ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Колльеромъ,
старому экземпляру in folio 1632 года.
ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧИТСЯ.
ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.
ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧИЛОСЬ.
Король Франціи.
Герцогъ Флоренціи.
Бертрамъ, графъ Руссильонъ.
Ляфё, пожилой дворянинъ.
Пароллесъ, изъ свиты Бертрама.
Управитель, Шутъ, Пажъ, графини Руссильонъ.
Графиня Руссильонъ, мать Бертрама.
Елена, воспитанница ея.
Пожилая флорентинская вдова.
Діана, дочь ея.
Віолента, Маріана, сосѣдки вдоы.
Свита короля, Придворные, Молодые дворяне, Офицеры и Солдаты французскіе и флорентинскіе, Служители.
Мѣсто дѣйствія: частію во Франціи и частію въ Тосканѣ.
Руссильонъ. Комната въ замки Графини
Входятъ Бертрамъ, Графиня Руссильонъ, Елена, всѣ во траурѣ, и Ляфё.
ГРАФ. Разставаясь съ сыномъ, я хороню другаго супруга.
БЕРТ. Оставляя васъ, я снова оплакиваю смерть отца моего. Чтожь дѣлать, желаніе его величества должно быть исполнено; теперь онъ опекунъ мой {До Карла II англійскій король былъ опекуномъ всѣхъ богатыхъ сиротъ своего государства. Во Франціи, за исключеніемъ Нормандіи, обычай этотъ не существовалъ, но Шекспиръ переноситъ его и сюда, слѣдуя повѣсти Бокачіо, въ которой Бертрамъ находится, по завѣщанію отца, подъ опекой короля.}, и я тѣмъ болѣе обязанъ повиноваться ему.
ЛЯФЁ. Графиня, вы найдете въ королѣ супруга, а вы, графъ, отца. Всегда и со всѣми добрый, съ вами онъ будетъ таковъ поневолѣ; ваши прекрасныя качества пробудили бы доброе расположеніе даже и въ человѣкѣ чуждомъ всего добраго,-- тѣмъ скорѣй въ душѣ, такъ богатой добродѣтелями.
ГРАФ. Какъ здоровье его величества?
ЛЯФЁ. Онъ отпустилъ всѣхъ врачей, которые, обнадеживая его безпрестанно, довели наконецъ до того, что онъ лишился всякой надежды.
ГРАФ. Отецъ этой дѣвушки былъ -- о, это "былъ"! сколько горькаго въ этомъ словѣ!-- отецъ ея, въ дѣлѣ врачеванія, былъ почти такъ же искусенъ, какъ и честенъ; а честность его была такъ велика, что, сравняйся съ ней его искусство вполнѣ -- онъ сдѣлалъ бы природу безсмертной, заставилъ бы смерть гулять отъ недостатка работы. Какъ хорошо было бы для короля, еслибъ онъ жилъ еще; жизнь его, я знаю, была бы смертью королевской болѣзни.
ЛЯФЁ. А имя человѣка, о которомъ говорите?
ГРАФ. Онъ пользовался большой и вполнѣ заслуженной славой -- я говорю о Герардѣ Нарбонскомъ.
ЛЯФЁ. Да, онъ дѣйствительно былъ отличнѣйшій врачъ; король недавно еще отзывался о немъ съ величайшей похвалой и съ большимъ сожалѣніемъ. Онъ былъ такъ искусенъ, что могъ бы жить вѣчно, еслибъ только искусство могло стать выше смертности.
БЕРТ. Скажите, чѣмъ же страдаетъ король?
ЛЯФЁ. Фистулой.
БЕРТ. Я никогда не слыхалъ о такой болѣзни.
ЛЯФЁ. Хорошо еслибъ она и со всѣмъ была неизвѣстна.-- Такъ эта дѣвушка дочь Герарда Нарбонскаго?
ГРАФ. Единственное дитя его. Онъ завѣщалъ мнѣ попеченіе о ней, и я надѣюсь всего хорошаго отъ ея воспитанія, потому что она такъ богата той врожденной добротой, которая и самыя прекрасныя дарованія дѣлаетъ еще прекраснѣйшими. Блестящими способностями мы восхищаемся, конечно, и въ существахъ не такъ чистыхъ, но всегда съ сожалѣніемъ -- тутъ онѣ и доблесть и предательство. Въ ней же онѣ, напротивъ, именно тѣмъ и прекрасны, что совершенно безхитростны; прямодушіе она наслѣдовала, но доброту развила въ себѣ сама.
ЛЯФЁ. Наши похвалы, графиня, выжимаютъ слезы изъ глазъ ея.
ГРАФ. Это самый лучшій разсолъ, которымъ дѣвушка можетъ упрочить похвалы ей. Воспоминаніе объ отцѣ никогда не касалось еще сердца ея безъ того, чтобъ жестокость скорби не согнала съ лица всей его жизненности.-- Полно, перестань, Елена; пожалуй подумаютъ еще, что ты не столько огорчена, сколько накидываешь на себя горе.
ЕЛЕН. И не ошибутся; и въ то же время есть у меня и дѣйствительное горе.
ЛЯФЁ. Умѣренное сѣтованіе законная дань мертвому; чрезмѣрная скорбь врагъ живаго.
ЕЛЕН. Но если живой врагъ скорби, тогда самая уже чрезмѣрность дѣлаетъ ее тотчасъ же смертною {Во всѣхъ старыхъ оригинальныхъ спискахъ и во всѣхъ новыхъ изданіяхъ рѣчь эта влагается въ уста графини, но Тикъ передаетъ ее Еленѣ и кажется совершенно справедливо. Въ устахъ графини они совершенію безсмысленна; въ устахъ же Елены затемнена съ намѣреніемъ, но понятна. Живой врагъ скорби объ умершемъ -- Бертрамъ, и скорбь, порождаемая ея нераздѣляемой любовью, уничтожаетъ первую -- дѣлаетъ ее смертною.-- Къ этимъ темнымъ словамъ Елены относится и перебитый Бертрамомъ, вопросъ Ляфё: "какъ понять это?"}.
БЕРТ. Матушка, благословеніе!
ЛЯФЁ. (Еленѣ). Какъ понять это?
ГРАФ. Да благословитъ тебя Господь, Бертрамъ! будь подобенъ отцу какъ по виду, такъ и по качествамъ! пусть кровь и добродѣтель состязаются въ тебѣ о владычествѣ, и доброта твоя да соотвѣтствуетъ рожденію! Люби всѣхъ, довѣряй немногимъ; не дѣлай зла никому; будь страшенъ врагу, но болѣе сознаніемъ твоей мощи, чѣмъ самымъ дѣломъ; друга же храни подъ ключемъ собственной жизни; пусть порицаютъ тебя за молчаніе, не бранили бы только за говорливость. Да ниспошлетъ тебѣ небо все, что, кромѣ того, можетъ еще даровать, и все, что могу еще вымолить тебѣ! Прощай!-- (Ляфё) Добрый господинъ, онъ неопытной еще царедворецъ; прошу васъ не оставить его своимъ совѣтомъ.
ЛЯФЁ. Готовъ служить лучшимъ, какой только можетъ дать любовь.
ГРАФ. Господь да благословитъ его! Прощай, Бертрамъ. (Уходитъ.)
БЕРТ. (Елена). Да исполнятся самыя лучшія желанія, какія только могутъ возникнуть въ умѣ вашемъ. Будьте утѣшеніемъ моей матери, а вашей благодѣтельницы; любите и уважайте ее.
ЛЯФЁ. Прощайте, прекрасная; вы должны поддержать славу отца вашего. (Уходитъ съ Бертрамомъ.)
ЕЛЕН. О, еслибъ только!-- Я и не думаю объ отцѣ; они одной уже слезинкой почтили память его болѣе, чѣмъ дочь этимъ потокомъ слезъ. Я забыла даже, каковъ онъ былъ собою; воображеніе хранитъ только образъ Бертрама. Погибла я; что мнѣ въ жизни, когда Бертрамъ уѣдетъ! Вѣдь это все то же, что влюбиться въ дивно-свѣтлую звѣзду и желать соединенія съ ней, какъ ни высоко она надо мною; только издали должна я любоваться ея лучезарнымъ блескомъ,-- никогда въ самой сферѣ. Честолюбивая любовь моя сама себя и наказываетъ: лань, захотѣвшая сочетаться со львомъ, должна умереть отъ любви. И все-таки, хоть это и наказаніе, какъ сладостно было видѣть его ежечасно, сидѣть подлѣ него и рисовать его высокое чело, его соколиные глаза, его кудри на полотнѣ моего сердца -- сердца, такъ готоваго принять каждую черту, каждую особенность его прекраснаго лица; но вотъ онъ удалился, и моя идолопоклонническая страсть должна сотворить и то, что мнѣ осталось отъ него.-- Кто это идетъ сюда?
Его спутникъ.-- Изъ-за него я люблю даже и этого человѣка, хоть и знаю, что онъ отъявленный лжецъ, величайшій глупецъ и трусъ; всѣ эти закоренѣлые въ немъ недостатки даютъ ему, однакожь, значеніе, и ему тепло, тогда какъ стальносердая доблесть коченѣетъ на морозѣ. Впрочемъ, бѣдная мудрость частехонько бываетъ рабой богатой глупости.
ПАР. Да здравствуетъ моя прекрасная царица!
ЕЛЕН. Да здравствуетъ монархъ {Насмѣшливый намёкъ на Monaicho -- сумасшедаго Итальянца, воображавшаго что онъ монархъ вселенной.}!
ПАР. Я не монархъ.
ЕЛЕН. И я не царица.
ПАР. Скажите, ужь не о дѣвственности ли разсуждали вы тутъ?
ЕЛЕН. Именно.-- Послушайте, въ васъ какъ будто есть что-то воинственное -- позвольте сдѣлать вамъ одинъ вопросъ. Мущина врагъ вѣдь дѣвственности; какъ защитить намъ ее отъ врага этого?
ПАР. Держите его подальше отъ себя.
ЕЛЕН. Но онъ приступаетъ, а наша дѣвственность, какъ ни храбра въ защищеніи, все-таки слаба. Научите какой-нибудь военной оборонѣ.
ПАР. Да нѣтъ рѣшительно никакой; мущина подступитъ, подкопаетъ и взорветъ васъ.
ЕЛЕН. Боже избави нашу бѣдную дѣвственность отъ всѣхъ этихъ подкапывателей и взрывателей!-- Нѣтъ ли какой военной хитрости, которой и дѣвы могли бъ поднимать мущинъ на воздухъ?
ПАР. Мущину ничѣмъ не поднимешь такъ скоро, какъ взрывомъ самой дѣвственности; но и тутъ, разумѣется, вы все-таки лишаетесь вашей крѣпости. Впрочемъ, хранить дѣвственность совершенно противно законамъ природы; вѣдь потеря дѣвственности -- разумное приращеніе, и никакая дѣвственница никогда не рождалась еще безъ того, чтобъ передъ тѣмъ не была потеряна дѣвственность. Вы ужь созданы изъ такого вещества, изъ котораго дѣлаются дѣвственницы. Лишившись однажды дѣвственности, можно добыть десять другихъ; храня же ее, постоянно теряешь; она слишкомъ безплодная товарка: къ черту ее!
ЕЛЕН. Однакожь на время я все-таки поберегу ее, хоть бы и пришлось умереть отъ этого дѣвой.
ПАР. Да вѣдь тутъ много говорить нечего; это просто противъ законовъ природы. Защищать дѣвственность -- обвинять вашихъ матерей, что будетъ непреложнѣйшимъ возмущеніемъ. Тотъ, что вѣшается -- та же дѣвственница; дѣвственность самоубійца, и ее, какъ отъявленную оскорбительницу природы, слѣдовало бъ хоронить при большихъ дорогахъ, внѣ всякаго освященнаго предѣла {Самоубійцъ хоронили прежде при большихъ дорогахъ.}. Дѣвственность зарождаетъ червей, точь въ точь какъ сыръ; выгладываетъ себя до самой корки и умираетъ, пожравъ такимъ образомъ всю свою внутренность. Кромѣ того, дѣвственность брюзглива, спѣсива, ни на что негодна, составлена вся изъ самолюбія, а самолюбіе грѣхъ наипаче запрещаемый христіанскимъ закономъ. Храня ее, нельзя не проиграть; отдайте -- и въ два года она удвоится {Въ прежнихъ изданіяхъ: within ten years it will make itself two... По Колльеру: within two years il will make ilself two .}, а это порядочное приращеніе, и притомъ нельзя сказать, чтобъ самый капиталъ слишкомъ страдалъ отъ этого.-- Скорѣй, съ рукъ ее!
ЕЛЕН. Но какъ же сдѣлать, чтобъ потерять ее такъ, чтобъ это было непротивно и ей самой?
ПАР. Позвольте, да что за вздоръ дорожить тѣмъ, что рѣшительно этого не терпитъ? Это такой товаръ, который, залеживаясь, теряетъ все свое достоинство; чѣмъ старѣе, тѣмъ дешевлѣ: сбывайте его, пока онъ въ ходу еще, пока еще требуется. Вѣдь дѣвственность вынашивается изъ моды, какъ шапочка старой придворной -- и богата, да никуда не годится; ну вотъ, точь въ точь, какъ брошка или зубочистка {См. прим. къ Королю Іоанну, Ч. 1. стр. 11.}, которыхъ въ настоящее время не носятъ. Старость хороша въ винѣ {Your date is heller in your pie and your porridge than in your cheek.-- Слово date имѣетъ дна значенія: лѣта и финикъ. А потому, принимая это слово въ обоихъ его значеніяхъ, Пароллесъ и говоритъ что это date лучше въ похлебкѣ или въ пирогѣ, чѣмъ на щекахъ.}, а не на щекахъ; и ваша дѣвственность, ваша старая дѣвственность -- просто наша французская засохшая груша: и на видъ не хороша, и ѣстся какъ-то неохотно. Именно засохшая груша; была хороша -- да теперь засохшая груша. На что она вамъ?
ЕЛЕН. Моя не такова еще.-- Вашъ графъ найдетъ тамъ тысячу привязанностей: мать, возлюбленную, друга, Феникса, вождя, врага, руководителя, богиню, государя, совѣтника, измѣнницу и милую, и смиренное честолюбіе и гордое смиреніе, и разногласящее созвучіе и гармоническое разногласіе, и вѣрность, и упоительное злополучіе -- цѣлый міръ милыхъ, страстныхъ пріемышей, которымъ слѣпой Купидонъ служитъ воспріемникомъ. Тогда онъ -- я не знаю, что онъ.-- Дай Богъ ему всякаго счастія!-- Дворъ школа,-- а онъ --
ПАР. Что жь онъ?
ЕЛЕН. Человѣкъ, которому я отъ души желаю всего хорошаго. Какъ жалко --
ПАР. Что жалко?
ЕЛЕН. Что добрымъ желаніямъ не дано тѣла, чтобъ они были осязаемы; тогда и намъ, бѣднымъ, осужденнымъ злобными созвѣздіями на одни только желанія, можно было бы слѣдовать осуществленіемъ ихъ за тѣмъ, кого любишь; можно было бы обнаруживать то, что должны только думать про себя, лишаясь такимъ образомъ всякой за это признательности.
ПАЖЪ. Господинъ Пароллесъ, васъ спрашиваетъ графъ. (Уходитъ.)
ПАР. Прощай, милая моя крошка! Не забуду, такъ вспомню тебя и при дворѣ.
ЕЛЕН. Вы родились подъ благодатнымъ созвѣздіемъ, господинъ Пароллесъ.
ПАР. Подъ созвѣздіемъ Марса.
ЕЛЕН. Именно, кажется, подъ Марсомъ.
ПАР. Почему жь, именно?
ЕЛЕН. Да потому что войны всегда такъ подавляли васъ, что вы необходимо должны были родиться подъ Марсомъ.
ПАР. Во время преобладанія его.
ЕЛЕН. Полагаю, скорѣй во время попятнаго его движенія.
ПАР. Это почему?
ЕЛЕН. Потому что, сражаясь, вы всегда сильно пятитесь.
ПАР. Это по разсчету.
ЕЛЕН. По которому обращаются и въ бѣгство, когда страхъ заговоритъ о самосохраненіи; впрочемъ, въ васъ эта смѣсь храбрости и трусости окрыленная добродѣтель, и она такъ идетъ къ вамъ.
ПАР. Я такъ занятъ, что на этотъ разъ не могу отвѣтить тебѣ съ должнымъ остроуміемъ. Я возвращусь совершеннѣйшимъ придворнымъ, и тогда постараюсь натурализировать тебя, если ты только будешь въ состояніи понять совѣтъ придворнаго и то, что преподастъ тебѣ воя мудрость; а безъ того, ты умрешь неблагодарной,-- твое невѣжество погубитъ тебя; прощай!-- Будетъ время -- читай свои молитвы; недосугъ -- припоминай друзей своихъ. Добудь себѣ хорошаго мужа, и обращайся съ нимъ такъ, какъ онъ будетъ обращаться съ тобой; и за симъ, прощай. (Уходитъ.)
ЕЛЕН. Какъ часто помощь, которой мы молимъ у неба, въ насъ самихъ; оно даровало намъ полную свободу, и только слабымъ желаніямъ, когда мы сами слабодушны, бездѣйственны -- становитъ оно препятствія. Что жъ это за сила вознесла любовь мою такъ высоко; кажетъ мнѣ ее, и не можетъ насытить моихъ взоровъ? Счастье уничтожаетъ и величайшія разстоянія поставляемыя природой, и соединяетъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: The mightiest space in fortune nature brings to join... По Колльеру: The mightiest space in nature fortune brings to join...} созданныхъ другъ для друга, какъ равныхъ. Необыкновенное кажется невозможнымъ только для того, кто думаетъ объ однѣхъ трудностяхъ и воображаетъ, что то, чего никогда не бывало еще, никогда и не будетъ. Когда жь, добиваясь любви всѣми силами души, не успѣвали наконецъ?-- Болѣзнь короля -- можетъ-быть и не удастся, но я рѣшилась, и ничто не остановитъ меня.
Парижъ. Комната во дворцѣ Короля.
Трубы. Входитъ Король, съ бумагами въ рукѣ, и Свита.
КОР. Война между Флоренціей и Сіэной вспыхнула уже. Было даже нѣсколько сраженій, ничего впрочемъ не рѣшившихъ.
1 пр. Если вѣрить слухамъ, ваше величество.
КОР. Теперь это несомнѣнно; вотъ письмо брата нашего, императора. Между прочимъ, онъ извѣщаетъ, что флорентинцы собираются просить у насъ помощи, и въ то же время дружески намекаетъ, чтобъ мы отказали имъ.
1 пр. Дружба и мудрость его, такъ извѣданныя уже вашимъ величествомъ, заслуживаютъ полнѣйшаго довѣрія.
КОР. И оно рѣшило отвѣтъ нашъ; просьба флорентинцевъ отвергнута еще прежде, чѣмъ они произнесли ее. Но нашимъ рыцарямъ, собравшимся уже на войну въ Тосканѣ, я даю полную свободу сражаться на той или на другой сторонѣ.
2 пр. Это будетъ прекраснѣйшей школой для нашей молодежи, истомленной бездѣйствіемъ и жаждой подвиговъ.
Входятъ Бертрамъ, Ляфё и Пароллесъ.
КОР. Это кто?
1 пр. Графъ Руссильонъ, ваше величество, юный Бертрамъ.
КОР. Юноша, у тебя лице отца; видно, что щедрая природа занялась тобой съ особенной любовью, сложивъ тебя такъ прекраснымъ. Хорошо, еслибъ ты наслѣдовалъ и душевныя доблести отца твоего. Очень радъ видѣть тебя въ Парижѣ.
БЕРТ. Примите, ваше величество, и мою благодарность, и мою готовность служить вамъ.
КОР. О, еслибъ тѣло мое было такъ же здорово, какъ въ то время, когда мы съ твоимъ отцомъ, тѣсно связанные узами дружбы, впервые искусились въ ратномъ дѣлѣ! Онъ участвовалъ во всѣхъ войнахъ того времени; образовался въ школѣ величайшихъ полководцевъ. Долго держался онъ; но, наконецъ, противная старость подкралась къ намъ, и свела насъ обоихъ съ поприща. Разговоръ о твоемъ благородномъ отцѣ всегда какъ-то оживляетъ меня. Въ молодости онъ отличался остротой, которую иногда я замѣчаю, конечно, и въ нынѣшнихъ молодыхъ людяхъ; но они острятъ до того, что ихъ же острота незамѣтно обращается на нихъ самихъ прежде, чѣмъ успѣютъ прикрыть свое легкомысліе заслугами. Какъ въ совершеннѣйшемъ придворномъ, въ его гордости и остроуміи не было ни пренебреженія, ни колкости; а случалось -- такъ всегда вслѣдствіе вызыва равными ему. Его благородство, само служившее себѣ часами, знало настоящее мгновеніе когда отвѣчать на противорѣчія; и языкъ его повиновался стрѣлкѣ этихъ часовъ. Съ низшими себя онъ обращался, какъ съ такими же людьми, только поставленными въ другое положеніе; онъ склонялъ высокое чело свое къ ихъ низкой долѣ, заставлялъ ихъ гордиться его радушіемъ, смирялъ себя самого ихъ жалкими хвалами. Это былъ человѣкъ, который могъ бы служить образцомъ нашему юному поколѣнію; слѣдуя ему во всемъ, оно какъ разъ увидало бы, что до сихъ поръ только пятилось назадъ.
БЕРТ. Хвалами ему, грудь вашего величества далеко богаче его могилы; самая надпись на ней не превозноситъ его такъ, какъ ваша царственная рѣчь.
КОР. О, какъ бы я желалъ соединиться съ нимъ! Онъ всегда говаривалъ -- мнѣ кажется я еще и теперь слышу его; словъ же своихъ, всегда многозначительныхъ, онъ не бросалъ на вѣтеръ, но укоренялъ ихъ, чтобъ они всходили и приносили плодъ,-- "я желалъ бы умереть" -- говаривалъ онъ часто, съ кроткой грустью, подъ конецъ веселой, беззаботной бесѣды, когда приходило время расходиться,-- "я желалъ бы умереть", восклицалъ онъ, "какъ скоро пламени моему начнете недоставать масла, чтобы не сдѣлаться куревомъ для молодаго поколѣнія, которое, по легкомыслію, пренебрегаетъ всѣмъ, кромѣ новаго; всѣ умственныя способности котораго заняты только нарядами, постоянство котораго мимолетнѣй самой моды".-- Таково было всегдашнее желаніе его. И я, по примѣру его, желаю того же. Я не могу уже приносить домой ни воску ни меду, такъ и меня пора бы вонъ изъ улья; пора дать мѣсто другимъ работникамъ.
2 пр. Ваше величество такъ любимы; и тотъ, кто менѣе всѣхъ расположенъ къ вамъ, почувствуетъ потерю вашу скорѣй всѣхъ.
КОР. Я занимаю только мѣсто; я знаю это.-- Скажите, графъ, давно умеръ врачъ вашего родителя? Онъ пользовался необыкновенной славой.
БЕРТ. Мѣсяцевъ шесть тому назадъ, ваше величество.
КОР. Еслибъ онъ былъ живъ, я довѣрился бы ему; -- дайте мнѣ опереться на васъ; -- мои врачи разслабили только меня разными попытками; пусть болѣзнь и природа борются, Теперь какъ хотятъ.-- Очень радъ вашему пріѣзду, графъ; и родной сынъ для меня не дороже.
БЕРТ. Благодарю, ваше величество. (Уходятъ.)
Руссильонъ. Комната въ замки Графини.
Входятъ Графиня, Управитель и Шутъ.
ГРАФ. Ты хотѣлъ разсказать мнѣ что-то о моей воспитанницѣ; теперь я готова выслушать тебя.
УПР. Графиня, я желалъ бы, чтобъ заботливость, съ коброй я старался исполнить вашу волю, была уже внесена въ Календарь моихъ старыхъ заслугъ; потому что говорить о нихъ самому не только противно скромности, но темнитъ даже к самую чистоту ихъ.
ГРАФ. (Шуту). Ты зачѣмъ здѣсь? пошолъ вонъ!-- Я не вѣрю всѣмъ жалобамъ на тебя; но не вѣрю только потому, что мнѣ лѣнь заняться этимъ. Я знаю, у тебя довольно глупости, чтобъ задумать, и довольно злости, чтобъ исполнить всякую мерзость.
ШУТЪ. Вамъ не безъизвѣстно, графиня, что я бѣдный человѣкъ.
ГРАФ. Хорошо.
ШУТЪ. Нѣтъ, оно не совсѣмъ хорошо, что я бѣдный человѣкъ, хоть оно тамъ и извѣстно, что многимъ изъ богатыхъ не миновать ада. Еслибъ вы были такъ милостивы и позволило мнѣ жениться -- мы съ Изабеллой знали бъ что сдѣлать.
ГРАФ. Тебѣ хочется сдѣлаться нищимъ?
ШУТЪ. Я нищу только вашего позволенія, касательно этого дѣла.
ГРАФ. Какого дѣла?
ШУТЪ. Да дѣла Изабеллы и моего собственнаго. Служба не наслѣдство, и я разсудилъ, что мнѣ никогда не видать божьей благодати, если не пріобрѣту потомства; вѣдь дѣти, говорятъ, благодать Божія.
ГРАФ. Что жь именно заставляетъ тебя жениться?
ШУТЪ. Да бѣдное тѣло мое; тѣло побуждаетъ меня къ этому, а кого побуждаетъ дьяволъ -- тому нечего ужь дѣлать.
ГРАФ. Только то?
ШУТЪ. Нѣтъ, не только: есть еще другія, и притомъ святыя причины.
ГРАФ. Можно сказать ихъ?
ШУТЪ. Я, видите ли, графиня, грѣшникъ -- грѣшникъ, какъ вы и все, что имѣетъ кровь и плоть; вотъ мнѣ и за хотѣлось жениться, чтобъ покаяться.
ГРАФ. Въ женитьбѣ, но не въ грѣхахъ.
ШУТЪ. Къ тому жь у меня совсѣмъ нѣтъ друзей, а черезъ жену я непремѣнно добуду ихъ.
ГРАФ. Да эти друзья будутъ врагами тебѣ.
ШУТЪ. Вижу, графиня, что въ величайшихъ-то друзьяхъ вы ничего не смыслите; вѣдь эти бездѣльники возьмутъ на себя, что мнѣ надоѣстъ ужь. Кто пашетъ мое поле -- бережетъ мою упряжь, предоставляя мнѣ полное право пользоваться жатвой; дѣлаетъ онъ меня рогоносцемъ, такъ и я дѣлаю его за то батракомъ моимъ. Тотъ, кто довольствуетъ мою жену -- бережетъ и плоть и кровь мою; кто бережетъ и плоть и кровь мою -- любитъ и плоть и кровь мою; кто же любитъ вплоть и кровь мою -- другъ мнѣ; ergo: и тотъ, кто цѣлуетъ жену мою -- другъ мнѣ. Довольствуйся люди именно тѣмъ, что они есть -- бракъ нисколько не былъ бы страшенъ; тогда молодой пуританинъ Чарбонъ и старый папистъ Пойзэмъ, какъ ни разнись они сердцами касательно религіи, головами все-таки сошли бы на одно и то же -- могли бы схватиться ротами, какъ любой олень въ стадѣ.
ГРАФ. Ты всегда будешь злорѣчивымъ негодяемъ.
ШУТЪ. Пророкомъ, графиня {Намёкъ на предразсудокъ почти всѣхъ вѣковъ и всѣхъ народовъ, что безумные и юродивые одарены способностью предсказыванья.}. Я говорю правду прямо, безъ всякихъ околичностей.
И повторю вамъ пѣсню и, она,
Всѣ согласятся, истины полна;
Нашъ бракъ -- судьбы предназначенье;
Кукушки жь пѣснь -- ея расположенье.
ГРАФ. Ступай, ступай; я послѣ поговорю съ тобой объ этомъ.
УПР. Неугодно ли вамъ приказать ему, чтобъ онъ позвалъ Елену.
ГРАФ. Скажи Еленѣ, что мнѣ нужно поговорить съ ней; Еленѣ -- слышишь?
ШУТЪ. И вотъ она вѣщала:
Такъ это-то лице виною,
Что Греки разорили Трою?
Глупа, безумна радость та была,
Что у Пріама въ сердцѣ разцвѣла!"
Потомъ она вздохнула и сказала:
"О еслибъ на девять дурныхъ видна
Хоть бы одна хорошая бывала,
Хоть бы одна хорошая бывала,
А то всего лишь на десять одна!"
ГРАФ. Какъ на десять одна? ты перевираешь слова пѣсни {Имя Елены приводитъ Шуту на память старую балладу о разореніи Трои, въ послѣднихъ стропахъ которой говорится, что изъ десяти живыхъ сыновей Пріама быль дуренъ одинъ только Парисъ.}.
ШУТЪ. Хорошихъ рѣшительно одна на десять; такимъ образомъ я исправляю, напротивъ, пѣсни, улучшаю и прекрасный полъ. {Въ прежнихъ изданіяхъ: which is а purifying o'the song. По Колльеру: which is a purifying o'the song and mending o'the sex...} Еслибъ Господу Богу было угодно посылать ихъ ежегодно хоть по стольку, я -- будучи даже пасторомъ,-- не сталъ бы жаловаться на женскую десятину. Одна на десять, сказалъ я? Да рождайся одна хорошая женщина, хоть только передъ каждой кометой {Въ прежнихъ изданіяхъ: born but ore every blazing star... По Колльеру: born -- but one -- every blazing star...}, или передъ каждымъ землетрясеніемъ, такъ ужь и это значительная поправка лотереи, въ которой теперь скорѣй выдернешь свое собственное сердце, чѣмъ выигрышъ.
ГРАФ. Ступай, исполни, что тебѣ приказано.
ШУТЪ. Какъ будто мущина можетъ послушаться женщины, безъ того, чтобъ изъ этого не вышло какой-нибудь пакости?-- Впрочемъ, если честность и не пуританинъ, такъ это не бѣда еще: она можетъ надѣть бѣлый стихарь смиренія на черную ризу гордыни {Насмѣшка надъ упорнымъ сопротивленіемъ пуританъ совершатъ службу въ бѣлыхъ ризахъ, которыми хотѣли замѣнить черныя женевскія.}.-- Будьте покойны, я пойду и скажу Еленѣ, чтобъ она пришла къ вамъ. (Уходитъ.)
ГРАФ. Ну, говори же.
УПР. Графиня, я знаю, вы очень любите вашу воспитанницу.
ГРАФ. Да, люблю. Отецъ ея завѣщалъ ее мнѣ, и она, помимо этого, одной уже своей собственной личностью пріобрѣла полное право именно на такую любовь, какую имѣю къ ней; я должна ей даже гораздо болѣе, чѣмъ плачу, и заплачу болѣе, чѣмъ она потребуетъ.
УПР. На дняхъ мнѣ случилось быть гораздо ближе къ ней, чѣмъ бы она желала; она была одна, и передавала свои слова своимъ же ушамъ, никакъ не думая -- въ этомъ смѣло можно поручиться,-- чтобъ они могли коснуться, чьего бы то ни было слуха, кромѣ ея собственнаго. Предметомъ этого разговора съ собой была ея любовь къ вашему сыну. Фортуна, говорила она, не богиня, если могла такъ ужасно разрознить наши состоянія; Амуръ не богъ, если властенъ только тамъ, гдѣ нѣтъ никакого неравенства; Діана не царица дѣвственницъ, если не даетъ бѣдной рабѣ своей силъ выдержать и перваго натиска, не выручаетъ ее и въ послѣдствіи. Все это было высказано съ такой горькой грустью, какой я никогда не замѣчалъ еще ни въ одной дѣвушкѣ; и я почелъ моей обязанностью донести вамъ объ этомъ какъ можно скорѣе, потому что, на случай какого несчастія, оно, нѣкоторымъ образомъ, все-таки не худо предупредить васъ.
ГРАФ. Ты честно исполнилъ долгъ свой; но болѣе никому ни слова объ этомъ. Многое заставляло меня подозрѣвать это еще и прежде, но тогда все было такъ еще невѣрно, что не могло ни довести меня до полнаго убѣжденія, ни вполнѣ разъувѣрить. Теперь, прошу, оставь меня, замкни все это въ груди своей -- я очень благодарна тебѣ за твою честную заботливость. Послѣ я поговорю еще съ тобой объ этомъ. (Управитель уходитъ.) Было то же и со мной въ моей молодости. Природа всегда возьметъ свое, и шипы эти необходимая принадлежность розы нашей юности: какъ кровь въ насъ, такъ и это въ нашей крови, и сильная, страстная любовь въ юности -- свидѣтельство, печать здоровой натуры. Только воспоминаніемъ прошедшаго отыскиваемъ мы вины и въ томъ, въ чемъ не видали тогда никакой {Въ прежнихъ изданіяхъ: Such were our faults; or then we thought them none... По Колльеру: Search me our faults-- for tlien thought them none...}.
Болѣзнь ея видна даже но глазамъ; теперь все ясно.
ЕЛЕН. Что угодно вамъ, графиня?
ГРАФ. Ты знаешь, Елена, я мать тебѣ?
ЕЛЕН. Благодѣтельница.
ГРАФ. Нѣтъ, мать. Отчего жь не мать? Мнѣ показалось, ты какъ будто увидала змѣю, когда я сказала мать; что же для тебя страшнаго въ этомъ словѣ? Я говорю: я мать тебѣ; я включаю тебя въ списокъ тѣхъ, которыхъ носила подъ сердцемъ. Мы часто видимъ, что усыновленіе нисколько не уступаетъ рожденію, что выборъ и изъ чуждаго сѣмени рождаетъ намъ родственную вѣтку; я никогда не мучилась тобой, и несмотря на то, пеклась о тебѣ всегда съ материнской заботливостью. Какъ же можетъ названіе меня матерью леденить кровь твою? И отчего окружены глаза твои безпокойной вѣстницей ненастья -- многоцвѣтной Ирисой? неужели отъ того, что ты дочь моя?
ЕЛЕН. Отъ того, что я не дочь ваша.
ГРАФ. Но я говорю, я мать тебѣ.
ЕЛЕН. Извините, графиня, графъ Руссильонъ не можетъ быть моимъ братомъ; я простаго, онъ знатнаго происхожденія; мой родъ неизвѣстенъ, его знаменитъ; онъ мой господинъ, мой глубоко уважаемый повелитель; мнѣ жить и умереть его подданной. Онъ не долженъ быть моимъ братомъ.
ГРАФ. Ни я твоей матерью?
ЕЛЕН. Вы мать мнѣ; желала бы чтобъ вы въ самомъ дѣлѣ были моей матерью, только бы мой повелитель, вашъ сынъ, не былъ мнѣ братомъ; будьте вы матерью намъ обоимъ -- и самого рая не желала бы я такъ пламенно, какъ не быть его сестрою. Неужели не могу я быть вашей дочерью безъ того, чтобъ онъ не былъ мнѣ братомъ?
ГРАФ. Можешь -- сдѣлавшись моей невѣсткой; но сохрани тебя Богъ отъ этой мысли! Мать и дочь такъ волнуютъ тебя -- вотъ ты опять поблѣднѣла. Мое опасеніе обнаружило страсть твою; теперь я знаю тайну этой странной любви къ уединенію, нашла источникъ горькихъ слезъ твоихъ. Теперь все ясно: ты любишь моего сына; и самое закоснѣлое притворство устыдится сказать, на перекоръ такому рѣшительному обнаруженію твоей страсти, что это несправедливо, и потому говори правду. Не запирайся, потому что твои щеки сознаются уже въ этомъ другъ другу; потому что глаза, видя, какъ рѣзко обнаруживается это во всей твоей внѣшности, говорятъ, по своему, то же самое; только грѣхъ и преступное упрямство связываютъ твой языкъ, обольщая тщетной надеждой, что можно еще заставить усомниться въ истинѣ. Говори, вѣдь ты любишь его. Справедливо это -- ты намотала себѣ изрядный клубокъ; нѣтъ -- поклянись, что это не правда. Во всякомъ случаѣ, небомъ и искреннимъ желаніемъ помочь тебѣ, заклинаю сказать правду.
ЕЛЕН. Простите, графиня.
ГРАФ. Любишь ты моего сына?
ЕЛЕН. О, простите, простите!
ГРАФ. Любишь ты моего сына?
ЕЛЕН. Но вѣдь и вы любите его, графиня.
ГРАФ. Безъ увертокъ; моя любовь долгъ признаваемый всѣмъ свѣтомъ. Полно, открой мнѣ свое сердце; твое смущеніе изобличило уже тебя вполнѣ.
ЕЛЕН. (Упадая на колѣни). О, если такъ -- на колѣняхъ, передъ лицемъ неба и передъ вами признаюсь: я люблю вашего сына -- люблю больше, чѣмъ васъ и столько же, какъ самое небо.-- (Вставая) Бѣденъ, но честенъ родъ мой: такова и любовь моя; не сердитесь -- вѣдь она не вредитъ тому, кого люблю я. Никогда не преслѣдовала я его ни тѣнью дерзкаго домогательства; не желаю соединенія съ нимъ, пока не сдѣлаюсь достойной его, хоть и не постигаю, какъ это возможно. Знаю, что люблю его напрасно, безнадежно, и все-таки лью въ это все-принимающее и ничего не удерживающее рѣшето потокъ любви моей, не истощая ея этимъ нисколько. Какъ суевѣрный Индіецъ, боготворю я солнце, которое только что смотритъ на своего поклонника, а затѣмъ и знать его не хочетъ. О, не наказывайте же мою любовь ненавистью, потому только, что она сосредоточилась на одномъ предметѣ съ вами. Если вы сами -- ваша почтенная старость вѣрное ручательство добродѣтельной юности,-- если вы сами любили и желали когда-нибудь такъ чисто и непорочно, что ваша Діана была и Діаной и любовью, такъ пожалѣйте же о бѣдной, которой положеніе таково, что она не можетъ не ссужать и при полнѣйшей увѣренности въ невозможности возврата,-- которая не старается найти то, что составляетъ предметъ ея исканій,-- которая, какъ загадка, живетъ и наслаждается тѣмъ самымъ, что мертвитъ ее.
ГРАФ. Недавно -- говори правду,-- ты собиралась въ Парижъ?
ЕЛЕН. Собиралась, графиня.
ГРАФ. Зачѣмъ? не скрывай ничего.
ЕЛЕН. Клянусь спасеніемъ, ничего не скрою. Вы знаете, мой отецъ оставилъ мнѣ нѣсколько рецептовъ удивительной и несомнѣнной силы -- рецептовъ, которые его начитанность и многосторонняя опытность {Въ прежнихъ изданіяхъ: And manifest experience... По Колльеру: And manifold experience...} составила для блага общаго, и что онъ завѣщалъ мнѣ беречь ихъ, какъ сокровища, которыхъ внутреннее достоинство гораздо важнѣе, чѣмъ кажется. Въ числѣ ихъ есть вѣрное лѣкарство и противъ болѣзни, которая томитъ короля.
ГРАФ. И это навело тебя на мысль ѣхать въ Парижъ?
ЕЛЕН. На эту мысль навелъ меня графъ, вашъ сынъ; безъ него, ни Парижъ, ни король, ни это лѣкарство не пришли бы мнѣ въ голову.
ГРАФ. И ты воображаешь, что если предложишь свое лѣкарство королю, онъ такъ и приметъ его? И король и врачи его рѣшили: онъ -- что они не помогутъ ему, они -- что никто не поможетъ ему; повѣрятъ ли бѣдной, несвѣдущей дѣвушкѣ. Когда весь факультетъ, истощивъ всѣ свои знанія, долженъ былъ предоставить болѣзнь самой себѣ.
ЕЛЕН. Какое-то тайное предчувствіе убѣждаетъ меня сильнѣе даже самой вѣры въ знанія моего отца -- а знаніями онъ было далеко богаче всѣхъ прочихъ врачей,-- что благодатныя созвѣздія благословятъ завѣщанное имъ мнѣ средство. Еслибъ вы только позволили мнѣ попытать счастія -- поручусь жизнію, что вылѣчу короля въ тотъ самый день и часъ, который мнѣ назначутъ.
ГРАФ. Ты увѣрена въ этомъ?
ЕЛЕН. Увѣрена.
ГРАФ. Когда такъ, Елена, съ Богомъ -- даю и позволеніе, и деньги на путевыя издержки, и провожатыхъ, и письма къ моимъ друзьямъ при дворѣ; сама же останусь дома и стану молить Господа, чтобъ онъ даровалъ тебѣ полный успѣхъ. Ты отправишься завтра же, и будь увѣрена, могу чѣмъ помочь тебѣ -- помогу.
Парижъ. Комната во дворцѣ Короля.
Трубы. Входятъ Король съ молодыми Дворянами, отправляющимися на флорентинскую воину, Бертрамъ, Пароллесъ и свита.
КОР. (Одному изъ дворянъ). Прощай, юный другъ мой, будь всегда вѣренъ этимъ главнымъ началамъ военнаго искусства; -- (Другому) прощайте и вы. Раздѣлите между собой совѣтъ мой; впрочемъ, если и каждый изъ васъ усвоитъ его весь, такъ это даръ, который растягивается по мѣрѣ того, какъ принимается; его станетъ обоимъ.
1 дв. Мы надѣемся, что возвратимся опытными воинами и найдемъ ваше величество совершенно здоровымъ.
КОР. Нѣтъ, это невозможно, хотя сердцу моему и до сихъ поръ никакъ не хочется сознаться, что болѣзнь, осаждающая жизнь мою, проникла уже и въ него. Прощайте! останусь ли живъ, умру ли -- будьте во всякомъ случаѣ достойными сынами Франціи; докажите Верхней Италіи, наслѣдовавшей отъ древней имперіи одно только паденіе, что вы пришли не ухаживать только за славой, а жениться на ней; найдите чего ищете и тамъ, гдѣ и храбрѣйшій изъ соискателей остановится въ ужасѣ, и громко зазвучатъ имена ваши. Прощайте.
2 дв. Да возвратится здоровье вашего величества.
КОР. Берегитесь пуще всего Итальянокъ. Говорятъ, у Французовъ нѣтъ языка для отказа, когда онѣ просятъ; смотрите, чтобъ не попасться въ плѣнъ еще до битвы.
ОБА. Сердца наши съ благодарностью пріемлютъ предостереженіе вашего величества.
КОР. Прощайте!-- (Свитѣ) Подведите меня къ постелѣ. (Ложится на постель въ глубинѣ сцѣны.)
1 дв. Какъ жалко, благородный графъ, что вы не съ нами.
ПАР. Не его вина, сокровище --
2 дв. Война славная!
ПАР. Дѣйствительно славная; видалъ я, впрочемъ, войны и пославнѣе.
БЕРТ. Меня удерживаютъ вѣчной пѣснью: "молодъ, рано еще, черезъ годъ".
ПАР. По если тебѣ такъ хочется, что тутъ долго думать -- бѣги!
БЕРТ. Я долженъ оставаться здѣсь передовой лошадью обокъ, скрипѣть башмаками по гладкому полу до тѣхъ поръ, ока распродадутъ всю славу, пока мечу придется красоваться только въ танцахъ. Бѣгу, клянусь честью!
1 дв. Это будетъ благороднѣйшее бѣгство.
ПАР. Бѣгите, графъ.
2 дв. На вашемъ мѣстѣ и я бѣжалъ бы; прощайте.
БЕРТ. Я сросся съ нами, и наше разставанье -- разрывъ тѣла пыткою.
1 дв. Прощайте, капитанъ.
2 дв. Прощайте, любезный господинъ Пароллесъ.
ПАР. Благородные герои, мой мечъ родня вашимъ. Еще одно словцо, доблестные, рьяные, безстрашные друзья мои -- въ полку Спинія вы найдете капитана Снуріо, съ рубцемъ, съ этой дивной эмблемой войны на лѣвой щекѣ -- этимъ рубцемъ наградилъ его вотъ этотъ самый мечъ,-- скажите ему, что я существую еще, и послушайте, что онъ поразскажетъ обо мнѣ.
2 дв. Непремѣнно, благородный капитанъ.
ПАР. Да содѣлаетъ васъ Марсъ своими любимыми послушниками! (Дворяне уходитъ.) -- Ну а вы-то, что придумали?
БЕРТ. Подожди -- (Увидавъ, что король встаетъ) король --
ПАР. Благородные дворяне эти заслуживаютъ большей внимательности, большаго уваженія; вы сжались въ предѣлахъ слишкомъ холоднаго прощанія. Съ ними надо быть какъ можно выразительнѣй и привѣтливѣй, потому что они стоятъ во главѣ времени; служатъ образцами настоящей поступи, ѣды, разговора; движутся подъ вліяніемъ самаго общепринятаго созвѣздія. Такимъ, хоть бы самъ дьяволъ былъ ихъ руководителемъ, нельзя не подражать. Догоните ихъ и проститесь съ ними хорошенько, обстоятельнѣй.
БЕРТ. Я и такъ хотѣлъ идти за ними.
ПАР. Славные ребята; со временемъ изъ нихъ могутъ образоваться доблестнѣйшіе рубаки. (Уходитъ съ Бертрамомъ.)
ЛЯФЁ. (Преклоняй передъ королемъ колѣна). Прощеніе, ваше величество; прощеніе и мнѣ и моей вѣсти!
КОР. Встань, а тамъ увидимъ.
ЛЯФЁ. О, когда такъ, то передъ вами стоитъ человѣкъ искупившій уже прощеніе. Желалъ бы видѣть ваше величество у моихъ ногъ, вымаливающимъ у меня прощенія, еслибъ только по моему слову вы могли вскочить на ноги такъ же проворно.
КОР. Я и самъ желалъ бы этого; тогда, я прошибъ бы тебѣ даже голову, чтобъ только было за что просить у тебя прощенія.
ЛЯФЁ. Премного благодаренъ; но къ дѣлу. Угодно вашему величеству излѣчиться отъ вашей болѣзни?
КОР. Нѣтъ.
ЛЯФЁ. Королевственная лиса отказывается отъ винограда. Но если онъ такъ близокъ, что королевственной лисѣ можно достать его, тогда она вѣрно не откажется?-- Я видѣлъ врача, который въ состояніи вдохнуть жизнь въ самый камень, даровать движеніе скалѣ, а вамъ -- возможность протанцевать сарабанду такъ живо и быстро, какъ только можно желать; да, врача, одно прикосновеніе котораго можетъ поднять короля Пепина; мало этого -- можетъ вложить перо въ руку Карла великаго и заставить его написать къ ней любовное объясненіе.
КОР. Къ какой же къ ней?
ЛЯФЁ. Да ко врачу, потому что онъ женскаго рода. Если вашему величеству угодно принять его -- она здѣсь уже. Оставя всѣ шутки, я говорилъ съ ней, и, клянусь жизнію и честію -- она такъ изумила меня умомъ и твердостію, особливо когда я сообразилъ ея лѣта и полъ, что никакъ не могу приписать это одному только слабоумію моему. Примете, выслушаете ее -- а объ этомъ она проситъ покорнѣйше,-- смѣйтесь тогда надо мной, сколько вамъ угодно.
КОР. Хорошо, добрый Ляфё, введи это диво, и я отдамъ ему должную дань удивленія вмѣстѣ съ тобой, или прохлажу твое, удивившись, какъ могла она такъ удивить тебя.
ЛЯФЁ. А вотъ, мы это сей-часъ увидимъ. (Уходитъ.)
КОР. Это обычный прологъ къ его важнымъ вздорамъ.
Ляфё, возвращается съ Еленой.
ЛЯФЁ. Войдите.
КОР. Какая крылатая поспѣшность.
ЛЯФЁ. Приблизьтесь. Вотъ его величество; объясните ему ваше желаніе. Во взорахъ вашихъ есть конечно что-то предательское, но это предательство его величеству не страшно. Я дядя Крессиды {Пандиръ; см. Троилъ и Крессида.}: не побоюсь оставить васъ вдвоемъ, и потому до свиданья. (Уходитъ.)
КОР. Вы имѣете какое-то дѣло, касающееся собственно меня?
ЕЛЕН. Точно такъ, ваше величество. Я дочь Герарда Нарбонскаго, такъ славнаго своимъ искусствомъ.
КОР. Я зналъ его.
ЕЛЕН. Такъ мнѣ не нужно распространяться въ хвалахъ ему; вы знали его, и этого довольно. Умирая, онъ передалъ мнѣ много рецептовъ; но одинъ изъ нихъ, какъ драгоцѣннѣйшій плодъ, какъ единственнаго любимца многолѣтней опытности, онъ завѣщалъ мнѣ беречь, какъ третій глазъ, болѣе даже собственныхъ, и я исполнила его волю. Узнавъ же, что ваше величество страждете именно той жестокой болѣзнью, противъ которой лѣкарство, оставленное моимъ отцемъ, оказывалось особенно дѣйствительнымъ, я рѣшилась -- нисколько не думая выходить изъ границъ должнаго смиренія и уваженія,-- предложить вашему величеству испытать на себѣ благотворную силу его.
КОР. Благодаримъ тебя, прекрасная, хотя и признаемъ всякое изцѣленіе рѣшительно невозможнымъ. Послѣ того, какъ опытнѣйшіе врачи оставили насъ; послѣ того, какъ весь, собранный нами факультетъ рѣшилъ единодушно, что никакія усилія искусства не могутъ освободить тѣло отъ болѣзни неизлѣчимой -- мы не можемъ затемнить въ себѣ здравый смыслъ, обольстить надежду до того, чтобъ отдать на поруганіе неизцѣлимую болѣзнь нашу лицу нисколько не свѣдущему въ дѣлѣ врачеванія. Мы не можемъ отдѣлить нашу царственную личность отъ нашего убѣжденія до того, чтобъ могли повѣрить безумной помощи, тогда какъ сами признали уже всякую помощь невозможной.
ЕЛЕН. Въ такомъ случаѣ я награждена уже сознаніемъ что исполнила долгъ свой. Я не хочу навязывать вамъ услугъ моихъ, и потому покорнѣйше прошу ваше величество объ одномъ только: о милостивомъ отправленіи меня назадъ.
КОР. Это послѣднее, что я могу для тебя сдѣлать, не сдѣлавшись непризнательнымъ. Ты хотѣла помочь мнѣ, и я благодарю тебя точно такъ, какъ умирающій благодарилъ бы человѣка, желающаго ему жизни. Ты не имѣешь понятія о моемъ положеніи, а мнѣ оно вполнѣ извѣстно; я знаю грозящую мнѣ опасность, а ты не имѣешь никакой возможности отвратить ее.
ЕЛЕН. Средство мое не можетъ повредить тамъ, гдѣ отчаялись уже во всѣхъ средствахъ. Всемогущій содѣятель всего дѣлаетъ нерѣдко и самыя слабыя созданія свершителями величайшаго; такъ, мы читаемъ въ священномъ писаніи, что дѣти обнаруживали мудрость тамъ, гдѣ мудрецы оказывались дѣтьми. Простые источники разливались морями, а огромныя моря высыхали, тогда какъ чудеса положительно отрицались великими міра сего. Ожиданія обманываютъ часто и чаще всего при величайшей увѣренности, но они и сбываются не менѣе часто при самой слабой, совсѣмъ почти подавленной отчаяніемъ надеждѣ.
КОР. Я не могу принять твоего предложенія, и потому прощай, добрая дѣвушка. Услуга отвергаемая должна искать награды въ самой себѣ; предложеніе не принимаемое пожинаетъ только благодаренія.
ЕЛЕН. Такъ, однимъ дуновеніемъ устъ отвергается свыше вдохновенное. Мы не можемъ равняться съ тѣмъ, отъ кого ничто не скрыто; мы судимъ по однѣмъ только видимостямъ, и такъ тщеславны, что помощь ниспосылаемую небомъ приписываемъ по большой части человѣку. Государь, согласитесь на мое предложеніе; испытайте не меня, а небо. Я не самозванка; я не выдаю за истину того, чему сама не вѣрю; я убѣждена -- убѣждена глубоко, что мое лѣкарство принесетъ вамъ пользу и что болѣзнь ваша излѣчима.
КОР. Ты такъ увѣрена? Во сколько же времени надѣешься ты излѣчить меня?
ЕЛЕН. Если Богу будетъ угодно, прежде чѣмъ кони солнца вмѣстѣ съ пламеннымъ свѣтоносцемъ дважды совершатъ дневный бѣгъ свой,-- прежде чѣмъ влажный Гесперѣ дважды потушитъ сонливую свою лампу во мглѣ и въ парадѣ вечера,-- прежде чѣмъ песочные часы кормчаго двадцать четыре раза скажутъ ему, какъ пробѣгаютъ вороватыя минуты -- все больное оставитъ ваше величество, и пышно расцвѣтетъ здоровье на могилѣ вашей болѣзни.
КОР. А если ты не сдержишь своего обѣщанія?
ЕЛЕН. Огласите меня безстыдной, нахальной потаскушкой, и пусть позоръ мой сдѣлается предметомъ срамныхъ пѣсенъ; заклеймите мое чистое, дѣвственное имя всѣмъ, что только есть поноснѣйшаго и за тѣмъ, предайте мучительнѣйшей смерти.
КОР. Мнѣ кажется какой-то благодатный духъ говоритъ тобою; въ слабыхъ устахъ мнѣ слышится мощный его голосъ, и невозможное, по обыкновенному понятію, кажется мнѣ теперь возможнымъ. Жизнь дорога для тебя, потому что въ тебѣ соединено все, что дѣлаетъ ее драгоцѣнной: юность, красота, мудрость, смѣлость, честь, все что составляетъ счастіе молодости {Въ прежнихъ изданіяхъ: courage,-- all Than happiness and prime can happy call... По Колльеру: courage, honour, all Thal happiness, in prime can happy fall...}; чтобъ отажить все это надо быть или вполнѣ убѣжденнымъ въ своемъ искусствѣ, или чудовищно отчаяннымъ. Прекрасный врачъ, я рѣшаюсь испытать твое лѣкарство; умру -- ты прописала смерть и самой себѣ.
ЕЛЕН. Если я просрочу или не исполню хоть бездѣлицы изъ того, что обѣщала, казните меня безъ всякаго сожалѣнія. Не помогу -- моя награда смерть; но чѣмъ же наградите вы меня, если помогу?!
КОР. Требуй чего хочешь.
ЕЛЕН. И вы исполните?
КОР. Клянусь моимъ скиптромъ и надеждой на будущую жизнь.
ЕЛЕН. Въ такомъ случаѣ ваша царственная рука даруетъ мнѣ въ мужья, кого я назначу. И не такъ, однакожь, высокомѣрна, чтобъ имѣть виды на царственную кровь Франціи, не думаю увѣковѣчить мое бѣдное и безвѣстное имя вѣтвію или отраслію вашего королевственнаго древа; выборъ мой палъ на одного изъ вассаловъ, и я знаю, что нѣтъ никакого препятствія: мнѣ -- просить, а вашему величеству -- исполнить мою просьбу.
КОР. Вотъ рука моя; исполнишь обѣщанное, и я сдержу мое слово. Назначь сама какое хочешь время, я -- твой больной -- полагаюсь на тебя совершенно. Конечно, еще о многомъ можно и должно было бы разспросить тебя, хотя все, что ни узналъ бы я еще, нисколько и не увеличитъ моей вѣры въ тебя: -- я могъ бы спросить, откуда ты и съ кѣмъ пріѣхала, но я, не спрашивая, привѣтствую и довѣряюсь тебѣ вполнѣ... (Свитѣ) Поддержите меня.-- Оправдаешь свои слова самымъ дѣломъ -- я не останусь въ долгу.
Руссильонъ Комната въ замкѣ Графини.
ГРАФ. Поди сюда, я хочу испытать твою образованность, твою воспитанность.
ШУТЪ. И я докажу не воспитанность, а удивительнѣйшую упитанность. Вѣдь я только ко двору и гожусь.
ГРАФ. Только ко двору! Какое жь мѣсто ставишь ты выше, если отзываешься о дворѣ съ такимъ пренебреженіемъ.
ШУТЪ. Да такъ, графиня; снабдилъ Богъ кой-какими дарованьицами -- ихъ нигдѣ не употребишь въ пользу такъ легко, какъ при дворѣ. Кто не умѣетъ шаркнуть ногой, снять шапку, поцѣловать свою руку, сказавъ не сказать ничего -- у того нѣтъ ни ногъ, ни рукъ, ни губъ, ни даже шапки, и разумѣется, тотъ, говоря опредѣленнѣе, собственно и не годится для двора. Что до меня -- у меня есть отвѣтъ на все.
ГРАФ. Хорошъ же отвѣтъ, если годится для всякаго вопроса.
ШУТЪ. Онъ точь въ точь, какъ стулъ цирюльника, пригодны и для всякаго зада: и для большаго, и для малаго, и для жирнаго, и для костистаго -- рѣшительно для всякаго.
ГРАФ. И отвѣтъ этотъ вполнѣ соотвѣтствуетъ каждому вопросу?
ШУТЪ. Какъ десять гротовъ рукѣ стряпчаго, какъ французская крона дѣвѣ радости, какъ ситниковое кольцо Дженни указательному пальцу Тома {Ситниковое кольцо у поселянъ замѣняло нѣкогда золотое. Гринъ въ своемъ Менофонѣ говоритъ: ''Были, какъ разсказываютъ наши прабабушки, и такія чудныя времена, что и ситниковое кольцо скрѣпляло любовь такъ же сильно, какъ двойное золотое".}, какъ блины масляницѣ, какъ мавританская пляска первому мая, какъ гвоздь скважинѣ имъ сдѣланной, какъ рогоносецъ своимъ рогамъ, какъ бранчивая жена мужу ругателю, какъ губы монахини устамъ монаха, какъ фаршъ колбасѣ.
ГРАФ. И онъ непремѣнно удовлетворитъ всякаго?