Книговод

Генрих IV

Шекспир Вильям


СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ" и съ приложеніемъ къ каждой пьесѣ историко-критическаго о ней очерка и объяснительныхъ примѣчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ

Томъ VII.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ ХРОНИКИ.

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ,
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

   

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ IV

Часть вторая.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Король Генрихъ IV.
   Генрихъ, принцъ Уэльскій, потомъ король Генрихъ V, Томасъ, герцогъ Кларенскій, Іоаннъ, принцъ Ланкастерскій, Гомфрей, принцъ Глостеръ, сыновья короля.
   Графъ Варвикъ, Графъ Вестморландъ, Гоуеръ, Гэркуртъ, Верховный судья, Джентльменъ, ему подчиненный, приверженцы короля.
   Графъ Нортумберландъ, Скрупъ, архіепископъ Іоркскій, Лордъ Моубрей, Лордъ Гэстингсъ, Лордъ Бэрдольфъ, Серъ Джонъ Колевиль, враги короля.
   Траверсъ, Мортонъ, изъ свиты Нортумберланда.
   Сэръ Джонъ Фальстафъ, Бэрдольфъ, Пистоль, Пойнсъ, Пето, изъ свиты принца Генриха.
   Пажъ.
   Шяллоу, Сайленсъ, мировые судьи.
   Дэви, слуга Шяллоу.
   Гнилушка, Тѣнь, Бородавка, Рохля, Бычокъ, рекруты.
   Фангъ, Снэръ, прислужники шерифа.
   Привратникъ.
   Танцовщикъ.
   Молва.
   Лэди Нортумберландъ.
   Лэди Перси.
   Мистриссъ Куикли, хозяйка таверны.
   Доль Тиршитъ.

Лорды, свита, офицеры, солдаты, гонцы, слуги.

Дѣйствіе происходитъ въ Англіи.

   

ПРОЛОГЪ.

Варкворзъ. Передъ замкомъ Нортумберланда.

(Входитъ Молва 1), вся расписанная языками).

   Молва. Откройте уши! Впрочемъ, кто же станетъ
             Ихъ закрывать на громкій зовъ молвы?
             Мнѣ вѣтеръ конь! На немъ скачу стремглавъ
             Я день и ночь отъ запада къ востоку,
             Крича о всемъ, чѣмъ занятъ родъ людской.
             Я лгу вездѣ; мои всѣ вѣсти полны
             Пустыхъ клеветъ. Кричу о мирѣ я
             Въ тотъ самый мигъ, когда вражда, прикрывшись
             Улыбкой лжи, готова растерзать
             Покой страны. Кто такъ, какъ я, способенъ
             Поднять толпу, собрать полки для битвы,
             Крича о томъ, что годъ чреватъ войной,
             Тогда какъ онъ, наоборотъ, готовитъ
             Другое зло, нежданное никѣмъ?
             Молва -- труба, надутая тревогой,
             Догадками и ложью безъ конца
             На мнѣ играть такъ просто и не трудно,
             Что глупое чудовище -- толпа,
             Уродъ забавный этотъ, съ безконечнымъ
             Числомъ головъ -- легко на мнѣ играетъ,
             Какъ вздумаетъ. Но, впрочемъ, что болтать мнѣ
             Объ этомъ вамъ?-- вѣдь всѣ вы точно также
             Послушны мнѣ! Такъ къ дѣлу! Я явлюсь
             Съ извѣстьемъ о побѣдѣ короля,
             Который при кровавомъ Шрювсбёри
             Разбилъ войска отважнаго Готспора
             И потушилъ огонь опасный бунта
             Въ крови враговъ. Но что со мной? Ужель
             Я въ первый разъ заговорила правду?
             Вѣдь я должна, напротивъ, разглашать,
             Что не Готспоръ погибъ отъ рукъ Монмоуса,
             А что Монмоусъ, напротивъ, палъ въ бою,
             Сраженный имъ, и что король попался
             Дугласу въ плѣнъ. Всѣ эти вѣсти я
             Ужъ разгласить успѣла по селеньямъ
             И городамъ отъ поля Шрювсбёри
             До этихъ стѣнъ, за чьей оградой старой
             Отецъ Готспора, графъ Нортумберландъ,
             Лежитъ больной. Усталые гонцы
             Спѣшатъ къ нему со всѣхъ сторонъ съ вѣстями,
             Нашептанными лживою молвой
             И полными фальшивыхъ утѣшеній,
             Которыя страшнѣе самыхъ бѣдъ. (Уходитъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Тамъ же.

(Привратникъ у воротъ замка. Входитъ лордъ Бэрдольфъ).

   Бэрдольфъ. Эй, кто тамъ за дверями? Дома графъ?
   Привратникъ. Какъ доложить объ васъ?
   Бэрдольфъ.                                         Скажи милорду,
             Что съ нимъ желаетъ видѣться лордъ Бэрдольфъ.
   Привратникъ. Милордъ въ саду. Угодно ль постучать --
             Онъ самъ отвѣтитъ вамъ. (Входитъ Нортумберландъ).
   Бэрдольфъ.                     Да вотъ и онъ.
   Нортумберландъ. Что новаго, лордъ Бэрдольфъ? Каждый мигъ
             Теперь -- отецъ какихъ-нибудь событій.
             Плохія времена: раздоръ бунтуетъ,
             Какъ лошадь, разорвавшая узду,
             И все ломаетъ предъ собой.
   Бэрдольфъ.                     Милордъ,
             Я къ вамъ, являюсь съ вѣрными вѣстями
             О Шрювсбёри.
   Нортумберландъ. Надѣюсь, не съ дурными.
   Бэрдольфъ. О, лучшихъ трудно пожелать! Король
             Смертельно раненъ; Генрихъ, принцъ Уэльскій,
             Сраженъ рукою доблестнаго Перси
             Почти въ началѣ битвы; оба Блента
             Погибли отъ меча Дугласа; Стаффордъ,
             Принцъ Іоаннъ и Вестморландъ бѣжали,
             А жирный боровъ принца, сэръ Джонъ Фальстафъ,
             Попался въ плѣнъ. Такой прекрасной битвы,
             Такого дня не видано у насъ
             Съ эпохи Цезаря.
   Нортумберландъ. Но какъ же вы
             Узнали это? Вы изъ Шрювсбёри
             И сами видѣли сраженье?
   Бэрдольфъ.                     Нѣтъ,
             Но мнѣ сказалъ о томъ одинъ почтенный,
             Правдивый джентльменъ: онъ прибылъ прямо
             Изъ Шрювсбёри и выдалъ эти вѣсти
             За вѣрныя. (Входитъ Траверсъ).
   Нортумберландъ. А, вотъ пріѣхалъ Траверсъ,--
             Я посылалъ его въ прошедшій вторникъ
             Провѣдать новости.
   Бэрдольфъ.                     Я обогналъ
             Его въ дорогѣ, сэръ, и онъ, конечно,
             Подробнѣй подтвердить лишь то, что я
             Ужъ вамъ сказалъ.
   Нортумберландъ. Ну, Траверсъ,-- что привезъ
             Ты новаго?
   Траверсъ.           Милордъ, меня вернулъ
             Сэръ Юмфревиль съ хорошими вѣстями.
             Онъ былъ на лучшей лошади, чѣмъ я,
             И ускакалъ впередъ; но вслѣдъ за нимъ
             Примчался вдругъ какой-то джентельменъ.
             Измученный ѣздой, онъ далъ вздохнуть
             Усталой лошади и попросилъ
             Сказать ему дорогу въ Честеръ; я же
             Спросилъ его, что было въ Шрювсбери?
             Онъ отвѣчалъ поспѣшно, что возстанье
             Не удалось, и Перси пораженъ 2).
             Затѣмъ, склонясь немного на сѣдлѣ,
             Отъ опустилъ поводья и, вонзивъ
             Въ бока коня до самыхъ пятокъ шпоры,
             Умчался такъ, какъ будто пожиралъ
             Передъ собой дорогу, не сказавъ
             Ни слова болѣе.
   Нортумберландъ. Такъ онъ сказалъ,
             Что бунтъ не удался, и что сраженье
             Проиграно? Горячка мой, Готспоръ
             Простылъ? Сталъ лихорадкой 3)?
   Бэрдольфъ.                               Добрый лордъ,
             Послушайте: когда мои слова
             Ошибочны, и битва вашимъ сыномъ
             Проиграна -- я все мое баронство
             Готовъ отдать за шелковую тряпку.
   Нортумберландъ. Но для чего же этотъ джентльменъ
             Выдумывалъ подобныя извѣстья?
   Бэрдольфъ. Онъ просто былъ какой-нибудь мошенникъ,
             Укравшій лошадь, на которой ѣхалъ,
             И бросившій свои слова на вѣтеръ.
             Еще гонецъ. (Входитъ Мортонъ).
   Нортумберландъ. Да, и въ его глазахъ,
             Какъ по заглавью мрачной, черной драмы 4),
             Читаю я дурное содержанье
             Его вѣстей. Таковъ песчаный берегъ,
             Когда на немъ оставлены слѣды
             Напоромъ волнъ. Скажи мнѣ, ты пріѣхалъ
             Изъ Шрювсбёри?
   Мортонъ.           Милордъ,-- я не пріѣхалъ,
             Но я бѣжалъ изъ Шрювсбёри, гдѣ смерть,
             Казалось, обратила противъ насъ
             Что только есть ужаснаго.
   Нортумберландъ.                     А что
             Мой братъ и сынъ? Га!.. ты дрожишь! блѣднѣешь!
             Твое лицо скорѣе языка
             Высказываетъ горестную вѣсть!..
             Вотъ точно такъ явился предъ Пріамомъ
             Въ полночный часъ, съ отчаяньемъ въ лицѣ,
             Тотъ, кто пришелъ сказать ему, что Трою
             Объялъ пожаръ! Но какъ Пріамъ увидѣлъ
             Еще до словъ свѣтъ зарева -- такъ точно
             Прочелъ и я въ твоемъ безмолвномъ взглядѣ,
             Что сынъ убитъ!.. Ты хочешь мнѣ сказать:
             "Вашъ сынъ свершилъ и то и то; Дугласъ
             Сражался такъ", ты хочешь усыпить
             Мой жадный слухъ ихъ славными дѣлами,
             А тамъ разбить однимъ ударомъ все,
             Сказавши мнѣ, что братъ и сынъ убиты...
   Мортонъ. Дугласъ и братъ вашъ живы, но вашъ сынъ...
   Нортумберландъ. Ну, что жъ -- убитъ?.. Вотъ видишь, какъ догадливъ
             Языкъ боязни! Кто спросить не смѣетъ
             О томъ, чего боится -- узнаетъ
             Инстинктомъ, по глазамъ, что то, чего
             Онъ такъ боялся -- кончено!.. Но, впрочемъ,
             Выть-можетъ, я ошибся... Отвѣчай!
             Скажи, что я солгалъ! Ты, уличивши
             Меня во лжи, не нанесешь мнѣ этимъ
             Обиды злой... Я награжу, напротивъ,
             Тебя за то...
   Мортонъ.           Вы слишкомъ высоко
             Поставлены, чтобъ сталъ я съ вами спорить;
             Но сердце вамъ, къ несчастью, не солгало
             На этотъ разъ!.. Вашъ страхъ правдивъ!
   Нортумберландъ.                               Такъ что же
             Не скажешь прямо ты, что онъ убитъ?
             Ты молча говоришь о томъ глазами,
             Качаешь головой, какъ будто бъ было
             Позорно слово правды! Если точно
             Его ужъ нѣтъ -- такъ говори смѣлѣй!
             Постыдно лгать на мертвыхъ, но сознаться,
             Что мертвый мертвъ -- обиды въ этомъ нѣтъ,
             Хотя и грустно приносить, я знаю,
             Такія новости: языкъ гонца
             И послѣ будетъ звономъ погребальнымъ
             Гудѣть въ ушахъ, напоминая намъ
             О горестной утратѣ.
   Бэрдольфъ.                     Я не вѣрю
             До сей поры, милордъ, что сынъ вашъ умеръ.
   Мортонъ. Мнѣ больно васъ увѣрить въ томъ, чего
             Я былъ невольный, горестный свидѣтель.
             Я видѣлъ самъ, какъ онъ, покрытый кровью,
             Измученный, едва переводя
             Усталый духъ, чуть отражалъ удары;
             Какъ онъ, не уступавшій никогда
             И никому, повергнутъ былъ на землю
             Рукой неустрашимаго Монмоуса,
             Чтобъ больше не вставать. И эта смерть
             Того, кто зажигалъ единымъ словомъ
             Огонь въ груди и трусости самой,
             Едва о ней узнали,-- загасила
             Былую смѣлость даже въ храбрецахъ!
             Онъ, какъ металлъ, упруго закаленный,
             Поддерживалъ другихъ. Его кончина
             Была похожа на тяжелый грузъ,
             Который, разъ обрушившись, невольно
             Влечетъ съ собой и то, на что упалъ.
             Такъ и теперь: едва войска узнали,
             Что онъ погибъ -- всѣ побѣжали въ страхѣ
             Скорѣе стрѣлъ, въ свою летящихъ цѣль.
             Затѣмъ плѣненъ былъ Ворстеръ благородный,
             А наконецъ самъ храбрый лордъ Дугласъ,
             Сражавшій трижды королевскій призракъ 5),
             Въ отчаяньи украсилъ и собой
             Позоръ бѣжавшимъ съ поля и при этомъ
             Попался въ плѣнъ. Короче: мы разбиты!
             И вслѣдъ затѣмъ король приказъ далъ войску
             Итти на васъ, вручивъ надъ нимъ начальство
             Ланкастеру и графу Вестморланду.
             Вотъ всѣ мои извѣстья.
   Нортумберландъ.           Стой! Довольно!..
             Для скорби часъ придетъ всегда, но здѣсь
             Должно найтись въ самой бѣдѣ лѣкарство.
             Будь я здоровъ, меня бы эти вѣсти
             Свалили съ ногъ,-- зато теперь онѣ жъ,
             Заставъ больнымъ, невольно излѣчили.
             И какъ бѣднякъ, разслабленный горячкой,
             Внезапно вырывается изъ рукъ
             Своихъ надсмотрщиковъ, наскуча болью --
             Такъ точно я, измученный болѣзнью,
             Почувствовалъ въ себѣ тройную силу
             Отъ гнета горести! Долой костыль!
             Тебя стальной замѣнитъ нарукавникъ!
             Прощай, повязка хворости!-- Тебѣ ли
             Защитой быть тому, чьей головѣ
             Грозитъ король, увѣнчанный побѣдой!..
             Желѣзный шлемъ покроетъ мнѣ чело,
             И я безстрашно встрѣчу все, что злоба
             Захочетъ мнѣ послать! Пускай сольется
             Отъ ярости небесный сводъ съ землей!
             Пусть хляби водъ не держатся въ границахъ
             Природныхъ силъ!.. Пусть распадется прахомъ
             Порядокъ весь, и злой раздоръ, скрывавшій
             Себя до сей поры -- зажжется духомъ
             Убійцы Каина и воцарится
             Въ сердцахъ у всѣхъ, чтобъ уничтожить разомъ
             Презрѣнный міръ одной кровавой битвой,
             Оставивъ тьмѣ кромѣшной погребать
             Тѣла людей!..
   Траверсъ.           Достойный лордъ,-- горячность
             Вамъ повредитъ.
   Бэрдольфъ.           Конечно, честь намъ все,
             Но забывать нельзя для чести разумъ.
   Мортонъ. Подумайте, что жизнь друзей зависитъ
             Отъ вашего здоровья, а горячность
             Легко его разстроитъ 6). [Эти вѣсти
             Не новыя для васъ; вы ихъ могли
             Предвидѣть прежде, чѣмъ рѣшились явно
             Сказать: "возстанемъ", взвѣсивъ напередъ
             Случайности войны. Вы знали твердо,
             Что сынъ вашъ могъ погибнуть; что дорога,
             Которою онъ шелъ, могла привесть
             Его скорѣй къ несчастью, чѣмъ къ удачѣ;
             Что онъ, какъ всѣ, подверженъ былъ ударамъ,
             И что его неукротимый духъ,
             Навѣрно, увлечетъ его туда,
             Гдѣ болѣе опасностей. Вы это
             Предвидѣли и, несмотря на то,
             Не измѣнили твердаго рѣшенья,
             Сказавъ ему: "иди!" Его несчастье
             Не неожиданно: свершилось то,
             Что можно было ждать].
   Бэрдольфъ.                     Мы всѣ, кому
             Прискорбенъ этотъ случай, знали также,
             Что онъ вступалъ на скользкую дорогу,
             Гдѣ десять вѣроятностей могли
             Соперничать съ одной, что онъ погибнетъ.
             Но мы отважились: надежда счастья
             И выгодъ перевѣсила боязнь.
             Не удалось -- попробуемъ еще:
             Положимъ все -- и жизнь, и достоянье.
   Мортонъ. И время какъ нельзя благопріятнѣй.
             Я слышалъ достовѣрно, что епископъ
             Возсталъ въ главѣ значительнаго войска,
             А онъ своимъ участьемъ оживитъ
             Вдвойнѣ сердца солдатъ. Съ Готспоромъ были
             Не воины, а призраки людей;
             Въ нихъ души и тѣла разъединялись
             Преступнымъ словомъ: бунтъ. Они дрались
             Безъ силы и охоты, какъ больной
             Насильно пьетъ лѣкарство. Ихъ оружье
             Одно сражалось, между тѣмъ какъ воля,
             Окованная мыслью, что они
             Бунтовщики,-- была мертва, какъ рыба,
             Окованная льдомъ. Теперь, напротивъ,
             Вопросъ стоитъ иначе. Лордъ епископъ,
             Вставъ во главѣ затѣяннаго дѣла,
             Даетъ ему характеръ правоты
             И святости. Его священный санъ
             Влечетъ къ нему сердца по доброй волѣ,
             А стертая съ камней Помфрета кровь
             Великаго Ричарда подкрѣпляетъ
             Его возстанье, поселяя мысль,
             Что возвратитъ онъ волей неба снова
             Покой странѣ, давно ужъ истомленной
             Подъ гнетомъ Болинброка,-- и, повѣрьте,
             Народъ пойдетъ отъ мала до велика
             Во слѣдъ за нимъ.
   Нортумберландъ. Ахъ, лорды! Это все
             Извѣстно мнѣ, но горе противъ воли
             Заставило забыть. Пойдемте въ замокъ;
             Совѣтуйте, ищите средства мщенья
             И безопасности;-- пускай гонцы
             Разносятъ всюду письма и сбираютъ
             Союзниковъ и преданныхъ друзей,--
             Они теперь для насъ всего нужнѣе. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Улица.

(Входитъ сэръ Джонъ Фальстафъ съ пажомъ, который несетъ его щитъ и мечъ).

   Фальстафъ. Ну, великанъ,-- что сказалъ докторъ насчетъ моей мочи?
   Пажъ. Онъ сказалъ, сэръ, что хотя она сама по себѣ хорошая, здоровая моча, но онъ подозрѣваетъ въ ея хозяинѣ больше скрытыхъ болѣзней, чѣмъ вы сами думаете.
   Фальстафъ. Ей-Богу, люди считаютъ за особенную честь скалить надо мной зубы! Эта глупо сваленная глина, что зовутъ человѣкомъ, рѣшительно не въ состояніи выдумать ничего остраго, если только не я предметъ глумленья; такъ что я не только остроуменъ самъ, но еще причина остроумія другихъ. Ну, вотъ, напримѣръ, хоть теперь: не похожъ ли я на свинью, которая съѣла всѣхъ своихъ поросятъ, кромѣ одного? Во мнѣ нѣтъ смысла, если принцъ не нарочно приставилъ ко мнѣ этого мальчишку для того, чтобъ моя фигура выдавалась тѣмъ виднѣе. Для чего мнѣ этотъ корешокъ мандрагоры 7)? Его удобнѣе носить въ карманѣ, чѣмъ водить за собою. Точь-въ-точь маленькая фигурка, что вырѣзываютъ на агатовыхъ печатяхъ. Но я оправлю тебя, голубчикъ, не въ золото, а въ лохмотья, и отошлю вмѣсто брильянта обратно къ твоему господину, къ этому принцу безъ волоска на подбородкѣ. Да что!-- борода скорѣе вырастетъ у меня на ладони, чѣмъ на его щекахъ; а онъ все-таки не стыдится увѣрять, будто у него лицо королевское. Авось когда-нибудь Господу и вздумается его докончить, но до сей поры королевскаго въ немъ только то, что съ его лица точно такъ же, какъ съ королевской физіономіи на монетахъ, цырюльнику не удалось соскоблить и шести пенсовъ 8). А вѣдь какъ хвастаетъ, точно былъ мужемъ, когда его отецъ былъ еще холостякомъ. Ну, да пускай его воображаетъ, что хочетъ,-- въ моихъ глазахъ онъ упалъ окончательно -- это дѣло рѣшеное. А что сказалъ мистеръ Дембльтонъ насчетъ атласа для моей эпанчи и штановъ?
   Пажъ. Онъ говоритъ, сэръ, чтобъ вы доставили поручительство вѣрнѣе Бэрдольфова; что онъ не довѣряетъ ни его ни вашей распискѣ и такихъ обезпеченій не признаетъ.
   Фальстафъ. Будь же онъ проклятъ, какъ самъ сатана, и пусть бы у него прилипъ къ горлу языкъ! Экое животное! Имѣетъ дѣло съ дворяниномъ и требуетъ поручительства! Старый плѣшивый дуракъ! Онъ только и умѣетъ стучать ключами, а чуть кто захочетъ обдѣлать съ нимъ дѣло, какъ водится между честными людьми, на кредитъ -- онъ кричитъ: давай поручительство! А эти поручительства для меня хуже горькой рѣдьки! Я думалъ, что онъ пришлетъ мнѣ, какъ порядочному дворянину, двадцать два аршина атласу, а онъ требуетъ залога! Ну, да чортъ съ нимъ! Пусть его спитъ со своимъ рогомъ изобилія. Жаль только, что онъ не видитъ изъ-за него пары другихъ роговъ, которые приставила ему ко лбу жена. А гдѣ Бэрдольфъ?
   Пажъ. Ушелъ въ Смитфильдъ за лошадью для вашей милости.
   Фальстафъ. Я нанялъ его въ церкви святого Павла, гдѣ скорѣе всего наткнешься на мошенника; а онъ хочетъ купить мнѣ лошадь въ Смитфильдѣ, гдѣ продаютъ однѣхъ клячъ. Теперь мнѣ остается только жениться на потаскушкѣ, чтобъ мое хозяйство было хоть куда 9)! (Входитъ верховный судья 10) съ однимъ изъ подчиненныхъ).
   Пажъ. Сэръ, вотъ идетъ лордъ, посадившій принца въ тюрьму, когда тотъ ударилъ его за Бэрдольфа.
   Фальстафъ. Отойдемъ, я не хочу его видѣть.
   Судья. Кто это идетъ?
   Подчиненный. Фальстафъ, милордъ.
   Судья. Тотъ самый, что былъ замѣшанъ въ дѣлѣ о грабежѣ?
   Подчиненный. Такъ точно, милордъ; но онъ оказалъ потомъ важныя услуги при Шрювсбёри и теперь, какъ я слышалъ, отправляется съ порученіемъ къ принцу Іоанну Ланкастерскому.
   Судья. Въ Іоркъ?.. Вороти его.
   Подчиненный. Сэръ Джонъ Фальстафъ!
   Фальстафъ. Мальчикъ, скажи, что я глухъ.
   Пажъ. Говорите громче: мой господинъ глухъ.
   Судья. Знаю!-- на все хорошее. Дерни его за рукавъ: мнѣ надо поговорить съ нимъ.
   Подчиненный (дергая его). Сэръ Джонъ!
   Фальстафъ. Какъ! Такой здоровый парень и нищенствуетъ? Развѣ у насъ нечего дѣлать? Развѣ нѣтъ войны? Королю нужны подданные, бунтовщикамъ -- солдаты. Если постыдно держать сторону бунтовщиковъ, то нищенствовать еще хуже! Это такой срамъ, что передъ нимъ и самый бунтъ извинителенъ.
   Подчиненный. Сэръ, вы ошибаетесь во мнѣ.
   Фальстафъ. Какъ! Развѣ я назвалъ тебя честнымъ человѣкомъ? Ну, если такъ, то, несмотря на мое рыцарское званіе, я солгалъ, рѣшительно солгалъ.
   Подчиненный. Въ такомъ случаѣ, сэръ, позвольте вамъ сказать не во гнѣвъ вашему рыцарству, что вы солжете, рѣшительно солжете, если назовете меня безчестнымъ.
   Фальстафъ. Позволить тебѣ сказать это? Да я скорѣе дамъ себя повѣсить, чѣмъ отрекусь отъ того, что сказалъ. Да и тебѣ самому совѣтую также лучше повѣситься, чѣмъ попробовать повторить эти слова. Пошелъ вонъ, бездѣльникъ 11)!
   Подчиненный. Милордъ хочетъ говорить съ вами, сэръ.
   Судья. Сэръ Джонъ Фальстафъ, на одно слово.
   Фальстафъ. Ахъ, мой добрый лордъ! Пошли вамъ Богъ долгіе дни! Какъ я радъ, что вижу васъ на чистомъ воздухѣ! Я слышалъ, милордъ, что вы были больны. Надѣюсь, вы гуляете съ позволенья доктора! Хотя, мой добрый лордъ, вы не совсѣмъ потеряли еще юношескую свѣжесть, но все-таки ваши лѣта уже начинаютъ отзываться солью времени. Надо беречься, милордъ, и я униженно прошу васъ не пренебрегать вашимъ драгоцѣннымъ здоровьемъ.
   Судья. Сэръ Джонъ,-- я требовалъ васъ къ себѣ передъ походомъ въ Шрювсбери.
   Фальстафъ; Вотъ точно также, милордъ, я слышалъ, будто и его величество возвратился изъ Уэльса не совсѣмъ здоровымъ.
   Судья. Я говорю не о его величествѣ. Вы не явились тогда по моему требованію.
   Фальстафъ. Я слышалъ, что съ его величествомъ приключилась опять эта проклятая апоплексія.
   Судья. Да хранитъ Богъ его величество! Но прошу васъ, отвѣчайте на мой вопросъ.
   Фальстафъ. Эта апоплексія, какъ я слышалъ, есть родъ летаргіи, сонливость крови или, вѣрнѣе, проклятый зудъ.
   Судья. Къ чему вы мнѣ это все разсказываете? Не о томъ рѣчь.
   Фальстафъ. Она, какъ я слышалъ, дѣлается отъ чрезмѣрной грусти, отъ занятій или потрясенія мозга. Я читалъ объ этой болѣзни у Галена. Это родъ глухоты.
   Судья. Вы, кажется, сами больны ею и ничего не слышите, что вамъ говорятъ.
   Фальстафъ. Именно такъ, сэръ;-- но насчетъ существа моей болѣзни, скажу вамъ, съ вашего позволенія, что я скорѣе стражду недугомъ неслушанія и невниманія.
   Судья. Кандалы были бы противъ него отличнымъ средствомъ,-- и будь я вашъ докторъ, я бы непремѣнно прописалъ вамъ это лѣкарство.
   Фальстафъ. Сэръ, я только бѣденъ, какъ Іовъ, но вовсе не такъ покоренъ; потому, если вы вздумаете прописывать мнѣ микстуру заключенія, то изъ этого не слѣдуетъ, чтобы у меня нашлось довольно терпѣнія ее принять 12).
   Судья. Я посылалъ за вами, чтобъ поговорить о дѣлѣ, которое могло стоить вамъ жизни.
   Фальстафъ. И я не пришелъ по совѣту моего очень опытнаго адвоката.
   Судья. Сэръ Джонъ, вы живете въ ужасномъ развратѣ.
   Фальстафъ. Пусть тотъ, кому въ пору мой поясъ, попробуетъ жить въ меньшемъ.
   Судья. Ваши средства ничтожны, а траты огромны.
   Фальстафъ. Я не прочь, милордъ, чтобъ это было наоборотъ.
   Судья. Вы развратили молодого принца.
   Фальстафъ. Не я, а онъ развратилъ меня. Я бѣднякъ съ большимъ брюхомъ, а онъ -- моя вожатая собачонка 13).
   Судья. Впрочемъ, оставимъ это. Я не хочу трогать только-что зажившую рану. Ваши заслуги при Шрювсбери заставили немного забыть ночные подвиги въ Гэдсхилѣ. Благодарите теперешнее смутное время, которое помогло вамъ отдѣлаться такъ дешево.
   Фальстафъ. Но однако, милордъ...
   Судья. Довольно. Пользуйтесь случаемъ и не будите спящаго волка.
   Фальстафъ. Слушать лисицу такъ же дурно, какъ и будить волка.
   Судья. Вы похожи на свѣчу, лучшая часть которой сгорѣла.
   Фальстафъ. Однако, милордъ, если я похожъ на свѣчу, то на большую, праздничную и притомъ изъ одного сала. Замѣтьте еще, что я, наперекоръ свѣчѣ, все увеличиваюсь въ объемѣ 14).
   Судья. Перестаньте болтать вздоръ. Каждый сѣдой волосъ въ вашей бородѣ долженъ бы былъ придавать вамъ степенности и вѣсу.
   Фальстафъ. Оно такъ и есть, сэръ: каждый изъ нихъ дѣйствительно придаетъ мнѣ вѣсу.
   Судья. Вы слѣдуете всюду за принцемъ, какъ его дурной ангелъ,
   Фальстафъ. Ну, нѣтъ, милордъ,-- дурной ангелъ легокъ 15), а меня, надѣюсь, всякій, кто только увидитъ, возьметъ, не взвѣшивая. Впрочемъ, надо признаться, что нынче курсъ на меня упалъ. Вѣдь добродѣтель подешевѣла въ наше скаредное время такъ же, какъ и истинное мужество; способности же и умъ тратятся исключительно на корыстные расчеты. Всѣ похвальныя качества не стоятъ выѣденнаго яйца благодаря злобѣ времени. Вы, старики, не хотите сознаться, что мы, молодежь, способнѣе васъ, и судите о нашемъ горячемъ темпераментѣ по своей остывшей желчи; хотя, впрочемъ, я признаюсь, что и мы иногда слишкомъ сильно предаемся увлеченіямъ молодости.
   Судья. Неужели вы помѣщаете себя въ списокъ молодыхъ?.. Вы, на кого время наложило уже всѣ свои слѣды? Посмотрите на себя: ваши глаза слезятся, руки сохнутъ, щеки пожелтѣли, борода побѣлѣла, ноги укорачиваются, животъ растетъ; голосъ вашъ надорванъ, дыханье коротко, умъ помраченъ. Словомъ, старость отяжелѣла надъ вами окончательно, а вы хотите казаться молодымъ. Стыдитесь, сэръ Джонъ, стыдитесь!
   Фальстафъ. Послушайте, милордъ: бѣлые волосы и нѣсколько круглый животъ были у меня при самомъ рожденіи; а что касается до моего голоса, то вѣдь я надорвалъ его усерднымъ пѣніемъ псалмовъ. Большихъ доказательствъ моей молодости я представлять не стану; а если желаете, то предлагаю вамъ пари въ тысячу фунтовъ о томъ, кто изъ насъ лучше прыгаетъ. Вы увидите, что вамъ придется проститься съ деньгами. Короче, если я старъ, то умомъ и опытностью, а не лѣтами. Я первый признаю, что оплеуха, которую вамъ далъ принцъ, была невѣжлива, и что вы перенесли ее, какъ благоразумный лордъ. Я тогда серьезно его побранилъ, и мой птенецъ раскаялся, хоть истязалъ при этомъ свою плоть не власяницей и пепломъ, а новымъ шелкомъ и старымъ хересомъ.
   Судья. Дай Богъ принцу товарища получше!
   Фальстафъ. Дай Богъ товарищу -- принца получше! Я не могу отъ него отвязаться.
   Судья. Утѣшьтесь,-- король васъ разлучаетъ. Я слышалъ, что васъ посылаютъ съ лордомъ Іоанномъ Ланкастерскимъ противъ архіепископа и графа Нортумберланда.
   Фальстафъ. Знаю и убѣжденъ впередъ, что обязанъ этимъ вашему старанью. Но совѣтую вамъ всѣмъ, кто остается въ объятіяхъ мира, помолиться хорошенько, чтобъ мы не сошлись съ непріятелемъ въ жаркій день. Я беру съ собой всего двѣ рубашки и не намѣренъ потѣть больше обыкновеннаго. Потомъ если мы встрѣтимся въ жаркій день, то пусть я потеряю охоту къ хересу, если махну чѣмъ-нибудь, кромѣ бутылки. Это, ей-Богу, удивительно! До сей поры не было опаснаго дѣла, куда бы меня не послали. Не могу же я вѣчно работать за другихъ 16). А все старая замашка англичанъ: едва попадется что-нибудь путное -- и давай совать вездѣ. Вотъ вы сами говорите, что я старикъ,-- такъ отчего жъ не оставить меня въ покоѣ? Я, ей-Богу, наконецъ желалъ бы, чтобъ мое имя не было такъ страшно непріятелю. По-моему, лучше быть изъѣденнымъ ржавчиной отъ покоя, чѣмъ истереться въ ничто отъ вѣчнаго движенія.
   Судья. Будьте только честны, и небо благословитъ ваше предпріятіе.
   Фальстафъ. Лордъ, не одолжите ли вы мнѣ тысячу фунтовъ на подъемъ?
   Судья. Ни одного крестовика: вы слишкомъ нетерпѣливы, чтобъ нести какой-нибудь крестъ 17). Прощайте! Кланяйтесь отъ меня лорду Вестморланду. (Судья уходитъ съ подчиненнымъ).
   Фальстафъ. Да, держи карманъ, такъ и поклонюсь. Нѣтъ ужъ, видно, старость такъ же неразлучна со скряжничествомъ, какъ молодость съ распутствомъ. Зато первую щиплетъ подагра, а вторую -- Венера, и такимъ образомъ оба возраста получаютъ должное возмездіе. Эй, пажъ!
   Пажъ. Что угодно, сэръ?
   Фальстафъ. Сколько денегъ въ моемъ кошелькѣ?
   Пажъ. Семь гротовъ и два пенса.
   Фальстафъ. Я рѣшительно не знаю лѣкарства противъ этой проклятой чахотки кошелька! Займы только облегчаютъ и тянутъ болѣзнь, а совершенно не излѣчиваютъ. Снеси это письмо лорду Ланкастеру; это -- принцу; это -- лорду Вестморланду, а это -- старой мистриссъ Урсулѣ, на которой я каждую недѣлю клянусь жениться съ тѣхъ поръ, какъ проглянулъ первый сѣдой волосъ на моемъ подбородкѣ. Затѣмъ ты знаешь, гдѣ меня найти. Ступай! (Пажъ уходитъ). Ахъ, чтобъ чортъ послалъ подагру на эту проклятую Венеру, или Венеру на подагру! Которая-то изъ нихъ прескверно заигрываетъ около моего большого пальца. Впрочемъ, не бѣда, если я и охромѣю: можно будетъ все свалить на войну и тѣмъ скорѣе выхлопотать пенсіонъ. Съ умомъ изъ всего извлечешь выгоду -- и я обращу въ пользу самую болѣзнь. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Іоркъ. Комната въ домѣ архіепископа.

(Входятъ Архіепископъ Іоркскій, лордъ Гастингсъ, Моубрей и лордъ Бэрдольфъ).

   Архіепископъ. Итакъ, мои почтенные друзья,
             Вы знаете подробно наши средства;
             Скажите же теперь чистосердечно,
             Что думаете вы о нашемъ дѣлѣ?
             Надежно ли оно? Лордъ-маршалъ, васъ
             Прошу начать я рѣчь.
   Моубрей.                     Я одобряю
             Вполнѣ причины нашего возстанья,
             Но, признаюсь, желалъ бы знать подробнѣй
             О нашихъ силахъ, прежде чѣмъ скажу
             Рѣшительно, возможно ль намъ серьезно
             Сопротивляться силамъ короля.
   Гастингсъ. Мы двадцать пять имѣемъ тысячъ войска
             Отборнаго, готоваго къ сраженью,
             И, сверхъ того, надѣемся на помощь
             Достойнаго Нортумберланда: онъ
             Горитъ желаньемъ отомстить скорѣе
             Свою обиду.
   Бэрдольфъ. Мы должны рѣшить,
             Лордъ Гастингсъ, можемъ ли возстать одни,
             Съ наличнымъ войскомъ, безъ Нортумберланда.
   Гастингсъ. Съ нимъ можемъ.
   Бэрдольфъ.                               Ну, вотъ видите! Мое
             Рѣшительное мнѣнье -- подождать
             Его прихода, если мы не можемъ
             Возстать одни18). [Въ такомъ опасномъ дѣлѣ
             Не должно допускать предположеній,
             Сомнѣній, вѣроятій и надеждъ
             Невѣрной помощи].
   Архіепископъ.                     Вы правы, лордъ, и я
             Вполнѣ согласенъ съ вами. Неудача,
             Постигшая друзей при Шрювсбери,
             Доказываетъ правду вашей рѣчи.
   Бэрдольфъ. Не такъ ли? Перси именно ласкалъ
             Себя пустой надеждою на помощь
             И, глупо положась на обѣщанья,
             Которыя на дѣлѣ вышли меньше
             Малѣйшей изъ надеждъ, послалъ войска
             На вѣрную погибель, какъ безумецъ,
             Закрывъ свои глаза.
   Гастингсъ.                     Позвольте вамъ
             Однакоже замѣтить, что расчеты
             Надеждъ и вѣроятій не вредятъ.
   Бэрдольфъ 19). [Нѣтъ, именно вредятъ, когда надежды
             Возложены въ подобномъ предпріятіи
             На шаткія основы, какъ надежды
             На ранній урожай. Всегда вѣрнѣе
             Предполагать, что ранніе цвѣты
             Побьетъ морозъ. Припомнимъ, что когда
             Хотимъ мы строить зданье, то сначала
             Осматриваемъ мѣстность и рисуемъ
             Подробный планъ задуманнаго дома;
             Затѣмъ по немъ высчитываемъ смѣту
             И въ случаѣ, когда найдемъ ее
             Значительнѣе средствъ,-- то чертимъ снова
             Другой рисунокъ, проще, иль совсѣмъ
             Бросаемъ предпріятье. А теперь,
             Когда вопросъ почти о томъ, чтобъ вовсе
             Разрушить королевство и построить
             Взамѣнъ его другое, мы должны
             Тѣмъ тщательнѣе провѣрить планъ и мѣстность,
             Упрочить основанья и принять
             Въ расчетъ возможность всяческихъ препятствій.].
             Иначе, принимая за дѣла
             Одни названья, мы вѣдь будемъ сильны
             Лишь на словахъ, подобно, какъ строитель,
             Который, возведя до половины
             Задуманное зданье, покидаетъ
             Его по недостатку средствъ въ добычу
             Случайностямъ угрюмой непогоды
             И бурному дыханію зимы.
   Гастингсъ. Я даже думаю, что если наши,
             До сей поры блестящія, надежды
             Погибнутъ безъ слѣда, и наше войско
             Останется безъ помощи друзей,
             То все жъ его довольно, чтобъ съ успѣхомъ
             Уравновѣсить силы короля.
   Бэрдольфъ. Но развѣ королевскія войска
             Числомъ не больше насъ?
   Гастингсъ.                     Никакъ не больше,
             А можетъ-быть, и меньше. Вѣдь они
             Раздѣлятся на малые отряды,
             Затѣмъ, чтобъ разомъ двинуться на насъ
             А также на французовъ съ Глендоуеромъ 20).
             Такой тройной раздѣлъ необходимъ,
             А сверхъ того, финансы короля,
             Какъ слышалъ я, въ печальномъ положеньи.
   Архіепископъ. Такъ, значитъ, намъ причины нѣтъ бояться,
             Что онъ, стянувъ войска, пойдетъ на насъ
             Со всѣми силами.
   Гастингсъ.                     О, никогда!
             Не бойтесь этого: стянувши войско,
             Онъ свой откроетъ тылъ -- и Глендоуеръ
             Съ французами пойдетъ за нимъ въ погоню.
   Бэрдольфъ. А кто итти назначенъ противъ насъ?
   Гэстингсъ. Ланкастеръ съ Вестморландомъ. Самъ король
             Идетъ на Глендоуера съ принцемъ Гарри
             Уэльскимъ; но кого пошлютъ сражаться
             Съ французами, признаться -- я не знаю.
   Архіепископъ 21). Такъ съ Богомъ! Обнародуемъ скорѣй
             Причины возмущенья. Государству,
             Замѣтно по всему, уже наскучилъ
             Его избранникъ прежняя любовь
             Сломилась отъ излишка. Вотъ какъ дурно
             Надѣяться на преданность толпы!
             Давно ль она безумно оглашала
             Небесный сводъ привѣтомъ Болинброку,
             Пока еще онъ не былъ королемъ?
             И вотъ теперь она уже спѣшитъ,
             Пресытясь имъ, какъ гнусная собака,
             Его извергнуть вонъ, какъ въ дни былые
             Извергнула великаго Ричарда.
             Что жъ вѣрно на землѣ, когда народъ,
             Такъ жаждавшій погибели Ричарда,
             Позорившій священную главу,
             Когда онъ шелъ, вздыхая отъ стыда,
             За гордой колесницей Болинброка,
             Теперь кричитъ: "подайте намъ обратно
             Его священный прахъ!" О, родъ людской!
             Всегда о томъ безумно ты жалѣешь,
             Чего цѣнить во время не умѣешь!
   Моубрей. Осмотримте же войско -- и въ походъ.
   Гэстингсъ. Вы правы лорды,-- время насъ не ждетъ.

(Уходятъ).

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Улица.

(Входятъ мистриссъ Куикли и Фангъ съ мальчикомъ; потомъ Снэръ).

   Куикли. Такъ моя просьба принята, мистеръ Фангъ?
   Фангъ. Принята, принята.
   Куикли. А гдѣ же вашъ помощникъ? Силенъ ли онъ? Постоитъ ли за себя?
   Фангъ. Снэръ? Да гдѣ же онъ въ самомъ дѣлѣ? Снэръ!
   Куикли. Ахъ, Господи! Гдѣ же онъ, нашъ добрый мистеръ Снэръ?
   Снэръ (входя). Здѣсь я, здѣсь!
   Фангъ. Ну, Снэръ,-- намъ надо, арестовать сэра Джона Фальстафа.
   Куикли. Да, мистеръ Снэръ,-- я подала просьбу на него и на всѣхъ.
   Снэръ. Ну, а какъ онъ начнетъ драться?
   Куикли. Непремѣнно начнетъ. Берегитесь его,-- это ужъ такой человѣкъ. Сколько разъ онъ затѣвалъ драку въ моемъ собственномъ домѣ. Бывало, вынетъ мечъ и ну пырять во что попало. Да вѣдь какъ звѣрски!-- Тутъ ему не попадайся ни женщина ни ребенокъ.
   Фангъ. Мнѣ лишь бы съ нимъ сцѣпиться, а тамъ я его меча не побоюсь.
   Куикли. И я также,-- я отъ васъ не отстану.
   Фангъ. Кто разъ попалъ въ мои лапы, тотъ не увернется.
   Куикли. Сохрани Боже! Я разорена въ конецъ, если только онъ увернется. Онъ безъ конца записанъ въ моей книгѣ. Постарайтесь же хорошенько, добрый мистеръ Фангъ, и вы также, мистеръ Снэръ! Онъ сейчасъ пойдетъ покупать себѣ сѣдло, а оттуда отправится обѣдать въ Лумбертскую улицу, къ торговцу шелковыми матеріями, мистеру Шмусу. Такъ какъ моя просьба принята, и дѣло мое извѣстно всему свѣту, то вы непремѣнно заставьте его расплатиться. Шутка ли для бѣдной вдовы сто марокъ! А я ждала безъ конца, просто срамъ сказать. Я честная женщина, а не оселъ или какое другое животное, и не могу терпѣть обидъ отъ всякаго мерзавца.

(Входятъ Фальстафъ, его пажъ и Бэрдольфъ.

   Куикли. А, да вотъ и онъ, и съ нимъ Бэрдольфъ, этотъ негодный красный носъ. Исполняйте вашу обязанность, мистеръ Фангъ и мистеръ Снэръ, пожалуйста, исполняйте.
   Фальстафъ. Это что за сволочь? Что случилось?
   Фангъ. Сэръ Джонъ, я васъ арестую по жалобѣ мистриссъ Куикли.
   Фальстафъ. Какъ! Что?-- Прочь, бездѣльникъ! Руби ихъ, Бэрдольфъ; сбрось эту шкуру въ канаву.
   Куикли. Меня въ канаву? Нѣтъ, я прежде столкну туда тебя самого! Ахъ, ты, разбойникъ! Да какъ ты смѣешь противиться королевскимъ служителямъ? Караулъ! Рѣжутъ! Бездѣльникъ ты этакій, душегубецъ!
   Фальстафъ. Гони ихъ, Бэрдольфъ.
   Фангъ. Караулъ, помогите!
   Куикли. Помогите, добрые люди! Такъ ты не хочешь идти добромъ? Погоди же, бездѣльникъ, погоди 22), пеньковое ты сѣмя!
   Фальстафъ. Прочь, судомойка! Говорятъ тебѣ, убирайся, не то худо будетъ!

(Входитъ верховный судья со свитой).

   Судья. Что здѣсь за шумъ?
   Куикли. Ахъ, мой высокопочтенный лордъ,-- выслушайте меня!
   Судья. Вы здѣсь опять буяните, сэръ Джонъ!
             Прилично ль это дѣлать въ вашемъ званьи?
             Вамъ слѣдовало бъ быть теперь ужъ въ Іоркѣ.
             Оставь его! Съ чего ты привязалась?
   Куикли. Ахъ, ваша милость, я бѣдная вдова изъ Истчипа, и онъ арестованъ по моей жалобѣ.
   Судья. За какую сумму?
   Куикли. Ахъ, мой добрый лордъ! Больше, чѣмъ за какую 23)! Я разорена имъ къ конецъ! Онъ съѣлъ меня съ цѣлымъ хозяйствомъ. Онъ все мое состояніе упряталъ въ это жирное брюхо. Погоди, бездѣльникъ! Теперь я съ тобою справлюсь, а не то начну давить тебя по ночамъ, какъ домовой.
   Фальстафъ. Ну, я самъ скорѣй задавлю домового, если только удастся на него вскарабкаться.
   Судья. Я удивляюсь, сэръ Джонъ, какъ вамъ не стыдно заставлять бѣдную женщину прибѣгать къ такимъ средствамъ для возвращенія своей собственности? Какой порядочный человѣкъ рѣшится навлечь на себя подобныя ругательства?
   Фальстафъ. Ну, говори, что за великую сумму я тебѣ долженъ?
   Куикли. Да будь ты честный человѣкъ, ты бы долженъ былъ сознаться, что задолжалъ мнѣ не только деньгами, но и собой. Помнишь, ты клялся мнѣ стаканомъ, который вполовину вызолоченъ, сидя передъ каминомъ въ дельфиновой комнатѣ 2І), что ты женишься на мнѣ и сдѣлаешь меня барыней? Забылъ? А я такъ помню. Это было какъ разъ въ среду на Пятидесятницѣ, когда принцъ проломилъ тебѣ голову за то, что ты сказалъ, будто его отецъ похожъ на виндзорскаго пѣвчаго. Тутъ еще вошла сосѣдка Кичь и попросила у меня взаймы чашку уксусу, сказавъ, что у нея есть славное блюдо раковъ. Тебѣ захотѣлось ихъ поѣсть, а я сказала, что это при свѣжей ранѣ нездорово. А послѣ, когда она ушла, ты говорилъ, что я не должна обходиться слишкомъ фамильярно съ простымъ народомъ, потому что буду скоро благородной. А потомъ ты меня цѣловалъ и выпросилъ тридцать шиллинговъ. Попробуй отпереться, что это неправда!
   Фальстафъ. Это -- бѣдная сумасшедшая, милордъ. Представьте, она всему городу разсказываетъ, что ея старшій сынъ похожъ на васъ, какъ двѣ капли воды. Прежде она имѣла порядочное состояніе, но бѣдность лишила ее разсудка. Что же касается до этихъ глупыхъ чиновниковъ, то я требую удовлетворенія.
   Судья. Сэръ Джонъ, сэръ Джонъ! Я хорошо знаю вашу способность искажать истину. Вы меня не обманете вашей притворной самоувѣренностью и этой кучей словъ, которыя сыплете съ такимъ наглымъ безстыдствомъ. Я вполнѣ убѣжденъ, что вы задолжали этой женщинѣ, пользуясь ея легковѣріемъ.
   Куикли. Истинно такъ, милордъ.
   Судья. Молчи!-- Заплатите же ей, что должны, и постарайтесь загладить раскаяніемъ ваши гнусности.
   Фальстафъ. Милордъ, я не намѣренъ молча переносить такихъ выговоровъ. Вы называете благородную смѣлость наглостью. По-вашему, только тотъ и добродѣтеленъ, кто гнетъ свою спину. Если такъ, то прошу меня извинить,-- а я не намѣренъ быть вашимъ поклонникомъ. Еще разъ требую, чтобъ вы освободили меня отъ этой сволочи, потому что я имѣю королевское порученіе, которое не терпитъ отлагательства.
   Судья. Согласитесь однако, что это порученіе не даетъ вамъ права дѣлать зло, и я совѣтую вамъ ради вашей репутаціи удовлетворить эту бѣдную женщину.
   Фальстафъ. Поди сюда, хозяйка.

(Отводитъ ее въ сторону. Входитъ Гоуеръ).

   Судья. Что новаго, мистеръ Гоуеръ?
   Гоуеръ. Милордъ,-- король и Генрихъ, принцъ Уэльскій,
             Спѣшатъ сюда. Подробности въ письмѣ.
   Фальстафъ (Куикли). Какъ дворянинъ...
   Куикли. Нѣтъ, вы и прежде такъ обѣщали.
   Фальстафъ. Говорятъ тебѣ, какъ дворянинъ!.. Ну, перестань же упрямиться.
   Куикли. Сэръ Джонъ, --ей-Богу, мнѣ придется заложить и серебро и занавѣски.
   Фальстафъ. Э, вздоръ! Изъ стеклянной посуды пить гораздо пріятнѣй, а вмѣсто всѣхъ этихъ обоевъ и изъѣденныхъ молью занавѣсокъ повѣсь на стѣны какую-нибудь хорошенькую картинку: охоту, исторію блуднаго сына или что-нибудь въ этомъ родѣ. Перестань же упрямиться и добудь десять фунтовъ. Я всегда говорилъ, что во всей Англіи нѣтъ женщины лучше тебя, если бъ только не это проклятое своенравіе. Ну, ступай же, умойся и возьми назадъ свою просьбу. Полно! Къ чему намъ ссориться? Вѣдь я знаю -- тебя подучили.
   Куикли. Право, сэръ Джонъ, довольно будетъ и двадцати ноблей:-- мнѣ страхъ какъ не хочется закладывать посуду.
   Фальстафъ. Ну, хорошо -- не нужно; я извернусь какъ-нибудь иначе. Ты всегда будешь дурой.
   Куикли. Ну, не сердитесь: -- вы получите десять фунтовъ, даже если бъ мнѣ пришлось заложить платье. Вѣдь вы придете ужинать и заплатите мнѣ все вдругъ?
   Фальстафъ. Вѣрнѣй, чѣмъ то, что я живъ. (Бэрдольфу). Ступай за нею и не отставай.
   Куикли. Не позвать ли къ ужину Доль Тиршитъ?
   Фальстафъ, Позови, позови.

(Куикли, Бэрдольфъ, полицейскіе и пажъ уходятъ).

   Судья (Гоуеру). Я слышалъ новости лучше этихъ.
   Фальстафъ. Что за новости, милордъ?
   Судья (Гоуеру). Гдѣ провелъ король прошедшую ночь?
   Гоуеръ. Въ Кэсингтонѣ, милордъ.
   Фальстафъ. Что же новаго, милордъ? Надѣюсь, все хорошо.
   Судья (Гоуеру). И король возвращается со всѣмъ войскомъ?
   Гоуеръ. Нѣтъ, онъ послалъ значительный отрядъ
             Съ Ланкастеромъ противъ Нортумберланда
             Съ епископомъ.
   Фальстафъ.           Вернется ли король,
             Мой добрый лордъ, обратно изъ Уэльса?
   Судья. Пойдемте, мистеръ Гоуеръ,-- вы тотчасъ
             Получите обѣщанныя письма.
   Фальстафъ. Милордъ!
   Судья. Что вамъ угодно?
   Фальстафъ (нарочно отворачивается). Мистеръ, Гоуеръ, не угодно ли вамъ со мною отобѣдать?
   Гоуеръ. Благодарю васъ, сэръ Джонъ: я долженъ итти съ милордомъ.
   Судья. Вы слишкомъ медлите, сэръ Джонъ, и забываете, что вамъ дано порученіе вербовать въ графствахъ солдатъ.
   Фальстафъ. Такъ не сдѣлаете ли вы мнѣ честь, мистеръ Гоуеръ, со мной отужинать?
   Судья. Вы меня не слушаете, сэръ Джонъ. Кто васъ научилъ подобному обращенію?
   Фальстафъ. Кто бы ни научилъ, милордъ, но если оно вамъ не нравится, значитъ -- глупъ тотъ, кто меня ему научилъ. Я далъ вамъ урокъ фехтованія и заплатилъ ударомъ за ударъ. Затѣмъ -- прощайте.
   Судья. Нѣтъ, видно, горбатаго одна могила исправитъ 25).

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Другая улица.

(Входитъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

   Принцъ. Я ужасно усталъ.
   Пойнсъ. Неужели? А я думалъ, что усталость не посмѣетъ и коснуться такой высокой особы.
   Принцъ. Однако коснулась; и я еще болѣе заставлю краснѣтъ мое величіе, признавшись, что готовъ утолить теперь жажду самымъ простымъ пивомъ.
   Пойнсъ. Принцевъ надо воспитывать такъ, чтобъ они не смѣли и думать о такомъ жалкомъ напиткѣ.
   Принцъ. Мысль о немъ однако пришла мнѣ въ голову. Вѣрно, я ужъ рожденъ не съ королевскими привычками, тѣмъ болѣе, что не одинъ плебейскій вкусъ къ пиву разногласитъ съ величіемъ моего сана. Что, напримѣръ, заставляетъ меня дорожить обществомъ, подобныхъ твоему? Проводить съ тобой цѣлые дни, разсуждать о твоихъ шелковыхъ чулкахъ, то-есть о тѣхъ, что на тебѣ, и о тѣхъ, что были когда-то абрикосоваго цвѣта? Вести счетъ твоимъ рубашкамъ,-- то-есть одной необходимой и другой -- излишней, которыя хозяинъ игорнаго дома знаетъ еще лучше, чѣмъ я? Нынче тебѣ, кажется, ужъ нечего и заложить. Твое голландское бѣлье поплатилось за грѣхи твоихъ собственныхъ Нидерландовъ, 26) и -- Богъ знаетъ -- наслѣдуютъ ли царствіе небесное тѣ ребята, на пеленки которымъ ты долженъ былъ разорвать свои рубахи. Впрочемъ, повивальныя бабки говорятъ, что дѣти нисколько не виноваты въ томъ, что міръ продолжаетъ населяться, и родственныя связи распространяются.
   Пойнсъ. Я удивляюсь, право, какъ вамъ при вашей усталости еще хочется шутить подобнымъ образомъ. Ну, какой принцъ въ мірѣ станетъ такъ дурачиться, когда отецъ его тяжело боленъ?
   Принцъ. Сказать тебѣ причину моихъ дурачествъ?
   Пойнсъ. Говорите,-- да только поосновательнѣе и поумнѣй.
   Принцъ. Для такой головы, какъ твоя, будетъ довольно умно.
   Пойнсъ. Говорите,-- я готовъ на всѣ ваши выходки.
   Принцъ. Такъ знай же, что я не долженъ казаться печальнымъ передъ всѣми, хотя и признаюсь тебѣ, моему другу за неимѣніемъ лучшаго, что болѣзнь отца меня истинно огорчаетъ.
   Пойнсъ. Такъ ли?
   Принцъ. Ей-Богу, ты, кажется, думаешь, что я записанъ въ книгѣ дьявола за мою закоснѣлость такими же черными буквами, какъ ты съ Фальстафомъ. Дождись конца, прежде чѣмъ произнесешь приговоръ. Я торжественно повторяю, что болѣзнь отца огорчаетъ меня глубоко, и только ваше грязное товарищество удерживаетъ меня отъ обнаруженія этой печали.
   Пойнсъ. Но почему же?
   Принцъ. Положимъ, я заплачу,-- что ты обо мнѣ скажешь?
   Пойнсъ. Что вы величайшій лицемѣръ.
   Принцъ. И такъ подумаютъ всѣ, а не ты одинъ. Ты будешь въ этомъ случаѣ, какъ и во всѣхъ другихъ, только отголоскомъ толпы, потому что я не знаю человѣка, который бы держался болѣе тебя въ своихъ убѣжденіяхъ общей избитой дороги. Слѣдовательно, всѣ сочтутъ меня за лицемѣра. Теперь скажи, что могло подать поводъ къ такому мнѣнію?
   Пойнсъ. Ваше прежнее распутство и товарищество съ Фальстафомъ.
   Принцъ. И съ тобой.
   Пойнсъ. Нѣтъ, клянусь честью, обо мнѣ говорятъ не такъ дурно! Самое худое во мнѣ то, что я младшій братъ 27), и потому долженъ поневолѣ надѣяться на однѣ свои руки. А вѣдь этому несчастью я пособить не въ силахъ. Но посмотрите, вотъ идетъ Бэрдольфъ. (Входятъ Бэрдольфъ и пажъ).
   Принцъ. И съ нимъ мальчишка, котораго я далъ Фальстафу. Держу пари, что жирный негодяй уже успѣлъ его испортить.
   Бэрдольфъ. Здравія желаю вашей милости!
   Принцъ. Желаю того же вашей.
   Бэрдольфъ (пажу). Поди сюда, пострѣленокъ. Ну, чего ты прячешься и краснѣешь? Нечего прикидываться новичкомъ. Велика важность, что вытянулъ четыре кружки пива.
   Пажъ. Онъ послалъ меня къ вамъ, сэръ. Сначала я, было, его не узналъ, потому что онъ сталъ меня кликать въ окно съ занавѣской, такой же красной, какъ его рожа 28); а потомъ, когда я разсмотрѣлъ глаза, мнѣ показалось, что онъ проткнулъ въ двухъ мѣстахъ красную юбку шинкарки да и выглядываетъ.
   Принцъ. Видишь, я угадалъ: мальчишка просвѣтился.
   Бэрдольфъ. Чтобъ тебѣ провалиться, дрянная мелюзга!
   Пажъ. Молчи ты, безпутный сонъ Алтеи!
   Принцъ. Что это за сонъ?
   Пажъ. Да видите, милордъ,-- Алтея видѣла во снѣ, будто родила головню; вотъ я его и прозвалъ сномъ Алтеи 29).
   Принцъ. Объясненіе стоитъ кроны;-- возьми!

(Даетъ ему денегъ).

   Пойнсъ. Вотъ и отъ меня шесть пенсовъ, съ искреннимъ желаньемъ, чтобъ ты не пропалъ окончательно.
   Бэрдольфъ. Чего тутъ желать:-- вѣдь тогда только не получитъ своего висѣлица.
   Принцъ. Что твой господинъ Бэрдольфъ?
   Бэрдольфъ. Поживаетъ помаленьку, милордъ. Онъ узналъ, что вы прибыли въ городъ, и прислалъ вамъ письмо.
   Пойнсъ. Передано съ должнымъ почтеньемъ. Ну, что наше бабье лѣто -- твой господинъ?
   Бэрдольфъ. Слава Богу, въ вожделѣнномъ здравіи.
   Пойнсъ. Зато его безсмертная часть сильно нуждается во врачѣ. Впрочемъ, онъ о ней, кажется, не слишкомъ тужитъ.
   Принцъ. Я позволяю этому тюфяку обходиться со мной запросто, а онъ пользуется этимъ ужъ черезчуръ безъ церемоній. Посмотри, что онъ пишетъ.
   Пойнсъ (читаетъ). "Джонъ Фальстафъ, рыцарь..." Никакъ нельзя безъ этого титула,-- лишь бы нашелся случай себя назвать. Точно дальніе родственники короля, что не уколютъ себѣ пальца, не прибавивъ: "вотъ пролилась королевская кровь!" А чуть спросятъ, какимъ это образомъ -- сейчасъ является смиренный отвѣтъ: "я бѣдный родственникъ короля."
   Принцъ. Да, всякій радъ приписаться намъ въ родню, хотя бы приходилось выводить родословную отъ Адама.
   Пойнсъ (читаетъ). "Сэръ Джонъ Фальстафъ, рыцарь -- старшему сыну короля, Генриху, принцу Уэльскому -- привѣтъ". Да это формальный документъ.
   Принцъ. Дальше!,
   Пойнсъ (читаетъ). "Я буду подражать доблестному римлянину въ краткости..." 30). Вѣроятно, дыханья при одышкѣ. "Во-первыхъ, поручаю себя твоей благосклонности; во-вторыхъ,-- не будь слишкомъ коротокъ съ Пойнсомъ: онъ употребляетъ во зло твою довѣренность и увѣряетъ всѣхъ, что ты обѣщалъ жениться на сестрѣ его, Нэлли. Затѣмъ совѣтую тебѣ покаяться на досугѣ, при чемъ остаюсь твой и не твой (смотря по твоему со мной обращенію) Джонъ Фальстафъ -- съ своими близкими, Джонъ -- съ братьями и съ сестрами и сэръ Джонъ -- со всей остальной Европой..." Милордъ, я обмокну это письмо въ хересъ и заставлю негодяя его съѣсть.
   Принцъ. Ну, что жъ! Какъ будто ему придется въ первый разъ глотать обратно собственныя слова. Но слушай, Нэдъ: неужели ты въ самомъ дѣлѣ такъ пользуешься моимъ расположеніемъ? Неужели по-твоему я долженъ жениться на твоей сестрѣ?
   Пойнсъ. Конечно, я не желаю ей лучшаго счастья, но я никогда не говорилъ этого.
   Принцъ. Однако мы убиваемъ даромъ время, а тѣни мудрецовъ смѣются надъ нами, сидя на облакахъ. (Бэрдольфу). Твой господинъ въ Лондонѣ?
   Бэрдольфъ. Да, милордъ.
   Принцъ. Гдѣ онъ ужинаетъ? Все въ томъ же старомъ хлѣвѣ откармливается этотъ старый боровъ?
   Бэрдольфъ. Все тамъ же, милордъ,-- въ Истчипѣ.
   Принцъ. Кто будетъ сегодня съ нимъ?
   Пажъ. Эфесцы 31), сэръ, стараго прихода.
   Принцъ. Будутъ женщины?
   Пажъ. Никого, кромѣ хозяйки Куикли и Доль Тиршитъ.
   Принцъ. Это еще что за тварь?
   Пажъ. Прекрасная дѣвица, сэръ, и родственница моему господину.
   Принцъ. Какъ деревенскія коровы городскому быку. Нэдъ, не накрыть ли намъ ихъ за ужиномъ?
   Пойнсъ. Какъ хотите милордъ,-- я отъ васъ ни на шагъ.
   Принцъ. Мальчикъ и ты, Бэрдольфъ, не говорите вашему господину, что мы въ городѣ. Вотъ вамъ за ваше молчаніе,

(Даетъ имъ деньги).

   Бэрдольфъ. Я нѣмъ, какъ рыба, милордъ.
   Пажъ. И я, сэръ, умѣю держать языкъ за зубами.
   Принцъ. Ну, ступайте же! (Бэрдольфъ и пажъ уходятъ). Эта Доль Тиршитъ, должно-быть, проѣзжая дорога.
   Пойнсъ. Навѣрно,-- такая же торная, какъ между Лондономъ и Сентъ-Альбаномъ.
   Принцъ. Мнѣ хотѣлось бы посмотрѣть на Фальстафа во всей его красѣ, но такъ, чтобъ онъ этого не зналъ.
   Пойнсъ. Одѣнемся мальчиками и станемъ прислуживать имъ за столомъ.
   Принцъ. Изъ принца -- въ лакея, изъ Юпитера -- въ вола!-- тяжелое превращеніе! Ну, да ничего!.. Для такой потѣхи можно подурачиться. Идемъ, Нэдъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Варкворзъ. Передъ замкомъ.

(Входятъ Нортумберландъ, лэди Нортумберландъ и лэди Перси).

   Нортумберландъ. Прошу тебя, любезнѣйшая дочь,
             И милая жена, не будьте противъ
             Моихъ намѣреній и бросьте этотъ
             Печальный видъ:-- онъ только отягчаетъ
             И безъ того томительное бремя
             Моихъ заботъ.
   Лэди Нортумб. Я высказала все
             И замолчу. Тобой руководить
             Должно благоразумье.
   Нортумберландъ.           Я обязанъ
             Отправиться немедленно: я далъ
             Честное слово ѣхать.
   Лэди Перси.                     О, не ѣзди,
             Прошу тебя, отецъ! Вѣдь ты нарушилъ
             Дарованное разъ тобою слово,
             Когда твой сынъ, твой милый Гарри Перси,
             Напрасно ждалъ, вперяя взоръ на сѣверъ,
             Нейдешь ли ты на помощь. Кто жъ тебя
             Тогда остановилъ? Ты не подумалъ,
             Что честь твоя съ его погибла честью,
             Которая сіяла ярче солнца
             И юношеству Англіи служила
             Живымъ примѣромъ доблестей 32). Онъ былъ
             Похожъ на зеркало, передъ которымъ
             Себя стремилась убирать вся юность,
             Все рыцарство! Отрывистая рѣчь --
             Природный недостатокъ -- стала въ немъ
             Предметомъ подражанья, знакомъ чести
             И мужества! Ее себѣ старался
             Усвоить даже тотъ, кто говорилъ
             Размѣренно и тихо, лишь бы только
             Похожимъ быть на Перси. Словомъ, все,
             Что только въ немъ въ глаза бросалась людямъ,
             Тотчасъ же становилось образцомъ
             И цѣлью подражанья. И его,
             Прекраснѣйшаго, лучшаго изъ смертныхъ,
             Ты предалъ такъ безжалостно на гибель
             Въ кровавой битвѣ, гдѣ ему защитой
             Осталось лишь прославленное имъ
             Прозванье Готспора! Такъ неужели
             Захочешь ты исполнить для другихъ,
             Въ чемъ отказалъ ему? Повѣрь, епископъ
             Силенъ и безъ тебя. Когда бы Гарри,
             Мой милый Гарри, могъ повелѣвать
             Хоть вдвое меньшимъ войскомъ -- я бъ теперь
             Его ласкала съ нѣжностью, твердя
             О смерти Генриха Монмоуса!
   Нортумберландъ.                     Полно!
             Не огорчай меня, напоминая
             Прошедшія несчастья: ты лишаешь
             Меня невольно мужества. Я долженъ
             Отправиться. Гораздо лучше встрѣтить
             Лицомъ къ лицу опасность, чѣмъ сидѣть
             И ждать, когда она найдетъ, быть-можетъ,
             Меня не столь готовымъ.
   Лэди Нортумб.                     О, бѣги
             Въ Шотландію и дожидайся тамъ
             Успѣха возмущенья.
   Лэди Перси.                     И когда
             Оно удастся, то спѣши безъ страха
             Помочь друзьямъ, усиливъ ихъ собой,
             Какъ обручемъ изъ прочной, крѣпкой стали.
             Помедли жъ до того! Позволь сначала
             Имъ испытать себя: вѣдь ты позволилъ,
             Чтобъ былъ испытанъ такъ твой бѣдный сынъ,
             И онъ погибъ! О, если бъ я могла,
             Слезами орося его могилу,
             Взрастить на ней печальный кипарисъ
             До самыхъ облаковъ въ воспоминанье
             О миломъ, миломъ Гарри!
   Нортумберландъ.                     Полно, полно!
             Я, право, самъ не знаю, что начать;
             Точь-въ-точь приливъ, когда, достигнувъ полной
             И большей высоты, онъ остается
             Недвижимъ подъ вліяньемъ разныхъ силъ.
             Епископъ ждетъ -- и я обязанъ ѣхать,
             А многія причины побуждаютъ
             Меня остаться. Впрочемъ, рѣшено!
             Спѣшу въ Шотландію и дожидаюсь,
             Пока меня не вызоветъ успѣхъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Исхчипъ. Комната въ тавернѣ "Кабанья Голова".

(Входятъ двое слугъ).

   1-й слуга. На кой чортъ принесъ ты печеныхъ яблокъ? Вѣдь ты знаешь, что сэръ Джонъ ихъ терпѣть не можетъ.
   2-й слуга. Да, это правда. Помнишь, какъ разъ принцъ поставилъ передъ нимъ тарелку съ печеными яблоками и сказалъ, что тутъ еще пять сэръ Джоновъ; а потомъ, снявъ шляпу, прибавилъ, что прощается съ шестью круглыми, сморщенными рыцарями. Теперь сэръ Джонъ, вѣрно, забылъ объ этомъ, а тогда, помнится, очень разсердился.
   1-й слуга. Убери же ихъ поскорѣе, да посмотри -- нѣтъ ли гдѣ по близости шарманщика 33): мистриссъ Тиршитъ захотѣлось послушать музыки. Въ комнатѣ, гдѣ они ужинали, стало жарко, и они придутъ сюда.
   2-й слуга. Слышалъ ты, что принцъ и Пойнсъ надѣнутъ наши куртки и будутъ прислуживать имъ за столомъ? Бэрдольфъ наказывалъ только не говорить объ этомъ сэру Джону.
   1-й слуга. Вотъ будетъ потѣха.
   2-й слуга. Пойду посмотрѣть, нѣтъ ли гдѣ шарманщика.

(Уходятъ. Входятъ мистриссъ Куикли и Доль Тиршитъ).

   Куикли. Право, мое сокровище, вы теперь въ отличномъ темпераментѣ; ваши жилки такъ и горятъ, а щечки -- сущій розанъ. Вы, вѣрно, порядочно выкушали кипрскаго; а это такое удивительное вино, что разомъ проберетъ всякаго. Ну, какъ вы себя чувствуете?
   Доль. Получше.
   Куинли. Въ добрый часъ!.. Здоровье дороже золота. А вотъ и сэръ Джонъ. (Входитъ Фальстафъ).
   Фальстафъ (напѣваетъ):
             Царь Артуръ въ походъ пустился...
   Вылей горшокъ! (Мальчикъ уходитъ).
             Онъ король былъ хоть куда!
   Ну, что, мистриссъ Доль, какъ вы себя чувствуете?
   Куикли. Голова немного закружилась; покой-то у насъ жарко натопленъ.
   Фальстафъ. Такъ она захворала отъ покоя 34)? Вотъ они женщины!.. Чуть оставь ихъ въ покоѣ -- сейчасъ и больны.
   Доль. Ахъ, ты, жирный бездѣльникъ!.. Вотъ какъ ты утѣшаешь меня!
   Фальстафъ. Жирный!.. да вѣдь ваша братья, мистриссъ Доль, сумѣетъ мигомъ жирнаго сдѣлать худощавымъ.
   Доль. Врешь!.. Это дѣлаютъ обжорство и болѣзни, а совсѣмъ не мы.
   Фальстафъ. Ну, обжорство еще куда ни шло; а насчетъ болѣзней, мистриссъ Доль, то вѣдь мы ихъ получаемъ отъ васъ. Согласись хоть съ этимъ, м

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ" и съ приложеніемъ къ каждой пьесѣ историко-критическаго о ней очерка и объяснительныхъ примѣчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ

Томъ VII.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ ХРОНИКИ.

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ,
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

   

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ IV.

ЧАСТИ 1-я и 2-я.

   Двѣ части хроники "Король Генрихъ IV" до того тѣсно слиты какъ по фабулѣ, такъ и по разработкѣ характеровъ, выведенныхъ въ нихъ лицъ (изъ которыхъ главныя -- однѣ и тѣ же въ обѣихъ частяхъ), что обѣ эти пьесы во всѣхъ отношеніяхъ слѣдуетъ считать за одно цѣлое. Можно пойти въ этомъ взглядѣ еще далѣе и причислить къ нимъ даже слѣдующую хронику ("Король Генрихъ V"), въ которой изображено дальнѣйшее развитіе характера главнаго лица предыдущихъ хроникъ, принца Генриха; но пьеса эта имѣетъ своеобразное значеніе сама по себѣ, а потому и разсматривается, какъ отдѣльное произведеніе. Тѣмъ не менѣе внутреннее, нравственное значеніе всѣхъ трехъ пьесъ имѣетъ такъ много общаго, что даже характеръ главнаго выведеннаго въ нихъ лица (принца, дѣлающагося затѣмъ королемъ Генрихомъ V), можно изучить и понять, только прослѣдивъ, какъ онъ изображенъ во всѣхъ трехъ пьесахъ.
   Обѣ части "Генриха IV" написаны Шекспиромъ почти одновременно съ "Ричардомъ II", слѣдовательно -- въ 1596 или 1597 годахъ. Первая часть явилась въ печати въ 1598 году въ форматѣ in quarto подъ слѣдующимъ заглавіемъ: "The history of Henry the fonrth. With the battel at Shrewsburie, betweene the king and lord Henry Percy, surnamed Henrie Hotspnr of the North. With he humorons Conceits of sir lohn Fallstaffe", т.-е. "Исторія Генриха четвертаго, съ описаніемъ битвы при Шрювсбери между королемъ и сѣвернымъ лордомъ Генрихомъ Перси, прозваннымъ Горячей Шпорой (Hotspur), съ присоединеніемъ комическихъ продѣлокъ сэра Джона Фальстафа". Пьеса очень понравилась публикѣ, что можно видѣть изъ того, что она выдержала вскорѣ затѣмъ еще нѣсколько изданій и наконецъ была перепечатана въ первомъ in folio 1628 года, подъ заглавіемъ:-- "Первая часть Генриха четвертаго, съ описаніемъ жизни и смерти Генриха, прозваннаго Готепоромъ". Необыкновенный успѣхъ пьесы, вѣроятно, побудилъ Шекспира продолжать это произведеніе, написавъ вторую его часть, которая появилась въ печати въ 1600 году съ еще болѣе пространнымъ заглавіемъ, чѣмъ первая, а именно: "The second part of Henrie the fourth, contimiing to his death, and coronation of Henrie the fîfth. With the humours о sir John Falstaff and swaggering Pistoll. Written by William Shakespeare", т.-е. "Вторая часть Генриха четвертаго, продолжающаяся до его смерти и коронаціи Генриха пятаго. При этомъ комическія похожденія сэра Джона Фальстафа и забіяки Пистоля. Сочинено Вилліамомъ Шекспиромъ" Изданіе этой части при жизни поэта болѣе не повторялось, въ in folio же 1623 года она перепечатана вмѣстѣ съ первой частью, съ значительными исправленіями и добавками.
   Исторія Генриха IV и его сына Генриха V была обработана въ англійской драматической литературѣ еще до Шекспира въ пьесѣ, озаглавленной:-- "The famous victories of Henry the fifth", т.-е. "Славныя побѣды Генриха V". Имя автора, а равно и годъ, когда пьеса была написана, остались неизвѣстны. Въ пьесѣ этой но мало сценъ и положеній, которыя Шекспиръ явно заимствовалъ для своего произведенія. Таковы, напримѣръ, исторія проказъ принца Генриха и его безпутной компаніи (въ числѣ которой мы находимъ и первообразъ Фальстафа), раскаяніе принца предъ смертнымъ ложемъ умирающаго отца и нѣкоторыя другія сцены. Старая пьеса, впрочемъ, такъ груба и чудовищна, что сдѣланныя Шекспиромъ изъ нея заимствованія нельзя даже назвать этимъ именемъ, до того они переработаны и измѣнены. Что касается собственно исторической канвы пьесы, то въ этомъ случаѣ Шекспиръ руководствовался лѣтописью Голлиншеда, откуда заимствовано имъ не мало частныхъ положеній, въ какихъ являются выведенныя въ пьесѣ лица.
   Царствованіе Генриха IV очень небогато историческими событіями въ тѣсномъ смыслѣ этого слова. Онъ не велъ какихъ-либо грандіозныхъ войнъ, а равно не сдѣлалъ какихъ-нибудь важныхъ государственныхъ реформъ. Взойдя на престолъ незаконнымъ образомъ, свергнувъ съ престола, благодаря помощи вліятельнаго дворянства, Ричарда II. король этотъ долженъ былъ провесть все свое царствованіе (1399--1413) въ постоянныхъ заботахъ объ укрѣпленіи своего шаткаго трона противъ интригъ тѣхъ же самыхъ дворянъ, которые, возведя Генриха на престолъ, тѣмъ самымъ получили въ своихъ глазахъ право на его благодарность. Но, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, пособники Генриха превысили мѣру своихъ требованій и этимъ скоро достигли того, что отношенія ихъ къ королю превратились изъ дружественныхъ сначала въ холодныя, а затѣмъ и прямо во враждебныя. Болѣе всего надѣлала Генриху хлопотъ могущественная фамилія Перси въ лицѣ ея представителей -- графа Нортумберланда, брата его Ворстера и сына Генриха, прозваннаго Готспоромъ. Всѣ эти лица, какъ читатели могутъ вспомнить изъ предыдущей хроники ("Король Ричардъ II"), болѣе всѣхъ способствовали низверженію Ричарда и возведенію на тронъ Генриха, а потому и претензіи ихъ на его благодарность высказывались особенно рѣзко, такъ что Генрихъ, съ своей стороны, имѣлъ полное право ими тяготиться. Внутреннія распри и смуты въ государствѣ начались очень скоро послѣ сверженія Ричарда. Король этотъ, несмотря на общее недовольство, возбужденное въ странѣ его правленіемъ, имѣлъ все-таки приверженцевъ, которые не оставили мысли возстановить его на престолѣ. Это повело къ заговору противъ Генриха,-- заговору, правда, не удавшемуся, и послѣдствіемъ котораго была насильственная смерть Ричарда въ тюрьмѣ; но крамола противъ новаго короля не была потушена даже смертью Ричарда. Пламя ея вспыхнуло прежде всего въ Шотландіи, гдѣ явился самозванецъ, принявшій имя Ричарда. Дѣло оказалось настолько важнымъ, что Генрихъ долженъ былъ двинуть туда свое войско. Въ то же время возникла опасность въ Уэльсѣ. Край этотъ, населенный своеобразнымъ горнымъ племенемъ, сохранившимъ свои древніе религіозные взгляды и обычаи, былъ для Англіи всегда предметомъ заботъ и безпокойствъ. Возстанія противъ власти англійскихъ королей происходили тамъ безпрестанно, и одно изъ нихъ, особенно важное по своей силѣ, вспыхнуло именно вскорѣ послѣ воцаренія Генриха. Среди валисскаго населенія явился нѣкто Оуенъ Глендоуеръ, тамошній уроженецъ, человѣкъ смѣлый и предпріимчивый, пріобрѣтшій довѣріе своихъ единоземцевъ какимъ-то особеннымъ фанатическимъ на нихъ вліяніемъ. Его считали даже прорицателемъ и колдуномъ. Возстаніе, организованное подъ властью такого человѣка, грозило сдѣлаться особенно опаснымъ, но для Генриха лично опасность эта осложнилась еще болѣе тѣмъ, что въ числѣ союзниковъ Глендоуера оказался Мортимеръ, графъ Марчскій, внукъ Ліонеля, второго сына Эдварда III. Самъ Генрихъ былъ сыномъ Джона Гонта, четвертаго сына Эдуарда, а потому Мортимеръ, какъ потомокъ третьяго сына и, слѣдовательно, болѣе старшій родомъ, считался между его приверженцами и врагами Генриха настоящимъ наслѣдникомъ престола. Угрожаемый съ двухъ сторонъ, Генрихъ сначала обратился противъ сѣверной опасности, въ Шотландіи. Войско его, предводимое сыномъ Нортумберланда, Генрихомъ Готепоромъ (бывшимъ тогда еще въ хорошихъ отношеніяхъ съ королемъ), разбило шотландцевъ, предводимыхъ Дугласомъ, при Голъмедонѣ. Для Генриха побѣда эта однако не только не уменьшила опасности, а, напротивъ, увеличила ее еще болѣе. Нортумберландъ и Готепоръ потребовали отъ короля, чтобъ онъ, въ вознагражденіе ихъ заслугъ, выкупилъ Мортимера, взятаго въ плѣнъ Глендоуеромъ, но Генрихъ, справедливо боявшійся его, какъ претендента на престолъ, рѣзко отказалъ въ этой просьбѣ, самъ же потребовалъ, чтобъ Готепоръ выдалъ плѣнныхъ, взятыхъ имъ въ битвѣ при Гольмедонѣ. Плѣнные, по уставамъ того времени, принадлежали полководцу, который ихъ взялъ, и потому Готепоръ, раздраженный этимъ требованіемъ, безусловно отказался его исполнить. Этотъ взаимный отказъ короля и Готспора повелъ къ окончательному разрыву между обѣими сторонами. Готепоръ съ своимъ отцомъ Нортумберландомъ открыто возсталъ противъ короля и вступилъ въ союзъ съ Глендоуеромъ и Мортимеромъ. Возстаніе это не удалось. Королевскія войска разбили бунтовщиковъ на голову при Шрювебёри (въ 1403 г.). Самъ Готепоръ былъ убитъ въ этомъ сраженіи. Блистательная эта побѣда спасла Генриха, но мятежи противъ его власти этимъ не кончились. Описывать ихъ всѣ нѣтъ возможности, да и нѣтъ надобности въ настоящей краткой статьѣ, и потому я упомяну еще лишь объ одномъ, такъ какъ мятежъ этотъ послужилъ Шекспиру историческимъ сюжетомъ для второй части его хроники, подобно тому, какъ въ первой части изображено возстаніе Нортумберланда и Готспора. Потерявъ сына, убитаго при Шрювебёри, Нортумберландъ соединился съ епископомъ Іоркскимъ Скруномъ и. поднялъ въ 1408 г. знамя возстанія на сѣверѣ. Попытка эта не удалась точно также. Съ этого времени сталъ пріобрѣтать видимое значеніе въ дѣлахъ страны сынъ короля, принцъ Генрихъ (впослѣдствіи король Генрихъ V), отличившійся уже въ битвѣ при Шрювебёри, несмотря на свою молодость (ему въ годъ этой битвы было всего пятнадцать лѣтъ). Глендоуеръ хотя не былъ въ это время усмиренъ окончательно, но главнѣйшіе округа Уэльса подчинились Англіи въ 1410 году благодаря именно храбрости и энергіи принца. Серьезность всѣхъ этихъ событій осложнилась еще тѣмъ, что внутренніе бунты, съ которыми приходилось бороться Генриху, находили поддержку извнѣ. Шотландія и Франція постоянно играли въ руку бунтовщикамъ, и съ обѣими этими странами у Генриха не разъ доходило до открытыхъ столкновеній. Всѣ эти тревога и заботы утомили и разстроили даже желѣзное здоровье короля. Въ 1410 году съ нимъ случился апоплексическій ударъ, приблизившій его быстро къ гробу. Кромѣ непріятностей политическихъ, онъ страдалъ и отъ непріятностей домашнихъ. Сынъ его и наслѣдникъ, принцъ Генрихъ, но мало огорчалъ отца своимъ поведеніемъ въ молодости. Разсказы объ его безпутныхъ кутежахъ сдѣлались въ Англіи легендарными благодаря лѣтописямъ, въ которыхъ дурныя отношенія между королемъ и сыномъ описаны очень яркими красками. Позднѣйшая правильная исторія, правда, возстановила истину, найдя, что большинство этихъ разсказовъ было слишкомъ преувеличено; но вмѣстѣ съ тѣмъ она показала, что причины, но которымъ Генрихъ могъ быть недоволенъ сыномъ, были серьезнѣе простыхъ семейныхъ несогласій. Принцъ въ послѣдніе годы жизни отца стадъ съ нимъ въ оппозицію даже въ дѣлахъ правленія и, благодаря все усиливавшейся болѣзни короля, сдѣлался, можно сказать, фактически даже полновластнымъ правителемъ королевства. Дѣло доходило до того, что приверженцы принца хотѣли короновать его еще при жизни отца, ссылаясь на нездоровье послѣдняго. Король отказался исполнить это требованіе; но всѣ подобныя тревоги окончательно надломили его ослабѣвшія силы. Въ послѣдніе дни жизни онъ сталъ слабохарактернымъ ханжей и постоянно думалъ о крестовомъ походѣ, который хотѣлъ непремѣнно предпринять съ цѣлью замолить свои грѣхи. Даже смерть (1413 г.) застигла его среди приготовленій къ этому предпріятію. По смерти Генриха сынъ его и наслѣдникъ вступилъ безпрепятственно на англійскій престолъ подъ именемъ Генриха V.
   Разсмотрѣвъ факты царствованія Генриха, мы можемъ замѣтить, что оно дѣйствительно не представляло, какъ сказано выше, серьезныхъ историческихъ событій. Такъ, напримѣръ, мы не находимъ въ немъ ничего подобнаго трагической распрѣ короля Іоанна съ своимъ племянникомъ Артуромъ, или еще болѣе трагическаго низложенія Ричарда II. Вся жизнь Генриха была наполнена рядомъ мелкихъ распрей съ его же подданными. Такая неинтересная, будничная канва, конечно, была недостаточна, чтобъ основать на ней завязку серьезнаго драматическаго произведенія, вслѣдствіе чего это неминуемо отразилось и на содержаніи Шекспировой пьесы. Собственно историческая часть обѣихъ частей хроники осталась такой же бѣдной и неинтересной, какими были и сами выведенныя въ пьесѣ историческія событія. Слабость этого интереса дѣлается еще замѣтнѣе тѣмъ, что Шекспиръ вывелъ въ обѣихъ частяхъ пьесы если не совершенно одинаковые, то аналогическіе факты. Въ первой части изображено неудавшееся возстаніе противъ Генриха (Глендоуера и Готспора), а во второй -- точно такое же неудавшееся возмущеніе архіепископа съ его союзниками. Кромѣ того, мы находимъ, что, помимо повторенія фабулы исторической, Шекспиръ повторилъ въ обѣихъ частяхъ пьесы и частные факты. Какъ въ первой, такъ и во второй части изображена буйная жизнь принца Генриха и двукратное его раскаяніе передъ отцомъ. Этимъ понятно расхолаживается интересъ къ содержанію пьесы собственно. Но главный интересъ Шекспировой драмы заключается не въ ея фабулѣ. Фабула эта имѣетъ въ настоящемъ случаѣ гораздо меньше значенія, чѣмъ даже въ "Королѣ Ричардѣ II", гдѣ грандіозное изображеніе характера Ричарда, какъ человѣка, также подавляетъ значеніе его, какъ историческаго лица. Въ "Генрихѣ IV" Шекспиръ поставилъ на первый планъ, какъ и въ "Ричардѣ", развитіе характеровъ, но исполнилъ все по несравненно болѣе широкому плану. Въ драмѣ этой мы находимъ не одинъ главный характеръ, какъ въ "Ричардѣ", но нѣсколько, и притомъ не уступающихъ одинъ другому ни по важности значенія, ни по тщательности разработки. Самъ король, и его сынъ, принцъ Генрихъ, могли бы сдѣлаться каждый главнымъ лицомъ отдѣльнаго, совершенно самостоятельнаго произведенія. Нарисованные Шекспиромъ ихъ образы удивляютъ насъ не только яркостью и законченностью, съ какими изображены, но еще и необыкновенной широтой изображеннаго. Сдѣланное выше замѣчаніе, что собственно историческая канва въ этой пьесѣ слаба и неинтересна, не мѣшаетъ однако признать за главными лицами (королемъ и принцемъ), помимо значенія ихъ характеровъ, какъ обыкновенныхъ людей, еще и значеніе лицъ историческихъ. Если историческими дѣятелями называютъ такихъ людей, чья жизнь проходитъ въ прикосновеніи болѣе съ общественными вопросами жизни, чѣмъ съ частными, то Генрихъ и его сынъ въ томъ видѣ, какъ ихъ изобразилъ Шекспиръ, представляютъ именно историческія личности въ широкомъ смыслѣ этого слова. Въ королѣ Генрихѣ, кромѣ изображенія его, какъ частнаго человѣка, живущаго и страдающаго, какъ всѣ люди, представленъ именно король, т.-е. лицо, которому пришлось пережить и перечувствовать несравненно болѣе грандіозныя впечатлѣнія, чѣмъ будничныя чувства обыкновенныхъ людей. Въ изображеніи принца Генриха Шекспиръ задался еще болѣе широкой мыслью. Въ королѣ представленъ характеръ, сформировавшійся уже окончательно; въ принцѣ, напротивъ, мы видимъ постепенное развитіе качествъ, которыя сначала даже вовсе не обѣщали дать то, что дали впослѣдствіи.
   Если перейти къ анализу прочихъ лицъ пьесы, то точно такое же мастерство и такую же законченность найдемъ мы и въ нихъ. Таковы, напримѣръ, Готспоръ или Глендоуеръ, нарисованные такъ живо и естественно, что характеры ихъ не уступаютъ лучшимъ Шекспировымъ созданіямъ. Даже совершенно второстепенныя лица, какъ, напримѣръ, Нортумберландъ, Ворстеръ или ничтожные прихвостни Фальстафа, Гэдсхиль, Бэрдольфъ и др., представляютъ совершенно законченные типы. Всѣмъ этимъ въ высшей степени расширяется значеніе этой хроники, самой широкой по содержанію изъ всѣхъ прочихъ Шекспировыхъ пьесъ этого рода. Широта эта еще болѣе выказывается въ томъ, что рядомъ съ исторической фабулой пьесы Шекспиръ включилъ въ нее еще геніальную интермедію, создавъ личность Фальстафа. Лицо это, несмотря на свое чисто-эпизодическое и по виду даже второстепенное значеніе относительно прочаго содержанія пьесы, стало до того извѣстнымъ и знаменитымъ, что за нимъ уже давно признано міровое значеніе, какъ за Гамлетомъ, Лиромъ и другими величайшими созданіями Шекспира. О значеніи этомъ будетъ подробно сказано ниже, при разборѣ этого характера.
   Характеры историческихъ лицъ лучше всего объясняются помощью сравненья ихъ съ другими, подобными имъ, дѣятелями. Если взглянуть съ такой точки зрѣнія на Генриха IV, то очень удобно сравнить его съ Борисомъ Годуновымъ. Сходство между этими двумя правителями выказывается не только во внѣшнихъ фактахъ ихъ жизни, но и въ складѣ ихъ мыслей и взглядовъ. Первое (т.-е. внѣшніе факты) знаемъ мы изъ исторіи. Оба, какъ говоритъ исторія, достигли вѣнца злодѣйствомъ, и оба должны были провести всю- жизнь въ заботахъ, чтобъ удержать въ рукахъ неправо полученную власть. Если о Годуновѣ этотъ фактъ не доказанъ окончательно, то тѣмъ не менѣе имѣлъ за себя большое вѣроятіе. Но еще интереснѣе ихъ нравственное сходство, выслѣженное и изображенное двумя геніальными поэтами. Читая Генриха IV и Пушкинскаго Бориса Годунова, мы нерѣдко встрѣчаемъ мысли и положенія не только аналогичныя, но иногда даже совершенно тожественныя. Вотъ примѣры: Генрихъ, укоряя сына въ дурномъ поведеніи и характеризуя, какъ долженъ вести себя государь, говоритъ:
   
                       Когда бы я
   Пренебрегалъ сужденіемъ людей
   И не чуждался низкаго народа,
   То мнѣніе людское никогда
   Не помогло бы мнѣ надѣть корону,
   Но я являлся рѣдко, какъ комета;
   Мои явленья, какъ святая риза,
   Невольное внушали уваженье
   И рѣдкостью своею обращали
   Простые дни народу въ свѣтлый праздникъ.
   
   А вотъ совѣты Годунова своему сыну:
   
   Будь молчаливъ: не долженъ царскій голосъ
   На воздухѣ теряться по-пустому;
   Какъ звонъ святой, онъ долженъ лишь вѣщать
   Велику скорбь или великій праздникъ.
   
   Далѣе, умирающій Генрихъ говоритъ своему наслѣднику:
   
   Богъ вѣдаетъ, мой сынъ, какимъ путемъ
   Достигнулъ а вѣнца, и самъ я знаю,
   Какъ зыбко, какъ невѣрно онъ держался
   На головѣ моей! Къ тебѣ теперь
   Онъ переходитъ тверже и законнѣй.
   Весь черный путь, которымъ онъ достигнутъ,
   Сойдетъ со мной въ могилу. Отпусти
   Мнѣ, Боже, грѣхъ, какимъ достигъ я власти,
   И утверди ее за нимъ въ покоѣ!
   
   А вотъ слова умирающаго Годунова Ѳеодору:
   
   Я подданнымъ рожденъ и умереть
   Мнѣ подданнымъ во мракѣ бъ надлежало;
   Но я достигъ верховной власти -- чѣмъ?
   Не спрашивай!-- довольно! Ты невиненъ
   И царствовать теперь по праву станешь,
   А я за все одинъ отвѣчу Богу!
   Господь великъ!-- Онъ умудряетъ юность.
   
   Послѣдніе два монолога до того поразительно сходны, что, не будь приведенныя слова словами Пушкина, можно было бъ заподозрѣть автора въ плагіатѣ у Шекспира. Но вѣрнѣе, конечно, предположить, что тонкое чутье правды и геніальная прозорливость обоихъ поэтовъ невольно привели ихъ въ настоящемъ случаѣ къ одинаковымъ взглядамъ и мыслямъ.
   Читатель, изучающій хроники Шекспира въ ихъ историко-хронолоческомъ порядкѣ, встрѣтить въ лицѣ Генрихѣ IV уже стараго знакомаго по драмѣ "Король Ричардъ И", гдѣ Генрихъ выведенъ подъ именемъ Болинброка, свергнувшаго Ричарда съ престола и занявшаго его мѣсто. Какъ, встрѣчаясь съ знакомыми, которыхъ не видѣли нѣсколько лѣтъ, мы обыкновенно находимъ ихъ сильно измѣнившимися во многомъ, но въ то же время понимаемъ, что эти перемѣны логично вытекли изъ ихъ характера и обусловлены обстоятельствами, какія они пережили,-- такъ точно, встрѣчаясь съ Генрихомъ въ настоящей пьесѣ, мы чувствуемъ, что хотя это и прежній человѣкъ, но уже значительно помятый жизнью и тревогами, которыя пришлось ему перенесть. Въ Болинброкѣ предъ нами былъ молодой еще сравнительно человѣкъ, полный бодрыхъ силъ и неуклонно стремившійся къ цѣли, которой ему и удалось достичь благодаря его уму, хладнокровію, а главное -- беззастѣнчивости въ выборѣ средствъ. Въ Генрихѣ-королѣ мы находимъ совершенно тѣ же качества, но съ присоединеніемъ къ нимъ многихъ новыхъ чертъ, ясно показывающихъ, что цѣль, къ которой онъ стремился, оказалась во многихъ случаяхъ далеко не такъ привлекательна и спокойна, какой представлялась въ то время, когда онъ былъ отъ нея далекъ. Друзья, помогавшіе ему въ прежнее время, оказались вовсе не такими безкорыстными, какими онъ ихъ ошибочно считалъ, и стали въ положеніе если не его враговъ, то все-таки людей, которые могли сдѣлаться врагами при первомъ неосторожномъ съ ними поступкѣ. Это развило въ сердцѣ Генриха подозрительность и недовѣрчивость. Сдѣлавшись королемъ, онъ ожидалъ, что слово его будетъ считаться непреложнымъ и непоколебимымъ, а между тѣмъ факты показали, что люди, возведшіе его на тронъ, не позабыли этой услуги и вовсе не намѣрены были раболѣпно ему повиноваться. Это сдѣлало его раздражительнымъ, лишивъ прежней самоувѣренности и хладнокровія. Сверхъ этого, короля мучила и пугала постоянная мысль, что престолъ достигнутъ имъ злодѣйствомъ. Это направило его мысли на необходимость искупить этотъ грѣхъ если не покаяніемъ, то какимъ-нибудь подвигомъ благочестія, хотя бы только наружнаго. Наконецъ оказалось, что, сдѣлавшись даже королемъ, Генрихъ не спасъ себя тѣмъ отъ личныхъ частныхъ горестей, какимъ можетъ подвергнуться всякій человѣкъ. Его огорчалъ своими пороками и безпутной жизнью родной сынъ. Всѣ эти горькія послѣдствія, бывшія результатомъ какъ характера Генриха, такъ равно и сложившихся вокругъ него обстоятельствъ, прекрасно изображены Шекспиромъ въ его пьесѣ. Въ первой сценѣ Генрихъ является, повидимому, во всемъ ореолѣ своего королевскаго величія; но и тутъ уже становится понятнымъ, что подъ этимъ напускнымъ ореоломъ таятся шипы, глубоко язвящіе его сердце. Король Англіи, онъ затѣваетъ крестовый походъ. XV вѣкъ не былъ временемъ огульнаго увлеченія подобнаго рода предпріятіями, и потому Генрихъ выдумалъ этотъ походъ только какъ средство, которымъ думалъ замолить свой грѣхъ убійства Ричарда. Рядомъ съ этимъ мы видимъ, что въ сердцѣ его таится и другая рана. Онъ не можетъ равнодушно выслушать даже намека о достоинствахъ чужого сына, невольно сравнивая съ ними порочныя наклонности своего собственнаго. Далѣе, когда бывшіе его друзья оказываются вовсе не склонными исполнять его приказы и желанія, онъ, забывъ всю свою прежнюю сдержанность и хладнокровіе, дѣлаетъ сгоряча положительно неблагоразумный шагъ, бросая имъ прямой вызовъ. Въ слѣдующей сценѣ -- объясненія съ сыномъ -- превосходно изображено въ Генрихѣ состояніе мыслей и взглядовъ, какими долженъ былъ руководиться глубоко огорченный отецъ и вмѣстѣ съ тѣмъ король. Упреки его сыну трогательны и искренни, но, дѣлая эти упреки, онъ напираетъ не столько на внутреннюю безнравственную сторону поступковъ сына, сколько на то, что сынъ этотъ роняетъ значеніе своего сана, какъ принцъ и будущій король. Кончивъ эту сцену примиреніемъ съ принцемъ, Генрихъ, видимо, ободряется духомъ. На войну съ бунтовщиками идетъ онъ съ прежней самоувѣренностью и надеждой на успѣхъ. Въ переговорахъ съ ними держитъ себя гордо и надменно, рисуясь своимъ королевскимъ саномъ; клеймитъ всякій бунтъ именемъ гнуснаго дѣла, совершаемаго съ помощью лишь "негодяевъ и бродягъ", и наконецъ, когда счастье посылаетъ ему успѣхъ, самоувѣренно провозглашаетъ, что "такимъ бываетъ конецъ всякаго бунта", точно позабывъ, что и самъ онъ былъ обязанъ своимъ престоломъ успѣху такого же возмущенья.
   Затѣмъ мы встрѣчаемъ Генриха во второй части хроники, причемъ видимъ, что время продолжало надъ нимъ свою разрушительную работу. Предъ нами одна развалина того, чѣмъ Генрихъ былъ прежде. Онъ истомленъ нравственно и физически. Потерявъ подъ бременемъ заботъ и болѣзни сонъ, Генрихъ горько сокрушается о потерѣ этого успокоительнаго дара природы:ти"Спите, люди, и не завидуйте монархамъ! Сонъ бѣжитъ чела, вѣнчаннаго короной!" -- такими словами кончаетъ онъ свой извѣстный монологъ. Въ числѣ многихъ, выведенныхъ въ пьесѣ, признаковъ, обличающихъ слабость и дряхлость короля, нельзя не замѣтить одного, въ которомъ особенно ясно высказалась утонченная психологическая наблюдательность Шекспира. Люди, привыкшіе къ власти и раболѣпству окружающихъ, часто подъ старость дѣлается несносными, придирчивыми брюзгами, мучащими близкихъ своими капризами и требованіями. Но это обыкновенно бываетъ въ такихъ только случаяхъ, если люди эти не особенно умны; умные же, наоборотъ, какъ бы сознавая, что время ихъ прошло, дѣлаются, напротивъ, снисходительны къ окружающимъ и выказываютъ въ обращеніи съ ними ласку и мягкость. Генрихъ былъ безспорно уменъ, и мы видимъ, что въ сценѣ разговора съ придворными онъ, жалуясь на свои недуги и горести, въ то же время замѣчательно мягко и сердечно относится къ своей свитѣ, чего далеко не было прежде, когда онъ былъ бодрымъ и строгимъ повелителемъ. Сокрушеніе о порокахъ сына является въ этой части хроники главнымъ, центральнымъ пунктомъ несчастій короля. Нѣкоторые критики видѣли ошибку Шекспира въ томъ, что онъ повторилъ здѣсь то, что было уже изображено въ предыдущей хроникѣ, т.-е. раскаяніе принца и его примиреніе съ отцомъ. Если разсматривать обѣ эти сцены съ внѣшней только стороны, то замѣчаніе это, пожалуй, окажется до нѣкоторой степени справедливымъ; но если вглядѣться въ дѣло внимательнѣе, то, несмотря на наружное сходство обѣихъ сценъ, мы найдемъ во второй много новыхъ психологическихъ чертъ, какихъ нѣтъ въ первой. Сцена эта несравненно глубже и трагичнѣй. Въ первой Генрихъ является болѣе королемъ, чѣмъ отцомъ. Упрекая принца въ его проступкахъ, онъ придаетъ имъ болѣе значенія, какъ проступкамъ наслѣдника престола, чѣмъ сына. Во второй сценѣ предъ нами, напротивъ, растерзанный до глубины души, умирающій отецъ. Эта разница освѣщаетъ всю эту сцену совсѣмъ инымъ свѣтомъ и заставляетъ невольно забыть внѣшнее ея сходство съ первой. Смерть постигаетъ Генриха вслѣдъ за этой сценой, при чемъ онъ умираетъ, утѣшенный послѣдовавшимъ примиреніемъ съ своимъ наслѣдникомъ. Хитрый политикъ выказывается въ немъ и въ мигъ кончины. Въ числѣ совѣтовъ, даваемыхъ сыну, онъ, между прочимъ, рекомендуетъ ему войну, какъ средство, чтобъ "сглаживать память прежнихъ золъ въ глазахъ приближенныхъ, съ которыми возникли почему-нибудь недоразумѣнія", и при этомъ прибавляетъ, что, руководясь этой мыслью, онъ хотѣлъ предпринять крестовый походъ. Но походъ этотъ былъ задуманъ имъ также для того, чтобъ замолить грѣхъ убійства Ричарда, какъ онъ объ этомъ говорилъ прежде, и потому намѣреніе его явно обличаетъ двойную нравственную или, вѣрнѣе сказать, безнравственную цѣль. Оцѣнивая этотъ поступокъ Генриха, невольно однако приходитъ мысль: было ли въ исторіи хоть одно политическое предпріятіе, которое не имѣло бы подобнаго же двуличнаго исходнаго пункта? Заставя Генриха говорить и дѣйствовать такимъ образомъ, Шекспиръ показалъ себя не только великимъ психологомъ, но и знатокомъ политики.
   Характеръ принца Генриха занималъ критиковъ Шекспира, можетъ-быть, болѣе, чѣмъ какое-либо изъ прочихъ созданныхъ имъ лицъ. Принца называли даже излюбленнымъ героемъ Шекспира -- почему?-- трудно сказать. Если судить по законченности и широтѣ развитія, то въ этомъ отношеніи въ параллель съ этимъ характеромъ можно поставить многіе другіе" не уступающіе ему въ этомъ отношеніи ничѣмъ. Нѣкоторые критики поддерживали свое мнѣніе даже тѣмъ, что находили аналогію между характеромъ принца и личностью самого поэта, увѣряя, будто Шекспиръ изобразилъ въ принцѣ Генрихѣ нравственный портретъ самого себя. Въ доказательство приводили, что Шекспиръ, подобно принцу, представляетъ типъ человѣка, необыкновенно богато одареннаго природой, который точно такъ же провелъ свою молодость въ недостойныхъ увлеченіяхъ и созналъ свое великое призваніе лишь позднѣй. Нечего говорить, что такое мнѣніе не выдерживаетъ никакой критики, и не выдерживаетъ просто потому, что о молодости Шекспира и о томъ, какъ онъ ее провелъ, мы не знаемъ ровно ничего, кромѣ нѣсколькихъ легендарныхъ преданій, не доказанныхъ ничѣмъ. Потому и въ лицѣ принца Генриха гораздо вѣрнѣе видѣть просто одно изъ созданій Шекспира, удивляющихъ насъ необыкновенной силой и правдой, подобно множеству прочихъ созданныхъ имъ лицъ, и не увлекаться ничѣмъ не доказанными предположеніями.
   Первообразъ характера принца Генриха, впослѣдствіи короля Генриха V, взятъ Шекспиромъ не столько изъ хроники Голлиншеда и той старинной пьесы, о которой упомянуто было выше ("The fanions victories of Henry fifth"), сколько изъ сложившихся объ этомъ лицѣ еще прежде народныхъ легендъ, которыя, вѣроятно, сами послужили основой и для лѣтописи Голлиншеда и для помянутой пьесы. Происхожденіе этихъ легендъ легко объясняется тѣмъ, что личность короля Генриха V была въ Шекспирово время одной изъ популярнѣйшихъ въ Англіи. Завоевавъ Францію, король этотъ поднялъ значеніе англійскаго имени такъ высоко, какъ оно не стояло ни при одномъ изъ его предшественниковъ. А извѣстно, что военные подвиги способствуютъ болѣе всего чьему-либо возвышенію въ глазахъ толпы. Такихъ людей славятъ и интересуются малѣйшими фактами ихъ жизни; въ настоящемъ же случаѣ жизнь принца Генриха представлялась тѣмъ болѣе интересной, что, по ходившимъ тоща слухамъ, принцъ этотъ вовсе" не обѣщалъ въ молодости сдѣлаться тѣмъ, чѣмъ сталъ впослѣдствіи. Вотъ что говоритъ по этому поводу Голлиншедъ въ своей лѣтописи: "Сдѣлавшись королемъ и надѣвъ на свою голову корону, принцъ рѣшился переродиться, обратя наглость и безпутство въ достоинство и воздержаніе и изгнавъ изъ своего общества всѣхъ негодяевъ-товарищей, съ которыми проводилъ свою молодость въ праздности и порочныхъ удовольствіяхъ".-- Кромѣ этихъ общихъ словъ, лѣтописецъ описываетъ и многіе факты, подтверждающіе это мнѣніе, котораго, кромѣ Голлиншеда, держались и другіе лѣтописцы. Такъ, біографъ принца Генриха, Томасъ Ельмгамъ, говоритъ, что въ свободное время отъ воинскихъ упражненій онъ предавался грубому разврату, къ которому такъ склонна бываетъ молодость. Оттерборнъ, другой современникъ Генриха, говоритъ объ его исправленіи,; что онъ "repente mutatus est in virum alterum". Нѣкоторые находили въ его исправленіи даже таинственную связь съ воздушными явленіями, которыя будто бы предвѣщали такую перемѣну. Позднѣйшая исторія отвергла большинство подобныхъ разсказовъ, какъ недоказанные анекдоты, но уже самое ихъ существованіе показываетъ, что личность принца Генриха интересовала всѣхъ. Упомянутая выше драма ("The famous victories of Henry the fifth") рисуетъ принца Генриха именно въ такомъ видѣ, причемъ неизвѣстный авторъ, говоря о порокахъ, которымъ предавался принцъ, превысилъ даже тѣ разсказы, какіе передаютъ о немъ лѣтописи. Пошибъ все преувеличивать и поражать самыми неправдоподобными противоположностями господствовалъ во всей дошекспировской литературѣ, а потому идеи этого направленія высказались и въ настоящемъ случаѣ. Я не буду описывать всего содержанія пьесы; но, чтобъ покапать, какъ мало былъ развитъ тогда вкусъ публики и какими дешевыми, балаганными эффектами она довольствовалась, упомяну о двухъ-трехъ сценахъ, нарочно выбравъ тѣ, которыя повторены Шекспиромъ и въ его хроникѣ, для того, чтобъ читатель могъ рельефнѣе увидѣть разницу во взглядахъ обоихъ авторовъ. Такъ, сцена, гдѣ принцъ съ товарищами грабитъ проѣзжихъ, заимствована Шекспиромъ изъ "Famous victories", при чемъ авторъ пьесы, желая представить принца человѣкомъ, чувствующимъ свое высокое достоинство предъ прочими ворами, исполняетъ это довольно оригинальнымъ образомъ, заставляя принца присвоить себѣ, прикрываясь своимъ высокимъ именемъ, половину награбленной добычи, которую онъ клянется, какъ истинный джентльменъ, прокутить въ ту же ночь; ограбленныхъ же ругаетъ негодяями, мужиками и чернью. Какая драгоцѣнная черта для изученія взглядовъ и нравственныхъ понятій, какіе проводились въ литературѣ того времени! Вотъ чѣмъ довольствовалась тогдашняя публика, и вотъ изъ какой грязи долженъ былъ Шекспиръ извлекать и возстановлять чувство правды и изящности! Далѣе, узнавъ, что король-отецъ захворалъ, принцъ ѣдетъ ко двору, сказавъ, что "сорветъ съ короля корону, прежде чѣмъ онъ испуститъ послѣдній вздохъ". Вотъ зерно превосходной Шекспировой сцены изъ второй части хроники, когда принцъ уноситъ корону уснувшаго отца, котораго почелъ умершимъ, и затѣмъ, падая предъ нимъ на колѣни, произноситъ извѣстный монологъ:
   
   Вотъ вашъ вѣнецъ, и Тотъ, Кто носитъ вѣчный,
   Пусть долго сохранитъ его за вами, и т. д.
   
   Подобными вывѣсочными, ярко бросающимися въ глаза, чертами размалевана авторомъ: "Famous victories" вся личность принца Генриха. Психологическаго объясненія его поступковъ въ пьесѣ нѣтъ слѣда, и даже его позднѣйшая перемѣна, когда онъ дѣлается великимъ государемъ, не мотивирована ничѣмъ. Когда Шекспиръ вздумалъ изобразить личность принца Генриха, то, конечно, не могъ оставить безъ объясненія тѣхъ безобразныхъ крайностей, какія нашелъ въ Голлиншедовой лѣтописи и старинной пьесѣ. Мы дѣйствительно видимъ, что подъ перомъ его создалась совершенно живая личность, въ которой хотя и удержаны многія внѣшнія черты, заимствованныя изъ Голлиншеда и прочихъ источниковъ, но.черты эти осмысленны и приведены въ систему ясновидящей душой поэта. Какъ и чѣмъ успѣлъ достичь Шекспиръ этого результата, мы увидимъ, если бросимъ взглядъ на основныя черты, какія придалъ онъ характеру принца въ своей пьесѣ. Шекспировъ принцъ Генрихъ уменъ, благороденъ и весело добродушенъ. На этихъ трехъ качествахъ основанъ весь его характеръ, и ими одними объяснены всѣ его поступки. Что онъ уменъ -- выказывается особенно въ отношеніяхъ къ буйнымъ товарищамъ, надъ которыми онъ первенствуетъ безусловно. Въ обществѣ этомъ уничтожена всякая внѣшняя церемонія; всѣ говорятъ другъ другу "ты" и держатъ себя за панибрата; однако принцъ выдѣляется между всѣми, какъ главное лицо. Вопросъ: зачѣмъ онъ при его умѣ и благородствѣ вращался въ этомъ кругу, который былъ грязенъ и недостоинъ его сана?-- объясняется тѣмъ, что, будучи уменъ, принцъ въ то же время былъ веселъ и добродушенъ. У такихъ людей часто развивается въ характерѣ юмористическая струйка, подмывающая ихъ (особенно въ молодости) посмѣяться и позабавиться иной разъ даже не совсѣмъ похвальнымъ образомъ. Отношенія принца къ товарищамъ очерчены Шекспиромъ на основаніи этой черты самымъ тонкимъ и вѣрнымъ образомъ. Онъ вращается въ ихъ обществѣ не потому, чтобы оно было для него нравственной приманкой, но просто, чтобъ найти исходъ для юныхъ силъ, ищущихъ позабавиться. Подобное препровожденіе времени бываетъ безнравственно только въ такомъ случаѣ, когда мы находимъ въ немъ исключительное удовольствіе; но, порожденное посторонней причиной, оно становится только случайной формой, въ которую облеклись кипящія молодыя силы, правда, формой не совсѣмъ приглядной, но зато не имѣющей серьезнаго значенія и потому извинительной. Эта мысль проведена авторомъ во всѣхъ поступкахъ, во всѣхъ рѣчахъ принца, и съ необыкновеннымъ искусствомъ рѣзко отдѣлены причины, побуждающія его на шалости, отъ причинъ, влекущихъ къ тому же недостойныхъ товарищей. Такъ, онъ съ негодованіемъ отвергаетъ предложеніе ограбить проѣзжихъ, чего такъ хочется Фальстафу съ компаніей, и соглашается лишь, когда Пойнсъ говоритъ, что единственная цѣль этой шутки -- позабавиться насчетъ Фальстафа. Это -- драгоцѣнная черта для анализа характера принца. Такъ, онъ позволяетъ посмѣяться даже надъ своимъ отцомъ, чтобъ видѣть фигуру Фальстафа, представляющаго короля; но въ то же время мы узнаемъ во второй части пьесы изъ разсказа хозяйки таверны, что когда Фальстафъ вздумалъ-было самъ посмѣяться надъ королемъ, сказавъ, что онъ похожъ на "виндзорскаго пѣвчаго", то принцъ его за это поколотилъ. Веселый, остроумный нравъ принца выказывается во всемъ, какъ, напримѣръ, въ сценахъ, когда онъ дурачитъ мальчика въ тавернѣ, увѣряя, что расположенъ теперь на всѣ проказы, какія дѣлались "со времени стараго Адама", или когда переодѣвается слугой, чтобъ поймать Фальстафа. Вездѣ въ такихъ случаяхъ проведена авторомъ мысль, что проступки принца вытекаютъ не изъ порочныхъ наклонностей, а единственно изъ юношескаго веселаго увлеченія. Личность принца получила бы право на нашу симпатію даже въ такомъ случаѣ, если бъ Шекспиръ удовольствовался изображеніемъ только этихъ сторонъ его характера; но Шекспиръ сдѣлалъ гораздо больше. Чрезъ всю личность принца проведено широкой свѣтлой струей изображеніе его благородства и высокой души. Уже въ первой сценѣ онъ высказываетъ вѣрный взглядъ на своихъ товарищей, произнося извѣстный монологъ, въ которомъ сравниваетъ себя съ солнцемъ, которое если и даетъ закрывать себя на время облакамъ, то, явясь затѣмъ въ прежнемъ блескѣ, тѣмъ болѣе поражаетъ глаза, не ожидавшіе такой перемѣны. При первомъ извѣстіи о бунтѣ Перси онъ тотчасъ бросаетъ распутство, восклицая: "Клянусь Богомъ, я дурно дѣлаю, что трачу драгоцѣнное время!" -- Всѣ подобнаго рода черты прекрасно подготовляютъ ту перемѣну, какую мы видимъ въ принцѣ въ концѣ пьесы, когда, сдѣлавшись королемъ, онъ безповоротно разрываетъ съ прежней жизнью. Его внезапная строгость съ прежними товарищами, кода онъ ихъ изгоняетъ, нимало не бросаетъ на его характеръ какой-либо тѣни. Онъ никогда не ставилъ этихъ людей на одну доску съ собой, и они были слишкомъ ничтожны въ его глазахъ, чтобъ онъ сталъ съ ними церемониться. Къ тому же и немилость свою онъ обѣщаетъ отмѣнить, если они захотятъ исправиться. Единоборство принца съ Готспоромъ, оканчивающее первую часть хроники, вымышлено Шекспиромъ. Принцъ былъ въ день сраженья при Шрювсбёри пятнадцатилѣтнимъ мальчикомъ и, конечно, не могъ сражаться съ противникомъ, какъ Перси; но это вымышленное окончаніе прекрасно характеризуетъ принца, когда онъ произноситъ свой благородный трогательный монологъ надъ тѣломъ павшаго врага. Окончаніе второй части хроники еще лучше и еще выше. Помирившись съ отцомъ и сдѣлавшись послѣ его смерти повелителемъ, къ которому, конечно, никто не смѣлъ бы предъявить какихъ-нибудь требованій или напомнить ему о быломъ, принцъ благородно протягиваетъ руку примиренія оскорбленному имъ когда-то верховному судьѣ и трогательно проситъ простить его за минувшія увлеченія молодости. Лучшей чертой Шекспиръ не могъ заключить изображенія своего героя, какъ принца. Слѣдующая хроника ("Король Генрихъ V") покажетъ, какъ развилъ Шекспиръ этотъ характеръ далѣе и какія отмѣтилъ въ немъ новыя черты, нисколько не сойдя съ той психологической почвы, на которой стоялъ прежде.
   Изъ прочихъ историческихъ лицъ пьесы интереснѣе всѣхъ задумана и нарисована Шекспиромъ личность Готспора. Это одинъ изъ тѣхъ людей, которыхъ характеръ обрисовывается съ первой съ ними встрѣчи. Готспоръ -- человѣкъ минуты въ самомъ вѣрномъ смыслѣ этого слова. Онъ дѣйствуетъ и говоритъ всегда подъ первымъ впечатлѣніемъ и потому съ перваго же раза высказывается весь, каковъ есть. Характеръ этого человѣка рисуетъ его самое имя. Hot spur значитъ по-англійски "Горячая Шпора", какъ его прозвали за нетерпѣливое, горячее пришпориванье во время верховой ѣзды. Очень жаль, что русскій языкъ не позволилъ прямого перевода этого имени, какъ это дѣлается въ нѣмецкихъ текстахъ пьесы, гдѣ Готспоръ прямо называется: "Heissporn". Честь -- эта почти всегдашняя спутница вспыльчивыхъ натуръ -- имѣетъ въ лицѣ Готспора самаго ревностнаго, самаго безкорыстнаго представителя. Она, по выраженію Гервинуса, живетъ въ Готспорѣ, какъ въ собственномъ домѣ, и полный хозяинъ всѣхъ его поступковъ. Нѣтъ сомнѣнія, что подобная кипучая натура должна дѣлать безпрестанныя ошибки въ практической жизни, поддаваясь вліянію другихъ, болѣе умныхъ и хитрыхъ, людей. Мы въ самомъ дѣлѣ видимъ, какъ легко опутываетъ его хитрый Ворстеръ, хорошо знающій, на какую удочку легче поймать такого человѣка. Такъ, въ первомъ дѣйствіи, раздраженный королемъ, Готспоръ тотчасъ стихаетъ, чуть выслушиваетъ предложеніе Ворстера поднять знамя бунта и, обративъ пылъ на новую дорогу, начинаетъ кричать о подвигахъ и чести. Кипучая его натура неудержимо высказывается во всемъ. Въ сценѣ предполагаемаго раздѣла королевства съ Мортимеромъ и Глендоуеромъ, онъ ни съ того ни съ сего затѣваетъ споръ, будто назначенный ему участокъ меньше прочихъ. Можетъ-быть, онъ ограничился бы этими словами, но на бѣду Глендоуеръ сталъ противорѣчить, и все было кончено -- пожаръ вспыхнулъ снова! Напрасно друзья стараются его успокоить, соглашаясь даже на уступку: -- "не въ этомъ дѣло!-- кричитъ онъ въ отвѣтъ:-- я готовъ втрое уступить друзьямъ, но если вы начнете торговаться, я буду спорить изъ-за волоска!" -- И такъ поступаетъ онъ всегда и во всемъ. Особенно замѣчательно изображены Шекспиромъ отношенія Готспора къ женѣ. Онъ является не грубымъ деспотомъ, какъ бы можно было ожидать отъ такого характера, но, напротивъ, даже какъ бы уступчивымъ и мягкимъ.-- "Ну, какъ хочешь!" -- говоритъ онъ ей въ отвѣтъ, когда она, несмотря на его просьбы, отказывается пѣть. Эта черта удивительна своей вѣрностью. Горячія натуры, привыкшія, чтобъ все предъ ними преклонялось, нерѣдко оказываютъ къ слабымъ существамъ снисхожденіе, похожее на то, какъ левъ ласкаетъ иногда маленькую собачку, посаженную къ нему въ клѣтку. Впрочемъ, если Готспоръ и является въ этомъ случаѣ уступчивымъ, то только въ мелочахъ. Когда его жена умоляетъ открыть ей причину его заботъ (т.-е. затѣянный имъ бунтъ), то онъ даже ея не слушаетъ и прерываетъ требованіемъ себѣ лошади, а чрезъ нѣсколько минутъ клянется, что любитъ жену безконечно, хотя и довѣряетъ ей не болѣе, какъ женщинѣ.
   Съ неменьшимъ искусствомъ отдѣланъ характеръ Глендоуера. Въ немъ особенно виденъ тотъ удивительный тактъ, съ какимъ Шекспиръ пользовался преданіями и повѣрьями своей родины. Глендоуеръ считался современниками колдуномъ, и случай, какъ увѣряютъ, дѣйствительно устроилъ, что день его рожденья сопровождался землетрясеньемъ. Шекспиръ, вѣроятно, чувствовалъ, что чудесное было бы неумѣстно въ такой положительной пьесѣ, какъ "Генрихъ IV"; но, не желая исказить характеръ, начертавшійся въ народныхъ преданьяхъ такими яркими красками, онъ обставилъ своего Глендоуера только атрибутами магіи, выпустивъ чудеса, какія ему приписывались. Фигура Глендоуера удивительно напоминаетъ средневѣковыхъ астрологовъ. Та же важность въ обращенія, то же уваженіе къ наукѣ и высокопарный языкъ съ непосвященными въ ея таинства. Нѣсколько комическій оттѣнокъ, который авторъ придалъ его личности, чрезвычайно какъ умѣстенъ. Его педантство выясняетъ многія черты его характера, особенно въ отношеніяхъ къ Готспору. Сцена ихъ совѣта передъ бунтомъ одна изъ лучшихъ въ пьесѣ. Замѣчательно, какъ вѣрно и сообразно съ темпераментомъ обоихъ изобразилъ Шекспиръ чувства, какія они питаютъ другъ къ другу. У Готспора къ Глендоуеру инстинктивное отвращеніе, какое почти всегда замѣчается у энергическихъ натуръ въ отношеніи къ тяжелымъ. Глендоуеръ, напротивъ, сочувствуетъ Готспору, что тоже вѣрно съ дѣйствительностью. Холодная кровь такихъ людей какъ бы чувствуетъ нужду въ разгоряченіи и потому съ особеннымъ участіемъ смотритъ на быструю энергію юношей. Глендоуеръ даже заискиваетъ расположеніе Готспора, самъ того не примѣчая, какъ это видно, напримѣръ, когда онъ приглашаетъ его для раздѣла королевства:
   
                       Садись, любезный Перси --
   Мой добрый братъ Готспоръ. Король блѣднѣетъ
   Теперь, едва твое услышитъ имя,
   И съ тайнымъ вздохомъ молится, чтобъ ты
   Убрался въ рай -- и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.
   
   Но Готспоръ, не понимая подобной любезности, отвѣчаетъ не совсѣмъ учтиво:
   
   Да! а тебя онъ посылаетъ въ адъ,
   Едва услышитъ имя Глендоуера.
   
   Эти слова Глендоуера и отвѣтъ Готспора чрезвычайно какъ характеристичны.
   Прочія, собственно историческія, лица не имѣютъ особенно важнаго значенія, но въ изображеніи ихъ тоже разсѣяны превосходныя, геніальныя черты, характеризующія личность каждаго. Таковъ, напримѣръ, Ворстеръ. Хитрый интриганъ, онъ удивительно похожъ характеромъ на самого Генриха. Можно сказать, что при удачѣ Ворстеръ сдѣлался бы Генрихомъ, а этого послѣдняго, если бъ ему не улыбнулось счастье, постигла бы судьба Ворстера. Оба они одарены честолюбіемъ, твердой волей и неразборчивостью средствъ въ преслѣдованіи цѣлей. Ворстеръ явно глаза заговора, тогда какъ Готспоръ не болѣе, какъ его правая рука. Онъ первый возбуждаетъ вопросъ о возмущеніи, хитро улучивъ удобную минуту, чтобъ увлечь раздраженнаго Готспора. Въ сценахъ, гдѣ бунтовщики совѣщаются о своихъ дѣйствіяхъ, голосъ Ворстера -- голосъ благоразумія, тогда какъ Готспоръ и Дугласъ оказываются не болѣе, какъ пустыми крикунами. Но когда дѣло но удалось, то Ворстсръ умираетъ съ твердостью, которая развилась въ немъ подъ вліяніемъ жизни, проведенной среди интригъ и опасностей. "Я дѣлалъ, что велитъ самохраненье",-- говоритъ онъ въ отвѣтъ королю, осуждающему его на казнь, и затѣмъ безропотно покоряется судьбѣ.
   Отецъ Готспора, Нортумберландъ, и товарищъ его, Мортимеръ, самыя незначительныя лица пьесы. Характеръ обоихъ флегматиченъ и тяжелъ. Въ этомъ огношеніи Мортимеръ достойный зять своего тестя Глендоуера. Съ обоими сходенъ по характеру сэръ Вальтеръ Блёнтъ, хотя, когда надо дѣйствовать, онъ обнаруживаетъ болѣе, чѣмъ они, энергіи и преданности дѣлу. Въ лицѣ Блёнта представленъ вѣрный подданный, хотя вѣрность его скорѣе плодъ рутиннаго взгляда на жизнь, чѣмъ твердыхъ убѣжденій. Онъ знаетъ, что Генрихъ -- король, а потому и остается ему вѣрнымъ, но входя въ разбирательство, какимъ путемъ добился онъ престола. Такіе люди встрѣчаются въ жизни очень часто и хотя вполнѣ заслуживаютъ названіе хорошихъ людей за честность и преданность, но, съ тѣмъ вмѣстѣ, отъ нихъ нельзя ожидать иниціативы въ дѣлѣ, для нихъ новомъ, для котораго надо измѣнять складъ прежнихъ окаменѣлыхъ убѣжденій и взглядовъ.
   Принцъ Іоаннъ представленъ въ первой части пьесы мальчикомъ, едва вышедшимъ изъ дѣтства. Война случилась для него какъ нельзя болѣе кстати. Онъ хочетъ утолить битвой жажду дѣятельности и такъ смѣло кидается въ нее, что приводитъ окружающихъ даже въ изумленіе. Совсѣмъ инымъ видимъ мы его во второй части пьесы. Возмужавъ духомъ, онъ воспиталъ въ себѣ высокопарное убѣжденіе, что ему, какъ высокому лицу, позволено все. Сцена, когда онъ презрительно обманываетъ бунтовщиковъ, сдавшихся ему на честное слово, и отказывается выполнить данное обѣщаніе только потому, что они въ его глазахъ "презрѣнные бунтовщики", прекрасно рисуетъ этотъ характеръ, представленный удивительно ярко и вѣрно, несмотря на то, что въ пьесѣ онъ едва намѣченъ.
   Очень ясными чертами изображена личность жены Готспора, лэди Перси, хотя она является всего въ трехъ, и то незначительныхъ, сценахъ. Это -- женщина, для которой все слилось въ любви къ мужу. Слова ея -- музыка, въ которой звучатъ любовь, нѣжность, боязнь и кроткіе упреки за неоткровенность мужа съ нею. Сцену, когда она упрашиваетъ Готспора открыть ей его тайну, можно сравнить съ подобною же сценой въ "Юліѣ Цезарѣ", когда Порція проситъ о томъ же своего мужа, Брута. Но какая разница въ характерахъ! Суровая римлянка властно требуетъ, какъ жена и полноправная подруга, съ которой мужъ долженъ дѣлить все;-- лэди Перси проситъ и умоляетъ только во имя любви и преданности. Очень интересна одна маленькая фраза, которую она произноситъ, когда Готспоръ отдѣлывается отъ ея просьбы пренебрежительными шутками:
   
   Не хочешь! Я тебѣ сломаю палецъ,
   Когда ты мнѣ не скажешь сущей правды.
   
   Видали ль вы, какъ иногда тотъ, кто старается въ чемъ либо убѣдить другого, безсознательно и судорожно хватаетъ его за платье или за руку, самъ того не замѣчая? Случай этотъ такъ мелоченъ и простъ, что едва ли кто обращалъ на него вниманіе, но здѣсь онъ показываетъ, до какихъ мелочныхъ подробностей рисовались передъ Шекспиромъ образы его созданій. Нѣжная, женственная душа лэди Перси еще лучше обрисовывается во второй части пьесы, когда она груститъ объ убитомъ мужѣ.
   Въ заключеніе о настоящей пьесѣ остается сказать еще о свитѣ принца Генриха -- той свитѣ, позорному распутству которой онъ, по собственнымъ его словамъ, потворствовалъ, "какъ солнце, которое позволяетъ скрывать себя на время презрѣннымъ облакамъ". Если принять эти слова за указаніе значенія, какое свита эта имѣетъ по отношенію къ принцу и къ пьесѣ, то значеніе это не можетъ показаться большимъ. Роль свиты принца сводится, повидимому, лишь къ тому, чтобъ составить фонъ для лучшаго выдѣленія личности самого принца, а потому, казалось бы, нечего было ожидать, что авторъ придастъ этой части своей пьесы большое развитіе. Между тѣмъ мы видимъ, что если выдѣлить изъ текста пьесы тѣ сцены, въ которыхъ являются Фальстафъ и его товарищи, то окажется, что сцены эти занимаютъ по объему чуть ли не половину всей пьесы. Это одно уже наводитъ на мысль, что значеніе этихъ сценъ нѣсколько болѣе, чѣмъ роль простого аксессуара. Мало этого: если взглянуть на впечатлѣніе, какое разсматриваемая пьеса производила всегда и производитъ до сихъ поръ на изучающихъ Шекспира читателей, то мы увидимъ, что личность Фальстафа если не подавляетъ прочихъ лицъ и не первенствуетъ надъ ними совершенно, то во всякомъ случаѣ имѣетъ равное съ ними значеніе и давно уже причислена въ общемъ мнѣніи къ числу самыхъ яркихъ и самыхъ геніальныхъ Шекспировыхъ созданій. Такое нарушеніе равновѣсія въ общей постройкѣ пьесы, конечно, должно имѣть какое-нибудь основаніе, и потому при разборѣ пьесы о Фальстафѣ необходимо поговорить подробнѣй.
   Трудно себѣ представить при первомъ взглядѣ на эту личность, чѣмъ она могла привлечь такое глубокое вниманіе и, можно сказать, даже симпатію публики? Фальстафъ по существу не болѣе, какъ олицетвореніе самыхъ грязныхъ, самыхъ низкихъ плотскихъ человѣческихъ инстинктовъ. Та безконечная серія ругательныхъ эпитетовъ и именъ, какими опредѣляетъ жирнаго рыцаря въ пьесѣ самъ принцъ, нисколько не преувеличена и настолько вѣрна, что съ каждымъ этимъ эпитетомъ согласится всякій. Изображеніе дурного и грязнаго, конечно, можетъ законно входить въ сферу поэзіи, изображающей жизнь, какова она есть; но излишнее преувеличеніе окажется здѣсь вреднымъ также, какъ и вездѣ. Однако мы видимъ, что въ настоящемъ случаѣ личность Фальстафа не только не производитъ при чтеніи пьесы утомляющаго или отталкивающаго впечатлѣнія, а напротивъ -- нравится и заинтересовываетъ отъ начала до конца. Если на вопросъ о причинахъ такого страннаго факта отвѣтятъ, что притягательной силой, сковывающей вниманіе читателя, является здѣсь то геніальное искусство, съ какимъ Шекспиръ создавалъ (а главное -- развивалъ) характеры своихъ лицъ, вслѣдствіе чего мы охотно прощаемъ поэту, если даже основный матеріалъ, изъ котораго построены эти характеры, не особенно привлекателенъ самъ по себѣ,-- то на это можно возразить, что настоящій случай именно идетъ вразрѣзъ съ этимъ мнѣніемъ. Характеръ Фальстафа въ томъ видѣ, какъ онъ созданъ Шекспиромъ, замѣчателенъ тѣмъ, что въ немъ мы именно не находимъ ровно никакого развитія, подобнаго тому, какому изумляемся, напримѣръ, въ Лирѣ, Макбетѣ и другихъ Шекспировыхъ лицахъ, являющихся въ каждой сценѣ непремѣнно въ новомъ психологическомъ положеніи, обусловленномъ ихъ нравственнымъ существомъ и тѣмъ вліяніемъ, какое производили на нихъ переживаемыя ими впечатлѣнія. Фальстафъ, напротивъ, съ первой же сцены его появленія обрисовывается весь, каковъ онъ есть, и нисколько не измѣняется затѣмъ во все продолженіе пьесы. Сцены, въ какихъ мы его видимъ, могутъ быть перетасованы въ какомъ угодно порядкѣ, и отъ этого впечатлѣніе, какое производитъ Фальстафъ, не измѣнится ни въ чемъ. Такой операціи невозможно продѣлать ни съ однимъ изъ Шекенировыхъ лицъ, и невозможно именно потому, что каждое изъ этихъ лицъ является предъ нами съ каждымъ выходомъ въ новомъ положеніи. Потому, если, несмотря на эти два факта (т.-е. на отсутствіе въ личности Фальстафа основныхъ привлекательныхъ свойствъ и на то, что даже въ постройкѣ этого характера мы не находимъ главнаго элемента Шекспирова творчества),-- если, повторяю, несмотря на это, Фальстафъ все-таки признанъ однимъ изъ колоссальнѣйшихъ Шекспировыхъ созданій, то для опредѣленія, почему это такъ произошло, необходимо взглянуть на этотъ характеръ глубже и постараться подсмотрѣть, не таится ли за его, ясной до ощутительности, фигурой какой-нибудь подкладки, заложенной такъ глубоко, что хотя она и ускользаетъ отъ поверхностнаго анализа, но вмѣстѣ съ тѣмъ сквозитъ настолько ощутительно, что мы невольно подчиняемся ея вліянію и чувствуемъ за фигурой жирнаго рыцаря присутствіе одной изъ тѣхъ міровыхъ идей, которыя, будучи олицетворены въ какомъ-нибудь поэтическомъ образѣ, дѣлаютъ этотъ образъ безсмертнымъ и дорогимъ для всѣхъ.
   Въ числѣ геніальныхъ созданій міровой поэзіи есть одно, которое я позволю себѣ взять исходнымъ пунктомъ для выясненія того взгляда, какой предполагаю высказать о Фальстафѣ. Произведеніе это -- "Донъ-Кихотъ". Помимо значенія сатиры на современные нравы, за романомъ этимъ давно уже признанъ еще другой смыслъ, гораздо болѣе глубокій, чѣмъ сатира. Въ "Донъ-Кихотѣ" и его оруженосцѣ изображены тѣ двѣ крайнія стороны человѣческаго духа, въ какихъ выражается вся наша жизнь. Донъ-Кихотъ олицетворяетъ благородныя чувства и порывы, заставляющіе насъ презирать ради стремленія къ добру голосъ плотскихъ, низменныхъ инстинктовъ; Санчо-Панса, напротивъ, является олицетвореніемъ этихъ инстинктовъ. Оба они представляютъ такимъ образомъ какъ бы двѣ схемы, подъ которыя подходятъ или изображаются въ нихъ, какъ въ фокусѣ стекла, безконечное множество стимуловъ, побуждающихъ людей къ ихъ поступкамъ. Этимъ и объясняется міровое значеніе этихъ типовъ. Въ произведеніяхъ Шекспира нѣтъ пары лицъ, которыя, представляя что-либо подобное, были бы сопоставлены вмѣстѣ въ одномъ произведеніи; но если взглянуть на всю толпу созданныхъ имъ лицъ вообще, то мы можемъ выдѣлить изъ нихъ и сопоставить нравственно пару героевъ, изображающихъ въ основѣ то же самое, что мы находимъ и въ произведеніи Сервантеса. Эта пара -- Гамлетъ и Фальстафъ. Доказательство тожества значенія Донъ-Кихота съ значеніемъ Гамлета, можетъ-быть, покажется страннымъ, особенно русскимъ читателямъ, знающимъ превосходную параллель, сдѣланную между этими лицами Тургеневымъ (при чемъ онъ выставлялъ именно діаметральную между ними противоположность), а потому я спѣшу пояснить свою мысль. Гамлетъ и Донъ-Кихотъ дѣйствительно неизмѣримо отличны другъ отъ друга, если мы взглянемъ на то, что они дѣлаютъ. Донъ-Кихотъ самоотверженно бросается, очертя голову, когда хочетъ достичь предположенной цѣли, а Гамлетъ, напротивъ, только колеблется и остается на мѣстѣ. Разница, конечно, огромная; но совсѣмъ иное представится, если мы разберемъ основной пунктъ, на которомъ оба стоятъ. Тутъ не только не окажется между ними какого-либо различія, но, напротивъ, именно обнаружится замѣчательное сходство. Оба, и Гамлетъ и Донъ-Кихотъ, изображаютъ людей, недовольныхъ устройствомъ здѣшней жизни и считающихъ необходимымъ измѣнить это устройство во что бы то ни стало. Это недовольство довело ихъ до того, что оба они забываютъ самихъ себя и, витая въ преслѣдующихъ ихъ мечтахъ, отказываются, какъ аскеты, отъ пользованія какими бы то ни было благами, которыя жизнь можетъ дать. Эти блага кажутся имъ (особенно Гамлету) чѣмъ-то пустымъ и нестоящимъ никакого вниманія. Санчо-Панса и Фальстафъ представители совершенно обратнаго направленія. Земная жизнь не только не кажется имъ чѣмъ-либо дурнымъ, но, напротивъ, всѣ ихъ желанія и помыслы направлены именно лишь къ тому, чтобы какъ можно больше воспользоваться ея благами и устранить неудобства. Опредѣливъ такъ основное значеніе характера Фальстафа, мы увидимъ, что онъ представится намъ уже не какъ единичное явленіе случайнаго нравственнаго уродства, грязнаго и некрасиваго, но какъ выраженіе цѣлой струи житейскихъ явленій, захватывающихъ и рисующихъ жизнь въ очень большомъ количествѣ самыхъ разнообразныхъ случаевъ.
   Значеніе Фальстафа, какъ типа, расширится въ нашихъ глазахъ еще гораздо болѣе, если, опредѣливъ, что основной чертой его было плотоугодіе, мы взглянемъ затѣмъ, въ чемъ именно состояли его желанія, а главное -- какими средствами онъ старался имъ удовлетворить? Въ этомъ отношеніи Фальстафъ окажется во столько же разъ интереснѣе и шире по количеству и объему захваченныхъ и выраженныхъ въ немъ явленій жизни противъ Санчо-Панса, во сколько разъ идея, выраженная въ Гамлетѣ, шире и выше того, что изображаетъ Донъ-Кихотъ. Ламанчскій рыцарь былъ бѣдный помѣшанный, преслѣдующій невозможную идею воскрешенія отжившихъ взглядовъ и понятій. Въ Гамлетѣ, напротивъ, изображенъ рядъ взглядовъ и стремленій, присущихъ рѣшительно всѣмъ людямъ. Санчо-Панса не идетъ въ своихъ желаніяхъ далѣе самаго обыкновеннаго плотоугодія. Если бъ его поставили въ стойло вмѣстѣ съ его осломъ и при этомъ стали вкусно, хорошо кормить, то онъ не пожелалъ бы ничего болѣе. Фальстафъ далеко не удовлетворился бы подобнымъ положеніемъ. Плотоугодливый не меньше, чѣмъ Санчо-Панса, онъ, кромѣ удовлетворенія этому плотоугодію, желаетъ еще иныхъ, гораздо болѣе разнообразныхъ, удовольствій и почестей. Ему хочется быть значительнымъ лицомъ въ той средѣ, въ которой онъ вращается. Онъ зоветъ себя рыцаремъ и заботится о томъ, чтобы прослыть джентльменомъ и храбрецомъ. На людскую толпу смотритъ, какъ на дрянь, не стоящую вниманія. Чтобъ достать денегъ, онъ хлопочетъ въ потѣ лица и поднимается на всевозможныя хитрости, чего никогда не сталъ бы по лѣности дѣлать Санчо-Панса. Словомъ, Фальстафъ является представителемъ чрезвычайно широкаго круга житейскихъ стремленій (хотя и низменныхъ) и этимъ однимъ уже становится выше по объему изображеннаго, чѣмъ Санчо-Панса. Но главная широта его значенія, какъ типа, обусловливается болѣе всего тѣмъ способомъ, какимъ онъ старается достичь цѣли своихъ желаній и вожделѣній. Санчо-Панса много-много, что трусливо и скромно стянетъ, гдѣ можно, гуся на обѣдъ или выспится на мягкой чужой постели; Фальстафъ не довольствуется такими пустяками. Онъ не скромно проситъ, чего желаетъ, а напротивъ -- надменно требуетъ, какъ должнаго; для достиженія же цѣли пускаетъ въ ходъ спеціальное средство, а именно: старается всѣми силами казаться выше того, что онъ есть въ дѣйствительности. Трусость онъ прикрываетъ хвастовствомъ, отсутствіе благородства -- напускными фразами о чести; стараніе добыть денегъ -- самой наглой ложью; поддержку хорошихъ отношеній съ людьми, какіе ему нужны -- заискиваньемъ и лестью. Какъ ни проста кажется на видъ эта черта характера Фальстафа -- достигать житейскихъ благъ стараньемъ казаться выше и лучше, чѣмъ онъ былъ на дѣлѣ, но если вглядѣться въ эту сторону его характера внимательнѣй, то мы увидимъ, что значеніе этой черты гораздо шире, чѣмъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Если примѣнить эту черту къ объясненію безчисленнаго количества людскихъ поступковъ, какіе являетъ бурно проносящаяся предъ нами жизнь, то мы навѣрно увидимъ, что такимъ взглядомъ не только объяснится громадное ихъ большинство, но что, пожалуй, не найдется такого человѣка, который не сознался бы себѣ самъ, что я съ нимъ бывали житейскіе случаи, когда ему приходилось проводить и реализовать свои грѣшныя матеріальныя желанія съ помощью пріема Фальстафа. Кто будетъ дѣйствительно настолько смѣлъ, чтобъ рѣшиться утверждать, будто его никогда не привлекали сладкія матеріальныя приманки жизни болѣе, чѣмъ ея нравственныя цѣли? И кто равно отвѣтитъ отрицательно, что онъ никогда, хотя бы немного, не рисовался для достиженія того, чего желалъ, и не преувеличивалъ предъ нужными людьми казовой стороны своихъ достоинствъ? А если такъ, то, значитъ, Фальстафъ, являясь предъ нами представителемъ такихъ душевныхъ движеній, которыя присущи рѣшительно всѣмъ людямъ, долженъ быть признанъ такимъ же міровымъ типомъ, какимъ признанъ и Гамлетъ, въ которомъ точно такъ же изображенъ циклъ явленій и идей, родственныхъ всѣмъ людямъ (см. этюдъ къ этой трагедіи). Такимъ взглядомъ на значеніе Фальстафа объясняются и тѣ два вопроса, какіе поставлены выше, а именно: почему Фальстафъ, несмотря на свое нравственное уродство, не производитъ на насъ отталкивающаго впечатлѣнія, а также, почему въ немъ не замѣчается послѣдовательнаго
   Развитія характера, этого спеціальнаго элемента Шекспирова творчества? Іервое объясняется тѣмъ, что, находя въ Фальстафѣ черты, свойственныя рѣшительно всѣмъ людямъ, мы инстинктивно удерживаемся отъ мысли казнить въ немъ самихъ себя; а второе становится понятно изъ простого вывода, что если въ Фальстафѣ (такъ же, какъ и въ Гамлетѣ) изображено начало, которое всегда жило, живетъ теперь и будетъ вѣчно жить, пока существуютъ на землѣ люди -- то, значитъ, начало это неизмѣнно, а потому представитель его, воплощенный въ художественный образъ, долженъ также являться намъ въ законченномъ неизмѣняющемся видѣ. Въ подтвержденіе этого взгляда можно привести, что вѣдь и Гамлетъ, какъ представитель тоже вѣчно существующаго въ жизни направленія, изображенъ Шекспиромъ, подобно Фальстафу, въ одномъ и томъ же неизмѣнномъ психологическомъ состояніи отъ начала до конца пьесы. Въ "Лирѣ", "Макбетѣ", "Отелло" и другихъ герояхъ Шекспира изображены частныя явленія жизни, отторгнувшіяся отъ ея общей рѣки, подобно бурнымъ потокамъ, а потому и въ ходѣ этихъ потоковъ мы отличаемъ начало, середину и конецъ теченія. Но если мы будемъ смотрѣть на самую рѣку, то хотя не замѣтимъ, повидимому, ничего, кромѣ однообразнаго, плавнаго теченія, однако все-таки почувствуемъ впечатлѣніе широты и величія больше, чѣмъ въ потокахъ, несмотря даже на ихъ бурный характеръ. Гамлетъ и Фальстафъ производятъ среди прочихъ явленій жизни точно такое же впечатлѣніе вѣчно текущей, неизмѣнной рѣки.
   Опредѣливъ общее значеніе и идею Фальстафа, взглянемъ теперь, въ какомъ видѣ реализовалъ Шекспиръ эту идею въ созданномъ имъ образѣ
   Основной чертой характера Фальстафа поставлено сластолюбіе, покорившее въ немъ всѣ прочія чувства и способности. Рядомъ съ сластолюбіемъ стоитъ совершенное отсутствіе правилъ, вслѣдствіе чего въ Фальстафѣ развилась неразборчивость средствъ къ удовлетворенію желаній. Неразборчивость эта при достаточной смѣтливости, въ которой также нельзя отказать Фальстафу, порождаетъ тысячу выдумокъ, въ которыхъ цѣль одна: доставить себѣ желаемое, а средства для того совершенно произвольны: какое лучше, то и пускается въ ходъ. Иногда полезно разыграть честнаго человѣка, въ другой разъ оказаться мошенникомъ; одинъ разъ показаться трусомъ, въ другой -- храбрымъ. Изъ этихъ-то противоположностей и проистекаетъ чудный комизмъ этого лица,-- комизмъ естественный, вытекающій прямо изъ внутренней необходимости и потому выигрывающій въ безконечное число разъ. Комизмъ этотъ еще усиливается несообразностью желаній съ лѣтами и фигурой нашего героя. Жирная фигура такъ хорошо вяжется съ сластолюбивою натурою Фальстафа и такъ къ ней идетъ, что кажется связанною съ ней неразрывной органической связью и составляетъ необходимую ея принадлежность. Трактирная жизнь есть единственная естественная среда, въ которой можетъ вращаться подобный характеръ, и мы дѣйствительно видимъ, что сэръ Джонъ не знаетъ другой. Она, кромѣ беззаботности, представляетъ, сверхъ того, болѣе удобный способъ жить на чужой счетъ и не платить долговъ, что, по собственнымъ словамъ сэра Джона, ему случилось сдѣлать во всю свою жизнь какихъ-нибудь два раза. Ясно, что при такомъ взглядѣ на вещи ему необходимо искать постояннаго кредита, который и сваливается на него совершенно неожиданно въ лицѣ принца Генриха. Но, состоя въ совершенной отъ него зависимости и разыгрывая передъ принцемъ въ полномъ смыслѣ роль шута, Фальстафъ при своей природной смѣтливости инстинктивно видитъ неловкость своего положенія и старается всѣми силами представить себя въ глазахъ окружающихъ не тѣмъ, что онъ есть. Достичь этого онъ думаетъ, ставя себя съ принцемъ на одну ногу и обращаясь съ нимъ, какъ съ равнымъ; но зато въ его отсутствіи, опять съ тою же цѣлью, онъ всячески старается его унижать и показать видъ, будто онъ его ни въ грошъ не ставитъ. Рѣшительное отсутствіе всякой порядочности и въ то же время инстинктивное чувство ея необходимости, хотя бы для того, чтобъ тѣмъ легче забирать въ кредитъ въ тавернѣ, порождаетъ въ Фальстафѣ это неподражаемое хвастовство, которымъ онъ ставитъ себя, самъ того не воображая, въ такое смѣшное положеніе въ глазахъ постороннихъ, но которымъ вполнѣ удовлетворяется самъ, такъ что подъ конецъ почти, вѣритъ своимъ чудовищнымъ выдумкамъ. Не менѣе замѣчательна его способность придумывать оправданія, чтобы выпутываться изъ стѣснительныхъ обстоятельствъ, въ которыя онъ такъ часто самъ себя ставитъ своими выдумками. Ему все равно, что въ оправданіяхъ этихъ нѣтъ смысла:-- въ его глазахъ они достаточны, и онъ ими совершенно удовлетворяется. Такъ, чтобъ прикрыть свое бѣгство, онъ увѣряетъ, что узналъ принца во время грабежа, и какъ еще узналъ?-- совершенно особымъ способомъ: по инстинкту! Эта новая ложь такъ забавна, что принцъ поневолѣ не можетъ смотр оя добродѣтель.
   Доль. Ужъ не виноваты ли въ этомъ наши наряды и брильянты?
   Фальстафъ. Ну, да, ваши ожерелья, перлы и рубины. Иной разъ лѣзешь напроломъ, трудишься изо всѣхъ силъ съ отчаянно поднятымъ копьемъ -- такъ мудрено ли тутъ возвратиться хромымъ и попасть прямо къ хирургу или въ больницу.
   Доль. Чтобъ тебѣ повѣситься, гадкій злоязычникъ.
   Куикли. Это, ей-Богу, удивительно! Каждый разъ старая исторія: чуть успѣютъ сойтись -- и сейчасъ начнутъ браниться. Точно двѣ поджаренныя корки, что никакъ не могутъ быть вмѣстѣ, не царапаясь. Вѣдь долженъ же кто-нибудь уступить -- а вы, мистриссъ Доль, скорѣе всего. Вы сосудъ слабѣйшій, значитъ -- должны переносить больше.
   Доль. Да какой же слабый сосудъ снесетъ такую бочку вина? Вѣдь въ немъ цѣлый грузъ бордосскаго. Онъ и кораблю въ подъемъ не всякому. Ну, полно, Джакъ, помиримся! Вѣдь ты ѣдешь на войну, и Богъ знаетъ, придется ли намъ увидѣться. (Входитъ слуга).
   Слуга. Сэръ, внизу стоитъ вашъ знаменосецъ Пистоль и хочетъ говорить съ вами.
   Доль. Гони его вонъ, гони! Не впускай сюда! Это -- первый буянъ въ цѣлой Англіи.
   Куикли. Буянъ!.. О, тогда не впускайте его: я не хочу, чтобъ о моемъ трактирѣ шла дурная слава! Я въ ладу со всѣми и не впущу къ себѣ буяна. Нѣтъ, нѣтъ, сэръ Джонъ! Что вы тамъ ни говорите, а мнѣ не нужно буяновъ.
   Фальстафъ. Да ты рехнулась, что ли?
   Куикли. Сдѣлайте милость, сэръ Джонъ, не сердитесь, только мнѣ не нужно буяновъ.
   Фальстафъ. Да развѣ ты не слышишь, что это мой знаменосецъ?
   Куикли. Все равно:-- вашъ буянъ-знаменосецъ сюда не войдетъ. Вотъ и мистеръ Тисикъ, нашъ комиссаръ, призывалъ меня на-дняхъ, помнится -- въ прошлую пятницу, тутъ былъ и нашъ священникъ, мистеръ Думбъ,-- позвалъ и говоритъ: "Смотри, сосѣдка Куикли, принимай къ себѣ людей съ разборомъ: ты на дурномъ счету; пуще же всего берегись буяновъ".И знаете, почему онъ такъ сказалъ? "Потому,-- говоритъ,-- что ты честная женщина и извѣстна съ хорошей стороны. Смотри же, не принимай буяновъ". И они съ тѣхъ поръ ко мнѣ не ходятъ. Жаль, сэръ Джонъ, что вамъ не удалось послушать, какъ онъ тогда говорилъ.
   Фальстафъ. Да вѣдь Пистоль совсѣмъ не буянъ, а, напротивъ, самый смирный малый. Его можно погладить, какъ овечку. Онъ напрасно не обидитъ и курицы. Зови его, мальчикъ!

(Слуга уходитъ).

   Куикли. Ну, если такъ, то пускай входитъ. Мой домъ отворенъ для всѣхъ, кромѣ буяновъ. А о нихъ я не могу слышать и, посмотрите, до сихъ поръ дрожу всѣмъ тѣломъ.
   Доль. Въ самомъ дѣлѣ, хозяйка.
   Куикли. Ей-Богу, точно осиновый листъ!

(Входятъ Пистоль, Бэрдольфъ и пажъ).

   Пистоль. Здорово, сэръ Джонъ!
   Фальстафъ. Добро пожаловать, Пистоль. Поди-ка сюда, вотъ я тебя заряжу стаканомъ хереса,-- стрѣляй въ хозяйку Пистоль. Сэръ Джонъ, я выстрѣлю въ нее двойнымъ зарядомъ.
   Фальстафъ. Ее не испугаешь: она пистолетовъ не боится3S).
   Куикли. Охъ, ужъ подите вы съ вашими шутками. Я не пью, когда мнѣ не хочется, да еще въ чужое удовольствіе.
   Пистоль. Ну, такъ я вызываю васъ, мистриссъ Доротея.
   Доль. Меня? Плевать мнѣ на тебя, паршивый негодяй! Подлый, оборванный голышъ! Не смѣй меня трогать: я здѣсь не для тебя, а для твоего господина.
   Пистоль. Ну, полно кобениться: вѣдь я тебя знаю.
   Доль. Знаешь!.. Ахъ, ты, навозная куча! Подлый воришка! Смѣй только меня тронуть: я тебѣ воткну въ глотку этотъ ножъ. Убирайся, дрянной, истасканный шутъ!.. Это что?.. Прошу покорно, у него на плечѣ позументъ? Давно ли это? Ахъ, ты, дрянь этакая! Ну, тебѣ ли щеголять этимъ?
   Пистоль. Смотри, чтобъ я не оборвалъ за это твое тряпье.
   Фальстафъ. Довольно!.. Смотри, чтобъ самому худо не было! Убирайся, покуда цѣлъ!
   Куикли. Да, въ самомъ дѣлѣ, добрый капитанъ Пистоль, уходите отсюда.
   Доль. Капитанъ?..-- Онъ капитанъ? Ахъ, ты, чучело! И тебѣ не совѣстно такъ называться? Капитаны отдули бы тебя за такое самозванство. И за что тебѣ быть капитаномъ? Развѣ за то, что оборвалъ платье бѣдной дѣвкѣ? Капитанъ! На висѣлицу тебя, негодяя! Ты, я думаю, во всю жизнь ничего и въ ротъ-то не бралъ, кромѣ черствыхъ пироговъ да варенаго чернослива. Ты пакостишь этотъ чинъ, если его носишь36), и я дивлюсь, какъ капитаны не вступятся за свою честь.
   Бэрдольфъ. Уходите, сэръ!.. Ей-Богу, будетъ лучше.
   Фальстафъ. Доль, поди сюда на одно слово...
   Пистоль. Не пойду! А ты, Бэрдольфъ, слушай!.. Я долженъ отомстить за себя!
   Пажъ. Ну, полно, полно; ступай, не буянь!
   Пистоль. "Не уйду, пока не упрячу ея въ самый адъ кромѣшный, въ пасть Цербера! Прочь, измѣнники! Прочь собаки! Или нѣтъ у васъ меча?" 37).
   Куикли. Добрый капитанъ, успокойтесь, прошу васъ. Ужъ поздно. Ей-Богу, укротите вашъ гнѣвъ.
   Пистоль. "Отыди прочь! И эта кляча смѣетъ
             Со мною спорить! Ты ль равняться смѣешь
             Съ троянцами! Съ великимъ Канибаломъ 33)
             Иль съ Цезаремъ!.. Прочь,-- или я отправлю
             Тебя во адъ, въ кромѣшную пучину,
             Гдѣ царствуетъ Плутонъ и лаетъ Церберъ
             Среди огней пылающей геенны!
   Куикли. Съ нами крестная сила!.. Какія онъ страсти говоритъ!
   Бэрдольфъ. Полноте, сэръ, уходите лучше; не то дойдетъ до драки.
   Пистоль. "Люди, издыхайте, какъ собаки!
             Или нѣтъ здѣсь меча?.."
   Куикли. Нѣту, капитанъ, ей-Богу, нѣту! Неужели мы спрятали бы его отъ васъ? Успокойтесь ради Христа.
   Пистоль. "Тогда живи!-- дарю тебѣ блаженство
             Презрѣнной жизни! Дайте мнѣ вина.
             Si fortuna me tormenta, sperato me contenta!
             А ты, моихъ трудовъ товарищъ вѣрный,
             Прими покой -- усни на свѣжихъ лаврахъ!"

(Кладетъ мечъ на столъ).

   Фу, усталъ! Ну, что жъ вы стойте? Говорятъ вамъ, давайте хересу.
   Фальстафъ. Пистоль, я хочу, чтобъ ты убирался.
   Пистоль. "Сладчайшій рыцарь,-- вѣрный твой вассалъ
             Съ почтеніемъ твою цѣлуетъ руку".
   Доль. Сбросьте этого хвастуна съ лѣстницы.
   Пистоль. Что-о-о? Сбросить меня съ лѣстницы? Знаемъ мы васъ, водовозныхъ клячъ!
   Фальстафъ. Бэрдольфъ, спусти его внизъ. Если онъ умѣетъ только заводить ссоры да нести вздоръ, то ему здѣсь не мѣсто.
   Бэрдольфъ. Ну, ступай, ступай прочь.
   Пистоль (хватаясь за мечъ). "А, вы хотите крови? Хорошо,
             Она прольется!.. Пустъ кипитъ раздоръ!
             Возстаньте, фуріи!-- я къ вамъ взываю --
             И смерть, открой свой страшный, алчный зѣвъ!"
   Куикли. Ну, пойдемъ, пойдемъ.
   Фальстафъ. Пажъ, подай мнѣ мечъ!
   Доль. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, не надо! Прошу тебя, Джакъ, не обнажай меча.
   Фальстафъ (обнажая мечъ). Оказано -- убирайся, такъ и ступай. (Гонитъ Пистоля).
   Куикли. Ахъ, Господи, что же это такое? Право, лучше закрыть таверну, чѣмъ терпѣть такіе страхи. Теперь не миновать смертоубійства -- это вѣрно. Да вложите же ваши мечи, вложите, говорятъ вамъ.

(Пистоль и Бэрдольфъ уходятъ).

   Доль. Ну, успокойся, Джакъ, успокойся; вѣдь бездѣльникъ ушелъ. Ахъ, ты, мой храбрый плутишка!
   Куикли. Васъ, кажись, поранили въ пахъ; -- мнѣ показалось, что онъ ткнулъ васъ прямо въ животъ.

(Бэрдольфъ возвращается).

   Фальстафъ. Вытолкалъ ли ты его за дверь?
   Бэрдольфъ. Вытолкалъ, сэръ. Бездѣльникъ пьянъ. Вы его ранили въ плечо.
   Фальстафъ. Негодяй, вздумалъ противиться мнѣ!
   Доль. Ахъ, ты, безстрашная крошка! Какъ же ты вспотѣла, моя бѣдная обезьянка! Дай, я оботру твою мордочку. Ну, протягивай ее -- вотъ такъ. Ей-Богу, я люблю тебя, плутишка! Ты такъ же храбръ, какъ Гекторъ троянскій, стоишь пяти Агамемноновъ и въ десять разъ лучше девяти героевъ39).
   Фальстафъ. Бездѣльникъ! Попадись онъ мнѣ въ другой разъ, я его закачаю на простынѣ.
   Доль. Ахъ, пожалуйста! Я за это поспорю съ тобой промежъ двухъ.

(Входятъ музыканты).

   Пажъ. Пришли музыканты, сэръ.
   Фальстафъ. Пусть играютъ. Доль, садись ко мнѣ на колѣни. Бездѣльникъ! И вѣдь какъ побѣжалъ отъ меня,-- точно ртуть.
   Доль. А ты за нимъ, какъ волчокъ! 40). Безпутность ты моя! Когда же ты перестанешь затѣвать драки и начнешь думать о душѣ и покаяніи?

(Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ, переодѣтые трактирными слугами).

   Фальстафъ. Ну, ну, полно, прошу тебя, не заводи объ этомъ разговора.
   Доль. Послушай, скажи, что за человѣкъ принцъ?
   Фальстафъ. Добрый, но пустой малый. Впрочемъ, изъ него могъ бы выйти порядочный хлѣбникъ: настолько у него хватитъ.
   Доль. А Пойнсъ?.. Правда ли, что онъ очень остеръ?
   Фальстафъ. Пойнсъ остеръ? Да это дуракъ, какихъ мало. Его остроты тупы, какъ выдохшаяся горчица. Въ деревянной колотушкѣ больше смысла, чѣмъ въ немъ.
   Доль. За что же принцъ его любитъ?
   Фальстафъ. Мало ли за что? Хоть бы за то, что онъ такъ же вертлявъ, какъ принцъ, хорошо играетъ въ карты, жретъ морскихъ угрей, глотаетъ для его забавы зажженные огарки 41), мастеръ играть въ чехарду, ловко кланяется, носитъ лакированные сапоги, помогаетъ принцу проказить втихомолку, словомъ -- способенъ на всѣ продѣлки, которыя не требуютъ большого ума. Принцъ любитъ его именно за то, что самъ похожъ на него, какъ двѣ капли воды, такъ что если поставить ихъ на вѣсы, то довольно будетъ волоска, чтобъ перетянуть одну сторону.
   Принцъ. Не оборвать ли уши этой ступицѣ?
   Пойнсъ. Поколотимъ его при его возлюбленной.
   Принцъ. Посмотри, старый хрѣнъ заставляетъ ее гладить свою лысину.
   Пойнсъ. Не удивительно ли, что сладострастіе такъ переживаетъ средства.
   Фальстафъ. Ну, Доль, поцѣлуй меня.
   Принцъ. Вѣрно, въ нынѣшнемъ году соединеніе Сатурна съ Венерой. Что говоритъ календарь?
   Пойнсъ. Посмотрите,-- этотъ красный носъ, Бэрдольфъ, туда же: подладился къ хозяйкѣ, этой старой записной книжкѣ своего господина и повѣренной его тайнъ.
   Фальстафъ. А вѣдь ты цѣлуешь меня притворно.
   Доль. Нѣтъ, ей-Богу, отъ чистаго сердца.
   Фальстафъ. Старъ я! Самъ вижу, что старъ.
   Доль. А я все-таки люблю тебя гораздо больше, чѣмъ этихъ дрянныхъ молокососовъ.
   Фальстафъ. Ну, какой же матеріи нужно тебѣ на платье? Въ четвергъ я получу деньги; завтра у тебя будетъ тапочка. Теперь спой что-нибудь повеселѣе. Ужъ поздно -- пора и спать. Уѣду -- ты меня забудешь, Доль. Право, я заплачу, если ты будешь такъ говорить. Вотъ увидишь, что я совсѣмъ не стану безъ тебя наряжаться.
   Фальстафъ. Френсисъ, хересу!
   Принцъ и Пойнсъ (подходя). Сейчасъ, сейчасъ, сэръ.
   Фальстафъ. А, блудный сынъ короля! А ты -- не братъ ли Пойнса?
   Принцъ. Ахъ, ты, глобусъ грѣховныхъ земель! Ну, что за жизнь ты ведешь?
   Фальстафъ. Получше твоей: я дворянинъ, а ты слуга.
   Принцъ. Можетъ-быть; но только я сбираюсь оборвать тебѣ уши.
   Куикли. Ахъ, мой добрый лордъ, какъ я рада, что вы опять въ Лондонѣ! Да хранитъ Господь ваше прекрасное личико! Благополучно ли вы возвратились изъ Уэльса?
   Фальстафъ. Слушай ты, заболтавшееся величіе! (Кладетъ руку на плечо Доль). Клянусь этимъ распутнымъ тѣломъ, я радъ тебя видѣть.
   Доль. Ахъ, ты, жирный дуракъ! Плевать мнѣ на тебя!
   Пойнсъ. Милордъ,-- куйте желѣзо, пока горячо: онъ хочетъ обратить все въ шутку.
   Принцъ. Слушай, скверный, сальный рудникъ!-- отвѣчай: какъ ты смѣлъ говорить обо мнѣ такъ дурно и еще въ присутствіи этой честной, добродѣтельной, любезной дѣвицы?
   Куикли. Да наградитъ васъ Господь за ваше доброе сердце! Она, ей-Богу, такова, какъ вы сказали!
   Фальстафъ. Вотъ видишь ли, Галь...
   Принцъ. Продолжай, продолжай: ты, вѣрно, узналъ меня такъ же, какъ во время твоего бѣгства при Гэдсхилѣ 42)? Ты видѣлъ, что я стою сзади, и говорилъ нарочно, чтобъ испытать мое терпѣніе?
   Фальстафъ. Нѣтъ, нѣтъ,-- зачѣмъ лгать? Я никакъ не думалъ, что ты могъ меня слышать.
   Принцъ. Я заставлю тебя сознаться, что ты нарочно хотѣлъ меня оскорбить; а тамъ я знаю, что съ тобой дѣлать.
   Фальстафъ. Нѣтъ, Галь, клянусь честью,-- я не хотѣлъ тебя оскорблять!
   Принцъ. Не хотѣлъ?-- называя меня хлѣбникомъ и чортъ знаетъ чѣмъ еще?
   Фальстафъ. Безъ всякаго желанія обидѣть; повѣрь, что такъ.
   Пойнсъ. Безъ всякаго?
   Фальстафъ. Безъ малѣйшаго, добрый Нэдъ, безъ малѣйшаго. Я унижалъ его передъ безпутными, чтобъ безпутные въ него не влюблялись. Я заботился о его нравственности и поступилъ, какъ добрый другъ и вѣрный подданный. Отецъ твой долженъ меня наградить за это. Вѣрьте чести, друзья мои, что это такъ. У меня и въ мысляхъ не было желанія оскорбить тебя, Галь.
   Принцъ. Ну, не стыдно ли тебѣ изъ страха и изъ отъявленной трусости обижать эту добродѣтельную дѣвицу для того только, чтобъ замять дѣло? Развѣ она изъ безпутныхъ? Развѣ твоя хозяйка изъ безпутныхъ тоже? или твой мальчикъ? или честный Бэрдольфъ, котораго усердіе такъ и дышитъ на его носу?
   Пойнсъ. Отвѣчай, гнилая колода, отвѣчай!
   Фальстафъ. За Бэрдольфа заступаться нечего: его отмѣтилъ самъ сатана. Его рожа просто домашняя кухня Люцифера для поджариванія пьяницъ. Что же касается мальчишки, то добрый и злой ангелы еще спорятъ о его душѣ -- и Богъ знаетъ, кто одолѣетъ.
   Принцъ. А женщины?
   Фальстафъ. Одна изъ нихъ уже въ аду и горитъ, бѣдняжка; а другой я долженъ; но попадетъ ли она за то въ когти дьяволу -- не знаю.
   Куикли. Ужъ навѣрно нѣтъ.
   Фальстафъ. Ну, это, пожалуй, еще тебѣ сойдетъ. Но вѣдь за тобой водятся и другіе грѣшки: ты позволяешь въ своей харчевнѣ, вопреки закону, ѣсть мясо въ постъ. За это придется повыть и тебѣ.
   Куикли. А что за бѣда!-- всѣ трактирщики дѣлаютъ то же. Да и велика ли важность -- часть или двѣ баранины въ цѣлый постъ?
   Принцъ. Вы, сударыня...
   Доль. Что угодно вашей милости?
   Фальстафъ. Да ужъ навѣрно то, что тебѣ не понравится.

(Стучатъ въ дверь).

   Куикли. Кто это такъ громко стучится? Френсисъ, посмотри, кто тамъ. (Входитъ Пето).
   Принцъ. Что новаго, Пето?
   Пето. Король въ Вестминстерѣ. Туда сегодня
             Примчалось ночью нѣсколько гонцовъ
             Съ преважными вѣстями. Сверхъ того,
             До дюжины усталыхъ капитановъ
             Безъ памяти стучатся по тавернамъ
             И ищутъ сэра Джона.
   Принцъ.                     Видитъ Богъ
             Я дурно дѣлаю, теряя время,
             Тогда какъ злыя тучи возмущенья
             Ужъ начали накрапывать дождемъ
             Надъ нашей непокрытой головою.
             Подайте плащъ. Покойной ночи, Фальстафъ!

(Принцъ Генрихъ, Пето, Пойнсъ и Бэрдольфъ уходятъ).

   Фальстафъ. Ну, такъ и есть! Чуть дошло до самаго лакомаго куска ночи -- и надо уѣхать, не попробовавъ. (Стучатъ). Опять стучатъ; что тамъ еще? (Входитъ Бэрдольфъ).
   Бэрдольфъ. Васъ требуютъ ко двору, сэръ; двѣнадцать капитановъ дожидаются у дверей.
   Фальстафъ (пажу). Эй, ты!-- заплати музыкантамъ! Прощай, хозяйка, прощай, Доль! Видите, какъ гоняются за достойными людьми. Безпутные спятъ спокойно, а мы трудись за нихъ! Ну, прощайте, проказницы. Если меня не ушлютъ сейчасъ, то я еще зайду проститься..
   Доль. Я не могу говорить. Сердце мое разрывается!.. Милый Джакъ, береги себя!
   Фальстафъ. Прощайте, прощайте!

(Уходятъ Фальстафъ съ Бэрдольфомъ).

   Куикли. Прощай! Вотъ съ новымъ горохомъ будетъ двадцать девять лѣтъ, какъ мы знакомы, и, ей-Богу, я не знавала человѣка вѣрнѣе и честнѣе. Прощай, будь здоровъ!
   Бэрдольфъ (за сценой). Мистриссъ Тиршить!
   Куикли. Что такое?
   Бэрдольфъ (за сценой). Скажите, чтобъ мистриссъ Доль шла къ моему господину.
   Куикли. Бѣги, Доль! Бѣги скорѣй, моя крошка! (Уходятъ)
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ. Ночь.

(Входитъ Король Генрихъ въ спальномъ платьѣ, за нимъ пажъ).

   Король. Поди и попроси ко мнѣ милордовъ
             Серрея и Варвика; но сначала
             Пускай они просмотрятъ эти письма.
             Не медли же. (Пажъ уходитъ).
             О, сколько въ этотъ часъ
             Моихъ бѣднѣйшихъ подданныхъ спокойно
             И тихо спятъ въ своихъ постеляхъ! Сонъ,
             Отрадный сонъ!-- людской природы нянька!
             Скажи, чѣмъ могъ тебя я испугать,
             Что ты бѣжишь отъ глазъ моихъ и чувства
             Не хочешь усладить мои забвеньемъ?
             Скажи, зачѣмъ нисходишь ты охотнѣй
             На грязную постелю бѣдняка,
             Въ дрянной норѣ, подъ глупое жужжанье
             Докучныхъ мухъ, а знать не хочешь ложа
             Богатаго, въ покоѣ благовонномъ,
             Гдѣ музыка ласкаетъ нѣгой слухъ?
             Бѣжишь ты прочь отъ ложа короля,
             Какъ будто звонъ услышалъ ты набата 43);
             А между тѣмъ подъ бурной непогодой,
             Въ глухую ночь, смыкаешь ты глаза
             Волнами убаюканнаго юнги
             На кораблѣ,-- когда жестокій вѣтеръ
             Безумно рветъ верхушки грозныхъ волнъ,
             Взметая ихъ къ густымъ и чернымъ тучамъ
             Такъ яростно, что даже смертный сонъ
             Смутился бы подъ ихъ ужасный рокотъ!
             Пристрастный сонъ! Ты даруешь покой
             Промокшему, измученному юнгѣ
             Въ такой ужасный часъ -- и убѣгаешь
             Отъ ложа короля, когда кругомъ
             Все дышитъ сладкимъ миромъ!.. Спите жъ, люди,
             И не завидуйте монархамъ... Сонъ
             Бѣжитъ чела, вѣнчаннаго короной!..

(Входятъ Варвикъ и Серрей).

   Варвикъ. Привѣтъ и добрый день, мой повелитель!
   Король. Ужели утро, лорды?
   Варвикъ.                     Часъ за полночь.
   Король. О, такъ и вамъ пріятный день, милорды!
             Вы прочитали посланныя письма?
   Варвинъ.                               Да, государь.
   Король. Вамъ, стало-быть, извѣстно,
             Какою заразительной болѣзнью
             Поражена страна, и какъ глубоко
             Проникли въ сердце язвы?
   Варвикъ.                     Государь!
             Я больше склоненъ думать, что недугъ
             Не такъ опасенъ. Добрые совѣты
             Друзей помогутъ намъ устроить дѣло.
             Повѣрьте мнѣ, что графъ Нортумберландъ
             Навѣрно не замедлитъ покориться.
   Король. Да, если бъ мы могли читать завѣты
             Грядущаго и видѣть, какъ невѣрна
             Судьба людей, что наша жизнь, какъ чаша,
             Покорная лишь случаю слѣпому,
             Должна поочередно наполняться
             То радостью, то горемъ -- какъ бы много
             Счастливѣйшихъ навѣрно предпочли
             Скорѣе умереть, чѣмъ жить такой
             Печальною, зависимою жизнью!
             Что въ самомъ дѣлѣ вѣрно? Каждый день
             У насъ въ глазахъ поднявшіяся горы
             Свергаются въ широкій океанъ,
             Иль вдругъ наоборотъ: гдѣ было море --
             Внезапно воздвигается земля!
             Давно ль Нортумберландъ считался другомъ
             Покойнаго Ричарда, и давно ли
             Ихъ дружба обратилась въ непріязнь?
             Давно ли онъ любилъ меня, какъ брата,
             И былъ готовъ и жизнь и честь повергнуть
             Къ моимъ ногамъ?..-- тому назадъ лѣтъ восемь,
             Не болѣе! Онъ даже для меня
             Возсталъ тогда на самого Ричарда.
             А что теперь? (Варвику). Ты, кажется, Невиль,
             Присутствовалъ, когда Ричардъ, съ глазами,
             Исполненными слезъ отъ оскорбленій,
             Которыми преслѣдовалъ его
             Нортумберландъ,-- пророчески сказалъ
             Предъ всѣмъ дворомъ: "Нортумберландъ!.. Ступень,
             Которой Болинброкъ достигнулъ трона!" 44)
             (Хотя, клянусь въ томъ небомъ, я тогда
             Не думалъ о коронѣ!.. случай сдѣлалъ,
             Что я и власть сошлись почти невольно).
             Затѣмъ онъ продолжалъ: "Придетъ пора,
             Когда нарывъ измѣны и грѣха
             Прорвется смраднымъ гноемъ!.." Это время
             Теперь пришло:-- онъ вѣрно предсказалъ
             И нашу непріязнь и все, что нынче
             Свершается предъ нашими глазами.
   Варвикъ. Немудрено:-- событія рождаютъ
             Всегда одни другія. Кто привыкъ
             Внимательно слѣдить за ихъ рожденьемъ,
             Легко предугадаетъ по началу,
             Какъ по зерну, которое не дало
             Еще ростка,-- что должно ждать. Ричардъ
             Предвидѣть могъ по этому закону,
             Что, измѣнивши разъ, Нортумберландъ
             Не остановится, и что измѣна
             Должна необходимо обратиться
             Противу васъ.
   Король.                     Ну, ежели измѣна
             Порождена необходимымъ ходомъ
             Самихъ событій -- тѣмъ она опаснѣй,
             И мы должны подумать не шутя
             О средствахъ обороны. Намъ сказали,
             Что войско непріятеля считаютъ
             По крайней мѣрѣ тысячъ въ пятьдесятъ.
   Варвикъ. О, нѣтъ, милордъ, не можетъ быть! Молва
             Удвоила число враговъ, какъ эхо
             Удваиваетъ голосъ. Я ручаюсь,
             Что посланнаго войска будетъ слишкомъ
             Достаточно, чтобъ кончить весь вопросъ.
             Узнайте сверхъ того, что Глендоуера
             Постигла смерть. Пусть эта вѣсть поможетъ
             Возстановить вамъ удрученный духъ.
             Усните же:-- вотъ скоро двѣ недѣли,
             Какъ вы больны; безсонница жъ измучитъ
             Васъ болѣе, чѣмъ даже самъ недугъ.
   Король. Пусть будетъ такъ. О, если бъ только намъ
             Смирить скорѣй враговъ кичливыхъ злобу --
             Тогда, друзья, тотчасъ къ Святому Гробу!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Дворъ передъ домомъ мирового судьи Шяллоу въ Глостерширѣ.

(Шяллоу и Сайленъ встрѣчаются. Гнилушка, Тѣнь, Бородавка, Рохля, Бычокъ 45) и слуги въ нѣкоторомъ отдаленіи).

   Шяллоу. Милости просимъ, сэръ, милости просимъ! Вашу руку, вашу почтенную руку! Раненько встаете, хэ-хэ-хэ! Ну, что, каково ваше драгоцѣнное здоровье, любезный мистеръ Сайленсъ?
   Сайленсъ. Слава Богу, почтенный мистеръ Шяллоу.
   Шяллоу. Что моя кума и ваша сопостельница?.. Надѣюсь, въ добромъ здоровьѣ? А прекрасная дщерь, моя крестница, Елленъ?
   Сайленсъ. Все такая же, мистеръ Шяллоу: попрежнему боится людей и свѣта.
   Шяллоу. Э, не бѣда!.. развернется! Ну, зато, я думаю, шалунъ Вильямъ сталъ ученымъ хоть куда. Вѣдь онъ все еще въ Оксфордѣ?
   Сайленсъ. Да, сэръ, на моемъ содержаніи.
   Шяллоу. Недурно бы ему было перейти въ школу правовѣдѣнія. Я самъ былъ въ училищѣ святого Климента. Думаю, тамъ и теперь еще вспоминаютъ буяна Шяллоу.
   Сайленсъ. Какже, какже! Васъ всѣ называли тогда весельчакомъ Шяллоу.
   Шяллоу. Э, такъ ли меня еще называли! Да и въ правду сказать, я былъ готовъ на всякое дѣло -- на все и сейчасъ же! Были тамъ, помню я; маленькій Джонъ Дойтъ изъ Стаффордшира да черный Джоржъ Бэръ, а также Френсисъ Пикбонъ и Виль Сквиль изъ Котсвольда 46). Такъ повѣрите ли, что такихъ головорѣзовъ теперь не сыщете въ цѣлой Англіи! Всѣхъ окрестныхъ bona-robas 47) знали мы наперечетъ, и лучшія изъ нихъ были всегда къ нашимъ услугамъ. Джакъ Фальстафъ, что теперь сэръ Джонъ, былъ тогда еще мальчишкой и служилъ пажомъ у герцога Норфолька.
   Сайленсъ. Тотъ самый сэръ Джонъ, что пріѣхалъ сюда вербовать рекрутовъ?
   Шяллоу. Ну, да, тотъ самый. Я видѣлъ, какъ онъ разъ у воротъ школы проломилъ голову Скогэну 48), хотя былъ ростомъ не больше этого. Я самъ дрался въ этотъ день съ разносчикомъ Самсономъ Стокфишемъ. Да, признаюсь, покутилъ-таки я на своемъ вѣку! А какъ подумаешь, сколько прежнихъ товарищей перемерло!
   Сайленсъ. Что жъ дѣлать!.. Всѣ мы умремъ.
   Шяллоу. Истинно такъ! Вотъ ужъ что правда, то правда! Смерть, какъ говоритъ псалмопѣвецъ, неизбѣжна для всѣхъ,-- всѣ умремъ... А не слыхали вы, что стоитъ нынче въ Стамфордѣ пара бычковъ?
   Сайленсъ. Признаться, не знаю; я еще тамъ не былъ.
   Шяллоу. Да, отъ смерти не уйдешь... А что, живъ ли еще вашъ землякъ, старый Добль?
   Сайленсъ. Давно умеръ.
   Шяллоу. Умеръ?.. Скажите, пожалуйста! А вѣдь какой былъ славный стрѣлокъ. Джонъ Гонтъ очень любилъ его и часто держалъ за него пари. Умеръ! Повѣрите ли, что попасть въ бѣлый кругъ на разстояніи двухсотъ сорока шаговъ было ему ни почемъ. А что, почемъ нынче овцы,-- этакъ десятка два?
   Сайленсъ. Да вѣдь каковы овцы. За десятокъ хорошихъ меньше десяти фунтовъ не заплатите.
   Шяллоу. Умеръ старый Добль, умеръ!

(Входитъ Бэрдольфъ съ однимъ изъ подчиненныхъ).

   Сайленсъ. Вотъ, кажется, идутъ двое изъ отряда сэра Джона Фальстафа.
   Бэрдольфъ. Добраго здоровья, господа! Дозвольте узнать, кто изъ васъ мировой судья Шяллоу?
   Шяллоу. Я -- Робертъ Шяллоу, помѣщикъ здѣшняго графства и мировой судья. Что вамъ угодно?
   Бэрдольфъ. Вамъ, сэръ, посылаетъ поклонъ почтенный и храбрый капитанъ сэръ Джонъ Фальстафъ, мой господинъ.
   Шяллоу. Покорно васъ благодарю. Вашъ господинъ славный рубака. Какъ поживаетъ почтенный рыцарь? Супруга его, надѣюсь, въ добромъ здоровьѣ.
   Бэрдольфъ. Мой господинъ не женатъ, сэръ. Солдату жить безъ жены покомоднѣе
   Шяллоу. Покомоднѣе!.. Прекрасно! Мнѣ чрезвычайно нравится это слово. Покомоднѣе: нельзя сказать лучше, ей-Богу! Вотъ ужъ мѣтко, такъ мѣтко! Покомоднѣе!.. Это отъ латинскаго accommodo. Прекрасно!.. Отличная фраза.
   Бэрдольфъ. Фра-за!.. Что это такое фраза? Ей-ей, въ первый разъ слышу. По здравому разсужденію, такъ это слово, а не фраза -- покомоднѣй, и притомъ -- славное солдатское слово. Значитъ, оно, какъ бы вамъ сказать, вотъ когда человѣкъ... или, говоря проще... ну, да однимъ словомъ -- покомоднѣй. Это очень хорошее слово.
   Шяллоу. Именно такъ. (Входитъ Фальстафъ). А, да вотъ и сэръ Джонъ. Вашу руку, сэръ! Вашу почтенную руку! Какимъ вы смотрите молодцомъ!.. Года для васъ рѣшительно ничего не значатъ. Милости просимъ, сэръ Джонъ, милости просимъ.
   Фальстафъ. Очень радъ васъ видѣть, мистеръ Шяллоу. (Увидя Сайленса). Если не ошибаюсь, мистеръ Шуркардъ?
   Шяллоу. Нѣтъ, сэръ Джонъ, это мой двоюродный братъ и сослуживецъ -- мировой судья Сайленсъ.
   Фальстафъ. Очень пріятно познакомиться. Вы и по виду похожи на мирнаго человѣка 49).
   Сайленсъ. Благодарю васъ, сэръ.
   Фальстафъ. Какая однако дьявольская жара! Ну, что же, приготовили вы мнѣ штукъ шесть хорошихъ рекрутовъ?
   Шяллоу. Какъ же, какъ же, сэръ. Прошу васъ присѣсть.
   Фальстафъ. Такъ нельзя ли мнѣ ихъ показать?
   Шяллоу. Да гдѣ же списокъ? Куда онъ запропастился? Посмотримъ, посмотримъ. Да, да,-- точно такъ, сэръ: Ральфъ Гнилушка... Ну, что же! Пускай выходятъ по вызову. Гнилушка!
   Гнилушка (выходя). Здѣсь, ваша милость.
   Шяллоу. Ну, какъ вы его находите, сэръ Джонъ? Не правда ли, малый хоть куда: молодъ, силенъ и изъ хорошей семьи.
   Фальстафъ. Тебя зовутъ Гнилушкой?
   Гнилушка. Точно такъ, ваша милость.
   Фальстафъ. Ну, такъ тебя надо употребить въ дѣло поскорѣй.
   Шяллоу. Ха-ха-ха! Прекрасно! Безподобно! Загнившія вещи надо употреблять въ дѣло скорѣе. Отлично сказано! Браво, сэръ Джонъ, браво!
   Фальстафъ. Запишите же его.
   Гнилушка. Вашей милости, ей-Богу, лучше бы меня уволить. Моя старушонка безъ меня пропадетъ: кто станетъ ее кормить? Меня ужъ не въ первый разъ таскаютъ сюда. Я и въ солдаты не гожусь; мало ли есть лучше меня.
   Фальстафъ. Ну, молчи, молчи! Пойдешь и ты. Пора тебя употребить въ дѣло.
   Гнилушка. Въ дѣло! Легко сказать!
   Шяллоу. Молчать, негодяй!.. Помни, съ кѣмъ ты говоришь. Стань къ сторонѣ. Теперь посмотримъ, сэръ Джонъ, другого: Симонъ Тѣнь!
   Фальстафъ. Хорошо,-- подавайте тѣнь. Въ тѣни славно сидѣть. Изъ него, вѣрно, выйдетъ прехолодный воинъ.
   Шяллоу. Гдѣ же Тѣнь?
   Тѣнь. Здѣсь, сэръ.
   Фальстафъ. Чей ты сынъ?
   Тѣнь. Моей матери, сэръ.
   Фальстафъ. Совершенно справедливо,-- и въ то же время тѣнь отца. Вѣдь случается нерѣдко, что сынъ только тѣнь отца, безъ всякой примѣси отцовской плоти.
   Шяллоу. Ну, какъ вы его находите, сэръ Джонъ?
   Фальстафъ. Тѣнь годится для лѣта,-- отмѣтьте его. У насъ въ спискахъ есть тѣни почище: одни имена, а хозяева ихъ гуляютъ Богъ вѣсть гдѣ 50).
   Шяллоу. Ѳома Бородавка!
   Фальстафъ. Гдѣ же онъ?
   Бородавка. Здѣсь, сэръ.
   Фальстафъ. Твое имя Бородавка?
   Бородавка. Точно такъ, сэръ.
   Фальстафъ. Ты преуродливая бородавка.
   Шяллоу. Отмѣтить его, сэръ Джонъ?
   Фальстафъ. Нѣтъ, зачѣмъ?-- онъ отмѣченъ самой природой; смотрите, котомка приросла къ плечамъ, а ноги искривлены, какъ изломанныя палки.
   Шяллоу. Хэ-хэ-хэ!.. Ну, какъ вамъ угодно,-- я весь въ вашемъ распоряженіи. Френсисъ Рохля!
   Рохля. Здѣсь, сэръ.
   Фальстафъ. Какое твое ремесло, Рохля?
   Рохля. Я -- женскій портной, сэръ.
   Шяллоу. Отмѣтить его, сэръ?
   Фальстафъ. Можно. Будь онъ мужской портной -- онъ отмѣтилъ бы насъ 51). Ну, Рохля, сдѣлаешь ли ты столько прорѣхъ въ непріятельскомъ строю, сколько сдѣлалъ въ женскихъ юбкахъ?
   Рохля. Сдѣлаю, что могу, сэръ; больше отъ человѣка нельзя требовать.
   Фальстафъ. Хорошо сказано: женскій портной! Хорошо, храбрая Рохля! Ты, я думаю, будешь храбръ, какъ разъярившійся цыпленокъ 52) или доблестная мышь. Отмѣтьте, мистеръ Шяллоу, женскаго портного, да покрѣпче.
   Рохля. Я желалъ бы, сэръ, чтобъ Бородавка шелъ также.
   Фальстафъ. Развѣ ты возьмешься починить его, чтобъ сдѣлать годнымъ для службы? Но вѣдь для этого надо быть мужскимъ портнымъ, а ты женскій. Да и какъ можно взять въ солдаты такую рѣдкость? Удовлетворись хоть этимъ, могущественная Рохля.
   Рохля. Ну, когда такъ -- то пусть будетъ по-вашему.
   Фальстафъ. Премного обязанъ тебѣ, почтенная Рохля. Ну, кто тамъ слѣдующій?
   Шяллоу. Петръ Бычокъ изъ Луга!
   Фальстафъ. Хорошо,-- посмотримъ Бычка.
   Бычокъ. Здѣсь, сэръ.
   Фальстафъ. Малый здоровый, хоть куда. Отмѣтьте Бычка, пока онъ не заревѣлъ опять.
   Бычокъ. О, лордъ! О, мой добрый лордъ-капитанъ!
   Фальстафъ. Что ты ревешь прежде, чѣмъ тебя отмѣтили?
   Бычокъ. О, сэръ!.. я больной человѣкъ!
   Фальстафъ. Чѣмъ же ты боленъ?
   Бычокъ. Все проклятый насморкъ, сэръ, да кашель; я схватилъ ихъ на службѣ короля, когда звонилъ въ день его коронаціи.
   Фальстафъ. Ну, ничего -- тебѣ разрѣшатъ итти на войну въ халатѣ -- и насморкъ какъ рукой сниметъ, а звонить станутъ за тебя твои пріятели. Что же, всѣ?
   Шяллоу. Я вызвалъ двумя больше, чѣмъ требовалось; вамъ слѣдуетъ взять всего четверыхъ. Затѣмъ, надѣюсь, вы сдѣлаете мнѣ честь со мною откушать.
   Фальстафъ. Выпить съ вами я готовъ, а обѣдать не могу. Во всякомъ случаѣ вѣрьте, что я душевно радъ васъ видѣть, почтенный мистеръ Шяллоу.
   Шяллоу. Ахъ, сэръ Джонъ, сэръ Джонъ! Помните ли, какъ, бывало, проводили мы ночи на мельницѣ Сентъ-Горскаго поля?
   Фальстафъ. Э, что вспоминать объ этомъ, мистеръ Шяллоу!
   Шяллоу. Славныя были ночи!.. А что, Дженни Ночевалка53) еще жива?
   Фальстафъ. Какъ же, мистеръ Шяллоу.
   Шяллоу. Она никогда не могла отъ меня отвязаться.
   Фальстафъ. Да, да!.. Она, надо признаться, терпѣть васъ не могла, мистеръ Шяллоу.
   Шяллоу. Ну, да, вѣдь я ее самъ всегда сердилъ! Славная была bona-roba. А что теперь, чай, постарѣла?
   Фальстафъ. И очень.
   Шяллоу. Ну, натурально! Какъ же ей было не постарѣть? Вѣдь у ней уже былъ Робинъ отъ стараго Найтворка, прежде чѣмъ я поступилъ въ школу Климента.
   Сайленсъ. Значитъ, ровно пятьдесятъ пять лѣтъ тому назадъ.
   Шяллоу. Да, братецъ Сайленсъ!.. Если бъ ты видѣлъ то, что видѣли на своемъ вѣку мы съ сэръ Джономъ! Не правда ли, сэръ Джонъ?
   Фальстафъ. Да,-- иной разъ ночные часы бьютъ себѣ, а мы и краемъ уха не слушаемъ.
   Шяллоу. Именно: ни краемъ уха! А помните нашъ лозунгъ: "впередъ, ребята!" Однако пора и обѣдать. Идемте, сэръ Джонъ, идемте. Да, было время. Идемте же, прошу покорно.

(Фальстафъ, Шяллоу и Сайленсъ уходятъ).

   Бычокъ. Добрый мистеръ капралъ Бэрдольфъ, сдѣлайте божескую милость, увольте отъ. службы; вотъ вамъ четыре Генриха, по десяти шиллинговъ каждый, французскими кронами. Ей-Богу, для меня лучше быть повѣшеннымъ, чѣмъ итти въ походъ. Я собственно для себя не сталъ бы и хлопотать; а если хлопочу, такъ потому, что не хочется разстаться съ пріятелями. Иначе, сэръ, мнѣ было бы все равно.
   Бэрдольфъ. Ну, ладно,-- отойди къ сторонѣ.
   Гнилушка. Нельзя ли мнѣ оказать такую же милость, добрый мистеръ капральный капитанъ, хоть ради моей старушонки? Безъ меня за ней некому будетъ ухаживать, а сама она, за старостью, работать не можетъ. Я дамъ вамъ сорокъ шиллинговъ.
   Бэрдольфъ. Отойди и ты.
   Рохля. А по мнѣ, такъ не изъ-за чего безпокоиться!... Вѣдь семи смертей не видать, одной не миновать... Написано на роду быть убитымъ -- убьютъ, а если нѣтъ -- такъ останусь живъ. Вѣдь долженъ же кто-нибудь служить королю; а тамъ, что бы ни случилось -- умрешь сегодня, избавишься отъ смерти завтра.
   Бэрдольфъ. Молодецъ! Славно разсуждаешь.
   Рохля. Я, ей-Богу, не струшу.

(Входятъ Фальстафъ, Сайленсъ и Шяллоу).

   Фальстафъ. Итакъ, мистеръ Шяллоу, кого же даете вы мнѣ изъ этихъ людей?
   Шяллоу. Выбирайте любыхъ.
   Бэрдольфъ (Фальстафу). Сэръ, на одно слово. Гнилушка и Бычокъ откупаются за четыре фунта.
   Фальстафъ. Хорошо.
   Шяллоу. Ну, сэръ Джонъ,-- кого же вы выбрали?
   Фальстафъ. Назначьте сами.
   Шяллоу. Извольте: Гнилушка, Бычокъ, Рохля и Тѣнь.
   Фальстафъ. Ну, Гнилушка можетъ оставаться дома: онъ на службу не годится. А ты, Бочокъ, расти, пока сдѣлаешься годнымъ; -- этихъ мнѣ не надо.
   Шяллоу. Сэръ Джонъ, сэръ Джонъ, вы обездоливаете себя: вѣдь это лучшіе. Я нарочно хотѣлъ вамъ услужить, назначивъ ихъ.
   Фальстафъ. Э, мистеръ Шяллоу,-- не учите меня выбирать людей. Что мнѣ въ силѣ, дородствѣ и крѣпкомъ сложеніи? Мнѣ нуженъ духъ! Вотъ, напримѣръ, Бородавка,-- посмотрите, что за уродъ! А я увѣренъ, что онъ будетъ заряжать и разряжать ружье съ быстротой слесарнаго молотка; будетъ маршировать и напирать не хуже человѣка, поднимающаго пивную бочку. А Тѣнь:-- этотъ безличный человѣкъ!-- Вотъ такихъ-то мнѣ и подавайте. Въ него такъ же трудно будетъ попасть непріятелю, какъ въ остріе ножа. А въ случаѣ неудачи, если надо будетъ дать тягу, кто лучше Рохли покажетъ пару пятокъ? Нѣтъ, мнѣ давайте невидныхъ людей, а видныхъ оставьте себѣ. Бэрдольфъ, дай-ка Бородавкѣ ружье.
   Бэрдольфъ. Ну, Бородавка:-- смирно!-- маршъ!-- стой! Хорошо, хорошо.
   Фальстафъ. Посмотримъ теперь артикулъ. На пле-чо! къ но-гѣ! Прекрасно, очень хорошо! Этотъ маленькій горбатый человѣчекъ просто кладъ. Прекрасно, Бородавка; клянусь, ты славный малый; вотъ тебѣ шесть пенсовъ.
   Шяллоу. А все-таки онъ выкидываетъ ружьемъ еще не совсѣмъ хорошо. Когда я былъ въ школѣ Клемента, такъ зналъ тамъ, когда исполнялъ на играхъ Артура, въ Майнь-Эндъ-Гринѣ 54), роль Дагонета, одного маленькаго, худенькаго человѣчка. Вотъ тотъ такъ умѣлъ дѣлать ружейные пріемы!-- И такъ повернется и этакъ, то отскочитъ, то опять побѣжитъ. Такого удальца теперь и за деньги не сыщете.
   Фальстафъ. Ничего, хороши и эти. Ну, прощайте мистеръ Шяллоу! Желаю вамъ всякихъ благъ, мистеръ Сайленсъ. Не стану распространяться. Прощайте, благодарю за ласковый пріемъ; мнѣ сегодня надо сдѣлать еще двѣнадцать миль. Бэрдольфъ, раздай новобранцамъ платье.
   Шяллоу. Да благословитъ васъ Господь, сэръ Джонъ, и да пошлетъ вамъ преуспѣянія во всѣхъ дѣлахъ вашихъ! Милости просимъ ко мнѣ на возвратномъ пути. Возобновимте старое знакомстро. Можетъ-быть, тогда и я отправлюсь съ вами ко двору.
   Фальстафъ. Очень будетъ пріятно, мистеръ Шяллоу.
   Шяллоу. Я сдержу слово, будьте спокойны. Прощайте.

(Шяллоу и Сайленсъ уходятъ).

   Фальстафъ. Прощайте. Бэрдольфъ, веди солдатъ. (Бэрдольфъ уходитъ съ рекрутами). Да,-- на возвратномъ пути я пообчищу этихъ судей. Шяллоу я знаю вдоль и поперекъ. Что это, право, какъ мы, старые люди, любимъ лгать! Вотъ хоть бы Шяллоу: -- ужъ чего не наговорилъ онъ о своей буйной молодости и ночныхъ кутежахъ! А вѣдь что ни слово, то и совралъ. Онъ выплачиваетъ ложь слушателю исправнѣй, чѣмъ турки дань. Я, какъ теперь, вижу его въ школѣ Климента: точь-въ-точь человѣчья фигурка, какую вырѣзываютъ дѣти за ужиномъ изъ корки сыра. Безъ платья весь свѣтъ принималъ его за двухвостую редиску съ вырѣзанною наверху мордочкой. Онъ былъ такъ худъ, что близорукій не смѣрилъ бы его въ толщину, за что всѣ окрестныя дѣвки называли его мандрагорой 55). А вѣдь тоже,-- любилъ въ платьѣ гоняться за модой. Онъ былъ сладострастенъ, какъ обезьяна, и, бывало, подслушаетъ у извозчиковъ какую-нибудь паршивую пѣсню и начнетъ напѣвать ее своимъ сѣченымъ потаскушкамъ, увѣряя, что это его собственныя поэтическія грезы. А теперь этотъ шутъ -- и судья, и землевладѣлецъ, и говоритъ о Джонѣ Гонтѣ, какъ о равномъ. А я готовъ присягнуть, что онъ Джона Гонта видѣлъ всего разъ въ жизни, когда тотъ проломилъ ему голову за то, что онъ втерся на турнирѣ въ толпу его лакеевъ. Я по этому случаю сказалъ Гонту, что онъ бьетъ собственную тѣнь 56). Его всего какъ есть можно спрятать въ шкуру угря; а гобойный футляръ былъ бы для него и домомъ и дворомъ. Впрочемъ, я еще повидаюсь съ нимъ на обратномъ пути и постараюсь сдѣлать его моимъ двойнымъ философскимъ камнемъ. Вѣдь молодая плотва бываетъ приманкой для старой щуки, такъ почему же мнѣ его не поддѣть? Придетъ время, увидимъ. (Уходитъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лѣсъ въ Іоркширѣ.

(Входятъ архіеписхопъ Іоркскій, Моубрей, Гастингсъ и другіе).

   Архіепископъ. Какое это мѣсто?
   Гастингсъ.                               Роща Гольтри,
             Почтенный лордъ.
   Архіепископъ.                     Не худо было бъ здѣсь
             Остановиться и послать развѣдать
             Число враговъ.
   Гастингсъ.           Ужъ послано.
   Архіепископъ.                               Прекрасно.
             Теперь, мои друзья въ великомъ дѣлѣ,
             Я долженъ сообщить, что получилъ
             Письмо Нортумберланда, гдѣ онъ въ самыхъ
             Пустыхъ офиціальныхъ выраженьяхъ
             Старается увѣрить, что готовъ
             Отъ всей души соединиться съ нами,
             Но, къ сожалѣнью, не успѣлъ собрать
             Достаточнаго войска, чтобъ явиться
             Со свитою, приличною его
             Достоинству, а потому онъ ѣдетъ
             Въ Шотландію, гдѣ будетъ ожидать,
             Пока ему не улыбнется счастье.
             Въ концѣ прибавлено, что онъ усердно
             Желаетъ намъ успѣха въ предпріятьи,
             Исполненномъ такихъ трудовъ и бѣдъ.
   Моубрей. Итакъ, надежды наши на него
             Разрушились? (Входитъ гонецъ).
   Гэстингсъ.           Что новаго?
   Гонецъ.                                         Милорды,--
             На западѣ, въ недальнемъ разстояньи,
             Явился непріятель;-- онъ идетъ
             Въ порядкѣ и совсѣмъ готовый къ бою.
             Число враговъ, когда принять въ расчетъ
             Пространство, занимаемое строемъ,
             По крайней мѣрѣ будетъ тысячъ тридцать.
   Моубрей. Точь-въ-точь, какъ мы предполагали. Время
             И намъ впередъ. (Входитъ Вестморландъ).
   Архіепископъ. Кто это къ намъ подходитъ
             Въ оружіи отъ ногъ до головы?
   Моубрей. Лордъ Вестморландъ, когда не ошибаюсь.
   Вестморлэндъ. Я посланъ къ вамъ отъ принца Іоанна
             Ланкастерскаго съ дружескимъ привѣтомъ.
   Архіепископъ. Придите съ миромъ, лордъ!-- Скажите намъ
             Причины вашего посланья.
   Вестморландъ.                               Къ вамъ,
             Святой отецъ, я долженъ обратиться
             Особенно. Я твердо убѣжденъ,
             Что вы и благородные милорды
             Навѣрно не желаете принять
             Участія въ кровавомъ возмущеньи,
             Которое явилось, какъ всегда,
             Въ своемъ обыкновенномъ, гнусномъ видѣ,
             Съ толпой бездомныхъ нищихъ и мальчишекъ.
             Безумно подстрекаемыхъ враждой.
             Ужели вы рѣшаетесь прикрыть
             Безумство и позоръ такого дѣла
             Своимъ высокимъ саномъ?-- Лордъ-епископъ!
             Припомните, что вашему престолу
             Основой служитъ міръ; что онъ взлелѣялъ
             И ваши уважаемыя знанья
             И вашу опытность; что онъ коснулся
             Своей рукою вашей бороды,
             Покрывъ ее достойно сѣдинами;
             Что наконецъ и самая одежда,
             Въ которой васъ мы видимъ, носитъ цвѣтъ
             Невинности и мира!-- Какъ же вы
             Рѣшаетесь смѣнить его языкъ,
             Столь полный благодати, на жестокій
             И чуждый вамъ языкъ кровавыхъ распрей?
             Зачѣмъ, забывъ свои святыя книги,
             Твердите вы о смерти 57)? Для чего,
             Взявъ въ руки копья вмѣсто мирныхъ перьевъ,
             Хотите обратить свою святую
             И благостную рѣчь въ громовый звукъ
             Военныхъ трубъ, глашатаевъ сраженья?
   Архіепископъ. Сказать зачѣмъ 58)?-- извольте. [Мой отвѣтъ
             Не будетъ дологъ. Мы страдаемъ всѣ
             Томительнымъ недугомъ. Наша жизнь,
             Исполненная ядомъ пресыщенья,
             Произвела опасную горячку,
             Которая нуждается въ исходѣ.
             Сраженный ею, палъ и нашъ покойный
             Король Ричардъ. Не заключайте, впрочемъ,
             Мой добрый лордъ, изъ этихъ словъ, чтобъ я
             Считалъ себя способнымъ излѣчить
             Такое состоянье или думалъ
             Возстать противу мира. Я, напротивъ,
             Принявши видъ погибельной войны,
             Хочу воззвать къ вниманію безпечныхъ,
             Обманутыхъ личиною довольства;
             Хочу, чтобъ уничтожился застой,
             Мѣшающій движенью нашей крови
             И соковъ жизни.-- Дайте мнѣ докончить
             И выслушайте все.-- Я вѣрно взвѣсилъ
             То зло, какое мы способны сдѣлать
             Своимъ возстаньемъ рядомъ съ тѣмъ, которымъ
             Угнетена страна. Сравненье явно
             Увѣрило меня, что нашъ проступокъ
             Гораздо легче золъ, терпимыхъ нами.
             Повѣрьте, намъ извѣстенъ ходъ событій,
             И если мы отторгнуты теперь
             Отъ нашей мирной жизни, то не даромъ,
             А бурною рукою обстоятельствъ.]
             Мы можемъ показать вамъ хоть сейчасъ
             Пространный свитокъ тяжкихъ притѣсненій,
             Который ужъ давно предполагали
             Представить королю; но тѣ же люди,
             Которые всѣхъ больше нанесли
             Намъ этихъ притѣсненій, не давали
             Намъ съ умысломъ увидѣть короля.
             Поэтому должны вы убѣдиться,
             Что не желанье вырвать древо мира
             Подвигло насъ возстать, но ходъ событій,
             Которыхъ память намъ впилась въ сердца
             Кровавымъ слѣдомъ, видимымъ, къ несчастью,
             До сей поры, и наша цѣль, напротивъ.
             Склоняется къ тому, чтобъ насадить
             Желанный миръ не только по названью,
             Но и по дѣлу.
   Вестморландъ. Кто же изъ вельможъ
             Когда-нибудь нанесъ вамъ оскорбленье?
             Что сдѣлалъ вамъ король? Когда отвергнулъ
             Онъ жалобы, представленныя вами?
             Гдѣ наконецъ причины, по которымъ
             Рѣшились вы скрѣпить своей печатью
             Кровавый, гнусный бунтъ и освятить
             Губительное лезвее возстанья?
   Архіепископъ. Причины двѣ: одна -- что государство
             Угнетено безъ мѣры, а другая --
             Что братъ мой пострадалъ несчастной жертвой
             Постыдной и коварной непріязни.
   Вестморландъ. Но этого нельзя уже поправить,
             А если и возможно, то не вамъ
             И не подобнымъ средствомъ.
   Моубрей.                               Отчего же?
             Быть-можетъ, если это не свершитъ
             Почтенный лордъ одинъ, то наша помощь
             Подвинетъ дѣло. Мы страдаемъ всѣ
             Отъ прошлыхъ золъ и видимъ, къ сожалѣнью,
             И впереди такія же угрозы
             Для нашей безопасности и чести.
   Вестморландъ 59). [О, лордъ Моубрей,-- всему виною время,
             А не король! Вглядитесь хорошенько
             Въ теченье дѣлъ: вы убѣдитесь сами,
             Что все минувшее породила
             Одна необходимость. Сверхъ того,
             Мнѣ кажется, что лично вы едва ли
             Отыщете малѣйшую причину,
             Чтобъ упрекнуть монарха или время
             Хоть въ чемъ-нибудь. Припомните, что вамъ
             Возвращено обратно королемъ
             Все, чѣмъ владѣлъ покойный герцогъ Норфолькъ.
   Моубрей. Но развѣ мой отецъ когда-нибудь
             Утрачивалъ владѣнья? Развѣ ихъ
             Должна была отдать обратно милость?
             Король Ричардъ былъ вынужденъ невольно
             Послать его въ изгнанье, и когда
             Отецъ и Болинброкъ, склонясь на сѣдлахъ
             Въ оружіи и съ копьями въ рукахъ,
             При громѣ трубъ, зовущихъ ихъ на битву,
             Пришпоривали бѣшеныхъ коней,
             И ихъ глаза метали сквозь забрала
             Потоки искръ,-- тогда, когда ничто
             Ужъ не спасло бъ отъ смерти Болинброка,
             Ричардъ прервалъ внезапно битву, бросивъ
             Въ арену жезлъ 60). О, если бы онъ зналъ,
             Что этимъ незначительнымъ движеньемъ,
             Спасая Болинброка, онъ готовилъ
             Погибель и себѣ и всѣмъ несчастнымъ,
             Погибшимъ отъ меча иль по доносу
             Въ жестокое правленье Болинброка!
   Вестморлэндъ. Мы увлеклись, лордъ Моубрей, и забыли,
             Что Болинброкъ тогда считался первымъ
             Изъ рыцарей по храбрости: такъ трудно
             Еще сказать, къ кому бъ склонилось счастье!
             А сверхъ того, когда бы вашъ отецъ
             И выигралъ сраженье, то едва ли бъ
             Онъ вынесъ свой тріумфъ изъ Ковентри.
             Его единодушно не терпѣли
             Во всей странѣ, тогда какъ Болинброкъ
             Владѣлъ сердцами всѣхъ. Народъ его
             Напутствовалъ своимъ благословеньемъ
             И уважалъ, быть-можетъ, даже больше,
             Чѣмъ короля Ричарда.] Впрочемъ, мы
             Напрасно уклоняемся отъ дѣла.
             Мнѣ велѣно спросить у васъ, какая
             Причина побудила васъ возстать,
             И объявить, что если принцъ признаетъ
             Ее достаточной -- то онъ исполнитъ
             Не медля ваши просьбы и клянется
             Забыть вины прошедшаго навѣкъ.
   Моубрей. На что намъ милость, сэръ, когда мы можемъ
             Открытой силой вынудить согласье?
             Принцъ это очень знаетъ -- и въ словахъ
             Его я вижу хитрость, а не дружбу.
   Вестморлэндъ. Вы думаете много о себѣ,
             Лордъ Моубрей. Вѣрьте мнѣ, что только милость
             Могла внушить такое предложенье,--
             Никакъ не страхъ. Предъ вами наше войско:
             О страхѣ мысль ему не можетъ даже
             Прійти и въ умъ; въ немъ больше, чѣмъ у васъ,.
             Людей числомъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ не мало
             Такихъ бойцовъ, чьи имена давно ужъ
             Прославлены въ бояхъ. Доспѣхи наши
             Далеко лучше вашихъ; а въ концѣ
             Концовъ скажу, что самая причина
             Войны правѣе вашей, значитъ -- мы
             Имѣемъ все, чтобы располагать
             По волѣ наказаньемъ и пощадой;
             Такъ для чего жъ предъ вами станемъ мы
             Заискивать?
   Моубрей. Пусть будетъ такъ -- я все жъ
             Не принялъ бы условій.
   Вестморлэндъ.                     Этимъ словомъ
             Вы сами обличили черноту
             Проступка вашего. Когда жъ гнилое
             Могло терпѣть къ себѣ прикосновенье?
   Гастингсъ. Даровано ли принцу полномочье
             Отъ короля, исполнить тѣ условья,
             Какія мы предложимъ?
   Вестморландъ.                     Полномочье
             Заключено въ названьи: "предводитель",
             И я дивлюсь, какъ вы могли задать
             Такой вопросъ.
   Архіепископъ. Тогда, почтенный лордъ,--
             Примите этотъ свитокъ:-- вы найдете
             Въ немъ все, о чемъ мы просимъ; и когда
             Означенные пункты будутъ вами
             Исполнены, а тѣ изъ лицъ, кто были
             Замѣшаны въ возстаньи, будутъ вами
             Оправданы, какъ должно,-- мы клянемся
             Войти, какъ были, въ кругъ повиновенья,
             И оковать поднятое оружье
             Рукою мира.
   Вестморландъ. Я представлю свитокъ
             Немедля принцу; васъ же попрошу
             Сойтись въ виду обоихъ нашихъ войскъ
             Предъ лагеремъ. Быть-можетъ, намъ удастся
             Покончить дѣло миромъ; если жъ нѣтъ --
             То пусть мечи рѣшаютъ нашу тяжбу.
   Архіепископъ. Пусть будетъ такъ!

(Вестморландъ уходитъ).

   Моубрей.                               Мнѣ что-то говоритъ,
             Что этотъ миръ никакъ не будетъ проченъ.
   Гастингсъ. Не опасайтесь: если мы успѣемъ
             Построить миръ на нашихъ предложеньяхъ,
             Столь твердыхъ и широкихъ,-- онъ, повѣрьте,
             Останется незыблемъ, какъ скала.
   Моубрей. Какъ знать, милордъ.-- Возьмите, для примѣра,
             Хоть наши отношенья къ королю:
             Малѣйшая оплошность будетъ вѣчно
             Напоминать о нашемъ возмущеньи,
             И какъ бы наша вѣрность ни казалась
             Правдивою -- насъ будутъ провѣвать
             Такимъ жестокимъ вѣтромъ испытанья,
             Что и зерно покажется соломой,
             А доброе смѣшается съ дурнымъ.
   Архіепископъ. О, нѣтъ, милордъ! Не должно забывать,
             Что самъ король порядочно усталъ
             Отъ этихъ безпорядковъ и пришелъ
             Невольно къ убѣжденью, что, карая
             Одно возстанье, онъ рождаетъ этимъ
             Другое, хуже. Вѣрьте мнѣ, что онъ
             Забудетъ, что прошло 61), и удалитъ
             Наушниковъ, которые твердятъ
             Ему о подозрѣньи. Онъ не въ силахъ
             Очистить, какъ желалъ бы, государство,
             Когда враги срослись съ его друзьями
             Такъ плотно, что нельзя никакъ исторгнуть
             Врага, оставя друга. Государство
             Подобно въ этомъ случаѣ сварливой
             И злой женѣ, когда она, нарочно
             Приведши мужа въ ярость, такъ что онъ
             Готовъ ее ударить,-- подставляетъ
             Ему тотчасъ же подъ руку ребенка,
   Гэстингсъ. А сверхъ того, король уже утратилъ
             И средства наказаній, такъ что власть
             Его теперь, какъ левъ, лишенный силы,
             Способна лишь грозить, а не кусаться.
   Архіепископъ. Поистинѣ, вы правы, и повѣрьте,
             Мой добрый лордъ, что если мы успѣемъ
             Теперь уладить миръ,-- то онъ, какъ членъ,
             Изломанный и сросшійся вторично,
             Тѣмъ будетъ крѣпче.
   Моубрей.                     Я отъ всей души
             Готовъ сказать аминь. Но вотъ идетъ
             Лордъ Вестморландъ обратно. (Входитъ Вестморландъ).
   Вестморлэндъ.                     Принцъ отсюда
             Недалеко. Угодно ль вамъ, милорды,
             Сойтись сейчасъ же въ равныхъ разстояньяхъ
             Отъ нашихъ лагерей?
   Моубрей.                     Идемте, съ Богомъ,
             Почтенный лордъ-епископъ.
   Архіепископъ.                               Передайте
             Сначала нашъ привѣтъ сердечный принцу;
             А вслѣдъ за вами явимся и мы.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Другая часть лѣса.

(Входятъ съ одной стороны Моубрей, Гэстингсъ, архіепископъ и другіе, съ другой -- принцъ Іоаннъ Ланкастерскій, Вестморландъ, офицеры и свита)

   Пр. Іоаннъ. Привѣтъ нашъ вамъ, достойные милорды!
             И вамъ, Моубрей, и вамъ, Гэстингсъ, и вамъ,
             Святой отецъ; хотя бы намъ, конечно,
             Пріятнѣй было видѣть васъ при звонѣ
             Колоколовъ среди духовной паствы,
             Внимающей святому толкованью
             Святыхъ словесъ, чѣмъ здѣсь, на полѣ битвы,
             Въ оружіи, при трескѣ барабановъ,
             Зовущихъ къ бунту, гдѣ святой глаголъ
             Смѣненъ на звуки яраго сраженья.
             Поистинѣ, никто не можетъ столько
             Нанесть вреда, какъ тотъ, кто, бывъ предметомъ
             Вниманія и милостей монарха,
             Захочетъ вдругъ употребить во зло
             Его довѣріе, прикрывшись саномъ,
             Какъ маскою. Вы именно теперь
             Въ подобномъ положеньи. Кто не зналъ
             Всю святость вашей жизни? Въ васъ всегда
             Мы видѣли посредника межъ нами
             И Господомъ 62); вашъ голосъ принимался
             За гласъ небесъ,-- и кто бы могъ подумать,
             Что вы, подобно гнусному любимцу,
             Во зло употребляющему имя
             Властителя, употребите также
             И вашъ высокій санъ и имя Бога
             На низкіе поступки, возмутивъ,
             Во имя Неба, подданныхъ того,
             Кто самъ намѣстникъ Неба! Говорите,
             Что васъ заставило сюда явиться
             Съ оружіемъ въ рукахъ противу мира
             И короля?
   Архіепископъ. О, добрый лордъ Ланкастеръ!
             Повѣрьте намъ, что мы вооружились
             Не противъ короля, но противъ золъ,
             Гнетущихъ государство, какъ объ этомъ
             Уже сказали лорду Вестморланду.
             Одна необходимость привела
             Къ тому, что мы являемся теперь
             Въ такой зловѣщей формѣ. Наши просьбы,
             Представленныя вамъ, нашли отвѣтомъ
             Одно презрѣніе и тѣмъ невольно
             Произвели губительный раздоръ,
             Который вамъ легко прервать, исполнивъ
             То, что мы требуемъ по всѣмъ правамъ.
             Тогда, повѣрьте мнѣ, повиновенье,
             Одумавшись, преклонится смиренно
             Опять къ ногамъ монарха.
   Моубрей.                     Если жъ намъ
             Откажутъ -- мы намѣрены сражаться
             До истощенья силъ.
   Гастингсъ.                     И если даже
             Падемъ въ бою -- насъ замѣстятъ друзья;
             Падутъ они -- замѣнятъ ихъ другіе,
             И кончится все тѣмъ, что рядъ несчастій,
             Переходя изъ рода въ родъ, падетъ
             На Англію, покуда поколѣнья
             Въ ней будутъ жить.
   Пр. Іоаннъ.           Не слишкомъ ли вы смѣло
             Задумали предсказывать, лордъ Гастингсъ,
             Грядущее?
   Вестморлэндъ. Угодно ль будетъ вамъ,
             Милордъ, сказать теперь же ваше мнѣнье
             Насчетъ ихъ предложеній?
   Пр. Іоаннъ.                     Я вполнѣ
             Ихъ одобряю и вполнѣ согласенъ,
             Что лица, окружавшія отца,
             Не разъ перетолковывали дурно
             Его намѣренья и, преступая
             Границы предоставленной имъ власти,
             Рождали много злоупотребленій...
             А потому, милорды, я даю
             Вамъ слово въ томъ, что требованья ваши
             Исполнятся,-- я вамъ клянусь въ томъ честью.
             Надѣюсь, вамъ довольно этихъ словъ.
             Распустимте жъ теперь войска, но прежде
             Обнимимтесь предъ ними и осушимъ
             За здравье мира дружескую чашу,
             Чтобъ воины, вернувшись по домамъ,
             Могли сказать, что видѣли, какъ дружба
             Возникла вновь межъ нами.
   Архіепископъ.                     Мы беремъ
             Порукой ваше царственное слово,
             Что будетъ такъ.
   Пр. Іоаннъ.           Я слово это вамъ
             Даю и не нарушу; а затѣмъ --
             Здоровье ваше, добрый лордъ епископъ!
   Гэстингсъ (офицеру). Ступайте, капитанъ, и объявите
             Солдатамъ новость мира; пусть они
             Получатъ содержанье и уходятъ.
             Я знаю, эта вѣсть имъ будетъ очень
             По сердцу. Поспѣшите же. (Офицеръ уходитъ).
   Архіепископъ.                     За ваше
             Здоровье, благородный Вестморландъ!
   Вестморлэндъ. Благодарю. Когда бъ вы знали, сколько
             Мнѣ стоило трудовъ уладить миръ,--
             Вы пили бы еще чистосердечнѣй.
             Надѣюсь, впрочемъ, время вамъ докажетъ
             Мою привязанность.
   Архіепископъ.                     О, я ни разу
             Не сомнѣвался въ ней!
   Вестморландъ.                     Здоровье ваше,
             Почтенный лордъ и братъ Моубрей.
   Моубрей.                               Вы мнѣ
             Желаете здоровья очень кстати:
             Мнѣ почему-то стало тяжело.
   Архіепископъ. О, ничего:-- тоска всегда бываетъ
             Предъ радостью, тогда какъ предъ несчастьемъ
             Мы веселы.
   Вестморландъ. Вотъ видишь, братъ!-- такъ будь же
             Повеселѣй: быть-можетъ, завтра намъ
             Готовитъ неожиданную радость.
   Архіепископъ. Мнѣ такъ легко, такъ весело.
   Моубрей.                                         Тѣмъ хуже,
             Когда примѣта ваша справедлива (Крики за сценой).
   Пр. Іоаннъ. Чу,-- слышите ли? Миръ отозвался;
             Они кричатъ.
   Моубрей.           Пріятнѣй крикъ побѣды.
   Архіепископъ. И миръ -- побѣда, гдѣ себя умѣли
             Смирить достойно обѣ стороны,
             Не потерявши ничего.
   Пр. Іоаннъ.                     Ступайте,
             Лордъ Вестморландъ, и распустите войско.

(Вестморландъ уходитъ).

             Почтенные милорды,-- не велѣть ли
             Войскамъ пройти предъ нами, чтобъ взглянуть
             На тѣхъ людей, съ которыми недавно
             Хотѣли мы помѣряться въ бою?
   Архіепископъ. Лордъ Гэстингсъ,-- прикажите, чтобъ солдаты
             Прошли предъ нами, прежде чѣмъ они
             Отправятся домой. (Гэстингсъ уходитъ).
   Пр. Іоаннъ.                     Надѣюсь, лорды,
             Мы будемъ ночевать въ одной палаткѣ.

(Вестморландъ возвращается).

   Пр. Іоаннъ. Что это значитъ, лордъ?-- солдаты наши
             Не думаютъ итти.
   Вестморландъ.           Вожди сказали,
             Что, получивши лично приказанье
             Отъ васъ стоять, они не разойдутся,
             Пока вы сами имъ не повторите
             Приказъ итти.
   Пр. Іоаннъ.           Они исправно знаютъ
             Свою обязанность (Гэстингсъ возвращается).
   Гэстингсъ.                     Все наше войско
             Разсѣялось, какъ моло ѣть на его трусость серьезно, и такимъ образомъ нашъ рыцарь, благодаря своей шутовской фигурѣ, вывертывается изъ затруднительнаго положенія. Еще оригинальнѣе его оправданіе, когда его уличаютъ въ томъ, что онъ ложно обвиняетъ хозяйку въ покражѣ. Тутъ, кажется, уже для него нѣтъ исхода, и стыдъ очевиденъ; но ничуть не бывало! Онъ, съ свойственной ему ловкостью, находитъ средство обратить все въ смѣшную сторону. "Послушай Галь!-- говоритъ онъ принцу:-- ты знаешь, что нашъ праотецъ Адамъ и въ состояніи невинности не избѣжалъ грѣхопаденія,-- такъ гдѣ же уцѣлѣть отъ него бѣдному Джаку Фальстафу въ нынѣшнее развращенное время?" Какъ видите, логика недурна! И главное -- достигаетъ своей цѣли. Можно ли въ самомъ дѣлѣ серьезно обвинять въ чемъ-нибудь подобную личность?
   Не разъ возбуждался вопросъ о томъ, трусъ Фальстафъ или нѣтъ? Можно скорѣй думать, что нѣтъ, и что трусость въ немъ только кажущаяся, явившаяся вслѣдствіе его необыкновенной привязанности къ жизни и къ своей грѣшной плоти, которую онъ такъ лелѣетъ. Трусость сама по себѣ чувство прирожденное, независимое ни отъ чего. Трусъ останется равно трусомъ, кода опасность вдали, кода онъ съ ней лицомъ къ лицу и даже тогда, когда она неизбѣжно должна обрушиться. Но Фальстафъ не таковъ. Онъ очень хладнокровно отправляется на войну и даже радъ ей, потому что видитъ къ ней средство поправить свои финансы, слѣдовательно -- онъ не боится опасности издали. Точно такъ же, когда опасность неизбѣжна, въ Фальстафѣ тоже не замѣтно признаковъ трусости. Въ той сценѣ, вдѣ шерифъ является его арестовать вслѣдствіе грабежа, и когда, повидимому, гибель его неотвратима, онъ не блѣднѣетъ, не теряется, но, напротивъ, говоритъ довольно хладнокровно: "ну пускай входитъ! Къ чорту все мое воспитаніе, если я не буду на телѣжкѣ такъ же хорошъ, какъ и всякій! Надѣюсь, что петля задавитъ меня такъ же проворно, какъ и другого!" Нельзя не согласиться, что въ эту минуту онъ говоритъ вовсе не какъ трусъ. Но въ тѣхъ случаяхъ, кода опасность хотя и близка, но есть средство ея избѣжать, Фальстафъ никогда не задумается рѣшить вопросъ: "жить или не жить" въ утвердительномъ смыслѣ и не затруднится для того никакимъ средствомъ. И вотъ мы видимъ, что онъ бѣжитъ и реветъ о пощадѣ, когда принцъ и Пойнсъ спугиваютъ его съ добычи, и притворяется мертвымъ въ сраженіи съ Дугласомъ. Въ обоихъ случаяхъ онъ дѣйствуетъ, повидимому, какъ величайшій трусъ, но трусость эта все-таки не есть въ немъ чувство самостоятельное, а проистекаетъ только отъ чрезмѣрной привязанности къ благамъ жизни. Если Фальстафъ трусъ, то такой же трусъ, какъ всѣ люди.
   Фальстафъ далеко не глупъ и имѣетъ о жизни и людяхъ очень здравыя понятія, что ему очень помогаетъ обдѣлывать свои дѣла. Такъ, онъ помыкаетъ, какъ хочетъ, дуракомъ Бэрдольфомъ; морочитъ очень искусно хозяйку Куикли, на которой обѣщаетъ жениться и сдѣлать ее дворянкой, чѣмъ все дальше и дальше оттягиваетъ платежъ долговъ. Наконецъ самое обращеніе его съ принцемъ, котораго превосходство онъ чувствуетъ, показываетъ присутствіе такта, который бываетъ только у неглупыхъ людей. Онъ даже не чуждъ нѣкоторой логичности въ доказательствахъ, но только всѣ его доводы направляются къ заг щитѣ животныхъ его инстинктовъ и потому поневолѣ выходятъ смѣшны и неумѣстны. Зато что за чудныя происходятъ вслѣдствіе того сцены! Что можетъ быть, напримѣръ, натуральнѣе и въ то же время забавнѣе, когда онъ въ комедіи, представляя лицо принца, увѣряетъ, что Фальстафъ оклеветанъ, и въ самомъ невинномъ видѣ выставляетъ свои грѣхи; или когда объясняетъ самъ себѣ по-своему, что такое честь, или наконецъ, представляя, въ свою очередь, короля, упрекаетъ сына въ распутной жизни и старается говорить важнымъ слогомъ. Тутъ можно замѣтить, что онъ не чуждъ и нѣкоторой образованности. "Въ нашемъ королевствѣ, Гарри,-- говоритъ онъ:-- есть вещь, о которой ты, безъ сомнѣнія, слыхалъ, и которая называется дегтемъ. Этотъ деготь, какъ говорятъ древніе писатели, мараетъ!-- таково и общество, въ которомъ ты вращаешься". Эта неподражаемая ссылка на древнихъ писателей обличаетъ, что Фальстафъ слыхалъ и о нихъ хотя настолько, что помнитъ о ихъ существованіи, и что школьные уроки, слѣдовательно, для него не совсѣмъ пропали даромъ. Умъ Фальстафа проявляется, кромѣ того, еще въ одной особенности его характера, которая, можетъ-быть, больше всего служитъ ему на пользу, это постоянная веселость и неподдѣльный юморъ, съ какими онъ умѣетъ отзываться о постороннихъ людяхъ. Принцъ именно любитъ его за то, что онъ острый каламбуристъ и веселый собесѣдникъ. Пусть эти качества существуютъ въ немъ, какъ реакція ума, вслѣдствіе окончательной пустоты и неспособности на что-нибудь серьезное; но въ тавернѣ Нетчипа онѣ какъ нельзя болѣе у мѣста, и человѣкъ, владѣющій ими, можетъ даже скорѣе иного дѣльнаго разсчитывать на успѣхъ въ подобномъ обществѣ.
   Прочія лица, окружающія принца Генриха, всѣ меркнутъ передъ Фальстафомъ, но и въ нихъ есть живыя, оригинальныя черты. Какъ хорошъ, напримѣръ, глупоголовый Бэрдольфъ съ его краснымъ носомъ, который для него сущее наказаніе, потому что навлекаетъ на своего хозяина общія насмѣшки, которыхъ тотъ по глупости никакъ не можетъ отразитъ. Не менѣе забавенъ и другой воръ, Гэдсхиль. Это самый грязный и мелочной мошенникъ, а между тѣмъ любитъ задавать тонъ и имѣетъ претензію на нѣкоторую порядочность въ поступкахъ. "Я связываюсь не съ бродягами, что готовы зарѣзать прохожаго за шесть пенсовъ, или съ краснорожими пьяницами, а съ дворянствомъ, съ бургомистрами и съ богачами",-- говоритъ онъ мальчику въ гостиницѣ передъ тѣмъ, какъ отправляется на грабежъ. Хозяйка Куикли также удивительно вѣрно схваченный типъ трактирщицы средней руки, которая вездѣ поспѣетъ, за всѣмъ присмотритъ и, въ случаѣ нужды, никому не спуститъ. Но этимъ и ограничиваются ея способности,-- во всемъ остальномъ она рѣшительная дура и легко позволяетъ Фальстафу себя морочить.
   Во второй части хроники къ этимъ лицамъ прибавлено нѣсколько новыхъ, а именно: мировые судьи Шэллоу и Сайленсъ, а также забіяка Пистоль. Характеры ихъ такъ ясны, что не нуждаются въ объясненіи.
   Главное лицо настоящей пьесы изображено въ слѣдующей подъ именемъ короля Генриха V, при чемъ является уже въ совершенно иномъ освѣщеніи, хотя черты его характера вполнѣ органически связаны съ тѣми, которыя выведены и въ настоящей пьесѣ.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Король Генрихъ IV.
   Генрихъ, принцъ Уэльскій, Іоаннъ, принцъ Ланкастерскій, сыновья короля.
   Графъ Вестморландъ, Сэръ Вальтеръ Блентъ, приверженцы короля.
   Томасъ Перси, графъ Ворстеръ.
   Генрихъ Перси, графъ Нортумберландъ.
   Генрихъ Перси, по прозванью Готспоръ, его сынъ.
   Эдвардъ Мортимеръ, графъ Марчскій.
   Ричардъ Скрупъ, архіепископъ Іоркскій.
   Сэръ Михаэль, приближенный архіепископа.
   Арчибальдъ, графъ Дугласъ.
   Оуэнъ Глендоуеръ, предводитель валисцевъ.
   Сэръ Ричардъ Вернонъ.
   Сэръ Джонъ Фальстафъ.
   Пойнсъ, Гэдсхиль, Пето, Бэрдольфъ, товарищи Фальстафа.
   Лэди Перси, жена Готспора, сестра Мортимера.
   Лэди Мортимеръ, жена Мортимера, дочь Глендоуера.
   Мистриссъ Куикли, хозяйка таверны въ Истчипѣ.

Лорды, офицеры, шерифъ, погребщикъ, ключникъ, мальчикъ, извозчики, проѣзжіе, свита и войско.

Дѣйствіе происходитъ въ Англіи.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ: король Генрихъ, Вестморландъ, сэръ Вальтеръ Блентъ и придворные).

   Король. Какъ мы ни полны горя и заботъ,
             Намъ кажется, что наступило время
             Запуганному миру вздрогнуть вновь,
             Почуявши тревожный окликъ брани.
             Но пустъ раздоръ горитъ въ предѣлахъ чуждыхъ,
             И кровь дѣтей не обагряетъ больше
             Полей цвѣтущихъ родины 1)! Пусть битвы
             Не разоряютъ пажитей ея,
             Истоптанныхъ враждебными конями.
             Противники, какъ метеоры неба,
             Единые своимъ происхожденьемъ,
             До сей поры сшибались въ грозныхъ распряхъ;
             Теперь пускай, собравшись въ дружный рядъ,
             Пойдутъ они на бой, не возставая
             На родственниковъ, близкихъ и друзей,
             И лезвее войны, какъ мечъ безъ ноженъ,
             Хозяина не ранитъ своего.
             Мы воины Христа! Его крестомъ
             Отмѣчены мы для святого дѣла;
             И войско англичанъ, которыхъ руки
             Еще въ утробѣ матери сложились
             Для клятвы, чтобъ прогнать съ лица святой
             Земли невѣрныхъ, двинется немедля
             Туда, въ тотъ край, гдѣ ради насъ Спаситель
             Тому назадъ четырнадцать вѣковъ 2)
             Былъ осужденъ на тяжкое распятье.
             Ужъ цѣлый годъ прошелъ въ напрасныхъ сборахъ,
             Хотя и безполезно повторять,
             Что мы пойдемъ:-- не для того сошлись мы
             Сегодня здѣсь. Къ тебѣ я обращаюсь,
             Любезный братъ нашъ Вестморландъ: скажи,
             Что нашъ совѣтъ придумалъ прошлой ночью,
             Чтобъ ускорить желаемый походъ?
   Вестморландъ. Въ совѣтѣ занимались, государь,
             Съ усердіемъ -- и многіе вопросы
             О средствахъ для похода рѣшены.
             Но вечеромъ примчался изъ Уэльса
             Гонецъ съ дурною вѣстью: Мортимеръ,
             Начальствовавшій герфордширскимъ войскомъ,
             Взятъ въ плѣнъ валисцами въ кровавой битвѣ
             Съ нестройными толпами Глендоуера.
             До тысячи товарищей его
             Изрублено, и надъ тѣлами мертвыхъ
             Ихъ женщины ругались такъ безстыдно,
             Такъ возмутительно, что я предъ вами
             Стыжусь объ этомъ даже говорить.
   Король. И эта вѣсть остановила дѣло
             О нашемъ отправленьи въ Палестину?
   Вестморландъ. Она, къ несчастью, не одна, мой добрый
             И славный государь:-- другая, хуже,
             Сегодня же примчалась вслѣдъ за ней
             Отъ сѣверныхъ предѣловъ. Въ день креста
             Сошлись при Гольмедонѣ Перси Готспоръ
             И славный Арчибальдъ Дугласъ, храбрѣйшій
             Изъ рыцарей шотландскихъ. Дѣло было,
             Судя по грому пушекъ, горячо,
             Равно и по разсказамъ; но Богъ знаетъ
             Въ чью пользу кончилось оно!-- гонецъ,
             Привезшій вѣсть, вскочилъ на лошадь въ битвѣ
             Средь самаго разгара и не могъ
             Доставить намъ извѣстій объ исходѣ.
   Король. Вамъ ихъ объявитъ преданный намъ другъ,
             Сэръ Вальтеръ Блёнтъ. Онъ только-что примчался
             Изъ Гольмедона, весь обрызганъ грязью 3)
             И не сходя съ ретиваго коня.
             Извѣстья, имъ доставленныя, могутъ
             Обрадовать насъ всѣхъ: Дугласъ разбитъ!
             Безчисленное множество шотландцевъ
             И двадцать два храбрѣйшихъ полководца
             Покрыли гольмедонскія поля.
             Изъ плѣнниковъ Готспоръ назвалъ Мордаке,
             Дугласа сына, Ангуса, Ментейса,
             Владѣльца Фейфа, Меррея, Атоля
             И множество другихъ. Не правда ль, братъ,
             Добыча недурна?
   Вестморландъ.           Признаться должно --
             Подобною гордиться могъ бы принцъ.
   Король. Не растравляй моей сердечной раны,
             Напомнивъ мнѣ о сынѣ! Ты вѣдь вводишь
             Меня лишь въ грѣхъ, невольно побуждая
             Завидовать въ душѣ Нортумберланду,
             Счастливому отцу героя сына,
             Кого хвалить устала и молва!
             Того, кто, какъ высокій дубъ, средь братьевъ
             Красуется и не имѣетъ равныхъ,
             Межъ тѣмъ какъ я краснѣю поневолѣ,
             Съ нимъ сравнивая Гарри моего.
             О, если бъ кто-нибудь меня увѣрилъ,
             Что нашихъ сыновей, еще младенцевъ,
             Проворный духъ коварно обмѣнилъ 4)
             И сына моего назвалъ Готспоромъ,
             Его жъ -- Плантагенетомъ!-- Но довольно!....
             Вы слышали ль о дерзости Готспора?
             Онъ отказалъ рѣшительно отдать
             Намъ плѣнниковъ и объявилъ, что, кромѣ
             Мордаке, графа Фейфскаго, оставитъ
             Всѣхъ прочихъ у себя 5).
   Вестморландъ.                     Его подбилъ
             На эту дерзость Ворстеръ. Онъ всегда вѣдь
             Былъ противъ васъ и научилъ теперь
             Племянника кичиться передъ вами,
             Легко увлекши юношескій пылъ.
   Король. Но я его потребовалъ къ отвѣту --
             И нашъ походъ въ Святую Землю будетъ
             Поэтому на время отложенъ.
             Мы въ среду держимъ вновь совѣтъ въ Виндзорѣ,--
             Увѣдомьте объ этомъ лордовъ.
                                 (Вестморланду). Братъ,
             Тебя прошу прибыть туда пораньше:
             Мнѣ есть, о чемъ поговорить съ тобою,
             Что высказать теперь мѣшаетъ гнѣвъ.
   Вестморландъ. Я повинуюсь, государь. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Комната въ тавернѣ.

(Входятъ принцъ Генрихъ и Фальстафъ).

   Фальстафъ. А что, Галь,-- который теперь часъ?
   Принцъ. Я не понимаю, какъ могъ ты сдѣлать подобный вопросъ! Ты такъ разжирѣлъ отъ питья хереса, растегиванья послѣ ужина и спанья послѣ обѣда, что вопросы путаются въ твоей головѣ, и ты спрашиваешь совсѣмъ не то, что хочешь знать. На кой чортъ тебѣ, въ самомъ дѣлѣ, спрашивать: который часъ? Вотъ если бъ часы превратились въ стаканы хереса, минуты -- въ каплуновъ, колокола -- въ языки сводней, циферблаты -- въ вывѣски публичныхъ домовъ, и самое солнце -- въ красивую дѣвку въ красномъ платьѣ,-- тогда я бы, пожалуй, повѣрилъ, что съ твоего языка могъ сорваться подобный вопросъ.
   Фальстафъ. А вѣдь въ самомъ дѣлѣ, Галь, мы, мошенники, считаемъ только ночные часы по лунѣ и по звѣздамъ, а не по солнцу, этому "блуждающему рыцарю тверди" 6). Но, послушай, мой шалунъ, обѣщай мнѣ, что когда ты будешь королемъ -- и да хранитъ Богъ твою милость... то-есть, величество, хотѣлъ я сказать, потому что милости тебѣ отъ Бога не будетъ.
   Принцъ. Какъ не будетъ?
   Фальстафъ. Не будетъ, ей-Богу не будетъ даже настолько, чтобъ прочесть молитву передъ завтракомъ 7)!
   Принцъ. Ну, что жъ дальше? Договаривай.
   Фальстафъ. Ну, слушай же:-- когда ты будешь королемъ -- не вели, пожалуйста, называть насъ, ночныхъ воровъ -- мошенниками. Пусть насъ зовутъ стражами Діаны, рыцарями мрака, любимцами луны, и пусть въ народѣ идетъ о насъ порядочная молва, что мы управляемся, какъ море, цѣломудренной луной, подъ покровительствомъ которой воруемъ.
   Принцъ. Ты удачно сравнилъ насъ съ моремъ, потому что у рыцарей луны есть свои приливъ и отливъ. Такъ, напримѣръ, въ понедѣльникъ ночью послѣ отчаяннаго грабежа золото прильетъ къ кошельку; а во вторникъ, послѣ пирушки, отольетъ назадъ. Добыто крикомъ: "стой!", уничтожено крикомъ: "наливай!" Иной разъ отливъ стоитъ ниже первой ступени лѣстницы, въ другой -- приливъ доводитъ до верхушки висѣлицы.
   Фальстафъ. Ты говоришь правду, проказникъ, ей-Богу! Согласись однако, что хозяйка моей таверны отличная баба.
   Принцъ. Какъ старый медъ, мой сѣдой шалунъ замка 8), но согласись также, что долговое отдѣленіе въ тюрьмахъ отличная квартира 9).
   Фальстафъ. Ну, ну, что тамъ такое?-- къ чему эти двусмысленности? Какое мнѣ дѣло до долгового отдѣленія?
   Принцъ. А мнѣ какое дѣло до хозяйки твоей таверны?
   Фальстафъ. Какъ -- какое? Ты частенько призывалъ ее для расплаты.
   Принцъ. А заставлялъ ли я тебя платить твою часть?
   Фальстафъ. Нѣтъ!-- что правда, то правда: въ тавернѣ ты всегда платилъ одинъ.
   Принцъ. И въ тавернѣ и вездѣ; а если недоставало денегъ, я спасалъ тебя моимъ кредитомъ.
   Фальстафъ. И правду сказать, ты имъ пользовался, какъ настоящій наслѣдникъ. Однако скажи мнѣ, проказникъ: будутъ ли въ Англіи висѣлицы, когда ты сдѣлаешься королемъ? Неужели старый шутъ, законъ, будетъ держать попрежнему на привязи храбрыхъ людей? Послушай, не вѣшай воровъ, когда будешь королемъ.
   Принцъ. Нѣтъ, это будетъ поручено тебѣ.
   Фальстафъ. Мнѣ?-- прекрасно! Изъ меня, клянусь честью, выйдетъ отличный судья.
   Принцъ. Развѣ потому, что ты и теперь судишь вкривь и вкось. Я сказалъ, что тебѣ поручатъ только вѣшать, и что ты будешь палачомъ, а не судьей.
   Фальстафъ. Изволь, я и на то согласенъ. Это даже соотвѣтствуетъ моимъ наклонностямъ, и я готовъ служить при твоемъ дворѣ.
   Принцъ. Ради милостей и наградъ?
   Фальстафъ. А что жъ, платья казненныхъ недурная награда палачу. Его гардеробъ ими не бѣденъ 10). Однако я сегодня мраченъ, какъ старый котъ или пойманный медвѣдь.
   Принцъ. Отчего жъ не какъ старый левъ или заунывная лютня любовника?
   Фальстафъ. Скорѣй, какъ старая линкольнширская волынка, которая только хрипитъ.
   Принцъ. А что ты скажешь насчетъ сравненья съ зайцемъ или съ мрачностью Мурскаго рва 11)?
   Фальстафъ. О, у тебя преобидныя сравненья;-- но ты все-таки, по-моему, самый милый и лихой изъ всѣхъ принцевъ въ мірѣ. Но послушай, Галь:-- прошу тебя, не соблазняй меня больше на грѣхи. Мнѣ, ей-Богу, хочется поправить свою репутацію, а то нѣтъ проходу на улицѣ. Еще недавно какой-то старый лордъ вздумалъ бранить меня за тебя. Я, конечно, сдѣлалъ видъ, что его не замѣчаю, а между тѣмъ онъ говорилъ очень красно и премудро, и притомъ на улицѣ.
   Принцъ. Значитъ, правду говорятъ, что мудрость кричитъ на улицахъ, и никто ея не слушаетъ 12)!
   Фальстафъ. О, у тебя вѣчно проклятыя ссылки, и ты въ состояніи соблазнить даже святого. Однако, Галь, на твоей душѣ много моихъ грѣховъ! Да проститъ тебя за то Богъ! До нашего знакомства я былъ невиненъ; а теперь, если сказать правду, я немногимъ лучше самаго отчаяннаго грѣшника. Нѣтъ, пора бросить такую жизнь!-- и я брошу! ей-Богу, брошу! Пусть буду бездѣльникомъ, если не брошу! Я не хочу попасть въ адъ ни изъ-за какого принца въ мірѣ.
   Принцъ. А что, Джакъ,-- гдѣ бы достать денегъ на завтра?
   Фальстафъ. Гдѣ хочешь, мое сокровище! Я на все согласенъ. Назови меня бездѣльникомъ и наплюй въ глаза, если я скажу что-нибудь противъ.
   Принцъ. Однако у тебя славные переходы отъ покаянія къ грабежу.
   Фальстафъ. Что жъ, Галь,-- если грабежъ мое призванье? Всякій долженъ дѣйствовать по призванію -- и въ этомъ нѣтъ грѣха. (Входитъ Пойнсъ).
   Фальстафъ. А, Пойнсъ,-- ну-ка говори, не нашелъ ли Гэдсхиль, гдѣ можно погрѣть руки? О, это -- первѣйшій плутъ изъ останавливавшихъ честныхъ людей крикомъ: "стой!", и если бъ люди награждались по заслугамъ, то я не знаю, нашлось ли бы въ аду довольно жаркое мѣсто для этого бездѣльника.
   Принцъ. Здравствуй, Нэдъ!
   Пойнсъ. Здравствуй, Галь! Ну, что подѣлываетъ госпожа Совѣсть? что говоритъ сэръ Джонъ Хересъ съ сахаромъ 13)? Какъ твое дѣло, Джакъ, съ дьяволомъ о душѣ, которую ты ему продалъ въ послѣднюю святую Пятницу за стаканъ хереса и холоднаго каплуна?
   Принцъ. Сэръ Джонъ сдержитъ слово -- и дьяволъ получитъ свою покупку. Пословица говоритъ, что воздавать должное надо даже дьяволу, а нашъ сэръ Джонъ никогда пословицъ не преступалъ.
   Пойнсъ. Да вѣдь сдержать слово дьяволу смертный грѣхъ.
   Принцъ. Ему нѣтъ пользы и надуть дьявола, потому что онъ все-таки не минуетъ его когтей.
   Пойнсъ. Однако къ дѣлу. Завтра утромъ надо поторопиться въ Гедсхиль, потому что мимо поѣдутъ богомольцы въ Кентербери и купцы въ Лондонъ -- всѣ съ туго набитыми кошельками. Лошади у васъ есть, а я приготовлю маски. Гэдсхиль ночуетъ въ Рочестерѣ. Ужинъ завтра заказанъ въ Истчипѣ. Все устроено какъ нельзя безопаснѣй. Поѣдете -- добудете денегъ; не поѣдете -- оставайтесь здѣсь, и чтобъ васъ повѣсили!
   Фальстафъ. Послушай, Эдвардъ, если меня что-нибудь задержитъ, то я готовъ въ самомъ дѣлѣ васъ повѣсить, чтобъ только не пустить безъ себя.
   Пойнсъ. Ты, бездѣльникъ?
   Фальстафъ. Галь, вѣдь ты съ нами?
   Принцъ. Кто, я?-- грабить? сдѣлаться мошенникомъ? Нѣтъ, клянусь честію, никогда!
   Фальстафъ. Такъ въ тебѣ нѣтъ ни чести, ни мужества, ни товарищескаго чувства, если ты не умѣешь добыть десятка шиллинговъ. Я даже сомнѣваюсь послѣ того, королевской ли ты крови 14)?
   Принцъ. Такъ и быть!-- отчего разъ не подурачиться?
   Фальстафъ. Ну, вотъ это недурно сказано.
   Принцъ. Нѣтъ,-- будь, что будетъ -- я остаюсь.
   Фальстафъ. Такъ вотъ, ей-Богу, я измѣню тебѣ, когда ты будешь королемъ.
   Принцъ. Пожалуй.
   Пойнсъ. Джакъ, оставь меня съ принцемъ,-- я приведу ему такіе доводы, что онъ согласится.
   Фальстафъ. Желаю же тебѣ краснорѣчія, а ему вниманья, чтобъ онъ умилился и повѣрилъ твоимъ словамъ. Пусть принцъ для препровожденія времени прикинется воромъ. До свиданія! Вы найдете меня въ Истчипѣ.
   Принцъ. Прощай, моя поздняя весна; прощай, мое бабье лѣто 15)! (Фальстафъ уходитъ).
   Пойнсъ. Послушай, Галь, поѣдемъ съ нами. Я придумалъ отличную шутку, а одному ее разыграть нельзя. Фальстафъ, Бардольфъ, Пето и Гэдсхиль ограбятъ проѣзжихъ. Мы при этомъ не будемъ. Но лишь только они начнутъ дѣлить добычу -- мы нападемъ на нихъ и заставимъ все бросить. Я отдаю голову, что они струсятъ и убѣгутъ.
   Принцъ. Но вѣдь мы выѣдемъ вмѣстѣ, какъ же разстанемся потомъ?
   Пойнсъ. Зачѣмъ?-- мы выѣдемъ прежде или послѣ, назначивъ сборное мѣсто, куда, разумѣется, не явимся. Они рѣшатся на подвигъ безъ насъ, а мы -- тутъ какъ тутъ.
   Принцъ. Но все-таки они могутъ узнать насъ по лошадямъ и по платью.
   Пойнсъ. Пустяки!-- лошадей мы оставимъ въ лѣсу, и они ихъ не увидятъ. Маски перемѣнимъ, лишь только разстанемся; ну, а на случай я достану клеенчатые плащи, чтобъ прикрыть знакомое платье.
   Принцъ. Но не много ли ихъ будетъ противъ насъ?
   Пойнсъ. Что двое изъ нихъ рѣшительные трусы и тотчасъ покажутъ хвосты -- я ручаюсь; да и остальные долго не будутъ противиться. Самымъ забавнымъ въ этой потѣхѣ будетъ безпримѣрное вранье, которое мы услышимъ отъ этого жирнаго бездѣльника за ужиномъ: какъ онъ сражался по крайней мѣрѣ съ тридцатью; сколько перенесъ опасностей, сколько отпарировалъ и сколько нанесъ удивительнѣйшихъ ударовъ. Вся шутка въ его обличеніи.
   Принцъ. Ну, хорошо,-- я ѣду. Добудь все нужное и заѣзжай за мной въ Истчипъ: я тамъ ужинаю. Прощай.
   Пойнсъ. До свиданья, лордъ. (Уходитъ Пойнсъ).
   Принцъ. Я знаю васъ, и знаю хорошо!
             Но буду, несмотря на то, покамѣстъ
             Потворствовать разгульному похмелью
             Безпутства вашего!-- Такъ въ небѣ солнце
             Даетъ себя на время закрывать
             Презрѣннымъ облакамъ затѣмъ, чтобъ снова
             Явить свой взоръ, стряхнувъ съ него завѣсу
             Густыхъ паровъ, скрывавшихъ свѣтлый блескъ
             Его лучей, и изумить явленьемъ
             Своимъ весь міръ!-- Будь праздникъ каждый день --
             Онъ сталъ бы намъ скучнѣй, чѣмъ дни работы;
             Когда жъ встрѣчать привыкли праздникъ мы
             Лишь изрѣдка, то кажется тогда
             Онъ намъ цѣннѣй.-- Нежданное дороже
             Вседневнаго.-- Такъ точно я, отрекшись
             Отъ бурныхъ прежнихъ дней и заплативъ
             Долгъ юности, настолько жъ превзойду
             Надежды всѣхъ, насколько всѣ считали
             Меня дурнымъ! Какъ дорогой металлъ
             Горитъ свѣтлѣй на потускнѣвшемъ грунтѣ,
             Такъ юность обновленная моя,
             Надъ старыми ошибками сверкая,
             Покажется тѣмъ лучше и свѣтлѣй!
             Я самые пороки обращу
             Себѣ на пользу, бросивъ ихъ въ то время,
             Когда того никто но ожидалъ. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ Король Генрихъ, Нортумберландъ, Готспоръ, Ворстеръ, сэръ Вальтеръ Блентъ и придворные).

   Король. Я чувствую, что слишкомъ добродушно
             Судилъ до этихъ поръ, не обращая
             Вниманья на подобные поступки.
             Вы пользовались этимъ и играли
             Моимъ терпѣньемъ; но впередъ намѣренъ
             Я дѣйствовать иначе! Строгость смѣнитъ
             Мою былую ласку. Доброта,
             Какъ мягкій пухъ, я вижу, васъ успѣла
             Избаловать, заставя позабыть
             Тотъ долгъ покорности, который можетъ
             Внушить лишь твердый, непреклонный духъ.
   Ворстеръ. Нашъ домъ, милордъ, не заслужилъ опалы;--
             Тѣмъ болѣе опалы короля,
             Которому ступенями на тронъ
             Служили наши руки.
   Нортумберландъ.           Государь...
   Король. Прочь, Ворстеръ!-- выйди вонъ!.. въ твоихъ глазахъ
             Читаю я заносчивую дерзость!
             Забылся ты передо мной, я вижу,
             Ужъ до угрозъ; но государь не будетъ
             Терпѣть впередъ, чтобъ подданный посмѣлъ
             Въ его глазахъ свои нахмурить брови!
             Вы можете оставить насъ;-- коль скоро
             Понадобятся вашъ совѣтъ иль служба,
             Васъ позовутъ. (Ворстеръ уходитъ).
                                 Ты что хотѣлъ сказать?
   Нортумберландъ. Вы, государь, потребовали плѣнныхъ,
             Которыхъ Гарри взялъ при Гольмедонѣ.
             Доносъ, что будто отказался онъ
             Ихъ выдать вамъ, былъ сдѣланъ ложно:-- сынъ мой
             Не виноватъ. И если въ этомъ дѣлѣ
             Неясно что-нибудь, то, вѣрьте мнѣ,
             Виной тому лишь недоразумѣнье.
   Готспоръ. Я, государь, не отказалъ ихъ выдать;
             Но помню, что, когда утихла битва,
             И я, уставъ отъ сѣчи и трудовъ,
             Стоялъ, едва переводя дыханье,
             Склонясь на мечъ, передо мной вдругъ выросъ,
             Какъ изъ земли, какой-то глупый шутъ.
             Одѣтъ съ иголочки, опрятно выбритъ,
             Какъ выкошенный лугъ, весь раздушенный,
             Какъ модный торговецъ, похожій больше
             На жениха, чѣмъ на бойца, держалъ онъ
             Въ рукахъ флаконъ съ духами, нюхалъ ихъ,
             Гримасничалъ, кривлялся, какъ паяцъ,
             И все болталъ, преглупо улыбаясь,
             Какой-то вздоръ. Когда жъ солдаты стали
             Кругомъ носить кровавыя тѣла --
             Онъ ихъ назвалъ невѣжами за то,
             Что запахъ труповъ потревожилъ ноздри
             Его сіятельства. Наговоривъ
             Мнѣ бездну глупостей, онъ, между прочимъ,
             Потребовалъ, чтобъ я ему сейчасъ,
             По вашему приказу, выдалъ плѣнныхъ.
             Холодный воздухъ раздражалъ мнѣ раны,
             А этотъ попугай меня сердилъ.
             Вспыливъ невольно, я ему отвѣтилъ,
             Не помню, чѣмъ -- отказомъ или нѣтъ.
             Меня бѣсило то, что онъ разряженъ
             И говоритъ о пушкахъ, битвахъ, ранахъ,
             Какъ говорятъ объ этомъ при дворѣ
             Пустыя щеголихи. Увѣрялъ онъ,
             Что спермацетъ отличнѣйшее средство,
             Когда насъ оконтузитъ; что напрасно
             Выкапывать бы было изъ земли
             Зловредную селитру на погибель
             Прекраснымъ людямъ; что, когда бъ не пушки,--
             Онъ самъ пошелъ въ солдаты.-- Я сказалъ,
             Что мой отвѣтъ диктованъ былъ досадой --
             И потому прошу васъ, государь,
             Меня не обвинять несправедливо
             И не лишать по ложному доносу
             Заслуженной по всѣмъ правамъ любви.
   Блентъ. Не лучше ль будетъ, государь, предать
             Все это дѣло вѣчному забвенью?
             Вы видите, что Гарри Перси точно
             Не помнилъ, что сказалъ тогда въ отвѣтъ
             Въ такое время и въ подобномъ мѣстѣ.
             Такъ пусть слова въ укоръ ему не служатъ,
             Тѣмъ болѣе, что онъ отъ нихъ отрекся.
   Король. Но онъ въ своемъ упорствуетъ рѣшеньи
             И плѣнныхъ не иначе выдаетъ,
             Какъ подъ условьемъ, что должны за это
             Мы выкупить изъ плѣна Мортимера --
             Безумца этого, который (въ томъ
             Увѣренъ я) -- сгубилъ нарочно войско
             Въ сраженіи съ проклятымъ Глендоуеромъ.
             Онъ даже, какъ мы слышали, женился
             На дочери его. Ужель мы будемъ
             Растрачивать свою казну на выкупъ
             Презрѣннаго измѣнника, который
             Отдался въ плѣнъ нарочно? Нѣтъ,-- пускай
             Издохнетъ онъ за то въ горахъ Уэльса
             И другомъ намъ не будетъ никогда,
             Кто вздумаетъ просить у насъ хоть пенни
             На выкупъ негодяя Мортимера,
             Измѣнника!
   Готспоръ.           Кто?.. Мортимеръ измѣнникъ?..
             Нѣтъ, государь!-- отъ васъ отторгнутъ онъ
             Случайностью, а не измѣной!-- Это
             Докажетъ вамъ языкъ широкихъ ранъ,
             Которыми онъ доблестно покрылся
             На берегахъ, поросшихъ тростникомъ,
             Прекраснаго Северна, гдѣ сражался
             Онъ цѣлый часъ съ великимъ Глендоуеромъ!
             Три раза прекращался бой; три раза
             Бойцы, по обоюдному согласью,
             Въ струяхъ Северна утоляли жажду;
             И самъ Севернъ, какъ будто устрашась
             Ихъ взоровъ огненныхъ, катилъ пугливо
             Средь камышей прозрачныя струи
             И прятался въ зеленую осоку,
             Покрытую бойцовъ могучихъ кровью!
             Спрошу у всѣхъ: кто станетъ изъ расчета,
             Иль хитрости лить храбро въ битвѣ кровь?
             Ужель покрылся ею Мортимеръ.
             Съ намѣреньемъ?-- Нѣтъ, нѣтъ, не клевещите,
             Измѣнникомъ считая Мортимера.
   Король. Не я, а ты клевещешь на него!
             Онъ никогда не дрался съ Глендоуеромъ!
             Я это говорю тебѣ!-- Ему
             И съ дьяволомъ не такъ бы страшно было
             Вступить въ открытый бой, какъ съ Глендоуеромъ!
             Не смѣй о немъ мнѣ говорить и выдай
             Немедля плѣнниковъ, иль мы заставимъ
             Раскаяться тебя въ своемъ поступкѣ!
             Норгумберландъ,-- мы позволяемъ вамъ
             Уѣхать съ вашимъ сыномъ.
                                 (Готспору). Я еще
             О плѣнникахъ тебѣ напоминаю.

(Король, Блентъ и свита уходятъ).

   Готспоръ. Да если бъ самый дьяволъ заревѣлъ
             Мнѣ въ ухо: "выдай!" -- я не выдамъ ихъ,
             Клянусь въ томъ честью!.. Я ему объ этомъ
             Сейчасъ сказку, чтобъ облегчить себя,
             А тамъ -- пускай лишусь за то хоть жизни!

(Входитъ Ворстеръ).

   Нортумберландъ. Приди въ себя;-- ты поблѣднѣлъ отъ злости.
             Вотъ дядя твой идетъ.
   Готспоръ.                     Онъ запретилъ
             Себѣ напоминать о Мортимерѣ!--
             Такъ я начну кричать о немъ вездѣ!..
             Я съ нимъ соединюсь!.. Пускай иначе
             Моя душа не будетъ знать спасенья!..
             Я кровь мою отдамъ за Мортимера
             И -- вѣрьте мнѣ -- возвышу точно такъ же
             Его, какъ былъ возвышенъ нами низкій,
             Коварный, ядовитый Болинброкъ!..
   Нортумберландъ (Ворстеру). Король сведетъ его съ ума.
   Ворстеръ.                                                   Скажите,
             Кто безъ меня надѣлалъ эту бурю?
   Готспоръ. Онъ хочетъ въ самомъ дѣлѣ, чтобъ ему
             Я выдалъ взятыхъ въ плѣнъ; а чуть успѣлъ
             Я намекнуть о братѣ, попросивъ,
             Чтобъ онъ освободилъ его изъ плѣна,
             Онъ на меня взглянулъ такъ ядовито,
             Какъ будто бы ему противно было
             Услышать даже слово: Мортимеръ!
   Ворстеръ. Тутъ нѣтъ мудренаго: покойный Ричардъ
             Предъ смертью завѣщалъ ему корону 16),
   Нортумберландъ. Я слышалъ это самъ. Король несчастный --
             Богъ да отпуститъ намъ за все дурное,
             Которое ему мы причинили --
             Тогда спѣшилъ въ ирландскій свой походъ,
             Откуда былъ отозванъ, чтобъ лишиться
             Сперва вѣнца, а тамъ и самой жизни.
   Ворстеръ. И намъ молва неправо приписала
             Позорную вину его убійства.
   Готспоръ. Какъ? что? Вы говорите, что Ричардъ
             Предъ смертью объявилъ, что Мортимеръ
             Назначенъ имъ наслѣдникомъ престола?..
   Нортумберландъ. Я слышалъ это самъ.
   Готспоръ.                               О, если такъ,
             То, что жъ яснѣй желанья короля,
             Чтобъ Мортимеръ погибъ въ горахъ Уэльса?..
             Но какъ же вы, надѣвшіе корону
             На это недостойное чело
             И за него покрытые позоромъ
             Безмолвнаго участія въ убійствѣ --
             Какъ вы допустите, чтобы на васъ
             Обрушился въ грядущемъ рядъ проклятій
             За то, что вы позволили себя
             Такъ обратить въ презрѣнныя орудья,
             Чтобъ не сказать вѣрнѣе -- въ палачей?..
             Простите мнѣ за дерзость выраженій;
             Но я хочу вамъ только показать,
             Какое занимаете вы мѣсто
             При этомъ зломъ и хитромъ королѣ!
             Не стыдно ли, что скажутъ вамъ въ позоръ
             Теперь или во временахъ грядущихъ,
             Что люди благородные, какъ вы,
             Рѣшились такъ помочь своимъ значеньемъ
             Коварному, неправедному дѣлу?..
             Вы оба -- да проститъ за то васъ Богъ --
             Желали низложенія Ричарда
             И, вырвавъ этотъ розанъ, посадили
             Взамѣнъ его колючій, жесткій тернъ!
             Ужель теперь дадите вы сказать,
             Что тотъ, кому вы жертвовали честью,
             За жертву вамъ такую заплатилъ
             Обманомъ зломъ и дерзостью?-- Поймите,
             Что должно вамъ вернуть въ глазахъ людей
             Утраченную честь! Отмстить должны вы
             За гордое презрѣнье короля!..
             Повѣрьте мнѣ, что, рано или поздно,
             Онъ вамъ заплатитъ вашею же кровью
             За все, что вы свершили для него!
             Я повторяю вамъ...
   Ворстеръ.           Племянникъ, слушай:
             Я предъ тобой теперь открою книгу,
             Въ которой ты догадливо прочтешь
             Дѣла такой опасности и вмѣстѣ
             Столь тайныя, что легче намъ бы было
             Пробраться по копью черезъ потокъ,
             Чѣмъ ихъ начать.
   Готспоръ.           Ну, что жъ?-- гдѣ въ этомъ горе?
             Плыть, такъ плыви, а потонулъ -- прощай!
             Въ опасности кидаюсь я безъ страха,
             Лишь только бъ ихъ перекрестила справа
             Налѣво честь 17)! О, вѣрьте, кровь играетъ
             Сильнѣе при подъемѣ льва, чѣмъ зайца!
   Нортумберландъ. Ужели ты не можешь говорить
             О подвигахъ минуту хладнокровно?
   Готспоръ. Я небомъ поклянусь:-- мнѣ все равно,
             Сорвать ли честь съ роговъ луны блестящей,
             Иль кинуться за нею въ глубину,
             Куда не западалъ тяжелый камень,
             Чтобъ за волосы вытащить оттуда
             Погибшую, утраченную честь!
             Кто такъ ее добудетъ -- тотъ спокойно
             Ея дарами пользуйся одинъ;
             А чортъ ли во владѣнье половинномъ 18)!
   Ворстеръ. Онъ съ призракомъ бросается въ борьбу 19),
             А дѣла настоящаго не видитъ.
             Племянникъ, выслушай меня...
   Готспоръ.                               Отстаньте,
             Я васъ прошу!..
   Ворстеръ.           Шотландцевъ благородныхъ,
             Которыхъ ты плѣнилъ при Гольмедонѣ...
   Готспоръ. Я удержу ихъ всѣхъ!.. Онъ не увидитъ
             Ни одного!.. я въ томъ клянусь!-- Пусть даже
             Его души спасенье будетъ ставкой
             Такой игры!.. Моя рука и честь
             Вамъ будутъ правды словъ моихъ залогомъ!
   Ворстеръ. Ты бѣсишься, а выслушать не хочешь.
             Ты можешь ихъ оставитъ у себя.
   Готспоръ. Могу?.. Нѣтъ, я хочу!.. Онъ объявилъ,
             Что выкупать не хочетъ Мортимера!
             Онъ запретилъ о немъ упоминать!..
             Такъ я къ нему прокрадусь ночью въ спальню
             И крикну громко въ ухо: "Мортимеръ!",
             Когда онъ спитъ!.. Я выучу скворца
             Кричать одно лишь слово: "Мортимеръ",
             Чтобъ мучилъ онъ его и днемъ и ночью!
   Ворстеръ. Да перестань и дай сказать мнѣ слово.
   Готспоръ. Я отрекаюсь отъ всего, лишь только бъ
             Бѣсить его и мучить безъ конца!..
             Я отравить его готовъ бы сына,
             Безумнаго и буйнаго гуляку,
             Когда бъ не думалъ, что отецъ не любитъ
             Его и не останется доволенъ
             Его погибелью!..
   Ворстеръ.           Прощай, племянникъ;--
             Я лучше выберу другое время
             Съ тобой поговорить.
   Нортумберландъ.           Ты, какъ глупецъ,
             Ужаленный осой, не хочешь слушать
             И, распустивъ, какъ баба, свой капризъ,
             Къ рѣчамъ разумнымъ закрываешь очи.
   Готспоръ. Да видите, меня бичуетъ, жжетъ,
             Кусаетъ, какъ крапива, колетъ, точно
             Рой муравьевъ -- едва услышу я
             Хоть что-нибудь о хитромъ Болинброкѣ!..
             Вы помните, при королѣ Ричардѣ,
             То мѣсто, гдѣ... какъ вы его зовете?..
             Чтобъ чортъ его побралъ!-- ну, въ Глостерширѣ!
             Тамъ, гдѣ засѣлъ его безумный дядя,
             Іоркскій герцогъ! Гдѣ я въ первый разъ
             Колѣна преклонилъ предъ Болинброкомъ,
             Предъ этимъ королемъ улыбокъ! Вы
             Тогда вернулись съ нимъ изъ Равенспорга...
   Нортумберландъ. Передъ замкомъ Берклеемъ.
   Готспоръ.                               Ну, да, предъ нимъ!
             Какихъ тогда онъ мнѣ наговорилъ
             Пустыхъ и подслащенныхъ комплиментовъ:
             "Мой милый братъ! любезный Гарри Перси!
             Когда мое родившееся счастье
             Достигнетъ зрѣлости" 20)! Чтобъ чортъ побралъ
             Такихъ обманщиковъ -- прости мнѣ Боже!
             Я пересталъ и слушать васъ готовъ,
             Любезный дядя!
   Ворстеръ.           Нѣтъ, мы подождемъ;
             Быть-можетъ, ты опять начнешь сначала.
   Готспоръ. Я вамъ сказалъ, что кончилъ.
   Ворстеръ.                               Ну, такъ слушай!
             Шотландцамъ, взятымъ въ плѣнъ, немедля дай
             Безъ выкупа свободу и затѣмъ
             Вербуй войска въ Шотландіи. Тебѣ
             Окажетъ въ этомъ помощь сынъ Дугласа.
             Препятствія не будетъ. Я объ этомъ
             Тебѣ подробно изложу письмомъ.
             (Нортумберланду). Вы, добрый лордъ, пока вашъ сынъ займется
             Въ Шотландіи, старайтесь пріобрѣсти
             Довѣренность епископа:-- онъ всѣми
             У насъ любимъ.
   Нортумберландъ. Епископъ Іоркскій?
   Ворстеръ.                                         Онъ.
             Его глубоко огорчила смерть
             Любимаго имъ брата, лорда Скрупа,
             Который былъ недавно обезглавленъ
             Въ Бристолѣ по приказу короля.
             Не думайте, чтобъ я вамъ говорилъ
             О дѣлѣ необдуманномъ,-- напротивъ,
             Все взвѣшено и ждетъ, чтобъ только случай
             Помогъ осуществить благую мысль.
   Готспоръ. Я угадалъ -- и вамъ успѣхъ пророчу!..
   Нортумберландъ. Ты, кажется, готовъ спустить со своры
             Своихъ собакъ, еще не встрѣтивъ дичь.
   Готспоръ (потирая руки). О, ничего!-- отличный заговоръ!..
             Тогда войска Шотландіи и Іорка
             Соединятся съ войскомъ Мортимера?
             Не правда ли?..
   Ворстеръ.           Я такъ желалъ бы.
   Готспоръ.                               О!
             Поистинѣ придумано отлично!
   Ворстеръ. Не мало есть причинъ стараться намъ
             Скорѣй себя обезопасить войскомъ 21);
             А то вѣдь, какъ себя мы ни веди --
             Король себя считать не перестанетъ
             У насъ въ долгу и схватится, навѣрно,
             За первый случай погубить насъ всѣхъ,--
             Вы сами видѣли, какъ онъ сегодня
             Попытку сдѣлалъ отвратить отъ насъ
             Свою любовь.
   Готспоръ.           Но мы ему отмстимъ!..
   Ворстеръ. Теперь прощай, племянникъ. Я прошу
             Тебя лишь объ одномъ: не увлекайся
             И далѣе того, что я назначу
             Въ моемъ письмѣ -- не заходи. Когда
             Придетъ пора -- я проберусь, немедля,
             Къ союзникамъ въ Уэльсъ и буду васъ
             Тамъ ждать съ Дугласомъ. Если мы успѣемъ
             Сойтись, то наше счастье будетъ твердо;
             А до того прошу насъ не ласкать
             Себя пустой пока еще надеждой.
   Нортумберландъ. Прощай, мой братъ!-- я вѣрю въ наше счастье.
   Готспоръ. Дождаться бъ намъ лишь радостнаго дня!
             Бой, раны, смерть -- вотъ что манить меня! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Рочестеръ, Дворъ гостиницы. Ночь.

(Входитъ извозчикъ съ фонаремъ).

   1-й извозчикъ. Эге!-- Да пусть меня повѣсятъ, если нѣтъ четырехъ. Медвѣдица стоитъ прямо надъ трубой 22), а лошадь еще не навьючена. Эй, конюхъ!
   Конюхъ (за сценой). Сейчасъ!
   1-й извозчикъ. Положи, Томъ, пожалуйста, пакли подъ сѣдло, а то бѣдный рыжакъ совсѣмъ стеръ себѣ спину.

(Входитъ 2-й извозчикъ)

   2-й извозчикъ. Чортъ бы ихъ побралъ!-- И горохъ и бобы подмоченые!-- Поневолѣ заведутся черви въ бѣдныхъ лошадяхъ. Все въ домѣ пошло вверхъ дномъ съ тѣхъ поръ, какъ умеръ конюхъ Робинъ.
   1-й извозчикъ. Бѣдняга ни разу не былъ веселъ съ тѣхъ поръ, какъ вздорожалъ овесъ. Это его и уморило.
   2-й извозчикъ. На всей лондонской дорогѣ нѣтъ гостиницы хуже этой. Блохъ такая бездна, что я испятнанъ, какъ линь.
   1-й извозчикъ. Да и меня онѣ кусали съ первыхъ пѣтуховъ, какъ не кусали ни одного христіанскаго короля.
   2-й извозчикъ. У нихъ нѣтъ даже горшка, и поневолѣ все валишь въ каминъ. А моча родитъ блохъ, какъ морской пескарь 23).
   1-й извозчикъ. Эй, конюхъ!-- Да выйдешь ли ты наконецъ? Чтобъ тебя повѣсили!
   2-й извозчикъ. Мнѣ еще надо свезти въ Чарингъ-Кроссъ окорокъ ветчины да два куля имбиря.
   1-й извозчикъ. Вотъ тебѣ разъ!-- Мои индѣйки чуть не задохлись въ корзинѣ! Эй, конюхъ! Будь ты проклятъ! Нѣтъ у тебя, что ли, во лбу глазъ или не слышишь? Будь я бездѣльникъ, если поколотить тебя не такое же доброе дѣло, какъ выпить. Выходи -- и чтобъ тебя повѣсили! Въ тебѣ нѣтъ ни чести ни совѣсти. (Входитъ Гэдсхиль).
   Гэдсхиль. Здорово, извозчики! Который часъ?
   1-й извозчикъ. Да, почитай, около двухъ будетъ.
   Гэдсхиль. Одолжи мнѣ, пожалуйста, фонарь взглянуть въ конюшнѣ на моего мерина.
   1-й извозчикъ. Держи карманъ!-- я знаю штуки получше.
   Гэдсхиль. Ну, такъ дай ты.
   2-й извозчикъ. Дать тебѣ фонарь? Я прежде погляжу, какъ тебя будутъ вѣшать.
   Гэдсхиль. А что, во сколько времени можно поспѣть въ Лондонъ?
   2-й извозчикъ. Да еще поспѣешь, пріѣхавъ, лечь спать съ огнемъ. Пойдемъ, сосѣдъ. Могсъ разбудитъ господъ. Съ ними много поклажи, и они поѣдутъ вмѣстѣ. (Извозчики уходятъ).
   Гэдсхиль. Эй, малый!
   Мальчикъ (за сценой). Сейчасъ,-- явлюсь живѣй вора 24).
   Гэдсхиль. Сказалъ бы: живѣй мальчишки, а то гдѣ тебѣ еще воровать! Твое дѣло только пронюхать, гдѣ можно попользоваться. Воръ -- хозяинъ, а ты пока еще работникъ. (Входитъ мальчикъ).
   Мальчикъ. Добраго утра, мистеръ Гэдсхиль! Все, что я вамъ сказалъ вчера,-- правда. Одинъ богатый помѣщикъ изъ Кента везетъ съ собою триста марокъ золотомъ,-- я слышалъ самъ, какъ онъ говорилъ это за ужиномъ товарищу. Тотъ похожъ на сборщика податей и также съ туго набитымъ чемоданомъ; только не знаю, что въ немъ. Они уже встали и требуютъ масла и яицъ;-- чуть свѣтъ хотятъ ѣхать.
   Гэдсхиль. Вотъ тебѣ моя шея, что они наткнутся на мошенниковъ 25).
   Мальчикъ. На что мнѣ твоя шея? Сбереги ее для палача. Вѣдь тебѣ отъ дьявола не уйти, потому что ты ему молишься.
   Гэдсхиль. Что ты городишь о палачѣ? Повѣсятъ -- вытопится жиру на двѣ висѣлицы. Вѣдь если вздернутъ, такъ вмѣстѣ со старымъ сэромъ Джономъ; а, онъ ты знаешь, не изъ худощавыхъ. Да что сэръ Джонъ! Съ нами попадутся троянцы 26) почище его, о комъ тебѣ и во снѣ не грезилось. Они пристали къ нашему ремеслу ради потѣхи; а намъ это съ руки, потому что будетъ кому заступиться, если попадемся. Я связываюсь не съ бродягами, что готовы зарѣзать прохожаго за шесть пенсовъ, или съ краснорожими пьяницами, а съ дворянствомъ, съ бургомистрами и съ богачами, которые покажутъ кулакъ прежде, чѣмъ начнутъ разговаривать или о чемъ-нибудь попросятъ. Ну, это, впрочемъ, вздоръ, потому что они денно и нощно просятъ святыхъ, чтобъ государство ихъ кормило попрежнему. Они обдерутъ его и сумѣютъ удрать отъ преслѣдованія, какъ будто у нихъ были сапоги-скороходы27).
   Мальчикъ. А что, эти сапоги промокаютъ въ дурную погоду?
   Гэдсхиль. Нѣтъ, ихъ смазываетъ само правосудіе. Мы грабимъ такъ же безопасно, какъ старинные рыцари въ замкахъ. Можно подумать, что у насъ есть трава-невидимка 28).
   Мальчикъ. Ну, невидимками васъ скорѣе дѣлаетъ ночь, чѣмъ трава.
   Гэдсхиль. Давай руку: тебѣ также будетъ часть добычи,-- говорю, какъ честный человѣкъ.
   Мальчикъ. Нѣтъ, скорѣе -- какъ безчестный воръ.
   Гэдсхиль. Убирайся! Homo 29) -- общее названье всѣхъ людей. Скажи, чтобъ конюхъ вывелъ мою лошадь изъ конюшни. Ну, прощай, плутъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Дорога близъ Гэдсхиля. Ночь.

(Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

   Пойнсъ. Идите скорѣе!-- Я увелъ лошадь Фальстафа, и онъ шумитъ, какъ неразрѣзной бархатъ.
   Принцъ. Спрячься. (Пойнсъ прячется).

(Входитъ Фальстафъ).

   Фальстафъ. Пойнсъ! Пойнсъ! Чтобъ тебя повѣсили! Пойнсъ!
   Принцъ. Тише, толстое чучело! Что ты орешь!
   Фальстафъ. Гдѣ Пойнсъ, Галь?
   Принцъ. Пошелъ на вершину холма; я сейчасъ отыщу его.

(Притворяется, что ищетъ Пойнса).

   Фальстафъ. Да это наказанье грабить съ этими мошенниками! Бездѣльникъ увелъ мою лошадь и привязалъ ее чортъ знаетъ гдѣ! Если я пройду еще пѣшкомъ четыре шага, то задохнусь; а вѣдь все-таки надѣюсь умереть порядочною смертью, если только не попаду на висѣлицу за то, что убью этого мошенника. Вотъ двадцать два года, какъ я даю себѣ ежечасно слово съ нимъ развязаться, и все-таки не могу покончить! Я дамъ себя повѣсить, если бездѣльникъ не приворожилъ меня къ себѣ какимъ нибудь зельемъ! Иначе не можетъ быть:-- я непремѣнно выпилъ приворотное снадобье.-- Пойнсъ! Галь! Чтобъ вамъ очумѣть обоимъ! Бэрдольфъ! Пето!-- Да я скорѣй околѣю съ голоду, чѣмъ опять пущусь на грабежъ. Если бросить этихъ негодяевъ и сдѣлаться порядочнымъ человѣкомъ не такое же доброе дѣло, какъ пить -- то пусть я буду подлѣйшимъ холопомъ, когда-либо щелкавшимъ зубами! Восемь аршинъ въ гору пѣшкомъ для меня то же, что десять миль; и безчеловѣчные негодяи знаютъ это очень хорошо. Чортъ ли, если и воры не могутъ поступать другъ съ другомъ честно! (Раздается свистъ). Пф... Чтобъ вы очумѣли всѣ! Отдайте мнѣ мою лошадь, мошенники! Отдайте мою лошадь и убирайтесь на висѣлицу!
   Принцъ. Молчи, пузанъ!-- ложись да прижми ухо къ землѣ: не услышишь ли, какъ далеко проѣзжіе.
   Фальстафъ. А есть ли съ вами рычаги, чтобъ поднять меня, когда я лягу? Нѣтъ, въ другой разъ я за всѣ сокровища твоего отца не понесу мое грѣшное тѣло въ такую даль пѣшкомъ. Не стыдно ли вамъ надсаживать меня такъ безбожно!
   Принцъ. Ты врешь:-- тебя не надсадили, а ссадили съ лошади 30).
   Фальстафъ. Сдѣлай одолженіе, мой добрый, мой любезный принцъ Галь, добудь мнѣ мою лошадь!
   Принцъ. Убирайся, бездѣльникъ!-- чтобъ я сталъ твоимъ конюхомъ!
   Фальстафъ. Такъ чтобъ тебѣ удавиться на подвязкахъ твоего наслѣдства! Я непремѣнно донесу на тебя, если попадусь. Пусть я отравлюсь стаканомъ хереса, если не напишу и не опубликую на васъ прескверные пасквили. Я ненавижу шутку, когда она заходитъ такъ далеко, да еще пѣшкомъ.

(Входятъ Гэдсхиль, Бэрдольфъ и Пето).

   Гэдсхиль. Стой!
   Фальстафъ. И то стою поневолѣ.
   Пойнсъ. Это нашъ лазутчикъ,-- я узналъ по голосу.
   Бэрдольфъ. Что новаго?
   Гэдсхиль. Спрячьтесь скорѣй и надѣвайте маски. Мимо везутъ королевское золото въ казначейство.
   Фальстафъ. Врешь, бездѣльникъ,-- въ королевскую таверну!
   Гэдсхиль. Будетъ довольно на всѣхъ.
   Фальстафъ. Чтобъ быть повѣшену.
   Принцъ. Господа,-- вы четверо нападете на нихъ въ ущельѣ; Пойнсъ и я спустимся внизъ. Если они улизнутъ отъ васъ, то столкнутся съ нами.
   Пето. А сколько ихъ?
   Гэдсхиль. Восемь или десять.
   Фальстафъ. Да этакъ, чтобъ они не ограбили насъ!
   Принцъ. Что за трусъ этотъ сэръ Джонъ, пузанъ!
   Фальстафъ. Ну, конечно, Галь, я не такъ сухощавъ, какъ твой дѣдъ Джонъ Гонтъ, да зато и не трусъ 31).
   Принцъ. Увидимъ на дѣлѣ.
   Пойнсъ. Послушай, Джакъ, твоя лошадь стоитъ за заборомъ. Ты найдешь ее тамъ, если понадобится. Прощай и стой за себя!
   Фальстафъ. Ну, вотъ теперь хоть повѣсь, рука не поднимается на него.
   Принцъ. Надъ,-- гдѣ наши платья?
   Пойнсъ. Недалеко. Спрячемся.

(Принцъ Генрихъ и Пойнсъ уходятъ).

   Фальстафъ. Ну, господа, счастливому и счастье! Теперь каждый за свое дѣло. (Входятъ проѣзжіе).
   1-й проѣзжій. Пойдемъ, сосѣдъ;-- мальчикъ сведетъ лошадей внизъ, а мы тѣмъ временемъ расправимъ ноги.
   Воры. Стой!
   Проѣзжіе. О, Господи, помилуй!
   Фальстафъ. Бей! Вали! Рѣжь бездѣльниковъ! А, поганыя гусеницы! Толстые уроды! Они не терпятъ насъ, молодежь! Вали ихъ! Обирай!
   1-й проѣзжій. О, мы разорены навсегда -- и мы и дѣти наши!
   Фальстафъ. На висѣлицу васъ, толстопузыхъ бездѣльниковъ! Вы разорены?! Ахъ, вы жирные уроды! Хорошо, если бъ всѣ ваши сундуки были съ вами. Ну, ну, свиныя туши, поворачивайтесь! Молодежь также хочетъ жить. Вѣдь вы верховные присяжные?-- Погодите, вотъ мы заставимъ васъ присягнуть!

(Грабятъ проѣзжихъ, связываютъ ихъ и гонятъ. Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

   Принцъ. Воры обобрали честныхъ людей, а мы оберемъ воровъ -- и скорѣе въ Лондонъ. Тутъ розсказней будетъ на недѣлю, смѣху на мѣсяцъ, и шутка навсегда останется недурна.
   Пойнсъ. Спрячься,-- я слышу -- они идутъ.

(Прячутся. Воры возвращаются).

   Фальстафъ. Ну, друзья, подѣлимся, и скорѣе на лошадей, чтобъ убраться до свѣту. А принцъ и Пойнсъ записные трусы! Это дѣло рѣшеное. Въ Пойнсѣ не больше храбрости, чѣмъ въ дикой уткѣ.
   Принцъ (бросаясь на нихъ). Ваши деньги!
   Пойнсъ. Негодяи!

(Фальстафъ съ товарищами послѣ нѣсколькихъ ударовъ убѣгаетъ, оставивъ добычу).

   Принцъ. Добыто безъ труда;-- скорѣе ѣдемъ!
             Мошенники разсѣяны и въ страхѣ
             Не смѣютъ вновь собраться, принимая
             Другъ друга за погоню. Я себѣ
             Могу представить, какъ потѣетъ Фальстафъ
             И на пути шпигуетъ потомъ землю.
             Я, право, пожалѣлъ его бъ, не будь онъ
             Лить такъ смѣшонъ 32).
             Пойнсъ. А какъ ревѣлъ бездѣльникъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Варкворзъ. Комната въ замкѣ.

(Входитъ Готспоръ, читая письмо 33).

   Готспоръ. "Что касается меня, милордъ, то вѣрьте, что мнѣ было бы очень пріятно присоединиться къ вамъ ради любви, которую я питаю къ вашему дому".-- Это ему пріятно! Почему жъ онъ не съ нами? Ради любви, которую онъ питаетъ къ нашему дому! Онъ показываетъ этимъ, что любитъ свои кладовыя еще больше. Посмотримъ, что дальше.-- "Предпріятіе ваше опасно".-- Еще бы! Да вѣдь и простудиться, и спать, и пить опасно. Но позвольте сказать вамъ, мой безтолковый лордъ, что среди этихъ опасностей мы отыщемъ и сорвемъ цвѣтокъ нашего спасенья.-- "Предпріятіе ваше опасно; ваши друзья невѣрны; самое время неудобно; весь же заговоръ слишкомъ легокъ, чтобъ перевѣсить такое сильное сопротивленіе".-- Послѣ этого онъ трусъ и лжетъ безбожно! Заговоръ поистинѣ отличный и ведется какъ нельзя лучше; друзья вѣрны и надежны. Чего жъ больше, когда предпріятіе и исполнители хороши! Что это за холодный бездѣльникъ! Самъ архіепископъ Іоркскій одобряетъ нашъ заговоръ и имъ руководитъ. Клянусь Богомъ, я готовъ разбить голову этому негодяю! Развѣ мой отецъ и дядя не на нашей сторонѣ? А Мортимеръ? а Глендоуеръ? а Дугласъ? А письма, въ которыхъ они обѣщаютъ соединиться со мною около девятаго числа будущаго мѣсяца? Нѣкоторые изъ нихъ ужъ выступили въ походъ. Что за невѣрующій мерзавецъ! Я увѣренъ, что онъ изъ трусости откроетъ королю всѣ наши замыслы. Я готовъ приколотить самого себя за то, что вздумалъ подвигнуть на такое благородное дѣло эту кринку со снятымъ молокомъ. Чортъ съ нимъ!-- пускай доноситъ королю. Мы готовы, и я отправлюсь нынѣшнею ночью.

(Входитъ лэди Перси).

   Готспоръ. Ну, Катя, я съ тобой сейчасъ разстанусь.
   Лэди Перси. О, милый мой, къ чему старанье это
             Быть вѣчно одному? За что была я
             Въ теченіе тяжелыхъ двухъ недѣль
             Удалена отъ ложа моего
             Безцѣннаго супруга? Чѣмъ, скажи мнѣ,
             Такъ смущены внезапно твой покой
             И радости? Какой окованъ думой
             Ты устремляешь часто въ землю взоръ?
             Зачѣмъ исчезъ въ лицѣ твоемъ румянецъ?
             Зачѣмъ мои счастливыя права
             Ты отдалъ мутноглазому раздумью
             И меланхоліи? Когда, бывало,
             Ты забывался легкимъ, чуткимъ сномъ --
             Я къ твоему садилась изголовью
             И слышала, какъ ты сквозь самый сонъ
             Вдругъ начиналъ въ жару несвязно бредить
             О битвахъ и войнѣ, кричалъ: "коня!"
             Иль говорилъ о вылазкахъ, подкопахъ,
             О пушкахъ, о плѣненныхъ, объ убитыхъ,
             О случаяхъ горячаго сраженья.
             Я видѣла, какъ на твоемъ лицѣ,
             Взволнованнымъ обманчивою грезой,
             Катился потъ, какъ пузыри ручья,
             Иль жемчуги; прерывисто и тяжко
             Дышала грудь, и все лицо мѣнялось,
             Какъ будто ты куда-нибудь спѣшилъ.
             Я вижу, что тебя томитъ забота,
             Но ты ее скрываешь отъ меня.
             О, не скрывай же, если только любишь
             Меня попрежнему!
   Готспоръ.                     Эй, кто кто-нибудь!

(Входитъ слуга).

             Отправился ль Вильямъ съ моимъ пакетомъ?
   Слуга. Отправился, милордъ, ужъ больше часу.
   Готспоръ. А что, шерифъ прислалъ мнѣ лошадей?
   Слуга. Прислалъ.
   Готспоръ.           Какую? чалую?
   Слуга.                                         Такъ точно.
   Готспоръ. Она мнѣ будетъ трономъ. Хорошо!
             Я тотчасъ ѣду въ путь. О, esperance 34)!
             Скажи, чтобъ Ботлеръ вывелъ лошадей.

(Слуга уходитъ).

   Лэди Перси. Послушай, милый другъ.
   Готспоръ.                               Ну, что милэди?
   Лэди Перси. Что такъ влечетъ тебя отсюда?
   Готспоръ.                                         Лошадь,
             Мой ангелъ, лошадь.
   Лэди Перси.                     Перестань же, Гарри!
             Ну, можно ль быть упрямѣе тебя?
             Но, право, я не въ шутку безпокоюсь
             О томъ, чѣмъ ты встревоженъ. Я хочу,--
             Ты слышишь ли?-- хочу объ этомъ знать!
             Пришло мнѣ въ мысль, не вздумалъ ли мой братъ
             Отыскивать корону и просилъ
             О помощи. Но если ты пойдешь...
   Готспоръ. Въ такую даль пѣшкомъ, то я устану.
   Лэди Перси. О, глупый попугай! Но перестань
             И отвѣчай мнѣ прямо на вопросъ.
             Не хочешь?-- Я тебѣ сломаю палецъ,
             Когда ты мнѣ не скажешь сущей правды.
   Готспоръ. Ну, полно, полно! Что ты говорила
             Сейчасъ мнѣ о любви? Да! въ самомъ дѣлѣ?
             Я не люблю тебя! Теперь не время
             Сражаться поцѣлуями. Должны
             Пустить мы въ ходъ разбитые носы
             И головы. Эй, подавайте лошадь!
             Ну!-- что ты хочешь мнѣ еще сказать?
   Лэди Перси. Такъ ты меня не любишь? Въ самомъ дѣлѣ?
             Такъ и не нужно! Я впередъ не стану
             Тебя любить сама! Но полно, полно!
             Вѣдь ты шутилъ? Скажи: шутилъ?-- не правда ль?
   Готспоръ. Пойдемъ; -- когда я сяду на коня,
             То, уѣзжая, поклянусь, чѣмъ хочешь,
             Что всей душой люблю тебя! Но, другъ мой,
             Ты не должна разспрашивать меня,
             Куда я ѣду и зачѣмъ.-- Коль скоро
             Я ѣду, значитъ -- долженъ ѣхать! Нынче
             Мы вечеромъ разстанемся. Прощай!
             Я знаю, ты умна, но не умнѣе
             Супруги Гарри Перси; постоянна --
             Но все же женщина; а молчаливы
             Вы одинаково. Я убѣжденъ,
             Что ты не скажешь то, чего не знаешь,--
             Настолько вѣрю я тебѣ.
   Лэди Перси.                     Не больше?
   Готспоръ. Ни на волосъ. Но, впрочемъ, знай, что скоро
             Отправишься за мною вслѣдъ и ты;
             Сегодня я, ты -- завтра. Отвѣчай же:
             Довольна ты?
   Лэди Перси. Должна быть поневолѣ. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Истчипъ. Комната въ тавернѣ "Кабанья Голова."

(Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

   Принцъ. Надъ, выйдемъ изъ этой грязной комнаты и посмѣемся вмѣстѣ.
   Пойнсъ. Гдѣ ты былъ, Галь?
   Принцъ. Въ компаніи трехъ или четырехъ болвановъ со столькими же бочками. Я коснулся самой низкой струны безпутства и побратался съ тремя трактирными мальчишками. Могу даже сказать тебѣ ихъ имена: Томъ, Дикъ, Френсисъ. Они поклялись своимъ спасеньемъ, что хотя я только принцъ Уэльскій, но уже король веселаго товарищества; что я не гордецъ, какъ Фальстафъ, но добрый малый, весельчакъ, коринѳянинъ 35), и что когда я буду королемъ, то могу смѣло положиться на всѣхъ добрыхъ ребятъ Истчипа. Напиться мертвецки -- называютъ они умирать румянымъ; а когда ты остано          вишься, чтобъ перевести духъ, они кричатъ: "живѣй! просимъ до дна!" Словомъ, я такъ просвѣтился въ какія-нибудь четверть часа, что могу пьянствовать и балагурить цѣлую жизнь съ любымъ мѣдникомъ на его собственномъ языкѣ. Ты много потерялъ, Нэдъ, что не былъ со мной. Но послушай, сладчайшій Нэдъ!-- да кстати: чтобъ сдѣлать тебя еще слаще, вотъ возьми этотъ пенсовый пряникъ,-- его мнѣ сунулъ одинъ изъ моихъ товарищей-мальчишекъ, не говорившій ничего болѣе по-англійски, какъ: "восемь шиллинговъ, шесть пенсовъ" и "просимъ покорно", съ рѣзкимъ прибавленіемъ: "сейчасъ, сейчасъ сэръ! Бутылку винограднаго въ комнату съ полумѣсяцемъ!" 36) и тому подобное. Послушай! Чтобъ провести какъ-нибудь время до прихода Фальстафа, спрячься въ одну изъ сосѣднихъ комнатъ. Я стану разспрашивать мальчика, зачѣмъ онъ сунулъ мнѣ въ руку пряникъ, и ты кричи безпрестанно: "Френсисъ!" Чтобъ онъ отвѣчалъ только: "сейчасъ, сейчасъ". Ступай же, а я покажу тебѣ образчикъ того, что было.
   Пойнсъ. Френсисъ!
   Принцъ. Прекрасно.
   Пойнсъ. Френсисъ! (Уходитъ Пойнсъ).

(Входитъ Френсисъ).

   Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!-- Ральфъ, посмотри, что надо въ Гранатовомъ яблокѣ 37)?
   Принцъ. Поди сюда, Френсисъ.
   Френсисъ. Милордъ!
   Принцъ. Сколько тебѣ лѣтъ осталось служить, Френсисъ?
   Френсисъ. Пять лѣтъ, милордъ; -- столько же, сколько...
   Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!
   Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!..
   Принцъ. Пять лѣтъ! дые кони,
             Почуявшіе волю. Всѣ спѣшатъ
             Наперерывъ по разнымъ направленьямъ,
             Какъ школьники, бѣгущіе на отдыхъ,
             Иль по домамъ.
   Вестморландъ. Хорошее извѣстье,
             Лордъ Гэстингсъ; за него я васъ беру
             Подъ стражу, какъ измѣнника престолу;
             А также васъ, Моубрей, и васъ, епископъ,
             Я обвиняю въ томъ же.
   Моубрей.                     О, какъ честно,
             Какъ славно это дѣло!
   Вестморландъ.                     Развѣ ваше
             Честнѣй и благороднѣе?
   Архіепископъ.                     И вы
             Рѣшитесь такъ нарушить ваше слово?
   Пр. Іоаннъ. Я не давалъ его: я обѣщался
             Исправить то, на что вы приносили
             Мнѣ жалобы, и христіанской клятвой
             Клянусь исполнить, что сказалъ;-- а вы,
             Измѣнники, готовьтесь искупить
             Достойной, должной карой вашъ проступокъ!
             Безумно вы возстали и безумно
             Позволили уйти своимъ войскамъ...
             Трубите сборъ, преслѣдуйте скорѣй
             Разсѣянную сволочь! Въ этотъ часъ
             Не мы, а Богъ сражался самъ за насъ.
             Пусть ихъ возьмутъ, покамѣстъ не прерветъ
             Измѣны духъ достойный эшафотъ 63)! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Другая часть лѣса.

(Стычки. Фальстафъ и Колевиль встрѣчаются).

   Фальстафъ. Стой! Говори, кто ты и откуда?
   Колевиль. Сэръ, я рыцарь Колевиль изъ ущелья 64).
   Фальстафъ. Твое имя Колевиль, званіе -- рыцарь, а мѣсто жительства -- ущелье. Твое имя останется при тебѣ, только званіе будетъ измѣнникъ, а мѣсто жительства -- тюрьма,-- мѣсто, также довольно тѣсное для того, чтобъ ты могъ попрежнему называться Колевилемъ изъ ущелья.
   Колевиль. Не вы ли сэръ Джонъ Фальстафъ?
   Фальстафъ. Кто бы я ни былъ, но во всякомъ случаѣ человѣкъ, который его стоитъ. Сдавайся, да проворнѣй! Не то, если ты заставишь меня еще потѣть, то, клянусь Богомъ, я вспотѣю слезами родныхъ, оплакивающихъ твою смерть. Трепещи же и проси пощады.
   Колевиль. Я полагаю, что вы сэръ Джонъ, и потому сдаюсь вамъ.
   Фальстафъ. Право, мое брюхо замѣняетъ цѣлую школу языковъ, вездѣ разглашающихъ мое имя. Будь оно немного меньше, я былъ бы проворнѣйшимъ малымъ въ Европѣ. Брюхо всему помѣхой. Но вотъ и нашъ предводитель!

(Трубятъ отбой. Входятъ принцъ Іоаннъ, Вестморландъ и другіе).

   Пр. Іоаннъ. Сраженье кончено. Велите войску
             Остановиться, добрый Вестморландъ.

(Вестморландъ уходитъ).

             Что это значитъ, Фальстафъ? Вы явились
             Теперь, когда все кончено? Клянусь
             Моей душой, подобныя продѣлки
             Васъ доведутъ когда-нибудь до петли.
   Фальстафъ. Очень можетъ быть, сэръ. Кому же неизвѣстно, что хула и попреки бываютъ всегда наградой истиннаго мужества? Неужели вы думаете, что я могу летать, какъ ласточка или ядро? Я мчался сюда со всевозможной поспѣшностью, загналъ сто восемьдесятъ лошадей, пріѣхалъ, высуня языкъ отъ усталости, и, несмотря на то, благодаря моей незапятнанной храбрости, успѣлъ взять въ плѣнъ сэра Джона Колевиля изъ ущелья, отчаяннѣйшаго изъ рыцарей. Да впрочемъ, что тутъ хвастать! Онъ сдался, едва меня увидѣлъ, такъ что я по всей справедливости могу сказать вмѣстѣ съ горбоносымъ римляниномъ: "пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ!"
   Пр. Іоаннъ. Ну, этимъ вы обязаны болѣе его трусости, чѣмъ вашей храбрости.
   Фальстафъ. Какъ бы то ни было, онъ взятъ и стоить передъ вами. Прошу васъ, милордъ, включить мой подвигъ въ число славныхъ дѣлъ этого дня,-- не то, клянусь честью, я велю написать балладу съ изображеніемъ въ заголовкѣ, какъ плѣнный Колевидь цѣлуетъ мои ноги. Тогда пусть больше не вѣрятъ слову дворянина, если ваша слава не потускнѣетъ передъ моей, какъ мѣдный грошъ передъ золотой монетой, и если я не затемню васъ, какъ полная луна затмеваетъ небесныя звѣзды, которыя въ сравненіи съ ней -- булавочныя головки. Вы должны воздать мнѣ должное, чтобъ доблести возвышались.
   Пр. Іоаннъ. Ваши слишкомъ тяжелы, чтобъ возвыситься.
   Фальстафъ. Такъ пусть онѣ сіяютъ.
   Пр. Іоаннъ. Онѣ слишкомъ толсты, чтобъ сіять.
   Фальстафъ. Ну, такъ пусть же, милордъ, онѣ хоть что-нибудь дѣлаютъ въ мою пользу,-- а тамъ думайте о нихъ, что хотите.
   Пр. Іоаннъ. Ты Колевиль?
   Колевиль.                     Да, Колевиль.
   Пр. Іоаннъ.                                         Ты самый
             Отъявленный изъ всѣхъ бунтовщиковъ.
   Фальстафъ. И самый отъявленный вѣрноподданный взялъ его.
   Колевиль. Мои вожди не хуже, сэръ,-- но если бъ
             Я былъ на мѣстѣ ихъ, то, признаюсь,
             Побѣда обошлась вамъ подороже.
   Фальстафъ. Ну, какъ дорого продали себя другіе -- я не знаю; но ты, какъ добрый малый, отдался мнѣ даромъ. Спасибо и за то. (Входитъ Вестморландъ).
   Пр. Іоаннъ. Окончена ли битва?
   Вестморландъ.                               Да, милордъ,--
             Войска остановились.
   Пр. Іоаннъ.                     Прикажите
             Отправить Колевиля и другихъ
             Немедля въ Іоркъ для казни, но смотрите,
             Чтобъ онъ не убѣжалъ.

(Нѣкоторые изъ свиты уходятъ съ Колевилемъ).

                                           Теперь, милорды,
             Намъ должно ѣхать ко двору: я слышалъ,
             Что мой отецъ опасно захворалъ.
             Отправьтесь, Вестморландъ, къ нему сейчасъ же
             Съ извѣстьемъ о побѣдѣ,-- эта новость,
             Быть-можетъ, оживитъ его. Мы сами
             Отправимся за вами тотчасъ вслѣдъ.
   Фальстафъ. Позвольте мнѣ, милордъ, итти черезъ Глостерширъ; а когда прибудете ко двору, то не забудьте замолвить словечко и обо мнѣ.
   Пр. Іоаннъ. Прощайте. Ваше счастье, что мой санъ
             Меня заставитъ отнестись объ васъ
             Гораздо лучше, чѣмъ вы заслужили.

(Уходитъ принцъ Іоаннъ).

   Фальстафъ. Желалъ бы я, чтобъ у тебя хватило настолько смысла. Это было бы куда лучше твоего герцогства. Я замѣчаю однако, что этотъ молокососъ меня не жалуетъ. Да, впрочемъ, врядъ ли найдется человѣкъ, который заставилъ бы его улыбнуться. Вѣдь онъ не пьетъ вина, а всѣ подобные скромники рѣшительно ни на что не годятся. Водянистые напитки и рыбная пища такъ охлаждаютъ въ нихъ кровь, что они впадаютъ въ какую-то мужскую дѣвичью немочь и, женившись, производятъ только дѣвчонокъ. Вообще они глупы и трусы, и если мы сами избѣгли подобной участи, то единственно благодаря употребленію горячихъ напитковъ. Хорошій хересъ производитъ два дѣйствія: во-первыхъ, бросается въ голову, очищаетъ мозгъ отъ скопившихся въ немъ черныхъ паровъ, дѣлаетъ его живымъ, изобрѣтательнымъ и полнымъ огня, такъ что все, что слетитъ въ это время съ языка, всегда бываетъ мѣткимъ словцомъ. Второе дѣйствіе хереса то, что онъ разогрѣваетъ кровь, которая иначе, осѣдая отъ холода, дѣлаетъ печень блѣдной, почти бѣлой; а въ этомъ именно и заключается главная причина трусости и слабодушія. Хересъ, напротивъ, приводя кровь въ движеніе, заставляетъ ее разливаться по самымъ дальнимъ оконечностямъ. Отъ него разгорается носъ и, точно сигнальный огонь, призываетъ къ оружію всѣ части маленькаго королевства, что зовутъ человѣкомъ, при чемъ сердце, какъ генералъ, около котораго собираются этого степенныя силы, раздувается и дѣлается способнымъ на какой угодно подвигъ. Поэтому ясно, что одинъ хересъ можетъ сдѣлать человѣка храбрымъ. Безъ него военное искусство -- вздоръ и похоже на сокровище, зарытое въ землѣ и оберегаемое дьяволомъ. Хересъ долженъ его отыскать и пустить въ ходъ. Если принцъ Генрихъ храбръ, то единственно благодаря хересу, которымъ онъ вспахалъ и удобрилъ, какъ безплодную землю, холодную кровь, унаслѣдованную имъ отъ отца. Словомъ, если бъ у меня была тысяча сыновей -- я прежде всѣхъ правилъ внушилъ бы имъ отвращеніе къ водѣ и полную преданность хересу. (Входитъ Бэрдольфъ).
   Фальстафъ. Ну, что, Бэрдольфъ?
   Бэрдольфъ. Войско распущено и разошлось.
   Фальстафъ. Съ Богомъ. Я поѣду черезъ Глостерширъ и по пути заверну къ мистеру Шяллоу. Я уже порядкомъ поразмялъ его между большимъ и указательнымъ пальцами я скоро буду имъ печатать 65). (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Вестминстеръ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ король Генрихъ, Кларенсъ, Гомфрей, Варвикъ, и другіе)

   Король. Да, доблестные лорды! Только бъ небо
             Послало намъ желаемый конецъ
             Кровавыхъ распрей, обагрившихъ злобно
             Поля родной отчизны,-- мы пойдемъ
             Въ Святую Землю, обнаживъ за вѣру
             Священные мечи! Суда и войско
             Готовы въ путь; намѣстники на время
             Отлучки нашей въ дальніе предѣлы
             Назначены, и лишь моя болѣзнь
             Препятствуетъ начать давно готовый,
             Желаемый походъ. Мы, впрочемъ, также
             Намѣрены дождаться, чтобъ смирились
             Еще непокоренные доселѣ
             Бунтовщики.
   Варвикъ.           Мы твердо уповаемъ
             Что вашему величеству не долго
             Придется ждать.
   Король.                     Гомфрей, гдѣ братъ твой Генрихъ?
   Гомфрей. Онъ, кажется, уѣхалъ на охоту
             Въ Виндзоръ, мой повелитель.
   Король.                               Съ кѣмъ?
   Гомфрей.                               Не знаю.
   Король. Съ нимъ братъ твой Кларенсъ?
   Гомфрей. Нѣтъ, мой повелитель,--
             Онъ здѣсь.
   Кларенсъ. Что вамъ угодно приказать,
             Мой повелитель?
   Король.                     Я хочу подать
             Тебѣ совѣтъ, мой сынъ. Скажи, зачѣмъ
             Ты убѣгаешь брата? Онъ, я знаю,
             Расположенъ особенно къ тебѣ,
             А ты его чуждаешься. Онъ любитъ
             Тебя сильнѣй, чѣмъ братьевъ,-- ты обязанъ
             Поэтому стараться поддержать
             Его любовь. Когда меня не станетъ,
             Ты долженъ быть посредникомъ межъ нимъ
             И братьями. Имѣй въ виду все это,
             Мое дитя! Не притупляй нарочно
             Его привязанность; страшись лишиться
             Небрежностью его расположенья.
             Онъ милостивъ и добръ; въ немъ есть, я знаю,
             И слезы состраданья и рука,
             Отверзтая, какъ день, для милосердья;
             Но онъ суровъ, какъ камень, и неровенъ,
             Какъ бурный вихрь въ минуты раздраженья,--
             Поэтому съ нимъ должно обращаться
             Умѣючи. Когда онъ тихъ и ласковъ-
             Брани его ошибки, но съ почтеньемъ;
             Когда же онъ взволнованъ -- дай улечься
             Его страстямъ;-- пускай онѣ, какъ рыба,
             Попавшая на берегъ, утомятся
             Отъ собственныхъ движеній. Помни, Томасъ,
             Что я сказалъ -- и ты заслужишь имя
             Защитника друзей, связавши братьевъ,
             Какъ обручемъ, который никогда
             Не разорвется, какъ бы ни былъ силенъ
             Ядъ клеветы, который будутъ лить
             Доносчики въ сосуды вашей крови.
   Кларенсъ. Я обѣщаюсь вамъ, мой повелитель,
             Исполнить все.
   Король.                     Зачѣмъ же ты не съ нимъ
             Теперь въ Виндзорѣ?
   Кларенсъ.           Онъ не тамъ, милордъ --
             Онъ въ Лондонѣ.
   Король.                     Кто съ нимъ? Ты знаешь?
   Кларенсъ. Обычные товарищи и Пойнсъ.
   Король. Такъ! Чѣмъ богаче почва, тѣмъ способнѣй
             Она возрастить негодную траву;
             А онъ, мое прекрасное подобье,
             Усѣянъ ею весь! Какъ тяжело,
             Какъ больно умирать, когда предвидишь,
             Что наше горе насъ переживаетъ!
             Меня терзаетъ мысль: какіе дни,
             Какіе безпорядки ожидаютъ
             Отечество, когда я буду спать
             Съ моими предками? Его распутство,
             Лишенное узды, не будетъ знать
             Себѣ предѣловъ, слѣпо повинуясь
             Единственно влеченію страстей,
             И онъ на ихъ крылахъ помчится быстро
             Къ своей погибели.
   Варвикъ.           Мой повелитель,
             Вы судите о немъ несправедливо:
             Повѣрьте мнѣ, что принцъ лишь изучаетъ
             Своихъ друзей, какъ чуждый намъ языкъ,
             Въ которомъ должно знать необходимо
             И самыя негодныя слова
             Хоть для того, чтобъ имъ остерегаться.
             Придетъ пора, когда онъ самъ покинетъ
             Своихъ товарищей, какъ покидаютъ
             Негодныя слова, и только память
             О нихъ ему послужитъ какъ бы мѣркой
             Для лучшаго сужденья о другихъ.
   Король. Нѣтъ, Варвикъ!-- пчелы рѣдко покидаютъ
             И самыя негодныя мѣста,
             Куда онѣ носить привыкли соты.
             Но кто идетъ? Графъ Вестморландъ!

(Входитъ Вестморландъ).

   Вестморландъ.                               Привѣтъ
             Мой королю! Да даруетъ Господь
             Ему еще счастливѣйшихъ извѣстій,
             Чѣмъ тѣ, съ какими присланъ я. Вашъ сынъ,
             Принцъ Іоаннъ, цѣлуя вашу руку,
             Доноситъ вамъ, что дерзкіе враги --
             Моубрей, епископъ Скрупъ и злобный Гэстингсъ
             Усмирены и преданы достойно
             Законной карѣ; бунтъ обезоруженъ,
             И кроткій миръ повсюду водружаетъ
             Свою оливу. Все, что я сказалъ,
             Изложено въ подробномъ донесеньи.
   Король. О, Вестморландъ! Твой голосъ -- голосъ птички,
             Принесшей вѣсть въ концѣ зимы о скоромъ
             Возвратѣ вешнихъ дней! Но вотъ еще
             Гонецъ. (Входитъ Гаркуртъ).
   Гаркуртъ. Да сохранитъ монарха небо
             Отъ всѣхъ враговъ и да низложитъ ихъ,
             Какъ низложило Бэрдольфа и графа
             Нортумберланда! Войско ихъ разбито
             Шерифомъ Іоркскимъ. Въ этомъ донесеньи
             Изложены подробныя извѣстья.
   Король. Но что со мной?.. Я чувствую, что силы
             Мои слабѣютъ... Неужели счастье
             Всегда приходитъ съ горемъ пополамъ
             И пишетъ недостойными словами
             Прекраснѣйшія вѣсти? Такъ бѣднякъ,
             Голодный, но здоровый, не имѣетъ,
             Чѣмъ утолить свой голодъ; такъ богатый,
             Разслабленный болѣзнями, не можетъ
             Воспользоваться даромъ наслажденья!
             Такія новости должны бы были
             Меня обрадовать, но взоръ мой меркнетъ,
             Дыханіе слабѣетъ... Помогите!
             Мнѣ дурно, очень дурно!.. (Лишается чувствъ).
   Гомфрей.                     Успокойтесь,
             Прошу васъ!
   Кларенсъ.           О, мой царственный отецъ!
   Вестморландъ. Оберите ваши силы, государь,
             И ободритесь!..
   Варвикъ.           Успокойтесь, принцы:
             Его величество подверженъ часто
             Такимъ припадкамъ. Освѣжите воздухъ --
             Онъ самъ придетъ въ себя.
   Кларенсъ.                     О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
             Ему не вынесть: вѣчныя заботы
             Не пощадили бренной оболочки,
             И жизнь готова вырваться наружу.
   Гомфрей. Мнѣ страшно, брать! Въ народѣ ходятъ слухи
             О непонятныхъ знаменьяхъ небесъ,
             Предвѣстникахъ несчастій: все сулитъ намъ
             Бѣды и горе, даже время года
             Какъ будто измѣнило свой обычный,
             Природный ходъ.
   Кларенсъ.           Да, да!.. Я слышалъ также,
             Что воды Темзы трижды поднимались
             Безъ перерыва 66). Старики твердятъ,
             Что то же непонятное явленье
             Случилось и предъ смертью Эдуарда.
   Варвикъ. Тс!.. Тише, принцы,-- онъ очнулся.
   Гомфрей.                                         Этотъ
             Ударъ его убьетъ.
   Король.                     Перенесите
             Меня въ постель, туда... но тише, тише,
             Прошу васъ, тише...

(Его переносятъ въ глубину комнаты и кладутъ въ постель).

                                 Такъ... благодарю,
             Мои друзья. О, какъ желалъ бы я
             Теперь заснуть подъ сладостные звуки
             Спокойной музыки!
   Варвикъ.                     Пусть музыканты
             Придутъ въ ту комнату.
   Король.                               Гдѣ мой вѣнецъ?
             Велите положить его сюда
             У изголовья 67).
   Кларенсъ (тихо). Какъ его глаза
             Померкли вдругъ! Какъ весь онъ измѣнился!
   Варвикъ. Тс!.. Тише. (Входитъ принцъ Генрихъ).
   Пр. Генрихъ. Здѣсь ли герцогъ Кларенсъ?
   Кларенсъ.                                         Здѣсь,
             Мой добрый братъ, и полонъ горькой грусти!
   Пр. Генрихъ. Что значитъ это?-- слезы! Что король?
   Гомфрей. О, очень плохъ.
   Пр. Генрихъ.                     Сказали ли-ему
             О радостныхъ извѣстьяхъ?
   Гомфрей.                     Да,-- они-то
             И причинили это разслабленье.
   Пр. Генрихъ. Ну, если такъ -- то нечего бояться:
             Болѣзнь пройдетъ.
   Варвикъ.                     Тс!.. говорите тише,
             Любезный лордъ: онъ, кажется, готовъ
             Забыться сномъ.
   Кларенсъ.           Уйдемте всѣ отсюда.
   Варвикъ. Пойдемте, добрый лордъ.
   Пр. Генрихъ.                               Нѣтъ, я останусь
             И буду съ королемъ. (Всѣ уходятъ, кромѣ принца Генриха).
                                 Но для чего
             Положена сюда у изголовья
             Его корона -- тяжкая подруга
             На ложѣ сна? О, золотое бремя!
             Какъ часто ты распахиваешь дверь
             Въ часы покоя тягостнымъ заботамъ!
             Онъ спитъ съ тобой; но этотъ сонъ далеко
             Не такъ глубокъ, какъ сонъ простолюдина
             Подъ колпакомъ изъ грубаго холста!
             Высокій санъ подобенъ крѣпкимъ латамъ:--
             Служа для насъ охраной на войнѣ,
             Онѣ томятъ невыносимымъ зноемъ
             Насъ въ жаркій день -- таковъ и высшій санъ!

(Вглядываясь въ короля).

       ;      Но что это!.. близъ устъ его открытыхъ
             Остановился чуть замѣтный пухъ...
             Онъ долженъ былъ бы взвиться отъ дыханья,
             Но онъ не движется... О, мой родитель!
             Поистинѣ твой сонъ глубокъ и крѣпокъ!
             Я узнаю его!.. Онъ тотъ же самый
             Тяжелый сонъ, который разлучилъ
             Столь многихъ государей съ ихъ вѣнцами!..
             Отецъ, ты заслужилъ мои рыданья --
             И ихъ воздастъ сыновній долгъ и нѣжность
             Тебѣ вполнѣ, безцѣнный мой отецъ!
             Но въ то же время я беру по праву
             И твой вѣнецъ! Онъ мой! Его даруетъ
             Мнѣ кровь моя! (Надѣваетъ корону).
                                 Пускай теперь возстанутъ,
             Какъ грозная, гигантская рука,
             Всѣ силы міра -- имъ не разлучить
             Меня съ моей наслѣдственной короной!
             И я ее, пріявъ, оставлю также
             Наслѣднику, какъ ты оставилъ мнѣ!

(Уходитъ принцъ Генрихъ).

   Король (просыпаясь). Эй, Варвикъ, Глостеръ, Кларенсъ!

(Входятъ Варвикъ и другіе).

   Варвикъ.                                                   Что угодно,
             Мой повелитель?
   Кларенсъ.           Каково себя
             Вы чувствуете, государь?
   Король.                               Зачѣмъ вы
             Оставили меня, милорды?
   Кларенсъ.                     Съ вами
             Остался принцъ Уэльскій, онъ сказалъ,
             Что хочетъ быть при васъ.
   Король.                               Принцъ Генрихъ? Гдѣ онъ?
             Пусть онъ приблизится. Его здѣсь нѣтъ.
   Варвикъ. Онъ вышелъ въ эту дверь.
   Гомфрей.                               Мы не видали,
             Какъ онъ прошелъ.
   Король.                     Но гдѣ моя корона?
             Кто взялъ ее съ подушки?
   Варвикъ.                     Государь,
             Она осталась здѣсь, когда мы вышли.
   Король. Ее взялъ принцъ. Подите, позовите
             Его ко мнѣ. Ужель онъ ожидаетъ
             Моей кончины такъ нетерпѣливо,
             Что принялъ сонъ за смерть? Поди, Варвикъ,
             Верни его назадъ. (Варвикъ уходитъ).
                                 Его поступокъ,
             Соединясь съ болѣзнью, ускоряетъ
             Тѣмъ легче мой конецъ. О, дѣти, дѣти,
             Вотъ ваша благодарность! Вотъ какъ голосъ
             Природы умолкаетъ въ вашемъ сердцѣ
             Предъ блескомъ золота! Вотъ для чего
             Безумные отцы, губя здоровье,
             Проводятъ ночи въ тягостныхъ трудахъ,
             Сбираютъ горы золота, пекутся
             Безъ устали о вашемъ воспитаньи!--
             Сбирая медъ, какъ пчелы, мы имѣемъ
             И участь пчелъ: насъ убиваютъ тѣ,
             Кто пользуются нашими жъ трудами!
             И этотъ горькій опытъ -- вся награда
             У двери гроба бѣдному отцу! (Варвикъ возвращается).
             Но гдѣ жъ нетерпѣливецъ, не хотѣвшій
             Дождаться времени, пока болѣзнь,
             Его подруга, мнѣ сама захочетъ
             Послать конецъ?
   Варвикъ.           Милордъ,-- я встрѣтилъ принца
             Въ той комнатѣ въ такой глубокой грусти,
             Въ такихъ слезахъ, что, глядя на него,
             И самое злодѣйство, устыдясь,
             Омыло бъ ножъ горячими слезами.
             Король. Но для чего же онъ унесъ корону?

(Входитъ принцъ Генрихъ).

   Король. А!.. вотъ и онъ. Приблизься, Гарри. Лорды,
             Оставьте насъ.

(Всѣ, кромѣ принца Генриха, уходятъ).

   Пр. Генрихъ. Я ужъ не думалъ снова
             Увидѣть васъ.
   Король.                     Твое желанье, Гарри,
             Родило эту мысль! Я слишкомъ долго
             Замѣшкался, не правда ль? Я тебѣ
             Успѣлъ наскучить? Ты хотѣлъ облечься
             Въ мой санъ до времени! О, глупый мальчикъ!
             Величіе, котораго ты жаждешь,
             Тебя жъ раздавитъ. Впрочемъ, не печалься,--
             Твое желанье скоро совершится:
             Мой часъ насталъ, и ты бы могъ достигнуть
             Чрезъ нѣсколько минутъ безъ преступленья
             Украденной тобой теперь короны!
             Ты закрѣпилъ мои предположенья
             Теперь своей печатью:-- я всегда
             Подозрѣвалъ, что ты меня не любишь,
             Но убѣдился въ этомъ только нынче,
             Передъ кончиною. Твои всѣ мысли,
             Какъ тысячи кинжаловъ, наточенныхъ
             На каменной душѣ, устремлены
             На то, чтобы пресѣчь мои минуты!
             Ты не хотѣлъ дождаться получаса,--
             Быть-можетъ, даже меньше! Что жъ! Иди!
             Копай скорѣе самъ мою могилу-
             И пусть веселый звонъ разноситъ вѣсть
             Не о моемъ концѣ, а о твоемъ
             Счастливомъ воцареньи! Пусть всѣ слезы,
             Которыя прольются на мою
             Гробницу, замѣнятъ святое мѵро
             Для твоего чела! Спѣши смѣшать
             Меня съ забытымъ прахомъ и отдай
             Червямъ въ добычу то, что даровало,
             Тебѣ и жизнь и счастье! Уничтожь
             Все, что я сдѣлалъ; прогони моихъ
             Совѣтниковъ!... Что нужды до порядка,
             Когда на тронъ вступаетъ Генрихъ пятый?
             Что царственность!.. Теперь должны поднять
             Свою главу пороки и распутство!
             Теперь сюда стекутся отовсюду
             Развратники и подлые льстецы:--
             Они найдутъ опору! Если есть
             Въ сосѣднихъ государствахъ негодяи,
             Способные безчинствовать и грабить
             И день и ночь -- они уже не будутъ
             Отнынѣ разорять свою отчизну:
             Всѣ явятся сюда! Всѣ здѣсь найдутъ
             Себѣ привѣть:-- имъ Англія даруетъ
             И почести и мѣсто 68). Генрихъ пятый
             Даетъ свободу буйному безчинству...
             Оно, какъ дикій звѣрь, начнетъ терзать
             Безпомощную слабость! О, мое
             Несчастное, больное королевство!
             Что ждетъ тебя среди междоусобій?..
             Когда и я, при всѣхъ, моихъ заботахъ,
             Не могъ спасти тебя отъ безпорядковъ,--
             Что жъ будетъ, если самый безпорядокъ
             Становится теперь твоимъ царемъ?
             Ты сдѣлаешься вновь страной волковъ
             И дикою пустыней!
   Пр. Генрихъ (преклоняя колѣни). О, простите
             Меня, мой повелитель! Только слезы
             Мѣшали мнѣ прервать такой обидный
             И нѣжный выговоръ, чтобъ не дозволить
             Излиться вашей скорби до конца!
             Вотъ вашъ вѣнецъ, и Тотъ, Кто носитъ вѣчный,
             Пусть долго сохранитъ его за вами!
             Онъ дорогъ мнѣ лишь только потому,
             Что въ немъ я видѣлъ вашу честь и ваше
             Величіе! Когда я лгу, то пусть
             Останусь вѣчно въ этомъ положеньи,
             Склонивъ мои колѣни, что я сдѣлалъ
             Изъ искренняго, чистаго смиренья!..
             Свидѣтель Богъ, какъ горько я заплакалъ,
             Когда, войдя сюда, увидѣлъ васъ
             Безъ чувствъ и безъ дыханья! Если я
             Теперь притворствую -- то пусть останусь,
             Какъ былъ, не доказавъ дальнѣйшей жизнью,
             Какъ твердо я рѣшился отказаться
             Отъ прежнихъ заблужденій! Видя васъ
             Простертымъ безъ движенья, я подумалъ,
             Что вы ужъ умерли. Сраженный этимъ,
             Я обратился къ вашему вѣнцу
             Съ такимъ живымъ упрекомъ: "ты,-- сказалъ я,--
             Лишилъ меня отца! Труды и горе,
             Съ тобою сопряженные, убили
             Его до времени! Что жъ пользы въ томъ,
             Что твой металлъ цѣннѣе, чѣмъ другіе?
             Другое золото, бѣднѣй и хуже,
             Врачуетъ насъ въ цѣлительныхъ лѣкарствахъ 69),
             А ты, изъ всѣхъ чистѣйшее, убило
             Носившаго тебя!" Такъ укоряя
             Корону, я надѣлъ ее по праву
             Наслѣдника, чтобъ съ ней вступить въ борьбу,
             Какъ со врагомъ, который умертвилъ
             Въ моихъ глазахъ отца! Но я клянусь вамъ,
             Что въ этотъ мигъ она не заразила
             Моей души ни каплею желанья
             Иль гордости! Что ни единый помыслъ
             Ее не встрѣтилъ ласкою привѣта;--
             Иначе пусть Господь ее навѣки
             Отниметъ у меня, и пусть я буду
             Презрѣннѣйшимъ изъ подданныхъ, который
             Когда-либо склонялся передъ нею!
             Король. О, сынъ мой!.. Само небо научило
             Тебя унесть корону, чтобъ усилить
             Еще мою любовь такимъ прекраснымъ
             И умнымъ оправданьемъ! Подойди
             Теперь ко мнѣ и выслушай мои,
             Какъ думаю, послѣдніе совѣты.
             Богъ вѣдаетъ, мой сынъ, какимъ путемъ
             Достигнулъ я вѣнца, и самъ я знаю,
             Какъ зыбко, какъ невѣрно онъ держался
             На головѣ моей. Къ тебѣ теперь
             Онъ переходитъ тверже и законнѣй.
             Весь черный путь, которымъ онъ достигнутъ,
             Сойдетъ со мной въ могилу. Онъ на мнѣ
             Казался почестью, неправо взятой.
             Я видѣлъ постоянно предъ глазами
             Людей, которыхъ помощью успѣлъ
             Его достигнуть:-- это порождало
             Раздоры и крамолы въ государствѣ,
             Которыя я долженъ былъ смирять
             Нерѣдко самъ съ опасностью для жизни.
             Вся жизнь моя была печальной драмой
              Такого содержанья; но теперь
             Моя кончина все перемѣняетъ:
             Похищенное мною переходитъ
             Къ тебѣ путемъ законнымъ, по наслѣдству.
             Не довѣряй однако слишкомъ много
             Такому положенью дѣлъ. Обиды
             Еще свѣжи. Мои друзья, которыхъ
             Ты долженъ привязать къ себѣ, лишились
             Своихъ зубовъ и жалъ еще недавно.
             Взнесенный ими, я всегда былъ долженъ
             Бояться, чтобъ они не захотѣли
             Меня низвергнуть вновь,-- и потому,
             Сразивъ однихъ, я думалъ съ остальными
             Итти въ Святую Землю, чтобы праздность
             Не побудила ихъ взглянуть поглубже
             Въ мои права. Поставь себѣ, мой сынъ,
             За правило: стараться занимать
             Умы войной, чтобъ тѣмъ скорѣй и легче
             Изглаживалась память прошлыхъ дней.
             Но надо кончить!.. Голосъ мой слабѣетъ,
             И я не въ силахъ высказать всего,
             Что думаю. О, Боже, отпусти
             Мнѣ грѣхъ, которымъ я достигъ короны,
             И утверди ее за нимъ въ покоѣ!..
   Пр. Генрихъ. Мой повелитель, вы ее носили --
             И мнѣ должны по праву передать!
             Она моя, и нѣтъ такихъ усилій,
             Которыя могли бъ ее отнять!

(Входятъ принцъ Іоаннъ Ланкастерскій, Варвикъ и свита).

   Король. Смотри, смотри, вотъ братъ твой Іоаннъ!
   Пр. Іоаннъ. Здоровье, миръ и счастье, мой родитель!
   Король. Ты точно мнѣ приносишь миръ и счастье,
             Мой добрый Іоаннъ, но не здоровье!
             Оно, увы, навѣки отлетѣло,
             Какъ молодость, отъ этого больного,
             Изсохнувшаго пня! Я радъ, что вижу
             Еще тебя предъ смертью. Съ этимъ взглядомъ
             Кончаются мои земныя мысли.
             Пошлите мнѣ Варвика.
   Пр. Генрихъ.                     Лордъ Варвикъ.
             Король. Какъ называютъ комнату, въ которой
             Я въ первый разъ лишился чувствъ?
   Варвикъ.                               Ее
             Зовутъ Іерусалимомъ, государь.
   Король. Хвала Творцу!.. тамъ встрѣчу я кончину!
             Мнѣ предсказали, помнится, давно,
             Что будто я умру въ Іерусалимѣ 70).
             Я думалъ все, что это въ Палестинѣ,
             Но вышло иначе. Перенесите
             Меня туда и положите тамъ,
             Чтобъ Генрихъ встрѣтилъ смерть въ Іерусалимѣ.

(Короля уносятъ).

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Глостерширъ. Комната въ домѣ Шяллоу.

(Входятъ Шяллоу, Фальстафъ, Бэрдольфъ и пажъ).

   Шяллоу. Нѣтъ, нѣтъ, клянусь пѣтухомъ и сорокой 71), вы не уѣдете ночью. Эй, Дэви!
   Фальстафъ. Ей-Богу, не могу, мистеръ Шяллоу;-- извините меня.
   Шяллоу. Не извиняю, не извиняю! Извиненья не принимаются! Нѣтъ вамъ извиненій. Эй, Дэви, гдѣ ты запропастился?

(Входитъ Дэви).

   Дэви. Здѣсь, сэръ.
   Шяллоу. А, ты здѣсь, Дэви;-- хорошо, постой! Что, бишь, я хотѣлъ сказать? Да, да,-- позови Вильяма-повара. Нѣтъ, сэръ Джонъ, нѣтъ! Не извиняю.
   Дэви. Слушаю, сэръ;-- только вашихъ давешнихъ приказаній насчетъ вызова къ суду, ей-Богу, нельзя исполнить. Да вотъ еще: чѣмъ мы засѣемъ мысъ? Пшеницей, что ли?
   Шяллоу. Да, Дэви, да,-- красной пшеницей. Что же касается до повара, такъ нѣтъ ли у насъ молодыхъ голубей?
   Дэви. Есть, сэръ. Вотъ еще счетъ кузнеца за ковку лошадей и сохи.
   Шяллоу. Провѣрь и заплати. (Фальстафу). Нѣтъ, сэръ Джонъ, не извиняю.
   Дэви. Еще, сэръ, надо купить обручъ къ бадьѣ; да намедни Вильямъ потерялъ мѣшокъ на Генкдейскомъ базарѣ. Прикажете вычесть изъ жалованья?
   Шяллоу. Непремѣнно.-- Такъ парочку голубковъ, Дэви, парочку цыплятокъ, ножку баранинки, да еще что-нибудь хорошенькое. Скажи Вильяму, чтобъ онъ занялся этимъ!
   Дэви (указывая на Фальстафа). Такъ, стало-быть, этотъ господинъ ночуетъ у насъ?
   Шяллоу. Да, Дэви, да,-- и я хочу угостить его хорошенько. Чтобъ пріобрѣсть друга при дворѣ, можно тряхнуть кошелькомъ 72). Да угости хорошенько и его прислугу, а то эти мерзавцы такъ очернятъ, что стыдно будетъ потомъ и въ люди показаться.
   Дэви. Ну, чернѣй себя не сдѣлаютъ: посмотрѣли бы, какое на нихъ грязное бѣлье!
   Шяллоу. Хорошо сказано, Дэви. Однако пора и за дѣло.
   Дэви. Да вотъ еще, сэръ: я хочу просить васъ поддержать Вильяма Визора изъ Винкота въ тяжбѣ противъ Климента Деркса съ горы.
   Шяллоу. Э, Дэви,-- этого нельзя! Противъ Визора много доказательствъ. Къ тому же онъ, какъ мнѣ кажется, отъявленный мошенникъ.
   Дэви. Да вѣдь я потому васъ за него и прошу, что онъ мошенникъ. Будь онъ правъ, тогда не изъ чего было бы хлопотать: дѣло само рѣшилось бы въ его пользу. Я вамъ служилъ вѣрой-правдой восемь лѣтъ, такъ, надѣюсь, могу разъ или два заступиться за мошенника. А Визоръ мнѣ пріятель,-- такъ ужъ сдѣлайте божескую милость -- рѣшите дѣло въ его пользу.
   Шяллоу. Ну, хорошо,-- уладимъ. (Дэви уходитъ). Гдѣ же вы, сэръ Джонъ?-- Снимайте сапоги. Вашу руку, мистеръ Бэрдольфъ
   Бэрдольфъ. Желаю здравія вашей милости.
   Шяллоу. Благодарствуйте, благодарствуйте. (Пажу). Ну, а ты, великанъ, каково поживаешь? (Фальстафу) Идемте же, сэръ Джонъ (Уходитъ Шяллоу).
   Фальстафъ. Иду, мистеръ Шяллоу, иду. Бэрдольфъ, присмотри за лошадями. (Бэрдольфъ и пажъ уходятъ). Если бъ меня распилили на части, то вышло бы дюжины четыре такихъ бородатыхъ отшельническихъ посоховъ, какъ мистеръ Шяллоу. Что за удивительная связь его ума съ умами его челяди! Глядя на нихъ, кажется, видишь цѣлую толпу такихъ же глупыхъ мировыхъ судей, а самъ онъ удивительно похожъ на холуя въ судейскомъ платьѣ. Они такъ слились умами, что всѣ вмѣстѣ похожи на одно стадо дикихъ гусей. Имѣй я нужду въ мистерѣ Шяллоу, я сталъ бы льстить его прислугѣ, увѣряя, что они удивительно походятъ на своего господина; а нуждайся въ нихъ -- сказалъ бы Шяллоу, что никто лучше его не управляетъ своими людьми. Съ ними надо держать себя осторожнѣй, а то вѣдь глупость такъ же заразительна, какъ и благоразуміе. Принцъ Генрихъ надорветъ животъ отъ смѣха, когда я примусь ему разсказывать про мистера Шяллоу. А разсказовъ у меня хватитъ лѣтъ на шесть, что равняется четыремъ судебнымъ срокамъ или двумъ долговымъ искамъ. Вѣдь хорошая ложь, приправленная легкой клятвой, и шутка, серьезно сказанная, удивительно дѣйствуютъ на этихъ молокососовъ, у которыхъ еще не болѣла поясница. Вы увидите, что онъ будетъ смѣяться, пока лицо его не сморщится, какъ промокшій плащъ.
   Шяллоу (за сценой). Сэръ Джонъ!
   Фальстафъ. Иду, мистеръ Шяллоу, иду. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Вестминстеръ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ Варвикъ и верховный судья).

   Варвикъ. А, лордъ-судья!
   Судья.                               Скажите мнѣ, прошу васъ,
             Каковъ король?
   Варвикъ.           Почилъ отъ всѣхъ трудовъ.
   Судья. Возможно ль,-- умеръ?..
   Варвикъ.                               Отдалъ дань природѣ;
             Для насъ не существуетъ.
   Судья.                               О, зачѣмъ
             И я не умеръ съ нимъ! Теперь мои
             Усердіе и служба навлекутъ
             Навѣрно на меня одни гоненья.
   Варвикъ. Да, добрый лордъ,-- какъ кажется, нашъ юный
             Король не любитъ васъ.
   Судья.                               Я это знаю,
             Лордъ Варвикъ, и заранѣе готовлюсь
             На все, что можно ждать. Надѣюсь, впрочемъ,
             Что худшаго, чѣмъ я предполагаю
             Въ моемъ воображеньи, не случится.

(Входятъ принцы Іоаннъ, Гомфрей, Кларенсъ, лордъ Вестморлэндъ и другіе).

   Варвикъ. О, поглядите,-- вотъ идетъ сюда
             Убитое печалью поколѣнье
             Умершаго. О, если бъ только Генрихъ
             Оставшійся похожъ былъ хоть немного
             На худшаго изъ этихъ принцевъ! Сколько бъ
             Сановниковъ осталось на мѣстахъ,
             Тогда какъ ныньче имъ придется ползать
             Предъ недостойными.
   Судья.                     Увы, боюсь я,
             Что все пойдетъ вверхъ дномъ.
   Пр. Іоаннъ.                     Ну, что, мой добрый
             И вѣрный Варвикъ?
   Гомфрей и Кларенсъ. Здравствуйте, милордъ!
   Пр. Іоаннъ. Мы бродимъ точно люди, у которыхъ
             Утратилась способность говорить.
   Варвикъ. Нѣтъ, добрый лордъ,-- мы только не хотимъ
             Возобновлять печальнаго предмета
             Для разговора.
   Пр. Іоаннъ.           Миръ костямъ того,
             Чья смерть насъ такъ печалитъ!
   Судья.                                         Миръ и намъ,
             Достойный лордъ: -- какъ знать, что ожидаетъ
             Насъ впереди.
   Гомфрей.           Да, добрый лордъ,-- я вѣрю,
             Что ваша горесть искренна:-- вы точно
             Лишились друга.
   Пр. Іоаннъ.           Да,-- хотя никто
             Не можетъ знать грядущаго, но вы
             Имѣете причины опасаться
             Послѣдствій больше всѣхъ, и я желаю
             Отъ всей души, чтобъ страхъ вашъ былъ напрасенъ.
   Кларенсъ. Вамъ надо угождать теперь Фальстафу,
             А это все равно для васъ, что плыть
             Противъ теченія.
   Судья.                     Благодарю
             Васъ, добрые милорды! Я всегда
             Держалъ себя, какъ требовала совѣсть,
             И не хочу выпрашивать насильно
             Позорной милости. Когда невинность
             И правда не помогутъ, я отправлюсь
             Во слѣдъ за королемъ, моимъ монархомъ,
             И разскажу, какъ было все.
   Варвикъ.                     Король!

(Входитъ король Генрихъ V).

   Судья. Да ниспошлетъ Господь вамъ милость, ваше
             Величество, и да даруетъ миръ
             И счастье.
   Король.           Эта пышная одежда,
             Которую назвали вы сейчасъ
             Величествомъ, совсѣмъ не такъ покойна,
             Какъ кажется.-- Что это значитъ, братья?
             У васъ въ глазахъ примѣшано къ печали
             Какое-то сомнѣнье. Перестаньте!
             Мы здѣсь не въ Турціи: не Амуратъ
             Наслѣдуетъ на тронѣ Амурату 76),
             А Генрихъ Генриху. Но, впрочемъ, плачьте,
             Возлюбленные братья! Ваша горесть
             Такъ искренна, такъ царственно-прекрасна,
             Что я готовъ облечься ею самъ!
             Она намъ общая! Не предавайтесь
             Однако ей безъ мѣры: я клянусь,
             Что буду вамъ отцомъ и братомъ вмѣстѣ.
             Я принимаю на себя заботы
             О вашемъ счастьѣ и прошу зато
             Одной любви; -- поэтому, рыдая
             О томъ, кто умеръ, помните, что живъ
             Еще другой, кто мыслитъ лишь о томъ,
             Чтобъ обратить всѣ слезы вашей скорби
             Во столько же счастливѣйшихъ часовъ.
   Принцы. Мы уповаемъ твердо, государь,
             На ваши обѣщанія.
   Король.                     Но вы
             Глядите всѣ какъ-будто бы съ сомнѣньемъ;
             (Судьѣ). Всѣхъ больше жъ вы. Я думаю, вы твердо
             Убѣждены, что я васъ не люблю.
   Судья. Я думаю, напротивъ, государь,
             Что если вы разсмотрите правдиво
             Мои поступки -- то едва ль найдете
             Причины ненависти.
   Король.                               Въ самомъ дѣлѣ?
             Вы думаете, я могу забыть
             Такія оскорбленья? Неужели
             Всѣ ваши дерзости и заключенье
             Въ темницу принца Англіи -- обиды,
             Которыя возможно позабыть?
   Судья. Я былъ тогда намѣстникомъ монарха
             И представлялъ его святую власть;
             А вы, забывъ мой санъ и уваженье
             Къ лицу того, чей былъ я представитель,
             Позволили себѣ меня ударить,
             Когда я былъ въ судѣ, при исполненьи
             Моей обязанности. Вотъ причина,
             Что я тогда рѣшился, не колеблясь,
             Отправить васъ въ тюрьму за оскорбленье
             Величества; и если вы теперь,
             Надѣвъ вѣнецъ, находите, что мой
             Поступокъ дуренъ -- то желайте жъ сына,
             Который презиралъ бы точно такъ же
             Священный мечь закона, обнаженный
             Для вашей же защиты; чтобъ онъ такъ же,
             Не уважая званія судей,
             Безстыдно издѣвался надъ закономъ,
             Дарованнымъ отъ вашего жъ лица.
             Представьте это все: пусть въ самомъ дѣлѣ
             Вашъ сынъ пренебрегалъ бы вашимъ саномъ
             И попиралъ незыблемый законъ,
             И если бъ я, во имя вашей власти,
             Смирилъ его заносчивость -- скажите
             Мнѣ откровенно, неужели бъ вы
             Нашли хоть что-нибудь въ моемъ поступкѣ
             Противнаго дарованному мнѣ
             Достоинству иль вашему величью?
   Король. Вы правы, лордъ-судья!-- вы не боялись
             Исполнить долгъ -- и я вамъ оставлю
             Зато вѣсы и мечъ! Желаю вамъ
             Дожить до той поры, когда, быть-можетъ,
             Мой сынъ васъ такъ же оскорбитъ и такъ же
             Преклонится, какъ я, предъ вашимъ саномъ.
             Тогда я повторю слова отца:
             "Счастливъ король, имѣющій такого
             Правдиваго слугу, который смѣло
             Караетъ принца крови, и не меньше
             Счастливый тѣмъ, что сынъ его умѣетъ
             Смириться предъ закономъ, не взирая
             На свой высокій санъ!" -- Я возвращаю
             Вамъ снова чистый мечъ, которымъ вы
             Владѣли такъ достойно. Обѣщайте
             Носить его попрежнему съ такимъ же
             Умомъ и безпристрастьемъ, какъ носили
             До сей поры противу принца. Дайте
             Мнѣ вашу руку!-- Я васъ избираю
             Моимъ совѣтникомъ: мой голосъ будетъ
             Звучать по вашимъ мудрымъ наставленьямъ
             И я склонюсь смиренно передъ вашей
             Разумной опытностью.-- Вѣрьте, братья,
             И вы, что я рѣшился непреклонно
             Зарыть съ отцомъ въ могилу всѣ мои
             Старинные пороки! Только духъ
             Его воскреснетъ вновь въ моемъ правленьи,
             На зло всѣмъ предсказаньямъ, осудившимъ
             Меня по внѣшности. Мои пороки,
             Доселѣ заливавшіе мнѣ сердце,
             Какъ волны моря -- отольются прочь
             И унесутся легче волнъ отлива.
             Мы созовемъ немедленно парламентъ
             И изберемъ достойнѣйшихъ себѣ
             Въ совѣтники. Мы уповаемъ твердо,
             Что наши совокупные труды
             Помогутъ вознести родимый край
             На ту же степень счастья, гдѣ стоятъ
             Славнѣйшіе народы! Миръ и брань
             Насъ не найдутъ врасплохъ, но будутъ средствомъ,
             Зависящимъ всегда отъ нашей воли.
             (Судьѣ) Вы, мой отецъ, займете безъ сомнѣнья
             При этомъ всемъ почетнѣйшее мѣсто.
             Мы созовемъ, какъ я сказалъ, парламентъ
             Во слѣдъ за коронаціей, и, если
             Всевышній намъ поможетъ -- я увѣренъ
             Что ни одинъ изъ нашихъ вѣрныхъ пэровъ
             Иль принцевъ не найдетъ причинъ желать,
             Чтобъ небо сократило жизнь монарха. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Глостерширъ. Садъ передъ домомъ Шяллоу

(Входятъ Фальстафъ, Сайленсъ, Шяллоу, Бэрдольфъ, пажъ и Дэви).

   Шяллоу. Нѣтъ, вы посмотрите мой фруктовый садъ. Мы сядемъ тамъ въ аллеѣ и попробуемъ прошлогоднихъ яблокъ моей собственной прививки; съѣдимъ тарелку тмину и еще что-нибудь -- а тамъ и по постелямъ. Идемъ же, братецъ Сайленсъ.
   Фальстафъ. У васъ мѣсто славное, богатое.
   Шяллоу. Безплодное, сэръ Джонъ, безплодное! Да и народъ, вдобавокъ, лѣнивый. Только воздухъ хорошъ. Ну, Дэви, накрывай проворнѣй! Удобряй 74) столъ и подавай.
   Фальстафъ. Этотъ Дэви у васъ на всѣ руки; -- ей-Богу, молодецъ хоть куда.
   Шяллоу. Славный малый, славный малый, отличный малый, сэръ Джонъ! Однако, кажется, за ужиномъ я выпилъ слишкомъ много хересу. Славный малый!-- Садитесь же, сэръ Джонъ, и вы, мистеръ Сайленсъ.
   Сайленсъ (садясь). Эхъ, знатно! (Поетъ):
   
                                 Ай-люли, наливай,
                                 Все до дна выпивай!
                       Будь, что будетъ -- все равно,
                       Были бъ дѣвки да вино!
                       Ай-люли, люди, вино 75)!
   
   Фальстафъ. Э, да онъ весельчакъ! Мистеръ Сайленсъ -- ваше здоровье.
   Шяллоу. Дэви,-- подавай вино мистеру Бэрдольфу.
   Дэви (сажая Бэрдольфа и пажа за другой столъ). Садитесь, любезный сэръ, и вы, мистеръ пажъ, также;-- милости просимъ; я сейчасъ возвращусь. Если не достанетъ чего изъ съѣстного -- вознаграждайте себя виномъ. Не взыщите: чѣмъ богаты, тѣмъ и рады. (Дэви уходитъ).
   Шяллоу. Веселѣй, мистеръ Бэрдольфъ! Веселѣй, мой маленькій воинъ!
   Сайленсъ (поетъ). Веселѣй, веселѣй,
                       Я кучу, веселюсь
                       И жены не боюсь,
                       Старой вѣдьмы косой
                       И сварливой и злой...
                       Веселѣй! Веселѣй 76)!
   Фальстафъ. Я, право, не думалъ, что мистеръ Сайленсъ такой весельчакъ.
   Сайленсъ. Случалось быть веселымъ, случалось!

(Дэви возвращается).

   Дэви (Бэрдольфу). Вотъ и для васъ тарелка яблокъ.
   Шяллоу. Дэви!
   Дэви. Сейчасъ. (Бэрдольфу). Я возвращусь сію минуту; выкушайте этотъ стаканъ.
   Сайленсъ (поетъ). Наливай мнѣ стаканъ,
                                 И напьюся я пьянъ
                       За здоровье прекраснаго пола.
                                 Пей, не морщась, до дна!
                                 Наша жизнь безъ вина
                       Незавидная, горькая доля 77).
   Фальстафъ. Истинно такъ, мистеръ Сайленсъ.
   Сайленсъ. Гулять, такъ гулять;-- лучшая часть ночи только-что наступаетъ.
   Фальстафъ. Идетъ, мистеръ Сайленсъ,-- ваше здоровье!
   Сайленсъ (поетъ). Наливайте мнѣ кубокъ вина!
             Будь онъ съ милю -- все выпью до дна 78).
   Шяллоу. Ваше здоровье, мистеръ Бэрдольфъ! Требуйте, чего душѣ угодно,-- не то пеняйте на самого себя. (Пажу) и ты тоже, карапузый плутишка. Мистеръ Бэрдольфъ, пью ваше здоровье и всѣхъ честныхъ рыцарей Лондона!
   Дэви. А я-таки непремѣнно побываю въ Лондонѣ.
   Бэрдольфъ. И въ добрый часъ, Дэви,-- мы тамъ встрѣтимся.
   Шяллоу. То-то вы покутите! Я думаю, осушите цѣлую кварту. Не такъ ли, мистеръ Бэрдольфъ?
   Бэрдольфъ. Что и говорить,-- охулки на себя не положимъ.
   Шяллоу. Ужъ онъ, помяните мое слово, отъ васъ не отстанетъ: онъ славный малый.
   Бэрдольфъ. И я отъ него не отстану.
   Шяллоу. Вотъ это славно сказано. Гуляй душа! (Слышенъ стукъ въ дверь). Посмотри, Дэви, кто тамъ стучитъ.

(Дэви уходитъ).

   Фальстафъ (Сайленсу, который пьетъ). Это вы отвѣчаете на мой тостъ?
   Сайленсъ (поетъ).           Отвѣчаю,
                                 Посвящаю
                       Въ рыцари вина!
                       Тра-ла-ла-ла-ла 79)!
   Такъ вѣдь?
   Фальстафъ. Такъ, такъ!
   Сайленсъ. Вотъ видите; значитъ, хоть я и старикъ, а все на что-нибудь гожусь. (Дэви возвращается).
   Дэви. Тамъ пріѣхалъ, сэръ, какой-то Пистоль; говоритъ, что привезъ новости отъ двора.
   Фальстафъ. Отъ двора?-- впусти его. Ну, что, Пистоль?

(Входитъ Пистоль).

   Пистоль. Здорово, сэръ Джонъ!
   Фальстьфъ. Какой вѣтеръ принесъ тебя, Пистоль?
   Пистоль. Недурной, сэръ Джонъ, недурной! Узнай, мой славный рыцарь, что ты теперь первый человѣкъ въ государствѣ!
   Сайленсъ. Ну, первый -- не первый, а все-таки...
   Пистоль. Молчи ты, тварь!.. Сэръ Джонъ, твой другъ Пистоль
             Пришелъ къ тебѣ съ такою чудной вѣстью,
             Что передъ ней все трынъ-трава на свѣтѣ!
   Фальстафъ. Ну, разсказывай, разсказывай, да только, пожалуйста, по-людски.
   Пистоль. Къ чертямъ людей!-- я говорю о счастьѣ,
             Объ Африкѣ, объ золотомъ дождѣ!
   Фальстафъ. Въ чемъ новости, презрѣнный ассиріецъ?
             Ихъ хочетъ знать король Кофетуа 80)!
   Сайленсъ (поетъ). Робинъ Гудъ, Скарлетъ да Джонъ...
   Пистоль. Какъ! Эта куча смѣетъ драть тутъ горло,
             Когда я вамъ привезъ такую вѣсть!
             "О, фуріи, взываю къ вамъ, явитесь!"
   Шяллоу. Что жъ это значитъ, добрый джентльменъ?
             Я не пойму...
   Пистоль.           Такъ плачь и трепещи!..
   Шяллоу. Позвольте, сэръ!-- Если вы, какъ говорите, пріѣхали съ новостями отъ двора, то, по моему мнѣнію, ихъ слѣдуетъ или разсказать, или не разсказывать!-- кажется, это ясно. А я, сэръ, пользуюсь здѣсь нѣкоторой властью, дарованной королемъ...
   Пистоль. Вѣщай, какимъ?-- иль смерть тебѣ, предатель!
   Шяллоу. Монархомъ Генрихомъ.
   Пистоль.                               Вѣщай, которымъ?..
   Шяллоу. Четвертымъ Генрихомъ.
   Пистоль.                               Такъ кукишъ съ масломъ
             Въ твоей паршивой власти!-- Знай, сэръ Джонъ,
             Что твой птенецъ сидитъ теперь на тронѣ!
             Порукой въ томъ Пистоль!-- а онъ вѣщалъ
             Всегда лишь истину! Коль скоро я
             Теперь солгалъ -- поставь мнѣ подъ носъ кукишъ!
   Фальстафъ. Какъ! Развѣ старый король умеръ?
   Пистоль. Мертвъ, какъ колода 81)! Слова мои -- истина!
   Фальстафъ. Бэрдольфъ, сѣдлай лошадей! Мистеръ Шяллоу, выбирайте себѣ любое мѣсто въ королевствѣ -- вы его получите. А тебя, Пистоль, я сумѣю отблагодарить за твою новость!
   Бэрдольфъ. Вотъ счастье-то Привалило! Да я такой вѣсти не промѣняю на рыцарство.
   Пистоль. Ну, что,-- хороша моя новость?
   Фальстафъ. Снесите мистера Сайленса въ постель. Мистеръ Шяллоу, лордъ Шяллоу!-- вы будете чѣмъ хотите: я теперь раздаватель счастья. Давайте сапоги: мы проскачемъ всю ночь. Молодецъ Пистоль! Живѣе, Бэрдольфъ! (Бэрдольфъ уходитъ). Ну, Пистоль, разсказывай дальше, да кстати придумай, что попросить и для себя. Сапоги, мистеръ Шяллоу, сапоги! Я увѣренъ, что молодой король боленъ отъ нетерпѣнія меня видѣть. Мы возьмемъ первыхъ лошадей, какія попадутся! Законы Англіи теперь въ моей власти. Счастливъ, кто былъ мнѣ другомъ, и берегись, верховный судья!
   Пистоль. Пусть коршуны ему растреплютъ печень!
             "Эхъ, гдѣ ты, жизнь?", какъ говорится въ пѣснѣ,--
             Вотъ, вотъ она! Привѣтъ вамъ, дни веселья! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Лондонъ. Улица.

(Два полицейскихъ тащатъ Куикли и Доль Тиршитъ).

   Куикли. Постой, бездѣльникъ,-- я готова умереть, лишь бы увидѣть, какъ тебя будутъ вѣшать. Ты совсѣмъ мнѣ вывихнулъ руку.
   1-й полицейскій. Намъ передали ее констэбли -- и мы розогъ не пожалѣемъ. Еще недавно изъ-за нея убили двухъ человѣкъ.
   Доль. Врешь, полицейскій крючокъ 82)! Послушай, поганая ты рожа: если я выкину ребенка, которымъ я теперь беременна -- то лучше тебѣ отколотить родную мать, образина ты этакая!
   Куикли. О, Господи, если бы сэръ Джонъ былъ здѣсь!-- то-то бы онъ далъ себя знать. Дай Господи, чтобъ она выкинула!
   1-й полицейскій. Что за бѣда, если и выкинетъ?-- вѣдь тогда вернется къ тебѣ только твоя двѣнадцатая подушка83). Иди, не упирайся! Человѣкъ, котораго вы избили съ Пистолемъ, умеръ
   Доль. Погоди ты, дрянная спичка, паршивый, голодный палачъ, синяя навозная муха 84),-- добьюсь я, что тебя за меня отдуютъ. Пусть мнѣ не носить короткаго платья, если не будетъ такъ!
   1-й полицейскій. Ну, ну, иди, не упирайся.
   Куикли. Господи, неужто сила задавитъ право? Да нѣтъ, погоди, будетъ и на нашей улицѣ праздникъ.
   Доль. Ну, идемъ, бездѣльникъ,-- веди меня къ мировому.
   Куикли. Веди, собака, веди!
   Доль. Безносая ты смерть!
   Куикли. Обглоданная кость!
   Доль. Веди, спичка, веди, бездѣльникъ!
   1-й полицейскій. Хорошо, хорошо! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 5-я.

Площадь близъ Вестминстерскаго аббатства.

(Входятъ два прислужника, усыпая площадь осокой).

   1-й прислужникъ. Больше, больше осоки.
   2-й прислужникъ. Ужъ два раза трубили.
   1-й прислужникъ. Они не вернутся съ коронаціи раньше двухъ часовъ. Живѣй, живѣй! (Уходятъ).

(Входятъ Фальстафъ, Шяллоу, Пистоль, Бэрдольфъ и пажъ).

   Фальстафъ. Становитесь сюда, мистеръ Шяллоу, возлѣ меня. Я заставлю короля сдѣлать для васъ все, что хотите. Я взгляну на него, чуть онъ со мной поравняется -- и вы увидите, какъ онъ благосклонно со мной обойдется.
   Пистоль. Да благословитъ Богъ твои легкія, сэръ Джонъ!
   Фальстафъ. Пистоль, поди сюда и стань за мною. (Шяллоу) Эхъ, жаль, что я не успѣлъ заказать новыя ливреи на тѣ тысячу фунтовъ, которые занялъ у васъ, мистеръ Шяллоу. Впрочемъ, не бѣда:-- эта бѣдная обстановка еще лучше,-- она покажетъ мое нетерпѣніе его видѣть.
   Шяллоу. Именно такъ.
   Фальстафъ. Покажетъ искренность моей любви.
   Шяллоу. Да, да.
   Фальстафъ. Мою преданность.
   Шяллоу. Да, да.
   Фальстафъ. Скакать день и ночь и не захотѣть, не вздумать, не имѣть настолько терпѣнія, чтобъ перемѣнить бѣлье,-- это не шутка!
   Шяллоу. Правда, правда.
   Фальстафъ. Стоять здѣсь въ грязи отъ дороги, потѣя отъ желанія его увидѣть, не думая ни о чемъ другомъ, забывая всѣ другія дѣла, какъ будто мнѣ нечего больше дѣлать, какъ только на него смотрѣть.
   Пистоль. Это semper idem, сэръ Джонъ, потому что absque hoc nihil est 85), то-есть -- все во всемъ и въ каждой части.
   Шяллоу. Именно такъ.
   Пистоль. Теперь, мой храбрый рыцарь,-- я зажгу
             Твой ярый пылъ, наполню гнѣвомъ сердце!
             Узнай, что Доль -- Елена чувствъ твоихъ
             И помысловъ -- заключена подлѣйшей
             Рукой въ тюрьму!-- Зови на помощь фурій!
             Изъ адскихъ безднъ пусть явятся онѣ!
             Пистоля рѣчь тѣбѣ вѣщаетъ правду!..
   Фальстафъ. Я освобожу ее. (Трубы и крики за сценой).
   Пистоль. Слышите,-- трубы!
             "И шумъ и ревъ, какъ въ грозномъ океанѣ".

(Входятъ король Генрихъ V, за нимъ верховный судья и свита).

   Фальстафъ. Да здравствуетъ король Галь, мой королевственный Галь!
   Пистоль. Да хранитъ тебя небо, прекрасный отпрыскъ славы!
   Фальстафъ. Да хранитъ тебя Богъ, мое сокровище!
   Король (верховному судьѣ). Лордъ, образумьте этого нахала.
   Судья (Фальстафу). Что съ вами, сэръ? Въ своемъ ли вы умѣ?
   Фальстафъ. Я говорю съ тобой, моя душа,
             Король и повелитель!
   Король.                               Я не знаю
             Тебя, старикъ!-- молись:-- твои сѣдины
             Нейдутъ шуту и гаеру. Мнѣ снился
             Когда-то, помню я, такой же точно
             Развратный человѣкъ; но я гнушаюсь
             Прошедшимъ сномъ. Старайся искупить
             Свои грѣхи постомъ и покаяньемъ;
             Не забывай, что для тебя могила
             Разверзлась вдвое шире, чѣмъ для прочихъ.
             Молчи,-- не возражай мнѣ глупой шуткой!
             Не думай, что я тотъ же, кѣмъ былъ прежде.
             Я докажу предъ цѣлою вселенной,
             Какъ доказалъ предъ Богомъ, что отрекся
             Отъ прежнихъ заблужденій точно такъ же,
             Какъ отрекаюсь вмѣстѣ съ тѣмъ отъ прежнихъ
             Товарищей. Когда я не сдержу
             Того, что обѣщаю -- будешь въ правѣ
             Явиться ты ко мнѣ и быть опять
             Моимъ учителемъ; а до того
             И ты и всѣ вы будете немедля
             Отправлены въ изгнанье, и никто
             Изъ васъ да не дерзаетъ приближаться
             Подъ страхомъ смерти къ нашему лицу..
             Я обезпечу вашу жизнь, чтобъ праздность
             Не побудила васъ на зло, и если
             Услышу вѣсть о вашемъ исправленьи,
             То васъ вернутъ обратно.
             (Верховному судьѣ). Подъ-судья,
             Вамъ поручаю я исполнить точно,
             Что я сказалъ.

(Король, верховный судья и свита уходятъ).

   Фальстафъ. Мистеръ Шяллоу,-- я долженъ вамъ тысячу фунтовъ?
   Шяллоу. Да, сэръ Джонъ,-- и я покорнѣйше прошу васъ ихъ возвратить. Я сейчасъ отправлюсь домой.
   Фальстафъ. Ну, это не такъ легко, мистеръ Шяллоу! Впрочемъ, вы не обращайте вниманія на то, что видѣли. За мной пришлютъ послѣ. Теперь, понимаете, ему надо было показать себя предъ народомъ. Не бойтесь же, говорю вамъ. Вы увидите, что у меня еще достанетъ силы раздуть васъ почестями.
   Шяллоу. Да какъ же это?-- развѣ вы дадите мнѣ ваше платье и набьете его соломой.-- Сдѣлайте милость, сэръ Джонъ, отдайте мнѣ хоть пятьсотъ изъ моей тысячи.
   Фальстафъ. Говорю вамъ, сэръ, что сдержу слово. Все, что вы видѣли теперь, было не болѣе, какъ маска.
   Шяллоу. Можетъ-быть, сэръ Джонъ,-- но я боюсь, что вы умрете прежде, чѣмъ сбросятъ эту маску.
   Фальстафъ. Э, не бойтесь масокъ! Пойдемте обѣдать. Бэрдольфъ, Пистоль, маршъ! Вы увидите, что за мной непремѣнно пришлютъ ночью.

(Входятъ принцъ Іоаннъ, верховный судья и стража).

   Судья. Отправьте сэра Фальстафа и всѣхъ
             Его друзей во Флитъ 86).
   Фальстафъ.                     Милордъ, милордъ...
   Судья. Мнѣ некогда:-- я выслушаю васъ
             Въ другое время. Пусть возьмутъ ихъ тотчасъ.
   Пистоль. Se fortnna me tormenta, sperato me contenta.

(Стража уводитъ Фальстафа, Пистоля, Шяллоу, Бэрдольфа и пажа).

   Пр. Іоаннъ. Мнѣ нравится рѣшенье короля:
             Изгнавъ товарищей, онъ, въ то же время,
             Даетъ имъ средства къ жизни, чтобы тѣмъ
             Доставить имъ возможность исправленья.
   Судья. И это совершенно справедливо.
   Пр. Іоаннъ. Король созвалъ парламентъ?
   Судья.                                                   Да, милордъ.
   Пр. Іоаннъ. Держу пари, что мы не позже года
             Перенесемъ побѣдные мечи
             Во Францію. Я слышалъ рѣчь объ этомъ,
             И, сколько могъ замѣтить, самъ король
             Ее одобрилъ. Но пора, пойдемте. (Уходятъ).
   

ЭПИЛОГЪ,
который произноситъ одинъ изъ танцовщиковъ 87).

   Сперва мой страхъ, потомъ мой поклонъ и наконецъ моя рѣчь. Страхъ мой вамъ не понравится, поклонъ -- моя обязанность, а рѣчь -- просьба извиненія. Но говорю напередъ, что если вы ожидаете хорошей рѣ -- ну, это слишкомъ большой срокъ, чтобъ стучать посудой. Но развѣ у тебя не хватитъ храбрости разыграть труса и показать твоему хозяину пару пятокъ?
   Френсисъ. О, сэръ, я готовъ покляться на всѣхъ библіяхъ Англіи, что у меня нашлось бы довольно...
   Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!
   Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!..
   Принцъ. Который тебѣ годъ, Френсисъ!
   Френсисъ. Позвольте,-- да вотъ въ Михайловъ день будетъ...
   Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!
   Френсисъ. Сейчасъ! Я ворочусь, милордъ; подождите немного.
   Принцъ. Нѣтъ, погоди. Вѣдь пряникъ, который ты мнѣ далъ, стоитъ не болѣе пенни?
   Френсисъ. О, сэръ, я желалъ бы, чтобъ онъ стоилъ два.
   Принцъ. Я дамъ тебѣ за него тысячу фунтовъ. Потребуй, когда хочешь, и получишь.
   Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!
   Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ!..
   Принцъ. Сейчасъ?-- Ну, нѣтъ,-- завтра или въ четвергъ, или, впрочемъ, когда хочешь. Но послушай, Френсисъ!
   Френсисъ. Что прикажете?
   Принцъ. Возьмешься ли ты обокрасть господина въ кожаномъ кафтанѣ со стеклянными пуговицами, обстриженнаго, съ агатовымъ перстнемъ, въ темныхъ чулкахъ, съ тесемочными подвязками, вкрадчивымъ голосомъ и испанскимъ мѣшкомъ 38)?
   Френсисъ. Да кто же это, сэръ?
   Принцъ. Э, да ты, я вижу, безтолковъ и больше ни на что не годенъ, какъ только пить сладкое вино. Смотри, чтобъ твоя бѣлая куртка не запачкалась. Этого съ ней не случилось бы въ Варваріи 39).
   Френсисъ. Отчего, сэръ?
   Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!
   Принцъ. Убирайся, негодяй! Развѣ не слышишь, что тебя зовутъ?

(Начинаютъ оба его кликать, и Френсисъ не знаетъ, куда итти. Входитъ погребщикъ).

   Погребщикъ. Что ты стоишь -- или оглохъ? Посмотри, чего требуютъ гости. (Френсисъ уходитъ). Милордъ,-- старый сэръ Джонъ съ товарищами у воротъ. Прикажете впустить?
   Принцъ. Пусть немного подождутъ (Погребщикъ уходитъ).

(Входитъ Пойнсъ).

   Пойнсъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ.
   Принцъ. Слышишь? Фальстафъ съ остальными товарищами у дверей. То-то будетъ весело!
   Пойнсъ. Да, весело, какъ сверчкамъ. Однако скажи, пожалуйста, къ чему была эта глупая шутка съ мальчикомъ?
   Принцъ. Я расположенъ теперь на всѣ проказы, какія только дѣлались, начиная со старика Адама до этого часа.

(Входитъ Френсисъ съ виномъ).

   Принцъ. Который часъ, Френсисъ?
   Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!.. (Убѣгаетъ).
   Принцъ. Онъ рѣшительно знаетъ не больше словъ, чѣмъ попугай; а вѣдь тоже сынъ женщины! Его занятіе ограничивается бѣганьемъ съ лѣстницы на лѣстницу, а краснорѣчіе -- клочкомъ трактирнаго счета. Да!-- въ эту минуту я въ болѣе веселомъ расположеніи духа, чѣмъ Перси Готспоръ, эта сѣверная горячка. Тотъ убьетъ передъ завтракомъ шесть или семь дюжинъ шотландцевъ, умоетъ руки и крикнетъ женѣ: "къ чорту спокойную жизнь! Мнѣ давайте работы!" А она спроситъ: "милый Гарри, сколько ты убилъ сегодня?" -- "Напоите моего чалаго!" -- закричитъ онъ и черезъ часъ отвѣтитъ:-- "такъ, бездѣлицу -- штукъ сорокъ!" Позови Фальстафа: я представлю Перси, а жирный боровъ -- его жену, госпожу Мортимеръ. "Rivo!" -- кричитъ пьяница. Зови мое ребро! Зови этотъ комъ сала!

(Входятъ Фальстафъ, Гэдсхиль, Бэрдольфъ и Пето, за ними, -- Френсисъ съ виномъ).

   Пойнсъ. Здравствуй, Джакъ! Гдѣ ты былъ?
   Фальстафъ. Проклятіе всѣмъ трусамъ! Проклятіе и мщенье! Я это сказалъ -- и кончено! Эй, малый! Стаканъ хересу! Я скорѣе начну вязать чулки, чѣмъ стану вести попрежнему такую жизнь! Стану надвязывать ихъ и штопать. Проклятіе всѣмъ трусамъ! Дайте же мнѣ стаканъ хересу, бездѣльники! Неужели совсѣмъ нѣтъ добродѣтели? (Пьетъ).
   Принцъ. Если ты не видалъ, какъ на солнцѣ таетъ комъ масла, то взгляни на эту смѣсь 40).
   Фальстафъ. Бездѣльникъ, этотъ хересъ съ известью 41)! Да, впрочемъ, чего же и ждать отъ мошенниковъ, кромѣ мошенничества? А трусъ, подлый трусъ хуже и хереса съ известью! Иди своей дорогой, старый Джакъ! Умирай, когда хочешь! Я селедка безъ икры, если мужество, истинное мужество не исчезло съ лица земли! Во всей Англіи уцѣлѣло отъ висѣлицы не больше трехъ порядочныхъ людей, да и то одинъ изъ нихъ ожирѣлъ, состарился!-- Не оставь ихъ, Господи! Нѣтъ, дуренъ свѣтъ! Право, лучше, если бъ я былъ ткачомъ: я пѣлъ бы себѣ псалмы или что-нибудь такое 42 ). А все-таки проклятіе трусамъ!
   Принцъ. Что ты ворчишь, шерстяная кипа?
   Фальстафъ. Королевскій сынъ! Да пусть у меня перестанетъ расти борода, если я не выгоню тебя изъ твоего королевства деревянною шпагой и не погоню передъ тобой всѣхъ твоихъ подданныхъ, какъ стадо гусей! Ты -- принцъ Уэльскій?
   Принцъ. Это что еще, непотребный пузанъ?
   Фальстафъ. Да развѣ ты не трусъ? Отвѣчай! Да и Пойнсъ также!
   Пойнсъ. Ахъ, ты, жирное брюхо!-- Ты смѣешь называть меня трусомъ? Я заколю тебя.
   Фальстафъ. Я назову тебя трусомъ?-- Да я лучше увижу тебя въ преисподней, чѣмъ назову трусомъ. А все-таки я далъ бы тысячу фунтовъ, чтобъ умѣть бѣгать такъ проворно, какъ вы. У васъ стройныя плечи, такъ вамъ и горя мало, если кто увидитъ ваши спины. Развѣ это по-вашему значитъ поддерживать друзей? Къ чорту такое тыльное поддерживанье! Давайте мнѣ такихъ, что смотрѣли бы прямо въ глаза!-- Дайте мнѣ стаканъ хересу! Я бездѣльникъ, если у меня хоть капля была сегодня во рту.
   Принцъ. Бездѣльникъ! У тебя еще не обсохли губы отъ послѣдняго стакана.
   Фальстафъ. Все равно!-- Я все-таки говорю: проклятіе трусамъ! (Пьетъ).
   Принцъ. Да что такое случилось?
   Фальстафъ. Что такое? Вотъ мы вчетверомъ добыли давеча утромъ тысячу фунтовъ.
   Принцъ. Гдѣ же они, Джакъ, гдѣ?
   Фальстафъ. Гдѣ? Отняты! Сто человѣкъ напало на насъ бѣдныхъ четверыхъ.
   Принцъ. Какъ! Сто?
   Фальстафъ. Я подлецъ, если не сражался по крайней мѣрѣ два часа съ цѣлой дюжиной. Я остался живъ чудомъ. Я восемь разъ проколотъ сквозь камзолъ, четыре -- сквозь штаны. Мой щитъ изрубленъ вдоль и поперекъ; мой мечь зазубренъ, какъ пила! Ессе signum 43). (Вынимаетъ мечъ). Я ни разу не дрался такъ хорошо съ тѣхъ поръ, какъ сталъ мужемъ,-- и все напрасно! Проклятіе трусамъ! Спросите у нихъ. Если они прибавятъ или убавятъ -- они будутъ мерзавцы! дѣти мрака!
   Принцъ. Скажите, господа, какъ это было?
   Гэдсхиль. Мы вчетверомъ напали человѣкъ на двѣнадцать...
   Фальстафъ. По крайней мѣрѣ на шестнадцать, лордъ!
   Гэдсхиль. Мы ихъ перевязали.
   Пето. Нѣтъ, мы ихъ не вязали.
   Фальстафъ. Врешь, бездѣльникъ!-- перевязали всѣхъ до единаго! Я -- жидъ, жидъ іудейскій, если это не правда!
   Гэдсхиль. Пока мы дѣлили добычу, на- насъ напало человѣкъ шесть или семь свѣжихъ...
   Фальстафъ. И развязали тѣхъ, а тутъ явились и другіе.
   Принцъ. И вы сражались со всѣми?
   Фальстафъ. Со всѣми?-- Я не знаю, что ты называешь со всѣми; но если я не сражался съ пятидесятью -- назови меня пучкомъ редисокъ. Я отказываюсь отъ званія двуногой твари, если на стараго, бѣднаго Джака не напало по крайней мѣрѣ пятьдесятъ два или три человѣка!
   Принцъ. Господи, помилуй! Ты, вѣрно, убилъ нѣсколькихъ?
   Фальстафъ. Да, ужъ тутъ молиться было поздно! Двухъ я укокошилъ! Съ двумя, я увѣренъ, расчетъ конченъ,-- съ двумя бездѣльниками въ клеенчатыхъ плащахъ!-- Галь, если я лгу, наплюй мнѣ въ глаза и назови меня лошадью. Ты знаешь мою старую манеру защищаться: всталъ такъ, держу мечъ такъ; -- четыре бездѣльника идутъ...
   Принцъ. Четыре? Какъ же ты сейчасъ сказалъ, только два?
   Фальстафъ. Четыре, Галь!-- я сказалъ четыре.
   Пойнсъ. Да, онъ сказалъ четыре.
   Фальстафъ. Эти четверо встали рядомъ передо мной и ну тыкать. Я, не раздумывая долго, поймалъ въ мой щитъ всѣ семь мечей; -- вотъ такъ.
   Принцъ. Семь?-- Да вѣдь ихъ было только четверо
   Фальстафъ. Въ клеенкѣ...
   Пойнсъ. Ну, да, четверо въ клеенкѣ.
   Фальстафъ. Семеро! Клянусь этой рукоятью, семеро; иначе я подлецъ!
   Принцъ. Оставь его: прибудетъ еще.
   Фальстафъ. Галь, ты слушаешь?
   Принцъ. Слушаю, Джакъ, слушаю.
   Фальстафъ. Слушай, слушай! Оно стоитъ, чтобъ послушать. Ну, вотъ, какъ я сказалъ, у этихъ девятерыхъ...
   Принцъ. Ну, прибавилось еще двое.
   Фальстафъ. Переломились мечи.
   Пойнсъ. И свалились штаны 44).
   Фальстафъ. Они начали отступать; но я за ними и, быстрѣе мысли, положилъ семерыхъ изъ одиннадцати.
   Принцъ. Ужасно! Одиннадцать человѣкъ въ клеенкѣ выросло изъ двухъ!
   Фальстафъ. Но тутъ самъ дьяволъ напустилъ на меня еще трехъ бездѣльниковъ въ зеленомъ кендальскомъ сукнѣ, зашедшихъ ко мнѣ въ тылъ. Примѣтить ихъ я не могъ, потому что ночь была такъ темна, Галь, что ты не увидалъ бы собственной руки.
   Принцъ. Всѣ эти лжи подобны своему отцу: громадны, какъ горы, очевидны и ощутительны. Ну, какъ же ты, набитый грязью мѣшокъ, безголовый чурбанъ, скверный комъ сала...
   Фальстафъ. Ну, что, ну, что, съ ума ты сошелъ, что ли? Развѣ правда -- неправда?
   Принцъ. Ну, какъ же ты разглядѣлъ, что они въ зеленомъ кендальскомъ сукнѣ, когда говоришь самъ, будто ночь была такъ темна, что ты не видѣлъ собственной руки? Объясняй намъ это.
   Пойнсъ. Объясняй, Джакъ, объясняй.
   Фальстафъ. Какъ! По принужденію?-- никогда! Если бъ меня вздумали пытать всевозможными пытками -- я и тогда не сказалъ бы ни слова по принужденію. Объяснять вамъ по принужденію? Если бъ объясненія были дешевле пареной рѣпы 45), то и тогда вы не узнали бы отъ меня ничего,-- клянусь честью!
   Принцъ. Нѣтъ, я не хочу носить этого грѣха на душѣ. Я обличу этого полнокровнаго труса, этого лежебока, этого сокрушителя лошадиныхъ спинъ, эту громадную гору мяса...
   Фальстафъ. Ахъ, ты, спичка! сухая шкура! бычачій языкъ! кишка! треска! У меня недостаетъ духу выговорить сразу, на что ты похожъ. Ты -- портняжный аршинъ, пустыя ножны, старая дрянная рапира...
   Принцъ. Постой, постой;-- переведи духъ, а тамъ начинай опять, пока не истощишь свои низкія сравненія; а между тѣмъ выслушай вотъ это.
   Пойнсъ. Слушай, Джакъ.
   Принцъ. Мы вдвоемъ видѣли, какъ вы четверо напали на четверыхъ, связали ихъ и ограбили. Теперь смотри, какъ тебя уничтожитъ мой разсказъ: мы двое напали на васъ четверыхъ и въ одинъ мигъ согнали васъ съ добычи. Она у насъ, и я сейчасъ же могу тебѣ ее показать. И ты, Фальстафъ, помчалъ свое пузо такъ быстро, такъ проворно, и все бѣжалъ и ревѣлъ о пощадѣ, какъ самый рѣзвый, голосистый теленокъ. Ну, не подлецъ ли ты? Иззубрилъ самъ свой мечъ и увѣряешь, будто это въ битвѣ. Какую ложь, какую несообразность выдумаешь ты теперь, чтобъ прикрыть этотъ очевидный срамъ?
   Пойнсъ. Отвѣчай, Джакъ, отвѣчай.
   Фальстафъ. Клянусь честью... вѣдь я васъ узналъ! Узналъ такъ же хорошо, какъ узналъ бы тотъ, кто васъ сдѣлалъ. Послушайте, друзья! Ну, могъ ли я рѣшиться убить наслѣдника престола? обратить свой мечъ противъ истиннаго принца?-- Послушай, Галь! Ты знаешь, что я храбръ, какъ Геркулесъ, но и остороженъ по инстинкту. И левъ не тронулъ бы истиннаго принца! Инстинктъ -- великая вещь. Я поступилъ, какъ трусъ,-- но ради инстинкта. Это не повредить въ моемъ мнѣніи ни мнѣ ни тебѣ, и я попрежнему считаю себя храбрымъ львомъ, а тебя -- истиннымъ принцемъ.-- Однако я, ей-Богу, радъ, что деньги у васъ. Хозяйка, запирай ворота! Кути сегодня -- молись завтра. Славно, ребята! золотыя сердца! Вотъ это -- истинное товарищество! Какую бы намъ выдумать потѣху? Не сыграть ли комедію?
   Принцъ. Пожалуй,-- и твое бѣгство будетъ содержаніемъ.
   Фальстафъ. Ну, полно, Галь! Пожалуйста, если ты меня любишь -- то больше объ этомъ ни слова.

(Входитъ мистриссъ Куикли).

   Куикли. Лордъ, принцъ!
   Принцъ. А, лэди-хозяйка! Ну, что случилось?
   Куикли. Тамъ у дверей стоитъ какой-то придворный; хочетъ видѣть васъ; говорить, что отъ вашего родителя.
   Принцъ. Сдѣлай его надворнымъ и отошли домой 46). Что ему надо? Мнѣ некогда.
   Фальстафъ. А каковъ онъ собой на видъ?
   Куикли. Старикъ.
   Фальстафъ. Ну, пристало ли старику таскаться по ночамъ? отправить его, что ли?
   Принцъ. Пожалуйста, Джакъ!
   Фальстафъ. Клянусь честью, я спроважу его мигомъ!

(Уходитъ Фальстафъ).

   Принцъ. Ну, господа, нечего сказать, вы тоже храбрецы -- и ты, Пето, и ты, Бэрдольфъ. Вы, должно-быть, также побѣжали по инстинкту, чтобъ не убить истиннаго принца.
   Бэрдольфъ. Клянусь Богомъ, я побѣжалъ, когда всѣ побѣжали.
   Принцъ. Скажите мнѣ теперь серьезно, отчего мечъ Фальстафа весь въ зазубринахъ?
   Пето. Онъ самъ иззубрилъ его кинжаломъ, увѣряя, что пусть изгонятъ всю правду изъ Англіи, а онъ убѣдитъ васъ, что это сдѣлано въ битвѣ. Онъ уговаривалъ и насъ сдѣлать то же.
   Бэрдольфъ. Да,-- а также расцарапать наши носы колючей травой и выпачкать кровью платье, а потомъ поклясться, будто это кровь честныхъ людей. Слушая его чудовищныя выдумки, я покраснѣлъ, чего со мной не бывало вотъ ужъ сорокъ семь лѣтъ.
   Принцъ. Врешь, бездѣльникъ, ты краснѣешь ex tempore съ тѣхъ поръ, какъ укралъ тому назадъ восемнадцать лѣтъ стаканъ хересу и былъ пойманъ съ поличнымъ. Ты-то по какому инстинкту показалъ пятки, когда съ тобой были и огонь и мечъ?
   Бэрдольфъ (указывая на носъ). Видите ли, милордъ, эти метеоры, эти изверженія 47)?
   Принцъ. Вижу.
   Бэрдольфъ. Какъ вы думаете, что они предвѣщаютъ?
   Принцъ. Пьянство и безденежье.
   Бэрдольфъ. Нѣтъ, милордъ, скорѣй желчь и ссору 48).
   Принцъ. Скорѣе петлю, если на то пошло.

(Входитъ Фальстафъ).

   А, вотъ и тощій Джакъ, нашъ бѣдный скелетъ! Ну, что, мое ватное чучело? Скажи, Джакъ, сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ ты не видалъ своихъ колѣнъ?
   Фальстафъ. Моихъ колѣнъ?-- да въ твои годы я былъ не толще спички и могъ бы пролѣзть въ кольцо съ пальца любого альдермана. Чортъ побери вздохи и грусть!-- они тотчасъ раздуютъ человѣка, какъ пузырь.-- Однако новости прескверныя. За тобой пріѣзжалъ сэръ Джонъ Бреси отъ твоего отца. Завтра ты долженъ явиться ко двору. Тамъ подняли кутерьму сѣверный сумасбродъ Перси и тотъ валиссецъ -- ну, вотъ что отколотилъ палками Амаймона, насадилъ рога Люциферу и самого дьявола заставилъ присягнуть себѣ въ вѣрности. Ну, чортъ васъ возьми, какъ вы его зовете?
   Пойнсъ. А! Глендоуеръ.
   Фальстафъ. Оуэнъ, Оуэнъ,-- именно. Кромѣ того, его зять Мортимеръ, старый Нортумберландъ и храбрѣйшій изъ шотландцевъ -- Дугласъ, что верхомъ вскакиваетъ на отвѣсную гору...
   Принцъ. Тотъ, что на всемъ скаку убиваетъ воробья изъ пистолета?
   Фальстафъ. Ну, да, тотъ самый.
   Принцъ. Ну, въ воробья онъ, пожалуй, не попадетъ.
   Фальстафъ. Однако этотъ негодяй не изъ трусливыхъ и не побѣжитъ.
   Принцъ. Какъ же ты, бездѣльникъ, сейчасъ только выхвалялъ его бѣгъ?
   Фальстафъ. Да вѣдь то на лошади, а пѣшкомъ онъ не отступитъ ни на шагъ..
   Принцъ. А по инстинкту?
   Фальстафъ. Ну, по инстинкту я допускаю. Съ ними еще какой-то Мордаке и до тысячи шотландскихъ синешапочниковъ49). Ворстеръ убѣжалъ ночью. Борода твоего отца посѣдѣла отъ этихъ новостей -- и теперь земли можно покупать за безцѣнокъ, какъ тухлую рыбу 50).
   Принцъ. А если эта передряга не кончится къ лѣту, то и дѣвчонки подешевѣютъ такъ, что ихъ можно будетъ покупать сотнями, какъ подковные гвозди.
   Фальстафъ. Правда, шалунъ, правда:-- торговля этимъ товаромъ будетъ недурна. Признайся однако, Галь, вѣдь ты струсилъ? Ты -- наслѣдникъ престола, а во всемъ мірѣ не найдется трехъ такихъ противниковъ, какъ Дугласъ, бѣшеный Перси и дьяволъ Глендоуеръ. Согласись, что ты испугался. Я думаю, морозъ подираетъ по кожѣ.
   Принцъ. Нисколько: у меня нѣтъ твоего инстинкта.
   Фальстафъ. А завтра, когда ты явишься къ отцу, тебѣ порядкомъ намылятъ голову. Послушай,-- если ты меня любишь, заучи отвѣтъ....
   Принцъ. Ну, хорошо, представь моего отца и разспрашивай меня объ образѣ моей жизни.
   Фальстафъ. Изволь. Этотъ стулъ будетъ моимъ трономъ, этотъ кинжалъ -- скипетромъ, а эта подушка -- короной.
   Принцъ. Хорошо: мы принимаемъ эту скамью за тронъ, жестяной кинжалъ -- за золотой скипетръ и эту жалкую лысину -- за дорогую корону.
   Фальстафъ. Если въ тебѣ не потухла совсѣмъ искра благодати -- ты растрогаешься непремѣнно. Дайте мнѣ стаканъ хересу: надо, чтобъ покраснѣли глаза, и можно было подумать, будто я плакалъ. Я долженъ говорить съ чувствомъ, какъ царь Камбизъ въ драмѣ 51).
   Принцъ. Ну, начинай. Вотъ мой поклонъ.
   Фальстафъ. А вотъ и моя рѣчь: "лорды, отойдите къ сторонѣ".
   Куикли. Вотъ славная потѣха, ей-Богу!
   Фальстафъ. О, не рыдай, драгая королева,
             Затѣмъ, что льющіяся слезы тщетны.
   Куикли. Отецъ! Точь-въ-точь отецъ! Какой важный видъ онъ принялъ!
   Фальстафъ. О, ради Бога, выведите, лорды,
             Мою печальную супругу! Слезы
             Ей застилаютъ шлюзы свѣтлыхъ глазъ.
   Куикли. Чудесно! Точь-въ-точь, какъ эти гадкіе комедіанты.
   Фальстафъ. Молчи, моя добрая пивная кружка, молчи 52)! Я удивляюсь, Гарри, не только тому, какъ ты проводишь время, но и обществу, которымъ ты себя окружаешь. Если ромашка растетъ тѣмъ лучше, чѣмъ ее больше топчутъ53), зато молодость портится тѣмъ скорѣе, чѣмъ ее больше насилуютъ. Что ты -- мой сынъ, меня увѣряетъ частью слово твоей матери, частью -- мое собственное убѣжденіе, всего же болѣе -- гнусное лукавство твоихъ глазъ и глупая отвислость нижней губы. Это -- самое лучшее ручательство. Но если ты мой сынъ -- въ этомъ все дѣло -- какъ же ты, будучи моимъ сыномъ, позволяешь распускать о себѣ такіе слухи? Неужели благодатное солнце можетъ сдѣлаться тунеядцемъ и станетъ лакомиться ежевикой?-- вопросъ, котораго и дѣлать не слѣдуетъ. Неужели сынъ Англіи будетъ воромъ и станетъ похищать кошельки54)?-- вотъ вопросъ. Есть вещь, Гарри, о которой ты часто слыхалъ, и которая называется въ нашей странѣ дегтемъ. Этотъ деготь, какъ говорятъ древніе писатели, мараетъ. Таково и общество, въ которомъ ты вращаешься. Я говорю съ тобой, Гарри, упоенный не виномъ, но слезами; не въ радости, а въ огорченіи; не одними словами, но и вздохами. Однако и въ твоемъ обществѣ я замѣтилъ одного порядочнаго человѣка,-- только я не помню его имени.
   Принцъ. Прошу васъ, ваше величество, сказать, каковъ онъ собой.
   Фальстафъ. Прекрасный, осанистый человѣкъ и довольно плотный! Взглядъ его обворожителенъ, а обращеніе -- образецъ любезности. Лѣтъ ему, я думаю, пятьдесятъ или такъ около шестидесяти. Теперь я вспомнилъ: его зовутъ Фальстафомъ. Если этотъ человѣкъ развратенъ, то я жестоко обманулся, потому что я замѣтилъ, Гарри, въ его глазахъ добродѣтель. Если дерево узнается по плоду, какъ плодъ по дереву, то я рѣшительно утверждаю, что Фальстафъ добродѣтеленъ. Держись его и чуждайся другихъ. А теперь скажи-ка мнѣ, негодный плутъ, гдѣ ты пропадалъ этотъ мѣсяцъ?
   Принцъ. Ну, развѣ король такъ говоритъ? Пошелъ на мое мѣсто -- я представлю отца.
   Фальстафъ. Какъ! Свергнуть меня съ престола? Увидимъ! Если ты будешь хоть въ половину такъ величественъ въ словахъ и движеніяхъ -- повѣсь меня за ноги, какъ зайченка.
   Принцъ. Хорошо, я сижу.
   Фальстафъ. А я стою. Господа, судите.
   Принцъ. Ну, Гарри, откуда ты?
   Фальстафъ. Изъ Истчипа, мой повелитель.
   Принцъ. Мнѣ принесены на тебя важныя жалобы.
   Фальстафъ. Вранье, мой повелитель, клянусь честью, вранье!-- Вы увидите, что я его загоняю и принцемъ.
   Принцъ. Ты клянешься, неблагодарный мальчишка? Не смѣй впредь на меня смотрѣть. Ты совращенъ силой съ пути добродѣтели. Тобою овладѣлъ дьяволъ въ видѣ жирнаго старика. Твой товарищъ -- бочка. Зачѣмъ ты ведешь дружбу съ этимъ гнуснымъ чурбаномъ; съ этой раздутой водянкой; съ этой бочкой хереса; съ этимъ набитымъ грязью чемоданомъ; съ этимъ жаренымъ Мянинттрійскимъ быкомъ 55); съ этимъ дряхлымъ порокомъ; съ этимъ посѣдѣвшимъ безчинствомъ; съ этимъ отцомъ-сводникомъ; съ этимъ старымъ тщеславіемъ? На что онъ годенъ, кромѣ пробованія и питья хереса? Когда бываетъ чистъ и опрятенъ, кромѣ минутъ, когда разрѣзываетъ и жретъ каплуна? На что способенъ, кромѣ обмана? Въ чемъ онъ гадокъ?-- во всемъ; въ чемъ хорошъ?-- ни въ чемъ!
   Фальстафъ. Позвольте, ваше величество; я не поспѣваю за вами. На кого вы изволите мѣтить?
   Принцъ. На негоднаго развратителя юности, на стараго, бѣлобородаго дьявола Фальстафа.
   Фальстафъ. Мой повелитель!.. я знаю этого человѣка.
   Принцъ. Это мнѣ извѣстно.
   Фальстафъ. Но сказать, что я знаю за нимъ болѣе худого, чѣмъ за собою -- будетъ ложь. Если онъ старъ -- что доказываютъ его сѣдины, то тѣмъ болѣе надо его уважать; но чтобъ онъ былъ развратенъ, то, да проститъ мнѣ ваше величество, я это отрицаю рѣшительно! Если пить хересъ съ сахаромъ порокъ, то да помилуетъ насъ Господь! Если быть стару и веселу -- грѣхъ, то какъ много изъ знакомыхъ мнѣ содержателей трактировъ будутъ осуждены! Если толщина заслуживаетъ ненависть, то надо любить тощихъ коровъ фараона! Нѣтъ, добрый повелитель, удали Пето, удали Бэрдольфа, удали Пойнса; но милаго Джака Фальстафа, храбраго Джака Фальстафа и еще болѣе достойнаго Джака Фальстафа, потому что онъ старый Джакъ Фальстафъ,-- не удаляй. Не лишай, Гарри, его общества! Удалишь толстаго Джака -- удали весь міръ.
   Принцъ. Удалю!-- я хочу этого.

(Стучатъ. Мистриссъ Куикли, Бэрдольфъ и Френсисъ уходятъ. Затѣмъ вбѣгаетъ Бэрдольфъ).

   Бэрдольфъ. Бѣда, лордъ!-- у воротъ шерифъ съ безчисленной стражей!..
   Фальстафъ. Вонъ, бездѣльникъ!-- мнѣ еще много надо сказать въ пользу Фальстафа! Продолжайте комедію.

(Куикли входитъ поспѣшно).

   Куикли. О, Господи Іисусе! Лордъ, лордъ!
   Фальстафъ. Ну, ну!-- самъ дьяволъ скачетъ верхомъ на смычкѣ 56)! Что тамъ такое?
   Куикли. Шерифъ со стражей у воротъ! Они хотятъ обшарить весь домъ. Впустить ихъ?
   Фальстафъ. Слышишь, Галь?-- то-то! не называй никогда настоящій золотой фальшивымъ. Вѣдь ты обезумѣлъ отъ страха, хоть и не показываешь.
   Принцъ. А ты трусъ всегда и безъ инстинкта.
   Фальстафъ. Я отказываюсь отъ первенства надъ тобой, если ты спровадишь шерифа. А нѣтъ, такъ пускай входитъ! Къ чорту все мое воспитаніе, если я не буду на телѣжкѣ такъ же хорошъ, какъ всякій. Надѣюсь, что петля задавитъ меня такъ же проворно, какъ и другого.
   Принцъ. Спрячься за обои; а вы полѣзайте наверхъ. Да ну же, скорѣй, господа съ честными рожами и прямою совѣстью.
   Фальстафъ. Было у меня и то и другое, да сплыло! Нечего дѣлать -- пойдемъ прятаться.

(Всѣ уходятъ, кромѣ принца и Пойнса).

   Принцъ. Зовите шерифа.

(Входитъ шерифъ съ извозчикомъ).

   Ну, мистеръ шерифъ, что вамъ угодно?
   Шерифъ. Прошу прощенья, лордъ. Я слышалъ, будто
             Здѣсь въ домѣ скрылось нѣсколько людей.
   Принцъ. Я васъ прошу сказать мнѣ ихъ примѣты.
   Шерифъ. Одинъ изъ нихъ, милордъ, вездѣ извѣстенъ:
             Высокій, плотный.
   Извозчикъ.           Жирный, точно масло.
   Принцъ. Я вамъ ручаюсь, что его здѣсь нѣтъ;
             Онъ мною посланъ по дѣламъ, но завтра,
             Даю вамъ слово, явится къ полудню,
             Затѣмъ чтобы отвѣтить передъ вами
             Во всемъ, въ чемъ обвиняется. Теперь же
             Прошу оставить этотъ домъ.
   Шерифъ.                               Сейчасъ.
             Бездѣльники ограбили проѣзжихъ
             И взяли триста марокъ.
   Принцъ.                     Можетъ быть.
             Когда онъ былъ при этомъ, то отвѣтитъ.
   Шерифъ. Прощайте, добрый лордъ, покойной ночи.
   Принцъ. Скорѣй -- покойнаго утра.
   Шерифъ.                               Да, точно,--
             Я думаю, ужъ близко двухъ часовъ.

(Шерифъ и извозчикъ уходятъ).

   Принцъ. Этотъ жирный бездѣльникъ извѣстенъ, какъ церковь святого Павла. Позови его.
   Пойнсъ. Фальстафъ! (Заглядываетъ за обои). Спитъ мертвымъ сномъ; храпитъ, какъ лошадь.
   Принцъ. Какъ онъ тяжело дышитъ. Обыщи его карманы. (Пойнсъ обыскиваетъ), Что тамъ такое?
   Пойнсъ. Какія-то бумаги,-- больше ничего.
   Принцъ. Посмотримъ, что въ нихъ; -- читай.
   Пойнсъ (читаетъ). Того же числа: каплунъ -- 2 шилинга 2 пенса; соусъ -- 4 пенса; хересу два штофа -- 5 шил. 8 пенсовъ; анчоусы и хересъ послѣ ужина -- 2 шил. 6 пенсовъ; хлѣба -- на полпенса.
   Принцъ. Ужасно!-- только на полпенса хлѣба при такомъ невѣроятномъ количествѣ хереса. Спрячь; остальное мы прочтемъ на досугѣ. Пусть онъ тутъ спитъ до завтра. Утромъ я ѣду ко двору. Мы всѣ отправимся на войну, и ты получишь почетное назначенье. Этому бездѣльнику я выхлопочу мѣсто въ пѣхотѣ: вѣдь ему двѣсти шаговъ -- смерть. Деньги возвратятся съ избыткомъ. Приходи ко мнѣ завтра утромъ, а теперь -- прощай.
   Пойнсъ. Прощайте, добрый лордъ. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бенгоръ. Комната въ домѣ архидьякона.

(Входятъ Готспоръ, Мортимеръ, Ворстеръ и Глендоуеръ).

   Мортимеръ. Друзья вѣрны, и обѣщаній много;
             Начало полно радостныхъ надеждъ.
   Готспоръ. Садитесь, Мортимеръ, и вы, лордъ Ворстеръ,
             А также вы, почтенный Глендоуеръ.
             Ахъ, чортъ возьми!-- я позабылъ взять карту.
   Глендоуеръ. Нѣтъ, здѣсь она. Садись, любезный Перси,
             Мой добрый брать, Готспоръ. Король блѣднѣетъ
             Теперь, едва услышитъ это имя,
             И съ тайнымъ вздохомъ молится, чтобъ ты
             Убрался въ рай -- и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.
   Готспоръ. Да,-- а тебя онъ посылаетъ въ адъ,
             Едва услышитъ имя Глендоуера.
   Глендоуеръ. Немудрено: когда я родился,
             Чело небесъ браздилось все огнями
             Горящихъ молній, и земля дрожала
             Въ своей основѣ, будто жалкій трусъ 57).
   Готспоръ. Да вѣдь она тряслась бы и тогда,
             Когда бы кошка матери твоей
             Въ то время окотилась,-- ты жъ при этомъ
             Совсѣмъ и не рождался.
   Глендоуеръ.                     Я сказалъ:
             Земля тряслась отъ моего рожденья!
   Готспоръ. А я скажу, что ежели земля
             Такъ испугалась твоего рожденья --
             То я родился не въ нее!
   Глендоуеръ.                     Все небо
             Огнемъ горѣло, и земля тряслась.
   Готспоръ. Ну, такъ она тряслась, глядя на небо,
             А до того, родился или нѣтъ
             При этомъ ты -- заботъ ей было мало.
             Съ землей почтенной нашей иногда
             Случаются престранные припадки.
             Земля томится тяжкимъ, злымъ недугомъ,
             Какъ вѣтрами... Они, скопившись въ ней,
             Стремятся выйти вонъ, коробятъ, ломятъ
             Земную грудь и, вырвавшись, валятъ
             Все, что на ней -- дома, лѣса и замки.
             Вотъ точно такъ прабабушка-земля
             Была больна, когда и ты родился.
   Глендоуеръ. Послушай, братъ,-- я не привыкъ сносить
             Ни отъ кого такихъ противорѣчій.
             Я повторю еще: чело небесъ
             Въ минуту моего рожденья было
             Исполнено пылающихъ видѣній!
             Испуганныя козы укрывались
             Въ ущельяхъ горъ, а робкія стада
             Поля и воздухъ оглашали ревомъ.
             Вся жизнь моя показывала ясно,
             Что я не изъ числа людей простыхъ.
             Скажите, есть ли кто-нибудь на дѣломъ
             Пространствѣ Англіи, гдѣ только море
             Кипитъ и бьетъ волной въ песчаный берегъ,
             Кто бъ могъ сказать, что былъ когда-нибудь
             Моимъ учителемъ? А между тѣмъ
             Сыщите, кто со мною можетъ спорить
             Въ познаніи глубокихъ тайнъ науки?
   Готспоръ. Я точно думаю, что врядъ ли кто
             Такъ безъ толку болтаетъ по-валисски,
             Какъ ты; -- но я пойду обѣдать.
   Мортимеръ.                               Полно,
             Любезный Гарри,-- ты его разсердишь.
   Глендоуеръ. Я духовъ вызываю изъ пучины!
   Готспоръ. Да вызывать ихъ можно -- только врядъ ли
             Являются они на твой призывъ.
   Глендоуеръ. Я дьяволомъ могу повелѣвать!
   Готспоръ. А я его срамить умѣю правдой!
             И если ты владѣешь средствомъ вызвать
             Изъ бездны дьявола -- зови хоть тотчасъ!
             Я мигомъ осрамлю его. О, правда
             Сильнѣе всѣхъ чертей 58)!
   Мортимеръ.                     Ну, полно, полно;
             Къ чему ведутъ безсмысленные споры?
   Глендоуеръ. Три раза Генрихъ Болинброкъ пытался
             Со мной помѣряться -- и каждый разъ
             Отъ береговъ Уайя и Северна
             Онъ уходилъ обратно безъ успѣха
             И со стыдомъ, лишась въ бою всего.
   Готспоръ. Онъ уходилъ и безъ всего?-- такъ какъ же
             Бѣдняга уцѣлѣлъ отъ лихорадки 59)?
   Глендоуеръ. Ну, полно же; -- вотъ карта: мы приступимъ
             Немедленно къ раздѣлу королевства
             Согласно уговору.
   Мортимеръ.                     Архидьяконъ
             Раздѣлъ ужъ кончилъ на три равныхъ части.
             Вся Англія отъ Трента и Северна
             До этихъ поръ -- пойдетъ на долю мнѣ.
             Пространство дальше къ западу, съ Уэльсомъ
             И смежными богатыми землями --
             Вамъ, Оуэнъ Глендоуеръ; а эта часть,
             Лежащая на сѣверѣ отъ Трента --
             Тебѣ, любезный братъ. Условье это
             Написано втройнѣ. Какъ скоро мы
             Скрѣпимъ его печатями, что можно
             Намъ будетъ сдѣлать въ нынѣшнюю ночь,--
             То выступимъ немедля, раннимъ утромъ,
             Съ тобой и лордомъ Ворстеромъ въ походъ,
             Чтобъ встрѣтиться, какъ это рѣшено,
             Съ шотландскими войсками и съ твоимъ
             Отцомъ при Шрювсбёри...
                       (Глендоуеру) Съ такимъ отрядомъ
             Недѣли двѣ мы продержаться можемъ
             Одни безъ васъ, а вы межъ тѣмъ старайтесь
             Собрать своихъ вассаловъ и друзей.
   Глендоуеръ. Я къ вамъ явлюсь туда гораздо прежде
             И привезу съ собою вашихъ женъ,
             Съ которыми совѣтую теперь
             Уѣхать не прощаясь, чтобъ избѣгнуть
             Излишняго потопа горькихъ слезъ.
   Готспоръ (разсматривая карту). Мнѣ кажется, что часть моя, на сѣверъ
             Отъ Бертона, гораздо меньше вашихъ.
             Взгляните, какъ въ нее вдается этотъ
             Изгибъ рѣки и отъ моихъ владѣній
             Отрѣзываетъ длиннымъ полукругомъ
             Большую часть земли. Я перерѣжу
             Плотиною рѣку на этомъ мѣстѣ,
             Чтобъ Трентъ сребристый полился ровнѣй
             Въ свободномъ новомъ руслѣ, не вдаваясь
             Глубокими извилинами въ землю,
             Испортившими лучшій мой участокъ.
   Глендоуеръ. Ты этого не сдѣлаешь! Онъ долженъ,
             Онъ будетъ изгибаться!
   Мортимеръ.                     Посмотри,
             Какъ онъ въ своемъ дальнѣйшемъ, быстромъ бѣгѣ
             Прирѣзываетъ вновь крутымъ изгибомъ
             Къ твоимъ владѣньямъ столько же земли.
   Ворстеръ. Его не трудно здѣсь перекопать;
             Тогда подастся этотъ мысъ на сѣверъ --
             И Трентъ польется прямо и легко.
   Готспоръ. Я такъ и сдѣлаю; мнѣ это стоить
             Не будетъ дорого.
   Глендоуеръ.                     Я не хочу,
             Чтобъ это сдѣлалось!
   Готспоръ.                     Что!.. ты не хочешь?
   Глендоуеръ. И этого небудетъ!
   Готспоръ.                               Кто жъ возьмется
             Мнѣ это запретить?
   Глендоуеръ.                     Я.
   Готспоръ.                               Въ самомъ дѣлѣ?..
             Такъ ты скажи мнѣ это по-валисски,
             Чтобъ я тебя не понялъ.
   Глендоуеръ.                     О, милордъ!
             Я англійскимъ владѣю языкомъ t
             Не хуже- васъ! Я въ молодости былъ
             При англійскомъ дворѣ и тамъ не мало
             Сложилъ для арфы пѣсенъ, вашъ языкъ
             Украсивъ тѣмъ; -- а въ васъ еще никто
             Не замѣчалъ такого дарованья.
   Готспоръ. И очень радъ! Я лучше соглашусь
             Быть кошкой и мяукать, чѣмъ начну
             Писать стихи:-- они мнѣ хуже скрипа
             Немазанныхъ колесъ или верченья
             Токарнаго станка 60) ничто на свѣтѣ
             Не можетъ быть глупѣе и жеманнѣй
             Поэзіи, Она въ моихъ глазахъ
             Точь-въ-точь хромая лошадь, черезъ силу
             Плетущаяся рысью подъ кнутомъ.
   Глендоуеръ. Ну, хорошо,-- мы отведемъ рѣку,
             Какъ хочется тебѣ.
   Готспоръ.           Не въ этомъ дѣло!
             Я втрое уступить готовъ друзьямъ;
             Но если вы начнете торговаться --
             Я буду спорить изъ-за волоска.
             Написаны ли наши договоры,
             И можемъ ли мы ѣхать?
   Глендоуеръ.                     Мѣсяцъ свѣтитъ --
             Такъ вы уѣхать можете и ночью.
             Я буду торопить писцовъ, а кстати
             Увѣдомлю и вашихъ женъ о томъ,
             Что вы уѣхали. Мнѣ, право, страшно,
             Что дочь моя такъ любитъ Мортимера;
             Его отъѣздъ сведетъ ее съ ума. (Уходитъ Глендоуеръ).
   Мортимеръ. Ты вѣчно сердишь моего отца,
             Любезный братъ.
   Готспоръ.           Да мнѣ противно слушать,
             Какъ онъ переливаетъ изъ пустого
             Въ порожнее, толкуя о кротѣ,
             О глупыхъ предсказаніяхъ Мерлина,
             О воронѣ, о грифахъ, о драконахъ,
             О прыгающихъ кошкахъ и о всякой
             Подобной всячинѣ!.. Невольно станешь
             Бѣситься, слушая. Еще вчера онъ
             Меня промучилъ нѣсколько часовъ,
             Высчитывая мнѣ по именамъ
             Ему подвластныхъ дьяволовъ. Я только
             Твердилъ ему въ отвѣтъ: "гм", "хорошо",
             А самъ не слушалъ ничего. Онъ скученъ,
             Какъ старая, сварливая жена,
             И я согласенъ лучше поселиться
             Въ какой-нибудь глуши, питаясь хлѣбомъ,
             Чѣмъ жить въ роскошномъ замкѣ съ нимъ и слушать
             Его пустыя розсказни.
   Мортимеръ.                     Напрасно!
             Онъ истинно достойный человѣкъ;
             Отмѣнно образованъ и начитанъ,
             Привѣтливъ, ласковъ, щедръ и посвященъ
             Въ чудеснѣйшія таинства науки.
             Ты знаешь ли, что онъ глубоко цѣнитъ
             Характеръ твой и часто уступаетъ
             Тебѣ въ противорѣчьяхъ; а это
             Большая рѣдкость. Врядъ ли кто-нибудь
             Посмѣетъ безнаказанно сердить
             Его, какъ ты; но я тебя прошу
             Не пользоваться этимъ снисхожденьемъ.
   Ворстеръ. Ты въ самомъ дѣлѣ слишкомъ ужъ горячъ,
             Племянникъ. Я не мало удивляюсь,
             Какъ ты его еще до сей поры
             Не вывелъ изъ терпѣнья. Ты обязанъ
             Серьезно за собою наблюдать.
             Конечно, иногда такой характеръ
             Показываетъ мужество и храбрость,
             Но чаще онъ бываетъ знакомъ грубой
             Заносчивости, дерзости, пустого
             Высокомѣрія и неумѣнья
             Владѣть собой. А самой малой доли
             Хоть одного изъ этихъ недостатковъ
             Довольно, чтобъ навѣки отвратить
             Отъ насъ сердца, безслѣдно уничтоживъ,
             Что истинно достойно похвалы.
   Готспоръ. Ну, хорошо: -- желаю вамъ успѣха
             Съ учтивостью. Но вотъ и наши жены
             Пришли проститься съ нами.

(Входитъ Глендоуеръ съ лэди Перси и лэди Мортимеръ).

   Мортимеръ.                               Мнѣ всего
             Досаднѣй, что жена моя не знаетъ
             По-англійски, я жъ -- по-валисски.
   Глендоуеръ.                               Дочь
             Моя съ тобой не хочетъ разставаться.
             Она въ слезахъ твердитъ, что за тобой
             Поѣдетъ на войну.
   Мортимеръ.                     Скажите ей,
             Что вы ее съ собою привезете,--
             Ее и лэди Перси.

(Глендоуеръ творитъ съ дочерью по-валисски, и она отвѣчаетъ).

   Глендоуеръ.           Все напрасно:
             Упрямица не слушаетъ; -- ее
             Ничѣмъ не переспоришь.

(Лэди Мортимеръ говоритъ мужу по-валисски).

   Мортимеръ.                     О, я вижу
             Въ твоихъ глазахъ, что хочешь ты сказать!
             Мнѣ чувствъ языкъ понятенъ по-валисски --
             И я тебѣ отъ сердца отвѣчаю.

(Лэди Мортимеръ говоритъ по-валисски).

      ;       Тебѣ мои понятны поцѣлуи,
             А мнѣ -- твои: мы говоримъ душами.
             Но вѣрь, придетъ желанная пора,
             Что научусь и самъ я объясняться
             Съ тобой на языкѣ твоемъ... Вѣдь онъ
             Въ твоихъ устахъ пріятенъ мнѣ и сладокъ,
             Какъ пѣнье королевы въ часъ, когда
             Она въ саду поетъ подъ звуки лютни 61).
   Глендоуеръ. Ну, если ты еще заплачешь, то
             Она сойдетъ съ ума.

(Лэди Мортимеръ говоритъ по-валисски).

   Мортимеръ.                     Ну, въ этомъ я
             Не разберу рѣшительно ни слова.
   Глендоуеръ. Она велитъ тебѣ прилечь на землю,
             На мягкую, зеленую траву
             И, голову склоня ей на колѣни,
             Забыться подъ напѣвъ любимой пѣсни
             Тѣмъ легкимъ сномъ, который схожъ съ мгновеньемъ,
             Когда поутру борется съ разсвѣтомъ
             Густая тьма, и дневное свѣтило
             Еще не начинало гордый ходъ.
   Мортимеръ. Отъ всей души:-- я пѣнье слушать радъ;
             А между тѣмъ готовы будутъ наши
             Условія.
   Глендоуеръ. Ну, такъ садись и слушай;
             А музыкѣ, которая отсюда
             За тысячу -- когда не больше -- миль,
             Я прикажу перенестись сюда же.
   Готспоръ. Ну, Катя, ты отлично умѣешь лежать;-- садись же, чтобъ я могъ положить тебѣ на колѣни голову.
   Лэди Перси. Только, пожалуйста, тише, неугомонный 62).

(Глендоуеръ произноситъ нѣсколько валисскихъ словъ, и музыка начинается).

   Готспоръ. Ну, вотъ теперь я убѣдился самъ,
             Что дьяволъ понимаетъ по-валисски.
             Онъ хоть немного, правда, своенравенъ
             Зато отличный музыкантъ.
   Лэди Перси. Въ такомъ случаѣ ты долженъ быть еще лучшимъ музыкантомъ, потому что ты весь своенравіе. Ну, тише, тише, не дурачься и слушай, какъ лэди будетъ пѣть по-валисски.
   Готспоръ. Право, мнѣ больше нравится вой моей лягавой собаки, чѣмъ какое бы то ни было пѣніе.
   Лэди Перси. Ты, кажется, хочешь проломить себѣ голову 63).
   Готспоръ. Нѣтъ.
   Лэди Перси. Такъ лежи же смирно и молчи.
   Готспоръ. Мнѣ этого не хочется: это -- женскій порокъ.
   Лэди Перси. Ну, такъ да поможетъ тебѣ Господь успокоиться.
   Готспоръ. Въ постели валисской лэди?
   Лэди Перси. Что, что такое?
   Готспоръ. Тс! она начала пѣть.

(Лэди Мортимеръ поетъ валисскую пѣсню).

             Ну, Катя, теперь очередь за тобой.
   Лэди Перси. Нѣтъ, я ни за что не буду пѣть.
   Готспоръ. Оставь, пожалуйста, эти мѣщанскія клятвы. Ты повторяешь безпрестанно: "ни за что! такъ же вѣрно, какъ живу! клянусь спасеніемъ! ей-ей",
             Какъ будто ты не выходила вѣкъ
             Изъ общества мѣщанъ. Ужъ если клясться,
             Такъ клятвою приличной, во весь ротъ 64),
             Какъ лэди, а не этими "ей-ей",
             Приличными надутымъ щеголихамъ.
             Ну, пой же.
   Лэди Перси. Я сказала, что не стану.
   Готспоръ. Ну, какъ хочешь! А то вѣдь, пожалуй, дѣйствительно попадешь въ учители снѣгирей или въ портные. Если условія переписаны, я ѣду черезъ два часа. Пойдемте взглянуть. (Уходитъ Готспоръ).
   Глендоуеръ. Пойдемъ, лордъ Мортимеръ;-- ты такъ же медленъ,
             Какъ пылкій Перси скоръ. Но если наши
             Условья списаны, то мы приложимъ
             Сейчасъ же къ нимъ печати и затѣмъ
             Немедля въ путь.
   Мортимеръ.           Идемте, я готовъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Комната во дворцѣ.

(Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ и лорды).

   Король. Оставьте насъ на время, лорды;-- мы
             Должны поговорить съ Уэльскимъ принцемъ.
             Не удаляйтесь, впрочемъ: вы намъ скоро
             Понадобитесь снова. (Лорды уходятъ).
                                           Я не знаю,
             Хотѣло ли святое Провидѣнье
             Въ своемъ непостижимомъ приговорѣ.
             Чтобы меня за тяжкіе грѣхи
             Наказывала собственная кровь;
             Но жизнь твоя показываетъ ясно,
             Что ты назначенъ быть небесной карой
             За всѣ мои неправды! Какъ иначе
             Могло случиться, что такія страсти,
             Такія развращенныя забавы
             Сроднились недостойно съ славнымъ саномъ
             И овладѣли царственной душой?
   Принцъ. Я, государь, желалъ бы, чтобъ сознанье
             Мнѣ помогло смягчить мои проступки
             Съ такой же легкостью, съ какою я
             Могу, конечно, многаго отречься,
             Въ чемъ я предъ вами ложно оклеветанъ.
             Позвольте мнѣ по крайней мѣрѣ думать,
             Что если я успѣю доказать
             Неправду многаго, что насказали
             Доносчики и подлые льстецы --
             То вы простите мнѣ великодушно
             Немногіе проступки, если я
             По молодости въ нихъ виновенъ точно.
   Король. Богъ да проститъ тебя!-- но я не знаю,
             Какъ могъ ты уклониться такъ далеко
             Отъ доблестей и жизни нашихъ предковъ!
             Въ совѣтѣ мѣста ты лишился самымъ
             Постыднымъ образомъ! Занять былъ долженъ
             Его твой младшій братъ. 65) Ты сталъ чужимъ
             Всему двору, всѣмъ принцамъ нашей крови;
             Надежды на тебя давно угасли,
             И каждый носитъ въ сердцѣ предвѣщанье
             Твоей погибели. Когда бъ я также
             Пренебрегалъ сужденіемъ людей
             И не чуждался низкаго народа,
             То мнѣніе людское никогда
             Не измѣнило бъ прежнему монарху
             И мнѣ не помогло достичь вѣнца,
             Оставя навсегда меня въ изгнаньи,
             Какъ низкаго, пустого человѣка.
             Но я являлся рѣдко, какъ комета,
             И привлекалъ къ себѣ толпы народа
             Моимъ явленьемъ. На меня отцы
             Указывали дѣтямъ, а въ народѣ
             Твердили: "Гдѣ? который Болинброкъ?".
             При этомъ я, казалось, бралъ у неба
             Его привѣтливость, держа себя
             Такъ ласково, что обращалъ невольно
             Къ себѣ сердца собравшейся толпы.
             Привѣтъ гремѣлъ мнѣ даже въ тѣ минуты,
             Когда стоялъ я рядомъ съ королемъ.
             Мое лицо всегда казалось новымъ;
             Мои явленья, какъ святая риза,
             Невольно всѣмъ внушали уваженье
             И обращали рѣдкостью своей
             Простые дни народу въ свѣтлый праздникъ.
             А между тѣмъ безсмысленный король
             Все время проводилъ свое въ забавахъ
             Съ пустыми вертопрахами, игралъ
             Великимъ саномъ, окружилъ себя
             Толпой пустыхъ забавниковъ, чьи шутки,
             Внезапно вспыхнувъ, какъ солома, гаснутъ
             Тотчасъ же безъ слѣда. Онъ отдалъ блескъ
             Монаршаго вѣнца на поруганье
             Толпѣ мальчишекъ, глупо забавляясь
             Ихъ дерзкими остротами, и сталъ
             Изъ повелителя рабомъ народа 66)!
             Что жъ вышло?-- онъ пресытилъ понапрасну
             Собой глаза безсмысленной толпы!
             И малаго излишка лицезрѣнья
             Властителя довольно, чтобъ его
             Толпа сочла тяжелымъ и ненужнымъ.
             И вотъ когда онъ говорилъ съ народомъ,
             Его, скучая, слушали, не глядя;
             А если и смотрѣли -- то глазами
             Усталыми, привыкшими къ явленью,
             Которое должно подобно солнцу
             Оковывать восторгомъ взоръ людей...
             Толпа предъ нимъ дремала равнодушно;
             Смотрѣла на него, какъ на предметъ,
             Давно наскучившій и всѣмъ противный.
             Таковъ теперь ты, Гарри, въ общемъ мнѣньи!
             Ты потерялъ твоей безпутной жизнью
             Всю царственность; лишился уваженья
             Въ глазахъ у всѣхъ, и только я на горе
             До сей поры еще тебя люблю!
             Люблю противъ желанья -- и невольно
             Обманываю нѣжностью глаза!
   Принцъ. Я вамъ клянусь исправиться и быть
             Достойнѣе себя.
   Король.                     Чѣмъ былъ Ричардъ
             Тогда -- тѣмъ нынче ты въ глазахъ народа,
             И чѣмъ былъ я, когда я возвратился
             Изъ Франціи -- тѣмъ нынче Гарри Перси!
             Я съ каждымъ днемъ все больше убѣждаюсь,
             Что онъ тебя достойнѣе вѣнца!
             Что ты наслѣдникъ только по рожденью,
             А не по доблестямъ;-- межъ тѣмъ какъ онъ
             Безъ всякихъ правъ, безъ царственнаго сана,
             Возставъ одинъ на царственнаго льва,
             Наполнилъ громомъ битвы королевство
             И, будучи не старѣе тебя,
             Заставилъ предъ собою преклониться
             И лордовъ и прелатовъ благородныхъ,
             Которые его признали всѣ
             Своимъ начальникомъ. Какою славой
             Покрылся онъ въ сраженіи съ Дугласомъ,--
             Съ Дугласомъ, чьи высокія дѣла
             И подвиги давно ужъ заслужили
             Ему названье славнаго бойца
             И перваго вождя во всей вселенной!
             И что же!-- этотъ Перси, этотъ дивный
             Ребенокъ-Марсъ -- разбилъ Дугласа трижды!
             Плѣнилъ его и снова далъ свободу,
             Скрѣпивши съ нимъ, на гибель намъ, союзъ,
             Который нашъ престолъ готовъ низвергнуть
             И пасть вражды наполнить злой войной!
             Что скажешь ты теперь? Нортумберландъ,
             Дугласъ, епископъ Іоркскій, Гарри Перси,
             Лордъ Мортимеръ -- возстали противъ насъ!..
             Но, впрочемъ, что напрасно говорить
             О томъ съ тобой, когда ты самый близкій
             И самый злой изъ всѣхъ моихъ враговъ!
             Когда ты самъ, увѣренъ я, способенъ
             Возстать изъ малодушья на меня
             И, сдѣлавшись наемникомъ Готспора,
             Прислуживать ему, какъ собачонка,
             Ловить его желанья и достойно
             Такимъ стыдомъ позоръ свой завершить!..
   Принцъ. Нѣтъ, государь!-- такъ думать не должны вы!..
             Богъ да проститъ тому, кто передъ вами
             Успѣлъ меня такъ низко очернить!
             Но я клянусь, что этотъ самый Перси
             Поможетъ мнѣ исправиться въ тотъ день,
             Когда, представъ предъ вами послѣ битвы,
             Въ изрубленныхъ доспѣхахъ, съ головой,
             Покрытой кровью, какъ корой, съ которой
             Отмоется навѣкъ мой прежній стыдъ,
             Я назовусь достойно вашимъ сыномъ!..
             Повѣрьте мнѣ, что день тотъ недалекъ,
             Когда любимецъ доблести и славы,
             Великій Перси, встрѣтится въ бою
             Съ презрѣннымъ вашимъ Генрихомъ!.. О, какъ
             Желалъ бы я, чтобъ онъ удвоилъ славу,
             Покрывшую чело его, а также,
             Чтобъ вмѣстѣ съ тѣмъ удвоились мои
             Позоръ и стыдъ! Настанетъ часъ, когда
             Обмѣнится своей онъ громкой славой
             На этотъ стыдъ! Онъ, какъ наемникъ мой,
             Сбираетъ славу мнѣ и безъ остатка
             Ее отдастъ безпрекословно всю!
             Иначе я ее исторгну силой
             Изъ рукъ его!.. Я всемогущимъ Богомъ
             Клянусь вамъ въ правдѣ словъ моихъ, и если
             Ему угодно будетъ мнѣ помочь --
             Я буду уповать, что уничтожу
             Гнѣздящіяся въ вашемъ сердцѣ раны,
             Какія вамъ нанесъ моею прежней
             Безпутной жизнью!.. Если же Всевышній
             Откажетъ мнѣ -- меня избавитъ смерть
             Отъ принятаго мною обѣщанья!
             А я скорѣй умру сто тысячъ разъ,
             Чѣмъ откажусь отъ даннаго обѣта!..
   Король. Твои слова смиряютъ цѣлый бунтъ.
             Я возвращаю вновь тебѣ мою
             Довѣренность, и ты опять получишь
             Начальство надъ войсками. (Входитъ Блентъ.)
   Король.                               Что, мой Блентъ?
             Твое лицо встревожено.
   Блентъ.                               И вѣсти
             Такого же дурного содержанья.
             Шотландскій Мортимеръ прислалъ депешу,
             Что графъ Дугласъ уже соединился
             При Шрювсббри съ мятежными войсками;
             И если каждый сдержитъ обѣщанье
             И выставитъ свои войска -- то врядъ ли
             Такая многочисленная рать
             Когда-нибудь грозила государству.
   Король. Мы это слышали -- и потому
             Графъ Вестморландъ отправится въ походъ
             Сегодня жъ съ нашимъ сыномъ Іоанномъ
             Ланкастерскимъ. Ты, Гарри, выйдешь въ среду
             На будущей недѣлѣ, мы -- въ четвергъ,
             За вами вслѣдъ. Въ Бридинорсѣ сборный пунктъ.
             Ты, Гарри, поведешь свои войска
             Чрезъ Глостерширъ, и дней черезъ двѣнадцать,
             Я думаю, мы встрѣтимся въ Бриндинорсѣ.
             Теперь у насъ занятій полны руки --
             И, чтобъ не дать усилиться врагамъ,
             Терять не должно времени и намъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Истчипъ. Комната въ тавернѣ "Кабанья Голова".

(Входятъ Фальстафъ и Бэрдольфъ).

   Фальстафъ. Бэрдольфъ, а я вѣдь худѣю подлѣйшимъ образомъ съ послѣдняго дѣла. Мало того, что худѣю -- сохну. Иначе отчего бы кожѣ висѣть на мнѣ складками, какъ платью старухи? Я сморщился, какъ печеное яблоко. Нѣтъ, надо покаяться, и поскорѣе, пока есть еще на мнѣ хоть сколько-нибудь мяса,-- а то, пожалуй, не хватитъ силъ и на это. Вѣдь я забылъ даже, что находится внутри церкви. Ей-Богу,-- пусть буду водовозной клячей, если помню хоть что-нибудь! А все товарищество, подлое товарищество! Оно меня сгубило въ конецъ.
   Бэрдольфъ. Въ самомъ дѣлѣ, сэръ Джонъ, ты сталъ нынче какимъ-то мрачнымъ и, пожалуй, точно долго не проживешь.
   Фальстафъ. То-то и есть. Спой-ка мнѣ что-нибудь, да повеселѣе. А вѣдь было время, когда я жилъ, какъ прилично дворянину! Клялся мало; игралъ не больше семи разъ въ недѣлю; находилъ въ публичные дома не болѣе одного разу въ часъ; даже случилось раза два заплатить долги. Словомъ, велъ себя добропорядочно. А теперь?-- лучше и не говорить! Мое безпутство не знаетъ предѣловъ.
   Бэрдольфъ. Да ты такъ жиренъ, сэръ Джонъ, что поневолѣ не знаешь себѣ предѣловъ. Твое брюхо больше всякой мѣры.
   Фальстафъ. Позаботься-ка лучше самъ о себѣ да исправь свою рожу; -- тогда я, пожалуй, исправлю мою жизнь. Вѣдь ты -- нашъ адмиральскій корабль съ фонаремъ на носу вмѣсто кормы 67); ты, рыцарь пылающаго свѣтильника.
   Бэрдольфъ. Что жъ, сэръ Джонъ, вѣдь мой носъ не дѣлаетъ тебѣ вреда.
   Фальстафъ. Оборони Боже! Напротивъ, онъ мнѣ приноситъ великую пользу, какъ другимъ видъ черепа или memento mori. Когда я гляжу на твой носъ -- мнѣ непремѣнно приходитъ на мысль адскій огонь или богачъ, ходившій въ пурпурѣ. Онъ пылаетъ на твоемъ лицѣ въ самомъ яркомъ нарядѣ, и если бъ въ тебѣ была хоть искра добродѣтели -- то я непремѣнно сталъ бы клясться твоимъ носомъ, приговаривая: "клянусь этимъ пламенемъ!" Но вѣдь ты совсѣмъ предался грѣху, и, не будь этого огня на твоемъ лицѣ, ты былъ бы совершенно сыномъ мрака. Когда ты ночью бѣгалъ въ Гэдсхилѣ за моей лошадью -- я, ей-Богу, принялъ тебя издали за ignis fatuus или огненный шаръ. Ты -- вѣчный, неугасаемый фейерверкъ, и, благодаря тебѣ, я сберегъ по крайней мѣрѣ тысячу марокъ, которыя истратилъ бы непремѣнно на свѣчи для освѣщенія дороги, когда мы шатались ночью по тавернамъ. Впрочемъ, если принять въ соображеніе количество хереса, которое ты выпилъ на мой счетъ, то свѣтъ твой обошелся мнѣ, пожалуй, дороже, нежели покупка сала у самаго дорогого торговца. Вотъ уже тридцать два года, какъ я питаю эту огненную саламандру -- и да наградитъ меня за это Господь!
   Бэрдольфъ. Чортъ возьми!-- я желалъ бы, чтобъ мой носъ былъ у тебя въ брюхѣ!
   Фальстафъ. Сохрани Боже!-- да я бы тотчасъ сгорѣлъ.

(Входитъ мистриссъ Куикли).

   Ну, что, моя мокрая курочка 68), нашла ли, кто обчистилъ мои карманы?
   Куикли. Да что это вы въ самомъ дѣлѣ, сэръ Джонъ! Что я держу въ домѣ воровъ, что ли? И я и мужъ мой обыскивали всѣхъ отъ мала до велика и ничего не нашли. Въ моемъ домѣ никогда и волоска не пропадало.
   Фальстафъ. Ну, что ты врешь! Помнишь, брили Бэрдольфа, мало ли пропало тогда волосъ. Я готовъ поклясться, чѣмъ хочешь, что мои карманы обчистили, глупая ты баба.
   Куикли. Кто? Я -- баба?-- нѣтъ, ты не ругайся! Меня еще никто не называлъ такъ въ моемъ домѣ.
   Фальстафъ. Ну, ну, я тебя знаю.
   Куикли. Нѣтъ, ты меня не знаешь! А вотъ я такъ тебя знаю! Ты мнѣ долженъ, такъ и заводишь ссору, чтобъ не заплатить. Попробуй отпереться, что я тебѣ сдѣлала дюжину рубахъ.
   Фальстафъ. Изъ сермяги, изъ гнилой сермяги. Я ихъ роздалъ женамъ хлѣбниковъ на сита.
   Куикли. Нѣтъ, какъ честная женщина, изъ голландскаго полотна, по восьми шиллинговъ за аршинъ. Кромѣ того, ты мнѣ долженъ еще за харчи да бралъ деньгами. Всего наберется двадцать четыре фунта.
   Фальстафъ (указывая на Бэрдольфа). Онъ былъ со мной въ половинѣ, такъ пускай платитъ свою часть.
   Куикли. Онъ? Господи, да вѣдь онъ бѣденъ: -- у него ничего нѣтъ.
   Фальстафъ. Онъ бѣденъ? Да ты взгляни на его рожу; пускай онъ вычеканитъ свой носъ и щеки. Я не плачу ни полушки! Что я, молокососъ, что ли? Послѣ этого нельзя безопасно заснуть въ твоей харчевнѣ, чтобъ не обобрали кармановъ. Знаешь ли ты, что у меня пропалъ дѣдовскій перстень цѣною въ сорокъ марокъ?
   Куикли. Ахъ, Господи! Сколько разъ я слышала, какъ принцъ говорилъ, что этотъ перстень мѣдный!
   Фальстафъ. Ну, что твой принцъ? Дрянь, пьянчужка! Скажи онъ это здѣсь, при мнѣ -- я отдулъ бы его, какъ щенка.

(Входитъ принцъ Генрихъ, маршируя и играя на начальническомъ жезлѣ, какъ на флейтѣ; за нимъ Пойнсъ) 69).

   Фальстафъ (идя къ нему навстрѣчу). Здравствуй, голубчикъ! Ну, что, каково дуетъ вѣтеръ? Мы всѣ въ походъ?
   Бэрдольфъ. Да, попарно, какъ колодники въ Ньюгетъ 70).
   Куикли. Выслушайте меня, милордъ.
   Принцъ. Ну, что, мистриссъ Куикли? Какъ поживаетъ твой мужъ? Я люблю его: онъ честный человѣкъ.
   Куикли. Да выслушайте же меня, милордъ.
   Фальстафъ. Прошу тебя, оставь ее и слушай меня.
   Принцъ. Что такое, Джакъ?
   Фальстафъ. Представь себѣ: прошедшей ночью я заснулъ за обоями, и меня обобрали начисто. Этотъ домъ сдѣлался разбойничьимъ притономъ: принялись выгружать карманы.
   Принцъ. Что же у тебя пропало?
   Фальстафъ. Ты не повѣришь, Галь,-- три или четыре билета по сорока фунтовъ да, кромѣ того, дѣдовскій перстень съ печатью.
   Принцъ. Ну, это еще не бѣда:-- вѣдь онъ стоилъ какихъ-нибудь восемь пенсовъ.
   Куикли. Я это ему тоже говорила, милордъ. Я сама слышала, какъ ваша милость изволили это сказать. А объ васъ, милордъ, онъ отзывается такъ скверно, какъ только можетъ такой злоязычникъ, какъ онъ: говорилъ, что васъ отдуетъ.
   Принцъ. Нѣтъ, неужели?
   Куикли. Пусть я не буду честной женщиной, если солгала.
   Фальстафъ. Въ тебѣ столько же честности, сколько въ вареномъ черносливѣ, и столько же правды, какъ въ натравленной лисицѣ. А что касается до твоей женственности, такъ дворникъ твой скорѣе будетъ чьей-нибудь женою, чѣмъ ты 71). Пошла ты, штука!
   Куикли. Какая я штука? Ну, говори, какая?
   Фальстафъ. Да такая, съ которой имѣть дѣло не приведи Господи.
   Куикли. Нѣтъ, врешь!-- всякій готовъ со мной имѣть дѣло. Я -- жена честнаго человѣка, а ты, не во гнѣвъ твоему рыцарству, подлецъ, если меня такъ называешь.
   Фальстафъ. А ты, не во гнѣвъ твоей женственности, тварь, если ужъ на то пошло.
   Куикли. Какая же я тварь? Говори, какая?
   Фальстафъ. Какая?-- выдра.
   Принцъ. Выдра, сэръ Джонъ? Почему же выдра?
   Фальстафъ. Да потому, что она чортъ ее знаетъ, что такое: ни рыба ни мясо.
   Куикли. Ахъ, ты, неблагодарный!-- не тебѣ бы говорить это.
   Принцъ. Правда, правда, хозяйка: онъ на тебя клевещетъ ужасно.
   Куикли. Да и на васъ также, милордъ. Вотъ еще недавно говорилъ, будто вы ему должны тысячу фунтовъ.
   Принцъ. Какъ, бездѣльникъ?-- я тебѣ долженъ тысячу фунтовъ?
   Фальстафъ. Не тысячу, Галь, а милліонъ! Твоя любовь стоитъ милліона; а ты задолжалъ мнѣ своей любовью.
   Куикли. Онъ, милордъ, еще называлъ васъ дрянью и говорилъ, что васъ отдуетъ.
   Фальстафъ. Бэрдольфъ, говорилъ я это?
   Бэрдольфъ. Да, сэръ Джонъ, ты въ самомъ дѣлѣ это говорилъ.
   Фальстафъ. Ну, да, если онъ скажетъ, что мой перстень мѣдный.
   Принцъ. Я и теперь говорю, что онъ мѣдный. Посмотримъ, какъ ты выполнишь обѣщаніе.
   Фальстафъ. Послушай, Галь!-- ты знаетъ самъ:-- будь ты простой человѣкъ, я бы посмѣлъ; но вѣдь ты принцъ, и потому я боюсь тебя; боюсь, какъ ревущаго львенка.
   Принцъ. Почему же не какъ льва?
   Фальстафъ. Какъ льва, должно бояться самого короля. Неужели ты думаешь, что я тебя боюсь такъ же, какъ твоего отца?-- никогда! Пусть лопнетъ мой поясъ, если боюсь такъ же.
   Принцъ. Что за бѣда, если онъ и лопнетъ: вѣдь тогда только твое пузо опустится ниже колѣнъ 72). Но послушай, бездѣльникъ! въ твоей груди рѣшительно нѣтъ ни правды ни совѣсти. Она у тебя вся занята кишками и внутренностями. Ну, не стыдно ли тебѣ клеветать на бѣдную женщину, что она обчистила твои карманы? Да было ли въ нихъ что-нибудь, кромѣ трактирныхъ счетовъ, записокъ о публичныхъ домахъ и на полпенса леденца отъ одышки? Я поклянусь, чѣмъ хочешь, что въ нихъ ничего не было, кромѣ этой дряни. И послѣ этого ты еще будешь стоять на своемъ; не возьмешь своего вранья назадъ? Ну, не стыдно ли тебѣ?
   Фальстафъ. Послушай, Галь!-- ты знаешь, что нашъ праотецъ Адамъ и въ состояніи невинности не избѣжалъ грѣхопаденія. Гдѣ же устоять противъ него бѣдному Джаку Фальстафу въ нынѣшнее развращенное время? Ты видишь, что на мнѣ больше мяса, чѣмъ на другихъ, слѣдовательно -- и грѣховъ больше. Итакъ, ты признаёшься въ томъ, что очистилъ мои карманы ты?
   Принцъ. Оказывается, что такъ.
   Фальстафъ. Хозяйка, я тебя прощаю. Ступай, готовь завтракъ, люби своего мужа и смотри за слугами. Ты видишь, я сговорчивъ, когда говорятъ дѣло. Ну, ступай, ступай -- довольно; ты видишь, я угомонился. (Куикли уходитъ.) Ну, что, Галь, новаго при дворѣ? Чѣмъ кончилось дѣло грабежа?
   Принцъ. О, мой жирный быкъ,-- я, кажется, всегда буду твоимъ ангеломъ-хранителемъ. Деньги возвращены.
   Фальстафъ. Терпѣть не могу этихъ возвращеній:--двойной трудъ.
   Принцъ. Я помирился съ отцомъ и могу дѣлать, что хочу.
   Фальстафъ. Ты знаешь что? обокрадь его казну!
   Бэрдольфъ. А вѣдь и правда, милордъ.
   Принцъ. Ты получишь, Джакъ, мѣсто въ пѣхотѣ. чи -- я погибъ, потому что я самъ ея авторъ и навѣрно, испорчу все, что хочу сказать. Но, впрочемъ, попробую. Въ послѣдній разъ (если вы не забыли) я являлся сюда съ просьбой быть схнисходительнѣе къ неудавшейся пьесѣ и съ обѣщаніемъ впередъ лучшей. Надѣюсь расквитаться съ вами сейчасъ представленной; но если и она, пущенная, какъ товаръ, наудачу, вернется домой безъ успѣха, то я объявляю себя банкротомъ, при чемъ потеряете вы же, моя любезные кредиторы. Итакъ, являясь предъ вами снова, какъ обѣщалъ, я поручаю себя вашей снисходительности. Умѣрьте же ваши требованія, чтобъ я былъ въ состояніи заплатить вамъ хоть что-нибудь и наобѣщать вдобавокъ много впередъ, по обычаю всѣхъ должниковъ. Если языкъ мой васъ не убѣдитъ, то не позволено ли будетъ мнѣ заслужить ваше одобреніе ногами? Правда, это слишкомъ легкая расплата за долги; но потому-то совѣсть и заставитъ меня пустить ее въ дѣло съ крайней добросовѣстностью. Впрочемъ, я вполнѣ убѣжденъ, что прекрасныя дамы меня простятъ; а если джентльмены не захотятъ сдѣлать того же, то имъ придется итти противъ дамъ, него до сихъ поръ никогда не случалось въ подобномъ обществѣ. Еще одно слово. Если жирная пища вамъ не прискучила, то авторъ будетъ продолжать свою исторію съ сэромъ Джономъ и позабавитъ васъ прекрасной Екатериной Французской. Я убѣжденъ впередъ, что въ этомъ продолженіи Фальстафъ запотѣетъ до смерти, если онъ не убитъ уже вашимъ строгимъ приговоромъ, такъ какъ онъ не Ольдкэстль, умершій мученикомъ, а совсѣмъ другой человѣкъ 88). Но я усталъ говорить; когда же устану и танцовать, то пожелаю вамъ покойной ночи и затѣмъ преклоню колѣни, чтобъ помолиться за королеву 89).
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Выводъ "Молвы", какъ дѣйствующаго лица -- отголосокъ направленія, господствовавшаго на англійской сценѣ, до Шекспира, въ томъ родѣ театральныхъ пьесъ, которыя назывались: "moral plays", т.-е. нравственными пьесами. Въ нихъ дѣйствующими лицами выводились не только всевозможныя качества, какъ, напримѣръ: гордость, зависть, доброта, но даже олицетворенія такихъ отвлеченныхъ понятій, какъ разумъ, воля и т. п.
   2. Въ подлинникѣ: "that Percy's spur was colcb, т.-е. буквально: что шпора Перси простыла. Въ этихъ словахъ намекъ на имя Перси Hotspur (Готспоръ), которое значитъ: горячая шпора.
   3. Здѣсь Нортумберландъ повторяетъ слова Траверса, что шпора Перси простыла. Въ переводѣ эта игра словъ замѣнена по возможности.
   4. Въ то время былъ обычай, что заглавные листы трагедій и драмъ печатались на страницахъ съ знаками траура.
   5. Въ сраженьи при Шрювсбёри нѣсколько человѣкъ было одѣто въ одинаковое платье съ королемъ Генрихомъ, чтобы отвлечь вниманіе непріятеля отъ короля.
   6. Заключеннаго въ скобки окончанія этого монолога Мортона нѣтъ въ первомъ изданіи драмы in quarto.
   7. Корень мандрагоры походитъ на маленькую человѣческую фигуру. Шутка по поводу этого сходства встрѣчается у Шекспира не разъ.
   8. Въ подлинникѣ здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова "royal", которое значитъ: королевскій, а также реалъ -- (монета). Редакція перевода нѣсколько распространена противъ подлинника, чтобъ выяснить эту мысль.
   9. Этотъ монологъ Фальстафа -- перифраза стариннаго присловья: никогда не выбирай жены въ Вестминстерѣ, слуги -- въ церкви Святого Павла и лошади -- въ Смитфильдѣ, потому что получишь публичную дѣвку, мошенника и клячу.
   10. Судья Вилліамъ Гаскойнъ. Онъ отправилъ принца Генриха въ тюрьму за то, что тотъ ударилъ его во время разбирательства дѣла о буйствѣ, въ которомъ принцъ былъ замѣшанъ. Шекспиръ въ своей драмѣ только упоминаетъ объ этомъ фактѣ, но въ старинной драмѣ (the famous victories of Henry fifth) ему посвящена цѣлая сцена.
   11. Въ подлинникѣ Фальстафъ при этомъ называетъ подчиненнаго судьи -- "hund-counter". Выраженіе это значитъ: дурная охотничья собака, а равно этимъ именемъ назывались въ насмѣшку лондонскіе полицейскіе служители, арестовывавшіе несостоятельныхъ должниковъ.
   12. Здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова "patient", которое значитъ: терпѣливый, а также паціентъ (больной).
   13. Смыслъ этого отвѣта Фальстафа не объясненъ. Предполагаютъ, что это, можетъ-быть, намекъ на какого-нибудь извѣстнаго въ то время слѣпого нищаго, котораго водила собака.
   14. Въ этомъ отвѣтѣ Фальстафа игра словомъ "wax", которое значитъ: воскъ, а также рости. Въ подлинникѣ Фальстафъ говоритъ, что онъ не называетъ себя восковой (wax) свѣчей, потому что, въ противоположность свѣчѣ, не уменьшается, а напротивъ -- растетъ (wax) въ ширину. Въ переводѣ этого невозможно было передать.
   15. Ангеломъ звалась тогдашняя золотая монета. Фальстафъ, принимая слово въ этомъ смыслѣ, говоритъ, что дурной ангелъ легокъ.
   16. По изданію in folio рѣчь Фальстафа оканчивается на этихъ словахъ.
   17. Здѣсь игра значеніемъ слова -- "cross", которое значитъ крестъ, а также крейцеръ (тогдашняя монета), на которой было изображеніе креста.
   18. Слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки строкъ, нѣтъ въ первомъ изданіи in quarto.
   19. Заключенной въ скобки части рѣчи Бэрдольфа также нѣтъ въ изданіи in quarto.
   20. Франція, постоянно тайно поддерживавшая возстанія противъ власти Генриха, дѣйствительно послала войско на помощь Глендоуеру.
   21. Этого монолога архіепископа нѣтъ въ первомъ изданіи in quarto.
   22. Куикли, называя Фальстафа пеньковымъ сѣменемъ (hemp seed), намекаетъ на то, что изъ пеньки дѣлались веревки для висѣлицъ.
   23. Въ вопросѣ судьи и отвѣтѣ Куикли игра созвучіемъ словъ -- "sum" -- сумма и "some" -- что-нибудь. Судья спрашиваетъ, за какую сумму (for what sum) она подаетъ жалобу. А Куикли отвѣчаетъ: "more, that for some", т.-е. болѣе, чѣмъ за какую-нибудь.
   24. Въ то время комнаты въ трактирахъ назывались особыми именами.
   25. Въ подлиннникѣ судья, въ послѣдней фразѣ, говоритъ: "now the Lord lighten theel thou art a great fool",-- что слѣдуетъ перевести буквально: "Ну, да просвѣтитъ тебя Господь,-- ты великій глупецъ!" -- Слово "fool", кромѣ значенія: глупецъ, значитъ еще шутъ и сумасшедшій. Ни одно изъ этихъ понятій не подходитъ къ общему смыслу предыдущаго разговора судьи съ Фальстафомъ, такъ какъ Фальстафа ни въ какомъ случаѣ нельзя назвать ни глупцомъ, ни шутомъ, ни сумасшедшимъ. Поэтому вѣрнѣе всего понять это выраженіе судьи въ нѣсколько уклоненномъ отъ буквальнаго значенія смыслѣ, а именно: странный или, еще лучше -- нелѣпый человѣкъ. А въ этомъ случаѣ та русская пословица, которая принята въ переводѣ для передачи смысла послѣднихъ словъ судьи, выражаетъ этотъ смыслъ всего лучше.
   26. Эта циническая фраза переведена буквально: "tne rest of thy low-conntries (Нидерланды) have made a shift to eat up thy holland" -- Holland -- Голландія, а также голландское бѣлье. Смыслъ понятенъ.
   27. Младшіе братья не получали наслѣдства и потому оставались бѣдняками.
   28. Въ тогдашнихъ публичныхъ домахъ дѣлались въ окнахъ красныя занавѣски.
   29. Здѣсь Шекспиръ смѣшалъ Алтею (мать царевича Мелеагра) съ Гекубой, которая, будучи беременна Парисомъ, видѣла сонъ, будто родила горящую головню, вслѣдствіе чего было сдѣлано предсказанье, что новорожденный погубитъ Трою.
   30. Вѣроятно, здѣсь намекъ на лаконическое письмо Цезаря: "vedi, vini, vici".
   31. Эфесцами, троянцами и коринѳянами называли въ то время гулякъ и кутилъ.
   32. Дальнѣйшаго продолженія этого монолога лэди Перси нѣтъ въ первомъ изданіи in quarto.
   33. Въ подлинникѣ слуга говоритъ буквально: нѣтъ ли по близости шума Сника (Sneak's noise),-- такъ назывались тогдашнія бродячія труппы уличныхъ музыкантовъ.
   34. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра созвучіемъ словъ: qualm -- головокруженіе или дурнота, и calm -- покой. Куикли говорить, что Доль Тиршитъ чувствуетъ себя нехорошо отъ головокруженія (qualm). А Фальстафъ понижаетъ это слово въ смыслѣ: покой (calm). Въ переводѣ игра словъ замѣнена по возможности другой.
   35. Здѣсь также игра значеніемъ слова "Pistol", которое было именемъ Пистоля и значило также пистолетъ.
   36. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова "occupy", которое значитъ занимать мѣсто (т.-е. чѣмъ-нибудь быть), а также употреблялось въ неприличномъ смыслѣ (по отношенію къ женщинамъ). Доль говоритъ, что Пистоль, занимая (occupy) мѣсто капитана, дѣлаетъ это слово неприличнымъ. Въ переводѣ этого нельзя было передать (да и было бы лишнимъ).
   37. Характеръ Пистоля основанъ на томъ, что этотъ задорный, глупый буянъ постоянно говоритъ фразами, надерганными изъ тогдашнихъ напыщенныхъ неистовыхъ трагедій. Въ концѣ настоящей фразы онъ спрашиваетъ: "have we not Hiren here?", т.-е.: развѣ нѣтъ у васъ Ирены? Ирена (Hiren) лицо изъ драмы: "The turkish Mahomet and Hiren, the fair Greek". По объясненію нѣкоторыхъ комментаторовъ, Пистоль такъ называетъ свою шпагу; а Куикли на дальнѣйшій его такой же вопросъ (принимая это слово въ значеніи имени женщины) отвѣчаетъ, что она бы ея не спрятала. Въ переводѣ этого нельзя было передать.
   38. Канибалъ -- вмѣсто Аннибалъ.
   39. Девятью героями или, вѣрнѣе, девятью "достойнѣйшими" (nine worthiest) называли девять участниковъ одного изъ праздничныхъ шествій, устраивавшихся въ Шекспирово время на лондонскихъ улицахъ. Трое изъ этихъ лицъ были одѣты въ костюмы древнихъ, трое -- въ еврейскіе и трое -- въ христіанскіе. Пантомима эта выведена Шекспиромъ въ послѣднемъ дѣйствіи комедіи "Потерянные труды любви".
   40. Въ подлинникѣ Доль говоритъ, что Пистоль побѣжалъ отъ Фальстафа, какъ колокольня (like a church). Такое выраженіе не имѣло бы въ переводѣ смысла.
   41. Въ подлинникѣ Фальстафъ говоритъ, что Пойнсъ для забавы принца -- "drinks-off candle's ends for flap-dragons", т.-е. глотаетъ свѣчные огарки какъ тряпичныхъ драконовъ. Flap-dragons назывался какой-нибудь горючій составъ, который зажигался и бросался въ вино. Завзятые пьяницы выпивали изъ молодечества вино вмѣстѣ съ огнемъ.
   42. Въ этихъ словахъ принцъ намекаетъ на сцену 1-й части хроники (Д. II, сц. 2-я), когда принцъ и Пойнсъ спугиваютъ Фальстафа съ награбленной добычи.
   43. Въ подлинникѣ король говоритъ, что сонъ убѣгаетъ отъ глазъ короля, какъ отъ звона набатнаго колокола, или отъ часового футляра (watch-case). Выраженіе это выпущено въ переводѣ, какъ лишній некрасивый въ стихѣ плеоназмъ.
   44. Подлинныя слова Ричарда II въ хроникѣ этого имени (Д. V, Сц. 1-я).
   45. Имена рекрутовъ переведены буквально согласно съ тѣмъ нарицательнымъ значеніемъ, какое имена ихъ имѣютъ въ подлинникѣ. Гнилушка -- Mouldy (вѣрнѣе: заплѣсневѣлый), Тѣнь -- Shadow, Бородавка -- Wart, Рохля -- Feeble (вѣрнѣе: слабость), Бычокъ -- Bull-calf.
   46. Мѣстечко Котсфольдъ въ Глостерширѣ было извѣстно публичными играми борьбы, фехтованья и т. п. спорта.
   47. Такъ назывались въ то время публичныя женщины.
   48. Скогэнъ былъ извѣстный клоунъ при Дворѣ Эдварда IV, прославившійся своими шутками и остротами, которыя были даже изданы. Онъ жилъ гораздо позднѣе эпохи, выведенной въ настоящей драмѣ.
   49. Въ словахъ Фальстафа шутка насчетъ имени Сайленсъ, которое въ нарицательномъ смыслѣ значитъ молчанье или миръ (silence).
   50. Въ подлинникѣ Фальстафъ просто говоритъ, что у него въ спискахъ много тѣней. Въ переводѣ смыслъ этихъ словъ не былъ бы понятенъ безъ разъясненія.
   51. Этими словами Фальстафъ хочетъ сказать, что если бъ Рохля былъ мужскимъ портнымъ, то сдѣлалъ бы самъ на нихъ отмѣтки мѣломъ при сниманіи мѣрокъ для платья.
   52. Въ подлинникѣ: какъ разъяренный голубь. Въ русскомъ языкѣ съ понятіемъ слова голубь связано болѣе представленіе о чистотѣ, чѣмъ о безсиліи, и потому въ переводѣ слово это замѣнено другимъ, болѣе подходящимъ къ смыслу.
   53. Въ подлинникѣ эта личность названа: "Jane Night-work". Но слово "night-work" имѣетъ нарицательное значеніе и значитъ ночная работа.
   54. Майль-Ендъ-Гринъ былъ лугъ близъ Лондона, на которомъ представлялись такъ называвшіяся Артуровы пантомимы (Arthur's show). Глупый Шяллоу хвастаетъ, что исполнялъ на этомъ представленіи роль дурака Дагонета.
   55. См. примѣчаніе 7-е.
   56. Слово Gaunt значитъ худоба, и потому въ словахъ Фальстафа тотъ смыслъ, что когда онъ увидѣлъ, какъ герцогъ Гонтъ ударилъ Шяллоу (который былъ худъ, какъ жердь), то возразилъ Гонту, будто онъ бьетъ тѣнь своего имени (G-annt -- худоба).
   57. Въ подлинникѣ Вестморландъ спрашиваетъ архіепископа: зачѣмъ онъ хочетъ смѣнить святыя книги на гробы (turning your books to graves?)? Нѣкоторые издатели считали слово graves (гробы) ошибкой и предлагали замѣнить его словомъ: glaives (мечи) или greaves (латы). Мнѣ кажется, что эта перемѣна излишня, если понять слова Вестморланда въ томъ смыслѣ, какой данъ редакціи перевода.
   58. Заключенной въ скобки части этого монолога архіепископа нѣтъ въ первомъ изданіи in quarto.
   59. Этого монолога Вестморланда, а также слѣдующихъ Моубрея и Вестморланда до заключенной скобкой части также нѣтъ въ изданіи in quarto.
   60. Здѣсь Моубрей упоминаетъ о поединкѣ Болинброка съ Норфолькомъ, который выведенъ въ 1-мъ дѣйствіи, 3-й сценѣ хроники "Ричардъ II".
   61. Въ подлинникѣ архіепископъ говоритъ, что король сотретъ память прошлаго съ своихъ табличекъ (will wipe bis tables clean).
   62. Въ подлинникѣ принцъ Іоаннъ говоритъ, что архіепископъ былъ: "speaker in Ms parliament", т.-е. спикеромъ (предсѣдателемъ) въ парламентѣ Бога.
   63. Историческое событіе, какъ принцъ обманулъ сдавшихся ему бунтовщиковъ, описано въ Голлиншедовой хроникѣ.
   64. Имя Колевиль изъ ущелья (правильнѣе изъ долины) -- "Соіеville of the dale" -- взято Шекспиромъ изъ Голлиншедовой лѣтописи, при чемъ онъ воспользовался значеніемъ этого слова для дальнѣйшей шутки Фальстафа.
   65. Въ то время письма запечатывались мягкимъ восковымъ сургучомъ, который разминался между пальцами. Фальстафъ хочетъ сказать, что онъ уже успѣлъ одурачить Шяллоу настолько, что будетъ дѣлать изъ него что угодно, какъ изъ сургуча.
   66. Это странное событіе, случившееся предъ смертью короля, описано въ Голлиншедовой лѣтописи.
   67. По обычаю того времени корона клалась на подушку, у изголовья умиравшаго короля.
   68. Здѣсь въ словахъ короля непереводимая игра созвучіемъ словъ: gild -- золотить и guilt -- вина или порокъ. Король говоритъ: "England shall double gild his treble guilt", т.-е. Англія вдвойнѣ позолотитъ (gild) ихъ тройную порочность (guilt).
   69. Въ то время думали, что растворъ золота -- одно изъ могущественныхъ лѣкарствъ.
   70. Голлиншедъ описываетъ въ своей хроникѣ, что Генрихъ, почувствовавшій себя дурно во время приготовленій къ походу, былъ перенесенъ въ Вестминстерское аббатство, гдѣ и умеръ въ комнатѣ, называвшейся Іерусалимомъ.
   71. Эта безсмысленная клятва заимствована изъ драмы "Солиманъ и Персида", гдѣ, кромѣ словъ: пѣтухомъ и сорокой, прибавлено еще: мышиной ногой (mousefoot).
   72. Эти слова Шяллоу -- перифраза старинной пословицы: "A friend in court ауе better is, than penny is in purse certis", т.-е. другъ при дворѣ навѣрно лучше, чѣмъ пенни въ кошелькѣ.
   73. Въ этихъ словахъ намекъ на султана Амурата III, по смерти котораго янычары возвели на тронъ его сына Магомета. Новый султанъ велѣлъ тотчасъ же задушить своихъ восемнадцать братьевъ и въ томъ числѣ молодаго Амурата, котораго желалъ имѣть султаномъ народъ.
   74. Словами: удобряй столъ -- Шяллоу шутить надъ только что высказаннымъ имъ замѣчаніемъ, что его земля безплодна.
   75. Буквальный стихотворный переводъ пѣсенокъ Сайленса невозможенъ по множеству заключающихся въ нихъ присловій и выраженій, иногда совершенно безсмысленныхъ. Вотъ возможно близкій прозаическій переводъ первой пѣсни: "Не занимайся ничѣмъ, кромѣ ѣды. Пируй и благодари небеса за веселый годъ,-- годъ, въ которомъ мясо дешево, дѣвчонки дороги, а гуляки шатаются вездѣ. Веселѣй, всегда веселѣй".
   76. Буквальный переводъ этой пѣсни: "Будь веселъ, будь веселъ! Жена моя такая же, какъ у всѣхъ. Всѣ женщины, большія и маленькія, одинаково ворчуньи. Въ комнатѣ весело, когда трясутся у присутствующихъ бороды. Да здравствуетъ день наканунѣ поста! Будьте веселы, будьте веселы".
   77. Буквальный переводъ: "Чарку вина, хорошаго и искрящагося! Я выпью за свою любовницу! Веселое сердце живетъ долго".
   78. Буквальный переводъ: "Налейте кубокъ и подайте мнѣ. Я выпью до дна, будь онъ хоть съ милю".
   79. Буквальный переводъ: "Будь со мной справедливъ и посвяти меня въ рыцари, Саминго"!-- Саминго (вмѣсто Доминго) было искаженнымъ испанскимъ именемъ святого Доминика, считавшагося патрономъ пьяницъ.
   80. Въ отвѣтѣ Пистолю Фальстафъ передразниваетъ его напыщенный тонъ и отвѣчаетъ также фразой изъ извѣстной въ то время баллады: "Король Кофетуа и Нищая".
   81. Въ подлинникѣ: мертвъ, какъ дверной гвоздь. Въ то время посѣтители, приходя въ домъ, колотили молоткомъ по вбитому въ дверь гвоздю, чтобъ дать знать о своемъ приходѣ. Русское выраженіе перевода имѣетъ тотъ же смыслъ.
   82. Въ подлинникѣ Доль называетъ полицейскаго: "nut-hook", т.-е. крючокъ для орѣховъ. Такъ назывался инструментъ для снятія орѣховъ съ дерева.
   83. Этими словами полицейскій хочетъ сказать, что Доль притворяется беременной и для этого подвязала себѣ подушку, взявъ ее изъ дюжины подушекъ, бывшихъ въ хозяйствѣ Куикли.
   84. Доль называетъ полицейскаго синей мухой -- по его форменному синему платью.
   85. Эта, совершенно безсмысленная, болтовня Пистоля, вѣроятно, введена съ намѣреніемъ, чтобъ оттѣнить его глупый, напыщенный характеръ.
   86. Такъ называлась одна изъ лондонскихъ тюремъ.
   87. Въ то время театральныя представленія обыкновенно оканчивались общимъ танцемъ актеровъ (иди особыхъ танцовщиковъ), хотя танецъ этотъ часто не имѣлъ съ представленной пьесой никакой связи. Затѣмъ одинъ изъ участвовавшихъ въ танцѣ или актеръ произносилъ эпилогъ, въ которомъ обыкновенно просилъ снисхожденія зрителей къ сыгранной пьесѣ.
   88. Обѣщая вывести Фальстафа въ слѣдующей пьесѣ, Шекспиръ не исполнилъ этого обѣщанія, такъ какъ въ слѣдующей хроникѣ ("Король Генрихъ V") мы имѣемъ только разсказъ хозяйки Куикли о смерти жирнаго рыцаря. Заявляя, что Фальстафъ совсѣмъ не Ольдкэстль, авторъ намекаетъ на то, что въ первомъ изданіи пьесы Фальстафъ былъ названъ этимъ именемъ. Ольдкэстль былъ очень уважаемымъ лицомъ и послѣдователемъ ученія Виклефа, что навлекло на него гоненіе католическаго духовенства. Его близкія дружескія отношенія съ принцемъ Генрихомъ повели къ распространенію клеветы, будто онъ былъ однимъ изъ недостойныхъ товарищей, развращавшихъ нравъ принца. Ольдкэстль однако имѣлъ не мало уважавшихъ его приверженцевъ, и это повело къ многочисленнымъ жалобамъ, что такой почтенный человѣкъ былъ осмѣянъ на сценѣ. Обстоятельство это принудило Шекспира замѣнить при слѣдующихъ изданіяхъ пьесы имя его именемъ Фальстафа. Прежнія хорошія отношенія Ольдкэстля съ принцемъ не спасли его отъ гибели. Когда при Генрихѣ V возобновились гоненія на Виклефитовъ, Ольдкэстль былъ обвиненъ въ ереси и сожженъ на кострѣ.
   89. Представленія обыкновенно заканчивались общей молитвой актеровъ за королеву.
   
>   Фальстафъ. Лучше бы въ конницѣ. Надо теперь пріискать ловкаго малаго лѣтъ двадцати или около того, чтобъ умѣлъ порядочно воровать. Я чертовски незапасливъ. Что же касается до бунтовщиковъ -- такъ вѣдь они возстали противъ добродѣтели, значитъ -- мнѣ бояться нечего. Молодцы;-- люблю за это!
   Принцъ. Бэрдольфъ!
   Бэрдольфъ. Милордъ.
   Принцъ. Снеси скорѣй записку эту брату,
             А эту лорду Вестморланду. (Бэрдольфъ уходитъ).
                                           Пойнсъ,
             Готовы ль лошади?-- мы тотчасъ ѣдемъ.
             Намъ тридцать миль придется проскакать
             Сегодня до обѣда. (Пойнсъ уходитъ).
                                 Завтра, Джакъ,
             Зайди ко мнѣ поутру: ты получишь
             Немедленно и деньги и приказы,
             А также примешь должность. Дѣла много;
             Огонь войны пылаетъ здѣсь и тамъ;
             Кому-то пасть -- Готспору или намъ? (Уходитъ принцъ).
   Фальстафъ. И на войнѣ я могъ зажить бы паномъ,
             Будь этотъ домъ походнымъ барабаномъ. (Уходитъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-й.

Лагерь бунтовщиковъ близъ Шрювсбёри.

(Входятъ Готспоръ, Ворстеръ и Дугласъ).

   Готспоръ. Прекрасно сказано, любезный лордъ!
             Не бойся я, что въ нашемъ вѣкѣ правда
             Считается за лесть -- я тотчасъ васъ
             Призналъ бы первымъ полководцемъ въ мірѣ.
             Но вы, надѣюсь, не сочтете лестью,
             Когда я все жъ скажу, что никого
             Я такъ не уважаю отъ души
             И не люблю, какъ васъ. Повѣрьте мнѣ,
             Что это такъ -- и я готовъ на дѣлѣ
             Вамъ доказать правдивость этихъ словъ.
   Дугласъ. Ты -- рыцарь благородства! Знай, что я
             Готовъ итти противъ кого угодно,
             Будь онъ храбрѣе всѣхъ людей на свѣтѣ.
   Готспоръ. Благодарю всѣмъ сердцемъ!

(Входитъ гонецъ съ письмомъ).

   Готспоръ.                              Отъ кого?
   Гонецъ. Отъ вашего родителя.
   Готспоръ.                              Какъ! Развѣ;
             Онъ самъ не будетъ?
   Гонецъ.                              Нѣтъ, милордъ, онъ боленъ
             И тяжело.
   Готспоръ.           Ну, признаюсь, не время
             Онъ выбралъ захворать! По крайней мѣрѣ
             Скажи, кому онъ передалъ начальство,
             И кто ведетъ его войска?
   Гонецъ.                               Не знаю;
             Но онъ объ этомъ пишетъ вамъ въ письмѣ.
   Ворстеръ. И онъ лежитъ въ постели?
   Гонецъ.                                         Да, милордъ,
             Уже четвертый день. Врачи боялись
             За жизнь его, когда я сѣлъ на лошадь.
   Ворстеръ. Ну, что бы переждалъ онъ это время
             И захворалъ потомъ! Еще ни разу
             Онъ не былъ намъ нужнѣе, чѣмъ теперь.
   Готспоръ. Свалиться, захворать!.. Его болѣзнь
             Находитъ отголосокъ въ нашемъ станѣ
             И дѣлаетъ больными насъ самихъ!
             Онъ говорить въ письмѣ, что, не успѣвши
             Собрать своихъ союзниковъ, не смѣетъ
             Кому-нибудь довѣрить это дѣло,
             Столь важное для насъ. Но, впрочемъ, онъ
             Даетъ рѣшительный совѣтъ: итти
             Врагамъ навстрѣчу безъ него. Быть-можетъ,
             Намъ счастье улыбнется! Дѣлать больше
             Вѣдь въ самомъ дѣлѣ нечего: король
             Навѣрно обо всемъ уже провѣдалъ.
             Что скажете?
   Ворстеръ.           Его болѣзнь -- большое
             Увѣчье намъ.
   Готспоръ.           Конечно:-- отнять важный
             Здоровый членъ, и рана глубока;
             Но, впрочемъ, если обсудить, бѣды я
             Большой еще не вижу. Будь онъ здѣсь,
             Мы кончили бы все одною битвой;
             А было ли умно такой закладъ
             Рѣшать однимъ сомнительнымъ ударомъ?
             Мнѣ кажется, что, поступивши такъ,
             Мы сами бы поставили тогда
             Предѣлъ надеждамъ счастья.
   Дугласъ.                     Ну, конечно!
             Теперь же намъ останется въ запасъ
             Значительный отрядъ Нортумберланда.
             Мы можемъ положиться на него
             На случай неудачи и смѣлѣй
             Располагать наличными войсками.
   Готспоръ. Ну, словомъ, это будетъ намъ лазейка
             На случай, если дьяволъ и несчастье
             Возстанутъ противъ насъ.
   Ворстеръ.                     Но все я лучше бъ
             Желалъ, чтобъ онъ былъ здѣсь. Въ подобномъ дѣлѣ,
             Какое мы затѣяли теперь,
             Всего важнѣй, чтобъ не было разлада,
             Затѣмъ, что, кто не знаетъ настоящихъ
             Причинъ его отсутствія, навѣрно
             Подумаетъ, что онъ задержанъ страхомъ
             И осторожностью;-- а это можетъ
             Поколебать довѣренность друзей
             И зародить опасное сомнѣнье
             У нихъ въ душахъ. Вѣдь мы должны стараться
             Скрывать какъ можно наше положенье
             Отъ чьихъ бы ни было пытливыхъ глазъ
             И тщательно беречься, чтобъ разсудокъ
             Чужихъ людей не вникнулъ въ наши тайны.
             Отсутствіе жъ отца даетъ возможность
             Насъ заподозрѣть въ недостаткѣ силы,
             Чего никто не думалъ 73).
   Готспоръ.                     Вздоръ! Я вижу,
             Напротивъ, въ томъ, что онъ остался, пользу!
             И мы еще блистательнѣй покажемъ,
             Какъ велико и сильно наше дѣло,
             Когда рѣшимся мы и безъ отца
             Возстать на королевство. Что же будетъ,
             Когда мы съ нимъ сойдемся?-- все пойдетъ
             Тогда вверхъ дномъ! Не бойтесь же напрасно!
             Пока еще дурного въ дѣлѣ нѣтъ.
   Дугласъ. Въ одно со мною слово!-- что бояться?
             Въ Шотландіи не знаютъ слова: страхъ.

(Входитъ сэръ Ричардъ Вернонъ).

   Готспоръ. А, сэръ Вернонъ!-- я радъ, что вижу васъ.
   Вернонъ. Благодарю; но я принесъ, къ несчастью,
             Нерадостныя вѣсти: Вестморландъ
             Ведетъ отрядъ въ семь тысячъ человѣкъ,
             И съ нимъ принцъ Іоаннъ.
   Готспоръ.                     Скорѣй!.. что дальше?..
   Вернонъ. А дальше я узналъ, что самъ король
             Съ поспѣшностью, какая лишь возможна,
             Ведетъ сюда безчисленную рать.
   Готспоръ. Ну, что жъ!.. Добро пожаловать! А гдѣ
             Его гуляка-сынъ? Гдѣ принцъ Уэльскій
             Съ его безпутной сволочью, которымъ
             Все трынъ-трава, что бъ ни было на свѣтѣ?
   Вернонъ. Въ оружіи отъ ногъ до головы,
             Въ блистающихъ, какъ золото, кольчугахъ
             И съ перьями на шлемахъ, разсѣкаютъ
             Они крылатый воздухъ, какъ орлы,
             Исполненные жизни, какъ весна,
             И пышные, какъ солнце въ яркій полдень!
             Я видѣлъ самъ, какъ Генрихъ молодой,
             Прекрасный, какъ крылатый богъ Меркурій,
             Вскочилъ въ бронѣ блестящей на коня,
             Крутя его такъ ловко, что казалось,
             То былъ крылатый геній, съ облаковъ
             Спустившійся на огненномъ Пегасѣ,
             Чтобъ изумить искусствомъ цѣлый міръ.
   Готспоръ. Довольно, стой!.. Твои слова вгоняютъ
             Сильнѣй, чѣмъ солнце марта, въ лихорадку!..
             Пускай они, какъ убранныя жертвы,
             Идутъ скорѣй!.. Мы принесемъ ихъ дѣвѣ
             Пылающей войны еще горячихъ,
             Еще кипящихъ кровью!.. Грозный Марсъ
             Зальется ею, сидя на своемъ
             Желѣзномъ тронѣ! О, меня сжигаетъ
             Невольно мысль, что славная добыча
             Такъ близко къ намъ и все еще не наша!..
             О, дайте только мнѣ вскочить на лошадь,
             И я помчусь впередъ, какъ Божій громъ,
             Навстрѣчу груди Генриха Монмоуса!
             Слетятся конь съ конемъ и Гарри съ Гарри --
             И не разъѣдутся, пока одинъ
             Не ляжетъ подъ мечомъ другого мертвымъ!
             О, если бъ Глендоуеръ уже былъ здѣсь!
   Вернонъ. Я вамъ не досказалъ, что, проѣзжая
             Чрезъ Ворстеръ, слышалъ, будто Глендоуеръ
             Не будетъ раньше, чѣмъ чрезъ двѣ недѣли.
   Дугласъ. Ну, это худшая изъ всѣхъ вѣстей.
   Ворстеръ. Да, признаюсь, она морозомъ вѣетъ.
   Готспоръ. А сколько будетъ войскъ у короля?
   Вернонъ. Да тысячъ тридцать.
   Готспоръ. Ну -- пусть будетъ сорокъ!
             Пусть съ нами нѣтъ отца и Глендоуера --
             Меня живитъ, какъ прежде, въ счастье вѣра!
             Теперь ряды солдатъ мы обойдемъ!
             А смерть придетъ -- такъ весело умремъ!
   Дугласъ. Не говори о мнѣ:-- твой страхъ напрасенъ:
             Я въ этотъ годъ отъ смерти безопасенъ. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Дорога близъ Ковентри.

(Входятъ Фальстафъ и Бэрдольфъ).

   Фальстафъ. Бэрдольфъ, ступай-ка въ Ковентри да принеси мнѣ бутылку хересу. Наши солдаты тамъ не остановятся, и мы ночуемъ въ Соттонъ-Кольфильдѣ.
   Бэрдольфъ. А деньги, капитанъ?
   Фальстафъ. Ну, ну, вытряхай ихъ изъ кошеля.
   Бэрдольфъ. Вѣдь за бутылку выскочитъ цѣлый ангелъ.
   Фальстафъ. Выскочитъ ангелъ -- такъ бери себѣ, выскочатъ двадцать -- бери также 74). Я отвѣчаю за чеканку. Да скажи моему лейтенанту Пето, чтобъ онъ подождалъ меня на концѣ города.
   Бэрдольфъ. Слушаю, капитанъ. (Уходитъ Бэрдольфъ).
   Фальстафъ. Однако мнѣ самому становится совѣстно за моихъ солдатъ. Я чертовски употребилъ во зло королевскую вербовку. Вмѣсто ста пятидесяти солдатъ добылъ я триста фунтовъ. Я вербовалъ только сыновей богатыхъ мызниковъ, холостяковъ, этихъ животолюбивыхъ негодяевъ, которымъ барабанный бой страшнѣе дьявола; а пороха боятся они больше, чѣмъ дикая утка. Все мерзавцы съ сердцемъ въ брюхѣ вмѣсто груди. И поплатились они-таки порядкомъ за свое увольненіе. Теперь весь мой отрядъ состоитъ изъ капрала, лейтенанта, знаменосца да цѣлой ватаги оборвышей, похожихъ на Лазаря, когда псы лизали его раны. Стоитъ полюбоваться! Все безпутники безъ мѣстъ, младшіе сыновья младшихъ братьевъ 75), разорившіеся трактирщики, словомъ -- вся сволочь, накопившаяся въ продолженіе мира. И это-то сокровище досталось мнѣ за тѣхъ, которые откупились. Можно, право, подумать, что я набралъ сто пятьдесятъ блудныхъ сыновей, только-что покинувшихъ свиную паству и жолуди. Вѣдь сказала же на дорогѣ какая-то каналья, будто я поснималъ ихъ съ висѣлицъ. Да и въ самомъ дѣлѣ, врядъ ли кто видѣлъ такихъ чучелъ. Я рѣшительно не поведу ихъ черезъ Ковентри: негодяи маршируютъ кто въ лѣсъ, кто по дрова, какъ будто у нихъ были кандалы на ногахъ. Впрочемъ, большая часть ихъ точно изъ остроговъ. Къ тому же на всемъ отрядѣ только полторы рубашки; да и то половина сшита кое-какъ изъ двухъ платковъ, а цѣлая навѣрно украдена у моего сентъ-альбанскаго хозяина или у красноносаго трактирщика въ Дэвентри. Ну, да это ничего:-- они найдутъ довольно бѣлья на каждомъ заборѣ.

(Входятъ принцъ Генрихъ и лордъ Вестморландъ).

   Принцъ. А, раздутый Джакъ! Ну, что, моя перина?
   Фальстафъ. Какъ! Галь? мой бѣшеный шалунъ? На кой чортъ ты въ Варвикшнирѣ? И вы, лордъ Вестморландъ?.. Я думалъ, что вы уже давно въ Шрювсбери.
   Вестморландъ. Да, сэръ Джонъ,-- намъ надо торопиться. Мои войска уже тамъ. Король насъ навѣрно ждетъ, и мы должны скакать всю ночь.
   Фальстафъ. О, обо мнѣ не безпокойтесь: -- я бдителенъ, какъ кошка, когда она хочетъ слизнуть сливокъ.
   Принцъ. Именно такъ: ты отъ слизыванья-то и обратился въ масло. Но скажи, Джакъ, что это за оборванцы тащутся тамъ позади?
   Фальстафъ. Это мои солдаты, Галь.
   Принцъ. Я никогда не видалъ такихъ жалкихъ негодяевъ.
   Фальстафъ. Э, для копій годятся! Это вѣдь кормъ для пороха. Въ могилу улягутся такъ же, какъ и другіе: -- всѣ люди, всѣ человѣки.
   Вестморландъ. Однако, сэръ Джонъ, мнѣ кажется, что они уже слишкомъ изнурены и слишкомъ похожи на нищихъ.
   Фальстафъ. Ну, откуда они добыли нищету -- я, ей-Богу, не знаю; а что касается до изнуренія, то я имъ въ немъ рѣшительно примѣра не подавалъ.
   Принцъ. Въ этомъ я готовъ поклясться, если только не назвать худобой три пальца жиру на ребрахъ. Однако торопись, Джакъ;-- Перси уже выступилъ.
   Фальстафъ. А что, король расположился лагеремъ?
   Вестморландъ. Да, сэръ Джонъ, и мнѣ кажется, что мы слишкомъ медлимъ.
   Фальстафъ. Только плохой воинъ и обжорливый гость являются къ концу битвы и началу пира. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Лагерь бунтовщиковъ близъ Шрювсбёри.

(Входятъ Готспоръ, Ворстеръ, Дугласъ и Вернонъ).

   Готспоръ. Мы нападаемъ ночью.
   Ворстеръ.                               Лучше днемъ.
   Дугласъ. Иначе мы доставимъ перевѣсъ
             Своимъ врагамъ.
   Вернонъ.           Нимало.
   Готспоръ.                     Какъ нимало?
             Конечно, такъ: они ждутъ подкрѣпленій.
   Вернонъ. А развѣ мы не ждемъ?
   Готспоръ.                               Ихъ подкрѣпленья
             Значительнѣй числомъ.
   Ворстеръ.                     Послушай, будь
             Благоразуменъ и -- не нападай.
   Вернонъ. Послушайтесь, милордъ.
   Дугласъ.                               Ахъ, перестаньте!
             Вы это говорите изъ боязни.
   Вернонъ. Не клевещите на меня, Дугласъ!
             Я доказать могу, когда хотите,
             Моею жизнью, что не знаю страха,
             Подобно вамъ и всякому шотландцу,
             Въ дѣлахъ, гдѣ замѣшалась честь. Мы завтра
             Увидимъ въ битвѣ, кто изъ насъ боится.
   Дугласъ. А можетъ-быть, и нынче ночью.
   Вернонъ.                                         Полно
             Объ этомъ говорить.
   Готспоръ.                     Конечно, ночью.
   Вернонъ. Но это невозможно! Я дивлюсь,
             Какъ вы, такой искусный полководецъ,
             Не видите, какъ много затрудненій
             Препятствуютъ напасть сегодня ночью.
             Часть войска брата моего Вернона
             Не прибыла, а Ворстера полки
             Пришли лишь утромъ. Лошади и люди
             Утомлены тяжелымъ переходомъ,
             И каждаго приходится считать
             Едва за половину человѣка.
   Готспоръ. Враги утомлены не меньше насъ
             Отъ быстрыхъ переходовъ, наши жъ люди
             Успѣли ужъ довольно отдохнуть.
   Ворстеръ. Враги зато значительнѣй числомъ.
             Прошу тебя, послушайся, племянникъ,
             И погоди, пока сберутся всѣ. (Трубы).

(Входитъ соръ Вальтеръ Блентъ).

   Блентъ. Я приношу вамъ милость короля,
             Когда принять вы будете согласны
             Условія, какія я намѣренъ
             Вамъ предложить.
   Готспоръ.           Отъ всей души мы рады,
             Что видимъ васъ, сэръ Блентъ. О, если бъ вы
             Держались нашей стороны! Вы многихъ
             Найдете здѣсь, кто любитъ васъ всѣмъ сердцемъ.
             При видѣ васъ завидуемъ невольно
             Мы королю за то, что онъ на насъ
             Ведетъ съ собой такихъ людей достойныхъ.
   Блентъ. А я клянусь вамъ Богомъ всемогущимъ,
             Что буду противъ васъ до той поры,
             Покуда вы, забывши долгъ и вѣрность,
             Противитесь законному монарху!
             Но, впрочемъ, къ дѣлу! Я явился къ вамъ,
             Чтобъ васъ спросить, по волѣ государя,
             Чѣмъ недовольны вы? Что васъ подвигло
             Нарушить миръ, поднявши знамя бунта
             И возбудить къ возстанью всю страну?
             Когда король васъ мало наградилъ
             За признанныя имъ самимъ заслуги --
             Скажите лишь: онъ вамъ воздастъ съ лихвой,
             А сверхъ того, даруетъ всѣмъ прощенье --
             И вамъ и тѣмъ, кого вы увлекли.
   Готспоръ. Король вашъ добръ!.. Мы знаемъ хорошо,
             Насколько можно довѣряться слову,
             Имъ данному! Мои отецъ и дядя
             Ему со мною вмѣстѣ помогли
             Добыть вѣнецъ, когда онъ былъ ничтожный
             Изгнанникъ, безъ друзей, въ своей странѣ
             Лишенный покровительства законовъ!
             Отцомъ онъ былъ гостепріимно встрѣченъ
             На берегу. Повѣривъ слезнымъ клятвамъ,
             Что онъ пришелъ единственно искать
             Ланкастерскаго герцогства -- наслѣдья,
             Ему принадлежащаго, отецъ мой
             Растрогался и обѣщалъ ему
             Содѣйствіе. Тогда, чуть слухъ разнесся,
             Что съ нимъ сошелся графъ Нортумберландъ,
             Толпы людей къ нему стекаться стали
             Со всѣхъ сторонъ. Народъ за нимъ бѣжалъ,
             Встрѣчалъ его съ колѣнопреклоненьемъ;
             Толпился на мостахъ и на дорогахъ.
             Ему несли богатые дары;
             Клялись служить; на службу отдавали
             Дѣтей своихъ. Толпы несмѣтной свитой
             За нимъ тянулись, множась безъ конца.
             Что жъ сдѣлалъ онъ? Почувствовавши силу,
             Онъ перешелъ немедленно предѣлъ
             Имъ данной клятвы, данной въ ту минуту,
             Когда онъ былъ ничтожнымъ бѣднякомъ.
             Онъ возбудилъ вопросы о реформѣ
             Постановленій, тягостныхъ народу,
             Сталъ сѣтовать о бѣдствіяхъ страны,
             Кричать о тяжкихъ злоупотребленьяхъ --
             И этимъ скоро пріобрѣлъ любовь
             Кого хотѣлъ. Потомъ лишилъ онъ жизни
             Ричардовыхъ приверженцевъ, которымъ
             Король страну оставилъ въ управленье,
             Сбираясь въ свой походъ...
   Блентъ.                               Я здѣсь не съ тѣмъ
             Чтобъ слушать это все.
   Готспоръ.                     Такъ поспѣшу
             Я кончить рѣчь! Онъ безъ труда затѣмъ
             Низвергнулъ короля, лишивъ его
             Сперва вѣнца, а тамъ и самой жизни.
             Онъ увеличилъ тяжесть податей,
             Затѣмъ заставилъ графа Мортимера
             Страдать въ плѣну, тогда какъ, если строго
             Поразобрать, то графъ далеко больше
             Имѣетъ правъ на англійскій престолъ.
             Наградой мнѣ за всѣ мои заслуги
             Была немилость. Онъ хотѣлъ меня
             Поймать въ словахъ, чтобъ погубить; изъ залы
             Совѣта выгналъ дядю; удалилъ
             Отца; нарушилъ много клятвъ, надѣлалъ
             Несправедливостей и наконецъ
             Принудилъ насъ самихъ искать спасенья,
             Поднявши мечъ. Мы вникли хорошо
             Въ его права на государство: намъ
             Они не очень кажутся большими.
   Блентъ. И это вашъ отвѣтъ?
   Готспорь.                     Постойте, мы
             Немного посовѣтуемся; вы же
             Теперь вернуться можете назадъ.
             Пришлите намъ кого-нибудь въ залогъ
             Посланника -- и дядя мой поутру
             Представитъ вамъ условья. До свиданья!
   Блентъ. Желаю вамъ принять любовь и милость.
   Готспоръ. Быть-можетъ, такъ и будетъ.
   Блентъ.                                                   Даруй Богъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Іоркъ. Комната въ домѣ архіепископа.

(Входятъ архіепископъ Іоркскій и сэръ Михаэль).

   Архіепископъ. Свезите тотчасъ эти два письма:
             Вотъ это -- къ лорду маршалу, а это
             Отдайте брату Скрупу; остальныя --
             По адресамъ. Онѣ мнѣ очень важны,
             И я прошу доставить ихъ скорѣй.
   Сэръ Михаэль. Я угадалъ, милордъ, ихъ содержанье.
   Архіепископъ. Быть-можетъ!.. Завтра, добрый Михаэль,
             Рѣшится участь многихъ тысячъ. Я
             Навѣрно слышалъ, что король собралъ
             Въ короткій срокъ значительное войско,
             И завтра поутру сразится съ Перси
             При Шрювсбери. Признаться, я боюсь.
             Нортумберландъ былъ главной ихъ надеждой
             И такъ некстати захворалъ. Да кромѣ
             Того, они считали Глендоуера
             Своей опорою; а онъ остался,
             Напуганный какимъ-то предвѣщаньемъ,
             Въ своихъ горахъ. Едва ли войско Перси
             Сразиться въ состояньи съ королемъ.
   Сэръ Михаэль. Не бойтесь, лордъ! Смотрите бодро: съ ними
             Дугласъ и Мортимеръ.
   Архіепископъ.                     Нѣтъ, Мортимера
             Въ ихъ войскѣ нѣтъ.
   Сэръ Михаэль.           Зато у нихъ Мордаке,
             Вернонъ, графъ Ворстеръ, Гарри Перси;-- войско
             Ихъ доблестно и велико числомъ.
   Архіепископъ. Оно, быть-можетъ, такъ,-- но вѣдь король
             Собралъ всѣ силы государства: съ нимъ
             Принцъ Іоаннъ Ланкастерскій и Генрихъ
             Уэльскій, Вестморландъ, сэръ Вальтеръ Блентъ
             И множество сподвижниковъ, искусныхъ
             Въ воинскомъ дѣлѣ.
   Сэръ Михаэль.           Будьте, лордъ, спокойны:
             Ихъ наши отразятъ.
   Архіепископъ.                     И я надѣюсь;
             Но осторожность забывать нельзя!
             А потому спѣшите. Если Перси
             Не устоитъ -- тогда король навѣрно
             Пойдетъ на насъ, не распуская войска.
             Онъ знаетъ, безъ сомнѣнья, что и мы
             Участвовали въ этомъ заговорѣ.
             Благоразумье заставляетъ насъ
             Готовиться къ отпору -- потому
             Не медлите. Мнѣ надо написать
             Еще другимъ. Прощайте, Михаэль. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лагерь короля при Шрювсбёри.

(Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ, принцъ Іоаннъ, сэръ Вальтелъ Блентъ и Фальстафъ).

   Король. Встаетъ средь тучъ кровавымъ шаромъ солнце
             Изъ-за кустовъ лѣсистаго холма
             И облекаетъ блѣдный день печалью.
   Пр. Генрихъ. Холодный вѣтеръ свищетъ, какъ трубачъ,
             Сочувствуя ему унылымъ звукомъ,
             А бурный шумъ средь листьевъ намъ сулитъ
             Ужасный день и гибельную бурю.
   Король. Такъ пусть же онъ ее пророчитъ тѣмъ,
             Кто долженъ пасть;-- тому, кто побѣдитъ,
             Предвѣстья бѣдъ не страшны. (Трубы).

(Входятъ Ворстеръ и Вернонъ).

                                           Что я вижу!
             Вы здѣсь, лордъ Ворстеръ? Дурно, очень дурно,
             Что привелось сойтись намъ при такихъ
             Условіяхъ. Вы измѣнили нашей
             Довѣренности къ вамъ, принудивъ насъ
             Совлечь съ себя покойную одежду
             И отягчить тяжелой сталью грудь.
             Нехорошо, нехорошо! Отвѣтьте,
             Согласны ль вы покончить это дѣло,
             Прервавъ войну, и возвратиться вновь,
             Какъ было прежде, въ кругъ повиновенья,
             Гдѣ вы сіяли чистымъ, ровнымъ свѣтомъ,
             Какъ яркая звѣзда, а не зловредный
             И грозный метеоръ, чей блескъ бываетъ
             Лишь знаменьемъ несчастій, бѣдъ и смутъ
             Для будущихъ временъ?
   Ворстеръ.                     Что до меня
             Касается, милордъ, я вамъ отвѣчу,
             Что всей душой готовъ бы былъ провесть
             Остатокъ жизни въ мирѣ и покоѣ,
             И что искалъ вражды причинъ не я.
             Король. Не вы искали? Кто жъ ее затѣялъ?
   Фальстафъ. Бунтъ валялся на дорогѣ, а онъ его поднялъ.
   Пр. Генрихъ. Молчи, пустомеля.
   Ворстеръ. Вы первый отвратили, государь,
             Глаза любви отъ нашего семейства,
             Тогда какъ мы -- припомнить васъ прошу --
             Всегда вамъ были вѣрными друзьями.
             Для васъ я преступилъ и долгъ и клятву
             Монарху Ричарду, стремглавъ помчался
             Навстрѣчу вамъ съ желаньемъ видѣть васъ
             И вамъ поцѣловать покорно руку,
             Тогда какъ вы далеко уступали
             Въ то время мнѣ въ значеніи и силѣ!
             Племянникъ мой и братъ со мною вмѣстѣ
             Ввели васъ въ отчій домъ, презрѣвши смѣло
             Угрозы времени. Вы намъ клялись
             Въ Донкастерѣ, что вы искали только
             Ланкастерскаго герцогства, наслѣдья,
             У васъ отнятаго, и ничего
             Не замышляли противъ государства.
             Мы вамъ поклялись помогать; но скоро
             На васъ дождемъ посыпались удачи,
             И почести прилили, какъ потокъ.
             Все было вамъ тогда благопріятно:
             Отсутствіе монарха, наша помощь,
             Сочувствіе къ перенесеннымъ вами
             Бѣлымъ бѣдамъ, ошибки короля,
             Противный вѣтеръ, долго задержавшій
             Его въ Ирландіи, и ложный слухъ,
             Что онъ погибъ, разнесшійся повсюду.
             Вы захватили власть, забывши клятву
             Въ Донкастерѣ, а съ нами поступили,
             Какъ лживая, коварная кукушка
             Съ ее вскормившей ласточкой! Вы стали
             Насъ притѣснять, держать себя такъ гордо,
             Такъ высоко, что самая любовь
             Не смѣла къ вамъ приблизиться. Нужда
             Подвигла насъ искать спасенья въ бѣгствѣ
             И взяться за оружье. Мы возстали,
             Но насъ къ тому подвигли сами вы
             Позорнымъ и обиднымъ обращеньемъ,
             Угрозами и нарушеньемъ клятвы,
             Дарованной, когда вы лишь мечтали
             О вашихъ замыслахъ.
   Король.                               Вы это все,
             Конечно, объявляли громогласно
             На перекресткахъ, рынкахъ и въ церквахъ,
             Чтобы раскрасить ваше возмущенье
             Приличнымъ цвѣтомъ и привлечь къ себѣ
             Разбойниковъ, воровъ и негодяевъ,
             Желающихъ безумныхъ перемѣнъ?
             Когда же бунтъ не расцвѣчался ярко
             Такой пустой раскраской? И бывало ль,
             Чтобъ не нашлось достаточно бродягъ,
             Готовыхъ поддержать его, чуть только
             Почуются имъ буйство и грабежъ?
   Пр. Генрихъ. Подумайте, какъ много душъ должны
             Жестоко заплатить своею жизнью
             За этотъ споръ, когда дойдетъ до битвы!
             Скажите Гарри Перси, что принцъ Генрихъ
             Уэльскій, отдавая справедливость
             Его уму и доблестямъ предъ цѣлой
             Вселенною, считалъ его всегда
             Храбрѣйшимъ и отважнѣйшимъ героемъ,
             А исключая это возмущенье --
             И благороднѣйшимъ! Что жъ до себя,
             Скажу, то былъ въ сравненьи съ нимъ лишь цѣлью
             Упрековъ я, считался недостойнымъ
             Быть рыцаремъ. Я слышалъ, будто Перси
             Такъ думаетъ о мнѣ до сей поры.
             Скажите же ему, что, признавая
             Въ присутствіи монарха превосходство
             Его военной славы предъ моей,
             Я все-таки рѣшаюсь предложить
             Ему со мной вступить въ единоборство,
             Чтобъ устранить кровавый общій бой.
   Король. И мы даемъ на это позволенье,
             Хоть и нашлись бы важныя причины
             Не позволять... Нѣтъ, нѣтъ, лордъ Ворсторъ, знайте,
             Что нашъ народъ намъ дорогъ! Мы скорбимъ
             Равно о всѣхъ -- и правыхъ и виновныхъ;
             А потому, когда рѣшитесь вы
             Принять вамъ предлагаемую милость --
             То мы почтимъ вновь нашей прежней дружбой
             И васъ и всѣхъ. Увѣдомьте насъ тотчасъ,
             Что скажетъ вашъ племянникъ. Если онъ
             Откажется -- то мщенье будетъ страшно!
             Оно у насъ въ рукахъ. Теперь идите!
             Ни слова болѣе: я возраженій
             Не буду слушать. Вамъ дается милость,
             Которую принять велитъ разсудокъ.

(Ворстеръ и Вернонъ уходятъ).

   Пр. Генрихъ. Они не примутъ -- я готовъ поклясться.
             Готспоръ съ Дугласомъ рады воевать
             Хоть противъ всей вселенной.
   Король.                                         Потому
             Пускай идутъ начальники къ отрядамъ:
             Мы нападемъ тотчасъ же, какъ получимъ
             Отвѣтъ враговъ, и да пошлетъ намъ помощь
             Господь по мѣрѣ нашей правоты.

(Король, Блентъ и принцъ Іоаннъ уходятъ).

   Фальстафъ. Послушай, Галь, если я паду -- перешагни, пожалуйста, черезъ меня, чтобъ защитить мой трупъ: вѣдь это долгъ дружбы.
   Пр. Генрихъ. Да вѣдь эту дружбу можетъ оказать тебѣ только великанъ. Читай свои молитвы и прощай.
   Фальстафъ. Хорошо, если бъ это были молитвы передъ сномъ. Нѣтъ, чортъ побери, миръ лучше войны.
   Пр. Генрихъ. Вѣдь смерти не избѣжишь,-- когда-нибудь надо заплатить долгъ Господу. (Уходитъ).
   Фальстафъ. Да срокъ-то еще не насталъ; а я куда какъ не люблю платить прежде времени. Ну, на кой чортъ мнѣ соваться впередъ? Кто меня толкаетъ?-- Честь? А если она толкаетъ меня на смерть -- тогда что? Можетъ ли честь приставить руку?-- Нѣтъ. Вылѣчить рану?-- Нѣтъ. Значитъ, она хирургіи не знаетъ?-- Нѣтъ. Что жъ такое честь?-- Слово. Что жъ такое слово?-- Воздухъ. Стало-быть, честь -- воздухъ? Славное пріобрѣтенье! Кто жъ ее пріобрѣлъ?-- А тотъ, кого убили въ сраженьи. Что жъ, онъ ее чувствуетъ?-- Нѣтъ. Слышитъ ее?-- Нѣтъ. Стало-быть, она неощущаема?-- Нѣтъ. Какъ же могутъ чувствовать мертвые! Развѣ она не можетъ уживаться съ живыми?-- Нѣтъ. Почему?-- Злословье не позволяетъ. Такъ и мнѣ ея не надо. Честь -- просто надгробная надпись. Вотъ и конецъ моего катехизиса. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Лагерь бунтовщиковъ.

(Входятъ Ворстеръ и Вернонъ).

   Ворстеръ. Племянникъ мой не долженъ знать, сэръ Ричардъ,
             Того, что предлагаетъ намъ король 76).
   Вернонъ. Но почему жъ?
   Ворстеръ.                     Иначе мы погибли.
             Нельзя и думать, чтобъ король сдержалъ
             Обѣщанное слово о прощеньи.
             Онъ будетъ насъ всегда подозрѣвать
             И выместитъ когда-нибудь возстанье
             На чемъ-либо другомъ. Мы будемъ вѣчно
             Подъ самымъ утомительнымъ надзоромъ.
             Тому, кто разъ попался, довѣряютъ
             Не болѣе, чѣмъ пойманной лисѣ.
             Всѣ знаютъ, что лису добромъ отъ лѣса
             Не отучить,-- поступятъ такъ и съ нами.
             Нашъ каждый взглядъ, малѣйшій знакъ иль слово
             Король перетолкуетъ непремѣнно
             Въ дурную сторону. За нами будутъ
             Ухаживать, какъ за волами въ стойлѣ:
             Чѣмъ больше присмотру -- тѣмъ ближе къ смерти.
             Племянника, пожалуй, извинятъ
             За молодость его иль пылкость крови
             Его сочтутъ заносчивымъ мальчишкой --
             Не болѣе;-- но вся вина его
             Обрушится на голову отца
             И на мою. Мы будемъ виноваты,
             Какъ воспитатели. Съ насъ взыщутъ все,
             Что онъ отъ насъ заимствовалъ дурного.
             А потому, милордъ, я васъ прошу
             Не говорить ему о предложеньяхъ.
   Вернонъ. Пусть будетъ такъ,-- и если вы хотите,
             Я ваши подтвержу ему слова.
             Но вотъ и онъ.

(Входятъ Готспоръ, Дугласъ, офицеры и солдаты).

   Готспоръ.           А, Ворстеръ, вы вернулись!
             Освободите жъ лорда Вестморланда.
             Что новаго?
   Ворстеръ.           Король насъ вызываетъ
             На битву.
   Дугласъ (Готспору). Да! Такъ вызывай его
             И ты чрезъ Вестморланда.
   Готспорь.                     Лордъ Дугласъ,
             Я васъ прошу ему сказать объ этомъ.
   Дугласъ. Отъ всей души. (Уходитъ Дугласъ).
   Ворстеръ.                     Король не хочетъ слышать
             О милости.
   Готспоръ.           Какъ? что?.. Вы говорили
             Ему о милости?
   Ворстеръ.           Я лишь напомнилъ
             Почтительно о томъ, какъ онъ глубоко
             Обидѣлъ насъ, упомянувъ при этомъ
             О клятвѣ, имъ нарушенной; а онъ
             Отрекся отъ нея вторичной клятвой
             И, называя насъ бунтовщиками,
             Оружіемъ грозился разгромить
             И насъ и ненавистное названье.

(Дугласъ возвращается).

   Дугласъ. Къ оружію, друзья!-- я бросилъ вызовъ
             Сраженья королю. Его доставитъ
             Заложникъ нашъ, лордъ Вестморландъ. Король
             Навѣрно не заставитъ дожидаться.
   Ворстеръ (Готспору). Принцъ Генрихъ, вставши, выступилъ впередъ
             И предложилъ тебѣ единоборство.
   Готспоръ. О, какъ желалъ бы я, чтобъ пылъ сраженья
             Вмѣститься могъ сегодня въ насъ двоихъ:
             Во мнѣ и въ Генрихѣ Монмоусѣ 78)! Какъ,
             Скажи, онъ вызывалъ меня: надмѣнно?
             Презрительно?..
   Вернонъ.           Нѣтъ, небомъ поклянусь,
             Я вызова не слыхивалъ смиреннѣй;
             Онъ звалъ тебя помѣриться мечами,
             Какъ брата братъ на мирную потѣху.
             Онъ самымъ благороднымъ языкомъ,
             Какъ лѣтопись, расцвѣчивалъ твои
             Всѣ доблести и находилъ тебя
             Достойнѣй всѣхъ похвалъ. Но чѣмъ всего
             Прекраснѣе онъ выказалъ свои
             Достоинство и санъ -- такъ это было
             Когда, зардѣвшись краскою стыда,
             Онъ осудилъ потерянную юность
             Свою съ такимъ смиреньемъ, что, казалось,
             Въ одно и то же время былъ учитель
             И ученикъ... Когда онъ смолкъ, то я
             Воскликнуть быть готовъ предъ цѣлымъ свѣтомъ,
             Что если смерть не ждетъ его въ бою,
             То Англія ни разу не имѣла
             Еще ни въ комъ такихъ надеждъ на счастье
             Въ грядущихъ дняхъ, какъ въ немъ,-- и что его
             Напрасно обвинялъ языкъ злословья
             До сей поры.
   Готспоръ.           Вы, кажется, влюбились
             Въ его дурачества; скажу, напротивъ,
             Что врядъ ли сыщется на свѣтѣ принцъ
             Буйнѣй и своевольнѣй. Впрочемъ, чѣмъ бы
             Онъ ни былъ -- я его сумѣю сжать
             Такъ горячо въ моихъ объятьяхъ въ битвѣ,
             Что онъ задохнется. Теперь скорѣй
             Къ оружію!.. Товарищи и други!
             Вы сами знаете вашъ долгъ, а я
             Не мастеръ говорить, чтобъ вашу кровь
             Воспламенить напыщенною рѣчью...

(Входитъ гонецъ).

   Гонецъ. Милордъ, вотъ письма къ вамъ.
   Готспоръ.                                         Я не могу
             Теперь читать ихъ!.. Доблестные лорды!
             Жизнь наша коротка; но будь она
             Не болѣе минуты или часа --
             Все жъ мы ее нашли бы слишкомъ длинной,
             Когда бъ она была проведена
             Въ безславіи! Сегодня, при удачѣ,
             Мы уничтожимъ короля, а если
             Умремъ, то вмѣстѣ, доблестною смертью!
             Бояться нечего, когда оружье
             Обнажено за праведное дѣло.

(Входитъ другой гонецъ).

   Гонецъ. Готовьтесь въ бой, милорды:-- непріятель
             Уже въ виду.
   Готспоръ.           Спасибо, что прервалъ
             Онъ рѣчь мою -- не мнѣ ихъ говорить!
             Пусть каждый честно выполнитъ свой долгъ!
             Я обнажаю мечъ, чтобъ обагрить
             Сверкающую сталь чистѣйшей кровью,
             Какую только встрѣчу въ жаркой битвѣ
             Сегодняшняго дня!.. О, espérance 79)!
             Пускай гремятъ воинственныя трубы!
             Обнимемтесь при ихъ побѣдномъ звукѣ
             Въ послѣдній разъ, друзья!.. Быть-можетъ, многимъ
             Ужъ болѣе изъ насъ не обниматься.

(Трубы гремятъ. Они обнимаются и уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Поле близъ Шрювсбёри.

(Сраженіе и стычки. Гремятъ барабаны. Входитъ Дугласъ, преслѣдуя Блента).

   Блентъ. Скажи, кто ты? Зачѣмъ такъ неотвязно
             Преслѣдуешь меня? Зачѣмъ со мной
             Такъ жадно ищешь боя?
   Дугласъ.                     Я -- Дугласъ!
             Преслѣдую жъ тебя, услышавъ, будто
             Ты самъ король.
   Блентъ.                     Тебѣ сказали правду.
   Дугласъ. Стаффордъ купилъ ужъ жизнью это сходство,
             Назвавшись королемъ: мой мечъ пронзилъ
             Его замѣсто короля, и ты
             Погибнешь такъ же, если мнѣ не сдашься.
   Блентъ. Шотландецъ дерзкій! Я не съ тѣмъ рожденъ,
             Чтобы сдаваться! Предъ тобой король --
             И онъ отмститъ тебѣ за смерть Стаффорда.

(Сражаются. Блентъ падаетъ. Входитъ Готспоръ).

   Готспоръ. О, если бъ ты, Дугласъ, сражался такъ же
             При Гольмедонѣ -- я бы никогда
             Не одержалъ побѣды надъ тобою.
   Дугласъ. Все кончено: король лежитъ убитый.
   Готспоръ. Гдѣ?
   Дугласъ.           Здѣсь.
   Готспоръ.                     Какъ -- это? Нѣтъ, Дугласъ,
             Ошибся ты,-- лицо я это знаю:
             Убитъ тобою храбрый рыцарь Блентъ,
             Онъ лишь одѣтъ въ доспѣхи короля.
   Дугласъ. Глупецъ! Глупецъ! Ступай съ своей душой,
             Куда бъ она ни понеслась! Достался
             Не дешево тебѣ заемный санъ.
             Съ чего ты вздумалъ королемъ назваться?
   Готспоръ. Ты можешь встрѣтить многихъ, кто одѣтъ
             Въ доспѣхи короля.
   Дугласъ.                     Я перебью
             Ихъ всѣхъ!.. Клянусь мечомъ моимъ, покуда
             Не доберусь до самого.
   Готспоръ.                     Идемъ же
             Скорѣй впередъ; друзья дерутся славно. (Уходятъ).

(Новыя стычки. Входитъ Фальстафъ).

   Фальстафъ. Нѣтъ, чортъ побери, здѣсь не то, что въ Лондонѣ: безъ расплаты не удерешь 80). Да и расчетъ коротокъ: прямо по маковкѣ. Это кто? Сэръ Вальтеръ Блентъ. Вотъ она настоящая-то честь, безъ всякаго преувеличенія. Однако я разгорячился, какъ растопленный свинецъ, и такъ же отяжелѣлъ. О, Господи, сохрани меня отъ свинца! И безъ того мнѣ тяжело носить мою утробу! Я отвелъ моимъ лохмотникамъ мѣстечко, гдѣ имъ какъ разъ задали перцу. Изъ ста пятидесяти едва осталось трое, да и тѣ годны развѣ только нищенствовать у городскихъ воротъ. Это кто бѣжитъ?

(Входитъ Пр. Генрихъ).

   Пр. Генрихъ. Что ты стоишь?.. Давай скорѣй твой мечъ!
             Не мало славныхъ рыцарей простерты
             Безъ жизни подъ копытами коней
             Кичливаго врага и ждутъ отмщенья
             За смерть свою. Давай скорѣе мечъ!
   Фальстафъ. Уфъ, Галь! Прошу тебя, дай мнѣ перевести духъ. Вѣдь даже турка Григорій не совершалъ такихъ подвиговъ, какъ я сегодня 81). Я покончилъ съ Перси: онъ теперь рѣшительно безопасенъ.
   Пр. Генрихъ. Въ самомъ дѣлѣ?.. Такъ я тебѣ скажу, что онъ еще живъ для того, чтобъ тебя убить. Подавай мечъ!
   Фальстафъ. Какъ! Живъ? О, тогда, клянусь Богомъ, я тебѣ не отдамъ меча! Возьми, если хочешь, пистолетъ.
   Пр. Генрихъ. Ну, давай. Что это?.. онъ въ чехлѣ?
   Фальстафъ. Да, Галь, онъ слишкомъ раскалился. Имъ можно снести цѣлый городъ. (Принцъ вынимаетъ изъ чехла бутылку).
   Пр. Генрихъ. Время ли теперь шутить?

(Бросаетъ бутылку и уходитъ).

   Фальстафъ. Когда Перси живъ -- я проткну его. Конечно, если онъ наткнется на мой мечь 82). Если жъ нѣтъ -- чортъ съ нимъ! Самъ я на него не полѣзу. Мнѣ вѣдь не нужна честь, какъ сэру Вальтеру. Я хочу жить, пока живется; а убьютъ, такъ честь явится сама незванная, стало-быть -- и хлопотать о ней нечего. (Уходитъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Другая часть поля.

(Стычки. Барабанный бой. Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ, принцъ Іоаннъ и Вестморландъ).

   Король. Ты раненъ, Гарри, ты исходишь кровью;
             Прошу тебя, уйди 83). Ступай и ты
             За нимъ, Ланкастеръ.
   Пр. Іоаннъ.                     Я, милордъ?.. О, нѣтъ!
             Хочу сперва я самъ облиться кровью.
   Пр. Генрихъ. Я васъ прошу не медлить, государь:
             Безъ васъ друзья смутиться могутъ духомъ.
   Король. Иду сейчасъ. Лордъ Вестморландъ, сведите
             Его въ палатку.
   Вестморландъ. Въ самомъ дѣлѣ, лордъ,
             Пойдемте.
   Пр. Генрихъ. Полноте! Ужель пустая
             Царапина причиной можетъ быть,
             Чтобъ я покинулъ малодушно битву,
             Тогда какъ столько доблестныхъ дворянъ
             Лежатъ въ пыли, и дерзкіе враги
             Багрятъ мечи ихъ доблестною кровью.
   Пр. Іоаннъ. Мы долго отдыхаемъ!.. Ради Бога,
             Идемте, Вестморландъ! Нашъ долгъ зоветъ насъ.

(Принцъ Іоаннъ и Вестморландъ уходятъ).

   Пр. Генрихъ. Поистинѣ, я въ немъ не ожидалъ
             Такого духа. Я до сей поры
             Любилъ его, какъ брата, а теперь
             За храбрость чту, какъ собственную душу.
   Король. Онъ отражалъ, я видѣлъ, натискъ Перси
             Съ такою твердостью, какую я
             Въ его лѣта не видывалъ ни разу.
   Пр. Генрихъ. Ребенокъ этотъ будетъ намъ примѣромъ.

(Уходятъ. Стычки. Входитъ Дугласъ).

   Дугласъ. Король! Еще король!.. Они растутъ,
             Какъ головы на гидрѣ! Я -- Дугласъ,
             И жизнью платитъ мнѣ за встрѣчу каждый,
             Кто носитъ этотъ цвѣтъ. Скажи мнѣ, кто ты,
             Принявшій видъ наружный короля?
   Король. Я -- самъ король, и жаль мнѣ отъ души,
             Что ты съ моими призраками дрался,
             А не со мной. Мои два сына ищутъ
             Тебя вездѣ; но такъ какъ мы сошлись
             Случайно здѣсь -- я самъ сражусь съ тобою.
   Дугласъ. Я все боюсь -- не призракъ ли ты.
             Однако все въ тебѣ такъ величаво.
             Но, впрочемъ, кто бъ ты ни былъ -- ты погибнешь!

(Сражаются, король въ опасности. Вбѣгаетъ принцъ Генрихъ).

   Пр. Генрихъ. Стой, дерзкій, стой!.. И посмотри на небо
             Въ послѣдній разъ! Въ рукѣ держу я души
             Убитыхъ Шерли, Стаффорда и Влента.
             Тебя зоветъ на битву принцъ Уэльскій
             И смерть несетъ въ рукахъ! А онъ ни разу
             Не говорилъ, чего не могъ исполнить.

(Сражаются. Дугласъ отступаетъ).

             Оправьтесь, государь, и успокойтесь!
             Сэръ Никольсъ Гяузей требуетъ подмоги
             И Клифтонъ также:-- я спѣшу къ нему.
   Король. Постой и отдохни. Подавши мнѣ
             Нечаянную помощь, ты успѣлъ
             Возстановить потерянное мнѣнье,
             Что я еще любимъ тобой.
   Пр. Генрихъ.                     О, Боже!
             Кто жъ дерзко смѣлъ меня оклеветать
             Въ желаньи вашей смерти? Если бъ я
             Ее желалъ, то стоило бъ вѣдь только
             Мнѣ волю дать Дугласовой рукѣ!
             Она сразила бъ васъ скорѣй и легче,
             Чѣмъ всякій ядъ, избавивши меня
             Отъ недостойныхъ и преступныхъ хлопотъ.
   Король. Ступай же къ Клифтону, а я -- къ Гяузею.

(Уходитъ. Входитъ Готспоръ).

   Готспоръ. Когда я не ошибся -- ты Монмоусъ!..
   Пр. Генрихъ. Ты говоришь, какъ будто бъ я хотѣлъ
             Отречься имени.
   Готспоръ.           Я -- Гарри Перси.
   Пр. Генрихъ. Такъ вотъ онъ, этотъ славный бунтовщикъ!
             Я -- принцъ Уэльскій, Перси. Ты со мной
             Соперничать не будешь больше въ славѣ:
             На небѣ не сіяютъ по два солнца,
             И Англія не можетъ подчиниться
             Заразъ и мнѣ и Генриху Готспору.
   Готспоръ. И не должна! Пробилъ урочный часъ --
             Одинъ изъ насъ падетъ! О, если бъ слава
             Твоя была не менѣе моей!
   Пр. Генрихъ. Я сдѣлаю себя еще славнѣе:
             Я съ шлема твоего скошу всѣ лавры
             Для моего чела.
   Готспоръ.           Нѣтъ, я не въ силахъ
             Переносить такого хвастовства!

(Сражаются. Входитъ Фальстафъ).

   Фальстафъ. Хорошенько его, Галь, хорошенько! Это вѣдь ребячья игра.

(Входитъ Дугласъ и нападаетъ на Фальстафа. Они сражаются. Фальстафъ падаетъ. Дугласъ уходитъ. Готспоръ падаетъ смертельно раненый).

   Готспоръ. О, Гарри! Ты лишилъ меня моей
             Счастливой юности!.. Но я не столько
             Печалюсь о потерѣ бренныхъ дней,
             Какъ о похищенной тобою славѣ!
             И эта мысль сильнѣй терзаетъ духъ мой,
             Чѣмъ тѣло мечъ! Но мысль подвластна жизни,
             А жизнь -- минутамъ!.. Время власть даетъ
             Надъ цѣлымъ міромъ, но когда-нибудь
             Должно прерваться!.. Я бы много могъ
             Еще тебѣ сказать, но тяжело!..
             Языкъ рука холодной смерти давитъ...
             Все кончено... ты, Перси, прахъ... ты пища...

(Умираетъ) 84).

   Пр. Генрихъ. Червямъ, великій Перси! Миръ тебѣ,
             Высокая душа! Какъ обнищало
             Пустое честолюбье 85)! Находилъ
             При жизни малымъ ты все королевство --
             И вотъ теперь тебѣ довольно трехъ
             Шаговъ земли! Зато земля вовѣкъ
             Храбрѣй тебя героя не увидитъ!
             При жизни я тебѣ бы не сказалъ
             Такихъ похвалъ. Пускай моя любовь
             Воздастъ тебѣ воинственную почесть,
             Закрывъ твое лицо.

(Закрываетъ ему лицо своимъ шарфомъ) 86).

                                 Я самъ себя
             Благодарю за дружескій обрядъ.
             Возьми съ собой свою на небо славу;
             Безславье же пускай заснетъ въ могилѣ
             Безъ надписи на гробовой доскѣ. (Увидя Фальстафа)
             Какъ! Бѣдный мой толстякъ!.. И въ этомъ тѣлѣ
             Исчезла жизнь! Прощай, бѣдняга Джакъ!
             И доблестнѣй тебя сражала смерть,
             Но врядъ ли кто-нибудь сраженъ жирнѣе.
             Мнѣ смерть твоя была бъ грустнѣе всякой,
             Когда бъ я былъ попрежнему гулякой.
             Тебя набальзамируютъ. Прощай
             И возлѣ Перси съ миромъ почивай!

(Уходитъ).

   Фальстафъ (тихо поднимаясь). Меня набальзамируютъ? Нѣтъ, братъ, дудки! Ужъ если ты хочешь меня потрошить, такъ я заставлю тебя посолить себя и съѣсть. Я однако прикинулся во-время,-- иначе этотъ бѣшеный шотландецъ расчелся бы со мной начисто. Прикинулся?-- вру: я не поддѣлка. Смерть, вотъ это -- поддѣлка, потому что мертвый только образъ человѣка. А прикинуться мертвымъ, чтобъ сохранить жизнь,-- это не поддѣлка, а сама жизнь, настоящая, совершенная жизнь! Лучшая черта храбрости -- благоразуміе! А имъ-то я и спасъ свою жизнь. Однако я, чортъ побери, боюсь этого бѣшенаго Перси, хоть онъ и убитъ. Что, если онъ тоже прикидывается и вдругъ вскочитъ? Онъ вздумаетъ, пожалуй, показать, что прикидывается еще лучше меня? Потому вѣрнѣе себя обезопасить, а тамъ, пожалуй, можно будетъ даже похвастать, что убилъ его я. Въ самомъ дѣлѣ, почему жъ ему было не вскочить такъ же, какъ вскочилъ я? Свидѣтелей нѣтъ, значитъ -- и уличать некому. (Колетъ трупъ). Вотъ тебѣ, негодяй! Ну, а теперь, съ новой раной на бедрѣ, пойдемъ-ка, я приберу тебя подальше. (Взваливаетъ трупъ на спину).

(Входятъ принцы Генрихъ и Іоаннъ).

   Пр. Генрихъ. Довольно, братъ, ты славно накормилъ
             Сегодня мечъ.
   Пр. Іоаннъ.           Постой, ты говорилъ мнѣ,
             Что этотъ жирный человѣкъ убитъ.
   Пр. Генрихъ. Я видѣлъ самъ, какъ онъ лежалъ безъ жизни...
             Ты живъ иль мертвъ? Отвѣть намъ! Говори!
             Иль ты одна игра воображенья?
             Отвѣть! Мы ждемъ! Глазамъ мы не повѣримъ,
             Покуда ты не скажешь, то ли ты,
             Чѣмъ кажешься.
   Фальстафъ. Разумѣется то:-- я не двойникъ. Но если я не Джакъ Фальстафъ, такъ просто Джакъ. Вотъ вамъ Перси. (Бросаетъ трупъ на землю). Если твой отецъ меня наградитъ -- хорошо, если же нѣтъ -- пусть убиваетъ самъ другого Перси. Я гляжу теперь прямо въ герцоги или въ графы.
   Пр. Генрихъ. Что ты городишь? Я убилъ Перси и видѣлъ тебя мертваго.
   Фальстафъ. Ты? О, Господи, какимъ лживымъ сталъ нынче свѣтъ! Я согласенъ, что ты меня видѣлъ на землѣ безъ дыханія вмѣстѣ съ нимъ; но мы оба вскочили вдругъ и сражались цѣлый часъ по шрювсбёрійскимъ часамъ. Если вѣрите -- хорошо, если жъ нѣтъ -- пусть грѣхъ падетъ на головы тѣхъ, кто обязанъ награждать храбрость. Я поклянусь, чѣмъ хотите, что нанесъ ему эту рану въ бедро. Если бъ онъ былъ живъ и отрекся -- я заставилъ бы его съѣсть кусокъ моего меча.
   Пр. Іоаннъ. Я ничего не слыхивалъ чудеснѣй.
   Пр. Генрихъ. Да трудно отыскать и человѣка
             Чуднѣй чѣмъ онъ!.. Ну, что жъ!-- вали скорѣй
             На спину трупъ, какъ должно, съ важнымъ видомъ,
             И если ложь тебѣ доставить можетъ
             Награду или милость -- я готовъ,
             Пожалуй, поддержать ее... Идемъ,
             Любезный братъ,-- трубятъ отбой, намъ надо
             Узнать, кто живъ и кто погибъ въ бою.

(Уходятъ принцы Іоаннъ и Генрихъ).

   Фальстафъ. Онъ говорилъ что-то о наградѣ; пойду-ка за нимъ, и да пошлетъ Господь всякихъ благъ тому, кто меня наградитъ! Если меня возвеличатъ почестями -- я похудѣю, приму слабительное, брошу пить хересъ и начну жить, какъ прилично дворянину. (Уходитъ, неся трупъ).
   

СЦЕНА 5-я.

Другая часть поля.

(Трубы. Входятъ король Генрихъ, пр. Генрихъ, пр. Іоаннъ, Вестморландъ и войско; за ними Ворстеръ и Вернонъ подъ стражей).

   Король. Таковъ всегда конецъ бываетъ бунта.
             Коварный Ворстеръ, развѣ я вчера
             Не предлагалъ прощенье вамъ и милость?
             Зачѣмъ же ты нарочно исказилъ
             Мои слова, употребя во зло
             Довѣріе племянника? Когда бы
             Ты велъ переговоры съ нами честно --
             Три рыцаря, одинъ достойный графъ
             И многіе убитые сегодня
             Еще теперь бы наслаждались жизнью.
   Ворстеръ. Я дѣлалъ, что велитъ самохраненье,
             И предаюсь безропотно судьбѣ
             Теперь, когда она неотвратима.
   Король. Пусть отведутъ Вернона и его
             Сейчасъ на казнь. Объ остальныхъ рѣшенье
             Объявимъ мы потомъ... Ну, какъ дѣла,
             И что нашъ бой? (Стража уводитъ Ворстера и Вернона).
   Пр. Генрихъ. Дугласъ, увидя въ страхѣ,
             Что счастье битвы обратилось къ намъ,
             Что храбрый Перси палъ, и вражье войско
             Разсѣяно -- бѣжалъ и самъ съ другими,
             Но въ бѣгствѣ онъ упалъ и такъ расшибся,
             Что взятъ на мѣстѣ въ плѣнъ. Его снесли
             Въ мою палатку. Разрѣшите мнѣ
             Располагать имъ, государь.
   Король.                               Охотно.
   Пр. Генрихъ. Братъ Іоаннъ, хочу тебя почтить
             Я лестнымъ порученьемъ: объяви,
             Что я велѣлъ освободить Дугласа,
             Пусть знаетъ онъ, что храбрость и величіе
             Умѣемъ чтить мы даже во врагахъ;
             А онъ ихъ доказалъ на нашихъ шлемахъ.
   Пр. Іоаннъ. Благодарю за лестное вниманье.
             Я тотчасъ же исполню твой приказъ.
   Король. Теперь должны мы раздѣлить войска.
             Лордъ Вестморландъ,-- вы съ сыномъ Іоанномъ
             Пойдете въ Іоркъ смирить Нортумберланда
             Съ епископомъ: они, какъ намъ сказали,
             Готовятся усиленно къ отпору.
             Мы съ Генрихомъ отправимся въ Уэльсъ,
             Чтобъ встрѣтить Глендоуера съ графомъ Марчскимъ.
             Еще одно подобное сраженье --
             И навсегда умолкнетъ возмущенье;
             Не вложимте жъ мечей своихъ въ ножны,
             Пока не успокоимъ всей страны! (Уходятъ).
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Въ подлинникѣ король говорить: "No more the thirsty entrance of this soil shall daub her lips with her own childrae's blood". Слово "entrance" значитъ собственно входъ, но здѣсь употреблено въ смыслѣ ротъ или уста. Потому смыслъ этой фразы будетъ: "жаждущія (или жадныя) уста этой почвы (т.-е. Англіи) не будутъ обагрять губъ кровью собственныхъ дѣтей." Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ слово "entrance" замѣнено выраженіемъ "Erinny's", т.-е. Эринніи (или Фуріи), и тогда должно читать: жадныя фуріи не будутъ обагрять и т. д. Въ переводѣ принятъ" первый смыслъ.
   2. Дѣйствіе этой сцены происходитъ въ 1403 году.
   3. Въ подлинникѣ король, извѣщая о прибытіи Блента, говоритъ, что онъ явился "Staind with the variation of each soil", т.-е. буквально: запятнанный (забрызганный) всѣми перемѣнами почвы, т.-е. пыльный и загрязненный отъ быстрой ѣзды.
   4. Въ то время существовало повѣрье, что духи (Эльфы) воровали и подмѣнивали новорожденныхъ дѣтей. Объ этомъ упоминается въ многихъ пьесахъ.
   5. По военнымъ законамъ тогдашняго времени, полководецъ, одержавшій побѣду, имѣлъ право распоряжаться по своему усмотрѣнію взятыми въ плѣнъ.
   6. Въ подлинникѣ: "that wandering knight so fair", т.-е. этотъ прекрасно блуждающій рыцарь. Такъ называлось солнце, и сама фраза взята изъ одной старинной баллады.
   7. Въ подлинникѣ Фальстафъ говоритъ, что милости принцу не будетъ даже настолько, чтобъ сдѣлать прологъ къ яйцу съ масломъ. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   8. Въ подлинникѣ принцъ называетъ Фальстафа: "my old lad of the castle", т.-е. мой старый шалунъ замка. Въ этой фразѣ намекъ на имя Фальстафа, который по первоначальной редакціи пьесы былъ названъ Ольдкзстлемъ (old -- старый и casle -- замокъ).
   9. Въ подлинникѣ принцъ, отвѣчая на похвалу Фальстафа хозяйкѣ, говоритъ: "and is not a buff jerkin а most sweet robe of durance?", т.-е., не правда ли, что лосиныя куртки сладчайшая (въ смыслѣ прекрасная) и прочная одежда? Лосиныя куртки носили полицейскіе сторожа, которыхъ обязанность была арестовывать и отводить въ тюрьмы, и принцъ намекаетъ этимъ, что Фальстафъ можетъ тоже туда попасть за долги его хозяйкѣ. Буквальный переводъ не имѣлъ бы смысла.
   10. Въ подлинникѣ принцъ на слова Фальстафа, что онъ готовъ ему служить, говоритъ: "for obtaining of suit s", а Фальстафъ отвѣчаетъ: "Yes, for obtaining of suit s whereof the kangmen hath no lean wardrobe".-- Эта реплика основана на двойномъ значеніи слова suits, которое значитъ милость и платье. Принцъ говоритъ, что Фальстафъ будетъ служить ради милостей (suits), а тотъ, принимая слово suits въ смыслѣ платья, возражаетъ, что если онъ будетъ, какъ говоритъ принцъ, служить палачомъ, то разбогатѣетъ платьями казненныхъ, которыя по закону принадлежали палачу.
   11. Мясо зайца считалось приводящимъ въ меланхолію. Мурскій ровъ было нечистое, болотистое мѣсто близъ Лондона.
   12. Эти слова -- стихъ изъ притчей Соломоновыхъ.
   13. Въ хересъ, по обычаю того времени, примѣшивали сахаръ.
   14:. Въ подлинникѣ здѣсь игра словъ. Фальстафъ говоритъ принцу: "thou com'st not of the blood royal, if thou darest not stand for ten shilling", т.-е. буквально: ты не королевской крови (blood royal), если боишься добыть десятокъ шиллинговъ. Но слово royal значило также монета -- реалъ, равнявшаяся десяти шиллингамъ, и потому въ этомъ смыслѣ слова Фальстафа значатъ: "Ты не стоишь реала, если не можешь добыть десять шиллинговъ". Но эту же фразу можно понять: "въ тебѣ нѣтъ ничего королевскаго" (royal).
   15. Въ подлинникѣ принцъ, прощаясь съ Фальстафомъ, называетъ его "all-hallow summer".-- Словомъ all-hallow означался день всѣхъ святыхъ, праздновавшійся 1 ноября, т.-е. поздно осенью. Въ переводѣ употреблено соотвѣтственное по смыслу русское выраженіе.
   16. Ричардъ II, отправляясь незадолго до своего низложенія въ Ирландію (см. этюдъ къ этой пьесѣ т. VII), назначилъ своимъ наслѣдникомъ Эдмунда Мортимера, потомка второго сына Эдварда III Ліонеля. Шекспиръ, впрочемъ, здѣсь смѣшалъ Эдмунда съ его дядей.
   17. Въ подлинникѣ Готспоръ говоритъ: "пусть опасность прострется отъ востока къ западу, лишь бы ее перекрестила честь съ сѣвера на югъ".
   18. Въ подлинникѣ: "but out upon tlils half fac'd fellowship", т.-е. буквально: прочь съ такимъ полулицевымъ товариществомъ.
   19. Въ подлинникѣ: "he apprehends a world of figures here", т.-е. буквально: онъ выдумываетъ міръ фигуръ (въ смыслѣ призраковъ).
   20. Это -- слова Генриха VII въ хроникѣ "Король Ричардъ ІІ" (2-я сц. Д. II).
   21. Въ подлинникѣ здѣсь игра словъ: Ворстеръ говоритъ, что имъ очень важно: "to save our heads by raising of а head", т.-е. буквально: спасти наши головы (head), установивъ начальство (head -- въ смыслѣ организаціи войска).
   22. Въ подлинникѣ извозчикъ говоритъ: "Charle's wain", т.-е. колесница Карла. Такъ называлось созвѣздіе Большой Медвѣдицы.
   23. Въ то время было повѣрье, что въ рыбѣ этой водились блохи.
   24. Мальчикъ на зовъ Гэдсхиля отвѣчаетъ пословицей: "at hand quoth pick purse", т.-е.: сейчасъ, отвѣчаетъ воръ (въ смыслѣ торопливо, какъ торопятся воры).
   25. Въ подлинникѣ Гэдсхиль говоритъ: "наткнуться на школьниковъ святого Никольса". Такъ называли воровъ, а Никольсомъ или просто старымъ Никомъ звали дьявола.
   26. Троянцами называли гулякъ и кутилъ.
   27. Въ подлинникѣ здѣсь игра словомъ: boot -- которое значитъ добыча и сапоги. Гэдсхиль говоритъ, что мошенники дѣлаютъ государство Commonwealth -- въ смыслѣ народа или публики своей добычей (boot); а мальчикъ, принимая слово boot въ смыслѣ сапоги, возражаетъ вопросомъ: промокаютъ ли эти сапоги въ дурную погоду? Въ переводѣ пришлось замѣнить эту игру словъ другою.
   28. Въ подлинникѣ: "fern seed" -- папоротниковое сѣмя (filix). Было повѣрье, что сѣмя это, собранное съ извѣстными обрядами, дѣлало невидимкой.
   29. Латинское слово homo значитъ человѣкъ. Гэдсхиль хочетъ сказать этимъ, что всѣ люди равны, а потому сказать честный человѣкъ или воръ -- одно и то же.
   30. Здѣсь игра значеніемъ слова "colt", которое значитъ дурачить (смѣяться), а также лошадь. Фальстафъ говоритъ: "не стыдно ли вамъ дурачить (colt) меня такъ?", а принцъ, принимая слово colt въ значеніи "лошадь", отвѣчаетъ: "thou art not col te d, thou art un colted", т.-е. ты не одураченъ, а ссаженъ съ лошади. (Uncolt -- лишенъ лошади, т.-е. ссаженъ съ нея).
   31. Здѣсь также игра значеніемъ слова: gaunt, которое значитъ худоба. Но слово это было также родовымъ именемъ дѣда принца, Джона Гонта. (См. прим. 23 къ "Ричарду II").
   32. Въ старыхъ изданіяхъ этотъ монологъ принца напечатанъ прозой, но очень напоминающей по размѣру стихи; былъ потомъ переложенъ.
   33. Готспоръ читаетъ письмо отъ своего союзника, графа Денбара Марчскаго въ Шотландіи, который отказался участвовать въ затѣянномъ возмущеніи.
   34. Слово "Espérance" было девизомъ рода графовъ Перси.
   35. Коринѳянами называли постоянныхъ веселыхъ посѣтителей трактировъ и публичныхъ домовъ.
   36. Въ тогдашнихъ трактирахъ комнаты назывались особыми именами.
   37. См. предыдущее примѣчані е.
   38. Здѣсь принцъ описываетъ костюмъ трактирщика, хозяина Френсиса.
   39. Въ послѣднихъ словахъ принца, повидимому, совершенная безсмыслица. По крайней мѣрѣ смыслъ ихъ не разъясненъ ни однимъ изъ комментаторовъ. Можетъ-быть, принцъ говоритъ такъ нарочно, чтобъ еще болѣе сбить съ толку мальчика.
   40. Въ подлинникѣ принцъ выражаетъ эту мысль довольно натянутой метафорой: "если ты не видалъ, какъ разнѣжившійся Титанъ цѣлуетъ чашу съ масломъ, то взгляни на эту смѣсь".-- Титанъ -- Аполлонъ, или солнце.
   41. Въ хересъ примѣшивали известь, чтобъ онъ казался крѣпче.
   42. Ткачи были по большей части пуритане и славились искусствомъ пѣнія псалмовъ.
   43. Ессе signum -- вотъ доказательство.
   44. Въ послѣднихъ словахъ Фальстафа и репликѣ Пойнса совершенно непереводимая игра словъ. Фальстафъ, говоря, что у враговъ, съ которыми онъ сражался, переломились мечи, употребляетъ выраженіе "points", т.-е. острія (мечей). Но словомъ "points" назывались также крючки, которыми въ то время пристегивалось нижнее платье. Пойнсъ, принимая это слово въ послѣднемъ смыслѣ, говоритъ, что если у сражавшихся переломились крючки, то вслѣдствіе этого свалились штаны (down feil their hose).
   45. Въ подлинникѣ: "as plenty as blackberries", т.-е. дешевле ежевики.
   46. Въ подлинникѣ здѣсь игра словъ. Хозяинъ говоритъ, что пришелъ -- "а nobleman", т.-е. дворянинъ. Нобль (noble) была монета, и кто ее получалъ, того въ шутку звали nobleman (дворянинъ). Реалъ (royal) былъ также монетой, стоившей дороже, и принцъ, принимая слово въ этомъ смыслѣ, говоритъ: "giye him as much, as will make him a royal man", т.-е. придай къ ноблю столько, чтобъ вышелъ реалъ. Въ переводѣ этого невозможно было передать.
   47. У Вэрдольфа былъ огромный красный носъ. Принцъ, говоря, что Бэрдольфъ побѣжалъ, несмотря на то, что у него, кромѣ меча, былъ огонь, намекаетъ на это.
   48. Здѣсь непереводимая игра словами: "cbtoler" -- желчь и "collar" -- петля. Бэрдольфъ говоритъ, что насмѣшки принца надъ его краснымъ носомъ могутъ довести до желчи (choler -- въ смыслѣ ссоры), а принцъ возражаетъ, что Бэрдольфъ скорѣе доведетъ себя своими продѣлками до петли (collar).
   49. Шотландцы носили синія шапки, отчего ихъ и называли синешапочниками (blue-caps).
   50. Въ то время короли, въ случаѣ смутъ, нерѣдко конфисковывали земли вліятельныхъ лицъ по одному подозрѣнію, вслѣдствіе чего земли падали въ стоимости и продавались за безцѣнокъ.
   51. Намекъ на современную пьесу Престона: "А lamentable tragedy mixed fall of pleasant mirtk containing the life of Cambyses, king of Persia" (1570 г.), т.-е. "Плачевная трагедія, перемѣшанная съ забавными шутками и содержащая описаніе жизни царя персидскаго Камбиза".
   52. Фальстафъ называетъ здѣсь хозяйку -- "tickle-brain", буквально: щекотка мозга. Полагаютъ, что такъ звался какой-нибудь крѣпкій напитокъ.
   53. Это -- фраза изъ романа Лили: "Эвфуесъ", отличавшагося чрезвычайной цвѣтистостью и вычурностью выраженій, что было тогдашней литературной модой.
   54. Въ двухъ послѣднихъ фразахъ Фальстафа непереводимая игра созвучіемъ словъ sun -- солнце и son -- сынъ.
   55. Мѣстечко Мэништри въ Эссексѣ славилось пастбищами скота. Въ торжественные дни жители выбирали самаго крупнаго быка и жарили его цѣликомъ.
   56. Пословица: "the devil rides upon tlie fiddlestick", т.-е. дьяволъ скачетъ верхомъ на смычкѣ. Смыслъ не объясненъ. Въ "Генрихѣ YHJb есть такое же выраженіе: пусть они ускачутъ къ дьяволу верхомъ на смычкѣ.
   57. Лѣтописи дѣйствительно говорятъ, что въ день рожденія Глендоуера были замѣчательныя явленія на землѣ и на небѣ.
   58. Послѣднія слова Готспора -- пословица: "tell truth and shame the devil", т.-е., говори правду -- и ты пристыдишь дьявола.
   59. Въ послѣднихъ словахъ Глендоуера и отвѣтѣ Готспора игра двойнымъ значеніемъ словъ: "boot", которое значитъ: добыча, а также сапоги. Гдендоуеръ говоритъ, что Генрихъ послѣ битвы съ нимъ уходитъ "bootless", т.-е. безъ добычи; а Готспоръ, понимая это въ смыслѣ: безъ сапогъ, насмѣшливо спрашиваетъ, какъ же онъ не схватилъ лихорадки? Въ переводѣ пришлось замѣнить редакцію по возможности.
   60. Въ подлинникѣ Готспоръ говоритъ, что ему пріятнѣй стиховъ слушать: "верченье мѣднаго подсвѣчника" (а brazen candlesstick turn'd). Подразумѣвается: на токарномъ станкѣ, при чемъ металлъ даетъ рѣзкій, непріятный звукъ.
   61. Въ этой фразѣ -- комплиментъ королевѣ Елисаветѣ, бывшей большой любительницей музыки и пѣнія.
   62. Въ подлинникѣ лэди Перси говоритъ: "go, уе giddy goose",-- что можно перевести буквально: ну, ну, неугомонный гусь. Въ переводѣ это прозвучало бы слишкомъ неловко.
   63. Этими словами лэди Перси также хочетъ заставить Готспора держать себя спокойнѣй. Всѣ эти фразы рисуютъ его неугомонный характеръ.
   64. Въ подлинникѣ: "a mouth filling oath", т.-е. клятва, наполняющая весь ротъ.
   65. Принцъ Генрихъ лишился мѣста въ совѣтѣ короля за пощечину, данную имъ верховному судьѣ. Это случилось, впрочемъ, позже эпохи, выведенной въ настоящей пьесѣ.
   66. Въ подлинникѣ: "enfeoff d himself to popularity", т.-е. буквально: сдѣлался вассаломъ простого народа.
   67. Этими словами Фальстафъ смѣется надъ краснымъ носомъ Бэрдольфа. На адмиральскихъ корабляхъ зажигался красный огонь на кормѣ, чтобъ имъ могла руководиться плывущая сзади эскадра.
   68. Въ подлинникѣ: "dame partlet",-- это было имя курицы въ поэмѣ "Рейнеке-Лисъ."
   69. Принцъ, дѣлая видъ, будто играетъ на своемъ начальническомъ жезлѣ, какъ на флейтѣ, хочетъ этимъ показать, что онъ помирился съ отцомъ и снова получилъ этотъ жезлъ.
   70. Арестованныхъ водили въ Нюгетскую тюрьму, сковывая ихъ попарно.
   71. Вареный черносливъ былъ однимъ изъ кушаній, обыкновенно подававшихся въ публичныхъ домахъ. Далѣе Фальстафъ говоритъ, что "дѣвица Маріанна будетъ скорѣе чьей-нибудь женой, чѣмъ хозяйка Куикли". Дѣвицей Маріанной назывался мужчина, переодѣвавшійся женщиной для участія въ комической пляскѣ. Буквальный переводъ этого выраженія не имѣлъ бы въ русскомъ текстѣ смысла.
   72. Въ то время въ поясахъ носили деньги. Принцъ, отвѣчая Фальстафу, хочетъ сказать, что онъ, какъ сидящій всегда безъ денегъ, ничего не потеряетъ, если бъ даже поясъ его лопнулъ дѣйствительно.
   73. Въ подлинникѣ Воретеръ говоритъ, что отсутствіе отца Готспора -- "draws a curtain, that shows the ignorant a kind of fear", т.-е. буквально: приподнимаетъ занавѣсъ, который обнаружитъ незнающимъ дѣла признакъ страха.
   74. Бэрдольфъ, говоря о стоимости хереса, употребляетъ выраженіе, что она -- "makes an angel", т.-е. буквально: сдѣлаетъ (въ смыслѣ составитъ) ангела. А Фальстафъ, принимая слово: make въ прямомъ смыслѣ: дѣлать, отвѣчаетъ, что если она сдѣлаетъ ангела или хоть двадцать ангеловъ, то Бэрдольфъ монета взять ихъ за труды. Эту довольно натянутую игру словъ трудно было передать.
   75. По англійскимъ законамъ старшій сынъ наслѣдовалъ все имущество отца, и потому младшіе братья оставались бѣдняками, вслѣдствіе чего младшіе сыновья этихъ братьевъ дѣлались нерѣдко совершенными нищими.
   76. Голлиншедъ говоритъ въ своей лѣтописи, что король Генрихъ сдѣлалъ возставшимъ лордамъ всевозможныя уступки, какія только позволяло его достоинство, но Воретеръ, вернувшись послѣ переговоровъ, представилъ своему племяннику Готспору все дѣло въ превратномъ видѣ.
   77. Этими словами Ворстеръ намекаетъ на то, что имя Готспора значило горячая шпора, и что его могутъ извинить именно за его горячій нравъ.
   78. Принцъ Генрихъ родился въ Монмоусѣ и потому носилъ это имя.
   79. См. примѣчаніе 34.
   80. Въ подлинникѣ здѣсь игра значеніемъ слова: shot, которое значитъ выстрѣлъ, а также трактирный счетъ.
   81. Туркой Григоріемъ звали папу Григорія VII за его деспотическій характеръ, напоминавшій турецкихъ султановъ.
   82. Здѣсь игра словами: "Percy" -- имя Готспора и "pieree" -- проткнуть. Фальстафъ говоритъ: что если Перси (Percy) живъ, то онъ его проткнетъ (pieree).
   83. Голлиншедъ разсказываетъ, что принцъ Генрихъ, несмотря на свою молодость, отличился въ битвѣ при Шрювсбёри и былъ раненъ стрѣлою въ лицо.
   84. Кто убилъ Готспора, осталось неизвѣстнымъ.
   85. Въ подлинникѣ здѣсь довольно натянутое выраженіе "in weav'd ambition; how much art thou schnnk!", т.-е. буквально: Дурно сознанное честолюбіе, какъ ты съежилось!
   86. Въ подлинникѣ принцъ говоритъ, что закроетъ лицо Готспора своими "favours". Такъ называли получаемые рыцарями изъ рукъ дамъ шарфы въ видѣ трофеевъ послѣ турнировъ.
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов