воображалъ бы
             При этомъ я, что легкій мой корабль
             Уже лежитъ разбитый, мачтой книзу 1)
             И бортомъ вверхъ, смиренно преклоняясь
             Предъ собственной могилой. Если бъ даже
             Стоялъ въ святой я церкви -- то и тутъ
             При видѣ камня стѣнъ ея навѣрно
             Мнѣ чудились бы ребра твердыхъ скалъ,
             Которыя однимъ прикосновеньемъ
             Разбили бъ мой корабль и потопили
             Весь грузъ его; одѣли бъ волны моря;
             Въ мои шелка и бархатъ, превративъ
             Въ ничто и прахъ, что было за минуту
             Моимъ добромъ!-- Немудрено прійти
             Намъ къ выводу, что если бъ я терзалъ,
             Себя такою мыслью, то навѣрно бъ
             Печаленъ былъ при этомъ и лицомъ 2).
             Что жъ спрашивать, о чемъ теперь груститъ
             Антоніо?-- обезпокоенъ мыслью
             Онъ о дѣлахъ.
   Антоніо.           Повѣрьте мнѣ, что нѣтъ.
             Мое добро, благодареніе Богу,
             Не одному я ввѣрилъ кораблю
             И не въ одно его отправилъ мѣсто,
             А сверхъ того, не все пустилъ въ продажу;
             Я въ этотъ годъ,-- такъ, плакать о дѣлахъ
             Мнѣ нечего.
   Саларино.           Такъ ты влюбленъ.
   Антоніо.                               Ну, ну!
   Саларино. И не влюбленъ?-- Ну, если такъ -- осталось
             Сказать одно: ты. грустенъ и хандришь
             Лишь только потому, что. ты не веселъ,
             И что была бъ такая же причина
             Тебѣ скакать и прыгать, увѣряя
             Насъ всѣхъ, что веселъ ты по неимѣнью
             Причинъ грустить.-- Творитъ подчасъ природа,
             Клянусь двуличнымъ Янусомъ 3), такихъ
             Забавныхъ чудаковъ, что хохотать
             Они готовы точно попугаи,
             Заслышавъ звукъ волынки, и, напротивъ,
             Встрѣчаются такіе кисляки,
             Что ротъ ихъ не откроется улыбкой,
             Когда бъ до слезъ расхохотался даже,
             Серьезный старецъ Несторъ.

(Входятъ Бассаніо, Лорензо и Граціано).

   Соланіо.                               Вотъ идетъ
             Твой родственникъ Бассаніо и съ нимъ
             Лорензо съ Граціано. Проведешь ты
             Пріятнѣй съ ними время -- потому
             Я ухожу...
   Саларино. Остался бы охотно
             Я здѣсь съ тобой въ надеждѣ разогнать,
             Твою тоску; но лучшіе друзья
             Меня предупредили въ томъ.
   Антоніо.                               Я вашу
             Заботу о себѣ цѣню, повѣрьте,
             Не менѣе, чѣмъ ихъ; но васъ, я знаю,
             Зовутъ дѣла, и потому схватились
             За случай вы, чтобъ поскорѣй уйти.
   Саларино. Съ пріятнымъ днемъ; синьоры!
   Бассаніо.                                         Смѣху, смѣху,
             Синьоры! Больше смѣху! Вы совсѣмъ
             Отстали отъ друзей. Когда жъ пойдетъ
             У насъ по-прежнему?
   Саларино.                     Къ услугамъ вашимъ
             Готовы быть мы нынче, какъ всегда.

(Уходятъ Саларино и Соланіо).

   Лорензо. Коль скоро ты, Бассаніо, сошёлся;
             Съ Антоніо, то можемъ мы оставить
             Васъ здѣсь вдвоемъ. Не позабудьте только...
             Сыскать насъ предъ обѣдомъ.
   Бассаніо.                               Не забуду.
   Граціано. Не нравишься, Антоніо, ты мнѣ!
             Занялся ты житейскими дѣлами
             Ужъ черезчуръ; а вѣдь о нихъ заботясь
             И день и ночь -- за жизнь мы платимъ слишкомъ:
             Большой цѣной. Ты нынче даже съ виду
             Совсѣмъ другой.
   Антоніо.           Считаю жизнь я тѣмъ,
             Что есть она: подмостками, гдѣ каждый
             Играетъ роль, а мнѣ изображать
             Пришлось тоску.
   Граціано.           Такъ въ жизни пусть играю
             Я роль шута! Пусть мѣсто для морщинъ
             На лбу моемъ намѣтить смѣхъ веселья!
             Пусть грѣетъ желчь мнѣ лучше паръ вина,
             Чѣмъ вздохъ тоски мертвитъ морозомъ сердце.
             Съ огнемъ въ крови не должно походить
             На памятникъ своихъ умершихъ дѣдовъ!
             Не спать ночей!-- да этакъ вѣдь легко
             Вогнать себя въ желтуху! Стать брюзгой!
             Ты выслушай -- я говорю все это,
             Любя тебя: есть люди, чье лицо
             Похоже на стоячее болото.
             Они молчатъ нарочно, чтобъ прослыть
             За мудрецовъ;-- ихъ важный взглядъ какъ будто
             Всѣмъ говоритъ: "смотрите -- я оракулъ!
             "Не смѣй собака лаять, если вздумалъ
             "Открыть я ротъ!" -- О, милый другъ, знавалъ
             Не мало я людей, прослывшихъ точно
             За умников

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ
ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО, НАЙДЕННОМУ Пэнъ Колльеромъ, старому экземпляру IN FOLIO 1632 года.

ЧАСТЬ 9.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦѢНА 2 РУБ. СЕРЕБ.

МОСКВА.
ВЪ ТИПОГРАФІИ МАРТЫНОВА И КОМП.
1879.

   
   БУРЯ.
   ВЕНЕЦІЯНСКІЙ КУПЕЦЪ.
   ВЪ НОЧЬ НА ИВАНА СНОВИДѢНЬЕ.
   ТИТЪ АНДРОНИКЪ.
   ПЕРИКЛЪ.
   

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

   Герцогъ Венеціи.
   Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагонскій, искатели руки Порціи.
   Антоніо, купецъ Венеціанскій.
   Бассаніо, другъ его.
   Саланіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Бассаніо.
   Лоренцо, влюбленный въ Іессику.
   Шейлокъ, жидъ.
   Тубалъ, жидъ, другъ его.
   Ланцелотъ Гоббо, кловнъ, слуга Шейлока.
   Старикъ Гоббо, отецъ Ланцелота.
   Леонардо, слуга Бассаніо.
   Балтазаръ, Стефано, слуги Порціи.
   Порція, богатая наслѣдница.
   Нерисса, ея горничная.
   Іессика, дочь Шейлока.

Вельможи Венеціи, Судьи, Тюремщикъ, Слуги и другіе.

Мѣсто дѣйствія: частію Венеція, частію Бельмонтъ, гдѣ живетъ Порція, на материкѣ.

   
   

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Антоніо, Саларино и Саланіо.

   АНТОН. Не знаю, право, Отчего такъ мнѣ грустно; мучитъ это меня; говорите, мучитъ и васъ; но какъ подцѣпилъ я грусть эту, какъ нисшелъ или дошелъ до нея, изъ какого она вещества составлена, изъ чего родилась -- не могу добиться. Тоска до того отуманила меня, что и себя съ трудомъ узнаю.
   САЛАР. Мыкается твой умъ по океану, тамъ, гдѣ, подъ гордыми парусами, большіе корабли твои, точно синьоры и именитые граждане влажной стихіи, или какъ торжественныя колесницы моря, смотрятъ съ высока на мелкія торговыя суда, которыя привѣтствуютъ ихъ, преклоняются предъ ними, когда они мимо ихъ на тканыхъ своихъ крыльяхъ проносятся.
   САЛАН. Повѣрь, отпусти я столько въ невѣрную даль -- большая часть и моихъ думъ была бы съ надеждами въ чужой сторонѣ. Все срывалъ бы я травинки, чтобы узнать откуда дуетъ вѣтеръ; все отыскивалъ бы на картахъ гавани, дамбы, рейды, и отъ всего, что могло бы заставить меня бояться за мой отпускъ, конечно было бы мнѣ не весело.
   САЛАР. Дуя на горячій бульонъ, чтобы остудить его, я надулъ бы себѣ горячку, помышляя о томъ какая бѣда можетъ на морѣ, отъ слишкомъ сильнаго вѣтра, случиться. Не видалъ бы я песочныхъ часовъ безъ того, чтобы не вспомнить о меляхъ и подводныхъ камняхъ, чтобъ не увидать моего богатаго Андрю {Названіе корабля Антоніо.} зарывшимся въ песокъ, склоняющимъ высокую свою мачту ниже своихъ реберъ, чтобъ облобызать свою могилу. Могъ ли бы я пойдти въ церковь и, взглянувъ на священное это зданіе изъ камня, не вспомнить тотчасъ же объ опасныхъ скалахъ, которыя и коснувшись только боковъ славнаго корабля моего, раскидаютъ по волнамъ всѣ его пряности и одѣнутъ ревущія волны въ шелки мои; словомъ: что вотъ богатъ я всѣмъ, и вотъ нѣтъ уже у меня ничего? Думай я объ этомъ, какъ же не подумать и того, что случись такая бѣда -- будетъ грустно мнѣ? И не говорите: знаю, грустенъ Антоніо отъ торговыхъ заботъ своихъ.
   АНТОН. Повѣрь, нѣтъ. И благодарю за то судьбу свою; товары мои довѣрены не одному кораблю, отправлены не въ одно мѣсто, да и не все мое состояніе въ зависимости отъ счастія настоящаго года; а потому и не могу быть грустнымъ отъ заботъ торговыхъ.
   САЛАН. Влюбленъ стало.
   АНТОН. Фи!
   САЛАН. И не влюбленъ? Такъ скажемъ же вотъ что: тебѣ грустно оттого, что не весело; и что тебѣ было бы такъ же легко смѣяться, прыгать и говорить что тебѣ весело, оттого что не грустно. Клянусь двулицымъ Янусомъ, природа создаетъ иногда престранныхъ чудаковъ: иные вѣчно прищуриваются и смѣются, какъ попугаи, когда услышатъ волынку; другіе такой уксусъ, что низачто не покажутъ зубовъ улыбкой, хотя и самъ Несторъ поклянется что шутка уморительная.

Входятъ Бассаніо, Лоренцо и Граціано.

   САЛАР. Твой благородный родственникъ Бассаніо, Граціано и Лоренцо идутъ сюда. Прощай. Оставляемъ тебя въ обществѣ пріятнѣйшемъ нашего.
   САЛАН. Не ушелъ бы пока не развеселилъ бы тебя, если бы друзья, болѣе дорогіе, не помѣшали.
   АНТОН. Да и ты нисколько не менѣе дорогъ мнѣ. Увѣренъ, твои собственныя дѣла отзываютъ тебя, и ты пользуешься случаемъ уйдти.
   САЛАР. Здравствуйте, господа.
   КАССА. Когда жь, любезнѣйшіе синьоры, сойдемся мы посмѣяться? Когда же? скажите. Вы чрезвычайно становитесь рѣдки. Должно такъ быть?
   САЛАР. Въ свободное наше время, мы воспользуемся вашимъ. (Уходитъ съ Саланіо.)
   ЛОРЕН. Такъ какъ ты, Бассаніо, нашелъ Антоніо, то и мы оставимъ тебя; не забудь только, гдѣ мы въ обѣденное время должны сойтись.
   КАССА. Явлюсь непремѣнно.
   ГРАЦІ. Не хорошъ у тебя видъ, Антоніо; ты слишкомъ ужь дѣлами міра сего занимаешься; теряетъ тотъ, кто съ такой заботой добываетъ. Ты удивительно измѣнился.
   АНТОН. Я смотрю на міръ, какъ на міръ, Граціано, какъ на сцену, на которой каждый долженъ играть какую нибудь роль; и моя -- тоскующаго.
   ГРАЦІ. Позволь же мнѣ играть шута. Приходите морщины старости веселясь и смѣясь; и пусть лучше ужь моя печень отъ вина разгорячается, чѣмъ холодѣетъ сердце отъ изсушающихъ стоновъ. Зачѣмъ человѣку, въ которомъ кровь не остыла еще, сидѣть своимъ изъ алебастра высѣченнымъ дѣдомъ?спать и бодрствуя? добывать хандрой желтуху? Скажу тебѣ вотъ что, Антоніо -- я люблю тебя, и говоритъ это любовь моя,-- есть родъ людей, лица которыхъ устоялись и подернуты, какъ стоячіе пруды; которые добровольно хранятъ молчаніе, чтобы убраться въ общественномъ мнѣніи мудростью, солидностью и глубокой сообразительностью, и какъ бы хотятъ сказать: я господинъ Оракулъ, и когда я разверзаю уста не смѣй и собака залаять! О, мой Антоніо, знаю я изъ нихъ такихъ, которые только потому и слывутъ мудрецами, что не говорятъ ничего; а заговори только, увѣренъ, введутъ въ грѣхъ уши всякаго, ихъ услышавшаго, заставивъ назвать братій своихъ дураками. Но болѣе объ этомъ въ другое время; не удь только на червяка грусти глупаго этого пискаря, общественное это мнѣніе.-- Идемъ, Лоренцо. Прощай пока; кончу мое увѣщаніе послѣ обѣда.
   ЛОРЕН. Такъ до обѣда. А я должно быть одинъ изъ нѣмыхъ этихъ мудрецовъ, потому что Граціано совсѣмъ не даетъ мнѣ говорить.
   ГРАЦІ. Поводись со мной года два -- забудешь звуки своего собственнаго языка.
   АНТОН. До свиданія; чего добраго сдѣлаюсь еще болтуномъ, тебѣ въ угоду.
   ГРАЦІ. Хорошо бы, право; безмолвіе похвально вѣдь только въ копченомъ языкѣ быка, да въ дѣвѣ непродажной. (Уходитъ съ Лоренцо.)
   АНТОН. Такъ; о чемъ нибудь другомъ теперь {Въ прежнихъ изданіяхъ: Is that any thing now?... По Колльеру: It is that; any thing now.}.
   КАССА. Граціано говоритъ страшно много вздора, болѣе чѣмъ кто нибудь въ Венеціи. Дѣльное у него, какъ два пшеничныя зерна въ два четверика мякины запрятанныя; проищешь цѣлый день, а найдешь -- увидишь, что и отыскивать не стоило.
   АНТОН. Пожалуй; cкажи мнѣ теперь, кто это дама, къ которой ты поклялся отправиться на таинственное богомолье, и о которой хотѣлъ нынче поговорить со мной?
   КАССА. Ты знаешь, Антоніо, какъ я разстроилъ мое состояніе, живя роскошнѣе, чѣмъ позволяли мои средства; но о томъ, что не могу ужь жить по прежнему нисколько я не сокрушаюсь; вся моя забота, какъ бы честно раздѣлаться съ большими долгами, въ которые втянула меня излишняя моя расточительность. Тебѣ, Антоніо, я задолжалъ больше всѣхъ, и деньгами и любовью; и твоя любовь порука, что могу тебѣ открыть всѣ мои планы и предположенія какъ очиститься отъ всѣхъ моихъ долговъ.
   АНТОН. Прошу, любезный Бассаніо, скажи, и если они, какъ всегда ты самъ, не теряютъ изъ виду чести, будь увѣренъ, мой кошелекъ, я самъ, послѣднее что имѣю, все для тебя отперто.
   БАССА. Когда, бывши еще школьникомъ, я терялъ стрѣлу -- чтобъ отыскать ее, я пускалъ другую съ тою же самой силой, по тому же направленію, только лучше смотря за ней, и часто, рискуя обѣими, находилъ обѣ. Привожу эту дѣтскую попытку, потому что и слѣдующее такъ же простодушно. Я долженъ тебѣ много, и -- какъ это съ мотоватой юностью бываетъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: like a wilful youth... По Колльеру: like a vasteful youth...},-- все что долженъ потеряно; но рѣшишься ты пустить другую стрѣлу по тому же направленію, по которому пустилъ первую, увѣренъ -- такъ какъ зорко буду слѣдить за ея полетомъ,-- что найду или обѣ, или возвращу тебѣ послѣднюю, и останусь благодарнымъ должникомъ за первую.
   АНТОН. Ты хорошо меня знаешь, и тратишь время, обвивая мою дружбу обиняками; сомнѣніемъ въ моей готовности на все возможное, вѣрь, ты болѣе меня обижаешь, чѣмъ обидѣлъ бы и совершеннымъ разореньемъ. Скажи же прямо, что долженъ я для тебя сдѣлать, и что, по твоему мнѣнію, можетъ быть мною сдѣлано, и я готовь. Говори.
   БАССА. Въ Бельмонтѣ живетъ богатая наслѣдница, прекрасная собой, и что прекраснѣе еще итого слова -- удивительно добродѣтельная. Не разъ получалъ уже я изъ ея глазъ прелестныя, безмолвныя посланія. Ея имя Порція, и ничѣмъ не уступаетъ она дочери Катона, Брута Порціи. Не безызвѣстны ея достоинства и всему міру; потому что четыре вѣтра со всѣхъ береговъ приносятъ къ ней именитыхъ искателей; сіяющіе локоны, спускающіеся но ея вискамъ, какъ золотое руно, дѣлаютъ ея жилище въ Бельмонтѣ Колхидой, и много Язоновъ является, чтобъ завоевать ее. О, Антоніо, имѣй я средства явиться соперникомъ хоть одного изъ нихъ -- есть въ моей душѣ предчувствіе, что непремѣнно мнѣ посчастливится.
   АНТОН. Ты знаешь, все мое состояніе на морѣ, и нѣтъ у меня ни денегъ, ни товаровъ, ни возможности тотчасъ же собрать достаточную сумму; а потому, отправляйся, попробуй, что можетъ мой кредитъ сдѣлать въ Венеціи. Воспользуюсь имъ до нельзя, чтобъ снарядить тебя въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай, развѣдай сейчасъ же -- займуся этимъ и я,-- у кого есть деньги; убѣжденъ что, по довѣрію, или по пріязни ко мнѣ, будутъ онѣ у насъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Бельмонтъ. Комната въ домъ Порціи.

Входятъ Порція и Нерисса.

   ПОРЦІ. Увѣряю тебя, Нерисса, истомлена маленькая моя особа большимъ этимъ свѣтомъ.
   НЕРИС. Были-бъ, добрая госпожа моя, еслибъ и горемъ были такъ же богаты какъ счастіемъ. Видно, однакожь и пресыщающіеся отъ избытка такъ же хвораютъ, какъ и голодающіе отъ полнѣйшаго недостатка. Не малое, стало, счастіе златая середина; преизбытокъ скорѣе доводитъ до бѣлыхъ волосъ; довольство необходимымъ только долговѣчнѣе.
   ПОРЦІ. Отличное это нравоученіе; прекрасно и сказано.
   НЕРИС. Было-бъ и еще лучше, еслибъ лучше ему слѣдовали.
   ПОРЦІ. Еслибъ и дѣлать было такъ же легко, какъ знать, что хорошо дѣлать, часовни обратились бы въ церкви, а лачуги бѣдняковъ въ царскія палаты. Отличный тотъ проповѣдникъ, кто слѣдуетъ своимъ собственнымъ наставленіямъ. Но я вотъ, и двадцатерыхъ скорѣе научу тому, что хорошо дѣлать, чѣмъ буду одной изъ двадцати, готовой послѣдовать моему собственному ученію. Мозгъ можетъ придумывать законы для крови; горячая -- перепрыгнетъ черезъ холодныя предписанія; бѣшеная юность -- заяцъ, перескакивающій черезъ тенета увѣчнаго добраго совѣта. Но такія разсужденія не помогутъ вѣдь мнѣ выбрать мужа -- Ахъ, это слово выбрать! Не могу я ни выбрать кого хочу, ни отказать тому, кто мнѣ противенъ; такъ воля живой дочери связывается волей мертваго отца. Не горе ли, Нерисса, что никого не могу я выбрать, никому не могу и отказать?
   НЕРИС. Вашъ родитель былъ всегда добродѣтеленъ, а святые люди имѣютъ при смерти отличныя вдохновенія; поэтому и въ этой придуманной имъ лотереѣ трехъ ящиковъ: золотаго, серебрянаго и свинцоваго -- выборъ изъ которыхъ, содержащаго его волю, выберетъ и васъ,-- навѣрное настоящаго-то никто, кромѣ того, кого вы настоящимъ образомъ полюбите, и не выберетъ. Но скажите, какъ расположены вы къ прибывшимъ уже царственнымъ искателямъ?
   ПОРЦІ. Перечисляй ихъ, и я каждаго, какъ ты назовешь, опишу тебѣ; по моему описанію и суди о моемъ расположеніи.
   НЕРИС. Во-первыхъ, принцъ Неаполитанскій.
   ПОРЦІ. Жеребчикъ это, потому что только о своей лошади и толкуетъ; и то, что самъ можетъ ковать ее, ставитъ главнымъ доказательствомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: great appropriation... По Колльеру: great approbation...} своей даровитости. Сильно боюсь, что дражайшая его родительница вела съ какимъ нибудь кузнецомъ игру не совсѣмъ чистую.
   НЕРИС. Потомъ графъ Палатинъ, здѣсь.
   ПОРЦІ. Онъ все хмурится, какъ будто хочетъ сказать: не хотите меня, и не надо. Слушаетъ смѣшные разсказы, и не улыбнется; боюсь, сдѣлается онъ плаксивымъ философомъ, когда состарѣется, такъ-какъ и въ юности такъ ужь переполненъ невѣжливой угрюмостью. Лучше выйду за черепъ съ костью во рту, чѣмъ за котораго-нибудь изъ этихъ. Сохрани меня Боже отъ этихъ двухъ!
   НЕРИС. А что вы скажете о знатномъ Французѣ, о мосье Ле-Бонъ?
   ПОРЦІ. Богъ создалъ его, такъ пусть и слыветъ за человѣка. Право, знаю я, что грѣхъ насмѣшничать; но онъ! лошадь у него конечно лучше, чѣмъ у Неаполитанца; лучше и скверная привычка хмуриться, чѣмъ у графа Палатина; онъ всякой человѣкъ въ никакомъ; заноетъ дроздъ, онъ тотчасъ запрыгаетъ; онъ будетъ сражаться и съ своей собственной тѣнью. Выйди я за него -- выйду за двадцатерыхъ мужей. Пренебрежетъ онъ мной -- я прощу ему; потому что, полюбитъ онъ меня до безумія -- никогда не отплачу ему тѣмъ же.
   НЕРИС. Что же скажете вы Фоконбриджу, молодому англинскому барону?
   ПОРЦІ. Ты знаешь, ничего я не говорю ему, потому что онъ меня не понимаетъ, а я -- его; онъ не знаетъ ни по латински, ни по Французски, ни по итальянски, а я -- можешь поклясться и передъ судомъ,-- я ни слова не знаю по англійски. Онъ картинка красиваго мущины; но, Боже мой, кто же станетъ разговаривать съ нѣмымъ изображеніемъ! И какъ странно одѣтъ онъ! Колетъ, я полагаю, купилъ онъ въ Италіи, круглые штаны во Франціи, шляпу въ Германіи, а манеры во всѣхъ странахъ.
   НЕРИС. Что думаете вы о Шотландцѣ, его сосѣдѣ?
   ПОРЦІ. Что не лишенъ онъ сосѣдскаго благорасположенія къ нему; потому что занялъ у Англичанина пощечину, и поклялся отдать, когда будетъ въ состояніи; Французъ поручился, кажется, и росписался за него.
   НЕРИС. А какъ нравится вамъ молодой Нѣмецъ, племянникъ Саксонскаго герцога?
   ПОРЦІ. Страшно онъ гадокъ поутру, когда трезвъ, и еще гаже послѣ обѣда, когда напьется; и въ лучшее свое время онъ немного похуже человѣка, а въ худшее -- немного получше животнаго. Надѣюсь и въ самомъ худшемъ изъ всѣхъ возможныхъ случаевъ, съумѣю отъ него отдѣлаться.
   НЕРИС. Но если онъ явится выбирать, и выберетъ надлежащій ящикъ -- откажетесь вѣдь отъ исполненія воли вашего родителя, если отъ него откажетесь..
   ПОРЦІ. А потому, изъ боязни сквернѣйшаго, прошу тебя, поставь большой кубокъ рейнвейна на ненадлежащій; еслибъ и самъ дьяволъ былъ въ немъ, а это искушеніе на немъ, онъ, знаю, все-таки выберетъ его. Готовая, Нерисса, на все, чтобъ только не выйдти за губку.
   НЕРИС. Нечего вамъ кого-нибудь изъ нихъ бояться; всѣ они сообщили мнѣ свою рѣшимость возвратиться домой, и не безпокоить васъ болѣе своимъ исканіемъ, если ужь нельзя получить васъ какимъ нибудь другимъ способомъ, кромѣ придуманнаго вашимъ родителемъ: черезъ выборъ ящиковъ.
   ПОРЦІ. Проживу до лѣтъ Сибиллы, и умру такъ же дѣвственной, какъ Діана, если не буду добыта способомъ предписаннымъ моимъ отцемъ. Радехонька, что эта часть искателей такъ разсудительна; нѣтъ вѣдь, между ними ни одного, чьего отъѣзда страстно не желала бы; молю счастливаго имъ пути.
   НЕРИС. А не помните ль вы, сюда, при жизни еще вашего родителя, пріѣзжалъ Венеціянецъ, ученый и воинъ, вмѣстѣ съ маркизомъ Монфера?
   ПОРЦІ. Помню, помню, Бассаніо; такъ, кажется его звали?
   НЕРИС. Такъ; вотъ онъ изъ всѣхъ, глупыми моими глазами видѣнныхъ, наиболѣе хорошей невѣсты достоинъ.
   ПОРЦІ. Помню я его очень хорошо; помню и то, что онъ стоитъ похвалы твоей.

Входитъ Слуга.

   СЛУГА. Четыре иноземца желаютъ васъ видѣть, чтобъ проститься съ вами; да пріѣхалъ еще передовой отъ пятаго, принца Мароксскаго, съ извѣстіемъ что принцъ, повелитель его, къ ночи будетъ здѣсь.
   ПОРЦІ. Еслибъ я могла сказать пятому здравствуйте, съ такимъ же удовольствіемъ съ какимъ скажу четыремъ первымъ прощайте, я была бы рада его прибытію; если душа у него святаго, а лице дьявола, желала бы, чтобъ онъ былъ лучше ужь моимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Идемъ, Нерисса.-- (Слугѣ) Ступай ты впередъ.-- Запираемъ ворота за однимъ искателемъ -- а другой стучится ужь въ дверь. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 3.

Венеція. Площадь.

Входятъ Бассаніо и Шкйлокъ.

   ШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ,-- хорошо.
   БАСС. На три мѣсяца.
   ШЕЙЛ. На три мѣсяца,-- хорошо.
   БАСС. И Антоніо, какъ я сказалъ, будетъ порукой.
   ШЕЙЛ. И Антоніо будетъ порукой,-- хорошо.
   БАСС. Можешь помочь мнѣ? Хочешь одолжить меня? Отвѣтишь ты мнѣ на это?
   ШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ, на три мѣсяца, и Антоніо порукой.
   КАСС. Твой отвѣтъ на это?
   ШЕЙЛ. Человѣкъ -- Антоніо -- хорошій.
   БАСС. Слышалъ ты какой нибудь намекъ на противное?
   ШЕЙЛ. О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ; сказавъ: человѣкъ онъ хорошій, я хотѣлъ дать вамъ уразумѣть, что достаточенъ онъ; средства его однакожь предположительныя еще. Одинъ корабль отправленъ у него въ Триполь, другой въ Индіи; слышалъ еще на Ріальто, что третій у него въ Мексикѣ, четвертый въ Англіи; и другіе еще разсѣялъ онъ по разнымъ странамъ; но корабли вѣдь доски, матросы -- люди. Есть крысы земляныя, есть и водяныя; есть воры земляные, есть и водяные -- разумѣю пиратовъ; а потомъ, бываютъ несчастія отъ волнъ, отъ вѣтровъ, отъ скалъ. Но все таки достаточенъ онъ. Три тысячи дукатовъ? Полагаю, могу принять его поручительство.
   БАСС. Повѣрь, можешь.
   ШЕЙЛ. Хочу увѣриться что могу, а чтобъ увѣриться -- подумаю.-- Можно мнѣ переговорить съ Антоніо?
   БАСС. Если тебѣ будетъ угодно отобѣдать съ нами.
   ШЕЙЛ. Чтобъ нанюхаться свинины, наѣсться того жилища, въ которое вашъ пророкъ, Назарянинъ, вогналъ дьявола. Готовъ покупать съ вами, продавать съ вами, говорить съ вами, прогуливаться съ вами, и такъ далѣе; но не буду ѣсть съ вами, пить съ вами, молиться съ вами. Что новаго на Ріальто? Кто это идетъ сюда?
   БАСС. Да синьоръ Антоніо.

Входитъ Антоніо.

   ШЕЙЛ. (Про себя). Какимъ льстивымъ мытаремъ онъ смотритъ! Ненавижу его зато, что христіанинъ онъ, но еще болѣе за то, что, по подлой простотѣ, даетъ деньги въ займы даромъ, и тѣмъ сильно понижаетъ процентъ нашъ въ Венеціи. Попадись онъ только въ мои когти -- откормлю я старую мою злобу на него. Ненавидитъ онъ священный народъ нашъ; ругается и тамъ, гдѣ наиболѣе сходятся купцы, надо мною, надъ моей торговлей, надъ моимъ благопріобрѣтеннымъ, которое называетъ лихвеннымъ. Да будетъ племя мое проклято, если я прощу ему!
   БАСС. Что же, Шейлокъ?
   ШЕЙЛ. Припоминаю, что у меня теперь наличными; по приблизительному счету моей памяти, не могу я сейчасъ же выложить вамъ всѣ три тысячи дукатовъ. Но ничего это; Тубалъ, богатый Еврей моего колѣна, снабдитъ меня. Позвольте однакожь. Вы на сколько мѣсяцевъ желаете?-- (Антоніо) Всего вамъ хорошаго, почтеннѣйшій синьоръ; а мы вотъ о вашей милости и разговариваемъ.
   АНТО. Шейлокъ, хоть я и не даю въ займы и не занимаю, взимая и платя проценты; но чтобы помочь въ нуждѣ другу моему, отступаю отъ своего обычая.-- Сказалъ онъ сколько ему нужно?
   ШЕЙЛ. Какъ же, какъ же, три тысячи дукатовъ.
   АНТО. И на три мѣсяца.
   ШЕЙЛ. И забылъ было -- на три мѣсяца; такъ вы вѣдь сказали? Прекрасно, и ваше поручительство; посмотримъ.-- Однакожь, послушайте: вы кажется сказали, что и не даете въ займы и не занимаете за проценты?
   АНТО. Никогда этого не дѣлаю.
   ШЕЙЛ. Когда Іаковъ насъ овецъ своего дяди Лавана, а Іаковъ, потому что мудрая его мать въ его пользу работала, былъ третьимъ святаго нашего Авраама наслѣдникомъ -- да, третьимъ.
   АНТО. Къ чему же тутъ Іаковъ? бралъ и онъ проценты?
   ШЕЙЛ. Нѣтъ, не бралъ онъ процентовъ; не бралъ того, что вы собственно процентами называете; замѣтьте же, что Іаковъ дѣлалъ. Лаванъ и онъ условились, что всѣ ягнята, которые родятся пестрыми и полосатыми будутъ наградой Іакова; вотъ, когда овцы сдѣлались похотливыми и начали, въ концѣ осени, бѣгаться съ баранами, когда началось между волнистой этой породой дѣло оплодотворенія, хитрый пастухъ сдиралъ кожу съ извѣстныхъ ему прутиковъ и втыкалъ ихъ передъ сладострастными овцами въ самое время ихъ спариванія, и онѣ зачинали и родили ягнятъ все пестрыхъ, и былъ благословенъ онъ; благословенно и всякое пріобрѣтете, если только не краденое.
   АНТО. Іаковъ, почтеннѣйшій, служилъ тутъ за награду весьма невѣрную; за то, что нисколько не было въ его власти, что опредѣлялось и устроивалось рукой неба. Включено это въ оправданіе процентовъ? Овцы что ли твое серебро и золото?
   ШЕЙЛ. Не знаю; но размножается у меня и то и другое такъ же быстро. Замѣтьте это, синьоръ.
   АНТО. Замѣть, Бассаніо, дьяволъ можетъ приводить и священное писаніе для своихъ цѣлей. Злая душа, ссылаясь на святое свидѣтельство, подобна улыбающемуся извергу, красивому яблоку съ гнилой сердцевиной. О, какой красивой наружностью прикрывается коварство!
   ШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ -- хорошая, почтенная сумма. Три мѣсяца изъ двѣнадцати; сколько же, сообразимъ, процента.
   АНТО. Чтожь, Шейлокъ, одолжишь ты насъ?
   ШЕЙЛ. Синьоръ Антоніо, много разъ, часто поносили вы меня на Ріальто за то, что даю деньги и беру проценты; я переносилъ все, терпѣливо пожимая плечами, потому что терпѣніе отличительная черта всего нашего племени. Вы называли меня невѣрнымъ, злою собакой, плевали на жидовскую мою одежду, и все за то, что пользуюсь своей собственностью. Но вотъ, оказывается что вамъ нужна моя помощь. Чтожь тутъ думать; вы приходите ко мнѣ и говорите: Шейлокъ, намъ нужны деньги. Это говорите вы, вы, извергавшіе свою харкотину на мою бороду, отталкивавшіе меня ногой, какъ чужаго пса съ своего порога. Денегъ просите вы? Чтожь сказать мнѣ вамъ? Не слѣдовало ли бы сказать: а развѣ есть у собаки деньги? возможно ли, чтобъ пёсъ ссудилъ вамъ три тысячи дукатовъ?-- Или, склонившись низехонько, тономъ крѣпостнаго, едва переводя дыханіе, шепотомъ смиренія долженъ я сказать вотъ что: почтеннѣйшій синьоръ, вы плевали на меня въ прошедшій вторникъ; вы толкали меня въ такой-то день, тогда-то вы называли меня собакой, и за всѣ эти любезности даю вамъ въ займы столько-то?
   АНТО. Да я готовъ и опять назвать тебя тѣмъ же, опять плевать на тебя и отталкивать тебя. Согласенъ дать взаймы, давай не какъ друзьямъ -- когда же за металлъ безплодный брала дружба ростъ съ друга?-- а скорѣй какъ врагу твоему, котораго, когда не сдержитъ обязательства, благовиднѣе можешь подвергнуть законному взысканію.
   ШЕЙЛ. Ну вотъ и вспылили вы! Я хотѣлъ бы сдружиться съ вами, пріобрѣсть вашу любовь, забыть ругательства, которыми вы позорили меня, пособить вамъ въ теперешней нуждѣ, не требуя ни полушки за мою ссуду, а вы и слушать меня не хотите. Дружественно вѣдь мое предложеніе.
   АНТО. Дѣйствительно было бы это дружественно.
   ШЕЙЛ. И дружественность эту докажу я.-- Пойдемте къ нотаріусу, подпишите мнѣ обязательство отъ одного вашего лица, и въ шутку, если вы не заплатите мнѣ въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ, такую-то сумму или суммы, какъ будетъ означено въ условіи, положимъ въ неустойку ровно фунтъ вашего прекраснаго мяса, который будетъ вырѣзанъ и взятъ мною изъ той части вашего тѣла, изъ какой мнѣ вздумается.
   АНТО. Согласенъ; подпишу и такое обязательство, и скажу: какъ много въ Жидѣ добродушія!
   БАСС. Не подпишешь ты для меня такого обязательства; останусь лучше въ нуждѣ моей.
   АНТО. Полно, чего ты боишься; не просрочу я. Въ эти два мѣсяца, то-есть за мѣсяцъ еще до срока, я ожидаю полученій въ трижды три раза большихъ займа.
   ШЕЙЛ. О, отче Аврааме, вотъ каковы эти христіане; ихъ собственная жестокость заставляетъ ихъ заподозривать и помыслы другихъ! Скажите пожалуйста, что выиграю я, если онъ въ срокъ не заплатитъ, взыскомъ неустойки? Фунтъ человѣческаго мяса, изъ человѣка вырѣзанный, не такъ даже цѣненъ и прибыленъ какъ фунтъ бараньяго, бычьяго, или козлинаго мяса. Говорю, чтобъ снискать его благосклонность простираю я мою дружественность до этого; согласенъ онъ -- хорошо; нѣтъ -- прощайте, и за любовь мою, прошу васъ, не обижайте меня.
   АНТО. Подпишу я, Шейлокъ, это обязательство.
   ШЕЙЛ. Такъ идите жь къ нотаріусу. Объясните ему какъ написать забавное это обязательство; а я схожу за дукатами, да кстати посмотрю что дѣлается у меня въ домѣ, который довѣрилъ ненадежной охранѣ безпутнаго негодяя, и сейчасъ же явлюсь къ вамъ. (Уходите.)
   АНТО. Поторопись же, любезный Жидъ. Обратится Еврей этотъ въ христіанина; становится великодушенъ.
   БАССА. Не люблю я льстивыхъ словъ и души коварной.
   АНТО. Полно; нечего тутъ бояться, корабли мои возвратятся за мѣсяцъ до срока. (Уходятъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

   Трубы. Входящія Принцъ Мароккскій со свитой, Порція, Нерисса и другіе ея служители.
   МАРОК. Не пренебрегай мной за цвѣтъ мой, за сумрачную ливрею жгучаго солнца {Въ прежнихъ изданіяхъ: of the burnish'd sun... По Колльеру: of the burning sun.}, моего сосѣда, близь котораго выросъ. Выставь прекраснѣйшаго изъ рожденныхъ на Сѣверѣ, гдѣ огонь Феба и ледяныя сосульки едва растапливаетъ, и пусть мы оба, изъ любви къ тебѣ, сдѣлаемъ на себѣ разрѣзы, чтобъ показать чья кровь краснѣе: его, или моя. Скажу тебѣ, прекрасная, лице это устрашало и храбрыхъ, а и прекраснѣйшимъ дѣвамъ нашего края, клянусь моей любовью, оно нравилось. Перемѣнить мой цвѣтъ, я пожелалъ бы только для того, чтобъ уловить твое, прелестная моя царица, расположеніе.
   ПОРЦІ. Въ выборѣ руководствуюсь я не однимъ только разборчивымъ указаніемъ дѣвичьихъ глазъ; кромѣ того, лотерея, которая должна рѣшить судьбу мою, лишаетъ меня права на свободное избраніе. Но, еслибъ отецъ мой не ограничилъ меня, не обязалъ своей волей сдѣлаться женой того, кто пріобрѣтетъ меня тѣмъ самымъ способомъ, который я сообщила вамъ, вы, славный принцъ, на мои глаза были бы такъ же достойны моего расположенія, какъ любой изъ доселѣ мной видѣнныхъ искателей.
   МАРОК. Благодарю тебя и за это; прошу, веди же меня къ ящикамъ испытать мое счастіе. Клянусь этимъ мечемъ, убившимъ Софи и Персидскаго принца, три раза разбивавшаго султана Солимана, чтобъ добыть тебя, я заставлю и грознѣйшіе изъ глазъ потупиться, превозмогу и отважнѣйвіее изъ сердецъ, оторву молодыхъ, сосущихъ щенковъ отъ медвѣдицы, насмѣюсь надо львомъ о добычѣ ревущимъ. Но увы! играй и Геркулесъ съ Лихасомъ въ кости, чтобъ рѣшить кто изъ нихъ сильнѣе, можетъ вѣдь случиться, что наибольшее число очковъ выброситъ рука слабѣйшая, и Алкидъ побитъ пажемъ своимъ; такъ и я, ведомый слѣпымъ счастіемъ могу лишиться того, что пріобрѣтетъ недостойнѣйшій, и умереть мнѣ съ тоски.
   ПОРЦІ. Надо пуститься на удачу; вы должны или совсѣмъ отказаться отъ выбора, или поклясться передъ выборомъ -- выберите неудачно, никогда уже не говорить никакой женщинѣ о бракѣ; и потому подумайте.
   МАРОК. Не хочу я думать. Веди меня къ моей судьбѣ.
   ПОРЦІ. Нѣтъ прежде въ храмъ; послѣ обѣда испытаете вы свое счастіе.
   МАРОК. Счастливаго жь успѣха! (Трубы) Быть мнѣ или счастливѣйшимъ, или несчастнѣйшимъ изъ людей! (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Венеція. Улица.

Входитъ Ланцелотъ Гоббо.

   ЛАНЦ. Навѣрное совѣсть моя поможетъ мнѣ бѣжать отъ Жида этого, отъ хозяина моего. Нечистый у меня подъ бокомъ и искушаетъ, говоря: Гоббо, Ланцелотъ Гоббо, любезный Ланцелотъ, или любезный Гоббо, или любезный Ланцелотъ Гоббо, пользуйся ногами, давай тягу, бѣги. А моя совѣсть говоритъ: нѣтъ; берегись, честный Ланцелотъ, берегись честный Гоббо, или, какъ сказано выше, честный Ланцелотъ Гоббо; не бѣги, пренебреги бѣгствомъ твоихъ ногъ. Но заразительнѣйшій нечистый все требуетъ, чтобъ улизнулъ я; Via {Италіанское: впередъ! живо!}! говоритъ нечистый, убирайся, говоритъ нечистый; ради самого неба, разбуди свою смѣлость, говоритъ нечистый, и бѣги. Но совѣсть моя, повисши на шеѣ моего сердца, говоритъ мнѣ весьма умно: честный мой другъ Ланцелотъ, бывши сыномъ честнаго человѣка, или скорѣе сыномъ честной матери -- за отцемъ-то вѣдь, сказать правду, кое-что водилось, кой-какіе грѣшки были, было нѣчто въ родѣ питанья,-- ну, такъ вотъ моя совѣсть и говоритъ: Ланцелотъ, не трогайся съ мѣста; трогайся, говоритъ нечистый; не трогайся, говоритъ совѣсть. Совѣсть, говорю я, хорошо ты совѣтуешь; нечистый, говорю я, хорошо ты совѣтуешь; послушаюсь совѣсти -- останусь у Жида, моего хозяина, который -- съ нами крестная сила,-- нѣчто въ родѣ дьявола; убѣгу отъ Жида -- послушаюсь нечистаго, который, съ позволенія сказать, настоящій дьяволъ. Жидъ -- это вѣрно вѣдь, -- сущее воплощеніе дьявола, и по совѣсти, моя совѣсть выходитъ родъ жестокосердой совѣсти, если совѣтуетъ мнѣ у Жида оставаться. Нечистый совѣтуетъ гораздо дружественнѣй. Бѣгу, нечистый; пятки мои въ твоемъ распоряженіи; бѣгу.

Входить Старый Гоббо, съ корзиной.

   ГОББ. Господинъ молодой человѣкъ, скажите вы пожалуйста, гдѣ пройти мнѣ къ господину Жиду?
   ЛАНЦ. (Про себя). О небо, да это мой честно рожденный отецъ, который, бывши не только подслѣпымъ, а и совсѣмъ слѣпымъ, не узнаетъ меня.-- Сыграю жь я съ нимъ штуку.
   ГОББ. Господинъ молодой человѣкъ, скажите, прошу, гдѣ пройти къ господину Жиду?
   ЛАНЦ. Поверни при ближайшемъ поворотѣ на право, а при ближайшемъ всѣхъ на лѣво; при самомъ же ближайшемъ не повертывай ни на право, ни на лѣво, а поверни не совсѣмъ прямо въ домъ Жида.
   ГОББ. Да такъ, вотъ вамъ Христосъ, трудненько будетъ найдти. Не можете ли вы мнѣ сказать, что тотъ Ланцелотъ, что живетъ у него, живетъ, иль не живетъ ужь у него?
   ЛАНЦ. Говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ?-- (Про себя) Смотрите, какъ расхожусь теперь. (Громко) Говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ?
   ГОББ. Какой онъ господинъ, сынъ онъ бѣднаго человѣка. Отецъ его, хоть это говорю и я, честный, но страшно бѣдный человѣкъ, и, благодареніе Богу, здоровехонекъ еще.
   ЛАНЦ. Пусть отецъ его будетъ тамъ, чѣмъ хочетъ, мы говоримъ о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ.
   ГОББ. Другъ вашей милости тоже Ланцелотъ?
   ЛАНЦ. Прошу тебя ergo, старикъ; молю, ergo, тебя: говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ?
   ГОББ. О Ланцелотѣ, если вашей милости угодно. ЛАНЦ. Ergo, о господинѣ Ланцелотѣ. Не говори о господинѣ Ланцелотѣ, отецъ; потому что молодой этотъ господинъ -- по волѣ судебъ и предназначенья, и подобныхъ старыхъ поговорокъ, по волѣ трехъ сестеръ, и подобныхъ отдѣловъ учености,-- скончался, или, какъ ты запросто выразился бы: отправился на тотъ свѣтъ.
   ГОББ. Сохрани Боже! вѣдь малый-то былъ истиннымъ посохомъ моей старости, истинной моей подпорой.
   ЛАНЦ. (Про себя). Похожъ развѣ я на палку, или на сарайный столбъ, на посохъ, или подпорку. [Громко) Знаешь ты меня, отецъ?
   ГОББ. Ахъ, Господи! не знаю я васъ, молодой господинъ; но прошу васъ, скажите, что парень-то мой -- упокой Господь его душу,-- живъ онъ еще, или умеръ?
   ЛАНЦ. Не знаешь ты меня, отецъ?
   ГОББ. Ахъ, добрый господинъ, глаза-то очень ужь у меня плохи, не знаю я васъ.
   ЛАНЦ. Оно конечно, ты и съ хорошими глазами могъ бы не знать меня. Мудрецъ тотъ отецъ, который знаетъ свое дѣтище. Такъ изволь ужь, сообщу тебѣ, старикъ, новость о твоемъ сынѣ. (Становясь переда нимъ на колѣни) Благословляй меня; не можетъ правда не обнаружиться, не можетъ убійство долго скрываться; сынъ человѣческій -- можетъ, но подъ конецъ правда все-таки выдерется наружу.
   ГОББ. Прошу васъ, добрый господинъ, встаньте. Увѣренъ я, что вы не Ланцелотъ, не мое дѣтище.
   ЛАНЦ. Прошу, не будемъ болѣе дурачиться, благославляй меня. Я Ланцелотъ, твой бывшій мальчуганъ, твой теперешній сынъ, и будущее твое дѣтище.
   ГОББ. Не могу и подумать, что мой вы сынъ.
   ЛАНЦ. Не знаю, что я объ этомъ подумаю; но я Ланцелотъ, слуга Жида, и увѣренъ что Маргарита, твоя жена, мать моя.
   ГОББ. Зовутъ ее въ самомъ дѣлѣ Маргаритой, и если ты Ланцелотъ, поклянусь, что моя ты илоть и кровь. Всякое тебѣ, Господи, восхваленіе! какая борода-то у тебя выросла! больше у тебя волосъ на подбородкѣ, чѣмъ у Доббина, дышловой моей лошади, на хвостѣ.
   ЛАНЦ. (Вставая). Видно хвостъ-то Доббина ростетъ у него внутрь; помню, что на хвостѣ его, когда я его въ послѣдній разъ видѣлъ, волосъ было болѣе, чѣмъ на лицѣ моемъ.
   ГОББ. Боже мой, какъ перемѣнился ты! Ну, какъ вы съ хозяиномъ-то ладите? Принесъ я ему подарокъ. Какъ теперь ты съ нимъ ладишь?
   ЛАНЦ. Отлично, отлично; но я, съ своей стороны, такъ какъ рѣшился ужь бѣжать отъ него, не остановлюсь, пока не пробѣгу какое нибудь разстояніе. Хозяинъ мой сущій жидъ; ему подарокъ! веревку ему. Умираю я съ голоду на его службѣ; можешь по ребрамъ перечесть всѣ мои пальцы.-- Ужасно радъ я, отецъ, что пришелъ ты; отдай твой подарокъ нѣкоему синьору Бассаніо; онъ даетъ новыя ливреи, право, чудеснѣйшія. Не придется мнѣ служить ему -- убѣгу такъ далеко, какъ только у Господа Бога земли хватитъ.-- О рѣдкостное счастіе! вотъ и онъ самый; къ нему, отецъ; потому что буду жидомъ, если буду еще служить Жиду.

Входятъ Бассаніо, Леонардо и другіе слуги.

   БАСС. Можешь и такъ; но проворнѣе, чтобъ ужинъ былъ готовъ никакъ не позже пяти часовъ. Письма отправить; ливреи отдай въ работу и попроси Граціано, чтобъ онъ пришелъ ко мнѣ сейчасъ же. (Слуга уходитъ.)
   ЛАНЦ. Къ нему, отецъ.
   ГОББ. Господь да благословитъ вашу милость!
   БАСС. Спасибо. Тебѣ что-нибудь отъ меня нужно?
   ГОББ. Вотъ мой сынъ, синьоръ, бѣдный малый --
   ЛАНЦ. Совсѣмъ не бѣдный малый, синьоръ, а богатаго Жида служитель, который желалъ бы, какъ отецъ мой обозначитъ --
   ГОББ. Имѣетъ онъ, синьоръ, великое побужденіе, какъ тамъ говорится, служить --
   ЛАНЦ. Такъ; коротко и ясно, я служу Жиду, и имѣю желаніе, какъ отецъ мой обозначитъ --
   ГОББ. Его хозяинъ и онъ -- съ позволенія вашей милости,-- ладятъ какъ дальніе родственники --
   ЛАНЦ. Коротко, правда сущая, что Жидъ, обидѣвъ меня, заставляетъ меня -- какъ мой отецъ, бывши, надѣюсь, пожилымъ человѣкомъ, удовлетворитъ васъ --
   ГОББ. Вотъ, у меня тутъ блюдо голубей, которое желалъ бы предоставить вашей милости; а просьба моя --
   ЛАНЦ. Коротко, просьба касательно меня самого, какъ ваша милость узнаете отъ честнаго этого старика; и хотя говорю это я, и хотя онъ старый человѣкъ, но онъ бѣдный человѣкъ и отецъ мой.
   БАСС. Да говори кто-нибудь одинъ. Что надо вамъ?
   ЛАНЦ. Служить вамъ, синьоръ.
   ГОББ. Въ этомъ-то и все задержаніе дѣла, ваша милость.
   БАСС. Я тебя знаю, и желаніе твое исполнено. Шейлокъ, твой хозяинъ, нынче же говорилъ со мной, и пристроилъ тебя, если только, перемѣной службы у богатаго Жида на службу такому, какъ я, бѣдному дворянину, можно пристроить.
   ЛАНЦ. Отлично раздѣлена между моимъ хозяиномъ Шейлокомъ и вашей милостью старая пословица: у васъ благодать Божья, а у него достаточность.
   БАСС. Не дурно сказано. Ступай отецъ, съ твоимъ сыномъ.-- Простись съ старымъ своимъ хозяиномъ и приходи ко мнѣ. (Служителямъ) Дать ему ливрею, богаче другихъ расшитую. Смотрите-жь, исполнить.
   ЛАНЦ. Идемъ, отецъ. Что, не умѣю я найдти мѣста; нѣтъ у меня никогда языка въ моей головѣ?-- Чудесно; (Смотря на ладонь свою) есть-ли у кого-нибудь въ Италіи ладонь лучше моей, чтобъ поклясться на библіи, что непремѣнно мнѣ посчастливится.-- Вотъ она, линія-то жизни! женщинъ такъ себѣ бездѣлица: пятнадцать женъ -- почти что ничего это; одиннадцать вдовъ и девять дѣвушекъ -- это почти что только необходимое для человѣка; за тѣмъ, три раза ускользнуть отъ утопленія, и чуть чуть не лишиться жизни отъ края перины;-- все только увертки! Чудесно; если Фортуна женщина -- славная она на этотъ разъ бабенка. Идемъ, отецъ; и мигнуть не успѣешь, какъ прощусь съ Жидомъ. (Уходить съ старымъ Гоббо.)
   БАСС. Пожалуйста позаботься же, любезный Леонардо, обо всемъ. Купишь и распорядишься, какъ слѣдуетъ, возвращайся какъ можно скорѣе, потому что вечеромъ угощаю я самыхъ близкихъ моихъ знакомыхъ. Спѣши, ступай.
   ЛАНЦ. Употреблю все мое стараніе.

Входитъ Граціано.

   ГРАЦ. Гдѣ господинъ твой?
   ЛЕОН. Да вонъ, прохаживается. (Уходитъ.)
   ГРАЦ. Синьоръ Бассаніо.
   БАСС. Граціано.
   ГРАЦ. У меня есть до тебя просьба.
   БАСС. Исполнена.
   ГРАЦ. Не можешь ты отказать мнѣ въ этомъ. Я долженъ сопутствовать тебѣ въ Бельмонтъ.
   БАСС. Долженъ въ такомъ случаѣ. Послушай однакожь, Граціано; ты слишкомъ безогляденъ, слишкомъ грубъ и смѣлъ на языкъ; свойства эти идутъ даже къ тебѣ, и на наши глаза нисколько не составляютъ недостатковъ; но тамъ, гдѣ тебя не знаютъ, тамъ они могутъ показаться слишкомъ ужь непозволительными.-- Прошу тебя, постарайся, нѣсколькими холодными каплями скромности, поразбавить кипучій твой духъ; иначе, благодаря твоимъ бѣшенымъ выходкамъ, тамъ, куда мы ѣдемъ, могутъ получить дурное и обо мнѣ мнѣніе, и разлетятся всѣ мои надежды.
   ГРАЦ. Слушай, Бассаніо: если я не накину на себя степенности, не буду говорить почтительно и клясть только изрѣдка, не буду носить молитвенника въ карманѣ и смотрѣть богобоязненно; мало этого -- если за послѣобѣденной молитвой не буду закрывать глаза, вотъ такъ, моей шляпой, вздыхать и произносить аминь; если не соблюду всѣхъ правилъ вѣжливости, какъ человѣкъ, превосходно изучившій искусство казаться важнымъ, чтобъ угодить своей бабушкѣ -- не вѣрь мнѣ ужь никогда.
   БАСС. Увидимъ.
   ГРАЦ. Но нынѣшній вечеръ я исключаю; по нынѣшнему вечеру ты не суди.
   БАСС. Зачѣмъ же; крайне было бы жалко, если бы пришлось. Прошу, напротивъ, полнѣйшаго разгула твоей веселости, потому что друзья наши хотятъ повеселиться. Прощай, однакожь; есть еще у меня дѣло.
   ГРАЦ. А мнѣ надо сходить къ Лоренцо и къ остальнымъ; къ ужину будемъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Комната въ домъ Шейлока.

Входятъ Іессика и Ланцелотъ.

   ІЕСС. Грустно мнѣ, что оставляешь ты отца моего; нашъ домъ -- адъ, а ты былъ веселый бѣсъ, хоть сколько нибудь разгонявшій царящую въ немъ скуку. Но прощай; вотъ тебѣ дукатъ. Да вотъ что, Ланцелотъ, ты скоро за ужиномъ увидишь Лоренцо, и онъ вѣдь будетъ въ гостяхъ у твоего новаго господина, отдай ему это письмо; только такъ, чтобъ никто не видалъ этого. Ну, прощай. Не хочу, чтобъ отецъ засталъ меня въ разговорѣ съ тобой.
   ЛАНЦ. Адьё!-- слезы предъявляютъ языкъ мой.-- О, наипрекраснѣйшая язычница, наипрелестнѣйвіая Жидовка! если христіанинъ не смошенничаетъ и не женится на тебѣ -- жестоко я ошибаюсь; но адьё! глупыя эти капли нѣсколько затопляютъ во мнѣ духъ мужа; адьё! (Уходитъ.)
   ІЕСС. Прошай, добрый Ланцелотъ.-- Ахъ, какой же это страшный грѣхъ, что стыжусь быть дочерью отца моего! Но хотя я и дочь его крови, не дочь я его духа. О, Лоренцо, сдержишь ты свое обѣщаніе -- кончится борьба эта, сдѣлаюсь христіанкой и любящей женой твоей. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Улица.

Входятъ Граціано, Лоренцо, Саларино и Саланіо.

   ЛОРЕН. Нѣтъ, мы ускользнемъ во время ужина, переодѣнемся у меня, и черезъ часъ всѣ вернемся.
   ГРАЦІ. Да ничего у насъ не приготовлено.
   САЛАР. Не позаботились даже о Факельщикахъ.
   САЛАН. Не устроено все блестящимъ образомъ -- будетъ скверно; лучше ужь, по моему, и не затѣвать.
   ЛОРЕН. Теперь четыре только часа; у насъ два еще часа для приготовленій.

Входитъ Ланцелотъ съ письмомъ.

   А, Ланцелотъ, что скажешь?
   ЛАНЦЕ. (Подавая ему письмо). А вотъ, будетъ вамъ угодно вскрыть это -- оно и обозначитъ.
   ЛОРЕН. Знаю я эту руку; прекрасная это рука, и бѣлѣйшая и бумаги, на которой прекрасная эта рука писала.
   ГРАЦІ. Любовная, вѣрно, вѣсточка.
   ЛАНЦЕ. Съ вашего, синьоръ, позволенія.
   ЛОРЕН. Куда же ты?
   ЛАНЦЕ. Да пригласить моего стараго хозяина, Жида, на нынѣшній ужинъ съ моимъ новымъ хозяиномъ, христіаниномъ.
   ЛОРЕН. Постой, возьми вотъ это.-- Скажи прелестной Іессикѣ, что сдержу слово; скажи ей это тайно, ступай. (Ланцелотъ уходитъ.) Ну. синьоры, угодно вамъ приготовиться къ вечернему маскараду? Себѣ факельщика я ужь добылъ.
   САЛАР. Займусь этимъ сейчасъ же.
   САЛАН. И я.
   ЛОРЕН. Черезъ часъ, приходите къ Граціано, я буду у него.
   САЛАР. Хорошо. (Уходитъ съ Саланіо.)
   ГРАЦІ. Письмо отъ Іессики?
   ЛОРЕН. Я по неволѣ долженъ все открыть тебѣ. Она пишетъ какъ мнѣ похитить ее изъ дома отца, сколько у ней золота и драгоцѣнныхъ каменей, и какое у ней платье пажа приготовлено. Если Жидъ, отецъ ея, будетъ когда-нибудь на небѣ -- будетъ но милости прекрасной своей дочери; и несчастье никогда не посмѣетъ перейдти ей дорогу, развѣ только подъ тѣмъ предлогомъ, что дочь она Жида невѣрнаго. Пойдемъ; прочти это дорогой. Моимъ факельщикомъ будетъ прекрасная Іессика. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 5.

Тамъ же. Передъ домомъ Шейлока.

Входятъ Шейлокъ и Ланцелотъ.

   ШЕЙЛ. Увидишь, собственными своими глазами увидишь, какая разница между старымъ Шейлокомъ и Бассаніо.-- Эй, Іессика!-- Не придется объѣдаться, какъ у меня!-- Іессика!-- спать, храпѣтъ и драть одежду.-- Іессика, чтожь ты?
   ЛАНЦ. Эй, Іессика!
   ШЕЙЛ. Кто велитъ тебѣ кликать? я не приказывалъ.
   ЛАНЦ. Да вѣдь ваша же милость обыкновенно толковала, что ничего безъ приказа не могу я сдѣлать.

Входитъ Іессика.

   ІЕСС. Ты звалъ меня? что тебѣ угодно?
   ШЕЙЛ. Я приглашенъ на ужинъ, Іессика. Вотъ ключи мои -- Зачѣмъ же, впрочемъ, идти мнѣ? Не изъ любви вѣдь позвали меня; обольщаютъ они меня. Пойду изъ ненависти; поѣмъ на счетъ христіанина.-- Іессика, дитя мое, смотри за домомъ хорошенько.-- А идти мнѣ сильно не хочется. Зарождается что нибудь недоброе противъ моего спокойствія; не даромъ снились мнѣ нынѣшней ночью мѣшки съ золотомъ.
   ЛАНЦ. Прошу васъ, почтеннѣйшій, идите; молодой мой господинъ въ ожиданіи, что не обманется въ своемъ ожиданіи.
   ШЕЙЛ. Какъ и я въ моемъ.
   ЛАНЦ. Они сдѣлали тамъ заговоръ.-- Не говорю, что вы узрите тамъ маскарадъ; но если узрите, такъ не даромъ текла у меня кровь изъ носа {Кровотеченіе изъ носа считалось дурнымъ предзнаменованіемъ.} въ послѣдній понедѣльникъ святой недѣли, въ шесть часовъ утра, чему въ среду первой недѣли великаго поста нынѣшняго года, въ шесть часовъ послѣ обѣда было ровно четыре года.
   ШЕЙЛ. Какъ! маскарадъ тамъ? Слушай, Іессика, запри двери, и когда услышишь барабаны и гнусное пиканье кривошеихъ дудокъ, не лѣзь къ окнамъ, и не высовывай головы на улицу глазѣть на христіанскихъ дурней съ лакированными рожами; а заткни уши моего дома -- разумѣю окна,-- чтобы звуки пустѣйшаго сумасбродства не проникали въ степенный домъ мой.-- Клянусь жезломъ Іакова, совсѣмъ не расположенъ я пировать эту ночь, но пойду.-- Ступай, шалопай, впередъ, и скажи, что приду.
   ЛАНЦ. Пойду, почтеннѣйшій, впередъ.-- А вы, сударыня, въ окно все-таки посматривайте: пойдетъ мимо христіанинъ взгляда жидовочки стоющій. (Уходите.)
   ШЕЙЛ. Что сказало тебѣ дурацкое это отродье Агари? а?
   ІЕСС. Сказало: прощайте, сударыня; больше ничего.
   ШЕЙЛ. Шутъ этотъ довольно еще порядочный малый; обжора только, и въ дѣлѣ пріобрѣтенія -- улитка, спитъ и днемъ больше, чѣмъ дикая кошка; трутнямъ не жить въ моемъ ульѣ; потому я и разстался съ нимъ, уступилъ другому, чтобъ помогъ ему опустошить заемный кошелекъ его.-- Ступай же теперь, Іессика, домой. Можетъ быть, я сейчасъ же возвращусь. Сдѣлай такъ, какъ я сказалъ; запри за собой двери; покрѣпче увязалъ, цѣлымъ отыскалъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Fast bind, fast, find... По Колльеру safe bind, safe find...} -- пословица, которая, для ума бережливаго, никогда не устарѣетъ. (Уходитъ.)
   ІЕСС. Прощай; не будетъ счастіе враждебно мнѣ -- потеряю я отца, ты -- дочь. (Уходитъ.)
   

СЦЕНА 6.

Тамъ же.

Входятъ Граціано и Саларино въ маскахъ.

   ГРАЦІ. Вотъ навѣсъ, подъ которымъ Лоренцо велѣлъ дожидаться его.
   САЛАР. Назначенный часъ почти что прошелъ ужь.
   ГРАЦІ. Удивительно какъ это у него часы отстаютъ, тогда какъ у любовниковъ они бѣгутъ обыкновенно впередъ.
   САЛАР. О, въ десять разъ быстрѣе летятъ голуби Венеры на заключеніе новыхъ узъ любви, чѣмъ для сохраненія обязательной вѣрности.
   ГРАЦІ. Такъ во всемъ: кто встаетъ изъ-за стола съ тѣмъ же жаднымъ аппетитомъ, съ которымъ сѣлъ? гдѣ конь, который, пробѣжавъ порядочное пространство, пробѣжалъ бы его и обратно съ такимъ же неослабѣвающимъ пыломъ, какъ въ первый разъ? Больше мы за всѣмъ, что есть, гоняемся, чѣмъ, добившись, наслаждаемся. Какъ подобно юношѣ, или моту, выходитъ подъ всѣми парусами корабль изъ роднаго залива, обнимаемый и лобызаемый безпутнымъ вѣтромъ! Какъ подобно блудному сыну, возвращается онъ съ ребрами непогодами избитыми, съ парусами въ клочьяхъ, жалкій, оборванный и обобранный безпутнымъ вѣтромъ!

Входитъ Лоренцо.

   САЛАР. Вотъ, Лоренцо;-- объ этомъ послѣ.
   ЛОРЕН. Прошу простить, друзья, что замѣшкался! Не я, а дѣла мои заставили васъ ждать. Вздумаете сами красть женщинъ -- продежурю для васъ столько же.-- Сюда, здѣсь живетъ отецъ мой, Жидъ.-- Эй, кто тамъ есть?
   ІЕССИ. (Показываясь у окна въ мужскомъ платьѣ). Кто вы? Скажите для большей увѣренности, хоть и могу поклясться, что знаю вашъ голосъ.
   ЛОРЕН. Лоренцо и твоя любовь.
   ІЕССИ. Лоренцо -- это такъ, и моя любовь -- дѣйствительно; потому что кого же люблю я столько? но кто же, кромѣ васъ, Лоренцо, знаетъ, я-то -- ваша-ли?
   ЛОРЕН. Небо и твое сердце свидѣтели, что моя -- ты.
   ІЕССИ. Лови же этотъ ящичекъ; стоитъ онъ того. Какъ я рада что ночь ужь, и ты не видишь меня; стыдно мнѣ, что такъ я переодѣлась; впрочемъ, любовники вѣдь слѣпы и не могутъ видѣть своихъ невинныхъ шалостей; а еслибъ могли, и самъ Купидонъ покраснѣлъ бы, увидавъ меня мальчикомъ.
   ЛОРЕН. Выходи, ты будешь моимъ факельщикомъ.
   ІЕССИ. Какъ, самой и освѣщать стыдъ мой? да вѣдь онъ и самъ собой слишкомъ ужь явень. Это должность обнаруживающая, а я и любовь моя должны скрываться.
   ЛОРЕН. Скрыта ты и такъ, моя любовь, прекраснымъ нарядомъ мальчика. Да выходи-жь, ночь дѣлается ужь бѣглянкой, и насъ ждутъ у Бассаніо.
   ІЕССИ. Запру только двери, позлащу себя нѣсколько дукатами и тотчасъ же буду съ вами. (Отходитъ отъ окна.)
   ГРАЦІ. Клянусь колпакомъ моимъ, она прелесть, а не жидовка!
   ЛОРЕН. Клянусь, люблю ее страстно; она умна, сколько могу судить, и прекрасна, если глазъ мой вѣренъ, а что она вѣрна мнѣ, это сейчасъ она доказала; а потому, какъ она, умно, прекрасно и вѣрно и ея водвореніе въ постоянномъ моемъ сердцѣ.

Входитъ Іессика.

   Ты ужь здѣсь?-- Идемте же, господа; идемъ! замаскированные наши товарищи заждались ужь насъ. (Уходитъ съ Іессикой и Саларино.)

Входитъ Антоню.

   AHTOH. Кто здѣсь?
   ГРАЦІ. Антоніо?
   АНТОН. Какъ не стыдно, Граціано! гдѣ-жь всѣ остальные? Девять ужь часовъ; всѣ друзья ждутъ васъ. Маскарада не будетъ; вѣтеръ повернулъ, и Бассіано сейчасъ же отправляется на корабль. Двадцать человѣкъ разослалъ я тебя отыскивать.
   ГРАЦІ. Очень радъ. Никакая потѣха не можетъ быть для меня желаннѣй выхода въ море нынѣшней же ночью. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 7.

Бельмонтъ. Комната въ домъ Порціи.

Трубы. Входятъ Порція, Принцъ Мароккскій и ихъ свиты.

   ПОРЦІ. Отдерните завѣсу, откройте ящики благородному принцу.-- Выбирайте теперь.
   МАРОК. Первый -- золотой, и съ надписью: "Кто выберетъ меня, получитъ то, чего многіе желаютъ". Второй -- серебряный, и съ обѣщаніемъ:, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ"; третій -- жалкой, свинцовый, и съ такъ же не красивымъ предостереженіемъ:, кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все, что имѣетъ". Какъ же узнаю, что выбралъ я настоящій?
   ПОРЦІ. Въ одномъ изъ нихъ мой портретъ, принцъ. Выберете этотъ, съ нимъ и я ваша.
   МАРОК. Руководи-жь какое нибудь божество меня! Посмотримъ; прочту надписи снова. Что говоритъ свинцовый ящикъ? "Кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все, что имѣетъ". Долженъ отдать -- изъ-за чего? изъ-за свинца? отважить изъ-за свинца? Грозитъ этотъ ящикъ. Люди отваживающіе все, дѣлаютъ это въ надеждѣ на прекрасную прибыль. Золотые помыслы не бросаются на блескъ окалинъ, а потому и не дамъ, и не отважу я ничего изъ-за свинца.-- Что говоритъ, съ своимъ дѣвственнымъ цвѣтомъ, серебряный? "Кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Чего достоинъ?-- Остановися тутъ, принцъ Мороккскій, и взвѣсь безпристрастною рукой свое достоинство. Оцѣнятъ тебя, по твоему собственному о себѣ мнѣнію -- стоишь ты многаго; но и этого многаго, можетъ быть, недостаточно еще для пріобрѣтенія прекрасной; но вѣдь и сомнѣніе въ своемъ достоинствѣ -- малодушное самоуничиженіе. Чего я достоинъ?-- Да Порціи прекрасной. Достоинъ я ея и по рожденію, и по богатству, и по свойствамъ, и по воспитанію, а болѣе всего этого -- по любви. Что если я остановлюсь на этомъ? Посмотримъ еще надпись золотаго, кто выберетъ меня, выберетъ то, чего многіе желаютъ". Да это ее; весь міръ желаетъ ее; съ четырехъ концевъ вселенной стекаются на поклоненіе этой ракѣ, этой смертно-дышащей святой. И степи Гирканіи, и обширныя пустыни Аравіи сдѣлались проѣзжими для принцевъ, ѣдующихъ увидѣть прекрасную Порцію. И царство водъ, гордая глава котораго плюетъ въ лице неба, не преграда ужь иноземцамъ; какъ черезъ ручей переправляются они черезъ него, чтобъ узрѣть прекрасную Порцію.-- Въ одномъ изъ этихъ трехъ ящиковъ ея небесный образъ. Возможно ли, чтобы былъ онъ въ свинцѣ? Стоило-бъ проклятья такое низкое предположенье; слишкомъ онъ грубъ даже и для того, чтобъ обнимать ея саванъ въ мрачной могилѣ. Заключенъ онъ въ серебрѣ, оцѣненный въ десять разъ дешевле чистаго золота? Мысль преступная! Никогда такой брилліантъ не вставлялся во что-нибудь нисшее золота. У Англичанъ есть монета съ изображеніемъ ангела, на золотѣ вычеканеннаго; но онъ на немъ снаружи; а тутъ ангелъ на золотомъ ложѣ, весь внутри.-- Давайте ключь; избираю -- что бы тамъ ни было,-- этотъ!
   ПОРЦІ. Вотъ, возьмите, принцъ, и если портретъ мой въ этомъ -- я ваша.
   МАРОК. (Открывая золотой ящикъ). О, адъ! что это? голый черепъ, въ пустую глазницу котораго воткнутъ исписанный свитокъ. Прочту. (Читаетъ), не все, что блеститъ золото, слыхалъ ты нерѣдко; многіе продали свою жизнь для того только, чтобъ полюбоваться моей наружностью; золотые гробы скрываютъ червей. Еслибъ ты былъ такъ же мудръ, какъ смѣлъ, юнъ тѣломъ, старъ разсудкомъ -- былъ бы отвѣтъ тебѣ не въ этомъ свиткѣ; замерзло твое исканіе".-- Замерзло дѣйствительно; и весь трудъ мой потерянъ. Прощай же пылъ страсти; привѣтствую тебя, морозъ.-- Прощай, Порція; слишкомъ тяжело на сердцѣ, чтобъ длить прощанье. Такъ удаляются проигравшіе. (Уходитъ.)
   ПОРЦІ. Превосходно отдѣлались.-- Задерни завѣсу;-- ахъ, еслибъ и всѣ его цвѣта точно такъ же выбрали меня. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 8.

Венеція. Улица.

Входятъ Саларино и Саланіо.

   САЛАР. Да нѣтъ же; и видѣлъ какъ Бассаніо отравлялся; съ нимъ уѣхалъ Граціано, а Лоренцо -- это вѣрно,-- на кораблѣ его не было.
   САЛАН. Гнусный Жидъ встревожилъ крикомъ своимъ герцога, и онъ пошелъ съ нимъ обыскивать корабль Бассаніо.
   САЛАР. Но пришелъ поздно; корабль былъ ужь въ морѣ. Тутъ герцогу сообщили, что видѣли Лоренцо вмѣстѣ съ его возлюбленной Іессикой въ одной изъ гондолъ; кромѣ того, и Антоніо поручился герцогу, что на кораблѣ Бассаніо ихъ нѣтъ.
   САЛАН. Никогда не слыхивалъ я такого безсвязнаго, безсмысленнаго, безумнаго неистовства, съ какимъ собака Жидъ оралъ на улицѣ: "Дочь моя!-- О дукаты мои!-- О дочь моя! Бѣжала съ христіаниномъ?-- О мои христіанскіе дукаты!-- Правосудія! закона! дукаты мои, и дочь моя!-- Запечатанный мѣшокъ, два запечатанные мѣшка дукатовъ, двойныхъ дукатовъ, украдены у меня моей дочерью!-- И брилліанты; два камня, два богатые, драгоцѣнные камня, украдены моей дочерью!-- Правосудія! отыщите дѣвченку! у ней и камни и дукаты!"
   САЛАР. И всѣ мальчишки Венеціи бѣгали за нимъ и кричали: его камни, его дочь, его дукаты.
   САЛАН. Не пропускай теперь Антоніо срока; поплатится иначе непремѣнно.
   САЛАР. Вотъ кстати ты напомнилъ. Вчера бесѣдовалъ жъ однимъ Французомъ, и онъ говорилъ мнѣ, что въ узкомъ проливѣ, раздѣляющемъ Францію отъ Англіи, погибъ какой-то изъ нашихъ кораблей съ богатымъ грузомъ; и я тутъ же подумалъ объ Антоніо, и внутренно пожелалъ, чтобъ это былъ не его.
   САЛАН. Лучше бы тебѣ передать это Антоніо; но только не разомъ, потому что можетъ это и огорчить его.
   САЛАР. Нѣтъ на землѣ человѣка добрѣй его, Я видѣлъ, какъ онъ прощался съ Бассаніо. Бассаніо говоритъ ему, что поспѣшитъ возвратиться; а онъ ему на это: "не спѣши, не порти изъ-за меня своего дѣла, Бассаніо; дождись пока оно совсѣмъ вызрѣетъ; чтожь касается до моего условія съ Жидомъ, не дозволяй ему втѣсняться въ помыслы твоей любви; будь веселъ и думай только о томъ, какъ бы понравиться, и о всемъ, что тамъ для этого будетъ нужно". И тутъ, такъ какъ глаза его переполнились слезами, онъ отвернулся, протянулъ руку назадъ и съ нѣжностью, удивительно трогательной, крѣпко пожалъ руку Бассаніо, и такъ они разстались.
   САЛАН. Мнѣ кажется что и весь міръ онъ только изъ-за него и любитъ. Пойдемъ отыщемъ его, и постараемся чѣмъ нибудь разсѣять мрачное его расположеніе.
   САЛАН. Идемъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 9.

Бельмонтъ. Комната въ домъ Порціи.

Входитъ Нерисса съ Служителемъ.

   НЕРИС. Скорѣй, скорѣй, прошу тебя; отдергивай проворнѣй завѣсу. Принцъ Аррагонскій произнесъ уже клятву, и сейчасъ же явится сюда и приступитъ къ выбору.

Трубы. Входятъ Принцъ Аррагонскій, Порція и ихъ свиты.

   ПОРЦІ. Вотъ ящики, благородный принцъ. Выберете тотъ, въ которомъ я -- мы тотчасъ же приступимъ и къ совершенію брачнаго обряда; ошибетесь -- вы, принцъ, должны немедленно, безъ всякихъ разговоровъ, отсюда удалиться.
   АРРАГ. Три условія обязался я клятвенно исполнить: во-первыхъ, никогда никому не открывать, какой ящикъ я выбралъ; за тѣмъ, если ошибусь, во всю мою жизнь не искать уже ничьей руки, и наконецъ, не удастся мой выборъ -- немедленно васъ оставить и отсюда уѣхать.
   ПОРЦІ. Исполнить все это обязывается клятвенно каждый пріѣзжающій, изъ-за моей недостойной личности, пускаться на, удачу.
   АРРАГ. На все это обязался ужь я. Помоги жь теперь, счастіе, надеждѣ сердца моего!-- Золото, серебро и подлый свинецъ., кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все что имѣетъ". Сдѣлайся покрасивѣе прежде чѣмъ что-либо отдамъ, или отважу.-- Что говоритъ золотой ящикъ? А! посмотримъ!, кто выберетъ меня, получитъ то, чего многіе желаютъ". Чего многіе желаютъ? Тутъ подъ многими подразумѣвается, можетъ быть, глупая толпа, выбирающая но виду, знающая только то, чему учитъ безразсудный глазъ, внутреннимъ же не дорожащая {Въ прежнихъ изданіяхъ: Which pries no` to th`interior... По Колльеру: Which prizes not th'interior...}, а какъ стрижь, устроивающаяся на мѣстѣ, непогодамъ открытомъ, на наружной стѣнѣ, на самой дорогѣ гибельныхъ случайностей, вполнѣ имъ доступная. Не выберу я чего многіе желаютъ, потому что не хочу разсуждать, какъ умы недальніе; не смѣшаюсь съ толпой невѣжественной.-- Такъ къ тебѣ, серебряная сокровищница. Посмотримъ еще что ты говоришь.,, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Отлично сказано; потому что кто же, въ самомъ дѣлѣ, вздумаетъ надувать счастіе и добиваться почета безъ штемпеля достоинства? Не надѣйся никто возвеличиться незаслуженной почестью! О, еслибъ богатства, чины, мѣста, не распредѣлялись неправильно; еслибъ свѣтлая почесть добывалась всегда достоинствомъ ею облеченнаго, сколько бы стоящихъ съ непокрытой головой накрылись! сколькимъ повелѣвающимъ пришлось бы повиноваться! сколько низости набралось бы тогда изъ сѣмени истинной чести, и сколько чести отыскалось бы въ соломѣ и мусорѣ временъ, чтобъ явиться въ блескѣ! Но къ выбору., кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Хочу взять чего достоинъ. Давайте ключъ отъ итого, отоприте сейчасъ же мое счастіе.
   ПОРЦІ. Слишкомъ долгое молчаніе для того, что нашли тамъ.
   АРРАГ. Что же это?-- Изображеніе какого-то подмигивающаго дурня, подающаго мнѣ бумагу! Прочту ее. Какъ не похоже ты на Порцію! какъ не похоже на мои надежды и достоинства!, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Неужли же, ничего ужь я, кромѣ дурацкой этой головы, не стою? Достоинъ я только этого? Не заслуживаю ничего лучшаго?
   ПОРЦІ. Оскорблять и обсуждать два дѣла различныя, и свойствъ совершенно противоположныхъ.
   АРРАГ. Тутъ что?-- "Семь разъ огнемъ это испытано, семь разъ испытанъ и разумъ, никогда въ выборѣ не ошибавшійся. Многіе лобызаютъ лишь тѣнь -- тѣнью счастья и награждаются; есть, знаю, дураки, всѣ въ серебрѣ; таковъ и я; добудь какую хочешь жену -- твоей головой я буду всегда. Съ тѣмъ и отправляйся; все кончено съ тобой".-- Еще здѣсь оставаться -- еще глупѣй казаться. Пріѣхалъ свататься съ одной дурацкой головой -- уѣзжаю съ двумя. Прощайте: клятву терпѣливо переносить мое несчастіе, сдержу я. (Уходитъ съ своей свитой.)
   ПОРЦІ. Такъ обжигается моль на свѣчѣ. О разсудительные эти дурни! такъ они умны, что, при выборѣ, непремѣнно умудрятся промахнуться.
   НЕРИС. Не лжетъ старинная поговорка: и вѣшаетъ и женитъ судьба.
   ПОРЦІ. Задерни завѣсу, Нерисса.

Входитъ Слуга.

   СЛУГА. Гдѣ госпожа?
   ПОРЦІ. Здѣсь, что тебѣ надо?
   СЛУГА. У воротъ слезъ съ лошади молодой Венеціанецъ, прискакавшій впередъ, чтобъ возвѣстить о приближеніи своего господина, отъ котораго привезъ чувствительнѣйшія заявленія его уваженія: и отборными словами и дорогими подарками. Я никогда не видывалъ еще такого любезнаго посла любви; никогда апрѣльскій день не сіялъ еще такъ весело, чтобъ возвѣстить, какое чудное лѣто близится, какъ этотъ передовой своего господина.
   ПОРЦІ. Будетъ, будетъ; боюсь, ты сейчасъ же скажешь, что онъ какъ нибудь съ родни тебѣ; потому что такой праздничный умъ расточаешь на похвалы ему. Идемъ, идемъ, Нерисса; сгараю нетерпѣніемъ увидѣть этого, такъ любезнаго гонца Купидона.
   НЕРИС. О богъ любви, когда бы это былъ Бассаніо! (Уходятъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Венеція. Улица.

Входятъ Саланіо и Саларино.

   САЛАН. Ну, что на Ріальто новаго?
   САЛАР. Да все толкуютъ, что корабль Антоніо съ богатымъ грузомъ погибъ въ проливѣ, въ мѣстѣ называемомъ, кажется, Гудвайнскими мелями, весьма опасномъ и гибельномъ, гдѣ, какъ говорятъ, зарыто много ужь остововъ большихъ кораблей, если только кума молва честная, правдивая женщина.
   САЛАН. Желалъ бы, чтобы тутъ она оказалась кумой такъ же лживой, какъ любая, когда-либо, пожевывая пряники, увѣрявшая своихъ сосѣдей, что оплакиваетъ смерть третьяго мужа. Правда однакожь -- говоря безъ дальнихъ околичностей и не сворачивая съ большой дороги разговора, -- что добрый Антоніо, честный Антоніо -- не знаю что еще достаточно достойное прибавить мнѣ къ его имени!
   САЛАР. Да что жь онъ, наконецъ?
   САЛАН. Что? что, наконецъ?-- Да то, что потерялъ онъ корабль.
   САЛАР. Дай Богъ, чтобъ это была послѣдняя его потеря.
   САЛАН. Спѣшу сказать: аминь, чтобы дьяволъ не перешелъ дороги моей молитвѣ; вѣдь вотъ и онъ въ образѣ Жида.

Входитъ Шейлокъ.

   Ну что, Шейлокъ? что новаго между купцами?
   ШЕЙЛ. Вы знаете, и лучше всякаго другаго, лучше всѣхъ, что дочь моя бѣжала.
   САЛАР. Это вѣрно; что до меня, знаю и портнаго, шившаго ей крылья, на которыхъ улетѣла.
   САЛАН. А Шейлокъ, что до него, знаетъ, что птица оперилась ужь, и что ужь въ природѣ всѣхъ птицъ покидать въ это время матку.
   ШЕЙЛ. И проклята она за то.
   САЛАР. И это вѣрно, еслибъ судьей ея могъ быть дьяволъ.
   ШЕЙЛ. Плоть и кровь моя взбунтовалась!
   САЛАН. Полно, старый хрычъ! бунтуетъ она развѣ въ эти лѣта?
   ШЕЙЛ. Дочь мою называю я моей плотью и кровью.
   САЛАР. Да между твоей и ея плотью разницы больше, чѣмъ между гагатомъ и слоновой костью; а между вашей кровью -- больше, чѣмъ между краснымъ виномъ и рейнскимъ. Скажи лучше, что ты слышалъ: потерялъ Антоніо что нибудь на морѣ, или вздоръ это?
   ШЕЙЛ. Вотъ и еще другое скверное дѣло! Банкрутъ, мотъ, почти что не смѣющій показать носъ на Ріальто;-- нищій, приходившій всегда на рынокъ такимъ разряженнымъ.-- Берегись онъ своего обязательства! онъ всегда называлъ меня ростовщикомъ; -- берегись онъ своего обязательства! онъ всегда давалъ въ займы изъ христіанскаго только благодушія; -- берегись онъ своего обязательства!
   САЛАР. Почему же; увѣренъ -- если онъ и просрочитъ, не потребуешь ты его мяса. На что оно тебѣ?
   ШЕЙЛ. На прикормку рыбы. Не насытитъ оно никого больше -- насытитъ мое мщеніе. Онъ опозорилъ меня, повредилъ на полмиліона; смѣялся надъ моими потерями, издѣвался надъ моими пріобрѣтеніями, срамилъ мой народъ, портилъ торги мои, охлаждалъ моихъ друзей, поджигалъ враговъ; и изъ чего? Жидъ вишь я. Да нѣтъ развѣ у Жида глазъ? нѣтъ развѣ у Жида рукъ, органовъ, членовъ, чувствъ, привязанностей, страстей? питается онъ не той же пищей, ранится не тѣмъ же оружіемъ, страдаетъ не тѣми жь болѣзнями, излечивается не тѣми жь средствами, грѣется и студится не тѣмъ же лѣтомъ, не той же зимой, какъ и христіанинъ? Когда вы колете насъ -- не источаемъ мы развѣ кровь? когда щекочете -- развѣ не смѣемся? когда отравляете -- развѣ не умираемъ? а когда обижаете насъ -- не должны мы мстить? Если мы во всемъ остальномъ похожи на васъ -- хотимъ походить на васъ и въ этомъ. Обидитъ Жидъ христіанина, что дѣлаетъ христіанское смиреніе? мститъ. Обидитъ христіанинъ Жида, что жь ему, по примѣру христіанина, дѣлать? мстить. Гнусность, которой вы меня учите, будетъ мной исполнена, и мудрено, ч

ДЕШЕВАЯ БИБЛИОТЕКА КЛАССИКОВ

ШЕКСПИР

ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 1929 ЛЕНИНГРАД

   

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Богатый купец из города Венеции и старый еврей Шейлок -- вот два героя этой нестареющей пьесы Шекспира. Великий сердцевед и гениальный художник, писавший более трехсот лет тому назад и давший вечные черты общечеловеческих чувств, страстей и характеров, в этом произведении коснулся современной ему темы. Времена Шекспира были эпохой быстрого роста европейского денежного хозяйства. Торговый капитал перестраивал внешность мира. "Царственный купец", смелый инициатор, отважный мореплаватель становился хозяином жизни. Покинув, лавочку и маленькую ярмарку родного города, раздавив конкурентов, он впервые стремился овладеть широким рынком, он пускал деньги в оборот, вкладывал их в новые предприятия, сколачивал торговые компании (Фриче).
   Высаживаясь на далеких берегах с товарами, купец давал своему экипажу вооруженную охрану, полученную от короля или герцога, заинтересованного в успехе торговли: монархи и капиталисты шли рука об руку и взаимно поддерживали друг друга. Торговые сношения разных стран связывали взаимно заинтересованных купцов узами дружбы: выгода сближала людей разных национальностей, но соперничество отталкивало. Один из таких моментов отталкивания изображен Шекспиром в пьесе "Венецианский купец". Удачливый и блестящий венецианец Антонио и замкнутый представитель величавой угнетенной национальности -- Шейлок столкнулись в ту минуту, когда привилегированный Антонио попал в беду, а гонимый Шейлок становится хозяином положения. Шекспир объективно, с полным беспристрастием, нарисовал эту сцену. В объяснение отношений надо добавить только, что XV и XVI века в Европе, века гуманизма и реформации, времена полного расцвета сил и талантов людей господствовавшего класса, времена, когда все чаще и чаще встречались свободные, образованные женщины, были в то же время периодом дикой вражды к еврейству. Искусственно привязанное к городам и городским промыслам, урезанное в правах, еврейство внушало тревогу европейским купцам. Идя по единственно доступному для них пути ремесл и торговли, евреи быстро обогнали молодых финансистов Европы -- отсюда вражда к ним со стороны конкурентов, вражда, воспитанная уже к концу так называемых Средних веков, когда духовенство римской церкви под влиянием быстро падающих доходов выдумало в качестве средства для обогащения гонение на евреев. Конец XIV века сопровождался целым рядом организованных беззаконий, когда во многих городах власти объявляли аннулирование долговых обязательств перед евреями. Случай, описанный Шекспиром, напоминает происшествие в немецком Регенсбурге 1390 года, когда по интриге местных купцов, предварительно занявших порядочные суммы у местных евреев, внезапно было объявлено по городу аннулирование долгов евреям. Такие случаи деморализации населения наблюдались довольно часто. В отличие от литературы церковной и богословской, создававшей клеветническую интригу против еврейства, Шекспир едва ли не первый изобразил чертами независимой человечности живого еврея-старика, еврея отца, еврея гонимого, величавого в своей горести человека. Шейлок говорит об Антонио: "Он язвил мой народ, портил мои дела, ссорил меня с друзьями, наускивал на меня врагов! А за что? За то что я еврей? Да разве у еврея нет глаз, рук, членов?.. Нет чувств, страданий, привязанностей?.. Разве не то же оружие наносит раны еврею? Разве он не чувствует зимой холод, а летом жару, как любой христианин?"
   Оскорбив еврея, отняв у него все в силу своего же купеческого закона, венецианские граждане предаются веселью, быстро забыв о существовании оскорбленного. Такова картина, изображенная Шекспиром.
   Несколько слов о самом авторе. Мы живем во времена обострившегося спора о Шекспире. За три века, прошедшие со дня его смерти, в сущности ни один вопрос о личности гениального создателя величайших человеческих творений не решен, несмотря на пятнадцать тысяч книг разных названий, посвященных шекспировскому вопросу целой армией ученых мира. Обычное повествование о том что Шекспир -- актер, сын стратфордского мещанина, жил с 1564 по 1616 год, сменяется все чаще и чаще иными предположениями. Его гениальные пьесы приписывали то английскому философу Бэкону, то блестящему, образованному, но рано умершему аристократу Ратленду. Все это потому, что изучение жизни реального актера -- Шекспира дает образ грубого и неграмотного человека, не оставившего по себе ни книг, ни рукописей. Отсюда реальное лицо подлинного автора произведений, волнующих человечество в течение трех веков, остается попрежнему великой исторической загадкой.

А. Виноградов

   

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

   Дож Венеции.
   Принц Мароккский.
   Принц Аррагонский.
   Антонио -- венецианский купец.
   Бассанио -- его друг.
   Соланио, Саларино, Грациано друзья Антонио и Бассанио.
   Лоренцо -- влюбленный в Джессику.
   Шейлок -- еврей.
   Тувал -- еврей, друг его.
   Ланчелот Гоббо -- шут, служитель Шейлока.
   Старик Гоббо -- отец Ланчелота.
   Леонардо -- слуга Бассанио.
   Бальтазар -- слуга Порции.
   Стефано -- слуга Порции.
   Порций -- наследница богатого имения.
   Нерисса -- ее служанка.
   Джессика -- дочь Шейлока.
   Сенаторы, члены суда, тюремщик, слуги.

Действие происходит частью в Венеции, частью в большом замке Порции, на материке.

   

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Венеция. Улица.

Входят Антонио, Саларино и Соланио.

   Антонио. Признаться, я и сам не понимаю,
             Чего я так печален, грусть и вас
             Томит, как вы сказали мне; но, право,
             Я все еще стараюсь, узнать, как
             Я эту грусть поймал, нашел иль встретил,
             И из чего она сотворена,
             И чье она произведенье? Просто
             Я сделался каким-то дураком
             И сам себе почти неузнаваем.
   Саларино. Ваш дух теперь летает по морям;
             Вы мыслью там, где ваши галеоны,1
             Подобные вельможам именитым
             И гражданам богатым вод морских,
             Вздув паруса, вниз смотрят горделиво
             На мелкие торговые суда,
             Что головы с почтеньем преклоняют,
             Когда они несутся мимо их
             На полотняных крыльях.
   Соланио.                    О, поверьте,
             Когда бы я так много рисковал,
             Как вы, синьор,-- во след моим надеждам
             Летали бы и чувства все мои.
             Я вырывал бы травку поминутно,
             Чтоб узнавать, откуда ветер; я
             Рассматривал бы в картах беспрестанно
             Все гавани и пристани, и все,
             Что породить могло бы опасенье
             Несчастия с имуществом моим,
             Печаль в меня вселяло бы, конечно.
   Саларино. Но каждый раз, как мой горячий суп
             Я охлаждал прохладным дуновеньем,
             И сам бы стыл от ужаса, при мысли
             О той беде, что может натворить
             В открытом море слишком сильный вечер,
             Не мог бы я ни разу на часы
             Песочные взглянуть, чтоб не подумать
             Об отмелях песчаных и о том,
             Что мой корабль, быть может, погрузился
             В морской песок и ниже, чем бока,
             Склонив главу, чтобы свою могилу
             Поцеловать. Войдя в священный храм
             И бросив взгляд на каменные стены,
             Я мог ли бы не вспомнить в тот же миг
             О гибельных утесах, что малейшим
             Толчком в корабль мой нежный могут вдруг
             Все пряности его рассеять в волны
             И тканями шелковыми его
             Одеть валы бунтующего моря?
             Короче -- мог ли б я при этом всем
             Не представлять себе, что все богатство
             Вдруг сделалось ничтожеством? Могу ли
             Я мысль мою удерживать на думах
             Об этом всем, без мысли, что таким
             Несчастием я был бы опечален?
             Не спорьте; я уверен--оттого
             Антонио грустит, что вспоминает
             Про свой товар.
   Антонио.           Совсем не оттого --
             Поверьте мне. Я очень благодарен
             Своей судьбе: не вверен мой товар
             Единственному судну или месту,
             Не отдано имущество мое
             В зависимость от нынешнего года.
             Итак, меня печалят не дела
             Торговые.
   Саларино. Так, значит, вы влюбились?
   Антонио. Фи, фи!
   Саларино.                     Как, нет? И не влюбились? Ну,
             Так скажем так: вы оттого печальны,
             Что просто вам не весело, могли бы
             Вы точно так же хохотать и прыгать,
             И говорить: "я весел оттого,
             Что не грущу". О Янус, о двуликий2.
             Клянусь тобой: забавных чудаков
             В свои часы природа сотворяет.
             Один--гляди, все щурится и все
             Хохочет, точно попугай, заслышав
             Волынки звук; а у другого вид
             Так уксусен, что уверяй сам Нестор3,
             Что вещь смешна -- не обнаружит он
             Своих зубов улыбкою веселой.

Входят Басслнио, Лоренцо и Грациано.

   Соларино. Вот родственник достопочтенный ваш,
             Бассанио, с Лоренцо и Грациано.
             Прощайте, мы вас оставляем в лучшем
             Сообществе.
   Саларино. Остался б с вами я,
             Пока бы вы не стали веселее,--
             Но более достойные друзья
             Меня предупредили.
   Антонио.                    Вашей дружбе
             Я придаю большую цену. Мне
             Сдается так, что есть у вас другие,
             Свои дела, и что такой предлог
             Сыскали вы, чтобы уйти отсюда.
   Саларино. Привет мой вам, синьоры.
   Бассанио.                    Что ж, когда
             Мы с вами вновь, синьоры, похохочем?
             Мы видимся уж слишком редко. Разве
             Так быть должно?
   Саларино.                     Мы оба вам готовы
             Всегда служить в свободные часы.

Саларино и Соланио уходят.

   Лоренцо. Бассанио, теперь, когда нашли вы
             Антонио -- уходим мы вдвоем.
             Но не забыть прошу, где в час обеда
             Мы встретиться условились.
   Бассанио.                              Приду
             Наверное.
   Грациано, Антонио, вы чем-то
             Расстроены. Уж слишком много вы
             Заботитесь об этой жизни. Право,
             Тот жизнь свою теряет, кто ее
             Излишеством забот приобретает.
             Поверьте мне, есть перемена в вас
             Престранная.
   Антонио. Я этот мир считаю
             Лишь тем, чем есть на самом деле он:
             Подмостками, где роль играть все люди
             Обязаны, а мне досталась роль
             Печальная.
   Грациано. Так мне уж вы позвольте
             Взять роль шута. Пускай покроюсь я
             Морщинами при смехе и весельи;
             Пусть лучше я разгорячу вином
             Желудок мой, чем остужу все сердце
             Стенаньями смертельными. Тому,
             В чьих жилах кровь горячая струится,
             Зачем сидеть, как дедушка его,
             Как статуя из гипса? Спать в то время,
             Когда вполне он бодрствует? Брюзжать
             И злиться так, чтоб желчь разлилась в теле?
             Антонио, к тебе привязан я
             И говорит во мне любовь. Послушай,
             Что я скажу: на свете люди есть,
             Чьи лица так недвижны, как болото
             Стоячее, они всегда хранят
             Упорное молчание, желая
             Прослыть везде за мудрецов больших,
             Серьезнейших философов -- и будто
             Вам говорят: "я -- господин-пророк,
             И уж когда я губы раскрываю,
             Тогда молчать Обязан каждый пес".
             О, милый мой, из них я многих знаю,
             Которые слывут за мудрецов
             Лишь потому, что никогда ни слова
             Не говорят, а между тем -- вполне
             Уверен я -- решись они взять слово,
             Как тотчас же все слушатели их
             Терзались бы, необходимость видя
             Болванами ораторов назвать.
             Подробнее поговорю об этом
             С тобой потом, лишь перестань ловить
             На удочку печали мненья света,
             Служащие плотвою дуракам.
             Теперь идем, Лоренцо мой! Пока
             Прощайте. Там, как кончим мы обед,
             И речь свою я кончу.
   Лоренцо.                    До свиданья!
             Мы до обеда оставляем вас.
             Должно быть, я к тем мудрецам безмолвным
             Принадлежу -- затем, что никогда
             Поговорить не даст мне Грациано.
   Грациано. Да, поживи еще хоть года два
             Со мной вдвоем -- и собственный свой голос
             Забудешь ты.
   Антонио.           Прощайте. Болтуном
             Я сделаюсь в компаньи вашей.
   Грациано.                    Это
             Приятно мне, ведь только в двух вещах
             Безмолвие есть признак качеств важных --
             В копченых языках и девах непродажных.

Грациано и Лоренцо уходят.

   Антонио. Какой смысл во всех этих словах?
   Бассанио. Ни один человек во всей Венеции не умеет говорить такое бесчисленное множество ничего незначащих слов, какое говорит
   Грациано. Его рассуждения -- точно два зерна пшеницы, спрятанные в двух снопах соломы: чтоб найти их, нужно искать целый день, а найдешь -- оказывается, что они не стоили поисков.
   Антонио. Ну, хорошо. Теперь скажите мне,
             Кто дама та, которой поклоняться
             Вы поклялись, и о которой мне
             Вы рассказать сегодня обещали?
   Бассанио. Антонио, не безызвестно вам,
             Как сильно я дела свои расстроил,
             Живя пышней, чем позволяли мне
             Мои совсем не важные ресурсы.
             Я не скорблю о том, что не могу
             Жить долее так весело и пышно,
             Но главная забота у меня --
             Как заплатить долги мои большие,
             В которые я мотовством своим
             Был вовлечен. Вам я обязан больше,
             Антонио, чем всем другим друзьям,
             И деньгами и дружбой -- эта дружба
             Порукой мне, что я могу открыть
             Вам планы все и все предположенья,
             Которые я сделал для того,
             Чтоб от долгов совсем себя очистить.
   Антонио. Скажите все, прошу вас, милый друг
             Бассанио,-- и если эти планы,
             Как сами вы, не отвращают глаз
             От честности, то вас могу уверить,
             Что кошелек и самого себя,
             И средства все последние открою
             Для ваших нужд.
   Бассанио.                     Еще ребенком, я,
             Когда стрелу мне потерять случалось,
             Сейчас метал другую вслед за ней,
             Такую же и в том же направленьи,
             Но уж за ней внимательно следил,
             Чтоб первую найти -- и так, рискуя
             Обеими, я обе иногда
             Отыскивал. Такой пример из детских,
             Невинных лет привел я потому,
             Что и слова, которые хочу я
             Сейчас сказать, вполне невинны. Друг
             Антонио, я задолжал вам много,
             И все, что вы мне дали, потерял,
             Как юноша беспутнейший; но если
             Решитесь вы второй стрелой метнуть
             В ту сторону, куда метнули первой,
             То я вполне уверен, что, следя
             Внимательно, иль обе отыщу я,
             Иль принесу вторую вам назад,
             И должником признательным останусь
             За первую.
   Антонио.           Вы знаете меня
             И тратите лишь время в изворотах
             Вокруг моей привязанности к вам;
             И -- верьте мне -- сомненью подвергая
             Мою любовь, вы более меня
             Печалите, чем если б промотали
             Вы все мое имущество. Итак,
             Скажи же, друг, что я обязан сделать,
             И что могу по мненью твоему --
             Я все готов исполнить. Говори же.
   Бассанио. Наследница богатая живет
             В поместий Бельмонте, и прекрасна
             Она лицом, и тем еще прекрасней,
             Что чудных добродетелей полна.
             Уже не раз послания немые,
             Прелестные, из милых глаз ее
             Я получал. Ей имя -- Порция --
             И Порция, Катона дочь и Брута
             Жена4, ничем не превзошла ее.
             Достоинства ее не безызвестны
             Вселенной всей: четыре ветра к ней
             Из всяких стран наносят самых знатных
             Искателей; как солнце блещут кудри
             И золотым руном с висков бегут,
             И делают ее Бельмонтский замок
             Колхидою, куда уж не один
             Герой Язон5 являлся за победой,
             О друг, имей я средства для того,
             Чтоб между них соперником явиться,--
             Душа моя предсказывает мне,
             Что я б успел и счастлив был наверно.
   Антонио. Ты знаешь сам -- имущество мое
             Все на море; нет у меня ни денег,
             Ни средств достать сейчас же капитал.
             Ступай, ищи, разведай, сколько силы
             В Венеции имеет мой кредит;
             Его готов я выжать до копейки,
             Чтоб снарядить, как следует, тебя
             В Бельмонт, к прекрасной Порции. Ступай же,
             Разведывай. Я ж так же разыщу,
             Где деньги есть -- случится так едва ли,
             Чтоб мне в деньгах под вексель отказали.

Уходят.

   

СЦЕНА II.

Бельмонт. Комната в доме Порции.

Входят Порция и Нерисса.

   Порция. Право, Нерисса, моему маленькому телу уже не под силу этот большой мир.
   Нерисса. Так бы оно и было, если бы вы настолько же бедствовали, насколько вы счастливы; но, видно, те, которые чересчур много едят, болеют точно так же, как и те, которые мучатся голодом. Потому-то среднее состояние не маловажное счастие; излишество скорее доживает до седых волос, а умеренность живет дольше.
   Порция. Правила хорошие и хорошо сказаны.
   Нерисса. Они были бы еще лучше, если бы их исполняли, как должно.
   Порция. Если бы делать было так же легко, как знать, что следует делать,-- часовни были бы церквами, а избы бедных людей -- царскими дворцами. Тот хороший проповедник, кто следует своим собственным поучениям: мне легче научить двадцать человек тому, что они должны делать, чем быть одною из этих двадцати и следовать моим собственным наставлениям. Мозг может изобретать законы для крови, но горячая натура перепрыгивает через холодное правило. Безумная молодость -- заяц, перескакивающий через капканы, которые ставит ему благоразумие. Но такое рассуждение некстати теперь, когда мне предстоит выбрать себе мужа. Увы! К чему я говорю -- выбрать? Я не имею права ни избрать того, кого сама желала бы, ни отказать тому, кто мне не нравится, так воля живой дочери склоняется пред волею умершего отца. Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?
   Нерисса. Ваш отец был всегда добродетельным человеком, а праведникам в минуту смерти приходят благие мысли. Потому-то эта придуманная им лотерея, по которой вы будете принадлежать тому, кто угадает его намерение при выборе одного из трех ящичков -- золотого, серебряного и свинцового -- без сомнения, будет выиграна только человеком, искренно любящим вас. Но скажите, чувствуете ли вы горячую привязанность к какому-нибудь из царственных женихов, уже появлявшихся перед вами?
   Порция. Пожалуйста, перечисли мне их по именам. По мере того как ты будешь называть их, я буду их описывать, и, судя по моему описанию, ты заключишь о степени моей привязанности.
   Нерисса. Во-первых, принц Неаполитанский.
   Порция. Ну, этот родился в конюшне, потому что только и говорит, что о своей лошади, и хвастается как большим талантом тем, что умеет сам подковывать ее. Мне думается, что его почтенная матушка сыграла в фальшивую игру с каким-нибудь кузнецом.
   Нерисса. Затем граф Палатинский6.
   Порция. Этот только и делает, что морщит брови, как будто хочет сказать: "Если вы не хотите меня, то решайтесь". Он без улыбки слушает веселые рассказы. Если уж в молодости им овладела такая безнадежная угрюмость, то в старости он, пожалуй, сделается плачущим философом. Я лучше готова выйти за мертвую голову с костью в зубах, чем за одного из этих двух. Избави меня, господь, от них обоих!
   Нерисса. Что вы скажите о французском вельможе, мосье Ле-Бон?
   Порция. Его создал бог -- так пусть он и слывет человеком. Право, я знаю, что насмехаться грешно, но этот француз... У него лошадь лучше, чем у неаполитанца, скверная привычка морщить брови у него лучше, чем у палатинского графа; он -- все люди и вместе с тем никто. Стоит дрозду запеть -- он тотчас же подпрыгивает, он готов сражаться со своею собственной тенью. Выйдя, за него, я вышла бы за двадцать человек. Если бы он даже презирал меня, я прощала бы ему это, потому что люби он меня хоть до безумия, мое сердце никогда бы ему не отвечало.
   Нерисса. Ну, так что вы скажете о Фальконбридже, молодом английском бароне?
   Порция. Ты знаешь, что я не говорю с ним ни слова, потому что мы не понимаем друг друга: он не говорит ни по-латыни, ни по-французски ни по-итальянски, а ты можешь присягнуть перед судом, что я ни на грош не знаю по-английски. По фигуре он образец порядочного человека, но -- увы! -- кто может разговаривать с немою куклой? Как странно он одевается! Мне кажется, что камзол свой он купил в Италии, панталоны -- во Франции, шляпу -- в Германии, а манеры -- во всех странах.
   Нерисса. Какого вы мнения о его соседе, шотландском лорде?
   Порция. Я думаю, что в нем есть чувство милосердия к своим соседям, потому что он взял взаймы у англичанина пощечину и поклялся, что отдаст ее ему, когда будет в состоянии. Кажется, француз поручился в том и обязался подпиской.
   Нерисса. Как вам нравится молодой немец, племянник герцога Саксонского?
   Порция. Он отвратителен по утрам, когда трезв, и еще отвратительнее после обеда, когда пьян. В свои лучшие минуты он немного хуже чем человек, в худшие -- немного лучше зверя. Какое бы несчастие ни постигло меня, я все-таки надеюсь, что найду средство не попасть в руки этого человека.
   Нерисса. Значит, если он захочет попытать счастья и угадает, какой ящичек надо выбрать, вы, отказав ему в своей руке, откажитесь вместе с тем исполнить волю вашего отца?
   Порция. Чтоб избежать этого несчастья, поставь, пожалуйста, на выигрышный ящик большой стакан рейнвейна, тогда, будь внутри этого ящика хоть сам дьявол, а на крышке его соблазн, немец непременно выберет его. Я готова скорее решиться на все на свете, чем сделаться женою губки.
   Нерисса. Вам нечего бояться, синьора: вы не достанетесь ни одному из этих господ; Они уже сообщили мне свое решение -- вернуться домой и перестать беспокоить вас своим искательством, разве только для того, чтоб получить вас, найдется какое-нибудь другое средство, кроме предложенного вашим отцом.
   Порция. Хотя бы мне пришлось дожить до старости Сивиллы 7, я умру целомудренною, как Диана 8, если никому не удастся получить меня согласно с волей моего отца. Я очень рада, что эта толпа вздыхателей так благоразумна, потому что из всех их нет ни одного, отсутствия которого я не желала бы от всего сердца -- и я всем им желаю счастливого пути.
   Нерисса. Помните ли вы, синьора, одного венецианца, ученого и храбреца, который, еще при жизни вашего отца приезжал сюда с маркизом Монферратом?
   Порция. Да, да, это был Бассанио. Кажется, так его зовут?
   Нерисса. Так, синьора. Из всех людей, которых видели мои глупые глаза, он больше всех достоин прекрасной женщины.
   Порция. Я хорошо помню его и помню, что он заслуживает твою похвалу.

Входит СЛУГА.

   Слуга. Синьора, четыре чужестранца ищут вас, чтоб проститься с вами. Кроме того, приехал передовой от пятого, принца Мароккского. Он объявил, что принц, его повелитель, будет здесь сегодня вечером.
   Порция. Если б этому пятому я могла сказать "здравствуйте" так же охотно, как говорю этим четырем "прощайте", -- его приезд порадовал бы меня; если у него характер святого, а лицо -- чорта, я желаю иметь его лучше своим духовником, чем мужем. Пойдем, Нерисса. (Слуге.) Ты же ступай вперед. В ту самую минуту, как мы запираем ворота за одним, другой стучится в дверь.

Уходят.

   

СЦЕНА III.

Венеция. Площадь.

Входят Бассанио и Шейлок.

   Шейлок. Три тысячи червонцев? Хорошо.
   Бассанио. Да, синьор, на три месяца.
   Шейлок. На три месяца? Хорошо.
   Бассанио. За уплату, как я уже сказал вам, поручится Антонио.
   Шейлок. Антонио поручится? Хорошо.
   Бассанио. Можете ли вы помочь мне? Можете ли сделать мне удовольствие? Узнаю ли я ваш ответ?
   Шейлок. Три тысячи червонцев, на три месяца и за поручительством Антонио.
   Бассанио. Что ж вы ответите?
   Шейлок. Антонио -- хороший человек.
   Бассанио. Разве вы слыхали когда-нибудь, что это неправда?
   Шейлок. О, нет, нет, нет! Словами "он хороший человек" я хочу сказать, понимаете, что у него есть, чем заплатить. Но его ресурсы не у него в руках. Один корабль плывет у него в Триполис, другой -- в Индию; кроме того я узнал на Риальто9, что третий корабль он отправил в Мексику, четвертый -- в Англию, и остальные суда тоже рассеяны по разным странам. Но суда -- ведь это доски, а матросы -- люди. На свете живут земляные крысы и водяные крысы, земляные и водяные воры, то есть пираты. Да и кроме того опасны волны, ветры, скалы. Но у Антонио все-таки есть, чем заплатить. Три тысячи червонцев? -- Я полагаю, что можно принять его вексель.
   Бассанио. Будьте уверены, что можно.
   Шейлок. Я желаю быть уверенным, что можно -- и, чтоб увериться, хочу пообдумать. Могу я поговорить с Антонио?
   Бассанио. Для этого не угодно ли вам пообедать с нами?
   Шейлок. Да, чтоб нюхать свинину, чтоб есть из сосуда, в который ваш пророк колдовством загнал дьявола? Я готов покупать с вами, продавать с вами, разговаривать с вами, прогуливаться с вами, и так далее, но я не стану ни есть с вами, ни пить с вами, ни молиться с вами. Что нового на Риальто? Кто это идет сюда?

Входит Антонио.

   Бассанио. Это синьор Антонио.
   Шейлок (в сторону). Его за то так ненавижу я,
             Что он христианин, но вдвое больше
             Еще за то, что в гнусной простоте
             Взаймы дает он деньги без процентов
             И роста курс сбивает между нас
             В Венеции. Пусть мне хоть раз один
             Ему бока пощупать доведется --
             Уж ненависть старинную свою
             Я утолю. Святое наше племя
             Не терпит он, и даже в тех местах,
             Где сходятся купцы между собою,
             Ругает он меня, мои дела
             И мой барыш законный называет
             Он лихвою. Будь проклято мое
             Колено все, когда ему прощу я!
             Бассанио. Послушайте!
   Шейлок.                    Наличный мой запас
             Считаю я на память; по расчету
             Выходит так, что вдруг собрать для вас
             Три тысячи червонцев не могу я.
             Но все равно. Тубал, богач-еврей,
             Поможет мне. Однако погодите:
             Какой вы срок назначите? (К Антонио.) Синьор
             Почтеннейший, желаю вам здоровья.
             У нас теперь речь именно была
             О вас.
   Антонио. Шейлок, хотя обыкновенья
             Нет у меня ни брать, ни одолжать,
             Чтоб не платить и не взимать процентов,
             Но правило свое нарушу я,
             Чтоб выручить из крайнего стесненья
             Приятеля. (К Бассанио.) Известно ли ему,
             Вы сколько взять желаете?
   Шейлок.                              Да, знаю:
             Три тысячи червонцев.
   Антонио.                              И на срок
             Трехмесячный.
   Шейлок.           Я и забыл. Да, точно,
             Три месяца, и поручитель -- вы.
             Сообразим. Послушайте, однако:
             Вы, кажется, сказали, что у вас
             Привычки нет ни брать, ни делать ссуды
             С процентами?
   Антонио.           Не поступаю так
             Я никогда.
   Шейлок.           Когда овец Лавана
             Иаков пас, Иаков этот был --
             Он матери своей премудрой этим
             Обязан -- был он третьим по числу
             Преемником святого Авраама.
             Да, третьим, так.
   Антонио.                     Ну, что же из того?
             Проценты брал он, что ли?
   Шейлок.                    Нет, процентов
             Не брал он, нет, тут не было того,
             Что прямо вы процентами зовете.
             Послушайте, что сделал он: Лаван
             С ним заключил условье, что ягнята,
             Белесые и пестренькие, все
             Иакову служить наградой будут
             За труд его; когда пришла пора
             Осенняя, овечки в вожделеньи
             Пошли к своим баранам, начался
             Меж этою лохматою породой
             Созданья труд; тогда хитрец-пастух
             Стал обдирать кору с ветвей древесных,
             И ветви те пред каждою овцой
             Втыкал в момент ее совокупленья,
             Так овцы зачинали, а потом
             Рождалися все пестрые ягнята,
             И шли в стада Иакова. Такой
             Он путь избрал для барыша -- и небом
             Благословен он был: итак, барыш
             Некраденный -- благословенье неба.
   Антонио. Иаков тут служил на риск, синьор:
             Не от него зависела удача;
             Его барыш был божьего рукой
             Определен и сделан. Разве этим
             Хотите вы проценты оправдать?
             Иль серебро и золото у вас
             Одно и то ж, что овцы и бараны?
   Шейлок. Как вам сказать? Я быстро их пложу.
             Послушайте, однако...
   Антонио.                              Вот, Бассанио,
             Заметь себе: ссылаться может чорт
             На доводы священного писанья.
             Когда душа порочная берет
             В защитники свидетельство святое,
             Она -- злодей с улыбкой на устах,
             Красивый плод с гнилою сердцевиной.
             И так на вид всегда красива фальшь!
   Шейлок. Три тысячи червонцев! Это сумма
             Почтенная. Три месяца из году --
             Сообразим, процентов сколько тут
             Приходится?
   Антонио.           Ну, что ж, Шейлок, скажите,
             Хотите вы нас одолжить?
   Шейлок.                              Синьор
             Антонио, припомните, как часто
             В Риальто вы ругались надо мной
             Из-за моих же денег и процентов;
             Я все это всегда переносил
             С терпением, плечами пожимая:
             Терпение -- наследственный удел
             Всей нации еврейской! Вы меня
             Ругали псом, отступником, злодеем,
             Плевали вы на мой кафтан жидовский,
             И это все за то лишь, что своим
             Я пользуюсь. Теперь, как видно, помощь
             Моя нужна -- ну, что ж! Вперед! И вы
             Приходите ко мне и говорите:
             "Шейлок, нам нужны деньги". Это вы
             Так просите -- вы, часто так плевавший
             Мне в бороду, дававший мне пинки,
             Как будто псу чужому, что забрался
             На ваш порог. Вам нужны деньги. Что ж:
             Мне следует ответить? Не сказать ли:
             "Да разве же имеет деньги пес?
             Да разве же возможно, чтоб собака
             Три тысячи червонцев вам дала?"
             Иль, может быть, я должен низко шляпу
             Пред вами снять, и тоном должника,
             Едва дыша, вам прошептать смиренно:
             "Почтеннейший синьор мой, на меня
             Вы в середу прошедшую плевали,
             В такой-то день вы дали мне пинка,
             В другой -- меня собакой обругали;
             И вот теперь за ласки эти все
             Я приношу вам столько-то и столько".
   Антонио. Я и теперь готов тебя назвать
             Собакою, и точно так же плюнуть
             В твое лицо, и дать тебе пинка.
             Когда взаймы ты дать согласен деньги,
             Так и давай -- не как друзьям своим --
             Ну, видано ль, чтоб дружба заставляла
             Друзей платить проценты за металл
             Бесплоднейший?-- Нет, как врагу скорее
             Ты деньги дай, чтоб, если в срок тебе
             Он не отдаст, ты мог, не церемонясь,
             С него взыскать.
   Шейлок.                     Ну, посмотрите, как
             Вспылили вы! Хотелось бы мне с вами
             Друзьями быть, снискать у вас любовь,
             Забыть позор, которым вы пятнали
             Всегда меня, в нужде вам пособить,
             Не взяв за то процентов ни копейки
             На собственные деньги, а меня
             И выслушать вы не хотите. Право,
             По-дружески я предлагаю вам.
   Бассанио. Действительно, по-дружески.
   Шейлок.                              И это
             Я докажу. К нотариусу мы
             Сейчас пойдем; вы на простой расписке
             Подпишетесь, и так, для шутки, в ней
             Напишем мы, что если не внесете
             В такой-то день в таком-то месте мне
             Ту сумму всю, которая в расписке
             Означится, то неустойкой с вас
             Фунт вашего прекраснейшего мяса
             Послужит мне, и буду властен я
             Там вырезать его, где пожелаю.
   Антонио. Что ж, я не прочь! Под векселем таким
             Я подпишусь, и объявлю, что жид
             Безмерно добр.
   Бассанио.           Нет, векселя такого
             Ты за меня не выдашь. Я готов
             Скорей в нужде остаться.
   Антонио.                              Э, не бойся;
             Не будет мной просрочено. Еще
             Два месяца -- так, стало быть, до срока
             Есть тридцать дней -- и должен получить
             Я вдесятеро более той суммы,
             Что мы займем.
   Шейлок.                     О, отче Авраам!
             Вот каковы все эти христиане!
             Их собственная жестокость учит их
             Подозревать в других дурные мысли.
             (К Бассанио.) Ну, сами вы скажите: если он
             В срок не внесет -- из этой неустойки
             Что пользы мне? Людского мяса фунт
             Ведь ценится гораздо ниже мяса
             Бараньего, бычачьего, Козлова.
             Лишь для того ему услугу эту
             Я предложил, чтоб приобресть себе
             Его приязнь. Согласен он -- извольте!
             Не хочет он -- прощайте, и прошу
             За дружбу к вам не обвинять Шейлока.
   Антонио. Шейлок, готов я вексель подписать.
             Шейлок. Ступайте же к нотариусу, скоро
             И я приду. Скажите там ему,
             Как написать забавный этот вексель,
             А я пойду -- червонцы соберу,
             Да посмотрю, что делается дома:
             Он у меня оставлен под присмотр
             Опаснейший беспутного лакея.
             Я к вам приду немедленно.

(Уходят.)

   Антонио.                              Ступай,
             Мой милый жид. Он к вере христианской
             Наверно обратится: что-то стал
             Он слишком добр.
   Бассанио.           Тот человек мне гадок,
             В ком мысли гнусные, язык же льстив и сладок.
   Антонио. Пойдем. Бояться нам не следует жида.
             До срока векселя придут мои суда.

Уходят.

   

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ,

СЦЕНА I.

Бельмонт. Комната в доме Порции. Трубы.

Входят принц Мароккский со свитой. Порция, Нерисса и другие ее прислужницы.

   Принц Мароккский. Не отвергай меня из-за того,
             Что черен я: то мрачная ливрея
             Полуденного солнца -- моего
             Ближайшего соседа и кормильца.
             Пускай придет красивейший сюда
             Из всех людей, на севере рожденных,
             В той стороне, где лед едва-едва
             Под Фебовым 10 огнем растаять может;
             Пусть из любви к тебе и я и он
             Дадим себе разрез на коже сделать --
             Увидите, чья будет кровь красней.
             Синьора, верь, -- лицо мое в храбрейших
             Вселяло страх; любовию моей
             Клянусь тебе -- прекраснейшие девы
             Моей страны смотрели на него
             С любовию. Расстаться с этим цветом
             Решился бы я только для того,
             Чтоб у тебя твои похитить чувства,
             Прекрасная владычица моя.
   Порция. Я в выборе руковожусь не только
             Советами глаз девичьих; притом
             Моя судьба в руках у лотереи,
             И выбором своим располагать
             Не в праве я; но если б только воля
             Отцовская не приказала мне
             Вручить себя тому, кто завладеет
             Моей рукой тем средством, о котором
             Я только что сказала вам, то вы,
             Принц доблестный, могли бы точно так же
             Искать моей приязни, как и все,
             Кого я здесь до этих пор встречала.
   Принц Мароккский. Благодарю вас и за то. Теперь,
             Пожалуйста, меня вы поведите
             К тем сундучкам: я счастия хочу
             Попробовать. Клянуся этой саблей,
             Которою три славные сраженья
             Я выиграл султану Солиману,
             Что я готов блеск самых смелых глаз
             Затмить моим, и высшую отвагу,
             Какая есть на свете, одолеть,
             И медвежат от материнской груди
             Прочь оторвать, и даже надо львом.
             Алкающим добычи, издеваться --
             Все для того, чтоб завладеть тобой,
             Красавица! Но, ах! меж тем как Лихас
             И Геркулес 11 играют в кости с тем,
             Чтобы решить, кто из двоих храбрее --
             Вдруг может так случиться, что рука
             Слабейшего удачней кости кинет --
             И победит Алкида п паж его.
             Ах! Так и я, фортуною слепою
             Руководим, могу то потерять,
             Чем менее достойный завладеет,
             И умереть от горя.
   Порция.                              Вы должны
             Итти на риск: иль вовсе отказаться
             От выбора иль -- прежде чем начать --
             Присягу дать, что если ошибетесь,
             То ни одной из женщин никогда
             Не будете вы говорить о браке.
             Поэтому подумайте.
   Принц Мароккский.                     На все
             Согласен я. Ведите к лотерее.
   Порция. Сперва во храм; потом за стол -- а там
             Вы можете и счастья попытать.
   Принц Мароккский.           Идем! Судьба,
                                           ты дашь мне счастье жизни всей
             Иль проклянешь на век немилостью своей.

Уходят.

   

СЦЕНА II.

Венеция. Улица.

Входит Ланчелот Гоббо.

   Ланчелот. Без всякого сомнения, моя совесть не позволит мне убежать от этого еврея, моего хозяина. Злой дух толкает меня под бок и соблазняет меня, говоря: "Гоббо, Ланчелот Гоббо, добрый Ланчелот или добрый Гоббо, или добрый Ланчелот Гоббо, употреби в дело свои ноги, намажь пятки салом, удирай!" А совесть говорит: "Нет берегись, честный Ланчелот, берегись, честный Гоббо, или -- как выше сказано -- честный Ланчелот Гоббо, не удирай, оставь ноги в покое". Ну, хорошо. Но дьявол все не отстает и велит укладываться: "Марш!-- говорит чорт, проваливай! -- говорит чорт,-- ради самого неба, соберись с духом,-- говорит чорт,-- и беги!". Ну, хорошо. Но тут совесть бросается на шею к моему сердцу и мудро говорит мне: "Мой честный друг Ланчелот, так как ты сын честного человека" -- или, вернее, честной женщины, потому что, правду сказать, мой папенька иногда любил погулять; были у него кое-какие вкусы... Ну, так совесть говорит мне: "Ланчелот, ни с места!" -- "Ступай!" -- говорит дьявол. "Ни с места!" -- говорит моя совесть. -- "Совесть, -- говорю я, -- твой совет хорош". "Дьявол,-- говорю я,-- твой совет хорош". Если повиноваться совести, следует остаться у еврея, моего хозяина, который -- прости меня, господи!-- тоже из дьяволов, а коли я убегу от жида, то послушаюсь чорта, который, с позволения сказать, уж настоящий чорт. Нет сомнения, что жид -- воплощенный сатана, и, говоря по совести, моя совесть -- жестокая совесть, коли советует мне остаться у еврея. Чорт дает мне более дружеский совет. Я убегу, чорт; мои пятки к твоим услугам -- убегу.

Входит Старик Гоббо с корзиной.

   Старик Гоббо. Синьор, молодой человек, скажите мне пожалуйста, как тут пройти к богатому еврею?
   Ланчелот (в сторону). О небо, это мой законный отец! Он не только подслеповат, но и совсем слеп и потому не узнает меня. Сыграю с ним какую-нибудь шутку.
   Старик Гоббо. Синьор, молодой кавалер, пожалуйста скажите как пройти к господину еврею?
   Ланчелот. Поворотите направо при первом повороте, а при самом первом налево; но смотрите, при первейшем не сворачивайте ни вправо, ни влево, а идите прямо вниз к дому еврея.
   Старик Гоббо. Господи милосердный, эту дорогу не легко найдешь. Не можете ли сказать мне: некий Ланчелот, который живет у него, живет у него или нет?
   Ланчелот. Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте? (В сторону.) Замечайте-ка, как я пущу в ход фонтаны! (Вслух.) Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
   Старик Гоббо. Не о синьоре, синьор, но о сыне бедного человека, его отец -- хотя это говорю я -- честный и крайне бедный человек, но, слава богу, держится на ногах.
   Ланчелот. И прекрасно. Пусть его отец будет кем ему угодно -- мы говорим о молодом синьоре Ланчелоте.
   Старик Гоббо. О Ланчелоте, коли будет угодно вашей милости.
   Ланчелот. Поэтому прошу вас, старик, ergo15, я умоляю вас -- вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
   Старик Гоббо. О Ланчелоте, если позволит наша милость.
   Ланчелот. Ergo, о синьоре Ланчелоте. Не говорите о синьоре Ланчелоте, старик, ибо сей молодой синьор, по воле судьбы и рока, и говоря подобным ученом слогом, по воле трех сестер и других отраслей наук, действительно скончался, или, как бы вы сказали без обиняков, отправился на тот свет.
   Старик Гоббо. О, господи, спаси и помилуй! Ведь этот малый был единственным посохом моей старости, единственной моей подпорой.
   Ланчелот. Да разве я похож на палку, или бревно, или посох, или подпорку? Знаете ли вы меня, отец?
   Старик Гоббо. Ах, время, время! Я не знаю вас, молодой синьор, но прошу вас, скажите мне, что мой малый -- упокой, господи, его душу -- жив или умер?
   Ланчелот. Вы не узнаете меня, батюшка?
   Старик Гоббо. Увы, синьор, я почти слеп, я не знаю вас.
   Ланчелот. Правду сказать, не будь вы даже слепы, вы бы, пожалуй, все-таки не узнали меня. Мудр тот отец, который узнает свое собственное дитя. Хорошо, старик, я сообщу вам сведения о вашем сыне. Благословите меня! Правда должна обнаружиться. Убийство не может оставаться долго скрытым -- сын человека может, но правда не только может, но должна, наконец, обнаружиться.
   Старик Гоббо. Пожалуйста, синьор, встаньте. Я уверен, что вы не Ланчелот, мой сын.
   Ланчелот. Пожалуйста, перестаньте шутить и дайте мне ваше благословение. Я Ланчелот, тот самый, который был вашим малым, есть ваш сын и будет вашим ребенком.
   Старик Гоббо. Я не могу поверить, что вы действительно мой сын.
   Ланчелот. Я не знаю, что мне думать на этот счет, но я Ланчелот, слуга еврея, и уверен, что Маргарита, ваша жена -- моя мать.
   Старик Гоббо. Действительно, ее зовут Маргаритой. Если ты Ланчелот, то я готов поклясться, что ты моя плоть и кровь. Да будет благословен господь! Какая борода у тебя выросла! У тебя на подбородке больше волос, чем у моей пристяжной лошади Доббине на хвосте.
   Ланчелот. Надо, значит, полагать, что хвост у Доббине растет внутрь. Я уверен, что в последний раз, как я виделся с нею, у нее на хвосте было больше волос, чем у меня на голове.
   Старик Гоббо. Господи! Как ты изменился! Ну, как ты ладишь со своим хозяином? Я принес ему подарок. Как вы теперь ладите?
   Ланчелот. Хорошо, хорошо. Но что касается до меня -- так как я решился убежать от него, то не остановлюсь, пока не уйду подальше. Мой хозяин сущий жид. Ему подарок! Вы лучше подарите ему веревку. Я у него с голоду умираю; так исхудал, что вы можете все мои ребра по пальцам пересчитать. Я рад, батюшка, что вы пришли. Отдайте лучше этот подарок Бассанио, вот он, скажу по совести, дает удивительные новые ливреи. Коли мне и не удастся поступить к нему на службу, то я убегу в такую даль, какая только у господа бога существует!-- О, редкое счастие! Вот и он сам. Скорее к нему, батюшка, потому что будь я сам еврей, коли стану далее служить у еврея.

Входят Бассанио, Леонардо и другие слуги.

   Бассанио. Можешь это сделать, но поторопись, потому что ужин должен быть готов по крайней мере в пять часов. Разошли эти письма по адресам, закажи ливреи и попроси Грациано зайти ко мне.

Один из слуг уходит.

   Ланчелот. Подойдите к нему, батюшка.
   Старик Гоббо. Бог в помощь вашей милости!
   Бассанио. Очень благодарен. Что тебе нужно?
   Старик Гоббо. Синьор, вот мой сын, бедный малый.
   Ланчелот. Нет, синьор, не бедный малый, а слуга богатого еврея, который хотел бы, как объяснит вам мой папенька...
   Старик Гоббо. Он, синьор, имеет, как это говорится, большую склонность служить...
   Ланчелот. Ну, да, словом сказать, я служу у еврея и имею желание, как это объяснит вам мой папенька...
   Старик Гоббо. Его хозяин и он, не во гнев будь сказано вашей милости, живут ладно, как кошка с собакой...
   Ланчелот. Короче сказать, все дело в том, что так как еврей притесняет меня, то это заставляет меня, как сейчас мой папенька, с божьею милостью старый человек, в подробности доложит вам...
   Старик Гоббо. Тут у меня блюдо из голубей, которое я желал бы предложить вашей милости, а прошу я о том...
   Ланчелот. Чтоб совсем не тратить слов -- моя просьба очень меня интересует, как ваша милость узнаете от этого честного старого человека, который, хоть это я говорю, хоть он старый человек, но он бедный человек и мой родитель...
   Бассанио. Да говорите же кто-нибудь один. Что вам нужно?
   Ланчелот. Хочу служить у вас, синьор.
   Старик Гоббо. Да, вот это мы и хотели вам доложить, синьор.
   Бассанио. Тебя я знаю, и твое желанье
             Исполнено. Шейлок, твой господин,
             Со мною говорил еще сегодня --
             И на твое согласен повышенье,
             Коль можно повышением назвать --
             У богача теперь оставить службу
             И поступить к такому бедняку.
   Ланчелот. Старая пословица, синьор, отлично разделилась надвое между моим хозяином Шейлоком и вами: у вас милость божья, а у него -- деньги.
   Бассанио. Твои слова удачны. Ну, теперь,
             Отец и сын, ступайте. С господином
             Своим простись и приходи ко мне.

(Своим слугам.)

             Снабдить его ливреей -- покрасивей,
             Чем у других товарищей его.
             Смотрите же, исполнить приказанье.
   Ланчелот. Идем, родитель. Так вот, оказывается, я не способен найти себе места? Так у меня нет языка в голове? То-то! (Смотрит на свою ладонь.) Ну есть ли в Италии человек, который мог бы, принося присягу, положить на Библию ладонь лучше этой? Уж я буду счастлив -- это верно. Посмотрите-ка на эту простую линию жизни! Вон сколько жен тут обещается мне! Увы, пятнадцать жен -- это сущие пустяки! Одиннадцать вдов и девять девушек -- это только чуть-чуть впору одному мужчине. А эта тройственная линия! А вот эта -- знак, говорящий, что мне грозит опасность на краю перины... Пойдем, папенька, я в одно мгновение прощусь с моим евреем.

Уходит с Гоббо.

   Бассанио (к Леонардо) Пожалуйста, мой добрый Леонардо,
             Распорядись. Когда закупишь все
             И все совсем устроишь -- возвращайся
             Ко мне скорей: сегодня угостить
             Хочу друзей ближайших. Поспеши же.
             Леонардо. Употреблю все силы для того.

Входит Грациано.

   Грациано. Где твой господин?
   Леонардо. Вот он прохаживается. (Уходит.)
   Грациано. Синьор Бассанио!
   Бассанио. Грациано!
   Грациано. У меня есть к вам просьба.
   Бассанио. Заранее согласен.
   Грациано. Вы не можете мне отказать в этом: я должен ехать с вами в Бельмонт.
   Бассанио. Коли должны, так едем. Но, послушай,
             Ты слишком груб и дерзок на язык
             И чересчур горяч. Все эти свойства
             К тебе идут довольно хорошо
             И нравятся таким глазам, как наши;
             Но ведь для тех, которые тебя
             Не знают, ты уж чересчур свободным
             Покажешься. Поэтому прошу --
             Принудь себя и в дух свой кипяченый
             Воздержности холодных капель влей;
             А то своим безумным поведеньем
             Ведь и меня уронишь ты,-- и я
             Разбитыми увижу все надежды.
   Грациано. Послушайте, синьор: коль не приму
             Я скромную осанку и не стану
             Почтительно беседовать, и только
             По временам ругаться, и носить
             Молитвенник в кармане, и смиренно
             Склонять главу, и -- что еще важней --
             В часы молитв скрывать вот так под шляпой
             Свои глаза, и говорить "аминь",
             И воздыхать, и соблюдать престрого
             Все правила приличия, как те,
             Которые умеют притворяться
             Святошами, чтоб бабушке своей
             Понравиться,-- то можете не верить
             Мне никогда.
   Бассанио.           Ну, ладно -- мы увидим.
   Грациано. Лишь нынешний я вечер исключаю.
             По нынешнему вечеру меня
             Вы не судите.
   Бассанио.                     Это было б жаль!
             Напротив, я просил бы вас облечься
             В смелейшую веселость; к нам придут
             Друзья затем, чтоб вволю посмеяться.
             Однако же есть дело у меня.
             Прощай пока.
   Грациано.           А я схожу к Лоренцо
             И к остальным; но только что пробьет
             Час ужина, мы снова ваши гости.

Уходят.

   

СЦЕНА III.

Венеция. Комната в доме Шейлока.

Входят Джессика и Ланчелот.

   Джессика. Мне очень жаль, что ты от нас уходишь.
             Наш дом -- ведь ад, а ты, веселый чорт,
             В нем истреблял отчасти запах скуки.
             Ну, что ж -- прощай. Вот золотой тебе.
             Ах, Ланчелот, за ужином Лоренцо
             Увидишь ты -- он приглашен твоим
             Хозяином, отдай ему вот эту
             Записочку -- да только, чтоб никто
             Не увидал. Прощай же! Не хочу я,
             Чтоб мой отец застал меня с тобой.
   Ланчелот. Адьё! Слезы заменяют мои слова. Прелестнейшая язычница, восхитительнейшая жидовка! Если какой-нибудь христианин не смошенничает, чтоб завладеть тобою, то я сильно обманусь в своих ожиданиях. Но, адьё! Эти глупые слезы почти потопили мой мужественный дух. Адьё! (Уходит.)
   Джессика. Прощай, прощай, мой добрый Ланчелот.
             Увы! Какой я страшный грех свершаю
             Тем, что стыжусь быть дочерью того,
             Кто мой отец. Но только ведь по крови
             Я дочь его, а не по чувствам. О,
             Лоренцо мой, сдержи лишь обещанье --
             И кончу я борьбу, и стану, милый мой,
             И христианкою и любящей женой.

Уходит.

   

СЦЕНА IV.

Венеция. Улица.

Входят Лоренцо, Грациано, Соларино с Соланио.

             Лоренцо. Да, мы уйдем из-за стола украдкой
             Ко мне домой, переодеться там,
             И через час вернемся.
   Грациано.                    Не готовы
             Достаточно мы к этому.
   Саларино.          Себе
             Не наняли мы факельщиков даже.
   Соланио. Коль это все не сделать щегольски,
             Так выйдет дрянь, уж лучше нам не браться,
             Я думаю.
   Лоренцо.           Всего ведь пятый час --
             Нам два часа осталось, чтоб собраться.

Входит Ланчелот с письмом.

   Лоренцо. Что нового, приятель Ланчелот?
   Ланчелот. Если вам будет угодно распечатать это письмо, то, вероятно, оно сообщит вам новость.
   Лоренцо. Знакомая рука -- и, признаюсь,
             Прелестная -- белее, чем бумага,
             Которая той милою рукой
             Исписана.
   Грациано.           Любовное посланье?
   Ланчелот. Точно так, синьоры, с вашего позволенья.

(Идет.)

   
   Лоренцо. Куда ты идешь!
   Ланчелот. Эх, синьор, иду приглашать моего прежнего господина -- еврея -- на ужин к моему новому хозяину -- христианину.
   Лоренцо (давая ему деньги).
             Постой, возьми. И Джессике прелестной
             Скажи, что я приду к ней. Да смотри,
             Не попадись. Ступай же.

Ланчелот уходит.

                                                     Ну, синьоры,
             Угодно вам итти на маскарад
             Готовиться? Я факельщика нанял.
   Саларино. Да, так и быть -- сейчас же я иду.
   Соланио. И я иду.
   Лоренцо.                              Меня и Грациаио
             Вы через час в квартире у него
             Застанете: мы ждем вас.
   Саларино.                                        Не замедлим.

Уходит с Соланио.

   Грациано. От Джессики прелестной получил
             Записку ты.
   Лоренцо.           Тебе во всем открыться
             Обязан я: она мне пишет, как
             Ее могу я увезти из дома
             Ее отца и сколько есть у ней
             И золота, и драгоценных камней --
             И говорит, что припасла себе
             Костюм пажа. Когда еврей-родитель
             Когда-нибудь на небо попадет --
             Так ради лишь своей прелестной дочки.
             Ей поперек дороги никогда
             Несчастие не станет, разве только
             Под тем одним предлогом, что она --
             Дочь нации отверженной. Пойдем. Ты это
             Дорогою прочесть успеешь. Мне,
             Друг, Джессика факелоносцем будет.

Уходят.

   

СЦЕНА V.

Венеция. Место перед домом Шейлока.

Входят Шейлок и Ланчелот.

   Шейлок. Ну, хорошо, своими же глазами
             Всю разницу увидишь скоро ты
             Меж стариком Шейлоком и Бассаньо.
             Эй, Джессика!-- Не будешь у него
             Так сильно жрать, как у меня, бывало.
             Эй, Джессика!-- Не будешь спать, храпеть
             И платья рвать.-- Эй, Джессика! Да где ты?
   Ланчелот. Эй, Джессика!
   Шейлок.                    Тебе кто звать велит?
             Ведь от меня приказа ты не слышал.
   Ланчелот. Ваша милость всегда говорили мне, что я ничего не умею сделать, пока мне не прикажут.

Входит Джессика.

   Джессика. Вы кликали? Что будет вам угодно?
   Шейлок. На ужин я сегодня приглашен --
             Так вот возьми ключи мои. Однако
             Зачем бы мне итти туда? Меня
             Не из любви, конечно, пригласили:
             Они мне льстят. Но все-таки пойду
             И буду есть из ненависти только --
             Пусть платится мой христианин-мот!
             Ну, Джессика, дитя мое, за домом
             Ты присмотри. Какое-то несчастье
             Готовится покою моему:
             Сегодня мне мешки с монетой снились.
   Ланчелот. Синьор, я умоляю вас пожаловать, мой молодой господин ждет вашего прибытия.
   Шейлок. Точно так же и я жду свидания с ним.
   Ланчелот. Они там составили заговор. Я не говорю, что вы увидите маскарад; но если увидите -- то не даром в последний чистый понедельник, в шесть часов утра, у меня шла кровь из носу, а перед этим в последний раз она шла четыре года тому назад, в пятницу первой недели поста, после обеда.
   Шейлок. Как, маскарад там будет?
             (Джессике.) Ну, послушай,
             Дитя мое: все двери ты запри,
             И если стук услышишь барабана
             Иль мерзкий писк искривленной трубы --
             Не смей влезать на окна и не суйся
             На улицу, чтоб милых христиан
             С раскрашенными рожами увидеть.
             Нет, уши ты в моем дому заткни --
             Я разумею окна; пусть в жилище
             Почтенное шум глупой суеты
             Не проскользнет. Клянусь жезлом священным
             Иакова, сегодня пировать
             Вне дома мне не хочется. Однако
             Отправлюсь я.
             (Ланчелоту.) Ну, ты ступай вперед --
             Скажи, что я приду.
   Ланчелот. Я отправляюсь
             Вперед, синьор.
             (Тихо Джессике.) Не слушайте его
             И все-таки в окошко посмотрите:
             Пройдет христианин, синьора,
             Достойный еврейского взора.

(Уходит.)

             Шейлок. Что этот шут из племени Агари
             Сказал тебе?
   Джессика.           "Прощайте", он сказал --
             И больше ничего.
   Шейлок.                     Он добрый малый,
             Но страшно жрет; в работе, как улитка,
             Он мешкотен и спит по целым дням,
             Как дикий кот. Пускать в свой улей трутней
             Я не хочу; затем-то я его
             И отпустил и уступил другому,
             Чтоб этому другому он помог
             Опустошить весь кошелек заемный.
             Ну, Джессика, ступай теперь домой;
             Выть может, я и возвращусь сейчас же.
             Все сделай так, как я сказал. Запри
             Все двери за собой. Ты знаешь
             Пословицу: запрешь плотней, найдешь верней;
             Она всегда в умах рассчетливых людей.

(Уходит.)

   Джессика (смотря ему вслед).
             Прощайте! Лишь бы мне судьба не помешала!
             Дочь потеряли вы, отца я потеряла.

(Уходит.)

   

СЦЕНА VI.

Там же.

Входят Грациано и Саларино, замаскированные.

   Грациано. Вот тот навес, где мне с тобой Лоренцо
             Свидание назначил.
   Саларино.                     Час его
             Почти прошел.
   Грациано.           И диво мне, как это
             Он опоздал: бегут скорей часов
             Любовники.
   Саларино.           О, голуби Венеры,
             Когда они стремятся заключить
             Любви союз, то в десять раз быстрее
             Летят, чем в те часы, когда должны
             Не нарушать обетов, прежде данных.
   Грациано.                                        Это
             Всегда уж так. Никто из-за стола
             Не может встать с таким же аппетитом,
             С каким он сел. Нет лошади такой,
             Которая обратною дорогой
             Бежала б так безумно-горячо,
             Как начала. За всякой вещью в свете
             Мы гонимся усерднее тогда,
             Когда еще не насладились ею.
             На юношу и мота как похож
             Корабль, когда, весь флагами украшен,
             Из гавани родной выходит он,
             Лобзаемый зефиром сладострастным!
             И как похож на мота он, когда
             Придет назад, с помятыми боками
             И с парусом изодранным, худой,
             Замученный зефиром сладострастным!

Входит Лоренцо.

   Саларино. А, вот и он! Об этом мы еще
             Поговорим.
   Лоренцо.           Любезные друзья,
             Простите мне такое промедленье.
             Виной тому не я -- мои дела.
             Ко

  

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ,
Драма въ пяти дѣйствіяхъ, Шекспира*.

  
   * Представляя публикѣ переводъ "Венеціанскаго Купца", котораго до-сихъ-поръ не имѣла еще русская литература, и который сдѣланъ однимъ изъ первоклассныхъ литераторовъ нашихъ, Н. Ф. Павловымъ, нужнымъ считаемъ замѣтитъ, что сколько мы знаемъ, подобнаго перевода Шекспира у насъ еще не было, и убѣждены, что этотъ переводъ можетъ служить образцомъ того, какъ должно переводятъ у насъ великаго поэта. Вотъ на чемъ основаны наши убѣжденія. Во-первыхъ: этотъ переводъ сдѣланъ точно съ англійскаго, при пособіи всѣхъ извѣстнѣйшихъ комментаторовъ Шекспира. Во-вторыхъ "Венеціанскій Купецъ" переведенъ прозою, а по нашему мнѣнію, проза -- единственная форма, въ которой Шекспиръ долженъ быть передаваемъ русскимъ читателямъ, если хотимъ познакомить ихъ какъ-можно-ближе съ его твореніями: въ стихахъ самый добросовѣстный переводчикъ иногда по-необходимости прибавить къ словамъ Шекспира нѣсколько своего духа -- и тѣмъ, разумѣется, увлечетъ читателя изъ этого обаянія, въ которомъ Шекспиръ неослабно держитъ васъ отъ начала до конца своей драмы; попробуйте же хоть на минуту ослабить это обаяніе -- и переводъ вашъ не достигнетъ своей цѣли, онъ испортитъ подлинникъ. Въ-третьихъ: обороты Шекспира иногда неестественны, выисканы; иногда мысль у него такъ-сказать насилуетъ языкъ, а между-тѣмъ выраженіе всегда оригинально, сильно, полно поэзіи; это насиліе, даже самый порядокъ словъ въ переводѣ г. Павлова сохранены вполнѣ, по-крайней-мѣрѣ столько, сколько позволялъ русскій языкъ, и при всемъ томъ такая точность ни мало не вредитъ изяществу, чистотѣ и правильности русской рѣчи. Конечно, въ переродѣ "Венеціанскаго Купца" могутъ быть найдены фразы, которыя легко было бы сдѣлать красивѣе, глаже, лучше и, безъ-сомнѣнія, переводчикъ съумѣлъ бы сдѣлать эти учительскія поправки, когда ужъ теперь всякій, даже безталантный писака, пишетъ гладкимъ до плоскости слогомъ; но онъ не хотѣлъ этого, не хотѣлъ не потому, чтобы лѣнился -- переводъ его сдѣланъ уже давно, свѣрялся и пересматривался нѣсколько разъ, но потому-что хотѣлъ передать русскимъ читателямъ духъ и силу шекспирова творенія вполнѣ, безъ малѣйшаго измѣненія, безъ малѣйшей прикрасы, и въ этомъ оправдаетъ его всякій, кто хоть немного можетъ постигать изящное въ глубокихъ, исполинскихъ созданіяхъ британскаго поэта.
   О достоинствѣ самой драмы, здѣсь помѣщаемой, надобно или говорить много, или ничего не говорить; на сей разъ избираемъ послѣднее, въ полной увѣренности, что образованный читатель, и безъ нашихъ указаній, отъищетъ всѣ красоты этого чуднаго творенія, а отъискать ихъ такъ легко въ этомъ близкомъ, вѣрномъ, въ-полной-мѣрѣ изящномъ переводѣ г. Павлова. Ред.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ:

   Дожъ Венеціи.
   Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагопскій, женихи Порціи.
   Бассаніо, другъ Антоніо.
   Антоніо, Венеціанскій купецъ.
   Саларіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Басаніо.
   Лоренцо, влюбленный въ Джессику.
   Шейлокъ, Жидъ.
   Тюбалъ, Жидъ, другъ его.
   Ланселотъ Гоббо въ услуженія у Шейлока.
   Старикъ Гоббо, овецъ Ланселота.
   Порціа, богатая наслѣдница.
   Нерисса, горничная ея.
   Джессика, дочь Шейлока.
   Салеріо, старый Венеціанецъ.
   Писаръ дожа.

Вельможи Венеціи, чиновники суда, тюремщикъ, слуги и прочіе.

Дѣйствіе происходятъ частію въ Венеціи, а частію въ Бельмонтѣ, гдѣ живетъ Порціа, на твердой землѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Улица въ Венеціи.

АНТОНІО, САЛАРИНО иСАЛАНІО.

   Антоніо. Право, не знаю, отъ-чего мнѣ такъ грустно; это мучитъ меня; вы говорите: мучитъ и васъ; но гдѣ я взялъ свою тоску, гдѣ нашелъ или досталъ, изъ какого вещества она составлена, откуда родилась,-- не могу еще понять. И такъ поглупѣлъ я отъ нея, что едва узнаю себя.
   Саларино. Твой умъ носится по океану, тамъ, гдѣ корабли твои съ гордыми парусами, точно вельможи и богатые граждане водъ, или пышныя украшенья моря, смотрятъ свысока на мелочныхъ торгашей, которые привѣтствуютъ ихъ, кланяются имъ, когда они пролетаютъ мимо на своихъ тканыхъ крыльяхъ.
   Саланіо. Повѣрь, еслибъ я пустилъ на счастье столько товара, то большая часть моихъ думъ была бъ съ моими надеждами въ чужой сторонѣ. Я все бы рвалъ траву, чтобъ узнать: откуда дуетъ вѣтеръ, да высматривалъ бы на картѣ пристани, мосты и морскіе пути; и отъ всего, что могло бъ заставилъ меня бояться за мой товаръ, конечно, сдѣлалось бы мнѣ грустно.
   Саларино. Дуя на горячій бульйонъ, чтобъ остудить его, я надулъ бы себѣ лихорадку, когда бъ подумалъ, какая бѣда можетъ произойдти на морѣ отъ слишкомъ-сильнаго вѣтра; я не могъ бы видѣть песочныхъ часовъ безъ того, чтобъ не пришли мнѣ въ голову мели да отмели; я увидалъ бы, что мой богатый корабль засѣлъ въ пескѣ и кланяется грот-мачтой ниже своихъ реберъ, чтобъ поцаловать свою могилу. Могъ ли бы я пойдти въ церковь, увидѣть священное зданіе изъ камня и не вспомнить опасныхъ скаль, которыя только дотронутся до борта моего милаго корабля, то и раскидаютъ по волнамъ всѣ душистые коренья его и въ мои шелки одѣнутъ ревущія воды? Словомъ, можно ли бъ мнѣ забыть, что -- сію минуту богачъ, я сію же минуту и нищій. Имѣя эти мысли, какъ же бы не имѣть мнѣ и той, что, случись такая бѣда, отъ нея стало бъ мнѣ грустно? Да, полно-те, я знаю, Антоніо груститъ отъ-того, что думаетъ о своемъ товарѣ.
   Антоніо. Повѣрь,что нѣтъ. Я благодарю судьбу. У меня не весь товаръ ввѣренъ одному кораблю и отправленъ не въ одно мѣсто, да и не цѣлое мое состоянье зависитъ отъ счастія текущаго года. По-этому я не грущу отъ своей торговли.
   Саланіо. Ну, стало, ты влюбленъ?
   Антоніо. Вотъ еще!
   Саланіо. И не влюбленъ! Такъ скажемъ просто: тебѣ грустно отъ-того, что невесело, и для тебя было бъ также легко смѣяться, прыгать и говорить,что тебѣ весело, отъ-того, что негрустно. Божусь двуличнымъ Янусомъ, природа творитъ подъ часъ великихъ чудаковъ: иные цѣлый вѣкъ щурятъ глаза и хохочатъ какъ попугаи, когда слушаютъ волынку; а у другихъ такое кислое лицо, что они ни подъ какимъ видомъ не покажутъ зубовъ съ намѣреньемъ улыбнуться, хотя бы самъ Несторъ поклялся, что шутка смѣшна.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же, БАССАНІО, ЛОРЕНЦО и ГРАЦІАНО.

   Саланіо. Вотъ идетъ Бассаніо, твой почтенный родственникъ, Граціано и Лоренцо. До свиданія. Мы оставляемъ теперь тебя въ обществѣ пріятнѣй нашего.
   Саларино. Я пробылъ бы здѣсь до-тѣхъ-поръ, покуда бъ не развеселилъ тебя, еслибъ друзья, которые тебѣ дороже, не помѣшали мнѣ.
   Антоніо. Для меня и ты очень-дорогъ. Я вижу, твои собственныя дѣла призываютъ тебя, и ты пользуешься случаемъ уйдти.
   Саларино. Прощайте, господа..
   Бассаніо. Да, господа, когда же мы сойдемся, чтобъ повеселиться? Скажите, когда? Вы дѣлаетесь чрезвычайно-рѣдки. Не ужъ ли это такъ должно?
   Саларино. Наше свободное время будетъ къ услугамъ вашимъ. (Саларино и Саланіо уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же, кромѣ САЛАРИНО и САЛАНІО.

   Лоренцо. Такъ, какъ ты, Бассаніо, нашелъ Антоніо, то мы оба оставимъ васъ; но въ обѣденное время вспомни, пожалуйста, гдѣ намъ должно встрѣтиться.
   Бассаніо. Я непремѣнно явлюсь.
   Граціано. Ты дурно смотришь, Антоніо; ты ужъ слишкомъ занимаешься дѣлами міра. Тотъ въ потерѣ, кому онъ стоитъ такихъ заботъ. Повѣрь мнѣ, ты удивительно измѣнился.
   Антоніо. Я смотрю на міръ, какъ на міръ, Граціано; это сцена, гдѣ каждый играетъ роль,-- а моя роль грустна.
   Граціано. Такъ дай же мнѣ роль шута. Пусть съ весельемъ и смѣхомъ прійдутъ старыя морщины, и пусть лучше у меня печенка согрѣвается отъ вина, чѣмъ сердце холодѣетъ отъ мертвящихъ стоновъ. Не ужъ ли долженъ человѣкъ, у кого кровь тепла внутри, глядѣть, какъ его дѣдушка, слѣпленный изъ алебастра, спать на-яву и нажить желтуху отъ хандры? Я скажу тебѣ что, Антоніо... Я люблю тебя, и это говоритъ моя дружба... Есть родъ людей, у нихъ лица дуются и подернуты какъ стоячій прудъ; они хранятъ твердое молчаніе, чтобъ нарядить себя въ общее мнѣніе о ихъ мудрости, важности, глубокихъ соображеньяхъ; они такъ смотрятъ, какъ-будто хотятъ сказать: я господинъ-оракулъ, и когда открываю ротъ, чтобъ и собака не смѣла лаять. О, мой Антоніо, я знаю такихъ, которые только отъ-того слывутъ мудрецами, что не говорятъ, а, если заговорятъ, то, я совершенно увѣренъ, введутъ въ грѣхъ уши у всякаго: всякій, послушая ихъ, назоветъ своихъ братій дураками! Я наскажу тебѣ поболѣе въ другое время, только не пускайся удить на притраву задумчивости этого дурацкаго пискаря, это мнѣніе. Пойдемъ, Лоренцо; прощайте покуда. Я докончу мою проповѣдь послѣ обѣда.
   Лоренцо. Итакъ мы разстаемся съ вами до обѣда. Я принужденъ быть именно однимъ изъ этихъ нѣмыхъ мудрецовъ, потому-что Граціано никогда не даетъ мнѣ говорить.
   Граціано. Да, поводись со мною только еще года два, ты не будешь знать звуковъ своего собственнаго языка.
   Антоніо. Прощайте; онъ сдѣлаетъ и меня говоруномъ.
   Граціано. Хорошо бы, право! Мотаніе пристало только копченому языку быка, да женщинѣ, которая не идетъ съ рукъ. (Граціано и Лоренцо уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

АНТОНІО и БАССАНІО.

   Антоніо. Ну, что это такое?
   Бассаніо. Граціано говорить необыкновенно-много вздора, больше, чѣмъ кто другой въ цѣлой Венеціи. У него мысли, какъ два пшеничныя зерна, спрятанныя въ двухъ четверикахъ мякины: ты проищешь цѣлый день прежде, чѣмъ найдешь ихъ, а какъ наймешь, то увидишь, что не стоило искать.
   Антоніо. Ну, да. Скажи же мнѣ теперь, кто это такая дама, къ которой обѣщался ты идти на поклоненіе и о которой хотѣлъ мнѣ говорить сегодня.
   Бассаню. Тебѣ небезъизвѣстно, Антоніо, какъ я разстроилъ свое состояніе отъ-того, что иногда выставлялъ на показъ больше пышности, чѣмъ мои слабыя средства позволяли мнѣ. И теперь я не жалуюсь, что принужденъ отказаться отъ такого благороднаго образа жизни. Главная моя забота: раздѣлаться честно съ большими долгами, въ какіе ввела меня слишкомъ расточительная молодость. Тебѣ, Антоніо, я больше всего долженъ и деньгами и дружбой, и дружба твоя мнѣ порукой, что я могу снять съ себя бремя моихъ замысловъ и намѣреній и открыть, какимъ-образомъ думаю очиститься отъ всѣхъ моихъ долговъ.
   Антоніо. Сдѣлай милость, другъ Бассаніо, скажи, и если это, какъ всѣ твои поступки, не выходитъ изъ границъ чести,-- будь увѣренъ, что мой кошелекъ, я самъ, мои послѣднія средства, все готово для тебя при первой надобности.
   Бассаніо. Бывало, какъ я ходилъ еще въ школу, когда случалось мнѣ въ игрѣ потерять одну стрѣлу, я пускалъ ея подругу съ такой же силой, потому же направленію, только пристальнѣй смотрѣлъ за нею, чтобъ отъискать другую и, пустивъ на-удачу обѣ, часто я обѣ находилъ. Привожу этотъ примѣръ моего дѣтства отъ-того, что у меня въ слѣдующихъ словахъ будетъ такое же дѣтское простодушіе. Я долженъ тебѣ много и, какъ вѣтренный юноша, что долженъ, не могу отдать; но если ты захочешь пустить другую стрѣлу по тому же направленію, какъ пустилъ первую, то я не сомнѣваюсь, что, слѣдя ее глазами, или найду обѣ, или принесу тебѣ назадъ послѣднюю и съ благодарностью останусь долженъ за первую.
   Антоніо. Ты знаешь меня хорошо и теряешь только время, приступая къ моей дружбѣ съ такимъ предисловіемъ, и, право, своимъ сомнѣніемъ въ моей готовности ко всевозможнымъ пожертвованіямъ, ты теперь, обижаешь меня больше, чѣмъ обидѣлъ бы, когда бъ промоталъ все, что я имѣю. Итакъ скажи только мнѣ, что я долженъ дѣлать, что, по твоему мнѣнію, можетъ быть мною сдѣлано, и я сей-часъ же готовъ на это. Говори.
   Бассаніо. Въ Бельмонтѣ есть невѣста съ богатымъ приданымъ, и она прекрасна, и, что прекраснѣй этого слова -- чудныхъ добродѣтелей! Нѣкогда изъ ея глазъ я получалъ милыя, безмолвныя посланія. Ея имя Порціа. Она ничѣмъ нехуже дочери Катона, Порціи Брута, и широкій міръ знаетъ ей цѣну: четыре вѣтра со всѣхъ береговъ приносятъ къ ней знаменитыхъ искателей, и ея лучезарныя кудри вьются у ней по вискамъ, какъ золотое руно, что дѣлаетъ ея жилище въ Бельмонтѣ берегомъ Колхиды, и много Язоновъ является для завоеванія. О, мой Антоніо! имѣй я только средства занять между ими мѣсто соперника, то у меня въ душѣ есть такое предчувствіе успѣха, что я непремѣнно буду счастливцемъ.
   Антоніо. Ты знаешь, все мое состояніе на морѣ, и я не имѣю ни денегъ, ни случая собрать наличную сумму. Итакъ отправляйся, попробуй, что мой кредитъ можетъ въ Венеціи сдѣлать; пріймемся пытать его до нельзя, чтобъ снарядитъ тебя въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай же, развѣдай сей-часъ, а я тоже развѣдаю, у кого есть деньги, и не сомнѣваюсь, что получу ихъ или изъ довѣрія ко мнѣ, или изъ пріязни. (Оба уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ V.

Дѣйствіе въ Бельмонтѣ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА и НЕРИССА.

   Порціа. Право, Нерисса, я, маленькое существо, устала отъ этого великаго міра.
   Нерисса. Это было бы понятно, еслибъ у васъ горе было въ такомъ же изобиліи, какъ удовольствія; но видно тѣ, которые черезъ-чуръ наѣдаются, бываютъ такъ же больны, какъ и тѣ, которые мрутъ отъ пустоты въ желудкѣ. Стало это не послѣднее счастіе получить на долю средственное состояніе; излишество скорѣе доживаетъ до бѣлыхъ волосъ, а довольство долговѣчнѣе.
   Порціа. Хорошія нравоученья и хорошо сказаны.
   Нерисса. Они были бы лучше, еслибъ имъ лучше слѣдовали.
   Порціа. Когда бы дѣлать было бы такъ же легко, какъ знать, что надобно дѣлать, то часовни стали бы церквами и хижины бѣдныхъ людей царскими палатами. Хорошъ тотъ проповѣдникъ, кто слѣдуетъ собственнымъ наставленьямъ: я скорѣе научу двадцать человѣкъ что должно дѣлать, чѣмъ буду одною изъ двадцати, которая послушаетъ моего собственнаго ученья. Пускай мозгъ выдумываетъ законы для крови,-- горячій нравъ перескакиваетъ черезъ холодныя правила. Безумецъ-молодость такой заяцъ, что перепрыгиваетъ черезъ сѣти добраго калѣки-совѣта. Но это разсужденіе не поможетъ мнѣ выбрать мужа... Ахъ, слово "выбрать"! я не могу ни выбрать кого бы хотѣла, ни отказать тому, кто мнѣ противенъ. Такъ воля живой дочери обуздана волею мертваго отца. Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?
   Нерисса. Вашъ батюшка былъ цѣлый вѣкъ добродѣтеленъ, а людямъ набожнымъ при смерти бываютъ внушенія свыше: такъ въ лотереѣ, которую онъ придумалъ, изъ этихъ трехъ ящиковъ, золотаго, серебрянаго и свинцоваго (кто выберетъ изъ нихъ по его мысли, выберетъ васъ), вѣрно истинный достанется тому, кто истинно васъ полюбитъ.-- Только чувствуете ли вы склонность къ кому-нибудь изъ блестящихъ жениховъ, какіе уже пріѣхали?
   Порціа. Пожалуйста, называй ихъ по-очереди, а я, какъ ты станешь называть, стану ихъ описывать, и по моимъ описаньямъ отгадывай мои чувства.
   Нерисса. Во-первыхъ, здѣсь неаполитанскій принцъ.
   Порціа. Этотъ недоросль!.. Онъ только и знаетъ, что говорить о своей лошади, и, въ числѣ своихъ отличныхъ способностей, всего больше удивляется тому, что умѣетъ ковать ее самъ; я, право, боюсь не была ли мать его влюблена тайно въ кузнеца.
   Нерисса. Потомъ здѣсь графъ Палатинъ.
   Порціа. Онъ только и дѣлаетъ, что хмурится, какъ-будто намѣренъ сказать: если вы не хотите меня -- какъ угодно; Онъ слышитъ веселый разсказѣ и не улыбается; я боюсь, чтобъ онъ не сдѣлался плаксивымъ философомъ, когда состарѣется, а то въ молодости онъ ужъ черезъ-чуръ невѣжливо печаленъ. Я лучше выйду за адамову голову, чѣмъ за котораго-нибудь изъ нихъ. Боже сохрани меня отъ обоихъ!
   Нерисса. Что вы скажете о знатномъ Французѣ?
   Порціа. Богъ сотворилъ его, такъ пусть онъ слыветъ за человѣка. Право, я знаю, что грѣхъ быть насмѣшницей. Да онъ... Ну, у него лошадь лучше, чѣмъ у Неаполитанца, и скверная привычка хмуриться лучше, чѣмъ у графа: Онъ похожъ на всякаго и ни на что непохожъ. Затрещитъ ли дроздъ -- онъ пускается тотчасъ прыгать. Онъ пойдетъ сражаться съ своей собственной тѣнью. Выйдти мнѣ за него, значитъ выйдти за двадцать мужей; если онъ пренебрежетъ мной, прощу, потому-что если влюбится въ меня до безумія, я никогда не буду отвѣчать ему тѣмъ же.
   Нерисса. Ну, а что скажете вы барону Фалконбриджу, молодому Англичанину?
   Порціа. Ты знаешь, ничего не могу сказать: ни я его не понимаю, ни онъ меня. Онъ не знаетъ ни по-латинѣ, ни по-французски, ни по-итальянски; а ты можешь поклясться передъ судомъ, что я не знаю, ни слова по-англійски. Онъ картина прекраснаго мужчины, да Боже мой, кто же можетъ разговаривать съ нѣмою куклой?... Какъ странно онъ одѣвается! мнѣ кажется, свой колетъ купилъ онѣ въ Италіи, круглыя штаны во Франціи, токъ въ Германіи, а ухватки во всѣхъ земляхъ.
   Нерисса. А что вы думаете о шотландскомъ лордѣ, сосѣдѣ его?
   Порціа. Что въ немъ есть христіанская доброта сосѣда: онъ взялъ у Англичанина въ-займы пощечину и поклялся заплатить ее, когда будетъ въ состояніи; кажется, Французъ былъ порукой, и впередъ поручился за другую.
   Нерисса. Какъ вамъ кажется молодой Нѣмецъ, племянникъ саксонскаго герцога?
   Порціа. Очень-гадокъ по-утру, когда трезвъ; а еще гаже послѣ-обѣда, когда пьянъ; въ свои лучшія минуты онъ немного-хуже человѣка, а въ худшія немного-лучше скота: какая бѣда ни случилась бы со мной, я надѣюсь, что все отдѣлаюсь отъ него.
   Нерисса. Если онъ явится выбирать и выберетъ настоящій ящикъ, то вы откажетесь исполнить волю родителя, если откажете ему.
   Порціа. Такъ отъ страха этой бѣды я прошу тебя поставить хорошій стаканъ рейнскаго на другой ящикъ; если бъ самъ дьяволъ былъ въ немъ, да на немъ это искушеніе, то я знаю, что Нѣмецъ выберетъ его. Я рѣшусь на все, Нерисса, прежде, чѣмъ выйду за губку.
   Нерисса. Вамъ нечего бояться, сударыня, никого изъ этихъ господъ: они объявили мнѣ, что хотятъ воротиться домой и не безпокоить васъ больше искательствами, развѣ представится другое какое средство получить васъ, а не то, которое предписалъ вашъ родитель и которое зависитъ отъ выбора ящика.
   Порціа. Я проживу столько же, какъ Сибилла и умру такъ же цѣломудренна, какъ Діана, когда никто не пріобрѣтетъ права на мою руку тѣмъ путемъ, какимъ угодно было батюшкѣ. Я рада, что эта часть моихъ жениховъ такъ разсудительна: между ими нѣтъ ни одного, о чьемъ отъѣздѣ я не мечтала бы съ восхищеніемъ, и я прошу Бога даровать имъ счастливую дорогу.
   Нерисса. Не помните ли, вы, сударыня, что при жизни вашего родителя одинъ Венеціанецъ, ученый и военный, пріѣзжалъ сюда съ маркизомъ Монтератомъ?
   Порціа. Да, да, Бассаніо; кажется, такъ его звали.
   Нерисса. Точно-такъ. Онъ изъ всѣхъ, кого видѣли мои глупые глаза, больше всѣхъ достоинъ прекрасной невѣсты.
   Порціа. Я хорошо его помню, и помню, что онъ заслуживаетъ твою похвалу. Что такое, что новаго?
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ же и СЛУГА.

   Слуга. Четыре чужестранца ищутъ васъ, сударыня, чтобъ откланяться вамъ, и еще пріѣхалъ передовой отъ пятаго, принца мароккскаго; онъ привезъ извѣстіе, что принцъ, государь его, будетъ сюда вечеромъ.
   Порціа. Когда бъ я могла сказать пятому "здравствуйте" съ такимъ же удовольствіемъ, съ какимъ четверымъ скажу "прощайте", я бы рада была его пріѣзду. Если у него душа святаго, а цвѣтъ дьявола, то я желала бы, чтобъ онъ лучше былъ моимъ исповѣдникомъ, чѣмъ мужемъ. Пойдемъ, Нерисса (слугѣ), а ты ступай впередъ. Между-тѣмъ, какъ мы запираемъ ворота за однимъ женихомъ, другой стучится у дверей.

(Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Площадь въ Венеціи.

БАССАНІО и ШЕЙЛОКЪ.

   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ,-- такъ.
   Бассаніо. Точно такъ, на три мѣсяца.
   Шейлокъ. На три мѣсяца,-- такъ.
   Бассаніо. Въ чемъ, какъ я говорилъ вамъ, Антоніо будетъ порукой.
   Шейлокъ. Антоніо будетъ порукой,-- такъ.
   Бассаніо. Можете ли вы оказать мнѣ эту услугу? хотите ли одолжить меня?... Получу ли я отъ васъ отвѣтъ?
   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ на три мѣсяца и Антоніо порукой!
   Бассаніо. Вашъ отвѣтъ на это?
   Шейлокъ. Антоніо человѣкъ хорошій.
   Бассаніо. Развѣ вы слышали какое-нибудь обвиненіе въ противномъ?
   Шейлокъ. О, нѣтъ, ни, ни, ни; я хотѣлъ, говоря "онъ хорошій человѣкъ", дать вамъ разумѣть, что онъ человѣкъ вѣрный; впрочемъ его капиталы еще ненадежны: онъ отправилъ одинъ корабль въ Триполь, другой въ Индію, да еще я слышалъ на Ріальто, что третій у него въ Мексикѣ, четвертый въ Англіи, и есть у него другія дѣла, разсѣянныя по свѣту; но корабли вѣдь доски, матросы вѣдь люди: есть земляныя крысы и крысы водяныя, водяные воры и воры сухопутные -- я разумѣю морскихъ разбойниковъ,-- и потомъ, бываютъ несчастія отъ воды, отъ вѣтровъ, отъ подводныхъ камней. Но все-таки человѣкъ онъ вѣрный. Три тысячи червонцевъ!... Кажется, можно взять его въ поруки.
   Бассаніо. Будьте увѣрены, что можно.
   Шейлокъ. Я увѣрюсь, можно ли и, чтобъ увѣриться -- подумаю. Нельзя ли поговорить съ самимъ Антоніо?
   Бассаніо. Да не угодно ли вамъ обѣдать съ нами?
   Шейлянъ. Да, чтобъ нюхать свинину, чтобъ ѣсть отъ этого сосуда, въ который вашъ пророкъ Назарянинъ вогналъ дьявола! Я готовъ, покупать съ вами, продавать съ вами, разговаривать съ вами, гулять съ вами и такъ-далѣе; но не стану съ вами ни ѣсть, ни пить, ни молиться. Что новаго на Ріалто? Кто это идетъ сюда?
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

БАССАНІО, ШЕЙЛОКЪ и АНТОНІО.

   Бассаніо. Это синьйоръ Антоніо.
   Шейлокъ (въ сторону). Какимъ льстивымъ мытаремъ смотритъ онъ! Я ненавижу его за то, что онѣ христіанинъ, а еще болѣе за то, что онъ отъ подлой простоты даетъ деньга въ-займы даромъ, и этимъ понижаетъ у насъ въ Венеціи проценты. Если онъ попадется мнѣ въ когти, я упитаю до-сыта мою давнишнюю вражду къ нему. Онъ ненавидитъ священный народъ нашъ и ругается. Даже въ самыхъ многолюдныхъ собраніяхъ купцовъ надо мною, надъ моей торговлей; надъ моими праведными барышами, называя ихъ лихвенными процентами. Да будетъ проклято мое колѣно, если я прощу ему!
   Бассаніо. Шейлокъ, послушайте.
   Шейлокъ. Я разсуждалъ, много ли у меня теперь наличными, и, по приблизительному счету моей памяти не могу вдругъ выложить полной суммы трехъ тысячъ червонцевъ: да что до этого? Тюбалъ, богатый Еврей моего колѣна, снабдитъ меня; но, постойте, на сколько мѣсяцевъ желаете вы? (къ Антоніо) Здравствуйте, синьйоръ Антоціо! Мы только-что о вашей милости говорили сію-минуту.
   Антоніо. Шейлокъ, хотя я и не даю въ-займы и не занимаю съ условіемъ платить или брать проценты, но чтобъ помочь моему другу въ крайней нуждѣ, нарушаю обычай. Знаетъ ли онъ, сколько тебѣ надобно?
   Шейлокъ. Знаю, знаю: три тысячи червонцевъ.
   Антоніо. И на три мѣсяца.
   Шейлокъ. Я было-позабылъ. На три мѣсяца, вы мнѣ именно говорили,-- такъ, хорошо. Напишите бумагу и посмотримъ. Но, постойте,-- мнѣ кажется, вы сказали, что не берете и не платите процентовъ?
   Антоніо. Никогда этого не дѣлаю.
   Шейлокъ. Когда Іаковъ пасъ овецъ своего дяди, Лавана, этотъ Іаковъ, потому-что его мудрая матерь дѣйствовала въ его пользу, былъ третій владѣлецъ послѣ нашего святаго Авраама. Да, онъ быль третій.
   Антоніо. Да что до него? Развѣ онъ бралъ проценты?
   Шейлокъ. Нѣтъ, не то, что бралъ проценты..., не прямо, какъ вы говорите, проценты; замѣтьте, что Іаковъ дѣлалъ: когда Лаванъ и онъ условились, что всѣ ягнята, которые родятся пестрыми и двухцвѣтными, будутъ мздою Іакову, овцы въ концѣ осени обратились къ баранамъ, и когда для всякой четы, несущей руно, наступало время оплодотворенія, искусный пастырь счищалъ кору съ иныхъ прутьевъ и втыкалъ ихъ передъ сладострастными овцами, которыя, зачиная тогда, производили потомъ двухцвѣтныхъ ягнятъ, и сіи были іаковли. Это было средствомъ къ приобрѣтенію, и онъ благословенъ, и благословенно всякое пріобрѣтеніе, если не накрадено людьми.
   Антоніо. Іаковъ, государь мой, служилъ за невѣрную плату, за такую вещь, которая зависѣла не отъ его воли, а была управляема и устроена рукою неба. Но развѣ это написано въ-защиту процентовъ? да твое золото и серебро развѣ овцы и бараны?
   Шейлокъ. Не умѣю сказать; они у меня также скоро размножаются. Но подумайте объ этомъ, синьйоръ.
   Антоніо. Видишь, Бассаніо -- дьяволъ можетъ толковать писаніе въ свою пользу; злая душа, когда ссылается на святое свидѣтельство -- то же, что разбойникъ съ улыбкой на лицѣ, хорошее яблоко съ гнилой сердцевиной. О, какая добрая наружность у лицемѣрія!
   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ -- довольно круглый счетъ. Три мѣсяца изъ двѣнадцати, что жъ это прійдется процентовъ?
   Антоніо. Ну, Шейлокъ, хочешь ли ты насъ одолжить?
   Шейлокъ. Синьйоръ Антоніо, въ разныя времена и часто вы укоряли меня на Ріальто въ томъ, что даю деньги и беру проценты. Я переносилъ все, терпѣливо пожимая плечами: вѣдь терпѣніе есть отличительная черта всего нашего племени. Вы называли меня невѣрнымъ, цѣпной собакой, и плевали на мою еврейскую одежду, и все за то, что я располагаю своей собственностью. Ну, а теперь, какъ кажется, вамъ нужна моя помощь,-- прекрасно,-- теперь вы приходите ко маѣ и говорите: Шейлокъ, надо денегъ. Вы говорите это, вы, который извергалъ свою слюну на мою бороду и пихалъ меня ногой, какъ-будто гналъ пинками чужую собаку съ своего порога. Денегъ просите вы. Что жъ скажу я вамъ? не долженъ ли я сказать: какія у собаки деньги? Какъ можетъ быть, чтобъ собака дала въ-займы три тысячи червонцевъ? Или не слѣдуетъ ли мнѣ низко согнуться передъ вами -- и, на-подобіе раба, едва переводя дыханіе, смиреннымъ шопотомъ проговоритъ: милосердый синьйоръ, вы плевали на меня въ прошедшій вторникъ, вы толкали меня пиньками въ такой-то день, въ другой разъ вы называли меня собакой: итакъ, за эти учтивости я даю вамъ въ-займы столько-то денегъ.
   Антоніо. Я, пожалуй, и опять также назову тебя, опять плюну на тебя и оттолкну ногой. Если ты хочешь датъ эти деньги, дай ихъ не какъ друзьямъ -- когда дружба брала отъ своего друга приращеніе безплоднаго металла?-- нѣтъ, дай ихъ какъ своему врагу, чтобъ послѣ, если онъ нарушитъ условіе, ты могъ съ открытымъ лицомъ требовать взъисканіе.
   Шейлокъ. Ну, посмотрите, какъ вы горячитесь; я хочу сдѣлаться вашимъ другомъ, пріобрѣсть вашу любовь, забыть ругательства, которыми вы пятнали меня, пособить вамъ въ теперешнихъ нуждахъ и не взять ни копейки процентовъ за мои деньги,-- а вы не хотите меня слушать! Это дружеское предложеніе...
   Антоніо. Въ-самомъ-дѣлѣ, дружеское!
   Шейлокъ. Да, я докажу мою дружбу. Пойдемте къ Нотаріусу, подпишите мнѣ обязательство отъ одного вашего лица, и просто въ-шутку, если вы не заплатите мнѣ въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ, такую-то сумму или суммы, какъ будетъ значиться въ условіи, положимте неустойку: ровно фунтъ вашего прекраснаго мяса, который имѣетъ быть отрѣзанъ и взять мною отъ той часть васъ, отъ какой мнѣ вздумается.
   Антоніо. Согласенъ отъ всей души; я подпишу такое условіе и скажу, что въ Жидѣ много добраго.
   Бассаніо. Ты не подпишешь за меня такого условія! Я лучше останусь въ нуждѣ.
   Антоніо. Что ты, другъ? не бойся, я не просрочу! Въ эти два мѣсяца, то-есть за мѣсяцъ до срока, я ожидаю полученія въ-десятеро больше займа.
   Шенлокъ. О, отче Авраамъ, каковы эти христіане! Собственные жестокіе поступки научаютъ ихъ подозрѣвать мысли другихъ. Пожалуйста, скажите мнѣ, если онъ не заплатятъ въ срокъ, что я выиграю, отъискивая неустойку? Фунтъ человѣческаго мяса, взятый у человѣка, не такъ цѣнится и не приноситъ барыша, какъ мясо барановъ, быковъ или козъ. Говорю вамъ, чтобъ снискать его благосклонность, я поступаю такъ дружески; если онъ согласенъ, хорошо, если нѣтъ, прощайте,-- и прошу васъ не обвинять меня за мою пріязнь..
   Антоніо. Да, Шейлокъ, я подпишу обязательство.
   Шейлокъ. Такъ вы тотъчасъ найдете меня у нотаріуса. Объясните ему содержаніе этой забавной бумаги, а я пойду теперь же возьму червонцы, да взгляну у себя на домъ, который оставилъ я подъ опаснымъ присмотромъ безпутнаго шалуна, и сію же минуту буду къ вамъ. (Уходить.)
   Антоніо. Поторопись, любезный Жидъ. Этотъ Еврей обратится въ христіанина: онъ становится добръ.
   Бассаніо. Я боюсь сладкихъ словъ съ негодной душой.
   Антоніо. Пойдемъ; тутъ бояться нечего: мои корабли воротятся за мѣсяцъ до срока (Уходить.)
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Бельмонтъ. Комната въ дома Порціи.

Звукъ трубъ. Входитъ ПРИНЦЪ МАРОККСКІЙ со свитою; ПОРЦІА, НЕРИССА и служители.

   Мароккскій Принцъ. Не гнушайся моего цвѣта. Это мрачная ливрея жгучаго солнца: я сосѣдъ ему и близь него выросъ. Приведите мнѣ самое прекрасное существо, рожденное на сѣверѣ, гдѣ огонь Феба едва растапливаетъ льдины, и пусть намъ обоимъ откроютъ жилы, чтобъ узнать чья кровь краснѣе, его или моя. Я говорю тебѣ, этого лица пугались храбрецы, а прелестныя дѣвы нашего края, клянусь моей любовью, любили его. Перемѣнить мою краску я согласился бъ только за тѣмъ, чтобъ уловить всѣ твои мысли, милая царица моя.
   Порціа. Мой выборъ зависитъ не отъ нѣжной разборчивости дѣвичьихъ глазъ. Лоттерея рѣшить мою судьбу и заграждаетъ мнѣ право выбирать по произволу. Но еслибъ отецъ мой не ограничилъ меня, и своею волею не обязалъ отдаться тому, кто пріобрѣтетъ мою руку тѣмъ самымъ способомъ, какимъ я вамъ сказала, то сердце мое, знаменитый принцъ, не предпочло бы вамъ ни одного изъ всѣхъ жениховъ, которыхъ я видѣла до-сихъ-поръ.
   Марокскій Принцъ. Благодарю васъ и за это. Такъ прошу же, ведите меня къ ящикамъ испытать счастье. Клянусь этимъ мечомъ, который убилъ шаха и персидскаго принца; который выигралъ три сраженья султану Солиману,-- мой взглядъ заставилъ бы потупиться самые грозные глаза; я пересилилъ бы сердце самое смѣлое на землѣ; я оторвалъ бы молодыхъ медвѣжатъ отъ сосковъ медвѣдицы; да, я пошелъ бы на ревъ голоднаго льва, чтобъ заслужить тебя, прекрасная. Но, увы! еслибъ Геркулесъ и Ликазъ стали играть въ кости, чтобъ рѣшить кто изъ нихъ лучше, то на счастье слабая рука моглабъ выбросить больше, и Алкидъ былъ бы побѣжденъ своимъ пажемъ. Такъ могу я, ведомый слѣпой судьбою, лишиться того, что потомъ достанется недостойному, и умереть съ тоски.
   Порціа. Вы должны ввѣриться случаю и наконецъ или совсѣмъ не приступать къ выбору, или прежде выбора поклясться, что если выберете неудачно, то никогда уже не предложите женщинѣ быть вашей женой.-- Подумайте же объ этомъ.
   Мароккскій Принцъ. Я не хочу думать. Пойдемте, ведите меня къ моей судьбѣ.
   Порціа. Нѣтъ, прежде въ храмъ. Послѣ обѣда вы испытаете счастье.
   Мароккскій Принцъ. Ну такъ на счастье. (Трубы.) Я буду или благословенъ или отверженъ, между людьми. (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ II.

Венеція. Улица.

   Ланселотъ-Гоббо (одинъ). Конечно, совѣсть моя поможетъ мнѣ бѣжать отъ этого Жида, хозяина моего. Дьяволъ толкаетъ меня подъ бокъ и вводитъ во искушеніе: "Гоббо, Ланселотъ-Гоббо, добрый Ланселотъ, или добрый Гоббо, или добрый Ланселотъ-Гоббо, дай тягу, дай ногамъ волю, бѣги"; совѣсть говорить: "нѣтъ, берегись, честный Ланселотъ, берегись, честный Гоббо, или, какъ сказано выше, честный Ланселотъ-Гоббо, не бѣги, отпихни ногой твою охоту бѣжать"; такъ!.. а смѣльчакъ-дьяволъ кричитъ мнѣ: "убирайся, въ дорогу" говоритъ дьяволъ,-- "пошелъ" говоритъ дьяволъ, "ради Бога, пребодрись", говоритъ дьяволъ "и бѣги"; такъ, а совѣсть вѣшается на шею къ моему сердцу, говоритъ мнѣ весьма-разумно: "мой честный другъ Ланселотъ, сынъ честнаго отца, или лучше сказать сынъ честной матери -- батюшка-то вѣдь заглядывался по сторонамъ, билъ на всѣ руки; да, совѣсть говоритъ: "Ланселотъ, не трогайся съ мѣста"; -- трогайся, говорить дьяволъ;-- "ни шага" говорить совѣсть;-- совѣсть, говорю я, ты совѣтуешь дѣло, и ты, дьяволъ, говорю я, совѣтуешь дѣло; послушаться совѣсти, такъ я останусь съ Жидомъ, моимъ хозяиномъ, это (прости, Господи, мое согрѣшеніе) родъ чорта; бѣжать отъ Жида, такъ будетъ послушаться дьявола, а этотъ, съ позволенія вашего, самъ настоящій чортъ: конечно, вѣдь и Жидъ сущій дьяволъ во-плоти,-- и по-совѣсти, моя совѣсть выходитъ родъ закоснѣлой совѣсти, что совѣтуетъ, мнѣ оставаться съ Жидомъ; вотъ, дьяволъ говоритъ, какъ истинный другъ: бѣгу, дьяволъ, мои ноги въ твоемъ распоряженіи, бѣгу!
  

ЯВЛЕНІЕ III.

ЛАНСЕЛОТЪ и СТАРИКЪ ГОББО съ корзиной.

   Гоббо. Баринъ! скажите; сударь, пожалуйста, гдѣ пройдти въ домъ къ господину-Жиду?
   Ланселотъ (въ сторону). Господи Боже мой, да это мой законный батюшка! да онъ не то, что слѣпенекъ, а слѣпёхонекъ! И меня не узналъ!.. Давай-ка дѣлать, опыты надъ нимъ.
   Гоббо. Послушайте, сударь, скажите, сдѣлайте милость, гдѣ пройдти въ домъ къ господину-Еврею?
   Ланселотъ. Поверни на-право при первомъ поворотѣ, а при самомъ первомъ повороти на-лѣво, потомъ при первомъ поворотѣ, который ближе всѣхъ, не поворачивай ни направо, ни налѣво, а не совсѣмъ прямо ступай прямо въ домъ Жида.
   Гоббо. Съ нами крестная сила! Этакую дорогу трудно будетъ найдти. Не можете ли мнѣ сказать -- одинъ Ланселотъ, что живетъ у него, живетъ у него или нѣтъ?
   Ланселотъ. Ты говоришь о молодомъ баринѣ Ланселотѣ. Смотри жь теперь -- (въ сторону) теперь я его заставлю расхныкаться; ты говоришь о господинѣ-Ланселотѣ?
   Гоббо. Не о господинѣ, сударь, а о сынѣ бѣднаго человѣка; его отецъ, хоть это говорю и я, честный, крайне бѣдный человѣкъ и, благодаренье Богу, у него есть еще кусокъ хлѣба.
   Ланселотъ. Хорошо; будь его отецъ чѣмъ хочетъ,-- мы говоримъ о молодомъ г-нѣ Ланселотѣ?
   Гоббо. О вашемъ другѣ, сударь, и о Ланселотѣ,
   Ланселотъ. Да, въ силу этого, скажи, сдѣлай милость, старикъ -- въ-силу этого ты говоришь о молодомъ г-нѣ Ланселотѣ?
   Гоббо. О Ланселотѣ, если позволите, сударь.,
   Ланселотъ. Слѣдовательно, о г-нѣ Ланселотѣ; не говори о г-нѣ Ланселотѣ, старикъ; благородный юноша, по волѣ судьбы, какъ говорится, или судебъ,-- у по волѣ трехъ сестеръ и прочихъ ученыхъ премудростей,-- въ-заправду скончался, или, но просту сказать, на-отрѣзъ, отправился на тотъ свѣтъ.
   Гоббо. Боже упаси! малой былъ истинная подпора моей старости!
   Ланселотъ. Да я развѣ похожъ на дубину, или на подпорку у сарая, на трость или на костыль? Узнаёте ли вы меня, батюшка?
   Гоббо. Ахъ, глаза! я не узнаю васъ: но пожалуйста, скажите мнѣ, мои сынъ (упокой Боже его душу!) живъ или умеръ?
   Ланселотъ. Да развѣ вы не знаете меня,батюшка?
   Гоббо. Ахъ, сударь, я слѣпъ, я не знаю васъ.
   Ланселотъ. О, да еслибъ у васъ и хороши были глаза, то и тутъ вы могли бъ не узнать меня: мудрецъ тотъ отецъ, который знаетъ своихъ дѣтей! Ну, почтенный старикъ, я дамъ вамъ извѣстіе о вашемъ сынѣ: благословите меня; правда выйдетъ на свѣтъ; убійство узнается, хотя не узнается сынъ,-- истину не спрячешь въ карманъ.
   Гоббо. Пожалуйста, сударь, встаньте; я увѣренъ, что вы не Ланселотъ, мой малой.
   Ланселотъ. Полноте жъ, пожалуйста, дурачиться, а дайте мнѣ ваше благословеніе; я Ланселотъ, вашъ бывшій малой, вашъ теперешній сынъ, ваше будущее дитя.
   Гоббо. Не могу представить, чтобъ вы были мой сынъ.
   Ланселотъ. Не знаю, что мнѣ думать объ этомъ; но я Ланселотъ, слуга Жида, и увѣренъ, что Маргерита, ваша жена, мнѣ мать.
   Гоббо. Ее зовутъ Маргерита -- точно: я побожусь, если ты Ланселотъ, то ты моя плоть и моя кровь Господи, Боже мой! какая у тебя борода выросла! на подбородкѣ больше волосъ, чѣмъ у моей коренной лошади на хвостѣ.
   Ланселотъ. Такъ видно у нея хвостъ ростетъ внутрь; я знаю, что онъ былъ длиннѣй моей бороды, какъ мы разстались съ ней.
   Гоббо. Господи, какъ ты перемѣнятся! Ну, что? какъ ладишь съ своимъ хозяиномъ? я принесъ ему гостинецъ. Каковы вы теперь съ нимъ?
   Ланселотъ. Ладно живемъ; только что до меня -- такъ, какъ я положилъ бѣжать, то не стану стоять до-тѣхъ-поръ, пока не пробѣгу сколько-нибудь. Мой хозяинъ сущій Жидъ. Гостинецъ ему!.. ему веревку,-- я мру съ голоду у него въ службѣ. Вы можете перечесть мои пальцы {Должно замѣтить, что въ подлинникѣ Ланселотъ и отецъ его говорятъ иногда одно слово вмѣсто другаго.} по ребрамъ! Батюшка, я радъ, что вы пришли. Отдайте вашъ гостинецъ одному г-ну Бассаніо: онъ славно одѣваетъ своихъ слугъ. Если я не опредѣлюсь къ нему, то побѣгу такъ далеко, какъ у Бога станетъ земли.-- О, неслыханное счастье! Онъ идетъ сюда; батюшка къ нему; будь я Жидъ, если прослужу долѣе Жиду.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, БАССАНІО, ЛЕОНАРДО и другіе слуги.

   Бассаніо. Сдѣлайте такъ, только похлопочите, чтобы ужинъ былъ готовъ не позже пяти часовъ. Смотри, разнеси эти письма; отдай ливреи въ работу и попроси Граціано, чтобъ онъ пришелъ ко мнѣ сей часъ на домъ.
   Ланселотъ. Батюшка, ступай!
   Гоббо. Богъ помощь вашей милости.
   Бассаніо. Спасибо; что тебѣ надо?
   Гоббо. Вотъ мой сынъ, сударь, бѣдный малой.
   Ланселотъ. Не бѣдный малой, сударь, а богатаго Жида слуга; ему бы хотѣлось сударь, какъ мой батюшка растолкуетъ...
   Гоббо. Онъ чувствуетъ, сударь, какъ бы сказать, большое предположеніе служатъ...
   Ланселотъ. Точно, коротко и ясно: я служу Жиду и имѣю желаніе, какъ мой батюшка растолкуетъ...
   Гоббо. Его хозяинъ и онъ (съ позволенія вашей милости) какъ кошка съ Собакой.
   Ланселотъ. Ну да, дѣло въ томъ, что Жидъ обидѣлъ меня; отъ-того я принужденъ -- какъ мой батюшка, человѣкъ, надѣюсь, старый, растолкуетъ вамъ...
   Гоббо. У меня есть здѣсь пара голубей, я хотѣлъ бы предложить вашей милости,-- а моя просьба въ томъ...
   Ланселотъ. Ну, да словомъ, просьба доносится до меня самого, какъ ваша милость узнаетъ отъ этого честнаго старика, и хотя я говорю это, хоть человѣкъ старый, а бѣдный человѣкъ, мой батюшка...
   Бассаніо. Говори кто-нибудь одинъ; чего хотите вы?
   Ланселотъ. Вамъ служить, сударь.
   Гоббо. Въ этомъ-то, сударь, все задержаніе дѣла.
   Бассаніо. Я тебя очень знаю; твоя просьба исполнена. Шейлокъ, господинъ твой, говорилъ сегодня со мною, и онъ причиной твоей удачи,-- если оставитъ службу богатаго Жида, чтобъ сдѣлаться слугою бѣднаго дворянина, можно назвать удачей.
   Ланселотъ. Вы, сударь, съ моимъ хозяиномъ Шейлокомъ раздѣляли по-поламъ старую пословицу: у васъ божья благодать, а у него благостыня.
   Бассаніо. Умно сказано. Ступайте жь, отецъ съ сыномъ. Разочтись съ прежнимъ господиномъ и являйся ко мнѣ въ домъ. (Слугамъ) Дайте ему ливрею богаче другихъ. Смотрите, чтобъ это было сдѣлано.
   Ланселотъ. Батюшка, пойдемте. Что, не умѣю я найдти мѣста? Нѣтъ у меня языка во рту? Пойдемте жъ. (Смотря на ладонь) Да, изъ всѣхъ людей въ Италіи, которымъ случалось протягивать руку въ знакъ клятвы, ну есть ли хоть у одного человѣка ладонь лучше моей? Я непремѣнно буду счастливъ; вотъ, посмотрите, просто линія жизни! Вотъ черта,-- это такъ пустяки, это женщина: пятнадцать женъ, великое дѣло! одиннадцать вдовъ и девять дѣвицъ, это только почти-необходимое человѣку. А вотъ три раза тонуть и спастись; вотъ чуть-чуть не отправиться на тотъ свѣтъ по милости законной супруги,-- ну, сухъ же выйду изъ воды! Если Фортуна женщина, то на этотъ разъ она, право, славная баба. Батюшка, пойдемте; вы не успѣете мигнуть, какъ я распрощаюсь съ Жидомъ.

(Ланселотъ и Гоббо уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣ же, кромѣ ГОББО и ЛАНСЕЛОТА.

   Бассаніо. Пожалуйста, добрый Леонардо, подумай обо всемъ. Когда закупишь что нужно и распредѣлишь какъ слѣдуетъ, то воротись поскорѣй; вечеромъ я угощаю моихъ искреннихъ пріятелей. Поторопись, ступай.
   Леонардо. Буду стараться изо всѣхъ силъ.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ ЖЕ и ГРАЦІАНО.

   Граціано. Гдѣ твой господинъ?
   Леонардо. Вотъ идетъ, сударь. (Уходятъ.)
   Граціано. Синьйоръ Бассаніо!
   Бассаніо. Граціано!
   Граціано. У меня до васъ просьба.
   Бассаніо. Считай, что она исполнена.
   Граціано. Вы не должны отказать: мнѣ надобно ѣхать съ вами въ Бельмонтъ.
   Бассаніо. Стало-быть, поѣдешь. Но, послушай, Граціано, ты ужь много даешь себѣ воли, ты слишкомъ грубъ и дерзокъ на языкъ. Это довольно идетъ къ тебѣ, и въ нашихъ глазахъ не считается недостаткомъ; но гдѣ тебя не знаютъ, какъ быть! твое обращеніе покажется слишкомъ свободно. Пожалуйста, постарайся подлить нѣсколько прохладительныхъ капель скромности въ кипятокъ своего нрава; а то, по милости твоихъ дерзкихъ выходокъ, могутъ тамъ, куда я ѣду, перетолковать меня дурно, и я не успѣю въ своихъ надеждахъ.
   Граціано. Синьйоръ Бассаніо, послушайте: если я не возьму на себя скромнаго вида, не стану говорить почтительно и призывать чорта только изрѣдка; если не стану носить въ карманѣ молитвенника, смотрѣть богобоязливо; если за молитвой послѣ обѣда не буду закрывать шляпою глазъ, вотъ такъ, и вздыхать и произносить "аминь", исполнять всѣ правила благочинія, какъ человѣкъ, который хорошо изучилъ пріемы угрюмой наружности, чтобъ понравиться своей бабушкѣ, о, тогда рѣшительно не вѣрьте мнѣ больше!
   Бассаніо. Ну, хорошо, увидимъ.
   Граціано. Только я выключаю сегодняшній вечеръ. По нынѣшнему вечеру не судите меня.
   Бассаніо. Нѣтъ, это было бъ жалко; напротивъ, сегодня ужь, пожалуйста, развернись передъ нами; друзья наши намѣрены повеселиться. Но прощай; у меня есть еще дѣло.
   Граціано. А я пойду отъищу Лоренцо и прочихъ, и къ ужину мы явимся къ вамъ (Уходить.)
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Комната въ домъ Шейлока.

ДЖЕССИКА и ЛАНСЕЛОТЪ.

   Джессика. Мнѣ больно, что ты такъ оставляешь отца моего; нашъ домъ -- адъ, а ты, веселый домовой, заглушалъ въ немъ иногда запахъ скуки. Но иди съ Богомъ, вотъ тебѣ червонецъ. Да, Ланселотъ, ты ныньче увидишь за ужиномъ Лоренцо; онъ будетъ въ-гостяхъ, у твоего новаго господина: отдай ему это письмо, только тихонько. Итакъ прощай. Я не хотѣла бъ, чтобъ батюшка видѣлъ, что я разговариваю съ тобой.
   Ланселотъ. Прощайте. Слезы показываютъ мой языкъ. О, прекрасная язычница! премилая Жидовка! Если христіанинъ не поднимется на плутни и не получитъ тебя, то я очень ошибаюсь. Прощайте.

(Уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

   Джессика (одна). Прощай, добрый Ланселотъ. Ахъ, какой ненавистный грѣхъ лежитъ на мнѣ, что я стыжусь быть дочерью своего отца! Но хотя я дочь ему по крови, я не дочь по чувствамъ. О, Лоренцо! если ты сдержишь обѣщаніе, во мнѣ кончится эта борьба, я сдѣлаюсь христіанкой и твоей нѣжной женой. (Уходитъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ. IX.

Улица въ Венеціи.

ГРАЦІАНО, ЛОРЕНЦО, САЛАРИНО и САЛАНІО, потомъ ЛАНСЕЛОТЪ.

   Лоренцо. Нѣтъ, мы ускользнемъ изъ-за ужина, переодѣнемся у меня на квартирѣ и воротимся меньше, чѣмъ черезъ часъ.
   Граціано. Да мы почти-ничего не приготовили.
   Саларино. Не сказали ни слова о томъ, кто понесетъ факелы.
   Саланіо. Если этого не устроить щегольски, то это будетъ скверно; лучше, по-моему, не начинать.
   Лоренцо. Теперь четыре часа; намъ еще остается два, чтобы достать все, что нужно.

(Ланселотъ входитъ съ письмомъ.)

   Лоренцо. Ну, что, братъ-Ланселотъ, новаго?
   Ланселотъ. Не угодно ли вамъ будетъ разломить эту печать? тутъ вѣрно обозначено что-нибудь.
   Лоренцо. Я знаю руку... О, прелестная рука! и бѣлѣе чѣмъ бумага, на которой писано, та прелестная рука, которая писала!
   Граціано. Любовныя вѣсти, видно?
   Ланселотъ. Съ вашего позволенія, сударь...
   Лоренцо. Куда же ты идешь?
   Ланселотъ. Куда, сударь? Звать моего прежняго господина, Жида, ужинать сегодня вечеромъ къ моему новому господину, христіанину.
   Лоренцо. Постой, вотъ возьми себѣ. Скажи милой Джессикѣ, что я сдержу слово. Скажи это потихоньку (Ланселотъ уходитъ). Ну, господа, что жь, хотите ли приготовиться къ вечернему маскараду? У меня теперь будетъ кому нести факелъ!
   Саларино, Такъ я отправлюсь сію-минуту хлопотать.
   Саланіо. И я также.
   Лоренцо. Черезъ часъ вы меня и Граціано найдете у него въ квартирѣ.
   Саларино. Хорошо, мы явимся.

(Саларино и Саланіо уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ X.

ГРАЦІАНО и ЛОРЕНЦО.

   Граціано. Это письмо отъ прекрасной Джессики?
   Лоренцо. Надобно сказать тебѣ все. Она пишетъ мнѣ, какимъ-образомъ я-долженъ похитить ее изъ отцовскаго дома, сколько золота и каменьевъ она возьметъ съ собою, и что у ней готово уже платье пажа. Если Жидъ, отецъ ея, будетъ когда-нибудь на небѣ, то ужь конечно по милости своей дочери, и несчастіе никогда не осмѣлится перейдти ей дорогу, развѣ только подъ тѣмъ предлогомъ, что она отъ племени невѣрнаго Жида. Ну, пойдемъ со мною. Прочти это письмо, пока ты будешь идти: прекрасная Джессика понесетъ возлѣ меня факелъ. (Уходитъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ XI.

Улица предъ домомъ Шейлока.

ШЕЙЛОКЪ и ЛАНСЕЛОТЪ, потомъ ДЖЕССИКА.

   Шейлокъ. Хорошо; ты узнаешь, ты собственными глазами увидишь разницу между старымъ Шейлокомъ и Бассаніо. Эй, Джессика!... Ты перестанешь объѣдаться,-- не то, какъ бывало у меня... Эй, Джессика!.. И спать, и храпѣть, и драть на себѣ одежду. Эй, Джессика, слышишь ли?
   Ланселотъ. Эй, Джессика!
   Шейлокъ. Кто велитъ тебѣ кликать? я не приказывалъ тебѣ кликать.
   Ланселотъ. У васъ, сударь, былъ обычай говорить мнѣ, что я ничего не умѣю сдѣлать безъ приказанія. (Джессика входить.)
   Джессика. Вы кликали? что вамъ угодно?
   Шейлокъ. Я званъ ужинать, Джессика; вотъ ключъ... Да за-чѣмъ мнѣ идти? вѣдь меня позвали не изъ дружбы, они льстятъ мнѣ; однако я пойду изъ ненависти, чтобъ наѣсться на-счетъ мота-христіанина. Джессика, дочь моя, посмотри за домомъ... истинно, мнѣ что-то не хочется идти; какая-нибудь бѣда заготовляется противъ моего спокойствія: недаромъ мнѣ снились ночью мѣшки съ деньгами.
   Ланселотъ. Сдѣлайте милость, сударь, ступайте; вы узнаете, каковъ мой молодой баринъ...
   Шейлокъ. И онъ узнаетъ меня!
   Ланселотъ. А они тамъ сдѣлали заговоръ; я не говорю, что вы увидите маскарадъ; но если увидите, такъ не даромъ же у меня шла кровь изъ носа въ прошлый чистый понедѣльникъ, въ шесть часовъ утра, чему въ середу на масляницѣ въ нынѣшнемъ году, послѣ обѣда, было ровно четыре года.
   Шейлокъ. Что? будутъ маски?-- Послушай, Джессика, запри двери, и когда услышишь барабанъ и отвратительное визжанье кривошейной дудки, не лазяй къ окнамъ и не показывай, головы на улицу, чтобъ смотрѣть на безумныхъ христіанъ съ намазанными лицами; но заткни уши моего дома,-- я разумѣю ставни,-- да и одинъ звукъ дурацкой суеты не внидеть въ мой благонравный домъ. Клянусь жезломъ Іакова, что у меня нѣтъ никакой охоты идти пировать сегодня вечеромъ, но я пойду. Ступай впередъ, скажи, что я буду.
   Ланселотъ. Я пойду, сударь, впередъ. Сударыня, что онъ ни говори, а вы все-таки посмотрите въ окно -- мимо пройдетъ христіанинъ, достойный взгляда Жидовки. (Ланселотъ уходить).
   Шейлокъ. Что сказалъ тебѣ этотъ дуракъ отъ племени агарянскаго? а?
   Джессика. Онъ сказалъ "будьте здоровы" и больше ничего.
   Шейлокъ. Дуракъ довольно-добрый, да ужасный обжора; на прибыль неповоротливъ, какъ черепаха, а спитъ во дню больше, чѣмъ дикая кошка; трутни не водятся у меня въ ульѣ; отъ этого я разстаюсь съ нимъ и уступаю другому, чтобъ онъ помогъ ему опорожнить кошелекъ съ занятыми деньгами. Ну, Джессика, ступай въ домъ; можетъ-быть, я тотчасъ ворочусь. Сдѣлай, какъ я велѣлъ, запри за собой двери: береженаго и Богъ бережетъ; эта пословица не устарѣетъ никогда для человѣка разсчетливаго. (Уходить.)
   Джессика. Прощайте; и если счастіе не вздумаетъ мнѣ поперечить, то я лишилась отца, а вы дочери.

(Уходитъ).

  

ЯВЛЕНІЕ XII.

ГРАЦІАНО и САЛАРИНО замаскированные.

   Граціано. Вотъ навѣсъ, подъ которымъ Лоренцо просилъ дожидаться.
   Саларино. Его часъ прошелъ почти.
   Граціано. Странно, что онъ опаздываетъ: влюбленные всегда бѣгутъ впередъ противъ часовъ.
   Саларино. О, голуби Венеры летятъ въ-десятеро скорѣе, когда надо заключить новый союзъ любви, нежели тогда, какъ надо исполнить обязанность обѣщанной вѣрности.
   Граціано. Это во всемъ такъ. Кто встаетъ изъ-за стола съ такимъ же апетитомъ, съ какимъ сѣлъ? Гдѣ конь, который побѣжитъ назадъ по утомительной дорогѣ съ тѣмъ же неукротимымъ огнемъ, съ какимъ съ-начала бѣжалъ по ней?-- Гоняться за вещью пріятнѣй, чѣмъ наслаждаться ею. Какимъ рѣзвымъ юношей, какимъ блуднымъ сыномъ выходить нарядный корабль изъ роднаго залива! его ласкаетъ и обнимаетъ распутный вѣтеръ. Какимъ блуднымъ сыномъ возвращается онъ! ребра избиты непогодой, паруса въ лохмотьяхъ, изнуренный, оборванный и нищій по милости распутнаго вѣтра...
  

ЯВЛЕНІЕ XIII.

ТѢ ЖЕ и ЛОРЕНЦО.

   Саларино. Вотъ и Лоренцо; объ этомъ послѣ.
   Лоренцо. Любезные друзья, простите, что опоздалъ: не я, но дѣла мои заставили васъ дожидаться. Когда вамъ прійдетъ охота воровать себѣ женъ, я для васъ стану караулить также долго. Подойдите, здѣсь живетъ мой тесть Жидъ. Эй! кто тамъ?
   Джессика (у окна въ мужскомъ платьѣ). Джессика. Кто вы? скажите, чтобъ мнѣ больше увѣриться, хотя я побожусь, что узнала васъ по голосу.
   Лоренцо. Лоренцо и любовь твоя.
   Джессика. Лоренцо -- такъ; и любовь моя, правда. Въ-самомъ-дѣлѣ, кого я столько люблю? И кромѣ тебя, Лоренцо, кто можетъ знать, я также ли твоя любовь?
   Лоренцо. Небо и твое сердце свидѣтели тому.
   Джессика. Вотъ, лови этотъ ящикъ: онъ стоить труда. Я рада, что теперь вечеръ, и ты не видишь меня, а то мнѣ было бъ очень-стыдно, что я такъ переодѣлась; впрочемъ любовь слѣпа и влюбленные не могутъ видѣть милыхъ шалостей, которыя сами дѣлаютъ; а если бъ могли, то и Купидонъ покраснѣлъ бы, увидавъ, что я переряжена въ мальчика.
   Лоренцо. Сойди, ты понесешь возлѣ меня факелъ.
   Джессика. Какъ, я должна освѣтить мой собственный стыдъ? Онъ мнѣ и безъ того слишкомъ слишкомъ-ясенъ. Это должность видная, а мнѣ надо скрываться.
   Лоренцо. Да ты, милый другъ мой, скрыта уже прелестнымъ нарядомъ мальчика. Сойди поскорѣй; вечеръ бѣжитъ, а насъ ждутъ у Бассаніо на праздникѣ.
   Джессика. Я только запру двери, озолочу себя еще червонцами и сейчасъ буду съ тобой, (Отходить отъ окна).
   Граціано. Клянусь, она не Жидовка.
   Лоренцо. Будь я проклятъ, если не люблю ее всѣмъ сердцемъ! Она умна, сколько я могу судить о ней; она прекрасна, если мои глаза не обманываютъ меня; она искрення, какъ то уже доказала, а -- потому такая женщина, какъ она, умная, прекрасная и искренняя, должна занять навсегда мѣсто въ моемъ постоянномъ сердцѣ.
  

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Тѣ ЖЕ, ДЖЕССИКА, потокъ АНТОНІО.

   Лоренцо. А, ты здѣсь? Пойдемте, господа. Наши замаскированные товарищи вѣрно ждутъ насъ.

(Уходитъ съ Джессикой и Саларино).

   Антоніо (входя). Кто тутъ?
   Граціано. Синьйоръ Антоніо.
   Антоніо. Помилуй, Граціано, гдѣ же другіе? Ужь девять часовъ. Друзья наши всѣ ждутъ васъ. Теперь не до маскарада. Поднимается вѣтеръ -- и Бассаніо садится сей-часъ на корабль. Я послалъ человѣкъ двадцать отъискивать васъ.
   Граціано. Я очень-радъ; я не желаю другаго удовольствія, какъ пуститься по-морю и ѣхать въ нынѣшнюю же ночь. (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ XV.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА съ МАРОККСКИМЪ ПРИНЦЕМЪ и ихъ свита.

Звукъ трубъ.

   Порціа. Отдерните занавѣски и откройте ящика передъ благороднымъ принцемъ. Теперь выбирайте.
   Принцъ мароккскій. Первый золотой, на немъ надпись: Кто выберетъ меня, получитъ, чего многіе желаютъ. Второй серебряный, на немъ обѣщанье: Кто выберетъ меня, получитъ чего достоинъ. Этотъ третій, тусклый свинецъ съ такимъ же темнымъ объявленіемъ: Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣрить случаю все, что имѣтъ. Какъ же я узнаю, что выбралъ настоящій?
   Порція. Въ одномъ изъ нихъ мой портретъ, принцъ: если вы выберете его, тогда съ нимъ и я ваша.
   Принцъ мароккскій. Благодѣтельное божество да направитъ мой разумъ! Посмотримъ. Еще разъ перегляжу надписи. Что говоритъ свинцовый ящикъ? Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣритъ случаю все, что имѣетъ. Долженъ отдать -- изъ чего? изъ свинца? ввѣрить все случаю изъ свинца? Этотъ ящикъ пугаетъ. Люди, которые ввѣряются случаю, дѣлаютъ это въ надеждѣ большихъ выгодъ. Золотое сердце не прельстится блестками грязнаго металла.-- Такъ я не отдамъ и не ввѣрю случаю ничего изъ свинца. Что говорить серебряный, съ своимъ дѣвственнымъ цвѣтомъ? Кто выберетъ меня, получитъ, чего достоинъ. Остановись, принцъ мароккскій, и взвѣсь вѣрною рукою свои достоинства. Если ты станешь цѣнить себя по мнѣнію, какое о себѣ имѣешь, ты достоинъ многаго, но этого многаго, можетъ-быть, еще недовольно, чтобъ достигнуть до прекрасной Порціи. Однако сомнѣваться въ своихъ достоинствахъ значило бы малодушно унижать самого-себя. Получу чего достоинъ! Ну, да это -- невѣсту. Я достоинъ ея по рожденію и по богатству, по моей ловкости и моему воспитанію, а еще больше достоинъ по моей любви. Что, если я не стану долго теряться въ догадкахъ и выберу этотъ. Посмотримъ еще разъ надпись, вырѣзанную на золотѣ: Кто выберетъ меня, получить чего многіе желаютъ. Ну, да это она. Весь міръ желаетъ ее. Съ четырехъ концовъ земли идутъ къ этой святынѣ, къ этому смертному божеству. Гирканскія степи и обширныя пустыни пространной Аравіи стали теперь большими дорогами: столько принцевъ ѣдутъ взглянуть на прекрасную Порцію. Водяное царство, котораго надменная голова плюетъ въ лицо небу уже не преграда отважнымъ чужестранцамъ, и они переплываютъ черезъ него, какъ черезъ ручей, чтобъ видѣть прекрасную Порцію. Одинъ изъ этихъ трехъ ящиковъ вмѣщаетъ ея небесный портретъ. Вѣроятно ли, чтобъ свинецъ вмѣщалъ его? Проклятіе на такую низкую мысль! Грубый свинецъ не стоитъ и того, чтобъ сокрытъ ея саванъ въ мрачной могилѣ. Но не уже ли она заключена въ серебрѣ и оцѣнена въ-десятеро дешевле чистаго золота? О, грѣшная мысль! никогда такая жемчужная не была въ другой оправѣ, кромѣ золотой. У Англичанъ есть монета съ изображеніемъ ангела, вырѣзанномъ на золотѣ; но тамъ онъ тиснуть снаружи, а здѣсь ангелъ лежитъ внутри золотой постели. Выдайте мнѣ ключъ. Что бъ ни случилось, я выбираю этоть.
   Порціа. Вотъ, возьмите, принцъ, и если мой портретъ лежитъ здѣсь, то я ваша.
   Приццъ мароккскій (открывъ золотой ящикъ). О адъ! что мы находимъ тутъ? человѣческій черепъ! Въ его пустомъ глазѣ исписанный свитокъ... Прочту, что написано: "Не все то золото, что блеститъ; часто ты слыхалъ про это; многіе изъ людей продали свою жизнь, чтобъ Только посмотрѣть на мою наружность; золотые гробы скрываютъ червей! Если бы ты былъ такъ же благоразуменъ, какъ смѣлъ, молодъ тыломъ, старъ разсудкомъ, отвѣтъ тебѣ не былъ бы въ этомъ свиткѣ. Прощай, мертвый холодъ за твою любовь..." Да, мертвый холодъ, и трудъ потерянъ! Итакъ прости, жаръ, и здравствуй, холодъ!-- Порціа, прости! Мое сердце такъ уязвлено, что не вынесетъ томительныхъ прощаній: кто все проигралъ, уходитъ, какъ я.

(Уходить.)

   Порціа. Дѣло кончилось благополучно! Задерни занавѣски. Ахъ, если бъ всѣмъ такого цвѣта, какъ онъ, также удалось выбрать меня! (Уходить.)
  

ЯВЛЕНІЕ XVI.

Улица въ Венеціи.

САЛАРИНО и САЛАНІО.

   Саларино. Да, братъ, я видѣлъ, какъ поѣхалъ Бассаніо; съ нимъ отправился Граціано, а Лоренцо нѣтъ у нихъ на кораблѣ, я въ этомъ увѣренъ.
   Саланіо. Мерзавецъ-Жидъ встревожилъ криками дожа, который дошелъ съ нимъ объискивать корабль Бассаніо.
   Саларино. Да пришелъ поздно: корабль былъ уже въ морѣ. Но дожу дали знать, что въ одной гондолѣ видѣли Лоренцо вмѣстѣ съ его влюбленной Джессикой. Сверхъ-того, и Антоніо поручился дожу, что ихъ нѣтъ на кораблѣ у Бассаніо.
   Саланіо. Я никогда не слыхивалъ такой путаницы, такого неистовства и сумасбродства, съ какимъ собака-Жидъ кричитъ по улицамъ: "моя дочь! мои червонцы! о моя дочь! убѣжала съ христіаниномъ! о мои христіанскіе червонцы! правосудіе, законъ! мои червонцы и моя дочь! запечатанный мѣшокъ! два запечатанные мѣшка съ червонцами, съ двойными червонцами, украденными моей, дочерью! а вещи: два камня, два богатые, драгоцѣнные камня -- украдены моей дочерью! правосудіе! найдите мою дочь, на ней мои камни и червонцы!"
   Саларино. Всѣ мальчишки въ Венеціи бѣгаютъ за нимъ и кричатъ: "его камни, его дочь, его червонцы!"
   Саланіо. Какъ бы добрый Антоніо не пропустилъ срока, а то онъ поплатится за это!
   Саларино. Ты къ-стати вспомнилъ. Я разговаривалъ вчера съ однимъ Французомъ; онъ сказывалъ мнѣ, что въ проливѣ, который отдѣляетъ Францію отъ Англіи, погибъ какой-то изъ нашихъ кораблей съ богатымъ грузомъ. Я думалъ объ Антоніо, когда онъ говорилъ, и въ-тайнѣ желалъ, чтобъ это былъ не его.
   Саланіо. Ты лучше сказалъ бы Антоніо, что слышалъ; только не скажи этого вдругъ, а то можешь огорчить его.
   Саларино. Нѣтъ человѣка на землѣ такого добраго. Я видѣлъ, какъ разставались Бассаніо и Антоніо: Бассаніо говорилъ ему, что поспѣшитъ воротиться. "Не спѣши" отвѣчалъ онъ: "изъ меня не порти опрометчивостью своего дѣла, Бассаніо; но терпѣливо выжди время. Что жь касается до моего условія съ Жидомъ, пожалуйста, не давай ему мѣста между мыслями твоей влюбленной души. Будь веселъ, обрати главное вниманіе на то, чтобъ понравиться, и на прекрасныя доказательства любви, какія тамъ покажутся тебѣ приличны"... При этомъ словѣ глаза у него налились слезами; онъ отвернулся, протянулъ руку назадъ съ нѣжностію, удивительно-трогательной, сжалъ руку Бассаніо; такъ они разстались.
   Саланіо. Мнѣ кажется, онъ любитъ міръ только ради Бассаніо. Пожалуйста, пойдемъ, отыщемъ его и постараемся какимъ-либо удовольствіемъ разсѣять тяжелыя думы, которымъ онъ предается.
   Саларино. Да, пойдетъ. (Уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

НЕРИССА и СЛУГИ.

   Нерисса. Живѣй, живѣй, отдерните поскорѣе занавѣсъ; принцъ аррагонскій произнесъ клятву и идетъ теперь выбирать. (Слышенъ звукъ трубъ).
  

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

Тѣ же, ПОРЦІА, ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ и ихъ свита.

   Порціа. Вотъ стоятъ ящики, благородный принцъ; если выберете вы тотъ, въ которомъ я, мы тотъ-часъ же приступимъ къ торжеству нашего брачнаго обряда; но если ошибетесь, то должны, не возражая ни слова, немедленно ѣхать отсюда.
   Принцъ. Я обязался клятвою выполнить три условія: во-первыхъ, никогда не открывать, кому бы то ни было, какой ящикъ я выберу; потомъ, если не отгадаю настоящаго ящика, никогда въ цѣлую жизнь не предлагать женщинѣ быть моей женою; наконецъ, если буду несчастливъ въ своемъ выборѣ, тотъ-часъ оставить васъ и ѣхать.
   Порціа. Эти условія сохранить долженъ поклясться каждый, кто изъ моихъ ничтожныхъ достоинствъ захочетъ испытать свою судьбу.
   Принцъ. Я то и сдѣлалъ. Теперь, счастіе, помоги надеждѣ моего сердца! Золото, серебро и низкій свинецъ. "Кто выберетъ меня, долженъ отдать и ввѣрить случаю все, что имѣетъ". Сдѣлайся покрасивѣе, прежде, чѣмъ я отдамъ все и ввѣрюсь случаю. Что говоритъ золотой ящикъ? А, посмотримъ. "Кто выберетъ меня, получитъ, чего многіе желаютъ". Чего многіе желаютъ! Что значитъ многіе? глупая толпа, которая выбираетъ по виду, знаетъ только то, чему ее учатъ обольщенные глаза; которая не проникаетъ во внутренность, но, какъ ласточка, вьетъ гнѣздо подъ непогодой, на наружной стѣнѣ, на пути и подъ ударами гибельныхъ случаевъ. Я не выберу, чего многіе желаютъ, не хочу слѣдовать примѣру пошлыхъ умовъ и стать на-ряду съ дикой толпою. Итакъ къ тебѣ, серебряная сокровищница: скажи мнѣ еще разъ, какое титло ты носишь. "Кто выберетъ меня получитъ, чего достоинъ". Хорошо сказано; въ-самомъ-дѣлѣ, кто пойдетъ обманывать счастіе и добиваться почестей, не имѣя клейма заслуги? Да не дерзнетъ никто присвоивать себѣ незаслуженной чести! О, если бъ богатства, отличія и высокій санъ не приходились даромъ, и если бъ свѣтлыя почести покупались всегда достоинствами человѣка! сколько бъ людей съ непокрытой головой надѣло шляпу, сколько бъ слушалось, которые приказываютъ! сколько зеренъ низости отдѣлилось бы отъ истиннаго сѣмени чести! и сколько бъ чести отъискали въ соломѣ и въ развалинахъ временъ, чтобъ придать ей опять ея прежній блескъ! Но обратимся къ выбору. "Кто выберетъ меня, получитъ, чего достоинъ". Я хочу взять заслуженное. Дайте мнѣ ключъ отъ этого и скорѣе отоприте,-- тутъ мое счастіе.
   Порціа. Вы слишкомъ-долго медлили изъ того, что находите здѣсь.
   Принцъ. Что это здѣсь? Портретъ какого-то болвана съ дурацкой улыбкой; онъ подаетъ мнѣ бумагу. Прочтемъ. О, какъ ты непохожъ на Порцію; какъ ты непохожъ на мои надежды и на мои достоинства! "Кто выберетъ меня,получить, чего достоинъ." Не ужь ли я ничего не стою, кромѣ головы дурака? Эта ли мнѣ награда? Не ужь ли я не заслужилъ ничего лучше?
   Порціа. Ошибаться и разсуждать два разныя дѣла и различныхъ свойствъ.
   Принцъ. Что тутъ есть? "Семь разъ огонь искушалъ это серебро, семь, разъ былъ искушаемъ тотъ разумъ, который не выбиралъ никогда не въ-попадъ. Есть многіе, они обнимаютъ тѣнь, но за то имъ дастся только тѣнь счастія; есть дураки на землѣ, я знаю, всѣ въ серебрѣ: таковъ и я; на какой женѣ ты ни женись, моя голова все будетъ у тебя на плечахъ. Такъ отправляйся, тебѣ отставка." -- Чѣмъ долѣе я останусь здѣсь, тѣмъ глупѣе покажусь.. Пріѣхалъ свататься съ одной дурацкой головой, а возвращаюсь съ двумя.-- Прекрасная, прости, я сдержу клятву терпѣливо перенесть несчастіе. (Уходитъ со всею свитой.)
  

ЯВЛЕНІЕ XIX.

Тѣ же, кромѣ ПРИНЦА и его свиты.

   Порціа. Такъ мотылекъ обжегся на свѣчѣ! Охъ, эти разсуждающіе глупцы! когда они выбираютъ, то дѣлаются такъ умны, что, благодаря уму, лишаются меня.
   Нерисса. Въ старинной пословицѣ нѣтъ нисколько суевѣрія: "вѣшаетъ и женить судьба".
   Порціа. Поди, задерни занавѣсъ, Нерисса.
  

ЯВЛЕНІЕ XX.

ТѢ ЖЕ и СЛУГА.

   Слуга. Гдѣ госпожа?
   Порціа. Здѣсь. Что тебѣ надо?
   Слуга. Сударыня, у воротъ остановился сей-часъ молодой Венеціанецъ; онъ пріѣхалъ впередъ, чтобъ объявить о прибытіи своего господина, отъ котораго привезъ чувствительный поклонъ, т. е., кромѣ учтивостей и ласковыхъ словъ, подарки высокой цѣны. Я еще не видывалъ такого пріятнаго посланника любви; никогда апрѣльскій день не появлялся такъ мило,чтобъ показать намъ какое богатое л шь, что я не говорю съ нимъ ни слова, потому что мы не понимаемъ другъ друга; онъ не говоритъ ни по-латыни, ни по-французски, ни по-итальянски; а ты можешь присягнуть передъ судомъ, что я ни на грошъ не знаю по-англійски. По фигурѣ онъ образецъ порядочнаго человѣка, но -- увы!-- кто можетъ разговаривать съ нѣмою куклой? Какъ странно онъ одѣвается! Мнѣ кажется, что камзолъ свой онъ купилъ въ Италіи, панталоны -- во Франціи, шляпу -- въ Германіи, а манеры -- во всѣхъ странахъ.
   

НЕРИССА.

   Какого вы мнѣнія о его сосѣдѣ, шотландскомъ лордѣ?
   

ПОРЦІЯ.

   Я думаю, что въ немъ есть чувство милосердія къ своимъ сосѣдямъ, потому что онъ взялъ взаймы у англичанина пощечину и поклялся, что отдастъ ее ему, когда будетъ въ состояніи. Кажется, французъ поручился въ томъ и обязался подпиской.
   

НЕРИССА.

   Какъ вамъ нравится молодой нѣмецъ, племянникъ герцога Саксонскаго?
   

ПОРЦІЯ.

   Онъ отвратителенъ по утрамъ, когда трезвъ, и еще отвратительнѣе послѣ обѣда, когда пьянъ. Въ свои лучшія минуты онъ немного хуже, чѣмъ человѣкъ; въ худшія -- немного лучше звѣря. Какое бы несчастіе ни постигло меня, я всетаки надѣюсь, что найду средство не попасть въ руки этого человѣка.
   

НЕРИССА.

   Значитъ, если онъ захочетъ попытать счастья и угадаетъ, какой ящикъ надо выбрать, вы, отказавъ ему въ своей рукѣ, откажетесь вмѣстѣ съ тѣмъ исполнить волю вашего отца!
   

ПОРЦІЯ.

   Чтобъ избѣжать этого несчастья, поставь, пожалуйста, но невыигрышный ящикъ большой стаканъ рейнвейна; тогда будь внутри этого ящика хоть самъ дьяволъ, а на крышкѣ его этотъ соблазнъ, нѣмецъ непремѣнно выберетъ его. Я готова скорѣе рѣшиться на все на свѣтѣ, чѣмъ сдѣлаться женою губки.
   

НЕРИССА.

   Вамъ нечего бояться, синьора: вы не достанетесь ниодному изъ этихъ господъ. Они уже сообщили мнѣ свое рѣшеніе -- вернуться домой и перестать безпокоить васъ своимъ искательствомъ, развѣ только для того, чтобъ получить васъ, найдется какое-нибудь другое средство, кромѣ предложеннаго вашимъ отцомъ.
   

ПОРЦІЯ.

   Хотя бы мнѣ пришлось дожить до старости Сивиллы, я умру цѣломудренною, какъ Діана, если никому не удастся получить меня согласно съ волей моего отца. Я очень рада, что это толпа вздыхателей такъ благоразумна, потому что изъ всѣхъ ихъ нѣтъ ни одного, отсутствія котораго я не желала бы отъ всего сердца -- и я всѣмъ имъ желаю счастливаго пути.
   

НЕРИССА.

   Помните ли вы, синьора, одного венеціанца, ученаго и храбреца, который, еще при жизни вашего отца, пріѣзжалъ сюда съ маркизомъ Монфераттомъ!


Бассаніо, Лоренцо, старикъ Гоббо, Пателотъ Гоббо.
"Подойдите къ нему, батюшка".
Дѣйствіе II, сцена I.

   

ПОРЦІЯ.

   Да, да, это былъ Бассаніо. Кажется, его такъ зовутъ?
   

НЕРИССА.

   Такъ, синьора. Изъ всѣхъ людей, которыхъ видѣли мои глупые глаза, онъ больше всѣхъ достоинъ прекрасной женщины.
   

ПОРЦІЯ.

   Я хорошо помню его -- и помню, что онъ заслуживаетъ твою похвалу.

Входитъ Слуга.

СЛУГА.

   Синьора, четыре чужестранца ищутъ васъ, чтобъ проститься съ вами. Кромѣ того, пріѣхалъ передовой отъ пятаго, принца Марокскаго. Онъ объявилъ, что принцъ, его повелитель, будетъ здѣсь сегодня вечеромъ.
   

ПОРЦІЯ.

   Если бъ этому пятому я могла сказать "здравствуйте" такъ же охотно, какъ говорю этимъ четыремъ "прощайте" -- его пріѣздъ порадовалъ бы меня; если у него характеръ святого, а лицо чорта, я желаю имѣть его лучше своимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Пойдемъ, Нерисса. (Слугѣ). Ты же ступай впередъ. Въ ту самую минуту, какъ мы запираемъ ворота за однимъ, другой стучится въ дверь.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА III.

Венеція. Площадь,

Входятъ Бассаніо и Шейлокъ.

ШЕЙЛОКЪ.

   Три тысячи червонцевъ? Хорошо.
   

БАССАНІО.

   Да, синьоръ, на три мѣсяца.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   На три мѣсяца? Хорошо.
   

БАССАНІО.

   За уплату, какъ я уже сказалъ вамъ, поручится Антоніо.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Антонію поручится? Хорошо.
   

БАССАНІО.

   Можете ли вы помочь мнѣ? Можете ли сдѣлать мнѣ удовольствіе? Узнаю ли я вашъ отвѣтъ?
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Три тысячи червонцевъ, на три мѣсяца и за поручительствомъ Антоніо.
   

БАССАНІО.

   Что жъ вы отвѣтите!
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Антоніо -- хорошій человѣкъ.
   

БАССАНІО.

   Развѣ вы слыхали когда-нибудь, что это неправда!
   

ШЕЙЛОКЪ.

   О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Словами: "онъ хорошій человѣкъ" я хочу сказать, понимаете, что у него есть чѣмъ заплатить. Но его рессурсы не у него въ рукахъ. Одинъ изъ его кораблей плыветъ въ Триполисъ, другой -- въ Индію; кромѣ того, я узналъ но Ріальто, что третій корабль онъ отправилъ въ Мексику, четвертый -- въ Англію, а остальныя суда тоже разсѣяны по разнымъ странамъ. Но суда -- вѣдь только доски, а матросы -- люди; но свѣтѣ жъ живутъ земляныя и водяныя крысы, а также земляные и водяные воры, то есть пираты. Да и кромѣ того, опасны волны, вѣтры и скалы. Но у Антоніо, всетаки, есть чѣмъ заплатить. Три тысячи червонцевъ! Я полагаю, что можно ваять его вексель.
   

БАССАНІО.

   Будьте увѣрены, что можно.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Я желаю быть увѣреннымъ, что можно -- и, чтобъ увѣриться, хочу пообдумать. Могу я поговорить съ Антоніо?
   

БАССАНІО.

   Для этого неугодно ли вамъ пообѣдать съ нами.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Да -- чтобъ нюхать свинину, чтобъ ѣсть изъ сосуда, въ который нашъ пророкъ загналъ заклинаніями дьявола! Я готовъ покупать съ вами, продавать съ вами, разговаривать съ вами, прогуливаться съ вами и такъ далѣе; но я не стану ни ѣсть съ вами, ни пить съ вами, ни молиться съ вами. Что новаго на Ріальто? Кто идетъ сюда?

Входитъ Антоніо.

   Это синьоръ Антоніо.
   

ШЕЙЛОКЪ [въ сторону]

             Его за то такъ ненавижу я,
             Что онъ христіанинъ; но вдвое больше
             Еще за то, что въ гнусной простотѣ
             Взаймы даетъ онъ деньги безъ процентовъ
             И роста курсъ сбиваетъ между насъ,
             Въ Венеціи. Пусть мнѣ хоть разъ одинъ
             Ему бока пощупать доведется --
             Ужъ ненависть старинную свою
             Я утолю. Святое наше племя
             Не терпитъ онъ, и даже въ тѣхъ мѣстахъ,
             Гдѣ сходятся купцы между собою,
             Ругаетъ онъ меня, мои дѣла,
             И мой барышъ законный называетъ
             Онъ лихвою. Будь проклято мое
             Колѣно все, когда ему прощу я!


Граціано.
Дѣйствіе II, сцена II.

   

БАССАНІО.

             Послушайте!
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                 Наличный мой запасъ
             Считаю я на память; по расчету
             Выходитъ такъ, что вдругъ собрать для васъ
             Три тысячи червонцевъ не могу я.
             Но все равно. Тубалъ, богачъ-еврей,
             Поможетъ мнѣ. Однако, погодите:
             Какой вы срокъ назначите?
             [Обращаясь къ Антоніо] Синьоръ
             Почтеннѣйшій, желаю вамъ здоровья!
             У насъ теперь рѣчь именно была
             О васъ.
   

АНТОНІО.

                                 Шейлокъ, хотя обыкновенья
             Нѣтъ у меня ни брать, ни одолжать,
             Чтобъ не платить и не взимать процентовъ,
             Но правило свое нарушу я,
             Чтобъ выручить изъ крайняго стѣсненья
             Пріятеля. [Къ Бассаніо] Извѣстно ли ему --
             Вы сколько взять желаете.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                     Да, знаю:
             Три тысячи червонцевъ.
   

АНТОНІО.

                                           И на срокъ
             Трехмѣсячный.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Я и забылъ. Да, точно,
             Три мѣсяца и поручитель -- вы.
             Сообразимъ. Послушайте, однако:
             Вы, кажется, сказали, что у васъ
             Привычки нѣтъ ни брать, ни дѣлать ссуды
             Съ процентами?
   

АНТОНІО.

                                           Не поступаю такъ
             Я никогда.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                 Когда овецъ Лавана
             Іаковъ пасъ, Іаковъ этотъ былъ --
             Онъ матери своей премудрой этимъ
             Обязанъ -- былъ онъ третьимъ по числу
             Преемникомъ святого Авраама.
             Да, третьимъ, такъ.
   

АНТОНІО.

                                           Ну, что же изъ того?
             Проценты бралъ онъ, что ли?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                               Нѣтъ, процентовъ
             Не бралъ онъ; нѣтъ, тутъ не было того,
             Что прямо вы процентами зовете.
             Послушайте, что сдѣлалъ онъ. Лаванъ
             Съ нимъ заключилъ условье, что ягнята
             Пелесые и пестренькіе всѣ
             Іакову служить наградой будутъ
             За трудъ его. Когда пришла пора
             Осенняя, овечки въ вожделѣньи
             Пошли къ своимъ баранамъ -- и начался
             Межъ этою лохматою породой
             Созданья трудъ. Тогда хитрецъ-пастухъ
             Сталъ обдирать кору съ вѣтвей древесныхъ
             И вѣтви тѣ предъ каждою овцой
             Втыкалъ въ моментъ ея совокупленья --
             И овцы зачинали, и потомъ
             Рождалися все пестрые ягнята --
             И было все Іаковле. Такой
             Онъ путь избралъ для барыша -- и небомъ
             Благословенъ онъ былъ. Итакъ, барышъ
             Некраденный -- благословенье неба.
   

АНТОНІО.

             Іаковъ тутъ служилъ на рискъ, синьоръ:
             Не отъ него зависѣла удача;
             Его барышъ былъ Божьею рукой
             Опредѣленъ и сдѣланъ. Развѣ этимъ
             Хотите вы проценты оправдать?
             Иль серебро и -золото у васъ
             Одно и то жъ, что овцы и бараны?
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Какъ вамъ сказать -- я быстро ихъ пложу.
             Послушайте, однако.
   

АНТОНІО.

                                           Вотъ, Бассаньо,
             Замѣть себѣ: ссылаться можетъ чортъ
             На доводы священнаго писанья.
             Когда душа порочная беретъ
             Въ защитники свидѣтельство святое,
             Она -- злодѣй съ улыбкой на устахъ,
             Красивый плодъ съ гнилою сердцевиной.
             О, какъ на видъ всегда красива фальшь!
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Три тысячи червонцевъ! Это сумма
             Почтенная. Три мѣсяца изъ году --
             Сообразимъ, процентовъ сколько тутъ
             Приходится!
   

АНТОНІО.

                                 Ну, что жъ, Шейлокъ, скажите,
             Хотите вы насъ одолжить?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                     Синьоръ
             Антоніо, припомните, какъ часто
             Въ Ріальто вы ругались надо мной
             Изъ-за моихъ же денегъ и процентовъ,
             Я это все всегда переносилъ
             Съ терпѣніемъ, плечами пожимая;
             Терпѣніе жъ -- наслѣдственный удѣлъ
             Всей націи еврейской. Вы меня
             Ругали псомъ, отступникомъ, злодѣемъ,
             Плевали мнѣ на мой кафтанъ жидовскій,
             И это все за то лишь, что своимъ
             Я пользуюсь. Теперь, какъ видно, помощь
             Моя нужна -- ну, что жъ! впередъ! и вы
             Приходите ко мнѣ и говорите:
             "Шейлокъ, намъ нужны деньги". Это вы
             Такъ просите, вы, часто такъ плевавшій
             Мнѣ въ бороду, дававшій мнѣ пинки,
             Какъ будто псу чужому, что забрался
             На вашъ порогъ. Вамъ нужны деньги. Что жъ
             Мнѣ слѣдуетъ отвѣтить? Не сказать ли:
             "Да развѣ же имѣетъ деньги песъ?
             Да развѣ же возможно, чтобъ собака
             Три тысячи червонцевъ вамъ дала?"
             Иль, можетъ быть, я долженъ низко шляпу
             Предъ вами снять и тономъ должника,
             Едва дыша, вамъ прошептать смиренно:
             "Почтеннѣйшій синьоръ мой, на меня
             Вы въ середу прошедшую плевали,
             Въ такой-то день вы дали мнѣ пинка,
             Въ другой -- меня собакой обругали,
             И вотъ теперь, за ласки эти всѣ,
             Я приношу вамъ столько-то и столько".
   

АНТОНІО.

             Я и теперь готовъ тебя назвать
             Собакою и точно также плюнуть
             Въ твое лицо и дать тебѣ пинка.
             Когда взаймы ты дать согласенъ деньги,
             Такъ и давай -- не какъ друзьямъ своимъ...
             Ну, видано ль, чтобъ дружба заставляла
             Друзей платить проценты за металлъ
             Безплоднѣйшій!.. Нѣтъ, какъ врагу скорѣе
             Ты деньги дай, чтобъ, если въ срокъ тебѣ
             Онъ не отдастъ, ты могъ, не церемонясь,
             Съ него взыскать.
   

ШЕЙЛОКЪ,

                                           Ну посмотрите, какъ
             Вспылили вы! Хотѣлось бы мнѣ съ вами
             Друзьями быть, снискать у васъ любовь,
             Забыть позоръ, которымъ вы пятнали
             Всегда меня, въ нуждѣ вамъ пособить,
             Не взявъ за то процентовъ ни копѣйки
             Но собственныя деньги, а меня
             И выслушать вы не хотите. Право,
             По-дружески я предлагаю вамъ.
   

БАССАНІО.

             Дѣйствительно по-дружески.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                               И это
             Я докажу. Къ нотаріусу мы
             Сейчасъ пойдемъ; вы на простой роспискѣ
             Подпишитесь, и такъ, для шутки, въ ней
             Напишемъ мы, что если не внесете
             Въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ мнѣ
             Ту сумму всю, которая въ роспискѣ
             Означится, то неустойкой съ васъ
             Фунтъ вашего прекраснѣйшаго мяса
             Послужитъ мнѣ -- и буду властенъ я
             Тамъ вырѣзать его, гдѣ пожелаю.
   

АНТОНІО.

             Что жъ, я не прочь! Подъ векселемъ такимъ
             Я подпишусь и объявлю, что жидъ
             Безмѣрно добръ.
   

БАССАНІО.

                                           Нѣтъ, векселя такого
             Ты за меня не выдашь. Я готовъ
             Скорѣй въ нуждѣ остаться.
   

АНТОНІО.

                                                     Э, не бойся:
             Не будетъ мной просрочено! Еще
             Два мѣсяца -- такъ, стало быть, до срока
             За тридцать дней -- и долженъ получить
             Я вдесятеро болѣе той суммы,
             Что мы займемъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           О, отче Авраамъ!
             Вотъ каковы всѣ эти христіане!
             Ихъ собственная жесткость учитъ ихъ
             Подозрѣвать въ другихъ дурныя мысли.
             [Къ Бассаніо]. Ну, сами вы скажите: если онъ
             Въ срокъ не внесетъ -- изъ этой неустойки
             Что пользы мнѣ? Людского мяса фунтъ,
             Вѣдь, цѣнится гораздо ниже мяса
             Не только что барана, но козла.
             Лишь для того ему услугу эту
             Я предложилъ, чтобъ пріобрѣсть себѣ
             Его пріязнь. Согласенъ онъ -- извольте!
             Не хочетъ онъ -- прощайте, и прошу
             За дружбу къ вамъ не обвинять Шейлока.
   

АНТОНІО.

             Шейлокъ, готовъ я вексель подписать.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Ступайте же къ нотаріусу: скоро
             И я приду. Скажите тамъ ему,
             Какъ написать забавный этотъ вексель,
             А я пойду -- червонцы соберу,
             Да посмотрю, что дѣлается дома:
             Онъ у меня оставленъ подъ присмотръ
             Опаснѣйшій безпутнаго лакея.
             Я къ вамъ приду немедленно. [Уходитъ.
   

АНТОНІО.

                                                               Ступай,
             Мой милый жидъ. Онъ къ вѣрѣ христіанской
             Навѣрно обратится: что-то сталъ
             Онъ слишкомъ добръ.
   

БАССАНІО.

                                           Тотъ человѣкъ мнѣ гадокъ,
             Въ комъ мысли гнусныя, языкъ же льстивъ и сладокъ.
   

АНТОНІО.

             Пойдемъ. Бояться намъ не слѣдуетъ жида:
             До срока векселя придутъ мои суда.

[Уходятъ.


Джессика и Ланчелотъ.
Дѣйствіе II, сцена III.

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Трубы. Входятъ Принцъ Марокскій со свитой, Порція, Нерисса и другія ея прислужницы.

ПРИНЦЪ МАРОКСКІЙ.

             Не отвергай меня изъ-за того,
             Что черенъ я: то мрачная ливрея
             Полуденнаго солнца -- моего
             Ближайшаго сосѣда и кормильца.
             Пускай придетъ красивѣйшій сюда
             Изъ всѣхъ людей, на сѣверѣ рожденныхъ,
             Въ той сторонѣ, гдѣ ледъ едва-едва
             Подъ Фебовымъ огнемъ растаять можетъ;
             Пусть изъ любви къ тебѣ и я, и онъ
             Дадимъ себѣ разрѣзъ на кожѣ сдѣлать --
             Увидите, чья будетъ кровь краснѣй.
             Синьора, вѣрь -- лицо мое въ храбрѣйшихъ
             Вселяло страхъ; любовію моей
             Клянусь тебѣ, прекраснѣйшія дѣвы
             Моей страны смотрѣли на него
             Съ любовію! Разстаться съ этимъ цвѣтомъ
             Рѣшился бы я только для того,
             Чтобъ у тебя твои похитить чувства,
             Прекрасная владычица моя.
   

ПОРЦІЯ.

             Я въ выборѣ руковожусь не только
             Совѣтами глазъ дѣвичьихъ; притомъ
             Моя судьба въ рукахъ у лоттереи --
             И выборомъ своимъ располагать
             Не въ правѣ я; но еслибъ только воля
             Отцовская не приказала мнѣ
             Отдать себя тому, кто завладѣетъ
             Моей рукой тѣмъ средствомъ, о которомъ
             Я только что сказала вамъ, то вы,
             Принцъ доблестный, могли бы точно такъ же
             Искать моей пріязни, какъ и всѣ,
             Кого я здѣсь до этихъ поръ встрѣчала.
   

ПРИНЦЪ МАРОКСКІЙ.

             Благодарю васъ и за то. Теперь,
             Пожалуйста, меня вы поведите
             Къ тѣмъ сундучкамъ: я счастія хочу
             Попробовать. Клянуся этой саблей,
             Принесшей смерть Софи и одному
             Персидскому владыкѣ -- этой саблей,
             Которою три славныя сраженья
             Я выигралъ султану Солиману,
             Что я готовъ блескъ самыхъ смѣлыхъ глазъ
             Затмить моимъ, и высшую отвагу,
             Какая есть на свѣтѣ, одолѣть,
             И медвѣжатъ отъ материнской груди
             Прочь оторвать, и даже надо львомъ,
             Алкающимъ добычи, издѣваться --
             Все для того, чтобъ завладѣть тобой,
             Красавица! Но, ахъ, межъ тѣмъ какъ Лихасъ
             И Геркулесъ играютъ въ кости съ тѣмъ,
             Чтобъ порѣшить, кто изъ двоихъ храбрѣе,
             Вдругъ можетъ такъ случиться, что рука
             Слабѣйшаго удачнѣй кости кинетъ --
             И побѣдитъ Алкида пажъ его!
             Ахъ, такъ и я, Фортуною слѣпою
             Руководимъ, могу то потерять,
             Чѣмъ менѣе достойный завладѣетъ,
             И умереть отъ горя!
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Вы должны
             Идти на рискъ: иль вовсе отказаться
             Отъ выбора, иль прежде чѣмъ начать --
             Присягу дать, что если ошибетесь,
             То ни одной изъ женщинъ никогда
             Не будете вы говорить о бракѣ.
             Поэтому подумайте.
   

ПРИНЦЪ МАРОКСІПЙ.

                                                     На все
             Согласенъ я. Ведите къ лоттереѣ.


Джессика.
Дѣйствіе II, сцена V.

   

ПОРЦІЯ.

             Сперва во храмъ; потомъ за столъ -- а тамъ
             Вы можете и счастья попытать.
   

ПРИНЦЪ МАРОКСК1Й.

             Идемъ! Судьба, ты дашь мнѣ счастье жизни всей
             Иль проклянешь навѣкъ немилостью своей.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА II.

Венеція. Улица.

Входитъ Ланчелотъ.

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Безъ всякаго сомнѣнія, моя совѣсть позволитъ мнѣ убѣжать отъ этого жида, моего хозяина. Злой духъ толкаетъ меня подъ бокъ и соблазняетъ меня, говоря: "Гоббо, Ланчелотъ Гоббо, добрый Ланчелотъ, или добрый Гоббо, или добрый Ланчелотъ Гоббо, употреби въ дѣло свои ноги, навостри лыжи, удирай!" А совѣсть говоритъ: "Нѣтъ, берегись, честный Ланчелотъ, берегись, честный Гоббо, или -- какъ выше сказано -- честный Ланчелотъ Гоббо, не удирай, оставь ноги въ покоѣ". Ну, хорошо. Но дьяволъ все не отстаетъ и велитъ укладываться. "Маршъ!" говоритъ чортъ; "проваливай!" говоритъ чортъ; "ради самого неба, соберись съ духомъ!" говоритъ чортъ -- "бѣги!" Ну, хорошо. Но тутъ совѣсть бросается на шею къ моему сердцу и мудро говоритъ мнѣ: "мой честный другъ Ланчелотъ, такъ какъ ты сынъ честнаго человѣка" -- или, вѣрнѣе, честной женщины, потому что, правду сказать, мой папенька иногда любилъ погулять: были у него кое-какіе вкусы. Итакъ совѣсть говоритъ мнѣ: "Ланчелотъ -- ни съ мѣста!" -- "Ступай!" говоритъ дьяволъ,-- "Ни съ мѣста!" говоритъ моя совѣсть.-- "Совѣсть", говорю я, "твой совѣтъ хорошъ".-- "Дьяволъ", говорю я, "твой совѣтъ хорошъ". Если повиноваться совѣсти, то слѣдуетъ остаться у жида, моего хозяина, который -- прости меня Господи -- тоже изъ дьяволовъ; если я убѣгу отъ жида, то послушаюсь чорта, который, съ позволенія сказать, ужъ настоящій чортъ. Нѣтъ сомнѣнія, что жидъ -- воплощенный сатана, и, говоря по совѣсти, моя совѣсть -- жестокая совѣсть, коли совѣтуетъ мнѣ оставаться у жида. Чортъ даетъ мнѣ болѣе дружескій совѣтъ. Я убѣгу, чортъ. Мои пятки къ твоимъ услугамъ.

Входитъ Старикъ Гоббо съ корзиной.

ГОББО.

   Синьоръ, молодой человѣкъ, скажите мнѣ, пожалуйста, какъ тутъ пройти къ господину жиду?

ЛАНЧЕЛОТЪ [въ сторону

   О, небо! это мой законный отецъ! Онъ не только подслѣповатъ, но и совсѣмъ слѣпъ, и потому не узнаетъ меня. Сыграю съ нимъ какую-нибудь штуку.
   

ГОББО.

   Синьоръ, молодой кавалеръ, пожалуйста, скажите, какъ пройти къ господину жиду?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Поворотите направо при первомъ поворотѣ, а при самомъ первомъ -- налѣво; но смотрите -- при первомъ не сворачивайте ни вправо, ни влѣво, а идите прямо внизъ къ дому жида.
   

ГОББО.

   Господи милосердый, эту дорогу не легко найдешь. Не можете ли сказать мнѣ: нѣкій Ланчелотъ, который живетъ у него, -- живетъ ли у него или нѣтъ?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ? [Въ сторону] Замѣчайте-ка, какъ я пущу въ ходъ фонтаны! [Вслухъ] Вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ!
   

ГОББО.

   Не о синьорѣ, синьоръ, но о сынѣ бѣднаго человѣка; его отецъ -- хотя это говорю я -- честный и крайне бѣдный человѣкъ, но, слава Богу, держится на ногахъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   И прекрасно; пусть его отецъ будетъ, кѣмъ ему угодно -- мы говоримъ о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ.
   

ГОББО.

   О Ланчелотѣ, коли будетъ угодно вашей милости.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Поэтому прошу васъ, старикъ, ergo, я умоляю васъ -- вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ?
   

ГОББО.

   О Ланчелотѣ, если позволитъ ваша милость.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Ergo, о синьорѣ Ланчелотѣ. Не говорите о синьорѣ Ланчелотѣ, старикъ, ибо сей молодой синьоръ, по волѣ судьбы и рока, и, говоря подобнымъ ученымъ слогомъ, по волѣ трехъ сестеръ и другихъ отраслей наукъ, дѣйствительно скончался, или, какъ бы вы сказали безъ обиняковъ, отправился на тотъ свѣтъ.
   

ГОББО.

   О, Господи, спаси и помилуй! Вѣдь этотъ малый былъ единственнымъ посохомъ моей старости, единственною моею подпорою.


Шейлокъ.
Дѣйствіе II. сцена V.

   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Да развѣ я похожъ на палку или бревно, или посохъ, или подпорку? Знаете ли вы меня, отецъ?
   

ГОББО.

   Ахъ, время, время! Я не знаю васъ, молодой синьоръ, но прошу васъ, скажите мнѣ, что мой малый -- упокой Господи его душу -- живъ или умеръ?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Вы не узнаете меня, батюшка?
   

ГОББО.

   Увы, синьоръ, я почти слѣпъ: я не знаю васъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Правду сказать, не будь вы даже слѣпы, вы бы, пожалуй, все-таки не узнали меня. Мудръ тотъ отецъ, который узнаетъ свое собственное дитя. Хорошо, старикъ: я сообщу вамъ свѣдѣнія о вашемъ сынѣ. Благословите меня! Правда должна обнаружиться. Убійство не можетъ оставаться долго скрытымъ -- сынъ человѣка можетъ, но правда должна, наконецъ, обнаружиться.
   

ГОББО.

   Пожалуйста, синьоръ, встаньте. Я увѣренъ, что вы не Ланчелотъ, мой сынъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Пожалуйста, перестаньте шутить и дайте мнѣ ваше благословеніе: я Ланчелотъ, тотъ самый, который былъ вашимъ малымъ, есть вашъ сынъ и будетъ вашимъ ребенкомъ.
   

ГОББО.

   Я не могу вѣрить, что вы мой сынъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Я не знаю, что мнѣ думать на этотъ счетъ, но я Ланчелотъ, слуга жида, и увѣренъ, что Маргарита, ваша жена -- моя мать.
   

ГОББО.

   Дѣйствительно, ее зовутъ Маргаритой; если ты Ланчелотъ, то я готовъ поклясться, что ты моя плоть и кровь. Да будетъ благословенъ Господь! Какая борода у тебя выросла! У тебя на подбородкѣ больше волосъ, чѣмъ у моей пристяжной лошади, Доббина, на хвостѣ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Надо, значитъ, полагать, что хвостъ Доббина растетъ внутрь. Я увѣренъ, что въ послѣдній разъ, какъ я видѣлся съ нею, у нея на хвостѣ было больше волосъ, чѣмъ у меня на лицѣ.
   

ГОББО.

   Господи, какъ ты измѣнился! Ну, какъ ты ладишь съ своимъ хозяиномъ? Я принесъ ему подарокъ. Какъ вы теперь ладите?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Хорошо, хорошо. Но что касается меня, и такъ какъ я рѣшился убѣжать отъ него, то не остановлюсь, пока не уйду подальше. Мой хозяинъ -- сущій жидъ. Ему подарокъ! Вы лучше подарите ему веревку. Я у него съ голоду умираю; такъ исхудалъ, что вы можете всѣ мои ребра по пальцамъ пересчитать. Я радъ, батюшка, что вы пришли. Отдайте лучше этотъ подарокъ Бассаніо: вотъ онъ, скажу по совѣсти, даетъ удивительно новыя ливреи. Коли мнѣ не удастся поступить къ нему на службу, то я убѣгу въ такую даль, какая только у Господа Бога существуетъ. О, рѣдкое счастіе! Вотъ и онъ самъ. Скорѣе къ нему, батюшка, потому что будь я жидъ, коли стану долѣе служить у жида.

Входятъ Бассаніо, Леонардо и другіе слуги.

БАССАНІО.

   Можешь это сдѣлать, но поторопись, потому что ужинъ долженъ быть готовъ, по крайней мѣрѣ, въ пять часовъ. Разошли эти письма по адресамъ, закажи ливреи и попроси Граціано зайти ко мнѣ.

[Одинъ изъ слугъ уходитъ.

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Подойдите къ нему, батюшка.
   

ГОББО.

   Богъ въ помощь вашей милости!
   

БАССАНІО.

   Очень благодаренъ. Что тебѣ нужно?
   

ГОББО.

   Синьоръ, вотъ мой сынъ, бѣдный малый.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Нѣтъ, синьоръ, не бѣдный малый, а богатаго жида слуга, который хотѣлъ бы, какъ объяснитъ вамъ мой папенька...
   

ГОББО.

   Онъ, синьоръ, имѣетъ, какъ это говорится, большую склонность служить.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Ну, да, словомъ сказать, я служу у жида и имѣю желаніе, какъ это объяснитъ вамъ мой папенька.
   

ГОББО.

   Его хозяинъ и онъ, не во гнѣвъ будь сказано вашей милости, живутъ ладно, какъ кошка съ собакой.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Короче сказать, все дѣло въ томъ, что такъ какъ жидъ притѣсняетъ меня, то это заставляетъ меня, какъ сейчасъ мой папенька, съ Божьею милостью старый человѣкъ, съ подробностью доложитъ вамъ...
   

ГОББО.

   Тутъ у меня блюдо изъ голубей, которое я желалъ бы предложить вашей милости; а прошу я о томъ...
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Чтобъ совсѣмъ не тратить словъ: моя просьба очень меня интересуетъ, какъ ваша милость узнаете отъ этого честнаго стараго человѣка, который, какъ это я говорю, хоть онъ старый человѣкъ, но онъ бѣдный человѣкъ и мой родитель.
   

БАССАНІО.

   Да говори кто-нибудь одинъ. Что вамъ нужно?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Хочу служить у васъ, синьоръ.
   

ГОББО.

   Да, вотъ это мы хотѣли вамъ доложить, синьоръ.
   

БАССАНІО.

             Тебя я знаю и твое желанье
             Исполнено. Шейлокъ, твой господинъ,
             Со мною говорилъ еще сегодня --
             И на твое согласенъ повышенье,
             Коль можно повышеніемъ назвать
             У богача жида оставить службу
             И поступить къ такому бѣдняку.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Старая пословица, синьоръ, отлично раздѣлилась на-двое между моимъ хозяиномъ Шерлокомъ и вами: у васъ милость Божья, а у него -- деньги.
   

БАССАНІО.

             Твои слова удачны. Ну, теперь,
             Отецъ и сынъ, ступайте. Съ господиномъ
             Своимъ простись и приходи ко мнѣ.

[Своимъ слугамъ.

             Снабдить его ливреей покрасивѣй,
             Чѣмъ у другихъ товарищей его.
             Смотрите же, исполнить приказанье.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Идемъ, родитель. А, такъ я неспособенъ найти себѣ мѣста? А, такъ у меня нѣтъ языка въ головѣ? То-то! [Смотритъ на свою ладонь]. Ну, есть ли въ Италіи человѣкъ, который могъ бы, принося присягу, положить на библію ладонь лучше этой? Ужъ я буду счастливъ -- это вѣрно: посмотрите-ка на эту простую линію жизни. Вонъ сколько женъ тутъ обѣщается мнѣ! Увы, пятнадцать женъ -- это сущіе пустяки! Одиннадцать вдовъ и девять дѣвушекъ -- это только чуть-чуть впору одному мужчинѣ. А эта тройственная линія! А вотъ этотъ знакъ, говорящій, что мнѣ грозитъ опасность на краю перины! Пойдемъ, папенька: я въ одно мгновеніе прощусь съ жидомъ.

[Уходитъ съ Гоббо.

БАССАНІО [къ Леонардо

             Пожалуйста, мой добрый Леонардо,
             Распорядись; когда жъ закупишь все
             И все совсѣмъ устроишь -- возвращайся
             Ко мнѣ скорѣй: сегодня угостить
             Хочу друзей ближайшихъ. Поспѣши же.
   

ЛЕОНАРДО.

             Употреблю всѣ силы для того.

Входитъ Граціано.

ГРАЦІАНО.

   Гдѣ твой господинъ!
   

ЛЕОНАРДО.

   Вотъ онъ прохаживается. [Уходитъ.
   

ГРАЦІАНО.

   Синьоръ Бассаніо!
   

БАССАНІО.

   Граціано.
   

ГРАЦІАНО.

   У меня есть къ вамъ просьба.
   

БАССАНІО.

   Заранѣе согласенъ!
   

ГРАЦІАНО.

   Вы не можете мнѣ отказать въ этомъ: я долженъ ѣхать съ вами въ Бельмонтъ.
   

БАССАНІО.

             Коли должны, такъ ѣдемъ. Но, послушай.
             Ты слишкомъ грубъ и дерзокъ на языкъ
             И черезчуръ горячъ. Всѣ эти свойства
             Къ тебѣ идутъ довольно хорошо
             И нравятся такимъ глазомъ, какъ наши;
             Но, вѣдь, для тѣхъ, которые тебя
             Не знаютъ, ты ужъ черезчуръ свободнымъ
             Покажешься. Поэтому прошу:
             Принудь себя и въ духъ свой кипяченый
             Воздержности холодныхъ капель влей;
             А то своимъ безумнымъ поведеньемъ,
             Вѣдь, и меня уронишь ты -- и я
             Разбитыми увижу всѣ надежды.
   

ГРАЦІАНО.

             Послушайте, синьоръ: коль не приму
             Я скромную осанку и не стану
             Почтительно бесѣдовать, и только
             Повременамъ ругаться, и носить
             Молитвенникъ въ карманѣ, и смиренно
             Склонять главу, и -- что еще важнѣй --
             Въ часы молитвъ скрывать вотъ такъ подъ шляпой
             Свои глаза, и говорить "аминь",
             И воздыхать, и соблюдать престрого
             Всѣ правила приличія, какъ тѣ,
             Которые умѣютъ притворяться
             Святошами, чтобъ бабушкѣ своей
             Понравиться -- то можете не вѣрить
             Мнѣ никогда.
   

БАССАНІО.

                                           Ну ладно -- мы увидимъ.
   

ГРАЦІАНО.

             Лишь нынѣшній я вечеръ исключаю.
             По нынѣшнему вечеру меня
             Вы не судите!
   

БАССАНІО.

                                 Это было бъ жаль!
             Напротивъ, я просилъ бы васъ облечься
             Въ смѣлѣйшую веселость; къ намъ придутъ
             Друзья затѣмъ, чтобъ вволю посмѣяться.
             Однако же, есть дѣло у меня.
             Прощай пока.
   

ГРАЦІАНО.

                                           А я схожу къ Лоренцо
             И къ остальнымъ: но только что пробьетъ
             Часъ ужина, мы снова ваши гости.

[Уходитъ.

   


Лоренцо.
Дѣйствіе. II, сцена VI.

   

СЦЕНА III.

Венеція. Комната въ домъ Шейлока.

Входятъ Джессика и Ланчелотъ.

ДЖЕССИКА.

             Мнѣ очень жаль, что ты отъ насъ уходишь:
             Нашъ домъ -- вѣдь, адъ, а ты, веселый чортъ,
             Въ немъ истреблялъ отчасти запахъ скуки.
             Ну, что жъ -- прощай. Вотъ золотой тебѣ.
             Ахъ, Ланчелотъ, за ужиномъ Лоренцо
             Увидишь ты -- онъ приглашенъ твоимъ
             Хозяиномъ: отдай ему вотъ эту
             Записочку, да только, чтобъ никто
             Не увидалъ. Прощай же. Не хочу я,
             Чтобъ мой отецъ засталъ меня съ тобой.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Адье! Слезы замѣняютъ мои слова. Прелестнѣйшая язычница, восхитительнѣйшая жидовка, если какой-нибудь христіанинъ не смошенничаетъ, чтобъ завладѣть тобою, то я сильно обманусь въ своихъ ожиданіяхъ. Но адье! Эти глупыя слезы почти потопили мой мужественный духъ. Адье! [Уходитъ.
   

ДЖЕССИКА.

             Прощай, прощай, мой добрый Ланчелотъ!
             Увы, какой я страшный грѣхъ свершаю
             Тѣмъ, что стыжусь быть дочерью того,
             Кто мой отецъ! Но только, вѣдь, по крови
             Я дочь его, а не по чувствамъ. О,
             Лоренцо мой, сдержи лишь обѣщанье --
             И кончу я борьбу, и стану, милый мой,
             И христіанкою, и любящей женой!

[Уходитъ.

   

СЦЕНА IV.

Венеція. Улица.

Входятъ Лоренцо, Граціано, Саларино и Саланіо.

ЛОРЕНЦО.

             Да, мы уйдемъ изъ-за стола украдкой
             Ко мнѣ домой -- переодѣться тамъ,
             И черезъ часъ вернемся.
   

ГРАЦІАНО.

                                                     Не готовы
             Достаточно мы къ этому.
   

САЛАРИНО.

                                                     Себѣ
             Не наняли мы факельщиковъ даже.
   

САЛАНІО.

             Коль это все не сдѣлать щегольски,
             Такъ выйдетъ дрянь; ужъ лучше немъ не браться,
             Я думаю.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Всего, вѣдь, пятый часъ --
             Намъ два часа осталось, чтобъ собраться.

Входитъ Ланчелотъ съ письмомъ.

ЛОРЕНЦО.

             Что новаго, пріятель Ланчелотъ?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Если вамъ будетъ угодно распечатать это письмо, то, вѣроятно, оно сообщитъ вамъ новость.
   

ЛОРЕНЦО.

             Знакомая рука -- и, признаюсь,
             Прелестная -- бѣлѣе, чѣмъ бумага,
             Которая той милою рукой
             Исписана.
   

ГРАЦІАНО.

                                 Любовное посланье?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Точно такъ, синьоры, съ вашего позволенья.

[Идетъ.

ЛОРЕНЦО.

   Куда ты идешь?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Эхъ, синьоръ, иду приглашать моего прежняго господина, жида, на ужинъ къ моему новому хозяину -- христіанину.
   

ЛОРЕНЦО [давая ему деньги

             Постой, возьми -- и Джессикѣ прелестной
             Скажи, что я приду къ ней. Да смотри,
             Не попадись. Ступай же.

[Ланчелотъ уходитъ.

                                                     Ну, синьоры,
             Угодно вамъ идти на маскарадъ
             Готовиться? Я факельщика нанялъ.
   

САЛАРИНО.

             Да, такъ и быть -- сейчасъ же я иду.
   

САЛАНІО.

             И я иду.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Меня и Граціано
             Вы черезъ часъ въ квартирѣ у него
             Застанете. Мы ждемъ васъ.
   

САЛАРИНО.

                                                     Не замедлимъ.

[Уходятъ съ Саланіо.

ГРАЦІАНО.

             Отъ Джессики прелестной получилъ
             Записку ты?
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Тебѣ во всемъ открыться
             Обязанъ я: она мнѣ пишетъ, какъ
             Ее могу я увезти изъ дома
             Ея отца и сколько есть у ней
             И золота, и драгоцѣнныхъ камней --
             И говоритъ, что припасла себѣ
             Костюмъ пажа. Коль жидъ, ея родитель,
             Когда-нибудь на небо попадетъ,
             Такъ ради лишь своей прелестной дочки.
             Ей поперекъ дороги никогда
             Несчастіе не станетъ, развѣ только
             Подъ тѣмъ однимъ предлогомъ, что она --
             Дочь мерзкаго жида. Пойдемъ. Ты это
             Дорогою прочесть успѣешь. Мнѣ,
             Другъ, Джессика факелоносцемъ будетъ.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА V.

Венеція. Мѣсто передъ домомъ Шейлока.

Входятъ Шейлокъ и Ланчелотъ.

ШЕЙЛОКЪ.

             Ну, хорошо; своими же глазами
             Всю разницу увидишь скоро ты
             Межъ старикомъ Шейлокомъ и Бассаньо.
             Эй, Джессика!-- Не будешь у него
             Такъ сильно жрать, какъ у меня, бывало.--
             Эй, Джессика!-- Не будешь спать, храпѣть
             И платья рвать.-- Эй, Джессика! да гдѣ ты?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

             Эй, Джессика!
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Тебѣ кто звать велитъ!
             Вѣдь, отъ меня приказа ты не слышалъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Ваша милость всегда говорили мнѣ, что я ничего не умѣю сдѣлать, пока мнѣ не прикажутъ.

Входитъ Джессика.

   

ДЖЕССИКА.

             Вы кликали? Что будетъ вамъ угодно?
   

ШЕЙЛОНЪ.

             На ужинъ я сегодня приглашенъ --
             Такъ вотъ возьми ключи мои. Однако,
             Зачѣмъ бы мнѣ идти туда? Меня
             Не изъ любви, конечно, пригласили:
             Они мнѣ льстятъ. Но, все-таки, пойду
             И буду ѣсть изъ ненависти только:
             Пусть платится мой христіанинъ-мотъ!
             Ну, Джессика, дитя мое, за домомъ
             Ты присмотри. Какое-то несчастье
             Готовится покою моему:
             Сегодня мнѣ мѣшки съ монетой снились.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Синьоръ, я умоляю васъ пожаловать: мой молодой господинъ ждетъ вашего прибытія.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Точно также и я жду свиданія съ нимъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Они тамъ составили заговоръ. Я не говорю, что вы увидите маскарадъ; но если увидите, то недаромъ въ послѣдній чистый понедѣльникъ, въ шесть часовъ утра, у меня шла кровь изъ носу; а передъ этимъ въ послѣдній разъ она шла четыре года тому назадъ, въ пятницу, на первой недѣлѣ поста, послѣ обѣда.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Какъ, маскарадъ тамъ будетъ?
                                 [Джессикѣ] Ну, слушай,
             Дитя мое: всѣ двери ты запри,
             И если стукъ услышишь барабана
             Иль мерзкій пискъ искривленной трубы --
             Не смѣй влѣзать на окна и не суйся
             На улицу, чтобъ милыхъ христіанъ
             Съ раскрашенными рожами увидѣть.
             Нѣтъ, уши ты въ моемъ дому заткни --
             Я разумѣю окна; пусть въ жилище
             Почтенное шумъ глупой суеты
             Не проскользнетъ. Клянусь жезломъ священнымъ
             Іакова, сегодня пировать
             Внѣ дома мнѣ не хочется. Однако
             Отправлюсь я.
             [Ланцелоту] Ну, ты ступай впередъ --
             Скажи, что я приду.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

                                           Я отправляюсь
             Впередъ, синьоръ. [Тихо Джессикѣ]
                                           Не слушайте его
             И все-таки въ окошко посмотрите:
             Пройдетъ христіанинъ, синьора,
             Достойный еврейскаго взора. Уходитъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Что этотъ шутъ изъ племени Агари
             Сказалъ тебѣ?
   

ДЖЕССИКА.

                                           "Прощайте", онъ сказалъ --
             И больше ничего.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Онъ добрый малый,
             Но страшно жретъ; въ работѣ, какъ улитка,
             Онъ мѣшкаетъ и спитъ по цѣлымъ днямъ,
             Какъ дикій котъ. Пускать въ свой улей трутней
             Я не хочу; затѣмъ-то и его
             Я отпустилъ и уступилъ другому,
             Чтобъ этому другому онъ помогъ
             Опустошить весь кошелекъ заемный.
             Ну, Джессика, ступай теперь домой;
             Быть можетъ, я и возвращусь сейчасъ же.
             Все сдѣлай такъ, какъ я сказалъ. Запри
             Всѣ двери за собой. Ты знаешь
             Пословицу: запрешь плотнѣй, найдешь вѣрнѣй:
             Она всегда въ умахъ расчетливыхъ людей.

[Уходитъ.

ДЖЕССИКА [Смотря ему вослѣдъ

             Прощайте! Лишь бы мнѣ судьба не помѣшала:
             Дочь потеряли вы, отца я потеряла.

[Уходитъ.


Джессика, Лоренцо, Граціано и Саларино.
"Ловите-ка шкатулку эту".
Дѣйствіе II, сцена VI.

   

СЦЕНА VI.

Тамъ же.

Входятъ Граціано и Саларино, замаскированные.

ГРАЦІАНО.

             Вотъ тотъ навѣсъ, гдѣ мнѣ съ тобой Лоренцо
             Свиданіе назначилъ.
   

САЛАРИНО.

                                                     Часъ его
             Почти прошелъ.
   

ГРАЦІАНО.

                                           И диво мнѣ, какъ это
             Онъ опоздалъ; бѣгутъ скорѣй часовъ
             Любовники.
   

САЛАРИНО.

                                           О, голуби Венеры,
             Когда они стремятся заключить
             Любви союзъ, то въ десять разъ быстрѣе
             Летятъ, чѣмъ въ тѣ часы, когда должны
             Не нарушать клятвъ, прежде данныхъ.
   

ГРАЦІАНО.

                                                                         Это
             Всегда ужъ такъ. Никто изъ-за стола
             Не можетъ встать съ такимъ же аппетитомъ,
             Съ какимъ онъ сѣлъ. Нѣтъ лошади такой,
             Которая обратною дорогой
             Бѣжала бъ такъ безумно-горячо,
             Какъ начала. За всякой вещью въ свѣтѣ
             Мы гонимся усерднѣе тогда,
             Когда еще не насладились ею.
             На юношу и мота какъ похожъ
             Корабль, когда, весь флагами украшенъ,
             Изъ гавани родной выходитъ онъ,
             Лобзаемый зефиромъ сладострастнымъ.
             И какъ похожъ на мота онъ, когда
             Придетъ назадъ съ помятыми боками
             И съ парусомъ изодраннымъ, худой,
             Замученный зефиромъ сладострастнымъ.

Входитъ Лоренцо.

САЛАРИНО.

             А вотъ и онъ. Объ этомъ мы еще
             Поговоримъ.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Любезные друзья,
             Простите мнѣ такое промедленье.
             Виной тому не я -- мои дѣла.
             Когда и вамъ красть женъ придетъ охота,
             Я столько же васъ ожидать готовъ.
             Подите-ка поближе -- здѣсь живетъ
             Мой тесть-еврей. Эй, кто тамъ?

Въ окнѣ показывается Джессика въ мужскомъ платьѣ.

ДЖЕССИКА.

                                                     Кто вы? Дайте
             Скорѣй отвѣтъ, чтобъ больше я была
             Увѣрена, хотя могу поклясться,
             Что голосъ вашъ узнало.
             Твоя любовь.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Я -- Лоренцо,
   

ДЖЕССИКА.

                                                     Лоренцо -- это такъ;
             Моя любовь дѣйствительно: на свѣтѣ
             Я никого такъ сильно не люблю!
             Но, кромѣ васъ, извѣстно ли, Лоренцо,
             Кому-нибудь, что также и меня
             Вы любите?
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Богъ, Джессика, и чувства
             Твоей души свидѣтели тому.
   

ДЖЕССИКА.

             Ловите-ка шкатулку эту: стоитъ
             Она того. Я рада, что темно
             И что меня не можете вы видѣть:
             Мнѣ стыдно такъ костюма своего;
             Но, вѣдь, любовь слѣпа, и тотъ, кто любитъ,
             Не видитъ милыхъ шалостей своихъ:
             Не то Амуръ сгорѣлъ бы отъ стыда,
             Увидѣвши на мнѣ мужское платье.
   

ЛОРЕНЦО.

             Сойди сюда -- ты факелъ понесешь
             Передо мной.
   

ДЖЕССИКА.

                                 Какъ, освѣщать я буду
             Сама свой стыдъ? Вѣдь, онъ и безъ того
             Ужъ слишкомъ ясенъ. Мнѣ скрываться надо,
             А это должность видная.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Мой ангелъ,
             И безъ того ты скрыта подъ своимъ
             Прелестнѣйшимъ костюмомъ. Ну, сойди же
             Скорѣе внизъ. Ночь скоро пролетитъ,
             А насъ, вѣдь, ждетъ Бассаніо на ужинъ.


Лоренцо и Джессика.
          "Мой ангелъ,
И безъ того ты скрыта подъ своимъ
Прелестнѣйшимъ костюмомъ".

   

ДЖЕССИКА.

             Я затворю всѣ двери, а себя
             Позолочу червонцами побольше --
             И къ вамъ.
   

ГРАЦІАНО.

                                 Клянусь я шапкою -- она
             Прелестная и вовсе не жидовка.
   

ЛОРЕНЦО.

             Будь проклятъ я, когда не отъ души
             Ее люблю. Она умна, насколько
             Могу судить; прелестна, если мнѣ
             Мои глаза не говорятъ неправды;
             Она вѣрна, что доказала мнѣ.
             И потому, владѣя и умомъ,
             И красотой, и вѣрностію, вѣчно
             Въ моей душѣ жить будетъ.

Входитъ Джессика.

ЛОРЕНЦО.

                                                     Ты ужъ здѣсь?
             Идемте жъ: насъ ужъ маски ожидаютъ.

[Уходитъ съ Джессикой и Саларино.
Входитъ Антоніо, замаскированный.

АНТОНІО.

             Кто здѣсь?
   

ГРАЦІАНО.

             Синьоръ Антоніо -- не вы ли?
   

АНТОНІО.

             Фи, стыдъ какой! А гдѣ жъ всѣ остальные?
             Десятый часъ; вѣдь, всѣ друзья васъ ждутъ.
             Пиръ отмѣненъ; подулъ попутный вѣтеръ --
             И потому Бассаніо сейчасъ
             Отправится. Я въ поиски за вами
             Послалъ уже десятка два пословъ.
   

ГРАЦІАНО.

             Я очень радъ. Меня надежда восхищаетъ,
             Что нынче вечеромъ корабль нашъ отплываетъ.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА VII.

Бельмонтъ. Комната въ домть Порціи.

Трубы. Входятъ Порція и Принцъ Марокскій; за нимъ и за нею свита.

ПОРЦІЯ.

             Отдерните намъ занавѣсъ; откройте
             Шкатулки всѣ. Ну, благородный принцъ,
             Вы можете начать вашъ выборъ.
   

ПРИНЦЪ МАРОКСКІЙ [глядя на ящики.

                                                               Первый
             Изъ золота; написано на немъ:
             "Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
             Чего желаетъ множество людей".
             Второй изъ серебра; на этомъ надпись:
             "Кто выберетъ меня -- пріобрѣтетъ
             Все то, чего заслуживаетъ онъ".
             Послѣдній -- весь свинцовый, и на немъ
             Тяжелая, какъ самый ящикъ, надпись:
             "Кто выберетъ меня -- все долженъ дать
             И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ".
             Но, выбравши, почемъ узнаю я,
             Что угадалъ?
   

ПОРЦІЯ.

                                 Въ одномъ изъ нихъ хранится,
             Принцъ, мой портретъ; коль этотъ ящикъ вы
             Узнаете -- я тоже буду ваша.


Джессика.
"Я затворю всѣ двери, а себя
Позолочу червонцами побольше".

   

ПРИНЦЪ МАРОКСКІЙ.

             Пусть выборомъ моимъ руководитъ
             Какой-нибудь изъ всѣхъ боговъ! Посмотримъ.
             Прочту еще всѣ надписи на нихъ.
             Что говоритъ свинцовая шкатулка?
             "Кто выберетъ меня -- все долженъ дать
             И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ".
             Все долженъ дать? За что же? За свинецъ?
             И всѣмъ рискнуть изъ-за свинца простого?
             Смыслъ этихъ словъ -- угроза. Человѣкъ,
             Рискующій послѣднимъ, поступаетъ
             Такъ потому, что на большой барышъ
             Надѣется. Но золотого сердца
             Не соблазнитъ презрѣннѣйшій металлъ.
             Такъ за свинецъ ничѣмъ и не рискну я
             И ничего не домъ. Ты, серебро,
             Что говоришь своимъ невиннымъ цвѣтомъ?
             "Кто выберетъ меня -- пріобрѣтетъ
             Все то, чего заслуживаетъ онъ".
             Все то, чего заслуживаетъ? Стой,
             Марокскій принцъ, и прежде взвѣсь свои
             Достоинства рукою безпристрастной.
             Коль ты себя оцѣнишь хорошо,
             Такъ, значитъ, ты заслуживаешь -- впрочемъ,
             На столько ли, чтобъ право я имѣлъ
             Претендовать и на синьору эту?
             Но подвергать сомнѣнію свое
   

КУПЕЦЪ

             Достоинство -- вѣдь значитъ обнаружить
             Трусливое невѣріе въ себя,
             Все то, чего я стою? Да ея-то
             И стою я, заслуживаю всѣмъ:
             Рожденіемъ, богатствомъ, воспитаньемъ.
             Изяществомъ -- но болѣе всего
             Заслуживаю я своей любовью.
             Не прекратить ли, полно, мнѣ свои
             Догадки здѣсь и выбрать этотъ ящикъ?
             Прочтемъ еще на золотѣ слова:
             "Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
             Чего желаетъ множество людей".
             Да это-то и есть моя синьора!
             Весь міръ ее желаетъ; съ четырехъ
             Концовъ земли стекаются сюда
             Облобызать священный образъ смертной,
             Живущей здѣсь. Гирканіи поля
             И дикія Аравіи пустыни --
             Въ проѣзжіе пути превращены
             Владыками, спѣшащими въ сей замокъ
             На Порцію прекрасную взглянуть.
             И царство водъ, что такъ надменно плюетъ
             Вершиною своей въ лицо небесъ --
             Остановить не можетъ чужеземцевъ:
             Плывутъ они, какъ будто чрезъ ручей,
             Чтобъ Порцію прекрасную увидѣть.
             Ея лицо божественное здѣсь,
             Въ одной изъ трехъ шкатулокъ. Неужели
             Въ свинцовой? Нѣтъ, и думать о такомъ
             Безчестіи -- прямое святотатство!
             Жестокостью чрезмѣрной было бъ -- саванъ
             Ея вложить въ такой печальный гробъ.
             Иль въ серебрѣ лежитъ она -- въ металлѣ,
             Что въ десять разъ дешевле и простѣй,
             Чѣмъ золото! О, грѣшный помыслъі Нѣтъ!
             Еще никто такой алмазъ богатый
             Не оправлялъ во что-нибудь простѣй,
             Чѣмъ золото. Есть въ Англіи монета
             Изъ золота -- на ней изображенъ
             Ликъ ангела; но тамъ онъ лишь снаружи,
             А здѣсь внутри, на ложѣ золотомъ
             Покоится. Подайте ключа.. Мной эта
             Шкатулка выбрана: жду отъ судьбы отвѣта.
   

ПОРЦІЯ.

             Принцъ, вотъ вамъ ключъ, и если мой портретъ
             Въ томъ ящикѣ найдете вы -- я ваша.
   

ПРИНЦЪ МАРОКСКІЙ [открывая шкатулку]

             О, смерть и адъ!
                                 Что вижу! Черепъ голый,
             И въ глазъ пустой клочокъ бумаги воткнутъ,
             Исписанной и свернутой. Прочту. [Читаетъ].
   
                       "Міръ очень часто говоритъ:
                       Не все то злато, что блеститъ;
                       Большое множество людей
                       Платило жизнію своей,
                       Чтобъ хоть снаружи толь для тебя будетъ нужно". Затѣмъ, такъ какъ на глаза его выступили слезы, онъ отвернулся, протянулъ руку Бассаніо. Такъ они и простились.
   Саланіо. Мнѣ кажется, что онъ только и живетъ на свѣтѣ, что ради любви къ ближнему. Пойдемъ, утѣшимъ его и постараемся хоть чѣмъ-нибудь разсѣять его мрачное уныніе.
   Саларино. Идемъ (Уходятъ).
  

СЦЕНА IX.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ: Нэрисса и слуга.

   Нэрисса. Прошу тебя, скорѣй, отдерни сейчасъ-же занавѣску. Принцъ Арагонскій уже произнесъ обѣтъ и сейчасъ явится сюда выбирать ящики.

Трубы гремятъ, входятъ:принцъ Арагонскій, Порціа и ихъ свтпа.

   Порціа. Смотрите, благородный принцъ, вотъ ящики. Если вы выберете тотъ, гдѣ нахожусь я, вашъ брачный пиръ будетъ отпразднованъ немедленно, но если вашъ выборъ окажется неудачнымъ, вамъ безъ дальнѣйшихъ разговоровъ придется уѣхать отсюда.
   Принцъ Арагонскій. Давая обѣтъ, я, во-первыхъ, поклялся не сообщать никому, какой именно ящикъ я выбралъ; во-вторыхъ, если я выбралъ не тотъ, какой нужно,-- никогда не ухаживать за дѣвушкой, имѣя въ виду бракъ; наконецъ, въ-третьихъ, если я промахнусь,-- немедленно проститься съ вами и уѣхать.
   Порціа. Каждый пріѣзжій даетъ клятву исполнить условіе и изъ за-моей недостойной личности подвергать себя риску неудачи.
   Принцъ Арагонскій. Я уже готовъ исполнить все это. Теперь, фортуна, помоги надеждѣ моего сердца! Золото, серебро и гнусный свинецъ. "Тотъ, кто выберетъ меня, долженъ приготовиться къ возможности лишиться всего, что имѣетъ". Нѣтъ, сдѣлайся сначала покрасивѣе, а потомъ, быть можетъ, я рѣшусь кое-чѣмъ для тебя рискнуть и кое-на что отважиться для тебя. А какая надпись на золотомъ ящикѣ? Посмотримъ. "Тотъ, кто выберетъ меня, получить то, чего желаютъ многіе". Здѣсь подъ словомъ "многіе" подразумѣвается грубая толпа, выбирающая только по наружному виду, знающая только то, чему ее научаетъ безразсудный глазъ; внутреннимъ-же содержаніемъ она не дорожитъ, а, словно стрижъ, лѣпитъ свое гнѣздо на наружной стѣнѣ, открытой всѣмъ непогодамъ и стоящей на пути всѣхъ гибельныхъ случайностей. Только одно это ей и доступно. Не выберу-же я того, чего желаютъ многіе, потому что не хочу разсуждать, какъ недалекіе люди, не смѣшаюсь съ невѣжественной толпой. Да, но теперь обращаюсь къ тебѣ, серебряная сокровищница, посмотримъ, что говоришь ты. "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего достоинъ". Это хорошо сказано, потому что кто-же на самомъ дѣлѣ вздумаетъ обманывать счастье и добиваться почета, не имѣя на себѣ клейма истиннаго достоинства? Никто не долженъ надѣяться возвеличиться при помощи незаслуженныхъ почестей. О, если-бы богатства, чины, мѣста не распредѣлялись неправильно, если-бы блестящія почести выпадали на долю только достойнымъ, сколько людей теперь, или совсѣмъ нагихъ или одѣтыхъ въ рубище, оказались-бы въ пышныхъ нарядахъ, вмѣсто того, чтобы повиноваться -- повелѣвали-бы другими. Сколько мякины отдѣлилось-бы тогда отъ цѣннаго зерна чести и сколько зародышей чести, отысканныхъ въ навозѣ и отбросахъ времени, всплыли-бы на свѣтъ Божій. Однако, приступимъ къ выбору. "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего достоинъ". Вотъ я и хочу посмотрѣть, чего я достоинъ. Дайте-же мнѣ ключъ отъ этого ящика и откройте тотчасъ-же мое счастье.
   Порціа. То, что вы нашли въ немъ, не стоитъ такого продолжительнаго молчанія.
   Принцъ Арагонскій. Что-же это такое? Изображеніе какого-то подмигивающаго дурака, подающаго мнѣ бумагу. Прочту ее. Какъ не похоже ты на Порцію, и какъ мало соотвѣтствуешь и надеждамъ моимъ, и достоинствамъ. "Кто выберетъ меня, тотъ получитъ то, чего достоинъ". Неужто я ужь ровно ничего не стою, кромѣ этой глупой головы? Неужто я достоинъ только этого и не заслуживаю ничего лучшаго?
   Порціа. Не нужно смѣшивать мѣсто виноватаго съ мѣстомъ судьи: обѣ эти роли совершенно противоположны одна другой.
   Принцъ Арагонскій. Что-же тутъ написано?-- "Огонь испытывалъ меня уже семь разъ. Семь разъ долженъ быть испытанъ и разумъ для того, чтобы никогда не ошибаться въ выборѣ. Есть люди, схватывающіе только тѣни, и имъ достается только тѣнь счастья. Я знаю, что на свѣтѣ не мало глупцовъ, какъ и я, посеребреныхъ снаружи. Добудь себѣ, какую угодно жену, но главой твоей все-таки буду оставаться я. Съ этимъ и отправляйся: все для тебя кончено". Если оставаться здѣсь долѣе, покажется еще глупѣе! Пріѣхалъ свататься съ одной дурацкой головой, а уѣзжать приходится съ двумя. Прощай, прелестная; я сдержу клятву терпѣливо переносить свое несчастіе (Уходитъ со своей свитой).
   Порціа. Такъ мотыльки обжигаютъ крылья о пламя свѣчи. Охъ, ужь эти глубокомысленные глупцы! Когда имъ приходится дѣлать выборъ -- ихъ мудрость портитъ имъ все.
   Нэрисса. Не лжетъ значитъ старинная пословица: судьба и вѣшаетъ, и женитъ по своему усмотрѣнію.
   Порціа. Задерни занавѣску, Нэрисса.

Входитъ слуга.

   Слуга. Гдѣ синьора?
   Порціа. Здѣсь. Что тебѣ нужно?
   Слуга. У воротъ соскочилъ съ лошади молодой венеціанецъ, чтобы возвѣстить о приближеніи своего господина, отъ котораго онъ привезъ чувствительнѣйшее заявленіе его уваженія къ вамъ. Заявленіе высказано отборнѣйшими словами и его сопровождаютъ богатѣйшіе подарки. Я никогда еще не видывалъ такого любезнаго посланника любви, никогда не видывалъ, чтобы апрѣльскій день сулилъ такъ весело приближеніе чуднаго лѣта, какъ этотъ передовой гонецъ своего господина.
   Порціа. Довольно, прошу тебя! Боюсь, что ты сейчасъ скажешь, что онъ такъ или иначе тебѣ сродни, до того ты щедро расточаешь свой празднично-настроенный умъ на похвалы ему. Идемъ, идемъ, Нэрисса, я сгораю отъ нетерпѣнія увидать этого хваленнаго гонца купидона.
   Нэрисса. О, Богъ любви, устрой такъ, чтобы это оказался Бассаніо! (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Улица въ Венеціи.

Входятъ; Саланіо и Саларино.

   Саланіо. Что новаго на Ріальто?
   Саларино. Да только и разговоровъ о томъ, что богато нагруженный корабль Антоніо погибъ въ проливѣ,-- кажется, называемомъ Гудуинскими мелями,-- въ мѣстѣ, крайне опасномъ и гибельномъ, и гдѣ,-- если только кумушка молва -- женщина правдивая и честная,-- затонуло уже множество остововъ большихъ кораблей.
   Саланіо. Желалъ бы я, чтобы кумушка оказалась такой же лживой, какъ любая баба, увѣряющая своихъ сосѣдей, пожевывая пряникъ, будто оплакиваетъ смерть третьяго мужа. Однако, говоря безъ дальнихъ околичностей и не сворачивая съ большой дороги разговора, несомнѣнная правда, что добрый Антоніо, честный Антоніо -- не знаю, какой еще достойный эпитетъ прибавить къ его имени...
   Саланино. Что же онъ, наконецъ'?
   Саланіо. А то, наконецъ, что онъ лишился корабля!
   Саларино. Дай Богъ, чтобы это была его послѣдняя потеря.
   Саланіо. Спѣшу сказать: аминь, чтобы дьяволъ не перешелъ дороги моей молитвѣ. Вѣдь вотъ онъ самъ въ образѣ жида.

Входитъ Шейлокъ.

   Ну, что Шейлокъ, что слышно новаго среди купцовъ?
   Шейлокъ. Вы лучше всякаго другого и лучше всѣхъ знаете, что дочь моя бѣжала.
   Саларино. Это вѣрно, по крайней мѣрѣ, я знаю, и портнаго, изготовлявшаго крылья, на которыхъ она улетѣла.
   Саланіо. А Шейлокъ въ свою очередь, безъ сомнѣнія, знаетъ, что птица оперилась, а въ природѣ всѣхъ птицъ покидать въ это время родное гнѣздо.
   Шейлокъ. Она за это проклята.
   Саларино. И это было бы вѣрно, если-бы судьею ея оказался дьяволъ.
   Шейлокъ. Плоть и кровь мои отчаянно взбунтовались.
   Саларино. Полно, старый грѣховодникъ, развѣ кровь можетъ бунтовать въ твои годы?
   Шейлокъ. Плотью моею и кровью я называю свою дочь.
   Саларино. Однако, между твоею и ея плотью разница еще больше, чѣмъ между агатомъ и слоновой костью, между твоею и ея кровью она больше, чѣмъ между краснымъ и рейнскимъ винами. Скажи лучше, что ты слышалъ новаго? Въ самомъ дѣлѣ потерялъ Антоніо что нибудь на морѣ, или это вздоръ?
   Шейлокъ. Вотъ еще для меня неудачное дѣло. Несостоятельный этотъ должникъ, мотъ теперь едва смѣетъ показывать носъ на Ріальто. Онъ, постоянно приходившій чваниться на площадь, теперь сталъ нищимъ. Берегись онъ своего обязательства! Онъ имѣлъ обыкновеніе постоянно называть меня ростовщикомъ,-- берегись онъ своего обязательства! Онъ имѣлъ обыкновеніе давать деньги безъ процентовъ изъ-за одной любви къ ближнему,-- берегись онъ своего обязательства.
   Саларино. Вздоръ! Я убѣжденъ, что если онъ даже окажется неисправнымъ плательщикомъ, ты не потребуешь куска его мяса. На что онъ былъ-бы тебѣ нуженъ?
   Шейлокъ. Чтобы сдѣлать изъ него приманку для рыбы! Если отъ него не будетъ никакой иной пользы, это, по крайней мѣрѣ, насытить мое мщенье. Онъ позорилъ меня, заставилъ меня потерять, по крайней мѣрѣ, полъ-милліона, смѣялся надъ моими потерями, смѣялся надъ моими барышами, срамилъ мой народъ, портилъ устраиваемыя мною дѣла, охлаждалъ расположеніе моихъ друзей и разгорячалъ ненависть моихъ враговъ. А что заставляло его поступать такимъ образомъ:-- то, что я жидъ. А развѣ у жида нѣтъ глазъ? Развѣ у него нѣтъ рукъ, другихъ органовъ, другихъ потребностей, чувствъ, привязанностей, страстей? Развѣ онъ питается не тою-же пищей, развѣ, ему наносятъ раны не тѣмъ же оружіемъ, развѣ онъ страдаетъ не тѣми-же болѣзнями, излечивается не тѣми же средствами, не такъ-же грѣется лѣтомъ, и не такъ-же дрожитъ отъ холода зимою, какъ христіане? Когда вы наносите намъ удары острымъ оружіемъ, развѣ изъ насъ не течетъ кровь; когда вы насъ щекочите, развѣ мы не смѣемся; когда отравляете, развѣ не умираемъ? А когда вы насъ обижаете, мы не должны мстить? Если мы похожи на васъ во всемъ остальномъ, то хотимъ походить на васъ и въ этомъ. Если жидъ обидитъ христіанина, что дѣлаетъ христіанское смиреніе?-- Мститъ. Если христіанинъ обидитъ жида,-- что же ему дѣлать, какъ не мстить, по примѣру тѣхъ-же христіанъ? То вѣроломство, которому вы меня научаете, я выкажу на самомъ дѣлѣ и для меня будетъ большимъ несчастіемъ, если я не превзойду своихъ учителей.

Входитъ слуга.

   Слуга. Синьоры, мой хозяинъ Антоніо дома и проситъ васъ къ себѣ. Ему необходимо переговорить съ вами.
   Саларино. Мы искали его всюду.
   Саланіо. Вотъ идетъ еще другой того-же племени, ему подстать; третьяго не найдешь, если только самъ дьяволъ не сдѣлается жидомъ (Саларино, Саланіо и слуга удаляются).

Входитъ Тубалъ.

   Шейлокъ. Ну, что, Тубалъ, какія вѣсти изъ Генуи? Отыскалъ ты мою дочь?
   Тубалъ. Я перебывалъ во многихъ мѣстахъ, часто о ней слышалъ, но найти ее не могъ.
   Шейлокъ. Что ты! что ты! что ты! Значитъ, брилліантъ, который обошелся мнѣ во Франкфуртѣ въ двѣ тысячи червонцевъ, пропалъ? Видно, еще не было на нашемъ народѣ настоящаго проклятія, по крайней мѣрѣ, никогда до ныняшняго дня я не чувствовалъ его такъ сильно!.. Въ немъ двѣ тысячи червонцевъ помимо другихъ драгоцѣнныхъ, очень драгоцѣнныхъ брилліантовъ. Я желалъ-бы, чтобы дочь моя лежала у ногъ моихъ мертвою, но только съ тѣмъ условіемъ, чтобы въ ушахъ ея были брилліантовыя серьги. Я, пожалуй, готовъ былъ-бы видѣть ее въ гробу, но съ тѣмъ, чтобы тамъ лежали и червонцы. И никакого о нихъ извѣстія? Почему-же? Я уже и счетъ потерялъ тому, что стоили мнѣ поиски. Потеря за потерей! Воръ и такъ уже унесъ много, а сколько нужно еще денегъ, чтобы отыскать его? И никакого удовлетворенія, никакого мщенія! Да, всѣ бѣдствія ложатся на одни только мои плечи! Рыданія вырываются только изъ моей груди, слезы текутъ только по моимъ щекамъ.
   Тубалъ. Нѣтъ, и съ другими случаются несчастія... Антоніо, какъ я слышалъ въ Генуѣ...
   Шейлокъ. Что, что? Несчастіе? несчастіе?
   Тубалъ. Онъ лишился корабля, шедшаго изъ Триполи.
   Шейлокъ. Благодарю, благодарю тебя, Боже! Да правда-ли это, правда-ли?
   Тубалъ. Я имѣлъ случай говорить съ нѣсколькими матросами, спасшимися послѣ кораблекрушенія.
   Шейлокъ. Спасибо, спасибо, добрый Тубалъ! Хорошая вѣсть, хорошая вѣсть! Ха, ха, ха! Гдѣ, въ Генуѣ?..
   Тубалъ. Въ Генуѣ, какъ я слышалъ, дочь твоя въ одинъ вечеръ издержала восемьдесятъ червонцевъ.
   Шейлокъ. Ты вонзаешь кинжалъ мнѣ въ сердце. Никогда ужь не увидать мнѣ моего золота! Восемьдесятъ червонцевъ въ одинъ разъ, восемьдесятъ червонцевъ!
   Тубалъ. Въ Венецію вмѣстѣ со мною пріѣхало еще нѣсколько человѣкъ заимодавцевъ Антоніо. Они увѣряютъ, будто ему неминуемо придется объявить себя несостоятельнымъ.
   Шейлокъ. Очень этому радъ. Помучу-же я его теперь, потерзаю. Очень я этому радъ.
   Тубалъ. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ перстень, который получилъ отъ твоей дочери въ уплату за обезьяну.
   Шейлокъ. Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ. Это должно быть мой бирюзовый перстень... Я получилъ его отъ Ліи, когда былъ еще холостымъ. Я не отдалъ-бы его за цѣлый лѣсъ, населенный обезьянами.
   Тубалъ. А Антоніо разорился, это вѣрно.
   Шейлокъ. Это вѣрно; совершенно вѣрно. Ступай, Тубалъ, найми мнѣ ходатая, приговори его за двѣ недѣли до суда. Если онъ просрочитъ, я потребую его сердце, потому что когда его больше не будетъ въ Венеціи, я могу вести дѣла, какъ мнѣ угодно. Ступай, ступай, Тубалъ, ты найдешь меня въ синагогѣ. Итакъ въ синагогѣ, Тубалъ! (Оба угодятъ).
  

СЦЕНА II.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ: Бассаніо, Порцій, Граціано, Нэрисса и слуги.
Ящики открыты.

   Порціа. Прошу васъ, не торопитесь. Ранѣе, чѣмъ дѣйствовать на удачу, подождите еще день или два. Выбравъ не тотъ ящикъ, который-бы слѣдовало, вы лишите меня своего общества. Уже по одному этому, пожалуйста, не спѣшите. Что-то, хотя, конечно, не любовь, говорить мнѣ, что я не желала-бы васъ лишиться, а ненависть, какъ вамъ извѣстно, такихъ совѣтовъ не даетъ.Однако, чтобы вы лучше меня поняли, хотя дѣвушка и можетъ высказывать только то, что у нея въ мысляхъ, мнѣ хотѣлось задержать васъ здѣсь еще на мѣсяцъ или на два, прежде чѣмъ вы изъ-за меня подвергнетесь испытанію. Я могла-бы подсказать вамъ, какой выбрать ящикъ, но тогда я оказалась-бы клятвопреступницею, а взять этотъ грѣхъ на душу я не хочу. Но вы можете выбрать не тотъ ящикъ, какой слѣдовало-бы, и тѣмъ заставите меня жалѣть, что я не впала въ грѣхъ, не сдѣлалась клятвопреступницей. Проклятіе вашимъ глазамъ, они меня очаровали и какъ будто раздѣлили на двѣ половины: одна изъ нихъ принадлежитъ вамъ, другая -- вамъ, нѣтъ -- мнѣ, хотѣла я сказать, но если она принадлежитъ мнѣ -- она ваша. И такъ, все цѣлое принадлежитъ вамъ. О, жестокая судьба, ставящая преграды между собственниками и собственностью! И такимъ образомъ я, будучи вашей, все-таки не ваша. Если-же таково положеніе, пусть счастье отправляется въ адъ, а не я. Я говорю слишкомъ много, но это для того, чтобы выиграть время, чтобы продлить его, затянуть и насколько возможно отдалить васъ отъ минуты выбора.
   Бассаніо. Нѣтъ позвольте мнѣ приступить къ выбору, потому что положеніе, въ которомъ я нахожусь, просто пытка.
   Порціа. Какъ Бассаніо, оно для васъ пытка? Признавайтесь, какая измѣна примѣшалась къ вашей любви?
   Бассаніо. Никакой измѣны, кромѣ мучительной неувѣренности, заставляющей меня трепетать за успѣхъ моей любви; скорѣе огонь и снѣгъ сдружатся и сживутся между собою, чѣмъ измѣна и моя любовь.
   Порціа. Такъ, но я боюсь, что говорить васъ заставляетъ пытка, а подъ ея вліяніемъ чего не скажетъ человѣкъ.
   Бассаніо. Обѣщайте мнѣ жизнь и я во всемъ вамъ признаюсь.
   Порціа. Итакъ, признавайтесь и живите.
   Бассаніо. Говоря мнѣ: "признавайтесь и живите", вы уже подводите настоящій итогъ моимъ признаніямъ. О, какое сладостное терзаніе, когда сама терзающая научаетъ, какъ отвѣчать, чтобы спастись. Пусти-же меня къ ящикамъ, то есть, къ моей судьбѣ.
   Порціа. Пожалуй, идите: я заключена въ одномъ изъ нихъ. Вы найдете меня, если меня любите. Нэрисса и вы всѣ остальные держитесь въ сторонѣ. Пусть, пока онъ будетъ выбирать, играетъ музыка. Если онъ ошибется, онъ кончитъ какъ лебедь, который изливается въ музыкѣ. Но, чтобы сравненіе было-бы болѣе точно, мои глаза окажутся ручьемъ, который доставитъ ему влажное ложе смерти, но онъ можетъ сдѣлать удачный выборъ, а тогда будетъ-ли ему до музыки? Но тогда музыка будетъ тѣмъ громкимъ возгласомъ трубъ, которыми вѣрноподданые привѣтствуетъ новаго вѣнчаннаго короля; она будетъ сладостною, утреннею, свадебною пѣснею, которая проскользаетъ въ ухо мечтающаго жениха и зоветъ его въ храмъ для совершенія брачнаго обряда. Смотрите, вотъ онъ выступаетъ впередъ, хотя не менѣе величавый, но съ несравненно большимъ запасомъ любви, чѣмъ юный Алкидъ, когда онъ искупилъ дань дѣвственницами, платимую стонущей Троей безпощадному морскому чудовищу. Я безгласная жертва, обреченная на гибель, а эти стоящія въ сторонѣ женщины,-- дарданскія жены съ мрачными лицами, вышедшія взглянуть, чѣмъ окончится подвигъ. Иди-же, Геркулесъ! Если ты останешься живъ, буду жить и я. Я смотрю на битву съ большимъ страхомъ, чѣмъ ты, когда приступаешь къ ней (Пока Бассаніо разсматриваетъ ящики, начинается сопровождаемое музыкой пѣніе):
  
   Повѣдай, гдѣ-же зарождается
   У насъ любовь -- въ умѣ иль въ сердцѣ?
   Скажи мнѣ, гдѣ ея зачатіе
   И чѣмъ она потомъ питается?
   Повѣдай это мнѣ, повѣдай!
   Она впервые зарождается
   Въ глазахъ; восторгами питается,
   А въ колыбели все кончается.
   По ней вотъ погребальный звонъ
   Послышался:-- динь-динь, донъ-донъ!
  
   Всѣ. Да, динь-динь-динь, донъ-донъ-донъ-донъ.
   Бассаніо. То, что внѣшнимъ своимъ блестящимъ видомъ сулить самое большое,-- на самомъ дѣлѣ бываетъ наиболѣе обманчиво. Въ мірѣ постоянно вводятся обманъ внѣшними украшеніями. Такъ въ судѣ, какъ-бы подкуплена и безсовѣстна ни была защита, она непремѣнно затмитъ очевидность зла, если приправлена вкрадчивымъ звукомъ голоса; такъ и въ религіи, какое достойное порицанія заблужденіе не съумѣетъ скрыть свои грубыя лживости подъ изяществомъ украшеній, если его поддерживаетъ величавое чело старца или вкривь перетолкованный текстъ писанія. Ни одинъ порокъ не настолько простъ, чтобы не принимать на себя внѣшность добродѣтели. У сколькихъ трусовъ, у которыхъ сердца также ненадежны, какъ песочныя ступени лѣстницы, подбородки, между тѣмъ, украшены бородою Геркулеса или грознаго Марса. Взгляните во внутренность такихъ людей и вы увидите, что печень у нихъ бѣла, какъ молоко. Они придаютъ себѣ видъ возмужалости только затѣмъ, чтобы наводить на другихъ страхъ. Посмотрите на красоту и вы увидите, что она часто пріобрѣтается вѣсомъ украшеній. Этимъ объясняется то чудо природой, что наиболѣе вѣско украшенныя бываютъ въ то же время и самыми легковѣсными; такъ змѣеобразный вьющійся золотистый локонъ, такъ весело играющій съ вѣтромъ на головѣ мнимой красавицы, часто бываетъ собственностью другой головы, между тѣмъ какъ трупъ, на которомъ онъ выросъ, давно уже лежитъ въ могилѣ. Такимъ образомъ, прикрасы являются обманчивымъ берегомъ самаго опаснаго моря: оно великолѣпное покрывало, за которымъ таится лицо индіанки; словомъ украшеніе служитъ подобіемъ правды, въ которое облекается нашъ коварный вѣкъ, чтобы ввести въ обманъ самыхъ разумныхъ людей. Поэтому-то блестящее золото, жесткая пища Мидаса, мнѣ тебя не нужно. Не нуженъ мнѣ и ты, обычный и блѣдный посредникъ между человѣкомъ и человѣкомъ. Но ты, жалкій свинецъ, болѣе грозящій, чѣмъ обѣщающій, и трогающій меня своею простотою болѣе, чѣмъ краснорѣчіемъ, тебя-то я и избираю. Пусть радость будетъ послѣдствіемъ моего выбора.
   Порціа. Какъ быстро улетучиваются въ воздухъ всѣ ощущенія: и сомнѣніе, и мгновенно охватившее насъ отчаяніе, и леденящій страхъ, и зеленоглазая ревность! О, любовь, будь сдержаннѣе, умѣрь свой восторгъ, излейся въ мѣру дождемъ радости, не вдавайся въ крайности. Я слишкомъ живо чувствую восторгъ, умѣрь-же его, иначе онъ меня задушитъ! (Бассаніо открываетъ свинцовый ящикъ).
   Бассаніо. Что я вижу! портретъ красавицы Порціи! Какой полубогъ такъ близко подошелъ къ совершенству творчества? Эти глаза движутся или только кажутся движущимися, но они заставили сверкать мои зрачки? Кажется будто изъ этихъ полураскрытыхъ устъ вылетаетъ дыханіе благовонное, какъ медъ; только такая сладостная преграда можетъ раздѣлять такихъ сладостныхъ друзей. Рисуя эти волосы, художникъ, подражая Арахнеи, выткалъ изъ нихъ золотую сѣтку, въ которую сердца мужчинъ попадаются чаще, чѣмъ комары въ паутину. Но глаза ея,-- какъ у него хватило силъ рисовать, когда онъ на нихъ смотрѣлъ? Мнѣ кажется, что и одинъ изъ этихъ глазъ долженъ былъ-бы лишить его обоихъ и тѣмъ поставить его въ невозможность дорисовать другой. Но, смотрите, насколько самая суть моихъ похвалъ унижаетъ эту тѣнь своей ничтожностью и насколько сама тѣнь ниже дѣйствительной. Вотъ свитокъ, въ немъ заключается содержаніе, перечень моего счастья: "Ты, выбравъ не по наружности, сдѣлалъ прекрасный, вполнѣ вѣрный выборъ. Когда это счастье выпало тебѣ на долю, будь имъ доволенъ и не ищи другого. Если самъ ты доволенъ, или если ты въ томъ, что тебѣ посылаетъ судьба, видишь счастье, обратись къ дамѣ своего сердца и требуй, чтобы она поцѣлуемъ скрѣпила свое согласіе". О, чудныя строки! Красавица моя, съ вашего позволенія -- (цѣлуетъ ее), я исполняю данный мнѣ совѣтъ, то есть получаю то, что мнѣ обѣщано. Какъ одинъ боецъ, состязаясь съ другимъ изъ за награды, услыхавъ всеобщія рукоплесканія и возгласы восторга, предполагая, что побѣдителемъ въ глазахъ публики остался онъ,-- вдругъ совсѣмъ ошеломленный, съ глазами, устремленными въ пространство, не зная къ кому относится весь этотъ громъ похвалъ: къ нему или не къ нему,-- вдругъ останавливается въ недоумѣніи,-- такъ и я теперь стою передъ вами, трижды прекрасная синьора, не смѣя вѣрить дѣйствительности того, что вижу, пока все это не будетъ подтверждено, подписано и скрѣплено вами.
   Порціа. Вы видите меня, синьоръ Бассаніо, такою, какъ я есть. Лично для себя я-бы не отдалась честолюбивому желанію казаться лучше, чѣмъ я есть на самомъ дѣлѣ; но для васъ я желала-бы, чтобы то, чего я стою, увеличилось въ трижды двадцать разъ, быть въ тысячу разъ красивѣе, въ десять тысячъ разъ богаче и только затѣмъ, чтобы пріобрѣсти въ вашихъ глазахъ большую цѣну, обладать цѣлымъ сокровищемъ добродѣтели, красоты, денегъ и друзей. Но итогъ того, что я есть,-- итогъ не особенно крупный: все сводится почти исключительно къ тому, что я простая, невоспитанная, неученая и неопытная дѣвушка, счастливая тѣмъ, что не такъ еще стара, чтобы не научиться тому, чего я пока не знаю. Но всего болѣе я счастлива тѣмъ, что смиренный свой умъ я подчиняю вамъ, моему руководителю, повелителю и царю. Все, что до сихъ поръ было моимъ, стало вашимъ; еще сейчасъ я была владѣлицей этого прекраснаго помѣстья, госпожей своихъ слугъ и царицей надъ собой. Теперь, мой властелинъ, и эти помѣстья, и слуги, и я сама -- принадлежатъ вамъ. Передаю вамъ все это вмѣстѣ съ этимъ кольцомъ; если вы разстанетесь съ нимъ, потеряете или отдадите его кому нибудь, это послужитъ предвѣстіемъ, что я утратила вашу любовь, а такая мысль дастъ мнѣ право на васъ негодовать.
   Бассаніо. Вы, синьора, совсѣмъ лишили меня слова; теперь говорить только кровь въ моихъ жилахъ, въ головѣ моей такое-же смѣшеніе, какое проявляется въ очарованной толпѣ послѣ удачной рѣчи любимаго монарха; въ головѣ моей хаосъ всевозможныхъ чувствъ, перемѣшанныхъ между собою, которыя сливаются въ одну необъятную радость, и которыя высказываются, не высказываясь опредѣленно. Когда это кольцо исчезнетъ съ моего пальца, значить я разстался съ жизнью. О, тогда вы можете смѣло сказать: Бассаніо умеръ.
   Нэрисса. Синьоръ и добрѣйшая синьора, вотъ теперь для насъ, постороннихъ зрителей того, какъ исполнилось ваше желаніе, настала минута воскликнуть: о, какое счастье, и да пошлетъ Господь счастье вамъ, синьоръ и синьора.
   Граціано. И вамъ, синьоръ Бассаніо, и вамъ, прелестная синьора, я желаю всего того счастья, какого вы можете пожелать себѣ сами, потому что я убѣжденъ, что ваши желанія не пойдутъ въ разрѣзъ съ моимъ счастьемъ. Въ то время, когда вы торжественно станете справлять союзъ любви, позвольте жениться и мнѣ.
   Бассаніо. Съ величайшею радостью, если ты съумѣешь найти себѣ жену.
   Граціано. Благодарю васъ, синьоръ, жену отыскали вы мнѣ сами; глаза мои также быстры, какъ и ваши: вы смотрѣли на госпожу, я присматривался къ прислужницѣ; вы влюбились, влюбился и я, потому что проволочки въ такомъ дѣлѣ мнѣ такъ-же мало по вкусу, какъ и вамъ. Ваше счастье зависѣло отъ тѣхъ ящиковъ; оказывается, что и мое зависѣло отъ того-же, потому что послѣ долгихъ ухаживаній въ потѣ лица, надсадивъ себѣ горло безпрестаннымъ повтореніемъ любовныхъ клятвъ, я, наконецъ, добился обѣщанія -- если обѣщанія къ чему нибудь обязываютъ -- что эта прелестная особа сдѣлается моей женой, но только въ томъ случаѣ, если вамъ удастся добиться согласія ея госпожи.
   Порціа. Правда-ли это, Нэрисса?
   Нэрисса. Правда, если вы противъ этого ничего не имѣете.
   Бассаніо. И ты, Граціано, тоже не шутишь?
   Граціано. Нисколько.
   Бассаніо. Ваша свадьба еще болѣе украситъ наше счастье.
   Граціано. Давайте, побьемся съ обоими нами объ закладъ на тысячу червонцевъ, у кого прежде родится мальчикъ.
   Нэрисса. Какъ съ обоими?
   Граціано. Только такъ и можно выиграть закладъ. Однако, кто это идетъ сюда? Лоренцо и его некрещеная. Какъ, и мой старинный венеціанскій пріятель, Саланіо, тоже тутъ!

Входятъ: Лоренцо, Джессика и Саланіо.

   Бассаніо. Милости просимъ, Лоренцо и Саланіо. Если недавность моего новаго здѣсь положенія даетъ мнѣ право васъ приглашать, съ твоего позволенія, милая Порціа, я приглашаю истинныхъ своихъ друзей и соотечественниковъ.
   Порціа. То-же дѣлаю, мой другъ, и я. Повѣрь, что я рада имъ отъ души.
   Лоренцо. Благодарю васъ, синьора. Самъ я, Бассаніо, не располагалъ быть здѣсь, но Саланіо, котораго я встрѣтилъ на дорогѣ, настоятельно потребовалъ, чтобы я непремѣнно отправился съ нимъ сюда.
   Саланіо. Да, синьоръ, я потребовалъ, и не безъ основанія (Подавая ему письмо). Синьоръ Антоніо вамъ кланяется.
   Бассаніо. Прежде чѣмъ я распечатаю письмо, скажите, какъ поживаетъ кой другъ?
   Саланіо. Если онъ синьоръ и боленъ, то только нравственно: изъ письма вы узнаете все.
   Граціано. Нэрисса, будь привѣтлива съ гостемъ, приласкай его. Давай руку, Саланіо. Что новаго въ Венеціи, что подѣлываетъ именитый купецъ Антоніо? Я знаю, его сильно обрадуетъ нашъ успѣхъ: вѣдь мы, какъ Язоны, добыли золотое руно.
   Саланіо. Лучше было-бы, если-бы вы добыли руно, потерянное имъ.
   Порціа. Въ этомъ письмѣ, должно быть, заключается нѣчто страшное, потому что оно согнало краску съ лица Бассаніо. Умеръ какой нибудь дорогой тебѣ другъ? Едва-ли что другое въ мірѣ могло-бы такъ сильно измѣнить твердаго духомъ мужчину. Все хуже и хуже... Позволь, Бассаніо, вѣдь я половина тебя; поэтому половина того, что принесла тебѣ эта бумага, безспорно должна принадлежать мнѣ.
   Бассаніо. О, кроткая моя Порціа, никогда бумага не передавала такихъ безотрадныхъ словъ, какія стоятъ здѣсь. Когда я впервые заговорилъ съ тобою о моей любви, я откровенно признался, что все мое богатство заключается во мнѣ самомъ, что я человѣкъ честный -- и говорилъ тогда правду. А теперь, не смотря на то, что цѣнилъ я себя крайне скромно, ты увидишь, что я хвалился болѣе, чѣмъ слѣдовало. Когда я признался тебѣ, что у меня ничего нѣтъ, мнѣ-бы слѣдовало сказать, что у меня хуже чѣмъ ничего, потому что я, желая поправить свои средства, отдалъ себя въ залогъ дорогому другу, а его заложилъ злѣйшему его врагу. Это письмо, дорогая моя, эта бумага -- тѣло моего друга. Каждое слово письма -- зіяющая рана, изъ которой сочится кровь жизни. Но вѣрны-ли слухи, Саланіо? Неужто всѣ корабли погибли и не сохранилось ни одного изъ всѣхъ, шедшихъ изъ Триполи, изъ Мексики, изъ Англіи, изъ Лиссабона, отъ береговъ Варварійскихъ и изъ Индіи? Неужто ни одинъ не ускользнулъ отъ страшнаго прикосновенія къ утесамъ, разоряющаго купцовъ?
   Саланіо. Ни одинъ. Да, кажется, если-бы даже у него были теперь деньги, чтобы уплатить жиду, жидъ ихъ-бы не взялъ. Никогда не видывалъ я звѣря въ человѣческомъ образѣ такъ жадно добивающагося гибели человѣка. Онъ съ утра до ночи пристаетъ къ герцогу, кричитъ, что свобода республики погибнетъ, если ему не окажутъ правосудія. Человѣкъ двадцать купцовъ, самъ герцогъ и значительнѣйшіе изъ сановниковъ,-- всѣ старались его уговорить, но никому не удалось отклонить его отъ злобнаго иска неустойки и правосудія по имѣющемуся у него обязательству.
   Джессика. Когда еще я жила у отца, я слыхала какъ онъ клялся своимъ соотечественникамъ Тубалу и Хусу, что кусокъ мяса изъ тѣла Антоніо возьметъ съ большимъ наслажденіемъ, чѣмъ должную ему сумму, увеличенную въ двадцать разъ, и я знаю, синьоръ, что не сдобровать бѣдному Антоніо, если за него не вступятся законъ, судъ и власти.
   Порціа. И въ такой бѣдѣ дорогой твой другъ?
   Бассаніо. Самый дорогой другъ, лучшій, добрѣйшій изъ людей, неутомимо готовый дѣлать добро. Въ комъ изъ нынѣ дышащихъ сыновъ Италіи древняя римская честь проявлялась-бы такъ полно, какъ въ немъ!
   Порціа. Сколько-же долженъ онъ жиду?
   Бассаніо. Три тысячи червонцевъ, занятыхъ для меня.
   Порціа. Какъ, только-то? Заплати ему шесть и уничтожь обязательство; удвой эти шесть тысячъ, устрой, чтобы по винѣ Бассаніо не пострадалъ ни одинъ волосокъ у такого отличнаго друга. Пойдемъ сперва со мною въ церковь, назови меня своей женою, а затѣмъ тотчасъ-же поѣзжай въ Венецію къ своему другу. Не на радость будетъ тебѣ лежать рядомъ съ Порціей, если на душѣ у тебя непокойно. Золота у тебя будетъ достаточно, чтобы хоть двадцать разъ уплатить такой ничтожный долгъ. Когда уплатишь, привози своего вѣрнаго друга сюда. Мы съ Нэриссой станемъ жить дѣвицами и вдовами. Идемъ, ты уѣдешь въ самый день свадьбы. Привѣтствуй своихъ пріятелей веселѣе и не показывай имъ такого угрюмаго лица. Ты пріобрѣтенъ мною такою дорогой цѣною, что вѣчно будешь дорогъ моему сердцу. Однако, прочти мнѣ письмо твоего друга.
   Бассаніо (Читать). "Любезный Бассаніо, всѣ мои корабли погибли, я разоренъ окончательно. Заимодавцы становятся жестокосердыми, а обязательство жиду просрочено. Такъ какъ послѣ расплаты немыслимо, чтобы я остался живъ,-- всѣ счеты между нами покончены. Одного только хотѣлось-бы мнѣ: увидать тебя передъ смертью. Тѣмъ не мѣнѣе поступай, какъ тебѣ заблагоразсудится: пусть твоя дружба заставитъ тебя пріѣхать въ Венецію, а не мое письмо".
   Порціа. Ахъ, ненаглядный мой, кончай скорѣй дѣла и уѣзжай.
   Бассаніо. Когда ты даешь мнѣ позволеніе уѣхать, я стану торопиться, но съ этой минуты и до моего возвращенія никакое ложе не задержитъ меня и никакое отдохновеніе не станетъ между тобою и мною (Всѣ уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Улица въ Венеціи.

Входятъ: Шейлокъ, Саларино, Антоніо и тюремщикъ.

   Шейлокъ. Ты, тюремщикъ, смотри за нимъ въ оба и пусть никто не толкуетъ мнѣ о снисхожденіи. Только одни дураки даютъ взаймы безъ процентовъ. Повторяю,-- смотри за нимъ, тюремщикъ, строже.
   Антоніо. Послушай, однако, любезный Шейлокъ...
   Шейлокъ. Я требую неустойки. Не смѣй ничего говорить противъ моего права на неустойку: я поклялся, что получу ее. Ты называлъ меня собакой раньше, чѣмъ имѣлъ на то основаніе. Я, дѣйствительно, собака -- берегись-же моихъ зубовъ! Герцогъ окажетъ мнѣ правосудіе. Удивляюсь твоей глупости, негодный тюремщикъ, что ты по его просьбѣ шатаешься съ нимъ по улицамъ.
   Антоніо. Прошу, выслушай меня...
   Шейлокъ. Я требую неустойки, а поэтому не говори ничего болѣе. Не превратить вамъ меня въ мягкосердечнаго, тупоумнаго глупца, готоваго покачать головой, смягчиться вздохнуть и уступить христіанскимъ посредникамъ. Не ходи за мной, разговаривать я съ тобой не хочу, а хочу неустойки (Уходитъ).
   Саларино. Живалъ-ли когда среди людей песъ злѣе этого!
   Антоніо. Пусть себѣ идетъ, не надоѣдай ему болѣе безполезными просьбами. Онъ хочетъ моей жизни; я отлично знаю, почему именно: я нерѣдко спасалъ отъ его неустоекъ людей, обращавшихся ко мнѣ за помощью, за это онъ и меня ненавидитъ.
   Саларино. Я убѣжденъ, что герцогъ никогда не допуститъ, чтобы взыскали такую неустойку.
   Антоніо. Герцогъ не можетъ воспротивиться дѣйствію закона, потому что всякое нарушеніе льготъ, которыми у насъ, въ Венеціи, пользуются иноземцы, породитъ недовѣріе къ правосудію республики, а торговля ея и доходы въ полной зависимости отъ другихъ націй. Оставь-же меня, уйди. Горе и недавняя потеря до того меня изнуряютъ, что къ завтрашнему дню я едва-ли сохраню и фунтъ мяса, чтобы удовлетворить кровожаднаго моего заимодавца. Дай только создатель, чтобы Бассаніо во-время пріѣхалъ -- взглянуть, какъ я уплачиваю его долгъ, а зачѣмъ будь, что будетъ (Уходитъ),
  

СЦЕНА IV.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ: Порціа, Нэрисса, Лоренцо, Джессика и Бальтазаръ.

   Лоренцо. Синьора, я даже въ вашемъ присутствіи не колеблюсь говорить, что вы имѣете благородное и истинное понятіе о святынѣ дружбы и доказываете это тѣмъ, что такъ твердо переносите отсутствіе вашего супруга. Но если бы вы знали, для кого приносите такую жертву, какому истинно прекрасному человѣку подаете помощь и какъ глубоко преданъ этотъ человѣкъ вашему супругу, я убѣжденъ, что вы такимъ поступкомъ гордились-бы болѣе, чѣмъ обыкновеннымъ благодѣяніемъ.
   Порціа. Я никогда не жалѣла, когда мнѣ случалось сдѣлать добро, и не положу этому начало сегодня. Между товарищами, живущими или проводящими время вмѣстѣ, и души которыхъ одинаково переносятъ ярмо любви, необходимо должно существовать сходство въ чертахъ, пріемахъ и нравахъ. Это заставляетъ меня думать, что Антоніо, бывшій задушевнымъ другомъ моего повелителя, непремѣнно долженъ походить на этого повелителя. Если это такъ, то какъ ничтожно все, что я сдѣлала для выкупа подобія моей души изъ когтей адскаго жестокосердія! Такое заявленіе нѣсколько похоже на самохвальство, потому я не скажу объ этомъ болѣе ни слова. Поговоримъ о другомъ. Лоренцо, до возвращенія моего супруга поручаю вамъ все хозяйство и управленіе моимъ домомъ. Что-же касается меня, то я втайнѣ дала небесамъ обѣтъ, пока не возвратится мой супругъ, проводить время въ молитвахъ и въ созерцаніи, имѣя при себѣ одну только Нэриссу. Миляхъ въ двухъ отсюда есть монастырь; въ немъ то мы и поселимся. Прошу не отказываться отъ порученія, которое возлагаетъ на васъ моя дружба, а отчасти и необходимость.
   Лоренцо. Съ величайшимъ удовольствіемъ, синьора, готовъ исполнить все, что вы прикажете.
   Порціа. Моимъ слугамъ уже извѣстно мое желаніе, они и вамъ, и Джессикѣ будутъ повиноваться такъ нее, какъ Бассаніо и мнѣ. Прощайте-же, до свиданія.
   Лоренцо. Да сопровождаютъ васъ пріятныя мысли и счастливые часы!
   Джессика. Желаю вамъ, синьора, полнѣйшаго душевнаго спокойствія.
   Порціа. Благодарю за твое желаніе, желаю того-же и тебѣ. Прощай-же, Джессика (Лоренцо и Джессика уходятъ). Теперь рѣчь о тебѣ, Бальтазаръ. Я всегда знала тебя за вѣрнаго и честнаго слугу, окажись такимъ-же и теперь. Возьми это письмо и, насколько это возможно человѣку, спѣши въ Падую, отдай его въ руки, въ собственныя руки двоюроднаго моего брата Белларіо и, получивъ отъ него кое-какія бумаги, а также платья, доставь все это какъ можно скорѣе къ перевозу въ Венецію. Отправляйся сейчасъ-же, не трать времени на разговоры. Я буду тамъ прежде тебя.
   Бальтазаръ. Потороплюсь, синьора, насколько хватитъ силъ (Уходитъ).
   Порціа. Пойдемъ, Нэрисса, я задумала дѣло, о которомъ ты не имѣешь ни малѣйшаго понятія; мы нашихъ мужей увидимъ ранѣе, чѣмъ они воображаютъ.
   Нэрисса. А они-то насъ увидятъ?
   Порціа. Увидятъ, Нэрисса, но въ такой одеждѣ, которая заставитъ ихъ подумать, будто мы имѣемъ то, чего у насъ даже нѣтъ. Бьюсь объ закладъ, на сколько хочешь, что мы обѣ одѣнемся молодыми мужчинами; при этомъ я окажусь молодцоватѣе тебя, буду носить кинжалъ ловчѣе, буду говорить такимъ голосомъ, какимъ говоритъ юноша, когда онъ находится въ переходномъ возрастѣ отъ отрочества къ юности, то-есть сиплымъ фальцетомъ; измѣню свою робкую женскую походку на мужскую; словно хвастливый юнецъ, стану толковать о поединкахъ и примусь отлично лгать, разсказывая, какъ знатныя барыни добивались моей любви, какъ я пренебрегалъ ими, какъ онѣ отъ этого заболѣвали и умирали, потому что вѣдь нельзя-же отвѣчать всѣмъ; примусь затѣмъ каяться и сожалѣть о томъ, что мнѣ суждено было быть ихъ убійцей; наскажу еще двадцать другихъ жалкихъ лжей, такъ что всякій побожится, что я, по крайней мѣрѣ, уже мѣсяцевъ двѣнадцать, какъ оставилъ школу. Въ головѣ у меня тысячи глупыхъ продѣлокъ, свойственныхъ хвастливымъ этимъ дурнямъ, и я ими воспользуюсь.
   Нэрисса. Какъ, мы притворимся мужчинами?
   Порціа. Фи, какой вопросъ! Что если бы по близости былъ злой языкъ и подслушалъ тебя? Ну, идемъ, у воротъ парка дожидается насъ карета, тамъ разскажу я тебѣ все, что придумала. Времени терять нельзя! намъ нынче-же надо проѣхать цѣлыхъ двадцать миль (Уходитъ).
  

СЦЕНА V.

Тамъ-же. Садъ.

Входитъ: Ланцелотъ и Джессика.

   Ланцелотъ. Да, право, такъ, потому что, видите-ли, грѣхи отцовъ обрушиваются на дѣтей, и даю вамъ честное слово -- мнѣ за васъ страшно. Я всегда бывалъ съ вами откровененъ, вотъ и высказываю по этому поводу то, что меня волнуетъ. Вооружитесь-же терпѣніемъ, потому что, право, мнѣ кажется, вамъ не миновать преисподней. Только одна надежда для васъ и остается, да и та, какъ мнѣ кажется, надежда незаконнорожденная.
   Джессика. Скажи, сдѣлай одолженіе, какая-же это надежда?
   Ланцелотъ. Вотъ въ чемъ дѣло: вы на худой конецъ можете предположить, что не вашъ отецъ былъ виноватъ въ вашемъ зачатіи и что вы не дочь жида.
   Джессика. Да, это въ самомъ дѣлѣ было-бы чѣмъ-то вродѣ незаконнорожденной надежды: въ такомъ случаѣ надо мной тяготѣлъ-бы грѣхъ матери.
   Ланцелотъ. Поэтому-то я и боюсь, что на васъ падетъ проклятіе и за отца, и за мать. И вотъ, когда я стараюсь выбиться изъ Сциллы, то есть, отдѣлаться отъ вашего отца,-- я попадаю къ Харибдѣ, то есть къ вашей матери. Вамъ и тѣмъ, и другимъ путемъ не уйти отъ гибели.
   Джессика. Меня спасетъ мужъ: онъ обратилъ меня въ христіанскую вѣру.
   Ланцелотъ. Въ самомъ дѣлѣ? Въ такомъ случаѣ онъ еще болѣе достоинъ порицанія. Насъ и безъ того достаточно христіанъ для того, чтобы мы могли ладно жить другъ подлѣ друга. А вотъ, благодаря этой прибавкѣ къ христіанству, теперь вздорожаетъ свинина. Если мы всѣ примемся ѣсть свинину, то ни одинъ смертный и въ глаза не увидитъ даже крошечнаго ломтика поджаренной ветчины (Входитъ Лоренцо).
   Джессика. Я передамъ мужу то, что ты говоришь,-- вотъ онъ идетъ сюда.
   Лоренцо. Я скоро начну тебя ревновать: ты, Ланцелотъ, постоянно завлекаешь мою жену въ разные уголки.
   Джессика. Нечего тебѣ бояться Ланцелота, мы съ нимъ не въ ладу; онъ прямо заявляетъ, что мнѣ не можетъ быть спасенія, потому что я дочь жида; увѣряетъ онъ также, что и ты плохой гражданинъ республики, потому что, обращая жидовъ въ христіанство, ты поднимаешь цѣну на свинину.
   Лоренцо. Мнѣ будетъ легче очиститься отъ этого грѣха передъ республикой, чѣмъ тебѣ отъ того, что формы африканки принимаютъ ужь черезъ-чуръ округлые размѣры: эта дочь Мавра беременна отъ тебя, Ланцелотъ.
   Ланцелотъ. Тѣмъ лучше. То, что она теряетъ въ добродѣтели, она пріобрѣтаетъ въ объемѣ; это доказываетъ, что я не боюсь чернокожихъ.
   Лоренцо. Какъ теперь всякій дуракъ научается играть словами. Я думаю, что доказательствомъ истиннаго краснорѣчія скоро будетъ служить молчаніе, а многословіе станетъ только достоинствомъ попугаевъ. Ступай, дурень, скажи, чтобы скорѣе готовились къ обѣду.
   Ланцелотъ. Кто, попугай? Они, дѣйствительно, всѣ проголодались.
   Лоренцо. Боже мой, ты совсѣмъ помѣшался на остроуміи. Скажи-же, чтобы готовили обѣдъ.
   Ланцелотъ. Обѣдъ, синьоръ, готовъ. И такъ, вы, вѣроятно, хотите сказать, чтобы накрывали на столъ?
   Лоренцо. Вмѣсто того, накрой-ка прежде голову.
   Ланцелотъ. Ни за что, синьоръ. Я вѣдь знаю, какое уваженіе долженъ оказывать вамъ.
   Лоренцо. Ты опять придираешься къ словамъ, кажется, разомъ хочешь выказать все богатство твоего остроумія. Прошу, понимай простую рѣчь просто: ступай къ своимъ товарищамъ, скажи, чтобы накрыли на столъ, подали кушанье и мы отправимся обѣдать.
   Ланцелотъ. О, будьте покойны, синьоръ: столъ подадимъ, а кушанье накроемъ. Что-же до того, отправитесь-ли вы обѣдать или нѣтъ, пусть это будетъ вполнѣ зависѣть отъ вашего желанія (Уходитъ).
   Лоренцо. Да здравствуетъ умъ! Какая послѣдовательность въ потокѣ его словъ! Олухъ этотъ собралъ въ памяти цѣлое войско остротъ, и я знаю не мало глупцовъ, стоящихъ выше, чѣмъ онъ, и такъ-же, какъ онъ, начиненныхъ словами, и также, изъ за краснаго словца, готовыхъ жертвовать смысломъ. Ну, а теперь, ненаглядная моя, сказки мнѣ откровенно, какъ нравится тебѣ жена Бассаніо?
   Джессика. Такъ нравится, что и высказать нельзя. Теперь Бассаніо необходимо вести образцовую жизнь, потому что, узнавъ съ такою женой полное счастье, онъ на землѣ найдетъ всѣ небесный радости; если онъ оцѣнилъ ихъ на землѣ, ему незачѣмъ будетъ отправляться за ними на небо. Если-бы какихъ нибудь два бога побились объ закладъ и закладомъ оказались двѣ женщины, изъ которыхъ одна-бы была Порціей, къ другой непремѣнно надо было-бы что нибудь прибавить, потому что. другой подобной Порціи едва-ли отыщешь въ этомъ грубомъ и жалкомъ мірѣ.
   Лоренцо. Я, какъ мужъ, совершенно одно и то-же, что Порціа, какъ жена.
   Джессика. Какъ-бы не такъ, спроси лучше мое мнѣніе на этотъ счетъ.
   Лоренцо. Спрошу, но послѣ, а теперь пойдемъ обѣдать.
   Джессика. Нѣтъ, нѣтъ, дай мнѣ расхвалить тебя, пока я еще чувствую аппетитъ.
   Лоренцо. Сдѣлай одолженіе, не нужно. Прибережемъ эти разговоры къ обѣденному времени; тогда все, чтобы ты ни сказала, я переварю со всѣмъ остальнымъ.
   Джессика. Хорошо, хорошо, я выведу тебя на свѣжую воду (Уходитъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Зала суда въ Венеціи.

Входятъ: герцогъ, сенаторы, Антоніо, Бассаніо, Граціано, Саларино, Саланіо и другіе.

   Герцогъ. Ты здѣсь, Антоніо?
   Антоніо. Здѣсь, ваша свѣтлость.
   Герцогъ. Жаль мнѣ тебя: ты пришелъ давать отвѣтъ безчеловѣчному противнику, негодяю съ каменнымъ сердцемъ, не знающимъ жалости, и которому чуждо всякое состраданіе.
   Антоніо. Я слышалъ, ваша свѣтлость, чтобы силой старались смягчить его жестокость, но такъ какъ онъ остается непреклоненъ и такъ какъ нѣтъ никакихъ законныхъ средствъ, чтобы избавить меня отъ послѣдствій его ненависти я противопоставляю мое терпѣніе его ярости и готовъ спокойно перенести всю необузданность его злобы.
   Герцогъ. Позовите жида.
   Саланіо. Онъ ждетъ у дверей, вотъ и онъ.

Входитъ Шейлокъ.

   Герцогъ. Дайте ему мѣсто, пусть онъ станетъ передъ нами. Шейлокъ, я,-- впрочемъ, какъ и всѣ до сихъ поръ,-- думалъ что ты на злобномъ требованіи будешь настаивать только до развязки дѣла и что тогда ты выкажешь болѣе состраданія и снисхожденія, которыя будутъ еще страшнѣе твоей кажущейся жестокости. Всѣ были убѣждены, что тогда вмѣсто того чтобы, какъ теперь, требовать неустойки, то есть, куска мяса, вырѣзаннаго изъ несчастнаго этого купца, ты не только откажешься отъ своего права, но еще, движимый кроткимъ человѣколюбіемъ, простишь ему половину его долга, видя сострадательнымъ окомъ всѣ бѣдствія, обрушившіяся на его плечи и достаточныя, чтобы разорить даже царственнаго купца. Этихъ бѣдствій было-бы достаточно, чтобы возбудить состраданіе къ его положенію въ мѣдной груди и каменныхъ сердцахъ турокъ и татаръ, совсѣмъ не пріученныхъ къ кротости и состраданію. Мы отъ тебя, жидъ, ждемъ хорошаго отвѣта.
   Шейлокъ. Я уже объяснилъ вашей свѣтлости, чего я хочу. Святымъ нашимъ субботнимъ днемъ я поклялся, что добьюсь неустойки, слѣдуемой мнѣ по обязательству. Если вы мнѣ въ ней откажете, вы подвергнете опасности права и вольность вашего города. Если вы меня спросите, почему я лучше хочу взять кусокъ негоднаго мяса, чѣмъ три тысячи червонцевъ, я вамъ на это не отвѣчу, а скажу только, что такова моя прихоть. Этотъ отвѣть васъ не удовлетворяетъ, но что сказали-бы вы, если-бы у меня въ домѣ завелась крыса и я на то, чтобы отравить ее, вздумалъ-бы истратить три тысячи червонцевъ? Не удовлетворяетъ васъ и это? Такъ знайте, что есть люди, которые не любятъ видѣть на столѣ поросенка съ открытой пастью, а другіе сходятъ съ ума, увидавъ кошку; есть и такіе, которые, услыхавъ гнусливые звуки волынки, не могутъ удержать въ себѣ мочи, потому что наклонность царитъ надъ страстью и управляетъ ею согласно своему расположенію или отвращенію. На это я вамъ отвѣчу: какъ нѣтъ основательной причины на то, что одинъ не терпитъ поросенка съ разинутой пастью, а другой, безвредной, глупой кошки, третій,-- гнусливой волынки и почему всѣ волей-неволей, уступая неизбѣжной слабости, заставляютъ другихъ страдать отъ того, что заставило страдать ихъ самихъ, потому и я не представлю вамъ никакихъ другихъ причинъ, кромѣ вполнѣ обдуманной ненависти и застарѣлаго моего отвращенія къ Антоніо. Пусть это объяснитъ вамъ, почему я продолжаю вести это разорительное для меня дѣло. Ну, а этотъ отвѣтъ васъ удовлетворяетъ?
   Бассаніо. Нѣтъ, безчувственный человѣкъ, такой отвѣтъ нисколько не оправдываетъ твою необузданную жестокость.
   Шейлокъ. Я не обязанъ угождать никому кромѣ себя.
   Бассаніо. Но развѣ каждый обязанъ убивать то, чего не любитъ?
   Шейлокъ. А развѣ тотъ умѣетъ ненавидѣть, кто въ тоже время не желаетъ убить ненавистное существо?
   Бассаніо. Никакое оскорбленіе не вызываетъ ненависти сразу.
   Шейлокъ. Такъ тебѣ, вѣроятно, хотѣлось-бы, чтобы змѣя ужалила тебя не одинъ, а два раза?
   Антоніо. Прошу васъ не забывать, что вы спорите съ жидомъ; это все равно, что выйти на берегъ и просить приливъ не достигать обычнаго своего уровня; это то-же, что требовать отъ волка отвѣта, зачѣмъ онъ заставилъ блеять овцу по ягненкѣ, и запретить горнымъ соснамъ колыхать высокія свои макушки и шумѣть, когда ихъ раскачиваютъ бурные порывы неба. Нѣтъ на свѣтѣ предпріятія труднѣе, чѣмъ смягчить жидовское сердце, такъ какъ тверже его нѣтъ ничего на свѣтѣ; поэтому, прошу васъ, не обращайтесь къ нему болѣе ни съ какими предложеніями, не прибѣгайте ни къ чему, произнесите просто, какъ слѣдуетъ, приговоръ мнѣ, а жиду разрѣшите взыскивать желаемое.
   Бассаніо. Вмѣсто трехъ тысячъ червонцевъ вотъ тебѣ шесть.
   Шкйлокъ. Если-бы каждая изъ этихъ шести тысячъ монетъ распалась-бы на шесть частей и каждая ея часть сдѣлалась-бы червонцемъ, я и тогда-бы ихъ не принялъ, а сталъ-бы требовать неустойки.
   Герцогъ. Какой-же милости можешь ты ожидать для себя, когда самъ такъ немилосердъ къ другимъ?
   Шейлокъ. Я ничего противузаконнаго не совершаю, поэтому никакой судъ мнѣ не страшенъ. Почти у каждаго изъ васъ есть множество рабовъ, на которыхъ вы смотрите, какъ на своихъ ословъ, на своихъ собакъ, на своихъ муловъ, и посылаете ихъ на самыя гнусныя, самыя тяжелыя работы. А почему? Потому, что вы ихъ купили. Развѣ я рѣшусь вамъ говорить: освободите ихъ; пожените ихъ на вашихъ дочеряхъ. Зачѣмъ они обливаются потомъ подъ непосильными ношами? Пусть и они питаются такими-же лакомыми блюдами, которыми вы услаждаете свой вкусъ. Вы-бы мнѣ на это отвѣтили: эти рабы -- наша собственность. Вотъ ни отвѣчаю то же самое: за тотъ фунтъ мяса, который я требую, я заплатилъ дорогою цѣною, оно -- мое и я его требую. Если вы мнѣ откажете, позоръ вашему закону! Значить постановленія Венеціи не имѣютъ никакой силы. Я требую правосудія! Добьюсь-ли я его, отвѣчайте!
   Герцогъ. Я могу своею властью закрыть засѣданіе, если ученый докторъ Бэлларіо, котораго я выписалъ для рѣшенія этого дѣла, сегодня не пріѣдетъ.
   Саланіо. Ваша свѣтлость, у дверей стоитъ только что прибывшій изъ Падуи посланный съ письмомъ отъ доктора Бэлларіо.
   Герцогъ. Зовите посланнаго и давайте сюда письмо.
   Бассаіно. Мужайся, Антоніо, ободрись. Жидъ скорѣе возьметъ мою плоть, кровь, крестъ,-- все, чѣмъ изъ-за меня прольется хоть одна капля твоей крови.
   Антоніо. Я въ стадѣ зараженная овца, годная только на то, чтобы ее убили. Самый слабый плодъ падаетъ на землю ранѣе другихъ, такъ и не мѣшайте-же мнѣ упасть. Ты, Бассаніо, живи, чтобы написать мнѣ эпитафію, это лучшее, что ты можешь сдѣлать (Входитъ Нэрисса, одѣтая клэркомъ-законовѣдомъ).
   Герцогъ. Ты явился изъ Падуи, отъ Бэларіо?
   Нэрисса. Да, синьоръ Бэларіо шлетъ привѣтъ вашей свѣтлости (Подаетъ герцогу письмо).
   Бассаніо (Шейлоку). Зачѣмъ ты такъ усердно точишь поясъ?
   Шейлокъ. Чтобы вырѣзать то, что мнѣ приходится получить съ несостоятельнаго должника.
   Граціано. Такъ не объ этотъ ремень, жестокій жидъ, слѣдовало тебѣ точить свой поясъ, а о твою безжалостную душу. Никакой металлъ, ни даже топоръ палача и на половину не такъ отточенъ, какъ твоя звѣрская ненависть. Неужто тебя не могутъ тронуть никакія просьбы?
   Шейлокъ. Никакія или, по крайней мѣрѣ, ни одна изъ тѣхъ, на которыя у тебя хватить ума.
   Граціано. Будь-же проклятъ, неумолимый песъ! Живи и будь укоромъ правосудію. Тебѣ, того гляди, удастся поколебать во мнѣ вѣру и вмѣстѣ съ Пиѳагоромъ заставить меня думать, что души животныхъ переселяются въ тѣла людей. Твоя собачья душа когда-то управляла волкомъ, когда-то повѣшеннымъ за то, что убилъ человѣка. Мятежный духъ свой онъ испустилъ на висѣлицѣ, пока ты еще лежалъ въ утробѣ своей нечестивой матери, и онъ вселился въ тебя, поэтому всѣ мысли у тебя волчьи, кровавыя, алчныя, хищныя.
   Шейлокъ. Пока ты своими ругательствами не сорвешь печати съ моего обязательства, ты, говоря такъ громко, только надсаживаешь свои легкія. Милѣйшій юноша, дай отдохнуть своему остроумію, иначе оно дойдетъ до неизлечимаго истощенія. Здѣсь я ищу только правосудія.
   Герцогъ. Этимъ письмомъ Бэлларіо рекомендуетъ суду молодого ученаго доктора. Гдѣ-же онъ?
   Нэрисса. Онъ здѣсь и только ждетъ вашего соизволенія принять его.
   Герцогъ. Я приму его съ величайшею радостью. Пусть изъ васъ отправятся трое или четверо и приведутъ его сюда съ почетомъ, а между тѣмъ послушаемъ письмо Бэлларіо.
   Клэркъ (Читаетъ). "Изъ моихъ строкъ вы, ваша свѣтлость, увидите, что письмо ваше застало меня очень больнымъ. Но въ то время, какъ прибыло ваше посланіе, у меня сидѣлъ дружески посѣщающій меня молодой докторъ изъ Рима; имя его Бальтазаръ. Я разсказалъ ему спорное дѣло жида съ купцомъ Антоніо. Мы просмотрѣли съ нимъ не мало юридическихъ книгъ; я сообщилъ ему свое мнѣніе, а онъ, усовершенствовавъ его своею собственной ученостью до того обширной, что я не нахожу словъ для достойной ея оцѣнки, явится къ вашей свѣтлости, чтобы вмѣсто меня исполнить ваше желаніе. Прошу васъ, не смотря на его молодость, не отказать ему въ надлежащемъ уваженіи, потому что я никогда не встрѣчалъ такого молодого тѣла съ такою вполнѣ зрѣлой головой. Поручаю его вашему милостивому вниманію и надѣюсь, что моя рекомендація лучше всего оправдается на дѣлѣ".
   Герцогъ. Вы слышите, что пишетъ мнѣ ученый Бэлларіо; но вотъ, кажется, идетъ и самъ ученый докторъ.

Входитъ Порціа въ одеждѣ доктора правъ.

   Вашу руку, вы отъ стараго Бэлларіо?
   Порціа. Да, ваша свѣтлость, отъ него.
   Герцогъ. Добро пожаловать, займите свое мѣсто. Извѣстна вамъ тяжба, которую сегодня предстоитъ разбирать суду?
   Порціа. Извѣстна вполнѣ. Кто-же здѣсь купецъ, а кто жидъ?
   Герцогъ. Антоніо и старый Шейлокъ, выйдите впередъ.
   Порціа. Ваше имя Шейлокъ?
   Шейлокъ. Да, Шейлокъ мое имя.
   Порціа. Предъявленный вами искъ страненъ, но по законамъ Венеціи его нельзя оставить безъ вниманія (Обращаясь къ Антоніо). Вы у него въ долгу,-- такъ вѣдь, въ долгу?
   Антоніо. Да, онъ это утверждаетъ.
   Порціа. А вы признаете обязательство?
   Антоніо. Признаю.
   Порціа. Къ такомъ случаѣ жиду необходимо прибѣгнуть къ милосердію.
   Шийлокъ. Необходимо! Скажите, по какому это вынужденію?
   Порціа. Милосердіе не должно быть вынужденнымъ: оно падаетъ какъ съ неба на поля теплый дождь; въ немъ двойная благодать: оно оказывается благословеннымъ и для того, кто его оказываетъ, и для того, кому оно оказывается. Чѣмъ выше поставленъ человѣкъ, тѣмъ выше его милосердіе; оно украшаетъ монарха на престолѣ болѣе, чѣмъ его вѣнецъ. Царственный скипетръ только признакъ временнаго могущества, онъ только знакъ величія и власти, внушающій и страхъ, и благоговѣніе къ властямъ, но милосердіе выше его. Оно царитъ въ самыхъ сердцахъ властелиновъ, оно благодать, влагаемая властителемъ небесъ въ сердца властителей земли. Земная-же власть тогда становится наиболѣе похожей на Божью, когда она смягчается милосердіемъ. И такъ, жидъ, хотя твои притязанія основываются на правѣ, подумай вотъ о чемъ: если-бы на свѣтѣ существовало одно суровое правосудіе, намъ никому не было-бы спасенія. Мы молимъ о милосердіи, и эта молитва въ то же время самихъ насъ научаетъ милосердію. Я затѣмъ распространился объ этомъ, чтобы убѣдить тебя смягчить справедливость твоего иска. Если ты будешь на немъ настаивать, ты поневолѣ заставишь строгій судъ Венеціи произнести приговоръ противъ этого купца.
   Шейлокъ. За дѣла мои отвѣтчикомъ явится моя голова. Я требую законнаго, именно неустойки по приговору.
   Порціа. Развѣ онъ не можетъ уплатить денегъ?
   Бессаніо. Можетъ. Вотъ я представляю за Антоніо сумму, вдвое превышающую его долгъ; если недостаточно этого, я отвѣчаю и моими руками и головой, и сердцемъ за уплату вдесятеро болѣе крупной суммой. Если этого будетъ недостаточно, окажется очевиднымъ, что злоба хочетъ сокрушитъ честность, и я прошу васъ нѣсколько подчинить законъ вашей власти, ради большей справедливости допустить небольшую несправедливость и отказать свирѣпому этому дьяволу.
   Порціа. Прибѣгнуть къ этому невозможно. Въ Венеціи нѣтъ власти, которая могла-бы измѣнить разъ установленный законъ. Такимъ образомъ создалась-бы возможность ссылаться на это въ будущемъ и, благодаря этому примѣру, много неправды вкралось-бы въ республику. Этому не бывать.
   Шейлокъ. Это Даніилъ явился въ судъ, да, самъ Даніилъ! О, мудрый, хоть и юный, судья, какъ глубоко я тебя уважаю.
   Порціа. Прошу тебя, дай мнѣ взглянуть на обязательство.
   Шейлокъ. Вотъ оно, достойнѣйшій докторъ, вотъ оно.
   Порціа. Шейлокъ, тебѣ вѣдь предлагаютъ вдвое болѣе того, что тебѣ должны.
   Шейлокъ. Я поклялся, поклялся, поклялся небу! за всю Венецію не рѣшусь я взвалить на душу клятвопреступленіе.
   Порціа. Обязательство просрочено, поэтому жидъ вправѣ требовать фунтъ мяса, который долженъ самъ-же вырѣзать у купца около самаго сердца. Будь-же милосердъ, согласись взять сумму втрое большую и позволь мнѣ разорвать обязательство.
   Шейлокъ. Да, когда я получу по немъ то, что долженъ получить. Кажется, судья вы достойный, законы знаете, и вашъ взглядъ на дѣло отличался замѣчательнымъ здравомысліемъ. Вы надежнѣйшая опора закона, и я именемъ закона требую, чтобы вы произнесли приговоръ. Клянусь душей, у человѣческаго языка нѣтъ такой силы, которая могла-бы заставить меня измѣнить свое намѣреніе. Я требую неустойки.
   Антоніо. Обязательно прошу судъ произнести рѣшеніе.
   Порціа. Когда такъ, вотъ это рѣшеніе: приготовь грудь для его ножа.
   Шейлокъ. О, благороднѣйшій судья, о, чудный молодой человѣкъ!
   Порціа. Какъ по буквѣ, такъ по смыслу закона вполнѣ ясно, что обязательная по этому обязательству неустойка должна быть взыскана.
   Шейлокъ. Совершеннѣйшая истина. О, мудрый и славный судья, на сколько твой умъ зрѣлѣе твоей наружности!
   Порціа. Поэтому, Антоніо, обнажи свою грудь.
   Шейлокъ. Да, грудь -- такъ сказано въ обязательствѣ; вѣдь сказано, благороднѣйшій судья "около самаго сердца" -- это подлинныя слова,
   Порціа. Такъ. Есть у тебя вѣсы, чтобы взвѣсить мясо?
   Шейлокъ. Они у меня готовы.
   Порціа. Вызови, Шейлокъ, на свой счетъ и врача, чтобы перевязать раны, иначе отвѣтчикъ истечетъ кровью.
   Шейлокъ. Развѣ это означено въ обязательствѣ?
   Порціа. Нѣтъ, но что-же такое? Было-бы недурно позаботиться объ этомъ изъ человѣколюбія.
   Шейлокъ. Не нахожу. Вѣдь въ обязательствѣ этого не значится.
   Порціа. А ты, купецъ, имѣешь что сказать?
   Антоніо. Весьма немного: я вооружился терпѣніемъ и отлично приготовился къ смерти. Дай мнѣ руку, Бассаніо, прощай, не тоскуй, что я изъ за тебя подвергаюсь такой невзгодѣ, такъ какъ на этотъ разъ фортуна милостивѣе обыкновеннаго: разорившагося она обыкновенно заставляетъ тягостно пережить утраченное богатство; отъ цѣлыхъ годовъ нищеты глаза впадаютъ, чело покрывается морщинами. Mеня-же судьба избавила отъ такой томительной муки. Передай мой привѣтъ твоей достойной женѣ, разскажи ей, какой конецъ постигъ Антоніо, какъ я тебя любилъ, какъ бодро умеръ. А когда кончишь, спроси, любилъ-ли кто тебя, Бассаніо, такъ, какъ я. Не жалѣй, что теряешь друга, какъ не жалѣю я, что уплачиваю твой долгъ. Если ножъ жида проникнетъ достаточно глубоко, я уплачу долгъ тотчасъ-же всѣмъ сердцемъ.
   Бассаніо. Антоніо, я женатъ на женщинѣ, которая дороже мнѣ самой жизни, но и моя жизнь, и жена, и весь міръ не дороже мнѣ тебя. Я готовъ лишиться всего, пожертвовать всѣмъ, чтобы только освободить тебя отъ этого дьявола.
   Порціа. Если-бы ваша жена была здѣсь, по близости, и слышала такое предложеніе, она-бы васъ за него не поблагодарила.
   Граціано. У меня есть тоже жена, которую я, честное слово, люблю искренно, но я все-таки желалъ-бы, чтобы она въ данную минуту была на небѣ; ей, быть можетъ, удалось-бы умолить какое нибудь божество укротить душу этого кровожаднаго пса.
   Нэрисса. Вы хорошо дѣлаете, что высказываете это желаніе безъ нея, иначе оно породило-бы скуку въ вашей семейной жизни,
   Шейлокъ (Про себя). Вотъ они каковы, христіанскіе-то эти мужья. У меня есть дочь, и я глубоко былъ-бы признателенъ небу, если-бъ мужемъ у нея оказался потомокъ Варравы, чѣмъ христіанинъ (Громко Порціи). Мы, однако, даромъ тратимъ время, возвратимся къ приговору суда.
   Порціа. Фунтъ мяса отъ этого купца -- твой. Судъ присуждаетъ, а законъ даруетъ тебѣ его.
   Шейлокъ. О, правосуднѣйшій судья...
   Порціа. И ты можешь вырѣзать этотъ фунтъ изъ его груди. Законъ тебѣ это дозволяетъ, а судъ присуждаетъ.
   Шейлокъ. Ученѣйшій изъ судей! Рѣшено, приготовься-же.
   Порціа. Повремени немного, еще не все: въ обязательствѣ вполнѣ опредѣленно сказано: фунтъ мяса,-- но это не даетъ тебѣ нрава пролить ни одной капли крови. Сказано -- фунтъ мяса, такъ и бери его согласно обязательству; бери свой фунтъ, но если, вырѣзывая его, ты прольешь хоть одну каплю христіанской крови,-- и твои земли, и все твое имущество будетъ взято въ пользу республики.
   Граціано. О, правосуднѣйшій судья,-- замѣть это жидъ,-- о, ученѣйшій судья!
   Шейлокъ. Развѣ законъ это говоритъ?
   Порціа. Можешь взглянуть самъ. Ты требуешь правосудія и, будь увѣренъ, тебѣ его окажутъ даже въ болѣе широкихъ размѣрахъ, чѣмъ ты желаешь.
   Граціано. О, ученѣйшій судья, самый ученый изъ всѣхъ судей, замѣть это, жидъ!
   Шейлокъ. Если такъ, то я соглашаюсь на предложеніе чтобы мнѣ заплатили по обязательству втрое, а затѣмъ ступай себѣ, христіанинъ, куда хочешь.
   Бассаніо. Вотъ деньги.
   Порціа. Постойте, жиду окажется полнѣйшее правосудіе; подождите, не спѣшите, онъ не получитъ ничего, кромѣ неустойки.
   Граціано. Видишь, жидъ, какой это справедливый, какой ученый судья.
   Порціа. Поэтому готовься вырѣзать кусокъ мяса, не проливать только крови, и вырѣзать ровнехонько фунта, ни болѣе, ни менѣе. Если кусокъ на вѣсахъ окажется тяжелѣе или легче на двадцатую долю скрупула, мало того, если отклонится стрѣлка на волосокъ въ сторону, тебѣ -- смерть, а все имущество твое перейдетъ въ казну.
   Граціано. Вѣдь это второй Даніилъ, жидъ, второй Даніилъ! Попался ты теперь, нехристь!
   Порціа. Что-же ты стоишь, жидъ, бери свою неустойку.
   Шейлокъ. Отдайте мнѣ только мой капиталъ и отпустите меня.
   Бассаніо. Готовъ, вотъ онъ.
   Порціа. Онъ отказался отъ него въ присутствіи всего суда. Онъ требовалъ только правосудія и неустойки.
   Граціано. Даніилъ и только! Второй Даніилъ! Благодарю тебя, жидъ, что напомнилъ мнѣ о немъ.
   Шейлокъ. Такъ я и капитала своего не получу?
   Порціа. Не получишь, жидъ, ничего, кромѣ неустойки: бери-же ее подъ страхомъ собственной отвѣтственности.
   Шейлокъ. Такъ пусть-же дьяволъ разсчитывается съ нимъ, нечего мнѣ здѣсь болѣе дѣлать.
   Порціа. Постой, жидъ, судъ отпуститъ тебя не такъ скоро. Въ законахъ Венеціи значится слѣдующее: если будетъ доказало, что чужестранецъ прямо или косвенно покушался на жизнь кого нибудь изъ гражданъ, тотъ, противъ кого онъ замышлялъ, получитъ одну половину его имущества, а другая поступаетъ въ особую казну республики. Жизнь-же виноватаго зависитъ отъ милосердія герцога, который имѣетъ въ этомъ дѣлѣ рѣшающій голосъ. Я утверждаю, что ты находишься именно въ такомъ положеніи, такъ какъ изъ всего производства дѣла ясно до очевидности, что ты косвенно и прямо замышлялъ на жизнь отвѣтчика и потому заслужилъ наказаніе, о которомъ я сейчасъ говорилъ. Бросайся-же къ ногамъ герцога и моли о помилованіи.
   Граціано. Моли о позволеніи повѣситься самому. Впрочемъ, все твое имущество пошло въ казну республики и у тебя не на что купить веревки; придется, слѣдовательно, повѣсить тебя на счетъ республики.
   Герцогъ. Чтобы дать тебѣ понять различіе между нашими нравами, дарю тебѣ жизнь даже ранѣе, чѣмъ ты успѣлъ о ней попросить. Половина твоего имущества принадлежитъ Антоніо, другая -- идетъ въ казну республики, но ты своею покорностью можешь заставить насъ удовольствоваться простою пенею.
   Порціа. Республика, пожалуй, можетъ удовольствоваться, но не Антоніо.
   Шейлокъ. Нѣтъ, берите и жизнь мою, и все, не прощайте ничего; когда вы отнимаете опору поддерживающую мой домъ,-- берите и его. Вы отнимаете у меня жизнь, когда отнимаете средства, которыми я живу.
   Порціа. Какое снисхожденіе можете оказать ему вы, Антоніо.
   Граціано. Ради самого Бога, дай ему веревку и ничего болѣе.
   Антоніо. Когда угодно будетъ вашей свѣтлости и всему суду замѣнить половину его имущества пени, я удовлетворюсь вполнѣ, если онъ согласится отдать другую въ мое распоряженіе, чтобы, послѣ его смерти, я могъ передать ее молодому дворянину, недавно похитившему его дочь, и это съ двумя еще условіями: во первыхъ, чтобы онъ за такую милость немедленно принялъ христіанство, а во вторыхъ чтобы здѣсь-же въ судѣ составилъ дарственную запись, по которой все, что окажется у него послѣ смерти, перешло къ его сыну Лоренцо и къ его дочери Джессикѣ.
   Герцогъ. Онъ это сдѣлаетъ, иначе я беру назадъ только что дарованное ему прощеніе.
   Порціа. Согласенъ ты на это, жидъ, что скажешь?
   Шейлокъ. Согласенъ.
   Порціа. Пиши дарственную запись.
   Шейлокъ. Позвольте мнѣ уйти отсюда: мнѣ нехорошо. Пришлите мнѣ бумагу, я ее подпишу.
   Герцогъ. Можетъ уйти, но бумагу подпиши непремѣнно.
   Граціано. При крещеніи у тебя будутъ два воспріемника. Если-бы я былъ судьею, у тебя оказалось-бы вдесятеро болѣе, но для того, чтобы вести тебя на висѣлицу (Шейлокъ уходитъ).
   Герцогъ (Порціи). Синьоръ, не откажитесь отобѣдать у меня.
   Порціа. Смиренно прошу извиненія у вашей свѣтлости: я долженъ сегодня вечеромъ быть въ Падуѣ, поэтому мнѣ надо уѣхать сегодня же.
   Герцогъ. Очень жалѣю, что недосугъ л мъ, при самомъ-то ужь слѣдующемъ поворотѣ не поворачивайтесь ни направо, ни налѣво, а повернитесь прямо и непосредственно къ дому жида.
   Гоббо.-- Господи! Вотъ дорожка, которую не легко будетъ найти. Не можете-ли вы мнѣ сказать -- есть тутъ одинъ Ленчелотъ, который живетъ у него.-- Что: живетъ онъ у него еще, или пѣтъ?
   Ленчелотъ.-- Вы говорите о молодомъ господинѣ Ленчелотѣ? (въ сторону) Теперь смотрите: я начинаю замучивать воду: (къ нему) Вы говорите о молодомъ господинѣ Ленчелотѣ?
   Гоббо. Не о господинѣ, сударь, а o сынѣ бѣднаго человѣка; отецъ его, хоть и я говорю это, честный и пребѣдный человѣкъ, а благодареніе Богу, тоже -- живетъ...
   Ленчелотъ.-- Ну, пускай тамъ его отецъ будетъ чѣмъ ему угодно; мы, кажется, здѣсь говоримъ о молодомъ господинѣ Ленчелотѣ.
   Гоббо.-- О Ленчелотѣ, если будетъ угодно вашей милости.
   Ленчелотъ.-- Ergo -- о господинѣ Ленчелотѣ. Не говорите больше о господинѣ Ленчелотѣ, такъ какъ сей молодой джентльменъ (согласно судьбамъ и предопредѣленіямъ, и тому подобнымъ общепринятымъ изреченіямъ, тремъ сестрицамъ, и тому подобнымъ отраслямъ знаній), въ дѣйствительности скончался; или, какъ вѣрно сказали бы вы, по просту -- переселился на небо.
   Гоббо.-- Что вы! Господи, сохрани и помилуй! Да вѣдь онъ былъ костылемъ моей старости, моей истиннои подпорой.
   Ленчелотъ -- (про себя). Неужели я и въ самомъ дѣлѣ похожъ на дубинку, что-ли, на хлевной подсошекъ, костыль, или на подпорку? (къ нему) Что ты не узнаешь меня, батя?
   Гоббо.-- Вотъ грѣхъ-то! Не знаю я васъ, молодой господинъ: только ужь вы сдѣлайте милость, скажите мнѣ, что мальчикъ мой (упокой Господи, его душу!), живъ, али померъ?
   Ленчелотъ.-- И ты не узнаешь меня, батя?
   Гоббо.-- Какъ узнать-то:ужь больно слѣпъ;нѣтъ, не знаю я васъ.
   Ленчелотъ.-- Да, и въ правду, еслибъ и глаза-то были, пожалуй, что не узналъ-бы: это ужь умный, да умный отецъ, что самъ знаетъ своего ребенка. Хорошо-же, старикъ, я разскажу тебѣ новости о твоемъ сынѣ. (Преклоняетъ колѣно). Благослови: правда должна выйти на свѣтъ; смертоубійство не можетъ быть долго укрываемо; сынъ-же своего отца -- можетъ, но въ концѣ концовъ истина все-таки выйдетъ наружу.
   Гоббо.-- Прошу васъ, сударь, встаньте; я увѣренъ, что вы не Ленчелотъ, мой сынъ.
   Ленчелотъ.-- Прошу и я -- довольно всякаго дурачества на этотъ счетъ; давай мнѣ свое благословеніе: я именно самый твой Ленчелотъ и есть, который твоимъ мальчикомъ былъ, твоимъ сыномъ есть, и твоимъ ребенкомъ долженъ-бы быть.
   Гоббо.-- Не могу подумать, чтобъ вы были мой сынъ.
   Ленчелотъ -- А я ужь и не знаю, что я долженъ думать объ этомъ... а только я Ленчелотъ, живу у жида, и увѣренъ въ томъ, что жена твоя, Маргарита, мнѣ приходится матерью.
   Гоббо.-- Маргарита -- это точно: это хоть подъ присягу; ежели то-есть, только ты самый тотъ Ленчелотъ, ты моя плоть и кровь. (Шаритъ рукой у него на затылкѣ). Господи! Слава Тебѣ Создателю! Борода-то какъ у тебя отрасла: теперь у тебя больше волосъ на подбородкѣ, чѣмъ у моего коренника Доббина на хвостѣ.
   Ленчелотъ.-- Стало у твоего Доббина хвостъ растетъ наубавку? А то я увѣренъ, что у него было больше волосъ на хвостѣ, чѣмъ у меня на лицѣ, когда я въ послѣдній разъ его видѣлъ.
   Гоббо.-- Господи! И перемѣнился-жь ты. Ну, какъ вы теперь съ своимъ хозяиномъ? А я ему на поклонъ гостинца вотъ принесъ. Ну, что, какъ вы съ нимъ теперь?
   Ленчелотъ.-- Да такъ себѣ -- я собственно какъ уже поставилъ на томъ, чтобъ удрать, то я и не остановлюсь, пока не буду отъ него на разстояніи. Мой господинъ -- это чистый жидъ. Ему? Гостницы съ поклономъ!-- Петлю ому на шею! Онъ голодомъ меня заморилъ на своей службѣ: можно просто пересчитать всѣ мои пальцы моими ребрами.-- Это хорошо, что ты пришелъ; давай мы поднесемъ этотъ твой гостинецъ тутъ одному господину Бассаніо; вотъ тотъ ужь точно что одѣваетъ своихъ въ отличныя новыя ливреи. Если только мнѣ не у него служить, -- забѣгу туда, куда только доходитъ Божья земля.-- О, рѣдкостный случай! Вотъ это онъ самый и есть: -- къ нему, отецъ. Потому -- будь я самъ жидъ, ежели еще буду служить у жида.

Входятъ Бассаніо, Леонардо и прислуга.

   Бассаніо.-- Такъ и сдѣлать;-- по поспѣшить со всѣмъ этимъ настолько, чтобъ ужинъ былъ готовъ никакъ не позже пяти. Позаботься объ отправкѣ этихъ писемъ; закажи ливреи, и попроси Граціано тотчасъ ко мнѣ. (Слуга уходитъ.)
   Ленчелотъ.-- Отецъ -- къ нему.
   Гоббо.-- Господи благослови вашу милость.
   Бассаніо.-- Grand merci -- тебѣ что-нибудь нужно?
   Гоббо.-- Да вотъ -- сынишка у меня, сударь, -- бѣдный малый, --
   Ленчелотъ.-- Не бѣдный малый-съ, а богатаго жида человѣкъ, которому бы хотѣлось -- какъ это мой отецъ вамъ сейчасъ объяснитъ.
   Гоббо.-- У него большое навожденіе, сударь, какъ-бы вамъ такъ сказать, -- служить, --
   Ленчелотъ.-- Это точно; долго-ли, коротко-ли, а я служу у жида, и имѣю-съ желаніе, то-есть -- да вотъ, какъ это мой отецъ вамъ сейчасъ объяснитъ, --
   Гоббо.-- Они съ своимъ хозяиномъ что-то (не въ обиду будь сказано вашей милости) какъ будто не совсѣмъ сродни, --
   Ленчелотъ.-- Да просто, коли ужь если говорить по чистой правдѣ, жидъ мнѣ сдѣлалъ такую обиду, и заставляетъ еще -- да вотъ какъ мой отецъ, будучи въ надеждѣ какъ есть настоящій старецъ, и можетъ вамъ доказать.
   Гоббо.-- Я вотъ тутъ голубковъ принесъ, хочу пожертвовать вашей милости; а просьбишка-то моя...
   Ленчелотъ.-- Да чего ужь проще, просьба, что просто даже противна мнѣ самому, какъ ваша милость узнаете вотъ отъ этого почтеннаго старца, и хоть и я это говорю, что ужь именно, что старецъ, а все-таки мой отецъ -- и бѣдный человѣкъ-съ...
   Бассаніо.-- Да говорите одинъ кто-нибудь за обоихъ.-- Что вамъ нужно?
   Ленчелотъ.-- Вамъ-съ -- служить-съ...
   Гоббо.-- Вотъ тутъ-то и зацѣпка всего дѣла, сударь.
             Бассаніо.-- Тебя я знаю, и твоя ужь просьба
             Уважена: хозяинъ твой Шейлокъ
             Со мною нынче говорилъ, и сдѣлалъ
             Твое тѣмъ повышенье; если только
             Назваться это можетъ повышеньемъ,
             Чтобъ къ бѣдному наняться господину,
             Оставивши богатаго жида.
   Ленчелотъ -- отлично раздѣлилась-съ старинная поговорка между вами и моимъ хозяиномъ, Шейлокомъ: при васъ, значитъ, Божья благодать, а у него за то есть, что взять.
             Бассаніо.-- Ты это очень хорошо сказалъ.--
             Ну, папенька съ сынкомъ, пока ступайте;
             Съ своимъ патрономъ прежнимъ распроститесь,
             И отыщите мой пріютъ.-- Ливрею
             Ему почище дайте, посвѣжѣе,
             Чѣмъ у другихъ: смотрите-же, исполнить. (Прислугѣ.)
   Ленчелотъ.-- Пойдемъ, отецъ.-- Я не умѣю выпрашивать себѣ мѣстъ, нѣтъ. У меня на это никогда нѣтъ языка. Ну что жь! (глядя на свою ладонь) существуетъ-ли во всей Италіи человѣкъ, у котораго была-бы лучше ладонь: такъ и просится возложить на книгу для принесенія присяги, что мнѣ всегда во всемъ будетъ счастье. {Въ хиромантіи или гаданьи по ладони, линія проходящая вокругъ начала большаго пальца считалась линіей жизни; та же, которая, начинаясь у мизинца, проходитъ къ началу указательнаго пальца, линіей счастья.} Такъ и надо: вотъ простенькая линія жизни. Вотъ нѣкая малая толика женъ: ахъ, пятнадцать женъ -- это ничего: одиннадцать вдовъ и девять дѣвицъ, это самый настоящій комплектъ для одного порядочнаго мужчины; затѣмъ -- три раза тонуть и не потонуть, и быть въ опасности жизни на краю пуховой постели: ну, это не важныя еще опасности.-- Дѣло! Если фортуна женщина, такъ она предобрая бабенка за такой подборъ. Идемъ, отецъ; я распрощаюсь съ моимъ жидомъ во мгновенье ока. (Уходятъ Ленчелотъ и Гоббо.)
             Бассаніо.-- Я попрошу, любезный Леонардо,
             Похлопочи объ этомъ: закупивъ
             Все это и распредѣливъ какъ должно,
             Скорѣе возвращайся, такъ какъ нынче
             Я угощаю избранныхъ друзей:
             А потому, пожалуйста, скорѣй.
             Леонардо.-- Употреблю на это всѣ старанья.

Входитъ Граціано.

             Граціано.-- Гдѣ господинъ вашъ?
             Леонардо.--                     Тамъ-съ, вонъ онъ идетъ.

(Леонардо уходитъ.)

             Граціано.-- Синьоръ Бассаніо.
             Бассаніо.--                     Грацьяно.
             Граціано.-- Имѣю просьбу къ вамъ.
             Бассаніо.--                     Готовъ исполнить.
             Граціано.-- Ты мнѣ не можешь отказать: и ѣду
             Съ тобой въ Бельмонтъ.
             Бассаніо.--                     Такъ что-же; и поѣдешь.--
             Но слушай, Граціано: ты шумливъ,
             И грубоватъ, твой голосъ слишкомъ громокъ;
             Всѣ эти качества къ тебѣ идутъ
             И не во вредъ, пожалуй, между нами,
             Но гдѣ тебя не знаютъ, очень могутъ
             Быть приняты за вольность и неловкость.
             Прошу тебя, старайся какъ-нибудь
             Холодными росинками приличій
             Смирять и отрезвлять свои порывы,
             Чтобы своимъ неловкимъ поведеньемъ
             Не повредить мнѣ тамъ, куда я ѣду,
             И тѣмъ не погубить моихъ надеждъ.
             Граціано.-- Синьоръ Бассаніо, склони свой слухъ:
             Ну если не приму я трезвый видъ,
             Не стану говорить почтительно, -- ругнусь-же
             Такъ иногда лишь, въ видѣ исключенья, --
             Носить молитвенникъ въ карманѣ, лицемѣрить;
             Да что!-- Во время чтенія молитвъ,
             Какъ должно, шляпой прикрывать глаза,
             И воздыхать, и говорить "Аминь";--
             Не стану всякихъ соблюдать приличій,
             Какъ въ строгости нашколенный юнецъ
             На утѣшенье бабушки-старушки --
             Тогда не вѣрь мнѣ болѣе ни въ чемъ.
             Бассаніо.-- Посмотримъ, какъ ты выдержишь себя.
             Граціано -- Нѣтъ, исключенье, впрочемъ, на сегодня:
             Меня судить не должно по тому,
             Что будетъ въ эту ночь.
             Бассаніо.--                     Нѣтъ, правда, было-бъ жаль:
             Напротивъ, я просилъ-бы намъ явить
             Твой самый безшабашный родъ веселья,
             Такъ какъ друзья придутъ повеселиться...
             Но мнѣ, однако, некогда -- прощай.
             Граціано.-- И мнѣ пора къ Лоренцо и къ другимъ;
             Но къ ужину тебя мы навѣстимъ. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА III.

Тамъ же; въ домѣ Шейлока.

Входятъ Іессика1 и Ленчелотъ

   1 Это имя должно читаться такъ, какъ еслибъ оно начиналось съ одной гласной "Е" -- какъ въ другихъ европейскихъ языкахъ -- иначе произойдетъ какъ измѣненіе въ имени, такъ и невозможное нарушеніе стиха.
  
             Іессика.-- Мнѣ очень жаль, что ты уходишь такъ
             Отъ моего отца. Хоть домъ нашъ -- адъ,
             Но ты живой, веселый дьяволенокъ
             Лишалъ его извѣстной доли скуки.
             Какъ быть -- прощай, и вотъ тебѣ дукатъ.
             Да вотъ что, Ленчелотъ, -- ты тамъ увидишь
             За ужиномъ -- Лоренцо -- онъ въ гостяхъ
             У новаго у твоего патрона --
             Отдай ему письмо, -- да осторожно...
             И такъ, прощай: не надо, чтобъ отецъ
             Насъ захватилъ съ тобой на разговорѣ.
   Ленчелотъ.-- Прощайте. Слезы говорятъ за мои языкъ. Самая распрекраснѣйшая язычница, -- сладчайшая Евреичка! Если только какой-нибудь христіанинъ да не сплутуетъ, чтобъ добыть тебя, тогда я ничего не смыслю. Ну, прощайте! Эти глупыя капли точно утопили мое мужество: Прощайте! (Уходитъ.)
             Іессика.-- Прощай, мои добрый Ленчелотъ.--
             Ахъ, ненавистный грѣхъ сидитъ во мнѣ,
             Стыдъ дочери за своего отца.
             Но если я и дочь ему по крови.
             То не по свойствамъ. О, Лоренцо, если
             Ты вѣренъ мнѣ, -- покончу я борьбу,
             Связавъ крещеніемъ съ тобой свою судьбу. (Уходитъ.)
  

СЦЕНА IV.

Тамъ-же. Улица.

Входятъ: Граціано, Лоренцо, Салярино и Соляніо.

             Лоренцо.-- Нѣтъ; ускользнемъ мы просто въ самый ужинъ
             Ко мнѣ переодѣться, и вернемся --
             Все въ часъ какой-нибудь...
             Граціано.-- Да мы еще порядкомъ не готовы.
             Салярыно.-- Еще ни слова о факелоносцахъ.1
             Соляніо.-- Выходитъ пошло, если не изящно,
             И лучше ужь по моему не браться.
             Лоренцо.-- Теперь четыре только; два часа
             Еще имѣемъ для приготовленій.
  
   1 Люди съ факелами, по словамъ Стивенса, были въ XV--XVI вѣкѣ постоянною и необходимою принадлежностью всякой компаніи масокъ.
  

Входитъ Ленчелотъ съ письмомъ.

             Другъ Ленчелотъ, что новаго мнѣ скажешь?
             Ленчелотъ.-- Угодно-ли вамъ будетъ вскрыть вотъ это,
             Оно, похоже, что-нибудь покажетъ. (Подаетъ письмо.)
             Лоренцо.-- Рука знакома -- да: прекрасная рука!
             Бѣлѣй бумаги, на которой пишетъ,
             Прекрасная рука, что это пишетъ.
             Граціано.-- Навѣрное любовное посланье.
             Ленчелотъ.-- Прощенья просимъ-съ.
             Лоренцо.--                     Ты теперь куда?
   Ленчелотъ -- Да вотъ-съ -- приглашать моего стараго хозяина, Жида, на ужинъ къ моему новому господину, христіанину.
   Лоренцо.-- Постой, возьми...-- Скажи Іессикѣ милой,
             Что я не измѣню ей, да-тихонько
             Ей говори; ступай.-- Ну, господа,
             Угодно вамъ приготовляться къ маскамъ?
             А у меня готовъ факелоносецъ.
             Салярино.-- Ну, такъ и быть, отправлюсь одѣваться.
             Соляніо.-- Иду и я.
             Лоренцо.--                     Меня и Граціано,
             Найдете у него, такъ -- черезъ часъ.
             Салярино.-- Вотъ и отлично. (Салярино и Соляніо уходятъ).
             Граціано.-- Письмо, конечно, было отъ прекрасной
             Іессики.
             Лоренцо.--           Долженъ все тебѣ сказать.
             Она увѣдомляетъ, какъ я долженъ
             Ее похитить изъ дому отца;
             Какъ много съ нею денегъ и брилльянтовъ;
             Какъ у нея готовъ костюмъ пажа...
             Ну, если жидъ нашъ попадетъ на небо,
             Такъ ради милой дочери своей;
             И никогда да не дерзнетъ несчастье
             Враждебно пересѣчь ея пути,
             Какъ развѣ лишь съ единымъ извиненьемъ,
             Что это дочь невѣрнаго жида.
             Идемъ-же вмѣстѣ -- ты прочтешь дорогой:
             Іессика будетъ мой факелоносецъ. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА V.

Венеція. Передъ домомъ Шейлока.

Входятъ Шейлокъ и Ленчелотъ.

             Шейлокъ.-- И хорошо, увидишь -- пусть твои глаза
             Тебѣ-жь судьею будутъ -- все различье
             Между Шейлокомъ старымъ и Бассаньо.--
             Іессика, гэ!-- Не будешь обжираться,
             Какъ у меня ты обжирался -- да.
             Іессика, гэ!-- Ни спать такъ и храпѣть,
             И рвать одежду въ клочья.-- Гэ, Іессика!
             Что-жь, это?
             Ленчелотъ.--           Гей, Іессика!
             Шейлокъ.-- И кто-же приказалъ тебѣ кричать?--
             Я-жъ не приказывалъ тебѣ кричать.
   Ленчелотъ.-- Вы-жъ мнѣ всегда выговаривали, что я ничего не могу сдѣлать безъ приказанія.

Входитъ Іессика.

             Іессика.-- Вы кликали, -- что вамъ угодно?
             Шейлокъ.-- Я приглашенъ на ужинъ -- приглашенъ
             Іессика:-- вотъ мои ключи.-- Зачѣмъ я
             Туда пойду? Я званъ не изъ любви:
             Они меня прельщаютъ улещеньемъ;
             И я-жь пойду изъ ненависти къ нимъ --
             Питаться мотовствомъ христіанина.
             Іессика, дѣвочка, смотри за домомъ.
             Претитъ мнѣ къ нимъ идти! На мои покои
             Не доброе завариваютъ что-то:
             Не даромъ снились мнѣ мѣшки червонцевъ.
   Ленчелотъ.-- Нѣтъ ужь, это мы будемъ васъ покорнѣйше просить -- пожалуйте; мой молодой господинъ очень дожидается вашего дохода. {Здѣсь Ленчелотъ, въ качествѣ шута, "clown'а", умышленно путаетъ слова, употребляя одно вмѣсто другаго. Не передать этой путаницы, какъ мнѣ предлагали, значило бы лишить всякаго смысла отвѣтъ Шейлока.}
             Шейлокъ.-- А я -- его...
   Ленчелотъ.-- И у нихъ тамъ какъ-бы заговоръ: -- я не скажу, что вы непремѣнно увидите маски, но если это такъ случится, такъ стало-быть не даромъ у меня пошла изъ носа кровь въ понедѣльникъ послѣдней святой недѣли въ шесть часовъ утра, что приходится въ этомъ году какъ разъ на среду первой недѣли великаго поста четыре года тому назадъ, послѣ полудня.
             Шейлокъ.-- Еще и маски?-- Двери на запоръ!--
             Іессика, какъ заслышишь барабанъ
             И гнусный визгъ скривленнаго гудка,
             Не вздумай ты взлѣзать на подоконья,
             Высовываться изъ оконъ къ толпѣ,
             Чтобы глазѣть на христіанскихъ дурней
             Съ раскрашенными лицами; но въ домѣ
             Заткни всѣ уши, -- то-есть всѣ отверстья; --
             И да не внидетъ звукъ пустыхъ забавъ
             Въ мои скромный домъ -- клянусь Іакова жезломъ!
             Я праздновать не думалъ эту ночь.
             Но я пойду.-- Ступай впередъ бездѣльникъ:
             Скажи имъ, что приду.
             Ленчелотъ.-- Я и пойду впередъ.-- А вы, синьора,
             Поглядывайте все-таки въ окошко:
             Тамъ будетъ проходить христіанинъ,
             Который стоитъ чудныхъ глазъ жидовки. (Уходитъ.)
             Шейлокъ.-- Что тамъ сказалъ глупецъ отъ чреслъ Агари -- га?1
  
   1 Когда Могаммедъ пытался привлечь къ себѣ многихъ изъ лицъ еврейскаго племени, находившихся тогда въ Аравіи, они рѣшительно отказались признать, пророкомъ человѣка, происходившаго отъ Агари -- рабыни. Потому и это названіе Ленчелота потомкомъ Агари должно быть понимаемо въ смыслѣ презрѣнія къ бѣдному "язычнику", принадлежащему въ добавокъ къ домашней прислугѣ.
  
             Іессика.-- Сказалъ: прощайте; больше ничего.
             Шейлокъ.-- Бездѣльникъ добрый малый, но обжора;
             На прибыль медленъ, какъ улитка, спитъ-же
             Въ теченьи дня онъ больше дикой кошки.
             Для трутней мѣста нѣтъ въ моемъ ульѣ,
             И вотъ, я отпустилъ его; но отпустилъ
             Къ тому глупцу, чтобъ онъ ему помогъ
             Скорѣй растратить занятыя деньги.--
             А что-же ты, Іессика?-- Въ домъ иди!
             Быть-можетъ, я и тотчасъ возвращусь --
             Ты дѣлай, какъ приказано: всѣ двери
             Запри на всѣ засовы за собой:
                       Что крѣпко хранено,
                       То скоро найдено.
             Пословица, которой никогда
             Не обветшать въ разсчетливыхъ умахъ. (Уходитъ.)
             Іессика.-- Прощай: коль счастіе захочетъ мнѣ помочь,
             Теряю я теперь отца, ты -- дочь. (Уходитъ.)
  

СЦЕНА VI.

Тамъ-же.

Входятъ Граціано и Салярино замаскированные.

             Граціано.-- Вотъ домъ съ навѣсомъ, гдѣ Лоренцо насъ
             Заставилъ дожидаться.--
             Салярино.--                     Да и часъ
             Ужь чуть-ли не прошелъ.--
             Граціано.--                     На удивленье,
             Что и влюбленный можетъ опоздать:
             Они всегда опережаютъ время.
             Салярино.-- О, голубки Венеры въ десять разъ
             Быстрѣй, когда кладутъ печати къ новымъ узамъ,
             Чѣмъ ограждая неприкосновенность
             Уже скрѣпленныхъ узъ.
             Граціано.--                     Вездѣ одно:
             Кто встанетъ отъ роскошнаго стола
             Съ такимъ же точно острымъ аппетитомъ,
             Съ какимъ онъ сѣлъ за столъ? Гдѣ этотъ конь,
             Который-бы съ несбавленнымъ огнемъ
             Шелъ вновь по мѣсту скучной дрессировки,
             Какъ шелъ въ началѣ?-- Такъ и все на свѣтѣ --
             Манитъ вдали сильнѣй, чѣмъ въ обладаньи.
             Какъ сходно съ юношей, иль съ блуднымъ сыномъ,
             Изъ гавани родной летитъ судно,
             Въ объятіяхъ ласкаемое вѣтромъ...
             Какъ сходно съ блуднымъ сыномъ возвращенье:
             Съ потертыми, помятыми боками,
             Въ изодранной одеждѣ парусовъ,
             Избитое, истрепанное бурей.

Входитъ Лоренцо.

             Салярино.-- А, вотъ Лоренцо:-- а объ этомъ послѣ.
             Лоренцо.--Друзья, прошу простить за промедленье!
             Не я, дѣла заставили васъ ждать.
             Когда вы вздумаете сами разыграть
             Воровъ невѣстъ, то на мое терпѣнье
             Разсчитывайте смѣло.-- Подходите:
             Здѣсь обитаетъ мои папаша жидъ
             Гей! кто тамъ есть?

Входитъ Іессика вверху, въ одеждѣ мальчика.

             Іессика.-- Кто вы? Скажите, -- чтобъ мнѣ не бояться --
             Хотя, клянусь, мнѣ голосъ тотъ знакомъ...
             Лоренцо.-- Лоренцо, и -- твоя любовь.
             Іессика.-- Лоренцо -- да! Любовь моя, конечно, --
             Кого-жь еще могла-бъ я такъ любить?
             А вотъ, твоя-ли я?-- кто это можетъ знать,
             Кромѣ тебя, Лоренцо!--
             Іоренцо.-- Душа твоя и небо это знаютъ.
             Іессика. -На -- вотъ, лови эту коробку: стоитъ...
             Я рада -- ночь... И ты меня не видишь,
             А то бы я сгорѣла со стыда!
             Любовь слѣпа, влюбленные не видятъ
             Тѣхъ милыхъ глупостей, которыя творятъ, --
             А иначе -- Эротъ-бы покраснѣлъ --
             Да, самъ Эротъ!-- увидѣвши меня
             Такъ странно превращенную въ мальчишку.
             Лоренцо.-- Сойдите -- будете моимъ факелоносцемъ.
             Іессика.-- Что-о-о!-- Мнѣ-жь держать свѣчу передъ моимъ стыдомъ?
             И безъ того онъ слишкомъ -- слишкомъ ярокъ.
             Вѣдь это открывающимъ къ лицу,
             А мнѣ-бы, милый, скрыться...
             Лоренцо.-- Вы и скрыты, душа моя, подъ этою прелестной
             Одеждой мальчика. Сходите-же скорѣй,
             Такъ какъ ужь ночь готовится къ побѣгу,
             А у Бассаніо насъ ждутъ на пиръ.
             Іессика.-- Запру всѣ двери, и позолощусь
             Еще дукатами, -- и тотчасъ съ вами. (Уходитъ съ верху.)
             Граціано.-- Мой капюшонъ!-- Жантилька, -- не жидовка.1
  
   1 Тутъ всѣми несомнѣнно признается игра словъ, происходящая изъ разныхъ значеній слова- латинскаго gentilis -- язычникъ, въ отличіе отъ обрѣзанныхъ, т.-е. Евреевъ, какъ напримѣръ, въ извѣстномъ выраженіи "о призваніи язычниковъ", или въ противупоставленіи ап. Петру ап. Павла, какъ "апостола язычниковъ"; и французскаго gentпle -- милый, прелестный, и проч. Откуда произведено и у насъ, путемъ довольно беззастѣнчиваго барбаризма, неуклюжее слово жантилька. Но Граціано, замаскированный, какъ ему и подобаетъ, отшельникомъ, ловко обращаетъ себѣ на пользу самую неловкость "того слова, клянясь своимъ капюшономъ и подшучивая, что дѣвушка это самое и въ латинскомъ смыслѣ, какъ противуположеніе жиду, и во французскомъ, какъ необыкновенно милая дѣвушка. Передать это мѣсто, какъ мнѣ предлагали, словами: "христіанка, а не жидовка", т.-е., просто сказать, перенести слово "язычник." (gentilis) словомъ "христіанинъ" я не берусь -- предоставляя это сдѣлать тѣмъ, кому эта мысль пришла въ голову. Передать чисто по-русски: "милашка -- не жидовка" -- выйдетъ и стихъ, тогда какъ при обращеніи христіанина въ язычника даже и стиха бы не было, но уничтожится очень интересное сопоставленіе словъ. Стѣсняться-же одною вульгарностью выраженія значитъ совершенно не понимать характера Граціано, который, какъ говорится, за словомъ въ карманъ не полезетъ и который потомъ и про свою возлюбленную, дѣвушку хорошаго общества, говоритъ при всѣхъ, что онъ ее пріобрѣлъ "ухаживаньемъ до втораго пота".
  
             Лоренцо.-- Чортъ побери! люблю ее сердечно:
             Умна, насколько я могу судить,
             Прекрасна, сколько можетъ видѣть глазъ,
             И постоянна, что ужь доказала;
             А потому - прекрасной, умной, вѣрной,
             Она пребудетъ, какъ она сама,
             Въ душѣ моей на-вѣки неизмѣнно.

Входитъ Іессика, внизу.

             Ну вотъ - пришла?-- Идемте-жь, господа!
             Теперь насъ заждались другія маски.

(Уходятъ съ Іессикой и Салярино, )

          Входитъ Антоніо.

             Антоніо.-- Кто это здѣсь?
             Граціано.--                     Синьоръ Антоніо?
             Антоніо.-- Ай-ай-ай! Граціано! Гдѣ-жь другіе?
             Ужь девять: наши всѣ васъ не дождутся.
             До масокъ-ли! попутный дуетъ вѣтеръ,
             Бассаньо тотчасъ ѣдетъ на корабль:
             Я слугъ ужь двадцать разослалъ за вами.
             Граціано.-- Я лучше ничего и не хочу,
             Какъ подъ вѣтрило: тотчасъ укачу. (Уходитъ),
  

СЦЕНА VII.

Бельмонтъ. 3алъ въ замкѣ.

Тушъ роговъ. Входятъ Порція съ Мороккскимъ принцемъ и ихъ свиты.

             Порція.-- Отдерните завѣсы и откройте
             Всѣ три ларца почтившему насъ принцу --
             -- Теперь, вашъ выборъ, Принцъ...
             Морокко.-- Одинъ изъ золота, и носитъ надпись:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, что многіе хотятъ."
             Другой изъ серебра, надписанъ обѣщаньемъ:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, чего онъ самъ достоинъ."
             И третій изъ свинца, съ такою-же тупой
             И грубою, какъ самъ свинецъ, угрозой:
             "Кто выберетъ -- рискнетъ отдать все, что имѣетъ."
             Какъ тутъ рѣшить, что именно мнѣ выбрать?
             Порція. -Въ одномъ изъ нихъ хранится мой портретъ;
             И если, Принцъ, вы выберете этотъ, --
             То и меня возьмете на придачу.
             Морокко.-- Хотя бы нѣкій богъ навелъ мой умъ! -- позвольте:
             Пересмотрю всѣ надписи обратно:
             Что говоритъ свинцовый?
             "Кто выберетъ -- рискнетъ отдать все, что имѣетъ".
             Отдать за что? Все -- за свинецъ? Рискнуть
             Всѣмъ для свинца? Въ ларцѣ бы угроза:
             Кто всѣмъ рискуетъ, долженъ быть въ надеждѣ
             Какихъ-либо иныхъ прекрасныхъ выгодъ;
             Златой кумиръ души не можетъ пасть
             До подлой мишуры.-- Нѣтъ, для свинца
             Я не намѣренъ жертвовать ничѣмъ.
             Что дѣвственное скажетъ серебро?
             "Кто выберетъ -- возьметъ, чего онъ самъ достоинъ".
             Чего достоинъ -- самъ? Постой, Морокко,
             И взвѣсь себя рукою безпристрастной...
             Коли цѣнить тебя твоей оцѣнкой,
             Ты стоишь много; и, однако-жь много
             Еще не есть -- достигнуть до нея.
             И робость за достоинство свое
             Есть жалкое самоуничиженье:
             Чего я самъ достоинъ?-- Да
             По роду, по богатству, по уму
             И по изящнымъ свойствамъ воспитанья;
             Но главное -- я по любви достоинъ...
             Что еслибъ дальше не блуждая, здѣсь
             Остановить свой выборъ?-- Поглядимъ
             Еще, что скажетъ намъ на золотѣ реченье:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, что многіе хотятъ".
             Опять, она-жь... Весь свѣтъ ее желаетъ:
             Со всѣхъ концовъ земли сюда стремятся
             Облобызать сей дышащій ковчегъ,
             И поклониться смертной сей святынѣ.
             Гирканія,1 и мертвыя пространства
             Аравіи пустынной -- превратились
             Въ большіе, торные пути для принцевъ,
  
  
             ШЕКСПИРЫ ВБПЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ. 473
             Чтобъ увидать прекрасную -- ее.
             И царство водъ, что яростной слюноп
             Спѣсиво брызжетъ въ небо - не преграда,
             Какъ маленькій ручей для чужеземцевъ,
             Чтобъ увидать прекрасную -- ее.
             Одинъ изъ этихъ трехъ хранитъ небесный образъ.
             Возможно-ли, чтобъ это былъ свинецъ?
             Подумать только -- было-бъ богохульство:
             Но мнѣ, онъ слишкомъ грубъ, чтобы хранитъ
             Ея могильный сазанъ въ темномъ склепѣ.
             Подумать-ли, что въ серебрѣ она,
             Когда предъ пробнымъ золотомъ оно
             Дешевле въ десять разъ?-- О, грѣшный помыслъ!
             Во вѣки не бывалъ такой алмазъ
             Въ оправѣ худшей золотой оправы.
             Есть въ Англіи монета золотая
             Съ фигурой ашела, оттиснутой на ней...
             Тамъ это лишь наружная чекапка;
             Тогда какъ здѣсь -- самъ ангелъ въ серединѣ
             Ковчега золотаго.-- Дайте ключъ:
             Мой выборъ сдѣланъ -- тамъ ужь будь, что будетъ.
  
   1 Это были обширныя страны, къ юго-востоку отъ Каспія, часть которыхъ (Мервь) оружіемъ Скобелева приведена въ подданство Россіи.
  
             Порція.-- Вотъ, Принцъ, возьмите -- если образъ мой
             Хранится тамъ, -- тогда я ваша.
             Морокко.-- (Открываетъ ларецъ).                     -- Адъ!
             Что это -- смрадный черепъ? И въ прогнившей
             Глазной дырѣ -- записка? Прочитаемъ:
                  "Не все то злато, что блеститъ,
                  Намъ это опытъ говоритъ.
                  Жизнь рады многіе продать,
                  Чтобъ только видъ мой созерцать:
                  Златъ-гробъ -- лишь храмина червей.
                  Будь такъ-же ты уменъ, какъ смѣлъ,
                  Юнъ мышцами, сужденьемъ зрѣлъ --
                  Отвѣтъ могъ быть тебѣ милѣй...
                  Прощай: ты выбрать не съумѣлъ".
             Мнѣ холодно -- и жизни смыслъ потерянъ...
             Прощай, мой пылъ: морозу буду вѣренъ.--
             Прощайте!-- Слишкомъ духъ мой омраченъ,
             Чтобъ соблюдать условья этикета:
             Кто проигралъ -- уходитъ безъ привѣта. (Уходитъ.)
             Порція.-- Освобожденіе... Задерните завѣсы, --
             Идите.-- Еслибъ съ этимъ цвѣтомъ кожи
             И всѣ они меня такъ выбирали. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА VIII.

Венеція. Улица

Входятъ Салярино и Соляніо.

             Салярино.-- Что думаешь?-- Бассаніо я видѣлъ
             Подъ парусами. Съ нимъ нашъ Граціано;
             Лоренцо жь съ ними нѣтъ на кораблѣ.
             Соляніо.-- Мерзавецъ жидъ мольбами поднялъ дожа:
             Чуть не подвергли обыску корабль.
             Салярино.-- Да поздно: онъ ужь былъ подъ парусами.
             Но дожу тутъ дано было понять,
             Что кто-то видѣлъ ужь въ гондолѣ вмѣстѣ
             Лоренцо и влюбленную Іессику;
             Къ тому-жь Антоніо удостовѣрилъ дожа,
             Что у Бассаніо ихъ нѣтъ на кораблѣ.
             Соляніо.-- Не видывалъ такой горячки страсти,
             Такихъ нелѣпыхъ, дикихъ переходовъ,
             Какими жидъ на улицахъ гремитъ:
                  "Дочь!-- О, мои дукаты!-- Моя дочь!
                  Ушла съ христіаниномъ! -- Правосудье!--
                  О, христіанскіе мои дукаты!
                  Законъ... Мои дукаты! Моя дочь!
                  Мѣшокъ съ печатью, два мѣшка съ печатью,
                  Съ дукатами, съ дукатами двойными
                  Дочь у меня покрала!-- А брилльянты!--
                  Два камня, два цѣннѣйшихъ въ мірѣ камня
                  Украла дочь!-- Къ властямъ! Сыскать дѣвченку!
                  На ней самой и камни, и дукаты!"
             Салярино.-- Всѣ, кажется, въ Венеціи мальчишки!
             Гоняются по улицамъ за нимъ,
             Крича про камни, "дочь мою, дукаты..."
             Соляніо.-- Да -- доброму Антоніо не худо
             Быть точнымъ въ срокъ, -- иль онъ за все заплатитъ.
             Салярино.-- Вотъ кстати что напомнилъ. Мы вчера
             Разговорились тутъ съ однимъ Французомъ;
             Онъ говорилъ, что въ узкомъ тамъ проливѣ
             Межь Англіей и Франціей разбился
             Корабль изъ нашихъ съ богатѣйшимъ грузомъ.
             Я вспомнилъ про Антоніо при этомъ,
             И молча пожелалъ, чтобы корабль
             Былъ не его.
             Соляніо.--           Не лучше ли бы было
             Ему все разсказать, что тамъ ты слышалъ;
             Но осторожно, чтобъ не напугать.
             Солярино.-- Добрѣе нѣтъ души на бѣломъ свѣтѣ.
             Я видѣлъ ихъ прощаніе съ Бассаньо:
             Тотъ говорилъ ему, что возвращеньемъ
             Своимъ онъ поспѣшитъ; а онъ отвѣтилъ:
             "Не дѣлай этого, чтобъ не испортить
             Изъ-за меня всего; но терпѣливо
             Высматривай и выжидай удачи.
             Что-жь до жидовскихъ исковъ на меня.
             Не допускай ихъ къ помысламъ своимъ;
             Будь веселъ и направь главнѣйше мысли
             Къ чарующимъ привѣтствіямъ любви,
             Которыя приличествуютъ тамъ."
             И тутъ-то, съ полными глазами слезъ
             Онъ отвернувшись руку протянулъ
             Свою назадъ, съ невыразимымъ чувствомъ
             Его сжалъ руку -- такъ они разстались.
             Соляніо.-- Мнѣ кажется, ему и бѣлый свѣтъ
             Милъ только имъ.-- Пойдемъ его разыщемъ,
             И постараемся разсѣять какъ-нибудь
             Имъ овладѣвшую тоску.
             Салярино.--                     Пойдемъ. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА IX.

Бельмонтъ. Залъ въ замкѣ.

Входитъ Нерисса съ прислугой.

             Нерисса.-- Пожалуйста, скорѣе открывайте...
             Принцъ Аррагонскій принялъ ужь присягу,
             И ужь идутъ сюда, чтобъ дѣлать выборъ.

Тушъ роговъ. Входятъ Порція, принцъ Аррагонскій и ихъ свиты.

             Порція.-- Вотъ, Принцъ, -взгляните -- тамъ стоятъ ларцы;
             И если вы тотъ выберете, гдѣ
             Я собственной персоной, -- то мы тотчасъ
             Отпразднуемъ обряды нашей свадьбы.
             При неудачѣ-жь, не взыщите, Принцъ:
             Безъ всякихъ безполезныхъ объясненій
             Вы тотчасъ-же оставите мой домъ.
             Аррагонскій.-- Я связанъ клятвой соблюсти три пункта:
             Вопервыхъ, никогда не открывать
             Кому-либо, какой ларецъ я выбралъ.
             Потомъ, при неудачѣ, во всю жизнь
             Уже не сватать дѣвственной невѣсты;
             И, наконецъ, при неудачѣ -- тотчасъ
             Откланяться -- и убираться вонъ.1
  
   1 Гордость и самомнѣніе принца Аррагонскаго таковы, что онъ при одной мысли о возможности для него неудачи впадаетъ въ цинизмъ и несдержанность выраженіи, -- почему строгая хозяйка тотчасъ же и осаживаетъ его, прерывая полупрезрительнымъ холоднымъ замѣчаніемъ и ударяя на слово "всѣ".
  
             Порція.-- Обѣтамъ этимъ всѣ приносятъ клятву, --
             Кто къ намъ сюда приходитъ рисковать
             Собой за недостойную меня.
             Аррагонскій.-- И я такъ прихожу! Когда бы счастье
             Отвѣтило на упованье сердца.--
             Вотъ злато, серебро и презрѣнный свинецъ.
             "Кто выберетъ -- рискнетъ отдать все, что имѣетъ".
             Будь повзрачнѣй, чтобъ я рискнулъ отдать.
             Что скажетъ золото?-- А-га! Посмотримъ:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, что многіе хотятъ."
             Подъ "многими", которые "хотятъ",
             Не разумѣется-ли глупая толпа,
             Могущая лишь выбирать съ показу,
             Не изучая далѣе того,
             Что учитъ видѣть легковѣрный глазъ;
             Не проникая мыслью за поверхность.
             Какъ птичка-стрижъ, что вьетъ гнѣздо на вѣтрѣ,
             На выступѣ стѣны, вполнѣ во власти
             И на пути опасностей случайныхъ.
             Нѣтъ, я не выберу, что "многіе хотятъ";
             Какъ съ пошлымъ не могу совпасть умомъ,
             И въ уровень стать съ грубою толпою,
             Ну, что-жь, тогда къ тебѣ, серебряный ковчегъ;
             Повѣдай снова мнѣ свои заголовокъ:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, чего онъ самъ достоинъ".
             И славно сказано! Такъ какъ никто
             Не долженъ тщиться провести судьбу,
             И быть въ чести безъ подлинныхъ достоинствъ.
             Пусть не пытается никто носить
             Незаслуженныхъ почестей! -- о, еслибъ
             Всѣ званья, должности и состоянья
             Пріобрѣтались правильнымъ путемъ!
             Когда-бы почесть покупалась только
             Достоинствомъ того, кто пріобрѣлъ!
             Одѣлись сколько-бъ тѣхъ, кто нынче нагъ;
             Подъ властью сколько-бъ стали, кто у власти;
             Какъ много было-бы пустаго мужичья
             Отсортировано отъ чистыхъ зеренъ чести;
             Какъ много чести было-бъ найдено --
             Нобъ вновь пріять свои блескъ --
             Въ мякинѣ и отребіи временъ!-- Да -- но мой выборъ:
             "Кто выберетъ -- возьметъ, чего онъ самъ достоинъ."
             Беру достоинство:-- позвольте ключъ,
             И отомкните здѣсь мою судьбу.
             Порція.-- Какъ долго для того, что ждетъ васъ тамъ.
             Аррагонскій.-- Что это? Скорченная рожа идіота,
             Сующаго записку мнѣ!-- Прочтемъ --
             Какъ ты далекъ, однако-жъ, отъ нея!
             И отъ моихъ достоинствъ и надеждъ!
             "Кто выберетъ -- возьметъ чего онъ самъ достоинъ."
             Такъ я не стою больше ничего,
             Какъ головы глупца?-- И въ томъ моя оцѣнка!
             И только въ томъ достоинства мои!
             Порція.-- Судить и оскорблять -- различныя призванья:
             Они враждебны по самой природѣ.1
  
   1 Новое, и уже болѣе рѣзкое замѣчаніе со стороны хозяйки. Въ порывѣ самолюбивой обидчивости принцъ вдается въ разглагольствія, и забывая клятву, тѣмъ нарушаетъ приличіе; а потому хозяйка уже съ большимъ нетерпѣніемъ рѣзко прерываетъ его, напоминая, что это приговоръ суда, которому онъ самъ подвергъ себя добровольно, а слѣдовательно не имѣетъ никакого основанія оскорбляться имъ.
  
             Аррагонскій.-- (Читаетъ.)
                  "Семь разъ испытанъ я огнемъ:
                  Съ испытаннымъ семь разъ умомъ
                  Безъ страха можно выбирать:
                  Кто любитъ призраки ласкать,
                  Будь счастливъ призрачнымъ привѣтомъ;
                  Бываютъ, знаю, какъ и этотъ,
                  Посеребренный былъ глупецъ:
                  Сходись ты съ женщиной любою --
                  Всегда я буду вамъ главою:
                  Иди-же -- здѣсь съ тобой конецъ".
             Еще глупѣй я покажусь,
             Коль медлить здѣсь не устыжусь:
             Шелъ сватать съ глупостью одной,
             Уйду-же съ глупостью двойной.--
             Прощайте! Клятву я сдержу;
             И гнѣвъ терпѣньемъ охлажу. (Уходитъ.)
             Порція.-- Вотъ такъ-то моль о свѣчку обожглась.--
             О, эти многодумные глупцы!
             При выборѣ они имѣютъ мудрость
             Терять свои смыслъ по правиламъ ума.
             Нерисса.-- Выходитъ, старая-то присказка права: --
             Повѣситься-ль, жениться~ль -- все судьба.
             Порція.-- И такъ, задерни занавѣсъ, Нерисса.

Входитъ слуга.

             Слуга.-- Гдѣ, гдѣ наша госпожа?
             Порція.-- Здѣсь-съ. Что угодно нашему господину?
   Слуга.-- Сударыня, тамъ у воротъ молодой Венеціанецъ прибылъ извѣстить о приближеніи своего господина, и привезъ отъ него чувствительныя приношенія, то-есть (не считая изысканныхъ и вѣжливыхъ словъ) богатѣйшіе подарки; я не видывалъ еще такого подходящаго посланника любви: апрѣльскій день никогда не былъ такъ прекрасенъ, чтобъ возвѣстить всю пышность будущаго лѣта, какъ этотъ предвѣстникъ прибытія своего господина.
             Порція.-- Прошу довольно; мнѣ ужъ, просто, страшно
             Что ты откроешь въ немъ свою родню:
             Ты тратишь столько высшаго витійства
             На похвалы ему.-- Идемъ, идемъ, Нерисса,
             И я желаю видѣть, что за вѣстникъ
             Отъ быстраго Эрота, такъ любезный...
             Нерисса.-- Когда-бъ Бассаніо къ намъ, господинъ Эротъ...

(Уходятъ.)

  
   Іюня 1877.
  

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ.

  

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Салярино и Соляніо.

   Соляніо.-- Ну, что новаго на Ріальто?
   Салярино -- Да-что!.. Ничѣмъ еще не опровергается, что у Антоніо корабль съ богатымъ грузомъ потерпѣлъ крушеніе въ проливѣ: Годвиновы пески, кажется, по ихнему называется мѣсто: очень опасная отмель, и гибельная даже и для громадныхъ кораблей; многіе остовы, какъ говорятъ, лежатъ тамъ погребены, если только моя сплетница-молва можетъ быть вѣрна своему слову {Годвиновы пески находятся противъ Кентскаго берега; по преданію это былъ нѣкогда островъ, составлявшій владѣнія кентскаго графа, Годвина, и поглощенный моремъ въ 1097. Пескамъ этимъ приписывались необыкновенная "прожорливость и всасывательная способность", такъ что громаднѣйшихъ размѣровъ судно, стоило ему только наткнуться на нихъ, въ нѣсколько дней бывало поглощаемо совершенно.}.
   Соляніо.-- Когдабъ она въ этомъ оказалась такою же сплетницей-лгуньей, какъ та, которая, пережевывая толченый имбирь, увѣряла своихъ сосѣдей, что горько оплакиваетъ смерть своего третьяго мужа {Толченый имбирь, какъ средство производить слезливость въ глазахъ, чтобы качаться плачущимъ.}. Но не вдаваясь въ разглагольствія и не сходя съ прямой стязи разговора, -- правда, что добрый Антоніо, что честный Антоніо -- О, еслибъ я могъ придумать достойное названіе. которое могъ бы поставить на ряду съ его именемъ!
   Салярино.-- Ну же, договаривай до конца -- до настоящей точки.
   Соляніо.-- Э, да что говорить! -- конецъ весь въ томъ, что у него погибъ корабль.
   Салярино.-- Хорошо еще, еслибъ это оказалось концомъ его потерь.
   Соляніо.-- Спѣшу скорѣе сказать аминь, чтобъ дьяволъ не перешелъ поперекъ молитвы, потому что вонъ онъ приближается въ подобіи Жида.

Входитъ Шейлокъ.

   Ну, что, Шейлокъ? Что слышно новаго въ торговомъ мірѣ?
   Шейлокь.-- Это вы знали...-- Никто лучше васъ, никто лучше васъ -- объ уходѣ моей дочери.
   Салярино.-- Еще бы. Я съ своей стороны знаю даже портнаго, изготовлявшаго крылья, на которыхъ она упорхнула.
   Соляніо.-- А Шейлокъ съ своей стороны не могъ не знать, что птичка уже пооперилась, и что это ужь у нихъ такая комплекція, чтобы послѣ этого оставлять гнѣздо.
   Шейлокъ.-- И она осуждена за это.
   Салярино.-- Разумѣется, если дьяволу придется быть ея судьею.
   Шейлокь.-- Моя собственная плоть и кровь -- и бунтовать!
   Соляніо.-- Поди ты, старая падаль!-- Какъ? Бунтуетъ еще и въ эти годы?
   Шейлокъ.-- Я говорю, моя дочь -- моя плоть и кровь.
   Салярино.-- Ну, между твоимъ и ея тѣломъ больше разницы, чѣмъ между агатомъ и слоновою костью: а между ея кровью и твоей -- чѣмъ между краснымъ и рейнскимъ виномъ? Скажи ка ты намъ лучше, не слыхалъ ли, что у Антоніо были какія-нибудь потери на морѣ, или нѣтъ?
   Шейлокъ.-- Вотъ и еще, другая скверная сдѣлка: банкротъ, мотишка, который почти уже носу не смѣетъ показать на Ріальто; нищій, который бывало, такимъ франтомъ, приходитъ на биржу. Пускай-ка онъ помнитъ о своемъ обязательствѣ. Онъ имѣлъ обыкновеніе обзывать меня ростовщикомъ: пусть онъ помнитъ о своемъ обязательствѣ:-- онъ имѣлъ обыкновеніе раздавать деньги въ долгъ изъ-за христіанской вѣжливости: пусть онъ помнитъ о своемъ обязательствѣ.
   Салярино.-- Ну, что жь: хоть бы онъ и просрочилъ, я увѣренъ. Не станешь же ты требовать кусокъ его мяса: на что бы оно тебѣ пригодилось?
   Шейлокъ.-- Приманивать на него рыбъ: если ужь не можетъ питать ничего другаго, оно будетъ питать мое мщеніе. Онъ меня поносилъ и позорилъ, онъ мнѣ испортилъ дѣло въ полмилліона; насмѣхался надъ моими потерями, издѣвался надъ моими барышами; племя мое презиралъ, сдѣлкамъ моимъ подставлялъ ногу, онъ охлаждалъ друзей моихъ, и распалялъ враговъ моихъ.-- И какая-жь его на то причина? То, что я Жидъ.-- И что же, у Жида нѣтъ глазъ? У Жида нѣтъ рукъ, органовъ, размѣровъ, чувствъ, ощущеній, страстей? Не питается онъ тою же пищей, не ранится тѣмъ же оружіемъ, не подверженъ тѣмъ же недугамъ, не врачуется тѣми же средствами? Не грѣется и не студится тѣми же зимою и лѣтомъ, какъ и вашъ христіанинъ? Если вы прободаете насъ, и что же -- мы не истекаемъ кровью? Если вы щекочите насъ, что же -- мы не хохочемъ? Если вы отравляете насъ, и мы не умираемъ? И если вы оскорбляете насъ, мы не должны отомщать? Если мы вамъ подобны во всемъ, то хотимъ быть подобны и въ этомъ. Если Жидъ оскорбляетъ христіанина -- въ чемъ его хваленое смиреніе? Въ отмщеніи. Если христіанинъ оскорбляетъ Жида, въ чемъ должно состоять его терпѣніе, по примѣру христіанина? въ чемъ -- въ отмщеніи. Я приведу въ исполненіе мерзость, которой вы же научаете меня; и это будетъ еще худо, если я не превзойду учителей.

Входитъ слуга.

   Слуга.-- Господа, мои хозяинъ Антоніо теперь у себя и желаетъ переговорить съ вами обоими.
   Салярино.-- А мы-то его искали повсюду.
   Соляніо.-- Вонъ идетъ еще другой изъ того же колѣна: третьяго къ нимъ подобрать нельзя, развѣ ужь самъ дьяволъ превратится въ Жида (уходятъ Соляніо, Салярино и слуга).

Входитъ Тубалъ.

   Шейлокъ.-- Ну, что, Тубалъ? Что новаго изъ Генуи?-- Нашелъ ты мою дочь?
   Тубалъ.-- Нѣсколько разъ нападалъ на слухи о ней, но отыскать не могъ.
   Шейлокъ.-- Ай-вотъ, вотъ, вотъ, вотъ! Алмаза нѣтъ -- стоилъ мнѣ двѣ тысячи дукатовъ во Франкфуртѣ! Проклятіе никогда еще не обрушалось на голову нашего племени до этого дня: я никогда еще его такъ не чувствовалъ его до этого дня.-- Двѣ тысячи дукатовъ въ этомъ одномъ. А еще другіе драгоцѣнные, драгоцѣнные камни! Когда бъ моя дочь издохла у моихъ ногъ, а брилліанты были бы у нея въ ушахъ! Когда бъ ее въ гробъ уложили у моихъ ногъ, а дукаты были бы у нея въ гробу! И ничего, ничего не слышно о нихъ? И все тутъ.-- И я не знаю, во что еще обошлись развѣдки. И что же это -- потери на потери! Воръ ушелъ; столько-то унесъ, и столько-то на то, чтобъ разыскать вора -- и никакого удовлетворенія, никакого отмщенія! Не стрясется бѣды, чтобы не на мои плечи {Вообще библейскіе ветхозавѣтные обороты можно почитать умѣстными въ рѣчи Шейлока, и я не вижу никакой возможности замѣнить эти страстныя семитическія высокія ноты сухими и безцвѣтными, грамматически-построенными фразами: ..."всякое горе падаетъ только на мои плечи, вздыхаетъ только моя грудь, льются только мои слезы"... Какъ это мнѣ обязательно предлагаютъ въ оффиціальной бумагѣ, то-есть "обязательно" въ томъ смыслѣ, что я обязанъ сдѣлать "такія исправленія" (?!)}; ни вздоха безъ моего воздыханія, ни слезы безъ моего проливанія.
   Тубалъ.-- Есть и у другихъ тоже свои несчастія... Вонъ у Антоніо, какъ я слышалъ въ Генуѣ --
   Шейлокь. Что, что, что? Несчастіе? Несчастіе?
   Тубаль.-- Большой торговый корабль выброшенъ на мель -- шелъ изъ Триполи.
   Шейлокъ.-- Благодареніе Господу! Благодареніе Господу! Правда ли? Правда ли?
   Тубалъ.-- Я говорилъ съ матросами, спасшимися во время крушенія.
   Шейлокъ.-- Благодарю тебя, добрый Тубалъ!-- Добрыя вѣсти! Добрыя вѣсти! Га-га!-- Гдѣ, гдѣ? Въ Генуѣ?
   Тубалъ.-- А про дочь твою я слышалъ въ Генуѣ, что она въ одну ночь разбросала восемьдесятъ дукатовъ.
   Шейлокъ.-- Ты въ меня вонзаешь ножъ: я никогда уже снова не увижу моего золота. Восемьдесятъ дукатовъ за одинъ присѣстъ! Восемьдесятъ дукатомъ!
   Тубалъ.-- Тутъ прибыли со мной въ Венецію нѣсколько кредиторовъ Антоніо; они божатся, что ему ни миновать банкротства.
   Шейлокь.-- Этому я радъ, очень радъ: я буду мучить его: я буду терзать его. Этому я радъ.
   Тубалъ.-- И одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ кольцо, полученное имъ отъ твоей дочери за обезьяну.
   Шейлокъ.-- Ну ее!-- Ты терзаешь меня, Тубалъ:это моя бирюза -- Тюркуазъ {Французская форма слова Тюркуа, означающаго сѣро-голубой алмазъ, привозимый изъ Персіи. Этому камню приписывались таинственное свойство произвольнаго движенія, когда его хозяину угрожало какое-либо бѣдствіе; его также воображали настолько симпатичнымъ, что онъ терялъ свой блескъ, когда носившій его заболѣвалъ, или впадалъ въ тоску; его даже считали способнымъ продлить сердечныя привязанности и примирять разошедшихся друзей. Изъ этого уже можно видѣть, какую цѣнность долженъ былъ имѣть Тюркуазъ въ глазахъ Шейлока, получившаго его отъ Ліи, когда еще онъ былъ женихомъ.}, подаренная мнѣ Ліей, когда еще я былъ женихомъ: я бы не отдалъ ее за цѣлую пустыню обезьянъ... {То-есть не отдалъ бы за столько обезьянъ, сколько могло бы понадобиться, чтобъ населить пустыню; но вставить въ текстъ, какъ мнѣ оффиціозно предлагаютъ, слова: "населенную обезьянами" невозможно, потому что иное дѣло комментаріи, иное поэтическій текстъ: пустыня населенная уже перестаетъ быть пустыней, и кромѣ того, это бы разрушило весь юморъ восклицанія, когда человѣкъ внѣ себя говоритъ иногда не совсѣмъ логично.}
   Тубалъ.-- А Антоніо-то, внѣ всякаго сомнѣнія, раззоренъ.
   Шейлокъ.-- А что? вѣдь это и правда; это истинная правда: пойди, Тубалъ, пойди, возьми мнѣ хорошаго пристава; договори его на двѣ недѣли впередъ.-- Знаешь, если просрочитъ, я у него вырѣжу сердце: потому, какъ только его не будетъ въ Венеціи, тогда ужь я поведу дѣла, какъ я хочу. Иди же, Тубалъ, и приходи ко мнѣ въ нашу синагогу. Иди же, добрый Тубалъ. Такъ въ нашу синагогу, Тубалъ (уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Бельмонтъ. 3ала въ замкѣ.

Входятъ Бассаніо, Порція, Граціано, Нерисса и ихъ приближенные.-- Ларцы уже выставлены.

             Порція.-- Прошу васъ, не спѣшите, -- погодите
             День, или два дня -- прежде чѣмъ рискнете;
             При неудачномъ выборѣ теряю
             Я ваше общество -- такъ лучше подождите:
             Мнѣ что-то говоритъ (хотя и не любовь),
             Что я бы не хотѣла васъ лишиться.
             И сами знаете, что ненависть не можетъ
             Такъ говорить, но чтобы вы могли
             Не впасть въ ошибку и меня узнать,
             (Языкъ же дѣвушки -- въ дѣвичьихъ грёзахъ),
             Мнѣ-бъ такъ хотѣлось задержать васъ здѣсь
             На мѣсяцъ, на два, прежде чѣмъ рискнете
             Вы собственной судьбой изъ-за меня.
             Я васъ могла бы научить, какъ выбрать, --
             Но это было-бъ клятвопреступленье --
             И этого не будетъ: но тогда
             Вы можете и не найти меня;1
             И тѣмъ меня заставить сожалѣть,
             Что я отвергла клятвопреступленье.
             Проклятые глаза, которые меня
             Обворожили такъ и раздвоили:
             Я -- и своя, и въ то же время -- ваша;
             И, какъ бы ни звала себя своей,
             Но, какъ своя, выходитъ тоже ваша, --
             Итакъ, вся ваша! О! несносный вѣкъ,
             Что ставитъ такъ несвойственно преграды
             Межь господиномъ и его правами;
             Итакъ, хотя и ваша, но не ваша.--
             Что бъ ни случилось, я тутъ въ сторонѣ:
             За все судьба останется въ отвѣтѣ...
             Я говорю такъ долго, чтобъ продлить,
             Замедлить время, затянуть его --
             И отдалить вашъ выборъ.
  
   1 Тутъ мнѣ опять дѣлали поправку (?!) "потерять" вмѣсто "не найти"... Но какъ потерять то, чего онъ еще не нашелъ -- очевидно, разумѣется тотъ ларецъ, гдѣ находится ея портретъ. Какъ легко так то все поправлять!...
  
             Бассаніо.-- Позвольте выбирать: такъ, какъ я есть,
             Я просто какъ на пыткѣ.
             Порція.--                     Какъ на пыткѣ?--
             Такъ сознавайтесь же, что за измѣна
             Въ любви таится вашей?--
             Бассаніо.--                     Развѣ только
             Несносная измѣна недовѣрья
             Къ возможности успѣть въ моей любви.
             Возможнѣй дружба межь огнемъ и снѣгомъ.
             Чѣмъ межъ измѣной и моей любовью.
             Порція.-- Но я боюсь, вы говорите съ пытки,
             Когда со страху подтверждаютъ все.
             Бассаніо.-- Даруйте жизнь -- и я сознаюсь въ правдѣ.
             Порція.-- Вотъ это такъ -- Сознайся и живи.
             Бассаніо.-- Сознайся и люби -- вотъ полный смыслъ
             Такого беззавѣтнаго сознанья.
             О, пытка -- счастье, если самъ мучитель
             Отвѣтамъ учитъ для освобожденья!--
             Позвольте у ларцовъ спросить судьбу.
             Порція, -- Отстаньте!-- Я хранюсь въ одномъ изъ нихъ:
             Коль любите -- съумѣете найти...
             Нерисса и другіе -- отойдите.
             И пусть, пока онъ дѣлаетъ свой выборъ,
             Играетъ музыка, чтобъ при несчастьи
             Имѣлъ конецъ онъ, какъ тотъ чудный лебедь,
             Растаявъ въ звукахъ; къ полнотѣ сравненья
             Пусть перейдутъ глаза мой въ потокъ --
             То ложе смерти для него изъ влаги...
             Онъ можетъ выиграть -- и что тогда?--
             Пусть будетъ музыка ему привѣтомъ,
             Съ какимъ предъ вновь вѣнчаннымъ королемъ
             Главу склоняютъ вѣрные вассалы.--
             Тогда она, что сладостные звуки,
             На утренней зарѣ, порою грёзъ,
             Когда, прокравшись къ слуху жениха,
             Они его къ вѣнчанью будятъ -- Да!
             Вотъ онъ идетъ съ неменьшею осанкой,
             Но съ большею любовью, чѣмъ Алкидъ,
             Когда онъ спасъ Троянъ отъ женской дани,
             Платимой встарь чудовищу морскому:
             Я представляю жертву, тѣ -- поодаль --
             Дардански жёны, съ ужасомъ на лицахъ,
             Пришедшія смотрѣть на страшный подвигъ --
             Иди, Гераклъ. Ты живъ м я жива!
             Ужаснѣе -- теперь я сознаю --
             Смотрѣть на бой, чѣмъ дѣйствовать въ бою.

Музыка, пока Бассаніо разсуждаетъ про себя надъ ларцами.

  
                                 Пѣсня.
  
                       Скажи мнѣ, гдѣ родится страсть?
                       Ума-ль то бредъ, иль сердца власть?
                       Какъ рождена, какъ вскормлена --
                       Скажи, скажи!..
                       Страсть зарождается въ глазахъ;
                       Живетъ же въ призрачныхъ мечтахъ.
                       И вотъ -- ея же колыбель --
                       Ея же смертная постель.
                       Звонимъ же погребальный звонъ
                       Ей дружно всѣ -- Дингъ, дингъ, динъ-донъ.
             Всѣ.-- Дингъ, дингъ, динъ-донъ.
             Бассаніо.-- Такъ внѣшность можетъ быть сама въ себѣ
             Послѣднимъ дѣломъ: свѣтъ не перестанетъ
             Обманываться внѣшнею прикрасой.
             Въ судахъ, какъ ни продажно, грязно дѣло,
             Но подъ приправой обаяньи рѣчи
             Скрадается видъ зла. Въ повѣрьяхъ черни1
             Найдется-ль роковое заблужденье,
             Котораго бы къ слову не могла
             Какая-нибудь постная фигура
             Благословить, и текстомъ подкрѣпить.
             Скрывая вздоръ подъ ловкою прикрасой?
             Нѣтъ столько простоватаго порока,
             Чтобъ онъ не взялъ для внѣшности своей
             У доблести какой-нибудь прикрасы.
             Трусовъ какъ много, коихъ сердцѣ лживо
             Какъ своды изъ песку, а принимаютъ
             Геракла поступь, Марса грозный вить.
             Тогда какъ посмотрѣть внутри -- ихъ печень,
             Бѣлѣе молока; они берутъ
             У доблести -- лишь внѣшніе наросты,
             Чтобъ быть страшнѣй на видъ. А красота,
             Смотрите -- покупается на вѣсъ;
             Причемъ свершается такое чудо,
             Что легче тѣ, на комъ закупокъ больше.
             И таковы: какъ вьющіяся змѣи
             Златые локоны, играющіе съ вѣтромъ
             На мнимой красотѣ; когда извѣстно,
             Что это даръ невольный съ головы
             Чужой, и тлѣетъ ихъ взростившій черепъ
             Давно въ землѣ. Такъ внѣшнія прикрасы --
             Предательскій утесъ въ сквернѣйшемъ морѣ;
             Прелестный шарфъ, скрывающій арапку2.
             Ну, словомъ, видимость одна, что хитрый вѣкъ
             Пускаетъ въ ходъ для уловленья мудрыхъ.
             А потому ты, праздничное злато,
             Мидасовъ жесткій кормъ -- ты мнѣ не нужно.
             Не нуженъ мнѣ и ты -- истертый, блѣдный
             Посредникъ-проходимецъ межь людей.
             Но ты, свинецъ невзрачный -- ничего
             Не обѣщающій, наоборотъ -- грозящій.--
             Твой блѣдный, тощій видъ меня смущаетъ,
             И трогаетъ сильнѣе краснорѣчья:
             Мой выборъ здѣсь. Да будетъ съ нами радость!
  
   1 Это смягчено. Въ подлинникѣ буквально такъ:
                       ........"Въ религіи
             Найдется-ль роковое заблужденье" и т. д. Здѣсь подъ словомъ "религія" безъ всякаго сомнѣнія должно понимать безчисленное множество разнородныхъ ученій (tenets), на которыя тогда раздробился протестантизмъ, и которыя всѣ проповѣдывали, обличали, проклинали, и преслѣдовали другъ друга -- одни требовали столовъ вмѣсто престоловъ, другіе духовенства безъ таинствъ, третьи церкви безъ духовенства: и всѣ вмѣстѣ волновали и раздирали общество той эпохи, такъ что безпристрастный наблюдатель могъ, конечно, составить себѣ о нихъ очень невыгодное понятіе. Въ дальнѣйшемъ упоминаніи о "постной фигурѣ" уже прямой намекъ на Джона Нокса, личнаго врага королевы.
   2 Хотя въ подлинникѣ и сказано -- "an Indian beauty"", -- но смыслъ противупоставленія лежащій въ основѣ всей тирады ясно показываетъ, что здѣсь вовсе не подразумѣвалась наружность мадрасскихъ или дравидскихъ красавицъ, которыя дѣйствительно красивы, а что-нибудь явно безобразное; и комментаторы въ поясненіе приводятъ слова Монтэня:... "тѣ описываютъ красоту черною и лоснящеюся, съ раздутыми толстыми губами, съ широкимъ и плоскимъ носомъ"... Что въ нашемъ русскомъ представленіи всего нагляднѣе выражается традиціоннымъ понятіемъ "арапка."
  
             Порція.-- Какъ отлетаютъ всѣ другія страсти:
             Сомнѣнья, безотчетная тоска.
             И трепетъ страха, и зеленоглазый
             Бѣсъ ревности!1 -- о! Умѣряй восторгъ,
             Будь сдержанна, любовь! Дай въ мѣру волю
             Слезамъ блаженства.-- Ограничь излишекъ:
             Я слишкомъ чувствую твое блаженство!
             Убавь его, чтобъ я не задохнулась...
  
   1 Полагаютъ, что названіе ревности "зеленоглазой"', какъ это встрѣчается и въ Отелло "зеленоглазое чудовище"... обозначаетъ то же, что довѣрчивый, то-есть легко поддающійся заблужденію.
  
             Бассаніо -- (открывая свинцовый ларецъ.)
             Что вижу я -- ея изображенье!
             Какой же полубогъ сумѣлъ такъ смѣло
             Приблизиться къ творенью? И глаза
             Не движутся-ль? ъ лишь потому, что ротъ
             Держали подъ замкомъ они, а если бъ
             Задумали открыть его, то въ грѣхъ
             Ввели своихъ бы близкихъ всѣхъ, принудя
             Ихъ поднести имъ званье дураковъ!
             Поговоримъ съ тобой объ этомъ, впрочемъ,
             Въ другой мы разъ.-- Не вздумай, ради Бога,
             Ловить лишь ты своей серьезной миной
             Привѣтъ толпы, какъ пискаря крючкомъ!
             Прощай! Идемъ Лорензо; доскажу
             Я рѣчь свою сегодня за обѣдомъ.
   Лорензо. Пусть будетъ такъ: отсрочка принята.
             Молчащимъ мудрецомъ при этомъ буду,
             Конечно, я:-- не дашь ты мнѣ навѣрно
             Открыть и рта.
   Граціано.           Еще бы! Поживи
             Со мною годъ иль два -- забудешь, есть ли
             Языкъ во рту.
   Антоніо.           Прощай! Тебя послушавъ,
             Пожалуй, станешь точно болтуномъ.
   Граціано. И въ добрый часъ! Повѣрь мнѣ, что молчанье
             Умѣстно лишь въ копченомъ языкѣ.
             Да въ скромницѣ, боящейся споткнуться.

(Уходятъ Граціано и Лорензо).

   Антоніо. Ну есть ли какой-нибудь смыслъ въ его болтовнѣ4)?
   Бассаніо. Такого второго болтуна не найдешь въ цѣлой Венеціи. Дѣльное въ его рѣчахъ -- два пшеничныхъ зерна въ мѣшкѣ отрубей. Будешь искать -- проищешь цѣлый день, да и когда найдешь, то увидишь, что игра не стоила свѣчъ.
   Антоніо. Пожалуй, такъ.-- Ну, а теперь скажи,
             Кто та таинственная незнакомка,
             Къ которой ты спѣшишь на поклоненье?
             Ты слово далъ открыться мнѣ во всемъ.
   Бассаніо. Узнаешь все.-- Конечно, слышалъ ты,
             Что я свое разстроилъ состоянье,
             Живя сверхъ средствъ, какія я имѣлъ.
             Не думай, впрочемъ, что хочу я плакать
             О прошлыхъ дняхъ веселаго житья.
             Нѣтъ! Мучусь я одной лишь только мыслью,
             Какъ расплатиться съ массой тѣхъ долговъ,
             Какіе я надѣлалъ.-- Ты ссужалъ
             Меня щедрѣе всѣхъ; ссужалъ не только
             Своимъ добромъ, но болѣе того:--
             Сочувствіемъ!-- Такъ не дивись же, если
             Къ нему теперь хочу я обратиться
             За помощью! Открыть тебѣ хочу я
             Всю истину, чтобъ выпутать себя
             Изъ этой тяжкой сѣти.
   Антоніо.                     Говори,
             И вѣрь, что если замыслы, какіе
             Затѣялъ ты, честны, какъ честенъ былъ
             Всегда ты самъ,-- то все, что я имѣю,
             Со мной самимъ въ придачу, предложу
             Сейчасъ къ твоимъ услугамъ я.
   Бассаніо.                               Вотъ видишь:
             Нерѣдко въ играхъ дѣтства мнѣ случалось
             Терять стрѣлу, пустивъ ее изъ лука.
             Что жъ дѣлалъ я тогда?-- пускалъ ей тотчасъ
             Другую вслѣдъ, но ужъ смотрѣлъ при этомъ
             Внимательно, куда она летитъ.
             Такимъ путемъ случалось, что, рискнувъ
             Второй стрѣлой, я находилъ ихъ обѣ.
             Примѣръ ребячій этотъ также простъ,
             Какъ то, что мной задумано. Тѣ деньги,
             Какими ты ссудилъ меня, рискуютъ
             Пропасть, какъ всякій долгъ, попавшій въ руки
             Безпутнаго гуляки; но когда бы
             Рискнулъ пустить за первой ты стрѣлой
             Другую вслѣдъ, а я при этомъ сталъ бы
             Слѣдить, куда летитъ она, то этимъ
             Надѣюсь, средствомъ я сыскалъ бы также
             И первую стрѣлу и ужъ во всякомъ,
             Несчастномъ даже, случаѣ успѣлъ бы
             Отдать тебѣ второй мой долгъ, оставшись
             За первый благодарнымъ должникомъ.
   Антоніо. Къ чему, скажи, теряешь время ты
             На эти околичности? 6). Меня
             Ты знаешь хорошо и знаешь также,
             Что если усумнишься ты въ моей:
             Готовности помочь тебѣ, то этимъ
             Сильнѣй меня обидишь, чѣмъ растратой
             Всего, что я имѣю.-- Говори же,
             Что долженъ дѣлать я и чѣмъ могу
             Тебѣ помочь?
   Бассіано.           Такъ слушай: -- есть въ Бельмонтѣ
             Богатая синьора. Красота
             Ея невыразима! Что жъ до качествъ
             Ума и сердца, то они, пожалуй,
             Еще прелестнѣй самой красоты.
             Она не разъ ко мнѣ ужъ обращала
             Свой чудный взглядъ, хотя еще безъ словъ.
             Она зовется Порціей и стоитъ
             Ничѣмъ не меньше дочери Катона,
             Супруги Брута -- Порціи. Молва
             Давно ужъ разгласить успѣла слухи
             О ней вездѣ, и вѣтеръ къ ней приноситъ
             Рой жениховъ со всѣхъ концовъ земли.
             Бельмонтъ, скажу сравненьемъ, сталъ Колхидой
             А волосы, обвившіе роскошно
             Ея чело -- тѣмъ золотымъ руномъ,
             Къ которому спѣшитъ неудержимо
             Язоновъ цѣлый рой.-- О, дорогой мой
             И добрый другъ, когда бъ имѣлъ я только
             Довольно средствъ, чтобъ заявить себя
             Въ числѣ ея искателей, то сердце
             Мнѣ шепчетъ, безъ обмана, что успѣхъ
             Достался бъ мнѣ, и счастье увѣнчало
             Мои труды!
   Антоніо.           Ты знаешь, что добро
             Мое теперь все на морѣ, въ рукахъ же
             Ни денегъ нѣтъ ни средствъ, какими могъ бы
             Я ихъ добыть, а потому попробуй
             Достать ихъ на кредитъ, которымъ я
             Богатъ еще въ Венеціи. Поставить
             Готовъ я все ребромъ, лишь удалось бы
             Мнѣ снарядить какъ слѣдуетъ тебя
             Въ Бельмонтъ къ прелестной Порціи.-- Такъ къ дѣлу!
             Не трать минутъ -- ищи и хлопочи.
             Займусь я тѣмъ же самымъ, и ужъ если
             Есть деньги гдѣ-нибудь, то, какъ бы ихъ
             Я ни досталъ -- довѣрьемъ или дружбой --
             Онѣ тебѣ сослужатъ вѣрной службой. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Порція и Нерисса).

   Порція. Ты не повѣришь, Нерисса, до чего большой свѣтъ надоѣлъ моей маленькой особѣ.
   Нерисса. Вы могли бы такъ говорить, синьора, если бъ судьба послала вамъ столько же заботъ, сколько дала радостей. А то, послушавъ васъ, можно подумать, будто отъ излишка люди хвораютъ такъ же, какъ отъ голода. Вѣрно, правду говорятъ, что кто малымъ доволенъ -- тотъ больше доволенъ, и что богатство скорѣе, чѣмъ скромность, вгонитъ въ сѣдину.
   Порція. Сказано вѣрно и хорошо.
   Нерисса. А еще было бы лучше, если бъ вы по сказанному поступали.
   Порція. Да! Если бъ хорошо поступать было такъ же легко, какъ выдумывать для того средства. Но вѣдь тогда часовни сдѣлались бы церквами, а лачуги -- царскими палатами. Счастливъ проповѣдникъ, у котораго слово и дѣло одно и то же; а вотъ я такъ скорѣе научу двадцать женщинъ, что имъ должно дѣлать, чѣмъ буду одной изъ двадцати, которая сумѣетъ устроить свою жизнь сама. Умъ можетъ сколько угодно выдумывать законы для горячей крови, да только жаль, что она-то очень любитъ черезъ нихъ перепрыгивать. Молодость -- заяцъ, котораго калѣка здравый смыслъ не сдержитъ загородкой. Но зачѣмъ, впрочемъ, я это говорю? Вѣдь такія разсужденія, какъ они ни хороши, добыть мужа мнѣ не помогутъ. Я не могу выбрать кого хочу, точно такъ же, какъ не могу отказать тому, кто мнѣ не понравится. Воля умершаго отца сковала живую дочь. Не жестоко ли было, Нерисса, сдѣлать завѣщаніе, но которому я дѣйствительно не могу ни выбирать ни отказывать?
   Нерисса. Отецъ вашъ былъ добродѣтеленъ до святости, а святымъ людямъ, говорятъ, передъ смертью посылается вдохновеніе свыше. Потому выдуманная имъ лотерея, по которой вы достанетесь тому, кто выберетъ одинъ изъ трехъ ящичковъ -- золотой, серебряный или свинцовый -- навѣрно, кончится тѣмъ, что выбравшій васъ будетъ удостоенъ и вашимъ собственнымъ выборомъ.-- Но скажите, какого вы мнѣнія о тѣхъ искателяхъ, которые уже явились?
   Порція. Называй ихъ по именамъ, а я буду ихъ описывать. Изъ этого ты заключишь о моемъ къ нимъ расположеніи.
   Нерисса. Во-первыхъ, неаполитанскій принцъ.
   Порція. Конюхъ 6)! Толкуетъ только о лошадяхъ и серьезно хвастаетъ тѣмъ, что умѣетъ ихъ ковать самъ. Я очень склонна думать, что мать его вела, нечистую игру съ кузнецомъ.
   Нерисса. Затѣмъ -- графъ Палатинъ.
   Порція. Этотъ все хмурится, точно хочетъ сказать: "не желаете меня, такъ и не надо!" Его не заставишь улыбнуться никакой шуткой. Такой невѣжливый кислякъ въ молодости навѣрно превратится подъ старость въ плачущаго философа. Я соглашусь лучше, чтобъ мужемъ моимъ былъ мертвый черепъ съ костью во рту, чѣмъ выйти за котораго-нибудь изъ этихъ двухъ. Оборони Богъ меня отъ обоихъ.
   Нерисса. А что скажете вы о французскомъ дворянинѣ Ле-бонъ?
   Порція. Этого можно назвать человѣкомъ только въ случаѣ, если такъ прикажетъ создавшій его Господь 7). Я знаю, что смѣяться грѣшно, но онъ!.. Лошадь его не хуже, чѣмъ у неаполитанца, а привычка морщить физіономію та же, что у графа Палатина. Онъ соединяетъ въ себѣ свойства многихъ людей, а только жаль, что не человѣкъ самъ. Услышитъ дрозда -- начнетъ прыгать, а увидить свою тѣнь -- полѣзетъ на драку и съ ней. Выйдя за него -- выйдешь за двадцать мужей. Я пропущу мимо ушей всякую отъ него обиду, потому что какъ бы онъ меня ни любилъ -- взаимнаго отъ меня отвѣта не получитъ.
   Нерисса. Какого мнѣнія вы о молодомъ англійскомъ баронѣ Фоконбриджѣ?
   Порція. Съ нимъ я не говорю, потому что мы не можемъ другъ друга понять. Онъ не смыслитъ ни по-французски, ни по-итальянски, ни по-латынѣ. А я -- ты можешь поклясться въ этомъ передъ судомъ -- не понимаю ни слова по-англійски. Собой онъ дѣйствительно хорошъ, какъ картина, но, увы, кто же станетъ разговаривать съ нѣмой тѣнью? А сверхъ того, онъ уморительно одѣвался. Можно подумать, что камзолъ его купленъ въ Италіи, штаны во Франціи, шляпа въ Германіи, а манеры во всѣхъ странахъ.
   Нерисса. Что думаете вы о молодомъ шотландскомъ лордѣ, его сосѣдѣ?
   Порція. Что онъ, какъ добрый сосѣдъ, очень къ нему благосклоненъ: получилъ отъ него пощечину и поклялся возвратить ее при первой возможности. Французъ за него въ этомъ поручился даже, кажется, съ распиской.
   Нерисса. А молодой нѣмецъ, племянникъ Саксонскаго герцога?
   Порція. Очень гадокъ утромъ, когда трезвъ, и еще хуже къ полудню, когда напьется. Онъ въ лучшемъ состояніи хуже человѣка, а въ худшемъ немного лучше животнаго. Отъ него я надѣюсь отдѣлаться даже въ самомъ крайнемъ случаѣ.
   Нерисса. Но вѣдь если онъ заявится въ числѣ искателей и выберетъ ящикъ съ портретомъ, то вы, отказавшись за него выйти, не исполните воли отца.
   Порція. Для того, чтобъ этого не случилось, я попрошу тебя поставить на другой ящикъ бутылку вина. Онъ навѣрно поддастся такому искушенію и выберетъ его, хотя бы тому воспротивился самъ дьяволъ. Я, правда, готовлюсь ко всему худшему, но во всякомъ случаѣ не выйду за губку.
   Нерисса. Всѣхъ тѣхъ, кого я назвала, вамъ бояться нечего. Они уже сообщили мнѣ о своемъ намѣреніи вернуться во-свояси и не безпокоить васъ своимъ сватовствомъ, если нѣтъ на это иного средства, кромѣ указаннаго вашимъ родителемъ -- помощью ящиковъ.
   Порція. Вѣрно, мнѣ придется прожить дѣвственной Діаной до сивиллиныхъ лѣтъ, потому что выйти замужъ я могу только такъ, какъ завѣщалъ мнѣ отецъ. Я рада, что эта партія жениховъ оказалась настолько благоразумной. Изъ нихъ нѣтъ ни одного, кому я не пожелала бы отъ всего сердца счастливаго пути.
   Нерисса. А не помните ли вы, синьора, одного молодого венеціанца, который былъ вмѣстѣ и ученый и воинъ? Онъ пріѣзжалъ сюда еще при вашемъ отцѣ въ свитѣ монфератскаго маркиза.
   Порція. О, да, о, да! Его, помнится, звали Бассаніо.
   Нерисса. Именно такъ. Не знаю, что скажете вы, а, на мой глупый взглядъ, онъ показался мнѣ достойнымъ самой лучшей невѣсты.
   Порція. Я хорошо помню какъ его, такъ равно и то, что онъ вполнѣ стоитъ твоей похвалы. (Входитъ слуга). Что новаго?
   Слуга. Четверо пріѣхавшихъ иностранцевъ желаютъ васъ видѣть для того, чтобъ съ вами проститься. Сверхъ того, прискакалъ передовой Мароккскаго принца съ извѣстіемъ, что его повелитель будетъ сюда къ ночи.
   Порція. Жалѣю, что не могу привѣтствовать его съ такимъ же удовольствіемъ, съ какимъ провожаю прочихъ. Будь онъ святъ въ душѣ такъ же, какъ похожа на чорта лицомъ 8) -- я пожелала бъ охотнѣе имѣть его моимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Идемъ Нерисса. Вѣдь вотъ напасть: едва успѣемъ захлопнуть дверь за однимъ воздыхателемъ, какъ уже въ ворота стучится другой. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Венеція. Передъ домомъ Шейлока.

(Входятъ Бассаніо и Шейлокъ).

   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ?-- Дальше 9).
   Бассаніо. На три мѣсяца срокомъ.
   Шейлокъ. На три мѣсяца?-- Дальше.
   Бассаніо. Антоніо, какъ я уже сказалъ, будетъ поручителемъ.
   Шейлокъ. Антоніо будетъ поручителемъ.-- Дальше.
   Бассаніо. Что жъ дальше? Отвѣчай, согласенъ ли ты оказать мнѣ эту услугу?
   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ на три мѣсяца и съ поручительствомъ Антоніо?
   Бассаніо. Ну, да! Какой же будетъ твой отвѣтъ?
   Шейлокъ. Антоніо достойный человѣкъ 10).
   Бассаніо. Надѣюсь, у тебя нѣтъ причинъ считать его дурнымъ?
   Шейлокъ. Что?.. Нѣтъ, нѣтъ! Вы не такъ поняли. Назвавъ его достойнымъ, я подразумѣвалъ только, что онъ достоинъ довѣрія, то-есть достаточенъ и можетъ заплатить. Одинъ изъ его кораблей отправленъ въ Триполи, другой въ Индію. Третій, какъ мнѣ сказали на Ріальто, плыветъ въ Мексику, а четвертый -- въ Англію. Сверхъ того, онъ ведетъ и другія дѣла. Но вѣдь корабли -- доски! Матросы -- люди! Есть крысы на землѣ -- есть и на водѣ. Разбойники въ лѣсахъ -- пираты на морѣ. А кромѣ того, кораблямъ грозятъ вѣтры, волны, скалы. Но, во всякомъ, случаѣ, Антоніо человѣкъ достаточный, и я думаю, что его поручительство въ три тысячи червонцевъ, принять можно.
   Бассаніо. Будь увѣренъ, что можно.
   Шейлокъ. Буду, когда увѣрюсь; а чтобъ увѣриться, надо подумать.-- Могу ли я переговорить съ Антоніо самъ?
   Бассаніо. Предлагаю тебѣ для этого съ нами отобѣдать.
   Шейлокъ. Да!-- чтобъ нанюхаться свинины! Наѣсться того добра, въ которое вашъ назаретскій пророкъ загналъ дьявола!-- Я согласенъ торговать съ вами, гулять и разговаривать, но ѣсть, пить и молиться съ вами я не буду.-- Что новаго на Ріальто?-- Кто идетъ сюда?
   Бассаніо. Это самъ Антоніо. (Входитъ Антоніо),
   Шейлокъ (въ сторону). Какимъ надутымъ мытаремъ глядитъ
             И ходитъ онъ! Его я ненавижу
             За то, что христіанинъ онъ, а больше
             Еще за то, что въ глупой простотѣ
             Даетъ онъ въ долгъ безъ роста! Подрываетъ
             Въ Венеціи еврейскій нашъ барышъ.
             О, если бы попался какъ-нибудь
             Онъ въ руки мнѣ!.. Потѣшилъ бы до-сыта
             Надъ нимъ я злость и ненависть мою!
             Онъ нашъ народъ позоритъ и ругаетъ!
             Меня жъ язвитъ насмѣшками при всѣхъ,
             Въ средѣ купцовъ, за честно нажитое
             Мое добро! Зоветъ мои дѣла
             Лихвой и ростомъ!.. Проклятъ будь мой родъ,
             Когда ему я не отмщу за это!
   Бассаніо. Ну, что жъ, Шейлокъ?
   Шейлокъ.                               Считалъ я про себя*
             Какой располагаю въ этотъ часъ
             Наличностью, и по расчету вижу,
             Что полностью, пожалуй, я трехъ тысячъ
             Червонцевъ не найду.-- Но это вздоръ!
             Поможетъ мнѣ богатый одноземецъ,
             Еврей Тубалъ.-- Рѣшить однако надо,
             Какъ слѣдуетъ, вопросъ.-- Сказали вы,
             Что срокъ трехмѣсячный? (Обращаясь къ Антоніо)
                                           Всѣхъ благъ, синьоръ,
             Желаю вамъ! О васъ-то и вели
             Мы тотчасъ рѣчь.
   Антоніо.           Конечно, знаешь ты,
             Что денегъ въ долгъ я не даю для роста
             И не беру; но исключенье сдѣлать
             Рѣшился въ этотъ разъ, чтобъ пособить
             Въ нуждѣ нежданной другу. (Бассаніо) Сумму ты
             Сказалъ?
   Шейлокъ. Да, да,-- три тысячи червонцевъ-
   Антоніо. Срокъ на три мѣсяца.
   Шейлокъ.                               Сказалъ онъ три?
             Такъ, кажется?.. Запамятовалъ я...
             И вы порукой долга.-- Что жъ! Посмотримъ!--
             Не знаю я лишь, какъ тутъ быть:-- займовъ
             Съ процентами вѣдь вы не признаете.
   Антоніо. Не признаю.
   Шейлокъ.                     Когда отецъ Іаковъ
             Но волѣ мудрой матери взялся
             Пасти стада Лавана... Третьимъ былъ
             Онъ нашимъ патріархомъ... третьимъ, третьимъ...
   Антоніо. Что жъ было дальше? Бралъ проценты, кто ли,
             Съ Лавана онъ?
   Шейлокъ.           Нѣтъ, нѣтъ!-- процентовъ онъ
             Съ него не бралъ! Но знаете ли, что
             Онъ выдумалъ?-- Условясь, что ему
             Достанется въ награду за труды
             Приплодъ овецъ, рожденныхъ съ пестрой шерстью,
             Онъ выждалъ срокъ, когда подъ осень стали
             Самцы случаться съ матками, и тутъ-то
             Хитро придумалъ онъ предъ ними ставить
             Рядъ колышковъ, съ которыхъ полосами
             Сдиралъ кору.-- Конецъ былъ тотъ, что овцы
             Съ тѣхъ поръ метали пестрыхъ лишь ягнятъ.
             Придумалъ средство онъ нажить богатство
             И былъ за то благословленъ судьбой!
             Пошлетъ она свое благословенье
             И всякому, кто наживаетъ прибыль
             Не воровствомъ.
   Антоніо.           Тутъ былъ счастливый случай --
             Не болѣе. Іаковъ твой не могъ
             Самъ сдѣлать что-нибудь своею волей.
             Рука небесъ свершила все. Но что жъ?
             Ужъ не въ защиту ль роста разсказалъ
             Ты это намъ? Иль золото твое
             И серебро -- ягнята и бараны?
   Шейлокъ. Какъ вамъ сказать! Не знаю;-- только множитъ
             Умѣю ихъ не хуже я.-- Скажу
             Я вамъ, синьоръ --
   Антоніо.                     Бассаніо, замѣть
             Какъ обращать слова Писанья даже
             Умѣетъ дьяволъ въ пользу для себя.
             Не схожа ли безчестная душа,
             Прикрытая притворнымъ благочестьемъ,
             Съ улыбкою злодѣя, иль съ плодомъ,
             Источеннымъ червями до средины?
   Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ!-- кушъ изрядный
             Что жъ взятъ за нихъ въ три мѣсяца?-- сочтемъ!
   Антоніо. Отвѣть сперва, даешь ты ихъ иль нѣтъ?
   Шейлокъ. Синьоръ Антоніо, не разъ случалось
             Вамъ на Ріальто поносить меня
             За то, что бралъ проценты я по ссудамъ!
             Я пожималъ плечами лишь въ отвѣтъ
             На вашу брань, сносилъ все терпѣливо.
             Терпѣть вѣдь послано въ удѣлъ судьбой
             Евреямъ всѣмъ!-- Меня вы называли
             Невѣрнымъ, псомъ, плевали на мою
             Одежду вы -- и все за то, что честно
             Работалъ я надъ собственнымъ добромъ!
             Но что жъ теперь? Нужна моя вамъ помощь --
             Бѣжите вы ко мнѣ, кричите: "денегъ
             Давай, Шейлокъ!" -- вы, чьи плевки въ мою
             Летѣли прежде бороду! Толкали
             Меня ногой, бывало, вы, какъ пса,
             Съ порога дома вашего! А нынче
             Пришла нужда вамъ въ деньгахъ!-- Что жъ отвѣтить
             Я долженъ вамъ? Не въ правѣ ль возразить я:
             Гдѣ жъ деньги у собакъ? Откуда песъ
             Достанетъ вамъ три тысячи червонцевъ?
             Иль, можетъ-быть, согнуться долженъ низко
             Предъ вами я и съ рабскою ужимкой,
             Едва дыша, смиренно прошептать:
             "Синьоръ достойный, помню, какъ въ меня
             "Вы плюнули на-дняхъ, какъ обозвали
             "Презрѣннымъ псомъ!-- такъ какъ же мнѣ не дать
             "За ласку вамъ взаймы такъ много денегъ!
   Антоніо. Толкать тебя, плевать въ тебя и звать,
             Какъ прежде, псомъ я буду и сегодня;
             И если жду я денегъ отъ тебя,
             То ужъ никакъ не съ мыслью, что даешь ты,
             Какъ другу, ихъ. Искать не станетъ дружба,
             Чтобъ прибыль далъ бездушный ей металлъ.
             Дай денегъ мнѣ, какъ кровному врагу,
             Съ предвзятымъ раньше умысломъ, что этимъ
             Меня толкнешь въ погибель ты вѣрнѣй,
             Когда тебѣ не заплачу я къ сроку.
   Шейлокъ. Ну, вотъ, ну, вотъ и разсердились вы!
             А я хотѣлъ вѣдь именно ссудить,
             Какъ друга, васъ! Хотѣлъ забыть любовно
             И ссоры наши всѣ и стыдъ, который
             Отъ васъ терпѣлъ бывало. Думалъ вамъ
             Помочь въ бѣдѣ, не требуя ни выгодъ
             Ни прибыли!-- а вы вотъ не хотите
             И выслушать!-- Не честно развѣ то,
             Что я сказалъ?
   Антоніо.           Да, если только честно
             Предложено 11).
   Шейлокъ.           Я докажу, что такъ.
             Пойдемте въ судъ и подпишите тамъ
             Мнѣ ваше обязательство. Для шутки жъ
             (Понятно лишь для шутки), заключимъ
             Условье мы, что если въ день и часъ,
             Назначенный къ расплатѣ, мнѣ не будетъ
             Возвращено взятое вами въ долгъ,
             То въ правѣ я вамъ вырѣзать фунтъ мяса,
             Гдѣ захочу.
   Антоніо.           Согласенъ, подпишу!
             И восхвалю жидовскую сердечность.
   Бассаніо. Нѣтъ, нѣтъ, я не согласенъ; пусть ужъ лучше
             Останусь я въ нуждѣ, чѣмъ допущу
             Подобное условье.
   Антоніо.                     О, не бойся!
             Я знаю хорошо, что обезпеченъ
             Получкой втрое большаго за мѣсяцъ
             До сказаннаго срока, такъ страшиться
             Мнѣ нечего.
   Шейлокъ.           О, отче Авраамъ!
             Вотъ каковы всѣ эти христіане!
             Жестоки сердцемъ сами -- такъ хотятъ
             Считать другихъ такими жъ!-- Ну, скажите
             По совѣсти: что выиграю я,
             Потребовавъ, чтобъ заплатили вы
             Мнѣ этотъ долгъ при случаѣ просрочки?
             Фунтъ мяса вашего!-- да вѣдь оно
             Не стоитъ даже денегъ, за какія
             Могу купить на рынкѣ я фунтъ мяса,
             Говядины, барана иль овцы!..
             Хочу, добро вамъ сдѣлать я изъ дружбы,--
             Согласны -- хорошо, а нѣтъ, такъ что же
             И говорить? Но для чего жъ меня-то
             Вамъ оскорблять за доброе желанье?
   Антоніо. Я подпишу.
   Шейлокъ.           Пойдемте жъ въ судъ. Пускай
             Напишутъ тамъ контрактъ забавный этотъ;
             А я межъ тѣмъ доставлю вамъ червонцы,
             Да кстати посмотрю, спокойно ль все
             Въ моемъ дому... Оставилъ все добро
             Я на рукахъ наемнаго мерзавца.
             Я тотчасъ возвращусь. (Уходитъ Шейлокъ).
   Антоніо.                     Того гляди,
             Нашъ жидъ принять захочетъ христіанство.
             Растаялъ что-то сердцемъ ужъ чрезчуръ
             Сегодня онъ.
   Бассаніо.           Что до меня -- не вѣрю
             Я выдумкамъ мошенника ни въ чемъ.
   Антоніо. Э, полно, что бояться? Срокъ возврата
             Моихъ судовъ вѣдь раньше дня расплаты. (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Мароккскій принцъ со свитой, Порція, Нерисса и дамы).

   Принцъ. Не презирай лицо мое за цвѣтъ!
             Ливрея онъ полуденнаго солнца,
             Горячаго сосѣда той страны,
             Гдѣ я рожденъ!.. Вели встать предо мною
             Первѣйшему красавцу тѣхъ холодныхъ
             Странъ сѣвера, гдѣ солнца жаръ убогій
             Не можетъ растопить сосулекъ льда,
             И пусть себя передъ тобою оба
             До крови ранимъ мы -- сама увидишь,
             Чья кровь краснѣй -- его или моя!--
             Мое лицо, могу сказать, вселяло
             Страхъ во враговъ, но въ то же время былъ
             Сердечно дорогъ я прекраснымъ дѣвамъ
             Моей горячей родины! Мой цвѣтъ
             Имъ нравился, и если бъ согласился
             Теперь я измѣнить его, то только
             Въ надеждѣ тѣмъ понравиться тебѣ!
   Порція. Не въ правѣ руководствоваться я,
             Достойный принцъ, однимъ лишь указаньемъ
             Моихъ дѣвичьихъ глазъ въ рѣшеньи, кто
             Мой суженый! Случайный жребій долженъ
             Рѣшить, кому достанусь я!.. Сковалъ
             Мою онъ волю этимъ. Но повѣрьте,
             Когда бъ отецъ не ограничилъ волю
             Мою своей, рѣшивши такъ, что долженъ
             Моимъ быть мужемъ тотъ, кому достанусь
             Я средствомъ, вамъ ужъ сказаннымъ,-- то были бъ
             Навѣрно вы не менѣе пріятны
             Моимъ глазамъ, чѣмъ вся толпа другихъ
             Искателей, которыхъ мнѣ пришлось s
             Увидѣть прежде васъ.
   Принцъ.                     Благодарю
             Хоть и за то!.. Веди меня теперь
             Къ моей судьбѣ. Клянусь мечомъ, которымъ
             Убитъ мной Софи и персидскій принцъ,
             Три раза взявшій верхъ надъ Солиманомъ 12),
             Что за тебя заставилъ я бъ склониться
             Грознѣйшій взоръ! Навелъ бы страхъ на сердце,
             Какого нѣтъ отважнѣй на землѣ!
             Руками бъ оторвалъ щенковъ медвѣдя,
             Сосущихъ мать! Съ насмѣшкою бы встрѣтилъ
             Въ пустынѣ льва, лишь только бъ получить
             Тебя за то въ награду! Но, увы,
             Вѣдь если бъ даже Геркулесъ затѣялъ
             Рѣшить вопросъ игральными костями
             Съ Лихасомъ 13), кто изъ нихъ двоихъ сильнѣй --
             То проиграть легко бы могъ при этомъ
             И Геркулесъ!.. Слабѣйшая рука,
             Нежданно бросивъ кость изъ кубка съ большимъ;
             Числомъ очковъ -- Алкида подчинила бъ
             Его слугѣ!.. Такъ точно я, ввѣряясь
             Игрѣ слѣпого случая, могу
             Утратитъ то, что менѣе достойный
             Возьметъ себѣ по праву -- мнѣ жъ при этомъ
             Останется лишь съ горя умереть.
   Порція. Что жъ дѣлать! Подчиниться вы должны
             Условію!.. Хотите выбирать --
             То дайте клятву въ томъ, что если счастье
             Измѣнитъ вамъ -- откажетесь навѣки
             Отъ мысли вы о бракѣ;-- потому
             Подумайте!
   Принцъ.           Согласенъ я на все.
             Веди меня къ бѣдѣ моей иль счастью.
   Порція. Нѣтъ, прежде въ храмъ 14)! А послѣ, отобѣдавъ,
             Вы сдѣлаете выборъ.
   Принцъ.                     Пусть тогда
             Окажетъ мнѣ судьба свое участье
             Въ моемъ пути къ отчаянью иль счастью! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Улица въ Венеціи.

(Входитъ Ланселотъ Гоббо 15).

   Ланселотъ. Неужели совѣсть такъ-таки помѣшаетъ мнѣ убѣжать отъ моего хозяина-жида? Съ одной стороны, толкаетъ меня подъ руку бѣсъ и шепчетъ: "Гоббо! Ланселотъ Гоббо! Честный Ланселотъ Гоббо! Будь уменъ и не зѣвай! Пользуйся ногами и бѣги"; -- а съ другой стороны -- кричитъ въ ухо совѣсть: "Нѣтъ, честный Ланселотъ, нѣтъ! Не надо бѣжать! Останься! Пренебреги зудомъ твоихъ пятокъ"... Бѣсъ говоритъ: "Смѣлѣй! Бѣги не разсуждая!", а совѣсть, повиснувъ на шеѣ, несетъ свое: "Ты честенъ, Ланселотъ! Ты сынъ честнаго человѣка",-- то-есть, вѣрнѣй говоря, сынъ честной матери,-- потому что за моимъ отцомъ водились кой-какіе грѣшки и кой-какіе вкусы... Словомъ, совѣсть велитъ стоять, а бѣсъ велитъ двигаться. Какъ тутъ быть? Разумно и хорошо совѣтуютъ оба... Послушать совѣсть -- придется остаться у жида, моего хозяина, который, прости мнѣ Боже, самъ похожъ на бѣса; а послушать, что совѣтуетъ бѣсъ -- надо бросить жида... Но вѣдь если жидъ все одно, что дьяволъ, то, значитъ, совѣсть, совѣтуя мнѣ остаться, толкаетъ меня прямо бѣсу въ лапы!.. Что жъ хорошаго въ такой совѣсти?.. Нѣтъ, вижу, что совѣтъ бѣса лучше,-- потому послушаюсь его и убѣгу.

(Входитъ старый Гоббо съ корзиной).

   Гоббо. Скажите, прошу васъ, молодой человѣкъ, какъ тутъ пройти къ дому жида?
   Ланселотъ. О, Господи, да это мой отецъ! Онъ со слѣпыхъ глазъ меня, пожалуй, не узнаетъ. Надо съ нимъ шутку сшутить 16).
   Гоббо. Прошу васъ, молодой человѣкъ, скажите, какъ могу я найти домъ жида?
   Ланселотъ. А вотъ какъ пойдешь прямо, такъ сверни при первомъ поворотѣ направо, а на томъ, который еще ближе -- налѣво; на самомъ же ближнемъ не сворачивай ни туда ни сюда:- тутъ прямо мимо дома жида и уткнешься 17).
   Гоббо. Трудненько, значитъ, будетъ найти... А не можете ли вы сказать, живетъ у него или нѣтъ нѣкій Ланселотъ? Тотъ самый, что прежде жилъ?
   Ланселотъ. Ты о молодомъ господинѣ Ланселотѣ спрашиваешь? (Въ сторону) Погоди, окачу я тебя водой 18).
   Гоббо. Какой онъ господинъ! Просто сынъ бѣднаго человѣка... Отецъ его (это я смѣло могу сказать) человѣкъ честный, но бѣднякъ, хотя чѣмъ жить, благодаренье Богу, найдется.
   Ланселотъ. Отецъ его, можетъ быть, чѣмъ хочетъ, а мы съ тобой говоримъ о молодомъ господинѣ Ланселотѣ.
   Гоббо. Не знаю, не другъ ли какой вашей милости прозывается также Ланселотомъ?
   Ланселотъ. Отвѣчай, старина, толкомъ. Тебѣ нуженъ молодой господинъ Ланселотъ?
   Гоббо. Ланселотъ, ваша милость, Ланселотъ.
   Ланселотъ. Ну, значитъ 19), господинъ Ланселотъ. Такъ вотъ что я тебѣ скажу: о немъ спрашивать нечего, потому что молодой этотъ человѣкъ, волею судьбы или трехъ сестеръ (какъ это говорится по-ученому) умеръ! Попросту говоря, отправился на тотъ свѣтъ!
   Гоббо. Что вы! Боже оборони! Да вѣдь малый-то былъ вся моя подпора! Палка моей старости...
   Ланселотъ (въ сторону). Неужели я похожъ на дубину или сарайный столбъ? (Громко) Вглядись-ка, старичокъ, въ меня, да постарайся узнать.
   Гоббо. Не знаю я васъ, молодой человѣкъ, не знаю. Скажите лучше, по правдѣ по совѣсти, точно ли мой мальчикъ умеръ (упокой Богъ его душу) или живъ?
   Ланселотъ. Да ты меня-то можешь узнать или нѣтъ?
   Гоббо. Не могу, добрый господинъ, не могу: очень плохо я вижу.
   Ланселотъ. Ошибиться во мнѣ ты могъ бы и со здоровыми глазами, потому что очень уменъ будетъ тотъ отецъ, который рѣшится признать кого-нибудь навѣрняка своимъ собственнымъ дѣтищемъ... Ну, а теперь я потолкую съ тобой о твоемъ сынѣ. (Становится на колѣни). Хочешь его видѣть, такъ благословляй меня. Правды не укроешь такъ же, какъ шила въ мѣшкѣ. Человѣкъ, конечно, можетъ спрятаться лучше, на рано ль, поздно ль узнаютъ и его.
   Гоббо. Прошу васъ, встаньте, добрый господинъ. Я увѣренъ, что вы не Ланселотъ, сынъ мой.
   Ланселотъ. А я прошу тебя, перестань дурачиться и благословляй меня смѣло. Я -- Ланселотъ, твой сынъ Ланселотъ! Тотъ самый, что твоимъ дитятей былъ, ребенкомъ состоитъ и сыномъ всегда будетъ.
   Гоббо. Не могу объ этомъ подумать.
   Ланселотъ. Не знаю, что объ этомъ думать мнѣ, но я точно Ланселотъ, слуга жида, и увѣренъ въ томъ, что твоя жена Маргарита мнѣ мать.
   Гоббо. Да, да! Это вѣрно: ее зовутъ Маргаритой, и если ты Ланселотъ, то поклянусь, что ты точно моя плоть и кровь. Будь восхваленъ за то Господь! Какая же борода у тебя выросла! Въ ней теперь больше волосъ, чѣмъ въ хвостѣ нашего дышлового жеребца Доббина.
   Ланселотъ. Значитъ, хвостъ твоего Доббина сталъ очень жидокъ. Я поклянусь, что когда мы видѣлись въ послѣдній разъ, онъ былъ гуще моей бороды.
   Гоббо. Измѣнился ты, сильно измѣнился! Какъ поживаетъ твой хозяинъ? Я ему подарочекъ принесъ. Хорошо ли ты съ нимъ ладишь?
   Ланселотъ. Ничего! Остановка лишь въ томъ, что я рѣшился дать отъ него тягу и въ этомъ рѣшеньи не остановлюсь ни на шагъ 20). Мой хозяинъ -- жидъ отъ головы до пятокъ. Если ты хочешь сдѣлать ему подарокъ, такъ подари веревку, чтобъ удавиться. Я на его службѣ мру съ голоду! Похудѣлъ такъ, что ты можешь пересчитать всѣ мои пальцы своими ребрами 21). Во всякомъ случаѣ твоему пріѣзду съ подаркомъ я очень радъ; но только ты отдашь его не жиду, а нѣкоему господину Бассаніо, который шьетъ нынче своей прислугѣ новыя ливреи, и потому мнѣ очень бы хотѣлось поступить къ нему на службу. Если же это не удастся, то, вотъ какъ Богъ святъ, я убѣгу отъ жида, куда глаза глядятъ, безъ оглядки... Смотри, смотри: на наше счастье синьоръ Бассаніо идетъ сюда самъ. Къ нему, батюшка, къ нему! Я чувствую, что если останусь на службѣ у жида, то сдѣлаюсь, чего добраго, жидомъ самъ.

(Входятъ Бассаніо, Леонардо и слуга).

   Бассаніо (слугѣ). Можешь сдѣлать и такъ; но поторопись, чтобъ ужинъ былъ непремѣнно готовъ къ пяти часамъ. Затѣмъ отдай эти письма и закажи ливреи; да передай Граціано, что я прошу его сейчасъ же прійти ко мнѣ.

(Слуга уходитъ).

   Ланселотъ. Идемъ, отецъ, идемъ!
   Гоббо (Бассаніо). Да благословитъ Господь вашу милость.
   Бассаніо. Благодарю. Что вамъ отъ меня надо?
   Гоббо. Это мой сынъ, синьоръ. Бѣдный малый хотѣлъ бы...
   Ланселотъ (перебивая). Не бѣдный, синьоръ, совсѣмъ не бѣдный, а, напротивъ, лакей богатаго жида. Хотѣлось бы мнѣ... Да, впрочемъ, мой отецъ объяснитъ это вамъ лучше.
   Гоббо. У него, синьоръ, великое возбужденіе 22) поступить на службу...
   Ланселотъ (перебивая). Великое, синьоръ, великое! Я до сихъ поръ служилъ жиду, а теперь желалъ бы... Отецъ, впрочемъ, объяснитъ это вамъ лучше.
   Гоббо. Живутъ они со своимъ хозяиномъ (не во гнѣвъ будь сказано вашей милости), какъ кошка съ собакой 23).
   Ланселотъ (перебивая). Коротко говоря, синьоръ, правда въ томъ, что жидъ очень меня обижаетъ, и потому я рѣшился... Да, впрочемъ, отецъ скажетъ и удовлетворитъ васъ лучше 24).
   Гоббо. Какъ же, какъ же, синьоръ! Я даже для того битыхъ голубковъ принесъ въ подарочекъ вашей милости, и мнѣ очень бы хотѣлось...
   Ланселотъ (перебивая). Дѣло, коротко говоря, синьоръ, очень для меня важное, какъ это объяснитъ вашей милости мой отецъ -- вотъ этотъ самый старикъ. Онъ, синьоръ, честный старикъ, хоть и старый, да и бѣднякъ при этомъ...
   Бассаніо. Тьфу васъ! Говорите который-нибудь одинъ. Что вамъ отъ меня надо?
   Ланселотъ. Я желаю, синьоръ, поступить къ вамъ на службу.
   Гоббо. Истинно такъ, синьоръ,-- вся скверность дѣла въ этомъ 25).
   Бассаніо. Тебя я знаю; твой хозяинъ-жидъ
             Ужъ говорилъ мнѣ о тебѣ, и если
             Находишь ты, что дворянинъ безъ денегъ
             Хозяинъ лучшій, чѣмъ богатый жидъ,
             То я тебя беру.
   Ланселотъ. Старую поговорку: пошли Богъ благодати и денегъ -- отлично было бы раздѣлить, синьоръ, между вами и моимъ бывшимъ хозяиномъ: вамъ благодать, а ему деньги.
   Бассаніо. Недурно сказано. (Гоббо) Ступай за сыномъ
             И ты, старикъ. (Ланселоту) Простись съ своимъ жидомъ
             И маршъ ко мнѣ. (Слугамъ). Пускай ему дадутъ
             Ливрею лучше прочихъ; присмотрите,
             Чтобъ это было сдѣлано.
   Ланселотъ. Идемъ, отецъ! Ну, что жъ? Неужели ты скажешь, что я не умѣю обдѣлывать дѣлишки, и что у меня нѣтъ головы на плечахъ 26)? (Смотритъ на свою ладонь). Во всей Италіи не найдется ладони лучше моей. Въ, этомъ всякій присягнетъ на Библіи. Счастье свалится на меня непремѣнно. Ты взгляни, какъ у меня проходитъ линія жизни. Кое-что можно прочитать я насчетъ женщинъ. Пятнадцать женъ! Стоитъ ли объ этомъ толковать! Сверхъ того, одиннадцать вдовъ и девять дѣвицъ. Такой бездѣлицы едва хватитъ съ натяжкой на одного. Дальше: три раза удастся мнѣ улизнуть отъ опасности быть утопленнымъ, да разъ грозитъ бѣда отъ пуховой перины 27). Впрочемъ, все это вздоръ! Во всякомъ случаѣ, если фортуна -- женщина, то по всему видно, что она хочетъ подарить меня своей благосклонностью. Идемъ, батюшка, идемъ! Я распрощусь съ жидомъ скорѣй, чѣмъ ты успѣешь моргнуть глазомъ.

(Уходятъ Ланселотъ и старикъ Гоббо).

   Бассаніо. Пожалуйста, любезный Леонардо,
             Исполни все, какъ слѣдуетъ; когда же
             Устроишь все и купишь -- такъ вернись
             Скорѣй назадъ. Сегодня угощаю
             Я близкій кругъ друзей. Иди жъ немедля.
   Леонардо. Исполню все. (Входитъ Граціано).
   Граціано.                     Гдѣ твой синьоръ?
   Леонардо.                                         Да вотъ!
             Гуляетъ здѣсь. (Уходитъ. Леонардо).
   Граціано.           Бассаніо!
   Бассаніо.                     Что скажешь,
             Любезный Граціано?
   Граціано.                     Съ просьбой я
             Пришелъ къ тебѣ.
   Бассаніо.           Исполнена впередъ
   Граціано. Смотри жъ, не откажись. Я долженъ ѣхать
             Съ тобой въ Бельмонтъ.
   Бассаніо.                     Поѣдемъ, если долженъ;
             Но только прежде выслушай, что я
             Тебѣ скажу. Ты, надо въ томъ сознаться,
             Бываешь часто дикъ и невоздерженъ
             Насчетъ рѣчей и вообще размашистъ
             И въ чувствахъ и въ словахъ. Къ тебѣ все это,
             Пожалуй, и идетъ -- но только въ близкомъ
             Кругу друзей, готовыхъ извинить
             Тебя во всемъ. Но если ты заявишь
             Себя такимъ и въ обществѣ чужихъ,
             Ты можешь показаться ужъ чрезчуръ
             Заносчивымъ, и потому усердно-
             Прошу тебя, умѣрь немного пылъ
             Твоихъ нелѣпыхъ выходокъ.-- Иначе
             Случиться можетъ то, что и меня
             Сочтутъ не тѣмъ, что я на самомъ дѣлѣ
             Въ томъ мѣстѣ, гдѣ мы будемъ, а тогда
             Прощай мои надежды.
   Граціано.                     Слово молвлю
             Я вамъ, синьоръ:-- когда не напущу
             Я важность на себя, не стану клясться
             Лишь изрѣдка, носить съ собой не буду
             Молитвенникъ, смотрѣть не буду съ постнымъ
             Лицомъ на всѣхъ, не стану закрывать
             Себѣ глаза во время чтенья псалмовъ,
             Съ смиреннымъ видомъ говоря: "аминь" --
             Не стану, словомъ, исполнять всѣхъ правилъ
             Учтивости, какъ тотъ, кто угодить
             Своей желаетъ бабушкѣ -- то можешь
             Мнѣ въ будущемъ не вѣрить никогда!
   Бассаніо. Увидимъ, какъ ты сдержишься.
   Граціано.                                         Увидишь!
             Но только послѣ, въ будущемъ,-- сегодня жъ
             Ночь не въ зачетъ.
   Бассаніо.           Ну, безъ сомнѣнья:-- было бъ
             Намъ очень жаль укоротить твою
             Веселость нынче. У меня сберутся
             Друзья, чтобъ покутить, а потому
             И ты будь самъ собой.-- Такъ до свиданья!
             Похлопотать мнѣ надо о дѣлахъ.
   Граціано. Я самъ пойду къ Лорензо, а затѣмъ
             Къ тебѣ гурьбой всѣ явимся на ужинъ. (Уходятъ):
  

СЦЕНА 3-я.

Комната въ домѣ Шейлока.

(Входятъ Джессика и Ланселотъ).

   Джессика. Мнѣ, право, жаль, что ты отъ насъ уходишь.
             Нашъ домъ хоть сущій адъ, но все же былъ
             Ты въ немъ веселымъ бѣсомъ. Разогнать
             Съ тобой подчасъ хоть можно было скуку.--
             Прощай! Иди -- вотъ отъ меня червонецъ;
             Когда жъ за ужиномъ увидишь нынче
             Лорензо ты -- (онъ приглашень на ужинъ
             Къ Бассаніо, которому ты сталъ
             Теперь слугой) -- то передай ему
             Мое письмо, но только осторожнѣй.--
             Прощай теперь;-- отецъ не долженъ знать,
             Что мы съ тобою видѣлись.
   Ланселотъ. Прощай,-- слезы меня душатъ! О, прелестная язычница, прелестная жидовка! Я жестоко ошибусь, если какой-нибудь христіанинъ не женится на тебѣ мошенническимъ способомъ!-- Прощай!-- Глупыя эти капли совсѣмъ топятъ въ себѣ мое мужество. Прощай! (Уходитъ Ланселотъ).
   Джессика. Прощай, мой добрый Ланселотъ!-- О, какъ
             Дурна, черства я сердцемъ! Быть стыжусь
             Я дочерью отца;-- но что же дѣлать,
             Когда отецъ онъ мнѣ по крови только --
             Душой же чуждъ!-- О, если бы Лорензо
             Исполнилъ то, въ чемъ поклялся,-- исчезли бъ
             Сомнѣнья всѣ: я бъ христіанской стала
             И быть женой ему обѣтъ сдержала! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Улица въ Венеціи.

(Входятъ Граціано, Лорензо, Соланіо и Саларино).

   Лорензо. Да нѣтъ же, нѣтъ,-- гораздо лучше будетъ
             Предъ ужиномъ уйти, переодѣться
             Въ костюмы у меня и возвратиться
             Гурьбой назадъ.
   Граціано.           Вѣдь ничего у насъ
             Не приготовлено.
   Саларино.           Не подрядили
             Мы даже вѣдь людей, чтобы нести
             Намъ факелы 28).
   Соланіо.           Ну, вотъ, ты видишь самъ.
             По-моему, когда не все, какъ должно,
             Налажено -- такъ лучше ужъ не браться
             За дѣло вовсе.
   Лорензо.           Предъ вами два
             Часа, чтобъ все устроить;-- вѣдь теперь
             Всего четыре. (Входитъ Ланселотъ съ письмомъ).
                                 А, другъ Ланселотъ!
             Что скажешь ты?
   Ланселотъ.           Откроете письмо --
             Прочтете сами.
   Лорензо.           Ручка мнѣ знакома.
             О, ручка, ручка, чище и бѣлѣе
             Бумаги ты, служившей для письма!
   Граціано. Любовный вздоръ?
   Ланселотъ.                     Оставить надо мнѣ,
             Синьоры, васъ.
   Лорензо.           Куда же ты бѣжишь?
   Ланселотъ. Я долженъ пригласить моего стараго хозяина жида на ужинъ съ новому барину, христіанину.
   Лорензо. Ступай;-- вотъ за труды. Когда увидишь
             Ты Джессику, то скажешь ей, что слово
              Сдержу я, какъ обѣщано;-- но будь
             Уменъ и ловокъ: говори съ ней тайно.

(Ланселотъ уходитъ).

             Ну, господа, угодно ли готовить
             Вамъ маски къ ужину? Что до меня --
             Я добылъ кой кого, кто понесетъ
             Мой факелъ предо мной.
   Саларино.                     Похлопотать
             Мнѣ надобно о томъ же.
   Соланіо.                     Тѣмъ же самымъ
             Займусь и я.
   Лорензо.           Такъ, значитъ, сборный пунктъ,
             Какъ сказано сейчасъ, у Граціано?
   Саларино. Да, да, придемъ. (Соланіо и Саларино уходятъ).
   Грацаніо.                     Письмо твое, конечно,
             Отъ Джессики?
   Лорензо.           Сознаться долженъ я
             Тебѣ во всемъ. Она мнѣ написала,
             Когда и какъ ее могу похитить
             Я у отца; какія средства есть
             У ней въ вещахъ и въ деньгахъ, а равно,
             Въ какой одеждѣ мальчика оставитъ
             Она украдкой домъ.-- Когда спасенье
             Пошлетъ судьба отцу ея, то можетъ
             Онъ быть увѣренъ въ томъ, что въ рай введетъ
             Его рука лишь дочери; 29) а ей,
             Конечно, ужъ фортуна не захочетъ
             Мѣшать въ дорогѣ къ счастью потому лишь,
             Что дочь она невѣрнаго жида!
             Идемъ теперь,-- прочту письмо дорогой;
             Мнѣ Джессика мой факелъ понесетъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Передъ домомъ Шейлока.

(Входятъ Шейлокъ и Ланселотъ).

   Шейлокъ. Увидишь самъ, кому служить вольнѣй
             И выгоднѣй -- Шейлоку иль Бассаньо!--
             Эй, Джессика!-- Не станешь ѣсть ты въ волю,.
             Какъ у меня.-- Эй, Джессика!-- Храпѣлъ
             Ты у меня вѣдь только день и ночь "
             Да рвалъ мои ливреи.-- Гдѣ же дочь?
             Ей, Джессика!--
   Ланселотъ.           Эй, Джессика!
   Шейлокъ.                               Съ чего ты
             Такъ заоралъ? Приказывалъ я, что ли?
   Ланселотъ. Не сами ли вы меня бранили за то, что я дѣлаю все только по приказу. (Входитъ Джессика).
   Джессика. Зовете вы -- что вамъ угодно?
   Шейлокъ.                                         Званъ
             На ужинъ я, такъ вотъ возьми ключи.--
             Зачѣмъ иду -- не знаю: не любовь же
             Толкнула ихъ позвать меня! Обманъ
             Готовятъ мнѣ.-- Пойду изъ злости! Буду
             Хоть пить и ѣсть на христіанскій счетъ 30),
             Насчетъ пустыхъ, безпутныхъ этихъ мотовъ!
             Ты жъ, Джессика, присматривай за домомъ
             Во всѣ глаза, пока меня здѣсь нѣтъ.
             Не хочется, признаться, мнѣ итти;
             Грозитъ бѣда -- я чую это сердцемъ!
             Недаромъ снились ночью мнѣ мѣшки
             Съ червонцами.
   Ланселотъ.           Прошу, синьоръ, идите;
             Не помянетъ мой баринъ васъ добромъ
             За вашъ отказъ.
   Шейлокъ.           Съ меня получитъ то же 31).
   Ланселотъ. У нихъ тамъ что-то затѣвается. Я хоть и не говорю прямо, что вы натолкнетесь на маскарадъ, но если это случится, значить, недаромъ у меня въ понедѣльникъ на святой шла изъ носа кровь 32). Этого ужъ давно со мною не бывало и случилось въ послѣдній разъ ровно четыре года тому назадъ, въ среду на Страстной недѣлѣ послѣ обѣда.
   Шейлокъ. Что?.. маскарадъ!-- Ей, Джессика, замкни
             Всѣ двери накрѣпко, а чуть услышишь
             Ты бубны, ревъ волынки и свистки --
             То Боже сохрани тебя соваться
             Къ окну глазѣть на подлыхъ христіанъ,
             На этихъ дурней съ выпачканной рожей!
             Въ мой честный домъ не долженъ проникать
             Шумъ глупыхъ ихъ затѣй. Запри всѣ окна,
             Какъ и глаза!-- Охъ, поклянусь святымъ
             Іаковомъ, не хочется мнѣ нынче
             Итти на пиръ,-- но все жъ пойду. (Ланселоту) Эй, ты!
             Ступай, болванъ, впередъ и объяви,
             Что я иду.
   Ланселотъ. Бѣгу, синьоръ. (Джессикѣ) А вы
             Въ окошечко-то все таки смотрите!
             Какъ знать:
  
                       Плѣнить еврейку въ добрый часъ
                       И христіанскій можетъ глазъ!

(Уходитъ Ланселотъ).

   Шейлокъ. Что, что сказалъ тебѣ безпутный этотъ
             Агари сынъ?
   Джессика.           Такъ, пустяки,-- простился
             Онъ лишь со мной.
   Шейлокъ.           На службѣ этотъ плутъ
             Такъ-сякъ еще -- жаль только много жретъ
             Да медленъ, какъ улитка, тамъ, гдѣ въ руки
             Плыветъ барышъ.-- Спитъ, сверхъ того, какъ кошка,
             Весь день съ утра. Мнѣ тунеядцевъ въ домѣ
             Не надобно. Я распростился съ нимъ,
             Сдавъ дураку, которому поможетъ
             Онъ растрясти заемный кошелекъ,--
             Съ нимъ только вѣдь свяжись! (Джессикѣ)
                                                     А ты ступай
             Теперь къ себѣ. Быть-можетъ, ворочусь
             Я тотчасъ же. Ступай; да двери, двери
             Запри, какъ я велѣлъ.-- Связавъ вѣрнѣй
             Найдешь цѣлѣй -- нѣтъ поговорки лучше
             Для тѣхъ, кто бережливъ (Уходитъ Шейлокъ).
             Джессика.                     Прощай!-- О, если
             Велитъ судьба -- останусь въ эту ночь
             Я безъ отца, ты жъ потеряешь дочь. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 6-я.

Тамъ же.

(Входятъ Граціано и Саларино въ маскахъ).

   Граціано. Вотъ тотъ навѣсъ, куда придетъ Лорензо,
             Чтобъ встрѣтить насъ.
   Саларино.                     Онъ пропустилъ ужъ время.
   Граціано. Вотъ это мнѣ и чудно:-- вѣдь любовь
             Бѣжитъ всегда впередъ передъ часами
   Саларино. Да, это такъ: Венеры голубки
             Летятъ куда какъ быстро, если надо
             Связать оковы жаркой страсти вновь;
             Но, чтобъ сберечь любовь и страсть былую --
             Услуга ихъ плоха.
   Граціано.           Вѣдь такъ во всемъ!
             Никто не встанетъ съ тѣмъ же аппетитомъ
             Изъ-за стола, съ которымъ сѣлъ за столъ!
             Нѣтъ лошади, которая бѣжала бъ
             Въ обратный путь съ такимъ же бодрымъ видомъ,
             Съ какимъ скакала съ мѣста.-- Цѣль всегда
             Намъ кажется заманчивѣй, пока
             Бѣжимъ мы къ ней, чѣмъ въ мигъ, когда достигнемъ.
             Взгляни на гордый обликъ корабля,
             Когда отходитъ онъ подъ парусами
             Отъ пристани, отважно предаваясь
             Во власть вѣтровъ! Не сходенъ ли съ богатымъ
             Гулякой онъ, которому на свѣтѣ
             Все нипочемъ? Но погляди, въ какомъ
             Растрепанномъ и жалкомъ видѣ входить
             Онъ въ гавань вновь, когда безпутный вѣтеръ
             Успѣлъ помять, разбить его, разстроить
             И разорвать на клочья паруса!
             Онъ блудный сынъ -- вотъ съ кѣмъ его сравнить
             Тогда всего вѣрнѣй. (Входитъ Лорензо).
   Саларино.                     Идетъ Лорензо.
             Мы послѣ кончимъ нашу болтовню.
   Лорензо. Простите ради Бога, что заставилъ
             Я васъ такъ долго ждать:-- задержанъ важнымъ
             Былъ дѣломъ я. Утѣшьтесь обѣщаньемъ,
             Что если воровать когда-нибудь
             И вамъ случится женщинъ -- то къ услугамъ
             Я вашимъ весь: ждать буду терпѣливо.
             Идемте же!-- живетъ здѣсь, въ этомъ домѣ
             Отецъ мой жидъ.-- Эй, эй, кто тамъ? Отликнись.

(У окна показывается Джессика въ мужскомъ платьѣ).

   Джессика. Кто тутъ?-- отвѣть.-- Хоть и знакомъ мнѣ голосъ
             Но я хочу увѣриться вполнѣ.
   Лорензо. Здѣсь твой Лорензо,-- тотъ, кого ты любишь.
   Джессика. Ты? Слышу, слышу! Это такъ же вѣрно,
             Какъ то, что я люблю тебя! Кого же
             Могу любить я такъ? Но кто порукой
             Мнѣ будетъ въ томъ, что точно мой Лорензо
             Отдастся мнѣ, какъ отдаюсь ему
             Сегодня я?
   Лорензо.           Тому свидѣтель Небо
             И ты сама...
   Джессика.           Лови же этотъ ящикъ.

(Выбрасываетъ шкатулку).

             Жалѣть не будешь. О, какъ рада я,
             Что ночь темна, и ты меня не видишь.
             Вѣдь на себя мнѣ совѣстно взглянуть
             Самой въ нарядѣ этомъ! Вѣрно, правда,
             Что страсть слѣпа, и что своихъ проказъ
             Любовники не могутъ видѣть сами.
             Будь иначе -- вѣдь покраснѣлъ, навѣрно бъ,
             Самъ Купидонъ, увидя вдругъ, что стала
             Я мальчикомъ.
   Лорензо.           Сойди скорѣй -- должна
             Нести ты факелъ мой.
   Джессика.                     Какъ? Освѣтить
             Должна свой стыдъ? Да онъ вѣдь слишкомъ явенъ
             И безъ того. Ужель, мой милый, точно
             Ты требуешь, чтобъ я прошла при всѣхъ
             Открыто такъ, когда, напротивъ, надо
             Скрываться мнѣ?
   Лорензо.           Э, полно пустяки!
             Никто тебя, повѣрь мнѣ, не узнаетъ --
             Въ прелестномъ платьѣ мальчика 33). Но время
             Намъ поспѣшить: приходитъ ночь къ концу,
             И намъ пора къ Бассаніо на ужинъ.
   Джессика. Сейчасъ;-- я притворю лишь только дверь
             Да захвачу съ собой мои червонцы.

(Скрывается за окномъ).

   Граціано. Клобукъ свидѣтель клятвѣ 34) -- не жидовка
             Она, а просто прелесть!
   Лорензо.                     Я позволю
             Себя проклясть, когда не всей душой
             Ее люблю! Она прелестна -- вижу
             Я это хорошо; умна -- въ чемъ тоже
             Сомнѣнья нѣтъ; и въ довершенье -- любитъ
             Меня всѣмъ сердцемъ,-- это доказала
             Она сейчасъ! Умъ, сердце, красота!--
             Чего жъ еще, чтобъ быть любимой вѣчно!

(Входитъ Джессика).

             Ты здѣсь, ты здѣсь!-- Идемте же, друзья!
             Насъ гости ждутъ, уже навѣрно, въ маскахъ.

(Уходятъ Лорензо, Джессика и Саларино. Входитъ Антоніо).

   Антоніо. Кто здѣсь?
   Граціано.          Антоніо!
   Антоніо.                               Куда вы всѣ
             Попрятались? Ужъ било девять; ждутъ
             Друзья давно. Нашъ маскарадъ придется?
             Сегодня отложить: поднялся вѣтеръ,
             И потому Бассаніо спѣшитъ
             На свой корабль. Я двадцать человѣкъ
             Послалъ тебя разыскивать.
   Граціано.                     Отлично!
             Одной теперь задался я мечтой:
             Сегодня жъ въ ночь расправить парусъ мой! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 7-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Порція, Мароккскій принцъ и свита).

   Порція. Пускай отдернутъ занавѣсъ, чтобъ принцъ
             Могъ видѣть ящики. Угодно ль сдѣлать
             Теперь вамъ выборъ?
   Принцъ (разсматривая ящики). Первый -- золотой
             И съ надписью: "кто выберетъ меня,
             "Получитъ то, къ чему стремятся люди".
             Второй изъ серебра. Посмотримъ, что
             Ждать отъ него. (Читаетъ надпись): "Избравшему судьба
             "Пошлетъ, что стоитъ онъ". Свинцовый третій!
             Девизъ по немъ и не сулитъ добра. (Читаетъ):
             "Возьмешь меня -- отдать готовься самъ
             "Все, что имѣлъ!" 35) Какимъ же средствомъ я
             Могу узнать, который настоящій?
   Порція. Въ одномъ изъ нихъ найдете мой портретъ.
             Избравъ его, получите вы право
             Назвать меня своей.
   Принцъ.                     Зову на помощь
             Себѣ боговъ! Прочту еще девизы:
             Что можетъ обѣщать свинцовый ящикъ?
             "Возьмешь меня -- отдать готовься самъ
             "Все, что имѣлъ" -- отдать все за свинецъ!
             Нѣтъ, этотъ ящикъ страшенъ! Кто рѣшился
             Всѣмъ рисковать -- живетъ по крайней мѣрѣ
             Надеждой много выиграть, а что
             Взять можно здѣсь? Окалина свинца
             Не можетъ сдѣлать золотомъ желаннымъ
             Моихъ надеждъ;-- такъ не рискну же брать
             Свинецъ и я!-- Посмотримъ, что сулитъ
             Серебряный съ его невиннымъ блескомъ.
             Прочту девизъ: "Избравшему судьба
             Пошлетъ, что стоитъ онъ".-- Остановлюсь
             И взвѣшу безпристрастно, что я стою,
             Когда, судить по собственному мнѣнью --
             Я стою многаго; но все жъ, быть-можетъ,
             Не стою столько, чтобъ досталась мнѣ
             Рука прекрасной Порціи. Однакожъ
             И унижаться нѣтъ причины мнѣ
             Предъ ней совсѣмъ! Такая мысль была бы
             Постыднымъ малодушьемъ. Такъ чего же
             Достоинъ я?-- чего?-- ея, конечно!
             Я заслужилъ ея вниманье всѣмъ:
             И знатностью, и родомъ, и богатствомъ,
             А болѣе всего -- моею страстной
             Любовью къ ней!-- Такъ ужъ не взять ли ящикъ
             Мнѣ этотъ прямо?. Нѣтъ, взгляну сперва
             На золотой (Читаетъ). "Кто выберетъ меня,
             Получитъ то, къ чему стремятся всѣ".
             Стремятся всѣ! Но цѣлый міръ стремится
             Вѣдь къ Порціи! Со всѣхъ концовъ земли,
             Какъ къ алтарю, искатели несутся
             Толпами къ ней -- къ святынѣ во плоти!
             Песокъ пустынь Гирканскихъ и Ливійскихъ
             Сталъ проходимъ для принцевъ-жениховъ!
             Самъ океанъ, чей бурный плескъ взлетаетъ
             До облаковъ, не заградилъ пути
             Спѣшащимъ жадно къ ней! Переплываютъ
             Они его безстрашно, какъ потокъ!..
             И вотъ теперь я знаю, что въ одномъ
             Изъ ящиковъ портретъ ея! Ужели
             Въ свинцовомъ онъ?-- Нѣтъ, нѣтъ, такая мысль
             Чрезчуръ низка! Презрѣненъ и ничтоженъ
             Такой металлъ, чтобъ даже обнимать
             Ее въ могильномъ саванѣ!-- Быть-можетъ,
             Портретъ ея въ серебряномъ?-- Нѣтъ, думать
             Грѣшно и такъ: вѣдь серебро бѣднѣй
             Цѣной своей почти что въ десять разъ,
             Чѣмъ золото!-- Оно одно достойно
             Хранить въ себѣ такой безцѣнный перлъ!
             Есть въ Англіи монета, на которой
             Ликъ ангела; но вычеканенъ онъ
             Снаружи тамъ, а здѣсь прелестный ангелъ
             Сокрытъ внутри, подъ крышкой золотой.
             Подайте ключъ! Что бъ Рокъ мнѣ
             Что будетъ, будь:-- я золото избралъ!
   Порція. Берите ключъ; найдете мой портретъ --
             Я ваша.
   Принцъ (открываетъ золотой ящикъ).
                       Какъ! Что вижу?-- голый черепъ!
             И всунутъ въ глазъ бумаги лоскутокъ!
             Прочту его: (Читаетъ):
  
                       Привыкли люди блескъ пустой
                       Считать за золото порой;
                       Сгубили многіе себя,
                       Чтобъ взять лишь то, что стою я.
                       Надгробный пышный мавзолей
                       Въ себѣ скрываетъ рой червей.
                       Когда бъ ты былъ умомъ своимъ
                       Свѣжъ, какъ здоровьемъ молодымъ,
                       Иной бы ждалъ тебя привѣтъ,
                       И на искательство въ отвѣтъ
                       Твоихъ надеждъ горячій пылъ
                       Морозъ безслѣдно бъ не побилъ 36).
  
             Побилъ морозъ! Да, это такъ:-- мой трудъ
             Я потерялъ;-- мнѣ къ холоду дорога!
             Прощай, иду,-- прощанья длить минутъ
             Не станетъ тотъ, кто потерялъ такъ много.

(Уходитъ Принцъ).

   Порція. Бѣда прошла,-- закройте столъ. Того жъ
             Желаю всѣмъ, кто на тебя похожъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 8-я.

Улица въ Венеціи.

(Входятъ Саларино и Соланіо).

   Саларино. Да нѣтъ же! Видѣлъ самъ я, какъ отплылъ
             Бассаніо. Былъ съ нимъ и Граціано,
             Лорензо же не думалъ на корабль
             Къ нимъ и входить.
   Соланіо.           Такъ что же, поднялъ шумъ
             Проклятый жидъ? Успѣлъ вѣдь онъ добиться,
             Что герцогъ самъ пошелъ съ нимъ на корабль
             Для обыска.
   Саларино.           И опоздали оба:
             Корабль ужъ вышелъ въ море. Впрочемъ, герцогъ
             Узналъ еще, что видѣлъ нынче кто-то
             Лорензо вмѣстѣ съ Джессикой въ гондолѣ;
             Антоніо жъ завѣрилъ честнымъ словомъ,
             Что на корабль онъ даже не входилъ.
   Соланіо. Въ жизнь не случалось видѣть мнѣ ни разу,
             Чтобъ кто-нибудь оралъ и бѣсновался,
             Какъ этотъ жидъ: "О, дочь моя! Червонцы!
             Червонцы! Дочь!.. Собака-христіанинъ
             Укралъ ее! Законъ, законъ! Украли
             Мое кольцо! Зашитыхъ два мѣшка
             Съ червонцами! Украли дочь! Пропали
             Уборы, камни!.. Въ судъ ее! Сыщите
             Дѣвчонку мнѣ! У ней мои червонцы!"
   Саларино. Мальчишки всей Венеціи бѣжали
             Гурьбой вслѣдъ за жидомъ, крича со смѣхомъ:
             "Червонцы! Дочь! Гдѣ, гдѣ его червонцы?" --
   Соланіо. Бѣда, когда пропуститъ срокъ уплаты
             Антоніо:-- поплатится жиду
             Жестоко онъ.
   Саларино.           Напомнилъ кстати ты.
             Вчера я говорилъ съ однимъ французомъ.
             Онъ увѣрялъ, что въ узкомъ мѣстѣ моря,
             На рубежѣ французскихъ береговъ
             И англійскихъ, на-дняхъ погибъ корабль,
             По виду нашъ.-- Подумалъ я невольно
             При этомъ объ Антоніо и тайно
             Всѣмъ сердцемъ пожелалъ, чтобъ тотъ корабль
             Былъ не его.
   Соланіо.           Ты хорошо бы сдѣлалъ,
             Сказавъ о томъ Антоніо; но только
             Не вдругъ, не разомъ, чтобъ не очень онъ
             Встревожился.
   Саларино.           Нѣтъ въ мірѣ человѣка
             Добрѣй его. Прощался онъ при мнѣ
             Съ Бассаніо. Тотъ обѣщалъ ему
             Спѣшить своимъ возвратомъ;-- что жъ отвѣтилъ
             Антоніо?-- "Пожалуйста, не будь
             Нетерпѣливъ и не испорти дѣла
             Изъ-за меня. Дождись, чтобъ время дало
             Ему созрѣть. Что жъ до жида и долга,
             Какимъ я связанъ съ нимъ,-- то не стѣсняй,
             Прошу тебя, твои тобы не превзошелъ я учителей.

Входите Слуга.

   СЛУГА. Синьоры, господинъ мой, Антоніо, дома, и проситъ васъ обоихъ къ себѣ,
   САЛАР. Мы вездѣ его искали.
   САЛАН. Вотъ и другой того же племени; третьяго къ нимъ не подберешь, если самъ дьяволъ Жидомъ не сдѣлается. (Уходитъ съ Саларино и Слугой).

Входите Тубалъ.

   ШЕЙЛ. Ну что, Тубалъ? что новаго изъ Генуи? нашолъ ты дочь мою?
   ТУБАЛ. Былъ во многихъ мѣстахъ, гдѣ слышалъ о ней, но найдти ее не могъ.
   ШЕЙЛ. Какъ же это, какъ же, какъ же? пропалъ, стало, брилліантъ, стоившій мнѣ двѣ тысячи дукатовъ во Франкфуртѣ. Не было еще до этого на нашемъ народѣ проклятія! никогда до этого не чувствовалъ я его: -- двѣ тысячи дукатовъ въ немъ; и еще другіе драгоцѣнные, драгоцѣнные брилліанты.-- Хотѣлъ бы, чтобы дочь моя умерла у моихъ ногъ, но съ брилліантами въ ушахъ! хотѣлъ бы, чтобъ у ногъ моихъ была она въ гробѣ, по вмѣстѣ съ дукатами! И никакого о нихъ извѣстія?-- Отчего же? а сколько, и не знаю, истрачено на поиски.-- Потеря за потерей! воръ унесъ столько, и столько еще надо, чтобъ отыскать вора; и никакого удовлетворенія, никакой возможности отомстить, и никому никакой бѣды, кромѣ разразившейся надо мною, и ничьихъ вздоховъ, кромѣ моихъ, и ничьихъ слезъ, кромѣ мной проливаемыхъ!
   ТУБАЛ. Ну нѣтъ, и другіе испытываютъ неудачи. Антоніо, какъ мнѣ говорили въ Генуѣ --
   ШЕЙЛ. Что, что, что? неудача, неудача?
   ТУБАЛ. Лишился корабля, шедшаго изъ Триполя.
   ШЕЙЛ. Благодарю, благодарю тебя, Боже! Да правда-ли? правда-ли?
   ТУБАЛ. Я говорилъ съ нѣсколькими, спасшимися отъ кораблекрушенія, матросами.
   ШЕЙЛ. Спасибо, добрый Тубалъ.-- Хорошія, хорошія это новости! Ха, ха!-- Гдѣ? въ Генуѣ?
   ТУБАЛ. Въ Генуѣ дочь твоя издержала, какъ я слышалъ, въ одинъ вечеръ восемьдесятъ дукатовъ.
   ШЕЙЛ. Вонзаешь ты кинжалъ въ меня. Никогда не увижу ужь я моего золота! Восемьдесятъ дукатовъ въ одинъ разъ? восемьдесятъ дукатовъ!
   ТУБАЛ. Въ Венецію пріѣхали вмѣстѣ со мной нѣсколько заимодавцевъ Антоніо; они клянутся, что не можетъ онъ не объявить себя несостоятельнымъ.
   ШЕЙЛ. Очень радъ этому. Помучу же, потерзаю я его. Очень я радъ этому.
   ТУБАЛ. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ перстень, который получилъ отъ твоей дочери за обезьяну.
   ШЕЙЛ. Проклятіе ей! Терзаешь ты меня, Тубалъ; это мое бирюзовое. Я получилъ его отъ Ліи, когда былъ еще холостъ. Не отдалъ бы я его и за цѣлую дебрь, обезьянъ полную {Бирюзѣ приписывали въ тѣ времена свойства: предотвращать ссоры между супругами и обозначать, блѣднѣя или синѣя, состояніе здоровья.}.
   ТУБАЛ. А Антоніо, это вѣрно, раззорился.
   ШЕЙЛ. Это вѣрно, совершенно вѣрно. Ступай, Тубалъ, найми мнѣ стряпчаго, приговори его за двѣ недѣля впередъ. Потребую его сердце, если просрочитъ; потому что не будетъ его въ Венеціи -- могу вести торгъ какъ угодно. Ступай, ступай, Тубалъ; меня ты найдешь въ синагогѣ; ступай, ступай, Тубалъ; буду въ синагогѣ, Тубалъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Бельмонтъ. Комната въ домъ Порціи,

Входятъ Бассаніо, Порція, Граціано, Нерисса и Слуги.

   ПОРЦ. Прошу, не спѣшите; подождите день или два пускаться на удачу; вѣдь выбравъ не тотъ -- лишите меня вашего общества; ужь по этому погодите немного. Что-то -- нелюбовь только,-- говоритъ мнѣ, что не хотѣлось бы мнѣ съ вами разстаться, а ненависть -- вы сами знаете,-- не даетъ такихъ совѣтовъ. Только изъ опасенія, что не совсѣмъ вы меня поняли -- хотя у дѣвушекъ и нѣтъ языка, кромѣ мысли,-- хотѣлось бы мнѣ продержать васъ здѣсь мѣсяцъ или два до приступленія изъ-за меня къ выбору. Я могла бы научить васъ какъ выбрать настоящій; но тогда я сдѣлалась бы клятвопреступницей, а ей никогда я не буду; но безъ того вы можете ошибиться, а ошибетесь -- заставите меня желать грѣха, желать чтобъ была клятвопреступной. Горе глазамъ вашимъ! они сглазили и раздѣлили меня; одна половина меня -- ваша другая половина -- ваша -- моя, хотѣла я сказать; но если и моя, то все-таки ваша; вся я ваша) О, гадкое это время, ставящее преграды между собственникомъ и его собственностью! вотъ, и бывши вашей -- не ваша я. Окажется это такъ и на самомъ дѣлѣ -- или за то въ адъ счастіе, а не я.-- Разболталась я; но это для того чтобъ остановить время {Въ прежнихъ изданіяхъ: to peise the time... По Колльеру: to pause the time...}, продлить, затянуть его, чтобъ удержать васъ отъ выбора,
   БАСС. Нѣтъ, позвольте приступить къ нему; потому что оставаться въ моемъ положеніи -- жить въ пыткѣ.
   ПОРЦ. Какъ, вы въ пыткѣ, Бассаніо? признавайтесь же, какая измѣна примѣшалась къ любви вашей?
   БАСС. Никакой, кромѣ гнусной измѣны неувѣренности, заставляющей бояться за успѣхъ моей любви. Огонь и снѣгъ скорѣй сдружатся и сживутся, чѣмъ измѣна и моя любовь.
   ПОРЦ. Такъ; но я боюсь, что вы говорите это въ пыткѣ, а въ ней чего человѣкъ не скажетъ.
   БАСС. Обѣщайте мнѣ жизнь, и я признаюсь.
   ПОРЦ. Признайтесь же, и живите.
   БАСС. Признайся и люби, было бы настоящимъ итогомъ моего признанья. О, блаженная пытка, когда самъ пытающій учитъ какъ отвѣчать, чтобъ спастись! Пустите жь меня къ моей судьбѣ и ящикамъ.
   ПОРЦ. Такъ идите жь. Я заперта въ одномъ изъ нихъ: любите меня -- отыщете меня.-- Нерисса и вы всѣ, стойте поодаль,-- Пусть, пока онъ будетъ выбирать, играетъ музыка; тогда, ошибется онъ -- кончитъ какъ лебедь, угаснетъ съ звуками; а чтобъ сравненіе было еще полнѣе -- глаза мои будутъ потокомъ, водянымъ смертнымъ ложемъ его. А угадаетъ -- какую жь музыку тогда? Привѣтный трубный грохотъ, при которомъ вѣрноподданный народъ склоняется передъ ново-вѣнчаннымъ монархомъ; полную тѣхъ сладостныхъ звуковъ, которые, съ разсвѣтомъ, прокрадываются въ дремлющее ухо жениха и зовутъ его къ вѣнчанью.-- Вотъ онъ идетъ съ величіемъ не меньшимъ, но съ любовью гораздо большей, чѣмъ юный Алкидъ, когда выручалъ дѣвственную дань, платимую вопящей Троей морскому чудищу. Я жертва, а поодаль -- Дарданскія жены, съ мрачными лицами вышедшія посмотрѣть, чѣмъ кончится подвигъ. Иди, Геркулесъ! останешься живъ ты -- жива и я.-- Съ большимъ страхомъ смотрю я на битву, чѣмъ ты приступаешь къ ней.

Между тѣмъ какъ Бассаніо разсматриваетъ ящики начинается сопровождаемое музыкой пѣніе:

   Въ головѣ, иль въ сердцѣ,
   Ты скажи, любовь зарождается?
   Какъ зачинается, чѣмъ питается?
             Отвѣчай, отвѣчай.
   
   Въ глазахъ она зарождается,
   Любованьемъ питается,
   И въ колыбели жь кончается.
   Раздавайся жь погребальный ей звонъ.
             Начинаю: динь, динь, донъ!
   
   ВСѢ. Динь, динь, донъ!
   БАСС. Такъ внѣшній видъ наименѣе можетъ быть самой сущностью; свѣтъ постоянно обманывается украшеніями. Въ судахъ, какая защита, какъ бы она ни была подкупна и безсовѣстна, приправленная вкрадчивымъ голосомъ, не затемняла очевидности зла? Въ религіи, какое страшное заблужденіе не поддерживалось челомъ важнымъ, не оправдывалось какимъ нибудь текстомъ, прикрывавшихъ его безобразіе красивымъ убранствомъ? Нѣтъ порока такъ глупаго, чтобъ не присвоилъ себѣ какого-нибудь внѣшняго признака доблестности. Сколько трусовъ, у которыхъ сердца такъ же не надежны, какъ песочныя ступени, а подбородки съ бородами Геркулеса и грознаго Марса; у которыхъ, загляни только внутрь, печень бѣла, какъ молоко: только поросль мужества заимствуютъ они, чтобъ казаться страшными. Посмотрите на красоту -- увидите, что покупается она на вѣсъ; отсюда и чудо, что наиболѣе обремѣняющія себя ею и легковѣснѣйшія. Такъ, змѣеобразно вьющіеся золотые локоны, такъ весело на мнимой красѣ съ вѣтромъ играющіе, часто приданое второй головы; черепъ же, выростившій ихъ, даннымъ уже давно въ могилѣ. Такъ, украшеніе -- обманчивый берегъ опаснаго моря; великолѣпное покрывало Индійца скрывающее; красота, однимъ словомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Thus ornament is but the guiled shore То a mosy dangerons sea, the beauteous scarf Veiling un Indian beauty in а word... По Колльеру: Thus ornament is but the guiling shore To a most dangerous sea, the beauteous scarf Veiling an Italian; beautу, in a word...}, кажущаяся правда, которую коварная современность на себя накидываетъ, чтобъ уловить и мудрѣйшаго. А потому, тебя, блестящее золото, и для Мидаса жесткая нища, тебя мнѣ и ненадо; ненадо и тебя, обычный блѣдный поденщикъ людей; но ты, бѣдный свинецъ -- хоть ты скорѣй и грозишь, чѣмъ обѣщаешь,-- твоя простота трогаетъ меня болѣе краснорѣчія, и тебя и избираю я. О, увѣнчайся же мой выборъ радостью!
   ПОРЦ. Какъ улетучиваются всѣ другія страсти: и сомнѣнье, и мгновенно охватывающее отчаяніе, и леденящій страхъ, и зелено-окая ревность! О, любовь! будь же сдержаннѣй, умѣрь восторгъ свой, дожди радостью въ мѣру; не вдавайся въ крайность; слишкомъ сильно чувствую я благодать твою; уменьши ее нѣсколько, чтобъ не превозмогла она меня!
   БАСС. (Открывая свинцовый ящикъ). Что найду я здѣсь? Портретъ прекрасной Порціи! Какой это полу-богъ близко такъ подошелъ къ творчеству? Движутся глаза эти? или только кажутся движущимися оттого что прильнули къ моимъ? Вотъ, полураскрыты и губы, сахарнымъ дыханіемъ раздѣленныя: только такая сладостная преграда и можетъ раздѣлять друзей, столь сладостныхъ. А изъ волосъ ея, разыгрывая роль паука, живописецъ сплелъ золотую сѣть, улавливающую сердца людей быстрѣе, чѣмъ паутина -- комаровъ. Но глаза ея! какъ могъ онъ, писавъ ихъ, смотрѣть на нихъ; мнѣ кажется, что и одинъ, уже написанный имъ, долженъ былъ лишить его обоихъ, и такъ оставить себя безъ дружки. И все-таки, на сколько существенность моихъ похвалъ унижаетъ эту тѣнь своей недостаточностью, на столько эта тѣнь ниже самой существенности.-- Вотъ свитокъ -- содержаніе, перечень моего счастія. (Читаетъ),Ты, выбравшій не но наружности, выбралъ прекрасно и вѣрно. Выпало это счастье на твою долю -- будь имъ доволенъ и не ищи другаго. Удовлетворенъ ты этимъ, считаешь свою удачу благодатью -- повернись къ невѣстѣ, и требуй ее поцѣлуемъ любви".-- Чудесный свитокъ! Съ вашего, прекрасная синьора, позволенія (Цѣлуя ее), исполняю предписаніе: дать и получить. Какъ тотъ изъ двухъ добивающихся награды соперниковъ, который думаетъ, что заслужилъ ее, услыхавъ вдругъ раздавшіяся рукоплесканія, всеобщіе клики одобренія, смущается, останавливается и озирается, въ недоумѣніи къ нему ли это относится, такъ и я, трижды прекрасная синьора, буду стоять и недоумѣвать -- правда-ли то, что вижу, пока не будетъ это подтверждено, подписано и скрѣплено вами.
   ПОРЦ. Вы видите меня, синьоръ Бассаніо, гдѣ я, и что я; хотя для себя только самой я и не на столько честолюбива, чтобы желать быть гораздо лучшей; но для васъ я желала бы трижды Двадцать разъ быть тѣмъ, что я теперь; въ тысячу разъ прекраснѣе, въ десять тысячь разъ богаче; только чтобъ стоять выше въ вашемъ мнѣніи, желала бы я и въ добродѣтели, и въ красотѣ, и въ богатствѣ, и въ друзьяхъ превзойти всякую мѣру. Но все это сводится во мнѣ почти что ни къ чему; въ итогѣ простая я, невоспитанная, неученая и неопытная дѣвушка, счастливая тѣмъ, что не такъ еще стара, чтобъ не могла учиться; еще болѣе счастливая тѣмъ, что родилась не на столько тупой, чтобъ не выучиться; но всего болѣе счастливая тѣмъ, что смиренный свой умъ подчиняетъ вамъ, ея повелителю, руководителю, царю. Я и все мое ваше теперь, все стало вашимъ; сейчасъ я была владѣлицей прекраснаго этого дома, госпожей этихъ слугъ, царицей себя самой; теперь этотъ домъ, эти слуги и я сама -- ваши, мой властелинъ. Отдаю все это вамъ съ этимъ кольцомъ; разстанетесь съ нимъ: потеряете, или отдадите его кому нибудь -- будетъ это предвѣстіемъ, что утратила я любовь вашу, и дастъ мнѣ право роптать на васъ.
   БАСС. Вы лишили меня, синьора, словъ; говоритъ только кровь въ моихъ жилахъ. Въ головѣ у меня такая смута, какъ въ говорѣ довольной толпы послѣ прекрасно-сказанной рѣчи любимаго государя, когда каждое что-то, соединяясь съ другимъ, сливается въ одно безсвязное ничто, одну только радость, не высказывая, высказывающее. Разстанется это кольцо съ этимъ пальцемъ -- разстанется и жизнь съ этимъ сердцемъ; о, тогда смѣло можете вы сказать -- умеръ Бассаніо.
   НЕРИ. Синьоръ и синьора, теперь и намъ, бывшимъ зрителями, какъ увѣнчивались наши желанія, можно воскликнуть: полнѣйшаго, полнѣйшаго вамъ, синьоръ, и вамъ, синьора, счастія!
   ГРАЦ. Желаю и тебѣ, Бассаніо, и вамъ, синьора, счастія, какого только сами себѣ пожелать можете; потому что въ ущербъ моему, увѣренъ, не пожелаете. Позвольте же, въ то самое время какъ будете торжествовать союзъ любви вашей, и мнѣ жениться.
   БАСС. Съ величайшимъ удовольствіемъ, если только найдешь жену себѣ.
   ГРАЦ. Благодарю; ты же и нашелъ ужь ее мнѣ. Мои глаза, любезнѣйшій синьоръ, такъ же быстры какъ и твои; ты видѣлъ госпожу, я присматривался къ прислужницѣ; ты влюбился, и я влюбился, потому что проволочки такъ же мнѣ свойственны, какъ и тебѣ. Твое счастіе зависѣло отъ тѣхъ вонъ ящиковъ; отъ нихъ же, какъ оказывается, зависѣло и мое; потому что ухаживая до пота лица, осаждая клятвами до того, что въ горлѣ пересохло, обязалъ я наконецъ -- если только обѣщанія обязываютъ,-- сію вотъ прекрасную обѣщаніемъ сдѣлаться моей, но только тогда, когда тебѣ посчастливится добыть госпожу ея.
   ПОРЦ. Правда это, Нерисса?
   НЕРИ. Правда, если это вамъ не противно.
   БАСС. И ты, Граціано, не шутишь?
   ГРАЦ. Нисколько.
   БАСС. Наша свадьба на много украсится вашей.
   ГРАЦ. Держимъ съ ними тысячу дукатовъ за перваго мальчика.
   НЕРИ. Какъ, вдвоемъ?
   ГРАЦ. Вдвоемъ только это пари и можно выиграть. Но кто это идетъ сюда? Лоренцо и его невѣрная? Какъ, и мой старый Венеціанскій пріятель, Саланіо?

Входятъ Лоренцо, Іессика и Саланіо.

   БАСС. Лоренцо и Саланіо, милости просимъ, если юность моего новаго здѣсь положенія даетъ мнѣ право приглашать васъ. Съ твоего позволенія, милая Порція, приглашаю я истинныхъ моихъ друзей и соотечественниковъ.
   ПОРЦ. Тоже дѣлаю и я, мой другъ. Отъ души рада я имъ.
   ЛОРЕ. Благодарю васъ, синьора.-- Что до меня, синьоръ, я не располагалъ быть здѣсь, но Саланіо, съ которымъ встрѣтился на дорогѣ, настоятельно требовалъ, чтобы я непремѣнно ѣхалъ съ нимъ сюда.
   САЛА. Да, синьоръ, требовалъ, и не безъ причины. (Подавая ему письмо.) Синьоръ Антоніо кланяется вамъ.
   БАСС. Прежде чѣмъ распечатаю письмо, скажите, что другъ мой?
   САЛА. Не болѣнъ, синьоръ, развѣ только нравственно; и не здоровъ, развѣ только нравственно. Изъ письма вы увидите.
   ГРАЦ. Нерисса, приласкай гостью; привѣть ее. Руку, Саланіо. Что въ Венеціи новаго? Что подѣлываетъ дарственный купецъ Антоніо? Знаю, сильно онъ обрадуется нашему успѣху; мы вѣдь Язоны, добыли руно золотое.
   САЛА. Хотѣлъ бы, чтобъ вы добыли руно имъ потерянное!
   ПОРЦ. Что нибудь страшное въ этой бумагѣ; согнало оно краску съ лица Бассаніо. Умеръ какой-нибудь дорогой другъ; ничто другое въ мірѣ не можетъ такъ измѣнить лице твердаго мущины. Все хуже и хуже!-- Позволь, Бассаніо; я вѣдь половина тебя, и моей должна быть безспорно половина всего, что бы ни принесла тебѣ эта бумага.
   БАСС. О, милая Порція, тутъ нѣсколько наинепріятнѣйшихъ словъ, когда либо пятнавшихъ бумагу! Когда я впервые открылся тебѣ въ любви, я откровенно сказалъ тебѣ, что все мое богатство вращается въ моихъ жилахъ, что благородный человѣкъ я, и говорилъ я тогда правду; а теперь, и не смотря на такую дешевую оцѣнку себя, увидишь какой хвастунъ я былъ. Когда я сказалъ тебѣ, что у меня ничего нѣтъ, мнѣ слѣдовало бы сказать, что у меня хуже, чѣмъ ничего; потому что я, чтобъ поправить свои средства, заложилъ себя дорогому другу, заложилъ и его злѣйшему врагу его. Это письмо, моя дорогая, эта бумага -- тѣло моего друга, и каждое ея слово зіяющая рана, источающая кровь жизни. Но вѣрно ли это, Саланіо? Погибли всѣ? Не сохранилось ни одного? И шедшій изъ Триполя, и изъ Мексики, и изъ Англіи, и изъ Лиссабона, и отъ береговъ Варварійскихъ, и изъ Индіи? Не ускользнулъ ни одинъ отъ страшнаго прикосновенія скалъ, купцевъ разоряющихъ?
   САЛА. Ни одинъ. Да кажется, еслибъ у него и были теперь деньги, чтобъ уплатить Жиду, Жидъ не взялъ бы ихъ. Никогда не видывалъ я еще твари въ человѣческомъ образѣ такъ злой и жадной до гибели человѣка. Съ утра до вечера пристаетъ онъ къ Герцогу; кричитъ, что погибнетъ свобода республики, если откажутъ ему въ правосудіи. Двадцать купцевъ, самъ Герцогъ и значительнѣйшіе изъ сановниковъ, всѣ уговаривали его; но никому не удалось отклонить его отъ злобнаго иска неустойки, правосудія по обязательству.
   ІЕСС. Когда я была еще у него, я слышала какъ онъ клялся Тубалу и Хусу, своимъ соотечественникамъ, что скорѣй возьметъ онъ тѣло Антоніо, чѣмъ сумму и въ двадцать разъ большую ему должной; и я знаю, синьоръ, если законъ, судъ и власти не откажутъ -- плохо будетъ бѣдному Антоніо.
   ПОРЦ. И это дорогой твой другъ въ такой бѣдѣ?
   БАСС. Дражайшій мой другъ, лучшій изъ людей, добрѣйшій, неутомимѣйшій на одолженія, въ которомъ древняя Римская честь проявляется какъ ни въ комъ изъ дышащихъ въ Италіи.
   ПОРЦ. Какую же сумму долженъ онъ Жиду?
   БАСС. За меня, три тысячи дукатовъ.
   ПОРЦ. Какъ, не болѣе? Заплати ему шесть, и уничтожь обязательство; удвой эти шесть, утрой, чтобы такой чудесный другъ и волоска не потерялъ по винѣ Бассаніо. Пойдемъ сперва со мной въ церковь, назови меня своей женой, и за тѣмъ тотчасъ же въ Венецію, къ твоему другу; не лежать тебѣ подлѣ Порціи съ душой непокойной. Золота у тебя будетъ достаточно, чтобъ и двадцать разъ уплатить ничтожный долгъ этотъ; уплатишь -- привози вѣрнаго твоего друга сюда. Мы съ Нериссой будемъ между тѣмъ жить дѣвами и вдовицами. Идемъ; въ день сватьбы ты и уѣдешь. Проси своихъ друзей, и будь повеселѣй. Такъ какъ дорого ты купленъ, дорогъ будешь ты моему сердцу. Прочти мнѣ, однакожь, письмо твоего друга.
   БАСС. (Читаетъ). "Любезный Бассаніо, всѣ мои корабли погибли, заимодавцы становятся жестокосердыми, состояніе мое въ полнѣйшемъ упадкѣ, обязательство Жиду просрочено; а такъ какъ невозможно чтобъ, уплативъ по немъ, остался я живъ, то всѣ долги между тобой и мной покончены, лишь бы только могъ передъ смертью увидать еще тебя. Какъ впрочемъ знаешь; не убѣдитъ тебя твоя дружба пріѣхать, не убѣждайся письмомъ моимъ".
   ПОРЦ. О, мой милый, кончай же здѣсь всѣ дѣла скорѣе, и поѣзжай.
   БАСС. Ты позволяешь, и я не замѣшкаюсь; но пока не возвращусь, никакое ложе не провинится задержкой меня; никакое отдохновеніе не втѣснится между тобой и мною. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3.

Венеція. Улица.

Входитъ Шейлокъ, Саларино, Антоніо и Тюремщикъ.

   ШЕЙЛО. Ты, тюремщикъ, смотри за нимъ.-- И не толкуйте мнѣ о снисхожденіи. Дурень только даетъ въ займы даромъ.-- Ты, тюремщикъ, смотри за нимъ.
   АНТОН. Послушай однакожь, любезный Шейлокъ.
   ШЕЙЛО. Хочу неустойки; и не говори ничего противъ моей неустойки; поклялся я, что получу неустойку. Ты называлъ меня собакой прежде, чѣмъ имѣлъ на то причину; собака я -- берегись же клыковъ моихъ. Герцогъ окажетъ мнѣ правосудіе.-- Удивляюсь я, какъ ты, негодный тюремщикъ, такъ глупъ, что по его просьбѣ шатаешься съ нимъ.
   АНТОН. Прошу, выслушай же меня.
   ШЕЙЛО. Хочу неустойки; не хочу слушать тебя; хочу неустойки, и потому не говори ничего болѣе. Не сдѣлать вамъ меня мягкосердечнымъ, тупоумнымъ глупцемъ, готовымъ покачать головой, смягчиться, вздохнуть, и уступить христіанскимъ посредникамъ. Не ходи за мной; не хочу съ тобой разговаривать; хочу неустойки. (Уходитъ.)
   САЛАР. Злѣйшій это изъ всѣхъ псовъ, когда либо съ людьми жившихъ.
   АНТОН. Пусть идетъ себѣ; не преслѣдую его болѣе безполезными просьбами. Онъ хочетъ моей жизни, и хорошо знаю я причину: я часто, приходившихъ ко мнѣ во время, спасалъ отъ неустоекъ его; за это онъ и ненавидитъ меня.
   САЛАР. Герцогъ, я увѣренъ, никакъ не допуститъ взысканія такой неустойки.
   АНТОН. Герцогъ не можетъ остановить дѣйствія закона, потому что всякое нарушеніе обезпеченія, которымъ иноземцы у насъ въ Венеціи пользуются, породитъ недовѣріе къ правосудію республики, а и торговля и доходы ея въ зависимости отъ всѣхъ націй. И потому, оставь меня; горе и эти потери до того изнуряютъ меня, что едва ли сохраню къ завтрему и Фунтъ мяса для удовлетворенія кровожаднаго моего заимодавца.-- Идемъ, тюремщикъ.-- Дай только Богъ, чтобъ Бассаніо пріѣхалъ посмотрѣть какъ уплачиваю я долгъ его; а за тѣмъ, будь что будетъ. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 4.

Бельмонтъ. Комната въ домъ Порціи.

Входятъ Порція, Нерисса, Лоренцо, Іессика и Бальтазаръ.

   ЛОРЕН. Синьора, хоть я и говорю это въ вашемъ присутствіи -- вы имѣете благородное и вполнѣ вѣрное понятіе о богоподобной дружбѣ; что яснѣйшимъ образомъ доказывается тѣмъ, какъ переносите вашу разлуку съ супругомъ. Но, еслибъ вы знали кому приносите вы эту жертву, какого чудеснаго человѣка хотите вы спасти, какой это преданный другъ вашего супруга -- вы гордились бы этимъ дѣломъ болѣе, чѣмъ обычной вашей добротой можете.
   ПОРЦІ. Я никогда не раскаевалась въ хорошемъ дѣлѣ, не раскаюсь и теперь. У товарищей живущихъ, проводящихъ время постоянно вмѣстѣ, души которыхъ несутъ одинаковое ярмо любви, необходимо должно быть сходство и въ чертахъ, и въ пріемахъ, и въ нравахъ; и это заставляетъ меня думать, что этотъ Антоніо, бывши задушевнымъ другомъ моего повелителя, непремѣнно долженъ походить на моего повелителя. Если это такъ, то какъ же ничтожно то, что я дала на выкупъ подобія моей души изъ когтей адскаго жестокосердія! Это нѣсколько похоже на самовосхваленіе, и потому ни слова болѣе объ этомъ. О другомъ.-- Лоренцо, я поручаю вамъ все хозяйство и управленіе моимъ домомъ до возвращенія моего супруга; что же до меня, такъ я въ тайнѣ дала небу обѣтъ жить, имѣя при себѣ одну только Нериссу, въ молитвахъ и созерцаніи до тѣхъ поръ, пока ея мужъ и мой супругъ возвратятся. Миляхъ въ двухъ отсюда есть монастырь, въ немъ мы и поселимся. Прошу не отказываться отъ порученія, которое моя дружба, а отчасти и необходимость, на васъ возлагаютъ.
   ЛОРЕН. Съ величайшимъ удовольствіемъ готовъ я, синьора, на все, что прикажете.
   ПОРЦІ. Моимъ людямъ извѣстно уже мое желаніе, и они будутъ повиноваться вамъ и Іессикѣ, какъ Бассаніо и мнѣ. Прощайте же, до свиданья.
   ЛОРЕН. Мысли пріятныя, часы счастливые да сопутствуютъ вамъ!
   ІЕССИ. Желаю вамъ, синьора, полнѣйшаго душевнаго довольства.
   ПОРЦІ. Благодарю за твое желаніе, и отъ души желаю и тебѣ того же. Прощай Іессика. (Лоренцо и Іессика уходятъ). Теперь ты, Балтазаръ; я всегда знала тебя за честнаго и вѣрнаго служителя; окажись и теперь такимъ же. Возьми это письмо, спѣши, какъ только человѣку возможно, въ Падую, отдай его въ собственныя руки двоюроднаго моего брата Белларіо, и, получивъ отъ него кой-какія бумаги и платье, доставь все это какъ можно скорѣе къ перевозу въ Венецію.-- Не трать же время на разговоры, отправляйся. Я буду тамъ прежде тебя.
   БАЛТ. Потороплюсь какъ только можно, синьора. (Уходитъ.)
   ПОРЦІ. Идемъ, Нерисса. Задумала я дѣло, о которомъ ты не имѣешь никакого еще понятія. Увидимъ мы мужей нашихъ прежде, чѣмъ они воображаютъ.
   НЕРИС. А они-то увидятъ насъ?
   ПОРЦІ. Увидятъ, Нерисса, но въ одеждѣ, которая заставитъ ихъ думать, что мы снабжены и тѣмъ, чего лишены. Бьюсь объ закладъ, чѣмъ хочешь, что одѣнемся обѣ молодыми мущинами -- я окажусь молодцеватѣй тебя, буду носить кинжалъ мой ловчѣе, буду говорить голосомъ перехода изъ отрочества въ юношество -- сиплымъ дискантомъ, съумѣю изъ двухъ робкихъ шаговъ сдѣлать одинъ мужской -- смѣлый; буду толковать о поединкахъ, какъ хвастливый юнецъ, и отлично примусь лгать какъ знатныя дамы добивались моей любви, какъ я пренебрегалъ ими, какъ онѣ отъ этого заболѣвали и умирали -- нельзя же вѣдь всѣмъ отвѣчать; начну за тѣмъ каяться, желать, чтобы -- какъ бы тамъ ни было,-- не былъ ихъ убійцей. Наскажу еще двадцать такихъ жалкихъ лжей, такъ что всякій побожится, что я по крайней мѣрѣ мѣсяцевъ уже двѣнадцать какъ оставилъ школу. Въ головѣ у меня тысячи глупыхъ продѣлокъ хвастливыхъ этихъ дурней, и я воспользуюсь ими.
   НЕРИС. Какъ, мущинами мы прикинемся?
   ПОРЦІ. Фи! какой вопросъ; что, еслибъ по близости былъ злой языкъ -- но идемъ, я передамъ тебѣ что придумала въ каретѣ, которая ждетъ уже насъ у воротъ парка. Спѣшимъ; двадцать миль надо намъ нынче же проѣхать. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 5.

Тамъ же. Садъ.

Входятъ Ланцелотъ и Іессика.

   ЛАНЦЕ. Право, такъ; потому что, видите ли, грѣхи отца возлагаются на дѣтей, и потому, увѣряю, боюсь васъ. Я всегда былъ съ вами откровененъ; такъ и теперь высказываю мое возмущеніе но этому поводу; а потому и не сокрушайтесь; потому что, право, думаю -- быть вамъ въ аду. Есть тутъ одна только надежда нѣсколько для васъ полезная; но только родъ это надежды незаконнорожденной.
   ІЕССИ. Какая же, скажи пожалуйста?
   ЛАНЦЕ. Можете вы вѣдь отчасти надѣяться, что породилъ васъ не вашъ отецъ, что не Жида вы дочь.
   ІЕССИ. Въ самомъ дѣлѣ это былъ бы родъ незаконнорожденной надежды; но тогда грѣхъ моей матери тяготѣлъ бы надо мной.
   ЛАНЦЕ. Дѣйствительно; такъ, боюсь, быть вамъ въ аду и по отцу и по матери; такъ, избѣгая Сциллы вашего отца, попалъ я въ Харибду вашей матери. Пропали вы и тѣмъ и другимъ путемъ.
   ІЕССИ. Меня спасетъ мой мужъ; онъ сдѣлалъ меня христіанкой.
   ЛАНЦЕ. Тѣмъ большаго, право, заслуживаетъ онъ порицанья; насъ христіанъ и безъ того достаточно: именно столько, сколько могутъ ладно жить другъ подлѣ друга. Это дѣланье христіанъ подниметъ цѣну на свинину; будемъ всѣ свиноѣдами -- скоро и за деньги не увидишь и ломтика ветчины на угольяхъ.

Входитъ Лоренцо.

   ІЕССИ. Я скажу, Ланцелотъ, что ты говоришь, моему мужу; вотъ онъ идетъ сюда.
   ЛОРЕН. Я скоро начну ревновать тебя, Ланцелотъ; ты все по угламъ съ женой моей.
   ІЕССИ. Нечего тебѣ, Лоренцо, насъ бояться; не въ ладахъ мы съ Ланцелотомъ. Онъ напрямки говоритъ, что нѣтъ мнѣ спасенія, потому что дочь я Жида; говоритъ, что и ты плохой членъ республики, потому что, обращая Жидовъ въ христіанъ, поднимаешь цѣну на свинину.
   ЛОРЕН. Легче мнѣ будетъ отвѣчать за это, чѣмъ тебѣ за увеличеніе негритянскаго чрева. Вѣдь Арапка-то отъ тебя, Ланцелотъ, съ ребенкомъ.
   ЛАНЦЕ. Это ужь много, что и Арапка можетъ быть больше, чѣмъ слѣдуетъ; а меньше она честной женщины -- она дѣйствительно больше того, за что принималъ ее {Тутъ игра словами: Moor -- Арапка и more -- болѣе.}.
   ЛОРЕН. Какъ всякой дуракъ можетъ играть словами! Боюсь, настоящее остроуміе обратится скоро въ молчаніе; а разговорчивость будетъ похвальна только къ попугаяхъ. Ступай же, дурень, скажи, чтобъ готовились къ обѣду.
   ЛАНЦЕ. Да всѣ готовы ужь, синьоръ; у всѣхъ вѣдь есть желудки.
   ЛОРЕН. Боже ты мой, какой же острякъ ты! Такъ скажи, чтобъ готовили обѣдъ.
   ЛАНЦЕ. Готовъ, синьоръ и онъ; остается только накрыть уголъ.
   ЛОРЕН. Такъ накройся-жь.
   ЛАНЦЕ. Нѣтъ, ни за что, синьоръ -- знаю вѣдь я какое уваженіе долженъ вамъ оказывать.
   ЛОРЕН. Опять придирка къ слову! Ты кажется разомъ хочешь выказать все богатство своего остроумія? Прошу, понимай простую рѣчь просто; ступай къ своимъ товарищамъ, скажи, чтобъ накрыли на столъ, подали кушанье, и мы придемъ обѣдать.
   ЛАНЦЕ. Что до стола, синьоръ, подадимъ мы его; что до кушанья -- накроемъ его; что до вашего прихода къ обѣду -- ну это, какъ ужь тамъ, по вашему желанію и благоусмотрѣнію, будетъ угодно. (Уходитъ.)
   ЛОРЕН. О дорогая разумность, какой потокъ словъ! Глупецъ сбилъ въ своей памяти цѣлое войско вычурныхъ словъ; а сколько знаю я дураковъ, и въ положеніи гораздо высшемъ, такъ же, какъ онъ, начиненныхъ словами, такъ же изъ-за краснаго словца жертвующихъ смысломъ. Ну а ты, Іессика, хорошо тебѣ здѣсь? Скажи мнѣ теперь, моя милая, какъ тебѣ правится жена Бассаніо?
   ІЕССИ. Выше всякаго выраженія. Честно долженъ теперь жить синьоръ Бассаніо; потому что такая благодать, какъ жена его, дастъ ему и на землѣ всѣ радости неба; а не оцѣнитъ онъ ихъ здѣсь -- не бывать ему и на небѣ. Еслибъ два какихъ нибудь бога побились объ закладъ, и закладомъ были бы двѣ женщины, изъ которыхъ одна Порція -- къ другой непремѣнно слѣдовало бы придать что-нибудь, потому что подобной Порціи въ этомъ грубомъ, жалкомъ мірѣ нѣтъ.
   ЛОРЕН. Такого-жь мужа, какъ она жена, имѣешь ты во мнѣ.
   ІЕССИ. Ну нѣтъ; объ этомъ ты спроси лучше у меня.
   ЛОРЕН. Спрошу; но пойдемъ прежде обѣдать.
   ІЕССИ. Нѣтъ; позволь натощакъ расхвалить тебя.
   ЛОРЕН. Можешь за обѣдомъ; за нимъ -- что бы ты тамъ ни сказала, все переварю съ прочимъ.
   ІЕССИ. Хорошо -- угощу же я тебя. (Уходятъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА I.

Венеція. Зала суда.

Входятъ Герцогъ, Сенаторы, Антоніо, Бассаню, Граціано, Саларино, Саланіо и другіе.

   ГЕРЦО. Здѣсь Антоніо?
   АНТОН. Здѣсь, ваше высочество.
   ГЕРЦО. Жаль мнѣ тебя; пришолъ ты отвѣчать каменно-сердому противнику, безчеловѣчному негодяю, жалости не знающему, чуждому всякаго состраданія.
   АНТОН. Я слышалъ, ваше высочество очень старались смягчить его жестокость; но такъ какъ онъ остается непреклоненъ, и нѣтъ никакихъ законныхъ средствъ избавить меня отъ слѣдствій его ненависти -- противопоставляю его бѣшенству мое терпѣніе, готовъ спокойно перенести все неистовство его злобы.
   ГЕРЦО. Позовите Жида.
   САЛАН. Онъ ждетъ у дверей. Идетъ.

Входитъ Шейлокъ.

   ГЕРЦО. Дайте ему мѣсто; пусть станетъ передъ нами. Шейлокъ, всѣ думаютъ, думаю и я, что на злобномъ своемъ требованіи ты будешь настаивать до окончательнаго только рѣшенія дѣла, и за тѣмъ окажешь состраданіе и милосердіе удивительнѣйшія и удивительной явной твоей жестокости; что тамъ же, гдѣ теперь такъ упорно требуешь неустойки -- фунта тѣла этого бѣднаго купца,-- ты не только откажешься отъ этой неустойки, но, движимый кроткимъ человѣколюбіемъ, простишь еще ему половину всего долга изъ соболѣзнованія къ его потерямъ, такъ недавно на его голову обрушившимся, къ потерямъ, достаточнымъ, чтобъ разорить и царственнаго купца {Royal-merchant -- такъ назывались Венеціанскіе купцы, имѣвшіе независимыя владѣнія на островахъ Архипелага.}, и вырвать состраданіе къ его положенію изъ мѣдной груди, изъ каменныхъ сердецъ Турокъ и Татаръ, вовсе къ обязанностямъ участливаго общежитія не пріученныхъ. Ждемъ всѣ благопріятнаго отвѣта, Жидъ.
   ШЕЙЛО. Я уже объяснилъ вашему высочеству, чего хочу; святой нашей субботой поклялся я, что добьюсь слѣдующей мнѣ по обязательству неустойки. Откажете мнѣ въ ней -- подвергнете опасности права и вольности вашего города. Спросите, почему хочу я взять лучше кусокъ падали, чѣмъ три тысячи дукатовъ -- не хочу отвѣчать на это; скажу только: капризъ это мой. Не удовлетворены вы этимъ? Что еслибы мой домъ безпокоила крыса, и мнѣ вздумалось бы за отравленіе ея заплатить десять тысячъ дукатовъ? Не удовлетворены вы и этимъ? Есть люди, которые не любятъ поросенка съ открытымъ ртомъ на столѣ; есть другіе, которые сходятъ съ ума, увидавъ кошку; есть и такіе, которые, услыхавъ гнусливую волынку, не могутъ удержать мочи; и все это потому только, что наклонность, владычица страсти, управляетъ ею по своему расположенію, или отвращенію. Отвѣчу вамъ по этому: какъ нѣтъ никакой основательной причины почему одинъ не терпитъ поросенка съ открытымъ ртомъ, другой -- безвредной, нужной даже кошки, третій -- надутой волынки, и по неволѣ долженъ подвергаться сраму, который, оскорбляя самого, оскорбляетъ и другихъ,-- такъ и я не могу, да и не хочу, представить вамъ никакой причины, кромѣ развѣ закоренѣлой ненависти и какого-то отвращенія къ Антоніо, почему веду противъ него такой убыточный для меня искъ. Удовлетворены вы теперь?
   БАССА. Отвѣтъ это, безчувственный человѣкъ, нисколько твоей жестокости не извиняющій.
   ШЕЙЛО. Не обязанъ я угождать тебѣ отвѣтами.
   БАССА. Убиваютъ развѣ всѣ, что не любятъ?
   ШЕЙЛО. Ненавидитъ развѣ кто, не желая убить?
   БАССА. Всякое оскорбленіе не съ разу же вызываетъ ненависть.
   ШЕЙЛО. Какъ, хотѣлось бы тебѣ, чтобъ змѣя ужалила тебя и въ другой разъ?
   АНТОН. Прошу васъ, вспомните, что вы спорите съ Жидомъ. Это все равно, что выйдти на берегъ, и просить приливъ понизить обычный свой уровень; что потребовать отъ волка отвѣта: Зачѣмъ заставилъ онъ овцу блѣять по ягненкѣ; что запретить горнымъ соснамъ шевелить высокими своими макушками и шумѣть, когда онѣ бурными порывами неба раскачиваются; скорѣе удастся вамъ и самое трудное, чѣмъ успѣете смягчить то, чего нѣтъ тверже -- жидовское его сердце.-- А потому, прошу васъ, не дѣлайте ему никакихъ болѣе предложеній, не прибѣгайте ни къ чему, произнесите, просто, какъ слѣдуетъ, приговоръ мнѣ, а Жиду -- разрѣшеніе взыскать желаемое.
   БАССА. Вмѣсто трехъ тысячъ дукатовъ вотъ тебѣ шесть.
   ШЕЙЛО. Если-бъ и каждый дукатъ изъ этихъ шести тысячъ распался на шесть частей и каждая его часть сдѣлалась дукатомъ, и тогда не принялъ бы я ихъ; потребовалъ бы неустойки.
   ГЕРЦО. Какой же можешь ты ожидать милости, когда самъ такъ немилостивъ?
   ШЕЙЛ. Какого-жь суда бояться мнѣ, когда ничего преступнаго не дѣлаю? У васъ много купленныхъ рабовъ, которыхъ вы, какъ вашихъ ословъ, вашихъ собакъ и муловъ, употребляете на самыя гадкія, рабскія работы, потому что купили ихъ; скажу я вамъ: освободите ихъ, жените на вашихъ наслѣдницахъ, зачѣмъ прѣютъ они подъ тяжестями, дайте имъ постели такъ же мягкія, какъ и ваши, лакомьте ихъ такими же яствами,-- вы скажете на это: да вѣдь рабы это наши.-- Точно также отвѣчу и я вамъ: фунтъ мяса, котораго я у него требую, купленъ дорогой цѣной, мой, и я хочу получить его. Откажете мнѣ -- позоръ вашему закону! безсильны стало уставы Венеціи. Жду суда; скажите, добьюсь я его?
   ГЕРЦО. Моею властью могу я закрыть засѣданіе, если ученый докторъ Белларіо, котораго я для рѣшенія этого дѣла выписалъ, сегодня не пріѣдетъ.
   САЛАН. У дверей стоитъ, ваше высочество, только что прибывшій изъ Падуи посланный съ письмомъ отъ доктора Белларіо.
   ГЕРЦО. Давайте сюда и письмо и посланнаго.
   БАССА. Ободрись, Антоніо! мужайся! Скорѣе возметъ Жидъ мою плоть, кровь, кости, все, чѣмъ ты прольешь изъ-за меня хоть каплю крови.
   АНТОН. Больная я овца стада, болѣе всѣхъ смерти доступная; слабѣйшій плодъ ранѣе вѣдь другихъ падаетъ, не мѣшай же и мнѣ. Тебѣ, Бассаніо, всего лучше остаться въ живыхъ и составить мнѣ надгробную надпись.

Входитъ Нерисса, одѣтая Клеркомъ законника.

   ГЕРЦО. Ты изъ Падуи, отъ Белларіо?
   НЕРИС. Изъ Падуи, ваше высочество, и отъ Белларіо. Онъ шлетъ вашей милости поклонъ. (Подаетъ ему письмо. Шейлокъ остритъ ножъ о подошву своей обуви.)
   БАССА. Для чего остришь ты ножъ такъ старательно?
   ШЕЙЛО. Чтобъ вырѣзать изъ этого банкрота неустойку.
   ГРАЦІ. Такъ не на подошвѣ, а на душѣ своей слѣдовало бы тебѣ, жестокій Жидъ, острить ножъ свой! Никакой металлъ, ни даже топоръ палача, и въ половину не такъ остеръ, какъ звѣрская твоя ненависть. Не могутъ никакія просьбы тронуть тебя?
   ШЕЙЛО. Никакія, ни одна изъ тѣхъ, на которыя хватитъ у тебя ума.
   ГРАЦІ. Будь же проклятъ неумолимый пёсъ, живи укоромъ правосудію! Ты почти что заставилъ меня поколебаться въ моей вѣрѣ, принять мнѣніе Пиѳагора, что души животныхъ вселяются въ тѣла людей; твоя собачья душа управляла волкомъ, который, будучи за человѣкоубійство повѣшенъ, испустилъ на висѣлицѣ духъ свой, и онъ, тогда какъ ты лежалъ еще въ своей нечестивой матери, вселился въ тебя; потому что всѣ твои помыслы волчьи, кровавые, алчные, хищные.
   ШЕЙЛО. Пока ты своими ругательствами не сорвешь печати съ моего обязательства, надсаживаешь ты только свои легкія, говоря такъ громко. Дай, добрый юноша, отдохнуть своему остроумію; не то дойдетъ оно до неизлѣчимаго истощенія. Я ищу здѣсь правосудія.
   ГЕРЦО. Это письмо Белларіо рекомендуетъ суду молодаго ученаго доктора.-- Гдѣ же онъ?
   НЕРИС. Здѣсь, ждетъ вашего согласія допустить его.
   ГЕРЦО. Допускаю съ величайшей радостью.-- Трое или четверо изъ васъ ступайте, и съ почетомъ проводите его сюда.-- А между тѣмъ прослушаемъ письмо Белларіо.
   КЛЕРК. (Читаетъ). "Вы, ваше высочество, увидите изъ этого, что письмо ваше нашло меня очень больнымъ; но въ то самое время какъ прибылъ вашъ посланный, у меня сидѣлъ, дружески посѣтившій меня, молодой докторъ изъ Рима; имя его Балтазаръ. Я сообщилъ ему спорное дѣло Жида съ купцомъ Антоніо; мы перерыли вмѣстѣ съ нимъ не мало книгъ; я сообщилъ ему мое мнѣніе, и онъ, усовершивъ его своей собственной ученостью -- такъ обширной, что не нахожу и словъ для надлежащей ея оцѣнки,-- явится съ нимъ, по настоятельной моей просьбѣ, къ вашему высочеству, чтобы вмѣсто меня исполнить ваше желаніе. Прошу не отказать ему, по его молодости, въ надлежащемъ уваженіи; потому что я не знавалъ еще такъ молодаго тѣла съ головой такъ старой. Поручаю его вашему милостивому пріему; на самомъ дѣлѣ всего лучше оправдается моя рекомендація".
   ГЕРЦО. Вы слышите, что пишетъ мнѣ ученый Белларіо; но вотъ идетъ, кажется, и докторъ.

Входитъ Порція, въ одеждѣ доктора правъ.

   Вашу руку. Вы отъ стараго Белларіо?
   ПОРЦІ. Отъ него, ваше высочество.
   ГЕРЦО. Милости просимъ; займите ваше мѣсто, Извѣстна вамъ тяжба предстоящая теперь суду?
   ПОРЦІ. Вполнѣ. Кто же здѣсь купецъ, и кто Жидъ?
   ГЕРЦО. Антоніо и старый Шейлокъ, выступите впередъ.
   ПОРЦІ. Шейлокъ ваше имя?
   ШЕЙЛО. Шейлокъ имя мое.
   ПОРЦІ. Страненъ искъ вами предъявленный; но по законамъ Венеціи нельзя не принять его въ разсмотрѣніе. (Антоніо.) Вы въ долгу у него, въ долгу вѣдь?
   АНТОН. Да, такъ говорить онъ.
   ПОРЦІ. Признаете вы обязательство?
   АНТОН. Признаю.
   ПОРЦІ. Въ такомъ случаѣ Жидъ долженъ быть милосердымъ.
   ШЕЙЛО. Долженъ? по какому это, скажите, вынужденію?
   ПОРЦІ. Милосердіе не вынуждается; оно надаетъ, какъ съ неба теплый дождь на долы; двойное въ немъ благословенье благословляетъ оно и оказывающаго его, и того кому оказывается. Сильнѣй оно всего въ сильнѣйшихъ; оно украшаетъ монарха на престолѣ болѣе, чѣмъ его корона; скипетръ его показываетъ только силу временнаго могущества: знакъ онъ только власти и величія, внушающій и страхъ и благоговѣніе къ властителямъ; но милосердіе выше -- царитъ оно въ самихъ сердцахъ царей, знакъ оно самого Бога, и земная власть тогда только наиболѣе и уподобляется Божіей, когда приправляетъ правосудіе милосердіемъ. А потому, Жидъ, требуя правосудія, сообрази то, что по строгому правосудію никому изъ насъ не спастись; мы молимъ о милосердіи, и эта молитва въ тоже время учитъ насъ всѣхъ и дѣлу милосердія. Я распространился объ этомъ, чтобъ смягчить справедливость твоего иска, который, если ты настоишь на немъ, по неволѣ заставитъ строгій судъ Венеціи произнести приговоръ противъ купца этого.
   ШЕЙЛО. Дѣла мои на мою голову! Требую законнаго: неустойки по обязательству.
   ПОРЦІ. Не можетъ онъ развѣ уплатить деньгами?
   КАССА. Можетъ; вотъ, я представляю за него суду сумму вдвое большую должной; недостаточно этого -- отвѣчаю за уплату въ десять разъ большей и моими руками, и головой и сердцемъ. Если и этого не будетъ достаточно -- будетъ очевидно, что злоба хочетъ уничтожить честность, и я прошу васъ подчинить нѣсколько законъ вашей власти: допустить, для большей справедливости, небольшую несправедливость, и отказать свирѣпому этому демону въ его требованіи.
   ПОРЦІ. Не должно это быть. Нѣтъ въ Венеціи власти, которая могла бы измѣнить законъ, однажды постановленный; создалась бы черезъ то возможность и въ будущемъ ссылаться на это, и много неправды, по этому примѣру, вкралось бы въ республику. Не бывать этому.
   ШЕЙЛО. Даніилъ это явился въ судъ! да, Даніилъ! О мудрый юный судія, какъ уважаю я тебя!
   ПОРЦІ. Прошу, дай мнѣ взглянуть на обязательство.
   ШЕЙЛО. Вотъ оно, достопочтеннѣйшій докторъ, вотъ оно.
   ПОРЦІ. Шейлокъ, тебѣ предлагаютъ втрое вѣдь болѣе.
   ШЕЙЛО. Поклялся я, поклялся, поклялся небу. Вззвалить мнѣ клятвопреступленіе на душу? Ни за всю Венецію.
   ПОРЦІ. Обязательство это просрочено; и потому Жидъ въ правѣ требовать фунтъ мяса, который самъ долженъ вырѣзать у купца подлѣ самого сердца. Будь же милосердъ, возьми сумму втрое большую, и позволь мнѣ разорвать обязательство.
   ШЕЙЛО. Когда по немъ, согласно содержанію его, уплатится.-- Кажется, вы судія достойный; знаете законы, ваше изложеніе было чрезвычайно здраво. Именемъ закона, котораго вы вполнѣ надежная опора, требую, чтобы вы произнесли приговоръ. Клянусь моей душою -- нѣтъ въ человѣческомъ языкѣ такой силы, чтобы могла измѣнить меня. Требую неустойки.
   АНТОН. Убѣдительнѣйше прошу судъ произнести рѣшеніе.
   ПОРЦІ. Когда такъ, вотъ оно: готовь грудь для ножа его.
   ШЕЙЛО. О благородный судья! О дивный молодой человѣкъ!
   ПОРЦІ. Содержаніе и смыслъ закона вполнѣ соотвѣтствуютъ взысканію неустойки, въ этомъ обязательствѣ обозначенной.
   ШЕЙЛО. Совершеннѣйшая истина. О мудрый и православный судія! На сколько ты старше своей наружности!
   ПОРЦІ. И потому обнажи грудь свою.
   ШЕЙЛО. Да, грудь; такъ говоритъ обязательство.-- Говоритъ вѣдь, благородный судья? Подлѣ самого сердца; подлинныя это слова его.
   ПОРЦІ. Такъ. Есть вѣсы для того чтобы взвѣсить мясо?
   ШЕЙЛО. Вотъ, готовы они у меня.
   ПОРЦІ. Приготовь на свой счетъ и хирурга, Шейлокъ, чтобы перевязать рану; истечетъ онъ иначе кровью.
   ШЕЙЛО. Означено развѣ это въ обязательствѣ?
   ПОРЦІ. Нѣтъ; но что жь изъ того? Было бъ не дурно и изъ человѣколюбія позаботиться объ этомъ.
   ШЕЙЛО. Не нахожу; нѣтъ этого въ обязательствѣ.
   ПОРЦІ. Ты, купецъ, имѣешь что нибудь еще сказать?
   АНТОН. Весьма немногое; вооружился и приготовился я отлично.-- Дай мнѣ твою руку, Бассаніо; прощай! не грусти что изъ-за тебя подвергаюсь этому; потому что на этотъ разъ Фортуна милостивѣй обыкновеннаго. Обыкновенно она заставляетъ раззорившагося переживать его богатство для тягостнаго, съ челомъ покрытымъ морщинами, глазами впалыми, созерцанія годовъ нищеты; меня она избавила отъ томительной этой муки. Передай мой привѣтъ достойной женѣ твоей; разскажи ей конецъ Антоніо, какъ я любилъ тебя, какъ хорошо умеръ, и когда кончишь, спроси: былъ ли кѣмъ либо такъ любимъ Бассаніо. Не кайся, что теряешь друга, какъ не каюсь и я, что уплачиваю долгъ твой; прорѣжетъ Жидъ достаточно глубоко -- уплачу его тотчасъ же всѣмъ сердцемъ.
   БАССА. Антоніо, я женатъ на женщинѣ, которая дорога мнѣ какъ самая жизнь; но и моя жизнь, и жена, и весь міръ не дороже мнѣ твоей жизни; готовъ лишиться всего, всѣмъ этимъ пожертвовать, чтобы только освободить тебя отъ этого дьявола.
   ПОРЦІ. Не поблагодарила бъ васъ жена за это, еслибъ была по близости и слышала такое предложенье.
   ГРАЦІ. Есть и у меня жена, которую, увѣряю, люблю; желалъ бы однакожъ, чтобъ она была на небѣ, если можетъ умолить какую нибудь силу передѣлать жидовскую эту собаку.
   НЕРИС. Хорошо, что вы говорите это за спиной ея; породило бъ иначе такое желаніе домашнія несогласія.
   ШЕЙЛО. Вотъ они христіанскіе мужья-то! У меня есть дочь: желалъ бы видѣть ее скорѣй за кѣмъ либо изъ племени Варравы, чѣмъ за христіаниномъ! Но мы тратимъ время; возвратимся къ приговору.
   ПОРЦІ. Фунтъ мяса этого самого купца твой; судъ присуждаетъ и законъ даруетъ его тебѣ.
   ШЕЙЛО. О правосуднѣйшій судія!
   ПОРЦІ. И ты можешь вырѣзать этотъ фунтъ изъ его груди; законъ дозволяетъ, и судъ присуждаетъ.
   ШЕЙЛО. Ученѣйшій изъ судей!-- Рѣшено! готовься же!
   ПОРЦІ. Погоди немного; -- это не все еще.-- Обязательство это не даетъ тебѣ ни капли крови; сказано въ немъ весьма опредѣленно: фунтъ мяса; такъ и возьми же, по обязательству, свой фунтъ мяса; но если, вырѣзывая его, прольешь хоть одну каплю христіанской крови, твои земли и все твое имущество, все будетъ конфисковано въ пользу республики.
   ГРАЦІ. О правосудный судія!-- Замѣть это, Жидъ!-- О ученый судія!
   ШЕЙЛО. Говоритъ это законъ?
   ПОРЦІ. Можешь взглянуть въ акты; ты требуешь правосудія, будь увѣренъ окажутъ тебѣ его, и болѣе даже, чѣмъ желаешь.
   ГРАЦІ. О ученый судія!-- Замѣть это, Жидъ; ученѣйшій изъ судей!
   ШЕЙЛО. Такъ я соглашаюсь на предложеніе -- заплатите по обязательству втрое, и или себѣ христіанинъ куда хочетъ.
   БАССА. Вотъ деньги.
   ПОРЦІ. Подождите.-- Жиду окажется полнѣйшее правосудіе; -- подождите; -- не спѣшите.-- Не получитъ онъ ничего, кромѣ неустойки.
   ГРАЦІ. О Жидъ, какой это правосудный, какой ученый судія!
   ПОРЦІ. И потому готовься къ вырѣзкѣ мяса. Не проливай только крови, и вырѣжь ровнехонько фунтъ -- ни болѣе, ни менѣе; вырѣжешь болѣе или менѣе именно фунта, окажись онъ на вѣсахъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: in the substance... По Колльеру: in the balance...} тяжелѣ или легче, хоть на двадцатую долю скрупула; мало этого, отклонись ихъ стрѣлка хоть на волосокъ въ сторону -- смерть тебѣ, и все твое имущество конфисковано.
   ГРАЦІ. Второй это Даніилъ, Даніилъ, Жидъ! Попался ты мнѣ теперь, невѣрный!
   ПОРЦІ. Чтоже стоишь, Жидъ? Бери свою неустойку.
   ШЕЙЛО. Отдайте мнѣ мой капиталъ только, и отпустите меня.
   БАССА. Готовъ онъ; вотъ.
   ПОРЦІ. Отказался онъ отъ него въ присутствіи всего суда; получитъ только правосудіе и неустойку.
   ГРАЦІ. Даніилъ да и только; второй Даніилъ! Благодарю тебя, Жидъ, что напомнилъ мнѣ о немъ.
   ШЕЙЛО. Не получу я и капитала моего?
   ПОРЦІ. Не получишь ничего, кромѣ неустойки; бери ее Жидъ, подъ страхомъ собственной отвѣтственности.
   ШЕЙЛО. Такъ пусть же дьяволъ съ нимъ разсчитается! нечего мнѣ здѣсь болѣе дѣлать.
   ПОРЦІ. Постой, Жидъ. Законъ имѣетъ еще и на тебя притязаніе. Въ законахъ Венеціи постановлено: если будетъ доказано, что иноземецъ косвенно или прямо покушался на жизнь кого либо изъ гражданъ, тотъ, противъ кого онъ замышлялъ, получаетъ одну половину его имущества, а другая половина поступаетъ въ особую казну республики; жизнь же виновнаго -- въ милосердіи только Герцога и на перекоръ всѣмъ другимъ голосамъ. Ты находишься, утверждаю, именно въ этомъ положеніи; ибо изъ всего производства очевидно, что замышлялъ и косвенно и прямо на жизнь отвѣтчика, и потому заслужилъ наказаніе сейчасъ мною приведенное. Пади же къ ногамъ Герцога, и моли о помилованіи.
   ГРАЦІ. Моли позволенія самому повѣситься; но все вѣдь твое богатство пошло въ казну республики, и у тебя не осталось даже и на веревку; придется стало повѣсить тебя на счетъ республики.
   ГЕРЦО. Чтобъ ты видѣлъ различіе нашихъ нравовъ, дарую тебѣ жизнь прежде твоей мольбы о ней. Половина твоего имущества принадлежитъ Антоніо; другая идетъ въ казну республики, но твоя покорность можетъ заставить насъ удовольствоваться и простою пеней.
   ПОРЦ. Республика, пожалуй; но не Антоніо.
   ШЕЙЛ. Нѣтъ, возьмите мою жизнь и все; не прощайте ничего; вы берете мой домъ, когда берете опору мой домъ поддерживавшую; вы берете мою жизнь, когда берете средства, которыми живу я.
   ПОРЦІ. Какое снисхожденіе можешь ты оказать ему, Антоніо?
   ГРАЦІ. Дай ему даромъ веревку, и ничего болѣе, ради самого Бога.
   АНТОН. Угодно будетъ вашему высочеству и всему суду замѣнить половину его имущества пеней, удовлетворюсь и я, если онъ согласится отдать другую въ мое распоряженіе -- чтобъ, по его смерти, передать молодому дворянину, его дочь недавно похитившему. И это съ двумя еще условіями: во первыхъ, чтобы онъ, за эту милость, немедленно принялъ христіанство; а во вторыхъ, чтобы здѣсь, въ судѣ, составилъ дарственную запись, по которой все, что по смерти его окажется, должно перейти къ его сыну Лоренцо и къ его дочери.
   ГЕРЦО. Онъ это сдѣлаетъ; беру иначе назадъ только что дарованное ему прощеніе.
   ПОРЦІ. Доволенъ ты, Жидъ? что на это скажешь?
   ШЕЙЛ. Доволенъ.
   ПОРЦІ. Пиши, клеркъ, дарственную запись.
   ШЕЙЛ. Прошу, отпустите меня; дурно мнѣ. Пришлите бумагу ко мнѣ, и я подпишу ее.
   ГЕРЦО. Ступай; но смотри же, чтобъ была подписана.
   ГРАЦІ. При крещеніи у тебя будетъ два крестныхъ отца; будь я судьей, прибавилъ бы я еще десять {Присяжныхъ въ шутку называли крестными отцами суда; ихъ требовалось двѣнадцать чтобы осудить на висѣлицу.}, чтобъ спровадить тебя не въ купель, а на висѣлицу. (Шейлокъ уходитъ.)
   ГЕРЦО. Прошу васъ, синьоръ, ко мнѣ обѣдать.
   ПОРЦІ. Прошу ваше высочество извинить меня. Мнѣ нынче же необходимо отправиться въ Падую, и я сейчасъ же ѣду.
   ГЕРЦО. Очень жаль, что не имѣете досуга. Антоніо, вознагради синьора достойно; премного, по моему, обязанъ ты ему. (Уходитъ съ Сенаторами и со свитой.)
   КАССА. Достойнѣйшій синьоръ, я и мой другъ избавлены нынче вашей мудростью отъ страшнаго взысканія; позвольте же намъ, тремя, должными Жиду, тысячами дукатовъ, выразить вамъ нашу искреннюю признательность за обязательный трудъ вашъ.
   АНТОН. И остаться и любовью, и услугами навсегда въ неоплатномъ долгу у васъ.
   ПОРЦІ. Вознагражденъ вполнѣ, вполнѣ довольный; я доволенъ, что избавилъ васъ, и потому считаю себя вполнѣ вознагражденнымъ; другихъ наградъ никогда не искалъ я. Прошу знать меня получше, когда еще встрѣтимся. Желаю вамъ всего хорошаго; съ тѣмъ и разстаюсь съ вами.
   КАССА. Позвольте, любезнѣйшій синьоръ, еще просить васъ; возьмите отъ насъ что нибудь, не какъ награду, а какъ дань. Двѣ только у меня до васъ просьбы: не отказать и простить мнѣ.
   ПОРЦІ. Вы такъ настаиваете -- уступаю. Дайте мнѣ ваши перчатки -- буду носить ихъ въ память о васъ; возьму, какъ знакъ вашей дружбы, и это кольцо;-- не отдергивайте же руки вашей; не возьму ничего болѣе; а въ этомъ, по вашему ко мнѣ расположенію, вы вѣрно мнѣ не откажете.
   КАССА. Это кольцо, любезнѣйшій синьоръ,-- это такая бездѣлка, что мнѣ, право, стыдно дать вамъ ее.
   ПОРЦІ. Кромѣ его не хочу ничего другаго, теперь, оно какъ-то понравилось мнѣ.
   БАССА. Для меня оно дорого совсѣмъ не по цѣнности его. Отыщу, и дамъ вамъ драгоцѣннѣйшее кольцо Венеціи; но это -- вы извините меня.
   ПОРЦІ. Вижу, синьоръ, вы щедры только на предложенія. Вы сперва научили меня просить, а теперь учите, кажется, какъ отдѣлываться отъ нищаго.
   БАССА. Любезнѣйшій синьоръ, кольцо это дано мнѣ женой; надѣвая его на мой палецъ, она заставила меня поклясться, что никогда не иродамъ, не отдамъ, и не потеряю его.
   ПОРЦІ. Этимъ извиненіемъ, многіе сберегаютъ свои подарки. Не безумная жена ваша; никогда, узнавъ какъ заслужилъ я кольцо это, не разсорилась бы она съ вами за отдачу его мнѣ.-- Такъ и быть; прощайте! (Уходитъ съ Нериссой.)
   АНТОН. Отдай ему кольцо. Позволь услугѣ его, вмѣстѣ съ моей дружбой, перевѣсить завѣтъ жены твоей.
   БАССА. Ступай, Граціано, бѣги, догони его, отдай ему это кольцо, и если можешь, приведи его въ домъ Антоніо.-- Спѣши! (Граціано уходитъ.) Идемъ и мы туда сейчасъ же; а завтра, ранехонько утромъ, отправимся. оба въ Бельмонтъ. Идемъ, Антоніо. (Уходятъ.)
   

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Улица.

Входятъ Порція и Нерисса.

   ПОРЦІ. Отыщи домъ Жида, и заставь его подписать дарственную эту запись. Нынче же вечеромъ мы отправимся, и будемъ дома днемъ раньше мужей нашихъ. Обрадуетъ эта запись Лоренцо.

Входитъ поспѣшно Граціано.

   ГРАЦІ. Какъ я радъ, синьоръ, что догналъ васъ. Синьоръ Бассаніо, поразмысливъ, посылаетъ вамъ это кольцо и проситъ васъ съ нимъ отобѣдать.
   ПОРЦІ. Не могу. Кольцо же принимаю съ величайшей благодарностью; такъ и скажите ему; за симъ, будьте такъ добры, покажите моему клерку домъ Жида.
   ГРАЦІ. Готовъ.
   НЕРИС. Синьоръ, мнѣ нужно сказать вамъ нѣсколько еще словъ. (Тихо Порціѣ) И я попробую выманить у мужа кольцо, которое онъ также поклялся хранить вѣчно.
   ПОРЦІ. Ручаюсь, успѣешь. Какъ же будутъ они клясться, что отдали ихъ мущинамъ; но мы твердо будемъ стоять на своемъ, превзойдемъ ихъ клятвами, что лгутъ они. Ступай же, кончай скорѣе; гдѣ буду ждать тебя, ты знаешь.
   НЕРИС. Идемте, синьоръ, покажите мнѣ домъ его. (Уходятъ.)
   

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Бельмотъ. Подъѣздъ къ дому Порціи.

Входятъ Лоренцо и Іессика.

   ЛОРЕН. Какъ ярко свѣтитъ мѣсяцъ.-- Въ такую ночь, какъ эта, когда душистый вѣтерокъ нѣжно лобызалъ деревья, и они нисколько не шумѣли,-- въ такую ночь, сдается мнѣ, взошелъ Троилъ на Троянскія стѣны, и вздохами слалъ свою душу въ станъ Грековъ, гдѣ въ эту ночь покоилась Крессида.
   ІЕССИ. Въ такую ночь Тизба, боязливо ступая по росѣ, увидала передъ собой тѣнь льва, прежде чѣмъ его самого, и убѣжала въ ужасѣ.
   ЛОРЕН. Въ такую ночь стояла Дидона, съ ивовой вѣтвью въ рукѣ, на пустынномъ берегу моря, и махала ею своему возлюбленному, чтобъ возвратился въ Карѳагенъ.
   ІЕССИ. Въ такую ночь собирала Медея чародѣйственныя травы, чтобъ возвратить юность старому Язону.
   ЛОРЕН. Въ такую ночь прокралась Іессика изъ дома богатаго Жида, и бѣжала съ бѣднымъ возлюбленнымъ изъ Венеціи въ Бельмонтъ.
   ІЕССИ. Въ такую ночь іонный Лоренцо клялся ей, что страстно любитъ ее, похитилъ ея душу множествомъ клятвъ, изъ которыхъ ни въ одной не было и тѣни правды.
   ЛОРЕН. Въ такую ночь хорошенькая Іессика, какъ маленькая вздорница, клевещетъ на своего возлюбленнаго, который прощаетъ ей это.
   ІЕССИ. Переночнила бы я тебя, еслибъ никто не пришелъ; слышишь, идетъ кто-то.

Входитъ Стефано.

   ЛОРЕН. Кто спѣшитъ такъ въ безмолвный часъ ночи?
   СТЕФА. Другъ.
   ЛОРЕН. Другъ? какой другъ? твое имя, другъ?
   СТЕФА. Мое имя Стефано, и съ вѣстью я, что госпожа моя будетъ передъ разсвѣтомъ здѣсь; она ходитъ по окрестнымъ святымъ мѣстамъ, и на колѣняхъ вымаливаетъ счастливаго супружества.
   ЛОРЕН. Кто же съ ней?
   СТЕФА. Да никого, кромѣ святаго пустынника и ея прислужницы. Скажите, пожалуйста, возвратился господинъ мой.
   ЛОРЕН. Нѣтъ еще; ничего о немъ и не слыхали. Пойдемъ, Іессика, приготовимъ какой нибудь торжественный пріемъ хозяйкѣ дома.

Входите Ланцелотъ.

   ЛАНЦЕ. Эй! эй! Слышь! слышь!
   ЛОРЕН. Кто зоветъ тамъ?
   ЛАНЦЕ. Стой! слышь! не видалъ ли синьора, синьора Лоренцо? Слышь! слышь!
   ЛОРЕН. Перестань же орать-то; здѣсь онъ.
   ЛАНЦЕ. Стой! гдѣ же, гдѣ же?
   ЛОРЕН. Да передъ тобой.
   ЛАНЦЕ. Скажи же ему, пріѣхалъ гонецъ отъ моего господина съ рожкомъ своимъ, полнымъ славныхъ вѣстей; господинъ мой будетъ здѣсь прежде еще утра. (Уходите.)
   ЛOPEН. Идемъ, моя милая, въ комнаты, подождемъ тамъ ихъ прибытія. Впрочемъ, зачѣмъ же -- зачѣмъ идти намъ въ комнаты? Любезный Стефано, ступай, передай всѣмъ, что твоя госпожа сейчасъ будетъ, и приведи сюда музыкантовъ. (Стефано уходитъ.) Какъ хорошо спитъ лунный свѣтъ на скамьѣ этой! Сядемъ здѣсь, и пусть звуки музыки прокрадываются въ наши уши; тишина и ночь благопріятствуютъ переливамъ сладостной гармоніи. Садись, Іессика. Смотри, какъ усѣянъ сводъ неба блестками сверкающаго золота; нѣтъ и самомалѣйшей видимой тобой звѣздочки, которая, въ своемъ движеніи, не пѣла бы, какъ ангелъ, безпрестанно впадая въ хоръ юно-окихъ серафимовъ. Такая же гармонія и въ безсмертныхъ душахъ; но пока она заперта еще въ грязной этой оболочкѣ тлѣнія, не можемъ мы слышать ея.

Входятъ Музыканты.

   Играйте, разбудите Діану гимномъ; коснитесь пріятнѣйшими звуками слуха госпожи вашей, зовите ее домой музыкой. (Музыка играетъ.)
   ІЕССИ. Никогда, слушая хорошую музыку, не была я весела.
   ЛОРЕН. Отъ напряженія это вниманія. Посмотри на дикое рѣзвое стадо, или на табунъ молодыхъ необузданныхъ еще лошадей: какіе бѣшеные, въ слѣдствіе горячей ихъ крови, скачки, какой ревъ, какое ржаніе; но услышь они вдругъ звуки трубы, коснись только ихъ слуха какая нибудь музыка, увидишь, всѣ они разомъ остановятся, и дико сверкающіе глаза ихъ начнутъ, отъ чаръ музыки, смотрѣть такъ кротко. Что Орфей двигалъ и деревья, и камни, и потоки, сочинилъ поэтъ потому, что нѣтъ ничего на столько упорнаго, твердаго и свирѣпаго, что бы на время не измѣнялось музыкой. Тотъ, въ комъ нѣтъ музыки, кто не трогается согласіемъ сладостныхъ звуковъ, способенъ къ измѣнѣ, коварству, хищности; движенія его души темны, какъ ночь, и склонности мрачны, какъ Эребъ. Не довѣряй такому человѣку.-- Слушай же музыку.

Входятъ Порція и Нерисса, и останавливаются въ глубинѣ сцены.

   ПОРЦІ. Это въ залѣ горитъ огонь. Какъ далеко бросаетъ маленькая эта свѣчка лучи свои! Такъ свѣтитъ доброе дѣло въ зломъ этомъ мірѣ.
   НЕРИС. Когда свѣтилъ мѣсяцъ, мы не видали его.
   ПОРЦІ. Такъ слава большая затемняетъ меньшую. Сіяетъ и намѣстникъ ярко, какъ король, пока король не явится; а явится -- исчезаетъ блескъ его, какъ ручей въ океанѣ. Музыка! слышишь?
   НЕРИС. Ваша это, синьора, домашняя музыка.
   ПОРЦІ. Все, вижу, хорошо только относительно; она звучитъ, кажется мнѣ, несравненно пріятнѣе, чѣмъ днемъ.
   НЕРИС. Тишина придаетъ ей эту пріятность.
   ПОРЦІ. И ворона поетъ такъ же хорошо, какъ и жаворонокъ, для не слушающихъ; я думаю и соловья, пой онъ днемъ, когда всякій гусь гогочетъ, сочли бы пѣвцомъ не лучшимъ крапивника. Какъ многое бываетъ обязано надлежащей похвалой, должной оцѣнкой только своему своевременному, кстати проявленію!-- Умолкни! спитъ теперь луна съ Эндиміономъ, и не хотѣла бы чтобъ разбудили ее. (Музыка умолкаетъ.)
   ЛОРЕН. Это голосъ Порціи, или жестоко ошибаюсь.
   ПОРЦІ. Узналъ онъ меня, какъ слѣпой кукушку, по дурному голосу.
   ЛОРЕН. Привѣтствую васъ, прекрасная синьора.
   ПОРЦІ. Мы молили успѣха мужьямъ нашимъ, и надѣемся, что не напрасны были молитвы наши. Возвратились они?
   ЛОРЕН. Нѣтъ еще; но пріѣхалъ гонецъ съ вѣстью, что скоро будутъ.
   ПОРЦІ. Ступай, Нерисса, въ комнаты и скажи моимъ служителямъ чтобъ они не говорили о нашемъ отсутствіи. Не говорите и вы, Лоренцо; -- и ты, Іессика. (Трубные за сценой звуки.)
   ЛОРЕН. Вотъ и супругъ вашъ; слышу трубу его. Не болтливы мы, синьора; не бойтесь.
   ПОРЦІ. Больнымъ днемъ кажется мнѣ ночь эта; немного она только поблѣднѣе; такой она день, какимъ день бываетъ когда спрячется солнце.

Входятъ Бассаніо, Антоніо, Граціано и ихъ Слуги.

   БАССА. Былъ бы у насъ день и въ одно время съ антиподами, еслибъ ты въ отсутствіи солнца гуляла.
   ПОРЦІ. Позволь мнѣ свѣтить, но не бояться свѣта; потому что жена боящаяся свѣта дѣлаетъ мужа сумрачнымъ {Тутъ непереводимая игра значеніями словъ: light -- свѣтить, легкомысленная, вѣтреная, легкая, и heavy -- тяжелый, печальный, грустный.}, а такимъ, по моей милости, Бассаніо никогда не будетъ. Все впрочемъ въ божьей волѣ!-- Привѣтствую твое возвращеніе, мой повелитель.
   КАССА. Благодарю; привѣть же и моего друга. Вотъ онъ, вотъ Антоніо, которому я такъ много обязанъ.
   ПОРЦІ. Во всѣхъ смыслахъ слѣдуетъ тебѣ быть премного ему обязаннымъ; потому что, слышала, на что за тебя онъ обязывался.
   АНТОН. За все онъ ужь заплатилъ мнѣ.
   ПОРЦІ. Синьоръ, отъ всей души рада я вамъ, и это должна доказать не словами, и потому кончаю словесныя заявленія вѣжливости.
   ЛОРЕН. (Нериссѣ). Клянусь вотъ этой луной, ты обижаешь меня; ей-богу я отдалъ его клерку судьи. Желалъ бы, если ужь ты, моя милая, такъ сильно принимаешь это къ сердцу, чтобъ получившій его сдѣлался евнухомъ.
   ПОРЦІ. Что это у васъ, ссора ужь? Изъ-за чего это?
   ГРАЦІ. Изъ-за золотого ободочка, изъ-за подареннаго мнѣ ею ничтожнаго колечка съ надписью, въ родѣ тѣхъ, какими ножевщики для всего міра снабжаютъ ножи, съ надписью: "Люби меня, и не покидай меня".
   НЕРИС. Что ты толкуешь о надписи и о цѣнности? Ты поклялся мнѣ, когда я тебѣ его отдавала, что будешь носить его до самой смерти; что сойдетъ оно съ тобой и въ могилу; если не изъ любви ко мнѣ, такъ ради ужь страшныхъ клятвъ слѣдовало бы тебѣ беречь его. Отдалъ вишь клерку судьи!-- вздоръ, знаю навѣрное, что бороды-то у этого клерка никогда не будетъ.
   ГРАЦІ. Будетъ, доживетъ если только до возмужалости.
   НЕРИС. Доживетъ если женщина до превращенья въ мущину.
   ГРАЦІ. Клянусь этой рукой, я отдалъ его юношѣ, почти что мальчику; маленькому, щедушному мальчику, не выше тебя ростомъ, клерку судьи; безотвязный этотъ мальчишка такъ вымаливалъ его въ награду, что я никакъ не могъ отказать.
   ПОРЦІ. Дурно, скажу вамъ откровенно, сдѣлали вы, что такъ легко разстались съ первымъ подаркомъ вашей жены; съ тѣмъ, что клятвами было прикрѣплено къ вашему пальцу, вѣрностью приковано къ вашему тѣлу. И я подарила моему мужу кольцо, заставивъ его покляться, что никогда онъ съ нимъ не разстанется; вотъ онъ тутъ,-- и я готова присягнуть, что не разстанется онъ съ нимъ, не сниметъ его съ своего пальца и за всѣ сокровища міра. Повѣрьте, Граціано, жестокій дали вы женѣ вашей поводъ къ огорченію; случись это со мной -- я просто съ ума сошла бы.
   КАССА. (Про себя). Лучше-бы отрубить мнѣ лѣвую свою руку, и поклясться, что потерялъ кольцо, отстаивая его, поручусь теперь душой, что за симъ супругъ вашъ никогда уже умышленно не нарушитъ никакой клятвы вамъ.
   ПОРЦІ. Вы ручаетесь? Отдайте-жь ему это; и скажите, чтобъ берегъ его лучше того,
   АНТОН. Вотъ тебѣ, Бассаніо; клянись хранить это кольцо.
   БАССА. Боги! да это то самое, которое я отдалъ доктору!
   ПОРЦІ. Отъ него я и получила его; прости мнѣ, Бассаніо. изъ-за этого кольца я вѣдь всю ночь провела съ нимъ.
   НЕРИС. И мнѣ прости, мой милый Граціано; потому что и я провела эту ночь именно съ тѣмъ щедушнымъ мальчишкой, съ клеркомъ доктора.
   ГРАЦІ. Да это тоже, что поправка большихъ дорогъ лѣтомъ, когда онѣ и безъ того достаточно хороши. Приставили намъ рога, прежде чѣмъ мы ихъ заслужили?
   ПОРЦІ. Не говорите такъ дерзко.-- Вы всѣ удивлены. Вотъ письмо, прочтите его на досугѣ; оно изъ Падуи, отъ Белларіо; изъ него вы узнаете, что докторъ -- Порція, а клеркъ -- Нерисса. Лоренцо засвидѣтельствуетъ вамъ, что я уѣхала вслѣдъ за вами, и только что возвратилась; я еще и не входила въ домъ.-- Отъ души я рада вамъ, Антоніо; есть у меня и для васъ новости, какихъ и не ожидаете. Распечатайте это письмо сейчасъ-же; изъ него вы узнаете, что три корабля ваши съ богатымъ грузомъ неожиданно вошли въ гавань. Какимъ же страннымъ случаемъ попало это письмо въ мои руки вы не узнаете.
   АНТОН. Онѣмѣлъ я.
   КАССА. Такъ это ты была докторомъ? и я не узналъ тебя.
   ГРАЦІ. Такъ это ты клеркъ, который долженъ сдѣлать меня рогоносцемъ?
   НЕРИС. Да, клеркъ, который никогда этого не сдѣлаетъ, если только не сдѣлается мущиной.
   БАССА. Милый докторъ, ты будешь моимъ сопостельникомъ; лежи съ моей женой въ моемъ отсутствіи.
   АНТОН. Прекрасная синьора, вы даровали мнѣ жизнь и чѣмъ жить; тутъ вѣрное извѣстіе, что корабли мои благополучно прибыли въ гавань.
   ПРОЦІ. И для васъ, Лоренцо, есть у моего клерка кое-что пріятное.
   НЕРИС. И я отдамъ имъ это кое-что, не требуя за то никакой награды; вотъ, вручаю вамъ и Іессикѣ дарственную богатаго Жида запись, но которой все, что онъ имѣетъ, по его смерти переходитъ къ вамъ.
   ЛОРЕН. Прекрасныя, вы усыпаете небесною манной путь голодающихъ.
   ПОРЦІ. Почти что утро ужь, а вы, увѣрена, не вполнѣ еще удовлетворены объясненіемъ случившагося. Пойдемте въ комнаты; тамъ можете допрашивать насъ какъ угодно, и мы на все отвѣтимъ вамъ добросовѣстно.
   ГРАЦІ. Прекрасно. Первымъ допросомъ, которому Нерисса, подъ присягой, под ѣто слѣдуетъ за нимъ, какъ этотъ передовой явился передъ своимъ господиномъ.
   Порціа. Ну, полно жь, пожалуйста. Я ужь боюсь, ты мнѣ сейчасъ скажешь, что онъ тебѣ родня, потому-что тратишь свой праздничный умъ на похвалы ему. Пойдемъ, пойдемъ, Нерисса, я нетерпѣливо желаю видѣть эту почту любви, которая пришла такъ вѣжливо.
   Нерисса. О, госпожа любовь! если бъ это былъ Бассаніо! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Площадь въ Венеціи.

САЛАНІО и САЛАРИНО.

   Саланіо. Ну, что новаго на Ріальто?
   Саларино. Тамъ еще все увѣряютъ, что у Антоніо корабль съ богатымъ грузомъ претерпѣлъ кораблекрушеніе въ проливѣ, который отдѣляетъ Францію отъ Англіи. Не помню, какъ называютъ мѣсто, но это, сказываютъ, самая опасная и гибельная мель. На ней погребены обломки многихъ огромныхъ кораблей, если только сплетница-молва честная женщина.
   Саланіо. Я хотѣлъ бы, чтобъ на этотъ разъ она лгала хуже всякой сплетницы, какой случалось жевать пряники или увѣрять сосѣдей, что оплакиваетъ смерть третьяго мужа. Но безъ дальняго болтовства обратимся прямо къ дѣлу. Это правда, что добрый Антоніо, честный Антоніо -- ахъ, если бъ я могъ дать ему такой хорошій титулъ, который былъ бы подъ-масть къ его имени!.
   Саларино. Ну, да наконецъ, что же?
   Саланіо. Ну, что ты говоришь? конецъ тотъ, что онъ лишился корабля!
   Саларино. Дай Богъ, чтобъ этимъ кончились его потери!
   Саланіо. Поскорѣй сказать "аминь", а то дьяволъ помѣшаетъ моей молитвѣ; видишь, онъ идетъ къ намъ въ образѣ Жида.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

ТѢ же и Шейлокъ

   Саланіо. Ну что, Шейлокъ? Что новаго у купцовъ?
   Шейлокъ. Вы знаете лучше другаго, лучше всякаго другаго о побѣгѣ моей дочери.
   Саларино. Это правда. Что до меня, то я знаю, какой портной сшилъ ей крылья, на которыхъ она улетѣла.
   Саланіо. И Шейлокъ съ своей стороны зналъ, что птица уже оперилась, а въ это время у нихъ у всѣхъ обычай покидать свою мать.
   Шейлокъ.Она будетъ покинута Богомъ за то!
   Саларино. Да, если дьяволъ сдѣлается ея судьею.
   Шейлокъ. Моей собственной плоти и крови взбунтоваться противъ меня!
   Саланіо. Пошелъ, старый! гдѣ имъ взбунтоваться въ твои лѣта!
   Шейлокъ. Я называю мою дочь моей плотью и кровью.
   Саларино. Да между твоей и ея плотью больше разницы, чѣмъ между сажей и слоновой костью; а между вашей кровью больше, чѣмъ у краснаго вина съ краснымъ уксусомъ.-- Скажи-ка намъ, слышалъ ты, правда, что у Антоніо погибло что-то на морѣ, или нѣтъ?
   Шейлокъ. Вотъ еще мнѣ убытокъ! Банкрутъ, мотъ, который едва смѣетъ показывать глаза на Ріальто, нищій, который всегда прихаживалъ на биржу такимъ чопорнымъ... Помнитъ ли онъ условіе? Онъ, бывало, называлъ меня ростовщикомъ; помнитъ ли онъ условіе? Онъ, бывало, давалъ деньги въ-займы изъ христіанскаго добродушія... Помнитъ ли онъ условіе?
   Саларино. Ну, да я увѣренъ, еcли онъ просрочитъ, ты не захочешь его мяса, на что тебѣ оно?
   Шейлокъ. Чтобъ прикармливать на него рыбу, если оно не годится на пищу моему мщенію. Онъ позорилъ меня и помѣшалъ въ дѣлѣ полумильйонномъ, хохоталъ надъ моими потерями, насмѣхался надъ моими пріобрѣтеніями, безчестилъ мой народъ, портилъ мои торги, охлаждалъ моихъ друзей, поджигалъ враговъ -- и за что? Я Жидъ. Да развѣ у Жида нѣтъ глазъ, развѣ у Жида нѣтъ рукъ, органовъ, соразмѣрности въ частяхъ, чувствъ, привязанностей, страстей? Насъ питаетъ та же пища, то же оружіе ранитъ насъ; мы подвержены тѣмъ же болѣзнямъ, лечимся тѣми же средствами, грѣемся и зябнемъ отъ той же зимы и отъ того же лѣта, какъ христіане. Если вы защекочете насъ, развѣ мы не засмѣемся? Если вы отравите насъ, развѣ мы не умремъ? и если вы обидите насъ, развѣ мы не отомстимъ? Когда мы похожи на васъ во всемъ другомъ, мы хотимъ походить и въ этомъ. Если Жидъ обидитъ христіанина, что дѣлаетъ онъ съ своимъ смиреніемъ? Мститъ. Если христіанинъ обидитъ Жида, что должно этому дѣлать, по примѣру христіанина? а? мститъ. Мерзости, которымъ вы меня учите, я употреблю въ дѣло, и мудрено будетъ, коли не превзойду учителей.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

ТѢ же и СЛУГА, потомъ ТЮБАЛЬ.

   Слуга. Господа, синьйоръ Антоніо у себя дома и желаетъ говорить съ вами обоими.
   Саларино. Мы его вездѣ искали.

(Въ это время входить Тюбаль.)

   Саланіо. Вотъ и другой того же племени; третьяго не найдешь имъ подъ-масть, развѣ самъ чортъ пойдетъ въ Жиды. (Саларино, Саланіо и слуга уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

ТЮБАЛЬ и ШЕЙЛОКЪ.

   Шейлокъ. Ну, что Тюбаль? что новаго изъ Генуи? нашелъ ли ты мою дочь?
   Тюбаль. Во многихъ мѣстахъ я слышалъ о ней, но найдти ее не могъ.
   Шейлокъ. Ну, такъ, такъ, такъ! погибъ алмазъ, что стоилъ мнѣ во Франкфуртѣ 2000 червонцевъ! Проклятія до-сихъ-поръ не было никогда на нашемъ народѣ! я до-сихъ-поръ никогда не чувствовалъ его! Двѣ тысячи червонцевъ тутъ!.. А другіе драгоцѣнные, драгоцѣнные камни! О, пусть бы дочь умерла у моихъ ногъ, да съ этими камнями въ ушахъ! Пусть бы ввалили ее въ гробъ у моихъ ногъ, да съ червонцами въ гробѣ!-- Нѣтъ извѣстія о нихъ? Ну, да! И я не знаю еще, что истрачено въ поискахъ... О, потери за потерей! Воръ столько унесъ и столько надо, чтобъ отъискать вора, и нѣтъ удовлетворенія, нѣтъ средства отмстить, и нѣтъ несчастія ни съ кѣмъ!.. Есть несчастіе; да давитъ только меня, есть вздохи, да только изъ моей груди; есть слезы, да только изъ моихъ глазъ...
   Тюбаль. О, нѣтъ, и другіе могутъ жаловаться на несчастіе! Антоніо, какъ мнѣ сказывали въ Генуѣ.
   Шейлокъ. Что, что, что?.. несчастіе, несчастіе?..
   Тюбаль. Лишился корабля, что шелъ изъ Триполя.
   Шейлокъ. Слава Богу, слава Богу!-- Да правда ли? правда ли?
   Тюбаль. Я говорилъ кое-съ-кѣмъ изъ матросовъ, которые спаслись отъ кораблекрушенія.
   Шейлокъ. Спасибо, добрый Тюбаль. Добрыя вѣсти добрыя вѣсти! Ха! ха! ха! Гдѣ? въ Генуѣ?
   Тюбаль. Твоя дочь истратила въ Генуѣ, какъ мнѣ сказывали, въ одинъ вечеръ 80 червонцевъ..
   Шейлокъ. Ты вонзаешь въ меня кинжалъ! Стало, я никогда больше не увижу своего золота? Восемьдесятъ червонцевъ за одинъ разъ! восемьдесятъ червонцевъ!
   Тюбаль. Разные заимодавцы Антоніо пріѣхали со мной въ Венецію; они божатся, что ему нечего другаго дѣлать, какъ объявить себя банкрутомъ.
   Шейлокъ. Очень-радъ: я стану мучить его, стану пытать его,-- очень-радъ.
   Тюбаль. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ кольцо, которое получилъ отъ твоей дочери за обезьяну.
   Шейлокъ. Провались съ нею! Ты терзаешь меня, Тюбаль: это моя бирюза, мнѣ досталась отъ Лига, когда еще я былъ холостымъ. Я не отдалъ бы ея за цѣлую степь обезьянъ.
   Тюбаль. А Антоніо, видно, правда, что разорился?
   Шейлокъ. О, правда, сущая правда! Ступай, Тюбаль, купи мнѣ какого-нибудь исполнителя правосудія, приговори его за двѣ недѣли впередъ. Я хочу взять у него сердце, если онъ просрочитъ. Не будь только его въ Венеціи; я могу вести торгъ, какой мнѣ угодно... Ступай, ступай, Тюбаль, ты найдешь меня потомъ у насъ въ синагогѣ. Ступай, добрый Тюбаль; у насъ въ синагогу Тюбаль. (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ V.

Дѣйствіе въ Бельмоитѣ. Комната въ домѣ Порціи; ящики выставлены.

БАССАНІО, ПОРЦІА, ГРАЦІАНО, НЕРИССА и СВИТА.

   Порціа. Прошу васъ, остановитесь; подождите день или два, прежде чѣмъ отважитесь. Если вы ошибетесь въ выборѣ, я лишусь вашего общества; такъ помедлите сколько-нибудь: что-то говоритъ мнѣ (однако это не любовь), что я не хотѣла бы лишиться васъ, а вы сами знаете, ненависть не даетъ совѣтовъ такого рода... Только изъ страха, что вы не поймете меня совершенно (а у дѣвицы нѣтъ другаго языка, кромѣ ея мысли), я желала бы удержать васъ здѣсь мѣсяцъ или два, прежде чѣмъ вы ввѣритесь случаю ради меня. Я могла бы научить васъ, какъ выбрать безъ ошибки, но тогда я клятвопреступница; такою никогда не буду -- стало вы можете потерять меня, а если потеряете, то заставите пожелать грѣха, каяться, что я не была клятвопреступницей; -- Горе вашимъ глазамъ! Они осѣтили меня и раздѣлили на двѣ части: одна половина принадлежитъ вамъ, другая половина -- вамъ... мнѣ самой, хотѣла я сказать; но если мнѣ, стало вамъ, и стало обѣ вамъ..-- О, развращенный вѣкъ кладетъ преграды между владѣльцами и ихъ правами, и хотя я принадлежу вамъ, я не ваша. Если такъ будетъ, пускай счастіе идетъ за это въ адъ, а не я. Я говорю слишкомъ-долго, но за тѣмъ, чтобъ остановить время, расширить и протянуть его,-- чтобъ удержать васъ отъ выбора.
   Бассаніо. Позвольте мнѣ выбирать; въ моемъ положеніи -- я на пыткѣ.
   Порціа. На пыткѣ, Бассаніо?.. Такъ признайтесь, какая измѣна таится подъ вашей любовью.
   Бассаніо. Никакой; подъ моей любовью таится ужасное сомнѣніе; оно заставляетъ меня бояться за нее. Дружба и союзъ скорѣе могутъ быть между снѣгомъ и огнемъ, чѣмъ между измѣной и моей любовью.
   Порціа. А! Только я боюсь... вы говорите на пыткѣ, когда всякій принужденъ сказать что-нибудь.
   Бассаніо. Обѣщайте мнѣ жизнь, и я открою истину.
   Порціа. Ну, хорошо, откройте -- и живите.
   Бассаніо. Открыться и любить, вотъ былъ бы весь итогъ моего признанья. О, сладкія муки! самъ мучитель учитъ меня отвѣтамъ для моего спасенія! Но пустите меня къ моей судьбѣ и ящикамъ.
   Порціа. Ступайте же: я заперта въ одномъ изъ нихъ; если вы меня любите, то вы найдете меня. Нерисса и всѣ прочіе, станьте поодаль. Пусть раздается музыка во время выбора, и тогда, если онъ не отгадаетъ, конецъ его будетъ конецъ лебедя, угасающаго подъ пѣсню; а чтобъ сравненіе было точнѣе, то глаза мои станутъ ручьемъ и водянымъ ложемъ смерти для него. Онъ можетъ отгадать!.. Какую жъ надо музыку тогда?.. Тогда надо музыку, какъ радостныя трубы въ день преклоненія вѣрноподданныхъ, передъ ново-вѣнчаннымъ монархомъ; надо музыку, какъ эти сладостные звуки, которые на-разсвѣтѣ шепчутъ дремлющему жениху на-ухо и зовутъ его къ алтарю. Вотъ онъ идетъ съ-такой же благородной осанкой, но только съ большей любовью, чѣмъ шелъ молодой Алкидъ спасать рыдающую Трою отъ дѣвичьей дани, платимой морскому чудовищу. Я стою для жертвоприношенія, всѣ другіе -- это дарданскія жены съ мрачными лицами -- пришли видѣть окончаніе подвига. Иди Геркулесъ! Живъ ты -- я жива. Съ большимъ волненьемъ смотрю я на битву, чѣмъ ты идешь на нее.

Между-тѣмъ, какъ Бассаніо разсматриваетъ ящики, музыка и поютъ пѣсню:

  
                       1.
  
             У любви гдѣ колыбель?
             Въ сердцѣ ль нѣжномъ, въ головѣ ль?
             Какъ внезапно рождена,
             Чѣмъ питается она?
  
                       3.
  
             Чудное дитя очей!
             Созерцанье пища ей,
             Гдѣ ей жизнь была дана
             Жизнь окончитъ тамъ она;
             Ей напѣвъ нашъ гробовой
             Вѣчный ей за-упокой.
  
           ;            Хоръ.
  
             Вѣчный ей за-упокой.
  
   Бассаніо. Такъ, видная вещь можетъ всего менѣе отвѣчать своей наружности! Свѣтъ безпрестанно вводится въ обманъ украшеніями. Въ правосудіи есть ли такіе продажные и беззаконные доводы, которые, будучи приправлены сладкимъ голосомъ, не затемнили бы признаковъ зла? Нѣтъ порока такого простодушнаго, чтобъ не присвоивалъ себѣ какихъ-нибудь примѣть добродѣтели. Сколько трусовъ, у которыхъ сердца такъ-же ненадежны, какъ песочныя лѣстницы, а носятъ на подбородкахъ бороды Геркулеса и нахмуреннаго Марса. У нихъ, если порыться внутри, печенки бѣлы, какъ молоко. Посмотрите на красоту, и вы увидите, что она покупается на-вѣсъ. Эти волнообразные, змѣистые, золотые локоны, которые рѣзвятся съ вѣтромъ на мнимой красавицѣ, про ихъ мы часто знаемъ, что они приданое другой головы, и черепъ, гдѣ родились, въ могилѣ. Итакъ украшеніе не что иное, какъ обманчивый берегъ самаго опаснаго моря, прекрасное покрывало на индійской красотѣ, видъ истины, которымъ одѣвается коварный вѣкъ, чтобъ ловить въ сѣти мудрѣйшихъ. Такъ ты, ослѣпительное золото, жестокая пища Мидаса, и не хочу тебя; ни тебя также, ты блѣдный и пошлый переметчикъ у людей! Но ты, ты, тощій свинецъ, скорѣе грозишь, чѣмъ обѣщаешь что-нибудь; твоя простота трогаетъ меня больше, чѣмъ краснорѣчіе, и тебя выбираю я. О, еслибъ радость была послѣдствіемъ выбора!
   Порціа. Какъ всѣ другія страсти улетаютъ на воздухъ, и мысли, полныя сомнѣній, и поспѣшно-обнятое отчаянье, и дрожащій страхъ, и ревность съ зелеными глазами! О, любовь! воздержись, умѣрь свой восторгъ, постепенно изливай свои радости; ограничь ихъ необъятность; я слишкомъ-сильно чувствую твое счастіе; сдѣлай его меньше, не то -- я паду подъ его бременемъ.
   Бассаніо. Что я найду здѣсь? (открываетъ свинцовый ящикъ) Портретъ прекрасной Порціи! какой полубогъ такъ близко подошелъ къ творенію? Не двигаются ли эти глаза? или, прильнувъ къ моимъ зрачкамъ, они кажутся мнѣ въ движеніе? Вотъ полураскрытыя губы, отдѣленныя одна отъ другой сахарнымъ дыханіемъ. Только такая нѣжная преграда должна раздѣлять такихъ нѣжныхъ друзей. Вотъ живописецъ, подражая пауку, сплелъ изъ ея волосъ золотую сѣть, чтобъ ловить сердца людей, вѣрнѣе чѣмъ мухъ въ паутину. Но ея глаза... какъ могъ онъ смотрѣть на нихъ и писать! Одинъ изъ нихъ, начатый имъ, долженъ бы похитить у него оба и не дать докончить себя. Но посмотрите, какъ оскорбительно моя похвала унижаетъ достоинство этой тѣни,-- такъ, эта тѣнь ниже дѣйствительности. Вотъ свитокъ, содержаніе моей судьбы: "ты, который не выбиралъ по наружности, ты отгадалъ славно и выбралъ вѣрно; если это счастіе достается тебѣ, будь доволенъ и не ищи новаго. Если ты радъ ему, и въ своемъ жребіи видишь свое блаженство, обернись къ невѣстѣ и потребуй ее поцалуемъ любви." -- Драгоцѣнный свитокъ; прекрасная Порціа, съ вашего позволенія. (Цалуеть ее). Я пришелъ исполнить надпись: "дать и получить", похожій на одного изъ двухъ соперниковъ, который оспориваетъ у другаго награду и думаетъ, что заслужилъ ее въ глазахъ народа; но вдругъ слышитъ рукоплесканія, всеобщій крикъ -- и голова у него кружится, глаза неподвижны, онъ въ сомнѣнія: для него эти громы похвалъ или нѣтъ? Такъ, прекрасная Порціа, стою я теперь; такъ я не знаю, правда ли то, что вижу, и не повѣрю счастію, покуда оно не будетъ скрѣплено, подписано, утверждено вами.
   Порціа. Вы видите, синьйоръ Бассаніо, гдѣ я и что я: хотя, для себя-самой, я не была бъ честолюбива въ моихъ желаніяхъ, не захотѣла бъ быть лучше, но для васъ я желала бъ въ двадцать разъ быть тѣмъ, что я теперь въ тысячу разъ прекраснѣе, въ десять тысячъ разъ богаче; чтобъ только стать высоко въ вашемъ мнѣніи, я желала бъ въ добродѣтеляхъ, красотѣ, богатствахъ, друзьяхъ превзойдти всякую мѣру; но всѣ мои свойства, взятыя вмѣстѣ, не что иное, какъ простосердечная дѣвушка, неученая, неопытная. Она счастлива, что еще не такъ стара, чтобъ не могла учиться, еще счастливѣе отъ-того, что родилась не такъ тупа, чтобъ не могла выучиться; а всего счастливѣй отъ-того, что ея покорный умъ ввѣряетъ себя вамъ для руководства, вамъ, ея повелителю, наставнику, королю. Я и что мое -- принадлежитъ вамъ и стало теперь вашимъ. Сію-минуту я была владѣлица этихъ прекрасныхъ палатъ; госпожа моихъ слугъ, королева себѣ-самой; и сію же минуту, этотъ домъ, эти слуги, эта сама я -- все ваше, мой властелинъ. И даю ихъ съ этимъ кольцомъ. Когда вы разлучитесь съ нимъ, потеряете его или отдадите, это будетъ предсказаніемъ погибели вашей любви и дастъ мнѣ право жаловаться на васъ.
   Бассаніо. Вы лишили меня словъ; только кровь моя отвѣчаетъ вамъ въ моихъ жилахъ. Я чувствую такой безпорядокъ въ мысляхъ, какой, послѣ прекрасной рѣчи любимаго государя, бываетъ въ говорѣ очарованной толпы, когда каждое слово перемѣшивается съ другими и сливается въ дикій звукъ, гдѣ ничего нельзя разобрать, кромѣ радости, выраженной, но не сказанной: если это кольцо разстанется съ этимъ пальцемъ, тогда разстанется жизнь съ этимъ сердцемъ -- о, тогда смѣло скажите: Бассаніо умеръ.,
   Нерисса. Синьйоръ и синьйора, теперь нашъ чередъ радоваться вмѣстѣ съ вами. Мы были при этомъ и видѣли, какъ совершились наши желанія. Честь имѣемъ поздравить васъ.
   Граціано. Синьйоръ Бассаніо; и вы, прекрасная синьйора; желаю вамъ такого счастія, какого вы сами себѣ желаете, потому-что вы вѣрно не захотите отнять его у меня. А когда вы будете торжествовать взаимное обѣщанье вашей вѣрности, позвольте и мнѣ также жениться въ это время.
   Бассаніо. Отъ всего сердца; только найди жену.
   Граціано. Покорно благодарю васъ. Вы нашли мнѣ ее. Мои глаза, синьйоръ, смотрятъ такъ же быстро, какъ ваши. Вы видѣли госпожу, я глядѣлъ на служанку; вы влюбились, я влюбился, а до проволочекъ я такой же неохотникъ, какъ и вы. Ваше счастіе заключалось въ ящикахъ: случилось такъ, что и мое въ нихъ было. Я волочился здѣсь за нею до пота лица и до-того клялся въ любви, что отъ этихъ клятвъ у меня въ горлѣ пересохло. Наконецъ, если обѣщанія исполняется, то я добился, что вотъ эта красавица обѣщала мнѣ свою любовь въ томъ только случаѣ, когда вы завладѣете госпожею.
   Порціа. Правда ли, Нерисса?
   Нерисса. Правда, сударыня, если это не противно вамъ.
   Бассаніо. А ты, Граціано, говоришь не шутя?
   Граціано. Божусь, не шутя.
   Бассаніо. Мы сочтемъ за честь, что наша свадьба будетъ вмѣстѣ съ вашей.
   Граціано. Кто это идетъ сюда? Лоренцо и его невѣрная? какъ, да и старый другъ, Венеціанецъ Салеріо!
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ же, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и САЛЕРІО.

   Бассаніо. Лоренцо и Салеріо, милости просимъ, если новость моего положенія здѣсь даетъ мнѣ право приглашать васъ. Съ вашего позволенія, милая Порціа, я приглашаю моихъ истинныхъ друзей и соотечественниковъ.
   Порціа. Я то же дѣлаю -- и отъ души имъ рада.
   Лоренцо. Благодарю васъ покорно. Впрочемъ, синьйоръ Бассаніо, я съ своей стороны не думалъ видѣться здѣсь съ вами, но встрѣтился на дорогѣ съ Салеріо и онъ уговорилъ меня, не принимая никакихъ возраженій, отправиться съ нимъ сюда.
   Салеріо. Да, я уговорилъ его и имѣлъ на это причину. Синьйоръ Антоніо кланяется вамъ. (Подаетъ письмо Бассаніо).
   Бассаніо. Прежде, чѣмъ открою это письмо, прошу васъ, скажите мнѣ, здоровъ ли мой добрый другъ.
   Салеріо. Не боленъ, развѣ только душа больна; ни здоровъ, развѣ только здорова душа: это письмо покажетъ вамъ его состояніе.
   Граціано. Нерисса, приласкай эту чужестранку, поразговори ее. Твою руку, Салеріо! Что новаго въ Венеціи? что подѣлываетъ король-купецъ, добрый Антоніо? я увѣренъ, онъ будетъ радъ нашему успѣху; мы, Язоны, пріобрѣли золотое руно.
   Салеріо, Ахъ, еслибъ вы нашли руно, которое онъ потерялъ!
   Порціа. Вѣрно страшное извѣстіе содержится въ этой бумагѣ; оно сгоняетъ краску съ бассаніевыхъ щекъ: вѣрно умеръ какой-нибудь нѣжный другъ! Ничто другое въ мірѣ не могло бы такъ сильно измѣнить лицо твердаго мужчины. Но что? все блѣднѣе и бѣднѣе? Позвольте, Бассаніо, я половина васъ и безспорно должна раздѣлить съ вами по-поламъ содержаніе этой бумаги.
   Бассаніо. О, прекрасная Порціа, тутъ немного словъ, но они непріятнѣе всѣхъ, которыя до-сихъ-поръ чернили бумагу! Милая женщина, когда въ первый разъ я повѣрилъ вамъ свою любовь, я смѣло сказалъ, что все мое богатство текло въ моихъ жилахъ, что я былъ благородный человѣкъ -- и я сказалъ вамъ тогда правду; я оцѣнилъ себя дешево, но со всѣмъ тѣмъ, милая женщина, вы узнаете, какимъ низкимъ хвастуномъ я былъ, когда я сказалъ, что у меня не было ничего; я долженъ былъ сказать: хуже, чѣмъ ничего; потому-что я заложилъ себя нѣжному другу и заложилъ своего друга его истинному врагу, чтобъ имѣть деньги. Вотъ письмо; эта бумага -- это тѣло моего друга; каждое слово на ней -- это зѣвъ раны, которая истекаетъ кровью жизни.-- Но правда ли, Салеріо? не ужь ли всѣ его предпріятія не удались? не ужъ ли ни одно? изъ Триполи, изъ Мексики и Англіи, изъ Лиссабона, Варваріи и Индіи -- не ужь ли ни одинъ корабль не избѣгъ страшнаго прикосновенія скалъ, этихъ разорителей купцовъ?
   Салеріо. Ни одинъ. Да, кажется, еслибъ у него и были деньги, чтобъ заплатить Жиду, Жидъ не взялъ бы ихъ. Никогда я не знавалъ твари съ человѣческимъ образомъ такой ядовитой и такой жадной къ погибели человѣка. Онъ пристаетъ къ дожу и утромъ и вечеромъ, грозятъ уничтоженіемъ свободы республики, если откажутъ ему въ правосудіи; двадцать купцовъ, самъ дожъ и значительнѣйшіе сенаторы,-- всѣ убѣждали его, но никто не успѣлъ выбить у него изъ головы злобнаго иска; онъ говоритъ свое: неустойка, правосудіе, условіе.
   Джессика. Когда я была съ нимъ, то слышала, какъ онъ клялся Тюбалю и Чосу, двоимъ соотечественникамъ, что лучше бъ хотѣлъ взять мясо Антоніо, чѣмъ сумму въ двадцать разъ больше той, которую далъ въ-займы. И я увѣрена, синьйоръ, если законъ и правительство не откажутъ ему, то худо будетъ, бѣдному Антоніо.
   Порціа. Эта вашъ нѣжный другъ въ такой бѣдѣ?
   Бассаніо. Нѣжнѣйшій мой другъ, лучшій изъ людей, душа самая чистая и неутомимая на одолженія,-- тотъ, въ комъ древняя римская честность видна болѣе, чѣмъ во всѣхъ другихъ, которые дышатъ воздухомъ Италіи.
   Порціа. Много ли же онъ долженъ Жиду?
   Бассаніо За меня три тысячи червонцевъ.
   Порціа. Какъ? небольше? заплатите ему шесть тысячъ и уничтожьте условіе; удвойте шесть тысячъ и потомъ утроите, прежде чѣмъ другъ, такъ вами описанный, потеряетъ хоть одинъ волосъ за вину Бассаніо. Сперва, пойдемте со мной въ церковь, назовите меня женой, а тамъ вы тотъ-часъ въ Венецію, къ своему другу; потому-что никогда не будете въ объятіяхъ Порціи съ безпокойной душой. У васъ явится золота довольно, чтобъ заплатить въ двадцать разъ больше такого ничтожнаго долга,-- а когда заплатите, привезите вашего вѣрнаго друга съ собой. Между тѣмъ Нерисса и я, мы станемъ жить дѣвицами и вдовами. Пойдемте; вамъ должно отправиться отсюда въ самый день свадьбы; пригласите вашихъ друзей, смотрите повеселѣе. Такъ-какъ вы дорого куплены, вы будете дороги моему сердцу. Но прочтите мнѣ письмо вашего друга.
   Бассаніо (читаетъ). "Любезный Бассаніо, мои корабли погибли, мои заимодавцы становятся жестоки, мое состояніе въ совершенномъ упадкѣ, мое условіе съ Жидомъ просрочено; и такъ-какъ, заплатя по немъ, я не могу остаться въ живыхъ, то всѣ долги между тобой и мною покончены, лишь бы только я могъ предъ смертью увидѣть тебя. Впрочемъ, поступи, какъ тебѣ вздумается. Если дружба твоя не уговоритъ тебя пріѣхать, я не хочу, чтобъ уговаривало мое письмо."
   Порціа. О, милый другъ, отправь поскорѣе всѣ дѣла и поѣзжай!
   Бассаніо. Если я имѣю отъ васъ благосклонное позволеніе ѣхать, то стану торопиться; но прежде чѣмъ ворочусь назадъ, нигдѣ преступный сонъ не сомкнетъ моихъ глазъ и никакое успокоеніе не помѣстится между мной и вами. (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Улица въ Венеціи.

ШЕЙЛОКЪ, САЛАНІО, АНТОНІО и ТЮРЕМЩИКЪ.

   Шейлокъ. Тюремщикъ, смотри за нимъ. Не говори мнѣ о помилованьи; это тотъ безумный, что-даетъ деньги въ-займы безъ процентовъ.-- Тюремщикъ, смотри за нимъ!
   Антоніо. Да послушай меня, добрый Шейлокъ!...
   Шейлокъ. Я получу по условію; не говори ничего противъ условія: я произнесъ клятву, что получу по условію; ты называлъ меня собакой, прежде чѣмъ имѣлъ причину,-- ну, такъ если я собака, берегись моихъ клыковъ! Дожъ окажетъ мнѣ правосудіе. Удивляюсь тебѣ, негодный тюремщикъ, что ты такъ жалостливъ: вышелъ съ нимъ, по его просьбѣ, на улицу.
   Антоніо. Прошу тебя, дай мнѣ сказать слово.
   Шейлокъ. Я хочу получить по условію; я не хочу слушать твоихъ словъ. Я хочу получить по условію: итакъ не разговаривай больше. Изъ меня не сдѣлаютъ мягкаго и тупоглазаго дурака, который покачалъ бы головой, растаялъ и вздохнулъ, и поддался бы христіанскимъ убѣжденіямъ. Не ходи за мной, я не хочу разговаривать,-- я хочу получитъ по условію.
   Саланіо. Да это самая непреклонная собака, какая только водилась между людьми.
   Антоніо. Оставь его, я не пойду больше за нимъ съ безполезными просьбами; онъ хочетъ моей жизни, я хорошо знаю его причины: часто я спасалъ отъ его взысканій многихъ, которые еще во-время приходили рыдать ко мнѣ; за это онъ ненавидитъ меня.
   Салаліо. Я увѣренъ, что дожъ никогда не допуститъ его получить такую неустойку.
   Антоніо. Дожъ не можетъ остановить дѣйствія закона; если будетъ отказано иностранцамъ въ обезпеченіяхъ, которыми они пользуются у насъ въ Венеціи, то это заставить сильно жаловаться на правосудіе республики, а ея торговля и выгоды нашего города основаны на всѣхъ народахъ. Такъ пойдемъ. Эти горести и потери до того убили меня, что едва-ли къ завтраму сохраню я фунтъ мяса для моего кровожаднаго заимодавца. Ну, тюремщикъ, пойдемъ. Дай Богъ, чтобъ Бассаніо пріѣхалъ взглянуть, какъ я заплачу его долгъ; а тамъ мнѣ все равно! (Уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

ПОРЦІА, НЕРИССА, ЛОРЕНЦО, ДЖЕССИКА и БАЛЬТАЗАРЪ.

   Лоренцо. Синьйора, хотя я говорю въ вашемъ присутствіи, но вы имѣете благородное и вѣрное понятіе о богоподобной дружбѣ; это поразительно обнаруживается въ томъ, что вы рѣшаетесь такъ переносить разлуку съ вашимъ будущимъ супругомъ. Только, если бъ вы знали, кому оказываете эту честь, что за истинно-благородный человѣкъ, кому посылаете вы помощь, какой это нѣжный другъ вашего супруга,-- вы бы гордились своимъ дѣломъ больше, чѣмъ обыкновенная доброта можетъ васъ заставить гордиться.
   Порціа. Я никогда не раскаявалась, что поступила хорошо, не буду и теперь. У двухъ товарищей, которые живутъ и проводятъ время вмѣстѣ, у которыхъ души несутъ на себѣ ровное ярмо дружбы, необходимо должно быть сходство въ выраженіи лица, въ осанкѣ и въ чувствахъ. Это заставляетъ меня думать, что Антоніо, другъ жениха моего, долженъ непремѣнно походить на моего жениха: если это такъ, то какъ же мала цѣна, которую я дала, чтобъ выкупить подобіе моей души изъ рукъ адской жестокости? это очень-похоже на самохвальство. Итакъ ни слова больше объ этомъ, послушайте другое. Лоренцо, я поручаю вамъ все хозяйство и управленіе моимъ домомъ до пріѣзда моего мужа; что до меня, то я произнесла небу тайный обѣтъ жить въ молитвѣ и созерцанія, имѣя только при себѣ Нериссу, до возвращенія нашихъ мужей. Въ двухъ миляхъ отсюда есть монастырь, и мы пробудемъ тамъ. Я желаю, чтобъ вы не отказались отъ этой должности, которую моя дружба и отъ-части необходимость налагаютъ теперь на васъ.
   Лоренцо. Синьйора, отъ всего сердца я готовъ повиноваться во всемъ вашимъ милостивымъ приказаніямъ.
   Порціа. Моимъ людямъ извѣстна уже моя воля, и они васъ и Джессику будутъ считать вмѣсто Бассаніо и меня. Итакъ прощайте до будущаго свиданія.
   Лоренцо. Да сопутствуютъ вамъ пріятныя мысли и счастливые часы!
   Джессика. Я желаю вамъ всякаго душевнаго удовольствія.
   Порціа. Благодарю васъ за желаніе и я рада пожелать вамъ того же. Прощайте, Джессика.

(Джессика и Лоренцо уходятъ).

  

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ же, кромѣ ДЖЕССИКИ и ЛОРЕНЦО.

   Порціа. Теперь послушай, Бальтазаръ; я всегда знавала тебя за честнаго и вѣрнаго слугу: покажи мнѣ, что ты все еще таковъ. Вотъ, возьми письмо. Употреби усилія, возможныя человѣку, чтобъ поспѣть поскорѣе въ Падую. Отдай это въ руки самому доктору Белларіо, моему двоюродному брату, и смотри, какіе онъ тебѣ дастъ бумаги и платье, привези все, прошу тебя, съ воображаемой скоростью къ извѣстному перевозу на дорогѣ въ Венецію. Не трать времени въ разговорахъ, а поѣзжай; я буду тамъ прежде тебя.
   Бальтазаръ. Сударыня, я сей-часъ ѣду.
   Порціа. Пойдемъ, Нерисса; я затѣяла дѣло, о которомъ ты еще не знаешь: мы увидимъ нашихъ мужей, прежде чѣмъ они воображаютъ.
   Нерисса. А они увидятъ насъ?
   Порціа. Увидятъ, Нерисса, но въ такомъ платьѣ, что имъ не пріидетъ въ голову вспомнить о насъ. Я бьюсь съ тобой о чемъ хочешь, если бъ мы нарядились молодыми людьми, я изъ насъ двухъ была бы самый милый юноша, я умѣла бы носить кинжалъ храбро и ловко, говорить этимъ пискливымъ голосомъ, который означаетъ переходъ изъ мальчика въ мужчину; умѣла бы изъ двухъ крошечныхъ шаговъ сдѣлать мужественный шагъ, толковать о сраженіяхъ, какъ хвастливый юноша, и премило лгать, что такія-то женщины лучшаго круга искали моей любви, что я отказалъ имъ, а онѣ слегли да умерли, что мнѣ нельзя же было отвѣчать всѣмъ; потомъ я сталъ бы каяться, жалѣть, что былъ ихъ убійцей; словомъ, я насказалъ бы двадцать этихъ мелочныхъ нелѣпостей, и всякій бы у меня побожился, что я вышелъ изъ школы ужь болѣе двѣнадцати мѣсяцевъ. У меня въ головѣ тысяча ребяческихъ затѣй, которыя переняла я отъ этихъ малолѣтнихъ хвастуновъ, и которыя приведу въ исполненіе...
   Нерисса. Что развѣ мы превратимся въ мужчинъ?
   Порціа. Фи! что за вопросъ! если бъ твои слова перетолковалъ какой-нибудь негодяй!... Но пойдемъ, я разскажу тебѣ мою выдумку, когда будемъ въ коляскѣ: она дожидается насъ у воротъ парка. Поспѣшимъ, мы должны проѣхать сегодня двадцать миль.
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

Зала суда въ Венеціи.

ДОЖЪ, СЕНАТОРЫ, БАССАНІО, АНТОНІО, ГРАЦІАНО, САЛАРИНО, САЛАНІО и другіе.

   Дожъ. Ну, что, здѣсь ли Антоніо?
   Антоніо. Здѣсь; что прикажете, ваша свѣтлость?
   Дожъ. Жаль мнѣ тебя: ты пришелъ отвѣчать передъ противникомъ, у котораго сердце каменное; безчеловѣчная тварь неспособна къ состраданію, не проникнута ни каплей милосердія.
   Антоніо. Я слышалъ, что ваша свѣтлость приняли много безпокойства, стараясь смягчить жестокость его поступковъ; но такъ какъ онъ настаиваетъ на своемъ и если никакія законныя средства не могутъ освободить меня отъ его ненависти,-- я вооружаюсь терпѣніемъ противъ ярости и готовъ съ спокойствіемъ духа вынести его варварство и изступленіе.
   Дожъ. Поди кто-нибудь и позови Жида въ судъ.
   Саланіо. Онъ ждетъ у дверей -- вотъ онъ, ваша свѣтлость.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

Tѣ же и ШЕЙЛОКЪ.

   Дожъ. Дайте мѣсто, и пусть онъ представитъ предъ наше лицо. Шейлокъ, свѣтъ думаетъ и я думаю также, что ты подъ личиною злобы хочешь только довести дѣло до самаго конца, а тогда, такъ полагаютъ, окажешь милосердіе и состраданіе, еще болѣе необыкновенныя, чѣмъ необыкновенна твоя притворная жестокость,-- и тамъ, гдѣ теперь требуешь пѣни, т. е. фунтъ мяса этого бѣднаго купца, ты согласишься не только лишиться неустойки, но, тронутый человѣческой кротостью и любовью, простишь половину капитала, бросая взглядъ жалости на потери, которыя недавно обрушились на его голову; ихъ достаточно, чтобъ задавить короля-купца {Въ XIII-мъ вѣкѣ многіе венеціанскіе купцы владѣли островами Архипелажскаго Моря самовластно. Шекспиръ употребляетъ тутъ выраженіе royal merchant въ точномъ значенія слова. Тогда въ цѣлой Европѣ давали имъ этотъ титулъ.} и вырвать участіе къ его положенію изъ мѣдной груди, изъ грубыхъ, каменныхъ сердецъ упрямыхъ Турковъ и Татаръ, вовсе необученныхъ обязанностямъ нѣжнаго общежитія. Мы всѣ ожидаемъ добраго отвѣта, Жидъ.
   Шейлокъ. Я доложилъ вашей свѣтлости о моемъ намѣреніи и нашею святою субботой поклялся получить слѣдующее мнѣ по условію,-- неустойку. Если вы отказываете въ ней, пожалуй: за-то пострадаетъ ваша хартія и свобода вашего города. Вы спросите у меня, для-чего я лучше хочу имѣть кусокъ падали, чѣмъ получить три тысячи червонцевъ? На это я не стану отвѣчать: скажу только: такъ мнѣ хочется. Отвѣтъ ли это? что, еслибь мой домъ безпокоила крыса и мнѣ понравилось бы заплатить, три тысячи червонцевъ, чтобъ отравили ее? Ну, еще ли это не отвѣтъ вамъ? Есть люди, которые не любятъ на столѣ поросенка съ разинутымъ ртомъ; есть люди, которые приходятъ въ бѣшенство, когда увидятъ кошку. Воображеніе, повелитель страстей, направляетъ ихъ, смотря по тому, что ему пріятно или противно. Обратимся жь опять къ отвѣту: такъ-какъ нѣтъ никакой основательной причины, почему одинъ не терпитъ поросенка съ разинутымъ ртомъ, другой безвредной, необходимой кошки, такъ я не могу да и не хочу представить никакой причины, кромѣ-развѣ закоренѣлой ненависти и какого-то отвращенія, которыя чувствую къ Антоніо, почему я веду нимъ такую убыточную для меня тяжбу. Отвѣтъ ли это вамъ?
   Бассаніо. Это не отвѣтъ, безчувственный человѣкъ; онъ не извиняетъ твоей жестокости.
   Шейлокъ. Я не обязанъ нравиться тебѣ моими отвѣтами.
   Бассаніо. Развѣ люди убиваютъ тѣхъ, кого ненавидятъ?
   Шейлокъ. Развѣ человѣкъ ненавидитъ, не желая убить?
   Бассаніо. Не всякая жь обида должна тотъ-часъ возбудить ненависть.
   Шейлокъ. Да, ты дашь себя змѣѣ ужалить два раза!
   Антоніо. Прошу васъ, подумайте, вы говорите съ Жидомъ: вы бы стали на морскомъ берегу и велѣли бы морскому приливу опуститься ниже его обыкновенной высоты; вы бы начали допрашивать волка, для-него онъ заставилъ овцу блѣять по ягненкѣ; вы бы запретили нагорнымъ соснамъ качать высокими вершинами и шумѣть, когда ихъ обдираютъ вихри неба; вы скорѣе сдѣлаете самое несбыточное дѣло, чѣмъ успѣете смягчить то, тверже чего есть ли что-нибудь? Его жидовское сердце: итакъ, прошу васъ, не дѣлайте еще никакимъ предложеній, не употребляйте больше никакихъ средствъ, а короче, какъ слѣдуетъ, скажите мнѣ приговоръ и дайте Жиду волю.
   Бассанію. За твои три тысячи червонцевъ вотъ шесть.
   Шейлокъ. Если бъ каждый червонецъ въ шести тысячахъ червонцахъ раздѣлился на шесть частей и каждая часть обратилась бы въ червонецъ, не взялъ бы ихъ, я захотѣлъ бы неустойки.
   Дожъ. Какой же ты долженъ ждать милости, если самъ такъ немилостивъ?
   Шкйлокъ. Какого суда бояться мнѣ, когда я не дѣлаю зла? У васъ есть много купленныхъ невольниковъ, которыхъ вы, какъ своихъ ословъ, и собакъ, и лошаковъ, употребляете въ отвратительныя невольничьи должности, потому-что купили ихъ. Ну, я сказалъ бы вамъ: дайте имъ свободу, выдайте за нихъ своихъ наслѣдницъ! Для-чего потѣютъ они подъ ношами? Велите, чтобъ у нихъ постели были такія же мягкія, какъ у васъ, и велите лакомить ихъ вкусъ такими же сладкими кушаньями. Вы станете отвѣчать: невольники наши! Такъ и я отвѣчаю вамъ: фунтъ мяса, что требую отъ него -- купленъ дорого,-- мой, и я хочу имѣть его: если вы отказываете мнѣ, плевать на вашъ законъ,-- нѣтъ, стало, силы въ уставахъ Венеціи. Я жду суда: отвѣчайте, дадутъ ли мнѣ судъ?
   Дожъ. По моей власти я могу закрыть засѣданіе, если Белларіо, ученый докторъ, за которымъ я послалъ, чтобъ разрѣшитъ насъ, не пріѣдетъ сюда сегодня.
   Саларіо. Ваша свѣтлость, тамъ у дверей дожидается посланный отъ доктора съ письмомъ, сейчасъ изъ Падуи.
   Дожъ. Принесите намъ письмо и позовите посланнаго.
   Бассаніо. Не робѣй, Антоніо! Что, другъ? будь же смѣлѣе! Жидъ возьметъ мое тѣло, кровь, кости и все, прежде, нѣмъ ты лишишься за меня одной капли крови.
   Антоніо. Я больная овца въ стадѣ; ей скорѣе другихъ слѣдуетъ умереть; слабѣйшій плодъ падаетъ ранѣе на землю, позволь и мнѣ то же. Ты не можешь, Бассанто, ничего сдѣлать лучше, какъ жить еще и написать мнѣ надгробную надпись.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же и НЕРИССА, одѣтая адвокатскимъ писаремъ.

   Дожъ. Ты изъ Падуи, отъ Велларіо?
   Нерисса. Отъ него и оттуда; онъ кланяется вашей свѣтлости. (Подаетъ письмо.)
   Бассаніо. Для-чего ты такъ усердно точишь свой ножъ?
   Шейлокъ. Чтобъ отрѣзать неустойку отъ того банкрута.
   Граціано. Не на подошвѣ, а на душѣ своей, жестокій Жидъ, ты остришь свой ножъ; только ни одинъ металлъ -- нѣтъ, и топоръ палача въ-половину не такъ остръ, какъ твоя язвительная ненависть. Ужели никакія просьбы не могутъ тебя тронуть?
   Шейлокъ. Нѣтъ, никакія, на которыя у тебя станетъ ума.
   Граціано. О, будь же проклятъ, неумолимая собака! И въ томъ, что ты существуешь, пусть отвѣчаетъ правосудіе. Ты почти заставляешь меня колебаться въ моей вѣрѣ, принять мнѣніе Пиѳагора, что души животныхъ вселяются въ тѣла людей: твои собачій духъ управлялъ волкомъ, который, будучи повѣшенъ за человѣкоубійство, на самой висѣлицѣ испустилъ свою свирѣпую душу, и, въ то время, какъ ты лежалъ въ своей окаянной матери, вдохнулъ ее въ тебя желанья твои волчьи, кровавыя, голодныя и плотоядныя.
   Шейлокъ. Покуда твое ругательство не сломить печати съ моего условія, до-тѣхъ-поръ ты только надсаживаешь легкія, что говоришь такъ громко; полечи свой умъ, добрый юноша, а то онъ пріидетъ въ неизлечимое разстройство. Я жду здѣсь правосудія.
   Дожъ. Это письмо отъ Белларіо предлагаетъ нашему судилищу молодаго и ученаго доктора. Гдѣ онъ?
   Нерисса. Онъ дожидается въ-близи, чтобъ узнать вашъ отвѣтъ: захотите ли вы принять его.
   Дожъ (съ радостью). Трое или четверо изъ васъ ступайте, проводите его вѣжливо до этого мѣста. Между-тѣмъ судъ прослушаетъ письмо Белларіо.
   Писарь (читаетъ). "Ваша свѣтлость! да будетъ извѣстно, что, при полученіи вашего письма, я очень-боленъ; но въ ту минуту, какъ пріѣхалъ вашъ посланный, у меня въ гостяхъ былъ молодой докторъ изъ Рима: имя его Бальтазаръ. Я разсказалъ ему спорное дѣло у Жида съ Антоніо купцомъ. Мы рылись во многихъ книгахъ; онъ снабженъ моимъ мнѣніемъ, которое, будучи усовершенствовано его собственной ученостью (огромность оной я не могу достаточно выхвалить), явится съ нимъ по моему настоянію, чтобъ исполнить вмѣсто меня требованіе вашей свѣтлости. Прошу васъ, чтобъ недостатокъ лѣтъ не былъ ему помѣхой къ полученію достойной оцѣнки; я никогда не видалъ такого молодаго человѣка съ такой старой головой. Поручаю его, вашему милостивому пріему. Опытъ покажетъ лучше его достоинства."
   Дожъ. Вы слышите, что пишетъ ученый Белларіо, и вотъ, мнѣ кажется, пришелъ докторъ.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же и ПОРЦІА въ одеждѣ доктора правъ.

   Дожъ. Дайте мнѣ руку. Вы отъ стараго Бглдаріо?
   Порціа. Отъ него, ваша свѣтлость.
   Дожъ. Милости просимъ: садитесь на свое мѣсто. Извѣстна ли вамъ тяжба, которой вопросъ занимаетъ теперь этотъ судъ?
   Порціа. Я извѣщенъ подробно о дѣлѣ. Кто здѣсь купецъ и кто Жидъ?
   Дожъ. Антоніо и старикъ Шейлокъ, выступите сюда.
   Порціа. Твое имя Шейлокъ?
   Шейлокъ. Шейлокъ мое имя.
   Порціа. Страннаго свойства тяжба, которую ты завелъ, впрочемъ такъ правильна, что венеціанскіе законы не могутъ воспрепятствовать тебѣ продолжать ее. (Антоніо) Ты должникъ, не правда ли?
   Антоніо. Да, онъ говоритъ это.
   Порціа. Признаешь ли ты условіе?
   Антоніо. Признаю.
   Порціа. Ну, такъ Жидъ долженъ явить милосердіе.
   Шейлокъ. А изъ какой неволи долженъ? Скажи мнѣ это.
   Порціа. Для милосердія нѣтъ неволи: оно, какъ благотворный дождь, ниспадаетъ съ неба на землю. У него два благословенія: благословеніе тому, кто даетъ, и тому, кто принимаетъ. Оно сила сильнаго. Монарху на престолѣ оно болѣе къ-лицу, чѣмъ его корона. Скипетръ показываетъ крѣпость временнаго могущества, принадлежность грознаго величія, въ немъ обитаетъ благоговѣніе и страхъ къ царямъ; но милосердіе выше этой державной силы: его престолъ въ сердцахъ царей; оно принадлежность самого Бога, и земная власть только тогда уподобляется божіей, когда милосердіе смягчаетъ правосудіе. Поэтому, Жидъ, хотя ты требуешь правосудія, подумай о томъ, что, если мы прибѣгнемъ къ одному правосудію, никто изъ насъ не увидитъ отпущенія: мы просимъ о милосердіи, и та же самая молитва поучаетъ насъ самихъ милосердію. Я такъ много говорилъ затѣмъ, чтобъ смягчить спраѣедливость твоего иска; но если ты продолжаешь его, то строгій судъ Венеціи необходимо долженъ произнести приговоръ противъ этого купца.
   Шейлокъ. Дѣла мои на мою голову! Я требую закона, просрочки и неустойки по моему условію.
   Порціа. Развѣ онъ не можетъ заплатить денегъ?
   Бассаніо. Можетъ. Вотъ я предлагаю ихъ за него суду; здѣсь двойная сумма; если этого недовольно, я обязываюсь заплатить въ-деслтеро подъ отвѣтственностію моихъ рукъ, головы, сердца; если и этого будетъ недовольно, тогда явно; что злоба хочетъ задавить честность. И я умоляю васъ, перетолкуйте однажды законъ по своей волѣ: допустите маленькую несправедливость для великой справедливости и смирите желаніе этого жестокаго дьявола.
   Порціа. Это не должно быть. Никакая власть въ Венеціи не можетъ измѣнить установленнаго порядка. Это послужило бы предлогомъ для будущаго, и черезъ этотъ примѣръ много злоупотребленій вторглось бы въ республику: это не можетъ быть.
   Шейлокъ. Даніилъ пришелъ судить, да, Даніилъ! О, мудрый юноша! какъ, я уважаю тебя!
   Порціа. Сдѣлай одолженіе, дай мнѣ взглянуть на условіе.
   Шейлокъ. Вотъ оно, достойный докторъ, вотъ оно.
   Порціа. Шейлокъ, здѣсь предлагаютъ тебѣ твои деньги въ-трое.
   Шейлокъ. Клятва, клятва, моя клятва есть на небѣ; не уже ли я долженъ погубить свою душу клятвопреступленіемъ? Нѣтъ, ни за цѣлую Венецію!
   Порціа. Ну, условіе просрочено: и посему Жидъ можетъ законно требовать фунтъ мяса, который долженъ быть отрѣзанъ имъ у купца возлѣ самаго сердца. Будь милостивъ, возьми свои деньги въ-трое; вели мнѣ разорвать условіе
   Шейлокъ. Когда по немъ заплатятъ согласно договору. Кажется, вы достойный судья; вы знаете законы, ваше изложеніе было совершенно-здраво; я призываю васъ именамъ закона, котораго вы надежнѣйшій столбъ,-- произнести приговоръ. Клянусь моей душою, нѣтъ такой силы у человѣческаго языка, чтобъ поколебала меня: я держусь моего условія.
   Антоніо. Отъ всего сердца умоляю судъ произнести приговоръ.
   Порціа. Стало, такъ тому и быть. Ты долженъ приготовить свою грудь для его ножа.
   Шейлокъ. О, благородный судья! о, превосходный молодой человѣкъ!
   Порціа. Ибо намѣреніе и цѣль закона непротивны неустойкѣ, которая состоитъ въ долгѣ по условію.
   Шейлокъ. Сущая правда! О, мудрый и прямой судья! какъ ты старѣе того, чѣмъ кажешься!
   Порціа. Итакъ обнажи свою грудь.
   Шейлокъ. Да, грудь: такъ сказано въ условіи,-- не правда ли, благородный судья? Возлѣ самаго сердца его -- именно эти слова.
   Порціа. Да, такъ. Есть ли здѣсь вѣсы, чтобъ свѣсить кусокъ тѣла?
   Шейлокъ. У меня они готовы.
   Порціа. Приготовь также хирурга, Шейлокъ, на свой счетъ, чтобъ перевязать ему рану, а то онъ изойдетъ кровью.
   Шейлокъ. Развѣ это означено въ условіи?
   Порціа. Не означено прямо, да что жь за дѣло Это будетъ хорошо,-- ты долженъ это сдѣлать изъ человѣколюбія.
   Шейлокъ. Я не могу этого найдти: этого нѣтъ въ условіи.
   Порціа. Подойди, купецъ; не имѣешь ли ты чего сказать?
   Антоніо. Немного. Я скрѣпился и совершенно готовъ. Дай мнѣ руку, Бассаніо. Прощай! не грусти, что я дошелъ до этого за тебя; въ моемъ дѣлѣ судьба является милостивѣе, чѣмъ бываетъ обыкновенно: у нея всегда есть привычка оставлять несчастнаго, чтобъ онъ пережилъ свое богатство, чтобъ онъ съ впалыми глазами и съ морщинами на лбу видѣлъ старость нищеты. Отъ этого томительнаго покаянія въ такомъ униженіи она, отрываетъ меня. Поговори обо мнѣ своей достойной супругѣ: разскажи ей всѣ обстоятельства антоніева конца, скажи, какъ я любилъ тебя, похвали во мнѣ минуту моей смерти, и, когда доскажешь разсказъ, сдѣлай ее судьею, былъ ли Бассаніо нѣкогда еще кѣмъ-то любимъ. Не раскаивайся, что ты теряешь своего друга, а онъ не раскаявается, что платитъ твой долгъ; если только Жидъ станетъ рѣзать довольно-глубоко, я сей-часъ же всѣмъ сердцемъ заплачу его.
   Бассаніо. Антоніо, я женатъ на женщинѣ, которая мнѣ милѣе самой жизни; но жизнь свою, жену и весь міръ я не цѣню выше твоей жизни; я лишился бы всего, ахъ! я ихъ всѣхъ принесъ бы на жертву этому дьяволу, чтобъ освободить тебя.
   Порціа. Ваша жена не очень бы поблагодарила васъ за это, еслибъ была здѣсь и могла слышать такое предложеніе.
   Граціано. У меня есть жена, которую, божусь, я люблю. Я желалъ бы, чтобъ она была на небѣ и умолила тамъ вышнія силы передѣлать этого собаку-Жида.
   Нерисса. Хорошо, что ты это говоришь въ-дали отъ нея; а то такое желаніе могло бъ быть причиной домашнихъ несогласій.
   Шейлокъ (въ сторону). Вотъ мужья христіане! У меня есть дочь: лучше бъ какой-нибудь отъ племени Варравы былъ ея мужемъ, чѣмъ христіанинъ. Мы тратимъ время. Прошу тебя, сдѣлай рѣшенье.
   Порціа. Фунтъ мяса этого купца принадлежитъ тебѣ; судъ присуждаетъ и законъ даруетъ.
   Шейлокъ. Справедливѣйшій изъ судей!
   Порціа. И ты долженъ отрѣзать это мясо отъ его груди: законъ дозволяетъ и судъ присуждаетъ.
   Шейлокъ. Ученѣйшій изъ судей! Ну, къ дѣлу, давай, приготовься!
   Порціа. Подожди немного; это еще не все! Условіе не даетъ тебѣ ни капли крови; тутъ ясно означено: фунтъ мяса;-- такъ возьми же по условію, возьми же свой фунтъ мяса; но когда будешь рѣзать, если прольешь одну каплю христіанской крови, твоя земли и все имѣніе будутъ, по законамъ Венеціи, описаны въ пользу республики!
   Граціано. О, прямой судья!-- замѣть, Жидъ. О, ученый судья!
   Шейлокъ. Такъ по закону?
   Порціа. Самъ посмотри бумагу: ты требовалъ правосудія; будь увѣренъ, тебѣ окажутъ правосудіе болѣе, чѣмъ ты желаешь.
   Грчціано. О, ученый судья!-- замѣть Жидъ. О ученый судья!
   Шейлокъ. Такъ я соглашаюсь на предложеніе; заплатите по условію въ-трое, и пускай христіанинъ идетъ куда хочетъ.
   Бассаніо. Вотъ деньги.
   Порціа. Постойте, Жиду нужно одно правосудіе; постойте, не спѣшите; ему ничего не нужно, кромѣ неустойки.
   Граціано. Ну, Жидъ! Вотъ прямой судья! вотъ ученый судья!
   Порціа. Итакъ, приготовься же рѣзать мясо; только не пролей крови и не отрѣжь ни больше, ни меньше, но точь-въ-точь фунтъ мяса; если отрѣжешь больше или меньше, чѣмъ именно фунтъ, хотя бы на столько, что кусокъ сдѣлался бъ легче или тяжеле въ одну двадцатую долю едва-примѣтнаго скрупула, если вѣсы перетянутъ хоть на волосъ,-- тебѣ смерть, а твое имѣніе опишется.
   Граціано. Это второй Даніилъ, это Даніилъ, Жидъ. Ну, невѣрный, теперь попался ты мнѣ!
   Порціа. Что ты стоишь, Жидъ? бери неустойку.
   Шейлокъ. Отдайте мнѣ капиталъ и пустите меня.
   Бассаніо. Онъ готовъ у меня,-- вотъ, возьми.
   Порціа. Онъ отказался отъ него въ полномъ присутствіи. Онъ хочетъ одного правосудія и неустойки.
   Граціано. Это Даніилъ, повторяю я, второй Даніилъ!-- Спасибо, Жидъ, что ты выучилъ меня этому слову.
   Шейлокъ. Не уже ли я не получу даже просто и капитала?
   Порціа. Ничего не получишь, кромѣ неустойки, Жидъ, которую, долженъ ты взять подъ страхомъ собственной отвѣтственности.
   Шейлокъ. Ну, такъ пусть дьяволъ разсчитается съ нимъ! Мнѣ нечего здѣсь больше толковать.
   Порціа. Постой, Жидъ, законъ имѣетъ на тебя еще другое притязаніе. Въ законахъ Венеціи изображено: "если будетъ доказано на чужестранца, что онъ прямымъ или косвеннымъ покушеніемъ посягалъ на жизнь кого-либо изъ гражданъ, тотъ, противъ котораго замышлялъ онъ, долженъ воспользоваться половиной его имѣнія, а другая половина поступаетъ въ особенную казну республики; жизнь виновнаго зависитъ только отъ милосердія дожа и ни отъ кого другаго"; въ каковомъ обстоятельствѣ, я утверждаю, находишься ты; ибо изъ всего производства очевидно явствуетъ, что косвеннымъ, а также и прямымъ образомъ, ты замышлялъ на самую жизнь отвѣтчика, и потому подходишь подъ наказаніе, прежде мною изъясненное. Такъ на колѣни, и проси у дожа помилованія!
   Граціано. Проси, чтобъ позволили тебѣ самому повѣситься. Да, правда, твое богатство пошло въ казну республикѣ, такъ у тебя не осталось на что купить веревку; стало повѣсить тебя должно на-счетъ республики.
   Дожъ. Чтобъ ты видѣлъ разницу въ нашихъ чувствахъ, я дарую тебѣ жизнь прежде, чѣмъ ты просишь о ней. Что касается до половины твоего богатства, она принадлежитъ Антоніо, другая половина идетъ въ казну республики; но твоя покорность можетъ заставить насъ довольствоваться простою пеней.
   Порціа. Да, вы можете взять пеню за половину, которая поступаетъ республикѣ, а не Антоніо.
   Шейлокъ. Нѣтъ, возьмите мою жизнь и все, не прощайте ничего; вы берете мой домъ, когда берете столбъ, который поддерживаетъ мой домъ; вы берете мою жизнь, когда берете средства, которыми я живу.
   Порціа. Какую милость хочешь ты оказать ему, Антоніо?
   Граціано. Веревку даромъ; ради Бога ничего больше.
   Антоніо. Я прошу его свѣтлость дожа и всѣхъ судей не взъискивать съ него пѣни за половину имѣнія; я доволенъ буду, если онъ позволитъ мнѣ располагать другою половиною, чтобъ передать ее, по смерти его, молодому человѣку, который недавно похитилъ у него дочь. Но это съ двумя условіями: чтобъ за такое снисхожденіе онъ тотъ-часъ же принялъ христіанскую вѣру; во-вторыхъ, чтобъ здѣсь въ судѣ завѣщалъ, что все свое имѣніе отдастъ по смерти своему сыну Лоренцо и своей дочери.
   Дожъ. Онъ долженъ это сдѣлать, иначе я отмѣняю прощеніе, которое сей-часъ произнесъ.
   Порціа. Доволенъ ли ты, Жидъ? Что ты скажешь?
   Шейлокъ. Доволенъ.
   Порціа. Писарь, напиши завѣщаніе.
   Шейлокъ. Прошу васъ, пустите меня отсюда; мнѣ дурно; пришлите бумагу ко мнѣ, и я подпишу ее.
   Дожъ. Ступай, но подпиши.
   Граціано. При крещеньи тебѣ надо двухъ крестныхъ отцовъ, а если бъ я былъ судья, то назначилъ бы къ нимъ еще десять {Итого двѣнадцать, число присяжныхъ.}, чтобъ ты попалъ на висѣлицу, а не въ купель.

(Шейлокъ уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣ же, кромѣ ШЕЙЛОКЪ.

   Дожъ. Я зову васъ ко мнѣ обѣдать.
   Порціа. Я испрашиваю у вашей свѣтлости милостиваго извиненія. Мнѣ должно сего-дня вечеромъ отправиться въ Падую, и нужно бы теперь же ѣхать.
   Дожъ. Жаль, что вы не имѣете свободнаго времени. Антоніо, вознагради его; мнѣ кажется, ты многимъ ему обязанъ.

(Дожъ, сенаторы и свита уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VI.

БАССАНІО, АНТОНІО, ПОРІЦА, НЕРИССА и ГРАЦІАНО.

   Бассаніо. Благороднѣйшій судья! Я и мой другъ, по вашей мудрости, избавились сегодня отъ жестокаго взъисканія, въ-слѣдствіе чего три тысячи червонцевъ, должные Жиду, мы отъ всего сердца платимъ вамъ за вашъ обязательный грудъ.
   Антоніо. И сверхъ-того, на-счетъ дружбы и услугъ, остаемся у васъ навсегда въ неоплатномъ долгу.
   Порціа. Тотъ совершенно заплаченъ, кто совершенно доволенъ; я доволенъ, что избавилъ васъ, а поэтому считаю себя заплаченнымъ; у меня душа никогда еще не была наемницей другаго рода. Прошу васъ, узнайте меня, когда мы встрѣтимся опять; желаю вамъ счастія, и такъ прощаюсь съ вами.
   Бассаніо. Я не могу не приставать къ вамъ. Возьмите отъ насъ что-нибудь на память, какъ дань, не какъ плату. Обѣщайте мнѣ двѣ вещи: не отказать и простить меня.
   Порціа. Вы такъ настаиваете, что я долженъ уступить. Дайте мнѣ ваши перчатки, я стану ихъ носитъ въ память вамъ, и въ знакъ вашей дружбы возьму отъ васъ это кольцо. Не отнимайте же руки: я нечего еще не возьму.
   Бассаніо. Это кольцо? да помилуйте, это такая бездѣлка! мнѣ стыдно подарить васъ этимъ.
   Порціа. Я, кромѣ этого, не возьму ничего другаго, и теперь мнѣ ужь очень хочется его.
   Бассаніо. Для меня оно имѣетъ важность совсѣмъ не по цѣнѣ своей. Самое дорогое кольцо въ Венеціи я подарю вамъ, велю отъискать его по цѣлому городу; только въ этомъ, прошу васъ, извините меня.
   Порціа. Я вижу, синьйоръ, что вы щедры на предложенія: вы сперва научили меня просить милостыню, а теперь, кажется, учите, какъ слѣдуетъ отвѣчать нищему.
   Бассаніо. Это кольцо дано мнѣ моей женою, иногда она надѣла его, то взяла съ меня обѣтъ, что я не продамъ, не подарю и не потеряю его.
   Порціа. По милости этихъ извиненій, многіе сберегаютъ у себя подарки. Если ваша жена не безумная женщина и знала бъ, какъ я заслужилъ это кольцо, она никогда бы въ жизнь не поссорилась съ вами за то, что отдали мнѣ его. Хорошо. Богъ съ вами!

(Порціа и Нерисса уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ VII.

АНТОНІО, ГРАЦІАНО и БАССАНІО.

   Антоніо. Бассаніо, отдай ему кольцо. Пусть его заслуга и вмѣстѣ моя дружба перевѣсятъ приказанія твоей жены.
   Бассаніо. Ступай, Граціано, бѣги и нагони его; отдай ему кольцо, и приведи его, если можешь, въ домѣ къ Антоніо. Ступай скорѣе. (Граціано уходятъ.) Отправимся же и мы къ тебѣ. Рано утромъ мы полетимъ въ Бельмонтъ. Пойдемъ, Антоніо. (Всѣ уходятъ.)
  

ЯВЛЕНІЕ VIII..

Улица въ Венеціи.

ПОРЦІА и НЕРИССА, потомъ ГРАЦІАНО.

   Порціа. Отъищи домъ Жида, подай ему эту бумагу и заставь подписать; мы поѣдемъ отсюда вечеромъ и будемъ дома за день до нашихъ мужей; эту бумагу Лоренцо прійметъ ласково.
   Граціано (входитъ). Синьйоръ, счастливо, что я васъ нашелъ; г-нъ Бассаніо, по большемъ разсужденіи, послалъ вамъ вотъ это кольцо и приглашаетъ васъ обѣдать.
   Порціа. Этого нельзя сдѣлать. Кольцо я принимаю съ величайшей благодарностью; такъ, пожалуйста, и скажите ему. Да еще, прошу васъ, растолкуйте моему молодому человѣку, гдѣ домъ стараго Шейлока.
   Граціано. Извольте, все сдѣлаю.
   Нерисса. Мнѣ нужно поговорить съ вами. (Порціи.) Увижу, не можно ли мнѣ будетъ выманить у мужа кольцо, которое онъ клялся беречь цѣлую жизнь.
   Порціа. Можно, я отвѣчаю: мы услышимъ отъ нихъ старинныя клятвы, что они отдали кольца мужчинамъ, и будемъ еще безстыднѣй смотрѣть имъ въ глаза и станемъ божиться громче ихъ. Поспѣшимъ; ты знаешь, гдѣ я жду тебя,
   Нерисса. Пойдемте, синьйоръ, вы покажете мнѣ этотъ домъ. (Уходятъ.)
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

  

ЯВЛЕНІЕ I.

ЛОРЕНЦО и ДЖЕССИКА.

   Лоренцо. Мѣсяцъ свѣтитъ ярко; въ такую ночь какъ эта, когда тихій вѣтеръ цаловалъ нѣжно деревья и они не дѣлали ни малѣйшаго шума, въ такую ночь, я думаю, взошелъ Троилъ на троянскія стѣны и въ своихъ вздохахъ посылалъ свою душу къ греческимъ шатрамъ, гдѣ покоилась Крессида въ эту ночь.
   Джессика. Въ такую ночь Тисбея боязливо ступала по-росѣ и увидѣла тѣнь льва, прежде, чѣмъ льва самого, и испуганная бѣжала назадъ.
   Лоренцо. Въ такую ночь Дидона съ вѣтвію отъ ивы въ рукѣ стояла на дикомъ берегу моря и махала своему возлюбленному, чтобъ воротился опять въ Карѳагенъ.
   Джессика. Въ такую ночь Медея собирала чародѣйныя травы, чтобъ помолодить стараго Язона.
   Лоренцо. Въ такую ночь Джессика кралась изъ дома богатаго Еврея и съ любимымъ повѣсой бѣжала далеко отъ Венеціи, бѣжала въ Бельмонтъ.
   Джессика. И въ такую ночь молодой Лоренцо клялся, что крѣпко любитъ ее, и укралъ ея душу многими обѣтами вѣрности, а ни въ одномъ не было правды.
   Лоренцо. И въ такую ночь милая Джессика, шалунья-обидчица, клеветала на своего любезнаго, и онъ простилъ ее.
   Джессика. Я бы переговорила тебя, еслибъ никто не пришелъ. Но вотъ слышишь, человѣческіе шаги..
  

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же и СЛУГА.

   Лоренцо. Кто идетъ такъ скоро въ тишинѣ ночи?.
   Слуга. Другъ.
   Лоренцо. Другъ? Какой другъ? твое имя, другъ
   Слуга. Мое имя Стефано, и я принесъ извѣстіе, что госпожа моя будетъ въ Бельмонтѣ еще до разсвѣта. Она здѣсь въ окрестностяхъ ходитъ на поклоненіе къ святымъ крестамъ, гдѣ молится на колѣняхъ о счастливомъ супружествѣ.,
   Лоренцо. Кто съ нею?
   Слуга. Никого, кромѣ святаго пустынника и Нериссы. Скажите, пожалуйста, воротился ли мой господинъ?
   Лоренцо. Нѣтъ еще и мы ничего не слыхали про него. Сдѣлай милость, Джессика, пойдемъ въ покои и приготовимся принять хозяйку дома съ нѣкоторой торжественностью.
  

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ ЖЕ и ЛАНСЕЛОТЪ.

   Ланселотъ. Эй! эй! га! га! го! го!
   Лоренцо. Кто это кличетъ?
   Ланселотъ. Гей! го! го! не видали ли вы господина Лоренцо и госпожу Лоренцо? Эй! эй!...
   Лоренцо. Да полно твои эй! Лоренцо здѣсь.
   Ланселотъ. Га, га! гдѣ, гдѣ?
   Лоренцо. Здѣсь.
   Ланселотъ. Скажите ему, пришла отъ моего господина почта, и у нея рогъ полонъ хорошими новостями; мой господинъ будетъ здѣсь прежде утра.

(Уходятъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, кромѣ ЛАНСЕЛОТА.

   Лоренцо. Душа моя! Войдемъ и станемъ тамъ дожидаться ихъ пріѣзда. Впрочемъ нѣтъ надобности: за чѣмъ входить! Другъ Стефано, объяви, пожалуйста, въ домѣ, что госпожа близко, и приведи своихъ музыкантовъ сюда на чистый воздухъ.

(Слуга уходитъ.)

  

ЯВЛЕНІЕ V.

ДЖЕССИКА, ЛОРЕНЦО, и потомъ МУЗЫКАНТЫ.

   Лоренцо. Какъ мило свѣтъ мѣсяца спитъ на этой дерновой скамьѣ! Здѣсь мы сядемъ, и пусть звуки музыки крадутся къ намъ въ уши. Сладкая тишина и ночь приличны переливамъ нѣжной гармоніи. Сядь, Джессика, смотри, какъ сводъ неба выложенъ часто блестками яркаго золота; малѣйшій кружокъ, на какой ни взглянешь, поетъ какъ ангелъ въ своемъ движеніи и безпрестанно вторитъ хору молодоокихъ серафимовъ. Та же гармонія въ безсмертныхъ душахъ; но покуда онѣ заключены грубо въ эту грязную одежду тлѣнія, мы не можемъ слышать ея. (Входятъ музыканты.) Эй, ступайте, и разбудите Діану своимъ гимномъ; самыми пріятными звуками наполните слухъ вашей госпожи и музыкой маните ее домой.
   Джессика. Я никогда не бываю такъ весела, какъ когда слышу хорошую музыку.
   Лоренцо. Отъ-того, что духъ твой окованъ вниманіемъ. Посмотри на дикое и рѣзвое стадо, или на табунъ молодыхъ необузданныхъ коней; бѣшеные прыжки, ревъ, громкое ржаніе -- это условіе ихъ горячей крови; но если услышатъ они случайно звукъ трубы, или музыкальный напѣвъ коснется ихъ ушей,-- ты увидишь, что вдругъ остановятся всѣ, что восхитительная власть музыки дастъ скромный взглядъ ихъ одичалымъ глазамъ. Вотъ отъ-чего поэты выдумали, что Орфей подвигалъ деревья, камни и рѣки; нѣтъ существа такого безчувственнаго, твердаго и яростнаго, чтобъ музыка не измѣнила на-время его природы. Человѣкъ, который не имѣетъ въ себѣ музыки и котораго не трогаетъ согласіе пріятныхъ звуковъ, способенъ къ измѣнѣ, хитрости и грабительству; движенія его души темны, какъ ночь, и его склонности мрачны, какъ адъ: не вѣрь такому человѣку. Послушаемъ музыку.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ же, ПОРЦІА и НЕРИССА въ-дали.

   Порціа. Огонь, что мы видимъ, горитъ у меня въ залѣ. Какъ далеко маленькая свѣча бросаетъ свои лучи! Такъ свѣтитъ доброе дѣло на этой злой землѣ.
   Нерисса. Когда свѣтилъ мѣсяцъ, мы не видали свѣчи.
   Порціа. Такъ большая слава помрачаетъ малую: намѣстникъ сіяетъ такъ же ослѣпительно, какъ король, покуда король не возлѣ; а тогда его сіяніе исчезаетъ, какъ свѣтлый ручей въ океанѣ водъ. Музыка! слышишь?
   Нерисса. Это ваша домашняя музыка, сударыня.
   Порціа. Я вижу, что все хорошо только относительно; мнѣ кажется, что она теперь пріятнѣе, чѣмъ днемъ.
   Нерисса. Тишина даетъ ей такую прелесть, сударыня.
   Порціа. Ворона поетъ такъ же хорошо, какъ жаворонокъ, когда никто ихъ не слушаетъ; и я думаю, еслибъ соловей запѣлъ днемъ, когда гогочетъ всякій гусь, то его сочли бы музыкантомъ не лучше пѣтуха; сколько вещей самымъ совершенствомъ своимъ и справедливыми похвалами обязаны тому, что дѣлаются во-время, къ-стати. Тише, тише; луна спитъ съ Эндиміономъ и не хочетъ, чтобъ ее будили.

(Музыка перестаетъ.)

   Лоренцо. Или я очень ошибаюсь, или это голосъ Порціи.
   Порціа. Онъ узналъ меня, какъ слѣпой узнаетъ кукушку, по дурному голосу.
   Лоренцо. Синьйора! милости просимъ.
   Порціа. Мы молились за нашихъ мужей и надѣемся, что наши молитвы будутъ имъ въ-пользу. Что, воротились ли они?
   Лоренцо. Нѣтъ еще, но впередъ пріѣхалъ посланный объявить о ихъ пріѣздѣ.
   Порціа. Поди, Нерисса, отдай приказаніе слугамъ, чтобъ они не говорили ни слова о нашемъ отсутствіи. Не говорите и вы, Лоренцо, и вы, Джессика.

(Звукъ трубы.)

   Лоренцо. Вотъ вашъ супругъ; я слышу его трубу. Мы, не перескащики, синьйора, не бойтесь.
   Порціа. Эта ночь, мнѣ кажется, не что другое, какъ день, только больной; она, немного блѣднѣе; Это день, какимъ бываетъ онъ, когда спрячется солнце.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣ же, БАССАІНО, АНТОНІО, ГРАЦІАНО и ихъ свита

   Бассаніо. У насъ будетъ день въ одно время съ антиподами, если вы станете прогуливаться въ отсутствіи солнца.
   Порціа. Хоть я и издаю свѣтъ, но не люблю свѣта: если жена полюбитъ свѣтъ, мужъ можетъ сдѣлаться мраченъ, а по моей милости этого никогда не случится съ Бассаніо. Впрочемъ, все въ божьей волѣ. Какъ мы всѣ рады вашему возвращенію!
   Бассаніо. Благодарю васъ. Пріймите моего друга; вотъ онъ, вотъ Антоніо, которому я такъ много обязанъ.
   Порціа. Въ-самомъ-дѣлѣ, вы ему много обязаны, потому-что, какъ я слышала, онъ обязался за васъ на многое!
   Антоніо. И за все вполнѣ заплаченъ.
   Порціа. Синьйоръ, мы счастливы, что принимаемъ васъ въ нашемъ домѣ. Я постараюсь доказать вамъ это не на словахъ, а на дѣлѣ, и потому сокращаю разговорныя учтивости.

(Граціано и Нерисса говорятъ тихо между собою. )

   Граціано. Вонъ этимъ мѣсяцемъ клянусь, что ты обижаешь меня. Ну, по истинѣ, я отдалъ его судейскому писарю; чтобъ попасть ему за то въ евнухи, если ты, моя любовь, принимаешь это такъ къ сердцу!
   Порціа. О, ссора, уже! за что же?
   Граціано. Да вотъ, по милости золотаго ободочка у дряннаго кольца, которое она дала мнѣ, съ надписью, знаете, въ извѣстномъ родѣ: Люби, не измѣни.
   Нерисса. Что ты разговариваешь тутъ о надписи, да о цѣнѣ? Ты клялся мнѣ, когда я отдавала тебѣ его, что будешь носить до смертнаго часа, и оно ляжетъ съ тобою въ гробъ. Такъ если не изъ любви ко мнѣ, то изъ уваженія къ своимъ пламеннымъ клятвамъ ты бы долженъ беречь его. Отдать судейскому писарю! Да, я знаю лучше... у писаря, который взялъ его, никогда не будетъ на лицѣ волосъ.
   Граціано. Будетъ, если онъ доживете до того, что станетъ мужчиной.
   Нерисса. Да, если женщина доживетъ до того, что станетъ мужчиной.
   Граціано. Ну, вотъ, этой рукой клянусь, я отдалъ его молодому человѣку, просто мальчику; такъ, негодный, хилый мальчишка, не выше тебя,-- судейскій писарь, говорунъ,-- мальчишка, выклонялъ его за труды. По совѣсти, я не могъ ему отказать.
   Порціа. Скажу вамъ откровенно, вы дурно сдѣлали. Разстаться такъ легко съ первымъ подаркомъ вашей жены, съ вещью, надѣтой клятвами на вашъ палецъ, и прикованной къ вашему тѣлу вѣрностью. Я дала кольцо своему Бассаніо и заставила его поклясться, что онъ никогда не разстанется съ нимъ. Вотъ онъ стоитъ здѣсь. Я смѣло поклянусь за него,-- онъ не уступитъ кольца и не сниметъ съ пальца за всѣ сокровища, которыми владѣетъ міръ. Ну, право, Граціано, вы сдѣлали, что жена ваша имѣетъ сильную причину огорчаться. Случись это со мной, я сошла бы съ ума.
   Бассаніо (въ сторону). Ну, лучше бы мнѣ отсѣчь лѣвую руку и поклясться, что я лишился кольца, защищая его.
   Граціано. Синьйоръ Бассаніо отдалъ свое кольцо судьѣ, который вымолилъ его и ужь истинно заслужилъ; а тутъ мальчишка-писарь, только-что пописалъ немного, вымолилъ мое. И ни слуга, ни господинъ не хотѣли брать ничего, кромѣ двухъ колецъ.
   П гда и вам красть жен придет охота,
             Я столько же вас ожидать готов.
             Подите-ка поближе -- здесь живет
             Мой тесть-еврей. Эй, кто там?

В окне показывается Джессика в мужском платье.

   Джессика.                              Кто вы? Дайте
             Скорей ответ, чтоб больше я была
             Уверена -- хотя могу поклясться,
             Что голос ваш узнала.
   Лоренцо.                                        Я Лоренцо,
             Твоя любовь.
   Джессика.           Лоренцо -- это так;
             Моя любовь -- действительно: на свете
             Я никого так сильно не люблю.
             Но кроме вас известно ли, Лоренцо,
             Кому-нибудь, что также и меня
             Вы любите?
   Лоренцо.           Бог, Джессика, и чувства
             Твоей души свидетели тому.
   Джессика. Ловите-ка шкатулку эту: стоит
             Она того. Я рада, что темно
             И что меня не можете вы видеть:
             Мне стыдно так костюма своего.
             Но ведь любовь слепа, и тот, кто любит,
             Не видит милых шалостей своих,
             Не то Амур сгорел бы от стыда,
             Увидевши на мне мужское платье.
   Лоренцо. Сойди сюда -- ты факел понесешь
             Передо мной.
   Джессика.           Как! освещать я буду
             Сама свой стыд? Ведь он и без того
             Уж слишком ясен. Мне скрываться надо,
             А это должность видная.
   Лоренцо.                              Мой ангел,
             И без того ты скрыта под своим
             Прелестнейшим костюмом. Ну, сойди же
             Скорее вниз. Ночь скоро пролетит,
             А нас ведь ждет Бассанио на ужин.
             Джессика. Я затворю все двери, да себя
             Позолочу червонцами побольше --
             И к вам.
   Грациано. Клянусь я шапкою -- она
             Прелестная и вовсе не жидовка.
   Лоренцо. Будь проклят я, когда не от души
             Ее люблю! Она умна, насколько
             Могу судить, прелестна -- если мне
             Мои глаза не говорят неправды,
             Она верна -- что доказала мне.
             И потому, владея и умом,
             И красотой, и верностию, вечно
             В моей душе жить будет.

Входит Джессика.

   Лоренцо.                              Как, уже?
             Синьоры, в путь! Нас маски ожидают.

Уходит с Джессикой и Саларино.
Входит Антонио.

   Антонио. Кто здесь?
   Грациано.                    Синьор Антонио!
   Антонио. Фи, стыд какой! А где ж все остальные?
             Десятый час; ведь все друзья вас ждут.
             Пир отменен; подул попутный ветер --
             И потому Бассанио сейчас
             Отправится. Я в поиски за вами
             Послал уже десятка два послов.
   Грациано. Я очень рад. Меня надежда восхищает,
             Что нынче вечером корабль наш отплывает.

(Уходит.)

   

СЦЕНА VII.

Бельмонт. Комната в доме Порции. Трубы.

Входят Порция и принц Мароккский; за ним и за нею свита.

   Порция. Отдерните нам занавес, откройте
             Шкатулки все. Ну, благородный принц,
             Вы можете начать ваш выбор.
   Принц Мароккский (переходя от одного ящика к другому.)
                                                     Первый
             Из золота; написано на нем:
             "Кто выберет меня, тот все добудет,
             Чего желает множество людей".
             Второй из серебра; на этом надпись:
             "Кто выберет меня -- приобретет
             Все то, чего заслуживает он".
             Последний -- весь свинцовый, и на нем
             Тяжелая, как самый ящик, надпись:
             "Кто выберет меня -- все должен дать
             И всем рискнуть, что только он имеет*.
             Но выбравши, почем узнаю я,
             Что угадал?
   Порция.           В одном из них хранится,
             Принц, мой портрет, коль этот ящик вы
             Узнаете -- я тоже буду ваша.
   Принц Мароккский. Пусть выбором моим руководит
             Какой-нибудь из всех богов! Посмотрим.
             Прочту еще все надписи на них.
             Что говорит свинцовая шкатулка?
             "Кто выберет меня -- все должен дать
             И всем рискнуть, что только он имеет".
             Все должен дать? За что же? За свинец?
             И всем рискнуть из-за свинца простого?
             Смысл этих слов -- угроза. Человек,
             Рискующий последним, поступает
             Так потому, что на большой барыш
             Надеется. Но золотого сердца
             Не соблазнит презреннейший металл.
             Так за свинец ничем и не рискну я
             И ничего не дам. Ты, серебро,
             Что говоришь своим невинным цветом?
             "Кто выберет меня -- приобретет
             Все то, чего заслуживает он".
             Все то, чего заслуживает? Стой,
             Мароккский принц, и прежде взвесь свои
             Достоинства рукою беспристрастной.
             Коль ты себя оценишь хорошо,
             Так, значит, ты заслуживаешь -- впрочем,
             Настолько ли, чтоб право я имел
             Претендовать и на синьору эту?
             Но подвергать сомнению свое
             Достоинство -- ведь значит обнаружить
             Трусливое неверие в себя.
             Все то, чего я стою? Да ее-то
             И стою я, заслуживаю всем:
             Рождением, богатством, воспитаньем,
             Изяществом -- но более всего
             Заслуживаю я своей любовью.
             Не прекратить ли, полно, мне свои
             Догадки здесь и выбрать этот ящик?
             Прочтем еще на золоте слова:
             "Кто выберет меня, тот все добудет,
             Чего желает множество людей".
             Да это-то и есть моя синьора!
             Весь мир ее желает, с четырех
             Концов земли стекаются сюда
             Облобызать священный образ смертной,
             Живущей здесь. Гиркании14 поля
             И дикие Аравии пустыни --
             В. проезжие пути превращены
             Владыками, спешащими в сей замок
             На Порцию прекрасную взглянуть;
             И царство вод, что так надменно брыжжет
             Вершиной волн в лицо небес,
             Остановить не может чужеземцев;
             Плывут они, как будто чрез ручей,
             Чтоб Порцию прекрасную увидеть.
             Ее лицо божественное здесь,
             В одной из трех шкатулок. Неужели
             В свинцовой? -- Нет, и думать о таком
             Бесчестии -- прямое святотатство;
             Жестокостью чрезмерно был бы -- саван.
             Ее вложить в такой печальный гроб.
             Иль в серебре лежит она -- в металле,
             Что в десять раз дешевле и простей,
             Чем золото? О, грешный помысел! Нет,
             Еще никто такой алмаз богатый
             Не оправлял во что-нибудь простей,
             Чем золото. Есть в Англии монета
             Из золота -- на ней изображен
             Лик ангела, но там он лишь снаружи,
             А здесь внутри, на ложе золотом
             Покоится. Подайте ключ. Мной эта
             Шкатулка выбрана -- жду от судьбы ответа.
   Порция. Принц, вот вам ключ, и если мой портрет
             В том ящике найдете вы, -- я ваша.
   Принц Мароккский (открывая шкатулку).
             О, смерть и ад! Что вижу? Череп голый!
             И в глаз пустой клочок бумаги воткнут,
             Исписанной и свернутой. Прочту. (Читает.)
   
                                 Мир очень, часто говорит:
                                 Не все то злато, что блестит;
                                 Большое множество людей
                                 Платило жизнию своей,
                                 Чтоб хоть снаружи только мной
                                 Полюбоваться. В золотой
                                 Гробнице ползает червяк.
                                 Когда б вы были мудры так,
                                 Как смелы духом, если б вы
                                 Рассудок старой головы
                                 Носили в теле молодом,
                                 То вас не встретил бы прием
                                 Такой холодный, а теперь --
                                 Прощайте -- вам открыта дверь.
   
                       Да, прием вполне холодный.
                       Труд пропал. Прощай, о мой
                       Сердца пламень благородный,
                       Здравствуй, холод ледяной!
   
             Прощайте, Порция! Я слишком полон муки
             И не могу продлить мгновение разлуки!
             Так уезжает тот, кто дело проиграл.

(Уходит.)

   Порция. Как случай все мои надежды увенчал!
             Пойдем. Ах, если б все, кто сходен с ним по цвету,
             Кончал свой выбор так, как он -- попытку эту!

(Уходит.)

   

СЦЕНА VIII.

Венеция. Улица.

Входят Саларино и Соланио.

   Саларино. Да, милый мой, я видел: поднял парус
             Бассанио, и Грациано с ним
             Отправился, а что Лоренцо не был
             На корабле, так в том уверен я.
   Соланио. Мерзавец жид с постели поднял дожа
             Стенаньями и криками -- и дож
             Отправился с ним вместе осмотреть
             Корабль Бассанио.
   Саларино.                     Пришел он поздно:
             Тогда корабль уж поднял паруса.
             Но дож узнал, что видели Лоренцо
             С возлюбленною Джессикой в гондоле,
             И, сверх того, Антонио уверил
             Светлейшего, что на судне Бассанио
             Их не было.
   Соланио.           Я никогда еще
             Не видывал такой ужасной, странной,
             Помешанной, нелепой, дикой страсти,
             Как у жида собачьего, когда
             По улицам неистово вопил он:
             "О, дочь моя! Червонцы! Дочь моя!
             Ушла с христианином! О, червонцы,
             У христиан добытые! Закон!
             Правдивый суд! Отдайте мне червонцы
             И дочь мою! Мешок -- нет, два мешка
             С червонцами, и за моей печатью --
             С червонцами двойными -- дочь моя
             Украла их. И дорогие камни --
             Два дорогих, два богатейших камня
             Украла дочь. Правдивый суд! Сыщи
             Девчонку мне -- у ней мои червонцы
             И камни драгоценные!"
   Саларино.                              За ним
             Мальчишки все бежали и кричали:
             "Эй, где его червонцы, камни, дочь?"
   Соланио. Ну, пусть теперь не вздумает просрочить
             Антонио, не то, за это все
             Заплатит он.
   Саларино. Вот кстати ты напомнил.
             Один француз вчера мне рассказал,
             Что будто бы корабль венецианский,
             Богато нагруженный, потонул
             Средь узких вод, текущих меж землями
             Французскою и английской; при этом
             Антонио мне вспомнился, и я
             В душе желал, чтоб тот корабль погибший
             Не был его.
   Соланио. Советую тебе
             Скорей сказать Антонио про это.
             Но сообщи не сразу, чтоб его
             Не огорчить.
   Саларино.           Добрее человека
             Нет на земле. Я видел, как они
             С Бассанио прощались. "Постараюсь,--
             Бассанио сказал ему,-- скорей
             Вернуться".--"Нет,-- Антонио ответил,--
             Не торопись из-за меня; пускай
             От времени твое созреет дело.
             А векселем, что выдал я жиду,
             Не затрудняй влюбленный мозг, будь весел
             И мысли все всецело посвяти
             Любезностям и тем из доказательств
             Твоей любви, которые сочтешь
             Приличными и нужными". И это
             Проговорив, с слезами на глазах,
             Отворотясь, пожал он другу руку
             С глубокою горячностью души --
             И так они расстались.
             Соланио.                              Мне сдается,
             Что к жизни он привязан лишь одним
             Бассанио. Пойдем к нему, однако,
             Попробуем веселым чем-нибудь
             Прогнать его тоску.
             Саларино.                    Пойдем скорее.

Уходят.

   

СЦЕНА IX.

Бельмонт. Комната в доме Порции.

Входит Нерисса со слугой.

   Нерисса. Скорей, скорей! Отдерни занавеску,
             Пожалуйста. Принц Аррагонский здесь
             Уж присягнул и к выбору приступит
             Немедленно.

Трубы. Входят принц Аррагонский, Порция и их свита.

   Порция.           Вот, благородный принц,
             Три ящика. Коль упадет ваш выбор
             На тот из них, в котором мой портрет,--
             Немедленно союз наш брачный будет
             Отпразднован, а ошибетесь вы --
             Так выехать обязаны сейчас же
             Без дальних слов.
   Принц Аррагонский. Я в трех вещах принес
             Присягу здесь: во-первых, постоянно
             От всех скрывать, какой я выбрал ящик;
             Потом, коль я случайно ошибусь,
             То никогда ничьей руки на свете
             Уж не искать, и, наконец, коль я
             Не выберу удачно -- вас оставить
             Немедленно и уезжать отсель.
   Порция. Да, в этом всем дает присягу каждый,
             Рискующий собою за мою
             Ничтожную особу.
   Принц Аррагонский. Я решился
             На это все. Судьба, не обмани
             Надежд души моей! Свинец презренный,
             И серебро, и золото. Прочтем:
             "Кто выберет меня, все должен дать
             И всем рискнуть, что только он имеет".
             Ну, уж скорей похорошеешь ты,
             Чем за тебя хоть чем-нибудь рискну я.
             Что говорит мне ящик золотой?
             "Кто выберет меня, тот все добудет,
             Чего желает множество людей".
             Чего желает множество? Быть может,
             Под множеством писавший понимал
             Ту глупую толпу, что выбирает
             По виду лишь и знает только то,
             Чему ее глаз ослепленный учит --
             Ту глупую толпу, что никогда
             Не смотрит внутрь, но на стенах наружных,
             Как ласточка, возводит дом себе,
             Не думая, что здесь она открыта
             Опасности и очень к ней близка.
             Нет, я того не выберу, что многим
             Желательно -- затем, что не хочу
             Смешать себя с недальними умами
             И стать в ряду невежественных толп.
             Остался ты, серебряный хранитель
             Сокровища. Дай раз еще взглянуть,
             Каким себя девизом ты украсил:
             "Кто выберет меня -- приобретет
             Все то, чего заслуживает он".
             Прекрасно сказано. Кто, в самом деле,
             Пойдет на то, чтоб счастье обмануть,
             И почести не будучи достойным,
             Снискать ее? Не должно никому
             Превозносить себя не по заслугам.
             О, если бы высокие места,
             И титулы и званья не давались
             Кривым путем, и если бы ценой
             Действительных заслуг приобретались
             Все почести -- как много бедняков
             Ходили б не нагими, а в одеждах!
             Как много тех, которым власть дана
             Повелевать -- другим бы подчинялись!
             Как много бы нечистого зерна
             От чистых зерен чести отделялось!
             Как много бы прекрасного могло
             Сквозь времени навоз пройти наружу
             И заблистать! Пора, однако, выбрать.
             "Кто выберет меня -- приобретет
             Все то, чего заслуживает он*.
             Да -- то, что я заслуживаю -- смело
             Беру себе. Прошу вас этот ключ
             Мне дать -- и я открыть мое блаженство
             Потороплюсь.
   Порция.           Так много обсуждать
             Не стоило из-за того, что в этой
             Шкатулке вы найдете.
   Принц Аррагонский. Это что?
             Какая-то бессмысленная рожа
             С гримасой мне записку подает!
             Прочту. Как ты далёко не похож
             На Порцию! О, как ты не похож
             На все мои надежды и заслуги!
             "Кто выберет меня -- приобретет
             Все то, чего заслуживает он!"
             Ужели я заслуживаю только
             Портрет глупца? Ужели оценить
             Достоинства мои нельзя щедрее?
   Порция. Вы знаете, преступник и судья --
             Две должности различные, и резко
             Одна другой противоречат.
   Принц Аррагонский. Что,
             Однако, здесь написано? Посмотрим. (Читает.)
   
                       Семь раз я пройдено огнем,
                       Семь раз испытан разум в том,
                       Кто, выбирая что-нибудь,
                       Не ошибается отнюдь.
                       Иной, посмотришь, человек
                       За тенью гонится весь век,
                       Другому счастья тень одна
                       В удел печальнейший дана;
                       Есть много глупых -- знаю я --
                       Наружность коих, как моя,
                       Покрыта ярким серебром:
                       Кого бы ты ни ввел в свой дом,
                       Назвав женою -- образ мой
                       Твоею будет головой.
                       Прощай, покончил я с тобой!
   
             Чем долее я здесь пробуду,
             Тем им глупей казаться буду.
             Сюда пришел я за женой
             С одной дурацкой головой --
             Теперь с двумя я ухожу.
             Прощай, красавица! Сдержу
             Я клятву, данную тебе,
             И покорюсь своей судьбе!

(Уходит со свитой.)

   Порция. На свечке мотылек сжег крылышки себе!
             О, глупые разумники! Когда
             Им выбирать приходится -- всегда
             Они умом так ловко извернулся,
             Что в выборе тотчас же ошибутся.
   Нерисса. Пословица не даром говорит:
             "Умрешь и женишься так, как судьба велит".
   Порция. Пойдем. Задерни занавес, Нерисса.

Входит СЛУГА.

   Слуга. Где госпожа?
   Порция. Я здесь. Тебе что нужно?
   Слуга. Какой-то молодой венецианец
             К вам только-что курьером прискакал,
             Чтоб известить, что вслед за ним прибудет
             И господин его. Покамест он
             Привез сюда вещественные знаки
             Глубокого почтения: кроме слов,
             Любезнейших приветствий -- и подарки
             Богатые. Я никогда еще
             Столь милого гонца любви не видел.
             Апрельский день ни разу на земле
             Не возвещал так чудно приближенья
             Роскошнейшего лета, как теперь
             Нам возвестил прекрасный этот вестник
             Прибытье господина своего.
   Порция. Пожалуйста, довольно; расточаешь
             На похвалы ему ты ум такой
             Не будничный, что я почти боюся,
             Чтоб не сказал ты скоро, что тебе
             Он родственник. Пойдем, пойдем, Нерисса.
             Мне хочется увидеть поскорей
             Столь быстрого гонца от Купидона,
             Который мило так и ловко прикатил.
   Нерисса. Дай бог, сударыня, чтоб то Бассаньо был.

Уходят.

   

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Венеция. Улица.

Входят Соланио и Саларино.

   Соланио. Ну, что нового на Риальто?
   Саларино. Да что? Попрежнему ходит слух, что корабль Антонио с богатым грузом погиб в проливе Гудвинском -- так, кажется, он называется. Это очень опасное место, в котором похоронен уже не один корабль. Так вот какая новость, если только кумушка-молва честная женщина.
   Соланио. Я хотел бы, чтоб в этом случае она лгала хуже всех кумушек, какие только грызут пряники или хотят уверить своих соседей, что они оплакивают смерть третьего мужа. Но на этот раз несомненно -- говоря без всяких околичностей и не загораживая ничем большую дорогу рассказа -- несомненно, что добрый Антонио, честный Антонио... О, я не могу найти прилагательного, которое было бы достойно находиться в сообществе с его именем.
   Саларино. Ну, кончай же, что ты хотел сказать.
   Соланио. Что ты говоришь? Ну, конец тот, что Антонио лишился корабля.
   Саларино. Дай бог, чтоб это было окончанием его потерь!
   Соланио. Скажу скорее аминь, чтоб чорт не успел встать поперек моей молитвы, потому что он идет в образе жида.

Входит Шейлок.

   Саланио. Что скажешь, Шейлок? Какие новости в купеческом мире?
   Шейлок. Вы знаете -- и никто не знает так хорошо, как вы, что моя дочь убежала.
   Соларино. Это совершенно справедливо. Я знаю даже, какой портной шил крылья, на которых она улетела.
   Соланио. А Шейлок знал, что птичка совсем уже оперилась; в эту пору все птички вылетают из гнездышек: уж такова их натура.
   Шейлок. За то она проклята.
   Саларино. Конечно -- если судить ее будет чорт.
   Шейлок. Моя собственная плоть и кровь взбунтовались!
   Соланио. Ах, старая падаль! И смеет она бунтоваться в твои годы?
   Шейлок. Я называю мою дочь моею плотью и кровью.
   Саларино. Между твоей плотью и ее плотью больше разницы, чем между черным деревом и слоновой костью; между твоею кровью и ее кровью больше разницы, чем между красным вином и рейнвейном. Но скажи нам -- не знаешь ли ты -- потерял что-нибудь Антонио на море или нет?
   Шейлок. Вот для меня еще другое скверное дело! Банкрот, мот, который едва смеет показывать свою голову на Риальто, нищий, который обыкновенно гордо расхаживал на площади... Ну, пусть он не забудет своего векселя! Он всегда называл меня ростовщиком -- пусть не забудет своего векселя! Он всегда давал взаймы деньги из христианского человеколюбия -- пусть не забудет своего векселя!
   Саларино. Ну, я уверен, что если он просрочит, ты не потребуешь его мяса. На что оно годно?
   Шейлок. Прикармливать рыбу. Если оно не насытит никого, то насытит мое мщение. Он ругался надо мной и сделал мне убытку на полмиллиона, он смеялся над моими потерями, над моими заработками, ругал мой народ, мешал моим торговым делам, охлаждал моих друзей, разгорячал моих врагов -- и все это за что? Я жид. Да разве у жида нет глаз! Разве у жида нет рук, органов, членов, чувств, привязанностей, страстей? Разве он не ест ту же пищу, что и христианин? Разве он ранит себя не тем же оружием? Подвержен не тем же болезням? Лечится не теми же средствами? Согревается и знобится не тем же летом и не тою же зимою? Когда вы нас колете, разве из нас не идет кровь? Когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, разве мы не умираем и когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомстим? Если мы похожи на вас во всем остальном, то хотим быть похожи и в этом. Когда жид обидит христианина, к чему прибегает христианское смирение? К мщению. Когда христианин обидит жида, к чему должно, по вашему примеру, прибегнуть его терпение? -- Ну, тоже к мщению. Гнусности, которым вы меня учите, я применяю к делу, и коли не превзойду своих учителей так, значит, мне сильно не повезет счастие.

Входит СЛУГА.

   Слуга. Синьоры, мой господин Антонио теперь дома и желает поговорить с вами обоими.
   Саларино. Мы сами везде искали его.

Входит Тубал.

   Соланио. Вот еще один из их племени; третьего такого не найдешь -- разве сам чорт обратится в жида.

Саларино, Соланио и слуга уходят.

   Шейлок. Ну, Тубал, какие новости из Генуи? Отыскал ты мою дочь?
   Тубал. Я бывал во многих местах, где о ней говорили, но отыскать ее не мог.
   Шейлок. Так, так, так, так! Пропал брильянт, за который я заплатил во Франкфурте две тысячи червонцев! До этих пор проклятие не обрушивалось на мой народ, я не чувствовал его до этих пор... Две тысячи червонцев пропали. А сколько еще драгоценных камней!-- Я хотел бы, чтоб дочь моя лежала мертвая у моих ног, с драгоценными камнями в ушах, хотел бы, чтоб она была похоронена у моих ног, и чтоб червонцы лежали в ее гробу. Так ничего о них не слышно? Да, ничего... И я еще не знаю, сколько истрачено на поиски. Убыток за убытком! Вор унес столько-то, и столько-то стоит найти вора. И никакого удовлетворения, никакого мщения! Нет на земле несчастия, кроме того, которое обрушилось на мои плечи, нет вздохов, кроме тех, которые вылетают из моей груди, нет слёз, кроме тех, которые проливаю я!
   Тубал. Нет, и у других людей бывают тяжкие несчастия. Антонио, как я слышал, в Генуе.
   Шейлок. Что, что, что? Несчастье? Несчастье?
   Тубал. Лишился корабля, который шел из Триполи.
   Шейлок. Благодарю создателя, благодарю создателя! И это верно? это верно?
   Тубал. Мне сказали это некоторые из матросов, которые спаслись от кораблекрушения.
   Шейлок. Благодарю тебя, добрый Тубал. Хорошая новость, хорошая новость! Где же это? В Генуе?
   Тубал. Твоя дочь, как я слышал, истратила в Генуе в одну ночь восемьдесят червонцев.
   Шейлок. Ты вонзаешь в меня кинжал. Значит я никогда уже не увижу моего золота. Восемьдесят червонцев за один раз! Восемьдесят червонцев!
   Тубал. Со мною вместе приехало в Венецию несколько кредиторов Антонио; они божатся, что ему непременно быть банкротом.
   Шейлок. Мне это весьма приятно. Я буду мучить его, я буду терзать его. Мне это весьма приятно.
   Тубал. Один из них показал мне кольцо, которое твоя дочь отдала ему за обезьяну.
   Шейлок. Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубал. Это моя бирюза. Мне подарила ее Лия, когда я еще был холостой, я не отдал бы этого кольца за целый лес обезьян.
   Тубал. Но Антонио разорен -- это верно.
   Шейлок. Да, это верно, это очень верно. Ступай, Тубал, найми мне чиновника -- договори его за две недели вперед. Если Антонио просрочит, я вырежу у него сердце. Не будет его в Венеции -- никто не станет мешать моей торговле. Ступай, Тубал, и потом приди ко мне в нашу синагогу. Ступай, добрый Тубал. В нашей синагоге, Тубал. (Уходит.)
   

СЦЕНА II.

Бельмонт. Комната в доме Порции.

Входит Бассанио, Порция, Грациано, Нерисса и свита.

Ящики не задернуты занавеской.

   Порция. Я вас прошу, повремените лучше,
             И, прежде чем решиться, дайте дню
             Иль двум пройти. Ведь, если ошибетесь
             Вы в выборе -- я потеряю вас.
             Поэтому, немного подождите.
             Я слышу что-то -- только не любовь --
             Мне говорит, что я бы не хотела
             Вас потерять, а знаете вы сами,
             Что ненависть не может подавать
             Такую мысль. Но для того, чтоб лучше
             Меня понять могли вы (хоть язык
             У девушек один -- их мысль), охотно
             Держала б вас я месяц или два
             Здесь у себя, пред тем как вы рискнули б
             Из-за меня. Могла бы я тогда
             Вас научить, как выбрать то, что надо.
             Но клятву тем нарушила бы я,
             А этого я ни за что на свете
             Не сделаю. Итак, возможно вам
             Не угадать. Но если так случится,
             То грешное раскаянье в меня
             Вселите вы -- раскаянье, что клятву
             Нарушить я не захотела. Ах,
             Проклятие глазам чудесным вашим!
             Они меня околдовали всю
             И на две половины разделили;
             Одна из них вам вся принадлежит,
             Другая -- вам... мне, я сказать хотела!
             Но если мне, то также вам -- итак,
             Вам все мое принадлежит. О, злая
             Судьба! Зачем преграду ставишь ты
             Меж собственником и его правами?
             Я ваша -- да -- но все-таки не вам
             Принадлежу. Коль так судьбе угодно.
             То в ад идет пускай она -- не я.
             Я говорю, однако, слишком много;
             Но цель моя -- чтоб время протянуть
             Подолее и ваш замедлить выбор.
   Бассанио. Нет, дайте мне скорее приступить...
             Мне это положенье -- просто пытка.
   Порция. Как, пытка? Ну так повинитесь мне:
             К своей любви какую примешали
             Измену вы?
   Бассанио.           Измену лишь одну --
             Ужасную измену недоверья,
             Которая за обладанье тем,
             Что я люблю, бояться заставляет.
             Такое же сношенье и родство
             Между моей любовью и изменой,
             Как меж огнем и снегом.
             Порция.                              Да, но вы
             Мне, может быть, все это говорите,
             Как человек, который может все
             Под пыткою сказать.
   Бассанио.                              Пообещайте
             Мне только жизнь -- и правду я скажу.
   Порция. Ну, хорошо -- скажите и живите.
   Бассанио. Скажите и живите -- в этом все
             Признание мое. Какая пытка
             Блаженная, когда пытатель мой
             Подсказывает мне мои ответы,
             Служащие к спасенью моему!
             Ведите же меня скорее к счастью
             И к ящикам.
   Порция.           Итак, вперед! В одном
             Из этих трех я заперта -- и если
             Вы любите меня, то ящик тот
             Отыщете. Нерисса, стань подальше
             Со всеми остальными. Пусть оркестр
             Гремит, меж тем как выбирать он будет;
             Тогда, коли не угадает он,
             То кончит так, как умирает лебедь --
             При музыке; иль, чтоб сравнить верней,
             Мои глаза ручьем обильным будут,
             Где он найдет свой влажный смертный одр.
             Но может он и выиграть. Тогда же
             Чем будут звуки музыки? Тогда
             Те звуки будут трубным ликованьем,
             С которым верноподданный народ
             Перед своим царем нововенчанным
             Склоняется; то будет сладкий звук,
             Что на заре нашептывает тихо
             В слух жениха и, оторвав от грез,
             Зовет к налою брачному. Смотрите!
             Вот он идет -- не меньше величаво,
             Но с большею любовью, чем Алкид,
             Когда из рук чудовища морского
             Освободил он девственную дань.
             Заплаченную Троею скорбящей.
             Я здесь стою, как жертва. Там, вдали,
             Дарданянки испуганные смотрят,
             Чем подвиг тот окончится. Иди,
             Мой Геркулес! Ты не умрешь -- и буду
             Я тоже жить. Смотреть на битву мне страшней,
             Чем для тебя -- итти принять участье в ней.

Бассанио начинает рассматривать ящики. Музыка.

   Свита (поет).
                       Скажи, где источник любви --
                       В голове или сердца в крови?
                                 Как она рождается?
                                 Чем она питается?
                                           Отвечай, отвечай!
                       Родится в глубине очей --
                       И взгляды служат кормом ей,
                       И умирает в цвете дней,
                       Качаясь в люлечке своей.
                       Раздайся же повсюду звон!
                       Я начинаю: динь-динь-дон!
   
   Все.
                                 Динь-динь-дон!
   
   Бассанио. Итак, нельзя блестящую наружность
             Всегда считать правдивою; весь мир
             Вводим в обман наружным украшеньем.
             В судилищах найдется ль хоть одно
             Позорное, испачканное дело,
             В котором бы приятным голоском
             Нельзя прикрыть всю видимую гнусность?
             В религии найдется ль хоть одно
             Достойное укора заблужденье,
             Которое не мог бы мудрый муж
             И освятить, и текстами приправить,
             И внешним украшением прикрыть?
             Ни одного порока нет, настолько
             Наивного, чтоб появляться в свет,
             Не облачась наружно в добродетель.
             Не мало ведь меж нами трусов есть,
             Чьи души так печально-ненадежны,
             Как лестница песчаная -- меж тем,
             Они лицо снабжают бородою,
             Как Геркулес или суровый Марс15.
             Раскройте-ка их внутренность: печенка
             В них белая, как молоко. Они
             У истинного мужества берут
             Наросты лишь одни, чтобы к себе
             Страх поселить в других. Взгляните только
             На красоту -- увидите сейчас,
             Что ценится она всегда по весу
             Наружных украшений; оттого
             И сделалось теперь в природе чудо,
             Что женщина тем более легка.
             Чем более на ней тех украшений.
             Итак, когда порою мы глядим
             На мнимую красавицу и видим,
             Как кудри золотистые ее
             Вниз с головы бегут двумя змеями,
             Кокетливо играя с ветерком,
             То знаем мы, что это -- достоянье
             Уже второй головки: череп тот,
             Что их родил, давно лежит в могиле.
             Поэтому на блеск наружный мы
             Должны смотреть, как на коварный берег
             Опаснейшего моря, как на шарф
             Прелестнейший, который закрывает
             Красавицы индийской черноту.
             Короче, блеск наружный есть личина
             Правдивости, которою наш век
             Коварнейший обманывает ловко
             И самого мудрейшего из нас.
             Вот почему меня не соблазняешь
             Ты, золото блестящее, ты, твердый
             Мидаса16 корм. (Обращаясь к серебряному ящику.)
                                           Не нужен мне и ты --
             Ты, серебро, посредник пошлый, бледный
             Между людей. Но ты, простой свинец,
             Ты, более грозящий, чем манящий
             Надеждою -- своею простотой
             Ты убедил меня: тебя я выбираю
             И от тебя теперь блаженства ожидаю!
             Порция. Как все другие страсти, разлетелись
             По воздуху сомнения мои,
             Безумное отчаянье, боязнь
             Дрожащая, мучительная ревность
             С зелеными глазами... О, любовь,
             Сдержи себя, умерь свои восторги,
             Останови дождь радости своей!
             Я чувствую уж слишком сильно в сердце
             Твое благословенье, уменьши
             Его скорей -- оно меня задавит!
   Бассанио (раскрывая свинцовый, ящик).
             Что вижу? Дивной Порции портрет!
             Какой же полубог так превосходно
             Воспроизвел натуру? Эти очи
             Действительно ли движутся, иль мне
             Так кажется лишь потому, что ими
             Приводятся в движение мои?
             Вот и уста: они полураскрыты,
             И сладостным дыханьем губки их
             Разделены -- прелестная преграда
             Меж двух друзей прелестных, как они.
             Вот волоса -- тут разыграл художник
             Роль паука: сплел золотую сеть,
             Куда сердца людские попадают
             Быстрей, чем в паутину комары.
             Но как же мог художник оба глаза
             Нарисовать? Ведь сделавши один,
             Мне кажется, он должен бы ослепнуть
             И бросить так неконченным второй.
             Смотрите-ка однако же: насколько
             Действительность восторга моего
             На эту тень клевещет, воздавая
             Ей не такой, как следует, почет--
             Настолько же и эта тень тащится
             С большим трудом действительности вслед.
             Вот тот клочек бумаги, на котором
             Написано все счастие мое. (Читает.)
   
                       "Ты, избирающий не только
                       По виду внешнему -- насколько
                       Удачен, верен выбор твой!
                       Теперь, когда уж клад такой
                       Тебе достался, оставайся
                       Доволен им и не старайся
                       Найти другой. Коли тебе
                       Он мил, и ты в своей судьбе
                       Нашел блаженство -- подойди же
                       К своей красавице поближе,
                       И поцелуями любви
                       Ее к себе скорей зови!
   
             Чудесные слова! Итак, позвольте,
             Прекрасная синьора. (Целует ее.) Прихожу
             Я получить и произвесть уплату
             По векселю. Когда перед толпой
             Чета борцов дерется на арене,
             И слышится рукоплесканий гром
             Со всех сторон -- тогда один из них,
             Взволнованный, почти ошеломленный,
             Тревожно ждет, не зная сам: ему ль
             Весь этот гром хвалебного восторга?
             Так точно я -- о трижды милый друг! --
             Стою теперь пред вами, сомневаясь
             В правдивости того, что вижу здесь,
             И лишь тогда, когда от вас услышу,
             Что это так, поверю я вполне.
   Порция. Синьор, меня вы видите такою.
             Какою бог меня на свет создал.
             Я для себя самой бы не имела
             Желания быть лучше; но для вас
             Хотела б я хоть в двадцать раз утроить
             Свою цену, быть в десять тысяч раз
             Прекраснее, в сто тысяч раз богаче;
             И это я хотела б для того,
             Чтоб высоко подняться в вашем мненьи,
             Несчетное количество иметь
             Талантов, красоты, друзей, богатства.
             Но, ах, итог того, что стою я --
             Ничто: теперь я девушка простая,
             Без сведений, без опытности, тем
             Счастливая, что не стара учиться,
             И тем еще счастливей, что на свет
             Не родилась тупою для ученья;
             Всего же тем счастливее, что свой
             Покорный ум она теперь вверяет
             Вам, мой король, мой муж, учитель мой.
             И я, и все мое -- отныне ваше.
             Еще за миг пред этим я была
             Владычицей в великолепном замке
             И госпожей всех слуг моих, была
             Царицею самой себе, теперь же
             И замок мой, и слуги все, и я --
             Все ваше, мой владыка. С этим перстнем
             Вам все даю. Но ежели у вас
             Он пропадет, иль будет вами отдан
             Кому-нибудь -- увижу в этом я
             Предвестие уничтоженья вашей
             Любви ко мне и повод для себя
             Вас обвинять в неверности.
   Бассанио.                                        Синьора,
             Вы слов меня лишили, только кровь,
             Текущая во мне, вам отвечает.
             Наполнено все существо мое
             Тем хаосом, который после речи
             Приветливой любимого царя
             Является в жужжащей и довольной
             Толпе, когда все чувства и слова
             Сливаются в какой-то гул нестройный,
             Гул радости с словами и без слов.
             Когда кольцо оставит этот палец --
             И жизнь со мной расстанется. Тогда
             Скажите вы с уверенностью: умер
             Бассанио.
   Нерисса. Синьора и синьор,
             Теперь для нас, увидевших, что наши
             Желания исполнились вполне,
             Пришел черёд воскликнуть: дай бог счастья
             Синьору и синьоре!
   Грациано.                     Добрый друг
             И милая синьора, все блаженство,
             Какого вы желаете себе,
             Желаю вам и я, в том убежденья,
             Что вы и мне желаете того ж.
             В тот самый день, когда союзом брачным
             Торжествовать вы будете обмен
             Взаимных клятв, позвольте точно так же
             Мне в брак вступить.
   Бассанио.                              От всей души, когда
             Найдешь жену.
   Грациано.                     Нижайше благодарен.
             Вы сами мне нашли ее. Синьор,
             Мои глаза так быстры, как и ваши.
             Вы госпожу подметили, а я --
             Прислужницу. Синьор, вы полюбили --
             Я сделал то же; мешканья в делах
             Я не люблю, как вы; блаженство ваше
             Зависело от этих сундучков;
             Ну, и мое -- от них, как оказалось
             На деле. Да, я просто весь вспотел,
             Стараясь ей понравиться, я столько
             Ей клятв давал, что пересохло в горле.
             И, наконец, -- коль обещанье есть
             Конец всему -- мне обещала эта
             Красавица, что подарит меня
             Любовию, коль вы над госпожею
             Одержите победу.
             Порция.                    Правду ль он
             Нам говорит, Нерисса?
   Нерисса.                                        Да синьора,
             Коль вы на то согласны.
   Бассанио.                              Ну, а вы
             Не шутите со мною, Грациано?
   Грациано. Я говорю весьма серьезно.
   Бассанио.                                                  Мы
             Наш брачный пир украсим вашей свадьбой.
   Грациано. Мы побьемся с ними об заклад на тысячу червонцев -- у кого прежде родится мальчик.
             Но это кто идет сюда? Лоренцо
             С язычницей своею? Как, и ты,
             Соланио, земляк и друг старинный?

Входят Лоренцо, Джессика и Соланио.

   Бассанио. Друзья мои, я очень рад принять
             Обоих вас, коль новость положенья
             Дает мне власть на это. Ангел мой.
             Позвольте мне гостями дорогими
             Назвать моих друзей и земляков.
   Порция. Я и сама зову их так, синьор:
             Они вполне здесь дорогие гости.
   Лоренцо. Благодарю, синьора. Я, мессэр,
             Вас навестить не думал в этом замке,
             Но встретился с Соланио, и он
             Так горячо просил меня с ним вместе
             Отправиться, что отказаться я
             Не мог никак.
   Соланио.           Да, это справедливо;
             А я на то имел причины. Вам
             Прислал привет Антонио.

(Подает ему письмо.)

   Бассанио.                              Но прежде,
             Чем я письмо его раскрою, вы
             Скажите мне скорей, как поживает
             Мой добрый друг?
   Соланио.                     Не болен он, синьор,
             Коль не болит душа его, и болен,
             Когда она страдает. Из письма
             Узнаете вы все, что с ним случилось.
   Грациано. Нерисса, ты прими и обласкай
             Вот эту чужестранку. Вашу руку,
   Соланио. Что нового у нас,
             В Венеции? Как поживает добрый
             Антонио, наш царственный купец?
             Я знаю, он порадуется нашей
             Удаче здесь. Язоны просто мы:
             Руно себе добыли золотое.
   Соланио. Ах, лучше бы нашли вы то руно,
             Что потерял Антонио!
             Порция.                              Наверно
             Есть страшное известие в письме,
             Которое уничтожает краску
             В лице Бассанио. Быть может, весть,
             Что лучший друг скончался. В самом деле,
             Такое лишь известие могло б
             Так изменить черты лица мужчины
             Столь твердого. Как, он еще бледней
             Становится? Бассаиио, позвольте,
             Я половина ваша -- и должна
             Участвовать наполовину в этом
             Известии, что принесло письмо.
   Бассанио. О, милая, в нем есть слова такие
             Ужасные, какие никогда
             До этих пор бумаги не чернили!
             Мой добрый друг, когда я в первый раз
             Открылся вам в. любви, то откровенно
             Сказал, что все имущество мое
             Заключено в крови моей, что родом
             Я дворянин. И правду я сказал.
             А между тем, подруга дорогая,
             Хоть я себя так дешево ценил.
             Но даже тут был хвастуном, как это
             Вам объясню сейчас. Сказавши вам,
             Что ничего я ровно не имею,
             Я должен бы сказать, что даже меньше,
             Чем ничего, имею я. Себя
             Я заложил любимейшему другу,
             А друга заложил его врагу
             Заклятому -- все для того, чтоб денег
             Себе добыть. Синьора, вот письмо.
             Узнайте же, бумага эта -- тело
             Любимейшего друга моего,
             А все слова в бумаге этой -- раны
             Открытые, откуда кровь его
             Бежит рекой. Но точно ль это правда,
             Соланио? Ужели предприятья
             Антонио все лопнули? Ужель
             Пропало все? Все грузы из Триполи,
             Из Мексики, из варварийских стран,
             Из Англии, двух Индий, Лиссабона?
             И ни один корабль не избежал
             Ужасного прикосновенья камней --
             Грозы купцов?
   Соланио.           Да, ни один, синьор.
             Притом, хотя б теперь имел он деньги,
             Чтоб заплатить жиду, то этот жид,
             Как кажется, не взял бы их. Созданья
             Не видывал ни разу в жизни я,
             Которое, нося вид человека,
             Так жаждало б собрата погубить.
             Он день к ночь не отстает от дожа,
             Он говорит, что отказать ему
             В решении правдивом -- значит явно
             Свободу государства оскорбить.
             Знатнейшие сенаторы и двадцать
             Купцов, и сам наш дож -- старались все
             Уговорить его, но все напрасно:
             От кляуз омерзительных своих
             Не хочет он отречься, и упорно
             Твердит одно: заемное письмо,
             Взыскание, несдержанное слово.
   Джессика. Когда еще я у него жила,
             То слышала, как Хуса и Тубала,
             Соотчичей своих, он уверял
             Под клятвою, что хочет лучше мяса
             Антонио, чем сумму в двадцать раз
             Значительнее той, что друг ваш должен.
             И знаю я, синьор, что коль закон,
             И высший суд, и власти, не восстанут --
             Поплатится жестоко бедный ваш
             Антонио.
   Порция.           И это друг ваш близкий
             В такой беде?
   Бассанио.           Да, мой дражайший друг,
             Добрейший человек, с честнейшим сердцем,
             С душой, не устававшей одолжать,
             В ком доблесть древних римлян так блистает,
             Как ни в одном живущем на земле
             Италии.
   Порция. А много ли он должен
             Жиду?
   Бассанио. Ему он должен за меня
             Три тысячи червонцев.
   Порция.                              Как! Не больше?
             Шесть тысяч заплатите вы ему --
             И вексель уничтожьте; эту сумму
             Удвойте иль утройте, чтоб такой
             Прекрасный друг из-за вины Бассаньо
             Не потерял и волоса. Сперва
             Пред алтарем меня вы назовите
             Своей женой, а после отправляйтесь
             В Венецию, к Антонио. С душой
             Тревожною вы не должны в объятьях
             У Порции покоиться. Я дам
             Вам золота, чтоб заплатить не только
             Ничтожный долг такой, но в двадцать раз
             Значительней. А заплатив, сюда
             Спешите вновь с прекрасным другом вашим.
             Мы между тем с Нериссою вдвоем
             Здесь будем жить, как девушки и вдовы.
             Пойдемте же: уехать вы должны
             В тот самый день, как женитесь. Зовите
             Своих друзей радушно; грусть свою
             Преодолеть пред ними постарайтесь.
             Купила вас я дорогой ценой
             И дорого любить за это буду.
             Прочтите-ка, однако, мне письмо.
   Бассанио (читает). "Милый Бассанио, все мои корабли погибли, мои кредиторы делаются жестоки, мое положение самое скверное, срок моего векселя жиду истёк, а так как, чтобы уплатить этот долг, мне необходимо лишиться жизни, то мы с тобой совершенно квиты. Мне хотелось-бы только увидеть тебя перед смертью. Впрочем, действуй по своему усмотрению. Коли дружба не побудит тебя приехать, то пусть не побудит и мое письмо".
   Порция. О, милый мой, брось все и поезжай!
   Бассанио. Да, я потороплюсь, имея позволенье
             От вас; но прежде чем я возвращусь домой
             Ничья постель виной не будет промедленья
             И нам разлучником не будет отдых мой.

Уходят.

   

СЦЕНА III.

Венеция. Улица.

Входят Шейлок, Саларино, Антонио и тюремщик.

   Шейлок. Смотри за ним, тюремщик. О пощаде-
             И слушать я не стану. Это вот
             Тот дуралей, что деньги без процентов
             Дает взаймы. Смотри за ним, тюремщик!
   Антонио. Но выслушай, Шейлок мой добрый...
   Шейлок.                                                            Я
             Хочу иметь по векселю уплату.
             Не говори мне ни о чем другом;
             Я клятву дал, что получу исправно
             По векселю. Ты называл меня
             Собакою -- и это без причины;
             Ну, если я собака -- берегись
             Моих зубов: дож даст мне суд правдивый.
             Дивлюсь тебе, дрянной тюремщик -- ты
             Уж чересчур мягкосердечен: только
             Попросит он -- сейчас же из тюрьмы
             Выходишь с ним.
   Антонио.                     Пожалуйста, послушай,
             Что я скажу.
   Шейлок.           Уплата мне нужна
             По векселю. Я не желаю слушать,
             Что скажешь ты. Хочу я получить
             По векселю -- поэтому напрасны
             Твои слова. Не сделать вам меня
             Одним из тех болванов лупоглазых
             И мягоньких, что просьбу христиан
             Не могут выслушать; чтоб головою
             Не покачать и, тяжело вздохнув,
             Не уступить. Нейди за мной, не надо
             Мне слов твоих -- уплата мне нужна
             По векселю.

(Уходит.)

   Саларино.           Вот злейшая собака,
             Какой еще ни разу человек
             Не видывал.
   Антонио.           Оставь его. Не стану
             Я более упрашивать его.
             Напрасно все. Моей он ищет жизни,
             А почему -- я знаю хорошо.
             Спасал не раз я от его взысканий
             Тех, кто меня об этом умолял.
             Вот отчего меня он ненавидит.
   Саларино. Уверен я, что не захочет дож
             Действительным признать условье ваше.
   Антонио. Не властен дож законы нарушать
             И отнимать у чужеземцев льготы,
             Что им у нас в Венеции даны.
             Так поступив, он подорвал бы сильно
             Кредит суда республики в глазах
             Купцов всех стран; а ведь торговля наша
             И барыши зависят лишь от них.
             Поэтому пусть будет то, что будет.
             От этих всех печалей и потерь
             Я изнурен так сильно, что едва ли
             Фунт мяса мне удастся уберечь
             Для жаждущего крови кредитора.
             Я господа молю лишь об одном:
             Чтоб посмотреть Бассанио приехал,
             Как буду я за долг его платить;
             А до всего другого нет мне дела!

Уходят.

   

СЦЕНА IV.

Бельмонт. Комната в доме Порции.

Входят Порция, Нерисса, Лоренцо, Джессика и Бальтазар.

   Лоренцо. Синьора, я в глаза вам говорю --
             Божественную дружбу благородно
             И верно вы постигли; это тем
             Вполне вы доказали, что разлуку
             С супругом так умеете сносить.
             Но если б знали вы, кто честь такую
             От вас снискал, какой достойный муж
             И вашего супруга друг ближайший
             От вас получит помощь -- о, тогда --
             Я убежден -- вы этим делом больше
             Гордились бы, чем всякою другой
             Щедротою души прекрасной вашей.
   Порция. До этих пор еще ни разу я
             О сделанном добре не пожалела
             И этого не сделаю теперь.
             Меж двух друзей, что вместе жизнь проводят,
             И души чьи согнуты под одним
             Ярмом любви, должна быть непременно
             Гармония полнейшая всех чувств,
             Наклонностей и черт лица, и это
             Мне мысль дает, что так как мой супруг
             Ближайший друг Антонио, то верно
             Он и похож на мужа моего.
             А если так, то как же я немного
             Истратила, чтоб выкупить скорей
             Из адских рук жестокости -- подобье
             Моей души? Однако слишком я
             Хвалю себя; поэтому мы лучше
             Поговорим о чем-нибудь другом.
             Лоренцо, я вручаю вам хозяйство
             В моем дому и управленье им
             До той поры, пока мой муж вернется.
             Что до меня -- так в тайне богу я
             Дала обет -- в молитве, в созерцанья,
             Вдали от всех, с Нериссою одной
             Жизнь проводить, пока не возвратятся
             Мой господин и муж ее. От нас
             За две версты есть монастырь -- туда-то
             Отправлюсь я с Нериссой. Вы меня
             Обяжете душевно, предложенье
             Мое приняв; вас побудить к тому
             Должна моя привязанность, а также
             Отчасти и необходимость.
   Лоренцо.                                        Я
             От всей души, синьора, рад исполнить
             Все то, что вы прикажете.
   Порция.                                        Мое
             Решение уже я объявила
             Прислуге всей; повиноваться вам
             И Джессике она так точно будет,
             Как мне самой и мужу моему.
             Прощайте же, пока мы снова с вами
             Увидимся.
   Лоренцо.           Да провожают вас
             Счастливые часы и дух веселый!
   Джессика. Желаю вам всех радостей души.
   Порция. Благодарю за эти все желанья
             И с радостью их посылаю вам.
             Ну, Джессика, прощайте.

Лоренцо и Джессика уходят.

                                                     Бальтазар,
             Ты был всегда и преданным и верным
             Слугою мне, будь и теперь таким.

(Дает ему письмо.)

             Возьми письмо и мчись, насколько хватит
             Сил у тебя, с ним в Падую, а там
             Отдай его ты в собственные руки
             Двоюродному брату моему
             Белларио. Он даст тебе бумаги
             И платье; ты как можно поскорей
             Их привези на пристань, от которой
             Суда плывут в Венецию. Не трать
             Здесь времени в словах; ступай скорее.
             Меня ты там застанешь.
   Бальтазар.                              Поспешу
             Исполнить все, не медля ни минуты.

(Уходит.)

   Порция. Пойдем теперь, Нерисса. У меня
             Есть план один, который неизвестен
             Еще тебе. Своих мужей скорее
             Увидим мы, чем думают они.
   Нерисса. Ну, а они увидят нас?
   Порция.                                        Увидят,
             Но под такой одеждою, что нам
             Припишут то, чего мы не имеем.
             Держу пари на все, что хочешь ты,
             Что если мы с тобою нарядимся
             В мужской костюм, я превзойду тебя
             И ловкостью, и удалью, и буду
             Свой меч носить красиво и легко,
             И говорить тем дискантом, который
             Всегда обозначает переход
             От мальчика к мужчине. Заменю я
             Наш мелкий шаг походкою мужской,
             Как юноша хвастливый и горячий,
             Я буду все о ссорах говорить
             И ловко лгать о том, как добивались
             Моей любви знатнейшие из дам,
             И как они, отвергнутые мною,
             В страданиях кончали жизнь свою.
             "Ведь трудно же, -- прибавлю я, -- мне было
             Хватить на всех; притом же, в этом я
             Раскаялся, и очень сожалею,
             Что их убил..." И столько небылиц
             Я наскажу в таком же милом роде,
             Что многие наверно присягнут,
             Что я уж год, как слез с скамейки школьной,
             В моем уме есть тысяча вещей
             И разных штук подобных тем проделкам.
             Я применю их к делу.
   Нерисса.                              Значит, мы
             Теперь в мужчин, синьора, превратимся?
   Порция. Фи! Вот вопрос! Как был бы он хорош,
             Когда б его ты сделала при людях,
             Двусмысленно толкующих слова!
             Однако же пойдем, мой план подробно
             Я объясню в карете: ждет она
             У парка нас. Спешить ужасно нам придется:
             Ведь сделать двадцать миль сегодня остается.

Уходят.

   

СЦЕНА V.

Бельмонт. Сад.

Входят Ланчелот и Джессика.

   Ланчелот. Да, это так, потому что, видите ли, грехи родителей всегда падают на детей. От этого я и обещаю вам, что постоянно буду бояться за вас. Я всегда был откровенен с вами, оттого и об этом деле докладываю вам свое рассуждение. Поэтому вы, пожалуйста, не унывайте; в самом деле, я думаю, что вы пропадете. Есть, правда, одна только надежда, что этого не случится -- да и эта надежда, так сказать, незаконнорожденная.
   Джессика. Какая же эта надежда, скажи, пожалуйста?
   Ланчелот. Да такая, что вы можете отчасти надеяться, что не ваш папенька произвел вас на свет, что вы не дочь жида.
   Джессика. Да, это действительно какая-то незаконнорожденная надежда. Но в этом случае на меня падут грехи моей матери.
   Ланчелот. Это точно. Ну, так значит мне бояться, что вы пропадете и по папеньке и по маменьке. Избегая Сциллу, то есть вашего батюшку, я попадаю в Харибду -- вашу матушку17. Вот и выходит, что вы пропали и с той и с другой стороны.
   Джессика. Меня спасет мой муж, он сделал меня христианкой.
   Ланчелот. За это он один достоин еще большего порицания. Нас и без того довольно христиан на свете -- как раз столько, сколько нужно, чтоб иметь возможность мирно жить вместе. Это обращение в католическую веру возвысит цену на свиней; коли мы все начнем есть свинину, так скоро ни за какие деньги не достанешь жареного сала.

Входит Лоренцо.

   Джессика. Я передам моему мужу все, что вы мне говорили, Ланчелот. Вот он.
   Лоренцо. Я скоро начну ревновать к вам, Ланчелот, если вы будете заводить таким образом мою жену в темные уголки.
   Джессика. Нет, Лоренцо, вам нечего беспокоиться о нас. Ланчелот и я живем не в ладу. Он мне прямо говорит, что мне нет спасения в небе, потому что я дочь жида, и говорит, что вы дурной член республики, потому что, обращая евреев в христианскую веру, увеличиваете цену на свинину.
   Лоренцо. За это республика обвиняет меня меньше, чем тебя за беременность негритянки... Однако ступай, скажи прислуге, чтоб у ней все было скорее готово к обеду.
   Ланчелот. У ней и без того готово: ее желудки на месте.
   Лоренцо. Как каждый глупец может теперь острить и играть словами! Я думаю, что скоро действительное остроумие будет выражаться в молчании, и что разговорчивость будет вменяться в заслугу только попугаями. Ну, так скажи, чтоб готовили обед.
   Ланчелот. И это сделано -- только не накрыто.
   Лоренцо. Так угодно вам будет накрыть?
   Ланчелот (держа шляпу в руке). О, нет, в вашем присутствии ни за что, я знаю свою обязанность.
   Лоренцо. Опять игра словами? Ты, видно, обнаружить сразу хочешь в одну минуту в се богатство своего ума? Пожалуйста, понимай просто простые слова. Поди к своим товарищам, прикажи им накрыть на стол, подавать блюда, а мы скоро придем обедать.
   Ланчелот. Что касается до стола, синьор, то он будет подан; что касается до блюд, синьор, то они будут накрыты; что касается до вашего прибытия к обеду, синьор, то в этом извольте соображаться с вашим желанием и фантазиею.

(Уходит.)

   Лоренцо. О, господи, какая болтовня!
             Глупец набрал острот различных войско
             И поместил их в памяти своей.
             И знаю я других глупцов не мало
             Из высшего сословья -- но, как он,
             Остротами себя вооруживших,
             И чтобы в ход пустить одну из них,
             Готовых в бой вступить со здравым смыслом.
             Ну, Джессика, как поживаешь ты?
             Теперь скажи, мой ангел, откровенно,
             Как ты нашла Бассанио жену?
   Джессика. Хвалить ее нет слов. Необходимо*
             Чтоб жизнию примерной жил синьор
             Бассанио: когда такое благо
             В своей жене он встретил, то найдет
             Здесь на земле все наслажденья неба.
             А если он их не оценит здесь,
             То никогда не будет и на небе.
             Да, если бы случилось двум богам
             Держать пари на двух из смертных женщин,
             И Порция была одной из них --
             То уж к другой пришлось бы непременно
             Хоть что-нибудь прибавить -- потому
             Что равной ей нет в этом жалком мире.
   Лоренцо. Имеешь ты во мне как в муже то,
             Чем Порция богата как супруга.
   Джессика. На этот счет и мнение мое
             Вам надо бы спросить.
   Лоренцо.                    Спрошу сейчас же.
   Джессика.                                                  Нет, хочу
             Вам похвалу сказать теперь, покамест
             Я не сыта.
   Лоренцо.           Нет, я прошу тебя,
             Прибереги к обеду эти речи.
             Там, что бы ты мне ни сказала -- все
             Переварю я с прочими вещами.
   Джессика. Ну, хорошо, я вас разоблачу.

Уходят.

   

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Венеция. Зала суда.

Входят дож, сенаторы, Антонио, Бассанио, Грациано, Саларино, Соланио и другие.

   Дож. Что ж, здесь Антонио?
   Антонио.                              Здесь, ваша светлость!
             Жду ваших приказаний.
   Дож.                                        Мне тебя
             Душевно жаль: ведь ты имеешь дело
             С противником из камня. Эта тварь --
             Не человек; жалеть он не способен,
             И не найдет никто в его душе
             Ни капли состраданья.
   Антонио.                              Мне сказали,
             Светлейший дож, что очень сильно вы
             Изволили стараться, чтоб немного
             Жестокую претензию смягчить,
             Но так как он упорствует в решеньи,
             И так как нет законных средст меня
             Освободить от ненависти этой --
             То бешенству его противоставить
             Терпение я должен; я себя
             Вооружил спокойствием душевным*.
             Чтоб выдержать тиранство все его
             И лютый гнев.
   Дож.                    Подите, позовите
             Сюда ростовщика.
   Соланио.                     Он ждет уж у дверей,
             Светлейший дож. Вот он.

Входит Шейлок.

   Дож.                                        Очистить место!
             Пусть он стоит пред нами. Ну, Шейлок,
             Все думают, и я так полагаю,
             Что эту роль злодея хочешь ты
             Разыгрывать лишь до развязки дела,
             Но что, когда наступит этот час,
             Ты выкажешь раскаянье и жалость,
             Которые всех поразят сильней,
             Чем мнимое твое жестокосердье.
             Все ждут, что ты, настаивая так
             На этой неустойке -- фунте мяса
             От этого несчастного купца,--
             Не только не захочешь неустойки,
             Но, движимый душевной добротой
             И кротостью, часть даже суммы долга
             Простишь ему; что состраданья взор
             Ты обратишь на все его потери,
             Которые недавно на него
             Обрушились, -- потери, что могли бы
             И царственного разорить купца,
             И возбудить участье даже в людях
             С железною иль каменной душой,
             В татарах или турках непреклонных,
             Не знающих, что значит долг любви
             Общественной. Шейлок, согласия
             Ждем от тебя.
   Шейлок.           Намеренья свои
             Я объяснил вам прежде, ваша светлость.
             Я нашею субботою святой
             Поклялся в том, что получу уплату
             По векселю. Коль захотите вы
             Мне отказать -- нарушите законы
             И вольности республики своей.
             Вы спросите, зачем предпочитаю
             Трем тысячам червонцев мяса фунт
             Негодного? На это не желаю
             Я отвечать. Положим, что скажу:
             "Таков мой вкус", ответ ли это будет?
             Представьте вот, что крыса завелась
             В моем дому и не дает покоя,
             И я тому, кто отравит ее,
             Хочу отдать червонцев десять тысяч.
             Достаточен для вас такой ответ?
             Есть многие, которые не любят
             Смотреть на пасть раскрытую свиньи;
             Другой готов при виде кошки просто
             Сойти с ума; иной, волынки звук
             Заслышавши случайно перед носом,
             Никак мочи не может удержать.
             Фантазия, страстей владыка, ими
             Руководит и направляет их
             Согласно с тем, что ей или противно
             Иль нравится. Теперь, вот мой ответ:
             Коль объяснить нельзя определенно
             Причин того, что одному свинья
             С открытым ртом противна, а другому--
             Безвреднейший и нужный в доме кот,
             А третьему -- звук вздувшейся волынки,
             И что они невольно платят все
             Дань слабости такой неотвратимой,
             И, сами будучи угнетены,
             Гнетут других, -- так точно не могу я
             И не хочу представить вам других
             Причин, как та, что ненависть и злобу
             Питаю я к Антонио, что он
             Противен мне; из-за того я только
             Веду такой убыточный процесс
             Против него. Довольны вы ответом?
   Бассанио. Нет, человек бесчувственный, таким
             Ответом ты не можешь оправдаться
             В жестокости упорной.
   Шейлок.                              Угождать
             Ответами тебе я не обязан.
   Бассанио. Как будто-бы все убивают тех,
             Кого они не любят?
   Шейлок.                    А как будто
             Мы ненависть питать способны к тем,
             Кого убить желанья не имеем?
   Бассанио. Не всякая обида вдруг родит
             Вражду на смерть.
   Шейлок.                    Как! Разве ты позволишь
             Змее тебя два раза укусить?
   Антонио. Подумайте, вы спор с жидом ведете.
             Поймите же -- ведь это все равно,
             Что стать на берегу и приказанье
             Волнам отдать, чтоб высоту свою
             Понизили они, или у волка
             Выспрашивать, зачем овечку он
             Кручиниться по детям заставляет,
             Иль запретить соснам, жилицам гор,
             Размахивать высокими верхами
             И не шуметь, когда небесный вихрь
             Волнует их. Скорее вам удастся
             Труднейшую работу совершить,
             Чем жалостью наполнить эту душу
             Жидовскую -- труднее ничего
             На свете нет. Поэтому, прошу вас,
             Не предлагайте больше ничего,
             Оставьте все дальнейшие попытки,
             Но поскорей и прямо надо мной
             Свершите суд, исполните желание
             Жида.
   Бассанио. Смотри, шесть тысяч я даю
             На место трех.
   Шейлок.           Когда б червонец каждый
             В тех тысячах имел хоть шесть частей,
             И каждая червонец составляла
             В отдельности -- я и тогда бы их
             Не взял от вас: я требую уплаты
             По векселю.
   Дож.           Как можешь ожидать
             Ты милости, коль сам ее не знаешь?
   Шейлок. Когда я прав, какой мне страшен суд?
             Обдумайте вы вот что: есть не мало
             У вас рабов; а так как вы себе
             Купили их, то наравне с ослами,
             Собаками, мулами, тех людей
             На рабские, презренные работы
             Вы гоните. Скажи теперь я вам:
             "Пустите их на волю! Пожените
             Их на своих наследницах! Зачем
             Под ношами тяжелыми потеют
             Несчастные? Пускай постели их
             По мягкости не уступают вашим;
             Пусть блюда те, что кушаете вы,
             Их неба услаждают". Вы на это
             Сказали б мне: "Рабы все эти нам
             Принадлежат". Ну, так и я отвечу:
             Тот мяса фунт, которого теперь
             Я требую,-- мне очень много стоит,
             Он мой, и я хочу иметь его.
             Откажете -- я плюну на законы
             Венеции: в них, значит, силы нет.
             Я жду суда. Дождусь ли? Отвечайте!
   Дож. Я властию своею распущу
             Собрание, коль нынче не приедет
             Белларио, ученый доктор. Я
             За ним послал для разрешенья дела.
   Соланио. Там на дворе ждет посланный с письмом
             От доктора; он только что приехал
             Из Падуи.
   Дож.                     Позвать его. Письмо
             Принесть сюда.
   Бассанио.           Будь веселей, мой милый
             Антонио! Приободрись! Смелей!
             Скорее жид возьмет мои все кости,
             И плоть мою, и кровь, и все, чем ты
             Из-за меня лишишься капли крови.
   Антонио. Друг, в стаде я паршивая овца,
             И мне итти приличнее на бойню,
             Чем всем другим; гнилейший плод всегда
             Скорей других на землю упадет.
             Пусть и со мной так будет. Ничего
             Не сделаешь ты лучше, друг Бассаньо,
             Как жить и мне надгробье сочинить.

Входит Нерисса в костюме адвокатского писаря.

   Дож. Из Падуи ты прибыл, от Белларьо?
   Нерисса. Так точно. Он свидетельствует вам
             Почтение. (Подает ему письмо.)
   Бассанио (Шейлоку). Зачем ты так усердно
             Свой точишь нож?
   Шейлок.                     Готовлюсь резать им
             У этого банкрота неустойку.
   Грациано. Жестокий жид, не на подошве ты
             Свой точишь нож, а на душе. Металлу
             Ни одному, секире палача
             Со злобою твоею не сравниться
             По остроте. Ужели ни одной
             Мольбой тебя не тронуть?
   Шейлок.                              Ни одною,
             Какую бы ни изобрел твой ум.
   Грациано. О, проклят будь ты, пес неумолимый!
             А жизнь твоя пусть будет как укор
             Правдивости! Я, право, начинаю
             Уж в вере колебаться и готов,
             Как Пифагор,18 доказывать, что души
             Зверей в тела людские переходят.
             Твой гнусный дух жил в волке, и когда
             Его за растерзанье человека
             Повесили -- свирепая душа,
             Освободясь из петли, улетела,
             И, между тем как в матери своей
             Нечистой ты лежал еще, вселилась
             Она в тебя. Ты настоящий волк:
             Как он, жесток, свиреп и кровожаден.
   Шейлок. Ругательствам твоим не соскоблить
             На векселе печати -- значит криком
             Ты лишь свою печенку надорвешь.
             Побереги, о юноша любезный,
             Свой острый ум, не то навеки он
             Разрушится. Я жду здесь правосудья.
   Дож. Белларио рекомендует нам
             Ученого и мудрого юриста.
             Где ж он?
   Нерисса. Он здесь поблизости, он ждет --
             Угодно ль вам принять его?
   Дож.                                                  С охотой
             Полнейшею. Пусть четверо из вас
             Введут его с почетом. А покамест
             Прочесть суду Белларио письмо.
   Писец (читает). "Имею честь доложить вашей светлости, что ваше письмо застало меня совсем больным; но в ту самую минуту как приехал ваш посланный, я имел удовольствие принимать у себя молодого доктора из Рима. Имя его Бальтазар. Я познакомил его с процессом, возникшим между жидом и купцом Антонио; мы посмотрели вместе много книг. Он знает мое мнение и сообщит его вам, придав ему большую цену своей собственной ученостью, обширность которой я не могу достаточно похвалить; по моей просьбе он исполнит вместо меня желание вашей светлости. Умоляю вас, несмотря на его молодость, не отказывать ему в должном уважении, потому что я никогда не встречал такого молодого тела с такой старой головой. Поручаю его вашему благосклонному приему, но испытание на деле послужит ему самой лучшей рекомендацией".
   Дож. Вы слышите, что пишет наш мудрец
             Белларио... Вот, кажется, и доктор.

Входит Порция, одетая адвокатом.

   Дож. Пожалуйте мне вашу руку. Вы
             От старого Белларио?
   Порция.                    Так точно.
   Дож. Приветствую от сердца и прошу
             Садиться. Вам уже известна тяжба,
             Которая собрала этот суд?
   Порция. Я знаю все подробности. Скажите,
             Где здесь купец, где жид?
   Дож.                                        Старик Шейлок,
             Антонио, поближе подойдите.
   Порция. Шейлоком вас зовут?
   Шейлок.                                        Меня зовут
             Шейлоком.
   Порция.           Иск затеяли вы странный --
             Но вместе с тем такого рода он,
             Что помешать не могут вам законы
   Венеции. (К Антонио.) Так это вы в такой
             Опасности?
   Антонио.           Да, он такого мненья.
   Порция. Вы признаете вексель?
   Антонио.                                        Признаю
   Порция. Так должен жид явиться милосердым.
   Шейлок. А по какой причине должен? Вы
             Скажите мне.
   Порция.           По принужденью милость
             Не действует, а падает она,
             Как тихий дождь, струящийся на землю
             Из облаков; благословенье в ней
             Сугубое; она благославляет
             Тех, кто дает и кто берет ее.
             Сильней всего она в руках у сильных;
             Она -- царям приличнее венца;
             Монархов скиптр -- знак временной их власти --
             Он аттрибут величья; из него
             Исходит страх пред властью государей.
             Но скиптра мощь пред милостью ничто.
             В сердцах царей владычествует милость,
             Как аттрибут всевышнего, и та
             Земная власть всех ближе к власти бога,
             Которая и правый суд творит
             И милует. Жид, ты на правосудье
             Ссылаешься, но взвесь мои слова:
             Когда б всегда законы исполнялись
             С буквальностью, никто б из нас не мог
             Спасти себя. О милости взываем
             В молитве мы, и милосердным быть
             Нас эта же молитва научает.
             Я говорю все это для того,
             Чтоб чем-нибудь смягчить твой иск законный;
             Но если ты настаиваешь в нем,
             То строгий суд Венеции обязан
             Постановить решенье над купцом.
   Шейлок. На голову мою мои поступки
             Пусть падают. Я требую суда
             Законного -- я требую уплаты
             По векселю.
   Порция.           Да разве деньги он
             Внести не в состояньи?
   Бассанио.                              Нет, напротив.
             Здесь, перед судом, всю сумму я сполна
             Даю ему -- удваиваю даже.
             Коли и тем он не доволен, я
             Ему отдам хоть вдесятеро столько,
             И головой, и сердцем, и рукой
             В том поручусь. А если недоволен
             И этим он, так нет сомненья в том,
             Что хочет злость попрать прямую честность.
             Я вас молю: пред властию своей
             Хоть раз один закон вы преклоните;
             Я вас молю -- неправду совершить
             Малейшую из-за великой правды,
             И демона свирепого, что им
             Руководит, смирить своим решеньем.
   Порция. Нет, так нельзя. Уставленный закон
             Переменить нельзя ничьею властью
             В Венеции. Как происшедший факт,
             Запишется решение такое,
             И вторгнется затем не мало зла
             В республику по этому примеру.
             Нет, так нельзя.
   Шейлок.                     О, это Даниил
             Пришел судить! Да, Даниил! О, юный
             Мудрец-судья, как сильно и высоко
             Я чту тебя!
   Порция.           Позвольте мне взглянуть
             На вексель ваш.
   Шейлок.                     Вот он, почтенный доктор,
             Вот он.
   Порция. Шейлок, ведь втрое заплатить
             Тебе хотят.
   Шейлок.           А клятва? клятва? Небу
             Я клятву дал. На душу наложить
             Я не могу греха клятвозабвенья.
             Нет, нет, за всю Венецию того
             Не сделаю.
   Порция.           Итак -- просрочен вексель,
             По нем вполне законно может жид
             Взять, вырезав, как можно ближе к сердцу,
             Фунт мяса. Нет, ты сжалишься, Шейлок:
             Возьми себе тройную сумму долга
             И прикажи мне вексель разорвать.
   Шейлок. Тогда скажу, когда по нем уплату
             Всю получу. Мы ясно видим все,
             Что вы судья достойнейший, законы
             Знакомы вам; отлично дело все
             Вы поняли; и потому, во имя
             Законности, которая нашла
             В вас верную, достойную опору,
             Я вас прошу окончить этот суд.
             Клянусь душой, поколебать не в силах
             Ничей язык решение мое.
             Я требую по векселю уплаты.
   Антонио. От всей души я умоляю суд
             Произнести свой приговор.
   Порция.                              Да будет
             По-вашему. Приготовляйте грудь
             Его ножу.
   Шейлок.           О, юноша прекрасный,
             О, судия правдивый!
   Порция.                    Потому,
             Что дух и текст закона совершенно
             Согласны с той повинностью, что здесь,
             В сем векселе, означена так ясно.
   Шейлок. Так, точно так. О, мудрый судия,
             Правдивейший! На сколько же ты старше,
             Чем кажешься!
   Порция (к Антонио). Итак, раскройте грудь.
   Шейлок. Да, грудь его: так сказано в расписке --
             Не правда ли, почтеннейший судья?
             Там сказано: как можно ближе к сердцу --
             Не так ли?
   Порция.           Да. А есть ли здесь весы?
             Они нужны, чтоб свесить мясо.
   Шейлок.                                        Как же!
             Я их принес.
   Порция.           Так припасите тоже
             На ваш же счет хирурга, чтоб ему
             Перевязал он рану -- а иначе
             Он кровию, пожалуй, изойдет.
   Шейлок. А в векселе написано об этом?
   Порция. Не писано, но это все равно.
             Конечно, вы должны из состраданья
             Так поступить.
   Шейлок (глядя на вексель). Нет, не могу найти
             Я в векселе условие такое.
   Порция. Ну, вы, купец -- имеете ль сказать
             Нам что-нибудь?
   Антонио.                     Имею очень мало.
             Вооружен и приготовлен я.
             Бассанио, прощайте -- вашу руку!
             Я вас прошу не горевать, что вы
             Виной того, что сделалось со мною:
             Судьба ко мне добрее отнеслась,
             Чем к множеству других. Обыкновенно
             Несчастного насилует она
             Переживать богатство и с глазами
             Потухшими, с морщинистым челом
             Век нищеты влачить. А я избавлен
             От этого страдания судьбой.
             Привет мой шлю жене достойной вашей;
             Скажите ей, как я окончил жизнь,
             Скажите, как я вас любил, отдайте
             Честь мертвому. Когда же свой рассказ
             Вы кончите, пускай она рассудит--
             Имели ли вы друга на земле?
             Не кайтесь в том, что друга потеряли,
             Как этот друг не кается, что долг
             Ваш заплатил: пусть только жид глубоко
             Запустит нож -- всем сердцем заплачу
             Я этот долг немедленно.
   Бассанио.                              Антоньо,
             Женился я на женщине такой,
             Которая дороже мне всей жизни;
             Но жизнь мою, жену мою, весь мир
             Я не ценю дороже вашей жизни.
             Все потерять, все в жертву принести
             Вот этому чудовищу готов я,
             Чтоб вас спасти.
   Порция.                     Ну, если бы жена
             Услышала, чем жертвовать хотите
             Вы для него -- не слишком-то она
             Была бы вам за это благодарна.
   Грациано. И я женат -- люблю свою жену,
             Но был бы рад, чтоб в небесах витала
             Она теперь, когда б из вышних сил
             Хотя одну могла склонить к смягченью
             Упорного жида.
   Нерисса.                     Ну, хорошо,
             Что за ее спиной вы говорите
             Такую вещь; иначе шум большой
             У вас в дому из-за нее поднялся б.
   Шейлок (в сторону). Вот какова супружеская жизнь
             У христиан! Я дочь одну имею,
             Но лучше бы желал, чтоб мужем ей
             Был человек из племени Вараввы,
             Чем кто-нибудь из христиан.
                                           (Вслух.) К чему
             Напрасно мы растрачиваем время?
             Прошу тебя скорее приговор
             Произнести.
   Порция.           Так, мяса фунт из тела
             Сего купца принадлежит тебе;
             Закон его дает, суд -- присуждает.
   Шейлок. Правдивейший судья!
   Порция.                                        И этот фунт
             Ты вырезать обязан близко к сердцу;
             Так суд решил, так говорит закон.
   Шейлок. Ученейший судья! Какая сила
             В сентенции! Ну, к делу поскорей!
   Порция. Нет, погоди, еще не все. По этой
             Расписке ты имеешь право взять
             Лишь мяса фунт, в ней именно: "фунт мяса"
             Написано; но права не дает
             Она тебе ни на одну кровинку.
             Итак, бери, что следует тебе --
             Фунт мяса; но, если, вырезая мясо,
             Коль каплю крови христианской ты
             Прольешь, -- твои имущества и земли
             Возьмет казна республики себе.
             Таков закон Венеции.
   Грациано.                              О, мудрый!--
             Жид, замечай!-- О, праведный судья!
   Шейлок. Таков закон?
   Порция.                              Ты сам его увидишь
             И так как ты правдивого суда
             Здесь требуешь, то верь, что в большей мере.
             Чем хочешь ты, он будет совершен.
   Грациано. О,судия ученейший, мудрейший!--
             Жид, замечай! -- О, праведный судья!
   Шейлок. Ну, если так, на ваше предложенье
             Согласен я: отдайте втрое мне
             По векселю, и пусть себе уходит
             Христианин.
   Бассанио.           Вот деньги.
   Порция.                              Нет, пока
             Еще не все. Узнает правосудье
             Жид до конца. Не надобно спешить.
             Получит он одну лишь неустойку --
             Не более.
   Грациано. О, жид! Какой судья
             Правдивейший, ученейший, мудрейший!
   Порция. Готовься же ты мясо у него
             Вырезывать, не забывай, что крови
             Нельзя пролить, да помни -- ровно фунт
             Вырезывай -- не больше и не меньше.
             Коль вырежешь ты более, чем фунт,
             Иль менее, коль вес его усилишь
             Иль уменьшишь на сотую хоть часть
             Ничтожнейшего скрупула19, коль только
             Хоть на волос наклонится игла
             Твоих весов -- то смерть тебя постигнет,
             Имущество ж твое пойдет в казну.
   Грациано. Вот Даниил! Жид, Даниил пред нами.
             А, нехристь! Ты теперь в моих руках!
   Порция. Что ж стал ты, жид? Бери свой долг.
   Шейлок.                                                  Отдайте
             Мой капитал -- и я сейчас уйду.
   Бассанио. Вот он, тебе его я приготовил.
   Порция. Он от него отрекся пред судом.
             По точному условию расписки
             Получит он уплату.
   Грациано.                    Даниил --
             Он Даниил второй, я повторяю.
             Спасибо, жид, что подсказал ты мне
             Сравнение такое.
   Шейлок.                     Неужели
             Не получу и капитала я?
   Порция. Получишь ты одну лишь неустойку.
             Бери ее на собственный свой страх.
   Шейлок. Так пусть с него берет уплату дьявол!
             Мне нечего здесь больше толковать.
   Порция. Нет, жид, постой. Законный суд имеет
             Еще одну претензию к тебе.
             Республики закон постановляет.
             Что если иностранец посягнет
             На жизнь кого-нибудь из граждан прямо
             Иль косвенно, и это пред судом
             Докажется, то часть его именья
             Идет тому, кому он угрожал
             Погибелью; другую ж половину
             Берет казна республики. А жизнь
             Виновного от милосердья дожа
             Зависит вся: один лишь дож казнить
             Иль миловать его имеет право.
             Поэтому, я говорю, к тебе
             Имеет суд претензию: улики
             Все говорят, что посягал на жизнь
             Ответчика ты косвенно и прямо
             И этим то возмездье заслужил,
             Которое здесь высказано мною.
             Пади же ниц и дожа умоляй
             О милости.
   Грациано.           Проси, чтоб позволенье
             Он дал тебе пойти и самому
             Повеситься; но так как поступает
             Имущество твое сполна в казну
             И не на что тебе купить веревку --
             То следует тебя повесить, жид,
             На счет казны.
   Дож.                    Чтоб наших чувств различье
             Увидел ты, я жизнь тебе дарю
             Без просьб твоих; часть твоего именья
             Антонио возьмет; другая часть
             Пойдет в казну республики. Покаясь,
             Ты превратить все это можешь в штраф.
   Порция. Да, для казны -- не для Антонио только.
   Шейлок. Берите все, берите жизнь мою;
             Не нужно мне пощады. Отымая
             Подпоры те, которыми мой дом
             Весь держится, вы целый дом берете;
             Лишая средств для жизни -- жизни всей
             Лишаете.
   Порция.           Антонио, что сделать
             Вы для него хотите?
   Грациано.                              Дать ему
             Безденежно веревку -- и затем
             Уж ничего другого, ради бога!
   Антонио. Коли хотят светлейший дож и суд
             Не брать с него законной половины
             Имущества его, согласен я
             С тем, чтоб мне другую половину
             Он дал взаймы, с условьем возвратить
             Ее, когда он кончит жизнь, синьору,
             Который дочь похитил у него.
             Но сверх того, за это снисхожденье,
             Я требую, во-первых, чтоб сейчас
             Крестился он, а во-вторых, чтоб запись
             Формальную суду представил в том,
             Что все свое имущество по смерти
             Он дочери и зятю передаст.
   Дож. Быть по сему. Иначе то прощенье,
             Которое я дал ему, тотчас
             Возьму назад.
   Порция.           Жид, отвечай: доволен
             Решеньем ты?
   Шейлок.           Доволен.
   Порция.                              Секретарь,
             Составьте акт, пусть он его подпишет.
   Шейлок. Позвольте мне уйти. Не хорошо
             Я чувствую себя. Пришлите запись
             Ко мне домой -- я дома подпишу.
   Дож. Ступай, но все как сказано исполни.
   Грациано. К крещению два крестные отца
             Тебя сведут; будь я твоим судьею,
             Я б верно дал не пару их,
             А дюжину, чтоб не к святой купели,
             А к виселице проводить тебя.

Шейлок уходит.

   Дож (Порции). Покорнейше прошу вас отобедать
             Со мной, синьор.
   Порция.                     Покорнейше прошу,
             Светлейший дож, простить меня. Я должен
             Сегодня в ночь быть в Падуе, и мне
             Поэтому необходимо ехать
             Немедленно.
   Дож.                     Жалею от души,
             Что сильно так вы заняты. Антонио,
             Достойно вы должны вознаградить
             Ученого синьора; он услугу
             Огромную вам нынче оказал.

Дож, сенаторы и свита уходят.

   Бассанио. Достойнейший синьор мой, ваша мудрость
             От страшного несчастия меня
             И друга моего спасла сегодня.
             За это мы спешим вам предложить
             Три тысячи червонцев, припасенных
             Мной для жида.
   Антонио.                     И все-таки у вас
             Останемся в долгу до самой смерти
             Готовностью служить по мере сил.
   Порция. Кто собственным своим доволен делом,
             Тот признает, что с щедростью ему
             Заплачено; освобожденьем вашим
             Доволен я -- и потому считаю,
             Что хорошо вы заплатили мне.
             Я никогда не знал другой корысти.
             Когда опять мы встретимся, прошу
             Признать меня: вот все мое желанье.
             Затем всех благ желаю вам и в путь
             Отправиться спешу.
   Бассанио.                     Синьор достойный,
             Я принужден настаивать, чтоб вы
             Хоть что-нибудь на память согласились
             Принять от нас -- принять как дань любви,
             Когда за труд вы не хотите платы.
             Две вещи лишь исполнить вас прошу:
             Согласье дать и извинить за просьбу.
   Порция. Синьор, вы так настойчивы, что я
             Вам отказать не в силах.
             (К Антонио.) Дайте ваши
             Перчатки мне, я буду их носить.
             (К Бассанио.) У вас же я возьму вот этот перстень...
             Отдернули вы руку? Не хочу
             Я ничего другого -- и, конечно,
             Любя меня не захотите вы
             В нем отказать.
   Бассанио.           Синьор, ведь этот перстень -
             Безделица такая, стыдно мне
             Вам дать его.
   Порция.           Я ничего другого
             Взять не хочу; такая мне пришла
             Фантазия.
   Бассанио. Я дорожу им больше,
             Чем стоит он. Сейчас же отыщу
             Посредством объявленья лучший перстень
             В Венеции и вам его отдам;
             Но этот вы мне удержать позвольте.
   Порция. Как вижу я, вы щедры на словах.
             Сперва меня просить вы научили,
             Теперь урок даете уж другой --
             Как отвечать просящему.
   Бассанио.                               Синьор
             Добрейший мой, дала мне этот перстень
             Моя жена, причем, надев его
             На палец мой, заставила поклясться,
             Что никогда я не продам его,
             Не подарю, не потеряю.
   Порция.                               Это --
             Один предлог: для многих служит он
             Лишь средством -- быть как можно экономней
             В своих дарах. Коль не сошла с ума
             У вас жена, то без сомненья, зная,
             Как хорошо умел я заслужить
             Ваш перстень здесь -- не станет вечно злиться
             За то, что вы мне отдали его.
             Ну, делайте, как знаете. Прощайте.

Уходит с Нериссой.

   Антонио. Бассанио, советую отдать
             Ему кольцо. Пускай моя любовь,
             С услугою его соединившись,
             Одержит верх над клятвою, что с вас
             Жена взяла.
   Бассанио.           Скорее, Грациано,
             Беги за ним и догони его,
             Отдай ему кольцо и, если можешь,
             К Антонио в квартиру приведи
             Его сейчас. Живее, Грациано.

Грациано уходит.

             Идем же к вам. А завтра рано утром
             Мы полетим в Бельмонт. Идемте, друг.

Уходят.

   

СЦЕНА II.

Венеция. Улица.

Входят Порция и Нерисса.

   Порция. Узнай, где дом Шейлока, эту запись
             Ему отдай и пусть подпишет он.
             Сегодня в ночь уедем мы и дома
             Опередим на целый день мужей.
             Я думаю, Лоренцо эта запись
             Порадует.

Входит Грациано.

   Грациано. Синьор, я счастлив тем,
             Что вас догнал. Бассанио, обдумав,
             Мне поручил вам передать кольцо
             И вместе с тем покорнейше вас просит
             С ним разделить обед.
   Порция.                     Никак нельзя.
             За перстень я душевно благодарен
             И вас прошу синьору передать
             Признательность мою. Прошу вас также
             Мне указать дом старого жида.
   Грациано. С охотою.
   Нерисса (Порции). Синьор, мне нужно с вами
             Поговорить. (Тихо.) Хочу я испытать --
             Удастся ль мне у моего супруга
             Взять то кольцо, с которым никогда
             Он клятву дал не расставаться.
   Порция.           Смело
             Ручаюсь я -- удастся. Будут нам
             Они давать торжественные клятвы,
             Что отданы мужчинам кольца их;
             Но станем мы их уличать в противном
             И громче их доказывать... Теперь
             Ступай скорей; ты знаешь ведь, где буду
             Я ждать тебя.
   Нерисса (Грациано). Так будьте так добры.
             Квартиру мне Шейлока покажите.

Уходят.

   

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Бельмонт. Аллея, ведущая к дому Порции.

Входят Лоренцо и Джессика.

   Лоренцо. Луна блестит. В такую ночь, как эта,
             Когда зефир деревья целовал,
             Не шелестя зеленою листвою,--
             В такую ночь, я думаю, Троил20
             Со вздохами всходил на стены Трои
             И улетал тоскующей душой
             В стан греческий, где милая Крессида
             Покоилась в ту ночь.
             Джессика. В такую ночь
             Тревожно шла в траве росистой Тизба21
             И, тень от льва увидев прежде льва,
             Вся ужасом объятая, пустилась
             Стремительно бежать.
   Лоренцо.                     В такую ночь
             Печальная Дидона22 с веткой ивы
             Стояла на пустынном берегу
             И милого той веткою манила
             Вернуться в Карфаген.
   Джессика.                     В такую ночь
             Медея23 шла, в полях сбирая травы
             Волшебные, чтоб юность возвратить
             Язону-старику24.
   Лоренцо.           В такую ночь
             С своим любезным Джессика бежала,
             Покинув дом богатого еврея,
             Из города Венеции в Бельмонт --
             И скрылась там.
   Джессика.                     Увы, в такую ночь
             Ее любить Лоренцо юный клялся,
             И клятвами он душу у нее
             Украл, но все обеты эти были --
             Один обман и ложь.
   Лоренцо.                     В такую ночь
             Хорошенькая Джессика-малютка,
             Обидчица-шалунья, клеветала
             На милого -- и милый ей простил.
   Джессика. Сумела бы тебя я переспорить,
             Когда б одни остались мы. Но -- чу!
             Я слышу шум мужских шагов.

Входит Стефано.

   Лоренцо. Кто это
             Поспешно так в тиши ночной идет?
   Стефано. Друг.
   Лоренцо. Друг? Какой? Скажите, друг, прошу вас,
             Как вас зовут?
   Стефано. Стефано. Приношу
             Известье я, что завтра на рассвете
             Прибудет госпожа моя сюда.
             Теперь она в окрестностях Бельмонта,
             К святым крестам прикладываться ходит
             И шлет мольбы, колени приклоняя,
             О счастии супружеста.
   Лоренцо. Кто с ней?
   Стефано. Святой монах и горничная -- только.
             Скажите мне, вернулся ли домой
             Мой господин?
   Лоренцо.           Еще не возвращался,
             И нет о нем известий никаких.
             Ну, Джессика, пойдем домой подумать,
             Какой бы нам торжественный прием
             Изобрести владетельнице замка.

Входит Ланчелот.

   Ланчелот. Тру-ту-ту! Тра-та-та! Эй!
   Лоренцо. Кто это зовет?
   Ланчелот. Тру-ту-ту! Не видали ли вы синьора Лоренцо и синьору Лоренцо? Тру-ту-ту!
   Лоренцо. Перестань трубить, дурень! Мы здесь.
   Ланчелот. Тру-ту-ту! Где? Где?
   Лоренцо. Здесь.
   Ланчелот. Скажите ему, что от моего господина приехал гонец с трубою, битком набитою хорошими новостями. Мой господин будет здесь на рассвете. (Уходит.)
   Лоренцо. Мой милый друг, вернемся в замок; там
             Мы будем ждать приезда их. А впрочем,
             Зачем итти? Стефано, милый друг,
             Пожалуйста, скажите людям в замке,
             Что госпожа их едет; да пускай
             На чистый воздух выйдут музыканты.

Стефано уходит.

             Как сладко спит сияние луны
             Здесь на скамье! Мы сядем тут с тобою,
             И пусть в наш слух летит издалека
             Звук музыки; тишь безмятежной ночи,
             Гармонии прелестной проводник.
             Сядь, Джессика. Смотри как свод небесный
             Весь выложен мильонами кружков
             Из золота блестящего. Меж ними
             Нет самого малейшего кружка,
             Который бы не пел как ангел, вторя
             В движении размеренном своем
             Божественным аккордам херувимов.
             Такою же гармониею души
             Бессмертные исполнены; но мы
             До той поры ее не можем слышать,
             Пока душа бессмертная живет
             Под грубою и тленною одеждой.

Входят музыканты.

   Лоренцо. Эй, вы, сюда! Прервите гимном сон
             Дианы; пусть прелестнейшие звуки
             Доносится до вашей госпожи
             И привлекут ее домой скорее.

Музыка.

   Джессика. Становится мне грустно всякий раз,
             Как музыку хорошую я слышу.
   Лоренцо. Причина та, что дух твой напряжен.
             Заметь себе: когда несутся дико
             В степях стада иль молодых коней
             Лихой табун, они безумно скачут,
             Ревут и ржут; то кровь играет в них
             Горячая. Но стоит им заслышать
             Лишь звук трубы или иной какой
             Звук музыки -- как вкопанные станут
             Мгновенно все, и одичалый взгляд
             Под силою мелодии прелестной
             В смирение и кротость перейдет.
             Вот отчего и говорят поэты,
             Что песнями своими привлекал
             Орфей25 деревья, волны и утесы.
             Нет на земле живого существа
             Столь жесткого, крутого, адски-злого,
             Чтоб не могла хотя на час один
             В уем музыка свершить переворота.
             Кто музыки не носит сам в себе,
             Кто холоден к гармонии прелестной,
             Тот может быть изменником, лгуном,
             Грабителем, души его движения
             Темны, как ночь, и как Эреб26 черна
             Его приязнь. Такому человеку
             Не доверяй. Послушаем оркестр.

В отдалении показываются Порция и Нерисса.

   Порция. Вот этот свет горит в моей приемной.
             Как далеко от маленькой свечи
             Блестит огонь. Так в извращенном мире
             Блестит добро.
   Нерисса.           При лунном свете мы
             Не видели свечи.
   Порция.                     Перед сиянием
             Великой славы меркнет меньший блеск.
             Пока король не явится -- наместник
             Сияет так, как сам король; когда ж
             Появится властитель -- исчезает
             Величие его, как ручеек
             Теряется в безмерном океане.
             Чу, музыка!
   Нерисса.           Да это ваш оркестр!
   Порция. Все хорошо тогда бывает только,
             Когда уместно. Музыка
             Мне кажется, пленительнее ночью,
             Чем днем.
   Нерисса. Ну, да! Ей прелесть придает
             Безмолвие ночное.
   Порция.                     Крик вороны
             И жаворонка пение равны
             В ушах того, кто с равнодушьем
             Их слушает; и если б соловей
             Пел днем, когда гогочут громко гуси,
             Считался б он таким же музыкантом,
             Как и петух. Как много есть вещей,
             Которые тргда лишь получают
             И должную оценку, и хвалу,
             Когда дают их во-время. Но тише!
             Смотри, луна с Эндимионом спит27
             И сон прервать не хочет!

Музыка прекращается.

   Лоренцо. Это голос
             Синьоры Порции, коль слух меня
             Не обманул.
   Порция.           Меня он узнает,
             Как узнает всегда слепой кукушку
             По голосу противному.
   Лоренцо.                               Привет
             Сердечный вам, почтенная синьора!
   Порция. Мы только что с молитвы за успех
             Своих мужей; надеемся, что много
             Мы помогли молитвой этой им.
             Вернулись ли они домой?
   Лоренцо.                              Покамест
             Их нет еще, но прискакал гонец
             С известием, что едут.
   Порция.                                        Ну, Нерисса,
             Ступай домой и прикажи слугам
             Не говорить о том, что отлучались
             Мы из дома. Об этом же прошу
             Вас, Джессика, и вас, Лоренцо, тоже.

Слышен трубный звук.

   Лоренцо. Недалеко супруг ваш; слышу я
             Его трубу, не бойтесь -- мы, синьора,
             Не болтуны.
   Порция.           Сегодняшняя ночь
             На день больной, по-моему, похожа --
             Немного лишь бледнее. Это день
             Такой, каким бывает день без солнца.
   Входят Бассанио, Антонио, Грациано и их свита.
   Бассанио (к Порции) Когда бы вы, синьора, в те часы
             Являлися, когда не светит солнце --
             Мы с антиподами28, конечно, день
             Имели бы в одно и то же время.
   Порция. На блеск огня желала бы всегда
             Я походить блистанием, но только
             Не легкостью; ведь легкая жена
             Так тяжела для мужа... Эту тягость
             Бассанио не должен никогда
             Испытывать. А впрочем, все от бога!
             Приветствую в владеньи вашем вас,
             Мой господин.
   Бассанио.           Благодарю, синьора.
             Приветствуйте и друга моего.
             Вот этот друг, Антонио, который
             Меня навек безмерно обязал.
   Порция. Вы всем ему обязаны, конечно,
             Я слышала, что из-за вас себя
             Он заложил.
   Антонио.           Во всем он поквитался
             Вполне со мной.
   Порция.                     От всей души, синьор,
             Мы рады вам, но доказать вам это
             Обязаны не на одних словах.
             И потому словесную любезность
             Я прекращу.
   Грациано. (разговаривающий в это время с Нериссой).
                                 Луной, светящей здесь,
             Клянусь, что вы напрасно рассердились.
             Поверьте мне, секретарю судьи
             Я дал его. Вы это взяли к сердцу
             Так горячо, мой друг, что, право, мне
             Хотелось бы, чтоб тот, кто им владеет,
             Был евнухом.
   Порция.           Ого! Уж ссору вы
             Затеяли! Из-за чего, скажите?
   Грациано. Из-за пустой вещицы золотой --
             Из-за кольца, что получил в подарок
             Я от нее; был вырезан на нем
             Такой девиз: "Люби меня и вечно
             Не покидай",-- девиз, который мог
             Итти ко всем на свете, точно так же,
             Как мастера ножевого стихи
             На лезвее ножа.
   Нерисса.                     Да что толкуешь
             О ценности и о девизе ты?
             Когда тебе кольцо я отдавала,
             Ты клялся мне, что будет при тебе
             Оно всю жизнь и даже в гроб с тобой
             Уляжется. Коли не для меня,
             То ради клятв твоих многоречивых
             Ты должен бы не расставаться с ним!
             Секретарю судьи! Но я готова
             Держать пари, что этот секретарь
             Останется весь век свой безбородым.
   Грациано. Нет, борода появится, когда
             Мужчиною он станет.
   Нерисса.                              Да, конечно,
             Коль женщина мужчиной может стать.
   Грациано. Клянусь тебе вот этою рукою,
             Твое кольцо секретарю судьи
             Я подарил -- мальчишке молодому,
             С тебя, никак не выше, ростом; он
             Канючил так, молил так неотступно
             Отдать ему в награду за труды,
             Что, право, я не мог не согласиться.
   Порция. Признаться вам по совести, достойны
             Упрека вы за то, что так легко
             Решились разлучиться с первым даром
             Своей жены: ведь к пальцу эту вещь
             Вы клятвами навеки прикрепили
             И к телу приковали вы ее
             Присягою быть верным. Другу сердца
             Я отдала свой перстень и его
             Заставила поклясться, что до гроба
             Не снимет он его. Мой милый друг
             Здесь налицо, и за него готова
             Я присягнуть, что перстень тот отдать
             Иль снять его с руки за все земные
             Сокровища не согласится он.
             Да, слишком вы жестоко огорчили
             Свою жену; случись такая вещь
             Со мной -- с ума сошла бы я наверно.
   Блссанио (в сторону.) Уж лучше бы мне было руку всю
             Себе отсечь и присягнуть, что в битве
             За то кольцо я потерял ее.
   Грациано. Бассанио, синьора, тоже отдал
             Кольцо судье, который попросил
             Его о том, и в самом деле стоил
             Вполне такой награды. А за ним
             Его писец-мальчишка, с письмоводством
             Возившийся, стал у меня просить
             Мое кольцо, и ни слуга, ни барин
             Других вещей не соглашались брать.
   Порция (к Бассанио). Какое же кольцо вы подарили?
             Надеюся, что не мое?
   Бассанио.                              Когда б
             К проступку мог я ложь прибавить, стал бы
             Я отрицать, но видите -- кольца
             На пальце нет: оно со мной рассталось.
   Порция. Так, значит, нет и верности уже
             У вас в душе фальшивой. Бог свидетель,
             Что не взойду на ваше ложе я,
             Пока кольца на вас не буду видеть.
   Нерисса (к Грациано). И я, пока мое кольцо опять
             Не будет здесь, к вам не взойду на ложе.
   Бассанио. Друг Порция, когда бы знали вы
             Кому кольцо я дал, когда б вы знали,
             Из-за кого я дал кольцо, когда б
             Вы поняли, за что кольцо я отдал,
             Как не хотел расстаться я с кольцом,
             Но должен был, затем, что не хотели
             Взять ничего другого, как кольцо,--
             Смягчили б вы негодованье ваше.
   Порция. Знай вы, синьор, достоинство кольца,
             Знай вы, хотя наполовину, цену
             Той женщины, что вам дала кольцо,
             Знай вы, что вам и честь повелевала
             Хранить кольцо -- вы б никому кольца
             Не отдали. Ведь если б вы хотели
             С горячностью отстаивать его,
             Нашелся ли б настолько сумасшедший,
             Чтоб требовать настойчиво предмет,
             Считаемый святынею?-- Нерисса
             Сказала мне, что думать я должна;
             Будь я не я, коли кольца не дали
             Вы женщине.
   Бассанио.           Нет, честию клянусь,
             Клянусь душой -- не женщине, синьора,
             Я дал его, а мудрому судье;
             Он не хотел три тысячи червонцев
             Взять у меня и только о кольце
             Просил. Сперва я отвечал отказом;
             И он ушел с негодованьем -- он,
             Которому спасеньем жизни друга
             Обязан я. Что было делать мне,
             Прекрасная синьора! Поневоле
             Я должен был послать ему кольцо,
             Приличья долг и стыд меня томили,
             И честь моя взывала, чтоб ее
             Не пачкал я неблагородным делом.
             Простите мне, великодушный друг.
             Священными светилами ночными
             Клянусь, когда б вы были там со мной,
             То сами бы наверно попросили,
             Чтоб доктору достойному кольцо
             Я подарил.
   Порция.           Пускай же этот доктор
             На мой порог не всходит никогда:
             Уж так как он владеет этим перстнем,
             Любимым мной, который вы клялись
             Беречь как знак любви ко мне, то с вами
             Я щедростью хочу сравниться. Да,
             Ему ни в чем, чем только я владею,
             Отказывать не буду с этих пор
             Ни в чем, хотя 6 мое то было тело
             Иль брачный одр супруга моего.
             Я с ним сойдусь -- за это поручиться
             Вполне могу; советую всегда
             Вам дома спать, смотреть за мной, как Аргус29.
             А чуть меня оставите одну,
             Клянуся вам своею честью -- честью,
             Которая еще при мне теперь,
             Я доктору свое открою ложе.
   Нерисса (Грациано). А я -- писцу его, и потому
             Подумайте об этом, оставляя
             Меня одну под собственный надзор.
   Грациано. Ну, хорошо, но только пусть мне в руки
             Писец не попадается -- не то
             Его перо я разом уничтожу.
   Антонио. К несчастью, я предмет всех этих ссор.
             Порция. Пусть это вас, синьор, не огорчает,
             Мы все-таки душевно рады вам.
   Бассанио. Друг Порция, невольную обиду
             Простите мне. В присутствии друзей,
             Стоящих здесь, клянусь тебе твоими
             Прекрасными глазами, где себя
             Я вижу сам...
   Порция.           Заметьте-ка: в обоих
             Моих глазах он видит сам себя
             Вдвойне -- итак, по разу в каждом глазе.
             Клянитесь же вы двойственной душой --
             Доверие внушит такая клятва.
   Бассанио. Но, выслушай! Прощенья за вину
             Мою прошу, и всей душой клянуся,
             Что с этих пор я буду сохранять
             Обеты все всегда ненарушимо.
   Антонио (Порции). Я отдавал для счастия его
             Себя в залог и поплатился б телом
             Наверно я без помощи того,
             Кому ваш муж дал перстень. Снова смело
             Я душу дам в залог того, что он
             Умышленно вперед не провинится
             В неверности.
   Порция (снимая с руки кольцо). Итак, вы за него
             Мне будете порукой. Дайте это
             Кольцо ему, но с просьбой, чтоб его
             Он сохранил старательней и лучше,
             Чем первое.
   Антонио.           Возьмите же кольцо,
             Бассанио, и поклянитесь вечно
             Его хранить.
   Бассанио.           Свидетель бог, оно --
             То самое, что доктору я отдал.
   Порция. Да он-то мне и передал его.
             Бассанио, простите, этот перстень
             Мне подарен за то, что ложе сна
             Я с доктором ученым разделила.
   Нерисса (Грациано). И ты меня, мой миленький, прости.
             Писец судьи, мальчишка этот скверный,
             Вчерашний день за это вот кольцо
             Спал у меня.
   Грациано.           Кой чорт! Да разве летом,
             Когда совсем дороги хороши,
             Есть надобность чинить их? Неужели,
             Еще рогов не заслуживши, мы
             Ужь сделались рогатыми?
   Порция.                              Прошу вас
             Не говорить так грубо. Все вы здесь
             Изумлены. Вот вам письмо, прочтите
             Его в часы свободные; оно
             Из Падуи, от доктора Белларьо.
             Вы из него узнаете, что я
             Была судьей, Нерисса же судейским
             Секретарем. Лоренцо будет вам
             Свидетелем, что я во след за вами
             Уехала и только что домой
             Вернулася. Еще и не входила
             Я в комнаты. Антонио, привет
             Душевный вам. Известия такие
             Я припасла для вас, каких совсем
             Не ждете вы; вот вам письмо -- прочтите
             Его скорей: оно вас известит,
             Что ваши корабли с богатым грузом
             В наш порт пришли. Я не открою вам
             Благодаря какой довольно странной
             Случайности оно в моих руках.
   Антонио. Я онемел.
   Бассанио.                              Как! Были вы судьею
             И не узнал я вас?
   Грациано.                     Как, были вы
             Его писцом, желающим рога
             Приставить мне?
   Бассанио.                     Прелестный доктор мой,
             Вы будете делить со мною ложе,
             В отсутствии ж моем с моей женой
             Спать будете.
   Антонио.           Прекрасная синьора,
             Вы дали мне и жизнь и средства жить:
             Здесь я прочел за верное, что в гавань
             Мои суда приплыли.
   Порция.                              Ну, вы как
             Живете здесь, Лоренцо? Мой писец
             Привез и вам хорошие известья.
   Нерисса. Действительно -- и даром их отдам.
             Вон здесь для вас и Джессики, смотрите,
             Формальный акт, которым жид-богач
             Вам отдает по смерти все, чем только
             Владеет он.
   Лоренцо.           Людей голодных путь
             Усыпали вы манною небесной,
             Прекрасная синьора.
   Порция.                              Начало
             Уже светать, а я могу ручаться,
             Что вы еще не знаете вполне
             Подробностей случившегося. В замок
             Пойдемте же и там вольны вы нас
             Вопросами засыпать -- мы ответы
             На все дадим, как следует.
   Грациано.                              Быть так.
             И вот вопрос вам первый, на который
             Нерисса мне под клятвой дать ответ
             Обязана: чего ей хочется сильнее --
             До завтра ль на ногах стоять, или скорее
             Итти в постель теперь, до наступленья дня
             За час иль два? А что касается меня,--
             Когда б теперь был день, я -- сознаюсь в том смело --
             Желал бы, чтоб скорей погас он и стемнело,
             И спать бы я пошел с секретарем судьи.
             Отныне посвящу заботы все мои,
             Чтоб пуще всех вещей, на сколько хватит силы,
             Хранить кольцо моей Нериссы до могилы.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   1 Галеоны -- парусно-гребные суда.
   2 Янус -- римское божество, покровительствующее входам, проходам, дверям, воротам и т. д. Отсюда его изображение с двумя лицами на одной голове, смотрящей вперед и назад одновременно. От его имени происходит название начального месяца в году, связывающего прошлое и будущее -- януарий.
   3 Нестор -- военный вождь, герой гомеровской "Илиады", мудрец, обладавший даром убеждать слушателей.
   4 Порция -- дочь Катона и жена Брута, двух республиканцев, восставших на Цезаря.
   5 Язон --см. прим. 24.
   6 Наименования вымышленные.
   7 Сивиллы -- сказочные женщины греко-римского мира, будто бы наделенные пророческим даром.
   8 Диана -- мифологическое олицетворение луны.
   9 Риальто -- один из красивейших мостов в Венеции, соединяющий берега самого широкого канала.
   10 Феб -- греческое божество, мифологическое олицетворение солнца, второе имя Аполлона.
   11 Геркулес -- сказочный греческий богатырь; охваченный безумием от яда отравленной одежды, Геркулес убивает Лихаса, принесшего ему эту одежду в подарок.
   12 Алкид -- потомок Алкея -- так звали Геркулеса, умершего от яда напитавшего его одежды, драгоценный плащ, принесенный ему пажем Лихасом.
   13 Ergo -- отсюда вывод.
   14 Гиркания -- волчья страна. Так называлась в древности прикаспийская область.
   15 Марс -- бог войны у римлян.
   16 Мидаса корм -- Мидас -- сказочный царь греческих мифов. Легенда повествует, что в младенчестве муравьи носили Мидасу в рот пшеничные зерна и выкормили его.
   17 Сцилла и Харибда -- мифические чудовища гомеровской поэмы "Одиссея", лежавшие на двух прибрежных скалах, разделенных настолько узким проливом, что корабль, избежавший Сциллы, неминуемо попадал в пасть Харибды.
   18 Пифагор -- греческий философ, учивший о переселении душ.
   19 Скрупул -- мельчайшая мера веса в средние века, а римский скрипил -- мера длины около: девяти миллиметров.
   20 Троил -- сын троянского царя Приама ("Илиада" Гомера).
   21 Тизба (правильнее Тизбэ) -- легендарная вавилонская красавица, о которой повествуется, что она со своим возлюбленным имела свидания у стены сада и говорила с ним через узкое отверстие в стене. Первое свидание их на свободе имело печальный конец. Тизба, увидя окровавленную одежду и льва, решила, что ее возлюбленный растерзан, и убегая обронила одежду; Пирам, ее возлюбленный, не застав ее и видя следы льва, с горя умертвил себя. Когда же Тизба, оправившись от испуга, вернулась и увидела Пирама, она тоже рассталась с жизнью.
   22 Дидона -- финикийская царевна, основательница города Карфагена на африканском берегу. Римский поэт Виргилий повествует, что герой Эней оставил Дидону после кратковременной связи, и она сожгла себя заживо от горя.
   23 Медея -- легендарная волшебница, дочь царя Аэта, изменившая отцу ради Язона (см. дальше).
   24 Язон -- по сказанию древних греков, предводитель экспедиции в Колхиду (быть может, теперешний Кавказ), куда герои отправлялись за сокровищем, так называемым "золотым руном" на корабле "Арго". Отсюда самая экспедиция названа походом аргонавтов. Язон овладел сокровищем с помощью Медеи, дочери Колхидского царя Азта, владевшего золотым руном. Легенда говорит, что Медея волшебством вернула Язону молодость.
   25 Орфей -- героический певец греческих сказок.
   26 Эреб -- преисподняя.
   27 Эндимион -- мифологическое олицетворение начального подкрадывающегося сна (в отличие от Морфея -- божества глубокого сна). Экзимтон изображается в виде красавца -- сонливого любовника Дианы -- богини луны.
   28 Антиподы -- обитатели двух диаметрально противоположных точек земного шара. Буквальное знач ко мной
                       Полюбоваться. Въ золотой
                       Гробницѣ ползаетъ червякъ.
                       Когда бъ вы были мудры такъ,
                       Какъ смѣлы духомъ, если бъ вы
                       Разсудокъ старой головы
                       Носили въ тѣлѣ молодомъ,
                       То васъ не встрѣтилъ бы пріемъ
                       Такой холодный; а теперь --
                       Прощайте: вамъ открыта дверь".
                       Да, пріемъ вполнѣ холодный;
                       Трудъ пропалъ. Прощай, о мой
                       Сердца пламень благородный,--
                       Здравствуй, холодъ ледяной!
   
             Прощайте, Порція! Я слишкомъ полонъ муки
             И не могу продлить мгновеніе разлуки!
             Такъ уѣзжаетъ тотъ, кто дѣло проигралъ!
   

ПОРЦІЯ.

             Какъ случай всѣ мои надежды увѣнчалъ.
             Пойдемъ. Ахъ, еслибъ всѣ, кто сходенъ съ нимъ по цвѣту,
             Кончалъ свой выборъ такъ, какъ онъ -- попытку эту!

[Всѣ уходятъ.

   

СЦЕНА VIII.

Венеція. Улица.

Входятъ Саларино и Саланіо.

САЛАРИНО.

             Да, милый мой, я видѣлъ: поднялъ парусъ
             Бассаніо, и Граціано съ нимъ
             Отправился; а что Лоренцо не былъ
             На кораблѣ, такъ въ томъ увѣренъ я.
   

САЛАНІО.

             Мерзавецъ жидъ съ постели поднялъ дожа
             Стенаньями и криками -- и дожъ
             Отправился съ нимъ вмѣстѣ осмотрѣть
             Корабль Бассаніо.
   

САЛАРИНО.

                                           Пришелъ онъ поздно.
             Тогда корабль ужъ поднялъ паруса.
             Но дожъ узналъ, что видѣли Лоренцо
             Съ возлюбленною Джессикой въ гондолѣ
             И, сверхъ того, Антоніо увѣрилъ
             Свѣтлѣйшаго, что на суднѣ Бассаньо
             Ихъ не было.
   

САЛАНІО.

                                 Я никогда еще
             Не видывалъ такой ужасной, странной,
             Помѣшанной, нелѣпой, дикой страсти,
             Какъ у жида собачьяго, когда
             По улицамъ неистово вопилъ онъ:
             "О дочь моя! Червонцы! дочь моя!
             Ушло съ христіаниномъ. О червонцы,
             У христіанъ добытые! Законъ,
             Правдивый судъ, отдайте мнѣ червонцы
             И дочь мою! Мѣшокъ -- нѣтъ, два мѣшка
             Съ червонцами и за моей печатью,
             Съ червонцами двойными -- дочь моя
             Украла ихъ. И дорогіе камни --
             Два дорогихъ, два богатѣйшихъ камня
             Украло дочь. Правдивый судъ, сыщи
             Дѣвчонку мнѣ -- у ней мои червонцы
             И камни драгоцѣнные!"
   

САЛАРИНО.

                                                     За нимъ
             Мальчишки всѣ бѣжали и кричали:
             "Эй, гдѣ его червонцы, камни, дочь?"


Принцъ Марокскій.
Дѣйствіе II, сцена VII.

   

САЛАНІО.

             Ну, пусть теперь не вздумаетъ просрочить
             Антоніо; не то, за это все
             Заплатитъ онъ.
   

САЛАРИНО.

                                           Вотъ кстати ты напомнилъ.
             Одинъ французъ вчера мнѣ разсказалъ.
             Что будто бы корабль венеціанскій,
             Богато нагруженный, потонулъ
             Средь узкихъ водъ, текущихъ межъ землями
             Французскою и англійской. При этомъ
             Антоніо мнѣ вспомнился -- и я
             Въ душѣ желалъ, чтобъ тотъ корабль погибшій
             Не былъ его.
   

САЛАНІО.

                                 Совѣтую тебѣ
             Скорѣй сказать Антоніо про это;
             Но сообщи не сразу, чтобъ его
             Не огорчить.
   

САЛАРІ1НО.

                                 Добрѣе человѣка
             Нѣтъ на землѣ. Я видѣлъ, какъ они
             Съ Бассаніо прощались. "Постараюсь",
             Бассаніо сказалъ ему, "скорѣй
             Вернуться".-- "Нѣтъ", Антоніо отвѣтилъ:
             "Не торопись изъ-за меня: пускай
             Отъ времени твое созрѣетъ дѣло.
             А векселемъ, что выдалъ я жиду,
             Не затрудняй влюбленный мозгъ; будь веселъ
             И мысли всѣ всецѣло посвяти
             Любезностямъ и тѣмъ изъ доказательствъ
             Твоей любви, которыя сочтешь
             Приличными и нужными". И, это
             Проговоривъ, съ слезами на глазахъ,
             Отворотись, пожалъ онъ другу руку
             Съ глубокою горячностью души --
             И такъ они разстались.
   

САЛАНІО.

                                                     Мнѣ сдается,
             Что къ жизни онъ привязанъ лишь однимъ
             Бассаніо. Пойдемъ къ нему, однако,
             Попробуемъ веселымъ чѣмъ-нибудь
             Прогнать его тоску.
   

САЛАРИНО.

                                           Пойдемъ скорѣе.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА IX.

Бельмонтъ. Комната въ долгъ Порціи.

Входитъ Нерисса со Слугой.

НЕРИССА.

             Скорѣй, скорѣй отдерни занавѣску,
             Пожалуйста: принцъ Аррагонскій здѣсь
             Ужъ клятву далъ и къ выбору приступитъ
             Немедленно.

Трубы. Входятъ Принцъ Аррагонскій, Порція и ихъ свита.

ПОРЦІЯ.

                                 Вотъ, благородный принцъ,
             Три ящика. Коль упадетъ вашъ выборъ
             На тотъ изъ нихъ, въ которомъ мой портретъ,
             Немедленно союзъ ношъ брачный будетъ
             Отпразднованъ; а ошибетесь вы --
             Такъ выѣхать обязаны сейчасъ же,
             Безъ дальнихъ словъ.
   

ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ.

                                           Я въ трехъ вещахъ уже
             Поклялся вамъ: во-первыхъ, постоянно
             Отъ всѣхъ скрывать, какой я выбралъ ящикъ;
             Потомъ, коль я случайно ошибусь,
             То никогда ничьей руки на свѣтѣ
             Ужъ не искать, и, наконецъ, коль я
             Не выберу удачно, -- васъ оставить
             И выѣхать немедленно отсель.


Hepucca.
Дѣйствіе II, сцена IX.

   

ПОРЦІЯ.

             Да въ этомъ всемъ даетъ мнѣ клятву каждый,
             Рискующій собою за мою
             Ничтожную особу.
   

ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ.

                                           Я рѣшился
             На это все. Судьба, не обмани
             Надеждъ души моей! Свинецъ презрѣнный
             И серебро и золото. Прочтемъ:
             "Кто выберетъ меня, все долженъ дать
             И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ".
             Ну, ужъ скорѣй похорошѣешь ты,
             Чѣмъ за тебя хоть чѣмъ-нибудь рискну я.
             Что говоритъ мнѣ ящикъ золотой?
             "Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
             Чего желаетъ множество людей".
             Чего желаетъ множество? Быть можетъ,
             Подъ множествомъ писавшій понималъ
             Ту глупую толпу, что выбираетъ
             По виду лишь и знаетъ только то,
             Чему ее глазъ ослѣпленный учитъ --
             Ту глупую толпу, что никогда
             Не смотритъ внутрь, но по стѣнахъ наружныхъ,
             Какъ ласточка, возводить домъ себѣ,
             Не думай, что здѣсь она открыта
             Опасности и очень къ ней близко.
             Нѣтъ, я того не выберу, что многимъ
             Желательно -- затѣмъ, что не хочу
             Смѣшать себя съ недальними умами
             И стать въ ряду невѣжественныхъ массъ.
             Остался ты, серебряный хранитель
             Сокровища. Дай разъ еще взглянуть,
             Какимъ себя девизомъ ты украсилъ:
             "Кто выберетъ меня -- пріобрѣтетъ
             Все то, чего заслуживаетъ онъ".
             Прекрасно сказано. Кто, въ самомъ дѣлѣ,
             Пойдетъ на то, чтобъ счастье обмануть
             И, почести не будучи достойнымъ,
             Снискать ее? Не должно никому
             Превозносить себя не по заслугамъ.
             О, если бы высокія мѣста
             И титулы, и званья не давались
             Кривымъ путемъ и если бы цѣной
             Дѣйствительныхъ заслугъ пріобрѣтались
             Всѣ почести -- какъ много бѣдняковъ
             Ходили бъ не нагими, а въ одеждахъ!
             Какъ много тѣхъ, которыми, власть дона
             Повелѣвать -- другимъ бы подчинялись!
             Какъ много бы нечистаго зерна
             Отъ чистыхъ зеренъ чести отдѣлялось!
             Какъ много бы прекрасного могло
             Сквозь времени навозъ пройти наружу
             И заблистать! Пора, однако, выбрать.
             "Кто выберетъ меня -- пріобрѣтетъ
             Все то, чего заслуживаетъ онъ".
             До -- то, что я заслуживаю -- смѣло
             Беру себѣ. Прошу васъ этотъ ключъ
             Мнѣ дать -- и и открыть мое блаженство
             Потороплюсь.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Такъ много обсуждать
             Не стоило изъ-за того, что въ этой
             Шкатулкѣ вы найдете.
   

ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ.

                                           Это что?
             Какая-то безсмысленная рожа
             Съ гримасой мнѣ записку подаетъ!
             Прочту. Какъ ты далеко не похожъ
             На Порцію! О, какъ ты не похожъ
             На всѣ мои надежды и заслуги!
             "Кто выберетъ меня -- пріобрѣтетъ
             Все то, чего заслуживаетъ онъ!"
             Ужели я заслуживаю только
             Портретъ глупца? Ужели оцѣнить
             Достоинства мои нельзя щедрѣе?
   

ПОРЦІЯ.

             Вы знаете, преступникъ и судья --
             Двѣ должности различныя, и рѣзко
             Одно другой противорѣчатъ.
   

ПРИНЦЪ АРРАГОНСКІЙ.

                                                     Что,
             Однако, здѣсь написано? Посмотримъ. [Читаетъ
             "Семь разъ я пройдено огнемъ;
             Семь разъ испытанъ разумъ въ томъ,
             Кто, выбирая что-нибудь,
             Не ошибается отнюдь.
             Иной, посмотришь, человѣкъ
             За тѣнью гонится весь вѣкъ,
             Другому счастья тѣнь одна
             Въ удѣлъ печальнѣйшій дана;
             Есть много глупыхъ, -- знаю я --
             Наружность коихъ, какъ моя,
             Покрыта яркимъ серебромъ;
             Кого бы ты ни ввелъ въ свой домъ,
             Назвавъ женою -- образъ мой
             Твоею будетъ головой.
             Прощай, покончилъ я съ тобой!"
             Чѣмъ долѣе я здѣсь пробуду,
             Тѣмъ имъ глупѣй казаться буду:
             Сюда пришелъ я за женой
             Съ одной дурацкой головой --
             Теперь съ двумя я ухожу.
             Прощай, красавица! Сдержу
             Я клятву, данную тебѣ,
             И покорюсь своей судьбѣ!

[Уходитъ со свитой.

ПОРЦІЯ.

             На свѣчкѣ мотылекъ сжегъ крылышки себѣ!
             О, глупые разумники, когда
             Имъ выбирать приходится -- всегда
             Они умомъ такъ ловко извернутся,
             Что въ выборѣ тотчасъ же ошибутся!
   

НЕРИССА.

             Пословица не даромъ говоритъ:
             "Умрешь и женишься такъ, какъ судьба велитъ".
   

ПОРЦІЯ.

             Пойдемъ: задерни занавѣсъ, Нерисса.

Входитъ Слуга.

СЛУГА.

             Гдѣ госпожа!
   

ПОРЦІЯ.

                                 Я здѣсь; тебѣ что нужно?


Принцъ Аррагонскій.
Дѣйствіе II, сцена IX.

   

СЛУГА.

             Какой-то молодой венеціанецъ
             Къ вамъ только что курьеромъ прискакалъ,
             Чтобъ извѣстить, что вслѣдъ за нимъ прибудетъ
             И господинъ его. Покамѣстъ онъ
             Привезъ сюда вещественные знаки
             Глубокаго почтенья: кромѣ словъ,
             Любезнѣйшихъ привѣтствій -- и подарки
             Богатые. Я никогда еще
             Столь милаго гонца любви не видѣлъ.
             Апрѣльскій день ни разу на землѣ
             Не возвѣщалъ такъ чудно приближенья
             Роскошнѣйшаго тѣла, какъ теперь
             Намъ возвѣстилъ прекрасный этотъ вѣстникъ
             Прибытье господина своего.
   

ПОРЦІЯ.

             Пожалуйста, довольно! Расточаешь
             На похвалы ему ты умъ такой
             Не будничный, что я боюся,
             Чтобъ не сказалъ ты скоро, что тебѣ
             Онъ родственникъ. Пойдемъ, пойдемъ, Нерисса.
             Мнѣ хочется увидѣть поскорѣй
             Столь быстраго гонца отъ Купидона,
             Который, слышу я, любезенъ такъ и милъ!..
   

НЕРИССА.

             Дай Богъ, сударыня, чтобъ то Бассаньо былъ!

[Уходятъ.


Принцъ Аррагонскій, Порція и Нерисса.
"Прощай, красавица! Сдержу

Я клятву, данную тебѣ,

И покорюсь своей судьбѣ".
Дѣйствіе II, сцена IX.

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Венеція. Улица.

Входятъ Саланіо и Саларино.

САЛАНІО.

   Ну, что нового на Ріальто?
   

САЛАРИНО.

   Да все попрежнему ходитъ слухъ, что корабль Антоніо, съ богатымъ грузомъ, погибъ въ проливѣ Гудвинскомъ -- такъ, кажется, онъ называется. Это очень опасное мѣсто, въ которомъ похороненъ уже не одинъ корабль. Такъ вотъ какая новость, если только кумушка-молва честная женщина.
   

САЛАНІО,

   Я хотѣлъ бы, чтобъ въ этомъ случаѣ она лгала хуже всѣхъ кумушекъ, какія только грызутъ пряники или хотятъ увѣрить своихъ сосѣдей, что онѣ оплакиваютъ смерть третьяго мужа. Но на этотъ разъ несомнѣнно, говоря безъ всякихъ околичностей и не загораживая ничѣмъ большую дорогу разсказа, несомнѣнно, что добрый Антоніо, честный Антоніо... О, я не могу найти прилагательнаго, которое было бы достойно находиться въ сообществѣ съ его именемъ.
   

САЛАРИНО.

   Ну, кончай же, что ты хотѣлъ сказать.
   

САЛАНІО.

   Что ты говоришь! Ну, конецъ тотъ, что Антоніо лишился корабля.
   

САЛАРИНО.

   Дай Богъ, чтобъ это было окончаніемъ его потерь!
   

САЛАНІО.

   Скажу скорѣе аминь, чтобъ чортъ не успѣлъ встать поперекъ моей молитвы, потому что вонъ онъ идетъ въ образѣ жида!

Входитъ Шейлокъ.

САЛАНІО.

   Что скажешь, Шейлокъ? какія новости въ купеческомъ мірѣ!
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Вы знаете -- и, притомъ, лучше всякаго и лучше всѣхъ вмѣстѣ, что дочь моя убѣжала.
   

САЛАРИНО.

   Это совершенно справедливо. Я знаю даже, какой портной шилъ крылья, на которыхъ она улетѣла.
   

САЛАНІО.

   А Шейлокъ зналъ, что птичка совсѣмъ уже оперилась; а въ эту пору всѣ птички вылетаютъ изъ гнѣздышекъ: ужъ такова ихъ натура.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   За это она проклята.
   

САЛАРИНО.

   Конечно -- если судить ее будетъ чортъ.
   

ШЕЙЛОКЪ,

   Моя собственная плоть и кровь взбунтовалась!
   

САЛАНІО.

   Ахъ, старая падаль! и смѣетъ она бунтоваться въ твои годы?
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Я называю мою дочь моею плотью и кровью.
   

САЛАРИНО.

   Между твоею плотью и ея плотью больше разницы, чѣмъ между чернымъ деревомъ и слоновой костью; между твоею кровью и ея кровью больше разницы, чѣмъ между краснымъ виномъ и рейнвейномъ. Но скажи намъ, не знаешь ли ты: потерялъ что-нибудь Антоніо на морѣ, или нѣтъ?
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Вотъ для меня еще другое скверное дѣло! Банкротъ и мотъ, который едва смѣетъ показывать свою голову не Ріальто, нищій, который обыкновенно такъ гордо расхаживалъ по площади... Ну, пусть онъ не забудетъ своего векселя! Онъ всегда называлъ меня ростовщикомъ, такъ пусть не забудетъ своего векселя! Онъ всегда давалъ взаймы деньги изъ христіанскаго человѣколюбія -- пусть же не забудетъ своего векселя!
   

САЛАРИНО.

   Я увѣренъ, что если онъ просрочитъ, то ты не потребуешь его мяса. На что оно годно?
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Прикармливать рыбу. Если оно не насытитъ никого, то насытитъ мое мщеніе. Онъ ругался надо мной и сдѣлалъ мнѣ убытку на полмилліона; онъ смѣялся надъ моими потерями, надъ моими заработками, ругалъ мой народъ, мѣшалъ моимъ торговымъ дѣламъ, охлаждалъ моихъ друзей, разгорячалъ моихъ враговъ -- и все это за что? За то, что я жидъ. Да развѣ у жида нѣтъ глазъ? Развѣ у жида нѣтъ рукъ, органовъ, членовъ, чувствъ, привязанностей, страстей? Развѣ онъ не ѣстъ ту же пищу, что и христіанинъ? Развѣ онъ ранитъ себя не тѣмъ же оружіемъ и подверженъ не тѣмъ же болѣзнямъ? лечится не тѣми же средствами? согрѣвается и знобится не тѣмъ же лѣтомъ и не тою же зимою? Когда вы насъ колете, развѣ изъ насъ не идетъ кровь? когда вы насъ щекочете, развѣ мы не смѣемся? Когда вы насъ отравляете, развѣ мы не умираемъ, а когда вы насъ оскорбляете, развѣ мы не отомщаемъ? Если мы похожи на васъ во всемъ остальномъ, то хотимъ быть похожи и въ этомъ. Когда жидъ обидитъ христіанина, къ чему прибѣгаетъ христіанское смиреніе? Къ мщенію. Когда христіанинъ обидитъ жида, къ чему должно, по вашему примѣру, прибѣгнуть его терпѣніе? Ну, тоже къ мщенію. Гнусности, которымъ вы меня учите, я примѣняю къ дѣлу -- и коли не превзойду своихъ учителей, такъ, значитъ, мнѣ сильно не повезетъ счастіе.

Входитъ Слуга.

СЛУГА.

   Синьоры, мой господинъ Антоніо теперь дома и желаетъ поговорить съ вами обоими.
   

САЛАРИНО.

   Мы сами вездѣ искали его.

Входитъ Тубалъ.

САЛАНІО.

   Вотъ еще одинъ изъ ихъ племени; третьяго такого не найдешь -- развѣ самъ чортъ обратится въ жида.

[Саларино, Саланіо и слуга уходятъ.

ШЕЙЛОКЪ.

   Ну, Тубалъ, какія новости изъ Генуи? Отыскалъ ты мою дочь?
   

ТУБАЛЪ.

   Я бывалъ во многихъ мѣстахъ, гдѣ о ней говорили, но отыскать ее не могъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Такъ, такъ, такъ, такъ! Пропалъ брильянтъ, за который я заплатилъ во Франкфуртѣ двѣ тысячи червонцевъ. До этихъ поръ проклятіе не обрушивалось на нашу націю, и я не чувствовалъ его до этихъ поръ. Двѣ тысячи червонцевъ пропали -- а сколько еще драгоцѣнныхъ, драгоцѣнныхъ камней! Я хотѣлъ бы, чтобъ моя дочь лежала мертвая у моихъ ногъ, съ драгоцѣнными камнями въ ушахъ; хотѣлъ бы, чтобъ оно была похоронена у моихъ ногъ и чтобъ червонцы лежали въ ея гробѣ. Такъ ничего о нихъ не слышно? Да, ничего... И я еще не знаю, сколько истрачено на поиски. Убытокъ за убыткомъ! Воръ унесъ столько-то, и столько-то стоитъ найти вора. И никакого удовольствія, никакого мщенія! Нѣтъ на землѣ несчастія, кромѣ того, которое обрушилось на мои плечи; нѣтъ вздоховъ, кромѣ тѣхъ, которые вылетаютъ изъ моей груди; нѣтъ слезъ, кромѣ тѣхъ, которыя проливаю я!
   

ТУБАЛЪ.

   Нѣтъ, и у другихъ людей бываютъ тяжкія несчастія. Антоніо, какъ я слышалъ въ Генуѣ...
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Что, что, что? Несчастье? несчастье?
   

ТУБАЛЪ.

   Лишился корабля, который шелъ изъ Триполи.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Благодарю Создателя, благодарю Создателя! И это вѣрно? это вѣрно?
   

ТУБАЛЪ.

   Мнѣ сказали это нѣкоторые изъ его матросовъ, которые спаслись отъ кораблекрушенія.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Благодарю тебя, добрый Тубалъ. Хорошая новость, хорошая новость! Гдѣ же это! въ Генуѣ!
   

ТУБАЛЪ.

   Твоя дочь, какъ я слыхалъ, истратила въ Генуѣ въ одну ночь восемьдесятъ червонцевъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Ты вонзаешь въ меня кинжалъ. Значитъ, я никогда уже не увижу моего золота. Восемьдесятъ червонцевъ за одинъ разъ! Восемьдесятъ червонцевъ!
   

ТУБАЛЪ.

   Со мною вмѣстѣ пріѣхало въ Венецію нѣсколько кредиторовъ Антоніо. Они божатся, что ему непремѣнно быть банкротомъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Мнѣ это весьма пріятно. Я буду мучить его, я буду терзать его. Мнѣ это весьма пріятно.
   

ТУБАЛЪ.

   Одинъ изъ нихъ показалъ маѣ кольцо, которое твоя дочь отдала ему за обезьяну.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ. Это моя бирюза. Мнѣ подарила ее Лія, когда я еще былъ холостой. Я не отдалъ бы этого кольца за цѣлый лѣсъ обезьянъ.
   

ТУБАЛЪ.

   Но Антоніо разоренъ -- это вѣрно.
   

ШЕЙЛОКЪ.

   До, это вѣрно, это очень вѣрно. Ступай, Тубалъ, найми мнѣ судебнаго пристава; договори его за двѣ недѣли впередъ. Если Антоніо просрочитъ, я вырѣжу у него сердце. Не будетъ его въ Венеціи -- никто не станетъ мѣшать моей торговлѣ. Ступай, Тубалъ, и потомъ приди ко мнѣ въ нашу синагогу. Ступай, добрый Тубалъ. Итакъ, въ нашей синагогѣ, Тубалъ.

[Уходитъ.


Бассаніо и Граціано.
Путешествіе въ Бельмонтъ.
Дѣйствіе II, сцена IX.

   

СЦЕНА II.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ Бассаніо, Порція, Граціано, Нерисса и свита.
Ящики не задернуты занавѣской.

ПОРЦІЯ.

             Я васъ прошу, повремените лучше
             И, прежде чѣмъ рѣшиться, дайте дню
             Иль двумъ пройти; вѣдь, если ошибетесь
             Вы въ выборѣ -- я потеряю васъ.
             Поэтому немного подождите.
             Я слышу что-то -- только не любовь --
             Мнѣ говоритъ, что и бы не хотѣла
             Васъ потерять, а знаете вы сами,
             Что ненависть не можетъ подавать
             Такую мысль. Но для того, чтобъ лучше
             Меня понять могли вы -- хоть языкъ
             У дѣвушекъ одинъ: ихъ мысль -- охотно
             Держала бъ васъ я мѣсяцъ или два
             Здѣсь у себя, предъ тѣмъ какъ вы рискнули бъ
             Изъ-за меня. Могла бы я тогда
             Васъ научить, какъ выбрать то, что надо;
             Но клятву тѣмъ нарушила бы я,
             А этого я ни за что на свѣтѣ
             Не сдѣлаю. Итакъ, возможно вамъ
             Не угадать. Но если такъ случится,
             То грѣшное раскаянье въ меня
             Вселите вы -- раскаянье, что клятву
             Нарушить я не захотѣла. Ахъ,
             Проклятіе глазамъ чудеснымъ вашимъ!
             Они меня околдовали всю
             И на двѣ половины раздѣлили:
             Одна изъ нихъ вамъ вся принадлежитъ,
             Другая -- вамъ... мнѣ, я сказать хотѣла;
             Но если мнѣ, то также вамъ -- итакъ
             Вамъ все мое принадлежитъ. О, злая
             Судьба, зачѣмъ преграду ставишь ты
             Межъ собственникомъ и его правами?
             Я ваша -- да, но все-таки не вамъ
             Принадлежу. Коль такъ судьбѣ угодно,
             То въ адъ идетъ пускай она -- не я.
             Я говорю, однако, слишкомъ много;
             Но цѣль моя -- чтобъ время протянуть
             Подолѣе и выборъ вашъ замедлить.
   

БАССАНІО.

             Нѣтъ, дайте мнѣ скорѣе приступить:
             Мнѣ это положенье -- просто пытка.
   

ПОРЦІЯ.

             Какъ, пытка? Ну, такъ повинитесь мнѣ:
             Къ своей любви какую примѣшали
             Измѣну вы?
   

БАССАНІО.

                                 Измѣну лишь одну --
             Ужасную измѣну недовѣрья,
             Которая за обладанье тѣмъ,
             Что я люблю, бояться заставляетъ.
             Такое же сношенье и родство
             Между моей любовью и измѣной,
             Какъ межъ опіемъ и снѣгомъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                                               Да, но вы
             Мнѣ, можетъ быть, все это говорите,
             Какъ человѣкъ, который можетъ все
             Подъ пыткою сказать.
   

БАССАНІО.

                                                     Пообѣщайте
             Мнѣ только жизнь -- и правду я скажу.
   

ПОРЦІЯ.

             Ну, хорошо -- скажите и живите.
   

БАССАНІО.

             Скажите и живите -- въ этомъ все
             Признаніе мое. Какая пытка
             Блаженная, когда питатель мой
             Подсказываетъ мнѣ мои отвѣты,
             Служащіе къ спасенью моему!
             Ведите же меня скорѣе къ счастью
             И къ ящикамъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Итакъ, впередъ! Въ одномъ
             Изъ этихъ трехъ я заперта -- и если
             Вы любите меня, то ящикъ тотъ
             Отыщете. Нерисса, стань подальше
             Со всѣми остальными. Пусть оркестръ
             Гремитъ, межъ тѣмъ какъ выбирать онъ будетъ;
             Тогда, коли не угадаетъ онъ,
             То кончить такъ, какъ умираетъ лебедь --
             При музыкѣ; иль, чтобъ сравнить вѣрнѣй,
             Мои глаза ручьемъ обильнымъ будутъ,
             Гдѣ онъ найдетъ свой влажный смертный одръ.
             Но можетъ онъ и выиграть. Тогда же
             Чѣмъ будутъ звуки музыки? Тогда
             Тѣ звуки будутъ трубнымъ ликованьемъ,
             Съ которымъ вѣрноподданный народъ
             Передъ своимъ царемъ нововѣнчаннымъ
             Склоняется; то будетъ сладкій звукъ,
             Что на зарѣ нашептываетъ тихо
             Въ слухъ жениха и, оторвавъ отъ грезъ,
             Зоветъ къ налою брачному. Смотрите:
             Вотъ онъ идетъ -- не меньше величаво,
             Но съ большею любовью, чѣмъ Алкидъ,
             Когда изъ рукъ чудовища морского
             Освободилъ онъ дѣвственную дань,
             Заплаченную Троею скорбящей.
             Я здѣсь стою, какъ жертва: тамъ вдали,
             Дарданянки испуганныя смотрятъ,
             Чѣмъ подвигъ тотъ окончится. Иди,
             Мой Геркулесъ! Ты не умрешь -- и буду
             Я тоже жить. Смотрѣть на битву мнѣ страшнѣй,
             Чѣмъ для тебя -- идти принять участье въ ней.

[Бассаніо начинаетъ разсматривать ящики. Музыка.

Свита [поетъ

                       О, скажи, гдѣ источникъ любви
                       Въ головѣ или сердца въ крови!'
                                 Какъ она рождается?
                                 Чѣмъ она питается?
                                           Отвѣчай, отвѣчай!
                       Родится въ глубинѣ очей --
                       И взгляды служатъ кормомъ ей,
                       И умираеть въ цвѣтѣ дней,
                       Качаясь въ люлечкѣ своей.
                       Раздайся же повсюду звонъ!
                       Я начинаю: динь -- динь -- донъ!
   

ВСѢ.

                       Динь -- динь -- донъ.


Шейлокъ и Ту балъ.
"Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ".
Дѣйствіе III, сцена I.

   
   

БАССАНІО.

             Итакъ, нельзя блестящую наружность
             Всегда считать правдивою; весь міръ
             Вводимъ въ обманъ наружнымъ украшеньемъ.
             Въ судилищахъ найдется ль хоть одно
             Позорное, испачканное дѣло,
             Въ которомъ бы пріятнымъ голоскомъ
             Нельзя прикрыть всю видимую гнусность?
             Въ религіи найдется ль хоть одно,
             Достойное укора заблужденье,
             Которое не могъ бы мудрый мужъ
             И освятить, и текстами приправить,
             И внѣшнимъ украшеніемъ прикрыть?
             Ни одного порока нѣтъ, настолько
             Наивнаго, чтобъ появляться въ свѣтъ,
             Не облачась наружно въ добродѣтель.
             Не мало, вѣдь, межъ нами трусовъ есть,
             Чьи души такъ печально-ненадежны,
             Какъ лѣстница песчаная -- межъ тѣмъ
             Они лицо снабжаютъ бородою,
             Какъ Геркулесъ или суровый Марсъ.
             Раскройте-ка ихъ внутренность: печенка
             Въ нихъ бѣлая, какъ молоко. Они
             Лишь для того сбираютъ испражненья
             Воинственной отваги, чтобъ къ себѣ
             Страхъ поселить въ другихъ. Взгляните только
             На красоту-увидите сейчасъ,
             Что цѣнится она всегда по вѣсу
             Наружныхъ украшеній; отъ того
             И сдѣлалось теперь въ природѣ чудо,
             Что женщина тѣмъ болѣе легка,
             Чѣмъ болѣе на ней тѣхъ украшеній.
             Итакъ, когда порою мы глядимъ
             На мнимую красавицу и видимъ,
             Какъ кудри золотистые ея
             Внизъ съ головы бѣгутъ двумя змѣями,
             Кокетливо играя въ вѣтеркомъ,
             То знаемъ мы, что это -- достоянье
             Уже второй головки: черепъ тотъ,
             Что ихъ родилъ, давно лежитъ въ могилѣ.
             Поэтому на блескъ наружный мы
             Должны смотрѣть, какъ на коварный берегъ
             Опаснѣйшаго моря, какъ на шарфъ
             Прелестнѣйшій, который закрываетъ
             Красавицы индійской черноту.
             Короче, блескъ наружный есть личина
             Правдивости, которою нашъ вѣкъ
             Коварнѣйшій обманываетъ ловко
             И самаго мудрѣйшаго изъ насъ.
             Вотъ почему меня не соблазняешь
             Ты, золото блестящее, ты твердый
             Мидаса кормъ! [Обращаясь къ серебряному ящику].
                                 Не нуженъ мнѣ и ты --
             Ты, серебро, посредникъ пошлый, блѣдный
             Межъ людей. Но ты, простой свинецъ,
             Ты болѣе грозящій, чѣмъ манящій
             Надеждою -- своею простотой
             Ты убѣдилъ меня: тебя я выбираю --
             И отъ тебя теперь блаженство ожидаю!
   

ПОРЦІЯ.

             Какъ всѣ другія страсти, разлетѣлись
             По воздуху сомнѣнія мои,
             Безумное отчаянье, боязнь
             Дрожащая, мучительная ревность
             Съ зелеными глазами... О любовь,
             Сдержи себя, умѣрь свои восторги,
             Останови дождь радости своей!
             Я чувствую ужъ слишкомъ сильно въ сердцѣ
             Твое благословенье; уменьши
             Его скорѣй -- оно меня задавитъ!
   

БАССАНІО [раскрывая свинцовый ящикъ,

             Что вижу? Дивной Порціи портретъ!
             Какой же полу-богъ такъ превосходно
             Воспроизвелъ натуру! Эти очи
             Дѣйствительно ли движутся, иль мнѣ
             Такъ кажется лишь потому, что ими
             Приводятся въ движеніе мои?
             Вотъ и уста: онѣ полураскрыты,
             И сладостнымъ дыханьемъ губки ихъ
             Раздѣлены -- прелестная преграда
             Межъ двухъ друзей прелестныхъ, какъ она.
             Вотъ волосы -- тутъ разыгралъ художникъ
             Роль паука: сплелъ золотую сѣть,
             Куда сердца людскія попадаютъ
             Быстрѣй, чѣмъ въ паутину комары.
             Но какъ же могъ художникъ оба глаза
             Нарисовать? Вѣдь, сдѣлавши одинъ,
             Мнѣ кажется, онъ долженъ бы ослѣпнуть
             И бросить такъ неконченнымъ второй.
             Смотрите-ка, однако же: насколько
             Дѣйствительность восторга моего
             На эту тѣнь клевещетъ, воздавая
             Ей не такой, какъ слѣдуетъ, почетъ --
             Настолько же и эта тѣнь тащится
             Съ большимъ трудомъ дѣйствительности вслѣдъ.
             Вотъ тотъ клочокъ бумаги, на которомъ
             Написано все счастіе мое. [Читаетъ
   
                       "Ты, избирающій не только
                       По виду внѣшнему, насколько
                       Удаченъ, вѣренъ выборъ твой!
                       Теперь, когда ужъ кладъ такой
                       Тебѣ достался, оставайся
                       Доволенъ имъ и не старайся
                       Найти другой. Коли тебѣ
                       Онъ милъ и ты въ своей судьбѣ
                       Нашелъ блаженство -- подойди же
                       Къ своей красавицѣ поближе,
                       И поцѣлуями любви
                       Ее скорѣй къ себѣ зови!"
   
             Чудесныя слова! Итакъ позвольте,
             Прекрасная синьора. [Цѣлуетъ ее]. Прихожу
             Я получить и произвесть уплату
             По векселю. Когда передъ толпой
             Чета борцовъ дерется на аренѣ
             И слышится рукоплесканій громъ
             Со всѣхъ сторонъ, тогда одинъ изъ нихъ,
             Взволнованный, почти ошеломленный,
             Тревожно ищетъ, не зная самъ, ему ль
             Весь этотъ громъ хвалебнаго восторга?
             Такъ точно я, о трижды милый другъ,
             Стою теперь предъ вами, сомнѣваясь
             Въ правдивости того, что вижу здѣсь,
             И лишь тогда, когда отъ васъ услышу,
             Что это такъ, повѣрю я вполнѣ.


Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано.
"Но ты, простой свинецъ...".
Дѣйствіе III, сцена II.

   

ПОРЦІЯ.

             Синьоръ, меня вы видите такою,
             Какою Богъ на свѣтъ меня создалъ.
             Я для себя самой бы не имѣла
             Желанія быть лучше; но для васъ
             Хотѣла бъ я хоть въ двадцать разъ утроить
             Свою цѣну, быть въ десять тысячъ разъ
             Прекраснѣе, въ сто тысячъ разъ богаче --
             И этого хотѣла бъ для того,
             Чтобъ высоко подняться въ вашемъ мнѣньи,
             Несчетное количество имѣть
             Талантовъ, красоты, друзей, богатство.
             Но, ахъ, итогъ того, что стою я --
             Ничто; теперь я дѣвушка простая,
             Безъ свѣдѣній, безъ опытности, тѣмъ
             Счастливая, что не стара учиться,
             И тѣмъ еще счастливѣй, что на свѣтъ
             Не родилась тупою для ученья;
             Всего же тѣмъ счастливѣе, что свой
             Покорный умъ она теперь ввѣряетъ
             Вамъ, мой король, мой мужъ, учитель мой.
             И я, и все мое -- отнынѣ ваше.
             Еще за мигъ предъ этимъ я была
             Владычицей въ великолѣпномъ замкѣ
             И госпожой всѣхъ слугъ моихъ -была
             Царицею самой себѣ; теперь же
             И замокъ мой, и слуги всѣ, ни --
             Все ваше, мой владыка: съ этимъ перстнемъ
             Вамъ все даю. Но ежели у васъ
             Онъ пропадетъ, иль будетъ вами отданъ
             Кому-нибудь -- увижу въ этомъ я
             Предвѣстіе уничтоженья вашей
             Любви ко мнѣ и поводъ для себя
             Васъ обвинять въ невѣрности.
   

БАССАНІО.

                                                     Синьора,
             Вы словъ меня лишили: только кровь,
             Текущая во мнѣ, вамъ отвѣчаетъ.
             Наполнено все существо мое
             Тѣмъ хаосомъ, который, послѣ рѣчи
             Привѣтливой любимаго царя,
             Является въ жужжащей и довольной
             Толпѣ, когда всѣ чувства и слова
             Сливаются въ какой-то гулъ нестройный,
             Гулъ радости съ словами и безъ словъ.
             Когда кольцо оставитъ этотъ палецъ --
             И жизнь со мной разстанется. Тогда
             Скажите вы съ увѣренностью: умеръ
             Бассаніо.
   

НЕРИССА.

                                 Синьора и синьоръ,
             Теперь для насъ, увидѣвшихъ, что наши
             Желанія исполнились вполнѣ,
             Пришелъ чередъ воскликнуть: Дай Богъ счастья
             Синьору и синьорѣ!
   

ГРАЦІАНО.

                                           Добрый другъ
             И милая синьора, все блаженство,
             Какого вы желаете себѣ,
             Желаю вамъ и я, въ томъ убѣжденьи.
             Что вы и мнѣ желаете того жъ!
             Въ тотъ самый день, когда союзомъ брачнымъ
             Торжествовать вы будете обмѣнъ
             Взаимныхъ клятвъ, позвольте точно также
             Мнѣ въ бракъ вступить.
   

БАССАНІО.

                                           Отъ всей души, когда
             Найдешь жену.
   

ГРАЦІАНО.

                                 Нижайше благодаренъ:
             Вы сами мнѣ нашли ее. Синьоръ,
             Мои глаза такъ быстры, какъ и ваши.
             Вы госпожу подмѣтили, а я --
             Прислужницу. Синьоръ, вы полюбили --
             Я сдѣлалъ то же. Мѣшканья въ дѣлахъ
             Я не люблю, какъ вы. Блаженство ваше
             Зависѣло отъ этихъ сундучковъ;
             Ну и мое -- отъ нихъ, какъ оказалось
             На дѣлѣ. Да я просто весь вспотѣлъ,
             Стараясь ей понравиться; я столько
             Ей клятвъ давалъ, что пересохло въ горлѣ
             И, наконецъ, -- коль обѣщанье есть
             Конецъ всему -- мнѣ обѣщала эта
             Красавица, что подаритъ меня
             Любовію, коль вы надъ госпожою
             Одержите побѣду.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Правду ль онъ
             Намъ говоритъ, Нерисса?
   

НЕРИССА.

                                                     Да, синьора,
             Коль вы на то согласны.
   

БАССАНІО.

                                                     Ну, а вы
             Не шутите со мною, Граціано?
   

ГРАЦІАНО.

             Я говорю весьма серьезно.
   

БАССАНІО.

                                                     Мы
             Нашъ брачный пиръ украсимъ вашей свадьбой.
   

ГРАЦІАНО.

   Мы побьемся съ ними объ закладъ на тысячу червонцевъ -- у кого прежде родится мальчикъ.
             Но это кто идетъ сюда? Лоренцо
             Съ язычницей своею? Какъ -- и ты,
             Саланіо, землякъ и другъ старинный?

Входятъ Лоренцо, Джессика и Саланіо.

БАССАНІО.

             Друзья мои, я очень радъ принять
             Обоихъ васъ, коль новость положенья
             Даетъ мнѣ власть на это. Ангелъ мой,
             Позвольте мнѣ гостями дорогими
             Назвать моихъ друзей и земляковъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Я и сама зову ихъ такъ, синьоръ:
             Они вполнѣ здѣсь дорогіе гости.
   

ЛОРЕНЦО.

             Благодарю, синьора. Я, мессоръ,
             Васъ извѣстить не думалъ въ этомъ замкѣ;
             Но встрѣтился съ Саланіо -- и онъ
             Такъ горячо просилъ меня съ нимъ вмѣстѣ
             Отправиться, что отказаться я
             Не могъ никакъ.
   

САЛАНІО.

                                           Да, это справедливо;
             А я на то имѣлъ причины. Вамъ
             Прислалъ привѣтъ Антоніо.

[Подаетъ ему письмо.

Б ACCAHIO.

                                                     Но прежде,
             Чѣмъ я письмо его раскрою -- вы
             Скажите мнѣ скорѣй, какъ поживаетъ
             Мой добрый другъ.
   

САЛАНІО.

                                           Не боленъ онъ, синьоръ,
             Коль не болитъ душа его, и боленъ,
             Когда она страдаетъ. Изъ письма
             Узнаете вы все, что съ нимъ случилось.
   

ГРАЦІАНО.

             Нерисса, ты прими и обласкай
             Вотъ эту чужестранку. Вашу руку,
             Саланіо. Что новаго у насъ
             Въ Венеціи? Какъ поживаетъ добрый
             Антоніо, нашъ царственный купецъ?
             Я знаю, онъ порадуется нашей
             Удачѣ здѣсь. Язоны просто мы:
             Руно себѣ добыли золотое.
   

САЛАНІО.

             Ахъ лучше бы нашли вы то руно,
             Что потерялъ Антоніо.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Навѣрно,
             Есть страшное извѣстіе въ письмѣ,
             Которое уничтожаетъ краску
             Въ лицѣ Бассаніо: быть можетъ, вѣсть,
             Что лучшій другъ скончался. Въ самомъ дѣлѣ,
             Такое лишь извѣстіе могло бъ
             Такъ измѣнить черты лица мужчины
             Столь твердаго. Какъ, онъ еще блѣднѣй
             Становится? Бассаніо, позвольте,
             Я половина ваша и должна
             Участвовать на половину въ этомъ
             Извѣстіи, что принесло письмо.


Порція, Бассаніо, Граціано и Нерисса.
"Вы госпожу подмѣтили, а я --
Прислужницу".
Дѣйствіе III, сцена II.

   

БАССАНІО.

             О, милая, въ немъ есть слова такія
             Ужасныя, какія никогда
             До этихъ поръ бумаги не чернили!
             Мой добрый другъ, когда я въ первый разъ
             Открылся вамъ въ любви, то откровенно
             Сказалъ, что все имущество мое
             Заключено въ крови моей, что родомъ
             Я дворянинъ. И правду я сказалъ.
             А между тѣмъ, подруга дорогая,
             Хоть я себя такъ дешево цѣнилъ,
             Но даже тутъ былъ хвастуномъ, какъ это
             Вамъ объясню сейчасъ. Сказавши вамъ,
             Что ничего я ровно не имѣю,
             Я долженъ былъ сказать, что даже меньше,
             Чѣмъ ничего имѣю я. Себя
             Я заложилъ любимѣйшему другу,
             А друга заложилъ его врагу
             Заклятому -- все для того, чтобъ денегъ
             Себѣ добыть. Синьора, вотъ письмо:
             Узнайте же, бумага эта -- тѣло
             Любимѣйшаго друга моего,
             А всѣ слова въ бумагѣ этой -- раны
             Открытыя, откуда кровь его
             Бѣжитъ рѣкой. Но точно ль это правда,
             Саланіо? Ужели предпріятья
             Антоніо всѣ лопнули? Ужель
             Пропало все? Всѣ грузы изъ Триполи,
             Изъ Мексики, изъ варварійскихъ странъ,
             Изъ Англіи, двухъ Индій, Лиссабона?
             И ни одинъ корабль не избѣжалъ
             Ужаснаго прикосновенья камней --
             Грозы купцовъ?
   

САЛАНІО.

                                           Да, ни одинъ, синьоръ.
             Притомъ, хотя бъ теперь имѣлъ онъ деньги,
             Чтобъ заплатить жиду, то этотъ жидъ,
             Какъ кажется, не взялъ бы ихъ. Созданья
             Не видывалъ ни разу въ жизни я,
             Которое, нося видъ человѣка,
             Такъ жаждало собрата погубить.
             Онъ день и ночь не отстаетъ отъ дожа:
             Онъ говоритъ, что отказать ему
             Въ рѣшеніи правдивомъ -- значитъ явно
             Свободу государства оскорбить,
             Знатнѣйшіе сенаторы и двадцать
             Купцовъ, и самъ нашъ дожъ -- старались всѣ
             Уговорить его, но все напрасно:
             Отъ кляузъ омерзительныхъ своихъ
             Не хочетъ онъ отречься и упорно
             Твердитъ одно: заемное письмо,
             Взысканіе, не сдержанное слово.
   

ДЖЕССИКА.

             Когда еще я у него жила,
             То слышала, какъ Хуса и Тубала,
             Соотчичей своихъ, онъ увѣрялъ
             Подъ клятвою, что хочетъ лучше мяса
             Антоніо, чѣмъ сумму въ двадцать разъ
             Значительнѣе той, что другъ вашъ долженъ.
             И знаю я, синьоръ, что коль законъ
             И высшій судъ и власти не возстанутъ --
             Поплатится жестоко бѣдный вашъ
             Антоніо.
   

ПОРЦІЯ.

                                 И этотъ другъ вашъ близкій
             Въ такой бѣдѣ?
   

БАССАНІО.

                                 Да, мой дражайшій другъ,
             Добрѣйшій человѣкъ съ честнѣйшимъ сердцемъ,
             Съ душой, не устававшей одолжать,
             Въ комъ доблесть древнихъ римлянъ такъ блистаетъ,
             Какъ ни въ одномъ, живущемъ на землѣ
             Италіи.
   

ПОРЦІЯ.

                                 А много ли онъ долженъ
             Жиду?
   

Б ACCAHIO.

                                 Ему онъ долженъ за меня
             Три тысячи червонцевъ!
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Какъ! не больше?
             Шесть тысячъ заплатите вы ему --
             И вексель уничтожьте; эту сумму
             Удвойте иль утройте, чтобъ такой
             Прекрасный другъ изъ-за вины Бассаньо
             Не потерялъ и волоса. Сперва
             Предъ алтаремъ меня вы назовите
             Своей женой, а послѣ отправляйтесь
             Въ Венецію къ Антоніо: съ душой
             Тревожною вы не должны въ объятьяхъ
             У Порціи покоиться. Я дамъ
             Вамъ золота, чтобъ заплатить не только
             Ничтожный долгъ такой, но въ двадцать разъ
             Значительнѣй; а, заплативъ, сюда
             Спѣшите вновь съ прекраснымъ другомъ вашимъ.
             Мы между тѣмъ съ Нериссою вдвоемъ
             Здѣсь будемъ жить, какъ дѣвушки и вдовы.
             Пойдемте же: уѣхать вы должны
             Въ тотъ самый день, какъ женитесь. Зовите
             Своихъ друзей радушно, грусть свою
             Преодолѣть предъ ними постарайтесь.
             Купила васъ я дорогой цѣной,
             И дорого любить за это буду.
             Прочтите-ка, однако, мнѣ письмо.
   

БАССАНІО [читаетъ

   "Милый Бассаніо, всѣ мои корабли погибли; мои кредиторы дѣлаются жестоки; мое положеніе самое скверное; срокъ моего векселя жиду истекъ; а такъ какъ, чтобы уплатить этотъ долгъ, мнѣ необходимо лишиться жизни, то мы съ тобой совершенно квиты. Мнѣ хотѣлось бы только увидѣть тебя передъ смертью. Впрочемъ, дѣйствуй по своему усмотрѣнію. Если дружба не побудитъ тебя пріѣхать, то пусть не побудитъ и мое письмо".
   

ПОРЦІЯ.

             О милый мой, брось все и поѣзжай!
   

БАССАНІО.

             Да, я потороплюсь, имѣя позволенье
             Отъ васъ; но прежде, чѣмъ я возвращусь домой,
             Ничья постель виной не будетъ промедленья,
             И намъ разлучникомъ не будетъ отдыхъ мой.

[Уходятъ.


Бассаніо, Порція и Нерисса,
                    "Навѣрно,
Есть страшное извѣстіе въ письмѣ".
Дѣйствіе III, сцена II.

   

СЦЕНА III.

Венеція. Улица.

Входятъ Шейлокъ, Саларино, Антоніо и Тюремщикъ.

ШЕЙЛОКЪ.

             Смотри за намъ, тюремщикъ. О пощадѣ
             И слушать я не стану. Это вотъ
             Тотъ дуралей, что деньги безъ процентовъ
             Даетъ взаймы. Смотри за нимъ, тюремщикъ.
   

АНТОНІО.

             Но, выслушай, Шейлокъ мой добрый!
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                               Я
             Хочу имѣть по векселю уплату!
             Не говори мнѣ ни о чемъ другомъ:
             Я клятву далъ, что получу исправно
             По векселю. Ты называлъ меня
             Собакою -- и это безъ причины:
             Ну, если я собака -- берегись
             Моихъ зубовъ: дожъ дастъ мнѣ судъ правдивый.
             Дивлюсь тебѣ, дрянной тюремщикъ,-- ты
             Ужъ черезчуръ мягкосердеченъ: только
             Попроситъ онъ -- сейчасъ же изъ тюрьмы
             Выходишь съ нимъ.
   

АНТОНІО.

                                           Пожалуйста, послушай,
             Что я скажу.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                 Уплата мнѣ нужна
             По векселю. Я не желаю слушать,
             Что скажешь ты. Хочу я полупить
             По векселю -- поэтому напрасны
             Твои слова. Не сдѣлать вамъ меня
             Однимъ изъ тѣхъ болвановъ лупоглазыхъ
             И мяконькихъ, что просьбу христіанъ
             Не могутъ выслушать, чтобъ головою
             Не покачать и, тяжело вздохнувъ,
             Не уступить. Нейди за мной: не надо
             Мнѣ словъ твоихъ -- уплата мнѣ нужна
             По векселю. [Уходитъ.
   

САЛАРИНО.

                                 Вотъ злѣйшая собака,
             Какой еще ни разу человѣкъ
             Не видывалъ.
   

АНТОНІО.

                                 Оставь его. Не стану
             Я болѣе упрашивать его.
             Напрасно все. Моей онъ ищетъ жизни,
             А почему -- я знаю хорошо.
             Спасалъ не разъ я отъ его взысканій
             Тѣхъ, кто меня объ этомъ умолялъ.
             Вотъ отчего меня онъ ненавидитъ.
   

САЛАРИНО.

             Увѣренъ я, что не захочетъ дожъ
             Дѣйствительнымъ признать условье ваше.
   

АНТОНІО.

             Не властенъ дожъ законы нарушать
             И отнимать у чужеземцевъ льготы,
             Что имъ у насъ въ Венеціи даны.
             Такъ поступивъ, онъ подорвалъ бы сильно
             Кредитъ суда республики въ глазахъ
             Купцовъ всѣхъ странъ; а, вѣдь, торговля наша
             И барыши зависятъ лишь отъ нихъ.
             Поэтому пусть будетъ то, что будетъ
             Отъ этихъ всѣхъ печалей и потерь
             Я изнуренъ такъ сильно, что едва ли
             Фунтъ мяса мнѣ удастся уберечь
             Для жаждущаго крови кредитора.
             Я Господа молю лишь объ одномъ:
             Чтобъ посмотрѣть Бассаніо пріѣхалъ,
             Какъ буду я за долгъ его платить;
             А до всего другого нѣтъ мнѣ дѣла!

[Уходятъ.


Антоніо.
Дѣйствіе III, сцена II.

   

СЦЕНА IV.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

Входятъ Порція, Нерисса, Лоренцо, Джессика и Бальтазаръ.

ЛОРЕНЦО.

             Синьора я въ глаза вамъ говорю:
             Божественную дружбу благородно
             И вѣрно вы постигли; это тѣмъ
             Вполнѣ вы доказали, что разлуку
             Съ супругомъ такъ умѣете сносить,
             Но еслибъ знали вы, кто честь такую
             Отъ васъ снискалъ, какой достойный мужъ
             И вашего супруга другъ ближайшій
             Отъ васъ получитъ помощь -- о, тогда --
             Я убѣжденъ -- вы этимъ дѣломъ больше
             Гордились бы, чѣмъ всякою другой
             Щедротою души прекрасной вашей.
   

ПОРЦІЯ.

             До этихъ поръ еще ни разу я
             О сдѣланномъ добрѣ не пожалѣла,
             И этого не сдѣлаю теперь.
             Межъ двухъ друзей, что вмѣстѣ жизнь проводятъ
             И души чьи согнуты подъ однимъ
             Ярмомъ любви, должна быть непремѣнно
             Гармонія полнѣйшая всѣхъ чувствъ,
             Наклонностей и чертъ лица -- и это
             Мнѣ мысль даетъ, что такъ какъ мой супругъ
             Ближайшій другъ Антоніо, то вѣрно
             Онъ и похожъ на мужа моего.
             А если такъ, то какъ же я немного
             Истратила, чтобъ выкупить скорѣй
             Изъ адскихъ рукъ жестокости подобье
             Моей души! Однако, слишкомъ я
             Хвалю себя; поэтому мы лучше
             Поговоримъ о чемъ-нибудь другомъ.
             Лоренцо, я вручаю вамъ хозяйство
             Въ моемъ дому и управленье имъ
             До той поры, пока мой мужъ вернется.
             Что до меня, такъ въ тайнѣ Богу я
             Дала обѣтъ въ молитвѣ, въ созерцаньи,
             Вдали отъ всѣхъ, съ Нериссою одной
             Жизнь проводить, пока не возвратятся
             Мой господинъ и мужъ ея. Отъ насъ
             За двѣ версты есть монастырь -- туда-то
             Отправлюсь я съ Нериссой. Вы меня
             Обяжете душевно, предложенье
             Мое принявъ. Васъ побудить къ тому
             Должна моя привязанность, а также
             Отчасти и необходимость.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                               Я
             Отъ всей души, синьора, радъ исполнить
             Все то, что вы прикажете.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Мое
             Рѣшеніе уже я объявила
             Прислугѣ всей; повиноваться вамъ
             И Джессикѣ она такъ точно будетъ,
             Какъ мнѣ самой и мужу моему.
             Прощайте же, пока мы снова съ вами
             Увидимся.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Да провожаютъ васъ
             Счастливые часы и духъ веселый!
   

ДЖЕССИКА.

             Желаю вамъ всѣхъ радостей души.
   

ПОРЦІЯ.

             Благодарю за эти всѣ желанья
             И съ радостью ихъ посылаю вамъ.
             Ну, Джессика, прощайте.

[Лоренцо и Джессика уходятъ.

                                                     Бальтазаръ,
             Ты былъ всегда и преданнымъ, и вѣрнымъ
             Слугою мнѣ: будь и теперь такимъ.

[Даетъ ему письмо.

             Возьми письмо и мчись, на сколько хватитъ
             Силъ у тебя, съ нимъ въ Падую, а томъ
             Отдай его ты въ собственныя руки
             Двоюродному брату моему,
             Белларіо. Онъ дастъ тебѣ бумаги
             И платье; ты какъ можно поскорѣй
             Ихъ привези на пристань, отъ которой
             Суда плывутъ въ Венецію. Не трать
             Здѣсь времени въ словахъ. Ступай скорѣе:
             Меня ты тамъ застанешь.
   

БАЛЬТАЗАРЪ.

                                                     Поспѣшу
             Исполнить все, не медля ни минуты. [Уходитъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Пойдемъ теперь, Нерисса. У меня
             Есть планъ одинъ, который неизвѣстенъ
             Еще тебѣ. Своихъ мужей скорѣе
             Увидимъ мы, чѣмъ думаютъ они.
   

НЕРИССА.

             Ну, а они увидятъ насъ!
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Увидятъ,
             Но подъ такой одеждою, что намъ
             Припишутъ то, чего мы не имѣемъ.
             Держу пари на все, что хочешь ты:
             Что если мы съ тобою нарядимся
             Въ мужской костюмъ, я превзойду тебя
             И ловкостью, и удалью, и буду
             Свой мечъ носить красиво и легко,
             И говорить тѣмъ дискантомъ, который
             Всегда обозначаетъ переходъ
             Отъ мальчика къ мужчинѣ. Замѣню я
             Нашъ мелкій шагъ походкою мужскою;
             Какъ юноша хвастливый и горячій,
             Я буду все о ссорахъ говорить
             И ловко лгать о томъ, какъ добивались
             Моей любви знатнѣйшія изъ домъ,
             И какъ онѣ, отвергнутыя мною,
             Въ страданіяхъ кончали жизнь свою.
             "Ну, да и какъ -- прибавлю я -- мнѣ было
             Хватить на всѣхъ. Конечно, въ этомъ я
             Раскаялся и очень сожалѣю,
             Что ихъ убилъ..." И сколько небылицъ
             Я наскажу въ такомъ же миломъ родѣ,
             Чтобъ всякій могъ поклясться, что прошелъ
             Ужъ вѣрно годъ, какъ я учиться кончилъ.
             Въ ишаетъ васъ свободы. Антоніо, вознаградите хорошенько этого синьора, потому что, по моему мнѣнію, вы ему очень обязаны (Герцогъ и его свита уходятъ).
   Бассіано. Достойнѣйшій синьоръ, благодаря вашей мудрости я и мой другъ избавлены отъ жестокаго взысканія. Позвольте-же намъ должными жиду тремя тысячами червонцевъ выразить вамъ нашу истинную признательность за вашъ великодушный трудъ.
   Антоніо. Помимо этого мы всегда остаемся у васъ въ неоплатномъ долгу, какъ относительно любви нашей, такъ и признательности.
   Порціа. Я вознагражденъ вполнѣ тѣмъ, что избавилъ васъ отъ бѣды; другихъ наградъ я никогда не искалъ. Прошу васъ только объ одномъ; не отворачиваться отъ меня при встрѣчѣ, притворяясь, будто вы меня не узнаете. Желаю вамъ всего хорошаго, а затѣмъ прощаюсь съ вами.
   Бассаніо. Позвольте, любезнѣйшій синьоръ, настаивать передъ вами на своей просьбѣ; примите что нибудь отъ насъ, какъ дань, если не какъ вознагражденіе. У меня къ вамъ всего только двѣ просьбы: первая -- не отказать, мнѣ, а вторая -- меня простить.
   Порціа. Вы просите такъ настойчиво, что я вынужденъ согласиться. Подарите мнѣ ваши перчатки, синьоръ Антоніо, я стану ихъ носить въ память о васъ. А на память о васъ, синьоръ Бассаніо, я готовъ принять вотъ это кольцо. Не отдергивайте руки; кромѣ этого я не возьму ничего, и вы изъ расположенія ко мнѣ не откажите мнѣ въ этой просьбѣ.
   Бассаніо. Мое кольцо, дражайшій синьоръ, это такая бездѣлица, что мнѣ было-бы совѣстно вамъ ее подарить.
   Порціа. Кромѣ этого я ничего не возьму. Кольцо мнѣ такъ понравилось, что я хочу имѣть его, во что бы то ни стало.
   Бассаніо. Для меня оно несравненно дороже своей дѣйствительной стоимости. Я велю отыскать самое дорогое кольцо, какое только есть въ Венеціи; но этого, извините, отдать вамъ не могу.
   Порціа. Я вижу, синьоръ, что щедры вы только на обѣщанія. Вы сперва научили меня выпрашивать, а теперь, какъ мнѣ кажется, хотите меня научить, какъ слѣдуетъ отдѣлываться отъ попрошайки.
   Бассаніо. Добрѣйшій синьоръ,это кольцо было мнѣ подарено женою. Надѣвая мнѣ его на палецъ, она заставила меня поклясться, что я его никогда не иродамъ, не подарю и не потеряю.
   Порціа. Такое извиненіе избавляетъ многихъ дѣлать подарки. Оказалось-бы, что жена ваша сумасшедшая, еслибы она, зная, какъ я заслужилъ это кольцо, вѣчно-бы стала сердиться на васъ за то, что вы подарили его мнѣ. Такъ и быть, оставайтесь съ миромъ (Порціа и ІІэрисса уходятъ).
   Антоніо. Дорогой Бассаніо, отдай ему кольцо. Позволь его услугѣ и моей дружбѣ перевѣсить завѣтъ твоей жены.
   Бассаніо. Ступай, Граціано, бѣги, догони его, отдай ему это кольцо и, если можешь, приведи его въ домъ къ Антоніо. Скорѣй-же (Граціано уходитъ). Идемъ сейчасъ-же туда, а завтра раннимъ утромъ отправимся оба въ Бельмонтъ; идемъ-же, Антоніо (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Улица въ Венеціи.

Входятъ: Порціа и Нэрисса.

   Порціа. Отыщи жилище жида и заставь его подписать эту бумагу, мы сегодня-же вечеромъ отправимся въ путь и будемъ дома цѣлымъ днемъ раньше нашихъ мужей. Какъ обрадуетъ Лоренцо эта дарственная запись (Входитъ Граціано).
   Граціано. Какъ я радъ, синьоръ, что догналъ васъ. Бассаніо, одумавшись, посылаетъ вамъ это кольцо и проситъ васъ съ нимъ отобѣдать.
   Порціа. Отобѣдать съ нимъ не могу, кольцо-же принимаю съ величайшей благодарностью. Такъ ему и скажите, а затѣмъ будьте настолько добры, покажите моему клэрку, гдѣ живетъ жидъ.
   Граціано. Съ удовольствіемъ.
   Нэрисса. Синьоръ, мнѣ нужно сказать вамъ еще нѣсколько словъ (тихо Порціи). Я попытаюсь и у мужа выманить кольцо, которое онъ также поклялся хранитъ вѣчно.
   Порціа. Ручаюсь тебѣ, что ты въ этомъ успѣешь. Они будутъ клясться намъ честью, что отдали наши кольца мужчинамъ, но мы имъ не уступимъ и еще громче будемъ класться, что это неправда. Ступай-же скорѣй, ты знаешь, гдѣ станутъ тебя ожидать.
   Нэрисса. Идемте, дорогой синьоръ; угодно будетъ вамъ показать мнѣ домъ, гдѣ живетъ жидъ? (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА І.

Бельмонтъ. Цвѣтникъ передъ домомъ Порціи.

Входятъ: Лоренцо и Джессика.

   Лоренцо. Какъ ярко свѣтитъ мѣсяцъ. Въ такую-то ночь, какъ сегодняшняя, когда нѣжный зефиръ ласково лобзалъ деревья, не выдавая даже шелеста въ ихъ листьяхъ,-- да, въ такую-то ночь Троилъ вѣроятно взбирался на стѣны Трои и вздохи его неслись къ шатрамъ грековъ, гдѣ покоилась Крессида.
   Джессика. Въ такую ночь Тизбэ, робко ступая по росѣ, завидѣла вдругъ тѣнь льва ранѣе, чѣмъ самого льва, и убѣжала въ ужасѣ,
   Лоренцо. Въ такую ночь Дидона, держа въ рукахъ ивовую вѣтку, стояла на пустынномъ берегу и дѣлала своему возлюбленному знаки, чтобы онъ вернулся въ Карѳагенъ.
   Джессика. Въ такую ночь Медея собирала волшебныя травы, которыя вернули молодость старику Язону.
   Лоренцо. Въ такую ночь Джессика украдкой ушла отъ богатаго жида и изъ Венеціи съ бѣднымъ возлюбленнымъ бѣжала въ Бельмонтъ.
   Джессика. Въ такую ночь юный Лоренцо обѣщалъ Джессикѣ любить ее вѣчно и завладѣлъ ея душою при помощи безчисленныхъ клятвъ, изъ которыхъ ни одной не суждено было осуществиться.
   Лоренцо. Въ такую ночь маленькая, хорошенькая и сварливая Джессика клевещетъ на своего возлюбленнаго, который впрочемъ все ей прощаетъ.
   Джессика. Я бы всю ночь стала съ тобою спорить, если-бы никто не помѣшалъ. Слышишь, сюда кто-то идетъ?

Входитъ Стэфано.

   Лоренцо. Кто такъ быстро идетъ сюда въ молчаньи тихой ночи?
   Стэфано. Свой.
   Лоренцо. Свой, но кто-же именно? Какъ-же тебя зовутъ?
   Стэфано. Меня зовутъ Стэфано. Я принесъ вамъ извѣстіе, что еще до разсвѣта моя госпожа будетъ здѣсь въ Бельмонтѣ. Она и теперь уже въ окрестности, гдѣ преклоняетъ колѣни передъ каждымъ святымъ крестомъ, моля, чтобы замужество принесло ей счастье.
   Лоренцо. Кто-же находится при ней?
   Стэфано. Всего только святой отшельникъ и ея прислужница. Сдѣлайте одолженіе, скажите мнѣ, вернулся-ли мой господинъ?
   Лоренцо. Нѣтъ еще, не вернулся, мы отъ него не имѣемъ никакого извѣстія. Пойдемъ отсюда, Джессика, и постараемся, на сколько возможно, устроить пышный пріемъ владѣтельницѣ этого палаццо.

Входитъ Ланцелотъ.

   Ланцелоть. Sol la, solia, ho, ha, sol la, sol la.
   Лоренцо. Кто тамъ зоветъ?
   Ланцелотъ. Sol la! Не видалъ-ли кто нибудь синьору и синьора Лоренцо? Sol la! Ау!
   Лоренцо. Перестань аукаться, дуралей, мы здѣсь.
   Ланцелотъ. Ау! Гдѣ-же, гдѣ?
   Лоренцо. Здѣсь.
   Ланселотъ. Если здѣсь, то передайте ему, что отъ моего господина прискакалъ посланный съ цѣлымъ рогомъ самыхъ пріятныхъ извѣстій: мой господинъ будетъ здѣсь еще до разсвѣта (Уходитъ).
   Лоренцо. Вернемся въ домъ, моя дорогая, и будемъ ждать ихъ возвращенія; или нѣтъ, не стоитъ, зачѣмъ намъ уходить отсюда? Любезный Стэфано, сдѣлай одолженіе, оповѣсти всѣхъ въ домѣ, что ваша госпожа скоро пріѣдетъ. Приведи также музыкантовъ, пусть они играютъ въ саду (Стэфано уходитъ). Какъ чудно покоится лунный свѣтъ на этой скамьѣ. Сядемъ здѣсь, моя дорогая, и пусть звуки музыки долетаютъ до нашего слуха. Тишина и молчаніе ночи какъ нельзя болѣе подходятъ для перелива дивной музыки. Сядь-же, Джессика, смотри, какъ сводъ небесный роскошно усѣянъ блестками, сверкающими золотомъ. Нѣтъ ни одной, даже самой маленькой звѣздочки, мерцающей у тебя передъ глазами, которая въ своемъ движеніи не пѣла-бы, словно ангелъ, постоянно сливаясь съ хоромъ юноокихъ серафимовъ. Такая-же гармонія существуетъ въ безсмертныхъ душахъ, но пока ихъ оковываетъ своимъ грубымъ покровомъ бренная глиняная оболочка, мы слышать ее не можемъ (Входятъ музыканты). Играйте, разбудите Діану гимномъ, пусть самые пріятные звуки коснутся слуха вашей госпожи и привлекутъ ее домой (Музыка).
   Джессика. Я никогда не бываю весела, когда слушаю пріятную музыку.
   Лоренцо. Это отъ напряженнаго вниманія. Взгляни на дикое рѣзвое стадо, на табунъ молодыхъ еще не выѣзженныхъ жеребятъ, полюбуйся, какъ, вслѣдствіе горячей крови, они скачутъ, словно бѣшеные, какъ ржутъ, какъ ревутъ. Но стоитъ имъ вдругъ услышать звукъ трубы или до нихъ долетитъ откуда нибудь музыка, и ты увидишь, какъ они разомъ присмирѣютъ, какъ дико сверкающіе глаза принимаютъ отъ чаръ музыки кроткое выраженіе. Поэтъ недаромъ сочинилъ, будто Орфей зачаровалъ деревья, камни и потоки, потому что на свѣтѣ нѣтъ ничего настолько упорнаго, твердаго и свирѣпаго, что бы на время не укрощалось музыкой. Тотъ, въ комъ нѣтъ музыки, кого не трогаетъ согласіе сладостныхъ звуковъ, способенъ къ измѣнѣ, къ коварству, къ хищности. Движенія души его темны, какъ ночь, а наклонности мрачны, какъ Эребъ; не довѣряй такому человѣку. Слушай-же музыку.

Входятъ: Порціа съ Нэриссой; обѣ останавливаются въ глубинѣ сада.

   Порціа. Этотъ свѣтъ видѣнъ у меня изъ зала; какъ далеко проникаетъ свѣтъ отъ небольшой свѣчи, такъ сіяютъ добрыя дѣла, среди мрака этого злого міра.
   Нерисса. Когда свѣтилъ мѣсяцъ, мы не видали свѣчи.
   Порціа. Такъ большая слава затмѣваетъ меньшую, и намѣстникъ сіяетъ такъ же ярко, какъ король, пока не явится самъ король. А явится король, власть намѣстника исчезаетъ, какъ ручей въ океанѣ. Слышишь музыку?
   Нэрисса. Это, синьора, ваша домашняя музыка.
   Порціа. Все на свѣтѣ, какъ я вижу, хорошо только относительно: музыка, какъ мнѣ кажется, звучитъ ночью несравненно пріятнѣе, чѣмъ днемъ.
   Нэрисса. Эту прелесть придаетъ ей тишина.
   Порціа. Даже и вороны поютъ такъ-же хорошо, какъ жаворонки, когда ихъ не слышишь. Я думаю, что пой самъ соловей днемъ, когда гогочетъ каждый гусь, люди нашли-бы, что и крапивникъ поетъ не хуже. Какъ многіе удостаиваются должной оцѣнки, только благодаря своему своевременному и умѣстному появленію! Пусть музыка умолкнетъ: теперь Діана покоится съ Эндиміономъ, и я не хотѣла-бы, чтобы ее разбудили (Музыка умолкаетъ).
   Лоренцо. Или я жестоко ошибаюсь, или это голосъ Порціи.
   Порціа. Онъ меня узналъ, какъ слѣпой узнаетъ кукушку по дурному голосу.
   Лоренцо. Привѣтъ вамъ, прекрасная синьора.
   Порціа. Мы молились за успѣхъ нашихъ мужей и надѣемся, что молитвы оказались не напрасными. Возвратились они?
   Лоренцо. Нѣтъ еще, но пріѣхалъ гонецъ съ извѣстіемъ, что они скоро будутъ.
   Порціа. Ступай, Нэрисса, въ комнаты и скажи моимъ слугамъ, чтобы они ничего не говорили о нашемъ отсутствіи; не говорите также ни вы, Лоренцо, ни вы, Джессика (За сценой трубятъ).
   Лоренцо. Вотъ и вашъ супругъ, я слышу его трубы. Не бойтесь, синьора, мы не изъ болтливыхъ.
   Порціа. Мнѣ эта ночь кажется больнымъ днемъ; она только немного поблѣднѣе; такимъ бываетъ день, когда спрячется солнце.

Входятъ: Бассаніо, Антоніо, Граціано и ихъ слуги,

   Бассаніо. У насъ день былъ-бы въ одно время съ антиподами, если-бы ты появлялась всегда, когда солнце не свѣтитъ.
   Порціа. Я желала-бы свѣтить, какъ солнечные лучи, но не быть такими-же измѣнчивыми, какъ они, потому что измѣнчивая жена дѣлаетъ мужа пасмурнымъ, а такимъ по моей милости Бассаніо не будетъ никогда. Все, впрочемъ, въ волѣ Божіей. Поздравляю тебя съ возвращеніемъ, дорогой мой повелитель.
   Бассаніо. Благодарю. Привѣтствуй-же моего друга, вотъ онъ, тотъ самый Антоніо которому я такъ много обязанъ.
   Порціа. Тебѣ слѣдуетъ быть ему обязаннымъ во всѣхъ смыслахъ, потому что я слышала, чѣмъ онъ за тебя ручался.
   Антоніо. Онъ уже расплатился со мною за все.
   Порціа. Синьоръ, я отъ всей души вамъ рада; доказать это слѣдуетъ не словами, поэтому я прекращаю словесныя выраженія вѣжливости.
   Граціано (Нэриссѣ). Клянусь вотъ этой луной -- ты меня обижаешь, я отдалъ его клэрку судьи. Если ужь ты, моя милая, такъ сильно принимаешь это къ сердцу, я желалъ-бы, чтобъ получившій кольцо сдѣлался евнухомъ.
   Порціа. Какъ, у васъ ссора? Уже? Изъ-за чего-бы?
   Граціано. Изъ-за золотого ободочка, изъ-за ничтожнаго колечка, подареннаго мнѣ ею, съ надписью вродѣ тѣхъ, какія для услажденія всего міра, встрѣчаются на ножахъ: "люби меня и не покидай".
   Нэрисса. Нечего толковать о надписи на ножѣ и о его цѣнности. Когда я его тебѣ отдавала, ты мнѣ поклялся, что будешь носить его до самой смерти и что онъ сойдетъ съ тобою въ могилу. Тебѣ бы слѣдовало беречь его, если не изъ любви ко мнѣ, то хоть ради страшныхъ клятвъ. Онъ, видите-ли, будто-бы отдалъ его клэрку судьи; а я навѣрное знаю, что это вздоръ и что бороды у этого клэрка никогда не будетъ.
   Граціано. Будетъ, если онъ только доживетъ до возмужалости.
   Нэрисса. Иди-же доживетъ до превращенія въ мужчину.
   Граціано. Клянусь вотъ этой рукой, что я отдалъ его юношѣ, почти мальчику, не выше тебя ростомъ. Назойливый этотъ мальчишка такъ выпрашивалъ его себѣ въ награду, что я никакъ не могъ ему отказать.
   Порціа. Скажите откровенно, что вы поступили дурно, такъ легко разставшись съ первымъ подаркомъ вашей жены, съ тѣмъ, что клятвами было прикрѣплено къ вашему пальцу и вѣрностью приковано къ вашему тѣлу. Я тоже подарила мужу кольцо, заставивъ его поклясться, что онъ никогда съ нимъ не разстанется и за всѣ сокровища міра не сниметъ его съ пальца. Позвольте, Граціано, вы подали вашей женѣ жестокій поводъ къ огорченію; если-бы это случилось со мной, я просто сошла-бы съ ума.
   Бассаніо (про себя). Лучше-бы мнѣ отрубить лѣвую руку, чтобъ клясться, будто лишился кольца, отстаивая его.
   Граціано. Бассаніо отдалъ свое кольцо судьѣ, который настойчиво его выпрашивалъ и дѣйствительно заслужилъ; а затѣмъ мальчишка, его клэркъ, написавшій нѣсколько словъ, выпросилъ у меня и мое. Ни онъ, ни судья не хотѣли ничего принять отъ насъ, кромѣ колецъ.
   Порціа. Какое-же кольцо ты отдалъ, повелитель,-- надѣюсь, не мое?
   Бассаніо. Если бы я къ своей винѣ способенъ былъ прибавить еще ложь, я сталъ-бы запираться. Но ты видишь -- на пальцѣ у меня кольца нѣтъ,-- да, его нѣтъ.
   Порціа. Какъ нѣтъ и правды въ лживомъ твоемъ сердцѣ. Клянусь небомъ, никогда мнѣ не раздѣлить съ тобой ложа, пока я не увижу моего кольца.
   Нэрисса. Не раздѣлить и мнѣ, пока я не увижу своего.
   Бассаніо. Если-бы ты знала, милая Порціа, кому я отдалъ кольцо, если-бы знала, за кого его отдалъ, если-бы поняла, за что и какъ неохотно разставался съ нимъ! Законовѣдъ ничего не хотѣлъ принять отъ меня, кромѣ кольца. Жестокость твоего неудовольствія навѣрное-бы смягчилась, если-бы ты знала, какъ велика была услуга, оказанная мнѣ законовѣдомъ.
   Порціа. Если-бы ты зналъ цѣну кольца, или хоть половину той, которая тебѣ его подарила, или, наконецъ, понялъ, что хранить его тебя заставила честь,-- ты-бы съ нимъ не разстался. Если-бы тебѣ заблагоразсудилось отстаивать его съ большею ревностью, кто былъ-бы до того безумно назойливъ, чтобы и затѣмъ выпрашивать вещь, которую считаютъ священной? Нэрисса навела на мысль, у кого теперь это кольцо: ручаюсь, что оно у какой-нибудь женщины.
   Бассаіно. Нѣтъ, клянусь жизнью и душою, оно не у женщины, а у доктора правъ, который отказался отъ вознагражденія въ три тысячи червонцевъ и желалъ получить только это кольцо. Я сначала отказалъ ему и даже того, кто спасъ жизнь дорогого моего друга, допустилъ уйти въ негодованіи. Что-же сказать тебѣ еще? Я былъ вынужденъ послать кольцо ему въ догонку, такъ поступить заставили меня совѣсть и приличіе. Не могъ-же запятнать свою честь черной неблагодарностью. Прости меня, добрая моя Порціа, клянусь благодатнымъ свѣтиломъ этой ночи, что если-бъ ты сама была при этомъ, ты сама выпросила-бы у меня кольцо и отдала его достойному доктору правъ.
   Порціа. Не допускай-же, чтобы этотъ докторъ близко подходилъ къ моему дому. Такъ какъ онъ выпросилъ сокровище, которое я такъ любила, которое ты изъ любви ко мнѣ поклялся хранить вѣчно, то и я буду такъ же щедра, какъ ты, не откажу ему ни въ чемъ, ни въ самой себѣ, ни въ ложѣ моего мужа. А узнать его я узнаю, я въ этомъ убѣждена. Не проводи ни одной ночи внѣ дома, стереги меня, какъ Аргусъ. Если не будешь стеречь и оставишь меня одну, клянусь честью, которую я еще не утратила, докторъ раздѣлитъ со мной ложе.
   Нэрисса. А его клэркъ -- мое; поэтому смотри, не предоставляй меня моему собственному надзору.
   Граціано. Хорошо, попробую! Но тогда пусть онъ мнѣ не попадается, а попадется -- не сдобровать и его перу.
   Антоніо. И я, несчастный, виноватъ во всемъ этомъ разладѣ.
   Порціа. Не огорчайтесь, синьоръ, мы все-таки рады вамъ отъ души.
   Бассаніо. Прости мнѣ, Порціа, эту вынужденную вину. Вотъ въ присутствіи всѣхъ друзей клянусь тебѣ собственными твоими прекрасными глазами, въ которыхъ вижу себя...
   Порціа. Обратите на это вниманіе: въ двухъ моихъ глазахъ онъ видитъ себя вдвойнѣ, по одному въ каждомъ глазѣ. Клянись своей двуличностью, это будетъ самая ненарушимая клятва.
   Бассаніо. Да полно-же, выслушай меня. Прости мнѣ эту вину и клянусь душою, никогда болѣе не нарушу никакой данной тебѣ клятвы.
   Антоніо. Я для его счастья уже ручался разъ своимъ тѣломъ, которое погибло-бы непремѣнно, если-бъ не тотъ, у кого ваше кольцо. Поручусь теперь всѣмъ, что для меня есть святою, что супругъ вашъ никогда уже умышленно не нарушить данной вамъ клятвы.
   Порціа. Вы ручаетесь за него? Такъ, отдайте-же ему вотъ это и скажите ему, чтобы онъ берегъ его лучше, чѣмъ прежде.
   Антоніо. Вотъ тебѣ кольцо, Бассаніо, клянись его хранить, какъ зеницу ока.
   Бассаніо. Боже мой, да вѣдь это то самое, что я отдалъ доктору!
   Порціа. Отъ котораго я получила его обратно. Прости меня, Бассаніо. За это кольцо докторъ провелъ со мной ночь.
   Нэрисса. Прости и меня, мой милый Граціано, потому что и я провела эту ночь именно съ тщедушнымъ мальчишкой, съ клэркомъ доктора.
   Граціано. Да это тоже, что починка большихъ дорогъ лѣтомъ, когда онѣ и безъ того достаточно хороши. Вы приставили намъ рога раньше, чѣмъ мы ихъ заслужили.
   Порціа. Не говорите такихъ грубыхъ словъ. Вы всѣ удивлены? Вотъ письмо, прочтите его на досугѣ, оно изъ Падуи, отъ Бэлларіо, и вы узнаете, что докторъ-законовѣдъ никто иной, какъ Порціа, а клэркъ его -- Нэрисса. Лоренцо засвидѣтельствуетъ вамъ, что я уѣхала слѣдомъ за вами и что только сейчасъ возвратилась и даже не входила еще въ домъ. Отъ души рада вамъ, Антоніо; есть у меня и для васъ новости, какихъ вы не ожидаете. Распечатайте сейчасъ-же это письмо, изъ него вы узнаете, что три изъ вашихъ богато нагруженныхъ кораблей неожиданно вернулись въ гавань. По какому-же странному случаю это письмо попало мнѣ въ руки -- вы не узнаете.
   Антоніо. Я нѣмѣю отъ удивленія.
   Бассаніо. Такъ это ты была докторъ? Какъ-же я тебя не узналъ?
   Граціано. А ты тотъ клэркъ, который, будто-бы сдѣлалъ меня рогоносцемъ?
   Нэрисса. Да, тотъ самый клэркъ, который никогда этого не сдѣлаетъ, если не превратится въ мужчину.
   Бассаніо. Милѣйшій докторъ, ты раздѣлишь со мною ложе, а въ мое отсутствіе съ моей женой.
   Антоніо. Прекрасная синьора, вы даровали мнѣ жизнь и средства, чѣмъ жить. Неужто справедливо извѣстіе, будто корабли мои благополучно прибыли въ гавань!
   Порціа. И для васъ, Лоренцо, у моего клэрка есть кое-что пріятное.
   Нэрисса. И я отдамъ ему это пріятное, не требуя за него никакой награды. Вотъ, вручаю вамъ, Джессика, дарственную запись богатаго жида, по которой все, что онъ имѣетъ, переходить послѣ его смерти къ вамъ.
   Лоренцо. Прекрасная синьора, вы небесной манной усыпаете путь голодающихъ.
   Порціа. Утро почти уже настало, и я убѣждена, что вы не вполнѣ удовлетворены объясненіями всего, что случилось. Пойдемте въ комнаты, тамъ можете допрашивать насъ, сколько угодно, и мы на все отвѣтимъ вамъ добросовѣстно.
   Граціано. Прекрасно, первымъ допросомъ, которому подъ присягой подвергнется Нэрисса, будетъ: что лучше для нея -- ждать-ли слѣдующей ночи, или теперь-же отправляться спать въ два часа утра. Если-бы даже насталъ день, я желалъ-бы, чтобы онъ былъ теменъ до тѣхъ поръ, пока я буду спать съ клэркомъ доктора. Затѣмъ, пока буду живъ, я не буду знать большей заботы, какъ храненіе кольца Нэриссы (Всѣ уходятъ).

КОНЕЦЪ.

  

ПРИМѢЧАНІЯ

   Вслѣдъ за Ричардомъ III" былъ написанъ "Венеціанскій купецъ" -- первая изъ романтическихъ драмъ Шекспира. "Превосходная исторія о венеціанскомъ купцѣ, съ изображеніемъ чрезвычайной жестокости жида Шейлока къ упомянутому купцу, у котораго онъ хочетъ вырѣзать фунтъ его мяса. Съ разсказомъ также о томъ, какъ рука Порціи получена посредствомъ выбора трехъ ящиковъ. Написана В. Шекспиромъ". Такъ гласило полное заглавіе этой пьесы въ первомъ ея изданіи, появившемся in-quarto въ 1600 г. Подъ тѣмъ же заглавіемъ, только съ прибавленіемъ, что она была представлена "много разъ слугами лорда-канцлера", пьеса эта была напечатана въ томъ же году другимъ типографщикомъ. Тѣмъ не менѣе, мы не знаемъ достовѣрно года появленія этой, одной изъ самыхъ блестящихъ, пьесъ Шекспира. Нѣкоторые изъ критиковъ указываютъ на 1594 г., исходя изъ того предположенія, что пьеса, внесенная въ этомъ году въ дневникъ Генсло, подъ названіемъ "Венеціанская комедія", вѣроятно, и есть пьеса Шекспира. Гервинусъ считаетъ это предположеніе весьма вѣроятнымъ, такъ какъ въ то время блэкфрайерская труппа, въ составъ которой входилъ и самъ Шекспиръ, была соединена уже съ обществомъ актеровъ, состоявшимъ подъ управленіемъ Генсло, и играла на Ньювингтонъ-Буттсѣ. Доказательства болѣе ранняго происхожденія этой пьесы, относимой Деліусомъ къ 1595 г., правильнѣе искать но столько во внѣшнихъ ея формахъ,-- въ версификаціи, сколько въ нѣкоторыхъ внутреннихъ признакахъ, которые приближаютъ эту пьесу къ болѣе раннимъ произведеніямъ Шекспира. Такъ, намеки на античные миѳы встрѣчаются здѣсь чаще, чѣмъ гдѣ-либо; въ разговорахъ "благородныхъ" женщинъ замѣтна еще та безцеремонность, которую Шекспиръ съ теченіемъ времени все болѣе и болѣе устранялъ изъ своихъ произведеній,-- все это черты, свойственныя первымъ произведеніямъ Шекспира. Тѣмъ не менѣе пьеса эта, по цѣльности обработки сюжета, заимствованнаго изъ разныхъ источниковъ, и по удивительной связности отдѣльныхъ частей, смѣло можетъ быть отнесена къ однимъ изъ самыхъ удачныхъ произведеній Шекспира. "Венеціанскій купецъ" не избѣгъ нѣкоторыхъ излишнихъ "мудрствованій" критиковъ, старавшихся найти въ личности Шейлока и въ характеристикѣ другихъ дѣйствующихъ лицъ пьесы какой-то отвлеченный образъ, какую то глубоко скрытую идею. Такъ, Шлегель въ Шейлокѣ усматриваетъ проявленіе вѣковой ненависти евреевъ къ христіанамъ. Другой критикъ, Ульрици, видитъ во всей этой пьесѣ одну идею -- summum jus summa iniuria -- высшее право -- высшая несправедливость... Можно сказать только одно: Шекспиръ былъ слишкомъ художникъ и совершенно не былъ способенъ къ созданію такихъ отвлеченныхъ типовъ, какіе приписываютъ ему нѣкоторые услужливые критики.
   Стр. 112. "Если-бы даже самъ Несторъ клялся". Несторъ -- одинъ изъ героевъ Трои, мудрый и справедливый старецъ, изъ устъ котораго "рѣчи слаще меда текли", любитъ давать молодому поколѣнію мудрые совѣты, почерпнутые изъ богатой сокровищницы житейскаго опыта. Мнѣнія Нестора пользовались такимъ авторитетомъ, что не допускали возраженій или сомнѣній.
   Стр. 115. "Она ни въ чемъ не уступаетъ дочери Катона, бывшей женой Брута".-- Порція, дочь стоика Катона и жена республиканца М. Брута, съ которой Бассаніо сравниваетъ бельмонтскую красавицу Порцію, была женщина замѣчательно мужественнаго характера и рѣдкихъ нравственныхъ качествъ.
   Стр. 118. "Молю у Бога счастливаго имъ пути". Въ 1604 г. былъ опубликованъ статутъ Іакова I, которымъ запрещалось упоминать на сценѣ слово Богъ. Въ изданіяхъ in-quarto еще встрѣчается слово -- Богъ, но въ in-folio 1623 г. оно замѣнено уже какимъ нибудь другимъ выраженіемъ. Такъ, въ первомъ изданіи "Венеціанскаго купца" мы читаемъ: "I pray God grant а faire departure", а въ in-folio "I pray God" замѣнено выраженіемъ "I wish" -- желаю.
   Стр. 118. "Мнѣ кажется, что за него поручился французъ".-- Шотландцы, во время своихъ политическихъ недоразумѣній съ англичанами, нерѣдко искали помощи у французовъ, которые, впрочемъ, обыкновенно отдѣлывались одними обѣщаніями быть союзниками шотландцевъ. Здѣсь, по мнѣнію комментатора Варбюртона, Шекспиръ подсмѣивается надъ этимъ неудачнымъ союзомъ Франціи съ Шотландіей.
   Стр. 126. "Алкидъ былъ бы побитъ своимъ пажемъ". Въ одномъ изъ миѳовъ о Геркулесѣ-Алкидѣ мы находимъ разсказъ о томъ, какъ Деіанира, одна изъ женъ Геркулеса, желая его болѣе привязать къ себѣ, посылаетъ ему черезъ Лихаса великолѣпную одежду, насыщенную какимъ-то любовнымъ зельемъ. Но зелье это оказалось ядовитымъ, и одежда эта, надѣтая Геркулесомъ, стала причинять ему такія ужасныя страданія, что онъ схватилъ принесшаго ему этотъ подарокъ "пажа" Лихаса и бросилъ его въ море.
   Стр. 127. "По волѣ трехъ сестеръ".-- По ученію древнихъ грековъ, судьба людей была въ рукахъ трехъ сестеръ-Паркъ,-- Кіото, Лахезисъ и Атропосъ. Поэтъ Гезіодъ изображаетъ Клото съ веретеномъ, Лахезисъ -- или съ шаромъ, на которомъ она намѣчаетъ участь людей, или со сверткомъ, содержащимъ опредѣленія судьбы, Атропосъ -- съ ножницами, которыми она отрѣзаетъ нить жизни, вытканную Клото, по указанію Лахезисъ.
   Стр. 134. "Не даромъ текла у меня кровь изъ носа въ послѣдній понедѣльникъ святой подѣли".-- Понедѣльникъ святой недѣли назывался "злосчастнымъ понедѣльникомъ", и суевѣрные люди считали этотъ день несчастнымъ днемъ. Хроникеръ Ховъ такъ объясняетъ происхожденіе этого "злосчастнаго понедѣльника": 4 апрѣля 1360 г., на второй день пасхи, король Эдвардъ расположился лагеремъ передъ Парижемъ, и къ вечеру на дворѣ сдѣлался такой холодъ, что нѣсколько всадниковъ замерзло, сидя на лошадяхъ. Съ тѣхъ поръ второй день пасхи названъ злосчастнымъ понедѣльникомъ".
   Стр. 138. "У англичанъ есть монета, съ изображеніемъ ангела".-- Золотая монета съ изображеннымъ на ней ангеломъ была въ большомъ ходу въ Англіи. Нѣкоторые изъ англійскихъ лингвистовъ предполагаютъ даже, что слово Englich, обозначающее англійскую расу, есть сокращеніе слова Angellike -- ангело-подобный и такимъ образомъ слово "Англія" производятъ отъ названія старинной монеты, бывшей въ ходу еще въ древне-саксонской монархіи.
   Стр. 146. "Это должно быть мой бирюзовый камень".-- Бирюзѣ приписывали въ тѣ времена магическое свойство -- предотвращать между супругами ссоры и измѣны.
   Стр. 148. "Когда Алкидъ искупилъ дань дѣвственницами"... Геркулесъ побѣдилъ морское чудовище, которому Гезіона, дочь троянскаго царя Лаомедонта, была обречена на съѣденіе.
   Стр. 148. "То, что внѣшнимъ своимъ блестящимъ видомъ сулитъ самое большое,-- на самомъ дѣлѣ бываетъ наиболѣе обманчиво".-- Вся эта рѣчь, произнесенная Бассаніо при выборѣ имъ шкатулки, и обращеніе его къ золоту, серебру и свинцу представляетъ одно изъ самыхъ лучшихъ мѣстъ этой пьесы и, по мнѣнію Гервинуса, здѣсь именно и слѣдуетъ уловить основную мысль "Венеціанскаго купца": Извѣдать то, какъ человѣкъ относится къ деньгамъ, значитъ взвѣсить его внутреннее достоинство и опредѣлить, что въ немъ зависитъ отъ "Внѣшнихъ предметовъ" и что въ его внутренней породѣ имѣетъ высшее назначеніе.
   Стр. 162. "Что подѣлываетъ именитый купецъ Антоніо".-- Именитыми или царственными купцами, "Royal merchant", называли въ Венеціи тѣхъ купцовъ, которые имѣли владѣнія на островахъ Архипелага.
   Стр. 169. "У тебя будетъ два воспріемника"... Присяжныхъ въ шутку называли крестными отцами, воспріемниками, и ихъ, по закону, требовалось двѣнадцать человѣкъ, для произнесенія смертнаго приговора.
   Стр. 171. "Въ такую ночь Тизбэ, ступая по росѣ, завидѣла вдругъ тѣнь льва"... Овидій, въ своихъ "Метаморфозахъ", разсказываетъ трогательную исторію красивой вавилонской дѣвушки Тизбэ и ея возлюбленнаго -- Пирама, Такъ какъ родители Тизбэ не соглашались на ихъ бракъ, то имъ приходилось встрѣчаться тайкомъ. Однажды свиданіе было назначено въ лѣсу, подъ тутовымъ деревомъ. Тизбэ пришла первая, но, увидавъ льва, который по близости съѣдалъ быка, убѣжала и впопыхахъ уронила свой плащъ, который левъ разорвалъ и запятналъ кровью растерзаннаго быка. Пирамъ, пришедшій на свиданіе, счелъ Тизбэ погибшей и закололъ себя тутъ-же, подъ тутовымъ деревомъ, плоды котораго съ тѣхъ поръ сдѣлались красными.
   Стр. 171. "Въ такую ночь Дидона, держа въ рукахъ ивовую вѣтку"... Образъ Дидоны, царицы финикійской, Шекспиръ заимствовалъ изъ "Энеиды" Вергилія. Эней, увлекши Дидону, по волѣ боговъ неожиданно долженъ былъ оставить Карѳагенъ,-- несчастная царица не перенесла этой разлуки и покончила съ собою тутъ-же на берегу моря, глядя на удаляющійся флотъ Энея.
   Стр. 172. "Sol-la, sol-la, ho, ha, ho".. Ланчелотъ подражаетъ здѣсь звуку трубы, которымъ, во времена Шекспира, почтальоны извѣщали о своемъ приближеніи.
   Стр. 173. "Нѣтъ ни одной, даже самой маленькой звѣздочки, которая въ своемъ движеніи не пѣла бы, словно ангелъ".-- Это явно пантеистическое представленіе въ духѣ Джіордано Бруно, идеями котораго Шекспиръ очень часто пользуется, выражая ихъ въ поэтическихъ образахъ и картинахъ. Идеи Бруно были очень популярны, и нѣтъ сомнѣнія, что Шекспиръ интересовался ученіемъ итальянскаго философа, который въ такой увлекательной формѣ представлялъ самую сущность въ духѣ Возрожденія.
   Стр. 173. На свѣтѣ нѣтъ ничего, чтобы на время "не укрощалось-бы музыкой".-- Къ музыкѣ вообще Шекспиръ относится съ громадною любовью и говоритъ о ней, объ ея чарующей силѣ, очень часто въ своихъ произведеніяхъ. Во время Шекспира Англія была передовымъ народомъ въ музыкѣ, и композиторъ Доулендъ, обучавшій Елизавету игрѣ на лютнѣ, пользовался европейскою извѣстностью.
   Стр. 173. "Наклонности мрачны, какъ Эребъ".-- Хаосъ, зіяющее, неизмѣримое міровое пространство, существовавшее прежде всѣхъ вещей, создалъ Эреба -- мрачный, первоначальный источникъ всякой жизни въ мірѣ.
   Стр. 174. "Теперь Діана покоится съ Эндиміономъ".-- Прелестный, поэтическій образъ Эндиміона Шекспиръ заимствовалъ у Овидія. Эндиміонъ -- красивый, спящій юноша, предметъ страсти божества луны -- Селены. Селена любитъ юношу и каждую ночь спускается съ неба, чтобы цѣловать его и отдыхать съ нимъ.
   Стр. 175. "Съ надписью, вродѣ тѣхъ, которыя встрѣчаются на ножахъ".-- На ножахъ было обыкновеніе вырѣзывать какія нибудь слова и даже цѣлые стихи, выражающіе какіе-нибудь совѣты или пожеланія.
  
  
  
Иль отразились такъ
             Въ моихъ зрачкахъ, что кажутся въ движеньи?
             Уста полуоткрытыя дыханьемъ...
             Такая сладкая преграда раздѣляетъ
             Такихъ подругъ. Вотъ волосы ея:
             Здѣсь живописецъ тоньше паука
             Сплелъ золотую ткань для уловленья
             Людскихъ сердецъ, вѣрнѣе комаровъ.
             Да -- но ея глаза! Какъ могъ глядѣть онъ, -
             Чтобъ кончить ихъ? Нарисовавъ одинъ.
             Онъ могъ, мнѣ кажется, свои утратить оба, --
             И трудъ бы не былъ конченъ.-- Но смотрите:
             Насколько сущность всѣхъ моихъ похвалъ
             Ничтожнѣе ея изображенья,
             Такъ это самое изображенье
             Блѣднѣетъ передъ сущностью своей.
             Здѣсь и записка -- списокъ блатъ моихъ:
                  Выбиралъ ты не по виду,
                  Такъ и выбралъ не въ обиду.
                  Такъ какъ счастье предъ тобой,
                  Не гонись за новизной.
                  Если ты вполнѣ доволенъ,
                  И сбылись мечты твои;
                  То ты взять невѣсту воленъ,
                  Давъ ей поцѣлуй любви.
             Записка милая! Позволено ли будетъ
             По ней вполнѣ отдать и получить. (Цѣлуетъ ее.)
             Какъ тотъ изъ состязателей на призъ,
             Кто мнитъ, что заслужилъ въ глазахъ народа,
             Заслыша крикъ и вопли одобренья --
             Стоитъ въ припадкѣ головокруженья,
             Глядя безъ цѣли, сомнѣваясь самъ --
             Къ нему-ль летятъ всѣ эти похвалы;
             Такъ я, втройнѣ прекрасная, предъ вами,
             Такъ именно въ сомнѣніи стою --
             Не знаю: все что вижу, точно-ль правда?--
             Пока не получило подтвержденья,
             Ратификаціи и подписи отъ васъ.
             Порція.-- Вы видите меня, синьоръ Бассаньо,
             Какъ я вотъ здѣсь стою, -- такъ, какъ я есть.
             Хотя-бъ и для себя самой нельзя
             Считать пустымъ, заносчивымъ -- желанье
             Быть много, много лучше, чѣмъ я есть;
             Но мнѣ-бъ хотѣлось, чтобъ для васъ могла я
             Быть трижды двадцать разъ самой собой!
             Разъ въ тысячу прекраснѣй, въ десять тысячъ
             Богаче, чтобъ -- съ единственною цѣлью
             У васъ стать выше на счету -- могла я
             Въ богатствѣ, добродѣтеляхъ, друзьяхъ,
             И въ красотѣ, и въ знаньяхъ, и -- во всемъ
             Превысить всякій счетъ; теперь же счетъ мой
             Весь сводится къ нулю; въ итогѣ я
             Лишь дѣвочка безъ выправки, безъ знаній,
             Безъ опыта; счастливая лишь тѣмъ,
             Что не стара еще, чтобы учиться;
             Счастливѣй тѣмъ, что и не такъ глупа,
             Чтобъ не могла учиться; но всего
             Счастливѣй тѣмъ, чти свой незрѣлый умъ
             Повѣрить можетъ вамъ для направленья,
             Какъ другу, какъ наставнику, какъ власти.
             Сама и все мое -- преобразится
             Пусть въ васъ и ваше: только вотъ была
             Я господиномъ этого дворца,
             Главою слугъ, своею королевой;
             И вотъ теперь же, именно теперь --
             Дворецъ, прислуга, лично я сама --
             Все ваше, мой властитель, -- Съ этимъ перстнемъ
             Ихъ вамъ передаю. Но еслибъ вы
             Разстались съ этимъ перстнемъ, потеряли,
             Иль отдали его кому-нибудь, --
             То это будетъ предзнаменованьемъ
             Конца любви; и дастъ законный поводъ
             Мнѣ съ вами ссориться -- 1
  
   1 О нескончаемыхъ и ни къ чему не ведущихъ брачныхъ искательствахъ у королевы Елисаветы въ новѣйшей монографіи Соколова, между прочимъ, читаемъ: ..."съ герцогомъ алянсонскюіъ (онъ же впослѣдствіи анжунскій, братъ короля Французскаго) дѣло у нея заходило такъ далеко, что разъ въ присутствіи двора она его поцѣловала, и снявъ со своей руки кольцо, сама надѣла его ему на палецъ"... (Strype, Ann. III--Hume, VI--Frond XI, и друг.) Но и послѣ этого все-таки ничего не вышло, такъ какъ она постоянно назначала такія неисполнимыя условія и требованія (загадки), что всегда могла уклониться въ самую послѣднюю минуту отъ ненавистнаго ей брака.
  
             Бассаніо.--                     Синьора, у меня
             Вы отняли возможность всякихъ словъ:
             Во мнѣ лишь чувства могутъ говорить;
             И всѣ способности мои въ такомъ броженьи.
             Какъ послѣ рѣчи, сказанной прекрасно
             Любимымъ государемъ, то бываетъ
             Съ жужжащей шумно, радостной толпой,
             Гдѣ изъ чего-то, смѣшаннаго вмѣстѣ,
             Помимо тайнаго и явнаго восторга
             Выходитъ просто -- дикое ничто.
             Когда-жь кольцо простится съ этимъ пальцемъ,
             Простится съ нимъ и жизнь. О, можно смѣло
             Тогда сказать: Бассаніо ужь нѣтъ.
             Нериса.-- (всѣ приближаются.)
             Теперь, пора и намъ, синьоръ, синьора,
             Стоявшимъ здѣсь, и видѣвшимъ свершенье
             Желаній нашихъ, тоже возгласить --
             Да здравствуютъ! Да здравствуютъ на радость,
             Нашъ господинъ, и наша госпожа!
             Граціано. Синьоръ Бассаніо, и свѣтлая синьора.
             Желаю вамъ, всѣхъ благъ, какихъ вы сами
             Себѣ могли бы только пожелать:
             Какъ отъ меня ужь ничего конечно.
             Вы пожелать не можете. И такъ какъ
             Изволите оторжествлять вы сдѣлку
             Союза вашего, то я прошу.
             Чтобъ тѣмъ же временемъ женили и меня.
             Бассаніо.-- Я очень радъ, достань себѣ невѣсту.
             Граціано.-- Благодарю, синьоръ: вы мнѣ ее достали.
             Мои глаза, синьоръ, не хуже вашихъ:
             Ты высмотрѣлъ владѣтельную даму.
             Я -- барышню изъ свиты: ты влюбился.
             Влюбился я какъ видно, проволочки
             Не по сердцу и мнѣ, какъ и тебѣ.
             Твой кушъ зависѣлъ отъ ларцовъ, вонъ тамъ:
             И также мой стеченье обстоятельствъ:
             Ухаживаньемъ до втораго пота.
             И клятвами до изсушенья нёба --
             Отъ клятвъ любви!-- и добылъ наконецъ
             (Коль обѣщанье можетъ быть концомъ),
             Я добылъ обѣщанье вотъ отъ этой
             Красавицы -- на всю ея любовь.--
             Какъ скоро счастіе тебѣ добудетъ
             Ихъ принципалку, да --
             Порція.-- Нерисса, это правда?
             Нерисса.-- Такъ точно -- если будетъ вамъ угодно.
             Бассаніо.-- А ты, Грацьяно, въ этотъ разъ серьезенъ?
             Граціано.-- Въ сурьезѣ, монсиньоръ.1
  
   1 Такой человѣкъ, конечно, не задумается, ради краснаго словца и удачной игры словъ, назвать "жантилькой". хорошенькую дѣвушку, стоящую ниже его по положенію. И всякое сомнѣніе- въ этомъ можно объяснить только тѣмъ, что воспринятіе живыхъ образовъ, равно какъ и возсозданіе ихъ, требуетъ не умственныхъ усилій во всеоружіи знаній, а свободной силы воображенія.
  
             Бассаніо.-- Ну, праздникъ нашъ почтится вашимъ бракомъ.
             Граціано.-- (Въ Бассан. тихо.) И мы сыграемъ съ ними на пари
             За первенца на тысячу дукатовъ.
             Нерисса.-- (Подслушавъ.) А ставку. Что же, вынешь напередъ?
             Граціано.-- Кто-жь выигралъ когда въ такомъ пари,
             Сначала вынувъ ставку?-- Но, кто это?
             Лоренцо и съ язычницей своей --
             Какъ! И мои старый другъ Соляньо.

Входятъ Лоренцо, Іессика и Соляніо.

             Бассаніо.-- Лоренцо и Соляніо, прошу васъ,
             Какъ скоро юность правъ моихъ даетъ
             Мнѣ право здѣсь просить.-- Позвольте вотъ
             Представить вамъ -- друзья и земляки --
             И пригласить ихъ.
             Порція.--           Ваше приглашенье
             Есть и мое -- отъ всей души прошу ихъ.
             Лоренцо.-- Благодарю васъ, я никакъ не думалъ
             Васъ безпокоить:-- я настигъ Соляньо
             Въ пути, и онъ уговорилъ меня,
             До полной невозможности отказа --
             Съ нимъ вмѣстѣ ѣхать къ вамъ.
             Соляніо.--                     Уговорилъ-съ;
             И у меня на это есть причины.
             Вотъ это отъ синьоръ Антоньо къ вамъ --

(Подаетъ письмо).

             Бассаніо.-- Но прежде, чѣмъ открою, я прошу васъ:
             Скажите, какъ онъ, другъ мой, поживаетъ?
             Соляніо.-- Не боленъ, если только не душою;
             И не совсѣмъ здоровъ, какъ развѣ лишь душою;
             Его письмо вамъ лучше объяснитъ...
             Граціано.-- Нерисса, обласкайте незнакомку:
             Займи ее.-- Соляньо, вашу руку!
             Что новаго въ Венеціи у насъ?
             Ну, что Антоніо, сей царственный купецъ?1
             Порадуется нашему успѣху...
             Вѣдь мы Язоны, братъ, -- мы добыли руно.
  
   1 Изъ современниковъ, царственнымъ купцомъ называли Sir Thomas Gresham'а отчасти по причинѣ его громаднаго богатства, главнымъ же образомъ вслѣдствіе отличія всегда оказываемаго ему королевой, которая часто обращалась къ нему за совѣтомъ по дѣламъ торговли.
  
             Соляніо.-- Когда-бъ вы добыли руно, что потерялъ онъ!
             Порція.-- Есть что-то непріятное въ бумагѣ,
             Такъ омрачившей цвѣтъ его лица:
             Не умеръ ли кто изъ друзей -- ничто
             Такъ не могло бы сильно потрясти
             Съ его характеромъ... Съ нимъ хуже все и хуже!
             Позвольте, -- кажется, я не чужая вамъ --
             И половина мнѣ принадлежитъ со всемъ.
             Что можетъ заключаться и въ письмѣ...
             Бассаніо.-- Ахъ, милая! Немного горькихъ словъ,
             Которыя когда-либо пятнали
             Бумагу!-- Милая, когда впервые
             Я говорилъ вамъ о моей любви,
             Я вамъ открылъ, что все, что я имѣю, --
             Въ патриціанской лишь моей крови;
             И я сказалъ вамъ правду:-- и, однако, --
             Моя безцѣнная, держа себя такъ скромно,
             Увидите, какъ я безбожно хвасталъ:
             Когда я говорилъ, что состоянье
             Мое -- ничто, я-бъ долженъ былъ сказать вамъ,
             Что это хуже чѣмъ ничто; и точно:
             Я обязался дорогому другу,
             Я дорогаго друга обязалъ
             Его лютѣйшему врагу, чтобъ тѣмъ
             Себѣ доставить средства. Вотъ письмо:
             Бумага -- тѣло дорогаго друга,
             А слово каждое -- зіяющая рана,
             Сочащаяся кровью.-- Что же это,
             Соляніо?-- Неужто предпріятья
             Всѣ лопнули? Не вышло ни одно!
             Изъ Триполи, изъ Мексики, изъ Индіи,
             Изъ Лиссабона, Англіи, Морокко?
             И ни одинъ не избѣжалъ корабль
             Прикосновенья безпощадныхъ скалъ,
             Столь роковаго...
             Соляніо.--           Ни одинъ, синьоръ.
             Къ тому же, кажется, есть основанье думать,
             Что еслибъ у него и были деньги
             Въ наличности, чтобъ уплатитъ Жиду,
             То онъ не приметъ ихъ. Не знаю существа,
             Имѣющаго образъ человѣка,
             Котораго такъ жадно и такъ страстно
             Манила бы погибель человѣка.
             Онъ осаждаетъ дожа днемъ и ночью,
             Хуля порядки наши и свободу,
             Коли ему откажутъ въ правосудьи.
             Купцы, самъ дожъ и всѣ маньификосы,
             Изъ наивысшихъ, препирались съ нимъ;
             Но, что жь -- никто не могъ его отвлечь
             Отъ скареднаго довода просрочки,
             И обязательства и правосудья.
             Іессика.-- Когда я у него жила, онъ клялся
             Тубалу, Кущу -- племени его,
             Что плоть Антоніо ему дороже,
             Чѣмъ въ двадцать разъ количество той суммы,
             Которую должны ему; и знаю,
             Мой господинъ, что если судъ, законы.
             Господствія и власти не откажутъ --
             Несчастному Антоньо будетъ худо.
             Порція.-- Это вашъ вѣрный другъ въ такомъ несчастьѣ?
             Бассаніо.-- Вѣрнѣйшій другъ, добрѣйшій изъ людей,
             Великодушнѣйшій, во вѣкъ неутомимый
             На подвиги добра; одинъ, въ которомъ
             Вся доблесть римская соединялась,
             Какъ болѣе въ Италіи ни въ комъ.
             Порція. -- Какую жь сумму долженъ онъ Еврею?
             Бассаніо.-- Три тысячи дукатовъ за меня.
             Порція.-- Какъ, только?-- заплатить ему шесть тысячъ,
             И уничтожить сдѣлку; шесть удвоить,
             Затѣмъ еще утроить эту сумму,
             Чѣмъ довести, чтобы подобный другъ
             Могъ волосъ потерять черезъ Бассаньо.
             Но прежде -- въ церковь -- назовите тамъ
             Меня своей женою; и затѣмъ
             Въ Венецію скорѣй на помощь другу:
             Вы не должны приблизиться ко мнѣ
             Съ тревожнымъ сердцемъ. А на ваши траты
             Вамъ станетъ, чтобъ разсчесться въ двадцать разъ:
             Тогда являйтесь вмѣстѣ съ вашимъ другомъ.
             Я и моя Нерисса между тѣмъ
             Жить будемъ, какъ дѣвицы, или вдовы.
             Пойдемте же; когда ужь надо такъ,
             Чтобъ ты отсюда уѣзжалъ въ день свадьбы,
             Привѣтливъ будь, имѣй веселый видъ...
             Такъ какъ тебя я дорого купила,
             Тебя я буду дорого цѣнить.
             Прочти же мнѣ, что пишетъ этотъ другъ.
   Бассаніо (читаетъ). "Милый Бассаніо, всѣ мои корабли потонули, мои кредиторы ожесточаются, мое состояніе въ совершенномъ разстройствѣ, мое обязательство Жиду просрочено; и такъ какъ невозможно, чтобы, уплачивая ему неустойку, я остался въ живыхъ, то всѣ счеты между нами должны почитаться оконченными. Еслибъ только мнѣ еще разъ увидать тебя передъ смертью! Дѣлай, однакожь, какъ тебѣ лучше: если твоя любовь не убѣждаетъ тебя пріѣхать, то письмо мое и не должно."
             Порція.-- О, милый! брось ты все -- и отправляйся.
             Бассаніо.-- Какъ скоро вы мнѣ разрѣшили ѣхать,
             Я поспѣшу.-- Пока не возвращусь,
             Меня не взманитъ никакое ложе,
             Ни сна покой не станетъ между нами (Уходятъ.)
  

СЦЕНА III.

Венеція. Улица.

Входятъ Антоніо, Салярино, Шейлокъ и тюремщикъ.

             Шейлокъ.-- Тюремщикъ, стереги его. Не говорите
             О милосердьи мнѣ -- это глупецъ,
             Который раздавалъ въ долгъ деньги даромъ;--
             Тюремщикъ, стереги его.
             Антоніо.-- Послушай, добрый Шейлокъ, выслушай меня.
             Шейлокь.-- Мнѣ нужно получить по неустойкѣ.
             Не возражайте противъ неустойки:
             Я клятвою поклялся получить
             По обязательству и неустойкѣ.
             Ты обзывалъ уже меня собакой,
             Когда еще и не имѣлъ причины.--
             Ну, если я собака, берегись
             Моихъ клыковъ.-- Дожъ дастъ мнѣ правосудье.--
             Я удивляюсь и тебѣ, тюремщикъ, --
             Какъ ты, болванъ, и можешь быть такъ глупъ,
             Чтобъ съ нимъ ходить, какъ только онъ попроситъ.
             Антоніо.-- Прошу же, выслушай, что я тебѣ скажу.
             Шейлокъ.-- Мнѣ нужно получить по неустойкѣ.
             Не нужно мнѣ, что будешь говорить.
             Мнѣ нужно получить по неустойкѣ.
             А потому молчи -- не говори.
             Я не хочу, чтобъ дѣлали меня
             Раскисшей плаксою съ напухшими глазами,
             Который бы разнѣжился, вздыхалъ,
             И, помавая головой, сдавался
             На всякія заступки христіанъ.
             Отстань же: мнѣ не нужно говоренья;
             Мнѣ нужно получить по неустойкѣ. (Уходитъ.)
             Салярино.-- Ну, -- этакій неумолимый песъ
             Едва-ль когда-нибудь вращался въ мірѣ.
             Антоніо.-- Оставь его въ покоѣ: я не стану
             За нимъ гоняться съ тщетными мольбами.
             Ему нужна, я знаю, жизнь моя --
             И поводы мнѣ хорошо извѣстны:
             Не разъ я выручалъ отъ пень его
             Всѣхъ приходившихъ съ просьбами ко мнѣ:
             За то-то онъ меня и ненавидитъ.
             Салярино.-- Дожъ никогда не выдастъ разрѣшенья
             На исполненье по такой просрочкѣ.
             Антоніо.-- И дожъ не остановитъ ходъ закона.
             Во обезпеченье тѣхъ капиталовъ,
             Что иностранцы помѣщаютъ къ намъ;
             Останови его -- нарушится довѣрье,
             И скажется вредомъ на государствѣ,
             Такъ какъ богатства наши и торговля
             Зависятъ отъ довѣрія всѣхъ націй.
             А потому -- разстанемся.-- Идемъ: --
             Всѣ эти огорченья и потери
             Ужь такъ меня успѣли извести,
             Что я едва-ли сохраню фунтъ мяса
             На удовлетворенье кредитора.--
             Идемъ, тюремщикъ.-- Еслибъ только могъ
             Бассаніо пріѣхать -- посмотрѣть,
             Какъ я его выплачиваю долгъ;--
             Тогда мнѣ все равно -- (уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Бельмонтъ. Залъ въ замкѣ.

Входятъ Порція, Нерисса, Лоренцо, Іессика и Бальтазаръ.

             Лоренцо.-- Синьора, въ вашемъ же присутствіи скажу:
             У васъ возвышенное, вѣрное понятье
             О неземномъ, священномъ чувствѣ дружбы:
             И это видно изъ того ужь, какъ
             Вы переносите отсутствіе супруга.
             Но еслибъ только знали вы, кому
             Оказываете вы эту честь,
             И что за человѣку шлете помощь.
             Какъ вѣрному и преданному другу
             Супруга вашего, то я увѣренъ, --
             Вы болѣе-бъ гордились этимъ дѣломъ,
             Чѣмъ всякою обычной благостыней.
             Порція.-- Мнѣ никогда еще не приходилось
             Раскаяться въ добрѣ - и не придется.
             Вотъ видите -- мнѣ кажется, что люди,
             Которые проводятъ вмѣстѣ время
             Въ обмѣнѣ мыслей, соединены
             Сочувствіемъ въ одно ярмо любви, --
             Не могутъ не имѣть и схожихъ свойствъ
             Ума, характера и обращенья.
             А это все меня и убѣждаетъ,
             Что вашъ Антоніо, какъ искренній другъ мужа,
             И долженъ быть похожъ во всемъ на мужа.1
  
   1 Комментаторы, въ поясненіе къ этимъ строкамъ, дѣлаютъ ссылки на Цицерона (De Amicitia), который, въ отношеніи нравственнаго сходства между друзьями принимая опредѣленіе Аристотеля, называетъ истиннаго друга "alter idem" -- другой я... И Бэконъ Веруламскій въ цѣломъ особомъ трактатѣ "О дружбѣ" тоже развиваетъ какъ разъ тѣ же самые взгляды, которые поражаютъ тутъ Лоренцо со своею принципалкой.
  
             А если такъ -- какъ мало стоитъ все,
             Что издержала я на искупленье
             Подобья собственной души отъ адскихъ мукъ!
             Но это близко къ самовосхваленью.
             Итакъ, довольно.-- Лучше о другомъ:
             Лоренцо, я сдаю на ваши руки
             Хозяйство все и управленье домомъ
             До возвращенья мужа. Я жь сама
             Дала таинственный обѣтъ, чтобы въ молитвѣ
             И помыслахъ пребытъ благочестивыхъ,
             Въ уединеніи, съ одной только Нериссой,
             До самаго прибытія мужей.
             Тутъ монастырь не далеко отсюда --
             Мы тамъ и будемъ.-- Очень бы желала,
             Чтобъ вы не отклонили это бремя,
             Которое навязываютъ вамъ
             Моя любовь -- моя необходимость.
             Лоренцо.-- Сударыня, готовъ отъ всей души
             Исполнить ваши милыя велѣнья.
             Порція.-- Всѣмъ людямъ дома это ужь извѣстно.
             Всѣ будутъ признавать васъ и Іессику
             На мѣсто мужа и меня самой.
             Итакъ, желаю счастья -- до свиданья.
             Лоренцо.-- Прелестныя мечты и чувство счастья
             Да не покинутъ васъ.
             Іессика.--                     Желаю вамъ
             Всего, всего прекраснаго, синьора.
             Порція.-- Благодарю за добрыя желанья,
             И вамъ желаго счастія, Іессика.

(Лоренцо и Іессика уходятъ.)

             Ну, Бальтазаръ -- какъ я тебя всегда
             Знавала честнымъ, вѣрнымъ -- такъ надѣюсь
             Ты будешь и теперь: возьми письмо,
             И не щади ужь никакихъ усилій,
             Чтобъ бытъ скорѣе въ Падуѣ. Тамъ въ руки
             Подашь его кузену моему --
             Смотри, какія дастъ тебѣ онъ -- докторъ
             Белляріо -- бумаги и одежды,
             Вези со всевозможной быстротой
             Къ traghetto ихъ, -- ну, просто, къ перевозу,
             Что тамъ у нихъ въ Венеціи1. Не трать
             Минуты на отвѣтъ, а отправляйся:
             Мнѣ, надобно опередить тебя.
  
   1 "Tranect" въ подлинникѣ не опечатка, какъ нѣкоторые думаютъ, такъ какъ таковую было бы уже довольно времени исправитъ, а скорѣе та наивная небрежность въ обращеніи съ чужими словами, какою отличались тѣ времена, вѣдь сдѣлали же изъ изящнаго имени М-lle de Queroille мистрисъ Карвэлль... Такъ точно и тутъ: французское Trajet, итальянское traghetto -- мѣсто переправы, перевоза въ Венеціи -- бродъ. Коріатъ, путешественникъ, 1611 года упоминаетъ: "Тамъ у нихъ въ Венеціи тринадцать перевозовъ, съ которыхъ прохожіе могутъ быть доставлены на какое угодно мѣсто въ городѣ."
  
             Бальтазаръ.-- Лечу со всевозможной быстротой. (Бальтаз. уходитъ )
             Порція.-- Впередъ, Нерисса;-- тутъ такое дѣло,
             Какого ты и не подозрѣваешь:
             Мы можемъ увидать своихъ мужей.
             Когда они подумать не успѣютъ
             Еще о насъ.
             Нерисса.--           И насъ они увидятъ?
             Порція.-- Должны, Нерисса; но въ такихъ костюмахъ,
             Что могутъ въ насъ и то предполагать,
             Чего мы не имѣемъ. На пари,
             Какое хочешь, что когда мы обѣ
             Преобразимся въ молодыхъ людей,
             Я выйду болѣе красивымъ малымъ
             Изъ насъ двоихъ: сумѣю и кинжалъ
             Носить съ изящнымъ видомъ забіяки;
             И говорить тѣмъ переходнымъ тембромъ,
             Съ вибраціей ни мальчика, ни мужа;
             И превращать два крошечныхъ шажка
             Въ мужской широкій шагъ; и толковать о схваткахъ.
             Какъ настоящій юноша хвастунъ;
             Разсказывать хорошенькія враки,
             Какъ высокопоставленныя дамы
             Моей любви искали, какъ страдали
             И померли отъ моего отказа --
             И что жь я могъ тутъ сдѣлать?-- А потомъ
             Приду къ раскаянью и выражу желанье,
             Что все жь бы лучше мнѣ не убивать ихъ...
             И двадцать наскажу такихъ пустыхъ
             И минимальныхъ лжей, что поклянутся всѣ,
             Что я ужь больше года, какъ изъ школы!..
             Въ моемъ умѣ есть тысячи сырья
             Всѣхъ этихъ штукъ хвастливыхъ болтуновъ,
             Которыя и примѣню я къ дѣлу.
             Нерисса.-- И превратиться намъ совсѣмъ въ мужчинъ?
             Порція.-- Ай-ай! Что за вопросъ такой, Нерисса!--
             Случись вдругъ тутъ худой истолкователь...
             Идемъ; мои планъ тебѣ повѣдаю въ каретѣ,
             Которая насъ ждетъ въ воротахъ парка;1
             А потому, пожалуйста, скорѣй:
             Намъ нынче жь мало смѣрить двадцать миль. (Уходятъ.)
  
   1 Это, конечно, одинъ изъ тѣхъ анахронизмовъ, которыми не стѣснялось тогдашнее поэтическое творчество. Что до всѣхъ этихъ мелкихъ нарушеніи внѣшнихъ подробностей, когда мистическій мракъ и холодные туманы Скандинавіи чувствуются въ Гамлетѣ не меньше оттого, что Офелія приказываетъ подать себѣ карету.
  

СЦЕНА V.

Тамъ же. Садъ.

Входятъ Іессика и Ленчелотъ.

             Ленчелотъ.-- Нѣтъ, по истинной правдѣ; потому, вотъ видите ли, это именно, что грѣхи родителя должны возлагаться на голову дѣтей; а потому -- вотъ помяните мое слово, я васъ боюсь. Я вѣдь съ вами завсегда попросту: такъ и теперь выражаю мое разстройство но этой части. Такъ ужь будьте благонадежны: а ужь это я вамъ именно говорю, что вы осуждены. Есть тутъ одна только надежда, которая можетъ вамъ послужить къ добру, да и та такъ, самая лядащая, непристойная надежда.
   Іессика.-- Какая жь это надежда, скажи, пожалуйста?
   Ленчелотъ.-- Да, право; вы можете отчасти быть въ надеждѣ, что вашъ отецъ никогда не производилъ васъ на свѣтъ: что вы не дочь Жида.
   Іессика.-- Ну, это была бы и въ самомъ дѣлѣ непристойная надежда: а такъ должны были бы обрушиться на меня грѣхи моей матери.
   Ленчелоть.-- Именно такъ оно и есть: боюсь, вы осуждены сугубо, и по отцу, и по матери: такъ что чуть только я прочь отъ Сциллы вашего отца, какъ попадаю въ Харибду вашей матери. Очень хорошо, вы все равно погибли и тѣмъ и другимъ путемъ {Два классическіе водоворота -- одинъ у береговъ Италіи, другой у береговъ Сициліи. Новѣйшій поэтъ на латинскомъ языкѣ, Philip Gualtier, изобразилъ эту лоцманскую дилемму въ слѣдующей поговоркѣ: "Incidit in Scyllam cupieus vitare Charybdim''. Этою-то поговоркой и пользуется эрудиція Ленчелота.}.
  
  
   Іессика.-- Я буду спасена моимъ мужемъ, который сдѣлалъ меня христіанкой.
   Ленчелотъ.-- Именно, что за это-то его и нельзя похвалить. Мало, что ли, насъ было христіанъ до сихъ поръ? Какъ разъ столько, чтобы прожить одному возлѣ другаго безъ обиды. Это усиленное производство христіанъ только поднимаетъ цѣну на свиней: если доживемъ до того, что всѣ станутъ ѣсть свинину, нельзя будетъ достать и ломтикъ сала ни за какія деньги.
   Іессика.-- Вотъ и скажу моему мужу, Ленчелотъ, что ты тутъ говоришь: вотъ онъ идетъ.

Входитъ Лоренцо.

   Лоренцо.-- Я скоро стану тебя ревновать къ женѣ, Ленчелотъ, если ты все будешь такъ-то заговаривать ее по угламъ.
   Іессика.-- Нѣтъ, Лоренцо, тебѣ нечего тутъ опасаться: мы съ Ленчелотомъ все ссоримся. Онъ мнѣ объяснилъ напрямикъ, что для меня не можетъ быть на небесахъ милосердія, потому что я дочь Жида; а про тебя говоритъ, что ты дурной гражданинъ республики, такъ какъ обращеніемъ Жидовъ въ христіанъ поднимаешь цѣну свинины.
   Лоренцо.-- Мнѣ, пожалуй, легче будетъ въ этомъ держать отвѣтъ передъ республикой, чѣмъ тебѣ въ томъ прибавленіи, какое получила негритянка: арапка-то вѣдь это по твоей милости, Ленчелотъ -- {
   Здѣсь арапка принимается не въ смыслѣ арабской расы, когда слово пишется чрезъ б, а въ смыслѣ находящейся въ услуженіи негритянки, что называлось въ старину арапкой, черезъ п. (См. примѣчаніе къ словамъ Бассаніо во II сценѣ.)}.
   Ленчелотъ.-- Ежели арапка можетъ не бытъ рабою чистаго разума, то это еще, но моему, не бѣда; но если она дошла до всего не безъ боли, то она болѣе того, чѣмъ за что ее вообще принимали.
   Лоренцо.-- Просто ужь нѣтъ глупца, который бы не сумѣлъ отыгрываться словами! Я думаю, скоро изящнѣйшія свойства остроумія превратятся въ молчаніе, и даръ слова будетъ восхваляться въ однихъ попугаяхъ.-- Ступай, дурень, въ комнаты; скажи, чтобъ приготовлялись къ обѣду.
   Ленчелотъ.-- Ужь это готово, синьоръ: у всякаго есть желудокъ.
   Лоренцо.-- Боже милостивый! Что за перебрасыватель словъ! Ну, такъ поди скажи имъ, чтобъ приготовляли обѣдъ.
   Ленчелотъ.-- И это ужь тоже готово, синьоръ; только бы вотъ накрыть -- вотъ словцо.
   Лоренцо.-- Ну, накрывайте -- накрывайтесь вы, что ли, тамъ.
   Ленчелотъ.-- Нѣтъ, пѣтъ -- ужь это не извольте, синьоръ; я тоже знаю мое положеліе.
   Лоренцо.-- Опять препирательство о словахъ! Ты не хочешь ли ужь въ одну секунду показать всѣ богатства своего остроумія? Прошу тебя, потрудись понять человѣка съ здравымъ смысломъ, говорящаго на языкѣ здраваго смысла: отправляйся къ своей тамъ братіи -- и прикажи накрывать на столъ. и подавать кушанья, а мы придемъ обѣдать.
   Ленчелотъ.-- Что насчетъ стола, синьоръ, онъ будетъ поданъ, что насчетъ кушанья, оно будетъ накрыто; ну, а что ужь насчетъ вашего прихода къ обѣду, синьоръ, то это будетъ, какъ вамъ укажутъ ваше расположеніе и настроеніе минуты. (Уходитъ.)
             Лоренцо.-- Оригинальная подборка словъ!
             Глупецъ понасажалъ въ своемъ умѣ
             Безъ счета присказокъ... И что жь, я знаю
             Такихъ глупцовъ, стоящихъ лучше въ свѣтѣ,
             Снабженныхъ такъ же, какъ и онъ, которымъ
             Все нипочемъ для краснаго словца.
             Ну, какъ ты чувствуешь себя, Іессика?
             Скажи же, душка, мнѣніе свое --
             Какъ нравится тебѣ хозяйка дома?
             Іессика.-- Превыше выраженья.-- Такъ прилично
             Бассаніо быть непорочнымъ въ жизни,
             Такъ какъ имѣя столько въ этой дамѣ
             Благословенья, здѣсь же на землѣ
             Познаетъ онъ небесныя блаженства;
             И если на землѣ онъ не пойметъ ихъ,
             Тогда ужь для чего ему на небо.
             Когда бы двое изъ боговъ сразились
             Въ божественной борьбѣ, и какъ залоги
             Поставили себѣ двухъ смертныхъ женщинъ,
             Одной изъ нихъ -- она... Пришлось бы много
             Къ другой прибавить -- такъ какъ грубый свѣтъ.
             Ей не представитъ равной.
             Лоренцо.                     И такого
             Во мнѣ ты видишь мужа, какова
             Она въ женахъ.
             Іессика.-- Нѣтъ, мнѣнья у меня спроси объ этомъ.
             Лоренцо.-- Ну-да, сейчасъ; сперва пойдемъ обѣдать.
             Іессика.-- Нѣтъ! дай себя хвалить, пока охота...
             Лоренцо.-- Нѣтъ, ужь пожалуйста, пусть это будетъ темой
             Застольной болтовни; тамъ, что бы ты
             Ни говорила, я межь тѣмъ могу
             Переварить все это вмѣстѣ съ прочимъ.
             Іессика.-- Ну, хорошо: я-жь выставлю тебя.-- (Уходятъ.)
  

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА I.

Венеція. Залъ судебнаго засѣданія.

Входятъ: Дожъ, маньификосы, Антоніо, Бассаніо, Граціано, Салярино, Соляніо и проч.

             Дожъ.-- Что, -- здѣсь Антоніо?
             Антоніо.-- Здѣсь, ваша свѣтлость.
             Дожъ.-- Печалюсь о тебѣ: приходишь ты
             Къ отвѣту предъ противникомъ изъ казни,
             Безчеловѣчнымъ, чуждымъ состраданья,
             Свободнымъ, чистымъ отъ самомалѣйшей
             Частички милосердія --
             Антоніо.--                     Я слышалъ,
             Вы, ваша свѣтлость, принимали трудъ
             Немалый, чтобъ смягчить его жестокость;
             Но такъ какъ онъ все такъ же непреклоненъ,
             И нѣтъ законныхъ средствъ меня снасти
             Изъ власти лютой зависти его --
             То я могу лишь противупоставить
             Его неистовству мое терпѣнье;--
             И я вооружился претерпѣть
             Съ невозмутимостью его жестокость.
             Дожъ.-- Служитель, позовите въ судъ Жида.
             Соляніо.-- Онъ здѣсь за дверью.-- Вотъ онъ, монсиньоръ --

Входитъ Шейлокъ.

             Дожъ.-- Раздвиньтесь: пусть онъ станетъ передъ нами.
             -- Шейлокъ, свѣтъ хочетъ думать -- и я также --
             Что ты ведешь только игру въ жестокость.
             Дабы въ послѣднемъ актѣ представленья --
             -- Такъ полагаютъ -- вдругъ затѣмъ явить
             Раскаянье и даже состраданье,
             Способныя сильнѣе изумить,
             Чѣмъ изумлялъ насъ видъ жестокосердья;
             И гдѣ теперь ты вымогаешь пеню, --
             Фунтъ мяса этого несчастнаго купца --
             Тамъ ты не только сложишь неустойку,
             Но, движимъ милосердьемъ и любовью,
             Простишь и половину капитала;
             Воззрѣвъ печальнымъ окомъ на потери,
             Которыя недавно такъ внезапно
             Обрушились на рамена его, --
             Что ихъ довольно, чтобы придавить
             И принца изъ купцовъ, и вырвать состраданье
             Изъ мѣдныхъ душъ, изъ каменныхъ сердецъ
             Злыхъ Турокъ и Татаръ, непосвященныхъ
             Въ обычаи смягчающей культуры.--
             -- Мы ждемъ, Шейлокъ, любезнаго отвѣта.
             Шейлокъ.-- Я вашей свѣтлости представилъ, въ чемъ мой искъ;
             И я-же поклялся святой Субботой,
             Чтобъ все, что надлежитъ мнѣ получить
             По обязательству и по просрочкѣ.
             Откажите -- накличите бѣду
             На ваше право и -- свободу вашу.
             Вы спросите -- зачѣмъ предпочитаю
             Я лучше фунтъ дохлятиннаго мяса,
             Чѣмъ получить три тысячи дукатовъ?--
             На это я могу не отвѣчать --
             Ну, скажемъ: прихоть -будетъ то отвѣтъ?
             Что если домъ мой разоряетъ крыса,
             И мнѣ угодно стратить десять тысячъ
             Чтобъ извести ее -- такъ что же?
             И это вы почтете-ль за отвѣтъ?
             Есть люди, что терпѣть не могутъ визга
             Свиньи съ разверстой пастью; есть другіе,
             Бѣснуются, когда увидятъ кошку;1
             И есть такіе, что когда имъ подъ носъ
             Гнусливо запищитъ гудокъ, не могутъ
             Отъ раздраженья удержать мочи:2
             Владыко чувствъ узаконяетъ нраву,
             Что для него пріятно, иль противно.
             Итакъ, теперь за вашъ отвѣтъ -- какъ нѣтъ
             Довлѣющей причины, почему
             Не можетъ тотъ терпѣть свинаго визга;
             Другой -- полезной, безобидной кошки;
             А тотъ -- хрипни мохнатаго гудка:
             И долженъ подвергаться противъ воли
             Такому непристойному стыду,
             И наносить обиду за обиду --
             Такъ не могу и я вамъ дать причину,
             -- И не обязанъ!-- Кромѣ застарѣлой,
             Тамъ ненависти, что-ль, иль отвращенья,
             Которыя питаю я къ нему,
             Къ Антоніо -- что я себѣ въ убытокъ
             Противъ него вчинаю этотъ искъ.--
             -- Теперь вы получили вашъ отвѣтъ?3
  
   1 По поводу отвращенія отъ кошки мы узнаемъ отъ комментаторовъ, что существовалъ нѣкій докторъ Бёквилль, создавшій даже цѣлый ученый трактатъ "Медицинскіе познанія Шекспира", (?!)какъ будто и не подозрѣвая, что такой же точно можно бы написать и о его астрономическихъ, ботаническихъ, зоологическихъ и историческихъ познаніяхъ, о его знаніи политическихъ наукъ, о полномъ и вполнѣ усвоенномъ знаніи всѣхъ, до него существовавшихъ философскихъ системъ, такъ, что онъ иногда даже мѣтко подшучиваетъ надъ Аристотелемь, и т. п., до управленія кораблемъ и до дрессировки лошадей включительно.-- И есть люди, которые до сихъ поръ еще убѣждены, что соединеніе всего этого возможно и исполнимо въ одномъ человѣкѣ, проведшемъ всю свою жизнь за кулисами, тогда какъ для всякаго, даже и самаго геніальнаго изъ людей, въ суткахъ все-таки только двадцать четыре часа.
   2 (Цензур.). Отъ раздраженія не выйти изъ себя.
   3 Всуе мнящимъ о возможности все постичь посредствомъ транспортира, линейки и циркуля, курса грамматики и элементарной логики -- вотъ уже около трехсотъ лѣтъ кажется непонятнымъ, почему Шейлокъ въ своемъ первомъ объясненіи съ судомъ говоритъ: "Вашъ отвѣтъ", вмѣсто того, чтобы сказать "Мой отвѣтъ". Но благодаря людямъ, способнымъ заглянуть глубоко, во всѣхъ изданіяхъ подлинника даже и до сего дня все-таки остается по прежнему нерушимо "Вашъ отвѣтъ", вмѣсто требуемаго "Мой отвѣтъ".-- Дѣло въ томъ, что Шейлокъ ставитъ все это первое свое объясненіе съ судомъ въ такомъ свѣтѣ, какъ будто-бы завѣдомо пристрастный къ Антоніо судъ, съ предвзятою цѣлью сбить его въ словахъ и спутать въ отвѣтахъ, старается внушить ему coûte bue coûte, и даже силой навязать такіе отвѣты, которые могли-бы послужить въ пользу отвѣтчику, -- тогда какъ спъ, Шейлокъ, явился сюда требовать по формальному, неоспоримому обязательству, а не разговаривать. И вотъ, совершенно въ духѣ своей глубокой, застарѣлой недовѣрчивости и ненависти, рѣшившись не вдаваться въ эту ловушку, онъ тонко и ловко издѣвается надъ врождебнымъ ему христіанскимъ судомъ, предупреждая его вопросы, и давая ироническіе отвѣты, предпославъ напередъ, что онъ по праву "могъ бы и вовсе на это не отвѣчать", но желаетъ исполнить во всей точности всѣ требованія суда, -- все затрудненіе его только въ томъ, что имъ угодно будетъ принять отъ него за отвѣтъ -- подразумѣвается, въ христіанскихъ видахъ спасти Антоніо (котораго никакъ и ничѣмъ спасти нельзя!) "И что жь бы вы принять хотѣли за отвѣтъ?.." -- И поставивъ все дѣло въ такомъ искусно-наведенномъ свѣтѣ, онъ уже смѣло затѣмъ подтверждаетъ и подчеркиваетъ эту мысль на каждомъ шагу, называя каждый свой отвѣтъ не иначе, какъ ихъ отвѣтомъ... То-есть такимъ отвѣтомъ, какой они въ интересахъ отвѣтчика хотѣли бы изъ него выжимать. "Теперь, за вашъ отвѣтъ..." "Теперь вы получили вашъ отвѣтъ?" Еслибъ это объясненіе нашли неправильнымъ и неудовлетворительнымъ, то я бы покорнѣйше просилъ указать мнѣ такіе аппараты, которыми рѣшаются такіе вопросы.
  
             Бассаніо.-- То не отвѣтъ, безчувственный старикъ, --
             Стараться оправдать влеченья звѣрства.
             Шейлокъ.-- Я обязательства не выдавалъ,
             Чтобъ ублажать тебя своимъ отвѣтомъ.
             Бассаніо.-- Всѣ-ль убиваютъ то, чего не любятъ?
             Шейлокъ.-- Кто-бъ, ненавидя, не хотѣлъ убить?
             Бассаніо.-- Не всякъ раздоръ -- ужь ненависть вначалѣ.
             Шейлокь.-- И что жь -- ты-бъ далъ змѣѣ себя ужалить дважды?
             Антоніо.-- Прошу васъ, помните, вы спорите съ Жидомъ:
             Вы-бъ столько-же могли, придя на взморье,
             Велѣть приливу сбавить высоты;
             Вы-бъ столько же могли заспорить съ волкомъ.
             Зачѣмъ заставилъ мать блеить по агнцу;
             Могли-бы запрещать и соснамъ горъ
             Раскачивать ихъ горныя вершины,
             Шумѣть, когда ихъ клонитъ и трясетъ
             Дыханье неба -- столько-же вы могли-бы
             Свершить и все, что невозможно, сколько
             Надѣяться -- чего ужь невозможнѣй!--
             Смягчить его израильское сердце.--
             А потому, я васъ прошу, оставьте,
             Не дѣлайте дальнѣйшихъ предложеній,
             И не ищите средствъ; а съ соблюденьемъ
             Простѣйшихъ и кратчайшихъ формъ закона,
             Мнѣ дайте судъ, Жиду же, что онъ хочетъ.--
             Бассаніо.-- За эти за три тысячи дукатовъ
             Плачу я шесть.
             Шейлокъ.--                     Когда-бъ дукатъ и каждый
             Изъ этихъ шести тысячей дукатовъ
             Былъ изъ шести частей, и каждая -- дукатомъ --
             -- Они не нужны мнѣ: мнѣ нужно получить
             По обязательству.
             Дожъ.--           Какъ можешь ожидать
             Ты милосердія, не зная милосердья?
             Шейлокъ.-- Какого-же страшиться мнѣ суда,
             Не причиняя никому обиды?
             У всѣхъ васъ много купленныхъ рабовъ,
             Которыхъ, какъ ословъ, собакъ, муловъ,
             Вы назначаете на подлыя занятья,
             На рабскій трудъ, -- такъ какъ вы ихъ купили --
             Скажу-ли вамъ -- освободите ихъ,
             Жените ихъ на вашихъ феодалкахъ:
             Зачѣмъ потѣть имъ подъ ярмомъ? Пусть ложа
             Ихъ будутъ такъ же мягки, какъ и ваши;
             Пусть угощается гортань ихъ и утроба
             Такими же мясами.-- И вы мнѣ
             Отвѣтите: рабы -- наши рабы.--
             И я вамъ такъ отвѣчу: тотъ фунтъ мяса.
             Что требую я отъ него, мной купленъ --
             И дорого! Онъ мой -- и я хочу
             Его принять въ законное владѣнье.
             Откажите -- къ чему тогда законъ?
             Въ опредѣленіяхъ Венеціи -- нѣтъ силы!
             Жду правосудья: отвѣчайте -- долженъ
             Его я получить?
             Дожъ.--                     По силѣ власти
             Мнѣ данной, я могу отсрочить судъ,
             Пока Белляріо, ученый правовѣдъ,
             За коимъ я послалъ на этотъ случай,
             Прибудетъ къ намъ.
             Соляніо.--           Здѣсь, монсиньоръ, за дверью
             Стоитъ съ письмомъ отъ доктора гонецъ
             Изъ Падуи.
             Дожъ.--           Спросить письмо, позватъ гонца.
             Бассаніо.-- Не унывай, Антоньо! Не робѣй.
             Пусть Жидъ возьметъ мою кровь, мясо, кости,
             И все до нельзя, прежде чѣмъ истратишь
             Ты за меня хоть каплю крови.
             Антоніо.-- Изъ стада я отмѣченный баранъ,
             Пригодный смерти: слабый родъ плода
             Скорѣе падаетъ на землю, такъ и я!
             Ты лучше ничего не могъ-бы сдѣлать,
             Бассаніо, какъ оставаться жить,
             И написать надгробную мнѣ надпись.

Входитъ Нерисса, одѣтая какъ судейскій писецъ.

             Дожъ.-- Вы отъ Белляріо, изъ Падуя?
             Нерисса.-- Такъ точно, и Беллярьо изъявляетъ
             Почтенье вашей свѣтлости. {Подаетъ письмо)
             Бассаніо.-- Къ чему ты такъ усердно точишь ножъ?
             Шейлокь.-- Чтобъ вырѣзать за неустойку пеню
             Вонъ-изъ того банкрота.
             Грацшно.-- Не на подошвѣ. на душѣ своей
             Ты, жидъ-мясникъ, наточишь лезвее;
             Но никакой металлъ и въ половину.
             Ни самая сѣкира палача,
             Не могутъ поравняться остротой
             Съ твоей язвящей злобой... Никакія
             Тебя пронять не могутъ и молитвы?
             Шейлокъ.-- Нѣтъ, не такія, на какія смысла
             Въ тебѣ достало-бъ сочинить.
             Граціано.-- Будь проклятъ ты, неумолимый песъ!
             Пусть жизнь твоя позоритъ справедливость....
             Ты ужъ меня почти колеблешь въ вѣрѣ
             И обращаешь къ мнѣнью Пиѳоагора,
             Что души низшихъ тварей переходятъ
             Въ тѣла людей: твои песій духъ былъ въ волкѣ;
             Когда-жь онъ былъ повѣшенъ за убійства,
             То хищный духъ изъ самой петли прянулъ
             Въ тебя, и воплотился, какъ еще
             Ты пребывалъ въ утробѣ нечестивой!
             Твои желанья хищны, кровожадны,
             И ненасытны -- волчія желанья.
             Шейлокъ.-- Пока ругней не можешь снять печати
             Прочь съ обязательства -- своимъ лишь легкимъ
             Ты повредишь, крича такъ громко, лучше
             Исправь-ка, юноша, свой смыслъ; а то онъ
             Придетъ въ неизлѣчимое разстройство.--
             Я здѣсь стою отъ имени закона.
             Дожъ.-- Вотъ отъ Белляріо письмо -- рекомендуетъ
             Намъ юнаго, ученаго юриста
             Для нашего суда.-- Но гдѣ-же онъ?
             Нерисса.-- Онъ ожидаетъ здѣсь недалеко
             Отвѣта вашего, и будетъ-ли онъ принятъ.
             Дожъ.-- Отъ всей души:-- Подите кто-нибудь
             Втроемъ, иль вчетверомъ, чтобъ пригласить
             Его сюда приличнѣй. Между тѣмъ
             Судъ долженъ выслушать Велляріо письмо.
   Писецъ.-- (Читаетъ.) "Ваша свѣтлость, примите во вниманіе, что при полученіи письма вашего я былъ удрученъ болѣнью; но въ самую минуту пріѣзда вашего гонца, у меня находился въ гостяхъ по дружбѣ одинъ молодой докторъ изъ Рима: имя его Бальтазаръ. Я познакомилъ его съ этимъ спорнымъ дѣломъ между Евреемъ и купцомъ Антоніо: мы вмѣстѣ поперевернули съ нимъ множество томовъ: онъ вполнѣ проникся моимъ мнѣніемъ, каковое дополнилъ и своею собственною ученостью, обширность которой нельзя достаточно восхвалить; онъ отправляется по моему настоянію, во исполненіе требованія вашей свѣтлости, для замѣщенія меня. Умоляю васъ, не допустите, чтобъ его молодость содѣлалась для него неудобствомъ, допускающимъ недостатокъ почтительной оцѣнки; никогда еще я не знавалъ столь зрѣлой головы на столь юномъ тѣлѣ. Оставляю его на ваше милостивое усмотрѣніе, въ надеждѣ, что испытаніе, которому вы его подвергните, лучше всего послужитъ къ распространенію его извѣстности."
             Дожъ.-- Вотъ слышали:-- Белляріо ученый --
             Что онъ намъ пишетъ?-- А, какъ полагаю,
             Вотъ и самъ докторъ,

Входитъ Порція въ одеждѣ доктора правъ.

                                           Вашу руку.
             Вы прямо къ намъ отъ стараго Беллярьо?
             Порція.-- Такъ точно, ваша свѣтлость.
             Дожъ.-- Мы рады вамъ: займите ваше мѣсто.--
             Знакомы вы со свойствами процесса,
             Который въ разсмотрѣньи у Суда?
             Порція.-- И въ совершенствѣ ознакомленъ съ дѣломъ.
             Который здѣсь купецъ, и кто Еврей?
             Дожъ. Антоніо и старый Шейлокъ -- оба! (Тѣ выходятъ впередъ.)
             Порція.-- Такъ васъ зовутъ Шейлокъ?
             Шейлокъ.--                     Меня зовутъ Шейлокъ.
             Поиція.-- Вы странныхъ свойствъ преслѣдуете искъ:
             Однако-же въ такомъ порядкѣ, что законъ
             Венеціи вамъ помѣшать не можетъ,
             Покуда вы въ предѣлахъ доказательствъ.--
             А вы -- вы, кажется, стоите подъ его
             Ударами, не такъ-ли?
             Антоніо.--                     Такъ онъ говоритъ.
             Порція.-- И обязательство вы признаете?
             Антоніо.-- Признаю.
             Порція. Такъ жидъ быть долженъ милосерднымъ.
             Шейлокь.-- А въ силу-же какого понужденья
             Я это долженъ?-- Это мнѣ скажите.--
             Порція. -Духъ милосердья выше понужденья:
             Оно, какъ благодатный дождь, спадаетъ съ неба
             На дольній міръ -- благословенный дважды:
             Благословенъ въ немъ тотъ, кто подаетъ,
             И кто пріемлетъ.-- Это, что всего
             Могущественнѣе по всемогущемъ:
             Имъ власть красна и самая корона:
             Скиптръ представляетъ силу свѣтской власти,
             Онъ знакъ величія, благоговѣнья,
             Въ немъ только страхъ и трепетъ королей;
             Но милосердье выше власти скиптра:
             Его престолъ въ сердцахъ у королей;
             Оно есть признакъ Бога самою:
             Земная власть тогда сходнѣе съ Божьей
             Коль милость умѣряетъ справедливость.
             И такъ, хотя твой доводъ -- справедливость.
             -- Формальная, сухая справедливость, --
             Сообрази -- кто-бъ увидалъ спасенье
             Путемъ лишь справедливости одной?
             Мы молимся о милосердьи, учитъ
             И самая молитва эта насъ
             Дѣламъ-же милосердья...-- Я такъ долго
             Распространяюсь, чтобы эту справедливость
             Умѣрить въ твоихъ доводахъ; но если
             Ты будешь такъ вести ихъ до конца...--
             Что-жь!..-- судъ Венеціи и противъ воли
             Приговоритъ несчастнаго купца.
             Шейлокъ.-- Дѣла мои на голову мою!
             Я требую закона: за просрочку
             По обязательству -- условленную пеню.1
  
   1 Изумительный примѣръ сосредоточенія въ трехъ стихахъ міровоззрѣнія и историческихъ судебъ племени -- безусловнаго поклоненія буквѣ закона, и принятія затѣмъ на себя приговора, -- что, по словамъ Шлегеля, "дѣлаетъ Шейлока эпитетомъ всей исторіи народа"; вообще же указываетъ на ту особенность творчества, которая могла изображать нѣсколькими мѣткими чертами ѣлыя историческія эпохи, и которая возможна только при соединеніи въ поэтѣ вмѣстѣ и великаго историческаго мыслителя. (См. Предисловіе въ началѣ и въ серединѣ "о Шейлокѣ".)
  
             Порція.-- Что онъ -- не въ силахъ развѣ заплатить?
             Бассаніо.-- Какъ! Я здѣсь за него передъ судомъ
             Плачу, да противъ суммы вдвое; если
             И это мало, то я обяжусь
             Все выплатить по счету въ десять разъ.
             А въ неустойку -- голову и сердце.
             Когда-жь и это мало -- то ужь явно,
             Что злоба ломитъ правду. И молю васъ,
             Пригните разъ законъ своею властью
             Къ великой правдѣ, съ маленькой неправдой:
             И обуздайте злобу сатаны
             Въ его упорствѣ.
             Порція.--           Этого не будетъ.
             Въ Венеціи нѣтъ власти, чтобъ могла
             Такъ упразднить законъ, вошедшій въ силу:
             Потомъ-бы это стало прецедентомъ,
             И много разныхъ правонарушеній
             Вошли-бъ въ законъ по этому примѣру.
             Нѣтъ, это невозможно.
             Шейлокъ.--                     Даніилъ
             Пришелъ судить! Да-да, самъ Даніилъ!--
             О, молодой, премудрый судія,
             Какъ много чту тебя!
             Порція.--                     Позвольте мнѣ взглянуть
             На обязательство.
             Шейлокъ.--                     Здѣсь, -- вотъ-оно!
             Наисвѣтлѣйшій докторъ, -- вотъ-оно!
             Порція.-- Шейлокъ, тебѣ уплачиваютъ втрое...
             Шейлокъ.-- А клятва-клятва, -- у меня въ томъ клятва
             Предъ небесами: на душу я долженъ
             Взять клятвопреступленье?-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
             Ни за Венецію --
             Порція.--           Что-жь, обязательство
             Просрочено; и потому по праву
             Жидъ можетъ требовать себѣ фунтъ мяса,
             "Чтобъ вырѣзать въ ближайшемъ къ сердцу мѣстѣ".--
             Будь милосердъ: возьми уплату втрое:
             Скажи, чтобъ обязательство порвать.
             Шейлокь.-- Когда исполнится согласно смыслу.
             Вы, кажется, достойный судія;
             Вы знаете законъ; вы изложили
             Все такъ толково: именемъ закона,
             Котораго вы столь великій столпъ,
             Обязываю васъ -- рѣшайте дѣло.
             Душой моей клянусь -- такой нѣтъ силы
             На языкѣ людей, чтобы могла
             Переломить меня. Я здѣсь стою
             На обязательствѣ.
             Антоніо.--                     Отъ всей души
             Я умоляю судъ -- рѣшайте дѣло.
             Порція.-- Ну, если такъ, то это просто значитъ:
             Подставьте вашу грудь ему подъ ножъ.
             Шейлокъ -- О, благородный судія! О, чудный
             По мудрости и юности своей!
             Порція.-- Какъ смыслъ и назначеніе закона.
             Не обинуясь, допускаютъ пени
             По обязательствамъ, уплатѣ подлежащимъ...
             Шейлокъ.-- То истинная правда: такъ, такъ, такъ...
             О, мудрый, неподкупный судія!
             Какъ много ты почтеннѣй лѣтъ своихъ.1
  
   1 Общеупотребительное выраженіе, даже превратившееся въ общее мѣсто всѣхъ восторженныхъ похвалъ, расточавшихся королевѣ Елизаветѣ, въ первое время по ея вступленіи на престолъ, двадцати пяти лѣтъ, когда еще и протестанты и католики одинаково возлагали на нея наивныя надежды, и она еще не смутила ихъ своими загадками, -- и много лѣтъ спустя, уже по привычкѣ и изъ лести, всегда въ этомъ видѣ благосклонно принимавшейся.
  
             Порція.-- А потому -- откройте вашу шею...
             Шейлокь.-- Нѣтъ, грудь; такъ въ обязательствѣ.--
             Не такъ-ли, благородный судія?
             "Въ ближайшемъ къ сердцу мѣстѣ..." Вотъ слова,
             Самонаиточнѣйшія слова.
             Порція.-- Такъ, такъ.-- А есть вѣсы, чтобъ взвѣсить мясо?
             Шейлокъ.-- Готовы --
             Порція.-- И имѣй вблизи, Шейлокъ,
             Врача, чтобъ сдѣлать перевязку ранамъ;
             Чтобъ онъ не умеръ, истекая кровью.
             Шейлокъ.-- И въ обязательствѣ такъ оговорено?
             Порція.-- Не выражено такъ; ну -- что-же? Это
             Вамъ сдѣлать хорошо-бъ изъ милосердья.
             Шейлокъ.-- Не нахожу -- такого ничего
             Нѣтъ въ обязательствѣ.
             Порція.--                     Ну, вы, купецъ, --
             Вы что-нибудь имѣете сказать?
             Антоніо.-- Немного. Я готовъ, вооруженъ, --
             Дай руку мнѣ, Бассаніо, -- прощай.
             Не огорчайся тѣмъ, что за тебя я
             До этого дошелъ, такъ какъ судьба
             Являетъ здѣсь себя еще добрѣе,
             Чѣмъ завсегда. Ея обыкновенье
             Бросать людей переживать богатство,
             Чтобъ впалыми глазами созерцать
             Съ изборожденнымъ лбомъ -- вѣкъ нищеты!
             И отъ медлительной такой-то пытки
             Нужды -- она меня отрѣжетъ сразу.
             Представь о мнѣ своей высокочтимой
             Женѣ, и разскажи ей мои конецъ;
             Какъ я тебя любилъ -- будь справедливъ
             Ко мнѣ по смерти; и когда сказанье
             Ты кончишь, то поставь ее судьей --
             Бассаніо имѣлъ-ли въ жизни друга?
             Не сожалѣй, что ты его теряешь,
             Какъ онъ не сожалѣетъ, что уплатитъ
             Твой долгъ, такъ какъ жиду рѣзнуть лишь стоитъ
             Поглубже -- и -- я заплачу его
             Мгновенно и всѣмъ сердцемъ.
             Бассаніо.-- Антоніо, я только что женатъ;
             И мнѣ она, жена, дороже жизни.
             Но жизнь, жена и цѣлый Божій свѣтъ
             Въ моихъ глазахъ твоей не стоютъ жизни;
             Готовъ все потерять, принесть все въ жертву
             Тутъ чорту этому -- тебя-бъ спасти!
             Порція.-- Жена-бы ваша вамъ была не очень
             Признательна, когда была-бы здѣсь,
             И слышала такое предложенье.
             Граціано.-- И у меня жена -- любовь къ ней протестую:
             Желалъ-бы, чтобъ она была на небѣ,
             Чтобъ умолить какую-нибудь власть
             Объ обращеньи подлаго жида.
             Нерисса.-- Все это ладно за ея спиной:
             А иначе -- подобныя желанья
             Не водворятъ спокойствія въ дому.
             Шейлокь.-- Вотъ христіанскіе мужья!-- Имѣю дочь;
             Желалъ-бы, чтобъ изъ племени Варравы
             Былъ лучше мужъ ей, чѣмъ христіанинъ!
             Мы тратимъ время попусту. прошу,
             Закончите судебное рѣшенье.
             Порція.-- Фунтъ мяса этого купца тебѣ
             Судъ присудилъ, законъ передаетъ.
             Шейлокъ.-- Наиправдивѣшній, мудрѣйшій судія!
             Порція.-- И вырѣзать то мясо изъ груди
             Судъ присудилъ, законъ-же разрѣшаетъ.
             Шейлокь.-- Наиученѣйшій, великій судія!--
             Рѣшенье! -- Ну-жь, готовься --
             Порція.--                               Погоди --
             Есть кое-что еще: -- по обязательству
             Не слѣдуетъ тебѣ ни капли крови.
             Здѣсь говорится въ точноcти "фунтъ мяса";
             И такъ, по обязательству бери
             Фунтъ мяса; только если вырѣзая
             Прольешь хоть каплю христіанской крови, --
             Твои имѣнья тотчасъ отберутся
             Въ Венеціанскую казну -- согласно
             Венеціанскаго закона.
             Граціано.-- О, праведный судья! О, неподкупныи! --
             Жидъ, слышишь-ли?-- Ученѣйшій судья!
             Шейлокъ.-- И есть такой законъ?--
             Порція.--                               Самъ можешь видѣть текстъ.
             Поклонникъ справедливости формальной,
             Повѣрь мнѣ,-- ты ее получишь больше,
             Чѣмъ ты-бы самъ хотѣлъ.
             Граціано.--                     О, вотъ ученость!
             Жидъ, слышишь-ли?-- Ученѣйшій судья!
             Шейлокъ.-- Ну-ну!-- Я принимаю предложенье:
             Платите втрое, -- и христіанинъ
             Пускай идетъ.
             Бассаніо.--           Вотъ деньги, вотъ они...
             Порція.-- Потише, вы!--
             Жидъ долженъ получить лишь справедливость.
             И онъ ее получитъ -- не спѣшите, --
             Хотя и въ уголовномъ лишь порядкѣ.
             Граціано.-- О, жидъ, что за судья -- ученый, неподкупный!
             Порція.-- А потому готовься рѣзать мясо.
             Ни капли крови; въ точности, фунтъ мяса,
             Не больше и не меньше; если больше,
             Иль меньше фунта -- будь то хоть настолько,
             Что можетъ сдѣлать легче, иль тяжелѣ
             Ничтожнѣйшую часть двадцатой части
             Подраздѣленья бѣднаго скрупула;
             Нѣтъ, если чашка тронется хоть столько,
             Чтобы означить тяжесть волоска, --
             -- Ты мертвъ, и все твое добро и достоянье
             Отобраны въ казну.
             Граціано.--                     А?-- Даніилъ!
             Вѣдь Даніилъ второй!-- Что жидъ-язычникъ?
             Теперь-то я словлю тебя за ляжку.1
  
   1 Тутъ опять въ числѣ обязательныхъ для меня поправокъ мнѣ разъяснили, что слова: "I have thee on the hip", будто бы значутъ: "Я тебя ранилъ въ ляжку". Тогда какъ ни о какомъ оружіи для нанесенія ранъ тутъ нѣтъ и помину, а по объясненію англійскихъ комментаторовъ, это просто намекъ на преимущество, которое получалъ ручной борецъ въ состязаніи, когда ему удавалось схватить подъ ляжку своего противника и тѣмъ лишить его возможности продолжать борьбу. Это также и охотничій терминъ, когда неопытная собака, не умѣвъ поймать звѣря, натыкалась и хватала его за ляжки.
  
             Порція.-- Что-жъ медлишь, жидъ? Бери-же неустойку.
             Шейлокъ.-- Отдайте самый долгъ, и отпустите.
             Бассаніо.-- Онъ у меня въ готовности; вотъ онъ --
             Порція.-- Онъ ужь отвергъ его при всемъ судѣ:
             Пусть начисто получитъ справедливость
             По обязательству.
             Граціано.--                     Самъ Даніилъ!--
             Я-жъ говорю: самъ Даніилъ второй!
             Спасибо жидъ открылъ, -- а то-бъ не знали...
             Шейлокъ.-- Такъ мнѣ-жъ не получить и капитала?
             Порція.-- Ты можешь получить лишь неустойку --
             И то, беря все это на свой страхъ.
             Шейлокъ.-- Такъ пусть же ей воспользуется чортъ!
             Мнѣ нечего тутъ больше препираться...
             Порція.-- Жидъ погоди.-- Законъ еще имѣетъ
             Съ тобой другіе счеты.
             Въ Венеціи такъ узаконено,
             Что если уличится чужеземецъ,
             Что покушался косвенно, иль прямо
             На жизнь онъ гражданина, -- сторона,
             Противъ которой было покушенье,
             Вступаетъ въ обладанье половиной
             Его имущества;-- другая-жъ половина
             Идетъ въ распоряженье государства;
             А жизнь преступника -- на милосердье Дожа,
             Противу всякаго другаго мнѣнья...
             Въ разрядѣ этомъ, знай, ты состоишь.
             Такъ какъ изъ явныхъ дѣйствій очевидно.
             Что ты злоумышлялъ, и косвенно, и прямо
             На жизнь отвѣтчика; и тѣмъ себѣ навлекъ
             Вышеизложенныя мною затрудненья.
             Пади -- моли помилованья Дожа.
             Граціано.-- Моли, чтобъ предоставили тебѣ
             Повѣситься свободно; и, однако,
             Какъ ужь отобраны твои имѣнья,
             Не будетъ у тебя и на веревку, --
             И все-жъ тебѣ висѣть на счетъ казны.
             Дожъ.-- Чтобъ могъ ты видѣть разницу понятій,
             Дарую жизнь тебѣ еще до просьбы.
             А что до половины состоянья,
             То первая -- Антоніо; другая
             Отчислится на нужды государства:
             Твоя-жъ покорность можетъ преврат хъ сердечныхъ дѣлъ
             О томъ и мыслью. Будь любезенъ, веселъ
             И думай лишь о средствахъ, какъ вѣрнѣй
             Достичь желанной цѣли".-- Тутъ пожалъ
             Ему онъ крѣпко на прощанье руку
             И скрылъ лицо, чтобъ не замѣтилъ тотъ
             Его невольныхъ слезъ.
   Соланіо.                     Его онъ любитъ
             Такъ горячо, что, кажется, весь міръ
             Ему пріятенъ только ради дружбы
             Съ Бассаніо.-- Должны мы постараться
             Хоть чѣмъ-нибудь развлечь его тоску.
             Идемъ къ нему.
   Саларино.           Отъ всей души согласенъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 9-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Нерисса и слуга).

   Нерисса. Скорѣй, скорѣй, отдерни занавѣску.
             Присягу принцъ ужъ принялъ и сейчасъ
             Всѣ явятся сюда, чтобъ дѣлать выборъ.

(Входятъ принцъ Аррагонскій, Порція и свита)

   Порція. Вотъ ящики, достойный принцъ;-- коль скоро
             Рѣшеньемъ вашимъ будетъ выбранъ тотъ,
             Гдѣ мой портретъ -- то свадьба не заставитъ
             Васъ долго ждать. Когда жъ вы ошибетесь,
             То, словъ не тратя лишнихъ, вамъ придется
             Уѣхать прочь отсюда.
   Принцъ.                     Три условья
             Поклялся я исполнить: скрыть, во-первыхъ,
             Отъ всѣхъ и навсегда, который ящикъ
             Я выберу; остаться, во-вторыхъ,
             Вѣкъ холостымъ, подвергшись неудачѣ, *
             И наконецъ, когда моя надежда
             Измѣнитъ мнѣ -- обязанъ тотчасъ я
             Уѣхать прочь.
   Порція.           Такъ поступить должны
             Равно и всѣ, кому угодно будетъ
             Рискнуть собой, чтобъ взять такой ничтожный
             Предметъ, какъ я.
   Принцъ.           На это я иду
             И жду отъ счастья помощи надеждамъ
             Моей души.-- Вотъ ящикъ золотой;
             Стоитъ второй, серебряный, съ нимъ рядомъ.
             И третій -- изъ презрѣннаго свинца.
             "Возьмешь меня -- отдать готовься самъ
             Все, что имѣлъ".-- Сначала стань красивѣй,
             Чтобъ за тебя рѣшился я принесть
             На жертву все.-- Посмотримъ, что сулитъ
             Мнѣ золото:-- "Кто выберетъ меня
             Получитъ то, къ чему стремятся люди".
             Какой тутъ смыслъ?-- Подъ именемъ людей
             Быть-можетъ, надо разумѣть толпу,--
             Толпу глупцовъ, готовую бросаться
             На то, что видитъ безразсудный глазъ,
             Не вникнувъ въ смыслъ и внутренность предмета^
             Толпа, какъ стрижъ, готова прилѣпить
             Свое гнѣздо къ наружнымъ стѣнамъ зданій,
             Отдавъ его на жертву злыхъ стихій.
             Нѣтъ, нѣтъ -- не нужно мнѣ, къ чему стремится
             Весь родъ людской:-- смѣшаться не хочу я
             Съ толпой невѣждъ, бездарныхъ и пустыхъ!
             Милѣй мнѣ ты, серебряный хранитель
             Сокровища. Прочту еще, что надпись
             Сулитъ твоя:-- "Избравшему судьба
             Пошлетъ, что стоитъ онъ",-- умно и дѣльно!
             Дѣйствительно, возможно ль ждать себѣ
             Даровъ судьбы и почестей, не бывши
             Достойнымъ ихъ? Нѣтъ, нѣтъ,-- не должно такъ
             Намъ разсуждать!-- А между тѣмъ, когда бы
             Не раздавались царства, титла, слава
             И почести безъ толку и заслугъ --
             Какъ многіе, стоящіе согбенно,
             Съ открытой головой -- имѣли бъ право
             Тогда накрыться съ гордостью! Какъ много
             Держащихъ власть въ рукахъ должны бы были
             Отдать ее другимъ! Какая низость
             Могла бъ открыться тамъ, гдѣ ждемъ мы встрѣтить
             Одну лишь честь, и сколько свѣтлой чести
             Нашлось бы въ хламѣ современныхъ дней!--
             Но выборъ ждетъ.-- Я прочитать хочу
             Девизъ еще:-- "Избравшему судьба
             Пошлетъ, что стоитъ онъ".-- Такъ пусть и мнѣ
             Воздастся по заслугамъ!-- Дайте ключъ!
             Увижу я свое немедля счастье.
   Порція. Не стоило болтать такъ много ради
             Того, что вы увидите 37).
   Принцъ (открывая ящикъ). Что это?
             Уродъ какой-то съ искривленной рожей
             Мнѣ подаетъ исписанный листокъ.
             Прочту.-- О, какъ несходенъ, глупый образъ,
             Ты съ Порціей! Какъ не похожъ на то,
             Чего я ждалъ!-- "Избравшему судьба
             Пошлетъ что стоитъ онъ".-- Мнѣ посланъ ею
             Одинъ портретъ дурацкой головы!
             Ужели въ ней все то, чего я стою?
   Порція. Судить судью не можетъ осужденный,
             И ихъ права различны, принцъ 88).
   Принцъ.                               Прочту.
  
             (Читаетъ) Какъ чистятъ серебро огнемъ,
                       Такъ обсудить семь разъ умомъ
                       Должны желанный мы предметъ,
                       Чтобъ дѣльный получить отвѣтъ.--
                       За тѣнью бѣгаетъ дуракъ
                       И попадаетъ лишь впросакъ.
                       Головъ не мало видѣлъ я
                       Посеребренныхъ, какъ моя,
                       И ты, жену приведши въ домъ,
                       Съ такимъ же точно будешь лбомъ.--
                       Но разговоръ я кончилъ свой,
                       Прощай,-- дорога предъ тобой 39)!
  
             Что жъ дальше ждать? Надеждъ моихъ лишившись,
             Могу глупцомъ казаться только я.
             Съ одной дурацкой головой явившись,
             Пришлось домой вернуться мнѣ съ двумя.
             Съ тобой навѣкъ я, Порція, прощаюсь,
             И, клятву давъ, передъ судьбой смиряюсь.

(Уходитъ принцъ со свитой).

   Порція. Моль обожглась! Невольно смѣхъ беретъ,
             Какъ поглядишь, когда глупецъ надменный
             Судить, рядить при выборѣ начнетъ
             И кончитъ, глупость сдѣлавъ непремѣнно.
   Нерисса. Что толковать: быть въ петлѣ иль съ женой --
             Одна судьба рѣшитъ вопросъ такой! (Входитъ слуга).
   Слуга. Синьора здѣсь?
   Порція.                     Что скажетъ намъ синьоръ 40)?
   Слуга. Тамъ у воротъ сейчасъ сошелъ съ коня
             Какой-то молодой венеціанецъ
             И говорить, что вслѣдъ за нимъ пріѣдетъ
             Его синьоръ.-- Онъ, кромѣ сладкихъ словъ,
             Любезностей и всякихъ пожеланій,
             Привезъ съ собой тьму дорогихъ вещей
             Въ подарокъ вамъ.-- Не видѣлъ я ни разу
             Такихъ прекрасныхъ посланныхъ любви.
             Апрѣльскій день не такъ хорошъ и ясенъ,
             Когда намъ лѣто возвѣщаетъ онъ,
             Какъ этотъ юный вѣстникъ, объявившій,
             Что ѣдетъ гость.
   Порція.           Ну, ну безъ болтовни,--
             А то могу подумать я, что онъ --
             Твой родственникъ, при видѣ, какъ обильно
             Ты расточаешь праздничный свой умъ,
             Хваля его.-- Идемъ, Нерисса;-- очень
             Мнѣ хочется взглянуть, что за чудесный
             Посолъ любви негаданно, нежданно
             Явился къ намъ.
   Нерисса.           О, если бъ богъ любви
             Устроилъ такъ, чтобъ былъ онъ отъ Бассаньо!

(Уходятъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Венеціи.

(Входятъ Соланіо и Саларино).

   Соланіо. Ну что?-- какія новости на Ріальто?
   Саларино. Плохія. Ходятъ попрежнему слухи, будто корабль съ богатымъ грузомъ, разбившійся на Гудвинской мели 41) (такъ кажется зовутъ это мѣсто), принадлежалъ точно Антоніо. Въ этомъ опасномъ мѣстѣ погребено уже множество судовъ, и потому, если молва на этотъ разъ не лжетъ, то шутка выходитъ нехорошая.
   Соланіо. Отъ души желаю молвѣ соврать на этотъ разъ такъ же, какъ вретъ любая сплетница, когда, набивъ ротъ пряниками, начнетъ увѣрять, будто не можетъ утѣшиться въ смерти третьяго мужа. Правда однако говоритъ другое, и потому, хочешь -- не хочешь, приходится сознаться безъ дальнихъ околичностей, что нашъ добрый и честный Антоніо, нашъ... не знаю, право, какой бы придумать для него еще болѣе похвальный эпитетъ.
   Саларино. Въ чемъ дѣло?-- кончай.
   Соланіо. Конецъ тотъ, что онъ дѣйствительно потерялъ корабль.
   Саларино. Дай Богъ, чтобъ это было его послѣднимъ несчастьемъ.
   Соланіо. Тороплюсь сказать: аминь, для того, чтобъ дьяволъ не всталъ поперекъ моей молитвы. Вотъ онъ, легокъ на поминѣ, въ образѣ жида. (Входитъ Шейлокъ). Ну что, Шейлокъ? О чемъ болтаетъ торговый людъ?
   Шейлокъ. Вы это знаете!.. Знаете лучше всѣхъ, что у меня убѣжала дочь!
   Саларино. Еще бы не знать! Я знаю даже, какой портной шилъ крылья, на которыхъ она упорхнула.
   Соланіо. А тебѣ слѣдовало бы знать, что если птичка разъ оперилась, то рано ль, поздно ль, гнѣздо ей оставить придется.
   Шейлокъ. Она будетъ за то проклята!..
   Саларино. Вѣрно:-- если судить ее будетъ дьяволъ.
   Шейлокъ. Плоть и кровь моя взбунтовались!
   Соланіо. Полно врать! Станутъ ли онѣ бунтовать въ твои годы!
   Шейлокъ. Я дочь зову моей плотью и кровью!
   Саларино. Ну, между твоей плотью и ея больше разницы, чѣмъ между чернымъ деревомъ и слоновой костью. А что до крови, то, если въ твоихъ жилахъ течетъ красное вино, въ ея -- рейнвейнъ. Скажи-ка намъ лучше, правда ли, будто Антоніо потерялъ корабль?
   Шейлокъ. Да!-- вотъ еще скверное дѣло, въ которое я врѣзался также.-- Банкрутъ, мотъ, не смѣвшій показаться на Ріальто! Нищій, расхаживавшій по площади гордо, задравъ носъ!.. Ну, да теперь пусть вспомнитъ свое условіе!.. Онъ вѣдь звалъ меня ростовщикомъ,-- такъ пусть помнитъ условіе!.. Давалъ деньги въ долгъ даромъ изъ христіанскаго добродушія... пусть помнитъ условіе!..
   Саларино. Какъ? Неужели ты, въ случаѣ просрочки, намѣренъ серьезно требовать фунтъ его мяса? На что оно тебѣ?
   Шейлокъ. Кормить рыбу!.. А не будетъ ѣсть она, такъ насыщу имъ мое мщеніе! Онъ помѣшалъ мнѣ заработать полмилліона; онъ смѣялся надъ моими потерями; издѣвался надъ прибылью; язвилъ мой народъ; портилъ мои дѣла; ссорилъ меня съ друзьями; уськалъ на меня враговъ!.. А за что?.. За то, что я жидъ?.. Да развѣ у жида нѣтъ глазъ, рукъ и членовъ?.. Нѣтъ чувствъ, страстей и привязанностей?.. Развѣ жидъ питается не одной съ христіанами пищей?.. страдаетъ не тѣми же болѣзнями? не тѣми же средствами лѣчится?.. Развѣ не то же оружіе наноситъ жиду раны?.. Развѣ онъ не чувствуетъ холодъ зимой и жаръ лѣтомъ, какъ любой христіанинъ?.: Если вы насъ раните -- мы исходимъ кровью; щекочете -- мы смѣемся; подносите намъ ядъ -- мы умираемъ! Такъ неужели мы не станемъ мстить, когда вы насъ оскорбляете?.. Если мы подобны вамъ во всемъ, то хотимъ быть подобны и въ этомъ!.. Если жидъ оскорбляетъ христіанина, то тотъ мститъ, забывъ всякое смиреніе. Такъ пусть же оскорбленный жидъ беретъ примѣръ съ него и мститъ также!-- Я пущу въ ходъ тѣ самыя мерзости, какимъ научили насъ вы сами; и разрази меня судьба, если я не превзойду учителей!..

(Входитъ слуга).

   Слуга. Синьоры, мой господинъ Антоніо дома и желаетъ видѣть васъ обоихъ.
   Саларино. Мы искали его сами.
   Соланіо. Смотри, вотъ идетъ еще одинъ изъ ихъ племени. Подобрать къ этой парочкѣ третьяго можно только въ такомъ случаѣ, если жидомъ сдѣлается самъ дьяволъ.

(Входитъ Тубалъ. Соланіо и Саларино уходятъ).

   Шейлонъ. Ну что, Тубалъ? Какія новости изъ Генуи? Напалъ ли ты на слѣдъ моей дочери?..
   Тубалъ. Слышалъ о ней во многихъ мѣстахъ, но отыскать самой не могъ.
   Шейлокъ. Какъ же это?.. Какъ же это?.. Вѣдь пропалъ брильянтъ, за который я заплатилъ во Франкфуртѣ двѣ тысячи червонцевъ!.. Теперь, въ первый разъ въ жизни, чувствую я тяготѣющее надъ нашимъ народомъ проклятіе!.. Двѣ тысячи червонцевъ въ одномъ брильянтѣ!.. А сколько еще въ другихъ цѣнныхъ вещахъ!.. Пусть бы она лучше умерла у моихъ ногъ, но только съ брильянтами въ ушахъ!.. Пусть бы лежала въ гробу, но чтобъ вмѣстѣ съ нею были мои червонцы!.. Никакихъ извѣстій!.. А что будутъ стоить одни поиски!.. Потеря за потерей... Много унесъ воръ, и еще больше надо истратить, чтобы его отыскать!.. И никакой надежды, никакой мести!.. Надо мной, надо мной однимъ разразилась эта бѣда!.. Одному мнѣ плакать; одному сѣтовать!..
   Тубалъ. Ну, нѣтъ,-- несчастья случаются и съ другими. Вотъ хоть бы Антоніо: у него, какъ мнѣ сказали въ Генуѣ...
   Шейлокъ. Что?.. Что съ нимъ случилось?..
   Тубалъ. Погибъ корабль, плывшій изъ Триполи.
   Шейлокъ. Будь восхваленъ Творецъ!.. И это правда? правда?..
   Тубалъ. Мнѣ говорили такъ спасшіеся отъ погибели матросы.
   Шейлокъ. Какъ мнѣ тебя благодарить за такую вѣсть!.. Хорошая вѣсть; добрая вѣсть!.. Гдѣ это случилось? Въ Генуѣ?..
   Тубалъ. Да,-- тамъ же, гдѣ твоя дочь, какъ я слышалъ, издержала въ одну ночь восемьдесятъ червонцевъ.
   Шейлокъ. Ты вонзаешь въ меня кинжалъ!.. Значитъ, никогда не увижу я своего золота!-- Восемьдесятъ червонцевъ въ одну ночь... въ одну ночь!..
   Тубалъ. Въ Венецію пріѣхали со мной нѣсколько заимодавцевъ Антоніо. Они клялись, что онъ разоренъ окончательно.
   Шейлокъ. Радъ!.. Радъ всей душой!.. Изведу я его! Изведу!..
   Тубалъ. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ перстень, который дочь твоя вымѣняла у него на обезьяну.
   Шейлокъ. Проклятье ей!.. Ты меня терзаешь, Тубалъ!-- Вѣдь это была бирюза, подаренная мнѣ моей Ліей, когда я былъ женихомъ.-- Я не отдалъ бы этого камня за цѣлый лѣсъ съ обезьянами!..
   Тубалъ. А что до Антоніо -- то онъ разоренъ навѣрно.
   Шейлокъ. Да, да,-- это вѣрно!.. совершенно вѣрно!-- Ступай, Тубалъ, найми мнѣ стряпчаго и заплати ему за двѣ недѣли впередъ.-- Если Антоніо не отдастъ въ срокъ своего долга -- я вырву у него сердце, потому-что, только уничтоживъ его, могу я вести свои дѣла въ Венеціи, какъ захочу!-- Иди, Тубалъ, иди!.. Мы встрѣтимся въ синагогѣ -- или... да, да,-- въ си нагогѣ!.. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Бассаніо, Порція, Граціана, Нерисса и свита).

   Порція. Нѣтъ, нѣтъ,-- я васъ прошу, повремените
             День или два! Пусть будетъ отложенъ
             Часъ выбора!.. Вѣдь, выбравъ неудачно,
             Меня лишите счастья вы васъ видѣть
             И съ вами быть.-- такъ погодите жъ день
             Хоть для того!.. Мнѣ сердца голосъ шепчетъ,
             Что очень горько было бъ потерять
             Такъ скоро васъ!.. Храни васъ, впрочемъ, Боже
             И въ мысляхъ допустить, что сознаюсь
             Я вамъ въ любви 42) -- хотя... хотя... конечно
             Такъ ненависть не стала бъ разсуждать!..
             Вотъ этотъ страхъ -- онъ именно -- что вы
             Не такъ поймете мысль мою (языкъ
             У дѣвушекъ вѣдь связанъ) заставляетъ
             Меня проситъ, чтобъ отложили выборъ
             На мѣсяцъ вы... иль два!-- Могла бъ, конечно,
             Я подсказать, который ящикъ выбрать
             Вамъ слѣдуетъ;-- но, поступивши такъ,
             Нарушила бъ я клятву!-- Сдѣлать это
             Я не могу... хоть сознаюсь, что если
             Возьмете вы не тотъ -- я буду горько
             Жалѣть, зачѣмъ не сдѣлала грѣха,
             Нарушивъ слово клятвы.-- Горе вашимъ
             Глазамъ за то: околдовали взглядомъ
             Они меня!.. Я на двѣ части ими
             Раздѣлена. Принадлежу одною
             Я вамъ вполнѣ, другою -- вамъ же... то-есть
             Себѣ, сказать хотѣла я!.. Но, впрочемъ,
             Вѣдь что мое -- то ваше; значитъ, вамъ
             Досталось все!-- О, гадко, гадко время,
             Когда владѣльцу не даютъ владѣть
             Его жъ добромъ: ставъ вашей, я не ваша!
             Вините же за то дурное время,
             Но не меня!.. Наговорила много
             Я лишняго -- но для того вѣдь только,
             Чтобъ задержать какъ можно дольше время!
             Продлить его, отсрочить выборъ вашъ!..
   Бассаніо. Нѣтъ, нѣтъ, прошу позвольте приступить
             Къ нему сейчасъ:-- живу вѣдь въ ожиданьи
             Подъ пыткой я!
   Порція.           Подъ пыткой?-- О, такъ кайтесь
             Мнѣ тотчасъ же, какое преступленье
             Свершили вы; чѣмъ провинилась ваша
             Любовь ко мнѣ; чѣмъ заслужили вы
             Мученья пытки; въ чемъ измѣна ваша?
   Бассаніо. Ни въ чемъ, повѣрьте, если не вмѣнить
             Въ измѣну мнѣ сомнѣнья, что не будетъ
             Достигнутъ мной желаемый успѣхъ.
             Огонь и снѣгъ сведутъ скорѣе дружбу,
             Чѣмъ допущу измѣну я въ любви!
   Порція. Боюсь, что мнѣ признанье это дали
             Подъ пыткой вы!-- вѣдь въ мукахъ, говорятъ,
             Нерѣдко ложь.
   Бассаніо.           О, обѣщайте милость
             Лишь жизни мнѣ, и я во всемъ сознаюсь!
   Порція. Ну, если такъ -- сознайтесь и живите!
   Бассаніо. Я на приказъ: сознайтесь и любите 43)
             Скорѣй бы могъ правдивый дать отвѣтъ.
             Какъ не назвать и пытку наслажденьемъ,
             Кода судья самъ осужденныхъ учитъ,
             Что отвѣчать имъ должно, чтобъ спастись!
             Откройте же, прошу, скорѣе доступъ --
             Мнѣ къ ящикамъ.
   Порція.           Извольте. Вы найдете
             Въ одномъ изъ нихъ меня. Когда вы точно
             Такъ любите, то сердце вамъ подскажетъ
             Какой избрать. (Занавѣска, скрывающая ящики, отдергивается).
                                 Нерисса, отойди!
             Вы тоже встаньте, милыя, поодаль,
             И пусть играетъ музыка, пока
             Не кончитъ онъ свой выборъ. Если ложенъ
             Надежды лучъ -- то пусть, какъ нѣжный лебедь,
             Угаснетъ онъ подъ звукъ ея! Источатъ
             Мои глаза тогда такой обильный
             Ключъ горькихъ слезъ, что, какъ на влагѣ лебедь,
             Онъ можетъ умереть на немъ.-- А если
             Удача ждетъ,-- какой встрѣчать ее
             Намъ музыкой?-- Громовымъ звукомъ трубъ,
             Какимъ народъ привѣтствуетъ вступленье
             На тронъ царя! Бряцаньемъ нѣжныхъ струнъ,
             Ласкающихъ слухъ жениха въ день брака!--

(Смотритъ на Бассаніо).

             Какой онъ принялъ смѣлый, гордый видъ
             Предъ подвигомъ!-- Въ немъ вижу я Алкида
             (Лишь съ большей страстью въ сердцѣ) въ мигъ, когда
             Пришелъ спасти троянскую онъ дѣву
             Отъ пасти злой чудовища 44)!-- Я жертва,
             А вы толпа Дарданскихъ, блѣдныхъ дѣвъ,
             Что въ морѣ слезъ исхода ждали битвы!--
             Иди, Алкидъ!-- оставшись живъ, ты этимъ
             Дашь жизнь и мнѣ!-- Смѣлѣй идешь ты въ бой,
             Чѣмъ я смотрю на подвигъ трудный твой!--

(Пока Бассаніо разсматриваетъ ящики, раздается музыка и пѣніе дѣвушекъ свиты).

  
                                 ПѢСНЯ.
  
                       Пусть скажутъ мнѣ, гдѣ страсть живетъ:
                       Въ умѣ людей иль въ пылкой груди?
                       Что жизнь и пищу ей даетъ?--
                       Отвѣтьте мнѣ на это, люди!
                       Ее рождаетъ пылкій взглядъ
                       Ее лелѣетъ и ласкаетъ!
                       Но, счастья чуть надѣвъ нарядъ,
                       Она нерѣдко умираетъ!
                       Раздайся жъ, погребальный звонъ,
                       Надъ гробомъ страсти: динь-динь-донъ 45).
  
   Бассаніо. Наружный блескъ скрывать способенъ ложь,
             Въ обманъ насъ часто вводятъ украшенья!
             Такъ на судѣ искусный краснобай
             Наборомъ словъ оправдываетъ вора;
             Такъ проповѣдникъ, съ важностью въ лицѣ,
             Передъ толпой отважно защищаетъ
             Нелѣпый вздоръ, искусно подобравъ
             Къ нему слова Священнаго Писанья.
             Порока нѣтъ, который бы себя
             Не прикрывалъ подъ маской лицемѣрья.
             Такъ подлый трусъ, чей нравъ невѣренъ такъ же
             Какъ невѣрны песочныя ступени,--
             И тотъ, лицо обрамивъ бородой,
             Подчасъ заставитъ о себѣ подумать,
             Что онъ Алкидъ, хоть печень въ немъ блѣднѣй,
             Чѣмъ молоко, а украшенье щекъ --
             Знакъ этотъ видный мужества и силы 46) --
             Онъ выростилъ лишь съ тѣмъ, чтобы казаться
             Грознѣй на видъ. Взглянувъ на красоту,
             Находимъ мы, что куплена за деньги
             Она на вѣсъ. Блескъ кудрей золотистыхъ,
             Играющихъ, какъ змѣи, съ вѣтеркомъ,
             Когда-то былъ такимъ же украшеньемъ
             Другой, чужой головкѣ, ужъ давно
             Нашедшей миръ въ могилѣ 47)! Странный выводъ
             Мы дѣлаемъ невольно изъ того:
             Чѣмъ женщина вольнѣе поведеньемъ,
             Тѣмъ больше тяготитъ она себя
             Уборами 48),-- но всѣ уборы эти --
             Лишь съ виду позолоченый песокъ
             На берегу опаснѣйшаго моря!..
             Прелестный шарфъ, скрывающій собой
             Лишь черноту на тѣлѣ индіанки,--
             Обманъ и ложь, чьей помощью въ нашъ вѣкъ
             Подчасъ ловить умѣютъ даже мудрыхъ!
             А потому я золотой шкатулкой
             Не ослѣпленъ!.. Ее Мидасу въ пищу
             Оставлю я 49). Равно противно мнѣ
             И серебро -- людей поденщикъ блѣдный 50)!
             Но ты, свинецъ убогій и простой!
             Хоть ты грозишь скорѣй, чѣмъ обѣщаешь --
             Меня плѣнилъ ты простотою больше,
             Чѣмъ убѣдить потокъ бы могъ рѣчей!
             Беру тебя и жду счастливыхъ дней!
   Порція. Летите прочь сомнѣнья злыя муки!
             Прочь ревности зелено-желчный взглядъ 51)!
             Прочь блѣдный страхъ, часы зловѣщей скуки!
             Исчезли вы, какъ тѣни, скрывшись въ адъ!
             Сдержись любовь! Умѣрь свои порывы!
             Не позволяй имъ хлынуть, какъ потокъ,
             Не сдѣлай такъ, чтобъ этотъ мигъ счастливый,
             Сразивъ меня, къ погибели увлекъ!
   Бассаніо (открывая ящикъ). Что вижу я?-- О, Боже, предо мной
             Портретъ прелестной Порціи!.. О, былъ
             Навѣрно тотъ художникъ полубогомъ,
             Чья кисть могла такъ чудно возсоздать
             Оригиналъ!.. Глаза ея живутъ
             И движутся!.. Иль, можетъ-быть, обманутъ
             Я только тѣмъ, что блескъ тѣхъ чудныхъ глазъ
             Попалъ въ мои и движетъ ихъ рѣсницы?
             А вотъ уста!.. Раскрыло ихъ дыханье --
             Оно одно такихъ друзей прелестныхъ
             Способно такъ прелестно разлучить!..
             И волосы!.. Соткалъ, какъ паутину,
             Художникъ ихъ плѣнительную сѣть!
             Хотѣлъ ловить онъ этой дивной сѣтью
             Сердца людей:-- она для нихъ опаснѣй,
             Чѣмъ комарамъ тенета паука!
             Но прелесть глазъ!.. Какъ могъ смотрѣть художникъ
             На нихъ -- когда работалъ!.. Написавъ
             Одинъ изъ нихъ, какъ не лишился самъ
             Онъ зрѣнія и не оставилъ дѣла
             Неконченнымъ!.. Я чувствую, какъ слабы
             Мои слова, чтобъ превознесть достойно
             Прелестный этотъ образъ; но и онъ
             Во много разъ ничтожнѣй вѣдь въ сравненьи
             Съ тѣмъ, что даетъ намъ самъ оригиналъ 62).
             Спѣшу прочесть, что скажетъ этотъ свитокъ,
             Итогъ надеждъ и радостей моихъ! (Читаетъ бумагу):
  
                       Ты не увлекся мишурой,
                       Зато и счастливъ жребій твой.
                       Блаженство взявъ, останься съ нимъ
                       И не гоняйся за другимъ.
                       Когда рѣшился счастьемъ звать
                       Ты, что умѣлъ искусно взять, "
                       То къ милой дѣвѣ подойди
                       И поцѣлуя смѣло жди 53).
  
             Нѣтъ лучше словъ!.. Позвольте васъ просить,
             Синьора, долгъ по счету заплатить 64). (Цѣлуетъ ее).
             Какъ два бойца, вступивши въ состязанье
             И слыша гулъ и громъ рукоплесканья
             Густой толпы, собравшейся вокругъ,
             Не разберутъ, которому изъ двухъ
             Гремитъ тотъ гулъ въ хвалу и поощренье,--
             Такъ точно я, въ мучительномъ сомнѣньи,
             Жду -- не дождусь узнать отъ васъ самихъ,
             Насколько правъ въ надеждахъ я моихъ!
   Порція. Я ничего не скрыла передъ вами,
             Что есть во мнѣ;-- но, если для себя
             Чуждаюсь я тщеславнаго желанья
             Быть лучше и красивѣй -- то для васъ!..
             О, какъ для васъ желала бъ увеличить
             Я въ двадцать разъ все то, что есть во мнѣ
             Хорошаго!.. Желала бъ во сто разъ
             Красивѣй быть, богаче во сто тысячъ!..
             Пускай предѣла бъ не было моимъ
             И красотѣ, и качествамъ, и деньгамъ!..
             И все затѣмъ, чтобъ только въ вашемъ мнѣньи
             Мнѣ выше встать... Но вѣдь итогъ моихъ
             Достоинствъ всѣхъ чрезчуръ убогъ и бѣденъ!
             На дѣлѣ я лишь дѣвочка простая,
             Безъ знаній и безъ должнаго умѣнья,
             Какъ въ свѣтѣ жить!.. Счастлива я лишь тѣмъ
             Что родилась способной, чтобъ учиться,
             И что года мои еще не могутъ
             Мнѣ въ томъ мѣшать.... Но счастья моего
             Предѣлъ и верхъ конечно тотъ, что въ правѣ
             Теперь отдать умъ свой и себя
             Я въ руки вамъ, что будете вы впредь
             Наставникъ мой и царь и повелитель!.
             Берите жъ все, что видите вокругъ!
             До этихъ поръ была царицей полной
             Я надъ собой, надъ домомъ и надъ всѣмъ,--
             Принадлежитъ теперь, со мной въ придачу,
             Все это вамъ!.. Во, власть вамъ отдаю
             Себя и все я -- вмѣстѣ съ этимъ перстнемъ...
             Но берегитесь потерять его
             Иль подарить:-- предвѣстьемъ это будетъ,
             Что разлюбить хотите вы меня!
             Такъ поступивъ, вы тѣмъ дадите право
             Мнѣ горько-горько сѣтовать на васъ.
   Бассаніо. О,-- такъ сказавъ, лишаете меня
             Вы чувствъ и словъ! Могу отвѣтить вамъ
             Я лишь горячимъ клокотаньемъ страсти
             Въ моей крови! Царитъ какой-то хаосъ
             Въ моемъ умѣ, похожій на волненье
             Людской толпы, когда, услыша слово
             Любви и ласки добраго царя,
             Она восторгъ свой выражаетъ шумомъ,
             Гдѣ каждый звукъ сливается съ другимъ,
             И только гулъ безъ ясныхъ выраженій,
             Но много выражающій собой,
             Несется вдаль!.. Клянусь, что въ мигъ, когда
             Разстанусь съ этимъ перстнемъ я -- прервется
             И жизнь моя, давъ право вамъ сказать,
             Что больше нѣтъ Бассаніо на свѣтѣ.
   Нерисса (подходя съ Граціано).
             Отъ всей души, синьоръ съ синьорой, счастья
             Желаемъ вамъ!.. Свидѣтелями были
             Мы оба здѣсь, какъ увѣнчались ваши
             Желанья всѣ -- такъ можно намъ воскликнуть:
             Пошли вамъ Богъ счастливыхъ много лѣтъ!
   Граціано. Любезный другъ, а также вы, синьора,
             Желаю вамъ и благъ и счастья тьму,
             Я пребываю вмѣстѣ съ тѣмъ въ надеждѣ,
             Что счастье ваше поперекъ дороги
             Не встанетъ мнѣ!.. Позвольте жъ попросить
             Смиренно васъ, чтобъ въ день, когда скрѣпите
             Пожизненной вы клятвой вашъ союзъ,--
             Вступилъ и я подъ иго брачныхъ узъ!
   Бассаніо. Отъ всей души согласенъ, если только
             Найдешь жену.
   Граціано.           Премного благодаренъ!
             Нашелъ ее, на счастье мнѣ, ты самъ:
             Мои глаза глядятъ твоихъ не хуже,
             А потому, покамѣстъ ты смотрѣлъ
             На госпожу -- я сваталъ камеристку.
             Влюбился ты -- влюбился я! Зѣвать,
             Я, какъ и ты, безъ пользы не намѣренъ!..
             Ты основалъ свое благополучье
             На ящикахъ -- сидѣло, вижу, счастье
             Въ нихъ и мое, затѣмъ, что послѣ многихъ
             Искательствъ, клятвъ до поту и рѣчей
             До сухости во рту -- я наконецъ
             Склонилъ сію прекрасную особу (указываетъ на Нериссу)
             Дать мнѣ обѣтъ (лишь не было бъ въ томъ бѣдъ 55)
             Отдаться мнѣ, коль скоро ты достигнешь
             Того жъ съ ея хозяйкой.
   Порція.                     Неужели,
             Нерисса, это правда?
   Нерисса.                     Да, синьора,
             Когда согласье намъ дадите вы.
   Бассаніо. А ты не вздоръ городишь, Граціано?
   Граціано. Клянусь душой, не вздоръ.
   Бассаніо.                                         Ну, если такъ --
             Украсите своей вы свадьбой нашу.
   Граціано (Нериссѣ). Закладъ стоитъ на мальчика!
             Нерисса.                                        Не ставьте --
             Повалится.
   Граціано.           Ну, если ужъ дойдетъ
             До этого -- тогда, конечно, плохо 56).
             Но что это?-- сюда идутъ друзья:
             Нашъ старый другъ Соланіо, Лорензо
             И вмѣстѣ съ нимъ язычница его.

(Входятъ Соланіо, Лорензо и Джессика).

   Бассаніо. Соланіо! Лорензо! какъ я радъ,
             Что вижу васъ. (Порціи). Хоть новость положенья,
             Какое здѣсь я занялъ, не даетъ
             Еще мнѣ правъ хозяина, но все же,
             Мой милый другъ, надѣюсь, ты позволишь
             Мнѣ пригласить друзей и земляковъ
             Къ намъ погостить.
   Порція.           Пожалуйста,-- я буду
             Сама просить объ этомъ.
   Лорензо.                     Благодаренъ
             Отъ всей души. Я собственно не думалъ
             Быть нынче здѣсь, но встрѣтилъ на дорогѣ
             Соланіо, а онъ сталъ такъ усердно
             Меня просить поѣхать вмѣстѣ съ нимъ,
             Что не имѣлъ я духу отказаться.
   Соланіо. Да, это такъ, и я имѣлъ причину
             Зазвать его. (Бассаніо). Я вамъ привезъ письмо
             Антоніо. (Подаетъ письмо).
   Бассаніо.           Прошу сказать мнѣ, прежде
             Чѣмъ я прочту письмо, какъ поживаетъ
             Мой добрый другъ?
   Соланіо.           Не боленъ, если звать
             Не будемъ мы душевныхъ мукъ болѣзнью,
             И не здоровъ, когда страданья всѣ
             Считать должны мы недугомъ. Письмо
             Все объяснитъ. (Бассаніо читаетъ письмо).
   Граціано (указывая на Джессику). Нерисса. Приласкай
             И приголубь, какъ должно, нашу гостью.
             (Соланіо). А ты дай руку, другъ! Ну, что творится
             Въ Венеціи? Скажи, какъ поживаетъ
             Антоніо, нашъ царственный купецъ?
             Увѣренъ я -- онъ будетъ радъ сердечно
             За нашъ успѣхъ:-- вѣдь, какъ Язоны, оба
             Мы золотое добыли руно!
   Порція.                     Зловѣщая, по всѣмъ примѣтамъ, новость
             Пришла въ письмѣ: Бассаніо блѣднѣй,
             Чѣмъ полотно!.. Смерть дорогого друга...
             Не правда ли?.. Она одна могла бы
             Такъ поразить мужчины твердый духъ!
             Бассаніо! Во имя данной клятвы!..
             Я часть тебя... хочу я, чтобъ со мной
             Сейчасъ ты подѣлился половиной
             Тѣхъ новостей, какія принесло
             Тебѣ письмо.
   Бассаніо.           О, дорогой мой другъ!
             Ни разу вѣсть ужаснѣй не пятнала
             Страницъ письма!.. Когда тебя я сваталъ,
             То говорилъ, что все мое добро
             Заключено лишь въ благородствѣ крови,
             И я не лгалъ!.. Нѣтъ, нѣтъ,-- цѣня, напротивъ,
             Себя и низко такъ, я все жъ при этомъ
             Былъ хвастуномъ! Сказавъ, что не имѣю
             Я ничего -- я долженъ былъ прибавить,
             Что стою я въ дѣйствительности ниже,
             Чѣмъ и ничто! Я заложилъ себя
             Въ нуждѣ печальной другу и позорно
             Его тѣмъ предалъ злѣйшему врагу!
             Смотри: страницы эти -- кровь и тѣло!
             Зіяетъ буква каждая письма
             Смертельной, страшной раной!.. Лучшій другъ
             Мной умерщвленъ!.. Но правда ль это? Точно ль
             Случилось такъ, Соланіо? Ужели
             Не спасся ни одинъ изъ кораблей
             Отъ грозныхъ скалъ, несущихъ страхъ и гибель
             Судамъ купцовъ?.. Ужель погибли всѣ,--
             Всѣ тѣ, что шли изъ Индіи, Триполи,
             Изъ Англіи, изъ Варварійскихъ странъ,
             Изъ Мексики, иль хоть изъ Лисабона?..
   Соланіо. Погибли всѣ;-- да если бы теперь
             Антоніо и добылъ сумму денегъ,
             Чтобъ расплатиться со своимъ жидомъ,
             То тотъ ея бы не взялъ... Не случалось
             Мнѣ видѣть твари злѣй! Вѣдь носитъ все же
             Онъ хоть снаружи человѣчій видъ
             И въ то же время требуетъ такъ злобно,
             Чтобъ сгубленъ былъ такой же человѣкъ!
             Онъ пристаетъ съ утра до ночи къ дожу,
             Крича, что если судъ признать откажетъ
             Его права, то, значитъ, въ государствѣ
             Исчезла власть 57). Напрасно двадцать самыхъ
             Почтеннѣйшихъ купцовъ, равно какъ дожъ
             Съ вельможами, старались убѣдить,
             Чтобъ онъ смирилъ вражду свою,-- все тщетно!
             Кричитъ свое онъ, проситъ правосудья
             И предъявляетъ свой кровавый искъ!
   Джессика. Когда жила я съ нимъ еще, онъ клялся
             Своимъ двумъ землякамъ, Тубалу съ Гуссомъ,
             Что, будь ему предложена за кровь
             Антоніо уплата въ двадцать разъ
             Значительнѣй, чѣмъ долгъ -- онъ отказался бъ
             И отъ нея. Сомнѣнья нѣтъ, что если
             Законъ и власть не вступятся, то бѣдный
             Должникъ погибъ.
   Порція (Бассаніо). И въ этой злой нуждѣ
             Твой близкій другъ?
   Бассаніо.           Ближайшій! Самый лучшій
             Изъ всѣхъ людей! Незамѣнимый въ дружбѣ
             И въ помощи! Одинъ изъ тѣхъ, въ комъ честь
             И доблесть древнихъ римлянъ такъ сплотились,
             Что не сыскать подобнаго ему
             Во всей Италіи.
   Порція.           Но что жъ онъ долженъ?
   Бассаніо. Три тысячи червонцевъ;-- задолжалъ
             Онъ ими для меня лишь!
   Порція.                     Какъ? Не больше?
             Отдай ему шесть тысячъ -- и въ клочки
             Его контрактъ.-- Удвой, утрой всю сумму,
             Лишь только бъ не случилось, что такой
             Прекрасный другъ лишился за тебя
             Хоть волоса.-- Но прежде назови
             Предъ алтаремъ меня своей женою,
             А тамъ спѣши въ Венецію устроить,
             Какъ должно, все.-- Я не хочу, чтобъ ты
             Былъ счастливъ возлѣ Порціи съ такой
             Тоской въ душѣ. Мы золота достанемъ,
             Чтобъ уплатить твой долгъ хоть двадцать разъ!
             А послѣ, справимъ все -- вези и друга
             Съ собой сюда. Мы, между тѣмъ, съ Нериссой
             Васъ будемъ ждать -- двѣ дѣвушки-вдовы.
             Такъ съ Богомъ въ путь! Приходится оставить
             Тебѣ жену какъ разъ въ твой брачный день.
             Простись теперь съ друзьями 58). Грусти тѣнь
             Съ лица долой! Ты дорогой цѣною
             Достался мнѣ, такъ будешь больше мною
             И оцѣненъ.-- Но погоди: сперва
             Хочу я знать, что пишетъ твой пріятель.
   Бассаніо (читаетъ письмо). "Дорогой Бассаніо! Корабли мои погибли, заимодавцы становятся требовательны, состояніе потеряно, долгъ мой жиду просроченъ. А такъ какъ, уплативъ неустойку, я, конечно, не могу остаться въ живыхъ, то этимъ кончаются и всѣ бывшіе между мной и тобой счеты. Единственное мое желаніе: увидѣть тебя еще разъ передъ смертью. Поступай, впрочемъ, какъ знаешь. Если не побудитъ тебя на пріѣздъ твоя дружба, то не убѣждайся и словами письма".
   Порція. Брось, милый, все и въ путь спѣши скорѣй..
   Бассаніо. Иду, иду, когда твое рѣшенье
             Судило такъ -- и, раньше чѣмъ вернусь,
             Покоя знать не будутъ на мгновенье
             Мои глаза -- я въ томъ тебѣ клянусь59)! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 3-я.

Улица въ Венеціи.

(Входятъ Шейлокъ, Саларино, Антоніо и тюремщикъ).

   Шейлокъ. Смотри за нимъ во всѣ глаза, тюремщикъ!
             Пощады нѣтъ!-- Вотъ тотъ глупецъ, что даромъ
             Ссужалъ всѣмъ въ долгъ.-- Смотри за нимъ, тюремщикъ!
   Антоніо. Будь добръ, Шейлокъ.
   Шейлокъ.                               Подай мнѣ долгъ! Хочу
             Я взять мой долгъ: -- я клятву далъ, что будетъ
             Онъ отданъ мнѣ!-- Ругалъ меня, бывало,
             Собакой ты -- такъ берегись теперь
             Моихъ зубовъ!-- Поддержатъ судъ и герцогъ
             Мои права! (Тюремщику) А ты за нимъ какъ смотришь?
             Чуть слово молвитъ онъ -- ты и выводишь
             Его гулять!
   Антоніо.           Хоть выслушай, прошу...
   Шейлокъ. Подай мнѣ долгъ!-- не нужно краснобайства:
             Подай мнѣ долгъ!-- не стану слушать я!
             Иль думалъ ты, что я смирюсь, размякнувъ
             Какъ дуралей? Начну вздыхать и плакать?
             Дамъ христіанскимъ просьбамъ убѣдить
             Легко себя?.. Нейди за мной! Рѣчей
             Не нужно мнѣ... хочу я неустойку. (Уходитъ Шейлокъ)
   Саларино. Я злѣе пса не видывать на свѣтѣ.
   Антоніо. Оставь его,-- пусть онъ идетъ; не стану
             Я больше тратить безполезныхъ просьбъ.
             Ему нужна вѣдь жизнь моя, и знаю
             Я хорошо, зачѣмъ и почему.
             Спасать не разъ случалось мнѣ, бывало,
             Отъ рукъ его несчастныхъ должниковъ,
             Моей просившихъ помощи; -- за это
             Меня и ненавидитъ онъ.
   Саларино.                     Увѣренъ
             Я твердо въ томъ, что герцогъ не допуститъ
             Подобный искъ.
   Антоніо.           Не въ правѣ отмѣнить
             И герцогъ самъ закона. Допустивши
             Такой исходъ -- онъ подорвалъ бы вѣру
             Въ права, какія даны иностранцамъ
             Въ Венеціи; -- а это повело бы
             Къ убыткамъ для страны въ дѣлахъ торговли,
             Которой городъ нашъ такъ тѣсно связанъ
             Съ народами всѣхъ странъ; -- а потому
             Будь, что велитъ судьба!-- Я изнуренъ
             Настолько ужъ бѣдой, что врядъ ли завтра
             Отыщетъ кровожадный кредиторъ
             Фунтъ мяса на костяхъ моихъ.-- Идемъ,
             Тюремщикъ, прочь.-- Пріѣхалъ лишь бы только
             Бассаніо, чтобъ видѣть, какъ плачу
             Я долгъ его,-- а дальше будь, что будетъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 4-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи.

(Входятъ Порція, Нерисса, Лорензо, Джессика и Бальтазаръ)

   Лорензо. Въ глаза и за глаза скажу, синьора,
             Про васъ я всѣмъ, что врядъ ли смотритъ кто
             Прекрасно такъ на дружбу -- этотъ даръ,
             Намъ посланный отъ Бога. Видно это
             Всего вѣрнѣй и лучше изъ того,
             Какъ терпѣливо сносите разлуку
             Теперь вы съ вашимъ мужемъ. Но когда бъ
             Вы знали, что за.чудный человѣкъ
             Тотъ, за кого вы терпите; какъ дорогъ
             Ему вашъ мужъ -- то вы бъ еще серьезнѣй
             Гордились вашимъ дѣломъ и считали
             Его гораздо выше, чѣмъ простой
             Поступокъ доброты.
   Порція.                     Добро всегда
             Готова сдѣлать я,-- такъ не раскаюсь
             Тѣмъ больше въ томъ теперь.-- Вѣдь если двое
             Друзей привыкли жить, не разставаясь,
             И поровну несли ярмо любви,
             То явится всегда межъ ними сходство
             Въ манерахъ, мысляхъ и почти въ чертахъ.
             Я склонна думать потому, что вашъ
             Антоніо, кого мой мужъ считалъ
             Всегда первѣйшимъ другомъ, непремѣнно
             Похожъ во всемъ быть долженъ на него.
             А если такъ, то стоитъ ли и думать
             О пустякахъ, какіе приношу
             Я въ жертву, чтобъ спасти отъ адской злости
             Того, кто, какъ я думаю, похожъ
             На двойника души моей?-- Считать
             Такой поступокъ тягостною жертвой
             Вѣдь было бъ самохвальствомъ,-- потому
             Ни слова мнѣ объ этомъ.-- Съ вами надо
             Поговорить мнѣ о другихъ дѣлахъ.
             Вамъ поручить намѣрена, Лорензо,
             Я весь мой домъ и всѣ мои дѣла,
             Пока мой мужъ въ отлучкѣ; -- о себѣ же
             Скажу, что поклялись съ Нериссой обѣ
             Въ молитвахъ мы затворницами жить,
             Пока мужья къ намъ не вернутся снова.
             Здѣсь есть вблизи укромный монастырь,
             Гдѣ съ ней мы поселимся.-- Обѣщайте жъ
             Исполнить то, о чемъ, во имя дружбы
             И нѣсколькихъ другихъ еще причинъ,
             Я васъ прошу.
   Лорензо.           Отъ всей души, синьора,
             Исполню все.
   Порція.           Моя прислуга знаетъ
             Ужъ обо всемъ и будетъ васъ считать
             Здѣсь съ Джессикой такими жъ господами,
             Какъ мужа и меня.-- Затѣмъ прощайте;
             Богъ дастъ, мы скоро свидимся опять.
   Лорензо. Пріятныхъ дней и самыхъ лучшихъ мыслей!
   Джессика. Пошли судьба сердечный вамъ покой.
   Порція. Благодарю! Пошли того же Богъ
             И вамъ обоимъ! Джессика, прощайте.

(Лорензо и Джессика уходятъ).

   Порція (Бальтазару). Послушай, Бальтазаръ,-- твое усердье
             И честность знаю я -- такъ докажи ихъ
             Мнѣ и теперь.-- Поѣдешь съ этимъ ты
             Письмомъ сейчасъ же въ Падую.-- Спѣши,
             Насколько хватитъ силъ; когда жъ пріѣдешь,
             То спросишь, гдѣ живетъ ученый докторъ
             Белларіо, двоюродный мой братъ.
             Отдай ему письмо; въ отвѣтъ получишь
             Бумаги ты и платье; -- ихъ немедля
             Доставь на пристань, гдѣ суда отходятъ
             Въ Венецію.-- Скорѣй же, не теряй
             Напрасно словъ; -- пріѣхавъ, ты меня
             Найдешь ужъ тамъ.
   Бальтазаръ.                     Всѣ силы приложу,
             Чтобъ поспѣшить. (Уходитъ Бальтазаръ).
   Порція.           Поди сюда, Нерисса.
             Затѣяла я шутку, о какой
             Тебѣ и не мечталось: -- обѣ мы
             Своихъ мужей увидимъ многимъ раньше,
             Чѣмъ ждутъ они.
   Нерисса.           А насъ они увидятъ?
   Порція. Увидятъ, только въ платьѣ, подъ которымъ
             Почудится имъ то, чего въ насъ нѣтъ.--
             Держу пари, что если насъ обѣихъ
             Переодѣть въ двухъ статныхъ молодцовъ,
             То окажусь вѣдь ловче и красивѣй,
             Пожалуй, я!-- Носить сумѣю лучше
             Я и кинжалъ и измѣню свой голосъ
             Искуснѣе на сиплый тотъ дискантъ,
             Какимъ щебечетъ такъ забавно мальчикъ,
             Достигшій лѣтъ, когда пора пришла
             Мужчиной стать.-- Ходить начну, ступая
             Разъ вмѣсто двухъ; а что до болтовни,
             То за поясъ заткну всѣхъ краснобаевъ
             Хвастней своей и клятвами: какъ много
             Имѣлъ я ссоръ, какую тьму сгубилъ
             Красавицъ, захворавшихъ отъ тоски --
             Скажу, умершихъ даже -- потому лишь,
             Что былъ жестокъ въ отвѣтѣ я своемъ
             На ихъ любовь.-- "Что жъ было дѣлать? Чѣмъ
             Я виноватъ? Вѣдь не могло жъ хватить
             Меня на всѣхъ! Въ ихъ смерти каюсь я
             Отъ всей души".-- Нагорожу такъ много
             Такихъ я лжей, что и любой мужчина
             Дастъ клятву въ томъ, что годъ по крайней мѣрѣ
             Прошелъ съ тѣхъ поръ, какъ бросилъ школу я!
             Вѣдь сотнями извѣстны мнѣ продѣлки
             Всѣхъ этихъ глупыхъ, чванныхъ хвастуновъ 60).
             И я пущу ихъ въ ходъ.
   Нерисса.           Не стать ли намъ
             Мужчинами во всемъ?
   Порція.                     Фу, что за вздоръ
             Городишь ты! Что если бы тебя
             Какой-нибудь подслушалъ злоязычникъ 61)!
             Но намъ пора,-- объ остальномъ узнаешь
             Въ дорогѣ ты. Идемъ, идемъ скорѣй!
             Карета ждетъ насъ у калитки сада;
             Вѣдь мы должны проѣхать двадцать миль. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 5-я.

Садъ при домѣ Порціи.

(Входятъ Ланселотъ и Джессика).

   Ланселотъ. Это вѣрно, вѣрно! Могу васъ увѣрить, что грѣхи отцовъ всегда взыскиваются съ дѣтей,-- потому я за васъ боюсь. Не сталъ бы я вамъ это и говорить, но что жъ дѣлать, если откровенность вошла у меня въ привычку. Какъ ни раздумывай, а все придешь къ мысли, что быть вамъ въ аду. Есть, правда, маленькая надежда на ваше спасенье, да бѣда въ томъ, что надежда-то сама по себѣ плохая, говоря проще, незаконная.
   Джессика. Какая же это надежда?
   Ланселотъ. А вотъ какая: можете вы надѣяться, что отецъ вашъ вамъ не отецъ, и что вы не дочь жида?
   Джессика. Вотъ ужъ точно незаконная надежда! Еслибъ она оказалась вѣрной, то на меня легъ бы грѣхъ моей матери.
   Ланселотъ. Это такъ, и потому я боюсь, что гибель ждетъ васъ и за отца и за мать. Изъ Сциллы отца попадете вы въ Харибду матери. Спасенья нѣтъ вамъ ни въ какомъ случаѣ.
   Джессика. Меня спасетъ мужъ: онъ сдѣлалъ меня христіанкой.
   Ланселотъ. Тѣмъ хуже для него. Насъ, христіанъ, развелось столько, что мы едва можемъ уживаться другъ съ другомъ. Всякій лишній приростъ подниметъ только цѣну на ветчину. Если кушанье это станутъ ѣсть всѣ, то скоро ни за какія деньги и ломтика не достанете.
   Джессика. Все твое вранье я разскажу мужу. Вотъ кстати и онъ. (Входитъ Лорензо).
   Лорензо. Скоро я начну ревновать къ тебѣ, Ланселотъ, мою жену. Ты вѣчно съ ней шепчешься.
   Джессика. Напрасно, мой милый: мы съ Ланселотомъ не въ ладахъ. Онъ говоритъ, что мнѣ не будетъ спасенья, потому что я дочь жида, да сверхъ того увѣряетъ, будто ты плохой гражданинъ тѣмъ, что, обращая жидовъ въ христіанство, поднимаешь цѣну на ветчину.
   Лорензо. Въ этомъ мнѣ оправдаться легче, чѣмъ ему въ беременности мавританки. Ребенка сочинилъ ей вѣдь ты, Ланселотъ.
   Ланселотъ. Что жъ за бѣда? Такая прибыль будетъ наградой за убыль ея честности 62). Во всякомъ случаѣ она выросла въ моихъ глазахъ противъ того, за что я принималъ ее прежде.
   Лорензо. Какъ однако нынче всякій дуракъ научился играть словами. Я думаю истинному остроумію придется скоро замолчать совсѣмъ, а болтовня станетъ похвальной только въ попугаяхъ. Ступай и скажи, чтобъ готовились къ обѣду.
   Ланселотъ. Готовы, синьоръ: проголодались рѣшительно всѣ.
   Лорензо. Боже, какимъ ты сталъ острякомъ! Скажи въ такомъ случаѣ, чтобъ готовили обѣдъ.
   Ланселотъ. Обѣдъ готовъ давно; -- остается только накрыть.
   Лорензо. Такъ накрой.
   Ланселотъ. Какъ можно, синьоръ: -- накрывать кого-нибудь не входитъ въ мою обязанность.
   Лорензо. Новая глупость! Ты, кажется, намѣренъ высыпать все твое остроуміе разомъ. Понимай, пожалуйста, простыя слова просто. Ступай къ своимъ товарищамъ, вели имъ накрыть столъ, подать обѣдъ и скажи, что мы придемъ обѣдать.
   Ланселотъ. Что до стола, синьоръ, то онъ уже поданъ; что до обѣда, то онъ уже накрытъ, а что -- до вашего прихода, то это пусть будетъ, какъ Господь Богъ положитъ вамъ на душу. (Уходитъ Ланселотъ).
   Лорензо. Что за наборъ пустыхъ и глупыхъ словъ!
             Дуракъ скопилъ, какъ видно, цѣлый ворохъ
             Остротъ въ своемъ умѣ и сыплетъ ими
             Безъ удержу вездѣ. Но, впрочемъ, если
             Взглянуть на свѣтъ, то встрѣтишь въ немъ не мало
             Глупцовъ, стоящихъ выше, но при этомъ
             Забыть готовыхъ также здравый смыслъ
             Для болтовни (Джессикѣ). Ну что, дружокъ мой милый/
             Какъ нравится, скажи мнѣ откровенно,
             Тебѣ жена Бассаніо?
   Джессика.                     Прелестнѣй
             Она всѣхъ словъ! Примѣрно долженъ жить
             Бассаніо теперь: -- судьбой дано
             Въ такой женѣ небесное блаженство
             Ему ужъ здѣсь, а потому лишится
             И въ небѣ рая онъ, когда не будетъ
             Цѣнить жену, какъ должно, на землѣ.--
             Вѣдь если бъ боги вздумали заспорить
             О чемъ-нибудь и ставкой для пари
             Поставили двухъ женщинъ, изъ которыхъ
             Одна была бы Порція, то много бъ
             Пришлось придать различныхъ совершенствъ
             Другой, чтобы сравниться съ ней. Подобныхъ
             Ей въ мірѣ нѣтъ!
   Лорензо.           А я такъ вотъ увѣренъ,
             Что, какъ твой мужъ, по качествамъ, ничѣмъ я
             Не хуже, чѣмъ она.
   Джессика.           Ну, ну,-- объ этомъ
             Спроси меня.
   Лорензо.           Спрошу, отвѣть, но прежде
             Пойдемъ за столъ.
   Джессика.           Ужъ лучше похвалю
             Тебя теперь: мужей цѣнить пріятнѣй
             Намъ натощакъ.
   Лорензо.           Поѣсть сперва все жъ лучше --
             А тамъ... а тамъ... твою мы болтовню
             Переваримъ пріятнѣй -- за десертомъ.
   Джессика. Ну, погоди, достанется жъ тебѣ! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Зала суда въ Венеціи.

(Входятъ дожъ и сенаторы, Антоніо, Бассаніо, Граціано, Саларино, Соланіо и другіе).

   Дожъ. Кто здѣсь Антоніо?
   Антоніо.                     Я, ваша свѣтлость.
   Дожъ. Жаль мнѣ тебя. Отвѣтить принужденъ
             Противнику ты съ сердцемъ тверже камня;
             Презрѣнной, низкой твари, чьей душѣ
             Невѣдомы ни доброта ни милость.
   Антоніо. Я знаю, ваша свѣтлость, какъ сердечно
             Искали вы спасти меня, стараясь
             Смягчить его жестокость, но стоитъ
             Онъ твердо на своемъ. Законныхъ средствъ
             Спасти меня отъ злобныхъ рукъ, къ несчастью,
             Нѣтъ никакихъ, и потому осталось
             Мнѣ лишь одно: съ терпѣньемъ подчиниться
             Его враждѣ. Готовъ покорно встрѣтить
             Я жребій свой и со спокойнымъ духомъ
             Снести его удары.
   Дожъ.                     Прикажите
             Позвать жида.
   Соланіо.           Онъ здѣсь ужъ, ваша свѣтлость.

(Входитъ Шейлокъ).

   Дожъ. Пусть подойдетъ и встанетъ предо мной.
             Ну, Шейлокъ, всѣ, кто здѣсь, со мною вмѣстѣ,
             Убѣждены, что хочешь довести
             Ты злость свою лишь до поры, когда
             Поставитъ судъ свой приговоръ; а послѣ
             Себя покажешь также ты сердечнымъ,
             Какъ прежде былъ жестокъ;-- что здѣсь же, гдѣ
             Ты требуешь за долгъ уплаты кровью
             Несчастнаго купца -- не только бросишь
             Ты мысль свою, но, движимъ добротой,
             Простишь ему и половину долга,
             Принявъ въ расчетъ, какъ много тяжкихъ бѣдъ
             Онъ перенесъ,-- бѣдъ, отъ какихъ навѣрно бъ
             Былъ разоренъ и царственный купецъ 6з).
             Вѣдь даже каменное сердце турокъ
             Или татаръ, не знавшихъ никогда,
             Что значитъ состраданье -- было бъ ими
             Растрогано.-- Отвѣть же: словъ добра
             Мы ждемъ здѣсь всѣ.
   Шейлокъ.                     Отвѣтъ, чего хочу я,
             Ужъ сказанъ мной. Святой субботой нашей
             Я поклялся, что такъ или иначе
             Возьму свое! Хочу я неустойки!
             Откажете -- своей же вы рукой
             Разрушите значенье вашей власти
             И вашихъ правъ 64).-- Вы задали вопросъ,
             Зачѣмъ упорно такъ предпочитаю
             Фунтъ мяса я тремъ тысячамъ червонцевъ?
             А если я отвѣчу, что такая
             Пришла мнѣ блажь?-- останетесь довольны
             Отвѣтомъ вы?.. Что, если бъ завелась
             Въ моемъ дому докучливая крыса,
             И я не пожалѣлъ бы десять тысячъ
             Червонцевъ дать, лишь только бъ извести
             Дурную тварь,-- сочли бъ вы мой отвѣтъ
             Достаточнымъ?-- Есть люди, для которыхъ
             Противно видѣть кошку; для другихъ
             Невыносимъ открытый ротъ свиньи;
             А-то еще такіе есть, что, слыша
             Волынки пискъ, не въ силахъ удержать
             Въ себѣ мочу. Страстями управляетъ
             Въ насъ личный вкусъ:-- по волѣ можетъ онъ
             Заставить насъ любить и ненавидѣть;
             А потому, въ отвѣтъ на вашъ вопросъ,
             Скажу лишь то, что если объясненья
             Никто не дастъ вамъ, почему такой-то
             Не терпитъ пасть свиньи; другой не любитъ
             Полезной, тихой кошки; третій, слыша
             Волынки звукъ, невольно заставляетъ
             Краснѣть другихъ, срамя себя и самъ --
             То вотъ причина вамъ, что не желаю
             И я давать отвѣтъ, зачѣмъ веду
             Такой я искъ въ прямой себѣ убытокъ.--
             Скажу одно: что ненавистенъ мнѣ
             Антоніо!-- Достаточенъ ли вамъ
             Такой отвѣтъ?
   Бассаніо.           Безчувственный ты камень!
             Не извинишь такимъ пустымъ отвѣтомъ
             Ты злость твою!
   Шейлокъ.           Я не тебѣ въ угоду
             Сказалъ отвѣтъ.
   Бассаніо.           Не убивать же всѣхъ,
             Кто намъ не милъ.
   Шейлокъ.           Возненавидѣть, значитъ --
             Хотѣть убить.
   Бассаніо.           Пустое оскорбленье --
             Ничтожный слишкомъ для того предлогъ.
   Шейлокъ. А ты змѣѣ ужалить дашь два раза 65)?
   Антоніо. Прошу, синьоры, вспомнить: говорите
             Вѣдь вы съ жидомъ! Когда бы вы стояли
             На берегу, то легче было бъ вамъ
             Заставить валъ бѣгущаго прилива
             Отхлынуть вновь! Скорѣй бы волкъ отвѣтилъ,
             Зачѣмъ блѣять заставилъ онъ ягненка
             За мать его! Успѣли бы скорѣе
             Вы запретить вершинамъ горныхъ сосенъ
             Гудѣть подъ шумомъ вѣтра! Одолѣть
             Удастся вамъ упорнѣйшія вещи
             Скорѣй и легче, чѣмъ сломить упорство
             Бездушнаго жида:-- сравнить жестокость
             Его нельзя ни съ чѣмъ,-- а потому
             Прошу я васъ: не тратьте понапрасну
             Безцѣльныхъ, лишнихъ просьбъ:-- поставьте прямо
             Вашъ приговоръ, рѣшивъ безъ проволочекъ,
             Что ждетъ меня и что желаетъ жидъ.
   Бассаніо. Готовъ ему шесть тысячъ дать червонцевъ
             Я вмѣсто трехъ.
   Шейлокъ.           Когда червонецъ каждый
             Ты превратить бы умудрился въ шесть --
             Я все же ихъ бы не взялъ.-- Неустойку
             Подайте мнѣ!
   Дожъ.           Какой же въ правѣ ждать
             Ты милости, когда такъ безсердеченъ
             И злобенъ самъ?
   Шейлокъ.           Гдѣ судъ, который скажетъ,
             Что я неправъ?-- Такого нѣтъ,-- такъ что же
             Бояться мнѣ?-- Изъ васъ владѣетъ каждый
             Толпой рабовъ, которыхъ, какъ собакъ,
             Какъ вьючный скотъ иль какъ ословъ съ мулами,
             Гоняете вы на тяжелый трудъ.
             Что ежели сказалъ бы вамъ я: "Дайте
             Свободу имъ, жените на своихъ
             Наслѣдницахъ, не мучьте ихъ жестоко
             Трудомъ сверхъ силъ; пусть спятъ они въ постеляхъ,
             Въ какихъ вы спите сами, пусть ѣдятъ
             Отъ вашихъ блюдъ!" -- не закричали ль громко бъ
             Вы мнѣ въ отвѣтъ:-- "Рабы вѣдь эти наши!"
             Такъ вотъ и я отвѣчу вамъ, что этотъ
             Фунтъ мяса -- мой!-- Я дорогой цѣною
             Его купилъ и требую, чтобъ мнѣ
             Онъ отданъ былъ!-- Откажете -- позоръ
             На васъ на всѣхъ и на законы ваши!
             Ихъ, значитъ, нѣтъ въ Венеціи!-- Стою
             Я на своемъ и жду, чтобъ судъ поставилъ
             Свой приговоръ!
   Дожъ.                     Я властью, данной мнѣ,
             Рѣшилъ отсрочить дѣло до пріѣзда
             Белларіо, ученаго юриста,
             Который вызванъ мной для совѣщанья
             И долженъ скоро быть сюда.
   Саларино.                               Пріѣхалъ
             Изъ Падуи гонецъ; съ собой привезъ онъ
             Письмо Белларіо.
   Дожъ.                     Зови гонца
             И дай письмо.
   Бассаніо.           Антоніо, мужайся!
             Не унывай! Отдамъ скорѣй жиду
             Я жизнь мою и плоть, и кровь, и кости,
             Чѣмъ допущу, чтобъ пролилъ каплю крови
             Ты за меня.
   Антоніо.           Больная я овца --
             И потому намѣченная къ смерти!
             Загнившій плодъ срываютъ со стебля
             До времени -- а потому пусть будетъ
             Такъ и со мной! Не мучь себя напрасно!
             Ты долженъ жить, чтобъ помянуть меня
             Надгробнымъ, добрымъ словомъ.

(Входитъ Нерисса, одѣтая писцомъ).

   Дожъ.                                         Васъ прислалъ
             Белларіо?
   Нерисса.           Да, ваша свѣтлость;-- шлетъ
             Онъ вамъ привѣтъ. (Подаетъ письмо).
   Бассаніо (Шейлоку). Зачѣмъ ты такъ усердно
             Свой точишь ножъ?
   Шейлокъ.                     Чтобъ лучше рѣзалъ онъ,
             Когда платить по приговору будетъ
             Мнѣ долгъ банкрутъ.
   Граціано.                     Точи жъ не на подошвѣ,
             Проклятый жидъ!-- Пригоднѣй для того
             Твоя душа 66)!-- Ни сталь ни мечъ, которымъ
             Казнитъ палачъ, нельзя сравнить съ твоею
             Свирѣпостью!-- Иль въ мірѣ нѣту просьбъ,
             Какими ты смягчился бъ?..
   Шейлокъ.                               Не придумать
             Съ твоимъ умомъ.
   Граціано.           Такъ будь же проклятъ, песъ!
             Будь жизнь твоя укоромъ вѣчнымъ правдѣ!
             Изъ-за тебя я усумнился въ вѣрѣ:
             Готовъ повѣрить я, какъ Пиѳагоръ,
             Что можетъ духъ скотовъ переселяться
             Въ тѣла людей. Жилъ прежде въ волкѣ ты
             И грызъ людей; когда жъ его за то
             Повѣсили -- переселился прямо
             Изъ петли онъ въ тебя, вошелъ въ утробу
             Твоей нечистой матери!-- Во всемъ
             Ты хищный волкъ, кровавый, жадный, гнусный!
   Шейлокъ. Кричи, юнецъ,-- на векселѣ печати
             Ты крикомъ не сотрешь, а лишь себѣ
             Надсадишь грудь да истощишь напрасно,
             Свой острый умъ:-- я на законной почвѣ
             Стою вѣдь здѣсь.
   Дожъ (прочтя письмо). Белларіо мнѣ пишетъ,
             Что присланъ имъ къ намъ молодой юристъ.
             Но гдѣ же онъ?
   Нерисса.           Здѣсь, ваша свѣтлость; ждетъ.
             Отвѣта онъ, угодно ль будетъ вамъ
             Его принять?
   Дожъ.                     О, да, о, да, конечно.
             Пусть четверо иль трое лицъ изъ свиты
             Введутъ его сюда, а васъ покамѣстъ
             Я выслушать прошу, что пишетъ мнѣ
             Белларіо.
   Клеркъ (читаетъ). "Увѣдомляю вашу свѣтлость, что письмо ваше застало меня совершенно больнымъ. Но въ то самое время, какъ прибылъ вашъ посланный, сидѣлъ у меня одинъ молодой докторъ изъ Рима, по имени Бальтазаръ. Я познакомилъ его съ процессомъ, который жидъ затѣялъ противъ Антоніо, и мы много перерыли по этому случаю книгъ. Я выразилъ ему мое мнѣніе, а онъ подкрѣпилъ его своимъ. Я не нахожу достаточно словъ, чтобъ достойно оцѣнить ученость этого молодого человѣка, и потому довѣрилъ ему вполнѣ явиться къ вамъ вмѣсто меня для разрѣшенія упомянутаго дѣла. Прошу васъ не считать молодости доктора препятствіемъ, чтобъ оказать вниманіе его словамъ. Я никогда еще не встрѣчалъ болѣе созрѣвшаго ума въ столь молодомъ тѣлѣ. Поручая его вашему милостивому пріему, остаюсь увѣреннымъ, что рекомендацію мо вергнется, будетъ: что ей лучше -- ждать ли слѣдующей ночи, или отправляться спать теперь же, въ два часа утра? Я же, настань и день, желалъ бы чтобъ онъ былъ теменъ, пока буду спать съ клеркомъ доктора. За симъ, пока буду живъ, не будетъ у меня заботы большей храненія кольца Периссы. (Уходятъ.)
   
орціа. Какое кольцо вы отдало, Бассаніо? Надѣюсь, не то, что получили отъ меня.
   Бассаніо. Еслибъ я былъ способенъ прибавить ложь къ моей винѣ, я заперся бы въ этомъ, но вы видите,-- мой палецъ безъ кольца, нѣтъ его.
   Порціа. Такъ въ вашемъ лживомъ сердцѣ нѣтъ правды! Клянусь небомъ, что до-тѣхъ-поръ не буду въ вашихъ объятіяхъ, покуда не увижу кольца.
   Нерисса. И я не буду въ твоихъ, покуда не увижу своего.
   Бассаніо. Милая Порціа, если бъ вы знали, кому я отдалъ, кольцо, если бъ вы знали, для кого я отдалъ кольцо, если бъ вы могли вообразить, за что я отдалъ кольцо и какъ неохотно я разстался съ кольцомъ, когда ничего не хотѣли принять отъ меня, кромѣ кольца, вы бы умѣрили жестокость вашего негодованія.
   Порціа. Если бъ вы знали цѣну кольцу, или хотя въ-половину цѣну той, которая дала кольцо, или поняли бъ, что ваша честь требовала сохранить кольцо, вы не разстались бы никогда съ кольцомъ. Если бъ вамъ угодно было защищать его съ нѣкоторой твердостью, какой человѣкъ былъ бы до того безразсуденъ, что безъ всякой скромности продолжалъ бы требовать вещь, сохраняемую какъ памятникъ священнаго обряда? Нерисса научила меня чему вѣрить: я готова умереть, что кольцо отдано женщинѣ.
   Бассаніо. Нѣтъ, клянусь честью, душою, что не женщинѣ, а благородному доктору; онъ не хотѣлъ взять отъ меня трехъ тысячъ червонцевъ и просилъ кольцо. Я отказалъ ему и имѣлъ духъ отпустить его въ неудовольствіи на меня, его-самого, который спасъ жизнь моего безцѣннаго друга. Что же еще я скажу вамъ, милая Порціа? Я былъ принужденъ послать кольцо за нимъ; я сдѣлалъ это изъ вѣжливости и отъ стыда: я не хотѣлъ запятнать своей чести неблагодарностью. Простите меня, добрая Порція, клянусь этими благословенными свѣтильниками- ночи, если бъ вы были тамъ, то, я думаю, вы сами вымолили бъ у меня кольцо, чтобъ отдать его достойному доктору.
   Порціа. Не подпускайте этого доктора близко къ моему дому: такъ-какъ онъ пріобрѣлъ сокровище, которое я любила и которое вы поклялись сберечь изъ любви ко мнѣ, то я сдѣлаюсь такъ же щедра, какъ и вы. Я не откажу ему ни въ чемъ, что имѣю, ни въ самой себѣ, ни въ супружеской постели. Я узнаю его, въ этомъ увѣрена. Не проводите ни одной ночи не дома. Стерегите меня, какъ Аргусъ; если нѣтъ, если я стану оставаться одна, то божусь честію, которая еще есть у меня, докторъ будетъ товарищемъ моего уединенія.
   Нерисса. А моего -- писарь: такъ смотри хорошенько, не оставляй меня моему собственному надзору
   Граціано. Хорошо, дѣлай что хочешь; только чтобъ онъ не попадался мнѣ, а попадется, такъ я перепорчу перья у молодаго писаря.
   Антоніо. Я, несчастный, предметъ этихъ ссоръ!
   Порціа. Синьйоръ, не огорчайтесь. Не смотря на это, мы вамъ истинно рады.
   Бассаніо. Порція, прости мнѣ эту невольную вину; и вотъ, въ-присутствіи всѣхъ моихъ друзей, клянусь тебѣ твоими прекрасными глазами, въ которыхъ вижу себя...
   Порціа. Замѣтьте это, въ моихъ двухъ глазахъ онъ видитъ себя, въ каждомъ по одному Бассаніо: стало онъ видитъ себя двуличнымъ; клянитесь же честью, двуличнаго человѣка,-- это такая клятва, что нельзя ей не повѣрить.
   Бассаніо. Ахъ, послушай меня! Прости эту вину, и клянусь моей душой, что никогда болѣе не нарушу ни одной клятвы, данной тебѣ.
   Антоніо. Я нѣкогда для его счастія заложилъ мое тѣло: оно погибло бы безъ помощи того, у кого теперь кольцо вашего супруга. Я смѣю опять ручаться, мою душу отдаю въ закладъ что вашъ супругъ никогда не нарушитъ умышленно своего обѣщанія.
   Порціа. Итакъ вы за него порукой. Отдайте же ему это и велите, чтобъ онъ берегъ его лучше, чѣмъ первое.
   Антоніо. Бассаніо, клянись сохранить это кольцо.
   Бассаніо. Боже мой! да это то самое, которое я отдалъ доктору.
   Порціа. А я получила отъ него. Прости меня, Бассаніо, божусь этимъ кольцомъ, что докторъ спалъ со мной.
   Нерисса. Прости и меня, мой милый Граціано!, знаешь, тотъ хилой мальчишка, докторской писарь, пробылъ у меня за это кольцо цѣлую ночь.
   Граціано. Право? да это все то же, что поправлять дороги лѣтомъ, когда онѣ и безъ того довольно хороши. Какъ? не ужъ ли намъ приставили рога прежде, чѣмъ мы ихъ заслужили?
   Порціа. Не говорите такъ дерзко. Вы всѣ въ изумленіи! Вотъ письмо, прочтите его на-свободѣ; оно изъ Падуи, отъ Белларіо: вы увидите, что Порціа была докторъ, Нерисса же ея писарь. Лоренцо можетъ засвидѣтельствовать, что я уѣхала тотъ-часъ послѣ васъ и только-что воротилась; я еще не входила и въ домъ. Антоніо, для васъ у меня есть въ запасѣ новости, какихъ вы не ожидаете. Распечатайте скорѣе это письмо: тутъ вы найдете, что три корабля ваши съ богатымъ грузомъ вошли неожиданно въ пристань. Вы не должны знать, по какому странному случаю досталось мнѣ это письмо.
   Антоніо. Я нѣмъ.
   Бассаніо. Вы были докторъ, и я не узналъ васъ!
   Граціано. Ты была писарь, который долженъ мнѣ приставить рога.
   Нерисса. Да, писарь, который никогда не вздумаетъ этого сдѣлать, развѣ доживетъ до того, что станетъ мужчиной.
   Бассаніо. Милый докторъ, будьте моимъ преемникомъ и въ моемъ отсутствіи спите съ моей женой.
   Антоніо. Прекрасная синьйора, вы дали мнѣ жизнь и чѣмъ жить: здѣсь я узнаю навѣрное, что корабли мои прибыли благополучно въ пристань.
   Порціа. Ну, а вы, Лоренцо? у моего писаря есть и для васъ кой-что пріятное.
   Нерисса. И я отдамъ ему это безъ всякой платы. Вотъ я передаю вамъ и Джессикѣ узаконенную бумагу, въ которой богатый Еврей дарить все, что послѣ его смерти окажется ему принадлежащимъ.
   Лоренцо. Прекрасныя синьйоры, вы сыплете манну на пути голодныхъ людей.
   Порціа. Почти утро, а я увѣрена, что вы еще не вполнѣ-довольны объясненіемъ этихъ происшествій. Войдемте въ домъ, и тамъ подвергните насъ допросу: мы станемъ на все отвѣчать съ точностію.
   Граціано. Охотно. Первый допросъ, на который Нерисса должна отвѣчать подъ присягой, слѣдующій: хочетъ ли она оставаться на ногахъ до будущей ночи, или теперь идти ложиться, потому-что ужъ два часа утра, а какъ пріидетъ день, я пожелаю, чтобъ онъ обратился въ ночь и далъ бы мнѣ спать съ писаремъ доктора. Покуда живъ буду, только о томъ и стану заботиться, чтобъ держать въ сохранности кольцо Нериссы.

Перев. англійскаго Н. ПАВЛОВЪ.

"Отечественныя Записки", No 9, 1839

  
  
ение -- противостоящие ногами.
   29 Аргус -- многоглазый человек, одно из выдуманных существ греческих сказаний.
   
моемъ умѣ есть пропасть всякихъ штукъ
             Во вкусѣ тѣхъ болтливыхъ хвастунишекъ;
             Я примѣню ихъ къ дѣлу.
   

НЕРИССА.

                                                     Значитъ, мы
             Теперь въ мужчинъ, синьора, превратимся?
   

ПОРЦІЯ.

             Что за вопросъ! Какъ былъ бы онъ хорошъ.
             Когда бъ его ты сдѣлала при людяхъ,
             Двухсмысленно толкующихъ слова!
             Идемъ однако; планъ же мой подробно
             Я объясню въ каретѣ: ждетъ она
             У парка насъ. Спѣшить ужасно намъ придется:
             Вѣдь сдѣлать двадцать миль сегодня остается.

[Уходятъ.


Шейлокь, Антоніо, Саларино и Тюремщикъ.
"Смотри за нимъ, тюремщикъ. О пощадѣ
И слушать я не стану".
Дѣйствіе III, сцена I.

   

СЦЕНА V.

Бельмонтъ. Садъ.

Входятъ Ланчелотъ и Джессика.

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Да, это такъ, потому что, видите ли, грѣхи родителей всегда падаютъ на дѣтей. Отъ этого я и обѣщаю вамъ, что постоянно буду бояться за васъ. Я всегда былъ откровененъ съ вами, оттого и объ этомъ дѣлѣ докладываю вамъ свое разсужденіе. Поэтому, пожалуйста, не унывайте. Я въ самомъ дѣлѣ думаю, что вы пропадете. Правда, есть еще надежда, что этого не случится, но и эту надежду можно назвать незаконнорожденной.
   

ДЖЕССИКА.

   Какая же это надежда, скажи, пожалуйста?
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Да такая, что вы можете отчасти надѣяться, что не вашъ папенька произвелъ васъ на свѣтъ -- что вы не дочь жида.
   

ДЖЕССИКА.

   Да, это дѣйствительно какая-то незаконнорожденная надежда. Но въ этомъ случаѣ на меня упадутъ грѣхи моей матери.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Это точно. Ну, такъ, значитъ, мнѣ слѣдуетъ бояться, что вы пропадете и по папенькѣ, и по маменькѣ. Избѣгая Сциллу, то есть вашего батюшку, я попадаю въ Харибду, то есть вашу матушку. Вотъ и выходитъ, что вы пропали и съ той и съ другой стороны.
   

ДЖЕССИКА.

   Меня спасетъ мой мужъ: онъ сдѣлалъ меня христіанкой.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   За это онъ достоинъ еще большаго порицанія. Насъ и безъ того довольно христіанъ на свѣтѣ -- какъ разъ столько, сколько нужно, чтобъ имѣть возможность мирно жить вмѣстѣ. Это обращеніе въ католическую вѣру возвыситъ только цѣну на свиней, такъ какъ если мы всѣ начнемъ есть свинину, то скоро ни за какія деньги не достанешь жаренаго сала.

Входитъ Лоренцо.

ДЖЕССИКА.

   Я передамъ моему мужу все, что вы мнѣ говорили, Ланчелотъ; да вотъ онъ.
   

ЛОРЕНЦО.

   Я скоро начну ревновать къ вамъ, Ланчелотъ, если вы не перестанете заводить мою жену въ темные уголки.
   

ДЖЕССИКА.

   Нѣтъ, Лоренцо, вамъ нечего безпокоиться о насъ. Ланчелотъ и я живемъ не въ ладу. Онъ мнѣ прямо говоритъ, что мнѣ нѣтъ спасенія въ небѣ, потому что я дочь жида, и прибавляетъ, что вы дурной членъ республики, потому что, обращая евреевъ въ христіанскую вѣру, увеличиваете тѣмъ цѣну на свинину.
   

ЛОРЕНЦО.

   За это республика обвинитъ меня меньше, чѣмъ тебя за беременность негритянки. Однако, ступай, скажи прислугѣ, чтобъ у ней было скорѣе готово къ обѣду все.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   У ней и безъ того все готово: ея желудки на мѣстѣ.
   

ЛОРЕНЦО.

   Какъ каждый глупецъ можетъ теперь острить и играть словами! Я думаю, что скоро дѣйствительное остроуміе будетъ выражаться въ молчаніи, и что разговорчивость будетъ вмѣняться въ заслугу только попугаямъ. Ну, такъ скажи, чтобъ готовили обѣдъ.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   И это сдѣлано -- только не накрыто.
   

ЛОРЕНЦО.

   Такъ угодно вамъ будетъ накрыть!
   

ЛАНЧЕЛОТЪ [держа шляпу въ рукѣ].

   О, нѣтъ, въ вашемъ присутствіи ни за что: я знаю свою обязанность.
   

ЛОРЕНЦО.

   Опять игра въ слова! Ты, видно, хочешь выказать въ одно мгновеніе все богатство своего ума! Пожалуйста, понимай просто простыя слова. Поди къ своимъ товарищамъ и прикажи имъ накрыть на столъ и подавать блюда, а мы скоро придемъ обѣдать.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Что касается стола, синьоръ, то онъ будетъ поданъ; что касается блюдъ, синьоръ, то они будутъ накрыты; что же касается вашего прибытія къ обѣду, синьоръ, то въ этомъ позвольте соображаться съ вашимъ желаніемъ и фантазіею. [Уходитъ.


Порція, Нерисса и Балтазаръ.
"Возьми письмо -- и мчись съ нимъ въ Падую".
Дѣйствіе. III, сцена IV.

   

ЛОРЕНЦО.

             О, Господи, какая болтовня!
             Глупецъ набралъ остротъ различныхъ войско
             И помѣстилъ ихъ въ памяти своей.
             Я и другихъ глупцовъ не мало знаю
             Изъ высшаго сословья, но, какъ онъ,
             Остротами себя вооружившихъ,
             И, чтобы въ ходъ пустить одну изъ нихъ,
             Готовыхъ въ бой вступить со здравымъ смысломъ.
             Ну, Джессика, какъ поживаешь ты?
             Теперь скажи, мой ангелъ, откровенно,
             Какъ ты нашла Бассаніо жену?
   

ДЖЕССИКА.

             Хвалить ее нѣтъ словъ. Необходимо,
             Чтобъ жизнію примѣрной жилъ синьоръ
             Бассаніо; когда такое благо
             Въ своей женѣ онъ встрѣтилъ, то найдетъ
             Здѣсь на землѣ всѣ наслажденья неба;
             А если онъ ихъ не оцѣнитъ здѣсь,
             То никогда не будетъ и на небѣ.
             До, если бы случилось двумъ богамъ
             Держать пари на двухъ изъ смертныхъ женщинъ,
             И Порція была одной изъ нихъ:
             То ужъ къ другой пришлось бы непремѣнно
             Хоть что-нибудь прибавить, потому
             Что равной ей нѣтъ въ этомъ жалкомъ мірѣ.
   

ЛОРЕНЦО.

             Имѣешь ты во мнѣ, какъ въ мужѣ, то,
             Чѣмъ Порція богата, какъ супруга.
   

ДЖЕССИКА.

             На этотъ счетъ и мнѣніе мое
             Вамъ надо бы спросить.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Спрошу сейчасъ же.
             Пойдемъ сперва обѣдать.
   

ДЖЕССИКА.

                                                     Нѣтъ, хочу
             Вамъ похвалу сказать теперь, покамѣстъ
             Я не сыта.
   

ЛОРЕНЦО.

                                 Нѣтъ, я прошу тебя --
             Прибереги къ обѣду эти рѣчи.
             Тамъ, что бы ты мнѣ ни сказала -- все
             Переварю я съ прочими вещами.
   

ДЖЕССИКА.

             Ну, хорошо, я васъ разоблачу.

[Уходятъ.


Лоренцо и Джессика.
"Имѣешь ты во мнѣ, какъ въ мужѣ, то,
Чѣмъ Порція богата, какъ супруга".
Дѣйствіе III, сцена V.

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Венеція. Залъ суда.

Входятъ Дожъ, Сенаторы, Антоніо, Бассаніо, Граціано, Саларино, Саланіо и другіе.

ДОЖЪ.

             Что жъ, здѣсь Антоніо?
   

АНТОНІО.

                                                     Здѣсь, ваша свѣтлость:
             Жду вашихъ приказаній.
   

ДОЖЪ.

                                                     Мнѣ тебя
             Душевно жаль: вѣдь ты имѣешь дѣло
             Съ противникомъ изъ камня. Эта тварь --
             Не человѣкъ: жалѣть онъ неспособенъ,
             И не найдетъ никто въ его душѣ
             Ни капли состраданья.
   

АНТОНІО.

                                                     Мнѣ сказали,
             Свѣтлѣйшій дожъ, что очень сильно вы
             Изволили стараться, чтобъ немного
             Жестокую претензію смягчить.
             Но такъ какъ онъ упорствуетъ въ рѣшеньи
             И такъ какъ нѣтъ законныхъ средствъ меня
             Освободить отъ ненависти этой,
             То бѣшенству его противоставить
             Терпѣніе я долженъ. Я себя
             Вооружилъ спокойствіемъ душевнымъ,
             Чтобъ выдержать тиранство все его
             И лютый гнѣвъ.
   

ДОЖЪ.

                                           Подите, позовите
             Сюда жида.
   

САЛАНІО.

                                 Онъ ждетъ ужъ у дверей,
             Свѣтлѣйшій дожъ. Вотъ онъ.

Входитъ Шейлокъ.

ДОЖЪ.

                                                               Очистить мѣсто!
             Пусть онъ стоитъ предъ нами. Ну, Шейлокъ,
             Всѣ думаютъ, и я такъ полагаю,
             Что эту роль злодѣя хочешь ты
             Разыгрывать лишь до развязки дѣла;
             Но что, когда наступитъ этотъ часъ,
             Ты выкажешь раскаянье и жалость,
             Которыя всѣхъ поразятъ сильнѣй,
             Чѣмъ мнимое твое жестокосердье.
             Всѣ ждутъ, что ты, настаивая такъ
             Но этой неустойкѣ -- въ фунтѣ мяса
             Отъ этого несчастнаго купца,
             Не только не захочешь неустойки,
             Но, движимый душевной добротой
             И кротостью, часть даже суммы долга
             Простишь ему; что состраданья взоръ
             Ты обратишь на всѣ его потери,
             Которыя недавно на него
             Обрушились -- потери, что могли бы
             И царственнаго разорить купца
             И возбудить участье даже въ людяхъ
             Съ желѣзною иль каменной душой,
             Въ татаринѣ иль туркѣ непреклонномъ,
             Котораго никто не воспиталъ
             Для жалости. Жидъ, добраго отвѣта
             Ждемъ отъ тебя.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Намѣренья свои
             Я объяснилъ вамъ прежде, ваша свѣтлость.
             Я нашею субботою святой
             Поклялся въ томъ, что получу уплату
             По векселю. Коль захотите вы
             Мнѣ отказать -- нарушите законы
             И вольности республики своей.
             Вы спросите, зачѣмъ предпочитаю
             Тремъ тысячамъ червонцевъ мяса фунтъ
             Негоднаго? На это не желаю
             Я отвѣчать. Положимъ, что скажу:
             "Такой мой вкусъ!" Отвѣтъ ли это будетъ!
             Представьте вотъ, что крыса завелась
             Въ моемъ дому и не даетъ покоя,
             И я тому, кто отравитъ ее,
             Хочу отдать червонцевъ десять тысячъ.
             Достаточенъ для васъ такой отвѣтъ?
             Есть многіе, которые не любятъ
             Смотрѣть на пасть раскрытую свиньи;
             Другой готовъ при видѣ кошки просто
             Сойти съ ума; иной волынки звукъ
             Заслышавши случайно передъ носомъ,
             Никакъ мочи не можетъ удержать.
             Фантазія, страстей владыка, ими
             Руководитъ и направляетъ ихъ
             Согласно съ тѣмъ, что ей или противно,
             Иль нравится. Теперь вотъ мой отвѣтъ:
             Коль объяснить нельзя опредѣленно
             Причинъ того, что одному свинья
             Съ открытымъ ртомъ противна, а другому --
             Безвреднѣйшій и нужный въ домѣ котъ,
             А третьему звукъ вздувшейся волынки,
             И что они невольно платятъ всѣ
             Дань слабости такой неотвратимой,
             И, сами будучи угнетены,
             Гнетутъ другихъ: такъ точно не могу я
             И не хочу представить вамъ другихъ
             Причинъ, какъ та, что ненависть и злобу
             Питою я къ Антоніо, что онъ
             Противенъ мнѣ, и лишь изъ-за того я
             Веду такой убыточный процессъ
             Противъ него. Довольны вы отвѣтомъ?
   

БАССАНІО.

             Нѣтъ, человѣкъ безчувственный, такимъ
             Отвѣтомъ ты не можешь оправдаться
             Въ жестокости упорной.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                     Угождать
             Отвѣтами тебѣ я не обязанъ.
   

БАССАНІО.

             Какъ будто бы всѣ убиваютъ тѣхъ,
             Кого они не любятъ!
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           А какъ будто
             Мы ненависть питать способны къ тѣмъ,
             Кого убить желанья не имѣемъ?
   

БАССАНІО.

             Не всякая обида вдругъ родитъ
             Вражду на смерть.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Какъ? развѣ ты позволишь
             Змѣѣ тебя два раза укусить?
   

АНТОНІО.

             Подумайте -- вы споръ съ жидомъ ведете.
             Поймите же -- вѣдь это все равно,
             Что стать на берегу и приказанье
             Волнамъ отдать, чтобъ высоту свою
             Понизили онѣ, или у волка
             Стать спрашивать, зачѣмъ овечку онъ
             Кручиниться по дѣтямъ заставляетъ,
             Иль запретить соснамъ, жилищамъ горъ,
             Размахивать высокими верхами
             И не шумѣть, когда небесны?! вихрь
             Волнуетъ ихъ. Скорѣе вамъ удастся
             Труднѣйшую работу совершить,
             Чѣмъ жалостью наполнить эту душу
             Жидовскую: труднѣе ничего
             На свѣтѣ нѣтъ. Поэтому, прошу висъ
             Не предлагайте больше ничего,
             Оставьте всѣ дальнѣйшія попытки,
             Но поскорѣй и прямо надо мной
             Свершите судъ, исполните желанье
             Жида.
   

БАССАНІО.

                                 Смотри, шесть тысячъ я даю
             Намѣсто трехъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Когда бъ червонецъ каждый
             Въ тѣхъ тысячахъ имѣлъ хоть шесть частей,
             И каждая червонецъ составляла
             Въ отдѣльности, я и тогда бы ихъ
             Не взялъ отъ васъ: я требую уплаты
             По векселю.
   

ДОЖЪ.

                                 Какъ можешь ожидать
             Ты милости, коль самъ ея не знаешь!
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Когда я правъ, какой мнѣ страшенъ судъ?
             Обдумайте вы вотъ что: есть не мало
             У васъ рабовъ; а такъ какъ вы себѣ
             Купили ихъ, то, наравнѣ съ ослами,
             Собаками, мулами, тѣхъ людей
             На рабскія презрѣнныя работы
             Вы гоните. Скажи теперь я вамъ:
             "Пустите ихъ на волю; пожените
             Ихъ на своихъ наслѣдницахъ. Зачѣмъ
             Подъ ношами тяжелыми потѣютъ
             Несчастные? Пускай постели ихъ
             По мягкости не уступаютъ вашимъ:
             Пусть блюда тѣ, что кушаете вы,
             Ихъ нёба услаждаютъ". Вы на это
             Сказали бъ мнѣ: "Рабы всѣ эти намъ
             Принадлежатъ". Ну, такъ и я отвѣчу:
             Тотъ мяса фунтъ, котораго теперь
             Я требую, мнѣ очень много стоитъ;
             Онъ мой, и я хочу имѣть его.
             Откажете -- я плюну на законы
             Венеція: въ нихъ, значитъ, силы нѣтъ.
             Я жду суда. Дождусь ли -- отвѣчайте?
   

ДОЖЪ.

             Я властію своею распущу
             Собраніе, коль нынче не пріѣдетъ
             Белларіо, ученый докторъ: я
             За нимъ послалъ для разрѣшенья дѣла.
   

САЛАНІО.

             Тамъ на дворѣ ждетъ посланный съ письмомъ
             Отъ доктора: онъ только что пріѣхалъ
             Изъ Падуи.
   

ДОЖЪ.

             Позвать его; письмо же
             Принесть сюда.
   

БАССАНІО.

                                           Будь веселѣй, мой милый
             Антоніо! Пріободрись! Скорѣе
             Презрѣнный жидъ возьметъ мои всѣ кости
             И плоть мою, и кровь, и все, чѣмъ ты
             Изъ-за меня лишишься капли крови.
   

АНТОНІО.

             Другъ, въ стадѣ я паршивая овца,
             И мнѣ идти приличнѣе на бойню,
             Чѣмъ всѣмъ другимъ: гнилѣйшій плодъ всегда
             Скорѣй другихъ на землю упадаетъ.
             Пусть и со мной такъ будетъ. Ничего
             Не сдѣлаешь ты лучше, другъ Бассаньо,
             Какъ жить и мнѣ надгробье сочинить.

[Входитъ Нерисса, одѣтая писаремъ.

ДОЖЪ.

             Изъ Падуи ты прибылъ отъ Белларьо?
   

НЕРИССА.

             Такъ точно. Онъ свидѣтельствуетъ вамъ
             Почтенье. [Подаетъ ему письмо.
   

БАССАНІО [Шейлоку

                                 Зачѣмъ ты такъ усердно
             Свой точишь ножъ?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Готовлюсь рѣзать имъ
             У этого банкрота неустойку.
   

ГРАЦІАНО.

             Жестокій жидъ, не на подошвѣ ты
             Свой точишь ножъ, а на душѣ. Металлу
             Ни одному, сѣкирѣ палача
             Со злобою твоею не сравниться
             По острогѣ. Ужели ни одной
             Мольбой тебя не тронутъ?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                     Ни одною,
             Какую бы ни изобрѣлъ твой умъ.
   

ГРАЦІАНО.

             О, проклятъ будь ты, песъ неумолимый!
             А жизнь твоя укоромъ злымъ пусть будетъ
             Правдивости! Я, право, начинаю
             Ужъ въ вѣрѣ колебаться и готовъ,
             Какъ Пиѳагоръ, доказывать, что души
             Звѣрей въ тѣла людскія переходятъ.
             Твой гнусный духъ жилъ въ волкѣ, и когда
             Его за растерзанье человѣка
             Повѣсили -- свирѣпая душа,
             Освободясь изъ петли, улетѣла,
             И, между тѣмъ какъ въ матери своей
             Нечистой ты лежалъ еще, -- вселилась
             Оно въ тебя. Ты настоящій волкъ:
             Какъ онъ, жестокъ, свирѣпъ и кровожаденъ.


Шейлокъ, Порція, Бассаніо, Антоніо, Граціано и Нерисса.
"Поэтому -- я говорю -- къ тебѣ
Имѣетъ судъ претензію".
Дѣйствіе IV, сцена I.

   

ШЕЙЛОКЪ.

             Ругательствамъ твоимъ не соскоблить
             Но векселѣ печати. Значитъ, крикомъ
             Ты лишь свою печенку надорвешь.
             Побереги, о юноша любезный,
             Свой острый умъ: не то навѣки онъ
             Разрушится. Я жду здѣсь правосудья.
   

ДОЖЪ.

             Белларіо рекомендуетъ намъ
             Ученаго и мудраго юриста.
             Гдѣ жъ онъ?
   

НЕРИССА.

                                 Онъ здѣсь по близости и ждетъ,
             Угодно ль вамъ принять его?
   

ДОЖЪ.

                                                               Съ охотой
             Полнѣйшею. Пусть четверо изъ васъ
             Введутъ его съ почетомъ. А покамѣстъ
             Прочесть суду Белларіо письмо.
   

ПИСЕЦЪ [читаетъ

   "Имѣю честь доложить вашей свѣтлости, что ваше письмо застало меня совсѣмъ больнымъ; но въ ту самую минуту, какъ пріѣхалъ вашъ посланный, я имѣлъ удовольствіе принимать у себя молодого доктора изъ Рима. Имя его Бальтазаръ. Я познакомилъ его съ процессомъ, возникшимъ между жидомъ и купцомъ Антоніо; мы просмотрѣли вмѣстѣ много книгъ. Онъ знаетъ мое мнѣніе и сообщитъ его вамъ, придавъ ему большую цѣну своею собственною ученостью, обширность которой я не могу достаточно похвалить; по моей просьбѣ, онъ исполнитъ, вмѣсто меня, желаніе вашей свѣтлости. Умоляю васъ, несмотря на его молодость, не отказывать ему въ должномъ уваженіи, потому что я никогда не встрѣчалъ такого молодого тѣла съ такой старой головой. Поручаю его вашему благосклонному пріему, но испытаніе на дѣлѣ послужитъ ему самою лучшею рекомендаціею".
   

ДОЖЪ.

   Вы слышите, что пишетъ намъ Белларіо? Вотъ, кажется, мудрецъ и докторъ.

Входитъ Порція, одѣтая адвокатомъ.

ДОЖЪ.

             Пожалуйте мнѣ вашу руку. Вы
             Отъ стараго Белларіо?
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Такъ точно,
   

ДОЖЪ.

             Привѣтствую отъ сердца и прошу
             Садиться. Вамъ уже извѣстна тяжба,
             Которая собрала этотъ судъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Я знаю всѣ подробности. Скажите,
             Гдѣ здѣсь купецъ, гдѣ жидъ?
   

ДОЖЪ.

                                                     Шейлокъ и ты.
             Антоніо, поближе подойдите.
   

ПОРЦІЯ.

             Шейлокомъ васъ зовутъ?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                     Меня зовутъ
             Шейлокомъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Искъ затѣяли вы странный;
             Но вмѣстѣ съ тѣмъ такого рода онъ,
             Что помѣшать не могутъ вамъ законы
             Венеція. [Къ Антоніо Такъ это вы въ такой
             Опасности?
   

АНТОНІО.

                                 Да, такъ онъ утверждаетъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Вы признаете вексель?
   

АНТОНІО.

                                                     Признаю.
   

ПОРЦІЯ.

             Такъ долженъ жидъ явиться милосердымъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             А по какой причинѣ долженъ, вы
             Скажите мнѣ?
   

ПОРЦІЯ.

                                 По принужденью милость
             Не дѣйствуетъ, а падаетъ она,
             Какъ тихій дождь, струящійся на землю
             Изъ облаковъ. Благословенье въ ней
             Сугубое: оно благословляетъ
             Тѣхъ, кто даетъ и кто беретъ ее.
             Сильнѣй всего она въ рукахъ у сильныхъ;
             Она -- царямъ приличнѣе вѣнца;
             Монарховъ скиптръ -- знакъ временной ихъ силы,
             Онъ -- аттрибутъ величья; изъ него
             Исходитъ страхъ предъ властью государей.
             Но скиптра мощь предъ милостью -- ничто.
             Въ сердцахъ царей владычествуетъ милость,
             Какъ аттрибутъ Всевышняго -- и та
             Земная власть всѣхъ ближе къ власти Бога,
             Которая и правый судъ творитъ,
             И милуетъ. Жидъ, ты на правосудье
             Ссылаешься, но взвѣсь мои слова:
             Когда бъ всегда законы исполнялись
             Съ буквальностью, никто бъ изъ насъ не могъ
             Спасти себя. О милости взываемъ
             Въ молитвѣ мы, и милосердымъ быть
             Насъ эта же молитва научаетъ.
             Я говорю все это для того,
             Чтобъ чѣмъ-нибудь смягчить твой искъ законный;
             Но если ты настаиваешь въ немъ,
             То строгій судъ Венеціи обязанъ
             Постановить рѣшенье надъ купцомъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             На голову мою мои поступки
             Пусть подаютъ. Я требую суда
             Законнаго -- я требую уплаты
             По векселю.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Да развѣ деньги онъ
             Внести не въ состояньи?
   

БАССАНІО.

                                                     Нѣтъ, напротивъ.
             Здѣсь, предъ судомъ, всю сумму я сполна
             Даю ему -- удвоиваю даже.
             Коли и тѣмъ онъ недоволенъ -- я
             Ему отдамъ хоть вдесятеро столько,
             И головой, и сердцемъ, и рукой
             Въ томъ поручусь. А если недоволенъ
             И этимъ онъ -- такъ нѣтъ сомнѣнья въ томъ,
             Что хочетъ злость попрать прямую честность.
             Я васъ молю -- предъ властію своею
             Хоть разъ одинъ законъ вы преклоните;
             Я васъ молю -- неправду совершить
             Малѣйшую изъ-за великой правды,
             И демона свирѣпаго, что имъ
             Руководитъ, смирить своимъ рѣшеньемъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Нѣтъ, такъ нельзя. Уставленный законъ
             Перемѣнить нельзя ничьею властью
             Въ Венеціи. Какъ происшедшій фактъ,
             Запишется рѣшеніе такое,
             И вторгнется затѣмъ не мало зла
             Въ республику по этому примѣру.
             Нѣтъ, такъ нельзя.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           О, это Даніилъ
             Пришелъ судить! да, Даніилъ! О юный
             Мудрецъ-судья, какъ сильно и высоко
             Я чту тебя!
   

ПОРЦІЯ.

                                 Позвольте мнѣ взглянуть
             На вексель вашъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Вотъ онъ, почтенный докторъ.
             Вотъ онъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Шейлокъ вѣдь, втрое заплатить
             Тебѣ хотятъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                 А клятва, клятва? Небу
             Я клятву далъ. На душу тяжкій грѣхъ
             Не положу я клятвопреступленьемъ.
             Нѣтъ, нѣтъ, за всю Венецію того
             Не сдѣлаю.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Итакъ -- просроченъ вексель;
             По немъ вполнѣ законно можетъ жидъ
             Взять, вырѣзавъ какъ можно ближе къ сердцу,
             Фунтъ мяса. Нѣтъ, ты сжалишься, Шейлокъ:
             Возьми себѣ тройную сумму долга
             И прикажи мнѣ вексель разорвать.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Тогда скажу, когда по немъ уплату
             Всю получу. Мы ясно видимъ всѣ,
             Что вы судья достойнѣйшій: законы
             Знакомы вамъ, отлично дѣло все
             Вы поняли, и потому, во имя
             Законности, которая нашла
             Въ васъ вѣрную, достойную опору,
             Я васъ прошу окончить этотъ судъ.
             Клянусь душой, поколебать не въ силахъ
             Ничей языкъ рѣшеніе мое.
             Я требую по векселю уплаты.
   

АНТОНІО.

             Отъ всей души я умоляю судъ
             Произнести свой приговоръ.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Да будетъ
             По вашему. Приготовляйте грудь
             Его ножу.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                 О юноша прекрасный,
             О судія правдивый!
   

ПОРЦІЯ.

                                           Потому,
             Что духъ и текстъ закона совершенно
             Согласны съ тѣмъ взысканіемъ, что здѣсь,
             Въ семъ векселѣ, означено такъ ясно.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Такъ, точно такъ. О, мудрый судія,
             Правдивѣйшій! На сколько же ты старше,
             Чѣмъ кажешься!
   

ПОРЦІЯ [къ Антоніо

                                           Итакъ, раскройте грудь.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Да, грудь его: такъ сказано въ роспискѣ --
             Неправда ли, почтеннѣйшій судья?
             Такъ сказано: какъ можно ближе къ сердцу --
             Не такъ ли!
   

ПОРЦІЯ.

                                 Да. А есть ли здѣсь вѣсы?
             Они нужны, чтобъ свѣсить мясо.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                                               Какъ же!
             Я ихъ принесъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Такъ припасите тоже
             На вашъ же счетъ хирурга, чтобъ ему
             Перевязалъ онъ рану, -- а иначе
             Онъ кровію, пожалуй, изойдетъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             А въ векселѣ написано объ этомъ?
   

ПОРЦІЯ.

             Не писано, но это все равно.
             Конечно, вы должны изъ состраданья
             Такъ поступить.
   

ШЕЙЛОКЪ [глядя на вексель,

                                           Нѣтъ, не могу найти
             Я въ векселѣ условіе такое.
   

ПОРЦІЯ.

             Ну, вы, купецъ, -- имѣете ль сказать
             Намъ что-нибудь?
   

АНТОНІО.

                                           Имѣю очень мало.
             Вооруженъ и приготовленъ я.
             Бассаніо, прощайте -- вашу руку!
             Я васъ прошу не горевать, что вы
             Виной того, что сдѣлалось со мною:
             Судьба ко мнѣ добрѣе отнеслась,
             Чѣмъ къ множеству другихъ. Обыкновенно,
             Кто потерпѣлъ крушенье, обреченъ
             Переживать богатство и съ глазами
             Потухшими, съ морщинистымъ челомъ
             Вѣкъ нищеты влачить. А я избавленъ
             Отъ этого страданія судьбой.
             Привѣтъ мой шлю женѣ достойной вашей;
             Скажите ей, какъ я окончилъ жизнь,
             Скажите, какъ я васъ любилъ; отдайте
             Честь мертвому. Когда же свой разсказъ
             Вы кончите, пускай она разсудитъ --
             Имѣли ли вы друга на землѣ"?
             Не кайтесь въ томъ, что друга потеряли,
             Какъ этотъ другъ не кается, что долгъ
             Вамъ заплатилъ: пусть только жидъ глубоко
             Запуститъ ножъ -- всѣмъ сердцемъ заплачу
             Я этотъ долгъ немедленно.
   

БACCAHIO.

                                                     Антоньо,
             Женился я на женщинѣ такой,
             Которая дороже мнѣ всей жизни;
             Но жизнь мою, жену мою, весь міръ
             Я не цѣню дороже вашей жизни.
             Все потерять, все въ жертву принести
             Вотъ этому чудовищу готовъ я,
             Чтобъ васъ спасти.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Ну, если бы жена
             Услышала, чѣмъ жертвовать хотите
             Вы для него, не слишкомъ-то она
             Была бы вамъ за это благодарна.


Шейлокъ, уходящій изъ дворца Дожа.
Дѣйствіе IV, сцена I.

   

ГРАЦІАНО.

             И я женатъ -- люблю свою жену.
             Но былъ бы радъ, чтобъ въ небесахъ витала
             Она теперь, когда бъ изъ вышнихъ силъ
             Хотя одна могла склонить къ смягченью
             Паршиваго жида.
   

НЕРИССА.

                                           Ну, хорошо,
             Что за ея спиной вы говорите
             Такую вещь; иначе шумъ большой
             У васъ въ дому изъ-за нея поднялся бъ.
   

ШЕЙЛОКЪ [въ сторону

             Вотъ какова супружеская жизнь
             У христіанъ! Я дочь одну имѣю,
             Но лучше бы желалъ, чтобъ мужемъ ей
             Былъ человѣкъ изъ племени Варравы,
             Чѣмъ кто-нибудь изъ христіанъ. [Вслухъ. Къ чему
             Напрасно мы растрачиваемъ время?
             Прошу тебя скорѣе приговоръ
             Произнести.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Такъ мяса фунтъ изъ тѣла
             Сего купца принадлежитъ тебѣ;
             Законъ его даетъ, судъ -- присуждаетъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Правдивѣйшій судья!
   

ПОРЦІЯ.

                                                     И этотъ фунтъ
             Ты вырѣзать обязанъ близко къ сердцу;
             Такъ судъ рѣшилъ, такъ говоритъ законъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Ученѣйшій судья! Вотъ приговоръ-то,
             Такъ приговоръ. Ну, къ дѣлу поскорѣй!
   

ПОРЦІЯ.

             Нѣтъ, погоди -- еще не все. По этой
             Роспискѣ ты имѣешь право взять
             Лишь мяса фунтъ; въ ней именно фунтъ мяса
             Написано; но права не даетъ
             Она тебѣ ни на одну кровинку.
             Итакъ бери, что слѣдуетъ тебѣ --
             Фунтъ мяса; но, вырѣзывая мясо,
             Коль каплю крови христіанской ты
             Прольешь -- твои имущества и земли
             Возьметъ казна республики себѣ.
             Таковъ законъ Венеціи.
   

ГРАЦІАНО.

                                                     О мудрый!
             Жидъ, замѣчай! О праведный судья!
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Таковъ законъ?
   

ПОРЦІЯ.

                                           Ты самъ его увидишь.
             И такъ какъ ты правдиваго суда
             Здѣсь требуешь, то вѣрь, что въ большей мѣрѣ,
             Чѣмъ хочешь ты, онъ будетъ совершенъ.
   

ГРАЦІАНО.

             О, судія ученѣйшій, мудрѣйшій!
             Жидъ, замѣчай! О праведный судья!
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Ну, если такъ, на ваше предложенье
             Согласенъ я; отдайте втрое мнѣ
             По векселю и пусть себѣ уходитъ
             Христіанинъ.
   

БАССАНІО.

             Вотъ деньги.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Нѣтъ, пока
             Еще не все. Узнаетъ правосудье
             Жидъ до конца. Не надобно спѣшить.
             Получитъ онъ одну лишь неустойку --
             Не болѣе.
   

ГРАЦІАНО.

                                 О жидъ, что за судья
             Правдивѣйшій, ученѣйшій, мудрѣйшій!
   

ПОРЦІЯ.

             Готовься же ты мясо у него
             Вырѣзывать; не забывай, что крови
             Нельзя пролить; до помни: ровно фунтъ
             Вырѣзывай, ни больше и не меньше.
             Коль вырѣжешь ты болѣе, чѣмъ фунтъ,
             Иль менѣе, коль вѣсъ его усилишь,
             Иль уменьшишь на сотую хоть часть
             Ничтожнѣйшаго скрупула, коль только
             Хоть на волосъ наклонится игла
             Твоихъ вѣсовъ, то смерть тебя постигнетъ,
             Имущество жъ твое пойдетъ въ казну.
   

ГРАЦІАНО.

             Вотъ -- Даніилъ! Жидъ, Даніилъ предъ нами.
             А, нехристь, ты теперь въ моихъ рукахъ!
   

ПОРЦІЯ.

             Что жъ сталъ ты, жидъ? Бери свой долгъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Мой капиталъ -- и я сейчасъ уйду.
             Отдайте
   

БАССАНІО.

                                 Вотъ онъ: тебѣ его я приготовилъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Онъ отъ него отрекся предъ судомъ.
             По точному условію росписки
             Получитъ онъ уплату.
   

ГРАЦІАНО.

                                                     Даніилъ --
             Онъ Даніилъ второй, я повторяю.
             Спасибо, жидъ, что подсказалъ ты мнѣ
             Сравненіе такое.
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Неужели
             Не получу и капитала я!
   

ПОРЦІЯ.

             Получишь ты одну лишь неустойку:
             Бери ее на собственный свой страхъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Такъ пусть съ него беретъ уплату дьяволъ!
             Мнѣ нечего здѣсь больше толковать.
   

ПОРЦІЯ.

             Нѣтъ, жидъ, постой. Законный судъ имѣетъ
             Еще одну претензію къ тебѣ.
             Республики законъ постановляетъ,
             Что если иностранецъ посягнетъ
             На жизнь кого-нибудь изъ гражданъ, прямо
             Иль косвенно, и это предъ судомъ
             Докажется, то часть его имѣнья
             Идетъ тому, кому онъ угрожала.
             Погибелью; другую жъ половину
             Беретъ казна республики. А жизнь
             Виновнаго отъ милосердья дожа
             Зависитъ вся: одинъ лишь дожъ казнить
             Иль миловать его имѣетъ право.
             Поэтому -- я говорю -- къ тебѣ
             Имѣетъ судъ претензію: улики
             Всѣ говорятъ, что посягалъ на жизнь
             Отвѣтчика ты косвенно и прямо,
             И этимъ то возмездье заслужилъ,
             Которое здѣсь высказано мною.
             Пади же ницъ и дожа умоляй
             О милости.
   

ГРАЦІАНО.

                                 Проси, чтобъ позволенье
             Онъ далъ тебѣ пойти и самому
             Повѣситься; но такъ какъ поступаетъ
             Имущество твое сполна въ казну,
             И не на что купить веревку --
             То слѣдуетъ тебя повѣсить, жидъ,
             На счетъ казны.
   

ДОЖЪ.

                                           Чтобъ нашихъ чувствъ различье
             Увидѣлъ ты, я жизнь тебѣ дарю
             Безъ просьбъ твоихъ. Часть твоего имѣнья
             Антоніо возьметъ; другая часть
             Пойдетъ въ казну республики. Покаясь,
             Ты превратить все это можешь въ штрафъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Да, для казны -- не для Антоньо только.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Берите все, берите жизнь мою:
             Не нужно мнѣ пощады. Отымая
             Подпоры тѣ, которыми мои домъ
             Весь держится, вы цѣлый домъ берете;
             Лишая средствъ для жизни -- жизни всей
             Лишаете.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Антоніо, что сдѣлать
             Вы для него хотите?
   

ГРАЦІАНО.

                                                     Дать ему
             Безденежно веревку -- и затѣмъ
             Ужъ ничего другого, роди Бога!
   

АНТОНІО.

             Коли хотятъ свѣтлѣйшій дожъ и судъ
             Не брать съ него законной половины
             Имущества его -- согласенъ я,
             Съ тѣмъ, чтобы мнѣ другую половину
             Онъ далъ взаймы, съ условьемъ возвратить
             Ее, когда онъ кончитъ жизнь, синьору,
             Который дочь похитилъ у него.
             Но, сверхъ того, за это снисхожденье
             Я требую, во-первыхъ, чтобъ сейчасъ
             Крестился онъ, а во-вторыхъ, чтобъ запись
             Формальную суду представилъ въ томъ,
             Что все свое имущество по смерти
             Онъ дочери и зятю передастъ.
   

ДОЖЪ.

             Быть по сему. Иначе то прошенье,
             Которое я далъ ему, тотчасъ
             Возьму назадъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Жидъ, отвѣчай: доволенъ
             Рѣшеньемъ ты?
   

ШЕЙЛОКЪ.

                                           Доволенъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                                               Секретарь,
             Составьте актъ; пусть онъ его подпишетъ.
   

ШЕЙЛОКЪ.

             Позвольте мнѣ уйти. Нехорошо
             Я чувствую себя. Пришлите запись
             Ко мнѣ домой -- я дома подпишу.
   

ДОЖЪ.

             Ступай; но все, какъ сказано, исполни.
   

ГРАЦІАНО.

             Къ крещенію два крестные отца
             Тебя сведутъ. Будь я твоимъ судьею,
             Я бъ, вѣрно, далъ тебѣ не пару ихъ,
             А дюжину, чтобъ не къ святой купели,
             А къ висѣлицѣ проводить тебя.

[Шейлокъ уходитъ.

ДОЖЪ [Порціи

             Покорнѣйше прошу васъ отобѣдать
             Со мной, синьоръ.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Покорнѣйше прошу,
             Свѣтлѣйшій дожъ, простить меня. Я долженъ
             Сегодня въ ночь быть въ Падуѣ, и мнѣ
             Поэтому необходимо ѣхать
             Немедленно.
   

ДОЖЪ.

                                           Жалѣю отъ души,
             Что сильно такъ вы заняты. Антоньо,
             Достойно вы должны вознаградить
             Ученаго синьора: онъ услугу
             Огромную вамъ нынче оказалъ.

[Дожъ, Сенаторы и свита уходятъ.


Порція, Нерисса и Граціано.
"Бассаніо, обдумавъ,
Мнѣ поручилъ вамъ передать кольцо".
Дѣйствіе IV, сцена II.

   

БАССАНІО.

             Достойнѣйшій синьоръ мой, ваша мудрость
             Отъ страшнаго несчастія меня
             И друга моего спасла сегодня.
             За это мы спѣшимъ вамъ предложить
             Три тысячи червонцевъ, припасенныхъ
             Мной для жида.
   

АНТОНІО.

                                           И все-таки у васъ
             Останемся въ долгу до самой смерти --
             Готовностью служить по мѣрѣ силъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Кто собственнымъ своимъ доволенъ дѣломъ,
             Тотъ признаетъ, что съ щедростью ему
             Заплачено; освобожденьемъ вашимъ
             Доволенъ я -- и потому считаю,
             Что хорошо вы заплатили мнѣ.
             Я никогда не зналъ другой корысти.
             Когда опять мы встрѣтимся, прошу
             Признать меня: вотъ все мое желанье.
             Затѣмъ всѣхъ благъ желаю вамъ и въ путь
             Отправиться спѣшу.
   

БАССАНІО.

                                           Синьоръ достойный,
             Я принужденъ настаивать, чтобъ вы
             Хоть что-нибудь на память согласились
             Принять отъ насъ -- принять, какъ дань любви,
             Когда за трудъ вы не хотите платы.
             Двѣ вещи лишь исполнить васъ прошу:
             Согласье дать и извинить за просьбу.
   

ПОРЦІЯ.

             Синьоръ, вы такъ настойчивы, что я
             Вамъ отказать не въ силахъ [Къ Антоніо]
                                                     Дайте ваши
             Перчатки мнѣ, я буду ихъ носить.
             [Къ Бассаніо] У васъ же я возьму вотъ этотъ перстень...
             Отдернули вы руку? Не хочу
             Я ничего другого -- и, конечно,
             Любя меня, не захотите вы
             Въ немъ отказать.
   

БАССАНІО.

             Синьоръ, вѣдь, этотъ перстень
             Бездѣлица такая; стыдно мнѣ
             Вамъ дать его.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Я ничего другого
             Взять не хочу; такая мнѣ пришла
             Фантазія.
   

БАССАНІО.

                                 Я дорожу имъ больше,
             Чѣмъ стоитъ онъ. Сейчасъ же отыщу,
             Посредствомъ объявленья, лучшій перстень
             Въ Венеціи и вамъ его отдамъ;
             Но этотъ вы мнѣ удержать позвольте.
   

ПОРЦІЯ.

             Какъ вижу я, вы щедры на словахъ.
             Сперва меня просить вы научили,
             Теперь урокъ даете ужъ другой --
             Какъ отвѣчать просящему.
   

БАССАНІО.

                                                     Синьоръ
             Добрѣйшій мой, дала мнѣ этотъ перстень
             Моя жена, при чемъ, надѣвъ его
             На палецъ мой, заставила поклясться,
             Что никогда я не продамъ его,
             Не подарю, не потеряю.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Это --
             Одинъ предлогъ: для многихъ служитъ онъ
             Лишь средствомъ -- быть какъ можно экономнѣй
             Въ своихъ дарахъ. Коль не сошла съ ума
             У васъ жена, то, безъ сомнѣнья, зная,
             Какъ хорошо умѣлъ я заслужить
             вашъ перстень здѣсь -- не станетъ вѣчно злиться
             За то, что вы мнѣ отдали его.
             Ну, дѣлайте, какъ знаете. Прощайте.

[Уходитъ съ Нерисой.

АНТОНІО.

             Бассанію, совѣтую отдать
             Ему кольцо. Пускай моя любовь,
             Съ услугою его соединившись,
             Одержитъ верхъ надъ клятвою, что съ васъ
             Жена взяла.
   

БАССАНІО.

                                 Скорѣе, Граціано,
             Бѣги за нимъ и догони его;
             Отдай ему кольцо и, если можешь,
             Къ Антоніо въ квартиру приведи
             Его сейчасъ. Живѣе, Граціано.

[Граціано уходитъ.

             Идемъ же къ вамъ. А завтра рано утромъ
             Мы полетимъ въ Бельмонтъ. Идемте, другъ.

[Уходятъ.

   

СЦЕНА II.

Венеція. Улица.

Входятъ Порція и Нерисса.

ПОРЦІЯ.

             Узнай, гдѣ домъ Шейлока; эту запись
             Ему отдай, и пусть подпишетъ онъ.
             Сегодня въ ночь уѣдемъ мы, и дома
             Опередимъ на цѣлый день мужей.
             Я думаю, Лоренцо эта запись
             Порадуетъ.

Входитъ Граціано.

ГРАЦІАНО.

                                 Синьоръ, я счастливъ тѣмъ,
             Что васъ догналъ. Бассаніо, обдумавъ,
             Мнѣ поручилъ вамъ передать кольцо,
             и вмѣстѣ съ тѣмъ покорнѣйше васъ проситъ
             Съ нимъ раздѣлить обѣдъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Никакъ нельзя.
             За перстень я душевно благодаренъ
             И васъ прошу синьору передать
             Признательность мою. Прошу васъ также
             Мнѣ указать домъ стараго жида.
   

ГРАЦІАНО.

             Съ охотою.
   

НЕРИССА [Порціи

                                 Синьоръ, мнѣ нужно съ вами
             Поговорить. [Тихо]. Хочу я испытать --
             Удастся ль мнѣ у моего супруга
             Взять то кольцо, съ которымъ никогда
             Онъ клятву далъ не разставаться.
   

ПОРЦІЯ.

                                                               Смѣло
             Ручаюсь я: удастся. Будутъ намъ
             Они давать торжественныя клятвы,
             Что отданы мужчинамъ кольца ихъ;
             Но станемъ мы ихъ уличать въ противномъ
             И громче ихъ доказывать... теперь
             Ступай скорѣй; ты знаешь, вѣдь, гдѣ буду
             Я ждать тебя.
   

НЕРИССА [Граціано

                                 Такъ будьте такъ добры,
             Квартиру мнѣ Шейлока покажите.

[Уходятъ.


Лоренцо и Джессика.
"Въ такую ночь, какъ эта...".
Дѣйствіе V, сцена 1.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. Аллея, ведущая къ дому Порціи.

Входятъ Лоренцо и Джессика.

ЛОРЕНЦО.

             Луна блеститъ. Въ такую ночь, какъ эта,
             Когда зефиръ деревья цѣловалъ,
             Не шелестя зеленою листвою --
             Въ такую ночь, я думаю, Троилъ
             Со вздохами всходилъ но стѣны Трои,
             И улеталъ тоскующей душой
             Въ станъ греческій, гдѣ милая Крессида
             Покоилась въ ту ночь.
   

ДЖЕССИКА.

                                                     Въ такую ночь
             Тревожно шла въ травѣ росистой Тизба
             И, тѣнь отъ льва увидѣвъ прежде льва,
             Вся ужасомъ объятая, пустилась
             Стремительно бѣжать.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Въ такую ночь
             Печальная Дидона, съ вѣткой ивы,
             Стояло на пустынномъ берегу
             И милаго той вѣткою манила
             Вернуться въ Карѳагенъ.
   

ДЖЕССИКА.

                                                     Въ такую ночь
             Медея шла, въ поляхъ сбирая травы
             Волшебныя, чтобъ юность возвратить
             Язону-старику.
   

ЛОРЕНЦО.

                                           Въ такую ночь
             Съ своимъ любезнымъ Джессика бѣжала,
             Покинувъ домъ богатаго еврея,
             Изъ города Венеціи въ Бельмонтъ --
             И скрылась тамъ.
   

ДЖЕССИКА.

                                           Увы, въ такую ночь
             Ее любить Лоренцо юный клялся,
             И клятвами онъ душу у ней
             Укралъ; но всѣ обѣты эти были --
             Одинъ обманъ и ложь.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Въ такую ночь
             Хорошенькая Джессика-малютка,
             Обидчица шалунья, клеветала
             На милаго -- и милый ей простилъ.
   

ДЖЕССИКА.

             Сумѣла бы тебя я переспорить,
             Когда бъ одни остались мы; но -- чу!
             Я слышу шумъ мужскихъ шаговъ.

Входитъ Стефано.

ЛОРЕНЦО.

                                                               Кто это
             Поспѣшно такъ въ ночной тиши идетъ?
   

СТЕФАНО.

             Другъ.
   

ЛОРЕНЦО.

                       Другъ? какой? скажите, другъ, прошу васъ,
             Какъ васъ зовутъ?
   

СТЕФАНО.

                                           Стефано. Приношу
             Извѣстье я, что завтра на разсвѣтѣ
             Прибудетъ госпожа моя сюда.
             Теперь она въ окрестностяхъ Бельмонта
             Къ святымъ крестамъ прикладываться ходитъ
             И шлетъ мольбы, колѣни преклони,
             О счастіи супружество.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Кто съ ней?
   

СТЕФАНО.

             Святой монахъ и горничная -- только.
             Скажите мнѣ, вернулся ли домой
             Мой господинъ?
   

ЛОРЕНЦО.

                                           Еще не возвращался,
             И нѣтъ о немъ извѣстій никакихъ.
             Ну, Джессика, пойдемъ домой подумать,
             Какой бы намъ торжественный пріемъ
             Изобрѣсти владѣтельницѣ замка.

Входитъ Ланчелотъ.

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Тру-ту-ту! Тра-то-то! Эй!
   

ЛОРЕНЦО.

   Кто это зоветъ!
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Тру-ту-ту! Не видали ли вы синьора Лоренцо и синьору Лоренцо? Тру-ту-ту!
   

ЛОРЕНЦО.

   Перестань трубить, дурень! Мы здѣсь.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Тру-ту-ту! гдѣ? гдѣ?
   

ЛОРЕНЦО.

   Здѣсь.
   

ЛАНЧЕЛОТЪ.

   Скажите ему, что отъ моего господина пріѣхалъ гонецъ съ трубою, биткомъ набитою хорошими новостями. Мой господинъ будетъ здѣсь на разсвѣтѣ. [Уходитъ.
   

ЛОРЕНЦО.

             Мой милый другъ, вернемся въ замокъ; тамъ
             Мы будемъ ждать пріѣзда ихъ. А, впрочемъ,
             Зачѣмъ идти? Стефано, милый другъ,
             Пожалуйста, скажите людямъ въ замкѣ,
             Что госпожа ихъ ѣдетъ; да пускай
             На чистый воздухъ выйдутъ музыканты.

[Стефано уходитъ.

             Какъ сладко спитъ сіяніе луны
             Здѣсь на скамьѣ! Мы сядемъ тутъ съ тобою,
             И пусть въ нашъ слухъ летитъ издалека
             Звукъ музыки; тишь безмятежной ночи --
             Гармоніи прелестной проводникъ.
             Сядь, Джессика. Смотри, какъ сводъ небесный
             Весь выложенъ мильонами кружковъ
             Изъ золота блестящаго. Межъ ними
             Нѣтъ самаго малѣйшаго кружки,
             Который бы не пѣлъ, какъ ангелъ, вторя
             Въ движеніи размѣренномъ своемъ
             Божественнымъ аккордамъ херувимовъ.
             Такою же гармоніею души
             Безсмертныя исполнены; но мы
             До той поры ее не можемъ слышать.
             Пока душа безсмертная живетъ
             Подъ грубою и тлѣнною одеждой.

Входятъ Музыканты.


Входятъ Музыканты.
Дѣйствіе V, сцена I.

   

ЛОРЕНЦО.

             Эй, вы, сюда! Прервите гимномъ сонъ
             Діаны; пусть прелестнѣйшіе звуки
             Доносятся до вашей госпожи
             И привлекутъ ее домой скорѣе. [Музыка.
   

ДЖЕССИКА.

             Становится мнѣ грустно всякій розъ,
             Какъ музыку хорошую я слышу.
   

ЛОРЕНЦО.

             Причина та, что духъ твой напряженъ.
             Замѣть себѣ, когда несутся дико
             Въ степяхъ стада, иль молодыхъ коней
             Лихой табунъ: они безумно скачутъ,
             Ревутъ и ржутъ; то кровь играетъ въ нихъ
             Горячая. Но стоитъ имъ заслышать
             Лишь звукъ трубы или иной какой
             Звукъ музыки -- какъ вкопаные станутъ
             Мгновенно всѣ, и одичалый взглядъ
             Подъ силою мелодіи прелестной
             Въ смиреніе и кротость перейдетъ.
             Вотъ отчего и говорятъ поэты,
             Что пѣснями своими привлекалъ
             Орфей деревья, волны и утесы;
             Нѣтъ на землѣ живого существа
             Столь жесткаго, крутого, адски-злого,
             Чтобъ не могла хотя на часъ одинъ
             Въ немъ музыка свершить переворота.
             Кто музыки не носитъ самъ въ себѣ,
             Кто холоденъ къ гармоніи прелестной,
             Тотъ можетъ быть измѣнникомъ, лгуномъ,
             Грабителемъ; души его движенья
             Темны, какъ ночь, и, какъ эребъ, черна
             Его пріязнь. Такому человѣку
             Не довѣряй. Послушаемъ оркестръ.

Въ отдаленіи показываются Порція и Неррисса.

ПОРЦІЯ.

             Вотъ этотъ свѣтъ горитъ въ моей пріемной.
             Какъ далеко отъ маленькой свѣчи
             Блеститъ огонь. Такъ въ извращенномъ мірѣ
             Блеститъ добро.
   

НЕРИССА.

                                           При лунномъ свѣтѣ мы
             Не видѣли свѣчи.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Передъ сіяньемъ
             Великой славы меркнетъ меньшій блескъ.
             Пока король не явится -- намѣстникъ
             Сіяетъ такъ, какъ самъ король; когда жъ
             Появится властитель -- исчезаетъ
             Величіе его, какъ ручеекъ
             Теряется въ безмѣрномъ океанѣ.
             Чу, музыка!
   

НЕРИССА.

                                 Да это вашъ оркестръ.
   

ПОРЦІЯ.

             Все хорошо тогда бываетъ только,
             Когда оно у мѣста. Звуки ихъ
             Мнѣ кажутся плѣнительнѣе ночью,
             Чѣмъ днемъ.
   

НЕРИССА.

                                 Ну, да! имъ прелесть придаетъ
             Безмолвіе ночное.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Крикъ вороны
             И жаво ить
             Часть эту только въ небольшую пеню.
             Порція.-- Что государству -- да; но не Антоньо.
             Шейлокъ.-- Нѣтъ, жизнь мою берите ужь, -- и все...
             Не милуйте: вы ужь берете домъ,
             Какъ скоро вы берете ту подпору,
             Которая поддерживала домъ;
             Вы взяли ужь и жизнь, когда вы взяли
             Тѣ средства, на которыя я жилъ.
             Порція.-- Антоніо, какую милость
             Ему могли-бъ вы оказать?
             Граціано.-- Веревку gratis, только -- ради Бога!
             Антоніо.-- Угодно-ль монсиньору и суду,
             Чтобъ ограничить пеню половиной
             Имущества -- я удовлетворенъ,
             Какъ скоро надъ другою половиной
             Дано мнѣ будетъ пользованіе такъ,
             Чтобъ послѣ его смерти передать
             Тому лицу, которое недавно
             Украло дочь его.-- Еще двѣ вещи:
             Чтобы за эти милости онъ сталъ
             Тотчасъ христіаниномъ: а второе,
             Чтобы онъ сдѣлалъ тутъ-же на судѣ
             Всему, что будетъ у него по смерти, запись
             На дочь и зятя своего Лоренцо.
             Дожъ.-- Онъ это сдѣлаетъ, иль я беру назадъ
             Помилованье, данное ему.
             Порція.-- Доволенъ-ли ты, жидъ? Что скажешь ты?
             Шейлокъ.--                                                   Доволенъ.
             Порція.-- Писецъ, строчи намъ дарственную запись.
             Шейлокъ.-- Прошу, дозвольте мнѣ уйти отсюда, --
             Мнѣ нездоровится.-- Пришлите запись,
             Я подпишу.
             Дожъ.--           Ступай; но все исполнить --
             Граціано.-- Въ крещеньи будутъ у тебя два крестныхъ:
             Будь я судьей -- еще-бъ ихъ было десять,1
             Чтобъ привести тебя къ петлѣ, а не къ купели.

          (Шейлокъ уходитъ.)

   1 То-есть двѣнадцать человѣкъ присяжныхъ, чтобы сдѣлать законнымъ приговоръ о повѣшеніи.
  
             Дожъ.-- Я васъ прошу, синьоръ, ко мнѣ откушать.
             Порція.-- Я льщу себя надеждой, ваша свѣтлость,
             Не взыщите: мнѣ въ ночь необходимо
             Быть на дорогѣ въ Падую, и должно
             Тотчасъ пуститься въ путь.
             Дожъ.-- Весьма жалѣю, что вы такъ спѣшите.--
             Антоніо, почтите монсиньора --
             По моему, ты всѣмъ ему обязанъ. (Дожъ, маньификосы и свита уходятъ.)
             Бассаніо.-- Достойнѣйшій сеньоръ, я и мой другъ
             Сегодня были мудростію вашей
             Избавлены отъ страшнаго отвѣта;
             И эти самые три тысячи дукатовъ,
             Которые должны были жиду,
             Позвольте предложить вамъ за труды.
             Антоніо.-- И оставаться все-таки въ долгу
             (Превыше всякой степени и мѣры),
             Признательной и преданной любви.
             Порція.-- Тотъ награжденъ съ избыткомъ, кто доволенъ
             И я, васъ выруча, вполнѣ доволенъ,
             И въ этомъ смыслѣ награжденъ вполнѣ.--
             Продажнѣй не бывалъ еще мой умъ.--
             Прошу васъ, если встрѣтимся мы снова,
             Меня узнать. Желаю вамъ всего
             Прекраснаго, -- и такъ прощаюсь съ вами.
             Бассаніо.-- Безцѣнный!-- Не могу васъ такъ оставить:
             Возьмите-же отъ насъ хоть что-нибудь.
             Какъ скромный даръ, на намять, не какъ плату
             Двѣ милости, прошу васъ, окажите:
             Не откажите взять, и извините.
             Порція.-- Вы такъ настойчивы, что я сдаюсь:
             Перчатки дайте мнѣ носить на память:
             А въ знакъ любви возьму у васъ кольцо.
             Не прячьте руку: больше не возьму,
             Вы-жъ вѣрно не откажите мнѣ въ этомъ.
             Бассаніо.-- Кольцо -- синьоръ?-- Ахъ, это бездѣлушка...
             Мнѣ было-бъ стыдно это вамъ дарить.
             Порція.-- А мнѣ другаго ничего не нужно,
             Какъ только это: у меня къ нему
             Явилось вдругъ какое-то влеченье.
             Бассаніо.-- Въ немъ скрыто нѣчто большее цѣны.
             Цѣннѣйшее въ Венеціи кольцо
             Я вамъ дарю, и разыщу его
             Посредствомъ объявленій; только это --
             Я умоляю -- вы меня увольте.
             Порція.-- Я вижу -- щедры вы на обѣщанья.
             Сперва просить меня вы научили;
             Теперь-же учите, какъ кажется, тому
             Какъ отвѣчать прилично попрошайкамъ.
             Бассаніо.-- Синьоръ, это кольцо подарено мнѣ
             Моей женой; и какъ она его
             Мнѣ надѣвала -- обязала клятвой:
             Не сбыть, не потерять, и не продать.
             Порція.-- Такія отговорки служатъ многимъ,
             Чтобъ лучше сохранить свои подарки.
             Когда у васъ жена въ своемъ умѣ,
             То вѣчной къ вамъ вражды питать не станетъ,
             За то, что мнѣ его вы подарили --
             Узнавши, какъ я заслужилъ кольцо!
             Ну какъ угодно. Миръ да будетъ съ вами!

(Порція и Нерисса уходятъ.)

             Антоніо.-- Синьоръ Бассаніо, отдай ему кольцо;
             Его заслуга и моя любовь
             Пусть перевѣсятъ заповѣдь жены.
             Бассаніо.-- Пойди, Грацьячо, догони его;
             Отдай ему кольцо. и приведи
             Его къ Антоніо, какъ только можно
             Скорѣй.-- (Грац. уходитъ.) А мы туда идемъ теперь-же,
             И утромъ рано оба мы летимъ
             Въ Бельмонтъ.-- Идемъ, Антоніо, идемъ. (Уходятъ.)
  

СЦЕНА II.

Тамъ-же. Улица.

Входятъ Порція и Нерисса.

             Порція.-- Найди, гдѣ домъ жида; вручи ему
             Бумагу -- пусть подпишетъ. Къ ночи въ путь-
             Чтобъ дома за-день быть передъ мужьями.-
             Бумажка та порадуеть Лоренцо.

Входитъ Граціано.

             Граціано.-- Нашъ свѣтлый гость!-- Спасибо, что поймалъ --
             Синьоръ Бассаніо, по большемъ размышленьи.
             Вамъ шлетъ кольцо, и умоляетъ васъ
             Къ нимъ отобѣдать.
             Порція.--                     Это невозможно...
             Кольцо я благодарно принимаю,
             И такъ прошу васъ передать ему.--
             Еще я попрошу васъ, покажите
             Вотъ -- юношѣ домъ стараго Шейлока.
             Граціано.-- Извольте --
             Нерисса.--           Надо съ нами мнѣ поговорить --
             Посмотримъ, получу-ли я кольцо отъ мужа,
             Что онъ мнѣ поклялся хранить во вѣки.
             Порція.-- Получишь, я ручаюсь:-- и услышимъ
             Мы снова клятвы, старыя, какъ время.
             Что кольца отдали они мужчинамъ:
             А мы ихъ уличимъ, и разбранимъ...
             Ступай скорѣй!-- Гдѣ буду я -- ты знаешь.
             Нерисса.-- Синьоръ, идемте; покажите домъ. (Уходятъ.)
  

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА I.

Бельмонтъ. Аллея къ замку.

Входятъ Лоренцо и Іессика.

             Лоренцо.-- Какъ свѣтитъ мѣсяцъ.-- И въ такую ночь.
             Когда лобзалъ деревья вѣтерокъ,
             Не шелохнувъ, -- въ такую ночь, какъ эта,
             Представь, Троилъ всходилъ на стѣны Трои
             Вздыхать въ пространство къ греческимъ шатрамъ --
             Крессида тамъ была -- 1.
  
   1 Въ древнихъ троянскихъ преданіяхъ ни о какой Крессидѣ нѣтъ и помину. Первый Чоссеръ изобрѣлъ Троила и Крессиду, и изобразилъ "Принца", на стѣнахъ Трои въ ожиданіи "Принцессы".
  
             Іессика.--                     Въ такую ночь
             Тисбэ ступала робко по росѣ;
             И вмѣсто льва, увидѣвъ тѣнь его,
             Въ смятеніи ушла --
             Лоренцо.--                     Въ такую ночь
             Дидона, стоя съ ивою въ рукѣ
             На дикомъ взморьѣ, милаго манила
             Вернуться въ Карѳагенъ.
             Іессика.--                     Въ такую ночь
             Медея набрала волшебныхъ зелій --
             И отъ ея неотразимыхъ чаръ
             Помолодѣлъ Езонъ --
             Лоренцо.--                     Въ такую ночь
             Іессика скрылась отъ богатаго жида,
             И изъ Венеціи съ безумцемъ пробралась
             Далёко...-- какъ Бельмонтъ --
             Іессика.--                     Въ такую ночь
             Лоренцо клялся ей въ любви сердечной;
             И сердце выкралъ множествомъ обѣтовъ,
             Которые -- всѣ ложь...
             Лоренцо.--                     Въ такую ночь
             Прелестная Іессика клеветала,
             Какъ злая и сварливая ворчунья,
             На милаго, который ей прощалъ...
             Іессика.-- Нѣтъ!-- я тебя бы переночевала,
             Когда-бъ никто не приходилъ; но -- тсс...
             Мужскіе мнѣ послышались шаги...

Входитъ Стефано.

             Лоренцо.-- Кто это такъ спѣшитъ въ безмолвьи ночи?
             Стефано.-- Свои.
             Лоренцо.--           Свои? Но кто свои? Нельзя ли имя?
             Сшефано.-- Меня зовутъ Стефано; я съ извѣстьемъ,
             Что наша госпожа передъ разсвѣтомъ
             Прибудетъ съ намъ въ Бельмонтъ: она тутъ ходитъ
             Вокругъ святыхъ крестовъ, молясь усердно,
             Колѣнопреклоненно, о счастливомъ
             Союзѣ въ бракѣ1.
  
   1 На распутьяхъ и перекресткахъ дорогъ ставились кресты, какъ это дѣлалось и у насъ въ южныхъ губерніяхъ. Они внушали путнику набожныя чувства, и у подножія ихъ пилигримы преклоняли колѣна и молились.
  
             Лоренцо.--                     Кто прибудетъ съ ней?
             Стефано.-- Одинъ святой пустынникъ, да подруга.--
             Позвольте, что синьоръ уже вернулся?
             Лоренцо.-- Нѣтъ, и не слышно ничего о немъ.--
             Однако же пойдемъ домой, Іессика.
             И распорядимся, какъ лучше встрѣтить.
             И подобающе принять хозяйку замка.

Входитъ Ленчелотъ.

   Ленчелотъ.-- Со-ля! Со-ля! Го, го! Со-ля, Си-ля! {Здѣсь Ланчелотъ старается подражать рожку почтальона, чтобы тѣмъ яснѣе, по его мнѣнію, дать понять, что онъ принесъ извѣстіе о приближеніи своего господина.}
   Лоренцо.-- Кто тамъ оретъ?
   Ленчелотъ.-- Со-ля! Не видали ли господина Лоренцо и госпожу Лоренцо? Со-ля, Со-ля!
   Лоренцо.-- Брось завыванье -- здѣсь.
   Ленчлотъ.-- Со-ля! Гдѣ, гдѣ здѣсь?
   Лоренцо.-- Здѣсь.
   Ленчлотъ.-- Такъ скажите ему, что прибылъ посланный отъ моего господина съ рогомъ изобилія хорошихъ новостей: самъ будетъ здѣсь еще до утра. (Уходитъ.)
             Лоренцо.-- Душа моя, войдемъ, чтобъ тамъ ихъ встрѣтить.-
             А впрочемъ, все равно: зачѣмъ входить?
             Мой другъ Стефано, объясни, прошу,
             Тамъ въ домѣ, что сейчасъ они прибудутъ;
             И музыку тащи сюда на воздухъ. (Стефано уходитъ.)
             Какъ сладко дремлетъ кроткій лунный свѣтъ
             На этомъ берегу. Вотъ здѣсь мы сядемъ.
             И звуки музыки пусть крадутся намъ въ уши:
             Задумчивая ночь и тишина
             Приличествуютъ сладостной гармоньи.
             Сядь и смотри, Іессика: какъ сводъ неба
             Отдѣланъ густо золотымъ узоромъ;
             И изъ всѣхъ этихъ блестокъ. Что ты видишь,
             Самомалѣшней нѣтъ, чтобы не пѣла,
             Подобно ангелу въ своемъ движеньи,
             Сливаясь съ пѣснью юныхъ херувимовъ:1
             Такъ и гармонія безсмертныхъ душъ...
             Пока же грязный, тлѣнный сей покровъ
             Ее стѣсняетъ грубо -- мы не слышимъ...

Входятъ музыканты.

             Вотъ и они, идите, -- пробудите
             Діану гимномъ: сладкимъ струнъ бряцаньемъ
             Проникните до слуха госпожи --
             И музыкой домой ее маните. (Музыка.)
  
   1 Этимъ поэтъ дѣлаетъ указаніе на древнее ученіе о музыкѣ сферъ, такъ какъ предполагалось, что быстрота движенія планетъ производитъ музыкальные звуки съ извѣстнымъ созвучіемъ, но слишкомъ широкіе, громкіе, и постоянные, чтобъ они могли быть доступны смертному чувству. Многіе изъ поэтовъ того времени дѣлали на это намеки, не лишенные поэтической прелести -- Campbelle, Milton, Addison, и друг.
  
             Іессика.-- Мнѣ музыка всегда наводитъ грусть.
             Лоренцо. -- И это значитъ, что душа твоя
             Ей предается до самозабвенья.
             Взгляни на дикій, вѣтренный табунъ
             Неприрученныхъ, вольныхъ жеребятъ,
             Какъ бѣшено они несутся съ ржаньемъ,
             Какъ прыгаютъ, косятся и храпятъ, --
             -- Что вѣрный знакъ огня у нихъ въ крови;
             И вдругъ они заслышатъ звукъ трубы,
             Или напѣвъ, положимъ, музыкальный
             Нечаянно до ихъ коснется слуха --
             Увидишь, какъ они всѣ разомъ станутъ,
             Ихъ острые глаза засмотрятъ кротко --
             То музыки плѣнительная власть!
             И тамъ, поэтъ могъ грезить, что Орфей
             Сдвигалъ деревья, камни и потоки:
             Такъ какъ ничто не можетъ быть такъ черство,
             Такъ безпощадно, иль окаменѣло,
             Чтобъ не смягчалось музыкой подчасъ.
             Тотъ, въ комъ нѣтъ чувства музыки совсѣмъ,
             Кого не тронетъ сочетанье звуковъ --
             Способенъ къ грабежу, враждѣ, измѣнѣ:
             Движенія души его какъ ночь,
             Его привязанности мрачны, какъ Эребъ!--1
             Не вѣрь никто такому человѣку.--
             Послушай -- что за звуки...
  
   1 Эребъ -- мрачнѣйшая часть изъ наимрачнѣйшихъ областей ада, по свидѣтельству людей его вполнѣ изучившихъ.
  

Входятъ Порція и Нерисса, вдалекѣ.

             Порція.-- Вонъ видишь свѣтъ -- вѣдь онъ изъ нашей залы.
             Какъ далеко ничтожная лампадка
             Несетъ лучи!-- Такъ и благое дѣло
             Сіяетъ въ скверномъ мірѣ.
             Нерисса.--                     Все-жъ пока
             Былъ мѣсяцъ -- мы лампады не видали.
             Порція.-- Такъ слава большая мрачитъ меньшую славу:
             Намѣстникъ ярко свѣтитъ, какъ король,
             Пока нѣтъ короля; тогда жъ его величье
             Изсчезнетъ словно дождевой потокъ
             Въ величіи морей.-- Ахъ, музыка!
             Нерисса.-- Да это ваша музыка изъ замка.
             Порція.-- Какъ вижу то лишь хорошо, что кстати:
             Мнѣ кажется, теперь она звучитъ
             Пріятнѣе, чѣмъ днемъ.
             Нерисса.--                     Всю эту прелесть
             Ей придаетъ безмолвье ночи.
             Порція.-- И грачъ не хуже жавронка споетъ,
             Какъ скоро ихъ никто не будетъ слушать;
             И кажется, что днемъ и соловей,
             При громкомъ гоготаніи гусей,
             Окажется чижа не музыкальнѣй.
             Какъ многое, лишь отъ того, что кстати,
             Достигло похвалы и совершенства.
             Но, тише!-- Спитъ луна съ Эндиміономъ --
             -- И не желаетъ, чтобъ ее будили...1
             1 Эндиміонъ.
             Эндиміонъ былъ юноша дивно-прекрасный:
             Дни проводилъ онъ во снѣ въ пещерѣ Патмоса, въ Каріи,
             Ночи-жъ любилъ онъ охотиться въ лунномъ сіяньи
             Въ рощахъ за быстрою ланью -- и дѣвственнымъ сердцемъ
             Крѣпко его полюбила владычица тварей -- Дінпа...
   (Изъ средневѣковыхъ перифразъ миѳологическихъ преданій, печатавшихся тогда готическимъ чернымъ шрифтомъ временъ Гуттенберга и Какстона.)
   А въ прозѣ это будетъ -- образное представленіе доисторическихъ племенъ о молодомъ серпѣ луны, сливающейся раннимъ вечеромъ съ ясной зарей.
  

(Музыка останавливается.)

             Лоренцо.-- Хоть-что... А это голосъ госпожи.
             Порція.-- Онъ по дурному голосу меня,
             Какъ нашъ слѣпой кукушку узнаетъ.
             Лоренцо.-- Сударыня, привѣтствую васъ дома.
             Порція. -- А мы молились за успѣхъ мужей,
             Который будетъ вѣрно несомнѣннѣй
             Отъ нашихъ словъ.-- Они не возвращались?
             Лоренцо.-- Покуда нѣтъ-съ еще; но прискакалъ
             Впередъ гонецъ съ извѣстіемъ, что ѣдутъ.
             Порція.-- Поди, Нерисса, прикажи прислугѣ,
             Чтобы никто какъ бы не замѣчалъ
             Того, что отлучались мы отсюда.
             И вы, Лоренцо, -- также вы, Іессика. (Тушъ.)
             Лоренцо.-- Супругъ вашъ: узнаю его трубу.--
             Мы-съ не болтливы: насъ не опасайтесь.
             Порція.-- Ночь эта, какъ не ночь, а день больной,
             Лишь нѣсколько блѣднѣй; а впрочемъ день, --
             Но день такой, когда не видно солнца.

Входятъ Бассаніо, Антоніо и Граціано.

             Бассаніо.-- Придется днемъ считать день антиподовъ,
             Когда гулять ты будешь послѣ солнца.
             Порція.-- Хотѣла бъ я источникомъ быть свѣта;
             Но не желаю быть блуждающимъ огнемъ:
             Вертушка мужа дѣлаетъ тяжелымъ;
             А мужъ такимъ не будетъ для меня...
             Но, -- воля Божья!-- Здравствуйте, синьоръ.
             Бассаніо.-- Благодарю, -- синьора. Вотъ, примите, --
             Мой другъ, Антонію -- се самый онъ и есть,
             Кому я безконечно такъ обязанъ.
             Порція.-- Да, -- вы должны во всѣхъ быть отношеньяхъ
             Ему обязаны, такъ какъ и онъ
             Былъ слишкомъ, кажется, обязанъ изъ-за васъ.
             Антоніо.-- Не больше, какъ ужь мнѣ и заплатили.
             Порція.-- Вы въ нашемъ домѣ драгоцѣнный гость:
             И это будетъ выражено вамъ
             Иначе, чѣмъ словами -- потому
             Я сокращаю формулу привѣтствіи.
             Граціано. (Говоря особо съ Hepиccoй.)-- Ему, -- вотъ тѣмъ мѣсяцемъ клянусь, что ты ко мнѣ
             Несправедлива, да!-- Ну вотъ ей-ей!
             Я подарилъ его писцу судьи.
             По мнѣ хоть бы повѣсили его:1
             За то, что взялъ.-- ужь если ты, мой другъ.
             Такъ близко это принимаешь къ сердцу.
  
   1 Въ подлинникѣ: это выражено рѣзче... Въ текстѣ напечатано допущенное Театральною Цензурой.
  
             Порція.-- Что это -- ссора?-- А?-- Уже!-- Въ чемъ дѣло?
             Граціано.- За обручъ золотой... Такъ, дрянь-колечко.
             Что мнѣ она дала... И надпись-то на немъ.
             Какъ у поденщиковъ литература
             На ихъ ножахъ -- на цѣлый Божій свѣтъ:
             "Люби меня -- не покидай меня."
             Нерисса.-- Что вы толкуете о надписяхъ, о цѣнахъ!
             Вы мнѣ клялись, какъ я его давала.
             Что будете носить его до гроба:
             И что оно и въ гробъ-то съ вами ляжетъ...
             Хотя бъ не для меня, а ради клятвъ
             Въ васъ стало совѣсти хранить его.
             Отдалъ писцу судьи!-- Отлично знаю --
             Писецъ, который получилъ его.
             До бороды не доживетъ во вѣки.
             Граціано.-- А если доживетъ, чтобъ быть мужчиной?
             Нерисса.-- Да, если женщина, -- и доживетъ.
             Чтобъ быть мужчиной.
             Граціано.--                     Ну, отсохни-жь руки.
             Когда его не юношѣ я отдалъ,
             Такъ дрянному мальчишкѣ -- ростомъ будетъ
             Не болѣе тебя -- писцу судьи.
             Болтунъ мальчишка, выпросилъ какъ плату.
             Ну, -- не хватило духу отказать
             Порція.-- Вы дурно сдѣлали, скажу вамъ прямо,
             Простившись такъ легко съ подаркомъ первымъ
             Своей жены; онъ долженъ былъ прирость
             Вамъ къ пальцу въ силу клятвъ, и въ силу чести
             Съ особой вашей слиться. Вотъ и я
             Дала ему кольцо, а онъ мнѣ клятву,
             Что никогда не разлучится съ нимъ.
             И вотъ онъ здѣсь: и присягну на томъ.
             Что онъ его но сниметъ, не дозволитъ
             Сорвать его за всѣ богатства міра.
             Ну, вправду, Граціано, вы женѣ
             Даете важный поводъ къ огорченью.
             Когда бъ со мной то, я-бъ сошла съ ума,
             Бассаніо. (Про себя.) -- Вотъ лучше бъ лѣвую себѣ отрѣзалъ руку,
             И клясться могъ, что потерялъ кольцо.
             Стараясь защищаться.
             Граціано.--                     Да-синьоръ
             Бассаніо свое кольцо ужь отдалъ
             Судьѣ, который у него просилъ.
             И заслужилъ его -- признаться надо:
             А тутъ ужь и мальчишка, что писцомъ,
             Вѣдь тоже потрудился въ перепискѣ --
             Присталъ ко мнѣ; и ничего они
             Взять не хотѣли, -- ни писецъ, ни докторъ,
             Какъ эти два кольца.
             Лорція.--                     Какое тамъ кольцо.
             Синьоръ, вы отдали? Не то, конечно,
             Что получили отъ меня.
             Бассаніо.--                     Когда бы
             Я къ преступленью могъ прибавить ложь,
             Я-бъ отрицалъ... Но, видите, мой палецъ
             Свободенъ отъ кольца: его ужь нѣтъ.
             Порція.-- Свободно, видно, также ваше сердце
             Отъ всякой правды. Небомъ я клянусь.
             Что если не увижу я кольца.
             То никогда во вѣкъ не буду вашей.
             Нерисса.-- Ни я -- покуда тоже не увижу.
             Бассаніо.-- Ахъ, милая, когда бъ вы только знали.
             Кому я далъ кольцо: когда бъ вы знали.
             Далъ за кого кольцо; когда бъ могли
             Вы оцѣнить. за что я далъ кольцо:
             И какъ я неохотно далъ кольцо.
             Когда ничто не бралось -- лишь кольцо --
             Тогда бъ вы вѣрно уменьшили горечь
             Своей немилости.
             Порція.--                     Когда бъ вы знали
             Достоинство кольца; иль въ половину
             Значенье той, кто вамъ дала кольцо;
             Иль чувство чести, чтобъ хранить кольцо, --
             Тогда бы вы не отдали кольца.
             И кто-жъ бы былъ настолько безразсуденъ.
             Что сталъ бы такъ нескромно вымогать
             Вещь, чтимую священной, еслибъ вы
             Хоть съ нѣкоторымъ видимымъ усердьемъ
             Изволили отстаивать ее?
             Нерисса поняла, чему тутъ вѣрить:
             И я готова поручиться жизнью --
             У женщины какой-нибудь кольцо.
             Бассаніо.-- Нѣтъ, честію, душей моей клянусь.
             Нѣтъ, не у женщины -- у доктора-юриста,
             Не взявшаго три тысячи дукатовъ.
             Чтобъ выпросить кольцо. Я отказалъ,
             И отпустилъ его уйти сердитымъ --
             Его. которому обязанъ жизнью
             Безцѣнный другъ. Да что тутъ говорить?
             Подавленный стыдомъ за нелюбезность,
             Я долженъ былъ послать за нимъ кольцо.
             Могла ль дозволить честь себя пятнать
             Неблагодарностью?-- Простите мнѣ.-- Клянусь
             Благословенными свѣтильниками ночи, --
             Что еслибы вы сами были тамъ,
             Увѣренъ, вы бы сами упросили
             Вамъ возвратить кольцо, чтобы вручить
             Его достопочтенному юристу.
             Порція.-- Ну, чтобы никогда этотъ юристъ
             И къ дому моему не подходилъ! --
             Ужь если получилъ онъ драгоцѣнность.
             Которую я такъ любила, вы же
             Клялись хранить; такъ буду же и я
             Такой же щедрой, и не откажу
             Ему ни въ чемъ, рѣшительно ни въ чемъ.
             Ни даже въ моей собственной особѣ!
             Ужь я его узнаю -- это вѣрно:
             Не спите жъ ночи ни одной внѣ дома,
             Какъ Аргусъ сторожите -- если-жъ нѣтъ.
             И вы меня оставите въ покоѣ --
             Ну вотъ, клянусь же вамъ моею честью,
             Которая пока еще моя,
             Что доктору я этому отдамся!--1
  
   1 Въ подлинникѣ: ..."Что буду съ этимъ докторомъ въ постели!" Нерисса.-- А я -- съ писцомъ... Въ текстѣ напечатано такъ, какъ допущено Театральною Цензурой.
  
             Нерисса.-- А я -- писцу; а потому, не очень
             Такъ оставляйте -- чтобы на свободѣ...
             Граціано.-- Ну! что хотите: только бъ не засталъ я;
             А то перо попорчу я писцу.
             Антоніо.-- И я -- несчастная причина этихъ ссоръ!
             Порція.-- Синьоръ, не огорчайтесь; вы все также
             Гость драгоцѣнный, несмотря на все.
             Бассаніо.-- Прости же мнѣ невольную ошибку;
             И вотъ, въ присутствіи моихъ друзей
             Клянусь тебѣ, -- ну даже и твоими
             Прекрасными глазами, гдѣ я вижу
             Себя же самого --
             Порція.--                     Замѣтьте только это --
             Онъ видитъ въ двухъ моихъ глазахъ себя вдвойнѣ:
             По одному въ глазу;-- клянитесь же двойнымъ
             Самимъ собой -- вотъ это будетъ клятва
             Достойная довѣрья.
             Бассаніо.--                     Нѣтъ, послушай, --
             Прости мнѣ это, и душей клянусь,
             Что никогда ужь не нарушу клятвы
             Моей тебѣ.
             Антоніо. --           Ужь я однажды жизнью
             Рискнулъ за состоятельность его...
             И эта жизнь подверглась бы крушенью
             Безъ помощи того, кто взялъ кольцо
             У мужа вашего: и смѣю снова
             Дать обязательство, -- и душу въ неустойку --
             Что мужъ вашъ никогда ужь не нарушитъ.
             Сознательно, вамъ даннаго обѣта.
             Порція.-- Такъ вы хотите быть его порукой:--
             Отдайте жь вотъ ему -- и прикажите,
             Чтобъ это онъ берегъ вѣрнѣй, чѣмъ то.
             Антоніо.-- Ну вотъ, синьоръ Бассаніо, -- клянитесь
             Хранить это кольцо.
             Бассаніо.                     Клянусь-же небомъ!
             Это то самое, что отдалъ я судьѣ.
             Порція.-- Я отъ него-жъ его и получила:
             Простите: въ силу этого кольца
             Онъ ночью былъ со мной.
             Нерисса.--                     Да,-- и меня простите,
             Мой милый Граціано, такъ какъ этотъ
             Дрянной мальчишка,-- да, писецъ судьи.
             По милости кольца со мной былъ ночью.
             Граціано.-- Ну! это то же, что справлять дороги
             Въ жары, когда онѣ и такъ исправны:
             Такъ мы съ рогами, до вступленья въ право?
             Порція.-- Ну выражайтесь такъ!..-- Всѣ въ изумленьи?
             Вотъ вамъ письма -- прочтите на досугѣ --
             Изъ Падуи, отъ доктора Велларьо:
             Увидите, что Порція есть докторъ,
             Нерисса же писецъ: а вотъ Лоренцо
             Вамъ можетъ засвидѣтельствовать, что
             Мы тотчасъ отлучились вслѣдъ за вами,
             И только возвратились... Я еще
             И не входила въ домъ.-- Антоніо.
             Безцѣнный гость, -- а у меня для насъ
             Есть лучше новости, какихъ не ожидали.
             Скорѣе распечатайте вотъ это --
             И тамъ прочтите, что внезапно три
             Изъ вашихъ кораблей, съ богатымъ грузомъ.
             Вошли вдругъ въ гавань. Вамъ не разузнать,
             Какъ до меня дошло это письмо.
             Антоніо.-- Я -- нѣмъ.
             Бассаніо.--                     Вы докторъ, нашъ спаситель --
             И я васъ не узналъ...
             Граціано.-- А вы -- писецъ, чтобъ надѣлять рогами?
             Нерисса.-- Да -- но писецъ, который и не думалъ...
             Ужь развѣ доживетъ, чтобъ быть мужчиной --
             Бассаніо.-- Прелестный докторъ,-- гм -- мой замѣститель.--
             Въ моемъ отсутствіи вы будете съ женой.
             Антоніо.-- Сударыня, вы мнѣ даете жизнь,
             И то, чѣмъ жить, такъ какъ я здѣсь читаю,
             Что корабли мои дѣйствительно всѣ въ портахъ
             Порція.-- Ну-что, Лоренцо? А у моего
             Секретаря есть и для васъ подарки.
             Нерисса.-- И я ихъ выдамъ безъ взысканья пошлинъ.
             Вотъ вамъ съ Іессикой дарственная запись
             На все, что у богатаго жида
             Останется имущества по смерти.
             Лоренцо.-- Прекрасныя синьоры, манну съ неба
             Вы сыплете оголодавшимъ смертнымъ.
             Порція.-- Почти ужь утро, я-же все еще
             Увѣрена, что далеко неполнымъ
             Казаться можетъ разъясненье дѣла:
             Войдемте: тамъ чините свои допросъ,
             А мы по совѣсти вамъ все покажемъ.1
             Граціано.-- Да будетъ такъ: и первый же допросъ.
             Въ которомъ присягнетъ моя Нерисса, --
             Что, ждать ли будемъ слѣдующей ночи,
             Или въ постель, хоть ужь второй часъ дня?
             Но будь хоть день, я пожелаю мрака,
             Чтобы на ложѣ пріютить писца.
             Ни въ жизнь не испытаю гаже страха,
             Какъ страхъ за цѣлость женина кольца! --

(Занавѣсъ падаетъ.)

   Іюнь, 1887.
  
   1 Любезная хозяйка, какъ видно, все еще не вышла изъ своей юридической роли, блистательный успѣхъ которой, конечно, способствуетъ удержанію ее подъ своимъ обаяніемъ. По крайней мѣрѣ, въ подлинникѣ она и Нерисса все время употребляютъ судейскіе обороты и даже сокращенія.

"Русское обозрѣніе", NoNo 8--9, 1892.

  
ю оправдаетъ онъ лучше всего самъ".
   Дожъ. Вы знаете теперь, что пишетъ мнѣ
             Белларіо; но вотъ идетъ и докторъ.

(Входитъ Порція въ платьѣ доктора правъ).

             Пожать позвольте руку вамъ.-- Прислалъ
             Васъ старый нашъ Белларіо?
   Порція.                               Такъ точно.
   Дожъ. Желаннымъ гостемъ будьте здѣсь. Прошу
             Займите ваше мѣсто.-- Вамъ извѣстенъ,
             Конечно, искъ, предъявленный суду?
   Порція. Да, я о немъ ужъ слышалъ. Укажите,
             Гдѣ жидъ и гдѣ купецъ?
   Дожъ.                               Приблизьтесь оба,
             Антоніо и жидъ Шейлокъ.
             Порція.                               Зовешься
             Шейлокомъ ты?
   Шейлокъ.           Да,-- я зовусь Шейлокомъ!
   Порція. Признаться, странный предъявилъ ты искъ!
             Но все жъ законъ Венеціи такъ точенъ,
             Что оказать тебѣ въ разборѣ дѣла
             Не въ правѣ судъ. (Антоніо). Попались въ это дѣло
             Вы, кажется?
   Антоніо.           Да,-- жидъ стоитъ на томъ.
   Порція. Вы признаете правильность условья?
   Антоніо. Да, признаю.
   Порція.                     Такъ оказать обязанъ
             Вамъ милость жидъ.
   Шейлокъ.                     А почему?-- осмѣлюсь
             Я васъ спросить.
   Порція.           На милость нѣтъ закона!
             Съ небесъ она слетаетъ благодатно
             Росой добра, не разбирая мѣстъ!
             Блаженъ равно кто принимаетъ милость
             И кто даетъ! Она -- сильнѣйшихъ сила!
             Она въ царяхъ прекраснѣй ихъ вѣнца!
             Монарховъ скиптръ -- значокъ минутной власти,
             Вселяетъ онъ въ умы одинъ лишь страхъ
             Предъ мощью ихъ -- но милость выше власти!
             Она царитъ въ сердцахъ самихъ царей!
             Ея источникъ -- Богъ одинъ, и сила
             Самихъ царей тогда лишь сходна съ Божьей,
             Когда ихъ судъ правдивъ и милосердъ!--
             Подумай, жидъ: ты просишь правосудья!
             Но если бъ всѣмъ платилось по дѣламъ --
             Кто спасся бы? Молитва учитъ насъ,
             Прося себѣ прощенья, въ то же время
             Прощать другихъ... Я говорю все это,
             Чтобъ ты смягчилъ свой справедливый искъ.
             Откажешь въ томъ -- законъ нашъ непреклонный
             Рѣшитъ вопросъ, конечно, осудивъ
             Купца на смерть.
   Шейлокъ.           На голову мою
             Пускай падутъ дѣла мои!.. Я правъ
             Въ томъ, что хочу, и требую уплаты,
             Какъ сказано.
   Порція.           Не можетъ ли купецъ
             Внести уплату деньгами?
   Бассаніо.                     О, да!
             Я предъ судомъ просилъ жида принять
             Двойную сумму денегъ. Если мало --
             Готовъ ее я удесятерить --
             Готовъ въ залогъ отдать ему свои
             Я руки, сердце, кровь... И если онъ
             Упорствуетъ, то, значитъ, здѣсь на честность
             Возстала злость. Я васъ молю, склоните
             Лишь въ этотъ разъ закона власть предъ вашей!
             Неправдой малой совершите актъ
             Великой, высшей правды! Откажите
             Въ томъ, что затѣялъ этотъ злобный бѣсъ!
   Порція. Нѣтъ, такъ нельзя,-- въ Венеціи нѣтъ силы,
             Чтобъ отмѣнить незыблемый законъ.
             Такой поступокъ сдѣлался бъ примѣромъ
             Для дѣлъ подобныхъ въ будущемъ, а это
             Могло бъ странѣ надѣлать много зла.
             Нѣтъ, такъ нельзя.
   Шейлокъ.           Явился Даніилъ!
             Онъ судитъ насъ!.. О, юноша премудрый,
             Какъ чту тебя высоко я!
   Порція.                     Позвольте
             Взглянуть на вексель мнѣ.
   Шейлокъ.                     Вотъ, вотъ, почтенный
             Ученый мужъ!.. смотри, смотри -- вотъ онъ!
   Порція. Шейлокъ, даютъ тебѣ вѣдь сумму втрое!
   Шейлокъ. Я клятву далъ,-- далъ клятву передъ небомъ
             Такъ какъ же взять грѣхъ клятвопреступленья
             Мнѣ на душу?.. Не соглашусь за всю
             Венецію!
   Порція.           Условье должникомъ
             Просрочено, и потому истецъ
             Имѣетъ право вырѣзать фунтъ мяса
             Близъ сердца у купца... Но будешь, жидъ,
             Ты милосердъ: возьмешь тройную сумму
             И разорвать позволишь договоръ.
   Шейлокъ. Когда по немъ заплатятъ мнѣ, какъ это
             Въ немъ сказано... Вы знающій судья
             И, кажется, съ теченьемъ дѣлъ знакомы;
             Вопросъ поставленъ вами былъ сейчасъ
             Умно и здраво-потому-то я
             И требую, чтобъ вы, какъ охранитель
             Законныхъ правъ, немедля приступили
             Къ рѣшенію. Что жъ до меня, то я
             Скажу, что нѣтъ ни словъ ни убѣжденій,
             Которыя, могли бъ поколебать,
             Что я рѣшилъ:-- нужна мнѣ неустойка!
   Антоніо. И я прошу постановить скорѣе
             Вашъ приговоръ.
   Порція.           Ну, если такъ -- пусть будетъ
             По-вашему: готовьте грудь подъ ножъ.
   Шейлокъ. О, юноша разумный! О, правдивый
             Мудрецъ судья!..
   Порція.           Законъ вполнѣ подходитъ
             Къ словамъ буквальнымъ иска.
   Шейлокъ.                               Несомнѣнно!..
             Мудрецъ судья! Насколько старѣй ты
             Своимъ умомъ, чѣмъ кажешься по виду!..
   Порція. Откройте жъ грудь.
   Шейлокъ.                     Грудь, грудь!.. стоитъ такъ точно
             Въ условіи... не правда-ль? возлѣ сердца!
             Буквально такъ написано...
   Порція.                     Ты правъ.
             Принесъ ли ты вѣсы, чтобъ свѣсить мясо?
   Шейлокъ. Вотъ, вотъ они...
   Порція.                     А есть ли здѣсь хирургъ?
             Обязанъ былъ его ты привести,
             Чтобъ не истекъ отъ ранъ несчастный кровью,
   Шейлокъ. Стоитъ въ условьи такъ?
   Порція.                               Ну, хоть не прямо,
             Но все жъ обязанъ былъ ты это сдѣлать
             По добротѣ.
   -Шейлокъ.           Не нахожу въ условьѣ
             Ни буквы я о томъ.
   Порція.                     Сказать, быть-можетъ,
             Намъ пожелаетъ что-нибудь купецъ?
   Антоніо. Не многое:-- готовъ я ко всему.
             Бассаніо, дай руку мнѣ... Прошу я
             Не мучь себя укоромъ, что погибъ
             Я за тебя. Вѣдь все жъ была фортуна
             Ко мнѣ добрѣе въ жизни, чѣмъ къ другимъ.
             Какъ часто заставляетъ пережить
             Она людей ихъ счастье, бороздить
             Морщинами ихъ лобъ; угасшимъ взглядомъ
             Велитъ смотрѣть на горе нищеты;--
             Но я избѣгъ подобныхъ золъ... Привѣтъ мой
             Твоей женѣ! Ты скажешь ей, какъ умеръ
             Антоніо, какъ онъ тебя любилъ,
             Какъ честно встрѣтилъ смерть,-- и пусть рѣшитъ
             Она сама, дѣйствительно-ль былъ другомъ
             Тебѣ достойнымъ я!.. Прощай! Не кайся,
             Что другъ тобой утраченъ, какъ не каюсь
             Я самъ въ уплатѣ долга. Уплачу
             Его я въ мигъ одинъ, лишь только бъ жидъ
             Прорѣзалъ грудь достаточно глубоко.
   Бассаніо. Антоніо!.. ты знаешь -- я женатъ!
             Люблю жену я больше самой жизни;
             Но жизнь, жену, весь свѣтъ отдать готовъ
             Я тотчасъ же за жизнь твою! Дороже
             Она мнѣ ихъ! Пусть этотъ дьяволъ взялъ бы
             Все у меня, лишь только бъ спасся ты!..
   Порція. Не очень вамъ была бы благодарна
             Супруга ваша, если бъ услыхала
             Такую рѣчь.
   Граціано.           Женатъ вѣдь тоже я!
             Люблю жену и я, но согласился бъ
             И я ее отправить въ свѣтлый рай,
             Въ надеждѣ той, что умолила бъ небо
             Она смирить проклятаго жида.
   Нерисса. Большое счастье вамъ, что эту клятву
             Даете вы за жениной спиной.
             Попало бъ вамъ за рѣчь такую дома.
   Шейлокъ. Вотъ, вотъ они -- мужья у христіанъ!
             Вараввѣ согласился бы скорѣе
             Отдать я дочь, чѣмъ одному изъ нихъ.
             Но дѣло ждетъ; вернемтесь къ приговору.
   Порція. Рѣшаетъ судъ, что въ правѣ взять фунтъ мяса
             Ты у купца,-- такъ говоритъ законъ.
   Шейлокъ. Судья премудрый!..
   Порція.                               Можешь этотъ фунтъ
             Ты вырѣзать изъ груди. Власть закона
             Рѣшаетъ такъ, и съ ней. согласенъ судъ.
   Шейлокъ. Ученѣйшій судья! (Антоніо) Иди, готовься!..
   Порція. Нѣтъ, нѣтъ, постой! Мной сказано не все:
             Условья текстъ не говоритъ о крови;
             Помянутъ въ немъ лишь только мяса фунтъ --
             Не болѣе! За неустойку въ правѣ
             Ты взять его; но если ты прольешь
             При томъ хоть каплю христіанской крови.
             То земли всѣ и все... твое добро
             Возьметъ казна республики, какъ это
             Гласитъ законъ.
   Граціано.           О, праведный судья!..
             Ты слышишь, жидъ?..
   Шейлокъ.                     Законъ?.. таковъ законъ?..
   Порція. Его ты самъ увидишь. Правосудья
             Хотѣлъ вѣдь ты -- такъ знай, что воздадутъ
             Тебѣ имъ въ большей мѣрѣ, чѣмъ желать
             Ты могъ бы самъ.
   Граціано.           О, праведный судья!
             Ты слышишь, жидъ?..
   Шейлокъ.                     Согласенъ я на сдѣлку.
             Отдайте втрое долгъ, а христіанинъ
             Пускай идетъ
   Бассаніо.           Вотъ деньги.
   Порція.                               Стойте, нѣтъ!
             Хотѣлъ добиться правосудья жидъ,
             Такъ пусть беретъ свою лишь неустойку.
   Граціано. Жидъ, жидъ, каковъ судья? Ученый, мудрый!
   Порція. Готовься жъ рѣзать мясо, но не смѣй
             Пролить ни капли крови! Сверхъ того,
             Не забывай, что взять по праву можешь
             Ты ровно фунтъ -- не больше и не меньше.
             Возьмешь иначе: тяжелѣй иль легче
             На часть пустую скрупула, заставишь
             Вѣсы склониться хоть на волосокъ --
             Ждетъ казнь тебя, и все твое имѣнье
             Пойдетъ въ казну!
   Граціано.           О, Даніилъ!.. Что скажешь,
             Проклятый жидъ? Попалъ, невѣрный, въ лапы.
             Теперь ты намъ!
   Порція.           Чего жъ ты ждешь?-- бери,
             Что слѣдуетъ.
   Шейлокъ.           Пусть отдадутъ мнѣ деньги,
             Взятыя въ долгъ, и я уйду.
   Бассаніо.                               Готовы
             Онѣ давно;-- бери.
   Порція.                     Онъ отказался
             Отъ нихъ при всѣхъ и можетъ получить
             Лишь только то, что сказано въ рѣшеньи.
   Граціано. О, Даніилъ! Вотъ новый Даніилъ!
             Спасибо, жидъ: меня ты надоумилъ
             Такъ звать его.
   Шейлокъ.           Какъ? Я лишусь и долга?..
   Порція. Ты въ правѣ взять свою лишь неустойку;
             Бери жъ ее на собственный свой страхъ.
   Шейлокъ. Пускай ведетъ расчеты съ вами дьяволъ.
             А мнѣ отъ васъ не надо ничего!..
   Порція. Нѣтъ, погоди!-- Теперь ужъ судъ предъявитъ
             Свой искъ къ тебѣ... Начертано въ уставахъ
             Венеціи, что если иностранецъ
             Такъ или иначе посягнетъ на жизнь
             Кого-нибудь изъ гражданъ государства,
             И умыселъ докажется вполнѣ --
             То все добро, которымъ онъ владѣетъ,
             Беретъ казна и дѣлить пополамъ
             Съ тѣмъ, для кого былъ умыселъ угрозой.
             Что жъ до лица, свершившаго проступокъ,
             То можетъ дожъ помиловать отъ казни
             Его одинъ, не обсуждая этотъ
             Вопросъ ни съ кѣмъ. Ты подпадаешь явно
             Подъ сказанный законъ. Изъ преній, бывшихъ.
             Сегодня здѣсь, могли всѣ убѣдиться,
             Что замышлялъ ты косвенно и прямо
             На жизнь купца, а потому и долженъ
             Подпасть подъ тотъ законъ, который я
             Сейчасъ назвалъ... Пади же ницъ съ мольбой,
             Чтобъ дожъ тебя помиловалъ отъ казни.
   Граціано. Проси, чтобъ дожъ тебѣ изъ милосердья
             Позволилъ удавиться самому.
             Когда же ты, отдавъ въ казну добро,
             Останешься безъ денегъ на веревку,
             То, такъ и быть, ее ужъ дастъ казна.
   Дожъ. Увидишь, жидъ, какъ непохожи взгляды
             Твои и наши:-- жизнь тебѣ дарю
             Безъ просьбы я. Часть твоего добра
             Возьметъ себѣ Антоніо, другая жъ
             Пойдетъ въ казну; но сумму можешь ты
             Раскаяньемъ умалить до значенья
             Ничтожнаго лишь штрафа 67)
   Порція.                    Да, но только
             Не ту, какую долженъ получить
             Антоніо.
   Шейлокъ. Берите все! Берите;
             И жизнь мою!.. Прощенье ваше мнѣ
             Не надобно!.. Отнявъ опору дома,
             Которой онъ держался -- взяли вы
             И самый..домъ! Отнявши средства жизни,
             Лишили вы возможности меня
             Существовать!..
   Порція.           Быть-можетъ, что-нибудь
             Вы согласитесь сдѣлать для него,
             Антоніо?
   Граціано. Что?-- даромъ дать веревку!
             Избави Богъ прибавить что-нибудь.
   Антоніо. Когда угодно дожу и суду,
             Чтобъ взыскъ съ него былъ ограниченъ штрафомъ,
             То я прошу, чтобъ часть, какую долженъ
             Отдать онъ мнѣ -- была обращена
             Въ заемъ по смерть владѣльца, а затѣмъ
             Передана всей полностью синьору,
             Съ которымъ отъ него на этихъ дняхъ
             Бѣжала дочь... За эту льготу онъ
             Принять обязанъ тотчасъ христіанство
             И, сверхъ того, подписку дать суду,
             Что все добро, которымъ будетъ онъ
             Владѣть затѣмъ -- откажетъ въ завѣщаньи
             Онъ той же самой дочери съ Лорензо.
   Дожъ. Онъ сдѣлать это долженъ, или я
             Беру назадъ дарованную милость.
   Порція. Жидъ, отвѣчай: доволенъ ты?
   Шейлокъ.                                         Доволенъ...
   Порція. Такъ пусть напишутъ дарственную запись 68).
   Шейлокъ. Прошу, позвольте мнѣ уйти... мнѣ дурно...
             Пришлите актъ домой; я подпишу
             Его потомъ...
   Дожъ.           Иди; но все исполни,
             Какъ сказано.
   Граціано.           Получишь для крещенья
             Двухъ крестныхъ ты отцовъ; -- будь я судьей,
             Прибавилъ я бы десять, чтобъ свела,
             Вся дюжина тебя,-- но не къ купели,
             А прямо въ петлю 69). (Шейлокъ уходитъ).
   Дожъ. (Порціи).           Не угодно ль вамъ,
             Синьоръ, со мной сегодня отобѣдать?
   Порція. Прошу меня простить; но нынче къ ночи
             Поспѣть я долженъ въ Падую и тотчасъ
             Отправлюсь въ путь.
   Дожъ.                               Жалѣю, что уѣхать
             Должны такъ скоро вы... А что до васъ,
             Антоніо,-- то наградить достойно
             Вамъ слѣдуетъ синьора: слишкомъ многимъ
             Обязаны вѣдь нынче вы ему. (Дожъ и свита уходятъ),
   Бассаніо (Порціи). Синьоръ достойный, ваши умъ и знанья
             Спасли сегодня друга и меня
             Отъ злой бѣды -- позвольте жъ предложить
             Въ награду вамъ три тысячи червонцевъ,
             Которыми хотѣлъ я уплатить
             Мой долгъ жиду.
   Антоніо.           И все жъ мы, вѣрьте, будемъ
             У васъ въ долгу считать себя навѣкъ.
   Порція. Тотъ, кто доволенъ -- этимъ самымъ чувствомъ
             И награжденъ. Я счастливъ тѣмъ, что могъ
             Избавить васъ, а потому свели мы
             Нашъ съ вами счетъ. Иныхъ корыстныхъ цѣлей
             Нѣтъ у меня... Желаю отъ души
             Пріятно съ вами встрѣтиться! Всѣхъ благъ
             Пошли вамъ Богъ!.. Затѣмъ прощаюсь съ вами.
   Бассаніо. Синьоръ, синьоръ, одно лишь слово: будьте
             Добры настолько, чтобъ принять отъ насъ
             На память хоть бездѣлку;-- не въ награду,
             Нѣтъ, нѣтъ -- на память только!-- Двѣ имѣю
             Я просьбы къ вамъ: простите за мою
             Настойчивость и согласитесь сдѣлать,
             Что я прошу.
   Порція.           Ну, на такую просьбу
             Я долженъ сдаться. (Антоніо) Подарите ваши
             Перчатки мнѣ;-- о васъ на память буду
             Я ихъ носить. (Бассаніо). А вы, въ знакъ вашей дружбы,
             Дадите мнѣ кольцо!.. Что жъ это значитъ?..
             Отдернули вы руку!-- Я иного
             Отъ васъ брать не хочу -- бездѣлку жъ эту
             Вы вѣрно согласитесь уступить.
   Бассаніо. Кольцо, синьоръ?.. Я затрудняюсь право!
             Вѣдь эта вещь ничтожна такъ... мнѣ стыдно
             Ее и дать.
   Порція.           А я такъ вотъ хочу
             Имѣть ее: пришла такая мнѣ
             Фантазія.-- Вы слышите?-- кольцо
             Иль ничего.
   Бассаніо.           Я предложу другое;
             Найду для васъ я лучшее кольцо
             Въ Венеціи... заставлю днемъ съ огнемъ
             Искать его вездѣ; но это... это...
             Отдать его я не могу никакъ.
             И вѣрьте мнѣ, что дорожу имъ вовсе
             Не по цѣнѣ.
   Порція.           Какъ вижу, тароваты
             Вы только на словахъ: учили сами
             Меня быть попрошайкой, а теперь
             Даете мнѣ урокъ, какъ намъ удобнѣй
             Отдѣлаться отъ просьбъ.
   Бассаніо.                     Я вамъ скажу
             Всю истину: мнѣ перстень этотъ данъ
             Моей женой, и я, его надѣвъ,
             Былъ долженъ дать ей клятву, что вовѣки
             Его не подарю, не потеряю
             И не продамъ.
   Порція.           Ну, этакая рѣчь
             Одна лишь отговорка, чтобъ вѣрнѣе
             Сберечь карманъ... Ужель супруга ваша
             Настолько неразвита, что, узнавъ,
             Какъ заслужилъ достойно я кольцо,
             Подниметъ съ вами ссору за такую
             Бездѣлицу?.. Богъ съ вами, впрочемъ; намъ
             Пора итти. (Уходятъ Порція и Нерисса).
   Антоніо.           Бассаніо, отдай
             Ему кольцо; позволь его услугѣ
             Во имя дружбы нашей перевѣсить
             На этотъ разъ завѣтъ твоей жены.
   Бассаніо. Ну, если такъ -- отправься, Граціано,
             Скорѣй за нимъ; отдай ему кольцо,
             А также постарайся, если можно,
             Чтобъ онъ зашелъ къ Антоніо... Бѣги же.

(Граціано уходитъ).

             (Антоніо)... Къ тебѣ теперь отправимся и мы
             Съ тѣмъ, чтобъ пріѣхать утромъ непремѣнно
             Чуть свѣтъ въ Бельмонтъ... Идемъ же! Торопись.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА 2-я.

Улица.

(Входятъ Порція и Нерисса).

   Порція. Спроси, гдѣ домъ жида, и передай
             Ему бумагу къ подписи. Сегодня жъ
             Отправимся мы въ путь и будемъ дома
             Днемъ раньше, чѣмъ мужья. Большую радость
             Доставить долженъ этотъ актъ Лорензо.

(Входитъ Граціано).

   Граціано. А, вотъ, синьоръ, и вы. Я радъ сердечно,
             Что васъ догналъ. Бассаніо, подумавъ,
             Велѣлъ отдать вамъ перстень. Сверхъ того,
             Покорно проситъ васъ онъ отобѣдать
             Сегодня съ нимъ.
   Порція.           На это дать согласье
             Я не могу; но перстень принимаю ;
             Съ великой благодарностью. Прошу васъ
             Сказать о томъ синьору. Укажите,
             Прошу васъ также, моему писцу,
             Гдѣ домъ жида.
   Граціано.           Исполню все.
   Нерисса.                               Постойте,
             На пару словъ (Порціи) Ужасно бы хотѣлось
             И мнѣ у мужа выманить кольцо,
             Которое онъ клятву далъ мнѣ тоже
             Хранить всегда.
   Порція.           Ручаюсь за успѣхъ.
             Забавно будетъ намъ послушать ворохъ
             Тѣхъ страшныхъ клятвъ 70), которыми начнутъ
             Они насъ, убѣждать, что наши кольца
             Въ рукахъ мужчинъ. Но мы ихъ переспоримъ
             И уличимъ... Иди жъ скорѣй;-- ты знаешь,
             Гдѣ буду я. (Порція уходитъ).
   Нерисса (Граціано). Теперь прошу, синьоръ,
             Мнѣ указать, гдѣ домъ жида Шейлока (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бельмонтъ. Садъ при домѣ Порціи.

(Входятъ Лорензо и Джессика).

   Лорензо. Луна льетъ свѣтъ... Въ тиши такой же ночи,
             Когда ласкалъ чуть слышно вѣтерокъ
             Листы деревъ, ихъ шелохнуть не смѣя,
             Взошелъ Троилъ на валъ Пергамнихъ стѣнъ!
             И сердца вздохъ свой посылалъ унылый
             Въ Ахейскій станъ, гдѣ почивала мирнымъ "
             Крессида сномъ 71).
   Джессика.           Въ тиши такой же ночи:,
             Бѣжала Тизба робко по росѣ
             И, тѣнью льва испуганная, прежде,
             Чѣмъ сдѣлать вредъ успѣлъ ей страшный звѣрь,
             Ушла назадъ 72).
   Лорензо.           Въ тиши такой же ночи
             Дидона съ вѣткой ивы, на скалѣ,
             Въ слезахъ звала возлюбленнаго друга
             Вернуться къ ней 73).
   Джессика.                     Въ тиши такой же ночи
             Медея сокъ сбирала адскихъ травъ,
             Чтобъ силой ихъ былъ призванъ къ юной жизни
             Старикъ Язонъ 74).
   Лорензо.           Въ тиши такой же ночи,
             Оставя домъ богатаго отца,
             Въ Бельмонтъ бѣжала Джессика съ безцѣннымъ
             Своимъ дружкомъ.
   Джессика.           Въ тиши такой же ночи
             Въ любви Лорензо Джессикѣ клялся,
             Но, сердце ей похитивъ этой клятвой,
             Онъ только лгалъ.
   Лорензо.           Въ тиши такой же ночи
             Въ лицо Лорензо Джессика лгала;
             Но онъ своей хорошенькой шалуньѣ
             Все извинилъ.
   Джессика.           Я баснями про ночь
             Тебя переболтала бъ 75), если бъ были
             Мы здѣсь одни;-- но, чу,-- я слышу, кто-то
             Сюда идетъ. (Входитъ Стефано).
   Лорензо.           Кто такъ бѣжитъ поспѣшно
             Въ ночной тиши?
   Стефано.                     Свои 76).
   Лорензо.                               Свои,-- да кто?
             Какъ звать тебя?
   Стефано.           Меня зовутъ Стефано,
             И присланъ я съ извѣстьемъ, что синьора
             Сбирается прибыть въ Бельмонтъ чуть свѣтъ,
             А до того желаетъ помолиться
             Она въ двухъ-трехъ часовняхъ на пути
             О счастьѣ въ брачной жизни.
   Лорензо.                               Кто при ней?
   Стефано. Одинъ святой отшельникъ и Нерисса.
             Вернулся ли, скажите, нашъ синьоръ?
   Лорензо. Не только нѣтъ, но мы не знаемъ даже,
             Гдѣ онъ, что онъ... Должны съ тобой теперь
             Мы, Джессика, готовить для хозяйки
             Торжественный, какъ слѣдуетъ, пріемъ.

(Входитъ Ланселотъ).

   Ланселотъ (трубя въ руку, какъ въ рогъ). Тру-ту-ту, тру-ту-ту! Эй, вы! Гей, вы!
   Лорензо. Кто зоветъ?
   Ланселотъ. Тру-ту-ту, тру-ту-ту! Кто видѣлъ синьора Лорензо съ его хозяйкой?
   Лорензо. Да перестань орать;-- Лорензо здѣсь.
   Ланселотъ. Тру-ту-ту! Гдѣ здѣсь?
   Лорензо. Вглядись, такъ увидишь.
   Ланселотъ. Ну, такъ скажите ему, что сейчасъ прискакалъ гонецъ отъ моего господина съ цѣлымъ ворохомъ хорошихъ новостей. Самъ же синьоръ будетъ къ утру... Тру-ту-ту, тру-ту-ту! (Уходитъ Ланселотъ).
   Лорензо. Идемъ, другъ милый, въ комнаты и тамъ
             Дождемся ихъ... Но, впрочемъ, для чего
             Намъ уходить?.. Прошу тебя, Стефано,
             Ступай сказать, что съ часу ждемъ на часъ
             Синьору мы, да прикажи прійти
             Сюда на воздухъ музыкѣ. (Стефано уходитъ).
                                           Какъ дивно
             Спитъ лунный свѣтъ на мраморѣ скамьи!
             Мы сядемъ здѣсь и будемъ нѣжить слухъ
             Отраднымъ звукомъ музыки... Что можетъ
             Прелестнѣй быть гармоніи, звучащей
             Въ ночной тиши?.. Сядь, Джессика, сюда.
             Взгляни, какъ весь небесный сводъ усѣянъ
             Милліономъ звѣздъ, блестящихъ, какъ кружки
             Изъ золота! И каждая звѣзда,
             Несясь въ теченьи плавномъ, вторитъ пѣснѣ
             Небесныхъ свѣтлыхъ ангеловъ... Но слышать,
             Увы, тѣ пѣсни можетъ только вольный,
             Безсмертный духъ; когда же запертъ онъ
             Въ земной, тѣлесной формѣ -- то онъ слишкомъ
             Тяжелъ и грубъ, чтобъ слышать эти звуки

(Входятъ музыканты).

             А, вотъ они. Играйте! Пробудите
             Діану вашимъ гимномъ; очаруйте
             Слухъ вашей госпожи; домой зовите
             Ее своею музыкой. (Музыка).
   Джессика.           Не странно ль,
             Что, слыша звуки музыки, способна
             Забыть свою веселость я и впасть
             Въ серьезный тонъ 77).
   Лорензо.                     Причина та, что духъ
             Становится въ то время напряженнымъ.
             Взгляни на стадо дикихъ лошадей:
             Какъ громко ржутъ, какъ прыгаютъ и рвутся
             Они, не зная удержу, послушны
             Лишь пылу жаркой крови; но едва
             Раздастся звукъ трубы -- табунъ весь разомъ
             Внезапно вздрогнетъ, остановитъ бѣгъ,
             Ихъ дикій взглядъ вдругъ станетъ мирно-кроткимъ,
             И это все надѣлаетъ лишь сладкій
             Звукъ музыки... Поэтъ сказалъ недаромъ,
             Что двигать могъ своею звонкой лирой
             Орфей ручьи, утесы и кусты.
             Нѣтъ существа столь твердаго и злого,
             Чтобъ не смягчила музыка ему
             Угрюмый духъ... Тотъ человѣкъ, въ чьемъ сердцѣ
             Нѣтъ мѣста музыкѣ, кому звучанье
             Согласныхъ струнъ не движетъ нѣгой душу --
             Тотъ полонъ лжи, коварства, злыхъ страстей,
             И духъ его чернѣе адской ночи.
             Такимъ не вѣрь ни въ чемъ... Но будемъ слушать.

(Входятъ Порція съ Нериссой и останавливаются въ отдаленіи).

   Порція. Огонь горитъ, мнѣ кажется, въ пріемной.
             Какъ далеко бросаетъ яркій свѣтъ
             Ничтожная свѣча!.. Сіяютъ такъ же
             Дѣла добра на фонѣ злого міра.
   Нерисса. А лунный свѣтъ легко уничтожаетъ
             И блескъ свѣчи.
   Порція.           Такъ предъ сіяньемъ славы
             Достоинствъ меньшихъ меркнетъ слабый блескъ
             Сіять намѣстникъ можетъ лишь до срока,
             Покуда былъ въ отлучкѣ государь;
             Но чуть толпа увидитъ вновь монарха --
             Заемный блескъ исчезнетъ, какъ ручей
             Въ пучинѣ водъ... Чу, музыка!
   Нерисса.                               Играетъ
             Домашній вашъ оркестръ.
   Порція.                     Какъ все на свѣтѣ
             Сравнительно,-- вотъ хоть бы эти звуки:
             Чѣмъ объяснить, что ихъ пріятнѣй слушать
             Въ ночной тиши?
   Нерисса.           Она и придаетъ
             Имъ эту прелесть.
   Порція.                     Да! Но такъ вѣдь пѣнье
             И жаворонка можетъ показаться
             Ничѣмъ не чище карканья воронъ
             Для тѣхъ, кто будетъ слушать безъ вниманья...
             Вѣдь если бъ даже самый соловей
             Пѣлъ только днемъ, когда гогочутъ гуси,
             То показаться онъ бы могъ не лучше
             Крапивника. Какъ много есть на свѣтѣ
             Такихъ вещей, которыя цѣнить
             Привыкли мы лишь по тому, въ какое
             Мы ихъ получимъ время 78)! Тсс....молчи!
             Какая тишь! Заснула съ Эндимьономъ
             Сама луна, и жаль прервать ей сонъ.
   Лорензо. Когда я не ошибся -- это голосъ
             Синьоры Порціи.
   Порція.           Узналъ слѣпой
             Кукушки скверный голосъ.
   Лорензо.                     Съ возвращеньемъ!
             Привѣтъ нашъ вамъ!
   Порція.                     Мы за успѣхъ молились
             Своихъ мужей. Надѣюсь, что Господь
             Услышалъ насъ... Пріѣхали ль они?
   Лорензо. Покамѣстъ нѣтъ, но будутъ очень скоро,
             Какъ сообщилъ пріѣхавшій гонецъ.
   Порція. Ступай, Нерисса, въ комнаты и строго
             Всѣмъ прикажи, чтобы не смѣлъ никто
             Болтать, что уѣзжали мы. Васъ также
             Прошу, Лорензо съ Джессикой, держать
             Въ секретѣ все. (За сценой труба).
   Лорензо. Вотъ и синьоръ;-- узналъ я
             Его трубу... А что до вашей просьбы --
             Исполнимъ все:-- вѣдь мы не болтуны.
   Порція. Но что за ночь! Свѣтла, какъ день;-- приличнѣй
             Подобный день намъ, впрочемъ, звать больнымъ:
             Хоть свѣтелъ онъ, но это все жъ не солнце.

(Входятъ Бассаніо, Граціано, Антоніо и слуги).

   Бассаніо (Порціи). А если бъ кто-нибудь тебя увидѣлъ
             И въ день такой -- то перенесся бъ мыслью
             Къ антиподамъ, гдѣ солнце льетъ спой свѣтъ.
   Порція. Ну, свѣта я хоть и не лью, но точно
             Свѣтла душой 79). Бѣда, когда для мужа
             Въ душѣ жены есть темный уголокъ;
             Но для тебя такой бѣды не будетъ!
             Будь, впрочемъ, все, какъ хочетъ Богъ!.. Ну, здравствуй,
             Мой дорогой! Будь здѣсь желаннымъ гостемъ!
   Бассаніо. Благодарю. А вотъ смотри: привезъ
             И друга я. Пожалуйста, прими,
             Его какъ можно ласковѣй;-- обязанъ
             Ему вѣдь безконечно я.
   Порція.                     Обязанъ
             Ему ты точно многимъ: за тебя
             Онъ былъ готовъ пожертвовать вѣдь жизнью.
   Антоніо. За это съ нимъ ужъ разсчитались мы.
   Порція. Всѣмъ сердцемъ вамъ мы рады. Доказать
             Должны мы это, впрочемъ, не словами;
             А потому не стану больше я
             Вамъ говорить обыденныхъ привѣтствій 80).

(Приближаются Граціано и Нерисса, разговаривавшіе до того въ сторонѣ).

   Граціано (Нериссѣ). Клянусь луной, ты взводишь на меня
             Напраслину! Кольцо я отдалъ клерку;
             И если бъ зналъ, что примешь это ты
             Такъ горячо, то пожелалъ ему бы
             Стать евнухомъ.
   Порція.           Какъ! Ужъ готова ссора?
             Изъ-за чего?
   Граціано.           Да что! Изъ пустяковъ:
             Изъ-за кольца! Пустѣйшій ободокъ
             Изъ золота и съ надписью, какая
             Давно ужъ намозолила глаза
             На всѣхъ ножахъ: "не уѣзжай, голубчикъ" 81).
   Нерисса. Толкуй, толкуй про ободокъ и надпись!
             Не клялся, скажешь ты, когда тебѣ я
             Дала кольцо, что будешь, не снимая,
             Его носить,-- носить до самой смерти,
             И даже въ гробъ свой ляжешь вмѣстѣ съ нимъ?
             Не для меня, такъ изъ-за--этой клятвы
             Ты долженъ былъ бы поберечь кольцо!-
             А то: "взялъ клеркъ!" -- изволите вы видѣть!
             Я клятву,-- клятву дамъ, что былъ твой клеркъ
             Безъ бороды и никогда ее
             Не выраститъ.
   Граціано.           Мужчиной взрослымъ станетъ,
             Такъ выраститъ.
   Нерисса.           Да, ежели, мужчиной
             Стать можетъ женщина.
   Граціано.                     Да нѣтъ же! Далъ я
             Кольцо мальчишкѣ,-- глупому мальчишкѣ
             Съ тебя, не выше, ростомъ! Служитъ клеркомъ
             Онъ у судьи. Присталъ съ ножомъ мнѣ къ горлу:
             "Отдай, отдай!" -- просилъ себѣ подачку.
             Пришлось отдать неволей, чтобъ отсталъ.
   Порція. Нехорошо, скажу вамъ откровенно,
             Вы сдѣлали, разставшись такъ легко
             Съ подаркомъ первымъ, даннымъ вамъ женою!
             Кольцо навѣки слито было съ вами
             Той клятвой вѣрности, какую ей
             Вы принесли. Дала кольцо и я
             Тому, кто дорогъ мнѣ, и точно такъ же
             Его связала клятвой, чтобъ вовѣкъ
             Онъ съ нимъ не разставался... Здѣсь стоитъ
             Предъ вами онъ, и присягнуть готова
             Я тотчасъ же, что ни за цѣлый свѣтъ
             Не снялъ бы онъ подарокъ этотъ съ пальца...
             Да, да, нехорошо! Вы огорчили
             Свою жену. Меня подобный случай,
             Я думаю, свелъ просто бы съ ума.
   Бассаніо (въ сторону). О, далъ бы я себѣ отрѣзать руку,
             Лишь бы сказать, что потерялъ кольцо
             Я съ ней въ бою.
   Граціано (указывая на Бассаніо). Да отдалъ вѣдь и онъ
             Свое кольцо:-- его судьѣ онъ отдалъ!
             Тотъ выпросилъ его, и, молвить правду,
             Награды этой стоилъ онъ. А тутъ
             Присталъ мальчишка-клеркъ (строчилъ въ судѣ
             Бумаги онъ) и выпросилъ, чтобъ отдалъ
             Кольцо и я! Бѣда вся въ томъ, что оба
             Не соглашались, кромѣ этихъ колецъ,
             Взять ничего.
   Порція (Бассаніо). Какое же кольцо
             Ему ты отдалъ, милый?.. Я надѣюсь,
             Что не мое?
   Бассаніо.           Когда бъ хотѣлъ усилить
             Я ложью грѣхъ, то отъ всего бъ отрекся;
             Но видишь ты, что твоего кольца
             На пальцѣ нѣтъ,-- его я, значитъ, отдалъ.
   Порція. Такъ, значитъ, нѣтъ въ твоемъ фальшивомъ сердцѣ
             И честности! Знай, что тебѣ женой
             Не буду я, пока не получу
             Мое кольцо обратно.
   Нерисса (Граціано). Приготовься
             Къ тому жъ и ты, пока не возвратишь
             Назадъ мое!
   Бассаніо.           Ахъ, Порція! Когда бы
             Могла ты знать, кому я далъ кольцо!
             Могла ты знать, за что я далъ кольцо!
             Могла понять, съ какимъ трудомъ кольцо
             Мной отдано, и то лишь по несчастной
             Случайности, что невозможно было
             Дать что-нибудь иное -- то навѣрно бъ
             Не приняла такъ къ сердцу горячо ты
             Поступокъ мой!
   Порція.           И ты, когда бъ ты понялъ,
             Что смыслъ имѣло важный то кольцо,
             Что честь беречь велѣла то кольцо --
             То и отдать не могъ бы ты кольцо!
             Смѣшно подумать вѣдь, что вдругъ нашелся
             Такой упрямый человѣкъ, чтобъ дерзко
             Потребовать кольцо, когда онъ видѣлъ,
             Что защищалъ его ты, какъ святую
             Для сердца вещь! Нѣтъ, нѣтъ! Права Нерисса,
             А вмѣстѣ съ ней и я убѣждена,
             Что далъ кольцо ты женщинѣ.
   Бассаніо.                               Да нѣтъ же!
             Клянусь тебѣ я честью! Получилъ
             Кольцо почтенный докторъ! Предлагалъ
             Ему вѣдь я три тысячи червонцевъ,
             И онъ ихъ не взялъ... Требовалъ упорно
             Онъ лишь кольцо, и если бъ отказался
             Я дать его -- ушелъ бы оскорбленнымъ
             Тотъ человѣкъ, которымъ былъ спасенъ
             Мой лучшій другъ. Что жъ оставалось дѣлать?
             Былъ принужденъ неволей я отдать
             Ему кольцо: -- велѣла такъ учтивость!
             Легла бъ моя неблагодарность чернымъ
             Пятномъ на честь!.. Прости жъ меня, другъ милый!
             Я звѣздами клянусь тебѣ, что если бъ
             Была при этомъ ты, то приступила бъ
             Сама съ упорной просьбою, чтобъ отдалъ
             Кольцо твое я доктору.
   Порція.                     Пускай же
             Не смѣетъ докторъ твой переступать
             Чрезъ мой порогъ. Коль скоро удалось
             Ему добыть безцѣнную вещицу,
             Которую ты клялся мнѣ хранить --
             То мнѣ пришло желанье быть любезнымъ
             Съ нимъ, какъ былъ ты! Пусть все беретъ себѣ,
             Начавъ съ меня! Да, да!.. Кто онъ -- сумѣю
             Я разузнать. Ты жъ стереги, какъ Аргусъ,
             Меня теперь: ни ночи провести
             Не смѣй внѣ дома!-- чуть случится это --
             Даю тебѣ я слово (а вѣдь я
             Свои держать умѣю) -- скоротаемъ
             Мы съ докторомъ твоимъ пріятно ночь.
   Нерисса (Граціано). А я съ писцомъ! Такъ ты и знай! Смотри же
             Во всѣ глаза, оставить чуть захочешь
             Меня одну.
   Граціано.           Ну, это мы посмотримъ!
             Чуть что случись -- такъ я писцу въ куски вѣдь
             Его перо!
   Антоніо.           И я причиной горькой
             Всѣхъ этихъ ссоръ.
   Порція.           Ахъ, нѣтъ, ахъ, нѣтъ,-- вамъ рады
             Сердечно мы;-- прошу васъ, не тревожьтесь.
   Бассаніо. Прости, прошу, невольный этотъ грѣхъ
             Передъ тобой! Въ присутствіи всѣхъ этихъ
             Моихъ друзей -- клянусь тебѣ твоими
             Прелестными глазами, въ чьихъ зрачкахъ
             Себя вдвойнѣ я вижу...
   Порція.                     Не угодно ль
             Послушать всѣмъ? Въ моихъ глазахъ онъ видитъ
             Себя вдвойнѣ:-- онъ, значитъ, клятву эту
             Даетъ своимъ двуличнымъ существомъ!..
             Кто жъ вѣру дастъ такой фальшивой клятвѣ?
   Бассаніо. Все жъ выслушай:-- прости меня лишь нынче!
             Даю тебѣ я клятву, что впередъ
             Ни разу не нарушу обѣщаній,
             Какія дамъ.
   Антоніо.           Ручался за него
             Я разъ собой и поплатился бъ жизнью,
             Когда бъ не спасъ меня тотъ самый докторъ,
             Кому онъ отдалъ перстень вашъ; -- теперь же
             Готовъ я жизнью поручиться вновь,
             Что никогда онъ не нарушитъ клятву,
             Какую далъ.
   Порція.           Принять поруку вашу
             Согласна я. Отдайте же ему
             Теперь вотъ этотъ перстень, но съ условьемъ,
             Чтобъ лучше онъ берегъ его, чѣмъ тотъ. (Даетъ кольцо).
   Антоніо (Бассаніо). Бери, мой другъ, и клятву дай хранить
             Его всегда.
   Бассаніо.           Что вижу? Да вѣдь это
             Тотъ самый перстень, что я далъ судьѣ!..
   Порція. А отъ судьи, какъ видишь, онъ вернулся
             Опять ко мнѣ!..-- Прости, дружокъ... сознаюсь,
             Что я... судьѣ за перстень подарила
             Счастливый вѣдь часокъ...
   Нерисса (Граціано).                     А ты, дружокъ мой,
             Прости и мнѣ:-- писецъ, мальчишка скверный,
             Твое кольцо мнѣ возвратилъ
             За то же вѣдь!..
   Граціано.           Какъ!.. что?.. Чинить дороги
             Затѣяли вы въ лѣтнюю пору,
             Когда онѣ годятся для проѣзда
             И безъ того!.. Ужель рогаты оба
             Мы стали съ нимъ, роговъ не заслуживъ?..
   Порція. Ну, ну, прошу безъ дерзостей! Довольно!..
             Изумлены, какъ кажется, вы всѣ.
             Вотъ вамъ письмо:-- прочтите на досугѣ.
             Писалъ его Белларіо и мнѣ
             Прислалъ изъ Падуи. Оно вамъ скажетъ,
             Что докторомъ была ученымъ я,
             Нерисса жъ -- юнымъ клеркомъ... Подтвердитъ
             Лорензо, сверхъ того, что вслѣдъ за вами
             Уѣхали отсюда съ ней и мы
             И только-что вернулись. Не входила
             Я даже въ домъ... Есть у меня извѣстье
             И вамъ, Антоніо, какого вы
             Не думали и ждать. (Даетъ ему письмо).
                                           Въ письмѣ вамъ пишутъ,
             Что три изъ вашихъ лучшихъ кораблей
             Негаданно-нежданно возвратились
             Съ богатымъ грузомъ въ гавань.-- Какъ попало
             Ко мнѣ письмо -- вамъ объяснять не буду.
   Антоніо. Я онѣмѣлъ!..
   Бассаніо (Порціи). Какъ!.. Ты была тотъ докторъ?
             И я не могъ узнать тебя!..
   Граціано (Нериссѣ).                     А ты
             Была тотъ клеркъ, который мнѣ наставить
             Хотѣлъ рога?
   Нерисса.           Да! Только не удастся
             Ему исполнить это:-- вѣдь мужниной
             Ему не стать.
   Бассаніо (Порціи). О, мой прелестный докторъ?
             Будь вѣкъ моимъ!-- А если я уѣду,
             То можешь ты покоиться въ объятьяхъ
             Моей жены.
   Антоніо.           Вы отдали вновь жизнь,
             Синьора, мнѣ. Я изъ письма узналъ
             За вѣрное, что возвратились въ гавань
             Мои суда.
   Порція.           Писецъ мой передастъ
             И вамъ, Лорензо, доброе извѣстье.
   Нерисса. И не возьметъ за это ничего.
             Берите вмѣстѣ съ Джессикой: вотъ актъ,
             Которымъ жидъ, отецъ вашъ, оставляетъ
             Имущество свое по смерти вамъ.
   Лорензо. Голоднымъ вы, прелестная синьора,
             Усыпали въ пустынѣ манной путь.
   Порція. Ужъ скоро утро. По всему я вижу --
             Горите вы желаньемъ разузнать
             Подробнѣй все, что приключилось съ вами.
             Идемте жъ въ домъ;-- тамъ можете вы дѣлать
             Разспросы намъ, и мы на нихъ отвѣтимъ,
             Какъ слѣдуетъ.
   Граціано.           И я вопросомъ первымъ
             Поставлю свой: пусть съ клятвою Нерисса
             Отвѣтитъ мнѣ, угодно ль будетъ ей
             Лечь тотчасъ спать, хотя ужъ скоро утро,
             Иль ждать съ терпѣньемъ будущаго дня?
             Что до меня, то всѣмъ покаюсь я,
             Что если клеркъ останется со мною,
             То дню желаю я остаться тьмою!
             Мечта моя, пока я буду жить,
             Всегда кольцо Нериссино хранить!
  

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Въ подлинникѣ: "my wealthy Andrew", т.-е. мой прекрасный Андрей.-- Джонсонъ полагаетъ, что такъ назывался корабль Антоніо.
   2. Въ подлинникѣ въ этихъ стихахъ оригинальный, но неудобный для перевода оборотъ: "Shall I have the thought to think on this and shall I lack the thought that such а thing bechanc'd would make me sad", т.-е. буквально: Если бъ у меня была мысль мыслить объ этомъ такъ, то какъ бы могъ я не мыслить и о томъ, что подобный случай сдѣлалъ бы меня печальнымъ. Редакція перевода передаетъ эту мысль яснѣе.
   3. Клятва Янусомъ была употребительна въ то время. Такъ его же именемъ клянется Яго въ Отелло (д. 1 сц. 2).
   4. Въ подлинникѣ Антоніо говоритъ: "It is that any thing now" -- фраза, не имѣющая смысла. Роу исправилъ это выраженіе: "is that, any thing now", т.-е. есть ли въ этомъ что-нибудь? Этотъ смыслъ принятъ и для редакціи перевода. Кольеръ считаетъ вѣрной редакцію первыхъ изданій: "it is that, any thing now", при чемъ онъ только ставитъ запятую между словами that и any. Тогда смыслъ можетъ быть понятъ такъ: довольно съ этимъ, поговоримъ о другомъ.
   5. Въ подлинникѣ выраженіе: "wind about my love", т.-е. кружишься около моей любви -- въ смыслѣ: говоришь обинякомъ, а не прямо.
   6. Въ подлинникѣ: "colt", т.-е. жеребецъ или также вѣтренникъ; но въ настоящемъ случаѣ первое значеніе правильнѣй въ виду послѣдующей фразы.
   7. Въ подлинникѣ смыслъ этой фразы нѣсколько теменъ: "God made him, and therefore let him pass for а man", т.-е. буквально: Богъ его создалъ, а потому пусть онъ слыветъ за человѣка. Редакція перевода осмысливаетъ это выраженіе.
   8. Здѣсь Порція намекаетъ на черный цвѣтъ лица Мароккскаго принца.
   9. Въ подлинникѣ Шейлокъ говоритъ здѣсь слово: "well", отвѣчая имъ же и на два слѣдующіе вопроса Бассаніо. Нѣкоторые переводчики переводятъ это слово выраженіемъ: "хорошо"... Но слово "хорошо" означаетъ на русскомъ языкѣ просто согласіе, тогда какъ на англійскомъ оно употребляется еще въ томъ смыслѣ, когда слушавшій принялъ сказанное къ свѣдѣнію и проситъ продолжать. Въ настоящемъ случаѣ слово это имѣетъ несомнѣнно послѣднее значеніе, такъ какъ иначе становится непонятнымъ, почему Бассаніо, получивъ отъ Шейлока на свою просьбу согласіе въ формѣ отвѣта: "хорошо", затѣмъ снова обращается къ нему съ требованіемъ рѣшительнаго отвѣта.
   10. Здѣсь Шейлокъ, опредѣляя качества Антоніо, называетъ его: "good", т.-е. хорошій, что въ русскомъ переводѣ имѣло бы неподходящее значеніе къ настоящему смыслу словъ Шейлока, а потому въ редакціи перевода употреблено слово: достойный. Слову этому соотвѣтствуетъ смыслъ и дальнѣйшей рѣчи Шейлока.
   11. По нѣкоторымъ изданіямъ пьесы эти слова произноситъ Бассаніо.
   12. Приводимыя здѣсь имена восточныхъ героевъ не имѣютъ историческаго значенія и, вѣроятно, заимствованы Шекспиромъ изъ старинной драмы: "Солиманъ и Персида".
   13. Лихасъ -- несчастный слуга Геркулеса, убитый имъ въ припадкѣ ярости.
   14. Въ подлинникѣ нѣтъ объясненія, почему Порція приглашаетъ принца отправиться прежде въ храмъ. Вѣроятно, впрочемъ, для того, чтобы онъ далъ требуемую клятву. Вообще вся исторія съ тремя ящиками, заимствованная Шекспиромъ изъ чужого источника, составляетъ слабѣйшую часть всей пьесы. Требованіе, чтобы женихи, въ случаѣ неудачи, отказались отъ мысли о всякой иной женитьбѣ, звучитъ совершенно тономъ тѣхъ безчисленныхъ средневѣковыхъ легендъ, гдѣ причудливость и даже нелѣпость выводимыхъ фактовъ считались главнымъ достоинствомъ произведенія. Потому при постановкѣ этой пьесы на сценѣ исторію съ ящичками обыкновенно сокращаютъ до послѣдней возможности.
   15. Роли Ланселота Гоббо и его отца принадлежатъ къ тѣмъ, въ которыхъ можно предполагать особенно большое количество искаженій или (что еще хуже) прибавокъ со стороны переписчиковъ и клоуновъ, исполнявшихъ эти роли на сценѣ. Въ старинныхъ изданіяхъ Ланселотъ даже прямо называется клоуномъ, т.-е. лицомъ, противъ произвольной болтовни котораго такъ энергически возставалъ самъ Шекспиръ въ совѣтахъ какіе Гамлетъ даетъ актерамъ. Обѣ роли испещрены множествомъ двусмысленностей и остротъ крайне сомнительнаго свойства, а сверхъ того, въ нихъ часто повторяются безъ всякой нужды одни и то же слова. Это послѣднее обстоятельство можетъ быть объяснено тѣмъ, что актеры, исполнявшіе роль, произносили эти слова на различные комическіе лады и тѣмъ возбуждали желанный смѣхъ публики; но при чтеніи подобныя повторенія становятся уже совершенно невыносимы и затрудняютъ даже пониманіе текста. Не имѣя никакихъ прямыхъ данныхъ, чтобъ отличить прибавленное отъ подлинника, переводчикъ, конечно, поставленъ въ необходимость переводить и уяснять каждую отдѣльную мысль; но что касается до повторенія словъ, то я по возможности ихъ избѣгалъ, чѣмъ текстъ не только не затемнялся, но напротивъ -- становился гораздо болѣе удобочитаемымъ и проще. Въ доказательство шероховатости подлинника привожу буквальный подстрочный переводъ начала перваго монолога Ланселота: "Надѣюсь, совѣсть позволитъ мнѣ убѣжать отъ жида, моего хозяина. Бѣсъ стоитъ возлѣ моего локтя и искушаетъ меня, говоря: Гоббо! Ланселотъ Гоббо! добрый Ланселотъ или добрый Гоббо, или добрый Ланселотъ Гоббо! употреби въ дѣло свои ноги! встряхнись, (take the Start) и убѣги! Совѣсть говоритъ: нѣтъ! остерегись, честный Ланселотъ! остерегись, честный Гоббо, или, какъ сказано прежде, честный Ланселотъ Гоббо! не убѣгай! пренебреги бѣгствомъ твоихъ пятокъ. Но смѣлый бѣсъ побуждаетъ опять собрать мои пожитки. "Via" говоритъ бѣсъ!-- прочь -- говоритъ бѣсъ!-- "во имя неба возстань смѣлымъ духомъ, говоритъ бѣсъ, и убѣгай!" Но тутъ совѣсть, повиснувъ на шеѣ моего сердца, говоритъ очень умно: "ты, мой честный другъ Ланселотъ, сынъ честнаго человѣка или, лучше сказать, сынъ честной женщины" -- и такъ далѣе все въ этомъ же родѣ. Совершенно лишнихъ повтореній въ монологѣ этомъ, какъ читатели могутъ видѣть изъ приведеннаго образца сами, множество.
   16. Въ подлинникѣ Ланселотъ, говоря о своемъ подслѣповатомъ отцѣ, употребляетъ непереводимое выраженіе: "sand blind, high gravel blind", т.-е. слѣпъ, точно у него въ глазахъ песокъ или дресва.
   17. Въ подлинникѣ: "turn down indirectly to the Jew's honse", т.-е. повернешь неправильно къ дому жида. Ланселотъ говоритъ безсмыслицу нарочно.
   18. Въ подлинникѣ здѣсь Ланселотъ буквально повторяетъ свой первый вопросъ.
   19. Здѣсь Ланселотъ употребляетъ латинское слово: ergo -- значитъ.
   20. Въ подлинникѣ здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова rest въ выраженіяхъ: ""I take set upmy rest", т.-е. я твердо на это рѣшился и -- "I will not rest till I hare run some ground", т.-е. не буду знать покоя (не остановлюсь), пока не пробѣгу нѣкотораго разстоянія.
   21. Фраза эта переведена буквально вѣрно съ подлинникомъ. Въ дальнѣйшемъ текстѣ этой сцены Ланселотъ и его отецъ тоже часто перепутываютъ слова, говоря одни вмѣсто другихъ. Такая перестановка встрѣчается у Шекспира неоднократно въ комедіи "Виндзорскія проказницы" въ роли Слендера, но тамъ пріемъ этотъ употребленъ умышленно, такъ какъ Слендеръ дурачокъ, комизмъ котораго основанъ именно на его неспособности логически связывать мысли, чего нельзя сказать о Ланселотѣ, который уменъ и хитеръ. Потому невольно является сомнѣніе, не нелишнее ли усердіе клоуновъ и переписчиковъ наложило руку и здѣсь на подлинный текстъ.
   22. Въ подлинникѣ здѣсь слово "infection" -- зараза вмѣсто "affection" -- страстное желаніе.
   23. Въ подлинникѣ: "cater-consins", что значитъ родственники въ четвертой степени. Въ выраженіи этомъ намекъ на ссоры и несогласія, столь обыкновенныя между родственниками дальнихъ степеней.
   24. Въ подлинникѣ здѣсь каламбуръ на словѣ "frutify", т.-е. оплодотворитъ или удовлетворитъ, которое Ланселотъ говоритъ вмѣсто "notify", т.-е. объяснить.
   25. Здѣсь та же игра умышленнымъ искаженіемъ словъ.-- Гоббо говоритъ: "that is the very deffect (вмѣсто effect) of the matter", т.-е. въ этомъ весь недостатокъ (вмѣсто вся суть) дѣла.
   26. Въ подлинникѣ: нѣтъ языка въ головѣ.
   27. Смыслъ этой фразы остался необъясненнымъ въ точности. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что подъ выраженіемъ: опасность отъ перины -- Ланселотъ подразумѣваетъ несчастный бракъ. Объясненіе, надо сознаться, довольно натянутое.
   28. Въ то время былъ обычай, что замаскированные гости являлись на праздники въ процессіи, предшествуемые факелами. Такъ, въ "Ромео и Джульеттѣ гости, отправляясь на балъ къ Капулетти, говорятъ о томъ, кто понесетъ передъ ними факелы.
   29. Смыслъ этихъ словъ Граціано недостаточно ясенъ въ подлинникѣ. Въ подстрочномъ переводѣ онъ говоритъ: "Если жидъ, ея отецъ, когда-нибудь попадетъ на небо, то это будетъ ради его прелестной дочери".-- Вѣроятно, смыслъ тотъ, что небо, по мнѣнію Граціано, пошлетъ спасеніе и Шейлоку ради того, что дочь его сдѣлалась христіанкой. Такой смыслъ принятъ и для перевода.
   30. Нельзя не замѣтить въ этомъ намѣреніи Шейлока итти на ужинъ явнаго противорѣчія съ его отвѣтомъ на такое же предложеніе въ 3-й сценѣ 1-го дѣйствія, когда онъ категорически отвѣчаетъ, что не будетъ ни ѣсть ни пить съ христіанами. Такихъ фактическихъ противорѣчій можно встрѣтить у Шекспира сотни, но онѣ никогда не вредятъ той психологической правдѣ, съ какой онъ рисовалъ свои лица. Такъ и здѣсь отказъ Шейлока итти на ужинъ въ первой сценѣ прекрасно рисуетъ фанатическаго жида. Второе же его намѣреніе превосходно изображаетъ закоснѣлую злость противъ христіанъ, съ которыхъ онъ хочетъ сорвать хоть что-нибудь въ отместку за свои обиды. Обѣ черты противорѣчатъ по внѣшности, но совершенно логически сливаются въ стройное цѣлое при изображеніи всего характера.
   31. Въ подлинникѣ послѣдняя фраза Ланселота и отвѣтъ Шейлока основаны на созвучіи словъ: approach и reproach. Ланселотъ, желая сказать, что Граціано ожидаетъ прибытія Шейлока, говоритъ вмѣсто слова approach -- прибытіе, слово reproach -- выговоръ или брань. Шейлокъ же, принимая сказанное Ланселотомъ въ буквальномъ значеніи, говоритъ, что онъ отвѣтитъ Граціано тѣмъ же. Игру словъ подлинника невозможно было передать.
   32. Кровотеченіе изъ носа считалось дурнымъ предзнаменованіемъ. Понедѣльникъ на Святой Ланселотъ называетъ въ подлинникѣ: "black monday", т.-е. черный понедѣльникъ. День этотъ названъ такъ въ 1360 году, при королѣ Эдуардѣ III, когда при осадѣ Парижа во время Пасхи множество солдатъ замерзло отъ бывшаго въ этотъ день сильнаго мороза.
   33. Въ подлинникѣ смыслъ предыдущаго монолога Джессики и отвѣта Лорензо не совсѣмъ ясны. Вотъ буквальный переводъ: Джессика. "Какъ? Неужели я должна нести свѣточъ моего стыда? Вѣдь онъ (стыдъ), говоря по чистой правдѣ, свѣтелъ (явенъ) и безъ того. Какъ? Это -- должность, обнаруживающая любовь, и я должна быть скрыта. Лорензо. Ты, моя милая, уже скрыта именно этимъ прелестнымъ платьемъ мальчика".-- Въ началѣ своей фразы Джессика, конечно, говоритъ о факелѣ, освѣщающемъ ея стыдъ, иносказательно; но затѣмъ, по всей вѣроятности, она уже прямо объявляетъ, что боится быть узнанной, если пойдетъ по улицѣ съ факеломъ, на что Лорензо отвѣчаетъ, что платье мальчика, ее скрываетъ достаточно, и что никто ее не узнаетъ. Буквальный переводъ не передалъ бы послѣдняго оттѣнка, а потому значеніе его въ редакціи, принятой для перевода, подчеркнуто съ намѣреніемъ.
   34. Въ подлинникѣ здѣсь слово: "hood" -- буквально шапка; но, вѣроятно, Граціано называетъ такъ клубокъ капуцина, въ который онъ замаскированъ. Иначе клятва шапкой не имѣла бы смысла.
   35. Буквальный переводъ надписей всѣхъ трехъ ящиковъ слѣдующій: золотого: "Кто выберетъ меня -- выиграетъ то, что многіе желаютъ"; серебрянаго: "Кто выберетъ меня -- получить то, что заслуживаетъ", и свинцоваго: "Кто выберетъ меня, долженъ отдать и рискнуть всѣмъ, что имѣетъ". Значеніе буквальнаго перевода было бы однако въ разладѣ съ тѣмъ, что ящики содержатъ. Въ золотомъ оказываются черепъ и кости; потому понятно, что выраженіе: "что многіе желаютъ" употреблено здѣсь въ смыслѣ: "къ чему многіе стремятся", такъ какъ смерти не желаетъ никто, но идутъ или стремятся къ ней всѣ. Содержаніе серебрянаго -- изображеніе головы въ дурацкомъ колпакѣ. Здѣсь надпись, дѣйствительно соотвѣтствуетъ съ содержимымъ. Но въ свинцовомъ находится портретъ Порціи, и потому выраженіе надписи, что открывшій его долженъ рискнуть (hazard) всѣмъ, что имѣетъ,-- опять не совсѣмъ вѣрно въ буквальномъ переводѣ и должно означать, что получившій портретъ долженъ отдать все, что имѣетъ, т.-е. себя самого, въ обмѣнъ на полученную жену. Редакція перевода надписей сдѣлана потому въ объясненномъ смыслѣ.
   36. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: "Не все то золото, что блеститъ. Ты часто слышалъ, какъ это было говорено. Многіе люди продали свою жизнь для того лишь, чтобъ увидѣть мою изнанку (т.-е. черепъ, скрытый въ золотомъ ящикѣ). Позолоченныя могилы наполнены червями. Если бъ ты былъ такъ же уменъ, какъ смѣлъ, молодъ членами и старъ разсудкомъ, то полученный тобой отвѣтъ не былъ бы начертанъ на этомъ свиткѣ въ такомъ видѣ. Прощай! Пусть холодъ завѣетъ твой слѣдъ".
   37. Въ подлинникѣ Порція говоритъ: "too long a pause for that which you find there", т.-е. буквально: слишкомъ долгая остановка ради того, что вы тамъ найдете. Нѣкоторые толкователи понимаютъ слово "pause" (остановка) въ смыслѣ "молчанье" и даютъ этой фразѣ тотъ смыслъ, что принцъ, открывъ ящикъ, долго стоитъ, не говоря ни слова. Но мнѣ кажется, что вмѣсто такого предположительнаго толкованія гораздо проще объяснить выраженіе Порціи: pause -- тѣмъ, что именемъ остановки она называетъ слишкомъ долгую высокопарную болтовню принца передъ открытіемъ ящика и подсмѣивается надъ нимъ въ своей репликѣ. Редакціи перевода приданъ этотъ смыслъ.
   38. Смыслъ этихъ словъ Порціи тотъ, что принцъ, принявъ условіе выбора, сдѣлалъ тѣмъ себя подсудимымъ и не можетъ претендовать на приговоръ, обязующій его въ случаѣ его постигнетъ неудача отказаться отъ брака и впредь.
   39. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: Семь разъ было это (серебряный ящикъ) испытано огнемъ и семь разъ должно-быть испытано мнѣніе для того, чтобъ сдѣлать безошибочный выборъ. Есть люди, гоняющіеся за тѣнью, но такимъ и достается одна тѣнь счастья. Есть дураки, одѣтые, какъ я, въ серебро, и если ты введешь въ постель какую бы то ни было жену, то я буду всегда твоей головой. Теперь иди; съ тобой кончено".
   40. Порція иронически называетъ слугу синьоромъ въ отвѣтъ на его вопросъ: гдѣ синьора? Въ подлинникѣ слова: my lady и my lord. Перевести этотъ разговоръ съ сохраненіемъ чисто-англійскихъ словъ лордъ и лэди въ пьесѣ, дѣйствіе которой происходитъ въ Италіи, было бы неудобно, а потому въ редакціи перевода употреблены выраженія: синьоръ и синьора.
   41. Гудвинская мель (Goodwin-sands) -- опасное мѣсто близъ устья Темзы.
   42. Прелестная идея, когда Порція, выражая боязнь о скоромъ отъѣздѣ Бассаніо, спѣшитъ съ застѣнчивымъ испугомъ прибавить, чтобъ онъ и мысли не допускалъ, будто она сознается этими словами въ своей къ нему любви, выражена въ подлинникѣ до того сжато и коротко, что осталась бы непонятной безъ нѣкотораго распространенія. Вотъ слова текста: "there's something tells me (but it is not love) I would not lose you", т.-е., "что-то говоритъ мнѣ (но это не любовь), что мнѣ не хотѣлось бы васъ потерять". Такія мысли, оставшіяся, такъ сказать, въ зернѣ, встрѣчаются у Шекспира очень часто, и это можно объяснить съ вѣроятностью тѣмъ, что пьесы его печатались по театральнымъ спискамъ, въ томъ видѣ, какъ давались на сценѣ; при представленіи же актеры могли интонаціей и манерой произношенія договаривать и выяснять то, что оставалось непонятнымъ при чтеніи.
   43. Въ подлинникѣ предыдущая фраза Порціи и отвѣтъ Бассаніо основаны на аллитераціи словъ live -- жить и love -- любить.
   44. Здѣсь Порція сравниваетъ себя съ Гезіоной, дочерью троянскаго царя Лаомедона, которая была обречена на жертву морскому чудовищу и спасена отъ смерти Геркулесомъ.
   45. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Скажите мнѣ, гдѣ родилась грёза Любви: въ сердцѣ или въ головѣ? Какъ она была зачата и какъ вскормлена? Отвѣтьте, отвѣтьте! Она зародилась въ глазахъ и вскормлена взглядами. Умираетъ грёза любви въ той же колыбели, въ которой лежитъ. Пусть гудитъ погребальный звонъ грёзы любви: я начинаю: динь-динь-донъ. Всѣ. Динь-динь-донъ!"
   46. Въ подлинникѣ борода названа здѣсь оригинальнымъ, но неудобнымъ для перевода выраженіемъ: "valour's excrement", т.-е. буквально: вышедшій наружу избытокъ мужества.
   47. Этими словами Шекспиръ нападаетъ на очень распространенную уже и въ то время моду носить фальшивые волосы, особенно свѣтлые. Мысль эта встрѣчается въ произведеніяхъ Шекспира не разъ.
   48. Въ подлинникѣ эта, надо признаться, довольно натянутая насмѣшка надъ женщинами основана на значеніи словъ "weight" -- тяжесть и light -- легкій. Смыслъ тотъ, что женщины, наиболѣе себя обременявшія тяжестью фальшивыхъ волосъ, были обыкновенно болѣе легкими по поведенію.
   49. Здѣсь намекъ на легенду о скупомъ царѣ Мидасѣ, умершемъ съ голода вслѣдствіе того, что всѣ вещи, до которыхъ онъ касался; стали превращаться, по его же собственной просьбѣ къ богамъ, въ золото.
   50. Эпитетъ серебра: блѣдный поденьщикъ людей -- надо, вѣроятно, понимать въ томъ смыслѣ, что этимъ металломъ, менѣе цѣннымъ, чѣмъ золото, обыкновенно производятся расплаты за тяжелый поденный трудъ. Иного объясненія сдѣлано не было.
   51. Выраженіе: зеленоглазая ревность встрѣчается у Шекспира не разъ. Смыслъ тотъ, что ревнивцы вслѣдствіе разлитія у нихъ желчи видятъ все въ зелено-желтомъ цвѣтѣ.
   52. Въ подлинникѣ эта мысль Бассаніо выражена довольно темно и, сверхъ того, въ неудобномъ для русскаго языка оборотѣ. Вотъ слова текста: "yet look how far the substance of my praise doth wrong this shadow in underprizing it, so far this shadow doth limp behind the substance", т.-е. буквально: но взгляните: насколько сущность (substance -- въ смыслѣ степень правды) моей похвалы оскорбляетъ эту тѣнь (портретъ), хваля ее ниже достоинства, настолько же далеко тѣнь плетется, хромая (limp) за сущностью вслѣдъ. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ слово substance -- сущность употреблено въ смыслѣ -- оригиналъ портрета, т.-е. сама Порція.
   53. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: "Ты, избравшій не по виду, попалъ въ цѣль такъ же вѣрно, какъ и прекрасно. Если это счастье на тебя свалилось, то довольствуйся имъ и не ищи другого. Если ты имъ доволенъ и видишь въ немъ благословеніе, то обернись къ твоей лэди и требуй отъ нея поцѣлуя любви".
   54. Бассаніо называетъ счетомъ тотъ, прочитанный имъ свитокъ, по которому онъ получилъ право на поцѣлуй Порціи.
   55. Въ подлинникѣ игра словъ основана на выраженіяхъ: "at last", т.-е. наконецъ, и -- "if promise last" т.-е. если обѣщанія прочны. Граціано говоритъ, что наконецъ (at last) онъ получилъ согласіе Нериссы, если только обѣщаніе будетъ прочно (last). При исполненіи пьесы на сценѣ Траціано во время разговора Бассаніо съ Порціей обыкновенно высказываетъ въ шуточно-комическихъ жестахъ свою страсть Нериссѣ.
   56. Въ подлинникѣ игра словъ: Нерисса, на предложеніе Граціано держать пари на мальчика говоритъ: "stake, down", т.-е. ставка повалится. А Граціано возражаетъ, что если ставка повалится, то пари, конечно, не будетъ выиграно. Stake, кромѣ значенія ставки, значитъ еще столбъ или шестъ.
   57. Въ подлинникѣ выраженіе: "he doth impeach the freedom of the state", т.-е. онъ обвиняетъ государство, что въ немъ нѣтъ свободы. Но, конечно, подъ именемъ свободы слѣдуетъ здѣсь понимать свободу верховной власти въ отправленіи ея обязанностей.
   58. Въ подлинникѣ Порція говоритъ: "bid your frinds welcome, show а merry cheer", что нѣкоторые переводчики понимаютъ такъ, что Порція проситъ Бассаніо любезно и весело встрѣтить др ронка пѣніе равны
             Въ ушахъ того, кто съ равнымъ равнодушьемъ
             Ихъ слушаетъ; и если бъ соловей
             Пѣлъ днемъ, когда гогочутъ громко гуси,
             Считался бъ онъ такимъ же музыкантомъ,
             Какъ и пѣтухъ. Какъ много есть вещей,
             Которыя тогда лишь получаютъ
             И должную оцѣнку, и хвалу,
             Когда даютъ ихъ вовремя. Но, тише!
             Смотри, луна съ Эндиміономъ спитъ
             И сонъ прервать не хочетъ!

[Музыка прекращается.

ЛОРЕНЦО.

                                                     Это голосъ
             Синьоры Порціи, коль слуха, меня
             Не обманулъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Меня онъ узнаетъ,
             Какъ узнаетъ всегда слѣпой кукушку
             По голосу противному.
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Привѣтъ
             Сердечный вамъ, почтенная синьора!
   

ПОРЦІЯ.

             Мы только что съ молитвы за успѣхъ
             Своихъ мужей; надѣемся, что много
             Мы помогли молитвой этой имъ.
             Вернулись ли они домой?
   

ЛОРЕНЦО.

                                                     Покамѣстъ
             Ихъ нѣтъ еще, но прискакалъ гонецъ
             Съ извѣстіемъ, что ѣдутъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Ну, Нерисса,
             Ступай домой и прикажи слугамъ
             Не говорить о томъ, что отлучались
             Мы изъ дома. Объ этомъ же прошу
             Васъ, Джессика, и васъ, Лоренцо, тоже.

[Слышенъ трубный звукъ.

ЛОРЕНЦО.

             Недалеко супругъ вашъ: слышу я
             Его трубу. Не бойтесь; мы, синьора,
             Не болтуны.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Сегодняшняя ночь
             На день больной, по моему, похожа --
             Немного лишь блѣднѣе. Это день
             Такой, какимъ бываетъ день безъ солнца.

Входятъ Бассаніо, Антоніо, Граціано и ихъ свита.


Порція и Нерисса.
"Сегодняшняя ночь
"На день больной, по моему, походитъ".
Дѣйствіе V, сцена I.

   

БАССАНІО [Къ Порціи

             Когда бы вы, синьора, въ тѣ часы
             Являлися, когда не свѣтитъ солнце --
             Мы съ антиподами, конечно, день
             Имѣли бы въ одно и то же время.
   

ПОРЦІЯ.

             На блескъ огня желала бы всегда
             Я походить блистаніемъ, но только
             Не легкостью; вѣдь легкая жена
             Такъ тяжела для мужа... эту тягость
             Бассаніо не долженъ никогда
             Испытывать. А, впрочемъ, все отъ Бога!
             Привѣтствую въ владѣньи вашемъ васъ,
             Мой господинъ.
   

БАССАНІО.

                                           Благодарю, синьора,
             Привѣтствуйте и друга моего.
             Вотъ этотъ другъ, Антоніо, который
             Меня навѣкъ безмѣрно обязалъ.
   

ПОРЦІЯ.

             Вы всѣмъ ему обязаны, конечно;
             Я слышала, что изъ-за васъ себя
             Онъ заложила.
   

АНТОНІО.

                                           Во всемъ онъ поквитался
             Вполнѣ со мной.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Отъ всей души, синьоръ,
             Мы рады вамъ; но доказать вамъ это
             Обязаны не на однихъ словахъ;
             И потому словесную любезность
             Я прекращу.
   

ГРАЦІАНО [разговаривавшій въ этовремя съ Нериссой

                                 Луной, свѣтящей здѣсь.
             Клянусь, что вы напрасно разсердились.
             Повѣрьте мнѣ, секретарю судьи
             Я далъ его. Такъ близко это къ сердцу
             Вы приняли, мой другъ, что, право, я
             Хозяину кольца за то желалъ бы
             Стать евнухомъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                           Ого, ужъ ссору вы
             Затѣяли! изъ-за чего, скажите?
   

ГРАЦІАНО.

             Изъ-за пустой вещицы золотой:
             Изъ-за кольца, что получилъ въ подарокъ
             Я отъ нея; былъ вырѣзанъ на немъ
             Такой девизъ: "Люби меня и вѣчно
             Не покидай" -- девизъ, который могъ
             Идти ко мнѣ на свѣтѣ точно такъ же,
             Какъ мастера ножоваго стихи
             На лезвіи ножа.
   

НЕРИССА.

                                           Да что толкуешь
             О цѣнности и о девизѣ ты?
             Когда тебѣ кольцо я отдавала,
             Ты клялся мнѣ, что будетъ при тебѣ
             Оно всю жизнь, и даже въ гробъ съ гобою
             Уляжется. Коли не для меня,
             То ради клятвъ твоихъ многорѣчивыхъ
             Ты долженъ бы не разставаться съ нимъ!
             Секретарю судьи! Но я готова
             Держать пари, что этотъ секретарь
             Останется весь вѣкъ свой безбородымъ.
   

ГРАЦІАНО.

             Нѣтъ, борода появится, когда
             Мужчиною онъ станетъ.
   

НЕРИССА.

                                                     Да, конечно,
             Коль женщина мужчиной можетъ стать.
   

ГРАЦІАНО.

             Клянусь тебѣ вотъ этою рукою,
             Твое кольцо секретарю судьи
             Я подарилъ -- мальчишкѣ молодому,
             Съ тебя, никакъ не выше, ростомъ; онъ
             Канючилъ такъ, молилъ такъ неотступно
             Отдать ему въ награду за труды,
             Что, право, я не могъ не согласиться.
   

ПОРЦІЯ.

             Признаться вамъ по совѣсти, достойны
             Упрека вы за то, что такъ легко
             Рѣшились разлучиться съ первымъ даромъ
             Своей жены: вѣдь къ пальцу оту вещь
             Вы клятвами навѣки прикрѣпили
             И къ тѣлу приковали вы ее
             Присягою быть вѣрнымъ. Другу сердца
             Я отдала свой перстень и его
             Заставила поклясться, что до гроба
             Не сниметъ онъ его. Мой милый другъ
             Здѣсь налицо, и за него готова
             Я присягнуть, что перстень тотъ отдать
             Иль снять его съ руки за всѣ земныя
             Сокровища не согласится онъ.
             Да, слишкомъ вы жестоко огорчили
             Свою жену; случись такая вещь
             Со мной, съ ума сошла бы я навѣрно.
   

БАССАНІО [къ сторону

             Ужъ лучше бы мнѣ было руку всю
             Себѣ отсѣчь и присягнуть, что въ битвѣ
             За то кольцо я потерялъ ее.
   

ГРАЦІАНО.

             Бассаніо, синьора, тоже отдалъ
             Кольцо судьѣ, который попросилъ
             Его о томъ, и въ самомъ дѣлѣ стоилъ
             Вполнѣ такой награды. А за нимъ
             Его писецъ -- мальчишка, съ письмоводствомъ
             Возившійся, столъ у меня просить
             Мое кольцо; и ни слуга, ни баринъ
             Другихъ вещей не соглашались брать.
             Какое же кольцо вы подарили?
   

ПОРЦІЯ [къ Бассаніо

             Надѣюсь, что не мое.
   

БАССАНІО.

                                                     Когда бъ
             Къ проступку могъ я ложь прибавить, сталъ бы
             Я отрицать; но видите -- кольца
             На пальцѣ нѣтъ: оно со мной разсталось.


Торговое судно Антоніо, (стр. 169).
Дѣйствіе V, сцена I.

   

ПОРЦІЯ.

             Такъ, значитъ, нѣтъ и вѣрности уже
             У васъ въ душѣ фальшивой. Богъ свидѣтель,
             Что не взойду на ваше ложе я,
             Пока кольца на васъ не буду видѣть.
   

НЕРИССА [къ Граціано

             И я, пока мое кольцо опять
             Не будетъ здѣсь, къ вамъ не взойду на ложе.
   

БАССАНІО.

             Другъ Порція, когда бы знали вы,
             Кому кольцо я далъ, когда бъ вы знали,
             Изъ-за кого я далъ кольцо, когда бъ
             Вы поняли, за что кольцо я отдалъ,
             Какъ не хотѣлъ разстаться я съ кольцомъ,
             Но долженъ былъ, затѣмъ что не хотѣли
             Взять ничего другого, какъ кольцо:
             Смягчили бъ вы негодованье ваше.
   

ПОРЦІЯ.

             Знай вы, синьоръ, достоинства кольца;
             Знай вы, хотя на половину цѣну
             Той женщины, что вамъ дала кольцо;
             Знай вы, что вамъ и честь повелѣвала
             Хранить кольцо, -- вы бъ никому кольцо
             Не отдали. Вѣдь, еслибъ вы хотѣли
             Съ горячностью отстаивать его,
             Нашелся ли бъ настолько сумасшедшій,
             Чтобъ требовать настойчиво предметъ,
             Считаемый святынею? Нерисса
             Сказала мнѣ, что думать я должно:
             Будь я -- не я, коли кольца не дали
             Вы женщинѣ.
   

БАССАНІО.

                                 Нѣтъ, честію клянусь,
             Клянусь душой -- не женщинѣ, синьора,
             Я далъ его, а мудрому судьѣ;
             Онъ не хотѣлъ три тысячи червонцевъ
             Взять у меня и только о кольцѣ
             Просилъ. Сперва я отвѣчалъ отказомъ,
             И онъ ушелъ съ- негодованьемъ -- онъ,
             Которому спасеньемъ жизни друга
             Обязанъ я. Что было дѣлать мнѣ,
             Прекрасная синьора! Поневолѣ
             Я долженъ былъ послать ему кольцо;
             Приличья долгъ и стыдъ меня томили,
             И честь моя взывала, чтобъ ее
             Не пачкалъ я неблагодарнымъ дѣломъ.
             Простите мнѣ, великодушный другъ;
             Священными свѣтилами ночными
             Клянусь, когда бъ вы были тамъ со мной,
             То сами бы навѣрно попросили,
             Чтобъ доктору достойному кольцо
             Я подарилъ.
   

ПОРЦІЯ.

                                 Пускай же этотъ докторъ
             На мой порогъ не всходитъ никогда;
             Ужъ такъ какъ онъ владѣетъ этимъ перстнемъ,
             Любимымъ мной, который вы клялись
             Беречь, какъ знакъ любви ко мнѣ, то съ вами
             Я щедростью хочу сравниться. Да,
             Ему ни въ чемъ, чѣмъ только я владѣю,
             Отказывать не буду съ этихъ поръ --
             Ни въ чемъ, хотя бъ мое то было тѣло,
             Иль брачный одръ супруга моего.
             Я съ нимъ сойдусь -- за это поручиться
             Вполнѣ могу; совѣтую всегда
             Вамъ дома спать, смотрѣть за мной, какъ Аргусъ;
             А чуть меня оставите одну,
             Клянуся вамъ своею честью -- честью,
             Которая еще при мнѣ теперь,
             Я доктору свое открою ложе.
   

НЕРИССА [Граціано

             А я -- писцу его, и потому
             Подумайте объ этомъ, оставляя
             Меня одну подъ собственный надзоръ.
   

ГРАЦІАНО.

             Ну, хорошо; но только пусть мнѣ въ руки
             Писецъ не попадается -- не то
             Его перо я разомъ уничтожу.
   

АНТОНІО.

             Къ несчастью, я предметъ всѣхъ этихъ ссоръ.
   

ПОРЦІЯ.

             Пусть это васъ, синьоръ, не огорчаетъ,
             Мы, все-таки, душевно рады вамъ.
   

БАССАНІО.

             Другъ Порція, невольную обиду
             Простите мнѣ; въ присутствіи друзей,
             Стоящихъ здѣсь, клянусь тебѣ твоими
             Прекрасными глазами, гдѣ себя
             Я вижу самъ...
   

ПОРЦІЯ.

                                           Замѣтьте-ка: въ обоихъ
             Моихъ глазахъ онъ видитъ самъ себя
             Вдвойнѣ -- итакъ по разу въ каждомъ глазѣ.
             Клянитесь же вы двойственной душой --
             Довѣріе внушитъ такая клятва.
   

БАССАНІО.

             Но выслушай, прощенья за вину
             Мою прошу, и всей душой клянуся,
             Что съ этихъ поръ я буду сохранять
             Обѣты всѣ всегда ненарушимо.
   

АНТОНІО [Порціи

             Я отдавалъ для счастія его
             Себя въ залогъ, и поплатился бъ тѣломъ
             Навѣрно я безъ помощи того,
             Кому вашъ мужъ далъ перстень. Снова смѣло
             Я душу дамъ въ залогъ того, что онъ
             Умышленно впередъ не провинится
             Въ невѣрности.
   

ПОРЦІЯ [снимая съ руки кольцо

                                           Итакъ, вы за него
             Мнѣ будете порукой. Дайте это
             Кольцо ему; но съ просьбой, чтобъ его
             Онъ сохранялъ старательнѣй и лучше,
             Чѣмъ первое.
   

АНТОНІО.

                                 Возьмите же кольцо,
             Бассаніо, и поклянитесь вѣчно
             Его хранить.
   

БАССАНІО.

                                 Свидѣтель Богъ, оно --
             То самое, что доктору я отдалъ.
   

ПОРЦІЯ.

             До онъ-то мнѣ и передалъ его.
             Бассаніо, простите: этотъ перстень
             Мнѣ подаренъ за то, что ложе сна
             Я съ докторомъ ученымъ раздѣлила.


Лоренцо, Джессика, Антоніо, Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано.
Свадебный пиръ.
Дѣйствіе V, сцена I.

   

НЕРИССА [Граціано

             И ты меня, мой миленькій, прости;
             Писецъ судьи, мальчишка этотъ скверный,
             Вчерашній день, за это вотъ кольцо,
             Спалъ у меня.
   

ГРАЦІАНО.

                                           Кой чортъ! да развѣ лѣтомъ,
             Когда совсѣмъ дороги хороши,
             Есть надобность чинить ихъ? Неужели,
             Еще роговъ не заслуживши, мы
             Ужъ сдѣлались рогатыми.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Прошу васъ
             Не говорить такъ грубо. Всѣ вы здѣсь
             Изумлены. Вотъ вамъ письмо; прочтите
             Его въ часы свободные; оно
             Изъ Падуи, отъ доктора Белларьо.
             Вы изъ него узнаете, что я
             Была судьей. Нерисса же -- судейскимъ
             Секретаремъ. Лоренцо будетъ вамъ
             Свидѣтелемъ, что я вослѣдъ за вами
             Уѣхала и только что домой
             Вернулася: еще и не входила
             Я въ комнаты. Антоніо, привѣтъ
             Душевный вамъ; извѣстія такія
             Я припасла для васъ, какихъ совсѣмъ
             Не ждете вы; вотъ вамъ письмо -- прочтите
             Его скорѣй: оно васъ извѣститъ,
             Что ваши корабли съ богатымъ грузомъ
             Въ нашъ портъ пришли. Я не открою вамъ,
             Благодаря какой, довольно странной,
             Случайности оно въ моихъ рукахъ.
   

АНТОНІО.

             Я онѣмѣлъ.
   

БАССАНІО.

                                 Какъ! были вы судьею,
             И не узналъ я васъ?
   

ГРАЦІАНО.

                                           Какъ! были вы
             Его писцомъ, желающимъ рога
             Приставить мнѣ?
   

БАССАНІО.

                                           Прелестный докторъ мой,
             Вы будете дѣлить со мною ложе;
             Въ отсутствіи жъ моемъ, съ моей женой
             Спать будете.
   

АНТОНІО.

                                 Прекрасная синьора,
             Вы дали мнѣ и жизнь, и средство жить:
             Здѣсь я прочелъ за вѣрное, что въ гавань
             Мои суда приплыли.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Ну, вы какъ
             Живете здѣсь, Лоренцо? Мой писецъ
             Привезъ и вамъ хорошія извѣстья.
   

НЕРИССА.

             Дѣйствительно -- и даромъ ихъ отдамъ.
             Вотъ здѣсь для васъ и Джессики, смотрите,
             Формальный актъ, которымъ жидъ-богачъ
             Вамъ отдаетъ по смерти все, чѣмъ только
             Владѣетъ онъ.
   

ЛОРЕНЦО.

                                           Людей голодныхъ путь
             Усыпали вы манною небесной,
             Прекрасная синьора.
   

ПОРЦІЯ.

                                                     Начало
             Уже свѣтать, о я могу ручаться,
             Что вы еще не знаете вполнѣ
             Подробностей случившагося. Въ з0мокъ
             Пойдемте же, и тамъ вольны вы насъ
             Вопросами засыпать -- мы отвѣты
             На все дадимъ, какъ слѣдуетъ.
   

ГРАЦІАНО.

                                                               Быть такъ!
             И вотъ вопросъ вамъ первый, на который
             Нерисса мнѣ подъ клятвой дать отвѣтъ
             Обязана: чего ей хочется сильнѣе --
             До завтра ль на ногахъ стоять, или скорѣе
             Идти въ постель теперь, до наступленья дня
             За часъ иль два? А что касается меня,
             Когда бъ теперь былъ день, я -- сознаюсь въ томъ смѣло --
             Желалъ бы, чтобъ скорѣй погасъ онъ и стемнѣло,
             И спать бы я пошелъ съ секретаремъ судьи.
             Отнынѣ посвящу заботы всѣ мои,
             Чтобъ пуще всѣхъ вещей, насколько хватитъ силы,
             Хранить кольцо моей Нериссы до могилы.
   

ПРИМѢЧАНІЯ КЪ ШЕЙЛОКУ.

Дѣйствіе I, сцена I, стр. 6.

   Корабль Саларино въ подлинникѣ названъ "Andrew" въ честь знаменитаго генуэзскаго капитана Андреа Доріа.
   

Дѣйствіе I, сцена та же, стр. 7.

   Антоніо говоритъ:
   
   ....Я очень благодаренъ
   Своей судьбѣ.
   
   Онъ поступилъ неосторожно, довѣривъ случаю все свое имущество разомъ. Хотя онъ отправилъ свои товары не на одномъ кораблѣ и не въ одну и ту же гавань, тѣмъ не менѣе грустное настроеніе Антоніо находилось въ связи съ тѣмъ обстоятельствомъ, что все его состояніе было ввѣрено морю; нежеланіе купца сознаться въ этомъ было основано на томъ, что онъ самъ не можетъ допустить, что, отправивъ свои товары на нѣсколькихъ корабляхъ по различнымъ направленіямъ, онъ рискуетъ большими денежными потерями.
   

Тамъ же.

   Римскій богъ Янусъ олицетворялъ собой божество года и изображался съ двумя лицами, смотрѣвшими въ противоположныя стороны. Авторъ намекаетъ здѣсь на старинныя двуличныя изображенія: на нихъ одно лицо имѣло серьезное и безстрастное выраженіе, а другое насмѣшливое. Напримѣръ, Панъ изображался вмѣстѣ съ Вакхомъ, или Сатурнъ съ Аполлономъ.
   

Дѣйствіе I, сцена та же, стр. 8.

   Саларино дальше говорить:
   
   Одинъ -- гляди -- все щурится и все
   Хохочетъ, точно попугаи, заслышавъ
   Волынки звукъ...
   
   Т. е. хохочетъ такъ же безсмысленно, какъ попугаи, которые кричатъ, подражая звуку волынки.
   

Тамъ же.

   Несторъ, одинъ изъ героевъ Иліады Гомера и Троила и Крессиды Шекспира, былъ царемъ Пилоса и славился своимъ преклоннымъ возрастомъ, мудростью и серьезностью.
   

Дѣйствіе I, сцена та же, стр. 9.

   Антоніо говоритъ:
   
                       Я этотъ міръ считаю
   Лишь тѣмъ, что есть на самомъ дѣлѣ онъ:
   Подмостками, гдѣ роль играть всѣ люди
   Обязаны...
   
   Любимое сравненіе Шекспира; болѣе подробно эта мысль развита въ комедіи: "Какъ вамъ это понравится" (дѣйствіе II, сцена VII):
   
                                 Міръ -- театръ,
   Въ немъ женщины, мужчины, всѣ -- актеры,
   У каждаго есть входъ и выходъ свой,
   И человѣкъ одинъ и тотъ же роли
   Различныя играетъ въ пьесѣ, гдѣ
   Семь дѣйствій есть, и т. д.
   

Тамъ же.

   Граціано говорилъ:
   
   Такъ мнѣ ужъ вы позвольте
   Взять роль шута.
   
   Шутъ былъ всегда однимъ изъ неизбѣжныхъ дѣйствующихъ лицъ въ старинныхъ фарсахъ.
   

Дѣйствіе I, сцена та же, стр. 10.

   ....И ужъ когда я губы раскрываю,
   Тогда молчать обязанъ каждый песъ.
   
   Т. е. пусть грубость и невѣжество молчатъ, пусть никто не смѣетъ грубо и невѣжественно противорѣчить и мѣшать мнѣ.
   
   Граціано говоритъ:
   
   Увѣренъ я -- рѣшись они немного
   Заговорить -- ихъ слушатели всѣ
   Терзались бы, необходимость видя
   Болванами назвать собратьевъ...
   
   Въ оригиналѣ: "would almost damn those ears". Ссылка на Новый Завѣтъ, Ев. Матвѣя, глава V, стр. 22:
   "А кто скажетъ брату своему: рака, подлежитъ верховному суду; кто же скажетъ безсовѣстный. подлежитъ гееннѣ огненной".
   

Дѣйствіе I, сцена та же, стр. 11.

   Безмолвіе -- одно изъ качествъ важныхъ:
   Въ копченыхъ языкахъ и дѣвахъ непродажныхъ.
   
   Т. е. такихъ, которыя не имѣютъ много шансовъ на замужество. Молчаливость, которую такъ рѣдко можно найти у женщинъ, могла бы сдѣлать дѣвушку привлекательной.
   

Дѣйствіе I, сцена I, стр. 12.

   Антоніо спрашиваетъ:
   
   Кто дама та, которой покланяться
   Вы поклялись...
   
   Въ подлинникѣ: съ которой вы поклялись идти на богомолье.
   

Дѣйствіе I, сцена I, стр. 14.

   Порція, дочь Катона Утическаго, была жена Марка Брута, главы заговорщиковъ, отъ руки которыхъ погибъ Юлій Цезарь.
   
   "....Какъ солнце блещутъ кудри".
   
   Это сказано, вѣроятно, для того, чтобы сдѣлать, въ лицѣ Порціи, комплиментъ королевѣ Елизаветѣ, у которой были рыжіе волосы.
   

Тамъ же.

   Шекспиръ нашелъ названіе Бельмонта въ одномъ изъ старинныхъ преданій, но едва ли можно предположить, что онъ подразумѣвалъ здѣсь какое-нибудь опредѣленное мѣсто. Повидимому (дѣйствіе I, сц. 4), Бельмонтъ находился приблизительно миляхъ въ двадцати отъ Венеціи. Такъ какъ въ древнихъ сказаніяхъ Бельмонтъ названъ морскимъ портомъ, то мы можемъ сдѣлать догадку, что онъ былъ расположенъ на берегу моря на юго-западъ отъ Венеціи.
   

Дѣйствіе I, сцена II, стр. 18.

   Порція говорить о принцѣ Неаполитанскомъ, что онъ вѣчно хвастается своими лошадьми: Неаполитанцы были вообще прекрасными кавалеристами.
   Нерисса, перечисляя жениховъ Порціи, упоминаетъ о графѣ Палатинскомъ. Званіе графа Палатинскаго еще со временъ среднихъ вѣковъ носили многіе магнаты въ Европѣ, хотя и считалось, что оно принадлежитъ исключительно пфальцграфу на Рейнѣ. Шекспиръ скорѣе всего имѣлъ въ виду польскаго графа Альберта Аляска, посѣтившаго въ 1583 г. дворъ Елизаветы. Этому графу Палатинскому былъ оказанъ очень почетный пріемъ; онъ былъ извѣстенъ своимъ веселымъ образомъ жизни и расточительностью. Посѣщеніе имъ Англіи и подало Шекспиру мысль назвать одного изъ жениховъ Порціи графомъ Палатинскимъ.
   Порція говоритъ про графа Палатинскаго, что онъ "въ староста, пожалуй, сдѣлается плачущимъ философомъ". Большою извѣстностью пользовались въ древнее время два философа съ противоположными взглядами на міръ: одинъ, Гераклитъ, былъ прозванъ "плачущимъ философомъ" за то, что скорбѣлъ о людскомъ безуміи, а Демокритъ -- "смѣющимся философомъ" -- за то, что смѣялся надъ безуміемъ людей.
   

Дѣйствіе I, сцена II, стр. 20.

   Сивиллы были, по преданію, вдохновенныя женщины, которыя открывали людямъ волю Неба. Въ классическомъ мірѣ были извѣстны имена многихъ сивиллъ, но самая извѣстная изъ нихъ, о которой упоминаетъ Порція, была Кумекая сивилла, пророчествовавшая въ Италіи, въ г. Кумахъ. Когда влюбленный въ нее Аполлонъ обѣщалъ ей исполнить все, о чемъ бы она ни попросила, она пожелала прожить столько времени, сколько держала песчинокъ въ рукѣ. Она прожила дѣйствительно очень долго, не переставая сожалѣть, что не подумала попросить Аполлона позволить ей остаться кромѣ того вѣчно молодой и красивой.
   

Дѣйствія I, сцена III, стр. 22.

   Шейлокъ:
   "Три тысячи червонцевъ? Хорошо".
   
   Червонецъ, "дукатъ" -- венеціанская монета, золотая и серебряная. Золотой дукатъ стоилъ около 5 руб. на наши деньги, серебряный около 2 руб. Двойные червонцы тоже чеканились въ Венеціи. Ср. Дѣйствіе И, сцена VIII, стр. 69.
   

Дѣйствіе I, сцена III, стр. 23.

   Триполисъ было старинное названіе Триполи, Сирійскаго города у Средиземнаго моря.
   До открытія пути въ Индію мимо мыса Доброй Надежды, Венеція пользовалась монополіей торговли съ Индіей.
   Ріальто прежде называлось Isola del rivo alto,-- островъ съ крутыми берегами. Морской рукавъ, омывавшій его берега, образовывалъ каналъ достаточной глубины, такъ что тамъ могли стоять на якорѣ довольно большія грузовыя суда. Ріальто назывался также мостъ, соединявшій островъ съ кварталомъ Св. Марка; мостъ сооруженъ въ 1591 г., но раньше Ріальто называлась биржа, выстроенная на этомъ островѣ. Ее то и имѣлъ въ виду Шейлокъ.
   

Дѣйствіе II, сцена I, стр. 36.

   Софи -- титулъ персидскаго шаха.
   Дальше принцъ Марокскій говорить, что своей саблей онъ выигралъ три сраженія султану Солиману Великолѣпному, царствовавшему отъ 1520--1566, т. е. нѣсколько позже по сравненію съ изображаемой здѣсь эпохой.
   

Тамъ же.

   Лихасъ былъ слуга, принесшій Геркулесу отъ Деяниры, его жены, платье, пропитанное ядомъ. Геркулесъ размозжилъ Лихаса объ утесъ. Слѣдуя Овидію, Шекспиръ называетъ Геркулеса то этимъ именемъ, то Алкидомъ.
   

Дѣйствіе II, сцена II, стр. 38.

   Слово Gobbo значить по-итальянски горбатый, но это не уполномачиваеть насъ предполагать, что Шекспиръ хотѣлъ выставить Ланчелота или стараго Гоббо горбатыми.
   

Дѣйствіе II, сцена II, стр. 40.

   Ланчелотъ упоминаетъ о "волѣ трехъ сестеръ", благодаря которымъ будто бы умеръ синьоръ Ланчелотъ. Въ классической миѳологіи были извѣстны три Парки: Клото, Лахезисъ и Атропосъ.
   

Дѣйствіе II, сцена II, стр. 42.

   Гоббо говорить:
   
   ...Господи! Какая борода у тебя выросла.
   
   По преданію, сохранившемуся на англійской сценѣ, Ланчелотъ становится на колѣни передъ отцомъ спиною къ нему. Поэтому слѣпой Гоббо, ощупывая волосы на головѣ Ланчелота, принимаетъ ихъ за бороду.
   

Дѣйствіе II, сцена II, стр. 45.

   Ланчелотъ говоритъ:
   
   Старая пословица, синьоръ, отлично раздѣлилась на-двоо между моимъ хозяиномъ Шейлокомъ и вами: у васъ милость Божія, а у него -- деньги.
   
   Старая англійская пословица, о которой упоминаетъ Ланчелотъ гласитъ: "Милость Божія лучше богатства".
   

Дѣйствіе II, сцена II, стр. 47.

   Бассаніо совѣтуетъ Граціано:
   
          ....въ духъ свой кипяченый
   Воздержности холодныхъ капель влей.
   
   См. въ Гамлетѣ, III, 4:
   
   "Залей огонь недуга росой терпѣнія".
   

Дѣйствіе II, сцена III, стр. 49.

   Ланчелотъ говоритъ:
   
   "...если какой-нибудь христіанинъ не смошенничаетъ, чтобы завладѣть тобою".
   
   По другой версіи англійскаго текста, именно 2-го изданія сочиненій Шекспира in folio, слова Ланчелота имѣютъ такой смыслъ: ...если какой-нибудь христіанинъ не смошенничалъ (did not play the knave) и зачалъ (get) тебя. Get значитъ "завладѣть", но часто употребляется въ смыслѣ "beget" -- зачать. Но этой послѣдней версіи Ланчелоть сомнѣвается въ томъ, что Шейлокъ дѣйствительно отецъ Джессики, и считаетъ ее полухристіанскаго происхожденія.
   

Дѣйствіе II, сцена V, стр. 56.

   Шейлокъ: ...иль мерзкій пискъ искривленной трубы...
   
   Cornetto curvo называлась у итальянцевъ маленькая флейта съ загнутымъ концомъ ("тростью").
   

Тамъ же.

   Ланчелотъ:
   
   Пройдетъ христіанинъ, синьора,
   Достойный еврейскаго взора.
   
   Worth a Jew's eye -- во времена Шекспира была общеупотребительная поговорка для обозначенія предмета очень высокой цѣнности.
   

Тамъ же.

   Шейлокъ: Что этотъ шутъ изъ племени Агари
   Сказалъ тебѣ?
   
   Когда Магометъ дѣлалъ попытки привлечь въ себѣ многочисленныхъ евреевъ, жившихъ въ Аравіи, они отказались признавать пророкомъ потомка рабыни Агари. Шейлокъ назвалъ такъ Ланчелота, потому что тотъ былъ не еврей по происхожденію и находился у него въ услуженіи.
   

Дѣйшвіе II, сцена VI, стр. 58.

   Саларино говоритъ о голубяхъ Венеры, потому что Венера съ своимъ сыномъ Купидономъ изображалась сидящей въ колесницѣ, которую везли голуби.
   

Дѣйствіе II, сцена VII, стр. 64.

   Принцъ Марокскій спрашиваетъ:
   
                           ....Ты, серебро,
   Что говоришь своимъ невиннымъ цвѣтомъ?--
   
   Здѣсь намекъ на серебряную луну, эмблему непорочности, такъ какъ луну часто отождествляли съ дѣвственницей Діаной.
   

Дѣйствіе II, сцена VII, стр. 65.

   Гирканія -- длинная полоса земли въ Азіи, на юго-востокъ отъ Каспійскаго моря, гдѣ водилось много тигровъ. Ср. Гамлетъ, дѣйствіе II, сцена II и 3-я часть, Генрихъ VI, дѣйствіе I, сцена IV.
   

Дѣйствіе II, сцена та же, стр. 66.

   Принцъ Марокскій говоритъ, что серебро въ десять разъ дешевле золота. Такова была стоимость его до открытія Америки. Монета, на которой былъ изображенъ ликъ архангела Михаила, была одно время въ ходу въ Англіи и содержала десять шиллинговъ.
   

Дѣйствіе III, сцена I, стр. 81.

   Гудвинскіе пески находились противъ береговъ графства Кентъ въ Англіи. По преданію, здѣсь былъ когда-то островъ, принадлежавшій Гудвину, графу Кентскому, но въ 1097 г. море уничтожило его государство. Говорятъ, что эти пески имѣли свойство притягивать и поглощать все такъ, что самый большой корабль, попавшій сюда, въ нѣсколько дней совершенно исчезалъ подъ ними.
   

Тамъ же.

   Саланіо: ...она лгала хуже всѣхъ кумушекъ, которыя грызутъ пряники.
   
   У Шекспира ginger -- инбирь; въ его время пристрастіе къ инбирю считалось характерной чертой старыхъ женщинъ. Ср. "Мѣра за мѣру" дѣйствіе IV, сцена III: "Тогда не было большого спроса на инбирь потому что старухи всѣ перемерли".
   

Дѣйствіе III, сцена I, стр. 86.

   Бирюза, по мнѣнію нѣкоторыхъ, обладала свойствомъ намѣнялъ свой цвѣтъ, когда ея обладателю грозило какое-нибудь несчастье; она теряла будто бы свой блескъ, когда лицо, носившее ее, заболѣвало или испытывало какія нибудь огорченія; мало того, она будто бы обладала таннствениной силой примирять поссорившихся друзей и дѣлать любовь долговѣчной. Шейлокъ говорить, что ему подарила эту бирюзу Лія, когда онъ былъ еще холостымъ, чтобы показать этимъ, какъ онъ дорожитъ этимъ камнемъ и какъ долго хранитъ его.
   

Дѣйствіе III, сцена II, стр. 91.

   Порція говорить про Бассаніо:
   
   Вотъ онъ идетъ -- не меньше величаво,
   Но съ большею любовью, чѣмъ Алкидъ,
   Когда изъ рукъ чудовища морского
   Освободилъ онъ дѣвственную дань,
   Заплаченную Троею скорбящей.--
   
   Молодой Геркулесъ спасъ дѣву Гезіону, которую Троя должна была отдать морскому чудовищу въ возмездіе за обиду, нанесенную Нептуну Лаомедонтомъ, троянскимъ царемъ. Нептунъ грозилъ въ противномъ случаѣ уничтожить Трою наводненіемъ. Гезіона (какъ и Андромеда, освобожденная Персеемъ) была прикована къ утесу на берегу моря. Геркулесъ не выказалъ особаго великодушія, спасая Гезіону, такъ какъ въ награду попросилъ у ея отца пару дорогихъ коней.
   

Дѣйствіе III, сцена II, стр. 93.

   Бассаніо говоритъ, что золотистые кудри красавицы часто бываютъ "достояніемъ уже второй головки":
   
                          черенъ тотъ
   Что ихъ родилъ, давно лежитъ въ могилѣ.
   
   Въ своемъ 69-мъ сонетѣ Шекспиръ проводить ту же мысль:
   
   ....Когда, отдавъ тѣла прожорливой могилѣ,
   Не срѣзывали косъ съ головокъ золотыхъ,
   Чтобъ на челѣ другихъ онѣ вторично жили,
   И пукъ чужихъ волосъ не радовалъ другихъ?
   

Дѣйствіе III, сцена II, стр. 94.

   Порція говорить про ревность, что у нея "зеленые глаза". Въ Отелло (д. III, сц. 3) ревность названа "чудовищемъ съ зелеными глазами".
   

Дѣйствіе III, сцена II, стр. 100.

   Граціано называетъ Антоніо "царственнымъ купцомъ". Это прозвище давалось въ Венеціи тѣмъ купцамъ, которые получили отъ республики разрѣшеніе завладѣть островами въ Греческомъ Архипелагѣ. Царственные купцы управляли своими владѣніями самостоятельно, а не именемъ венеціанскаго правительства, признавая вмѣстѣ съ тѣмъ верховную власть республики. Такое же прозвище получилъ современникъ Шекспира, сэръ Томасъ Грешамъ, прозванный такъ за свое богатство и щедрость и отчасти, можетъ быть, за то вниманіе, которое ему оказывала королева Елизавета, часто совѣтовавшаяся съ нимъ о коммерческихъ дѣлахъ.
   

Дѣйствіе III, сцена II1, стр. 108.

   Антоніо говорить:
   
   Не властенъ дожъ законы нарушать
   И отнимать у чужеземцевъ льготы,
   Что имъ у насъ въ Венеціи даны.
   
   Многіе англичане, побывавшіе въ Венеціи въ царствованіе Елизаветы, свидѣтельствуютъ о широко развитой торговлѣ республики съ различными странами и о безпристрастіи ея суда и администраціи.
   

Дѣйствіе III, сцена IV, стр. 113.

   Порція говорить Нериссѣ, что она ей все объяснить "въ каретѣ". Это анахронизмъ, вольность, которая не разъ встрѣчается у Шекспира; кареты въ его время только недавно были введены въ употребленіе. Офелія въ "Гамлетѣ" также велитъ подавать свою карету.
   

Дѣйствіе III, сцена V, стр. 113.

   Ланчелоть упоминаетъ о Сциллѣ и Харибдѣ. Сцилла была опасный утесъ на берегу Италіи; напротивъ нея лежала Харибда, также подводный утесъ, находившійся около Мессины на Сицилійскомъ берегу. Филиппъ Гальтье, поэтъ, писавшій на латинскомъ языкѣ, выразилъ опасность, которой подвергались люди, попадавшіе между этими двумя утесами, въ слѣдующемъ изреченіи: "Incidit in Scyllam cupiens vitare Charybdim (кто хочетъ избѣгнуть Харибды, попадаетъ въ Сциллу).
   

Дѣйствіе IV, сцена I, стр. 133--134.

   Шейлокъ: ... иной, волынки звукъ
   Заслышавши случайно передъ носокъ,
   Никакъ мочи не можетъ удержать.
   
   Скалигеръ упоминаетъ въ своемъ сочиненіи Exotieae Excreitationes 1555) о такомъ же воздѣйствіи звуковъ лиры на одного гасконскаго графа. Въ сочиненіи Pierre le Loyer, переведенномъ на англійскій языкъ въ 1605 г. подъ заглавіемъ Treatise of Specters, тѣмъ же объясняется отвращеніе одного девонширскаго барона къ волынкамъ.
   

Дѣйствіе IV, сцта 1, стр. 144.

   Граціано: Къ крещенію два крестные отца
   Тебя сведутъ. Будь я твоимъ судьею,
   Я бъ, вѣрно, далъ тебѣ не пару ихъ,
   А дюжину...
   
   Т. е. двѣнадцать присяжныхъ въ уголовномъ судѣ,
   
   ...чтобъ не къ святой купели
   А къ висѣлицѣ проводить тебя.
   

Дѣйствіе V, сцена I, стр. 153.

   Лоренцо говоритъ:
   
   "Въ такую ночь, я думаю, Троилъ
   Со вздохами всходилъ на стѣны Троя...
   
   Троилъ былъ сынъ Троянскаго царя Пріама. Шекспиръ въ свое, трагикомедіи "Троилъ и Крессида" сдѣлалъ Крессиду дочерью предсказателя Калхаса. Но ея имя не упоминается въ древней исторіи Чосеръ, англійскій поэтъ 14 в., изображаетъ въ своемъ "Троилѣ и Крессидѣ" царскаго сына стоящимъ на Троянскихъ стѣнахъ и озабоченно ожидающимъ прибытія Крессиды.
   

Тамъ же.

   Всѣмъ извѣстна исторія двухъ влюбленныхъ вавилонянъ, Пирама и Тизбы. Овидій разсказываетъ, что Тизба при свѣтѣ луны увидала вдали львицу и въ ужасѣ убѣжала. Въ сСнѣ въ лѣтнюю ночь" встрѣчается интермедія, основанная на этомъ сказаніи.
   Несчастная Карѳагенская царица Дидона умертвила себя вслѣдствіе отъѣзда Энея. Разсказъ объ этомъ находится въ IV книгѣ Энеиды Вергилія. То, что говоритъ здѣсь о ней Шекспиръ, несогласно съ свѣдѣніями, которыя мы находимъ у Вергилія. Дидона отправила пословъ къ сестрѣ, умоляя Энея вернуться.
   Медея (стр. 132) была извѣстная волшебница, дочь Аэта, царя Колхиды. Она влюбилась въ Язона, помогла ему захватить золотое руно и убѣжала съ нимъ въ Грецію, гдѣ скоимъ колдовствомъ вернула старику Эзону, отцу Язона, молодость. Овидій разсказываетъ, что она ему выпустила кровь изъ жилъ и влила туда сокъ травъ. Древніе ботаники, а также суевѣрные люди во всѣ времена приписывали замѣчательныя свойства травамъ, набраннымъ въ извѣстные фазисы луны и въ извѣстные часы ночи. Въ Confessio Amantis, сочиненіи одного стариннаго автора Гоуера, есть великолѣпное описаніе, какъ Медея въ полночь ходила набирать травъ, необходимыхъ ей для колдовства.
   

Дѣйствіе V, сцена 7, стр. 157.

   Лоренцо говоритъ:
   
   ....Смотри, какъ сводъ небесный
   Весь выложенъ мильонами кружковъ
   Изъ золота блестящаго. Межъ ними
   Нѣтъ самаго малѣйшаго кружка,
   Который бы не пѣлъ, какъ ангелъ, вторя
   Въ движеніи размѣренномъ своемъ
   Божественнымъ аккордамъ херувимовъ.
   
   Здѣсь авторъ намекаетъ на древнее ученіе о томъ, что при своемъ быстромъ движеніи планеты будто бы производятъ всѣ вмѣстѣ музыкальные звуки, которые слишкомъ громки и постоянны для того, чтобы человѣческій слухъ могъ различить ихъ.
   
узей тамъ, куда онъ ѣдетъ. Но мнѣ кажется гораздо естественнѣе предположить, что слово: welcome, т.-е. дружеское привѣтствіе, относится къ только-что прибывшимъ Лорензо и Джессикѣ, и что Порція своей фразой ободряетъ убитаго горемъ Бассаніо и требуетъ, чтобы онъ весело простился съ ними.
   59. Въ подлинникѣ эта заключительная фраза Бассаніо написана также въ формѣ четверостишія съ перекрестной риѳмой, при чемъ буквально онъ говоритъ, что: "ни одно ложе не будетъ виновно въ его промедленіи, и никакое отдохновеніе (rest) не втѣснится между нимъ и Порціей.-- Нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ смыслъ, будто онъ обѣщаетъ быть ей вѣрнымъ. Мнѣ кажется такое толкованіе совершенно лишнимъ и распространеннымъ безъ нужды. Смыслъ, что онъ не будетъ знать покоя сна, пока не кончитъ дѣла, подходитъ гораздо больше къ общему характеру всей сцены.
   60. Въ подлинникѣ: "these bragging Jacks" -- этихъ хвастливыхъ Джековъ. Слово Jack -- было презрительнымъ именемъ пустыхъ фатовъ. Выраженіе это у Шекспира встрѣчается часто.
   61. Въ подлинникѣ Нерисса говоритъ: "shal we turn to men?" -- фраза, имѣющая двоякій смыслъ: "значитъ, мы превратимся въ мужчинъ", а также: "значитъ, мы отдадимся мужчинамъ". Порція въ своемъ возраженіи принимаетъ слова ея въ послѣднемъ смыслѣ. Въ переводѣ этой двусмысленности нельзя было передать.
   62. Въ подлинникѣ этотъ довольно пошлый каламбуръ основанъ на значеніи словъ: "More" -- мавританка и "to be more" -- увеличиваться или прибывать.-- Объ остротахъ Ланселота вообще см. прим. 15.
   63. Царственными купцами (royal merchants) назывались венеціанскіе купцы, имѣвшіе поземельныя владѣнія на островахъ Архипелага.
   64. См. прим. 57.
   65. Въ подлинникѣ этотъ разговоръ Бассаніо съ Шейлокомъ необыкновенно эффектенъ тѣмъ, что они перебрасываются короткими фразами, изъ которыхъ каждая умѣщается въ одномъ стихѣ. На англійскомъ языкѣ, въ которомъ огромное большинство словъ односложно, такая постройка стиха не представляетъ затрудненія, но при переводѣ на русскій не было никакой возможности сохранить эту краткость и сжатость, необходимыя по характеру всей сцены, не пожертвовавъ до нѣкоторой степени буквальностью перевода. Для сравненія, насколько я успѣлъ приблизиться къ точному смыслу подлинника и вмѣстѣ съ тѣмъ остаться краткимъ, привожу буквальный переводъ: Шейлокъ. Я не обязанъ нравиться тебѣ моими отвѣтами. Бассаніо. Развѣ всѣ люди убиваютъ тѣхъ, кого не любятъ? Шейлокъ. Развѣ кто-нибудь ненавидитъ безъ желанія убить тотъ предметъ? Бассаніо. Обида не можетъ вызвать сразу ненависть. Шейлокъ. Какъ? Развѣ ты позволишь змѣѣ ужалить тебя два раза?
   66. Здѣсь совершенно непереводимая и даже незамѣнимая игра созвучіемъ словъ sole -- подошва и soul -- душа. Игра этими словами встрѣчается и въ другихъ пьесахъ, напр., въ "Ромео и Джульеттѣ", когда Ромео говоритъ, что не можетъ воспарить, потому что его подошва (sole) или душа (soul) тяжела.
   67. Говоря о конфискаціи половины имущества Шейлока въ казну, дожъ прибавляетъ: "which humbleness may drive unto a fine", т.-е. буквально: "которую (т.-е. конфискованную часть) смиреніе (раскаяніе) можетъ обратить въ штрафъ". Смыслъ фразы ясенъ, но недостаточно точенъ при буквальномъ переводѣ, а потому редакція перевода нѣсколько распространена.
   68. Юристы могутъ найти несообразность въ этихъ словахъ Порціи, такъ какъ отъ Шейлока требуется не дарственная запись, но лишь обязательство отказать свое имущество дочери послѣ смерти. Въ текстѣ однако прямо сказано: "deed of gift", т.-е. актъ даренія.
   69. Для осужденія на висѣлицу требовался приговоръ двѣнадцати присяжныхъ, которыхъ въ шутку называли крестными отцами. Граціано намекаетъ на это.
   70. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: "old swearing", т.-е. буквально: старая клятва. Слово старый употреблено въ смыслѣ солидный или сильный.
   71. Исторія Троила и Крессиды обработана Шекспиромъ въ драмѣ того же имени, при чемъ сюжетъ заимствованъ имъ изъ Чоусера. Въ настоящемъ монологѣ Лорензо намекаетъ на отчаяніе влюбленнаго Троила, когда взятая троянцами въ плѣнъ Крессида была возвращена грекамъ по требованію ея отца и такимъ образомъ разлучена съ Троиломъ.
   72. Легенда о Пирамѣ и Тизбѣ была извѣстна Шекспиру, вѣроятно также по Чоусеру. Сюжетъ тотъ, что влюбленная Тизба, придя на свиданіе съ Пирамомъ, встрѣтила льва; спасаясь отъ него, она уронила свой плащъ, который и былъ растерзанъ звѣремъ; Пирамъ же, придя позже и найдя растерзанный плащъ, вообразилъ, что подъ когтями льва погибла сама Тизба, вслѣдствіе чего лишилъ въ отчаяніи самъ себя жизни. Исторію эту Шекспиръ пародировалъ въ комедіи, которую играютъ ремесленники въ пьесѣ "Сонъ въ лѣтнюю ночь".
   73. Дидона, стоя на берегу, призывала Энея, покинувшаго ее въ Карѳагенѣ.
   74. Медея обѣщала возвратить отцу Язона своими чарами молодость.
   75. Въ подлинникѣ Джессика говоритъ: "I would outnight уои", т.-е. буквально: я тебя переночнила бы. Смыслъ тотъ, что если бъ они продолжали разговоръ, то она могла бы привести еще больше разсказовъ о происшествіяхъ, которыя бывали въ подобныя ночи.
   76. Въ подлинникѣ Стефано отвѣчаетъ: "а friend", т.-е. другъ; но само собой разумѣется, что слово это онъ говоритъ въ смыслѣ: свой человѣкъ, потому что другомъ Лорензо не могъ себя называть лакей.
   77. Въ подлинникѣ Джессика говоритъ: "I am never merry, when I hear sweet music", т.-е. "я никогда не бываю весела, если слышу сладкую музыку". Но такой буквальный переводъ не выразилъ бы настоящаго смысла подлинника. Слово "merry", кромѣ значенія веселый, выражаетъ еще шаловливость, и Джессика употребляетъ его именно въ этомъ смыслѣ, желая сказать, что музыка выводитъ ее изъ свойственнаго ея характеру веселаго настроенія и дѣлаетъ серьезной. Вѣрность такого взгляда доказывается слѣдующимъ монологомъ Лорензо, гдѣ онъ, не говоря ни слова о веселости, выражаетъ мысль, что музыка смягчаетъ всякіе дикіе порывы и дѣлаетъ людей кроткими и мягкими. Для придачи такого значенія словамъ Джессики пришлось въ переводѣ нѣсколько распространить прямой смыслъ текста.
   78. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе: "many things by season season'd are", т.-е. буквально: многія вещи овременяются временемъ.
   79. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра словъ, основанная на двойномъ значеніи слова: light -- свѣтъ и легкій. Бассаніо называетъ Порцію свѣтомъ, а она возражаетъ, что, оставаясь свѣтлой (light), не будетъ легкой (light) по поведенію, потому что легкая жена -- большая тяжесть для мужа.
   80. Въ подлинникѣ Порція употребляетъ выраженіе "breathing cocatesy", т.-е. буквально: выдыхаемое привѣтствіе -- въ смыслѣ словесное и потому ничего не значущее.
   81. Въ подлинникѣ: "love me and leave me not", т.-е. буквально: "Люби меня и не покидай меня". Это былъ припѣвъ одной изъ вульгарныхъ пѣсенъ, вырѣзывавшихся на вещахъ, дарившихся на память, напр., на ножахъ, кольцахъ и т. п.
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов