Книговод

Два веронца

Шекспир Вильям


ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

Выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Кольеромъ, старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 5.

ТИМОНЪ АѲИНСКІЙ.
ДВА ВЕРОНЦА.
ЮЛІЙ ЦЕЗАРЬ.
АНТОНІЙ И КЛЕОПАТРА

Изданіе К. Солдатенкова и Н. Щепкина.

ЦѢНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ Э. БАРФКНЕХТА И КОМП.
1858.

ДВА ВЕРОНЦА.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

   Герцогъ миланскій, отецъ Сильвіи.
   Валентинъ, Протей, веронскіе дворяне.
   Антоніо, отецъ Протея.
   Туріо, глупый соперникъ Валентина.
   Эгламуръ, помощникъ въ бѣгствѣ Сильвіи.
   Спидъ, шутливый слуга Валентина.
   Лаунсъ, слуга Протея.
   Пантино, слуга Антоніо.
   Хозяинъ миланской гостинницы, въ которой живетъ Юлія.
   Разбойники.
   Юлія, веронская барыня, любимая Протеемъ.
   Сильвія, дочь герцога, любимая Валентиномъ.
   Лючетта, горничная Юліи.

Слуги, Музыканты.

Мѣсто дѣйствія: въ началѣ въ Веронѣ, потомъ въ Миланѣ на границахъ Мантуи.

  

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Площадь въ Веронѣ.

Входятъ Валентинъ и Протей.

   ВАЛ. Полно, любезный Протей, домосѣдная юность всегда какъ-то туповата. Еслибъ не любовь, приковавшая тебя къ очаровательнымъ взорамъ возлюбленной, я убѣдилъ бы и тебя посмотрѣть лучше, вмѣстѣ со мною, чудеса странъ чуждыхъ, чѣмъ убивать юность, сидя дома, въ скучной, дремотной праздности. Но такъ-какъ ты любишь -- люби, благоденствуй любовью; чего пожелалъ бы и себѣ, еслибъ былъ влюбленъ.
   ПРОТ. Такъ ты рѣшительно ѣдешь? Прощай же, добрый Валентинъ! Вспомни Протея, когда, на пути, увидишь что нибудь рѣдкое,-достойное замѣчанія; сдѣлай меня участникомъ твоего счастія, если тебѣ посчастливится, а въ минуту опасности -- если когда нибудь подвергнешся ей -- поручи себя моимъ молитвамъ: я буду твоимъ молельщикомъ, Валентинъ
   ВАЛ. И примется молить обо мнѣ по любовной книгѣ.
   ПРОТ. По книгѣ наиболѣе любимой.
   ВАЛ. По какой нибудь пошлой повѣсти о любви глубокой, о томъ, какъ юный Леандръ переплывалъ Геллеспонтъ.
   ПРОТ. Это глубокая повѣсть о любви еще глубочайшей, потому что онъ погрузился въ нее по уши.
   ВАЛ. А ты и съ ушами, хотя никогда и не переплывалъ Геллеспонта.
   ПРОТ. И съ ушами?-- Полно, не вытягивай признанія за уши.
   ВАЛ. И не намѣренъ. Тебѣ вѣдь не поможешь {Въ прежнихъ изданіяхъ: 'T is true; for you are over boots in love. По экземпляру Колльера: 'T is true; but you are over boots in love.-- Здѣсь игра значеніями слова boots -- сапоги, орудіе особеннаго рода пытки, и глагола to boot -- помогать.}.
   ПРОТ. Почему же?
   ВАЛ. Потому что въ любви вздохами покупается только пренебреженіе, сердце-раздирающими стонами -- жеманные взгляды; одно летучее мгновеніе радости -- двадцатью тяжелыми, безконечными безсонными ночами. Достигъ -- и достигъ, можетъ быть, собственнаго несчастія; не достигъ -- жертва горя и страданій. Во всякомъ случаѣ: или пожертвовалъ разсудкомъ глупости, или глупость превозмогла разсудокъ.
   ПРОТ. Такъ по твоему мнѣнію -- я глупецъ?
   ВАЛ. По твоему положенію, боюсь, что будешь имъ.
   ПРОТ. Ты издѣваешься надъ любовью; но вѣдь я не любовь.
   ВАЛ. Любовь твоя владычица, потому что она властвуетъ тобой; а того, кто находится подъ ярмомъ глупости, надѣюсь, нельзя назвать мудрымъ.
   ПРОТ. Однакожъ, говорятъ же поэты: какъ и въ прекраснѣйшей распуколькѣ заводится иногда роковый червь, такъ и въ самый свѣтлый умъ закрадывается иногда губительная любовь.
   ВАЛ. Они же говорятъ: какъ и самая зрѣлая распуколька подъѣдается червемъ прежде, чѣмъ успѣетъ распуститься, такъ и юный, нѣжный умъ обращается иногда любовью въ безуміе, засушивается еще въ почкѣ, лишается свѣжей весенней зелени и всѣхъ прекрасныхъ надеждъ въ будущемъ. Но вѣдь я напрасно теряю время на совѣты рѣшительному поклоннику этой упоительной страсти. Еще разъ: прощай! Отецъ ждетъ меня въ гавани.
   ПРОТ. Я провожу тебя до корабля, любезный Валентинъ.
   ВАЛ. Нѣтъ, простимся здѣсь. Извѣсти меня письмомъ въ Миланъ о твоихъ успѣхахъ въ любви, о всемъ, что случится здѣсь въ отсутствіи твоего друга. Точно такъ и я посѣщу тебя письмомъ.
   ПРОТ. Желаю тебѣ всякаго счастія въ Миланѣ.
   ВАЛ. Желаю тебѣ того же дома. Прощай! (Уходитъ).
   ПРОТ. Онъ гонится за славой -- я за любовью. Онъ покидаетъ друзей для того, чтобъ сдѣлаться еще достойнѣе ихъ; я покидаю самого себя, друзей и все -- для любви. Юлія, ты преобразила меня совершенно: заставила нерадѣть ученіемъ, терять время, воевать съ добрымъ совѣтомъ, пренебрегать всѣмъ свѣтомъ, ослаблять умъ праздностью, надрывать сердце думами.

Входитъ Спидъ.

   СПИД. Здравствуйте, синьоръ Протей. Не видалиль вы моего господина?
   ПРОТ. Онъ сію минуту оставилъ меня, чтобъ сѣсть на корабль, отправляющійся въ Миланъ.
   СПИД. Двадцать противъ одного -- онъ уѣхалъ, и я, потерявъ его, разыгралъ барана {Тутъ игра созвучіемъ словъ: shipp'd -- сѣлъ на корабль, и sheep баранъ.}.
   ПРОТ. Да, бараны часто теряются, только что пастухъ оставитъ ихъ.
   СПИД. Такъ вы полагаете, что мой господинъ пастухъ, а я -- баранъ?
   ПРОТ. Полагаю.
   СПИД. Въ такомъ случаѣ мои рога -- сплю я или бодрствую -- его рога.
   ПРОТ. Глупый, вполнѣ бараній выводъ.
   СПИД. И онъ тоже дѣлаетъ меня бараномъ?
   ПРОТ. Да, а твоего господина пастухомъ.
   СПИД. Ну нѣтъ; я могу опровергнуть это однимъ обстоятельствомъ.
   ПРОТ. Трудненько; я тотчасъ докажу другимъ.
   СПИД. Вѣдь пастухъ ищетъ овцу, а не овца пастуха; тутъ же, на оборотъ, я ищу моего господина, а мой господинъ не ищетъ меня: слѣдовательно я не баранъ.
   ПРОТ. Баранъ, изъ корма, бѣгаетъ за пастухомъ, но пастухъ, изъ корма, не бѣгаетъ за бараномъ; ты, изъ жалованья, бѣгаешь за господиномъ, но господинъ твой, изъ жалованья, не бѣгаетъ за тобой: слѣдовательно ты баранъ.
   СПИД. Еще одно такое доказательство, и я заблѣю.
   ПРОТ. Послушай, однакожъ, отдалъ ты мое письмо Юліи?
   СПИД. Какже, синьоръ; я, покинутый баранъ, отдалъ ваше письмо ей, пойманной овечкѣ, и она, пойманная овечка, ничего не дала мнѣ, покинутому барану, за трудъ мой.
   ПРОТ. Потому что пастбище-то слишкомъ мало для такого множества барановъ.
   СПИД. Если слишкомъ мало, такъ вамъ ужъ лучше бы приколоть ее.
   ПРОТ. Ты и тутъ оказывается заплутавшимся бараномъ: лучше запереть тебя въ хлѣвъ.
   СПИД. Помилуйте, да за передачу письма я съ радостью заперъ бы въ свою шкатулку и далеко меньшее фунта стерлинговъ.
   ПРОТ. Ты путаешь; я говорю не о фунтѣ, а о хлѣвѣ, о загонѣ.
   СПИД. Ну, отъ хлѣва до булавки, сколько ни складывай {Тутъ непереводимая игра значеніями словъ: to pound -- запирать, загонять въ хлѣвъ, pound -- фунтъ стерлинговъ, pinfold -- загонъ, pin -- булавка и fold -- складывать.}, все будетъ трижды мало за передачу письма предмету вашей страсти.
   ПРОТ. Чтожъ она сказала? (Спидъ киваетъ головой). Кивнула?
   СПИД. Да.
   ПРОТ. Кивнула, да; чтожъ это: болванъ {Опять непередаваемая игра созвучіемъ словъ Nod -- кивать и I -- да, съ словомъ Noddy -- глупецъ, болванъ.}?
   СПИД. Вы путаете, синьоръ. Я говорю: она кивнула, и вы спрашиваете: кивнула ли она, и я вамъ отвѣчаю: да.
   ПРОТ. А соединивъ эти два слова въ одно, выходитъ: болванъ.
   СПИД. А такъ-какъ вы соединили ужъ ихъ въ это слово, то и возьмите его себѣ за трудъ вашъ.
   ПРОТ. Нѣтъ, оно слѣдуетъ тебѣ за переносъ письма.
   СПИД. Что дѣлать, я, поневолѣ, долженъ переносить отъ васъ --
   ПРОТ. Что переносить?
   СПИД. Да, напримѣръ, письма; и въ награду получать только слово болванъ.
   ПРОТ. Ты удивительно ловокъ.
   СПИД. Не на столько, однакожъ, чтобъ развязать страшно неподатливый кошелекъ вашъ.
   ПРОТ. Полно! развязывай скорѣй языкъ свой. Что сказала она?
   СПИД. Развязывайте же кошелекъ, чтобъ и деньги, и то, что она сказала -- все передалось разомъ.
   ПРОТ. Вотъ тебѣ за трудъ. Чтожъ она сказала?
   СПИД. Видите ли, синьоръ: я думаю, что склонить ее на любовь едва ли вамъ удастся.
   ПРОТ. Какъ? неужели она дала тебѣ какой нибудь поводъ думать это?
   СПИД. Нѣтъ, синьоръ, она ничего не дала мнѣ: ни даже дуката за письмо ваше. Ну, а если она такъ жестокосерда ко мнѣ, передавшему ей ваши мысли -- какже не подумать, что она будетъ не менѣе жестокосерда и къ вамъ, когда вздумаетъ передать вамъ свои собственныя мысли? Не дарите ее ничѣмъ, кромѣ камней, потому что она жестка, какъ сталь.
   ПРОТ. Такъ она ничего не сказала?
   СПИД. Ничего, ни даже: "вотъ тебѣ за трудъ твой". Вы доказали, напротивъ, свою щедрость нѣсколькими пенсами и я, изъ благодарности, совѣтую доставлять, впередъ, ваши письма собственной особой, и за тѣмъ не премину передать моему господину привѣтъ вашъ. (Уходитъ).
   ПРОТ. Спѣши, спѣши спасти корабль вашъ отъ крушенія; съ тобой онъ не погибнетъ, потому что тебѣ предназначено умереть на сушѣ, смертью не такъ влажной {Намёкъ на пословицу: кому суждено быть повѣшену -- тотъ не утонетъ.}. Надо пріискать посла получше; очень можетъ быть, что Юлія пренебрегла моимъ письмомъ, потому только что получила его изъ рукъ такого негодяя. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Садъ при домѣ Юліи.

Входятъ: Юлія и Ліочетта.

   ЮЛІЯ. Скажи же, Ліочетта -- теперь мы однѣ,-- неужели ты, не шутя, совѣтуешь мнѣ предаться любви?
   ЛЮЧ. Такимъ образомъ вы избѣгнете возможности влюбиться совсѣмъ неожиданно, очертя голову.
   ЮЛІЯ. Ктожъ изъ всѣхъ блестящихъ синьоровъ, которые такъ безотвязно за мной ухаживаютъ, по твоему мнѣнію, достойнѣйшій любви?
   ЛЮЧ. Называйте ихъ, и я скажу вамъ, безъ утайки, что я, по моему простому, недальнему разумѣнію, думаю о каждомъ.
   ЮЛІЯ. Что думаешь ты, напримѣръ, о прекрасномъ Эгламурѣ?
   ЛЮЧ. Красивый, ловкій мущина, и говоритъ прекрасно; но будь я -- вы: я никогда не полюбила бы его.
   ЮЛІЯ. А о богачѣ Меркачіо?
   ЛЮЧ. Его богатство вещь, конечно, очень хорошая; но самъ онъ -- такъ себѣ.
   ЮЛІЯ. Ну а что ты скажешь о смиренномъ Протеѣ?
   ЛЮЧ. Боже мой, какая же я глупая!
   ЮЛІЯ. Это что такое? что значитъ это восклицаніе, вырванное его именемъ?
   ЛЮЧ. Извините, синьора, мнѣ ли, такой ничтожности, судить о такомъ достойномъ синьорѣ {Въ прежнихъ изданіяхъ: That I, unworthy body as I am, Should censure thus on lovely gentlemen... По экземпляру Колльера: That I, unworthy body, as I can, Schould censure thus а loving gentleman...}.
   ЮЛІЯ. Отчегожъ не судить и о Протеѣ, какъ о другихъ?
   ЛЮЧ. Оттого что, изъ лучшихъ, онъ кажется мнѣ лучшимъ.
   ЮЛІЯ. Почему же?
   ЛЮЧ. По самой женской причинѣ: онъ кажется мнѣ такимъ, потому что такимъ кажется.
   ЮЛІЯ. И ты хочешь, чтобъ я полюбила его?
   ЛЮЧ. Да, если дорожите своей любовью.
   ЮЛІЯ. Но онъ нравится мнѣ менѣе всѣхъ.
   ЛЮЧ. Но онъ любитъ васъ болѣе всѣхъ.
   ЮЛІЯ. Его молчаливость показываетъ, какъ не велика любовь его.
   ЛЮЧ. Подавляемый огонь всегда сильнѣе.
   ЮЛІЯ. Тотъ не любитъ, кто не обнаруживаетъ любви своей.
   ЛЮЧ. Тотъ не любитъ, кто обнаруживаетъ любовь свою всему міру.
   ЮЛІЯ. Желала бы прочесть, что въ его сердцѣ.
   ЛЮЧ. Прочтите вотъ это письмо.
   ЮЛІЯ. (Читая). "Юліѣ".-- Отъ кого это?
   ЛЮЧ. Узнаете по содержанію.
   ЮЛІЯ. Нѣтъ, скажи, кто далъ тебѣ это письмо?
   ЛЮЧ. Слуга синьора Валентина, посланный, какъ мнѣ сдается, Протеемъ. Онъ хотѣлъ отдать это письмо вамъ самимъ, но я случайно повстрѣчалась съ нимъ, и приняла вмѣсто васъ; простите мнѣ эту дерзость.
   ЮЛІЯ. Прекрасно! И ты осмѣлилась принимать любовныя записки? шепчешься, торгуешь моей юностью? Славный промыселъ -- промыселъ вполнѣ тебя достойный! Возьми письмо и возврати его тотчасъ же, или никогда не показывайся мнѣ на глаза.
   ЛЮЧ. Ходатайство за любовь, право, не заслуживаетъ ненависти.
   ЮЛІЯ. Уйдешь ли ты?
   ЛЮЧ. (Про себя). Уйду, чтобъ дать время одуматься. (Уходитъ).
   ЮЛІЯ. А мнѣ хотѣлось бы, однакожъ, прочесть письмо это. Воротить ее -- стыдно; я сама сдѣлаюсь участницей въ винѣ, за которую бранила. Какая же она глупая: знаетъ, что я дѣвушка, и не съумѣла принудить меня прочесть его. Вѣдь дѣвушки часто, изъ одного только приличія, говорятъ: нѣтъ, желая, чтобъ это нѣтъ приняли за да.-- Боже мой, какъ причудлива и своенравна эта глупая любовь! какъ упрямое дитя, она царапаетъ няньку и, черезъ минуту, цѣлуетъ самую розгу. Какъ грозно отослала я Лючетту, тогда какъ страшно хотѣлось удержать ее! Какъ сердито нахмурилась я, тогда-какъ сердце улыбалось отъ радости! Накажу же себя за глупость: ворочу ее.-- Лючетта!

Входитъ: Лючетта.

   ЛЮЧ. Что вамъ угодно?
   ЮЛІЯ. Скоро подадутъ обѣдать?
   ЛЮЧ. Желала бы, чтобъ было ужъ подано -- вы сорвали бы сердце на кушаньяхъ, а не на горнишной.
   ЮЛІЯ. Что это ты подняла такъ торопливо?
   ЛЮЧ. Ничего.
   ЮЛІЯ. За чѣмъ же нагибалась?
   ЛЮЧ. За бумажкой, которую уронила.
   ЮЛІЯ. Развѣ эта бумажка -- ничего?
   ЛЮЧ. Ничего въ отношеніи ко мнѣ.
   ЮЛІЯ. Такъ пусть бы ее и лежала для того, къ кому относится.
   ЛЮЧ. О, нѣтъ! она не лгала бы {Непереводимая игра значеніями глагола to lie -- лежать и лгать.} тому, къ кому относится, если только онъ самъ не вздумаетъ перетолковать ее въ дурную сторону.
   ЮЛІЯ. Вѣрно какая нибудь пѣсенка, написанная твоимъ любезнымъ?
   ЛЮЧ. А чтобъ я могла пѣть ее -- положите ее на голосъ; вѣдь вы мастерица класть на музыку.
   ЮЛІЯ. Не такой только вздоръ; пой ее на голосъ: Свѣтъ любви {Плясовая пѣсня, которая, судя по частому упоминанію о ней старыми поэтами, была въ большомъ ходу.}.
   ЛЮЧ. Она слишкомъ грустна для такого веселаго голоса.
   ЮЛІЯ. Грузна? такъ она съ грузомъ?
   ЛЮЧ. И съ пріятнѣйшимъ, еслибъ вы пропѣли его {Тутъ игра значеніями слова heavy -- грустный, печальный, тяжелый, и созвучіемъ слова burden -- тягость, бремя, съ словомъ burthen -- припѣвъ.}.
   ЮЛІЯ. Почему жъ не ты?
   ЛЮЧ. Онъ слишкомъ высокъ для меня.
   ЮЛІЯ. Покажи.-- Чтожъ это такое?
   ЛЮЧ. Не сбивайтесь только съ тона, и вы пропоете ее до конца. И все-таки, этотъ тонъ мнѣ не совсѣмъ нравится.
   ЮЛІЯ. Не нравится?
   ЛЮЧ. Не нравится; онъ все слишкомъ еще жестокъ.
   ЮЛІЯ. Ты слишкомъ дерзка.
   ЛЮЧ. Вотъ вы и сбились, нарушили гармонію новымъ переходомъ въ рѣзкій дискантъ. Вижу, что, для полноты, недостаетъ тенора.
   ЮЛІЯ. Ты заглушаешь его своимъ неугомоннымъ басомъ.
   ЛЮЧ. Я пою за Протея.
   ЮЛІЯ. Довольно; мнѣ надоѣла эта вздорная болтовня. (Раздирая письмо). Это глупый наборъ любовныхъ увѣреній. Оставь меня -- нѣтъ, не подбирай лоскутковъ; я знаю, это для того, чтобъ снова досаждать мнѣ ими.
   ЛЮЧ. (Про себя). Сердится, а вѣдь какъ желаетъ, чтобъ досадили еще другимъ письмомъ. (Уходитъ).
   ЮЛІЯ. Я была бы рада, еслибъ досадили еще и этимъ.-- О, ненавистныя руки -- разорвать слова полныя любви! О, гнусныя осы -- питаться сладостнымъ медомъ, и умерщвлять вашими жалами пчелъ его дающихъ! Въ наказаніе, я разцѣлую каждый лоскуточекъ. На этомъ написано: добрая Юлія; злая Юлія! Въ отмщеніе, за твою неблагодарность, я бросаю твое имя на твердые камни; попираю ногами твое высокомѣріе. А на этомъ: пораненный любовью Протей; -- бѣдное пораненное имя, покойся на моей груди, какъ на ложѣ, пока не заживетъ твоя рана совершенно: я замкну ее пламеннымъ поцѣлуемъ. Но вѣдь имя Протея было написано тутъ два или три раза; не поднимайся, добрый вѣтеръ, не уноси ни одного слова, пока не соберу всѣхъ, кромѣ моего собственнаго имени. Мое имя пусть умчитъ какой нибудь вихрь на страшную, крутую, нависшую скалу и сдуетъ въ бурное море! Ахъ, вотъ въ одной строчкѣ его имя написано два раза: Бѣдный, несчастный Протей, влюбленный Протей прекрасной Юліѣ; -- послѣднее я оторву, или нѣтъ -- оно такъ хорошо соединилось съ его грустнымъ именемъ; я сложу ихъ такъ: теперь цѣлуйтесь, обнимайтесь, ссорьтесь, дѣлайте что хотите!

Входитъ: Ліочетта.

   ЛЮЧ. Синьора, кушанье подано; вашъ батюшка ждетъ васъ.
   ЮЛІЯ. Такъ идемъ.
   ЛЮЧ. А эти клочки -- неужели останутся здѣсь болтливыми разскащиками?
   ЮЛІЯ. Если ты дорожишь ими -- подбери.
   ЛЮЧ. Хоть и досталось мнѣ за нихъ -- подберу все-таки. чтобъ не простудились.
   ЮЛІЯ. Вижу, что они очень тебѣ дороги.
   ЛЮЧ. Видьте, что вамъ угодно {Въ прежнихъ изданіяхъ: Ay, madam you may say what sights you see.... По экземпляру Колльера: Ay, mаdam, you may see what sights you think;...}; но вѣдь и я вижу многое, хотя вы и думаете, что я слѣпа.
   ЮЛІЯ. Идемъ, идемъ.
  

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Комната въ домѣ Антоніо.

Входятъ: Антоніо и Пантино.

   АНТ. Скажи, Пантино, о чемъ это такъ серьезно говорилъ мой братъ съ тобою, въ галлереѣ?
   ПАНТ. О своемъ племянникѣ Протеѣ, о вашемъ сынѣ.
   АНТ. Чтожъ говорилъ онъ о немъ?
   ПАНТ. Онъ удивляется, что вы, синьоръ, дозволяете ему тратить юность дома, тогда-какъ другіе, далеко не столь знатные, отправляютъ своихъ сыновей: одни -- на войны, пытать тамъ счастія; другіе -- открывать неизвѣстные еще острова {Въ Шекcпирово время путешествія для открытія неизвѣстныхъ острововъ предпринимались часто сыновьями знатнѣйшихъ фамилій.}; третьи -- въ многоученые университеты. Онъ полагаетъ, что вашъ сынъ могъ бы отличиться на любомъ изъ этихъ поприщъ и потому наказывалъ, чтобъ и я, съ своей стороны, попросилъ васъ не удерживать его дома. Онъ говоритъ, что плохо будетъ ему въ старости, если не постранствуетъ въ молодости.
   АНТ. Ну, тебѣ не придется много меня упрашивать; я и безъ того, вотъ цѣлый уже мѣсяцъ, думаю объ этомъ. Я очень понимаю, что онъ тратитъ время по пустому, что никогда не будетъ совершеннымъ мужемъ, если не побываетъ въ школѣ свѣта; потому что опытность пріобретается только дѣятельностью, совершенствуется временемъ. Но скажи, кудажъ бы лучше отправить его?
   ПАНТ. Вѣроятно вамъ извѣстно, синьоръ, что Валентинъ, товарищи его юности, теперь при дворѣ императора?
   АНТ. Знаю.
   ПАНТ. Почемужь не послать и его туда же? Тамъ онъ научится ломать копья на турнирахъ, хорошему обращенію, свѣтскому разговору -- всему, что прилично его лѣтамъ и происхожденію.
   АНТ. Твой совѣтъ нравится мнѣ: онъ весьма дѣленъ; а что онъ нравится мнѣ, докажу тебѣ самымъ дѣломъ. Я отправлю его ко двору императора при первомъ удобномъ случаѣ.
   ПАНТ. Завтра отправляются туда донъ Альфонзо и еще нѣсколько не менѣе достойныхъ синьоровъ, съ цѣлію предложить свои услуги императору.
   АНТ. Превосходнѣйшіе спутники! Протей поѣдетъ съ ними.

Входитъ Протей.

   Да вотъ кстати и онъ. Я сейчасъ же скажу ему мое рѣшеніе.
   ПРОТ. О, счастье, о, восторгъ! Вотъ начертанныя ею строки -- языкъ ея сердца; вотъ клятвы любви -- залогъ ея вѣрности. О, еслибъ родители довершили наше счастіе своимъ согласіемъ! О, божественная Юлія!
   АНТ. Что это ты читаешь?
   ПРОТ. Нѣсколько строкъ, присланныхъ Валентиномъ съ однимъ изъ нашихъ общихъ знакомыхъ.
   АНТ. Покажи; посмотримъ что новаго.
   ПРОТ. Новаго ничего. Онъ только пишетъ, какъ счастливъ, какъ любимъ, какъ императоръ ежедневно осыпаетъ его милостями и какъ онъ желалъ бы, чтобъ я раздѣлилъ съ нимъ его счастіе.
   АНТ. А ты раздѣляешь его желаніе?
   ПРОТ. Желаніе друга подчиняется во мнѣ волѣ родителя.
   АНТ. Чтожъ, моя воля вполнѣ согласна съ его желаніемъ. Не дивись моему внѣзапному рѣшенію; таковъ ужъ мой обычай: хочу чего нибудь, такъ хочу, и кончено. Я рѣшилъ, что ты пробудешь нѣсколько времени вмѣстѣ съ Валентиномъ при дворѣ императора; что же касается до содержанія, то я назначаю тебѣ точно такое же, какое Валентинъ получаетъ отъ своихъ. Приготовьсяжъ: ты отправляешься завтра; безъ возраженій -- это рѣшено ужъ.
   ПРОТ. Но, батюшка, я не могу такъ скоро собраться; отсрочте хоть на день, или на два.
   АНТ. Все, чего не достанетъ пришлемъ послѣ; -- я рѣшительно не вижу никакой надобности отсрочивать: ты ѣдешь завтра.-- Идемъ, Пантино; я поручаю тебѣ снарядить его какъ можно скорѣе. (Уходитъ съ Пантино).
   ПРОТ. Изъ огня да въ поломя! Изъ боязни, что отцу не понравится моя любовь, я не показалъ ему письма Юліи, и именно тѣмъ самымъ и повредилъ любви своей. О, какъ похожа весна любви на обманчивое сіяніе апрѣльскаго дня: ярко, радостно свѣтитъ солнце -- вдругъ набѣжала тучка, и все померкло.

Входитъ Пантино.

   ПАНТ. Синьоръ Протей, батюшка проситъ васъ къ себѣ; пожалуйте поскорѣй, ему что-то очень нужно.
   ПРОТ. Чтожъ это такое? мое сердце покоряется, и въ тоже время, безъ умолку, твердитъ: нѣтъ! нѣтъ! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Миланъ. Комната во дворцѣ Герцога.

Входятъ: Валентинъ и Спидъ.

   СПИД. Синьоръ, не ваша ли это перчатка?
   ВАЛ. Нѣтъ; моя у меня.
   СПИД. Одна, но другая {Val.... my gloves are on.-- Speed. Shy then this may be уours, for this is but one. Тутъ непередаваемая игра созвучіемъ словъ on и one.}?
   ВАЛ. А! покажи; да, это моя.-- Дивное украшеніе, объемлющее божественное! О, Сильвія! Сильвія!
   СПИД. Синьора Сильвія! синьора Сильвія!
   ВАЛ. Это что такое, бездѣльникъ?
   СПИД. Она не слышитъ, синьоръ.
   ВАЛ. Да ктожъ заставлялъ тебя звать ее?
   СПИД. Вы, синьоръ; или я ослышался.
   ВАЛ. Ты никогда не оставишь своей безтолковой торопливости.
   СПИД. А давно ли вы бранили меня за мою неповоротливость?
   ВАЛ. Довольно. Ты знаешь синьору Сильвію?
   СПИД. Ту, что вы любите?
   ВАЛ. Почемужъ ты знаешь, что я люблю?
   СПИД. А по самымъ вѣрнымъ признакамъ. Вопервыхъ: вы, какъ синьоръ Протей, научились ломать руки, подобно человѣку всѣмъ недовольному; напѣвать любовныя пѣсенки, подобно снигирю; бѣгать общества людей, подобно зачумленному; вздыхать подобно школьнику, потерявшему азбуку; хныкать подобно дѣвчонкѣ, схоронившей бабушку; поститься подобно больному, посаженному на строгую діэту; бодрствовать подобно человѣку, помѣшанному на томъ, что его обокрадутъ; канючить подобно нищимъ въ день Всѣхъ-Святыхъ {Въ Страфордширѣ нищіе имѣли обыкновеніе ходить въ день Всѣхъ святыхъ по деревнямъ и, распѣвая (souling) плачевнымъ голосомъ такъ называемую souler's song, собирать на поминъ душъ особеннаго рода пироги (soulcakes) и другія подаянія.}. Прежде вашъ смѣхъ бывалъ громокъ, какъ крикъ пѣтуха; похаживали вы, какъ левъ; постились только послѣ обѣда; задумывались только при недостачѣ денегъ. А теперь, ваша возлюбленная такъ васъ преобразовала {Въ прежнихъ изданіяхъ: and you are metamorphosed... По экземпляру Колльера: and you are so metamorphosed...}, что, иногда, я рѣшительно не узнаю моего господина.
   ВАЛ. И все это во мнѣ замѣтно?
   СПИД. Нѣтъ не въ васъ, а помимо васъ.
   ВАЛ. Какъ помимо меня? это невозможно.
   СПИД. И то правда; ктожъ, помимо васъ, будетъ такъ простъ? Впрочемъ, вы до того внѣ себя отъ этихъ глупостей, что эти глупости и въ васъ, и просвѣчиваютъ сквозь васъ, какъ моча въ стаканѣ, такъ что всякой, кто ни взглянетъ на васъ, тотчасъ же, какъ врачь, и узнаетъ чѣмъ вы недомогаете.
   ВАЛ. Скажи, ты знаешь синьору Сильвію?
   СПИД. Ту, съ которой вы не спускаете глазъ, когда она сидитъ за ужиномъ?
   ВАЛ. Ты замѣтилъ это? Ее именно.
   СПИД. Нѣтъ, не знаю.
   ВАЛ. Замѣтилъ, что я не спускаю съ нея глазъ, и -- не знаешь?
   СПИД. Вѣдь она, кажется, страшно какъ нелюбезна?
   ВАЛ. Напротивъ, она не такъ прекрасна, какъ любезна.
   СПИД. Ну, это ужъ извѣстное дѣло.
   ВАЛ. Что извѣстное дѣло?
   СПИД. Что она не такъ прекрасна, какъ -- вамъ -- любезна.
   ВАЛ. Я разумѣю: красота ея удивительна, а любезность выше всякой оцѣнки.
   СПИД. Потому что первая намалевана, а вторая ни во что и не ставится.
   ВАЛ. Какъ намалевана? какъ ни во что не ставится?
   СПИД. Да такъ намалевана, чтобъ быть попрекраснѣе, что никто и не ставитъ красоту ея во что нибудь.
   ВАЛ. За когожъ принимаешь ты меня? я очарованъ красотой ея.
   СПИД. Да вѣдь вы не видали ее съ тѣхъ поръ, какъ она подурнѣла.
   ВАЛ. Съ которыхъ же поръ подурнѣла она?
   СПИД. Съ тѣхъ самыхъ, какъ вы влюбились въ нее.
   ВАЛ. Я полюбилъ ее только что увидѣлъ, и постоянно вижу, что она прекрасна.
   СПИД. Если вы ее любите -- вы не можете видѣть ее.
   ВАЛ. Почему же?
   СПИД. Потому что любовь слѣпа. О, еслибъ у васъ были мои глаза, или хоть и собственные, но съ той же способностью видѣть, которая, во время-оно, обнаруживалась насмѣшками надъ синьоромъ Протеемъ, когда онъ забывалъ подвязки {Въ комедіи: "Какъ вамъ угодно" (Дѣйств. III. сц. 2.) Розалиндъ приводитъ это, какъ несомнѣнный признакъ влюбленности.}.
   ВАЛ. Чтожъ увидалъ бы я тогда?
   СПИД. Ваше настоящее безуміе и ея будущее безобразіе. Синьоръ Протей, влюбившись, забывалъ конечно подвязки; но вы, влюбившись, забываете даже и штаны.
   ВАЛ. Стало-быть и ты влюбленъ, потому что, прошедшимъ утромъ, забылъ вычистить башмаки мои?
   СПИД. Да, синьоръ, я былъ влюбленъ въ мою постель; и я очень благодаренъ вамъ, что вы порядкомъ отдули меня за любовь мою; такимъ образомъ вы сами дали мнѣ право журить и васъ за вашу.
   ВАЛ. А въ заключеніе -- я все таки пылаю неугасимой къ ней страстью.
   СПИД. Угасла бы, еслибъ куда нибудь заключили.
   ВАЛ. Вчера она поручила мнѣ написать нѣсколько строкъ къ человѣку будто бы ей любимому.
   СПИД. И вы написали?
   ВАЛ. Написалъ.
   СПИД. И разумѣется сколько можно безтолковѣе?
   ВАЛ. Напротивъ, сколько можно лучше.-- Молчи; она идетъ сюда.

Входитъ Сильвія.

   СПИД. Вотъ кукольная-то комедія! Да и хитрая же она куколка! Какъ искусно устроила, чтобъ онъ говорилъ за нее.
   ВАЛ. Синьора и повелительница, желаю вамъ тысячу добрыхъ утръ.
   СПИД. (Про себя). Лучшебъ добрыхъ вечеровъ? Впрочемъ, вѣжливыхъ рѣчей вѣдь милліоны.
   СИЛ. Синьоръ и прислужникъ {Servant, gentle servant; такъ называли дамы въ Шекспирово время своихъ любовниковъ.}, желаю вамъ двѣ тысячи.
   СПИД. (Про себя). Ну проценты-то слѣдовало бы платить ему, а не ей.
   ВАЛ. Согласно вашему приказанію я написалъ письмо къ таинственному, безъименному другу вашего сердца. Только желаніе угодить вамъ, синьора, могло заставить меня принять это порученіе.
   СИЛ. Благодарю, любезный прислужникъ: оно прекрасно написано.
   ВАЛ. Повѣрьте, синьора, мнѣ не легко было написать его; не зная къ кому оно именно -- я писалъ почти на обумъ, въ тягостномъ недоумѣніи.
   СИЛ. Можетъ быть, вы полагаете, что не стоило и трудиться?
   ВАЛ. О, нѣтъ, синьора; если вамъ угодно -- прикажите только -- я напишу еще тысячу. И все-таки --
   СИЛ. Какъ хороша эта фраза! Я угадываю что за тѣмъ, и все-таки -- не скажу: не мое дѣло. И все-таки -- возьмите его; и все-таки -- благодарю: болѣе я не намѣрена утруждать васъ.
   СПИД. (Про себя). И все-таки буду. И все-таки -- еще какое нибудь новое все-таки.
   ВАЛ. Что хотите вы сказать этимъ, синьора? Оно не нравится вамъ?
   СИЛ. Напротивъ, оно очень мило; но вѣдь вы писали его нехотя -- возьмите же его назадъ; возьмите, возьмите!
   ВАЛ. Синьора, оно для васъ --
   СИЛ. Да, вы написали его по моей просьбѣ, но не для меня. Оно для васъ -- я написала бы его съ большимъ чувствомъ
   ВАЛ. Если вамъ угодно, я напишу другое.
   СИЛ. Напишете -- прочтите его вмѣсто меня. Понравится оно вамъ -- хорошо, не понравится -- и то хорошо.
   ВАЛ. А если оно понравится мнѣ? чтожъ тогда?
   СИЛ. Тогда -- возьмите его себѣ въ награду за трудъ. За симъ, желаю вамъ всякаго счастія, синьоръ прислужникъ. (Уходитъ).
   СПИД. Вотъ штука-то! невиданная, неизслѣдимая, незримая, какъ носъ на лицѣ или флюгеръ на башнѣ! Мой господинъ ухаживаетъ за ней, и она сама учитъ его -- ученика ея -- какъ сдѣлаться поскорѣй ея учителемъ. Великолѣпная, безпримѣрная выдумка! Пожаловать моего господина въ писцы, чтобъ онъ писалъ къ самому себѣ!
   ВАЛ. О чемъ это ты разсуждаешь?
   СПИД. Такъ, калякаю себѣ: вотъ вамъ такъ надобно поразсудить.
   ВАЛ. О чемъ?
   СПИД. А о томъ, что вамъ приходится ходатайствовать за синьору Сильвію.
   ВАЛ. Передъ кѣмъ?
   СПИД. Да передъ самими вами; вѣдь она объяснилась вамъ въ любви иносказательно.
   ВАЛ. Какъ иносказательно?
   СПИД. Письмомъ, слѣдовало бы мнѣ сказать.
   ВАЛ. Она не писала ко мнѣ.
   СПИД. Начтожъ и писать, когда заставила васъ писать къ самимъ себѣ. И вы не поняли этой дивной шутки?
   ВАЛ. Нѣтъ.
   СПИД. Не вѣрю. Не замѣтили и того, что тутъ не шуточнаго?
   ВАЛ. Я замѣтилъ только, что она разсердилась.
   СПИД. Помилуйте, она вручила вамъ письмо.
   ВАЛ. Письмо, которое я писалъ къ ея другу.
   СПИД. И это письмо она отдала вамъ -- чегожъ вамъ болѣе?
   ВАЛ. О, еслибъ это было такъ!
   СПИД. Ручаюсь, что такъ. "Вы часто къ ней писали; изъ стыдливости, или по неимѣнью свободнаго времени, а, можетъ быть, и по опасенію нескромности посланцевъ -- она не отвѣчала; но вотъ, сама любовь научаетъ ее заставить своего возлюбленнаго писать къ самому себѣ". Я это говорю какъ книга, потому что вычиталъ изъ книги.-- Что задумались? кажется ужъ время и обѣдать.
   ВАЛ. Я обѣдалъ.
   СПИД. Послушайте, однакожъ, синьоръ: я знаю, хамелеонъ-любовь можетъ питаться и воздухомъ; но я-то вѣдь изъ такихъ, которымъ нужно питаніе посущественнѣе,-- я, не шутя, алкаю яствъ. О, не уподобляйтесь вашей возлюбленной; троньтесь, троньтесь моей горькой участью!
  

СЦЕНА 2.

Верона.-- Комната въ домѣ Юли.

Входятъ: Протей и Юлія.

   ПРОТ. Вооружись терпѣніемъ, милая Юлія.
   ЮЛІЯ. Должна поневолѣ, когда ничего не остается болѣе.
   ПРОТ. Я возвращусь, какъ только будетъ можно.
   ЮЛІЯ. Не развратишься -- возвратишься скоро. Возьми это кольцо на память о твоей Юліи.
   ПРОТ. А ты мое -- обмѣняемся.
   ЮЛІЯ. И запечатлѣемъ нашъ союзъ священнымъ поцѣлуемъ.
   ПРОТ. Вотъ тебѣ моя рука -- я буду вѣчно вѣренъ тебѣ, и если хоть одинъ часъ во дню пройдетъ безъ грустнаго воспоминанія о Юліи, то да разразится надо мной, въ первый же за нимъ слѣдующій, какое нибудь страшное несчастіе, какъ достойная кара за мою забывчивость. Отецъ ждетъ -- не отвѣчай; пора -- но только не слезъ: онѣ задержатъ меня. Прощай, Юлія! (Юлія уходитъ). Какъ? ушла, не сказавъ ни слова! Да вѣдь истинная любовь и не можетъ иначе: она не можетъ говорить, потому что истинное чувство выражается скорѣе дѣломъ, чѣмъ словами.

Входитъ Пантино.

   ПАНТ. Синьоръ Протей, васъ ждутъ.
   ПРОТ. Иду, иду!-- Увы, горькая разлука дѣлаетъ бѣдныхъ любовниковъ рѣшительно нѣмыми!
  

СЦЕНА 3.

Тамъ же.-- Улица.

Входитъ Лаунсъ съ собакой на веревкѣ.

   ЛАУН. Нѣтъ, я и въ часъ не осушу слезъ моихъ; это ужъ порокъ всей породы Лаунсовъ: и я унаслѣдовалъ часть его, и, какъ блудный сынъ, отправляюсь теперь съ синьоромъ Протеемъ ко двору императора. А Крабъ, моя собака, я полагаю, жестокосерднѣйшая изъ всѣхъ собакъ, какія только есть на свѣтѣ. Какже -- мать моя хнычетъ, отецъ рыдаетъ, сестра вопитъ, работница реветъ, кошка ломаетъ руки, весь домъ въ страшнѣйшемъ переполохѣ, а безчувственный песъ этотъ хоть бы тебѣ слезинку выронилъ. Онъ просто камень, настоящій кремень; онъ безжалостенъ, какъ собака. Жидъ расплакался бы, глядя на наше разставанье; чего -- даже слѣпая бабка моя выплакала себѣ глаза, прощаясь со мною. Да вотъ, я вамъ представлю какъ это было. Этотъ башмакъ будетъ мой отецъ -- нѣтъ, мой отецъ будетъ лѣвый башмакъ; нѣтъ, лѣвый башмакъ будетъ моя мать; -- нѣтъ, не мать; или мать -- да, именно мать: у этого похуже подошва. Ну, такъ этотъ, съ дырой -- мать, а этотъ -- отецъ; чортъ меня возьми, если это не такъ! Теперь эта палка будетъ моей сестрой, потому что, видите ли, она бѣла какъ лилія, тонка какъ жердочка; эта шапка -- Нэнъ, наша работница, а я -- собака; или нѣтъ, собакой будетъ она сама. Да, да, собака будетъ я, а я -- я буду самъ; такъ, совершенно такъ! Ну вотъ, я и подхожу къ отцу и говорю: благослови отецъ; ну вотъ, башмакъ и не можетъ ни словечка вымолвить отъ слезъ; ну вотъ, я и цѣлую отца моего; ну онъ и продолжаетъ хныкать. Вотъ я подхожу къ матери -- о, еслибъ она заговорила теперь, какъ взбѣленившаяся женщина,-- вотъ я и цѣлую ее -- такъ, такъ: это рѣшительно дыханіе моей матери; -- вотъ я подхожу къ сестрѣ: слышите, какъ она вопитъ? а проклятый песъ этотъ, во все это время, хоть бы слезинку выронилъ, хоть бы словечко промолвилъ, тогда какъ я -- видите, какъ я прибиваю пыль моими слезами?

Входитъ Пантино.

   ПАНТ. Спѣши, спѣши, Лаунсъ; твой господинъ на кораблѣ ужъ -- тебѣ придется нагонять его на лодкѣ. Что съ тобой? о чемъ рюмишь? Спѣши, оселъ! промедлишь еще хоть минусу -- потеряешь --
   ЛАУН. А велика бѣда если и потеряю {Тутъ непереводимая игра значеніями словъ: tide -- приливъ и tied привязанный.}; вѣдь я не знаю жестокосерднѣе --
   ПАНТ. Кого?
   ЛАУН. Ну да Краба, пса моего.
   ПАНТ. Дуракъ, я хотѣлъ сказать, что ты потеряешь возможность воспользоваться приливомъ, а потерявъ эту возможность, ты потеряешь господина, потеряешь мѣсто, а потерявъ мѣсто -- за чѣмъ зажимаешь ты мнѣ ротъ?
   ЛАУН. Да чтобъ не потерялъ языка своего.
   ПАНТ. Какже это я потеряю языкъ?
   ЛАУН. Болтая вздоръ.
   ПАНТ. Какой же вздоръ {Непереводимая игра значеніями словъ: tale -- разсказъ и tail -- хвостъ и т. д.}?
   ЛАУН. Будто я потеряю возможность воспользоваться приливомъ, потеряю господина, мѣсто? Да пересохни рѣка совершенно -- я наполню ее моими слезами; упади вѣтеръ -- я погоню лодку моими вздохами.
   ПАНТ. Полно врать; меня послали звать тебя.
   ЛАУН. Зови чѣмъ хочешь.
   ПАНТ. Чтожъ, пойдешь или нѣтъ?
   ЛАУН. Экъ присталъ; конечно пойду.
  

СЦЕНА 4.

Миланъ. Комната во дворцѣ герцога.

Входятъ: Валентинъ, Сильвія, Туріо и Спидъ.

   СИЛ. А, служитель!
   ВАЛ. Владычица!
   СПИД. Любезный господинъ, синьоръ Туріо дуется на васъ.
   ВАЛ. Это отъ любви.
   СПИД. Не къ вамъ, однакожъ.
   ВАЛ. Такъ къ моей владычицѣ.
   СПИД. Отдуть бы вамъ его.
   СИЛ. Служитель, вы грустны?
   ВАЛ. Кажется, синьора.
   ТУР. Такъ вы кажетесь не тѣмъ, что вы есть?
   ВАЛ. Можетъ быть.
   ТУР. Слѣдовательно вы прикидываетесь?
   ВАЛ. Такъ же какъ и вы.
   ТУР. Чѣмъ же я-то прикидываюсь?
   ВАЛ. Умнымъ.
   ТУР. Изъ чего вы это заключаете?
   ВАЛ. Изъ вашей глупости.
   ТУР. По чему же замѣчаете вы мою глупость?
   ВАЛ. По вашей курткѣ.
   ТУР. На мнѣ полукафтанье.
   ВАЛ. Такъ я удвою вашу глупость.
   ТУР. Какъ?
   СИЛ. Вы сердитесь, синьоръ Туріо? измѣняетесь въ лицѣ?
   ВАЛ. Не безпокойтесь, синьора; вѣдь онъ нечто въ родѣ хамелеона.
   ТУР. Расположеннаго болѣе питаться вашей кровью, чѣмъ наслаждаться вашимъ обществомъ.
   ВАЛ. Сказано, синьоръ?
   ТУР. Да, синьоръ, сказано и на сей разъ кончено.
   ВАЛ. Знаю; вы всегда кончаете прежде, чѣмъ начнете.
   СИЛ. Вы прекрасно перестрѣливаетесь словами, синьоры; сколько огня!
   ВАЛ. Мы имъ обязаны вамъ, синьора.
   СИЛ. Какъ мнѣ?
   ВАЛ. Да, вамъ. Синьоръ Туріо заимствуетъ свое остроуміе изъ вашихъ взглядовъ и щедро расточаетъ заимствованное передъ вами.
   ТУР. Не совѣтовалъ бы вамъ тягаться со мною въ этой расточительности; я какъ разъ обанкручу ваше остроуміе.
   ВАЛ. Вѣрю; вѣдь вы казначейство словъ, вашей единственной монеты. Судя по жалкимъ ливреямъ вашихъ служителей -- вы и имъ платите только словами.
   СИЛ. Кончите, синьоры: мой отецъ идетъ сюда.

Входитъ Герцогъ.

   ГЕРЦ. Э, э, какъ тебя осаждаютъ, Сильвія!-- Синьоръ Валентинъ, вашъ батюшка здоровъ; что скажете, если я обрадую васъ еще письмомъ отъ вашихъ друзей -- письмомъ, полнымъ прекрасныхъ вѣстей?
   ВАЛ. Свѣтлѣйшій герцогъ, я не могу не быть благодарнымъ за всякую добрую вѣсть о нихъ.
   ГЕРЦ. Вы знаете вашего соотечественника донъ Антоніо?
   ВАЛ. Знаю; это весьма богатый и весьма почтенный человѣкъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: То be of worth, and worthy estimation... По экземпляру Колльера: То be of wealth and worthy estimation...}.
   ГЕРЦ. У него, кажется, есть сынъ?
   ВАЛ. Совершенно достойный отца.
   ГЕР. Вы хорошо его знаете?
   ВАЛ. Какъ самого себя; мы знакомы съ дѣтства, вмѣстѣ росли. Я, признаюсь, былъ порядочный лѣнтяй; часто, вмѣсто того, чтобъ украшать свою юность разными совершенствами -- тратилъ драгоцѣнное время на вздоры; но Протей -- такъ зовутъ его -- возпользовался имъ, какъ нельзя лучше. Онъ юнъ годами, но старъ опытностью, зрѣлостью сужденія; однимъ словомъ -- потому что всѣ мои похвалы далеко ниже его достоинствъ,-- онъ совершенство какъ въ нравственномъ, такъ и въ матеріальномъ отношеніи: богатъ всѣми доблестями, украшающими дворянина.
   ГЕРЦ. Прошу покорно, да если онъ дѣйствительно таковъ, какимъ вы его представляете -- онъ стоитъ любви императрицы, годится въ совѣтники императору. Такъ видите ли -- этотъ самый дворянинъ явился ко мнѣ съ письмами отъ лицъ весьма значительныхъ и намѣренъ пробыть здѣсь нѣкоторое время. Надѣюсь, вы не огорчитесь этой вѣстью?
   ВАЛ. Мнѣ только его и не доставало.
   ГЕРЦ. Примите же его соотвѣтственно его достоинству -- я говорю это тебѣ, Сильвія, и вамъ, синьоръ Туріо, потому что Валентина нечего побуждать къ этому. Я сейчасъ пришлю его къ вамъ. (Уходитъ).
   ВАЛ. Это тотъ самый дворянинъ, который, какъ я вамъ разсказывалъ, синьора, непремѣнно пріѣхалъ бы со мною, еслибъ его возлюбленная не приковала глазъ его къ кристаллу очей своихъ.
   СИЛ. Вѣроятно она ужъ освободила ихъ, удовольствовалась какимъ нибудь другимъ залогомъ вѣрности.
   ВАЛ. О, нѣтъ, я убѣжденъ, что она все еще держитъ ихъ въ плѣну.
   СИЛ. Не можетъ быть; въ такомъ случаѣ онъ былъ бы слѣпъ, и не отыскалъ бы васъ.
   ВАЛ. Отчегожъ, синьора? вѣдь у любви двадцать глазъ.
   ТУР. Говорятъ, напротивъ, что у любви совсѣмъ нѣтъ глазъ.
   ВАЛ. Для такихъ любовниковъ, какъ вы, синьоръ Туріо; противенъ предметъ -- любовь закрываетъ ихъ.

Входитъ Протей.

   СИЛ. Перестаньте; вотъ, кажется, и нашъ пріѣзжій.
   ВАЛ. Привѣтствуемъ тебя, любезный Протей! Синьора, прошу васъ подтвердите мой привѣтъ какимъ нибудь ласковымъ словомъ.
   СИЛ. Собственное его достоинство подтвердитъ ему, что его пріѣздъ не можетъ не быть пріятнымъ -- если онъ только другъ, о которомъ вы такъ часто говорили.
   ВАЛ. Онъ, онъ, синьора! Позвольте и ему, подобно мнѣ, быть вашимъ служителемъ.
   СИЛ. Я слишкомъ недостойная госпожа для такого достойнаго служителя.
   ПРОТ. Напротивъ, синьора, я слишкомъ недостоинъ такой достойной госпожи.
   ВАЛ. Оставьте толки о недостоинствѣ. Синьора, умоляю, примите его въ число вашихъ служителей.
   ПРОТ. Я похвалюсь только тѣмъ, что буду вѣренъ моей обязанности.
   СИЛ. Вѣрное исполненіе обязанностей всегда находитъ должную награду. Служитель, васъ привѣтствуетъ недостойная госпожа ваша.
   ПРОТ. Скажи это, не вы, кто нибудь другой -- не жить бы ему!
   СИЛ. Что? что васъ привѣтствуютъ?
   ПРОТ. Нѣтъ; что вы недостойная госпожа.

Входитъ Служитель.

   СЛУЖ. Синьора, герцогъ, вашъ родитель, проситъ васъ къ себѣ.
   СИЛ. Сейчасъ. (Служитель уходитъ).-- Синьоръ Туріо, пойдемте со мною. Еще разъ привѣтствую васъ, мой новый служитель; вы переговорите о вашихъ домашнихъ дѣлахъ, и за тѣмъ, надѣюсь, вспомните, что мы ожидаемъ васъ.
   ПРОТ. Не замедлимъ явиться оба. (Сильвія и Туріо уходятъ)
   ВАЛ. Теперь скажи, что наши?
   ПРОТ. Всѣ здоровы; твои друзья кланяются тебѣ.
   ВАЛ. Ну, а твои?
   ПРОТ. Когда уѣзжалъ, были здоровы.
   ВАЛ. Что предметъ твоей страсти, твоя любовь?
   ПРОТ. Ты всегда скучалъ моей любовной болтовней; я вѣдь знаю, какъ тебѣ противны такіе разговоры.
   ВАЛ. Ахъ, Протей, все перемѣнилось! Я жестоко поплатился за глупое пренебреженіе любовью; всемогущая наказала меня горькимъ постомъ, муками раскаянія; осудила проливать ночью слезы, днемъ -- надрывать грудь тяжкими вздохами. Въ отмщеніе она отогнала сонъ отъ плѣненныхъ глазъ моихъ, сдѣлала ихъ стражами страданій моего же сердца. Да, добрый Протей, любовь всесильна; она довела меня до тяжкаго сознанія, что нѣтъ на землѣ ни горя -- выше кары ея, ни счастія -- выше наслажденія служить ей. Теперь: любовь единственный разговоръ мой; теперь: одно уже слово любовь замѣняетъ мнѣ и завтракъ, и обѣдъ, и ужинъ, и отдыхъ, и сонъ!
   ПРОТ. Довольно; я читаю твое счастіе въ твоихъ глазахъ. И это былъ кумиръ, которому ты покланяется?
   ВАЛ. Да; неправда ли -- она небесное совершенство?
   ПРОТ. Нисколько; она, просто, образецъ земнаго.
   ВАЛ. Скажи -- божество.
   ПРОТ. Я не хочу льстить ей.
   ВАЛ. Льсти мнѣ; любовь упивается похвалами.
   ПРОТ. Когда я былъ болѣнъ -- ты потчивалъ меня горькими пилюлями; не прогнѣвайся -- и я буду врачевать тебя такими же средствами.
   ВАЛ. Такъ говори же, покрайней мѣрѣ, правду; если она не божество, такъ она первая изъ женщинъ, царица всего существующаго.
   ПРОТ. За исключеніемъ моей возлюбленной.
   ВАЛ. Нѣтъ, не исключай никого, если не хочешь оскорбить мою любовь.
   ПРОТ. Вотъ это мило! какъ будто я могу не предпочесть моей?
   ВАЛ. Я возвеличу и твою; она будетъ удостоена великой почести носить шлейфъ божественной Сильвіи, что бы грубая земля не могла лобызать одеждъ ея,-- чтобъ, возгордившись этимъ счастіемъ, она не вздумала пренебречь возращиваніемъ цвѣтовъ благоухающихъ лѣтомъ {По прежнимъ изданіямъ: the summer-swelling flower... По экземпляру Колльера: the summer-smelling flower...}, и не сдѣлала, такимъ образомъ, суровую зиму вѣчной.
   ПРОТ. Ты бредишь, любезный Валентинъ.
   ВАЛ. Извини, Протей; все, что бы я ни сказалъ, ничто въ отношеніи къ ней, обращающей въ ничто всѣ возможныя достоинства другихъ. Она единственна!
   ПРОТ. Такъ пусть и остается одинокой.
   ВАЛ. Ни за цѣлый міръ! Другъ, вѣдь она уже моя; и я, владѣя этимъ сокровищемъ, богаче двадцати морей, еслибъ даже всѣ пески ихъ были перлами, воды -- нектаромъ, а подводные камни -- чистымъ золотомъ. Прости мнѣ, что я совсѣмъ забылъ о тебѣ -- брежу только моей любовью. Мой глупый соперникъ, очаровавшій ея отца громаднымъ богатствомъ, пошолъ съ нею; мнѣ надо поспѣшить къ нимъ: ты знаешь -- любовь ревнива.
   ПРОТ. Но вѣдь она любитъ тебя?
   ВАЛ. Любитъ. Мы даже и обручены; мало этого: назначенъ уже и часъ брака; условились и какъ бѣжать, и какъ я взберусь въ окно по веревочной лѣстницѣ -- все придумано, приготовлено къ упроченію моего счастія. Добрый Протей, пойдемъ въ мою комнату; помоги мнѣ своимъ совѣтомъ.
   ПРОТ. Мнѣ надобно еще сходить въ гавань за пожитками. Ступай, я приду.
   ВАЛ. Скоро?
   ПРОТ. Не замедлю. (Валентинъ уходитъ). Какъ пылъ уничтожается пыломъ, какъ гвоздь выбивается гвоздемъ -- такъ точно и моя прежняя любовь почти совсѣмъ вытѣснялась новой. Что же заставляетъ меня, ни съ того ни съ сего, разсуждать такъ хитро? видъ ея, или похвалы Валентина? ея дивныя совершенства, или мое гнусное непостоянство? Она прекрасна; но вѣдь прекрасна и Юлія, которую люблю, или нѣтъ -- которую любилъ, потому что моя любовь къ ней растаяла, растопилась, какъ приближенная къ огню восковая куколка. Мнѣ кажется, что я охладѣлъ и къ Валентину, что я уже не люблю его такъ, какъ любилъ прежде. Но его невѣсту я люблю, люблю слишкомъ; отъ того-то я и сталъ любить его меньше. О, какъ же буду я любить ее, когда узнаю хорошенько, если полюбилъ такъ сильно съ перваго взгляда! Одна уже наружность ея отуманила всѣ мои умственныя способности; сознаю и душевныя совершенства -- ослѣпну рѣшительно. И все-таки: смогу преодолѣть безумную страсть эту -- преодолѣю; не смогу -- Сильвія будетъ моей во-что бы ни стало! (Уходитъ).
  

СЦЕНА 5.

Тамъ же. Улица.

Входятъ: Спидъ и Лаунсъ.

   СПИД. Лаунсъ! клянусь честью, желанный гость въ Миланѣ.
   ЛАУН. Не клянись ложно, любезнѣйшій; какой я желанный? Я всегда такого мнѣнія, что какъ человѣкъ никогда не пропалъ еще, пока не попалъ на висѣлицу, такъ никогда нигдѣ не будешь и желаннымъ, пока не уплатишь какого нибудь счетца и не услышишь отъ хозяйки: милости просимъ!
   СПИД. А вотъ зайдемъ, дурень, въ шинокъ: такъ и за счетецъ въ какіе нибудь пять пенсовъ ты какъ разъ услышишь пять тысячъ: милости просимъ. Скажи, однакожъ, какъ же разстался твой господинъ съ синьорой Юліей?
   ЛАУН. Ну, сошлись серьезно и разстались какъ нельзя лучше -- шутя.
   СПИД. Но вѣдь она выдетъ за него?
   ЛАУН. Нѣтъ.
   СПИД. Какъ же это? И онъ не женится на ней?
   ЛАУН. Нѣтъ.
   СПИД. Стало-быть произошолъ разрывъ?
   ЛАУН. Никакого разрыва; оба цѣлехоньки, какъ рыбки.
   СПИД. Да что же, наконецъ, съ ними?
   ЛАУН. Да ничего; будетъ хорошо ему -- будетъ хорошо и ей.
   СПИД. Вотъ оселъ-то! я рѣшительно не понимаю тебя.
   ЛАУН. Вотъ болванъ-то! вѣдь даже и моя палка понимаетъ.
   СПИД. Что ты мелишь?
   ЛАУН. Смотри, что дѣлаю; видишь я оперся на нее.
   СПИД. Ну чтожъ, что оперся?
   ЛАУН. Ну, она и поддерживаетъ меня -- стало понимаетъ {Непереводимая игра словами understand -- понимать, разумѣть, и stand under -- стоять, находиться подъ.}.
   СПИД. Полно, скажи безъ обиняковъ: быть свадьбѣ?
   ЛАУН. Спроси у моей собаки. Скажетъ: да -- быть; скажетъ: нѣтъ -- быть; завиляетъ хвостомъ, не сказавъ ничего -- все-таки быть.
   СПИД. Слѣдовательно быть?
   ЛАУН. Такія тайны я выдаю только иносказательно.
   СПИД. Все равно; только бы узнать. Ну, а каково тебѣ покажется: вѣдь и мой господинъ совершенно одурѣлъ отъ любви.
   ЛАУН. Чтожъ, онъ и всегда былъ такимъ.
   СПИД. Какимъ?
   ЛАУН. Совершенно одурѣлымъ, какъ самъ сейчасъ сказалъ.
   СПИД. Ты не понялъ меня.
   ЛАУН. Какъ не не понялъ? вѣдь я говорю это не о тебѣ, а о твоемъ господинѣ.
   СПИД. Я говорю тебѣ, что и мой господинъ сгараетъ любовью.
   ЛАУН. А мнѣ-то какое до этого дѣло? пусть себѣ сгараетъ. Вотъ, если хочешь зайти со мною въ шинокъ -- пойдемъ; не пойдешь -- будешь Еврей, Жидъ, недостойный названія христіанина.
   СПИД. По чему же?
   ЛАУН. А потому, что въ тебѣ нѣтъ и на столько любви къ ближнему, чтобъ зайти въ шинокъ съ христіаниномъ. Идемъ что ли?
   СПИД. Идемъ. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 6.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

Входитъ Протей.

   ПРОТ. Покинуть Юлію -- вѣроломство; любить Сильвію -- вѣроломство; измѣнить другу -- еще большее вѣроломство; и та же сила, которая, нѣкогда, заставляла меня клясться, побуждаетъ и къ этому тройному вѣроломству. Любовь требовала клятвъ; любовь же требуетъ и нарушенія ихъ. О, дивно-вдохновительная любовь, согрѣшилъ я {Въ прежнихъ изданіяхъ: if thou hast sinn'd... По экземпляру Колльера: if I have sinn'd...} -- научи же соблазненнаго раба твоего какъ оправдать это! Прежде я покланялся мерцающей звѣздочкѣ -- теперь боготворю лучезарное солнце. Чтожъ -- одумавшись, право, можно нарушить необдуманную клятву; и глупъ тотъ, у кого не достанетъ ума и рѣшимости на промѣнъ дурнаго на лучшее. Стыдись, стыдись, дерзкій языкъ! какъ могъ ты назвать дурною ту, которую такъ часто, клянясь и распинаясь, провозглашалъ высшимъ совершенствомъ? Я не могу перестать любить, и перестаю однакожъ; но перестаю тамъ, гдѣ долженъ бы любить. Я покидаю Юлію, покидаю и Валентина; но вѣдь я не могу сохранить ихъ, не пожертвовавъ собою. Пожертвую ими -- вознагражу утрату Валентина самимъ собою, утрату Юліи -- Сильвіей. Я для самого себя дороже друга, потому что любовь всегда самолюбива {Въ прежнихъ изданіяхъ: most precious in itself. По экземпляру Колльера: most precious to itself...}; а Сильвія -- свидѣтель небо, создавшее ее такъ прекрасной -- Сильвія обратила Юлію въ черномазую Еѳіопку. Я забуду, что Юлія жива еще, припоминая, что моя любовь къ ней умерла уже; въ Валентинъ же буду видѣть врага, видя драгоцѣннѣйшаго друга въ Сильвіи. Я не могу не измѣнить себѣ, не измѣнивъ Валентину. Въ эту ночь онъ намѣренъ пробраться, по веревочной лѣстницѣ, въ ея комнату; и меня, соперника, онъ сдѣлалъ повѣреннымъ! Открою герцогу ихъ намѣреніе бѣжать; раздраженный отецъ изгонитъ Валентина, потому что прочитъ дочь свою за Туріо. Устранивъ Валентина, мнѣ не трудно будетъ удалить и этого глупаго искателя. О, любовь, дай же мнѣ крылья, чтобы скорѣе осуществить тобою же внушенный замыселъ!
  

СЦЕНА 7.

Верона. Комната бъ домѣ Юліи.

Входятъ: Юлія и Лючетта.

   ЮЛІЯ. Посовѣтуй, помоги, любезная Лючетта. Заклинаю тебя самой любовью -- вѣдь ты записная книга, въ которую вносятся всѣ мои помыслы,-- скажи, придумай, какъ бы мнѣ, не подвергаясь нареканію, отправиться къ моему милому Протею?
   ЛЮЧ. Увы! путь къ нему длиненъ и утомителенъ.
   ЮЛІЯ. Истинно набожный пиллигримъ не утомляется измѣрять слабыми стопами цѣлыя царства; какъ же утомиться тому, кто окрыляется любовью, и къ кому еще -- къ существу столь безцѣнному, столь совершенному?
   ЛЮЧ. Подождите лучше его возвращенія.
   ЮЛІЯ. О, боже мой, развѣ ты не знаешь, что его взоры -- моя единственная пища? Тронься хоть муками, которыя я должна испытывать отъ столь продолжительнаго алканія этой пищи. Еслибъ ты знала всю силу любви -- ты скорѣй принялась бы зажигать огонь снѣгомъ, чѣмъ тушить огонь любви словами.
   ЛЮЧ. Да я и не думаю тушить огня любви вашей; я умѣряю только излишній пылъ, чтобы онъ не перехватывалъ за предѣлы благоразумія.
   ЮЛІЯ. Чѣмъ болѣе будешь ты подавлять его, тѣмъ сильнѣе будетъ онъ вспыхивать. Ты знаешь, и тихо-журчащій ручей, когда его остановятъ, неистовствуетъ отъ нетерпѣнія; а не остановятъ -- струится себѣ, съ гармоническимъ ропотомъ, по гладкимъ камешкамъ, лобзаетъ каждую, встрѣчающуюся ему на пути тростинку, и такъ, играя и извиваясь, бѣжитъ къ неизмѣримому океану {Въ прежнихъ изданіяхъ: With willing sport to the wild ocean... По экземпляру Колльера: With willing sport to the wide ocean...}. Не удерживай же и меня; я буду терпѣлива, какъ ручей, каждый трудный шагъ буду считать забавой, пока послѣдній не приведетъ къ моей любви, и тутъ я успокоюсь, какъ успокоивается, послѣ многихъ треволненій, душа праведника въ Элизіѣ.
   ЛЮЧ. Въ какой же одеждѣ думаете вы отправиться?
   ЮЛІЯ. Не въ женской; мнѣ хотѣлось бы избѣжать непріятныхъ столкновеній съ наглыми мужчинами. Добудь мнѣ, добрая Лючетта, хорошенькое пажеское платье.
   ЛЮЧ. Въ такомъ случаѣ вамъ надо обрѣзать волосы.
   ЮЛІЯ. Нѣтъ, я подвяжу ихъ шелковыми снурками, наколю двадцать бантиковъ вѣрной любви {Въ Шекспирово время и мужчины убирали полосы разными бантами.}. Эта фантастическая уборка не покажется странной и въ юношѣ постарше меня.
   ЛЮЧ. Какого же покроя выбрать вамъ нижнее платье?
   ЮЛІЯ. Это все равно, еслибъ ты спросила: во сколько же полотнищь, почтеннѣйшій синьоръ, сшить вамъ юбку? Въ этомъ отношеніи; я вполнѣ полагаюсь на твой вкусъ, Лючетта.
   ЛЮЧ. Непремѣнно надо съ бантомъ.
   ЮЛІЯ. Нѣтъ; зачѣмъ же? вѣдь это совсѣмъ не красиво.
   ЛЮЧ. Что дѣлать! нынче и булавки не дадутъ за штаны, если они не съ бантомъ, да еще съ такимъ, что можетъ замѣнить подушку для булавокъ.
   ЮЛІЯ. Ну, какъ знаешь; твоя дружба ручается, что все будетъ и красиво и прилично. Скажи, однакожъ, что заговоритъ о мнѣ свѣтъ, когда узнаетъ объ этомъ странномъ путешествіи? Боюсь, онъ примется позорить меня.
   ЛЮЧ. Боитесь -- оставайтесь дома.
   ЮЛІЯ. Не могу.
   ЛЮЧ. Такъ не думайте о позорѣ и отправляйтесь. Если Протей будетъ доволенъ вашимъ прибытіемъ, какое вамъ дѣло до недовольныхъ вашимъ отбытіемъ? Но я боюсь, что онъ не будетъ доволенъ.
   ЮЛІЯ. Это наименьшее изъ моихъ опасеній: тысячи клятвъ, океанъ слезъ, не одно доказательство безконечной любви ручаются, что онъ обрадуется мнѣ.
   ЛЮЧ. Все это служитъ и лжи.
   ЮЛІЯ. У людей низкихъ. Но Протей родился подъ созвѣздіемъ болѣе вѣрнымъ: его слово -- обѣтъ, его клятва -- оракулъ; его любовь искренна, душа чиста; его слезы -- вѣрные толмачи сердца, а сердце такъ далеко отъ обмана, какъ небо отъ земли.
   ЛЮЧ. Дай богъ, чтобъ вы нашли его такимъ же.
   ЮЛІЯ. О, если ты любишь меня -- не оскорбляй его жестокимъ сомнѣніемъ въ его вѣрности; только любя его, усилишь ты и мою любовь къ тебѣ. Идемъ же въ мою комнату, запишемъ все, что необходимо для дороги. Я повѣряю тебѣ все мое достояніе: и домъ, и земли, и мое доброе имя, и за это требую только одного, чтобъ ты снарядила меня какъ можно скорѣе; не возражай, идемъ -- я негодую на мою медленность.
  

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА I.

Миланъ. Комната во дворцѣ Герцога.

Входятъ: Герцогъ, Туріо и Протей.

   ГЕРЦ. Сдѣлайте одолженіе, синьоръ Туріо, оставьте насъ на минуту; намъ нужно кой о чемъ поговорить по секрету. (Туріо уходитъ) Ну, любезный Протей, что же хотѣли вы сказать мнѣ?
   ПРОТ. Свѣтлѣйшій герцогъ, то, что я намѣренъ сообщить вамъ -- законъ дружбы повелѣваетъ скрывать; только признательность за ту благосклонность, которой вы, такъ великодушно, почтили меня, недостойнаго, заставляетъ открыть вамъ чего не открылъ бы ни за какія блага міра. Въ эту ночь мой другъ Валентинъ, намѣренъ похитить вашу дочь; онъ самъ повѣрилъ мнѣ это. Я знаю, что вы желаете выдать ее за Туріо, котораго она ненавидитъ; знаю, однакожъ, и то, что похищеніе ея будетъ жестокимъ ударомъ для вашей старости. По тому-то, вѣрный долгу, я и рѣшился лучше разстроить планы моего друга, чѣмъ, скрывъ ихъ, взвалить на вашу голову тяжкое бремя горестей, которое, безъ пріуготовленія, можетъ быть, свело бы васъ и въ безвременную могилу.
   ГЕРЦ. Благодарю, добрый Протей, за вашу благородную заботливость; въ награду: располагайте мною до гроба. Я, надобно вамъ сказать, и самъ не разъ подмѣчалъ любовь ихъ, тогда-какъ они полагали меня совершенно усыпленнымъ; не разъ доходилъ и до того, что готовъ уже былъ удалить Валентина и отъ Сильвіи и отъ двора моего, но изъ опасенія, что, увлекшись ревнивой подозрительностью, можно, пожалуй, оскорбить и совершенно невиннаго человѣка -- чего всегда избѣгалъ -- все удерживался: былъ съ нимъ по прежнему ласковъ, разсчитывая, что такимъ образомъ скорѣй доберусь до того, что вы сейчасъ открыли мнѣ. А въ доказательство, что я -- зная какъ легко обольщается нѣжная юность -- опасался этого, скажу вамъ, что я отвелъ ей спальню въ высокой башнѣ, ключъ отъ которой постоянно беру къ себѣ; оттуда не похитятъ ее.
   ПРОТ. Такъ знайте же, почтенный герцогъ, что онъ придумалъ уже средство добраться до окна ея спални, что она спустится по веревочной лѣстницѣ, что онъ отправился за этой лѣстницей и сейчасъ долженъ возвратиться съ ней; если вамъ угодно, вы можете перехватить его. Прошу только объ одномъ: сдѣлайте это такъ, чтобы онъ никакъ не могъ заподозрить меня; вѣдь только любовь къ вамъ -- нисколько не ненависть къ другу -- побудила меня открыть его замыселъ.
   ГЕРЦ. Клянусь честью, онъ этого никогда не узнаетъ.
   ПРОТ. Онъ идетъ сюда -- прощайте, почтеннѣйшій герцогъ. (Уходитъ.)

Входитъ Валентинъ.

   ГЕРЦ. Куда это ты такъ спѣшишь, любезный Валентинъ?
   ВАЛ. Извините, свѣтлѣйшій герцогъ, мнѣ нужно отправить письма къ моимъ друзьямъ; человѣкъ, взявшійся доставить ихъ, ждетъ меня.
   ГЕРЦ. А письма важныя?
   ВАЛ. Я извѣщаю только, что здоровъ и совершенно счастливъ при дворѣ вашей свѣтлости.
   ГЕРЦ. Ну, это не такъ важно; позволь на минуту задержать тебя: мнѣ нужно поговорить съ тобой по секрету о дѣлѣ весьма мнѣ близкомъ. Ты знаешь, что я желалъ выдать мою дочь за моего друга Туріо?
   ВАЛ. Знаю. Прекраснѣйшая партія; синьоръ Туріо богатъ, знатнаго рода, добръ, одаренъ всѣми качествами какія нужны, чтобъ быть достойнымъ такой прекрасной дѣвицы, какъ ваша дочь. Неужели, ваша свѣтлость, не можете склонить ее на любовь къ нему?
   ГЕРЦ. Въ томъ-то и дѣло, что не могу; она капризна, упряма, горда, своевольна, и знать не хочетъ, что она мое рожденіе, что я, какъ отецъ, въ правѣ требовать повиновенія. Все это совершенію убило мою любовь къ ней; мечта, что она будетъ утѣшеніемъ моей старости, исчезла, и я рѣшилъ жениться. Она пренебрегаетъ и мною и моимъ богатствомъ -- пусть же выходитъ за кого хочетъ съ одной только красотой, вмѣсто всякаго приданаго.
   ВАЛ. Чѣмъ же я-то могу вамъ быть тутъ полезенъ?
   ГЕРЦ. Вотъ видишь ли: я влюбленъ въ одну молодую Миланку; но она холодна и неприступна, нисколько не трогается моимъ старческимъ краснорѣчіемъ. А такъ-какъ я давно уже отвыкъ отъ всякаго волокитства, ктомужъ и нравы измѣнились: совсѣмъ не тѣ, что прежде, то мнѣ и хотѣлось бы, чтобъ ты научилъ меня, чѣмъ и какъ обратить на себя ея лучезарные взоры.
   ВАЛ. Если слова безсильны -- попробуйте тронуть подарками; нѣмые брилліанты часто дѣйствуютъ на женскій умъ сильнѣе всякаго краснорѣчія.
   ГЕРЦ. Но она съ презрѣніемъ отвергла мой подарокъ.
   ВАЛ. Женщина иногда отвергаетъ и то, чего страстно желаетъ; пошлите другой. Не отставайте, потому что пренебреженіе въ началѣ только усиливаетъ послѣдующую любовь. Если она сердится -- это не отъ ненависти къ вамъ: скорѣй изъ желанія сдѣлать васъ еще влюбленнѣе; бранитъ -- это не значитъ еще, чтобы желала избавиться вашего присутствія: послушаніе въ такихъ случаяхъ приводитъ ихъ просто въ бѣшенство. Чтобы она ни говорила -- не отчаивайтесь, потому что и говоря: подите! она не говоритъ еще: подите вонъ! Льстите, хвалите, превозносите ея красоту; будь она чернѣе даже ночи -- увѣряйте, что она свѣтлѣе дня. Человѣкъ одаренный языкомъ -- не человѣкъ, если не съумѣетъ плѣнить имъ женщину.
   ГЕРЦ. Но та, о которой я говорю, обѣщана уже близкими ея очень достойному молодому дворянину и содержится въ такой строгости, что и днемъ ни одному мужчинѣ нѣтъ къ ней доступа.
   ВАЛ. На вашемъ мѣстѣ, я нашолъ бы случаи видѣть ее ночью.
   ГЕРЦ. Такъ, но двери запираютъ, а ключи прячутъ, чтобъ и ночью никто не могъ пробраться къ ней.
   ВАЛ. Ктожъ мѣшаетъ вамъ воспользоваться окномъ?
   ГЕРЦ. Оно слишкомъ высоко, далеко отъ земли, а стѣны такъ гладки, что нѣтъ никакой возможности взобраться, не подвергнувъ жизнь очевидной опасности.
   ВАЛ. При помощи хорошей веревочной лѣстницы съ двумя здоровыми крючками можно взобраться и на башню новой Геро, если только Леандръ рѣшится на это.
   ГЕРЦ. Въ самомъ дѣлѣ? Скажи, гдѣ же найти мнѣ такую лѣстницу?
   ВАЛ. А когда думаете вы воспользоваться ею?
   ГЕРЦ. Въ эту же ночь; вѣдь любовь, какъ ребенокъ, хватается за все, что можетъ достать.
   ВАЛ. Въ семь часовъ она будетъ у васъ.
   ГЕРЦ. Еще затрудненіе; я отправлюсь одинъ: какъ же доставить ее туда?
   ВАЛ. Она такъ легка; вы сами пронесете ее подъ плащемъ.
   ГЕРЦ. И подъ такимъ какъ твой?
   ВАЛ. И подъ такимъ.
   ГЕРЦ. Позволь разсмотрѣть его хорошенько; я добуду себѣ точно такой же.
   ВАЛ. Да для этого всякой годится.
   ГЕРЦ. Нѣтъ, мнѣ хочется примѣрить, посмотрѣть какъ онъ будетъ сидѣть на мнѣ. (Распахиваетъ его плащъ; изъ чего выпадаетъ письмо). Что это за письмо? Прошу покорно: "Силвіѣ",-- и подъ мышкой именно такая, какая мнѣ нужна, лѣстница! На этотъ разъ я буду такъ дерзокъ, что распечатаю. (Читаете). "Мои мысли и ночью съ Сильвіей; о, зачѣмъ же господинъ ихъ не можетъ проскользать подобно имъ! Ты покоишь безчувственныхъ рабынь этихъ на груди своей, и я проклинаю ихъ за то, что онѣ счастливѣе господина; проклинаю себя за то, что посылаю ихъ туда, гдѣ бы хотѣлось быть самому".-- И еще приписка: "Сильвія, въ эту ночь я освобожу тебя".-- Такъ! вотъ и лѣстница для этого.-- А, дерзкій Фаэтонъ, ты забылъ, что ты сынъ Меропса, и вздумалъ управлять небесной колесницей, сжечь землю своей безумной самонадѣянностью! Возмечталъ добраться до звѣздъ, потому только, что онѣ и на тебя свѣтятъ! Ступай, низкій проныра, рабъ заносчивый -- обольщай льстивой улыбкой тебѣ равныхъ! Только моему снисхожденію, нисколько не твоимъ достоинствамъ, обязанъ ты, что можешь удалиться отсюда безнаказанно: будь благодаренъ мнѣ за это болѣе, чѣмъ за всѣ милости, которыми я осыпалъ тебя такъ безумно. Но если ты промедлишь въ моихъ владѣніяхъ долѣе, чѣмъ нужно для того, чтобъ немедленно оставить мой дворъ -- гнѣвъ мой, клянусь небомъ, далеко превзойдетъ любовь, которую когда-то питалъ къ дочери и къ тебѣ самому. Иди! я не хочу слушать безполезныхъ оправданій; дорожишь жизнію -- спѣши! (Уходитъ).
   ВАЛ. Смерть лучше жизни мученій! Умереть -- разстаться съ самимъ собою, а Сильвія я, я самъ; разстаться съ нею то же, что разстаться съ самимъ собою -- смертоносное изгнаніе. Какой свѣтъ будетъ свѣтомъ, когда не буду видѣть Сильвію? какая радость будетъ радостью, когда придется только воображать, что она со мною -- питаться только призракомъ совершенства? Ночью, если я не у Сильвіи -- нѣтъ музыки изъ пѣньи соловья; днемъ, если не смотрю на Сильвію -- нѣтъ для меня и дня. Она моя жизнь; я перестану существовать -- перестанетъ она питать, озарять, согрѣвать, оживлять меня своимъ дивнымъ вліяніемъ. И избѣжавъ смертнаго приговора его, я все-таки никакъ не избѣгну смерти; останусь -- дождусь смерти; бѣгу -- бѣгу жизни.

Входятъ Протей и Лаунсъ.

   ПРОТ. Бѣги, Лаунсъ, бѣги, отыщи его!
   ЛАУН. Эй, любезнѣйшій!
   ПРОТ. Кому это кричишь ты?
   ЛАУН. Да тому, кого ищемъ. На головѣ его нѣтъ волоска, который не былъ бы Валентиномъ.
   ПРОТ. Валентинъ, ты?
   ВАЛ. Нѣтъ.
   ПРОТ. Такъ ктожъ? тѣнь его?
   ВАЛ. Нѣтъ.
   ПРОТ. Что же, наконецъ?
   ВАЛ. Ничто.
   ЛАУН. Да развѣ ничто можетъ говорить? Синьоръ, не отвалять ли --
   ПРОТ. Кого?
   ДАУН. А ничто-то.
   ПРОТ. Не смѣй.
   ЛАУН. Но вѣдь это ничто; позвольте, синьоръ --
   ПРОТ. Говорятъ тебѣ не смѣй! Другъ Валентинъ, одно слово --
   ВАЛ. Мои уши такъ уже переполнились дурными вѣстями, что не могутъ слышать даже и хорошихъ.
   ПРОТ. Въ такомъ случаѣ я осужу мои на безгласно

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ", съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ X.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ

ИЗДАНІЕ т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

   

ДВА ВЕРОНЦА.

   Хотя комедія "Два веронца" явилась въ печати только въ изданіи in folio 1623 года, вслѣдствіе чего мы не имѣемъ какого-либо прямого фактическаго указанія для опредѣленія времени, когда она написана, но анализъ самой пьесы, ея слогъ, форма стиховъ и вообще вся концепція предмета привели критиковъ почти къ единогласному заключенію, что комедія эта должна считаться однимъ изъ самыхъ раннихъ произведеній Шекспира, написаннымъ, можетъ-быть, даже ранѣе его первыхъ драматическихъ хроникъ,-- слѣдовательно, около 1590 года или въ два-три слѣдующіе.
   Главный сюжетъ пьесы, состоящій въ исторіи дружбы двухъ друзей, чуть было не разстроившейся вслѣдствіе вѣроломства одного, придуманъ, по всей вѣроятности, самимъ Шекспиромъ. По крайней мѣръ до сихъ поръ критикамъ не удалось отыскать ни въ древней ни въ средневѣковой литературѣ какихъ-либо новеллъ или драматическихъ произведеній, въ которыхъ были бы выведены такія отношенія, какія мы находимъ въ Шекспировой комедіи между Валентиномъ и Протеемъ. Но что касается до второстепенныхъ эпизодовъ, то въ нихъ обнаруживается явное заимствованіе, сдѣланное Шекспиромъ изъ извѣстнаго испанскаго романа "Діана" (сочиненнаго Монтемайоромъ) или, можетъ-быть, изъ передѣлки части этого романа въ комедію, озаглавленную "Felix and Philiomena" и появившуюся въ 1581 г. Романъ "Діана" принадлежитъ къ замѣчательнымъ произведеніямъ средневѣковой литературы и имѣлъ въ публикѣ значительный успѣхъ. Интересно, что замѣтку о немъ мы находимъ въ "Донъ Кихотѣ" при исчисленіи книгъ, которыя друзья печальнаго рыцаря предполагали сжечь, чтобы вылѣчить его отъ несчастной страсти увлекаться рыцарскими бреднями. Въ этомъ перечнѣ романъ "Діана" помѣченъ въ числѣ пощаженныхъ отъ огня книгъ, какъ дѣйствительно интересное и хорошее произведеніе. Факты, заимствованные Шекспиромъ для своей комедіи, изложены въ одномъ изъ отдѣльныхъ эпизодовъ романа, заключающемъ исторію одной молодой дѣвушки, Фелисмены, которая, будучи разлучена съ своимъ возлюбленнымъ, Дономъ Феликсомъ, волей его отца, запретившаго ему на ней жениться, переодѣлась въ мужское платье и послѣдовала за нимъ. Пріѣхавъ въ тотъ городъ, гдѣ Феликсъ жилъ, она узнала, что онъ ей измѣнилъ, полюбивъ другую дѣвушку, по имени Селію, и удостовѣрилась въ этомъ, подслушавъ ночную серенаду, которую невѣрный пѣлъ своей новой страсти. Въ отчаяніи Фелисмена явилась къ Дону Феликсу въ мужскомъ платьѣ и, неузнанная имъ, поступила къ нему на службу въ качествѣ пажа. Донъ Феликсъ очень полюбилъ cвoего новаго слугу и однажды послалъ Фелигмену къ своей возлюбленной съ письмомъ. Селія при этомъ свиданіи, такъ плѣнилась красотой ложнаго пажа, что влюбилась въ него, забывъ дона Феликса. Исторія оканчивается тѣмъ, что Селія умираетъ отъ горя. Донъ Феликсъ въ отчаяніи уѣзжаетъ, не сказавъ никому куда, а Фелисмена отправляется его отыскивать.
   Сопоставляя эту исторію съ тѣмъ, что изобразилъ Шекспиръ въ своей комедіи, мы можемъ видѣть, что сдѣланное имъ заимствованіе, насколько оно касается общаго сюжета пьесы, очень невелико и заключается только въ томъ, что Шекспирова героиня, Юлія, точно такъ же, какъ и Фелисмена, отправляется въ мужскомъ платьѣ на поиски разлученнаго съ нею жениха, а затѣмъ узнаетъ объ его измѣнѣ. Второй части исторіи, въ которой соперница Фелисмены увлекается ею, обманутая ея мужскимъ костюмомъ, мы въ Шекепировой комедіи не находимъ совсѣмъ. Тѣмъ не менѣе фактъ, что Шекспиръ въ значительной дтепени руководился этой исторіей при сочиненіи своей пьесы, дѣлается несомнѣннымъ, если, кромѣ общаго сюжета, мы обратимъ вниманіе на детали обоихъ произведеній. Нѣкоторыя сцены комедіи взяты прямо изъ исторіи Фелисмены. Такова, напримѣръ, милая сценка съ письмомъ, которое въ романѣ Фелисмена получаетъ такъ же, какъ и Юлія, чрезъ свою горничную и точно такъ же притворно бранитъ ее за передачу письма. Далѣе находимъ мы въ романѣ тоже аналогическую съ Шекспировой комедіей сцену, когда Юлія узнаетъ о невѣрности своего возлюбленнаго, тайно подслушивая серенаду, которую онъ поетъ Селіи (по комедіи Сильвіи). Можно привести еще нѣсколько подобныхъ же примѣровъ, но всѣ они касаются лишь второстепенныхъ деталей и нисколько не относятся къ главному сюжету, который, какъ уже замѣчено выше, долженъ считаться придуманнымъ и развитымъ самимъ Шекспиромъ.
   Написанная въ самомъ началѣ литературной карьеры автора и (надо въ этомъ сознаться) безусловно слабая во всей разработкѣ, комедія эта однако представляетъ для истинныхъ почитателей Шекспира очень интересное произведеніе тѣмъ, что въ ней, несмотря на всѣ ея недостатки и видимую неопытность автора въ развитіи и веденіи дѣйствія, проступаютъ порой и такія черты, въ которыхъ уже ясно можно предвидѣть взгляды того будущаго знатока человѣческаго сердца, чей орлиный взоръ сталъ позднѣе проникать въ глубочайшіе его изгибы. Самымъ интереснымъ лицомъ пьесы представляется Протей, хотя, повидимому, это и трудно предположить, если взглянуть на этотъ характеръ только съ внѣшней стороны. Молодой человѣкъ, глубоко и искренно любящій, разлучается съ своей возлюбленной силою непреоборимыхъ обстоятельствъ. Пріѣхавъ въ чужой городъ, онъ встрѣчается съ другой женщиной и влюбляется въ нее съ перваго взгляда. Фактъ, повидимому, обыкновенный, но онъ осложняется тѣмъ, что Протей вслѣдъ за этой сердечной перемѣной измѣняется и нравственно, дѣлаясь изъ благороднаго и честнаго человѣка совершеннымъ негодяемъ. Онъ клевещетъ на своего друга, доводя его почти до погибели, обманываетъ всѣхъ и, въ заключеніе, потерявъ надежду добиться взаимности той, которую полюбилъ, дѣлаетъ даже низкую попытку овладѣть ею силой. Когда же эта попытка не удается, то онъ вдругъ, точно по мановенію волшебнаго жезла, сознаетъ всѣ свои гнусности и вымаливаетъ со слезами прощеніе своего друга, всѣмъ сердцемъ возвращаясь къ своей прежней любви. Что за шаблонный, повидимому, характеръ! Не напоминаетъ ли онъ на первый взглядъ тѣхъ дѣланныхъ куколъ средневѣковой литературы, при изображеніи которыхъ авторы старались только нагромоздить какъ можно болѣе нелѣпыхъ неожиданностей, нимало не обращая вниманія на правду изображаемаго. Присмотрѣвшись однако къ этому характеру глубже, мы увидимъ, что Шекспиръ не ограничился въ изображеніи Протея одними внѣшними фактами, а напротивъ -- ввелъ въ него черты, которыя освѣщаютъ и оживотворяютъ эти кажущіяся несообразности. Шекспировъ герой, дѣлая свои гнусности, не остается къ нимъ равнодушенъ, но сознаетъ ихъ самъ, при чемъ, не будучи въ состояніи отъ нихъ удержаться, старается тѣмъ не менѣе ихъ оправдать въ своихъ собственныхъ глазахъ, для чего и прибѣгаетъ къ всевозможнымъ софизмамъ, которые высказываетъ въ монологахъ съ самимъ собой. Но что же можетъ значить такой пріемъ? Чѣмъ можетъ онъ оправдать безчестные поступки? Оправдать ихъ, конечно, онъ не можетъ; но, разсматриваемый самъ по себѣ, онъ представляетъ явленіе, имѣющее глубоко психолотческую основу. На вопросъ, что заставляетъ Протея поступать такъ неосновательно и такъ дурно?-- отвѣтъ простъ: молодость! Та молодость, которая сильнѣе чувствуетъ и потому сильнѣй увлекается какъ въ свершаемыхъ грѣхахъ, такъ и въ раскаяніи. Упомянутая выше черта Протеева характера, состоящая въ томъ, что онъ постоянно исповѣдуется самъ себѣ въ своихъ поступкахъ и старается во что бы то ни стало ихъ оправдать, служитъ самымъ типическимъ выраженіемъ того склада мыслей и чувствъ, какой свойствененъ молодости въ противоположность зрѣлымъ годамъ. Человѣкъ зрѣлыхъ лѣтъ, рѣшающійся на что-нибудь дурное, будетъ очень рѣдко оправдывать этотъ поступокъ въ своихъ собственныхъ глазахъ. Для этого онъ слишкомъ закаленъ жизнью и слишкомъ погрубѣлъ нравственно отъ соприкосновенія съ ея ударами. Но молодость видитъ все въ болѣе чистомъ и въ болѣе розозомъ свѣтѣ. Видъ зла приводитъ ее въ большее негодованье, чѣмъ людей опытныхъ и пожилыхъ. Чувство чести развито въ юные годы гораздо сильнѣе, а отсюда проистекаетъ и это стремленіе оправдывать себя не только въ глазахъ другихъ, но и въ своихъ собственныхъ. Конечно, въ такомъ отношеніи къ своимъ поступкамъ нѣтъ ничего похвальнаго, но все-таки оно извинительнѣй въ юношѣ, во-первыхъ, потому что молодости труднѣе бороться противъ соблазновъ и увлеченій, а во-вторыхъ, потому еще, что если въ молодые годы мы способны сильнѣе увлечься, то вмѣстѣ съ тѣмъ бываемъ болѣе склонны искренно и чистосердечно раскаяться въ сдѣланномъ злѣ. Протей поступаетъ именно такъ, и Шекспиръ прекрасно это понялъ, заставивъ Валентина и герцога снисходительно отнестить къ проступку своего героя, простивъ его такъ же искренно, какъ искренно покаялся передъ ними онъ. Такой взглядъ на характеръ Протея не только одухотворяетъ въ нашихъ глазахъ его личность, нарисованную съ внѣшней стороны дѣйствительно дезольно шаблонными чертами, но вмѣстѣ съ тѣмъ служитъ и отвѣтомъ на нападки тѣхъ критиковъ, которые въ прощеніи Валентиномъ и герцогомъ раскаявшагося грѣшника видѣли безнравственную черту, будто бы противоречившую тому, что требовало строгая правда. Шекспиръ зналъ, что дѣлалъ, и, разрѣшивъ свою пьесу такимъ способомъ, доказалъ, что онъ лучше понималъ человѣческое сердце, чѣмъ понимали его подобные мудрые критики.
   Прочія лица комедіи очерчены гораздо слабѣе, но и въ нихъ встрѣчаются живыя черты, интересныя тѣмъ болѣе, что нѣкоторыя изъ нихъ повторены Шекспиромъ съ гораздо большей рельефностью въ его позднѣйшихъ произведеніяхъ. Таковы, напримѣръ, обѣ дѣвушки, Юлія и Сильвія. Первая, съ ея глубокой любовью къ невѣрному другу, предъ которымъ она должна скрывать не только свою любовь, но даже и себя, явно первообразъ Віолы изъ "Двѣнадцатой ночи". Въ характерѣ же Сильвіи, рѣшительномъ и вмѣстѣ шутливомъ, сквозятъ черты, повторенныя впослѣдствіи Шекспиромъ въ личности Порціи въ "Венеціанскомъ купцѣ**. Личность Валентина заслоняется въ пьесѣ болѣе сильнымъ образомъ Протея, которому онъ служитъ необходимымъ сценическимъ дополненіемъ, а потому и сравнительная незначительность его характера не производитъ дурного впечатлѣнія. Комическія лица Спида и Лаунса очень оживляютъ дѣйствіе, хотя юморъ перваго довольно шаблоненъ. Зато Лаунсъ дѣйствительно живое лицо. Многіе изъ его выходокъ и положеній,въ какія онъ поставленъ, правда, иногда непріятно бросаются въ глаза слишкомъ рѣзкимъ цинизмомъ, но не надо забывать, что вся комедія принадлежитъ къ первымъ опытамъ Шекспира на сценическомъ поприщѣ, и потому нельзя слишкомъ строго судить начинающаго писателя за то. что онъ не успѣлъ еще отрѣшиться отъ направленія, бывшаго тоща господствующимъ. Циническая струя считалась на тогдашней сценѣ необходимымъ залогомъ успѣха пьесы, и если сравнить выходки Лаунса съ тѣмъ, что мы находимъ въ пьесахъ другихъ современныхъ Шекспиру авторовъ, то окажется что Шекспиръ и въ первыхъ своихъ произведеніяхъ все-таки превосходилъ своихъ сотоварищей тѣмъ, что по крайней? мѣрѣ оправдывать цинизмъ нѣкоторыхъ сценъ ихъ неподдѣльнымъ юморомъ, чего далеко нельзя сказать о многихъ тогдашнихъ пьесахъ.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Герцогъ миланскій, отецъ Сильвіи.
   Валенинъ, Протей, Веронскіе Дворяне
   Антоніо, отецъ Протея.
   Туріо, соперникъ Валентина.
   Эгламуръ, знакомый Сильвіи.
   Спидъ, слуга Валентина.
   Лаунсъ, слуга Протея.
   Пантино, слуга Антоніо.
   Хозяинъ гостиницы.
   Юлія, невѣста Протея.
   Сильвія, дочь герцога.
   Лючетта, служанка Юліи.

Слуги, музыканты, бродяги.

Дѣйствіе въ Миланѣ, Веронѣ и окрестностяхъ Мантуи.

   
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Площадь въ Веронѣ.

(Входятъ Валентинъ и Протей).

   Валентинъ. Нѣтъ, другъ Протей,-- меня ты не увѣришь?
             Плохъ будетъ тотъ, кто сиднемъ просидитъ
             Свой цѣлый вѣкъ. Когда бъ прикованъ не былъ
             На всю ты жизнь къ очамъ твоей красотки,
             То въ путь увлечь навѣрно бы успѣлъ
             Я и тебя. Увидѣть дива свѣта
             Полезнѣе, повѣрь мнѣ, во сто разъ,
             Чѣмъ такъ сидѣть, сложивъ лѣниво руки,
             И тратить жизнь на вздоръ и пустяки.
             Но ты влюбленъ -- иное, значитъ, дѣло!
             Люби впередъ, и да пошлетъ судьба
             Тебѣ всѣхъ благъ, какія пожелаю
             Я и себѣ, когда пора придетъ
             Влюбиться мнѣ.
   Протей.                     Такъ ѣдешь ты?.. Прощай же,
             Другъ Валентинъ!.. Не забывай меня.
             Описывай диковинки, какія
             Въ своихъ увидишь странствіяхъ; дѣлись
             Со мной своимъ восторгомъ, если встрѣтишь
             Въ пути нежданно счастье, а въ бѣдахъ
             Не забывай, что за тебя здѣсь буду
             Молиться я.
   Валентинъ.           По требнику любви?
   Протей. Нѣтъ, но мольбой не менѣе горячей.
   Валентинъ. А чъя любовь всѣхъ жарче? не Леандра лъ
             Пловца чрезъ Геллеспонтъ?
   Протей.                                         Его любовь
             Дѣйствительно должна почесться жаркой;
             Изъ-за нея онъ чуть не утонулъ О.
   Валентинъ. А ты въ своей такъ утонулъ и просто,
             Безъ плаванья чрезъ бурный Геллеспонтъ.
   Протей. Насмѣшками меня ты не измѣнишь.
   Валентинъ. Конечно, нѣтъ: онѣ льютъ только масло
             На твой огонь.
   Протей.                     Какой огонь?
   Валентинъ.                                         Любви.
             Извѣстно всѣмъ: въ любви насмѣшкой платятъ
             За море слезъ, холоднымъ равнодушьемъ
             За скорбный вздохъ, минутной лживой лаской
             За рядъ ночей, пережитыхъ безъ сна
             И въ злой тоскѣ. Въ любви удача даже
             Порой принесть намъ можетъ только зло,
             А о бѣдахъ прискорбной неудачи
             Ужъ я молчу! Любовь мы покупаемъ
             Цѣной ума. иль, говоря прямѣй,
             Она остатокъ нашего разсудка,
             Сраженнаго безумною мечтой.
   Протей. Я, значитъ, глупъ по твоему сужденью?
   Валентинъ. Боюсь, что ты замѣтишь это самъ.
   Протей. Но ты безумной звалъ мою любовь вѣдь,
             А не меня.
   Валентинъ.           Любви попалъ ты въ когти;
             А кто попалъ безумію во власть,
             Того едва ль считать мы можемъ умнымъ.
   Протей. Поэты намъ однако говорятъ,
             Что, какъ червякъ живетъ порой въ свѣжѣйшемъ
             Изъ всѣхъ цвѣтковъ, такъ точно и любовь
             Имѣетъ власть вселиться въ самомъ умномъ
             Изъ всѣхъ людей.
   Валентинъ.                     И тѣ жъ поэты пишутъ,
             Что, какъ свѣжѣйшій изъ цвѣтковъ бываетъ
             Погубленъ въ нѣжной почкѣ червякомъ,
             Такъ точно умъ, какъ ни былъ юнъ и свѣжъ
             Онъ до того -- сражается безумьемъ
             Въ сѣтяхъ любви; теряетъ до весны
             И зелень онъ и цвѣтъ; навѣки вянетъ
             Въ порѣ надеждъ на лучшее въ грядущемъ.
             По, впрочемъ, что напрасно говорить
             О томъ съ тобой? Ты -- данникъ бурной страсти.
             Прощай!.. вотъ, все, что я могу сказать
             Тебѣ еще;-- пора, отецъ мой ждетъ
             На берегу, чтобъ видѣть, какъ помчится
             Корабль мой въ путь.
   Протей.                               Я провожу тебя.
   Валентинъ. Нѣтъ, добрый другъ,-- простимся лучше здѣсь.
             Пиши въ Миланъ, гдѣ буду я, успѣшна ль
             Твою любовь, и вообще о всемъ,
             Что здѣсь случится новаго, покуда
             Въ отлучкѣ буду я. Я точно также
             Тебѣ подамъ извѣстье о себѣ.
   Протей. Пошли Господь тебѣ всѣхъ благъ въ Миланѣ.
   Валентинъ. Тебѣ же -- здѣсь. Прощай, безцѣнный другъ.

(Уходитъ Валентинъ).

   Протей. Себѣ поставилъ почести онъ цѣлью,
             А я любовь! Прославиться онъ хочетъ
             Въ глазахъ друзей; а я себя и ихъ
             Готовъ отдать, лишь только бъ увѣнчалась
             Моя любовь! Меня переродила
             Ты, Юлія! Я для тебя забылъ
             Часы и дни, занятья и привычки;
             Презрѣлъ весь міръ, сталъ глухъ къ словамъ разсудка.
             Мечтой любви ты мои сразила умъ,
             А сердца пылъ недугомъ страстнымъ думъ.

(Входитъ Спидъ).

   Спидъ. Синьоръ Протей, скажите, гдѣ мой баринъ?
   Протей. Сейчасъ ушелъ, и думаю, успѣлъ ужъ
             Сѣсть на корабль, чтобъ путь держать въ Миланъ.
   Спидъ. Ну, если такъ, то барину достался
             Слуга баранъ. Совсѣмъ я потерялся,
             Разставшись съ нимъ 2).
   Протей. А что?.. Иль ты привыкъ
             Сейчасъ блеять, разставшись съ нимъ на мигъ?
   Спидъ. Значитъ, вы тоже почитаете меня бараномъ, а его моимъ пастухомъ?
   Протей. Конечно.
   Спидъ. Но вѣдь тогда, если я буду рогатъ, то онъ будетъ рогатъ тоже, потому что, если баранъ принадлежитъ пастуху, то и бараньи рога -- собственность того же пастуха.
   Протей. Разсужденье, достойное барана.
   Спидъ. И потому доказывающее, что я баранъ?
   Протей. Да; а твой баринъ пастухъ.
   Спидъ. Я могу принести убѣдительныя доказательства противнаго.
   Протей. А я ихъ опровергну другими, еще болѣе убѣдительными.
   Спидъ. Судите сами. Пастухъ ищетъ своихъ барановъ, а не бараны пастуха. Между тѣмъ я, наоборотъ, ищу своего барина, тогда какъ онъ меня искать и не думаетъ. Значитъ, я не баранъ.
   Протей. Да, но баранъ ради корма бѣгаетъ за пастухомъ, а не пастухъ за бараномъ. Ты бѣгаешь за твоимъ бариномъ ради жалованья, чего онъ не дѣлаетъ; значитъ, ты -- баранъ.
   Спидъ. Еще одно такое доказательство, и я закричу бэ-э-э!
   Протей. Довольно объ этомъ... Отдалъ ли ты мое письмо синьорѣ Юліи?
   Спидъ. Отдалъ, синьоръ. Я, потерянный баранъ, отдалъ письмо вашей заблудшей овечкѣ. И представьте, что она, то-есть заблудшая овечка, не дала за это ни гроша мнѣ, потерянному барану!
   Протей. Ея средства не приносятъ достаточной жатвы, чтобъ кормить цѣлое баранье стадо.
   Спидъ. Если она не приноситъ достаточной жатвы, то, значитъ, вы ее мало удобряете.
   Протей. Чѣмъ же было ей тебя наградить? Поставить тебя въ хлѣвъ и засыпать тебѣ въ ясли фунтовъ семь?
   Спидъ. Я за доставку письма удовольствовался бы и однимъ фунтомъ 3).
   Протей. Ты меня не понялъ: я говорю о семи фунтахъ овса, а не о деньгахъ.
   Спидъ (напѣвая). Съ любовными письмами бѣгать проворно
             За мѣрку овса -- вамъ слуга я покорный.
   Протей. Что она сказала, когда ты передалъ письмо? (Спидъ киваетъ головой). Кивнула головой?
   Спидъ. Согнувъ шею.
   Протей. Прогнала тебя въ шею 4)?
   Спидъ. Вы не такъ поняли, синьоръ. Я говорю, что она согнула шею и склонила голову.
   Протей. А мнѣ послышалось, что она прогнала въ шею тебя.
   Спидъ. Если вамъ такъ послышалось, то возьмите на себя трудъ получить отъ нея этотъ подарокъ сами.
   Протей. Подзатыльники получаютъ обыкновенно передатчики любовныхъ писемъ, а не тѣ, кто ихъ пишетъ.
   Спидъ. Не хотите ли и вы расплатиться за мой трудъ тою же монетой?
   Протей. За какой трудъ, болванъ?
   Спидъ. А за передачу письма? Пока я отъ васъ ничего не получилъ, кромѣ клички болвана.
   Протей. Ты ловко выворачиваешь слова въ свою пользу.
   Спидъ. А вотъ выворотить въ свою пользу вашего кошелька мнѣ не удается.
   Протей. Вывороти сначала кошелекъ твоихъ извѣстій и отвѣть мнѣ, что она сказала?
   Спидъ. А я вамъ повторяю: выверните сперва вашъ кошелекъ для того, чтобъ деньги и мои слова зазвучали разомъ.
   Протей. Ну хорошо, хорошо; вотъ тебѣ за твой трудъ. Что же она сказала?
   Спидъ. Судя по ея словамъ, синьоръ, вы ничего отъ нея
             не добьетесь.
   Протей. Развѣ она дала тебѣ понять это своимъ отвѣтомъ?
   Спидъ. Нѣтъ, снньоръ: она мнѣ ничего не дала. Я не получилъ отъ нея за передачу письма ни одного червонца, изъ чего заключаю, что если она такъ сурова къ передатчику любовныхъ писемъ, то, значить, не будетъ благосклонна и къ ихъ автору. Посылайте ей впередъ вмѣсто писемъ камни, потому что она сама тверда, какъ сталь.
   Протей. Такъ она ничего тебѣ не сказала?
   Спидъ. Ничего, синьоръ,-- не промолвила даже: "вотъ тебѣ за труды". Вы мнѣ дали хоть пару грошей, и я въ благодарность покорно прошу васъ впередъ носить самимъ ваши любовныя письма. Затѣмъ, синьоръ, я отправляюсь, чтобъ передать вашъ поклонъ моему барину.
   Протей. Ступай, ступай! корабль вашъ застрахованъ
             Отъ гибели, покуда ты на немъ.
             Кому судьба болтаться на веревкѣ,
             Тому бояться нечего воды.
             Умнѣй кого-нибудь мнѣ надо было
             Послать съ письмомъ. Большого дива нѣтъ,
             Что Юлія осталась хладнокровной
             Къ письму любви, коль скоро получила
             Его изъ рукъ такого дурака. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Садъ при домѣ Юліи.

(Входятъ Юлія и Лючетта).

   Юлія. Мы здѣсь одни; такъ повтори, Лючетта:
             Ты не шутя сказала, что пора
             Мнѣ полюбить?
   Лючетта.                     Что тутъ шутить, синьора?
             Не бросьтесь только въ омутъ сгоряча.
   Юлія. Ну, а изъ всей знакомой молодежи,
             Что вертятся давно вокругъ меня.
             Кто больше всѣхъ, по-твоему, достоинъ
             Моей любви?
   Лючетта.                     Я васъ прошу назвать
             Ихъ всѣхъ по именамъ; тогда рѣшу
             Я вашъ вопросъ моимъ простымъ разсудкомъ.
   Юлія. Ну, хоть синьоръ прекрасный, Эгламуръ?
   Лючетта. Хорошъ, учтивъ, разсудка въ немъ не мало,
             Но будь я вы, его бъ я не избрала.
   Юлія. Что ты найдешь сказать о богачѣ
             Меркаціо?
   Лючетта.                     Онъ деньгами хорошъ:
             Но самъ -- такъ сякъ!
   Юлія.                               Ну, а Протей? что скажешь
             Ты мнѣ о немъ?
   Лючетта.                     Сударыня, позвольте
             Мнѣ промолчать: глупа я нынче стала.
   Юлія. Нѣтъ, нѣтъ, скажи -- судила жъ ты другихъ.
   Лючетта. Молчать бы мнѣ приличнѣе о нихъ;
             А то куда намъ, глупенькимъ дѣвчонкамъ,
             Такъ разбирать, кто лучше изъ господъ.
   Юлія. Суди его, когда судила тѣхъ.
   Лючетта. Въ томъ дѣло все, что онъ ихъ лучше всѣхъ.
   Юлія. А почему?
   Лючетта.                     Сама не знаю, право;
             У женщинъ вѣдь въ такихъ дѣлахъ всегда
             Одинъ отвѣтъ: такъ кажется, и только.
   Юлія. Такъ, значитъ, хочешь ты, чтобъ полюбила
             Протея я?
   Лючетта.                     Да, если только ваша
             Любовь не вздоръ.
   Юлія. Представь же, что его
             Всегда я вспоминала рѣже прочихъ.
   Лючетта. Зато Протей навѣрно любитъ васъ
             Сильнѣй, чѣмъ всѣ.
   Юлія.                               Онъ все молчитъ; какая жъ
             Любовь нѣма?
   Лючетта.                     Огонь, въ золѣ зарытый,
             Горячъ вдвойнѣ.
   Юлія.                     Нѣтъ, нѣтъ,-- въ комъ чувства скрыты,
             Не любитъ тотъ.
   Лючетта. Какъ разъ напротивъ: вѣтренъ
             Въ любви лишь тотъ, кто громко говоритъ
             О ней при всѣхъ.
   Юлія.                     Узнать Протея мысли
             Хотѣла бъ я.
   Лючетта (подавая письмо). Такъ прочитайте это.
   Юлія. Что это значитъ? (Читаетъ адресъ). "Юліи". Кто подалъ
             Тебѣ письмо?
   Лючетта.                     Узнаете, прочтя.
   Юлія. Нѣтъ, нѣтъ,-- скажи, кто далъ?
   Лючетта.                                                   Пажъ Валентина;
             Но, кажется, послалъ его Протей.
             Онъ самъ хотѣлъ отдать письмо вамъ въ руки,
             Но я, случайно встрѣтясь съ нимъ, взяла
             Его за васъ. Простите, что была
             Я такъ дерзка.
   Юлія.                     Ужъ именно дерзка!
             Хорошая, признаться, ты служанка
             Для дѣвушки! Нѣтъ, ты скажи, какъ смѣешь
             Брать письма ты? Какъ смѣешь накликать
             Исподтишка такія подозрѣнья
             На честь мою? Цѣной хорошей платятъ
             Такимъ, какъ ты, и, нечего сказать.
             Ты вышла бъ переметчицей на славу!
             Возьми сейчасъ письмо и возврати
             Его тому, кто далъ его; иначе
             Не смѣй ко мнѣ являться на глаза.
   Лючетта. Не этого бъ заслуживалъ, кто хочетъ
             Помочь любви.
   Юлія.                               Уйдешь ли ты?
   Лючетта.                                                             Уйду;
             Вернувшись, васъ, авось, добрѣй найду.

(Уходитъ Лючетта).

   Юлія. А все же мнѣ ужасно бы хотѣлось
             Прочесть письмо! Но кликнуть ли Лючетту
             Мнѣ съ нимъ назадъ? Нѣтъ,-- совѣстно! нельзя же
             Покаяться предъ ней, за что сама я
             Дала ей нагоняй! Глупа однакожъ
             Вѣдь и она! Ну, чтобъ ей догадаться
             Открыть письмо и сунуть мнѣ въ глаза.
             Я дѣвушка,-- вѣдь это хорошо
             Извѣстно ей, а дѣвушки нерѣдко
             Изъ скромности бормочутъ "нѣтъ" съ желаньемъ,
             Чтобъ это "нѣтъ" всѣ приняли за "да".
             Ахъ, какъ глупа, какъ поглядишь, любовь!
             Точь-въ-точь дитя: цѣлуетъ скромно розгу,
             А няньку бьетъ. Прогнала я Лючетту;
             А какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобъ она
             Осталась здѣсь. Себѣ притворной злостью
             Я корчила лицо, а сердце было
             Готово прыгать съ радости. Нѣтъ, надо
             Себя мнѣ наказать: сейчасъ же кликну
             Ее назадъ и попрошу прощенья
             За глупый гнѣвъ. Эй, эй! Лючетта!

(Лючетта возвращается).

   Лючетта.                                                   Звали
             Меня, синьора, вы?
   Юлія.                               Дадутъ ли скоро
             Обѣдать намъ?
   Лючетта (роняя письмо). Желала бъ я подать
             Обѣдъ скорѣй. Сорвали бъ вы тогда
             Свой гнѣвъ на немъ, а не на мнѣ.
   Юлія.                                                   Что ищешь
             Ты на полу?
   Лючетта.                     Такъ, ничего.
   Юлія.                                         Зачѣмъ же
             Нагнулась ты?
   Лючетта.                     Лежить тамъ, вижу я,
             Какая-то бумажка.
   Юлія.                               Ну, такъ, значитъ,
             Не ничего.
   Лючетта.                     Я за себя сказала,
             Синьора, такъ: мнѣ точно никакого
             Въ ней проку нѣтъ.
   Юлія.                               Такъ пусть она лежитъ,
             Пока ее подниметъ тотъ, кто въ ней
             Увидитъ прокъ.
   Лючетта.                               Тому, кто пожелаетъ
             Его найти, она не солгала бъ 5).
   Юлія. Ужъ не стихи ль отъ милаго дружечка
             Твоей души?
   Лючетта.                     Хотѣлось мнѣ бы ихъ
             Сейчасъ пропѣть. Нельзя ль просить, синьора,
             Прибрать мнѣ ладъ? Вѣдь мастерица вы
             Ихъ подбирать.
   Юлія.                               Не для такого вздора.
             Пропой на ладъ: "любовь всегда свѣтла".
   Лючетта. Онъ слишкомъ грубъ,-- тутъ нуженъ ладъ нѣжнѣе.
   Юлія. Вотъ нѣжности охота разводить.
   Лючетта. Начните лишь,-- увидите, что нѣжность
             Придетъ сама.
   Юлія.                               А почему бъ не спѣть
             Тебѣ самой?
   Лючетта.                     Мой голосъ слишкомъ слабъ.
   Юлія. Ну, хорошо. (Напѣваетъ). Подходитъ такъ?
   Лючетта.                                                                       Прекрасно.
             Лишь рѣзкости старайтесь избѣжать.
   Юлія. А ты не будь дерзка.
   Лючетта.                               Ну, вотъ и сбились!
             Зачѣмъ мѣнять удачно взятый тонъ?
             Нашлась къ нему прекрасная бы втора.
   Юлія. Ты второй все испортила своей.
   Лючетта. Ахъ, какъ бы эту втору спѣлъ Протей!
   Юлія. Пора однако кончить эту глупость.

(Раздираетъ письмо).

             Вотъ и конецъ! Не смѣй сбирать кусковъ.
             Ступай отсюда прочь. Не разсерди
             Меня совсѣмъ.
   Лючетта.                     Сердиться властны вы;
             А, право, вѣдь радехоньки были бы,
             Когда бъ я васъ успѣла разсердить
             Другимъ письмомъ.

(Уходитъ Лючетта).

   Юлія.                               Довольно одного!
             И такъ ужъ я сержусь на эти руки.
             Негодныя! могли вы разорвать
             Слова любви! На гадкихъ осъ похожи
             Вы были въ вашей злости. Какъ они,
             Питались медомъ вы и погубили
             Несчастныхъ пчелъ, дающихъ этотъ медъ!
             О, милое письмо! я расцѣлую
             Кусочки всѣ! Написаны слова,
             Здѣсь: "доброй Юліи". Нѣтъ, нѣтъ,-- не доброй!
             А гадкой, злой! Чтобъ отомстить себѣ,
             На камни брошу я обрывокъ съ этимъ
             Злымъ именемъ! ногами растопчу
             Его безъ сожалѣнья! Дальше что?
             Стоятъ слова: "Протей, сраженный страстью!"
             О, бѣдный, милый мученикъ! Пріютъ
             На груди ты найдешь моей, чтобъ рана
             Твоя могла зажить! Ее лѣчу,
             Смотри, я поцѣлуемъ.-- Какъ! возможно ль?
             Я на другихъ разбросанныхъ листкахъ
             Его жъ встрѣчаю имя! О, не будь же
             Такъ, вѣтеръ, золъ! не развѣвай клочковъ,
             Пока я всѣ не соберу ихъ вмѣстѣ,
             Всѣ, кромѣ тѣхъ, гдѣ написалъ онъ имя
             Злой Юліи! Ихъ, вѣтеръ, разнеси
             Безъ жалости! Брось на крутой утесъ,
             А тамъ развѣй безслѣдно въ бурномъ морѣ!
             Еще листокъ: Протея имя дважды
             Стоитъ на немъ. Вотъ: "любящій Протей",
             А вотъ: "Протей сраженный", тутъ же адресъ:
             "Моей прелестной Юліи". Прочь, прочь!
             Я имя оторву свое... Но нѣтъ;
             Зачѣмъ? Оно такъ мило сочеталось
             Съ его печальнымъ именемъ! Сложу
             Я надвое клочокъ; пускай другъ друга
             Они цѣлуютъ съ лаской, пусть сживутся,
             Пусть дѣлаютъ все, что ни захотятъ!..

(Входитъ Лючетта).

   Лючетта. Обѣдъ готовъ, синьора; ожидаетъ
             Васъ батюшка.
   Юлія.                     Ну, такъ идемъ.
   Лючетта.                                                   А этимъ
             Клочкамъ валяться здѣсь? Пускай читаетъ
             Кто хочетъ ихъ?
   Юлія.                               Боишься, такъ сбери.
   Лючетта. Досталось мнѣ отъ васъ, когда хотѣла
             Я ихъ поднять; но, впрочемъ, все же лучше
             Ихъ подобрать: простудятся, пожалуй.
   Юлія. Ты, вижу, очень ими занята.
   Лючетта. Синьора, дорогая! Кто повѣритъ,
             Что слѣпы вы? Но вѣдь и я умѣю
             Еще глядѣть, хоть вы и рады думать,
             Что жмурюсь я.
   Юлія.                               Ну, ну, пойдемъ! довольно.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же; комната бъ домѣ Антоніо.

(Входятъ Антоніо и Пантино).

   Антоніо. О чемъ съ тобой, Пантино, такъ серьезно
             Велъ рѣчь вчера мой братъ въ монастырѣ?
   Пантино. Предметомъ рѣчи былъ его племянникъ,
             Вашъ сынъ, Протей.
   Антоніо.                               Что онъ тебѣ сказалъ?
   Пантино. Дивится онъ не мало, почему
             Хотите вы, чтобъ непремѣнно жилъ
             Вашъ сынъ при васъ въ то время, какъ другіе
             Отцы, васъ ниже родомъ, посылаютъ
             Своихъ дѣтей на ловлю счастья вдаль,
             Однихъ въ походъ, другихъ учиться въ школахъ,
             Тѣхъ за море, на поискъ отдаленныхъ
             И новыхъ странъ. Синьоръ Протей способенъ,
             Сказалъ вашъ братъ, на все, и потому
             Серьезно онъ просилъ меня представить
             Вамъ доводы, чтобъ вы не заставляли
             Его терять напрасно время здѣсь.
             Кто въ юности постранствуетъ, сказалъ онъ,
             Себя спасетъ отъ многихъ золъ и бѣдъ
             Въ позднѣйшіе года.
   Антоніо.                               Тебѣ нѣтъ нужды
             Мнѣ говорить: тому назадъ ужъ съ мѣсяцъ
             Засѣла крѣпко въ головѣ моей
             Такая жъ мысль. Я вижу самъ, что онъ
             Здѣсь только бьетъ баклуши. Человѣкомъ,
             Какъ слѣдуетъ, не станетъ никогда,
             Кто не потерся съ молодости въ свѣтѣ.
             Намъ опытность дать можетъ только жизнь,
             И то не вдругъ, а долгими годами.
             Какъ думаешь, куда бъ намъ лучше было
             Его послать?
   Пантино.                     Извѣстно вамъ, синьоръ,
             Что Валентинъ, другъ юныхъ лѣтъ Протея,
             Отправился съ желаньемъ посѣтить
             Дворъ императора 6).
   Антоніо.                               Я это знаю.
   Пантино. Такъ потому, мнѣ кажется, прекрасно
             Послать вамъ сына было бы туда жъ.
             Онъ принялъ бы участье тамъ въ турнирахъ
             И празднествахъ; привыкъ бы говорить
             Съ людьми изъ высшей знати; пріучился бъ,
             Какъ слѣдуетъ, держать себя въ кругу
             Порядочныхъ людей и вообще
             Тамъ многое бъ увидѣлъ, что должны
             Знать юноши изъ высшаго сословья
   Антоніо. Ты здраво разсудилъ, и твой совѣтъ
             Мнѣ нравится. А чтобъ ты самъ увидѣлъ,
             Что я не лгу, скажу тебѣ, что я
             Рѣшился все исполнить неотложно,
             Какъ ты сказалъ. Протея я пошлю
             Немедля ко двору.
   Пантино.                               Поѣдетъ завтра
             Туда же донъ Альфонсъ, и съ нимъ кружокъ
             Такой же молодежи. Всѣ они
             Представятся монарху и предложатъ
             Ему свои услуги.
   Антоніо.                               И прекрасно.
             Товарищей удачнѣй не найти.
             Протей поѣдетъ съ ними. Надо будетъ
             Сказать ему о томъ. (Входитъ Протей, читая письмо).
   Протей.                               Свѣтла любовь.
             Свѣтла и жизнь! Плѣнительныя строки!
             Отъ сердца написала васъ рука!
             А вотъ обѣтъ, какимъ она связала
             Себя навѣкъ: обѣтъ любви!.. О, если бъ
             Одобрили его ея отецъ
             И также мой! когда бы согласились
             Его скрѣпить на радость и на счастье
             Обоимъ намъ!
   Антоніо.                     Какимъ письмомъ ты занятъ?
   Протей (пряча письмо). Такъ... ничего, синьоръ; тутъ два-три слова,
             Какія написалъ мнѣ Валентинъ.
             Мнѣ передалъ письмо одинъ знакомый,
             Пріѣхавшій оттуда.
   Антоніо.                               Дай прочесть
             Письмо и мнѣ:-- хочу узнать я тоже,
             Что новаго на свѣтѣ.
   Протей.                               Право, тутъ
             Ни слова нѣтъ о новостяхъ. Онъ пишетъ
             Лишь о себѣ, что счастливо живетъ,
             Что всѣми тамъ любимъ, что императоръ
             Съ нимъ милостивъ. Желаетъ онъ, чтобъ я
             Былъ также съ нимъ на радость намъ обоимъ.
   Антоніо. А какъ бы ты откликнулся на это
             Желанье Валентина?
   Протей.                               Я бъ отвѣтилъ,
             Что въ этомъ ваша воля, самъ же я
             Не въ правѣ исполнять его желаній.
   Антоніо. Такъ знай, что я отнюдь не противъ ихъ.
             Но только не подумай, что рѣшился
             На это я негаданно и зря.
             Нѣтъ, то, что я хочу,-- хочу я твердо;
             Мой сказъ -- приказъ, и я рѣшилъ, что ты
             Поѣдешь самъ, чтобъ пожили вы вмѣстѣ
             Съ нимъ при дворѣ. То, что даютъ ему
             Родные на прожитокъ, дамъ равно
             Тебѣ и я. Готовься жъ завтра ѣхать.
             Я такъ рѣшилъ, и, значитъ, толковать
             Тутъ не о чемъ.
   Протей.                               Но я, синьоръ, совсѣмъ
             Къ дорогѣ не готовъ; прошу васъ, дайте
             Мнѣ день иль два для сборовъ.
   Антоніо. Вздоръ;-- пожитки
             Полупишь ты, прибывъ туда, потомъ.
             Не возражай: ты завтра долженъ ѣхать.
             Идемъ со мной, Пантино, ты возьмешься
             Наладить все, чтобъ ускорить отъѣздъ.

(Уходятъ Антоніо и Пантино).

   Протей. Я изъ огня да въ полымя попалъ,
             А отъ дождя весь окунулся въ воду!
             Боясь отца, я Юліи признанье
             Скрылъ отъ него и ложью надоумилъ
             Его на шагъ, какимъ мое онъ счастье
             Разбилъ въ конецъ!.. О, какъ любовь похожа
             На вешній день! Чуть солнышко взойдетъ,
             Ужъ дальній громъ, нашъ чуткій слухъ тревожа,
             Въ единый мигъ блаженство унесетъ!

(Возвращается Пантино).

   Пантино. Синьоръ Протей, васъ батюшка немедля
             Зоветъ къ себѣ. Торопится онъ очень,
             И потому вамъ надо поспѣшить.
   Протей. Иду, иду,-- его послушный волѣ,
             Противлюсь все жъ моей я горькой долѣ! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Миланъ. Комната во дворцѣ герцога.

(Входятъ Валентинъ и Спидъ).

   Спидъ. Вотъ ваша перчатка, синьоръ.
   Валентинъ. Не можетъ быть: мои перчатки на рукахъ.
   Спидъ. Получить эту вамъ будетъ тоже съ руки 7).
   Валентинъ. Дай посмотрѣть: о, да! ее беру я!
             Предметъ любви, бездѣлкой насъ чаруя,
             Живетъ въ душѣ! О, Сильвія моя!
   Спидъ. Эй, синьора Сильвія! Гдѣ вы?
   Валентинъ. Что ты кричишь, болванъ?
   Спидъ. Она такъ далеко, что васъ не услышитъ.
   Валентинъ. Да кто тебѣ велѣлъ ее звать?
   Спидъ. Вы синьоръ; а впрочемъ, можетъ-быть, я ошибся.
   Валентинъ. Ты вѣчно усерденъ не кстати.
   Спидъ. Вы сами меня недавно бранили за лѣность.
   Валентинъ. Полно городить чепуху. Скажи лучше, развѣ ты знаешь Сильвію?
   Спидъ. Ту, въ которую вы влюблены?
   Валентинъ. А почему ты знаешь, что я въ нее влюбленъ?
   Спидъ. На это есть бездна признаковъ. Во-первыхъ, вы научились, какъ синьоръ Протей, ходить съ недовольнымъ видомъ, сложивъ руки накрестъ; затѣмъ вы, какъ снигирь, постоянно курныкаете про себя любовныя пѣсенки; избѣгаете людского общества и ходите одни, какъ зачумленный; вздыхаете, какъ школьникъ, потерявшій азбуку; плачете, какъ дѣвчонка, схоронившая свою бабушку; ничего не ѣдите, какъ кающійся; не спите, какъ скряга, боящійся воровъ, и наконецъ -- вѣчно поете, какъ нищій въ день всѣхъ святыхъ 8). А то ли было прежде? Когда вы смѣялись, то голосъ вашъ раздавался громче пѣтушьяго крика; гуляя, вы выступали съ гордостью льва; постились только послѣ обѣда; грустили отъ одного безденежья. Теперь же васъ такъ околдовалъ взглядъ вашей повелительницы, что, глядя на васъ, я начинаю сомнѣваться, точно ли вы мой господинъ.
   Валентинъ. Неужели ты все это замѣчаешь во мнѣ?
   Спидъ. Не въ васъ, а внѣ васъ.
   Валентинъ. Что это значитъ?
   Спидъ. Конечно, внѣ васъ. Тотъ, кто обдумывалъ бы свои поступки про себя и въ себѣ, не сталъ бы дѣлать такихъ глупостей. А вѣдь у васъ что ни шагъ, то новая выходка, одна другой глупѣе. Вы что-нибудь выдумаете и сейчасъ же выставляете это на показъ, такъ что по вашимъ продѣлкамъ можно понять васъ такъ же легко, какъ по мочѣ больного опытный врачъ узнаетъ, какая у него болѣзнь.
   Валентинъ. Ты мнѣ отвѣть, знаешь ли ты Сильвію?
   Спидъ. Ту самую, на которую вы постоянно пялите глаза за ужиномъ?
   Валентинъ. Ты это замѣтилъ? Ну, да, это и есть она самая.
   Спидъ. Ну, такъ ея я не знаю.
   Валентинъ. Да вѣдь ты самъ сказалъ, что замѣтилъ, какъ я на нее пялю глаза. Какъ же ты говоришь теперь, что ея не знаешь?
   Спидъ. Это та нелюбезная синьора?
   Валентинъ. Вотъ сказалъ!.. Она еще болѣе любезна, чѣмъ прелестна.
   Спидъ. Это я знаю хорошо.
   Валентинъ. Что ты знаешь?
   Спидъ. Что она совсѣмъ не такъ прелестна и любезна, какъ вы воображаете.
   Валентинъ. Я говорю и повторяю, что ея красота и любезность выше всѣхъ похвалъ.
   Спидъ. Это потому, что первая намалевана, а вторую и похвалить нельзя.
   Валентинъ. Что это значитъ? намалевана, и похвалить нельзя?
   Спидъ. А то, что для красоты она бѣлится и румянится; такъ кто жъ станетъ ее хвалить и ею восхищаться?
   Валентинъ. За кого же ты считаешь меня? Я и хвалю ее и ей восхищаюсь.
   Спидъ. Это потому, что вы не видѣли ея съ тѣхъ поръ, какъ она подурнѣла.
   Валентинъ. Когда же она подурнѣла?
   Спидъ. Въ тотъ день, какъ вы въ нее влюбились.
   Валентинъ. Я полюбилъ ее съ перваго взгляда и нахожу прелестной попрежнему.
   Спидъ. Если вы ее полюбили съ перваго взгляда, значитъ, никогда не видали.
   Валентинъ. Это почему?
   Спидъ. Потому что любовь слѣпа. О, если бъ у васъ были мои глаза, или если бъ вы по крайней мѣрѣ могли смотрѣть своими такъ, какъ смотрѣли на влюбленнаго Протея, когда онъ забывалъ надѣвать подвязки 9).
   Валентинъ. Что же бы я увидѣлъ?
   Спидъ. Свою глупость; а также то, до чего синьора Сильвія некрасива. Вы, бывало, смѣялись, видя, какъ Протей ходилъ безъ подвязокъ; а сами теперь, того и гляди, забудете когда-нибудь надѣть штаны.
   Валентинъ. Въ такомъ случаѣ ты, вѣроятно, влюбленъ тоже, потому что подалъ мнѣ въ прошедшее утро нечищенные башмаки.
   Спидъ. Это такъ, синьоръ: я былъ влюбленъ въ свою постель, и я очень вамъ благодаренъ, что вы задали мнѣ хорошую трепку за мою любовь. Это даетъ мнѣ право строже относиться и къ вашей.
   Валентинъ. Моя любовь стоитъ во мнѣ незыблемо, какъ скала.
   Спидъ. Постарайтесь ее усадить,-- она тогда успокоится.
   Валентинъ. Вчера вечеромъ Сильвія просила меня написать ей стихи для одного человѣка, котораго будто бы она любитъ.
   Спидъ. И вы написали?
   Валентинъ. Написалъ.
   Спидъ. Они вышли очень хромые?
   Валентинъ. Ее скажу; я сдѣлалъ, что могъ. Но тсс... вотъ она, (Входитъ Сильвія).
   Спидъ (въ сторону). Кукольная комедія да и только! Она прелестная куколка, а онъ тотъ фигляръ, что дергаетъ изъ-за кулисъ шнурки, на которыхъ она ходитъ.
   Валентинъ. Съ пріятнымъ днемъ, дорогая повелительница.
   Спидъ, (въ сторону). Пожелалъ бы ужъ прямо пріятной ночи. Къ чему тутъ тысяча церемоній?
   Сильвія. Желаю вамъ вдвое болѣе пріятнаго, мой милѣйшій рыцарь Валентинъ 1").
   Спидъ, (въ сторону). Двойную отдачу слѣдовало бы получить ей отъ него, а не ему.
   Валентинъ. Вы къ другу тайному меня просили
             Посланье вамъ, синьора, сочинить.
             Тяжелъ былъ трудъ, я долженъ въ томъ сознаться,
             Но онъ готовъ -- послушенъ я во всемъ. (Подаетъ письмо).
   Сильвія. Ахъ, милый рыцарь!.. Я вамъ благодарна!

(Беретъ письмо).

             Не могъ бы писарь чище написать.
   Валентинъ. О, полноте!.. не стоитъ говорить.
             Не зная, кто счастливый былъ избранникъ,
             Я написать былъ долженъ наугадъ,
             Безъ смысла, можетъ-быть...
   Сильвія.                                         Вы много, значитъ,
             Потратили напраснаго труда?
   Валентинъ. О, вовсе нѣтъ; когда могу вамъ этимъ
             Я угодить -- скажите только слово,
             Я напишу вамъ тысячу такихъ же
             Посланій вновь; но все жъ...
   Сильвія.                                         Довольно; вашу
             Я кончу рѣчь сама: но все жъ вамъ больно
             Сознаться мнѣ, но все жъ вы не хотите,
             Но все жъ, но все жъ -- такъ дальше безъ конца.
             Но я хочу на ваши "все жъ" отвѣтить
             Теперь своимъ: я благодарна вамъ
             За трудъ, синьоръ; но все жъ кончаю тѣмъ,
             Что васъ прошу принять стихи обратно. (Отдаетъ письмо).
             И вѣрьте мнѣ, что больше безпокоить
             Не буду васъ...
   Спидъ (въ сторону). Вотъ "все жъ" къ чему пришло!
   Валентинъ. Вамъ, значитъ, не понравились, синьора,
             Мои стихи?
   Сильвія.                     О, нѣтъ, посланье мило;
             Но если написали вы его
             Съ такою неохотой, то возьмите
             Его назадъ. Берите же, берите...
   Валентинъ. Его писалъ, синьора, я для васъ.
   Сильвія. О, да, я это знаю; я просила
             Сама васъ написать, но не хочу
             Брать вашего труда; онъ вашъ. Ждала
             Въ стихахъ я больше трогательной страсти.
   Валентинъ. Скажите только слово -- напишу
             Сейчасъ я вамъ другіе.
   Сильвія.                               Въ добрый часъ!
             Прочтите жъ ихъ себѣ, воображая,
             Что поднесла стихи вамъ эти я.
             Понравятся -- прекрасно; если жъ нѣтъ --
             Сойдетъ и такъ.
   Валентинъ.                     Что жъ будетъ, если мнѣ
             Они понравятся?
   Сильвія.                               Сберечь тогда
             Вы можете за трудъ ихъ. До свиданья,
             Милѣйшій рыцарь мой. (Уходитъ Сильвія).
   Спидъ.                                         Вотъ такъ восторгъ!
             Утонченная хитрость! незамѣтна,
             Какъ красный флагъ иль носъ среди лица!
             Къ ней вздохи шлетъ мой баринъ безотвѣтный;
             Она жъ подкопъ съ того ведетъ конца.
             Ученика быть хочетъ ученицей!
             Случилось то, чего никто не ждалъ:
             Онъ, просидѣвъ надъ этою страницей,
             Ее себѣ, мы видимъ, написалъ.
   Валентинъ. О чемъ ты разсуждалъ съ самимъ собою?
   Спидъ. Я подбиралъ риѳмы, синьоръ, а разсуждать надо вамъ.
   Валентинъ. О чемъ?
   Спидъ. Да хоть бы о томъ, что вы стали истолкователемъ мыслей синьоры Сильвіи.
   Валентинъ. Предъ кѣмъ же?
   Спидъ. Предъ вами самими. Она сдѣлала вамъ иносказательное признанье.
   Валентинъ. Какъ это?
   Спидъ. Своимъ письмомъ.
   Валентинъ. Она мнѣ ничего не писала.
   Спидъ. Къ чему жъ ей было писать, когда она такъ ловко заставила это сдѣлать васъ самихъ. Неужели вы не поняли ея фокуса?
   Валентинъ. Право, не понялъ.
   Спидъ. Послѣ этого я не понимаю васъ. Значитъ, все ея утонченное искусство совершенно пропало въ вашихъ глазахъ?
   Валентинъ. Она говорила со мной оскорбленнымъ тономъ;-- вотъ все, что я понялъ.
   Спидъ. Да вѣдь она отдала письмо вамъ.
   Валентинъ. Это письмо я написалъ для ея друга.
   Спидъ. А она отдала его вамъ. Кажется, понятно.
   Валентинъ. О, если бъ это была правда!
   Спидъ. Сущая правда; ручаюсь вамъ. (Декламируетъ)
             Писали вы голубушкѣ и ждали вы отвѣть,
             Но стыдъ мѣшалъ ей дѣвичій: отвѣта нѣтъ, какъ нѣтъ!
             И вотъ, чтобъ дѣло сладилось само исподтишка,
             Она писать заставила сердечнаго дружка.
             Я это все Самъ вычиталъ изъ книги.
             О чемъ, синьоръ, задумались? Не время ль
             Пойти намъ отобѣдать?
   Валентинъ.                               Я обѣдалъ.
   Спидъ. Право? Ну, а я на этотъ счетъ скажу вамъ, что хотя и вѣрю, будто любовь, какъ хамелеонъ, можетъ питаться воздухомъ, но я одинъ изъ тѣхъ, которые предпочитаютъ говядину, и въ настоящую минуту поѣсть очень не прочь. Потому не будьте такъ суровы, какъ ваша возлюбленная, и сжальтесь надо мной. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Верона. Комната въ домѣ Юліи.

(Входятъ Протей и Юлія).

   Протей. Терпѣнье, ангелъ мой.
   Юлія.                                         Терпѣть придется,
             Когда нѣтъ средствъ иныхъ.
   Протей.                                         Вернусь, повѣрь,
             При первой я возможности.
   Юлія.                                         Вернешься,
             Когда другая не свернетъ тебя
             На путь иной 11). Возьми кольцо на память
             Объ Юліи.
   Протей.                     А вотъ кольцо мое.
             Съ тобой мы обручимся.
   Юлія.                                         И скрѣпимъ
             Свою мѣну священнымъ поцѣлуемъ.
   Протей. Моя рука свидѣтель въ томъ, что вѣрнымъ
             Останусь я. Когда я проведу
             Хотѣ день одинъ безъ горестнаго вздоха
             Объ Юліи -- пускай сразитъ меня
             Въ тотъ самый часъ нежданное несчастье
             Въ отместку за забывчивость ною!
             Но ждетъ меня на пристани отецъ.
             Пора итти. Не плачь, мой другъ. Хоть, правда,
             Теперь прилива время, но не дѣлай
             Его приливомъ слезъ; иначе дольше
             Останусь я, чѣмъ это можно мнѣ.
             Прощай, прощай! (Юлія быстро уходитъ).
             Какъ! удалилась молча!
             Да, такова дѣйствительно любовь:
             Она молчитъ. Живетъ дѣлами правда
             И попусту не тратитъ громкихъ словъ.

(Входитъ Пантино).

   Пантино. Васъ ждутъ, синьоръ Протей.
   Протей.                                                             Иду, иду.
             Любовь нѣма при горестной разлукѣ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же. Улица.

(Входитъ Лаунсъ, ведя собаку).

   Лаунсъ. Я чувствую, что не выплачусь еще цѣлый часъ. Это порокъ всей семьи Лаунсовъ. У насъ у всѣхъ глаза на мокромъ мѣстѣ. Сейчасъ мнѣ выдали мой паекъ и велѣли, какъ блудному сыну 12), ѣхать съ синьоромъ Протеемъ къ императорскому двору. И вотъ тутъ-то я убѣдился, что мой песъ Крабъ самая безсердечная собака въ цѣломъ свѣтѣ! Судите сами: мой отецъ плачетъ, мать всхлипываетъ, сестра реветъ, служанка воетъ, наша кошка ломаетъ въ отчаяніи лапы, словомъ -- весь домъ перевернутъ вверхъ дномъ отъ горя; а этотъ злющій песъ хоть бы слезинку выронилъ! Камень, какъ есть! булыжный камень! настоящее собачье сердце! Некрещеный жидъ, и тотъ бы расплакался, глядя на наше прощанье! Даже моя слѣпая бабушка взвыла такъ, что не взвидѣла свѣту Божьяго. Да вотъ, постойте, я вамъ покажу, какъ это все происходило. Этотъ башмакъ пусть представляетъ моего отца. Нѣтъ, пусть отцомъ будетъ лѣвый башмакъ, а мать... нѣтъ, нѣтъ, лѣвый башмакъ мать,-- или нѣтъ? Конечно, конечно, лѣвый башмакъ будетъ матерью: у него подошва съ дырой, а вотъ этотъ правый -- отцомъ. Теперь дальше: эта палка -- моя сестра. Она вѣдь блѣдна, какъ мѣлъ, и тонка, какъ палка. Эта шляпа -- наша горничная Нанетта; а я самъ буду           моимъ псомъ. Нѣтъ, нѣтъ: псомъ будетъ самъ песъ, а самимъ собой буду я самъ. Я подхожу къ отцу и говорю: "благословите батюшка!" Башмакъ плачетъ и не говоритъ ни слова, а я его цѣлую. Онъ начинаетъ при этомъ выть пуще прежняго. Затѣмъ я подхожу къ матери. Она съ горя, голубушка, не можетъ вымолвить слова и стоитъ, какъ пень. Я цѣлую ее! Такъ и кажется, будто она на меня дышитъ. Потомъ иду къ сестрѣ. Слышите, слышите, какъ она всхлипываетъ? А песъ все время молчитъ и хоть бы слезинку выронилъ. Ему и горя мало, что я всю землю полилъ моими слезами.

(Входитъ Пантино).

   Пантино. Эй, Лаунсъ,-- что ты стоишь, дуралей? Твой господинъ ужъ на кораблѣ, и тебѣ придется догонять его въ лодкѣ. О чемъ ты рюмишь? Поворачивайся, оселъ, говорятъ тебѣ! Ты, того гляди, потеряешь время.
   Лаунсъ. Ужъ истинное бремя 13)! Пропадай онъ совсѣмъ.
   Пантино. Какое у тебя бремя?
   Лаунсъ. Извѣстно какое: мой песъ Крабъ.
   Пантино. Экій болванъ! Я говорю, что ты потеряешь время; потерявъ время, потеряешь приливъ, потерявъ приливъ, потеряешь барина; потерявъ барина, потеряешь мѣсто; потерявъ мѣсто, потеряешь жалованье. Это что? Зачѣмъ ты зажимаешь мнѣ ротъ?
   Лаунсъ. Для того, чтобъ ты не потерялъ языка.
   Пантино. А почему я потеряю языкъ?
   Лаунсъ. Потому что заврался.
   Пантино. Куда я забрался 14)?
   Лаунсъ. Ужъ очень далеко. Вздумалъ пугать, что я потеряю приливъ, барина и мѣсто! Да знаешь ли, умная ты голова, что если уйдетъ приливъ, то я его подниму снова моими слезами! Если стихнетъ вѣтеръ, я надую паруса моими вздохами.
   Пантино. Ну, ступай, ступай. Довольно болтать вздоръ; меня послали за тобой.
   Лаунсъ. Послали за мной, такъ за мной и ходи.
   Пантино. Пойдешь ли ты?
   Лаунсъ. Иду, иду! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Миланъ. Комната во дворцѣ герцога.

(Входятъ Валентинъ, Сильвія, Туріо и Спидъ).

   Сильвія. Милый рыцарь!
   Валентинъ. Что, дама сердца?
   Спидъ (Валентину). Смотрите, какую рожу корчитъ, глядя на васъ, Туріо.
   Валентинъ. Это отъ несчастной любви.
   Спидъ. Только не къ вамъ.
   Валентинъ. Значитъ, къ синьорѣ?
   Спидъ. Не мѣшало бы вамъ его хорошенько щелкнуть.
   Сильвія. Вы грустны, милый рыцарь.
   Валентинъ. Я дѣйствительно кажусь такимъ, синьора.
   Туріо. Значитъ, вы не то, чѣмъ кажетесь.
   Валентинъ. Можетъ-быть.
   Туріо. Такъ вы притворщикъ?
   Валентинъ. Такъ же, какъ и вы.
   Туріо. Кѣмъ я притворяюсь, по-вашему?
   Валентинъ. Умнымъ.
   Туріо. А какой я на дѣлѣ?
   Валентинъ. Если не умный, значитъ -- глупый.
   Туріо. Въ чемъ же вы видите мою глупость?
   Валентинъ. Понятно, въ вашемъ камзолѣ.
   Туріо. Камзолъ хоть куда и притомъ двойной.
   Валентинъ. Я готовъ, если желаете, признать вашу глупость также двойной.
   Туріо. Что вы сказали?..
   Сильвія. Синьоръ Туріо, синьоръ Туріо! вы сердитесь? мѣняетесь въ лицѣ?
   Валентинъ. Не безпокойтесь, синьора: вѣдь онъ мѣняется, какъ хамелеонъ.
   Туріо. Да, только этотъ хамелеонъ потребуетъ не воздуха, а вашей крови.
   Валентинъ. Что вы сказали?
   Туріо. Что сказалъ, то сдѣлаю! Вотъ вамъ и конецъ разговора.
   Валентинъ. Я знаю, что вы обыкновенно кончаете разговоръ прежде, чѣмъ сумѣете сказать, что хотѣли.
   Сильвія. Полноте, синьоры! Что за горячее словоизверженіе! Это просто бѣглый огонь.
   Валентинъ. Вы правы, синьора, и намъ остается благодарить того, кто снабжаетъ насъ патронами.
   Сильвія. Кто же это?
   Валентинъ. Вы, милая синьора. Въ вашихъ взорахъ
             Онъ черпаетъ способность болтовня
             И разсыпаетъ щедро передъ вами
             Отъ васъ же полученное добро.
   Туріо. Ну, если вы затѣете, синьоръ,
             Сражаться на словахъ со мной, такъ я
             Васъ скоро загоняю.
   Валентинъ.                     О, конечно.
             Я думаю, у васъ отборныхъ словъ
             Найдется цѣлый ворохъ. Мнѣ невольно
             Приходитъ въ мысль, не платите ли ими
             Вы жалованье людямъ? По истертымъ
             Ливреямъ ихъ подумать вѣдь легко,
             Что получать приходится отъ васъ имъ
             Одни слова.
   Сильвія.                     Довольно, господа;
             Вотъ мой отецъ. (Входитъ герцогъ).
   Герцогъ.                               Ого! да ты въ осадѣ
             Здѣсь, Сильвія! Вамъ, Валентинъ, прислалъ
             Поклонъ отецъ; онъ счастливъ и здоровъ.
             Что скажете тому вы, кто доставитъ
             Вамъ отъ друзей пріятное письмо?
   Валентинъ. Я выражу отъ сердца благодарность
             Гонцу за эту вѣсть.
   Герцогъ.                               Вѣдь вамъ извѣстенъ
             Землякъ вашъ, донъ Антоніо?
   Валентинъ.                                         О, да;
             Его прекрасно знаю я; онъ честенъ
             И всѣми уважаемъ. Доброй славой
             Почтенъ онъ по заслугамъ.
   Герцогъ.                                         У него
             Есть, кажется, вѣдь сынъ?
   Валентинъ.                               Да, государь.
             И сынъ вполнѣ достоинъ доброй славы,
             Которою почтенъ его отецъ.
   Герцогъ. Вы близко съ нимъ знакомы?
   Валентинъ. Онъ извѣстенъ
             Мнѣ, какъ я самъ. Мы вмѣстѣ провели
             Младенческіе годы, и признаться
             Я долженъ вамъ, что въ то златое время,
             Когда бы могъ старательнымъ ученьемъ
             Я ангельскихъ достигнуть совершенствъ,
             Я, какъ лѣнтяй, не дѣлалъ ничего.
             Межъ тѣмъ Протей (онъ носитъ это имя),
             Не проводя минуты безъ труда,
             Успѣлъ себя обогатить познаньемъ
             И опытомъ, невиданными въ годы
             Столь ранней юности. Незрѣлый тѣломъ
             Созрѣть успѣлъ разсудкомъ онъ вполнѣ.
             И если я скажу, что совмѣстилось
             Въ Протеѣ все, что служить -вѣрнымъ знакомъ
             Порядочности въ людяхъ,-- будь то внѣшность,
             Иль качества души,-- то все жъ не будетъ
             Моими похвалами онъ возвышенъ,
             Какъ слѣдуетъ.
   Герцогъ.                     Ну, если оправдаетъ
             Дѣйствительно онъ ваши похвалы,
             То стоитъ онъ любимцемъ быть царицы
             Иль первымъ изъ совѣтниковъ царя.
             Теперь же вамъ скажу я, что пріѣхалъ
             Онъ къ намъ сюда, снабженный грудой писемъ
             Отъ знатныхъ лицъ, просящихъ за него.
             Онъ хочетъ здѣсь пожить. Не правда ль, новость
             Пріятна вамъ?
   Валентинъ.                     Пріятнѣйшаго гостя
             Я пожелать не могъ бы, вѣрьте, самъ.
   Герцогъ. Такъ, значитъ, надо намъ его принять,
             Какъ слѣдуетъ. Объ этомъ я прошу
             Васъ, Туріо, равно какъ и тебя,
             Дочь Сильвія. А что до Валентина,
             То онъ исполнитъ это и безъ просьбъ.
             Сейчасъ пошлю Протея я сюда. (Уходитъ герцогъ).
   Валентинъ (Сильвіи). Протей тотъ самый дворянинъ, синьора,
             Съ которымъ я пріѣхалъ бы сюда,
             Какъ говорилъ о томъ я вамъ ужъ прежде.
             Но въ томъ бѣда, что взоръ его былъ скованъ
             Тогда хрустальнымъ взглядомъ красоты.
   Сильвія. Ну, а теперь глаза его свободны,
             И онъ залогъ оставилъ ей иной
             Намѣсто глазъ въ знакъ вѣрности?
   Валентинъ.                                                   О, нѣтъ;
             Я склоненъ къ мысли, что она ихъ держитъ
             Въ оковахъ и теперь.
   Сильвія.                               Такъ о

Шекспиръ

Два веронца

ПЕРЕВОДЪ

ВСЕВ. МИЛЛЕРА

  
   Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1903.
  

ДВА ВЕРОНЦА.

  
   Хотя комедія "Два веронца" ("The two gentlemen of Verona"), появившаяся въ печати впервые in folio въ 1623 году, не имѣетъ никакихъ внѣшнихъ фактическихъ указаній на время ея написанія, комментаторы давно уже единогласно признали эту пьесу однимъ изъ самыхъ раннихъ произведеній Шекспира. Уже крупные недостатки въ композиціи ясно говорятъ за ея раннее происхожденіе; на то же указываютъ анализъ стиля и метра, характеръ юмора и явные слѣды вліянія эвфуизма. Поэтому большинство комментаторовъ относятъ эту комедію къ 1591 году, хотя нерѣдко раздавались голоса и за болѣе раннюю, и за болѣе позднюю дату {За 1591 или еще болѣе раннюю дату стоятъ Delius, Elze, Malone, Furnivall, Hales; за 1595 г. -- Drake, Fleay и Chalmers; за 1592 годъ -- Неrtzberg; за 1592-93 -- Dowden.}.
   Сюжетъ пьесы показываетъ, что въ это время поэтъ находился подъ сильнымъ вліяніемъ итальянской и испанской литературы новеллъ, пользовавшейся широкимъ успѣхомъ въ Англіи, какъ и во всемъ читающемъ обществѣ Европы, увлекавшемся пастушескими романами Рибейра, Саа де-Миранда, Санназара и Монтемайора. Въ пьесѣ "Два веронца" нѣкоторую часть матеріала Шекспиръ заимствовалъ изъ эпизода о Феликсѣ и Филисменѣ въ "Діанѣ" Монтемайора, написанной въ 1542 году (въ подражаніе "Аркадіи" Санназара) и пользовавшейся огромнымъ успѣхомъ въ теченіе 70 лѣтъ, о чемъ свидѣтельствуютъ 16 изданій, выдержанныхъ этимъ пастушескимъ романомъ. Искусный въ созданіи характеровъ, Шекспиръ, какъ извѣстно, не отличался изобрѣтательностью въ сюжетахъ и нерѣдко, встрѣчая фабулу или положеніе, имѣвшія успѣхъ у публики и понравившіяся ему, заимствовалъ ихъ, видоизмѣняя детали и возвращаясь къ тѣмъ же эпизодамъ иногда по нѣскольку разъ.
   "Діана", въ переводѣ Бартоломью Іонта, появилась въ печати лишь въ 1598 году, но, судя по приложенному къ ней предисловію, пролежала въ законченномъ видѣ около 16 лѣтъ и могла быть знакома Шекспиру, переходя въ спискахъ изъ рукъ въ руки, что было въ обычаѣ того времени. Весьма правдоподобно и то предположеніе, что поэтъ пользовался не самой новеллой Монтемайора, а утерянной драматической передѣлкой того же сюжета, именно пьесой, поставленной въ Гринвичѣ, въ присутствіи королевы Елисаветы (въ 1587 году) подъ заглавіемъ "The history of Felix and Philismena". Какъ бы то ни было, исторія Протея и Юліи очень близко напоминаетъ исторію Феликса и Фелисмены, и несомнѣнно, что тѣмъ или инымъ путемъ Шекспиръ былъ знакомъ съ этой частью повѣсти Монтемайора. У послѣдняго Фелисмена любитъ молодого дворянина Донъ Феликса и, разлученная съ нимъ его отцомъ, отославшимъ сына въ другой городъ, переодѣвается въ мужское платье и слѣдуетъ за своимъ возлюбленнымъ. Прибывъ въ городъ, гдѣ находился Феликсъ, она узнаетъ, что онъ измѣнилъ ей, полюбивъ другую дѣвушку -- Целію, и удостовѣряется въ этомъ, подслушавъ ночную серенаду, которую Феликсъ даетъ предмету своего новаго чувства. Не узнанная невѣрнымъ возлюбленнымъ, Фелисмена поступаетъ къ нему пажемъ и однажды, по порученію своего господина, относитъ къ Целіи любовное письмо отъ него. Дальнѣйшая исторія является уже въ иномъ видѣ въ "Діанѣ" и скорѣе напоминаетъ любовныя отношенія герцога, Віолы и Оливіи въ "Двѣнадцатой ночи". Именно, прекрасная дама плѣняется красотой переодѣтой пажемъ дѣвушки и влюбляется въ нее. Конецъ -- трагическій: Целія признается въ любви послу Феликса и, не находя, конечно, отвѣта на свою страсть, умираетъ съ горя. Феликсъ въ отчаяніи покидаетъ страну и уѣзжаетъ неизвѣстно куда, a Фелисмена отправляется разыскивать своего возлюбленнаго.
   Кромѣ исторіи Протея и Юліи, заимствованной у Монтемайора, можно было бы указать еще на отдѣльные моменты пьесы, имѣющіе отношеніе къ другимъ источникамъ, напр., взятые изъ "Аркадіи" Сиднея или изъ "Apollonius and Silla", повѣсти Барнаби Рича (Barnabe Rich) {См. Von Friesen "W. Shakspear's Dramen" p. 150; Sidney Lee "A life of W. Shakespeare" (1899) p. 53.}. Но эти заимствованія очень несущественны.
   Что касается главнаго сюжета пьесы, именно исторіи дружбы Валентина и Протея, то, по всей вѣроятности, мы имѣемъ въ немъ замыселъ самого Шекспира, такъ какъ до сихъ поръ, несмотря на тщательные поиски комментаторовъ, не найдено было ни одного произведенія, откуда Шекспиръ могъ бы заимствовать эту тему. Поэтому комедію "Два веронца" слѣдуетъ признать самостоятельнымъ твореніемъ молодого Шекспира, быть можетъ, первымъ опытомъ на этомъ пути, такъ какъ раньше нашъ поэтъ занимался передѣлкой чужихъ пьесъ.
   Вся комедія проникнута тѣмъ параллелизмомъ въ композиціи, который является довольно обычнымъ пріемомъ въ раннихъ произведеніяхъ поэта.
   Непостоянный Протей противопоставленъ вѣрному въ своихъ привязанностяхъ Валентину, умная и блестящая Сильвія -- пылкой и нежной Юліи, юмористъ Лаунсъ -- остряку Спиду, при чемъ слуги по характеру противополагаются своимъ господамъ. То же мы наблюдаемъ въ другихъ пьесахъ Шекспира, каковы: "Безплодныя усилія любви", "Комедія ошибокъ", "Сонъ въ лѣтнюю ночь", "Ромео и Джульетта". Такая симметричность въ построеніи указываетъ на вліяніе романскаго искусства съ его стремленіемъ къ ясности, порядку и симметріи, отчасти же можетъ быть поставлена на счетъ неопытности автора. Схематичность въ построеніи дѣйствія и группировки характеровъ несомнѣнно продуктъ искусственности, а не органическаго развитія и жизни. Еще неопытный въ первыхъ своихъ твореніяхъ, поэтъ самъ ставитъ себѣ опредѣленныя рамки, стремясь достигнуть единства впечатлѣнія распредѣленіемъ частей, и считаетъ свое произведеніе непрочнымъ, если ему не служитъ поддержкой нѣкоторая механическая система, какъ бы заранѣе опредѣляющая ходъ дѣйствія, свойства характеровъ и появленіе лицъ на сценѣ. Впослѣдствіи, когда геній Шекспира окрѣпъ и сталъ все глубже проникать въ истинную суть жизни, онъ самъ отбросилъ такіе искусственные пріемы и предоставлялъ организму драмы развиваться по естественнымъ законамъ, достигая этимъ путемъ высшей неосязаемой цѣльности.
   Комедія "Два веронца" -- хорошенькая и занимательная пьеса на тему о вѣрной и непостоянной любви и о заблужденіяхъ, въ которыя впадаетъ охваченный страстью разсудокъ, пьеса хотя и слабая въ сравненіи съ позднѣйшими произведеніями Шекспира, но уже представляющая многообѣщающую работу молодого художника. Интересъ поддерживается не столько органическимъ развитіемъ дѣйствія и характеровъ, сколько отдѣльными прекрасными моментами. Стиль "Двухъ веронцевъ", особенно въ приподнятыхъ мѣстахъ діалога, указываетъ на сильное вліяніе Лилли. Поддаваясь литературному вкусу своего времени, поэтъ пользуется утонченнымъ, галантнымъ языкомъ, вычурными оборотами и эвфуистическими хитросплетеніями, но, быть можетъ, въ этой пьесѣ находятся указанія на то, что Шекспиръ уже начиналъ оцѣнивать по достоинству искусственность "Анатоміи остроумія" пресловутаго Лилли, бывшей въ то время настольной книгой для людей образованнаго общества, въ Англіи. Такъ, когда Валентинъ въ цѣломъ рядѣ пышныхъ и цвѣтистыхъ фразъ изображаетъ свою любовь къ Сильвіи, Протей замѣчаетъ на нихъ:
  
   "Мой другъ, къ чему напыщенность такая?"
   (Д. II, сц. 4-я).
  
   Во всякомъ случаѣ молодому поэту было простительно пользоваться "высшимъ стилемъ", такъ какъ онъ господствовалъ въ то время во всей европейской изящной словесности и въ разговорѣ высшихъ классовъ. Поэты и ораторы старались искать гиперболическихъ выраженій для чувства, колоритныхъ эпитетовъ, богатыхъ метафоръ, миѳологическихъ сравненій и охотно прибѣгали къ каламбурамъ и разнымъ словеснымъ фокусамъ. Но уже въ "Двухъ веронцахъ", тамъ гдѣ является самъ Шекспиръ, не разряженный въ мишуру моднаго наряда, мы находимъ прекрасныя описанія, истинно поэтическіе образы; уже ясно слышатся звуки прочувствованной эротической лирики, полной гармоническихъ, нѣжныхъ оборотовъ, чувствуется уже истинный юморъ и неподдѣльная веселость.
   Въ "Двухъ веронцахъ" Шекспиръ впервые избираетъ мѣстомъ дѣйствія Италію, куда впослѣдствіи такъ часто уносилось его воображеніе. Но напрасно стали бы мы отыскивать болѣе или менѣе искуснаго воспроизведенія итальянскаго колорита, который поражаетъ насъ въ позднѣйшихъ пьесахъ: передѣлкѣ "Укрощенія строптивой", "Венеціанскомъ купцѣ" и "Отелло". Въ нихъ мы дѣйствительно находимъ столько характерныхъ подробностей и мѣткихъ эпитетовъ, что у многихъ критиковъ невольно явилось предположеніе, не совершилъ ли Шекспиръ путешествія въ Италію. Но въ настоящее время, повидимому, большинство комментаторовъ высказываются противъ такого предположенія. Разсматриваемая пьеса даетъ въ этомъ отношеніи только отрицательныя показанія: поэтъ даже не дѣлаетъ попытки воспроизвести итальянскую жизнь, и немногія подробности изъ быта и природы, которыя встрѣчаются въ пьесѣ, напр., театральное представленіе въ Духовъ день, ручеекъ ласково лобзающій осоку, перемѣнчивый апрѣльскій день -- принадлежатъ гораздо больше Англіи, чѣмъ Италіи. Если бы Шекспиръ побывалъ въ Италіи, онъ, конечно, не могъ бы отправить Валентина въ Миланъ на кораблѣ. Правда, комментаторъ Эльце удосужился найти указаніе, что въ XVI вѣкѣ Верона и Миланъ были соединены каналомъ, но "Шекспиръ", замѣчаетъ Брандесъ, въ общемъ симпатизирующій гипотезѣ объ итальянскомъ путешествіи поэта, "такъ же мало зналъ эту подробность, какъ то обстоятельство, что въ 1270 г. Богеміи принадлежали нѣкоторыя провинціи, лежавшія на берегу Адріатическаго моря", хотя, слѣдуя Грину, заставляетъ своихъ героевъ въ "Зимней сказкѣ" причаливать къ Богеміи на кораблѣ {Брандесъ -- Шекспиръ (1899) стр. 131.}.
   Что комедія "Два веронца" не пользовалась большимъ успѣхомъ у публики, видно уже изъ того, что позднѣе, и съ гораздо большимъ успѣхомъ, Шекспиръ пользовался эпизодомъ переодѣванія, напр. въ "Двѣнадцатой ночи". Туда же перенесъ поэтъ и многія детали "Двухъ веронцевъ". Такъ, діалогу между Сильвіей и Юліей, переодѣтой пажемъ соотвѣтствуетъ разговоръ между Оливіей и Віолой, а разсказъ Юліи о собственныхъ страданіяхъ воспроизводится отчасти въ прекрасной сценѣ между Віолой и герцогомъ. Можно указать также на многія моменты общіе съ другими произведеніями Шекспира. Сцена, гдѣ Юлія спрашиваетъ у Лючетты ея мнѣнія относительно своихъ жениховъ, служитъ какъ бы эскизомъ къ превосходной сценѣ такого же содержанія между Порціей и Нериссой въ "Венеціанскомъ купцѣ". Протей такъ же быстро забываетъ Юлію при видѣ Сильвіи, какъ Ромео своею Розалинду при первой встрѣчѣ съ Джульеттой. Монологи Лаунса (II, 3) и Ланцелота Гоббо въ "Венеціанскомъ купцѣ" (II, 2) близки по своему характеру, а серенада докучнаго жениха (IV, 2) вновь появляется въ "Цимбелинѣ" (II, 3) {См. статью Gisbert Freiherr Vincke "Die beiden Veroneser, als Bühnenstück" въ Jahrbuch der Deutschen Shakespeare-Gesellschaft. B. XXI p. 149.}.
   Хотя въ "Двухъ веронцахъ" мы еще не видимъ болѣе или менѣе полнаго развитія характеровъ, однако дѣйствующія лица представляютъ уже значительный психологическій интересъ: многіе моменты схвачены и выражены ярко, въ изображеніи чувствъ замѣчается у молодого художника способность индивидуализировать своихъ героевъ, проникать въ глубь человѣческой души. Изъ мужскихъ характеровъ наибольшій интересъ представляетъ Протей -- натура съ богатой умственной жизнью, слабымъ сердцемъ и изумительно гибкой нравственностью. Ловкій и изворотливый, одаренный живымъ умомъ, Протей -- личность безхарактерная и глубоко эгоистическая; въ погонѣ за наслажденіями и новыми ощущеніями онъ очень неразборчивъ въ пріемахъ и средствахъ. Онъ знаетъ тайны любви, обладаетъ эротическимъ краснорѣчіемъ, быстро воспламеняется, но, достигая взаимности, столь же быстро охладѣваетъ. Въ первой сценѣ сентиментально-нѣжнаго прощанія съ другомъ мы уже наблюдаемъ его тонко-организованную натуру. Не увѣренный во взаимности Юліи, онъ погруженъ въ меланхолію и, какъ самъ заявляетъ, "съ умомъ въ раздорѣ свѣтъ весь презираетъ, коснѣетъ въ лѣни, сердце надрываетъ". Но достаточно письма Юліи, чтобъ онъ вознесся на седьмое небо и восклицалъ: "О, счастье! о, милыя черты! о, ангелъ"! (Д. I, сц. 3-я). Недолго, однако, продолжается эта игра въ чувство и скоро Протею приходится поступить въ школу дѣйствительной жизни. Вынужденная разлука съ возлюбленной, впрочемъ, не вызываетъ въ немъ сильнаго протеста, хотя онъ и прощается съ нею, аффектированно клянясь въ вѣрности. Одного взгляда на Сильвію достаточно, чтобы прежде столь дорогой ему образъ померкъ и новый потокъ страсти увлекъ его, чтобы утерялось всякое различіе между добромъ и зломъ, а нравственные законы потеряли силу передъ жаждой наслажденія. Сознаніе, что онъ поступаетъ дурно, не исчезаетъ въ его анализирующемъ мозгу, и Протей (Шекспиръ рѣзко подчеркиваетъ это свойство) всякими софизмами старается оправдать себя, хотя бы въ собственныхъ глазахъ. Онъ самъ съ нѣкоторою наивностью признается, что станетъ измѣнникомъ другу и возлюбленной и ни передъ чѣмъ не остановится, лишь бы добиться своего; онъ побѣдилъ бы даже искушеніе, если бы это не требовало усилій; но бороться, переламывать себя во имя дружбы и вѣрности -- слишкомъ трудно для его неглубокой натуры и является стѣсненіемъ, противъ котораго возмущается его эгоизмъ. И вотъ, подъ вліяніемъ страсти и легкомыслія, онъ отдается во власть охватившаго его потока. Въ результатѣ -- цѣлый рядъ низкихъ поступковъ, доносовъ и обмановъ, такъ какъ онъ "самъ себѣ дороже Валентина", и "любовь во всемъ всегда себялюбива". Онъ ловко входить въ довѣріе герцога, искусно обходится со своимъ соперникомъ Туріо, доноситъ и клевещетъ на друга, чтобы удалить его въ изгнаніе, мастерски ведетъ интригу, тѣмъ болѣе что обстоятельства сами помогаютъ ему; онъ преслѣдуетъ Сильвію своимъ ухаживаніемъ и когда, наконецъ, судьба отдаетъ на мгновеніе въ его руки беззащитную дѣвушку, готовъ пустить въ ходъ насиліе. Наступаетъ развязка: можетъ быть, Шекспиръ хотѣлъ показать, что эта утонченная и влюбчивая натура совершила эти поступки подъ вліяніемъ молодости и ослѣпленія страсти, не будучи порочной на самомъ дѣлѣ что когда Протей уличенъ своимъ другомъ и видитъ себя во всей нравственной наготѣ, пелена спадаетъ съ его глазъ, уступая мѣсто искреннему раскаянію и стыду; можетъ быть, Шекспиръ дѣйствительно хотѣлъ, чтобы эти преступленія молодости и страсти не ставились юношѣ въ грѣхъ и забылись, какъ тяжелый кошмаръ. Во всякомъ случаѣ раскаяніе Протея такъ слабо мотивировано въ развязкѣ, что эти сцены шаблонны и неестественны, а хорошо задуманная фигура испорчена.
   Полную противоположность изворотливому и сложному Протею представляетъ его другъ Валентинъ. Онъ написанъ въ болѣе слабыхъ тонахъ, но служитъ Протею какъ бы необходимымъ противовѣсомъ. Это -- натура цѣльная, здоровая физически и нравственно, честная и безхитростная. Отличный другъ, готовый на всякія жертвы и не способный по своему душевному благородству понять зла въ близкомъ человѣкѣ, онъ гораздо мужественнѣе, чѣмъ изнѣженный Протей, и со своимъ умомъ, не знающимъ сомнѣній, увлекается внѣшнею діалектикой. Въ противоположность своему женолюбивому другу, Валентинъ смѣется надъ любовью, и насколько Протей мастеръ въ сердечныхъ дѣлахъ и усердно разбирается въ своихъ чувствахъ, настолько Валентинъ далекъ отъ любви, которая должна сама его искать и улавливать. Но настаетъ и его часъ: Валентинъ полюбилъ горячо, искренно и безхитростно. Онъ настолько недогадливъ и неопытенъ, что его слуга долженъ разъяснять ему назначеніе письма, написаннаго имъ самимъ по просьбѣ Сильвіи. Хотя любовь и научаетъ его вздыхать, слагать любовныя вирши и ломать руки, однако онъ не потерялъ голову, какъ Протей, и не лишился своей энергіи. Наказанный за свой дерзкій планъ овладѣть Сильвіей безъ согласія ея отца, герцога, онъ идетъ въ изгнаніе и начинаетъ новую жизнь въ лѣсу, атаманомъ благородныхъ разбойниковъ. Къ сожалѣнію, развязка пьесы прибавляетъ къ довольно опредѣленной фигурѣ Валентина нѣсколько торопливыхъ и совершенно неестественныхъ штриховъ. Если онъ, узнавъ о козняхъ своего друга, и способенъ, повѣривъ его раскаянію, простить его, то отказъ отъ Сильвіи въ пользу Протея и такое явное невниманіе къ ея чувствамъ не имѣютъ уже никакого оправданія, особенно если принять въ разсчетъ самостоятельность характера этой дѣвушки.
   Въ интересно задуманныхъ женскихъ фигурахъ пьесы, несмотря на нѣкоторые промахи въ исполненіи, уже чувствуется искусная кисть Шекспира и его знаніе женской души. Характеръ Юліи, по вѣрному замѣчанію одной писательницы {Miss Grace Latham въ Jahrbuch der deutschen Shakespeare-Gesellschaft, XXVIII p. 20.}, производитъ впечатлѣніе, будто онъ написанъ въ разныхъ тонахъ: въ отдѣльныхъ сценахъ проявляется у нея какая-нибудь новая черта характера въ зависимости отъ ея настроенія. Шекспиръ словно еще не. видитъ передъ собой ея сложнаго образа въ его цѣльности, какъ будто думаетъ, что женскіе характеры состоятъ изъ противорѣчій. По крайней мѣрѣ въ чтеніи репликъ Юліи не такъ ясно чувствуешь одну и ту же личность въ различныхъ сценахъ, какъ въ другихъ позднѣйшихъ женскихъ характерахъ Шекспира. Въ хорошенькой сценѣ съ Лючеттой, Юлія является передъ нами дѣвушкой избалованной своей красотой и ухаживателями, неопытной въ дѣлахъ любви и полной прихотливой, граціозной женственности. Въ ней чувствуется еще дѣвочка, несамостоятельная, радующаяся даже тѣни любовной интриги и старающаяся играть роль свѣтской дамы. И вотъ счастливая, жизнерадостная Юлія, полная дѣвичьей стыдливости и игриваго кокетства, сгараетъ отъ нетерпѣнія прочитать письмо Протея и въ то же время желаетъ, хотя бы въ глазахъ своей камеристки, знающей насквозь свою балованную госпожу, казаться вполнѣ равнодушной и неприступной. И обѣ дѣвушки, прекрасно понимающія другъ друга, разыгрываютъ между собою легкую, граціозную комедію. Хотя эта сцена съ письмомъ (Д. I, сц. 2-я) заимствована Шекспиромъ у Монтемайора, но тонкая психологическая отдѣлка принадлежитъ всецѣло молодому поэту. Открывая намъ впервые характеръ Юліи въ этой игривой сценѣ, Шекспиръ, быть можетъ, дѣлаетъ ошибку, такъ какъ читатель напрасно станетъ искать проявившіяся здѣсь черты характера въ дальнѣйшихъ сценахъ, гдѣ роль Юліи страдательная. При разлукѣ съ Протеемъ она такъ подавлена горемъ, что не можетъ сказать слова прощанія. Во время разлуки въ ней развивается порывистость страсти, и она рѣшается, пренебрегая общественнымъ мнѣніемъ, слѣдовать за своимъ возлюбленнымъ, не имѣя, впрочемъ, еще основанія сомнѣваться въ его вѣрности. Въ Миланѣ Юлія становится уже вполнѣ страдающей, романтической героиней: въ ней уже не остается и тѣни былого тщеславія и игривости, измѣняется и рѣчь ея, въ которой такъ прихотливо смѣшивалось искреннее чувство съ легкою прелестью кокетства. Ей приходится узнать объ измѣнѣ Протея, присутствовать при серенадѣ въ честь Сильвіи, подвергать свое женское самолюбіе постояннымъ ударамъ, -- и гордость ея вполнѣ подавлена. Любовь, овладѣвшая всѣмъ ея существомъ, доводитъ ее до такого самоуничиженія, что минутная вспышка женскаго инстинкта и прежней гордости, въ сценѣ съ портретомъ Сильвіи (Д. IV, сц. 4-я,) отрадно дѣйствуетъ на читателя. Ревность беретъ свое, и былая пылкая Юлія выцарапала бы глаза у портрета своей соперницы, если бы мягкая, отзывчивая Сильвія не сумѣла смягчить ея сердце. Въ заключительной сценѣ Юлія является свидѣтельницей гнусныхъ дѣйствій Протея, но и здѣсь не рѣшается открыть, кто она. Лишь когда Валентинъ отказывается отъ Сильвіи въ пользу Протея, мѣра страданія переполняется, и Юлія падаетъ безъ чувствъ. Узнанная окружающими, придя въ себя, она обрушивается на своего вѣроломнаго Протея со всей силой и порывистостью, какія мы могли ожидать отъ Юліи перваго акта.
   Юліи, по схемѣ пьесы, соотвѣтствуетъ дочь миланскаго герцога Сильвія. Характеръ ея, болѣе уравновѣшенный, чѣмъ характеръ Юліи, проведенъ въ пьесѣ послѣдовательнѣе, потому, можетъ быть, что мы почти не видимъ ея наединѣ съ собою: она постоянно окружена своей свитой, что должно, конечно, значительно сдерживать проявленія ея чувствъ. Обладая быстрымъ и острымъ умомъ, она вполнѣ самостоятельна въ своихъ дѣйствіяхъ. Какъ женщина высшаго круга, она прекрасно владѣетъ собой, никогда не роняетъ своего достоинства, даже въ то время, когда, полюбивъ Валентина, первая даетъ ему понять, что онъ ей нравится. Она хорошо знаетъ людей и человѣческое сердце, вѣрно оцѣниваетъ по достоинству хитраго Протея, умѣетъ, исполняя волю отца, сносить ухаживанія Туріо и быть любезной съ этимъ непріятнымъ для нея человѣкомъ, -- кстати сказать, -- типичнымъ женихомъ комедіи, богатымъ, недалекимъ и служащимъ мишенью для остротъ болѣе умныхъ ухаживателей. Вполнѣ обдуманно и глубоко полюбивъ Валентина и сознавая неодолимыя препятствія своему счастью, Сильвія готова на бѣгство съ нимъ, хотя при постороннихъ прекрасно владѣетъ собой и не оказываетъ своему избраннику никакого предпочтенія передъ другими ухаживателями. Когда Валентинъ изгнанъ, ея рѣшительный характеръ и сильная воля проявляются со всей рѣзкостью. Не долго думая, бросается она къ ногамъ отца, молитъ его, со всей страстностью своей натуры, за своего возлюбленнаго, пуская все въ ходъ -- и слезы, и жалобы, и стоны. Бѣгство ея къ Валентину также характерно для ея смѣлой, самостоятельной натуры и совсѣмъ не похоже на капризное желаніе Юліи слѣдовать за возлюбленнымъ. Со свойственной ей проницательностью она выбираетъ себѣ въ спутники Эгламура, умѣя затронуть слабыя струны этого человѣка, нѣкогда любившаго и утратившаго возлюбленную, покидаетъ дворъ и свое высокое положеніе вполнѣ сознательно и увѣренная въ правотѣ своего дѣла.
   Комментаторовъ комедіи сильно затрудняла развязка, которую большинство ихъ находитъ слишкомъ торопливой, наивной съ психологической стороны, неправдоподобной и даже оскорбляющей нравственное чувство зрителей {См. Женэ -- Шекспиръ его жизнь и сочиненія. стр. 148; Bulthaupt "Dramaturgie der Classiker. Shakespeare" стр. XXXI.}. Мнѣніе Гервинуса, находящаго, что въ этой развязкѣ "все проведено очень тонко, исполнено мѣткихъ, характеристическихъ чертъ и изваяно, какъ говорится, изъ одного куска" {Гервинусъ, Шекспиръ т. I, стр. 270.}, стоитъ особнякомъ среди сужденій другихъ критиковъ, хотя Гервинусъ признаетъ, что въ сравненіи съ позднѣйшими твореніями Шекспира это всетаки легковѣсный товаръ. Не говоря уже о томъ, что вся послѣдняя сцена комедіи крайне слаба по выполненію, комментаторы останавливаются главнымъ образомъ на "раскаяніи" Протея и на отказѣ Валентина отъ возлюбленной въ пользу раскаявшагося друга. Краснорѣчивая и искусная защита этихъ двухъ психологическихъ промаховъ Гервинусомъ въ концѣ концовъ мало убѣдительна. Критикъ указываетъ, что напряженный дружественный героизмъ, способность быстро ощущать и быстро дѣйствовать вполнѣ свойственны Валентину, который и по схемѣ пьесы, вмѣстѣ съ самоотверженной Юліей, по своему добродушію, и незлобивости, служитъ противовѣсомъ хитрому и эгоистическому Протею. Въ порывѣ великодушія необдуманно рѣшается онъ на величайшую жертву, тѣмъ болѣе что, какъ человѣкъ, ставшій разбойникомъ, онъ не смѣетъ и думать объ обладаніи Сильвіей. Протей же, говоритъ Гервинусъ, исправляется отъ своихъ заблужденій, обсудивши достоинства своей Юліи, которая гораздо болѣе говоритъ его уму, нежели сердцу, и умѣетъ мѣткимъ упрекомъ, если не пробудить въ немъ добрыя начала души, то, по крайней мѣрѣ, пробудить чувство собственнаго достоинства. Если Шекспиръ и хотѣлъ изобразить все то, что приписываетъ ему Гервинусъ, то во всякомъ случаѣ плохо мотивировалъ и чувства, и поступки дѣйствующихъ лицъ, такъ какъ поэтъ, обыкновенно подавляющій критическія способности читателя художественной правдой и силой впечатлѣнія, въ этой развязкѣ оставляетъ его съ чувствомъ полной неудовлетворенности и недоумѣнія. Комментаторы старались разными путями найти этому объясненіе. Объяснить эту сцену слишкомъ близкимъ слѣдованіемъ какому-нибудь источнику мы не имѣемъ данныхъ. Дауденъ полагаетъ, что если 5-й актъ вышелъ изъ подъ пера Шекспира въ такомъ видѣ, то нужно думать, что онъ отдавалъ пьесу на сцену, когда еще часть ея оставалась въ видѣ небрежнаго наброска и развязку имѣлось въ виду разработать впослѣдствіи {Дауденъ -- Шекспиръ. Критическое изслѣдованіе его мысли и его творчества стр. 58.}. Гертцбергъ высказываетъ тотъ взглядъ, что пьеса подверглась передѣлкѣ или сокращенію какимъ-нибудь писателемъ-драматургомъ елисаветинскаго вѣка. Возможно, по его мнѣнію, и то, что текстъ былъ составленъ съ недостаточной полнотой изъ списковъ отдѣльныхъ ролей актеровъ, и въ заключительной сценѣ получились пропуски, возстановить которые было бы трудно. Каррьеръ думаетъ, что Шекспиръ могъ найти такую черту дружескаго героизма въ какой-нибудь испанской драмѣ, и тонко проводитъ свою гипотезу, указывая на то, что романтическіе разбойники и отказъ отъ возлюбленной изъ чувства дружбы не безъизвѣстны на испанской сценѣ {Jahrbuch der D. Shakespeare-Gesell. VI, 367.}. Самыя слова, въ которыхъ Валентинъ отказывается отъ своихъ правъ на Сильвію, нѣкоторые критики понимали въ томъ смыслѣ; что Валентинъ обѣщаетъ Протею только дружбу Сильвіи. Но при достаточной ясности словъ Валентина, очевидно вѣрно понятыхъ Юліей, упавшей въ обморокъ, такія толкованія представляются натяжкой, да и вообще едва ли нужно оправдывать автора за юношескіе промахи его раннихъ пьесъ. Во всякомъ случаѣ всѣ выдвинутыя до сихъ поръ гипотезы пока еще не привели къ положительному результату и остаются гаданіями.
   Нѣкоторые критики ставили Шекспиру въ упрекъ, что въ "Двухъ веронцахъ" комическій элементъ слишкомъ грубъ, приноровленъ ко вкусамъ тогдашней публики, a главное, что сцены, гдѣ выступаютъ комическія фигуры -- Спидъ и Лаунсъ, -- не служатъ для хода и мотивировки дѣйствія, имѣя назначеніе только потѣшить простонародье. Но если Шекспиръ заслужилъ такой упрекъ въ нѣкоторыхъ другихъ юношескихъ пьесахъ, такое мнѣніе о комическомъ элементѣ въ "Двухъ веронцахъ" едва ли справедливо. Не говоря уже о томъ, что этотъ низменный комическій фонъ, на-ряду съ житейскимъ реализмомъ (напр. хозяинъ гостиницы, засыпающій въ сценѣ серенады (Д. IV, сц. 2-я) въ то время, какъ Юлія съ отчаяніемъ узнаетъ объ измѣнѣ Протея), даетъ возможность рельефнѣе выдвинуться серьезной части комедіи и оживляетъ ходъ дѣйствія, -- оба слуги входятъ въ схему пьесы, являются каждый противоположностью своему господину и не только дѣйствіями, но и рѣчами помогаютъ читателю разобраться въ характерахъ и поступкахъ ослѣпленныхъ страстью господъ. Гервинусъ заходитъ, несомнѣнно, слишкомъ далеко въ осмысленіи комическихъ лицъ "Двухъ веронцевъ", когда предполагаетъ, что разсказъ Лаунса объ отъѣздѣ изъ Вероны представляетъ пародію на безмолвное разставаніе Протея съ Юліей, что сцена, гдѣ Спидъ вмѣшивается въ любовныя отношенія Лаунса и за то подвергается потасовкѣ, есть каррикатура на коварное вторженіе Протея въ любовныя отношенія Валентина и Сильвіи, что эгоизмъ Протея и все его себялюбивое поведеніе по отношенію къ другу и возлюбленной находятъ себѣ молчаливое осужденіе въ вѣрности его неотесаннаго слуги, который готовъ безъ колебанія принести своему господину величайшую жертву -- разстаться съ самымъ близкимъ другомъ, своей собакой. Нельзя также не признать, что комическій элементъ съ одной стороны и серьезный -- съ другой въ "Двухъ веронцахъ" еще не проникаютъ другъ друга вполнѣ, какъ позднѣе у Шекспира. Тѣмъ не менѣе, оба элемента уже близко соприкасаются, взаимно пополняя другъ друга, и молодой авторъ сумѣлъ къ грубому комизму, во вкусѣ времени, примѣшать не мало истиннаго юмора. Спидъ является въ комедіи типичнымъ балагуромъ, дѣйствующимъ, главнымъ образомъ, своею изумительною болтливостью. Гораздо болѣе оригинальный Лаунсъ затрогиваетъ въ своихъ комическихъ монологахъ болѣе серьезные элементы жизни. Это первое комическое лицо у Шекспира, живое и реальное, в которомъ выступаетъ настоящій, сочный англійскій юморъ.
   При недостаточности біографическихъ данныхъ, обстоятельства при которыхъ составлялась пьеса, и настроеніе автора могутъ быть указаны лишь въ общихъ чертахъ. "Два веронца" написаны въ первомъ періодѣ пребыванія Шекспира въ Лондонѣ. Его жизнь была богата впечатлѣніями, которыя онъ воспринималъ среди своей разносторонней дѣятельности актера, драматурга и поэта. Шекспиръ испытывалъ тогда какъ бы двойную молодость -- человѣка и генія, богатаго отзвуками на жизнь и жадно накоплявшаго впечатлѣнія; онъ чувствовалъ, какъ росли его творческія силы, а вдали уже начинала заниматься заря его славы. Люди близкіе къ нему цѣнили литературу, какъ истинные представители ренессанса, многіе сами были поэтами или диллетантами, любили блистать роскошью, наслаждаясь жизнью, любуясь ея чудесами. Все это сливалось съ весеннимъ настроеніемъ Шекспира. Поэтому печать молодости и жизнерадостности ярко отмѣчаетъ "Двухъ веронцевъ". При многихъ недостаткахъ пьеса подкупаетъ читателя юношескимъ задоромъ, безпечнымъ здоровымъ смѣхомъ щедро одаренной натуры, еще не искушенной горемъ, еще не знающей душевнаго разлада. Въ ней, впервые у Шекспира, выступаетъ свѣжей струей любовь поэта къ природѣ, къ ароматическому воздуху лѣсовъ (см. монологъ Валентина Д. V сц. 4-я). Въ образахъ и сравненіяхъ, взятыхъ изъ природы, слышится голосъ самого поэта, возросшаго на вольномъ воздухѣ и тонко понимающаго красоту англійскаго ландшафта. Характеризуя "Двухъ веронцевъ", Фризенъ {Von Friesen. W. Shakespeare's, Dramen. стр. 156.} удачно выразился, что комедія эта съ начала до конца производить впечатлѣніе наступающей весны, когда сердце невольно радуется набухающимъ почкамъ и съ полной надеждой ожидаетъ, скоро ли онѣ откроются.
  

Всев. Миллеръ.

ДВА ВЕРОНЦА.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

  
   Герцогъ миланскій.
   Валентинъ -- веронскіе дворяне.
   Протей
   Антоніо, отецъ Протея.
   Туріо, соперникъ Валентина.
   Эгламуръ, дворянинъ.
   Спидъ, слуга Валентина.
   Лаунсъ, слуга Протея.
   Пантино, слуга Антоніо.
   Хозяинъ гостиницы въ Миланѣ.
   Разбойники.
   Юлія, молодая веронская дѣвушка.
   Сильвія, дочь герцога миланскаго.
   Лючетта, горничная Юліи.
   Слуги, музыканты.
  

Мѣсто дѣйствія -- Верона, Миланъ и мантуанская граница.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

  

Площадь въ Веронѣ.

  

СЦЕНА I.

  

Входятъ Валентинъ и Протей.

  
                                           Валентинъ.
  
                       Эхъ, перестань, мой дорогой Протей:
                       Отъ домосѣдства умъ не разовьется
                       Да, если бы оковами любви
                       Привязанъ не былъ ты ко взорамъ милой.
                       Со мной тебя я попросилъ бы ѣхать,
                       Чтобъ видѣть странъ далекихъ чудеса,
                       А не корпѣть безъ пользы, сидя дома,
                       И тратить юность въ праздности безцѣльной.
                       Но ты влюбленъ -- успѣхъ твоимъ мечтамъ!
                       Себѣ того бъ желалъ, люби я самъ.
  
                                           Протей.
  
                       Такъ ты ужъ въ путь? Прощай, другъ Валентинъ!
                       И вспомни обо мнѣ, коль на пути
                       Увидишь ты предметъ, достойный зрѣнья;
                       И если счастье встрѣтится тебѣ,
                       То подѣлись со мною, а въ минуты
                       Опасности, когда ее ты встрѣтишь,
                       Себя моимъ молитвамъ поручай:
                       Я буду твой молельщикъ, Валентинъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       По книгѣ о любви молить мнѣ станешь счастья?
  
                                           Протей.
  
                       Молиться буду я съ любимой книгой.
  
                                           Валентинъ.
  
                       По глупой книгѣ о любви глубокой:
                       Какъ Геллеспонтъ проплылъ младой Леандръ.
  
                                           Протей.
  
                       Пѣснь глубока, а чувство было глубже:
                       Онъ по уши ушелъ в него.
  
                                           Валентинъ.
  
                                                     Согласенъ.
                       Но ты въ него съ ушами погрузился,
                       А Геллеспонта вѣдь не переплылъ.
  
                                           Протей.
  
                       Съ ушами? я? Хоть ихъ-то пощади!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Тебѣ, вѣдь, этимъ не поможешь.
  
                                           Протей.
  
                                                               Что?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Любовь, гдѣ скорбь встрѣчаетъ лишь презрѣнье,
                       Надорванное сердце -- взглядъ жеманный,
                       Гдѣ мигъ блаженства стоитъ двадцати
                       Ночей безсонныхъ, скучныхъ, безконечныхъ;
                       Достигъ и, можетъ быть, достигъ несчастья,
                       А потерялъ -- такъ снова нажилъ горе.
                       Она -- разсудкомъ добытая глупость,
                       Иль глупостью подавленный разсудокъ.
  
                                           Протей.
  
                       Такъ я глупецъ по-твоему?
  
                                           Валентинъ.
  
                                                     Ты будешь
                       Имъ, если все по-твоему пойдетъ.
  
                                           Протей.
  
                       Бранишь любовь; но я вѣдь не любовь.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Она твой господинъ, ты -- рабъ покорный;
                       А тотъ, надъ кѣмъ владычествуетъ глупость,
                       Не можетъ быть причисленъ къ мудрецамъ.
  
                                           Протей.
  
                       Поэты говорятъ: какъ въ лучшей почкѣ
                       Цвѣтка гнѣздится червь, такъ и любовь
                       Вселяется и въ самый свѣтлый умъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Но вѣдь они же говорятъ: какъ почка,
                       Не распустившись, гибнетъ отъ червя,
                       Такъ отъ любви въ безуміе впадаетъ
                       И юный, нѣжный умъ: онъ въ почкѣ сохнетъ,
                       Теряетъ цвѣтъ еще весною ранней,
                       И съ нимъ плоды всѣхъ будущихъ надеждъ.
                       Но что жъ я трачу время на совѣты
                       Тебѣ, поклоннику желаній нѣжныхъ?
                       Прощай, пора мнѣ: ждетъ меня отецъ,
                       Чтобъ видѣть, какъ я сяду на корабль.
  
                                           Протей.
  
                       Я провожу тебя туда же, другъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Нѣтъ, дорогой Протей, простимся здѣсь.
                       Ты извѣстишь меня письмомъ въ Миланѣ
                       О здѣшнихъ новостяхъ и объ успѣхахъ
                       Въ своей любви въ отсутствіе мое;
                       А я на то письмомъ тебѣ отвѣчу.
  
                                           Протей.
  
                       Желаю всякихъ благъ тебѣ въ Миланѣ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Тебѣ того же дома. Ну, прощай. (Уходитъ).
  
                                           Протей.
  
                       Онъ гонится за славой, я -- за чувствомъ;
                       Друзей онъ бросилъ, чтобъ себя возвысить;
                       Я бросилъ для любви себя, друзей.
                       Ты, Юлія, меня преобразила:
                       Занятья бросилъ я, теряю время,
                       Съ умомъ въ раздорѣ, свѣтъ весь презираю,
                       Коснею въ лѣни, сердце надрываю.
  

Входитъ Спидъ.

  
   Спидъ. Здравствуйте, господинъ Протей! Видѣли ли вы моего господина?
   Протей. Онъ только-что ушелъ, чтобъ отправиться въ Миланъ.
  
                                           Спидъ.
  
                       Ну, если онъ отправился въ Миланъ,
                       Такъ я теперь потерянный баранъ.
  
                                           Протей.
  
                       Да, вотъ баранъ тотчасъ и заблудился,
                       Едва пастухъ отъ стада отлучился.
  
   Спидъ. Значить, вы изъ этого выводите, что господинъ мой пастухъ, а я баранъ.
   Протей. Вывожу.
   Спидъ. Значитъ, мои рога -- сплю ли я, или не сплю -- его рога.
   Протей. Глупый выводъ, вполнѣ достойный барана.
   Спидъ. Стало-быть, и онъ тоже дѣлаетъ меня бараномъ?
   Протей. Разумѣется, а господина твоего пастухомъ.
   Спидъ. Нѣтъ, это я могу отвергнуть однимъ доводомъ.
   Протей. А я пойду дальше, и докажу это другимъ.
   Спидъ. Пастухъ ищетъ барана, а не баранъ пастуха; здѣсь же, напротивъ, я ищу моего хозяина, а онъ меня не ищетъ: слѣдовательно -- я не баранъ.
   Протей. Баранъ, изъ-за корма, слѣдуетъ за пастухомъ, но пастухъ изъ-за пищи не слѣдуетъ за бараномъ. Ты, изъ-за жалованья, бѣгаешь за господиномъ, но господинъ твой изъ-за жалованья не бѣгаетъ за тобою: ergo -- ты баранъ.
   Спидъ. Еще одно такое же доказательство, и я закричу: бэ-э-э.
   Протей. Однако, послушай: передалъ ли ты мое письмо Юліи?
   Спидъ. Да, синьоръ -- я, заблудшій баранъ, передалъ письмо ваше ей, потерянной овечкѣ; а она, потерянная овечка, не дала мнѣ, заблудшему барану, ничего за всѣ мои труды.
   Протей. Пастбище то слишкомъ мало для цѣлаго стада барановъ.
   Спидъ. Если оно слишкомъ мало, такъ вамъ бы ужъ лучше приколоть овечку.
   Протей. Не туда попалъ; лучше запереть тебя въ хлѣвъ.
   Спидъ. Лучше бы вы, не запираясь, выдали мнѣ фунтъ стерлинговъ на хлѣбъ за передачу письма.
   Протей. Опять совралъ: я говорю тебѣ не о хлѣбѣ, a o хлѣвѣ, о закутѣ.
  
                                           Спидъ.
  
                       Да, какъ ни складывай -- хлѣбъ да закутъ,
                       Все жъ мнѣ приходится мало за трудъ.
  
   Протей. Что жъ она сказала? (Спидъ киваетъ головою). Кивнула, болванъ?
   Спидъ. Да.
   Протей. Да? что -- да? кивнула, или что ты болванъ?
   Спидъ. Вы не такъ поняли,сударь. Я говорю: "она кивнула"; вы спрашиваете: "кивнула ли она?" я отвѣчаю: "да!" Смекаете?
   Протей. Смекаю -- и по смѣтѣ выходитъ въ итогѣ, что ты болванъ?
   Спидъ. Вы сдѣлали смѣту, такъ возьмите себѣ за труды и итогъ.
   Протей. Нѣтъ, зачѣмъ же обижать тебя? Онъ твой за переносъ письма.
   Спидъ. Вижу, сударь, что мнѣ приходится много переносить отъ васъ.
   Протей. Что же, напримѣръ?
   Спидъ. Да писемъ -- и не получать за это ничего, кромѣ "болвана".
   Протей. Ты быстро смекаешь.
   Спидъ. Но все-таки не настолько, чтобы догнать вашъ неповоротливый кошелекъ.
   Протей. Ну, довольно. Развязывай-ка скорѣе свой языкъ. Что она тебѣ сказала?
   Спидъ. Развяжите-ка скорѣе кошелекъ, тогда и ваши деньги и ея слова будуть за разъ переданы по назначенію.
   Протей. Ну, вотъ тебѣ за труды. Что жъ она сказала?
   Спидъ. Видите ли, сударь -- я полагаю, что вы едва ли склоните ее къ любви.
   Протей. Какъ? Развѣ она дала тебѣ это понять?
   Спидъ. Ну, нѣтъ -- она мнѣ ничего не дала, ни даже червонца за передачу письма. А если она была такъ жестока ко мнѣ за передачу вашихъ мыслей, то я боюсь, что она поступитъ такъ же жестоко и съ вами, при передачѣ вамъ своихъ мыслей. Не дарите ее ничѣмъ, кромѣ камней: она тверда, какъ сталь.
   Протей. Такъ она ничего не сказала?
   Спидъ. Какъ есть -- ничего; не сказала даже: "вотъ тебѣ за трудъ". Но вы доказали свою щедрость мелкою монетой, и я прошу васъ, изъ признательности, доставлять впередъ свои письма собственноручно. Затѣмъ не премину передать вашъ поклонъ моему господину. (Уходитъ).
  
                                           Протей.
  
                       Ступай, спаси корабль вашъ отъ крушенья;
                       Онъ не потонетъ, если ты на немъ:
                       На сушѣ смерть назначена тебѣ,
                       Я жъ долженъ взять посла себѣ другого;
                       Боюсь, она пренебрегла письмомъ,
                       Увидя олуха -- моимъ посломъ. (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Тамъ же. Садъ при домѣ Юліи.

Входятъ Юлія и Лючетта.

  
                                           Юлія.
  
                       Скажи, Лючетта, -- мы теперь однѣ --
                       Совѣтуешь ли мнѣ любви предаться?
  
                                           Лючетта.
  
                       Въ просакъ вамъ какъ-бы не попасть, синьора.
  
                                           Юлія.
  
                       А кто изъ всѣхъ блестящихъ кавалеровъ,
                       Которые вокругъ меня толпятся,
                       По-твоему достойнѣе любви?
  
                                           Лючетта.
  
                       Прошу васъ ихъ назвать -- и я скажу,
                       Что думаю о каждомъ, безъ утайки.
  
                                           Юлія.
  
                       Что скажешь о прекрасномъ Эгламурѣ?
  
                                           Лючетта.
  
                       Онъ ловкій и любезный господинъ.
                       Но будь я -- вы, не увлеклась бы имъ.
  
                                           Юлія.
  
                       А нравится ль Меркаціо тебѣ?
  
                                           Лючетта.
  
                       Богатство -- да, а самъ онъ -- такъ себѣ.
  
                                           Юлія.
  
                       A o Протеѣ какъ твое сужденье?
  
                                           Лючетта.
  
                       Я поглупѣла нынче безъ сомнѣнья!
  
                                           Юлія.
  
                       Какъ мнѣ понять такое восклицанье,
                       При имени Протея?
  
                                           Лючетта.
  
                                           Какъ признанье,
                       Что я ничто -- и мнѣ ли всѣхъ судить,
                       И мнѣ-ли всѣхъ достоинства цѣнить?
  
                                           Юлія.
  
                       Но ты судила же о всѣхъ другихъ.
  
                                           Лючетта.
  
                       По моему, онъ лучшій между нихъ.
  
                                           Юлія.
  
                       А почему?
  
                                           Лючетта.
  
                                 Мой выводъ чисто женскій:
                       Изъ всѣхъ онъ лучшій, ибо лучше всѣхъ.
  
                                           Юлія.
  
                       По-твоему, его мнѣ полюбить?
  
                                           Лючетта.
  
                       Да, если чувствомъ должно дорожить.
  
                                           Юлія.
  
                       Но онъ одинъ не трогалъ мнѣ души.
  
                                           Лючетта.
  
                       За-то одинъ васъ любитъ отъ души.
  
                                           Юлія.
  
                       Любовь ли то, когда онъ все молчитъ?
  
                                           Лючетта.
  
                       Подавленный огонь сильнѣй горитъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Кто про любовь ни слова, тотъ не любить.
  
                                           Лючетта.
  
                       Не любитъ тотъ, кто про любовь всѣмъ трубитъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Но какъ узнать, что въ сердцѣ у него?
  
                                           Лючетта.
  
                       Прочтите это.
  
                                           Юлія (читая).
  
                                           "Къ Юліи!" Отъ кого?
  
                                           Лючетта.
  
                       Вамъ скажетъ смыслъ.
  
                                           Юлія.
  
                                                     Кто жъ далъ тебѣ письмо?
  
                                           Лючетта.
  
                       Пажъ Валентина, посланный Протеемъ;
                       Хотѣлъ вручить онъ вамъ, но я взяла.
                       Простите мнѣ, что такъ была смѣла.
  
                                           Юлія.
  
                       Ахъ, стыдъ какой! Посланница любви!
                       Любовныя записки принимаетъ!
                       Какъ смѣешь ты шептаться, разставлять
                       Мнѣ западню? Достойное занятье!
                       И для него вполнѣ годишься ты.
                       Возьми письмо, отдай его назадъ,
                       Иль болѣе ко мнѣ не возвращайся.
  
                                           Лючетта.
  
                       Словечко за любовь -- не преступленье.
  
                                           Юлія.
  
                       Ступай!
  
                                           Лючетта.
  
                                 Уйду: вамъ нужно размышленье.

(Уходитъ).

  
                                           Юлія.
  
                       А все-таки хотѣлось бы прочесть
                       Письмо; но стыдно воротить Лючетту,
                       Простивъ ей то, за что ее бранила.
                       Но какъ она глупа, что не умѣла
                       Меня заставить прочитать письмо.
                       Изъ скромности, вѣдь, говорятъ нерѣдко
                       Дѣвицы "нѣтъ", сказать желая "да".
                       Какъ своенравна глупая любовь!
                       Ребенокъ такъ капризный щиплетъ няньку
                       И вслѣдъ за тѣмъ, смирясь, цѣлуетъ прутъ.
                       Сейчасъ я съ бранью прогнала Лючетту,
                       А какъ хотѣлось удержать ее!
                       Со строгостью нахмурила я брови,
                       А на душѣ веселье улыбалось.
                       Такъ въ наказанье жъ позову ее,
                       И глупый свой поступокъ тѣмъ исправлю.
                       Лючетта, гдѣ же ты?
  

Входитъ Лючеттa.

  
                                           Лючетта.
  
                                           Что вамъ угодно?
  
                                           Юлія.
  
                       Не поданъ ли обѣдъ?
  
                                           Лючетта.
  
                                           Желала бъ я,
                       Чтобъ поданъ быль: вы сердце бы сорвали
                       Тогда на немъ, а не на мнѣ.
  
                                           Юлія.
  
                                                     Что тамъ
                       Ты подняла поспѣшно?
  
                                           Лючетта.
  
                                                     Ничего.
  
                                           Юлія.
  
                       Зачѣмъ же нагибалась?
  
                                           Лючетта.
  
                                                     За бумажкой,
                       Которую сама я уронила.
  
                                           Юлія.
  
                       Въ ней ничего нѣтъ?
  
                                           Лючетта.
  
                                           Ничего ко мнѣ.

                                           Юлія.
  
                       Такъ пусть лежитъ для тѣхъ, кому нужна.
  
                                           Лючетта.
  
                       Кому нужна, ужъ не солжетъ она,
                       Когда онъ самъ не исказитъ въ ней смысла.
  
                                           Юлія.
  
                       Письмо въ стихахъ отъ твоего предмета?
  
                                           Лючетта.
  
                       Его я пропою, лишь положите
                       На музыку -- вы въ этомъ мастерица.
  
                                           Юлія.
  
                       На всякій вздоръ не подберешь мотива;
                       Пропой его на голосъ "Свѣтъ любви".
  
                                           Лючетта.
  
                       Веселый тонъ для пѣсни грустной.
  
                                           Юлія.
  
                       Она грустна? а какъ ее припѣвъ?
  
                                           Лючетта.
  
                       Хорошъ, когда вы сами пропоете.
  
                                           Юлія.
  
                       А что же ты?
  
                                           Лючетта.
  
                                 Да слишкомъ тонъ высокъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Ну, покажи! Голубушка, что-жъ это?
  
                                           Лючетта.
  
                       Лишь не сбивайтесь съ тона и пропойте
                       Все до конца. Вашъ тонъ мнѣ не по вкусу.
  
                                           Юлія.
  
                       А почему?
  
                                           Лючетта.
  
                                 По мнѣ онъ слишкомъ рѣзокъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Ахъ, дерзкая!
  
                                           Лючетта.
  
                                 Ну вотъ вы и ошиблись,
                       И рѣзкимъ дискантомъ нарушенъ строй!
                       Для полноты вторить вамъ долженъ теноръ.
  
                                           Юлія.
  
                       Твой грубый басъ всю стройность нарушаетъ.
  
                                           Лючетта.
  
                       Конечно, я пою вѣдь за Протея.
  
                                           Юлія.
  
                       Довольно: ты мнѣ вздоромъ надоѣла.
                       Вотъ образецъ любовной чепухи!

(Рветъ письмо).

                       Оставь меня. Не трогай лоскутковъ:
                       Ты мнѣ въ досаду хочешь ихъ собрать.
  
                                           Лючеттa (про себя).
  
                       Досадно ей; а вѣдь была бы рада,
                       Чтобъ досадили ей другимъ письмомъ.

(Уходитъ).

  
                                           Юлія.
  
                       И я могла сердиться на письмо?
                       О, руки гадкія! вы разорвали
                       Слова любви. Вы точно злыя осы,
                       Что поѣдаютъ сладкій медъ, а пчелъ
                       Язвятъ въ награду жаломъ смертоноснымъ.
                       За-то клочекъ я каждый расцѣлую.
                       Здѣсь "доброй Юліей" меня зоветъ онъ.
                       О, злая Юлія! смотри: въ отмщенье
                       На камни я твое бросаю имя,
                       И гордость всю твою топчу ногой.
                       А здѣсь: "любовью раненый Протей"...
                       Бѣдняжка, грудь моя тебя пригрѣетъ,
                       Пока отъ раны ты не исцѣлишься;
                       Теперь ее замкну я поцѣлуемъ.
                       Но два-три раза здѣсь Протея имя
                       Написано? Ахъ, тише, добрый вѣтеръ!
                       Не уноси ты слова у меня,
                       Пока всѣхъ буквъ въ письмѣ не соберу я.
                       Мое лишь имя пусть уноситъ вихрь
                       На страшную, нависшую скалу,
                       И сдуетъ въ волны яростнаго моря!
                       Но вотъ его два раза имя въ строчкѣ:
                       "Протей отвергнутый, Протей влюбленный!"
                       "Къ прекрасной Юліи..." Но это прочь...
                       Иль нѣтъ, не оторву: его такъ мило
                       Онъ сблизилъ съ грустнымъ именемъ своимъ.
                       Сложу ихъ лучше вмѣстѣ -- и теперь
                       Цѣлуйтесь, ссорьтесь, дѣлайте, что любо.
  

Входитъ Лючеттa.

  
                       Обѣдъ готовъ, и батюшка вашъ ждетъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Сейчасъ. Пойдемъ.
  
                                           Лючетта.
  
                                           Что жъ это? Лоскутки
                       Останутся разсказчиками здѣсь?
  
                                           Юлія.
  
                       Такъ подними, коль ими дорожишь.
  
                                           Лючетта.
  
                       Меня бранили вы, что ихъ сбирала,
                       А все жъ я подниму ихъ, чтобъ они
                       Не простудились.
  
                                           Юлія.
  
                                           Вижу я, что ими
                       Ты дорожишь.
  
                                           Лючетта.
  
                                           Что вамъ угодно видѣть --
                       Вы можете; но вижу все и я,
                       Хоть вы меня считаете слѣпою.
  
                                           Юлія.
  
                       Ну, хорошо. Пойдемъ, пойдемъ, болтунья!

(Уходятъ).

  

СЦЕНА III.

Тамъ же. Комната въ домѣ Антоніо.

Входятъ Антоніо и Пантино.

  
                                           Антоніо.
  
                       Скажи, Пантино, про кого мой братъ
                       Такъ строго говорилъ на галлереѣ?
  
                                           Пантино.
  
                       Про своего племянника Протея.
  
                                           Антоніо.
  
                       Что жъ именно?
  
                                           Пантино.
  
                                           Дивится онъ, что вы
                       Ему даете время тратить дома,
                       Когда, при меньшей знатности, другіе
                       Къ отличіямъ дѣтей своихъ готовятъ:
                       Одни -- на бой, чтобъ счастье испытать,
                       Другіе -- въ море для открытій новыхъ,
                       Тѣ -- для науки въ университеты.
                       Онъ полагаетъ, что вашъ сынъ на каждомъ
                       Изъ этихъ поприщъ могъ бы отличиться, --
                       И требовалъ, чтобъ я васъ убѣдилъ
                       Протея дома больше не держать;
                       Что въ старости ему упрекомъ будетъ,
                       Что въ юности онъ свѣта не видалъ.
  
                                           Антоніо.
  
                       Ну, убѣждать тебѣ меня не нужно;
                       Самъ думалъ я объ этомъ цѣлый мѣсяцъ.
                       Я вижу, что онъ время тратитъ даромъ
                       И что не станетъ мужемъ совершеннымъ,
                       Пока не искусится въ школѣ жизни.
                       Трудами мы пріобрѣтаемъ опытъ,
                       А время совершенствуетъ его.
                       Скажи, куда бы намъ его отправить?
  
                                           Пантино.
  
                       Я полагаю, вамъ не безъизвѣстно,
                       Что юный Валентинь, его товарищъ
                       Теперь при императорѣ.
  
                                           Антоніо.
  
                                                     Да, знаю.
  
                                           Пантино.
  
                       Не дурно бы его туда жъ отправить.
                       Онъ храбрость испытаетъ на турнирахъ.
                       Узнаетъ свѣтскій тонъ, сойдется съ знатью
                       И, вообще, научится занятьямъ,
                       Приличнымъ роду и годамъ его.
  
                                           Антоніо.
  
                       Вполнѣ съ твоимъ совѣтомъ я согласенъ;
                       И, чтобъ ты видѣлъ, какъ онъ мнѣ по вкусу,
                       Не медля, я послѣдую ему
                       И, лишь представится удобный случай,
                       Отправлю я Протея ко двору.
  
                                           Пантино.
  
                       Извѣстно ль вамъ, что завтра донъ-Альфонсо
                       И нѣсколько дворянъ хорошей крови
                       Туда же ѣдутъ, съ цѣлью предложить
                       Свои услуги цезарю?
  
                                           Антоніо.
  
                                           Вотъ кстати!
                       Отличные сопутчики! Вотъ съ ними
                       Поѣдетъ и Протей. Но вотъ и онъ.
  

Входитъ Протей.

  
                       О, счастіе! о, милыя черты!
                       Ея рука здѣсь высказала душу:
                       Вотъ клятвы вѣрности, залогъ любви;
                       О, еслибъ наше счастье увѣнчали
                       Родители согласіемъ своимъ!
                       О, ангелъ! Юлія!
  
                                           Антоніо.
  
                       Что за письмо читаешь ты, Протей!
  
                                           Протей.
  
                       Письмо отъ Валентина -- строчки двѣ.
                       Не болѣе. Его мнѣ передалъ
                       Нашъ общій другъ, прибывшій отъ него.
  
                                           Антоніо.
  
                       Дай мнѣ прочесть, что новаго онъ пишетъ?
  
                                           Протей.
  
                       Нѣтъ новаго покамѣстъ ничего:
                       Онъ пишетъ только, батюшка, что счастливъ,
                       Что всѣми онъ любимъ, что императоръ
                       Къ нему благоволитъ, и что желалъ-бы,
                       Чтобъ я съ нимъ раздѣлилъ его успѣхи.
  
                                           Антоніо.
  
                       А ты съ его желаніемъ согласенъ?
  
                                           Протей.
  
                       Но ваша воля, батюшка, дороже
                       Мнѣ, чѣмъ желанье друга моего.
  
                                           Антоніо.
  
                       Она съ его желаніемъ согласна.
                       И не дивись, что быстро я рѣшаю.
                       Что я рѣшилъ -- перерѣшать не стану.
                       Я положилъ, что вмѣстѣ съ Валентиномъ
                       Ты поживешь при цезарскомъ дворѣ,
                       И сколько отъ родныхъ онъ получаетъ,
                       То получать ты будешь отъ меня.
                       Такъ завтра же готовься ты къ отъѣзду;
                       Не возражай -- я все уже обдумалъ.
  
                                           Протей.
  
                       Такъ скоро я собраться не успѣю;
                       Прошу васъ отложить хоть на два дня.
  
                                           Антоніо.
  
                       Все нужное пошлется за тобою.
                       Къ чему отсрочка? Завтра ты поѣдешь.
                       Пойдемъ, Пантино -- на тебѣ лежитъ
                       Обязанность скорѣй его отправить.

(Антоніо и Пантино уходятъ).

  
                                           Протей.
  
                       Огонь я обошелъ, чтобъ не обжечься,
                       И въ море угодилъ, гдѣ утопаю.
                       Я Юліи письма отцу не выдалъ,
                       Боясь, что онъ любовь мою осудитъ;
                       Но изъ моихъ отвѣтовъ злополучныхъ
                       Построилъ онъ преграду для любви.
                       О, какъ весна любви моей походитъ
                       На перемѣнчивый апрѣльскій день:
                       Все такъ свѣтло -- вдругъ облако находитъ
                       И меркнетъ все; на всѣй природѣ -- тѣнь.
  

Входитъ Пантино.

  
                                           Пантино.
  
                е молчаніе, потому что и онѣ непріятны, неблагозвучны, гадки.
   ВАЛ. Не умерла ли Сильвія?
   ПРОТ. Нѣтъ, Валентинъ.
   ВАЛ. Да, въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ уже Валентина для божественной Сильвіи!-- Чтожъ, измѣнила мнѣ?
   ПРОТ. Нѣтъ, Валентинъ.
   ВАЛ. Да, нѣтъ Валентина, если Сильвія измѣнила ему!-- Какую же новость хотѣлъ ты сообщить мнѣ?
   ЛАУН. Объявлено, что вы, синьоръ, выгнаны.
   ПРОТ. Что ты изгнанъ -- изгнанъ отсюда, отъ Сильвіи, и отъ меня, друга твоего.
   ВАЛ. Я вполнѣ пресытился уже этимъ горемъ -- довольно. Знаетъ Сильвія, что я изгнанъ?
   ПРОТ. Она принесла уже въ жертву, ничѣмъ неотвратимому приговору, море растаявшихъ жемчужинъ, которыя иные называютъ слезами. Напрасно проливала она ихъ у ногъ суроваго отца, склонивъ колѣни, ломая руки, бѣлыя, какъ будто только тутъ поблѣднѣли отъ горя. Ни колѣнопреклоненье, ни поднятыя руки, ни тяжкіе вздохи, ни сердце-раздирающіе стоны, ни серебромъ капавшія слезы, ничто не тронуло неумолимаго: Валентинъ умретъ, если его схватятъ. Мало этого, ея заступничество, неотступныя просьбы возвратить тебя раздражили его до того, что онъ заключилъ ее въ душную темницу, грозя оставить въ ней навсегда.
   ВАЛ. Ни слова болѣе, если первое, которое за симъ выговоришь, не будетъ смертельнымъ ударомъ. Будетъ -- прошу, услади имъ слухъ мой, какъ заключительнымъ припѣвомъ къ моему безконечному горю.
   ПРОТ. Полно стенать о томъ, чему не пособить уже; подумай лучше, какъ пособить тому, что заставляетъ стенать. Время -- мать и кормилица всего хорошаго. Оставаясь здѣсь, ты все-таки не увидишь своей возлюбленной, подвергнешь только жизнь опасности. Надежда -- посохъ любви; отправляйся, вооружившись имъ противъ внушеній отчаянія. Вѣдь и не бывши здѣсь, ты можешь быть здѣсь -- письмами. Присылай ихъ ко мнѣ; черезъ меня они перейдутъ прямо на бѣлоснѣжную грудь твоей милой {Въ тѣ времена на передней части корсета женскихъ платьевъ дѣлался карманъ, въ которомъ носили не только любовныя записки, но и деньги.}. Теперь не время пускаться въ длинныя разсужденія; идемъ, я провожу тебя до воротъ города. Дорогой переговоримъ о всемъ, что касается до твоихъ любовныхъ дѣлъ; если не для себя, такъ изъ любви къ Сильвіѣ, бѣги грозящей тебѣ бѣды. Идемъ.
   ВАЛ. Любезный Лаунсъ, скажи моему человѣку, если увидишь его, чтобъ онъ спѣшилъ за мною къ сѣвернымъ воротамъ.
   ПРОТ. Отыщи его сейчасъ же. Идемъ, Валентинъ.
   ВАЛ. О, милая Сильвія! о, несчастный Валентинъ! (Уходятъ).
   ЛАУН. Я, видите ли, и глупъ, а хватило таки ума догадаться, что господинъ мой нечто въ родѣ мошенника; а вѣдь это все равно, что и настоящій мошенникъ. Вотъ тотъ, кто бы догадался, что я влюбленъ -- и не родился еще; однакожъ я влюбленъ, да изъ меня и цугомъ не вытянешь этого -- ни того, кто именно предметъ моей страсти. Оно, положимъ, что женщина, но какая женщина -- не скажу и себѣ, потому что она дѣвушка. Она, однакожъ, и не дѣвушка, потому что были ужъ крестины; и все-таки дѣвушка, потому что хозяйская дѣвка и служитъ изъ жалованья. Въ ней качествъ больше, чѣмъ въ любой лягавой; а этого много для бѣдной христіанской души. (Вынимая бумагу). Вотъ описка {Въ подлинникѣ Cate-log -- кошечій лагъ (мѣра бѣга корабля) вмѣсто catlog -- каталогъ.} ея способностей. Imprimis, она можетъ доставать и доставлять. Чтожъ, вѣдь и въ лошади не больше достоинствъ; или нѣтъ -- лошадь не можетъ доставать: слѣдовательно она лучше какой нибудь клячи. Item, она можетъ доить. Шутка? рѣдкая добродѣтель въ дѣвушкѣ съ чистыми руками.

Входитъ Спидъ.

   СПИД. А, синьоръ Лаунсъ! Что новаго, почтеннѣйшій?
   ЛАУН. Почтеннѣйшій? Чѣмъ же почтилъ ты меня?
   СПИД. Старая привычка переталковывать каждое слово. Что новаго хоть въ этой бумагѣ?
   ЛАУН. Все страшно черно.
   СПИД. Какъ черно?
   ЛАУН. Какъ чернила.
   СПИД. Дай прочесть.
   ЛАУН. Куда тебѣ, дурень! вѣдь ты не умѣешь читать.
   СПИД. Врешь -- умѣю.
   ЛАУН. А вотъ я сейчасъ дознаю. Скажи-ка, кто зачалъ тебя?
   СПИД. Разумѣется сынъ моего дѣда.
   ЛАУН. О, безграмотный! тебя зачалъ сынъ твоей бабушки. Ну, не ясно ли, что не умѣешь читать?
   СПИД. Да ты дай бумагу-то, я и докажу, что умѣю.
   ЛАУН. На, и да поможетъ тебѣ св. Николай {Св. Николай почитался покровителемъ ученыхъ и учениковъ.}.
   СПИД. Imprimis, она можетъ доить.
   ЛАУН. Ну да, можетъ.
   СПИД. Item, она варитъ славное пиво.
   ЛАУН. Отсюда и пословица: благо тебѣ многое -- варишь пиво доброе.
   СПИД. Item, она умѣетъ шить.
   ЛАУН. Стало и зашивать.
   СПИД. Item, она умѣетъ вязать.
   ЛАУН. Съ такой женой не сидѣть дома безъ чулокъ.
   СПИД. Item, она умѣетъ мыть и катать.
   ЛАУН. Отличная добродѣтель; не мытьемъ, такъ катаньемъ.
   СПИД. Item, она умѣетъ прясть.
   ЛАУН. Гуляй себѣ распѣвая: пряди, моя пряха, пряди -- не лѣнися.
   СПИД. Item, она имѣетъ много безъименныхъ добродѣтелей.
   ЛАУН. То есть незаконнорожденныхъ, не вѣдающихъ отцовъ и потому не имѣющихъ именъ.
   СПИД. Теперь слѣдуютъ пороки.
   ЛАУН. Прямо по стопамъ добродѣтелей.
   СПИД. Item, ее нельзя цѣловать натощакъ, ради особеннаго запаха изо рта.
   ЛАУН. Ну, этому можно помочь завтракомъ. Дальше.
   СПИД. Item, она прожорлива.
   ЛАУН. Стало, сама безпрестанно уменьшаетъ проклятый запахъ.
   СПИД. Item, она говоритъ во снѣ.
   ЛАУН. Ничего, только бы не спала, разговаривая.
   СПИД. Item, она неразговорчива.
   ЛАУН. О, дурень, поставить это въ число пороковъ! Да молчаливость единственная добродѣтель женщины; вычеркни ее и поставь во главу добродѣтелей.
   СПИД. Item, она суетна.
   ЛАУН. И это вычеркни; суетность завѣщана ей нашей праматерью и не можетъ быть отнята у ней.
   СПИД. Item, она беззуба.
   ЛАУН. Тѣмъ лучше, потому что я страшно люблю корки.
   СПИД. Item, она сварлива.
   ЛАУН. При беззубости и это не бѣда.
   СПИД. Она часто похваливаетъ винцо.
   ЛАУН. Чтожъ, если хорошо -- пусть похваливаетъ, а не захочетъ -- я и самъ примусь; вѣдь хорошее должно хвалить.
   СПИД. Item, она слишкомъ податлива.
   ЛАУН. На слова не можетъ, потому что выше значится, что неразговорчива; на деньги не будетъ, потому что приберу кошелекъ къ себѣ; ну, а на что другое -- пожалуй: тутъ ничѣмъ ужъ не пособишь. Далѣе.
   СПИД. Item, у ней болѣе волосъ, чѣмъ ума, болѣе недостатковъ, чѣмъ волосъ, и болѣе добра, чѣмъ недостатковъ.
   ЛАУН. Постой, постой; мнѣ хочется жениться на ней, а по этой статьѣ вотъ уже два или три раза я и рѣшался и раздумывалъ. Повтори.
   СПИД. Item, у ней волосъ болѣе, чѣмъ ума --
   ЛАУН. Болѣе волосъ чѣмъ ума,-- это возможно, и я докажу. Крышка солонки прикрываетъ соль и потому больше соли; волосы прикрываютъ умъ и потому больше ума: потому что большее прикрываетъ меньшее.-- Что за тѣмъ?
   СПИД. Болѣе недостатковъ, чѣмъ волосъ.
   ЛАУН. Вотъ это чудовищно! о, еслибъ этого-то не было!
   СПИД. И болѣе добра, чѣмъ недостатковъ.
   ЛАУН. Ну, это скрашиваетъ недостатки. Рѣшено, я женюсь на ней; а женюсь -- такъ-какъ ничего нѣтъ невозможнаго --
   СПИД. То?
   ЛАУН. То и скажу, что твой господинъ ждетъ тебя у сѣверныхъ воротъ.
   СПИД. Меня?
   ЛАУН. Ну да, тебя; а ты-то что за важная штука, что заставляешь своего господина ждать себя?
   СПИД. Онъ приказалъ придти туда?
   ЛАУН. Бѣги сломя голову; ты такъ долго стоялъ, что и бѣгомъ не поспѣешь.
   СПИД. Зачѣмъ же ты не сказалъ раньше? Чортъ возьми твои любовныя письма! (Уходитъ).
   ЛАУН. Достанется же ему за письмо мое. Впередъ не будетъ совать носъ въ чужіе секреты. Побѣгу за нимъ, посмотрю что-то ему будетъ.
  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Комната во дворцѣ Герцога.

Входятъ: Герцогъ и Туріо и потомъ Протей.

   ГЕРЦ. Будьте покойны, синьоръ Туріо; Валентинъ изгнанъ: она непремѣнно полюбитъ васъ.
   ТУР. Но со времени его изгнанія ея презрѣніе ко мнѣ удвоилось; она рѣшительно гнушается моего общества, издѣвается до того, что я не могу но отчаяваться.
   ГЕРЦ. Слабое впечатлѣніе любви -- изображеніе начерченное на льду: часъ тепла, и оно исчезло, распустилось въ воду. Не много нужно времени и на то, чтобъ растаять ледяное расположеніе Сильвіи; она забудетъ недостойнаго Валентина.-- Ну что, синьоръ Протей, оставилъ ли вашъ соотечественникъ, согласно нашему повелѣнію, наши владѣнія?
   ПРОТ. Оставилъ, ваша свѣтлость.
   ГЕРЦ. Дочь моя сильно огорчена удаленіемъ его.
   ПРОТ. Огорченіе это пройдетъ въ скоромъ времени.
   ГЕРЦ. Я тоже думаю, но вотъ Туріо не вѣритъ.-- Послушайте, Протей, хорошее мое о васъ мнѣніе, которое вы вполнѣ оправдали уже и самымъ дѣломъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: For thou hast shown some sign of good desert. По экземпляру Колльера: For thou hast shown sure sign of good desert.}, располагаетъ меня посовѣтоваться съ вами.
   ПРОТ. Изгоните и меня, какъ только измѣню моей вамъ преданности.
   ГЕРЦ. Вы знаете, какъ бы мнѣ хотѣлось выдать мою дочь за синьора Туріо?
   ПРОТ. Знаю.
   ГЕРЦ. Полагаю, знаете и то, что она рѣшительно противится моей волѣ.
   ПРОТ. Противилась, почтеннѣйшій герцогъ, пока Валентинъ былъ здѣсь.
   ГЕРЦ. Такъ, но она и теперь продолжаетъ еще упорствовать. Какъ бы намъ заставить ее забыть Валентина и полюбить Туріо?
   ПРОТ. Всего вѣрнѣе, очернивъ Валентина въ ея глазахъ невѣрностью, трусостью и низкимъ происхожденіемъ: тремя недостатками, наиболѣе ненавистными всякой женщинѣ.
   ГЕРЦ. Но вѣдь она подумаетъ, что все это наговариваютъ на него изъ ненависти.
   ПРОТ. Конечно, если это будутъ говорить враги его. Тутъ необходимы величайшая осторожность, человѣкъ, котораго она почитала бы другомъ его.
   ГЕРЦ. Что, еслибъ вы взяли это на себя?
   ПРОТ. Герцогъ, мнѣ противна клевета; клеветать, и еще на друга, неприлично дворянину.
   ГЕРЦ. Но тамъ, гдѣ ваше доброе слово не можетъ помочь ему -- не можетъ повредить и клевета ваша; а потому эта услуга и не унизитъ васъ нисколько: тѣмъ болѣе, что вы оказываете ее другу же.
   ПРОТ. Вы превозмогли, герцогъ; если только мои наговоры могутъ подѣйствовать на нее -- она скоро разлюбитъ его. Но положимъ, что мы и вырвемъ, такимъ образомъ, Валентина изъ ея сердца {По прежнимъ изданіямъ: But say, this weed her love from Valentine... По экземпляру Колльера: But say, this wean her love from Valentine...} -- вѣдь отъ этого она не полюбитъ еще синьора Туріо.
   ТУР. А вы, сматывая съ него нить любви ея, тотчасъ же, чтобъ она не спуталась и не сдѣлалась совершенно негодной, и наматывайте ее на меня. Этого не трудно достигнуть, выхваляя меня на столько, на сколько будете унижать Валентина.
   ГЕРЦ. Въ этомъ дѣлѣ, Протей, мы довѣряемся вамъ вполнѣ, потому что, изъ словъ Валентина, знаемъ, что вы любите уже и неспособны измѣнить предмету любви вашей. Успокоенные на этотъ счетъ, мы разрѣшаемъ вамъ доступъ къ Сильвіи, чтобъ вы могли свободно бесѣдовать съ ней. Она груститъ, скучаетъ, сокрушается, но непремѣнно обрадуется вамъ, какъ другу Валентина; ваши убѣжденія всего скорѣе отвратятъ ее отъ него и расположатъ къ синьору Туріо.
   ПРОТ. Я сдѣлаю все, что будетъ въ моихъ силахъ. Но и вы, синьоръ Туріо, будьте подѣятельнѣе; разставляйте западни на всѣ желанія синьоры Сильвіи, стенайте сонетами, полными клятвъ любви и преданности.
   ГЕРЦ. Да, велика сила божественной поэзіи!
   ПРОТ. Пишите, что вы приносите въ жертву на алтарь красоты ея и ваши слезы, и ваши вздохи, и ваше сердце. Пишите пока высохнутъ чернила, а высохнутъ -- разведите ихъ вашими слезами; пишите такъ, чтобъ можно было подумать, что вы въ самомъ дѣлѣ чувствуете, что пишете. Вѣдь лютня Орфея звучала струнами поэтовъ; оттого-то она и смягчала желѣзо и камни, укрощала тигровъ, вызывала изъ неизмѣримыхъ глубинъ громадныхъ левіоѳановъ и заставляла ихъ плясать на песчаныхъ отмѣляхъ. Но этого мало еще: ступайте ночью съ музыкантами подъ окно вашей царицы и присоедините къ звукамъ ихъ инструментовъ какую нибудь грустную пѣсню: мертвое молчаніе ночи удивительно содѣйствуетъ сладкозвучнымъ жалобамъ. Такимъ образомъ вы непремѣнно тронете ее.
   ГЕРЦ. Ваши наставленія показываютъ, что вы любили.
   ТУР. Я приведу ихъ въ исполненіе въ эту же ночь. Надѣюсь, любезнѣйшій Протей, вы не откажетесь поискать со мной хорошихъ музыкантовъ; для начала у меня есть и сонетъ, вполнѣ соотвѣтствующій цѣли.
   ГЕРЦ. И такъ, къ дѣлу, синьоры.
   ПРОТ. Ваша свѣтлость позволите намъ оставить васъ послѣ ужина?
   ГЕРЦ. Нѣтъ, зачѣмъ же откладывать? отправляйтесь теперь же. (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Лѣсъ близь Мантуи.

Входятъ нѣсколько Разбойниковъ.

   1 раз. Ну, товарищи, стоять дружно; я вижу прохожихъ.
   2 раз. Будь ихъ тамъ хоть десятокъ -- не робѣть!

Входятъ Валентинъ и Спидъ.

   1 раз. Стойте, и подавайте все, что у васъ есть; не отдадите -- оберемъ и силою.
   ВАЛ. Друзья --
   1 раз. Ну, оно не совсѣмъ такъ: мы враги ваши.
   2 раз. Молчи; послушаемъ, что онъ скажетъ.
   2 раз. Да, клянусь бородой, послушаемъ; онъ, кажется, славный малой.
   ВАЛ. Мнѣ почти нечего терять; я человѣкъ преслѣдуемый несчастіемъ. Все мое богатство -- эта бѣдная одежда: отнимете ее -- отнимете все, что имѣю.
   2 раз. Куда идете вы?
   ВАЛ. Въ Верону.
   1 раз. Откуда?
   ВАЛ. Изъ Милана.
   2 раз. А долго были тамъ?
   ВАЛ. Мѣсяцевъ шестнадцать; пробылъ бы и долѣе, еслибъ не злая судьба.
   1 раз. Чтожъ, тебя изгнали оттуда?
   ВАЛ. Изгнали.
   2 раз. За что?
   ВАЛ. За проступокъ, о которомъ и вспоминать больно: я убилъ человѣка, и убійство это мучитъ меня, хоть я и совершилъ его не измѣннически, а въ честномъ единоборствѣ.
   1 раз. Чегожъ тутъ и мучиться. И тебя изгнали за такой вздоръ?
   ВАЛ. Я радъ, что такъ еще дешево отдѣлался.
   1 раз. Знаешь языки?
   ВАЛ. Безъ этого знанія, которымъ обязанъ моимъ странствованіямъ, плохо было бы мнѣ во многихъ случаяхъ.
   3 раз. Клянусь лысиной жирнаго Робинъ-Худова монаха {Робинъ-Худъ знаменитый разбойникъ, въ шайкѣ котораго находился монахъ Тукъ, бывшій и товарищемъ и исповѣдникомъ его.}, вотъ бы начальникъ нашей шайки.
   4 раз. Въ самомъ дѣлѣ. Послушайте, товарищи. (Переговариваются между собой).
   СПИД. А что, синьоръ, примкните-ка къ нимъ; вѣдь это кажется преблагородные разбойники.
   ВАЛ. Молчи, негодяй.
   2 раз. Скажи, тебя привязываетъ еще что къ обществу?
   ВАЛ. Ничто.
   3 раз. Если такъ -- многіе изъ насъ также дворяне, выброшенные изъ среды благонравныхъ людей за проступки необузданной юности. Я самъ изгнанъ изъ Вероны за покушеніе похитить одну даму, близкую родственницу и наслѣдницу герцога.
   2 раз. А я изъ Мантуи за дворянина, котораго, въ порывѣ бѣшенства, пырнулъ въ самое сердце.
   1 раз. И я за такой же вздоръ; но къ дѣлу -- о нашихъ проступкахъ мы распространились только для извиненія теперешняго образа жизни,-- твоя прекрасная наружность, знаніе языковъ -- намъ недостаетъ именно такого человѣка.
   2 раз. Кромѣ того, ты изгнанникъ, а потому -- хочешь быть нашимъ начальникомъ, покориться необходимости и жить, подобно намъ, въ этихъ пустынныхъ мѣстахъ?
   3 раз. Говори, хочешь примкнуть къ намъ? Скажешь: хочу -- будешь нашимъ начальникомъ и мы обѣщаемъ повиноваться, будемъ чествовать и любить тебя, какъ главу, какъ царя нашего.
   1 раз. Отвергнешь нашу дружбу -- умрешь.
   2 раз. Не удастся тебѣ и похвастаться нашимъ предложеніемъ.
   ВАЛ. Я принимаю его, соглашаюсь жить съ вами, но только съ условіемъ, что вы никогда не тронете ни слабой женщины, ни бѣднаго прохожаго.
   3 раз. Не тронемъ; мы гнушаемся такими низостями. Идемъ же въ нашу пещеру {Въ прежнихъ изданіяхъ: we'll bring: thoe to our crews... По экземпляру Колльера: we'll bring: thee to our cave...}, и мы покажемъ тебѣ собранныя нами сокровища -- располагай ими, какъ нами.
  

СЦЕНА 2.

Миланъ. Дворъ дворца.

Входитъ Протей.

   ПРОТ. Я измѣнилъ уже Валентину; теперь долженъ поступить также предательски и съ Туріо. Подъ видомъ ходатайства за него я имѣю полную возможность хлопотать о себѣ; но Сильвія слишкомъ чиста, слишкомъ вѣрна и добродѣтельна -- мнѣ не соблазнить ее моими гнусными продѣлками. Начну увѣрять въ моей къ ней преданности -- она упрекаетъ меня измѣной другу; примусь клястся, что буду любить ее вѣчно -- она проситъ припомнить мое вѣроломство въ отношеніи къ Юліи, которую любилъ. И не смотря на всѣ ея колкости, изъ которыхъ и слабѣйшая должна бы лишить всякой надежды, любовь моя, какъ болонка, которую чѣмъ больше отталкиваютъ, тѣмъ она болѣе ласкается -- ростетъ съ каждымъ часомъ. Но вотъ и Туріо; теперь подъ окно -- усладимъ слухъ ея музыкой.

Входитъ Турю съ Музыкантами.

   ТУР. Вы уже здѣсь, синьоръ Протей? какже это вы прокрались прежде насъ?
   ПРОТ. Какъ видите, любезный Туріо; вы знаете, на службѣ любви, гдѣ нельзя пройти прямо -- можно и прокрасться.
   ТУР. Надѣюсь, однакожъ, вы любите не здѣсь?
   ПРОТ. Еслибъ не здѣсь, такъ былъ бы гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.
   ТУР. Но не Сильвію?
   ПРОТ. Сильвію -- ради васъ.
   ТУР. Благодарю. (Музыкантамъ). Ну, господа, настроивайте, и сейчасъ же что нибудь веселенькое.

Входятъ: Хозяинъ гостинницы и Юлія въ мужскомъ платьѣ, и остаются въ отдаленіи.

   ХОЗ. Что съ вами, юный гость мой? Вы, кажется, въ мелахоліи? скажите, отчего же?
   ЮЛІЯ. Я думаю оттого, что не могу быть веселымъ.
   ХОЗ. Э, полноте, мы развеселимъ васъ; вы услышите здѣсь музыку, увидите и синьора, котораго такъ желали видѣть.
   ЮЛІЯ. Но услышу ли я его?
   ХОЗ. Разумѣется.
   ЮЛІЯ. Это музыканты? (Музыканты начинаютъ играть).
   ХОЗ. Слушайте, слушайте!
   ЮЛІЯ. Онъ между ними?
  
                                 ПѢНІЕ.
  
                       Ктожъ эта Сильвія? что же она,
             Что всю молодежь она такъ восхитила?
                       Прекрасна, любезна, умна1),
             И всѣмъ этимъ небо ее одарило,
                       Чтобъ всѣхъ удивляла она.
  
                       Но такъ ли добра, какъ прекрасна она?
             Красота вѣдь всегда съ добротою водилась.
                       Любовь слѣпотой была прежде больна,
             И чтобъ излечиться, къ ней въ глазки внѣдрилась,
                       И тамъ, излечившись, осталась она.
  
                       Такъ будемтежъ мы Сильвію воспѣвать.
             Пойте, что Сильвія выше сравненья,
                       Что ей суждено красотой побѣждать
             Сей скучной земли всѣ творенья.
                       Давайтежъ вѣнки изъ цвѣтовъ ей свивать?
   1) Въ прежнихъ изданіяхъ: Holy, fair and wise is she... Но экземпляру Колльера: Holy, fair and wise as free...
  
   ХОЗ. А вы стали еще грустнѣе; вамъ не нравится музыка?
   ЮЛІЯ. Не музыка, а музыкантъ.
   ХОЗ. Почему же?
   ЮЛІЯ. Онъ страшно фальшивитъ.
   ХОЗ. То есть: беретъ не тѣ ноты?
   ЮЛІЯ. Нѣтъ; и все-таки фальшивитъ такъ, что надрываетъ мое сердце.
   ХОЗ. У васъ тонкій слухъ.
   ЮЛІЯ. Зачѣмъ не глухъ я! онъ совершенно разстроиваетъ меня.
   ХОЗ. Вы, просто, не любите музыки.
   ЮЛІЯ. Да, когда она такъ разногласитъ.
   ХОЗ. Слышите, какой чудесный переходъ?
   ЮЛІЯ. Именно переходы-то и противны мнѣ.
   ХОЗ. Такъ вамъ хотѣлось бы, чтобъ играли все одно и тоже?
   ЮЛІЯ. Хотѣла бы, чтобъ не мѣняли игры своей. Скажите, часто бываетъ синьоръ Протей у этой прекрасной синьоры?
   ХОЗ. Слуга его Лаунсъ говорилъ, что онъ любитъ ее безмѣрно.
   ЮЛІЯ. Гдѣжъ Лаунсъ?
   ХОЗ. Пошолъ отыскивать свою собаку; по приказанію господина, завтра онъ долженъ отвести ее, въ подарокъ, къ синьорѣ Сильвіѣ.
   ЮЛІЯ. Тсъ! отойдемъ въ сторону; они расходятся.
   ПРОТ. Будьте покойны, синьоръ Туріо; я такъ буду говорить, что непремѣнно заставлю васъ подивиться моему искуству.
   ТУР. Гдѣжъ мы сойдемся?
   ПРОТ. У Фонтана св. Григорія.
   ТУР. До свиданія. (Уходитъ съ музыкантами).

Сильвія показывается у окна.

   ПРОТ. Добраго вечера, прекрасная синьора.
   СИЛ. Благодарю, синьоръ, за музыку; кто вы?
   ПРОТ. Человѣкъ, голосъ котораго узнавали бы съ первыхъ звуковъ, еслибъ знали его вѣрное, преданное сердце.
   СИЛ. Синьоръ Протей, если не ошибаюсь?
   ПРОТ. Протей, благородная синьора; вашъ рабъ.
   СИЛ. Чтожъ вамъ угодно?
   ПРОТ. Быть вамъ угоднымъ.
   СИЛ. Можете; мнѣ угодно, чтобъ вы сейчасъ отправились домой, спать. О, гнусный, лживый, коварный, вѣроломный человѣкъ, неужели ты думаешь, что я такъ легкомысленна, такъ безразсудна, что уступлю льстивому искательству обманувшаго уже такъ многихъ своими клятвами! Отправляйся на родину просить прощенія у своей невѣсты. Что же касается до меня -- клянусь блѣдной царицей ночи, твое искательство возбуждаетъ во мнѣ не сочувствіе, а презрѣніе; я начинаю негодовать даже и на себя за то, что трачу время на разговоры съ тобой.
   ПРОТ. Прекрасная, признаюсь, я любилъ другую; но она умерла.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Скажи это я -- и я солгала бы; я знаю вѣрно, что она не схоронена еще.
   СИЛ. Если она и умерла, такъ Валентинъ, твой другъ, живъ еще; а я, ты знаешь -- обручена ему. И тебѣ не стыдно оскорблять его своимъ искательствомъ?
   ПРОТ. Я слышалъ, что и онъ умеръ.
   СИЛ. Такъ вообрази же, что и я умерла, потому что, вѣрь, моя любовь послѣдуетъ за нимъ и въ могилу.
   ПРОТ. О, дивное созданіе, позволь мнѣ вырыть ее.
   СИЛ. Ступай къ могилѣ твоей невѣсты -- вырывай ея любовь, или, еще лучше, схорони въ ней и свою.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Этого онъ не слышитъ.
   ПРОТ. Синьора, если ужъ сердце ваше такъ ожесточено, даруйте моей любви хоть вашъ портретъ, тотъ, что виситъ на стѣнѣ вашей комнаты. Съ нимъ буду я разговаривать, передъ нимъ буду вздыхать и плакать; посвятивъ сущность вашей дивной личности другому, вы сдѣлали меня тѣнью, и вашей тѣни посвящу я вѣрную любовь мою.
   ЮЛІЯ. (Про себя). А будь это сама сущность, ты непремѣнно обманулъ бы и ее: сдѣлалъ бы тѣнью, какъ меня.
   СИЛ. Синьоръ, мнѣ противно быть вашимъ кумиромъ; но такъ-какъ поклоненіе тѣнямъ, обожаніе лживыхъ призраковъ достойное возмездіе за ваше вѣроломство -- пришлите за нимъ завтра утромъ, и за тѣмъ: покойной ночи.
   ПРОТ. Ночи, предшествующей смертной казни. (Уходитъ. Сильвія удаляется отъ окна).
   ЮЛІЯ. Идемъ, хозяинъ.
   ХОЗ. А я совсѣмъ было заснулъ.
   ЮЛІЯ. Не знаешь ли, гдѣ живетъ синьоръ Протей?
   ХОЗ. Да въ моемъ же домѣ. Право, мнѣ кажется ужъ день?
   ЮЛІЯ. Нѣтъ, не день, а ночь -- ночь длинѣйшая и тягостнѣйшая всѣхъ, проведенныхъ мною безъ сна.
  

СЦЕНА 3.

Тамъ же.

Входитъ Эгламуръ.

   ЭГЛ. Этотъ самый часъ назначила мнѣ синьора Сильвія явиться сюда, чтобъ выслушать ея просьбу; вѣрно что нибудь особенно важное. Синьора, синьора!

Сильвія показывается въ окнѣ.

   СИЛ. Кто тутъ?
   ЭГЛ. Вашъ слуга и другъ; человѣкъ, ожидающій вашихъ приказаній.
   СИЛ. Синьоръ Эгламуръ -- тысячу добрыхъ утръ.
   ЭГЛ. Столько же и вамъ, прекрасная синьора. Покорный вашему желанію, я явился, чтобъ узнать, что будетъ вамъ угодно приказать мнѣ.
   СИЛ. О, Эгламуръ, вы истинный дворянинъ -- не думайте, чтобъ я хотѣла льстить вамъ, клянусь, я не льщу,-- вы умный, благородный, сострадательный, безъукоризненный человѣкъ. Вы знаете, какъ я люблю изгнаннаго Валентина,-- знаете, что мой отецъ принуждаетъ меня выдти за ничтожнаго, ненавистнаго мнѣ Туріо. Вы сами любили; я слышала какъ вы говорили, что ничто не поражало еще васъ такъ сильно, какъ смерть вашей страстно любимой невѣсты, на могилѣ которой произнесли обѣтъ цѣломудрія {Въ прежнія времена было въ обычаѣ, что вдовы и вдовцы, торжественно, въ церкви, налагали на себя обѣтъ цѣломудрія.}. Синьоръ Эгламуръ, я рѣшилась бѣжать къ Валентину, въ Мантую, гдѣ онъ, какъ слышала, теперь находится; а такъ-какъ дороги опасны, то я, полагаясь вполнѣ на ваше благородство, и обращаюсь къ вамъ съ просьбою проводить меня туда. Не возражайте мнѣ гнѣвомъ моего отца, Эгламуръ; имѣйте въ виду только мое горе, горе бѣдной дѣвушки и необходимость бѣгства, чтобъ избавиться возмутительнѣйшаго союза, противнаго и небу и людямъ. Умоляю, троньтесь просьбою души преисполненной горемъ, какъ море песками: будьте моимъ спутникомъ, проводникомъ! Откажете -- заклинаю скрыть что слышали, не лишать меня возможности бѣжать одной.
   ЭГЛ. Синьора, зная вашу склонность, я вполнѣ сочувствую вашему горю, сознаю законность его {Въ прежнихъ изданіяхъ: I pity much your grievances; Which since I know... По экземпляру Колльера: I pity much your grievances, And the most true affections that you bear; Which since I know...} и потому готовъ сопутствовать вамъ. Всякая дума о самомъ себѣ уничтожается желаніемъ вамъ счастія. Когда думаете вы отправиться?
   СИЛ. Нынче вечеромъ.
   ЭГЛ. Гдѣжъ мы сойдемся?
   СИЛ. Близь кельи отца Патрикія: я пойду къ нему на исповѣдь.
   ЭГЛ. Я буду тамъ. До свиданія, благородная синьора.
   СИЛ. До свиданія, добрый синьоръ.
  

СЦЕНА 4.

Тамъ же.

Входитъ Лаунсъ съ своей собакой.

   ЛАУН. Когда слуга человѣка обходится съ нимъ по собачьи -- оно, видите ли, какъ-то и обидно. А вѣдь я воспиталъ его съ пеленъ, спасъ отъ утопленья, тогда-какъ трое или четверо его слѣпыхъ братьевъ и сестеръ утопли таки. Я выучилъ его такъ, что всякой скажетъ: вотъ такъ бы и я выучилъ свою собаку. Мнѣ поручили отвести его къ синьорѣ Сильвіѣ, въ подарокъ отъ моего господина, а онъ, только что я вошолъ въ столовую, и бросился прямо къ ея прибору, да и стяни каплунью ножку. Оно гадко, когда песъ не можетъ вести себя порядочно во всякой компаніи; по моему ужъ если кто, такъ сказать, взялся быть порядочной собакой, такъ ужъ и будь ею во всемъ. Не будь я умнѣе его, не возьми на себя его проказы, вѣдь его, право, повѣсили бы; поплатился бы онъ -- это такъ вѣрно, какъ то, что я живу. Ну, посудите сами: пробрался онъ, въ обществѣ трехъ или четырехъ благовоспитанныхъ собакъ, подъ столъ герцога, и, право, не пробылъ тамъ и того времени, какое нужно на то, чтобъ высморкаться, а носы всѣхъ бывшихъ въ комнатѣ почувствовали уже его.-- "Выгоните собаку", говоритъ одинъ; "что это за песъ?" говоритъ другой; "вонъ его!" говоритъ третій; "повѣсить его", говоритъ герцогъ. Я, давно уже знакомый съ этимъ запахомъ, смекнулъ тотчасъ же, что это мой Крабъ, а потому и пошолъ къ человѣку, который наказываетъ собакъ, и говорю ему "любезный, ты хочешь высѣчь эту собаку?" -- "Ну да, хочу", говоритъ онъ. "Ну, такъ ты поступишь страшно несправедливо", говорю я, "вѣдь это, тово, я сдѣлалъ". Ну, онъ, не сказавъ противъ этого ни слова, и выстегалъ меня арапникомъ вонъ изъ комнаты. Много ли найдется господъ, которые сдѣлали бы такое для слуги своего? Да это что еще: я могу показать подъ присягой, что сидѣлъ въ колодкѣ за украденную имъ колбасу, безъ чего не быть бы ему въ живыхъ; что стоялъ у позорнаго столба за задушеннаго имъ гуся, безъ чего пострадать бы ему. Ты все перезабылъ это; но я помню штуку, которую ты сыгралъ со мною, когда я прощался съ синьорой Сильвіей. Развѣ я не говорилъ тебѣ, чтобъ ты всегда смотрѣлъ на меня и дѣлалъ такъ, какъ я? Когда же ты видѣлъ, чтобъ я поднималъ ногу и пускалъ прямо на юбку благородной дамы? когдажъ ты видѣлъ, чтобъ я откалывалъ такія штуки?

Входятъ Протей и Юлія.

   ПРОТ. Тебя зовутъ Себастіаномъ? Ты мнѣ нравишься, и я сейчасъ же дамъ тебѣ порученіе.
   ЮЛІЯ. Какое вамъ угодно. Все, что могу, я сдѣлаю.
   ПРОТ. Надѣюсь. (Лаунсу) А, негодяй! гдѣ это ты пропадалъ цѣлые два дни?
   ЛАУН. По вашему же приказанію водилъ къ синьорѣ Сильвіѣ собаку.
   ПРОТ. Чтожъ сказала она, увидавъ мою прекрасную крошку?
   ЛАУН. Да сказала, что ваша собака гадкая собака; что за такой подарокъ и собачьей благодарности слишкомъ много.
   ПРОТ. Однакожъ приняла ее?
   ЛАУН. Нѣтъ; вотъ она: я привелъ ее назадъ.
   ПРОТ. Какъ? ты предложилъ ей отъ меня эту гадость {Въ прежнихъ изданіяхъ: What! didst thou offer her this from me?... По экземпляру Колльера: What! didst thou offer her this cur from me?...}?
   ЛАУН. Эту. Вашу маленькую бѣлочку у меня укралъ на площади какой-то сорванецъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: the other squirrel was stolen from me by the hangman's boys... По экземпляру Колльера: the other squirrel was stolen from me by а hangman boy...} -- ну, я и предложилъ ей свою. Вѣдь моя вдесятеро больше вашей: стало и подарокъ сталъ во столько же больше.
   ПРОТ. О, негодяй! пошолъ, бѣги, отыщи мою; безъ нея и не являйся ко мнѣ на глаза! Что стоишь? ступай, говорю я тебѣ! Ты только и знаешь, что срамить меня. (Лаунсъ уходитъ).-- Себастіанъ, я беру тебя отчасти и по нуждѣ въ служителѣ способномъ исполнять мои порученія съ толкомъ, потому что на этого болвана ни въ чемъ не льзя положиться; но еще болѣе за твое лицо и манеры, которыя, если не ошибаюсь, ручаются за хорошее воспитаніе, умъ и вѣрность. Это главное, что рѣшило меня взять тебя. Возьми это кольцо и отдай его отъ меня синьорѣ Сильвіѣ; я получилъ его отъ женщины, страстно меня любившей.
   ЮЛІЯ. А вы, стало-быть, не любили ее, если отдаете его другой? Можетъ быть она умерла?
   ПРОТ. Нѣтъ; я думаю жива еще.
   ЮЛІЯ. Ахъ!
   ПРОТ. Что значитъ это: ахъ?
   ЮЛІЯ. Мнѣ какъ-то жаль ее.
   ПРОТ. Отчего же жаль?
   ЮЛІЯ. Мнѣ сейчасъ представилось, что она любитъ васъ такъ же страстно, какъ вы синьору Сильвію: она мечтаетъ о забывшемъ любовь ея, а вы обожаете равнодушную къ вашей. Я подумалъ, какъ должна быть мучительна любовь нераздѣляемая, и вздохнулъ невольно.
   ПРОТ. Отдай же ей это кольцо и это письмо; комната ея вонъ тамъ. Скажи ей, что я требую обѣщаннаго портрета. Исполнивъ это порученіе, возвратись ко мнѣ; ты найдешь меня, грустнымъ и одинокимъ, въ моей комнатѣ. (Уходитъ).
   ЮЛІЯ. Многія ли изъ женщинъ исполнятъ такое порученіе? Бѣдный Протей, ты приставилъ къ своимъ ягнятамъ лисицу. Глупая, зачѣмъ же жалѣть того, кто такъ жестоко пренебрегаетъ тобою? Но, нѣтъ; какъ онъ пренебрегаетъ мною оттого, что любитъ ее, такъ и я должна жалѣть его, оттого что люблю его. Это кольцо я отдала ему на память обо мнѣ, когда онъ уѣзжалъ, и теперь -- несчастный ходатай -- я должна выпрашивать, что такъ хотѣлось бы не выпросить,-- предлагать, что такъ хотѣлось бы видѣть отвергнутымъ,-- превозносить постоянство, которое такъ хотѣлось бы опозорить! Вѣрная любовница моего господина -- я не могу быть вѣрнымъ слугой его, не измѣнивъ самой себѣ. И все-таки я буду говорить въ его пользу; но холодно, потому что -- Богъ свидѣтель -- ничего не желаю такъ, какъ неудачи.

Входитъ Сильвія со Служанкой.

   Добраго утра, прекрасная! Скажите, пожалуста, гдѣ бы мнѣ увидать синьору Сильвію?
   СИЛ. Тебѣ на что ее? Положимъ, что я -- она.
   ЮЛІЯ. Если вы она, я попрошу васъ выслушать вину моего посланія.
   СИЛ. А кто послалъ тебя?
   ЮЛІЯ. Мой господинъ, синьоръ Протей.
   СИЛ. А!-- онъ послалъ тебя за портретомъ?
   ЮЛІЯ. Точно такъ, синьора.
   СИЛ. Урсула, принеси мой портретъ. (Урсула приноситъ портретъ). Вотъ, отдай его твоему господину; скажи ему отъ меня, что эта тѣнь не украситъ его комнаты такъ, какъ украсила бы ее, забытая имъ, Юлія.
   ЮЛІЯ. Синьора, не угодно ли вамъ прочесть это письмо -- ахъ, извините, по ошибкѣ, я подалъ назначенное не вамъ. Къ вамъ вотъ это.
   СИЛ. Позволь взглянуть на назначенное не мнѣ.
   ЮЛІЯ. Не могу, добрая синьора; вы извините меня.
   СИЛ. Такъ возьми же и это. Я не хочу читать его; я знаю что оно полно увѣреній, новыхъ клятвъ, которыя онъ разорветъ также легко, какъ я -- эту бумагу.
   ЮЛІЯ. Онъ посылаетъ вамъ, сверхъ того, это кольцо.
   СИЛ. Посылая его, онъ унижаетъ себя еще болѣе; тысячу разъ разсказывалъ онъ мнѣ, что получилъ его отъ Юліи, когда разставался съ ней. Пусть оно осквернено уже его лживымъ пальцемъ -- я не оскорблю Юліи моимъ.
   ЮЛІЯ. Она благодаритъ васъ.
   СИЛ. Какъ?
   ЮЛІЯ. Я благодарю васъ, синьора, за ваше доброе расположеніе къ ней. Мой господинъ жестоко оскорбляетъ ее.
   СИЛ. Ты знаешь ее?
   ЮЛІЯ. Почти какъ самого себя; я уже не разъ плакалъ, помышляя о ея горѣ.
   СИЛ. Она знаетъ, что синьоръ Протей покинулъ ее?
   ЮЛІЯ. Я думаю, что знаетъ, что это-то и сокрушаетъ ее.
   СИЛ. Хороша она собой?
   ЮЛІЯ. Теперь не такъ, какъ прежде. Когда она вѣрила еще въ любовь моего господина, на мои глаза, она была такъ же прекрасна, какъ вы. Но съ тѣхъ поръ, какъ она забыла о зеркалѣ, о защищающей отъ солнца маскѣ -- розы ланитъ поблекли, лилейная бѣлизна лица потемнѣла: она загорѣла, какъ я.
   СИЛ. Какого она роста?
   ЮЛІЯ. Почти моего. Въ послѣдній Духовъ день, когда мы праздновали его разными представленіями, мнѣ пришлось взять на себя женскую роль и меня одѣли въ ея платьѣ: оно пришлось мнѣ такъ, какъ будто именно для меня и шили его; потому-то я и знаю, что она почти одного роста со мной. Въ этотъ день я сильно растрогалъ ее; я игралъ роль Аріадны, оплакивающей измѣну и бѣгство Тезея, и такъ вѣрно, что, видя мои слезы, и она залилась ими. И я, клянусь честію, я вполнѣ сочувствовалъ ея горю.
   СИЛ. Она многимъ обязана тебѣ, добрый юноша.-- Бѣдная, покинутая страдалица!-- Твой разсказъ растрогалъ и меня до слезъ. Возьми этотъ кошелекъ; я даю его тебѣ за твою любовь къ ней. Прощай! (Уходитъ).
   ЮЛІЯ. И она поблагодаритъ тебя за это, если ты когда нибудь познакомишся съ ней. Благородная дѣвушка; и какъ добра и прекрасна! Уважая такъ любовь мою, надѣюсь, она не уступитъ исканіямъ моего господина. О, зачѣмъ же это любовь такъ сама собою играетъ!-- Вотъ портретъ ея; посмотримъ! Мнѣ кажется, что съ этой прической мое лицо было бы также хорошо; однакожъ, живописецъ все-таки немного польстилъ ей, если только я не льщу себѣ самой слишкомъ уже много. У ней каштановые волосы, у меня -- свѣтлорусые; если это причина его предпочтенія -- я добуду себѣ парикъ именно такого цвѣта {Женщины носили фальшивые волосы еще задолго до изобрѣтеніи париковъ.}. Глаза ея зеленоваты, какъ стекло {Въ прежнихъ изданіяхъ: Her eyes are grey as gloss... По экземпляру Колльера: Her eyes are green as gross...}; такіе же и у меня; но ея лобъ низокъ, а мой высокъ. Что же любитъ онъ въ ней, чего бы не могъ любить и во мнѣ, еслибъ любовь не была слѣпа? И тѣнь Юліи понесетъ къ нему эту тѣнь своей соперницы! О, онъ будетъ лелѣять, цѣловать, боготворить тебя, безчувственное изображеніе; тогда какъ, будь въ его идолопоклонничествѣ хоть сколько нибудь смысла -- не ты, а я была бы предметомъ всего этого. И все-таки, я не стану враждовать съ тобой, ради твоего подлинника, ради его нѣжнаго сочувствія ко мнѣ; а безъ того -- клянусь Юпитеромъ -- я выцарапала бы эти, лишенные способности видѣть глаза, чтобъ уничтожить любовь моего господина!
  

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Тамъ же. Дворъ Аббатства.

Входить Эгламуръ.

   ЭГЛ. Солнце румянитъ уже западъ: около этого времени хотѣла Сильвія сойтись со мною у кельи Патрика. Она не замедлитъ; влюбленные никогда не опаздываютъ; они такъ нетерпѣливы, что являются, обыкновенно, еще раньше условнаго часа.

Входить Сильвія.

   Вотъ и она. Добраго вечера, синьора.
   СИЛ. Благодарю! Поспѣшимъ выдти черезъ заднюю калитку, добрый Эгламуръ; я боюсь погони.
   ЭГЛ. Не бойтесь; до лѣса нѣтъ и трехъ миль: доберемся до него -- мы внѣ всякой опасности. (Уходятъ).
  

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Комната во дворцѣ Герцога.

Входятъ: Туріо, Протей и Юлія.

   ТУР. Разскажите же, синьоръ Протей, какъ приняла Сильвія мои исканія?
   ПРОТ. Далеко благосклоннѣе прежняго; но все-таки, ей не нравится въ васъ еще многое.
   ТУР. Что же? ужъ не находитъ ли она, что у меня ноги слишкомъ длинны?
   ПРОТ. Нѣтъ; ей кажется, что онѣ слишкомъ тонки.
   ТУР. Такъ я буду ходить въ сапогахъ, чтобъ онѣ казались потолще.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Любовь ничѣмъ не пришпоришь къ тому, что ненавидитъ {Въ прежнихъ изданіяхъ это говорить Протей.}.
   ТУР. Что говоритъ она о моемъ лицѣ?
   ПРОТ. Говоритъ, что оно слишкомъ бѣло.
   ТУР. Лжетъ, плутовка! оно смугло. ПРОТ. Но вѣдь и перлы бѣлы, а по старой поговоркѣ: смуглые поклонники, на глаза прекрасныхъ дамъ, просто, перлы.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Да, перлы, отъ которыхъ гаснутъ глаза ихъ. Я скорѣй зажмурюсь, чѣмъ стану смотрѣть на него.
   ТУР. Какъ она находитъ мой разговоръ?
   ПРОТ. Плохимъ, когда говорите о войнѣ.
   ТУР. И хорошимъ, когда говорю о любви и мирѣ.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Но еще лучшимъ, когда хранишь мирное молчаніе.
   ТУР. Какого она мнѣнія о моей храбрости?
   ПРОТ. О, въ этомъ отношеніи она нисколько не сомнѣвается.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Потому что знаетъ твою трусость.
   ТУР. А на счетъ моего рода?
   ПРОТ. Что онъ замѣчателенъ древностью.
   ЮЛІЯ. (Про себя). Какъ ты -- глупостью.
   ТУР. Обратила она вниманіе на мои земли?
   ПРОТ. Какъ же, и очень жалѣетъ --
   ТУР. О чемъ же?
   ЮЛІЯ. (Про себя). Что достались такому ослу.
   ПРОТ. Что не сами управляете ими.
   ЮЛІЯ. Герцогъ!

Входитъ Герцогъ.

   ГЕРЦ. Здравствуйте, Протей! здравствуйте, Туріо! Не видалъ ли кто изъ васъ Эгламура?
   ТУР. Я не видалъ.
   ПРОТ. Я такъ же.
   ГЕРЦ. А дочь мою?
   ПРОТ. Не видали и ее.
   ГЕРЦ. Если такъ -- она бѣжала къ презрѣнному Валентину, и Эгламуръ провожаетъ ее. Это вѣрно, потому что отецъ Лоренцо встрѣтилъ ихъ въ лѣсу: Эгламура онъ узналъ съ перваго взгляда, но спутница его была въ маскѣ и потому онъ только предполагаетъ, что это Сильвія. Вечеромъ Сильвія отправилась на исповѣдь къ отцу Патрикію, но не была у него. Все это подтверждаетъ, что она бѣжала; а потому, прошу васъ, не тратьте время на разсужденія: скорѣй на лошадей. Я жду васъ у подошвы горъ, на холмѣ, склоняющемся къ Мантуѣ: они бѣжали туда. Проворнѣй, господа! (Уходитъ).
   ТУР. Вотъ своенравная-то дѣвчонка: бѣжитъ своего счастія, когда оно гонится за ней! За ними; но не столько изъ любви къ взбалмошной Сильвіи, сколько изъ желанія отомстить Эгламуру. СУ ходитъ).
   ПРОТ. А я не столько изъ ненависти къ Эгламуру, сколько изъ любви къ Сильвіи. (Уходитъ).
   ЮЛІЯ. А я не столько изъ ненависти къ Сильвіи, сколько изъ желанія помѣшать новой любви Протея. (Уходитъ).
  

СЦЕНА 3.

Лѣсъ на границахъ Мантуи.

Входятъ: Сильвіи и нѣ;сколько Разбойниковъ.

   1 раз. Иди, иди! не бойся, мы ведемъ тебя къ атаману.
   СИЛ. Тысячи еще большихъ несчастій научили меня не страшиться и этого.
   2 раз. Ведите же ее; что стали?
   1 раз. Гдѣ же провожавшій ее дворянинъ?
   3 раз. Бѣжалъ; но Моисей и Валерій преслѣдуютъ его. Ступай ты съ ней къ атаману на западную оконечность лѣса, а мы отправимся въ погоню за бѣглецомъ. Онъ не ускользнетъ: лѣсъ со всѣхъ сторонъ окруженъ нашими.
   1 раз. Идемъ, я сведу тебя въ пещеру атамана. Не безпокойся, онъ благородный человѣкъ -- не оскорбляетъ женщинъ.
   СИЛ. О, Валентинъ! все это я терплю изъ любви къ тебѣ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА 4.

Другая часть лѣса.

Входитъ Валентинъ.

   ВАЛ. Къ чему не привыкнетъ человѣкъ! Мрачный, пустынный, безлюдный лѣсъ этотъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: This schadowy, desert, unfrequented woods... По экземпляру Колльера: These schadowy, desert, unfrequented woods...} теперь пріятнѣе для меня всякаго богатаго, многолюднаго города: здѣсь, вдали отъ всѣхъ, никѣмъ незримый, я свободно могу подлаживать подъ жалобные напѣвы соловья мою грусть, мое безконечное горе. О, ты, живущая въ груди моей, не оставляй на долго жилища своего, если не хочешь, чтобъ оно рухнуло, не оставивъ по себѣ даже и памяти о томъ, чѣмъ было! Оживи меня своимъ присутствіемъ, о Сильвія! приди, прекрасная нимфа, утѣшь твоего несчастнаго поклонника!-- Что это за крики? Какъ шуменъ нынче лѣсъ этотъ. Вѣрно мои неугомонные товарищи {Въ прежнихъ изданіяхъ: These are my mates... По экземпляру Колльера: These my rude mates...}, не знающіе другаго закона, кромѣ своей воли, преслѣдуютъ какого нибудь бѣднаго путника. Они любятъ меня, и все-таки я съ трудомъ удерживаю ихъ отъ разныхъ неистовствъ. Кто-то спѣшитъ сюда -- удалимся! (Отходитъ въ сторону).

Входятъ: Протей, Сильвія и Юлія.

   ПРОТ. Какъ ни равнодушны вы, синьора, ко всему, что я для васъ дѣлаю -- я оказалъ, однакожъ, вамъ услугу, вырвавъ васъ, съ опасностію для собственной жизни, изъ рукъ негодяя, который, можетъ быть, обезчестилъ бы васъ. Отблагодарите хоть однимъ ласковымъ взглядомъ; меньшей награды я не могу требовать; да и вы сами, я увѣренъ, не придумаете.
   ВАЛ. (Про себя). Что это? во снѣ, или на яву? О, любовь, даруй мнѣ терпѣніе еще на нѣсколько минутъ!
   СИЛ. О, я несчастная!
   ПРОТ. Вы были несчастны до моего появленія; мое появленіе сдѣлало васъ счастливой.
   СИЛ. Нѣтъ, несчастнѣйшей изъ женщинъ!
   ЮЛІЯ. (Про себя). И меня также.
   СИЛ. Лучше попасть въ когти голоднаго льва, сдѣлаться завтракомъ свирѣпаго звѣря, чѣмъ быть спасену лживымъ Протеемъ. О, небо! ты свидѣтель, что я люблю Валентина столько же -- потому что больше невозможно -- сколько ненавижу гнуснаго, вѣроломнаго Протея; оставь же меня, кончи свои исканія.
   ПРОТ. Я не знаю на что не отважился бы я -- пошолъ бы даже на самую смерть изъ-за одного ласковаго взгляда. Не вѣчная ли это насмѣшка любви, что женщина не можетъ любить того, кто любить ее.
   СИЛ. Что Протей не можетъ любить ту, которая любитъ его. Вспомни Юлію, твою первую, лучшую любовь, для которой разорвалъ свою вѣрность на тысячи клятвъ; любовью ко мнѣ ты обратилъ ихъ всѣ въ клятвопреступленія. Въ тебѣ нѣтъ уже вѣрности, если не было двухъ, что несравненно хуже, чѣмъ никакой; лучше никакой, чѣмъ нѣсколько -- даже и одной больше. Ты измѣнилъ и другу.
   ПРОТ. Въ любви, ктожъ останавливается дружбой?
   СИЛ. Всякій, кромѣ Протея.
   ПРОТ. Если такъ -- не трогаютъ тебя ни мольбы ни просьбы, я восторжествую надъ тобой, какъ свирѣпый солдатъ; измѣню самую природу любви: сдѣлаю ее насиліемъ!
   СИЛ. О, небо!
   ПРОТ. Ты будешь моей!
   ВАЛ. Прочь, негодяй! не прикасайся къ ней гнусными руками своими! О, подлый другъ!
   ПРОТ. Валентинъ!
   ВАЛ. Другъ обыкновенный -- безъ любви, безъ чести; вѣдь такова ужъ нынче дружба! Вѣроломный, ты обманулъ мои надежды; ничто, кромѣ собственныхъ глазъ, не убѣдило бы меня въ этомъ. Теперь, я не могу сказать: у меня есть другъ; ты изобличишь меня во лжи. На когожъ положиться, когда твоя же правая рука измѣняетъ груди? Больно мнѣ, Протей, что не могу уже вѣрить тебѣ; что, изъ-за тебя, долженъ разорвать всѣ связи съ міромъ. Нѣтъ ранъ жесточѣе наносимыхъ близкими. О, страшное время! изъ всѣхъ враговъ моихъ другъ оказывается жесточайшимъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: The private wound is deepest: о time most accurst! 'Mongst all foes, that a friend schould be the worst!... По экземпляру Колльера: The private wound is deep'st. О time accurst! 'Mongst all my foes a friend schould be the worst!...}.
   ПРОТ. Стыдъ и страшная вина моя уничтожаютъ меня совершенно {Въ прежнихъ изданіяхъ: My shame and guilt confounds me!.... По экземпляру Колльера: My shame and desperate guilt at once confound me!...}. Прости мнѣ, Валентинъ: если искреннее раскаяніе можетъ искупать проступки -- я горько каюсь. Мученіе, которое теперь испытываю, право, также велико, какъ и вина моя.
   ВАЛ. Довольно; я снова вѣрю въ тебя. Кто не трогается раскаяніемъ, не принадлежитъ ни землѣ, ни небу, потому что земля и небо прощаютъ; раскаяніе смягчаетъ даже и гнѣвъ предвѣчнаго. А чтобъ доказать тебѣ, какъ полно и совершенно мое прощеніе -- я уступаю тебѣ все, что было моимъ въ Сильвіѣ.
   ЮЛІЯ. О, я несчастный!
   ПРОТ. Что съ нимъ?
   ВАЛ. Что съ тобою? ободрись, подними глаза -- говори.
   ЮЛІЯ. Ахъ, синьоръ, мой господинъ поручилъ мнѣ отдать прекрасной Сильвіѣ кольцо, а я забылъ.
   ПРОТ. Гдѣжь оно?
   ЮЛІЯ. Вотъ. (Отдаетъ ему кольцо).
   ПРОТ. Что это? Это кольцо, которое я подарилъ Юліи.
   ЮЛІЯ. Простите -- я ошибся; вотъ то, которое вы послали Сильвіѣ. (Подаетъ другое).
   ПРОТ. Но какъ же попало къ тебѣ это? я отдалъ его Юліи, когда разставался съ ней.
   ЮЛІЯ. И сама Юлія отдала его мнѣ; и сама Юлія возвратила его тебѣ.
   ПРОТ. Юлія?
   ЮЛІЯ. Да, передъ тобой бывшая цѣлью всѣхъ клятвъ твоихъ, сохранившая ихъ глубоко въ сердцѣ, сколько ты ни старался вырвать ихъ своимъ вѣроломствомъ. О, Протей! эта одежда должна вогнать тебя въ краску: краснѣй, что заставилъ меня надѣть такое неприличное платье; краснѣй, если въ этомъ, внушенномъ любовью, нарядѣ есть что нибудь постыдное. Во всякомъ случаѣ: перемѣной одежды женщина не унижаетъ еще себя такъ, какъ мужчина перемѣной чувствъ.
   ПРОТ. Какъ мужчина перемѣной чувствъ?-- правда, правда!-- О, небо! будь только мужчина постояненъ, и онъ былъ бы совершенство; одинъ этотъ недостатокъ наполняетъ его всѣми возможными, вовлекаетъ во всѣ пороки. Непостоянство измѣняетъ прежде, чѣмъ начнется. Какую же прелесть нашолъ я въ лицѣ Сильвіи, которой не нашолъ бы въ лицѣ Юліи, еслибъ смотрѣлъ на нее глазами постоянства?
   ВАЛ. Если такъ -- ваши руки; не лишайте меня счастія заключить прекрасный союзъ этотъ. Невозможно, чтобъ люди такъ близкіе долго оставались врагами.
   ПРОТ. Свидѣтель Богъ, я достигъ высочайшаго изъ моихъ желаніи!
   ЮЛІЯ. И я!

Входятъ Разбойники съ Герцогомъ и Туріо, разбойники.

   Добыча! добыча!
   ВАЛ. Оставьте! это герцогъ, мой повелитель. Ваша свѣтлость, несчастный, изгнанный Валентинъ привѣтствуетъ васъ.
   ГЕРЦ. Синьоръ Валентинъ!
   ТУР. А вотъ и Сильвія -- она моя!
   ВАЛ. Назадъ, или ты мертвъ, Туріо! Держись подальше отъ моего гнѣва; не называй Сильвіи твоей: назовешь -- не видать тебѣ опять Милана. Вотъ она передъ тобой -- коснись только ея хоть однимъ дыханіемъ --
   ТУР. Синьоръ Валентинъ, я, право, нисколько не дорожу ею. Я не такъ глупъ, чтобъ отважилъ жизнь свою за женщину, которая не любитъ меня; я отказываюсь отъ всѣхъ моихъ притязаній -- она ваша.
   ГЕРЦ. Эта легкость, съ которой ты, послѣ столькихъ исканій, отказываешься отъ нея, показываетъ какъ ты низокъ и подлъ.-- Валентинъ, клянусь честью моего рода, я вполнѣ одобряю твое мужество, почитаю тебя достойнымъ любви любой королевы. Я забываю всѣ прежнія непріятности, всякую вражду, призываю тебя снова ко двору нашему; но такъ какъ и это недостаточное еще вознагражденіе за твою неподдѣльную доблесть -- синьоръ Валентинъ, ты дворянинъ, родъ твой благороденъ и древенъ, возьми же свою Сильвію: ты заслужилъ ее.
   ВАЛ. Благодарю, ваша свѣтлость; вы вполнѣ осчастливили меня. Но у меня есть еще просьба -- не откажите ради вашей дочери.
   ГЕРЦ. Не откажу и ради тебя: говори.
   ВАЛ. Изгнанники, съ которыми я жилъ, имѣютъ много прекрасныхъ качествъ -- простите и имъ вины ихъ: позвольте возвратиться. Они исправились, сдѣлались порядочнѣе, добрѣе; они съ пользою могутъ служить вамъ.
   ГЕРЦ. Согласенъ: прощаю и тебѣ и имъ. А такъ какъ ты лучше знаешь ихъ способности, ты самъ и размѣстишь ихъ. Теперь въ Миланъ; кончимъ всѣ непріятности {Въ прежнихъ изданіяхъ: we will include all jars... По экземпляру Колльера: we will conclude all jars...} пирами, играми и торжествами.
   ВАЛ. Дорогой я надѣюсь позабавить васъ. Что скажете вы объ этомъ юномъ пажѣ {Въ прежнихъ изданіяхъ: What think you of this page... По экземпляру Колльера: What think you of this stripling page...}?
   ГЕРЦ. Прекрасный мальчикъ; онъ краснѣетъ?
   ВАЛ. Потому что не столько мальчикъ, сколько прекрасенъ.
   ГЕРЦ. Что хочешь ты сказать этимъ?
   ВАЛ. Я все разскажу вамъ дорогой, и вы подивитесь многому. Идемъ, Протей; въ наказаніе, ты долженъ выслушать повѣсть любви твоей, а за тѣмъ, день нашего бракосочетанія будетъ днемъ и вашего {Въ прежнихъ изданіяхъ: That done our day of marriage shall he yours... По экземпляру Колльера: Our day of marriage shall he yours no less...}: одно торжество, одинъ домъ, одно двойное счастіе!
  
  
  
нъ вѣдь былъ бы
             Тогда слѣпымъ и не нашелъ дороги.
   Валентинъ. Любви дано, синьора, много глазъ.
   Туріо. А я слыхалъ, что будто бы любовь
             Совсѣмъ слѣпа.
   Валентинъ.                     Такой бываетъ случай,
             Когда любовь, взглянувъ внезапно, встрѣтитъ
             Любовника, какъ вы. На тѣхъ, кто ей
             Не нравится, она привыкла щурить
             Дѣйствительно глаза. (Входитъ Протей
   Сильвія.                                         Синьоры, полно
             Вамъ ссориться. Вотъ дорогой нашъ гость.
   Валентинъ. Здорово, другъ Протей! Прошу, синьора
             Васъ подвердить свое расположенье
             Ему привѣтнымъ словомъ.
   Сильвія.                                         Слово ласки
             Ему здѣсь обезпечено, коль скоро
             Синьоръ тотъ другъ, котораго желали
             Вы видѣть такъ.
   Валентинъ.                     Да, это онъ, синьора.
             Надѣюсь, вы позволите ему
             Служить вамъ вѣрнымъ рыцаремъ, какъ служитъ
             Покорный вашъ слуга.
   Сильвія.                                         Я недостойна,
             Повѣрьте мнѣ, синьоръ, имѣть такихъ
             Высокихъ, важныхъ слугъ.
   Протей.                                         А я, напротивъ,
             Скажу, синьора, вамъ, что рыцарь слишкомъ
             Ничтоженъ и убогъ, чтобъ быть слугой
             Подобной дамы сердца.
   Валентинъ (Сильвіи).                     Для чего
             Себя вамъ унижать? Рѣшите прямо
             Принять его на службу.
   Протей.                                         Я сочту
             За гордость быть слугою вамъ и честно
             Исполню долгъ.
   Сильвія.                               Признательность сумѣетъ
             Воздать за это вамъ. Примите жъ, рыцарь,
             Привѣтъ отъ той, которая не стоитъ
             Быть дамой вамъ.
   Протей.                               Лишь вы безъ риска жизнью
             Могли сказать подобныя слова
             Передо мной.
   Сильвія.                     Что жъ вамъ сказала я?--
             Простой привѣтъ!
   Протей.                               И назвали себя
             При этомъ недостойной вы.
   Туріо.                                                   Синьора,
             Вашъ батюшка желаетъ видѣть васъ. 15)
   Сильвія. Сейчасъ иду! (Туріо). Угодно ль будетъ вамъ
             Пойти со мной? (Протею). Прощайте, новый рыцарь;
             Желаю вамъ веселья. Оставляю
             Васъ съ другомъ я. Когда свой разговоръ
             Вы кончите о дѣлѣ, васъ надѣюсь
             Вновь видѣть я.
   Протей.                               Къ услугамъ вашимъ оба,
             Синьора, мы. (Сильвія, Туріо и Спидъ уходятъ).
   Валентинъ.                     Разсказывай теперь,
             Какія дома новости?
   Протей.                               Въ семьѣ
             Твоей здоровы всѣ и посылаютъ
             Тебѣ поклонъ.
   Валентинъ.           А какъ живутъ твои?
   Протей. Здоровы и они.
   Валентинъ.                     Какъ поживаетъ,
             Скажи, твоя красотка? Такъ же ль ты
             Счастливъ въ любви, попрежнему?
   Протей.                                                             Тебѣ
             Всегда надоѣдали вѣдь разсказы
             О нѣжностяхъ. Любовью забавляться
             Ты не любилъ.
   Валентинъ.           Ахъ, добрый другъ!-- такъ было!
             Но нынче стало иначе! Пришлось
             Покаяться мнѣ горько за презрѣнье
             Мое къ любви! "жестоко показала
             Она мнѣ власть. Поститься и вздыхать
             Я началъ днемъ, а ночью не смыкаю
             Отъ горя глазъ! Да, да -- любовь въ отместку
             За прежнее презрѣнье къ ней лишила
             Меня отрады сна; глаза не могутъ
             Сомкнуться имъ и бодрствуютъ, какъ стража
             Моей сердечной горести! Да, другъ мой!
             Любовь тиранъ -- сраженъ я ею весь!
             Открыто я созналъ, что нѣтъ несчастья
             Ужаснѣй, чѣмъ она, и въ то же время
             Нѣтъ радостей, какія бы могли
             Сравниться съ ней! Болтаю о любви
             Я цѣлый день: она мнѣ стала всѣмъ!
             Въ ней мой обѣдъ, мой завтракъ, сонъ и ужинъ.
   Протей. Стой, стой довольно! прочиталъ я счастье
             Въ твоихъ глазахъ. А идолъ твой, конечно,
             Сейчасъ былъ здѣсь?
   Валентинъ.                     О, да, мой добрый другъ!
             Сознайся въ томъ, что прелесть въ ней святая!
   Протей. Скажу скорѣй: въ ней красота земная.
   Валентинъ. Нѣтъ, нѣтъ,-- зови святой ее!
   Протей.                                                            Къ чему я
             Ей стану льстить?
   Валентинъ.                     Льсти мнѣ:-- любви утѣха
             Въ подобныхъ похвалахъ.
   Протей.                                         Ты помнишь, былъ
             Разъ боленъ я; ты горькой угостилъ
             Меня тогда пилюлей; нынче долженъ
             Я точно такъ же поступать съ тобой.
             Валентина. Такъ ты не льсти, но говори лишь правду*
             Когда назвать ее не хочешь прямо
             Ты ангеломъ 18), признай въ ней совершенство,
             Съ какимъ никто сравниться не дерзнетъ
             На всей землѣ.
   Протей.                     Я исключу предметъ лишь
             Моей любви
   Валентинъ.           Нѣтъ, нѣтъ,-- не исключай*
             Ты этимъ исключишь возможность дружбы
             Впередъ со мной.
   Протей.                               Вѣдь всякому милѣе
             Свое добро.
   Валентинъ.           Твое добро, напротивъ,
             Возвышу я. Скажу я, что достойна
             Поднять съ земли твоя красотка край
             Одежды дивной Сильвіи, чтобъ пыль
             Не осквернила грязнымъ поцѣлуемъ
             Его своимъ; чтобъ, возгордись такимъ
             Негаданнымъ блаженствомъ, не забыла
             Обязанность растить весной цвѣты
             И лѣтнихъ дней не обратила въ зиму!
   Протей. Изрядный вздоръ несешь ты, милый мой.
   Валентинъ. Прости меня: назвать вѣдь можно вздоромъ*
             Пожалуй, все, что я бы ни сказалъ,
             Чтобъ похвалить созданье, предъ которымъ
             Ничтожно все! Сіяетъ одиноко
             Ея краса.
   Протей.                     Такъ одинокой пусть
             И проживетъ.
   Валентинъ.           Ни, ни,-- не соглашусь
             За цѣлый свѣтъ! Она моя! Владѣя
             Такимъ безцѣннымъ яхонтомъ, богаче
             Счастливца я, въ чьей власти были бъ двадцать
             Морей съ пескомъ изъ чистыхъ жемчуговъ,
             Гдѣ влага волнъ была бы чистый нектаръ,
             А груды скалъ подводныхъ были бы слиты
             Изъ золота! Прости, что забываю
             Я о тебѣ, лишь только заведу
             Рѣчь о любви. Сейчасъ отсюда вышелъ,
             Ты видѣлъ, вмѣстѣ съ Сильвіей искатель
             Ея руки, соперникъ мой. Онъ глупъ
             И цѣнится отцомъ ея за то лишь,
             Что онъ богатъ; но все же должно мнѣ
             Итти за ними вслѣдъ: любовь, ты знаешь,
             Ревнива безъ причинъ.
   Протей.                               А ты увѣренъ
             Въ ея любви?
   Валентинъ.           О, да, мы обручились,--
             И даже больше: тайный планъ составленъ,
             Какъ намъ бѣжать и обвѣнчатся съ ней.
             Я по веревкѣ долженъ влѣзть въ окошко
             Къ ней въ комнату. Случайности сложились,
             На счастье намъ, удачно. Ты, конечно,
             Какъ добрый другъ, поможешь мнѣ. Пойдемъ
             Теперь ко мнѣ. Совѣтъ твой можетъ быть
             Полезенъ намъ.
   Протей.                               Иди впередъ; приду я
             Вслѣдъ за тобой. Мнѣ надобно пройти
             Сперва на пристань, чтобъ свезти на берегъ
             Пожитки съ корабля. Исполнивъ это,
             Явлюсь я тотчасъ.
   Валентинъ.                     Ты не будетъ мѣшкать?
   Протей. Конечно, нѣтъ. (Валентинъ уходитъ).
                                           Какъ исчезаетъ малый
             Огонь въ большомъ, какъ выбиваютъ гвоздь
             Другимъ гвоздемъ, такъ точно память прежней
             Моей любви исчезла безъ слѣда
             Предъ тѣмъ, что здѣсь увидѣлъ я! Что жъ это?
             Чѣмъ я сраженъ? Что помутило разумъ
             Такъ сильно мнѣ, что съ прежняго пути
             Онъ сбился прочь? Ея ли красота
             Тому виной, восторгъ ли Валентина,
             Капризъ ли глазъ, иль просто наконецъ
             Мое непостоянство?.. Прелесть точно
             Увидѣлъ я, но вѣдь прелестна также
             И Юлія, которую люблю я
             Такъ горячо! Нѣтъ, нѣтъ,-- любилъ! исчезла
             Моя любовь! Свой потеряла образъ,
             Растаявши, какъ идолъ восковой
             Передъ огнемъ, и стало ясно мнѣ,
             Что охладѣлъ я также къ Валентину;
             Что не люблю попрежнему его;
             Но полюбилъ зато его невѣсту
             Безумно я! Вотъ должно гдѣ искать
             Причину мнѣ, что пересталъ быть дорогъ
             Мнѣ Валентинъ. Невольно мысль приходитъ
             Мнѣ въ голову, съ какою силой буду
             Любить ее я впредь, сойдясь короче
             И ближе съ ней, когда уже теперь
             Такъ полюбилъ, почти ея не зная!
             Плѣнялся я ея лишь красотой;
             Сразила мнѣ глаза одна наружность;
             Такъ мудрено ль, что очаруюсь я
             До слѣпоты, узнавъ вполнѣ ея
             Всѣ качества?-- Что будетъ, впрочемъ, будь!
             Смирю любовь, когда смирить сумѣю;
             А если нѣтъ -- такъ брошусь вслѣдъ за нею! (Уходитъ)
   

СЦЕНА 5-я.

Тамъ же улица.

(Спидъ и Лаунсъ встрѣчаются).

   Спидъ. Здорово, Лаунсъ! Добро пожаловать къ намъ въ Миланъ.
   Лаунсъ. Ты, юноша, не ври. Приглашать тебѣ меня не зачѣмъ. Я всегда говорю, что, какъ человѣкъ до тѣхъ поръ не пропалъ, пока не повѣшенъ, точно такъ же онъ не будетъ желаннымъ гостемъ, пока не покутитъ въ харчевнѣ. А вотъ тогда хозяйка дѣйствительно скажетъ ему: "милости просимъ напредки жаловать".
   Спидъ. Экій оселъ! Если затѣмъ дѣло стало, то пойдемъ въ первую харчевню. Тамъ тебѣ за пять пенсовъ тысячу разъ милости просимъ скажутъ. Разскажи-ка лучше, какъ разстался твой баринъ съ синьорой Юліей.
   Лаунсъ. Очень просто: прощались, плакали, а разошлись -- утѣшились.
   Спидъ. Значитъ, она за него выйдетъ.
   Лаунсъ. Нѣтъ.
   Спидъ. Какъ такъ? Да вѣдь онъ на ней женится?
   Лаунсъ. Того меньше.
   Спидъ. Такъ у нихъ разрывъ?
   Лаунсъ. Цѣлехоньки оба; здоровы, какъ рыба въ водѣ.
   Спидъ. Такъ что же между ними случилось?
   Лаунсъ. Ничего. Онъ самъ по себѣ, и она сама по себѣ.
   Спидъ. Вотъ оселъ! Тебя не поймешь.
   Лаунсъ. Если не понимаешь, значитъ -- оселъ не я, а ты. Въ мою палку скорѣе вколотишь умъ. чѣмъ въ тебя.
   Спидъ. Какъ же это?
   Лаунсъ. А вотъ смотри (втыкаетъ палку въ землю),-- видѣлъ?
   Спидъ. Ты вколотилъ палку въ землю, а не умъ въ палку 17).
   Лаунсъ. Это все одно.
   Спидъ. Скажи мнѣ толкомъ, будетъ ли свадьба?
   Лаунсъ. Спроси объ этомъ у моего пса. Если онъ отвѣтитъ: да, значитъ -- будетъ; если нѣтъ, значитъ -- будетъ тоже, а если хвостомъ повиляетъ, такъ будетъ и въ этомъ случаѣ.
   Спидъ. Значитъ, въ концѣ концовъ будетъ?
   Лаунсъ. О такихъ секретныхъ дѣлахъ я говорю только притчами.
   Спидъ. Чѣмъ бы ни сказалъ, лишь бы сказалъ. А согласись однако, что баринъ мой нынче отъ любви сгорѣлъ совсѣмъ.
   Лаунсъ. Я его инымъ и прежде не видѣлъ.
   Спидъ. Какимъ же ты его видѣлъ прежде?
   Лаунсъ. Сдурѣлымъ 18), какъ ты самъ выразился.
   Спидъ. Ты меня не понялъ, потаскухинъ ты сынъ!
   Лаунсъ. Да я вѣдь не о тебѣ, дуракъ, говорю, а о твоемъ баринѣ.
   Спидъ. Я говорю, что баринъ мой сгорѣлъ съ любви.
   Лаунсъ. А я говорю, что мнѣ рѣшительно все равно, сгорѣлъ онъ или сдурѣлъ. Пойдемъ-ка лучше въ пивную. Откажешься -- будешь хуже жида, нестоящаго христіанскаго имени.
   Спидъ. Почему?
   Лаунсъ. Потому, что не хочешь выпить съ христіаниномъ. Идешь, что ли?
   Спидъ. Ну, ладно, идемъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 6-я.

Та же комната во дворцѣ.

(Входитъ Протей).

   Протей. Позоръ и стыдъ мнѣ Юлію оставить,
             Позоръ и стыдъ мнѣ Сильвію любить,
             И стыдъ двойной обидѣть тяжко друга!
             Я принужденъ одной и той же властью
             Былъ клятву дать и преступить ее
             И тамъ и здѣсь. Любовь меня подвигла
             Такъ поступить! Любовь, любовь!-- ввела
             Меня ты въ грѣхъ, такъ научи жъ теперь,
             Какъ извинить безчестный мой поступокъ!
             Я обожалъ блестящую звѣзду,
             Теперь мой богъ сіяющее солнце!
             Ужель грѣшно сознательно нарушить
             То, въ чемъ клялся я только наобумъ?
             Не глупъ ли тотъ, въ комъ не найдется столько
             Рѣшимости, чтобъ измѣнить дурное
             На лучшее? О, фуй, что говоришь,
             Языкъ безстыдный ты! Зовешь дурнымъ
             То, что хвалилъ самъ столько разъ безъ мѣры!
             Хвалилъ въ жару сердечныхъ, страшныхъ клятвъ!
             Любовь, твердятъ, нельзя изгнать изъ сердца;
             Но я успѣлъ однакоже изгнать
             Ее легко; хоть, впрочемъ, сдѣлалъ это
             Лишь для того, чтобъ полюбить сильнѣй.
             Изгналъ изъ сердца моего навѣки
             Я Юлію, изгналъ я Валентина;
             Но вѣдь зато на мѣсто друга всталъ
             Теперь я самъ; а Юлію смѣнила
             Мнѣ Сильвія! Вѣдь самъ дороже я
             Себѣ, чѣмъ другъ! Мы думаемъ въ любви
             Лишь о себѣ! Признаетъ само небо,
             Создавшее красавицу мою,
             Что Юлія покажется предъ ней
             Чернѣй, чѣмъ эѳіопка. Позабуду жъ
             Я даже то, что Юлія живетъ!
             Пусть сохранитъ душа воспоминанье
             Мнѣ лишь о томъ, что прежняя любовь
             Моя мертва. А что до Валентина,
             То буду впредь въ немъ видѣть я врага,--
             Врага, чья цѣль затмить своей любовью
             Мою любовь! Вѣдь глупо откажусь
             Отъ собственной я выгоды, коль скоро
             Въ ходъ не пущу коварныхъ даже средствъ,
             Лишь только бъ повредить ему. Намѣренъ
             Онъ въ эту ночь забраться по веревкѣ
             Къ небесной красотѣ своей и сдѣлалъ
             Меня своимъ повѣреннымъ,-- меня --
             Соперника! Пойду сейчасъ съ доносомъ
             Къ ея отцу; открою планъ затѣи
             И бѣгства ихъ. Прогонитъ Валентина
             Отецъ сейчасъ, затѣмъ, что хочетъ самъ
             Онъ выдать дочь за Туріо, но тотъ
             Не страшенъ мнѣ. Пусть уберется съ глазъ
             Лишь Валентинъ, того жъ глупца сумѣю
             Убрать я ловкой хитростью. Пошли же
             Любовь мнѣ силъ исполнить это дѣло,
             Какъ силъ дала его задумать смѣло. (Уходить).
   

СЦЕНА 7-я.

Верона. Комната въ домѣ Юліи.

(Входятъ Юлія и Лючетта).

   Юлія. Ахъ, помоги, голубушка Лючетта!
             Вѣдь знаю я, что любишь ты меня.
             Ты тотъ листокъ, которому ввѣряю
             Желанья я и мысли всѣ мои!
             Дай мнѣ совѣтъ, какъ, сохранивъ приличье,
             Могла бы я отправиться туда,
             Гдѣ мой Протей.
   Лючетта.                               Увы, далекъ и труденъ
             Вашъ будетъ путь!
   Юлія.                               Когда же уставалъ
             Въ своемъ пути убогій пилигримъ,
             Хотя прошелъ ослабшими ногами
             Онъ много странъ? Устану ли и я,
             Когда помчусь въ далекій путь на крыльяхъ
             Моей любви! Помчусь въ тотъ чудный край,
             Гдѣ ждетъ меня мой дорогой, желанный,
             Безцѣнный мой Протей!
   Лючетта.                                         Дождитесь лучше,
             Чтобъ онъ вернулся къ вамъ.
   Юлія.                                                   Не знаешь ты,
             Что взглядъ его нужнѣе мнѣ, чѣмъ пища!
             Истомлена мучительнымъ постомъ
             Ужъ я давно тѣмъ, что его не вижу!
             Когда бъ любви глубокой впечатлѣнье
             Узнала ты, пришла бы мысль тебѣ
             Скорѣй огонь разжечь холоднымъ снѣгомъ,
             Чѣмъ потушить горячую любовь
             Наборомъ словъ!
   Лючетта.                               Тушить любви я вашей
             Не думаю; умѣрить я хочу
             Лишь пылъ ея, чтобъ не горѣлъ на счетъ
             Разсудка онъ.
   Юлія.                     Чѣмъ больше будешь ты
             Его смирять, тѣмъ жарче и свѣтлѣе
             Зажжется онъ. Видала ли ты, какъ тихо
             Бѣжитъ ручей, и какъ бурлитъ свирѣпо,
             Чуть встрѣтитъ онъ преграду на пути?--
             Катясь въ тиши, среди цвѣтныхъ каменьевъ,
             Журчитъ по дну онъ музыкою живой,
             Даря въ пути привѣтнымъ поцѣлуемъ
             Рядъ тростниковъ, склонившихся надъ нимъ,
             И, такъ стремясь въ извилистомъ теченьи.
             Вливаетъ онъ съ шутливостью безпечной
             Свои струи въ безбрежный океанъ.
             Такъ не мѣшай, Лючетта дорогая.
             Равно и ты моей любви струиться
             Въ ея пути, чтобъ я могла достигнуть,
             Чего хочу! Сама усталость будетъ
             Пріятна мнѣ при мысли, что придетъ
             Послѣдній шагъ, съ которымъ я достигну
             Моей любви! Настанетъ мигъ тогда
             Мнѣ отдыха! Окончивъ путь страданья,
             Я, какъ душа, найду покой въ раю.
   Лючетта. Какое жъ въ путь надѣнете вы платье?
   Юлія. Не женское, чтобъ не привлечь въ пути
             Къ себѣ вниманье праздныхъ вертопраховъ.
             Добудь, моя Лючетточка, костюмъ
             Мнѣ хоть пажа, изящный и приличный.
   Лючетта. Но вѣдь тогда обрѣзать надо будетъ
             Вамъ волосы.
   Юлія.                     Ни, ни,-- я заплету
             Ихъ въ двадцать мелкихъ локоновъ и снизу
             Пришпилю рядомъ бантовъ 19). Вѣдь влюбленнымъ
             Такой уборъ идетъ. Скажу я даже,
             Что не испортилъ онъ бы видъ мужчины
             И старѣе меня.
   Лючетта.                               Ну, а какой
             Покрой вы полагаете избрать
             Для прочаго?
   Юлія. Для прочаго?-- вотъ смѣхъ-то!
             Ну, вдругъ мужчину вздумали бъ спросить:
             "Какъ широко, синьоръ, пустить вамъ юбку?"
             Я полагаюсь въ этомъ на тебя.
   Лючетта. Придется сдѣлать съ бантами.
   Юлія.                                                   О, нѣтъ:
             Въ глаза бросаться будетъ; неприлично.
   Лючетта. Кто жъ носитъ нынче гладко? Нуженъ бантъ
             Ужъ для того, чтобъ въ немъ носить булавки.
   Юлія. Устрой лишь такъ, чтобъ было все прилично
             И хорошо. Ну, а теперь скажи,
             Какъ думаешь, что скажетъ свѣтъ, узнавъ,
             Что я ушла на ловлю приключеній?
             Не заѣдятъ ли сплетнями меня?
   Лючетта. Боитесь ихъ -- такъ оставайтесь дома.
   Юлія. Нѣтъ, нѣтъ,-- я не согласна.
   Лючетта.                                                   Такъ наплюйте
             На сплетни всѣ и въ путъ идите смѣло.
             Когда васъ встрѣтитъ съ радостью Протей,
             То что смотрѣть на здѣшнія вамъ сплетни?
             Боюсь лишь я:-- ему-то самому
             Желанной ли покажетесь вы гостьей?
   Юлія. О, эта мысль мнѣ вовсе не страшна!
             Кто сотни разъ мнѣ клялся страшной клятвой;
             Кто пролилъ слезъ потоки предо мной;
             Кто доказалъ всѣмъ, чѣмъ возможно только,
             Свою любовь -- конечно будетъ радъ
             Всѣмъ сердцемъ мнѣ.
   Лючетта.                               Слова и слезы, это --
             Орудье вѣдь извѣстное лжецовъ.
   Юлія. Презрѣненъ тотъ, кто слезы и слова
             Пускаетъ въ ходъ для столь презрѣнной цѣли!
             Нѣтъ, мой Протей родился подъ звѣздой
             Правдивой, чистой вѣрности! Слова
             Его честны, а клятвы -- голосъ правды.
             Его любовь и мысли непорочны.
             Онъ слезы льетъ отъ искренней души,
             Отъ лжи далекъ онъ, какъ земля отъ неба.
   Лючетта. Дай Богъ, чтобъ вамъ онъ это доказалъ,
             Когда вы съ нимъ увидитесь.
   Юлія.                                                   Молчи!
             Не оскорбляй его такимъ сомнѣньемъ,
             Что честенъ онъ. Мою любовь сама
             Заслужишь ты одной лишь твердой вѣрой
             Въ его любовь. Пойдемъ теперь со мной.
             Поможешь мнѣ собраться ты въ желанный
             Мой дальный путь. Въ твое распоряженье
             Оставлю здѣсь я все мое добро,
             Все -- даже честь. Устрой мнѣ лишь въ награду
             За то ною поѣздку. Тсс... молчи!
             Не возражай! За дѣло вмигъ! Сержусь
             За каждый часъ докучной я отсрочки! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Миланъ. Передняя въ герцогскомъ дворцѣ.

(Входятъ герцогъ, Туріо и Протей).

   Герцогъ. Я попрошу васъ, Туріо, оставить
             На время насъ. Должны поговорить
             Секретно мы вдвоемъ. (Туріо уходитъ). Что вы хотѣли
             Сказать, синьоръ Протей?
   Протей.                                         Сказать обязанъ,
             Синьоръ, я то, о чемъ бы надо было
             Смолчать мнѣ ради дружбы. Но когда
             Я вспомню рядъ тѣхъ милостей, какими
             Почтили вы меня -- хоть я ничѣмъ ихъ
             Не заслужилъ,-- то долгъ и честь невольно
             Мнѣ говорятъ, что сообщить обязанъ
             Я вамъ секретъ, котораго иначе
             Изъ сердца бы исторгнуть моего
             Не могъ никто. Узнайте жъ, государь,
             Что Валентинъ намѣренъ этой ночью
             Похитить вашу дочь. Объ этомъ мнѣ
             Сказалъ онъ самъ. Я знаю, вы хотите
             Отдать ее за Туріо, хотя
             Онъ ею не любимъ; но все жъ, коль скоро
             Удастся планъ ихъ бѣгства -- это будетъ
             Чрезчуръ тяжелой горестью для вашихъ
             Преклонныхъ лѣтъ. Вотъ почему рѣшился
             Я лучше выдать друга, чѣмъ позволить
             Удасться ихъ затѣѣ и навлечь
             Позоръ на вашу голову, который
             Безвременно свести васъ могъ бы въ гробъ.
   Герцогъ. Благодарю васъ искренно за честный
             Поступокъ вашъ. Я за него вамъ буду
             Должникъ по смерть. Я, признаюсь вамъ, самъ
             Замѣтилъ ихъ любовь, хотя считали
             Они меня, какъ кажется, слѣпымъ.
             Не разъ готово было у меня
             Сорваться съ губъ рѣшенье кончить разомъ
             Знакомство ихъ, устроивъ даже такъ,
             Чтобъ Валентинъ уѣхалъ прочь отсюда,--
             Но каждый разъ удерживалъ меня
             Невольный страхъ, не впалъ ли самъ въ ошибку
             При этомъ я и не обижу ль тяжко
             Невиннаго (чего всегда старался
             Я избѣгать). Вотъ почему давалъ я
             Свободу имъ, надѣясь убѣдиться
             На дѣлѣ въ томъ, что вы открыли мнѣ.
             А чтобъ судить могли вы, какъ терзалъ
             Меня мой страхъ, открою вамъ, что, зная,
             Какъ пасть легко въ пору дѣвичьихъ лѣтъ,
             Устроилъ спальню Сильвіи нарочно
             На башнѣ я и запираю на ночь
             Ее ключомъ, который постоянно
             Ношу съ собой. Ее похитить, значитъ,
             Не такъ легко.
   Протей.                     Такъ знайте жъ, что нашли
             Они на это средство. Онъ взберется
             Въ окошко къ ней по лѣстницѣ и вмѣстѣ
             Съ нею спустится назадъ. Сердечный другъ
             Пошелъ теперь на поискъ за веревкой
             И долженъ принести ее сюда.
             Вотъ тутъ-то вы и можете прекрасно
             Его накрыть. Но, Бога ради, будьте
             Лишь сдержанны, чтобъ не подвесть меня.
             Когда открыть рѣшился вамъ я прямо
             Ихъ заговоръ, то только изъ любви
             Сердечной къ вамъ; вражды же къ Валентину
             Во мнѣ нѣтъ и слѣда.
   Герцогъ.                               Я вамъ клянусь,
             Что даже виду не подамъ къ догадкѣ,
             Что услыхалъ объ этомъ черезъ васъ.
   Протей. Прощайте же. Вотъ онъ идетъ, я слышу.

(Протей уходитъ. Входитъ Валентинъ)-

   Герцогъ. Куда съ такой поспѣшностью идете
             Вы, Валентинъ?
   Валентинъ.                     Прошу васъ извинить
             Меня, синьоръ. Хочу послать я письма
             Къ моимъ друзьямъ. Курьеръ, сказали мнѣ,
             Уже готовъ, и потому спѣшу я
             Отправить ихъ.
   Герцогъ.                     А письма эти важны?
   Валентинъ. О, вовсе нѣтъ; я сообщаю только,
             Что и здоровъ и счастливъ вашимъ лестнымъ
             Вниманьемъ здѣсь.
   Герцогъ.                               Такъ, значитъ, торопиться
             Вамъ не зачѣмъ. Останьтесь на минуту,--
             Мнѣ хочется довѣрить вамъ одинъ
             Большой секретъ, который очень близокъ
             Моей душѣ. Вы знаете, конечно,
             Что я рѣшилъ сосватать дочь мою
             За Туріо?
   Валентинъ.           О, да, синьоръ. Отъ всей
             Скажу души, что не придумать лучше
             Вамъ выбора. Женихъ богатъ и знатенъ,
             Исполненъ самыхъ рѣдкихъ совершенствъ;
             Подходитъ онъ, какъ пожелать лишь можно,
             Къ прелестной вашей дочери. Ужели
             Вы убѣдить не можете ее
             На этотъ бракъ?
   Герцогъ.                               Представьте, не могу!
             Она дерзка, упряма, непослушна,
             Не знаетъ чувства долга. Я не въ силахъ
             Ей втолковать, что все жъ въ концѣ концовъ
             Она мнѣ дочь и потому должна
             Питать ко мнѣ боязнь и уваженье.
             Все это я разумно обсудилъ,
             И, признаюсь, въ виду ея упрямства,
             Въ моей душѣ исчезла даже къ ней
             Моя любовь. Вотъ почему, отрекшись
             Отъ всѣхъ надеждъ свою утѣшить старость
             Дочернимъ уваженьемъ, я рѣшился
             Жениться вновь -- ее жъ бери, кто хочетъ!
             Она меня со всѣмъ моимъ богатствомъ
             Не хочетъ знать, такъ пусть приданымъ ей
             Останется одна ея смазливость.
   Валентинъ. Но чѣмъ же я могу помочь вамъ въ этомъ?
             .Герцогъ. Вотъ дѣло въ чемъ: въ Миланѣ здѣсь живетъ
             Одна красавица 20). Ее до страсти
             Я полюбилъ; но на мою бѣду
             Она горда, спокойно холодна
             И остается крайне равнодушной
             Къ любви преклонныхъ лѣтъ моихъ. Возьмитесь
             Меня руководить. Я разучился
             Давно ужъ завоевывать сердца
             (Вѣдь что ни годъ, то существуетъ мода
             И для любви). Скажите жъ мнѣ, какъ долженъ
             Я поступать, чтобъ заслужить привѣтный
             Взглядъ дивныхъ глазъ?
   Валентинъ.                               Когда напрасны ваши
             Слова любви, попробуйте подарки,
             Нѣмой языкъ камней иль жемчуговъ
             Склонялъ къ любви порой скорѣе сливъ.
   Герцогъ. Она назадъ подарки отсылаетъ.
   Валентинъ. Притворно то красотка презираетъ,
             Что мило ей. Вы не должны давать
             Верхъ надъ собой. Захочетъ отослать
             Подарокъ вашъ -- держите наготовѣ
             Сейчасъ другой. Въ сухомъ и рѣзкомъ словѣ
             Красавицъ намъ сокрытъ порой успѣхъ
             Грядущихъ благъ. Ихъ равнодушный смѣхъ
             Отнюдь не знакъ обиднаго презрѣнья.
             Извѣстно имъ, что страсти пылкой рвенье
             Тѣмъ горячей, чѣмъ болѣе въ пути
             Ему преградъ. Пусть хоть велитъ уйти
             Она вамъ прочь, и этого бояться
             Не надо вамъ. Покинутой остаться
             Охоты нѣтъ у женщинъ никогда.
             Такъ потому не велика бѣда,
             Коль скоро насъ красотка даже гонитъ.
             Сказавши: "прочь"!-- она, повѣрьте, клонитъ
             Рѣчь не къ тому. А вы должны межъ тѣмъ
             Хвалить ее, превозносить предъ всѣмъ,
             Льстить ей въ лицо, звать ангеломъ небеснымъ,
             Хотя бъ она совсѣмъ и не съ прелестнымъ
             Была лицомъ. Плохъ тотъ, кто нѣжный взоръ
             Не могъ привлечь, болтая ловко вздоръ.
   Герцогъ. Но вотъ бѣда: обѣщана родными
             Ея рука другому жениху.
             Онъ знатенъ, юнъ и бережетъ съ такой
             Ее суровой ревностью, что трудно
             Избрать и день, чтобъ увидаться съ ней.
   Валентинъ. Такъ я войти къ ней постарался бъ ночью.
   Герцогъ. Нельзя никакъ:-- дверь заперта; ключи же --
             Въ рукахъ надежной стражи. Ночью къ ней
             Нѣтъ доступа.
   Валентинъ.           Нѣтъ средствъ проникнуть въ дверь,
             Такъ можно влѣзть въ окно.
   Герцогъ.                                                   Она живетъ
             Высоко надъ землей, стѣна же дома
             Совсѣмъ пряма. Рискнувъ забраться къ ней,
             Того гляди, себѣ сломаешь шею.
   Валентинъ. Въ такой бѣдѣ на башню новой Геро
             Влѣзть можно по веревкѣ. Прикажите
             Свить лѣстницу и прикрѣпите къ ней
             Желѣзные крюки. Леандръ рѣшился бъ
             На этотъ смѣлый подвигъ.
   Герцогъ.                                         Ну, такъ вотъ что
             Я вамъ скажу: когда въ душѣ честны,
             Какъ рыцарь, вы, то научите, гдѣ
             Найти такую лѣстницу.
   Валентинъ.                               Когда
             Ее вамъ будетъ надобно?
   Герцогъ.                                         Сегодня.
             Любовь, вы сами знаете, похожа
             Вѣдь на дитя. Ей подавай сейчасъ
             Все, что она затѣетъ.
   Валентинъ.                     Я доставлю
             Къ семи часамъ вамъ лѣстницу.
   Герцогъ.                                                   Но я
             Пойду одинъ; такъ какъ же пронести
             Мнѣ лѣстницу?
   Валентинъ.                     Она легка настолько,
             Что скрыть ее не трудно подъ плащомъ,
             Лишь только бъ онъ имѣлъ довольно складокъ.
   Герцогъ. Такой, какъ вашъ, я думаю, годится.
   Валентинъ. О, да, конечно.
   Герцогъ.                               Такъ позвольте мнѣ
             Поближе разсмотрѣть его. Мнѣ надо
             Достать такой же точно.
   Валентинъ.                               Всякій будетъ,
             Повѣрьте мнѣ, пригоденъ.
   Герцогъ.                                         Разучился
             Совсѣмъ я ихъ носить. Позвольте мнѣ
             Примѣрить вашъ.
   (Быстро срываетъ съ Валентина плащъ. Изъ него выпадаютъ письмо и веревочная лѣстница).
                                           Что вижу я? Письмо!
             Посмотримъ адресъ: "Сильвіи". А вотъ
             И лѣстница, какъ разъ какую надо
             Сегодня мнѣ. Прошу простить, синьоръ,
             Но я открыть письмо себѣ дозволю. (Читаетъ).
             Въ ночной тиши мечты мои послушно
             Стремятся вдаль за Сильвіей моей.
             О, если бъ могъ вослѣдъ мечтѣ бездушной
             Умчаться самъ я точно такъ же къ ней!
             Мои мечты ее ласкаютъ страстно;
             А я, ихъ царь, лишенъ отрады той!
             Кляну въ тоскѣ свой жребій я несчастный!
             Какъ быть своей хотѣлъ бы я мечтой!
             Проклясть себя я радъ за то, что къ милой
             Лишь мыслью я могу летѣть унылой!
             Недурно! Посмотримъ, что дальше.

(Продолжаетъ читать).

             Сегодня въ ночь свободна будешь ты!
             Вотъ дѣло какъ! Готова, вижу я,
             И лѣстница, чтобъ выполнить затѣю!
             А, сынъ Меропы, дерзкій Фаетонъ!
             Ты править вздумалъ колесницей Ѳеба,
             Рискуя сжечь по глупости весь міръ!
             Увидѣлъ ты, что звѣзды льютъ сіянье
             И на тебя, такъ ты задумалъ дерзко
             Похитить ихъ! Прочь, негодяй! прочь, дерзкій,
             Презрѣнный рабъ! Смотри влюбленнымъ взглядомъ
             На тѣхъ, съ кѣмъ равенъ ты! Когда уходишь
             Прочь цѣлымъ ты -- моей зато обязанъ
             Ты добротѣ! Цѣна твоимъ заслугамъ
             Тутъ ни при чемъ! Благодари жъ усердно
             Меня за то, благодари сильнѣй,
             Чѣмъ за добро и милости, какими
             Осыпалъ здѣсь чрезъ мѣру я тебя!
             Но только знай: когда въ моихъ владѣньяхъ
             Останешься хоть мигомъ дольше ты,
             Чѣмъ требуетъ быстрѣйшая поспѣшность
             Затѣмъ, чтобъ ихъ покинуть, го, клянусь
             Я всѣмъ святымъ, тебя постигнетъ кара
             Во много разъ сильнѣйшая любви,
             Какою я любилъ въ былое время
             Тебя и дочь! Иди!-- я оправданій
             Твоихъ не стану слушать. Если любишь
             Ты жизнь свою, ступай безъ дальнихъ словъ!

(Герцогъ уходить).

   Валентинъ. Зачѣмъ не смерть среди тягчайшихъ мукъ
             Судилъ ты мнѣ!-- она была бъ мнѣ слаще!
             Вѣдь смерть для насъ разлука лишь съ собой,
             А съ Сильвіей я слитъ душой навѣки!
             Разставшись съ ней, разстанусь я какъ будто бъ
             Съ самимъ собой и все же буду жить
             Средь горькихъ мукъ! Мнѣ красный свѣтъ не свѣтъ,
             Когда ея не вижу я! Мнѣ радость
             Не въ радость безъ нея! Могу ль утѣшить
             Себя о ней я мыслями! Могу дь
             Довольнымъ быть лишь призракомъ блаженства?
             Чѣмъ ночью пѣснь мнѣ будетъ соловья,
             Когда не съ ней его я буду слушать?
             Чѣмъ свѣтъ дневной, когда въ его лучахъ
             Сіять она не будетъ предо мною?
             Она мнѣ все! она одна даетъ
             Мнѣ силу жить! бодритъ меня, ласкаетъ!
             Изгнаньемъ я отъ смерти не спасусь!
             Оставшись здѣсь, ея я не избѣгну;
             Но, удалясь, убью себя вѣдь самъ!

(Входятъ Протей и Лаунсъ).

   Протей. Ступай скорѣй и сыщи его, во что бы то ни стало.
   Лаунсъ. Ату! ату!
   Протей. Кого ты увидѣлъ?
   Лаунсъ. Того, кого мы ищемъ; каждый волосъ на головѣ его Валентинъ.
   Протей. Это ты, Валентинъ?
   Валентинъ. Нѣтъ.
   Протей. Такъ ты его призракъ?
   Валентинъ. Того меньше.
   Протей. Что жъ ты такое?
   Валентинъ. Ничто.
   Лаунсъ. Ничто разговариваетъ! Не прикажете ли, синьоръ, дать ему пинка?
   Протей. Кому?
   Лаунсъ. Ничему.
   Протей. Убирайся, болванъ.
   Лаунсъ. Сдѣлайте одолженье, синьоръ, позвольте дать пинка ничему.
   Протей. Говорятъ, убирайся! Поди сюда, Валентинъ, на одно слово.
   Валентинъ. Наслушался дурныхъ я много словъ
             И сталъ глухимъ для всякой доброй вѣсти.
   Протей. Ну, если такъ -- я лучше промолчу,
             Затѣмъ, что вѣсть, съ которой я явился,
             Равно жестка, печальна и дурна.
   Валентинъ. Скончалась Сильвія?
   Протей.                                         О, нѣтъ.
   Валентинъ.                                         Вѣдь съ нею
             Умру и я! Быть-можетъ, разлюбила
             Она меня?
   Протей.                     О, нѣтъ.
   Валентинъ.                               Вѣдь если бъ это
             Со мной случилось горе, вслѣдъ за нимъ
             Я умеръ бы! Что жъ хочешь ты сказать?
   Лаунсъ. Бѣда вся въ томъ, синьоръ, что васъ прогнали!
   Протей. Изгнали то-есть 21),-- вотъ мои извѣстья,
             Любезный другъ. Простишься ты со мной
             И съ Сильвіей.
   Валентинъ.                     Я горе этой вѣсти
             Уже вкусилъ. Его избытокъ давитъ
             Мнѣ камнемъ грудь. Скажи, успѣла ль это
             Узнать уже и Сильвія?
   Протей.                                         О, да.
             Жестокій приговоръ, не отмѣненный
             До сей поры, былъ встрѣченъ ею градомъ
             Тѣхъ яхонтовъ, которые зовемъ
             Слезами мы. Она излила ихъ
             Потоками, склонясь къ ногамъ суровымъ
             Ея отца; упала на колѣни
             Предъ нимъ въ тоскѣ, ломала горько руки,
             И бѣлизна ихъ дивная была
             Усилена еще, казалось, вдвое
             Той блѣдностью, которою покрыла
             Лицо ей скорбь! Но ни мольбы, ни рѣки
             Сребристыхъ слезъ, ни преклоненный взоръ,
             Ни сложенныя съ просьбой жаркой руки,--
             Ничто смягчить не въ силахъ было страшный
             Упрямца гнѣвъ! Да, добрый Валентинъ!
             Смерть ждетъ тебя навѣрно, если будешь
             Задержанъ ты. Старикъ былъ такъ взбѣшонъ
             Упорной просьбой дочери, молившей
             Простить тебя, что даже приказалъ
             Немедля заключить ее въ темницу,
             И тамъ грозитъ оставить навсегда.
   Валентинъ. Ахъ, замолчи! Вотъ если бъ могъ найти
             Такое слово ты, какимъ навѣки бъ
             Убилъ меня,-- я попросилъ бы самъ,
             Чтобъ ты его сказалъ мнѣ громко въ уши.
             Пусть звономъ прогремѣло бъ погребальнымъ
             Оно моимъ!
   Протей.                     Не плачь о томъ, чему
             Возврата нѣтъ; старайся лучше твердо
             Снести бѣду. Всѣмъ горестямъ людскимъ
             Цѣлитель лучшій время. Если ты,
             Оставшись здѣсь, не можешь жить, какъ прежде.
             Близъ Сильвіи, то вѣдь такую жизнь
             Тебѣ не вынести. Въ любви опорой
             Бываетъ намъ надежда,-- потому
             Спѣши уйти, вооружившись ею.
             Найдешь ты въ ней хранительный оплотъ
             Отъ тяжкихъ, горькихъ мыслей. Если самъ
             Не будешь здѣсь ты съ нами, все же будешь
             Ты намъ писать; а разъ твое письмо
             Дойдетъ ко мнѣ, ты можешь быть увѣренъ,
             Что Сильвія замкнетъ его на нѣжной
             Своей груди. Идемъ же, другъ!-- бороться
             Съ бѣдой нельзя. Я выведу тебя
             Изъ города, и по дорогѣ вмѣстѣ
             Еще мы потолкуемъ о сердечныхъ
             Твоихъ дѣлахъ. Коль скоро точно любишь
             Ты Сильвію, то береги себя
             Хоть для нея и не играй напрасно
             Съ опасностью. Идемъ же, другъ, со мной.
   Валентинъ. Отправься, Лаунсъ, сказать, чтобъ мой слуга
             Спѣшилъ за мною къ сѣвернымъ воротамъ.
   Протей (Лаунсу). Ступай скорѣй. Идемъ и мы, мой другъ.
   Валентинъ. О, Сильвія, о, Валентинъ несчастный!

(Уходятъ Валентинъ и. Протей).

   Лаунсъ. Я хоть и дуракъ, но это не мѣшаетъ мнѣ видѣть, что господинъ мой отъявленный мошенникъ. Впрочемъ, что мнѣ за дѣло? Пусть будетъ кѣмъ хочетъ. До сей поры никто въ мірѣ не могъ проникнуть тайны, что я влюбленъ; а я влюбленъ дѣйствительно. Тайны этой не вытянутъ изъ меня запряженными лошадьми, но я все-таки скажу, что влюбленъ въ женщину. Что это за женщина, я молчу даже предъ самимъ собой; но вамъ сознаюсь, что она дѣвушка съ фермы; и хотя, строго говоря, дѣвушкой ее назвать нельзя, потому что у нея уже были крестины, но тѣмъ не менѣе она служитъ у своего хозяина въ дѣвушкахъ на жалованіи и потому должна такъ называться. Выдрессирована она, какъ ученый пудель 22); а это много сказать о простой крестьянкѣ. Вотъ, впрочемъ, перепись 23) всѣхъ ея качествъ. (Вынимаетъ бумагу и начинаетъ читать). "Во-первыхъ, она умѣетъ мыть и катать 24)". На лошади можно только кататься, а она, сверхъ того, умѣетъ мыть. Значитъ, возьметъ и мытьемъ и катаньемъ. Понятно, что она лучше любой клячи. Дальше: "она умѣетъ доить". Прекрасное качество въ женщинѣ, если у нея чисты руки.

(Входитъ Спидъ).

   Спидъ. Здорово, Лаунсъ! Куда ты уплылъ со своими мыслями?
   Лаунсъ. Уплылъ не я, а мой баринъ 25).
   Спидъ. Дуракъ,-- вѣчно всѣ слова выворотитъ на изнанку. Что новаго вычиталъ ты въ этой бумагѣ?
   Лаунсъ. Черныя вѣсти.
   Спидъ. Почему черныя?
   Лаунсъ. Потому что онѣ писаны чернилами.
   Спидъ. Если писаны, такъ дай я прочту.
   Лаунсъ. Куда тебѣ, болвану, прочесть:-- ты и читать-то не умѣешь.
   Спидъ. Врешь, умѣю.
   Лаунсъ. А вотъ сейчасъ узнаемъ. Говори, кто тебя родилъ?
   Спидъ. Вотъ вопросъ! Извѣстно, сынъ моего дѣдушки.
   Лаунсъ. Вотъ и совралъ: тебя родилъ сынъ твоей бабушки. Значитъ, ты и читать не умѣешь.
   Спидъ. Ну, ну, не дури. Подай мнѣ бумагу.
   Лаунсъ. На, бери, и да вразумитъ тебя Николай Чудотворецъ 26).
   Спидъ (Читаетъ). "Во-первыхъ, она умѣетъ доить".
   Лаунсъ. Вѣрно.
   Спидъ. Дальше: "умѣетъ варить пьяный эль".
   Лаунсъ. Не потому ли пословица сложена: кто пьянъ да уменъ -- два угодья въ немъ27)?
   Спидъ. Дальше: "умѣетъ шить".
   Лаунсъ. Значитъ, съ нею будетъ, чѣмъ жить 28).
   Спидъ. Дальше: "искусно вяжетъ".
   Лаунсъ. Это ничего: вѣдь мужа по рукамъ и ногамъ не свяжетъ; а у него будутъ по крайней мѣрѣ готовые чулки 29).
   Спидъ. Дальше: "умѣетъ стирать и гладить".
   Лаунсъ. Превосходно: что сотретъ, то и сгладитъ.
   Спидъ. "Умѣетъ прясть".
   Лаунсъ. Значитъ, про нее не скажутъ: рано встала да мало напряла. Жизнь будетъ съ нею вертѣться легче колеса самопрялки.
   Спидъ. "Въ ней, кромѣ того, много другихъ побочныхъ качествъ".
   Лаунсъ. Если они побочные, то отцы ихъ неизвѣстны,-- потому нечего ихъ и называть.
   Спидъ. Затѣмъ слѣдуютъ пороки.
   Лаунсъ. По пятамъ добродѣтелей.
   Спидъ. "Утромъ ее непріятно цѣловать, потому что у нея не свѣжее дыханье".
   Лаунсъ. Этому пороку можно помочь завтракомъ. Дальше.
   Спидъ. "Она обжорлива".
   Лаунсъ. Тѣмъ лучше: она будетъ больше ѣсть за завтракомъ и тѣмъ легче исправитъ свое дыханье.
   Спидъ. "Она разговариваетъ во снѣ".
   Лаунсъ. Это не бѣда, лишь бы не засыпала, когда говорятъ съ ней.
   Спидъ. "Вообще она не разговорчива".
   Лаунсъ. О, дуралей,-- ставитъ это въ числѣ пороковъ! Да вѣдь держать языкъ за зубами въ женщинѣ первѣйшая добродѣтель. Вычеркни это изъ пороковъ и поставь въ число хорошихъ качествъ.
   Спидъ. "Она много о себѣ воображаетъ".
   Лаунсъ. И это не бѣда: всѣ дочери Евы заражены этимъ порокомъ, а потому тутъ ничего не подѣлаешь.
   Спидъ. Дальше: "у нея нѣтъ зубовъ".
   Лаунсъ. Тѣмъ выгоднѣй для меня: я очень люблю корки.
   Спидъ. "Она сварлива".
   Лаунсъ. Вѣдь зубовъ у нея нѣтъ, значитъ -- кусаться не будетъ.
   Спидъ. "Она охотница выпить".
   Лаунсъ. Если вино хорошо, то какъ же не быть до него охотникомъ? Выпить люблю и я. Хорошія вещи надо всегда цѣнитъ какъ слѣдуетъ.
   Спидъ. "Вообще она очень таровата и податлива".
   Лаунсъ. Выше сказано, что на рѣчи она не таровата; а
             на деньги таровата не будетъ, потому что я заберу ихъ себѣ.
             Что жъ до податливости, то тутъ пособить я не могу ничѣмъ.
             Дальше.
   Спидъ. "Волосъ у нея больше, чѣмъ ума, пороковъ больше,
             чѣмъ волосъ, а денегъ больше, чѣмъ пороковъ".
   Лаунсъ. Рѣшено: я ее беру, хотя прежде и колебался.
             Повтори еще этотъ пунктъ.
   Спидъ. "Волосъ у нея больше, чѣмъ ума".
   Лаунсъ. Волосъ больше, чѣмъ ума,-- иначе и быть не можетъ. Вѣдь соль всыпаютъ въ солонку; значитъ, солонка больше, чѣмъ соль. Волосы покрываютъ голову, а умъ сидитъ въ мозгу. Понятно, что волосъ у людей бываетъ больше, чѣмъ мозга. Большее всегда покрываетъ меньшее. Что дальше?
   Спидъ. "Больше пороковъ, чѣмъ волосъ".
   Лаунсъ. Это дѣйствительно скверно. Гораздо лучше, если бъ было наоборотъ.
   Спидъ. "И больше денегъ, чѣмъ пороковъ".
   Лаунсъ. А вотъ это скрашиваетъ всѣ пороки. Словомъ, рѣшено: я ее беру. Если послѣдствіемъ будетъ свадьба (вѣдь въ мірѣ нѣтъ ничего невозможнаго), тогда...
   Спидъ. Что жъ тогда?
   Лаунсъ. Тогда я тебѣ скажу, что господинъ твой ждетъ тебя у сѣверныхъ воротъ!
   Спидъ. Ждетъ меня?
   Лаунсъ. Конечно тебя;-- что жъ тутъ мудренаго? Ему случалось дожидаться людей почище.
   Спидъ. Такъ, значитъ, мнѣ надо итти?
   Лаунсъ. Не итти, а бѣжать. Ты такъ долго валандался здѣсь, что, пожалуй, и бѣгомъ не поспѣешь.
   Спидъ. Такъ что жъ ты, дуралей, не сказалъ мнѣ этого раньше? Чортъ бы тебя побралъ и съ твоими любовными письмами. (Уходитъ Спидъ).
   Лаунсъ. Теперь его навѣрно побьютъ за то, что онъ читалъ мое письмо. И подѣломъ! Мошенникъ вздумалъ соваться въ чужія тайны. Пойду поглазѣть, какъ ему достанется. Очень меня это позабавитъ. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же, комната во дворцѣ.

(Входятъ Герцогъ Туріо. Протей въ отдаленіи).

   Герцогъ. Ну, Туріо, теперь бояться больше
             Вамъ нечего. Соперникъ вашъ отсюда
             Уѣхалъ прочь, и дочь моя навѣрно
             Полюбитъ васъ.
   Туріо.                               Она съ его отъѣздомъ
             Меня, напротивъ, стала обижать
             Еще сильнѣй. Смѣется надо мной
             Чуть не въ глаза. Я даже потерялъ
             Послѣднюю надежду, чтобъ добиться
             Ея любви.
   Герцогъ.                     Э, полноте! Повѣрьте,
             Что прежняя любовь ея сходна
             Со статуей, изваянной изъ снѣга.
             Часъ-два тепла -- и то, что было льдомъ,
             Распустится водой безъ всякой формы.
             Увидите -- случится точно то же
             И съ Сильвіей. Холодный образъ мыслей
             Ея смягчится временемъ, а вмѣстѣ
             Забудется презрѣнный Валентинъ.
             (Протею). Ну что, Протей, уѣхалъ ли отсюда,
             Какъ велѣно, вашъ закадычный другъ?
   Протей. Да, государь.
   Герцогъ.                               Дочь приметъ эту вѣсть
             Съ большой печалью въ сердцѣ.
   Протей.                                                   Время скоро
             Смягчитъ ея печаль.
   Герцогъ.                               На это я
             Надѣюсь самъ, но Туріо не хочетъ
             Судить, какъ я. Послушайте, Протей:
             Поступокъ вашъ мнѣ доказалъ вполнѣ
             Любовь и вашу преданность; я ихъ
             Цѣню отъ всей души, и потому
             Рѣшаюсь вновь просить у васъ совѣта.
   Протей. Все, что синьоръ прикажете. Въ тотъ день,
             Когда я перестану быть вамъ вѣрнымъ,
             Пусть я умру.
   Герцогъ.                     Вы знаете, что я
             Хочу отъ всей души сосватать дочь
             За Туріо.
   Протей.                     Синьоръ, я это знаю.
   Герцогъ. Вы, значитъ, также знаете и то,
             Что Сильвія противится всѣмъ сердцемъ
             Тому, что я рѣшилъ.
   Протей.                               Синьоръ, такъ было,
             Я думаю, покуда Валентинъ
             Жилъ при дворѣ.
   Герцогъ.                               Э, нѣтъ: она упорно
             Стоитъ на прежнемъ мнѣньи. Дайте мнѣ
             Благой совѣтъ: чѣмъ можемъ мы достичь,
             Чтобъ дѣвочка забыла Валентина
             И стала нѣжной къ Туріо?
   Протей.                                         Простѣйшимъ
             И лучшимъ средствомъ было бъ оболгать
             Предъ нею Валентина. Пусть распустятъ
             Слухъ, напримѣръ, что онъ трусливъ, коваренъ
             Иль низокъ родомъ. Вѣдь для женщинъ нѣтъ
             Пороковъ хуже этихъ.
   Герцогъ.                                         Но она
             Пойметъ сейчасъ, что это голосъ злобы.
   Протей. Конечно, да, коль скоро обвинять
             Такъ будетъ непріятель; потому
             Устроить должно такъ, чтобы искусно
             Придуманный доносъ былъ сдѣланъ тѣмъ,
             Кого она всегда считала другомъ
             Отправленнаго въ ссылку.
   Герцогъ.                                         Если такъ.
             То выполнить такое порученье
             Способны вы одни.
   Протей.                               Ахъ, добрый герцогъ!
             Когда бъ вы только знали, какъ тяжёлъ
             Подобный трудъ! Прилично ль дворянину
             Такъ низко лгать, и на кого жъ?-- на друга!
   Герцогъ. Когда принести не можете ему
             Вы пользы добрымъ словомъ, то бѣды
             Ему не причините вы и ложью.
             Исполните жъ безъ страха и стыда,
             О чемъ васъ проситъ другъ.
   Протей.                                         Вы убѣдили
             Меня, синьоръ.-- Но вѣдь, коль скоро я
             Успѣю даже выдуманною сплетней
             Исторгнуть прочь изъ сердца у нея
             Къ нему любовь, то это далеко
             Еще не будетъ значить, что полюбитъ
             Она синьора Туріо.
   Туріо.                               А, нѣтъ!
             Когда ея любовь забудетъ прежній
             Предметъ души и выпорхнетъ на волю,
             Умно вамъ надо будетъ постараться
             Внѣдрить ее въ меня 30). А для того
             Начните восхвалять меня такъ точно,
             Какъ былъ униженъ вами Валентинъ.
   Герцогъ. Мы, словомъ, довѣряемъ это дѣло
             Уладить вамъ. Намъ Валентинъ сказалъ,
             Что лично вы поклонникъ безупречный
             Иной красы, и, значитъ, ждать отъ васъ
             Намъ нечего измѣны иль коварства;
             Поэтому я позволяю вамъ
             Свободно видѣть Сильвію. Она
             Теперь хандрить, печалится и плачетъ;
             А потому навѣрно приметъ васъ
             Съ участіемъ, какъ друга Валентина.
             А тамъ ужъ вы устроите путемъ
             Искусныхъ наговоровъ, чтобъ забыла
             Она его и избрала душой
             Того, кто дорогъ мнѣ.
   Протей.                               Я постараюсь
             Исполнить, что могу. Замѣчу, впрочемъ,
             Вамъ, Туріо, что сами вы чрезчуръ
             Ужъ холодны. Вамъ надобно красотку
             Плѣнить самимъ. Старайтесь исполнять
             Все, что она желаетъ; сочиняйте
             Любовные стихи; старайтесь въ нихъ
             Влить цѣлый грузъ чувствительныхъ признаній.
   Герцогъ. Поэзія -- посланница небесъ,
             Въ ней власть и мощь.
   Протей.                                         Кричите въ уши ей,
             Что на алтарь небесной красоты
             Вы пролили потоки слезъ и вздоховъ.
             Когда чернилъ не хватитъ на стихи,
             Пишите ихъ слезами. Пусть она
             Изъ вашихъ строкъ, чувствительныхъ и сладкихъ,
             Узнаетъ вашу нѣжную любовь.
             Когда Орфей смягчалъ игрой на лирѣ
             Утесы скалъ, то можно было думать
             Что собственныя жилы натянулъ
             Онъ вмѣсто струнъ,-- такъ мудрено ль, что тигры
             Смирялись имъ, а на пескѣ киты
             Пускались въ плясъ, покинувъ волны моря.
             Затѣмъ, когда наплачетесь вы вдоволь
             Предъ ней въ стихахъ, прокрадьтесь темной ночью
             Къ ней подъ окно и услаждайте слухъ
             Ей нѣжной серенадой. Пусть звучитъ
             Вангъ инструментъ подъ ладъ печальной пѣсни.
             Ночная тишь -- прекрасная среда
             Для сладкихъ, нѣжныхъ жалобъ. Вотъ тотъ путь,
             Какимъ плѣнить возможно сердце женщинъ.
   Герцогъ. Искусны вы, я вижу по всему,
             Въ умѣньи ихъ плѣнять.
   Туріо.                                         Сегодня жъ ночью
             Исполню вашъ совѣтъ. А вы, милѣйшій
             Учитель мой, не откажите вмѣстѣ
             Пойти теперь со мной, чтобъ отыскать
             Получше музыку. Я написалъ ужъ
             Чувствительный сонетъ. И имъ хочу
             Начать сейчасъ задуманное вами.
   Герцогъ. Идемте же.
   Протей.                               Мы не оставимъ ваше
             Высочество до ужина, а тамъ
             Займемся тѣмъ, что порѣшили сдѣлать.
   Герцогъ. Нѣтъ, нѣтъ, сейчасъ; услугъ не нужно мнѣ.(Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лѣсъ близъ Милана.

(Входятъ бродяги).

   1-й бродяга. Тсс... тише! слышите? вонъ кто-то прямо
             Идетъ навстрѣчу намъ.
   2-й бродяга.                               Пускай идетъ
             Хотъ десять ихъ,-- лишь нападайте разомъ.

(Входятъ Валентинъ и Спидъ).

   3-й бродяга. Стой! ни гу-гу! добромъ давайте все,
             Что есть у васъ; обшаримъ -- будетъ хуже.
   Спидъ. Синьоръ, пропали мы! вѣдь это тѣ
             Разбойники, которыхъ такъ боятся
             Здѣсь всѣ кругомъ.
   Валентинъ.                     Друзья мои...
   1-й бродяга.                                         Здѣсь нѣтъ
             Тебѣ друзей! мы не друзья -- враги!
   2-й бродяга. Стой,-- надо все жъ ихъ выслушать.
   3-й бродяга.                                                             Конечное
             Онъ съ виду бодръ и смотритъ молодцомъ.
   Валентинъ. Такъ знайте же, что многаго терять
             Мнѣ нечего. Я окрещенъ фортуной
             Не въ добрый часъ. Одежда на плечахъ,--
             Вотъ все, что мнѣ осталось. Если вы
             Польститесь на лохмотья и съ меня
             Ихъ снимите, то съ тѣмъ возьмете все
             Мое добро.
   2-й бродяга.           Куда ты шелъ?
   Валентинъ.                                         Въ Верону.
   1-й бродяга. А гдѣ ты жилъ?
   Валентинъ.                               Въ Миланѣ.
   3-й бродяга.                                                   Долго ль прожилъ
             Въ Миланѣ ты?
   Валентинъ.                     Годъ съ небольшимъ. Я дольше бъ
             Остался тамъ, когда бъ не приключилось
             Со мной бѣды, и не пришлось спасаться
             Оттуда прочь.
   1-й бродяга.           Тебя изгнали?
   Валентинъ.                                         Да.
   2-й бродяга. Скажи, за что?
   Валентинъ.                               За дѣло, о которомъ
             Мнѣ горько вспоминать. Убитъ въ Миланѣ
             Мной человѣкъ; хотя скажу при этомъ,
             Что былъ убитъ въ открытомъ онъ бою
             Везъ тѣни зла, коварства иль измѣны.
   1-й бродяга. Ну, если такъ, то что жъ о томъ жалѣть?
             Но неужели изгнанъ за такія
             Ты пустяки?
   Валентинъ.           Не только да, но даже
             Счастливымъ долженъ счесть, что такъ легко
             Отдѣлался.
   1-й бродяга.                     Ты знаешь языки?
             Валентинъ, Довольно побродилъ по свѣту я
             Въ дни юности и этому обязанъ,
             Что знаю ихъ. Трудненько бъ приходилось
             Иначе мнѣ безъ этого.
   3-й бродяга.                               Клянусь
             Я плѣшью Робинъ-Гудова попа 31),
             Что атаманомъ былъ бы нашей шайкѣ
             Онъ хоть куда.
   1-й бродяга.                     И будетъ имъ. Ко мнѣ,
             Друзья, на пару словъ. (Бродяги отходятъ).
   Спидъ.                                         Синьоръ, пристаньте
             Къ ватагѣ ихъ. Честнѣй мерзавцевъ съ виду
             Я не встрѣчалъ.
   Валентинъ.                     Молчи, болванъ.
   2-й бродяга (Валентину).                               Скажи
             Есть у тебя хоть что-нибудь?
   Валентинъ.                                         Одна
             Надежда на судьбу.
   3-й бродяга.                     Такъ знай, что здѣсь
             Ты встрѣтишь между нами много честныхъ,
             Лихихъ ребятъ и даже знатныхъ родомъ.
             Побаловались въ молодости мы
             И тѣмъ себѣ закрыли доступъ въ прежній
             Почтенный крутъ. Вотъ хоть бы я: проститься
             Съ Вероной долженъ былъ за то, что вздумалъ
             Увезть одну красотку. А она
             Была знатна и приходилась близкой
             Родней по крови герцогу.
   2-й бродяга.                               А я
             Изъ Мануи бѣжалъ за то, что въ ссорѣ
             Пырнулъ ножомъ синьора одного.
   1-й бродяга. И я себя сгубилъ за что-то въ родѣ
             Того, что ими сказано. Но, впрочемъ,
             Что долго намъ болтать по пустякамъ?
             Открылись мы тебѣ затѣмъ, во-первыхъ,
             Чтобъ извинить передъ тобою наше
             Житье бродягъ; а во-вторыхъ, мы видимъ,
             Что строенъ ты и ловокъ и красивъ,
             Болтаешь по-чужому; значитъ, все
             Есть у тебя, за что мы здѣсь привыкли
             Цѣнить людей.
   2-й бродяга.                     А сверхъ того, вѣдь ты
             Бѣглецъ, какъ мы, и потому съ тобою
             Вести мы будемъ рѣчь начистоту:
             Согласенъ быть ты нашимъ атаманомъ?
             Да или нѣтъ? По сердцу ли тебѣ
             Житье въ лѣсу? люба ль нужда, какъ счастье?
   3-й бродяга. Что жъ?-- отвѣчай, согласенъ или нѣтъ?
             Отвѣтишь да -- намъ будешь головой,
             Ватагой всей мы покоримся,
             Намъ будешь любъ ты, какъ отецъ и царь.
   1-й бродяга. А скажешь нѣтъ -- не быть тебѣ живымъ.
   2-й бродяга. Не станешь хвастать честью ты, какую
             Мы сдѣлали тебѣ.
   Валентинъ.                     Я соглашаюсь.
             Жить буду съ вами вмѣстѣ, но зато
             Клянитесь мнѣ не причинять обиды
             Впредь женщинамъ иль нищимъ бѣднякамъ.
             Трое бродягъ. Не дѣлали мы пакостей такихъ
             И до того. Иди теперь за нами.
             Сведемъ тебя мы въ тайный нашъ притонъ;
             Покажемъ тамъ добро, какимъ успѣли
             Разжиться мы. Распоряжайся имъ
             И шайкой всей, какъ твой укажетъ разумъ. (Уходятъ)
   

СЦЕНА 2-я.

Передъ окномъ Сильвіи. Ночь.

(Входитъ Протей).

   Протей. Я сдѣлалъ вѣроломство Валентину
             И Туріо сбираюсь обмануть.
                Синьоръ Протей, васъ батюшка зоветъ;
                       Прошу васъ, торопитесь: онъ спѣшитъ.
  
                                           Протей.
  
                       О, покорися, сердце! но въ отвѣтъ
                       Твердитъ оно безъ устали: нѣтъ, нѣтъ!

(Уходитъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Миланъ. Комната во дворцѣ герцога.

СЦЕНА I.

Входятъ Валентинъ и Спидъ.

  
                                           Спидъ.
  
                       Синьоръ, перчатка ваша?
  
                                           Валентинъ.
  
                                                     Не моя:
                       Мои при мнѣ.
  
                                           Спидъ.
  
                                           Взгляните хорошенько.
  
                                           Валентинъ.
  
                       А покажи-ка. Да, она моя.
                       О, дивная! божественный предметъ
                       Объемлешь ты! О, Сильвія!
  
   Спидъ. Синьора Сильвія! синьора Сильвія!
   Валентинъ. Чего ты кричишь, дуракъ?
   Спидъ. Да ея не докличешься.
   Валентинъ. Да кто же тебѣ приказалъ ее кликать?
   Спидъ. Вы сами, синьоръ; или я ослышался.
   Валентинъ. Ты всегда черезчуръ торопливъ.
   Спидъ. А намедни вы бранили меня за мѣшкотность.
   Валентинъ. Довольно. Скажи, знаешь ты синьору Сильвію?
   Спидъ. Это та, которую вы любите, синьоръ?
   Валентинъ. Да тебѣ кто сказалъ, что я ее люблю?
   Спидъ. Я узналъ это по особеннымъ примѣтамъ. Во-первыхъ, вы выучились, какъ синьоръ Протей, ломать себѣ руки, будто вѣчно чѣмъ-то недовольны; пѣть любовныя пѣсни, точно снигирь; искать уединенія, какъ зачумленный; вздыхать, какъ школьникъ, потерявшій азбуку; хныкать, какъ дѣвочка, схоронившая бабушку; поститься, какъ больной, посаженный на діету; бодрствовать, какъ бѣднякъ, боящійся, что его обокрадутъ; клянчить, какъ нищій въ праздникъ Всѣхъ Святыхъ. Прежде вы смѣялись громче горластаго пѣтуха; выступали, точно левъ, постились только сейчасъ послѣ обѣда, и грустили только тогда, когда у васъ не было денегъ. А теперь ваша возлюбленная такъ преобразила васъ, что я часто гляжу и не узнаю моего господина.
   Валентинъ. И это все ты во мнѣ замѣтилъ?
   Спидъ. Да все это замѣтно помимо васъ.
   Валентинъ. Какъ -- помимо меня? Это невозможно.
   Спидъ. Помимо васъ -- это вѣрно: кто помимо васъ будетъ такъ простоватъ? Да никто. Вы до того внѣ себя отъ этихъ сумасбродствъ, что они въ васъ поселились и просвѣчиваютъ, какъ моча въ стаканѣ, такъ что всякій, кто только на васъ ни взглянетъ, сейчасъ же, точно докторъ, пойметъ вашу болѣзнь.
   Валентинъ. Однако, знаешь ли ты, въ самомъ дѣлѣ синьору Сильвію?
   Спидъ. Ту, на которую вы вѣчно пялите глаза за ужиномъ?
   Валентинъ. Такъ и это ты замѣтилъ? Да, ее.
   Спидъ. Нѣтъ, не знаю, синьоръ.
   Валентинъ. Какъ -- замѣтилъ, что я не свожу съ нея глазъ -- и не знаешь?
   Спидъ. Да это не она ли, такая нелюбезная?
   Валентинъ. Напротивъ, она еще болѣе любезна, чѣмъ прекрасна.
   Спидъ. А, понимаю.
   Валентинъ. А что ты понимаешь?
   Спидъ. Что она не такъ хороша, какъ вамъ любезна.
   Валентинъ. Ты не понялъ. Я говорю: ея красота верхъ совершенства, а любезность безцѣнна.
   Спидъ. Потому что первая поддѣльна, а вторая ничего не стоитъ.
   Валентинъ. Какъ поддѣльна? какъ ничего не стоитъ?
   Спидъ. Да такъ, синьоръ: она такъ наштукатурена, что никто не можетъ оцѣнить ея красоты.
   Валентинъ. За кого же ты меня считаешь? Я умѣю цѣнить ея красоту.
   Спидъ. Да вѣдь вы не видали ея съ тѣхъ поръ, какъ она подурнѣла.
   Валентинъ. А съ какихъ поръ она подурнѣла?
   Спидъ. Да съ тѣхъ, синьоръ, какъ вы въ нее влюбились.
   Валентинъ. Я полюбилъ ее съ тѣхъ поръ, какъ увидѣлъ, и до сихъ поръ она прекрасна въ моихъ глазахъ.
   Спидъ. Да если вы любите, то не можете видѣть ее.
   Валентинъ. Это почему?
   Спидъ. А потому, что любовь слѣпа. О, еслибъ вамъ да мои глаза, или хоть ваши, но съ тою проницательностью, какую они имѣли, когда вы, помните, бранили синьора Протея, за то, что онъ разгуливаетъ безъ подвязокъ!
   Валентинъ. Что же бы я тогда увидѣлъ?
   Спидъ. Свое настоящее сумасбродство и ея страшное безобразіе. Синьоръ Протей, когда влюбился, забывалъ надѣвать подвязки, а вы, влюбившись, забываете и панталоны.
   Валентинъ. Такъ, стало быть, и ты влюбленъ, потому что вчера забылъ вычистить мнѣ башмаки?
   Спидъ. Правда, синьоръ, я былъ влюбленъ въ мою постель, и очень вамъ благодаренъ, что вы вздули меня за эту любовь, это даетъ мнѣ смѣлость журить васъ за вашу.
   Валентинъ. Въ заключенье -- я ею очарованъ.
   Спидъ. Въ заключеніе -- вамъ бы нужно было разочароваться.
   Валентинъ. Вчера вечеромъ она поручила мнѣ написать стихи къ одному лицу, будто бы ей милому.
   Спидъ. Ну, а вы?
   Валентинъ. Написалъ.
   Спидъ. А стихи нехромые?
   Валентинъ. Напротивъ, написалъ какъ только могъ лучше. Молчи! Вотъ она.
   Спидъ (про себя). Что за кукольная комедія! О, прекрасная куколка! она заставляетъ его подсказывать себѣ.
  

Входитъ Сильвія.

  
   Валентинъ. Синьора и повелительница, желаю вамъ тысячу добрыхъ утръ!
   Спидъ (про себя). И добрый вечеръ въ придачу, и милліонъ комплиментовъ.
  
                                           Сильвія (Валентину).
  
                       А вамъ двѣ тысячи, синьоръ служитель!
  
                                           Спидъ (про себя).
  
                       Проценты бы ему платить, не ей.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Какъ приказали вы, я написалъ.
                       Письмо отъ васъ къ неназванному другу;
                       Хоть я надъ нимъ трудился неохотно,
                       Но долгъ служенья мнѣ повелѣвалъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       Благодарю васъ, благородный рыцарь:
                       Прекрасная работа...
  
                                           Валентинъ.
  
                                                     Но, повѣрьте,
                       Она досталась мнѣ съ большимъ трудомъ:
                       Не вѣдая, къ кому оно пойдетъ,
                       Я наобумъ писалъ и наудачу.
  
                                           Сильвія.
  
                       Вы тяготились, можетъ быть трудомъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                       О, нѣтъ, синьора! Если вамъ угодно,
                       Я напишу хоть тысячу подобныхъ,
                       А всетаки...
  
                                           Сильвія.
  
                                           Періодъ хоть куда;
                       И я сама скажу вамъ заключенье:
                       И вce-таки зачѣмъ? и вce-таки не стоитъ,
                       И вce-таки письмо назадъ возьмите,
                       И вce-таки васъ утруждать не стану.
  
                                           Спидъ (про себя).
  
                       И буду все-таки, и все-таки опять.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Синьора, вамъ не нравится оно?
  
                                           Сильвія.
  
                       О, нѣтъ! стихи написаны прекрасно,
                       Но нехотя -- итакъ, назадъ возьмите;
                       Возьмите же!
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Они для васъ, синьора!
  
                                           Сильвія.
  
                       Да, я просила васъ ихъ написать,
                       Но мнѣ не нужно ихъ -- они для васъ;
                       Я съ большимъ бы ихъ чувствомъ написала.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Я вамъ другое напишу, синьора,
                       Лишь прикажите.
  
                                           Сильвія.
  
                                           И потомъ прочтите
                       Его одни. Понравится оно --
                       Такъ хорошо, а нѣтъ -- такъ все равно.
  
                                           Валентинъ.
  
                       А какъ понравится, то что жъ тогда?
  
                                           Сильвія.
  
                       Тогда за трудъ себѣ его возьмите.
                       Но до свиданія, синьоръ служитель!

(Уходитъ).

  
                                           Спидъ.
  
                       Престранная вещь эти скрытыя шашни,
                       Какъ носъ на лицѣ, или флюгеръ на башнѣ!
                       За нею онъ вьется, она его учитъ,
                       Пока онъ наставника съ ней не разучитъ.
                       Вотъ штука! О лучшей никто не услышитъ!
                       Онъ самъ къ себѣ письма, какъ писарь, все пишетъ.
  
   Валентинъ. О чемъ ты тамъ разсуждаешь?
   Спидъ. Я плету вирши, синьоръ; вотъ вамъ такъ надобно поразсудить.
   Валентинъ. О чемъ?
   Спидъ. Да о томъ, что вы ходатайствуете за синьору Сильвію.
   Валентинъ. Передъ кѣмъ же?
   Спидъ. Предъ самимъ собою. Она объяснилась съ вами аллегоріей?
   Валентинъ. Какъ аллегоріей?
   Спидъ. Иначе сказать -- письмомъ.
   Валентинъ. Да, вѣдь, она не писала ко мнѣ.
   Спидъ. И не нужно: она васъ заставила писать къ себѣ. И вы не поняли шутки?
   Валентинъ. Признаюсь, нѣтъ.
   Спидъ. Не поняли шутки и не поняли, въ чемъ дѣло?
   Валентинъ. Я понялъ только гнѣвное слово.
   Спидъ. Вѣдь, она отдала вамъ письмо.
   Валентинъ. Но оно написано къ ея другу.
   Спидъ. И это письмо она вручила вамъ -- поняли?
   Валентинъ. Желалъ бы, чтобъ было такъ!
   Спидъ. Ручаюсь въ этомъ, такъ какъ иначе и быть не можетъ.
  
                       Вы часто ужъ писали къ ней; однако изъ стыдливости
                       Она не отвѣчала вамъ, а можетъ, изъ трусливости:
                       Боялась, чтобы посланный ей тутъ не измѣнилъ;
                       Ей мысль заставить васъ писать къ себѣ Амуръ внушилъ.
  
   Я говорю, какъ книга, потому что вычиталъ это изъ книги. О чемъ задумались, синьоръ? Пора обѣдать.
   Валентинъ. Я ужъ обѣдалъ.
   Спидъ. Послушайте, синьоръ, хотя любовь -- хамелеонъ и питается воздухомъ, но я одно изъ тѣхъ существъ, которыя питаются пищею -- и потому охотно бы перекусилъ. Не будьте же такъ суровы, какъ ваша возлюбленная: троньтесь, троньтесь моей мольбою! (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Верона. Комната въ домѣ Юліи.

Входятъ Протей и Юлія.

  
                                           Протей.
  
                       Имѣй терпѣнье, Юлія моя!
  
                                           Юлія.
  
                       Должна имѣть: другого средства нѣтъ.
  
                                           Протей.
  
                       Я возвращусь, какъ только будетъ можно.
  
                                           Юлія.
  
                       Не увлечешься -- такъ вернешься скоро.
                       Возьми вотъ это отъ меня на память.

(Даетъ ему кольцо).

  
                                           Протей.
  
                       Мы обмѣняемся -- возьми мое.
  
                                           Юлія.
  
                       И поцѣлуемъ договоръ скрѣпимъ.
  
                                           Протей.
  
                       И вотъ моя рука тебѣ на вѣрность.
                       И если въ днѣ хоть часъ одинъ пройдеть,
                       Въ который я о Юліи не вспомню,
                       Пусть въ слѣдующій часъ меня постигнетъ
                       Мученье за забывчивость въ любви.
                       Но ждетъ меня отецъ. Не отвѣчай!
                       Пора ужъ въ путь, но не пора для слезъ:
                       Онѣ меня заставятъ опоздать.
                       Прощай же, Юлія! (Юлія уходитъ).
                                           Какъ? вышла молча?
                       Да, -- чувство сильное не знаетъ словъ,
                       А вѣрность украшается дѣлами.
  

Входитъ Пантино.

  
                                           Пантино.
  
                       Васъ ждутъ, синьоръ.
  
                                           Протей.
  
                                                     Иду. Ступай. Увы,
                       Слова любви немѣютъ при разлукѣ!

(Уходятъ).

  

СЦЕНА III.

Тамъ же. Улица.

Входитъ Лayнсъ съ собакой.

  
   Лаунсъ. Нѣтъ, я и въ часъ не наплачусь вдоволь. Вся порода Лаунсовъ имѣетъ этотъ порокъ: я получилъ мое наслѣдство, какъ блудный сынъ -- и отправляюсь съ синьоромъ Протеемъ ко двору императора. Но Краббъ, моя собака, я полагаю, самая жестокосерднѣйшая изъ собакъ на землѣ. Матушка плачетъ, отецъ рыдаетъ, сестра рюмитъ, работница реветъ, кошка ломаетъ руки, весь домъ въ страшномъ горѣ, а этотъ жестокосердный песъ хоть бы слезинку выронилъ. Онъ просто камень -- настоящій булыжникъ и любви къ ближнему въ немъ меньше, чѣмъ въ собакѣ. Жидъ бы расплакался, увидя наше разставанье; даже моя слѣпая бабушка -- и та всѣ глаза себѣ выплакала, отправляя меня въ путь-дорогу. Да вотъ я сейчасъ вамъ представлю, какъ было дѣло. Этотъ башмакъ будетъ батюшка; нѣтъ, вотъ лѣвый башмакъ пусть будетъ батюшка; нѣтъ, пусть матушка будетъ лѣвый башмакъ; нѣтъ, не такъ; или такъ... да, такъ: у него подошва похуже. И такъ, этотъ башмакъ съ дырою -- моя матушка, a этотъ -- батюшка. Теперь такъ, совершенно такъ; ну а палка пусть будетъ моя сестра -- видите ли, она бѣла, какъ лилія, и тонка, какъ жердь; эта шапка -- Нэнъ, наша работница, а я -- собака; нѣтъ собакой будетъ она сама. Да, я буду -- собака; или нѣтъ -- собака будетъ я, а я -- я буду самъ. Да, такъ, совершенно вѣрно. Вотъ я и подхожу къ батюшкѣ: "батюшка, батюшка, благословите!" Вотъ башмакъ не можетъ словечка вымолвить отъ слезъ; вотъ я его цѣлую, а онъ такъ и заливается. Теперь подхожу къ матушкѣ. О, еслибъ этотъ башмакъ могъ говорить, какъ обезумѣвшая женщина! Вотъ я ее цѣлую -- вотъ такъ. Вотъ мать моя совсѣмъ задыхается. Теперь -- къ сестрѣ. Слышите, какъ она рыдаетъ? А этотъ безчувственный песъ во все время не проронилъ слезинки и не вымолвилъ слова, тогда какъ я -- видите, я прибиваю пыль моими слезами?
  

Входитъ Пантино.

  
   Пантино. Ступай, бѣги, Лаунсъ. Твой господинъ ужъ на кораблѣ -- тебѣ придется догонять его въ лодкѣ. Что съ тобою? О чемъ плачешь, парень? Ступай, оселъ; не то потеряешь...
   Лаунсъ. Не бѣда, если его и потеряю; безчувственнѣе его я не встрѣчалъ.
   Пантино. Безчувственнѣе кого?
   Лаунсъ. Да вотъ Крабба, моего пса.
   Пантино. Болванъ, я хотѣлъ сказать, что потеряешь приливъ, a потерявъ приливъ, потеряешь возможность поѣхать, а потерявъ возможность поѣхать, потеряешь господина, а потерявъ господина, потеряешь мѣсто. Да что ты мнѣ зажимаешь ротъ?
   Лаунсъ. Боюсь, чтобъ ты не потерялъ языкъ.
   Пантино. Да какъ же я могу потерять его?
   Лаунсъ. Болтая чепуху.
   Пантино. Какая же это чепуха?
   Лаунсъ. Будто я прозѣваю приливъ, господина и мѣсто. Приливъ? Да знаешь ли ты, если рѣка высохнетъ, я наполню ее моими слезами; если спадетъ вѣтеръ, я стану надувать паруса моими вздохами.
   Пантино. Да ступай же, болванъ: меня прислали звать тебя.
   Лаунсъ. Посмотримъ, какъ ты меня назовешь.
   Пантино. Да пойдешь ли ты, наконецъ?
   Лаунсъ. Такъ и быть, пойду. (Уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Миланъ. Зала во дворцѣ герцога.

Входятъ Валентинъ, Сильвія, Туріо и Спидъ.

  
   Сильвія. Служитель!
   Валентинъ. Госпожа?
   Спидъ. Баринъ, синьоръ Туріо на васъ косится.
   Валентинъ. Это отъ любви.
   Спидъ. Но не къ вамъ.
   Валентинъ. Такъ къ синьорѣ.
   Спидъ. Хорошо бы вамъ его отдуть.
   Сильвія. Служитель, вы грустны?
   Валентинъ. Да, кажется, грустенъ, синьора.
   Туріо. Такъ вы только кажетесь грустнымъ.
   Валентинъ. Можетъ-быть.
   Туріо. Слѣдовательно, вы только прикидываетесь.
   Валентинъ. Такъ же, какъ и вы.
   Туріо. Чѣмъ, позвольте узнать?
   Валентинъ. Умнымъ.
   Туріо. Чѣмъ вы это докажете?
   Валентинъ. Вашею глупостью.
   Туріо. Въ чѣмъ же вы замѣтили мою глупость?
   Валентинъ. Въ вашей курткѣ.
   Туріо. Она на мнѣ двойная.
   Валентинъ. Такъ и вы вдвойнѣ глупы.
   Туріо. Что вы сказали?
   Сильвія. Какъ -- вы сердитесь, синьоръ Туріо? измѣняетесь въ лицѣ?
   Валентинъ. Пусть его, синьора: онъ принадлежитъ къ породѣ хамелеоновъ.
   Туріо. И притомъ такихъ, которымъ нужна ваша кровь, а не ваше общество.
   Валентинъ. Вы сказали, синьоръ?
   Туріо. Сказалъ, синьоръ -- и кончено!
   Валентинъ. Знаю, знаю, синьоръ: вы всегда кончаете прежде, чѣмъ начнете.
   Сильвія. Да это настоящая перестрѣлка словами, синьоры: просто -- бѣглый огонь!
   Валентинъ. Вы правы, синьора. Спасибо тому, кто намъ далъ его.
   Сильвія. Кто же это?
   Валентинъ. Вы сами, синьора. Синьоръ Туріо заимствуетъ свое остроуміе изъ вашихъ свѣтлыхъ взоровъ и потомъ любезно расточаетъ его въ вашемъ обществѣ.
   Туріо. Если вы будете тягаться со мною слово за слово, я какъ-разъ заставлю обанкрутиться ваше остроуміе.
   Валентинъ. Знаю, синьоръ, что вы богаты словами, и, вѣроятно, только ими платите своей прислугѣ, если судить по ея потертой ливреѣ.
   Сильвія. Довольно, синьоры, довольно, сюда идетъ отецъ мой.
  

Входитъ герцогъ.

  
                                           Герцогъ.
  
                       Э, Сильвія, ты въ правильной осадѣ!

(Къ Валентину).

                       Синьоръ, вашъ батюшка вполнѣ здоровъ.
                       Что скажете на письма отъ своихъ,
                       Когда я вамъ доставлю ихъ -- на письма
                       Съ пріятными вѣстями?
  
                                           Валентинъ.
  
                                                     Благодарность
                       Моя вамъ, герцогъ, за такую вѣсть.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Знакомъ вамъ донъ-Антоніо, землякъ вашъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, герцогъ, онъ знакомъ мнѣ коротко,
                       Какъ человѣкъ, достойный уваженья --
                       И свой почетъ вполнѣ онъ заслужилъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Онъ, кажется, синьоръ, имѣетъ сына?
  
                                           Валентинъ.
  
                       И этотъ сынъ достойнѣйшій наслѣдникъ
                       Отцовскаго почета и значенья.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Такъ вы давно и близко съ нимъ знакомы?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Его я знаю такъ же, какъ себя;
                       Мы, какъ друзья, воспитывались вмѣстѣ.
                       Я быль тогда порядочный повѣса,
                       И слишкомъ мало обращалъ вниманья
                       На усвоенье разныхъ совершенствъ;
                       Протей же -- такъ зовутъ его -- старался
                       Все дѣльное усвоить съ раннихъ лѣтъ.
                       Годами молодъ онъ, но старь развитьемъ
                       И зрѣлостью обдуманныхъ сужденій;
                       Ну, словомъ -- такъ какъ похвалы мои
                       Далеко ниже всѣхъ его достоинствъ --
                       Онъ образецъ наружностью, умомъ,
                       И всѣмъ богатъ, что краситъ дворянина.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Да, если онъ дѣйствительно таковъ --
                       Достоинъ онъ любви императрицы
                       И чести быть въ совѣтѣ государя.
                       Такъ видите-ль, онъ съ письмами ко мнѣ
                       Отъ лицъ весьма значительныхъ явился
                       И думаетъ здѣсь погостить недолго.
                       Надѣюсь, эта новость вамъ пріятна.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Мнѣ ничего желать не остается.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Примите же, какъ слѣдуетъ, его --
                       Ты, Сильвія, а также вы, синьоръ;
                       Васъ, Валентинъ, просить о томъ не нужно.
                       Я къ вамъ его немедленно пришлю.

(Уходитъ).

  
                                           Валентинъ.
  
                       Я вамъ ужъ говорилъ о немъ, синьора.
                       Со мной бы онъ пріѣхалъ, но глазами
                       Прикованъ былъ къ возлюбленной своей.
  
                                           Сильвія.
  
                       Но, кажется, теперь глаза свободны,
                       Иль, можетъ-быть, онъ далъ залогъ другой.
  
                                           Валентинъ.
  
                       О, нѣтъ! они еще въ плѣну остались.
  
                                           Сильвія.
  
                       Тогда слѣпымъ онъ былъ бы, а слѣпой
                       Не могъ бы къ вамъ, синьоръ, найти дорогу.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Любовь имѣетъ сорокъ глазъ, синьора.
  
                                           Туріо.
  
                       Напротивъ, говорятъ, она безъ глазъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, для такихъ поклонниковъ, какъ вы;
                       Но ясно видитъ тѣхъ, кто ей пріятенъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       Довольно спорить! Вотъ и нашъ пріѣзжій.
  

Входитъ Протей.

  
                                           Валентинъ.
  
                       Ахъ, здравствуй, другъ Протей! Прошу, синьора,
                       Васъ подтвердить привѣтъ мой словомъ ласки.
  
                                           Сильвія.
  
                       Онъ самъ увидитъ, что ему здѣсь рады,
                       Когда онъ тотъ, о комъ вы такъ скучали.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, это онъ, синьора! О, позвольте
                       Ему служить вамъ наравнѣ со мной!
  
                                           Сильвія.
  
                       Но я слуги такого недостойна.
  
                                           Протей.
  
                       О, нѣтъ, синьора -- недостоинъ онъ
                       Быть на глазахъ синьоры, столь достойной!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Пусть недостойность будетъ въ сторонѣ;
                       Ему позвольте вамъ служить, синьора.
  
                                           Протей.
  
                       Гордиться буду преданностью вамъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       А преданность всегда награды стоитъ,
                       Служитель, вамъ привѣтъ отъ госпожи,
                       Васъ недостойной.
  
                                           Валентинъ.
  
                                           О, я всякаго убилъ бы,
                       Кто мнѣ сказалъ бы это, кромѣ васъ!
  
                                           Сильвія.
  
                       Что вамъ привѣтъ?
  
                                           Протей.
  
                                           Нѣтъ, что вы недостойны.
  

Входитъ слугa.

  
                                           Слуга.
  
                       Синьора, герцогъ видѣть васъ желаетъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       Сейчасъ. (Слуга уходитъ. Къ Туріо).
                                 Синьоръ, прошу васъ проводите
                       Меня къ отцу. Вамъ, новый мой служитель,
                       Еще привѣтъ. Мы оставляемъ васъ
                       Поговорить о родинѣ, о близкихъ;
                       Затѣмъ надѣюсь видѣть васъ опять.
  
                                           Протей.
  
                       И онъ, и я готовы вамъ служить.

(Сильвія, Туріо и Спидъ уходятъ).

  
                                           Валентинъ.
  
                       Ну, разскажи жъ какъ всѣ тамъ поживаютъ?
  
                                           Протей.
  
                       Здоровы всѣ и шлютъ тебѣ поклоны.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Ну, а твои какъ?
  
                                           Протей.
  
                                           Были всѣ здоровы.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Что Юлія, и что твоя любовь?
  
                                           Протей.
  
                       Всегда скучалъ ты отъ такихъ разсказовъ;
                       Я знаю, ты до нихъ, вѣдь, не охотникъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, былъ, Протей, но все перемѣнилось!
                       Наказанъ я, что прѣзиралъ любовь;
                       Теперь она меня поработила
                       Душевной мукой, тягостнымъ постомъ,
                       Слезами ночью, вздохами весь день.
                       Да, за мое презрѣнье отомщая,
                       Она лишила сна мои глаза
                       И сдѣлала ихъ стражами тоски.
                       О, дорогой Протей! Амуръ всесиленъ;
                       Онъ подчинилъ меня -- и сознаюсь,
                       Нѣтъ горя равнаго его оковамъ,
                       Нѣтъ счастья выше, чѣмъ ему служить.
                       Лишь о любви могу я говорить;
                       Одно ея названье замѣняютъ
                       Мнѣ завтракъ мой, обѣдъ и сонъ, и ужинъ.
  
                                           Протей.
  
                       Довольно; по глазамъ я вижу счастье,
                       Не эта ли -- кумиръ твоей души?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Она, она! Не ангелъ ли небесный?
  
                                           Протей.
  
                       Нѣтъ, красота ея вполнѣ земная.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Небесная вполнѣ!
  
                                           Протей.
  
                                           Зачѣмъ ей льстить?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Польсти хоть мнѣ: хвала -- любви отрада.
  
                                           Протей.
  
                       Меня лѣчилъ ты горькою микстурой,
                       Теперь я тѣмъ же потчую тебя.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ правду говори. Не божество,
                       Но первая она межъ женщинъ въ мірѣ,
                       И всѣхъ земныхъ созданій превосходитъ.
  
                                           Протей.
  
                       Всѣхъ, кромѣ Юліи.
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Безъ исключеній!
                       Не то -- мою любовь ты оскорбишь.
  
                                           Протей.
  
                       Но правъ и я, мою предпочитая.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Я помогу тебѣ ее возвысить:
                       Ее высокой чести удостоимъ
                       Мы -- шлейфъ носить возлюбленной моей,
                       Чтобъ грубая земля не возгодилась,
                       Облобызавъ края ея одежды,
                       И, въ пищѣ отказавъ цвѣтамъ душистымъ,
                       Осталася подъ вѣчной зимой.
  
                                           Протей.
  
                       Мой другъ, къ чему напыщенность такая?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Прости, Протей: предъ нею все -- ничто,
                       И рядомъ съ ней всѣ совершенства блекнутъ:
                       Она одна!
  
                                           Протей.
  
                                 Такъ пусть одной и будетъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Нѣтъ, ни за цѣлый міръ! Она моя!
                       Я съ ней богаче двадцати морей,
                       Когда бъ пески ихъ въ жемчугъ превратились,
                       Утесы -- въ золото, а воды -- въ нектаръ.
                       Прости же мнѣ, что я тебя забылъ:
                       Ты видишь, я дышу одной любовью.
                       Соперникъ мой, глупецъ, очаровавшій
                       Ея отца обширностью владѣній,
                       Пошелъ отсюда съ нею; я за ними:
                       Любовь, ты знаешь, ревности полна.
  
                                           Протей.
  
                       Но ты любимъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Да, мы ужъ обручились;
                       Назначенъ даже самый день вѣнчанья;
                       Условились и въ средствахъ для побѣга:
                       Обдумали, какъ я взберусь въ окно
                       По лѣстницѣ веревочной; ну, словомъ,
                       Готово все для моего блаженства.
                       Пойдемъ со мною въ комнату мою:
                       Я знаю, ты поможешь мнѣ совѣтомъ.
  
                                           Протей.
  
                       Ступай впередъ -- я отыщу тебя;
                       Теперь отправлюсь въ гавань, чтобы тамъ
                       Лишь о моихъ вещахъ распорядиться;
                       Потомъ приду немедленно къ тебѣ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ поспѣши же.
  
                                           Протей.
  
                                           Да, потороплюсь.

(Валентинъ уходитъ).

                       Какъ пылъ одинъ другой уничтожаетъ,
                       Какъ выбиваютъ клиномъ клинъ другой --
                       Такъ память чувства прежняго во мнѣ
                       Померкла вдругъ предъ новымъ впечатлѣньемъ.
                       Мои ль глаза, хвалы ли Валентина,
                       Ея ли красота, моя ли лживость
                       Къ безумнымъ помысламъ меня влекутъ?
                       Она прекрасна; Юлія не хуже,
                       Но къ ней моя растаяла любовь,
                       Какъ предъ огнемъ статуя восковая
                       Теряетъ прежній образъ понемногу.
                       И вмѣстѣ охладѣлъ я къ Валентину.
                       Я больше не люблю его, какъ прежде;
                       Но, ахъ, зато люблю его невѣсту!
                       И это мнѣ любить его мѣшаетъ.
                       О, какъ ее любить я буду послѣ,
                       Когда теперь, безумный, такъ люблю!
                       Лишь внѣшнія ея черты я видѣлъ,
                       И ужъ онѣ мой разумъ помрачили;
                       Но если всѣ увижу совершенства,
                       Я сдѣлаюсь безумнымъ, иль ослѣпну.
                       Коль страсть мою я подавить смогу,
                       То подавлю; не то -- на все пойду!

(Уходитъ).

  

СЦЕНА V.

Тамъ же. Улица.

Входятъ Спидъ и Лаунсъ.

  
   Спидъ. Лаунсъ, клянусь моей честью, ты желанный гость въ Миланѣ!
   Лаунсъ. Не клянись ложно: я вовсе не желанный гость. Я всегда говорю, что человѣкъ никогда не пропалъ, пока не повѣшенъ, и никогда не будетъ желаннымъ, пока не заплатитъ счета, и хозяйка не скажетъ ему: "милости просимъ".
   Спидъ. Ахъ, ты дура-голова! пойдемъ-ка лучше въ кабакъ: тамъ за пять пенсовъ ты услышишь пять тысячъ "милости просимъ". Ну, какъ же разстался твой господинъ съ синьорой Юліей?
   Лаунсъ. Сошлись-то серьезно, а разошлись шутя.
   Спидъ. Но женится ли онъ на ней?
   Лаунсъ. Нѣтъ.
   Спидъ. Значитъ, она за него пойдетъ?
   Лаунсъ. Опять-таки нѣтъ.
   Спидъ. Стало-быть у нихъ разрывъ?
   Лаунсъ. И этого нѣтъ; оба цѣлы, какъ рыбы.
   Спидъ. Такъ въ чемъ же дѣло, наконецъ?
   Лаунсъ. Да ни въ чемъ; если ей хорошо, такъ и ему не хуже.
   Спидъ. Вотъ оселъ! Я ничего не возьму въ толкъ.
   Лаунсъ. Вотъ чурбанъ безтолковый! У меня и палка съ толкомъ.
   Спидъ. Что ты тамъ мелешь?
   Лаунсъ. Чего молоть-то? Вотъ упрусь въ тебя и толкну.
   Спидъ. То толканье, дуралей, а не толкъ.
   Лаунсъ. Толканье ли, толкъ ли -- все едино. Не въ словѣ дѣло.
   Спидъ. Да говори же, какъ слѣдуетъ -- будетъ свадьба?
   Лаунсъ. Спроси вотъ у моей собаки; скажетъ "да" -- такъ будетъ; "нѣтъ" -- такъ не будетъ; а не скажетъ ничего и хвостомъ завиляетъ -- опять-таки будетъ.
   Спидъ. Слѣдовательно -- будетъ.
   Лаунсъ. О такихъ тайнахъ я говорю только иносказательно.
   Спидъ. Говори, какъ хочешь, только понятно. А что скажешь, Лаунсъ -- вѣдь и мой господинъ отъ любви-то ошалѣлъ.
   Лаунсъ. Я всегда зналъ его такимъ.
   Спидъ. Какимъ?
   Лаунсъ. Шальнымъ, какъ ты назвалъ его самъ.
   Спидъ. Вотъ оселъ! Опять меня не понялъ.
   Лаунсъ. Да я говорю не про тебя, а про твоего господина.
   Спидъ. Я тебѣ говорю, что господинъ мой сгораетъ отъ любви.
   Лаунсъ. А мнѣ что за дѣло? пусть его сгораетъ! Вотъ, если хочешь завернуть со мною въ кабакъ, такъ ладно, а нѣтъ, такъ будешь евреемъ, жидомъ, недостойнымъ названія христіанина.
   Спидъ. А почему?
   Лаунсъ. Да потому, что въ тебѣ и на столько нѣтъ любви къ ближнему, чтобъ зайти съ христіаниномъ въ кабакъ. Пойдешь, что-ли?
   Спидъ. Идемъ, идемъ. (Уходятъ).
  

СЦЕНА VI.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

Входитъ Протей.

  
                                           Протей.
  
                       И Юлію оставить -- вѣроломство,
                       И Сильвію любить мнѣ -- вѣроломство,
                       Измѣна жъ другу -- хуже вѣроломства.
                       И сила та, которою я клялся,
                       Влечетъ меня къ тройному вѣроломству:
                       И клятва, и измѣна -- отъ любви.
                       О дивно-вдохновительная страсть!
                       Я согрѣшилъ, тобою соблазненный,
                       Такъ научи-же чѣмъ мнѣ оправдаться!
                       Сначала я боготворилъ звѣзду,
                       Теперь молюсь блистательному солнцу.
                       Подумавъ, мы нарушить можемъ клятву
                       Безумную -- и глупъ, кто не стремится
                       На лучшее дурное обмѣнять.
                       Стыдись, языкъ! Ее-ль назвать дурною,
                       Которой власть ты признавалъ такъ часто
                       И легіоны клятвъ ей расточалъ?
                       Я разлюбить не въ силахъ -- и однако
                       Тамъ разлюбилъ я, гдѣ любить бы долженъ:
                       Отвергъ я Юлію и Валентина;
                       Ихъ сохранивъ, себя отвергну я,
                       А потерявъ ихъ, я найду взамѣнъ
                       Себя -- за друга, Сильвію -- за Юлью.
                       Я самъ себѣ дороже Валентина:
                       Любовь во всемъ всегда себялюбива.
                       Предъ Сильвіей -- тому свидѣтель небо,
                       Создавшее ее -- та негритянка.
                       Забуду я, что Юлія жива,
                       Но буду помнить, что угасло чувство.
                       Врага я буду видѣть въ Валентинѣ,
                       Надѣясь друга въ Сильвіи найти.
                       Теперь я не могу остаться вѣрнымъ
                       Себѣ, не измѣняя Валентину.
                       Онъ въ эту ночь въ окно ея забраться
                       По лѣстницѣ веревочной задумалъ --
                       И мнѣ, сопернику, онъ ввѣрилъ тайну.
                       Я тотчасъ разскажу ея отцу
                       О тайнѣ ихъ и о ночномъ побѣгѣ --
                       И въ гнѣвѣ онъ изгонитъ Валентина.
                       А безъ него я хитростью разстрою
                       Искусно планы Туріо глупца.
                       Дай крылья мнѣ осуществить мечты,
                       Любовь: вѣдь планъ мой мнѣ внушила ты.

(Уходитъ).

  

СЦЕНА VII.

Верона. Комната въ домѣ Юліи.

Входятъ Юлія и Лючетта.

  
                                           Юлія.
  
                       Ахъ, посовѣтуй, помоги, Лючетта!
                       Любовью заклинаю я тебя --
                       Ты тотъ листокъ, гдѣ всѣ мои желанья
                       Записаны и вырѣзаны ясно --
                       Наставь меня теперь, придумай средство,
                       Чтобъ я могла, не возбуждая толковъ,
                       Увидѣться съ Протеемъ дорогимъ.
  
                                           Лючетта.
  
                       Но путь къ нему и длиненъ, и тяжелъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Не устаетъ же въ рвеньи пилигримъ,
                       Пройдя посвѣта слабыми ногами.
                       Не утомлюсь и я, летя на крыльяхъ
                       Любви къ тому, кого люблю такъ нѣжно,
                       К прекрасному, безцѣнному Протею.
  
                                           Лючетта.
  
                       Дождитесь лучше, чтобъ онъ самъ вернулся.
  
                                           Юлія.
  
                       Ты знаешь, взоръ его мнѣ пищей былъ.
                       Тебѣ не жаль, что я должна поститься,
                       Лишенная той пищи такъ давно.
                       О, если бъ знала ты всю силу страсти,
                       То лучше бъ снѣгомъ стала раздувать
                       Огонь, чѣмъ пылъ любви тушить словами.
  
                                           Лючетта.
  
                       Я вовсе не хочу его тушить,
                       Но лишь умѣрить жаръ, чтобъ за предѣлъ
                       Благоразумія онъ вдругъ не вышелъ,
  
                                           Юлія.
  
                       Чѣмъ больше гасишь, тѣмъ сильнѣй горитъ онъ!
                       И тихій ручеекъ, когда преграду
                       Себѣ найдетъ, неистово кипитъ;
                       А если нѣтъ преградъ его теченью,
                       Гармоніей звучитъ по гладкимъ камнямъ
                       И ласково лобзаетъ онъ осоку,
                       Которую встрѣчаетъ на пути.
                       Такъ мчится онъ, по нивамъ извиваясь
                       И весело играя, въ океанъ.
                       Оставь же и меня въ моемъ теченьи.
                       Я терпѣлива буду, какъ ручей;
                       И каждый трудный шагъ сочту отрадой,
                       Пока съ послѣднимъ къ милому приближусь;
                       Тамъ отдохну я послѣ треволненій,
                       Подобно праведной душѣ въ раю.
  
                                           Лючетта.
  
                       Въ какомъ же платьѣ вы хотите ѣхать?
  
                                           Юлія.
  
                       Не въ женскомъ только: этимъ я избавлюсь
                       Отъ приставаній всѣхъ гулякъ распутныхъ.
                       Достань мнѣ платье, милая Лючетта,
                       Въ какое одѣваются пажи.
  
                                           Лючетта.
  
                       Такъ вы должны и волосы обрѣзать.
  
                                           Юлія.
  
                       Нѣтъ, милая, я подвяжу ихъ снизу,
                       А сверху двадцать бантовъ приколю:
                       Такой уборъ не будетъ страненъ даже
                       На юношѣ и старѣе меня.
  
                                           Лючетта.
  
                       Какой покрой для панталонъ, синьора?
  
                                           Юлія.
  
                       Ахъ, какъ смѣшно! вотъ точно кто сказалъ бы:
                       "Какъ широко, синьоръ, пустить вамъ юбку?"
                       Мнѣ все равно -- какой тебѣ по вкусу.
  
                                           Лючетта.
  
                       Такъ спереди ужъ нуженъ бантъ, синьора.
  
                                           Юлія.
  
                       Нѣтъ, нѣтъ, Лючетта, -- это будетъ гадко.
  
                                           Лючетта.
  
                       Штаны безъ банта ничего не стоютъ;
                       Вамъ нуженъ бантъ, чтобъ въ немъ носить булавки.
  
                                           Юлія.
  
                       Лючетта, если любишь, постарайся,
                       Чтобъ было все со вкусомъ и прилично.
                       Но ты скажи -- меня осудить свѣтъ
                       За то, что я въ такой пустилась путь?
                       Боюсь, чтобъ мнѣ позора не нажить.
  
                                           Лючетта.
  
                       Боитесь вы, такъ оставайтесь дома.
  
                                           Юлія.
  
                       Нѣтъ, не хочу остаться.
  
                                           Лючетта.
  
                                                               Такъ идите
                       И бросьте мысль о всякихъ пересудахъ.
                       Лишь былъ бы радъ Протей, что вы пришли,
                       Пусть осуждаетъ свѣтъ, что вы ушли;
                       Но самъ Протей едва ли радъ вамъ будетъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Объ этомъ я нисколько не забочусь:
                       Потоки слезъ, безчисленныя клятвы
                       И увѣренья въ вѣрности любви
                       Ручаются, что мнѣ онъ будетъ радъ.
  
                                           Лючетта.
  
                       Но тѣ же средства служатъ и къ обману.
  
                                           Юлія.
  
                       Да, людямъ низкимъ и для цѣли низкой;
                       Но онъ родился подъ созвѣздьемъ правды,
                       Его слова -- обѣтъ, оракулъ -- клятва,
                       Любовь правдива, мысли безупречны,
                       А слезы -- сердца вѣрнаго залогъ.
                       Онъ лжи далекъ, какъ небо отъ земли.
  
                                           Лючетта.
  
                       Дай Богъ, чтобъ вы такимъ его нашли.
  
                                           Юлія.
  
                       О, изъ любви ко мнѣ не оскорбляй
                       Его сомнѣньемъ въ вѣрности, Лючетта!
                       Лишь тотъ мнѣ милъ, кто любить и его.
                       Пойдемъ со мною въ комнату мою
                       Обдумать все, что нужно для дороги.
                       Все, все мое тебѣ я поручаю --
                       Имущество, владѣнія и честь;
                       Взамѣнъ того меня лишь снаряди
                       Скорѣе въ путь. Пойдемъ, не возражай --
                       Я на себя за медленность сердита.

(Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Миланъ. Комната во дворцѣ герцога.

СЦЕНА I.

Входятъ Герцогъ, Туріо и Протей.

  
                                           Герцогъ (къ Туріо).
  
                       Синьоръ, прошу оставьте насъ вдвоемъ;
                       Поговорить намъ нужно съ глазу-на-глазъ.

(Туріо уходитъ).

                       Такъ что же вы хотѣли мнѣ сказать?
  
                                           Протей.
  
                       Свѣтлѣйшій герцогъ, я открыть вамъ долженъ
                       То, что велятъ скрывать законы дружбы;
                       Но ваша доброта и благосклонность
                       Ко мнѣ, хотя я ихъ и недостоинъ,
                       Мнѣ ставятъ долгомъ то вамъ сообщить,
                       Чего бъ не выдалъ ни за что на свѣтѣ.
                       Такъ знайте жъ, герцогъ: другъ мой Валентинъ
                       Задумалъ ночью вашу дочь похитить
                       И замыселъ мнѣ свой довѣрилъ самъ.
                       Я знаю, вы ее рѣшились выдать
                       За Туріо, хоть онъ ей не по сердцу --
                       И это бѣгство было бы жестокимъ
                       Ударомъ вамъ на склонѣ вашихъ дней.
                       Поэтому мнѣ долгъ велитъ скорѣе
                       Разстроить планы друга моего,
                       Чѣмъ, скрывши ихъ, на васъ обрушить горе,
                       Которое могло бы, наконецъ,
                       Свести васъ преждевременно въ могилу.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Протей, благодарю васъ за услугу,
                       Столь благородную. Пока я живъ,
                       Располагайте мной. Я самъ нерѣдко
                       Взаимную любовь ихъ подмѣчалъ,
                       Когда они меня считали спящимъ.
                       Я удалить рѣшился Валентина
                       Отъ моего двора и отъ нея.
                       Одна боязнь -- увлечься подозрѣньемъ
                       И безъ вины обидѣть человѣка,
                       Чего всегда стараюсь избѣжать,
                       Меня остановила. Впрочемъ, я
                       Съ нимъ ласковъ былъ затѣмъ лишь, чтобъ узнать
                       О томъ, что вы теперь мнѣ сообщили.
                       Я знаю, какъ доступны увлеченьямъ
                       Такіе годы -- потому отвелъ
                       Ей спальню въ недоступной башнѣ,
                       Которой ключъ держу я при себѣ.
                       Увесть ее оттуда невозможно.
  
                                           Протей.
  
                       Но знайте, герцогъ: ими рѣшено,
                       Что къ ней въ окно онъ влѣзетъ и оттуда
                       Ее сведетъ по лѣстницѣ висячей.
                       Теперь за ней пошелъ любовникъ юный,
                       И съ нею онъ сейчасъ сюда придетъ.
                       Вы можете его перехватить,
                       Но, ради Бога, герцогъ, похитрѣе,
                       Чтобъ не узналъ онъ о моей измѣнѣ:
                       Не къ другу ненависть -- почтенье къ вамъ
                       Меня вамъ тайну выдать побудило.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Я честью вамъ клянусь -- онъ не узнаетъ,
                       Что хоть намекъ отъ васъ я получилъ.
  
                                           Протей.
  
                       Прощайте, герцогъ -- Валентинъ идетъ.

(Уходитъ).

  

Входитъ Валентинъ.

  
                                           Герцогъ.
  
                       Куда вы такъ спѣшите, Валентинъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Свѣтлѣйшій герцогъ, ждетъ меня гонецъ:
                       Моимъ роднымъ онъ письма доставляетъ,
                       И ихъ-то я спѣшу ему вручить.
  
                                           Герцогъ.
  
                       И письма важныя?
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Свѣтлѣйшій герцогъ,
                       Я извѣщаю только, что здоровъ
                       И жизнью при дворѣ у васъ доволенъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       И только-то? Такъ я васъ на минуту
                       Здѣсь задержу: мнѣ нужно вамъ сказать
                       Кой-что о дѣлѣ очень близкомъ мнѣ.
                       Вы знаете, что дочь мою я выдать
                       За Туріо желаю непремѣнно?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Я знаю это, герцогъ. Что жъ, союзъ
                       Богатый и почетный: онъ женихъ
                       Отличный, добрый и вполнѣ достойный
                       Быть мужемъ вашей дочери прелестной.
                       Но, кажется, синьора не согласна?
  
                                           Герцогъ.
  
                       Въ томъ вся бѣда! Она горда, упряма,
                       Капризна, своевольна, непослушна,
                       Забыла, что она мое дитя,
                       И что надъ ней я власть отца имѣю.
                       И я готовъ сознаться -- эта гордость
                       Къ ней всякую любовь во мнѣ убила.
                       Надѣялся я прежде, что подъ старость
                       Мнѣ будетъ утѣшеніемъ она;
                       Теперь же я рѣшился самъ жениться,
                       Ее же замужъ выдать поскорѣй.
                       Пусть красота ея приданымъ будетъ --
                       Вѣдь ей мои богатства нипочемъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Но въ чемъ же я могу помочь вамъ, герцогъ?
  
                                           Герцогъ.
  
                       Въ Миланѣ есть, синьоръ, одна особа,
                       Въ которую влюбленъ я; но она
                       Горда и недоступна краснорѣчью
                       Сѣдого старика. Все дѣло въ томъ,
                       Что я давно отвыкъ отъ волокитства,
                       Притомъ и нравы ужъ не тѣ, что прежде;
                       Такъ за совѣтомъ обращаюсь къ вамъ:
                       Какъ поступать мнѣ, какъ себя вести,
                       Чтобы привлечь къ себѣ прелестной взоры?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Пустите въ ходъ подарки, коль слова
                       Не дѣйствуютъ: нѣмая драгоцѣнность
                       На женскій умъ вліяетъ иногда
                       Сильнѣе краснорѣчья.
  
                                           Герцогъ.
  
                                                     Но она
                       Подарокъ мой съ презрѣньемъ отослала.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Повѣрьте мнѣ, она его желала:
                       Отказъ ихъ часто равенъ поощренью.
                       Коль любите, не знайте утомленья --
                       Повергните другой къ ея стопамъ:
                       Разсердится -- не изъ презрѣнья къ вамъ,
                       Но чтобъ сильнѣй вы ею дорожили;
                       Бранитъ -- но не затѣмъ, чтобъ уходили
                       Вы отъ нея; уйдете -- и тотчасъ
                       Сильнѣе будетъ гнѣвъ ея на васъ.
                       Ея рѣчей понять старайтесь тонъ:
                       "Ступайте прочь" -- еще не значить "вонъ!"
                       Хвала и лесть, восторги красотою
                       Всегда сильны надъ женскою душою,
                       И кто прельстить словами ихъ не могъ,
                       Тому языкъ во рту его не въ прокъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Но дѣло въ томъ -- ее родные прочатъ
                       За молодого знатнаго синьора;
                       Ее содержатъ въ строгомъ заключеньѣ
                       И нѣтъ мужчинѣ доступа къ ней днемъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ доступъ къ ней я ночью бы нашелъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Но если дверь къ ней заперта, а ключъ
                       Припрятанъ, и войти къ ней невозможно?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ что же? можно и въ окно взобраться.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Но слишкомъ отъ земли оно высоко,
                       А стѣны гладки такъ, что невозможно
                       Окна достигнуть, не рискуя жизнью.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ изъ веревокъ лѣстница, съ двумя
                       Здоровыми крюками, взлѣзть поможетъ
                       На башню къ новой Геро, лишь бы смѣлый
                       Леандръ сумѣлъ воспользоваться ею.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Какъ? неужель? скажите жъ, другъ любезный,
                       Гдѣ лѣстницу такую мнѣ достать?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Когда она нужна вамъ будетъ, герцогъ?
  
                                           Герцогъ.
  
                       О, въ эту жъ ночь; любовь, вѣдь, какъ дитя,
                       Хватается за все, что подъ рукою.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Къ семи часамъ я вамъ ее доставлю.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Все такъ синьоръ; но я пойду одинъ.
                       Смогу ли я снести ее туда?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Она легка и даже подъ плащомъ
                       Ее удобно спрятать можно, герцогъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Скажите, плащъ такой, какъ вашъ, годится?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, герцогъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                                 Такъ позвольте мнѣ взглянуть:
                       Хочу достать себѣ такой же плащъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       На это, герцогъ, всякій плащъ годится.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Мнѣ хочется взглянуть, какъ онъ сидитъ.
                       Прошу васъ, дайте мнѣ его накинуть.

(Распахиваетъ на Валентинѣ плащъ, изъ котораго выпадаетъ письмо).

                       Письмо? "Къ синьорѣ Сильвіи". Вотъ какъ!
                       А, кстати, вотъ и лѣстница такая,
                       Какъ мнѣ нужна. Ну, что жъ, на этотъ разъ
                       Прочесть письмо, синьоръ, беру я смѣлость.

(Читаетъ).

                       "Летите къ ней, мечты мои ночныя!
                       Васъ, какъ рабовъ, я посылаю къ ней.
                       О, если бъ я, какъ духи неземные,
                       Могъ самъ нестися къ Сильвіи моей!
                       Я ихъ къ тебѣ съ любовью посылаю,
                       Пускай онѣ на грудь падутъ тебѣ;
                       Но я рабынь завидую судьбѣ
                       И свой удѣлъ жестокій проклинаю
                       За то, что тамъ пріютъ найдутъ онѣ,
                       Куда проникнуть невозможно мнѣ".
                       А здѣсь что?
                       "Я въ эту ночь тебя освобожу!"
                       Такъ вотъ зачѣмъ ты лѣстницу досталъ!
                       А, Фаэтонъ, ничтожный сынъ Меропса!
                       Ты вздумалъ править колесницей Феба
                       И дерзостью безумной землю сжечь?
                       Достигнуть звѣздъ хотѣлъ лишь потому,
                       Что также и тебѣ онѣ сіяютъ?
                       Прочь, рабъ безумный, дерзкій проходимецъ!
                       Лишь равныхъ обольщай улыбкой льстивой
                       И помни -- снисхожденью моему
                       Обязанъ ты, что дворъ мой оставляешь
                       Безъ наказанья. Будь мнѣ благодаренъ
                       За это больше, чѣмъ за тѣ щедроты,
                       Которыми тебя я осыпалъ
                       Не по достоинству; но если дольше
                       Того промедлишь ты въ моихъ владѣньяхъ,
                       Чѣмъ нужно, чтобы дворъ оставить мой -
                       Клянусь тебѣ, что гнѣвъ мой превзойдетъ
                       Во мнѣ любовь, которую питалъ я
                       И къ дочери, и къ самому тебѣ.
                       Ступай! твои излишни оправданья;
                       Но если жизнью дорожишь -- спѣши!

(Уходитъ).

  
                                           Валентинъ.
  
                       О, лучше смерть, чѣмъ эта жизнь подъ пыткой!
                       Кто умеръ -- разлученъ съ самимъ собой;
                       Но Сильвія -- я самъ; разстаться съ нею
                       Не то ли, что съ самимъ собой разстаться?
                       Мертвящее изгнанье! Что мнѣ въ свѣтѣ,
                       Когда при немъ я Сильвіи не вижу?
                       Какая радость радостью мнѣ будетъ
                       Безъ Сильвіи? я не могу жъ представить,
                       Что здѣсь она, со мной -- и этой грезой
                       Обманывать тоскующее сердце.
                       Когда я ночью не былъ у нея,
                       Нѣтъ музыки мнѣ въ пѣньи соловья,
                       А если днемъ я Сильвію не вижу,
                       То для меня дневного свѣта нѣтъ.
                       Она мнѣ жизнь давала; я угасну,
                       Когда ея вліянье перестанетъ
                       Меня питать, живить и согрѣвать.
                       И, избѣжавши злого приговора,
                       Я не       Подъ ложною личиною услуги
             Стараться самъ намѣренъ для себя.
             Но Сильвія чрезчуръ чиста, чтобъ сдаться
             На громкій трескъ пустыхъ, ничтожныхъ фразъ.
             Чуть убѣждать ее начну въ глубокой
             Я вѣрности, она попрекомъ колетъ,
             Что измѣнилъ я другу моему.
             Чуть предъ ея небесной красотой
             Приду въ восторгъ -- меня она коритъ,
             Что забываю вѣроломно клятву
             Я Юліи, которую любилъ.
             Но, несмотря на градъ ея насмѣшекъ,
             Настолько злыхъ, что каждая могла бъ
             Свести съ ума отъ горести любого,
             Все жъ остаюсь попрежнему я преданъ
             Ей, какъ щенокъ, котораго, чѣмъ больше
             Бьетъ госпожа, тѣмъ ласковѣй онъ льнетъ
             И жмется къ ней. Но вотъ идетъ сюда
             И Туріо. Вѣдь обѣщалъ я съ нимъ
             Отправиться съ любовной серенадой
             Сегодня къ окнамъ Сильвіи.

(Входитъ Туріо съ музыкантами).

   Туріо.                                         Ну, что,
             Синьоръ Протей? Сюда прокрались вы,
             Какъ вижу, раньше насъ.
   Протей.                                         Синьоръ, что дѣлать!
             Любовь, извѣстно вамъ, беретъ украдкой
             То, что нельзя открытымъ взять путемъ.
   Туріо. Но вашъ предметъ любви вѣдь, я надѣюсь,
             Живетъ не здѣсь?
   Протей.                               Конечно, здѣсь; -- иначе
             Я самъ бы не былъ здѣсь.
   Туріо.                                         Какъ! что я слышу?
             Вы?.. Сильвія?..
   Протей. Влюбленъ въ нее за васъ!
   Туріо. О, если такъ, то я вамъ благодаренъ
             Отъ всей души. (Музыкантамъ). Ну, господа, пора
             Начать концертъ. Играйте веселѣе.
   (Входятъ и останавливаются въ отдаленіи хозяинъ гостиницы и Юлія въ платьѣ мальчика).
   Хозяинъ. Вы что-то не веселы, мой молодой постоялецъ. Право, можно подумать, что вы больны. Что съ вами?
   Юлія. Я не веселъ потому, что нѣтъ причины быть веселымъ.
   Хозяинъ. А вотъ я васъ развеселю. Сейчасъ мы придемъ къ мѣсту, гдѣ вы услышите хорошую музыку и увидите синьора, котораго хотѣли видѣть.
   Юлія. И услышу его голосъ?
   Хозяинъ. Конечно.
   Юлія. Это будетъ музыкой для меня. (Музыка).
   Хозяинъ. Тсс... слушайте.
   Юлія. Развѣ онъ между ними?
   Хозяинъ. Да, да. Но тише, слушайте.

ПѢСНЯ.

             Кто эта Сильвія? Плѣнила
             Она всѣхъ юношей сердца.
             Ее благой природы сила
             На диво людямъ одарила
             Красой и сердца и лица.
   
             Добра ль она? О, да,-- сердечной
             Всегда мы видимъ красоту.
             Любовь къ ней будетъ безконечной
             И, полюбивши страстью вѣчной,
             Свою забудетъ слѣпоту.
   
             Гремите жъ пѣсенъ звукъ согласный
             Вы въ честь красавицы сильнѣй.
             Среди людской толпы несчастной
             Она, какъ Божій свѣтъ, прекрасна;
             Вѣнки изъ розъ плетите ей 32).
   Хозяинъ. Что жъ это, юноша? вы стали вдругъ
             Печальнѣе, чѣмъ прежде. Неужели
             Вамъ музыка пришлась не по душѣ?
   Юлія. Вы ошибаетесь: не музыка, но пѣвецъ.
   Хозяинъ. Почему же, прекрасный юноша?
   Юлія. Его игра фальшива.
   Хозяинъ. Чѣмъ? Вы, можетъ-быть, находите, что струны инструмента разстроены?
   Юлія. Нѣтъ, но онъ разстроилъ своей игрой струны моего сердца.
   Хозяинъ. У васъ, какъ вижу, тонкій слухъ.
   Юлія. О, да.-- до того тонкій, что я искренно желалъ бы на этотъ разъ быть глухимъ. Сердце мое огорчено глубоко.
   Хозяинъ. Вы просто, кажется, не любите музыки.
   Юлія. Наоборотъ, -- я не люблю только, когда музыканты фальшивятъ.
   Хозяинъ. Слушайте, какой прекрасный переходъ.
   Юлія. Мнѣ именно не нравятся эти быстрые переходы.
   Хозяинъ. Неужели вы хотите, чтобъ онъ игралъ одно и то же?
   Юлія. Я именно хочу, чтобъ онъ игралъ
             Всегда одно и то же. Но скажите,
             Какъ часто посѣщаетъ эту даму
             Синьоръ Протей, чье имя поминали
             Мы съ вами здѣсь?
   Хозяинъ. Я повторю вамъ отвѣтъ его слуги Лаунса. Онъ влюбленъ въ нее по уши.
   Юлія. Гдѣ этотъ Лаунсъ?
   Хозяинъ. Пошелъ за его собакой, которую долженъ завтра, по приказу своего господина, поднести этой дамѣ въ подарокъ.
   Юлія. Тсс... отойдемте: эти господа уходятъ.
   Протей. Не бойтесь, Туріо,-- повѣрьте, я
             Сумѣю такъ устроить это дѣло,
             Что вы въ восторгъ придете отъ моей
             Удачной хитрости.
   Туріо.                               А гдѣ мы съ вами
             Сойдемся вновь?
   Протей.                               У родника святого
             Григорія.
   Туріо.                     Прощайте.

(Уходятъ Туріо и музыканты. Сильвія показывается у окна).

   Протей.                                         Доброй ночи,
             Синьора, вамъ.
   Сильвія.                               Благодарю, синьоръ,
             За музыку. Съ кѣмъ я имѣю честь
             Бесѣдовать?
   Протей.                     Съ тѣмъ, дивная синьора,
             Чей голосъ вамъ давно бы сталъ знакомъ,
             Когда бъ его вы оцѣнили вѣрность.
   Сильвія. Синьоръ Протей?
   Протей.                                         Онъ самъ.
   Сильвія.                                                             Чего жъ хотите
             Вы отъ меня?
   Протей.                     Все исполнять, что только
             Велите вы.
   Сильвія.                     Прекрасно. Такъ ступайте
             Домой въ постель,-- вотъ первый вамъ приказъ.
             Безчестный лжецъ! обманщикъ! смѣлъ ты думать,
             Что я польщусь на лживыя слова
             Твоихъ рѣчей, которыми коварно
             Ты обманулъ такъ много честныхъ душъ!
             Иди, иди и кайся предъ несчастной,
             Которую любилъ ты! Я жъ клянусь
             Царицей блѣдной ночи, что настолько жъ
             Я далека отъ мысли благосклонно
             Принять твои слова, насколько ты
             Презрителенъ въ глазахъ моихъ! Мнѣ стыдно'
             Ужъ даже то, что я теряю время
             На этотъ разговоръ.
   Протей.                               Я сознаюсь
             Тебѣ, моя богиня, что любилъ
             Я точно прежде женщину; но смерть
             Меня съ ней разлучила.
   Юлія (въ сторону).                     Лжецъ! Могу
             Тебя изобличить однимъ я словомъ,
             Предметъ твоей любви не погребенъ.
   Сильвія. Будь даже правъ ты въ этомъ, все же знаешь
             Ты хорошо, что другъ твой Валентинъ
             Здоровъ и живъ. Тебѣ извѣстно также,
             Что я давно ему обручена.
             Гдѣ жъ честь твоя, кода твоимъ поступкомъ
             Такъ оскорбляешь тяжко ты его!
   Протей. Слухъ до меня донесся, будто умеръ
             И Валентинъ.
   Сильвія.                     Сочти тогда умершей
             Равно меня. Любовь моя замкнется
             Въ могилѣ съ нимъ.
   Протей.                               Позволь ее мнѣ вырыть
             Для жизни вновь.
   Сильвія.                               Иди съ подобной просьбой
             Къ могилѣ той, которую любилъ
             При жизни ты, иль схорони съ ней вмѣстѣ
             Твою любовь.
   Юлія (въ сторону). Къ такимъ словамъ онъ глухъ.
   Протей. Когда дѣйствительно такъ черствы сердцемъ,
             Синьора, вы,-- пожертвуйте несчастной
             Любви хоть вашъ портретъ,-- портретъ, который
             Повѣшенъ въ вашей комнатѣ. Предъ нимъ
             Я буду изливать мои рыданья
             И жалобы. Вѣдь съ той поры, какъ вы
             Рѣшилися отдать себя другому,
             Я сталъ своей лишь тѣнью; такъ позвольте жъ,
             Чтобъ тѣнь могла любить такую жъ тѣнь.
   Юлія (въ сторону). Когда бъ тебѣ достался въ обладанье
             И самъ предметъ, его бы обманулъ
             Навѣрно ты! пустой бы сдѣлалъ тѣнью,
             Какъ и меня.
   Сильвія.                     Хоть мнѣ, синьоръ, не лестно
             Ни на волосъ быть вашимъ божествомъ,
             Но если вы успѣли сжиться съ ложью
             Ужъ до того, что обожать способны
             Фантазіи и ложныя мечты,
             Такъ тѣшьтесь на здоровье! Завтра утромъ
             Отдамъ портретъ тому я, кто придетъ
             За нимъ отъ васъ. Желаю доброй ночи.
             (Скрывается въ окнѣ).
   Протей. Пріятна будетъ мнѣ она, какъ ночь
             Преступнику предъ утреннею казнью (Уходитъ Протей).
   Юлія (хозяину). Уйдемъ и мы.
   Хозяинъ. Тьфу! Я никакъ вздремнулъ.
   Юлія. Гдѣ остановился синьоръ Протей?
   Хозяинъ. Конечно, въ моей гостиницѣ. Смотрите-ка: никакъ занялось утро.
   Юлія. Ошибся ты: осталась, какъ была,
             Въ томъ мракѣ я, какой пугалъ и прежде
             Меня среди томительныхъ ночей! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же.

(Входитъ Эгламуръ).

   Эгламуръ. Вотъ часъ, когда синьора приказала
             Явиться мнѣ, чтобы узнать, чего
             Угодно ей. Для важныхъ, вѣроятно,
             Я вызванъ дѣлъ. Синьора! эй, синьора!

(Сильвія показыватся у окна).

   Сильвія. Кто звалъ меня?
   Эгламуръ.                               Слуга вашъ Эгламуръ
             И вѣрный другъ. Скажите, что угодно
             Мнѣ приказать?
   Сильвія.                               О, добрый Эгламуръ!
             Сто разъ тебѣ привѣтъ!
   Эгламуръ.                                         Того жъ, синьора,
             Желаю вамъ. Я поспѣшилъ явиться
             Нарочно въ ранній часъ, какъ приказали
             Вы это мнѣ. Какихъ услугъ угодно у
             Потребовать вамъ будетъ отъ меня?
   Сильвія. О, Эгламуръ, ты благороденъ сердцемъ
             (Я говорю, повѣрь, тебѣ не льстя),
             Ты храбръ, уменъ, сочувствовать умѣешь
             Чужой бѣдѣ! Ты знаешь хорошо,
             Какъ дорогъ сталъ мнѣ сердцемъ и душою
             Изгнанникъ Валентинъ; равно ты знаешь,
             Что мой отецъ рѣшилъ меня отдать
             За Туріо,-- глупца, чей видъ одинъ
             Противенъ мнѣ! Ты, Эгламуръ, любилъ;
             Ты какъ-то самъ сказалъ (я это помню).
             Что въ жизни всей не испыталъ тяжелѣй
             Несчастья ты, какъ въ тотъ ужасный день,
             Когда унесъ холодный гробъ навѣки
             Твою любовь! Ты, помню даже, далъ
             Тогда обѣтъ безбрачья. Знай же, добрый
             Мой Эгламуръ, что я рѣшилась твердо
             Бѣжать отсюда въ Мантую!-- туда,
             Гдѣ поселился, знаю я навѣрно,
             Мой Валентинъ. Но для меня одной
             Опасенъ путь, и я ищу въ тебѣ
             Товарища, на чью бы положиться
             Могла я честь. О, Эгламуръ, не бойся,
             Что навлечешь ты этимъ гнѣвъ отца!
             Меня жалѣй! Жалѣй печаль и горе
             Несчастной, слабой женщины! Подумай,
             Что бѣгствомъ я однимъ могу спастись
             Отъ страшной, ложной клятвы -- отъ проступка,
             Которому прощенья нѣтъ ни въ небѣ
             Ни на землѣ! Тебя молю я сердцемъ,.
             Гдѣ злая скорбь лежитъ, какъ грузъ песчаный
             Морского дна,-- склонись на то, о чемъ
             Я такъ молю! Будь вѣрнымъ мнѣ въ дорогѣ
             Товарищемъ. Когда жъ не хочешь -- дай
             По крайней мѣрѣ слово мнѣ, не выдать
             Того, что я хочу; а я отправлюсь
             Въ мой путь одна.
   Эгламуръ.                               Прискорбно видѣть мнѣ,
             Синьора, ваше горе, и прискорбно
             Тѣмъ болѣе, что вызвано оно,
             Я знаю, честнымъ чувствомъ. Потому
             Я соглашаюсь вашимъ быть въ пути
             Товарищемъ. Пускай судьба присудить,
             Что хочетъ, мнѣ; моя забота -- сдѣлать
             Счастливой васъ. Когда хотите вы
             Отправиться?
   Сильвія.                     Сегодня въ ночь.
   Эгламуръ.                                                   А гдѣ
             Сойдемся мы?
   Сильвія.                     Приди за мною въ келью
             Отца Патрика. Предъ дорогой тамъ
             Хочу я помолиться.
   Эгламуръ.                               Буду точно
             Въ урочный часъ. Пріятный день, синьора.
   Сильвія. Прощай, прощай, мой добрый Эгламуръ!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 4-я.

Тамъ же.

(Входитъ Лаунсъ со своей собакой

   Лаунсъ. Нехорошо, если даже лакей порядочнаго человѣка ведетъ себя хуже собаки; а вотъ я воспиталъ этого пса съ младенческихъ пеленъ; спасъ его отъ воды, въ которой утопили его шестерыхъ слѣпыхъ братьевъ и сестеръ; выдрессировалъ такъ, какъ только можно выдрессировать собаку, и чѣмъ же мнѣ онъ за это отплатилъ? Мой господинъ велѣлъ мнѣ отвести его въ подарокъ синьорѣ Сильвіи; но едва мы вошли въ столовую, какъ безстыдный песъ бросился къ прибору синьоры и стащилъ каплуна! Можетъ ли песъ нанести порядочному человѣку обиду хуже, какъ показавъ такое неумѣнье вести себя въ приличномъ обществѣ? О порядочномъ человѣкѣ говорятъ, что онъ на все собаку съѣлъ; такъ какъ же не требовать, чтобъ и собаки оправдывали эту поговорку? А потомъ глупый песъ выкинулъ такую штуку, что если бъ у меня не хватило ума принять его выходку на себя, его бы навѣрно повѣсили! Судите сами: онъ забился подъ столъ съ тремя или четырьмя благовоспитанными герцогскими собаками, и вдругъ, раньте, чѣмъ можно было успѣть помочиться, все общество уже почувствовало носами, что онъ тутъ! "Вонъ собаку",-- закричалъ одинъ. "Что за подлое животное!" -- подхватилъ другой. "Отодрать пса!" -- рѣшилъ третій; а герцогъ просто-на-просто велѣлъ его повѣсить. Я по знакомому запаху сейчасъ узналъ, что это продѣлка Краба; побѣжалъ къ слугѣ, который у нихъ поретъ собакъ, да и говорю: "Ты, пріятель, хочешь отодрать эту собаку?" "Конечно",-- отвѣтилъ тотъ. А я: "За что же? Вѣдь виноватъ во всемъ я!" Онъ, не долго думая, взялъ да и отодралъ меня! Спрошу, много ли найдется господъ, которые оказали бы такое одолженье своимъ слугамъ? А сколько разъ; бывало, сидѣлъ я въ колодкахъ за пудинги, которые онъ воровалъ, и за что безъ меня ему навѣрно пришлось бы висѣть на веревкѣ. Разъ пришлось мнѣ даже выстоять у позорнаго столба за гусей, которыхъ онъ придушилъ. Ты все это забылъ, безсердечный песъ! А какую штуку выкинулъ ты, когда мы уходили отъ синьоры Сильвіи? Вѣдь я тебѣ строго-на-строго заказывалъ смотрѣть на меня и брать съ меня во всемъ примѣръ. А когда же ты видѣлъ, чтобъ я поднялъ ногу и обдѣлалъ юбку благородной барыни? Отвѣчай: случилось ли это со мной хоть разъ?

(Входятъ Протей и Юлія въ мужскомъ платьѣ).

   Протей. Итакъ, тебя зовутъ Себастіаномъ?
             Ты мнѣ понравился, и скоро я
             Тебѣ дамъ порученье.
   Юлія.                                         Все готовъ,
             Синьоръ, исполнить я, что только будетъ
             Подъ силу мнѣ.
   Протей.                               Я на тебя надѣюсь. (Лаунсу)
             Скажи, бездѣльникъ, гдѣ ты пропадалъ
             Два цѣлыхъ дня?
   Лаунсъ. Я, синьоръ, отводилъ но вашему приказанью къ синьорѣ Сильвіи собаку.
   Протей. Что она сказала объ этой красоткѣ?
   Лаунсъ. Сказала, что собака дрянь, а потому получите такую же за нее благодарность.
   Протей. Но она ее однако приняла?
   Лаунсъ. Въ томъ-то и дѣло, синьоръ, что нѣтъ. Я привелъ вамъ собаку обратно.
   Протей. Какъ!-- ты отвелъ къ ней эту?
   Лаунсъ. Да, синьоръ. Шавку, которую вы мнѣ дали, укралъ у меня на рынкѣ мальчишка палача, потому я и предложилъ синьорѣ-Сильвіи моего собственнаго пса. Вы только взгляните на него. Онъ въ десять разъ больше вашей шавки, значитъ -- и стоитъ въ столько же разъ больше.
   Протей. О, негодяй!.. вонъ съ глазъ и отыщи
             Сейчасъ мою собаку! Прочь! не смѣй
             Иначе приходить! Иль ты затѣялъ
             Взбѣсить меня? Съ тобой вездѣ мнѣ только
             Позоръ и стыдъ. (Лаунсъ убѣгаетъ). Тебя, Себастіанъ,
             Беру на службу я, надѣясь твердо,
             Что будешь ты находчивъ и уменъ.
             Тому болвану ввѣриться, ты видишь,
             Нельзя ни въ чемъ. Ты съ виду, сверхъ того,
             И ловокъ и красивъ. Въ тебѣ сквозитъ,
             Когда не лгутъ глаза мои, прямая
             И честная душа,-- вотъ почему
             Ты сталъ моимъ. Возьми же этотъ перстень
             И отнеси немедленно его
             Синьорѣ Сильвіи... Любимъ былъ очень
             Я женщиной, которая дала
             Его когда-то мнѣ.
   Юлія.                               Но вы ее,
             Конечно, не любили, если вамъ
             Такъ мало значитъ съ нимъ теперь разстаться.
             Быть-можетъ, умерла она?
   Протей.                                         О, нѣтъ,--
             Она жива.
   Юлія.                     Ахъ, бѣдная!
   Протей.                                         Что значитъ
             Твой горькій вздохъ?
   Юлія.                               Я не могу сердечно
             Ея не пожалѣть.
   Протей.                               Гдѣ жъ тутъ причина
             Ее жалѣть?
   Юлія.                     Любила васъ она
             Не менѣе, чѣмъ любите свою
             Вы Сильвію. Въ мечтахъ теперь ласкаетъ
             Она того, кто бросилъ такъ ее
             Безъ жалости; а вы, межъ тѣмъ, стремитесь
             Всѣмъ сердцемъ къ той, которой дѣла нѣтъ
             До вашихъ слезъ и вздоховъ. Не печальна ль
             Судьба любви? Ждутъ на пути вездѣ
             Ее однѣ преграды! Вотъ причина,
             Что горько я вздохнулъ.
   Протей.                                         Ну, ну, довольно.
             Бери кольцо и отнеси къ синьорѣ
             Его съ письмомъ. Вотъ комната ея.
             Скажи, что жду я дивнаго портрета,
             Который мнѣ обѣщанъ. Сдѣлавъ все,
             Вернись скорѣй. Я буду ждать тебя
             Съ тоской и горемъ въ сердцѣ.

(Уходитъ Протей).

   Юлія.                                                   Есть ли въ свѣтѣ
             Та женщина, которая взялась
             Исполнить бы такое порученье?
             Бѣднякъ Протей!-- лисицу выбралъ ты
             Стеречь твоихъ овецъ!.. Но, впрочемъ, мнѣ ли
             Его жалѣть?-- мнѣ, чья душа и сердце
             Разбиты имъ? Вѣдь побитъ онъ другую,
             И потому-то презрѣна имъ я!
             Но вѣдь зато онъ мной любимъ, какъ прежде;
             Какъ не жалѣть мнѣ потому его?
             Кольцо ему дала я предъ разлукой,
             Чтобъ помнилъ онъ привязанность мою;
             Такъ я ль должна посланницей несчастной
             Просить о томъ, на что отказъ бы былъ
             Восторгомъ мнѣ? Нести кольцо съ надеждой,
             Что, можетъ-быть, не примется око?
             Итти хвалить привязанность, лелѣя
             Въ душѣ мечту принесть въ отвѣтъ отказъ?
             Осталась я любовницею вѣрной,
             Но не могу слугою вѣрнымъ быть.
             Иначе грѣхъ я совершу измѣны
             Вѣдь предъ собой!.. Итти однако надо.
             Рѣшусь! пойду -- но все жъ просить я буду
             Такъ холодно, какъ горяча моя
             Мольба о томъ, чтобъ не было успѣха!

(Входитъ Сильвія со свитой).

             Привѣтъ, синьора, вамъ. Прошу, скажите,
             Могу ль найти я доступъ черезъ васъ
             Къ синьорѣ Сильвіи?
   Сильвія.                               А что бы вы
             Сказали ей, будь я синьора эта?
   Юлія. Я попросилъ минуту бы терпѣнья,
             Чтобъ передать вамъ то, зачѣмъ я присланъ,
             Синьора, къ вамъ.
   Сильвія.                               Кто васъ прислалъ?
   Юлія.                                                             Мой баринъ,
             Синьоръ Протей.
   Сильвія.                     А, знаю;-- васъ прислалъ,
             Конечно, за портретомъ онъ?
   Юлія.                                                   Такъ точно.
   Сильвія. Ступай, Урсула, принеси портретъ.

(Портретъ приносятъ).

             Вотъ онъ, синьоръ. Скажите, отдавая
             Его синьору вашему, что лучше бъ
             Себѣ украсилъ комнату инымъ
             Портретомъ онъ: той Юліи, чью нѣжность
             Не оцѣнила вѣтренность его.
   Юлія. Мнѣ поручили вамъ отдать, синьора,
             Еще письмо... (Подаетъ свертокъ).
                                 Ахъ, виноватъ,-- ошибкой
             Я отдалъ вамъ не то. Вотъ та записка,
             Которую я долженъ передать.
   Сильвія. Могу ль взглянуть я и на ту посылку?
   Юлія. О, нѣтъ, синьора; въ этомъ васъ прошу я
             Меня простить.
   Сильвія.                               Тогда не нужно мнѣ
             Письма синьора вашего. Возьмите
             Его назадъ. Въ немъ, знаю я, наборъ
             Лишь клятвъ пустыхъ и ложныхъ увѣреній.
             Онъ разорветъ ихъ такъ же всѣ легко,
             Какъ рву въ клочки и я посланье это.

(Разрываетъ письмо).

   Юлія (подавая свертокъ).
             Отдать я долженъ это вамъ кольцо...
   Сильвія. Дойной позоръ тому, кто поручилъ вамъ
             Его отдать! Безъ счету разъ твердилъ онъ,
             Что Юлія дала передъ разлукой
             Ему кольцо. Когда рукой фальшивой
             Онъ осквернилъ подарокъ дорогой,
             Я не хочу такого жъ оскорбленья
             Нанесть несчастной Юліи.
   Юлія.                                         Всѣмъ сердцемъ
             Она благодаритъ за то...
   Сильвія.                                         Какъ? что
             Сказали вы?
   Юлія.                     Я отъ лица ея
             Вамъ выразилъ признательность. Жестоко
             Съ бѣдняжкою, признаться, поступилъ
             Мой господинъ.
   Сильвія.                               А вы?.. ее вы знали?
   Юлія. Какъ самъ себя. Я часто горько плакалъ
             При мысли, сколько горестныхъ минутъ
             Пришлось несчастной вынести.
   Сильвія.                                                   Такъ, значитъ,
             Она уже узнала, что покинулъ
             Ее Протей?
   Юлія.                     Какъ кажется, и въ этомъ
             Причина злой тоски ея.
   Сильвія.                                         Она,
             Я слышала, красавица.
   Юлія.                                         Была
             Она, синьора, лучше въ дни, когда
             Ей вѣрилось въ любовь и вѣрность друга.
             Мнѣ кажется, была не хуже даже
             Она, чѣмъ вы; но бросила съ тѣхъ поръ
             Она смотрѣться въ зеркало; забыла
             Беречь себя отъ солнечныхъ лучей 33).
             Такъ мудрено ль, что щекъ румянецъ нѣжный
             И бѣлизна лилейная лица
             Поблекли въ ней. Теперь она смуглѣе,
             Чѣмъ даже я.
   Сильвія.                     Каковъ ея былъ ростъ?
   Юлія. Почти, какъ мой. Я помню, разъ собрались
             Мы порѣзвиться въ радостный семикъ.
             Товарищи рѣшили, чтобы взялъ я
             Роль женщины, и дали мнѣ надѣть
             Костюмъ синьоры Юліи. Онъ былъ
             Такъ впору мнѣ, что всѣмъ казался сшитымъ
             Какъ будто бы нарочно для меня.
             Вотъ почему узналъ я, что ровны
             Мы ростомъ съ ней. Я горько въ этотъ день
             Ее заставилъ плакать. Мнѣ пришлось
             Исполнить роль несчастной Аріанды,
             Когда въ слезахъ измѣннически бросилъ
             Ее Тезей. Я плакалъ въ этой роли
             Такъ искренно, что Юлія сама,
             Не выдержавъ, расплакалась при видѣ
             Моей игры... Немудрено, что жаль
             До смерти мнѣ несчастное созданье.
   Сильвія. Она должна глубоко благодарной
             Быть вамъ за то. Несчастная!.. быть такъ
             Покинутой!.. Заплакать я готова
             О ней сама, узнавъ ея судьбу.
             А что до васъ -- то вотъ мой кошелекъ.
             Его даю я вамъ въ вознагражденье
             За преданность, какую вижу въ васъ
             Къ судьбѣ несчастной Юліи. Прощайте.
   Юлія. Быть-можетъ, вамъ когда-нибудь изъявитъ
             Она сама признательность свою.

(Сильвія уходитъ со свитой).

             Достойная синьора! Какъ сердечна!
             Какъ хороша! А что до пылкой страсти
             Протея къ ней, то врядъ ли онъ успѣетъ
             Хоть въ чемъ-нибудь. Порукой можетъ мнѣ
             Служить ея сердечное участье
             Къ моей любви... О, Боже! какъ любовь
             Ребячески способна утѣшаться
             Хоть чѣмъ-нибудь!.. Посмотримъ на портретъ.
             Вѣдь право, если бъ сдѣлала себѣ
             Такую жъ я прическу, не была бы
             Нисколько хуже я. Художникъ ей
             Польстилъ немного. Иль себѣ, быть-можетъ,
             Сама я льщу? Она почти брюнетка,
             Мои жъ, напротивъ, волосы свѣтлы.
             Ахъ, если бъ знать, что въ этомъ вся причина
             Его любви -- купила бъ темный я
             Сейчасъ парикъ 34). А что до цвѣта глазъ,
             У насъ обѣихъ въ нихъ стальной оттѣнокъ,
             Какой бываетъ въ стеклахъ. У нея
             Невидный лобъ, мой виденъ и высокъ.
             Что жъ онъ нашелъ въ ней наконецъ такого,
             Чего найти не могъ бы и во мнѣ?..
             Любовь слѣпа -- вотъ въ чемъ всему причина!
             Прочь, злой портретъ, прочь, злая тѣнь!.. Въ рукахъ ты
             Такой же тѣни радостей былыхъ!
             Ты врагъ мнѣ злой!.. Ужель смотрѣть должна я,
             Какъ будетъ онъ, лаская, цѣловать
             Въ глазахъ моихъ бездушный этотъ призракъ,
             Тогда какъ, будь хотя немного смысла
             Въ его любви, моя живая плоть
             Должна бъ была смѣнить холодный обликъ
             Безъ чувствъ и словъ!.. Но все жъ я буду нѣжно
             Беречь портретъ: вѣдь та, съ кого онъ снятъ,
             Мнѣ оказала нѣжность и участье!..
             Будь иначе, клянусь Творцомъ -- глаза бы
             Я вырвала ему, чтобъ вмѣстѣ съ этимъ
             Изъ сердца страсть къ ней вырвать у него!..
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Аббатство въ Миланѣ.

(Входитъ Эгламуръ).

   Эгламуръ. Ужъ солнца лучъ зардѣлся на закатѣ.
             Какъ разъ нора, когда должна прійти
             Къ отцу Патрику Сильвія. Просрочитъ
             Она едва ль: влюбленный забываетъ
             Урочный часъ лишь развѣ для того,
             Чтобъ быть на мѣстѣ раньше. Страсть насъ гонитъ
             Сильнѣе шпоръ.

(Входитъ Сильвія).

                                           Вотъ и она. Будь счастливъ,
             Синьора, вашъ приходъ.
   Сильвія.                                         Аминь, мой добрый
             И вѣрный Эгламуръ. Уйдемъ скорѣе
             Изъ этихъ стѣнъ. Боюсь я, что шпіоны
             Слѣдятъ за мной вездѣ.
   Эгламуръ. Не безпокойтесь;
             Лѣсъ недалекъ; отсюда до него
             Не болѣе трехъ миль; а разъ успѣемъ
             Мы скрыться въ немъ -- опасности не будетъ.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Комната во дворцѣ герцога.

(Входятъ Туріо, Протей и Юлія).

   Туріо. Итакъ, синьоръ, что обо мнѣ сказала
             Вамъ Сильвія?
   Протей.                     О, мой синьоръ,-- она
             Любезнѣй многимъ прежняго; но все же
             Не вижу я, чтобъ къ вамъ склонилась сердцемъ
             Она своимъ.
   Туріо.                     Не длинными ль она
             Мои находитъ ноги?
   Протей.                               Ваши ноги
             Ей кажутся не длинны, но тонки.
   Туріо. Такъ я впередъ всегда являться буду
             Къ ней въ сапогахъ.
   Протей.                               Ахъ,-- шпорами любви
             Не возбудишь 35).
   Туріо.                               Ну, а каковъ, по мнѣнію
             Ея, своимъ я видомъ?
   Протей.                               Васъ находитъ
             Она ужъ слишкомъ блѣднымъ.
   Туріо.                                                   Лжетъ, плутовка:
             Лицомъ я смуглъ.
   Протей.                               Пріятнѣй тѣмъ для васъ.
             Вѣдь блѣденъ перлъ, -- красавицы однако
             Зовутъ нерѣдко перломъ всѣхъ мужчинъ
             Того, который смуглъ.
   Юлія (въ сторону). Храни Господь
             Отъ этакихъ насъ перловъ! Я скорѣе
             Согласна окривѣть, чѣмъ любоваться
             На перлъ такой.
   Туріо.                               А какъ она находитъ
             Мой разговоръ?
   Протей.                               Вамъ заводить не надо
             Предъ нею рѣчь о дракахъ и войнѣ.
   Туріо. Такъ рѣчь мила ей мира и покоя.
   Юлія (въ сторону). Всего жъ милѣй оставленной въ покоѣ
             Ей быть тобой.
   Туріо.                               Моя, конечно, храбрость
             Извѣстна ей?
   Протей.                                         На этотъ счетъ и рѣчи
             Не можетъ быть.
   Юлія (въ сторону).           Ей хорошо извѣстно,
             Какой ты трусъ.
   Туріо.                               Она, конечно, цѣнитъ
             Мой знатный родъ.
   Протей.                               Онъ прямъ въ ея глазахъ.
   Юлія (въ сторону). Старинный родъ прямехонько закончилъ 36)
             Ты дуракомъ.
   Туріо.                               Мои достатки также
             Извѣстны ей?
   Протей.                     Ей жалко ихъ.
   Туріо.                                         За что же?
   Юлія (въ сторону). За то, что глупъ хозяинъ, какъ оселъ.
   Протей. Вѣдь ваше все имущество въ залогѣ?
   Юлія. Вотъ, государь. (Входитъ поспѣшно герцогъ).
   Герцогъ.                     Скажите, кто изъ васъ,
             Синьоръ Протей и Туріо, встрѣчался
             Сегодня съ Эгламуромъ?
   Туріо.                                         Я не встрѣтилъ
             Его, синьоръ.
   Протей.                     Ни также я.
   Герцогъ.                                         А дочь
             Вы видѣли?
   Протей.                     Нѣтъ, государь.
   Герцогъ.                                                   Такъ, значитъ,
             Сомнѣнья нѣтъ! Она и Эгламуръ
             Бѣжали къ негодяю Валентину.
             Ихъ видѣлъ братъ Лаврентій, проходя
             Чрезъ лѣсъ, гдѣ онъ молился. Эгдамура
             Онъ знаетъ хорошо и увѣрялъ,
             Что съ нимъ была и Сильвія, хоть маска
             Скрывала часть лица ея, и видѣть
             Навѣрно онъ не могъ. Она сбиралась
             Отправиться къ отцу Патрику въ келью
             На исповѣдь; но посланный ея
             Тамъ не нашелъ. Все это подтверждаетъ
             Ихъ умыселъ. Стоять и долго думать
             Намъ нечего: садитесь живо всѣ
             На лошадей. Вы встрѣтитесь со мной,
             Гдѣ дѣлаетъ дорога поворотъ
             На Мантую. Они избрали этотъ
             Навѣрно путь. Скорѣй, друзья, скорѣй!
             И слѣдуйте немедленно за мною. (Уходитъ герцогъ).
   Туріо. Сказать по правдѣ, глупая дѣвчонка!
             Сама бѣжитъ отъ счастья своего.
             Что до меня, то мнѣ попался бъ въ руки
             Лишь Эгламуръ; что жъ до нея, безпутной,--
             Но ней вздыхать не буду больше я. (Туріо уходитъ).
   Протей. А я вздыхать по ней одной лишь буду,
             И дѣла нѣтъ до Эгламура мнѣ. (Протей уходитъ).
   Юлія. Пойду за нимъ. Я Сильвіи не врагъ,
             Но помѣшать во что бы то ни стало
             Любви Протея все-таки хочу. (Уходитъ)
   

СЦЕНА 3-я-

Лѣсъ на грантѣ Мантуи.

(Сильвія и бродяги).

   1-й бродяга. Ступай, ступай! мы къ атаману прямо
             Тебя сведемъ.
   Сильвія.                     Сносила сотни бѣдъ
             Ужаснѣй я -- перенесу и эту.
   2-й бродяга.                                         Веди ее!
   1-й бродяга. А тотъ, кто былъ съ ней вмѣстѣ,
             Куда пропалъ?
   3-й бродяга.                     Утекъ;-- легокъ ужъ очень
             Онъ на ноги. Валерій съ Моисеемъ
             Бѣгутъ за нимъ. Веди къ лѣсной опушкѣ
             Ее теперь; тамъ встрѣтишь атамана
             Навѣрно ты; мы жъ пустимся въ погоню
             За бѣглецомъ; далеко вѣдь ему
             Не убѣжать: въ лѣсу довольно нашихъ.
   1-й бродяга (Сильвіи). Иди за мной: я проведу тебя,
             Гдѣ атаманъ. Ты, главное, не бойся.
             Онъ добръ у насъ, и женщину въ обиду
             Не дастъ другимъ и не обидитъ самъ.
   Сильвія. О, Валентинъ, терплю я за тебя. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Другая часть лѣса.

(Входитъ Валентинъ).

   Валентинъ. Какъ скоро въ насъ вселяется привычка!
             Давно ль я здѣсь, а ужъ дремучій лѣсъ
             Мнѣ сталъ роднымъ. Пустыня мнѣ милѣе,
             Чѣмъ шумъ и гамъ людскихъ блестящихъ обществъ.
             Здѣсь я могу сидѣть въ уединеньи
             И повѣрять лѣсному соловью
             Мою тоску. Сливать съ его я пѣньемъ
             Могу свое. О, ты, что наполняешь
             Все сердце мнѣ, не оставляй его
             Надолго здѣсь печально одинокимъ!
             Оно, какъ домъ, оставленный пустымъ,
             Разрушится иначе безъ призора,
             И самый слѣдъ его существованья
             Исчезнетъ съ нимъ. О, Сильвія, приди
             Спасти меня отъ этой грустной доли!
             Я жду тебя, какъ нимфу ждетъ пастухъ!..
             Но что за шумъ?.. Товарищи мои,
             Какъ кажется, взялись опять за буйство
             И за грабежъ. Ихъ воля имъ законъ.
             Какъ ни стою я высоко въ ихъ мнѣньи,
             Но предстоитъ еще не мало сдѣлать
             Мнѣ, чтобъ смирить ихъ дикій, буйный нравъ.
             Сюда идутъ, -- взгляну, что это значитъ.

(Прячется. Входятъ Протей, Юлія и Сильвія).

   Протей. Хоть не стою, синьора, въ вашихъ мысляхъ
             Я высоко, но все жъ я оказалъ
             Услугу вамъ. Я подвергалъ себя
             Опасности, чтобъ васъ спасти отъ рукъ
             Бездѣльника, который посягнулъ бы
             На вашу честь. Взгляните жъ на меня
             Зато хоть нѣжнымъ взглядомъ! Согласитесь,
             Что меньшаго потребовать отъ васъ
             Я не могу; равно я вамъ нельзя
             Награду дать мнѣ меньше и скуднѣе.
   Валентинъ (въ сторону). Не сплю ли я? не вижу ль страшный сонъ?
             Любовь, любовь! дай мнѣ терпѣнья вынесть
             Такой ударъ.
   Сильвія.                     О, негодяй презрѣнный!
             Кто можетъ быть несчастнѣе меня?
   Протей. Несчастны были вы, пока не сдѣлалъ
             Счастливой васъ своимъ приходомъ я.
   Сильвія. Тѣмъ именно несчастна я, что вижу
             Васъ близъ себя.
   Юлія (въ сторону).           А я несчастнѣй вдвое
             Тѣмъ самымъ же.
   Сильвія.                               Когда бъ голодный левъ
             Готовъ былъ растерзать меня -- пріятнѣй
             Мнѣ было бъ умереть въ его когтяхъ,
             Чѣмъ чувствовать, что я отъ смерти злой
             Избавлена измѣнникомъ Протеемъ!
             О, Валентинъ! Свидѣтель Богъ, что дорогъ
             Ты мнѣ одинъ! Ты мнѣ милѣе жизни,
             И какъ люблю я искренно тебя,
             Такъ отъ души всѣмъ сердцемъ ненавижу
             Протея я! Сильнѣе чувствъ и мыслей
             Мнѣ не найти! Идите же, синьоръ,
             Прочь отъ меня!
   Протей.                               За твой небесный взглядъ
             Я рисковать готовъ былъ самой жизнью!
             Будь проклята судьба любви навѣкъ,
             Когда цѣнить не можетъ сердце женщинъ
             Того, кто преданъ имъ!
   Сильвія.                                         А почему же
             Протей не любитъ женщину, которой
             Онъ самъ любимъ! Ступай и перечти
             Въ душѣ несчастной Юліи всю нѣжность
             Твоей любви. Клялся ты въ дни былые
             Ей сотни разъ и клятвы всѣ твоя
             Ты разорвалъ, преступно полюбивши
             Затѣмъ меня. Гдѣ честь твоя? Иль въ ней
             Двуличенъ ты? Вѣдь это вдвое хуже,
             Чѣмъ вовсе не имѣть ея. Нарушить
             Двѣ клятвы грѣхъ двойной, когда преступно
             Нарушить и одну! Тобою гнусно
             Обманутъ другъ твой, вѣрный Валентинъ!
   Протей. Кто для любви не позабудетъ дружбы?
   Сильвія. Одинъ Протей способенъ думать такъ.
   Протей. Такъ хорошо жъ! когда рѣчами ласки
             Не могъ склонить я къ нѣжности тебя,
             Тогда возьму тебя открытой силой
             Я, какъ солдатъ! Полюбишь поневолѣ,
             Когда моей не хочешь быть добромъ!
   Сильвія. О, Господи!..
   Протей (схватывая ее). Добьюсь я своего...
   Валентинъ (бросаясь на него).
             Стой, негодяй! не смѣй касаться къ ней!
             Фальшивый другъ...
   Протей.                               А!.. Валентинъ!..
   Валентинъ.                                         Измѣнникъ!
             Вотъ каково сердечно довѣряться
             Въ нашъ вѣкъ друзьямъ! Злодѣй! измѣнникъ гнусный!
             Мои глаза свидѣтелями могутъ
             Одни мнѣ быть въ томъ, что увидѣлъ я!
             Я не могу сказать теперь, что былъ
             Другъ у меня:-- изобличишь въ неправдѣ
             Меня ты самъ! Гдѣ жъ истина, коль скоро
             Возстать такъ можетъ правая рука
             На нашу грудь? Протей, Протей! какъ горько
             Подумать мнѣ, что довѣрять не буду
             Тебѣ я впредь! Что говорю?.. весь міръ
             Впередъ мнѣ будетъ чуждымъ! Раны сердца
             Чувствительнѣй для насъ всѣхъ прочихъ ранъ!
             Будь проклятъ вѣкъ, когда врага всѣхъ злѣй
             Встрѣчаемъ мы среди своихъ друзей!
   Протей. Я пораженъ позоромъ и стыдомъ!
             О, Валентинъ! прости меня!.. Коль скоро
             Мукъ совѣсти довольно, чтобъ загладить
             Передъ тобой проступокъ низкій мой,
             Прости за нихъ!.. Повѣрь, что я страдаю
             Во много разъ сильнѣй, чѣмъ согрѣшилъ.
   Валентинъ. Пусть будетъ такъ! Признать готовъ я честнымъ
             Тебя опять. Кто не даетъ цѣны
             Раскаянью, тотъ самъ отвергнутъ будетъ
             И небомъ и землей. Они умѣютъ
             Прощать грѣхи. Гнѣвъ Бога самого
             Не вѣчно мститъ. Пускай же въ знакъ того,
             Что другъ тебя прощаетъ и не судитъ,
             Впередъ тебѣ, какъ прежде, другомъ будетъ
             И Сильвія 37)!
   Юлія.                     Ахъ! Горе мнѣ!.. (Лишается чувствъ).
   Протей.                                                   Что съ нимъ?..
   Валентинъ. Эй, мальчикъ, что съ тобой? Очнись! Въ чемъ дѣло?
   Юлія. О, добрый мой синьоръ! мнѣ приказали
             Отдать синьорѣ Сильвіи кольцо,
             А я забылъ исполнить порученье.
   Протей. Подай кольцо.
   Юлія.                               Извольте взять.

(Подаетъ кольцо).

   Протей.                                                             Какъ! это?
             Вѣдь это перстень тотъ, который далъ
             Я Юліи.
   Юлія.           Ахъ, виноватъ, ошибся!
             Вотъ то кольцо, которое отдать
             Велѣли вы. (Подаетъ другое кольцо).
   Протей.                     Но гдѣ жъ его ты взялъ?
             Я Юліи надѣлъ его на палецъ,
             Прощаясь съ ней.
   Юлія.                               И Юлія жъ его
             Мнѣ отдала. Она сама являлась
             Сюда съ кольцомъ.
   Протей.                               Какъ!.. Юлія?
   Юлія.                                                   Взгляни
             Въ мое лицо: увидишь въ немъ ты цѣль
             Всѣхъ прежнихъ клятвъ! Я сохранила въ сердцѣ
             Глубоко ихъ. Какъ много разъ преступно
             Мѣнялъ полетъ ты стрѣлъ твоей любви!
             Протей, Протей! ты долженъ покраснѣть
             За платье то, которое надѣла
             Я для тебя! Виновенъ ты одинъ,
             Что позабыла подъ мужской одеждой
             Я скромный стыдъ. Но все жъ не такъ велики
             Позоръ и стыдъ для женщины не быть
             Въ глазахъ людей по-женскому одѣтой,
             Какъ для мужнинъ мѣнять свои обѣты!
   Протей. Мѣнять обѣты... да... о, Боже, Боже!
             Когда бы были постоянны мы,
             То звать насъ всѣ вѣдь стали бъ совершенствомъ!
             Измѣнчивость -- вотъ главный нашъ порокъ!
             Она ведетъ ко всѣмъ дурнымъ поступкамъ.
             Конецъ добру мы часто въ ней находимъ,
             Не насладясь ни счастьемъ ни добромъ!
             Что въ Сильвіи, спрошу, меня прельстило,
             Чѣмъ власть судьбы равно бъ не одарила
             И Юлію?
   Валентинъ.           Вотъ рѣчь отъ сердца! Руки
             Давайте оба мнѣ. Какъ я доволенъ,
             Что мнѣ пришлось васъ вновь соединить.
             Чрезчуръ судьба жестоко бъ поступила,
             Когда" бъ друзей такихъ не помирила.
   Протей. Будь небо мнѣ свидѣтелемъ, что счастливъ
             Я сталъ вполнѣ.
   Юлія.                               Равно и я!

(Бродяги вводятъ герцога и Туріо).

   Бродяги.                                                   Добыча!..
             Добыча, атаманъ!
   Валентинъ.                     Назадъ! ни съ мѣста!
             Предъ вами герцогъ нашъ. Синьоръ, примите
             Привѣтъ изгнанника! Стоитъ предъ вами
             Опальный Валентинъ.
   Герцогъ.                               Какъ? Валентинъ?..
   Туріо. Глядите -- вотъ и Сильвія! Ее
             Беру, конечно, я.
   Валентинъ.                     Назадъ! Не смѣй
             Касаться къ ней, когда во что-нибудь
             Ты цѣнишь жизнь! Не вздумай раздражить
             Меня до бѣшенства. Клянусь, что если
             Посмѣешь ты назвать ее своей,
             То не увидишь никогда Милана!
             Дохнуть тебѣ не дамъ я на мою
             Любовь и страсть, не только къ ней коснуться!
   Туріо. Къ чему, синьоръ, шумѣть? Я на своемъ
             Не думалъ и стоять. Дуракъ, кто будетъ
             Такъ рисковать и жизнью и здоровьемъ
             За дѣвочку, которая не ставитъ
             Его ни въ грошъ. Съ руками вамъ ее
             Я отдаю. Хотите брать -- берите.
   Герцогъ. Какъ низокъ ты! какъ безконечно подлъ!
             Хотѣлъ добыть во что бы то ни стало
             Ты женщину и отдаешь ее
             Изъ-за такой ничтожнѣйшей причины!
             Что жъ до тебя, мой храбрый Валентинъ,
             Клянусь я честью предковъ, что достоинъ
             Любви царицы ты! Я забываю
             Мой прежній гнѣвъ и призываю вновь
             Тебя къ себѣ. Достоинства твои
             Впредь будутъ всѣми признаны, и ихъ
             Скрѣплю своей я подписью, сказавъ:
             Ты дворянинъ по крови и поступкамъ.
             Вотъ Сильвія:-- она твоя! ее
             Ты заслужилъ.
   Валентинъ.                     Благодарю всѣмъ сердцемъ
             Васъ, государь; я осчастливленъ вами*
             Но я просить еще васъ объ одной
             Намѣренъ милости. Ее исполнить
             Должны вы ради Сильвіи.
   Герцогъ.                                         Согласенъ
             Исполнить я ужъ просто потому,
             Что просишь ты, въ чемъ ни было бы дѣло.
   Валентинъ. Предъ вами кучка бѣдныхъ бѣглецовъ.
             Я съ ними, жилъ и знаю, что въ душѣ
             Ихъ много добрыхъ качествъ,-- такъ простите
             Имъ прошлое! Позвольте изъ изгнанья
             Вернуться имъ. Они честны, усердны
             И могутъ быть полезными людьми:
             Для васъ впередъ.
   Герцогъ.                               Ты побѣдилъ: прощаю
             Съ тобой и ихъ! Распоряжайся ими,
             Какъ самъ признаешь лучшимъ, сообразно
             Ихъ качествамъ. Пойдемте же теперь,
             Чтобъ заключить прошедшія несчастья
             Блестящимъ днемъ веселья и утѣхъ.
   Валентинъ. А я въ пути намѣренъ попытаться
             Васъ разсмѣшить, достойный государь.

(Указываетъ на Юлію).

             Что можете подумать вы объ этомъ
             Прекрасномъ юношѣ?
   Герцогъ.                               Онъ очень милъ,
             И вонъ какъ покраснѣлъ.
   Валентинъ.                               Могу увѣрить
             Васъ, государь, что онъ милѣе многимъ,
             Чѣмъ юноша.
   Герцогъ.                     Что хочешь ты сказать?
   Валентинъ. Когда угодно будетъ вамъ, открою
             Я вамъ въ пути диковинки, какимъ
             Не мало подивитесь вы. Иди
             Впередъ, Протей; ты въ наказанье долженъ
             Самъ выслушать исторію любовныхъ
             Твоихъ проказъ. А тамъ сыграемъ свадьбы
             Въ одинъ мы день. Дома, пиры и счастье --
             Все общее для истинныхъ друзей.
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра словъ. Валентинъ говоритъ, что Протей "оver the boots in love", т.-е. погрузился въ любовь выше сапогъ, подобно тому, какъ Леандръ погрузился въ воду, переплывая Геллеспонтъ. А Протей возражаетъ: "give me not the boots", т.-е. буквально: не дари мнѣ (т.-е. въ смыслѣ: не надѣвай на меня) сапогъ, при чемъ даетъ слову boots значеніе извѣстной пытки испанскими сапогами. Въ переводѣ этого нельзя было выразить.
   2. Тоже игра словъ. Спидъ говоритъ, что господинъ его "is shipp'd", т.-е. сѣлъ на корабль (корабль -- ship), и затѣмъ прибавляетъ, что самъ онъ, отставъ отъ господина, оказался бараномъ (sheep).
   3. Въ подлинникѣ тоже игра словами: "pound" фунтъ (подразумѣвается овса) и "pound" фунтъ стерлинговъ.
   4. Въ подлинникѣ Спидъ говоритъ, что Сильвія "did nod", т.-е. кивнула головой. А Протей принимаетъ слово nod (кивнуть) съ смыслѣ noddy (глупый) и говоритъ: "what that's noddy" т.-е. что это за глупость?
   5. Игра словомъ lies, которое значитъ: лежать и лгать. Юлія говоритъ: пусть письмо лежитъ, а Лючетта возражаетъ, что оно не солжетъ.
   6. Здѣсь одинъ изъ недосмотровъ Шекспира, или ошибка издателей. Пантино говоритъ, что Валентинъ отправился служить императору, между тамъ какъ онъ поѣхалъ ко двору миланскаго герцога, гдѣ происходить и все дальнѣйшее дѣйствіе комедіи.
   7. Здѣсь игра значеніемъ словъ: "on и one". Валентинъ, на предложеніе Спида получить перчатку, говоритъ "my gloves are on", т.-е. мои перчатки надѣты на рукахъ. А Спидъ возражаетъ "this is but one", т.-е. это тоже одна перчатка. (Подразумѣвается: пара къ вашей).
   8. День всѣхъ святыхъ (Halowmass) былъ въ Стратфордѣ праздникомъ для нищихъ. Они ходили въ этотъ день съ пѣснями, молитвами и собирали болѣе богатыя подаянія, чѣмъ въ другое время.
   9. Этотъ признакъ, по которому можно узнавать влюбленныхъ, упоминается у Шекспира не разъ.
   10. Въ подлинникѣ Сильвія называетъ Валентина какъ въ этомъ разговорѣ, такъ и далѣе: "servant", т.-е. буквально: слуга. Но слово это употреблено именно въ смыслѣ, по которому рыцари считались слугами дамъ своего сердца. Потому буквальный переводъ не передалъ бы истиннаго значенія этого слова.
   11. Въ подлинникѣ здѣсь игра созвучіемъ словъ "return" -- вернуться и "turn" -- перевернуться (въ смыслѣ измѣниться). Въ переводѣ сохранена эта мысль.
   12. Въ роли Лаунса Шекспиръ нерѣдко прибѣгаетъ къ довольно обычному своему пріему заставлять комическихъ лицъ искажать произносимыя ими слова. Такъ, здѣсь Лаунсъ вмѣсто "prodigal son" -- блудный сынъ -- говоритъ "prodigious son", т.-е. чудный сынъ.
   13. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ словъ: "tide" -- приливъ и "tied" -- привязанный. Пантино говоритъ, что Лаунсъ потеряетъ приливъ (tide), а Лаунсъ возражаетъ, что не бѣда, если будетъ потерянъ связанный (tied) человѣкъ (въ смыслѣ связанный своими несчастьями).
   14. Здѣсь тоже игра значеніемъ словъ: "tale" -- сказка (въ смыслѣ вранье) и "tail" -- хвостъ. Лаунсъ говоритъ, что Пантино завязить языкъ въ своемъ враньѣ (tale), а Пантино спрашиваетъ: въ какомъ хвостѣ (tail)?
   15. По изданію in folio, эти слова говоритъ Туріо; но позднѣйшіе издатели прибавили здѣсь входъ слуги, который и зоветъ Сильвію къ герцогу. Это сдѣлано по соображенію, что Туріо былъ въ этой сценѣ все время вмѣстѣ съ Сильвіей и Валентиномъ и потому не могъ знать о желаніи герцога видѣть дочь.
   16. Въ подлинникѣ Валентинъ называетъ Сильвію "principality". это было имя одного изъ девяти библейскихъ ангельскихъ чиновъ.
   17. Въ подлинникѣ игра словъ: "stand-under" -- стоять внизу и -- "under-stand" -- понимать. Спидъ говоритъ, что палка стоитъ въ землѣ (stands-under). А Лаунсъ возражаетъ, что stand-under и nnder-stand -- одно и то же.
   18. Въ подлинникѣ здѣсь аллитерація словъ: "lover" -- любовникъ и "lubber" -- олухъ или неловкій человѣкъ. Въ этомъ смыслѣ продолжается и дальнѣйшій разговоръ.
   19. Въ Шекспирово время мужчины украшали свою прическу бантами изъ лентъ такъ же, какъ и женщины.
   20. Въ изданіи in folio вмѣсто названія города Милана напечатано Верона, что явная ошибка, потому что все дѣйствіе происходитъ при дворѣ миланскаго герцога.
   21. Въ подлинникѣ Лаунсъ вмѣсто слова "banished", т.-е., что Валентинъ изгнанъ, говорить "vanished", т.-е., что онъ исчезъ.
   22. Въ подлинникѣ: "water-spaniel"--такъ называлась порода собакъ, особенно способныхъ для дрессировки.
   23. Въ подлинникѣ Лаунсъ вмѣсто слова "catalogio", т.-е. опись, говоритъ: "cat log". Такъ назывался лотъ, которымъ мѣряли глубину воды въ морѣ.
   24. Въ подлинникѣ Лаунсъ говоритъ: "she can fetch and carry"; слово "fetch" значитъ за чѣмъ нибудь ходить (въ смыслѣ хозяйничать), а "carry" -- носить (или возить). Лаунсъ примѣняетъ значеніе этого послѣдняго слова къ лошади и говоритъ, что лошадь умѣетъ только возить.
   25. Здѣсь игра словами. Спидъ спрашиваетъ: "what newes with your mastership"? т.-е., что новаго скажетъ твое достопочтенство? А Лаунсъ принимаетъ слово "masterships (достопочтенство) въ смыслѣ двухъ словъ: "master" -- господинъ и "ship" -- корабль, и отвѣчаетъ, что корабль его господина уплылъ въ море.
   26. Святой Николай почитался покровителемъ ученыхъ и учащихся.
   27. Въ подлинникѣ здѣсь неимѣющая смысла на русскомъ языкѣ пословица: "blessing of your heart, von brew good ale", т.-е. много тебѣ благъ, ты варишь доброе пиво.
   28. Въ подлинникѣ игра созвучіемъ словъ: "sew" -- шить и "so" -- такъ.
   29. Здѣсь также игра словомъ, "stock", которое значитъ чулокъ, а также приданое. Лаунсъ говоритъ, что съ женой, которая принесетъ чулки (или приданое), мужу не будетъ заботъ.
   30. Въ подлинникѣ здѣсь очень натянутое сравненіе. Туріо говоритъ: "as you unwind her love from him, you must provide to bottom it on me", т.-е. буквально: если вы успѣете смотать съ него (съ Валентина) ея любовь, то должны постараться намотать ее на меня.
   31. Въ шайкѣ извѣстнаго народнаго героя Робинъ Гуда былъ веселый монахъ. Личность эта прекрасно изображена въ романѣ Вальтеръ Скотта "Айвенго" подъ именемъ Копменгортскаго пустынника.
   32. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Кто Сильвія? кто она, очаровавшая всѣхъ нашихъ юныхъ пастуховъ? Она чиста, прекрасна:і умна. Небо одарило ее всѣми прелестями, которыя могутъ насъ удивлять. Она столько же добра, сколько прекрасна. Вѣдь красота цѣнится лишь тогда, если она уживается съ добротой. Любовь ищетъ въ ея глазахъ исцѣленіе отъ своей слѣпоты и, найдя, что искала, поселяется въ нихъ навсегда. Будемте жъ пѣть похвалы Сильвіи! Будемте повторять, что она прелестна. Она превосходитъ все смертное, живущее на печальной землѣ. Увѣнчаемте же ее гирляндами!"
   33. Въ подлинникѣ сказано, что Юлія перестала носить маску, защищающую отъ солнечныхъ лучей. Въ то время дамы оберегались отъ загара масками.
   34. Мода носить фальшивые волосы была очень распространена въ Шекспирово время.
   35. По новѣйшимъ изданіямъ, эти слова говоритъ не Протей, а Юлія. Можетъ-быть, такая поправка имѣетъ основаніе въ виду того, что всѣ дальнѣйшія насмѣшливыя реплики на слова Туріо говорить она же. Но во всякомъ случаѣ въ изданіи in folio эту фразу говоритъ Протей.
   36. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова "derive", которое значитъ происходить и сдѣлать. Протей, на вопросъ Туріо, что говоритъ Сильвія о его происхожденіи? отвѣчаетъ: "that you are well derived", т.-е., что онъ произошелъ хорошо (въ смыслѣ благороднаго рода). А Юлія возражаетъ: "from a gentle men to а fool", т.-е. изъ дворянина (подразумѣвается: derived -- сдѣлался) дуракомъ.
   37. Эти послѣднія слова Валентина подверглись многимъ толкованіямъ. Въ подлинникѣ онъ говоритъ: "And, that my love may appear plain and free all, that was mine in Silvia I give thee". Фраза эта, переведенная буквально, значила бъ: и чтобъ моя любовь показалась вполнѣ широкой и свободной, я отдаю тебѣ все, что принадлежало мнѣ въ Сильвіи. Невѣроятно предположить, чтобъ этими словами Валентинъ соглашался уступить изъ дружбы Сильвію Протею, а потому большинство толкователей понимаетъ эту фразу въ томъ смыслѣ, какой данъ редакціи перевода, т.-е., что Валентинъ обѣщаетъ Протею дружбу Сильвіи.
   
избѣгну смерти роковой:
                       Оставшись здѣсь -- я смерти ожидаю,
                       Уйдя отсюда -- жизнь я покидаю.
  

Входятъ Протей и Лаунсъ.

  
   Протей. Бѣги, бѣги, Лаунсъ, отыщи его!
   Лаунсъ. Эй, эй! сюда!
   Протей. Кого ты видишь?
   Лаунсъ. Да того, кого ищемъ: на головѣ его нѣтъ волоса, который не былъ бы Валентиномъ.
   Протей. Это ты, Валентинъ?
   Валентинъ. Нѣтъ.
   Протей. Такъ кто же ты, наконецъ?
   Валентинъ. Ничто.
   Лаунсъ. Да развѣ ничто можетъ говорить? Синьоръ, не хватить ли его?
   Протей. Кого хватить?
   Лаунсъ. Да ничто.
   Протей. Стой, болванъ.
   Лаунсъ. Да кто же, синьоръ -- я вѣдь хочу хватить ничто.
   Протей. Прочь, говорятъ! Послушай, другъ Валентинъ!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Я сталъ глухимъ ко всякой доброй вѣсти,
                       Затѣмъ что много выслушалъ дурныхъ.
  
                                           Протей.
  
                       Такъ и свои я погребу въ молчаньи --
                       Онѣ суровы, гадки, мучатъ слухъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Не умерла ли Сильвія?
  
                                           Протей.
  
                                                     Нѣтъ, мой другъ!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, нѣтъ меня для Сильвіи прелестной!
                       Не измѣнила ль мнѣ?
  
                                           Протей.
  
                                                     Нѣтъ, Валентинъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Да, нѣтъ меня, коль Сильвія забыла.
                       Какую жъ вѣсть мнѣ хочешь сообщить?
  
                                           Лаунсъ.
  
                       Объявлено, синьоръ, что васъ изгнали.
  
                                           Протей.
  
                       Что ты отсюда изгнанъ, Валентинъ,
                       Отъ Сильвіи и друга твоего.
  
                                           Валентинъ.
  
                       О, я насытился ужъ этимъ горемъ!
                       Довольно -- я умру отъ пресыщенья.
                       А Сильвіи извѣстно, что я изгнанъ?
  
                                           Протей.
  
                       Да, этотъ приговоръ неотразимый
                       Былъ встрѣченъ ею моремъ жемчуговъ,
                       Которые слезами называютъ.
                       Ихъ пролила она къ ногамъ отца
                       Суроваго, упавши на колѣна
                       И, блѣдная, предъ нимъ ломая руки,
                       Причемъ онѣ бѣлѣй отъ горя стали.
                       Ни поднятыя руки, ни рыданья,
                       Ни вздохи тяжкіе, ни стонъ печальный,
                       Ни серебромъ струившіяся слезы
                       Не тронули жестокаго отца.
                       "Нѣтъ, онъ умретъ, когда его поймаютъ!"
                       И -- къ довершенью бѣдъ -- ея мольбы
                       Помиловать тебя такъ раздражили
                       Его, что дочь онъ держитъ взаперти,
                       Грозя навѣкъ оставить въ заточеньи.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Ни слова больше, если то, что скажешь,
                       Не умертвитъ меня; но если такъ,
                       То говори, чтобъ это было пѣснью
                       Конечною моей безмѣрной скорби.
  
                                           Протей.
  
                       О, не скорби о томъ, чему помочь
                       Ужъ невозможно; лучше постарайся
                       Помочь тому, о чемъ ты такъ скорбишь.
                       Кормилица и мать всѣхъ благъ есть время.
                       Оставшись здѣсь, ты не увидишь милой,
                       А только жизнь опасности подвергнешь.
                       Ступай съ надеждой, посохомъ любви:
                       Онъ отъ тебя отчаянье отклонитъ.
                       Хоть будешь далеко -- все-жъ присылай
                       Твои мнѣ письма: къ бѣлоснѣжной груди
                       Твоей любезной перейдутъ они.
                       Теперь не время предаваться скорби:
                       Пойдемъ -- я провожу тебя къ воротамъ,
                       И до прощанья мы поговоримъ
                       Подробно о твоихъ дѣлахъ любовныхъ!
                       Не для себя -- для Сильвіи бѣги
                       Опасности. Уйдемъ скорѣй отсюда.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Коль встрѣтишь, Лаунсъ, моего слугу,
                       Скажи, чтобъ шелъ онъ къ сѣвернымъ воротамъ.
  
                                           Протей.
  
                       Ступай сыщи его. Пойдемъ, мой другъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       О, Сильвія! о, бѣдный Валентинъ!

(Протей и Валентинъ уходятъ).

  
   Лаунсъ. Я хоть и глупъ, а все-таки смекнулъ, что господинъ мой нѣчто вродѣ негодяя; а это все равно, что записной негодяй. А такой еще не родился, кто догадался бы, что и я влюбленъ. Да, я влюбленъ, но только невытянуть этого изъ меня цѣлымъ цугомъ лошадей. Не узнаютъ и того, кто предметъ моей страсти. Положимъ, она женщина, а кто эта женщина, этого я и себѣ не скажу, потому-что она дѣвушка. Однако жъ она и не дѣвушка, потому-что ходили о ней разныя сплетни; нѣтъ опять-таки дѣвушка, потому-что служитъ въ дѣвушкахъ и получаетъ жалованье. Въ ней больше качествъ, чѣмъ въ любой охотничьей собакѣ, а это ужъ много для простой христіанки. (Вынимаетъ бумагу.) Вотъ роспись ея способностей: Imprimis -- она можетъ приносить и носить. Что же? и лошадь не сдѣлаетъ больше этого. Нѣтъ, впрочемъ, лошадь можетъ только возить, а ужъ никакъ не приносить. Значитъ, она лучше какой-нибудь клячи. Item -- она можетъ доить: рѣдкая добродѣтель въ дѣвушкѣ съ чистыми руками.
  

Входитъ Спидъ.

  
   Спидъ. Здравствуй, Лаунсъ. Гдѣ мой господинъ?
   Лаунсъ. Онъ -- на землѣ, а земля -- подъ нимъ.
   Спидъ. Ты вѣчно остришь. Такъ нѣтъ ли чего новаго въ этой бумагѣ?
   Лаунсъ. Какъ не быть! самая черная новость!
   Спидъ. Какъ это -- черная?
   Лаунсъ. Да такъ, какъ чернила.
   Спидъ. Дай-ка прочесть.
   Лаунсъ. Гдѣ тебѣ дураку прочесть! -- ты не грамотный.
   Спидъ. Врешь, грамотный.
   Лаунсъ. А вотъ мы сейчасъ узнаемъ. Скажи-ка, кто произвелъ тебя на свѣтъ?
   Спидъ. Разумѣется, сынъ моего дѣда.
   Лаунсъ. О, безграмотный шалопай! Тебя произвела на свѣтъ дочь твоей бабушки. Вотъ и видно, что ты читать не умѣешь.
   Спидъ. Полно, дуракъ. Дай я прочту бумагу.
   Лаунсъ. На -- и да поможетъ тебѣ святой Николай.
   Спидъ. Imprimis -- она умѣетъ доить.
   Лаунсъ. Да, да, умѣетъ.
   Спидъ. Item -- она варитъ хорошо пиво.
   Лаунсъ. Отсюда и пословица: "того Богъ благословитъ, кто хорошій эль варитъ".
   Спидъ. Item -- она можетъ шить.
   Лаунсъ. Только не все: на иной ротъ пуговицы не нашьетъ.
   Спидъ. Item -- она умѣетъ вязать.
   Лаунсъ. Такъ и мужа умѣетъ къ дому привязать.
   Спидъ. Item -- она умѣетъ мыть и катать.
   Лаунсъ. Тѣмъ лучше -- не мытьемъ, такъ катаньемъ.
   Спидъ. Item -- она умѣетъ прясть.
   Лаунсъ. И это хорошо: спрядетъ паутину, и будетъ питаться мухами.
   Спидъ. Item -- она имѣетъ много безъимянныхъ добродѣтелей.
   Лаунсъ. То-есть -- незаконнорожденныхъ, не вѣдающихъ отцовъ, a потому и безъ именъ.
   Спидъ. Затѣмъ слѣдуютъ пороки.
   Лаунсъ. Прямо по стопамъ добродѣтели.
   Спидъ. Item -- ее нельзя цѣловать натощакъ, по причинѣ запаха изо рта.
   Лаунсъ. Ну, это пока ничего -- можно послѣ завтрака. Дальше.
   Спидъ. Item -- она сластена.
   Лаунсъ. Это возмѣщаетъ за горечь запаха изо рта.
   Спидъ. Item -- она говоритъ во снѣ.
   Лаунсъ. Это лучше, чѣмъ спать во время разговора.
   Спидъ. Item -- она неразговорчива.
   Лаунсъ. Какъ, дуракъ: ты это ставишь въ число пороковъ? Неразговочивость единственная добродѣтель въ женщинѣ. Вычеркни это отсюда и поставь въ число добродѣтелей.
   Спидъ. Item -- она тщеславна.
   Лаунсъ. Похерь и это: тщеславіе завѣщано женщинѣ ея прародительницей Евой и не можетъ быть отнято у ней.
   Спидъ. Item -- у ней нѣтъ зубовъ.
   Лаунсъ. Тѣмъ лучше: я самъ люблю корки.
   Спидъ. Item -- она сварлива.
   Лаунсъ. И это ничего: безъ зубовъ не укуситъ.
   Спидъ. Item -- она частенько похваливаетъ винцо.
   Лаунсъ. Если оно хорошо -- пусть похваливаетъ, а если не захочетъ -- я и самъ сумѣю: хорошее надо хвалить.
   Спидъ. Item -- она слишкомъ податлива.
   Лаунсъ. На слова -- не можетъ, потому-что выше сказано, что она неразговорчива; на карманъ -- не будетъ, потому-что кошелекъ припрячу я къ себѣ; ну, а на что другое -- пожалуй: тутъ ужъ я ничего не могу сдѣлать. Ладно -- дальше.
   Спидъ. Item -- у ней больше волосъ, чѣмъ ума, больше пороковъ, чѣмъ волосъ, и больше денегъ, чѣмъ пороковъ.
   Лаунсъ. Постой, постой! Мнѣ хочется жениться, а по этой статьѣ вотъ уже два или три раза я и рѣшался, и раздумывалъ. Повтори-ка ее.
   Спидъ. Item -- у ней больше волосъ, чѣмъ ума.
   Лаунсъ. Больше волосъ, чѣмъ ума. Что жъ? это возможно, и я сейчасъ докажу это: крышка солонки покрываетъ соль и потому больше чѣмъ соль; волосы покрываютъ мозгъ и потому больше мозга вѣдь, большее всегда покрываетъ меньшее. Что затѣмъ?
   Спидъ. Больше пороковъ, чѣмъ волосъ.
   Лаунсъ. О, это ужасно. О, еслибъ этого не было!
   Спидъ. И больше денегъ, чѣмъ пороковъ.
   Лаунсъ. Ну, это скрашиваетъ ея пороки. Рѣшено, я беру ее за себя -- и такъ-какъ нѣтъ ничего невозможнаго...
   Спидъ. То?
   Лаунсъ. То и скажу тебѣ, что господинъ твой ждетъ тебя у сѣверныхъ воротъ.
   Спидъ. Какъ? ждетъ меня?
   Лаунсъ. Ну, да, тебя. Что же тутъ удивительнаго? Онъ ждалъ еще почище людей, чѣмъ ты.
   Спидъ. Такъ онъ приказалъ мнѣ идти туда?
   Лаунсъ. Какое идти! Бѣги, что есть мочи: ты такъ долго промѣшкалъ, что и бѣгомъ не догонишь.
   Спидъ. Зачѣмъ же ты мнѣ раньше не сказалъ? Чортъ возьми твои любовныя письма! (Уходитъ).
   Лаунсъ. Достанется же ему за то, что читалъ мое письмо! Болванъ безсовѣстный, впередъ не будешь совать носъ въ чужія тайны. Побѣгу -- посмотрю, какъ ему достанется. (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Тамъ же. Комната во дворцѣ герцога.

Входятъ герцогъ и Туріо; потомъ Протей.

  
                                           Герцогъ.
  
                       Не бойтесь, Туріо -- теперь она
                       Полюбитъ васъ: нѣтъ больше Валентина.
  
                                           Туріо.
  
                       Съ тѣхъ-поръ какъ нѣтъ его, ея презрѣнье
                       Удвоилось ко мнѣ: моей бесѣды
                       Гнушается она -- и я ужъ не надѣюсь
                       Когда-нибудь назвать ее своею.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Такой ничтожный отпечатокъ чувства
                       Чертамъ на льду подобенъ: часъ тепла --
                       И, тая, ужъ онѣ теряютъ форму.
                       Такъ время ледъ души ея растаитъ
                       И будетъ ею Валентинъ забытъ.

(Входитъ Протей).

                       Синьоръ Протей, уѣхалъ ли вашъ другъ,
                       Согласно съ нашимъ повелѣньемъ?
  
                                           Протей.
  
                                                               Да,
                       Свѣтлѣйшій герцогъ, онъ уже уѣхалъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Тоскуетъ сильно дочь моя по немъ.
  
                                           Протей.
  
                       Но время скоро грусть ея разсѣетъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Я думаю; но Туріо не вѣритъ;
                       Мое къ вамъ уваженіе, Протей, --
                       Его вы самымъ дѣломъ оправдали --
                       Къ довѣрію меня располагаетъ.
  
                                           Протей.
  
                       Пусть лучше я для милостей умру,
                       Чѣмъ покажу себя ихъ недостойнымъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Вы знаете одно мое желанье --
                       Бракъ дочери и Туріо устроить.
  
                                           Протей.
  
                       Да, знаю, герцогъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                                           Полагаю также
                       Извѣстно, что противится она.
  
                                           Протей.
  
                       Противилась, пока былъ Валентинъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Но и теперь противится она.
                       Такъ что жъ намъ дѣлать, какъ бы такъ устроить,
                       Чтобы она забыла Валентина
                       И полюбила Туріо?
  
                                           Протей.
  
                                                     Намъ надо
                       Въ ея глазахъ унизить Валентина,
                       Сказавъ, что онъ не вѣренъ и трусливъ,
                       И низокъ родомъ; эти недостатки
                       Для женщины противнѣе всего.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Она враждѣ моей припишетъ это.
  
                                           Протей.
  
                       Да, если это скажетъ врагъ; но нужно,
                       Чтобъ это говорилъ ей тотъ, кого,
                       Она считаетъ другомъ Валентина.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Такъ это вамъ всего-бы лучше было.
  
                                           Протей.
  
                       Такое дѣло мнѣ противно, герцогъ:
                       Достойно-ль дворянина -- клеветать
                       И сверхъ того, на истиннаго друга?
  
                                           Герцогъ.
  
                       Ему нѣтъ пользы въ вашихъ похвалахъ,
                       Такъ нѣтъ вреда и въ вашихъ клеветахъ;
                       Унизить васъ никакъ онѣ не могутъ:
                       Вѣдь другъ же васъ объ этой жертвѣ проситъ.
  
                                           Протей.
  
                       Вы побѣдили, герцогъ. Если я
                       Подѣйствую моею клеветою,
                       То къ Валентину страсть ея пройдетъ.
                       Но можно ль думать, что, забывъ его,
                       Она синьора Туріо полюбитъ?
  
                                           Туріо.
  
                       Но, сматывая нить ея любви
                       Съ него, синьоръ, никакъ вы не давайте
                       Ей спутаться и сдѣлаться негодной,
                       А на меня наматывать спѣшите.
                       Поэтому настолько жъ восхваляйте
                       Меня, насколько вы его черните.
  
                                           Герцогъ.
  
                       И въ этомъ мы вполнѣ вамъ довѣряемъ.
                       Мы знаемъ изъ разсказа Валентина,
                       Что вы любить навѣки поклялись
                       И измѣнить той клятвѣ не рѣшитесь.
                       Увѣренные въ томъ, мы разрѣшаемъ
                       Вамъ доступъ къ Сильвіи и съ ней бесѣду.
                       Она грустна, задумчива, мрачна,
                       И будетъ рада другу Валентина;
                       А вы ее настройте убѣжденьемъ
                       Такъ, чтобъ она отвергла Валентина
                       И къ Туріо душою обратилась.
  
                                           Протей.
  
                       Все сдѣлаю, что въ силахъ буду сдѣлать;
                       Но, Туріо, вы сами не плошайте:
                       Ея мечты старайтесь уловить
                       Въ сонетахъ жалобныхъ, которыхъ риѳмы
                       Твердили бы о преданной любви.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Поэзія, дитя небесъ, всесильна!
  
                                           Протей.
  
                       Вы пойте ей, что слезы, вздохи, сердце
                       Ей въ жертву принесли; пишите ей,
                       Пока у васъ не высохнутъ чернила;
                       Тогда вы разведите ихъ слезами
                       И превратите въ полный чувства стихъ.
                       Поэтовъ струны слышалися въ лютнѣ
                       Орфеевой; отъ звуковъ золотыхъ
                       Ея смягчались камни и желѣзо,
                       Тигръ дѣлался ручнымъ, левіаѳанъ
                       Всплывалъ изъ бездны на берегъ для пляски.
                       А послѣ этихъ жалобныхъ элегій
                       Ступайте ночью подъ ея окно
                       Съ пріятной музыкой, и въ эти звуки
                       Вдохните пѣснь тоскующей души.
                       И сладкозвучной жалобѣ вполнѣ
                       Содѣйствуетъ безмолвіе ночное,
                       Лишь такъ и можно тронуть вамъ ее.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Да, видно, что и вы любви служили.
  
                                           Туріо.
  
                       Я въ эту ночь провѣрю вашъ совѣтъ.
                       Теперь пойдемте, дорогой наставникъ,
                       Со мною въ городъ -- тамъ отыщемъ мы
                       Какихъ-нибудь искусныхъ музыкантовъ.
                       Есть у меня сонетъ, вполнѣ пригодный
                       Для первой пробы вашихъ наставленій.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Такъ поскорѣй за дѣло, господа.
  
                                           Протей.
  
                       До ужина мы будемъ вамъ служить,
                       Потомъ немедля къ дѣлу мы приступимъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Нѣтъ, я теперь же отпускаю васъ.

(Уходятъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

  

Лѣсъ близъ Мантуи.

СЦЕНА I.

Входятъ разбойники.

  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Ребята, стой: вонъ тамъ идетъ прохожій.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Будь и десятокъ ихъ -- всѣхъ перебьемъ.
  

Входятъ Валентинъ и Спидъ.

  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       Синьоръ, давайте все, что есть при васъ,
                       Не то мы сами васъ кругомъ обшаримъ.
  
                                           Спидъ.
  
                       Пропали мы, синьоръ: вѣдь это тѣ
                       Разбойники, которыхъ такъ боятся
                       Здѣсь путники.
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Послушайте, друзья!
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Ну, не совсѣмъ, синьоръ: скорѣй враги.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Молчи -- послушаемъ, что намъ онъ скажетъ.
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       Послушаемъ; клянуся бородою
                       Онъ, кажется, хорошій человѣкъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Такъ знайте же, мнѣ нечего терять;
                       Я человѣкъ, гонимый злой судьбою;
                       Мое богатство -- это одѣянье,
                       И если вы отнимете его --
                       Вы все отнимете, что я имѣю.
  
   2-й разбойникъ. Куда идете вы?
   Валентинъ. Въ Верону.
   1-й разбойникъ. Откуда?
   Валентинъ. Изъ Милана.
   3-й разбойникъ. А долго-ли тамъ жили?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Шестнадцать мѣсяцевъ; но я остался бъ
                       И долѣ тамъ, когда бы не судьба.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Вы изгнаны оттуда?
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Да, я изгнанъ.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       За преступленье?
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Да, за то, о чемъ
                       Мнѣ тяжело и вспомнить: я убилъ
                       Тамъ человѣка; этимъ я терзаюсь,
                       Хотя убилъ его въ честномъ бою,
                       Безъ хитрости и безъ измѣны низкой.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Къ чему жъ раскаянье, коль это такъ?
                       И васъ всего за это лишь изгнали?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Я радъ тому, что смерти избѣжалъ.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       А языки вы знаете?
  
                                           Валентинъ.
  
                                           Да, знаю:
                       Я изучалъ ихъ, странствуя по свѣту;
                       Безъ нихъ подчасъ мнѣ было бъ тяжело.
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       Монаха Тука лысиной клянусь,
                       Вотъ былъ бы намъ хорошій атаманъ!
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Возьмемъ его къ себѣ.

(Переговариваются между собою).

  
                                           Спидъ.
  
                                                     Подите къ нимъ --
                       Пречестные грабители они.
  
                                           Валентинъ.
  
                                                               Молчи, болванъ!
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Скажите, есть ли что у васъ въ виду?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Нѣтъ, ничего.
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                                           Такъ знайте, что изъ насъ
                       Здѣсь многіе -- дворяне; насъ отторгли
                       Отъ общества порядочныхъ людей
                       Проступки, страсти юношескихъ лѣтъ.
                       Я изгнанъ изъ Вероны за попытку
                       Похитить дочь изъ знатнаго семейства
                       И родственницу герцога Вероны.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       А я изъ Мантуи за то, что тамъ,
                       Разгорячившись, закололъ синьора.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       И я былъ изгнанъ за такой же вздоръ;
                       Но къ дѣлу -- мы открылись вамъ затѣмъ,
                       Чтобъ извинить свой промыселъ предъ вами.
                       Вы человѣкъ красивый и съ хорошимъ
                       Образованьемъ; вамъ къ тому жъ извѣстны
                       И языки: такого человѣка
                       И нужно намъ для нашего занятья.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Вы изгнаны -- и потому рѣшились
                       Мы сообща вамъ сдѣлать предложенье:
                       Согласны ль вы быть нашимъ атаманомъ?
                       Хотите ли нуждѣ вы покориться,
                       И съ нами здѣсь въ лѣсахъ дремучихъ жить?
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       Что скажете? хотите-ль къ намъ примкнуть?
                       Скажите да -- и вы нашъ атаманъ,
                       И мы во всемъ вамъ будемъ подчиняться
                       И васъ любить, какъ старшаго надъ нами.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       А за отказъ тебя постигнетъ смерть.
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Чтобъ не хвалился нашимъ предложеньемъ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Его я принимаю только съ тѣмъ
                       Условіемъ, чтобъ вы не нападали
                       На бѣдныхъ путниковъ и слабыхъ женщинъ.
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       Подобныхъ дѣлъ гнушаемся мы сами.
                       Теперь -- къ пещерѣ; тамъ тебѣ покажемъ
                       Сокровища, которыя скопили:
                       Они, какъ мы, въ твоемъ распоряженьи.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Миланъ. Дворъ герцогскаго дворца.

Входитъ Протей.

  
                                           Протей.
  
                       Сперва я предалъ друга Валентина,
                       Теперь я долженъ Туріо предать.
                       Я за него ходатайствовать долженъ,
                       Но o себѣ я буду хлопотать;
                       Но Сильвія вѣрна, свята, прекрасна,
                       И мнѣ-ль, ничтожному, ее увлечь.
                       Скажу ли я, что преданъ ей вполнѣ,
                       Она тотчасъ коритъ меня измѣной,
                       Начну ли клясться ей въ любви моей,
                       Она велитъ мнѣ вспомнить вѣроломство
                       И Юлію, которую любилъ.
                       Слабѣйшій изъ ея упрековъ могъ бы
                       Надежды всей лишить меня, но страсть
                       Во мнѣ растетъ, какъ ласковость въ болонкѣ,
                       Чѣмъ болѣе холодности встрѣчаетъ.
                       Но вотъ и Туріо; къ ея окну
                       Мы явимся съ ночною серенадой.
  

Входитъ Туріо съ музыкантами.

  
                                           Туріо.
  
                       Вы здѣсь, синьоръ? До насъ ужъ вы прокрались?
  
                                           Протей.
  
                       Любовь всегда сумѣетъ тамъ прокрасться,
                       Гдѣ прямо ей пройти нельзя, синьоръ.
  
                                           Туріо.
  
                       Но ваша-то любовь не здѣсь, надѣюсь?
  
                                           Протей.
  
                       Нѣтъ здѣсь она, иначе бъ я здѣсь не былъ.
  
                                           Туріо.
  
                       Какъ? къ Сильвіи?
  
                                           Протей.
  
                                           Да, къ Сильвіи для васъ.
  
                                           Туріо.
  
                       Благодарю за то. Ну, господа,
                       Сыграемте дружнѣй и веселѣе.
  

Входятъ хозяинъ гостиницы и Юлія въ одеждѣ пажа, и останавливаются вдали.

  
   Хозяинъ. Что съ вами, мой юный гость? Вы, кажется, разстроены. Скажите, отчего это?
   Юлія. Вѣроятно оттого, что не могу быть веселъ.
   Хозяинъ. Погодите, мы развеселимъ васъ: вы услышите здѣсь музыку и увидите синьора, котораго желали видѣть.
   Юлія. И услышу его?
   Хозяинъ. Разумѣется.
   Юлія. Это и будетъ для меня музыкой.

(Музыканты начинаютъ).

   Хозяинъ. Слушайте, слушайте!
   Юлія. Онъ между ними?
   Хозяинъ. Да, да -- послушайте только.
  
                                 Кто же Сильвья? кто она?
                                 Ею міръ весь очарованъ;
                                 Всѣхъ красотъ она полна;
                                 Умъ небесный ей дарованъ;
                                 Всѣхъ влечетъ къ себѣ она.
  
                                 Взоры полны доброты;
                                 Красота съ ней въ дружбѣ тѣсной.
                                 О, Амуръ! отъ слѣпоты
                                 Чтобъ избавиться, въ прелестный
                                 Взоръ ея вселился ты!
  
                                 Прелесть Сильвіи поемъ!
                                 Выше всѣхъ она сравненій!
                                 Пѣснью нашей вознесемъ
                                 Выше всѣхъ земныхъ твореній,
                                 И вѣнки ей поднесемъ.
  
   Хозяинъ. Что съ вами? вы еще печальнѣй, чѣмъ были прежде? Быть-можетъ, вамъ не нравится музыка?
   Юлія. Нѣтъ, не музыка, а музыкантъ.
   Хозяинъ. Вотъ-какъ? а почему, мой милый гость?
   Юлія. Онъ очень фальшивитъ.
   Хозяинъ. Значитъ, беретъ не тѣ ноты?
   Юлія. О, нѣтъ! но онъ такъ рветъ струны, что надрываетъ струны моего сердца.
   Хозяинъ. У васъ очень нѣжный слухъ.
   Юлія. О, какъ бы я желалъ быть глухимъ! у меня такъ тяжело на сердцѣ.
   Хозяинъ. Вы, кажется, не охотникъ до музыки.
   Юлія. Да, если въ ней разладъ.
   Хозяинъ. Слышите, какой отличный переходъ?
   Юлія. Я переходовъ терпѣть не могу.
   Хозяинъ. Значитъ, вамъ бы хотѣлось, чтобъ они играли одно и то же?
  
                                           Юлія.
  
                       Конечно, лучше бы не измѣнять.
                       Скажите, часто ли синьоръ Протей
                       Бываетъ у синьоры этой?
  
   Хозяинъ. Мнѣ говорилъ Лаунсъ, его слуга, что онъ влюбленъ въ нее безъ памяти.
   Юлія. Гдѣ же этотъ Лаунсъ?
   Хозяинъ. Онъ пошелъ за своей собакою. По приказанію своего господина, онъ сведетъ ее завтра -- въ подарокъ къ дамѣ его сердца.
  
                                           Юлія.
  
                       Тсъ! отойдемъ: расходятся они.
  
                                           Протей.
  
                       Я, Туріо, за васъ такъ хлопочу,
                       Что вы мое похвалите искусство.
  
                                           Туріо.
  
                       Гдѣ мы сойдемся съ вами?
  
                                           Протей.
  
                                                     У фонтана
                       Григорія святого.
  
                                           Туріо.
  
                                           До свиданья.

(Уходитъ съ музыкантами).

  

Сильвія показывается у окна.

  
                                           Протей.
  
                       Прекрасная синьора, добрый вечеръ!
  
                                           Сильвія.
  
                       Благодарю за музыку, синьоръ.
                       Кто вы?
  
                                           Протей.
  
                       Я тотъ, чей голосъ вы легко бъ узнали,
                       Когда бы знали преданное сердце.
  
                                           Сильвія.
  
                       Синьоръ Протей, когда не ошибаюсь.
  
                                           Протей.
  
                       Да, я Протей и вашъ слуга, синьора.
  
                                           Сильвія.
  
                       Что вамъ угодно?
  
                                           Протей.
  
                                           Вамъ угоднымъ быть.
  
                                           Сильвія.
  
                       Сбылось желанье ваше: мнѣ угодно,
                       Чтобъ вы сейчасъ же спать пошли домой.
                       О, гнусный, лживый, низкій человѣкъ!
                       Ты думаешь, что я такъ безразсудна,
                       Что уступлю искательству того,
                       Кто столько клятвъ нарушилъ безъ причины.
                       Вернись домой, покайся предъ невѣстой.
                       Клянуся блѣдною царицей ночи, --
                       Я нечувствительна къ твоимъ мольбамъ,
                       И всѣ твои исканья презираю.
                       Мнѣ ужъ за то досадно на себя,
                       Что я съ тобой такъ долго говорила.
  
                                           Протей.
  
                       Синьора, признаюсь, что я любилъ
                       Другую; но она ужъ умерла.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Скажи я это -- я бы ложь сказала:
                       Я знаю, не въ землѣ еще она.
  
                                           Сильвія.
  
                       Пусть будетъ такъ, но другъ твой Валентинъ
                       Еще живетъ: ему -- ты самъ свидѣтель --
                       Обручена я. И тебѣ не стыдно
                       Ему своимъ искательствомъ вредить?
  
                                           Протей.
  
                       Я слышалъ, что и онъ ужъ не въ живыхъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       Такъ вѣрь, что умерла и я; въ могилѣ
                       Его погребена моя любовь.
  
                                           Протей.
  
                       Прекрасная, дозволь ее мнѣ вырыть!
  
                                           Сильвія.
  
                       Любовь невѣсты вырой изъ могилы,
                       А нѣтъ, то въ ней похорони свою.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Онъ этого не слышалъ никогда!
  
                                           Протей.
  
                       Синьора, если такъ жестоки сердцемъ,
                       То дайте мнѣ, страдальцу, свой портретъ,
                       Висящій въ вашей комнатѣ. Предъ нимъ
                       Я говорить, вздыхать и плакать буду.
                       Когда прелестный свой оригиналъ
                       Вы отдали другому, то я -- тѣнь,
                       И тѣни вашей покланяться буду.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Ты обманулъ бы и оригиналъ,
                       И превратилъ бы въ тѣнь, какъ и меня.
  
                                           Сильвія.
  
                       Я не хочу кумиромъ вашимъ быть;
                       Но такъ какъ вашей лживости пристало
                       Молиться лживымъ призракамъ, то завтра
                       За нимъ пришлите утромъ, а теперь --
                       Спокойной ночи.
  
                                           Протей.
  
                                           Да, такой, какую
                       Имѣетъ тотъ, кто къ смерти осужденъ.

(Протей уходитъ; Сильвія удаляется отъ окна).

  
   Юлія. Идемъ, хозяинъ.
   Хозяинъ. А я было заснулъ.
   Юлія. Скажите мнѣ, гдѣ живетъ синьоръ Протей?
   Хозяинъ. Да у меня же въ домѣ. Мнѣ кажется, право, что уже день.
   Юлія. Нѣтъ, ночь; но тягостной такой и длинной я никогда безъ сна не проводилъ. (Уходитъ).
  

СЦЕНА III.

Тамъ же.

Входитъ Эгламуръ.

  
                                           Эгламуръ.
  
                       Мнѣ въ этотъ часъ назначила явиться
                       Синьора Сильвія, чтобъ передать
                       Свое желанье; дать она хотѣла
                       Мнѣ порученье важное. Синьора!
  

Сильвія показывается у окна.

  
                                           Сильвія.
  
                       Кто тутъ?
  
                                           Эгламуръ.
  
                                 Служитель вашъ и другъ, синьора!
                       Онъ ожидаетъ вашихъ приказаній.
  
                                           Сильвія.
  
                       А, Эгламуръ! вамъ тысяча привѣтствій.
  
                                           Эгламуръ.
  
                       Вамъ столько же, достойная синьора.
                       Сюда, согласно с вашимъ приказаньемъ,
                       Пришелъ я на разсвѣтѣ, чтобъ узнать,
                       Что поручить мнѣ вамъ угодно будетъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       О, Эгламуръ -- вы честный дворянинъ!
                       Клянусь, что я не льщу вамъ, это правда:
                       Вы добрый, умный, храбрый человѣкъ.
                       Къ вамъ прибѣгаю съ просьбой. Вамъ извѣстно,
                       Какъ сильно Валентина я люблю,
                       Который изгнанъ, и что мой отецъ
                       За Туріо меня желаетъ выдать,
                       Котораго всѣмъ сердцемъ ненавижу.
                       Любили сами вы и мнѣ признались,
                       Что васъ ничто не поражало такъ,
                       Какъ смерть невѣсты, пламенно любимой.
                       Надъ раннею ея могилой вы
                       Безбрачія обѣтъ произнесли.
                       Я въ Мантую отправиться желаю,
                       Чтобъ Валентина отыскать -- онъ тамъ.
                       Но путь опасенъ, почему прошу васъ
                       Быть спутникомъ моимъ: на вашу честь
                       Вполнѣ я полагаюсь, Эгламуръ.
                       Не бойтесь гнѣва моего отца,
                       А помните о горѣ вашей дамы;
                       Подумайте, что мой побѣгъ меня
                       Избавитъ отъ безбожнаго союза,
                       Противнаго и небесамъ и людямъ.
                       О, троньтесь же мольбой моей души,
                       Столь полной скорбью, какъ песками море,
                       И согласитесь проводить меня!
                       Но если нѣтъ -- прошу храните втайнѣ,
                       Что я сказала вамъ: тогда одна
                       Должна я буду ѣхать къ Валентину.
  
                                           Эгламуръ.
  
                       Синьора, мнѣ понятна ваша горесть
                       И чувства ваши я вполнѣ цѣню;
                       Отъ всей души готовъ васъ провожать.
                       Мнѣ все равно, чтобъ послѣ ни постигло
                       Меня за то: желаю одного,
                       Чтобъ вы счастливы были. Такъ когда же
                       Вы думаете ѣхать?
  
                                           Сильвія.
  
                                           Въ эту ночь.
  
                                           Эгламуръ.
  
                       А гдѣ сойдемся мы, синьора?
  
                                           Сильвія.
  
                                                     Въ кельѣ
                       Отца Патрикія: къ нему пойду я
                       На исповѣдь.
  
                                           Эгламуръ.
  
                                           И я туда явлюсь.
                       Прощайте, благородная синьора.
  
                                           Сильвія.
  
                       Такъ до свиданья, добрый Эгламурь.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА IV.

Тамъ же.

Входитъ Лayнсъ съ собакой.

  
   Лаунсъ. Когда слуга человѣка долженъ служить ему по-собачьи, оно -- видите ли -- и обидно. Я воспиталъ его съ пеленокъ, спасъ отъ потопленія, тогда какъ трое или четверо изъ его слѣпыхъ братцевъ и сестрицъ пошли ко дну. Я обучилъ его такъ, что всякій, кто посмотритъ на него, скажетъ: вотъ какъ бы я обучилъ мою собаку. Вотъ и посылаетъ меня господинъ отвести его въ подарокъ синьорѣ Сильвіи. Не успѣлъ я войти въ столовую, какъ онъ шасть къ тарелкѣ синьоры, да и стянулъ съ нея каплунью ножку. Выходить дѣло дрянь, когда песъ не умѣетъ вести себя прилично во всякомъ обществѣ. По-моему, ужъ если кто, такъ сказать, взялся быть настоящей собакой, то онъ -- такъ сказать -- долженъ вести себя какъ порядочная собака. Ну, не будь я умнѣе его, не возьми на себя его вину, такъ ужъ быть бы ему повѣшену. Поплатился бы онъ за это -- сейчасъ умереть, поплатился бы. Посудите сами: забрался онъ на дняхъ, въ компаніи трехъ или четырехъ благовоспитанныхъ собакъ, подъ столъ герцога и, повѣрите ли, не пробылъ тамъ и столько времени, сколько нужно, чтобъ высморкаться, какъ ужъ всѣ носы въ комнатѣ почувствовали его присутствіе. "Выгнать собаку!" говоритъ одинъ; "это что за песъ?" говоритъ другой; "отодрать его!" кричитъ третій; "повѣсить его!" говоритъ герцогъ. Мнѣ этотъ запахъ ужъ давно знакомъ: я тотчасъ и смекнулъ, что это мой Краббъ -- и пошелъ къ человѣку, который сѣчетъ собакъ. "Любезный, говорю, ты хочешь выпороть эту собаку?" -- Да, говоритъ, хочу. "Такъ ты, говорю, поступишь совсѣмъ не справедливо: вѣдь, это того, я сдѣлалъ". Онъ не сказалъ противъ этого ни слова, и выстегалъ меня вонъ изъ комнаты. Много ли господъ сдѣлали бы то же самое для своихъ слугъ? Да что! я могу показать подъ присягой, что сидѣлъ въ колодкѣ за пудинги, которые онъ не разъ стянулъ -- иначе не быть бы ему въ живыхъ; что стоялъ у столба за гусей, которыхъ онъ задушилъ, и за что его непремѣнно бы убили. Что, песъ, небось ты все позабылъ? Но я припоминаю еще одну штуку, которую ты сыгралъ со мною, когда я прощался съ синьорой Сильвіей. Не говорилъ ли я тебѣ, чтобъ ты всегда смотрѣлъ на меня и дѣлалъ такъ, какъ я? Когда же ты видѣлъ, чтобъ я поднималъ ногу и орошалъ юбку благородной дамы? Ну, видалъ ли ты, чтобъ я откалывалъ такія штуки?
  

Входятъ Протей и Юлія.

  
                                           Протей.
  
                       Ты нравишься мнѣ, Себастьянъ; охотно
                       Беру тебя на службу, и сейчасъ же
                       Тебѣ могу я порученье дать.
  
                                           Юлія.
  
                       Что вамъ угодно, я готовъ исполнить.
  
                                           Протей.
  
                       Надѣюсь. (Лаунсу.) А! ты здѣсь болванъ!
                       Гдѣ ты шатался цѣлые два дня?
  
   Лаунсъ. Гдѣ? по вашему же приказу водилъ собаку къ синьорѣ Сильвіи.
   Протей. Что жъ она сказала про мое маленькое сокровище?
   Лаунсъ. Да, сказала, что ваша собака -- гадкій песъ, и что такой подарокъ стоитъ только собачьей благодарности.
   Протей. Но все же приняла ее?
   Лаунсъ. Нѣтъ, не приняла. Вотъ она -- я ее привелъ назадъ.
   Протей. Какъ? ты ей предлагалъ отъ меня эту гадость?
   Лаунсъ. Да, синьоръ. Вашу бѣлку укралъ у меня на площади какой-то прощалыга -- ну, я и предложилъ ей свою. Вѣдь, моя-то вдесятеро больше вашей: стало быть, и подарокъ сталъ вдесятеро больше.
  
                                           Протей.
  
                       Бѣги сейчасъ, ищи мою собаку
                       И безъ нея ко мнѣ не возвращайся.
                       Что жъ ты торчишь тутъ? чтобъ меня бѣсить?
                       Ты только знаешь, что срамить меня!

(Лаунсъ уходитъ.)

                       Ну, Себастьянъ, тебя къ себѣ беру я
                       Отчасти потому, что я нуждаюсь
                       Въ служителѣ, который могъ бы съ толкомъ
                       Исполнить порученье; мой же пентюхъ
                       Рѣшительно на это не способенъ;
                       Но главное -- твое лицо, манеры
                       Ручаются -- коль я не ошибаюсь --
                       За умъ, за вѣрность и за воспитанье
                       Хорошее. За то я и беру
                       Тебя на службу. Теперь ступай-же
                       И Сильвіи прелестной передай
                       Вотъ этотъ перстень; онъ мнѣ подаренъ
                       Особою, меня любившей нѣжно.
  
                                           Юлія.
  
                       Такъ, стало быть, ее вы не любили.
                       Иль умерла она?
  
                                           Протей.
  
                                           Нѣтъ, кажется, жива!
  
                                           Юлія.
  
                       О, горе мнѣ!
  
                                           Протей.
  
                                           О чемъ ты такъ вздохнулъ?
  
                                           Юлія.
  
                       Мнѣ какъ-то жаль ее.
  
                                           Протей.
  
                                                     За что же это?
  
                                           Юлія.
  
                       Мнѣ кажется, васъ такъ она любила,
                       Какъ любите вы Сильвію теперь;
                       Она мечтаетъ, можетъ быть, о томъ,
                       Кто позабылъ ее, а вы, синьоръ,
                       О той, которая къ вамъ равнодушна.
                       Какъ жалъ, что столь всегда любовь превратна!
                       При этой мысли я вздохнулъ невольно.
  
                                           Протей.
  
                       Такъ ты отдашь ей перстень и при этомъ
                       Письмо; вонъ комната ея. Скажи ей,
                       Что жду ея небеснаго портрета.
                       Исполнивъ все, ты въ комнатѣ моей
                       Найдешь меня унылымъ, одинокимъ.

(Уходитъ).

  
                                           Юлія.
  
                       Изъ женщинъ многія ль исполнить могутъ
                       Такой приказъ? Ахъ, бѣдный мой Протей!
                       Лисицу ты поставилъ въ пастухи
                       Своихъ ягнятъ. О, глупая! зачѣмъ
                       Жалѣешь ты того, кто такъ жестоко
                       Тобой пренебрегаетъ? Отчего,
                       Любя ее, меня онъ презираетъ,
                       А я, его любя, должна жалѣть?
                       Кольцо ему дала я въ день разлуки,
                       Чтобъ о моей любви онъ вспоминалъ --
                       И вотъ теперь меня онъ посылаетъ
                       Просить того, чего бы не хотѣлось
                       Мнѣ получить, и предложить ей то,
                       Что я отвергнутымъ желала бъ видѣть.
                       Я вѣрность восхвалять его должна,
                       Которую хотѣла бъ опозорить.
                       Вѣрна я, какъ невѣста, господину,
                       Но не могу слугой ему быть вѣрнымъ,
                       Иль я должна сама себя предать.
                       И буду я ходатаемъ его,
                       Но равнодушнымъ: въ томъ свидѣтель небо,
                       Какъ сильно я желаю неудачи.
  

Входитъ Сильвія со служанкой.

  
                                           Юлія.
  
                       Привѣть вамъ, синьорина! Гдѣ, скажите,
                       Могу синьору Сильвію увидѣть?
  
                                           Сильвія.
  
                       Тебѣ на что? положимъ, я -- она.
  
                                           Юлія.
  
                       А если такъ, то выслушать прошу:
                       Я съ порученьемъ.
  
                                           Сильвія.
  
                                           Кто тебя послалъ?
  
                                           Юлія.
  
                       Мой господинъ, синьоръ Протей.
  
                                           Сильвія.
  
                       А, вѣрно за портретомъ?
  
                                           Юлія.
  
                                                     Да, синьора.
  
                                           Сильвія.
  
                       Урсула, принеси его сюда.

(Служанка приноситъ портретъ).

                       Отдай его синьору твоему
                       И отъ меня скажи ему въ придачу,
                       Что Юлія, которую онъ бросилъ,
                       Украсила бы лучше этой тѣни
                       Его покои.
  
                                           Юлія.
  
                                 Вотъ письмо, синьора!
                       Ахъ, извините, по ошибкѣ, отдалъ
                       Я вамъ не то, что долженъ былъ подать:
                       Вотъ это къ вамъ.
  
                                           Сильвія.
  
                                           Нѣтъ, дай взглянуть на то.
  
                                           Юлія.
  
                       Нѣтъ, не могу синьора; извините.
  
                                           Сильвія.
  
                       Ну, такъ возьми жъ и это. Я не стану
                       Читать посланье твоего синьора.
                       Оно полно, я знаю, увѣреній
                       И новыхъ клятвъ; но такъ же ихъ легко
                       Онъ разорветъ, какъ я бумагу эту.
  
                                           Юлія.
  
                       Синьора, вамъ кольцо онъ посылаетъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       И не стыдится онъ его дарить!
                       Онъ сотни разъ твердилъ, что получилъ
                       Отъ Юліи его при разставаньи.
                       Онъ осквернилъ его коварною рукой;
                       Но Юліи моей не оскорблю я.
  
                                           Юлія.
  
                       Она благодаритъ васъ.
  
                                           Сильвія.
  
                                                     Что сказалъ ты?
  
                                           Юлія.
  
                       Благодарю васъ за участье къ ней.
                       Мой господинъ съ ней поступилъ жестоко.
  
                                           Сильвія.
  
                       Ее ты знаешь?
  
                                           Юлія.
  
                                           Да, синьора, знаю
                       Почти какъ самаго себя, и только
                       Подумаю, какъ бѣдная страдаетъ,
                       То самъ о ней невольно слезы лью.
  
                                           Сильвія.
  
                       Она ужъ знаетъ о его измѣнѣ?
  
                                           Юлія.
  
                       Я думаю, что знаетъ: это ей
                       Терзаетъ сердце.
  
                                           Сильвія.
  
                                           Хороша она?
  
                                           Юлія.
  
                       Да, хороша, но ужъ не такъ, какъ прежде;
                       Когда любовь синьора моего
                       Ее живила, на мои глаза
                       Прекрасна была столь-же,
                       Съ тѣхъ поръ она о зеркалѣ забыла,
                       О маскѣ, защищающей отъ солнца:
                       Поблекли розы на ея щекахъ,
                       Покрылъ загаръ лилейное лицо,
                       И стала смуглой бѣдная, какъ я.
  
                                           Сильвія.
  
                       Какъ высока она?
  
                                           Юлія.
  
                       Почти, какъ я. Въ послѣдній Духовъ день,
                       Когда мы пьесы разныя играли,
                       Роль женскую пришлось мнѣ исполнять --
                       И въ платье Юліи я нарядился.
                       Оно на мнѣ сидѣло такъ, какъ будто
                       Его нарочно сшили для меня.
                       Отсюда я узналъ, что одного
                       Я роста съ нею. Въ этотъ день я сильно
                       Ее растрогалъ -- мнѣ пришлось играть,
                       Синьора, роль несчастной Аріадны,
                       Покинутой измѣнникомъ Тезеемъ --
                       И эту роль такъ вѣрно я исполнилъ,
                       Что бѣдная синьора залилась
                       Слезами горькими. Клянуся честью,
                       Ея печаль вполнѣ я пережилъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       Она тебѣ признательна, мой милый.
                       О, бѣдная, забытая дѣвица!
                       Я тронута до слезъ твоимъ разсказомъ.
                       Вотъ кошелекъ: возьми его себѣ
                       За преданность покинутой синьорѣ.
                       Прощай! (Уходитъ).
  
                                           Юлія.
  
                       Благодарить она васъ будетъ, если
                       Сойдетесь съ ней. О, какъ она добра,
                       Какъ благородна! Господинъ мой встрѣтитъ
                       Холодность въ ней, когда такъ горячо
                       Сочувствуетъ она моей синьорѣ.
                       Ахъ, какъ любовь сама себя морочитъ!
                       Посмотримъ на портретъ ея. О, если бъ
                       Мое лицо въ такомъ уборѣ было,
                       Оно не хуже было бъ, чѣмъ ея.
                       А все таки польстилъ ей живописецъ,
                       Иль слишкомъ я къ самой себѣ пристрастна.
                       Ея коса каштановаго цвѣта,
                       Моя же -- свѣтлорусаго. О, если
                       Лишь это къ ней любовь его влечетъ,
                       Я заведу парикъ такого цвѣта.
                       Глаза у ней такіе жъ, какъ мои;
                       Но низокъ лобъ -- мой лобъ гораздо выше.
                       Но что же въ ней его очаровало,
                       Чего бы онъ во мнѣ любить не могъ,
                       Когда любовь была бы не слѣпою?
                       Возьми же, тѣнь, съ собою эту тѣнь
                       Соперницы твоей. О, какъ онъ будетъ
                       Боготворить, лелѣять, цѣловать
                       Тебя, бездушный образъ! Но когда бъ
                       Былъ смыслъ малѣйшій въ этомъ поклоненьи,
                       Была бы я -- не ты -- его предметомъ.
                       Къ тебѣ я буду ласкова за то,
                       Что и она добра была со мною.
                       Не будь того, Юпитеромъ клянусь,
                       Я вырвала бы очи изъ портрета,
                       Чтобъ мой синьоръ на нихъ не любовался.

(Уходитъ).

  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Миланъ. Дворъ аббатства.

СЦЕНА I.

Входитъ Эгламуръ.

  
                                           Эгламуръ.
  
                       Ужъ позлатило солнце небосклонъ:
                       Вотъ часъ, въ который Сильвія сойтись
                       Со мной у кельи Патрика хотѣла.
                       Сейчасъ она придетъ -- вѣдь, никогда
                       Влюбленные не забываютъ часа;
                       Напротивъ, нетерпѣнье побуждаетъ
                       Ихъ приходить гораздо раньше срока.
  

Входитъ Сильвія.

  
                                           Эгламуръ.
  
                       Вотъ и она! Синьора, добрый вечеръ!
  
                                           Сильвія.
  
                       Аминь! Пойдемте, добрый Эгламуръ.
                       Мы выйдемъ черезъ заднюю калитку:
                       Я опасаюсь, что за мной слѣдятъ.
  
                                           Эгламуръ.
  
                       Не бойтесь: до лѣсу всего три мили,
                       А тамъ мы безопасны отъ погони.

(Уходятъ).

  

СЦЕНА II.

Тамъ же. комната во дворцѣ герцога.

Входятъ Туріо, Протей и Юлія.

  
                                           Туріо.
  
                       Синьоръ Протей, какъ Сильвія ко мнѣ?
  
                                           Протей.
  
                       Немного благосклоннѣе, чѣмъ прежде;
                       Но кое-что не нравится ей въ васъ.
  
                                           Туріо.
  
                       Не длинны-ль ноги?
  
                                           Протей.
  
                                           Нѣтъ, но слишкомъ тонки.
  
                                           Туріо.
  
                       Такъ сапоги надѣну я, чтобъ толще
                       Онѣ казались.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                                           Нѣтъ, любовь нельзя
                       Къ тому пришпорить, кто ей не по вкусу.
  
                                           Туріо.
  
                       Ну, а лицо мое?
  
                                           Протей.
  
                                           Она его
                       Находитъ слишкомъ бѣлымъ.
  
                                           Туріо.
  
                                                               Вотъ и лжетъ
                       Плутовка: у меня лицо вѣдь смугло.
  
                                           Протей.
  
                       Хоть перлы бѣлы, но -- по поговоркѣ --
                       Мужчина смуглый перлъ въ глазахъ у дамъ.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Да, отъ которыхъ гаснутъ ихъ глаза.
                       Ужъ >
лучше я смотрѣть на нихъ не буду.
  
                                           Туріо.
  
                       А рѣчь моя пріятна ей?
  
                                           Протей.
  
                                                     Нисколько
                       Коль о войнѣ начнете говорить.
  
                                           Туріо.
  
                       Но нравится, когда я о любви,
                       О мирѣ говорю?
  
                                           Юлія (про себя).
  
                                           А больше, если
                       Ты мирное молчанье сохраняешь.
  
                                           Туріо.
  
                       Что говоритъ о храбрости моей?
  
                                           Протей.
  
                       О, въ ней она сомнѣнья не имѣетъ.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Затѣмъ, что ей твоя извѣстна трусость.
  
                                           Typio.
  
                       Ну, а на счетъ моей породы какъ?
  
                                           Протей.
  
                       Что вы отъ древнихъ предковъ низошли.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       И заключили родъ ихъ -- дуракомъ.
  
                                           Туріо.
  
                       А о моихъ владѣніяхъ обширныхъ?
  
                                           Протей.
  
                       Она о нихъ жалѣетъ.
  
                                           Туріо.
  
                                                     Почему же?
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       Что ихъ такой оселъ, какъ ты, имѣешь.
  
                                           Протей.
  
                       Что ими вы не правите.
  
                                           Юлія.
  
                                                     Вотъ герцогъ.
  

Входитъ герцогъ.

  
                                           Герцогъ.
  
                       Ну, что, Протей? что Туріо? что слышно?
                       Не встрѣтилъ ли изъ васъ кто Эгламура?
  
                                           Туріо.
  
                       Я -- нѣтъ.
  
                                           Протей.
  
                                 Я также.
  
                                           Герцогъ.
  
                                           Ну, а дочь?
  
                                           Протей.
  
                       Свѣтлѣйшій герцогъ, я ея не видѣлъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Ну, такъ она бѣжала къ Валентину,
                       И Эгламуръ былъ спутникомъ ея.
                       Да, это такъ; ихъ встрѣтилъ братъ Лаврентій,
                       Когда, молясь, онъ лѣсомъ проходилъ.
                       Его узналъ онъ сразу; но ее
                       Подъ маскою не могъ онъ распознать.
                       Къ Патрикію вчера она хотѣла
                       На исповѣдь придти, но не пришла.
                       Ея побѣгъ все это подтверждаетъ.
                       Прошу, не тратьте время въ разсужденьяхъ,
                       Но на коня скорѣе. Мы сойдемся
                       У склона горъ, что къ Мантуѣ идутъ:
                       Они туда бѣжали вѣроятно.
                       Живѣй, синьоры! Слѣдуйте за мною.

(Уходитъ).

  
                                           Туріо.
  
                       Какая безразсудная; бѣжитъ
                       Отъ счастія, когда оно при ней!
                       Пойду за ней, не изъ любви къ безумной,
                       Но чтобъ отмстить за это Эгламуру.

(Уходитъ).

  
                                           Протей.
  
                       Пойду -- но не изъ мести къ Эгламуру:
                       Нѣтъ, къ Сильвіи любовь меня влечетъ.

(Уходитъ).

  
                                           Юлія.
  
                       А я -- не изъ вражды къ ея любви,
                       Но чтобъ помѣхой быть его любви.

(Уходитъ).

  

СЦЕНА III.

Мантуанская граница. Лѣсъ.

Входятъ Сильвія и разбойники.

  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Иди, иди -- не бойся ничего;
                       Мы къ атаману отведемъ тебя.
  
                                           Сильвія.
  
                       О, тысячи несчастій научили
                       Меня покорно все переносить!
  
                                           2-й разбойникъ.
  
                       Ведите же ее; чего жъ вы стали?
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Гдѣ жъ дворянинъ, который съ нею былъ?
  
                                           3-й разбойникъ.
  
                       О, этотъ прытокъ -- всѣхъ насъ обогналъ;
                       Его теперь преслѣдуютъ Валерій
                       И Моисей. Такъ съ нею ты ступай
                       На западную оконечность лѣса:
                       Тамъ атаманъ. А мы затѣмъ въ погоню --
                       Не убѣжитъ онъ: занятъ лѣсъ кругомъ.
  
                                           1-й разбойникъ.
  
                       Пойдемъ со мной въ пещеру атамана;
                       Не бойся -- онъ достойный человѣкъ,
                       И женщинъ никогда не оскорбляетъ.
  
                                           Сильвія.
  
                       О, Валентинъ! Все это за тебя!

(Уходитъ).

  

СЦЕНА IV.

  

Другая часть лѣса.

Входитъ Валентинъ.

  
                                           Валентинъ.
  
                       Къ чему не привыкаетъ человѣкъ!
                       Глухой, пустынный и безлюдный лѣсъ
                       Милѣй мнѣ людныхъ, пышныхъ городовъ.
                       Здѣсь я могу сидѣть въ уединеньи,
                       И къ жалобнымъ напѣвамъ соловья
                       Подлаживать тоску мою и горе.
                       О, ты, живущая въ моей груди.
                       Не покидай жилища своего,
                       Чтобъ, рухнувши, оно не подавило
                       И памяти о томъ, что прежде было!
                       О, Сильвия! прекраснѣйшая нимфа!
                       Утѣшь меня, возстанови жилище!

(Слышенъ шумъ).

                       Что тамъ за шумъ сегодня? что за крики?
                       Не шайка ли моя тамъ разгулялась?
                       Ихъ воля -- имъ единственный законъ;
                       За путникомъ охотятся они.
                       Они ко мнѣ привязаны, но трудно
                       Ихъ сдерживать отъ грубостей и буйства.
                       Но скройся, Валентинъ -- сюда идутъ.

(Отходитъ въ сторону).

  

Входятъ Протей, Сильвія и Юлія.

  
                                           Протей.
  
                       Вы преданность не цѣните мою,
                       Синьора: я съ опасностію жизни
                       Вамъ оказалъ услугу; я избавилъ
                       Васъ отъ злодѣя: онъ бы обезчестить
                       Рѣшился васъ. И за такую помощь
                       Лишь ласковаго взгляда я прошу.
                       Я не могу просить награды меньшей,
                       Да меньшей вы не можете и дать.
  
                                           Валентинъ (про себя).
  
                       Не сонъ ли это? О, любовь, пошли
                       Терпѣнье мнѣ -- то слышать и молчать!
  
                                           Сильвія.
  
                       О, я несчастная!
  
                                           Протей.
  
                                           Несчастной были
                       До моего прихода вы; теперь
                       Я сдѣлалъ васъ счастливою опять.
  
                                           Сильвія.
  
                       Я отъ него еще несчастнѣй стала.
  
                                           Юлія (про себя).
  
                       И я, когда онъ станетъ ближе къ ней.
  
                                           Сильвія.
  
                       О, лучше быть растерзанною львомъ
                       И послужить ему кровавой пищей,
                       Чѣмъ жизнью быть обязанной Протею --
                       Обманщику! О, небо, будь свидѣтель,
                       Что я люблю всѣмъ сердцемъ Валентина!
                       Мнѣ жизнь его души моей дороже
                       И столько же -- вѣдь больше ужъ нельзя --
                       Я ненавижу лживаго Протея.
                       Иди жъ прочь -- оставь меня въ покоѣ!
  
                                           Протей.
  
                       Чего бы я -- не исключая смерти --
                       За взглядъ одинъ привѣтливый не вынесъ!
                       О, какъ стара и вмѣстѣ какъ свѣжа
                       Та истина, что женщина не можетъ
                       Любить того, кто дышитъ къ ней любовью.
  
                                           Сильвія.
  
                       И что Протей не можетъ ту любить,
                       Которою онъ такъ любимъ. О, вспомни
                       Про Юлію, про первую любовь!
                       Ты раздробилъ свою предъ нею вѣрность
                       На много тысячъ клятвъ ненарушимыхъ,
                       Чтобъ ихъ нарушить всѣ изъ-за меня.
                       Нѣтъ больше вѣрности въ тебѣ, коль скоро
                       Въ тебѣ нѣтъ двухъ; а это будетъ хуже,
                       Чѣмъ вовсе не имѣть ея: ужъ лучше
                       Быть безъ нея, чѣмъ много ихъ имѣть.
                       Ты предалъ друга вѣрнаго.
  
                                           Протей.
  
                                                     Но кто
                       Въ любви о дружбѣ помнитъ?
  
                                           Сильвія.
  
                                                     Лишь не ты.
  
                                           Протей.
  
                       Ну, если ни мольбы мои, ни просьбы
                       Тебя склонить ко мнѣ не въ состояньи,
                       Я, какъ солдатъ, того достигну силой
                       И обращу въ насиліе любовь.
  
                                           Сильвія.
  
                       О, небо!
  
                                 Протей (бросаясь къ Сильвіи).
  
                                 Ты насилію уступишь.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Прочь, негодяй! Не прикасайся къ ней
                       Рукой своей безчестной!
  
                                           Протей.
  
                                                     Валентинъ!
  
                                           Валентинъ.
  
                       О, низкій другъ -- безъ чести, безъ любви!
                       Да, таковы теперь друзья. Измѣнникъ,
                       Ты обманулъ мои надежды, -- въ этомъ
                       Я собственнымъ глазамъ повѣрить долженъ.
                       Ужъ не могу сказать, что у меня
                       Есть другъ -- во лжи меня ты уличишь.
                       Кому теперь довѣриться, когда
                       Своя же правая рука готова
                       Предать родную грудь? О, больно мнѣ,
                       Что не могу тебѣ я больше вѣрить,
                       Что долженъ всѣхъ людей считать чужими!
                       О, горькій вѣкъ! Мнѣ сталъ врагомъ презрѣннымъ,
                       Кого считалъ я другомъ неизмѣннымъ.
  
                                           Протей.
  
                       Стыдъ и вина меня уничтожаютъ.
                       О, Валентинъ, прости, прости меня!
                       И если можетъ искупить проступокъ
                       Сердечное раскаянье, то вѣрь --
                       Моя вина не больше, чѣмъ страданье.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Довольно; я готовъ тебѣ повѣрить,
                       Тотъ, для кого прощенье недоступно,
                       Ни небу, ни землѣ не будетъ годенъ,
                       Затѣмъ, что небо и земля прощаютъ,
                       Раскаянье смиряетъ божій гнѣвъ.
                       Чтобъ вѣрилъ ты, что я тебѣ прощаю
                       Твою вину -- тебѣ я уступаю
                       Все, что считалъ я въ Сильвіи моимъ.
  
                                 Юлія (упадая въ обморокъ).
  
                       О, я несчастный!
  
                                           Протей.
  
                                           Что съ нимъ, посмотрите?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Эй, мальчикъ, что съ тобою? Ободрись!
                       Открой глаза. Ну, говори же, мальчикъ!
  

  
                                           Юлія.
  
   Ахъ, синьоръ, мой господинъ поручилъ мнѣ отдать кольцо синьорѣ Сильвіи, а я забылъ про это.
  
                                           Протей.
  
                       Но гдѣ жъ кольцо?
  
                                           Юлія.
  
                                           Вотъ здѣсь.

(Подаетъ ему кольцо).

  
                                           Протей.
  
                                                     Что это значитъ?
                       Кольцо я это Юліи отдалъ.
  
                                           Юлія.
  
                       Простите -- я ошибся. Вотъ кольцо,
                       Которое вы къ Сильвіи послали.

(Подаетъ ему другое).

  
                                           Протей.
  
                       Но какъ же то кольцо къ тебѣ попало?
                       Его вручилъ я Юліи, прощаясь.
  
                                           Юлія.
  
                       Мнѣ Юлія сама его дала,
                       И Юлія его вамъ возвращаетъ.
  
                                           Протей.
  
                       Какъ? Юлія?
  
                                           Юлія.
  
                       Взгляни -- я та, которая была
                       Предметомъ клятвъ твоихъ и сберегла
                       Глубоко въ сердцѣ ихъ, хотя извлечь
                       Ты съ корнемъ ихъ старался вѣроломствомъ.
                       Стыдись, Протей, что я надѣла платье
                       Мнѣ неприличное; краснѣй, коль можетъ
                       Такой нарядъ, придуманный любовью,
                       Позорнымъ быть;
                       Но будь увѣренъ, менѣе позорна
                       Для женщины одежды перемѣна,
                       Чѣмъ для мужчины -- вѣрности измѣна.
  
                                           Протей.
  
                       Измѣна вѣрности? О, небо! правда!
                       Но чтобъ мужчинѣ совершеннымъ быть
                       Недостаетъ ему лишь постоянства;
                       А безъ него нельзя не согрѣшить;
                       Невѣрность умираетъ до рожденья.
                       О, что жъ меня такъ къ Сильвіи влекло
                       Чего бы постоянство не нашло
                       У Юліи -- въ лицѣ ея прелестномъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Ну, дайте жъ ваши руки: не лишите
                       Вы счастія меня -- васъ примирить!
                       Межъ двухъ друзей вражды не должно быть.
  
                                           Протей.
  
                       Свидѣтель Богъ -- сбылось мое желанье!
  
                                           Юлія.
  
                       Какъ и мое!
  

Входятъ разбойники съ герцогомъ и Туріо.

  
                                           Разбойники.
  
                                 Добыча, атаманъ!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Назадъ! вѣдь это нашъ свѣтлѣйшій герцогъ.
                       Изгнанникъ вашъ, несчастный Валентинъ,
                       Привѣтствуетъ васъ, герцогъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                                                               Валентинъ?
  
                                           Туріо.
  
                       А вотъ и Сильвія -- она моя!
  
                                           Валентинъ.
  
                       Назадъ -- не то тебя постигнетъ смерть!
                       Держись отъ гнѣва моего подальше;
                       Не называй ее своей -- иначе
                       Милана больше не видать тебѣ.
                       Посмѣй лишь къ ней рукою прикоснуться,
                       Посмѣй взглянуть на милую мою!
  
                                           Туріо.
  
                       Синьоръ, о ней я, право, не забочусь;
                       Не такъ я глупъ, чтобъ жизнью рисковать
                       За ту, которая меня не любитъ,
                       И вамъ ее охотно уступаю.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Какой же подлый ты и низкій трусъ,
                       Что послѣ всѣхъ искательствъ согласился
                       Ее сейчасъ другому уступить!
                       Клянуся честью рода моего,
                       Вашъ смѣлый духъ цѣню я, Валентинъ;
                       Достойны вы любви любой принцессы.
                       Забылъ я нашу ссору, и охотно
                       Васъ призываю къ моему двору --
                       И, доблести въ награду, возвращаю
                       Вамъ званье рыцаря. Вы дворянинъ,
                       И родъ вашъ знаменитъ; вотъ дочь моя --
                       Ея руки достойны вы вполнѣ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Благодарю васъ, герцогъ: вашимъ даромъ
                       Меня вы осчастливили; но есть
                       Еще одно желанье у меня --
                       Исполните для Сильвіи его.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Я и для васъ готовъ его исполнить.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Изгнанники, съ которыми я жилъ,
                       Достойные и нравственные люди --
                       Простите имъ ихъ здѣшній образъ жизни,
                       Дозвольте имъ вернуться изъ изгнанья.
                       Они теперь исправились вполнѣ
                       И съ пользою служить вамъ могутъ, герцогъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Согласенъ: и тебѣ, и имъ прощаю
                       По ихъ способностямъ дай имъ мѣста.
                       Теперь въ Миланъ; тамъ зло мы позабудемъ
                       Въ веселіи, въ пирахъ и въ торжествѣ.
  
                                           Валентинъ.
  
                       Дорогою надѣюсь позабавить
                       Однимъ смѣшнымъ разсказомъ вашу свѣтлость.
                       Какъ нравится вамъ этотъ юный пажъ?
  
                                           Герцогъ.
  
                       Прекрасный мальчикъ. Что жъ онъ все краснѣетъ?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Но онъ не столько мальчикъ, какъ прекрасенъ.
  
                                           Герцогъ.
  
                       Что хочешь ты сказать такою шуткой?
  
                                           Валентинъ.
  
                       Дорогой все подробно разскажу --
                       И многому вы, герцогъ, подивитесь.
                       Протей за нами. Въ наказанье, ты
                       Своей любви услышать долженъ повѣсть;
                       Затѣмъ да будетъ свадьбы нашей день
                       Съ твоимъ одинъ: чтобъ праздникъ былъ одинъ,
                       И домъ одинъ, одно двойное счастье!

(Уходятъ).

  

Всев. Миллеръ.

Примѣчанія

ДВА ВЕРОНЦА.

(Two gentlemen of Verona).

  
   Стр. 9. Я буду твой молельщикъ (по-англ. beadsman) -- нанимаемый за деньги человѣкъ для чтенія молитвъ -- обычай католич. королей и вельможъ. Въ пьесѣ много указаній на католическіе обычаи, такъ какъ дѣйствіе происходитъ въ Италіи.
   Стр. 9. Съ ушами? я? Хотъ ихъ ты пощади. Въ оригиналѣ непереводимая игра словомъ over boots, какъ усиленіемъ выраженія "over shoes": вода доходила ему не только выше ботинокъ, но выше сапогъ (по поводу Леандра, погрузившагося въ любовь, а ради нея и въ воду); Протей же понимаетъ boots -- въ смыслѣ пытки, извѣстной подъ названіемъ "испанскихъ сапогъ", и говоритъ: nay give me not the boots -- не подвергай меня пыткѣ испанскихъ сапогъ". Игра словъ продолжается дальше въ выраженіи "іt boots theo not" -- тебѣ не подобаетъ.
   Найтъ въ своемъ "Pictorial edition of Shakespeare's Works" даетъ нижеслѣдующее изображеніе этой пытки, нарисованное по книгѣ Millacus'a "Praxis criminispersequendi" (Парижъ, 1541).

   Стр. 10. Ждетъ меня отецъ. По-англійски: my father at the road -- на рейдѣ. Шекспиръ впадаетъ тутъ въ грубую ошибку, принимая Верону за приморскій городъ, изъ котораго отправляются моремъ въ Миланъ.
   Стр. 10. Такъ я теперь потерянный баранъ. По англ. игра словъ: shipped (сѣлъ на корабль) и sheep (овца).
   Стр. 11. Спидъ. Да, синьоръ, я, заблудшій баранъ, передалъ письмо ваше ей, потерянной овечкѣ...
   Въ подлинникѣ, вмѣсто "потерянная овечка", стоитъ -- перетянутая баранина (laced mutton). Во времена Шекспира это было обыкновенное прозвище женщинъ легкаго поведенія, такъ что улица въ Клеркенволлѣ, населенная такого рода особами, называлась "Бараній переулокъ" (mutton lane).
   Стр. 11. Протей. ...лучше запереть тебя въ хлѣвъ. Спидъ. Лучше бы вы, не запираясь, выдали мнѣ фунтъ стерлинговъ на хлѣбъ... Протей. Опять совралъ: я говорю тебѣ не о хлѣбѣ, а о хлѣвѣ...
   Тутъ непереводимая игра переносными и двойными значеніями словъ: to роund -- запирать, загонять въ хлѣвъ, pound -- фунтъ стерлинговъ, pinfold -- загонъ, хлѣвъ, pin -- булавка и to fold -- складывать.
   Стр. 11. Протей. Что-жъ она сказала? (Спидъ киваетъ головою). Кивнула, болванъ?
   Спидъ. Да.
   Протей. Да? что -- да? кивнула, или что ты болванъ?
  
   Здѣсь опять непереводимая игра созвучіями словъ to nod кивать и J да (вм. новѣйшаго yes), со словомъ noddy болванъ.
   Стр. 11.
   Ступай, спаси корабль вашъ отъ крушенья
   Онъ не потонетъ, если ты на немъ:
   Сухая смерть назначена тебѣ.
  
   Намекъ на извѣстную пословицу: кому суждено быть повѣшену, тотъ не утонетъ.
   Стр. 13. Кому нужна, ужъ не солжетъ она. Игра словъ: to lie лежать и лгать. Юлія говорить: пусть бумажка лежитъ. Лючетта возражаетъ, что бумажка не лжетъ.
   Стр. 14. Юлія. Пропой его на голосъ "Свѣтъ любви".
   "Свѣтъ любви" такъ начиналась одна плясовая пѣсня, бывшая въ большомъ ходу во времена Шекспира, судя по частому упоминанію о ней у поэтовъ стараго времени. Первоначальныя слова этой пѣсни не дошли до насъ; что же касается музыки, то, но указанію нѣкоторыхъ комментаторовъ Шекспира, она очень хороша, если ее играть тихо и съ выраженіемъ. Шекспиръ упоминаетъ объ этой пѣснѣ также въ "Много шуму изъ ничего" (дѣйствіе III, сцена ІІ) изъ "Безплод. усиліяхъ любви" (Д. III, сц. 4).
   Стр. 15. Вижу я, что ими ты дорожишь -- по-англ. a month's mind -- поминаніе мертвыхъ черезъ мѣсяцъ послѣ смерти (католич. обрядъ), въ болѣе широкомъ смыслѣ преданность, привязанность.
   Стр. 18. Клянчитъ какъ нищій въ денъ Всѣхъ Святыхъ. Въ Англіи былъ обычай раздавать въ этотъ день нищимъ милостыню ввидѣ особаго пирога-Soul-cake (пирогъ за упокой души).
   Стр. 18. Спидъ ... вы помните, бранили синьора Протея, что онъ разгуливаетъ безъ подвязокъ!
   Тотъ же несомнѣнный признакъ влюбленности приводитъ и Розалинда, во второй сценѣ третьяго дѣйствія комедіи "Какъ вамъ будетъ угодно", утверждая, что у влюбленнаго "чулки должны быть безъ подвязокъ". Нѣчто подобное существуетъ и въ нашихъ русскихъ народныхъ повѣрьяхъ: когда молодая женщина теряетъ подвязку (или когда у нея подвязка развязывается), то о ней говорятъ, что "по ней миленькій истосковался".
   Стр. 18. Забываете и панталоны -- гипербола совершенно въ стилѣ Спида. Въ нѣкоторыхъ изд. сдѣлана поправка "put on your shoes" (забываетъ надѣть сапоги) -- ввиду того, что Валентинъ не является, конечно, на сценѣ безъ панталонъ. Но эту фразу нужно понимать какъ намѣренное преувеличеніе.
   Стр. 18. Сильвія. А вамъ двѣ тысячи, синьоръ служитель...
   "Синьоръ служитель" (gentle servant) называли дамы въ Шекспирово время своихъ поклонниковъ. У французовъ и до сихъ поръ сохранилось это прозваніе любезнаго мужчины -- cavalier servant.
   Стр. 20. Блудный сынъ -- въ оригиналѣ Лаунсъ вмѣсто "prodigal son" (блудный сынъ) говоритъ "prodigious son" (чудо-сынъ). У Шекспира комическіе персонажи постоянно искажаютъ слова (ср. особенно миссиссъ Квикли въ "Генрнхѣ IV").
   Стр. 20. Не то ты потеряешь. По-англійски игра словъ: you loose the tide -- упустишь время прилива, и to lose the tied,-- потерять привязаннаго (подразумѣвая свою собаку, которую онъ ведетъ на привязи).
   Стр. 21. Болтая чепуху. Въ подлинникѣ игра словъ: talе -- сказка (т.-е. выдумка, вранье) и tail хвостъ: Лаунсъ говоритъ: твоими выдумками ты потеряешь языкъ, а Пантино отвѣчаетъ: моимъ хвостомъ?
   Стр. 24. Но первая она изъ женщинъ въ мірѣ -- по-англ. let her be a principality -- опредѣленный рангъ въ іерархіи ангеловъ и небеснаго воинства.
   Стр. 21. Какъ пылъ одинъ другой уничтожаетъ. Это мѣсто Шекспиръ повторилъ потомъ въ "Коріоланѣ".
   Стр. 26. Желанный гость въ Миланѣ. Въ Folio 1623 г. сказано въ "Падуе". Попъ замѣнилъ Падую Миланомъ, исправляя ошибку Шекспира, который часто путаетъ въ этой комедіи обозначенія мѣстностей.
   Стр. 26. Будешь евреемъ, жидомъ (a Hebrew, a Jew). Въ Англіи временъ Шекспира дѣлали различіе между этими двумя опредѣленіями; -- второе было усугубленіемъ. Фальстафъ въ "Генрихѣ IV" для большей выразительности соединяетъ ихъ: or I am a Jew else, an Ebrew Jew (Henry IV, I часть, II, 1, 198).
   Стр. 20. Я ничего не возьму въ толкъ -- по англ. тутъ игра словъ: understand -- понимать и stand under -- стоять, находиться подъ чѣмъ нибудь. Скабрезные намеки не переданы переводчикомъ, вставившимъ тутъ каламбуры на тему "толкъ" и "толканіе", которыхъ нѣтъ въ оригиналѣ.
   Стр. 26. Отъ любви то ошалѣлъ. По-англійски игра словъ: lover -- влюблеввый, и lubber -- болванъ, увалень.
   Стр. 26. Пойти съ христіаниномъ въ кабакъ. По англ.: go to ale with a Christian. Игра словъ: ale -- пиво или портерная, и ale -- христіанскій народный праздникъ, въ которомъ еврей не можетъ принять участія. На такихъ праздникахъ пиво, приготовленное духовенствомъ, для народа продавалось на кладбищахъ, а для высшихъ классовъ въ церквахъ. Выручка шла на ремонтъ церквей. Пиво называлось по мѣстностямъ и временамъ года: Lamb-ale, Bride-ale, Church-ale, Whitesun-alc.
   Стр. 27. Лючетта. Такъ вы должны и волосы обрѣзать.
   Юлія: Нѣтъ, милая, я подвяжу ихъ снизу,
   A cвepxy двадцать бантовъ приколю:
   Такой уборъ не будетъ страненъ даже
   На юношѣ и старѣе меня.
  
   Въ Шекспирово время и мужчины убирали свои волосы косичками и бантами, какъ это видно изъ нижеслѣдующаго рисунка, воспроизведеннаго въ изданіи Найта по гравюрѣ XVI в.

   Стр. 28. Вамъ нуженъ бантъ, чтобъ въ немъ носить булавки, по-англ. a codpiece to stick pins on. Насмѣшка надъ современной Шекспиру модой носить панталоны съ толстой подбивкой впереди (у того мѣста, которое растегивается). Другіе поэты временъ Шекспира называли эту часть панталонъ, подушкой для булавокъ.
   Стр. 31. А, Фаэтонъ, ничтожный сынъ Меропса -- т. е. земное существо, а не сынъ бога солнца.
   Стр. 33. Протей. ...присылай
   Твои мнѣ письма: къ бѣлоснѣжной груди
   Твоей любезной перейдутъ они.
  
   Во времена Шекспира, на передней части корсетовъ въ женскихъ платьяхъ дѣлали карманъ, въ которомъ носили не только любовныя письма, но и деньги.
   Стр. 33. Чѣмъ въ любой охотничьей собакѣ -- по-англ. water-spaniel, порода собакъ, наиболѣе поддающаяся въ дрессировкѣ.
   Стр. 31. Гдѣ твой господинъ. Въ оригиналѣ непереводимая игра словъ: your mastership -- вашъ господинъ, и my masters ship -- корабль моего господина.
   Стр. 34. Она можетъ шитъ и т. д. По англійски игра словъ sew -- шить и so -- такъ.
   Стр. 34. Да поможетъ тебѣ св. Николай -- Св. Николай заступникъ школьниковъ.
   Стр. 38. Монаха Тука лысиной клянусь... Монахъ Тукъ -- сотоварищъ подвиговъ и духовникъ Робинъ Гуда, знаменитаго средневѣковаго удальца н разбойника; его обезсмертилъ Вальтеръ-Скоттъ въ своемъ романѣ "Aйвенгo".
   Стр. 42, столб. 2. Сколько нужно, чтобы высморкаться. Въ оригиналѣ грубѣе -- a pissing while (чтобы помочиться).
   Стр. 42 (тамъ же). Сидѣлъ въ колодкѣ за пудинги, которые онъ не разъ стянулъ -- обычное наказаніе бродягъ во времена Шекспира и позже. Нижеслѣдующее изображеніе колодокъ (stock) Найтъ извлекъ изъ книги Фокса "Acts and Monuments".

   Стр. 42 (тамъ же). Стоялъ у столба за гусей, которыхъ онъ задушилъ. Изъ книги названнаго выше Фокса "Martyrs" Найтъ извлекаетъ рисунокъ выставленія у позорнаго столба (въ царствованіе Генриха VIII) Роберта Окама.

   Стр. 44. О маскѣ, защищающей отъ солнца. Дамы временъ Шекспира носили бархатныя маски вмѣсто вуали, для защиты отъ солнца.
  

-----

  
   Переводъ "Двухъ Веронцевъ" Всев. Ѳ. Миллера появляется въ нашемъ изданіи съ нѣкоторыми исправленіями. О другихъ переводахъ "Двухъ Веронцевъ" см. въ заключительномъ выпускѣ.
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов