Книговод

Король Генрих VIII

Шекспир Вильям


ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

В. ШЕКСПИРА

ВЪ ПРОЗѢ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

Томъ восьмой.

1) Два Веронца. 2) Король Генрихъ VIII. 3) Титъ Андроникъ. 4) Сонеты.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ ЖУРНАЛУ

"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРѢНІЕ"

за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДѢЕВА.

1893.

  

Томъ восьмой.

1) Два Веронца. 2) Король Генрихъ VIII. 3) Титъ Андроникъ. 4) Сонеты.

  

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VIII.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

  
   Король Генрихъ VIII.
   Кардиналъ Вольсей.
   Кардиналъ Кампейусъ.
   Капуціусъ, посолъ императора Карла V.
   Крэнмеръ, архіепископъ Кэнтерберійскій.
   Герцогъ Норфолькъ.
   Герцогъ Бокингемъ.
   Герцогъ Соффолькъ.
   Графъ Соррей.
   Лордъ Камергеръ.
   Лордъ-канцлеръ.
   Гардинеръ, епископъ Винчестерскій.
   Епископъ Линкольнскій.
   Лордъ Эбергенни.
   Лордъ Сэндсъ.
   Сэръ Генри Гильфордъ.
   Сэръ Томасъ Ловель.
   Сэръ Антони Денни.
   Сэръ Никлэсъ Во.
   Секретарь Вольсея.
   Кромвель, служитель Вольсея.
   Грифитъ, гофмаршалъ королевы Екатерины.
   Три дворянина.
   Докторъ Ботсъ, врагъ короля.
   Гартеръ, герольдъ.
   Управитель герцога Бокингэма.
   Брандонъ и капитанъ стражи.
   Придверникъ залы совѣта.
   Привратникъ и его помощникъ.
   Пажъ Гардинера.
   Глашатай.
   Королева Екатерина, жена Генриха VIII, впослѣдствіи разведенная съ нимъ.
   Анна Болленъ, фрейлина королевы; впослѣдствіи королева.
   Старая лэди, другъ Анны Болленъ.
   Паціенція, прислужница королевы Екатерины.

Лорды, лэди, прислужницы королевы, духи, являющіеся королевѣ, писцы, офицеры, стража и пр.

  

Мѣсто дѣйствія: главнымъ образомъ въ Лондонѣ и Вестминстерѣ и одинъ разъ -- въ Кимбольтонѣ.

  

ПРОЛОГЪ.

  
   Не смѣшить васъ прихожу я на этотъ разъ. Теперь мы изобразимъ передъ вами событія величественныя и серьезныя, печальныя, возвышенныя, трогательныя, полныя блеска и ужаса, величественныя сцены, которыя оросятъ глаза ваши слезами. Способные къ состраданію будутъ въ состояніи, если углубятся въ эти событія, пролить слезу, ибо предметъ заслуживаетъ этого. Дающіе деньги въ надеждѣ увидѣть нѣчто, достойное вѣры, найдутъ здѣсь истину. Даже и тѣ, которые приходятъ сюда на одну или двѣ картины и только при этомъ условіи считаютъ пьесу порядочной,-- даже и они, если согласятся просидѣть тихо и терпѣливо какіе-нибудь два короткіе часа,-- могу ихъ увѣрить, заплатятъ свой шиллингъ недаромъ. Только тѣ, которые ходятъ смотрѣть однѣ лишь смѣшныя и соблазнительныя пьесы, услышать стукъ щитовъ или посмотрѣть на молодца въ длинномъ пестромъ кафтанѣ, окаймленномъ желтымъ галуномъ,-- только тѣ ошибутся въ своемъ ожиданіи. Ибо, знайте, любезные зрители: примѣшивать къ исторіи, выбранной нами, какого-нибудь шута или сраженіе значило бы не только унизить нашъ собственный умъ и пріобрѣтенную нами извѣстность, поддержать которую является единственнымъ нашимъ желаніемъ, но также лишиться навсегда всякаго понимающаго друга. Поэтому, ради неба, вы, первые и самые серьезные судьи города, будьте такъ серьезны, какъ мы бы этого желали; представьте себѣ, что видите дѣйствительныя лица нашей высокой исторіи, такія, какими они были при жизни, представьте себѣ, что вы ихъ видите во всемъ ихъ величіи, окруженными толпой тысячи друзей ихъ; а потомъ посмотрите, какъ быстро все это величіе сталкивается со всяческими бѣдствіями! И если послѣ этого, вы въ состояніи быть веселыми, то я скажу, что человѣкъ можетъ плакать даже въ самый день своего брака.
  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Лондонъ. Передняя во дворцѣ.

Входятъ: въ одной стороны герцогъ Норфолькъ, съ другой -- герцогъ Бокингэмъ и лордъ Эбергенни.

  
   Бокингэмъ. Добраго утра и пріятной встрѣчи! Какъ вы себя чувствовали послѣ нашего свиданія во Франціи?
   Норфолькъ. Благодарю вашу милость, превосходно; я даже и теперь не перестаю восторгаться тѣмъ, что тамъ видѣлъ.
   Бокингэмъ. Некстати явившаяся лихорадка удержала меня плѣнникомъ въ этой комнатѣ, когда эти два свѣта человѣчества встрѣчались въ Ардской долинѣ.
   Норфолькъ. Между Гиномъ и Ардомъ. Я присутствовалъ при этомъ; я видѣлъ, какъ они, верхомъ, привѣтствовали другъ друга, какъ, спѣшившись, они бросились въ объятія другъ другу и такъ крѣпко обнялись,что-точно срослись; и еслибы они дѣйствительно срослись, то гдѣ можно было-бы найти четыре трона, которые могли бы перевѣсить этотъ одинъ сростокъ.
   Бокингэмъ. Во все это время я былъ плѣнникомъ въ своей комнатѣ.
   Норфолькъ.Вслѣдствіе этого вы упустили зрѣлище земного величія. Можно сказать, что великолѣпіе до тѣхъ поръ было холостымъ, но теперь вступило въ брачный союзъ съ тѣмъ, что гораздо выше его самого. Каждый слѣдующій день превосходилъ день прошлый, пока, наконецъ, послѣдній не присвоилъ себѣ чудеса всѣхъ прежнихъ дней. Сегодня французы, сверкая съ головы до ногъ золотомъ, точно языческіе боги, затемняли англичанъ; на завтра англичане превращали Британію въ Индію, каждый, вновь выступавшій, казался настоящимъ рудникомъ. Ихъ маленькіе пажи, точно херувимы, были позолочены; даже дамы, не привыкшія къ стѣсненію, потѣли подъ бременемъ того, что замѣняло имъ румяны. Маскарадъ, бывшій вчера, казался несравненнымъ, а слѣдующая ночь дѣлала его ничтожнымъ и нищенскимъ. Оба короля, одинаково блестящіе, выигрывали или проигрывали, по мѣрѣ своего появленія; восторги относились къ тому, кто былъ на глазахъ; но когда оба вмѣстѣ появлялись, то всѣ говорили, что былъ только одинъ король, и ни одинъ цѣнитель не осмѣливался пошевелить языкомъ въ смыслѣ порицанія тому или другому. Когда-же эти солнца (ибо такъ называли ихъ), черезъ своихъ герольдовъ, созвали на турниръ благородныя сердца, то возникли невѣроятные подвиги, такъ-что всѣ старинныя баснословныя повѣствованія были признаны возможными и повѣрили даже Бевису.
   Бокингэмъ. Ну, вы немного преувеличиваете.
   Норфолькъ.Такъ-же вѣрно, какъ я дорожу достоинствомъ дворянина и люблю честность въ почестяхъ,-- все это теряетъ свой блескъ и жизнь даже въ искуснѣйшей передачѣ; ибо для всего этого великолѣпія нѣтъ лучше языка, какъ языкъ самого дѣйствія. Все было по царски и ничто не противорѣчило своему назначенію; порядокъ выдвигалъ на видъ каждую вещь. Всѣ исполнявшіе вполнѣ отвѣчали своему назначенію.
   Бокингэмъ. Но кто управлялъ всѣмъ этимъ? Я хочу сказать: кто приводилъ все тѣло и всѣ члены всего этого великаго торжества къ гармонической совокупности? Какъ вы думаете?
   Норфолькъ. Тотъ, кто до сихъ поръ не обнаруживалъ ни малѣйшаго расположенія къ такому дѣлу.
   Бокингэмъ. Но кто-же, любезный лордъ?
   Норфолькъ. Все было устроено съ удивительнымъ знаніемъ высокопреподобнымъ кардиналомъ Іоркскимъ.
   Бокингэмъ: Чортъ съ нимъ! Нѣтъ такого пирога, въ который онъ не совалъ-бы свой честолюбивый палецъ! Ну, на какого чорта ему нужно было соваться во всю эту бѣшенную суету! Удивляюсь, какъ этотъ комъ сала можетъ своей тушей поглощать лучи благодѣтельнаго солнца и удерживать ихъ вдали отъ земли.
   Норфолькъ. Безъ всякаго сомнѣнія, сэръ, въ немъ есть все необходимое для такихъ удачъ, ибо, не опираясь ни на предковъ, значеніе которыхъ облегчаетъ путь наслѣдникамъ, ни на величье заслугъ, оказанныхъ коронѣ, ни на могущественныя связи,-- онъ точно паукъ, извлекающій свою ткань изъ самого себя, доказываетъ намъ, что пролагаетъ себѣ дорогу одною лишь силой своихъ собственныхъ способностей! этимъ даромъ неба, который поставилъ его такъ близко къ королю.
   Эвергенни. Не могу сказать, какой даръ неба онъ получилъ; открыть это я предоставляю болѣе проницательнымъ, чѣмъ я, но я не могу видѣть его гордость, проглядывающую изъ каждой части его тѣла. Откуда она у него взялась? Если это -- не даръ ада, то видно дьяволъ соскряжничалъ, или же отдалъ ему все, что у него было, и онъ принялся заводить свой собственный задъ.
   Бокингэмъ. Но какъ могъ этотъ дьяволъ, въ этомъ посѣщеніи Франціи, взять на себя, безъ вѣдома короля, назначеніе тѣхъ, кто долженъ былъ ему сопутствовать? Одинъ онъ составилъ списокъ всей джентри, и по большей части выбирая такихъ, на которыхъ онъ могъ возложить тяжелое бремя взамѣнъ предоставленной имъ незначительной почести, и простое письмо, написанное имъ, безъ всякаго согласія со стороны совѣта, заставляетъ ѣхать того, кому оно адресовано.
   Эбергенни. Мнѣ извѣстно, изъ числа моихъ родственниковъ, по крайней мѣрѣ троихъ, которые такимъ образомъ, такъ разстроили свое состояніе, что никогда уже не поправятъ его.
   Бокингэмъ. О, да! многіе подломали себѣ хребты, взваливъ себѣ на спину всѣ свои помѣстья, ради этой торжественной поѣздки. И къ чему привело все это тщеславіе? Оно привело къ очень жалкому результату.
   Норфолькъ. Съ грустью думаю, что миръ, заключенный между Франціей и нами, не стоитъ такихъ издержекъ.
   Бокингэмъ. Каждый, послѣ наступившей ужасной бури почувствовалъ себя вдохновеннымъ, и, не сговариваясь, всѣ рѣшили, что эта буря, похищая подаяніе мира, предвѣщаетъ его внезапный разрывъ.
   Норфолькъ. И къ этому дѣло близится, потому что Франція уже нарушила договоръ и наложила запрещеніе на товары нашихъ купцовъ въ Бордо.
   Эвергенни. Уже не потому-ли и посолъ не былъ принятъ?
   Норфолькъ. Конечно.
   Эвергенни. Чудесный мирный договоръ, и къ тому-же купленный столь дорогой цѣной.
   Бокингэмъ. И надо прибавить, что все это дѣло было сдѣлано нашимъ почтеннымъ кардиналомъ.
   Норфолькъ. Да позволено мнѣ будетъ сказать, что все государство замѣтило ваши личные раздоры съ кардиналомъ. Я-бы посовѣтывалъ вамъ (примите этотъ совѣтъ, какъ идущій отъ сердца; которое желаетъ вамъ самаго прочнаго величія и счастья),-- я-бы посовѣтовалъ вамъ обратить должное вниманіе не только на могущество кардинала, но и на его враждебность къ вамъ, а также на то, что его неизмѣримая ненависть ничѣмъ не сдерживается. Вамъ извѣстно, что по природѣ онъ мстителенъ; а я съ своей стороны знаю, что лезвее его меча чрезвычайно заострено; оно длинно и, можно сказать, далеко простирается, а куда не простирается, то онъ туда бросаетъ его. Примите мой совѣтъ,-- вы его найдете благодѣтельнымъ. А! вотъ и подводный камень, котораго, какъ я только-что сказалъ, слѣдуетъ вамъ избѣгать.
  

Входитъ Вольсей (передъ нимъ несутъ кошель); за нимъ слѣдуютъ нѣсколько тѣлохранителей и два секретаря съ бумагами съ рукахъ. Проходя, кардиналъ бросаетъ на Бокингэма, а Бокингэмъ на него взглядъ, полный презрѣнія.

  
   Вольсей. Управитель герцога Бокингэма? А гдѣ его допросъ?
   1-й секретарь. Здѣсь, благородный лордъ.
   Вольсей. А самъ онъ готовъ?
   1-й секретарь. Точно такъ.
   Вольсей. Прекрасно, мы и еще, значитъ, кое-что узнаемъ, и Бокингэмъ посбавитъ свою спѣсь (Вольсей и свита уходятъ).
   Бокингэмъ. У этой собаки-мясника пасть ядовита, а у меня, къ несчастью, нѣтъ возможности наложить на нее намордникъ; поэтому лучшее -- не дразнить эту собаку. Педантство нищаго господствуетъ надъ дворянской кровью.
   Норфолькъ. Какъ? неужели вы горячитесь? Испросите у Господа побольше хладнокровія; это -- единственное лекарство противъ вашего недуга.
   Бокингэмъ. Я увидѣлъ новыя ковы противъ меня въ его взглядахъ. Его взоръ презрительно упалъ на меня, какъ на самый подлый предметъ; въ эту минуту онъ направляетъ противъ меня какой-нибудь ударъ. Онъ отправился къ королю; я послѣдую за нимъ и озадачу его.
   Норфолькъ. Остановитесь, милордъ; позвольте вашему гнѣву посовѣтоваться съ вашимъ разумомъ насчетъ того, какъ вы должны поступить. Приходится идти съ самаго начала медленно, когда взбираешься на крутизну. Гнѣвъ -- точно горячая лошадь; если ей дать волю, то самая ея пылкость истощитъ ее. Никто въ Англіи не можетъ-быть для меня лучшимъ совѣтчикомъ, чѣмъ вы; такъ будьте же и для самого себя тѣмъ, чѣмъ вы всегда были для вашего друга.
   Бокингэмъ. Нѣтъ, я иду къ королю и устами чести принижу дерзость этого негодяя изъ Ипсвича, или-же заявлю, что между людьми нѣтъ неравенства.
   Норфолькъ. Подумайте хорошенько. Не разжигайте для вашего врага печи до такой степени, чтобы она могла ожечь и васъ. Благодаря бѣшеной скачкѣ, вы можете перешагнуть черезъ цѣль, къ которой стремитесь, и промахнуться вслѣдствіе слишкомъ большого рвенія. Развѣ вамъ неизвѣстно, что пламя, приподымающее жидкость до краевъ сосуда, хотя повидимому увеличиваетъ количество ея, тѣмъ не менѣе въ дѣйствительности уменьшаетъ? Подумайте хорошенько. Повторяю, во всей Англіи не найдется души, болѣе васъ способной руководить вами, если только сокомъ благоразумія вы потушите или, по крайней мѣрѣ, умѣрите пламя страсти.
   Бокингэмъ. Сэръ, благодарю васъ; я послѣдую вашему совѣту; но этотъ негодный нахалъ (говорю о немъ не вслѣдствіе разлива желчи, а вслѣдствіе благороднаго негодованія), подкупленъ и измѣнникъ и я это знаю изъ свѣдѣній и доказательствъ столь-же ясныхъ, какъ ясны источники въ Іюлѣ, когда на днѣ ихъ мы можемъ разсмотрѣть каждую песчинку.
   Норфолькъ. Не говорите, что онъ измѣнникъ.
   Бокингэмъ. Нѣтъ, я это скажу королю и этому заявленію дамъ твердость скалы. Слушайте, эта святоша-лиса или этотъ волкъ, или оба вмѣстѣ (потому-что въ одинаковой мѣрѣ онъ и хищенъ, и хитеръ, столь же склоненъ ко злу, какъ и искусенъ осуществить его, ибо его душа и его санъ взаимно заражають другъ друга),-- такъ вотъ эта святоша-лиса или этотъ волкъ, съ единственною цѣлью блеснуть своимъ величіемъ во Франціи, какъ впрочемъ и здѣсь, посовѣтовалъ королю, нашему повелителю, устроить это свиданіе и заключить этотъ невыгодный союзъ, который поглотилъ столько сокровищъ и затѣмъ лопнулъ, какъ стаканъ, который лопается, когда его вытираютъ.
   Норфолькъ. Да это правда, онъ лопнулъ.
   Бокингэмъ. Позвольте; послушайте меня, сэръ. Этотъ лукавый кардиналъ какъ хотѣлъ, такъ и составлялъ пункты этого договора, и ему стоило лишь крикнуть: я такъ хочу,-- чтобы каждый изъ этихъ пунктовъ былъ утвержденъ; а въ результатѣ -- костыль, данный мертвецу. Но вѣдь это сдѣлано нашимъ графомъ-кардиналомъ, а потому прекрасно сдѣлано. Дѣло сдѣлано достойнымъ Вольсеемъ, который не можетъ ошибиться. А теперь посмотримъ на послѣдствія, -- и туть-то я, главнымъ образомъ, вижу нѣчто въ родѣ щенка этой старой вѣдьмы, измѣны,-- императоръ Карлъ, подъ предлогомъ повидаться съ своей теткой-королевой (потому что это былъ только предлогъ, а въ дѣйствительности онъ пріѣхалъ съ тѣмъ, чтобы снюхаться съ Вольсеемъ) является сюда. Онъ боялся, чтобъ свиданіе между Англіей и Франціей, устанавливая между ними союзъ, не повредило ему, потому что въ этомъ союзѣ скрывались нѣкоторыя опасности, которыя угрожали ему. И вотъ онъ тайно вступаетъ въ переговоры съ кардиналомъ. Въ этомъ я убѣжденъ, потому что я убѣжденъ, что императоръ платилъ, не дожидаясь обѣщаній, такъ что его желаніе было исполнено прежде, чѣмъ оно было заявлено имъ. Но когда, такимъ образомъ, путь былъ расчищенъ и вымощенъ золотомъ, императоръ пожелалъ, чтобы ему было угодно измѣнить политику короля и уничтожить сказанный союзъ. Король долженъ узнать (и скоро онъ узнаетъ это черезъ меня), что кардиналъ торгуетъ по своему усмотрѣнію его честью ради собственной выгоды.
   Норфолькъ. Очень сожалѣю, что слышу это о немъ; я-бы желалъ, чтобы относительно этого вы нѣсколько ошибались.
   Бокингэмъ. Нѣтъ, я не ошибаюсь ни на одну букву. Я его представляю въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онъ явятся въ дѣйствительности.
  

Входитъ Брандонъ, предшествуемый капитаномъ стражи и нѣсколькими стражами.

  
   Брандонъ. Капитанъ, исполняйте вашу обязанность.
   Капитанъ. Сэръ, герцогъ Бокингэмъ, графъ Герфордскій, Стэффордскій и Нортэмптонскій, именемъ нашего августѣйшаго короля, я арестую тебя какъ государственнаго измѣнника.
   Бокингэмъ. Видите, любезный лордъ, стѣна уже упала на меня; я погибну жертвой злыхъ умысловъ и коварства.
   Брандонъ. Сожалѣю, что принужденъ быть свидѣтелемъ, какъ вы лишаетесь свободы. По волѣ его свѣтлости вы должны быть оправлены въ Тоуэръ.
   Бокингэмъ. Было-бы совершенно излишне защищать мою невинность: на меня легла такая окраска, которая дѣлаетъ черными и самыя бѣлыя мои части. Да исполнится воля Всевышняго въ этомъ, какъ и во всемъ остальномъ. О, лордъ Эбергенни, будьте здоровы!
   Брандонъ. Нѣтъ, онъ долженъ сопровождать васъ (къ Эбергенни). Королю угодно, чтобы вы отправились въ Тоуэръ, гдѣ вы узнаете его дальнѣйшее распоряженіе.
   Эбергенни. Какъ сказалъ герцогъ, да исполнится воля Всевышняго; я повинуюсь рѣшенію короля.
   Брандонъ. Вотъ королевское повелѣніе арестовать лорда Монтекью и захватить духовника герцога, Джона де-ла-Каръ, Джильберта Пека, его канцлера...
   Бокингэмъ. Ну, конечно, конечно; вотъ они -- члены заговора. Надѣюсь, что нѣтъ другихъ.
   Брандонъ. Еще -- монахъ Картезіанскаго монастыря.
   Бокингэмъ. А! Никлэсъ Гопкинсъ?
   Брандонъ. Онъ самый.
   Бокингэмъ. Мой управитель -- мошенникъ; слишкомъ всемогущій кардиналъ обольстилъ его золотомъ. Моя жизнь же измѣрена. Я -- только тѣнь несчастнаго Бокингэма, котораго формы принимаетъ уже эта туча, затмѣвающая мое лучезарное солнце... Прощайте, лорды (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Зала совѣта.

Трубы. Входятъ: король Генрихъ, кардиналъ Вольсей, лорды совѣта, сэръ Томасъ Ловель, свита. Король входитъ, облокотясь на плечи кардинала.

  
   Король Генрихъ. Самая жизнь моя и самая лучшая моя любовь благодарятъ васъ за эту великую заботливость. Я находился подъ выстрѣлами убійственнѣйшаго заговора и благодарю васъ, что вы уничтожили его. Позвать этого служителя Бокингэма; мы лично выслушаемъ его показанія; онъ долженъ перечислить по пунктамъ всѣ преступленія своего господина.
  

Король садится на тронъ; лорды занимаютъ свои мѣста. Кардиналъ помѣщается у ногъ короля, по правую сторону. За сценой раздаются крики: "дорогу королевѣ"! Королева входитъ въ сопровожденіи герцоговъ Норфолька и Соффолька; она преклоняетъ колѣна. Король встаетъ, поднимаетъ ее и помѣщаетъ возлѣ себя.

  
   Королева Екатерина. Нѣтъ, я должна стоять на колѣняхъ, потому что я -- просительница.
   Король Генрихъ. Встань и садись возлѣ насъ... Не говори намъ половины твоей просьбы, ты имѣешь половину нашей власти. Другая половина, прежде чѣмъ ты ее выскажешь, уже дана тебѣ. Выскажи твою волю и приведи ее въ исполненіе.
   Королева Екатерина. Благодарю ваше величество. Чтобы вы любили себя и, въ этой любви, не забывали вашей славы и достоинства вашихъ обязанностей, -- вотъ въ чемъ заключается предметъ моей просьбы.
   Король Генрихъ. Королева, продолжайте.
   Королева Екатерина. Ко мнѣ обращаются многія лица, изъ самыхъ достойныхъ, съ жалобами на то, что ваши подданные испытываютъ жестокія угнетенія. Въ народѣ были разосланы повелѣнія, разбившія сердце ихъ преданности престолу, и хотя вслѣдствіе этого, мой добрый лордъ кардиналъ, ихъ важнѣйшіе упреки, главнымъ образомъ, относятся къ вамъ, какъ къ виновнику этихъ притѣсненій, однако и король, нашъ повелитель (да сохранитъ небо его честь отъ всякаго пятна), не избѣгаетъ непристойныхъ толковъ, которые разрываютъ бока преданности престолу и которыя переходятъ почти въ явный бунтъ.
   Норфолькъ. Не только переходятъ, а уже перешли! Вслѣдствіе этихъ новыхъ налоговъ суконщики, не будучи въ состояніи содержать всѣхъ рабочихъ, распустили прядильщиковъ, чесальщиковъ, валяльщиковъ, ткачей, и всѣ они, не имѣя въ рукахъ другого ремесла, вынуждаемые голодомъ и недостаткомъ всякихъ средствъ къ существованію, въ отчаяніи взявъ событіе за рога, находятся всѣ въ полномъ возстаніи и опасность служитъ въ ихъ рядахъ.
   Король Генрихъ. Налоги?! Kaкie? Какого рода? Лордъ кардиналъ, вы здѣсь обвиняетесь такъ-же, какъ и мы, -- знаете ли вы, что это за налоги?
   Вольсей. Государь, мнѣ извѣстна только часть того, что касается всего государства, я только иду въ колоннѣ, гдѣ многіе другіе шагаютъ вмѣстѣ со мной.
   Королева Екатерина. Да, милордъ, вамъ извѣстно не болѣе, чѣмъ другимъ, но вы прибѣгаете къ мѣрамъ, которыя извѣстны всѣмъ, мѣрамъ, жестокимъ для всѣхъ тѣхъ, которые никогда не желали бы ихъ знать, но которые, однако, принуждены ихъ знать. Что-же касается до притѣсненій, о которыхъ спрашиваетъ мой повелитель, то они даже для слуха убійственны; ихъ бремя можетъ надломить всякую спину. Говорятъ, что они выдуманы вами. Если это не такъ, то вы претерпѣваете ужасную клевету.
   Король Генрихъ. Опять притѣсненіе! Но какого рода притѣсненіе? Объясните мнѣ, наконецъ, въ чемъ дѣло.
   Королева Екатерина. Я слишкомъ отваживаюсь злоупотреблять вашимъ терпѣніемъ, но меня ободряетъ обѣщаніе вашего прощенія. Жалобы вашихъ подданныхъ, кажется, заключаются въ учрежденіи комиссій, требующихъ отъ всякаго шестую часть всего имущества, которая должна быть выдана немедленно, безъ всякихъ проволочекъ, а предлогомъ къ этому налогу является война съ Франціей. Это дѣлаетъ дерзкими уста; языки отвергаютъ долгъ, въ охладѣвшихъ сердцахъ мерзнетъ вѣрность престолу; проклятія поселились теперь тамъ, гдѣ прежде жили молитвы, и выходитъ, что всякое сговорчивое послушаніе становится рабомъ каждой раздраженной воли. Я бы желала, чтобъ ваша свѣтлость, не отлагая дѣла, приняла это во вниманіе, потому что важнѣе этого дѣла нѣтъ ничего.
   Король Генрихъ. Клянусь жизнью, все это -- противъ нашихъ желаній.
   Вальсей.Что касается меня, то во всемъ этомъ я только подалъ простой голосъ, и я его подалъ съ просвѣщеннаго одобренія судей. Если-же на меня клевещутъ невѣжественные языки, которые, не зная ни моихъ способностей, ни моей личности, берутся однакоже быть лѣтописцами моихъ дѣйствій, то позвольте мнѣ сказать, что судьба моего положенія -- тернистый кустарникъ, черезъ который должна пробираться добродѣтель. Мы не должны останавливаться передъ необходимыми мѣрами изъ боязни навлекать на себя злобныя порицанія, которыя всегда, подобно хищнымъ рыбамъ, слѣдуютъ за вновь спущеннымъ кораблемъ, не пріобрѣтая ничего, кромѣ пустой зависти. Часто то, что мы дѣлаемъ самаго лучшаго, порицается болѣзненными или безтолковыми истолкователями; и также часто самое худое, поражая грубый умъ, провозглашается нашимъ лучшимъ дѣломъ. Еслибы мы остались недѣятельными, изъ боязни, что малѣйшее наше движеніе будетъ осмѣяно или порицаемо, то мы бы приросли къ мѣсту, на которомъ находимся теперь, и сдѣлались бы такъ же неподвижны, какъ статуи.
   Король Генрихъ. Дѣла, хорошо обдуманныя, исполненныя тщательно, сами по себѣ исключаютъ эти опасенія. Дѣла-же, совершенно новыя, не имѣвшія примѣровъ прошломъ, въ своихъ послѣдствіяхъ могутъ бить опасны. Имѣется-ля примѣръ такого налога? Я думаю, что такого примѣра не было. Мы не должны отрывать нашихъ подданныхъ отъ нашихъ законовъ и приковывать ихъ къ нашему произволу. Шестая часть каждаго имущества! Такой налогъ приводитъ въ дрожь! Да вѣдь это значитъ, -- съ каждаго дерева брать вѣтви, кору и часть ствола, и хотя мы оставляемъ дереву его корни, но при такомъ увѣчьи воздухъ поглотитъ всѣ его соки. Да будетъ немедленно разослано во всѣ графства, о которыхъ идетъ рѣчь, прощеніе всякому, кто возсталъ противъ введенія этого налога. Прошу васъ позаботиться объ этомъ; возлагаю на васъ эту заботу,
   Boльсей (тихо секретарю). Одно слово. Отправить въ каждое графство увѣдомленіе о милости и прощеніи короля. Обремененный народъ сильно ропщетъ на меня; распустить слухъ о томъ, что эта отмѣна и это прощеніе вызваны нашимъ заступничествомъ. Вскорѣ вы получите отъ меня новыя распоряженія на этотъ счетъ (Секретарь уходитъ).
  

Входитъ управитель.

  
   Королева Екатерина. Очень жаль, что герцогъ Бокингэмъ навлекъ на себя ваше неудовольствіе.
   Король Генрихъ. Многихъ это огорчаетъ. Этотъ джентльмэнъ весьма ученъ и рѣдкій ораторъ; никого природа не одарила такъ, какъ его; его знанія такъ велики, что онъ можетъ просвѣщать и учить самыхъ великихъ ученыхъ, не прибѣгая ни къ какой чужой помощи. Однако, посмотрите, -- когда всѣ эти благороднѣйшіе дары направлены въ дурную сторону, когда душа разъ навсегда извращена, то всѣ эти дары сейчасъ-же принимаютъ формы порока, которые становятся въ десять разъ безобразнѣе, чѣмъ когда-то были прекрасны. Это столь совершенный человѣкъ, поставленный на ряду чудесъ, до такой степени очаровывавшій насъ своею рѣчью, что мы принимали часы за минуты, этотъ человѣкъ, любезная королева, облекъ въ чудовищныя одежды свои дары и сталъ такъ черенъ, какъ если бы его замаралъ самъ адъ. Сядьте подлѣ насъ, и вы услышите (этотъ человѣкъ былъ его повѣреннымъ) вещи, оскорбляющія самую честь... Пускай онъ разскажетъ всѣ тѣ происки, которые онъ уже открылъ намъ, которымъ мы не можемъ приписывать слишкомъ малаго значенія и о которыхъ мы не можемъ слышать слишкомъ долго.
   Вольсей. Пойди и разсказывай смѣло все, что, какъ вѣрный подданный, ты узналъ о герцогѣ Бокингэмѣ.
   Король Генрихъ. Говори свободно.
   Управитель. Во первыхъ, онъ имѣлъ привычку ежедневно заражать свою рѣчь тѣмъ, что если король умретъ безъ потомства, то онъ позаботится о томъ, чтобы скипетръ перешелъ въ его руки. Эти самыя слова я слышалъ, когда онъ говорилъ ихъ своему зятю, лорду Эбергенни, и клялся, что отомститъ кардиналу.
   Вольсей. Прошу ваше величество замѣтить весь ужасъ его замысловъ. Не поддерживаемая его желаніями, его воля глубоко враждебна вашей особѣ и угрожаетъ, послѣ васъ, вашимъ друзьямъ.
   Королева Екатерина. Просвѣщенный лордъ кардиналъ, будьте снисходительнѣе.
   Король Генрихъ. Говори: на чемъ основалъ онъ свои притязанія на корону послѣ нашей смерти? Не слыхалъ-ли ты чего-нибудь на этотъ счетъ?
   Управитель. На эту мысль навело его безумное предсказаніе Никлэса Гентона.
   Король Генрихъ. Кто такой этотъ Гентонъ?
   Управитель. Государь, это -- картезіанскій конахъ, его духовникъ, который питалъ его постоянно обѣщаніями верховной власти.
   Король Генрихъ. Какъ ты объ этомъ узналъ?
   Управитель. Вскорѣ послѣ отъѣзда вашего величества во Францію, герцогъ, находясь въ "Розѣ", въ приходѣ Святого Лаврентія Полтнейскаго, спросилъ меня, что думаютъ въ Лондонѣ о поѣздкѣ во Францію? Я отвѣчалъ, что боятся опаснаго для короля коварства французовъ. Герцогъ сейчасъ же мнѣ сказалъ, что этого дѣйствительно слѣдуетъ бояться, и что могутъ оправдаться слова, сказанныя нѣкіимъ святымъ монахомъ. "Часто, -- прибавилъ онъ, -- этотъ монахъ присылалъ ко мнѣ съ просьбой, чтобы я позволилъ моему капеллану Джону Де-ла-Кару выслушать отъ него нѣкоторое важное сообщеніе. И вотъ, подъ видомъ исповѣди, потребовавъ отъ капеллана торжественной клятвы, что то, что онъ скажетъ, не будетъ передано ни одному живому существу, за исключеніемъ меня, этотъ монахъ, послѣ нѣкоторыхъ оговорокъ, сказалъ: "ни король, ни его потомство не будутъ процвѣтать (скажи это герцогу); посовѣтуй ему заслужить любовь народа; герцогъ будетъ править Англіей".
   Королева Екатерина. Если я хорошо тебя припоминаю, ты былъ управителемъ герцога и ты лишился этого мѣста вслѣдствіе жалобъ фермеровъ. Остерегайся обвинить по злобѣ благороднаго человѣка и погубить свою душу, еще болѣе благородную. Остерегайся, говорю тебѣ; да, сердечно прошу тебя.
   Король Генрихъ. Оставь его... Продолжай.
   Управитель. Кладу руку на сердце: я буду говорить только истину. Я сказалъ герцогу, что монахъ могъ быть обманываемъ дьявольскими внушеніями, что было бы опасно для него думать объ этомъ, что эти мысли могутъ его натолкнуть на какой-нибудь замыселъ, который, если онъ увлечетъ его, можетъ быть приведенъ въ исполненіе. Онъ отвѣчалъ: "Какія глупости! Это не можетъ мнѣ повредить!" И затѣмъ прибавилъ, что если бы король не оправился отъ своей послѣдней болѣзни, то головы кардинала и сэра Томаса Довеля навѣрное не уцѣлѣли бы.
   Король Генрихъ. Какая злоба! Сколько коварства въ этомъ человѣкѣ! Можешь-ли ты сообщить намъ еще что-нибудь?
   Управитель. Да, государь.
   Король Генрихъ. Ну, такъ продолжай.
   Управитель. Будучи въ Гринвичѣ когда ваше величество сдѣлали выговоръ герцогу по поводу сэра Вильяма Бломеръ...
   Король Генрихъ. Да, я помню это обстоятельство; хотя этотъ Бломеръ находился у меня на службѣ, герцогъ взялъ его къ себѣ. Но продолжай: что же потомъ?
   Управитель. "Если бы, -- воскликнулъ онъ, -- за это я былъ отправленъ въ Тоуэръ, то я все-таки думаю, сдѣлалъ бы то, что замышлялъ сдѣлать мой отецъ противъ Ричарда, похитителя престола: находясь въ Сольсбери, онъ просилъ аудіенціи у Ричарда и, если бы былъ принятъ, то онъ, подъ видомъ покорности, вонзилъ бы свой кинжалъ въ его грудь"
   Королева Екатерина. Какой чудовищный измѣнникъ!
   Вольсей. Спрашиваю теперь, государыня, можетъ-ли ваше величество чувствовать себя въ безопасности, и можетъ-ли этотъ человѣкъ не быть въ тюрьмѣ?
   Королева Екатерина. Господь устроитъ все къ лучшему.
   Король Генрихъ. У тебя есть еще кое-что сообщить намъ? Продолжай.
   Управитель. Сказавъ о герцогѣ, своемъ отцѣ, и о кинжалѣ, онъ весь выпрямился, положилъ одну руку на свой мечъ, другую -- на грудь; поднявъ глаза, онъ произнесъ страшную клятву, которая означала, что если съ нимъ поступятъ дурно, то онъ превзойдетъ своего отца на столько, на сколько исполненіе задуманнаго предпріятія превосходитъ несбывшееся намѣреніе.
   Король Генрихъ. Такъ вотъ его цѣль! Вонзить въ нашу грудь кинжалъ! Но онъ арестованъ; судите его немедленно; если онъ можетъ найти прощеніе въ законѣ, -- пусть будетъ такъ; если не найдетъ, -- пусть не ищетъ прощенія въ насъ. Клянусь днемъ и ночью, это -- величайшій преступникъ! (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Комната во дворцѣ.

Входятъ: лордъ Камергеръ и лордъ Сэндсъ.

  
   Лордъ Камергеръ. Неужели чары Франціи заставляютъ людей прибѣгать къ такимъ страннымъ нарядамъ?
   Сэндсъ. Новые люди, какъ бы они ни были смѣшны, какъ бы ни были неприличны, всегда найдутъ послѣдователей.
   Лордъ Камергеръ. Насколько я могъ замѣтить, всѣ выгоды извлеченныя нашими англичанами изъ этой поѣздки, ограничиваются двумя или тремя гримасами, но за то гримасы эти забавны, потому что, когда они ихъ дѣлаютъ, мы можемъ побожиться, что ихъ носы были совѣтниками Пепине или Клотара, -- такъ величественно они вздергиваютъ ихъ.
   Сэндсъ. У нихъ и ноги новыя, но хромыя; кто прежде на видалъ, какъ они ходятъ, подумаетъ, что всѣ они -- въ шпатѣ.
   Лордъ Камергеръ. Чортъ возьми, любезный лордъ, ихъ платья имѣютъ такой языческій покрой, что навѣрное можно сказать, что они износили все свое христіанство...Что новаго, сэръ Ловель?
  

Входитъ сэръ Томасъ Ловель.

  
   Ловель. Право, любезный лордъ, я знаю только, что новый указъ прибитъ къ дворцовымъ воротамъ.
   Лордъ Камергеръ. Относительно чего?
   Ловель. Относительно преобразованія нашихъ щеголеватыхъ путешественниковъ, наполняющихъ дворъ ссорами, болтовней и портными.
   Лордъ Камергеръ. Очень радъ, теперь можно просить этихъ господъ согласиться, что англійскій придворный даже и не побывавъ въ Луврѣ, можетъ не быть лишенъ здраваго смысла.
   Ловель. Теперь имъ приходится (такъ требуетъ указъ), оставить всѣ остатки шутовства и перья, привезенныя ими изъ Франціи, также какъ и всѣ свои почтенныя привычки глупости, усвоенныя ими, какъ то дуэли и фейерверки; должны перестать подсмѣиваться надъ людьми, которые гораздо достойнѣе ихъ, съ высоты ихъ чужеземной мудрости; они должны отказаться начисто отъ страсти къ игрѣ въ мячи и къ длиннымъ чулкамъ, къ пузырчатому нижнему платью и къ подобнымъ же новшествамъ, и вообще должны вести себя какъ приличествуетъ порядочнымъ людямъ; или, въ противномъ случаѣ, они должны забрать свои пожитки и отправиться къ своимъ прежнимъ шутамъ. Тамъ, я думаю, они могутъ cum privilegio изнашивать то, что имъ еще остается отъ ихъ шутовства, и быть посмѣшищемъ.
   Сэндсъ. Дѣйствительно, лекарство имъ необходимо; ихъ, болѣзнь заразительна.
   Лордъ Камергеръ. Но какая потеря для нашихъ дамъ: онѣ лишатся этихъ нарядныхъ хвастуновъ!
   Ловель. О, конечно, не обойдется безъ истиннаго горя, господа. Эти лукавые сыновья потаскухъ обладаютъ удивительнѣйшей способностью заставлять дамъ спотыкаться. Въ этомъ случаѣ нѣтъ ничего лучше, какъ французская пѣсенка и скрипка!
   Сэндсъ. Къ чорту ихъ скрипку! Я очень радъ, что они убираются отсюда, потому-что вѣрить въ ихъ исправленіе рѣшительно нелѣпо. Теперь честный провинціальный лордъ, какъ я, напримѣръ, столько времени не допускаемый къ игрѣ, можетъ затянуть свою безъискуственную пѣсенку и заставить себя послушать часъ -- другой, и, клянусь Богоматерію, какъ музыкантъ, онъ не ударитъ лицомъ въ грязь.
   Лордъ Камергеръ. Чудесно, лордъ Сэндсъ. Вы, должно быть, еще не потеряли молочныхъ зубовъ.
   Сэндсъ. Да, любезный лордъ, и я ихъ не потеряю, пока во рту у меня будетъ хоть одинъ корешокъ,
   Лордъ Камергеръ. Куда это вы направились, сэръ Томасъ?
   Ловель. Къ кардиналу; да и вы тоже приглашены.
   Лордъ Камергеръ. Ахъ, да, правда. Сегодня у него ужинъ, великолѣпный ужинъ. Лордовъ и лэди будетъ множество. Могу васъ увѣрить, тамъ будутъ красавицы всего государства.
   Ловель. У этого прелата сердце, по истинѣ, щедрое, а рука его такъ же плодоносна, какъ и почва, питающая насъ: его роса на все нисходитъ.
   Лордъ Камергеръ. Безъ всякаго сомнѣнія, онъ щедръ; нужно быть злоязычнымъ, чтобы сказать противное.
   Сэндсъ. Онъ можетъ быть щедрымъ, -- есть съ чего; въ немъ бережливость была-бы грѣхомъ болѣе гнуснымъ, чѣмъ ересь. Люди его положенія должны быть самыми щедрыми; вѣдь они на то и поставлены, чтобы давать примѣръ.
   Лордъ Камергеръ. Конечно, такъ, но немногіе въ наше время показываютъ такой великій примѣръ. Моя лодка ожидаетъ меня. Ваше лордство будетъ меня сопровождать... Ѣдемте, сэръ Томасъ, а то, пожалуй, запоздаемъ, а этого мнѣ бы не хотѣлось, потому-что сэръ Генри Гильдфордъ и я назначены быть надзирателями на праздникѣ.
   Сэндсъ. Къ вашимъ услугамъ! (Уходитъ).
  

СЦЕНА IV.

Пріемная зала въ Іоркскомъ дворцѣ.

Трубы. Небольшой столъ подъ балдахиномъ для кардинала; болѣе длинный столъ для гостей. Въ одну дверь входитъ Анна Болленъ и нѣсколько лордовъ, лэди и нѣсколько знатныхъ дамъ, въ качествѣ гостей; въ другую дверь -- сэръ Генри Гильдфордъ.

  
   Гидьдфордъ. Прекрасныя лэди, его свѣтлость привѣтствуетъ васъ. Эту ночь онъ посвящаетъ свѣтлой радости и вамъ; онъ надѣется, что никто изъ этого благороднаго собранія не принесъ съ собой заботъ извнѣ; прежде всего онъ-бы желалъ,чтобы всѣ были такъ веселы, какъ могутъ сдѣлать веселыми хорошее общество, хорошее вино и радушный пріемъ.
  

Входятъ лордъ Камергеръ, лордъ Сэндсъ и сэръ Томась Ловель.

  
   О, любезный лордъ, вы запоздали! одна лишь мысль объ этомъ прекрасномъ обществѣ придала мнѣ крылья.
   Лордъ Камергеръ. Вы молоды, сэръ Генри Гильдфордъ.
   Сэндсъ. Сэръ Томасъ Ловель, еслибы кардиналъ имѣлъ хотя бы вдвое меньше мірскихъ помысловъ, чѣмъ я имѣлъ ихъ, то многимъ изъ этихъ дамъ, до ихъ отхода ко сну, былъ-бы предложенъ такой увлекательный десертъ, что онъ понравился-бы имъ больше всего другого. Клянусь жизнію, вотъ блестящее собраніе красавицъ!
   Ловель. Ахъ, любезный лордъ! еслибы вы могли-быть сегодня духовникомъ одной или двухъ изъ этихъ дамъ!
   Сэндсъ. О, да, я-бы хотѣлъ быть ихъ духовникомъ; я-бы назначалъ имъ самое легкое наказаніе!
   Ловель. Легкое?
   Сзндсъ. Да, такое легкое, какое можетъ доставить пуховое ложе.
   Лордъ Камергеръ. Прекрасныя леди, не угодно ли вамъ садиться? Сэръ Гарри, станьте на этой сторонѣ; я-же позабочусь объ этой. Его свѣтлость сейчасъ появится... Нѣтъ, вы не должны мерзнуть; двѣ дамы рядомъ -- вѣдь это холодъ. Лордъ Сендсъ, съ вами онѣ не будутъ скучать. Прошу васъ, сядьте между этими дамами.
   Сэндсъ. Надѣюсь. Позвольте поблагодарить вашу свѣтлость... Съ вашего позволенія, прекрасныя дамы (Садится между Анною Болленъ и другой лэди). Если вы замѣтите, что я начинаю бредить, -- простите меня; это я унаслѣдовалъ отъ отца.
   Анна. А развѣ отецъ вашъ былъ помѣшанъ?
   Сэндсъ. О, да, помѣшанъ, совершенно помѣшанъ, и именно въ любви, но онъ не кусался; совсѣмъ, какъ я; онъ цѣловалъ разъ двадцать, не переводя духа (Цѣлуетъ ее).
   Лордъ Камергеръ. Прекрасно сказано, любезный лордъ. Теперь всѣ размѣщены какъ слѣдуетъ... Джентльмэны, вы будете наказаны, если эти прекрасныя лэди будутъ недовольны вами.
   Сэндсъ. Что касается меня -- не безпокойтесь; только не мѣшайте мнѣ.
  

Трубы. Входитъ кардиналъ Вольсей со свитой; садится на свое мѣсто.

  
   Вольсей. Привѣтствую васъ, дорогіе гости: кто изъ благородныхъ лэди или джентльмэновъ не будетъ отъ души веселиться, -- тотъ не изъ числа друзей моихъ. А вотъ и подтвержденіе моего привѣта: ваше здоровье (Пьетъ.).
   Сэндсъ. Ваша свѣтлость такъ привѣтливы. Прикажите мнѣ дать кубокъ, который-бы вмѣстилъ въ себѣ всю благодарность; онъ избавитъ меня отъ лишнихъ словъ.
   Вольсей. Лордъ Сэндсъ, благодарю васъ; займите вашихъ сосѣдокъ. Лэди, вы не веселы. Кто виноватъ изъ васъ, джентльмэны?
   Сэндсъ. Прежде всего, красное вино должно зарумянить ихъ прекрасныя щечки, благородный лордъ. Тогда и онѣ заговорятъ, да еще такъ, что повергнутъ насъ въ безмолвіе.
   Анна. Вы веселый собесѣдникъ, любезный лордъ Сэндсъ.
   Сэндсъ. Да, когда веду свою игру. Теперь я обращаюсь съ вамъ, прекрасная лэди: я пью, и вы должны отвѣтить мнѣ, потому что дѣло касается кое-чего такого...
   Анна. Что вы не можете мнѣ показать?
   Сэндсъ. Развѣ не говорилъ я вашей свѣтлости, что онѣ сейчасъ-же заговорятъ?

(Трубы и барабаны за сценой. Пушечные выстрѣлы).

   Вольсей. Что это такое?
   Лордъ-камергеръ. Узнайте (Уходитъ одинъ изъ служителей).
   Вольсей. Какіе воинственные звуки! Что это можетъ означать? Нѣтъ, прекрасныя лэди, не пугайтесь, вы -- внѣ всякой опасности, по всѣмъ правиламъ войны.
  

Служитель входитъ.

  
   Лордъ Камергеръ. Ну, что такое?
   Служитель. Блестящее общество иностранцевъ, какъ по всему видно; они причалили къ берегу, выходятъ изъ лодокъ и направляются сюда; точно чрезвычайные послы иностранныхъ принцевъ.
   Вольсей. Любезный лордъ Камсргеръ. Привѣтствуйте ихъ -- вы говорите по французски; и прошу васъ, примите ихъ съ почтеніемъ и приведите ихъ въ наше присутствіе; пусть это небо красоты всей силой своего свѣта озаритъ ихъ. Нѣсколько другихъ джентльмэновъ будутъ вамъ сопутствовать (Камергеръ уходитъ со свитой. Всѣ встаютъ. Столы отодвигаются). Пиръ прерванъ, но мы возобновимъ его. Желаю всѣмъ прекраснаго пищеваренія. Еще разъ примите мои привѣтствія.
  

Трубы. Входитъ Король и другіе, замаскированные пастушками; введенные лордомъ Камергеромъ, они прямо направляются къ кардиналу и любезно раскланиваются съ нимъ.

  
   Больсей. Какое благородное общество! Что ему угодно?
   Лордъ Камергеръ. Такъ какъ они не говорятъ по англійски, то просили меня передать вашей свѣтлости, что, узнавъ о столь прекрасномъ и столь благородномъ обществѣ, которое должно было, по слухамъ, собраться здѣсь сегодня вечеромъ, они сочли своимъ долгомъ, изъ уваженія къ красотѣ, оставить стада свои и испрашиваютъ позволенія, подъ вашимъ любезнымъ покровительствомъ, насладиться лицезрѣніемъ этихъ дамъ и провести часъ въ бесѣдѣ съ ними.
   Вольсей. Скажите имъ, лордъ Камергеръ, что они дѣлаютъ великую честь моему бѣдному дому, за что благодарю ихъ тысячу разъ и прошу ихъ принять участіе въ нашемъ увеселеніи.
  

Кавалеры выбираютъ дамъ для танцевъ. Король выбираетъ Анну Болленъ.

  
   Король Генрихъ. Прекраснѣйшей руки я никогда еще не касался! О, красота, до сегодняшняго дня я не зналъ тебя! (Музыка. Танцы).
   Лордъ Камергеръ. Что прикажетъ ваша милость?
   Вольсей. Потрудитесь сказать имъ отъ меня, что между ними должно быть одно лицо, по сану своему болѣе достойное занять это мѣсто, чѣмъ я; а потому, если я его узнаю, то предложу ему это мѣсто, вмѣстѣ съ моею любовью и преданностью.
   Лордъ Камергеръ. Сейчасъ передамъ, благородный лордъ.

(Подходитъ къ маскамъ и говоритъ съ ними; потомъ возвращается).

   Вольсей. Ну, что они отвѣтили вамъ?
   Лордъ Камергеръ. Они говорятъ, что между ними, дѣйствительно, находится такое лицо, но они желаютъ, чтобы ваша свѣтлость узнали его, и тогда онъ займетъ это мѣсто.
   Вольсей. Ну, такъ попробуемъ.

(Сходитъ съ своею мѣста).

   Вольсей. Съ вашего позволенія, джентльмэнъ, -- вотъ мой царственный избранникъ.
   Король Генрихъ (снимая маску). Вы нашли его, кардиналъ. Вы собрали прекрасное общество, и прекрасно сдѣлали; но если бы вы не были служителемъ церкви, я бы вамъ сказалъ, кардиналъ, что составилъ себѣ о васъ довольно невыгодное мнѣніе.
   Вольсей. Я счастливъ, что ваше величество въ такомъ хорошемъ расположеніи духа.
   Король Генрихъ. Лордъ-камергеръ, пожалуйста, подойдите сюда. Кто эта прекрасная лэди?
   Лордъ Камергеръ. Съ позволенія вашего величества это дочь сэра Томаса Боллена, виконта Рочфордскаго, одна изъ фрейлинъ ея величества.
   Король Генрихъ. Клянусь небомъ, она -- лакомый кусокъ... Прекраснѣйшая, я оказался бы невѣждой, еслибы пригласилъ васъ танцовать, не поцѣловавъ васъ... Джентльмэны, за здоровье въ круговую!
   Вольсей. Сэръ Томасъ Ловель, приготовленъ-ли столъ въ особомъ помѣщеніи?
   Ловель. Да, благородный лордъ.
   Вольсей. Боюсь, что танцы нѣсколько разгорячили ваше величество.
   Король Генрихъ. Да, немного, кажется.
   Вольсей. Въ сосѣдней комнатѣ воздухъ нѣсколько свѣжѣй.
   Король Генрихъ. Пусть каждый ведетъ свою даму. Прекрасная собесѣдница, я не долженъ разставаться съ вами. Позвольте намъ повеселиться, мой дорогой кардиналъ. Я долженъ выпить еще съ полъ-дюжины тостовъ за здоровье этихъ прекрасныхъ лэди, а затѣмъ и протанцовать съ ними, и тогда мы будемъ мечтать о томъ, кто изъ насъ болѣе другихъ осчастливленъ ихъ благорасположеніемъ. Пусть играетъ музыка (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Улица.

Входятъ съ разныхъ сторонъ два джентльмэна.

  
   1-й джентльмэнъ. Куда вы такъ спѣшите?
   2-й джентлъмэнъ. О, да защититъ васъ Господь! Иду въ судъ узнать, что будетъ съ благороднымъ герцогомъ Бокингэмомъ.
   1-й джентльмэнъ. Я могу избавить васъ отъ этого труда, сэръ. Все кончено, за исключеніемъ церемоніи, съ которой отведутъ плѣнника въ тюрьму.
   2-й джентльмэнъ. Вы были тамъ?
   1-й джентльмэнъ. Да, я былъ тамъ.
   2-й джентльмэнъ. Скажите, прошу васъ, чѣмъ кончилось дѣло?
   1-й джентльмэнъ. Вы и сами легко можете догадаться.
   2-й джентльмэнъ. Онъ былъ объявленъ виновнымъ.
   1-й джентльмэнъ. Да, объявленъ виновнымъ и осужденъ.
   2-й джентльмэнъ. Очень жаль.
   1-й джентльмэнъ. Какъ и многіе другіе.
   2-й джентльмэнъ. Но какъ все это произошло, разскажите, пожалуйста?
   1-й джентльмэнъ. Разскажу вамъ все въ нѣсколькихъ словахъ. Благородный герцогъ подошелъ къ перегородкѣ, на всѣ обвиненія постоянно отвѣчалъ, что невиновенъ, и привелъ множество очень искусныхъ оправданій, чтобы избѣжать кары закона. Напротивъ того, королевскій атторней настаивалъ на показаніяхъ, доказательствахъ, признаніяхъ различныхъ свидѣтелей. Вслѣдствіе того герцогъ потребовалъ очной ставки съ ними, чтобы они обвиняли его въ его присутствіи, viva voce. Такимъ образомъ противъ него выступилъ его бывшій управитель, сэръ Джильбертъ Пэкь, его канцлеръ, и Джонъ Каръ, его духовникъ, а затѣмъ все дѣло испортилъ этотъ проклятый монахъ Гопкинсь.
   2-й джентльмэнъ. Это тотъ, который подстрекалъ его своими предсказаніями?
   1-й джентльмэнъ. Ну да, онъ самый. Всѣ они сильно его обвиняли, онъ старался опровергнуть ихъ показанія, но не могъ этого достичь. И тогда, на основаніи этихъ показаній, пэры объявили его виновнымъ въ государственной измѣнѣ. Онъ много говорилъ, и съ большимъ умомъ, чтобы защитить свою жизнь, но все это вызывало лишь жалость къ нему или забывалось.
   2-й джентльмэнъ. Ну, а послѣ этого, какъ онъ себя держалъ?
   1-й джентльменъ. Когда его снова подвели къ перегородкѣ, чтобы выслушать свой похоронный звонъ, свой приговоръ, имъ овладѣло такое волненіе, что его бросило въ сильный потъ; онъ проговорилъ нѣсколько словъ очень быстро, гнѣвно, зло, но онъ скоро овладѣлъ собою и наконецъ, упокоившись, все время обнаруживалъ самое благородное терпѣніе.
   2-й джентльмэнъ. Я не думаю, чтобы онъ боялся смерти.
   1-й джентльмэнъ. Конечно, нѣтъ. Онъ никогда не былъ еще такимъ впечатлительнымъ; но виной этому -- причина его осужденія.
   2-й джентльмэнъ. Разумѣется. Дѣло не обошлось безъ кардинала.
   1-й джентльмэнъ. Весьма вѣроятно, если принять во вниманіе обстоятельства. Во-первыхъ, обвиненіе Кильдара, бывшаго депутатомъ отъ Ирландіи; когда онъ быль устраненъ, туда отправили графа Соррея, чтобы онъ не могъ придти на помощь своему отцу.
   2-й джентльмэнъ. Эта политическая шутка была глубоко коварна.
   1-й джентльмэнъ. Конечно, послѣ своего возвращенія графъ отплатитъ ему за это. Было замѣчено, что всякій, кому король начинаетъ благоволить, получаетъ, благодаря кардиналу, мѣсто подальше отъ двора.
   2-й джентльмэнъ. Весь народъ глубоко его возненавидѣлъ и, клянусь честью, желалъ бы его видѣть саженей десять подъ землей. Герцогъ, напротивъ, любимъ и уважаемъ всѣми; его называютъ великодушнымъ Бокингэмомъ, зеркаломъ всего возвышеннаго...
  

Входитъ Бокингэмъ изъ суда. Передъ нимъ служители правосудья съ сѣкирами, лезвіемъ обращеннымъ къ нему; по бокамъ его стража съ алебардами; за ними -- сэръ Томасъ Ловелъ, сэръ Никлэсъ Во, сэръ Вильямсъ Сэндсъ и толпа.

  
   1-й джентльмэнъ. Подождите здѣсь, сэръ, и взгляните на благороднаго несчастливца, о которомъ вы говорите.
   2-й джентльмэнъ. Подойдемъ поближе и посмотримъ на него.
   Бокингэмъ. Вы всѣ, добрые люди, пришедшіе сюда изъ состраданія ко мнѣ, послушайте, что я скажу, а потомъ разойдитесь по домамъ и покиньте меня на волю судьбы. Сегодня меня осудили, какъ измѣнника, и съ этимъ названіемъ я долженъ умереть, и однако, да будетъ небо мнѣ свидѣтелемъ, если во мнѣ есть совѣсть, то пусть она погрузитъ меня въ бездну, въ ту самую минуту, когда сѣкира упадетъ на меня, если я измѣнникъ. Законъ не виновенъ въ моей смерти: по ходу дѣла онъ меня осудилъ справедливо, но тѣмъ, которые старались погубить меня, я бы желалъ, чтобы они были нѣсколько болѣе христіанами. Кто бы они ни были, я прощаю имъ; однако пусть они не добиваются славы во злѣ и не воздвигаютъ свои преступленія на могилахъ людей благородныхъ, потому что тогда моя невинная кровь будетъ вопіять противъ нихъ. На дальнѣйшую жизнь въ этомъ мірѣ я не разсчитываю и не буду просить о помилованіи, хотя у короля болѣе милосердія, чѣмъ сколько я могъ бы сдѣлать преступленій. О, вы, немного любившіе меня, осмѣливающіеся оплакивать Бокингэма, его благородные друзья и товарищи, разставаніе съ которыми составляетъ мою единственную горечь, единственную смерть, -- сопровождайте меня, какъ добрые ангелы, до мѣста казни, и когда желѣзо долгой разлуки падетъ на меня, сдѣлайте изъ вашихъ молитвъ одну сладостную жертву и вознесите душу мою къ небу... А теперь уведите меня, во имя Бога!
   Ловель. Во имя милосердія, я умоляю вашу милость, если у васъ когда-либо скрывалось неудовольствіе противъ меня въ вашемъ сердцѣ, теперь простите меня чистосердечно.
   Бокингэмъ. Сэръ Томасъ Ловель, я прощаю вамъ такъ же чистосердечно, какъ чистосердечно желалъ бы, чтобы и меня простили. Прощаю всѣмъ. Оскорбленія, которымъ я подвергался, не такъ еще неизмѣримо велики, чтобы я не могъ примириться съ ними. Никакая черная зависть не запятнаетъ моей могилы. Передайте мой привѣтъ его величеству, и если онъ заговоритъ о Бокингэмѣ, то скажите ему, прошу васъ, что встрѣтили меня на полпути къ небу. Мои помыслы и молитвы принадлежатъ королю, и пока моя душа не оставитъ моего тѣла, она будетъ призывать на него однѣ лишь благословенія. Да проживетъ онъ больше лѣтъ, чѣмъ я успѣю насчитать ихъ. Пусть единственнымъ его правиломъ будетъ -- быть любимымъ и любящимъ. А когда дряхлое время приблизитъ его къ концу, то пусть доброта и онъ займутъ одинъ и тотъ-же памятникъ.
   Ловель. Я обязанъ провести вашу свѣтлость къ берегу воды; тамъ я передамъ мою обязанность сэру Никлэсу Во, который проведетъ васъ до мѣста вашей казни.
   Во. Приготовьте все къ появленію герцога; обратите вниманіе на то, чтобы лодки были готовы и украшены соотвѣтственно его сану.
   Бокингэмъ. Нѣтъ, сэръ Никлэсъ, оставьте это; мой санъ теперь -- не болѣе, какъ насмѣшка надо мной. Когда я явился сюда, я былъ лордомъ, великимъ констаблемъ и герцогомъ Бокингэмомъ, а теперь я не болѣе, какъ бѣдный Эдуардъ Богэнъ. И все таки я богаче моихъ подлыхъ обвинителей, никогда не знавшихъ, что такое правда. Сегодня я запечатлѣю ее кровью, и эта кровь со временемъ заставитъ стенать ихъ объ этомъ. Мой благородный отецъ, Генри Бокингэмъ, первый возставшій противъ Ричарда, похитителя престола, искалъ убѣжища у служителя своего Банистера, -- но въ своемъ несчастіи онъ былъ преданъ этимъ негодяемъ и погибъ безъ суда. Господь да успокоитъ его душу! Генрихъ Седьмой, занявшій затѣмъ престолъ, сожалѣя о погибели моего отца, съ истинно царскимъ великодушіемъ возвратитъ мнѣ почести и съ помощью развалинъ сдѣлалъ мое имя еще болѣе благороднымъ. Теперь его сынъ, Генрихъ Восьмой, однимъ ударомъ, лишаетъ меня навсегда и жизни, и чести, и имени, и всего, что составляло мое счастіе въ этомъ мірѣ. Меня судили и, я долженъ сказать, судили благородно. Этимъ я нѣсколько счастливѣе моего несчастнаго отца. Однако и въ этомъ наша судьба одинакова. Мы оба погибли отъ нашихъ служителей, отъ тѣхъ людей, которыхъ мы болѣе всего любили, -- самая противоестественная, самая вѣроломная услуга! -- небо во всемъ имѣетъ свою цѣль. Но вы, слушающіе меня, повѣрьте вѣрному совѣту умирающаго: не довѣряйтесь слишкомъ тѣмъ, которымъ расточаете любовь свою и совѣты, потому что именно тѣ, изъ которыхъ вы дѣлаете вашихъ друзей и которымъ отдаете ваши сердца, -- при самомъ ничтожномъ толчкѣ вашему счастію отхлынутъ отъ васъ, какъ вода, и возвратятся для того лишь, чтобы утопить васъ. Добрые люди, молитесь за меня! Теперь я долженъ покинуть васъ. Послѣдній часъ моего долгаго и тягостнаго существованія отяготѣлъ надо мною. Прощайте... и когда захотите разсказать что-нибудь печальное, разскажите, какъ я погибъ... Я кончилъ... Да проститъ мнѣ Богъ... (Бокингэмъ и свита уходятъ).
   1-й джентльмэнъ. О, какъ все это ужасно! Это призоветъ, сэръ, много проклятій на головы виновниковъ.
   2-й джентльмэнъ. Если герцогъ ни въ чемъ не повиненъ, то смерть его чревата несчастіями. И однако, я имѣю возможность намекнуть вамъ на грозящее намъ несчастіе, которое, если оно ниспадетъ на насъ, будетъ еще ужаснѣе.
   Первый джентльмэнъ. Да отвратятъ его отъ насъ добрые ангелы! Что можетъ еще случиться? Надѣюсь, сэръ, вы не сомнѣваетесь въ моей скромности?
   Второй джентльмэнъ. Тайна эта такъ важна, что требуетъ величайшей осторожности.
   Первый джентльмэнъ. Довѣрьте мнѣ ее, -- я не проговорюсь.
   Второй джентльмэнъ. Не сомнѣваюсь въ этомъ. И такъ знайте, сэръ: не доходилъ-ли до васъ какъ-нибудь на этихъ дняхъ слухъ о разводѣ короля съ Екатериной?
   Первый джентльмэнъ. Да, я кое-что слыхалъ объ этомъ; но слухи эти не держались долго, потому-что, какъ только они дошли до короля, онъ сильно разгнѣвался и приказалъ лордъ-мэру немедленно прекратить эти слухи и заставить молчать языки, которые осмѣлятся распространять ихъ.
   Второй джентльмэнъ. Ну, такъ я долженъ вамъ сказать, сэръ, что эта клевета теперь является дѣйствительностью; слухъ этотъ снова возникъ и ростетъ съ большею еще силой. Считаютъ за несомнѣнное, что король рискнетъ на разводъ. Кардиналъ или кто-нибудь изъ окружающихъ его, изъ злобы къ королевѣ, внушилъ ему какія-то сомнѣнія, которыя погубятъ ее. Эти слухи подтверждаются недавнимъ прибытіемъ кардинала Кампейуса; думаютъ, что онъ пріѣхалъ именно по этому дѣлу.
   Первый джентльмэнъ. Это -- дѣло рукъ кардинала, и единственно изъ желанія отомстить императору, который не отдалъ ему, какъ это ему хотѣлось, архіепископство толедское.
   Второй джентльмэнъ. Думаю, что вы вѣрно угадали, но не жестоко-ли, что за это должна расплачиваться королева? Кардиналъ хочетъ, чтобы его воля была исполнена, и она должна погибнуть.
   Первый джентльмэнъ. Нельзя не пожалѣть объ этомъ; но здѣсь мы слишкомъ на открытомъ мѣстѣ, чтобы разговаривать объ этомъ; поговоримъ лучше обо всемъ этомъ въ болѣе уединенномъ мѣстѣ (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Передняя во дворцѣ.

Входитъ лордъ Камергеръ, читая письмо.

  
   Лордъ Камергеръ. "Любезный лордъ! Лошади, которыхъ ваша свѣтлость требовали, были выбраны со всею заботливостью и тщаніемъ, на которыя я только способенъ; онѣ были объѣзжены и снабжены сбруей; были молоды, красивы и лучшей сѣверной породы. Когда они были уже готовы къ отправкѣ въ Лондонъ, одинъ изъ служителей лорда-кардинала, по порученію его, снабженный всѣми полномочіями, захватилъ ихъ, сказавъ мнѣ, что его господинъ хотѣлъ, чтобы его требованія исполнялись раньше требованій всякаго другого подданнаго, если не требованій самого короля, -- и это, сэръ, зажало намъ ротъ". Боюсь, что дѣйствительно такъ и будетъ... Ну, что-жь? пусть себѣ присвоиваетъ ихъ. Вѣдь скоро онъ и все остальное присвоитъ себѣ.
  

Входятъ: герцогъ Норфолькъ и Соффолькъ.

  
   Норфолькъ. Счастливая встрѣча, лордъ Камергеръ.
   Лордъ Камергеръ. Добраго утра, ваша свѣтлость.
   Соффолькъ. Чѣмъ занятъ король?
   Лордъ Камергеръ. Я оставилъ его наединѣ съ самимъ собой, погруженнаго въ печальныя мысли и озабоченнаго.
   Норфолькъ. По какой причинѣ?
   Лордъ Камергеръ. Какъ кажется, его бракъ съ женой его брата слишкомъ тревожитъ его совѣсть.
   Соффолькъ. Нѣтъ, я думаю, напротивъ, что его совѣсть слишкомъ тревожитъ нѣкоторую другую леди.
   Норфолькъ. Конечно. Это дѣло рукъ кардинала, короля-кардинала: этотъ слѣпой попъ, какъ первенецъ фортуны, всѣмъ вертитъ по своему усмотрѣнію. Когда-нибудь и король узнаетъ это.
   Соффолькъ. Дай-то Богъ, а то, въ противномъ случаѣ, онъ никогда не узнаетъ самого себя.
   Норфолькъ. Съ какимъ благочестивымъ видомъ онъ дѣйствуетъ въ этомъ дѣлѣ! Съ какимъ тщаніемъ! Теперь, когда онъ разорвалъ союзъ между нами и императоромъ, этимъ могущественнымъ племянникомъ королевы, онъ вкрадывается въ душу короля и разсѣеваетъ тамъ сомнѣнія, и угрызенія совѣсти и все по поводу его брака; а чтобы избавить короля отъ всѣхъ этихъ заботъ, онъ совѣтуетъ ему разводъ, -- бросить ту, которая, подобно драгоцѣнному камню, въ теченіе двадцати лѣтъ украшала собою его шею, никогда не теряя своего блеска, ту, которая любила его съ такою преданностью, какою любятъ добрые ангелы, ту, наконецъ, которая, когда надъ нею разразится ужасный ударъ судьбы, будетъ все еще благословлять короля! Не благочестивый-ли это поступокъ?
   Лордъ Камергеръ. Избави Богъ отъ такого совѣтчика! Совершенно справедливо: эти новости распространены повсюду; всѣ языки повторяютъ ихъ, и всѣ честныя сердца скорбятъ объ этомъ. Всѣ, кто осмѣливается поглубже вникнуть въ это дѣло, думаютъ, что концомъ всего будетъ сестра короля французскаго. Но небо когда-либо откроетъ королю глаза, столь долгое время закрытые, на этого дерзкаго и злого человѣка.
   Соффолькъ. Онъ освободитъ насъ отъ его ярма.
   Норфолькъ. Мы должны молиться съ самымъ сердечнымъ усердіемъ объ избавленіи отъ него, или же, въ противномъ случаѣ, этотъ властный человѣкъ всѣхъ насъ, принцевъ, сдѣлаетъ пажами. Всѣ человѣческія почести лежатъ передъ нимъ, какъ одинъ комъ, которому онъ придастъ какую ему угодно форму.
   Соффолькъ. Что касается меня, благородные лорды, то я ни люблю, ни боюсь его, -- вотъ и весь мой символъ вѣры. Такъ какъ онъ не участвовалъ въ моемъ созданіи, то я останусь тѣмъ, чѣмъ до сихъ поръ былъ, если будетъ угодно королю. Какъ его проклятія, такъ и его благословенія одинаково меня трогаютъ, -- все это не болѣе, какъ пустое движеніе воздуха, на которое я не обращаю вниманія. Я его зналъ и знаю, а потому -- предоставляю его тому, кто сдѣлалъ его столь надменнымъ, -- папѣ.
   Норфолькъ. Войдемъ и попробуемъ развлечь короля какимъ-нибудь другимъ занятіемъ, благодаря которому онъ бы могъ забыть эти печальныя мысли, которыя слишкомъ овладѣли имъ... Вы съ нами, благородный лордъ?
   Лордъ Камергеръ. Извините меня; король далъ мнѣ другое порученіе; къ тому же, вы выбираете очень неудачное время для развлеченія его. Желаю вамъ всего хорошаго.
   Норфолькъ. Благодаримъ васъ, лордъ-камергеръ (Лордъ Камергеръ уходитъ).
  

Норфолькъ отдергиваетъ занавѣсъ двери, сквозь которую виденъ король, который сидитъ, углубленный въ чтеніе.

  
   Соффолькъ. Какой у него печальный видъ! Должно быть, онъ сильно огорченъ.
   Король Генрихъ. Кто тутъ? А?
   Норфолькъ. Дай Богъ, чтобы онъ не разсердился.
   Король Генрихъ. Кто тамъ, говорятъ вамъ? Какъ осмѣливаетесь вы нарушать мое уединеніе! Развѣ вы не знаете, кто я? А?
   Норфолькъ. Милостивый король, прощающій всякій невольный проступокъ, нарушеніе нами вашего уединенія имѣетъ причиной дѣло государственной важности, насчетъ котораго мы пришли узнать вашу королевскую волю.
   Король Генрихъ. Вы слишкомъ дерзки. Уйдите! я пріучу васъ знать часы службы. Развѣ теперь часъ мірскихъ дѣлъ? А?
  

Входятъ: Вольсей и Кампейусъ.

  
   Король Генрихъ. Кто тамъ? Мой добрый лордъ кардиналъ? О, мой Вольсей, успокоеніе моей раненой совѣсти! Ты -- лекарство, нужное королю! (Кампейусу). Привѣтствую васъ, многоученый, почтенный сэръ, привѣтствую васъ въ нашемъ королевствѣ. Располагайте по-вашему усмотрѣнію и нами, нимъ (Вольсею). Мой добрый лордъ, позаботьтесь, чтобы мои слова не были простой болтовней.
   Вольсей. Этого, конечно, быть не можетъ, -- я-бы желалъ, чтобы ваше величество удѣлили намъ часъ времени для разговора на единѣ.
   Король Генрихъ. (Норфольку и Соффольку). Мы заняты, оставьте насъ.
   Норфолькъ (всторону). Не правда-ли, у этого попа нѣтъ и тѣни гордости?
   Соффолькъ (всторону). Объ этомъ и говорить нечего. Я бы не хотѣлъ нажить себѣ такую болѣзнь, даже и за такое мѣсто, какъ его. Но это дальше не можетъ продолжаться.
   Норфолькъ (всторону). Если такъ будетъ продолжаться, то я самъ рискну... Пусть остерегается.
   Соффолькъ (всторону). Да и я тоже (Норфолькъ и Соффолькъ уходятъ).
   Вольсей. Ваше величество преподали урокъ мудрости принцамъ, подвергнувъ, по собственному свободному вашему желанію, сомнѣнія вашей совѣсти рѣшенію церкви. Кто теперь можетъ быть недоволенъ? Какая зависть можетъ прикоснуться къ вамъ? Испанецъ, связанный съ нею узами крови и любви, долженъ теперь признать, если онъ хоть сколько нибудь искрененъ, что судъ этотъ безпристрастенъ и благороденъ. Всѣ клерки, то есть, я хочу сказать, всѣ ученые всѣхъ христіанскихъ государствъ, подали свободно свой голосъ. Римъ, эта кормилица всяческаго сужденія, по вашему личному желанію, посылаетъ намъ всемірный органъ, этого добраго, высоко справедливаго и ученаго священника, кардинала Кампейуса, котораго я еще разъ имѣю честь представить вашему величеству.
   Король Генрихъ. А я еще разъ привѣтствую его въ моихъ объятіяхъ, принося мою признательность священному конклаву за его расположеніе ко мнѣ. Они послали мнѣ человѣка, какого я и самъ желалъ.
   Кампейусъ. Ваше величество долженъ заслужить любовь всѣхъ иноземцевъ. Вы такъ благородны. Въ руки вашего величества я передаю мои полномочія, которыми римскій дворъ присоединяетъ васъ, благородный лордъ кардиналъ Іоркскій, ко мнѣ, своему служителю, для безпристрастнаго суда по этому дѣлу.
   Король Генрихъ. Два мужа равнаго достоинства! Королева будетъ немедленно извѣщена о причинѣ вашего прибытія. Гдѣ Гардинеръ?
   Вольсей. Я знаю, ваше величество всегда любили ее такъ нѣжно, что не откажете ей въ томъ, на что по закону имѣетъ право и женщина менѣе высокаго положенія, -- ученыхъ законниковъ съ правомъ защищать ее свободно.
   Король Генрихъ. Конечно, у ней будутъ самые лучшіе защитники, и наша особая милость будетъ принадлежать тому, кто лучше другихъ защититъ ее. Сохрани Богъ, чтобы было иначе. Кардиналъ, прошу васъ, позовите Гардинера, моего новаго секретаря (Вольсей уходитъ).

Входитъ Вольсей съ Гардинеромъ.

  
   Вольсей. Дайте мнѣ вашу руку. Желаю вамъ счастія и милостей. Теперь вы служитель короля.
   Гардинеръ (Кардиналу). Но по прежнему къ услугамъ вашей свѣтлости, рука котораго меня возвысила.
   Король Генрихъ. Подойди сюда, Гардинеръ (Тихо говорятъ).
   Кампейусъ. Лордъ Іоркъ, неправда-ли, что это мѣсто занималъ передъ нимъ нѣкто докторъ Пэсъ?
   Вольсей. Да.
   Кампейусъ. Не правда-ли, что онъ считался человѣкомъ ученымъ?
   Вольсей. Да.
   Кампейусъ. Повѣрьте мнѣ, относительно васъ, лордъ кардиналъ, ходятъ неблагопріятные слухи.
   Вольсей. Какъ? Относительно меня?
   Кампейусъ. Осмѣливаются говорить, что вы завидовали ему, и что, боясь его возвышенія, ибо онъ былъ дѣйствительно человѣкъ добродѣтельный, вы постоянно держали его въ иностранныхъ государствахъ, и это такъ огорчало его, что подъ конецъ онъ сошелъ съ ума и умеръ.
   Вольсей. Миръ душѣ его! Эти пожеланія достаточны для любви христіанской. Что-же касается живыхъ порицателей, то для нихъ существуютъ исправительныя заведенія. Это былъ просто дуракъ, потому что во чтобы то ни стало хотѣлъ быть добродѣтельнымъ. А вотъ этотъ добрый молодецъ слѣдуетъ моимъ приказаніямъ, какъ только я заявлю ихъ. Другихъ мнѣ не надо при королѣ. Поймите, любезный братъ, мы здѣсь не для того, чтобы намъ мѣшали низшіе.
   Король Генрихъ. Передайте это королевѣ съ возможной мягкостію. (Гардинеръ уходитъ). Самое приличное мѣсто для такого труднаго дѣла, мнѣ кажется, Блэкфрайерсъ; тамъ вы соберетесь для рѣшенія этого важнаго дѣла... Любезный Вольсей, поручаю вамъ всѣ приготовленія. Ахъ, добрый лордъ, развѣ не грустно человѣку, еще полному силъ, отказаться отъ такой прелестной подруги? Но совѣсть, совѣсть... Да, это чувствительное мѣсто... Я долженъ съ нею разстаться.
  

СЦЕНА III.

Передняя королевы.

Входятъ: Aннa Болленъ и старая лэди.

  
   Анна. Ни за что въ мірѣ... Все это ужасно: его величество жилъ съ нею такъ долго, а она -- такая доброд

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ", съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ IX.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ

ИЗДАНІЕ т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

   

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ VIII.

   Хроника "Король Генрихъ VIII" не издавалась ни разу до выхода полнаго изданія сочиненій Шекспира in folio 1623 года, гдѣ она напечатана послѣдней пьесой въ ряду хроникъ, подъ заглавіемъ: "The fasions history of the Life of King Henry the eight",-- т.-е. "Знаменитая исторія жизни короля Генриха VIII". Написана пьеса была никакъ не позже 1613 года, такъ какъ мы имѣемъ достовѣрное свѣдѣніе, что она была представлена въ этомъ году въ первый разъ на театрѣ Глобуса, при чемъ представленіе ознаменовалось печальнымъ событіемъ. Легко построенный лѣтній театръ загорѣлся отъ пушечныхъ выстрѣловъ, которыми сопровождался представленный въ пьесѣ праздникъ, и сгорѣлъ до тла. Интересно, что сама пьеса давалась при этомъ подъ другимъ заглавіемъ, а именно: "All is true", т.-е. "Все правда". Обычай давать различныя заглавія одной и той же пьесѣ, смотря по тому, на какомъ театрѣ она представлялась, былъ въ то время очень распространенъ, и потому фактъ этотъ нимало не могъ повести къ сомнѣнію о тожествѣ обѣихъ пьесъ. Вопросъ, не былъ ли "Генрихъ VIII" написанъ Шекспиромъ ранѣе 1613 года, остался безъ точнаго разрѣшенія. Всѣ имѣющіяся о пьесѣ свѣдѣнія говорятъ гораздо болѣе противъ этого предположенія, чѣмъ за него. Были, правда, комментаторы, относившіе сочиненіе "Генриха" даже къ 1601 году, т.-е. ко времени царствованія еще Елисаветы, умершей въ 1609 г., но мнѣніе это, мало того, что ничѣмъ не подтверждается, не выдерживаетъ, сверхъ того, никакой критики. Дѣйствительно, трудно себѣ представить, чтобъ Елисавета, страшно боявшаяся (какъ это засвидѣтельствовано исторіей) въ послѣдніе годы своего царствованія смерти, позволила вывести на сценѣ монологи, въ которыхъ именно говорится, что она должна умереть, хотя эта фраза и подслащена неимовѣрной лестью. Сверхъ того, въ томъ же монологѣ восхваляются дѣла ея преемника, Іакова, какъ уже царствующаго государя. Потому нѣтъ никакого сомнѣнья, что пьеса не могла быть написана ранѣе его воцаренія, послѣдовавшаго въ 1603 году. Вслѣдствіе того годы между 1603 и 1613 должны считаться предѣлами того срока, когда пьеса могла быть написана, если держаться для опредѣленія этого срока реальныхъ фактовъ. Но если перейти къ анализу самой пьесы и, взглянувъ на ея содержаніе и духъ, постараться сдѣлать выводъ о времени ея созданія по этимъ даннымъ, то можно съ гораздо большей вѣроятностью принять болѣе поздній, чѣмъ ранній срокъ. За это говорятъ удивительная глубина и зрѣлость всего произведенія, а сверхъ того -- детальнѣйшая отдѣлка характеровъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ: короля Генриха, Екатерины и кардинала Вольсея. Манера и подробности, съ какими изображены эти лица, гораздо скорѣе напоминаютъ позднѣйшія произведенія Шекспира, въ которыхъ онъ углубился болѣе въ тончайшій психологическій анализъ создаваемыхъ имъ лицъ, чѣмъ въ изображеніе бурныхъ и страстныхъ положеній, какія выведены имъ въ предъидущіе годы, когда онъ написалъ "Лира", "Отелло" и другія подобныя пьесы. При чтеніи "Генриха VIII", можно подумать даже, что, увлеченный утонченной отдѣлкой характеровъ, авторъ совсѣмъ упустилъ изъ виду обработку сюжета пьесы, чтобы придать ему какую-нибудь цѣлостность. Разсматриваемая съ внѣшней стороны, вся пьеса не болѣе, какъ пересказъ нѣсколькихъ событій изъ жизни короля Генриха, изложенныхъ въ драматической формѣ и рѣшительно ничѣмъ не связанныхъ. Разводъ Генриха съ женой, правда, представляетъ наиболѣе разработанный по объему эпизодъ, но имъ далеко не исчерпывается все содержаніе пьесы. Рядомъ съ этимъ эпизодомъ стоитъ исторія паденія кардинала Вольсея, соединенная съ первымъ эпизодомъ чисто только внѣшней исторической, а никакъ не драматической, связью. Изображенный далѣе анекдотъ о томъ, какъ король Генрихъ однимъ властнымъ словомъ заставляетъ свой, покорный ему во всемъ, совѣтъ помириться съ архіепископомъ Кранмеромъ, правда, представляетъ драгоцѣнную черту для уясненія характера короля, но также не имѣетъ съ остальнымъ дѣйствіемъ никакой связи и выведенъ исключительно, какъ иллюстрація для изображенія характера самого Генриха. А наконецъ, что касается послѣдней сцены крестинъ новорожденной королевы Елисаветы! съ льстивыми до приторности монологами по поводу этого событія, то сцена эта не болѣе, какъ вставной дивертисментъ, недостойный быть даже выведеннымъ въ серьезной драмѣ, а тѣмъ болѣе Шекспировой. Всѣ эти сцены, взятыя въ отдѣльности, правда, изображены превосходно и обличаютъ во всемъ руку Шекспира, но отсутствіе всякой между ними связи очень невыгодно отразилось на всей пьесѣ, какъ на драматическомъ произведеніи, въ которомъ стройная цѣлостность сюжета должна стоять на первомъ планѣ.
   Эта разрозненность и отсутствіе единства дѣйствія бросаются въ глаза до такой степени, что при поверхностномъ чтеніи пьеса кажется похожей на тѣ современныя драматическія произведенія, какія нерѣдко выкраиваются изъ историческихъ или другихъ романовъ. Романа, изъ какого Шекспиръ могъ бы позаимствовать сюжетъ "Генриха", конечно, въ то время не было; но, разсматривая тѣ источники, которыми онъ пользовался, мы увидимъ, что пріемъ его въ настоящемъ случаѣ именно походилъ на то, какъ будто бы онъ выбиралъ изъ различныхъ историческихъ источниковъ вполнѣ готовыя сцены, какъ изъ романа. Главнымъ источникомъ Шекспира для настоящей пьесы была, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, лѣтопись Голлиншеда, но рядомъ съ нею онъ пользовался и другими. Сличая ихъ съ тѣмъ, что выведено въ драмѣ, мы видимъ, напримѣръ, что сцена суда надъ королевой Екатериной взята Шекспиромъ изъ современныхъ ему мемуаровъ Кэвендиша, при чемъ Шекспиръ не только перенесъ всю эту сцену въ свою драму цѣликомъ, но во многихъ мѣстахъ (какъ, напримѣръ, въ главной рѣчи королевы) ограничился почти простымъ переложеніемъ въ стихи прозаическаго текста мемуаровъ. Равно изъ того же источника, и точно съ такой же подробностью, заимствованы описаніе праздника, на которомъ король увидѣлъ въ первый разъ Анну Болленъ, а также разсказа" о смерти Вольсея. Вставная сцена послѣдняго дѣйствія, когда король миритъ Кранмера съ прочими лордами совѣта, точно также извлечена почти цѣликомъ изъ книги: "Acts and monuments of the Christian martyrs" ("Акты и памятники о христіанскихъ мученикахъ"), изданной Фоксомъ въ 1563 году. Много можно привести еще подобныхъ же заимствованій, детальныхъ до того, что кажется, что Шекспиръ какъ будто вовсе не участвовалъ собственнымъ воображеніемъ въ созданіи этой драмы, но скомпоновалъ ее изъ совершенно чужого матеріала. Но вотъ тутъ-то именно и высказалась та неподражаемая чуткость Шекспирова генія, при помощи которой онъ, совокупляя, повидимому, совершенно разнородный матеріалъ, ничѣмъ не связанный, умѣлъ выбрать изъ него такіе факты, которые, группируясь вмѣстѣ, рисовали передъ нами совершенно цѣлостные, s живые характеры. Это разногласіе между необыкновенной глубиной психологическаго анализа характеровъ выведенныхъ лицъ и слабостью общаго сюжета пьесы именно наводитъ на мысль, что настоящая пьеса была если не совершенно послѣднимъ, то все-таки, вѣроятно, однимъ изъ послѣднихъ произведеній Шекспира. Фактъ, что многіе великіе писатели, достигнувъ зрѣлыхъ лѣтъ, начинаютъ обращать въ своихъ произведеніяхъ болѣе вниманія на разработку деталей, чѣмъ на общую концепцію, общеизвѣстенъ. Въ этомъ обнаруживается съ одной стороны ихъ опытность и увеличеніе многообъемлемости взгляда, а съ другой -- если не неизбѣжный упадокъ силъ, то во всякомъ случаѣ стремленіе къ болѣе мирному и спокойному взгляду на жизнь. Отсюда нерѣдкое отсутствіе въ ихъ позднѣйшихъ произведеніяхъ изображенія сильныхъ страстей и яркихъ образовъ. Подобное явленіе можно замѣтить и въ позднѣйшихъ произведеніяхъ Шекспира, какъ, напримѣръ, въ "Цимбелинѣ", "Зимней сказкѣ" или въ "Бурѣ". Во всѣхъ этихъ позднѣйшихъ его пьесахъ разработка деталей точно также господствуетъ надъ цѣлостностью и грандіозностью сюжета, а потому, находя такія же характерныя черты и въ общей компоновкѣ "Генриха VIII", мы можемъ съ большею вѣроятностью примкнуть къ мнѣнію, что пьеса эта была, однимъ изъ послѣднихъ Шекспировыхъ произведеній.
   Генрихъ VIII вступилъ на престолъ въ 1509 году, послѣ смерти своего отца, Генриха VII (кончившаго побѣдой надъ Ричардомъ III при Босвортѣ великую войну Алой и Бѣлой розы) и царствовалъ до 1547 года. Несмотря на огромное значеніе, какое этотъ долгій періодъ имѣлъ во внутреннемъ развитіи Англіи, царствованіе Генриха VIII не представляетъ какихъ-либо особо выдающихся, яркихъ и грандіозныхъ событій, какими изобилуютъ жизнь и царствованіе его предшественниковъ, изображенныхъ Шекспиромъ въ предыдущихъ хроникахъ. Этообстоятельство отразилось и на самой пьесѣ, которая, какъ уже сказано выше, не представляетъ изображенія какого-нибудь центральнаго событія, но состоитъ лишь изъ ряда мелкихъ фактовъ, имѣющихъ гораздо болѣе будничный, семейный характеръ, касающійся скорѣе личности самого короля, чѣмъ исторіи Англіи. Генриху пришлось царствовать въ тотъ періодъ этой исторіи, когда, съ окончаніемъ войны Алой и Бѣлой розы, окончилась вѣковая борьба могущественныхъ бароновъ съ монархической властью, и когда власть эта, ставъ во главѣ всей государственной жизни, должна быть направить всѣ усилія къ тому, чтобъ удержать и укрѣпить за собою пріобрѣтенное. Этотъ характеръ носитъ вся исторія королей дома Тюдоровъ, начиная съ короля Генриха VII до Елисаветы включительно, при которой значеніе абсолютной королевской власти достигло высшей степени. Генрихъ VIII былъ вторымъ государемъ этой династіи, и царствованіе его въ особенности ознаменовалось той борьбой, которую веля двѣ главныя общественныя силы, сопротивлявшіяся еще абсолютизму королей послѣ паденія масти феодальныхъ бароновъ. Силы эти были, во-первыхъ: сопротивленіе общества въ лицѣ парламента, и во-вторыхъ: сопротивленіе католическаго духовенства. Абсолютизмъ одержалъ полную побѣду въ обоихъ случаяхъ. Парламентъ былъ низведенъ Тюдорами на степень раболѣпнаго собранія, потерявшаго всякое значеніе; сопротивленіе же духовенства сломилось Реформаціей, вслѣдствіе которой англійская церковь совершенно освободилась отъ вліянія папъ и сдѣлалась самостоятельной, подчинись королямъ, пріобрѣвшимъ надъ ней почти такую же власть, какую имѣлъ надъ католиками папа. Обѣ эти побѣды однако достались королямъ не легко, лишь послѣ долгой и усиленной борьбы, хотя борьба эта имѣла уже совершенно иной внѣшній характеръ сравнительно съ борьбой, какую вели прежніе короли съ феодальными баронами. Прежняя борьба велась на поляхъ кровопролитныхъ битвъ, топерь же противники преслѣдовались по личному произволу королей, подъ видомъ будто бы законныхъ процессовъ и приговоровъ, оканчивавшихся, впрочемъ, почти всегда тоже пролитіемъ крови на эшафотахъ или кострахъ. Нравы измѣнились, хотя только поверхностно, и этому болѣе всего способствовало поднятіе общаго уровня образованія подъ вліяніемъ идей эпохи Возрожденія. Едва за сто лѣтъ до Генриха YHI Ричардъ II былъ первымъ королемъ Англіи, умѣвшимъ читать и писать, а Генрихъ VIII считался во всей Европѣ ученымъ богословомъ, писавшимъ по этому предмету спеціальныя сочиненія. Личный характеръ монарховъ дома Тюдоровъ, конечно, игралъ въ событіяхъ этого періода исторіи Англіи очень большую роль, но еще большее значеніе имѣли въ этомъ случаѣ тѣ совѣтники и министры, чьими услугами они пользовались. Генрихъ VIII, ославленный справедливо, какъ одинъ изъ самыхъ необузданныхъ деспотовъ, подчинялся вліянію своихъ министровъ болѣе, чѣмъ какой-нибудь другой государь, и это происходило оттого, что, будучи деспотомъ, онъ въ то же время былъ величайшимъ эгоистомъ, думавшимъ только объ исполненіи своихъ личныхъ прихотей, ради которыхъ забывалъ даже государственныя дѣла. Сподвижники его хорошо знали эту слабую струну Генриха и искусно пользовались ею для проведенія въ государственныхъ дѣлахъ своихъ собственныхъ взглядовъ, въ то время какъ король, довольный исполненіемъ съ ихъ стороны его личныхъ эгоистическихъ желаній, считалъ себя неограниченнымъ повелителемъ и иниціаторомъ всего. Большинство служившихъ Генриху людей, правда, кончили свою карьеру очень печально -- изгнаніемъ или эшафотомъ (до чего доводили ихъ или козни враговъ, или перемѣнчивый деспотизмъ короля), но, къ счастью для Англіи, люди эти были въ то же время очень способными государственными дѣятелями, а потому и дѣятельность ихъ, пока они стояли у власти, принесла Англіи въ будущемъ большую пользу. Такихъ лицъ, безпрерывно смѣнявшихся при Генрихѣ у кормила правленія, было очень много, но главными, выдающимися дѣятелями слѣдуетъ признать двухъ: кардинала Вольсея и Томаса Кромвеля, изъ которыхъ Вольсей былъ полномочнымъ министромъ Генриха въ первую половину его царствованія, а Кромвель -- во вторую. Событія, выведенныя Шекспиромъ въ его пьесѣ, относятся только до Вольсея, а потому о немъ необходимо сказать нѣсколько краткихъ словъ.
   Происходя изъ простого званія, Вольсей возвысился исключительно своими личными заслугами. Вступивъ въ молодости въ духовное званіе, онъ такъ неоспоримо выказалъ свои рѣдкія способности, что успѣлъ достичь званія кардинала. Когда случайныя обстоятельства приблизили его къ королю, онъ до того овладѣлъ его довѣренностью, что скоро сдѣлался не только его любимцемъ, но и полномочнымъ министромъ. Такое возвышеніе человѣка незнатнаго рода повело, конечно, къ тому, что его возненавидѣла вся родовитая знать. Но Вольсей былъ такъ уменъ и хитеръ, что успѣлъ грозно смирить своихъ враговъ. Примѣромъ можетъ служить хотя бы паденіе и казнь герцога Букингама, считавшагося однимъ изъ первыхъ англійскихъ пэровъ. Но, какъ ни были велики выдающіяся способности Вольсея, его честолюбіе было еще выше, и этимъ онъ приготовилъ самъ свое позднѣйшее паденіе. Завѣтной его мечтой было сдѣлаться папой, и для этого онъ по необходимости долженъ былъ завязать сильныя связи какъ съ Римомъ, такъ равно и съ прочими государями Европы, стоявшими болѣе или менѣе въ отношеніяхъ съ римскимъ дворомъ. Такихъ государей было два: императоръ Карлъ (впослѣдствіи Карлъ V) и французскій король Францискъ I. Папой былъ въ то время Климентъ VII, посаженный на папскій престолъ вліяніемъ Карла и находившійся почти совершенно въ его власти. Оба эти государя были, какъ извѣстно, непримиримыми врагами, и потому Вольсею предстояло вести политическія отношенія къ нимъ Англіи съ такою ловкостью, чтобы, увѣряя въ дружбѣ того и другого, пользоваться ошибками обоихъ. Такъ, устроивъ торжественное свиданіе Генриха съ Францискомъ въ долинѣ Ардра, онъ въ то же время велъ переговоры съ Карломъ, увѣряя обоихъ государей въ неизмѣнномъ доброжелательствѣ Англіи. Генрихъ VIII былъ женатъ на вдовѣ своего родного брата, Артура, испанской принцессѣ Екатеринѣ, которая приходилась императору Карлу родной теткой, вслѣдствіе чего онъ явно ей покровительствовалъ и думалъ имѣть чрезъ нее вліяніе на англійскія дѣла. Бракъ ея съ Генрихомъ, несмотря на измѣнчивый характеръ деспотическаго короля, былъ счастливъ въ теченіе многихъ лѣтъ; но затѣмъ, когда Екатерина начала старѣться, Генрихъ сталъ явно ею тяготиться, хотя и не переставалъ оказывать изъ политическаго расчета всѣ наружные знаки уваженія и любви. Подмѣтивъ такое охлажденіе Генриха къ Екатеринѣ, Вольсей вздумалъ сдѣлать этотъ фактъ исходнымъ пунктомъ для своихъ дальнѣйшихъ политическихъ замысловъ, для чего и предположилъ развести Генриха съ Екатериной, женивъ его на сестрѣ французскаго короля. Этимъ планомъ Вольсей полагалъ достичь трехъ цѣлей. Во-первыхъ, устранить вліяніе императора Карла на англійскія дѣла; во-вторыхъ -- пріобрѣсти размолвкой съ Карломъ друзей въ Римѣ" гдѣ вся курія въ высшей степени тяготилась деспотическимъ вмѣшательствомъ императора въ дѣла папы, и наконецъ въ третьихъ -- бракъ Генриха съ сестрой французскаго короля завязывалъ союзъ Англіи съ Франціей, чѣмъ Вольсей могъ съ выгодой воспользоваться для противодѣйствія возникавшему могуществу Карла. Предлогъ, выдуманный Вольсеемъ для развода Генриха съ Екатериной, былъ до того ничтоженъ, что согласиться на него только и могъ такой себялюбивый деспотъ, какимъ былъ Генрихъ. Король этотъ, какъ сказано выше, былъ женатъ на вдовѣ своего старшаго брата, при чемъ прожилъ съ нею уже около двадцати лѣтъ. Зная, что лицемѣрный Генрихъ всего болѣе заботился о томъ, чтобъ поступки его считались правыми и законными, Вольсей для начала дѣла о разводѣ сталъ распространять чрезъ своихъ тайныхъ агентовъ молву, будто бракъ короля съ вдовою брата противорѣчилъ каноническимъ правиламъ и потому долженъ былъ считаться незаконнымъ. Генрихъ, горячо желавшій развода, не постыдился ухватиться за такой нелѣпый предлогъ, и вотъ тутъ-то разыгрался тотъ позорный процессъ, читая исторію котораго, не знаешь чему болѣе удивляться -- безстыдному ли лицемѣрію Генриха, или раболѣпству окружавшихъ его лицъ. Человѣкъ безсовѣстный и безсердечный въ душѣ, Генрихъ понималъ однако, что въ такомъ щекотливомъ дѣлѣ, какъ разводъ съ королевой, принадлежавшей къ одному изъ славнѣйшихъ царственныхъ домовъ въ Европѣ, нельзя было дѣйствовать слишкомъ грубо и рѣзко, а потому и рѣшился вести дѣло помощью іезуитскаго притворства. Обратясь къ папѣ съ просьбой развода, онъ сталъ увѣрять его, что рѣшается на такой прискорбный шагъ единственно вслѣдствіе мученій совѣсти, будто бы упрекавшей его за бракъ, противорѣчившій уставамъ церкви. Папа очутился вслѣдствіе этой просьбы въ очень затруднительномъ положеніи. Съ одной стороны, онъ не хотѣлъ ссориться съ Англіей, гдѣ власть католицизма уже давно начинала колебаться, съ другой же, давъ согласіе на разводъ, онъ боялся раздражить императора Карла, который держалъ сторону Екатерины. Потому Климентъ далъ уклончивый отвѣтъ и прибѣгъ къ обыкновенному орудію Рима, т.-е. сталъ затягивать дѣло всевозможными способами. Послы, которымъ будто бы поручался разборъ дѣла о разводѣ, безпрестанно ѣздили изъ Рима въ Лондонъ и изъ Лондона въ Римъ, но самое дѣло не двигалось ни на шагъ. Генрихъ сердился, но тоже не могъ ничего сдѣлать. Іезуитскіе пріемы, какіе онъ употреблялъ, чтобъ достичь цѣли и въ то же время показаться правымъ предъ всѣмъ міромъ, доходили до смѣшного и прекрасно рисовали его низкій, недостойный характеръ. Такъ, онъ не постыдился обратиться ко всѣмъ духовнымъ конгрегаціямъ Европы съ просьбой гласно обсудить это дѣло и открыто высказать, былъ или не былъ законенъ бракъ, въ которомъ онъ прожилъ съ женою цѣлыхъ двадцать лѣтъ, нисколько не думая о его неправильности. Желая показать свое полное личное безпристрастіе и подчиненность рѣшенію церкви, онъ выдумалъ комедію суда, въ которомъ должно было разбираться дѣло развода, и объявилъ, что явится въ немъ съ Екатериной не какъ король, но какъ простой подданный. Смѣшная эта комедія состоялась дѣйствительно. Судьи сидѣли на своихъ мѣстахъ, а приставы громко провозглашали королю Генриху и королевѣ Екатеринѣ приказанье предстать предъ судомъ. Дѣло однако кончилось на этотъ разъ ничѣмъ. Екатерина, несмотря на то, что была слабая и больная женщина, рѣшительно отказалась признать не только свою подсудность, но даже и вообще правильность возбужденнаго вопроса о разводѣ. Папа между тѣмъ продолжалъ вести двуличную игру и попрежнему медлилъ своимъ рѣшеньемъ. Тогда раздраженный Генрихъ рѣшился обойтись безъ него. Собравъ совѣтъ или -- какъ это собраніе было названо -- соборъ исключительно изъ англійскихъ духовныхъ лицъ, онъ потребовалъ, чтобы вопросъ о разводѣ былъ разрѣшенъ ими помимо папы. Успѣхъ увѣнчалъ его ожиданія. Однимъ изъ главныхъ лицъ этого собранія былъ очень извѣстный затѣмъ въ исторіи Англіи архіепископъ Кранмеръ. Замѣчательный этотъ человѣкъ былъ ярымъ поборникомъ реформаціи церкви, а потому какъ онъ, такъ и прочіе его сотоварищи хорошо поняли, что, угодивъ личному приказу короля и поссоривъ его окончательно съ папой, они завербуютъ Генриха въ свои ряды и успѣютъ добиться своей цѣли: отдѣленія англійской церкви отъ католической. Такъ или иначе, разводъ Генриха съ Екатериной былъ утвержденъ. Несчастная королева была удалена отъ двора, хотя съ соблюденіемъ всѣхъ, приличествовавшихъ ея прежнему сану, знаковъ уваженія, и умерла чрезъ нѣсколько лѣтъ въ полномъ одиночествѣ. Но самымъ интереснымъ результатомъ всей этой исторіи было совершенно неожиданное паденіе Вольсея, главнаго виновника всего возбужденнаго дѣла. Оказалось, что Генрихъ перехитрилъ даже своего геніальнаго министра. Соглашаясь съ нимъ безусловно въ желаніи развода съ Екатериною, Генрихъ вовсе но былъ расположенъ исполнить вторую часть его желанія и жениться на французской принцессѣ. Во время хода дѣла о разводѣ онъ со свойственнымъ ему самодурствомъ увлекся одной изъ фрейлинъ Екатерины, извѣстной Анной Болленъ и влюбился въ нее до того, что вздумалъ на ней жениться, сдѣлавъ ее королевой. Эту послѣднюю часть своей прихоти онъ, правда, исполнилъ лишь послѣ постановленія собора о разводѣ, но тайно обвѣнчался съ своей красавицей гораздо раньше. Всего страннѣе въ этомъ дѣлѣ было то, что Вольсей, несмотря на свою проницательность, узналъ о бракѣ короля лишь тогда, когда онъ былъ уже совершенъ, Этотъ бракъ его погубилъ. Недовольный папой, Генрихъ открыто перешелъ на сторону противниковъ католицизма, а слѣдовательно -- и Вольсея, который добивался быть папой самъ. Сверхъ того, Анна Болленъ была лютеранка. Вліяніе, которое она имѣла на короля, еще болѣе подтвердило его въ этомъ направленіи и расхолодило его отношенія къ Вольсею, сдѣлавшемуся съ этихъ поръ въ глазахъ Генриха его открытымъ противникомъ. Эта исторія женитьбы короля на Аннѣ Болленъ и послѣдовавшее затѣмъ паденіе Вольсея и составляетъ главное содержаніе пьесы Шекспира. Враги Вольсея ловко воспользовались новымъ настроеніемъ короля и обвинили Вольсея въ различныхъ преступленіяхъ, какъ, напримѣръ, въ лихоимствѣ, превышеніи власти, словомъ -- во множествѣ тѣхъ проступковъ, о которыхъ относительно государственныхъ людей обыкновенно умалчиваютъ, пока люди эти стоятъ у власти, а затѣмъ нахально ихъ обвиняютъ, когда эта власть пошатнется. Генрихъ, всегда ставившій свои прихоти выше государственныхъ вопросовъ, съ удовольствіемъ отнесся къ такому настроенію окружающихъ, звучавшему въ тонъ съ его личными желаніями, и безъ церемоніи покончилъ съ Вольсеемъ однимъ ударомъ. Онъ отстранилъ его отъ всѣхъ занимаемыхъ имъ должностей и велѣлъ жить въ монастырѣ. Вольсей смирился предъ неизбѣжнымъ и вскорѣ умеръ, не вынеся такого удара для его самолюбія. Лѣтописи разсказываютъ, что онъ безъ ропота перенесъ постигшее его горе и даже увѣрялъ, будто былъ ему радъ, какъ событію, научившему его смириться передъ судьбой и познать тщету всего земного. Трудно думать, чтобы такой самолюбивый человѣкъ, какъ Вольсей, говорилъ подобныя вещи искренно, а потому вѣрнѣе предположить, что все его наружное покаяніе было не болѣе, какъ ловкій пріемъ очень умнаго человѣка, который, понимая, что былое значеніе потеряно безвозвратно, хотѣлъ сберечь въ общемъ мнѣніи по крайней мѣрѣ престижъ своей твердой духовной личности. Исторія представляетъ не мало примѣровъ подобнаго поведенія именно въ павшихъ государственныхъ людяхъ.
   Съ паденіемъ Вольсея внутренняя государственная дѣятельность Англіи получила другое направленіе. Вопросъ о реформѣ церкви выступилъ на первый планъ. Генрихъ попрежнему думалъ только о своихъ личныхъ прихотяхъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ не мѣшалъ дѣятельности такихъ людей, какими были, напримѣръ, упомянутый выше архіепискомъ Кранмеръ и въ особенности знаменитый Томасъ Кромвель. Оба они кончили свою карьеру тоже несчастнымъ образомъ: Кранмеръ -- на кострѣ, а Кромвель -- на эшафотѣ; но сдѣланное ими не погибло и принесло для будущаго развитія Англіи богатые плоды. Эта часть царствованія Генриха, впрочемъ, не относится до фактовъ, изображенныхъ въ Шекспировой драмъ, а потому и распространяться объ этомъ предметѣ въ настоящемъ очеркѣ нѣтъ надобности.

-----

   Характеры дѣйствующихъ лицъ настоящей пьесы, какъ уже замѣчено выше, нарисованы Шекспиромъ съ замѣчательной разработкой мелкихъ, детальныхъ чертъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ слѣдуетъ прибавить, что лица эти не представляютъ общихъ, всечеловѣческихъ типовъ, при анализѣ которыхъ выдѣлялась бы предъ нашими глазами какая-либо идея или грандіозное явленіе жизни, какъ это, напримѣръ, выражено въ "Гамлетѣ", "Лирѣ" и другихъ Шекспировыхъ произведеніяхъ: Генрихъ, Екатерина, Вольсей воспроизведены Шекспиромъ болѣе, какъ обыкновенные люди, чѣмъ представители какой-нибудь идеи, или историческіе дѣятели, хотя, впрочемъ, вѣрность и необыкновенная ясность, съ какою они изображены, вовсе не заслоняетъ предъ нами ихъ значенія и какъ лицъ историческихъ. Присматриваясь, какъ они поступаютъ въ обыденныхъ случаяхъ ихъ личной жизни, мы ясно понимаемъ, какъ должна была отзываться ихъ дѣятельность и на исторической почвѣ. Лица эти въ томъ видѣ, какъ ихъ изобразилъ Шекспиръ, похожи на микроскопически отдѣланные портреты живописцевъ фламандской школы. Будучи не болѣе, какъ только изображеніемъ частныхъ людей, портреты эти все-таки цѣнятся знатоками такъ же высоко, какъ и серьезныя многосодержательныя картины тѣхъ живописцевъ. Если анализъ этихъ характеровъ не можетъ привести къ какимъ-либо обобщеніямъ или серьезнымъ выводамъ, то внимательное разсматриваніе изумительно вѣрно схваченныхъ чертъ, какія мы находимъ въ этихъ лицахъ, доставляетъ не меньшее наслажденіе, чѣмъ и прочія Шекспировы созданія.
   Слартолюбивый, безсердечный самодуръ, ставящій свое "я" выше всего на свѣтѣ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, человѣкъ поверхностно образованный подъ вліяніемъ идей эпохи Возрожденія и потому желающій казаться хотя по наружѣ справедливымъ и образованнымъ -- таковъ Генрихъ VIII, какимъ изобразила его правдивая исторія, и такимъ нарисовалъ его до мельчайшихъ подробностей Шекспиръ въ своей пьесѣ. Всѣ эти черты выражены поэтомъ до того ясно, что подробный ихъ анализъ повелъ бы къ повторенію всего, что Генрихъ говоритъ и дѣлаетъ въ драмѣ, а потому я ограничусь перечнемъ лишь главнѣйшихъ моментовъ его роли. Въ первой сценѣ онъ видимо импонируетъ предъ всѣми своею властью и притворной добротой. На просьбу своей жены отвѣчаетъ согласьемъ, даже не выслушавъ ея; но какая недостойная іезуитская уловка въ этомъ голословномъ согласіи на просьбу женщины, которую онъ въ душѣ уже рѣшилъ отъ себя удалить! Далѣе онъ отмѣняетъ тяжелый налогъ и даже какъ будто самъ ужасается его несправедливости; но дѣло въ томъ, что этотъ налогъ придумалъ не онъ и въ отмѣнѣ его не видѣлъ особенной для себя невыгоды, а потому для чего же было ему упускать случай порисоваться королевскою милостью, когда это не затрагивало его личныхъ интересовъ? Сцена пира, во время которой онъ влюбляется въ Анну Болленъ, вѣроятно, съ намѣреніемъ поставлена Шекспиромъ рядомъ со сценой паденія и казни Букингама. Сопоставленіе этихъ двухъ сценъ опять прекрасно рисуетъ безсердечный, холодный характеръ Генриха. Только что раздавивъ человѣка на основаніи самыхъ пустыхъ, нелѣпыхъ обвиненій, онъ хладнокровно отправляется на свѣтскій, пустой праздникъ, льстящій одной чувственности. О лицемѣріи, съ какимъ онъ въ сценѣ суда является (ради декорума справедливости) не какъ королька какъ простой подсудимый, уже сказано выше. Въ этой сценѣ интересно его возраженіе на смѣлый отвѣтъ Екатерины, отказывающейся признать свою подсудность. Отъ такого деспота, какимъ былъ Генрихъ, можно было бы ожидать въ подобномъ случаѣ вспышки яраго, необузданнаго гнѣва; но этотъ деспотъ умѣлъ владѣть собой и выказывать будто бы даже великодушіе, когда онъ зналъ, что достигаетъ своей цѣли во всякомъ случаѣ. И вотъ, провожая уходящую, раздраженную Екатерину, онъ съ театральнымъ паѳосомъ громко заявляетъ предъ всѣми, что лучшей жены не было ни у кого въ мірѣ, и что онъ никогда бы съ нею не разстался, если бы не муки совѣсти за тяжелый, гнетущій его, грѣхъ. Сдержанный въ тѣхъ случаяхъ, когда сдержанность не могла повредить его планамъ, онъ однако далеко не таковъ въ противоположныхъ случаяхъ. Придворныхъ, посмѣвшихъ явиться, когда онъ былъ занятъ своими личными дѣлами, Генрихъ грубо выгоняетъ, какъ простыхъ лакеевъ. Высокомѣрная иронія, съ какой онъ низлагаетъ Вольсея, рисуетъ Генриха въ апогеѣ его деспотической власти, которую онъ держалъ всегда наготовѣ для экстренныхъ случаевъ. Сцена послѣдняго дѣйствія, когда Генрихъ, играя толпой своихъ раболѣпныхъ придворныхъ, какъ мячикомъ, заставляетъ ихъ помириться съ Кранмеромъ, котораго самъ же предалъ суду, почти не связана съ общимъ дѣйствіемъ пьесы, но прибавляетъ превосходную черту къ обрисовкѣ измѣнчиваго характера короля. Онъ ведетъ въ этомъ дѣлѣ явно двуличную игру. Кранмеръ ему нуженъ, какъ полезный человѣкъ, для разрѣшенія вопроса о разводѣ; но Генрихъ настолько подозрителенъ (какъ всѣ деспоты), что недовѣряетъ даже своему новому любимцу. Вслѣдствіе этого, не прерывая своего ласковаго обращенія съ Кранмеромъ, онъ сначала убѣждаетъ его, будто бы для его же пользы, подчиниться рѣшенію суда, а затѣмъ, убѣдясь въ его невинности, безъ церемоніи отмѣняетъ прежнее рѣшеніе и придирчиво взваливаетъ вину на тѣхъ же судей, которыхъ избралъ самъ.
   Характеръ Екатерины ясенъ настолько, что не нуждается въ подробныхъ объясненіяхъ. Въ ней изображена довольно часто встрѣчающаяся въ жизни личность женщины, высоко поставленной судьбой, но которой именно за эту высоту пришлось поплатиться горькими послѣдствіями. Независимо отъ общихъ чертъ, какія можно подмѣтить въ людяхъ, находящихся въ подобномъ положеніи, Шекспиръ провелъ въ характерѣ Екатерины одну очень интересную психологическую или, лучше сказать -- психіатрическую струю. Екатерина представлена женщиной доброй, но вмѣстѣ съ тѣмъ больной и нервной. Въ такихъ личностяхъ обыкновенно развивается стремленіе впадать въ нѣкоторыя крайности какъ въ выраженіи своихъ мыслей, такъ равно и въ поступкахъ, при чемъ онѣ очень рѣзко и скоро переходятъ изъ одного душевнаго состоянія въ другое, часто противоположное первому. Эта черта проведена во всемъ характерѣ Екатерины. Призванная въ судъ, она начинаетъ съ покорной просьбы королю о заступничествѣ, затѣмъ, вспыливъ, говоритъ дерзкія слова Вольсею и наконецъ, истративъ больныя силы въ этой выходкѣ, уходитъ обезсиленная, съ горькой мольбой къ Творцу послать ей терпѣнье. Точно такія же чувства проведены и въ сценѣ ея разговора съ кардиналами, при чемъ она доходитъ даже до просьбы ее простить, какъ слабую, беззащитную женщину. Такого рода нервныя выходки принимаютъ въ ней иногда даже дѣтски-наивный оттѣнокъ. Такъ, въ сценѣ смерти она, въ совершенную противоположность своему безконечно доброму характеру, вдругъ раздражается противъ лакея за несоблюденіе щепетильныхъ церемоній при докладѣ; или, далѣе, требуетъ, чтобъ послѣ смерти ее осыпали цвѣтами и набальзамировали, какъ королеву и дочь короля. Понятно, что такія черты -- прямое слѣдствіе ея нервнаго, болѣзненнаго состоянія и никакъ не могутъ быть поставлены ей въ упрекъ или лечь пятномъ на ея чистый, добросердечный характеръ.
   Личность Вольсея составляетъ центральный пунктъ пьесы. Человѣкъ съ деспотическими наклонностями не менѣе, чѣмъ Генрихъ, и точно такъ же ставящій свою личность на первый планъ во всемъ, что бы ни задумалъ, Шекспировъ Вольсей отличается отъ Генриха гораздо болѣе обширнымъ умомъ и стойкостью характера. Кругозоръ Генриха не простирается далѣе узкихъ, эгоистическихъ интересовъ. Государственныя дѣла, къ которымъ онъ былъ призванъ, можно оказать, для него не существуютъ. Вольсей, напротивъ, думая не менѣе Генриха о себѣ, въ то же время отожествляетъ свои интересы именно съ этими дѣлами. Поставивъ себѣ цѣлью сдѣлаться папой, онъ преслѣдуетъ эту цѣль неуклонно, сбрасывая съ дороги все, отъ чего можетъ ожидать препятствій. Неразборчивый не менѣе Генриха на средства, какъ достигнуть цѣли, онъ съ своимъ гибкимъ, истинно-государственнымъ умомъ умѣетъ лучше Генриха отыскивать эти средства. Гдѣ нужна сила -- употребляется сила, а гдѣ могутъ лучше достичь цѣли хитрость и коварство -- пускаются въ дѣло они. Въ процессѣ Букингама Вольсей дѣйствуетъ прямо и напроломъ; въ дѣлѣ жъ развода королевы разыгрываетъ роль спокойнаго, безпристрастнаго слуги, будто бы заботящагося только о благѣ короля и справедливости. Паденіе его Шекспиръ обусловилъ непростительной, случайной оплошностью со стороны самого Вольсея. Онъ по ошибкѣ вкладываетъ въ пакетъ, поданный королю, компрометирующія его бумаги. На первый взглядъ подобная развязка карьеры человѣка, стоящаго такъ высоко, можетъ показаться черезчуръ пустой и неестественной, но при болѣе подробномъ анализѣ этого факта окажется, что Шекспиръ и тутъ выказалъ необыкновенную тонкость, съ какою прозрѣвалъ настоящія причины житейскихъ событій. Если бъ Вольсей былъ изображенъ павшимъ вслѣдствіе какой-нибудь грубой ошибки въ государственныхъ дѣлахъ, то изъ этого могло бы возникнуть сомнѣніе насчетъ его ума и способностей, но какъ скоро онъ дѣлаетъ ложный шагъ совершенно случайно, по простой оплошности, на какую способенъ всякій,-- то это нисколько не искажаетъ впечатлѣнія его величавой, серьезной личности. Смиренное его покаяніе передъ смертью засвидѣтельствовано, какъ замѣчено выше, исторіей. Конечно, трудно сказать, былъ ли онъ при этомъ искрененъ, но такое окончаніе карьеры человѣка, какъ Вольсей, очень правдоподобно. Гордое подчиненіе неизбѣжной судьбѣ во всякомъ случаѣ выше малодушныхъ жалобъ и отчаянія, и потому Шекспиръ вполнѣ умѣстно воспользовался этимъ историческимъ разсказомъ для того, чтобъ дорисовать созданную имъ личность Вольсея совершенно въ тонъ съ прочими чертами его характера.
   Несмотря на общій серьезный характеръ всей пьесы, Шекспиръ включилъ въ нее двѣ-три комическія черты и, должно сказать, необыкновенно удачно. Личность провинціальнаго, глуповатаго селадона Сандса, горько сокрушающагося о томъ, что французскіе щеголи при дворѣ мѣшаютъ его успѣхамъ въ любовныхъ дѣлахъ, необыкновенно жива, забавна и нарисована Шекспиромъ, вѣроятно, съ натуры. То же должно сказать и о придворной попрошайкѣ, старой фрейлинѣ Анны Болденъ. Что же касается этой послѣдней, то, несмотря на то, что она -- главная виновница всего сюжета, на которомъ построена пьеса, нравственный ея портретъ Шекспиръ оставилъ недорисованнымъ. Послѣ сцены разговора съ фрейлиной, въ которой Анна увѣряетъ, что ни за что бы не согласилась принять санъ королевы, она является только въ торжественной процессіи, въ коронѣ и порфирѣ, не говоря ни слова, вслѣдствіе чего и вопросъ, какимъ образомъ произошло ея нравственное превращеніе, остался въ пьесѣ не объясненнымъ.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Король Генрихъ VIII.
   Кардиналъ Вольсей.
   Кардиналъ Кампеусъ.
   Капуцій, посолъ императора Карла V.
   Краймеръ, архіепископъ Кэнтерберійскій.
   Герцогъ Норфолькъ.
   Герцогъ Суффолькъ.
   Герцогъ Букингамъ.
   Графъ Сёррей.
   Лордъ-камергеръ.
   Лордъ-канцлеръ.
   Гардинеръ, епископъ Винчестерскій.
   Епископъ Линкольнскій.
   Лордъ Абергэвени.
   Лордъ Сандсъ.
   Сэръ Генри Гильфордъ.
   Сэръ Томасъ Ловель.
   Сэръ Антони Денни.
   Сэръ Никольсъ Во.
   Секретарь Вольсея.
   Кромвель, служащій у Вольсея.
   Грифитъ, гофмаршалъ королевы Екатерины.
   Гартеръ, герольдъ.
   Ботсъ, врачъ короля.
   Управитель Букингама.
   Брандонъ.
   Преддверникъ палаты совѣта.
   Привратникъ дворца.
   Его работникъ.
   Пажъ Гардинера.
   Глашатай.
   Королева Екатерина, жена Генриха.
   Анна Болленъ, фрейлина.
   Пожилая лэди, приближенная Анны Болленъ.
   Пасіенца, придворная дама.

Лорды и лэди, придворныя дамы, видѣнія, писцы, офицеры, стража.
Дѣйствіе въ Лондонѣ, въ Вестминстерѣ и одна сцена -- въ Кимбольтонѣ.

   

ПРОЛОГЪ 1).

             Не ждите въ этотъ разъ потѣхи иль забавы:
             Я выступить хочу съ пьесой величавой;
             Съ пьесою такой, которая у васъ
             Навѣрно, извлечетъ потоки слезъ изъ глазъ.
             Кто сердцемъ добръ -- тому причину прослезиться
             Ужъ дастъ одинъ сюжетъ; а если кто стремится
             Въ театръ, чтобы найти полезный въ немъ урокъ,
             Равно не даромъ свой развяжетъ кошелекъ.
             Скажу, что даже тотъ, кого на сценѣ можетъ
             Плѣнять лишь рядъ картинъ, и тотъ пусть шиллингъ вложитъ
             Безъ страха въ этотъ разъ: ручаюсь, что и онъ,
             Придя сюда, за трудъ свой будетъ награжденъ.
             Ждетъ скука только тѣхъ, кого на представленьи
             Пустой плѣняетъ вздоръ: нелѣпыя сраженья,
             Стукъ шлемовъ, звукъ щитовъ, кафтаны въ галунахъ,
             Да желтые шуты 2) въ ихъ глупыхъ колпакахъ.
             Осмѣлюсь я сказать почтенному собранью,
             Что если бъ нынче мы, въ противность ожиданью
             Всѣхъ васъ, сидящихъ здѣсь, задумали вамъ дать
             Такой пустой спектакль, то намъ бы потерять
             Навѣки привелось не только вѣру въ наше
             Умѣнье и вкусъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и въ ваше
             Вниманье къ намъ впередъ;-- вниманье жъ лицъ такихъ,
             Повѣрьте, цѣнимъ мы сильнѣй похвалъ пустыхъ.
             Признавши потому васъ лучшими судьями,
             Мы знаемъ хорошо, что если передъ вами
             На сценѣ выведемъ серьезный мы предметъ,
             То встрѣтитъ и отъ васъ достойный онъ привѣтъ.
             Представьте же себѣ, что важныя тѣ лица,
             Какихъ представимъ мы, живою вереницей
             Проходятъ мимо васъ, съ блестящею толпой
             Друзей и вѣрныхъ слугъ;-- а тамъ, чуть мигъ пустой
             Промчится вслѣдъ за тѣмъ,-- увидѣть вамъ придется,
             Какъ горькая бѣда за радостью несется.
             Ужъ если этотъ видъ возбудитъ смѣха тѣнь,
             То, значитъ, можно быть печальнымъ въ брачный день.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я

Лондонъ. Передняя во дворцѣ.

(Входятъ въ одну дверь герцогъ Норфолькъ, въ другую -- герцогъ Букингамъ и лордъ Абергэвени).

   Букингамъ. А, здравствуйте!-- радъ встрѣтить васъ;-- ну, что?
             Какъ вамъ жилось съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались
             Во Франціи?
   Норфолькъ.           Благодарю;-- жилось
             Такъ хорошо, что я еще не въ силахъ
             Опомниться отъ яркихъ впечатлѣній
             Всего того, что видѣлъ.
   Букингамъ.                               А меня-то
             Сковала по рукамъ и по ногамъ
             Проклятая горячка,-- и когда же?
             Когда два солнца славы, два свѣтила
             Людской толпы, сошлись въ долинѣ Ардра.
   Норфолькъ. Да,-- Гюйньсъ и Ардръ 3); я видѣлъ, какъ сошлись,
             Въ долинѣ между ними два монарха;
             Какъ, сидя на ретивыхъ лошадяхъ,
             Они почтили радостнымъ привѣтомъ
             Другъ друга; какъ затѣмъ, сойдя съ коней,
             По-братски обнялись они такъ крѣпко,
             Что всѣмъ вокругъ казалось, будто оба
             Слились въ одномъ. Я убѣжденъ, что если бъ
             Четыре трона такъ соединились
             Могуществомъ, то и тогда ихъ сила
             Была бъ ничѣмъ передъ союзомъ этихъ
             Двухъ королей.
   Букингамъ.                     А я все это время
             Лежалъ больной!
   Норфолькъ.                     Вы были лишены
             Чудеснѣйшаго зрѣлища, какое
             Возможно лишь представить. Блескъ, въ какомъ
             Мы видѣли властителей отдѣльно,
             Слился вдвойнѣ, какъ будто сочетавшись
             Въ блистательнѣйшемъ бракѣ. Чудеса,
             Какія представлялись намъ сегодня,
             Безслѣдно меркли, потонувши въ томъ,
             Что видѣли мы завтра. Но послѣдній
             День былъ таковъ, что превзошелъ ужъ все!
             Когда, блестя подобно божествамъ,
             Всѣ въ золотѣ, французы изумляли
             Сегодня насъ -- то можно было быть
             Увѣреннымъ, что завтра англичане
             Ихъ превзойдутъ, явясь, какъ будто въ каждомъ
             Былъ рудникъ Индіи. Пажи-малютки,
             Съ лицомъ прелестныхъ ангеловъ, сіяли
             Всѣ въ золотѣ. Красавицъ пышный рой,
             Не знавшихъ въ жизнь, что значитъ утомленье,
             Себя охотно мучили, сгибаясь,
             Едва дыша, подъ тяжестью камней
             И жемчуговъ, сгибаясь такъ, что даже
             Краснѣли безъ румянъ. Блескъ маскарада,
             Считавшагося дивнымъ, затмевался
             Сейчасъ другимъ, сводилъ его на степень
             Забавы бѣдняковъ. Изъ королей
             Считался лучшимъ тотъ, кто появлялся
             Въ глазахъ толпы одинъ; но чуть сходились
             Они вдвоемъ -- то чаровали оба
             Глаза равно: никто не могъ найти
             Межъ ними тѣни разницы. Когда же
             Два этихъ дивныхъ солнца (такъ привыкли
             Ихъ называть) призвали чрезъ герольдовъ
             Бойцовъ къ военнымъ играмъ, то предъ взоромъ
             Дивившейся толпы предсталъ такой
             Невиданный спектакль, что даже сказки
             О прежнихъ славныхъ подвигахъ сочлись
             Ничтожными, заставили повѣрить,
             Что Бэвисъ 4) жилъ дѣйствительно!
   Букингамъ.                                                   Ну, это
             Ужъ вы преувеличили.
   Норфолькъ.                               Нисколько;
             Клянусь моимъ я саномъ, а равно
             Моей любовью къ правдѣ. Все, что я
             Вамъ разсказалъ, теряетъ даже краски
             Въ моихъ словахъ, когда сравнить слова
             Съ тѣмъ, что я видалъ точно. Блескъ величья
             Сіялъ во всемъ; порядокъ не былъ прерванъ
             Ни на волосъ; программа торжества
             Исполнилась прекрасно; все явилось,
             Какъ должно, на мѣстахъ, и каждый дѣлалъ,
             Что должно было дѣлать.
   Букингамъ.                               Кто же былъ
             Рукой всего? Кто сочеталъ искусно
             Въ одномъ прекрасномъ цѣломъ рядъ такихъ
             Блистательныхъ торжествъ?
   Норфолькъ.                               Тотъ, отъ кого
             Подобнаго искусства врядъ ли было
             Возможно ждать.
   Букингамъ.                     Кто жъ это?
   Норфолькъ.                                         Преподобный
             Лордъ Іоркскій, кардиналъ,-- устроилъ все
             Любезно онъ.
   Букингамъ.           Ну, такъ! Ему усердно,
             Какъ вижу, служитъ дьяволъ. Сунуть носъ
             Умѣетъ онъ вездѣ 5). Ну, что за дѣло
             Ему-то до подобной суеты?
             Сказать вѣдь, право, можно что успѣлъ
             Своею сальной тушей 6) захватить
             Лучи онъ даже солнца, не давая
             Ему свѣтить на землю.
   Норфолькъ.                               Эту силу
             Нашелъ онъ самъ въ себѣ. Вы посудите:
             Безъ роду и безъ предковъ, чье значенье
             Даетъ одно возможность ихъ потомкамъ
             Пробить дорогу къ счастью,-- безъ услугъ,
             Оказанныхъ престолу, и безъ всякихъ
             Связей въ кругу вельможъ -- соткалъ себѣ
             Свое онъ счастье самъ, какъ паутину
             Прядетъ паукъ, не требуя подмоги
             Ни отъ кого. Признать невольно надо,
             Что личныя способности однѣ,
             Дарованныя небомъ, проложили
             Ему тотъ путь, которымъ сталъ онъ близокъ
             Такъ къ королю.
   Абергэвени.                     Ну, чѣмъ обязанъ онъ
             Святой подмогѣ неба -- я не знаю:
             Пусть это ищетъ больше зоркій глазъ!
             Но спесь его, которая сквозитъ
             Во всей его особѣ,-- вотъ что вижу
             Я хорошо. Когда снабдилъ его
             Не адъ богатствомъ этимъ, значитъ -- дьяволъ
             Сталъ скрягою иль промоталъ все это
             Добро самъ на себя, и кардиналу
             Пришлось устроить новый адъ въ себѣ.
   Букингамъ. Представьте хоть бы это:-- онъ вѣдь дерзко,
             Ни слова не сказавши никому,
             Назначилъ лицъ, чтобъ ѣхать съ государемъ
             Во Францію. И кто жъ назначенъ имъ?--
             Всѣ тѣ дворяне, на кого онъ вздумалъ
             Взвалить издержки этого пути,
             Съ пріятной имъ утѣхой, что попали
             Они въ такую честь. И всѣмъ пришлось
             Отправиться, хотя и не былъ списокъ
             Представленъ, какъ велитъ законъ, въ совѣтъ.
   Абергэвени. Да, да,-- я знаю двухъ иль трехъ изъ близкихъ
             Моихъ родныхъ, которымъ привелось
             Такъ сильно пострадать своимъ карманомъ
             За эту честь, что врядъ ли имъ удастся
             Поправиться.
   Букингамъ.           Что говорить! Не мало
             Другихъ найдется, надломившихъ также
             Свои хребты, не выдержавши груза
             Затѣй прекрасныхъ этихъ. А спросить,
             Изъ-за чего?-- вѣдь только изъ пустого,
             Глупѣйшаго тщеславья.
   Норфолькъ.                               Съ горемъ надо
             Сознаться въ томъ, что миръ, который мы
             Успѣли заключить, не стоилъ столькихъ
             Издержекъ и трудовъ.
   Букингэмъ.                               Тотъ бурный день,
             Который такъ внезапно разразился
             Вослѣдъ за днемъ веселья, всѣхъ заставилъ
             Взглянуть на дѣло глубже 7). Всѣ невольно,
             Не сговорясь, подумали, чтобъ это
             Не стало знакомъ, что нарушенъ будетъ
             И самый миръ.
   Норфолькъ.           Да онъ уже нарушенъ:
             Вѣдь Франція, по слухамъ, захватила
             Въ Бордо товары англійскихъ купцовъ.
   Абергэвени. Такъ вотъ причина, почему не принятъ
             Ея посолъ?
   Норфолькъ.           Ну, безъ сомнѣнья.
   Абергэвени.                                         Славный,
             Признаться, миръ,-- и купленный еще
             Такой цѣной!
   Букингамъ.                     И это все надѣлалъ
             Почтенный кардиналъ.
   Норфолькъ.                               Будь не во гнѣвъ
             Вамъ сказано, милордъ:-- вражда, какую
             Открыто къ вамъ питаетъ кардиналъ,
             А вы къ нему, извѣстна всѣмъ;-- такъ я,
             Какъ человѣкъ, желающій всѣмъ сердцемъ
             Вамъ лишь добра, осмѣлюсь вамъ полезный
             Подать совѣтъ: перечисляя громко
             Пороки кардинала, вы съ тѣмъ вмѣстѣ
             Должны не забывать, какую онъ
             Имѣетъ власть. Владѣя ей, онъ можетъ
             Своей враждѣ дать очень быстрый ходъ.
             Онъ, всѣмъ извѣстно, мстителенъ; мечомъ,
             Прекрасно заостреннымъ, можетъ онъ
             Разить навѣрняка, а если будетъ
             Коротокъ мечъ, чтобы достать прямымъ
             Ударомъ васъ -- то онъ добьется цѣли,
             Метнувъ его. Не пропускайте жъ мимо
             Ушей, что я сказалъ. Смотрите: вотъ
             Идетъ скала, отъ чьихъ опасныхъ реберъ
             Я во-время хочу васъ остеречь.

(Входитъ Вольсей. Передъ нимъ идутъ милостынераздаватель, стража и два секретаря съ бумагами. Вольсей, проходя, устремляетъ взглядъ на Букингама, а Букингамъ на него. Оба смотрятъ другъ на друга съ презрѣніемъ).

   Вольсей. Гдѣ управитель лорда Букингама?
             И гдѣ доносъ?
   Секретарь.           Онъ здѣсь, милордъ.
   Вольсей.                                                   Готовъ ли
             Онъ дать отвѣтъ?
   Секретарь.                     Готовъ.
   Вольсей.                                         Такъ мы узнаемъ,
             Надѣюсь, скоро больше.-- Букингамъ
             Своей посбавитъ спеси.

(Вольсей и свита уходятъ).

   Букингамъ.                               Нѣтъ, какъ вижу,
             Пасть этой злой собаки мясника 8)
             Стать можетъ ядовитой!-- И вѣдь нѣтъ
             Намордника, которымъ могъ бы я
             Ее связать! Полезнѣй будетъ точно
             Пока его не трогать.-- Нищій книжникъ
             Успѣлъ взять верхъ надъ саномъ родовымъ!
   Норфолькъ. Ну, вотъ и разсердились вы!-- пошли
             Господь вамъ хладнокровья:-- имъ однимъ,
             Повѣрьте мнѣ, вамъ можно сдѣлать сносной
             Свою болѣзнь.
   Букингамъ.           Въ его глазахъ сверкалъ
             Рядъ замысловъ, направленныхъ на горе
             И гибель мнѣ. Презрительнымъ онъ взглядомъ
             Пронзилъ меня, какъ будто былъ его я
             Ничтожный рабъ! Я твердо убѣжденъ,
             Что и теперь онъ замышляетъ козни
             Мнѣ на бѣду. Пошелъ онъ къ королю;--
             Пойду и я, чтобъ онъ сдержалъ свой дерзкій
             И злой языкъ.
   Норфолькъ.           Постойте;-- пусть сперва
             Поговоритъ вашъ разумъ съ вашимъ гнѣвомъ
             О томъ, что вы затѣяли. Взбираясь
             На крутизну, полезнѣе съ начала
             Итти какъ можно тише. Гнѣвъ подобенъ
             Горячему коню:-- когда дадите/
             Ему вы много воли -- онъ загонитъ
             Себя своимъ же пыломъ. Васъ считалъ
             Всегда я въ цѣлой Англіи умнѣйшимъ
             И лучшимъ изъ друзей моихъ, чтобъ дать мнѣ
             Благой совѣтъ;-- поэтому и вы
             Не брезгайте совѣтомъ вашихъ близкихъ.
   Букингамъ. Нѣтъ, нѣтъ, милордъ,-- пойду я къ королю!
             Мой санъ и честь помогутъ мнѣ добиться,
             Что будетъ этотъ Ипсвичскій наглецъ 9)
             Мной укрощенъ, иль иначе начну я
             Кричать вездѣ, что нѣтъ различья больше
             Между людьми.
   Норфолькъ.                     Подумайте: хотите
             Вѣдь вы зажечь, на зло и гибель вашимъ
             Врагамъ, костеръ, не принимая мѣры,
             Чтобъ пламя не спалило васъ самихъ!
             Когда бѣжимъ мы къ цѣли, то рискуемъ,
             Излишне разбѣжавшись, миновать
             Оплошно цѣль. Когда вода, бурливо
             Вскипѣвъ въ котлѣ, переплеснетъ чрезъ край --
             То намъ хоть съ виду кажется, что стало
             Ея какъ будто больше -- но на дѣлѣ
             Ея вѣдь стало меньше. Повторю я:
             Подумайте!-- нѣтъ въ Англіи во всей
             Кого-нибудь, кто понималъ бы лучше,
             Чѣмъ сами вы, что должно дѣлать вамъ;
             Но вы должны для этого умѣрить
             Вашъ бурный пылъ.
   Букингамъ.                     Благодарю васъ, сэръ,
             Отъ всей души и постараюсь точно
             Исполнить вашъ совѣтъ. Но этотъ дерзкій,
             Дрянной наглецъ... не безпокойтесь: я
             Промолвилъ такъ безъ желчи,-- подстрекнули
             Меня къ тому лишь честный взглядъ на дѣло,
             Да вѣра въ то, что этотъ негодяй
             Опаснѣйшій измѣнникъ! Да -- измѣнникъ!
             Мнѣ это ясно такъ, какъ ясенъ лѣтомъ
             Прозрачный ключъ, когда на днѣ его
             Мы можемъ видѣть каждую песчинку.
   Норфолькъ. Измѣнникъ онъ?-- Ну, полноте.
   Букингамъ.                                                   Я это
             Скажу въ лицо безъ страха королю.
             И будетъ доводъ мой прочнѣе камня.
             Вы знаете ль, что этотъ жадный волкъ,
             Лиса святая эта... (согласитесь,
             Что въ немъ слились вѣдь качества обоихъ:
             Онъ жаденъ, онъ хитеръ; на зло способенъ,
             И любитъ зло; мараетъ онъ собой
             Высокій санъ, а санъ ему даетъ
             Возможность дѣлать зло: они другъ друга
             Взаимно заражаютъ). Повторю я,
             Что онъ одинъ, съ желаньемъ возвеличить
             Себя равно во Франціи и здѣсь
             Совѣтъ далъ королю устроить этотъ
             Нелѣпый съѣздъ, который стоилъ столькихъ
             Несчетныхъ суммъ, и заключить союзъ,
             Сломавшійся при первомъ испытаньи,
             Какъ кипяткомъ сполоснутый стаканъ.
   Норфолькъ. Ну -- это точно правда.
   Букингамъ.                                         Дайте мнѣ
             Все высказать: проклятый кардиналъ
             Составилъ всѣ условья договора,
             Какъ захотѣлъ. "Да будетъ такъ!" -- сказалъ онъ,
             И вышло такъ; а результатъ: костыль,
             Предложенный покойнику! Но властный
             Лордъ-кардиналъ того хотѣлъ,-- Вольсей же
             Не можетъ ошибиться! И вотъ тутъ-то
             И родился тотъ выкидышъ измѣны,
             Который разумѣлъ я. Императоръ,
             Сказавъ, что онъ желаетъ повидаться
             Съ своей почтенной теткой 10), насъ почтилъ
             Своимъ прибытьемъ; (въ сущности жъ, хотѣлъ
             Онъ видѣть лишь Вольсея):-- онъ боялся,
             Что съѣздъ монарха Генриха съ Францискомъ,
             Что добраго, завяжетъ между ними
             Союзъ къ его невыгодѣ. И тутъ-то
             Стакнулся онъ съ Вольсеемъ. Я увѣренъ,
             Что заплатилъ ему онъ за услугу
             Уже впередъ, и потому-то все,
             Что онъ желалъ, исполнилось, чуть только
             Онъ высказалъ желанье. Путь протоптанъ
             Былъ золотомъ; желанье жъ состояло
             Въ томъ, чтобъ Вольсей искусно затушилъ
             Всѣ выгоды союза между нами
             И Франціей, заставивъ короля
             На все смотрѣть иначе. Но король
             Узнаетъ все! Я разскажу ему,
             Какъ кардиналъ торгуетъ самовластно
             Его высокой честью ради низкихъ,
             Своихъ корыстныхъ выгодъ.
   Норфолькъ.                                         Очень грустно
             Мнѣ это слышать. Дай Господь, чтобъ вы
             Ошиблись, такъ судя.
   Букингамъ.                               Я не ошибся
             Ни на волосъ! Увидите, что онъ
             Покажется и вамъ такимъ же точно.
             Какимъ его представилъ я; и это
             Берусь я доказать.

(Входятъ Брандонъ и капитанъ со стражей).

   Брандонъ.                               Графъ Букингамъ,
             Норгэмтонскій, Стаффордскій и Герфордскій,--
             Ты мною взятъ, во имя короля,
             Подъ стражу за измѣну.
   Букингамъ.                               Вотъ, милорды;
             Вы видите! Я пойманъ гнусной сѣтью
             Коварства и интригъ!
   Брандонъ.                               Мнѣ горько видѣть
             Лишеннымъ васъ свободы, но его
             Величествомъ приказано отправить
             Васъ тотчасъ въ Тоуэръ.
   Букингамъ.                               Говорить, что я
             Ни въ чемъ не виноватъ, конечно, будетъ
             Потерей словъ. Накинутъ на меня
             Такой покровъ, что очернится имъ
             И то, что было чистаго. Но, впрочемъ,
             Будь все, какъ хочетъ Богъ!-- я повинусь.
             Пришлось проститься съ вами мнѣ, достойный
             Лордъ Абергэвени.
   Брандонъ.                               Прощанье это
             Излишне, сэръ (Абергэвени). По волѣ короля,
             Отправиться должны вы также въ Тоуэръ,
             Пока не выйдетъ должнаго рѣшенья
             Равно о васъ.
   Абергэвени.           Сказать я, значитъ, долженъ
             Слова милорда: будь Господня воля
             И надо мной! Пусть будетъ, какъ желаетъ
             Того король.
   Брандонъ. А вотъ приказъ, чтобъ также
             Подъ стражу были взяты Монтэгю,
             Джонъ де-ла-Каръ, духовникомъ служившій
             У герцога, и съ ними Джильбертъ Пекъ,
             Извѣстный секретарь его.
   Букингамъ.                               Ну, такъ!
             Весь заговоръ тутъ налицо! Надѣюсь,
             Вы кончили?
   Брандонъ.                     Еще картезіанскій
             Одинъ монахъ.
   Букингамъ.                     Кто? Никольсъ Гопкинсъ?
   Брандонъ.                                                                       Онъ.
   Букингамъ. Бездѣльникъ управитель! Всемогущій
             Нашъ кардиналъ, какъ вижу, и его
             Успѣлъ поймать на золото! Нить жизни
             Моей свита! Что остается мнѣ?
             Я -- тѣнь того, чѣмъ Букингамъ былъ прежде!
             Да и она готова потонуть
             Ужъ въ облакахъ, мое затмившихъ солнце!
             (Норфольку). Прощаюсь съ вами я, достойный лордъ 11).

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Зала совѣта.

(Трубы. Входятъ король Генрихъ, опираясь на плечо кардинала Вольсея, члены совѣта, сэръ Томасъ Ловель, офицеры и свита).

   Король. (Волѣсею). Благодарю!-- благодарю всей жизнью!
             Всей лучшей частью сердца!-- Какъ подумать,
             Какой ужасной подвергался я
             Опасности! Злодѣйскій заговоръ
             Открытъ тобой!-- Пускай войдетъ сюда
             Служитель Букингама. Мы допросимъ
             Его здѣсь лично. Пусть онъ подтвердитъ
             По пунктамъ преступленья тѣ, въ которыхъ
             Виновенъ господинъ его.

(Король садится на свое мѣсто, Вольсей -- ступенькою ниже, по правую сторону. Члены совѣта занимаютъ также свои мѣста. За сценой раздается шумъ и крикъ: "дорогу королевѣ!" -- Входитъ королева Екатерина, которой предшествуютъ герцоги Норфолькъ и Суффолькъ. Она преклоняетъ колѣни. Король ее поднимаетъ, цѣлуетъ и указываетъ мѣсто возлѣ себя.) 12)

   Королева.                                         Нѣтъ, нѣтъ!--
             Позвольте мнѣ остаться преклоненной:
             Являюсь я съ покорной просьбой.
   Король.                                                   Встань,
             И сядь, какъ я сказалъ. О половинѣ
             Того, что просить ты, мольба излишня,
             Затѣмъ, что половина нашей власти
             Твоя по праву; что жъ до прочихъ просьбъ,
             То я даю свое на нихъ согласье,
             Не выслушавъ. Иди жъ и поступай,
             Какъ хочешь ты сама.
   Королева.                               Благодарю
             Васъ, государь. Мое прошенье въ томъ,
             Чтобъ вы, любя себя, не забывали
             Того, что вамъ велитъ вашъ долгъ монарха
             И ваша честь.
   Король.                     Какъ? Что?-- Скажи, въ чемъ дѣло.
             Королева. Доходитъ много слуховъ до меня
             Отъ лицъ, вполнѣ достойныхъ уваженья,
             Что тяжкій гнетъ обрушился бѣдой
             На вашихъ вѣрныхъ подданныхъ. Народъ
             Обложенъ вновь неслыханнымъ налогомъ,
             Столь тягостнымъ, что вынести его
             Безъ ропота не можетъ даже вѣрность.
             (Вольсею). Хотя винятъ за то, конечно, больше
             Васъ, добрый кардиналъ, за то, что вы
             Считаетесь виновникомъ всѣхъ этихъ
             Прискорбныхъ дѣлъ; но, какъ извѣстно мнѣ,
             И самъ король (чью честь да защититъ
             Отъ всякихъ пятенъ небо) подвергался
             Нападкамъ злыхъ рѣчей; такія жъ рѣчи
             Поколебать способны даже вѣрность 13)
             И кончатся, пожалуй, мятежомъ.
   Норфолькъ. "Пожалуй" вы сказали?-- Нѣтъ, мятежъ
             Ужъ начался. Налогъ привелъ къ тому,
             Что фабрики, работавшія сукна,
             Лишившись средствъ держать людей въ такомъ же
             Числѣ, какъ было прежде, распустили
             Огромное количество ткачей,
             Чесальщиковъ, прядильщиковъ и прочихъ
             На всѣ четыре стороны; и этотъ
             Несчастный людъ, голодный и нагой,
             Лишенный всякихъ средствъ, возсталъ невольно
             Подъ гнетомъ злой нужды. Опасность стала
             Усерднымъ ихъ союзникомъ 14).
   Король.                                                   Налогъ?
             Какой налогъ? Лордъ-кардиналъ,-- васъ въ этомъ
             Винятъ со мною вмѣстѣ; говорите жъ,
             Что знаете объ этомъ вы?
   Вольсей.                                         Я знаю
             Не болѣе, чѣмъ долженъ знать въ ряду
             Всѣхъ остальныхъ сановниковъ, ведущихъ
             Дѣла страны.
   Королева.                     Когда, милордъ, вы точно
             Не знаете объ этомъ, то должны
             По крайней мѣрѣ знать, о чемъ кричатъ
             Давно вездѣ; а именно, что этотъ
             Налогъ, который рады были бъ всѣ
             Не знать совсѣмъ, и о которомъ знать
             Желаетъ государь,-- придуманъ вами.
             Онъ такъ тяжелъ, что можетъ поразить
             Отчаяньемъ и слухъ,-- такъ каково же
             Его нести? Коль скоро крикъ, что вы
             Одни его придумали, не вѣренъ,
             То клевета, взведенная на васъ,
             Дѣйствительно ужасна.
   Король.                                         Гнетъ! налоги!
             Узнаю ль наконецъ я, въ чемъ вопросъ?
             Что за налогъ?
   Королева.                     Простите, государь,
             Что истощаю ваше я терпѣнье;
             Но вы вѣдь сами дали слово мнѣ
             Меня простить, и потому рѣшаюсь
             Сказать я все. Бѣда и горе въ томъ,
             Что велѣно взыскать шестую долю
             Съ имущества гражданъ, не допуская
             Малѣйшей проволочки. Этотъ сборъ,
             Какъ говорятъ, назначенъ для покрыт ѣтельная, что никогда ни одинъ языкъ не могъ сказать ничего противъ ея чести, -- клянусь жизнью, она никогда не умѣла сдѣлать злое дѣло... А теперь, послѣ столькихъ лѣтъ, проведенныхъ на тронѣ, все время возрастая въ величіи и роскоши, лишеніе которыхъ тѣмъ тяжелѣе, чѣмъ слаще ихъ пріобрѣтеніе, -- послѣ всего этого отвергнуть! О, этимъ можетъ тронуться даже чудовище.
   Старая лэди. Самыя безчувственныя сердца смягчаются и скорбятъ о ней.
   Анна. Боже мой! Было-бы лучше, еслибы она не знала никакого величія. Какъ-бы это величіе ни было суетно, но когда сердитая судьба заставляетъ насъ разводиться съ нимъ, то для насъ это такое-же ужасное страданіе, какъ и отдѣленіе души отъ тѣла.
   Старая лэди. Увы! несчастная, она опять чужестранка.
   Анна. Тѣмъ болѣе нужно сожалѣть ее. Право, гораздо лучше работать въ низкой долѣ и жить въ довольствѣ съ бѣдняками, чѣмъ величаться въ блестящей печали и носить золотое горе.
   Старая лэди. Быть довольнымъ -- наше лучшее достояніе.
   Анна. Клянусь честью и моей дѣвственностью, я-бы не желала быть королевою.
   Старая лэди. Ахъ, какъ можно! Что касается меня, то я рискнула-бы даже дѣвственностью, лишь-бы только бытъ королевой; да и вы-бы сдѣлали тоже самое, не смотря на всѣ гримасы вашего лицемѣрія. Вы обладаете самою прекрасною внѣшностію женщины, но и сердце у васъ тоже -- сердце женщины, а сердце женщины всегда любило блескъ, роскошь, властвованіе, которыя, если уже говорить правду, -- самыя великія блага, и эти блага, -- хотя вы теперь и жеманитесь, -- ваша совѣсть изнѣженнаго козленка весьма способна принять, если только вы захотите хоть нѣсколько растянуть ее.
   Анна. Нѣтъ, нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ.
   Старая лэди. Да, да, въ самомъ дѣлѣ, да. Ну, скажите, развѣ вы-бы не хотѣли быть королевой?
   Анна. Нѣтъ, ни за какія блага, существующія подъ небомъ.
   Старая лэди. Странно! А я такъ и за три пенса согласилась-бы быть королевой, какъ я ни стара. Но скажите мнѣ, какого вы мнѣнія, напримѣръ, на счетъ герцогини? Въ состояніи-ли вы перенести тяжесть этого титула?
   Анна. Нѣтъ.
   Старая лэди. Ну, слабеньки-же вы. Уменьшимъ еще тяжесть. Я не хотѣла-бы быть юнымъ графомъ, попавшимся вамъ на пути, который заставилъ-бы васъ болѣе, чѣмъ покраснѣть. Если ваша спина не въ состояніи вынести и этой тяжести, то вы слишкомъ слабы, чтобы родить мальчишку.
   Анна. Какъ вы болтаете! Еще разъ увѣряю васъ, что ни за что на свѣтѣ не хотѣла-бы быть королевой.
   Старая лэди. Ну, клянусь честью, за какую-нибудь крошечную Англію рискнули-бы; да и я рискнула-бы изъ-за какого-нибудь Карнарвоншира, еслибы даже и не было бы ничего другаго у короля... Кто это идетъ?
  

Входитъ лордъ Камергеръ.

  
   Лордъ-камергеръ. Добраго утра, лэди. Что слѣдуетъ заплатить за тайну вашей бесѣды?
   Анна. Добрый лордъ, не спрашивайте: тайна эта не стоитъ даже вашего вопроса. Мы скорбимъ о несчастіи нашей госпожи.
   Лордъ-камергеръ. Это -- великодушное занятіе, достойное женщины, истинно доброй. Есть однако надежда, что все пойдетъ къ лучшему.
   Анна. Молю объ этомъ Бога!
   Лордъ Камергеръ. Вы великодушны, а благословеніе неба всегда вознаграждаетъ такія существа. Но, прекрасная лэди, чтобъ доказать вамъ, что я говорю искренно и что высоко цѣнятся ваши многочисленныя добродѣтели, его королевское величество свидѣтельствуетъ вамъ свое высокое уваженіе и жалуетъ вамъ титулъ маркизы Пемброкъ, къ этому титулу его величество прибавляетъ ежегодную пенсію въ тысячу фунтовъ!
   Анна. Не знаю, чѣмъ могла-бы я выразить мою благодарность ему. Все, чѣмъ обладаю я -- ничто. Мои молитвы не достаточно святы, мои пожеланія -- не болѣе, какъ пустыя слова; а вѣдь молитвы и пожеланія, -- вотъ и все, что я могу отдать ему взамѣнъ этого. Умолю вашу свѣтлость благоволить выразить его величеству благодарность и преданность сконфуженной рабыни, молящейся о его здравіи и о его царствованіи.
   Лордъ Камергеръ. Прекрасная лэди, не забуду еще болѣе возвеличить прекрасное мнѣніе, которое король составилъ себѣ о васъ. (Всторону). Я хорошо ее разсмотрѣлъ. Красота и достоинство такъ сплелись въ ней, что плѣнили короля. И, кто знаетъ? можетъ быть изъ этой лэди выйдетъ драгоцѣнный камень, который озаритъ своимъ блескомъ весь этотъ островъ?-- Иду къ королю и скажу, что говорилъ съ вами.
   Анна. Достойный лордъ...
  

Лордъ Камергеръ уходитъ.

  
   Старая лэди. Ну, такъ и есть; посмотрите, посмотрите! Цѣлыхъ шестнадцать лѣтъ клянчила я при дворѣ (да и теперь еще клянчу) и однако до сихъ поръ не умѣла найти середины между "слишкомъ рано" и "слишкомъ поздно" ни для одной изъ моихъ просьбъ о денежномъ пособіи, а вы (о, судьба!) еще совсѣмъ свѣжая рыбка здѣсь (какой срамъ, какой срамъ такое навязчивое счастіе!), и вашъ ротъ наполненъ прежде, чѣмъ вы его открыли!
   Анна. Это и мнѣ кажется страннымъ.
   Старая лэди. А какъ оно на вашъ вкусъ? Горько? Держу сорокъ пенсовъ, что нисколько не горько. Жила-была однажды прекрасная лэди (это -- старая сказка), которая не хотѣла быть королевой, -- не хотѣла даже за всю грязь Египта... Слыхали вы эту сказку?
   Анна. Вы все шутите.
   Старая лэди. Будь я на вашемъ мѣстѣ, я бы, пожалуй, взлетѣла выше жаворонка. Маркиза Пемброкъ! Тысячу фунтовъ въ годъ! Изъ чистаго уваженія, безъ всякаго обязательства!.. Клянусь жизнью, это обѣщаетъ и впереди еще много другихъ тысячъ! Шлейфъ величья длиннѣе его юбки! Теперь я знаю, что ваша спина можетъ снести и титулъ герцогини. Скажите, развѣ теперь вы не чувствуете себя сильнѣе, чѣмъ были прежде?
   Анна. Моя добрая лэди! Забавляйтесь вашими фантазіями, но оставьте меня въ покоѣ. Я готова сейчасъ умереть, если это хоть сколько-нибудь волнуетъ мою кровь. Я прихожу въ ужасъ при одной мысли, что изъ этого можетъ выйти.. Королева находится въ горѣ, и мы забываемъ ее, благодаря нашему долгому отсутствію.
   Старая лэди. Да за кого-же вы меня принимаете! (Онѣ уходятъ).
  

СЦЕНА IV.

Зала въ Блэкфрайерсѣ.

Трубы и литавры. Входятъ два жезлоносца съ короткими серебряными жезлами; за ними -- два писца въ докторскомъ одѣяніи; послѣ нихъ архіепископъ Кэнтерберійскій одинъ, а вслѣдъ за нимъ -- епископы: Линкольнскій, Элійскій, Рочестерскій и Сентъ-Асафскій; за ними въ небольшомъ отъ нихъ разстояніи -- джентльмэнъ, несущій кошель, государственную печать и кардинальскую шапку; потомъ -- два священника съ серебряными крестами; потомъ -- придверникъ залы совѣта, съ непокрытой головой и капитанъ стражи съ серебряной булавой; за ними -- два джентльмэна съ двумя большими серебряными столбами: за ними рядомъ два кардинала: Вольсей и Кампейусъ; за ними два лорда съ мечомъ и жезломъ. За ними входятъ: король и королева съ ихъ свитами. Король садится подъ балдахиномъ; кардиналъ, какъ судья, садится ниже его. Королева въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ короля. Епископы садятся по обѣимъ сторонамъ суда, напоминающаго собраніе консисторіи; пониже -- писцы. Лорды садятся рядомъ съ епископами, Глашатай и другіе служители размѣщаются въ установленномъ порядкѣ.

  
   Вольсей. Возвѣстите молчаніе во время чтенія полномочій, дарованныхъ намъ Римомъ.
   Король Генрихъ. Зачѣмъ? Полномочья были уже читаны публично и ихъ подлинность была признана всѣми. А поэтому, ихъ чтеніе будетъ только напрасная трата времени.
   Вольсей. Да будетъ такъ. Приступайте.
   Писецъ. Провозгласи: Генрихъ, король Англіи, предстань передъ судомъ.
   Глашатай. Генрихъ, король Англіи, предстань передъ судомъ!
   Король Генрихъ. Я здѣсь.
   Писецъ. Провозгласи: Екатерина, королева Англіи, предстань передъ судомъ.
   Глашатай. Екатерина, королева Англіи, предстань передъ судомъ!
  

Королева не отвѣчаетъ, встаетъ со своего мѣста, обходитъ судъ, подходитъ къ королю и преклоняетъ передъ нимъ колѣна.

  
   Королева Екатерина. Государь, молю васъ оказать, мнѣ справедливость и возстановить мое право, а также и быть ко мнѣ сострадательнымъ, потому-что я -- бѣдная женщина и иностранка, родившаяся внѣ вашихъ владѣній, не имѣющая здѣсь безпристрастныхъ судей и не разсчитывающая на справедливое доброжелательство и на справедливый судъ. Увы, государь, чѣмъ могла я васъ оскорбить? Чѣмъ мое поведеніе могло вызвать вашъ гнѣвъ до такой степени, что вы рѣшились отвергнуть меня и лишить меня вашего добраго расположенія'? Небо свидѣтель, что я всегда была вѣрной и покорной женой, всегда сообразовавшейся съ вашей волей, всегда боявшейся возбудить ваше неудовольствіе, подчинявшейся даже вашему состоянію духа, -- печальному или веселому, по мѣрѣ того, какъ замѣчала измѣненія вашего лица. Былъ-ли такой часъ, когда я противорѣчила-бы вашимъ желаніямъ или не дѣлала-бы ихъ моимъ собственнымъ желаніемъ? Кого изъ вашихъ друзей не старалась я любить, даже зная, что онъ мой врагъ? Кто изъ моихъ друзей когда-либо возбудилъ вашъ гнѣвъ, не лишившись въ то же время моихъ милостей и не получивъ заявленіе, что онъ ихъ лишился? Вспомните только, государь, что въ такой покорности я была вашей женой больше двадцати лѣтъ и что я имѣла счастіе имѣть отъ васъ нѣсколько дѣтей. Если въ теченіе всего этого времени, вы можете указать и доказать хотя что-нибудь пятнающее мою честь, мою вѣрность супруги, мою любовь и мое уваженіе къ вашей священной особѣ, -- то во имя Бога прошу васъ, отвергните меня и пусть тогда самое ужасное презрѣніе захлопнетъ за мною дверь и предастъ меня самому строгому суду. Государь, король, вашъ отецъ славился, какъ принцъ вполнѣ благоразумный, съ проницательнымъ сужденіемъ и несравненнымъ пониманіемъ; Фердинандъ, мой отецъ, король Испаніи, почитался однимъ изъ самыхъ мудрыхъ принцевъ, когда-либо прежде царствовавшихъ въ этой странѣ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что они собрали на совѣтъ, въ каждомъ изъ этихъ государствъ, наиболѣе мудрыхъ совѣтниковъ, рѣшившихъ, что нашъ бракъ вполнѣ законенъ. А поэтому, покорно умоляю васъ пощадить меня до тѣхъ поръ, пока я не подучу надлежащихъ совѣтовъ отъ моихъ друзей въ Испаніи, мнѣнія которыхъ я буду просить. Въ противномъ случаѣ, -- во имя Бога, осуществляйте ваши желанія.
   Вольсей. Передъ вами эти преподобные отцы, которыхъ вы сами избрали, люди рѣдкой честности и рѣдкой учености, краса всей страны; они здѣсь собраны, чтобы защищать васъ. Поэтому, безполезно съ вашей стороны желать отсрочить рѣшеніе, столь необходимое какъ для вашего собственнаго спокойствія, такъ и для усыпленія сомнѣній короля.
   Кампейусъ. Ваша свѣтлость говорили хорошо и справедливо. А потому, государыня, приличествуетъ, чтобы это королевское дѣло было разсмотрѣно и чтобъ, безъ малѣйшихъ отсрочекъ, было приступлено къ изложенію и обсужденію всѣхъ обстоятельствъ этого дѣла.
   Королева Екатерина. Обращаюсь къ вамъ, лордъ-кардиналъ.
   Вольсей. Что угодно вамъ, государыня?
   Королева Екатерина. Сэръ, я готова расплакаться, но думаю, что я королева (по крайней мѣрѣ, я долго грезила, что я -- королева), убѣжденная въ томъ, что я -- дочь короля, я теперь обращаю мои слезы въ искры пламени.
   Вольсей. Но будьте терпѣливѣе.
   Королева Екатерина. Я буду терпѣлива, когда вы будете скромны; а впрочемъ, нѣтъ, раньше -- или Богъ накажетъ меня. Важныя обстоятельства заставляютъ меня думать, что вы -- мой врагъ, и поэтому отвожу васъ: вы не можете быть моимъ судьею, потому, что вы именно вздули это пламя между моимъ господиномъ и мной, -- да затушитъ его Господня роса! А потому, повторяю, и рѣшительно отвергаю, и отъ всей души не признаю васъ моимъ судьей. Еще разъ повторяю, -- что считаю васъ моимъ злѣйшимъ врагомъ и совсѣмъ не считаю васъ другомъ правды.
   Вольсей. Я долженъ сознаться, что не узнаю васъ въ этихъ словахъ; вы всегда были снисходительны и обнаруживали доброту и мудрость, которыя рѣдко можно встрѣтить въ женщинѣ. Вы оскорбляете меня, государыня; я ничего не имѣю противъ васъ, я не несправедливъ ни къ вамъ, ни къ кому-либо другому; я дѣйствовалъ и буду дѣйствовать, согласно предписаніямъ римской консисторіи. Вы обвиняете меня въ томъ, что я вздулъ это пламя, -- я это отрицаю. Король здѣсь; если онъ находитъ, что я противорѣчу себѣ, то онъ по нраву можетъ вознегодовать на мое коварство, -- да, вознегодовать также легко, какъ вы вознегодовали на мою правдивость. Но если онъ знаетъ, что я не заслуживаю вашего обвиненія, то онъ точно также знаетъ, что я не защищенъ отъ клеветы. Такимъ образомъ, только онъ и можетъ залечить мою рану, а чтобы залечить ее -- достаточно удалить отъ васъ эти мысли. Но прежде, чѣмъ его величество выскажется въ этомъ отношеніи, умоляю васъ, государыня, взять назадъ ваши слова и впередъ не говорить ничего подобнаго.
   Королева Екатерина. О, лордъ, лордъ! я -- простая женщина, слишкомъ слабая, чтобы бороться съ вашей хитростью. У васъ покорный и смиренный видъ. Вы исполняете ваши обязанности подъ покровомъ кротости и смиренія, но сердце ваше полно надменности, злобы, гордости. Благодаря счастію и милостямъ его величества, вы быстро прошли всѣ низшія ступени и теперь поднялись на такую высоту, гдѣ все зависитъ отъ васъ. Ваши слова, какъ ваши слуги, исполняютъ вашу волю во всемъ, что вамъ угодно предписать имъ. Я должна сказать вамъ, что вы гораздо болѣе заботитесь о вашемъ личномъ величіи, чѣмъ о вашемъ духовномъ призваніи. Еще разъ, -- я не признаю васъ моимъ судьей, и здѣсь, въ присутствіи всѣхъ васъ, я обращаюсь къ папѣ и переношу мое дѣло на судъ его святѣйшества. (Преклоняетъ колѣна предъ королемъ и собирается выйти).
   Кампейусъ. Королева упорствуетъ, она возстаетъ противъ суда, она готова обвинить его и не хочетъ подчиниться ему; это дурно. Она удаляется.
   Король Генрихъ. Потребуйте ее снова.
   Глашатай. Екатерина, королева Англіи, предстань передъ судомъ!
   Грифитъ. Государыня, васъ призываютъ.
   Королева Екатерина. Вамъ незачѣмъ обращать на это вниманіе; прошу васъ, идите своей дорогой; когда васъ позовутъ, вы вернетесь. О, да поможетъ мнѣ Господь! Они выводятъ меня изъ терпѣнія. Прошу васъ, идите; я не останусь здѣсь, -- нѣтъ, никогда не появлюсь ни на одинъ изъ ихъ судовъ (Королева уходитъ съ Грифитомъ и свитой).
   Король Генрихъ. Ступай своей дорогой, Кэтъ. Если найдется въ мірѣ человѣкъ, который осмѣлится сказать, что у него жена лучше этой, не вѣрьте ему, -- онъ солгалъ. Если бы всѣ твои рѣдкія качества, твоя ангельская доброта, твоя святая кротость, твое женственное достоинство, покорно во властвованіи, если всѣ другія твои добродѣтели, царственныя и благочестивыя, замолвили слово за тебя, то ты была бы царицей царицъ всей земли... Она благороднаго происхожденія, и въ своихъ отношеніяхъ ко мнѣ поступала согласно своему истинному благородству.
   Вольсей. Государь, убѣдительнѣйше прошу ваше величество заявить всѣмъ здѣсь присутствующимъ (потому-что, гдѣ я былъ ограбленъ и связанъ, тамъ я долженъ быть развязанъ, хотя это и не будетъ еще полнымъ удовлетвореніемъ), -- я-ли внушилъ вашему величеству поднять это дѣло? Возбудилъ-ли я въ васъ какое-либо сомнѣніе, которое бы побудило васъ поднять это разслѣдованіе? Дѣлалъ-ли я когда-либо что-либо иное, какъ приносилъ благодареніе Господу за такую царственную королеву? Сказалъ-ли я вамъ хоть одно слово, которое могло-бы быть невыгодно для ея настоящаго положенія, или было-бы направлено противъ ея прекрасной личности?
   Король Генрихъ. Лордъ-кардиналъ, я оправдываю васъ; да, клянусь честью, очищаю васъ отъ всѣхъ этихъ обвиненій. Вамъ, конечно, извѣстно, что у васъ много враговъ, которые не знаютъ, почему они ваши враги, но которые, подобно деревенскимъ псамъ, лаютъ, когда другіе лаютъ; нѣкоторыми изъ такихъ псовъ и королева была возстановлена противъ васъ. Вы оправданы, но хотите еще болѣе полнаго оправданія? Вы всегда желали усыпить это дѣло; вы никогда не старались возбудить его; напротивъ, часто вы затрудняли всякій приступъ къ нему. Клянусь честью, я свидѣтельствую это, мой добрый лордъ-кардиналъ, и оправдываю васъ. Но теперь, что именно побудило меня къ этому шагу? Объясню вамъ это, пользуясь вашимъ временемъ и вниманіемъ. Обратите вниманіе на ходъ моихъ мыслей въ этомъ вопросѣ. Вотъ какъ это случилось. Первое безпокойство и первое сомнѣніе, закравшееся въ мою совѣсть, было возбуждено нѣкоторыми намеками байенскаго епископа, бывшаго тогда французскимъ посланникомъ, который былъ присланъ для переговоровъ о бракѣ герцога Орлеанскаго съ нашей дочерью Маріей. Во время этихъ переговоровъ и до принятія окончательнаго рѣшенія, онъ (то-есть, епископъ) потребовалъ отсрочки, съ тѣмъ, чтобы онъ могъ подвергнуть на обсужденіе своего короля вопросъ: дѣйствительно-ли наша дочь законна, въ виду того, что она родилась отъ нашего брака съ вдовствующей королевой, бывшей супругой нашего брата. Эта отсрочка сильно потрясла мою совѣсть, проникла въ нее съ сокрушительной силой и заставила трепетать всѣ области моего сердца; она проложила дорогу множеству размышленій, томившихъ меня своею тяжестью. Прежде всего, я подумалъ, что небо перестало мнѣ благопріятствовать, -- небо, которое, повелѣвая природѣ, потребовало, чтобы чрево жизни моей, если она понесетъ отъ меня мальчика, дало ему не больше жизни, чѣмъ могила даетъ мертвымъ. И дѣйствительно, всѣ ея дѣти мужского пола умирали или тамъ, гдѣ были зачаты, или вскорѣ послѣ того, какъ міръ обвѣялъ ихъ своимъ воздухомъ. Вслѣдствіе этого, я пришелъ къ мысли, что это -- судъ Божій, что мое королевство, вполнѣ достойное лучшаго наслѣдника міра, не будетъ, благодаря мнѣ, обрадовано никакимъ наслѣдникомъ. Послѣ этого я принужденъ былъ взвѣсить опасность, которой подвергается мое государство, за неимѣніемъ у меня потомства; эта мысль повергла меня въ мучительное безпокойство. Такимъ образомъ, волнуемый бурнымъ моремъ моей совѣсти, я направлялъ мою ладью къ лекарству, ради котораго мы здѣсь собрались, то-есть я хочу сказать, я хотѣлъ облегчить мою совѣсть, тяжелыя страданія которой я чувствовалъ, и которая и теперь еще страдаетъ, -- хотѣлъ облегчить мудростью всѣхъ благочестивыхъ отцовъ государства и всѣхъ ученыхъ докторовъ. Прежде всего, я обратился за совѣтомъ къ вамъ, любезный лордъ -- епископъ Линкольнскій, и вы помните. какъ томился я подъ тяжестью этихъ сомнѣній, когда впервые я сдѣлалъ вамъ признаніе.
   Линкольнъ. Прекрасно помню, мой повелитель.
   Король Генрихъ. Я долго говорилъ; теперь можете отъ себя сказать, какъ вы удовлетворили меня.
   Линкольнъ. Съ позволенія вашего величества я скажу, что дѣло это такъ смутило меня важностію своихъ послѣдствій, что я предалъ сомнѣнію самый смѣлый совѣтъ и умолялъ ваше величество принять тотъ путь, которому вы слѣдуете теперь.
   Король Генрихъ. Послѣ этого, я обратился къ вамъ лордъ-архіепископъ Кэнтерберійскій, и получилъ ваше согласіе созвать это судилище. Во всемъ этомъ собраніи нѣтъ ни одного благочестиваго лица, съ которымъ я бы не совѣтовался; я дѣйствовалъ съ формальнаго согласія, скрѣпленнаго вашими подписями и печатями. Поэтому продолжайте ваше дѣло. Не какое-либо неудовольствіе противъ личности нашей доброй королевы, но колючіе терны приведенныхъ мною причинъ понуждаютъ меня къ этому. Докажите только, что нашъ бракъ законенъ, и, клянусь жизнью и моимъ королевскимъ достоинствомъ, мы будемъ счастливы закончить наше земное поприще съ нею, Екатериной, нашей королевой, и предпочтемъ ее самому совершеннѣйшему созданію, которымъ міръ этотъ украшенъ.
   Кампейусъ. Съ позволенія вашего величества, такъ какъ королева отсутствуетъ, то необходимо на время отложить обсужденіе этого дѣла, и въ этотъ промежутокъ уговорить королеву не переносить этого дѣла на судъ его святѣйшества (Всѣ встаютъ).
   Король Генрихъ (всторону). Мнѣ не трудно замѣтить, что эти кардиналы хитрятъ со мною. Я ненавижу эти змѣиныя проволочки и лукавства Рима. Мой ученый и любимый служитель, Кранмэръ, вернись поскорѣе, умоляю тебя. Съ тобою, я знаю, вернется ко мнѣ и мое спокойствіе.-- Закройте засѣданіе. Удалитесь, говорю вамъ (Всѣ выходятъ въ томъ порядкѣ, въ какомъ вошли).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Дворецъ въ Бридуэлѣ. Комната въ отдѣленіи королевы.

Королева и нѣсколько ея женщинъ за работой.

  
   Королева Екатерина. Возьми свою лютню, дѣвочка; душа моя печальна; пой и разсѣй мою печаль, если можешь. Брось работу.
  
                                 Пѣсня.
  
             Орфей своей лютней заставлялъ деревья
             И ледяныя вершины горъ
             Склоняться, когда онъ пѣлъ.
             При его музыкѣ, растенія и цвѣты,
             Не переставая, произрастали, точно солнце и дождь
             Сдѣлали вѣчную весну.
  
             Все, слышавшее его игру,
             Даже волны океана,
             Склоняли головы и оставались неподвижными.
             Таково искусство сладостной музыки, --
             Убійственная забота и печаль сердца
             Засыпаетъ или, слушая, умираетъ.
  

Входитъ джентльмэнъ.

  
   Королева Екатерина. Что тебѣ?
   Джентльмэнъ. Съ позволенія вашего величества, два благородные кардинала ожидаютъ въ пріемной.
   Королева Екатерина. Они желаютъ меня видѣть?
   Джентльмэнъ. Они поручили мнѣ передать вамъ это, государыня.
   Королева Екатерина. Просите ихъ свѣтлости войти. (Джентльмэнъ уходитъ). Что имъ нужно отъ меня, бѣдной, слабой женщины, впавшей въ немилость? Ихъ приходъ не предвѣщаетъ мнѣ ничего добраго, теперь, когда я думаю объ этомъ. Они должны были бы быть людьми добродѣтельными: ихъ обязанности такъ почтенны. Но клобукъ не дѣлаетъ еще монахомъ.
  

Входятъ: Вольсей и Кампейусъ.

  
   Вольсей. Миръ вашему величеству.
   Королева Екатерина. Ваши свѣтлости находите меня здѣсь за хозяйственными заботами; я бы совсѣмъ желала бы предаться имъ, избѣгая несчастій, могущихъ случиться. Что вамъ угодно, благочестивые лорды?
   Вольсей. Не угодно-ли будетъ вашему величеству пройти въ вашъ кабинетъ; тамъ мы сообщимъ вамъ вполнѣ цѣль нашего прихода.
   Королева Екатерина. Говорите здѣсь. По совѣсти, я не сдѣлала еще ничего такого, что требовало бы скрытыхъ угловъ. Я бы желала, чтобы и всѣ другія женщины могли сказать то же самое, съ такою же душевною свободою, какъ я. Благородные лорды, я не боюсь того (въ этомъ я счастливѣе многихъ), чтобы мои дѣйствія были разбираемы всѣми языками, были разсматриваемы всѣми глазами, если бы даже противъ нихъ возстали зависть и клевета, -- до такой степени я увѣрена въ чистотѣ моей жизни. Если ваша цѣль разсмотрѣть мое поведеніе, какъ жены, -- говорите смѣло: правда любитъ открытыя дѣйствія.
   Вольсей. Tanta est erga te mentis integritas, regina serenissima.
   Королева Екатерина. О, благородный лордъ, бросьте латынь. Съ моего пріѣзда сюда я не такъ еще излѣнилась, чтобы не выучиться языку страны, въ которой я живу. Чуждый языкъ дѣлаетъ и мое дѣло чуждымъ, подозрительнымъ. Прошу васъ, говорите по-англійски; здѣсь найдутся многіе, которые поблагодарятъ васъ за ихъ бѣдную королеву, если вы скажете правду. Повѣрьте, она вынесла много несправедливостей. Лордъ кардиналъ, самый предумышленный грѣхъ, совершенный когда-либо мною, можетъ быть отпущенъ на англійскомъ языкѣ.
   Вольсей. Благородная королева, сожалѣю о томъ, что моя честность и моя преданность его величеству и вамъ породили столько подозрѣній, когда я такъ прямодушенъ. Мы являемся сюда не съ тѣмъ, чтобы запятнать путемъ обвиненій добродѣтели, которыя благословляются всѣми добрыми, и не для того, чтобы увлечь васъ въ новыя огорченія; у васъ ихъ и безъ того слишкомъ много, добрая королева. Мы желаемъ только узнать, что вы намѣрены предпринять въ этомъ важномъ спорѣ, возникшемъ между королемъ и вами; мы бы желали также сообщить вамъ, какъ подобаетъ честнымъ и независимымъ людямъ, наше искреннее мнѣніе, и предложить вамъ совѣты, полезные вашему дѣлу.
   Кампейусъ. Глубокоуважаемая королева! благородный лордъ Іоркъ, по благородству своей натуры, усердію и преданности вашему величеству, предавъ забвенію, какъ подобаетъ истинно добродѣтельному человѣку, ваши недавніе нападки какъ на него самого, такъ и на его правдивость (нападки слишкомъ жестокіе), предлагаетъ вамъ, точно также какъ и я, въ знакъ мира, свои услуги и свои совѣты.
   Королева Екатерина (всторону). Чтобы предать меня. Благородные лорды! Благодарю васъ обоихъ за ваше доброе ко мнѣ расположеніе, вы говорите какъ честные люди; дай Богъ, чтобы вы и на дѣлѣ оказались такими. Но, какъ могу я отвѣчать вдругъ въ дѣлѣ столь важномъ, которое такъ близко касается моей чести (и, боюсь, еще ближе моей жизни), при ограниченности моего сужденія, и притомъ же людямъ столь почтеннымъ, столъ ученымъ? Право я этого не знаю. Я занималась здѣсь работами, вмѣстѣ съ моими женщинами и, -- Богу извѣстно, совсѣмъ не ожидала ни такихъ посѣтителей, ни такого разговора. Во имя того, чѣмъ я была (вѣдь я чувствую, что мое величіе близится къ концу), прошу ваши свѣтлости дать мнѣ время выбрать себѣ совѣтниковъ въ моемъ дѣлѣ. Увы! Я женщина безъ друзей, безъ надежды!
   Вольсей. Государыня! Вы оскорбляете любовь къ вамъ короля такой недовѣрчивостью. Ваши надежды и ваши друзья безчисленны.
   Королева Екатерина. Въ Англіи лишь весьма немногіе могутъ быть мнѣ полезны. Думаете-ли вы, благородные лорды, что найдется англичанинъ, который бы осмѣлился быть моимъ совѣтникомъ? А еслибъ и нашелся такой отчаянный, чтобы быть правдивымъ, то могъ-ли бы онъ объявить себя моимъ другомъ противъ воли его величества и жить какъ вѣрный подданный? Конечно, нѣтъ. Мои друзья, которые могутъ облегчить мои печали, друзья, которые могутъ привлечь къ себѣ мое довѣріе, живутъ не здѣсь; они, какъ и всѣ другіе мои защитники, -- живутъ далеко, на моей родинѣ, благородные лорды.
   Кампейусъ. Я бы желалъ, чтобы ваше величество оставили свое недовѣріе и приняли мой совѣтъ.
   Королева Екатерина. Какой совѣтъ, сэръ?
   Кампейусъ. Предоставьте ваше дѣло на благоусмотрѣніе короля: онъ великодушенъ и милостивъ. Это будетъ гораздо лучше и для вашей чести, и для вашего дѣла, потому что, если законъ осудитъ васъ, то вы уѣдете отсюда обезчещенной.
   Вольсей. Онъ говоритъ правду.
   Королева Екатерина. Вы мнѣ совѣтуете оба то, осуществленія чего вы бы больше всего желали, -- моей гибели. Это-ли христіанскій совѣтъ? И какъ не совѣстно вамъ! Небо, однако, по прежнему находится надъ всѣми; тамъ есть судья, котораго не можетъ подкупить никакой король.
   Кампейусъ. Ваша горячность ошибается въ насъ.
   Королева Екатерина. Тѣмъ хуже для васъ! Клянусь душой, я считала васъ людьми святыми, почтенными кардинальными добродѣтелями; но въ дѣйствительности вы только кардинальные пороки, фальшивыя сердца! Исправьтесь, благородные лорды, хотя бы изъ стыда! Таковы-то ваши утѣшенія! Таковъ-то цѣлебный напитокъ, подносимый несчастной женщинѣ, -- женщинѣ, затерянной среди васъ, осмѣянной, презираемой! Даже и половины моихъ несчастій я не пожелаю вамъ: я добрѣе васъ. Но предостерегаю васъ, берегитесь, во имя Бога, берегитесь, чтобы бремя моихъ несчастій впослѣдствіи не упало на васъ.
   Вольсей. Государыня, это -- чистое безуміе. Нашу преданность вы превращаете въ злобу.
   Королева Екатерина. А вы превращаете меня въ ничто. Горе вамъ и всѣмъ лживымъ совѣтникамъ, какъ вы! Посовѣтовали-ли бы вы мнѣ (если бы въ васъ была какая-нибудь справедливость, какое-нибудь состраданіе, еслибы всѣ были дѣйствительно духовными лицами и не только по одеждѣ), посовѣтовали-ли бы вы мнѣ предать мое хворое дѣло въ руки того, кто ненавидитъ меня? Увы! онъ изгналъ уже меня изъ своего ложа, отказавъ мнѣ въ любви еще задолго до этого. Я состарилась, благородные лорды, и единственная связь, которую я сохранила съ нимъ, -- заключается въ моей покорности. Что можетъ случиться со мной, что было бы ужаснѣе этого несчастія? А вы всю свою ученость пускаете въ ходъ, чтобы найти мнѣ другое такое же несчастіе!
   Кампейусъ. Ваши опасенія еще хуже.
   Королева Екатерина. Но развѣ не была я (мнѣ по необходимости приходится самой говорить, если ужь добродѣтель не находитъ себѣ заступника), -- въ теченіе такого продолжительнаго времени женой, -- вѣрной женой, женщиной, -- я это могу сказать безъ всякой похвальбы, -- которую никакое подозрѣніе не запятнало? Развѣ не окружала я постоянно короля всею моею любовью? Не любила-ли я его болѣе всего въ мірѣ, послѣ Бога? Не была-ли ему покорна? Свое восторженное поклоненіе не простирала-ли я до суевѣрія изъ нѣжности къ нему, забывши даже молитвы мои, лишь бы нравиться ему? И вотъ за все это я вознаграждена! Нехорошо, благородные лорды, нехорошо! Приведите мнѣ жену, вѣрную своему мужу, жену, не мечтавшую никогда о какой-либо радости, не согласной съ его желаніями, и эту женщину, когда она сдѣлаетъ все, что только было въ ея возможности, -- да, я превзойду еще одной добродѣтелью -- терпѣніемъ.
   Вольсей. Государыня, вы удаляетесь отъ блага, которое мы ищемъ.
   Королева Екатерина. Благородный лордъ, я ни за что не возьму на себя грѣха добровольно отказаться отъ великаго титула, съ которымъ соединилъ меня мой государь. Никто, кромѣ смерти, не разведетъ меня съ моимъ саномъ.
   Вольсей. Умоляю васъ, выслушайте меня.
   Королева Екатерина. Какъ хотѣла-бы я никогда не вступать на эту англійскую землю и не слышать лести, ростущей на ней! У васъ лица ангеловъ, но небу знакомы ваши сердца! Что со мной будетъ теперь, несчастная! Я -- несчастнѣйшая изъ всѣхъ женщинъ. (Къ своимъ прислужницамъ). Увы! и вы, несчастныя, что будетъ съ вами, -- претерпѣвъ кораблекрушеніе въ странѣ, гдѣ и для меня нѣтъ ни состраданія, ни друзей, ни надежды, гдѣ нѣтъ родственника, который-бы всплакнулъ надо мной, гдѣ ждетъ меня одна лишь могила! Какъ лилія, которая царила и цвѣла въ полѣ, такъ и я поникну головой и погибну.
   Вольсей. Еслибы ваше величество позволило убѣдить себя въ томъ, что мы стремимся къ благу вашему, вы бы почувствовали себя покойнѣе. Для чего, государыня, по какой причинѣ мы бы стали вредить вамъ? Увы! Наши обязанности, даже самый нашъ санъ запрещаютъ намъ это. Призваніе наше -- врачевать такія страданія, а не сѣять ихъ. Во имя неба, обратите вниманіе на то, что вы дѣлаете; какъ вы можете повредить себѣ такимъ поведеніемъ, рискуя окончательно оттолкнуть отъ себя короля! Сердца царей лобызаютъ покорность, -- такъ она любезна имъ; но непокорные умы выводятъ ихъ изъ себя, и тогда они становятся грозными, какъ буря. Я знаю, что сердце ваше нѣжно и благородно, душа кроткая, какъ миръ. Умоляю васъ, признайте насъ тѣмъ, за что мы выдаемъ себя, -- миротворцами, друзьями, готовыми служить вамъ.
   Кампейусъ. Будущее, государыня, докажетъ вамъ это. Этой боязливостью слабой женщины вы вредите вашимъ добродѣтелямъ. Благородное сердце, какъ то сердце, которое носите вы въ груди вашей, должно отбросить отъ себя всѣ эти сомнѣнія, какъ фальшивую монету. Король любитъ васъ, страшитесь потерять его любовь. А относительно насъ, -- если вамъ будетъ угодно довѣриться намъ, мы готовы служить вамъ самымъ ревностнымъ образомъ.
   Королева Екатерина. Дѣлайте, какъ знаете, благородные лорды, и простите меня, прошу васъ, если я въ чемъ-либо оскорбила васъ. Вы знаете, я женщина простая, лишенная ума, необходимаго для того, чтобы отвѣчать такимъ особамъ, какъ вы. Прошу засвидѣтельствовать мою преданность его величеству; онъ по прежнему обладаетъ моимъ сердцемъ, и я буду по прежнему молиться за него, пока я жива. До свиданія, благородные лорды; не оставьте меня вашими совѣтами. Она проситъ милостыню теперь, та, которой и въ голову не приходило, когда она вышла на этотъ берегъ, что она такъ дорого должна купить свое величье.

СЦЕНА II.

Передняя въ отдѣленіи короля.

Входятъ: герцоги Норфолькъ и Соффолькъ, графъ Соррей и Лордъ Камергеръ.

  
   Норфолькъ. Если вы захотите соединить теперь всѣ ваши неудовольствія и подкрѣпите ихъ своей твердостью, то кардиналъ не въ состояніи будетъ устоять. Если же упустите этотъ благопріятный случай, я могу обѣщать вамъ только новыя немилости, кромѣ тѣхъ, которымъ вы уже подверглись.
   Соррей. Я радъ всякому, даже самому ничтожному случаю, вспомнить, что герцогъ, мой тесть, долженъ быть отомщенъ.
   Соффолькъ. Найдется-ли кто-либо изъ пэровъ, который не былъ-бы оскорбленъ имъ, или, по крайней мѣрѣ, не пренебрежемъ имъ? Уважалъ-ли онъ въ комъ либо печать высокаго происхожденія, кромѣ самого себя?
   Лордъ Камергеръ. Благородные лорды, легко вамъ это говорить. Я очень хорошо знаю, что онъ заслужилъ и отъ васъ, и отъ меня, но можемъ-ли мы что нибудь противъ него (хотя обстоятельства и благопріятствуютъ намъ), -- въ этомъ я сильно сомнѣваюсь. Если вы не въ состояніи лишить его доступа къ королю, -- не предпринимайте ничего противъ него, потому что языкъ его имѣетъ способность очаровывать короля.
   Норфолькъ. О, не бойтесь ничего! Это очарованіе прошло уже; король открылъ относительно его такія вещи, которыя навсегда испортили медъ его рѣчей. Нѣтъ, онъ такъ засѣлъ въ немилость, что освободиться отъ этого у него нѣтъ уже возможности.
   Соррей. Сэръ, я радъ слушать подобныя новости ежечасно.
   Норфолькъ. Будьте увѣрены, я не преувеличиваю. Всѣ его противорѣчивыя дѣйствія въ дѣлѣ развода были обнаружены, и теперь онъ во всемъ этомъ является такимъ, какимъ я бы желалъ всегда видѣть моего злѣйшаго врага.
   Соррей. А какъ были обнаружены всѣ его продѣлки?
   Соффолькъ. Самымъ страннымъ образомъ.
   Соррей. Но какъ? какъ?
   Соффолькъ. Письмо кардинала къ папѣ было перехвачено и попало въ руки короля. Тамъ было прочитано, что кардиналъ совѣтуетъ его святѣйшеству повременить съ рѣшеніемъ по дѣлу развода, потому что если разводъ послѣдуетъ, "то, -- пишетъ онъ, -- я замѣчалъ, что король увлеченъ одной изъ женщинъ королевы, Анной Болленъ".
   Соррей. И это письмо у короля?
   Соффолькъ. Будьте въ этомъ увѣрены.
   Соррей. И вы думаете, что оно сдѣлаетъ свое дѣло?
   Лордъ Камергеръ. Изъ него король замѣтилъ, какъ кардиналъ обходитъ его и затрудняетъ ему дальнѣйшій путь. Но въ этомъ случаѣ, -- всѣ его продѣлки безполезны; онъ, такъ сказать, является съ лекарствомъ тогда, когда больной уже умеръ. Вѣдь король повѣнчался уже съ своей возлюбленной.
   Соррей. Это было-бы чудесно!
   Соффолькъ. Вы можете быть вполнѣ довольны, благородный лордъ, потому что ваше желаніе уже исполнилось.
   Соррей. Моя радость привѣтствуетъ этотъ союзъ!
   Соффолькъ. Да будетъ такъ!
   Норфолькъ. И всѣ повторяютъ это за вами!
   Соффолькъ. Приказанія уже отданы относительно коронованія; но эта новость еще слишкомъ свѣжа и существуютъ уши, которымъ не слѣдуетъ ее слышать. Но, благородные лорды, она -- прелестное созданіе, совершенство и по уму, и по красотѣ. Я увѣренъ, что отъ нея ниспадетъ на эту страну какое-нибудь благословеніе.
   Соррей. Но если король переваритъ это письмо кардинала! Тогда -- не дай Богъ...
   Норфолькъ. Еще-бы!
   Соффолькъ. Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойтесь. Много еще осъ прожужжитъ у его носа, и жало этой осы онъ отлично почувствуетъ. Кардиналъ Кампейусъ уѣхалъ въ Римъ, не простившись съ королемъ; дѣло короля онъ оставилъ нерѣшеннымъ, -- уѣхалъ въ качествѣ агента кардинала, чтобы помогать кардиналу оттуда въ его заговорѣ. Могу васъ увѣрить, что когда король узналъ объ этомъ, онъ воскликнулъ: А!
   Лордъ Камергеръ. Господь еще больше воспламенитъ его, и тогда онъ еще громче будетъ кричать: А!
   Норфолькъ. Но, благородный лордъ, когда-же Кранмэръ возвратится?
   Соффолькъ. Онъ уже возвратился, не измѣнивъ своихъ взглядовъ; его совѣты совсѣмъ укрѣпили короля въ дѣлѣ относительно брака, мнѣніями всѣхъ знаменитѣйшихъ коллегій христіанства. Я думаю, что вскорѣ второй бракъ будетъ объявленъ, также какъ и коронація Анны. Екатерина будетъ называться уже не королевой, а вдовствующей принцессой, вдовой принца Артура.
   Норфолькъ. Молодецъ-же этотъ Кранмэръ: онъ много потрудился въ дѣлѣ короля.
   Соффолькъ. Конечно, и мы скоро увидимъ его архіепископомъ.
   Норфолькъ. Я уже слышалъ объ этомъ.
   Соффолькъ. Въ этомъ нѣтъ сомнѣнія... А вотъ и кардиналъ....
  

Входятъ: Вольсей и Кромвель.

  
   Норфолькъ. Посмотрите, посмотрите, какъ онъ угрюмъ!
   Вольсей. Отдалили вы, Кромвель, этотъ пакетъ королю?
   Кромвель. Въ собственныя руки, въ его спальнѣ.
   Вольсей. Познакомился онъ съ содержаніемъ этой бумаги?
   Кромвель. Онъ сейчасъ-же распечаталъ его, и съ первой-же строчки онъ сдѣлался серьезенъ; сосредоточенность была видна на его лицѣ. Онъ приказалъ, чтобы всѣ ожидали его здѣсь сегодня утромъ.
   Вольсей. Скоро онъ выйдетъ?
   Кгомвель. Я думаю, сейчасъ.
   Вольсей. Оставьте меня на минуту (Кромвелъ уходитъ). Ну, да, это будетъ герцогиня Алансонская, сестра французскаго короля; она должна выйти за него замужъ, Анна Болленъ! Ну, нѣтъ! Анны Болленъ я не хочу для него: въ ней нѣтъ ничего, кромѣ хорошенькаго личика... Болленъ! мы совсѣмъ не хотимъ поколѣнія Болленъ! Съ какимъ нетерпѣніемъ ожидаю я извѣстій изъ Рима... маркиза Пемброкъ!
   Норфолькъ. Онъ, видимо, недоволенъ чѣмъ-то.
   Соффолькъ. Можетъ быть, онъ уже слышалъ, что король точитъ свой гнѣвъ на него.
   Соррей. Пусть-же будетъ онъ остеръ какъ бритва, -- Господи, ради Твоей справедливости!
   Вольсей. Фрейлина бывшей королевы, дочь простого рыцаря, и будетъ повелительницей своей повелительницы, королевой королевы!.. Такая свѣчка скверно горитъ; я долженъ снять нагаръ съ нея, и тогда она погаснетъ... Я, конечно, знаю, что она добродѣтельна и нѣжна, но я знаю также, что она ревностная лютеранка, и для нашего дѣла нехорошо, чтобы она покоилась въ объятіяхъ нашего короля, съ которымъ и безъ того такъ трудно управляться. И безъ того уже появился еретикъ, самый ловкій еретикъ, Кранмэръ; онъ уже успѣлъ вползть въ милости короля и сдѣлался его оракуломъ.
   Норфолькъ. Онъ чѣмъ-то раздраженъ?
   Соррей. Я-бы желалъ, чтобы это нѣчто порвало жилу, -- главную жилу его сердца!
  

Входитъ король, читая записку, и Ловель.

  
   Соффолькъ. Король! король!
   Король Генрихъ. Какую массу богатствъ накопилъ онъ для себя! И какъ много онъ расточаетъ ежегодно! Благодаря какимъ сбереженіямъ могъ онъ накопить столько? Ну, что, лорды, видѣли вы кардинала?
   Норфолькъ. Государь! Мы здѣсь наблюдали за нимъ. Какое странное волненіе замѣчается въ его мозгу! Онъ кусаетъ себѣ губы и вздрагиваетъ, внезапно останавливается, устремляетъ взоръ на землю, потомъ прикладываетъ палецъ къ виску; вдругъ начинаетъ ходить быстрыми шагами, потомъ снова останавливается, бьетъ себя въ грудь и бросаетъ взоръ на луну: въ самыхъ странныхъ положеніяхъ мы его видѣли.
   Король Генрихъ. Весьма можетъ быть: въ его мозгу бунтъ. Сегодня утромъ, онъ, по моему требованію, подалъ государственныя бумаги на разсмотрѣніе. И знаете-ли, что я нашелъ тамъ, -- разумѣется, совершенно случайно? Опись съ перечисленіемъ всего его движимаго имущества, всѣхъ его сокровищъ, домашней утвари, богатыхъ одеждъ и украшеній, и въ этомъ я вижу такой избытокъ, который много превышаетъ всякое возможное достояніе подданнаго.
   Норфолькъ. Божья воля! Какой-нибудь благодѣтельный духъ сунулъ туда эту бумагу, чтобы ею осчастливить взоры ваши, государь!
   Король Генрихъ. Еслибы мы думали, что его размышленія носятся надъ землей и устремлены на какую-нибудь духовную цѣль, я-бы его предоставилъ его мечтаніямъ; но, боюсь, всѣ его мысли -- слишкомъ подлунны и недостойны его серьезнаго размышленія.
  

Садится и шепчется съ Ловелемь, который подходитъ къ Вольсею.

  
   Вольсей. Да проститъ меня небо! Да благословитъ Господь ваше величество!
   Король Генрихъ. Добрѣйшій лордъ, вы полны небесныхъ думъ и сохраняете въ вашемъ сердцѣ опись, которую, вѣроятно, только что просматривали. Вы можете удѣлить только нѣсколько мгновеній отъ духовной работы на повѣрку вашихъ земныхъ счетовъ. Конечно, я васъ считаю плохимъ хозяиномъ и очень радъ, что въ этомъ отношеніи вы -- компанія мнѣ.
   Вольсей. Государь, у меня есть время и на мои духовныя обязанности, и на занятія тою частью трудовъ, которые на меня возложены государствомъ; но и природа требуетъ своего поддержанія, а потому и я, ея сынъ, слабѣйшій изъ всѣхъ моихъ смертныхъ братьевъ, я долженъ платить ей дань.
   Король Генрихъ. Прекрасно сказано.
   Вольсей. Я бы желалъ, чтобъ ваше величество всегда соединяли въ своей мысли мои добрыя дѣла съ моей хорошей рѣчью.
   Король Генрихъ. Опять прекрасно сказано; а вѣдь и хорошая рѣчь есть уже нѣчто въ родѣ хорошаго дѣла, и однако слова -- далеко еще не дѣло. Мой отецъ любилъ васъ; онъ говорилъ это, и для васъ онъ увѣнчалъ дѣломъ свое слово. Съ тѣхъ поръ какъ я унаслѣдовалъ ему, я всегда держалъ васъ подлѣ моего сердца. Я не только давалъ вамъ такія должности, которыя могли принести вамъ огромныя выгоды, но не щадилъ и того, что имѣю, чтобы осыпать васъ своими милостями.
   Вольсей. Что это значитъ?
   Соррей. Да не оставитъ Господь втунѣ этого дѣла.
   Король Генрихъ. Не сдѣлалъ-ли я васъ первымъ человѣкомъ въ государствѣ? Прошу васъ, скажите мнѣ, правда-ли то, что я утверждаю? И если вы можете сознаться въ этомъ, то скажите также: считаете-ли вы себя облагодѣтельствованнымъ нами, или нѣтъ? Что вы скажете?
   Вольсей. Государь, сознаюсь, что ваши королевскія милости, которыми вы ежечасно осыпали меня, были неизмѣримо значительнѣе всего того, что я могъ заслужить; всѣ человѣческія усилія всегда будутъ ниже этихъ милостей. Всѣ мои усилія всегда были ниже моихъ стремленій и соизмѣрялись только моими способностями. Мои личныя дѣла были моими только въ томъ, что всегда стремились къ благоденствію вашей священной особы и ко благу государства. За великія милости, которыми вы осыпали меня, -- меня, жалкаго, недостойнаго, -- я могу предложить вамъ только мою вѣрноподданническую признательность, мои молитвы небу за васъ и мою лойяльную преданность, которая всегда возрастала и будетъ всегда возрастать, пока смерть, эта зима жизни, не умертвитъ ее.
   Король Генрихъ. Прекрасный отвѣтъ; вѣрный и покорный подданный виденъ въ этихъ словахъ. Уваженіе, пріобрѣтаемое такими чувствами, -- есть уже награда, точно также, какъ позоръ противоположнаго чувства -- наказаніе. Думаю, что если рука моя осыпала васъ щедротами, если сердце мое изливало на васъ любовь, если мое могущество окружало васъ почестями болѣе, чѣмъ кого-либо другаго, -- то ваша рука, ваше сердце, вашъ мозгъ, всѣ силы вашего существа должны быть мнѣ преданы не только по обязанности подданнаго, но и по совершенно особой любви ко мнѣ, вашему другу, болѣе чѣмъ кому-либо другому.
   Вольсей. Клянусь, что я всегда работалъ ко благу вашего величества въ гораздо большей степени, чѣмъ къ моему собственному благу. Таковъ я теперь, такимъ былъ и такимъ останусь. Если-бы даже и весь міръ разорвалъ свои обязательства къ вамъ и вырвалъ-бы ихъ изъ своей души; еслибъ меня окружила опасность такъ тѣсно, какъ только мы ее можемъ себя представить, и предстала бы передо мною въ самыхъ ужасающихъ формахъ, -- моя преданность, подобно скалѣ среди бушующихъ волнъ, разбила бы этотъ яростный потокъ и непоколебимо осталась бы вѣрной вамъ.
   Король Генрихъ. Благородныя слова! Будьте, лорды, свидѣтелями благородства его сердца, ибо всѣ видѣли, какъ онъ обнаружилъ его передъ вами (Подавая ему бумаги). Прочитайте это, потомъ это, а затѣмъ -- отправляйтесь завтракать съ аппетитомъ.
  

Король уходитъ, бросивъ гнѣвный взоръ на кардинала; придворные толпой слѣдуютъ за нимъ, улыбаясь и перешептываясь.

  
   Вольсей. Что это значитъ? Что означаетъ этотъ внезапный гнѣвъ? Какъ могъ я навлечь его? Онъ оставилъ меня съ нахмуренными бровями, точно брызнула изъ глазъ его моя гибель. Такъ смотритъ разъяренный левъ на дерзкаго охотника, ранившаго его, а потомъ -- превращаетъ его въ ничто. Надо прочесть эту бумагу; боюсь, что она хранитъ его гнѣвъ... Ну да... эта бумага погубила меня. Это -- опись всего того міра богатствъ, которыя я скопилъ ради личныхъ моихъ цѣлей, и въ особенности съ цѣлью добиться папства, для поддержки друзей въ Римѣ. О, небрежность, годная лишь на то, чтобъ опрокинуть глупца! Какой коварный демонъ заставилъ меня сунуть эту важную тайну въ этотъ пакетъ, отправленный мною королю? И никакой возможности исправить эту оплошность? Какая новая хитрость въ состояніи выбить это изъ его мозга? Я знаю, это должно было сильно раздражить его, и однако, я знаю еще средство, которое при успѣхѣ выручитъ меня изъ этого затрудненія, даже наперекоръ судьбѣ... Что это?.. "Къ папѣ!" Клянусь жизнью, это -- письмо со всѣми обстоятельствами дѣла, которое я писалъ его святѣйшеству! Ну, значитъ, всему -- конецъ! Я достигъ высшей точки моего величія и теперь, съ самаго меридіана моей славы помчусь къ закату. Я паду, какъ блестящій вечерній метеоръ, и никто уже не увидитъ меня.
  

Возвращаются: герцоги Норфолькъ и Соффолькъ, графъ Соррей и лордъ Камергеръ.

  
   Норфолькъ. Выслушайте волю короля, кардиналъ: онъ повелѣваетъ вамъ передать немедленно государственную печать въ наши руки и удалиться въ Ашеръ-Гоузъ, къ епископу винчестерскому, и тамъ ожидать дальнѣйшихъ указаній его величества.
   Вольсей. Подождите; гдѣ-же повелѣніе, лорды? Слова не могутъ имѣть такого важнаго авторитета.
   Соффолькъ. Кто-же осмѣлится противодѣйствовать имъ, когда они несутъ волю короля, точно выраженную его устами.
   Вольсей. Пока я не увижу нѣчто побольше воли и словъ (то есть вашей злобы), то знайте, услужливые сэры, -- я осмѣливаюсь и долженъ ослушаться ихъ. Теперь я вижу, изъ какого грубаго металла вы вылиты, -- изъ зависти! Какъ ревностно гонитесь вы за моимъ безчестіемъ, точно съ тѣмъ, чтобы напитаться имъ! Какъ ловки и рѣзвы оказываетесь вы во всемъ, что можетъ причинить мое паденіе. Продолжайте-же слѣдовать потоку вашей зависти, коварные люди; на это у васъ есть христіанское оправданіе, и нѣтъ сомнѣнія, что со временемъ вы будете за это достаточно вознаграждены. Но печать, которую вы отъ меня требуете такъ настойчиво, -- король (мой и вашъ повелитель) вручилъ мнѣ своими собственными руками, говоря мнѣ, чтобы я ее сохранилъ вмѣстѣ съ властью и почестями въ теченіе всей моей жизни, подкрѣпивъ эту милость своими грамотами. Кто-же, послѣ этого, можетъ ее отнять у меня?
   Соррей. Король, который ее вручилъ.
   Вольсей. Въ такомъ случаѣ самъ, собственной персоной.
   Соррей. Ты надменный измѣнникъ, попъ!
   Вольсей. Ты лжешь, надменный лордъ! Какіе-нибудь сорокъ часовъ тому назадъ Соррей скорѣе сжегъ бы свой собственный языкъ, чѣмъ сказалъ это.
   Соррей. Твое честолюбіе, твой пурпурный грѣхъ лишили оплакивающую страну благороднаго Бокингэма, моего тестя. Всѣ головы твоихъ собратій кардиналовъ (вмѣстѣ съ твоею собственною и со всѣмъ, что есть лучшаго въ ней) не стоитъ и одного волоска его головы. Да погубитъ чума вашу политику! Ты услалъ меня депутатомъ въ Ирландію, чтобы помѣшать мнѣ защитить его; удалилъ меня отъ короля, отъ всѣхъ, кто могъ испросить помилованія его въ преступленіи, которое ты ему приписалъ, между тѣмъ, какъ твоя безпредѣльная доброта изъ святого состраданія отпускала всѣ грѣхи его -- съ помощью топора.
   Вольсей. И это, и все то, что этотъ болтливый лордъ можетъ мнѣ поставить въ вину, есть глупѣйшая ложь, -- заявляю это. Герцогъ получилъ отъ закона то, чего заслуживалъ. До какой степени неповиненъ я въ какой либо злобѣ къ нему, причинившей его паденіе, это могутъ засвидѣтельствовать его благородные судьи и самое его преступленіе. Если-бы я любилъ болтать, лордъ, я бы сказалъ вамъ, что въ васъ столь же мало честности, сколь мало и чести, и что въ отношеніи вѣрности и преданности королю, -- попрежнему моему царскому повелителю, -- я осмѣлюсь поспорить съ человѣкомъ болѣе основательнымъ, чѣмъ Соррей и всѣ тѣ, кто увлекается его легкомысліемъ.
   Соррей. Клянусь честью, твоя длинная одежда защищаетъ тебя, попъ, -- въ противномъ случаѣ, ты бы почувствовалъ мой мечъ въ живой крови твоихъ жилъ... Благородные лорды, и вы можете выносить подобную надменность со стороны этого молодца? Если мы уже настолько смирны, что позволяемъ надъ собой издѣваться какому-нибудь клочку пурпура, то прощай, дворянство! Пусть его свѣтлость выступаетъ впередъ и дразнить насъ, точно жаворонковъ своей шляпой!
   Вольсей. Все доброе -- ядъ для твоего желудка.
   Соррей. Да, все это доброе -- собираніе силой всѣхъ богатствъ страны въ ваши руки, кардиналъ! Это -- добро вашихъ перехваченныхъ писемъ, писанныхъ вами къ папѣ противъ короля! И это добро, если уже вы вызвали меня, -- будетъ оповѣщено всѣмъ и каждому. Лордъ Норфолькъ, во имя истиннаго вашего благородства, вашего уваженія къ общественному благу, къ нашему униженному дворянству, къ нашимъ дѣтямъ, которыя, -- если онъ останется въ живыхъ, едва-ли даже джентльмэнами будутъ, -- предъявите списокъ его грѣховъ, подробный списокъ его дѣяній. Я испугаю васъ сильнѣе, чѣмъ спугнулъ васъ священный колоколъ тогда, когда ваша смуглая любовница нѣжилась въ вашихъ объятіяхъ, лордъ кардиналъ.
   Вольсей. Какъ сильно, кажется мнѣ, я бы могъ презирать этого человѣка, если бы не удерживала меня любовь къ ближнему!
   Норфолькъ. Перечень этотъ, лордъ, находится въ рукахъ короля; могу только одно замѣтить: въ этомъ перечнѣ все достаточно преступно.
   Вольсей. Тѣмъ прекраснѣе и чище обнаружится моя невинность, когда король узнаетъ истину.
   Соррей. Это не спасетъ васъ. Благодаря моей памяти, я кое-что помню изъ этихъ дѣяній и сейчасъ-же приведу ихъ. И если вы, кардиналъ, способны еще краснѣть и объявить себя виновнымъ, кардиналъ, то обнаружите остатокъ совѣстливости.
   Вольсей. Говорите, сэръ; я презираю ваши худшія обвиненія. Если я и краснѣю, то отъ того только, что вижу дворянина, не знающаго никакихъ приличій.
   Соррей. Я предпочитаю не знать приличій, чѣмъ оставаться безъ головы. А теперь послушайте: во-первыхъ, безъ вѣдома и согласія короля, вы сдѣлали такъ, что васъ назначили легатомъ, и съ помощью этой власти вы исказили юрисдикцію всѣхъ епископовъ.
   Норфолькъ. Кромѣ того, всѣ посланія, адресованныя вами въ Римъ или къ другимъ иноземнымъ принцамъ, носили надпись: Ego et Rex meus, -- и такимъ образомъ какъ бы дѣлали короля вашимъ подчиненнымъ.
   Соффолькъ. Кромѣ того, безъ вѣдома короля и совѣта, когда вы были отправлены посломъ къ императору, вы осмѣлились взять въ Фландрію государственную печать.
   Соррей. Item, вы выслали полномочія Григорію Кассалису для заключенія, безъ соизволенія короля и дозволенія государства, лиги между его величествомъ и Феррарой.
   Соффолькъ. Изъ чистаго тщеславія вы приказали чеканить монету короля съ изображеніемъ вашей священной шляпы.
   Соррей. Затѣмъ, вы отправили огромныя суммы (какими средствами пріобрѣтенныя, -- оставляю это на вашу совѣсть) въ Римъ съ тѣмъ, чтобы расчистить себѣ дорогу къ еще большимъ почестямъ, къ полной пагубѣ всего государства. Много есть еще и другихъ дѣлъ, которыми, -- такъ какъ они принадлежатъ вамъ и гнусны, -- я не хочу себѣ марать ротъ.
   Лордъ Камергеръ. О, лордъ, не нападайте такъ жестоко на человѣка павшаго! Это -- добродѣтель. Преступленія его подлежатъ закону; законъ, а не вы, должны карать его. Сердце мое рыдаетъ, видя его столь ничтожнымъ послѣ такого величія.
   Соррей. Я прощаю ему.
   Соффолькъ. Лордъ кардиналъ, дальнѣйшая воля короля заключается въ слѣдующемъ: такъ какъ все, что вы дѣлали за послѣднее время въ этомъ государствѣ, на основаніи вашей власти легата, подлежитъ "proemunire", то вы будете присуждены къ лишенію всѣхъ вашихъ имѣній, земель, арендъ, движимаго и недвижимаго имущества и будете объявлены внѣ покровительства короля. Въ этомъ -- мое порученіе.
   Норфолькъ. А теперь мы оставляемъ васъ размышлять, какъ исправить вашу жизнь. Что же касается упорнаго отказа вручить намъ государственную печать, то король будетъ извѣщенъ объ этомъ и, безъ всякаго сомнѣнія, поблагодаритъ васъ за это. И такъ, прощайте, мой маленькій, добрый кардиналъ!
  

Уходятъ, за исключеніемъ Вольсея.

  
   Вольсей. И такъ, прощай и то ничтожное добро, которое вы желали мнѣ. Прости, продолжительное прости и всему моему величію! Такова участь человѣка: сегодня онъ простираетъ нѣжные листья надежды; завтра онъ покрывается цвѣтами и накопляетъ на себѣ всѣ блестящія почести; на третій день является морозъ, убійственный морозъ и, когда онъ мечтаетъ, наивный добрякъ, что его величіе созрѣваетъ, -- морозъ подгрызаетъ его корень, и онъ падаетъ, какъ я упалъ. Въ теченіе многихъ лѣтъ, подобно тѣмъ шаловливымъ мальчикамъ, которые плаваютъ на пузыряхъ, я пускался въ море славы такъ далеко, что потерялъ дно; моя высоко-вздутая гордыня, наконецъ, лопнула подо мной и теперь оставила меня, состарившагося и изнуреннаго трудами, на произволъ яростнымъ волнамъ, которыя должны поглотить меня навсегда. Суетныя почести и слова жалости, -- я презираю васъ; я чувствую, что сердце мое открывается инымъ чувствамъ. О, какъ жалокъ бываетъ бѣдный человѣкъ, зависящій отъ милостей властителей! Между улыбкой, которой онъ жаждетъ, между благосклонными взглядами и его немилостью -- гораздо болѣе мученій, чѣмъ бываетъ въ войнѣ или чѣмъ испытываютъ женщины! А когда онъ падаетъ, -- онъ падаетъ какъ Люциферъ, навсегда лишенный надежды.
  

Входитъ Кромвелъ, смущенный.

  
   Вольсей.Ну, что еще, Кромвель?
   Кромвелъ. Я не въ силахъ говорить, сэръ.
   Вольсей. Ты испуганъ моими несчастіями? Можетъ-ли твой умъ удивляться при видѣ паденія великаго человѣка? Да, если вы плачете, то я, дѣйствительно, палъ.
   Кромвель. Какъ себя чувствуетъ ваша свѣтлость?
   Вольсей. Отлично. Никогда еще я не былъ такъ счастливъ, какъ теперь, мой добрый Кромвель. Теперь я знаю себя и чувствую въ самомъ себѣ миръ, превосходящій всѣ земныя почести, -- спокойную, безмятежную совѣсть. Король вылечилъ меня, за это я смиренно благодарю его величество: съ этихъ плечъ, съ этихъ развалившихся колоннъ онъ, изъ состраданія, снялъ грузъ, который бы потопилъ и цѣлый флотъ, -- избытокъ почестей. О, это бремя, Кромвель, бремя слишкомъ тяжелое для человѣка, который надѣется быть въ небѣ.
   Кромвель. Я счастливъ, что ваша свѣтлость такъ спокойно приняли свои несчастія.
   Вольсей. Надѣюсь, что спокойно принялъ. Теперь, кажется мнѣ (благодаря той твердости душевной, какую я чувствую въ себѣ), я способенъ вынести болѣе несчастій и болѣе жестокихъ, чѣмъ осмѣлятся меня подвергнуть мои слабодушные враги. Что новаго?
   Кромвель. Самая важная и печальная новость -- немилость къ вамъ короля.
   Вольсей. Да благословитъ его Господь!
   Кромвель. Другая новость заключается въ томъ, что сэръ Томасъ Моръ назначенъ лордомъ канцлеромъ вмѣсто васъ.
   Вольсей. Ну, это ужь слишкомъ поспѣшно; но онъ -- ученый человѣкъ. Дай Богъ, чтобъ онъ долго пользовался милостями его величества, совершалъ справедливость, какъ повелѣваютъ истина и совѣсть, такъ, чтобы его постъ, когда онъ совершитъ путь свой и когда уснетъ среди благословеній, -- имѣлъ бы могилу, орошаемую слезами сиротъ! Ну, а еще что новаго?
   Кромвель. Кранмэръ вернулся. Онъ былъ отлично принятъ и назначенъ архіеписколомъ Кэнтерберійскимъ.
   Вольсей. Вотъ это такъ дѣйствительно новость.
   Кромвель. Наконецъ, лэди Анна, съ которою король давно уже тайно обвѣнчанъ, явилась сегодня въ церковь открыто, какъ королева, и теперь только и говорятъ, что о ея коронаціи.
   Вольсей. Вотъ та тяжесть, которая погубила меня. О, Кромвель! Король обманулъ меня: всѣ мои почести я навсегда теряю въ этой одной женщинѣ! Солнце никогда уже не озаритъ моего прежняго величія, не озолотитъ благородной толпы, ожидавшей нѣкогда съ такимъ нетерпѣніемъ моей улыбки. Да, Кромвель, покинь и ты меня; теперь я несчастный, падшій бѣднякъ, уже недостойный быть твоимъ лордомъ и повелителемъ; пойди къ королю, къ этому солнцу, которое, молю Бога, никогда не зайдетъ. Я говорилъ ему о тебѣ, о твоей преданности; онъ тебя возвыситъ. Небольшой остатокъ памяти обо мнѣ не позволитъ ему (я знаю его благородное сердце), чтобы твое полезное служеніе погибло. Добрый Кромвель, не пренебрегай этимъ; займись настоящимъ и подумай о твоей будущей безопасности.
   Кромвель. О, благородный лордъ, значитъ я долженъ потерять васъ? Значитъ, я долженъ оставить столь добраго, столь благороднаго, столь великодушнаго господина? Будьте свидѣтелями всѣ, въ комъ не желѣзное сердце, съ какой печалью Кромвель оставляетъ своего господина! Королю принадлежитъ моя служба, но мои молитвы на вѣчныя времена, да, на вѣчныя, принадлежатъ вамъ.
   Вольсей. Кромвель, кажется, я не пролилъ ни одной слезинки изъ-за всѣхъ моихъ несчастій, но ты заставилъ меня, своей благородной преданностью, принять эту роль женщины. Пусть высохнутъ наши глаза. Выслушай меня до конца, Кромвель. Когда я буду забытъ всѣми, какъ это и должно быть, и усну подъ хладнымъ, мрачнымъ мраморомъ, гдѣ и самый слухъ обо мнѣ исчезнетъ, -- скажи, что я училъ тебя, скажи, что Вольсей, который нѣкогда ступалъ по пути славы и извѣдалъ всѣ глубины и подводные камни почестей, указалъ тебѣ, самымъ кораблекрушеніемъ своимъ, путь къ величію, -- путь вѣрный и безопасный, съ котораго онъ, твой господинъ, однако сбился. Помни только мое паденіе и то, что погубило меня. Кромвель, совѣтую тебѣ, оттолкни отъ себя честолюбіе. Этотъ грѣхъ низвергъ ангеловъ: какимъ-же образомъ человѣкъ, подобіе Создателя, можетъ выиграть благодаря честолюбію? Люби себя послѣ всѣхъ остальныхъ; благословляй сердца, которыя ненавидятъ тебя. Испорченность далеко невыгоднѣе честности. Но не всегда въ твоей правой рукѣ кроткій миръ, чтобы заставить молчать завистниковъ. Будь справедливъ и не бойся ничего. Во всѣхъ своихъ предпріятіяхъ имѣй въ виду твою родину, Бога и истину. И если тогда ты и падешь, о, Кромвель, то падешь, какъ благословляемый мученикъ. Служи королю и, прошу тебя отведи меня домой. Тамъ сдѣлай опись всего того, что я имѣю, до послѣдняго пенни, -- все это принадлежитъ королю. Моя надежда и мое упованіе на небо, -- вотъ все, что я осмѣливаюсь называть своимъ. О, Кромвель, Кромвель! Если-бы я служилъ Господу хотя на половину такъ же ревностно, какъ я служилъ королю, онъ бы не предалъ меня, въ мои годы, беззащитнаго, моимъ врагамъ.
   Кромвель. Добрый лордъ, имѣйте терпѣніе.
   Вольсей. О, я терпѣливъ. Прощайте, придворныя надежды! Мои надежды обитаютъ на небѣ! (Уходятъ).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ:

СЦЕНА I.

Улица близъ Вестминстера.

Входятъ: два джентльмэна съ разныхъ сторонъ.

  
   Первый джентльмэнъ. Очень радъ этой новой встрѣчѣ.
   Второй джентльмэнъ. И я также.
   Первый джентльмэнъ. Вы, должно-быть, пришли сюда посмотрѣть, какъ лэди Анна будетъ возвращаться съ своей коронаціи?
   Второй джентльмэнъ. Да, только для этого я и пришелъ. Въ послѣдній разъ, когда мы встрѣтились съ вами, герцогъ Бокингэмскій возвращался послѣ своего осужденія.
   Первый джентльмэнъ. Да, это правда. Но тогда быхъ день печали, а сегодня -- день всеобщей радости.
   Второй джентльмэнъ. Ну, да. Я вполнѣ увѣренъ, что граждане обнаружили свои роялистскія чувства. Надо отдать имъ справедливость: они всегда готовы праздновать такой день, какъ сегодня, представленіями, играми и торжественными процессіями.
   Первый джентльмэнъ. Никогда еще не было болѣе блестящихъ и, могу увѣрить васъ, лучше придуманныхъ, сэръ.
   Второй джентльмэнъ.Могу я спросить, что содержитъ въ себѣ эта бумага, которую вы держите въ рукѣ?
   Первый джентльмэнъ. Конечно. Это списокъ тѣхъ, которые должны участвовать, по своимъ обязанностямъ, согласно правиламъ коронованія. Герцогъ Соффолькъ -- во главѣ всѣхъ; онъ занимаетъ должность великаго сенешаля; за нимъ слѣдуетъ герцогъ Норфолькъ, какъ графъ-маршалъ; остальныхъ и сами прочитаете.
   Второй джентльмэнъ. Благодарю васъ, сэръ. Если-бы я не былъ знакомъ со всѣми этими обычаями, то вашъ списокъ былъ-бы мнѣ очень полезенъ; но скажите, прошу васъ, что-же теперь Екатерина? вдовствующая принцесса? Какъ кончилось ея дѣло?
   Первый джентльмэнъ. Это я могу сказать вамъ. Архіепископъ Кэнтерберійскій, въ сопровожденіи другихъ ученыхъ отцовъ его ордена держалъ недавно судъ въ Донстэблѣ, въ шести миляхъ отъ Эмптхиля, гдѣ жила принцесса. Къ суду ее вызывали много разъ, но она ни разу не явилась. Однимъ словомъ, вслѣдствіе ея неявки, а также вслѣдствіе недавнихъ тревогъ совѣсти короля, ихъ бракъ былъ признанъ незаконнымъ и разводъ былъ произнесенъ единогласно этими учеными мужами. Послѣ этого ее перевезли въ Кимбольтонъ, гдѣ она и находится теперь, больная.
   Второй джентльмэнъ. Бѣдная лэди (Трубы). Трубы гремятъ. Подойдемъ ближе: приближается королева.
  

Порядокъ процессіи.

При громкихъ звукахъ трубъ входятъ:

   1) Двое судей.
   2) Лордъ-канцлеръ; передъ нимъ несутъ кошель и жезлъ.
   3) Хоръ пѣвчихъ (музыка).
   4) Мэръ Лондона, съ жезломъ. За ними король ордена Подвязки, въ колетѣ и въ мѣдной позолоченной коронѣ на головѣ.
   5) Маркизъ Дорсетъ, съ золотымъ скипетромъ въ рукѣ и въ золотой полукоронѣ на головѣ. Рядомъ съ нимъ графъ Соррей, съ серебрянымъ жезломъ, на верхнемъ концѣ котораго изображенъ голубь, въ графской коронѣ. Цѣпи ордена.
   6) Герцогъ Соффолькъ, въ торжественномъ одѣяніи, съ герцогской короной на головѣ, съ длиннымъ бѣлымъ жезломъ великаго сенешаля въ рукѣ. Рядомъ съ нимъ герцогъ Норфолькъ съ маршальскимъ жезломъ въ рукѣ и въ герцогской коронѣ на головѣ. Цѣпи ордена.
   7) Балдахинъ, несомый четырьмя баронами пяти гаваней. Подъ балдахиномъ -- королева въ мантіи, съ короной на головѣ, богато убранной жемчугами. По бокамъ ея -- епископы Лондонскій и Винчестерскій.
   8) Старая герцогиня Норфолькъ, въ герцогской коронѣ, переплетенной цвѣтами, несетъ шлейфъ королевы.
   9) Лэди и графини, съ гладкими золотыми вѣнцами, безъ цвѣтовъ.
  
   Второй джентльмэнъ. По истинѣ, царская процессія. Вотъ этихъ я знаю. А кто несетъ скипетръ?
   Первый джентльмэнъ. Маркизъ Дорсетъ, а вотъ и графъ Соррей съ жезломъ.
   Второй джентльмэнъ. Храбрый джентльмэнъ. А вотъ этотъ, должно быть, герцогъ Соффолькъ?
   Первый джентльмэнъ. Да, великій сенешаль.
   Второй джентльмэнъ. А этотъ -- лордъ Норфолькъ?
   Первый джентльмэнъ. Да.
   Второй джентльмэнъ (глядя на королеву). Да благословитъ тебя небо! У тебя такой прекрасное лицо, какого я никогда еще не видѣлъ. Сэръ, клянусь душою, она -- ангелъ! Въ своихъ рукахъ нашъ король держитъ всю Индію, и даже больше, когда обнимаетъ эту лэди. Не могу винить его совѣсть.
   Первый джентльмэнъ. Тѣ, которые несутъ балдахинъ, -- четыре барона пяти гаваней.
   Второй джентльмэнъ. Они счастливы, какъ и всѣ, находящіеся близь нея. Думаю, что та, которая несетъ ея шлейфъ, -- старая благородная дама, герцогиня Норфолькъ.
   Первый джентльмэнъ. Дѣйствительно, и всѣ другія -- графини.
   Второй джентльмэнъ. Ихъ вѣнцы говорятъ это. Онѣ въ самомъ дѣлѣ звѣзды, и по временамъ -- падающія звѣзды.
   Первый джентльмэнъ. Не будемъ говорить объ этомъ. (Процессія удаляется при громкихъ звукахъ трубъ).
  

Входитъ третій джентльмэнъ.

  
   Первый джентльмэнъ. Здравствуйте, сэръ. Гдѣ это вы такъ изжарились?
   Третій джентльмэнъ. Среди толпы, въ аббатствѣ, гдѣ и пальца нельзя было бы просунуть. Я задыхался отъ чрезмѣрности ихъ ликованія.
   Второй джентльмэнъ. Видѣли вы церемонію?
   Третій джентльмэнъ. Конечно.
   Первый джентльмзнъ. Ну, и какъ она показалась вамъ?
   Третій джентльмэнъ. Она стоила того, чтобы посмотрѣть на нее.
   Второй джентльмэнъ. Разскажите намъ, сэръ, что вы видѣли?
   Третій джентльмэмъ. Постараюсь это сдѣлать, какъ умѣю! Блестящій кортежъ лордовъ и лэди, послѣ того, какъ довелъ королеву до ея мѣсто, приготовленнаго на хорахъ, отошелъ отъ нея на нѣкоторое разстояніе. Тамъ ея величество сѣла и отдыхала въ теченіе получаса или вродѣ этого, на богатомъ тронѣ, свободно обнаружива ья
             Расходовъ на войну, какая будто бъ
             Грозитъ намъ съ Франціей. Вотъ въ чемъ причина,
             Что общій стонъ, въ которомъ рядомъ съ крикомъ
             Отчаянья ужъ слышится порой
             И дерзкая готовность позабыть
             Долгъ подданства 15), несется неумолчно
             По всей странѣ. Морозъ въ сердцахъ остудитъ
             И вѣрность въ нихъ; проклятья ужъ несутся
             Взамѣнъ молитвъ, а послушанье власти
             Готово стать орудьемъ дерзкой воли
             Бунтовщиковъ! Вотъ, государь, о чемъ
             Должны подумать вы! Вопросъ не пустъ,
             И допускать отсрочки въ немъ опасно.
   Король. Я ничего, клянусь, не зналъ объ этомъ.
   Вольсей. Что до меня -- я подалъ въ этомъ дѣлѣ
             Лишь голосъ мой и подалъ наравнѣ
             Со всѣми прочими. Такъ поступилъ я
             Спросивъ совѣта опытныхъ людей.
             Когда жъ глупцы, въ которыхъ нѣтъ разсудка
             Настолько, чтобъ цѣнить мои познанья
             И опытность, винятъ во всемъ меня, *
             То въ этомъ я испытываю только
             Судьбу всѣхъ тѣхъ, которымъ удалось
             Занять высокій постъ. Добру всегда
             Приходится съ усильемъ пробираться
             Сквозь жесткій тернъ; но это не должно
             Причиной быть, чтобъ честный ратоборецъ
             Въ уныньи бросилъ дѣло. Клевета
             Найдетъ его вездѣ. Такъ стая хищныхъ,
             Голодныхъ рыбъ плыветъ за кораблемъ
             Въ надеждѣ на добычу; а какую
             Онѣ получатъ выгоду?-- одну
             Злость зависти! Людская злость иль глупость
             Топтать привыкли въ грязь дѣла добра,
             Дурное жъ превозносятъ зачастую
             До облаковъ, руководясь при этомъ
             Однимъ своимъ невѣжествомъ. Коль скоро,
             Страшась людскихъ насмѣшекъ и клеветъ,
             Не станемъ мы работать, то осудимъ
             Себя на неподвижность, превратимся
             Въ бездушныхъ, глупыхъ статуй.
   Король.                                                   Если дѣло
             Задумано умно, то опасаться
             Послѣдствій нечего: они страшны
             Лишь въ тѣхъ дѣлахъ, которыя рѣшили
             Мы вдругъ, не обсудивъ и не принявши
             Въ расчетъ примѣровъ прежняго. А. этотъ
             Налогъ, скажите мнѣ, бывалъ ли прежде
             Вводимъ когда-нибудь? Я убѣжденъ,
             Что никогда,-- такъ какъ же можемъ мы
             Такъ колебать въ народѣ уваженье
             Къ законности? на мѣсто права ставить
             Нашъ личный произволъ? Шестая часть
             Имущества!-- да это вѣдь ужасно!
             Такой поступокъ былъ бы схожъ съ рѣшеньемъ,
             Снять съ дерева кору, подрѣзать вѣтви
             И даже стволъ, оставивъ только корни.
             Холодный воздухъ высосалъ бы тотчасъ
             Изъ нихъ весь свѣжій сокъ. Пускай объявятъ
             По графствамъ всѣмъ, гдѣ былъ введенъ ужъ этотъ
             Чудовищный налогъ, что мы прощаемъ
             Всѣмъ тѣмъ, кто оказалъ сопротивленье
             Его платить. (Вольсею). Вамъ поручаю я
             Исполнить все.
   Вольсей (секретарю). Постойте на минуту:
             Пусть разошлютъ немедленно по графствамъ
             Приказъ объ этой милости. (Тихо). А такъ какъ
             Толпа винитъ въ своей бѣдѣ меня,
             То постарайтесь распустить искусно
             Въ народѣ слухъ, что милость и отмѣну
             Устроилъ я. Какъ это ловче сдѣлать --
             Скажу потомъ. (Уходитъ секретарь. Входитъ управитель Букингама).
   Королева. Какъ мнѣ прискорбно слышать,
             Что впалъ въ немилость герцогъ Букингамъ.
   Король. Прискорбно это многимъ. Что за умный
             Былъ человѣкъ! Владѣлъ онъ даромъ слова,
             Какъ рѣдкіе, и этимъ всѣмъ обязанъ
             Былъ лишь себѣ. Могъ научить любого,
             Не черпая своихъ познаній самъ
             Ни у кого. И что жъ! Взгляните только,
             Какъ даже лучшій умъ, когда не будетъ
             Направленъ онъ къ добру, способенъ стать
             Источникомъ дурного, въ десять разъ
             Надѣлать больше бѣдъ, чѣмъ произвелъ онъ
             Хорошаго. Его всѣ почитали
             За чудо изъ чудесъ, и этотъ рѣдкій,
             Способный человѣкъ, кого, бывало,
             Я слушалъ по часамъ, считая ихъ
             Минутами, употребилъ свои
             Блестящія способности на дѣло,
             Которымъ запятналъ себя такъ гнусно,
             Что сдѣлался чернѣй, чѣмъ самый адъ.
             Садитесь, королева; вы сейчасъ
             Услышите отъ близкаго къ нему
             Лица, что онъ надѣлалъ, и какъ грязно
             Запачкалъ честь 16). Пусть повторятъ разсказъ
             О тѣхъ поступкахъ, для которыхъ мало
             Ушей, чтобъ слушать ихъ и чувствъ, чтобъ вѣрно
             Ихъ оцѣнить.
   Вольсей. (Управителю). Приблизься къ королю
             И говори безъ страха, какъ обязанъ
             Правдивый, честный подданный, о всемъ,
             Что знаешь ты о герцогѣ.
   Король.                                         Держи
             Свободно рѣчь.
   Управитель.           Во-первыхъ, повторялъ
             Онъ каждый день въ словахъ, облитыхъ ядомъ,
             Что если бы случилось, что король
             Скончался безъ дѣтей, то онъ умѣлъ бы
             Достичь вѣнца. Такъ говорилъ онъ съ зятемъ,
             Съ милордомъ Абергэвени, а также
             Клялся ему, что отомстить за все
             Жестоко кардиналу.
   Вольсей.                               Я прошу
             Васъ, государь, достойно оцѣнить
             Опасный смыслъ крамольной этой рѣчи.
             Обманутый въ мечтахъ своихъ, грозитъ онъ
             Не только вамъ, но даже вашимъ близкимъ.
             Королева. Я допрошу, ученый кардиналъ,
             Не можете ль вы въ вашихъ разъясненьяхъ
             Быть подобрѣй?
   Король.                               Что дальше?-- говори.
             Чѣмъ подтверждаетъ онъ свои права
             На тронъ по смерти нашей? Толковалъ ли
             Онъ что-нибудь объ этомъ?
             Управитель. Наболталъ
             Ему о томъ какой-то предвѣщатель,
             Шальной монахъ, прозваньемъ Никольсъ Гопкинсъ 17).
   Король. Что за монахъ?
   Управителъ.                     Монахъ-картезіанецъ;
             Онъ былъ духовникомъ его и уши
             Ему всѣ прожужжалъ, твердя о правѣ
             Его на тронъ.
   Король.                     Какъ это знаешь ты?
             Управитель. Предъ тѣмъ, какъ вы собрались, государь,
             Во Францію, лордъ Букингамъ жилъ въ домѣ,
             Носящемъ имя "Розы", что въ приходѣ
             Извѣстнаго Пультнейскаго святого
             Лаврентія 18). Тамъ онъ меня спросилъ,
             Какіе толки слышатся въ столицѣ
             Про вашъ отъѣздъ? Я отвѣчалъ, что общій
             И толкъ и говоръ тотъ, чтобъ какъ-нибудь
             Не нанесло нежданное коварство
             Французовъ вамъ вреда. На это герцогъ
             Отвѣтилъ мнѣ, что страхъ тотъ не напрасенъ,
             И что весьма возможно исполненье
             Пророчества, какое возвѣстилъ
             Ему одинъ монахъ. Затѣмъ сказалъ онъ,
             Что тотъ монахъ его не разъ просилъ,
             Чтобъ свелъ его онъ съ Джономъ де-ла-Каромъ,
             Его духовникомъ. Монахъ хотѣлъ
             Ему открыть о чемъ-то подъ строжайшей,
             Священной тайной исповѣди, съ тѣмъ,
             Чтобъ де-ла-Каръ торжественно связалъ
             Себя присягой въ томъ, что не откроетъ
             Онъ это никому на свѣтѣ, кромѣ
             Милорда-герцога; а герцогъ позже
             Сказалъ все мнѣ. Я привожу буквально
             Его слова: "Стараться будутъ тщетно
             "И самъ король и тотъ, кто могъ ему бы
             "Наслѣдовать, добиться исполненья
             "Чего они хотятъ; а герцогъ пусть
             "Старается привлечь сердца народа
             "Затѣмъ, что суждено ему занять
             "Тронъ Англіи".
   Королева.                     Ты, сколько знаю, былъ
             На службѣ Букингама и уволенъ
             По просьбѣ фермеровъ; такъ берегись же
             Взвести на благороднаго милорда
             Навѣтъ изъ низкой мести. Этимъ ты
             Запачкаешь позорно благородство
             Твоей души. Еще прошу -- будь сдержанъ
             И берегись.
   Король.                     Оставь -- пусть продолжаетъ.
             Управитель. Клянусь душою, что говорю одну
             Лишь истину. Я герцогу отвѣтилъ,
             Что плутъ монахъ навѣрно одержимъ
             Вылъ дьяволомъ и говорилъ внушеньемъ
             Нечистыхъ силъ; что о такихъ дѣлахъ
             Опасно даже думать, и что если бъ
             Изъ болтовни родился въ самомъ дѣлѣ
             Въ умѣ его злой умыселъ, то могъ бы
             Его онъ погубить, не бывши даже
             И начатъ имъ. А онъ въ отвѣтъ:-- "ну, ну?
             Бояться тутъ мнѣ нечего!" -- и тотчасъ;
             Къ словамъ прибавилъ, что когда бъ король
             Не перенесъ послѣдняго недуга,
             То не спасли бъ головъ своихъ ни Ловель,
             Ни кардиналъ.
   Король.                     Га! 19) вотъ какъ онъ занесся!
             Дѣйствительно, опасный человѣкъ!--
             Имѣешь что-нибудь открыть еще ты?
   Управитель. Да, государь.
   Король.                               Такъ продолжай.
   Управитель.                                                   Когда
             Позднѣй мы были въ Гринвичѣ, и вы
             Милорду изъявили недовольство
             Насчетъ Вилльяма Бломера...
   Король.                                                   Да, да,--
             Я помню это дѣло: Бломеръ былъ
             Уволенъ мной, а герцогъ принялъ въ свиту
             Его къ себѣ.
   Управитель.           И вотъ что было имъ
             При этомъ сказано: "будь заключенъ я
             За мой поступокъ въ Тоуэръ, я бъ исполнилъ
             То, что сбирался сдѣлать мой отецъ
             Съ тираномъ Ричардомъ 20), когда просилъ онъ
             Свиданья съ нимъ въ Салисбюри, и если бъ
             Допущенъ былъ къ нему, то, изъявляя
             Во всемъ покорность съ виду, онъ вонзилъ бы
             Въ него кинжалъ.
   Король.                               Чудовищный измѣнникъ!
   Вольсей. (Королевѣ). Теперь прошу, милэди, васъ сказать
             Возможно ль королю дышать свободно,
             Пока свободенъ этотъ человѣкъ?
   Королева. Устрой, Господь, все къ лучшему!
   Король.                                                             Ты, вижу,
             Еще скрываешь что-то: говори.
   Управитель. Когда упомянулъ онъ объ отцѣ,
             А также о кинжалѣ, то внезапно
             Онъ выпрямилъ свой станъ, схватилъ кинжалъ
             Одной рукой, прижавъ другую къ сердцу,
             И, стоя такъ, со взглядомъ, устремленнымъ
             На небеса, поклялся страшной клятвой,
             Что если будутъ обращаться съ нимъ
             Такъ оскорбительно -- онъ превзойдетъ
             То, что сказалъ отецъ его, настолько жъ,
             Насколько дѣло выше и важнѣй,
             Чѣмъ замыселъ.
   Король.                               Онъ арестованъ, къ счастью,
             И потому кинжалъ его не будетъ
             Намъ угрожать. Пусть предадутъ немедля
             Его суду. Когда найдетъ предлогъ
             Для милости въ законѣ онъ -- тѣмъ лучше;
             Когда же нѣтъ -- то милости отъ насъ
             Пускай не ждетъ. Что бъ ни было, но онъ
             Все жъ, поклянусь, чудовищный измѣнникъ 21)!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Комната во дворцѣ.

(Входятъ лордъ-камергеръ и лордъ Сандсъ).

   Камергеръ. Ну, кто бы могъ подумать, что вліянье
             Французскихъ модъ заполонитъ такъ глупо
             Нашъ здравый смыслъ?
   Сандсъ.                               Что дѣлать!-- всѣмъ извѣстно,
             Что, какъ бы мода ни была смѣшна --
             Ей слѣдуютъ, хотя она бы даже
             Совсѣмъ не шла къ достоинству мужчинъ.
             Камергеръ. Мнѣ кажется, что все, что получили
             Отъ этой поѣздки мы, заключилось
             Лишь въ новомъ пріобрѣтеньи двухъ-трехъ
             Пустыхъ манеръ, поклоновъ и кривляній.
             А посмотрѣть, какъ этимъ глупымъ вздоромъ
             Французы пыль пускаютъ намъ въ глаза!
             Какъ задираютъ дерзко и нахально
             Свои носы! Подумать, право, можно,
             Что каждый былъ совѣтникомъ Пепина
             Иль Лотара.
   Сандсъ.                     Взгляните, какъ они
             Уродски ходятъ: вѣдь подумать можно,
             Что ноги ихъ придѣланы иль хромы.
             Кто въ первый разъ увидитъ ихъ, то скажетъ,
             Что, вѣрно, ихъ испортилъ конскій шпатъ 22).
   Камергеръ. А что до платья, то его покрой
             Какимъ-то сталъ языческимъ. Они,
             Нося его, изгнали изъ души
             Послѣдніе остатки христіанства.

(Входитъ сэръ Томасъ Ловель),

             Что новаго, сэръ Ловель?
   Ловель.                                         Говорятъ
             Всѣ объ одномъ:-- о новомъ приказаньи,
             Прибитомъ у дворца.
   Камергеръ.                               Насчетъ чего?
   Ловель. Да все насчетъ тѣхъ щеголей, чья глупость,
             Задоръ и болтовня намъ всѣмъ набили
             Давно оскомину.
   Камергеръ.                     А! наконецъ-то!
             Авось теперь толпѣ монсьеровъ этихъ
             Втолкуется, какъ должно, что служить
             Мы можемъ при дворѣ, не видѣвъ Лувра 23).
   Ловель. Имъ должно бросить (такъ гласитъ указъ)
             Нелѣпыя ихъ перья, этотъ глупый
             Уборъ шутовъ, который привезли
             Они изъ Франціи; забыть дуэли,
             Потѣшные огни -- все, словомъ, чѣмъ
             Пускали пыль въ глаза они, кичась
             Своимъ пустымъ педантствомъ людямъ, вдвое
             Умнѣйшимъ ихъ. Должны они оставить
             Игру въ мячи, наваченныя брюки 21),
             Высокіе чулки -- весь, словомъ, этотъ
             Ненужный скарбъ, и сдѣлаться хоть съ виду
             Приличными, достойными людьми,
             Иначе жъ всѣмъ имъ скатертью дорога
             Назадъ, къ друзьямъ, гдѣ полный имъ просторъ
             Дурить, кутить и поднимать на смѣхъ
             Себя cum privilegio.
   Сандсъ.                               Что дѣлать!
             Недугъ грозитъ опасностью, такъ надо
             Его лѣченьемъ захватить скорѣй.
             Камергеръ. Расплачутся, пожалуй, наши дамы,
             Простясь съ толпой любезниковъ своихъ.
   Ловель. Да, это такъ,-- безъ слезъ не обойдется.
             Предъ этими пройдохами нерѣдко
             Красавицы летали кувыркомъ 25).
             Смычокъ, куплетецъ, пѣсенка -- французамъ
             И книги въ руки въ этихъ пустякахъ.
   Сандсъ. Такъ пусть же на смычкѣ своемъ они
             Ускачутъ къ дьяволу!-- тѣмъ будетъ лучше.
             Исправить ихъ вѣдь иначе нельзя.
             Ну, а тогда и мы, провинціалы
             (Вотъ хоть какъ я), которыхъ такъ обидно
             Выбрасывали прежде изъ игры,--
             Авось дождемся праздника! Сумѣемъ
             И мы свою спѣть пѣсенку; заставимъ
             Послушать и себя! Въ грязь не ударимъ
             Лицомъ и мы.
   Камергеръ.                     Ого, лордъ Сандсъ, да вы
             Въ такихъ дѣлахъ еще не положили
             Зубовъ на полку 26)?
   Сандсъ.                               Я?-- о, нѣтъ, милордъ;
             Да класть и не намѣренъ ихъ, покуда
             Останется во рту хоть корешокъ.
   Камергеръ. Куда же вы, сэръ Ловель?
   Ловель.                                                   Къ кардиналу.
             Приглашены туда же вѣдь и вы.
   Камергеръ. Дѣйствительно; даетъ парадный ужинъ
             Сегодня онъ. И дамъ и кавалеровъ,
             Навѣрно, будетъ бездна. Соберетъ
             Красавицъ со всего онъ королевства.
   Ловель. Прелатъ достойный этотъ добръ безъ мѣры.
             Его руки питаютъ всѣхъ, какъ почва;
             Щедроты же слетаютъ, какъ роса.
   Камергеръ. Да, это такъ -- онъ благороденъ точно.
             Сказать о немъ иное можетъ только
             Дурной языкъ.
   Сандсъ.                     Что жъ, лордъ!-- кому жъ и быть
             Такимъ, какъ не ему? Средствъ у него
             Достаточно! Въ немъ скряжничество было бъ
             Большимъ грѣхомъ. Должны такіе люди
             Служить собой примѣромъ для другихъ.
   Камергеръ. Сказали вѣрно вы, хоть, къ сожалѣнью,
             Немногіе даютъ такой примѣръ.--
             Но лодка ждетъ,-- надѣюсь, вы со много.--
             Отправимтесь, сэръ Ловель; мы иначе
             Рискуемъ опоздать; а я вѣдь нынче
             Назначенъ съ сэромъ Гильфордомъ смотрѣть
             На пирѣ за порядкомъ.
   Сандсъ. Весь къ услугамъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Зала въ Іоркскомъ дворцѣ.

(Гобои. На эстрадѣ накрытъ подъ балдахиномъ небольшой столъ для кардинала, внизу длинный -- для гостей. Входятъ въ одну дверь Анна Болленъ съ гостями, въ другую -- сэръ Генри Гильфордъ).

   Гильфордъ. Красавицы!-- я васъ прошу принять
             Въ моемъ лицѣ привѣтъ отъ кардинала.
             Онъ посвящаетъ этотъ вечеръ вамъ
             И радости. Онъ вѣритъ, что никто
             Изъ всей плеяды этой благородныхъ,
             Высокихъ лицъ не явится сюда
             Нахмуреннымъ и не оставивъ дома
             Своихъ заботъ. Онъ хочетъ, чтобъ веселье
             Царило здѣсь, насколько это можно
             Достичь бъ подобномъ обществѣ, съ подмогой
             Радушныхъ словъ и добраго вина.

(Входятъ лордъ-камергеръ, лордъ Сандсъ и сэръ Томасъ Ловель).

             Поздненько, лордъ,-- меня бы окрылила
             Ужъ мысль одна, что я спѣшу въ такой
             Блистательныя кружокъ.
   Камергеръ.                               Немудрено:
             Вы молоды, сэръ Гильфордъ.
   Сандсъ.                                         Вамъ, сэръ Ловель,
             Шепну я на ушко: будь кардиналъ
             Хозяинъ свѣтскій -- вотъ какъ вы да я,--
             Сумѣли бъ мы вѣдь угостить, какъ должно,
             Красотокъ этихъ передъ сномъ! Остались
             Довольны бъ всѣ! Клянусь душой, кружокъ
             Подобранъ превосходно.
   Ловель.                                         Къ двумъ иль тремъ,
             Я думаю, пошли бы вы охотно
             Въ духовники.
   Сандсъ.                     И предписалъ бы имъ
             Совсѣмъ не трудный, покаянный подвигъ.
   Ловель. Ужель?
   Сандсъ.                     Ну, да: великъ ли трудъ исполнить
             Имъ что-нибудь среди пуховиковъ?
   Камергеръ. Прошу васъ сѣсть, красавицы. Сэръ Гильфордъ,
             Вы сядете на этой сторонѣ, у
             А я на той. Почтенный кардиналъ
             Придетъ сейчасъ. Ай, ай!-- двѣ дамы сѣли,
             Я вижу, рядомъ; нѣтъ, нельзя, нельзя! -
             Отъ этого испортится погода 2?);
             Мы мерзнуть не хотимъ. Лордъ Сандсъ,-- займите,
             Прошу васъ, мѣсто здѣсь, чтобъ раздѣлить
             Прекрасныхъ этихъ дамъ, и не давайте
             Имъ задремать.
   Сандсъ.                     Благодарю васъ, лордъ.
             (Садясь). Прошу прощенья, лэди,-- предварить
             Я долженъ васъ, что если оскорблю я
             Вашъ нѣжный слухъ немножко дикой рѣчью,
             То дѣлать нечего:-- норокъ мнѣ этотъ
             Достался отъ отца.
   Анна.                               Ужели, лордъ,
             Отецъ вашъ былъ безуменъ?
   Сандсъ.                                                   Да, милэди!
             Безуменъ именно, безуменъ страшно!
             Особенно въ любви;-- но, впрочемъ, вамъ
             Причинъ бояться нѣтъ: онъ не кусался.
             Зато, когда хотѣлъ кого-нибудь
             Поцѣловать -- вотъ хоть какъ я теперь,
             То могъ исполнить это двадцать разъ
             Безъ отдыха 28). (Цѣлуетъ ее).
   Камергеръ.                     Отлично, сэръ. Теперь,
             Какъ кажется, размѣщены всѣ гости,
             Какъ слѣдуетъ. Вамъ, джентльмены, будетъ
             Великій стыдъ, когда отсюда дамы
             Уйдутъ, нахмурясь.
   Сандсъ.                               Дайте мнѣ лишь волю,
             Такъ за себя я отвѣчаю вамъ.

(Гобой. Входитъ Вольсей и садится на свое мѣсто).

   Вольсей. Привѣтъ всему прекрасному собранью!
             Тотъ, кто сегодня мраченъ -- мнѣ не другъ.
             Предъ всѣми я за общее здоровье
             Пью кубокъ мой въ знакъ искренности словъ (пьетъ).
   Сандсъ. Виватъ, милордъ!-- Когда бъ поднесть велѣли
             Вы мнѣ стаканъ величиной съ мою
             Признательность -- его однимъ бы духомъ
             Я осушилъ, чтобъ не болтать напрасно.
   Вольсей. О, вы достойный гость!-- займите жъ вашихъ
             Прекрасныхъ дамъ; мнѣ кажется, онѣ
             Невеселы.-- Кого изъ джентльменовъ
             За то винить?
   Сандсъ.                     О, не бѣда:-- пусть только
             Прильетъ имъ къ щечкамъ красное винцо --
             Увидите, что въ болтовнѣ спасуемъ
             Предъ ними мы.
   Анна.                               Вы, кажется, большой
             Шутникъ, милордъ 29).
   Сандсъ.                               Смотря, какая шутка!..
             Вотъ хоть теперь: угодно ль выпить вамъ
             За вещь одну.
   Анна.                     Которой я не вижу?
             Такъ какъ же пить?
   Сандсъ (Вольесю). Вотъ видите -- пошло
             Веселье въ ходъ. (За сценой трубы и выстрѣлы).
   Вольсей.                               Что это?
   Камергеръ (слугѣ).                               Пусть узнаютъ. (Слуга уходитъ).
   Вольсей. Однако этотъ шумъ звучитъ ужъ очень
             Воинственно. Но, впрочемъ, вамъ, мидэди,
             Бояться нечего:-- вѣдь вы, но всѣмъ
             Правамъ войны, защищены отъ всякой
             Опасности. (Слуга возвращается).
   Камергеръ.           Ну, что ты тамъ узналъ?
   Слуга. Тамъ общество какихъ-то иноземцевъ.
             Они пристали въ лодкѣ и желаютъ
             Войти сюда. По виду можно счесть
             Ихъ за посольство важнаго монарха.
   Вольсей. Пускай войдутъ. Примите, камергеръ,
             Какъ должно ихъ:-- въ французскомъ языкѣ
             Вѣдь вы сильны. Вы имъ передадите
             Сердечный нашъ привѣтъ, и пусть затѣмъ
             Ихъ озаритъ своимъ волшебнымъ блескомъ
             Рой дивныхъ звѣздъ, здѣсь собранныхъ.-- Идите жъ
             Съ приличной дѣлу свитой.

(Камергеръ уходитъ со свитой. Столы сдвигаютъ).

                                                               Пиръ мы свой
             Пока прервемъ, но онъ возобновится.
             Отъ всей души я повторяю прежній
             Привѣтъ гостямъ, съ желаньемъ аппетита.

(Гобои. Входятъ, предшествуемые камергеромъ, король Генрихъ и двѣнадцать лордовъ въ маскахъ, переодѣтые пастухами. За ними двѣнадцать факелоносцевъ. Всѣ останавливаются предъ Вольсеемъ и привѣтствуютъ его поклономъ).

             Добро пожаловать! Чѣмъ можемъ быть
             Пріятны вамъ?
   Камергеръ.                     Они не говорятъ
             По-англійски, а потому просили
             Вамъ передать, что, извѣстясь молвой
             О томъ прекрасномъ обществѣ, какое
             Собралось здѣсь, они не въ силахъ были
             Противостать понятному желанью
             Воздать свой долгъ почтенья красотѣ.
             А потому, оставивши на волѣ
             Свои стада, покорно просятъ васъ
             Позволить имъ провесть часокъ въ собраньи
             Прекрасныхъ этихъ дамъ 30).
   Вольсей.                                         Скажите имъ,
             Лордъ-камергеръ, что я цѣню глубоко
             Рѣшенье ихъ почтить мой бѣдный домъ.
             Безъ счету разъ благодарю любезныхъ
             Моихъ гостей и искренно прошу ихъ
             Занять себя весельемъ по душѣ.

(Кавалеры и дамы сходятся для танцевъ, Король выбираетъ Анну Болленъ).

   Король. Вотъ, поклянусь, прекраснѣйшая ручка
             Изъ всѣхъ, какія видѣлъ я. О, прелесть!
             Не зналъ тебя я прежде никогда 31)! (Музыка и танцы),
   Вольсей. Лордъ-камергеръ.
   Камергеръ.                               Что, сэръ?
   Вольсей.                                                             Прошу сказать
             Имъ отъ меня, что я подозрѣваю
             Въ ихъ обществѣ присутствіе лица,
             Кому занять достойнѣе то мѣсто,
             Гдѣ я сижу. Скажите, что когда бы
             Я могъ его узнать, то уступилъ бы
             Немедленно, съ любовью и почтеньемъ,
             Мои права.
   Камергеръ.           Исполню, сэръ.

(Подходитъ къ маскамъ и, поговоривъ съ ними, возвращается).

   Вольсей.                                                   Ну, что жъ,
             Узнали вы?
   Камергеръ.           Они сказать велѣли,
             Что есть средь нихъ дѣйствительно одинъ
             Такой, какъ вы сказали, и что если
             Удастся вамъ узнать его самимъ,
             То онъ занять согласенъ ваше мѣсто.
   Вольсей. Попробуемъ.

(Сходитъ съ своего мѣста подъ балдахиномъ и подходитъ къ королю).

                                           Съ согласья всѣхъ гостей,
             Вотъ царственный мой выборъ!
   Король (снимая маску).                     Угадали,
             Лордъ-кардиналъ. Соединили вы,
             Какъ вижу я, прелестное собранье.
             Хвалю за то! Когда бъ вы не носили
             Священный санъ -- я бъ заподозрѣлъ въ васъ
             Не мало грѣшныхъ помысловъ.
   Вольсей.                                                   Какъ радъ я,
             Что вашему величеству угодно
             Такъ весело шутить.
   Король.                               Лордъ-камергеръ,--
             На пару словъ. Скажите мнѣ, кто эта
             Красавица?
   Камергеръ.           Дочь Томаса Боллена,
             Гочфордскаго виконта; служитъ въ свитѣ
             Она ея величества.
   Король.                               Клянусь
             Душой!-- она прелестна! (Аннѣ). Было бъ высшимъ
             Невѣжествомъ, когда бы, кончивъ танецъ,
             Милэди, васъ я не поцѣловалъ.
             Теперь должны мы выпить круговую
             За всѣхъ гостей.
   Вольсей.                               Готовъ ли столъ, сэръ Ловель,
             Въ особой задѣ къ ужину?
   Ловель.                                         Готовъ.
   Вольсей. Я опасаюсь, государь, чтобъ танцы
             Не стали вредны вамъ, разгорячивъ
             Чрезъ мѣру васъ.
   Король.                               Боюсь и я того же.
   Вольсей. Такъ не угодно ль будетъ отдохнуть
             Вамъ въ ближней комнатѣ: тамъ воздухъ лучше
             И посвѣжѣй.
   Король.                     Пусть подъ руку пойдетъ
             Съ своею дамой каждый (Аннѣ). Васъ, милэди,
             Такъ скоро не оставлю я: мы можемъ
             Еще повеселиться. Кардиналъ!
             Велите дать вина... провозгласимъ
             Мы съ дюжину еще веселыхъ тостовъ
             За нашихъ дамъ. Потанцовать еще
             Равно не будетъ лишнимъ... а затѣмъ
             Пора и спать., во снѣ увидитъ каждый
             Насколько онъ красавицѣ своей
             Понравился... Эй!.. музыку для танцевъ!.. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица.

(Встрѣчаются два гражданина).

   1-й гражданинъ. Куда, сосѣдъ, такъ скоро?
   2-й гражданинъ. Съ добрымъ утромъ.
             Спѣшу я въ судъ, чтобъ поскорѣй узнать,
             Чѣмъ кончили съ процессомъ Букингама.
   1-й гражданинъ. Такъ не спѣши; могу тебѣ объ этомъ
             Сказать я все: вопросъ рѣшенъ; остался
             Одинъ обрядъ отвода арестанта
             Назадъ въ тюрьму.
   2-й гражданинъ.                     Ты былъ при этомъ самъ?
   1-й гражданинъ. Ну, безъ сомнѣнья.
   2-й гражданинъ.                                         Разскажи же толкомъ,
             Какъ было все.
   1-й гражданинъ.           Не трудно угадать.
   2-й гражданинъ.           Что жъ? осужденъ?
   1-й гражданинъ.                                         Конечно, такъ.
   2-й гражданинъ.                                                             Вотъ горе!
   1-й гражданинъ. Не ты одинъ такъ будешь говорить.
   2-й гражданинъ. Нельзя ль узнать подробности?
   1-й гражданинъ.                                                             Скажу я
             Въ короткихъ все словахъ. Пришедши въ судъ,
             Достойный лордъ доказывалъ разумно,
             Что онъ ни въ чемъ невиненъ. Съ рѣдкимъ знаньемъ
             Оспаривалъ онъ все, въ чемъ обвинялъ
             Его законъ. Но обвинитель власти,
             Въ отпоръ его словамъ, представилъ бездну
             Другихъ уликъ, допросовъ и свидѣтельствъ.
             Когда жъ въ отвѣтъ достойный Букингамъ
             Потребовалъ поставить на очную
             Съ нимъ ставку тѣхъ, кѣмъ былъ онъ обвиненъ,
             Чтобъ отвѣчать имъ могъ онъ viva voce,
             То вышли духовникъ его, Джонъ Каръ,
             Пэкъ, секретарь и бывшій управитель,
             А сверхъ того монахъ, проклятый Гопкинсъ,
             Изъ-за кого и вспыхнулъ весь вопросъ.
   2-й гражданинъ. Тотъ, кто нашелъ ему пустыхъ пророчествъ?
   1-й гражданинъ. Онъ именно. Напала эта шайка
             Вся на него. Напрасно отвергалъ
             Онъ ихъ слова, доказывалъ ихъ лживость;--
             Былъ тщетенъ трудъ -- и вотъ на основаньи
             Такихъ-то жалкихъ и пустыхъ уликъ
             Былъ осужденъ собраньемъ знатныхъ пэровъ
             Лордъ Букингамъ! Былъ обвиненъ въ измѣнѣ.
             Какъ ни умно, какъ ни правдиво онъ
             Старался защитить себя -- все было
             Забыто вслѣдъ за рѣчью, возбудя
             Лишь тѣнь одну притворныхъ сожалѣній.
   2-й гражданинъ. А какъ себя при этомъ онъ держалъ?
   1-й гражданинъ. Когда онъ вновь былъ подведенъ къ рѣшеткѣ,
             Гдѣ возвѣщенъ ему былъ приговоръ,
             Какъ смертный звонъ,-- онъ въ первый мигъ смутился,--
             Смутился такъ, что потъ покрылъ струей
             Ему лицо. Пробормоталъ онъ быстро
             Какихъ то два-три слова, но сейчасъ же
             Скрѣпился вновь и далѣе держалъ
             Себя вполнѣ съ достоинствомъ и честью.
   2-й гражданинъ. Конечно, смерть его не устрашитъ.
   1-й гражданинъ. О, рѣчи нѣтъ -- вѣдь онъ не слабодушенъ.
             Но такъ упасть!-- вотъ что не перенесъ бы,
             Смолчавъ, никто.
   2-й гражданинъ.                     Тутъ козни кардинала.
   1-й гражданинъ. Не безъ того;-- къ такому заключенью
             Приходятъ всѣ. Арестъ Кильдара далъ
             Сигналъ всему. Когда онъ былъ смѣщенъ,
             Взамѣнъ его въ Ирландію былъ посланъ
             Сейчасъ Сёррей, конечно, изъ боязни,
             Чтобъ здѣсь не сталъ онъ помогать отцу 32).
   2-й гражданинъ. Преподлый ходъ.
   1-й гражданинъ.                               Вернувшись, онъ, конечно,
             Захочетъ мстить.-- Вѣдь замѣчаютъ всѣ
             Давно уже, что, чуть король приблизитъ
             Къ себѣ кого-нибудь, Вольсей сейчасъ же
             Тому отыщетъ постъ, и непремѣнно
             Подалѣе.
   2-й гражданинъ. Народъ его не терпитъ
             И былъ бы радъ, когда бы провалилась
             Подъ нимъ земля 33), а что до Букингама,
             То онъ любимъ, любимъ отъ всей души.
             Его зовутъ вездѣ: "нашъ добрый герцогъ"
             И называютъ зеркаломъ всего
             Хорошаго.
   1-й гражданинъ. Тсс... замолчи! Идетъ,
             Смотри, сюда остатокъ благородный
             Того, о комъ ведемъ свою мы рѣчь.

(Букингама ведутъ изъ суда. Передъ нимъ приставы съ сѣкирами, обращенными къ нему остріемъ. По бокамъ стража съ аллебардами. За ними идутъ сэръ Томасъ Ловель, сэръ Никольсъ Во, сэръ Вилльямъ Сандсъ и толпа народа).

   2-й гражданинъ. Стой смирно тутъ -- мы на него посмотримъ.
   Букингамъ. Друзья мои,-- вамъ всѣмъ, сюда пришедшимъ
             Съ тѣмъ, чтобъ меня сердечно пожалѣть,
             Сказать хочу я слово! Преклоните жъ
             Ко мнѣ свой слухъ, а выслушавъ -- идите,
             Забывъ меня, спокойно по домамъ!
             Сегодня я провозглашенъ предъ всѣми
             Измѣнникомъ, и это имя ляжетъ
             Со мною въ гробъ;-- но небеса зову я
             Въ свидѣтели и пораженъ пусть буду
             Я, какъ сѣкирой, совѣстью моей,
             Когда въ душѣ не окажусь я чистымъ
             Въ томъ, въ чемъ винюсь! Я не ропщу на судъ
             За смерть мою:-- онъ осудилъ меня.
             На основаньи точнаго закона;
             Но пожелать побольше христіанской
             Сердечности тѣмъ, чьей враждой и злостью
             Я доведенъ былъ до моей бѣды,--
             Вотъ что я сдѣлать въ правѣ! Смерть мою
             Я имъ простилъ; но помнятъ пусть они,
             Что если станутъ возвышать коварно
             Они себя такъ кровью честныхъ лицъ,
             То и моя, невинно пролитая
             Ихъ злобой, кровь возопіетъ на гибель
             И горе имъ. Жить больше въ этомъ мірѣ
             Я не хочу, и даже не намѣренъ
             О томъ просить, хоть милость короля,
             Я вѣрю въ то, могла бъ превысить даже
             Мои вины. Теперь я обращаюсь
             Къ немногимъ тѣмъ, которымъ дорогъ былъ
             Когда-то Букингамъ; чьи слезы смѣло
             О немъ текутъ, и съ кѣмъ ему разлука
             Тяжка одна въ печальный смертный часъ!
             Я васъ прошу: молитвами святыми,
             Какъ ангелы, напутствуйте меня
             Вы въ мигъ, когда навѣки сталь сѣкиры
             Насъ разлучитъ! Пускай молитвы ваши,.
             Какъ ѳиміамъ святого алтаря,
             Помогутъ мнѣ взнестись душой на небо,
             Покинувъ васъ!-- Идемте съ Богомъ въ путь!
   Ловель. Когда случилось мнѣ, милордъ, при жизни
             Обидѣть васъ, и вы таите въ сердцѣ
             Гнѣвъ на меня, то я чистосердечно
             Отъ всей души прошу меня простить.
   Букингамъ. Сэръ Томасъ Ловель!-- я прощаю васъ
             Такъ искренно, какъ милости желаю
             Самъ для себя, Я всѣмъ простилъ: обидъ,
             Какихъ нельзя простить, не причиняли
             Мнѣ въ жизни никогда. Духъ черной злобы
             Не ляжетъ въ гробъ со мной. Васъ попрошу я
             Снесть мой привѣтъ прощальный королю.
             Вы скажете ему (коль скоро вспомнитъ
             Онъ обо мнѣ), что встрѣченъ былъ я вами
             На полпути съ земли на небеса!
             Я возношу послѣднія молитвы
             Всѣ за него! О немъ молиться буду,
             Пока душа не отлетитъ моя!
             Пусть проживетъ онъ больше лѣтъ на свѣтѣ,
             Чѣмъ ихъ могу ему я насчитать.
             Пусть долго онъ даритъ, любимый всѣми,
             И всѣхъ любя,-- и даже послѣ смерти
             Тотъ монументъ, гдѣ скроютъ прахъ его,
             Во всѣхъ пусть будитъ память, какъ сердечно
             Онъ былъ любимъ и добръ былъ безконечно!
   Ловель. Я проводить обязанъ вашу свѣтлость
             До берега; затѣмъ же приметъ васъ
             Сэръ Никольсъ Во, чтобъ свесть на мѣсто казни.
   Во. Готовьте все, какъ должно; герцогъ здѣсь.
             Пусть уберутъ назначенную лодку,
             Какъ требуетъ его высокій санъ.
   Букингамъ. Нѣтъ, нѣтъ, сэръ Никольсъ,-- этого не надо!
             Вѣдь это лишь усилитъ мой позоръ.
             Пришелъ сюда я славнымъ конетаблемъ
             И герцогомъ,-- теперь же я ничтожный
             Эдвардъ Богунъ Но все же я богаче
             Моихъ враговъ, не знавшихъ никогда,
             Что значитъ честь! Я закрѣплю ее
             Теперь моею кровью и, повѣрьте,
             Что эта кровь когда-нибудь жестоко
             Падетъ на нихъ. Отецъ мой, Букингамъ,
             Былъ первымъ изъ возставшихъ на Ричарда 35).
             Онъ обратился съ просьбой о защитѣ
             Къ Банистеру, презрѣнному слугѣ,
             И былъ коварно преданъ имъ!-- казненъ
             Позорно безъ суда! Пошли спасенье
             Ему Господь!-- Я Генриху седьмому,
             Вступившему на англійскій престолъ,
             Обязанъ былъ возвратомъ всѣхъ моихъ
             Законныхъ правъ. Глубоко огорченный
             Несчастной смертью моего отца,
             Монархъ достойный этотъ отдалъ мнѣ
             Мой прежній санъ; теперь же сынъ его
             Вновь отнимаетъ у меня я имя
             И честь мою! Меня однимъ ударомъ
             Лишаетъ онъ и жизни и всего,
             Чѣмъ я былъ гордъ! Я, правда, былъ судимъ,--
             И былъ судимъ, сознаюсь, благородно, --
             Но этимъ только жребій мой и лучше
             Отцовскаго;-- во всемъ же остальномъ
             Мы съ нимъ равны: и я и онъ погибли
             Изъ-за коварства нашихъ подлыхъ слугъ,
             Людей, любимыхъ нами! Вотъ услуга,
             Какой они намъ воздали!-- Но небо
             Все дѣлаетъ, какъ знаетъ! Вамъ хочу
             Я дать совѣтъ. Въ устахъ того, кто долженъ
             Итти на смерть, повѣрьте мнѣ, онъ будетъ
             Полезенъ вамъ: не довѣряйте тѣмъ,
             Кому вы въ жизни расточали съ лаской
             Свою любовь:-- они покинутъ васъ,
             Забывши все, при первомъ испытаньи!--
             Какъ зыбь волны, они отхлынутъ прочь
             И, какъ волна, вернутся съ тѣмъ, чтобъ только
             Васъ утопить!-- Молитесь за меня,
             Прошу, еще! Пришла пора разстаться!
             Послѣдній часъ моей тяжелой жизни
             Приблизился! Прощайте! Если вамъ
             Когда-нибудь захочется растрогать
             Людей печальной повѣстью -- скажите
             Имъ, какъ погибъ несчастный Букингамъ!
             Я кончилъ все!-- пошли Господь мнѣ милость!

(Его уводятъ).

   1-й гражданинъ. Не жалость ли!.. Невольно вѣрю я,
             Что призоветъ прискорбный этотъ случай
             Бѣды и зло на головы людей,
             Виновныхъ въ немъ.
   2-й гражданинъ.                     Когда невиненъ герцогъ,
             То жаль его, конечно; но боюсь я
             Признаться въ томъ, что ждетъ, пожалуй, насъ
             Другое зло, опаснѣйшее вдвое.
   1-й гражданинъ. Храни насъ Богъ отъ этого! Въ чемъ дѣло?
             Надѣюсь я, ты вѣришь вѣдь въ меня?
   2-й гражданинъ. Конечно, такъ; но самый-то вопросъ
             Ужъ очень щекотливъ:-- подъ строгимъ надо
             Его хранить замкомъ.
   1-й гражданинъ.                               О, будь увѣренъ,
             Что я не проболтаюсь.
   2-й гражданинъ.                               Вѣрю, вѣрю,
             И ты сейчасъ узнаешь все. Конечно,
             Тебѣ случалось слышать ужъ молву,
             Что нашъ король задумалъ развестись
             Съ своей женой, Екатериной.
   1-й гражданинъ.                                         Да;
             Но только этотъ слухъ не подтвердился.
             Король, едва узнавъ о немъ, пришелъ
             Въ ужасный гнѣвъ и тотчасъ приказалъ
             Чрезъ лорда-мэра прекратить немедля
             Всѣ эти сплетни и связать языкъ
             Тѣмъ, кто болталъ объ этомъ.
   2-й гражданинъ.                                         А теперь
             Слухъ оказался вѣренъ.-- Онъ растетъ,
             И въ очень ясной формѣ. Общій говоръ,
             Что самъ король рѣшился на разводъ.
             Всѣ говорятъ, что кардиналъ иль люди,
             Стоящіе кругомъ, успѣли, въ злобѣ
             На нашу королеву, возбудить
             Въ его душѣ какое-то сомнѣнье
             На гибель ей; что кардиналъ Камдеусъ,
             Прибывшій къ намъ, имѣетъ порученье
             Какъ разъ но дѣлу этому.
   1-й гражданинъ.                               Все Вольсей!
             Увѣренъ я, что онъ задумалъ это
             Въ отместку императору 37) за то,
             Что тотъ его не согласился сдѣлать
             Епископомъ Толедскимъ. Загорѣлось
             Все дѣло изъ того.
   2-й гражданинъ.           Пожалуй, ты
             Сказалъ такъ вѣрно. Но какая низость
             Обрушивать надъ бѣдной королевой
             Грязь этихъ всѣхъ интригъ! Такъ хочетъ, впрочемъ,
             Всесильный кардиналъ -- и это будетъ.
   1-й гражданинъ. Конечно, жаль ее... но здѣсь объ этомъ
             Не мѣсто говорить, и потому
             Я предложу бесѣду кончить дома. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Передняя во дворцѣ.

(Входитъ лордъ-камергеръ, читая письмо).

   Камергеръ. "Лошади, которыхъ ваша свѣтлость требовали, были мною выбраны, выѣзжены и снабжены всѣмъ нужнымъ. Онѣ молоды, красивы и принадлежатъ къ лучшей сѣверной породѣ. Но въ ту минуту, когда я хотѣлъ уже ихъ отправить въ Лондонъ, явился посланный кардинала, снабженный его полномочіемъ, и отобралъ лошадей, объявивъ, что если требованія его господина не должны исполняться ранѣе королевскихъ, то во всякомъ случаѣ ранѣе желаній прочихъ подданныхъ. Такое заявленіе зажало намъ рты"
             Да,-- онъ достигнетъ этого! Ну, что жъ!
             Пускай беретъ: вѣдь заберетъ онъ скоро
             Во власть свою и все.

(Входятъ герцоги Норфолькъ и Суффолькъ).

   Норфолькъ.                               Радъ встрѣтить васъ,
             Лордъ-камергеръ.
   Камергеръ.                     Съ пріятнымъ днемъ, милорды.
   Суффолькъ. Чѣмъ занятъ государь?
   Камергеръ. Онъ мной оставленъ
             Въ весьма дурномъ расположеньи духа.
   Норфолькъ. Но почему жъ?
   Камергеръ.                               Какъ кажется, запала,
             Ему глубоко въ сердце мысль, что бракъ
             Его съ женою брата незаконенъ.
   Суффолькъ. Не будетъ ли вѣрнѣй сказать, что въ сердце
             Ему запала новая любовь?
   Норфолькъ. Пожалуй, такъ.-- Все козни кардинала!
             (Вѣрнѣе: кардинала-короля).
             Фортуны сынъ, привыкъ рубить съ плеча
             Прелатъ коварный этотъ, закрывая
             Глаза на все, какъ и сама фортуна 38).
             Но все жъ, дастъ Богъ, когда-нибудь раскуситъ
             Его король.
   Суффолькъ.           Ужъ именно: "дастъ Богъ!"
             Себя онъ самъ не приведетъ къ порядку.
   Норфолькъ. Какимъ святошей держитъ онъ себя
             Во всѣхъ дѣлахъ, какъ ихъ хитро проводитъ.
             Вотъ хоть теперь: успѣлъ поссорить насъ
             Онъ ловко съ императоромъ, принявшимъ
             Такъ близко къ сердцу дѣло королевы,
             Своей почтенной тетки. Нашепталъ
             Онъ въ уши королю боязнь сомнѣнья,
             Страхъ передъ грѣхомъ; опуталъ тонкой сѣтью
             Ему и умъ и совѣсть, лишь бы только
             Въ дурномъ представить видѣ этотъ бракъ.
             А тамъ, чтобъ ободрить монарха снова,
             Онъ предложилъ разводъ ему -- и съ кѣмъ?
             Съ жемчужиной, которая вотъ скоро
             Ужъ двадцать лѣтъ сіяетъ чуднымъ свѣтомъ
             Въ его вѣнцѣ 39), не потерявъ ни блеска
             Ни красоты; съ подругой, чью любовь
             Сравнить возможно только съ той любовью,
             Какою любятъ ангелы достойныхъ
             Людей добра; чье сердце такъ прекрасно,
             Что и средь бѣдъ оно не перестанетъ
             Благословлять, какъ прежде, короля!
             Такихъ ли дѣлъ мы не должны почтить
             Названьемъ дѣлъ вполнѣ благочестивыхъ 40)?
   Камергеръ. Да сохранитъ Господь насъ отъ такихъ
             Совѣтниковъ!-- Объ этомъ дѣлѣ точно
             Всѣ говорятъ; а кто честнѣй, тотъ горько
             Скорбитъ о немъ всѣмъ сердцемъ. Тѣ, чей взглядъ
             Смотрѣть способенъ глубже, видятъ ясно,
             Что неизбѣжно кончится вопросъ
             Сестрой монарха Франціи 41). Придетъ же
             Когда-нибудь пора, что Богъ поможетъ
             Открыть глаза слѣпому королю
             На все, что затѣваетъ этотъ хитрый
             И дерзкій попъ.
   Суффолькъ.                     А насъ освободитъ
             Отъ сѣти злого рабства.
   Норфолькъ.                               Да!-- молиться
             Усердно мы должны, чтобъ это счастье
             Досталось намъ. Гордецъ иначе этотъ
             Придетъ къ тому, что обратитъ вельможъ
             Въ толпу своихъ лакеевъ. Все, что есть
             Достойнаго на свѣтѣ -- для него
             Не болѣе, какъ комъ ничтожный тѣста,
             Который онъ формуетъ, какъ придетъ
             Ему на умъ.
   Суффолькъ.           Что до меня, то я
             Хотя и не терплю его, но также
             И не боюсь -- скажу это предъ всѣми.
             Тѣмъ, чѣмъ я сталъ, обязанъ я себѣ лишь,
             А не ему, и потому останусь,
             Какъ былъ, собой, пока угодно будетъ
             Такъ королю. А что до кардинала,
             То станетъ ли меня благословлять
             Онъ или клясть -- я буду равнодушенъ
             Равно къ тому и къ этому, какъ будто бъ
             Его совсѣмъ и не было. Я знаю
             Его и зналъ и дамъ ему совѣтъ:
             Займется пусть дѣлишками своими
             Онъ лучше съ папой, чье потворство дало
             Ему возможность такъ поднять свой носъ.
   Норфолькъ. Войдемте къ королю;-- быть-можетъ, намъ
             Удастся чѣмъ-нибудь разсѣять приступъ
             Его хандры. Онъ предается ей
             Совсѣмъ уже безъ мѣры.
   Камергеръ.                               Извините;
             Я долженъ удалиться, чтобъ исполнить
             Приказъ, мнѣ данный имъ же;-- да и вы,
             Мнѣ кажется, избрали дурно время
             Съ нимъ говорить. Желаю вамъ всѣхъ благъ.
   Норфолькъ. Благодаримъ, лордъ-камергеръ, сердечно.

(Камергеръ уходитъ. Норфолькъ открываетъ боковую дверь, за которой сидитъ король, читая задумчиво книгу).

   Суффолькъ. Какъ мрачно смотритъ онъ;-- онъ опечаленъ
             Дѣйствительно.
   Король.                               Кто тамъ?
   Норфолькъ.                                         Дай Богъ, чтобъ не былъ
             Онъ раздраженъ.
   Король.                               Га 42)!.. кто пришелъ? Кто смѣетъ
             Меня смущать, когда хочу я быть
             Одинъ съ собой? Забыли вы, кто я?..
   Норфолькъ. Вы -- государь, прощающій проступки,
             Когда въ нихъ нѣтъ намѣреній дурныхъ.
             А мы пришли по поводу серьезныхъ
             И важныхъ дѣлъ. Угодно ль будетъ вамъ
             Ихъ выслушать?
   Король.                     Вы слишкомъ дерзки! Прочь!..
             Прочь оба съ глазъ моихъ! Васъ научу я
             Знать часъ для дѣлъ! Теперь ли время думать
             Мнѣ о мірскомъ? (Входятъ Вольсей и Кампеусъ).
                                           Кто это? кардиналъ?
             О, мой Вольсей,-- цѣлебное ты средство
             Для совѣсти больной моей! Ты -- врачъ
             Для сердца короля! (Кампеусу). Привѣтъ примите
             И вы, ученый сэръ. Располагайте,
             Какъ вздумаете, здѣсь и мной и всѣмъ,
             Что видите. (Вольсею). Я поручаю вамъ,
             Лордъ кардиналъ, строжайше наблюсти,
             Чтобъ сказанное мной не оказалось
             Пустымъ наборомъ словъ.
   Вольсей.                                         Такихъ сомнѣній
             Не можетъ быть. Угодно ль будетъ вамъ
             Намъ посвятить минуту разговора
             Наединѣ?
   Король (Норфольку и Суффольку). Ступайте прочь,-- я занятъ.
   Норфолькъ (въ сторону). Однако попъ, какъ вижу, не нахалъ.
   Суффолькъ (въ сторону). Ни на волосъ. Но я не помѣнялся бъ
             На санъ его, когда бъ къ нему въ придачу
             Мнѣ дали это качество. Не можетъ
             Такъ длиться, впрочемъ, долго.
   Норфолькъ.                                         Ну, а если
             Случится такъ, то на него управу
             Я отыщу.
   Суффолькъ.           И я, повѣрьте, тоже.

(Уходятъ Норфолькъ и Суффолькъ).

   Вольсей. Вы, государь, явили передъ всѣми
             Монархами блистательный примѣръ
             Высокой вашей мудрости, предавши
             Вопросъ подобной важности суду
             Святѣйшей нашей церкви 43). Кто посмѣетъ
             Сказать хоть слово противъ? Кто возстанетъ
             На васъ за то?.. Испанія, съ которой
             Супруга ваша связана родствомъ?
             Такъ вѣдь и тамъ, коль скоро сохранился
             У нихъ въ странѣ на іоту здравый смыслъ,
             Должны признать, что вашъ поступокъ честенъ
             И справедливъ. Ученѣйшіе клерки
             Всѣхъ государствъ ужъ подали свободно
             Свое объ этомъ мнѣнье. Римъ, источникъ
             Всей мудрости и правды, намъ прислалъ,
             По вашему желанью, человѣка,
             Извѣстнаго ученостью вездѣ.
             Стоитъ предъ вами кардиналъ Камдеусъ;
             И я прошу, позвольте, государь,
             Представить вамъ его еще вторично.
   Король. Приму его въ объятья я! Привѣтомъ
             Равно будь мной почтенъ святой конклавъ
             За ту доброжелательность, съ которой
             Онъ намъ прислалъ такого человѣка,
             Какого могъ я только пожелать.
   Кампеусъ. Васъ любятъ, государь, не только здѣсь,
             Но даже въ чуждыхъ странахъ. Вы извѣстны
             Всѣмъ вашимъ благородствомъ. Передать
             Позвольте въ руки ваше полномочье,
             Какимъ облекъ меня и васъ -- достойный
             Лордъ Іорскій кардиналъ -- святѣйшій папа.
             Поручено намъ вмѣстѣ обсудить
             Съ полнѣйшимъ безпристрастьемъ тотъ вопросъ,
             Какой поставленъ вами.
   Король.                                         Двое лицъ,
             Во всемъ другъ другу равныхъ! Королева
             Немедля извѣстится обо всемъ.
             Гдѣ Гардинеръ?
   Ольсей.                               Вы, государь, любили
             Всегда свою супругу горячо;
             А потому, увѣренъ въ томъ я твердо,
             Вы ей не захотите отказать
             Въ защитникахъ, которые свободно бъ
             Поддерживать могли ея права.
             Законъ даетъ на это разрѣшенье
             И самымъ низкимъ женщинамъ.
   Король.                                                   Конечно!
             Мы ей дадимъ ученѣйшихъ и щедро
             Вознаградимъ того изъ нихъ, который
             Исполнитъ дѣло лучше. Да хранитъ
             Насъ Богъ, чтобъ было иначе. Велите
             Позвать мнѣ Гардинера. Секретарь
             Мнѣ этотъ очень нравится; онъ ловкій
             И дѣльный человѣкъ.

(Вольсей уходитъ и возвращается съ Гардинеромъ).

   Вольсей (Гардинеру).                     Жму вашу руку
             Съ желаньемъ благъ. Теперь принадлежите
             Вы королю.
   Гардинеръ.           Но остаюсь, какъ прежде,
             Слугой покорнымъ вашимъ, чьей рукой
             Возвышенъ я.
   Король.                     Приблизься, Гардинеръ.

(Разговариваютъ тихо).

   Кампеусъ (Волѣссю). Мнѣ помнится, на службѣ вашей прежде
             Былъ докторъ Пасъ.
   Вольсей.                               Да, былъ.
   Кампеусъ.                                                   Что жъ,-- развѣ не былъ
             Способенъ онъ?
   Вольсей.                               О, да.
   Кампеусъ.                                         Ну, такъ скажу вамъ,
             Что бродятъ, кардиналъ, дурныя сплетни
             Насчетъ его про васъ.
   Вольсей.                               Какъ! Про меня?
   Кампеусъ. Твердятъ упорно, будто изъ боязни
             Предъ тѣмъ, что этотъ честный человѣкъ
             Сталъ быстро возвышаться, вы нарочно
             Ему всегда давали порученья
             Внѣ Англіи, и будто былъ онъ этимъ
             Такъ горько опечаленъ, что внезапно
             Сошелъ съ ума и умеръ.
   Вольсей.                                         Миръ да будетъ
             Его душѣ! Какъ христіанинъ, больше
             Желать я не могу ему. А что
             Касается до сплетниковъ, то имъ вѣдь
             Зажать есть средство рты. Тотъ, про кого
             Мы говоримъ, былъ честенъ до излишка
             И, значитъ, глупъ! (Показываетъ на Гардинера).
                                           Вотъ этотъ молодецъ
             Такъ исполнять привыкъ безпрекословно
             То, что велятъ; а я, чтобъ можно было
             Мнѣ ладить съ королемъ, ищу для службы
             Такихъ, какъ онъ. Должны вы знать, сотрудникъ
             Любезный мой, что намъ расчета нѣтъ
             Сажать себѣ на шею нашихъ низшихъ.
   Король (Гардинеру). Ты передай все это королевѣ;
             Но мягче, мягче!.. (Гардинеръ уходитъ). Полагаю, лорды,
             Что для такого важнаго собранья
             Приличнѣе всего назначить будетъ
             Намъ Блакфріарсъ. Распорядись, Вольсей,
             Чтобъ было все готово. (Кампеусу). О, милордъ!
             Какъ горько мнѣ, что долженъ я разстаться
             Съ такой женой!.. но совѣсть, совѣсть,-- вотъ
             Что жжетъ меня!.. а все жъ разстаться должно!

(Уходитъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Передняя во дворцѣ королевы.

(Входятъ Анна Болленъ и пожилая дама).

   Анна. Нѣтъ, нѣтъ, не то,-- грущу я не о томъ 44).
             Возможно ли? Проживъ такъ долго вмѣстѣ
             Съ такой женой, прекрасной, доброй, нѣжной,--
             Съ женой, чью честь не смѣлъ задѣть и самый
             Дурной языкъ; не сдѣлавшей вовѣкъ
             Зла никому... и вотъ теперь лишаютъ
             Ее вѣнца, и это послѣ столькихъ
             Счастливыхъ лѣтъ! Вѣдь потерявъ величье,
             Страдаемъ мы во много разъ сильнѣй,
             Чѣмъ чувствуемъ тѣ радости, какія
             Оно даритъ, когда слетаетъ къ намъ.
             Съ ней развестись! Такой поступокъ жалость
             Способенъ вызвать даже вѣдь въ звѣряхъ!
   Дама. Что говорить!-- о ней скорбятъ тѣ даже,
             Чье сердце тверже камня.
   Анна.                                         Было бъ лучше
             Во много разъ, когда бъ Господь совсѣмъ
             Не посылалъ высокаго ей сана.
             Пусть въ немъ для насъ земное только счастье,
             Но все же съ нимъ разстаться такъ же больно,
             Какъ тяжело бываетъ разставаться
             Намъ и съ душой.
   Дама.                               Придется ей теперь
             Стать снова иностранкой 45).
   Анна.                                         Да,-- и этимъ
             Еще грустнѣй судьба ея! Клянусь,
             Что лучше намъ родиться въ темной долѣ
             И быть довольнымъ всѣмъ, чѣмъ жить въ богатствѣ
             И украшать имъ горькую печаль.
   Дама. Да, это такъ: счастливъ тотъ, кто доволенъ
             Своей судьбой.
   Анна.                               Я поклянусь моей
             Дѣвическою честью, что когда бы
             Мнѣ предложили королевскій санъ,
             То я бы отказалась.
   Дама.                               Ну, а я
             Отвѣчу вамъ, что приняла его бы
             Въ томъ даже случаѣ, когда бъ пошла
             Въ промѣнъ и честь! Да вѣдь и вы, сознайтесь,
             Слегка порисовались, молвивъ громко
             Такую рѣчь. Въ концѣ концовъ вы тоже
             Вѣдь женщина! А женщины всѣ падки
             На власть, на санъ, на роскошь и на всѣ
             Подобныя приманки. Если бъ даже
             И стыдно было вамъ принять теперь
             То, отъ чего вы громко отказались,
             То справились бы вы и со стыдомъ,
             Немножко растянувъ его, какъ замшу.
   Анна. Нѣтъ,-- право, нѣтъ!
   Дама.                               Да,-- право, да!-- Навѣрно
             Вы королевскій приняли бы санъ.
   Анна. Не приняла бъ за всѣ богатства міра.
   Дама. Дивлюсь я вамъ! А я бы приняла
             За старый грошъ 46), такой же точно старый,
             Какъ я сама. Но, можетъ-быть, любезнѣй
             Взглянули бъ вы на герцогство? Скажите,
             Довольно ли бъ нашлось въ васъ слабыхъ силъ
             Снести его?
   Анна.                     Нѣтъ, тоже нѣтъ.
   Дама.                                                   Ну, значитъ,
             Вы слабы ужъ чрезчуръ. Но я спущусь
             Еще ступенькой ниже. Если бъ я
             Выла красивымъ графомъ и попалась
             На вашей вамъ дорогѣ, покраснѣли бъ
             Вы или нѣтъ? Какъ? Тоже нѣтъ? Тогда
             Рѣшительно скажу, что не по силамъ
             Родить мальчишку вамъ.
   Анна.                                         Ахъ, перестаньте!
             Мы рѣчь веди о санѣ королевы,
             И я клялась, что не взяла его бы
             За цѣлый міръ.
   Дама.                               А если бъ дали съ нимъ
             Вамъ маленькую Англію? По плечамъ
             Вамъ былъ бы этотъ грузъ? Что до меня,
             То я его взвалила, если бъ даже
             Вся Англія не стоила дороже,
             Чѣмъ Кернарвонъ 47).-- Но кто идетъ? (Входитъ камергеръ).
   Камергеръ.                                                   Привѣтъ мой,
             Милэди, вамъ! Чѣмъ заплатить за право
             Узнать, о чемъ вели вы ра я народу красоту своей особы. Повѣрите, сэръ, это -- прекраснѣйшая изъ женщинъ, когда-либо раздѣлявшихъ ложе съ мужчиной. Когда народъ хорошенько ее разсмотрѣлъ, то поднялся шумъ, подобный шуму корабельныхъ снастей въ морѣ во время бури, столь же сильный и столь же разнообразный. Шапки, плащи и даже, можетъ быть, куртки полетѣли вверхъ; еслибъ и головы можно было снимать, то, кажется, и головы были бы сегодня потеряны. Никогда раньше не видалъ я еще такого ликованія. Беременныя женщины, которымъ, оставалось, можетъ быть, не болѣе полунедѣли до родовъ, точно тараны старинныхъ войнъ, ударяли въ толпу, и она отступала передъ ними. Никто изъ живыхъ мужчинъ не могъ бы сказать: "вотъ моя жена!" -- такъ странно все слилось въ одну массу.
   Второй джентльмэнъ. А что же слѣдовало затѣмъ?
   Третій джентльмэнъ. Наконецъ, ея величество встала и скромными шагами подошла къ алтарю, преклонила колѣна и, точно святая, устремивъ свои прекрасные глаза къ небу, усердно стала молиться. Потомъ встала и поклонилась народу. Когда отъ архіепископа Кэнтерберійскаго она получила всѣ царскіе знаки королевы: святое мѵро, корону Эдуарда-Исповѣдника, скипетръ, птицу мира и другіе эмблемы, -- хоръ, сопровождаемый лучшими музыкантами всего королевства, грянулъ Те Deum. Послѣ этого церемонія отправилась назадъ въ Іоркскій дворецъ, гдѣ будетъ пиршество.
   Первый джентльмэнъ. Сэръ, вамъ-бы не слѣдовало называть этотъ дворецъ Іоркскимъ, -- это названіе принадлежитъ прошлому, потому что со времени паденія кардинала дворецъ утратилъ это названіе. Теперь онъ принадлежитъ королю и называется Уайтгаллемъ.
   Третій джентльмэнъ. Я это знаю, но перемѣна въ названіи совершилась еще такъ недавно, что старое названіе все еще свѣжо въ моей памяти.
   Второй джентльмэнъ. Кто были эти два епископа которые шли по сторонамъ королевы?
   Третій джентльмэнъ. Стокли и Гардинеръ; одинъ -- епископъ Винчестерскій, недавно возведенный въ это достоинство изъ секретарей короля; другой -- епископъ Лондонскій.
   Второй джентльмэнъ. Епископъ Винчестерскій, говорятъ, не принадлежитъ къ большимъ друзьямъ архіепископа -- добродѣтельнаго Кранмэра.
   Третій джентльмэнъ. Это извѣстно всему государству; однако дѣло еще не дошло до открытаго разрыва; когда это случится, Кранмэръ найдетъ друга, который не оставитъ его.
   Второй джентльмэнъ. Кого-же?
   Третій джентльмэнъ. Томаса Кромвеля, человѣка, весьма уважаемаго королемъ и въ самомъ дѣлѣ достойнаго друга. Король сдѣлалъ его хранителемъ королевскихъ драгоцѣнностей и, кромѣ того, онъ уже членъ тайнаго совѣта.
   Второй джентльмэнъ. Онъ достоинъ и большаго.
   Третій джентльмэнъ. Да, безъ всякаго сомнѣнія. Ну, господа, пойдемте со мной; я иду во дворецъ, и вы будете моими гостями. Тамъ меня знаютъ. Дорогой я и еще кое-что разскажу вамъ.
   Первый и второй джентльмэны. Располагайте нами, сэръ (Уходятъ).
  

СЦЕНА II.

Кимбольтонъ.

Входятъ: Екатерина, вдовствующая принцесса, больная; ее поддерживаютъ Грифитъ и Паціенція.

  
   Грифитъ. Какъ вы себя чувствуете, ваше величество?
   Екатерина. О, Грифитъ! совсѣмъ умираю. Мои ноги, точно слишкомъ обремененныя вѣтви, клонятся къ землѣ, какъ бы стремясь освободиться отъ своей тяжести. Дайте стулъ... Вотъ такъ... Кажется, теперь мнѣ немного лучше... Не говорилъ-ли ты мнѣ, Грифитъ, когда велъ меня, что это исполинское дитя славы, кардиналъ Вольсей, умеръ?
   Грифитъ. Да, королева. Но мнѣ показалось, что ваше величество, вслѣдствіе страданій, испытываемыхъ вами, не обратили вниманія на то, что я говорилъ.
   Екатерина. Прошу тебя, добрый Грифитъ, разскажи мнѣ, какъ онъ умеръ. Если хорошо умеръ, то, можетъ быть, онъ опередилъ меня съ тѣмъ, чтобы послужить мнѣ примѣромъ.
   Грифнтъ. Говорятъ, что онъ умеръ прекрасно. Послѣ того, какъ рѣшительный графъ Норсомбэрлэндъ арестовалъ его въ Іоркѣ и повезъ его на допросъ (какъ человѣка сильно обвиненнаго), онъ внезапно заболѣлъ и такъ ослабѣлъ, что не могъ держаться верхомъ на своемъ мулѣ.
   Екатерина. Увы! бѣдный!
   Грифитъ. Наконецъ, дѣлая небольшіе переѣзды, онъ пріѣхалъ въ Лейстеръ и остановился въ аббатствѣ. Тамъ онъ былъ принятъ съ большимъ почетомъ преподобнымъ аббатомъ съ братьей. И тогда кардиналъ сказалъ ему: "О, отецъ аббатъ, старикъ, разбитый государственными бурями, пришелъ успокоить свои утомленныя кости среди васъ; дайте ему клочокъ земли изъ человѣколюбія!" Затѣмъ, онъ легъ въ постель; болѣзнь быстро усиливалась и на третью ночь, часу въ восьмомъ (онъ самъ предсказалъ, что умретъ въ эту ночь), въ раскаяніи и въ молитвахъ, въ слезахъ и страданіяхъ, онъ возвратилъ міру всѣ свои почести, безсмертную часть самого себя -- небу и въ мирѣ уснулъ.
   Екатерина. Пусть покоится тамъ; да будутъ прощены ему его грѣхи! Однако, Грифитъ, позволь мнѣ сказать о немъ то, что я думаю, безъ всякой непріязни. Это былъ человѣкъ невѣроятной гордости, ставившій самого себя на одну доску съ принцами, человѣкъ, поработившій государство своими дѣяніями; онъ безъ всякаго стѣсненія ввелъ святокупство; волю свою онъ считалъ закономъ; онъ лгалъ, не смотря на очевидность; онъ всегда былъ двоедушенъ -- и въ словахъ своихъ, и въ помыслахъ. Онъ былъ состоятеленъ только тогда, когда замышлялъ чью-либо гибель; его обѣщанія были такъ же великолѣпны, какъ и онъ самъ въ то время, но исполненіе ихъ было такъ же ничтожно, какъ и онъ въ настоящее время. Онъ даже тѣломъ грѣшилъ и былъ дурнымъ примѣромъ для духовенства.
   Грифитъ. Благородная королева, пороки людей живутъ на бронзѣ, добродѣтели-же мы записываемъ на водѣ. Не позволите-ли мнѣ теперь, ваше величество, сказать то хорошее, какъ я думаю о немъ?
   Екатерина. Да, добрый Грифитъ, въ противномъ случаѣ я была-бы злопамятна.
   Грифитъ. Этотъ кардиналъ, не смотря на низкое происхожденіе, несомнѣнно былъ созданъ для великой славы съ самой своей колыбели. Онъ былъ ученъ, ума глубокаго и зрѣлаго, чрезвычайно проницательный, краснорѣчивъ и убѣдителенъ, надменный и рѣзкій съ тѣми, кто не любилъ его, но съ людьми, искавшими его дружбы, -- кроткій, какъ лѣто. И хотя онъ былъ ненасытно жаденъ въ стяжаніи (это, конечно, грѣхъ), но онъ былъ также и необыкновенно щедръ. Вѣковѣчнымъ доказательствомъ этого могутъ служить эти два близнеца науки, -- созданные ими при вашемъ содѣйствіи, -- Ипсвичъ и Оксфордъ; одинъ изъ нихъ, павшій вмѣстѣ съ нимъ, не пожелавшій пережить своего основателя; другой, хотя далеко не совершенный еще, но уже столь славный, столь знаменитый ученостію, столь увѣренный въ своихъ дальнѣйшихъ успѣхахъ, что во всемъ христіанствѣ всегда будутъ прославлять его достоинства. Его паденіе только увеличило его счастіе, потому что тогда, и только тогда, позналъ онъ блаженство въ ничтожествѣ. И, кромѣ того, къ великой чести его старости, -- которую не въ состояніи былъ воздать ему никто, -- онъ умеръ въ страхѣ Господнемъ.
   Екатерина. Послѣ моей смерти, я не хочу никакого другаго герольда, никакого другаго глашатая дѣяній моей жизни, который-бы защитилъ мою честь отъ клеветы, кромѣ такого честнаго лѣтописца, какъ Грифитъ. Того, кого я ненавидѣла живымъ, ты заставилъ меня твоей благочестивой правдой и скромной искренностью, почтить въ его могилѣ. Миръ праху его!... Паціенція, не покидай меня и посади меня ниже; я недолго буду безпокоить тебя... Добрый Грифитъ, скажи музыкантамъ, чтобы они сыграли мнѣ тотъ печальный напѣвъ, который я назвала моимъ погребальнымъ звономъ, въ то время, какъ, сидя, я погружусь въ раздумье о той небесной гармоніи, къ которой я приближаюсь.
  

Печальная и торжественная музыка.

  
   Грифитъ. Она уснула... Добрая дѣвушка, будемъ сидѣть тихо, чтобы не разбудить ея. Тише, тише, милая Паціенція.
  

Видѣніе. Торжественно выступаютъ одинъ послѣ другимъ шестъ персонажей въ бѣлыхъ одеждахъ, съ лавровыми вѣнками на головахъ, въ золотыхъ маскахъ на лицахъ, съ лавровыми или пальмовыми вѣтвями въ рукахъ. Сначала они кланяются королевѣ, потомъ пляшутъ. При нѣкоторыхъ перемѣнахъ фигуръ, первые два персонажа держатъ надъ ея головой узкую гирлянду, въ то время, какъ остальные почтительно преклоняются передъ нею. Послѣ этого первые два передаютъ гирлянду двумъ слѣдующимъ, повторяющимъ то же самое при перемѣнѣ фигуры, держа гирлянду надъ головой королевы. Послѣ этого они передаютъ туже гирлянду двумъ послѣднимъ въ томъ-же порядкѣ. Въ это время (какъ-бы по внушенію свыше) королева обнаруживаетъ знаками свою радость и поднимаетъ руки къ небу. Когда призраки, продолжая плясать, исчезаютъ, унося съ собой гирлянду. Музыка продолжается.

  
   Екатерина. Духи міра, гдѣ вы? Вы исчезли? Оставили меня за собой въ горести?
   Грифитъ. Мы здѣсь, королева.
   Екатерина. Не васъ я призываю. Не видали вы никого входящимъ сюда, когда я спала?
   Грифитъ. Никого, королева.
   Екатерина. Никого? Неужели не видали вы, какъ только-что цѣлое собраніе блаженныхъ созданій приглашало меня на пиршество? Ихъ лица, свѣтлыя какъ солнца, озаряли меня тысячью лучей. Они предвѣщали мнѣ вѣчное блаженство и приносили мнѣ вѣнецъ, который, я чувствую, Грифитъ, я еще недостойна носить, но сдѣлаюсь достойна непремѣнно.
   Графитъ. Я счастливъ, королева, что ваше воображеніе лелѣетъ такіе прекрасные сны.
   Екатерина. Пусть замолкнетъ музыка; она слишкомъ груба и непріятна мнѣ (Музыка умолкаетъ).
   Паціенція. Не замѣтили-ли вы, какъ ея величество вдругъ измѣнилась? Какъ вытянулось ея лицо! Какая блѣдность! Какъ она холодна! Взгляните на ея глаза.
   Грифитъ. Она отходитъ, добрая дѣвушка; будемъ молиться, будемъ молиться!
   Паціенція. Да утѣшитъ ее небо!
  

Входитъ посланецъ.

  
   Посланецъ. Съ позволенія вашей свѣтлости...
   Екатерина. Ты грубіянъ. Неужели мы не заслужили большаго почтенія?
   Грифитъ. Вы заслуживаете порицанія; зная, что она не желаетъ отказаться отъ своего прежняго величія, -- какъ могъ ты такъ грубо держать себя?
   Посланецъ. Униженно молю ваше величество простить мнѣ; моя торопливость заставила меня нарушить приличіе. Въ пріемной ждетъ джентльмэнъ, присланный къ вашему величеству королемъ.
   Екатерина. Введи его, Грифитъ; но этотъ пускай никогда не показывается мнѣ на глаза (Грифитъ и посланецъ уходятъ).
  

Входятъ: Грифитъ и Капуцій.

  
   Екатерина. Если мои слабые глаза не обманываютъ меня, вы посолъ императора, моего царственнаго племянника, и называетесь Капуцій?
   Капуцій. Точно такъ, государыня, вашъ покорный слуга.
   Екатерина. О, любезный лордъ, времена и титулы теперь странно измѣнились съ тѣхъ поръ, какъ въ первыій разъ я съ вами познакомилась. Но, прошу васъ, скажите, что вамъ угодно отъ меня?
   Капуцій. Государыня, прежде всего, являюсь предложить мои услуги вашему величеству, а затѣмъ король пожелалъ, чтобы я посѣтилъ васъ; онъ сильно опечаленъ вашимъ Слабымъ здоровьемъ, онъ посылаетъ вамъ черезъ меня свои царственныя привѣтствія и сердечно умоляетъ васъ поберечь себя.
   Екатерина. Мой добрый лордъ, это утѣшеніе является слишкомъ поздно; это нѣчто въ родѣ помилованія послѣ казни. Это сладостное лекарство излечило-бы меня, еслибы явилось во-время, но теперь для меня миновали всѣ утѣшенія, за исключеніемъ молитвъ. Какъ здоровье его величества?
   Капудій. Онъ въ добромъ здоровьи, государыня.
   Екатерина. Дай Богъ, чтобы такъ было всегда, и чтобы здоровье его было цвѣтуще и тогда, когда я буду обитать съ червями и когда мое бѣдное имя будетъ изгнано изъ этого королевства. Паціенція, письмо, которое я просила тебя написать, отправлено?
   Паціенція (подавая письмо). Нѣтъ, королева.
   Екатерина.Сэръ, прошу васъ вручить это письмо моему повелителю королю.
   Капуцій. Охотно, государыня.
   Екатерина. Въ этомъ письмѣ я поручаю его великодушію плодъ нашей цѣломудренной любви, его молодую дочь. Да снизойдетъ на нее небесная роса, въ видѣ благословеній! Умоляю его дать ей благочестивое воспитаніе (Она молода, благороднаго и кроткаго нрава; надѣюсь, что она будетъ его гордостью). Я прошу его любить ее хоть немножко, въ память матери, которая любила его, Богу извѣстно, съ какою нѣжностью. Затѣмъ я прошу его величество не забыть моихъ несчастныхъ прислужницъ, которыя такъ долго служили мнѣ преданно и въ счастіи, и въ несчастіи. Между ними не найдется ни одной, смѣю утверждать (теперь я не стану лгать), которая-бы, по своимъ добродѣтелямъ, по истинной красотѣ души, по благородству и скромному поведенію не заслуживала справедливаго и добраго мужа, даже и изъ дворянъ.И я увѣрена, онѣ составятъ счастіе своихъ мужей. Моя послѣдняя просьба касается моихъ служителей; они очень бѣдны, но бѣдность никогда не могла отдѣлить ихъ отъ меня; я прошу, чтобы имъ по прежнему уплачивалось жалованье, съ какой-нибудь надбавкой, въ память обо мнѣ. Еслибы небу угодно было продлить мою жизнь и надѣлить меня большими средствами, то мы бы не такъ разстались. Вотъ и все, что содержится въ моемъ письмѣ. А вы, добрый лордъ, во имя того, что вы считаете самымъ дорогимъ на этомъ свѣтѣ, во имя того христіанскаго мира, котораго, конечно, вы желаете всѣмъ отлетающимъ душамъ, -- будьте другомъ этихъ бѣдныхъ людей и убѣдите короля воздать мнѣ эту послѣднюю справедливость.
   Капуцій. Клянусь небомъ, пусть лучше я потеряю образъ человѣка, если не исполню вашего желанія.
   Екатерина. Благодарю васъ, добрый, благородный лордъ. Со смиреніемъ напомните его величеству обо мнѣ; скажите ему, что виновница его продолжительныхъ душевныхъ тревогъ готова теперь покинуть міръ. Скажите ему, что, умирая, я благословляла его, ибо я благословлю его... Зрѣніе мое ослабѣваетъ... Прощайте, сэръ... Грифитъ, прощай... Не оставляйте меня еще, Паціенція. Положи меня на постель... Позови моихъ другихъ прислужницъ. Когда я умру, моя добрая дѣвушка, пусть все будетъ сдѣлано съ честью, осыпьте меня дѣвственными цвѣтами, -- пусть весь міръ знаетъ, что я оставалась цѣломудренной женой до самой могилы; набальзамируйте меня, потомъ выставьте мое тѣло. Хотя и развѣнчанная, я должна быть похоронена, какъ королева и какъ дочь короля. Не могу болѣе...
  

Всѣ уходятъ, уводя Екатерину.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Галлерея во дворцѣ.

Входятъ: Гардинеръ, епископъ Винчестерскій, передъ нимъ пажъ съ факеломъ, и встрѣчается съ сэромъ Томасомъ Ловелемъ.

  
   Гардинеръ. Теперь часъ, не правда-ли, мальчикъ?
   Пажъ. Часъ только что пробилъ.
   Гардинеръ. Эти часы слѣдовало-бы посвящать только нуждамъ, а не увеселеніямъ, -- это время возстановляетъ наши силы цѣлебнымъ успокоеніемъ, -- а не растрачивать ихъ по пустому. Доброй ночи, сэръ Томасъ! Куда вы направляетесь такъ поздно?
   Ловель. Вы отъ короля, лордъ?
   Гардинеръ. Да, отъ короля; я оставилъ его играющимъ въ примеро съ герцогомъ Соффолькомъ.
   Ловель. Мнѣ необходимо его видѣть, прежде чѣмъ онъ ляжетъ спать. Прощаюсь съ вами.
   Гардинеръ. Подождите, сэръ Томасъ. Что случилось? Вы, кажется, взволнованы? Если въ этомъ нѣтъ ничего дурного, то дайте мнѣ нѣкоторое представленіе объ этомъ позднемъ дѣлѣ. Дѣла, которыя (какъ и духи) по народному повѣрью бродятъ по ночамъ, бываютъ болѣе мрачнаго свойства, чѣмъ дѣла, выполняющіяся днемъ.
   Ловель. Лордъ, я люблю васъ и смѣю довѣрить вашему уху тайну, гораздо болѣе важную, чѣмъ настоящее дѣло. Королева мучится родами; говорятъ, что ей угрожаетъ крайняя опасность, и боятся, что она не вынесетъ этихъ родовъ.
   Гардинеръ. Отъ всего сердца молю за ожидаемый плодъ; я бы желалъ, чтобы онъ вышелъ вовремя и жилъ. Но что касается дерева, сэръ Томасъ, то я бы желалъ вырвать его съ корнемъ.
   Ловель. Я способенъ, мнѣ кажется, отвѣтить вамъ: аминь! И однако, совѣсть говорить мнѣ что она -- доброе созданіе, прелестная женщина, достойная нашихъ лучшихъ пожеланій.
   Гардинеръ. Но, сэръ, сэръ... послушайте меня, сэръ Томасъ; вы джентльменъ одного со мною образа мыслей, я знаю, что вы обстоятельны и религіозны. И однако, позвольте мнѣ сказать вамъ, что изъ всего этого ничего добраго не будетъ. Нѣтъ, сэръ Томасъ, повѣрьте мнѣ, не будетъ, пока Кранмэръ, Кромвель, двѣ руки этой женщины, да и она сама, не успокоятся въ могилахъ.
   Ловель. Вы говорите, сэръ, о двухъ самыхъ выдающихся людяхъ государства. Что касается Кромвеля, то онъ, кромѣ званія хранителя королевскихъ драгоцѣнностей, сдѣланъ еще смотрителемъ архивовъ и секретаремъ короля, а затѣмъ, сэръ, онъ находится на дорогѣ новыхъ почестей, которыя будутъ возложены на него временемъ. Архіепископъ -- правая рука и языкъ короля. Но кто осмѣлится сказать противъ него хотя-бы одно слово?
   Гардинеръ. Да, да, сэръ Томасъ, есть люди, которые осмѣлятся; да и я самъ, я рискнулъ высказать мое мнѣніе о немъ. И, дѣйствительно, именно сегодня, сэръ (могу вамъ повѣрить это), мнѣ кажется, что я внушилъ лордамъ совѣта убѣжденіе, что онъ (ибо онъ дѣйствительно таковъ, я это знаю, да и они знаютъ), что онъ закоснѣлый еретикъ, чума, заражающая все государство. Они такъ были поражены этимъ, что представили все это королю, а король, выслушавъ нашихъ враговъ (по великой монаршей заботливости своей), предвидя страшныя послѣдствія, которыя были ему указаны нашими соображеніями, приказалъ завтра-же утромъ потребовать его къ отвѣту въ совѣтъ. Это -- зловредная трава, сэръ Томасъ, ее необходимо вырвать съ корнемъ. Но я вижу, что слишкомъ долго задержалъ васъ, -- вамъ некогда. Доброй ночи, сэръ Томасъ.
   Ловель. Тысяча разъ доброй ночи, благородный лордъ. Вашъ покорный слуга,
  

Гардинеръ уходитъ съ пажемъ.

Въ то время, какъ Ловелъ собирается выйти, входитъ король съ герцогомъ Соффолькомъ.

  
   Король Генрихъ. Сегодня, Чарльсъ, я не хочу больше играть, я что-то разсѣянъ сегодня; для меня ты слишкомъ силенъ въ этой игрѣ.
   Соффолькъ. Государь, я сегодня только въ первый разъ выигралъ у васъ.
   Король Генрихъ. Да и то малость, Чарльсъ; когда я внимательно играю, ты ни за что у меня не выиграешь. Ну, что, Ловель, какія новости о королевѣ?
   Ловель. Я не могъ лично передать ей ваше порученіе, я его передалъ черезъ одну изъ ея прислужницъ, которая возвратилась съ отвѣтомъ, что королева благодаритъ ваше величество съ покорностію и проситъ, чтобы ваше величество помолились за нее.
   Король Генрихъ. Что говоришь ты? Какъ? Помолиться за нее. Такъ она мучится родами?
   Ловель. Такъ сказала мнѣ одна изъ ея женщинъ и прибавила, что ея страданія такъ велики, что почти каждое усиліе приближаетъ ее къ смерти.
   Король Генрихъ. Бѣдная!
   Соффолькъ. Будемъ надѣяться, что она разрѣшится благополучно и обрадуетъ ваше величество наслѣдникомъ.
   Король Генрихъ. Теперь полночь, Чарльсъ. Отправляйся, пожалуйста, спать и въ своихъ молитвахъ вспомня о страданіяхъ моей доброй королевы. Оставь меня одного, потому что у меня такія работы, которыя не любятъ общества.
   Соффолькъ. Желаю вашему величеству спокойной ночи и въ своихъ молитвахъ вспомню мою добрую повелительницу.
   Король Генрихъ. Доброй ночи, Чарльсъ.
  

Соффолькъ уходитъ.

Входитъ Антони Денни.

  
   Король Генрихъ. Что, сэръ? Что еще?
   Денни. Государь, я привелъ лорда-архіепископа, какъ вы приказывали.
   Король Генрихъ. А! Кэнтербери?
   Денни. Да, ваше величество.
   Король Генрихъ. Такъ, такъ. А гдѣ-же онъ, Денни?
   Денни. Ожидаетъ приказаній вашего величества.
   Король Генрихъ. Приведи его къ намъ (Денни уходитъ).
   Ловель. Тутъ дѣло касается того, о чемъ говоритъ мнѣ епископъ; я какъ разъ вовремя попалъ.
  

Денни возвращается съ Кранмэромъ.

  
   Король Генрихъ. Оставьте галлерею (Ловель медлитъ)... Ну что же! Вѣдь я сказалъ... Ступайте вонъ! (Ловелъ и Денни уходятъ).
   Кранмэръ. Я перепуганъ... Отчего онъ нахмурилъ такъ брови? Это самое грозное выраженіе его лица... Хорошаго мало.
   Король Генрихъ. Ну, что, лордъ? Вы, можетъ быть, желаете узнать, зачѣмъ я послалъ за вами?
   Кранмэръ. Мой долгъ -- ожидать приказаній вашего величества.
   Король Генрихъ. Встаньте, прошу васъ, мой добрый и благородный лордъ Кэнтербэри. Пойдемте; мы должны погулять вмѣстѣ. У меня есть кое-что сообщить вамъ. Ну, давайте вашу руку. Да, добрый лордъ, сожалѣю о томъ, что долженъ сказать вамъ. Къ большому моему прискорбію въ послѣднее время я слышалъ много самыхъ тяжелыхъ, -- повторяю, самыхъ тяжкихъ, жалобъ на васъ; это побудило насъ и нашъ совѣтъ потребовать сегодня васъ къ отвѣту. Однако, для того, чтобы вы могли вполнѣ оправдаться въ взводимыхъ на васъ обвиненіяхъ, необходимо, прежде чѣмъ приступить къ дальнѣйшему разслѣдованію, чтобы вы призвали къ себѣ терпѣніе и сдѣлались на нѣкоторое время жильцомъ нашего Тоуэра. Относительно такого собрата, какъ вы, мы должны такъ поступить, потому что, въ противномъ случаѣ, никто не явится свидѣтелемъ противъ васъ.
   Кранмэръ. Покорнѣйше благодарю, ваше величество, и съ истинною радостью пользуюсь этимъ случаемъ окончательно быть провѣяннымъ, такъ чтобы отдѣлить мое зерно отъ мякины, ибо, я знаю, никого еще не преслѣдовали клеветническіе языки въ большей степени, чѣмъ меня, бѣднаго человѣка.
   Король Генрихъ. Встань, добрый Кэнтербери; твоя преданность и твоя честность укоренились въ насъ, твоемъ другѣ. Дай мнѣ твою руку, встань. Походимъ, прошу тебя. Да, что ты, въ самомъ дѣлѣ, за человѣкъ? Я думалъ, что вы, лордъ, будете просить меня доставить вамъ очную ставку съ вашими обвинителями и выслушать васъ безъ тюремнаго заключенія.
   Кранмэръ. Грозный государь, почва, на которой я стою, это -- моя правота и честность. Если онѣ оставятъ меня, то я, вмѣстѣ съ моими врагами, сталъ бы торжествовать надъ собственной моей личностію, которую я не сталъ бы цѣнить ни во что, если бы она осталась свободной отъ этихъ двухъ добродѣтелей. Я не боюсь того, что могутъ сказать противъ меня.
   Король Генрихъ. Но неужели-же вы не знаете, каково ваше положеніе въ обществѣ и по отношенію ко всѣмъ? Ваши враги многочисленны и сильны; козни ихъ должны соотвѣтствовать ихъ силѣ и численности, а не всегда справедливость и правда выходятъ изъ обвиненія съ оправдательнымъ приговоромъ. Съ какой легкостью развращенныя души могутъ подкупить бездѣльниковъ, готовыхъ свидѣтельствовать противъ васъ! Такіе случаи бывали не разъ. Ваши противники такъ же могущественны, какъ и настойчивы. Не думаете-ли вы, что вы будете счастливѣе, по отношенію къ лжесвидѣтелямъ, вашего Господа, котораго служитлемъ вы состоите, когда онъ еще жилъ на этой развращенной землѣ? Полноте, полноте! Вы считаете, что перескочить черезъ пропасть ничего не стоитъ и неопасно, и ищете, такимъ образомъ, своей собственной гибели.
   Кранмеръ. Пусть Богъ и ваше величество защитятъ мою невинность; въ противномъ случаѣ я попаду въ разставленную мнѣ ловушку.
   Король Генрихъ. Будьте покойны, ваши враги восторжествуютъ на столько, на сколько я имъ позволю. Не падайте духомъ и утромъ не забудьте предстать передъ ними. Если они рѣшатъ, вслѣдствіе взводимыхъ на васъ обвиненій, подвергнуть васъ тюремному заключенію, -- протестуйте противъ такого рѣшенія со всею смѣлостію, смотря по обстоятельствамъ. Если-же ваши протесты не помогутъ, вручите имъ этотъ перстень и сошлитесь на насъ, -- такъ и сдѣлайте передъ ними... Ну, вотъ -- теперь онъ, добрый человѣкъ, плачетъ! Клянусь честью, онъ благороднѣйшій человѣкъ! Святая матерь Божья! Клянусь, у него искреннее сердце, и нѣтъ души лучше во всемъ моемъ государствѣ. Отправляйтесь домой и сдѣлайте, какъ я вамъ сказалъ (Кранмэръ уходитъ). Слезы душили его голосъ.
  

Входитъ старая Лэди.

  
   Джентльмэнъ (за сценой). Назадъ! Что вамъ надо?
   Лэди. Не пойду назадъ. Вѣсть, которую я приношу, сдѣлаетъ мою дерзость любезностію. Пусть добрые ангелы витаютъ надъ твоей царственной головой и осѣнятъ тебя своими свѣтлыми крыльями!
   Король Генрихъ. По твоему лицу я угадываю твою вѣсть. Королева родила? Скажи: да! и мальчика?
   Старая лэди. Да, да, мой повелитель, -- прелестнаго мальчика! Да благословитъ ее Господь теперь, и всегда! Это -- дѣвочка, которая въ будущемъ обѣщаетъ много мальчиковъ! Государь, королева желаетъ васъ видѣть, чтобы вы познакомились съ этой новой гостьей. Она на васъ похожа, какъ вишенка похожа на вишенку.
   Король Генрихъ. Ловель!..
  

Входитъ Ловелъ.

  
   Ловель. Государь...
   Король Генрихъ. Дай ей сто марокъ. Иду къ королевѣ (Король уходитъ).
   Старая лэди. Сто марокь! За такую вѣсть можно было бы и больше! Такое вознагражденіе приличествуетъ простому конюху, а не мнѣ. Я хочу больше, или-же обругаю его. Развѣ для такой малости я сказала, что дѣвочка похожа на него? Пусть дастъ больше, или-же я отопрусь отъ своихъ словъ; а теперь -- пока горячо, давай ковать желѣзо (Уходитъ).
  

СЦЕНА II.

Пріемная передъ залой государственнаго совѣта.

Входятъ: Кранмэръ, служитель, придверникъ и пр.

  
   Кранмэръ. Надѣюсь, что не опоздалъ, и, однако, джентльлмэнъ, посланный ко мнѣ совѣтомъ, просилъ меня торопиться. Все заперто? Что-жъ это означаетъ? Эй! Кто сегодня въ должности? Ты вѣдь знаешь меня?
   Придверникъ. Да, лордъ; но впустить васъ не могу.
   Кранмэръ. Почему?
   Придверникъ. Ваша свѣтлость должны ждать, пока васъ позовутъ.
  

Входитъ докторъ Ботсъ.

  
   Кранмэръ. Прекрасно.
   Ботсъ. Подлѣйшая штука! Я очень радъ, что попалъ сюда такъ кстати. Король сейчасъ-же узнаетъ объ этомъ (Ботсъ уходитъ).
   Кранмэръ (всторону). Это -- Ботсъ, королевскій докторъ. Какъ внимательно онъ посмотрѣлъ на меня, когда проходилъ! Молю небо, чтобы этимъ взглядомъ онъ не хотѣлъ проникнуть во всю глубину въ мою немилость! Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, все это съ цѣлью было устроено нѣкоторыми изъ тѣхъ, кто меня ненавидитъ. (Да направитъ Господь ихъ сердца на иной путь. Я никогда не старался возбудить ихъ злобы). Они пожелали унизить меня; въ противномъ случаѣ, имъ было-бы совѣстно заставить меня ждать у дверей. Членъ совѣта, ихъ товарищъ, -- и вдругъ среди пажей, конюховъ и лакеевъ! Но ихъ приказанія должны быть исполнены! Я буду ждать съ терпѣніемъ.
  

Въ окнѣ наверху появляются: король и Ботсъ.

  
   Ботсъ. Я покажу вашему величеству самое странное зрѣлище!
   Король Генрихъ. Что-же это такое, Ботсъ?
   Ботсъ. Я думаю, что подобное зрѣлище ваше величество видѣли уже не разъ.
   Король Генрихъ. Да гдѣ, чортъ возьми?
   Ботсъ. Вотъ тамъ, государь. Посмотрите на необыкновенное повышеніе его свѣтлости лорда Кэнтербери, который держитъ свой пріемъ у дверей среди конюховъ, пажей и лакеевъ!
   Король Генрихъ. Да, въ самомъ дѣлѣ! Такъ вотъ какія почести они воздаютъ другъ другу! Хорошо еще, что есть кто-нибудь надъ ними. Я думалъ, что у нихъ найдется по столько честности (или, покрайней мѣрѣ, приличія), чтобъ не заставлять человѣка его сана и находящагося въ такой у насъ милости дежуритъ въ лакейской, въ ожиданіи соизволеній ихъ свѣтлостей, -- у дверей, точно посыльнаго съ пакетами. Клянусь святой Маріей, Ботсъ, это гнусно. Оставимъ его; задернемъ занавѣску.Сейчасъ мы узнаемъ и еще кое-что. (Скрываются).
  

Зало совѣта.

Входятъ: лордъ Канцлеръ, герцогъ Соффолькъ, герцогъ Норфолькъ, графъ Соррей, лордъ Камергеръ и Кромвель. Лордъ Канцлеръ садится у верхняго конца стола, налѣво; нѣсколько выше оставлено пустое мѣсто архіепископа Кэнтерберійскаго, прочіе члены государственнаго совѣта разсаживаются по порядку, по обѣимъ сторонамъ стола. Кромвель -- на нижнемъ концѣ въ качествѣ секретаря.

  
   Канцлеръ. Приступите къ дѣлу, господинъ секретарь. По какому дѣлу мы собрались въ совѣтъ?
   Кромвель. Съ позволенія вашихъ свѣтлостей, главное дѣло относится къ его свѣтлости, архіепископа Кэнтерберійскаго.
   Гардинеръ. Извѣщенъ онъ объ этомъ?
   Кромвель. Да.
   Норфолькъ. А кто ждетъ тамъ?
   Придверникъ. Лордъ архіепископъ; онъ уже около получаса ожидаетъ вашихъ приказаній.
   Канцлеръ. Пусть войдетъ.
   Придверникъ. Ваша свѣтлость можете теперь войти. (Кранмэръ входитъ и приближается къ столу совѣта).
   Канцлеръ. Мой добрый лордъ-архіепископъ, мнѣ очень жаль, что, сидя здѣсь въ эту минуту, я принужденъ видѣть это мѣсто уже занятымъ. Но всѣ мы -- люди, слабые по природѣ приспособляющіеся къ нашему тѣлу. Немного среди насъ ангеловъ... По этой то именно слабости, по недостатку истинной мудрости, вы, который могли бы быть лучшимъ нашимъ учителемъ, вы сами оказались виновнымъ, -- и въ весьма сильной степени, -- во-первыхъ, противъ короля, а потомъ противъ его законовъ, наполняя все государство вашими ученіями и ученіями вашихъ капеллановъ (ибо такъ извѣщаютъ насъ), новыми мнѣніями, опасными и ложными, которыя суть не болѣе, какъ ересь, и если эта ересь не будетъ исправлена, то сдѣлается гибельной.
   Гардинеръ. И это исправленіе должно быть совершено немедленно, ибо тѣ, кто укрощаютъ дикихъ лошадей, не водятъ ихъ, чтобъ сдѣлать ихъ, спокойными, они сжимаютъ имъ морду крѣпкою уздой и ударяютъ ихъ шпорами, пока онѣ не станутъ повиноваться. Если мы станемъ терпѣть (изъ легкомыслія, изъ дѣтской снисходительности, вслѣдствіе уваженія къ чести того или иного человѣка) эту заразительную болѣзнь, то намъ придется проститься со всѣми лекарствами. Каковы же будутъ послѣдствія? Потрясенія, смуты, повсемѣстная испорченность всего государства, какъ это было еще такъ недавно у нашихъ сосѣдей верхней Германіи, горькій опытъ которыхъ еще такъ свѣжъ въ нашей памяти.
   Кранмэръ. Добрые лорды, до сихъ поръ, въ теченіе всей моей жизни и моего служенія, я постоянно трудился, и не безъ большихъ усилій, такъ, чтобъ мое ученіе и сильное теченіе моей власти могли идти однимъ надежнымъ путемъ, цѣль котораго -- благо. Нѣтъ живого (я говорю это вполнѣ искренно, лорды) человѣка, который бы болѣе ненавидѣлъ, чѣмъ я, какъ по своей совѣсти, такъ и по обязанностямъ, возложеннымъ на меня, всѣхъ нарушителей общественнаго мира. Молю небо, чтобы король никогда не нашелъ сердца менѣе ему преданнаго! Люди, для которыхъ пищею служитъ зависть и пресмыкающаяся злоба, смѣютъ кусать и самыхъ добродѣтельныхъ. Прошу ваши свѣтлости, чтобы мои обвинители, кто бы они были, были поставлены лицомъ къ лицу со мною и свободно высказали свои обвиненія противъ меня.
   Соффолькъ. Нѣтъ, лордъ; этого невозможно сдѣлать, -- вы членъ государственнаго совѣта и, вслѣдствіе этого, никто не осмѣлится обвинять васъ.
   Гардинеръ. Благородный лордъ, такъ какъ насъ ожидаютъ еще болѣе важныя дѣла, то по вашему дѣлу достаточно будетъ нѣсколькихъ словъ. По волѣ его величества и вслѣдствіе нашего согласія, ради большаго безпристрастія суда, мы должны васъ отправить въ Тоуэръ. Тамъ, снова сдѣлавшись частнымъ лицомъ, вы увидите, съ какою смѣлостью выступятъ противъ васъ обвинители и, я боюсь, въ большемъ количествѣ, чѣмъ вы думаете.
   Кранмэръ. Ахъ, мой добрый лордъ Винчестеръ, благодарю васъ. Вы попрежнему мой добрый другъ; если бы ваши желанія осуществились, то я бы нашелъ въ вашей свѣтлости одновременно и судью, и присяжнаго засѣдателя, -- до такой степени вы сострадательны. Я вѣдь вижу цѣль, къ которой вы стремитесь: цѣль эта -- моя гибель. Любовь и снисхожденіе, благородный лордъ, идутъ лицу духовному лучше, чѣмъ честолюбіе. Кротостью обращайте заблудшіяся души, не отвергайте ни одну. Что я оправдаюсь, какія бы тяжести вы ни взваливали на мое терпѣніе, -- у меня такъ же мало сомнѣній въ этомъ отношеніи, какъ у васъ мало совѣсти, чтобы ежедневно дѣлать новыя несправедливости. Я бы многое могъ еще сказать, но уваженіе къ вашему сану смиряетъ меня.
   Гардинеръ. Лордъ, лордъ, вы -- еретикъ; вотъ истинная правда. Лоскъ, покрывающій васъ, позволяетъ видѣть тѣмъ, кто васъ хорошо понимаетъ, одни лишь слова и слабость.
   Кромвель. Благородный лордъ Винчестеръ, -- съ вашего позволенія, вы слишкомъ рѣзки. Люди такого высокаго сана, если бы они и были виновны, все-таки имѣютъ право на уваженіе, ради того, чѣмъ они когда-то были: жестоко оскорблять падающаго человѣка.
   Гардинеръ. Милѣйшій господинъ секретарь; да извинитъ меня ваша честь, но изъ всѣхъ засѣдающихъ у этого стола вы меньше всего можете такъ говорить.
   Кромвель. Почему, благородный лордъ?
   Гардинеръ. Развѣ мнѣ не извѣстно, что вы одинъ изъ тѣхъ, кто благопріятствуетъ этой новой сектѣ? Вы не совсѣмъ-то чисты.
   Кромвель. Я нечистъ?
   Гардинеръ. Не чистъ, повторяю это.
   Кромвель. Какъ желалъ бы я, чтобы вы хоть на половину были такъ же чисты, какъ я. Тогда вы были бы предметомъ молитвъ людей, а не ихъ страха.
   Гардиневъ. Я не забуду этихъ дерзкихъ рѣчей.
   Кромвель. Но не забывайте также и всего вашего дерзскаго существованія.
   Канцлеръ. Это ужъ слишкомъ. Ради приличій, воздержитесь, лорды!
   Гардинеръ. Я кончилъ.
   Кромвель. И я также.
   Канцлеръ. Возвратимся къ вамъ, лордъ; рѣшено, какъ мнѣ кажется, единогласно, -- что вы будете сейчасъ же отведены въ Тоуэръ, гдѣ и останетесь до дальнѣйшихъ повелѣній короля. Согласны вы на это, лорды?
   Всѣ. Да, согласны.
   Кранмэръ. Такъ у васъ нѣтъ другого снисхожденія для меня? Я, значитъ, непремѣнно долженъ отправиться въ Тоуэръ?
   Гардинеръ. Какого другого снисхожденія можете вы ожидать? Вы удивительно докучливы. Приготовить стражу!
  

Входитъ стража.

  
   Кранмэръ. Какъ? для меня? стража? Я, какъ измѣнникъ, долженъ идти въ Тоуэръ?
   Гардинеръ. Возьмите его и позаботьтесь, чтобы онъ отведенъ былъ въ Тоуэръ.
   Кранмэръ. Подождите, добрѣйшій лордъ, мнѣ еще надо сказать вамъ нѣсколько словъ. Взгляните на это, лорды. Въ силу этого перстня, я выхватываю мое дѣло изъ когтей этихъ жестокихъ людей и передаю его въ руки болѣе благороднаго судьи, въ руки короля, моего повелителя.
   Лордъ Канцлеръ. Это -- перстень короля!
   Соррей. Не поддѣльный.
   Соффолькъ. Не поддѣльный перстень, клянусь небомъ! Я вамъ говорилъ, когда мы двинули этотъ опасный камень, что на насъ-же онъ и упадётъ.
   Норфолькъ. Неужели вы думали, лорды, что король даже пальцемъ позволитъ притронуться къ этому человѣку?
   Камергеръ. Нѣтъ никакого сомнѣнія. Какъ дорожитъ онъ его жизнью! Желалъ-бы я выпутаться изъ этого позора.
   Кромвель. Предчувствіе говорило мнѣ, что, подбирая доносы и жалобы противъ этого человѣка, котораго честность могутъ ненавидѣть лишь дьяволъ и его поклонники, вы вздули огонь, который сожжетъ васъ. Ну, берегитесь-же теперь!
  

Входитъ король, гнѣвно на нихъ взглядываетъ и садится.

  
   Гардинеръ. Грозный государь, сколь много должны мы ежечасно благодарить небо за то, что оно даровало намъ такого монарха, не только добраго и мудраго, но и столь преданнаго церкви; монарха, который со всѣмъ подобающимъ смиреніемъ ставитъ церковь высшею цѣлію своего царствованія, который, желая еще болѣе укрѣпить этотъ священный долгъ, въ своей трогательной заботливости самъ становится судьей, чтобы выслушать тяжбу между ею и ея великимъ оскорбителемъ.
   Король Генрихъ. Вы всегда славились способностію говорить экспромтомъ похвальныя рѣчи, епископъ Винчестерскій. Но знайте, что я пришелъ сюда не съ тѣмъ, чтобы слушать лесть; въ моемъ присутствіи она слишкомъ откровенна и нагла и не можетъ скрыть того, что меня возмущаетъ. Вы не обойдете меня. Вы становитесь болонкой и виляніемъ языка надѣетесь обольстить меня; но, что бы ты ни думалъ обо мнѣ, я увѣренъ, что ты жестокъ и кровожаденъ (Кранмеру). Садись, добрый человѣкъ. А теперь, посмотримъ! Пусть самый дерзкій осмѣлится только погрозить тебѣ хотя-бы однимъ пальцемъ. Клянусь всѣмъ, что есть самаго святого, ему лучше поколѣть съ голоду, чѣмъ подумать, что ты здѣсь не на своемъ мѣстѣ.
   Соррей. Если угодно вашему величеству...
   Король Генрихъ. Нѣтъ, сэръ, мнѣ неугодно. Я думалъ, что въ моемъ совѣтѣ есть люди съ пониманіемъ и умомъ, но не вижу ни одного. Прилично-ли, лорды, заставлять этого добраго человѣка (немногіе изъ васъ достойны этого названія), этого честнаго человѣка, точно вшиваго лакея, ожидать у дверей палаты?-- его, вашего равнаго! Какой позоръ! Заставляли-ли васъ мои распоряженія забываться до такой степени? Я далъ вамъ власть судить его, какъ члена совѣта, а не какъ конюха. Среди васъ, я вижу, находятся люди, которые, скорѣе изъ чувства злобы, чѣмъ изъ правосудія, были-бы готовы подвергнуть его самому ужасному, еслибы они могли это сдѣлать, но этой власти у васъ никогда не будетъ, пока я живъ.
   Лордъ Канцлеръ. Позвольте мнѣ, грозный государь, сказать нѣсколько словъ въ оправданіе всѣхъ насъ. То, что мы рѣшили относительно его заключенія, было сдѣлано (если только можно довѣрить людямъ) скорѣе, чтобы дать ему возможность оправдаться въ глазахъ цѣлаго свѣта, а вовсе не изъ чувства злобы, въ этомъ я увѣренъ, по крайней мѣрѣ относительно самого себя.
   Король Генрихъ. Ну, и прекрасно; уважайте его, опять примите его въ свою среду и будьте къ нему расположены, -- онъ этого достоинъ. Скажу еще болѣе: если монархъ можетъ быть обязанъ чѣмъ-либо своему подданному, то именно я, за его любовь ко мнѣ и службу. Не воздвигайте передо мною новыхъ заботъ и обнимите его и будьте ему друзьями, хотя бы изъ чувства приличія. Лордъ Кэнтербери, у меня есть къ вамъ просьба, въ которой вы мнѣ не можете отказать; заключается она въ томъ, что есть прекрасная маленькая дѣвочка, нуждающаяся въ крещеніи; вы должны быть ея крестнымъ отцомъ и отвѣчать за нее.
   Кранмэръ. Величайшій монархъ, нынѣ живущій, могъ бы гордиться подобною честью. Но какъ могу я быть достоинъ этой чести, -- я, ничтожный и смиренный подданный вашъ?
   Король Генрихъ. Э, полноте, полноте! вамъ бы хотѣлось, конечно, приберечь ваши ложки. У васъ будутъ два благородныхъ товарища: старая герцогиня Норфолькъ и маркиза Дорсетъ. Довольны вы? Еще разъ прошу васъ, лордъ Винчестеръ, -- обнимите и любите этого человѣка.
   Гардинеръ. Отъ всего сердца и съ любовью брата.
   Кранмэръ. Богъ свидѣтель, что это увѣреніе мнѣ особенно дорого.
   Король Генрихъ. Добрый человѣкъ, эти радостныя слезы показываютъ твое сердце. Народная поговорка, я вижу, оправдывается тобою; она говоритъ: "Сдѣлайте лорду Кэнтербери злую штуку, и онъ навсегда будетъ вашимъ другомъ". Ну, лорды, довольно; мы только попусту теряемъ время; мнѣ бы поскорѣе хотѣлось сдѣлать изъ этого малыша христіанку. Я васъ примирилъ теперь, лорды, оставайтесь-же друзьями. Благодаря этому, у меня будетъ больше силы, а вы выиграете въ почетѣ (Уходятъ).
  

СЦЕНА III.

Дворцовый дворъ.

За сценой шумъ и бѣготня. Входитъ привратникъ и съ нимъ работникъ.

  
   Привратникъ. Сейчасъ прекратить этотъ шумъ, канальи! Уже не думаете-ли вы, что дворъ -- парижскій садъ? Грубые бездѣльники, перестаньте горланить!
   Голосъ за сценой. Добрый господинъ привратникъ, я приставленъ къ кладовой.
   Привратникъ. Да хоть бы къ висѣлицѣ ты былъ приставленъ, -- все равно висѣть тебѣ на ней, мошенникъ. Мѣсто-ли здѣсь орать? Принеси-ка мнѣ дюжину хорошихъ яблонныхъ палокъ, да покрѣпче; эти -- не болѣе, какъ хлыстики для нихъ. Я тебѣ нацарапаю голову, -- будешь помнить. Хочется лишь поглазѣть на крестины, -- элю, да пироговъ захотѣлось вамъ, бездѣльники!
   Работникъ. Потерпите, сэръ, прошу васъ. Отогнать ихъ отъ дверей такъ же невозможно (если не смести ихъ при помощи пушекъ), какъ заставить спать утромъ перваго мая, -- чего никогда не будетъ. Мы скорѣе сдвинемъ съ мѣста церковь святого Павла, чѣмъ прогонимъ ихъ!
   Привратникъ. Какъ они ворвались сюда, висѣльникъ?
   Работникъ. Не знаю. Какъ наступаетъ приливъ? Все, что могла сдѣлать здоровая дубина въ четыре фута (вотъ посмотрите ея жалкій остатокъ), -- я сдѣлалъ, и не щадя никого.
   Привратникъ. Ничего вы, сэръ, не сдѣлали.
   Работникъ. Я не Самсонъ, не сэръ Гугъ, не Кольбрандъ, и не могу я ихъ всѣхъ уложить передъ собой; но если я пощадилъ хоть одного изъ тѣхъ, у кого нашлась голова для ломки, молодого или стараго, самца или самку, рогоносца или рогосоздателя, -- то пусть не увижу я никогда бычачьяго хвоста, а на это я не соглашусь даже за корову, да помилуетъ ее Богъ!
   Голосъ за сценой. Слышите вы, господинъ привратникъ?
   Привратникъ. Сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ, господинъ щенокъ. Не отворяй дверей, бездѣльникъ!
   Работникъ. Да что-же вы хотите, чтобы я сдѣлалъ?
   Привратникъ. Что я хочу? Да, чтобы ты ихъ колотилъ дюжинами. Развѣ здѣсь Мурфильдсъ, что-ли, чтобы допускать подобныя сборища? Или, можетъ быть, при дворѣ появился какой-нибудь чудодѣйственный индѣецъ съ невиданными инструментами, что женщины такъ осаждаютъ насъ? Да благословитъ меня Господъ! Посмотри только, какой блудъ совершается у воротъ! Собственною христіанской совѣстію клянусь, что одни эти крестины народятъ тысячи другихъ крестинъ: тутъ найдешь и отца, и крестника, -- все разомъ.
   Работникъ. Ну, что-жь? Крестинныхъ ложекъ, можетъ, будетъ больше, сэръ. У самыхъ воротъ стоитъ малый; если судить по лицу, онъ непремѣнно мѣдникъ, потому-что, клянусь честью, въ носу у него по крайней мѣрѣ двадцать собачьихъ дней; а тѣ, которые окружаютъ его, находятся подъ экваторомъ, -- другого покаянія имъ не полагается. Этого огненнаго дракона я здорово огрѣлъ раза три по головѣ и три раза его носъ обдавалъ меня пламенемъ; онъ стоитъ тутъ точно мортира, которая сейчасъ примется бомбардировать насъ. Около него стояла жена мелочного торговца, которая ругала меня до тѣхъ поръ, пока сплюснутая миска не слетѣла съ ея головы, -- въ науку за то, что произвела такой страшный пожаръ въ государствѣ. Я какъ-то замахнулся было на метеора, но задѣлъ эту особу, которая завопила: "Палокъ", и вотъ человѣкъ сорокъ палочниковъ, -- лучшая надежда Срэнда, гдѣ она проживаетъ -- немедленно явились ей на помощь. Они бросились на меня; я стою твердо; наконецъ, они подошли ко мнѣ на разстояніи какой-нибудь метлы; я продолжаю защищаться. Какъ вдругъ изъ-за нихъ цѣлая стая уличныхъ мальчишекъ выпустила противъ меня такой градъ камней, что я принужденъ былъ спасти свою честь бѣгствомъ и оставить въ ихъ власти укрѣпленіе. Между ними навѣрное былъ дьяволъ.
   Привратникъ. Это тѣ самые молокососы, которые шумятъ въ театрѣ и дерутся изъ-за кусковъ яблока, такъ что никакая публика не въ состояніи выносить ихъ, кромѣ развѣ лишь Скорби Тоуэръ-гилля или членовъ Лэймгоуза, ихъ достойныхъ собратій. Нѣкоторыхъ изъ нихъ я уже усадилъ въ Limbo Patrum и тамъ, по всей вѣроятности, они попляшутъ эти три дня, не считая, конечно, нѣкотораго банкета, въ видѣ розогъ, которымъ напослѣдокъ угостятъ ихъ два сторожа.
  

Входитъ лордъ Камергеръ.

  
   Камергеръ. Господи, какая толпа! Она все время ростетъ; они сбѣгаются сюда со всѣхъ сторонъ, точно мы ярмарку здѣсь устроили! Да гдѣ--же привратники, эти негодные лѣнтяи? Надѣлали вы дѣлъ, ребята: красивую сволочь пропустили вы сюда! Уже не вышли-ли эти пріятели изъ предмѣстій? Конечно, много мѣста останется для дамъ, когда онѣ будутъ возвращаться съ крестинъ!
   Привратникъ. Если позволите, ваша свѣтлость, мы вѣдь только люди и все, что могли мы сдѣлать, не подвергаясь опасности быть растерзанными на куски, мы сдѣлали. Съ ними не справится и цѣлая армія.
   Камергеръ. Клянусь жизнію, если король сдѣлаетъ мнѣ выговоръ, я немедленно почешу ваши пятки и напущу на ваши головы порядочную пеню за ваше нерадѣніе. Вы -- негодные лѣнтяи; вы опорожняете бочки, вмѣсто того, чтобы заниматься своимъ дѣломъ. Слышите? Трубы уже трубятъ, онѣ возвращаются съ крестинъ. Живо! растолкайте толпу, расчистите дорогу, чтобы процессія могла свободно пройти, или-же я вамъ найду забаву на цѣлыхъ два мѣсяца въ Маршальси.
   Привратникъ. Дорогу принцессѣ!
   Работникъ. Посторонись, верзило, или будешь у меня жаловаться на головную боль.
   Привратникъ. Эй, ты, въ камлотѣ, долой съ рѣшетки, или я тебя посажу на ея желѣзныя спицы!
  

СЦЕНА IV.

Дворецъ.

Входятъ, играя, трубачи; за ними два альдермэна, лордъ-мэръ, герольдъ, Кранмэръ, герцогъ Норфолькъ съ маршальскимъ жезломъ, герцогъ Соффолькъ; два лорда несутъ большія чаши на ножкахъ, для крестинныхъ даровъ. За ними четыре лорда, несущіе балдахинъ, подъ которымъ идетъ герцогиня Норфолькъ, крестная матъ, съ ребенкомъ, завернутымъ въ богатую мантію. Шлейфъ ея несетъ лэди; за ними слѣдуетъ маркиза Дорсетъ, другая крестная мать и многія лэди. Процессія проходитъ по сценѣ въ то время, какъ герольдъ говоритъ.

  
   Герольдъ. Небо, по неисповѣдимой добротѣ своей, даруй счастливую и долгую жизнь великой и могущественной принцессѣ Англіи, Елисаветѣ!
  

Трубы. Входитъ король со свитой.

  
   Кранмэръ (преклоняя колѣна). А для вашего величества и для нашей доброй королевы -- благородныя воспріемницы и я молимъ всяческаго счастія и всяческой радости, которыми когда-либо осчастливливало небо родителя и которыя вы найдете въ этой прекраснѣйшей принцессѣ!
   Король Генрихъ. Благодарю васъ, добрый лордъ-архіепископъ! Какъ ея имя?
   Кранмэръ. Елисавета.
   Король Генрихъ. Встаньте, лордъ (Король цѣлуетъ ребенка). Съ этимъ поцѣлуемъ прими мое благословеніе. Да хранитъ тебя Богъ, въ руки Котораго отдаю я твою жизнь!
   Кранмэръ. Аминь.
   Король Генрихъ. Мои благородныя кумушки, вы ужь слишкомъ расщедрились. Отъ всего сердца благодарю васъ. Тоже сдѣлаетъ и это лэди, когда узнаетъ англійскій языкъ.
   Кранмэръ. Позвольте мнѣ, государь, сказать нѣсколько словъ, ибо небо повелѣваетъ мнѣ сдѣлать это въ эту минуту. И да никто неприметъ словъ моихъ за лесть, потому что въ нихъ со временемъ найдутъ правду. Это царское дитя (да хранитъ ее небо), хотя и въ колыбели еще, обѣщаетъ ужь этой странѣ тысячи тысячъ благословеній, которыя созрѣютъ съ теченіемъ времени. Она будетъ(но немногіе изъ насъ увидятъ это благо) образцомъ не только монарховъ своего времени, но и тѣхъ которые будутъ царствовать послѣ нея. Никогда Сава не жаждала больше мудрости и добродѣтели, чѣмъ будетъ жаждать эта чистая душа. Всѣ царственныя доблести, которыя вмѣщаютъ въ себѣ эти могущественныя созданія, какъ и всѣ добродѣтели, украшающія добрыхъ, удвоятся въ ней. Истина будетъ питать ее, святые и небесные помыслы будутъ ея совѣтниками. Ее будутъ любить и страшиться. Свои будутъ благословлять ее. Враги вострепещутъ, какъ побитая нива, и печально поникнутъ головой. Добро будетъ рости вмѣстѣ съ нею. Въ ея дни, каждый будетъ спокойно насыщаться тѣмъ, что подъ своимъ виноградникомъ посѣетъ, и будетъ напѣвать веселыя пѣсни мира всѣмъ своимъ сосѣдямъ. Бога познаютъ истинно, и тѣ, которые будутъ окружать ее, научатся отъ нея истинному пути чести и этому будутъ обязаны своимъ возвеличеніемъ, а не рожденіемъ. И этотъ миръ не заснетъ вмѣстѣ съ нею. Когда дивная птица, дѣвственный фениксъ, умираетъ, его прахъ родитъ наслѣдника, столь-же дивнаго, какъ и она сама. Подобно этому (когда небо призоветъ ее изъ этой юдоли мрака), она передастъ свои дары наслѣднику, который изъ священнаго праха ея славы возстанетъ, подобно свѣтилу, и на ту же высоту славы, какъ и она, и останется на этой высотѣ. Миръ, изобиліе, любовь, истина, страхъ, бывшіе служителями этого избраннаго дитяти, перейдутъ также и къ ея наслѣднику и обовьются вокругъ него, какъ виноградникъ. Повсюду, гдѣ будетъ свѣтить свѣтъ солнца, его слава и величіе его имени проникнутъ и образуютъ новые народы. Онъ будетъ процвѣтать какъ горный кедръ, онъ осѣнитъ своимъ огромными вѣтвями всѣ окрестныя долины. Дѣти нашихъ дѣтей увидятъ все это и будутъ благословлять небо.
   Король Генрихъ. Ты разсказываешь чудеса.
   Кранмэръ. Она будетъ для счастія Англіи, пожилая монархиня, многіе дни увидятъ ее и, однако, ни одинъ изъ этихъ дней не пройдетъ не увѣнчанный какимъ-нибудь великимъ дѣяніемъ. Я бы не желалъ знать ничего болѣе; но она должна будетъ умереть, святые будутъ ожидать ее; дѣвой, незапятнанной лиліей она пройдетъ по землѣ и весь міръ будетъ оплакивать ее.
   Король Генрихъ. О, лордъ-архіепископъ, ты сдѣлалъ меня теперь новымъ человѣкомъ; до этого благословеннаго дитяти у меня не было ничего: новое радостное предсказаніе такъ обольстило меня, что и тогда, когда я буду на небѣ, я буду желать видѣть, что творитъ здѣсь это дитя, и буду благословлять моего Создателя. Благодарю васъ всѣхъ. Вамъ, мой добрый лордъ-мэръ, и вамъ, добрые альдермэны, я всѣмъ весьма признателенъ; ваше присутствіе дѣлаетъ мнѣ великую честь, и вы найдете меня благодарнымъ. Возобновите ваше шествіе, лордъ; вы еще должны повидаться съ королевой, и она должна поблагодарить васъ; въ противномъ случаѣ, она заболѣетъ. Сегодня никто не долженъ думать о своихъ домашнихъ дѣлахъ, ибо всѣ должны здѣсь остаться. Этотъ малышъ изъ этого дня сдѣлаетъ праздникъ (Уходитъ).
  

ЭПИЛОГЪ.

  
   Десять противъ одного, что эта пьеса не могла понравиться всѣмъ, находящимся здѣсь. Нѣкоторые приходятъ сюда ради отдыха, продремать одно или два дѣйствія; но ихъ-то, боюсь, мы перепугали нашими трубными звуками. Совершенно ясно, что они скажутъ, что пьеса ничего не стоитъ. Другіе приходятъ сюда позабавиться насмѣшками надъ городомъ, а потому воскликнутъ: "Какъ это остроумно!" Но ничего подобнаго мы не сдѣлали, а потому, боюсь, всѣми ожидаемыми похвалами, которыя мы можемъ услышать въ настоящее время объ этой пьесѣ, мы будемъ обязаны снисходительному толкованію добрыхъ женщинъ, потому-что мы изобразили здѣсь одну изъ такихъ женщинъ. Если онѣ улыбнутся и скажутъ "Успѣхъ будетъ!", то я знаю, что всѣ, самые лучшіе мужчины будутъ за насъ, потому-что мы были-бы очень несчастливы, еслибы они сопротивлялись, когда ихъ лэди повелѣваютъ имъ хлопать.
  

ПРИМЕЧАНІЯ

  
   "Генрихъ VIII" вошелъ въ изданіе in folio 1623 года, но тѣмъ не менѣе эта драматическая хроника возбуждаетъ большія сомнѣнія, и многіе весьма компетентные критики прямо или косвенно отрицаютъ ея принадлежность Шекспиру. По этому поводу докторъ Джонсонъ писалъ въ XVIII столѣтіи; "Хотя очень трудно судить о подлинности такихъ короткихъ произведеній, но я, однако, не могу не выразить предположенія, что ни прологъ, ни эпилогъ не принадлежатъ Шекспиру. Non vultus, non color. Мнѣ кажется, что, по всей вѣроятности, они были написаны въ дружескомъ сотрудничествѣ Бенъ Джонсона, котораго манеру они довольно точно напоминаютъ, Но возможно и другое предположеніе: какъ прологъ, такъ и эпилогъ этой пьесы могли быть написаны уже тогда, когда Шекспиръ оставилъ театръ, вслѣдствіе какого-нибудь случайнаго возобновленія на сценѣ этой пьесы, и есть даже вѣроятность заключить, что могъ, кто пересматривалъ пьесу, -- кто-бы онъ ни былъ, -- мало симпатизировалъ автору, такъ какъ пьеса эта рекомендуется публикѣ, какъ-бы намекая на слабость другихъ произведеній Шекспира. Въ другихъ пьесахъ Шекспира столько "шутовства", "сраженій", столько "молодцовъ въ длинномъ пестромъ кафтанѣ, окаймленномъ желтымъ галуномъ", что трудно предположить, чтобы самъ авторъ съ такимъ пренебреженіемъ могъ отзываться о своихъ прежнихъ произведеніяхъ. Предположеніе это должно быть, однако, принято въ большой осмотрительности, потому что мы не знаемъ, когда именно эта пьеса была написана, и не можемъ сказать, какимъ образомъ нашъ авторъ могъ измѣнить свою манеру или мнѣнія". Къ этому заключенію доктора Джонсона, Мелонъ прибавляетъ: "Предположеніе доктора Джонсона, высказанное съ такой осторожностью, въ сильной степени подтверждается замѣткой Тирвайта, изъ которой слѣдуетъ, что эта пьеса была возобновлена на сценѣ въ 1613 году, и нѣтъ сомнѣнія, что именно въ это время прологъ и эпилогъ были написаны Бенъ Джонсономъ или кѣмъ-либо другимъ". Наконецъ Фермеръ прибавляетъ: "Я вполнѣ согласенъ съ докторомъ Джонсономъ: я думаю, что именно Бенъ Джонсонъ написалъ прологъ и эпилогъ этой пьесы. Шекспиръ незадолго передъ тѣмъ помогъ постановкѣ пьесы Бенъ Джонсона "Сеянъ", и Бенъ Джонсонъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы не отблагодарить за услугу. Весьма вѣроятно, что онъ именно и придумалъ постановку на сцену "крещенія" со всѣми подробностями, которыя были ему извѣстны, вслѣдствіе его положенія при дворѣ, и которыхъ Шекспиръ не могъ знать. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ дѣйствія я узнаю поправки Бенъ Джонсона". Сомнѣнія въ принадлежности "Генрихъ VIII" Шекспиру возникли вслѣдствіе значительныхъ недостатковъ этой пьесы. Трудно, въ самомъ дѣлѣ, понять, какимъ образомъ могло случиться, что Шекспиръ завершилъ свою драматическую дѣятельность пьесой, представляющей только рядъ историческихъ сценъ, совершенно лишенныхъ какого-бы то ни было нравственнаго центра. Въ виду этого было сдѣлано предположеніе, что у поэта, уже жившаго вдали отъ театра и Лондона, а можетъ быть еще раньше набросавшаго планъ этой драмы, выманилъ ее Барбеджи, чтобы еще разъ поставить на сцену новую пьесу Шекспира, содержаніе которой, къ тому-же, должно было возбуждать особый интересъ, благодаря столь близкимъ историческимъ отношеніямъ. Но и это предположеніе не разрѣшаетъ загадки. Не раціональнѣе-ли заключить, что это -- юношеское произведеніе поэта и принадлежитъ къ тому періоду, къ которому принадлежатъ его первыя комедіи? Эта пьеса могла служить какъ-бы переходомъ къ историческимъ хроникамъ; на юношескую неопытность автора указываетъ именно неудачный выборъ сюжета, который, однако, могъ привлекать его своей современностью. Написанная такимъ образомъ въ юности, она не могла, однако, быть поставлена на сценѣ, вслѣдствіе цензурныхъ условій: Елисаветѣ не могло быть пріятно видѣть на сценѣ своего отца, изображеннаго въ сущности далеко не въ привлекательномъ видѣ. Съ другой стороны, королева Елисавета могла быть шокирована даже комплиментами автора по ея адресу. Оставшись въ рукописи, не игранной, пьеса, однако, не была забыта, и въ 1613 году администрація театра "Глобусъ" пожелала ее поставить и обратилась къ Шекспиру съ просьбой пересмотрѣть пьесу и исправить ее, если понадобится. Шекспиръ, уже жившій на покоѣ въ Стратфордѣ, съ неохотой согласился на это; онъ исправилъ языкъ, переработалъ, можетъ быть всю роль Катерины, кое-что, можетъ быть, измѣнилъ, и въ такомъ видѣ пьеса была дана. Она была дана 29 іюня 1613 года, какъ объ этомъ свидѣтельствуетъ письмо Лоркона къ сэру Покерингу. Въ немъ сообщается, что 29 іюня 1613 года "труппой Барбеджи въ Глобусѣ исполнена была "Генрихъ ѴІІІ", при чемъ вспыхнулъ пожаръ и театръ сгорѣлъ". Въ другомъ письмѣ (сэра Генри Уильтона) говорится, что пожаръ случился въ то время, когда "королевскіе актеры представляли новую пьесу подъ заглавіемъ "Все правда" (а new play, called: All is True), которая изображала нѣкоторыя главныя сцены изъ царствованія Генриха VIII", Изъ сопоставленія этихъ двухъ свидѣтельствъ мы можемъ заключить, что пьеса первоначально носила названіе "All is True" и только въ изданіи in folio была названа "Генрихомъ ѴІІI". Во второмъ письмѣ упоминаются и кое-какія подробности пьесы, между прочимъ великолѣпный маскарадъ, который Генрихъ устроилъ въ домѣ кардинала Вольсея и во время котораго отъ стрѣльбы изъ пушекъ и вспыхнулъ пожаръ.
   Стр. 66. Пестрый кафтанъ, окаймленный желтымъ галуномъ, -- костюмъ театральныхъ шутовъ во времена Шекспира.
   Стр. 67. Лордъ Эбергетъ былъ женатъ на дочери герцога Бокингэма.
   Стр. 68. Гинъ и Ардъ или Ардръ (Guines и Ardres) два города въ Пикардіи; первый принадлежалъ англичанамъ, а второй французамъ. Долина между ними называлась Ардрской.
   Стр. 68. Саксонскій рыцарь Бевисъ -- герой старой англійской баллады. Его статуя находится у готическихъ воротъ Соутэмптона. Бевисъ былъ сдѣланъ графомъ Соутэмптонскимъ королемъ Вильгельмомъ Завоевателемъ.
   Стр. 70. Кардиналъ Вольсей былъ сыномъ мясника.
   Стр. 73. "Никлэсъ Гопкинсъ". Въ слѣдующей сценѣ онъ названъ Никольсомъ Питомъ. Путаница въ названіяхъ, вѣроятно, произошла вслѣдствіе небрежности переписчика.
   Стр. 77. "Находясь въ Розѣ". Роза было названіе дома, принаддежавшаго герцогу Бокингэму. Часть этого дома и теперь еще существуетъ и занята корпораціей портныхъ.
   Стр. 78. Герцогъ Бокингэмъ былъ судимъ, приговоренъ и казненъ въ маѣ 1521 года. Отчетъ о дѣлѣ Бокингэма и о его казни, написанный на искаженномъ французскомъ языкѣ и напечатанный въ 1597 году, находится въ архивахъ англійскаго парламента. Въ концѣ этого отчета находится фраза: "Dieu а за ame grant mercy -- car il fuit tres noble prince et prudent et mirror de tout courtesie". Замѣчательно, что этотъ экстазъ "зеркало всего возвышеннаго" почти буквально Шекспиръ примѣнилъ къ Бекингэму въ первой сценѣ второго дѣйствія: "Cail him, bountevus Buckingham, the mirror of all courtesy".
   Ctp. 79. "Новыя моды, какъ бы онѣ не были смѣшны, всегда найдутъ послѣдователей". Въ книгѣ Нэша: "Life of Jacke Wilton", герой этой біографіи говоритъ, между прочимъ, слѣдующее о нѣкоторыхъ французскихъ модахъ при дворѣ Генриха VIII: "Мое перо на шляпѣ было похоже на знамя, развѣвающееся на лбу".
   Стр. 84. "Оказался бы невѣждой, еслибы пригласилъ васъ танцовать, не поцѣловавъ васъ". Въ XVI столѣтіи кавалеръ обязанъ былъ благодарить свою даму послѣ танцевъ поцѣлуемъ.
   Стр. 92. "Испанецъ" -- т. е. императоръ.
   Стр. 95. "Какого-нибудь Карнарвоншира" -- гористое и безплодное Уэльсское графство.
   Стр. 96. "Озираетъ блескомъ весь этотъ островъ" -- намекъ на королеву Елизавету, которая была дочерью Анны Болленъ.
   Стр. 97. "Серебряными столбами", -- такіе столбы носились передъ кардиналами.
   Стр. 104. "Tanta est ergo te mentis integritas regina serenissima", -- т. е. "такъ истинно наше расположеніе къ вамъ, свѣтлѣйшая королева".
   Стр. 110. Онъ воскликнулъ: "А!" -- привычное восклицаніе короля Генриха VIII.
   Стр. 116. "Дразнятъ насъ, точно жаворонковъ, своей шляпой". Кардинальская шляпа -- красная, а для ловли жаворонковъ по временамъ употреблялись маленькія зеркальца, прикрѣпленныя къ красному сукну.
   Стр. 116. "Я испугаю васъ сильнѣе, чѣмъ спугнулъ тебя священный колоколъ". Т. е. "Sacring bell" -- колоколъ, въ который звонятъ, когда выносятъ св. причастіе.
   Стр. 116. "Ego et Rex meus" -- я и король мой.
   Стр. 117. "Praemunire" вмѣсто premonere, т. е. повелѣніе, питающее имущества и королевскаго покровительства.
   Стр. 118. "Могилу, орошаемую слезами сиротъ" -- канцлеръ быль въ то же время и опекуномъ сиротъ.
   Стр. 120. "Онъ бы не предалъ меня, въ мои годы, беззащитнаго, моимъ врагамъ", Кавендишъ въ своей "Жизни" пишетъ между прочимъ: "Хорошо, хорошо, Кингстонъ, сказалъ кардиналъ, я вижу, какъ сочетались вещи противъ меня; еслибы я служилъ Богу также ревностно, какъ я служилъ королю, то онъ не оставилъ бы меня въ то время, когда на головѣ у меня сѣдые волосы".
   Стр. 122. "Балдахинъ, несомый четырьмя баронами пяти гаваней".-- Эти бароны были установлены королемъ Вильгельмомъ Завоевателемъ, а гавани были; Дувръ, Сендвичь, Рамни, Гейдсэ и Гастингсъ.
   Стр. 130. "Примеро" -- игра.
   Стр. 132. "Относительно такого собрата", т. е. собрата по Совѣту, какъ члены его.
   Стр. 135. "Въ окнѣ на верху". Въ старыхъ англійскихъ, замкахъ, главная комната почти всегда была снабжена внутренними окнами на верху, сквозь которое можно было видѣть эту комнату изъ другой, помѣщающейся въ верхнемъ этажѣ. Во многихъ старинныхъ зданіяхъ и теперь еще видны эти внутреннія окна.
   Стр. 136. "Потрясенія, смуты... какъ это было еще такъ недавно у нашихъ сосѣдей верхней Германіи", -- памятны смуты, произведенныя въ Саксоніи ученіемъ Мюнцера въ 1521--1522 года.
   Стр. 140. "Приберечь наши ложки" -- старинный обычай, по которому воспріемники должны были подарить своему крестнику одну или нѣсколько ложекъ съ изображеніемъ апостоловъ, потому онѣ и назывались апостольскими. Богатые дарили двѣнадцать апостоловъ, а бѣдные ограничивались четырьмя евангелистами или только тѣмъ святымъ, котораго имя дано новорожденному. Ложки дарились или серебряныя, или латунныя. Бенъ Джонсонъ въ своей "Ярмаркѣ Святого Варѳоломея" упоминаетъ объ этомъ обычаѣ: "И все это, -- говоритъ одно изъ дѣйствующихъ лицъ, -- въ надеждѣ получить парочку апостольскихъ ложекъ". Въ жизни Шекспира, написанной Роу, сохранился слѣдующій анекдотъ, характеризующій отношенія Шекспира къ Бенъ Джонсону: Шекспиръ былъ крестнымъ отцомъ одного изъ сыновей Бена Джонсона. На крестины Шекспиръ явился озабоченнымъ и молчаливымъ. Когда Бенъ Джонсонъ спросилъ его, о чемъ онъ думаетъ, то Шекспиръ отвѣчалъ: "Я думаю о томъ, что, собственно, слѣдуетъ подарить тебѣ по поводу сегодняшняго праздника". На дальнѣйшій вопросъ Бена Джонсона: что-же именно онъ хочетъ подарить, послѣдовалъ отвѣтъ, который состоитъ изъ непереводимой игры словъ: "Дюжину хорошихъ латунныхъ (lattin) ложекъ, которыя ты долженъ посеребрить (translate)". Такимъ образомъ, Бенъ Джонсонъ, всю жизнь переводившій (translate) съ латинскаго (latin), получалъ отплату за свои пренебрежительные отзывы о произведеніяхъ Шекспира.
   Стр. 140. "Парижскій Садъ" -- извѣстный въ то время садъ въ Лондонѣ, Въ Шекспирово время въ "Парижскомъ Саду" была медвѣжья травля. Парижскимъ онъ былъ названъ въ честь Роберта Парижскаго, который въ царствованіе Ричарда II имѣлъ въ этомъ мѣстѣ садъ и домъ. Это дикое зрѣлище травли медвѣдей было введено въ моду королевой Елисаветой, которая однажды присутствовала на такомъ зрѣлищѣ вскорѣ послѣ своего восшествія на престолъ. Парижскій садъ находился по сосѣдству съ театромъ "Глобусъ", гдѣ давались пьесы Шекспира. Очень часто ревъ медвѣдей слышался въ самомъ театрѣ и заглушалъ голоса актеровъ, декламировавшихъ стихи Шекспира.
   Стр. 141. "Какъ заставить спать утромъ перваго мая". Утро перваго мая праздновалось всѣми сословіями, какъ начало весны.
   Стр. 141. "Гдѣ Варвикъ и Кольбрандтъ Датчанинъ" -- герои рыцарскихъ романовъ среднихъ вѣковъ.
   Стр. 141. "Онъ -- непремѣнно мѣдникъ". Тутъ -- непереводимая игра значеніями слова "brazier" -- мѣдникъ и жаровня.
   Стр: 142. "Сплюснутая миска" -- чепчикъ, похожій на суповую миску.
   Стр. 142. "Палокъ!" -- обыкновенный призывъ на помощь при дракахъ на улицахъ.
   Стр. 143. "Скорбь Тоуэръ-гилля или членовъ Лэймгоуза".-- Эти намеки до сихъ поръ не выяснены. Докторъ Джонсонъ предполагаетъ, что "Скорбью" назывался клубъ пуританъ. Стенли, напротивъ того, думаетъ, что такъ назывался театръ, гдѣ давались народные фарсы, а выраженіе "члены Лэймгоуза" относится къ актерамъ, разыгрывавшимъ эти фарсы.
   Стр. 143. "Маршальси" -- тюрьма .
   Стр. 144. "Сава" -- царица Савская.
   Стр. 145. "Наслѣднику" -- т. е. Іакову II.
   Стр. 145. "Новые народы" -- намекъ на поселенія и завоеванія въ разныхъ странахъ свѣта.
   Стр. 145. "По мнѣнію доктора Джонсона, все мѣсто, начинающееся словами: "И этотъ міръ не заснетъ вмѣстѣ съ нею" и оканчивающееся: "ты разсказываешь чудеса" -- были вставлены уже въ царствованіе короля Якова II, долго послѣ того, какъ пьеса была окончена. Стоитъ только выкинуть ихъ, и вся рѣчь Кранмера не потеряетъ ни логичности, ни послѣдовательнаго развитія идей. Если же вставку удержать, то она прерываетъ логическое теченіе мыслей: Кранмеръ начинаетъ съ того, что прославляетъ наслѣдника Елисаветы, а, кончаетъ тѣмъ, что высказываетъ желаніе не знать ничего о томъ, что она должна умереть. Начинаетъ, радуясь слѣдствію, и кончаетъ, оплакивая причину. Мелонъ дѣлаетъ то же самое замѣчаніе и прибавляетъ, что все это мѣсто было вставлено, по всей вѣроятности, только въ 1613 году, когда Шекспиръ уже оставилъ навсегда театръ, тѣмъ-же самымъ писателемъ (можетъ быть, Флетчеромъ), который передѣлалъ и другія мѣста въ "Генрихѣ VIII".
   Стр. 145. "Когда небо призоветъ ее изъ этой юдоли мрака".-- Стивенсъ замѣтилъ. что эти слова -- очевидное подражаніе слѣдующему мѣсту у Лукона, -- поэтъ, которымъ Бенъ Джонсонъ часто вдохновлялся: Quanto sub nocte jaceret, nostra dies!..
  
зговоръ?
   Анна. Не стоитъ ничего, милордъ;-- вели
             Мы рѣчь о горѣ доброй королевы.
   Камергеръ. Хвалю за то: предметъ вполнѣ достоинъ
             Души прекрасныхъ женщинъ. Есть надежда,
             Что все еще уладится.
   Анна.                               Дай Богъ!
   Камергеръ. Вы, знаютъ всѣ, добры, и милость неба
             Умѣетъ награждать подобныхъ вамъ.
             А чтобы вы считать не въ правѣ были
             Мои слова пустою болтовней,
             Я вамъ скажу, что государь, желая
             Вознаградить васъ за прекрасный нравъ,
             Возвелъ васъ въ санъ Пемброкской маркграфини,
             Прибавивъ, сверхъ того, погодный даръ
             По тысячѣ вамъ фунтовъ.
   Анна.                                         Я не знаю,
             Какой могу признательностью я
             Воздать за эту милость. Я -- ничто!
             Мои слова, молитвы и желанья --
             Равно наборъ пустыхъ ничтожныхъ словъ,
             И я могу воздать лишь только ими.
             Прошу, милордъ, возьмитесь вы повергнуть
             Къ стопамъ его величества мою
             Признательность,-- признательность простой
             И скромной дѣвушки, способной только
             Молить Творца о томъ, чтобъ былъ дарованъ
             Имъ королю счастливый, долгій вѣкъ.
   Камергеръ. Все передамъ, милэди, государю
             И постараюсь, чтобъ мои слова
             Еще сильнѣй укоренили мнѣнье,
             Которое онъ лестно такъ составилъ
             Себѣ о васъ. (Въ сторону). Я, кажется, успѣлъ
             Понять ее, какъ должно: прелесть сердца
             Въ ней такъ слилась съ небесной красотой,
             Что нашъ король очаровался ею
             Не безъ причинъ. Предсказывать, конечно,
             Нельзя впередъ; но озаритъ, быть-можетъ,
             Она нашъ островъ, подаривъ ему
             Безцѣнный перлъ 48). (Громко). Я ухожу, милэди,
             Чтобъ передать немедля королю
             О томъ, что видѣлъ васъ.
   Анна.                                         Прощаюсь съ вами,
             Достойный лордъ. (Уходитъ камергеръ).
   Дама. Вотъ какъ! Есть, съ чѣмъ поздравить?
             Судите сами вы: шестнадцать лѣтъ
             Живу я при дворѣ придворной нищей
             И кляньчу, кляньчу безъ конца, а пользы
             Хоть бы на грошъ! Не удалось попасть
             Ни разу въ добрый часъ съ моею мнѣ просьбой.
             А вы (вѣдь вотъ судьба!) чуть появились --
             И полетѣли жаворонки въ ротъ
             Вамъ прежде, чѣмъ его успѣли даже
             Вы и открыть 49).
   Анна.                               Я удивляюсь, право.
             Сама тому, что вижу.
   Дама.                               Ну, а какъ
             На вкусъ то, что вы скушали? Не горько?
             Пари, что нѣтъ,-- держу на сорокъ пенсовъ.
             Есть сказочка: жила-была на свѣтѣ
             Красавица и ни за что она
             Не соглашалась сдѣлаться царицей,
             Не соглашалась даже, если бъ ей
             Пообѣщали поднести въ подарокъ
             Весь Нильскій илъ 50). Слыхали про такую
             Вы сказочку?
   Анна.                               Ну, полноте шутить.
   Дама. Я разлилась бы пѣсенкой про васъ
             Теперь звончѣй, чѣмъ жаворонокъ въ полѣ.
             Легко сказать: Пемброкское маркграфство!
             Да тысяча въ придачу фунтовъ въ годъ;
             И просто такъ, безъ всякихъ обязательствъ!
             Клянусь, что это будетъ лишь началомъ
             Не малыхъ тысячъ впредь. Вѣдь счастья шлейфъ
             Длиннѣй его передника. Теперь
             Перенесли, навѣрно, вы бы легче
             И герцогство!-- сознайтесь; стали вы
             Вѣдь посильнѣй?
   Анна.                               О, милая моя!
             Прошу васъ, тѣшьтесь вашими мечтами,
             Когда вамъ это нравится, но только
             Не задѣвайте безъ причинъ меня.
             Будь эта честь пріятна мнѣ, то, право,
             Я пожелала бъ лучше бъ умереть.
             Она меня пугаетъ: кто предскажетъ,
             Что ждетъ впередъ? Мы въ разговорѣ нашемъ
             Забыли королеву; а она,
             Бѣдняжка, вѣдь страдаетъ. Я надѣюсь,
             Что вы ей не разскажете о томъ,
             Что было здѣсь.
   Дама. Ахъ!.. кто жъ я въ вашемъ мнѣньи?

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 4-я.

Зала въ Блакфріарсѣ.

(Трубы и рога. Входятъ два констэбля съ короткими серебряными жезлами, за ними два писца въ докторскихъ мантіяхъ. Лотомъ архіепископъ Кентерберійскій, одинъ; за нимъ епископы Линкольнскій, Елійскій, Рочестерскій и Сентъ-Асафскій. За ними, въ нѣкоторомъ разстояніи, идетъ дворянинъ, неся кардинальскую шляпу и кошелекъ, съ государственною печатью; далѣе два священника съ серебряными крестами; потомъ маршалъ и герольдъ съ серебряной булавой; далѣе два дворянина съ серебряными столбиками 51); затѣмъ рядомъ кардиналы Вольсей и Кампеусъ, а за ними два дворянина съ мечами и жезлами. Затѣмъ слѣдуютъ король и королева, со свитой. Король садится на тронъ подъ балдахиномъ; кардиналы ступенью ниже его; королева -- въ нѣкоторомъ отъ него разстояніи. Епископы размѣщаются по сторонамъ, какъ на соборахъ; ниже ихъ писцы; лорды занимаютъ ближайшія къ нимъ мѣста. Остальныя лица размѣщаются въ порядкѣ по остальнымъ мѣстамъ 52).

   Вольсей. Провозгласить велите тишину,
             Пока читаться будетъ полномочье,
             Намъ присланное Римомъ.
   Король.                                         Для чего?
             Его уже читали; содержанье
             Извѣстно всѣмъ, и стороны признали
             Его вполнѣ законнымъ; такъ къ чему же
             Терять напрасно время?
   Вольсей.                                         Я согласенъ.
             Пусть продолжаютъ.
   Писецъ (Глашатаю).                     Призови къ суду
             Монарха Генриха.
   Глашатай.                               Предстань къ суду,
             Монархъ британскій, Генрихъ.
   Король.                                                   Здѣсь.
   Писецъ.                                                             Зови
             Теперь явиться въ судъ Екатерину,
             Монархиню британцевъ.
   Глашатай.                                         Призываю
             Предстать передъ судомъ Екатерину,
             Монархиню британцевъ!

(Королева, не отвѣчая, встаетъ съ своего мѣста, обходитъ судъ и, приблизясь къ королю, преклоняетъ передъ нимъ колѣни).

   Королева.                                         Государь!
             Прося суда и правды, я прошу
             Васъ оказать мнѣ ваше милосердье!
             Я -- женщина, и потому защитой
             Мнѣ быть должна одна моя ужъ слабость.
             Но, сверхъ того, припомните, что я
             Здѣсь чужеземка! Ожидать, что будутъ
             Меня судить, какъ должно, съ безпристрастьемъ,
             Я не могу. Увы, достойный сэръ!
             Скажите мнѣ, чѣмъ оскорбила васъ я
             Такъ глубоко, что поселилось въ васъ
             Намѣренье безжалостно отвергнуть
             Мою любовь? лишить меня и сана
             И вашей милости? Господь свидѣтель,
             Что я была всегда для васъ женой
             Покорной, честной, вѣрной! Ваша воля
             Была всегда закономъ мнѣ. Боялась
             Навлечь вашъ гнѣвъ я болѣе всего.
             Свое лицо старалась я настроить
             Всегда согласно съ тѣмъ, что выражали
             Глазами вы,-- довольство иль печаль.
             Бывалъ ли часъ, чтобъ шла наперекоръ
             Я въ чемъ-нибудь тому, что вы желали?
             Не превращала ль вашихъ всѣхъ желаній
             Сейчасъ въ мои? не отвергала ль даже
             Моихъ друзей, когда вамъ чѣмъ-нибудь
             Они не нравились? Прошу припомнить
             Васъ, государь, что такъ себя вела я
             Вѣдь цѣлыхъ двадцать лѣтъ! Богъ осчастливилъ
             Насъ многими дѣтьми. Когда бъ запала
             Вамъ въ душу мысль, что, можетъ-быть, виновна
             Я въ чемъ-нибудь,-- забыла долгъ любви
             И вѣрности къ святой особѣ вашей,
             И это подтвердилось бы вполнѣ,--
             Тогда сама просила бъ я отвергнуть
             Меня навѣкъ, закрыть за мною дверь
             И передать, покрытую позоромъ,
             Всей строгости законнаго суда.
             Припомните, что вашъ отецъ былъ честный
             И славный государь! Прославленъ всѣми
             Онъ былъ за умъ и знанья. Фердинандъ,
             Родитель мой, считался точно также
             Мудрѣйшимъ изъ властителей, дарившихъ
             Въ Испаніи. Возможно ль потому
             Предположить, чтобъ, сочетая насъ
             Святымъ союзомъ брака, оба эти
             Достойныхъ короля не обсудили
             Съ первѣйшими учеными обоихъ
             Ихъ государствъ вопросъ о томъ, законенъ
             Нашъ бракъ иль нѣтъ? Я потому смиренно
             Къ вамъ обращусь съ мольбой отсрочить дѣло,
             Чтобъ время дать мнѣ получить отвѣтъ
             Отъ близкихъ лицъ на родинѣ, чье мнѣнье
             Должно сказать, насколько я права.--
             Откажете -- да будетъ ваша воля,
             И пусть свершится все, какъ хочетъ Богъ:
   Вольсей. Вы, королева, призваны въ собранье
             Почтенныхъ лицъ, назначенныхъ съ согласья
             Самихъ же васъ. Ихъ знанья, умъ и честность,
             Извѣстны всѣмъ, и собраны они
             Здѣсь именно, чтобъ разсуждать о дѣлѣ,
             Касающемся васъ. Такъ для чего же
             Хотите вы отсрочивать вопросъ
             Подобной важности? Вѣдь чѣмъ скорѣе
             Его рѣшатъ -- тѣмъ вы скорѣй найдете
             Покой себѣ и сами, государь же
             Освободится отъ тяжелыхъ думъ.
   Кампеусъ. Лордъ-кардиналъ замѣтилъ справедливо;
             А потому, равно и я скажу,
             Что было бъ точно лучше неотложно
             Начать процессъ и предъявить суду
             Немедленно всѣ форменные акты.
   Королева (Вольсею). Я обращаюсь къ вамъ, лордъ-кардиналъ.
   Вольсей. И я съ почтеньемъ слушаю.
   Королева.                                                   Мнѣ слезы
             Мѣшаютъ говорить... но, помня то,
             Что все жъ я королева (хоть, быть-можетъ,
             Вѣрнѣй сказать, что ей мечтала быть)
             Иль наконецъ, что дочь я короля,--
             Я постараюсь обратить словами
             Ключъ слезъ моихъ въ потокъ горящихъ искръ 53).
   Вольсей. Терпѣнье! покоритесь.
   Королева.                                         Покорюсь
             Я лишь тогда, когда свою надменность
             Смирите вы... а раньше -- ни за что!..
             Хотя бъ сразилъ меня за то Создатель"
             Мнѣ слишкомъ много говоритъ, что вы-
             Мой первый врагъ; а потому и быть
             Моимъ судьей не вамъ! Я отвергаю
             По праву васъ! Раздули вы огонь
             Моей размолвки горестной съ супругомъ!
             (Молю Творца росою благодати
             Его залить), и потому я снова
             Вамъ повторю съ глубокимъ отвращеньемъ,
             Какимъ моя наполнена душа,
             Что вамъ не быть судьей моимъ! Я васъ
             Не признаю! Вы самый злой изъ всѣхъ
             Моихъ враговъ,-- и къ этому прибавлю,
             Что врядъ ли другъ и правдѣ вы самой!..
   Вольсей. Не узнаю, признаюсь, королева,
             Я васъ въ подобной рѣчи,-- васъ, кого
             Привыкли всѣ считать мы образцомъ
             Сердечности, добра и вмѣстѣ съ тѣмъ
             Ума, далеко высшаго, чѣмъ видѣнъ
             Онъ въ прочихъ женщинахъ!-- Глубоко вами
             Я оскорбленъ; но, впрочемъ, злобы въ сердцѣ
             Моемъ къ вамъ нѣтъ. Несправедливымъ не былъ
             Я въ жизнь мою ни къ вамъ и ни къ кому.
             Я дѣйствовалъ на основаньи правилъ,
             Преподанныхъ священнымъ мнѣ собраньемъ
             Отцовъ святѣйшей церкви. Римъ -- опора
             И мощь моя. Я вами обвиненъ,
             Что мной зажженъ огонь размолвки этой!
             Неправда,-- нѣтъ! супругъ вашъ здѣсь: когда бъ
             Призналъ онъ правдой ваше обвиненье,
             То онъ возсталъ, конечно бъ, на меня
             Съ такою же точно строгостью, съ какою
             Вы усомнились въ честности моей.
             Онъ могъ бы уличить меня; но если
             Онъ убѣжденъ, что не страшны мнѣ ваши
             Улики въ злѣ, то все жъ ему извѣстно,
             Что я обиды чувствую, какъ всѣ,
             И потому пусть исцѣлитъ онъ рану,
             Какая вами мнѣ нанесена.
             Исполнить же онъ можетъ это, только
             Васъ убѣдивъ въ ошибкѣ вашихъ словъ.
             Во всякомъ, впрочемъ, случаѣ, прошу васъ,
             Достойная милэди, взять назадъ,
             Что вами было сказано 54), а также
             Не говорить вещей подобныхъ впредь.
   Королева. Милордъ, милордъ!-- я вамъ уже сказала,
             Что слабая я женщина. Бороться
             Съ интригами во мнѣ умѣнья нѣтъ.
             По виду вы такъ просты, такъ смиренны!
             Вашъ санъ даетъ прекрасный вамъ предлогъ
             Такимъ казаться всѣмъ; но сердцемъ горды
             И злобны вы! Капризъ судьбы и милость
             Его величества васъ вознесли
             На верхъ честей! Власть сдѣлалась покорнымъ
             Слугою вамъ! Сказать вамъ стоитъ слово,
             Чтобъ тотчасъ же оно, какъ вашъ наемникъ,
             Исполнило все, что угодно вамъ.
             Но я скажу безъ страха передъ вами,
             Что о себѣ заботитесь вы больше,
             Чѣмъ о святомъ! Я васъ не признаю
             Моимъ судьей -- вы слышите ль это?
             Передаю свое я дѣло въ руки
             Святѣйшаго отца:-- судить онъ въ правѣ
             Меня одинъ. (Склоняется предъ королемъ и хочетъ итти)
   Кампеусъ.                               Желаетъ королева
             Упорствовать! Признать она не хочетъ
             Права суда и обвинять готова
             Его сама;-- не хорошо! Взгляните,
             Уйти готова прочь она.
   Король.                                         Пускай
             Провозгласятъ вторично приглашенье.
   Глашатай. Предстань передъ судомъ, Екатерина,
             Монархиня британцевъ!
   Грифитъ 55).                               Призываютъ
             Васъ, королева.
   Королева.                               Вамъ какое дѣло?..
             Звать будутъ васъ -- такъ можете итти.
             О, Господи!.. пошлешь ли Ты конецъ
             Терпѣнью моему?.. Я не останусь...
             Идемте прочь. Ни передъ ихъ судомъ
             Ни предъ любымъ явиться не принудятъ
             Меня ничѣмъ. (Королева уходитъ со свитой).
   Король.                     О, Кэтъ,-- иди! Когда бъ
             Сталъ утверждать хоть кто-нибудь на свѣтѣ,
             Что обладаетъ лучшей онъ женой,
             Чѣмъ ты,-- то потерялъ бы тотъ довѣрье
             За эту ложь!-- Коль скоро нѣжность сердца,
             Святая жизнь, плѣнительная скромность,
             Покорность, твердость, вѣра, чистота
             Считаются за качества, какія
             Должны въ царицѣ быть, должна ты зваться
             Царицей изъ царицъ! Родилась ты
             На лонѣ благородства и умѣла
             Вести себя съ такимъ же благородствомъ
             Всю жизнь твою!
   Вольсей.                               Прошу смиренно ваше
             Величество, чтобъ передъ всѣми здѣсь,
             Гдѣ оскорбленъ и связанъ былъ фальшивымъ
             Навѣтомъ я, возстановили снова
             Мою вы честь. Вполнѣ меня утѣшить
             Нельзя, конечно, этимъ, тѣмъ не менѣй
             Прошу сказать: моимъ ли наговоромъ
             Былъ возбужденъ поставленный вопросъ?
             Забросилъ ли о немъ сомнѣнья искру
             Я въ сердцѣ вамъ? Не я ль твердилъ, напротивъ*
             Что благодарность чувствовать вы къ Богу
             Должны за то, что наградилъ Онъ васъ
             Такой женой? А наконецъ, сказалъ ли
             Во всю я жизнь хоть что-нибудь въ ущербъ
             Ея нравамъ, достоинствамъ и сану?
   Король. Лордъ-кардиналъ,-- на васъ я не сержусь!
             Да, не сержусь!-- клянусь моей въ томъ честью*
             Вы въ этомъ дѣлѣ правы. Знаютъ всѣ,
             А въ томъ числѣ и сами вы, какъ много
             У васъ враговъ. За что они враги вамъ --
             Богъ вѣдаетъ! Они, какъ стая псовъ,
             На васъ привыкли лаять, слыша лай
             Такихъ же псовъ. Вражда къ вамъ королевы
             Порождена, навѣрно, наговоромъ
             Подобныхъ лицъ. Еще я повторяю,
             Что не сержусь. Вы, можетъ-быть, хотите,
             Чтобъ оправдалъ я васъ еще полнѣй?
             Такъ слушайте: не только никогда
             Не дѣлали попытокъ вы поднять
             Вопросъ прискорбный этотъ,-- но, напротивъ*
             Нерѣдко прилагали всѣ старанья
             Его замять. Я подтверждаю честью
             Мои слова, и потому предъ всѣми
             Вы можете считать себя вполнѣ
             Оправданнымъ. Теперь, чтобъ объяснить,
             Какъ было все, я попрошу минуты
             Вниманья вашего; склоните жъ слухъ
             Къ моимъ словамъ. Начальное сомнѣнье
             Закралось въ сердцѣ мнѣ и уязвило
             Его, какъ злымъ шипомъ, когда услышалъ
             Я двѣ-три рѣчи, сказанныя намъ
             Епископомъ Байонскимъ. Онъ явился,
             Какъ знаютъ всѣ, изъ Франціи посломъ,
             Съ намѣреньемъ устроить бракъ, въ который
             Вступить желали герцогъ Орлеанскій
             И наша дочь, Марія. Разсуждая
             Объ этомъ дѣлѣ, онъ (веду я рѣчь
             О томъ же все епископѣ) внезапно
             Потребовалъ отсрочки, объяснивъ,
             Что долженъ предварительно списаться
             Онъ съ королемъ и разрѣшить вопросъ,
             Законна ль наша дочь, въ виду того,
             Что рождена была она въ союзѣ
             Моемъ съ вдовою брата. Духъ мой этимъ
             Былъ страшно возмущенъ! Въ моей груди
             Возстали муки совѣсти. Мильоны
             Тяжелыхъ думъ измучили меня
             До самыхъ нѣдръ души. Мнѣ показалось,
             Что само небо не хотѣло съ лаской
             Взглянуть на этотъ бракъ; что было имъ
             Предрѣшено, чтобъ дѣлалась утроба
             Моей жены, коль скоро понесетъ
             Она ребенка-мальчика, смертельной
             Ему, какъ гробъ. И я имѣлъ причины
             Такъ разсуждать: припомните, что всѣ
             Мои потомки мужескаго пола
             Дѣйствительно свою кончали жизнь,
             Еще не видѣвъ свѣта, или вскорѣ
             Затѣмъ, какъ родились. Прозрѣлъ я въ этомъ
             Господень гнѣвъ! Во мнѣ родилась мысль,
             Что, значитъ, суждено Его велѣньемъ
             Моей странѣ, достойной по всему
             Прекраснаго наслѣдника престола,
             Остаться безъ него; что не могу я
             Его ей дать.-- И тутъ пришла невольно
             Мнѣ мысль о томъ, какая туча бѣдъ
             Ждетъ впереди отечество, коль скоро
             Останусь я безъ сына! Говорить ли,
             Какъ я страдалъ! Подобно кораблю
             Безъ парусовъ, носился я по бурнымъ
             Волнамъ смущенной совѣсти; искалъ
             Всѣхъ средствъ помочь бѣдѣ! И вотъ затѣмъ-то
             Рѣшился здѣсь собрать я васъ, почтенныхъ
             Мужей страны, ученыхъ и разумныхъ;
             Рѣшился сдѣлать это, повторяю,
             Чтобъ воцарить покой въ моей душѣ,
             Измученный недугомъ и больной
             До сей поры. Я началъ съ обращенья
             Къ вамъ, лордъ-епископъ Линкольнскій. Конечно,
             Вы помните, какъ тяжко я страдалъ,
             Когда открылъ мое вамъ злое горе.
   Еп. Линкольнскій. Прекрасно помню, сэръ.
   Король.                                                             Я говорилъ
             Объ этомъ съ вами долго; повторите жъ,
             Какой совѣтъ вы дали, чтобъ утѣшить
             Мой скорбный духъ?
   Еп. Линкольнскій.           Осмѣлюсь повторить:
             Я такъ былъ пораженъ тогда вопросомъ
             Подобной важности; такъ озадаченъ
             Тѣмъ, что могло имъ вызвано быть впредь,
             Что не посмѣлъ вамъ выразить о немъ
             Свое лишь только мнѣнье,-- почему
             И предложилъ тотъ самый путь, который
             Избрали вы.
   Король (собранью). Вотъ видите! Затѣмъ
             Просилъ я васъ, милордъ Кентерберійскій,
             Сказать и ваше мнѣнье. Вы сказали
             Буквально то же самое. Всѣ, словомъ,
             Съ кѣмъ я ни говорилъ (а говорилъ я
             Рѣшительно со всѣми изъ судей,
             Здѣсь собранныхъ),-- въ одинъ рѣшили голосъ
             И закрѣпили подписью рѣшенье,
             Какое принялъ я. Мы, значитъ, можемъ
             Вести вопросъ и дальше. Всѣмъ понятно,
             Надѣюсь я, что если онъ и былъ
             Мной возбужденъ, то вовсе не изъ личной
             Вражды къ моей подругѣ, но изъ страха
             Предъ тѣмъ грѣхомъ, который мнѣ грозилъ.
             Я васъ прошу: возьмитесь доказать,
             Что бракъ мой съ ней законенъ; поклянусь
             Вамъ жизнью я и королевской честью,
             Что проживу весь остальной мой вѣкъ
             Я съ нею лишь, съ Екатериной вѣрной,
             Не промѣнявъ ее ни на какую
             Прелестнѣйшую женщину изъ всѣхъ.
   Кампеусъ. Я все жъ осмѣлюсь, государь, замѣтить,
             Что мы должны отсрочить судъ въ виду
             Неявки королевы; до того же
             Намъ надобно серьезно убѣдить
             Ее оставить мысль избрать судьею
             Святѣйшаго отца.
   Король (тихо).                     Сдается мнѣ,
             Что эти кардиналы затѣваютъ
             Меня поймать. Я не терплю отсрочекъ
             И каверзъ хитрыхъ Рима. Кранмеръ мой 56), --
             Вернись ко мнѣ! Съ тобою, я увѣренъ,
             Вновь возвратится мои спокойный духъ.
             (Громко). Совѣтъ закрытъ, мы можемъ удалиться.

(Уходятъ въ томъ же порядкѣ, какъ вошли).

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Комната въ Брайдуэлѣ.

(Королева Екатерина и ея женщины сидятъ за работой).

   Королева (одной изъ дѣвушекъ).
             Оставь работу, милая; сыграй
             Мнѣ что-нибудь на лютнѣ да пропой
             Мнѣ пѣсенку. Взгрустнулось что-то очень
             Сегодня мнѣ. Попробуй чѣмъ-нибудь
             Меня развлечь.
   

ПѢСНЯ57).

                       Предъ звукомъ дивныхъ струнъ Орфея
                       Склонялись горы и лѣса;
                       Пестрѣла, слыша ихъ, живая
                       Цвѣтовъ весенняя краса.
                       Вливалъ онъ жизнь и радость въ нихъ,
                       Какъ солнце жаръ лучей своихъ.
   
                       Казалось, даже волны моря
                       Предъ нимъ смиряли рокотъ свой
                       И, съ мощью музыки не споря,
                       Склонялись шумной головой.
                       Ея отрадный, дивный звукъ
                       Намъ щитъ отъ бѣдствій, золъ и мукъ!

(Входитъ придворный).

   Королева. Что скажешь ты?
   Придворный.                               Два кардинала ждутъ
             Въ той комнатѣ; желаютъ васъ увидѣть.
   Королева. Кого? Меня?
   Придворный.                     Да, такъ они сказали.
   Королева. Пускай войдутъ. (Придворный уходитъ).
                                           Что можетъ это значить?
             На что имъ я, несчастное созданье,
             Попавшее въ немилость? Не по сердцу
             Мнѣ ихъ приходъ. Вѣдь вотъ когда судить
             По сану ихъ, должны они бы оба
             Быть добрыми, хорошими людьми,
             Но, къ сожалѣнью, дѣлаетъ монаховъ
             Не капюшонъ. (Входятъ Вольсей и Кампеусъ).
   Вольсей.                     Привѣтъ и миръ ея
             Величеству.
   Королева.                     Вы застаете здѣсь
             Меня скорѣй похожей на хозяйку,
             Чѣмъ на величество. Ахъ, почему бы
             Не сдѣлаться мнѣ ею и совсѣмъ
             Въ виду всѣхъ бѣдъ, грозящихъ мнѣ! Чего
             Угодно вамъ, почтенные милорды?
   Вольсей. Мы просимъ васъ, достойная милэди,
             Намъ подарить минуту разговора
             Въ той комнатѣ. Тамъ сообщимъ мы вамъ
             Цѣль нашего прихода.
   Королева.                                         Говорите
             Свободно здѣсь. На совѣсти моей
             Нѣтъ ничего, что я бы скрыть хотѣла
             Предъ кѣмъ-либо. Желаю, чтобъ на свѣтѣ
             Всѣ женщины могли сознаться въ этомъ
             Съ такимъ же чистымъ сердцемъ. Мнѣ не страшно
             (Въ чемъ я счастливѣй множества другихъ),
             Чтобъ кто-нибудь сталъ разбирать подробно
             Все, что я сдѣлала. Пусть даже будетъ,
             Такой разборъ придирчивымъ и злымъ --
             Я все жь въ себѣ увѣрена! Коль скоро
             Явились вы съ намѣреньемъ судить
             Мои поступки, какъ жены, прошу васъ
             Не церемоньтесь!-- правда любитъ быть
             Открытой передъ всѣми.
   Вольсей. Tanta est erga te mentis inregritas, regina serenissima 58).
   Королева. О, добрый лордъ!-- пожалуйста, оставьте
             Свою латынь. Вѣдь я не излѣнилась,
             Прибывъ сюда, ужь до того, чтобъ даже
             Не научиться языку страны.
             Чужой языкъ подозрѣвать заставитъ,
             Что говоримъ о дѣлѣ мы дурномъ
             И подозрительномъ; такъ говорите жъ,
             Я васъ прошу, по-англійски. Найдете
             Вы здѣсь сердца 59), которыя вамъ будутъ
             Глубоко благодарны, если ваша
             Правдивая, какъ я надѣюсь, рѣчь
             Имъ прозвучитъ привѣтливой надеждой
             Для бѣдной королевы! Много горя
             Вѣдь вынесла она! Могу увѣрить
             Васъ, кардиналъ, что и тягчайшій грѣхъ,
             Какой свершила я, прекрасно можетъ
             Быть англійскимъ отпущенъ языкомъ.
   Вольсей. Мнѣ, государыня, сердечно больно,
             Что честность безусловная моя
             И преданность державному монарху,
             Равно какъ вамъ, могли въ васъ возбудить
             Такія подозрѣнья. Мы пришли
             Никакъ не съ тѣмъ, чтобъ дерзко обвинять
             Васъ въ чемъ-нибудь,-- васъ, чьи дѣла и благость
             Давно ужъ привлекли благословенья
             На васъ со всѣхъ сторонъ. А таете въ мысляхъ
             У насъ, повѣрьте, тѣни нѣтъ желанья
             Васъ огорчитъ. Вы терпите печали
             И безъ того. Хотимъ мы лишь узнать,
             Что предпринять намѣрены въ прискорбномъ
             Вопросѣ вы, возникшемъ между вами
             И королемъ? Равно желанье наше
             Вамъ высказать съ полнѣйшимъ безпристрастьемъ
             И честностью, что думаемъ мы сами
             Объ этомъ всемъ, и какъ всего вѣрнѣе
             Рѣшить вопросъ ко благу васъ самихъ.
   Кампеусъ. Прибавлю я, почтенная милэди,
             Что кардиналъ, руководясь своимъ
             Достоинствомъ, усердьемъ и почтеньемъ,
             Которымъ былъ всегда проникнутъ къ вамъ,
             Рѣшилъ забыть, по добротѣ душевной,
             Неласковость, съ какою усомнились
             Вы, государыня -- съ излишкомъ даже --
             Въ его высокой честности. Желаетъ
             Со мною вмѣстѣ предложитъ онъ вамъ
             Услуги и совѣтъ.
   Королева (въ сторону). Чтобъ тѣмъ вѣрнѣе
             Меня сгубить. (Громко). Я благодарна, лорды,
             Сердечно вамъ. Вы оба говорили,
             Какъ честные совѣтники (дай Богъ,
             Чтобъ это было такъ!), но посудите:
             Могу ли я въ подобномъ важномъ дѣлѣ,
             Гдѣ рѣчь идетъ не только о моемъ
             Достоинствѣ, но, можетъ-быть, и жизни,--
             Могу ли я, съ моимъ разсудкомъ слабымъ,
             Отвѣтить вдругъ двумъ лицамъ, столь извѣстнымъ
             Ученостью, искусствомъ и умомъ?
             Я затрудняюсь. Беззаботно были
             Мы заняты работой здѣсь своей,
             И вдругъ, совсѣмъ негаданно-нежданно,
             Явились вы! Такъ будьте же, прошу,
             Къ мнѣ великодушны хоть во имя
             Того, чѣмъ я была! Теперь, конечно,
             Мое величье близится къ концу;
             Но все же я надѣюсь, вы дадите
             Отсрочку мнѣ настолько, чтобъ могла я
             Спросить совѣта опытныхъ людей,
             Какъ поступить? Примите во вниманье:
             Я слабая вѣдь женщина; надеждъ
             Нѣтъ у меня, равно какъ нѣтъ и близкихъ
             Ко мнѣ друзей!
   Вольсей.                               Вы этимъ страхомъ, лэди,
             Наносите обиду королю.
             Надежды и друзья у васъ безчетны.
   Королева. Ихъ въ Англіи немного; да и пользы
             Отъ нихъ не будетъ мнѣ. Ужель серьезно
             Вы можете подумать, что когда бы
             Дѣйствительно нашелся человѣкъ,
             Мнѣ преданный и честный до безумья,
             То чтобъ и онъ рѣшился молвить слово
             Въ защиту мнѣ, наперекоръ желанью
             Его величества? Да вѣдь ему
             Немедленно пришлось бы перестать
             Быть подданнымъ! Нѣтъ, тѣ друзья, чья ревность
             Могла бъ принесть мнѣ пользу, чьимъ совѣтамъ
             Могла бы я довѣриться, живутъ
             Не здѣсь, а далеко!-- тамъ, гдѣ остался
             И мой покой,-- въ моей родной странѣ!
             Вотъ, что скажу вамъ, лорды.
   Кампеусъ.                                                   Какъ желалъ бы
             Я пошатнуть въ васъ это недовѣрье
             И убѣдить принять благой совѣтъ.
   Королева. Какой, милордъ?
   Кампеусъ.                                         Довѣриться монарху.
             Онъ добръ и любитъ васъ. Для вашей чести,
             Повѣрьте, будетъ лучше подчиниться
             Тому, что хочетъ онъ, чѣмъ ждать рѣшенья
             Законнаго суда и удалиться
             Въ немилости.
   Вольсей.                     Нельзя сказать вѣрнѣе.
             Королева. Вы оба мнѣ совѣтуете то,
             Чего такъ жадно ищете:-- моей
             Погибели! Достойно ль христіанъ
             Такъ поступать?.. Подите прочь!.. На небѣ
             Есть праведный Судья, Чью неподкупность
             Не пошатнуть всей власти королей!
   Кампеусъ. Вашъ гнѣвъ васъ заставляетъ видѣть въ насъ
             Не то, что мы на дѣлѣ.
   Королева.                                         Тѣмъ стыднѣе
             Обоимъ вамъ!.. Я почитала васъ
             Людьми добра, служителями церкви,
             Тогда, какъ вы служители грѣха!
             Вы -- злые лицемѣры 60). Постыдитесь!
             Оставьте злобный умыселъ! Ужели
             Съ такимъ явились утѣшеньемъ вы
             Къ несчастной, слабой женщинѣ? Ее ли
             Хотите вы такъ злостно осмѣять?
             Не пожелаю вамъ я половины
             Того, что я терплю! Я милосерднѣй
             Обоихъ васъ; но все жъ скажу: страшитесь,
             Чтобъ гнѣвъ небесъ не покаралъ жестоко
             Васъ за меня, не обратилъ на васъ же
             То бремя золъ, какое я несу!
   Вольсей. Вы внѣ себя,-- считаете грѣхомъ
             Вы лучшія, честнѣйшія желанья.
   Королева. А вы меня считаете ничѣмъ!..
             Ждетъ горе васъ, говоруновъ фальшивыхъ,
             И всѣхъ, подобныхъ вамъ!.. Будь искра въ васъ
             Сердечности и правды, будь вы тѣмъ,
             Чѣмъ быть должны, когда судить по вашей
             Святой одеждѣ,-- неужели бъ дали
             Вы мнѣ совѣтъ предать на исцѣленье
             Недуга больной души моей тому,
             Кто ужъ давно меня сталъ ненавидѣть?
             Отвергъ меня теперь онъ, какъ жену;
             Любви жъ своей лишилъ меня давно ужъ!
             Года мои преклонны!.. Чѣмъ я съ нимъ
             Еще осталась связанной?-- одной
             Моей ему покорностью! Какихъ же
             Еще мнѣ ждать несчастій и потерь?
             Не выдумать ихъ вамъ со всею вашей
             Ученостью...
   Кампеусъ.                     Боязнь предъ горемъ ваша
             Сильнѣй, чѣмъ само горе.
   Королева.                                         Не была ль
             Женой я честной, вѣрной? (подтвердить
             Сама я въ правѣ это, если правда
             Молчитъ о томъ упорно. Подозрѣнье
             Меня не смѣло тронуть никогда
             (Могу сказать я это безъ тщеславья).
             Иль не была ему я предана
             Отъ всей души? Иль не была моя
             Къ нему любовь почти равна любви
             Къ Создателю 61)? Я доходила въ ней
             Почти до обожанья, забывала
             Молиться даже, лишь бы дѣлать то,
             Что онъ хотѣлъ! И что же? Чѣмъ, была я
             За то награждена? О, дурно, дурно
             Такъ поступать!.. Когда бы отыскали
             Вы женщину, чья преданность была бы
             Равна моей, чья радость состояла бъ
             Лишь въ томъ, чтобъ угождать ему,-- и ту бы
             Я превзошла терпѣньемъ безъ конца!..
   Вольсей. Вы отдаляетесь отъ сути дѣла.
   Королева. Я не могу отдать по доброй волъ
             Высокій санъ, которымъ вашъ король
             Меня облекъ! Съ нимъ можетъ разлучить
             Меня лишь смерть.
   Вольсей.                               Прошу, склоните слухъ
             Къ моимъ словамъ...
   Королева.                                         О, если бы вовѣки
             Я не касалась англійской земли!
             Не знала бы ни лести ни коварства
             Живущихъ въ ней!.. У васъ снаружи, правда,
             Видъ ангельскій 62); но небо знаетъ, что
             Таите вы въ сердцахъ! Чего могу я
             Ждать для себя?.. Нѣтъ женщины на свѣтѣ
             Несчастнѣе! (Обращаясь къ женщинамъ).
                                 Несчастье ждетъ, бѣдняжки,
             Равно и васъ! Какъ бурею разбитый
             Корабль, погибну я въ странѣ, гдѣ нѣтъ
             Ни жалости, ни счастья, ни надежды!
             Гдѣ даже гробъ мой окропленъ не будетъ
             Слезой любви!.. Какъ лилія въ долинѣ,
             Царившая въ былые дни надъ полемъ
             Другихъ цвѣтовъ, склонить должна печально
             Я голову и умереть въ тоскѣ!
   Вольсей. Когда бъ признать вы согласились честность
             Намѣреній, съ какими мы пришли,
             Вы бъ успокоились. Судите сами:
             Съ какою цѣлью можемъ мы желать
             Нанесть вамъ вредъ? Нашъ санъ и наше званье,
             Наоборотъ, порукой могутъ вамъ
             Служить совсѣмъ въ противномъ. Мы должны
             Цѣлить людское горе, а не сѣять.
             Подумайте, прошу васъ, ради блага
             Самихъ же васъ, что вы хотите дѣлать?
             Какъ повредите страшно вы себѣ,
             Пошедши такъ, наперекоръ желанью
             Властителя! Сердца царей желаютъ
             Покорности 63), они къ тому привыкли;
             А потому встаютъ на непослушныхъ,
             Какъ ураганъ. Душа у васъ, я знаю,
             Мягка и благородна; вы спокойны
             Характеромъ, какъ море въ тихій день;
             А потому взгляните безпристрастно,
             Прошу, на насъ. Повѣрьте, мы пришли
             Къ вамъ, какъ друзья и преданные слуги.
   Кампеусъ. Вы сами убѣдитесь въ томъ.-- Не должно
             Вамъ унижать высокія свои
             Достоинства. Подобный страхъ приличенъ
             Натурѣ женщинъ слабыхъ; вы жъ настолько
             Сильны умомъ и сердцемъ, что должны
             Отбросить рой такихъ пустыхъ сомнѣній,
             Какъ ложную монету. Королемъ
             Любимы вы, страшитесь же утратить
             Его любовь. Про насъ же вамъ скажу,
             Что если насъ почтите вы довѣрьемъ,
             То вамъ служить мы рады всей душей.
   Королева. Идите, лорды; поступайте такъ,
             Какъ инаете! Простите благосклонно,
             Когда я погрѣшила противъ васъ
             Учтивостью. Вы знаете, что я
             Вѣдь женщина,-- такъ гдѣ жъ вступать тѣ въ споры
             Съ людьми такой учености, какъ вы?
             Прошу васъ, передайте мой привѣтъ
             Его величеству. Люблю его я
             Попрежнему и буду вѣкъ молиться
             О немъ усердно Господу! Идемте!
             Не откажите дать мнѣ вашъ совѣтъ.
             Какъ нищая, васъ проситъ та, которой
             И въ мысль не приходило въ часъ, когда
             Она сюда явилась, что придется
             Такъ дорого платить ей за пріемъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Передняя во дворцѣ.

(Входятъ герцогъ Норфолькъ и Суффолькъ, графъ Сёррей и лордъ-камергеръ).

   Норфолькъ. Когда въ бѣдахъ, постигшихъ насъ, сумѣемъ
             Мы дѣйствовать сообща и съ твердымъ духомъ,
             То я ручаюсь вамъ, что кардиналъ
             Не устоитъ. А если мы пропустимъ
             Удобный мигъ, тогда, я вамъ пророчу,
             На плечи взвалимъ мы себѣ обузу
             Такихъ нежданныхъ бѣдъ, какія прежде
             Намъ даже и не снились.
   Сёррей.                                         Я въ восторгѣ,
             Это добрый случай мнѣ даетъ возможность
             Отмстить погибель моего отца
             И тестя, Букингама.
   Суффолькъ.                     Кто, скажите,
             Изъ англійскихъ вельможъ имъ не былъ тяжко
             И больно оскорбленъ иль не подвергся
             Обидному презрѣнью? въ комъ цѣнить
             Умѣлъ онъ самъ и званье, кромѣ личной
             Своей особы?
   Камергеръ.           Лорды, лорды,-- можемъ
             О немъ болтать мы, сколько вамъ угодно.
             Въ его оцѣнкѣ съ вами соглашусь,
             Не споря, я; но вотъ вопросъ: что можемъ
             Ему мы сдѣлать, если даже выбрать
             Удобный часъ? Коль скоро не удастся
             Вамъ удалить его отъ короля,
             То безполезно что-нибудь намъ будетъ
             И затѣвать. Онъ, какъ колдунъ, успѣлъ
             Его очаровать.
   Норфолькъ.           Не бойтесь: чары
             Его теперь безсильны; отыскалось
             Въ нихъ кое-что, испортившее вкусъ
             Его медовой рѣчи. Онъ попалъ
             Въ немилость такъ, что больше изъ нея
             Не вынырнетъ.
   Сёррей.                               Вотъ радостная новость!
             Такія слушать былъ бы я готовъ
             Хоть каждый часъ.
   Норфолькъ.                     Она вѣрна, ручаюсь.
             Двуличная игра, какую велъ
             Онъ въ дѣлѣ о разводѣ, стала ясной,
             И очутился въ положеньи онъ,
             Какого я не пожелалъ бы даже
             Своимъ врагамъ.
   Сёррей.                               Но какъ же это все
             Открылось вдругъ?
   Суффолькъ.                     Нежданно.
   Сёррей.                                                   Какъ? Скажите.
   Суффолькъ. Попало въ руки короля письмо,
             Написанное кардиналомъ къ папѣ,
             Въ которомъ убѣждаетъ онъ его
             Святѣйшество остановить вопросъ
             Развода королевы въ томъ вниманьи,
             Что онъ, какъ пишетъ самъ, "замѣтилъ склонность,
             Какую сталъ выказывать король
             Къ одной изъ дамъ придворныхъ королевы,
             Извѣстной Аннѣ Болленъ".
   Сёррей.                                         И письмо
             Попало къ королю?
   Суффолькъ.                     Все дѣло въ этомъ.
   Сёррей. Вы ждете пользы отъ того?
   Камергеръ.                                         Конечно.
             Король увидитъ самъ, какимъ фальшивымъ
             Вели его путемъ. Но кардиналъ,
             Въ несчастью, въ этомъ дѣлѣ предложилъ
             Горчицу послѣ ужина 64): король
             Съ красоткой ужъ обвѣнчанъ.
   Сёррей.                                                   О, когда бы
             Такъ было точно!
   Суффолькъ.                     Вамъ могу, на радость,
             Я это подтвердить.
   Сёррей.                               Не нахожу
             Я даже словъ отъ счастья.
   Суффолькъ.                               Всей душою
             Скажу: аминь.
   Норфолькъ.                     Такъ скажутъ всѣ.
   Суффолькъ.                                                   Назначенъ
             День даже коронаціи; но это
             Пока еще секретъ, и слишкомъ громко
             Болтать о томъ не слѣдуетъ. Могу
             Сказать лишь то, что новая красотка
             Дѣйствительно прелестна!-- Нравъ, лицо --
             Все въ ней восторгъ, и вѣщій голосъ шепчетъ
             Невольно мнѣ, что чрезъ нея сойдетъ
             На островъ нашъ благословенье неба
             На много лѣтъ 65).
   Сёррей.                               Ну, а когда король
             Переварить посланье кардинала,
             Не разсердясь? Что дѣлать намъ тогда?
   Норфолькъ. Храни насъ Богъ отъ этого!
   Суффолькъ.                                                   Не бойтесь:
             Жужжитъ усердно въ уши королю
             Рой осъ еще иныхъ, и жало первой
             Вонзится тѣмъ чувствительнѣй. Кампеусъ
             Уѣхалъ въ Римъ внезапно, не простясь
             Я не подвинувъ дѣло о разводѣ
             Ни на волосъ. А онъ, извѣстно всѣмъ,
             Союзникъ кардинала и мирволитъ
             Ему во всемъ. Послушали бы вы,
             Какъ крикнулъ "га!" король, узнавъ объ этомъ.
             Камергеръ. Настрой его Господь кричать почаще
             Такія "га!"
   Норфолькъ.           Вы слышали, когда
             Вернуться долженъ Кранмеръ?
   Суффолькъ. Онъ ужъ здѣсь
             И держится въ вопросѣ о разводѣ
             Такого жъ точно мнѣнья, какъ и всѣ
             Коллегіи, которымъ отдавался
             Вопросъ на судъ. Король вполнѣ доволенъ,
             И кажется, что будетъ новый бракъ
             Объявленъ очень скоро, а затѣмъ,
             Немедля вслѣдъ, начнутся торжества
             И коронаціи. Екатерина
             Не будетъ больше зваться королевой,
             Но лишь вдовой Артура.
   Норфолькъ.                               Этотъ Кранмеръ --
             Преловкій человѣкъ! Какъ онъ умѣлъ
             Втереться въ милость короля, устроивъ
             Все дѣло, какъ хотѣлъ онъ.
   Суффолькъ.                               И за это
             Получитъ онъ епископство.
   Норфолькъ.                               Объ этомъ
             Слыхалъ и я.
   Суффолькъ.           Навѣрно, такъ. Но вотъ,
             Смотрите, кардиналъ! (Входятъ Вольсей и Кромвель).
   Норфолькъ.                               Замѣтьте мрачность
             Его лица.
   Вольсей.                     Ты, Кромвель, передалъ
             Пакетъ монарху?
   Кромвель.                               Въ собственныя руки.
             Онъ былъ тогда въ своей опочивальнѣ.
   Вольсей. Прочелъ ли онъ бумаги?
   Кромвель.                                                   Распечаталъ
             Ихъ тотчасъ же и принялъ вслѣдъ затѣмъ
             Серьезный видъ. Вниманье отразилось
             Въ его чертахъ. Онъ приказалъ, чтобъ ждали
             Его вы здѣсь.
   Вольсей.                     Намѣренъ ли онъ выйти?
   Кромвель.                                                             Я думаю.
   Вольсей. Оставь меня теперь (Кромвель уходитъ)
             Должна быть герцогиня Алансонъ
             Ему женой! Да, да,-- должна и будетъ!
             Жениться можетъ онъ лишь на сестрѣ
             Французскаго монарха... Анна Болленъ!
             Я Анны Болленъ не хочу!.. Тутъ дѣло
             Важнѣй смазливой рожицы! Нѣтъ, нѣтъ!
             Долой съ дороги Болленъ! Съ нетерпѣньемъ
             Я жду вѣстей изъ Рима.-- Дать титулъ
             Пемброкской маркграфини!..
   Норфолькъ. Недоволенъ
             Онъ, видимо.
   Суффолькъ.           Быть-можетъ, онъ узналъ ужъ
             О гнѣвѣ короля.
   Сёррей.                               Пошли Господь,
             Чтобъ этотъ гнѣвъ продлился въ пользу правды.
   Вольсей. Статсъ-дама королевы! Вылъ отцомъ
             Ея ничтожный рыцарь!-- и ее-то
             Я допущу надменно вздернуть носъ!--
             Стать королевой королевы! Нѣтъ!
             Горитъ свѣча такая слишкомъ тускло!
             Разъ снять нагаръ -- прочь снимется и свѣтъ!
             Пускай кричатъ о качествахъ, какія
             Въ ней точно есть,-- иное важно мнѣ:
             Она не нашей вѣры: лютеранка,
             И ярая! Погибнетъ наше дѣло,
             Когда король, съ которымъ безъ того
             Порой такъ трудно ладить мнѣ, растаетъ
             Совсѣмъ въ ея объятьяхъ.-- Вѣдь и то ужъ
             Къ себѣ приблизилъ онъ еретика,
             И злѣйшаго! Влѣзъ хитрый Кранмеръ въ милость
             Его совсѣмъ; оракуломъ его
             Всесильнымъ сталъ!
   Норфолькъ.                     Онъ недоволенъ точно.
   Суффолькъ. Авось отъ злости изойдетъ онъ кровью
             Сердечныхъ жилъ.

(Входитъ король, читая записку; за нимъ Ловель).

                                           Идетъ король.
   Король.                                                   Какую
             Собралъ онъ массу денегъ! Сколько тратитъ
             Онъ каждый день! Какимъ законнымъ средствомъ
             Такъ страшно онъ успѣлъ разбогатѣть?
             Вы не встрѣчали, лорды, кардинала?
   Норфолькъ. Мы, государь, давно стоимъ и смотримъ
             Ужъ на него. Онъ чѣмъ-то пораженъ,
             И очень сильно: то закуситъ губы,
             То взглянетъ внизъ на землю, то потретъ
             Себѣ виски, то вдругъ начнетъ ходить,
             То остановится, то вдругъ подниметъ
             Глаза наверхъ. Престранно видѣть даже,
             Что дѣлается съ нимъ.
   Король.                                         Вполнѣ понятно:
             Взволнованъ онъ дѣйствительно. Сегодня
             Послалъ онъ мнѣ пакетъ серьезныхъ дѣлъ,
             Потребованныхъ мной, -- и что жъ, представьте,
             Случайно оказалось въ немъ?.. Подробный
             И полный списокъ всѣхъ его сокровищъ,
             Одеждъ, посуды, цѣнныхъ украшеній,
             Домашней утвари, -- и это все
             Въ такомъ числѣ, что никогда не могъ бы
             Собрать такихъ безчисленныхъ сокровищъ
             Простой и честный подданный 66).
   Норфолькъ.                                         Сказалась
             Въ томъ воля неба. Чистый, добрый духъ
             Вложилъ бумагу эту, чтобъ увидѣть
             Могли вы истину.
   Король (смотря на Вольсея). Когда бъ я думалъ,
             Что онъ паритъ благочестивой мыслью
             На небесахъ, то я бъ его оставилъ
             Витать въ блаженныхъ помыслахъ; но занятъ
             Онъ, кажется, скорѣй дѣлами міра,
             А потому ихъ перервать не грѣхъ.

(Садится и говоритъ тихо Ловелю, который подходитъ къ Вольсею).

   Вольсей. Простите, государь. Пошли Господь
             Свою вамъ благодать.
             Король. Вы, добрый лордъ,
             Одарены такою массой чистыхъ
             Даровъ небесъ, что, безъ сомнѣнія, были
             Въ минуту эту заняты внесеньемъ
             Ихъ въ опись сердца вашего. Едва ли
             Поэтому отыщется у васъ
             Среди такихъ занятій хоть мгновенье
             Для дѣлъ земныхъ. Вы, убѣжденъ я твердо,
             Весьма плохой хозяинъ. Въ этомъ вы
             Похожи на меня.
   Вольсей.                               Я, государь,
             Привыкъ съ раченьемъ отдѣлять минуты
             Священныхъ дѣлъ отъ тѣхъ, когда обязанъ
             По долгу службы думать о мірскомъ.
             Но вмѣстѣ съ тѣмъ скажу, что вѣдь природа
             Невольно заставляетъ всѣхъ людей
             Пещись и о себѣ,-- такъ я, какъ смертный,
             Плачу ей въ этомъ дань подобно всѣмъ.
   Король. Красиво сказано!
   Вольсей.                               Желаю очень,
             Чтобъ вы мои красивыя слова
             Всегда считали шагомъ къ исполненью
             Хорошихъ дѣлъ.
   Король.                               Еще красивѣй!.. Долженъ,
             Конечно, я сказать, что краснорѣчье --
             Прекрасный даръ; но рѣчи не всегда
             Ведутъ къ дѣламъ. Вотъ мой отецъ былъ точно
             Привязанъ къ вамъ;-- онъ это говорилъ
             И доказалъ сбою любовь дѣлами.--
             Вступивъ на тронъ, приблизилъ васъ къ себѣ
             Равно и я; вамъ много поручалъ
             Я дѣлъ, сулившихъ выгоды; васъ щедро
             Я одарялъ и собственнымъ добромъ.
   Вольсей (тихо). Что можетъ это значитъ?
   Сёррей (тихо).                                                   О, когда бы
             Пошло и дальше такъ 67)!
   Король.                                         Не васъ ли сдѣлалъ
             Я первымъ изъ вельможъ?.. Такъ отвѣчайте жъ,
             Когда сочтете правдой сами вы
             Мои слова: не должно ль было вамъ
             Быть преданнымъ душою мнѣ и тѣломъ?
   Вольсей. Я признаю, достойный государь,
             Что милости, какими я осыпанъ
             Изъ вашихъ рукъ, далеко выше слабыхъ
             Моихъ заслугъ; но стать вполнѣ достойнымъ
             Щедротъ безмѣрныхъ вашихъ не по силамъ
             Вѣдь никому. Я напрягалъ свои
             Въ стараньи быть полезнымъ вамъ,-- но часто
             Мнѣ силъ недоставало; что жъ до личныхъ
             Моихъ желаній, то они всегда
             Звучали въ тонъ лишь съ вашими и были
             Посвящены единственно на пользу
             Святой особы вашей и для выгодъ
             Отечества. Въ признательность за тѣ
             Неслыханныя милости, какими
             Угодно было вамъ меня почтить
             Далеко выше всѣхъ моихъ достоинствъ,
             Могу воздать я лишь одной усердной
             Мольбой за васъ да ревностью на службѣ
             До той поры, покуда не прерветъ
             Усердья смерть.
   Король.                               Отвѣтъ великолѣпенъ!--
             Покорный, вѣрный подданный представленъ
             Въ немъ весь, какъ есть. Такая доблесть служитъ
             Сама себѣ наградой и, напротивъ,
             Великій стыдъ, когда въ такихъ словахъ
             Таится ложь. Дѣйствительно: вѣдь если
             Моя рука осыпала потокомъ
             Васъ милостей; почтила васъ любовью
             Отъ всей души; васъ облекла почетомъ,
             Какимъ не облекалъ я никого --
             То, безъ сомнѣнья, сердце, разумъ, руки,
             Все, словомъ, чѣмъ вы можете служить,
             Должны вы были посвятить съ усердьемъ
             Мнѣ одному, -- и сдѣлать это даже
             Не просто, какъ мой подданный, по долгу
             И вѣрности, но какъ лицо, кому
             Я искреннимъ былъ другомъ.
   Вольсей.                                                   Я осмѣлюсь
             Увѣрить васъ, что вашу пользу ставилъ
             Всегда я выше собственной. Такимъ
             Я прежде былъ, таковъ теперь и буду
             Такимъ всю жизнь. Пускай весь міръ забудетъ
             Долгъ чести къ вамъ; пусть мнѣ грозятъ бѣды,
             Страшнѣйшія, чѣмъ можемъ мы представить
             Себѣ ихъ даже въ мысляхъ,-- будетъ вѣрность
             Моя престолу вашему стоять
             Незыблемо и твердо, какъ скала,
             Стоящая средь волнъ бурливыхъ моря.
   Король. Вотъ голосъ благородства! Обратите
             Вниманье, лорды, что за честный духъ
             Въ его груди!.. Онъ это доказалъ
             Вполнѣ своею рѣчью!.. (Подаетъ ему бумагу).
                                                     Прочитайте
             Теперь бумаги эти, а затѣмъ
             Желаю вамъ съ пріятнымъ аппетитомъ
             Позавтракать, коль скоро онъ у васъ
             Не пропадетъ.

(Уходитъ король, бросивъ на Волѣсея гнѣвный взглядъ: лорды слѣдуютъ за нимъ насмѣшливо пересматриваясъ).

   Вольсей.                               Что можетъ это значитъ?..
             Чѣмъ онъ взбѣшенъ, и чѣмъ я могъ навлечь
             Подобный гнѣвъ? Ушелъ онъ съ грознымъ взглядомъ,
             Какъ будто бы хотѣлъ имъ уничтожить
             Меня во прахъ! Такъ смотритъ злобный левъ
             Въ глаза стрѣлку, которымъ былъ онъ раненъ,
             И смерть сулитъ отважному ловцу.--
             Прочесть бумагу долженъ я. Невольно
             Мнѣ чуется, что злой моей бѣды
             Причина въ ней. (Читаетъ). Такъ, такъ... я не ошибся!
             Погубленъ я оплошностью своей!
             Попалъ въ пакетъ составленный мной списокъ
             Сокровищъ тѣхъ, которыя собрать
             Мнѣ удалось, чтобы задобрить въ Римѣ
             Моихъ друзей и тѣмъ достигнуть папства!
             О, проклятъ будь такой оплошный шагъ!
             Дуракъ одинъ попасться могъ такъ глупо!..
             Какой проклятый демонъ подтолкнулъ
             Меня вложить въ пакетъ бумагу эту?..
             Посмотримъ, нѣтъ ли средствъ помочь бѣдѣ,
             Чѣмъ выбить прочь засѣвшую упорно
             Въ немъ ненависть? Онъ раздраженъ, конечно,
             До бѣшенства; но все жъ, сдается мнѣ,
             Что, вопреки фортунѣ злой, удастся
             Мнѣ вынырнуть!-- Но что это?.. тутъ вложенъ
             Еще пакетъ, и онъ надписанъ: "папѣ".
             Въ немъ то письмо, въ которомъ изложилъ
             Я весь вопросъ!.. О,-- вотъ теперь, я вижу,
             Пришелъ конецъ дѣйствительно всему!..
             Достигнулъ я предѣла высшей славы,
             И съ высоты полуденныхъ небесъ
             Поверженъ внизъ! Потухну я безслѣдно,
             Какъ метеоръ въ вечерней синевѣ,
             И не привлечь мнѣ болѣе вниманья
             Ничьихъ ужъ глазъ!..

(Возвращаются Норфолькъ, Суффолькъ, Сёррей и камергеръ).

   Норфолькъ.                               По волѣ короля,
             Должны, лордъ кардиналъ, вручить немедля
             Вы государственную намъ печать;
             А сами удалиться въ Ашеръ-гоузъ,
             Гдѣ будете вы жить, какъ лордъ-епископъ
             Винчестерскій 68), до времени, покуда
             Узнаете дальнѣйшее рѣшенье
             Его величества.
   Вольсей.                     Постойте:-- гдѣ
             Приказъ о томъ? Слова не полномочье
             Въ дѣлахъ подобной важности.
   Суффолькъ.                                         А кто
             Осмѣлится не вѣрить имъ, коль скоро.
             Передаетъ ихъ черезъ насъ король?
   Вольсей. Осмѣлюсь я, покуда не увѣрюсь,
             Что слышу въ нихъ не вашу только злую
             Ко мнѣ вражду!-- Да, дѣловые лорды 69),
             До той поры я не повѣрю вамъ!
             Вы вылиты изъ зависти -- металла
             Презрѣнной, низкой пробы! Вамъ моя
             Бѣда вѣдь служитъ пищей! Жадно вы
             Готовы растерзать меня! Все то,
             Что мнѣ вредитъ, находитъ оправданье
             У васъ въ глазахъ! Относитесь вы мягко
             Къ такимъ дѣламъ! Что жъ,-- продолжайте жалить
             Меня коварствомъ вашимъ, люди зла!
             Сумѣете, пожалуй, лицемѣрно
             Прикрыть поступки ваши вы названьемъ
             Хорошихъ дѣлъ, достойныхъ христіанъ,
             Но время покараетъ васъ! Печать,
             Которую вы взять хотите силой,
             Дана собственноручно мнѣ монархомъ,
             Владыкой нашимъ общимъ! Даровалъ
             Ее онъ мнѣ съ почетомъ и правами,
             Какія съ нею связаны! Они
             Мои, пока я живъ! Подтверждено
             Все это было грамотой, скрѣпленной
             Его рукой, такъ кто же смѣетъ дерзко
             Отнять печать?
   Сёррей.                     Тотъ, кѣмъ она дана.
   Вольсей. Такъ пусть онъ самъ ее и отбираетъ.
   Сёррей. Да этотъ попъ измѣнникъ дерзкій!
   Вольсей.                                                             Лжешь!
             Ты дерзокъ самъ!.. Припомни: не прошло
             Вѣдь нѣсколькихъ часовъ съ тѣхъ поръ, когда ты
             Скорѣй языкъ бы выжегъ, чѣмъ рѣшился
             Сказать такое слово.
   Сёррей.                               Погубилъ,
             Злодѣй, одѣтый въ пурпуръ, Букингама,
             Изъ мести ты! Оплакивать заставилъ
             Страну его потерю! Если бъ взять
             Всѣхъ кардиналовъ, ревностныхъ твоихъ
             Союзниковъ, -- взять вмѣстѣ съ тѣмъ, что есть
             Хорошаго въ тебѣ, -- то и тогда бы
             Перетянуть могъ волоскомъ однимъ
             Достойный Букингамъ всю вашу братью!
             Проклятье вашей хитрости! Отправленъ
             Я вами 70) былъ въ Ирландію. Вамъ этимъ
             Хотѣлось одного: чтобъ удаленъ
             Я былъ отъ глазъ монарха и отъ всѣхъ
             Моихъ друзей, которые могли бы
             Спасти отца отъ подлыхъ наговоровъ,
             Какими онъ погубленъ!-- Оказали
             И вы ему свою вѣдь, впрочемъ, милость,
             Презрѣнные святоши: отпустили
             Ему грѣхи, отправивъ подъ топоръ 71)
   Вольсей. Въ отвѣтъ на все, что здѣсь наговорилъ
             Болтливый этотъ лордъ, могу отвѣтить
             Я лишь однимъ, сказавъ, что онъ солгалъ.
             Казненный герцогъ былъ судимъ законно.
             Насколько я въ его невиненъ смерти,
             Свидѣтельствовать можетъ благородство
             Его судей, а также чернота
             Его преступныхъ дѣлъ. Когда бъ любилъ я,
             Какъ вы, болтать, то могъ бы очень много
             Наговорить не въ пользу васъ самихъ,
             А вмѣстѣ съ тѣмъ вамъ доказать, что вѣрность
             Моя монарху нашему поспоритъ
             Съ людьми далеко лучше и честнѣй,
             Чѣмъ Сёррей вашъ, и съ тѣми, кто дивится
             Его дурачествамъ.
   Сёррей.                               Зловредный попъ,--
             Ты защищенъ отъ стали моего
             Меча твоей лишь рясой! Будь иначе,
             Почувствовалъ бы ты его въ сердечной
             Твоей крови!-- Уже ль, милорды, будемъ
             d>
 Переносить безропотно такія
             Мы дерзости?.. И отъ кого жъ?.. Вѣдь если
             Позволимъ такъ смирять себя и впредь
             Мы тряпкѣ красной бархата 72), то, значитъ,
             Прощай тогда дворянство все! Дорогу
             Его высокой милости! Пускай,
             Какъ жаворонковъ, онъ пугаетъ насъ
             Своею красной шляпой.
   Вольсей.                                         Знаютъ всѣ,
             Что не выносишь чьихъ-либо достоинствъ,
             Какъ яда, ты.
   Сёррей.                     Вотъ какъ!-- Не назовешь ли
             Достоинствомъ ты гнусный тотъ грабежъ,
             Чьей помощью доходы государства
             Скопилъ въ своихъ рукахъ ты? Иль, быть-можетъ,
             Считаешь ты достойнымъ то письмо,
             Которое хотѣлъ отправить къ папѣ
             Да, къ счастью, обманулся? Самъ ты вызвалъ
             Меня, чтобъ перечислилъ я твои
             Достоинства -- такъ слушай же! Лордъ Норфолькъ,--
             Я васъ прошу, во имя благородства,
             Дарованнаго кровью вамъ; во имя
             Добра и пользы родины, а также
             Во имя правъ, какія потерять
             Придется намъ, равно какъ нашимъ дѣтямъ,
             Въ томъ случаѣ, коль скоро будетъ жить
             Надменный этотъ попъ, провозгласите,
             Прощу, предъ всѣми здѣсь всѣ преступленія,
             Въ которыхъ онъ виновенъ. Я ручаюсь,
             Что вздрогнетъ онъ, услышавъ вашу рѣчь
             Сильнѣе, чѣмъ когда смущаетъ совѣсть
             Ему церковный звонъ, заставъ внезапно
             Его въ рукахъ любовницы 73).
   Вольсей.                                                   О, какъ
             Изобличенъ ругатель былъ бы этотъ,
             Не будь языкъ мой сдержанъ добротой.
   Норфолькъ. Всѣ доказательства того, что мы
             Здѣсь говоримъ, въ рукахъ у государя;
             А то, что говоримъ мы -- рядъ преступныхъ
             И черныхъ дѣлъ.
   Вольсей.                               Тѣмъ ярче засіяетъ
             Моя невинность, чуть король узнаетъ,
             Какъ я надѣюсь, правду.
   Серрей.                                         Ну, едва ли!
             Я помню очень много изъ того,
             О чемъ велась здѣсь рѣчь, и повторю
             Теперь предъ всѣми. Если кардиналъ,
             Услышавъ это все, ты покраснѣешь
             И, устыдившись, скажешь: "виноватъ",
             То я скажу, что совѣсть не заглохла
             Въ тебѣ еще совсѣмъ.
   Вольсей.                               Болтай, болтай!
             Улики всѣ твои я встрѣчу смѣло
             И не смутясь; а если покраснѣю,
             Ихъ выслушавъ, то потому, что стыдно
             Мнѣ видѣть предъ собою дворянина,
             Въ которомъ нѣтъ учтивости слѣда.
   Сёррей. Учтивость потерять вѣдь все же лучше,
             Чѣмъ голову 74). Теперь же стой и слушай:
             Во-первыхъ, безъ согласья короля
             Назвалъ себя легатомъ ты и этимъ
             Нарушилъ отправленье правосудья
             Епископовъ.
   Норфолькъ.           Затѣмъ себѣ позволилъ
             Въ твоихъ сношеньяхъ съ Римомъ, а равно
             Съ другими иностранными дворами,
             Писать ты въ письмахъ: "ego et rex meus",
             Чѣмъ оскорбилъ достоинство монарха,
             Какъ будто былъ слугою онъ тебѣ.
   Суффолькъ. Затѣмъ, когда поѣхалъ ты посломъ
             Во Францію, то, не спросясь согласья
             Совѣта и монарха, самовольно
             Увезъ съ собой большую ты печать.
   Сёррей. Item -- уполномоченъ безъ согласья
             Монарха былъ тобой Грегоръ Кассалисъ
             На то, чтобъ заключилъ онъ договоръ
             Съ Феррарою.
   Суффолькъ.           И наконецъ, какъ верхъ
             Всѣхъ дерзостей, мы знаемъ, что чеканить
             Велѣлъ монету ты съ изображеньемъ
             Твоей священной шляпы.
   Сёррей.                                         Сверхъ того,
             Пересылалъ большія суммы денегъ
             Ты тайно въ Римъ (какой ихъ былъ источникъ,
             Про то твоей знать совѣсти) -- и это
             Все дѣлалъ ты, чтобъ проложить себѣ
             Путь къ почестямъ, въ ущербъ и разоренье
             Родной страны. Прибавить могъ бы много
             Еще разсказовъ я и о другихъ
             Подобныхъ, грязныхъ подвигахъ, какими
             Запятнанъ ты, но ежели зашла
             Рѣчь о тебѣ, то не хочу словами
             Я пачкать ротъ.
   Камергеръ.                     О, лордъ,-- не унижайте
             Жестоко такъ того, кто уничтоженъ
             Уже безъ насъ. Такъ поступать грѣшно.
             Виновенъ предъ закономъ онъ -- такъ пусть
             Его законъ и судитъ; я жъ невольно
             Скорблю душой при видѣ, какъ внезапно
             Сталъ малымъ тотъ, кто былъ великъ 75).
   Сёррей.                                                             Прощаю
             Его и я.
   Суффолькъ.           Узнайте, кардиналъ,
             Теперь дальнѣйшій приговоръ монарха:
             Въ виду того, что тяжкіе проступки,
             Какіе вы свершили, какъ легатъ,
             Караются закономъ præmunire 76),
             То къ вамъ примѣнятъ этотъ приговоръ
             Немедленно: добро все ваше будетъ
             Отобрано въ казну; самихъ же васъ
             Я объявляю въ будущемъ лишеннымъ
             Защиты короля. Вотъ, что былъ долженъ
             Я сообщить.
   Норфолькъ.           Предоставляемъ вамъ
             Обдумать, какъ вести себя, чтобъ лучше
             Устроить вашу жизнь. Что жъ до отказа
             Отдать печать -- король узнаетъ это
             И, безъ сомнѣнья, вамъ воздастъ своей
             За это благодарностью. Прощайте,
             Униженный, ничтожный кардиналъ.

(Уходятъ всѣ, кромѣ Вольеея)*

   Вольсей. Прощусь и я съ ничтожествомъ желаній,
             Какія насказали вы; а вмѣстѣ
             Прощусь надолго, навсегда со всѣмъ
             Моимъ былымъ величьемъ! Вотъ судьба
             На свѣтѣ всѣхъ: сегодня распускаемъ
             Листы надежды мы; на утро холимъ
             Прекрасный, пышный цвѣтъ; самодовольно
             Себя мы украшаемъ имъ, но вотъ
             Приходитъ третій день, и съ нимъ несется
             Морозный вихрь! Бѣднякъ несчастный льститъ
             Себя пустой надеждой, что достигъ онъ
             Созрѣвшей жатвы почестей, а корень
             Его уже подточенъ, и стремглавъ
             Онъ падаетъ, какъ палъ теперь и я!
             Я много лѣтъ въ погоню плылъ за славой
             И былъ похожъ на мальчиковъ, когда
             Купаются они, скользя по волнамъ
             На пузыряхъ. Невѣрно разсчиталъ
             Я глубину -- и что же вышло?-- лопнулъ
             Пузырь, надутый гордостью моей,
             И брошенъ я, разбитый, утомленный,
             На волю волнъ, грозящихъ скрыть навѣки
             Меня въ себѣ! О, жалкая приманка
             Мірскихъ честей,-- какъ ненавистна стала
             Ты мнѣ теперь! Мое раскрылось сердце
             Для новыхъ чувствъ. Какъ бѣденъ и ничтоженъ
             Тотъ, кто связалъ судьбу свою съ надеждой
             На милость высшихъ лицъ! Улыбка ихъ
             Слита съ такой угрозою, что лучше
             Намъ ввѣриться непостоянству женщинъ
             Иль грубому насилію войны!
             Кто разъ падетъ въ ихъ милости -- не встанетъ,
             Какъ Люциферъ, ужъ больше никогда.

(Входитъ Кромвель, смущенный).

             Что скажешь, Кромвель?
   Кромвель.                                         Силъ нѣтъ молвить слово...
   Вольсей. Смущенъ моей бѣдой ты? Неужели
             Дивишься ты тому, что можетъ пасть
             И тотъ, кто былъ великъ? Ты, вижу, плачешь.
             Ну, если такъ, то значитъ, я упалъ
             Дѣйствительно.
   Кромвель.                               Какъ чувствуете вы
             Себя, милордъ?
   Вольсей.                               Прекрасно. Вѣрь мнѣ, Кромвель,
             Что никогда я въ прежней жизни не былъ
             Такъ истинно счастливъ! Мнѣ удалось
             Познать себя, и ощутилъ въ себѣ я
             Блаженный миръ, во много разъ цѣннѣйшій,
             Чѣмъ всѣ земныя почести,-- тотъ миръ,
             Какой даетъ спокойная намъ совѣсть!
             Король былъ мнѣ врачомъ, и я смиренно
             Его благодарю за то, что съ этихъ
             Усталыхъ плечъ, надломленныхъ столбовъ,
             Изъ жалости онъ снять позволилъ бремя,
             Какимъ потопленъ могъ быть цѣлый флотъ!
             Мірскихъ излишекъ почестей! О, Кромвель!
             Тяжелъ, тяжелъ безъ мѣры онъ тому,
             Кто хочетъ уповать на счастье въ небѣ!
   Кромвель. Я радъ, что вы пришли къ рѣшенью твердо
             Сносить бѣду.
   Вольсей.                     Надѣюсь, что пришелъ!
             Тотъ твердый духъ, какой я ощущаю
             Въ себѣ теперь, мнѣ дастъ довольно силы,
             Чтобъ вытерпѣть и худшія бѣды,
             Чѣмъ тѣ, какія мнѣ нанесть способны
             Мои враги.-- Что новаго на свѣтѣ?
   Кромвель. Нѣтъ хуже вѣсти той, что навлекли вы
             Немилость короля.
   Вольсей.                               Благослови
             Его Господь.
   Кромвель.                     Вторая новость та,
             Что Томасъ Моръ назначенъ вмѣсто васъ
             Быть канцлеромъ.
   Вольсей.                               Ну, это слишкомъ скоро.
             Но, впрочемъ, что жъ,-- онъ человѣкъ способный.
             Дай Богъ, чтобъ долго сохранилъ онъ милость
             Его величества и исполнялъ
             Свой честно долгъ, руководясь лишь правдой
             И совѣстью; чтобъ прахъ его по смерти
             Оплаканъ былъ слезами тѣхъ сиротъ,
             Которымъ онъ обязанъ быть защитой 77).
             Что дальше?
   Кромвель.                     Прибылъ Кранмеръ; удостоенъ
             Прекраснымъ былъ пріемомъ и затѣмъ
             Назначенъ на епископскій престолъ
             Въ Кентербери.
   Вольсей.                               Вотъ это новость точно!
   Кромвель. Узнайте наконецъ, что лэди Анна,
             Съ которой государь обвѣнчанъ тайно
             Уже давно, явилась въ эти дни,
             Какъ королева, передъ всѣми въ церкви,
             И что затѣмъ заговорили всѣ
             О коронаціи.
   Вольсей.                     Вотъ гдѣ таилась
             Причина всей бѣды моей! О, Кромвель,--
             Король перехитрилъ меня! Лишился
             Я навсегда всего, чѣмъ обладалъ,
             Черезъ эту женщину! Вовѣки солнце
             Земныхъ надеждъ и счастья не засвѣтитъ
             Моимъ глазамъ; не озаритъ толпу
             Поклонниковъ, ловившихъ въ дни былые
             Улыбку на устахъ моихъ! Оставь
             Меня и ты: вѣдь я теперь лишь жалкій,
             Разбитый человѣкъ! Не стоитъ звать
             Тебѣ меня начальникомъ, какъ прежде.
             Все посвяти на службу короля
             (На службу солнца этого, чья слава
             Да не зайдетъ, молю Творца, вовѣкъ!)
             Онъ знаетъ чрезъ меня уже, какъ вѣренъ
             И преданъ ты. Онъ дастъ тебѣ достойный
             И важный постъ. Онъ благороденъ сердцемъ
             И потому, запомнивъ хоть частицу
             Моихъ заслугъ, не дастъ погибнуть даромъ
             Твоимъ способностямъ, такъ не чуждайся
             Его и ты. Служа ему усердно,
             Ты будущность устроишь и свою.
   Кромвель. О, добрый лордъ, ужель я точно долженъ
             Покинуть васъ,-- начальника, въ которомъ
             Я такъ цѣнилъ умъ, сердце, доброту?
             Поймутъ всѣ тѣ, чье сердце не изъ стали,
             Какъ тяжело разстаться съ вами мнѣ!
             Служить готовъ монарху я, но буду
             Попрежнему молиться лишь за васъ.
   Вольсей. Не думалъ, Кромвель, я пролить хоть каплю
             Слезъ надъ собой, но ты меня заставилъ
             Твоимъ прекраснымъ сердцемъ поневолѣ
             Стать слабой женщиной! Но полно, полно!
             Осушимъ наши слезы, а затѣмъ
             Послушай, что скажу я. Въ дни, когда
             Я буду спать подъ мраморной плитою,
             Забытый всѣми въ мірѣ, безъ отзвучья
             И памяти, что я когда-то жилъ,
             Скажи предъ всѣми, Кромвель, что питомецъ
             Былой, великой славы, гордый Вольсей,
             Извѣдавшій ступени всѣхъ честей,
             Тебѣ урокъ спасительный преподалъ
             Своимъ паденьемъ грустнымъ, какъ ты можешь
             Самъ избѣжать бѣды подобной впредь.
             Урокъ тотъ простъ, хоть самъ я, къ сожалѣнью,
             Ему не внялъ и былъ поверженъ въ прахъ!
             Бѣги, бѣги соблазна честолюбья!
             Оно тотъ грѣхъ, который погубилъ
             И ангеловъ,-- такъ людямъ ли, чьи души
             Сотворены по образу Творца,
             Надѣяться своихъ достигнуть цѣлей
             Такимъ грѣхомъ? Ставь о себѣ заботы
             Послѣдними; люби своихъ враговъ!
             Зломъ никогда не перевысить выгодъ,
             Какихъ достигнуть можемъ мы добромъ.
             "Живи со всѣми въ мирѣ, чтобъ заставить
             Молчать порывы зависти. Будь честенъ,
             Чтобъ былъ невѣдомъ страхъ тебѣ. Пусть цѣлью
             Твоихъ всѣхъ дѣлъ стоитъ передъ тобой
             Лишь родина, завѣтъ Творца и правда!
             Проживши такъ, вѣрь, Кромвель, если даже
             Погибнешь ты,-- погибнешь, какъ святой,
             Ты, мученикъ. Слугою короля
             Будь ревностнымъ, а также... (шатается) отведи
             Меня домой... домой... 78), тамъ ты составишь
             Подробный списокъ всѣхъ моихъ богатствъ.
             Все королю... до гроша все!.. зову
             Теперь своимъ я лишь мою одежду
             Да скорбный духъ, парящій къ небесамъ!
             О, Кромвель, Кромвель! Еслибъ половину
             Моихъ трудовъ, какіе я понесъ
             Для короля, я посвятилъ служенью
             Творцу небесъ, меня бы Онъ не предалъ
             На склонѣ лѣтъ, нагого, въ руки злобныхъ
             Моихъ враговъ!..
   Кромвель.                               Терпѣнье, сэръ.
   Вольсей.                                                             Да, да!..
             Ты въ этомъ правъ. Земное все, прощай!
             Надежда мнѣ теперь лишь свѣтлыя рай! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Вестминстерѣ.

(Входятъ двое гражданъ).

   1-й гражданинъ. Я радъ, что здѣсь мы встрѣтились.
   2-й гражданинъ.                                                             Я также.
   1-й гражданинъ. Ты ищешь, вѣрно, мѣста, чтобъ увидѣть
             Какъ послѣ коронаціи пойдетъ
             Обратно лэди Анна?
   2-й гражданинъ.                     Ну, конечно.
             Въ послѣдній разъ стояли, помню, также
             Мы здѣсь съ тобой въ тотъ день, какъ Букингама
             Вели на казнь.
   1-й гражданинъ.           Да, правда; но тогда
             Былъ грустный случай, а теперь, напротивъ,
             Всѣ радостны.
   2-й гражданинъ.           Конечно; и сказать
             По правдѣ должно: граждане готовы
             Отъ всей души все сдѣлать, чтобъ потаить
             Съ любовью короля. Веселье, пляски,
             Процессіи, что хочешь, то и просишь.
   1-й гражданинъ. Ни разу не видалъ я лучшихъ зрѣлищъ
             И праздниковъ -- могу увѣрить въ этомъ.
   2-й гражданинъ. Могу ли я узнать, что за бумагу
             Ты держишь предъ глазами?
   1-й гражданинъ.                                         О, конечно.
             Тутъ списокъ лицъ, которыя сегодня
             Должны занять почетныя мѣста
             На коронаціи. Суффолькъ въ главѣ;
             Онъ исполняетъ должность сенешаля;
             Затѣмъ Норфолькъ -- онъ маршалъ. Можешь самъ
             Прочесть объ остальныхъ.
   2-й гражданинъ.                               Благодарю;
             Но мнѣ извѣстенъ хорошо уставъ
             Всей церемоніи, такъ, значитъ, списокъ
             Но надобенъ. Я лучше бы желалъ
             Узнать, что сталось съ бывшей королевой,
             Покинутой супругомъ.
   1-й гражданинъ.                               Это я
             Сказать могу. Соборъ духовныхъ лицъ,
             И въ томъ числѣ милордъ Кентерберійскій,
             Какъ ихъ глава почтенный, собирались
             На этихъ дняхъ въ Дунстаблѣ; близъ него же
             Лежитъ Амфтиль, мѣстечко, гдѣ теперь
             Устроенъ домъ для бывшей королевы
             Ее не разъ оттуда приглашали
             Явиться въ судъ, но каждый разъ она
             Отказывалась твердо. Потому-то,
             Въ виду ея неявки, судъ рѣшилъ,
             Чтобъ успокоить совѣсть короля,
             Расторгнуть бракъ. Постановленье это
             Прошло единогласно. Королеву
             Перевезли за этимъ въ Кимбольтонъ,
             Гдѣ и лежитъ теперь она, больная.
   2-й гражданинъ. Ахъ, бѣдная! (за сценой трубы) Но, чу!-- я слышу трубы.
             Смотри, смотри: процессія идетъ.

(При звукахъ трубъ входитъ коронаціонная процессія въ слѣдующемъ порядкѣ:

   1. Двое судей.
   2. Лордъ-канцлеръ, передъ которымъ несутъ кошель, съ печатью, и жезлъ.
   3. Хоръ пѣвчихъ.
   4. Мэръ Лондона, съ жезломъ; за нимъ герольдъ съ мѣдной позолоченой короной на головѣ.
   5. Маркизъ Дорсетъ, съ малой золотой короной на головѣ и съ золотымъ скипетромъ. Съ нимъ графъ Сёррей, въ графской коронѣ, съ серебрянымъ жезломъ, на которомъ посаженъ голубь. На шеѣ цѣпь ордена.
   6. Герцогъ Суффолькъ, въ полномъ государственномъ облаченіи, съ герцогской короной на головѣ, съ длиннымъ бѣлымъ сенешальскимъ жезломъ. Съ нимъ герцогъ Норфолькъ, въ герцогской коронѣ и маршальскимъ жезломъ; на шеѣ цѣпь ордена.
   7. Балдахинъ, несомый четырьмя баронами пяти гаваней 79). Подъ нимъ Анна Болленъ, въ королевскомъ облаченіи, на головѣ корона, богато убранная жемчугомъ. Но обѣимъ сторонамъ идутъ епископы Лондонскій и Винчестерскій.
   8. Старая герцогиня Норфолькъ, въ золотой герцогской коронѣ, переплетеной цвѣтами, несетъ шлейфъ королевы.
   9. Лэди и графини, съ гладкими золотыми вѣнцами, безъ цвѣтовъ).
   2-й гражданинъ. Торжественный, сознаться должно, видъ!
             Ближайшихъ лицъ я знаю; но скажи,
             Кто шествуетъ со скипетромъ?
   1-й гражданинъ.                                         Дорсетъ;
             А дальше графъ Сёррей съ жезломъ.
   2-й гражданинъ.                                                   Достойный
             И честный лордъ. А это, вѣрно, Суффолькъ?
   1-й гражданинъ. Да, это онъ,-- великій сенешаль.
   2-й гражданинъ. За нимъ идетъ лордъ Норфолькъ?
   1-й гражданинъ.                                                                       Онъ.
   2-й гражданинъ.                                                                                 Храни
             Его Господь (Смотря на Анну). Вотъ личико,-- прелестнѣй
             Я не видалъ! Такими могутъ быть
             Лишь ангелы! Король нашъ пріобрѣлъ
             Въ красоткѣ этой Индію. За счастье
             Обнять такую женщину, пожалуй,
             Простительно войти вѣдь даже въ сдѣлку
             И съ совѣстью.
   1-й гражданинъ. А балдахинъ надъ ней
             Несутъ бароны гаваней.
   2-й гражданинъ.                               Великій
             Почетъ и счастье имъ. Да, впрочемъ, всякій,
             Кто близъ нея, счастливъ ужъ только этимъ.
             Кто держитъ шлейфъ? Не герцогиня ль Норфолькъ,
             Почтенная старушка?
   1-й гражданинъ.                               Да, а дальше
             Идутъ графини.
   2-й гражданинъ.           Это можно видѣть
             По ихъ вѣнцамъ. Что за плеяда звѣздъ,
             Иной разъ, впрочемъ, падающихъ.
   1-й гражданинъ.                                                   Кто же
             Объ этомъ говоритъ.

(Процессія удаляется при звукахъ трубъ. Входитъ 3-й гражданинъ).

                                                     Съ пріятнымъ утромъ!
             Гдѣ это такъ измялся ты?
   3-й гражданинъ.                               Въ аббатствѣ.
             Уфъ!.. силы нѣтъ!-- такая давка тамъ,
             Что не просунуть средь народа пальца.
             Меня довелъ одинъ ужъ ревъ восторга
             До одури.
   2-й гражданинъ. Ты видѣлъ все?
   3-й гражданинъ.                                         Все видѣлъ.
   2-й гражданинъ. Такъ разскажи.
   3-й гражданинъ.                               Скажу вамъ, какъ сумѣю.
             Блестящій сонмъ вельможъ и знатныхъ дамъ,
             Препроводивъ съ тріумфомъ королеву
             До мѣста, приготовленнаго ей
             На хорахъ церкви, отошелъ съ почтеньемъ.
             Она одна осталась на престолѣ
             Примѣрно съ полчаса, чаруя всѣхъ
             Такъ дивной красотой, что должно молвить
             Поистинѣ, прелестнѣе созданья
             Не называлъ, увѣренъ я, никто
             Своей женой 80). Толпа, едва увидя
             Ее одну на тронѣ, разразилась
             Такимъ громовымъ крикомъ, что сравнить
             Его возможно было только съ ревомъ
             Бурливыхъ волнъ. Смѣшалось въ шумѣ все!
             Летѣли кверху платья, шляпы, куртки!
             Будь можно, побросали бы свои
             И головы; я въ жизни не видалъ
             Такихъ торжествъ! Встрѣчалъ я даже женщинъ
             Беременныхъ, и тѣ толкались храбро,
             Какъ древніе тараны, разбивая
             Собой толпу; мужья теряли женъ
             Иль ихъ не узнавали; все слилось
             Въ какой-то общій хаосъ.
   2-й гражданинъ.                               Ну, а дальше?
   3-й гражданинъ. Затѣмъ, оставивъ тронъ, она смиренно
             Приблизилась къ святому алтарю,
             Склонилась передъ нимъ, поднявши къ небу
             Прекрасный взоръ, и, принеся Творцу
             Горячую молитву, поклонилась
             Всему народу. Подошелъ тогда
             Съ дарами къ ней святой архіепископъ
             И совершилъ священные обряды,
             Возведшіе ее въ высокій санъ.
             Помазалъ ей чело, надѣлъ корону
             Эдварда Исповѣдника, далъ въ руки
             Ей жезлъ и птицу мира, словомъ -- все,
             Что требовалъ уставъ. Затѣмъ раздался
             Священный хоръ: Te Deum въ сочетаньи
             Съ оркестромъ чудной музыки изъ лучшихъ
             Артистовъ всей страны. Такъ заключился
             Святой обрядъ во храмѣ; королева жъ
             Отправилась съ такой же точно свитой
             Затѣмъ въ палаты Іоркскаго дворца,
             Гдѣ будетъ пиръ.
   1-й гражданинъ. Не называй дворецъ
             Тотъ больше Іоркскимъ; это имя нынче
             Онъ потерялъ съ паденьемъ кардинала
             И сдѣлался владѣньемъ короля.
             Его зовутъ Вайтголемъ.
   3-й гражданинъ.                               Я объ этомъ
             Ужъ слышалъ самъ; но новое названье
             Дано ему недавно, а со старымъ
             Мы свыклись всѣ.
   2-й гражданинъ.                     Какіе два почтенныхъ
             Епископа шли возлѣ королевы
             По сторонамъ?
   3-й гражданинъ. Стокслей и Гардинеръ.
             Послѣдній былъ секретаремъ его
             Величества и получилъ лишь нынче
             Епископство въ Винчестерѣ; другой же --
             Епископъ въ Лондонѣ.
   2-й гражданинъ.                     Я слышалъ, будто
             Съ Винчестерскимъ епископомъ не въ дружбѣ
             Почтенный Кранмеръ, нашъ архіепископъ.
   3-й гражданинъ. Про это знаютъ всѣ, хотя открытой
             Вражды межъ ними нѣтъ еще. Но, впрочемъ.
             Когда бъ она и вспыхнула, то Кранмеръ
             Найдетъ друзей, чтобъ отстоять себя.
   2-й гражданинъ. А кто же съ нимъ такъ друженъ?
   3-й гражданинъ. Томасъ Кромвель,
             Вошелъ онъ очень въ милость государя
             И вообще считаться можетъ вѣрнымъ
             И честнымъ другомъ. Онъ уже назначенъ
             Правителемъ сокровищъ короля
             И даже членомъ тайнаго совѣта.
   2-й гражданинъ. Пойдетъ и дальше.
   3-й гражданинъ. Безъ сомнѣнья. Время
             Однако въ путь. Я приглашаю васъ
             Отправиться со мною ко двору.
             Я кое съ кѣмъ знакомъ въ придворномъ мірѣ
             И васъ могу принять. Дорогой молвимъ
             Мы слова два о чемъ-нибудь еще.
   1-й и 2-й гражд. Отъ всей души мы рады приглашенью.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Кимбольтонъ.

(Грифитъ и Пасіенца выводятъ больт]ю королеву Екатерину).

   Грифитъ. Получше ль нынче вамъ?
   Королева.                                                   Грифитъ,-- мнѣ дурно!..
             Подходитъ смерть!.. Колѣни, точно вѣтви,
             Согбенныя подъ тяжестью плодовъ,
             Склонились внизъ, чтобы стряхнуть ихъ бремя!..
             Я сѣсть хочу. (Ее сажаютъ). Такъ хорошо. Сказалъ ты
             Мнѣ, кажется, Грифитъ, что Вольсей, этотъ
             Сынъ дивной славы, умеръ?
   Грифитъ.                                         Это правда;
             Но, кажется, вы чувствовали такъ
             Себя въ то время дурно, что ни слова
             Не слышали.
   Королева.                     Такъ повтори еще,
             Какъ умеръ онъ. Когда разстался съ жизнью
             Онъ хорошо, то смерть его послужитъ,
             Быть-можетъ, мнѣ примѣромъ.
   Грифитъ.                                                   По разсказамъ,
             Скончался онъ, какъ праведникъ. Едва
             Вылъ арестованъ онъ Нортумберландомъ,
             Какъ человѣкъ, обязанный явиться
             Къ отвѣту за проступки, онъ внезапно
             Почувствовалъ такую слабость силъ,
             Что былъ не въ состояньи даже сѣсть
             Верхомъ на лошадь.
   Королева.                               Бѣдный человѣкъ!
   Грифитъ. Затѣмъ однако, часто отдыхая,
             Онъ прибылъ въ Лейстеръ, гдѣ въ аббатствѣ былъ
             Съ почетомъ встрѣченъ всей святою братьей.
             Аббатъ былъ самъ при этомъ, и ему
             Вольсей сказалъ:-- "Отецъ аббатъ,-- предъ вами
             Несчастный человѣкъ, разбитый бурей
             Тяжелыхъ государственныхъ заботъ!
             Пришелъ сложить измученныя кости
             Онъ въ вашъ пріютъ! Молю, не откажите,
             Изъ милости, ему въ клочкѣ земли".
             Затѣмъ онъ слегъ въ постель, гдѣ недугъ мучилъ
             Его три дня, и наконецъ подъ вечеръ,
             Въ восьмомъ часу (часъ этотъ былъ предсказанъ
             Для смерти имъ самимъ), онъ, разливаясь
             Въ потокѣ горькихъ, покаянныхъ слезъ,
             Оставилъ міру почести, а душу
             Съ спокойнымъ сердцемъ предалъ небесамъ.
             Королева. Да будетъ миръ душѣ его, проступки жъ
             Пусть не томятъ его спокойный духъ 81)!
             Но все жъ, Грифитъ, мнѣ хочется сказать
             О немъ то, что я думаю. Не бойся,
             Я выскажусь въ сужденьи съ добротой.
             Онъ былъ гордецъ: себя считалъ онъ равнымъ
             Съ монархами; держалъ въ оковахъ власти
             Онъ всю страну; постыдно продавалъ
             Онъ должности; не зналъ закона, кромѣ
             Закона личной прихоти; онъ лгалъ
             Въ лицо безспорной истинѣ и былъ
             Постыдно двоедушенъ какъ въ поступкахъ,
             Такъ и въ словахъ. Притворнымъ сожалѣньемъ
             Онъ низко убаюкивалъ того,
             Кого губилъ. Его посулы были
             Торжественны, какъ самъ онъ, въ дни былые.
             Когда жъ ихъ приходилось исполнять,
             То обращались всѣ онѣ въ такое жъ
             Полнѣйшее ничто, какимъ онъ сталъ
             Позднѣе самъ. Онъ жилъ развратной жизнью
             И подавалъ собою духовенству
             Дурной примѣръ.
   Грифитъ.                               Осмѣлюсь возразить
             Я, государыня, что, по несчастью,
             Пороки наши время вырѣзаетъ
             На твердой мѣди, добрые жъ поступки
             Имъ пишутся непрочно на водѣ.
             Могу ль теперь сказать я о покойномъ,
             Что было въ немъ хорошаго?
   Королева.                                                   Конечно,--
             Иначе оказалась бы сама
             Виновна я въ пристрастьи.
   Грифитъ.                                         Кардиналъ,
             Рожденный въ низкой долѣ, былъ назначенъ
             Отъ самой колыбели, чтобъ возвысилъ
             Себя онъ самъ 82). Въ учености поспорить
             Онъ могъ съ любымъ. Онъ былъ краснорѣчивъ,
             Владѣлъ высоко даромъ убѣжденья.
             Съ врагами былъ, конечно, онъ суровъ;
             Зато, какъ лѣто, тихъ и мягокъ съ тѣми,
             Кѣмъ былъ любимъ. Корыстолюбье точно
             Въ немъ было тяжкій грѣхъ, но въ то же время"
             Даря другимъ, не зналъ предѣла онъ
             И въ щедрости. Свидѣтели богатыхъ
             Его даровъ -- два близнеца науки:
             Ипсвичъ и Оксфордъ. Если, вслѣдъ за нимъ,
             Къ большому горю всѣхъ, одинъ изъ этихъ
             Питомцевъ палъ 83), какъ будто не хотѣлъ
             Онъ пережить того, кѣмъ былъ основанъ,
             Зато другой -- хоть онъ и не устроенъ
             Еще вполнѣ -- успѣлъ уже прославить
             Себя такъ доблестно, что слава будетъ
             Его стоять высоко въ христіанствѣ
             Во всѣ вѣка. А наконецъ нельзя
             Не вспомнить и того, что кардиналу
             Паденье стало счастьемъ: приведенъ
             Былъ имъ (и только имъ) сердечно онъ
             Къ раскаянью, успѣвъ казнить себя
             И убѣдись, что униженье людямъ
             Полезнѣй высшей славы. Съ этой мыслью,
             Достойной старыхъ лѣтъ и увѣнчавшей
             Его славнѣй, чѣмъ почести, какими
             Онъ взысканъ былъ при жизни, отошелъ
             Онъ къ Господу въ достойномъ, честномъ страхѣ.
   Королева. Желала бы имѣть я послѣ смерти
             Заступникомъ такого человѣка,
             Какъ ты, Грифитъ, чтобъ обѣлить предъ міромъ
             Мои грѣхи! Принудилъ ты меня
             Твоимъ глубокимъ христіанскимъ словомъ
             Почтить, забывши злобу, прахъ того,
             Кто былъ всегда мнѣ ненавистенъ въ жизни.
             Да будетъ миръ ему! Не оставляй
             Меня, Пасіенца; помоги мнѣ сѣсть;
             Пониже,-- такъ, теперь мнѣ хорошо.
             Не приведется долго безпокоить
             Вѣдь мнѣ тебя. Гдѣ музыканты?-- пусть
             Они сыграютъ тотъ мотивъ печальный,
             Который я привыкла называть
             Моимъ предсмертнымъ звономъ. Я хочу
             Забыться сномъ подъ звукъ его! Пусть въ грезахъ
             Напомнитъ мнѣ о тѣхъ онъ райскихъ звукахъ,
             Которые услышу скоро я!

(Раздается тихая, печальная музыка).

   Грифитъ. Тсс... спитъ она. (Пасіенцѣ). Мы сядемъ здѣсь, но будьте
             Какъ можно осторожнѣй!.. тише... тише...

(Видѣнье. Приносятся шесть призраковъ, въ бѣлыхъ одеждахъ, съ лавровыми вѣнками на головахъ и съ золотыми масками на лицахъ. Въ рукахъ они держатъ пальмовыя или лавровыя вѣтви. Преклонясь предъ королевой, они начинаютъ плясать; затѣмъ два изъ нихъ простираютъ надъ головой королевы пальмовую гирлянду) прочіе жъ предъ ней преклоняются. Другія двѣ пары повторяютъ то же самое. Королева въ это время выражаетъ знаками, съ вдохновеннымъ лицомъ, полное счастье. Призраки исчезаютъ. Музыка продолжается).

   Королева (пробуждаясь). Гдѣ духи мира, вы?.. Ужель исчезли
             Вы безъ слѣда, оставивъ вновь меня
             Съ моей тоской?..
   Грифитъ.                               Мы здѣсь.
   Королева.                                                   Звала не васъ я.
             Входилъ ли кто-нибудь съ тѣхъ поръ, какъ я
             Заснула здѣсь?
   Грифитъ.                               Никто.
   Королева.                                         Никто?.. Вы, значитъ,
             Не видѣли, какъ свѣтлый сонмъ духовъ
             Меня здѣсь звалъ на праздникъ? Какъ сіялъ
             Ихъ свѣтлый ликъ лучами ярче солнца!
             Мнѣ обѣщали вѣчное блаженство
             Они въ раю!.. Гирляндами хотѣли
             Они меня повить! Увы, Грифитъ,--
             Я чувствую, что я не заслужила
             Такихъ гирляндъ; но будетъ, будетъ время,
             Когда я удостоюсь ихъ!..
   Грифитъ.                                         Какъ радъ я
             Отъ всей души, что успокоилъ васъ
             Прекрасный сонъ.
   Королева.                               Тшш... музыки не надо...
             Она рѣзка... мнѣ больно отъ нея...
   Пасіенца (тихо). Взгляните, какъ она перемѣнилась;
             Какъ вытянулось вдругъ ея лицо;
             Какъ блѣдны стали щеки. Охладѣли
             И руки вдругъ. Взгляните на глаза.
   Грифитъ. Увы,-- она кончается,-- молитесь.
   Пасіенца. Пошли покой ей, Господи! (Входитъ служитель).
   Служитель.                                         Имѣю
             Честь доложить...
   Королева.                               Какъ смѣешь начинать ты
             Такъ дерзко рѣчь?.. Иль потеряла я
             Права на уваженье?..
   Грифитъ (служителю).           О, глупецъ!
             Не знаешь развѣ ты, какъ щепетильна
             Она насчетъ обрядовъ тѣхъ, съ какими
             Входили прежде къ ней? Такъ что жъ ворвался
             Ты грубо такъ? Скорѣе на колѣни!
   Служитель (преклоняя полѣнѣ). Простите, государыня;-- но я
             Спѣшилъ съ своею вѣстью; вотъ причина,
             Что былъ я такъ невѣжливъ. Ожидаетъ
             Въ той комнатѣ какой-то джентльменъ
             И проситъ видѣть васъ.
   Королева.                                         Вели, Грифитъ,
             Ему войти. (Указывая на служителя). А этому невѣжѣ
             Не смѣть ко мнѣ являться на глаза 84).

(Грифитъ уходитъ съ служителемъ и возвращается съ Капуціемъ.)

             Когда я не ошиблась, васъ посломъ
             Назначилъ мой племянникъ, императоръ?
             Зоветесь вы Капуціемъ?
   Капуцій.                                         Да, лэди;
             Слуга покорный вашъ.
   Королева.                                         О, добрый лордъ,--
             Здѣсь много измѣнилось съ той поры,
             Когда мы съ вами видѣлись. Иные
             Являлись здѣсь титулы. Но скажите,
             Что вамъ угодно?
   Капуцій.                               Предложить, во-первыхъ,
             Мои услуги вамъ; а во-вторыхъ,
             Король, мой повелитель, приказалъ мнѣ
             Васъ навѣстить. Его тревожитъ ваша
             Внезапная болѣзнь. Онъ посылаетъ
             Черезъ меня сердечный свой привѣтъ
             Съ желаньемъ вамъ душевнаго покоя.
   Королева. О, добрый лордъ,-- желанье запоздало!
             Его сравнить я съ милостью могу
             Казненному! Когда бъ лѣкарство это
             Мнѣ было дано во-время, меня бы
             Оно спасло; теперь же нахожу
             Я мой покой въ однѣхъ святыхъ молитвахъ.
             Здоровъ ли государь?
   Капуцій.                               Здоровъ, милэди.
   Королева. Дай Богъ и впредь цвѣсти ему здоровьемъ
             На много лѣтъ,-- двѣсти, когда мои
             Уже истлѣютъ кости, и забудутъ
             Здѣсь даже имя скорбное мое!
             Скажи, Пасьенца, послано ль письмо,
             Которое писала ты?
   Пасіенца.                               Нѣтъ, лэди. (Подаетъ письмо).
   Королева. Я васъ прошу, достойный сэръ, отдать
             Письмо его величеству.
   Капуцій.                                         Исполню
             Съ великой радостью.
   Королева.                                         Посланьемъ этимъ
             Я поручаю милости его
             Величества прекрасный, чистый плодъ
             Любви прошедшей нашей -- дочь Марію.
             Да ниспадетъ благословенье неба
             На душу ей прекрасною росой!
             Пусть воспитаетъ онъ ее въ предѣлахъ
             Чистѣйшей добродѣтели! Она
             Такъ молода, но духъ ея прекрасенъ.
             Она сумѣетъ заслужить любовь,
             Такъ пусть же онъ ее полюбитъ въ память.
             Какъ былъ весь вѣкъ несказанно любимъ
             Онъ мною самъ. Затѣмъ я обращаюсь
             Еще съ одною просьбой: да простретъ
             Свою онъ милость и на бѣдныхъ женщинъ,
             Служившихъ мнѣ. Онѣ дѣлили честно
             Со мною всѣ превратности судьбы.
             Нѣтъ ни одной (я лгать теперь не буду),
             Которая за честность поведенья,
             Достоинства я добрыя дѣла
             Не заслужила бъ быть подругой мужу
             Изъ знатныхъ даже лицъ. Счастливымъ будетъ
             Тотъ, кто возьметъ женой одну изъ нихъ.
             Еще одна забота: я имѣла
             Служителей; они всѣ бѣдняки;
             Но это въ нихъ ничуть не уменьшало
             Ихъ преданность. Пусть выплатятъ, что ими
             Заслужено, прибавивъ, сверхъ того,
             Имъ отъ меня бездѣлицу на память.
             Когда бъ продлился вѣкъ мой, иль была
             Богаче я, не такъ бы мы разстались!
             Вотъ все, о чемъ прошу я. Заклинаю
             Васъ, добрый лордъ, всѣмъ тѣмъ, что въ жизни было
             Вамъ дорого, а вмѣстѣ съ тѣмъ во имя
             Тѣхъ чувствъ святыхъ, какими мы съ любовью
             Напутствуемъ готовыхъ лечь во гробъ,
             Явите жалость къ этимъ бѣднымъ людямъ
             И умолите короля исполнить,
             О чемъ прошу его въ послѣдній разъ.
   Капуцій. Исполню все, клянусь вамъ въ этомъ небомъ;
             Иначе былъ бы я не человѣкъ.
   Королева. Благодарю.-- Напомните монарху
             И обо мнѣ, но кротко и смиренно.
             Пусть помнитъ онъ, что если причинила
             Ему я горе въ жизни, то вѣдь больше
             Меня ужъ нѣтъ! Скажите, что предъ смертью
             Его благословляла я -- и это
             Отъ всей души!.. прощай, Грифитъ... Пасьенца,
             Не отходи... сведи меня въ постель
             Гдѣ женщины?.. Когда умру, велите
             Меня убрать, какъ должно... Пусть осыплютъ
             Цвѣтами всю... и бѣлыми:-- пусть знаютъ,
             Что въ гробъ схожу я честною женой,
             Какой была всю жизнь мою... Велите
             Меня набальзамировать. Лишилась
             Короны, правда, я, но королевой
             Я все жъ была... я все же дочь монарха..
             Нѣтъ больше силъ... (Ее уводятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Галлерея во дворцѣ.

(Входитъ епископъ Винчестерскій Гардинеръ, передъ нимъ пажъ несетъ факелъ. Навстрѣчу идетъ Томасъ Ловель).

   Гардинеръ. Есть часъ за полночь, мальчикъ?
   Пажъ.                                                             Да, милордъ,
             Часы пробили.
   Гардинеръ.                     Такъ сидѣть до свѣту
             Могла бъ меня принудить развѣ только
             Одна нужда -- никакъ не развлеченье.
             Вѣдь надо же усталой дать природѣ
             Часъ отдыха. А вотъ теперь на что
             Онъ тратится. Радъ видѣть васъ, сэръ Томасъ.
             Куда такъ поздно вы?
   Ловель.                               Вы возвратились
             Отъ короля?
   Гардинеръ. Да; онъ сидитъ съ Суффолькомъ
             За партіей примеро 85).
   Ловель.                                         Мнѣ съ нимъ надо
             Увидѣться немедленно, покуда
             Не ляжетъ онъ въ постель; а потому
             Я долженъ васъ оставить.
   Гардинеръ.                               Погодите,
             Часъ не уйдетъ; скажите лучше, что
             Творится здѣсь кругомъ? Всѣ въ хлопотахъ,
             А изъ чего? Откройтесь мнѣ, какъ другу.
             Извѣстно вѣдь, что если дѣло насъ,
             Какъ призракъ, будитъ ночью, значитъ, въ немъ
             Грозить бѣда опаснѣе обычныхъ,
             Дневныхъ заботъ.
   Ловель.                               Я васъ люблю, милордъ,
             А потому довѣрилъ вамъ бы тайну
             И поважнѣй. Теперь же дѣло въ томъ,
             Что королева мучится родами
             И такъ притомъ страдаетъ, что боятся
             За жизнь ея.
   Гардинеръ.           Молюсь отъ всей души
             За плодъ, который ждемъ мы всѣ; пусть онъ
             Живетъ и процвѣтаетъ! Ну, а что
             Касается до дерева, сэръ Томасъ,
             Которое приноситъ этотъ плодъ,
             То я его весьма охотно бъ вырвалъ
             И съ корнемъ прочь.
   Ловель.                               Отъ всей души готовъ я
             Сказать аминь; но знаете: сознаться
             Вѣдь надобно и въ томъ, что все жъ она
             Прелестное созданье; ей желаютъ
             Добра невольно всѣ.
   Гардинеръ.                     Милордъ, милордъ,--
             Послушайте меня: вы, дворянинъ,
             Однихъ со мною мнѣній; вы умны
             И вѣрный сынъ святѣйшей нашей церкви 86).
             Позвольте жъ мнѣ сказать вамъ, что не будетъ
             Въ ея дѣлахъ порядка (да!-- не будетъ,
             Я это повторю вамъ), покуда
             Кромвель и Кранмеръ, эти двѣ руки
             Супруги государя, не замкнутся
             Въ могилу съ ней.
   Ловель.                               Назвали вы двухъ лицъ,
             Извѣстныхъ слишкомъ въ цѣломъ государствѣ.
             Кромвель, недавно получившій званье
             Хранителя сокровищъ, сдѣланъ также
             Начальникомъ архива, а съ тѣмъ вмѣстѣ
             Онъ занимаетъ постъ секретаря
             Его величества. Пойдетъ навѣрно
             И дальше онъ. Архіепископъ Кранмеръ
             Не меньше близокъ къ королю; его
             Языкъ онъ и рука; кто жъ смѣетъ слово
             Сказать противъ него?
   Гардинеръ.                               Такіе люди,
             Скажу вамъ, есть, и въ ихъ числѣ я самъ!
             Еще недавно высказалъ открыто
             О немъ свое я мнѣнье; а сегодня,
             Скажу вамъ, сэръ (да, да,-- сегодня!), я
             Успѣлъ внушить, какъ кажется, милордамъ
             Въ совѣтѣ короля, что Кранмеръ дерзкій,
             Злой еретикъ! (Что онъ таковъ -- про это
             Извѣстно мнѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и имъ).
             Они, смутившись видимо, сейчасъ же
             О всемъ сказали королю; а онъ,
             Ихъ выслушавъ съ вниманьемъ и предвидя,
             Какъ высшій попечитель благъ страны,
             Все зло, какимъ грозить въ грядущемъ можетъ
             Такой вопросъ, рѣшилъ, что завтра утромъ
             Предстать обязанъ Кранмеръ предъ судомъ.
             Онъ -- сгнившій стволъ, и мы свои всѣ силы
             Должны напрячь на то, чтобъ былъ исторгнутъ
             Онъ съ корнемъ прочь! Но я васъ отрываю
             Отъ вашихъ дѣлъ. Желаю доброй ночи.
   Ловель. Побольше дай намъ Богъ такихъ ночей.
             Я весь къ услугамъ вашимъ.

(Уходятъ Гардинеръ и пажъ. Входятъ король Генрихъ и герцогъ Суффолькъ).

   Король.                                                   Я сегодня
             Съ тобой играть не буду больше, Чарльзъ.
             Я утомленъ, а ты чрезчуръ искусенъ.
   Суффолькъ. Я выигралъ всего лишь разъ.
   Король.                                                             И то
             Бездѣлицу. Будь я въ ударѣ, не взялъ
             Ты бъ и того. Что королева, Ловель?
   Ловель. Я къ ней не могъ допущеннымъ быть лично,
             И потому приказъ вашъ былъ переданъ
             Супругѣ вашей чрезъ одну изъ дамъ.
             Ея величество была глубоко
             Растрогана, и, изъявляя вамъ
             Свою признательность, просить велѣла,
             Чтобъ вы молились горячо о ней.
   Король. Молился я? Что можетъ это значить?
             Ужъ не въ родахъ ли мучится она?
   Ловель. Такъ мнѣ сказали женщины. Страданья
             Ея такъ велики, что хуже можетъ
             Быть только смерть.
   Король.                               Ахъ, бѣдная!
   Суффолькъ.                                         Дай Богъ,
             Чтобъ кончилось какъ должно все, и муки
             Смѣнились свѣтлымъ счастьемъ, давши вамъ
             Наслѣдника.
   Король.                     Ужъ полночь, Чарльзъ,-- пора
             Итти намъ спать. Предъ сномъ помянешь ты
             Въ молитвахъ королеву; а теперь
             Оставь меня: взволнованъ я заботой,
             Съ какой хочу остаться я одинъ.
   Суффолькь. Желаю вамъ покойной, доброй ночи;
             Супругу жъ вашу помяну усердно
             Въ молитвахъ передъ сномъ.
   Король.                                                   Прощай.

(Суффолькъ уходитъ. Входитъ сэръ Антони Денни).

                                                                                   Ну, что?
             Съ чѣмъ ты пришелъ?
   Денни.                                         Со мной архіепископъ,
             Которому велѣли вы прійти.
   Король. А! Лордъ Кентерберійскій?
   Денни.                                                   Онъ.
   Король.                                                             Да,-- помню.
             Гдѣ онъ?
   Денни. Онъ здѣсь,-- ждетъ вашихъ приказаній.
   Король. Пускай войдетъ. (Денни уходитъ).
   Ловель (тихо). Увѣренъ я, что онъ
             Позвалъ его по дѣлу, о которомъ
             Здѣсь говорилъ со мною Гардинеръ.
             Попалъ сюда я во-время.

(Вовращается Денни съ Кранмеромъ).

   Король (Денни и Довелю). Ступайте. (Ловель медлитъ).
             Га! Это что?-- сказалъ я прочь!..

(Ловель и Денни уходятъ).

   Кранмеръ (Тихо).                               Боюсь я:
             Онъ хмуритъ лобъ -- недобрый знакъ.
   Король.                                                             Ну, что,
             Почтенный лордъ?.. Желаете, конечно,
             Вы знать, зачѣмъ вы призваны?
   Кранмеръ.                                         Мой долгъ
             Все исполнять, что вамъ угодно. (Преклоняетъ колѣни).
   Король.                                                   Встаньте,
             Почтенный лордъ. Пройдемтесь здѣсь: мнѣ надо
             Сказать вамъ два-три слова... Дайте руку.
             Жаль мнѣ, сознаюсь вамъ, что рѣчь моя
             Васъ огорчитъ. Вопросъ прискорбенъ этотъ
             Мнѣ самому, и я распространяюсь
             О немъ, повѣрьте, съ горестью... Узналъ я,
             Что васъ винятъ въ какихъ-то преступленьяхъ,
             И будто бъ очень тягостныхъ. Обдумавъ,
             Что дѣлать мнѣ, рѣшился я призвать
             Васъ завтра же, чтобъ разъяснили лично
             Вы сами все передъ совѣтомъ лордовъ.
             Но такъ какъ для того, чтобъ оправдать
             Себя вполнѣ, для васъ полезнѣй будетъ
             Исполнить всѣ формальности, какими
             Обставленъ судъ, то я хочу вамъ дать
             Благой совѣтъ: смиритесь терпѣливо
             И проведите краткій срокъ, пока
             Продлится дѣло, въ Тоуэрѣ. Поймите,
             Что вы вѣдь мой собратъ, какъ членъ совѣта;
             А потому, когда подобной мѣры
             Я не приму, то ни одинъ свидѣтель
             Не скажетъ слова правды ни за васъ
             Ни противъ васъ.
   Кранмеръ.                     Благодарю всѣмъ сердцемъ
             Васъ, государь. Я радъ отъ всей души
             Найти прекрасный случай, чтобъ провѣять
             Себя въ глазахъ у всѣхъ. Пускай отдѣлятъ
             Во мнѣ мякину строго отъ зерна.
             Вѣдь не было на свѣтѣ человѣка,
             Котораго преслѣдовала бъ злобно
             Такъ клевета, какъ отъ нея страдалъ
             Несчастный я.
   Король.                     Довольно, встань; твою
             Правдивость знаю я; она вросла
             Мнѣ въ сердце крѣпкимъ корнемъ. Я тебѣ --
             Вѣрнѣйшій другъ. Дай руку мнѣ и встань;
             Пройдемся. Но, клянусь Святою Дѣвой,
             Вы мнѣ, милордъ, загадочны 87). Я думалъ
             Серьезно вѣдь, что вы меня начнете
             Упрашивать усердно, чтобъ дана
             Была очная ставка вамъ съ врагами
             Еще до заключенья.
   Кранмеръ.                     Я построю,
             Достойный повелитель, оправданье
             Мое на строгой честности. Коль скоро
             Окажется непрочною она,
             То обвиню себя я самъ совмѣстно
             Съ толпой моихъ враговъ. Я безъ нея
             Не стою ничего; а съ ней боязни
             Не знаю ни предъ чѣмъ.
   Король.                                         Но развѣ вы
             Не знаете, въ какихъ вы отношеньяхъ
             Стойте здѣсь ко всѣмъ? У васъ враговъ
             Вѣдь нѣтъ числа, и важныхъ! Козни ихъ
             Поэтому сравнительно огромны;
             А правда, какъ извѣстно, торжествуетъ
             Далеко не всегда. Легко вѣдь очень
             Бездѣльникамъ найти такихъ же точно
             Мерзавцевъ, какъ они, чтобъ очернить васъ
             Въ глазахъ у всѣхъ. Такихъ примѣровъ бездна.
             Коварство возстаетъ на васъ упорно
             И съ твердостью. Надѣетесь ли вы
             Счастливѣе избѣгнуть лжесвидѣтельствъ,
             Чѣмъ тотъ великій Праведникъ, кому
             Вы служите?.. О полноте!.. Хотите
             Перепрыгнуть счастливо вы чрезъ пропасть,
             Не видя, что влечетъ васъ ложный шагъ
             Къ погибели.
   Кранмеръ.           Окажутъ помощь мнѣ
             Господь и вы; а безъ нея, конечно,
             Враги меня погубятъ.
   Король.                               Такъ надѣйтесь!
             Коварство ихъ не перейдетъ предѣла,
             Который я поставлю -- успокойтесь,
             И завтра утромъ смѣло и безъ страха
             Явитесь въ судъ. Коль скоро будетъ вами
             Замѣчено, что обвиненья прямо
             Ведутъ къ тому, чтобъ васъ лишить свободы --
             Возстаньте противъ нихъ со всею силой
             Прямыхъ и ясныхъ доводовъ, какіе
             Придутъ вамъ только въ голову. А если
             И это не поможетъ, то возьмите
             Вотъ этотъ перстень. Показавъ его,
             Потребуйте безъ дальнихъ словъ, чтобъ дѣло
             Прислали мнѣ. Послѣдній приговоръ
             Поставлю я!.. Смотрите: онъ вѣдь плачетъ!
             Честнѣйшій человѣкъ! Готовъ поклясться
             Святой я Дѣвой, что такихъ, какъ онъ,
             Не отыщу я въ дѣломъ королевствѣ.
             (Кранмеру) Идите же и сдѣлайте все такъ,
             Какъ я сказалъ. (Кранмеръ уходитъ).
                                           Отъ слезъ не можетъ онъ
             Сказать вѣдь даже слова.
   Служитель (за сценой).                     Прочь! Нельзя!
             Что надо вамъ?

(Входитъ пожилая фрейлина Анны Болленъ 88).

   Фрейлина.                     Вошла -- такъ и останусь!
             Пришла съ такой я вѣсточкой, что съ ней
             Учтивостью покажется и дерзость.
             (Королю) Пусть ангелы Господни навѣваютъ
             Покой и миръ на голову твою.
   Король. Я по глазамъ угадываю новость:
             Навѣрно -- разрѣшилась королева.
             Кѣмъ? мальчикомъ?
   Фрейлина.                     Да, да!.. прелестнымъ,
             Скажу отъ сердца, мальчикомъ! Пошли
             Ей Богъ лишь только счастья, такъ сумѣетъ
             Она надѣлать мальчиковъ. Васъ проситъ
             Супруга навѣстить ее сейчасъ,
             Чтобъ познакомиться съ желанной гостьей.
             На васъ она похожа, поклянусь,
             Какъ вишенка на вишню.
   Король.                                         Ловель!
   Ловель (входя).                                         Что
             Угодно, сэръ?
   Король.                     Вели ей дать сто марокъ.
             Иду я къ королевѣ. (Король уходитъ).
   Фрейлина.                     Мнѣ сто марокъ?
             Ждала побольше я! Такъ награждать
             Прилично конюховъ!.. Мнѣ надо больше;
             Иначе мы разсоримся. За что же
             Ему я расписала, что дѣвчонка
             Похожа на него? Нѣтъ, нѣтъ, -- хочу,
             Хочу я больше!.. Откажусь иначе
             Отъ словъ моихъ! Пристать къ нему мнѣ надо!
             Желѣзо куй, покамѣстъ горячо. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Сѣни передъ залой совѣта.

(На сценѣ преддверникъ палаты и служители. Входитъ Кранмеръ).

   Кранмеръ. Какъ кажется, явился я не поздно,
             Такъ для чего же было посылать,
             За мной, чтобъ я спѣшилъ? Что это значитъ?
             Все заперто! Эй, кто-нибудь! (Преддверишу) Меня,
             Надѣюсь, знаешь ты?
   Преддверникъ.                     Конечно, сэръ,
             Но не могу помочь вамъ, къ сожалѣнью,
             Я здѣсь ничѣмъ.
   Кранмеръ.                     Что... что?
   Преддверникъ.                                         Должны дождаться
             Вы здѣсь, пока васъ вызовутъ.

(Входитъ докторъ Ботсъ).

   Кранмеръ.                                         Вотъ какъ!..
   Ботсъ (тихо). Ловушка злобной хитрости; доволенъ
             Я очень, что пришелъ сюда... Король
             Пойметъ сейчасъ, въ чемъ дѣло. (Ботсъ уходитъ).
   Кранмеръ.                                         Это Ботсъ,
             Врачъ короля. Взглянулъ серьезно очень
             Онъ мнѣ въ глаза. Дай Богъ, чтобъ этотъ взглядъ
             Не сталъ предвѣстьемъ горькимъ мнѣ моей
             Немилости! Все то, что здѣсь творится,
             Подстроено, конечно, злобной шайкой
             Моихъ враговъ. Смягчи, Господь, имъ сердце!
             Не сдѣлалъ зла я никому изъ нихъ.
             Заставить такъ стоять меня у двери,
             Въ толпѣ ихъ слугъ, мальчишекъ, конюховъ!..
             Но, впрочемъ, будь, что будетъ! Я рѣшился
             Съ терпѣньемъ ждать, что будетъ впереди.

(Король и Ботсъ показываются въ верхнемъ окнѣ 89).

   Ботсъ. Угодно ль вамъ полюбоваться, сэръ,
             Престраннымъ зрѣлищемъ?
   Король.                                                   Какимъ?
   Ботсъ.                                                                       Видали,
             Увѣренъ, впрочемъ, я, такія вещи
             И прежде вы.
   Король.                     Да говори, въ чемъ дѣло.
             Ботсъ. Любуюсь я. въ какую честь попалъ
             Милордъ Кентерберійскій!.. Вонъ стоитъ
             У двери онъ, въ толпѣ пажей, лакеевъ
             И прочей всякой дряни.
   Король.                                         Га!.. Что вижу?
             Онъ, онъ дѣйствительно! Такъ вотъ какъ чтутъ
             Они другъ въ другѣ санъ свой!.. Но, на счастье,
             Есть кое-кто повыше ихъ. Я думалъ,
             Что если въ нихъ погасло чувство чести,
             То не исчезъ же вмѣстѣ съ этимъ слѣдъ
             Простой учтивости!.. Позволить такъ,
             Чтобъ ихъ собратъ по званью, человѣкъ,
             Приближенный къ монарху, дожидался
             Въ передней, средь лакеевъ, на потѣху
             Ихъ милостямъ... Ждалъ, какъ простой разносчикъ,
             Пакетовъ и бумагъ!.. Нѣтъ, нѣтъ! клянусь
             Святою Дѣвой, это просто гнусность!
             Оставимъ ихъ; задерни занавѣску;
             Иное мы увидимъ скоро здѣсь.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я 90).

Зала совѣта.

(Входятъ лордъ-канцлеръ, герцогъ Суффолькъ, графъ Сёррей, лордъ-камергеръ, Гардинеръ и Кромвель. Канцлеръ садится на верхнемъ мѣстѣ по лѣвую сторону стола. Мѣсто архіепископа Кентерберійскаго остается пустымъ. Остальныя лица размѣщаются въ долоюномъ порядкѣ по обѣимъ сторонамъ. Кромвель садится внизу, какъ секретарь).

   Канцлеръ. Провозгласите, секретарь, зачѣмъ
             Мы собрались.
   Кромвель.                     Да будетъ всѣмъ извѣстно,
             Что собрались по дѣлу мы милорда
             Кентербери.
   Канцлеръ.                     Онъ извѣщенъ объ этомъ?
   Кромвель. Да, извѣщенъ.
   Норфолькъ (преддвернику). Кто тамъ
   Преддверникъ.                                         За дверью?
   Гардинеръ.                                                             Да.
   Преддверникъ. Самъ лордъ Кентерберійскій. Онъ стоитъ
             Ужъ больше получаса, въ ожиданьи,
             Что будетъ вамъ угодно приказать.
   Канцлеръ.                                                             Пускай войдетъ.
   Преддверникъ (въ двери). Войдите, ваша милость.

(Кранмеръ подходитъ къ столу предсѣдателя).

   Канцлеръ. Милордъ архіепископъ!.. Какъ ни горько
             Сидѣть мнѣ здѣсь и видѣть ваше мѣсто
             Незанятымъ -- но мы вѣдь всѣ лишь люди
             И ангеловъ среди насъ нѣтъ! Такъ точно
             И вы, кому бы слѣдовало быть
             Учителемъ всѣхъ насъ, забыли разумъ,
             Споткнулись на пути и впали въ страшный*
             Тяжелый грѣхъ. Вы проступились противъ
             Монарха и законовъ. Злыя мысли
             Тѣхъ новыхъ лжеученій, чью заразу
             Успѣли вы (какъ это намъ извѣстно)
             Распространить при помощи служащихъ
             Подъ вашей властью лицъ по всей странѣ,
             Грозятъ бѣдой. Ученье это -- ересь,
             И если мы его не вырвемъ съ корнемъ --
             Оно грозитъ погибелью всему.
   Гардинеръ. И сдѣлать это, лорды, мы должны
             Съ поспѣшностью. Кто хочетъ ук ротить
             Упрямыхъ лошадей, тотъ ихъ не станетъ
             Ни гладить ни ласкать, но вложитъ силой
             Имъ удила и будетъ строго шпорить,
             Бока онѣ смирятся. Если мы,
             Увлекшись уваженьемъ къ человѣку
             Иль дѣтской, слабой жалостью, дозволимъ
             Развиться въ немъ болѣзни, то простимся
             И съ средствомъ исцѣлить ее. Чего же
             Намъ ждать тогда?.. крамолъ и безпорядковъ,
             Всеобщихъ смутъ, чему примѣръ прискорбный
             Мы видѣли въ Германіи 91), чей опытъ
             Быть долженъ живъ и свѣжъ въ умахъ у всѣхъ!
   Кранмеръ. Всю жизнь мою, достойные милорды,
             Во всемъ, что приходилось исполнять
             И дѣлать мнѣ -- имѣлъ всегда въ виду
             Я цѣль одну -- добро! Къ нему стремился
             И дѣломъ я и словомъ. Не найдется
             (Я искренно скажу вамъ) въ дѣломъ мірѣ
             Кого-нибудь, кто бъ ненавидѣлъ въ мысляхъ
             И вмѣстѣ такъ преслѣдовалъ въ дѣлахъ
             Крамольниковъ, которымъ любы распри,
             Какъ это дѣлалъ я. Отъ всей души я
             Желаю, чтобъ король нашъ не встрѣчалъ-
             Людей, чья преданность ему на службѣ
             Слабѣе, чѣмъ моя. Но злые люди,
             Которымъ зависть -- ихъ насущный хлѣбъ,
             Язвятъ вѣдь все!.. Я требую, милорды,
             Чтобъ тѣ, по чьимъ навѣтамъ обвиненъ
             Я въ чемъ-нибудь, явились здѣсь предъ нами
             И громко подтвердили обвиненье
             Лицомъ къ лицу со мной.
   Суффолькъ.                               Нѣтъ, нѣтъ, милордъ!
             Такъ поступить не можемъ мы. Кто жъ будетъ
             Настолько смѣлъ, что обвинитъ васъ прямо,
             Пока вы членъ совѣта.
   Гардинеръ.                               Сверхъ того,
             Насъ ждутъ дѣла другія, поважнѣй;
             А потому покончить надо съ вами
             Намъ тотчасъ же. Намъ государь изволилъ
             Ужъ выразить согласье -- да и мы
             Пришли къ тому же мнѣнью, что для полной
             Свободы въ обвиненьи васъ должны
             Отправиться вы въ Тоуэръ. Ставши частнымъ
             Лицомъ, какъ были прежде, вы скорѣе
             И легче разберетесь въ обвиненьяхъ,
             Которыхъ будетъ, полагаю я,
             Гораздо больше, чѣмъ вы ждете сами.
   Кранмеръ. О, добрый лордъ Винчестерскій! Примите
             Мою признательность! Всегда вы были
             Мнѣ близкимъ, вѣрнымъ другомъ. Если бъ дѣло
             Попало въ ваши руки -- вы, навѣрно,
             Въ своемъ лицѣ охотно бъ совмѣстили
             Судью и всѣхъ присяжныхъ, такъ полны
             Вы милостью! Нужна моя вамъ гибель --
             Я это вижу ясно; но носящимъ
             Духовный санъ, какъ вы, любовь и благость,
             Замѣчу я, приличнѣй и нужнѣй,
             Чѣмъ властолюбье. Обращать должны вы
             На дуть добра заблудшихъ, а не злобно
             Ихъ отвергать. Что я вполнѣ сумѣю
             Очиститься отъ всѣхъ клеветъ, какими
             Я вами опозоренъ, въ томъ сомнѣнья
             Во мнѣ ни капли нѣтъ, нѣтъ точно такъ же,
             Какъ я не сомнѣваюсь въ тѣхъ неправдахъ,
             Какія вы творите каждый день.
             Я много бъ могъ сказать еще, когда бы
             Вамъ не служилъ защитою вашъ санъ.
   Гардинеръ. Вы еретикъ -- вотъ все, что вамъ скажу я!
             Кто знаетъ васъ, какъ я, пойметъ сейчасъ,
             Что подъ наборомъ этихъ разглагольствій
             Скрывается одна пустая ложь.
   Кромвель. Каковъ бы ни былъ санъ вашъ, лордъ Винчестеръ,
             Я все жъ скажу, что ваши выраженья
             Чрезчуръ рѣзки. Когда бъ почтенный лордъ
             И точно былъ виновенъ въ тѣхъ проступкахъ,
             Въ какихъ его винятъ -- онъ все жъ имѣетъ
             Права на уваженье хоть бы въ силу
             Былыхъ заслугъ. Нечестно оскорблять
             Того, кто палъ.
   Гардинеръ.           Вамъ, мистеръ секретарь,
             Замѣчу я, что вы изъ всѣхъ сидящихъ
             Въ совѣтѣ здѣсь имѣете на рѣчь
             Всѣхъ меньше правъ.
   Кромвель.                               А почему, милордъ?
             Гардинеръ. А потому, что вы, какъ это знаютъ
             Давно ужъ всѣ, такой же точно ярый
             Поборникъ новой ереси. Нечисты
             И сами вы.
   Кромвель.                     Кто? Я нечистъ?..
   Гардинеръ.                                         Да, вы!
   Кромвель. Будь честны вы, какъ я, наполовину,
             Молитвы вы внушали бъ, а не страхъ 92)
   Гардинеръ. Я не забуду дерзость этой рѣчи.
   Кромвель. А вмѣстѣ съ ней и дерзость вашихъ дѣлъ.
   Канцлеръ. Нѣтъ, это слишкомъ! Лорды, постыдитесь.
   Гардинеръ. Я замолчалъ.
   Кромвель.                               Я также.
   Канцлеръ. (Кранмеру).                               Возвратимся
             Теперь мы къ вамъ, милордъ. Совѣтъ рѣшилъ
             Согласьемъ общимъ васъ отправить въ Тоуэръ,
             Гдѣ вы должны остаться до поры,
             Пока угодно будетъ государю
             Намъ сообщить, чѣмъ онъ рѣшитъ вопросъ.:
             Согласны ль всѣ?
   Всѣ.                                         Согласны.
   Кранмеръ.                                         Неужели
             Не заслужилъ, милорды, я отъ васъ
             Ни искры сожалѣнья? Неужели
             Итти я долженъ въ Тоуэръ?
   Гардинеръ.                                         Это все,
             Что можете вы ждать; не докучайте жъ
             Намъ болѣе. Эй, взять его! (Входить стража).
   Кранмеръ.                               Меня?..
             Иль буду я отправленъ, какъ преступникъ?
   Гардинеръ. (Стражѣ). Пусть подъ строжайшимъ присмотромъ сведутъ
             Его сейчасъ же въ Тоуэръ.
   Кранмеръ.                               Погодите!
             Два слова вамъ: вотъ перстень короля.
             Его священной силой объявляю
             Я громко вамъ, что вырываю дѣло
             Изъ рукъ людей, озлобленныхъ, какъ вы,
             И предаю судьбу свою рѣшенью
             Властителя, чей судъ честнѣй, чѣмъ вашъ.
   Канцлеръ. Какъ!.. перстень короля!..
   Сёррей.                                                   Онъ не поддѣльный?..
   Суффолькъ. Нѣтъ, нѣтъ,-- клянусь душой! Не говорилъ ли
             Я, лорды, вамъ, что, вздумавши свалить
             Опасный этотъ камень, мы рискуемъ,
             Что онъ скорѣй раздавитъ насъ самихъ.
   Норфолькъ. А какъ вы полагаете, милорды,
             Позволитъ ли король теперь намъ тронуть
             Его хоть бы мизинцемъ?
   Канцлеръ.                                         Что объ этомъ
             И толковать!-- понятно, какъ высоко
             Стоитъ въ его онъ мнѣньи. Лишь остаться бъ
             Тутъ цѣлыми самимъ.
   Кромвель.                                         Я вамъ недаромъ
             Твердилъ, когда выдумывали вы
             Всѣ ваши басни, чтобъ вѣрнѣй погубленъ
             Былъ этотъ человѣкъ (въ чью честность можетъ
             Не вѣрить только дьяволъ), что играли
             Съ опаснымъ вы огнемъ. Теперь пеняйте
             Лишь на себя.

(Входитъ король Генрихъ, и, бросивъ гнѣвный взглядъ на присутствующихъ, садится на свое мѣсто).

   Гардинеръ.                     Какъ мы должны усердно,
             Великій государь, благодарить
             И день и ночь Творца за то, что данъ
             Такой намъ повелитель: честный, мудрый,
             Считающій повиновенье церкви
             Основой всякихъ дѣлъ своихъ. Вы сами,
             Какъ видимъ мы, являетесь теперь
             Въ поддержку этихъ взглядовъ къ намъ въ собранье,
             Чтобъ самолично разрѣшить вопросъ
             Межъ церковью и тѣмъ, кто смѣлъ презрѣть
             Ея святыя правила.
   Король.                               Я знаю,
             Что вы, милордъ Винчестерскій, великій
             Искусникъ шесть хвалы; но я явился
             На этотъ разъ не съ тѣмъ, чтобъ слушать ихъ.
             Онѣ чрезчуръ прозрачны и не могутъ
             Прикрыть собою низость. Вы ведете
             Себя, какъ собачонка, полагая
             Меня поймать, виляя языкомъ.
             Ты можешь думать обо мнѣ, что хочешь,
             Но я скажу, что сердцемъ ты жестокъ!
             (Кранмеру). Сядь, добрый человѣкъ. Теперь взгляну я,
             Рѣшится ль кто-нибудь поднять хоть палецъ
             Тебѣ во вредъ! Клянусь я всѣмъ святымъ,
             Что если кто-нибудь дерзнетъ хоть въ мысляхъ
             Считать тебя нестоящимъ носить
             Высокій санъ, пускай тотъ человѣкъ
             Издохнетъ лучше съ голода 93), чѣмъ молвитъ
             Передо мной подобныя слова.
   Сёррей.                                                   Угодно ль, сэръ...
             Король. Нѣтъ, сэръ,-- мнѣ не угодно!..
             Воображалъ я, что въ моемъ совѣтѣ
             Сидѣли люди съ разумомъ,-- но дѣло
             Стоитъ не такъ! Возможно ль допустить
             Подобный срамъ? Хорошій человѣкъ
             (Такой, какихъ средь васъ найдешь немного),
             Правдивый человѣкъ -- стоитъ за дверью!
             Ждетъ, какъ-холопъ! И это членъ совѣта,
             Во всемъ такой же точно, какъ и вы!
             Что за позоръ! Какъ вы могли забыться
             До этого? Я право далъ судить
             Милорда вамъ, какъ вашего собрата,
             Не какъ слугу. Извѣстно мнѣ, что вы,
             Руководясь гораздо больше злостью,
             Чѣмъ истиной, его готовы были бъ
             Сгубить въ конецъ; да только, жаль, коротки
             У васъ на это руки! Не дождаться;
             Вамъ этого, пока я буду жить!
             Канцлеръ. Позвольте, государь, сказать мнѣ слово
             Въ защиту всѣмъ. Когда рѣшили мы
             Отправить лорда въ Тоуэръ -- это было
             Единственно съ намѣреньемъ ему же
             Дать средство для защиты. Это вѣрно,
             Коль скоро есть лишь правда на землѣ.
             Малѣйшей злобы иль вражды къ нему
             Въ насъ не было. Я за себя ручаюсь.
             Что это такъ.
   Король.                     Ну, хорошо,-- довольно!
             Примите жъ вновь его въ свою среду
             И чтите такъ, какъ онъ того достоинъ.
             Я за себя скажу здѣсь передъ всѣми,
             Что если бъ жилъ когда-нибудь король,
             Желающій признать любовь и вѣрность
             Въ своемъ слугѣ, то онъ обязанъ былъ бы
             Признать ихъ въ немъ; такъ не шумите жь больше.
             Должны его обнять вы. Будьте дружны
             Хоть изъ стыда. (Кранмеру). А что до васъ, милордъ,
             Есть у меня къ вамъ маленькая просьба,
             Въ какой вы мнѣ не въ правѣ отказать.
             Богъ далъ мнѣ дочь; желаю я, чтобъ были
             Вы крестнымъ ей отцомъ и отвѣчали,
             Конечно, впредь за нравъ ея.
   Кранмеръ.                                         Такою
             Неслыханною честью возгордился бъ
             Славнѣйшій государь; за что жъ почтенъ такъ
             Я, бѣдный подданный?
   Король.                                         О, перестаньте!
             Вамъ, вижу, жаль истратиться на ложки 94);
             Но для обряда подберу я вамъ
             Достойныхъ двухъ подругъ: маркизу Дорсетъ
             Съ почтенной герцогинею Норфолькъ.
             Довольны ль вы? (Гардинеру). Теперь же, лордъ Винчестеръ,
             Я повторяю вамъ еще: извольте
             Его обнять и жить впередъ съ нимъ въ дружбѣ.
   Гардинеръ. Отъ всей души. Клянусь любовью брата
             Его любить.
   Кранмеръ.           Свидѣтель Богъ, какъ сладко
             Мнѣ это подтвержденье.
   Король.                                         Добрый лордъ!
             Слезами ты доказываешь честность
             Твоей души. Правдивъ всеобщій говоръ,
             Что если сдѣлать лорду Кентербери
             Нарочно зло, то онъ отвѣтитъ дружбой.
             Теперь идемте, лорды; время тратить
             Намъ нечего; мнѣ хочется скорѣй
             Мою малютку сдѣлать христіанкой.
             Сдружилъ я васъ, милорды, такъ останьтесь
             Такими жъ впредь; отъ этого вѣдь польза
             И мнѣ и вамъ: я сталъ чрезъ васъ сильнѣй,
             А ваша честь украсилась живѣй. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Дворцовый дворъ.

(Внутри шумъ. Входитъ привратникъ съ своимъ работникомъ).

   Привратникъ. Уйметесь ли вы, бездѣльники? Что здѣсь Парижскій садъ, что ли 95)? Говорятъ вамъ, перестаньте драть горла.
   Голосъ за сценой. Я, господинъ привратникъ, съ кухни.
   Привратникъ. Съ висѣлицы, мошенникъ! Ступай и повѣсься! Развѣ можно здѣсь такъ орать? Принесите-ка мнѣ дюжину палокъ, да покрѣпче. Эти просто хлысты. Я проберу ваши башки. Вѣдь вы пришли глазѣть на крестины только затѣмъ, чтобы угоститься даровыми пирогами да элемъ? Бездѣльники!
   Работникъ. Да вы, хозяинъ, тише; ихъ прогнать
             Вѣдь можно развѣ пушками. Вѣрнѣй,
             Уложите ихъ спать вы въ майскій праздникъ,
             А этого не видано вовѣкъ.
             Скорѣе сдвинешь съ мѣста церковь Павла.
   Привратникъ. Да какъ они ворвались?
   Работникъ.                                         Кто ихъ знаетъ!
             Ворвались, какъ приливъ. Я дѣлалъ все,
             Что только могъ. Съ дубиной чуть не въ руку
             Ужъ какъ я поусердствовалъ. Смотрите,
             Разбита вся.
   Привратникъ.           И ничего не сдѣлалъ.
   Работникъ. Вѣдь не Сампсонъ же я, не Гюй, не Кольбрандъ96),
             Чтобъ всѣхъ стереть ихъ въ прахъ. А кто попался
             Мнѣ подъ руку: подростокъ или взрослый,
             Мужикъ иль баба, приставщикъ роговъ
             Иль тотъ, кто самъ съ рогами,-- ну, такъ этимъ
             Я спуску не давалъ; пускай иначе
             Не съѣсть куска говядины мнѣ въ жизнь,
             А онъ порой дороже всей коровы 97).
   Голосъ за сценой. Эй, привратникъ! ты слышишь?
   Привратникъ. Сейчасъ, сейчасъ (работнику). А ты держи дверь на запорѣ и никого не впускай.
   Работникъ. А какъ мнѣ это сдѣлать?
   Привратникъ. Какъ?-- бей всѣхъ огуломъ. Что здѣсь, Мурскій лугъ, что ли 98)? Или привезли показывать индѣйца, въ котораго влюбляются всѣ бабы? Господи,-- что за толпа у воротъ! Эти крестины народятъ тысячу другихъ. Сколько тутъ отцовъ и крестныхъ, и простыхъ, и всякихъ!
   Работникъ. Тѣмъ больше будетъ крестинныхъ ложекъ. Вонъ торчитъ у двери какой-то болванъ. По рожѣ, должно-быть, мѣдникъ 99). На носу его двадцать дней собачьей жары или самъ экваторъ. Онъ сожжетъ любого хуже, чѣмъ адъ, такъ что не зачѣмъ будетъ наказывать того человѣка и за грѣхи. Три раза хватилъ я этого огненнаго дракона по башкѣ, и три раза носъ его обдавалъ меня пламенемъ. Онъ и теперь торчитъ тутъ, какъ мортира, готовая выпалить. Возлѣ стояла какая-то полоумная торговка и ругала меня безъ конца за то, что я, колотя этого дурня, надѣлалъ будто бы пожаръ въ цѣломъ государствѣ. Я, размахнувшись палкой, сбилъ у ней съ головы ея суповую миску 100), а она заорала: "палокъ, палокъ!" 101) На помощь ей бросилось человѣкъ сорокъ отребья Странда, гдѣ она живетъ. Завязалась свалка. Я стою. А они отъ меня ужъ не дальше длины метра. Я все стою. Но тутъ ватага мальчишекъ напустилась на меня сзади съ камнями, такъ что я поневолѣ долженъ былъ дать тягу, уступивъ имъ поле сраженья. Я увѣренъ, что между ними былъ самъ дьяволъ.
   Привратникъ. Это нахалы, которые дерутся въ театрахъ изъ-за яблочныхъ объѣдковъ и при этомъ поднимаютъ такой ревъ, что поспорить съ ними можетъ только Тоуэргильская братья или члены Лаймгоуза 102). Я нѣкоторыхъ ужъ засадилъ въ limbo patrum, гдѣ они могутъ плясать цѣлыхъ три дня, а на дессертъ будутъ выпороты.

(Входитъ лордъ-камергеръ).

   Камергеръ. Вотъ давка-то! толпятся, прутъ, точь-въ-точь
             На ярмаркѣ. Гдѣ сторожа? Лѣнтяи,--
             Вотъ какъ вы исполняете свою
             Обязанность! Какая дрянь и сволочь
             Здѣсь набралась? Должно-быть, ваши все
             Пріятели, знакомцы изъ предмѣстій!
             Гдѣ тутъ пройти придворнымъ нашимъ дамамъ,
             Когда онѣ воротятся съ крестинъ?
   Привратникъ. Что дѣлать, ваша милость? Мы вѣдь люди;
             Такъ какъ тутъ быть? Что было можно -- все
             Исполнено. Не разорваться жъ намъ
             Въ куски самимъ. Вѣдь не сдержать толпы
             Здѣсь цѣлой арміей.
   Камергеръ.                     Ну, берегитесь!
             Когда король заставитъ отвѣчать
             За васъ меня -- такъ будетъ вамъ на праздникъ!
             Въ колодку васъ 103), лѣнтяи! Вамъ бы только
             Прочь дѣло съ плечъ, да быть поближе къ бочкамъ.

(Трубы).

             А,-- вотъ трусятъ!-- процессія идетъ.
             Живѣй, живѣй! раздайтесь! прочь съ дороги!
             Не то васъ всѣхъ упрячу я въ тюрьму 104).
             Привратникъ Не лѣзьте! прочь! принцессу пропустите!
   Работникъ (одному изъ толпы). Куда? куда?-- вотъ я тебѣ задамъ!
   Привратникъ (другому). А ты чего? назадъ! Прочь отъ рѣшетки,
             Иль посидишь на зубьяхъ ты верхомъ.
   

СЦЕНА 5-я.

Во дворцѣ.

(Входятъ трубачи съ музыкой; за ними два альдермэна, лордъ-мэръ, герольдъ, Кранмеръ, герцогъ Норфолькъ съ маршальскимъ жезломъ, герцогъ Суффолькъ; два лорда несутъ большой сосудъ для крестинныхъ даровъ. Затѣмъ четыре лорда съ балдахиномъ, подъ которымъ крестная мать, герцогиня Норфолькъ, песетъ на подушкѣ новорожденную принцессу Елисавету, покрытую мантіей. Шлейфъ песетъ придворная дама. За нею маркиза Дорсетъ въ качествѣ второй крестной матери и другія дамы. Пока процессія проходитъ по щепѣ, герольдъ провозглашаетъ).

   Герольдъ. Да ниспошлютъ небеса, по безконечной своей благости, долгую и вѣчно счастливую жизнь великой и могущественной принцессѣ Англіи, Елисаветѣ! (Трубы. Входитъ король Генрихъ со свитой).
   Кранмеръ (преклоняя колѣна). За короля же и его супругу
             Помолятся почтенныя мои
             Сотрудницы и вмѣстѣ съ ними я,
             Пусть ниспошлетъ вамъ благостное небо
             Всѣ радости, какія дѣти могутъ
             Принесть своимъ родителямъ! Да будетъ
             Залогомъ ихъ прекрасный отпрыскъ вашъ.
   Король. Благодарю, милордъ архіепископъ.
             Какъ названо дитя?
   Кранмеръ.                     Елисаветой.
   Король. Прошу васъ встать. (Цѣлуетъ ребенка). Да снидетъ на нее
             Благословенье въ этомъ поцѣлуѣ,
             И да хранитъ ее Господь, въ Чьи руки
             Будь предана навѣкъ она!
   Кранмеръ.                               Аминь.
             Король. Вамъ, добрымъ воспріемницамъ, обязанъ
             Замѣтить я: вы были слишкомъ щедры
             Въ дарахъ новорожденной. Всей душой
             Я васъ благодарю! Она сама
             Вамъ это пролепечетъ, научившись
             По-англійски настолько.
   Кранмеръ.                               Разрѣшите
             Теперь сказать вамъ слово, государь!
             Такъ поступить велитъ мнѣ само небо,
             А потому безъ лести прозвучитъ
             И рѣчь моя. Ея признаютъ правду
             Въ грядущемъ всѣ!. Благословенна будетъ
             Вовѣки ваша дочь! Изъ колыбели
             Сулитъ она низвесть ужъ миръ и счастье
             На край родной, -- и время намъ покажетъ
             Ихъ въ полной зрѣлости. Ставъ королевой
             (Что изъ людей живущихъ въ наше время
             Не всѣ, конечно, узрятъ), возсіяетъ
             Она примѣромъ дивнымъ королямъ,
             Не только тѣмъ, которымъ дано будетъ
             Жить въ вѣкъ ея, но даже и въ грядущихъ!
             Сама царица Сабы не стремилась
             Такъ горячо къ святымъ дѣламъ добра
             И мудрости, какъ ихъ полюбитъ эта
             Прекрасная и чистая душа!
             Всѣ царственныя доблести, какими
             Привыкло небо украшать сердца
             Высокихъ лицъ, всѣ качества, какія
             Живутъ въ прекрасныхъ душахъ, будутъ въ ней
             Удвоены! Святая правда будетъ
             Баюкать колыбель ея! Совѣты
             Преподадутъ ей сами небеса,
             Пославъ благія мысли ей! Всѣ будутъ
             Ее любить и вмѣстѣ съ тѣмъ бояться!
             Свои почтутъ ее благословеньемъ,
             Враги жъ предъ ней поникнутъ головами,
             Какъ нива подъ дождемъ. Съ ней возрастетъ
             Одно добро! Въ ея правленье каждый
             Спокойно будетъ жить подъ мирной сѣнью
             Древесъ, имъ насажденныхъ, напѣвая
             Пѣснь мира всѣмъ сосѣдямъ! Станутъ лучше-
             Чтить Господа! Она укажетъ путь,
             Къ добру и высшимъ почестямъ; научитъ
             Ихъ достигать цѣной своихъ заслугъ,
             А не пустой случайностью рожденья.--
             И это все, прибавлю, не сойдетъ
             Въ могилу съ ней. Какъ возрожденъ бываетъ
             Изъ пепла новый фениксъ, всѣмъ похожій
             На прежняго,-- такъ точно и она,
             Когда ее изъ міра зла и мрака
             Возьметъ обратно небо,-- передастъ
             Всѣ качества безцѣнныя свои
             Преемнику 105), который изъ останковъ
             Ея великой славы заблеститъ,
             Какъ новая звѣзда, и будетъ равенъ
             По славѣ ей! Миръ, истина, любовь,
             Добро, гроза, богатство, такъ покорно
             Служившіе дотолѣ ей, послужатъ
             Равно ему, обвивъ его съ любовью,
             Какъ виноградъ. Вездѣ, гдѣ только солнце
             Блеститъ съ небесъ, заблещетъ и его
             Могущество. Имъ создадутся царства,
             Которыхъ нѣтъ еще 106)! Онъ разрастется,
             Какъ гордый кедръ, простершій надъ долиной
             Сѣнь царственныхъ вѣтвей! Потомки наши
             Увидятъ это все и воздадутъ
             Творцу зато признательность.
   Король.                                                   Пророчишь
             Ты чудеса.
   Кранмеръ.           Родной странѣ на славу
             Жить будетъ много лѣтъ она! Промчится
             Не мало дней надъ царственной главой,
             И каждый день увѣнчанъ будетъ славой!
             Хотѣлъ бы кончить этимъ словомъ я
             И рѣчь мою; но передъ неизбѣжнымъ
             Молчать нельзя: она умретъ, какъ всѣ.
             Святые примутъ духъ ея! Сойдетъ
             Она въ свой гробъ невинной дѣвой, чистой,
             Какъ лилія, и облечется въ трауръ
             По ней весь міръ!
             Король. О, лордъ-архіепископъ!
             Услышавъ рѣчь твою, постигъ впервые
             Я счастье быть отцомъ! Послалъ Господь,
             Готовъ подумать я, въ малюткѣ этой
             Мнѣ первенца! Пророчества твои
             Такъ хороши, что загорѣлся страстнымъ
             Желаньемъ я съ высотъ небесъ скорѣе
             Увидѣть го, что суждено свершить
             Ей на землѣ, чтобъ восхвалить достойно
             Я могъ Творца! Благодарю! Примите,
             Равно, мою признательность и вы,
             Лордъ-мэръ со свитой вашей, за любезный
             Привѣтъ принцессѣ. Вѣрьте мнѣ, что васъ
             Я щедро награжу. Теперь идемте
             Взглянуть на королеву. Вамъ она
             Принесть вѣдь также хочетъ благодарность.
             Исполнивъ этотъ долгъ, она скорѣй
             Поправится. Идемте жъ! Въ этотъ день
             Никто не долженъ думать о заботахъ
             Иль о трудахъ. Зову всѣхъ въ гости я,--
             Веселья день даритъ вамъ дочь моя!
   

ЭПИЛОГЪ 107).

             Держать пари готовъ одинъ я съ десятью,
             Что всѣмъ пьесой мы своей не угодили.
             Кто шелъ въ театръ лѣчить безсонницу свою,
             Того въ пріятномъ снѣ, навѣрно, разбудили
             Мы громкимъ звукомъ трубъ; такъ какъ же не сказать,
             Что вся пьеса дрянь!-- А если шли другіе
             Сюда съ намѣреньемъ на сценѣ увидать
             Веселье, шутки, смѣхъ, насмѣшки площадныя
             Надъ нравами гражданъ, то не было равно
             Въ пьесѣ вѣдь и ихъ. Осталось утѣшенье
             Въ такой большой бѣдѣ намъ потому одно:
             Что, можетъ-быть, привѣтъ и слово одобренья
             Услышимъ мы изъ устъ достойныхъ, милыхъ дамъ.
             Одну изъ нихъ мы здѣсь представили предъ вами.
             Такъ ежели онѣ, на утѣшенье намъ,
             Рѣшатся объявить хоть краткими словами,
             Что будетъ намъ успѣхъ, то ласковый ихъ взоръ
             Заставитъ и мужчинъ примкнуть къ тому жъ желанью;
             Затѣмъ, что кто жъ видалъ, чтобъ дамскій приговоръ
             Не подалъ тотчасъ всѣмъ сигналъ къ рукоплесканью?
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. По мнѣнію нѣкоторыхъ коментаторовъ, прологъ и эпилогъ этой пьесы написаны не Шекспиромъ и включены къ текстъ позднѣй. За это говоритъ совершенно иной, сравнительно съ пьесой, слогъ обоихъ отрывковъ, а еще болѣе -- пустой водевильный тонъ эпилога, совсѣмъ не соотвѣтствующій такому серьезному произведенію, какимъ является вся пьеса. Мнѣніе это хотя и правдоподобно, но нельзя не возразить противъ него, что если бъ авторъ обоихъ отрывковъ было другое лицо, то, высказывая мнѣніе о готовой уже чужой пьесѣ, онъ навѣрно выразилъ бы въ обоихъ случаяхъ на пьесу одинъ и тотъ же взглядъ. Между тѣмъ въ прологѣ высказывается убѣжденіе, что пьеса будетъ серьезна и удачна, а въ эпилогѣ она строго критикуется. Это наводитъ на мысль, что вѣрнѣе Шекспиръ, написавъ сначала прологъ, а затѣмъ пьесу, самъ призналъ ее неудачной и чистосердечно сознался въ этомъ въ эпилогѣ. Во всякомъ, впрочемъ, случаѣ вопросъ этотъ не разрѣшенъ съ достовѣрностью.
   2. Желтый цвѣтъ былъ принадлежностью костюма шутовъ.
   3. Гюиньсъ и Ардръ были два города въ Пикардіи, между которыми, въ Ардрской долинѣ, происходило извѣстное историческое свиданіе Генриха VIII съ французскимъ королемъ Францискомъ I.
   4. Бэвисъ -- легендарный саксонскій рыцарь-богатырь
   5. Въ подлинникѣ здѣсь равнозначущее съ текстомъ перевода присловье: "No man's pie is freed from his ambitious finger", т.-е. буквально: ничей пирогъ не застрахованъ отъ его властолюбивыхъ рукъ.
   6. Въ этихъ словахъ намекъ на то, что Вольсей, очень тучный отъ природы, былъ, сверхъ того, сыномъ мясника. Подъ солнцемъ подразумѣвается король, котораго Вольсей успѣлъ взять въ свои руки.
   7. Голлиншедъ въ своей лѣтописи пишетъ, что въ день послѣ свиданія королей разразилась страшная буря, что было принято за дурное предзнаменованіе.
   8. Здѣсь также намекъ на то, что Вольсей былъ сыномъ мясника.
   9. Вольсей родился въ Ипсвичѣ.
   10. Императоръ Карлъ былъ племянникомъ жены Генриха VIII, Екатерины Аррагонской. Онъ всячески вліялъ на папу съ намѣреніемъ помѣшать разводу Генриха съ его женою. Конечно, вмѣшательство это имѣло чисто политическую подкладку.
   11. Въ изданіи in folio Букингамъ говоритъ слово: "lord" не въ единственномъ, а во множественномъ числѣ: lords, т.-е. лорды. Эта очевидная ошибка (потому что на сценѣ по уходѣ Вукингама и Абергэвени остается одинъ Норфолькъ) поправлена Роу въ его изданіи 1709 года.
   12. Пьеса эта замѣчательна тѣмъ, что въ изданіяхъ ея съ замѣчательною точностью объяснены сценаріи и вообще вся постановочная часть, чего нѣтъ ни въ одной изъ другихъ Шекспировыхъ пьесъ. Не служитъ ли это знакомъ, что актеры (а можетъ-быть, и самъ авторъ), сознавая монотонность и несценичность всего дѣйствія пьесы, хотѣли вознаградить этотъ недостатокъ роскошью постановки?
   13. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе "breaks the sides of loyalty", т.-е. буквально: разрушаетъ стороны (въ смыслѣ границы) вѣрности.
   14. Это довольно натянутое выраженіе переведено почти буквально. Въ подлинникѣ сказано: "danger serves among them", т.-е. опасность служить въ ихъ рядахъ.
   15. Въ подлинникѣ здѣсь очень сильное, но неудобное для перевода выраженіе "tongues spit their duties out", т.-е. языки выплевываютъ прочь свой долгъ (въ смыслѣ долгъ подданства).
   16. Въ подлинникѣ: "things, that strike honour sad", т.-е. буквально: дѣла, которыя дѣлаютъ честь печальной.
   17. Имя это возстановлено Теобальдомъ согласно историческимъ документамъ. Въ изданіи in folio монахъ этотъ названъ Николай Гентонъ.
   18. Въ то время дома имѣли особыя названія. Остатки дома Розы, о которомъ здѣсь упоминается, сохранились до сихъ поръ.
   19. "Га" было восклицаніемъ Генриха VIII, когда онъ сердился.
   20. Отецъ Букингама измѣнилъ Ричарду III, за что и былъ имъ казненъ. Ихъ отношенія и ссора изображены въ предыдущей хроникѣ: "Король Ричардъ III".
   21. Въ подлинникѣ король говоритъ: "by day and night he's traitor to the height", т.-е. буквально: днемъ и ночью онъ величайшій измѣнникъ. Стивенсъ понимаетъ это выраженіе буквально, полагая, будто король, говоря, что Букингамъ измѣнникъ днемъ и ночью, хочетъ сказать, что онъ измѣнникъ всегда. Другіе же коментаторы считаютъ это выраженіе формулою клятвы, т.-е., что король говоритъ: "клянусь днемъ и ночью". Для перевода выбранъ послѣдній смыслъ, но слова "днемъ и ночью" выпущены, такъ какъ подобная клятва на русскомъ языкѣ не имѣла бы смысла.
   22. Тогдашніе французскіе щеголи, которымъ подражали и англичане, отличались необыкновенною манерностью пріемовъ и движеній. Неестественная походка считалась признакомъ хорошаго тона. Сандсъ сравниваетъ ее съ конской болѣзнью шпатомъ, при которой лошадь уродливо подбрасываетъ ноги.
   2В. Т.-е., не бывавъ во Франціи. Англичане, долго прожившіе въ этой странѣ, презрительно смотрѣли на провинціаловъ и нерѣдко успѣвали скорѣе, чѣмъ они, получать придворныя церемоніальныя должности.
   21. Тогда были въ модѣ брюки, до того безобразно наваченныя въ верхней части, что надѣвшій ихъ не могъ садиться.
   25. Въ подлинникѣ Ловель говоритъ, что французы "обладаютъ удивительнымъ искусствомъ." -- "to lay down ladies" -- буквально: низлагать женщинъ, т.-е. губить.
   26. Въ подлинникѣ "your colt's tooth is not cast yet?", т.-е. буквально: вы еще не потеряли своихъ молочныхъ зубовъ? Смыслъ этого присловья тотъ, который приданъ редакціи перевода.
   27. Въ подлинникѣ пословица: "two women placed together, makes cold weather", т.-е., если двухъ женщинъ посадить вмѣстѣ, то будетъ холодная погода. Значеніе пословицы не объяснено.
   28. Въ то время допускалось на собраньяхъ цѣловать даже незнакомыхъ дамъ.
   29. Въ подлинникѣ Анна называетъ Сандса "gamester", буквально: игрокъ. Слово это употреблено въ смыслѣ: шутникъ.
   30. Подобныя явленья на собраньяхъ замаскированныхъ лицъ въ костюмахъ пастуховъ, боговъ, богинь и т. п. были въ большой модѣ въ Шекспирово время. Ихъ привѣтственныя рѣчи частью импровизировались, а нерѣдко и сочинялись заранѣе. Празднества такого рода назывались "масками".
   31. Изъ текста подлинника нельзя видѣть, говоритъ ли король эту фразу, обращаясь прямо къ Аннѣ, или про себя.
   32. Сёррей былъ зятемъ Букингама, почему и называютъ его въ дальнѣйшемъ текстѣ отцомъ.
   33. Въ подлинникѣ присловье: "wish him ten fathom deep" -- желалъ бы его видѣть на глубинѣ десяти саженъ.
   34. Настоящее фамильное имя Букингама было Стаффордъ, но онъ происходилъ также отъ Богуновъ и предпочиталъ называться этимъ именемъ.
   35. См. примѣчаніе 20.
   36. Король Генрихъ, вздумавъ развестись съ своей женой Екатериной Аррагонской, выдумалъ предлогъ, что она была вдовой его брата, и потому собственный его бракъ съ нею незаконенъ. До чего было натянуто такое толкованіе, можно видѣть изъ факта, что король выдумалъ этотъ предлогъ, проживъ съ Екатериной болѣе двадцати лѣтъ. Слѣдствіемъ былъ постыдный процессъ, кончившійся по волѣ деспота-короля разводомъ его съ Екатериной.
   37. Вольсей добивался у папы званія Толедскаго епископа для распространенія своего вліянія на Испанію. Но императоръ Карлъ, знавшій хорошо властолюбивый характеръ Вольсея, всячески этому препятствовалъ.
   38. Въ подлинникѣ эта мысль выражена довольно темно для буквальнаго перевода. Норфолькъ говоритъ о Вольсеѣ: ""that blind priest, like the eldest son of fortune, turns what he list", т.-е., этотъ слѣпой попъ, какъ старшій сынъ Фортуны, вертитъ всѣмъ, какъ хочетъ. Въ словѣ: "слѣпой" -- намекъ, что такою изображалась Фортуна.
   39. Въ подлинникѣ Норфолькъ называетъ королеву драгоцѣннымъ камнемъ, который -- "hung twenty years about his neck", т.-е. висѣла двадцать лѣтъ на его (короля) шеѣ. Въ буквальномъ переводѣ такое выраженіе имѣло бы на русскомъ языкѣ комическій оттѣнокъ.
   40. Поступки Вольсея названы въ этой фразѣ благочестивыми въ ироническомъ смыслѣ.
   41. Вольсей всѣми силами старался связать союзъ съ Франціей для противодѣйствія императору Карлу, вслѣдствіе чего пытался развести Генриха съ Екатериной и женить его на сестрѣ французскаго короля. Король перехитрилъ Вольсея и развелся съ Екатериной затѣмъ, чтобы жениться на Аннѣ Болленъ.
   42. См. примѣчаніе 19.
   43. Дѣло о разводѣ Генриха съ Екатериною было дѣйствительно передаваемо на обсужденіе всѣхъ европейскихъ ученыхъ конгрегацій.
   44. Анна Болленъ и дама входятъ, продолжая разговоръ, начатый за сценой.
   45. Екатерина была испанской принцессой, почему дама и говоритъ, что, по разводѣ съ Генрихомъ, она сдѣлается для Англіи иностранкой.
   46. Въ подлинникѣ въ словахъ дамы довольно тяжелый оборотъ: "a threepence bow'd would hire me, old as I am, queen it", т.-е. буквально: согнутая (т.-е. испорченная) монета въ три пенса, старая, какъ я, подкупила бы меня, чтобъ ее окоролевить. Послѣднее слово -- глаголъ, произведенный отъ слова королева (queen).
   47. Кернарвонъ -- безплодный и потому бѣдный округъ въ Уэльсѣ.
   48. Въ этихъ словахъ -- льстивый комплиментъ королевѣ Елисаветѣ, которая была дочерью Анны Болленъ.
   49. Въ подлинникѣ присловье, однозначущее съ текстомъ перевода "yon bave your montb fill'd np, before yon open it", т.-е. вашъ ротъ: оказался полнымъ, прежде чѣмъ вы успѣли его открыть. Выраженію этому соотвѣтствуетъ приведенная русская пословица.
   50. Нильскій илъ оплодотворялъ Египетъ, почему и почитался символомъ плодородія и богатства.
   51. Серебряные столбики носили въ процессіяхъ передъ кардиналами.
   52. Описаніе всей процессіи взято цѣликомъ изъ лѣтописи Голлиншеда.
   53. Послѣднія слова королевы были бы совершенно непонятны безъ нѣкотораго распространенія въ переводѣ ихъ буквальнаго смысла. Она говоритъ: "my drops of tears I'll turn to sparks of fire", т.-е. капли моихъ слезъ я обращу въ искры огня. Смыслъ тотъ, что если она будетъ говорить о своей судьбѣ, то ея слезы прожгутъ сердце слушающихъ, какъ искры огня.
   54. Въ подлинникѣ Вольсей говоритъ: "I bessech. you, gracious madam, to unfchink your speaking", т.-е. буквально: Прошу васъ, государыня, перестать думать (unthink) такъ, какъ вы сказали (въ смыслѣ: взять назадъ слова).
   55. Въ изданіи in folio Грифитъ, бывшій секретаремъ королевы, названъ здѣсь: Gentleman usher. Слово usher значитъ преддверникъ.
   56. Кранмеръ, уладившій вопросъ о разводѣ короля согласно его желаньямъ, былъ впослѣдствіи сдѣлавъ архіепископомъ Кентерберійскимъ.
   57. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Орфей заставлялъ звуками своей лютни склоняться деревья и обледянѣвшія вершины горъ. Предъ его музыкой растенія и цвѣты росли вѣчно, какъ будто солнце и дождь обратили время въ вѣчную весну. Все, что его слушало, не исключая даже волнъ океана, останавливалось, поникая головой. Въ музыкѣ заключена сила убивать заботы и печаль. Они, слушая ее, засыпаютъ или умираютъ".
   58. Такъ истинно открыто и наше расположеніе къ вамъ, свѣтлѣйшая королева.
   59. Подъ этими словами королева подразумѣваетъ своихъ женщинъ, присутствующихъ при бесѣдѣ съ Вольсеемъ.
   60. Въ этой фразѣ королевы непереводимая игра словомъ "cardinal", которое, кромѣ значенія, какъ имени существительнаго "кардиналъ", употребляется еще какъ имя прилагательное и значитъ: главный или высшій. Королева, обращаясь къ двумъ кардиналамъ, говоритъ, что считала ихъ полными высшихъ добродѣлей (cardinal yirtues), а между тѣмъ въ нихъ главные (смертные) грѣхи (cardinal sins). Въ переводѣ ьтого невозможно было выразить.
   61. Въ подлинникѣ краткое выраженіе "lov'd liim next heayen", т.-е. буквально: любила его возлѣ неба (въ смыслѣ наравнѣ съ небомъ).
   62. Въ этой фразѣ игра созвучьемъ словъ: "English earth" -- англійская земля и "angel's faces" -- ангельская наружность. Въ переводѣ это невозможно было передать.
   63. Въ подлинникѣ Вольсей говоритъ: "the hearts ot princes kiss obedience", т.-е. буквально: сердца царей цѣлуютъ (въ смыслѣ любятъ) покорность.
   64. Въ подлинникѣ пословица, равнозначущая съ выраженіемъ перевода. Камергеръ говоритъ, что Вольсей "brings his physic after his patient's death", т.-е. явился съ лѣкарствомъ послѣ смерти больного.
   65. Въ этихъ словахъ также намекъ на королеву Елисавету, которая была дочерью Анны Болленъ. (См. примѣчаніе 48).
   66. Въ подлинникѣ король, говоря о богатствѣ Вольсея, употребляетъ выраженіе, что оно своимъ количествомъ "outspeaks possession of a subject", т.-е. буквально: превосходитъ, что можетъ быть выражено даже словомъ о состояніи простого подданнаго.
   67. Въ подлинникѣ выраженіе: "the Lord iucrease his business!", т.-е. усиль, Господи, еще это положеніе дѣла (въ смыслѣ того положенія, въ какое попалъ Вольсей).
   68. Мѣстечко Ашеръ было резиденціей епископовъ Винчестерскихъ. Вольсей имѣлъ этотъ санъ, который былъ однако ниже должности, занимаемой имъ, сверхъ того, при королѣ", потому въ словахъ Норфолька тотъ смыслъ, что Вольсей остается при низшей должности.
   69. Въ подлинникѣ Вольсей называетъ лордовъ: "offïcious lords", т.-е. буквально: офиціальные лорды. Этимъ онъ хочетъ иронически выразить, что лорды заняли теперь его офиціальное мѣсто при королѣ. Редакція перевода: "дѣловые лорды" передаетъ этотъ смыслъ съ возможной близостью.
   70. Сёррей въ началѣ рѣчи, обращаясь къ Вольсею, говоритъ ему "ты", а затѣмъ, продолжая, переходитъ на множественное число, говоря, что былъ отправленъ въ Ирландію "вами". Это показываетъ, что слова эти относятся не къ одному Вольсею, но ко всѣмъ, окружавшимъ короля лицамъ.
   71. Въ подлинникѣ Сёррей говоритъ "yonr greet goodness, ont of boly pity, adsolv'd him with an axe", т.-е. буквально: ваша доброта, не знающая святого милосердія, отпустила ему грѣхи топоромъ. Въ словахъ этихъ -- иронія надъ духовнымъ званіемъ Вольсея, что онъ, отправляя Букингама на казнь, все же явилъ ему милость, отпустивъ ему, какъ духовное лицо, въ предсмертной исповѣди грѣхи.
   72. Сёррей, называя Вольсея красной тряпкой бархата, смѣется надъ красной одеждой кардиналовъ.
   73. Въ подлинникѣ Сёррей называетъ любовницу Вольсея -- "brown wencb", т.-е. смуглая дѣвка. Почему данъ ей этотъ эпитетъ, неизвѣстно.
   74. Въ подлинникѣ Сёррей, въ отвѣтъ, что, по словамъ Вольсея, онъ потерялъ учтивость, говоритъ: "I had rather tbose, than my head", т.-е. пусть лучше потеряю ее (т.-е. учтивость), чѣмъ голову.-- Въ словахъ этихъ, вѣроятно, ироническій намекъ на то, что Вольсей не церемонился съ своими врагами, посылая ихъ на эшафотъ.
   75. Въ подлинникѣ: "my heart weeps to see рim so little of his greet seif", т.-е. буквально: мое сердце скорбитъ при видѣ его, сдѣлавшимся столь малымъ изъ такого великаго.
   76. Такъ назывался законъ, лишавшій имущества и покровительства короля.
   77. Канцлеръ по закону былъ главнымъ опекуномъ сиротъ въ государствѣ.
   78. На этомъ мѣстѣ рѣчи Вольсей чувствуетъ себя дурно, почему и проситъ отвести его домой. Фактъ этотъ служитъ переходомъ къ его дальнѣйшей болѣзни и смерти.
   79. Баронами пяти гаваней (cinquie-ports) назывались начальники портовыхъ городовъ, лежавшихъ противъ Франціи. Этихъ портовъ, впрочемъ, во время Генриха было не пять, а восемь: Дувръ, Сандвичъ, Рей, Гэстингсъ, Сифордъ, Винчильсэ, Ремней и Гисъ. Имя "пять гаваней* осталось отъ прежняго времени, когда гаваней было пять. Завѣдывавшее этими портами лицо считалось однимъ изъ важнѣйшихъ сановниковъ дри дворѣ и принимало участіе во всѣхъ церемоніальныхъ торжествахъ.
   80. Въ подлинникѣ гражданинъ говоритъ: believe me, sir, she is the goodliest woman, that ever lie by man", т.-е. буквально: повѣрьте, она прелестнѣйшая женщина, которая когда-либо лежала возлѣ мужчины.
   81. Въ подлинникѣ королева говоритъ: "his faults lie gently on him", т.-е. пусть его ошибки лежатъ на немъ легко (въ смыслѣ не тяготятъ).
   82. Въ подлинникѣ Грифитъ говоритъ, что Вольсей "was fashion'd to much honour from his cradle. He was a scholar". Если точка въ этой фразѣ стоитъ послѣ слова cradle, то смыслъ первой фразы будетъ тотъ, какой данъ редакціи перевода, т.-е. что Вольсей былъ предназначенъ отъ колыбели для высокихъ почестей. Но въ нѣкоторыхъ изданіяхъ точка поставлена передъ словомъ from, и тогда слова: from bis cradle относятся къ слѣдующимъ словамъ: he was a scliolar. Смыслъ второй фразы тогда будетъ, что Вольсей почти съ колыбели сдѣлался ученымъ.
   83. Оксфордскій университетъ и школа въ Ипсвичѣ были основаны Вольсеемъ, но школа закрылась вскорѣ послѣ его смерти. Оксфордская же школа сдѣлалась главнѣйшимъ въ Англіи университетомъ.
   84. Фактъ, что королева Екатерина послѣ своего развода сдѣлалась особенно щепетильной въ требованіи почестей по бывшему сану, разсказанъ у Голлиншеда.
   85. Примеро называлась очень употребительная въ Шекспирово время игра; правила ея не сохранились.
   86. Въ подлинникѣ Гардинеръ говоритъ Ловелю просто: "you are religions", т.-е. вы религіозны. Но значеніе этой фразы гораздо сложнѣй ея буквальнаго смысла. Религіозныя волненія въ Англіи въ то время достигли высшей степени. Анна Болленъ была лютеранка, а Кранмеръ добивался полнаго освобожденія Англіи отъ власти и вліянія католицизма. Потому Гардинеръ и его единомышленники естественно боялись, чтобы король не подпалъ подъ вліяніе Анны и Кранмера. Вслѣдствіе этого въ словахъ Гардинера Ловелю гораздо болѣе политическаго значенія, чѣмъ религіознаго. Этотъ оттѣнокъ приданъ и редакціи перевода.
   87. Въ подлинникѣ король, точно также, начавъ сначала говорить Кранмеру ты, затѣмъ переходитъ на вы. Въ этомъ выражается характерная черта Генриха, который любилъ позировать и рисоваться въ своихъ рѣчахъ.
   88. Эта фрейлина -- та же самая дама, съ которой Анна разговариваетъ въ сц. 8-й II дѣйствія.
   89. Въ входныхъ сѣняхъ тогдашнихъ замковъ часто устраивали въ верхней ихъ части круглыя окна во внутреннія комнаты. Изъ оконъ этихъ можно было видѣть, кто входилъ въ домъ.
   90. По изданію in folio, эта сцена соединена съ предыдущей, при чемъ сдѣлано указаніе, что на сценѣ стоитъ столъ, за которымъ и происходитъ дальнѣйшее засѣданіе совѣта. Настоящій сценарій введенъ позднѣйшими издателями.
   91. Въ этихъ словахъ намекъ на волненія, произведенныя въ Тюрингіи и Саксоніи реформаторомъ Томасомъ Мюнцеромъ и бывшія за десять лѣтъ до рожденія королевы Елисаветы.
   92. Эта фраза передана буквально: "men's prayers then would seek you, not their fears", т.-е. вы внушали бы людямъ молитвы за васъ, а не страхъ.
   93. Какъ ни грубо можетъ показаться такое выраженіе короля, говорящаго съ совѣтомъ, но его нельзя было замѣнить, такъ какъ оно стоитъ въ подлинникѣ (starve) и очень характеризуетъ такого повелителя, какимъ былъ Генрихъ VIII.
   94. Въ то время былъ обычай, что крестный отецъ дарилъ крестнику дюжину золотыхъ или серебряныхъ ложекъ съ изображеніемъ на ручкахъ двѣнадцати апостоловъ. Богатые люди присоединяли къ этому обрядному подарку обыкновенно много другихъ, гораздо болѣе цѣнныхъ.
   95. Парижскимъ садомъ называлось мѣсто, лежавшее недалеко отъ Лондона и предназначенное для медвѣжьей травли и другихъ народныхъ забавъ. Имя это произошло отъ имени Роберта Парижскаго, который во время Ричарда II имѣлъ въ этой мѣстности домъ съ садомъ.
   96. Сэръ Гюй графъ Барвикъ былъ легендарный великанъ-богатырь, побѣдившій на турнирѣ такого же датскаго силача -- Кольбраида.
   97. Въ этихъ словахъ насмѣшка надъ пристрастьемъ англичанъ къ мясной пищѣ.
   98. Мурскій лугъ былъ урочище близъ Лондона, гдѣ происходили народныя игры. Въ Шекспирово время тамъ давалъ представленія какой-то заѣзжій индѣецъ.
   99. Называя своего противника мѣдникомъ, работникъ остритъ надъ цвѣтомъ его носа, краснымъ, какъ мѣдь.
   100. Въ то время были въ модѣ женскія шляпки огромныхъ размѣровъ. Потому работникъ называетъ ихъ суповыми мисками. Это сравненіе встрѣчается и въ другихъ пьесахъ.
   101. Этотъ крикъ употребляли въ то время при нападеніи грабителей, какъ въ наше время: караулъ.
   102. Значеніе этихъ двухъ выраженій: Тоуэргильекая братья и члены Лаймгоуза -- достовѣрно не объяснено. Джонсонъ полагаетъ, что подъ Тоуэргильской братьей слѣдуетъ понимать пуританскій клубъ. Стивенсъ же прибавляетъ къ этому объясненію, что, вѣроятно, члены его отличались неистовствомъ произносимыхъ ими рѣчей, вслѣдствіе чего привратникъ въ пьесѣ и приравниваетъ къ этому обществу шумящую толпу. Но мнѣніе это не болѣе, какъ догадка, и очень натянутая. Выраженіе: члены Лаймгоуза еще загадочнѣе и не объяснено съ вѣроятностью совсѣмъ. Выраженіе: limbo patram употребляли для означенія преддверія ада или тюрьмы.
   103. Въ подлинникѣ сказано: "I'll lay you all by the heels", т.-е. буквально: я схвачу васъ за пятки. При наказаніи колодками ихъ надѣвали на ноги или, какъ тогда говорилось, на пятки. Такъ, шутъ въ "королѣ Лирѣ" говоритъ Кенту, посаженному въ колодки: "вотъ тебѣ деревянные чулки, чтобъ не чесались пятки".
   104. Въ подлинникѣ камергеръ говоритъ, что посадитъ ихъ въ "Marschalsea",-- такъ называлась тюрьма въ Соутверксомъ предмѣстьѣ Лондона.
   105. Іакову I, наслѣдовавшему Елисаветѣ. Эти слова, которыя можно было сказать только о царствующемъ уже государѣ, служатъ однимъ изъ доказательствъ, что пьеса написана послѣ смерти Елисаветы, какъ это сказано въ этюдѣ и этой пьесѣ.
   106. Въ этихъ словахъ -- намекъ на тогдашнее распространеніе колоніальныхъ англійскихъ владѣній.
   107. О значеніи эпилога относительно всей пьесы, равно какъ о пустомъ его содержаніи, сказано въ примѣчаніи 1.
   
   
>
Ко всем произведениям автора К списку авторов