Книговод

Ричард II

Шекспир Вильям


  

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО НАЙДЕННОМУ ПЭНЪ КОЛЬЕРОМЪ, СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

  

ЧАСТЬ 1.

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

РИЧАРДЪ II.

ГЕНРИХЪ IV. ЧАСТЬ 1-Я.

ГЕНРИХЪ IV. ЧАСТЬ 2-Я.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1862.

РИЧАРДЪ II.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

  
   Король Ричардъ II.
   Эдмондъ Ленгли, герцогъ Іоркскій.
   Джонъ Гаунтъ, герцогъ Ланкастерскій.
   Генрихъ, прозванный Болинброкомъ, герцогъ Герфордскій, сынъ Джона Гаунтъ, въ послѣдствіи король Генрихъ IV.
   Герцогъ Омерль, сынъ герцога Іоркскаго.
   Мовбрэй, герцогъ Норфолькскій.
   Герцогъ Сёррей. Графъ Сольсбёри.
   Графъ Беркди.
   Бёши, Бэготъ, Гринъ -- приверженцы Ричарда II.
   Графъ Норсемберландъ.
   Генрихъ Перси, сынъ его.
   Лордъ Россъ.
   Лордъ Виловби.
   Лордъ Фицватеръ.
   Епископъ Карлэйльскій.
   Аббатъ Вестмистерскій.
   Лордь-Маршалъ.
   Сэръ Пирсъ Экстонъ.
   Сэръ Стефенъ Скрупъ.
   Капитанъ отряда Вэльсцевъ.
   Королева, супруга Ричарда II.
   Герцогиня Глостеръ.
   Герцогиня Іоркъ.
   Леди изъ свиты королевы.
  

Лорды, герольды, офицеры, солдаты, два садовника, тюремщикъ, гонецъ, конюшій и другіе служители.

Дѣйствіе въ Англій и въ Вэльсѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ I.

  

СЦЕНА 1.

  

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: Король Ричардъ со свитой, Джонъ Гаунтъ и съ нимъ другіе лорды.

  
   К. РИЧ. Старый Джонъ Гаунтскій, почтенный лѣтами Ланкастеръ {Джону Гаунтъ было въ это время 58 лѣтъ.}, привезъ ты, согласно клятвѣ и поручительству, своего смѣлаго сына, Генриха Герфорда, чтобы онъ доказалъ теперь недавнее, жестокое обвиненіе Томаса Мовбрэй, герцога Норфолькскаго? Тогда мы не имѣли времени выслушать его.
   ГАУНТ. Привезъ, мой повелитель.
   К. РИЧ. Скажи далѣе: увѣрился ли ты, что онъ обвиняетъ герцога не по старой враждѣ, а по долгу, какъ вѣрный подданный, узнавшій объ измѣнѣ?
   ГАУНТ. Сколько я могъ вывѣдать -- отнюдь не по закоренѣлой враждѣ, а по очевидной опасности, которая грозитъ вашему величеству.
   К. РИЧ. Такъ введите же ихъ. Мы хотимъ, чтобъ и обвинитель, и обвиненный стали лицомъ къ лицу, грознымъ челомъ противъ чела и говорили свободно. (Нp3;которые изъ свиты уходятъ.) Они оба раздражительны, запальчивы; а въ ярости глухи какъ море, быстры какъ огонь.
  
   Нѣкоторые изъ свиты возвращаются съ Болинброкомъ и Норфолькомъ.
  
   БОЛИН. Много, много лѣтъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Many years of happy days... По изданію Кольера: Full many years of happy days...} счастливыхъ дней моему милостивому королю, моему возлюбленному повелителю!
   НОРФ. И чтобъ каждый день былъ счастливѣе другаго, пока небо, завидуя землѣ, не придастъ твоей коронѣ безсмертія!
   К. РИЧ. Благодарю обоихъ; но одинъ льститъ намъ, что доказываетъ самая причина вашего пріѣзда -- обвиненіе въ государственной измѣнѣ. Братъ Герфордъ, что имѣешь ты сказать противъ Томаса Мовбрэй герцога Норфолькскаго?
   БОЛИН. Во-первыхъ, да будетъ небо свидѣтелемъ правдивости моего слова! не по злобѣ и не по гнусной ненависти {Въ прежнихъ изданіяхъ: And free from other misbegotten hate... По изданію Кольера: And free from wrath or misbegotten hate...}, а по долгу вѣрнаго подданнаго, которому драгоцѣена безопасность моего государя, предсталъ я обвинителемъ предъ твои царственныя очи. -- Теперь я обращаюсь къ тебѣ, Томасъ Мовбрэй, и вникни хорошенько въ мой привѣтъ тебѣ -- что я скажу, то докажу на землѣ моимъ тѣломъ, или моя божественная душа отвѣтитъ за это на небѣ. Ты злодѣй и измѣнникъ, слишкомъ прекрасный, чтобъ быть имъ, и слишкомъ гадкій, чтобъ жить; потому что чѣмъ прекраснѣе, чѣмъ свѣтлѣе небо, тѣмъ безобразнѣе кажутся пролетающія по немъ облака. И, чтобъ еще сильнѣй заклеймить тебя позоромъ -- я, еще разъ, затыкаю твою глотку гнуснымъ названіемъ измѣнника, и готовъ, если королю угодно, доказать, не сходя съ мѣста, правдивымъ мечемъ моимъ все, что сказалъ языкъ мой.
   НОРФ. Не судите по моей холодной рѣчи о моемъ негодованіи. Не бабьей бранью, не рѣзкимъ крикомъ двухъ раздраженныхъ языковъ рѣшить такое дѣло. Кровь, которая должна охладѣть за него, пылаетъ; и все-таки я не могу похвалиться такимъ смиреннымъ терпѣніемъ, чтобъ могъ онѣмѣть совершенно, не сказать ни слова. Во-первыхъ, уваженіе къ вашему величеству не позволяетъ мнѣ опустить поводья и пришпоривать свободу моего слова; безъ него же оно не остановилось бы, пока не возвратило бы въ его глотку двойнаго названія измѣнника. Отстраните его царственное рожденіе; пусть онъ не будетъ родственникомъ моего повелителя -- и я стану противъ его, наплюю ему въ глаза, назову подлымъ клеветникомъ и бездѣльникомъ. И чтобъ доказать это, я, даже давъ ему переда, настигъ бы его, хотя бы пришлось гнаться за нимъ пѣшкомъ на ледяныя вершины Альповъ и во всякое другое необитаемое мѣсто, куда еще не ступала нога Англичанина. Теперь же примите въ защиту моей вѣрности клятву всѣми моими надеждами, что онъ лжетъ безбожно.
   БОЛИН. Блѣдный, дрожащій трусъ, вотъ, я бросаю тебѣ мой залогъ -- отрекаюсь отъ родства съ королемъ, отъ моего царственнаго рожденія, на которое ссылается твоя трусость, а не уваженіе. Если тоска преступленія оставила тебѣ еще столько силы, чтобъ поднять залогъ моей чести -- подними. По этому и всѣмъ возможнымъ обычаямъ рыцарства я готовъ доказать, въ единоборствѣ съ тобой, справедливость всего, что я сказалъ, и всего еще худшаго, что ты можешь замыслить.
   НОРФ. Я поднимаю его; и клянусь мечемъ, которымъ посвятили меня въ рыцари, готовъ отвѣчать тебѣ по всѣмъ обычаямъ рыцарскаго испытанія. Сѣвъ на коня, да не сойду я съ него живой, если я измѣнникъ, или буду биться неправедно!
   К. РИЧ. Въ чемъ же обвиняетъ вашъ братъ Мовбрэя? Вина его должна быть ужасна, чтобъ заставить насъ хоть только подумать о немъ дурное.
   БОЛИН. Послушайте, я ручаюсь жизнью за справедливость того, что скажу. Мовбрэй получилъ заимобразно восемь тысячъ ноблей {Старая золотая монета.} для войскъ вашего величества, и удержалъ ихъ на свои беззаконныя надобности, какъ гнусный измѣнникъ и подлый бездѣльникъ. Кромѣ того, я говорю, и готовъ доказать мечемъ, здѣсь или гдѣ бы то ни было, до отдаленнѣйшихъ предѣловъ, которые когда-либо открывалъ глазъ Англичанина, что коварный Мовбрэй источникъ и начало всѣхъ измѣнъ, которыя въ теченіи осьмнадцати лѣтъ замышлялись и обнаруживались въ этомъ государствѣ. Далѣе я говорю, я также докажу его гнусной жизнью, что онъ замыслилъ смерть герцога Глостера, возбудилъ легковѣрныхъ противниковъ его, и такимъ образомъ, какъ подлый трусъ, источилъ его невинную душу потоками крови. Кровь эта, какъ жертвенная кровь Авеля, вопіетъ ко мнѣ даже изъ нѣмыхъ нѣдръ земли, требуетъ правосудія, жестокаго возмездія; и, клянусь славой моихъ предковъ, я отомщу этой самой рукой или погибну.
   К. РИЧ. Какъ высоко паритъ его рѣшимость! -- Томасъ Норфолькъ, что скажешь ты на это?
   НОРФ. О, государь, отврати лицо свое, прикажи ушамъ своимъ оглохнуть на мгновенье, пока я выскажу позоръ твоей крови, какъ Богъ и добрые люди гнушаются лжецомъ столь низкимъ.
   К. РИЧ. Мовбрэй, и глаза я слухъ нашъ безпристрастны. Будь онъ родной братъ мнѣ, мало этого, наслѣдникъ престола, а онъ только сынъ брата моего отца -- клянусь уваженіемъ, которымъ обязаны моему скипетру, и это близкое родство съ нашей священной кровью нисколько не защитило бы его, не подкупило бы непреклонной твердости правдивой души моей. Онъ нашъ подданный, Мовбрэй, такъ же какъ и ты; говори свободно и безбоязненно -- я разрѣшаю.
   НОРФ. Когда такъ, Болинброкъ, пусть же мое: ты лжешь! пройдетъ сквозь твою лживую глотку до самаго сердца. Три части полученнаго мною для Кале я выдалъ, какъ слѣдовало, войску, а четвертую удержалъ по согласію его величества, потому что мой повелитель оставался у меня въ долгу по неуплаченному еще счету расходовъ моей поѣздки во Францію за его благородной супругой. Проглоти же эту ложь! -- Что касается до смерти Глостера -- я не убивалъ его; но, къ стыду моему, пренебрегъ въ этомъ случаѣ моей клятвенной обязанностью.-- Что до васъ, благородный лордъ Ланкастеръ, почтенный отецъ моего врага, нѣкогда, я замышлялъ на вашу жизнь, и этотъ грѣхъ терзалъ мою скорбную душу; но передъ послѣднимъ причащеніемъ я покаялся, просилъ у вашей милости прощенія и, надѣюсь, получилъ его? Вотъ все, въ чемъ виноватъ я; остальное же выдумано злобой гнуснаго, подлаго, развратнаго измѣнника. Справедливость этого я готовъ защищать безбоязненно, и потому, въ свою очередь, бросаю мой залогъ къ ногамъ надменнаго клеветника, чтобъ доказать мою вѣрность и благородство лучшею кровью его сердца. Молю ваше величество назначить день нашего испытанія какъ можно скорѣе!
   К. РИЧ. Послушайте меня, раздраженные лорды. Уничтожьте этотъ разливъ желчи безъ кровопусканья. Не бывши врачами, мы даемъ вамъ этотъ совѣтъ, потому что глубоко укоренившаяся злоба дѣлаетъ слишкомъ глубокія насѣчки. За будьте, простите, кончите и помиритесь; наши врачи говорятъ, что теперь не время кровопусканій {Прежде полагали, что кровь можно было пускать только въ извѣстные мѣсяцы.}. -- Добрый дядя, пусть это кончится началомъ; мы успокоимъ герцога, а ты уговори сына.
   ГАУНТ. Въ мои лѣта, такъ хорошо быть примирителемъ. -- Сынъ, брось залогъ герцога Норфолька.
   К. РИЧ. А ты, Норфолькъ, брось его залогъ.
   ГАУНТ. Ну чтоже Генрихъ? Этого требуетъ повиновеніе; повторять кое требованіе мнѣ бы не хотѣлось.
   К. РИЧ. Норфолькъ, брось его залогъ; мы требуемъ этого и ты долженъ.
   НОРФ. Государь, и самъ бросаюсь къ ногамъ твоимъ. Ты можешь требовать моей жизни, но не безчестья. Моя жизнь принадлежитъ тебѣ по долгу; но моего чистаго имени, которое и послѣ смерти будетъ жить на моей могилѣ, я не могу отдать тебѣ на черный позоръ. Я обвиненъ, опозоренъ, обезчещенъ; душа пронзена ядовитымъ копьемъ клеветы, и этой раны не уврачуетъ никакой бальзамъ, кромѣ его сердечной крови, испарившей этотъ ядъ.
   К. РИЧ. Надо преодолѣвать бѣшенство. Отдай мнѣ залогъ. его. Львы укрощаютъ и леопардовъ {Намекъ на золотаго леопарда, замѣнявшаго гребень на шлемѣ Hopфолька.}!
   НОРФ. Но не перемѣняютъ ихъ пятенъ. Сними съ меня безчестье, и я отдамъ залогъ мой. Государь, незапятнанная честь чистѣйшее сокровище нашей земной жизни; безъ нея человѣкъ позлащенная грязь, раскрашенная глина. Духъ безбоязненный въ груди вѣрной -- алмазъ въ ларцѣ, запертомъ десятью замками. Моя честь -- жизнь моя; обѣ онѣ срослись въ одно: возьми мою честь, и жизнь моя покончена. И потому, государь, молю, позволь мнѣ стоять за честь, которой живу и за которую готовъ умереть.
   К. РИЧ. Братъ, брось его залогъ; начни ты.
   БОЛИН. Да избавитъ Всевышній мою душу отъ такого гнуснаго грѣха! Я унижусь предъ лицомъ моего отца? опозорю свой санъ блѣдной, нищенской боязнью этого презрѣннаго труса? Прежде чѣмъ мой языкъ поранитъ мою честь такимъ малодушіемъ, такой низкой уступкой, мои зубы откусятъ это рабское орудіе боязливаго отреченья и я выплюну его, окровавленный, въ лицо Мовбрэя -- эту вывѣску всего гадкаго. (Гаунтъ уходитъ.)
   К. РИЧ. Не просить рождены мы, а приказывать; и потому, не имѣя возможности сдружить васъ, повелѣваемъ, подъ опасеніемъ смертной казни, явиться въ Ковентри, въ день святаго Ламберта. Тамъ копье и мечъ рѣшатъ неукротимую вражду вашей закоснѣлой ненависти; мы не могли помирить васъ -- судъ неба покажетъ намъ правоту побѣдителя. Лордъ-маршалъ, прикажите герольдамъ приготовить все къ единоборству.
  

СЦЕНА 2.

Лондонъ. Комната во дворцѣ герцога Ланкастерскаго.

Входятъ: Гаунтъ и Герцогиня Глостеръ1).
1) Элеонора Богунъ, вдова Томаса Глостера, сына Эдуарда III.

  
   ГАУНТ. Повѣрь, единокровность съ Глостеромъ возбуждаетъ меня противъ палачей его жизни сильнѣй всѣхъ твоихъ возгласовъ. Но вѣдь право возмездія попало въ тѣ самыя руки, которыя совершили преступленіе, котораго мы не можемъ наказать; предоставимъ же вашу тяжбу на волю неба -- придетъ пора, и оно задождитъ грознымъ мщеніемъ на главы виновныхъ.
   ГЕРЦ. И братство не возбуждаетъ тебя сильнѣе? Неужели и любовь не можетъ воспламенить твоей устарѣвшей крови? Семь сыновъ Эдуарда, въ томъ числѣ и ты, были семью фіалами его священной крови, семью прекрасными отпрысками одного корня. Нѣкоторые изъ этихъ отпрысковъ засохли сами собой, другіе срѣзаны судьбой; но Томасъ, мой повелитель, моя жизнь, мой Глостеръ -- этотъ фіалъ, полный священной крови Эдуарда, этотъ цвѣтущій отпрыскъ его царственнаго корня, -- разбитъ рукой зависти, и драгоцѣнная влага пролита, срубленъ кровавымъ топоромъ убійства, и всѣ юные листья завяли. -- Ахъ, Гаунтъ! вѣдь его кровь была твоя кровь; ложе, утроба, духъ, тѣло, давшіе тебѣ жизнь, сдѣлали и его человѣкомъ; пусть ты еще живешь и дышешь, но ты убитъ въ немъ. Ты какъ-будто соглашаешься на смерть своего отца, взирая равнодушно на убійство бѣднаго брата -- этого вѣрнаго подобія отца. Гаунтъ! не называй этого терпѣніемъ -- это отчаяніе; перенося убійство брата, ты открываешь имъ дорогу къ твоей собственной жизни, учишь безчеловѣчныхъ палачей какъ умертвить тебя. То, что мы въ низшихъ величаемъ терпѣніемъ, въ высшихъ -- блѣдная, холодная трусость. Что сказать мнѣ еще? ты обезопасишь свою собственную жизнь местью за убійство моего Глостера.
   ГАУНТ. Эта тяжба принадлежитъ небу, потому что онъ умерщвленъ его намѣстникомъ, его помазаннымъ представителемъ. Пусть оно и наказываетъ, если смерть эта беззаконна; я же никогда не подниму разъяренной руки противъ его помазанника.
   ГЕРЦ. Гдѣ же, кого же просить мнѣ?
   ГАУНТ. Небо; оно опора и защита вдовъ.
   ГЕРЦ. Хорошо, я прибѣгну къ нему. Прощай, прощай, старый Гаунтъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Farewell, old Gaunt... По экземпляру Колльера: Farewell, farewell, old Gaunt...}. Ты ѣдешь въ Ковентри смотрѣть битву племянника Герфорда съ злобнымъ Мовбрэемъ. О, пусть кровь моего мужа направитъ копье Герфорда прямо въ грудь палача Мовбрэя! Или, когда первая сшибка не посчастливится, пусть грѣхи Мовбрэя надломятъ своей тяжестью хребетъ его взмыленнаго коня и онъ сброситъ своего гнуснаго сѣдока, стремглавъ къ ногамъ Герфорда! Прощай, старый Гаунтъ; вѣрно женѣ твоего брата умереть, не разставаясь съ грустью -- ея вѣрной подругой.
   ГАУНТ. Прощай, сестра. Мнѣ надо ѣхать въ Ковентри. Пожелай мнѣ счастливаго пути, какъ я тебѣ желаю счастья.
   ГЕРЦ. Еще слово. Скорбь, западая въ душу, гнететъ не безсмысленной пустотой, а тягостью. Я простилась съ тобой, не сказавъ еще ничего; потому что печаль не кончается, хотя я кажется, что ужь все кончено. Поклонись отъ меня брату Эдмонду Іоркскому. Кажется теперь все: -- нѣтъ, не покидай же меня такъ скоро; погоди немного; можетъ-быть я вспомню еще что нибудь. Попроси его -- о, да чтожь попрошу я? -- попроси пріѣхать ко мнѣ поскорѣй въ Плэши. -- Но, Боже мой! что же увидитъ тамъ бѣдный, старый Іоркъ? Пустыя комнаты, голыя стѣны {Неоштукатуренныя стѣны внутри старыхъ замковъ завѣшивались просто коврами и обоями, которые нацѣпляли на крючки, а при каждомъ перемѣщеніи снимали.}, обезлюдѣвшія передніи, ни кѣмъ не попираемыя ступени, и -- вмѣсто привѣта, я встрѣчу его стѣнаніями. Нѣтъ, поклонясь только ему; пусть онъ лучше не пріѣзжаетъ ко мнѣ. Вѣдь онъ не найдетъ у меня ничего кромѣ горя; а оно и такъ живетъ вездѣ. Безутѣшная, безнадежная, пріѣду я домой, и умру {Въ прежнихъ изданіяхъ: Desolate, desolate will I hence and die... По экземпляру Колльера: Desolate, desperate will I hence and die...}; полные слезъ глаза мои говорятъ тебѣ послѣднее прости.
  

СЦЕНА 3.

Госфордское полѣ, близь Ковентри. Огороженное мѣсто для поединка и тронъ. Герольды и другіе въ ожиданіи.

Входятъ: Лордъ-маршалъ1) и Омерль2).

  
   1) Лордъ-маршалъ Англія былъ герцогъ Норфолькскій; но такъ какъ въ этомъ случаѣ онъ былъ однимъ изъ единоборцевъ, то его должность была передана Томасу Годанду, герцогу Сиррей.
   2) Эдуардъ Омерль, старшій сынъ Лэнгли, пятаго сына Эдуарда III. Онъ сдѣланъ герцоговъ Омерль или Омаль въ 1397 году. Въ этотъ день онъ занималъ въ Ковентри должность верховнаго Констабля Англіи.
  
   Л. МАР. Лордъ Омерль, вооружился ли Генрихъ Герфордъ?
   ОМЕРЛ. Совсѣмъ, и жаждетъ выдти скорѣе на поприще.
   Л. МАР. Герцогъ Норфолькъ, веселый и бодрый, ждетъ только трубы обвинителя.
   ОМЕРЛ. Такъ дѣло только за его величествомъ.
  

Трубные звуки. Входитъ Король Ричардъ и садится на тронъ; Гаунтъ и другіе Лорды размѣщаются по своимъ мѣстамъ. За сценой раздается трубный звукъ, на который тотчасъ же отвѣчаетъ другой, также за сценой. Вслѣдъ за тѣмъ является Норфолькъ въ полномъ вооруженіи, предшествуемый герольдомъ.

  
   К. РИЧ. Лордъ-маршалъ, спросите, за чѣмъ явился сюда этотъ воинъ въ полномъ вооруженіи; спросите его имя, я потомъ, согласно правиламъ, заставьте его поклясться, что дѣло его правое.
   Л. МАР. Во имя Бога и короля, скажи, кто ты и зачѣмъ пришелъ сюда въ полномъ рыцарскомъ вооруженіи; противъ кого пришелъ ты и какая вина распри. Говори истину по долгу рыцарства и присяги, и да защититъ тебя небо и твое мужество.
   НОРФ. Я Томасъ Мовбрей, герцогъ Норфолькскій, и пришелъ сюда по данной клятвѣ -- отъ нарушенія которой да сохранитъ Боже всякаго рыцаря, -- защищать мою честь и вѣрность Богу, моему королю и моему потомству, противъ герцога Герфордскаго, моего обвинителя, и чтобъ при помощи Бога и этой руки, доказать, защищая себя, что онъ измѣнникъ противъ моего Бога, моего короля и меня, и да защититъ меня небо въ правой битвѣ.
  

Трубы. Входитъ Болинброкъ въ полномъ вооруженіи, предшествуемый герольдомъ.

  
   К. РИЧ. Лордъ-маршалъ, спросите этого вооруженнаго рыцаря, кто онъ и зачѣмъ явился сюда въ воинственныхъ доспѣхахъ, и за тѣмъ, какъ слѣдуетъ по нашему закону, потребуйте клятвы въ правотѣ его дѣла.
   Л. МАР. Какъ твое имя, и зачѣмъ явился ты предъ лицо короля Ричарда на его царственное поприще? Противъ кого пришелъ ты, и въ чемъ твоя распря? Говори, какъ истинный рыцарь и да защититъ тебя небо.
   БОЛИН. Я Генрихъ Герфордскій, Ланкастерскій и Дербиширскій, и явился сюда въ полномъ вооруженіи, чтобъ, съ помощію Бога и собственнаго мужества, доказать въ единоборствѣ съ Томасомъ Мовбрэемъ, герцогомъ Норфолькскимъ, что онъ подлый и опасный измѣнникъ противъ Бога, короля Ричарда и меня, и да защититъ меня небо въ правой битвѣ!
   Л. МАР. Подъ опасеніемъ смертной казни, никогда не осмѣлится вступить на это поприще, кромѣ маршала и другихъ сановниковъ, обязанныхъ распоряжать битвой.
   БОЛИН. Лордъ-маршалъ, позволь мнѣ поцѣловать руку моего государя и преклонить колѣна передъ его величествомъ; потому что Мовбрэй и я, подобны двумъ путникамъ, обрекшимъ себя на дальное и трудное странствованіе; позволь намъ торжественно проститься и съ нашими друзьями.
   Л. МАР. Обвинитель почтительно привѣтствуетъ ваше величество и проситъ позволенія поцѣловать вашу руку и проститься.
   К. РИЧ. Мы сойдемъ и обнимемъ его. Братъ Герфордъ, да даруетъ тебѣ Всевышній побѣду по мѣрѣ правоты твоей. Прощай, моя кровь; прольешь ты ее ныньче -- мы можемъ плакать, но мстить за твою смерть не можемъ.
   БОЛИН. О, нѣтъ! ни одинъ благородный глазъ да не унизится слезами обо мнѣ, если меня пронзитъ копье Мовбрэя. Я иду на битву съ нимъ съ увѣренностью сокола, когда онъ устремляется на пташку.-- (Лордъ-маршалу.) Прощайте, благородный лордъ; прощай и ты, мой братъ, мой добрый лордъ Омерль; не больной, а юный, сильный, полный жизни вступаю я въ борьбу со смертью. Какъ за англійскими обѣдами, сладчайшее сберегается для конца, послѣдній привѣтъ (Гаунту) тебѣ, мой земный творецъ; духъ твоей юности возродился во мнѣ и одушевляетъ меня двойной силой схватить побѣду, летающую надъ головой моей. Укрѣпи мои доспѣхи твоими молитвами, закали твоимъ благословеніемъ остріе моего копья, чтобъ оно проникло сквозь вощаный панцырь Мовбрэя и чтобъ имя Джона Гаунта заблестѣло новой славой въ доблестяхъ сына.
   ГАУНТ. Небо да даруетъ тебѣ успѣхъ въ твоемъ правомъ дѣлѣ. Будь быстръ какъ молнія, и пусть твои удары, съ дважды удвоенной силой, разразятся оглушающимъ громомъ по шлему твоего опаснаго противника. Возбуди свою юношескую кровь, будь мужественъ и живи!
   БОЛИН. Моя невинность и святый Георгъ помогутъ!
   НОРФ. Какъ бы ни рѣшило небо или счастье судьбу мою, я и останусь въ живыхъ и умру вѣрнымъ престолу короля Ричарда, какъ честный, прямой и благородный дворянинъ. Никогда еще плѣнникъ не сбрасывалъ цѣпей рабства, не привѣтствовалъ золотой, безусловной свободы съ такой радостью, съ какой мой ликующій духъ торжествуетъ это бранное пиршество съ моимъ противникомъ. -- могущественный повелитель, и вы, мои товарищи, перы, примите изъ устъ моихъ искреннее желаніе, многихъ, многихъ счастливыхъ дней и лѣтъ. Я уду на битву радостно, весело, какъ на празднество. Дыханіе человѣка праваго всегда спокойно.
   К. РИЧ. Прощай, благородный лордъ; я вижу, въ твоихъ глазахъ блестятъ и добродѣтель, и мужество. Лордъ-маршалъ, распорядитесь битвой и начинайте. (Король и лорды возвращаются на мѣста.)
   Л. МАР. Генрихъ Герфордскій, Ланкастерскій и Дербиширскій, прими твое копье и да защититъ Господь правоту твою.
   БОЛИН. Твердый надеждой, какъ башня, я восклицаю: аминь.
   Л. МАР. (Одному изъ сановтковъ.) Подай это копье Toмасу, герцогу Норфолькскому.
   1 ГЕР. Генрихъ Герфордскій, Ланкастерскій и Дербиширскій стоитъ здѣсь за Бога, своего государя и самого себя, подъ опасеніемъ оказаться лжецомъ и негодяемъ, если не докажетъ, что Томасъ Мовбрэй, герцогъ Норфолькскій, виновенъ въ измѣнѣ противъ Бога, короля и его, и потому смѣло вызываетъ его на битву.
   2 ГЕР. Томасъ Мовбрэй, герцогъ Норфолькскій, стоитъ здѣсь подъ опасеніемъ оказаться лжецемъ и негодяемъ, если не защититъ себя и не докажетъ, что Генрихъ Герфордскій, Ланкастерскій и Дербиширскій виновенъ въ измѣнѣ противъ Бога, короля и его, и потому безбоязненно и нетерпѣливо ждетъ только знака къ битвѣ.
   Л. МАР. Трубы, тушъ; противники впередъ. (Тушь.) Остановитесь, король бросилъ жезлъ свой.
   К. РИЧ. Вели имъ снять шлемы, бросить копья и возвратиться на мѣста. -- Отойдемъ въ сторону: пусть гремятъ трубы, пока мы не возвѣстимъ герцогамъ нашего рѣшенія. -- (Продолжительный тушъ. Обращаясь къ противникамъ.) Подойдите къ намъ ближе и выслушайте что мы придумали съ нашимъ совѣтомъ. Чтобы земля нашего королевства не обагрилась драгоцѣнной кровью, которую сама вскормила, потому что ужасныя, междоусобныя раны, вспаханныя родственными мечами, ненавистны нашему взору; потому что мы полагаемъ, что только орлиный полетъ стремящихся къ небу гордыхъ, честолюбивыхъ помысловъ и зависть, которая разражается ненавистью ко всякому сопернику, побуждаютъ васъ нарушать миръ, покоившійся въ колыбели нашего государства тихимъ, спокойнымъ сномъ дитяти; и чтобы пробужденный громомъ барабановъ, рѣзкими звуками трубъ и трескомъ ярыхъ желѣзныхъ доспѣховъ, онъ не оставилъ нашихъ спокойныхъ предѣловъ и намъ не пришлось тонуть въ крови родственной, мы изгоняемъ васъ изъ нашего государства. Тебѣ, братъ Герфордъ, подъ опасеніемъ смертной казня, не привѣтствовать нашихъ прекрасныхъ владѣній, блуждать по чуждымъ стезямъ изгнанія, пока дважды пять лѣтъ не уберутъ нашихъ полей своей роскошью.
   БОЛИН. Твоя воля будетъ исполнена. Мнѣ остается одно утѣшеньемъ, что тоже солнце, которое грѣетъ васъ здѣсь, будетъ свѣтить и мнѣ; что тѣ же золотые лучи, которые озаряютъ васъ, озарятъ и меня и озолотятъ мое изгнанье!
   К. РИЧ. Норфолькъ, тебя ждетъ приговоръ еще тягостнѣший; хотя и не охотно, но я долженъ произнести его: лѣнивому ходу часовъ не опредѣлять твоего жестокаго безсрочнаго изгнанія; я произношу безнадежное: навсегда, подъ опасеніемъ смертной казни.
   НОРФ. Жестокій приговоръ, мой повелитель, и совершенно неожиданный изъ устъ вашего величества. Я заслуживалъ лучшей награды, а не такой жестокой обиды, какъ это изгнаніе въ безпредѣльный міръ. Я долженъ теперь забыть мое родное англійское нарѣчіе, которому учился сорокъ лѣтъ; теперь языкъ мой безполезенъ мнѣ, какъ безструнная лютня или арфа, или какъ хорошій инструментъ, запертый въ ящикъ, или вынутый изъ ящика, но попавшій въ руки, которыя не умѣютъ играть на немъ. Ты заключилъ мой языкъ въ моемъ ртѣ, за двойной рѣшоткой зубовъ и губъ, и приставилъ тюремщикомъ глупое, безчувственное, безплодное невѣжество. Я ужь слишкомъ старъ, чтобъ ластиться къ кормилицѣ, вышелъ изъ лѣтъ, чтобъ быть ученикомъ; чтожь твой приговоръ какъ не нѣмая смерть, лишающая мой языкъ возможности жить роднымъ ему дыханіемъ?
   К. РИЧ. Напрасно стараешься ты возбудить состраданіе; приговоръ нашъ произнесенъ -- и всѣ жалобы безполезны.
   НОРФ. Прости же свѣтъ моей отчизны; я оставляю тебя на жизнь въ печальномъ сумракѣ безконечной ночи. (Удаляется.)
   К. РИЧ. Постой, возьми съ собой еще клятву. Положите ваши изгнанныя руки на нашъ царственный мечъ и клянитесь долгомъ, которымъ обязаны Богу, потому что часть его, которой обязаны намъ, изгоняется вмѣстѣ съ вами {Много было споровъ между законниками того времени, остается ли изгнанный подвластнымъ законамъ того государства, которое его изгнало. Лордъ канцлеръ Кларендонъ утверждаетъ, что остается; Гоббсъ и Пуффендорфъ отрицаютъ. Судя по этой строкѣ, Шекспиръ раздѣляетъ мнѣніе послѣднихъ.}. Клянитесь, и да поможетъ вамъ небо сдержать клятву, -- никогда не сдружаться и не встрѣчаться другъ съ другомъ въ изгнаніи; никогда не привѣтствовать другъ друга даже письменно; никогда не жалѣть и не стараться укротить бурю взаимной, на родинѣ возникшей ненависти; никогда не соединяться, не замышлять и не предпринимать никакого зла противъ насъ, нашего государства и нашихъ подданныхъ!
   БОЛИН. Клянусь.
   НОРФ. И я, хранить эту клятву.
   БОЛИН. Норфолькъ, до сихъ поръ я говорилъ съ тобой, какъ со врагомъ. Еслибы король позволилъ, одна изъ нашихъ душъ блуждала бы уже теперь въ воздухѣ, изгнанная изъ бренной могилы нашего тѣла, какъ наши тѣла изгнаны изъ этого государства. Сознайся въ измѣнѣ прежде, чѣмъ удалишься; вѣдь тебѣ идти далеко, не бери съ собой тягостнаго бремени преступленія.
   НОРФ. Нѣтъ, Болинброкъ; если я когда-нибудь былъ измѣнникомъ, пусть мое имя вычеркнется изъ книги жизни, пусть я буду изгнанъ и съ неба, какъ отсюда! Но что такое ты, знаютъ небо, ты и я; и, боюсь, что король раскается слишкомъ скоро. -- Прости, государь. -- Теперь мнѣ не возможно сбиться съ дороги; теперь цѣлый міръ мнѣ дорога, только не въ Англію! (Уходитъ.)
   К. РИЧ. Дядя, я вижу въ зеркалѣ твоихъ глазъ, какъ скорбитъ твое сердце; твое печальное лицо сокращаетъ его изгнаніе четырьмя годами. (Боллигброку). Пройдутъ шесть морозныхъ зимъ, и ты можешь возвратиться на родину.
   БОЛИН. Какъ много времени въ одномъ короткомъ словѣ! Четыре томительныхъ зимы и четыре веселыя весны кончаются однимъ словомъ; такъ мощно оно въ устахъ государя.
   ГАУНТ. Благодарю, мой повелитель, что для меня ты сократилъ его изгнаніе четырьмя годами; но я, едва ли воспользуюсь твоей милостью. Прежде чѣмъ мѣсяцы обреченныхъ ему шести лѣтъ совершатъ свое теченіе, моя лампа, лишенная масла, мой свѣточъ, истощенный временемъ, погасится старостью и безконечной ночью. Мой огарокъ догоритъ, и слѣпая смерть не позволитъ мнѣ увидѣть сына.
   К. РИЧ. Полно, дядя, ты проживешь еще много лѣтъ.
   ГАУНТ. Нѣтъ, государь, ты не прибавишь ни одной минуты. Сократить мои дни мрачною печалью ты можешь; можешь лишить меня ночей, но не дашь ни одного утра. Ты можешь помочь времени избраздить меня старостью, но не остановишь углубленія и малѣйшей морщинки; твое слово, за одно со временемъ, можетъ умертвить меня, но мертвому не возвратитъ уже дыханія и все твое государство.
   К. РИЧ. Твой сынъ изгнанъ по мудрому совѣту, отчасти твоимъ собственнымъ языкомъ утвержденному; а теперь ты, кажется, негодуешь на наше правосудіе.
   ГАУНТ. Сладкое на вкусъ часто горько, когда проглотишь. Вы поставили меня судьей; но для меня было бы лучше, еслибъ вы заставили меня говорить какъ слѣдуетъ отцу. -- Будь онъ чужой мнѣ, а не сынъ -- я смотрѣлъ бы на его проступокъ снисходительнѣе. Я хотѣлъ избѣжать упрека въ пристрастіи и разрушилъ этимъ приговоромъ свою собственную жизнь. Ахъ! я все ждалъ, не скажетъ ли кто изъ васъ, что я слишкомъ строгъ къ себѣ; но вы дали волю языку моему, и я поневолѣ произнесъ приговоръ самому себѣ.
   К. РИЧ. Прощай, братъ, -- дядя, простись и ты съ нимъ; мы изгоняемъ его на шесть лѣтъ, и онъ долженъ удалиться. (Трубы. К. Ричардъ уходитъ со свитой.)
   ОМЕРЛ. Братъ, прости; чего не льзя пересказать теперь, то разскажетъ письмо оттуда, гдѣ будешь жить.
   Л. МАР. Я не прощаюсь съ вами, благородный лордъ: я провожаю васъ до морскаго берега.
   ГАУНТ. Къ чему же бережешь ты слова, не отвѣчаешь на привѣтъ друзей?
   БОЛИН. У меня ихъ слишкомъ мало на прощанье съ вами, тогда какъ ихъ надобно такъ много, чтобъ выразить все величіе печали моего сердца.
   ГАУНТ. Тебя огорчаетъ временное удаленіе.
   БОЛИН. Радость далеко, а грусть уже тутъ.
   ГАУНТ. Что такое шесть зимъ? онѣ пронесутся скоро.
   БОЛИН. Въ радости; но печаль удесетеряетъ каждый часъ.
   ГАУНТ. Назови это добровольной поѣздкой для удовольствія.
   БОЛИН. Какъ не называй, сердце все будетъ вздыхать, видѣть вынужденное странствованіе.
   ГАУНТ. Смотри на это печальное, томительное странствованіе, какъ на фольгу, въ которую вставится драгоцѣнный алмазъ твоего возвращенья.
   БОЛИН. Нѣтъ, скорѣй, каждый томительный шагъ будетъ напоминать мнѣ какъ далеко оставляю я за собой всѣ алмазы моей любви. Не предстоитъ ли мнѣ длинное ученичество въ странствованіи по чуждымъ стезямъ, и наконецъ, когда получу свободу, чѣмъ похвалиться, кромѣ того, что былъ поденщикомъ печали?
   ГАУНТ. Для мудраго всѣ мѣста, озаряемыя окомъ неба, пристани счастья. Научи необходимость такому разсужденью; никакая добродѣтель не сравнится съ необходимостью. Вообрази, что не король изгналъ тебя, а ты короля. Горе налегаетъ сильнѣе, если замѣтитъ, что ему поддаются. Говори, что не король изгналъ тебя, а я послалъ искать славы; или представь себѣ, что въ нашемъ воздухѣ развилась всепожирающая зараза, и ты бѣжалъ искать странъ благодатнѣйшихъ. Увѣрь себя, что все милое душѣ твоей тамъ, куда ты идешь, а не тамъ, откуда удаляешься. Вообрази, что птицы -- музыканты, попираемые тобою луга -- усыпанный полъ пиршественной залы {Намекъ на обычай посыпать полы пиршественныхъ комнатъ осокой.}, цвѣты -- прекрасныя леди, а твое странствіе -- упоительный танецъ. Брюзгливая скорбь грызетъ гораздо меньше того, кто смѣется надъ ней или не обращаетъ на нее большаго вниманія.
   БОЛИН. Кто же сдержитъ огонь въ рукахъ, воображая о ледяномъ Кавказѣ? притупитъ жало голода мыслью о пиршествѣ? станетъ валяться голый по декабрскому снѣгу, мечтая о лѣтнемъ зноѣ? Нѣтъ! мысль о прекрасномъ дѣлаетъ дурное еще ощутительнѣй; свирѣпый зубъ скорби никогда не нагнаиваетъ такъ сильно, какъ когда кусаетъ, но не прокусываетъ болячки.
   ГАУНТ. Идемъ, идемъ, мой сынъ! я выведу тебя на дорогу.-- Будь я такъ же молодъ, я бы не сталъ такъ медлить въ подобномъ случаѣ.
   БОЛИН. Прощай же, Англія; прощай, моя прекрасная мать, моя кормилица; прощай! Кудабъ ни завела меня судьба -- я могу похвалиться, что и въ изгнаніи я все останусь вѣрнымъ Англичаниномъ.
  

СЦЕНА 4.

Тамъ же. Комната въ королевскомъ замкѣ.

Входятъ: Король Ричардъ, Бэшотъ и Гринъ, въ одну дверь; Омерль въ другую.

  
   К. РИЧ. Мы замѣтили. -- Братъ Омерль, какъ далеко проводилъ ты великаго Герфорда?
   ОМЕРЛ. Я проводилъ великаго Герфорда, если вы ужь такъ называете его, до большой дороги и тамъ оставилъ.
   К. РИЧ. И много пролито прощальныхъ слезъ?
   ОМЕРЛ. Нисколько; развѣ сѣверовосточный вѣтеръ, рѣзко дувшій въ наши лица и пробудившій спавшія слезы, случайно подарилъ какой-нибудь одной наше холодное разставанье.
   К. РИЧ. Что сказалъ нашъ братъ, когда вы разставались?
   ОМЕРЛ. Прощай; но мое сердце не хотѣло, чтобъ языкъ унизилъ это слово {Въ прежнихъ изданіяхъ: my heart disdained that my tongue... По экземпляру Колльера: my heart disdain'd my tongue...} и научило меня притвориться такъ огорченнымъ, что слова, казалось, были погребены въ могилѣ моей печали. Конечно, еслибъ это слово могло продолжить часы, увеличить цѣлыми годами его короткое изгнаніе -- о, тогда я наговорилъ бы ему цѣлую книгу этихъ прости; оно не могло этого сдѣлать, и я не сказалъ ему ни одного.
   К. РИЧ. Братъ, онъ братъ намъ; но я сомнѣваюсь, придется ли ему увидать своихъ друзей, когда кончится изгнаніе. Мы сами, Бёши, Бэготъ и Гринъ замѣтили какъ онъ подлещался къ простолюдинамъ; какъ старался вкрасться въ ихъ сердца смиреннымъ, дружественнымъ обхожденіемъ; какое показывалъ уваженіе рабамъ; какъ подкупалъ бѣдныхъ ремесленниковъ льстивой улыбкой и безропотной покорностью своей судьбѣ, какъ-будто желалъ изгнать вмѣстѣ съ собой и ихъ любовь. Онъ снялъ беретъ передъ старухой, торговавшей устрицами. Два возчика пожелали ему счастливаго пути, и его гибкія колѣна согнулись {Въ то время мужчины присѣдали, какъ нынче женщины.}, и онъ сказалъ имъ: "благодарю, земляки! благодарю, мои добрые друзья!" точно какъ-будто наша Англія его наслѣдіе, а онъ единственная надежда нашихъ подданныхъ.
   ГРИНЪ. Онъ удалился, а съ нимъ и его замыслы. Теперь, государь, пора подумать объ Ирландскихъ бунтовщикахъ; надо принять, какъ можно скорѣй, дѣятельнѣйшія мѣры, чтобъ нашей медленностью не дать имъ возможности отыскать новыя средства къ ихъ выгодѣ и ко вреду вашего величества.
   К. РИЧ. Мы сами, собственной особой, отправляемся на эту войну. Но такъ-какъ, содержаніе большаго двора и наша чрезмѣрная щедрость порядочно пооблегчили наши сундуки, мы вынуждены отдать наше королевство на откупъ {Носился слухъ, что король Ричардъ отдалъ государство на откупъ сэръ Вилльяму Скрупъ, графу Вильширскому, сэръ Джону Бёши, сэръ Джону Бэготъ и сэръ Генриху Гринъ. Фабіанъ.}; это обезпечитъ наше настоящее предпріятіе. На случай же недостатка, мы оставимъ бланки {Стове упоминаетъ, что Ричардъ заставилъ все духовенство, дворянство и среднее сословіе приложить свои печати къ бланкамъ, чтобъ имѣть возможность, когда ему вздумается, угнетать ихъ всѣхъ вдругъ или по одиночкѣ. Нѣкоторые изъ средняго сословія платили по тысячѣ маркъ, иные даже по тысячѣ фунтовъ. Гольтъ.}, и наши намѣстники впишутъ въ нихъ всѣхъ богачей на значительныя суммы, которыя и перешлютъ къ намъ, на наши нужды. Мы тотчасъ же отправляемся въ Ирландію.
  

Входитъ Бёши.

   Что новаго, Бёши?
   БЁШИ. Старый Гаунтъ вдругъ заболѣлъ сильно и прислалъ гонца съ просьбой, чтобъ ваше величество навѣстили его.
   К. РИЧ. Гдѣ онъ теперь?
   БЁШИ. Въ Эли-гаузѣ, мой повелитель {Въ прежнихъ изданіяхъ: Where lies he?-- At Ely house... По экземпляру Колльера: Where lies he now?-- At Ely house, my liege...}.
   К. РИЧ. Да внушитъ Всевышній его врачу благую мысль спровадить его поскорѣй въ могилу! Начинка его сундуковъ одѣнетъ ваше войско на войну съ Ирландіей. Ѣдемте, лорды, къ нему всѣ вмѣстѣ. Дай Богъ, чтобы, не смотря на нашу поспѣшность, мы не поспѣли!
  

ДѢЙСТВІЕ II.

  

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Комната въ Эли-гаузѣ.

Гаунтъ на креслѣ, Герцогъ Іоркскій и другіе стоятъ около него.

  
   ГАУНТ. Чтожь, пріѣдетъ ли король? Мнѣ бы хотѣлось кончить жизнь добрымъ совѣтомъ его безразсудной молодости.
   ІОРКЪ. Не мучь себя, не утомляй груди; онъ не послушаетъ твоего совѣта.
   ГАУНТ. Но вѣдь говорятъ, что рѣчь умирающаго вынуждаетъ вниманіе, какъ глубокая гармонія; когда ужь такъ не много остается словъ, они рѣдко высказываются безъ пользы, потому что слова того, кто говоритъ съ трудомъ переводя дыханіе, дышатъ истиной. Человѣка, которому скоро не говорить, слушаютъ скорѣй, чѣмъ того, кому еще льстятъ и юность и довольство; на кончину обращаютъ больше вниманія, чѣмъ на всю предшествовавшую жизнь. Закатъ солнца, послѣдніе аккорды музыки, какъ послѣдній кусокъ сладкаго -- сладчайшіе послѣдки, врѣзываются въ память сильнѣй давно уже прошедшаго. Пусть Ричардъ не слушалъ совѣтовъ моей жизни: можетъ-быть, печальныя истины моей смерти проникнутъ въ его ухо.
   ІОРКЪ. Нѣтъ, оно замкнуто другими, льстивыми звуками: хвалами его роскоши, сладострастными пѣснями, ядовитымъ напѣвамъ которыхъ такъ охотно внимаетъ юность; разсказами о модахъ гордой Италіи, за нравами которой нашъ неповоротливый народъ ковыляетъ съ низкой подражательностью обезьяны {Во время Шекспира Италія была страною подъ; изъ Италіи привозились всѣ предметы роскоши.}. Появится ли въ цѣломъ мірѣ хоть одна суета, которой бы ему тотчасъ не передали? И пусть она будетъ гнусна -- ничего, была бы только нова. Чтоже сдѣлаетъ запоздалый совѣтъ тамъ, гдѣ воля возстаетъ противъ разсудка? Не руководи того, кто самъ себѣ избираетъ дорогу; ты и безъ того скоро лишишься дыханія, не расточай же его понапрасну.
   ГАУНТ. Мнѣ кажется, что я вновь вдохновленный пророкъ и, умирая, предвѣщаю. Дикій, буйный пылъ его распутства не продолжителенъ, потому что сильный огонь перегараетъ скоро. Мелкіе дожди идутъ долго -- сильныя бури кратковременны; кто слишкомъ спѣшитъ съ самаго начала, утомляется прежде времени; кто ѣстъ жадно, давится пищей; легкомысленное тщеславіе и ненасытное прожорство, истощивъ всѣ средства, пожираютъ самихъ себя. И этотъ царственный престолъ, этотъ вѣнценосный островъ, эта земля величія, эта отчизна Марса, этотъ другой Эдемъ, полурай, эта крѣпость, которую природа создала для самой себя въ защиту отъ заразъ и войнъ, -- это счастливое поколѣніе мужей, этотъ маленькій міръ, этотъ драгоцѣнный камень, вставленный въ серебристое море, которое защищаетъ его, какъ стѣна, какъ ровъ замка отъ зависти государствъ не такъ счастливыхъ, -- и эта благословенная земля, этотъ островъ, это королевство, эта Англія, эта кормилица, эта мать королей, страшныхъ своимъ племенемъ, знаменитыхъ рожденіемъ, прославившихся подвигами, службой христіанству и истиннымъ рыцарствомъ также далеко отъ домашняго крова, какъ находящійся въ упрямой Іудеѣ, гробъ Спасителя, сына благодатной Маріи, -- и эта родина душъ великихъ, эта драгоцѣнная страна, драгоцѣнная своей знаменитостью въ цѣлой вселенной, отдана -- о это убиваетъ меня, -- отдана на откупъ, какъ помѣстье, какъ ничтожная мыза! Англія, объятая побѣдоноснымъ моремъ, Англія, скалистые берега которой отбиваютъ завистливый напоръ водянистаго Нептуна; опоясана теперь позоромъ, чернильными пятнами, крѣпостями изъ гнилаго пергамена! Англія, привыкшая завоевывать другія земли, завоевала теперь постыднѣйшимъ образомъ самое себя! О еслибы этотъ позоръ исчезъ вмѣстѣ съ моей жизнью, какъ счастливъ былъ бы мой близкій конецъ!
  

Входятъ: К. Ричардъ, Королева1), Омерль, Бёши, Гринъ, Бэготъ, Россъ и Вилловби.

  
   1) Тутъ Шекспиръ отступилъ отъ исторической вѣрности. Анна, первая жена Ричарда, умерла еще до начала драмы; а Изабела, вторая жена его, была еще ребенкомъ, когда его умертвили.
  
   ІОРК. Король пріѣхалъ; -- будь снисходительнѣй къ его юности; вѣдь молодые, горячіе жеребята, бѣснуются еще болѣе когда ихъ понуждаютъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: being rag'd, do rage the more... По экземпляру Колльера: being urg'd do rage the more...}.
   КОРОЛ. Какъ здоровье, нашего благороднаго дяди, Ланкастера?
   К. РИЧ. Ну, что хорошаго? Что съ нашимъ старымъ Гаунтомъ?
   ГАУНТ. О, какъ пристало это имя къ моему положенію! Да, я въ самомъ дѣлѣ старый Гаунтъ, и изнуренный (gaunt), потому что старъ {Тутъ игра между собственнымъ именемъ Gaunt и gaunt -- тощій, худой, изнуренный. Прозваніе Гаунтъ (Gaunt) онъ получилъ отъ Гента, въ которомъ родился.}; скорбь постилась во мнѣ слишкомъ долго; а ктожь, воздерживаясь отъ пищи, не изхудаетъ (gaunt)? Я долго бодрствовалъ для спящей Англіи; бдѣніе родитъ худобу, а худоба тоже изнуренье (gaunt). Для меня строгій постъ и то, что откармливаетъ многихъ отцовъ -- я разумѣю взгляды дѣтей; наложивъ на меня этотъ постъ, ты изнурилъ меня (made me gaunt). Я изхудалъ (gaunt) для могилы, тощъ (gaunt), какъ могила, и ея пустая утроба наслѣдуетъ однѣ кости.
   К. РИЧ. Ну можетъ ли больной человѣкъ играть тамъ замысловато своимъ именемъ?
   ГАУНТ. Это болѣзнь забавляется насмѣшками надъ собой. Съ тѣхъ поръ, какъ ты началъ хлопотать, чтобъ убить во мнѣ мое имя, въ угоду тебѣ, великій король, я смѣюсь надъ моимъ именемъ.
   К. РИЧ. И умирающій будетъ угождать остающемуся въ живыхъ?
   ГАУНТ. О, нѣтъ; остающіеся въ живыхъ угощаютъ умирающему.
   К. РИЧ. Но ты умирающій, и сказалъ сейчасъ, что угождаешь мнѣ.
   ГАУНТ. Нѣтъ, ты умираешь, хоть я и больнѣе тебя.
   К. РИЧ. Я здоровъ, дышу легко и вижу, что ты боленъ.
   ГАУНТ. Тотъ, кто создалъ меня, знаетъ, что я вижу, какъ ты боленъ; больной самъ, я вижу болѣзнь и въ себѣ, я въ тебѣ. Твой смертный одръ такъ же великъ, какъ твое королевство, въ которомъ ты страждешь потерей доброй славы, и ты, безпечный больной, повѣряешь свое помазанное тѣло врачамъ, которые именно и разстроили его. Тысячи льстецовъ сидятъ въ твоей коронѣ, хотя объемъ ея не больше твоей головы; заключенные въ такомъ маломъ пространствѣ, они разоряли твое государство. О, еслибы твой дѣдъ прозрѣлъ пророческимъ окомъ, какъ сынъ его сына уничтожитъ его сыновъ -- онъ избавилъ бы тебя отъ позора, отрѣшивъ отъ наслѣдія еще до твоего восшествія на престолъ, на который ты вступилъ, чтобъ самому себя свергнуть. Племянникъ, еслибъ ты владѣлъ цѣлымъ міромъ, то и тогда опозорилъ бы себя, отдавъ эту страну на откупъ; но вмѣсто цѣлаго міра ты владѣешь только этой страной -- и срамя ее такъ, ты срамишь себя еще болѣе. Теперь ты не король, а мызникъ Англіи. -- Твоя законная власть раба закона, а ты --
   К. РИЧ. А ты сумазбродный, слабоумный глупецъ! Полагаясь на право горячки, ты осмѣливаешься сгонять своими ледяными увѣщаніями краску съ нашего лица, возмущая гнѣвомъ нашу царственную кровь. Клянусь моимъ королевскимъ величіемъ, не будь ты братъ сына великаго Эдуарда, языкъ, движущійся такъ смѣло въ твоей головѣ, снесъ бы твою голову съ дерзкихъ плечъ!
   ГАУНТ. О, не щади меня, сынъ моего брата Эдуарда, потому только, что я сынъ Эдуардова отца; ты, какъ пеликанъ, пустилъ уже его кровь и упился ею допьяна. Мой братъ Глостеръ, прямая, честная душа -- да блаженствуетъ онъ между праведниками на небѣ, -- первое и вѣрное доказательство, что тебѣ ничего проливать кровь Эдуарда. Соединись съ моей болѣзнью и пусть твое жестокосердіе, какъ сгорбленная старость, скоситъ цвѣтъ, давно уже увядшій. Живи въ позорѣ, и да не умретъ позоръ съ тобою.-- Придетъ время, и эти слова будутъ твоими мучителями! -- Проводите меня до постели, а тамъ и въ могилу. Пусть любятъ жизнь, кому еще улыбаются и любовь, и почести! (Служители уносятъ его.)
   К. РИЧ. И пустъ умираютъ, кѣмъ овладѣли и старость и брюзгливость! Въ тебѣ и то и другое; и то и другое да будетъ достояніемъ могилы.
   ІОРК. Прошу, ваше величество, припишите его слова брюзгливой болѣзни и старости. Клянусь жизнью, онъ любитъ васъ; вы дороги ему, какъ Генрихъ, герцогъ Герфордскій, еслибъ онъ былъ здѣсь.
   К. РИЧ. Да, твоя правда; какова любовь Герфорда, такова и его, какова ихъ -- такова и моя, и все да будетъ такъ, какъ есть.
  

Входитъ Норсомберландъ.

  
   НОРС. Государь, старый Гаунтъ посылаетъ вамъ послѣдній привѣтъ.
   К. РИЧ. Чтоже говоритъ онъ?
   НОРС. Ничего; все сказано. Языкъ его теперь безструнный инструментъ; слово, жизнь и все утратилъ старый Ланкастеръ.
   ІОРК. Пусть же Іоркъ первый за нимъ подвергнется такой утратѣ! Какъ ни бѣдна смерть, но она кончаетъ смертельныя скорби.
   К. РИЧ. Спѣлѣйшій плодъ падаетъ первый, такъ и онъ. Онъ свершилъ свой путь -- наше странствованіе только начинается; но довольно объ этомъ. -- Теперь о войнѣ съ Ирландіей. Намъ необходимо уничтожить грубыхъ, неугомонныхъ мужлановъ, живущихъ какъ ядъ, тамъ, гдѣ, кромѣ ихъ, не можетъ жить ничто ядовитое {Есть преданіе, что святый Патрикъ освободилъ Ирландію отъ всѣхъ ядовитыхъ пресмыкающихся.}. А такъ какъ это важное дѣло требуетъ большихъ издержекъ, то мы и конфискуемъ въ свою пользу серебряную посуду, деньги, доходы и всѣ пожитки нашего дяди Гаунта.
   ІОРК. О, долго ли еще терпѣть мнѣ? Долго ли, покоряясь нѣжной обязанности, переносить несправедливости? Ни смерть Глостера, ни изгнаніе Герфорда, ни оскорбленіе Гаунта, ни тайныя страданія Англіи, ни помѣха браку бѣднаго Болинброка {Изгнанный Болинброкъ былъ принятъ французскимъ дворомъ и женился бы на единственной дочери герцога Беррійскаго, брата Французскаго короля, еслибъ не помѣшалъ Ричардъ II. -- Стивенсъ.}, ни угнетѣніе меня самого, ничто ни разу еще не нахмурило моего терпѣливаго чела, не заставило покоситься на моего государя. Я послѣдній изъ сыновъ благороднаго Эдуарда; твой отецъ, принцъ Вельсскій, первый. На войнѣ и левъ не былъ страшнѣе, въ мирное время и кроткая овечка не была смиреннѣе этого царственнаго юноши. У тебя его лицо, когда онъ былъ въ твои лѣта; но его чело мрачилось враждой только къ французамъ, а не противъ друзей. Благородная рука его расточала только пріобрѣтенное имъ самимъ, но не трогала того, что завоевала длань его побѣдоноснаго отца. Руки его обагрялись не родственной кровью, а кровью враговъ его родственникамъ. О, Ричардъ! скорбь превозмогла Іорка; иначе онъ никогда не прибѣгнулъ бы къ этому сравненію.
   К. РИЧ. Что это значитъ, дядя?
   ІОРК. О, государь! прости мнѣ, если тебѣ будетъ угодно, или не прощай, если не угодно -- я всѣмъ доволенъ. Ты хочешь завладѣть, присвоить себѣ права и достояніе изгнаннаго Герфорда. Но развѣ Гаунтъ не умеръ, а Герфордъ не въ живыхъ еще? развѣ Гаунтъ не былъ честенъ, а Герфордъ не вѣренъ? развѣ Гаунтъ не заслуживаетъ имѣть наслѣдника, а достойный сынъ не наслѣдникъ его? Если ты хочешь лишить Герфорда правъ его, лиши время его хартій, его обычныхъ правъ; сдѣлай, чтобъ завтра не слѣдовало за нынѣшнимъ днемъ; не будь самимъ собой -- вѣдь ты король по тому же праву преемничества, наслѣдія. Клянусь Богомъ -- и не дай Боже, чтобъ сбылись слова мои! -- если ты завладѣешь такъ несправедливо правами Герфорда, уничтожишь жалованныя грамоты, по которымъ его повѣренные будутъ требовать передачи принадлежащаго ему лена, и если ты откажешь ему въ этомъ, ты навлечешь на свою голову тысячи бѣдствій, потеряешь любовь тысячи сердецъ, заставишь даже мое снисходительное терпѣніе думать, чего не позволяютъ думать ни честь, ни вѣрность подданаго.
   К. РИЧ. Думай что хочешь. Мы беремъ въ свою пользу и посуду, и пожитки, и деньги, и всѣ его владѣнія.
   ІОРК. Я не хочу быть при этомъ. Прощай, государь! Кто знаетъ что изъ этого выдетъ; но кому не извѣстно, что путемъ зла не доходятъ до добра. (Уходитъ.)
   К. РИЧ. Бёши, ступай сейчасъ къ графу Вильширскому и скажи ему, чтобъ онъ немедленно явился къ намъ въ Эли-гаузъ, для описи. Завтра утромъ мы отправляемся въ Ирландію; я думаю, пора ужь. На время нашего отсутствія мы назначаемъ нашего дядю Іорка правителемъ Англіи, потому что онъ честенъ и всегда былъ намъ преданъ.-- Идемъ, королева; завтра мы разстанемся. Будь же весела, мы недолго пробудемъ вмѣстѣ. (Трубы. Король, Королева, Бёши, Омерлъ, Гринъ и Бэготъ уходятъ.)
   НОРС. Итакъ, лорды, герцогъ Ланкастерскій умеръ.
   РОСС. И живъ, потому что теперь его сынъ -- герцогъ.
   ВИЛЛ. По званію, не по доходамъ.
   НОРС. И потому, и по другому, еслибъ была справедливость.
   РОСС. Сердце мое полно и должно разорваться отъ молчанья прежде, чѣмъ свободный языкъ облегчитъ его.
   НОРС. Такъ говори -- и пусть тотъ навсегда лишится языка, кто перескажетъ твои рѣчи, ко вреду тебѣ.
   ВИЛЛ. Если ты хочешь сказать что-нибудь такое, что касается Герфорда, говори смѣло; я готовъ слушать все, что для него полезно.
   РОСС. Я рѣшительно не могу принести ему никакой пользы, если вы не назовете полезнымъ состраданіе къ ограбленному, лишенному отцовскаго наслѣдія.
   НОРС. Клянусь Богомъ, позоръ намъ, что сносимъ такія несправедливости съ царственнымъ принцемъ и со сколькими еще, не менѣе благородной крови, въ этой упадающей странъ. Король дѣйствуетъ не самъ; имъ управляютъ подлые льстецы, и что бы ни донесли они на каждаго изъ насъ, рѣшительно по одной только ненависти, онъ готовъ карать насъ, нашихъ женъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: 'Gainst us, our lives... По экземпляру Колльера: 'Gainst us, our wives...}, нашихъ дѣтей, нашихъ наслѣдниковъ.
   РОСС. Онъ разорилъ народъ тяжелыми налогами и совсѣмъ лишился любви его; дворянство онъ обложилъ пенями за старыя распри и также потерялъ любовь его.
   ВИЛЛ. И каждый день придумываются еще новые поборы въ формѣ займовъ, пожертвованій и Богъ знаетъ чего; чѣмъ же наконецъ все это кончится?
   НОРС. И все это пожираютъ не войны -- онъ не велъ ни одной; напротивъ, уступилъ позорными сдѣлками все, что завоевали его предки мечемъ. Онъ и въ мирное время тратитъ больше, чѣмъ они въ военное.
   РОСС. Все королевство на откупѣ у лорда Вильширскаго.
   ВИЛЛ. Король обанкрутился, какъ простолюдинъ.
   НОРС. Надъ нимъ отяготѣли позоръ и разоренье.
   РОСС. У него нѣтъ денегъ на войну съ Ирландіей, не смотря на всѣ тягостные налоги; ему надобно ограбить еще изгнаннаго герцога.
   НОРС. Своего благороднаго родственника; о, выродившійся король! Однакожь, лорды, мы слышимъ свистъ бури, и не думаемъ искать крова; видимъ какъ сильно надуваетъ вѣтеръ наши паруса, и не собираемъ ихъ -- безпечно близимся къ гибели.
   РОСС. Мы видимъ грозящее намъ кораблекрушеніе, и потому что терпѣли вину его, гибель наша неизбѣжна.
   НОРС. Напротивъ; я вижу какъ проглядываетъ жизнь сквозь безглазыя очницы смерти. Но я не смѣю высказать какъ близко наше спасеніе.
   ВИЛЛ. Раздѣли съ нами твои помыслы, какъ мы раздѣлили съ тобой наши.
   РОСС. Будь откровененъ, Норсомберландъ. Мы трое составляемъ одного, и потому, что бы ты ни сказалъ, слова твои -- наши мысля {Въ прежнихъ изданіяхъ: Thy words are but as thoughts... По экземпляру Колльера: Thy words are but our thoughts...}; говори смѣло.
   НОРС. Слушайте же.-- Я получилъ изъ Бретаньской гавани Пор-ле-Бланъ извѣстіе, что Генрихъ Герфордъ, Регинальдъ лордъ Кобхэмъ, бѣжавшій недавно отъ графа Эксетера, братъ его, бывшій архіепископъ Кентербёрійскій, сэръ Томасъ Эрпингамъ, сэръ Джонъ Рамстонъ, сэръ Джомъ Норбери, сэръ Робертъ Ватертонъ и Френсисъ Койнтъ спѣшатъ сюда, снабженные, герцогомъ Бретаньскимъ, всѣми нужными средствами, на восьми большихъ корабляхъ, съ тремя тысячами войска, и думаютъ пристать къ нашимъ сѣвернымъ берегамъ въ непродолжительномъ времени. Можетъ-быть они пристали бы и раньше, но выжидаютъ отъѣзда короля въ Ирландію. Если вы хотите свергнуть съ себя рабское иго, снова оперить {To imp a hawk -- выраженіе соколиныхъ охотниковъ. Если соколъ лишился, какимъ-нибудь образомъ, нѣсколькихъ перьевъ изъ крылъ, то ихъ замѣняли искусственно такимъ же количествомъ другихъ.} выщипанныя крылья нашей истощенной родины, выкупить изъ позорнаго залога обезчещенную корону, стереть пыль, покрывшую позолоту нашего скиптра, возвратить королевственности ея прежнее, настоящее значеніе -- за мной въ Равенспургъ; боитесь -- оставайтесь, но храните молчаніе; я ѣду одинъ.
   РОСС. На коней, на коней! оставимъ сомнѣнія трусамъ.
   ВИЛЛ. Я буду тамъ первый, если только выдержитъ моя лошадь.
  

СЦЕНА 2.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

Входятъ: Королева, Бёши и Бэготъ.

  
   БЁШИ. Вы слишкомъ грустите, ваше величество. Прощаясь съ королемъ, вы обѣщали не предаваться сокрушительной печали, быть веселой.
   КОРОЛ. Обѣщала въ угоду королю; въ угоду себѣ -- не могу. Конечно, я не вижу никакой причины, почему бы должна привѣтствовать такого гостя, какъ грусть, кромѣ развѣ той, что проводила драгоцѣннѣйшаго гостя, моего милаго Ричарда. Но мнѣ все кажется, будто ко мнѣ близится какая-то бѣда, еще не рожденная, но уже созрѣвшая въ нѣдрахъ счастья, и сердце трепещетъ чего-то; его тревожитъ что-то, кромѣ разлуки съ королемъ, моимъ повелителемъ.
   БЁШИ. Каждая скорбь порождаетъ двадцать отраженій, которыя, совсѣмъ не бывши скорбью, принимаютъ однакожь видъ ея; глаза печали, охрусталенные ослѣпляющими слезами, дробятъ одинъ, нераздѣльный предметъ на множество. Какъ граненыя стекла {Perspectives. Круглыя стекла, съ граненой выпуклой поверхностью. Эти стекла вставлялись въ коробочки и въ ларчики изъ черепахи или слоновой кости. -- Генли.}, когда смотришь на нихъ прямо, представляютъ что-то смутное, сбоку же даютъ возможность различать формы: такъ и ваше величество, взирая на отъѣздъ нашего повелителя не прямо, видите не самую грусть разлуки, а отраженія ея; взгляните прямо, и вы убѣдитесь, что все это только призрачные отблески. И потому, трижды прекрасная королева, оплакивайте только разлуку -- другихъ причинъ грусти не видно; если же и видятся, то это только представленія омраченныхъ печалью глазъ, готовыхъ оплакивать и призрачныя скорби, какъ настоящія.
   КОРОЛ. Все это можетъ быть и такъ, но въ глубинѣ души есть какое-то убѣжденіе въ противномъ. Какъ бы тамъ ни было, мнѣ грустно, до того грустно, что даже когда и не думаю объ этомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: As though, in thinking, on no thought I think... По экземпляру Колльера: As though unthinking on no though I think.} -- тягостное ничто пугаетъ и страшитъ меня.
   БЁШИ. Это чистыя фантазіи, прекрасная повелительница.
   КОРОЛ. Нѣтъ! Фантазіи родитъ всегда какая-нибудь предшествующая скорбь. Со мной совсѣмъ не такъ, -- моей тоски ни что не порождало; но что-нибудь да есть же въ этомъ, пугающемъ меня ничто {Въ прежнихъ изданіяхъ: For nothing hath fiegot my something grief; Or something hath the nothing that I grieve... По экземпляру Коільepa: For nothing hath begot my seracthing woe; Or something has the nothing thht I guess...}. Какъ бы по передачѣ перешло ко мнѣ это что-нибудь, но что оно такое -- не знаю еще, не могу назвать; меня страшитъ безыменное горе.
  

Входить Гринъ.

  
   ГРИН. Да хранитъ Всевышній ваше величество! -- Я радъ, что нашелъ васъ здѣсь, благородные лорды. Надѣюсь, король не переправился еще въ Ирландію?
   КОРОЛ. Для чего надѣешься ты этого? Лучше надѣяться, что онъ переправился, потому что предпріятіе его требуетъ поспѣшности, въ поспѣшности его надежда. Для чегожь надѣешься ты, что онъ не переправился?
   ГРИН. Для того, чтобъ онъ, наша надежда, обратилъ назадъ свои войска и уничтожилъ надежду врага, который вступилъ уже въ его владѣнія. Изгнанный Болинброкъ возвратился самовольно и счастливо вышелъ на берегъ, съ поднятымъ оружіемъ, въ Равенспургѣ.
   КОРОЛ. Боже, избави насъ отъ этого!
   ГРИН. О, королева, это слишкомъ справедливо; но еще хуже та, что лордъ Норсомберландъ, его молодой сынъ Генрихъ Перси, лорды Россъ, Бомондъ и Вилловби бѣжали къ нему со всѣми своими сильными приверженцами.
   БЁШИ. Зачѣмъ же не объявилъ ты Норсомберланда и прочихъ возмутителей измѣнниками?
   ГРИН. Мы сдѣлали это, и за тѣмъ графъ Ворстеръ переломилъ свой жезлъ, отрекся отъ обязанности гофмейстера, и всѣ придворные служители бѣжали вмѣстѣ съ нимъ къ Болинброку.
   КОРОЛ. Гринъ, ты повитуха моего горя, а Болинброкъ страшное дѣтище моей печали. Душа моя разродилась наконецъ своимъ чудищемъ, и надо мной, утомленной только что разрѣшившейся родильницей, скопляется горе за горемъ, печаль за печалью?
   БЁШИ. Не отчаявайтесь, королева.
   КОРОЛ. Ктожь запретитъ мнѣ отчаяваться? Я хочу отчаяваться, хочу враждовать съ лживой надеждой; она льстивая прихлебательница, заморживающая самую смерть. Въ крайности смерть хотѣла бы нечувствительно развязать узы жизни, а лживая надежда затягиваетъ ихъ.
  

Входитъ Іоркъ.

  
   ГРИН. Вотъ герцогъ Іоркъ.
   КОРОЛ. Въ воинственныхъ доспѣхахъ на дряхлой выѣ! Какъ полны заботливаго безпокойства взоры его!-- Ради Бога, дядя, скажи что-нибудь утѣшительное.
   ІОРК. Я оболгалъ бы собственную мысль, сказавъ что-нибудь подобное. Утѣшеніе на небѣ, а мы на землѣ, гдѣ не живетъ ничего, кромѣ крестовъ, заботъ и печалей. Твой мужъ отправился спасать отдаленныя владѣнія, а между тѣмъ другіе спѣшатъ обобрать его дома. Онъ оставилъ меня опорой королевства, а я такъ обезсиленъ старостью, что едва поддерживаю и самого себя. Наступаетъ часъ болѣзни, накликанный его чрезмѣрностями; теперь онъ испытаетъ друзей, льстившимъ ему.
  

Входитъ Служитель.

  
   СЛУЖ. Мой повелитель, я не засталъ твоего сына; онъ уѣхалъ.
   ІОРК. Уѣхалъ? -- Чтожь!-- пусть все идетъ какъ хочетъ! -- Лорды бѣжали, граждане равнодушны и, боюсь, примутъ также сторону Герфорда. -- (Служителю.) Скорѣй, скачи въ Плэши, къ моей сестрѣ, герцогинѣ Глостеръ; скажи, чтобъ она тотчасъ же прислала мнѣ тысячу фунтовъ стерлинговъ. Постой, возьми мой перстень.
   СЛУЖ. Благородный лордъ, я забылъ сказать твоей милости, что, проѣзжая нынче мимо, я заѣхалъ -- но остальнымъ я огорчу тебя.
   ІОРК. Говори!
   СЛУЖ. За часъ до моего пріѣзда герцогиня скончалась.
   ІОРК. Боже милосердый! какой страшный приливъ бѣдствій разомъ хлынулъ на эту несчастную страну! Я не знаю что дѣлать. -- клянусь Богомъ, мнѣ было бы лучше, еслибъ король ни за что снялъ съ меня голову, какъ съ моего брата {Ни одинъ изъ братьевъ Іорка не лишался головы. Герцогъ Глостеръ, на котораго онъ здѣсь намекаетъ, задушенъ въ Кале между двухъ перинъ, въ 1397 году.}! -- Посланы ль гонцы въ Ирландію?-- Гдѣ возьмемъ мы денегъ на эти войны?-- Пойдемъ, сестра, извини -- племянница, хотѣлъ я сказать. -- (Служителю.) Спѣши домой, возьми нѣсколько телѣгъ и увези все оружіе, которое найдешь тамъ. (Служитель уходитъ.) -- Лорды! не угодно ли вамъ собрать войско; -- если я знаю, какъ, какимъ образомъ устроить дѣла, переданныя мнѣ въ такомъ разстройствѣ, не вѣрьте мнѣ никогда. Оба мои родственники. Одинъ мой государь -- защищать его велитъ мнѣ и клятва и долгъ; другой опять близкій родственникъ, оскорбленный королемъ -- родство и совѣсть заставляютъ вступиться и за него. Но что-нибудь да надожь дѣлать. -- идемъ, племянница, я свезу тебя въ безопасное мѣсто. -- Господа, соберите войска, и тотчасъ ко мнѣ, въ Беркли. Хотѣлось бы заѣхать въ Плэши, но время не позволяетъ. -- Все въ такомъ безпорядкѣ, разстройствѣ! (Уходитъ съ Королевой.)
   БЁШИ. Попутный вѣтеръ переноситъ вѣсти въ Ирландію; а оттуда ни одной. Войска, равносильнаго непріятельскому, мы ни какъ не сберемъ.
   ГРИН. Кромѣ того, наша близость къ королю, по его любви къ намъ, близка къ ненависти тѣхъ, которые не любятъ его.
   БЭГОТ. То-есть: непостояннаго народа, потому что его любовь къ кошелькахъ; кто опустошаетъ ихъ -- наполняетъ его сердца непримиримой ненавистью.
   БЁШИ. Это -- общее обвиненіе короля.
   БЭГОТ. А если у него есть смыслъ -- и наше, потому что мы всегда были близки къ королю.
   ГРИН. И потому я сейчасъ же отправляюсь въ Бристольскій замокъ. Графъ Вильширъ тамъ уже.
   БЁШИ. И я съ вами. Чего ждать намъ отъ раздраженнаго народа? онъ, какъ собака, разорветъ насъ на части? -- (Бэготу) А вы, съ нами?
   Бэгот. Нѣтъ, я поѣду къ его величеству, въ Ирландію.-- Прощайте; если предчувствіе сердца не вздоръ, мы никогда уже не увидимся.
   БЁШИ. Это смотря по тому, какъ удастся Іорку отразить Болинброка.
   ГРИН. Бѣдный, герцогъ! это все равно, что взяться пересчитать песокъ, выпить океанъ до суха; между тѣмъ какъ одинъ приметъ его сторону, тысячи оставятъ.
   БЁШИ. Прощайте, и можетъ-быть навсегда.
   ГРИН. Нѣтъ, мы еще увидимся.
   Бэгот. Боюсь, никогда.
  

СЦЕНА 3.

Дикое мѣсто въ Глостирширѣ.

Входятъ: Болинброкъ и Норсомберландъ cъ войскомъ.

  
   БОЛИН. Скажите, лордъ, далеко ли еще до Беркли?
   НОРС. Глостерширъ, благородный лордъ, совершенно мнѣ неизвѣстенъ. Эти дикіе, высокіе холмы, дурныя и неровныя дороги растягиваютъ мили и дѣлаютъ ихъ еще утомительнѣй; но ваша пріятная бесѣда, какъ сахаръ, усладила, сдѣлала для меня пріятной и эту несносную дорогу. Воображаю, какъ скученъ покажется переходъ отъ Равенспурга до Котскольда лордамъ Россу и Вилловби, лишеннымъ вашего общества, которое, повѣрьте, намного уменьшило для меня и скуку, и всѣ трудности. Конечно, и у нихъ есть утѣшеніе: надежда на удовольствіе, которымъ я уже наслаждаюсь; а надежда на наслажденіе почти такъ же пріятна, какъ и самое наслажденіе. Она сократитъ дорогу утомленнымъ лордамъ, какъ мнѣ самое наслажденіе вашей бесѣдой.
   БОЛИН. Моя бесѣда, право, не имѣетъ такой цѣны, какъ ваши лестныя слова. Но кто это спѣшитъ къ намъ?
  

Входитъ Генрихъ Перси.

  
   НОРС. Мой сынъ, молодой Генрихъ Перси. Во всякомъ случаѣ онъ отъ брата Ворстера. -- Ну что, Генрихъ, какъ поживаетъ твой дядя?
   ПЕРС. Я думалъ отъ васъ узнать объ его здоровьи.
   НОРС. Какъ, развѣ онъ не при королевѣ?
   ПЕРС. Нѣтъ, мой добрый лордъ; онъ оставилъ дворъ, переломилъ свой жезлъ {Гофмаршалъ, переламывая жезлъ, освобождалъ подчиненныхъ служителей отъ должнаго повиновенія.} и распустилъ служителей короля.
   НОРС. Чтоже это значитъ? Въ послѣднее наше свиданіе онъ былъ такъ далекъ отъ этого.
   ПЕРС. Потому что васъ объявили измѣнникомъ. Онъ поѣхалъ въ Равенспургъ, чтобъ предложить свои услуги герцогу Герфорду; меня же послалъ въ Беркли развѣдать какое собралъ войско герцогъ Іоркскій, съ приказаніемъ явиться затѣмъ въ Равенспургъ.
   НОРС. Сынъ, неужели ты забылъ герцога Герфордскаго?
   ПЕРС. Нѣтъ, мой добрый лордъ; какъ забыть, чего никогда не было въ памяти? Сколько мнѣ извѣстно, я еще никогда не видалъ его.
   НОРС. Такъ познакомься -- вотъ герцогъ.
   ПЕРС. Благородный лордъ, я предлагаю вамъ мою службу, службу, конечно, еще незначительнаго, неопытнаго юноши, пока лѣта не разовьютъ и не дадутъ ему возможности служить вамъ дѣйствительнѣе, съ большей пользой.
   БОЛИН. Благодарю, любезный Перси. Будь увѣренъ, что я счастливъ болѣе всего тѣмъ, что въ груди моей сердце, которое никогда не забываетъ добрыхъ друзей; мое счастье, возрастая съ твоей любовью, будетъ постоянно наградой твоей вѣрной любви. Мое сердце заключаетъ этотъ союзъ, а рука скрѣпляетъ.
   НОРС. Далеко ли до Беркли, и что дѣлаетъ тамъ добрый, старый Іоркъ съ своимъ войскомъ?
   ПЕРС. Замокъ вонъ за той рощей, и въ немъ, какъ я слышалъ, триста человѣкъ гарнизона, лорды -- Іоркъ,

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ" и съ приложеніемъ къ каждой пьесѣ историко-критическаго о ней очерка и объяснительныхъ примѣчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ

Томъ VII.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ ХРОНИКИ.

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ,
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

   

КОРОЛЬ РИЧАРДЪ II.

   Хроника "Король Ричардъ II" была нѣсколько разъ издана при жизни Шекспира. Первое изданіе появилось въ 1597 году безъ имени автора, второе (съ именемъ Шекспира) -- въ 1598 году, третье же и четвертое -- въ 1608 и 1615 годахъ, при чемъ оба послѣднія дополнены великолѣпной сценой низложенія Ричарда въ парламентѣ,-- сценой, пропущенной въ двухъ первыхъ изданіяхъ. Причину такого пропуска въ первыхъ изданіяхъ, вышедшихъ въ послѣдніе годы царствованія Елисаветы, объясняютъ боязнью издателей навлечь неудовольствіе королевы въ случаѣ, еслибъ на сценѣ было представлено сверженіе законнаго короля. Вѣроятность такого объясненія подтверждается однимъ фактомъ, извлеченнымъ изъ дѣла о заговорѣ графа Эссекса. Въ дѣлѣ этомъ сообщается, между прочимъ, что зачинщики заговора (бывшаго въ 1601 году), желая разжечь общее неудовольствіе противъ деспотизма королевы, потребовали отъ актера Фельпса, чтобъ онъ поставилъ на своемъ театрѣ пьесу, въ которой было бъ представлено низложеніе Ричарда II. Хотя по нѣкоторымъ даннымъ, извлеченнымъ изъ дневника доктора Фёрмена, можно съ вѣроятностью предположить, что эта пьеса была не Шекспирова и отличалась отъ нея гораздо болѣе революціоннымъ направленіемъ, но фактъ, что представленіе на сценѣ несчастной судьбы Ричарда не могло понравиться Елисаветѣ, подтверждается этимъ свѣдѣніемъ вполнѣ. Если однако мы но находимъ сцены низложенія въ первыхъ изданіяхъ, то изъ этого нельзя еще заключать, что она была написана Шекспиромъ позднѣе. Напротивъ, составляя главный центръ всей пьесы, она, вѣроятно, была сочинена одновременно съ самой пьесой, и, если не исполнялась на сценѣ и не вошла въ первыя изданія, то это только и можно объяснить вышеупомянутыми цензурными затрудненіями.
   Время, когда "Ричарда II" былъ написанъ, опредѣляется довольно точно. Первое изданіе, вышедшее въ 1597 г., доказываетъ, что пьеса не могла быть сочинена позднѣе этого времени; сверхъ того, мы знаемъ, что "Ричардъ II" написанъ Шекспиромъ послѣ "Генриха VI" и "Ричарда III"; но такъ какъ эти пьесы сочинены между 1591 и 1596 годами, то, значитъ, "Ричарда II слѣдуетъ отнести къ 1596 или 1597 годамъ.
   "Ричардомъ II" начинается циклъ Шекспировыхъ хроникъ, въ которомъ историческій ходъ событій изложенъ въ томъ самомъ хронологическомъ порядкѣ, въ какомъ событія эти происходили въ исторіи. Каждая новая пьеса является продолженіемъ предыдущей, и всѣ онѣ (числомъ восемь) представляютъ поэтическое изображеніе цѣлаго періода исторіи Англіи. Дѣйствіе "Ричарда II" начинается въ послѣдніе годы царствованія этого короля (въ 1398 году) и кончается его смертью (въ 1400 году); общій же, изображенный во всѣхъ помянутыхъ восьми пьесахъ, историческій періодъ заключается 1485 годомъ, когда произошла битва при Босвортѣ, послѣ чего англійскій престолъ, за смертью послѣдняго короля изъ дома Іорковъ, Ричарда III, перешелъ въ домъ Тюдоровъ въ лицѣ Генриха VII. Весь этотъ періодъ представляетъ борьбу потомковъ короля Эдуарда III за корону Англіи,-- борьбу, выразившуюся главнѣйше въ извѣстной войнѣ, получившей названіе войны Алой и Бѣлой Розы. Историческіе факты этой борьбы, насколько они изображены въ каждой изъ упомянутыхъ пьесъ, будутъ изложены въ слѣдующихъ критическихъ этюдахъ, въ настоящемъ же этюдѣ приводятся краткія свѣдѣнія собственно о царствованіи Ричарда II.
   Ричардъ былъ внукомъ короля Эдуарда III. Отецъ его, Эдуардъ, по прозванію Черный Принцъ, умеръ раньше своего отца, вслѣдствіе чего малолѣтній Ричардъ сталъ законнымъ наслѣдникомъ англійскаго престола, какъ прямой потомокъ короля Эдуарда III. Воцареніе его произошло* въ очень неспокойное и смутное время. Эдуардъ III въ послѣдніе годы своей жизни превратился почти въ идіота; сынъ же его и наслѣдникъ, Черный Принцъ, былъ до самой своей смерти постоянно занятъ войнами внѣ предѣловъ Англіи, вслѣдствіе чего фактическимъ правителемъ королевства въ послѣдніе годы жизни Эдуарда сдѣлался его четвертый сынъ и дядя малолѣтняго Ричарда -- герцогъ Ланкастерскій, Джонъ Гонтъ, человѣкъ надменный и хитрый, мечтавшій о коронѣ для себя. Кромѣ Гонта, Ричардъ И имѣлъ еще двухъ дядей, также сыновей Эдуарда III: Эдмунда Ланглея, герцога Іоркскаго и Томаса Вудстока, герцога Глостера, надѣлавшихъ своими происками также не мало зла въ то особенно смутное время, какое пришлось пережить Англіи на рубежѣ царствованій Эдуарда III и Ричарда. Важнѣйшимъ изъ этихъ смутныхъ событій было страшное крестьянское возстаніе, вызванное невыносимымъ гнетомъ, который народъ терпѣлъ отъ землевладѣльцевъ и лордовъ. Возстаніе это осложнилось еще религіознымъ, реформаціоннымъ движеніемъ противъ римскаго духовенства, власть котораго въ тѣ времена тяжело отзывалась не только на простомъ народѣ, но и на высшемъ сословіи. Реформаціонное движеніе въ Англіи было замѣчательно тѣмъ, что оно стояло, особенно въ первое время, болѣе на экономической почвѣ, чѣмъ на религіозной. Римское духовенство владѣло почти такимъ же громаднымъ поземельнымъ имуществомъ, какъ и дворяне, и тѣснило простой народъ различными поборами не меньше ихъ. Такимъ образомъ оба эти движенія, какъ крестьянское, такъ и религіозное, естественно должны были подать другъ другу руки. Проповѣдники, какъ Джонъ Болль и знаменитый Виклефъ, умѣло вели дѣла и прекрасно пользовались такимъ настроеніемъ, чтобы проводить свои идеи. Сложившаяся въ то время поговорка: "гдѣ былъ дворянинъ, когда Адамъ пахалъ, а Ева пряла?" -- сдѣлалась лозунгомъ возставшихъ и обошла всю Англію. Королевская власть и высшее сословіе дворянъ, стоя предъ такимъ положеніемъ дѣлъ, не знали, какъ себя вести и съ кѣмъ искать союза. Духовенство, желавшее порабощенія народа подъ свою власть, точно также, какъ и дворяне, естественно желало союза съ ними, но дворяне боялись, что церковь, одержавъ надъ народомъ верхъ, распространитъ свою власть и на нихъ. Отсюда проистекало ихъ недовѣріе къ духовенству. Короли, постоянно нуждавшіеся въ деньгахъ для потребностей государственныхъ, а еще чаще -- для своихъ личныхъ прихотей, точно также должны были искать расположенія то дворянства, то церкви, то парламента, то народа, смотря по тому, что сулило въ данную минуту болѣе выгодъ. Полная неустановленность отношеній между всѣми сословіями государства высказывалась такимъ образомъ во всемъ, и потому понятно, какимъ умѣньемъ владѣть собой, какой изворотливостью въ выборѣ средствъ для достиженія цѣли и какой желѣзной волей долженъ былъ обладать государь, въ чьи руки попала въ такое время власть. А между тѣмъ власть попала въ рука ребенка (Ричардъ при воцареніи имѣлъ 11 лѣтъ), да еще вдобавокъ окруженнаго самыми беззастѣнчивыми интриганами. На горе этому ребенку, онъ, и выросши, не оказалъ способностей, какія нужны были правителю. Вмѣсто желѣзной воли у него былъ нерѣшительный характеръ; что же касается до необходимаго всякому государю самообладанія, то онъ, напротивъ, не умѣлъ себя сдерживать не только при рѣшеніи важныхъ вопросовъ, но даже въ личныхъ прихотяхъ. Нельзя, впрочемъ, сказать, чтобъ Ричардъ былъ дуренъ безусловно. Напротивъ, рядомъ съ недостатками въ немъ было не мало хорошихъ качествъ, но, къ сожалѣнію, качества эти были не тѣ, какія долженъ былъ имѣть государь, царствовавшій въ подобное время. Обладая мягкимъ характеромъ, Ричардъ имѣлъ добрую душу. Онъ нѣжно любилъ свою жену и былъ привязанъ къ своимъ друзьямъ. Онъ былъ достаточно образованъ для своего времени и первый изъ англійскихъ государей умѣлъ читать и писать. Онъ покровительствовалъ наукамъ и искусствамъ (въ его время жилъ и писалъ Чоусеръ). Въ религіозныхъ вопросахъ онъ выказывалъ благородную терпимость и, не мирволя католическому духовенству, въ то же время не преслѣдовалъ Виклефа. Въ самые первые годы своего царствованія онъ, будучи еще ребенкомъ, обнаружилъ даже черты характера, которыя могли подать надежду скорѣй на хорошее будущее, чѣмъ на дурное. Во время крестьянскаго возстанія мальчикъ Ричардъ безстрашно вышелъ къ бунтовщикамъ, несмотря на то, что толпа возставшихъ была особенно озлоблена убійствомъ ихъ предводителя, извѣстнаго Уатъ-Тейлора. Смѣлая рѣчь молодого короля, въ которой онъ убѣждалъ возставшихъ смириться и повѣрить его королевскимъ обѣщаніямъ, произвела самое хорошее дѣйствіе. Но недовольство массъ было въ то время такъ распространено во всей Англіи и было такъ велико, что его нельзя было потушить вдругъ. Успокоенные въ одномъ мѣстѣ, бунтовщики продолжали неистовствовать въ другомъ, что вызвало кровавыя репрессаліи со стороны власти, которая въ концѣ концовъ осталась побѣдительницей. Народныя толпы были принуждены смириться, но сохранили въ сердцѣ зерно неудовольствія противъ короля, не исполнившаго будто бы своихъ обѣщаній, и это недовольство многимъ способствовало позднѣйшей гибели Ричарда. Если бъ онъ былъ во время крестьянскаго возстанія уже взрослымъ, то, можетъ-быть, ему удалось бы сохранить обаяніе надъ толпой и взять власть крѣпко въ свои руки; но что же могъ сдѣлать двѣнадцатилѣтній мальчикъ тамъ, гдѣ не столько были нужны твердость и воля, сколько опытность и дипломатическая хитрость? Понятно, что власть и послѣ смѣлаго поступка Ричарда осталась фактически въ рукахъ прежнихъ окружавшихъ его лицъ и особенно въ рукахъ его недостойныхъ дядей, думавшихъ только о себѣ. Смуты, интриги и обострившаяся борьба партій возстали съ большей силой, чѣмъ прежде, и это продолжалось въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, пока Ричардъ не достигъ совершеннолѣтія. Но тутъ онъ сдѣлалъ новый смѣлый шагъ, который, имѣй Ричардъ больше характера и опытности, могъ бы дѣйствительно утвердить его на престолѣ. Раздраженный постоянными кознями и оппозиціей лордовъ, въ числѣ которыхъ особенной строптивостью и дерзостью отличался дядя короля, герцогъ Глостеръ, Ричардъ вошелъ однажды въ совѣтъ лордовъ и надменно спросилъ своего дядю, знаетъ ли онъ, сколько королю лѣтъ. "Вашему величеству,-- отвѣтилъ Глостеръ: -- двадцать второй годъ".-- "А если такъ,-- возразилъ Ричардъ: -- то я достаточно выросъ, чтобъ не быть болѣе подъ вашей опекой".-- Рѣшеніе это было очень благосклонно принято всей страной. Ричардъ сталъ королемъ не по одному имени и въ первое время велъ себя дѣйствительно умѣренно и благоразумно. Было проведено много благодѣтельныхъ законовъ; страна отдохнула отъ вѣчныхъ волненій и смутъ. Къ сожалѣнію, это длилось недолго. Скоро рядомъ съ хорошими сторонами характера молодого короля обнаружились и много дурныхъ, парализовавшихъ хорошее впечатлѣніе первыхъ. Почувствовавъ себя неограниченнымъ властелиномъ, Ричардъ далъ полную волю своимъ дурнымъ наклонностямъ, изъ которыхъ главнѣйшей была его непомѣрная страсть къ роскоши. Содержаніе королевскаго двора стоило огромныхъ суммъ. Дававшіеся Ричардомъ турниры и праздники, въ которыхъ онъ старался превзойти великолѣпіемъ французскій дворъ, разорили страну чрезмѣрными налогами и привели уже не къ частному, какъ прежде, недовольству королемъ со стороны отдѣльныхъ партій или сословій, но къ общему недовольству, противъ котораго невозможно было бороться. Страна чувствовала, что надъ ней нѣтъ властелина, который умѣлъ бы искусной рукой направлять дѣла. Все казалось расшатаннымъ и брошеннымъ на произволъ судьбы. Нѣкоторые историки, какъ, напримѣръ, Гринъ, объясняютъ такой образъ дѣйствія Ричарда даже умственнымъ разстройствомъ, которое будто бы начало въ немъ обнаруживаться. Но это предположеніе не подтверждается ничѣмъ. Ричардъ былъ просто безхарактерный человѣкъ, не умѣвшій управлять собой и сдерживать себя, а потому, поставленный судьбой на мѣсто, гдѣ не было никакихъ границъ его прихотямъ, онъ естественно и самъ пересталъ ихъ сдерживать. Такъ или иначе, но дѣло стало такъ, что страна явно тяготилась королемъ и жаждала перемѣны хода дѣлъ во что бы то ни стало. Недовольство было такъ сильно, что недоставало только лица, подъ чьимъ знаменемъ могъ бы вспыхнуть открытый мятежъ. Лицо это скоро отыскалось. Въ числѣ близкихъ къ Ричарду лицъ сталъ около этого времени замѣтно возвышаться въ общемъ мнѣніи его двоюродный братъ -- Генрихъ Герфордъ Ланкастерскій, прозванный Болинброкомъ, сынъ того самаго дяди короля, Джона Гонта Ланкастерскаго, чьи интриги такъ много поддерживали смуты во время Ричардова малолѣтства. Болинброкъ обладалъ именно тѣми качествами, какихъ недоставало Ричарду. Ричардъ былъ гордъ и надмененъ въ обращеніи съ окружающими, Болинброкъ -- льстивъ и вкрадчивъ. Ричардъ не умѣлъ хитрить и интриговать, Болинброкъ въ этой сферѣ чувствовалъ себя, какъ дома. Ричардъ не понималъ смысла совершавшихся вокругъ него событій и не умѣлъ ими пользоваться; соперникъ его, напротивъ, успѣвалъ все обращать въ свою выгоду. И наконецъ онъ обладалъ въ высшей степени твердой волей и умѣньемъ итти къ разъ намѣченной цѣли. Съ замѣчательнымъ тактомъ онъ успѣлъ себя поставить такъ, что, пріобрѣтя любовь и уваженіе народа своимъ льстивымъ съ нимъ обращеніемъ, онъ въ то же время сохранялъ хорошія отношенія и къ Ричарду и даже долгое время считался однимъ изъ самыхъ приверженныхъ къ нему людей. Размолвка между ними, перешедшая въ открытую ссору, послѣдовала по поводу совершенно случайнаго обстоятельства. Въ числѣ смутныхъ событій второй половины царствованія Ричарда особенно рельефно выдѣлились его распря съ парламентомъ, возникшая въ 1397 году вслѣдствіе безумныхъ тратъ короля, а также своеволія его любимцевъ. Главнымъ дѣятелемъ противъ короля былъ при этомъ его дядя, герцогъ Глостеръ. Ричардъ успѣлъ на этотъ разъ одолѣть своихъ враговъ. Главные виновники были арестованы и нѣкоторые казнены. Самъ Глостеръ посаженъ въ тюрьму въ Калэ, гдѣ вскорѣ умеръ, по всему вѣроятію, насильственной смертью, при чемъ общее мнѣніе обвинило въ этомъ убійствѣ Ричарда, хотя, впрочемъ, исторіей это не доказано. Болинброкъ держалъ при этомъ, повидимому, сторону короля, однако подозрительный Ричардъ начиналъ уже бояться его популярности и искалъ случая, какъ отъ него отдѣлаться. Случай скоро представился. Болинброкъ поссорился съ однимъ, тоже очень вліятельнымъ, вельможей, герцогомъ Норфолькомъ, и оба они обвинили другъ друга въ измѣнѣ, а Болинброкъ, сверхъ того, открыто объявилъ, будто Норфолькъ игралъ важную роль въ убійствѣ Глостера. Дѣло было рѣшено предать суду Божію, т.-е. кончить его поединкомъ, оправдавъ побѣдителя. Ричардъ, боявшійся обоихъ противниковъ, какъ слишкомъ опасныхъ свидѣтелей убійства Глостера, и понимая, что побѣдившій еще болѣе увеличитъ этимъ свое значеніе и популярность, рѣшилъ воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы избавиться отъ обоихъ. Для этого онъ объявилъ, что не допуститъ поединка между близкими къ нему лицами, и рѣшилъ изгнать изъ Англіи какъ Норфолька, такъ и Болинброка. Болинброкъ удалился во Францію, а Ричардъ съ удаленіемъ непріятныхъ для него людей далъ полную волю своему деспотизму. Желая уничтожить всякую возможность для своихъ дядей и ихъ. дѣтей добиваться короны, онъ, не имѣя дѣтей самъ, объявилъ своимъ наслѣдникомъ малолѣтняго графа Марчскаго, правнука по женской линіи второго сына Эдуарда III, Ліонеля. Хотя мальчикъ этотъ по праву старшинства въ родѣ и могъ дѣйствительно считаться прямымъ наслѣдникомъ престола послѣ бездѣтнаго Ричарда, но онъ, во-первыхъ, происходилъ отъ Эдуарда по женской линіи, а во-вторыхъ, ни отца его ни дѣда не было уже въ это время въ живыхъ, и потому за право его некому было вступиться съ достаточной энергіей. Объявленіе его наслѣдникомъ окончательно обострило отношенія Ричарда къ герцогу Ланкастеру и сыну послѣдняго, изгнанному Болинброку. Но Ричардъ не остановился на этомъ и вскорѣ позволилъ себѣ поступокъ, погубившій его окончательно. Герцогъ Гонтъ Ланкастерскій, отецъ Болинброка, умеръ вскорѣ послѣ изгнанія сына, и потому къ послѣднему должны были перейти по праву наслѣдства огромныя имѣнія покойнаго вмѣстѣ съ титуломъ герцога Ланкастерскаго. Но Ричардъ объявилъ Болинброка лишеннымъ этихъ правъ и конфисковалъ все имущество Ланкастеровъ въ свою пользу. Общій взрывъ негодованія былъ отвѣтомъ на эту возмутительную несправедливость. Между вліятельными вельможами, изъ которыхъ особенно отличались графъ Нортумберландъ и его сынъ, Генрихъ Перси, быстро составился заговоръ въ пользу Болинброка. Между тѣмъ легкомысленный Ричардъ, ничего не подозрѣвая, задумалъ походъ въ Ирландію для усмиренія этой страны и, уѣзжая, оставилъ правителемъ Англіи своего дядю, герцога Іоркскаго. Болинброкъ, узнавъ, что общественное мнѣніе въ Англіи было самымъ выгоднымъ образомъ настроено въ его пользу, вернулся самовольно изъ ссылки, но на первое время велъ себя крайне сдержанно и осторожно, объявивъ, что онъ искалъ только отнятаго у него наслѣдства и ничего не замышлялъ противъ короля. Эта скромность и сдержанность продолжались недолго. Когда Ричардъ, поспѣшившій вернуться, высадился на англійскій берегъ, то увидѣлъ, что почти вся страна съ намѣстникомъ герцогомъ Іоркскимъ во главѣ предалась на сторону его противника. Болинброкъ, отличавшійся во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ хладнокровіемъ и осторожностью, и тутъ не вдругъ открылъ окончательно свою игру. Льстивымъ изъявленіемъ наружной покорности онъ уговорилъ Ричарда сойтись съ нимъ для переговоровъ о спорномъ вопросѣ по наслѣдству, доставшемуся Болинброку отъ отца. Ричардъ неблагоразумно согласился; но когда оба противника сошлись въ назначенномъ мѣстѣ, то уже для всѣхъ стало ясно, что дѣло Ричарда было проиграно окончательно. Войска Генриха окружили Ричарда со всѣхъ сторонъ, и самъ онъ былъ приведенъ къ нему, какъ плѣнникъ. "Я пришелъ, правда, прежде времени, государь,-- коварно сказалъ Болинброкъ несчастному государю: -- но я объясню вамъ причину моего поступка. Вашъ народъ жалуется, что вы слишкомъ дурно имъ управляете, и я съ Божіей помощью хочу помочь вамъ въ этомъ дѣлѣ".-- "Прекрасный братъ,-- отвѣчалъ совсѣмъ убитый горемъ Ричардъ: -- что угодно вамъ, будетъ угодно и мнѣ".-- Затѣмъ онъ былъ увезенъ плѣнникомъ въ Лондонъ, гдѣ, по требованію Болинброка, былъ немедленно созванъ парламентъ, объявившій, что Ричардъ низлагается съ престола. Несчастнаго государя заставили публично изъявить согласіе на это постановленіе, послѣ чего онъ былъ заключенъ въ замокъ Помфретъ, гдѣ вскорѣ умеръ, вѣроятно, насильственной смертью, постигшей его если не по прямому приказанію, то во всякомъ случаѣ съ согласія Болинброка.
   Таковы были историческіе факты, послужившіе Шекспиру основаніемъ для его пьесы. Если разсмотрѣть царствованіе Ричарда фактически, то трудно отыскать болѣе благодарный матеріалъ для драматической обработки. Юноша, одаренный многими прекрасными качествами, ставится судьбой во главѣ обширнаго государства, правда, разстроеннаго и требовавшаго большихъ трудовъ для приведенія его въ порядокъ, но это обстоятельство тѣмъ болѣе сулило славу тому, кто сумѣлъ бы побѣдоносно выйти изъ труднаго положенія. Къ сожалѣнію, юноша этотъ именно по своей молодости не былъ въ состояніи взять бразды правленія въ твердыя руки, вслѣдствіе чего фактическая власть осталась въ рукахъ окружавшихъ его недостойныхъ людей, интриговавшихъ противъ него во всѣхъ случаяхъ; ему же достались только внѣшнія почести и беззаботная, роскошная жизнь. Подобное положеніе подѣйствовало бы растлѣвающимъ образомъ даже на болѣе сильную натуру; а Ричардъ былъ слабъ характеромъ и падокъ на соблазнительныя приманки жизни. Роскошь и удовольствія занимали его болѣе, чѣмъ исполненіе своего долга. Когда, достигнувъ совершеннолѣтія, онъ успѣлъ избавиться отъ тяготѣвшаго надъ нимъ вліянія, то оказалось, что характеръ его былъ уже слишкомъ испорченъ, и онъ не имѣлъ довольно силъ, чтобы, круто порвавъ съ прежней, праздной жизнью, твердо взяться за исполненіе высокихъ обязанностей. Паденіе его сдѣлалось роковой необходимостью, которую ничто не могло предотвратить.
   Подобная жизнь представляла такъ много интересныхъ, связывавшихся въ стройное цѣлое, событій, что писатель, задавшійся задачей построить на основаніи этихъ событій чей-либо характеръ, могъ широкой рукой черпать матеріалъ изъ того, что давала исторія, не затрудняя себя пріискиваньемъ иныхъ данныхъ. Присматриваясь однако къ пьесѣ Шекспира, мы видимъ, что онъ взглянулъ на предметъ иначе. Факты длиннаго и полнаго драматическихъ событій царствованія Ричарда оставлены Шекспиромъ почти безъ вниманія. Самъ Ричардъ выведенъ лишь въ послѣднемъ періодѣ своей жизни, уже совсѣмъ готовымъ и созрѣвшимъ для погибели. Предъ нами не тотъ хотя и легкомысленный, но все-таки не совсѣмъ дурной отъ природы человѣкъ, какимъ представляетъ Ричарда IIсторія, но необузданный деспотъ, испорченный до костей, для котораго не существуетъ разницы между добромъ и зломъ. Прикрываясь наружнымъ величіемъ и правами высокаго сана, онъ позволяетъ себѣ самые безчестные, дурные поступки, нисколько не сознавая ихъ предосудительности и даже считая себя совершенно правымъ во всемъ. Шекспиръ не только не показалъ намъ, какими психологическими переходами дошелъ Ричардъ до этого состоянія (для чего исторія давала прекрасный матеріалъ), но, какъ будто даже съ намѣреніемъ, обставилъ его такъ, что дурныя его свойства выдѣляются особенно рѣзко. Такъ, изъ исторіи извѣстно, что дяди Ричарда не только не были порядочными людьми, но даже превосходили его дурными качествами и имѣли на молодого короля самое пагубное вліяніе, а между тѣмъ въ драмѣ они выставлены совершенно иначе. Герцогъ Іоркъ представленъ человѣкомъ, правда, безхарактернымъ и слабымъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ честнымъ и прямымъ патріотомъ, хорошо понимавшимъ то зло, какимъ былъ зараженъ Ричардъ. Гонтъ Ланкастерскій, бывшій на дѣлѣ самымъ низкимъ, хитрымъ интриганомъ, выведенъ въ пьесѣ почтеннымъ, благодушнымъ старцемъ, устами котораго говоритъ одна святая истина. Даже дурныя качества главнаго виновника погибели Ричарда, Болинброка, смягчены до того, что дѣйствія его теряютъ въ глазахъ зрителей свой предосудительный характеръ. Такое измѣненіе важныхъ историческихъ фактовъ, конечно, не могло произойти случайно и должно было имѣть какое-нибудь основаніе. Отвѣтъ на это даетъ намъ сама драма, если мы взглянемъ на ея содержаніе и вытекающую изъ него основную идею. Исторія, описывая долгое царствованіе Ричарда, внезапно обрывается на фактѣ его низложенія, глухо добавляя только, что, вѣроятно, онъ погибъ насильственной смертью въ тюрьмѣ. А между тѣмъ въ Шекспировой пьесѣ именно съ минуты паденія Ричарда II начинается главная разработка его характера. Изъ историческихъ событій собственно выведена въ драмѣ только ссора Болинброка съ Норфолькомъ, чѣмъ и начинается пьеса, весь же ея интересъ и весь центръ тяготѣнія сосредоточенъ не столько на Ричардѣ-королѣ, сколько на Ричардѣ несчастномъ плѣнникѣ, выкупающемъ муками, раскаянія свои прежнія ошибки. Ричардъ-король только исходный пунктъ для этой, совершенно самостоятельной и неимѣющей никакого историческаго значенія, картины. Такой постановкой дѣла объясняется вполнѣ, почему Шекспиръ не нашелъ нужнымъ выводить въ драмѣ факты Ричардова царствованія и почему усилилъ изображеніе его личныхъ дурныхъ качествъ. Первое сдѣлалъ онъ потому, что пьеса иначе вышла бы слишкомъ длинной и сложной, перейдя предѣлы, допускаемые въ драматическомъ произведеніи, а второе -- потому что Ричардъ-король, нарисованный въ болѣе дурномъ видѣ, чѣмъ онъ былъ въ дѣйствительности, представлялъ прекрасный контрастъ съ изображеніемъ его какъ кающагося, несчастнаго грѣшника. Поступивъ такъ, Шекспиръ придалъ пьесѣ совершенно иное значеніе и иной характеръ сравнительно съ прочими хрониками, гдѣ въ большинствѣ случаевъ стоитъ на первомъ планѣ собственно историческая часть. Строго говоря, считать "Ричарда II" въ числѣ хроникъ можно только потому, что фабула пьесы взята изъ того же историческаго матеріала, который послужилъ основаніемъ для прочихъ хроникъ, вслѣдствіе чего пьеса и вошла какъ бы сама собою въ ихъ циклъ. Но если взглянуть на драму отдѣльно, то ее слѣдуетъ поставить, напротивъ, въ рядъ съ тѣми произведеніями Шекспира, въ которыхъ онъ отрѣшился отъ всякихъ историческихъ, или иныхъ, носящихъ мѣстный колоритъ, условій и заглянулъ въ тѣ неисчерпаемые тайники человѣческой души, изображеніе которыхъ составляло главный предметъ его творчества. Справедливость такого взгляда доказывается тѣмъ, что "Ричарда II" можно сравнить по основной идеѣ именно съ однимъ изъ тѣхъ колоссальныхъ прозведеній Шекспира, въ которыхъ геній его проявился съ наибольшей силой. Основная психологическая идея Ричарда та же самая, какую Шекспиръ разработалъ въ "Королѣ Лирѣ". Какъ въ той, такъ и въ другой пьесѣ представленъ избалованный дарами судьбы деспотъ, приготовившій свое паденіе собственными необдуманными поступками. Конечно, сходство между обоими этими лицами чисто-внѣшнее, и если они представлены въ аналогическомъ положеніи фактически, то огромная разница обнаружится между ними, когда мы взглянемъ, какъ отозвались они на постигшій ихъ ударъ судьбы сообразно ихъ нравственному существу и характеру. Лиръ былъ человѣкъ гордый и прямой. Деспотомъ его сдѣлалъ не эгоизмъ, а привычка къ власти и раболѣпство окружающихъ. Онъ любилъ власть не потому, что искалъ въ ней удовлетворенія своимъ личнымъ прихотямъ, а потому, что привыкъ къ ней и дошелъ до того, что не могъ даже представить себя въ иномъ положеніи. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ имѣлъ прекрасное, способное на любовь, сердце и если дѣлалъ несправедливости, то потому только, что хорошія его качества были временно заглушены средой, въ которой онъ прожилъ весь свой вѣкъ. Лиръ не былъ слабохарактернымъ эгоистомъ и потому хотя глубоко чувствовалъ боль удара, поразившаго его лично, но его еще болѣе возмущала безнравственная сторона этого удара. Въ страданіяхъ, какія терпѣлъ самъ, онъ почувствовалъ страданія всего человѣчества, о которомъ, по его собственнымъ словамъ, такъ мало думалъ прежде. Заглушенныя прежней жизнью хорошія стороны его характера открылись благодаря постигшему его горю, и онъ изъ прежняго деспота обратился въ трогательнаго человѣколюбца. Совсѣмъ иное представляетъ Ричардъ. Изнѣженный и малодушный эгоистъ, онъ въ горѣ видѣлъ только свои собственныя страданія. Онъ скорбѣлъ только о нихъ и на нихъ исключительно жаловался. Въ окружающихъ, измѣнившихъ ему, лицахъ онъ видѣлъ злодѣевъ и интригановъ, на которыхъ призывалъ всѣ громы небесные, какъ на людей, возставшихъ на своего короля и совершившихъ, по его мнѣнію, величайшее изъ преступленій. Ему и въ голову не приходило взглянуть при этомъ на самого себя и обсудить, не былъ ли онъ самъ виноватъ въ постигшей его бѣдѣ. Эта простая мысль приходитъ ему въ голову лишь предъ самой смертью, когда, вынесши рядъ всевозможныхъ горестей и униженій, онъ остается въ тюрьмѣ, въ одиночномъ заключеніи, какъ самъ выражается, "съ своими мыслями", при чемъ и приходитъ къ вѣрному заключенію, что онъ, будучи королемъ, "не могъ понять разлада, возникшаго между тѣмъ, что требовало время, и что дѣлалъ онъ". Такой конецъ можетъ, безъ сомнѣнія, возбудить наше сочувствіе и сожалѣніе къ кающемуся несчастному грѣшнику, но и только. Въ чувствѣ этомъ не будетъ тѣни того поражающаго благоговѣнія, какимъ проникается душа при видѣ страданій Лира. Человѣкъ-титанъ, какимъ былъ Лиръ, и самая обыкновенная малодушная личность, изображенная Шекспиромъ въ Ричардѣ, слишкомъ далеко отстоятъ другъ отъ друга для того, чтобъ возбудить въ насъ одинаковыя чувства, хотя исходный пунктъ тѣхъ внѣшнихъ положеній, въ какія поставилъ этихъ лицъ поэтъ, одинъ и тотъ же въ обоихъ случаяхъ.
   Въ первой сценѣ драмы Ричардъ является въ ореолѣ своего величія, какъ неограниченный повелитель и король. "Мы рождены для власти, а не для просьбъ",-- гордо заявляетъ онъ въ отвѣтъ поссорившимся лордамъ. Приговоривъ непріятныхъ ему лицъ къ изгнанію, Ричардъ, видимо, освобождается отъ черныхъ точекъ, безпокоившихъ горизонтъ его счастья, и рѣшаетъ не стѣснять себя болѣе ни въ чемъ. Онъ бодро готовится къ ирландскому походу. Счастье, повидимому, ему улыбается. Онъ получаетъ извѣстіе о тяжкой болѣзни дяди, единственнаго человѣка, который (по пьесѣ, но не по исторіи) своимъ правдивымъ характеромъ стѣснялъ, какъ укоромъ совѣсти, разнузданность его пороковъ. Но Гонтъ умеръ, и Ричардъ, почувствовавъ себя свободнымъ вполнѣ, безстыдно отобралъ оставленное имъ наслѣдство. Этимъ фактомъ кончается все, что заимствовалъ Шекспиръ для своей пьесы собственно изъ исторіи. Сцена низложенія Ричарда въ парламентѣ хотя также историческій фактъ, но историческое ея значеніе совершенно меркнетъ предъ великолѣпной картиной развитія Ричардова характера, которое съ минуты смерти Гонта становится центромъ и главной задачей всей пьесы. Отобравъ имущество Болинброка, Ричардъ является предъ глазами зрителей по возвращеніи своемъ изъ Ирландіи, гдѣ онъ узналъ о происшедшемъ въ его отсутствіи возмущеніи. Зная характеръ Ричарда, какъ человѣка нерѣшительнаго и малодушнаго, можно было ожидать, что онъ явится взволнованнымъ и испуганнымъ, но поэтъ-психологъ взглянулъ на дѣло иначе. Предъ нами веселый, торжествующій человѣкъ, одаренный, повидимому, самымъ полнымъ счастьемъ. Онъ задыхается отъ восторга, что вернулся на родину; цѣлуетъ родную землю, привѣтствуетъ ее "плача и смѣясь, какъ мать, встрѣчающая сына".-- На предостереженія окружающихъ о грозящей опасности онъ, подъ тѣмъ же эффектомъ восторга, отвѣчаетъ, что само небо пошлетъ ангеловъ сражаться за законнаго короля; что "весь бурный океанъ не смоетъ Божественнаго мура съ вѣнчаннаго чела".-- Такая самоувѣренность предъ грозной бѣдой въ человѣкѣ малодушномъ и нерѣшительномъ можетъ показаться, на первый взглядъ, странной и даже неестественной; но, вглядѣвшись въ дѣло ближе, мы увидимъ, что и здѣсь Шекспиръ выказалъ себя глубочайшимъ психологомъ. Малодушные, безхарактерные люди окончательно падаютъ духомъ предъ грозящей бѣдой лишь въ томъ случаѣ, если имъ приходиться бороться съ этой бѣдой однѣми собственными силами. Тутъ ихъ малодушію и унынію дѣйствительно не бываетъ предѣла. Но если малодушный человѣкъ разсчитываетъ на какую-нибудь постороннюю помощь, сулящую ему спасеніе, то онъ, напротивъ, именно бываетъ склоненъ превысить мѣру своихъ надеждъ и кричать о нихъ болѣе, чѣмъ онѣ значатъ. Извѣстное выраженіе: "расхрабрился, какъ трусъ", прекрасно объясняетъ это душевное состояніе. Трусъ, предоставленный самому себѣ, всегда будетъ трусомъ, но поставьте его въ рядъ храбрыхъ людей, защищающихъ съ нимъ одну цѣль,-- и вы увидите, что онъ будетъ кричать о своей храбрости громче всѣхъ, и при этомъ даже самъ въ нее увѣруетъ. Ричардъ представленъ въ настоящей сценѣ именно въ подобномъ положеніи. Онъ, чтобъ одолѣть враговъ, надѣется не столько на свою личную храбрость и умѣнье, сколько на престижъ королевскаго сана, который кажется ему надежнѣйшимъ для него оплотомъ. Отсюда его аффектировка и преувеличенность этихъ надеждъ. Факты скоро показали ложность такого взгляда. Несчастный король увидѣлъ, что если бъ онъ умѣлъ одушевить бодрымъ примѣромъ горсть настоящихъ, реальныхъ войскъ, то это принесло бы ему гораздо болѣе пользы, чѣмъ надежда на помощь воинствъ небесныхъ. Вѣстники несчастья одинъ за другимъ разбиваютъ надежды Ричарда, а вмѣстѣ съ тѣмъ онъ падаетъ духомъ такъ же низко, какъ высоко парилъ, вознесшись надеждами, прежде. Рѣдко даже въ произведеніяхъ Шекспира можно найти такой рѣзкій контрастъ двухъ психологическихъ положеній, въ которыя поставлено одно и то же лицо въ одной и той же сценѣ. Вотъ что говоритъ Ричардъ въ началѣ этой сцены, отвѣчая на совѣты своихъ приближенныхъ подумать о средствахъ защиты.
   
   Трусливый братъ! Ужель не знаешь ты,
   Что чуть успѣетъ скрыться ночью солнце
   Въ подземный міръ, какъ тотчасъ же ползутъ
   Со всѣхъ сторонъ разбойники и тати
   На низкій промыслъ свой? Когда же снова
   Оно взойдетъ, обтекши шаръ земной,
   И, озлативъ верхушки гордыхъ сосенъ,
   Свой кинетъ взоръ въ убѣжище грѣха,
   То всѣ вины злодѣйства и пороки
   Спѣшатъ укрыться въ страхѣ отъ стыда,
   Лишенныя одежды темной ночи.
   Вотъ точно такъ измѣнникъ Болинброкъ,
   Гулявшій здѣсь, пока мы уѣзжали,
   Увидитъ вновь, какъ мы взойдемъ на тронъ,
   И вспыхнетъ самъ стыдомъ своей измѣны
   Предъ свѣтомъ дня!.. Весь бурный океанъ
   Не можетъ смыть Божественнаго мура
   Съ вѣнчаннаго чела! Дыханье смертныхъ
   Не въ силахъ сдуть избранника небесъ!
   На каждаго изъ тѣхъ, кто со врагомъ
   Подъяли сталь на золото короны,
   По ангелу пошлетъ сражаться небо!
   А кто жъ силенъ настолько былъ, что могъ
   Возстать на тѣхъ, кому защитой Богъ?
   
   А вотъ что говоритъ чрезъ пять минутъ тотъ же Ричардъ, узнавъ о потерѣ всѣхъ своихъ надеждъ:
   
   ...... Сядьте, лорды,
   Со мной на землю! Поведемте рѣчь
   О бѣдныхъ короляхъ! Взгляните, сколько
   Ихъ свергнуто съ престоловъ, пало въ битвахъ!
   Смерть царствуетъ въ коронѣ королей;
   Тамъ, тамъ она, смѣясь и скаля зубы,
   Насмѣшливо даритъ ничтожный мигъ
   Имъ почестей и власти, и безумцы
   Грозятъ съ своихъ престоловъ, точно жизнь ихъ
   Слита изъ твердой мѣди! Конченъ мигъ,
   И смерть одной ничтожною булавкой
   Пронзаетъ жизнь, и кончился король!
   Накройте ваши головы, милорды!
   Что воздавать насмѣшливую почесть
   Комку изъ мяса съ кровью? Позабудьте
   Весь этотъ блескъ условной мишуры!
   Вѣдь я не то, чѣмъ вы меня считали
   До сей поры: вѣдь я питаюсь хлѣбомъ
   Подобно вамъ! Терплю печаль и горе,
   Точь-въ-точь какъ вы! Нуждаюсь точно такъ же,
   Какъ вы, въ друзьяхъ -- такъ что же называть
   Властителемъ подобную ничтожность?
   
   Если разсматривать оба эти монолога отдѣльно по содержанію, то мы найдемъ въ нихъ очень большую преувеличенность, а потому тѣмъ болѣе должно показаться рѣзкимъ и смѣлымъ сопоставленіе ихъ одинъ возлѣ другого, какъ это сдѣлано въ помянутой сценѣ. Но если мы взглянемъ, въ чьи уста вложилъ Шекспиръ эти діаметрально противоположные взгляды на одинъ и тотъ же предметъ; если представимъ характеръ и душевное состояніе этого лица въ данную минуту, то всякая рѣзкая преувеличенность, всякая неправдоподобностъ исчезнетъ въ нашихъ глазахъ, и мы увидимъ живого человѣка съ горячей плотью и кровью, который и не могъ выражаться иначе, будучи поставленъ въ подобное положеніе. Предъ нами человѣкъ легкомысленный и малодушный, человѣкъ, слишкомъ избалованный благами міра, какъ нравственными, такъ и чувственными, изъ которыхъ къ послѣднимъ онъ питалъ даже излишнюю слабость,-- такъ какъ же было ему не преувеличивать въ словахъ и горькихъ жалобахъ свое положеніе, тѣмъ болѣе, что оно было не легко само по себѣ?-- Онъ дѣйствительно лишился всего въ одну минуту. Изобразивъ Ричарда такимъ въ этой сценѣ, Шекспиръ нарисовалъ его характеръ лучше, чѣмъ мы его можемъ понять даже изъ исторіи.
   Дальнѣйшее развитіе Ричардова характера построено на новыхъ психологическихъ данныхъ. Чтобы понять это, лучше всего обратиться къ приведенной уже выше параллели между характерами Ричарда II Лира. Лиръ, какъ человѣкъ сильный духомъ и энергичный, не склонился покорно предъ постигшей его бѣдой, но на первыхъ порахъ возсталъ противъ нея всѣми силами души. Онъ гордо грозитъ своимъ врагамъ, не допуская даже мысли смириться предъ ними. Его надламываютъ окончательно только болѣзнь и дряхлость. Ричардъ, какъ человѣкъ изнѣженный и малодушный, напротивъ, тотчасъ же слагаетъ оружіе, (даже не думая о сопротивленіи. Такіе люди въ подобныхъ случаяхъ Часто впадаютъ въ апатію, чего примѣръ Шекспиръ изобразилъ въ поставленномъ возлѣ Лира несчастномъ слѣпцѣ Глостерѣ, который, сраженный несчастьемъ, отказался отъ всякой съ нимъ борьбы и покорно позволилъ судьбѣ вести себя, куда ей было угодно. Но Ричардъ при всей своей безхарактерности все-таки не былъ Глостеромъ, а потому дальнѣйшее его поведеніе хотя и было основано также на безсиліи, какъ у Глостера, но не на апатіи. Глостеръ былъ человѣкъ старый и простой. Жизнь его протекла тихо и однообразно, а потому ему нечего было много вспоминать о хорошемъ прошломъ и сравнивать его съ настоящимъ. Немудрено, что и несчастье свое онъ несъ терпѣливо и покорно. Ричардъ, напротивъ, былъ молодой человѣкъ, кипѣвшій жизнью и силами, а сверхъ того, слишкомъ много и хорошо воспользовавшійся благами этой жизни. Потому въ минуту горя память объ этихъ благахъ стала рисоваться предъ нимъ въ самыхъ радужныхъ картинахъ. Онъ невольно сталъ вспоминать и сравнивать свое прекрасное прошлое съ горькимъ настоящимъ, а этимъ опредѣлилось и внѣшнее выраженіе его чувствъ. Вспоминая минуты прошлаго счастья, малодушные люди начинаютъ обыкновенно жалѣть себя и выражаютъ это въ горькихъ громкихъ жалобахъ на судьбу. Это настроеніе сквозитъ во всемъ дальнѣйшемъ поведеніи Ричарда. Онъ плачетъ, скорбитъ, хочетъ "изрыть себѣ могилу своими собственными слезами", падающими на землю; проситъ схоронить его на большой дорогѣ, "чтобъ неблагодарные подданные попирали, проходя, его прахъ такъ же, какъ попрали при жизни сердце". Обращаясь къ своему сердцу, говоритъ: "ты бьешься сердце! Въ тебѣ возстала гордость! Бейся, бейся! Съ тѣхъ поръ, какъ врагъ получилъ власть надъ нами, ты можешь смѣло биться!" -- Это обращеніе Ричарда та своему сердцу интересно тѣмъ, что мы находимъ аналогичную фразу въ "Королѣ Лирѣ"* Но какая разница въ обоихъ случаяхъ! Обезсиленный нравственно Ричардъ предоставляетъ своему сердцу плакать и жаловаться на судьбу сколько угодно. Лиръ, пораженный такимъ же горемъ (Дѣйствіе 2-е сцена IV), напротивъ, говоритъ: -- "встаешь въ груди ты сердце... тише, тише! Не смѣй биться!" -- Нельзя не замѣтить даже по этой мелочной чертѣ, до чего утонченно понималъ Шекспиръ различіе въ душевныхъ состояніяхъ создаваемыхъ имъ лицъ сообразно характеру каждаго. Въ этомъ удрученномъ, убитомъ состояніи Ричардъ остается до самаго конца пьесы, и если иногда въ немъ какъ бы мелькаютъ попытки вернуться та прежнему, то это только вспышки, еще болѣе обличающія его безсиліе. Такъ, предъ свиданіемъ съ Болинброкомъ онъ начинаетъ рѣчь, какъ будто снова почувствовалъ себя гордымъ королемъ и властелиномъ.-- "Мы ждемъ, чтобъ ты склонилъ колѣни предъ твоимъ повелителемъ",-- говоритъ онъ Нортумберланду; но вслѣдъ затѣмъ, еще не дождавшись отвѣта, впадаетъ въ прежнее отчаяніе. Въ этомъ же тонѣ выдержаны слѣдующая сцена низложенія Ричарда въ парламентѣ и затѣмъ трогательное его прощаніе съ женой. Обѣ эти сценѣ изобилуютъ мыслями, рисующими характеръ Ричарда такими мельчайшими психологическими подробностями, что въ краткой статьѣ не представляется возможности ихъ даже перечислить. Таковы, напримѣръ, сцена съ зеркаломъ, или трогательный совѣтъ Ричарда женѣ утѣшать себя, слушая разсказы добрыхъ стариковъ о минувшихъ дняхъ. Послѣдняя сцена въ тюрьмѣ представляетъ въ дальнѣйшемъ развитіи характера Ричарда новыя черты. Брошенный въ одиночную тюрьму, Ричардъ доходитъ до того страшнаго напряженія нервовъ, при которомъ всякое внѣшнее впечатлѣніе дѣлается невыносимымъ. Знаменитый монологъ въ тюрьмѣ рисуетъ Ричарда въ положеніи аналогичномъ съ тѣмъ, въ какомъ произноситъ свой первый монологъ Гамлетъ ("О, для чего такъ крѣпко создана ты, наша плоть?") Оба, и Ричардъ и Гамлетъ, представлены дошедшими до того нервнаго разстройства, отъ котораго прямой шагъ къ сумасшествію. Не зная, чѣмъ себя занять и чѣмъ успокоить, чтобъ забыть хоть на минуту страшное одиночество, Ричардъ хочетъ населить свою темницу "собственными мыслями", воображая ихъ "толпой жильцовъ" и уповая, что, можетъ-быть, хоть этимъ средствомъ онъ облегчитъ свои страданія. Но и это средство не помогаетъ. Ужасная дѣйствительность не даетъ ему забыться ни на минуту. До чего доходитъ его нервное раздраженіе, видно изъ того, что онъ не въ силахъ вынести фальшиваго звука музыки, откуда-то долетѣвшей до его слуха. Но этотъ же мелочной, повидимому, случай становится исходнымъ пунктомъ для психологическаго разрѣшенія всей пьесы. Не понимавшій до этой минуты своего положенія и обвинявшій во всѣхъ своихъ бѣдахъ судьбу, Ричардъ, точно внезапно просвѣтлѣвъ, говоритъ:
   
                       Какъ же я,
   Умѣвшій различить фальшивость звука
   Дрянной струны, не въ силахъ былъ понять
   Иной разладъ, возникшій въ государствѣ
   Межъ мной и тѣмъ, что требовало время?
   Я время убивалъ безъ сожалѣнья,
   Теперь оно мнѣ платитъ тѣмъ же самымъ.
   
   Этимъ воплемъ раскаянія закончилъ и разрѣшилъ Шекспиръ изображеніе характера своего героя. Фактическій конецъ трагедіи, когда Ричардъ падаетъ подъ ударами убійцъ, скомпонованъ Шекспиромъ почти буквально по фактамъ Голлиншедовой лѣтописи и не прибавляетъ ничего болѣе къ психологическому изображенію Ричардова характера, принадлежащаго по утонченному анализу и разработкѣ безусловно къ величайшимъ созданіямъ Шекспира.
   Изъ прочихъ лицъ пьесы болѣе всѣхъ выдается Болинброкъ, какъ главный соперникъ Ричарда. Полной характеристики этого лица мы въ настоящей пьесѣ еще не находимъ. Это объясняется тѣмъ, что Болинброкъ, кромѣ настоящей драмы, выведенъ еще главнымъ лицомъ въ двухъ слѣдующихъ хроникахъ, какъ король Генрихъ IV. Потому полную картину развитія этого замѣчательнаго характера можно понять, только прослѣдивъ это развитіе во всѣхъ трехъ пьесахъ. Въ настоящей драмѣ Болинброкъ изображенъ лишь съ внѣшней стороны. Изъ того, что онъ дѣлаетъ, мы можемъ понять только, на что онъ способенъ, и что можно отъ него ожидать въ будущемъ; но сокровенныя, душевныя движенія, обусловливающія его поступки, остаются пока для насъ тайной. Причина такой постановки характера Болинброка объясняется тѣмъ, что онъ по самому положенію, въ какое поставленъ въ настоящей пьесѣ, долженъ позировать и казаться не самимъ собой. Въ первой сценѣ онъ разыгрываетъ вѣрнаго подданнаго, обвиняющаго другого въ измѣнѣ; затѣмъ является ослушникомъ законной власти, старающимся всевозможными парадоксами себя оправдывать, и наконецъ мы видимъ его, какъ незаконнаго похитителя короны, которому приходится также всѣми силами себя оправдывать, т.-е., иначе говоря, казаться не тѣмъ, чѣмъ онъ былъ въ дѣйствительности. Присматриваясь къ этой казовой личности Болинброка, мы можемъ сдѣлать выводъ, что это былъ человѣкъ въ высшей степени умный и хладнокровный и вмѣстѣ съ тѣмъ твердый въ преслѣдованіи намѣченной цѣли. Умъ помогалъ ему намѣчать вѣрно эту цѣль и пріискивать средства для ея достиженія, а нравственная беззастѣнчивость въ выборѣ этихъ средствъ (качество, которымъ онъ также обладалъ вполнѣ) способствовала достиженію, чего онъ хотѣлъ. Кромѣ всѣхъ этихъ свойствъ, неоцѣнимыхъ въ правителѣ, Болинброкъ былъ одаренъ въ высокой степени умѣньемъ владѣть собой и сдерживать порывы собственныхъ страстей и прихотей. Такъ, низложивъ Ричарда, онъ велѣлъ казнить его опасныхъ приверженцевъ; но когда въ числѣ ихъ оказался его двоюродный братъ, Омерле, то Болинброкъ (будто бы по великодушію) его простилъ; на дѣлѣ жъ онъ сдѣлалъ это просто потому, что считалъ этого юношу безопаснымъ и, сверхъ того, разсчитывалъ этимъ актомъ милости поднять свое королевское значеніе. Въ слѣдующихъ двухъ пьесахъ (1-я и 2-я части "Короля Генриха IV") мы увидимъ внутреннюю сторону души этого замѣчательнаго человѣка. Увидимъ его, какъ несчастнаго отца, горюющаго о порокахъ сына; увидимъ, какъ правителя, нравственно утомленнаго вѣчными заботами о поддержкѣ власти, чего не выдержала даже его желѣзная натура; и наконецъ онъ явится предъ нами въ видѣ кающагося грѣшника, вообразившаго, что наружными знаками благочестія (онъ хочетъ освободить Іерусалимъ) можно замолить прежнія тяжкія преступленія.
   Относительно дядей Ричарда, герцоговъ Іоркскаго и Ланкастерскаго, было уже замѣчено выше, что Шекспиръ изобразилъ ихъ въ гораздо болѣе мягкомъ и лучшемъ видѣ, чѣмъ они были въ дѣйствительности, и что онъ сдѣлалъ это съ цѣлью оттѣнить рельефнѣе дурныя стороны самого Ричарда. Гонтъ Ланкастерскій представленъ честнымъ, благодушнымъ старцемъ, читающимъ королю нравственныя сентенціи. Сентенціи эти, правда, написаны прекрасными стихами, полными жара и патріотическихъ чувствъ, но какихъ-либо данныхъ для уразумѣнія характера Гонта онѣ не представляютъ. Въ Іоркѣ, напротивъ, мы находимъ живыя психологическія черты. Изъ его рѣчей и поступковъ можно заключить, что, по мысли Шекспира, это былъ человѣкъ честный, прямой, но въ то же время безхарактерный. Отличительной чертой такихъ людей обыкновенно бываетъ то, что если они мѣняютъ подъ гнетомъ обстоятельствъ и по своей безхарактерности коренныя убѣжденія, то, сдѣлавъ такъ, начинаютъ проводить въ своихъ поступкахъ эти новыя убѣжденія съ гораздо большей настойчивостью и энергіей, чѣмъ прежнія. Этимъ такіе люди какъ будто бы хотятъ успокоить и заставить замолчать свою совѣсть, упрекающую ихъ за измѣнчивость убѣжденій. Подобные примѣры мы видимъ нерѣдко въ людяхъ, перемѣнившихъ религію. Такъ, и Іоркъ, служивъ вѣрно и усердно Ричарду, переходитъ на сторону Болинброка и затѣмъ дѣлается такимъ преданнымъ ему слугой, что хочетъ даже покарать собственнаго сына, не раздѣляющаго его взглядовъ. Сцена, когда онъ, оставленный правителемъ государства, не знаетъ, на что рѣшиться, и совершенно теряетъ голову, нарисована съ замѣчательнымъ мастерствомъ и прекрасно объясняетъ этотъ характеръ.
   Личность королевы, жены Ричарда, введена въ пьесу исключительно для того, чтобы рельефнѣе оттѣнить характеръ самого короля. Роль ея съ точки зрѣнія исторической истины должна считаться вымышленной. Первая жена Ричарда, Анна Богемская, которую онъ нѣжно любилъ, умерла за нѣсколько лѣтъ до его паденія. Второй же его бракъ съ французской принцессой, заключенный имъ для политическихъ цѣлей, былъ чисто фиктивнымъ, такъ какъ принцессѣ этой въ годы заключенія брака было восемь лѣтъ, а во время сверженія Ричарда -- одиннадцать.
   Прочія лица драмы самостоятельнаго значенія не имѣютъ.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Генрихъ, герцогъ Герфордскій, по прозванію Болинброкъ, сынъ Гонта, потомъ король Генрихъ IV.
   Герцогь Омерле, сынъ герцога Іоркскаго.
   Томасъ Моубрей, герцогъ Норфольскій.
   Герцогъ Серрей.
   Графъ Салюсбюри.
   Графъ Берклей.
   Бэготъ, Бюши, Гринъ любимцы короля Ричарда.
   Графъ Нортумберландъ.
   Генрихъ Перси, его сынъ Лордъ Россъ.
   Лордъ Виллоуби.
   Лордъ Фицуотеръ.
   Епископъ Карлейльскій.
   Аббатъ Вестминстерскій.
   Лордъ-маршалъ.
   Лордъ, ему подчиненный.
   Сэръ Пирсъ Экстонъ.
   Сэръ Стефенъ Скрупъ.
   Капитанъ отряда валлисцевъ.
   Королева, жена Ричарда.
   Герцогиня Глостерская.
   Герцогиня Іоркская.
   Дама изъ свиты королевы.
   Король Ричардъ Второй.
   Эдмундъ Ланглей, герцогъ Іорскскій, дядя короля.
   Джонъ Гонтъ, герцогъ Ланкастерскій, дядя короля.

Лорды, герольды, офицеры, солдаты, садовники, тюремщикъ, гонцы, конюшій и другіе.

Дѣйствіе происходитъ частью въ Англіи, частью въ Валлисѣ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ король Ричардъ со свитою, Джонъ Гонтъ и лорды).

   Король. Почтенный Гонтъ Ланкастерскій 1), съ тобой ли
             Твой сынъ Герфордъ, котораго ты долженъ
             Былъ привезти, согласно данной клятвѣ,
             Чтобъ повторилъ предъ нами онъ навѣтъ,
             Взведенный имъ на герцога Норфолька?
             Мы не могли заняться этимъ дѣломъ
             Въ прошедшій разъ.
   Гонтъ.                     Онъ здѣсь, мой повелитель.
   Король. Успѣлъ ли ты узнать, чѣмъ побужденъ онъ
             На этотъ шагъ? Питаетъ ли онъ просто
             Къ Норфольку старую вражду, или хочетъ,
             Какъ добрый подданный, изобличить
             Его въ измѣнѣ?
   Гонтъ.                     Сколько мнѣ извѣстно,
             Онъ не питаетъ ни малѣйшей злобы
             Ни ненависти къ герцогу, но знаетъ
             За нимъ преступный умыслъ противъ васъ.
   Король. Введите жъ ихъ -- и пусть предъ нами здѣсь
             И обвиняемый и обвинитель,
             Лицомъ къ лицу, съ наморщеннымъ челомъ,
             Свободно повторятъ свои навѣты.

(Нѣкоторые изъ свиты уходятъ).

             (Въ сторону). Обоихъ знаю я: похожи оба
             На пламя яростью и море злобой.

(Свита возвращается съ Болинброкомъ и Норфолькомъ).

   Болинброкъ. Да здравствуетъ на много-много лѣтъ
             Мой повелитель и король!
   Норфолькъ.                     Да будетъ
             Счастливѣй прежнихъ каждый новый день,
             Переживаемый тобой, покуда
             Изъ зависти къ земному счастью небо
             Не вздумаетъ въ придачу къ блеску славы
             Почтить тебя безсмертьемъ!
   Король.                               Мы приносимъ
             Обоимъ благодарность за привѣтъ,
             Хотя одинъ изъ васъ сказалъ, конечно,
             Пустую десть въ виду того, что оба
             Явились вы, чтобъ обвинить другъ друга
             Въ измѣнѣ намъ. Братъ Герфордъ, что имѣешь
             Сказать ты противъ герцога Норфолька?
   Болинброкъ. Во-первыхъ, то (и пусть мнѣ будетъ небо
             Свидѣтелемъ въ словахъ), что я являюсь,
             Какъ добрый подданный, заботясь только
             О благѣ короля, помимо всякой
             Слѣпой вражды. Теперь я обращаюсь
             Къ тебѣ, Норфолькъ!-- Внимай же хорошенько
             Моимъ словамъ и знай, что я ихъ буду
             Поддерживать рукою на землѣ
             И въ небесахъ моимъ безсмертнымъ духомъ.
             Ты негодяй, измѣнникъ и предатель,
             Тѣмъ болѣе презрѣнный и тѣмъ меньше
             Достойный жить, что ты еще при этомъ
             Могучъ и славенъ! Всѣ твои проступки,
             Какъ облака на свѣтлыхъ небесахъ,
             Тѣмъ ярче и виднѣй въ твоихъ чертахъ!
             И я еще клеймлю тебя, кончая
             Мои слова, названьемъ негодяя!
             Глотай его -- и знай, что я готовъ
             Рукою доказать правдивость словъ!
   Норфолькъ. Не думайте, что если я являюсь
             Воздержнымъ на языкъ, то духъ мой также
             Нѣмѣетъ съ нимъ. Не громкой, бабьей бранью,
             Не рѣзкимъ крикомъ дерзкихъ языковъ
             Рѣшаются подобные вопросы,
             Чей пылъ смирить способна только кровь.
             Но я и самъ не пропустилъ бы молча
             Такихъ рѣчей, когда бъ языкъ мой не былъ
             Окованъ уваженіемъ къ королю.
             Присутствіе его одно мѣшаетъ
             Пришпорить мнѣ свободу пылкихъ словъ,
             Безъ этого жъ, повѣрьте, я сумѣлъ бы
             Отвѣтить такъ, что проглотилъ обратно бъ
             Мой врагъ свои слова!-- но пусть позволятъ
             Мнѣ позабыть, что Болинброкъ рожденъ
             Отъ крови короля, и что онъ братъ
             Властителя 2). Я встану передъ нимъ
             И назову въ лицо его презрѣннымъ
             Измѣнникомъ и трусомъ! Дать готовъ я
             Ему всѣ выгоды въ бою и буду
             Преслѣдовать его до ледяной
             Вершины грозныхъ Альповъ иль до всякой
             Иной невѣдомой страны, которой
             Не трогала еще нога британца!
             А до того пусть правду словъ моихъ
             Докажетъ клятва, что онъ лжетъ безбожно!
   Болинброкъ. Дрожащій, блѣдный трусъ! вотъ я бросаю
             Тебѣ залогъ мой; отрекаюсь вмѣстѣ
             Отъ королевской крови и родства
             Съ властителемъ:-- вѣдь ты за ними прячешь
             Твой только страхъ! И если этотъ страхъ
             Твоей вины еще тебѣ оставилъ
             Довольно силъ, чтобъ мой поднять залогъ --
             Бери его! Пусть онъ и всѣ другіе
             Уставы рыцарства послужатъ знакомъ,
             Что я готовъ лицомъ къ лицу съ тобою
             Поддерживать въ бою, что я сказалъ,
             И все, что ты способенъ впредь замыслить
             Постыднаго!
   Норфолькъ. Я принимаю вызовъ
             И подтверждаю клятвой на мечѣ,
             Достойно положившемъ мнѣ на плечи
             Названье рыцаря, что я готовъ
             Тебѣ отвѣтить такъ, какъ долженъ рыцарь!
             И, сѣвши разъ, пускай я не сойду
             Живой съ коня, коль я не правъ иль лгу.
   Король. Но въ чемъ же добрый братъ нашъ обвиняетъ
             Такъ Норфолька? Проступокъ долженъ быть
             Ужъ слишкомъ страшенъ, чтобы мы могли
             О немъ подумать хоть минуту дурно.
   Болинброкъ. Такъ слушайте! Я говорю и буду
             Поддерживать слова моею жизнью,
             Что, получивши восемь тысячъ ноблей 3)
             Для войскъ его величества, Норфолькъ
             Истратилъ ихъ безстыдно на себя,
             Какъ негодяй, измѣнникъ и предатель.
             Сверхъ этого, я докажу мечомъ
             Здѣсь иль вездѣ до самыхъ отдаленныхъ
             Земныхъ предѣловъ, видѣнныхъ британцемъ,
             Что всѣ измѣны, видѣнныя нами
             Въ послѣднія восьмнадцать лѣтъ въ предѣлахъ
             Родной земли, имѣли всѣ своимъ
             Источникомъ коварнаго Норфолька!
             Сверхъ этого, я докажу его же
             Постыдной жизнью, что и герцогъ Глостеръ
             Убитъ его виною 4). Онъ навелъ
             Довѣрчивыхъ враговъ на мысль убійства --
             И потому одинъ, какъ низкій трусъ,
             Виновенъ въ томъ, что добрый герцогъ предалъ
             Невинный духъ въ потокахъ чистой крови,
             Которая, подобно чистой крови
             Святого Авеля, возноситъ голосъ
             Изъ нѣдръ земли съ мольбой о грозной мести
             Преступнику! И я клянуся славой
             Достойныхъ предковъ внять святой молитвѣ,
             Сразивъ врага или погибнувъ въ битвѣ!
   Король. Какъ высоко паритъ его рѣшимость!
             Что скажешь ты на это, Томасъ Норфолькъ?
   Норфолькъ. О, государь! отвороти лицо --
             И пусть твой слухъ оглохнетъ на мгновенье,
             Чтобъ не слыхать, какъ презрѣнъ человѣкъ
             Тебѣ единокровный и какъ низко
             Стоитъ въ глазахъ людей и Бога этотъ
             Безстыдный лжецъ!
   Король.                     Норфолькъ,-- глаза и слухъ мой
             Не вѣдаютъ пристрастья. Будь онъ братъ
             Иль даже мой наслѣдникъ -- эта близость
             Къ священной нашей крови все равно,
             Клянусь я честью скиптра, не дала бы
             Ему особыхъ правъ, сковавъ потворствомъ
             Мой строгій правый гнѣвъ; а онъ вѣдь только
             Двоюродный мой братъ и точно также,
             Какъ ты, мой подданный. Открой же смѣло
             Все, чѣмъ тебя смущаетъ это дѣло.
   Норфолькъ. Такъ слушай, Болинброкъ5), и пусть мой голосъ
             Тебѣ проникнетъ сквозь гортань до сердца!
             Ты гнусный лжецъ! Три части вспоможенья,
             Доставленнаго мнѣ въ Калэ, я роздалъ
             Войскамъ его величества, какъ было
             Назначено, и удержалъ одну
             Съ согласія монарха, такъ какъ онъ
             Былъ долженъ мнѣ еще по старымъ счетамъ,
             Когда я ѣздилъ за его супругой
             Во Францію. Глотай же эту ложь!
             Что до убійства Глостера -- я не былъ
             Ему причиною, хоть, къ сожалѣнью,
             Нарушилъ этимъ мой священный долгъ 6).
             (Гонту). Предъ вами, благородный лордъ Ланкастеръ,
             Родитель моего врага, я точно
             Виновенъ въ томъ, что замышлялъ когда-то
             На вашу жизнь, и этотъ грѣхъ мнѣ тяжко
             Терзалъ прискорбный духъ; но предъ послѣднимъ
             Причастьемъ я покаялся, просилъ
             У васъ прощенія и, какъ надѣюсь,
             Достигъ, чего желалъ. Вотъ въ чемъ я грѣшенъ!
             Все остальное выдумала злость
             Безстыднаго измѣнника -- и я,
             Готовясь поддержать мои слова,
             Бросаю самъ взаимно мой залогъ
             Къ ногамъ высокомѣрнаго злодѣя,
             Чтобъ доказать струей чистѣйшей крови,
             Какъ только есть въ его груди,
             Что я достойный рыцарь! Умоляю
             Васъ, государь, назначить день и. часъ,
             Когда мечи рѣшатъ нашъ споръ за насъ!
   Король. Горячіе милорды! успокойтесь
             И остудите вашу желчь безъ крови.
             Вотъ мой совѣтъ!.. Его я предлагаю,
             Не бывъ врачомъ. Стремительная злоба
             Разитъ съ плеча такъ. Позабудьте оба
             Свою вражду. Вѣдь даже доктора
             Вамъ подтвердятъ, что нынче не пора
             Кровопусканьямъ 7). Позабыть причину
             Должны вы ссоры! Герфорду, какъ сыну,
             Подастъ совѣтъ отецъ, мы -- Норфольку.
   Гонтъ.                                                   Пріятно
             Въ мои года мирить. Отдай обратно,
             Мой сынъ, залогъ Норфолька.
   Король.                                         Ты жъ отдай,
             Норфолькъ, его.
   Гонтъ.                     Что жъ сынъ? Не заставляй
             Меня терять слова!
   Король.                     Повиновенье!
             Норфолькъ,-- бросай залогъ.
   Норфолькъ.                     Дай повелѣнье --
             И я повергнусь самъ къ твоимъ ногамъ!
             Потребуй жизнь -- и я тебѣ отдамъ
             Ее, какъ долгъ; но честь моя и слава --
             Мои навѣкъ! Ты не имѣешь права
             Ихъ запятнать! Честь пережить должна
             За гробомъ насъ,-- когда же разъ она
             Затронута, то боль души, пронзенной
             Навѣтомъ зла и ложью отравленной,
             Какъ ядомъ злымъ, способна исцѣлить
             Лишь кровь врага!
   Король.                     Норфолькъ,-- умѣй смирить
             Вражду! Отдай залогъ. Львы укрощаютъ
             И леопардовъ 8).
   Норфолькъ.           Да, но не стираютъ
             Ихъ пятенъ прочь. Сними съ меня мой срамъ --
             И я тогда, немедля, брошу самъ
             Залогъ, какъ ты велѣлъ! Намъ составляетъ
             Все въ жизни честь! Живитъ и украшаетъ
             Насъ лишь она! Кто честь утратилъ разъ --
             Не человѣкъ:-- онъ -- золотая грязь,
             Блестящій соръ! Въ своей мы груди вѣрной
             Должны беречь духъ честный и примѣрный,
             Какъ подъ замкомъ скрываемый алмазъ!
             Въ моей груди съ душою честь срослась!
             Возьмешь одну -- исчезнетъ и другая.
             Позволь же мнѣ погибнуть, защищая
             Ту честь, съ какой я жилъ.
   Король.                               Братъ, брось залогъ!
             Начни ты первый.
   Болинброкъ.           Не проститъ самъ Богъ
             Такой мнѣ грѣхъ! Могу ль я испугаться
             Презрительнаго труса? Запятнаться
             Въ глазахъ отца! Свой опозорить родъ!
             Нѣтъ!.. Прежде, чѣмъ языкъ мой нанесетъ
             Такой ударъ для чести и для славы,
             Я откушу языкъ мой и кровавый
             Въ лицо Норфольку выплюну его,
             Какъ въ вывѣску презрѣнную всего,
             Что насъ срамитъ.
   Король.                     Мы рождены для власти,
             А не для просьбъ, и если не могли
             Васъ помирить, тогда повелѣваемъ
             Обоимъ вамъ явиться въ. Ковентри,
             Въ день Ламберта, подъ страхомъ смертной казни.
             И пусть тогда споръ вашей непріязни
             Рѣшатъ мечи. Правдивый неба судъ
             Рѣшитъ, кто правъ. Пускай передадутъ
             Чрезъ васъ, лордъ-маршалъ, наше повелѣнье,
             Чтобъ было все готово для сраженья. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Комната въ домѣ герцога Ланкастерскаго.

(Входятъ Гонтъ и герцогиня Глостерская) 9).

   Гонтъ. О, Боже мой!-- повѣрь, что близость крови
             Способнѣе, чѣмъ всѣ твои мольбы,
             Меня подвигнуть къ мести палачамъ,
             Убившимъ Глостера; но если право
             Наказывать за зло попало въ руки
             Самихъ убійцъ 10) -- намъ остается только
             Повѣрить дѣло небу. Будетъ время,
             И Богъ прольетъ на головы виновныхъ
             Потокъ жестокій мести.
   Герцогиня.                     Неужели
             И самое родство не въ силахъ больше
             Воспламенить угасшую любовь
             Въ твоей крови, остынувшей для мести?
             Семь сыновей имѣлъ король Эдвардъ --
             Ты въ ихъ числѣ. То были семь фіаловъ
             Его священной крови, семь побѣговъ,
             Возросшихъ на одномъ стеблѣ. Иныхъ
             Сразила смерть до времени, другіе
             Засохли сами ходомъ дѣлъ природы.
             Но онъ, мой Томасъ, жизнь моя, мой Глостеръ,
             Фіалъ, наполненный священной кровью
             Эдвардовой, вѣтвь царственнаго корня,
             Сраженъ рукою зависти! Листы
             Его весны завяли; онъ подрубленъ
             Рукой убійцы, и святая влага
             Пролита прежде времени. О, Гонтъ!
             Вѣдь кровь его твоя! Утроба, ложе,
             Которыя тебя призвали къ жизни,--
             Создали и его! Въ его кончинѣ
             Убитъ ты самъ, хоть ты живешь и дышишь.
             Ты, оставаясь равнодушнымъ къ смерти
             Убитаго, какъ будто тѣмъ даешь
             Согласіе на смерть отца, съ которымъ
             Твой бѣдный братъ имѣлъ такое сходство!
             Не говори мнѣ о терпѣньи,-- нѣтъ!
             Тобой должно теперь руководить
             Отчаянье! Снося убійство брата,
             Ты открываешь этимъ путь убійцамъ
             Вѣдь и къ себѣ: ты учишь посягнуть
             На собственную жизнь! То, что зовется
             Терпѣньемъ въ низшихъ, въ высшихъ служитъ знакомъ
             Позорной трусости. Что я могу
             Еще тебѣ прибавить?.. Только местью
             Убійцамъ Глостера ты отвратишь
             Опасность отъ себя.
   Гонтъ.                     Здѣсь дѣло неба!
             Намѣстникъ и помазанникъ небесъ
             Виновенъ съ этой смерти -- пустъ же небо
             Его и покараетъ, если только
             Проступокъ беззаконенъ;-- я не въ правѣ
             Возстать на представителя небесъ.
   Герцогиня. Къ чему жъ тогда прибѣгнуть мнѣ, несчастной?
   Гонтъ. Къ молитвѣ Господу! Онъ защищаетъ
             Сиротъ и вдовъ.
   Герцогиня.           Пусть будетъ такъ. Прощай,
             Мой старый Гонтъ! Ты ѣдешь въ Ковентри
             Смотрѣть на битву Герфорда съ Норфолькомъ.
             О, пусть кровь Глостера направитъ мечъ
             Герфорда въ сердце палача Норфолька!
             А если неудачна будетъ битва,
             То пусть грѣхи залягутъ въ грудь Норфолька
             Тяжелымъ камнемъ, чтобъ сломилъ подъ нимъ
             Хребет Беркли и Сеймуръ, и кромѣ ихъ ни одного извѣстнаго имени.
  

Входятъ: Россъ и Вилловби.

  
   НОРС. Вотъ лорды Россъ и Вилловби, въ крови отъ пришпориванья, красные, какъ огонь, отъ поспѣшности.
   БОЛИН. Привѣтствую васъ, господа! Я знаю -- ваша любовь ищетъ изгнаннаго измѣнника. Въ моемъ казнохранилищѣ лѣтъ теперь ничего, кромѣ неосязаемой благодарности; разбогатѣвъ, онъ наградитъ васъ достойнѣе за вашу любовь и участіе.
   РОСС. Благородный лордъ, мы вознаграждены уже вашимъ присутствіемъ.
   ВИЛЛ. И больше, чѣмъ стоятъ всѣ труды, которымъ подвергались, чтобъ соединиться съ вами.
   БОЛИН. И все-таки благодарность -- казнохранилище бѣднаго, и она будетъ порукой моей щедрости до тѣхъ поръ, пока мое юное счастіе не достигнетъ совершеннолѣтія. -- Это кто?
  

Входитъ Беркли.

  
   НОРС. Кажется, лордъ Беркли.
   БЕРК. Я посланъ къ вамъ, лордъ Герфордъ.
   БОЛИН. Лордъ, я отвѣчаю только на имя Ланкастера. За этимъ именемъ возвратился я въ Англію, и пока не услышу его изъ устъ вашихъ, не отвѣчу, что бы вы ни говорили.
   БЕРКЛ. Лордъ, не перетолковывайте словъ моихъ; мнѣ и въ голову не приходило вычеркивать какое-либо изъ титлъ вашей чести {Вычеркиваніе имени или титла изъ списковъ было наказаніемъ за оскорбленіе королевскаго величества.}. Я посланъ къ вамъ, лордъ -- какого вамъ угодно названія -- отъ доблестнаго правителя королевства, отъ герцога Іоркскаго, чтобъ узнать: что заставило васъ воспользоваться отсутствіемъ короля и нарушить миръ нашей родины самовольнымъ вторженіемъ, съ оружіемъ въ рукахъ?
  

Входитъ Іоркъ со свитой.

  
   БОЛИН. Я не имѣю нужды отвѣчать ему черезъ васъ; его свѣтлость приближается собственной особой. -- Мой благородный дядя! (Преклоняетъ передъ нимъ колѣна.)
   ІОРК. Покажи мнѣ, что покорно твое сердце, а не колѣна, покорность которыхъ обманчива, лжива.
   БОЛИН. Мой добрый дядя --
   ІОРК. Нѣтъ, нѣтъ, не улещай меня ни добрымъ, ни дядей. Я не дядя измѣннику; и слово "добрый" опозоривается въ устахъ не добрыхъ. Какъ осмѣлились твои изгнанныя стопы коснуться пыли англійской почвы? Но еще болѣе {Въ прежнихъ изданіяхъ; But then, more why... По экземпляру Колльера: But more than that...} -- какъ дерзнулъ ты пройдти столько миль по ея мирному лону, устрашая ея блѣднолицыя селы войной и блескомъ грабительственнаго оружія {Въ прежнихъ изданіяхъ: And ostentation of despised arms... По экземпляру Колльера: And ostentation of despoiling arms...}? Не потому ли, что помазанный король въ отлучкѣ? Глупый ребенокъ, король здѣсь; въ моей вѣрной груди власть его. Будь я такимъ же пылкимъ юношей, какъ въ то время, когда мы съ доблестнымъ Гаунтомъ, твоимъ отцомъ, высвободили Чернаго принца, этого юнаго Марса, изъ безчисленной толпы французовъ -- о, какъ быстро наказала бы тебя эта рука, скованная теперь параличемъ, покарала бы твое преступленіе!
   БОЛИН. Скажи же, благородный дядя, мое преступленіе; какъ и чѣмъ провинился я?
   ІОРК. Ужаснѣйшимъ образомъ: дерзкимъ возстаніемъ, гнусной измѣной. Ты изгнанъ, и возвратился до истеченія срока, грозя оружіемъ твоему повелителю.
   БОЛИН. Изгнали Герфорда, а возвратился Ланкастеръ. Благородный дядя, прошу, разсмотри вины мои безпристрастно: ты мой отецъ, потому что мнѣ все кажется, что старый Гаунтъ живъ еще въ тебѣ, -- и потому, отецъ мой, потерпишь ли ты, чтобъ я скитался осужденнымъ бродягой? чтобъ меня лишали насильственно и титлъ, и владѣній, для того, чтобъ раздавать ихъ расточительнымъ временщикамъ? Для чего рожденъ я? Если мой братъ -- король Англіи, то и я по тому же самому праву -- герцогъ Ланкастерскій. И у тебя есть сынъ, Омерль, мой благородный родственникъ; еслибы ты умеръ прежде, и его стали угнетать точно такъ же, онъ нашелъ бы въ дядѣ Гаунтѣ отца, который поднялъ бы его обиды, загналъ бы ихъ на смерть. Меня лишаютъ лена, на который мои грамоты даютъ мнѣ полное право. Все имущество моего отца захвачено, продано, расхищено. Что же оставалось мнѣ дѣлать? Я подданный, и требую законнаго; моихъ повѣренныхъ не принимаютъ -- и я здѣсь самъ искать наслѣдіе, которое принадлежитъ мнѣ по рожденію.
   НОРС. Съ благороднымъ герцогомъ поступлено чрезвычайно несправедливо.
   РОСС. И вашей свѣтлости слѣдуетъ поправить эту несправедливость.
   ВИЛЛ. Его достояніемъ обогатили подлыхъ.
   ІОРК. Благородные лорды, послушайте, что я скажу какъ. Я вполнѣ сознавалъ всѣ дурные поступки съ моимъ племянникомъ, отстаивалъ права его сколько могъ; но не потерплю возврата съ оружіемъ въ рукахъ, чтобъ онъ сдѣлался самъ своимъ рѣщикомъ, самъ прорѣзывалъ себѣ дорогу, добивался права неправдой, -- и вы, помогая ему въ такомъ дѣлѣ, лелѣете возмущеніе, всѣ бунтовщики.
   НОРС. Благородный герцогъ поклялся, что пришелъ только за своею собственностью, а такъ какъ онъ имѣетъ на это право, то мы клятвенно обязались помогать ему; и тотъ, кто нарушитъ эту клятву, да не увидитъ никакой радости!
   ІОРК. О, я очень хорошо вижу, къ чему клонятся это возстаніе. Я не могу подавить его -- я поневолѣ долженъ признаться въ этомъ, -- потому что войско мое малочисленно и все въ ужаснѣйшемъ безпорядкѣ; но еслибы я могъ -- клянусь тѣмъ, кто даровалъ мнѣ жизнь, -- я захватилъ бы васъ всѣхъ и заставилъ покориться безусловному милосердію короля. Не могу -- да будетъ же вѣдомо, что не принимаю ни чьей стороны. За симъ, если не хотите заѣхать и переночевать въ моемъ замкѣ, прощайте.
   БОЛИН. Благородный дядя, мы принимаемъ это приглашеніе; но мы непремѣнно убѣдимъ тебя отправиться вмѣстѣ съ нами въ Бристольскій замокъ. Говорятъ, что онъ занятъ Бэготомъ, Бёши и ихъ соумышленниками, этими гусеницами государства, которыхъ я поклялся извести, уничтожить совершенно.
   ІОРК. Можетъ-быть я и поѣду съ вами, -- но не знаю еще, потому что мнѣ противно нарушать законы родины. И дружба и вражда съ вами мнѣ равно непріятны; непоправимость дѣла кончаетъ всѣ мои заботы.
  

СЦЕНА 4.

Лагерь въ Вельсѣ.

Входятъ Сольсбёри и Велльсскій Капитанъ.

  
   КАПИТ. Лордъ Сольсбёри, мы ждали десять дней, съ трудомъ сдерживая нашихъ соотечественниковъ, а o королѣ и до* сихъ поръ никакихъ извѣстій, и потому мы разойдемся. Прощайте!
   СОЛЬС. Подожди еще одинъ день, вѣрный Вельсецъ; король полагаетъ на тебя всю свою надежду.
   КАПИТ. Говорятъ, что король умеръ; мы не хотимъ ждать долѣе. Всѣ лавры нашей страны посохли {Въ этомъ году, говоритъ Голиншедъ, во всей Англіи засохли всѣ старыя лавровыя деревья.}, метеоры грозятъ неподвижнымъ звѣздамъ неба, блѣдноликій мѣсяцъ облился кровью, чахлые пророки нашептываютъ страшныя перемѣны; богачи хмурятся, а бездѣльники скачутъ и пляшутъ: первые отъ боязни потерять свои богатства, послѣдніе въ надеждѣ воспользоваться смутами и войной. Все это предвѣстники смерти или паденія королей. -- прощайте; мои соотечественники разбѣжались, разсѣялись, въ твердой увѣренности, что Ричардъ, король ихъ, умеръ. (Уходитъ.)
   СОЛЬС. Ахъ, Ричардъ! очами сокрушеннаго сердца я уже вижу, какъ летитъ твое величіе, подобно падучей звѣздѣ, съ чистаго неба на низменную землю. Въ слезахъ склоняется твое солнце къ западу, предвѣщая бури, бѣдствія и смуты; друзья твои передались врагамъ, и все идетъ наперекоръ твоему счастію!
  

ДѢЙСТВІЕ III.

  

СЦЕНА 1.

Лагерь Болинброка подъ Бристолемъ.

Входятъ: Болинброкъ, Іоркъ, Норсомберландъ, Перси, Вилловби, Россъ; за ними офицеры съ Бёши и Гриномъ, плѣнными.

  
   БОЛИН. Подведите плѣнниковъ. -- Бёши и Гринъ, души ваши сейчасъ разстанутся съ тѣломъ, и потому я не хочу томить васъ подробнымъ переборомъ всѣхъ золъ вашей жизни. Это было бы слишкомъ немилосердно; но, чтобы смыть вашу кровь съ моихъ рукъ, я долженъ высказать при всѣхъ хотя нѣкоторыя изъ побудительныхъ причинъ вашей казни. Вы развратили вѣнценоснаго короля; счастливаго какъ рожденіемъ, такъ и чертами лица, вы сдѣлали несчастнымъ, обезобразили совершенно. Своимъ распутствомъ вы, нѣкоторымъ образомъ, развели его съ королевой, удалили отъ царственнаго ложа, омрачили красоту щекъ прекрасной королевы слезами, выжатыми изъ глазъ ея вашими гнусностями. Я самъ -- принцъ по рожденію, близкій къ королю по крови, близкій по любви, пока вы не очернили меня, склонилъ выю отъ вашей неправды, расточалъ мое англійское дыханіе подъ небомъ мнѣ чуждымъ, ѣлъ горькій хлѣбъ изгнанія, тогда какъ вы пресыщались въ моихъ владѣніяхъ, рушили ограды моихъ парковъ, рубили мои лѣса, выбивали мои гербы изъ оконъ {На цвѣтныхъ стеклахъ изображались гербы фамилій. Джонсонъ.}, стирали мои девизы, не оставляя никакихъ слѣдовъ моего права, кромѣ общественнаго мнѣнья и моей живой крови, готовой доказать цѣлому міру мое благородство. Это, и еще большее, большее, чѣмъ все это, вдвое взятое, осуждаетъ васъ на смерть. -- Предайте же ихъ палачу и смерти.
   БЁШИ. И смертный ударъ отраднѣе мнѣ, чѣмъ Болинброкъ Англіи! -- прощайте, лорды!
   ГРИН. Меня утѣшаетъ увѣренность, что небо приметъ наши души и накажетъ несправедливыхъ муками ада.
   БОЛИН. Лордъ Норсомберландъ, будь свидѣтелемъ казни ихъ. (Норсомберландъ и другіе уходятъ ее плѣнниками.) Дядя, ты говоришь, что королева въ твоемъ замкѣ; заклинаю тебя именемъ Бога, смотри, чтобъ съ ней обращались со всевозможнымъ уваженіемъ. Увѣдомь ее, что я поручаю себя въ ея родственное расположеніе; прошу передать ей мой привѣтъ непремѣнно.
   ІОРК. Я послалъ къ ней одного изъ моихъ дворянъ съ письмомъ, въ которомъ описываю вашу любовь подробно.
   БОЛИН. Благодарю, мой добрый дядя! -- Теперь впередъ, лорды, сражаться съ Глендоверомъ и его соумышленниками; еще день труда, и затѣмъ праздникъ!
  

СЦЕНА 2.

Вельсскій берегъ. Вдали замокъ.

Трубы и военная музыка. Входятъ: Король Ричардъ, Епископъ Карлэйльскій, Омерль и войско.

  
   К. РИЧ. Такъ это замокъ Беркловли?
   ОМЕРЛ. Точно такъ, мой повелитель. Какъ кажется вамъ здѣшній воздухъ послѣ недавней качки на бурномъ морѣ?
   К. РИЧ. Долженъ казаться прекраснымъ; я плачу отъ радости, что опять привелось стоять на родной почвѣ моего королевства. Я привѣтствую тебя моей рукой, драгоцѣнная земля моя, хотя бунтовщики и взрываютъ тебя копытами коней своихъ. Какъ мать, надолго разлучавшаяся съ своимъ дѣтищемъ, и плачетъ и улыбается ему при первомъ свиданіи -- такъ и я, рыдая и улыбаясь, привѣтствую и ласкаю тебя моими царственными руками. О, не питай же, моя прекрасная земля, врага твоего государя, не услаждай твоими сластями хищническихъ чувствъ его! Усѣй, напротивъ, путь его пауками, высасывающими ядъ твой, и неповоротливыми жабами, чтобъ онѣ затрудняли его измѣнническія ноги, попирающія тебя неправедными стопами! Не представляй врагу моему ничего кромѣ жгучей крапивы, а вздумается ему сорвать цвѣтокъ съ груди твоей, прошу, скрой подъ нимъ ехидну, и пусть ея раздвоенное жало занесетъ смерть врагу твоего повелителя!-- Не смѣйтесь, о лорды, надъ моими безумными заклинаніями; скорѣй въ этой землѣ пробудится чувство и эти камни станутъ вооруженными воинами, чѣмъ законный король ея покорится преступному оружію возмутителей.
   ЕПИСК. Не страшись, мой повелитель: сила, поставившая тебя королемъ, въ силахъ и сохранить тебя королемъ наперекоръ всему. Но надобно пользоваться, а не пренебрегать средствами, которыя даруетъ небо; иначе, если небо хочетъ, а мы не хотимъ -- мы отвергаемъ предлагаемыя имъ средства и помощь.
   ОМЕРЛ. Государь, онъ хочетъ сказать этимъ, что мы слишкомъ нерадивы, тогда какъ Болинброкъ, пользуясь нашей самоувѣренностью, ростетъ силой, средствами и друзьями.
   К. РИЧ. Боязливый братъ! развѣ ты не знаешь, что когда зоркое око неба скроется за земный шаръ, чтобъ свѣтить дольнему міру, воры и разбойники выходятъ, незримые, изъ трущобъ своихъ и обагряются кровью и неистовствуютъ; но что только что, обойдя земный шаръ, оно зажжетъ съ востока гордыя вершины сосенъ, и свѣтлый лучъ его проникнетъ во всѣ преступныя ущелья -- убійства, измѣны и всѣ гадкіе грѣхи, лишенные черной одежды ночи, являются во всей наготѣ и трепещутъ, ужасаясь самихъ себя? Такъ точно и Болинброкъ, этотъ воръ, этотъ измѣнникъ, пировавшій во мракѣ все время, какъ мы странствовали съ антиподами, только что увидитъ нашъ восходъ, восходъ на престолъ нашъ, и измѣна запылаетъ на его лицѣ стыдомъ, онъ не перенесетъ дневнаго свѣта, испугается самого себя, затрепещетъ грѣха своего. И всѣ воды суроваго, бурнаго океана не смоютъ мѵра съ чела помазанника; дыханіе смертнаго не свергнетъ намѣстника, избраннаго Господомъ. За Ричарда, на каждаго человѣка, котораго Болинброкъ принудитъ поднять злобную сталь противъ нашей золотой короны, Всевышній выставитъ по свѣтлому ангелу, а въ борьбѣ съ ангелами слабый смертный падетъ непремѣнно; небо вѣчный заступникъ праваго!
  

Входитъ Сольсбери.

  
   Здравствуйте, лордъ. Далеко ли ваше войско?
   СОЛЬС. Не ближе и не дальше этой слабой руки, благородный повелитель. Горе движетъ языкъ мой, и онъ долженъ возвѣщать одни только несчастія. Государь, я боюсь, что просрочка одного дня заволокла тучами всѣ счастливые дни твоей земной жизни. О, призови вчера; вели времени вернуться назадъ, и у тебя будетъ двѣнадцать тысячъ воиновъ. Но нынче, нынче -- одинъ несчастный, опоздавшій день -- лишаетъ тебя и радостей, и друзей, и государства, потому что Вельсцы, прослышавъ, что ты умеръ, разсѣялись -- бѣжали къ Болинброку.
   ОМЕРЛ. Ободритесь, мой повелитель! чего блѣднѣть?
   К. РИЧ. Сейчасъ на моемъ лицѣ торжествовала кровь двадцати тысячъ человѣкъ, и они бѣжали; какъ же не быть мнѣ мертвенно-блѣднымъ, пока не притечетъ къ нему столько же крови? Все, что хочетъ избѣжать гибели, бѣжитъ меня, потому что судьба отяжелѣла надъ моей гордыней.
   ОМЕРЛ. Успокойтесь, государь! вспомните, кто вы.
   К. РИЧ. Да, я забылся. Развѣ я не король? Проснись же, сонное величіе! ты спишь. Развѣ имя короля не равносильно сорока тысячамъ именъ? Возстань же, возстань, мое имя! ничтожный подданный грозитъ твоему величію. Не потупляйте же глазъ, любимцы короля; развѣ мы не велики? Пусть же будутъ велики и наши помыслы. Я знаю, у дяди Іорка довольно еще войска на службу намъ. -- Это кто спѣшитъ сюда?
  

Входитъ Скрупъ.

  
   СКРУП. Желаю моему повелителю и благоденствія и счастія больше, чѣмъ можетъ возвѣстить ему мой языкъ, настроенный бѣдами.
   К. РИЧ. Уши мои отверсты, сердце приготовлено; самое худшее, что ты можешь возвѣстить мнѣ -- только земная потеря. Говори! -- Утратилъ я королевство? что жь! оно было моей заботой; а можно ли назвать утратой избавленіе отъ заботы? Добивается Болинброкъ сдѣлаться такъ же великимъ, какъ мы? выше насъ онъ не будетъ; если онъ служитъ Богу, и мы также будемъ служить ему, и тутъ сравняемся. Возмутились наши подданные? мы не можемъ поправить этого; они нарушаютъ клятвы, данныя не только намъ, но и Господу. Возвѣщай же: горе, гибель, разрушенье; самое худшее смерть, а смерть всегда возьметъ свое.
   СКРУП. Я радъ, что ваше величество такъ вооружены противъ всякой несчастной вѣсти. Какъ безвременный бурный день, заставляющій серебристыя рѣки затоплять берега своя, какъ будто бы весь міръ разрѣшился въ слезы, такъ бѣшенство Болинброка переступаетъ всѣ предѣлы, покрывая твою трепетную землю твердою блестящею сталью и сердцами твердѣйшими самой стали. Бѣлобородые старики вооружили своя лысыя, безволосыя головы противъ твоего величества, -- дѣти, съ женскими голосами, силятся говорить грубо и заковываютъ свои слабые члены въ твердыя, тяжелыя латы, -- даже священники учатся натягивать луки изъ вдвойнѣ-гибельнаго тисса {Въ прежнихъ изданіяхъ: and clap their female joints in stiff uwieldy arms... По экземпляру Кольера: and clasp their feeble joints in stiff unwieldy armour... Тиссъ ядовитъ для скота и гибеленъ по употребленію на луки. -- Стивенсъ.} противъ твоей державы, -- самыя пряхи идутъ съ ржавыми косарями противъ твоего трона. Всѣ возстали, и старъ и младъ, и все идетъ хуже, чѣмъ я могу пересказать.
   К. РИЧ. Слишкомъ, слишкомъ хорошо передаешь ты эти гадкія вѣсти. Гдѣ же графъ Вильширъ? гдѣ Бэготъ? что сдѣлалось съ Бёшя, съ Гриномъ? Какъ позволили они этому опасному врагу измѣрять наши предѣлы, такъ безпрепятственно? Головами заплатятъ они за это, если мы превозможемъ. Ручаюсь, они заключили миръ съ Болинброкомъ?
   СКРУП. Да, государь, они въ самомъ дѣлѣ заключили съ нимъ миръ.
   К. РИЧ. О, подлецы, ехидны, осужденные неискупимо! Собаки, готовыя ластиться къ каждому господину! Змѣи, согрѣтыя моей сердечной кровью и теперь язвящія мое сердце! Три Іуды, каждый втрое хуже настоящаго! Заключили миръ? пусть же страшный адъ возстанетъ войной противъ ихъ душъ, запятнанныхъ такою гнусною измѣной.
   СКРУП. Я вижу, что нѣжная любовь, измѣняясь, переходитъ въ жесточайшую, убійственнѣйшую ненависть.-- Возьми назадъ свое проклятіе; они заключили миръ не руками, а головами: ты проклинаешь сраженныхъ роковымъ ударомъ смерти, закопанныхъ глубоко во рву.
   ОМЕРЛ. Какъ? Бёши, Гринъ и графъ Вильширъ мертвы?
   СКРУП. Всѣ обезглавлены, въ Бристолѣ.
   ОМЕРЛ. Гдѣ же герцогъ, мой отецъ, съ своимъ войскомъ?
   К. РИЧ. Все равно, гдѣ бы онъ ни былъ. Никто ни слова утѣшительнаго; будемъ говорить о могилахъ, о червяхъ, о надгробныхъ надписяхъ; сдѣлаемъ прахъ нашей бумагой, напишемъ вашу грусть на груди земли слезящими глазами. Изберемъ исполнителей вашей послѣдней воли и поговоримъ о завѣщаніяхъ. -- Или, нѣтъ, къ чему? -- что отказывать намъ, кромѣ нашихъ труповъ, завѣщанныхъ землѣ? Наши владѣнія, наша жизнь, все принадлежитъ Болинброку, даже и этотъ жалкій слѣпокъ изъ безплодной земли, которой смазаны и прикрыты наши кости. Ради Бога, сядемъ на земь и примемся разсказывать грустныя повѣсти о кончинахъ королей: какъ тѣ свергнуты съ престола, тѣ убиты на войнѣ, тѣхъ посѣщали духи обезтроненныхъ ими, какъ тѣ отравлены женами, тѣ зарѣзаны во снѣ. Всѣ умерщвлены -- потому что въ вѣнцѣ, обнимающемъ смертное чело короля, живетъ смерть. Сидя тутъ, старая шутиха издѣвается надъ его величіемъ, скалятъ зубы на окружающій его блескъ, -- позволяетъ какую-нибудь минуту разыгрывать коротенькую сценку царствованія, вселять страхъ, мертвить взоромъ, -- наполняетъ его лживой самоувѣренностью, мечтой -- будто это тѣло, служащее оплотомъ нашей жизни, мѣдь непроницаемая, и наконецъ, обольстивъ его совершенно, приходитъ, прокалываетъ крошечной булавкой стѣны его крѣпости, и -- прощай король! Накройте головы и не издѣвайтесь надъ тѣломъ и кровью торжественнымъ чествованіемъ; отбросьте уваженіе, обычный почетъ, церемоніялъ -- все это время вы принимали меня не за то что я есть. Я такъ же, какъ и вы, кормлюсь хлѣбомъ, чувствую недостатки, горе, нуждаюсь въ друзьяхъ; и мнѣ, всему этому подчиненному, вы говорите -- я король!
   ЕПИСК. Государь, люди мудрые никогда не сѣтуютъ, сложа руки, о разразившейся надъ ними бѣдѣ, а тотчасъ же предупреждаютъ всякій поводъ къ сѣтованію. Боязнь врага -- а всякая боязнь подавляетъ силу -- усиливаетъ врага твоей слабостью, и ты воюешь противъ себя собственнымъ неразуміемъ. Бояться и быть убиту -- хуже этого не случится и въ битвѣ. Умереть сражаясь -- уничтожить смерть смертью, тогда какъ умереть страшась смерти -- заплатить смерти рабскимъ дыханіемъ.
   ОМЕРЛ. У моего отца есть войско; спроси, гдѣ онъ? Научись и изъ одного члена дѣлать цѣлое тѣло.
   К. РИЧ. Ты справедливо упрекаешь меня. Иду, надменный Болинброкъ, иду рѣшать нашу судьбу оружіемъ! Лихорадочная дрожь страха миновалась; возвратить наше такъ легко! -- Скажи, Скрупъ, гдѣ нашъ дядя съ своимъ войскомъ? скажи же хоть что-нибудь радостное, какъ ни мрачно лицо твое.
   СКРУП. По виду неба, заключаютъ каковъ будетъ день; по мрачности моего лица, ты можешь заключить точно такъ же, что мой языкъ повѣдаетъ тебѣ еще худшее. Я, какъ палачъ, длю пытку, доводя мало по малу до самаго дурнаго, которое должно же наконецъ высказаться. -- Твой дядя присоединился къ Болинброку; на сѣверѣ всѣ твои замки сдались, на югѣ все дворянство подняло оружіе за него.
   К. РИЧ. Довольно.-- (Омерлю) Проклятіе тебѣ, мой братъ, что совлекъ меня съ сладостнаго пути къ отчаянію! Что жь вы теперь еще скажете? Какое еще утѣшеніе выдумаете? Клянусь Богомъ, вѣчная ненависть тому, кто и теперь еще вздумаетъ утѣшать меня. -- Идемъ въ замокъ Флинтъ; тамъ истомлюсь я грустью; король, рабъ злополучія, покорится королевственному злополучію. Распустите остатокъ моего войска; пусть оно идетъ пахать землю, тамъ, гдѣ есть еще надежда на жатву -- у меня нѣтъ ея. -- Никто не думай измѣнить этого рѣшенія; всѣ совѣты безполезны.
   ОМЕРЛ. Государь, одно слово.
   К. РИЧ. Тотъ оскорбитъ меня вдвойнѣ, кто еще поранитъ лестью языка. Распустите мою свиту; пусть все бѣжитъ ночи Ричарда, къ свѣтлому дню Болинброка.
  

СЦЕНА 3.

Вельсъ. Передъ замкомъ Флинтъ.

Трубные звуки и барабанный бой. Входятъ: Болинброкъ съ войскомъ, Іоркъ, Норсомберландъ и другіе.

  
   БОЛИН. По этой вѣсти: Вельсцы разсѣялись, а Сольсбери отправился къ королю, недавно вышедшему на этотъ берегъ, съ немногими изъ своихъ приверженцевъ.
   НОРС. Отличная, превосходная вѣсть, благородный принцъ. Ричардъ навѣрное скрылъ свою голову гдѣ-нибудь здѣсь, по близости.
   ІОРК. Лорду Норсомберландъ слѣдовало бы сказать: король Ричардъ.-- О, какъ же дурны времена, если и король помазанный долженъ скрывать свою голову!
   НОРС. Ваша свѣтлость не такъ поняли меня; я опустилъ титло только для краткости.
   ІОРК. Было время, что за такую краткость онъ поступилъ бы съ вами еще кратче -- укоротилъ бы цѣлой головой.
   БОЛИН. Благородный дядя, не бери же словъ его не такъ какъ слѣдуетъ.
   ІОРК. Любезный племянникъ, не бери чего не слѣдуетъ, чтобъ не взять грѣха на душу. Надъ тобой небо.
   БОЛИН. Знаю, дядя; я и не противлюсь его волѣ. -- Но кто это спѣшитъ сюда?
  

Входитъ Перси.

  
   А, Гарри. Ну что? неужели не хотятъ сдаться?
   ПЕРС. Принцъ, замокъ занятъ королевственно, и не отворитъ воротъ тебѣ.
   БОЛИН. Какъ королевственно? Вѣдь король не въ немъ?
   ПЕРС. Въ немъ, мой добрый принцъ; король Ричардъ за этой оградой изъ глины и камей. Съ нимъ лорды Омерль и Сольсбёри, сэръ Стефенъ Скрупъ и еще какой-то важный духовный сановникъ, но кто -- не знаю.
   НОРС. Вѣрно епископъ Карлэйльскій.
   БОЛИН. (Норсомберлэнду). Благородный лордъ, подойдите къ твердымъ ребрамъ этого стараго заика, прогремите дыханіемъ мѣдной трубы полуразрушеннымъ ушамъ его вызовъ на переговоры, и за тѣмъ передайте: что Генрихъ Болинброкъ преклоняетъ оба колѣна, цѣлуетъ руку короля Ричарда и посылаетъ клятву въ покорности и истинной преданности его королевскому величеству; -- что онъ пришелъ сюда сложить къ его ногамъ и оружіе и мощь свою, разумѣется, если добровольно отмѣнятъ его изгнаніе и возвратятъ ему всѣ его владѣнія;-- что въ противномъ случаѣ онъ воспользуется своимъ превосходствомъ и прибьетъ лѣтнюю пыль кровавымъ дождемъ изъ ранъ убитыхъ Англичанъ. Какъ же чуждо душѣ Болинброка желаніе оросить такой пурпуровой невзгодой свѣжую зелень прекрасныхъ владѣній короля Ричарда, онъ докажетъ своей почтительной покорностью. Ступайте, передайте все это; а между тѣмъ, мы выдвинемъ наши войска на травянистый коверъ этой равнины. (Норсомберлэндъ идетъ къ замку съ трубачемъ.) Впередъ, безъ шума грозныхъ барабановъ, чтобъ съ полуразвалившихся стѣнъ замка слышали яснѣе наши снисходительныя предложенія. Мнѣ кажется, что я и король должны встрѣтиться тамъ же ужасно, какъ стихіи воды и огня, когда ихъ громовое столкновеніе раздираетъ, покрытыя тучами, ланиты неба. Но будь онъ огнемъ -- я буду уступчивой водой; ярись онъ -- я паду дождемъ на землю, на землю, не на него.-- Впередъ; замѣчайте выраженіе лица короля Ричарда. (Трубный вызовъ на переговоры, на который изъ-за стѣнъ отвѣчаютъ такимъ же. Тушъ.)
  

Выходятъ на стѣну: Король Ричардъ, Епископъ Карлэйльскій, Омерль, Скрупъ и Сольсбёри.

  
   ІОРК. Смотрите, смотрите, самъ король Ричардъ выходитъ, какъ красное, негодующее солнце изъ огненныхъ вратъ востока, когда видитъ, что завистливый тучи силятся помрачить его блескъ, запятнать стезю его свѣтлаго теченія къ западу. Какъ все въ немъ королевственно! смотрите, взоръ его, какъ орлиный, сверкаетъ такъ же ярко царственнымъ величіемъ! -- И не горе ли, что такое дивное зрѣлище должно омрачиться невзгодой {Въ прежнихъ изданіяхъ: That any harm should stain... По экземпляру Колльера: That any storm should stain ...}?
   К. РИЧ. (Норсомберлэнду). Мы изумлены; мы долго стояли, ожидая вѣрноподданническаго колѣнопреклоненія {Въ прежнихъ изданіяхъ: То watch the fearful bending of thy knee... По экземпляру Колльера: То watch the faithful bending of thy knee...}, потому что полагали себя законнымъ королемъ твоимъ. Если мы король, то какъ же осмѣлились колѣни твои забыть долгъ уваженія къ нашей особѣ? Не король мы -- докажи, что рука Всевышняго отрѣшила насъ отъ правленія; рука же изъ крови и костей, мы это очень хорошо знаемъ, не можетъ взяться за священную рукоять нашего скиптра, не сдѣлавшись виновной въ клятвопреступленіи, въ воровствѣ, въ хищничествѣ. Если ты воображаешь, что всѣ, какъ ты, отпали отъ насъ, что мы одиноки, лишены друзей, такъ знай -- мой властитель, Господь Всемогущій, собираетъ на облакахъ, намъ на помощь, войска заразъ, которыя изведутъ не рожденныхъ и не зачатыхъ еще дѣтей кичливыхъ вассаловъ, поднимающихъ руки на нашу голову, грозящихъ славѣ нашей драгоцѣнной короны. -- Скажи Болинброку -- мнѣ кажется, онъ стоитъ тамъ, -- что каждый шагъ его на моей землѣ гнусная измѣна. Онъ пришелъ вскрыть багряное завѣщаніе кровоточивой войны; но прежде, чѣмъ онъ надѣнетъ вѣнецъ, которымъ думаетъ владѣть спокойно, десятки тысячъ кровавыхъ вѣнцовъ осѣнятъ головы сыновъ Англіи, и не украсятъ цвѣтущаго лица ея: дѣвственно-блѣдный миръ ея превратится въ багровое негодованіе и трава ея пастбищъ упьется вѣрной англійской кровью.
   НОРС. Царь небесный да сохранитъ нашего короля и повелителя отъ такого негражданственнаго возстанія гражданъ! Твой трижды благородный братъ, Генрихъ Болинброкъ, смиренно цѣлуетъ твою руку и клянется многоуважаемымъ памятникомъ, воздвигнутымъ надъ костями твоего королевственнаго дѣда, -- и вашей царственной кровью, вытекшей, какъ два потока, изъ одного свѣтлаго источника, и погребенной рукой воинственнаго Гаунта, и собственной своей честью и благородствомъ -- что совключаетъ въ себѣ всѣ возможныя клятвы и увѣренія, -- что онъ пришелъ единственно за своими наслѣдственными правами, чтобъ на колѣняхъ молить тебя о немедленномъ прекращеніи его изгнанія, -- и что, если ты дашь на это свое королевское соизволеніе, онъ предастъ свое блестящее оружіе ржавчинѣ, коней, облеченныхъ въ желѣзо, отправитъ въ стойла, а сердце свое посвятитъ на вѣрную службу твоему величеству. Онъ клянется, какъ принцъ, что все это вѣрно, и я, какъ дворянинъ, вѣрю ему.
   К. РИЧ. Норсомберлэндъ, вотъ отвѣтъ короля: -- Мы рады видѣть нашего благороднаго брата и исполнимъ всѣ его справедливыя требованія безпрекословно. Передай ему нашъ дружественный привѣтъ со всей, свойственной тебѣ любезностью. -- (Омерлю.) Братъ, мы унижаемъ себя; не правда ли, вѣдь мы унижаемъ себя такой жалкой уступчивостью, такой ласковой рѣчью? Не воротить ля Норсомберлэнда? не послать ли измѣннику вызовъ на битву, и умереть, сражаясь?
   ОМЕРЛ. Нѣтъ, государь; будемъ воевать ласковымъ словомъ, пока время не снабдитъ насъ друзьями, а друзья -- мечами.
   К. РИЧ. О, Боже, Боже! и тотъ самый языкъ, который произнесъ грозный приговоръ изгнанія этому гордому человѣку, отмѣнитъ его теперь ласковымъ словомъ! О, если бы я былъ такъ же великъ, какъ велика моя грусть, или ниже моего сана! если бы я могъ забыть что я былъ, или не помнить чѣмъ долженъ быть теперь!-- Ты вздымаешся, гордое сердце?-- (Разстегивая верхнюю одежду) Даю тебѣ полную волю биться, когда въ волѣ враговъ убить и тебя и меня!,
   ОМЕРЛ. Норсомберлэндъ возвращается отъ Болинброка.
   К. РИЧ. Что жь долженъ теперь дѣлать король? Покориться? -- король покорится. Отречься отъ престола? -- король не станетъ спорить. Утратить названіе короля? -- Господь съ нимъ! Я промѣняю мои бриліянты на чотки, мой великолѣпный дворецъ на пустынь, мои богатыя одежды {Ричардъ былъ чрезвычайно расточителенъ на одежду. Голиншедъ говоритъ, что у него было одно платье, сшитое изъ золота и бриліянтовъ, и стоившее до 30,000 маркъ. Стивенсъ.} на рубище нищаго, мои вычурныя чаши на деревянный ковшъ, мой скипетръ на странническій посохъ пилигрима, моихъ подданныхъ на два рѣзные образа, а мое обширное королевство на маленькую могилу -- на маленькую, маленькую, безвѣстную могилу, -- или, нѣтъ! похороните меня на столбовой королевской дорогѣ, на дорогѣ къ какому-нибудь рынку, чтобы подданные ежечасно попирали голову своего государя; вѣдь они попираютъ же мое сердце еще при жизни -- почему жь не попирать имъ и моей головы, когда меня схоронятъ? -- Ты плачешь, Омерль, мягкосердый братъ мой! Сдѣлаемъ ненастье нашими презрѣнными слезами, побьемъ ими и вздохами всѣ жатвы и родимъ голодъ въ этой возмутившейся странѣ. Или насмѣемся надъ несчастіями, употребимъ въ дѣло и самыя слезы: заставимъ ихъ, напримѣръ, капать все на одно мѣсто, до тѣхъ поръ, пока онѣ выбьютъ намъ двѣ могилы, и когда уляжемся въ нихъ, пусть надъ нами напишутъ: "Здѣсь лежатъ два родственника, выкопавшіе себѣ могилы слезами собственныхъ глазъ". Видишь, и зло можно употребить въ пользу.-- Однакожь я вижу, что говорю вздоръ, и ты смѣешься надо мной. -- Ну что, могущественный принцъ, благородный лордъ Норсомберлэндъ! что рѣшилъ король Болинброкъ? Угодно его величеству позволить Ричарду жить до смерти Ричарда? -- Вамъ стоитъ только шаркнуть ногою, и Болинброкъ скажетъ: да!
   НОРС. Государь, онъ ожидаетъ васъ на нижнемъ дворѣ; не угодно ли вамъ сойдти внизъ?
   К. РИЧ. Внизъ, внизъ, сойду, какъ блистательный Фаэтонъ, не умѣвшій справить безпокойными конями! (Норсомберлэндъ возвращается къ Болинброку.) На нижній дворъ? Да, низокъ дворъ, гдѣ короли унижаются, являясь на призывъ измѣнниковъ, и милуютъ ихъ! На нижній дворъ? Сойдти внизъ? -- Долой же дворъ! долой король! потому что тамъ, гдѣ должны пѣть высоко-парящіе жаворонки, кричатъ ночныя совы. (Сходятъ со стѣны.)
   БОЛИН. Что сказалъ его величество?
   НОРС. Грусть и сердечное горе помутили его разумъ, и онъ говоритъ какъ помѣшанный. Но вотъ и онъ.
  

Входятъ Король Ричардъ и свита.

  
   БОЛИН. Стойте въ сторонѣ и оказывайте должное уваженіе его величеству. (Преклоняя колѣна) Государь --
   К. РИЧ. Любезный братъ, ты унижаешь свои царственныя колѣна; лобызая ими подлую землю, ты заставишь ее возгордиться. Мнѣ было бы гораздо пріятнѣе чувствовать твою любовь сердцемъ, чѣмъ видѣть огорченными глазами твое колѣнопреклоненіе. Встань, братъ! встань! твои колѣна согнуты, но сердце, я знаю, поднялось (показывая на свою голову) по крайней мѣрѣ на столько.
   БОЛИН. Государь, я пришелъ только за моей собственностью.
   К. РИЧ. Твоя собственность -- твоя, и я твой, и все.
   БОЛИН. Будьте же моимъ, мой повелитель, на столько, на сколько заслужу вашу любовь моей вѣрной службой.
   К. РИЧ. Ты заслужилъ. Кто знаетъ скорѣйшія и вѣрнѣйшія средства къ пріобрѣтенію -- заслуживаетъ, разумѣется, и право владѣть пріобрѣтеннымъ.-- Руку, дядя!-- Полно; осуши глаза: слезы показываютъ любовь, но не помогаютъ. -- Братъ, я слишкомъ молодъ, чтобъ быть твоимъ отцомъ, хоть ты и въ порѣ быть моимъ наслѣдникомъ. Я отдамъ тебѣ все, чего ни пожелаешь, и отдамъ съ полнѣйшей готовностью; вѣдь мы должны дѣлать то, чего по неволѣ не можемъ не сдѣлать. -- Ѣдемъ въ Лондонъ. Не такъ ли, братъ?
   БОЛИН. Да, ѣдемъ, мой добрый государь.
   К. РИЧ. Въ такомъ случаѣ, мнѣ нельзя сказать: нѣтъ!
  

СЦЕНА 4.

Лэнгли. Садъ герцога Іоркскаго.

Входятъ Королева и двѣ Леди.

  
   КОРОЛ. Какую же игру придумаемъ мы здѣсь, въ саду, чтобъ отогнать тяжкія думы заботы.
   1 ЛЕД. Будемъ играть въ шары.
   КОРОЛ. И мнѣ придетъ въ голову, что свѣтъ полонъ препятствій и что мое счастье катится противъ покатости.
   1 ЛЕД. Такъ займемтесь танцами.
   КОРОЛ. Сохранятъ ли мои ноги тактъ веселости, когда бѣдное мое сердце не соблюдаетъ мѣры и въ грусти? Нѣтъ, милыя, придумайте какую-нибудь другую забаву.
   1 ЛЕД. Станемъ разсказывать сказки.
   КОРОЛ. Печальныя, или веселыя?
   1 ЛЕД. И тѣ и другія,
   КОРОЛ. Ни тѣхъ, ни другихъ, моя милая. Заговорите о радости, которую я совершенно утратила -- напомните мнѣ еще живѣй мое горе; заговорите о горѣ, которое овладѣло мной совершенно -- заставите еще сильнѣе почувствовать утрату радости. Къ чему повторять чего у меня такъ много, и жалѣть о томъ, чего недостаетъ мнѣ?
   1 ЛЕД. Не спѣть ли мнѣ что-нибудь?
   КОРОЛ. Хорошо, если у тебя есть отчего распѣвать; но мнѣ было бы пріятнѣй, еслибъ ты плакала.
   1 ЛЕД. Я готова и плакать, если это вамъ поможетъ, королева.
   КОРОЛ. И я плакала бы, еслибъ слезы могли помочь мнѣ, я никогда не заняла бы у тебя ни одной слезинки -- Постойте, сюда идутъ садовники -- спрячемся за эти деревья. Закладую мое несчастіе противъ ряда булавокъ -- они непремѣнно заговорятъ о государственныхъ дѣлахъ; кто не толкуетъ о нихъ передъ перемѣной. Горе -- предвѣстникъ горя. (Скрываются за деревья.)
  

Входятъ Садовникъ и два Работника.

  
   САДОВ. Подвяжи, вонъ тѣ повисшіе абрикосы; какъ безпокойныя дѣти, гнутъ они своего отца роскошной тяжестью; подопри чѣмъ-нибудь пригнувшіяся вѣтви. -- А ты, какъ палачъ, срѣжь верхушки побѣговъ, слишкомъ скоро и высоко поднявшихся надъ прочими; въ нашемъ владѣніи все должно быть ровно. -- Займитесь этимъ; а я, между тѣмъ, выполю вредныя травы, которыя безъ толку высасываютъ плодородіе почвы въ ущербъ полезнымъ растеніямъ.
   1 РАБ. Къ чему же намъ, за этой оградой, хранить законъ, порядокъ и должную соразмѣрность, какъ бы въ примѣръ нашему мощному государству, когда вся страна, весь этотъ садъ, обнесенный моремъ, заросъ плевелами, когда всѣ прекраснѣйшіе цвѣты его заглушены, плодовитыя деревья не подстрижены, тыны разрушены, дорожки въ безпорядкѣ, полезныя травы покрыты тлёй?
   САДОВ. Молчи! -- Тотъ, кто допускалъ эту безпорядочную весну, дожилъ теперь и самъ до листопада. Плевелы, которые защищала его развѣсистая листва, которые, подъѣдая, казалось, поддерживали его, выполоны, искоренены теперь Болинброкомъ на-чисто; -- я разумѣю графа Вильшиирекаго, Грина и Бёши.
   1 РАБ. Какъ, развѣ они умерли?
   САДОВ. Умерли; да и расточительный король въ рукахъ Болинброка. Какъ жалко, что онъ не очищалъ и не убиралъ своихъ владѣній, какъ мы этотъ садъ. -- Въ извѣстныя времена года мы ранимъ кору, кожу нашихъ плодовитыхъ деревьевъ, чтобъ, переполнившись сокомъ и кровью, они не губили себя своимъ собственнымъ преизбыткомъ; дѣлай онъ тоже съ возвышавшимися и разживавшимися любимцами -- они жили бы и теперь, чтобъ приносить, а онъ, чтобъ наслаждаться плодами ихъ долга. Мы обсѣкаемъ излишніе сучья, чтобъ жили плодоносныя вѣтви; дѣлай онъ тоже -- онъ и теперь носилъ бы корону, которую безпутство почти что сбросило съ головы его.
   1 РАБ. Какъ? -- ты думаешь, что короля ссадятъ съ престола?
   САДОВ. Его ужь поосадили, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что ссадятъ и совсѣмъ. Прошедшей ночью пришли письма къ старому другу добраго герцога Іорка, и не съ добрыми вѣстями.
   КОРОЛ. (Выходя изъ-за деревьевъ). О, меня задушитъ горе, если не облегчу его словами! -- Ты, подобіе древняго Адама, обязанное ходить за этимъ садомъ, скажи: какъ смѣетъ твой грубый, дерзкій языкъ разглашать такія противныя новости? Какая Эва, какая змѣя соблазнила тебя на второе грѣхопаденіе? Ты говоришь, что король Ричардъ свергнутъ съ престола? Какъ осмѣлился ты, жалкій, немногимъ лучшій земли, предугадывать его паденіе? -- Говори, гдѣ, когда и какъ дошла до тебя эта гнусная вѣсть? Говоря, презрѣнный!
   САДОВ. Простите, королева! не радостны и для меня эти новости; но все, что я говорилъ, правда. Король Ричардъ въ рукахъ мощнаго Болинброка. Судьбы ихъ теперь взвѣшиваются. Въ чашѣ вашего супруга только онъ и нѣсколько суетностей, которыя дѣлаютъ его еще легче; но въ чашѣ великаго Болинброка, кромѣ его, всѣ перы Англія, и этимъ придаткомъ онъ перетянетъ короля Ричарда. -- Поѣзжайте въ Лондонъ, и вы увидите, что это такъ, что я говорю всѣмъ извѣстное.
   КОРОЛ. Проворное, быстроногое злополучіе, развѣ твое посланіе не касается меня, что я узнаю послѣдняя? О, ты затѣмъ только и услужило мнѣ послѣ всѣхъ, чтобъ грудь моя долѣе носила зло твое! -- Ѣдемте, леди! ѣдемте въ Лондонъ, чтобъ видѣть короля Лондона въ злополучіи. -- Неужели же я родилась для того, чтобы украсить моей печалью торжество надменнаго Болинброка? -- За эти грустныя вѣсти, садовникъ, желаю чтобъ никогда ни одно принятое тобою растеніе не давало тебѣ плода! (Уходитъ съ леди.)
   САДОВ. Бѣдная королева! пусть сбудется твое проклятіе надъ моимъ искусствомъ, только бы ты не испытала еще большихъ бѣдъ. -- Здѣсь канула ея слеза -- здѣсь посажу я руту, горькую траву благости, и она вскорѣ выростетъ, какъ знакъ состраданія, въ память плакавшей королевы.
  

ДѢЙСТВІЕ IV.

  

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Большая зала въ Вестминстерѣ. Тронъ. По правую сторону его лорды духовные, по лѣвую лорды мірскіе, внизу общины.

Входятъ: Болинброкъ, Омерль, Серрей, Норсомберлендъ, Перси, Фицватеръ и еще Лордъ; Епископъ Карлэйльскій, Аббатъ Вестминстерскій и свита.

  
   БОЛИН. Введите Бэгота.-- (Вводятъ Бэгота.) Ну, Бэготъ, говори теперь свободно все, что знаешь о смерти Глостера. Кто задумалъ ее вмѣстѣ съ королемъ и кто свершители кроваваго дѣла его безвремянной кончины?
   БЭГОТ. Поставьте противъ меня лорда Омерль.
   БОЛИН. Братъ, подойди и взгляни на этого человѣка.
   Бэгот. Лордъ Омерль, я знаю, вашъ смѣлый языкъ погнушается отрѣчься отъ того, что разъ произнесъ. Въ то глухое время, когда замышлялась смерть Глостера, я слышалъ, какъ вы говорили: "Развѣ моя рука не достаточно длинна, чтобъ достать и отъ усыпленнаго англійскаго двора до Кале, до головы моего дяди?" Между многимъ другимъ, въ то же время, я слышалъ какъ вы говорили, что скорѣе отказались бы отъ ста тысячъ кронъ {Монета равняющаяся 5 шиллингамъ.}, чѣмъ согласились на возвращеніе Болинброка въ Англію, прибавляя къ этому, что его смерть была бы величайшимъ счастіемъ для государства.
   ОМЕРЛ. Принцы и благородные лорды, какъ отвѣчать мнѣ этому подлому человѣку? Неужели унизить мои свѣтлыя звѣзды до наказанія его, какъ равнаго мнѣ? А приходится, дли честь моя останется запятнанной обвиненіемъ его лживыхъ губъ. -- Вотъ мой залогъ, ручная печать смерти, отмѣчающая тебя аду; я говорю: ты лжешь, и что все сказанное тобой солгано, докажу кровью твоего сердца, хотя она такъ подла, что запятнаетъ доброту моего рыцарскаго меча.
   БОЛИН. Остановись, Бэготъ; не поднимай его залога.
   ОМЕРЛ. О, какъ бы я желалъ, чтобъ это оскорбленіе было нанесено, кромѣ одного, любымъ изъ благороднѣйшихъ членовъ этого собранія!
   ФИЦВ. Требуетъ твоя храбрость равенства -- вотъ мой залогъ, въ отвѣтъ на твой, Омерль! Клянусь этимъ прекраснымъ солнцемъ, по милости котораго вижу гдѣ ты стоишь, я слышалъ, какъ ты говорилъ, и говорилъ хвастаясь, что ты причина смерти благороднаго Глостера. Отопрешься двадцать разъ -- солжешь, и я, остріемъ моего меча, возвращу твою ложь въ твое сердце, гдѣ она зародилась.
   ОМЕРЛ. Трусъ, ты не доживешь до этого дня!
   ФИЦВ. Клянусь душой, желалъ бы, чтобъ это было сейчасъ же.
   ОМЕРЛ. Фицватеръ, это обрекаетъ тебя аду!
   ПЕРС. Омерль, ты лжешь! Честь его въ этомъ обвиненіи такъ чиста, какъ ты виновенъ; а что ты виновенъ, вотъ и мой залогъ, -- и я готовъ стоять за мою правоту противъ тебя до послѣдняго издыханія. Подними его, если смѣешь!
   ОМЕРЛ. Да отгніетъ моя рука, и пусть моему мстительному мечу никогда не сверкать надъ блестящими шлемами моихъ враговъ, если я не подниму его!
   1 ЛОРД. Я беру землю въ свидѣтели того же, вѣроломный Омерль, и напомню тебѣ столько лжей, сколько можно накричать ихъ въ твое измѣническое ухо отъ солнца до солнца. Вотъ и мой залогъ -- подними его на битву, если смѣешь!
   ОМЕРЛ. Кто еще вызываетъ меня? Клянусь небомъ, я готовъ бросить перчатку всѣмъ! Въ моей груди тысячи силъ, чтобъ отвѣтить двадцати тысячамъ вамъ подобныхъ!
   СЕРР. Лордъ Фицватеръ, я очень хорошо помню вашъ разговоръ съ лордомъ Омерль.
   ФИЦВ. Да, въ самомъ дѣлѣ, вы тогда были тутъ же. Вы можете засвидѣтельствовать, какъ правдиво мое обвиненіе.
   СЕРР. Клянусь небомъ, такъ лживо, какъ правдиво небо!
   ФИЦВ. Сёррей, ты лжешь!
   СЕРР. Безчестный мальчишка! Эта ложь наляжетъ на мой мечъ такъ сильно, что онъ будетъ мстить и вымѣщать, пока ты, лжи раздаватель, и эта ложь не уложатся въ землю, какъ черепъ твоего отца.-- И въ доказательство, вотъ залогъ моей чести. Подними его на битву, если смѣешь!
   ФИЦВ. Какъ безумно пришпориваешь ты и безъ того разгоряченнаго коня! Если я не боюсь пить, ѣсть, дышать и жить -- такъ не побоюсь и встрѣтиться съ Сёрреемъ въ пустынѣ, и плевать ему въ лице, повторяя: ты лжешь, лжешь, лжешь! -- Вотъ и мой залогъ, чтобъ связать тебя съ жестокою за это карою. Что Омерль заслужилъ мое обвиненіе, это такъ вѣрно, какъ я надѣюсь счастья въ этомъ, еще новомъ для меня мірѣ {Вѣроятно намекъ на слово мальчишка.}.-- Кромѣ того, я слышалъ еще отъ изгнаннаго Норфолька, что ты, Омерль, послалъ въ Кале двухъ наемниковъ съ порученіемъ убить благороднаго герцога.
   ОМЕРЛ. Не повѣритъ ли мнѣ какой-нибудь честный христіянинъ залога для утвержденія, что Норфолькъ лжетъ. -- Вотъ, я бросаю его на случай, если онъ будетъ возвращенъ, для доказанія своей чести.
   БОЛИН. Всѣ эти распри остаются подъ залогомъ до возвращенія Норфолька; а онъ будетъ возвращенъ, -- и пусть онъ мнѣ врагъ, ему возвратятся и всѣ его титла и всѣ его владѣнія. Когда онъ прибудетъ, мы потребуемъ отъ него единоборства съ лордомъ Омерль.
   ЕПИСК. Никогда не видать намъ этого славнаго дня. Долго сражался изгнанный Норфолькъ за Іисуса Христа, развѣвая на славныхъ поляхъ христіянства знаменіе христіянскаго креста, противъ черныхъ язычниковъ, Турокъ и Сарациновъ; утомленный воинственными подвигами, удалился онъ наконецъ въ Италію, и тамъ, въ прекрасной Венеціи, отдалъ свое тѣло землѣ, а чистую душу своему военачальнику Христу, подъ знаменами котораго сражался такъ долго.
   БОЛИН. Какъ, епископъ, Норфолькъ умеръ?
   ЕПИСК. Такъ вѣрно, какъ я живу.
   БОЛИН. Сладкій миръ да сопутствуетъ его прекрасной душѣ на лоно добраго, стараго Авраама!-- Лорды обвинители, всѣ ваши распри остаются подъ залогомъ, пока мы не назначимъ дня вашего единоборства.
  

Входитъ Іоркъ со свитой.

  
   ІОРКЪ. Великій герцогъ Ланкастерскій, я отъ развѣнчаннаго Ричарда. -- Онъ охотно признаетъ тебя своимъ наслѣдникомъ и передаетъ свой славный скипетръ въ твои королевственныя руки. Взойди на тронъ, съ котораго онъ сошолъ. Да здравствуетъ Генрихъ, этаго имени четвертый!
   БОЛИН. Во имя Бога вступаю я на этотъ царственный тронъ.
   ЕПИСК. Богъ не попуститъ этого! -- Мои слова могутъ не понравиться этому царственному собранію; но мнѣ всего приличнѣе говорить правду. Еслибъ Богу было угодно, чтобъ кто-нибудь въ этомъ благородномъ собраніи былъ довольно благороденъ, чтобъ быть правдивымъ судіей благороднаго Ричарда, -- истинное благородство, заставило бы его воздержаться отъ такого гнуснаго беззаконія. Можетъ ли подданный судить своего короля? -- а кто изъ находящихся здѣсь не подданный Ричарда? И воровъ, какъ бы ни была очевидна вина ихъ, не судятъ заочно; -- а подобіе Божія величія, его намѣстникъ, представитель, помазанный, коронованный, царствовавшій столько лѣтъ, будетъ судимъ своими подданными и низшими себя, и въ его отсутствіи? О, не дай Господи, чтобы въ христіянскомъ государствѣ, люди образованные рѣшились на такое противное, черное, срамное дѣло! Я говорю подданнымъ, и говорю за своего короля смѣло, какъ подданный, подвигнутый самимъ небомъ. Лордъ Герфордъ, котораго вы называете королемъ, гнусный измѣнникъ противъ короля высокомѣрнаго Герфорда; и если вы коронуете его, я предвѣщаю вамъ: кровь Англичанъ утучнитъ землю, и грядущія столѣтія будутъ стонать отъ этого гнуснаго дѣла; -- миръ удалится дремать съ Турками и язычниками, а въ этой странѣ мира свирѣпыя войны возстановятъ брата на брата, родъ на родъ; смуты, ужасы, бунты сдѣлаютъ ее своимъ поприщемъ, и ее назовутъ полемъ Голгоѳы, полемъ череповъ людей убитыхъ. Возстановите этотъ царственный родъ противъ самого себя -- родятся междоусобія, какихъ эта, обремененная проклятіемъ земля доселѣ никогда и не видывала еще. Предотвратите, не допускайте, не дѣлайте этого, чтобъ не вопіяли на васъ бѣдныя дѣти дѣтей вашихъ.
   НОРС. Сэръ, вы разсудили прекрасно, и за вашъ трудъ мы арестуемъ васъ, какъ государственнаго измѣнника. Почтенный аббатъ Вестминстера, мы поручаемъ его вамъ до суднаго дня. -- Лорды, согласны вы на просьбу общинъ?
   БОЛИН. Приведите Ричарда. Пусть онъ въ присутствіи всѣхъ передастъ намъ корону. Этимъ мы оградимъ себя отъ всякаго подозрѣнія.
   ІОРК. Я приведу его. (Уходитъ.)
   БОЛИН. Лорды, арестованные нами, представьте поручителей, что явитесь, когда васъ потребуютъ къ отвѣту. (Епископу.) Мы ничѣмъ не обязаны вашей любви и не ищемъ вашей помощи.
  

Іоркъ возвращается съ К. Ричардомъ и сановниками, несущими корону и проч.

  
   К. РИЧ. О, зачѣмъ призвали меня къ королю, прежде чѣмъ я успѣлъ отдѣлаться отъ царственныхъ мыслей, которыми царствовалъ. Я еще не выучился подбиваться, льстить, изгибаться, преклонять колѣна; дайте печали время научить меня такой покорности. Мнѣ слишкомъ еще памятны лица этихъ людей;-- развѣ они не были моими? развѣ они не кричали мнѣ иногда: да здравствуетъ! Тоже сдѣлалъ и Іуда съ Христомъ; но Христосъ изъ двѣнадцати нашелъ только одного невѣрнаго, я изъ двѣнадцати тысячъ -- ни одного вѣрнаго. Да здравствуетъ король! -- Что жь? неужели никто не скажетъ: аминь? Неужели я вмѣстѣ и священникъ и причетникъ? Такъ я же скажу и аминь. Да здравствуетъ король, хоть я и не король; и аминь, если небо почитаетъ меня королемъ. -- Для какой еще послуги вытребовали меня сюда?
   ІОРК. Для предложенной твоимъ утомленнымъ величествомъ, по собственному, добровольному твоему желанію, передачи государства и короны Генриху Болинброку.
   К. РИЧ. Подайте корову. -- Вотъ, братъ, возьми ее; вотъ, съ одной стороны моя рука, съ другой -- твоя. Теперь эта золотая корона точь въ точь, какъ глубоки колодезь съ двумя бадьями, наполняющими одна другую: порожняя все качается въ воздухѣ, другая внизу, невидимая и полная воды; эта нижняя и полная слезъ -- я, упивающійся горемъ, между тѣмъ какъ ты возносишься вверхъ.
   БОЛИН. Я думалъ, что вы сами желали отрѣчься.
   К. РИЧ. Отъ моей короны, да; но мои скорби все-таки останутся моими. Ты можешь лишить меня моихъ почестей, моего государства, но не скорбей моихъ -- я навсегда король ихъ.
   БОЛИН. Часть своихъ заботъ вы передаете мнѣ вмѣстѣ съ короной.
   К. РИЧ. Твои заботы, возрастая, не уничтожатъ моихъ. Моя забота -- потеря заботъ, отъ старыхъ заботъ; твоя забота -- выигрышъ заботъ, добытыхъ новой заботой. Отдаваемыя мною заботы не покинутъ меня и за тѣмъ, какъ отдамъ ихъ; онѣ сопутствуютъ коронѣ, и все-таки остаются при мнѣ.
   БОЛИН. Угодно вамъ уступить корону?
   К. РИЧ. И да и нѣтъ, и нѣтъ и да. Вѣдь я долженъ быть ничѣмъ; что жь въ моемъ "нѣтъ", когда я уступаю тебѣ? -- Смотри же, какъ а примусь разорять себя. -- Я слагаю это тягостное бремя съ головы, освобождаю руку отъ этого тяжелаго скиптра, сердце -- отъ гордыни королевскаго властвованія; собственными слезами смываю помазаніе, собственными руками отдаю мою корону, собственнымъ языкомъ отрекаюсь отъ моего священнаго права, собственнымъ дыханіемъ разрѣшаю отъ всѣхъ обязанностей и уставовъ; отказываюсь отъ всякой царской торжественности и почести; уступаю всѣ мои лены, пошлины и доходы; уничтожаю всѣ мой акты, указы и постановленія. Да проститъ Господь всѣ клятвы мнѣ нарушенныя! да сохранитъ всѣ тебѣ данныя! Да избавитъ меня, всего лишеннаго, отъ всѣхъ огорченій, и да ниспошлетъ тебѣ, все получившему, возможность всѣмъ радоваться! Да даруетъ тебѣ долгіе дни на престолѣ Ричарда, и да успокоитъ скорѣй Ричарда въ могилѣ! Да здравствуетъ король Генрихъ, восклицаетъ развѣнчанный Ричардъ и желаетъ ему много, много лѣтъ дней солнечныхъ! -- Что еще нужно вамъ?
   НОРС. (подавая бумагу.) Прочтите только это обвиненіе въ тяжкихъ преступленіяхъ противъ выгодъ и блага государства, свершенныхъ вами и вашими любимцами. Пусть ваше собственное сознаніе покажетъ гражданамъ, что вы не безъ причины лишены престола.
   К. РИЧ. И я долженъ согласиться и на это? долженъ самъ распутывать путаницу безумствъ моихъ? -- Любезный Норсомберлэндъ, еслибъ тебѣ точно такъ же подали перечень твоихъ проступковъ, неужели ты не постыдился бы читать ихъ такому блестящему собранію? Читая его, ты нашелъ бы въ немъ дѣло гнусное -- сверженіе короля, нарушеніе священнѣйшей клятвы, отмѣченное въ небесной книгѣ чернымъ пятномъ, преданное проклятію. -- Да и всѣ вы, что стоите и смотрите какъ травятъ меня несчастія, -- хотя нѣкоторые изъ васъ и омываютъ руки, какъ Пилатъ, показывая наружное состраданіе, -- всѣ вы, Пилаты, продали меня на распятіе, и океаны не смоютъ вашего грѣха!
   НОРС. Государь, не задерживайте, прочтите эти статьи.
   К. РИЧ. Глаза мои полны слезъ, я не вижу; но соленая вода не ослѣпила ихъ еще до того, чтобъ я не видалъ здѣсь толпы измѣнниковъ. Обращу ихъ на самого себя -- вижу, что и я такой же, какъ и всѣ измѣнникъ; потому что добровольно согласился разоблачить величавое тѣло короля, унизить славу, сдѣлать властвованіе рабствомъ, властелина подданнымъ, государя мужикомъ!
   НОРС. Государь --
   К. РИЧ. Я не государь тебѣ, высокомѣрный оскорбитель; да и никому не государь я. У меня нѣтъ ни званія, ни сана, кромѣ имени, даннаго при крещеніи, да и то чужое. -- Тяжкая година! прожилъ столько зимъ, и не знаю теперь какъ назвать себя! О, еслибъ я былъ потѣшнымъ королемъ изъ снѣга, поставленнымъ передъ солнцемъ Болинброка, я растаялъ водяными слезами! -- Добрый король, велики король -- но все-таки не велико-добрый, -- если мое слово имѣетъ еще какое-нибудь значеніе въ Англіи, пусть оно сейчасъ же вытребуетъ сюда зеркало, чтобъ я могъ взглянуть, каково стало мое лице съ тѣхъ поръ, какъ лишилось своего величія.
   БОЛИН. Принесите зеркало. (Одинъ изъ свиты уходитъ.)
   НОРС. Прочтите эту бумагу, пока принесутъ зеркало.
   К. РИЧ. Демонъ, я еще не въ аду, а ты ужь мучишь меня!
   БОЛИН. Не принуждайте его болѣе, лордъ Норсомберлэндъ.
   НОРС. Мы не удовлетворимъ въ такомъ случаѣ общинъ.
   К. РИЧ. Онѣ будутъ удовлетворены. Я прочту достаточно, когда увижу настоящую книгу, въ которой записаны всѣ мои грѣхи; а эта книга -- я самъ.

(Одинъ изъ свиты возвращается съ зеркаломъ.)

   Подай, я прочту въ немъ. -- Какъ! и морщины не глубже? Горе разразилось столькими ударами по этому лицу, и не нанесло ранъ болѣе глубокихъ? -- О, льстивое зеркало, ты обманываешь меня, какъ мои приверженцы въ счастіи! Такъ это-то лице было лицемъ, которое каждый день располагало, подъ кровомъ своего дома, десятью тысячъ человѣкъ {Придворный штатъ Ричарда былъ чрезвычайно великъ. Старыя лѣтописи говорятъ, что ему приходилось кормить ежедневно до десяти тысячь человѣкъ.}? Такъ это-то лице, какъ солнце, заставляло щуриться всѣхъ смотрѣвшихъ на него? Такъ это-то лице, видѣвшее столько вздоровъ, просмотрѣло наконецъ Болинброка? -- Бренное величіе блеститъ еще на этомъ лицѣ, такъ же бренномъ, какъ это величіе, потому что -- (бросаетъ зеркало на полъ) вотъ оно, разбитое въ дребезги. -- Замѣть, безмолвствующій король, нравоученіе этой шутки: быстроту, съ которой печаль моя разрушила мое лице.
   БОЛИН. Отраженіе вашей печали уничтожило только отраженіе вашего лица.
   К. РИЧ. Повтори это. Отраженіе моей печали? -- Да, -- такъ, -- ты правъ. Вся моя скорбь внутри, а эти наружные виды сѣтованія только отраженія невидимой скорби, которая безмолвно волнуется въ растерзанной душѣ; въ ней-то вся сущность. Благодарю тебя, король, за твою великую милость; ты не только подаешь мнѣ поводъ скорбѣть, но и научаешь еще, какъ оплакивать этотъ поводъ. Я попрошу тебя еще объ одной милости, и за тѣмъ уйду -- не обезпокою тебя ничѣмъ болѣе. Ты не откажешь?
   БОЛИН. Говорите, доблестный братъ.
   К. РИЧ. Доблестный братъ! -- Что жь это? Стало-быть я больше короля. Когда я былъ королемъ, у меня были льстецами только подданные; а теперь, когда сдѣлался подданнымъ, у меня льстецомъ король. -- Если ужь я такъ великъ, мнѣ и просить не нужно.
   БОЛИН. Требуйте.
   К. РИЧ. И ты не откажешь?
   БОЛИН. Не откажу.
   К. РИЧ. Позволь мнѣ удалиться.
   БОЛИН. Куда?
   К. РИЧ. Куда хочешь; только чтобъ я не видалъ васъ.
   БОЛИН. Проводите его въ Товеръ.
   К. РИЧ. Прекрасно! -- Проводите? -- Вы всѣ проводите и возвышаетесь быстро паденіемъ законнаго короля. (К. Puчардъ удаляется съ нѣкоторыми изъ свиты и со стражей.)
   БОЛИН. Слѣдующую середу мы назначаемъ торжественнымъ днемъ нашего коронованія. Приготовьтесь же, лорды! (Уходятъ всѣ, кромѣ Аббата вестминстерскаго, Епископа карлэйльскаго и Герцога Омерлъ).
   АББАТ. Горестнаго позорища были мы здѣсь зрителями!
   ЕПИСК. Горе впереди еще: день этотъ отзовется на дѣтяхъ, теперь еще не рожденныхъ, и будетъ для нихъ такъ же колючь, какъ терны.
   ОМЕРЛ. Почтенные отцы, неужели нѣтъ никакого средства спасти государство отъ такого срама?
   АББАТ. Прежде нежели я свободно выскажу мое объ этомъ мнѣніе, вы причаститесь святыхъ таинъ, въ удостовѣреніе, что не только скроете мои замыслы, но и приведете въ исполненіе, что бы ни задумалъ я. Я вижу, ваши лица полны негодованія, сердца печали, а глаза слезъ; пойдемте ко мнѣ ужинать; я сообщу вамъ средство возвратить веселые дни всѣмъ намъ.
  

ДѢЙСТВІЕ V.

  

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Улица ведущая къ Товеру.

Входятъ Королева и двѣ Леди.

  
   КОРОЛ. Король пойдетъ здѣсь; вѣдь это дорога къ сооруженной на зло башнѣ Юлія Цезаря {Есть преданіе, что Лондонская башня (Товеръ) сооружена Юліемъ Цезаремъ. -- Джонсонъ.}, кремнистая грудь которой должна, по рѣшенію надменнаго Болинброка, принять въ себя плѣнникомъ моего осужденнаго государя. Отдохнемъ здѣсь, если на этой возмутившейся землѣ есть еще мѣсто для отдыха королевѣ настоящаго короля.
  

Входитъ Король Ричардъ со Стражей.

  
   Постойте, посмотрите -- или лучше не смотрите какъ вянетъ мой прекрасный розанъ, -- или нѣтъ! поднимите глаза, глядите, чтобъ растаять росой состраданія и омыть, освѣжить его слезами истинной любви! -- О ты, оттискъ древней Трои, образецъ величія, могила короля Ричарда, а не король Ричардъ, прекраснѣйшая гостинница -- зачѣмъ же остановилось въ тебѣ жестокое горе, когда радость стала гостемъ корчмы.
   К. РИЧ. Милая жена, не соединяйся за одно съ горемъ, чтобъ ускорить конецъ мой; -- не дѣлай этого. Научись, моя добрая, представлять себѣ наше прежнее состояніе счастливымъ сномъ; пробужденнымъ -- наше настоящее положеніе показываетъ только, что я побратался съ жестокой нуждой, что и я и она останемся вѣрны этому союзу до самой смерти. Спѣши во Францію и запрись въ какой-нибудь монастырь. Наша святая жизнь пріобрѣтетъ намъ корону инаго міра, которую мы здѣсь утратили нашимъ нечестіемъ.
   КОРОЛ. Какъ? неужели мой Ричардъ измѣнился, ослабъ не только тѣломъ, но и духомъ? Неужели Болинброкъ лишилъ тебя и разума, проникъ въ самое сердце? Царственный левъ, упирая, протягиваетъ еще лапу, и въ бѣшенствѣ, что побѣжденъ, раздираетъ землю, если не встрѣтитъ ничего другаго. А ты, какъ ребенокъ, хочешь переносить наказаніе смиренно, цѣловать розгу, льстить злодѣіству низкой покорностью; ты -- левъ, царь звѣрей?
   К. РИЧ. Да, царь звѣрей; будь они хоть немного лучше, звѣрей, я былъ бы и теперь счастливымъ королемъ людей. Приготовься, моя добрая, бывшая королева, къ отъѣзду во Францію; вообрази, что я умеръ, что ты здѣсь, какъ у смертной постели, приняла мое послѣднее цѣлованіе. Въ длинные зимніе вечера, когда, сидя у огня, будешь слушать разсказы добрыхъ старичковъ о бѣдствіяхъ давнопрошедшихъ временъ, прежде чѣмъ пожелаешь имъ доброй ночи, передай имъ, въ отплату за ихъ печальныя повѣсти, жалостную повѣсть обо мнѣ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Tell thou the lamentable fall of me... По экземпляру Кольера: Tell thou the lamentable tale of me...} и отошли потомъ ко сну, рыдающихъ. Печальные звуки твоего грустнаго языка тронутъ даже безчувственныя головни: изъ состраданія къ низверженному законному королю онѣ зальютъ огонь слезами и покроются пепломъ или превратятся въ черный уголь.
  

Входитъ Норсомберлэндъ со Свитой.

  
   НОРС. Милордъ; Болинброкъ измѣнилъ свое рѣшеніе; вы отправляетесь не въ Товеръ, а въ Помфретъ. У меня есть повелѣніе, касающееся и до васъ, королева: вы сейчасъ же ѣдите во Францію.
   К. РИЧ. Норсомберлэндъ, -- лѣстница, по которой возвышающійся Болинброкъ добрался до моего трона, -- время постарѣетъ немногими еще часами, и нарывъ гнуснаго преступленія назрѣетъ и прорвется гноемъ. Если Болинброкъ и раздѣлитъ съ тобой правленіе, отдастъ тебѣ половину -- ты подумаешь, что этого мало еще, потому что ты добылъ ему все; подумаетъ и онъ, что, зная средство возводить незаконныхъ королей, при малѣйшей непріятности, ты найдешь другія, чтобъ стремглавъ свергнуть и его съ похищеннаго имъ престола. Дружба злыхъ переходитъ въ боязнь, боязнь въ ненависть, а ненависть подвергаетъ того или другаго, или и обоихъ вмѣстѣ заслуженной опасности и смерти.
   НОРС. Пусть моя вина падетъ на мою голову. Проститесь съ вашей супругой; вы отправляетесь сію же минуту.
   К. РИЧ. Вдвойне разведенный!-- Злые люди, вы расторгаете двойной брачный союзъ: между короной и мной, я потомъ -- между мной и законной женой моей. (Обнимая Королеву) Разрѣшимъ ваши клятвы другъ другу поцѣлуемъ; но не такимъ, какимъ онѣ были скрѣплены.-- Теперь разлучай насъ, Норсомберлэндъ! Меня -- на сѣверъ, гдѣ дрожащій холодъ и немощи удручаютъ землю; жену мою -- во Францію, откуда она пріѣхала въ великолѣпіи, украшенная какъ свѣтлый май, и куда возвращается теперь, какъ день Всѣхъ-святыхъ, кратчайшій изъ всѣхъ дней.
   КОРОЛ. И мы должны разлучиться, разстаться?
   К. РИЧ. Да, моя милая, оторвать руку отъ руки, сердце отъ сердца.
   КОРОЛ. Изгоните насъ обоихъ; пошлите его вмѣстѣ со мной.
   НОРС. Это было бы довольно снисходительно, но нисколько не благоразумно.
   КОРОЛ. Такъ пошлите меня туда же, куда пошлете его.
   К. РИЧ. Рыдая вмѣстѣ, мы составимъ одно горе. Плачь обо мнѣ во Франціи, я буду плакать о тебѣ здѣсь; лучше быть дальше другъ отъ друга, чѣмъ близко, и никогда не сблизиться. Поѣзжай; измѣряй свой путь вздохами, а я измѣрю свой стонами.
   КОРОЛ. Мой длиннѣе, и мнѣ больше стенать.
   К. РИЧ. Мой короче, но каждый шагъ вырветъ не одинъ стонъ, и тоска сердечная растянетъ его. Довольно, сократимъ наше сватанье за грустью; сочетавшись съ ней, мы еще успѣемъ увидать, какъ она безконечна. Замкнемъ наши уста поцѣлуемъ, и разстанемся безмолвно. (Цѣлуя ее) Имъ беру я твое сердце и отдаю мое.
   КОРОЛ. Нѣтъ, отдай мое назадъ; хорошо ли, взявъ твое на сохраненіе, убить его. (Цѣлуетъ его.) Теперь, когда я возвратила свое, разстанемся, чтобъ я скорѣе могла уничтожить его стенаніями.
   К. РИЧ. Мы только усиливаемъ горе безполезными задержками. Еще разъ, прощай; остальное пусть доскажетъ грусть.
  

СЦЕНА 2.

Лондонъ. Комната во дворцѣ герцога Іоркскаго.

Входятъ Іоркъ и Герцогиня.

  
   ГЕРЦ. Ты обѣщалъ досказать мнѣ твой, перерванный слезами, разсказъ какъ въѣзжали наши племянники въ Лондонъ.
   ІОРК. На чемъ же я остановился?
   ГЕРЦ. На томъ, какъ жестокіе, безпутные люди бросали изъ оконъ соръ и всякую дрянь на голову короля Ричарда.
   ІОРК. Ну, такъ какъ я сказалъ, герцогъ, великій Болинброкъ, ѣхалъ тихимъ, мѣрнымъ шагомъ на прекрасной, пылкой лошади, которая, казалось, знала своего гордаго сѣдока, и все восклицало: "да здравствуетъ Болинброкъ!" -- Ты подумала бы, что самыя окна кричали, такъ много жадныхъ взоровъ, и старыхъ и молодыхъ, было устремлено на его лице, -- и что всѣ стѣны съ расписанными полотнами {Шекспиръ говоритъ здѣсь вѣроятно о полотнахъ, которыя въ его время вывѣшивали на улицы при торжествахъ. Иногда изъ ртовъ фигуръ на нихъ изображенныхъ, выходили ерлыки съ поздравительными и привѣтственными фразами.} вторили: "да здравствуетъ Болинброкъ, да сохранитъ его Господь". -- А онъ, съ непокрытой головой, поворачивался то на ту, то на другую сторону, и, кланяясь ниже шеи своего гордаго коня, все повторялъ: "благодарю, благодарю, любезные соотечественники!"
   ГЕРЦ. А бѣдный Ричардъ, гдѣ же ѣхалъ онъ въ это время?
   ІОРК. Какъ въ театрѣ, когда любимый актеръ уходитъ со сцены, взоры зрителей лѣниво обращаются на другаго, который появляется тотчасъ за нимъ, полагая, что болтовня этого непремѣнно должна быть скучной, -- точно такъ, и еще съ большимъ презрѣніемъ, косился народъ на Ричарда. Никто не кричалъ ему: да сохранитъ тебя Господь; ни одинъ языкъ не привѣтствовалъ его возврата; напротивъ, бросали соръ на его помазанную голову. А онъ стряхалъ его съ такой тихой грустью; на лицѣ его боролись все это время улыбка и слезы, свидѣтели его страданія и терпѣнія. -- Еслибъ Господь, для какой-нибудь высшей цѣли, не закалилъ сердецъ зрителей -- они растаяли бы поневолѣ; самое злодѣйство почувствовало бы состраданіе. Но тутъ всѣмъ руководило небо, высшей волѣ котораго подчиняются наши слабые домыслы. Мы присягнули на подданство Болинброку, и отнынѣ я признаю его моимъ королемъ и повелителемъ.
   ГЕРЦ. Вотъ и нашъ сынъ, Омерль, пріѣхалъ.
   ІОРК. Онъ былъ Омерль и лишился этого имени за дружбу къ Ричарду {Герцогъ Омерль былъ лишенъ герцогства, актомъ перваго Генрихова парламента; за нимъ оставили однакожъ графство Румэндское.}. Зови его теперь Рутлэндомъ. Въ парламентѣ я поручился за его вѣрность и неизмѣнную покорность новому королю.
  

Входитъ Омерль.

  
   ГЕРЦ. Здравствуй, сынъ мой! Кто нынче фіялки, украшающія зеленое лоно новой весны?
   ОМЕР. Не знаю, матушка, да и не слишкомъ забочусь объ этомъ. Свидѣтель Богъ, мнѣ все равно -- быть или не быть одной изъ нихъ.
   ІОРК. И прекрасно; веди себя сообразнѣе съ этой новой весной, чтобъ тебя не срѣзали прежде цвѣта. Что новаго въ Оксфордѣ? пиры и турниры все еще продолжаются?
   ОМЕР. Сколько мнѣ извѣстно, продолжаются, мой лордъ.
   ІОРК. И ты, я знаю, будешь тамъ.
   ОМЕР. Дунаю, если угодно будетъ Богу.
   ІОРК. Что это за печать виситъ у тебя изъ-за пазухи {Печать въ прежнія времена не прикладывали къ самой бумагѣ, а привѣшивали къ ней.}? Ты блѣднѣешь? Покажи бумагу.
   ОМЕР. Въ ней нѣтъ ничего особеннаго, мой лордъ.
   ІОРК. Стало можетъ видѣть всякой. Я требую, чтобъ ты показалъ ее мнѣ.
   ОМЕР. Прошу, ваша свѣтлость, извинить меня. Какъ ни ничтожна она -- по нѣкоторымъ причинамъ мнѣ не хотѣлось бы ее п ъ вспѣненный конь его и сбросилъ
             Предателя къ ногамъ коня Герфорда!--
             Прощай еще разъ, Гонтъ! Знать, суждено
             Мнѣ самою судьбой страдать отнынѣ,
             Не вѣдая предѣла злой кручинѣ!
   Гонтъ. Прощай, сестра,-- я ѣду въ Ковентри.
             Да даруетъ обоимъ намъ Господь
             Покой и миръ.
   Герцогиня.           О, погоди! Дай мнѣ
             Еще тебѣ сказать, я не успѣла
             Все вымолвить. Печаль, упавъ на сердце,
             Не сходитъ скоро: я уже успѣла
             Съ тобой проститься, а межъ тѣмъ слова
             Меня не облегчили:-- грусть гнететъ
             Попрежнему мнѣ сердце! Передай
             Поклонъ мой брату Іорку. Ну, теперь
             Все, кажется;-- но погоди, останься!..
             Быть-можетъ, я припомню что-нибудь
             Еще. Скажи ему... Но что же?.. Попроси
             Его пріѣхать въ Плэши... Но, увы,
             Къ чему? Что онъ найдетъ тамъ?.. Голый замокъ,
             Пустыя комнаты, ступени лѣстницъ,
             Непопираемыхъ никѣмъ, и слезы
             Намѣсто встрѣчи! Нѣтъ, не приглашай
             Его пріѣхать:-- для чего итти
             Самимъ навстрѣчу горести? Она
             И такъ живетъ вездѣ. Пусть я одна
             Найду тамъ смерть. Прости! Мои рыданья
             Тебѣ даютъ послѣднее прощанье! (Уходитъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Открытое поле близъ Ковентри. Арена и тронъ.

(Герольды и свита. Входитъ Лордъ-маршалъ и Омерле).

   Лордъ-маршалъ. Лордъ Омерле, готовъ ли Гарри Герфордъ?
   Омерле. Отъ ногъ до головы и ждетъ сраженья.
   Лордъ-маршалъ. Лордъ Норфолькъ также, полный бодрыхъ силъ,
             Стоитъ и ждетъ призывныхъ трубъ для битвы.
   Омерле. Прекрасно: значитъ, оба ратоборца
             Теперь лишь ждутъ прибытья короля.

(Трубы. Входитъ король Ричардъ и садится на тронъ. Гонтъ и придворные занимаютъ свои мѣста. За сценой труба, которой отвѣчаетъ другая. Входитъ Норфолькъ, вооруженный, предшествуемый герольдомъ 11).

   Король. Спросите, маршалъ, этого бойца,
             Кто онъ такой, зачѣмъ сюда явился
             Съ оружіемъ въ рукахъ -- и пусть затѣмъ
             Онъ принесетъ присягу въ правотѣ
             Своихъ намѣреній.
   Лордъ-маршалъ.           Во имя Бога
             И короля -- кто ты? Зачѣмъ явился
             Въ доспѣхахъ рыцаря? Кто твой противникъ,
             И въ чемъ причина распри?.. Говори
             По долгу клятвы правду, и да будутъ
             Тебѣ твоей защитой Богъ и храбрость!
   Норфольдъ. Я Томасъ Моубрей, лордъ и герцогъ Норфолькъ!
             И здѣсь стою по данной мною клятвѣ
             (Отъ нарушенья коей да хранитъ
             Господь всѣхъ рыцарей), чтобъ доказать
             Предъ Господомъ, монархомъ и его
             Наслѣдниками честь мою и вѣрность.
             Противникъ мой Герфордъ, и я намѣренъ
             При помощи небесъ и моего
             Оружья доказать въ защиту чести,
             Что онъ измѣнникъ Господу, монарху
             И мнѣ. Да ниспошлетъ мнѣ помощь небо
             Въ честномъ бою. (Садится на свое мѣсто).

(Трубы. Входитъ Болинброкъ, вооруженный, предшествуемый герольдомъ).

   Король. Спросите, маршалъ: кто
             Тотъ рыцарь? Для чего сюда явился
             Въ воинственныхъ доспѣхахъ -- и затѣмъ
             Пускай онъ дастъ по нашему закону
             Присягу въ правдѣ дѣла.
   Лордъ-маршалъ.           Отвѣчай:
             Кто ты такой? Зачѣмъ сюда явился
             Предъ королемъ, на царственной аренѣ?
             Кто твой противникъ? Въ чемъ причина распри?
             Держи отвѣтъ, какъ честный, храбрый рыцарь,
             И да пошлетъ тебѣ защиту небо.
   Болинброкъ. Я Гарри Герфордъ, Дерби и Ланкастеръ
             И здѣсь стою съ оружіемъ рукахъ,
             Чтобъ доказать благоволеньемъ неба
             И храбрости въ бою, что герцогъ Норфолькъ --
             Презрительный измѣнникъ небесамъ,
             Монарху Ричарду и мнѣ. Пусть небо
             Пошлетъ свою мнѣ помощь въ правой битвѣ.
   Лордъ-маршалъ. Да не дерзнетъ подъ страхомъ смертной казни
             Никто вступать въ арену, кромѣ лицъ,
             Завѣдующихъ доблестною битвой,
             И маршала.
   Болинброкъ. Я обращаюсь съ просьбой
             Къ лордъ-маршалу дозволить мнѣ склонить
             Предъ королемъ покорныя колѣни
             И приложиться къ царственной рукѣ.
             Мы оба съ Норфолькомъ теперь похожи
             На пилигримовъ, должныхъ совершить
             Далекій путь;-- пускай же намъ позволятъ
             Сказать друзьямъ послѣднее прости.
   Лордъ-маршалъ. Зачинщикъ дѣла, преклонясь предъ вашимъ
             Величествомъ, желаетъ приложиться
             Къ рукѣ монарха и сказать прости
             Своимъ друзьямъ.
   Король.                     Мы встанемъ съ трона сами
             Обнять его. Да даруетъ Господь
             Тебѣ побѣду, братъ Герфордъ, по мѣрѣ
             Правдивости. Въ тебѣ прощаюсь я
             Съ своей вѣдь кровью;-- если жизнь твоя
             Прервется нынче въ битвѣ, мы не станемъ
             Мстить за нее, хотя не перестанемъ
             Тебя жалѣть.
   Болинброкъ. О, да ничьи глаза
             Не ороситъ позорная слеза,
             Когда меня сразитъ копье Моубрея!
             Съ нимъ въ бой спѣшу я легче и смѣлѣе,
             Нѣмъ соколъ съ ласточкой! Примите, маршалъ,
             Мое прости! Прощай и ты, мой добрый
             Братъ Омерле! Ты видишь, что съ тобой
             Прощаюсь я не хилый и больной,
             Но полный бодрыхъ силъ, хоть можетъ статься,
             Придется также скоро мнѣ прощаться
             И съ жизнію! Теперь, какъ за столомъ
             Сладчайшій кубокъ пьется предъ концомъ,
             Такъ обращаюсь я къ тебѣ, родитель,
             Моихъ виновникъ дней. Да возродится
             Во мнѣ твой юный духъ, и да удвоитъ
             Онъ крѣпость силъ моихъ, чтобы восхитить
             Надъ головой парящую побѣду!
             Придай молитвой мощь моимъ доспѣхамъ
             И заостри своимъ благословеньемъ
             Мое копье, готовое пробить,
             Какъ мягкій воскъ 12), стальную грудь Норфолька!
             И да заблещетъ новой славой имя
             Отца въ побѣдѣ сына!
   Гонтъ.                               Да пошлетъ
             Тебѣ Господь успѣхъ въ правдивомъ дѣлѣ!
             Будь скоръ, какъ молнія, и пусть удары
             Твои, какъ громъ, посыплются на шлемъ
             Опаснаго врага! Зови на помощь
             Всю бодрость юности,-- будь храбъ и счастливъ!
   Болинброкъ. Да защитятъ меня святой Георгій
             И правота! (Садится на свое мѣсто).
   Норфолькъ (вставая). Каковъ бы ни былъ жребій,
             Сужденный мнѣ -- и мертвый и живой
             Я буду вѣренъ королю Ричарду.
             Какъ честный, храбрый рыцарь! Никогда
             Не сбрасывалъ съ такимъ весельемъ плѣнникъ
             Своихъ цѣпей и не спѣшилъ обнять
             Желанную свободу, какъ спѣшитъ
             Теперь мой духъ на пиръ веселый битвы.
             Прими, монархъ, послѣдній мой привѣтъ,
             И вы, друзья! Счастливыхъ много лѣтъ
             Желаю вамъ! Мнѣ веселъ видъ сраженья!
             Спокойный духъ не знаетъ опасенья.
   Король. Прими и ты привѣтъ, достойный лордъ!
             Твой свѣтлый взглядъ, мы видимъ, смѣлъ и гордъ
             И полонъ мужества. Пусть начинаютъ.
   Лордъ-маршалъ. Лордъ Гарри Герфордъ, Дерби и Ланкастеръ,
             Прими копье -- и Богъ твоя защита!
   Болинброкъ (вставая). Твердъ, какъ скала, воскликну я: аминь!
   Лордъ-маршалъ (сановнику). Отдай копье сэръ Томасу Норфольку.
   1-й герольдъ. Лордъ Гарри Герфордъ, Дерби и Ланкастеръ,
             Стоящій здѣсь за Бога, короля
             И за себя, берется доказать
             Подъ опасеніемъ прослыть безчестнымъ,
             Что Томасъ Моубрей Норфолькъ злой измѣнникъ
             Предъ Богомъ, королемъ и имъ самимъ,
             И смѣло съ нимъ вступить желаетъ въ битву.
   2-й герольдъ. Сэръ Томасъ Моубрей, лордъ и герцогъ Норфолькъ,
             Стоящій здѣсь для собственной защиты,
             Берется доказать подъ страхомъ быть
             Объявленнымъ лжецомъ, что Гарри Герфордъ
             Ланкастерскій и Дерби -- злой предатель
             Предъ Богомъ, королемъ и имъ самимъ!
             Безстрашно и свободно онъ лишь ждетъ
             Условный знакъ, чтобы начать сраженье.
   Лордъ-маршалъ. Впередъ, противники!-- трубите трубы!

(Тушъ).

             Назадъ, назадъ! Король повергнулъ жезлъ.
             Король. Оставьте ваши копья, сбросьте шлемы
             И возвратитесь на свои мѣста.
             Пускай трубятъ, покуда мы не скажемъ
             Рѣшенье наше герцогамъ.

(Продолжительный тушъ; король совѣтуется съ сановниками и затѣмъ обращается къ противникамъ).

                                           Приблизьтесь
             И выслушайте то, что мы рѣшили
             Съ своимъ совѣтомъ.-- Чтобъ родная кровь,
             Вскормленная родною же землей,
             Не обагрила наше королевство;
             Чтобъ избѣжать междоусобныхъ распрей,
             [Противныхъ намъ и вызванныхъ лишь вашей
             Орлино-смѣлой гордостью и злобой
             Парящихъ къ небу замысловъ въ союзѣ
             Съ кичливой вашей завистью другъ къ другу] 13);
             Чтобъ тихій миръ, покоившійся сномъ
             Невиннаго дитяти въ колыбели,
             Не вздрогнулъ вновь, внезапно пробужденный
             Бряцаньемъ копій, рѣзкимъ звукомъ трубъ
             И трескомъ барабановъ, и не залилъ
             Отчизны нашей родственною кровью
             Своихъ дѣтей -- рѣшили мы съ совѣтомъ
             Изгнать васъ изъ предѣловъ государства!--
             Тебѣ, Герфордъ, подъ страхомъ смертной казни
             Мы произносимъ приговоръ блуждать
             По чуждымъ странамъ, не видавъ отчизны,
             Покуда десять разъ поля страны
             Не уберутся новою одеждой 14)!
   Болинброкъ. Твои слова законъ! Теперь моя
             Одна надежда въ томъ, что и меня
             Освѣтитъ солнце тѣми же лучами,
             Какими здѣсь сіяетъ надъ друзьями.
   Король. Тебя, Норфолькъ, ждетъ приговоръ тяжелѣй,
             Какъ ни прискорбно мнѣ его сказать.
             Лѣнивый ходъ часовъ не сосчитаетъ
             Тебѣ минутъ изгнанья. Подъ угрозой
             Лишенья жизни, я произношу
             Тяжелое: "навѣкъ!"
   Норфолькъ.           О, какъ жестоко,
             Мой повелитель, это слово, и какъ мало
             Я ждалъ его изъ вашихъ устъ! Я думалъ,
             Что заслужилъ почетнѣйшей награды,
             Чѣмъ это тяжкое изгнанье въ чуждый,
             Широкій міръ! Теперь мнѣ должно будетъ
             Забыть языкъ, которому учился
             Я сорокъ лѣтъ! Онъ будетъ мнѣ не нуженъ,
             Какъ инструментъ, сокрытый подъ замкомъ,
             Иль со струнами порванными арфа,
             Попавшая подъ руки человѣка,
             Не знающаго тайны вызвать звукъ.
             Ты заключилъ языкъ мой за рѣшеткой
             Зубовъ и губъ, пристава на часы
             Мое невѣжество. Я слишкомъ старъ,
             Чтобъ ластиться къ кормилицѣ и снова
             Учиться говорить. Что жъ приговоръ твой,
             Какъ не нѣмая, тягостная смерть
             Иль равная со смертью злая мука --
             Жить, не слыхавъ родного больше звука!
   Король. Напрасно все:-- печальный твой отвѣтъ
             Насъ не смягчитъ: словамъ возврата нѣтъ.
   Норфолькъ. Прости жъ, мой край! Тебя теряя, очи
             Теряютъ свѣтъ для мрака чуждой ночи! (Хочетъ ummu).
   Король. Постой! Возьми съ собою прежде клятву.
             Кладите ваши изгнанныя руки
             На царственный нашъ мечъ и поклянитесь
             Во имя Бога (такъ какъ наше имя
             Теперь вамъ стало чуждо, и вашъ долгъ
             Престолу прекращается съ изгнаньемъ),
             Клянитесь же -- и да поможетъ небо
             Вамъ выполнить обѣтъ, что никогда
             Въ чужихъ странахъ вы не сойдетесь снова
             Для дружбы иль любви, что ни одинъ
             Изъ васъ не узритъ вновь лица другого,
             Что ни письмомъ, ни словомъ, ни дѣлами
             Вы не пробудите вторично бурю
             Вражды, возникшей здѣсь, и что никто
             Изъ васъ не вступитъ въ сдѣлку иль союзъ
             Противу насъ, подвластныхъ намъ иль трона!
   Болинброкъ. Клянусь!
   Норфолькъ.                     Клянусь и я!
   Болинброкъ.                               Норфолькъ,-- ты врагъ мой,
             Но выслушай меня, насколько это
             Дозволитъ непріязнь. Когда бъ не воля
             Властителя, одинъ изъ насъ теперь
             Разстался бы съ душой, какъ наше тѣло
             Разстанется съ отчизной;-- принеси же
             Раскаянье въ своей измѣнѣ прежде,
             Чѣмъ удалишься. Помни, что твой путь
             Далекъ и дологъ! Не бери съ собой
             Въ путь тяжесть преступленья.
   Норфолькъ. Нѣтъ, Герфордъ,
             Я не измѣнникъ!-- Пусть иначе имя
             Мое изгладится изъ книги жизни,
             И самъ я буду изгнанъ изъ небесъ,
             Какъ изгнанъ изъ отчизны! Но тебя
             Лишь знаютъ я да Богъ -- и я сердечно
             Боюсь, что самъ король тебя узнаетъ,
             Когда ужъ будетъ поздно. Повелитель,
             Прими мое прости! Моя дорога
             Не сбивчива: весь міръ мнѣ путь теперь,
             Лишь родины одной закрыта дверь! (Уходитъ Норфолькъ).
   Король (Гонту). Ты грустенъ, дядя:-- я читаю горе
             Въ твоихъ глазахъ;-- печаль твоя сбавляетъ
             Ему четыре года срока ссылки. (Болинброку)
             Пройдутъ шесть зимъ -- и ты вернешься снова.
   Болинброкъ. Какъ много лѣтъ въ одномъ ничтожномъ словѣ!
             Четыре тягостныхъ зимы и столько жъ
             Веселыхъ лѣтъ окончены въ твоихъ
             Двухъ-трехъ словахъ! Таковъ языкъ царей!
   Гонтъ. Благодарю тебя, мой повелитель!
             Изъ снисхожденья мнѣ ты сокращаешь
             Его изгнанье четырьмя годами;
             Но мнѣ нѣтъ пользы въ томъ: задолго прежде,
             Чѣмъ пронесутся мѣсяцы его
             Изгнанія -- мои закроетъ очи
             Слѣпая смерть покровомъ вѣчной ночи!
             Лишенный силъ, мой свѣточъ догоритъ
             И скорбный взоръ вновь сына не узритъ.
   Король. Ну, полно, дядя!.. ты не мало можешь
             Еще прожить.
   Гонтъ.                     Но ты мнѣ не поможешь
             Прожить и дня! Ты властенъ жизни нить
             Пресѣчь мою! Навѣкъ покой сгубить
             Моихъ ночей -- но этимъ не прибавишь
             Минуты дня! По прихоти заставишь
             Покрыться ты морщинами мой лобъ:
             Сведя меня до времени въ мой гробъ;
             Но если снять способны ты и время
             Съ меня моей печальной жизни бремя,
             Ты, снявши разъ, ее мнѣ возвратить
             Не властенъ ты!
   Король.                     Твой сынъ отправленъ въ ссылку
             Рѣшеньемъ общимъ всѣхъ, и первый подалъ
             Его ты самъ. Къ чему жъ теперь нападка
             На приговоръ?
   Гонтъ.                     То, что бываетъ сладко
             На первый мигъ, намъ горько предъ концомъ!
             [Я былъ, увы, судьей, а не отцомъ!
             И, можетъ-быть, не будь моимъ онъ сыномъ,
             Отнесся бъ я добрѣе и къ причинамъ
             Его вины] 15). О, почему изъ васъ
             Никто меня не упрекнулъ въ тотъ часъ
             Въ жестокости? Укора я страшился
             Въ пристрастіи -- и вотъ за то лишился
             Подспорья дряхлыхъ дней! Вы не могли
             Меня тогда прервать и привели
             Къ тому, что мой языкъ изрекъ невольно
             Себѣ жестокій приговоръ!
   Король.                               Довольно!
             Прощайся съ нимъ: онъ изгнанъ на шесть лѣтъ.

(Трубы. Король и свита уходятъ).

   Омерле. Ну, братъ, прощай! Прими отъ насъ привѣтъ
             Да напиши оттуда, гдѣ ты будешь,
             То, что теперь сказать намъ позабудешь.
             Лордъ-маршалъ. Я не прощаюсь: я иду за нимъ
             До берега.
   Гонтъ (Болинброку). Что жъ ты стоишь нѣмымъ
             И не отвѣтишь на привѣты близкихъ?
   Болинброкъ. Мнѣ слишкомъ мало словъ, чтобъ имъ отвѣтить.
             Моя печаль такъ велика, что словомъ
             Ея не выразить.
   Гонтъ.                     Что въ ней? подумай!
             Не больше, какъ отъѣздъ на время!
   Болинброкъ.                               Да!
             Но время это горестно.
   Гонтъ.                               Представь
             Себѣ, что ты поѣхалъ добровольно
             Для развлеченья.
   Болинброкъ.           Сердце возмутится,
             Чтобъ утѣшать себя такимъ обманомъ,
             И все увидитъ въ томъ одну неволю.
   Гонтъ. Смотри на этотъ срокъ, какъ на оправу,
             Въ которой будетъ вставленъ день возврата,
             Какъ дорогой алмазъ.
   Болинброкъ 16).           Подобной мыслью
             Я съ каждымъ новымъ шагомъ буду только
             Напоминать себѣ о томъ пространствѣ,
             Которымъ отдѣленъ отъ всѣхъ алмазовъ
             Моей любви! Изгнанье будетъ мнѣ
             Казаться тяжкой ношей, при которой
             Могу въ концѣ я только похвалиться,
             Что выслужилъ одну печаль и горе.
   Гонтъ. Для мудраго нѣтъ мѣста, гдѣ бъ онъ не былъ
             Доволенъ и счастливъ. Пускай тебя
             Научитъ такъ судить необходимость:
             Она всему учитель. Пробуй думать,
             Что не король тебя отправилъ въ ссылку,
             А ты его. Чѣмъ больше надъ собою
             Даемъ мы власти горю, тѣмъ сильнѣй
             Оно терзаетъ насъ. Представь себѣ,
             Что не король послалъ тебя въ изгнанье,
             А я -- на поискъ славы! Иль, что ты
             Спѣшишь въ иныя страны отъ заразы,
             Постигшей этотъ край. Увѣрь себя,
             Что милое твоей душѣ живетъ
             Не съ нами здѣсь, а тамъ, куда ты ѣдешь;
             Пусть пѣнье птицъ тебѣ замѣнитъ нашу
             Родную музыку; трава луговъ --
             Живую зелень пиршественной залы 17),
             Цвѣты -- прекрасныхъ женщинъ, а прогулка --
             Веселье нашихъ танцевъ. Помни только,
             Что злая скорбь имѣетъ меньше силъ
             Надъ тѣмъ, кто ей противится.
   Болинброкъ.                               Кто жъ былъ
             Настолько твердъ, чтобъ думать о снѣгахъ
             Холоднаго Кавказа, ощущая
             Мученья пламени? Кто притупитъ
             Страданья голода воспоминаньемъ
             О пиршествѣ? Кто въ состояньи думать
             О лѣтнихъ дняхъ, валяясь по землѣ
             Въ декабрьскій снѣгъ? О, нѣтъ! чѣмъ больше мы
             Твердимъ себѣ о радости средь горя,
             Тѣмъ намъ оно больнѣе! Нѣтъ страданья
             Сильнѣй того, когда нарывъ готовъ
             Прорвать свою болячку и не можетъ
             Найти исхода.
   Гонтъ.                     Полно, что тревожить
             Себя напрасно! Въ возрастъ твой о томъ
             Я бъ не скорбѣлъ;-- но время, сынъ; идемъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ Король, Бэготъ и Гринъ; имъ навстрѣчу Омерле).

   Король. Да, я замѣтилъ.-- Какъ далеко, брать,
             Ты проводилъ великаго Герфорда?
   Омерле. Я проводилъ великаго Герфорда,
             Коль скоро вамъ угодно, чтобъ его я
             Звалъ этимъ именемъ, до перекрестка
             Большой дороги 18).
   Король.                     И какъ много пролилъ
             При этомъ горькихъ слезъ?
   Омерле.                     Я?-- ни одной!
             Лишь только вѣтеръ, дувшій мнѣ въ лицо,
             Невольно вызвалъ слезы и почтилъ
             Одной изъ нихъ холодную разлуку.
   Король. Что онъ сказалъ въ минуту разставанья?
   Омерле. Сказалъ: "прощайте"; я же, не желая
             Унизить это слово, притворился
             Столь огорченнымъ, что мои слова
             Казались сдавленными и остались
             Въ моей груди. Конечно, если бъ я,
             Сказавъ ему "прости", могъ увеличить
             Его изгнанья срокъ, то насказалъ бы
             Ему ихъ тысячу; но такъ какъ это
             Бе помогло бъ, то онъ и удалился,
             Не получивъ ни одного.
   Король.                               Онъ братъ мой;
             Но я, признаться, сильно сомнѣваюсь,
             Придется ли ему увидѣть снова
             Своихъ друзей. И я, и Гринъ, и Бэготъ --
             Всѣ видѣли, съ какою хитрой лестью
             Онъ говорилъ съ народомъ; какъ старался
             Подладиться къ его расположенью
             Притворной дружбою; съ какимъ поклономъ
             Встрѣчалъ простолюдиновъ; какъ искалъ
             Привлечь къ себѣ привѣтливой улыбкой
             И возбудить покорностью судьбѣ
             Сердца работниковъ. Онъ въ нихъ какъ будто
             Хотѣлъ вселить увѣренность, что съ нимъ
             Изгонится и ихъ покой. Я видѣлъ,
             Какъ на дорогѣ низко поклонился
             Онъ устричной торговкѣ. Два какихъ-то
             Извозчика сказали пожеланье
             Ему счастливаго пути -- и онъ
             Имъ поклонился низко, низко 19), молвивъ:
             "Благодарю, друзья мои", какъ будто
             Вся Англія была его наслѣдьемъ,
             А онъ одной надеждою страны!
   Гринъ. Ну, Богъ съ нимъ!.. Онъ ушелъ, асъ нимъ исчезнутъ
             И злые замыслы;-- теперь же время
             Подумать объ ирландскомъ бунтѣ. Надо
             Принять крутыя мѣры, чтобъ не дать
             Ему усилиться, пока мы медлимъ,
             И не принесть серьезнаго вреда
             Для вашего величества.
   Король.                               Мы сами
             Отправимся въ походъ; а такъ какъ наша
             Казна почти пуста при содержаньи
             Подобнаго двора и при подобныхъ
             Расходахъ -- то рѣшились мы отдать
             Страну на откупъ 20). Эта мѣра будетъ
             Подмогой для войны. А если этихъ
             Не хватитъ также средствъ, то мы оставимъ
             Своимъ намѣстникамъ права вписать
             Въ особыхъ бланкахъ имена богатыхъ 21)
             Для сбора нужныхъ суммъ, чтобъ переслать
             Ихъ намъ въ Ирландію, куда мы сами
             Отправимся немедленно. (Входитъ Бюши).
                                           Ну что,
             Бюши, ты скажешь новаго?
   Бюши.                               Милордъ,
             Джонъ Гонтъ опасно захворалъ. Имъ присланъ
             Гонецъ съ покорной просьбою, чтобъ ваше
             Величество пожаловали тотчасъ
             Къ нему.
   Король.           Гдѣ онъ лежитъ?
   Бюши.                               Въ Эль-Гаузѣ.
   Король.                                                   Пусть бы
             Врачу пришла благая мысль упрятать
             Его скорѣй въ спокойный гробъ! Подкладка
             Его богатыхъ сундуковъ поможетъ
             Намъ снарядить, какъ слѣдуетъ, солдатъ
             Въ задуманный походъ... Идемте, лорды,
             Взглянуть, что съ нимъ... Отъ всей души желалъ бы
             Я опоздать!
   Всѣ.                     Аминь на вашу мысль. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Комната въ Эль-Гаузѣ.

(Гонтъ больной. Герцогъ Іоркскій и другіе стоятъ возлѣ).

   Гонтъ. Пріѣдетъ ли король? Я такъ желалъ бы
             Окончить жизнь мою благимъ совѣтомъ
             Его безумной юности.
   Герц. Іоркскій.                     Что пользы:
             Онъ не послушаетъ; ты лишь измучишь
             Напрасно грудь.
   Гонтъ.                     Но говорятъ вѣдь, будто
             Предсмертныя слова, подобно звукамъ
             Глубокой музыки, понятнѣй сердцу.
             Передъ концомъ коснѣющій языкъ
             Не можетъ лгать. Того, чьей смерти мигъ
             Приблизился, послушаютъ скорѣе,
             Чѣмъ полнаго надеждъ и юныхъ силъ.
             Послѣдній часъ для памяти живѣе,
             И какъ для насъ подъ вечеръ больше милъ
             Послѣдній лучъ; какъ музыки, ласкавшей
             Нашъ слухъ, сильнѣе въ памяти живетъ
             Послѣдній звукъ, такъ Ричардъ, не внимавшій
             Словамъ досель,-- предъ смертью ихъ пойметъ.
   Герц. Іоркскій. Не радуйся!.. его ласкаетъ уши
             Другая музыка, нѣжнѣй и льстивѣй
             Онъ слушаетъ хвалы себѣ, читаетъ
             Поэтовъ сладострастья, чьи стихи
             Способны такъ манить коварнымъ ядомъ
             Живую молодость; твердитъ о модахъ
             Италіи 22), которымъ нашъ народъ
             Во всемъ слѣдитъ съ жеманствомъ обезьяны.
             Была ль такая выдумка, которой
             Ему бъ не передали тотчасъ, лишь бы
             Она была нова, а тамъ пусть будетъ
             Глупа она и гнусна? Въ чемъ же можетъ
             Помочь совѣтъ, когда дурная воля
             Возстала противъ разума! Оставь
             Намѣренье смирить того, кто самъ
             Себѣ избралъ подобную дорогу;
             Не мучь себя: тебѣ и такъ немного
             Осталось жить.
   Гонтъ.                     Я чувствую, во мнѣ
             Зажегся даръ пророчества предъ смертью!
             Да, буйный пылъ не можетъ долго жить!
             Его безумства, какъ свирѣпый пламень,
             Погаснутъ скоро. Тихіе дожди
             Кончаются не вдругъ, но бурный ливень
             Уймется вмигъ! Поспѣшность насъ ведетъ
             Къ одной усталости; излишней пищей
             Мы давимся; тщеславье, какъ обжорство,
             Истративъ все, пожретъ само себя.
             И этотъ тронъ, и этотъ славный островъ --
             Величія страна, отчизна Марса,
             Земной эдемъ, твердыня, для себя
             Воздвигнутая самою природой;
             Страна мужей; блистающій алмазъ,
             Оправленный въ серебряное море,
             Хранящее его, какъ за стѣной,
             Иль рвами замка противъ всѣхъ попытокъ
             Завистливыхъ, не столь счастливыхъ націй --
             И эта Англія, отчизна столькихъ
             Преемственныхъ монарховъ по рожденью,
             Прославленныхъ по рыцарскимъ дѣламъ
             И подвигамъ до дальней Палестины.
             Хранящей гробъ Спасителя Христа --
             И этотъ, этотъ край, отчизна столькихъ
             Великихъ душъ, прославленный во всѣхъ
             Странахъ вселенной, отданъ нынѣ въ откупъ,
             Какъ маленькая мыза! Вотъ, что душитъ,
             Что жжетъ меня! Та Англія, которой
             Вылъ поясомъ великій океанъ,
             Чьи скалы отбивали бурный натискъ
             Прибоя волнъ -- теперь оплетена
             Чернильной сѣтью актовъ, низкихъ сдѣлокъ,
             Пергаментовъ и купчихъ крѣпостей!
             Тотъ край, который властвовалъ другими,
             Теперь попался въ рабство самъ себѣ!
             О, если бъ я унесъ съ собою въ могилу
             Весь этотъ стыдъ -- какъ сладко бъ умеръ я!

(Входятъ король Ричардъ, королева, Омерле, Бюши, Гринъ, Бэгтъ, Россъ и Виллоуби).

   Герц. Іоркскій. Идетъ король. Прошу тебя, будь мягче.
             Упреки могутъ только раздражить
             Пылъ жаркой юности.
   Королева.                     Что съ вами, дядя?
   Король. Что новаго? Что скажешь, старый Гонтъ?
   Гонтъ. Да! старый Гонтъ!.. Хотя не по лѣтамъ,
             А развѣ потому, что онъ изношенъ
             И изнуренъ 23). Я постъ держалъ печали,
             А всякій постъ способенъ изнурить.
             Я бодрствовалъ для Англіи дремавшей --
             И изнуренъ безсонницей! Мнѣ было
             Отказано и въ томъ, что подкрѣпляетъ
             Всего сильнѣй отцовъ -- въ утѣхѣ видѣть
             Своихъ дѣтей. Ты изнурилъ меня
             Такимъ постомъ. Измученный, худой,
             Какъ гость гробовъ, и лечь во гробъ готовый,
             Я съ жизнью не теряю ничего
             И въ гробъ снесу однѣ мои лишь кости.
             Король. Ну, станетъ ли больной такъ пустословить 24).
   Гонтъ. Что жъ! Я смѣюсь надъ собственной болѣзнью:
             Съ тѣхъ поръ, какъ ты преслѣдуешь меня
             И въ самыхъ дѣтяхъ -- мнѣ смѣшны недуги,
             И я смѣюсь надъ ними въ угожденье
             Тебѣ, великій государь.
   Король.                               Къ лицу ли
             Угодничать, готовясь умирать?
   Гонтъ. Живущій угождаетъ здѣсь, напротивъ,
             Тому, кто умираетъ.
   Король.                               Ты сказалъ
             Сейчасъ, что угождаешь мнѣ -- и самъ же
             Лежишь больной.
   Гонтъ.                     Но умираешь ты;
             А я живу, хоть и терплю недуги.
             Король. Я бодръ и живъ, а ты лежишь въ постели.
   Гонтъ. И все же я здоровѣе тебя --
             Тому свидѣтель Богъ. Какъ я ни боленъ,
             Но твой недугъ сильнѣй. Его постель --
             Все государство; ты страдаешь въ немъ
             Потерей доброй славы и, сраженный
             Болѣзнью той, ввѣряешь беззаботно
             Свое лѣченье тѣмъ же докторамъ,
             Которые виновны въ ней. Она
             Свила гнѣздо въ твоей коронѣ. Въ ней
             Живутъ толпы льстецовъ, и какъ ни мало
             Въ ней кажется имъ мѣста -- ихъ зараза
             Опустошила цѣлую страну.
             О, если бъ дѣдъ твой могъ предвидѣть раньше,
             Что внукъ его разстроитъ такъ довольство
             Его дѣтей -- онъ, вѣрно бы, впередъ
             Предупредилъ подобный стыдъ, лишивши
             Тебя наслѣдства прежде, чѣмъ ты самъ
             Его лишишься собственной виною!
             Вѣдь если бъ ты носилъ корону міра,
             То и тогда покрылся бы стыдомъ,
             Отдавши этотъ край на откупъ 25)! Какъ же
             Назвать позоръ, когда ты это сдѣлалъ,
             Владѣя только имъ? Ты не король,
             А мызникъ Англіи! Святыню власти
             Ты отдалъ самъ, позорно подчинивъ
             Ее торговымъ сдѣлкамъ...
   Король.                               Старый, дерзкій,
             Сѣдой глупецъ! Прикрывъ болѣзнью дерзость,
             Ты смѣешь безнаказанно сгонять
             Съ лица монарха краску, заставляя
             Его блѣднѣть отъ ярости! Клянусь,
             Не будь ты сынъ великаго Эдварда,
             Безумный твой языкъ бы произнесъ
             Тебѣ твой приговоръ!
   Гонтъ.                               О, не щади
             Во мнѣ Эдварда кровь лишь потому,
             Что я и твой отецъ родились оба
             Отъ крови Эдварда: ты ужъ давно,
             Какъ пелеканъ, упился этой кровью 26).
             Смерть брата Глостера -- да будетъ миръ
             Его душѣ на небѣ -- можетъ намъ
             Служить предвѣстьемъ, что тебѣ не новость
             Пролить Эдварда кровь. Мои недуги
             Подкосятъ стебель старой жизни вмѣстѣ
             Съ твоей жестокостью. Живи жъ съ позоромъ,
             И пусть тебѣ навѣки злымъ укоромъ
             Послужитъ смерть моя! Пускай снесутъ
             Меня теперь въ постель, а тамъ замкнутъ
             И въ темную могилу! Наслаждайся
             Тотъ жизнью, кто счастливъ. (Его уносятъ).
   Король.                                         И убирайся
             Въ могилу тотъ, кого уже давно
             Изгрызли злость и старость заодно!
             Въ тебѣ довольно ихъ, и, къ счастью, обѣ
             Съ тобой найдутъ покой навѣки въ гробѣ.
   Герц. Іоркскій. О, государь, не придавай словамъ
             Его дурного смысла!.. Въ нихъ виновны
             Болѣзнь и грусть. Онъ любитъ, увѣряю,
             Тебя отъ всей души, какъ сына.
   Король.                                         Знаю,
             Любовь ко мнѣ одна въ нихъ; я воздамъ
             Такой же имъ -- и будь, что будетъ тамъ!

(Входитъ Нортумберландъ).

   Нортумберландъ. Джонъ Гонтъ прислалъ со мною вамъ послѣдній
             Привѣтъ свой, государь.
   Король.                               Что онъ еще
             Наговорилъ?
   Нортумберландъ. Ни слова;-- все свершилось
             Для герцога. Теперь языкъ его --
             Безструнный инструментъ: жизнь, слово -- все
             Утрачено навѣки вашимъ дядей!
   Герц. Іоркскій. О, бѣдный Іоркъ, спѣши, на брата глядя,
             Утратить ихъ и ты! Пусть смерти часъ
             Печаленъ и тяжелъ, но въ немъ для насъ
             Конецъ бѣдамъ и горю.
   Король.                               Что за дѣло,
             Что зрѣлый плодъ упалъ! Ему приспѣло
             Давно ужъ это время. Къ счастью, въ насъ
             Еще довольно жизни. Впрочемъ, что
             Объ этомъ разсуждать: пора заняться
             Ирландскою войной. Мы непремѣнно
             Должны смирить бунтовщиковъ, которыхъ
             Зараза разлилась въ странѣ, гдѣ ядъ
             Не можетъ и не долженъ жить 27); но такъ какъ
             Такой походъ потребуетъ большихъ
             Издержекъ и трудовъ, то мы беремъ
             Имущество, доходы и добро,
             Которыми владѣлъ покойный герцогъ.
   Герц. Іоркскій. О, долго ль мнѣ еще хранить терпѣнье?
             И долго ли изъ чувства уваженья
             Сносить твои неправды? Ни кончина
             Ланкастера, ни Герфорда изгнанье,
             Ни происки, какими ты успѣлъ
             Его разстроить свадьбу 28); ни страданья
             Отечества, ни личныя обиды,
             Претерпѣнныя мной, не побудили
             Меня наморщить лобъ мой и забыть
             Хотя на мигъ почтеніе къ монарху!
             Я -- младшій изъ сыновъ Эдварда; старшимъ
             Былъ твой отецъ, покойный принцъ Уэльскій.
             Левъ на войнѣ, овечка въ лонѣ мира --
             Таковъ былъ этотъ принцъ. Въ тебѣ я вижу
             Его черты; въ твои года онъ былъ
             Твоимъ живымъ портретомъ; но когда
             Нахмуривалъ онъ лобъ, то дѣлалъ это
             На страхъ врагамъ отчизны, а не противъ
             Своихъ друзей. Онъ щедро раздавалъ
             Друзьямъ своимъ дары, но это были
             Дары, имъ добытые, а не тѣ,
             Которые стяжалъ своею славой
             Его отецъ. Рука его багрилась
             Въ крови враговъ отчизны, а не кровью
             Своихъ родныхъ. О, Ричардъ, никогда
             Не сдѣлалъ я такого бы сравненья,
             Когда бы не привелъ меня къ тому
             Избытокъ золъ и горя.
   Король.                               Что такое?
             Что это значитъ, дядя?
   Герц. Іоркскій.                     О, прости
             Меня иль не прощай -- какъ знаешь: мнѣ
             Ужъ все равно! Ты хочешь захватить
             Себѣ права изгнанника Герфорда.
             Но развѣ Гонтъ не умеръ? Развѣ Герфордъ
             Еще не живъ? Иль развѣ Гонтъ безчестенъ,
             А сынъ его преступенъ? Иль отецъ,
             По-твоему, не въ правѣ завѣщать,
             А сынъ ему наслѣдовать? Разрушь же
             Тогда законы времени! Достигни,
             Чтобъ дни не шли вослѣдъ одинъ другому!
             Не будь самимъ собой:-- вѣдь ты обязанъ
             Твоимъ вѣнцомъ правамъ того жъ наслѣдства!
             Клянусь тебѣ -- и да избавитъ Богъ
             Меня дождаться этого -- что если
             Ты посягнешь такъ дерзко на права
             Изгнанника Герфорда и не дашь
             Ввести его въ законное наслѣдство --
             Ты самъ себѣ накличешь тучу бѣдъ,
             Утратишь самъ сердца тебя любившихъ,
             Возбудишь наконецъ во мнѣ самомъ
             Такія подозрѣнія, которымъ
             Доселѣ не давала вѣрить честь!
             Король. Толкуй себѣ, какъ знаешь;-- мы беремъ
             Его добро, посуду, деньги, домъ
             И все, чѣмъ онъ владѣлъ.
   Герц. Іоркскій.                     Пускай покажетъ
             Грядущее, кто правъ! Хотя не скажетъ
             Пока никто, что ждетъ тебя впередъ,
             Но путь дурной къ добру не приведетъ! (Уходитъ Іоркъ).
   Король. Ступай, Бюши, и попроси отъ насъ,
             Чтобъ графъ Вильтширъ сюда немедля прибылъ
             Для описи. А завтра ѣдемъ мы
             Въ Ирландію: пора пришла давно.
             На время же отлучки оставляемъ
             Правителемъ мы Іорка: онъ правдивъ
             И преданъ намъ.-- Идемте, королева!
             Да будь же веселѣй: вѣдь намъ съ тобой
             Уже не долго оставаться вмѣстѣ,

(Трубы. Король, королева, Бюши, Омерле, Гринъ и Бэготъ уходятъ).

   Нортумберландъ. Что жъ, лорды! Герцогъ умеръ.
   Россъ.                                                             Да,-- и живъ,
             Затѣмъ, что сынъ его отнынѣ герцогъ.
   Виллоуби. По титламъ, не по дѣлу.
   Нортумберландъ.                     По обоимъ,
             Когда бъ была на свѣтѣ справедливость.
   Россъ. Какъ ни полна у насъ душа, но мы
             Не можемъ облегчить ее, къ несчастью,
             Свободнымъ языкомъ.
   Нортумберландъ.           Такъ говори же --
             И пусть навѣкъ лишится языка
             Тотъ, кто предастъ тебя!
   Виллоуби.                     Ты хочешь что-то
             Сказать о Герфордѣ? Не бойся молвить:
             Я радъ все слушать, что способно сдѣлать
             Ему добро.
   Россъ.           Я сдѣлать не могу
             Ему, къ несчастью, никакого, если
             Не назовете вы добромъ желанья
             Помочь всего лишенному страдальцу.
   Нортумберландъ. Клянусь душой, позоръ навѣки намъ,
             Коль скоро мы позволимъ обращаться
             Такъ съ королевнимъ принцемъ и съ другими,
             Не менѣе достойными людьми!
             Король давно внимаетъ наговорамъ
             Однихъ льстецовъ -- и, что бъ ни захотѣли
             Они наклеветать изъ непріязни
             На каждаго изъ насъ -- онъ мститъ жестоко
             Не только намъ, но даже нашимъ дѣтямъ.
   Россъ. Онъ потерялъ давно любовь народа
             За тяжесть податей и оттолкнулъ
             Сердца дворянъ, заставивъ ихъ платиться
             За прежніе грѣхи.
   Виллоуби.           А сверхъ того,
             Не каждую ль минуту заставляютъ
             Насъ вновь платить подъ видомъ бланковъ, ссудъ
             И Богъ знаетъ чего? Когда жъ все это
             Окончится?
   Нортумберландъ. Онъ разорилъ отчизну
             Безъ всякихъ войнъ; онъ ихъ не велъ: онъ низко
             Запродалъ все, что добыли мечомъ
             Его предшественники. Онъ при мирѣ
             Истратилъ больше, чѣмъ они въ войну.
   Россъ. Графъ Вильтширъ взялъ на откупъ королевство.
   Виллоуби. Король введенъ въ банкротство, какъ купецъ.
   Нортумберландъ. Надъ нимъ висятъ позоръ и разоренье.
   Россъ. И, несмотря на всѣ его налоги,
             Онъ все-таки безъ денегъ для войны;
             Затѣмъ и разоренъ имъ бѣдный герцогъ.
   Нортумберландъ. О, выродокъ монарховъ! Но чего же
             Мы сами ждемъ, друзья? Мы слышимъ шумъ
             И свистъ ужасной бури, видимъ гибель
             Для нашихъ парусовъ, а не спѣшимъ
             Убрать ихъ во-время, чтобъ не попасться
             Въ нежданную бѣду.
   Россъ.                     Теперь ужъ поздно!
             Спасенья нѣтъ: мы долго не хотѣли
             Предотвратить грозящую опасность
             И понесемъ за то теперь возмездье.
   Нортумберландъ. Ну, хоть не такъ! Я вижу свѣтлый лучъ
             Сквозь очи самой смерти, но не знаю,
             Близка ль еще пріятная надежда.
   Виллоуби. Откройся жъ намъ, какъ мы тебѣ открыли
             О томъ, что думаемъ.
   Россъ.                     Будь откровененъ,
             Нортумберландъ! Что сказано межъ нами,
             Останется, какъ будто бъ никогда
             Не выходило изъ предѣловъ мысли.
   Нортумберландъ. Такъ слушайте: я получилъ извѣстье
             Изъ Портъ-Лебланъ въ Бретани, что оттуда
             Отправились недавно на восьми
             Большихъ судахъ съ отборнымъ, лучшимъ войскомъ
             И всѣмъ необходимымъ Гарри Герфордъ,
             Лордъ Рейнольдъ Кобгэмъ, бывшій лордъ-епископъ
             Сэръ Томасъ Эрпингэмъ, сэръ Джонъ Рамстонъ,
             Джонъ Норбери, Уатертонъ и Койнтъ.
             Они пристанутъ къ нашимъ берегамъ
             На сѣверѣ и только ожидаютъ
             Отъѣзда короля. Когда хотите
             Стряхнуть съ себя позорное ярмо
             И оперить оборванныя крылья 29)
             Униженной отчизны, возвративъ
             Коронѣ, обезчещенной залогомъ,
             И царственности прежнія права --
             За мною въ Равенспоргъ! Когда жъ боитесь
             Сидите здѣсь, храните лишь молчанье,
             А я туда отправлюсь и безъ васъ.
   Россъ. Впередъ, впередъ! Оставимъ страхъ рабамъ!
             Виллоуби. Лишь лошадь мнѣ -- я первый буду тамъ 30)!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

(Входятъ Королева, Бюши и Бэготъ).

   Бюши. Вы грустны, королева; вы забыли,
             Что предъ разлукой вашею съ супругомъ
             Вы дали обѣщанье быть веселой
             И отложить угрюмую печаль.
   Королева. Ему въ угоду -- да; но, къ сожалѣнью,
             Я не могу исполнить это. Правда,
             Мнѣ нѣтъ иной причины грусти, кромѣ
             Разлуки съ милымъ Ричардомъ, но мнѣ
             Все чудится какое-то иное,
             Невѣдомое горе: я тревожусь
             Предчувствіемъ чего-то больше злого
             И тяжкаго, чѣмъ горе разставанья.
   Бюши. Не бойтесь, королева. Грусть бѣды,
             Встрѣчаясь съ нашей мыслью, отражаетъ
             Себя въ ней въ сотнѣ видовъ; мы жъ, вдаваясь
             Въ такой обманъ, считаемъ призракъ горя
             За новую бѣду. Такъ точно слезы,
             Наполнивши глаза, дробятъ предметы;
             Такъ хрустали, пустые по себѣ,
             Усиливаютъ блескъ отъ многихъ граней.
             Вотъ такъ и вы, скучая о супругѣ,
             Печалитесь не столько объ его
             Отсутствіи, какъ отъ такого жъ точно
             Обмана чувствъ. Вглядитесь хорошенько --
             И вы легко увидите, что это
             Лишь призраки. Грустите жъ, королева,
             О томъ, что онъ уѣхалъ -- но не больше;
             Другой причины нѣтъ, а если есть,
             Такъ это лишь одно воображенье.
   Королева. Дай Богъ, чтобъ было такъ,-- хотя мнѣ сердце
             Твердитъ совсѣмъ другое! Впрочемъ, я
             Все жъ не могу не быть грустна: я точно
             Ищу чего-то въ страхѣ и, не зная,
             Чего искать, пугаюсь этой самой
             Тяжелой неизвѣстности.
   Бюши.                               Не бойтесь;
             Повѣрьте мнѣ, что это лишь мечты!
   Королева. Мечты? Но вѣдь мечты всегда бываютъ
             Порождены дѣйствительностью; -- что же
             Причиной ихъ теперь? Моя тоска
             Пришла сама собой; я получила
             Ее какъ бы въ наслѣдство, и, не зная,
             Ни что она ни какъ ее назвать,
             Могу одно лишь: плакать и страдать. (Входитъ Гринъ).
   Гринъ. Привѣтъ ея величеству и вамъ,
             Почтенные милорды! Я являюсь
             Съ надеждой, что король еще, быть-можетъ,
             Не выѣхалъ въ Ирландію.
   Королева.                     Къ чему
             Подобная надежда? Было бъ лучше
             Надѣяться, что онъ уже уѣхалъ.
             Его надежда въ спѣхѣ; -- для чего же
             Желаешь ты противнаго?
   Бюши.                               Затѣмъ,
             Прекрасная милэди, чтобы онъ --
             Надежда насъ самихъ -- спѣшилъ скорѣе
             Вернуть свои войска и уничтожить
             Надежды злыхъ враговъ, успѣвшихъ твердо
             Ступить на нашу почву. Болинброкъ
             Вернулся самовольно изъ изгнанья
             И поднялъ знамя бунта въ Равенспоргѣ.
             Королева. Храни насъ Богъ отъ этого!..
   Гринъ.                                         Къ несчастью,
             Извѣстье это вѣрно, и за нимъ
             Пришло другое -- хуже: Лорды Бьюмонтъ,
             Виллоуби, Россъ, Нортумберландъ и сынъ
             Нортумберланда, юный Генрихъ Перси 31),
             Забравъ своихъ приверженцевъ, бѣжали
             Къ бунтовщикамъ.
   Бюши.                     Но отчего же вы
             Не обвинили тотчасъ же ихъ всѣхъ
             Въ измѣнѣ?
   Гринъ.                     Все ужъ сдѣлано,-- но вслѣдъ
             Затѣмъ переломилъ свой жезлъ и Ворстеръ 32)
             И, бросивъ должность сенешаля, также
             Уѣхалъ къ Болинброку, а за нимъ
             Бѣжали и служители.
   Королева.                     О, Гринъ!
             Ты мнѣ помогъ, принесши эту новость,
             Родить на свѣтъ терзавшее меня
             Невѣдомое горе! Болинброкъ
             Вылъ страшное дитя моихъ предчувствій --
             И надо мной, какъ надъ больной и слабой
             Родильницей, обрушились теперь
             Всѣ эти ужасы!
   Бюши.                     Не предавайтесь
             Отчаянью, милэди!
   Королева.                     Замолчи!
             Не мучь меня!.. Я буду предаваться
             Ему!-- хочу и буду!.. Прочь надежда!
             Ты, какъ нахлѣбница, умѣешь только
             Ласкать и льстить, и даже тамъ, гдѣ смерть
             Была бъ отрадой горю -- ты мѣшаешь
             Призвать ее своею лживой лаской!..

(Входитъ герц. Іоркскій вооруженный).

   Гринъ. Вотъ герцогъ Іоркъ.
   Королева.                     И въ воинскихъ доспѣхахъ
             На престарѣлыхъ плечахъ! О, какъ взоръ
             Его взволнованъ тяжкою тревогой!
             О, добрый дядя, молви, умоляю,
             Хоть слово утѣшенья!
   Герц. Іоркскій.                     Я солгалъ бы,
             Исполнивъ эту просьбу: утѣшенья
             Живутъ на небѣ -- мы же на землѣ,
             Гдѣ мѣсто злу, заботамъ и печалямъ!
             Твой мужъ вдали отправился спасать
             Предѣлы государства, а враги
             Грозятъ лишить его владѣній дома.
             И я оставленъ имъ опорой трона!
             Я!-- въ комъ нѣтъ силъ поддерживать себя!
             Пришла пора накликанной болѣзни!
             Теперь своихъ узнаетъ онъ друзей! (Входитъ слуга).
             Слуга. Достойный лордъ,-- вашъ сынъ уѣхалъ прежде,
             Чѣмъ я успѣлъ прійти.
   Герц. Іоркскій.                     А! что?.. уѣхалъ?..
             Ну, пусть себѣ!-- ступай куда кто хочетъ!
             Дворянства нѣтъ, граждане равнодушны
             И перейдутъ, того гляди, къ Герфорду.
             Эй! съѣзди въ замокъ къ герцогинѣ Глостеръ,
             Моей сестрѣ, и попроси ее
             Прислать мнѣ тысячу червонцевъ.-- Стой!
             Возьми мой перстень.
   Слуга.                               Я вамъ не сказалъ,
             Почтенный лордъ, что, проѣзжая утромъ
             Сегодня мимо замка... но я долженъ
             Васъ огорчить моею вѣстью.
   Герц. Іоркскій.                               Что тамъ
             Еще случилось?
   Слуга.                     Лэди умерла
             За часъ до моего пріѣзда.
   Герц. Іоркскій.                     Боже!
             Что за потокъ несчастій разразился
             Надъ этой бѣдною страной!.. Я, право,
             Не знаю, что начать. Клянусь душой,
             Мнѣ было бъ легче быть убитымъ съ братомъ 33),
             Хотя не за измѣну! Приказали ль
             Послать гонцовъ въ Ирландію? Гдѣ взять
             Намъ денегъ для войны?.. Пойдемъ, сестра...
             То, бишь, племянница, хотѣлъ сказать я!
             (Слугѣ). Бѣги домой, да забери повозки,
             Чтобъ увезти оружье. (Слуга уходитъ).
                                           Джентльмены,
             Идемте собирать войска! Я просто
             Теряю голову -- что тутъ придумать
             При этой неурядицѣ, въ которой
             Достались мнѣ дѣла?.. И тотъ и этотъ --
             Мнѣ оба родственники. Одному
             Велятъ служить обязанность и клятва --
             Я долженъ защитить его; -- другой
             Мнѣ также родственникъ и, сверхъ того,
             Обиженъ королемъ: -- родство и совѣсть
             Велятъ вступиться за него. Но, впрочемъ,
             Вѣдь надо жъ дѣлать что-нибудь! Идемъ,
             Племянница,-- я отвезу тебя
             Куда-нибудь. Милорды, собирайте
             Скорѣй войска, да постарайтесь встрѣтить
             Меня въ Берклеѣ. Я бы долженъ ѣхать
             Теперь въ Плэши -- да бездна дѣла дома!..
             А что начать средь этого погрома!.. 34)

(Герц. Іоркскій и королева уходятъ).

   Бюши. Попутный вѣтеръ дуетъ какъ на зло
             Въ Ирландію: оттуда невозможно
             Вернуться; -- намъ же нечего и думать
             Собрать довольно войска, чтобъ сравниться
             Числомъ съ врагами.
   Гринъ.                     Наше жъ положенье
             И близость къ королю послужатъ только
             Предлогомъ разразить надъ нами месть
             Тѣхъ, кто его не любитъ.
   Бэготъ.                               А его
             Не любитъ весь народъ. Любовь народа
             Всегда въ его карманѣ: чуть попробуй
             Задѣть карманъ -- тотчасъ же перемѣнишь
             Любовь на ненависть.
   Бюши.                               Король за это
             И нетерпимъ.
   Бэготъ.                     А вмѣстѣ съ нимъ и мы,
             Какъ близкіе къ нему.
   Гринъ.                               Чтобъ ни случилось,
             А я искать спасенья ѣду въ Бристоль.
             Графъ Вильтширъ вѣрно тамъ.
   Бюши.                                         И я за вами.
             Чего намъ ждать отъ черни?-- развѣ только
             Что разорвутъ насъ, какъ собакъ. Вы также,
             Надѣюсь, съ нами лордъ?
   Бэготъ.                               Нѣтъ, я отправлюсь
             За королемъ въ Ирландію. Прощайте!
             Когда предчувствіе не вздоръ, то врядъ
             Придется намъ вернуться всѣмъ назадъ.
   Бюши. Что жъ, все зависитъ отъ того, какъ герцогъ
             Успѣетъ отразить враговъ.
   Гринъ.                               А думать,
             Что бѣдный лордъ успѣетъ въ этомъ -- тоже,
             Что выпить океанъ. Съ нимъ будетъ драться
             Одинъ изъ ста, все жъ прочее предастся
             Бунтовщикамъ.
   Бюши.                     Простимся жъ навсегда.
   Гринъ. Мы свидимся!
   Бэготъ.                               Боюсь, что никогда! (Уходятъ),
   

СЦЕНА 3-я.

Лѣсъ въ Глостерширѣ.

(Входятъ Болинброкъ, Нортумберландъ и войско).

   Болинброкъ. Какъ далеко отсюда до Берклея?
   Нортумберландъ. Повѣрьте, благородный лордъ, я вовсе
             Не знаю Глостершира. Эти горы
             И пустыри растягиваютъ путь
             На много миль, и если лично мнѣ
             Дорога не казалась слишкомъ длинной
             Благодаря плѣнительной бесѣдѣ
             Съ милордомъ -- тѣмъ живѣе представляю,
             Какъ показался скученъ переѣздъ
             Отъ Равенспорга до Котсвольда Россу
             И Виллоуби, которые такъ жаждутъ
             Увидѣть васъ, благодаря чему
             Я спасся самъ отъ скуки. Впрочемъ, ихъ
             Теперь ласкаетъ мысль -- дождаться скоро
             Того же утѣшенья; а надежда
             Достичь, чего желаешь, намъ пріятна
             Не меньше наслажденья. Ваши взоры
             Заставятъ ихъ забыть усталость такъ же,
             Какъ я забылъ ее.
   Болинброкъ.           О, вы мнѣ льстите!
             Повѣрьте мнѣ, я вовсе не достоинъ
             Такихъ похвалъ. Но кто идетъ навстрѣчу?

(Входитъ Генрихъ Перси).

   Нортумберландъ. Мой сынъ, милордъ, мой юный Гарри Перси.
             Онъ, вѣрно, присланъ братомъ. Гдѣ оставилъ
             Ты, Гарри, дядю Ворстера?
   Перси.                               Я думалъ,
             Милордъ, узнать о томъ отъ васъ.
   Нортумберландъ.                     Какъ! развѣ
             Онъ не при королевѣ?
   Перси.                               Нѣтъ, милордъ;
             Онъ изломалъ свой жезлъ, оставилъ дворъ
             И распустилъ служителей.
   Нортумберландъ.                     Но что же
             Его подвигло къ этому?-- Онъ не былъ
             Настроенъ такъ въ послѣднее свиданье.
   Перси. Причина та, что васъ провозгласили
             Измѣнникомъ, и дядя поспѣшилъ
             Скорѣе въ Равенспоргъ, чтобъ предложить
             Свои услуги герцогу Герфорду;
             Меня жъ послалъ въ Берклей развѣдать точно,
             Какъ много силъ собралъ тамъ герцогъ Іоркскій,
             И доложить ему о всемъ.
   Нортумберландъ.           Надѣюсь,
             Мой сынъ, ты помнишь герцога Герфорда?
   Перси. Я, сэръ?-- о, нѣтъ; да какъ же мнѣ и помнить,--
             Вѣдь я его ни разу не видалъ.
   Нортумберландъ. Такъ познакомься съ нимъ теперь: вотъ герцогъ.
   Перси. Достойный лордъ, позвольте предложить вамъ
             Мои услуги.-- Какъ ни молодъ я,
             Какъ ни опытенъ, но я надѣюсь,
             Что, возмужавъ, успѣю доказать
             Вамъ болѣе мою любовь и дружбу 35).
   Болинброкъ. Благодарю, достойный Перси! Вѣрь мнѣ,
             Что я считаю лучшимъ изъ своихъ
             Достоинствъ -- благодарность. Будетъ время,
             Когда твоя любовь, возросши вмѣстѣ
             Съ моимъ благополучіемъ, получитъ
             Достойную награду; до того же
             Скрѣпимъ рукой сердечный нашъ союзъ.
   Нортумберландъ. Какъ далеко отсюда до Берклея,
             И что намѣренъ дѣлать съ войскомъ Іоркъ?
   Перси. Берклей не далеко:-- вонъ онъ тамъ виденъ
             За группою деревьевъ. Тамъ, я слышалъ,
             Есть триста человѣкъ у лорда Іорка,
             Съ Берклеемъ и Сеймуромъ;-- но изъ лордовъ
             Или дворянъ нѣтъ больше никого.

(Входятъ Россъ и Виллоуби).

   Нортумберландъ. А вотъ примчались Виллоуби и Россъ;
             На шпорахъ кровь, и пламя пышетъ въ лицахъ.
   Болинброкъ. Привѣтъ мой вамъ, милорды! Вы явились
             Сюда искать изгнанника, который
             Васъ можетъ наградить теперь одною
             Лишь благодарностью;-- но вѣрьте слову:
             Разбогатѣвъ, я не забуду вашихъ
             Участья и любви.
   Россъ.                     О, добрый лордъ,
             Увидѣть васъ для насъ уже награда!
   Виллоуби. Она одна превыситъ всѣ труды.
   Болинброкъ. Пускай же благодарность, какъ одно
             Богатство бѣдныхъ, служитъ вамъ пока
             Порукой правды словъ: я все исполню,
             Когда мое родившееся счастье
             Достигнетъ зрѣлости. Но кто подходитъ?

(Входитъ Берклей).

   Нортумберландъ. Лордъ Берклей, если я не ошибаюсь.
   Берклей. Я присланъ къ вамъ, лордъ Герфордъ, чтобъ узнать...
   Болинброкъ. Милордъ, я отвѣчаю лишь на имя
             Ланкастера!-- За нимъ сюда я прибылъ,
             И, не услышавши его, не стану
             Вамъ отвѣчать.
   Берклей.           О, мой почтенный лордъ,
             Я и не думалъ васъ лишать титуловъ
             Иль почестей! Я просто присланъ къ лорду,
             Какихъ именъ угодно, съ порученьемъ
             Отъ лорда Іорка, регента, узнать,
             Что васъ заставило сюда явиться
             Въ отсутствіи монарха и нарушить
             Покойный миръ междоусобной распрей?

(Входитъ Герц. Іоркскій со свитой).

   Болинброкъ. Мнѣ нѣтъ нужды передавать отвѣтъ мой
             Ему чрезъ васъ;-- вотъ самъ почтенный герцогъ.

(Преклоняетъ колѣни).

             Мой благородный дядя!
   Герц. Іоркскій.                     Преклони
             Свой духъ, а не колѣни:-- ихъ покорность
             Обманчива и лжива.
   Болинброкъ.                     Добрый дядя!..
   Герц. Іоркскій. Молчи, молчи!-- Ни слова мнѣ о дядѣ
             Иль добротѣ! Я не хочу быть дядей
             Измѣннику;-- въ недобрыхъ же устахъ
             Позорится значенье слова "добрый".
             Скажи, какъ смѣлъ коснуться ты своей
             Изгнанною стопой британской почвы?
             Какъ смѣлъ пройти съ оружіемъ въ рукахъ
             По мирному ея лицу, пугая
             Поля войной и села блескомъ стали
             Мятежнаго оружья?-- Ты явился
             Въ надеждѣ на отлучку короля?
             Такъ знай -- онъ здѣсь! онъ въ этой вѣрной груди!
             Во мнѣ его могущество!-- О, если бъ
             Я былъ такимъ же юношей, какъ прежде,
             Когда питомецъ Марса, Черный Принцъ,
             Спасенъ былъ мной и храбрымъ Джономъ Гонтомъ
             Отъ рукъ французовъ -- какъ тогда бы скоро
             Моя рука, окованная нынѣ
             Параличомъ, сумѣла наказать
             Тебя за твой поступокъ и успѣла
             Исправить зло, свершенное тобой!
   Болинброкъ. Достойный дядя!-- въ чемъ же я виновенъ?
             Въ какомъ проступкѣ? въ чемъ и какъ -- скажите!
   Герц. Іоркскій. Въ гнуснѣйшемъ и постыднѣйшемъ: -- въ измѣнѣ
             И буйномъ возмущеньи. Бывши изгнанъ,
             Вернулся ты до срока и грозишь
             Оружіемъ законному монарху.
   Болинброкъ. Изгнали Герфорда, а я являюсь
             Ланкастеромъ. Взгляните, добрый дядя,
             На мой проступокъ прямо. Въ васъ я вижу
             Покойнаго отца и обращаюсь
             Къ вамъ, какъ къ нему:-- скажи, отецъ! ужели
             Потерпишь ты, чтобъ я скитался бѣднымъ
              оказывать.
   ІОРК. Но по нѣкоторымъ причинамъ, сэръ, я хочу ее видѣть непремѣнно. Я боюсь --
   ГЕРЦ. Чего жь тебѣ бояться? Вѣрно какое -- нибудь долговое обязательство за наряды для торжественныхъ дней.
   ІОРК. Обязательство? за чѣмъ же зайдетъ къ нему обязательство, которымъ онъ самъ обязывается? Жена, ты сошла съ ума! -- покажи бумагу.
   ОМЕР. Извините -- не могу.
   ІОРК. Я требую повиновенія; говорятъ тебѣ, я хочу ее видѣть! (Вырываетъ ее и читаетъ.) А, измѣна! гнусная измѣна! -- подлецъ! измѣнникъ! рабъ!
   ГЕРЦ. Что это значить, мой лордъ?
   ІОРК. Эй, кто тамъ есть?
  

Входитъ Слуга.

  
   Сѣдлай мою лошадь. -- Боже милосердый, какая гнусная измѣна!
   ГЕРЦ. Зачѣмъ, что случилось, мой лордъ?
   ІОРК. Подай сапоги, сѣдлай лошадь! (Слуга уходитъ).-- Нѣтъ, клянусь честью, жизнью -- я донесу на бездѣльника.
   ГЕРЦ. Да что такое?
   ІОРК. Молчи, глупая женщина!
   ГЕРЦ. Не хочу молчать!-- Что такое, сынъ мой?
   ОМЕР. Успокойтесь, добрая матушка; такъ, бездѣлка, за которую придется отвѣтить моей бѣдной жизнью.
   ГЕРЦ. Твоей жизнью?
   ІОРК. Сапоги! Я ѣду къ королю.
  

Слуга возвращается съ сапогами.

  
   ГЕРЦ. Выгони его, Омерль! -- Бѣдное дитя мое, ты совсѣмъ растерялся.-- (Служителю.) Вонъ, негодяй! и никогда не показывайся мнѣ на глаза!
   ІОРК. Подай мнѣ сапоги, говорятъ тебѣ.
   ГЕРЦ. Для чего, Іоркъ? что ты хочешь дѣлать? Неужели ты не скроешь проступка твоего роднаго? Развѣ у васъ есть еще сыновья, или хоть надежда имѣть другихъ? Развѣ время не унесло съ собой моего плодородія? И ты хочешь, въ эти лѣта, вырвать у меня моего милаго сына, лишить меня радостнаго названія матери! Развѣ онъ не похожъ на тебя? развѣ онъ не твой?
   ІОРК. Глупая, безумная женщина, тебѣ хочется скрыть гнуснѣйшій изъ заговоровъ. Ихъ двѣнадцать причастились святыхъ таинъ и дали другъ другу письменныя обязательства убить короля въ Оксфордѣ.
   ГЕРЦ. Онъ не будетъ въ числѣ этихъ двѣнадцати; мы задержимъ его здѣсь, сдѣлаемъ непричастнымъ.
   ІОРК. Прочь, глупая! будь онъ двадцать разъ мой сынъ, я и тогда донесу на него.
   ГЕРЦ. Еслибъ ты стеналъ о немъ, какъ я, ты былъ бы сострадательнѣй. Но теперь я знаю, что ты думаешь: ты подозрѣваешь, что я была невѣрна твоему ложу и что онъ незаконнорожденный, не твой сынъ. О, не думай этого, мой милый Іоркъ, мой добрый супругъ! онъ весь въ тебя; онъ не похожъ ни на меня, ни на кого изъ моихъ родственниковъ, а я все-таки люблю его.
   ІОРК. Пусти, безотвязная! (Уходитъ.)
   ГЕРЦ. За нимъ, Омерль! Вскочи на его лошадь, пришпоривай, гони, предупреди его у короля, моли прощенья прежде, чѣмъ онъ обвинитъ тебя. Я де запоздаю; какъ ни стара я, я съумѣю прискакать такъ же скоро, какъ и Іоркъ. Я не встану, пока Болинброкъ не проститъ тебя. Ступай же! спѣши!
  

СЦЕНА 3.

Виндзоръ. Комната въ замкѣ.

Входятъ Болинброкъ въ королевскомъ облаченіи, Перси и другіе Лорды.

  
   БОЛИН. Не знаетъ ли кто; гдѣ мой негодный сынъ? вотъ ужь три мѣсяца, какъ я не видалъ его. Ежели есть у насъ горе, такъ это онъ. Лорды, я бы желалъ, чтобъ его отыскали. Спросите о немъ въ лондонскихъ шинкахъ; говорятъ, онъ посѣщаетъ ихъ ежедневно съ негодяями, распутными, буйными, такими, что шатаются по узкимъ переулкамъ, бьютъ нашу стражу, грабятъ проѣзжихъ. И онъ молодой повѣса, избалованный мальчишка, почитаетъ за честь покровительствовать этой гнусной сволочи.
   ПЕРС. Государь, я видѣлъ принца дня два тому назадъ и говорилъ ему о турнирахъ въ Оксфордѣ.
   БОЛИН. Что жъ сказалъ повѣса?
   ПЕРС. Что онъ сорветъ перчатку съ руки распутнѣйшей твари, будетъ носить ее какъ залогъ благосклонности и, при помощи его, ссадитъ съ коня и храбрѣйшаго изъ противниковъ.
   БОЛИН. Такъ же бѣшенъ, какъ и распутенъ; но сквозь то и другое просвѣчиваютъ еще для меня искры лучшихъ надеждъ, которыя разовыотся, можетъ-быть, съ лѣтами.-- Это кто спѣшитъ сюда?
  

Входитъ Омерль поспѣшно.,

  
   ОМЕР. Гдѣ король?
   БОЛИН. Что надо нашему брату? что смотритъ и озирается онъ такъ дико?
   ОМЕР. Господь, да сохранитъ ваше величество! Молю позволенія переговорить на единѣ съ вашимъ величествомъ.
   БОЛИН. Выдьте, оставьте насъ однихъ. (Перси и Лорды выходятъ.) Въ чемъ дѣло?
   ОМЕР. (Падая на колѣни). Пусть навсегда приростутъ мои колѣна къ землѣ, мой языкъ прильнетъ къ небу, если я встану или заговорю прежде, чѣмъ получу прощеніе.
   БОЛИН. Только задумано или уже свершено преступленіе? Въ первомъ случаѣ я прощаю, какъ бы оно ни было гнусно, чтобъ пріобрѣсть твою любовь на будущее время.
   ОМЕР. Позвольте же мнѣ повернуть ключь, чтобъ никто не взошелъ прежде, чѣмъ кончу мою исповѣдь.
   БОЛИН. Позволяю. (Омерль запираетъ дверь.)
   ІОРК. (за дверью). Государь, берегись! съ тобой измѣнникъ!
   БОЛИН. (обнажая мечъ). Бездѣльникъ, я сдѣлаю тебя безопаснымъ.
   ОМЕРЛ. Останови мстительную руку, -- тебѣ нечего бояться.
   ІОРК. (за дверью). Отопри дверь, неосторожный, безумно-отчаянный король! Неужели, изъ любви, я долженъ забыть всякое уваженіе! Отопри, или я выломлю дверь! (Болинброкъ отпираетъ.)
  

Входитъ Іоркъ.

  
   БОЛИН. Что такое, дядя? Переведи же духъ и потомъ скажи, какъ близка опасность, чтобъ мы могли ее встрѣтить съ оружіемъ въ рукахъ.
   ІОРК. Прочти эту бумагу, и ты узнаешь измѣну, которой отъ поспѣшности не могу пересказать.
   ОМЕР. Читая, помни что сейчасъ обѣщалъ. Я раскаялся; пропусти мое имя -- мое сердце не было въ союзѣ съ рукой.
   ІОРК. Было, негодяй, прежде чѣмъ твоя рука написала его.-- Я вырвалъ эту бумагу изъ-за пазухи измѣнника; боязнь, а не любовь вынуждаетъ у него раскаяніе. Забудь всякое снисхожденіе, чтобы твое снисхожденіе не превратилось въ змѣю, и не уязвило твоего сердца.
   БОЛИН. Гнусный, жестокій, дерзкій заговоръ!-- О, вѣрный отецъ вѣроломнаго сына! чистый, свѣтлый, серебристый источникъ, изъ котораго вытекъ этотъ ручей, осквернившій себя, грязными путями! разливъ твоего добра превратился во зло; но этотъ самый преизбытокъ твоей доброты заставляетъ простить ужасное преступленіе твоего совратившагося сына.
   ІОРК. И моя добродѣтель будетъ сводней его пороковъ, и онъ расточитъ мою честь своимъ позоромъ, какъ безпутныя дѣти золото бережливыхъ отцовъ! Моя честь можетъ жить только смертью его безчестья, потому что оно позоритъ мою жизнь. Даруя ему жизнь, -- ты убиваешь меня; жизнь измѣнниковъ лишаетъ жизни вѣрныхъ!
   ГЕРЦ. (за сценой.) Государь! ради самаго Бога, впустите меня!
   БОЛИН. Кто кто молитъ такимъ рѣзкимъ, пронзительнымъ голосомъ?
   ГЕРЦ. Женщина и твоя тетка, великій король; это я. Выслушай, сжалься надо мной, отопри дверь! Исполни просьбу нищей, которая никогда еще не нищала!
   БОЛИН. Сцена перемѣняется; начинается другая, не такъ серьезная: "Нищей и короля" {"Король и нищая", баллада или пѣсня, очень извѣстная во время Шекспира, который упоминаетъ о ней не разъ.}. Опасный братъ, впусти мать свою; я знаю, она спѣшитъ просить за твое гнусное преступленіе.
   ІОРК. Кто бы ни просилъ тебя, если ты простишь -- твое прощеніе родитъ еще болѣе преступленій. Отсѣки этотъ загнившій членъ, и остальные будутъ здоровы; пощади его -- и всѣ погибнутъ.
  

Входитъ Герцогиня.

  
   ГЕРЦ. Государь. не слушай этого жестокосердаго человѣка; кто не любитъ себя, не можетъ любить и другихъ.
   ІОРК. Что тебѣ здѣсь надобно, сумасшедшая? Еще разъ вскормить измѣнника своими старыми сосками!
   ГЕРЦ. Позволь, мой добрый Іоркъ. (Падая на колѣни.) Государь, выслушай.
   БОЛИН. Встаньте, добрая тетушка.
   ГЕРЦ. Нѣтъ, -- молю тебя! Я вѣчно буду ползать на колѣняхъ, никогда не увижу дней, которые видятъ счастливые, если ты не даруешь мнѣ радости, не возвратишь моей радости, простивъ моего Рутлэнда, мое провинившееся дѣтище!
   ОМЕР. И я на колѣняхъ молю тебя вмѣстѣ съ матерью.
   ІОРК. И я преклоняю вѣрныя колѣна, и молю противъ обоихъ. Горе тебѣ, если даруешь прощеніе!
   ГЕРЦ. О, не думай, чтобъ его мольба была искренна! Посмотри на его лице: въ глазахъ нѣтъ ни слезинки; его мольба шутка, его слова вырываются только изъ устъ -- наши изъ груди; онъ молитъ боязливо и желаетъ отказа -- мы молямъ и сердцемъ, и душой, и всѣмъ; его колѣна утомлены: я знаю, онъ всталъ бы съ радостью -- мы будемъ стоять, пока наши вростутъ въ землю; его мольбы лживое лицемѣріе -- ваши пламенны, истинны! Наши превозмогутъ; вѣдь награда истинной молитвы -- милосердіе: будь же милосердъ!
   БОЛИН. Встаньте, добрая тетушка.
   ГЕРЦ. Нѣтъ, не говоря: встаньте; прежде прости, а потомъ скажи: встаньте! еслибъ я была твоей кормилицей, прощеніе было бы первымъ словомъ, которому бы я научила тебя. Никогда никакого слова не желала я еще такъ сильно; скажи же -- прощаю; пусть состраданіе научитъ тебя, какъ. Оно такъ коротко, но не такъ коротко, какъ сладостно; ни одно слово не идетъ королю, какъ это!
   ІОРК. Государь, скажите его по французски; скажите: pardonnez moi.
   ГЕРЦ. И ты учишь уничтожать прощеніе извиненіемъ? Злой мужъ, жестокосердый властелинъ мой, ты возстановляешь слово противъ слова. -- Нѣтъ, произнеси прощенье, какъ говорятъ его въ нашей землѣ; французской болтовни мы не понимаемъ. Твои глаза начинаютъ говорить -- перенеси же въ нихъ языкъ свой, или твои уши въ сердце, чтобъ они, слыша, какъ проникаютъ въ него наши мольбы и стоны, подвигли тебя на состраданіе я заставили выговорятъ прощеніе.
   БОЛИН. Встаньте же, тетушка.
   ГЕРЦ. Я прошу не позволенія встать; прощеніе, вотъ все чего молю я.
   БОЛИН. Я прощаю его, какъ проститъ меня Господь.
   ГЕРЦ. О, радостный успѣхъ колѣнопреклоненья! Но я еще больна страхомъ; повтори, -- вѣдь дважды сказанное прощаю не прощаетъ двухъ разъ, а только подтверждаетъ разъ произнесенное.
   БОЛИН. Я отъ души прощаю его.
   ГЕРЦ. Ты земной Богъ!
   БОЛИН. Что жь касается до нашего вѣрнаго шурина {Іоанна герцога Экстеръ, женатаго на сестрѣ Болинброка.}, аббата и прочихъ заговорщиковъ, гибель гонится за ними по пятамъ. -- Добрый дядя, помоги мнѣ отправить войско въ Оксфордъ, или въ другія мѣста, гдѣ находятся измѣнники. Клянусь, только бы мнѣ узнать гдѣ они, они будутъ въ моей власти, и не жить имъ въ этомъ мірѣ! Прощай, дядя; прощай, братъ. Сильны были просьбы твоей матери; докажи же свою вѣрность.
   ГЕРЦ. Пойдемъ, мой прежній сынъ; молю Господа, чтобъ онъ обновилъ тебя.
  

СЦЕНА 4.

Входятъ Экстонъ и Служитель.

  
   ЭКСТ. Ты слышалъ, что сказалъ король? "Неужели нѣтъ у меня друга, который избавилъ бы меня отъ живущаго страха?" Кажется такъ?
   СЛУГ. Слово въ слово.
   ЭКСТ. "Неужели нѣтъ у меня друга?" сказалъ онъ, и повторилъ это два раза. Вѣдь повторилъ?
   СЛУГ. Два раза.
   ЭКСТ. И говоря, взглянулъ на меня такъ значительно, какъ будто хотѣлъ сказать: что еслибы ты оторвалъ этотъ страхъ отъ моего сердца, -- намекая на короля въ Помфретѣ. Идемъ; я другъ короля, я избавлю его отъ врага.
  

СЦЕНА 5.

Помфретъ. Темница въ замкѣ.

Входить Король Ричардъ.

  
   К. РИЧ. Я все думаю, какъ бы сравнить мою темницу съ міромъ, и не придумаю, потому что міръ многолюденъ, а въ ней, кромѣ меня, ни души; но я добьюсь. Я сдѣлаю мой мозгъ женой моего духа, мой духъ отцомъ; они зачнутъ цѣлое поколѣніе всезараждающихся мыслей, и этотъ маленькій міръ населится этими мыслями, такъ же причудливыми, какъ и люди большаго міра, потому что ни одна не удовлетворяется. Лучшія, какъ, напримѣръ, мысли о предметахъ божественныхъ перемѣшиваются съ сомнѣніями и самому слову священнаго писанія противопоставляютъ его же слово, какъ, напримѣръ: "Придите всѣ дѣти", и потомъ: "Войдти въ царствіе небесное такъ же трудно, какъ пройдти верблюду въ ушко иголки". -- Мысли честолюбивыя хлопочутъ о чудесахъ несбыточныхъ: какъ проложить этими слабыми, ничтожными ногтями дорогу сквозь кремнистыя ребра этого жестокаго міра, сквозь эти стѣны моей жалкой темницы; убѣждаются въ невозможности, и -- умираютъ отъ собственной гордыни. Мысли, стремящіяся къ довольству -- льстятъ себѣ, что не онѣ первые, не онѣ и послѣдніе рабы счастья: точь въ точь, какъ глупые нищіе, которые, сидя въ колодкѣ, оправдываютъ себя тѣмъ, что въ ней сидѣли ужь и будутъ еще сидѣть многіе, и утѣшаются этой мыслью, перенося свое собственное несчастье на спины тѣхъ, которые прежде ихъ подвергались тому же. -- Такъ разыгрываю я, одинъ одинехонекъ, множество лицъ, и ни одного довольнаго. Иногда я король; но вотъ измѣны заставляютъ меня желать быть нищимъ -- и я нищій. Тутъ гнетущія нужды убѣждаютъ меня, что мнѣ было лучше, когда я былъ королемъ -- и я опять король; но вскорѣ мнѣ представляется, что я развѣнчанъ Болинброкомъ, и опять ничто. -- Но чѣмъ бы я ни былъ, ни я, да и никто изъ людей не удовольствуется ничѣмъ, пока не успокоится, перейдя въ ничто. (Музыка.) -- что это, музыка? О, прошу, соблюдайте тактъ! -- Вѣдь и сладостная музыка дѣлается невыносимой, когда не соблюдаютъ такта, не сохраняютъ мѣры. Тоже и въ музыкѣ человѣческой жизни, -- и у меня есть слухъ, чтобъ чувствовать и малѣйшее нарушеніе такта въ разстроенной струнѣ, и не было его, чтобъ замѣчать совершенную потерю настоящаго такта въ гармоническомъ сочетаніи моего правленія со временемъ. Я убивалъ время, а теперь время убиваетъ меня, потому что сдѣлало своими часами: мои мысли -- минуты, и вздохами, какъ колебаніемъ маятника, обозначается ихъ теченіе на моихъ глазахъ -- этомъ циферблатѣ, на который мой палецъ, стирающій слезу за слезой, показываетъ какъ стрѣлка; стоны, раздирающіе сердце, которое заступило мѣсто колокола -- бой, обозначающій часы. Такъ: вздохи, слезы, стоны, показываютъ минуты, часы, время, -- но мое время уносится быстро горделивымъ торжествомъ Болинброка, тогда какъ я стою здѣсь глупымъ часовымъ автоматомъ {Jack o'the clofck -- автоматъ бьющій часы. Они встрѣчаются еще и теперь на древнихъ колокольняхъ и на ратушахъ.}.-- Однакожь эта музыка сводитъ меня съ ума: лучше еслибъ перестали; хоть она и возвращала умъ сумасшедшимъ, меня она, кажется, лишитъ его окончательно. И все-таки, благословляю сердце, которое думало утѣшить меня ею; это доказываетъ любовь, а любовь къ Ричарду рѣдкая драгоцѣнность въ этомъ все ненавидящемъ свѣтѣ.
  

Входить Конюшій.

  
   КОНЮШ. Да здравствуетъ, мой королевственный повелитель!
   К. РИЧ. Благодарю, доблестный перъ; и дешевѣйшій изъ насъ все-таки не стоитъ десяти гротовъ {Конюшій привѣтствуетъ его словомъ royal -- королевственный, которое значитъ также реалъ, золотая монета.}. Кто ты, и какъ зашолъ сюда, куда никто не входитъ, кромѣ черной собаки, которая носитъ пищу, чтобъ питать мое злополучіе.
   КОНЮШ. Когда ты былъ еще королемъ, я служилъ на твоей конюшнѣ бѣднымъ конюхомъ. Проѣзжая въ Іоркъ, я выпросилъ, не безъ труда конечно, позволеніе взглянуть еще разъ на моего прежняго повелителя. О, какъ больно было моему сердцу, когда я смотрѣлъ, какъ, въ день коронаціи, Болинброкъ ѣхалъ по лондонскимъ улицамъ на твоей прекрасной арабской лошади, на той самой, на которой ты такъ часто ѣзжалъ, за которой я такъ ухаживалъ.
   К. РИЧ. Такъ онъ ѣхалъ на арабской? Скажи же, другъ, какъ она шла подъ нимъ?
   КОНЮШ. Такъ гордо, какъ будто презирала землей.
   К. РИЧ. Гордилась, что Болинброкъ сидѣлъ на ея спинѣ! Эта лошадь ѣла хлѣбъ изъ моей королевской руки; гордилась, что эта рука трепала ее! И она не споткнулась, не упала -- вѣдь гордость должна же когда-нибудь пасть, -- и не сломила шеи этому гордецу, который усѣлся на ея спину насильственно? -- Но, нѣтъ! прости мнѣ, моя добрая лошадь! можно ль укорять тебя, когда ты рождена на службу человѣка, создана носить его! Я и не былъ сотворенъ лошадью, а несу бремя какъ оселъ, загнанный и ободранный шпорами рыскающаго Болинброка.
  

Входитъ Тюремщикъ съ блюдомъ кушанья.

  
   ТЮРЕМ. (Конюшему). Убирайся, любезный. Тебѣ нечего здѣсь больше дѣлать.
   К. РИЧ. Если ты меня любишь, ступай.
   КОНЮШ. Чего не смѣетъ высказать мой языкъ, то скажетъ сердце. (Уходитъ.)
   ТЮРЕМ. Кушаите, благородный лордъ.
   К. РИЧ. Попробуй прежде самъ, какъ всегда.
   ТЮРЕМ. Не чмѣю, мой лордъ; сэръ Пирсъ Экстонъ, недавно пріѣхавшій отъ короля, запретилъ мнѣ.
   К. РИЧ. Къ чорту Генриха Лэнкэстера и тебя! Терпѣнье истаскалось, надоѣло мнѣ! (Бьетъ тюремщика.)
   ТЮРИМ. Помогите, помогите!
  

Входить Экстонъ съ вооруженными Служителями.

  
   К. РИЧ. Это что? смерть нападаетъ на меня уже открыто! Бездѣльникъ, твоя собственная рука даетъ мнѣ орудіе твоей смерти! (Вырываетъ мечъ у одного изъ служителей и убиваетъ его.) Ступай и ты -- займи другое мѣсто въ аду! (Убиваетъ другого, и за тѣмъ падаетъ, сраженный Экстономъ). Вѣчный, неугасаемый огонь будетъ палить руку моего убійцы! Экстонъ, твоя жестокая рука обагрила землю короля его королевской кровью!-- Лети, лети, моя душа! престолъ твой тамъ, вверху, а грубое тѣло, пусть лежитъ себѣ здѣсь и умираетъ! (Умираетъ.)
   ЭКСТ. Такъ же полонъ мужества, какъ и королевской крови. Я источилъ и то и другое; о, какъ бы я желалъ, чтобъ это было дѣйствительно доброе дѣло, потому что демонъ, говорившій прежде, что я хорошо дѣлаю, шепчетъ теперь, что сдѣланное мною внесено въ лѣтописи ада. -- Свезу мертваго короля къ живому. Вынесите и похороните прочихъ.
  

СЦЕНА 5.

Виндзоръ. Комната въ замкѣ.

Трубы: Входятъ Болинброкъ и Іоркъ съ Лордами и свитой.

  
   БОЛИН. Любезный дядя Іоркъ, по послѣднимъ извѣстіямъ бунтовщики сожгли Чичестеръ, нашъ городъ въ Глостерширѣ; но мы не слышимъ, чтобъ кого-нибудь изъ нихъ взяли въ плѣнъ или убили.
  

Входитъ Норсомберлэндъ.

  
   Привѣтствую васъ, благородный лордъ. Что новаго?
   НОРС. Прежде всего желаю всякаго блага твоему священному государству. За тѣмъ, первая новость -- я послалъ въ Лондонъ головы Сольсбёри, Спенсера, Блёнта и Кента. Подробности ихъ взятія ты прочтешь въ этой бумагѣ. (Подаетъ ему бумагу.)
   БОЛИН. Благодаримъ, любезный Перси; мы вознаградимъ тебя достойно за твою службу.
  

Входитъ Фицваттеръ.

  
   ФИЦВ. Государь, я отправилъ изъ Оксфорда головы Брокаса и сэръ Беннета Сили, двухъ опаснѣйшихъ измѣнниковъ, которые замышляли убить тебя въ Оксфордѣ.
   БОЛИН. Твои заслуги, Фицваттеръ, не будутъ забыты; я вполнѣ цѣню твои достоинства.
  

Входитъ Перси съ Епископомъ карлэйльскимъ.

  
   ПЕРС. Главный заговорщикъ, Аббатъ вестминстерскій, подавленный совѣстью и черной меланхоліей, передалъ свое тѣло могилѣ; но вотъ Карлэйль, живой, въ ожиданіи твоего царственнаго приговора его высокомѣрію.
   БОЛИН. Карлэйль, мой приговоръ: выбери себѣ какое-нибудь уединенное убѣжище, какой-нибудь монастырь, строжайшій всѣхъ тебѣ подвѣдомственныхъ, и наслаждайся въ немъ жизнью и умри такъ же спокойно, какъ будешь жить. Хоть ты и былъ всегда врагомъ мнѣ, -- я все-таки видѣлъ въ тебѣ много яркихъ искръ благородства.
  

Входитъ Экстонъ съ Служителями, которые несутъ гробъ.

  
   ЭКСТ. Государь, представляю тебѣ твой страхъ, заключенный въ этомъ гробѣ. Бездыханенъ лежитъ въ немъ величайшій изъ твоихъ враговъ, Ричардъ Бордоскій.
   БОЛИН. Экстонъ, я не благодарю тебя; твоя гибельная рука обременила кровавымъ дѣломъ и мою голову и мое государство.
   ЭКСТ. Государь, твои собственные уста заставили меня свершить его.
   БОЛИН. Тотъ не любитъ еще яда, кто нуждается въ немъ, -- и я не люблю тебя; я желалъ его смерти, но ненавижу его убійцу и люблю его убитаго. Возьми въ награду за свой трудъ упреки совѣсти; но не жди ни благосклоннаго слова, ни королевской милости. Скитайся, какъ Каинъ, во мракѣ ночи, и никогда не показывай твоего лица ни днемъ, вы при огнѣ.-- Лорды, клянусь, мнѣ больно, что мое возвышеніе должно было окропиться кровью. Сѣтуйте вмѣстѣ со мной о несчастіи, которое я оплакиваю; надѣнемъ черныя одежды печали. Я отправлюсь въ Святую землю, чтобъ смыть эту кровь съ моей виновной руки. Почтите мое горе слезами надъ этимъ безвременнымъ гробомъ!
  
Изгнанникомъ? чтобы мои права,
             Отторгнутыя силой, раздавались
             Презрительнымъ временщикамъ? Къ чему же
             Тогда родился я на свѣтъ? Коль скоро
             Мой братъ -- король, то по такому жъ праву
             Я -- герцогъ Ланкастеръ. Вѣдь у тебя
             Есть тоже сынъ, но если бъ ты скончался,
             А онъ былъ угнетенъ, отецъ мой вѣрно
             Вступился бъ за него и замѣнилъ
             Ему отца. Меня лишаютъ лена,
             Который мой по всѣмъ правамъ. Имѣнья,
             Которыми владѣлъ отецъ мой, взяты
             И проданы. Вездѣ грабежъ, растрата!
             Что жъ было дѣлать мнѣ?-- Вѣдь я прошу
             Законнаго, какъ подданный, и если
             Явился самъ искать свое наслѣдство,
             То потому, что здѣсь не захотѣли
             Принять моихъ повѣренныхъ 36).
   Нортумберландъ. Съ милордомъ
             Поступлено весьма несправедливо.
   Россъ. Вамъ надо за него вступиться, лордъ.
   Виллоуби. Его добро досталось низкимъ людямъ.
   Герц. Іоркскій. Послушайте, милорды!-- я не меньше
             Сочувствую, чѣмъ вы, его несчастью,
             Й хлопоталъ, насколько было силъ,
             Чтобъ возвратить ему права,-- но все же
             Не долженъ былъ являться онъ такъ дерзко,
             Съ оружіемъ и пролагать дорогу
             Къ правамъ путемъ неправды. Сами вы,
             Подавъ ему подмогу въ этомъ дѣлѣ,
             Становитесь теперь бунтовщиками.
   Нортумберландъ. Достойный лордъ поклялся, что пришелъ
             Сюда лишь за своимъ, а въ этомъ дѣлѣ
             Мы всѣ ему поклялись помогать;
             И пусть лишится счастья, кто нарушитъ
             Дарованную клятву.
   Герц. Іоркскій.                     Вижу, вижу,
             Къ чему все это клонится! Ну, что же!--
             Я вамъ не въ силахъ помѣшать! Все войско
             Мое разстроено; но вѣрьте слову,
             И вотъ вамъ Богъ свидѣтель, что, когда бы
             Я могъ сопротивляться -- я бъ принудилъ
             Немедленно васъ всѣхъ предаться волѣ
             И милости монарха!-- Не могу --
             И уступаю поневолѣ. Знайте,
             Что я теперь нейтраленъ. Заходите
             Ко мнѣ, пожалуй, ночевать,-- не то
             Дорога передъ вами.
   Болинброкъ.                     Добрый дядя,
             Мы примемъ предложенье, а затѣмъ,
             Надѣюсь, убѣдимъ васъ вмѣстѣ съ нами
             Отправиться въ бристольскій замокъ, гдѣ,
             Какъ слышалъ я, засѣли Бэготъ, Бюши
             И прочія піявки королевства,
             Которыхъ я поклялся истребить.
   Герц. Іоркскій. Я посмотрю: мнѣ гадко преступать
             Свои права; остаться иль возстать --
             Равно противно мнѣ! А какъ заставить
             Исправить то, чего нельзя исправить? (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Лагерь въ Валнесѣ.

(Входятъ Салисбюри и капитанъ).

   Капитанъ. Лордъ Салисбюри, вотъ ужъ десять дней,
             Какъ мы стоимъ и ждемъ; солдаты ропщутъ;
             Ихъ трудно удержать; о королѣ
             Извѣстій нѣтъ, какъ нѣтъ. Намъ невозможно
             Ждать долѣе -- я къ вамъ пришелъ проститься.
   Салисбюри. О, погоди еще, валиссецъ вѣрный,
             Хоть день одинъ!-- Надежды короля
             Въ тебѣ одномъ.
   Капитанъ.           Молва разноситъ слухи,
             Что онъ погибъ;-- мы ждать не можемъ больше;
             Кругомъ предвѣстья бѣдъ. У насъ въ странѣ
             Засохли лавры 37); звѣзды въ небесахъ
             Дрожатъ отъ блеска грозныхъ метеоровъ;
             Луна блеститъ кровавымъ свѣтомъ; въ селахъ
             И деревняхъ расхаживаютъ люди
             Съ зловѣщими рѣчами. Кто богатъ --
             Сидитъ и хмурится, а сволочь рада.
             Однихъ страшатъ потери, тѣмъ же любо
             Въ надеждѣ грабежа. Такіе знаки
             Предшествуютъ паденью или смерти
             Властителей. Валисскіе солдаты
             Разсѣялись, увѣренные въ томъ,
             Что Ричардъ ужъ погибъ, и мы идемъ
             За ними также вслѣдъ. (Уходитъ капитанъ).
   Салисбюри. Ахъ, Ричардъ, Ричардъ!
             Прискорбными глазами вижу я,
             Какъ катится падучею звѣздой
             Твоя на землю слава! Солнце счастья
             Зашло въ туманъ, а впереди встаютъ
             Предвѣстья бурь, отчаянья и смутъ!
             Твои друзья врагамъ твоимъ предались,
             Бѣды и зло однѣ тебѣ остались! (Уходитъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лагерь Болинброка подъ Бристолемъ.

(Входятъ Болинброкъ, герцогъ Іоркскій, Нортумберландъ, Перси, Виллоуби, Россъ, за ними Бюши и Гринъ подъ стражей).

   Болинброкъ. Введите ихъ.-- Бюши и Гринъ,-- вы тотчасъ
             Разстанетесь съ душами. Я не стану
             Томить напрасно во съ перечисленьемъ
             Всѣхъ вашихъ низостей: я буду добръ
             И милосердъ; но все же, чтобъ омыть
             Отъ крови вашей руки, я предъ всѣми
             Здѣсь повторю немногія изъ золъ,
             Навлекшихъ вашу казнь. Погубленъ вами
             Прекрасный принцъ! Вы развратили душу
             И плоть его! Постыдно довели
             До жалкаго паденья! Поселили
             Раздоръ межъ нимъ и королевой. Ваши
             Постыдные примѣры разорвали
             Счастливый ихъ союзъ, и вы одни
             Виновны въ томъ, что бѣдная супруга
             Отъ горькихъ слезъ лишилась красоты 38).
             Меня, столь близкаго къ монарху прежде
             По крови и любви, вы низложили
             Подъ гнетомъ вашихъ низостей. Чрезъ васъ
             Дышалъ я чуждымъ воздухомъ, питался
             Отъ горькаго стола изгнанья; вы же
             Безчинствовали здѣсь въ моихъ владѣньяхъ,
             Рубили мои парки, выбивали
             Гербы изъ оконъ замковъ и стирали
             Вездѣ мои девизы. Вы причиной,
             Что только кровь да мнѣніе людское
             Остались мнѣ одни въ залогъ, что я
             Не потерялъ совсѣмъ дворянства. Вотъ чѣмъ
             Виновны вы, и вотъ за что, съ прибавкой
             Другихъ, тягчайшихъ вдвое, золъ, постигнетъ
             Васъ злая казнь. Велите ихъ немедля
             Вести на смерть.
   Бюши.                     И смертная минута
             Отраднѣй будетъ мнѣ, чѣмъ Болинброкъ
             Для Англіи! Прощайте, лорды!
   Гринъ.                                         Небо
             Разсудитъ насъ и, взявши наши души,
             Накажетъ злыхъ.
   Болинброкъ.           Нортумберландъ, велите
             Ихъ взять сейчасъ!

(Нортумберландъ и другіе уходятъ съ плѣнниками).

                                 Вы мнѣ сказали, дядя,
             Что королева скрылась въ вашемъ замкѣ.
             Велите, ради Бога, обращаться
             Какъ можно лучше съ ней. Прошу васъ также
             Ей передать мой родственный привѣтъ
             И поручить меня ея вниманью.
   Герц. Іоркскій. Я отослалъ ужъ ей письмо, въ которомъ
             Подробно описалъ твою любовь.
   Болинброкъ. Благодарю, достойный дядя. Лорды,
             Теперь пора итти на Глендовера 39)
             Съ его союзниками. День труда,
             А тамъ придетъ, надѣюсь, свѣтлый праздникъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Валисскій берегъ. Вдали замокъ.

(Трубы и барабаны. Входятъ король Ричардъ, Епископъ Карлейльскій, Омерле и войско).

   Король. Ты, кажется, сказалъ, что мы предъ замкомъ
             Берклоули?
   Омерле.           Да, милордъ. Какъ покаемся
             Вамъ здѣшній воздухъ послѣ трудной качки
             На кораблѣ?
   Король.                     О, онъ мнѣ милъ и сладокъ!
             Я плачу отъ восторга, возвращаясь
             На родину. О, мой родимый край!
             Привѣтствую тебя, хоть ты и вспаханъ
             Пока еще копытами коней
             Моихъ враговъ! Какъ мать, встрѣчая сына,
             Любуется имъ, плача и смѣясь,
             Такъ точно я съ восторгомъ и слезами
             Стремлюсь тебя прижать къ моей груди!
             О, не питай, прекрасная отчизна,
             Моихъ враговъ! Не услаждай ихъ чувства!
             Усѣй ихъ путь, напротивъ, пауками,
             Сосущими твой ядъ! Пусть злые гады
             Опутаютъ измѣнничьи стопы,
             Поправшія тебя! Покрой дорогу
             Моихъ враговъ терновникомъ; и если
             Одинъ изъ нихъ задумаетъ сорвать
             Съ твоей груди цвѣтокъ, прошу, сокрой въ немъ
             Подъ листьями змѣю, чтобъ злое жало
             Спѣшило нанести немедля смерть
             Измѣннику! Что, лорды? Вамъ смѣшны
             Мои заклятія? Такъ знайте жъ: камни
             Скорѣй пробудятся или возстанутъ
             Съ оружіемъ въ рукахъ, чѣмъ преклонитъ
             Свою главу предъ дерзкими врагами
             Родной страны законный государь!
             Епископъ. Не бойся, повелитель! Провидѣнье,
             Возведшее тебя на тронъ, сумѣетъ
             И сохранить его; не должно только
             Пренебрегать указанными имъ
             Путями для спасенья; а иначе,
             Идя въ противность указаньямъ неба,
             Мы сами отвратимъ его защиту] 40).
   Омерле. Онъ хочетъ вамъ напомнить, государь,
             Что мы напрасно медлимъ, дозволяя
             Тѣмъ временемъ усилиться врагамъ
             И средствами, и войскомъ, и друзьями.
             Король.. Трусливый братъ! Ужель не знаешь ты,
             Что чуть успѣетъ скрыться ночью солнце
             Въ подземный міръ, какъ тотчасъ же ползутъ
             Со всѣхъ сторонъ разбойники и тати
             На низкій промыслъ свой! Когда же снова
             Оно взойдетъ, обтекши шаръ земной,
             И, озлативъ верхушки гордыхъ сосенъ,
             Свой кинетъ взоръ въ убѣжища грѣха,
             То всѣ вины, пороки и злодѣйства
             Скрываются поспѣшно отъ стыда,
             Лишенные одежды темной ночи.
             Вотъ точно такъ измѣнникъ Болинброкъ,
             Гулявшій здѣсь въ отсутствіи монарха 41),
             Увидитъ вновь, какъ мы взойдемъ на тронъ --
             И вспыхнетъ самъ стыдомъ своей измѣны
             Предъ свѣтомъ дня! Весь бурный океанъ
             Не можетъ смыть божественнаго мура.
             Съ вѣнчаннаго, чела! Дыханье смертныхъ
             Не въ силахъ сдуть избранника небесъ!
             На каждаго изъ тѣхъ, кто со врагомъ
             Подъяли сталь на золото короны,
             По ангелу пошлетъ сражаться небо;--
             А кто жъ силенъ настолько былъ, что могъ
             Низвергнуть тѣхъ, кому защитой Богъ?

(Входитъ Салисбюри).

             Далеко ль наше войско, Салисбюри?
   Салисбюри. Оно все здѣсь, мой повелитель, въ этой
             Ослабленной рукѣ. Печаль и горе
             Диктуютъ рѣчь мою! Языкъ приноситъ
             Извѣстья только бѣдъ! Просрочка дня --
             Единственнаго дня -- закрыла тучей
             Твое земное счастье! О, верни
             Вчерашній день -- и за тебя на битву
             Пойдутъ двѣнадцать тысячъ! А теперь,--
             Увы, теперь, въ несчастнѣйшій изъ дней,
             Лишился ты и войска и друзей!
             Валисцы всѣ, обманутые слухомъ,
             Что ты погибъ, бѣжали, павши духомъ!
   Омерле. О, какъ вы поблѣднѣли, повелитель!
   Король. Какъ не блѣднѣть, когда сейчасъ играла
             Въ моемъ лицѣ столь многихъ тысячъ кровь;
             И если въ мигъ одинъ она пропала --
             Откуда жъ ей притечь такъ скоро вновь?..
             Кто хочетъ жить, бѣжитъ Ричарда нынѣ,
             И гнѣвъ судьбы грозитъ моей гордынѣ!
   Омерле. Не унывайте такъ, мой повелитель!
             Припомните, кто вы.
   Король.                               Я позабылся!
             Воспрянь опять, заснувшее величье!
             Я все еще король,-- монарха жъ имя
             Равно десяткамъ тысячъ. Возставай
             Святое имя Ричарда въ защиту
             Своихъ священныхъ правъ!.. Имъ угрожаетъ
             Презрѣнный подданный. Смотрите бодро,
             Мои сподвижники;-- пусть наши мысли
             Не отстаютъ отъ насъ въ величьи! Мы
             Еще сильны войсками дяди Іорка.
             Но кто идетъ? (Входитъ Скрупъ).
   Скрупъ.                     Да даруетъ Господь
             Монарху больше радостей, чѣмъ я
             Ихъ приношу, настроенный несчастьемъ!
   Король. Ну, говори!.. я выслушаю все.
             Вѣдь что ни скажешь ты -- ты возвѣстишь мнѣ
             Одно земное горе... Что жъ, лишился
             Я власти, что ли?.. Въ ней всегда я видѣлъ
             Одни труды; а стоитъ ли крушиться
             Потерей ихъ! Иль гордый Болинброкъ
             Сталъ выше насъ?.. Онъ этого не можетъ:
             Мы оба молимся -- и передъ Богомъ
             Равны своей молитвой. Иль народъ нашъ
             Нарушилъ намъ присягу?.. Мы не въ силахъ
             Поправить этого: вѣдь онъ нарушилъ
             Ее и Господу! Какія бъ вѣсти
             Ты не принесъ -- позоръ, несчастье, зло --
             Смерть хуже ихъ, а смерть возьметъ свое.
   Скрупъ. Я радъ, что вы готовы такъ покорно
             Итти навстрѣчу горю. Если бъ міръ
             Растаялъ весь въ слезахъ и наводнилъ
             Въ ужасный, бурный день собою рѣки,
             То и тогда стремительный потовъ
             Не превзошелъ бы ярость Болинброка.
             За нимъ во слѣдъ идетъ, облекшись въ сталь,
             Весь твой народъ, съ сердцами жестче стали;
             Сѣдой старикъ, поднявшись черезъ силу,
             Идетъ кой-какъ противъ тебя! Ребята
             Еще съ некрѣпкимъ голосомъ стремятся
             Грубѣе говорить и облекаютъ
             Себя въ тяжелый панцырь; даже сами
             Священники натягиваютъ луки
             Изъ дважды злого тисса 42). Въ селахъ пряхи
             Берутъ серпы на бой съ твоей державой.
             И старъ и младъ -- все хочетъ воевать,
             И я всѣхъ золъ не въ силахъ передать.
   Король. О, слишкомъ, слишкомъ хорошо умѣешь
             Передавать ты эти вѣсти! Гдѣ же
             Графъ Вильтширъ? Гдѣ Бэготъ? Что сталось съ Бюши?
             Куда дѣвался Гринъ? Какъ допустили
             Они врага хозяйничать такъ дерзко
             Въ предѣлахъ государства? Головами
             Поплатятся они, когда успѣемъ
             Смирить мы бунтъ! Готовъ поклясться я,
             Что всѣ они предались Болинброку!
   Скрупъ. Да, лордъ, они ему предались всѣ!..
   Король. О, подлецы, ехидны, негодяи!
             Собаки, лобызающія руку
             У каждаго, кого лишь встрѣтятъ! Змѣи,
             Язвящія согрѣвшую ихъ грудь!
             Іуды -- втрое хуже, чѣмъ Іуда!
             Предаться Болинброку! Пусть же адъ
             На нихъ возстанетъ весь за ихъ измѣну!
   Скрупъ. Какъ скоро превращается любовь
             Въ убійственную ненависть! Возьми
             Назадъ свои проклятья! Не сердцами
             Сдались они ему, а головой.
             Не проклинай сраженныхъ волей рока
             И въ мрачный ровъ закопанныхъ глубоко!
   Омерле. Закопанныхъ?.. Какъ! Бюши, Вильтширъ, Гринъ?..
   Скрупъ. Лишились всѣ головъ своихъ въ Бристолѣ.
   Омерле. Но гдѣ отецъ? Гдѣ герцогъ Іоркскій съ войскомъ?
   Король. О, все равно, гдѣ бъ ни былъ онъ!.. Ни слова
             Мнѣ больше о надеждахъ! Говорите
             О смерти, о гробницахъ и червяхъ!
             Земля будь намъ бумагой:-- мы напишемъ
             На ней слезами повѣсть нашихъ бѣдствій.
             Зовите, кто бы могъ отъ насъ принять
             Завѣтъ послѣдней воли!.. Нѣтъ!.. Зачѣмъ?
             Вѣдь мы не можемъ сдѣлать даже это!
             Что завѣщать?.. Одни тѣла -- тѣла же
             И безъ того завѣщаны землѣ!
             Все прочее во власти Болинброка.
             Лишь только смерть да жалкій комъ земли,
             Прикрывшій наши кости, остаются
             Еще у насъ во власти!.. Сядьте, лорды,
             Со мной на землю! Поведемте рѣчь
             О бѣдныхъ короляхъ! Взгляните, сколько
             Ихъ свергнуто съ престоловъ! Пало въ битвахъ!
             Измучено явленьемъ страшныхъ тѣней,
             Убитыхъ ими! Сколькихъ отравили
             Ихъ собственныя жены! Сколькихъ смерть
             Постигнула во снѣ! Вездѣ убійства!..
             Смерть царствуетъ въ коронѣ королей!
             Тамъ, тамъ она, смѣясь и скаля зубы,
             Насмѣшливо дарилъ ничтожный мигъ
             Имъ почестей и власти -- и безумцы
             Грозятъ съ своихъ престоловъ, точно жизнь ихъ
             Слита изъ твердой мѣди! Конченъ мигъ,
             И смерть одной ничтожною булавкой
             Пронзаетъ жизнь -- и кончился король!..
             Накройте ваши головы, милорды!
             Что воздавать насмѣшливую почесть
             Комку изъ мяса съ кровью? Позабудьте
             Весь этотъ блескъ условной мишуры!
             Вѣдь я не то, чѣмъ вы меня считали
             До сей поры;-- вѣдь я питаюсь хлѣбомъ
             Подобно вамъ! Терплю печаль и горе
             Точь-въ-точь, какъ вы;-- нуждаюсь точно такъ же,
             Какъ вы, въ друзьяхъ,-- такъ что же называть
             Властителемъ подобную ничтожность?..
             Епископъ. Кто мудръ и твердъ -- не сѣтуетъ на горе,
             Когда оно явилось, а напротивъ --
             Старается ему противостать.
             Страшась враговъ, мы, какъ при всякомъ страхѣ,
             Вредимъ себѣ, а имъ даемъ лишь силу.
             Отчаянье приноситъ зло лишь намъ.
             Боязнь сразитъ насъ такъ же, какъ и битва,
             Но, павъ въ бою, мы рушимъ смертью смерть;
             Тогда какъ страхъ, отяготѣвъ надъ нами,
             Сражаетъ насъ ничтожными рабами.
   Омерле. Спросите, государь, гдѣ войско Іорка.
             Сумѣйте изъ остатка сдѣлать все.
   Король. Упрекъ правдивъ -- и онъ послужитъ въ прокъ.
             Иду, иду, надменный Болинброкъ,
             Рѣшать нашъ споръ!.. Долой боязнь безъ цѣли!
             Ужели трудъ вернуть, чѣмъ мы владѣли?
             (Скрупу). Гдѣ съ войскомъ Іоркъ?.. Пусть рѣчь твоя звучитъ
             Хоть разъ добромъ, какъ твой ни мраченъ видъ.
   Скрупъ. Мы по зарѣ угадывать привыкли,
             Что можно намъ на утро ожидать;
             Когда жъ въ тоскѣ глаза мои поникли,--
             Суди по нимъ, что я могу сказать!
             Я, какъ палачъ, длилъ пытку понемногу,
             Но вотъ и вѣсть горчайшая изъ всѣхъ:
             Твой дядя Іоркъ предался Болинброку,
             На сѣверѣ ему сдались всѣ замки,
             А вслѣдъ за нимъ и южные дворяне
             Возстали всѣ.
   Король.                     Ни слова больше! Стой!
             (Омерле). Проклятіе тебѣ, мой братъ, за то,
             Что ты меня совлекъ съ дороги горя
             Еще къ пустой надеждѣ! Что жъ теперь
             Осталось дѣлать? Чѣмъ себя утѣшить?
             Утѣшить!.. Ненавистенъ будетъ мнѣ,
             Кто вновь заговоритъ объ утѣшеньяхъ!
             Идемте въ замокъ Флинтъ!-- тамъ скрою я
             Съ достоинствомъ несчастье короля. (Войску).
             Вернитесь къ вашей жатвѣ. Вы, сбирая,
             Ласкаетесь надеждой урожая,
             А я утратилъ все! Не нужно мнѣ
             Ни просьбъ ни увѣщаній -- всѣ они
             Останутся напрасны.
   Омерле.                     Лордъ!..
   Король.                                         Ни слова!
             Вдвойнѣ меня ты ранишь лестью новой.
             Пусть въ бѣгутъ отъ Ричарда туда,
             Гдѣ возстаетъ Ланкастера звѣзда. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Валиссъ. Передъ замкомъ Флинтъ.

(Входятъ съ барабаннымъ боемъ и знаменами Болинброкъ, герц. Іоркскій, Нортумберландъ и другіе съ войскомъ).

   Болинброкъ. Итакъ, по свѣжимъ новостямъ, валисцы
             Бѣжали; Салисбюри же пошелъ
             Навстрѣчу королю, который вышелъ
             Съ немногими друзьями здѣсь на берегъ.
   Нортумберландъ. Хорошія извѣстья, лордъ! Ричардъ
             Скрывается, навѣрно, недалеко.
   Герц. Іоркскій. Я думаю, Нортумберландъ былъ долженъ
             Сказать: король Ричардъ. Печально время,
             Когда должны скрываться короли!
   Нортумберландъ. О, мой почтенный лордъ, не будьте такъ
             Придирчивы къ словамъ: я опустилъ
             Титулъ для краткости.
   Герц. Іоркскій.                     А было время,
             Когда бъ Ричардъ за эту краткость сдѣлалъ
             Тебя короче цѣлой головой.
   Болинброкъ. Вы поняли слова не такъ, какъ должно.
   Герц. Іоркскій. Племянникъ! Ты берешь, чего не должно 43).
             Впадешь ты въ тяжкій грѣхъ:-- надъ нами небо!
   Болинброкъ. Я знаю это, лордъ, и не противлюсь
             Его велѣньямъ. Кто сюда подходитъ? (Входитъ Перси).
             А, Гарри! Что жъ? ужели этотъ замокъ
             Отказываетъ сдаться?
   Перси.                               Да, милордъ:
             Онъ занять королемъ 44).
   Болинброкъ.                     Какъ, неужели
             Въ немъ самъ король?
   Перси.                               Король, почтенный лордъ.
             Ричардъ засѣлъ за этою оградой
             Изъ глины и камней. Съ нимъ заперлись
             Лордъ Омерле, лордъ Салисбюри, Скрупъ
             И, сверхъ того, еще какой-то важный
             Сановникъ изъ духовныхъ, кто жъ -- не знаю.
   Нортумберландъ. Я думаю, что это лордъ-епископъ
             Карлейльскій.
   Болинброкъ (Нортумберланду). Благородный лордъ, приблизьтесь
             Къ стариннымъ ребрамъ этихъ твердыхъ стѣнъ
             И прогремите мѣдною трубой
             Имъ зовъ къ переговорамъ. Возвѣстите,
             Что Генрихъ Болинброкъ, цѣлуя руку
             Монарха Ричарда, возобновляетъ
             Ему обѣтъ на вѣрность и слагаетъ
             Къ его ногамъ и власть свою и силу,
             Но проситъ, чтобъ за это возвратили
             Его назадъ изъ ссылки и ввели
             Въ владѣнье всѣмъ добромъ. Когда жъ мнѣ въ этомъ
             Откажутъ -- я воспользуюсь своею
             Теперешнею властью и прибью
             Сухую пыль земли горячей кровью
             Изъ ранъ британцевъ. А насколько будетъ
             Прискорбно мнѣ облить такою влагой
             Цвѣтущія поля земель Ричарда --
             Доказываю я ему своей
             Теперешней покорностью. Идите
             И объявите это все, а мы
             Тѣмъ временемъ велимъ своимъ солдатамъ
             Занять зеленый лугъ передъ стѣнами.

(Нортумберландъ подходитъ къ замку съ трубачомъ).

             Впередъ, друзья,-- безъ шума барабановъ.
             Пускай со стѣнъ разрушенныхъ твердынь
             Разслышатъ лучше наши предложенья.
             Я думаю, король Ричардъ и я
             Сойдемся, какъ огонь съ громовымъ трескомъ
             Встрѣчается съ потоками воды
             Въ шумящихъ облакахъ и раздираетъ
             Борьбой ланиты неба. Пусть же онъ
             Играетъ роль огня -- я буду тихой,
             Уступчивой водой. Ему вся ярость,
             А я паду водой, паду на землю --
             Не на него. Впередъ и замѣчайте,
             Что можно прочитать въ лицѣ Ричарда.

(Трубный звукъ, которому отвѣчаютъ изъ замка тѣмъ же. На стѣну выходятъ король, епископъ Карлейльскій, Омерле, Скрупъ и Салисбюри).

   Болинброкъ. [О, поглядите! Вотъ король Ричардъ
             Выходитъ, какъ разгнѣванное солнце
             Изъ огненныхъ дверей востока, видя,
             Что облака пытаются закрыть
             Его сіянье и затьмить дорогу
             Въ блистающемъ пути его на западъ!] 45)
             Какъ все величественно въ немъ! Какъ взоръ
             Его горитъ орлинымъ блескомъ! Горе,
             Когда печаль и бѣдственное зло
             Грозятъ затьмить подобное чело!
   Король (Нортумберланду). Мы въ изумленіи!.. Мы ждали долго,
             Чтобъ ты склонилъ покорныя колѣни
             Предъ королемъ! Мы имъ себя считали
             До сей поры. Но если мы король,
             То какъ, скажи, осмѣлился ты дерзко
             Забыть свой долгъ предъ нами? Если жъ мы
             Ужъ не король, то показать намъ долженъ
             Ты Божью длань, которая лишила
             Насъ скиптра и короны! Руки смертныхъ,
             Мы знаемъ хорошо, не могутъ взять
             Обоихъ ихъ безъ клятвопреступленья.
             Иль мыслишь ты, что всѣ, подобно вамъ,
             Забыли долгъ и вѣрность государю?
             Что мы одни, безъ средствъ и безъ друзей?
             Такъ знай: Господь сбираетъ намъ въ защиту
             Войска заразъ! Отрава ихъ сразитъ
             Еще не зачатыхъ дѣтей тѣхъ дерзкихъ,
             Которые осмѣлились поднять
             Предательскую руку на корону!
             Ступай, скажи Герфорду -- онъ стоитъ
             Тамъ, кажется,-- что каждый шагъ его
             На нашей почвѣ -- гнусная измѣна.
             Онъ хочетъ снять кровавую печать
             Съ умолкнувшей войны... Скажи жъ, что прежде,
             Чѣмъ онъ надѣть успѣетъ нашъ вѣнецъ
             И имъ владѣть спокойно, десять тысячъ
             Пурпуровыхъ вѣнцовъ осѣнятъ лики
             Сыновъ Британіи, исторгнувъ съ корнемъ
             Весь лучшій цвѣтъ ея 46)! Прекрасный миръ
             Замѣнится кровавымъ рядомъ распрей,
             И пастбища упьются вѣрной кровью
             Своихъ дѣтей!
   Нортумберландъ. Да сохранитъ насъ Богъ,
             Чтобъ самъ король призвалъ на мирныхъ гражданъ
             Подобную рѣзню! Вашъ благородный
             Братъ Болинброкъ, цѣлуя вашу руку,
             Клянется гробомъ пращура, чья кровь
             Течетъ въ обоихъ васъ, какъ въ двухъ потокахъ,
             Истекшихъ изъ единаго ручья;
             Клянется прахомъ Гонта и всѣмъ прочимъ,
             Что только есть святого въ немъ самомъ
             (Чего достаточно ужъ одного,
             Чтобъ вѣрить этой клятвѣ), что онъ ищетъ
             Единственно отнятаго наслѣдства
             И молитъ васъ съ колѣнопреклоненьемъ
             Вернуть его изъ ссылки. Если ваше
             Величество даруете ему
             Прощенье и согласіе на просьбу --
             Онъ ржавчинѣ предастъ свое оружье,
             Вернетъ коней, покрытыхъ броней, въ стойла
             И посвятитъ свой вѣрный духъ на службу
             Законному монарху. Онъ клянется
             Исполнить все, какъ честный, вѣрный принцъ,
             И я, какъ дворянинъ, охотно вѣрю
             Его словамъ.
   Король.                     Нортумберландъ,-- ступай
             И повтори ему слова монарха:
             Мы рады видѣть доблестнаго брата
             И выполнимъ безъ всякихъ прекословій
             Всю эту кучу просьбъ;-- да постарайся
             Сказать ему все это мягче: ты вѣдь
             Умѣешь говорить. Пусть онъ преклонить
             Свой милостивый слухъ къ рѣчамъ монарха (Омерле).
             Что, добрый братъ? Не правда ль, этотъ видъ
             И рѣчь насъ унижаютъ? Не вернуть ди
             Его назадъ? Не лучше ль бросить вызовъ
             Измѣннику и съ нимъ погибнуть въ битвѣ?
   Омерле. Зачѣмъ?-- пусть будемъ спорить мы словами,--
             Пока друзья снабдятъ насъ вновь мечами.
   Король. О, Боже, Боже, неужели я
             Тѣмъ самымъ языкомъ, который прежде
             Изрекъ громовый приговоръ изгнанья
             Кичливцу этому, теперь обязанъ
             Вернуть его обратно словомъ ласки?..
             О, если бъ я сравниться могъ величьемъ
             Съ великостью моей печали! Если бъ
             Сталъ меньше, чѣмъ я былъ, забылъ навѣкъ
             Прошедшее и никогда не вспомнилъ,
             Чѣмъ долженъ быть впередъ!.. Ты бьешься, сердце!
             Въ тебѣ возстала гордость! Вейся, бейся!
             Съ тѣхъ поръ, какъ врагъ имѣетъ власть убить
             Обоихъ насъ, ты въ полномъ правѣ биться!
   Омерле. Милордъ,-- Нортумберландъ идетъ обратно.
   Король. Что жъ намъ теперь осталось?.. Покориться?
             Король ужъ сдѣлалъ это! Отказаться
             Отъ власти и вѣнца?.. Король исполнитъ
             И это все;-- лишиться наконецъ
             И имени монарха?.. Что жъ! Пускай:
             За четки я отдамъ мои брильянты,
             Смѣню дворецъ на нищенскую келью,
             На рубища -- богатыя одежды,
             На грубый ковшъ -- узорчатые кубки,
             На странническій посохъ -- царскій скипетръ,
             А подданныхъ -- на пару мѣдныхъ складней!..
             Пусть вмѣсто королевства мнѣ дадутъ
             Ничтожную, безвѣстную могилу!
             Безвѣстную?.. нѣтъ, нѣтъ!-- пускай меня
             Зароютъ лучше средь большой дороги,
             Чтобъ подданные, ходя, попирали
             Чело ихъ государя. Отчего же
             Его и не попрать имъ?.. Вѣдь они
             Попрали жъ сердце мнѣ еще при жизни! (Омерле)
             Ты плачешь, Омерле, мой мягкій братъ!
             Попробуемъ накликать нашимъ плачемъ
             Ненастье и грозу! Побьемъ слезами
             Всѣ жатвы и родимъ неурожай
             На этой злой землѣ! Иль станемъ лучше
             Смѣяться надъ бѣдой. Пусть сами слезы
             Текутъ на пользу намъ. Заставимъ капать
             Ихъ все на это мѣсто:-- пусть изроютъ
             Онѣ намъ двѣ могилы -- и когда
             Мы оба ляжемъ въ нихъ, то пусть напишутъ
             Надъ нашею гробницей: "здѣсь сокрыли
             Двухъ братьевъ, чьи глаза себѣ изрыли
             Слезами двѣ могилы!" Впрочемъ, я
             Болтаю вздоръ. Ты осмѣешь меня.
             Не права ли? Ну, что, великій принцъ
             Нортумберландъ? Угодно ли его
             Величеству, монарху Болинброку,
             Чтобъ Ричардъ жилъ? Вступись за насъ -- вѣдь онъ
             Все сдѣлаетъ, увидя твой поклонъ.
   Нортумберландъ. Онъ ждетъ васъ, государь, въ оградѣ замка.
             Угодно ль вамъ сойти на нижній дворъ?

(Возвращается къ Болинброку).

   Король. Сойти?.. Какъ Фаэтонъ, сдержать не могшій
             Строптивыхъ лошадей?.. На нижній дворъ?
             Тамъ, гдѣ унизится король, являясь
             На зовъ измѣнника и соглашаясь
             Его исполнить просьбу... О, долой
             Король и дворъ, коль скоро крикъ и вой
             Презрѣнныхъ совъ раздался тамъ, гдѣ прежде
             Хоръ легкихъ птицъ о сладкой пѣлъ надеждѣ!

(Они сходятъ со стѣнъ).

   Болинброкъ. Ну, что сказалъ король?
   Нортумберландъ.                     Печаль и горе
             Готовы помутить разсудокъ;
             Онъ говорить, какъ потерявшій разумъ.
             Но вотъ и онъ.

(Король и свита появляются внизу).

   Болинброкъ (своимъ). Подите къ сторонѣ
             И наблюдайте должное почтенье
             Къ его величеству. (Преклоняя колѣни).
                                 Мой повелитель!
   Король. Любезный братъ! Зачѣмъ вы такъ склонились?
             Не унижайте царственныхъ колѣнъ,
             Цѣлуя ими землю:-- вы ее
             Заставите гордиться. Намъ пріятнѣй
             Почувствовать бы было сердцемъ вашу
             Любовь и преданность, чѣмъ видѣть васъ
             Колѣнопреклоненнымъ! Поднимитесь!
             Вѣдь ваше сердце думаетъ подняться

(Показываетъ на свою корону).

             Вотъ до чего 47)! Такъ что жъ вамъ унижаться?
   Болинброкъ. Я, государь, пришелъ лишь за своимъ.
             Король. Чего же вамъ?.. Вѣдь здѣсь давно все ваше,
             Начавъ съ меня.
   Болинброкъ.           Останьтесь же моимъ,
             Насколько то моя заслужитъ вѣрность.
   Король. Вы все ужъ заслужили:-- кто умѣетъ
             Такъ ловко брать -- беретъ свое по праву.
             (Іорку) Дай руку, дядя!.. Полно, осуши
             Свои глаза -- вѣдь слезы не помогутъ. (Болинброку)
             Любезный братъ! Хоть я и слишкомъ молодъ,
             Чтобъ вашимъ быть отцомъ;, но вы, какъ вижу,
             Достаточно ужъ выросли, чтобъ быть
             Моимъ наслѣдникомъ. Ну, что жъ!, и будьте!
             Вѣдь лучше же отдать по доброй волѣ
             То, что сберечь мы ужъ не въ силахъ болѣ.
             Мы ѣдемъ въ Лондонъ?
   Болинброкъ.                     Да, милордъ, туда.
             Король. Что бъ ни было -- я долженъ молвить: да.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 4-я.

Ланглей. Садъ герцога Іоркскаго.

(Входятъ королева и двѣ дамы).

   Королева. Попробуйте придумать намъ занятье,
             Чтобъ чѣмъ-нибудь развлечь мою тоску.
   1-я дама. Угодно ли играть въ шары?
   Королева.                               Мнѣ это
             Напомнить то, какъ жизнь моя, катясь,
             Встрѣчаетъ на пути одни несчастья.
   1-я дама. Тогда займемся танцами.
   Королева.                               Могу ли
             Я соблюсти размѣръ въ нихъ, если сердце
             Мое не знаетъ мѣры тяжкой грусти 43)?
             Нѣтъ, милыя, придумайте другое.
   1-я дама. Угодно ль слушать повѣсти?
   Королева.                               Какія?
             Веселыя иль грустныя?
   1-я дама.                     Какъ будетъ
             Угодно вамъ.
   Королева.           Я не хочу ни тѣхъ
             Ни этихъ: повѣсть радости напомнитъ
             Мнѣ лишь живѣй, чего я лишена,
             Печальная жъ усилитъ горе вдвое.
             Что жъ повторять, чего у насъ довольно,
             Иль сожалѣть о томъ, чего ужъ нѣтъ?
   1-я дама. Я стану пѣть.
   Королева.                     Пой, если ты счастлива,
             Но я желаю лучше видѣть слезы.
   1-я дама. Я рада и заплакать, если это
             Поможетъ вамъ.
   Королева.           Я плакала бъ сама 49),
             Когда бъ могла помочь себѣ слезами,
             И вѣрь, что у тебя не попросила бъ
             Одной слезинки въ долгъ. Но вотъ идутъ
             Садовники: зайдемте за деревья.

(Королева и дамы отходятъ. Входятъ садовникъ съ двумя работниками).

             Держу пари, они заговорятъ
             О нынѣшнихъ дѣлахъ 50): молва народа
             Бѣжитъ впередъ предъ всякою невзгодой.
   Садовникъ. Ступай-ка, подвяжи тамъ абрикосы,--
             Вонъ какъ они согнулись; подопри
             Ихъ чѣмъ-нибудь. А ты пообсѣки
             Тѣ вѣтви, что высунулись кверху.
             У насъ должно расти все ровно, гладко.
             Займитесь же, а я пойду полоть.
             Въ саду здѣсь разрослось довольно дряни,
             Что тянетъ только сокъ, да не даетъ
             Расти хорошему.
   Работникъ.           Какая польза
             Равнять и стричь здѣсь въ маленькомъ саду,
             Когда нашъ садъ, обставленный морями,
             Совсѣмъ заглохъ подъ сорною травой?
             Цвѣты повырваны, деревья сохнутъ,
             Плоды гніютъ, о грядкахъ нѣтъ помину,
             А что еще осталось -- точатъ черви.
             Вѣдь мы своей работой не дадимъ
             Хорошаго примѣра государству?
   Садовникъ. Дай срокъ, ужо дождется листопада
             И тотъ, кто допустилъ такой погромъ.
             Ужъ и теперь повыдергали дрянь,
             Которая росла да подъѣдала
             Его же самого; а онъ скрывалъ
             Ее въ своей тѣни, воображая,
             Что держится лишь ей: я разумѣю
             Вильтшира, Грина и Бюши.
   Работникъ.                     Какъ! развѣ
             Ихъ больше нѣтъ?
   Садовникъ.           Казнили всѣхъ троихъ,
             А самъ король попался Болинброку.
             Да,-- жаль, что онъ не чистилъ королевство,
             Какъ мы нашъ садъ. Мы во-время умѣемъ
             Подсѣчь кору деревьевъ, чтобъ они
             Нашли исходъ своимъ излишнимъ сокамъ,
             Гнетущимъ ихъ самихъ же. Поступай онъ
             Съ любимцами, какъ мы съ корой деревьевъ,
             Они бы и теперь ему давали
             Плодъ долга и труда. Когда бъ онъ такъ же,
             Какъ мы, умѣлъ отсѣчь сухія вѣтки
             На пользу свѣжимъ -- царская корона,
             Готовая упасть съ его чела,
             Какъ прежде, бы незыблема была.
   Работникъ. Ужель его лишатъ престола точно?
   Садовникъ. Пока лишь взяли въ руки, а затѣмъ,
             Что добраго, лишатъ и вовсе. Нынче
             Поутру прискакалъ гонецъ отъ Іорка
             Съ недобрыми вѣстями.
   Королева.                     Я умру 51),
             Когда не облегчу словами сердца.

(Выходитъ изъ-за кустовъ).

             Скажи мнѣ, какъ ты смѣлъ, дрянной старикъ 52),
             Приставленный смотрѣть за этимъ садомъ,
             Разсказывать подобныя извѣстья?
             Какой презрѣнный змѣй, какая Ева
             Подвигнули тебя на этотъ грѣхъ?
             Ты говоришь -- король лишенъ престола!
             Ты, комъ дрянной земли, задумалъ дерзко
             Предсказывать его паденье! Кто же
             Тебѣ сказалъ объ этомъ?-- говори!
   Садовникъ. Простите, королева;-- я не въ правѣ
             Васъ обмануть хорошей вѣстью; то же,
             Что я сказалъ -- святая правда. Ричардъ
             Заполоненъ великимъ Болинброкомъ.
             Теперь судьба обоихъ на вѣсахъ;
             Но въ чашѣ короля лежать однѣ лишь
             Пустыя суеты, чья легкость только
             Ее жъ подниметъ вверхъ; на сторонѣ же
             Противника всѣ англійскіе пэры.
             Онъ ими перевѣситъ короля.
             Отправьтесь сами въ Лондонъ -- тамъ вы сами
             Узнаете, что я сказалъ лишь то,
             О чемъ молчать не можетъ ужъ никто.
   Королева. И жребій мой хотѣлъ, чтобъ вѣсть печали.
             Столь быстрая въ полетѣ, долетѣла
             Всѣхъ позже до меня,-- меня, къ которой
             Она всѣхъ ближе! Злое горе точно
             Нарочно ищетъ средства, чтобъ сразить
             Меня больнѣй! Поѣдемъ, лэди, въ Лондонъ.
             Въ его стѣнахъ хочу увидѣть я
             Несчастія и горе короля.
             И мнѣ ли суждено велѣньемъ рока
             Собой тріумфъ украсить Болинброка!
             Прощай, старикъ!-- за горестную вѣсть
             Пускай твой садъ впередъ не будетъ цвѣсть!

(Королева и дамы уходятъ).

   Садовникъ. Бѣдняжка королева! пусть проклятье
             Исполнится твое, лишь съ нимъ бы взять я
             Могъ скорбь твою! Гдѣ плакала ты, тутъ
             Я посажу траву утѣхи -- рутъ: 53)
             Пускай цвѣтетъ онъ въ будущности дальной
             На память слезъ монархини печальной! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Лондонъ. Зала въ Вестминстерѣ. Лорды духовные по правую сторону трона; свѣтскіе -- по лѣвую; внизу общины.

(Входятъ Болинброкъ, Омерле, Серрей, Нортумберландъ, Перси, Фицуотеръ и другіе лорды, епископъ Карлейльскій, Аббатъ Вестминстерскій и придворные; сзади -- Бэготъ подъ стражей).

   Болинброкъ. Приблизьте Бэгота.-- Ну, говори
             Теперь свободно намъ все, что ты знаешь
             О смерти Глостера. Кто съ королемъ
             Задумывалъ кровавое убійство,
             И кто свершилъ?
   Бэготъ.                     Велите предо мной
             Поставить Омерле.
   Болинброкъ. (Омерле). Приблизься, братъ,
             И встань предъ нимъ.
   Бэготъ.                               Я убѣжденъ, милордъ,
             Что вы не захотите отрекаться
             Отъ вашихъ словъ. Въ несчастную пору,
             Когда готовъ былъ замыселъ убійства,
             Сказали вы: "ужель моя рука
             Не будетъ столь длинна, чтобы достигнуть
             Отъ Лондона до самаго Калэ,
             Гдѣ скрылся дядя Глостеръ?" Сверхъ того,
             Прибавили, что "лучше вамъ лишиться
             Ста тысячъ кронъ, чѣмъ видѣть Болинброка
             Вернувшимся назадъ". Сказали также,
             Что смерть его была бъ великимъ благомъ
             Для Англіи.
   Омерле.           Достойные милорды!
             Скажите, какъ я долженъ отвѣчать'
             На клеветы подобнаго мерзавца?
             Ужели запятнаю я звѣзду
             Моей высокой крови, унижаясь
             До вызова такой презрѣнной твари?
             А должно сдѣлать это!-- честь моя
             Останется иначе оскверненной
             Навѣтами его презрѣнныхъ словъ.
             Вотъ мой залогъ:-- онъ, какъ печать, отмѣтитъ
             Тебя готовымъ въ адъ. Все, что сказалъ ты,
             Ложь подлая, какъ ты; и пусть я долженъ
             Запачкать сталь меча твоею кровью --
             Иду на все, лишь только бъ оправдаться!
   Болинброкъ. Бэготъ, назадъ!-- не поднимай залога!
   Омерле. Желалъ бы я, чтобъ это оскорбленье
             Я получилъ отъ лучшаго, чѣмъ ты!
   Фицуотеръ. Ты ищешь равной крови?-- такъ бери же
             Въ отвѣтъ на твой залогъ мою перчатку!
             Клянусь я свѣтлымъ солнцемъ, чье сіянье
             Даетъ тебя мнѣ видѣть: ты сказалъ,
             И хвастаясь притомъ, что ты причиной
             Убійства Глостера;-- я это слышалъ!
             Откажешься -- солжешь, солжешь безбожно,
             И я мечомъ вобью тебѣ назадъ
             Ложь въ грудь твою, гдѣ эта ложь родилась.
   Омерле. Ты струсишь прежде, чѣмъ того дождешься.
   Фицуотеръ. Клянусь душой, я радъ, чтобъ это было
             Сейчасъ и здѣсь.
   Омерле.           Ты этимъ лишь отправишь
             Себя скорѣе въ адъ.
   Перси.                     Я подтверждаю,
             Что ты солгалъ, и въ этомъ обвиненьи
             Ты столько жъ лживъ, насколько правъ Фицуотеръ.
             Вотъ мой залогъ! Бери его, коль смѣешь,
             И знай, что я готовъ стоять за правду,
             Чего сказалъ, пока живу на свѣтѣ!
   Омерле. Отсохни у меня рука, коль скоро
             Я откажусь поднять залогъ, и пусть
             Ни разу не сверкнетъ мой мечъ надъ шлемомъ
             Моихъ враговъ!
   1-й лордъ.           Я призываю землю
             Въ свидѣтели того же, вѣроломный
             И низкій Омерле! Я накричу
             Тебѣ обратно въ ухо столько лжей,
             Насколько хватитъ времени отъ утра
             Вплоть до заката солнца! Вотъ залогъ мой!
             Бери его, когда посмѣешь взять.
   Омерле. Ну, кто еще?-- я радъ васъ вызвать всѣхъ.
             Въ моей груди довольно будетъ силы
             И смѣлости, чтобъ вызвать двадцать тысячъ
             Подобныхъ вашей шайкѣ.
   Серрей.                               Лордъ Фицуотеръ,--
             Я слышалъ разговоръ вашъ съ Омерле.
   Фицуотеръ. Да, точно, сэръ:-- вы были, помню, тутъ же
             И можете предъ всѣми повторить
             Мои слова
   Серрей.           Да,-- въ нихъ, клянусь я небомъ,
             Настолько жъ лжи, насколько въ небѣ правды.
   Фицуотеръ. Серрей, ты лжешь!
   Серрей.                               Презрительный мальчишка!
             Твои неправды лягутъ 54) тяжкимъ камнемъ
             На мечъ мой въ битвѣ, съ тѣмъ, чтобъ онъ вонзился
             Въ тебя сильнѣй! Онъ будетъ мстить и мстить,
             Покуда ты, источникъ лжей, не ляжешь
             Съ твоимъ отцомъ въ могилу. Поднимай
             Залогъ мой, если смѣешь!
   Фицуотеръ.                     Что за пылкость!
             И для чего она? Я не боялся
             Ни спать, ни ѣсть, ни пить -- такъ побоюсь ли
             Тебя, Серрея? Здѣсь, въ лѣсу, въ пустынѣ --
             Вездѣ готовъ я встрѣтиться съ тобой
             И, плюнувши тебѣ въ лицо, прибавить:
             Ты лжешь, ты лжешь, ты лжешь! Бери залогъ мой
             И вѣрь, что, взявъ его, ты не избѣгнешь
             Правдивой кары. Пусть я мальчикъ точно!
             Пусть этотъ міръ мнѣ новъ -- я повторяю,
             Что Омерле виновенъ въ смерти дяди!
             Имъ были посланы въ Калэ убійцы,
             Чтобъ умертвить его, какъ разсказалъ мнѣ
             Объ этомъ изгнанный Норфолькъ.
   Омерле.                               Кто хочетъ
             Отвѣтить здѣсь за Норфолька? Онъ также
             Солгалъ во всемъ. Вотъ мой залогъ; пускай
             Его вернутъ изъ ссылки, чтобъ отвѣтить.
   Болинброкъ. Всѣ ваши распри будутъ подъ залогомъ,
             Пока вернется Норфолькъ. Онъ намъ врагъ,
             Но мы его вернемъ, отдавъ обратно
             Ему все, чѣмъ владѣлъ онъ, и допустимъ
             Его тогда сразиться съ Омерле.
   Епископъ. Сей славный день не узрится вовѣки!
             Не мало дней провелъ Норфолькъ, сражаясь
             Въ Святой Землѣ подъ знаменемъ креста,
             Но наконецъ, трудами утомленный,
             Въ Италію назадъ вернулся онъ
             И тамъ, вдали, въ Венеціи прекрасной,
             Ея землѣ свое онъ предалъ тѣло,
             А чистый духъ -- въ объятія Христа,
             Чей стягъ носилъ такъ долго онъ и славно.
   Болинброкъ. Какъ,-- развѣ Норфолькъ умеръ?
   Епископъ.                                         Такъ же вѣрно,
             Какъ то, что я живу.
   Болинброкъ.                     Да будетъ миръ
             Его святой душѣ, и да почіетъ
             Онъ въ лонѣ Авраама!-- Ваши распри,
             Милорды, остаются подъ залогомъ,
             Пока мы не назначимъ день для битвы.

(Входитъ герцогъ Іоркскій со свитою)

   Герц. Іоркскій. Великій герцогъ Ланкастеръ! я присланъ
             Развѣнчаннымъ Ричардомъ объявить,
             Что онъ передаетъ по доброй волѣ
             Тебѣ вѣнецъ и скипетръ, назначая
             Тебя своимъ преемникомъ. Взойди же
             На этотъ тронъ -- и да заблещетъ славой
             Король четвертый Генрихъ!
   Болинброкъ.                     Волей неба
             Вступаю я на царственный престолъ.
   Епископъ. Богъ не допуститъ этого! Пусть слово
             Мое вамъ будетъ горько -- все же я
             Скалку, что мнѣ велятъ мой долгъ и званье.
             Коль кто изъ васъ настолько въ самомъ дѣлѣ
             Высокъ и благороденъ, чтобъ судить
             Монарха -- тотъ тѣмъ самымъ благородствомъ
             Воздержится отъ этого грѣха.
             Гдѣ подданный, дерзнувшій осудить
             Властителя? А кто изъ предстоящихъ
             Не подданный Ричарда? И воровъ
             Не судятъ за глаза, какъ ни была бы
             Ясна виновность ихъ; а образъ Божій,
             Помазанникъ, намѣстникъ, представитель
             Вѣнчанный и царившій столько лѣтъ,
             Осудится толпой ему подвластныхъ,
             Не бывши даже тутъ! О, Боже сильный!
             Попуститъ ли рука Твоя, чтобъ здѣсь,
             Средь христіанъ, свершали христіане
             Столь черныя, постыдныя дѣла!
             Я -- подданный и смѣло говорю
             Предъ подданными, вдохновенный Богомъ,
             Въ защиту короля. И этотъ Герфордъ,
             Котораго назвали вы монархомъ,
             Онъ не монархъ, онъ только злой измѣнникъ
             Законному монарху! Если вы
             Рѣшитесь увѣнчать его короной --
             Я вамъ пророчу: Англія потонетъ
             Въ крови своихъ дѣтей; слѣдъ преступленья
             Наляжетъ на грядущія столѣтья,
             И сладкій миръ, покинувъ этотъ край,
             Уйдетъ отъ насъ къ язычникамъ и туркамъ!
             Губительныя распри возстановятъ
             На роды родъ, на братьевъ кровныхъ братьевъ!
             Смерть, зло, раздоръ вселятся между нами,
             И люди нарекутъ нашъ отчій край
             Страной гробовъ и страшною Голгоѳой!
             Усобицы, какихъ вы не видали,
             Обрушатся на васъ, коль скоро вы
             Осмѣлитесь бросать раздоръ средь членовъ
             Властительнаго дома. Не давайте жъ
             Свершиться злу, чтобы сыновъ сыны
             Въ грядущихъ временахъ не проклинали
             Своихъ отцовъ подъ гнетомъ злой печали!
   Нортумберландъ. Вы разсудили хорошо!-- За трудъ вашъ
             Мы обвиняемъ васъ въ измѣнѣ. (Аббату) Лордъ,
             Возьмите на себя его представить
             Ко дню суда. Согласны ль вы, милорды,
             Исполнить просьбу общинъ? 55)
   Болинброкъ.                               Позовите
             Сюда Ричарда; пусть онъ отречется
             Предъ всѣми отъ короны:-- мы хотимъ
             Себя изъять отъ всякихъ подозрѣній.
   Герц. Іоркскій. Я это сдѣлаю. (Уходитъ Іоркъ).
   Болинброкъ.                               Кто арестованъ,
             Пусть дастъ залогъ, что явится къ отвѣту,
             Когда мы то потребуемъ. (Епископу).
                                           А въ васъ
             Мы не нуждаемся; я не обязанъ
             Ничѣмъ ни вашей дружбѣ ни любви.

(Герцогъ Іоркскій возвращается съ королемъ Ричардомъ. За нимъ несутъ корону)

   Король. О, для чего меня призвали вы
             Предъ короля? Вѣдь я не могъ такъ скоро
             Стряхнуть съ себя остатокъ царскихъ мыслей,--
             Я въ нихъ еще король! Я не умѣю
             Пока еще ни льстить ни притворяться.
             Дождитесь же, чтобъ горе научило
             Меня такой покорности. Я помню
             Еще всѣ ваши лица!-- вы недавно
             Кричали мнѣ привѣтъ свой, какъ Іуда
             Привѣтствовалъ Христа;-- но тамъ пришелся
             Всего одинъ невѣрный на двѣнадцать,
             А я не нахожу на столько жъ тысячъ
             Невѣрныхъ одного, кто былъ бы вѣренъ.
             Чего жъ хотите вы?-- чтобъ я сказалъ:
             "Да здравствуетъ король!" -- извольте!-- Что же
             Никто въ отвѣтъ не скажетъ мнѣ: "аминь"?
             Иль я скажу и это? какъ священникъ
             И дьяконъ вмѣстѣ?-- Будь же такъ: "аминь!"
             Аминь, когда меня считаетъ небо
             Какъ прежде, королемъ, хоть я ужъ больше
             И не король. Чего еще хотите
             Вы отъ меня?
   Герц. Іоркскій. Публичнаго признанья,
             Что ты передаешь по доброй волѣ
             Вѣнецъ свой Болинброку, утомленный
             Трудами власти.
   Король.                     Дайте мнѣ корону.
             Она ужъ здѣсь.-- Бери ее, мой братъ,
             Съ той стороны, а я возьмусь пусть съ этой!
             Теперь она положа на колодезь,
             Къ которому приставили мы руки,
             Какъ два ведра. Твоя рука -- ведро,
             Пустое и стремящееся кверху,
             Моя -- внизу сокрыто отъ глазъ
             И полное слезами. Ты возвышенъ,
             А я стремлюсь, убитый горемъ, книзу.
   Болинброкъ. Вы отдали корону добровольно.
   Король. Корону?-- да! печали же невольно
             Останутся при мнѣ. Ты можешь взять
             Вѣнецъ и власть; но всѣмъ вамъ не отнять
             Мою печаль: я ей король законный.
   Болинброкъ. Вы часть заботъ мнѣ отдали съ короной.
             Король. Не отдалъ я, а ты нашелъ себѣ
             Заботы въ ней; въ моей же злой судьбѣ
             Мнѣ суждено, вѣнецъ мой отдавая,
             Отдать лишь власть, печалей не теряя!
   Болинброкъ. Скажите же, согласны ль вы отречься?
   Король. Да -- нѣтъ! нѣтъ -- да! Коль скоро власти нѣтъ,
             То значитъ ли вамъ что-нибудь отвѣтъ?
             Иль вы собрались здѣсь нарочно видѣть,
             Какъ вашъ король унизитъ самъ себя?
             Смотрите же: я отдаю корону
             И съ ней тяжелый скипетръ; вырываю
             Изъ сердца гордость почестей; слезами
             Смываю съ головы святое муро;
             Своей рукой снимаю мой вѣнецъ
             И собственною рѣчью отрекаюсь
             Отъ правъ моихъ и власти, возвращая
             Вамъ клятву вѣрности. Я отдаю
             Почетъ и блескъ монаршаго величья,
             Всѣ пошлины, регаліи, доходы
             И обращаю въ жалкое ничто
             Все, что велѣлъ, и все, что прежде сдѣлалъ.
             Пусть клятву мнѣ нарушившимъ -- простится,
             А данная ему -- да сохранится!
             Утративъ все, молю Творца я дать
             Мнѣ лишь покой и всѣмъ его взыскать!
             На тронѣ пусть ему пошлетъ Онъ силу,
             Меня жъ сведетъ въ печальную могилу.
             Живи, король, на много-много лѣтъ!
             Тебѣ Ричардъ свой скорбный шлетъ привѣтъ!
             Чего еще вамъ надо?
   Нортумберландъ.           Прочитайте
             Теперь предъ всѣми списокъ преступленій,
             Которыя свершили лично вы
             Иль ваши приближенные противу
             Отечества и власти. Пусть всѣ люди,
             Услышавъ ихъ, увидятъ, что корона
             Взята у васъ достойно.
   Король.                               Какъ!-- и это
             Исполнить долженъ я? Во всемъ сознаться?
             Нуртумберландъ, что, если бы тебя
             Заставили покаяться публично
             Въ твоихъ грѣхахъ -- ужель бы ты прочелъ
             Ихъ безъ стыда передъ такимъ собраньемъ?
             А ты нашелъ довольно бъ, въ чемъ сознаться:
             Въ сверженьи короля, въ измѣнѣ клятвѣ --
             Подобный, грѣхъ отмѣтится въ аду!
             У васъ, что предо мной теперь стоите
             И смотрите, какъ здѣсь меня травятъ
             Несчастьями,-- у васъ въ глазахъ я вижу
             Какъ будто сожалѣнье!-- для чего?
             Оно не нужно мнѣ! Вы, какъ Пилатъ,
             Умыли ваши руки и, какъ онъ,
             Меня къ кресту тѣмъ самымъ пригвоздили,
             И цѣлый океанъ не смоетъ этотъ
             Тяжелый грѣхъ.
   Нортумберландъ (поднося бумагу). Читайте обвиненья,--
                                 Мы ждемъ.
   Король. Я не могу читать ихъ: слезы
             Туманятъ мнѣ глаза, но и сквозь слезы
             Могу я различить передъ собой
             Толпу измѣнниковъ. Чего же, впрочемъ,
             Ждать отъ другихъ, когда сдалъ самъ себя я
             Измѣнникамъ по волѣ! Я вѣдь отдалъ
             Величье короля, утратилъ славу,
             Смѣнилъ вѣнецъ на подданство и сдѣлалъ
             Себя рабомъ другого.
   Нортумберландъ.           Государь...
   Король. Я не хочу тебѣ быть государемъ,
             Надменный и жестокій человѣкъ!..
             Я никому не государь: вы взяли
             И титулы и имя! Даже то,
             Которое мнѣ дано при крещеньи,
             Быть-можетъ, будетъ взято. Каково же
             Проживши столько лѣтъ, не знать, какое
             Должны носить мы имя! О, зачѣмъ,
             Какъ шутовской король, въ забаву дѣтямъ,
             Не слѣпленъ я изъ снѣга, чтобъ растаять
             Въ потокѣ слезъ предъ солнцемъ Болинброка!
             Великій государь -- хотя великій
             Не по добру -- вели подать сюда
             Мнѣ зеркало: я въ немъ хочу увидѣть
             Насколько измѣнился я съ тѣхъ поръ,
             Какъ потерялъ корону и величье.
   Болинброкъ (придворному). Подайте зеркало.

(Придворный уходитъ).

   Нортумберландъ.                               А вы прочтите,
             Пока ушли, бумагу.
   Король.                     Черный демонъ!
             Я не въ аду, а ты меня ужъ мучишь!
   Болинброкъ. Не принуждай его, Нортумберландъ.
   Нортумберландъ. Тогда мы не исполнимъ просьбы общинъ.
   Король. Вы ихъ исполните: я прочитаю
             Мои грѣхи, когда увижу книгу,
             Въ которой внесены они вѣрнѣе,
             И книга та -- я самъ!

(Придворный возвращается съ зеркаломъ).

   Король.                               Подай сюда:
             Я въ немъ хочу читать! (Смотрится въ зеркало).
                                 Какъ! Ни морщины?
             Такая туча бѣдъ, пронесшись мимо,
             Не сдѣлала въ лицѣ слѣдовъ!-- О, злое,
             Фальшивое стекло! Ты, какъ они,

(указываетъ на придворныхъ)

             Мнѣ льстишь, скрывая правду. Кто повѣритъ,
             Чтобъ сохранило прежній видъ лицо
             Того, кто во главѣ десяти тысячъ
             Гостей сидѣлъ когда-то за столомъ 56)?
             Чей взоръ слѣпилъ глаза другихъ, какъ солнце,
             И, видѣвши такъ много мелочей,
             Не разсмотрѣлъ межъ ними Болинброка!
             Въ моихъ глазахъ оттѣнокъ прежней славы,
             Такой же бренной, какъ само стекло,
             И, какъ оно, готовой разлетѣться
             Въ единый мигъ на тысячу кусковъ.

(Бросаетъ зеркало.)

             Вотъ такъ! Замѣть себѣ, король безмолвный
             Значенье этой шутки: вотъ какъ скоро
             Моя печаль разрушила лицо.
   Болинброкъ. Печали тѣнь разрушила въ стеклѣ
             Тѣнь вашего лица.
   Король.                     Какъ? повтори!
             Печали тѣнь?-- Да, это правда!-- Горе
             Мое внутри: наружу можно видѣть
             Лишь только тѣнь невидимой печали,
             Терзающей измученную грудь; --
             Вотъ дѣло въ чемъ. Благодарю, король,
             Тебя за эту милость: ты, лишая
             Меня всего, по крайней мѣрѣ учишь,
             О чемъ и какъ мнѣ плакать. Окажи же
             Еще. одну мнѣ милость, а затѣмъ
             Я замолчу и обѣщаюсь больше
             Тебя не безпокоить.
   Болинброкъ.                     Говорите,
             Достойный братъ.
   Король.                     Достойный я!-- Что жъ это?
             Ужель я больше короля? Мнѣ льстили
             До сей поры лишь подданные -- нынче жъ,
             Когда я самъ сталъ подданнымъ -- мнѣ льститъ
             Подобнымъ именемъ король! Ужъ если
             Я такъ великъ, то для чего просить мнѣ?
   Болинброкъ. Такъ требуйте.
   Король.                               Ты согласишься?
   Болинброкъ.                                         Да.
   Король. Позволь мнѣ удалиться прочь.
   Болинброкъ.                                         Куда?
   Король. Куда велишь -- лишь бы тебя не видѣть.
   Болинброкъ (свитѣ). Подите проводить милорда въ Тоуоръ.
   Король. Да, проводить!-- Вы всѣ проводники.
             Чтобъ указать монарху путь къ паденью
             И т ѣмъ себя подвинуть къ возвышенью.

(Король уходитъ со стражей).

   Болинброкъ. Мы назначаемъ будущую среду
             Днемъ коронаціи. Готовьтесь, лорды.

(Всѣ угодятъ, кромѣ аббата, епископа и Омерле).

   Аббатъ. Печальнаго мы зрѣлища здѣсь были
             Свидѣтели.
   Епископъ.           Потомки, а не мы,
             Пожнутъ плоды за этотъ день позорный,
             Имъ будетъ онъ колючъ, какъ злые терны.
   Омерле. Почтенные отцы,-- ужели нѣтъ
             Возможности избѣгнуть этихъ бѣдъ?
   Аббатъ. Я не скажу ни слова вамъ, покуда
             Вы не дадите, причастившись, клятвы
             Хранить мои намѣренья и дѣлать,
             Что я скажу. У васъ глаза печальны
             И полны слезъ; пойдемте же ко мнѣ
             Отужинать:-- я вамъ скажу, какъ снова
             Вернуть и жизнь и радости былого. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Улица, ведущая къ Тоуэру.

(Входятъ королева и придворныя дамы).

   Королева. Король пройдетъ здѣсь мимо;-- вотъ дорога
             Къ ужасной башнѣ Цезаря 57), въ которой
             Онъ осужденъ на злое заточенье
             Надменнымъ Болинброкомъ. Станемъ здѣсь
             И отдохнемъ, коль скоро есть еще
             Покой и миръ для бѣдной королевы
             На этой возмутившейся землѣ.

(Входятъ король Ричардъ и стража).

             О, поглядите! ..иль закройте лучше
             Свои глаза, чтобъ не видать, какъ вянетъ
             Мой чудный розанъ! Впрочемъ, нѣтъ!-- смотрите:
             Быть-можетъ, мы успѣемъ оживить
             Его опять слезами состраданья
             И истинной любви! О, вѣрный образъ
             Развалинъ славной Трои! Гробъ Ричарда,
             Но не Ричардъ! Прекраснѣйшій пріютъ,
             Въ которомъ поселилось злое горе,
             Отправивши довольство обитать
             Въ иное, недостойное жилище!
   Король. Не ускоряй конецъ мой, дорогая
             И милая жена, усугубляя
             Печаль еще словами. Пробуй думать,
             Что прошлое -- одинъ лишь сладкій сонъ,
             И что теперь, внезапно пробудившись,
             Мы видимъ только то, что побратались
             Съ несчастьемъ вплоть до смерти. Уѣзжай
             Во Францію 58) и скройся гдѣ-нибудь
             Въ глухомъ монастырѣ. Святая жизнь
             Украситъ насъ нетлѣнными вѣнцами
             Взамѣнъ земныхъ, потерянныхъ грѣхами
   Королева. Ужели мой Ричардъ упалъ и духомъ?
             Ужели Болинброкъ, отнявъ корону,
             Похитилъ съ ней и сердце? Гордый левъ
             И въ смертный часъ грозитъ, кусая землю,
             Въ безсиліи сразить своихъ враговъ;
             Такъ неужель, какъ маленькій ребенокъ,
             Снесешь ты свой позоръ, цѣлуя розгу,
             И, какъ дитя, преклонишься предъ властью
             Своихъ враговъ -- ты! Левъ и царь звѣрей?
   Король. Да, царь звѣрей!-- будь всѣ они немного
             Добрѣй, чѣмъ звѣри -- былъ бы и теперь
             Счастливымъ я монархомъ! Поспѣши
             Скорѣй своимъ отъѣздомъ, дорогая,
             Во Францію; представь, что я ужъ умеръ,
             И что теперь ты примешь отъ меня
             Послѣдній вздохъ. Когда, вдали, ты будешь
             Сидѣть зимой, въ глухіе вечера,
             Предъ тлѣющимъ огнемъ и слушать повѣсть
             О прежнихъ дняхъ отъ добрыхъ стариковъ --
             Скажи имъ передъ тѣмъ, какъ разойдетесь,
             Какъ я былъ сверженъ съ трона: -- пусть ко сну
             Пойдутъ они въ слезахъ. Такая повѣсть
             Въ самомъ огнѣ пробудитъ состраданье
             Къ несчастному монарху! Головни
             Зальютъ его слезами и покроютъ
             Отъ горести себя холоднымъ пепломъ.

(Входитъ Нортумберландъ со свитою).

   Нортумберландъ. Король перемѣнилъ свое рѣшенье
             И приказалъ, чтобъ васъ перевезли
             Не въ въ Тоуэръ, а въ Помфретъ. Вамъ, королева,
             Приказано немедля отправляться
             Во Францію.
   Король.           Нортумберландъ!-- ступень,
             Которой Болинброкъ достигнулъ трона!--
             Немного дней осталось до поры,
             Когда нарывъ грѣха и преступленья
             Прорвется смраднымъ гноемъ! Если бъ Герфордъ
             Рѣшился уступить полкоролевства
             Тебѣ во власть -- ты и тогда бы не былъ
             Доволенъ тѣмъ, запомнивъ хорошо,
             Что добылъ все ему. За то и онъ
             Вовѣкъ не позабудетъ, что, умѣя
             Такъ низлагать законныхъ королей,
             Ты тѣмъ не остановишься и сыщешь
             Подобное же средство, чтобъ низвергнуть
             Его вослѣдъ за мной при первой распрѣ.
             Любовь къ дурнымъ граничитъ въ насъ со страхомъ,
             А страхъ всегда возбудитъ непріязнь;
             Послѣдняя жъ накличетъ, рано ль, поздно ль,
             Обоимъ гибель.
   Нортумберландъ. Въ томъ, въ чемъ я виновенъ,
             Отвѣчу я. Прощайтесь поскорѣй
             Съ супругою: вы ѣдите немедля.
   Король. Двойной разводъ!-- вы разъ ужъ разлучили
             Меня съ моимъ вѣнцомъ -- такъ для чего же
             Хотите разлучить теперь съ женою?
             Простимся, другъ мой нѣжный! Разорвемъ
             Союзъ нашъ поцѣлуемъ точно такъ же,
             Какъ онъ скрѣпленъ, хоть поцѣлуй тогдашній,
             Увы, былъ не таковъ. Теперь ты можешь
             Насъ разлучить, Нортумберландъ! Вези
             Меня на дальній сѣверъ, гдѣ недуги
             И стужа удручаютъ горемъ землю;
             Ее -- на югъ, во Францію, оттуда
             Она пришла свѣтла, какъ ясный май,
             И, какъ Ноябрь 59), вернется въ тотъ же край.
   Королева. Съ тобой разстаться мнѣ, Ричардъ, съ тобою!
   Король. Да, милый другъ, и сердцемъ и душою!
   Королева. О, пусть пошлютъ со мною и тебя
             Во Францію.
   Нортумберландъ. Ну, въ томъ нашелъ бы я
             Гораздо больше милости, чѣмъ дѣла 60).
   Королева. Такъ пусть съ тобой въ Помфретѣ бъ я скорбѣла!
   Король. Къ чему, мой другъ? Мы, плача тамъ вдвоемъ,
             Вдвойнѣ печаль почувствуемъ лишь въ томъ.
             Уѣхавъ вдаль, намъ легче снесть изгнанье,
             Чѣмъ быть вблизи, и все жъ не знать свиданья.
             Пусть будетъ вздохъ мѣриломъ намъ въ пути!
   Королева. Мой путь длиннѣй -- и мнѣ труднѣй ятти!
   Король. Путь ближе мой, но грусть мнѣ путь растянетъ,
             И каждый шагъ тяжелѣй вдвое станетъ.
             Но кончимъ плачъ!-- Къ чему терзать впередъ
             Себя бѣдой?-- Она и такъ насъ ждетъ.
             Пусть поцѣлуй съ безмолвными устами
             Теперь навѣкъ обмѣнитъ насъ сердцами. (Цѣлуетъ ее),
   Королева. О, никогда!-- Возьми назадъ свое:
             Могу убить я горестью его. (Цѣлуетъ его).
             Себѣ свое назадъ я возвратила --
             И пусть его скорѣй возьметъ могила!
   Король. Прости, прости!-- Что медлить долго? Пусть
             Доскажетъ намъ то, что осталось, грусть! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Комната въ домѣ герцога Іоркскаго.

(Входятъ Герцогъ и Герцогиня Іоркскіе).

   Герцогиня. Ты обѣщалъ докончить мнѣ разсказъ,
             Перерванный слезами, какъ въѣзжали
             Развѣнчанный Ричардъ и Герфордъ въ Лондонъ.
   Герц. Іоркскій. Гдѣ жъ я остановился?
   Гергогиня.                               Ты сказалъ,
             Что злые и насмѣшливые люди
             Бросали соръ на голову Ричарда
             Изъ оконъ и домовъ.
   Герц. Іоркскій.           Ну, да!-- Такъ слушай.
             Великій Болинброкъ сидѣлъ на чудномъ
             И огненномъ конѣ, который, будто
             Гордясь своимъ хозяиномъ, шелъ тихой
             И медленною поступью; кругомъ же
             Кричали всѣ: "да здравствуетъ великій
             И славный Болинброкъ!" О, если бъ ты
             Могла увидѣть это -- ты бъ сказала,
             Что окна даже ожили: такъ много
             Тѣснилось въ нихъ и юныхъ и сѣдыхъ,
             Желающихъ увидѣть Болинброка!
             И ихъ привѣту вторили, казалось,
             Фигуры, намалеванныя краской
             Вдоль стѣнъ домовъ, и также восклицали
             Привѣтъ свой Болинброку 61). Самъ же онъ,
             Сидя въ сѣдлѣ, склонялся головой
             На обѣ стороны гораздо ниже,
             Чѣмъ шея скакуна, и, повторяя:
             "Благодарю, сограждане, сердечно!"
             Такъ двигался въ пути своемъ все дальніе.
             Герцогиня. А что же въ это время дѣлалъ Ричардъ?
   Герц. Іоркскій. Онъ схожъ съ актеромъ былъ, который, вышедъ
             Вослѣдъ любимцу публики, втрѣчаетъ
             Одни свистки и злобныя насмѣшки.
             Вотъ точно такъ, когда еще не хуже,
             Смотрѣли и на Ричарда. Никто
             Его не встрѣтилъ добрымъ пожеланьемъ
             Иль радостью; напротивъ, всѣ бросали
             Нечистый соръ на скорбное чело;
             А онъ его стряхалъ съ такою тихой
             И грустною улыбкой, что когда бы
             Я не былъ убѣжденъ, что воля неба
             Свершила это все для сокровенныхъ
             И ей извѣстныхъ цѣлей -- я увѣренъ,
             Что, видя то, и варварство само
             Растаяло бъ горячими слезами.
             Но власть небесъ безвѣстна для людей!
             Себя смирить мы можемъ лишь предъ ней;
             Я Герфорду на вѣрность далъ присягу,
             И отъ нея не отступлю ни шагу. (Входить Омерле).
   Гецогиня.                     Вотъ Омерле.
   Герц. Іоркскій. Зови его Рютлэндомъ:
             Онъ потерялъ свой титулъ Омерле
             За дружбу къ Ричарду. Я присягнулъ
             И за него въ парламентѣ на вѣрность
             И службу вновь избранному монарху.
             Герцогиня. Скажи, мое дитя, кто расцвѣтаетъ
             Подъ милостями новаго монарха 62)?
   Омерле. Не знаю, матушка: я такъ немного
             О томъ забочусь,-- мнѣ вѣдь все равно
             Цвѣсти при немъ иль нѣтъ.
   Герц. Іоркскій.                     Умѣй вести
             Себя при немъ лишь лучше, чтобъ не дать
             Скосить себя до времени. Что слышно
             Объ Оксфордѣ? Идутъ ли тамъ турниры
             И праздники, какъ это было прежде?
   Омерле. Да, кажется, когда не ошибаюсь.
   Герц. Іоркскій. Ты думаешь отправиться туда же?
   Омерле. Быть-можетъ, если такъ позволитъ Богъ.
   Герц. Іоркскій. Что за печать я вижу у тебя
             За пазухой? Ты поблѣднѣлъ!.. Подай
             Бумагу мнѣ...
   Омерле.           Простите, добрый лордъ,
             Въ ней ничего нѣтъ важнаго.
   Герц. Іоркскій.                     Такъ, значитъ,
             Ея нѣтъ нужды прятать. Покажи мнѣ
             Ее сейчасъ.
             Омерле Простите, ваша свѣтлость,
             Но я имѣю важныя причины
             Ея не дать.
   Герц. Іоркскій. А я по тѣмъ же самымъ
             Ее желаю видѣть. Я боюсь...
   Герцогиня. Чего же ты боишься? это просто
             Какой-нибудь ничтожный вексель, данный
             Въ уплату за наряды къ днямъ веселья.
   Герц. Іоркскій. Ты, кажется, рехнулась! Какъ же могъ
             Зайти къ нему самимъ же данный вексель?
             Подай сейчасъ бумагу!
   Омерле.                     Лордъ,-- я, право,
             Вамъ не могу отдать ее.
   Герц. Іоркскій.                     Подай,
             Я говорю! (Вырываетъ бумагу и читаетъ).
                       А! рабъ, злодѣй, измѣнникъ!
   Герцогиня. Что, что случилось?
   Гер. Іоркскій.                               Эй! Кто тамъ, скорѣе!..

(Входитъ слуга).

   Герц. Іоркскій. Сѣдлай мнѣ живо лошадь! Боже, Боже!
             Какая гнусная измѣна!
   Герцогиня.                     Ради
             Создателя, скажи мнѣ, что съ тобой?
   Герц. Іоркскій (слугѣ). Дай сапоги; сѣдлай живѣе лошадь,
             О, нѣтъ, клянусь душой, я донесу
             На этого мерзавца! (слуга уходитъ).
   Герцогиня.                     Что случилось?
   Герц. Іоркскій. Молчи, безумная!
   Герцогиня.                               Нѣтъ, нѣтъ не стану!
             Мой Омерле, скажи, что это значитъ?
   Омерле. Такъ, матушка, бездѣлка! за нее
             Я заплачу моей лишь жизнью.
   Герцогиня.                               Жизнью!..

(Слуга возвращается съ сапогами).

   Герц. Іоркскій. Подай!-- я ѣду къ королю.
   Герцогиня.                                         Гони
             Его, мой сынъ, отсюда.
             (Слугѣ).                     Вонъ, бездѣльникъ,
             И никогда не смѣй являться снова
             Мнѣ на глаза! О, милое дитя,
             Какъ ты дрожишь!
   Герц. Іоркскій.           Эй, сапоги, сказалъ я!
   Герцогиня. Зачѣмъ? Къ чему? Что хочешь дѣлать ты?..
             Иль вздумалъ ты предать родного сына?
             Иль есть у насъ другой? Иль ты еще
             Надѣешься имѣть ихъ?-- Развѣ старость
             Не унесла отъ насъ такой надежды?
             И у меня его задумалъ взять ты
             Теперь, въ мои года! Меня ты хочешь
             Лишить названья матери!-- Но развѣ
             Онъ и не твой? иль онъ не схожъ съ тобою?...
   Герц. Іоркскій. О, глупая!-- Подумай, что ты просишь!
             Ты хочешь скрыть злодѣйскій заговоръ!
             Двѣнадцать ихъ поклялись на причастьи
             И дали обѣщанье умертвить
             Монарха въ Оксфордѣ.
   Герцогиня.                     Что жъ?-- Мы не пустимъ
             Его туда: онъ просидитъ здѣсь съ нами.
   Герц. Іоркскій. Толкуй себѣ! Прочь, глупая!-- Будь онъ
             Мнѣ сыномъ двадцать разъ, я все жъ донесъ бы.
   Герцогиня. О, если бъ ты терпѣлъ мои мученья,
             Когда рождался онъ -- ты былъ добрѣе бъ!
             Я поняла тебя: ты заподозрилъ
             Меня въ невѣрности! Ты полагаешь,
             Что онъ не твой!-- О, не тревожься этимъ,
             Мой милый, добрый Іоркъ! Онъ твой! Клянусь я!
             Онъ весь въ тебя!-- Взгляни: онъ не похожъ
             Ни на меня ни на кого изъ близкихъ,--
             Онъ твой родной!
   Герц. Іоркскій.           Прочь, глупая!-- Пусти!

(Уходитъ Герц. Іоркскій).

   Герцогиня. За нимъ, мое дитя! Вскочи скорѣй
             На поданную лошадь -- ты поспѣешь
             Его предупредить. Проси монарха
             О милости еще до обвиненья.
             Я ѣду за тобой; -- какъ ни стара я,
             Но въ этотъ разъ поѣду такъ же скоро,
             Какъ оба вы; -- а тамъ, клянусь, не встану
             Съ моихъ колѣнъ, покуда Болинброкъ
             Не извинитъ тебя. Скорѣй же ѣдемъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Виндзоръ. Комната въ замкѣ.

(Входитъ Болинброкъ въ королевскомъ одѣяніи. За нимъ Перси и лорды).

   Болиброкъ. Гдѣ мой повѣса-сынъ? 63) Вотъ скоро будетъ
             Три мѣсяца, какъ я его не видѣлъ.
             Поистинѣ, онъ посланъ въ наказанье
             Мнѣ Господомъ. Освѣдомьтесь, милорды,
             Гдѣ онъ теперь; -- спросите по тавернамъ,
             Гдѣ онъ привыкъ брататься съ буйной чернью,
             Избравъ себѣ въ товарищи людей,
             Замѣшанныхъ въ разбояхъ, буйныхъ дракахъ
             И грабежахъ. И онъ, развратный мальчикъ,
             Стоитъ съ какой-то удалью въ главѣ
             Подобныхъ негодяевъ!
   Перси.                               Лордъ, я видѣлъ
             Тому назадъ два дня въ Оксфордѣ принца
             И говорилъ о будущемъ турнирѣ.
   Болинброкъ. Что жъ отвѣчалъ повѣса?
   Перси.                                         Онъ сказалъ,
             Что будетъ тамъ, и, сдернувши перчатку
             Съ руки продажной твари, какъ залогъ
             Любви и красоты, пойдетъ на битву
             Съ ней противъ всѣхъ.
   Болинброкъ.                     Настолько жъ своеволенъ,
             Насколько и развратенъ! Но и въ немъ
             Мнѣ кажется, я вижу лучь надежды,
             Пророчащей хорошее въ грядущемъ.
             Но кто сюда поспѣшно такъ бѣжитъ? (Входитъ Омерле).
   Омерле. Гдѣ государь?-- скажите...
   Болинброкъ.                               Что случилось
             Съ тобою, братъ?-- Ты смотришь такъ безумно
   Омерле. Прошу у васъ минуты разговора,
             Но безъ свидѣтелей.
   Болинброкъ.                     Уйдите, лорды.

(Перси и лорды уходятъ;.

             Ну, что случилось?-- Говори.
   Омерле (становясь на колѣни). О, пусть
             Навѣки прирастутъ къ землѣ колѣни,
             И мой языкъ не вымолвитъ ни слова,
             Покуда я не вымолю прощенья!
   Болинброкъ. Прощенья?-- Въ чемъ? Задумалъ ли проступокъ
             Иль ужъ свершенъ? Когда онъ лишь задуманъ,
             То я его прощаю, какъ бы ни былъ
             Онъ тягостенъ, въ надеждѣ пріобрѣсть
             Твою любовь впередъ.
   Омерле (вставая). Позволь замкнуть мнѣ
             Сначала дверь, а тамъ ты все узнаешь.
   Болинброкъ. Запри. (Омерле запираетъ дверь).
   Герц. Іоркскій (за дверью). Король, король! Будь остороженъ:
             Съ тобой измѣнникъ!
   Болинброкъ (вынимая мечъ). Негодяй! Я знаю,
             Какъ защитить себя.
   Омерле.                     О, опусти
             Разящій мечъ и не страшись напрасно!
   Герц. Іоркскій (за дверью). Впусти меня, впусти, король безумный!
             Ужель мнѣ изъ любви къ тебѣ придется
             Забыть почтенья долгъ, ворвавшись силой?

(Болинброкъ отпираетъ дверь. Входитъ Герц. Іоркскій).

   Болинброкъ. Что, дядя, сдѣлаюсь?-- Ты еле дышишь.
             Садись и отдохни, а тамъ разскажешь,
             Что намъ грозитъ, и какъ пресѣчь опасность.
   Герц. Іорскій (подавая бумагу). Возьми -- читай! Пусть взоръ скорѣй узнаетъ,
             Что передать усталость мнѣ мѣшаетъ.
   Омерле. Не позабудь, читая, обѣщанье!
             Я каюсь искренно: -- повѣрь, что сердце
             Мое въ союзѣ не было съ рукой.
   Герц. Іоркскій. Лжешь, негодяй! Оно съ ней было прежде,
             Чѣмъ подписалъ ты это! Государь!
             Я вырвалъ заговоръ изъ рукъ злодѣя!
             Онъ кается изъ страха; позабудь
             Его жалѣть; не согрѣвай змѣю,
             Готовую твое жъ ужалить сердце.
   Болинброкъ. Предательскій, злодѣйскій заговоръ!
             А ты, отецъ примѣрный злого сына,
             Какъ могъ ручей, истекшій изъ потока
             Столь чистаго, позорно осквернить
             Себя въ грязи глухихъ и смрадныхъ рытвинъ?
             Разливъ добра могъ породить дурное.
             Но этотъ же избытокъ искупаетъ
             И грѣхъ его: я извиняю сына
             За преданность отца.
   Герц. Іоркскій.                     Я не хочу,
             Чтобы мое добро служило сводней
             Его порочности! Я не хочу,
             Чтобъ онъ истратилъ честь мою, какъ тратитъ
             Безпутный сынъ отцовское наслѣдство.
             За честь мою онъ долженъ быть наказанъ,
             Чтобъ не былъ я стыдомъ навѣки связанъ.
             Простивъ ему, меня убьешь ты тѣмъ:
             Измѣны жизнь родитъ несчастье всѣмъ.
   Герцогиня (за дверью). Будь милосердъ, впусти меня, властитель!
   Болинброкъ. Кто молитъ такъ? Чьи жалобные крики
             Я слышу тамъ?
   Герцогиня.           Я, я, монархъ великій!
             Твоя родная тетка! Внемли той,
             Чья рѣчь звучитъ лишь въ первый разъ съ мольбой!
   Болинброкъ. Мы, кажется, окончимъ дѣло сценой
             Изъ "Нищей съ королемъ" 64)! Ну, мой безцѣнный
             Опасный братъ!.. Впустите вашу мать:
             Она спѣшитъ за васъ вѣдь умолять.
   Герц. Іоркскій. Когда простишь;-- мое ты вспомни слово --
             Откроешь путь ты лишь измѣнѣ новой.
             Загнившій членъ приноситъ вредъ другимъ;
             Отрѣжь его -- и вредъ исчезнетъ съ нимъ.

(Входитъ герцогиня Іоркская).

   Герцогиня. Не вѣрь ему: тотъ, кто себѣ несчастья
             Желаетъ самъ -- въ томъ нѣтъ къ другимъ участья!
   Герц. Іоркскій. Безумная! Что ты пришла просить?
             Иль ты еще задумала вскормить
             Измѣнника своею старой грудью?
   Герцогиня. Умолкни, Іоркъ!.. Внемли мнѣ, повелитель!

(Становится на колѣни).

   Болинброкъ. Прошу васъ, встаньте, тетушка.
   Герцогиня.                                         О, нѣтъ!
             Не встану я, покуда твой отвѣтъ
             Не возвратитъ мнѣ радости былого,
             Покуда мнѣ ты не отдашь родного,
             Несчастнаго Рютлэнда!
   Омерле (становясь на колѣни). Съ ней и я
             Склоняюсь въ прахъ съ мольбой простить меня!
   Герц. Іоркскій (становясь на колѣни). И я молю: не дѣлай послабленья!
             Не дай себѣ предлога къ сожалѣнью!
   Герцогиня. О, онъ шутилъ!-- взгляни:-- его глаза
             Не говорятъ! Святой мольбы слеза
             Въ нихъ не блеститъ! Онъ проситъ лишь устами,
             Тогда какъ мы склоняемся сердцами.
             Онъ молитъ самъ въ надеждѣ на отказъ.
             Сердца жъ съ душой склоняются за насъ.
             Онъ радъ поднять усталыя колѣни,
             А мы свои измучимъ отъ моленій.
             Пустая ложь въ мольбѣ его видна,
             Мольба жъ моя отъ сердца рождена --
             Она сильнѣй!.. Даруй же въ награжденье
             Такой мольбѣ несчастному прощенье!
   Болинброкъ. Прошу васъ, встаньте.
   Герцогиня.                               Нѣтъ,-- скажи сперва,
             Что ты простилъ. Прощенія слова
             Я лепетать тебя бы научила
             Еще дитей, когда бъ тебя кормила!
             Я въ жизнь мою не ждала ничего
             Съ такой тоской, какъ слова твоего!
             Скажи жъ его!.. Какъ слово то ни кратко,
             Въ устахъ царей оно, какъ манна, сладко...
   Герц. Іоркскій. Отвѣть ей тѣмъ же словомъ: "извинись" 65),
             Что ты простить не можешь.
   Герцогиня.                     Воздержись
             Такъ унижать святое милосердье!
             И какъ онъ могъ имѣть жестокосердье
             Учить тебя словами такъ играть?
             Мы шутокъ злыхъ не можемъ понимать!
             Скажи душой!.. Твой взоръ готовъ смягчиться...
             О, пусть же съ нимъ и сердце преклонится
             Къ моимъ мольбамъ! Пусть, внявъ ему, уста
             Скорѣй шепнутъ святое слово: "да"!
   Болинброкъ. Въ себя придите; встаньте.
   Герцогиня.                                         Не совѣта,
             Что дѣлать мнѣ, прошу я, но отвѣта
             Моимъ мольбамъ.
   Болинброкъ.           Его прощаю я,
             Какъ въ небѣ жду прощенья для себя.
   Герцогиня. О, сладкій плодъ колѣнопреклоненья!
             Но повтори!.. Сказавъ вдвойнѣ прощенье,
             Прощеній двухъ ты не даруешь мнѣ,
             А то, что далъ, лишь укрѣпишь вдвойнѣ.
   Болинброкъ. Свидѣтель Богъ, что я его прощаю
             Отъ всей души.
   Герцогиня.           Ты богъ родному краю!
   Болинброкъ. Что жъ до аббата и до прочей шайки --
             Смерть гонится за ними по пятамъ.
             Вели послать немедля, добрый дядя,
             За ними въ Оксфордъ, иль куда они
             Успѣли скрыться. Только бъ намъ провѣдать
             То мѣсто, гдѣ они, а тамъ, клянусь,
             Имъ не сносить головъ. Прощай же, дядя
             И ты, Рютлэндъ! Сильна была молитва,
             Которая спасла тебя;-- умѣй же
             Быть вѣрнымъ впредь.
   Герцогиня.                     Идемъ, мой прежній сынъ!
             Да обновитъ Творецъ тебя въ грядущемъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Тамъ же.

(Входятъ Экстонъ и слуга).

   Экстонъ. Ты слышалъ, что сказалъ король? Онъ молвилъ;
             "Ужели нѣтъ испытаннаго друга,
             Кто бъ поразилъ меня томящій страхъ 66)?"
             Сказалъ онъ такъ?
   Слуга.                     Отъ слова и до слова.
   Экстонъ. "Нѣтъ друга!" -- И сказалъ онъ это дважды;
             Не правда ли?
   Слуга.                     Сказалъ.
   Экстонъ.                     И такъ при этомъ
             Значительно взглянулъ, какъ будто думалъ
             Мнѣ досказать: "будь тѣмъ, кого ищу я,
             И оторви отъ сердца этотъ страхъ"!
             Онъ намекалъ на Ричарда въ Помфретѣ.
             Идемъ со мной! Я Генриху слуга --
             И я сражу монаршаго врага! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 5-я.

Помфретъ. Тюрьма въ замкѣ.

(Входитъ король Ричардъ).

   Король. Я все стараюсь какъ-нибудь сравнить
             Мою темницу съ міромъ -- и никакъ
             Не въ силахъ это сдѣлать!. Міръ наполненъ
             Живущими, а я одинъ. Но все же,
             Быть-можетъ, я добьюсь: пусть мозгъ мой станетъ
             Женою духа, духъ -- отцомъ,-- пусть вмѣстѣ
             Зачнутъ они рой вѣчно новыхъ мыслей,
             А мысли населятъ мою темницу
             Толпой жильцовъ 67). Вѣдь мысли -- тѣ же люди!
             Подобно имъ, онѣ никакъ не могутъ
             Найти покой иль быть собой довольны.
             Чистѣйшія изъ нихъ, которымъ учатъ
             Насъ Божіи слова -- и тѣ способны
             Ввести въ сомнѣнье лишь!.. Такъ, рядомъ съ словомъ:
             "Придите всѣ" -- поставлено другое:
             "Что и верблюдъ пройдетъ въ ушко иглы
             Скорѣй, чѣмъ мы въ жилище внидемъ Бога!"
             Мечты кичливости безумно ищутъ
             Несбыточныхъ чудесъ: такъ, напримѣръ,
             Хотятъ пробить ничтожными ногтями
             Себѣ исходъ изъ стѣнъ моей темницы!
             Былого счастья помыслъ утѣшаетъ
             Себя мечтой, что не ему впервые
             Пришлось извѣдать горе, и подобенъ
             Тѣмъ голякамъ, которые въ колодкѣ
             Покорны злу при мысли, что другіе
             Сидѣли также въ ней, и утѣшаютъ
             Себя такимъ путемъ, перенося
             Свою бѣду на спину тѣхъ, кто прежде
             Попался ихъ въ бѣду! Такъ я одинъ
             Здѣсь представляю вѣчно недовольный,
             Шумящій родъ людской! Порой приходитъ
             Мнѣ мысль, что я король; но страхъ измѣны
             Твердитъ опять, что лучше жребій нищихъ;
             А тамъ нужда, пожалуй, разувѣритъ
             И въ этомъ убѣжденьи, вновь заставя
             Желать быть королемъ -- и я стараюсь
             Быть снова имъ, пока опять не вспомню,
             Какъ низведенъ въ ничто я Болинброкомъ!..
             Но, какъ ни разсуждай, въ концѣ концовъ
             Всегда придешь къ одной и той же мысли:
             Что ни меня ни прочихъ жалкихъ смертныхъ
             Ничѣмъ не удовольствуешь, покуда
             Не сдѣлаемся сами мы ничѣмъ!.. (Музыка).
             Что это -- музыка?-- О, соблюдайте,
             Прошу, размѣръ! И въ самыхъ сладкихъ звукахъ
             Потерянъ смыслъ, когда размѣръ нарушенъ.
             Таковъ законъ и въ жизни! Какъ же я,
             Умѣвшій различить фальшивость звука
             Дрянной струны, не въ силахъ былъ замѣтить
             Иной разладъ, возникшій въ государствѣ
             Межъ мной и тѣмъ, что требовало время?
             Я время убивалъ безъ сожалѣнья --
             Теперь оно мнѣ платитъ тѣмъ же самымъ!
             Я сталъ его часами: мысли мчатся
             Во мнѣ, точь-въ-точь минуты; вздохи мѣрно
             Стучатъ, какъ маятникъ; рука жъ, стирая
             Слезу вослѣдъ другой, подобна стрѣлкѣ,
             Ходящей на лицѣ, какъ на часахъ...
             Стенанія измученнаго сердца
             Гудятъ въ душѣ, какъ колоколъ, и все --
             Стенанья, вздохи, слезы,-- измѣряя
             Во мнѣ теченье времени, невольно
             Меня ведутъ на мысль, какъ незамѣтно
             Оно летитъ теперь для Болинброка,
             Межъ тѣмъ какъ я, какъ глупый автоматъ 68),
             Стою и бью часы его величья!
             Однако эта музыка способна
             Свести меня съ ума!.. Насъ увѣряютъ,
             Что музыкой когда-то сумасшедшій
             Былъ возвращенъ опять къ разсудку 69); я же,
             Здоровый, отъ нея теряю разумъ.
             Но все же я готовъ благословить
             Того, кто вздумалъ ей меня утѣшить:
             Въ томъ знакъ любви; а къ Ричарду любовь
             Пустой уборъ, пренебреженный свѣтомъ 70)!

(Входитъ конюшій).

   Конюшій. Да здравствуетъ король!
   Король.                                         Благодарю,
             Мой добрый другъ,-- хоть я теперь король
             Лишь только на монетахъ 71)! Разскажи мнѣ,
             Кто ты такой и какъ успѣлъ пробраться
             Ко мнѣ въ тюрьму? Я такъ давно не видѣлъ
             Здѣсь никого; лишь, злой и черный песъ
             Приноситъ мнѣ, въ поддержку скорбной жизни,
             Поутру хлѣбъ.
   Конюшій.           Я -- бывшій вашъ конюшій,
             И, проѣзжая нынче мимо Іорка,
             Успѣлъ достать, съ трудомъ, конечно, пропускъ
             Въ темницу къ вамъ, чтобъ увидать хоть разъ
             Еще лицо монарха. О, какъ сжалась
             Во мнѣ душа при видѣ Болинброка,
             Когда въѣзжалъ онъ въ день коронованья
             На вашей чудной лошади -- той самой,
             Которую я такъ усердно холилъ
             Для васъ однихъ!
   Король.                     Такъ онъ въѣзжалъ на ней?
             Скажи мнѣ, добрый другъ, какъ выступала
             Она подъ нимъ?
   Конюшій.           Такъ гордо и надменно,
             Какъ будто презирала землю.
   Король.                               Гордо!..
             И гордо потому, что Болинброкъ
             Сидѣлъ на ней!.. А эту лошадь я
             Кормилъ когда-то хлѣбомъ! Заставлялъ
             Плясать отъ гордости, трепля по шеѣ!
             О, для чего, споткнувшись, не убилъ ты,
             Мой конь, того, кто былъ настолько дерзокъ,
             Чтобъ сѣсть тебѣ на спину! Вѣдь должна же
             Понесть возмездье дерзость! Впрочемъ, можно ль
             Винить тебя, мой бѣдный, добрый конь?
             Вѣдь ты рожденъ на то, чтобъ покоряться!
             А я, не бывши лошадью, позволилъ
             Взнуздать себя и долженъ, какъ оселъ,
             Нести ярмо подъ шпорой Болинброка...

(Входитъ тюремщикъ съ блюдомъ).

   Тюремщикъ (конюшему). Ступай, пріятель, прочь: -- пора домой.
   Король. Ступай, мой другъ, коль дорожишь собой.
   Конюшій. О чемъ молчу -- пойми меня душой (Уходитъ).
   Тюремщикъ (подавая блюдо).
             Достойный лордъ сегодня не обѣдалъ.
   Король. Я жду, чтобъ прежде ты его отвѣдалъ.
   Тюремщикъ. Нельзя, милордъ! Бѣда, когда бъ провѣдалъ
             Объ этомъ сэръ Экстонъ, который прибылъ
             Сюда по приказанью короля:
             Онъ строго запретилъ мнѣ это дѣлать.
   Король. Чтобъ чортъ побралъ Ланкастера и всѣхъ васъ;
             Довольно мнѣ терпѣть! (Бьетъ тюремщика).
   Тюремщикъ.                     На помощь! Рѣжутъ!

(Входитъ Экстонъ и вооруженные слуги;.

   Король. Какъ... смерть сама идетъ ко мнѣ навстрѣчу!

(Вырываетъ у одного изъ слугъ мечъ и убиваетъ его).

             Твоя жъ рука, бездѣльникъ, мнѣ даетъ,
             Чѣмъ умертвить тебя! Ступай за нимъ,
             Займи и ты въ аду другое мѣсто.

(Убиваетъ другого; въ это время Экстонъ пронзаетъ его).

             О, пусть огонь палить не перестанетъ
             Убійцу моего! Презрѣнный Экстонъ!
             Ты умертвилъ злодѣйски короля
             Въ его жъ землѣ! Лети, душа моя,
             Туда, туда, къ предвѣчному престолу,
             А тѣло здѣсь пускай склонится долу! (Умираетъ).
   Экстонъ. Король во всемъ -- и тѣломъ и душой!
             О, если бъ былъ поступокъ славенъ мой!
             Но демонъ злой, кому рѣшился внять я,
             Ужъ шепчетъ мнѣ, что ждетъ меня проклятье.
             Къ живому трупъ мнѣ надо отнести,
             А вы другихъ возьмитесь погребсти 72). (Уходятъ).
   

СЦЕНА 6-я.

Виндзоръ. Комната въ замкѣ.

(Входятъ Болинброкъ, герцогъ Іоркскій, лорды и свита).

   Болинброкъ. Мы слышали, любезный дядя Іоркъ,
             Что Чичестеръ сожженъ бунтовщиками;
             Но не слыхали, взятъ ли кто изъ нихъ
             При этомъ въ плѣнъ, или погибъ въ сраженьи.

(Входитъ Нортумберландъ).

             Что новаго, милордъ,-- какія вѣсти?
   Нортумберландъ. Да дастъ тебѣ, во-первыхъ, небо счастья!
             А во-вторыхъ, узнай, что Салисбюри
             И Спенсеръ съ Кентомъ лишены головъ.
             Подробности о казни и сраженьи
             Ты прочитаешь въ этомъ донесеньи. (Подаетъ бумагу).
   Болинброкъ. Спасибо, храбрый Перси!.. Вѣрь, что я
             Сумѣю наградить за то тебя. (Входитъ Фицуотеръ).
   Фицуотеръ. Достойный лордъ! Брокасъ и Сиди взяты
             И казнены. Я отослалъ сейчасъ
             Отрубленныя головы ихъ въ Лондонъ;
             Они стояли во главѣ всей шайки,
             Задумавшей убить тебя въ Оксфордѣ.
   Болинброкъ. Благодарю, мой Фицуотеръ вѣрный!
             Ты мнѣ слуга достойный и примѣрный.

(Входитъ Перси съ епископомъ Карлейльскимъ).

   Перси. Твой злѣйшій врагъ, Вестминстерскій аббатъ.
             Погибъ въ тоскѣ, измученный недугомъ
             Нечистой совѣсти. Но вотъ Карлейль
             Стоитъ живой и ждетъ, чтобъ приговоромъ
             Ты жизнь пресѣкъ, покрытую позоромъ,
   Болинброкъ. Карлейль, или и скройся гдѣ-нибудь
             Въ глухомъ монастырѣ; пусть жизни путь
             Окончишь ты въ довольствѣ и покоѣ.
             Ты всѣхъ враговъ моихъ былъ злѣе вдвое;
             Но я въ тебѣ чту доблесть прямоты --
             И вотъ за что щадишься мною ты.

(Входитъ Экстонъ съ слугами, которыя несутъ гробъ.)

   Экстонъ. Великій государь, здѣсь предъ тобою
             Лежитъ въ пыли тебя терзавшій страхъ 73);
             Онъ мной сраженъ:-- твой величайшій врагъ,
             Ричардъ Бордосскій, запертъ въ этомъ гробѣ.
   Болинброкъ. Экстонъ, твоя рука въ свирѣпой злобѣ
             Свершила то, чему прощенья нѣтъ.
             Не ждутъ тебя награда иль привѣтъ
             За твой кровавый трудъ! Онъ горемъ ляжетъ
             На насъ на всѣхъ и всѣхъ безчестьемъ свяжетъ.
   Экстонъ. Мнѣ вами данъ приказъ его убить!
   Болинброкъ. Звать въ помощь ядъ -- не значитъ ядъ любить.
             Пусть не любилъ я Ричарда живого,
             Мнѣ гнусенъ видъ его убійцы злого;
             Тотъ, кто убитъ, сталъ дорогъ мнѣ!-- За зло
             Не жди наградъ. Иди, сокрой чело,
             Какъ Каинъ злой, во мракѣ темной ночи,
             Страшась явить при Божьемъ свѣтѣ очи!
             Мнѣ больно то, что, чуть на тронъ взойдя,
             Его облить успѣлъ ужъ кровью я.
             Наложимъ мы одежды покаянья
             И гробъ почтимъ слезами состраданья.
             Я въ край святой пойду, чтобы омыть
             Кровь съ грѣшныхъ рукъ и грѣхъ мой замолить.
             А до того преклонимтесь уныло
             Предъ тѣмъ, кто взятъ безвременной могилой! (Уходятъ).
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Въ подлинникѣ Ричардъ называетъ Гонта: "time-honour'd Lankaster", буквально: почтенный временемъ (т.-е., старый) Ланкастеръ. Буквальный переводъ былъ бы неудобенъ, но слово "почтенный" до нѣкоторой степени передаетъ тотъ же смыслъ.
   2. Отецъ Ричарда -- Эдвардъ Черный Принцъ, и отецъ Болинброка -- Джонъ Гонтъ Ланкастерскій были родными братьями. Черный Принцъ былъ старшимъ и потому наслѣдникомъ престола, но умеръ раньше своего отца.
   3. Нобль былъ золотой монетой цѣною около шести шиллинговъ.
   4. Томасъ Вудстокъ, герцогъ Глостерскій, былъ младшимъ сыномъ Эдварда III и дядей Ричарда. Онъ былъ тайно умерщвленъ, если не по прямому приказанію, то во всякомъ случаѣ съ согласія Ричарда.
   5. Генрихъ Герфордъ носилъ прозвище Болинброка по мѣсту его рожденья -- въ замкѣ Болинброкѣ, въ Линкольнширѣ.
   6. Норфолькъ считалъ Глостера своимъ врагомъ за то, что тотъ былъ виновенъ въ смерти его брата.
   7. По медицинскимъ понятіямъ того времени кровь можно было пускать только въ извѣстные мѣсяцы.
   8. Въ этихъ словахъ Ричарда намекъ на то, что Норфолькъ имѣлъ въ своемъ гербѣ леопарда. Пятно шкуры этого звѣря онъ сравниваетъ съ пятнами на своей чести, сдѣланными Болинброкомъ.
   9. Елеонора Богунъ -- вдова убитаго герцога Глостерскаго.
   10. Этими словами Гонтъ намекаетъ на бывшее распространеннымъ мнѣніе, что въ смерти Глостера былъ виновенъ самъ король Ричардъ.
   11. Вотъ какъ описанъ этотъ поединокъ Болинброка съ Норфолькомъ въ лѣтописи Голлиншеда.-- "Когда король занялъ свое богато-украшенное мѣсто, герольдъ сдѣлалъ громкое провозглашеніе, которымъ во имя короля, констэбля и маршала запрещалось подъ страхомъ смертной казни кому бы то ни было приближаться къ аренѣ поединка и на нее входить, исключая лицъ, завѣдывавшихъ ходомъ дѣла. Когда провозглашеніе было сдѣлано, другой герольдъ громко воскликнулъ: "Здѣсь стоитъ вызывающій боецъ, Генрихъ Ланкастерскій, герцогъ Герфордъ, вступившій на арену, чтобъ исполнить долгъ противъ Томаса Моубрея, герцога Норфолька, подъ опасеніемъ иначе быть объявленнымъ малодушнымъ трусомъ".-- Герцогъ Норфолькъ подъѣхалъ къ аренѣ верхомъ на лошади, украшенной малиновымъ бархатомъ, богато вышитымъ изображеніемъ серебряныхъ львовъ и плодовъ шелковицы. Затѣмъ онъ принесъ предъ лицомъ констэбля и маршала присягу въ правотѣ своего дѣла и, въѣхавъ на арену, громко провозгласилъ:-- "Да поможетъ Богь тому, кто правъ".-- Сказавъ это, онъ сошелъ съ коня и занялъ свое мѣсто, украшенное малиновымъ бархатомъ и задрапированное бѣлой и красной камкой. Маршалъ смѣрялъ копья бойцовъ и, убѣдясь, что оба были равной длины, подалъ одно герцогу Норфольку. Затѣмъ герольдъ распорядился отодвинуть мѣста, на которыхъ сидѣли оба ратоборца; имъ же приказалъ во имя короля сѣсть на коней и приготовиться къ бою. Герцогъ Герфордъ быстро вскочилъ на коня, замкнулъ забрало шлема и, взявъ копье наперевѣсъ, храбро двинулся навстрѣчу противнику; но, прежде чѣмъ Норфолькъ успѣлъ сдѣлать то же, король бросилъ на арену свой жезлъ (warder). Герольды закричали:-- Го, то!" -- Тогда король приказалъ отобрать у ратоборцевъ ихъ копья, самимъ же имъ велѣлъ сѣсть на прежнія мѣста, гдѣ они оставались въ продолженіе двухъ часовъ, пока король разсуждалъ съ своимъ совѣтомъ, какъ слѣдовало поступить въ рѣшеніи столь важнаго дѣла. Когда рѣшеніе было обсуждено и постановлено окончательно, герольды водворили молчаніе. Сэръ Джонъ Бюши, королевскій секретарь, прочелъ приговоръ короля и совѣта, каковымъ приговоромъ постановлялось, что Генрихъ, герцогъ Герфордскій, долженъ былъ въ пятнадцати-дневный срокъ покинуть государство и не возвращаться въ теченіе десяти лѣтъ подъ страхомъ смерти, кромѣ случая, если бъ его приввалъ обратно самъ король. Герцога же Томаса Моубрея Норфолька за то, что онъ сѣялъ въ государствѣ смуты своими рѣчами, приговорили, также подъ страхомъ смертной казни, къ вѣчному изгнанію".
   12. Въ подлинникѣ Бодинброкъ называетъ здѣсь паицырь Моубрея "восковымъ" (waxen-coat). По толкованію большинства комментаторовъ, смыслъ тотъ, который данъ редакціи перевода.
   13. Заключенныхъ въ скобки четырехъ строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   14. Въ подлинникѣ Ричардъ, назначая срокъ ссылки Болинброка, употребляетъ выраженіе: "twice five summers", т.-е. дважды пять лѣтъ. Такого рода опредѣленія встрѣчаются у Шекспира нерѣдко и для другихъ чиселъ.
   15. Заключенной въ скобки части этого монолога нѣтъ въ изданіи in folio.
   16. Этого монолога Болинброка и слѣдующаго -- Гонта нѣтъ въ изданіи in folio. Причина выпуска такихъ прекрасныхъ, поэтическихъ мѣстъ можетъ быть объяснена только тѣмъ, что это дѣлалось при представленіи пьесы для ея сокращенія, а это невольно подтверждаетъ мысль, что самое изданіе in folio, считаемое многими за основной, неприкосновенный текстъ Шекспира, вовсе не было этимъ текстомъ, а напечатано, подобно многимъ прочимъ, по сокращеннымъ и искаженнымъ театральнымъ спискамъ.
   17. Въ Шекспирово время полы валъ, въ которыхъ давались пиры, посыпались тростникомъ или травой. Такъ, Ромео, собираясь на балъ и отказываясь отъ танцевъ, говоритъ, "что онъ не хочетъ лощить ногами тростникъ". ("Ром. и Дж". Д. І-е, сц. 4-я).
   18. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова: "high", которое значитъ высокій или великій. Король въ своемъ вопросѣ называетъ Герфорда въ насмѣшку великимъ (high), а Омерле отвѣчаетъ, что онъ проводилъ великаго (high) Герфорда до большой (или великой) дороги (high way).
   19. Въ подлинникѣ сказано, что извозчики, которымъ поклонился Болинброкъ: "had the tribute of his supple knee", т.-е. буквально: получили дань отъ его гибкихъ колѣнъ. Смыслъ тотъ, что въ Шекспирово время мужчины, встрѣчая знакомыхъ, привѣтствовали ихъ не поклономъ, а присѣданьемъ, подобно дамамъ.
   20. "Въ 22-мъ году царствованія Ричарда распространился слухъ, что король отдалъ королевство на откупъ сэру Вилльяму Скрупу, графу Вильтширу, казначею Англіи, сэру Джону Бюши, сэру Джону Бэготу и сэру Генриху Грину". (Лѣтопись Фабіана). Этимъ поступкомъ Ричардъ возстановилъ болѣе всего противъ себя всѣ классы общества.
   21. Ричардъ, постоянно нуждаясь въ деньгахъ, заставлялъ силой богатыхъ и знатныхъ вельможъ прикладывать ихъ печати подъ обязательствами съ пробѣломъ для суммы и потомъ, вписывая, что хотѣлъ, разорялъ ихъ по произволу.
   22. Въ Шекспирово время Италія подъ вліяніемъ идей эпохи Возрожденія была законодательницей модъ для всей Европы.
   23. Во всемъ этомъ монологѣ Гонта нѣсколько разъ повторяющаяся игра значеніемъ слова "Gannt", которое, будучи именемъ герцога, въ то же время значитъ: худой или изнуренный. Въ переводѣ можно было передать только смыслъ.
   24. Въ подлинникѣ король говоритъ: "can sick man play so nicely with is name?", т.-е., какъ можетъ больной такъ острить своимъ именемъ? Въ виду невозможности передать игру словомъ "Gaunt", на чемъ основанъ предыдущій монологъ Гонта, необходимо было измѣнить и эту фразу короля, сохранивъ лишь смыслъ.
   25. См. примѣчаніе 20.
   26. Въ этихъ словахъ Гонта намекъ на повѣрье, что пелеканъ кормилъ дѣтей своей кровью.
   27. Въ этихъ словахъ Ричарда намекъ на существовавшее тогда по вѣрье, будто святой Патрикъ силою молитвы изгналъ изъ Ирландіи змѣй и прочихъ ядовитыхъ гадовъ.
   28. Изгнанный и удалившійся во Францію Болинброкъ хотѣлъ же ниться на герцогинѣ Беррійской, двоюродной сестрѣ французскаго короля. Но Ричардъ помѣшалъ этому браку своими интригами.
   29. Въ подлинникѣ: "imp out", что было стариннымъ терминомъ соколиной охоты, когда соколамъ съ поврежденными крыльями подвязывали новыя перья.
   30. Вся эта сцена можетъ прекрасно показать, какъ равнодушно относился Шекспиръ къ фактической правдоподобности своихъ произведеній. Предыдущая сцена начинается разсказомъ Омерле, только что проводившаго изгнаннаго Болинброка. Затѣмъ Ричардъ тутъ же получаетъ извѣстіе о болѣзни Гонта и тотчасъ ѣдетъ къ нему. Гонтъ умираетъ, а Ричардъ, объявивъ конфискацію его имущества, уходитъ. Лорды тотчасъ же составляютъ заговоръ, а Нортумберландъ объявляетъ имъ о возвращеніи Болинброка съ войскомъ. Выходитъ, значитъ, что Болинброкъ удалился изъ Англіи, составилъ во Франціи заговоръ, набралъ войско и вернулся назадъ въ Англію въ одинъ и тотъ же день!
   31. Графъ Нортумберландъ и сынъ его Перси, прозванный Готспоромъ, являются важными дѣйствующими лицами слѣдующей хроники, "Король Генрихъ IV", въ которой изображено возмущеніе этихъ лицъ противъ того самаго Болинброка, которому они помогли низложить Ричарда.
   32. Сенешаль, переламывая жезлъ, оставлялъ свою должность и освобождалъ отъ обязанностей подчиненныхъ. Ворстеръ былъ братомъ Нортумберланда и также выведенъ въ "Королѣ Генрихѣ IV", какъ заговорщикъ уже противъ этого новаго короля.
   33. Здѣсь Іоркъ говоритъ о своемъ братѣ, Глостерѣ, убитомъ въ Калэ.
   34. Здѣсь въ подлинникѣ непереводимое присловье: "everything is left at six and seven", т.-е. буквально: все брошено на шесть и на семь.-- Присловье это употреблялось, когда надо было сказать, что какое-нибудь дѣло пришло въ окончательное разстройство. Терминъ заимствованъ изъ правилъ игры въ кости.
   35. Въ этомъ монологѣ Перси непереводимая игра двойнымъ значеніемъ словомъ "tender", которое значитъ: протягивать или подавать, а также: нѣжный. Перси говоритъ, что, какъ онъ ни молодъ или нѣженъ (tender)- годами, но все-таки протягиваетъ (tender) Герфорду руку съ предложеніемъ помощи.
   36. Въ числѣ несправедливостей, какія сдѣлалъ Ричардъ, чтобъ отнять имущество Болинброка, особенное негодованіе возбудила отмѣна имъ закона, по которому изгнанныя изъ Англіи лица имѣли право управлять оставленнымъ имуществомъ черезъ повѣренныхъ.
   37. Голлиншедъ въ своей лѣтописи пишетъ, что лавровыя деревья (bay-trees) въ Англіи засохли въ этомъ году, что было сочтено за дурное предзнаменованіе.
   38. Въ этихъ словахъ Болинброка явное противорѣчіе съ тѣмъ, что изображено въ пьесѣ. Ричардъ и его жена представлены, напротивъ, вполнѣ счастливой, любящей другъ друга, четой. Трудно сказать, былъ ли это со стороны Шекспира недосмотръ, или онъ, чтобъ оттѣнить коварный характеръ Болинброка, заставилъ его нарочно говорить неправду для оправданія своихъ поступковъ.
   39. Глендоуеръ былъ вождь валисцепъ и союзникъ графа Марчскаго, котораго Ричардъ, по своему бездѣтству, назначилъ наслѣдникомъ короны (см. вступ. этюдъ стр. 112). Враждебныя его отношенія къ Болинброку начались гораздо позднѣе, когда послѣдній былъ уже королемъ, и изображены въ слѣдующей хроникѣ, гдѣ выведенъ дѣйствующимъ лицомъ самъ Глендоуеръ. Вслѣдствіе этого нѣкоторые издатели не безъ основанія считали эту фразу Болинброка въ настоящей пьесѣ лишней. Она, впрочемъ, не напечатана и въ первыхъ изданіяхъ in quarto.
   40. Заключенныхъ въ скобки стиховъ нѣтъ въ изданіи in folio.
   41. Въ подлинникѣ здѣсь слишкомъ преувеличенное выраженіе: "whilst we were wandering with the antipodes", т.-е. буквально: пока мы странствовали съ антиподами. Смыслъ тотъ, что Ричардъ хочетъ выразить отдаленность страны, въ которой онъ былъ.
   42. Дерево тисса (Taxus baccata) названо дважды злымъ, потому что изъ вѣтвей его дѣлались луки, а изъ сока приготовлялся ядъ для стрѣлъ.
   43. Въ предыдущей фразѣ Болинброка и отвѣтѣ Іорка аллитерація словъ take и mistake, которую въ переводѣ невозможно было передать. Болинброкъ говоритъ: "mistake not, uncle, further than you should", т.-е. не перетолковывай, дядя, словъ (mistake -- ошибаться или перетолковывать) въ иномъ значеніи, чѣмъ слѣдуетъ. А Іоркъ возражаетъ: "take not, good cousin, furtlier than you should lest you mistake", т.-е. не бери (take), любезный родственникъ, болѣе, чѣмъ слѣдуетъ, иначе ошибешься (mistake въ смыслѣ -- впадешь въ грѣхъ).
   44. Въ подлинникѣ Перси говоритъ, что замокъ зйнятъ королевственно,-- "royally mann'd".
   45. По первымъ изданіямъ in quarto, а равно и по in folio, эту рѣчь говоритъ Болинброкъ. Но нѣкоторые позднѣйшіе издатели и толкователи (Уарбёртонъ) передаютъ ее, безъ всякаго, впрочемъ, основанія, Іорку.
   46. Въ подлинникѣ король, говоря, что "десять тысячъ кровавыхъ вѣнцовъ осѣнятъ головы сыновъ англійскихъ матерей", прибавляетъ: "skall ill bekome the flower of England's face", т.-е. буквально: обезобразятъ цвѣты англійской почвы. Стивенсъ понимаетъ эту фразу буквально, т.-е., что англійская почва (или цвѣты англійскихъ луговъ) покроется кровью. Но правдоподобнѣе объясненіе Уарбёртона, который подъ словами flowers (цвѣты) понимаетъ цвѣтъ англійской молодежи. Переводъ сдѣланъ въ этомъ смыслѣ. Первое объясненіе слишкомъ идиллично для суроваго характера всей этой сцены.
   47. Поясненіе, что Ричардъ показываетъ при этомъ на свою голову, сдѣлано позднѣйшими издателями. Въ подлинникѣ просто сказано, что Болинброкъ поднялъ сердце "по крайней мѣрѣ до этого" (thus higli at least) Иначе понять это выраженіе невозможно.
   48. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова measure -- мѣра. Именемъ этимъ назывался также извѣстный въ то время танецъ.
   49. Въ первыхъ изданіяхъ королева говоритъ: "and I could sing", т.-е. и я могла бы пѣть. Но это, очевидно, ошибка, потому что на предложеніе пѣть королева отвѣтила уже въ предыдущей репликѣ, теперь же рѣчь идетъ именно о слезахъ. Поправка эта сдѣлана Попомъ.
   50. Въ подлинникѣ королева говоритъ, что ставитъ на пари свое несчастье противъ ряда булавокъ, желая, вѣроятно, выразить этимъ величину своего горя сравнительно съ такой ничтожной вещью, какъ булавка. Сравненіе это не было бы понятно безъ распространеннаго объясненія и прозвучало бъ въ текстѣ перевода слишкомъ неловко, а потому и выпущено, какъ не имѣющее особаго значенія.
   51. Въ подлинникѣ королева говоритъ: "I am press'd to death", т.-е. я буду задушена до смерти. Мэлоне хочетъ видѣть въ этихъ словахъ намекъ на пытку, при которой непризнававшимся преступникамъ стѣсняли дыханіе. Толкованіе это однако слишкомъ натянуто.
   52. Въ подлинникѣ королева называетъ садовника: "thou old Ada'ms likeness", т.-е. буквально: старое подобіе Адама. Смыслъ тотъ же, какой данъ и редакціи перевода.
   53. Въ подлинникѣ здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова "rue", которое значитъ горе или бѣда. Но этимъ именемъ зовется также растеніе рута (Enta graveolens), считавшееся эмблемой благодати или состраданья. Такъ опредѣляетъ значеніе этой травы Офелія въ "Гамлетѣ".
   54. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра значеніемъ слова "lie", которое значитъ лгать и ложиться.
   55. Дальнѣйшаго продолженія этой сцены нѣтъ въ первыхъ двухъ изданіяхъ in quarto, что объясняется страхомъ издателей навлечь неудовольствіе королевы Елизаветы въ случаѣ, если бъ на сценѣ было представлено низложеніе законнаго короля. Объ этомъ подробно сказано въ критическомъ этюдѣ.
   56. Старыя лѣтописи, описывая роскошь двора Ричарда, говорятъ, что за обѣденный столъ его ежедневно садилось до десяти тысячъ человѣкъ.
   57. Тоуэръ назывался башней Цазаря вслѣдствіе преданія, будто замокъ этотъ былъ построенъ имъ.
   68. Желаніе Ричарда, чтобъ жена его вернулась во Францію, намекаетъ на то, что Шекспиръ имѣлъ здѣсь въ виду вторую жену Ричарда, французскую принцессу на которой онъ женился послѣ смерти своей первой жены, Анны Богемской. Но этотъ второй бракъ Ричарда, заключенный изъ политическихъ расчетовъ, былъ чисто фиктивный, такъ какъ принцесса во время брака и паденія Ричарда была еще ребенкомъ. Потому счастливыя супружескія отношенія Ричарда къ своей женѣ, выведенныя въ этой сценѣ, должны считаться вымысломъ Шекспира, чтобъ рельефнѣе оттѣнить личность Ричарда. Исторія, впрочемъ, говоритъ, что Ричардъ нѣжно любилъ свою первую жену.
   59. Въ подлинникѣ Ричардъ, сравнивая пріѣздъ своей жены изъ Франціи съ свѣтлымъ майскимъ днемъ, сопоставляетъ съ этимъ днемъ день всѣхъ святыхъ (Hallowmas), праздновавшійся 1 ноября, т.-е. въ началѣ туманнаго холоднаго мѣсяца. Переводъ сдѣланъ въ этомъ смыслѣ, такъ какъ намекъ на день всѣхъ святыхъ въ русскомъ текстѣ былъ бы непонятенъ.
   60. Въ первыхъ изданіяхъ in quarto эти слова говоритъ Нортумберландъ, а въ in folio и позднѣйшихъ -- Ричардъ. По духу выраженія этихъ словъ первая редакція былѣе вѣроятна.
   61. Въ Шекспирово время при народныхъ торжествахъ и процессіяхъ былъ обычай рисовать на стѣнахъ домовъ фигуры, изо рта которыхъ выходили ленты съ привѣтственными фразами.
   62. Въ подлинникѣ герцогиня спрашиваетъ: "какія фіалки украшаютъ нынче зелень новой весны?" Смыслъ тотъ, который приданъ редакціи перевода.
   63. Здѣсь Болинброкъ говоритъ о своемъ сынѣ, впослѣдствіи королѣ Генрихѣ Y, героѣ и главномъ лицѣ трехъ слѣдующихъ хроникъ. Въ настоящей пьесѣ, впрочемъ, слова Болинброка -- анахронизмъ, такъ какъ сыну его въ годъ низложенія Ричарда было всего одиннадцать лѣтъ. Шекспиръ нерѣдко прибавлялъ или убавлялъ года выводимымъ имъ историческимъ лицамъ, если этого требовала психологическая идея произведеній.
   64. "Король и Нищая" была очень популярная въ Шекспирово время баллада, въ которой описана любовь короля Кофетуа къ нищей Пенелофонѣ. Баллада эта напечатана въ сборникѣ Перси: "Beliquos of ancient Englisch Poetry".
   65. Въ подлинникѣ Іоркъ говоритъ эту фразу по-французски: "pardonnez шоу".-- Смыслъ тотъ, что онъ учитъ короля отказать въ просьбѣ уклончивымъ словомъ: "извините", которое употребляется именно, когда отказываютъ въ какой-нибудь просьбѣ. Французскій языкъ былъ въ Шекспирово время моднымъ и употреблялся въ высшемъ обществѣ.
   66. Этотъ вопросъ короля, рѣшившій судьбу Ричарда, заимствовалъ Шекспиръ изъ Голлиншедовой хроники. Вотъ что читаемъ мы въ ней: "Одинъ писатель, знакомый съ исторіей Ричарда, разсказываетъ, что король Генрихъ, сидя однажды за столомъ, сказалъ со вздохомъ: "неужели у меня нѣтъ вѣрнаго друга, который избавилъ бы меня отъ того, чья жизнь будетъ моей смертью, а смерть сохранила бы мою жизнь?" Слова эти были замѣчены присутствующими и въ особенности однимъ, носившимъ имя сэра Пирса Экстона".
   67. Въ подлинникѣ Ричардъ говоритъ, что онъ населитъ своими мыслями: "this little world", т.-е. этотъ маленькій міръ. Мэлоне полагаетъ, что этимъ именемъ Ричардъ называетъ себя, т.-е. свое воображеніе. Сравненіе это довольно натянуто, и потому вѣрнѣе толкованіе, что подъ словомъ "маленькій міръ" Ричардъ подразумѣваеть именно свою темницу. Переводъ сдѣланъ въ этомъ смыслѣ.
   68. Въ подлинникѣ: "Jack o'the clock", т.-е. Джекъ на часахъ. Такъ назывались маленькія автоматическія куклы, которыя ставились на часахъ и звонили въ колокольчикъ.
   69. Въ этихъ словахъ намекъ на царя Саула, котораго Давидъ вылѣчилъ отъ сумасшествія своей игрой.
   70. Въ подлинникѣ Ричардъ, говоря о любви къ нему, называетъ эту любовь: "а stränge brooch. in tbis all hating world", т.-е. украшеніе чуждое (въ смыслѣ ненужное) въ этомъ ненавидящемъ все на свѣтѣ.
   71. Въ подлинникѣ игра значеніемъ словъ. Конюшій привѣтствуетъ Ричарда словами: "hail, royal prince!", т.-е. да здравствуетъ королевственный принцъ. А Ричардъ принимаетъ слово royal въ смыслѣ реалъ (монета) и отвѣчаетъ иронически: "thanks noble peer, the cheapest of ns is ten groats too deer", т.-е. благодарю, благородный (noble) пэръ, хотя оба мы не стоимъ и десяти грошей. Нобль (noble) была также монета.-- Буквально передать этой игры словъ было невозможно.
   72. Какъ умеръ Ричардъ, въ точности не извѣстно. Лѣтописи разсказываютъ объ этомъ событіи въ трехъ версіяхъ. Оттерборнъ и Вальсингамъ говорятъ, будто онъ добровольно уморилъ себя голодомъ. Перси во время возстанія противъ Генриха IV распространилъ слухъ, будто Ричардъ былъ ваморенъ голодомъ по приказанію этого короля. Слухъ этотъ повторили въ своихъ лѣтописяхъ Гардингъ иПолидоръ Виргилій. Наконецъ, по хроникѣ Голлиншеда, Ричардъ былъ убитъ въ тюрьмѣ Экстономъ по приказанію Болинброка. (См. прим. 66). Шекспиръ принялъ ту версію для развязки своей драмы. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что если Ричардъ былъ убитъ и не по прямому приказанію Болинброка, то съ его согласія и одобренія.
   73. Объ исторической будто бы фразѣ Генриха: "неужели никто не освободитъ меня отъ этого страха?" -- сказано подробно въ прим. 66.
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов